Недостройка

Недостройка

Июнь 2017 года, Стокгольм, Швеция

В Арланде было какое-то столпотворение, задержали что ли несколько рейсов или у них там планово такой пассажирооборот невменяемый, сложно сказать. Но протискиваться к своему гейту пришлось довольно тяжело и долго. А потом ещё и в очереди больше часа провели, я уж думал, не успею зарегистрироваться и придётся экстренные меры предпринимать, но нет, обошлось... да, со мной же вместе была девочка Яночка, технолог из параллельной службы. Так-то мы на переговоры летали с такой многопрофильной конторой под названием "Альфа Лаваль", разные прибамбасы для наших производственников собираемся прикупить, понадобились консультации на месте, вот и послали меня с Яной.

Проконсультировались, да... по-английски говорят все шведы без исключения, причем на очень хорошем английском, лучше, чем у меня например, так что проблем в консультациях мы никаких не имели — утвердили перечень закупаемого, написали список необходимых доработок, выбили небольшой дисконт, в связи с чем хозяева нашего бизнеса в Вацапе обещали лично мне некое поощрение по приезде, так что поездка была в высшей степени успешной.

В оставшееся свободным время прошвырнулись с Яной по шведской столице, да... город большой, чистый, приморский, шведки высокие, спортивные, беленькие и через одну привлекательные, пиво вкусное, королевский дворец стоит на месте, смена караула только рассмешила, как бы это описать-то... ну это по сравнению с тем, что на Красной площади происходит, это как постановка новогоднего представления со Снежинками и Бабой-Ягой на детском утреннике на фоне балета Большого театра "Щелкунчик"... но и то, что нам показали краснощёкие здоровенные шведы, тоже было прикольно. Необъятные океанские паромы с торговой маркой Силья-лайн в центре города впечатлили отдельно — я всё думал, глядя на них, а что, если эта дура на скалу какую наскочит или при развороте не впишется в фарватер, что тогда? Там же пара тысяч пассажиров запросто влезает, кто и как их спасать будет?

И ещё искал сувенир с Карлсоном, который, как всем хорошо известно, летает на собственном пропеллере и живёт на крыше — моим главным потрясением от Швеции было то, что Карлсон, как культурный артефакт, в Швеции отсутствует. Совсем нету его нигде, в отличие от Пеппи-Длинного-Чулка и Муми-Троллей, которые на каждом углу в десятке разновидностей лежали. Нашёл только магнитик в детском каком-то парке на Юргордене. Спросил у шведов на Альфа-Лавале, отчего это так? Всё оказалось чрезвычайно просто, как мне объяснили альфа-лавалевые шведы, ну ты сам посуди, Энтони, сказали они — Карлсон же это практически асоциальный тип без определённого места жительства, раз, без официальной работы, два, на что существует, не совсем ясно, и наконец, имеет подозрительную склонность к маленьким мальчикам. Не, ты не подумай, продолжили они в приватном порядке, мы люди толерантные и с самыми широкими взглядами, но вот всё это вместе взятое, а особенно маленькие мальчики, накренили чашу весов так сильно, что Карлсончика просто взяли и люстрировали из нашей культуры. Такие дела...

И еще пара моментов запомнились... первый это памятник Ленину, самый оригинальный наверно в мире — кусок рельса, вделанный в бетон, вот и весь памятник. Там была такая история, что Ильич в апреле 17 года ехал из Щвейцарии в Питер в пломбированном вагоне, а по дороге у него случился Стокгольм, и здесь он не удержался и принял участие в демонстрации трудящихся. А во время этой демонстрации фотограф поймал момент, когда он переходил через трамвайные рельсы, и этот снимок стал типа культовым... дальнейшее, надеюсь, понятно. А второй момент, это туалеты юнисекс, у них там почти все такие — зашёл я в один такой, закрываю за собой дверь в кабинку, а запора там нет, ну и пока я свои дела делал, мою кабинку, не занята ли, проверили человек десять, все женского пола... непривычно, что и говорить...

Но всё в этой жизни, как известно, когда-нибудь да заканчивается, подошёл к финалу и срок нашего с Яной пребывания в гостеприимной столице страны, подарившей миру одноименные стенку, семью и автомобили Вольво. Кстати про Яночку — не подумайте чего-нибудь лишнего, не было у нас с ней ничего такого, хотя я, если совсем уж честно, не отказался бы чего-то такого. Но не сложилось, отшила она меня сразу и жёстко, бывают в жизни такие обломы... так и улетали мы из стокгольмского аэропорта Арланды друзьями.

На дорожку закупились в дьютике-фри, Швеция же это страна принудительной трезвости, спиртное здесь только в специально организованных местах продаётся (в Стокгольме в трёх что ли) и только в специальное время, с 11 до 17, как при позднесоветском строе, и их ещё поискать надо, эти места, а в обычных Севен-Илеванах и Лидлах только пиво до 3,5 градусов. Так что я взял примеченный зелёный Гленфиддич двенадцатилетней выдержки, давно хотел, а тут он штабелями лежит и по достаточно дружественной цене, а Яна прикупила Мартини какое-то хитрое, тоже недорого. С этим добром в заклеенных наглухо пакетах (в дьютике спросили — с пересадкой летите? нет, ответили мы, стронгли дайректли ту Москау, ну тогда, сказали нам, можете пакет распечатать, когда на борт зайдёте, но не ранее), ну мы и распечатали, а потом немедленно приняли по стопарику... а потом я заснул очень быстро и больше ничего не запомнил, даже взлёта посреди шведских скал, поросших красивым зелёненьким мхом...

Июнь 1987 года, борт самолёта где-то над Сибирью

А проснулся я в каком-то абсолютно другом самолёте — вылетали-то мы на вдоль и поперёк знакомом комфортабельном Эйрбасе-319, где мягкие кресла и жидкокристаллические экраны над каждым пассажиром, а тут всё строго и аскетично, кресло жёсткое, экранов никаких, расстояние между рядами минимальное, коленки упираются. И стюардесса в необычном наряде прошла, вроде б только что у неё красно-серая гамма была, а не сине-белая.

Посмотрел вокруг — Яночки нету, а есть непонятные ребята и слева, и через проход... пригляделся — мать же моя женщина, это мои коллеги... ну бывшие коллеги по институту, из которого я ушёл двадцать лет назад. Молодые все, максимум 25 лет... на себя что ли тоже посмотреть, подумал я и вышел в сортир — из зеркала на меня глянул я в возрасте тех же примерно 25 лет, что и мои соседи... ну и рожа у тебя, Шарапов, успел ещё подумать я, возвращаясь назад. Дату, куда меня занесло, определил по журналу Огонёк, которым накрылся мой сосед — на журнале было написано "Љ21, июнь 1987 года".

Ну так-таки так, дорогой ты мой Антоша Яблочкин (так меня зовут), ты конкретно попал на 30 лет назад и летишь сейчас, если тебе не изменяет память, на полуостров Камчатка выполнять важную партийно-хозяйственную задачу, поставленную руководством института в свете решений 26 съезда КПСС. В течение следующего часа меня достаточно жёстко колбасило и плющило попеременно, а на исходе этих часовых размышлений я решил, что да и хрен бы с ним, чего я там забыл в этом 2017 году, кроме нажитых болячек и скорой пенсии, а тут всё движуха какая-то. Будем жить и выживать, больше ничего не остаётся, а пока, Антоша, сиди и вспоминай всё про это важное хозяйственное задание, и что ты конкретно должен делать при его выполнении, и кто тут с тобой рядом летит — а то нехорошо получится, если начнёшь в показаниях путаться... с горем пополам за следующий час с хвостиком кое-что припомнил и рукой махнул, сошлюсь на плохую память, если что.

Я очередной раз посмотрел в иллюминатор и опять ничего не увидел, кроме непроглядной темени — на моих часах было восемь вечера, значит прибавляем примерно четыре-пять часов разницы в поясах и получаем район полуночи, мы где-то над Байкалом. ТУ-154 хорошая, конечно, машина, надёжная и вместительная, но запаса топлива ему хватает максимум на три тыщи км, а это значит что? Правильно — каждые три, а лучше две с половиной тыщи км ему необходимо присесть и подзаправиться. В Омске, как я это вытащил из памяти, мы уже приземлялись (из самолёта на период заправки всех выгоняют к чёртовой матери, так что я имел достаточно времени, чтобы заценить омский аэропорт — однояйцевый близнец нашего, по типовой схеме строили), следующая, значит, посадка вот-вот должна быть, в славном городе Чите, если в этом мире ничего не изменилось.

Кормить нас ночью со всей очевидностью не будут, так что через Читу мы проедем голодными... ну можно в ларьке что-то прикупить, подумал я и тут же себя одёрнул — круглосуточные ларьки через несколько лет только образуются. И даже кафе там скорее всего на ночь закрыто будет, так что займёмся-ка мы лечебным голоданием. Ожил микрофон над дверью пилотской кабины, сказавший нам деревянным голосом, что самолёт начал снижение к аэропорту города Чита, просьба пристегнуть ремни и не курить в течение всего процесса снижения и посадки. Температура воздуха в аэропорту ожидается в районе восьми градусов. По шкале Цельсия. Зашибись.

Чита не поразила моего воображения, аэропорт снова был ровно такой же, как и два предыдущих, в инкубаторе что ли их выращивают? Со мной вылезли из самолёта все четыре члена, так сказать, нашей команды — старшОй, начлаб Кротов Евгений Петрович (или попросту Петрович) и трое младших. Научных сотрудников. Со мной вместе мнс-ов получается четверо — Серёжа, заслуженный турист России, Андрей, шустрый и весёлый, чем-то похожий на молодого Ярмольника, и Саша Мыльников, этого последнего почему-то все зовут геноссе Мыльников, убей вот не знаю, почему. И я, Антон Яблочкин, последний по алфавиту, но не по значению.

Тут наверно надо сказать хотя бы пару слов, кто мы такие и что делаем посреди бескрайних лесов Сибири в двенадцать часов ночи... пожалуйста, скажу. Мы работаем в одном маленьком, но довольно-таки большом академ-институте в центральной России, а институт этот участвует в одной маленькой, но довольно-таки важной народнохозяйственной теме, имеющей большое оборонное значение, и руководство отдела определило вот нас пятерых как сопровождающих груз электронно-вычислительной техники и разной сопутствующей периферии. На полуостров Камчатку, да. Нет, не в Петропавловск-Камчатский, Питер по-местному, в котором, как все хорошо знают, всегда время полночь, через него мы транзитом проезжаем. А в маленькую воинскую часть с номером N в полутора сотнях километров от него, до которой ещё как-то добраться предстоит. Ну вот нас определили, мы и сопровождаем...

Компьютеры, если кто-то забыл, в те времена укромные и теперь почти былинные были размером не с ладонь, и даже не с тумбочку. Да и не со шкаф тоже. Величиной с хорошую стенку они были, с мебельную стенку — два метра в высоту, четыре в ширину и метр почти в глубину. Шла эта канитель под названием СМ-4, это за которую я отвечаю, а другая, которая под сергунькиным присмотром была, это Электроника-100/25, впрочем по набору элементов, операционной системе и мощности это почти что брат-близнец моей, не знаю, зачем отечественная промышленность наплодила одинаковых уродцев под разными трейд-марками. Весили наши две, значит, ЭВМ, по полторы сотни кг каждая, ладно ещё, что их можно было разбить на 4-5 составляющих, процессор отдельно, оперативную память отдельно, дисковые накопители вкупе с магнитными стриммерами тоже (про монитор с клавиатурой весом в три полных кг уж не будем), которые уже можно передвигать вдвоём без риска нажить грыжу. И еще была пара ящиков с разной периферией.

Но ладно, хватит пока об этом, потом как-нибудь продолжу про матчасть, а пока Андрей достаёт из своей сумки через плечо бомбу портвейна под названием "Три топора" и предлагает дерябнуть по маленькой — в аэропортах пока что вегетарианские времена, любую жидкость можно проносить на борт. Исключая легковозгораемые материалы — бензин там или чистый спирт нельзя, а вот алкоголесодержащие препараты запросто.

— Я не против, — отвечаю я, переглянувшись с коллегами.

— А я не буду, — твёрдо заявляет Сергуня, он у нас упёртый и твердокаменный турист, почему-то не пьёт алкоголь вне туристических маршрутов.

— Давайте сыграем в демократию, — предлагает Петрович, он среди нас больше других читает перестроечную прессу и даже ходит на перестроечные митинги, — кто хочет, пусть выпивает, кто не хочет, может заняться самосовершенствованием.

— А также самофинансированием, — добавляю я, — и хозрасчётом.

— А ты сам-то как? — спрашивает Андрюха старшего, — за демократию и гласность или против?

— А за, — скромно отвечает Петрович, доставая из своей сумки складной пластиковый стаканчик, остальные, ну кроме Серёжи, тоже достают посуду.

— Вот и ладушки, — радостно разливает портвейн Андрюха, — давайте за перестройку что ли...

— И новые мЫшление, — добавляю я.

— Не торопись, — замечает молчавший до этого времени геноссе Мыльников, — за мЫшление это второй тост будет.

— Согласен, — откликаюсь я и немедленно выпиваю свой стакан.

Ой, какая ж гадость, граждане судьи, этот портвейн три семёры. Впрочем Агдам с Азербайджанским нисколько не приятнее — по мне, так лучше водки пока ещё ничего не придумали. Закусываем плавленым сырком "Дружба", разломленным на четыре части. Серёже не дали — нехрен продукт переводить на непьющего.

— А кто что про Читу знает? — спрашивает Андрюха. — Как-никак мы тут первый и наверно последний раз оказались.

— Я знаю, — отзывается Петрович, — тут где-то рядом буряты живут. И ещё Монголия под боком. И зимой очень холодно.

— И еще в Мимино про неё поют, — добавляю я.

— Это в каком месте? — спрашивает любознательный Саня.

— Ну как же... чита-грита, чита-маргарита, вах...

— Да, действительно, — подхватывает Андрюха, — ну давайте прикончим уже этот портвейн, не пропадать же добру.

А мы и не возражаем, подставляя опустевшую тару.

— Грызут меня тяжкие сомнения, — делюсь я с остальными, выпив очередную дозу розовой гадости, — заработает ли вся наша электроника после перевоза её на другой край света...

Из своей памяти я извлёк, конечно, тот факт, что электроника в принципе работать будет, но весьма своеобразно и не совсем так, как ожидалось бы, а ответил мне демократический начлаб Петрович.

— Не боись, Антоша, в случае чего с толкача заведём.

У него, у Петровича, единственного в нашем отделе был личный автомобиль системы Москвич-412, жуткая ломучая консервная банка с болтами, поэтому он иногда употреблял в своей речи соответствующие авто-термины.

— Ну ты меня успокоил, — ответил я, — а про Камчатку кто чего знает? Читу же мы сейчас проедем и забудем, а там нам не один месяц всё же жить предстоит.

— На Камчатке вулканы, — оживился турист Серёжа, — и гейзеры горячие ещё.

— Долина гейзеров закрыта, — сразу уточнил Андрей, — так что на неё рот можешь не разевать. А на вулкан какой-то я бы с удовольствием поднялся.

— Подтверждаю про долину, — добавил Петрович, — туда даже организованные группы не пускают уже много лет. Плюс к тому до неё из Петрика лететь или плыть надо, дорог на Камчатке очень мало, так что либо воздухом, либо морем.

— Ладно, на месте разберёмся, а сейчас это не нас там на посадку зовут? — сказал я, обратив внимание на каркающий громкоговоритель.

— Нас как будто, — подтвердил геноссе Мыльников, — пойдёмте уже, а то что-то не хочется в этой Чите застрять.

Елизово-Питер-Морвокзал

Хабаровск как-то мимо моего сознания протёк, ничего не запомнилось в том же стереотипном двухэтажном аэропорту, где из-за нелётной погоды скопилась чёртова уйма народу, стоящая, сидящая и лежащая на каждом свободном квадратном дециметре пола. Ящики с блоками моей СМ-4 перегрузили без нас, что меня сильно удивило — при вылете мы активно помогали в этом деле, аэрофлотовские грузчики надрываться сверх положенного не особо рвались.

Нас почему-то не задержали из-за плохой погоды, так что вылетели мы в Петропавловск ровно тютелька в тютельку, когда и должны были по расписанию. Два с половиной часа — и мы над знаменитыми камчатскими вулканами, да. С высоты десяти километров смотреть на них было, честно говоря, жутковато, торчат такие все белоснежные шпили с обгоревшими верхушками... а ниже, где снег уже растаял, чёрные-пречёрные лавовые поля, и серой наверно тащит там, если пониже спуститься, преисподняя как она есть в полной боевой красе.

Когда ещё подлетали к Елизову, в глаза бросились стоящие на отдельной полосе в ряд боевые самолёты, в основном МИГи, пяток Сушек и десяток огромных бомбардировщиков ТУ-95, которые когда-то и в пассажирском варианте производились. Спросил у нашего старшего, чего это они на гражданском аэродроме делают, а тот с умным видом ответил, что на Камчатке земля неровая, место под посадочные полосы только одно нашли в районе Петрика, вот и объединили.

Потом нас отдельно предупредили по громкоговорителю, чтоб сидели на местах по стойке смирно до... нет, не до полной остановки самолёта, к этом-то все давно привыкли, а ещё и до проверки разрешительных документов на въезд на данную территорию. Э, вспомнил я, вот для чего нас в районную ментовку-то гоняли перед отъездом, там мы подписывали страшные бумаги и получали разрешение на въезд в погран-зону... бред, если вдуматься, какая нах погранзона в районе Петропавловска, когда до ближайшей границы отсюда (остров Атту на Алеутах) больше тысячи километров по всегда холодному и ветреному Берингову морю, а до материковой Аляски и все две тыщи, однако ж вот так вот...

Сидим, ждём проверки... дождались суровых молоденьких погранцов, один офицер, двое сержантов, все с примкнутыми кортиками... мою командировку они минуты три изучали, я уж решил, что сейчас мне рук за спину заломают и в КПЗ уведут, но нет, не понравилось им там одно криво написанное слово, спросили у меня, почему так, вместо Петропавловск написано Петрипавловск? Я пожал плечами, наверно машинистка не на ту клавишу щёлкнула, они посоветовались и вернули мне всё добро (паспорт, ментовское разрешение и командировка), ну слава богу, назад не вышлют. А через полчасика пилотский громкоговоритель разрешил вставать и двигаться к выходу — встали и двинулись.

И вы наверно будете смеяться, но аэропорт местный был как две... нет, уже как четыре капли воды, похож на все предыдущие — в родном городе, в Омске, Чите и Хабаровске. Как на картинках в развлекательных журналах — "найдите десять отличий", вот не найдёшь даже и трёх, как ни старайся. Народу здесь много было, как пояснил всё тот же хорошо информированный Петрович, отсюда в отпуска начинают уезжать с начала мая месяца и заканчивают в июле, а в конце августа-в сентябре обратный поток случается. Сейчас мы в противофазе как раз находимся, в июне сюда только командировочные и приезжают. Проконтролировали перемещение ящиков с нашей аппаратурой на склад временного хранения и покатили на автобусике производства славного города Павлова в столицу Камчатки. Полтинник кстати билет стоил (не рублей, копеек), не сказать, чтоб очень дёшево по тем временам. Кстати о деньгах — нам выдали под отчёт командировочных средств по 950 рублей, да, полугодовая средняя зарплата по нашему институту. Никто из нас таких сумм в руках не держал... правда по 170 р сразу же ушло на билет, но всё равно осталось достаточно, чтобы опасаться вокзальных воров. Лично я спрятал оставшееся бабло в специально пришитый карман на внутренней стороне рубашки.

По дороге слева по борту открылась шикарная перспектива местных вулканов, черых снизу, белоснежных далее и чёрных на самой верхушке, один из них, кстати, курился тоненькой струйкой дыма.

— Это Корякский что ли, который дымится? — спросил я.

— Не, это Авачинская сопка, — авторитетно пояснил мне турист Сергуня, — Корякский чуть дальше и чуть выше.

Петропавловск встретил нас неприветливым дождичком и хмурыми лицами на пустынных улицах. Высадились на Ленинской улице рядом с Морвокзалом, посмотрели расписание паромов на другой берег Авачинской бухты — ан последний на сегодня вот только что укатил, весело гудя над холодной рябью залива.

— Чего делать-то будем? — спросил я у старшего.

— Не страшно, парни, — бодро ответил он, — сейчас в гостиницу устроимся до завтра, а там уж видно будет.

Ну как же, в двух ближайших гостинице нам обрадовались, как я не знаю кому — табличка "Мест нет" у них в бетоне была выполнена и никогда не убиралась со своего парадного места. Вернулись на морвокзал несолоно хлебавши.

— Ну делать нечего, — всё так же бодро заявил начальник, — ночуем прямо здесь, надеюсь нас на улицу не выгонят. А завтра с раннего утреца отправляемся первым же паромом на ту сторону, а там уж...

Что там уж, он не пояснил, а народ уточнять не стал, стали устраиваться на ночлег прямо в зале ожидания, он здесь один был, но размеров необъятных, батальон наверно солдат вместился бы и ещё свободное место осталось бы. Пока начальник бегал в газетный киоск и покупал местную и не только местную прессу, мы разложили на скамейке газетку, разложили то, что с собой захватили, а ещё и по дороге успели в местном магазине прикупить (палтуса во всех видах, в солёном, копчёном и жареном в кляре, почему-то здесь в пустых совершенно магазинах именно эта рыба спросом не пользовалась и лежала свободно), разливать решили аккуратно, под прикрытием, а то мало ли что...

Начальник прибежал обрадованный, ухватил свежий Огонёк, плюс Московские новости и журнал Знамя с очередным остроразоблачительным романом. И Камчатскую правду он тоже прикупил, чтобы быть в курсе местных проблем. А мы его обрадовали разлитой Столичной — ну выпили, закусили консервами, начальник начал вслух зачитывать самые интересные места из Огонька, а я пока продолжу о целях нашего посещения этого забытого богом места.

Итак, в восьмидесятые годы у советских подводников и противо, если можно так сказать, субмаринщинков остро встал вопрос незаметности — у американцев и французов подводные лодки были супер-тихоходные, не слышно их было и не видно, в отличие от отечественных, которые ревели, как носороги в брачный период. Выход из этой прискорбной ситуации виделся двоякий — во-первых надо было кардинально снижать шумность нашей техники, что и делалось, но другими специально обученными людьми (если помните, был дикий скандал с продажей нам японских прецизионных станков, на которых вытачивали ведущие валы для подлодок). На а во-вторых можно было обеспечить лучшую обнаруживаемость техники вероятного противника, грубо говоря придумать и внедрить следящие устройства повышенной чуткости, которые находили бы вражескую технику в условиях даже и очень слабой слышимости. Вот этим наш институт как раз и занимался. В бухточке, куда нас должны были вскоре перебросить, притаилась воинская часть, занимающаяся как раз этими вот вопросами — акустическим зондированием мирового океана. А мы сочиняли оборудование для эхолотов и программное обеспечение для них заодно. Такие дела.

Однако вернёмся к нашим баранам, то бишь на территорию морского вокзала... это немного другой морвокзал, чем, к примеру, на Балтике или на Чёрном море. Там-то регулярные рейсы отправляются чуть не каждые полчаса в самые разные концы света, о местном сообщении уж и говорить не приходится. А здесь что — раз в неделю во Владик, два раза в неделю в Певек, раз в месяц остров Беринга, ну и паром на ту сторону бухты, вот и всё сообщение. Скучно. Хотя зал ожидания практически заполнен, не знаю уж, кто и зачем тут сидит, наверно такие же, как мы, в основном, ночь коротают. Я прислушался, о чём там мои коллеги разговаривают — оказалось, что всё о том же, о неизбывном, про культ личности, про товарищей Сталина, Берию и примкнувших к ним в последнее время Кагановича, Молотова и Мехлиса. Тон задавал Петрович, как самый начитанный. Я послушал минут десять и не выдержал.

— Ну что вы все, как дети малые — Сталин-Сталин, тиран-тиран, кровавый-кровавый. А при ком индустриализацию провели? До 17 года самое большее, что у нас было на селе, так это паровая мельница, а в 30-е годы и тракторы, и всё остальное. Войну при ком выиграли? Я понимаю, что это не благодаря, а вопреки, но всё-таки — при ком? Атомную бомбу когда сделали? Да и задел по космосу в конце 40-х, начале 50-х произошёл.

— А коллективизация? — вскипел Петрович, — а 37-й год? А катастрофа начала войны? А слезинка невинного ребёнка?

— Были перегибы, как без них. Но покажите мне пальцем на того руководителя, при котором люди не гибли? Что, трудно?

— Не, такого конечно не найдёшь, — несколько сбавил разоблачительный пыл Петрович, — но тут дело в масштабах. Одно дело десятки-сотни и совсем другое тысячи-миллионы. И потом, как нас классики учат там — нельзя перейти на новую ступень развития, не проанализировав ошибок прошлого.

— Ну так классики учат анализировать, а не шельмовать с особым цинизмом. Так можно с грязной водой и ребёнка выплеснуть. Нельзя видеть одни тёмные страницы прошлого, хотя их там конечно немало было, надо ж и положительное рассматривать. А Огонёк ваш мне напоминает несмышлёного пацана, который увидел, как родители в спальне сексом занимаются, и теперь рассказывает каждому встречному-поперечному подробности этого, да прибавляет, какие они сволочи.

— Ну так, как сейчас, тоже ведь нельзя жить, — это Андрюха вступил в диалог, — застой в стране, если честно, насто...доел — надо что-то менять, не согласен?

— Ага, перемен мы ждём-перемен, как поёт популярный автор. Перемены тоже ведь разные бывают, не задумывался об этом? И боюсь, что когда они реально в нашу жизнь придут, перемены эти, они мало кого обрадуют. Знаешь байку про оптимиста и пессимиста?

— Их много, которую из?

— Ну это где "пессимист, это тот, кто говорит, что хуже быть не может, а оптимист возражает — ещё как может". Если ты, например, думаешь, что мы в нижней точке развития и дальше возможно только движение вверх, то это не совсем так. Есть ещё, куда падать, ой есть...

— Какой-то ты пессимист сегодня, — заметил геноссе Мыльников, — у меня есть предложение — может ну её, эту политику, а лучше ещё по одной накатим?

Приморский (он же Вилючинск)

Ничем, короче говоря, хорошим наш ночной диспут не закончился, с горем пополам переночевали на жёстких морвокзаловских скамейках, а с утречка раннего, поёживаясь под холодным ветерком с залива, мы заняли очередь на паром до Приморска. В 21 веке он называется Вилючинск, но в 80-х годах никто такого слова не употреблял, может секретным оно было. Вообще-то Вилючинск это Закрытое административно-территориальное образование (ЗАТО), состоящее из трёх частей — Рыбачий, где база атомных подлодок располагается, потом идет Сельдевая с заводом по ремонту этих подлодок, ни и Приморский, это типа спальный район для работников завода и базы. Чуть меньше часа (Авачинская бухта-то ой какая немаленькая что вдоль, что поперёк), и мы причалили к пирсу города Приморского прекрасным июньским утром. Тут же подверглись строгому досмотру очередных погранцов — Петропавловск конечно тоже режимная зона, но Приморский это уже особо режимная. Про Сельдевую с Рыбачьим уж и говорить не приходится, на въезд туда отдельные бумаги надо, которых даже у нас не было.

Бумаги наши оказались в порядке, поэтому мы довольно быстро транзитом через пирс оказались на территории города. Слева и справа здесь тянулась береговая полоса чистеньким жёлтым песочком. Эх, с тоской подумал я, если б не холодное Курильское течение, здесь бы совсем рай земной был, но увы — море тут холодное, круглый год четыре-пять градусов. Местных любителей морских купаний это правда не останавливало, где-то вдалеке можно было заметить кучку аборигенов, загорающих под лучами восходящего солнца.

— Нам сюда, — сразу показал налево Петрович, сверившись со своими записями, — в Акустический институт Академии наук СССР. Сокращённо АКИН.

Ладно, что не АКУИН, подумал я, заходя на территорию института. В бюро пропусков тщательно изучили наши командировки и выписали всем по пропуску на территорию. Зашли внутрь... ну институт как институт, с нашим не сравнить, ясное дело, у нас семь этажей и три корпуса, а тут одноэтажный барак какой-то... но делом нужным занимается, та самая воинская часть с гидролокаторами в их ведении находится. Пока мы у стеночки стояли, да разглядывали разную наглядную агитацию у них на стенке, Петрович быстро порешал все вопросы и вернулся, крутя на указательном пальце какой-то ключик.

— Ну чего стоим, орлы, пошли обустраиваться, — гордо сказал он.

— Я правильно понимаю, что вот это вот ключ от квартиры, где деньги лежат? — спросил я.

— Насчёт денег не скажу, может и есть там чего от предыдущих постояльцев, но вот кровати, ванная комната и кухня с газовой плитой там точно должны быть. Нас туда проводят, сейчас специальный сотрудник выйдет.

Я сделал восхищённое лицо, вслед за мной и остальные высказали своё одобрение, после ночи на деревянных скамейках морвокзала любая кровать райским облаком покажется. А тут и специальный сотрудник вышел, но если уж быть точным, их двое оказалось — сотрудник и сотрудница. Мужик представился Лёликом, а на лице у него отчетливо было нарисовано, что он прямиком с земли обетованной, пробу некуда ставить. А вот женщина, сказавшая, что она Оксана, поразила моё воображение до самых до глубин — саксапильность из неё просто фонтаном била... видели наверно Самсона, разрывающего пасть льву, вот примерно таким фонтаном она из неё и изливалась, сексапильность. Мельком глянул на прочих членов нашей делегации — у всех примерно то же самое на рожах отображалось. А Оксана, похоже, давно привыкла к впечатлению, которое она на мужской пол производит, так что у неё эмоций никаких проявилось, открыла дверь на улицу, пропустила всех нас, включая Лёлика, указала, куда идти, вот и все дела...

— Слушай, — сказал я на улице Лёлику, оказавшись рядом с ним и но достаточном удалении от Оксаны, — у вас чего, все девушки такие или это исключение?

— Исключение, — хмуро отвечал он, — тут в основном жёны моряков живут. Да, а на Оксаночку вы конечно можете рты разевать, только бесполезняк это.

— Почему? — тупо уточнил я.

— Поживёте тут с недельку, сами всё поймёте, — пояснил непонятливому мне Лёлик.

— Ладно, поживём... — только и смог ответить я, — а чего это у вас тут берёзы такие странные? — сменил тему я.

— Потому что это не простые берёзы, а каменные — их хрен распилишь, только алмазные диски берут. Вот кстати о берёзах, одолжи червонец до завтра?

Я немного смешался, как-то до этого времени мне не встречались люди, просящие взаймы через полчаса знакомства.

— Ну держи, конечно, — я достал из кармана отложенную мелочь, — а что, тут вам зарплаты маленькие платят что ли?

— Спасибо, — ответил Лёлик, убирая оранжевую купюру в карман, — зарплаты тут хорошие, просто и расходы тоже нехилые, вот и приходится иногда думать, как до получки дотянуть. А мы уже пришли.

Остановились мы перед последним подъездом самой стандартной советской хрущобы на окраине посёлка, о чём и сказал Андрюха Лёлику — может у вас тут и край земли, но хрущобы такие же, как и у нас, не отличишь.

— Хрущоба-то она конечно стандартная, — вдруг открыла рот красавица Оксана, — да только по особой технологии построена. У нас же здесь сейсмоопасная зона, поэтому фундаменты очень хитрые.

— А насколько она у вас сеймоопасная, эта зона? — решил вступить в диалог с ней я, — часто трясёт-то?

— Бывает, — скупо обронила она. — На моей памяти два раза за два года.

— И что там за фундаменты такие? — это уже Андрей решил выставиться умным перед Оксаной.

— Слоёные. Слой бетона, слой резины, и так метр почти. До семи баллов, говорят, держат удар.

— А ты это откуда знаешь? — спросил турист Серёжа.

— Так я же два года в строяке отучилась, — просто ответила она, — на промгражданстроительстве, так что кое-что запомнила.

— А здесь ты как оказалась? — продолжил Серёжа.

— Так, — сказал вдруг Лёлик, — давайте с этими умными разговорами завязывать, вот хата, ключ у вас есть, заселяйтесь, а у нас с Оксаной ещё другие дела имеются. Вечерком загляну, проверю, как у вас тут и что, а разбираться со всем остальным завтра уже будем.

— А до вечера нам что делать? — поинтересовался Петрович.

— Вы когда там из своего Приволжска вылетели? Позавчера днём, верно? Сейчас по местному времени одиннадцать утра, значит по вашему внутреннему два часа ночи. А это значит что? Правильно, это значит, что вас должно вырубить как раз до вечера. Акклиматизация эта такая штука, — и он неопределённо покрутил руками в разные стороны, — бывает, что и неделю плющит, но в среднем за 2-3 дня должно пройти. Ну мы пошли.

И он взял Оксану за локоть, и они быстро удалились в сторону, противоположную той, откуда мы появились — куда-то по направлению к чахлой роще каменных берёз. Ну а мы, чего, повздыхали, глядя вслед соблазнительным формам Оксаны, и отправились на второй этаж — домофонов в этом времени ещё не изобрели.

— Смотри-ка ты, — сказал начальник, осмотрев наши владения, — не обманули ведь, всё на месте, и койки, и ванна, и плита на месте. И даже бельё застелено.

— А здесь что? — спросил Андрей, показав на дверь второй комнаты, она была не смежной с нашей, не совсем, выходит, эта хрущоба стандартной оказалась.

— Там, мне сказали, возможно ещё одна бригада жить будет, из Киева. Но это неточно, может и не будет, а пока пусто там.

— Отлично, — резюмировал я, — мне всё нравится. Кто первым мыться идёт? Значит я первый.

Отрубились мы, как правильно предсказал Лёлик, очень быстро и безболезненно. А когда проснулись, уже и сумерки вроде бы на улице намечались.

— Жалко, телефона здесь нет, — сказал Петрович со своей койки, — домой бы позвонить не мешало.

— Ты хоть представляешь, почём тут звонок на Большую Землю и какая слышимость будет? Да и город этот режимный, наверняка восьмёрка только с особого разрешения работает, — сказал я.

— Представляю, — вяло ответил он, — но всё равно хотелось бы.

— В Питер поедем, там с переговорного пункта может и дозвонимся, а сейчас пожрать чего-нибудь не помешало бы.

Мы с Петровичем вышли на кухню, из окна которой открывался вид на окрестные сопки, вершина каждой второй была в снегу. В конце июня месяца — необычно, ничего не скажешь.

— Так, — сказал Петрович, что у нас тут есть в холодильнике?

Да, тут и холодильничек небольшой имелся, системы "Морозко", но внутри него нашлись только пара вялых картофелин и такая же вялая луковица.

— Да, из этого каши не сваришь, — логично заключил я, — надо бы в магазин что ли сбегать, время начало седьмого, они тут должны до семи открыты быть.

Но никуда сбегать мы не успели, потому что раздался звонок в дверь. Я открыл — на пороге стоял всё тот же Лёлик Рабинович, а в руках у него был здоровенный пакет, оттягивавший ему руку.

— Здорово, парни, — весело поприветствовал он нас, — сейчас уху сделаем, вот из этого хвоста.

И он достал из пакета немалых размеров рыбину, килограмма на четыре точно.

— Откуда это? — спросил я и одновременно задал свой вопрос и Петрович — Не жалко такую красоту командировочным скармливать?

— Откуда-откуда, — ответил Лёлик сначала мне, — из моря. А скармливать не жалко ни разу, у нас такого добра много плавает.

— У нас только две картошки и луковица, — перешёл я сразу в практическую плоскость, — маловато наверно для ухи.

— В самый раз, главное, в ухе главное рыба. Ну и чтоб горючее было, это другой основной компонент.

— С горючим у нас как раз хорошо, спирта две канистры имеются, — сказал Петрович, — только разбавить бы его надо, там процесс перемешивания пару часов идёт.

— Спирт-то какой, гидрашка? — деловито поинтересовался Лёлик.

— Обижаешь, начальник, — ответил я, — в экспедицию да чтоб технический спирт выдали — медицинский ректификат, чистый и прозрачный как слеза ребёнка.

— Ну тогда ты, Антоша, иди спирт разбавляй, а мы тут готовкой займёмся, — скомандовал Петрович.

— Мы его вообще-то и без разбавления пьём, — заметил Лёлик, — лучше всасывается.

Но видя наши вытянувшиеся лица, он тут же добавил:

— Но вы конечно разбавляйте, мешать не буду.

Через два часа все уселись за стол на кухне, нас пятеро, Лёлик, плюс к этому подошёл Максим и (сюрприз-сюрприз) красавица Оксана тоже на огонёк заглянула, я, сказала, недалеко тут живу, мимо шла, решила проведать. Пару табуреток пришлось у соседей попросить.

Уха оказалась выше всяких ожиданий, ну ещё бы, горбуша-то только что выловлена была, а не тряслась по кочкам и ухабам до магазинов центральной России месяц-два. Ладно, что мы её наварили огромную кастрюлю, так что хватило на каждого по две тарелки. Оксана не чинилась и не строила из себя недотрогу, а активно поддерживала беседу, вставляя понемногу острые шпильки для особо разговорчивых. Разговор же крутился вокруг самого злободневного, вокруг Камчатки и ее обитателей.

— Я и говорю, — вещал Лёлик, подливая себе и соседям из трёхлитровой банки, где турист Серёжа развёл наш драгоценный спирт, — чего-чего, а медведей здесь, как деревьев в лесу.

— А ты видел хоть одного-то? — спросил недоверчивый Андрей.

— Вот как тебя, — быстро отвечал тот, — вышел как-то погулять за околицу нашего Приморска, вон туда примерно (и он показал в окно примерное направление), в августе прошлого года дело было, гляжу, что-то большое и тяжёлое впереди возится. Ну я сразу просёк момент и назад попытался ноги сделать, он за мной. Медведи, они суки быстро бегают, особенно если в гору, у них же задние лапы длиннее передних, вот он и припустил за мной. Вижу, что не успеваю я до домов добежать, решил на ёлку залезть.

— Так они же по деревьям лазить умеют? — продолжил сомневаться Андрей.

— Камчатские не умеют, когти у них слабые для этого дела — так вот, залез метра на четыре вверх, а он внизу прыгает, хочет меня зацепить, но не выходит. Так и просидел я на дереве битых два часа, пока ему не надоело. Вообще-то в конце лета еды в лесу много, на людей они не кидаются, но мне видно попался какой-то неправильный медведь.

— Ну за чудесное спасение, — выдал тост Петрович.

Выпили, заели ухой, далее продолжил геноссе Мыльников.

— А что, у вас тут только медведи водятся? Или ещё кто есть?

— Из крупных зверей только они, — это Максим подключился, — а если в целом брать, то рыси ещё ходят, росомахи разные, выдры, лисы, волков немного есть... Ну и птицы конечно, от орлов до топориков.

— А тигры?

— Да ты чего, какие тигры, тигры это Владик, а у нас для них слишком холодно. И змей с лягушками здесь нет, совсем нету.

— А чего так?

— Особенности эндемики, — гордо сказал умное слово Лёлик, доедая второй кусок горбуши.

— Про рыбу забыл, — это я подал реплику, — они у вас тут очень вкусные.

— Самим нравятся, — ответила Оксана, — знаете, кстати, что лосось это не вид рыбы, а семейство, а так-то их целая куча, видов лососей. Ну из тех, что здесь водятся.

— Какие например? — это я поддержал разговор.

— Горбуша, самая распространённая, то, что мы сейчас едим — мясо бледно красное, икра примерно такого же цвета, весит от 1 до 4 кило. Потом есть ещё нерка, поменьше и покраснее, у неё икра очень вкусная. И кижуч... про него почти ничего не знаю.

— Кету с чавычей забыла, — поправил её Максим, — чавыча здоровенная бывает, 10 кило и выше, а кета промежуточный вариант. И в реках у нас тут гольцы такие водятся, речной лосось, маленькие и вёрткие, их мало кто ловит.

— И они вроде бы должны на нерест где-то в это время идти? — спросил Петрович.

— Да, но чуть позже, — сказал Лёлик, — в июле-августе, тогда их можно просто сачком зачерпывать из небольших рек, куда они нереститься лезут. Горбуши, кстати, страшные становятся в это время, горб вырастает, из-за него наверно её и назвали горбушей. И мясо становится невкусным... не то, чтобы совсем в рот не возьмёшь, но невкусное, из них у нас только икру берут, остальное выбрасывают.

— Дааа, — протянул Петрович, — интересная у вас тут жизнь.

— Это мы еще про вулканы, гейзеры и землетрясения не начинали, — бодро отвечал ему Лёлик, — а как начнём, вдвойне весело станет.

— Ты вот чего лучше расскажи, — перебил я Лёлика, — про зарплаты у вас тут, а то утром начинал сам эту тему, так уж доведи до конца, всем интересно.

Народ мигом навострил уши — рыба конечно рыбой, а вулканы вулканами, но своя рубашка, она гораздо ближе к телу.

— У нас тут секретов нет, — ответил Лёлик, закуривая беломорину, — в АКИНе минималка 400 рублей, мнс-ы и младшим инженерным персоналом получают.

Оооо, раздался дружный выдох нашей приволжской команды, у нас 130 давали по приходу, а проработавшим пять лет и более можно было рассчитывать на 200, а тут сразу все 400.

— Завлабы где-то по 600 имеют, — продолжил Лёлик, — но это всё ерунда, если честно-то?

— А не ерунда тогда что?

— Завод в Сельдевой, вот что — там в районе тыщи на нос выходит, но сами понимаете, с чем это связано — радиация-шмадиация и всё такое. Но желающих там поработать хватает, очередь как на Красной площади стоит.

— Да и это ерунда по большому счёту, — это уже Максим влез, — ты лучше расскажи им, сколько тут рыбаки заколачивают.

— А что, и про рыбаков могу... если официально на сейнер устроился, то от полутора до двух тысяч, но работа только в сезон, с мая по сентябрь.

— А если неофициально? — решил уточнить я.

— Это в бригаду, которые нерестовую рыбу берут, там ещё короче сроки, с июля по начало сентября, но уж получают они там по четыре-пять тыщ чистыми, налогов-то всё равно никто не платит.

— Если разложить это на весь год, то завод-то походу выгоднее получается, — сказал Петрович.

— Да, наверно, — согласился Лёлик, — но на рыбаках у нас тут тоже эта лестница не заканчивается.

— Какая лестница? — не понял Андрей.

— Ведущая в небо, — пояснил Лёлик, — золотодобытчики и по десять-пятнадцать штук в месяц могут заколачивать.

— А у вас тут и золото есть?

— Ну как не быть, оно во всей Сибири есть. Но там свои нюансы имеются...

— Какие?

— Бандитский это промысел, многие с него не возвращаются... опять же соблазны большие, закрысить там пару-тройку самородков или кулёк золотого песка, если поймают, это срок от пятерика до червонца. Да и может не повезти, пустая порода попадётся, тогда за весь сезон шиш с маслом привезёшь, а не тыщи, но так конечно редко бывает.

— Откуда ты это всё знаешь? — подозрительно посмотрел на Лёлика на старший, но тот не стушевался:

— Оттуда, от верблюда — у нас тут городок маленький, тут все и всё знают.

— Давайте я про отпуск байку расскажу, — разрядила обстановку Оксана.

— Давай, — поддакнул ей я, смотреть на неё было одно удовольствие, а когда она начинала говорить, так вдвойне.

— У нас тут отпуска немаленькие, два месяца каждому полагается по умолчанию, да многие не ходят каждый год, копят их. Так вот в прошлом году один наш сотрудник скопил отпусков за шесть лет, получился у него целый календарный год, ну и уехал на Большую, как у нас тут говорят, Землю отдыхать и веселиться — у него дом где-то на югах вроде имелся. Проходит год, и за пару дней до того срока, как ему надо бы на работу выходить, вместо него прилетает телеграмма начальнику, "прошу неделю за свой счёт". Недогулял парень...

Собравшиеся развеселились.

— А теперь про вулканы рассказали бы, — попросил турист, — это ж такая экзотика, какой нигде больше не найдёшь.

— Ну почему нигде, — отвечал ему Максим, — в Новой Зеландии например такого добра хоть отбавляй. Или в Исландии тоже.

— А ты был там или собираешься? — подколол его я.

— Пока не был, но зарекаться не буду, — не стал вестись на развод Макс, а просто продолжил, — вулканы чего, вон они, смотри в окно.

Все дружно повернулись к окну и увидели по крайней мере одну высокую вершину со снегом на верхушке.

— Это Авачинская сопка, у нас все вулканы сопками зовут...

— Слово какое-то дурацкое, — подумав, сказал начальник.

— Слово как слово, — не стал особо спорить Макс, — от древнеславянского "соп", говорят, что означало вал, холм, насыпь... оттуда же слово "сыпать". Так вот, Авачинская сопка тихая и мирная, последний раз извергалась где-то до войны ещё. Около трёх километров в высоту, на вершину тропа ведёт, без всякого снаряжения можно подняться примерно за пять-шесть часов, если есть желающие, могу сопроводить.

— Есть желающие, есть! — немедленно выскочил турист Серёжа.

— Ну и славно, на выходных сходим. А чуть подальше к северу Корякская сопка, повыше и поактивнее. А если на юг смотреть, там Мутновка, это вулкан посерьёзнее, постоянно дымится и рядом с ним есть такие горячие источники, у нас их Дачными называют. Почти что гейзеры, но попроще.

— Насколько попроще?

— Ну фонтанчики есть конечно, но невысокие. И нерегулярные — настоящие-то гейзеры, которые возле Ключей, они строго по расписанию извергаются, а тут как придётся. И речка там еще есть, которая от этих гейзеров вытекает, Паратунька называется.

— Интересное название...

— Да, что-то местное, ительменское — так вот, в этой Паратуньке купаться можно, типа лечебные ванны, как в санатории практически.

— Вот бы попробовать...

— Какие вопросы, туда дорога есть, вообще у нас тут с дорогами плохо, горы сплошные, а до Паратуньки проложена и даже автобус пару раз в день ходит, можно смотаться.

А тем временем уху мы всю съели, да и спирт почти что к концу подошёл, я даже удивился — три литра на восьмерых и ни в одном глазу, вот что здоровая натуральная природа Камчатки делает. Напоследок поговорили о том месте, куда нам предстояло добраться, бухта Ольховая называется.

— Понимаешь, — рассказывал Лёлик, взяв меня за пуговицу, мы на улице стояли и перекуривали, — туда дорог никаких нету, слишком неровно и слишком мало народу там живёт-работает, невыгодно. Так что добираться туда будете либо морем, либо воздухом, одно из двух.

— А как лучше? — спросил я.

— И так, и этак хреново, — рассудительно отвечал он, — на вертушке быстро, конечно, и весело, но там одна загвоздка есть, "лётная погода" называется. Плюс наши запросы местный лётный отряд в последнюю очередь исполняет, поэтому ждать попутки можно очень долго.

— Очень это сколько в днях? — решил уточнить я.

— В неделях лучше измерять — можно три, можно и все пять недель.

— Долго, согласился я.

— Добавь к этому, что вылетать надо не из Елизова, для таких нужд есть специальный местный аэропорт, Халактырка называется, а расположен он у чёрта на куличках, от нашего Приморска два часа добираться, если не больше.

— А если морем?

— Морем проще и быстрее в итоге получается, но и тут свои подводные камни есть.

— Какие?

— Опять-таки у института нашего своего транспорта нет, надо заказывать, а это как получится. Это раз. И два — в Ольховой этой нет никакого причала, так что высадка и выгрузка груза превращается там каждый раз в цирковое представление. Я пару раз участвовал в таких, больше что-то не хочется..

— Мда, — подытожил я, — куда ни кинь, везде клин получается. А ты сколько раз в этой Ольховой-то бывал, как там вообще?

— Три раза, — подумав, ответил он, — одна радость, что за поездку туда нам удвоенные командировочные выплачивают, а так одни проблемы. Что там на месте? Три кирпичных барака, научный корпус, казарма для матросов, совмещённая со столовкой и общагой для командировочных, и офицерский корпус. Ну и хозяйственные постройки, бак для горючки, дизель-станция. Всё вроде. Ближайшее жильё километрах в 50-ти, через перевал если переберёшься, там будет рыбачий посёлок в Мутновской бухте.

— Мне нравится. Робинзонить практически будем.

Потом я ещё и Оксану до дома провожал, почему-то она меня выделила из остальных и попросила, во дела... попробовал, конечно, поцеловать её, раз уж такое дело, но она была строга и неприступна — сказала "спасибки" и скрылась в подъезде такой же хрущобы, что и наша. А ещё потом все вместе искали геноссе Мыльникова — пошёл он погулять по местным красотам и не вернулся. Нашли через полчасика, он прилёг отдохнуть на пригорок и заснул. Потом спать надо бы было по всем понятиям, но в связи с разницей во времени в девять часов спать абсолютно не хотелось — лично я пролежал всю ночь, не сомкнув глаз, ну да подумать было о чём, информации к размышлению наши сегодняшние гости выдали предостаточно. Да, и ещё мне предъяву Андрюша выкатил, он, оказывается, тоже на Оксану глаз положил, а я по его мнению отбиваю у него девку. Разрулил конфликт без мордобития, но, чувствую, это не последний наш разговор на эту тему.

Халактырка

С утра, отойдя немного от вчерашней пьянки (не так уж и сильно мы напились-то, я, например, к девяти часам по местному времени как стекло был), мы гурьбой отправились во всё тот же АКИН, где нам и выкатили распорядок дня на ближайшую неделю, а там, как уж пойдёт, добавили — может и не месяц. Утром, значит, сказали нам в административно-хозяйственной службе, после завтрака садитесь на паром на Питера, там пересаживаетесь на семёрку... ну автобус, он недалеко от морвокзала останавливается, километр может, и на ней, на этой семёрке двигаетесь до кольца, на северную окраину города, где находится аэродром местных линий под названием Халактырка.

— А почему он так называется, аэродром этот? — тупо спросил я.

— Ительменское слово Кылыты, означает "река", потом трансформировалось в такое название, — пояснили мне нравоучительным тоном, дескать, как можно такого не знать. — Ящики ваши уже доставлены туда из Елизова, будет, значит, ждать борта в Ольховую. В первый день вы, конечно, никуда не улетите, да и во второй-третий тоже, но в течение недели очень может быть... а может и не быть, тут как фишка ляжет...

— А что за борт-то? — это Петрович спросил.

— Обычно МИ-8 туда летают, но случаются и КА-26 с МИ-6, маловероятно, но случаются.

— И долго туда лететь?

— В районе часа — напрямую конечно быстрее, но вы ж линию берега огибать будете, значит час и получится.

— Ну здорово, — наконец сформулировал ответ Петрович, — а из вашего института кто-то с нами полетит?

— На вертушке нет, там места мало, а если в конце концов судно выделят, то подъедут два-три человека. На Халактырку вас сегодня первый раз Рабинович сопроводит, ну чтоб вы не заплутали, а дальше сами уж будете ездить, не маленькие. Значит, каждый раз, когда уезжаете на аэродром, считайте, что это в последний раз и назад вы не вернётесь — ключи от квартиры сдаёте нам на вахту, всё ясно?

Народу больше никаких разжёвываний не потребовалось и мы все плюс Лёлик обречённо потопали на причал, там как раз через полчасика катер отходил. Ехали мы долго и муторно, в бухте сильный ветер был, так что качало нас изрядно. Заодно выяснил, что из всей нашей команды я один не страдаю морской болезнью, остальные хотя бы по разу бегали блевать в местный гальюн.

По приезде в Халактырку Петрович с Лёликом отправились к местному руководству выяснять наши дальнейшие планы, а нас четверых оставили загорать на лужайке перед зданием вокзала. Выясняли они достаточно долго, так что у меня лично успело образоваться небольшое, но увлекательное приключение на этой лужайке. Лежу, значит, никого не трогаю, остальные на достаточном удалении — подходит солдатик с лычками внутренних войск.

— Привет, — говорит.

— Здорово, — отвечаю.

— Слышь, братан, не купишь мне пивасика? Вот деньги, вот канистра.

— А сам-то чего? — спрашиваю я.

— Да солдатам не продают.

Ну согласился, взял у него и деньги, и канистру, сходил к пивному ларьку, он тут недалеко располагался. Без проблем заполнил ёмкость, рассчитался и отдал всё тому солдатику, а он очень быстрым шагом скрылся в каком-то проулке. Ладно, загораю дальше, а через десяток минут слышу какое-то не очень здоровое оживление сзади. Оглянулся — идёт военный патруль, ведёт с собой того самого солдата с канистрой в руках. Я на всякий случай немедленно передислоцировался к камере хранения, не люблю разборок с правоохранительными органами, и вот от этих камер, там было, за чем спрятаться, слышу следующее:

— И где он? — это старший патруля спрашивал.

— А я знаю? — это солдатик оправдывался, — здесь загорал недавно.

— Пойдём поищем.

Тут уж я всё понял, что косяк какой-то упорол, и далее скрывался уже целенаправленно — хрена лысого они меня нашли. Через час примерно, когда всё успокоилось, Петрович с Лёликом вышли с вестью о том, что нелётная погода (при идеально чистом небе, ни облачка, ну да ладно, лётчикам виднее), я обрисовал тихонько Лёлику ситуацию и спросил, чего за дела?

— Ну ты, парень, по краю прошёл, едва-едва под откос не свалился, — радостно оскалил зубы Лёлик. — Понимаешь в чём дело-то... здесь у нас абсолютный запрет на покупку спиртного военнослужащим срочной службы. Если сами они покупают, то шкурят продавцов, если кто-то им покупает, то посредников.

— И чего, например, будет посреднику? — упавшим голосом спросил я, — если поймают?

— Чего-чего, высылка с территории Камчатки в 24 часа...

Авачинская сопка

Да уж, и ещё волчий билет бы выписали вдогонку, подумал я, так что повезло тебе, брат Антоша, ой как повезло. Больше мы к этому вопросу не возвращались, а я дал себе зарок на такие дешёвые разводы больше не вестись.

Больше ничего интересного в этот день не произошло — ну прошвырнулись по центру Питера, ну посмотрели на местных девушек, ну заглянули в магазины. Ассортимент здесь, конечно, побогаче был, чем у нас в Приволжске, но ненамного, удивило только изобилие консервов "Кофе со сгущённым молоком", штабелями на всех прилавках стояли, а у нас я такой экзотики сроду не видел. Спросил у Лёлика, чего это так вдруг, тот ответил очень просто и убедительно:

— Ты на цену-то посмотри.

— Смотрю, — сказал я, — два-двадцать.

— Ну... дорого же. Даже с нашими северными зарплатами дорого. Вот обычную сгущёнку по 60 коп или какао с молоком по 90 ты здесь хрена лысого отыщешь, только по знакомству или по бартеру, если сумеешь.

— Ну и ладно, а я прикуплю штуки три, — ответил я, — пригодится.

И прикупил. Глядя на меня, то же самое и все остальные наши командировочные сделали.

А следующий день и вообще все следующие вплоть до пятницы у нас были расписаны, как под копирку, с этого вот, за исключением конечно купли-продажи пива для военнослужащих. Утром подъём, завтрак либо из того, что сами купили, но чаще в соседнем буфете, он с восьми утра открывался, потом сдача ключей на вахту института, потом катер на морвокзал, потом пересадка на семёрку и вот она, любимая Халактырка.

— Что, будет сегодня борт в Ольховую?

— Сидите, ждите, может после обеда...

После обеда:

— Не, сегодня нелётная погода (на небе по-прежнему ни облачка), свободны до завтра.

Как вариант:

— Все борта заняты, внеплановая тревога.

Или:

— Горючка закончилась, сегодня никак.

Едем знакомым маршрутом домой... все окрестности этого долбаного аэродрома наизусть уже выучили. И центр города тоже. Самое злачное место, как мы поняли, здесь был отдел кадров морского порта — вокруг него постоянно толпилась куча небритых и не очень трезвых мужиков в надежде наняться куда-нибудь на службу. Брали, как нетрудно догадаться, далеко не всех.

Ещё из интересных подробностей такую узнали — пиво здесь продавалось только с двух часов. Крепкий алкоголь с одиннадцати, как и по всей стране, а пиво с двух. Такая вот местная особенность. Отличное, к слову, пиво было, называлось Жигулёвским, но на вкус было изумительным. Спросили у Лёлика, чего это так, он ответил, что от воды — брали её из артезианских источников в горах, очень чистая, а вкус пива от качества воды процентов на 70 зависит.

Разнообразие началось вечером пятницы, к нам зашёл на огонёк Максимка, он и сказал.

— По выходным можете в Халактырку и не ездить, они всё равно никуда не полетят. Так что если есть желающие залезть на Авачу, прошу записываться.

Ну про туриста Серёжу можно было не спрашивать, но и все остальные тоже захотели.

— Тогда завтра в восемь утра выход. На автобусе до Елизова едем, потом надо будет попутку поймать, она к подножию подвезёт...

— А если не поймаем?

— Это вряд ли, в тут сторону очень много машин ходит, там лесхоз недалеко.

Завтра в восемь выдвинулись на восхождение, как и было сказано. До Елизова без проблем доехали и попутку легко поймали, за поллитра, проблемы дальше начались, причём у меня одного — я недавно кроссовки купил и не разносил ещё их, так что через пару километров по пересечённой местности мимо лавовых потоков и фумарол нажил я себе серьёзную такую мозоль на левой ноге. Максим посмотрел, что у меня там, замотал бинтом и сказал, чтоб я возвращался — до вершины я всё равно с такой красотой не доберусь. Вот так и не сложилось у меня покорение местного Эвереста... вернулся в нашу общагу где-то в середине дня злой и голодный, подумал, что раз уж так сложилось, то надо хотя бы нашу красотку Оксану охмурить что ли. Переобулся в тапочки, сойдёт для такого захолустья-то и сел на лавочку рядом с её подъездом в надежде, что она когда-нибудь, да выглянет на улицу. И дождался-таки...

— Привет, Оксана, — бодро сказал я ей, когда она выпорхнула из подъезда в светленьком летнем платье, — куда спешишь?

— А, это ты, — сделала она вид, что удивилась, — а говорили, что вы все на Авачу пошли.

— У меня авария случилась по дороге, вот и вернулся

— А что за авария?

Я показал забинтованную ногу.

— С полдороги назад повернул... ну раз уж я здесь оказался, а не на Аваче, может сходим куда-нибудь вечерком?

— Куда например? — с ходу не отказала мне она.

— Да я не знаю, куда тут люди у вас ходят, тебе виднее, может подскажешь? В кино какое, в кафе или на танцы.

— Кино у нас только на той стороне залива, в Питере, а здесь был кинотеатр, да развалился. На танцы я не люблю ходить, а в кафе... а почему бы и не сходить?

— Замётано, — обрадовался я, — говори куда и во сколько.

— Открылось у нас тут недавно кооперативное кафе, "Уют" называется, но из наших там пока никто не был... говорят, что дорого очень.

— Деньги не проблема, — уверенно сказал я, — нам на дорогу их целую пачку выдали.

— Тогда договорились — в восемь подходи на Ленинскую, напротив райкома нашего, а сейчас я побегу по делам, извини.

И она быстрым прогулочным шагом скрылась за ближайшим поворотом. Ну дело-то кажется на мази, удовлетворённо подумал я, пойду готовиться к вечерним приключениям. Та ещё проблема-то — что надеть и покупать ли цветочки, вот два главных вопроса для каждого, собирающегося на свиданку.

Вытащил всю одежду из чемодана, что с собой у меня была, и попытался представить, что из этого подходит, а что не очень... так и не представил, взял относительно новые джинсы — не Леви-Стросс и не Вранглер, что-то польское, но на вид вполне приличные. А сверху вот эту понтовую рубашку с оригинальными карманами, в прошлом году купил в московском "Белграде" по случаю. Ну и кроссовки конечно — до Ленинской, я так думаю, дохромаю как-нибудь, это не восхождение на Эверест в конце-то концов, а вид у них очень приличный.

Насчёт цветочков я решил не заморачиваться, пойдёт дело, тогда уж, а пока нечего на ветер деньги пулять. Вместо них подарю-ка я её кубик Рубика, я его зачем-то с собой прихватил в командировку. А тут и полвосьмому стрелка на часах подошла, пора выдвигаться... наши-то парни, по моим расчетам где-то глубоко в ночи вернутся. Если вернутся конечно, могут и заночевать на обратном пути, до вершины и назад дорожка неблизкая.

Оксана меня уже ждала на Ленинской улице аккуратно напротив райкома — ай, как нехорошо опаздывать-то, но ладно, переживёт. Платьице то самое, летнее и лёгкое, оно сменила, зря, на мой взгляд — бананы, конечно, бананами, но если у тебя красивые ноги, не надо их скрывать от народа.

— Привет ещё раз, — сказал я с разбега, — этот наряд тебе очень идёт. Извини, что не первый пришёл, нога задерживет.

— Бедняга, — с усмешкой ответила она, — но ничего, до свадьбы заживёт.

Это намёк? — подумал я, но вслух сказал совсем другое:

— Что же это мы стоим, чего ждём? Нас наверно заждались уже в этом уютном кафе с названием "Уют".

Тут я смело взял её под руку и мы зашагали ко входу. Вспомнить бы, что да как в этих кооп-заведениях творилось в это время, лихорадочно соображал я по дороге... ааа, куда-нибудь кривая да вывезет.

— Какая кривая? — спросила вдруг Оксана.

— Я это вслух что ли сказал? — удивился я. — Ну эта... которая непрямая... из песни Высоцкого — слышала наверно "припустились, подвывая, две судьбы мои, кривая и нелёгкая".

— Ну, что у Высоцкого судьбы не очень прямые были, это я в курсе, но ты-то тут при чём?

— Я хоть и не Высоцкий, а Яблочкин, но и у меня в жизни не всё прямо бывало. Расскажу при случае, — увёл я тему вбок, — тут швейцар-то какой-то есть на входе?

— Теперь швейцары, как говорят, не в моде, тут секьюрити охраняют входы, — ответила она, заходя внутрь.

Внутри и правда, старомодного швейцара с галунами и позументами не было никакого, а сидел там мужчина атлетического телосложения в довольно приличном костюме. Он с ходу спросил нас:

— Отдохнуть пришли, молодые люди?

— Да, есть такое намерение, — ответил я за нас обоих.

— С нашим прайсиком знакомы? — продолжил свой допрос он.

— Если покажете, то сразу и ознакомимся.

Он вытащил откуда-то из стопочки листок с красивым вензелем сверху и протянул мне, видимо признав за мной старшинство в принятии решений.

— Оксана, — позвал я подругу, — не хочешь посмотреть?

— Нет, Антоша, — скромно ответила она, — я тебе доверяю.

Пробежал глазами листочек сверху вниз... ну чего, ценник у них конечно задран был, но умеренно, в пределах 20-25 рублей за двоих с выпивкой оставишь, а если больше, то это надо очень постараться.

— Нас всё устраивает, — ответил наконец я секьюритю, — а если у вас ещё и музыка есть, то совсем нет слов.

— Есть у нас музыка, живая, минут через 15 ребята заиграют, — отвечал охранник, открывая нам дверь в зал.

Там нас сразу официант встретил, аж с низкого старта рванул с другого конца зала, когда увидел. Из чего я сделал вывод, что с клиентурой у них тут не очень — из давадцати примерно столиков занято было меньше половины, в основном морские офицеры сидели с жёнами или с подругами, если точнее — жён-то по ресторанам редко всё-таки водят.

Официант посадил нас у окна за пустой столик и выдал по меню каждому, уже в красивой папочке каждое, и испарился, дав нам возможность выбрать, что там по душе будет. Я подумал минутку, глядя на строчки меню, потом спросил:

— Ну как, выбрала? Ты не стесняйся, заказывай, что хочется, денег у меня целый карман, честное слово.

И я для убедительности похлопал себя по левому карману джинсов, не знаю зачем — денег там два рубля с копейками лежало, остальные в потайном кармане.

— Да я, в общем и не стесняюсь, — живо отвечала Оксана, — рыбы я тут на всю жизнь уже наелась, давай что-нибудь мясное... о, карпаччо давай что ли попробуем, много про него слышала.

— А ты в курсе, что это блюдо из сырого мяса вообще-то готовится... ну в теории, не знаю, как в этом Уюте сделают, но...

— Ой, — сразу же поправилась Оксана, — из сырого я не хочу, лучше из прожаренного.

— Ну тогда отбивную возьми, вот тут их аж три разновидности прописано.

— Мне нравится название "по-милански", всю жизнь хотела в Милане побывать.

— Замётано, — коротко отвечал я, — Милан, кстати, не самое интересное место в Европе, есть и получше.

— А ты-то откуда это знаешь? — недоверчиво спросила она.

— Дядя во Внешторге работает, пару раз ездил, потом рассказывал, — быстро соврал я (так-то я в Милане две недели как-то прожил). Значит, берём две отбивные по-милански и... и салатик ещё какой для разгона, ну и плюс вино.

— Мартини хочу, — сложила она губы в капризную гримасу, — вот это, экстра драй.

— Возьми лучше обычное, бьянко или россо, экстра драй горло сильно дерёт...

— И это тебе тоже дядя рассказал?

— Как ты догадалась? — только и придумал я в ответ.

Подозвали официанта, он принял заказ и убежал, а я между тем заметил, что Оксана-то находится в центре внимания всего остального мужского состава зала.

— Ты тут типа звезда экрана, — незамедлительно сообщил я ей свои наблюдения, — смотри, как народ таращится.

— Я привыкла, — вздохнула она, — думаешь, первый раз в центре внимания оказалась? На меня всегда таращатся... ну почти всегда.

— Это приятно наверно, — поддержал беседу я, — такое внимание-то.

— Когда-то да, было, но последние пару лет надоело. Да что это мы всё обо мне, да обо мне — расскажи-ка лучше про себя. А то завёл девушку в ресторан, а сам шифруется, — сделала попытку пошутить она.

— У меня секретов от народа, тем более от такого привлекательного народа, нету — слушай, если интересно.

И я быстренько сообщил ей свою биографию... ну нынешнюю конечно, после-попадаловскую. Благо там и сообщать-то практически нечего было, ну про родственников, конечно, приврал, кроме внешторговского дяди приплёл ещё зачем-то минсредмашевского брательника, жутко секретного, через него, мол, я и в командировку эту попал.

— А что, у вас там такие командировки это что-то вроде награды? Всех не берут?

— Нет конечно, ты сама посуди — скататься на край света, увидеть чудеса природы и техники, на живой вулкан залезть, и всё это за государственный счёт. Так что попадают в них, в такие командировки, только избранные. О, нам салатик, кажется, несут.

Принесли два греческих салата и бутылку мартини типа бьянка, я сказал оставить всё это здесь, сами нальём, если что.

— Ну про себя я всё вроде выложил, теперь твоя очередь, — сказал я, разливая мартини по бокалам. — Рассказала бы, как тебя занесло на этот край света. Где сходятся небо с землёй и в садах никогда не отцветает жасмин.

— Нету тут никакого жасмина, холодно, — не поняла аллегории Оксана, — а почему ты решил, что меня занесло, а не, допустим, я тут родилась и с тех пор и живу?

— В Питере строяка нету, а ты сама говорила, что два его курса окончила.

— Логично, — согласилась она, — но я могла и в другой какой город уехать, например, туда, где строяк есть.

— Тоже не сходится, — подумав, ответил я, — очень маловероятно, чтобы ты вернулась сюда, хлебнув столичной жизни. Да еще и в АКИН пристроилась зачем-то. Скорее всего тебя по распределению сюда отправили, когда ты что-то другое закончила, куда ты перешла после выгона из строяка. Угадал?

— Тебе сыщиком надо работать, — отвечала она, прихлёбывая мартини большими глотками, — всё так и есть.

— Одного я только не пойму — как ты при такой-то неземной красе замуж не вышла во время учёбы? К тебе парни должны были на приём в очередь записываться.

— Да была я замужем, Антон, была... только недолго...

В дальнейшее жизнеописание, похоже, Оксана, углубляться была не намерена, поэтому я решил сменить тему, тем более, что и отбивные нам наконец-то принесли. Хотел сменить, но не успел, потому что в зал вошли музыканты в количестве четырёх штук, и они тут же уселись и расставились по местам и вдарили медленный музон. "Крышу дома твоего", если кто-нибудь помнит это творение Юрия Антонова.

— Ну вот, — сказал я, — поговорить не дадут. Как там у нас группа Примус поёт... "мне скучно в ресторане, там много водки пьют и Крышу дома твоего поют".

— Не слышала такой песни, — призналась Оксана, но больше сказать ничего не успела, потому что в этот момент к ней практически бегом приблизились два моряка, старлей с каплеем, и оба пригласили её танцевать.

И она им обоим отказала, прикиньте! Оба они окинули меня волчьим взором, но действий никаких предпринимать не стали, а просто очистили горизонт.

— Что, не понравились парни? — поинтересовался я у неё.

— Да при чём тут понравились — не понравились, просто я ж с тобой сюда пришла, а их знать не знаю. Хотя вру... каплея знаю, он к нам в институт несколько раз заходил в этом году.

— А если я приглашу, не откажешь?

— А вот пригласи, тогда и узнаешь, — лукаво улыбнулась она.

— Сударыня, — церемонно сказал я, встав из-за стола, — позвольте пригласить вас на тур вальса.

— Пойдём, — просто ответила она, и мы вышли в центр зала, где столиков не было.

Танцевать с ней было приятно — все необходимые выпуклости и впадины имелись у неё в достаточном ассортименте и на высоком уровне, хоть Знак качества присваивай, что я и сообщил ей на ухо. Она посмеялась, но восприняла вполне благосклонно. А больше в этот вечер ничего особенного и не произошло — итого за ужин мне пришлось отдать двадцатник с копейками, вполне терпимая сумма, офицеры больше к Оксане не лезли, никаких инцидентов типа выяснения отношений с хватанием за грудки или драк не возникло.

Проводил девушку до подъезда, попытался поцеловать, но она опять отстранилась.

— Ну вот, — рискнул пошутить я, — и тут облом. Что ж за день сегодня такой, до вулкана не добрался, девушка отшила...

— Просто я не хочу тебе жизнь портить, — напоследок сказала мне она и скрылась за дверью.

Я остался в недоумении — как она может мою жизнь испортить и зачем ей вообще её портить...

Паратунька

Вообще-то правильное написание Паратунка, но мне больше нравится с мягким знаком, более домашнее произношение получается, тёплое такое и ламповое. Есть речка с таким названием, есть село, есть окультуренные термальные источники с бассейном, вход куда стоит стандартный полтинник (не рублей) на час плавания. Но за временем там особенно никто не следит, так что можешь и все два-три часа провести за этим увлекательным занятием.

На паратунские источники мы поехали на следующий день, в воскресенье, а накануне наши отважные альпинисты заявились где-то в первом часу ночи, причём товарища Мыльникова вели двое других, подпирая его боками. Я спросил, чего это так, Петрович мне ответил, что мол переутомился парень, опять же надышался каких-то там испарений из кратера.

— А остальные чего не надышались? — уточнил я.

— Остальные немного поумнее были и не лезли, куда не надо, — кратко ответил Петрович, и на этом наша беседа закончилась.

Мыльников лег в кровать на живот и более не подавал никаких признаков жизни до утра, но там вроде отошёл, и на этом спасибо. А утром мы сходили в местный буфет, поели там горячих сосисок с яичницей, Мыльников естественно никуда не пошёл, его завтрак мы к нему в койку принесли. А далее прибыл Лёлик и предложил вояж на эту самую Паратуньку — где и когда, сказал, вы такую экзотику увидите, а тут вдруг завтра вам борт в Ольховую выпишут, и останетесь вы без термальных вод.

Ну мы конечно согласились не думая. Болезный Мыльников при слове "Паратунька" воспрял духом, встал с койки и твёрдо объявил, что он тоже присоединяется к общему мнению.

— Да куда тебе? — с сомнением сказал старший, — развалишься весь по дороге.

Но геноссе был твёрд и стоек — пойду, мол, и точка. Ладно, взяли и его, условно, если до автобусной остановки доберётся, а там посмотрим. И ещё к нам, как это ни странно, присоединилась Оксана, её Лёлик пригласил, нас не спросив, но против конечно никто не выступил. На меня она смотрела ясным и чистым взором, ни словом не упомянув о вчерашнем, а и ладно.

Ехать на эти источники было совсем недалеко, на том же автобусе, что и в аэропорт Елизово, только слезть при повороте от Приморска направо на трассе, нам надо было налево пару километров и там уже прямо с дороги виден вход, как заверил Лёлик. Можно было конечно и пешкодралом одолеть эти пару км, но состояние Мыльникова внушало нам все же определённые опасения, предложили ему поймать попутку, но он, глядя в прекрасные глаза Оксаны, отказался.

— Дойду сам, — сказал, — мне гораздо лучше.

Ну раз лучше, то и хорошо, двинулись по шоссе, разговаривая на разные отвлечённые темы, а через полчасика уже входили на территорию лечебно-оздоровительного комплекса с неожиданным названием "Паратунка".

— Здесь они в трех местах бьют, эти источники, — пояснил по дороге Лёлик, — вот куда мы пришли, это Нижняя Паратунька, пока вода сливается вниз по реке, температура воды здесь остывает до вполне комфортной, 36-40 градусов.

— А выше по реке, значит, она всё горячее и горячее? — спросил я.

— Угадал, там сначала идёт Средняя Паратунка, 50-60 градусов, ну а совсем если далеко, то Верхняя, там вообще свариться можно, но туда мы конечно не пойдём.

— А чем полезна эта хрень? — спросил оживший Мыльников.

— Я могу пояснить, — неожиданно вступила в разговор Оксана, — в этих водах, ну помимо того, что они просто горячие, растворено очень много кремниевой кислоты и молекулярного азота. А они, можете загибать пальцы, усиливают кровообращение, раз, повышают внутриклеточный обмен, два, оказывают антиаллергическое действие, три, выводят токсины, если они у вас вдруг накопились, четыре, ну и на закуску — успокаивают нервную систему, омолаживают кожу и нормализуют давление. Хватит?

— Вполне достаточно, — сказал за всех я. — Успокоиться нам всем не помешало бы. А это что там дымится такое? Не гейзеры собираются извергаться? — показал я вправо.

— Речка тёплая, — ответил Лёлик, — вот вода и испаряется. А гейзеров здесь нету, это надо в другую сторону, в Кроноцкий заповедник, да и он закрыт для посещения уже лет десять как.

— Ну, значит, не судьба, — отвечал Петрович, приобретая билетик на вход. — Пока нам и термальных вод хватит.

Первое, что я увидел, пройдя через калитку с контролёром, была девушка, которую сильно рвало — она чуть в стороне стояла, возле забора.

— Это что ещё такое? — спросил я у Лёлика.

— Бывает, — равнодушно отвечал он, — горячие источники на всех по-разному действуют. Оксана, тебе вон туда (он показал направо), там женская раздевалка, а мы все сюда идём, — и он зашагал налево.

Раздевалка была очень простая, лавочки-шкафчики, на полу деревянные решёточки, чтобы ноги не пачкать наверно. Никаких ключей от шкафчиков предусмотрено не было.

— Не украдут? — озабоченно спросил Андрей.

— На Камчатке преступности практически нет, — рассеянно отвечал Лёлик, — так что не бойся, оставляй вещи просто так, никуда не денутся.

Я вздохнул и подумал, что правильно я отставил командировочное бабло в общаге, преступности тут, может, и нету, но восемьсот рублей слишком большая сумма даже для самого законопослушного камчадала. Переоделись, вышли к бассейну, а там нас уже ждала Оксаночка в ослепительно прекрасном купальнике. Ну то есть это её фигура, конечно, была ослепительной, а купальник просто подчёркивал это дело. Сказал ей комплимент:

— Ты сегодня прямо, как богиня Венера, выходящая из пены морской.

— Заходящая, — поправила она меня, — чтобы выйти, надо сначала зайти в эту пену, — и довольно широко улыбнулась.

Андрей посмотрел на меня достаточно косо, но я решил не реагировать на взгляды, когда слова начнутся, тогда и будем обсуждать, а сейчас пока нечего.

Бассейн был необъятных размеров, пятьдесят на пятьдесят метров точно, а может и поболее, не поскупились местная оздоровительная отрасль. На дне было что-то вроде каменной гальки, а борта обычным беленьким кафелем облицованы. В дальнем конце ещё было устроено что-то типа горки, по которой можно было съехать вниз и плюхнуться в термальные воды с большим количеством брызг. Не аквапарк, но что-то где-то как-то псевдо-квази...

И вода была почти что температуры человеческого тела, сначала тёплая, а через пять минут ты уже её и не ощущаешь, как будто в невесомости какой плаваешь. Я на горку не полез конечно, горок я что ли не видел, аккуратно плавал по периметру бассейна, стараясь далеко не удаляться от Оксаны. А она развлекалась вовсю — и по горке съехала пару раз, и ныряла метров на десять, и брызгала водичкой во всех окружающих, включая меня.

Народу в бассейне не сказать, чтобы много было, но имелось, в основном это были молодые парни, которые смотрели на Оксану понятно как. Преступности, может, на Камчатке и не существовало, но сексуально озабоченных граждан, как я увидел тут, было в достатке. Один из них проявил больше внимания девушке, чем остальные, кружил вокруг неё кругами, подныривал, и в один прекрасный момент она пожаловалась мне на ухо, что этот озабоченный гражданин пытается её пощупать под водой. Ну надо наверно реагировать, со вздохом подумал я, как-никак в ресторан-то её я водил, а не кто другой.

Подплыл к озабоченному (здоровый парнишка-то, с мускулатурой и абсолютно рыжими волосами), предложил выйти и поговорить. Тот посмотрел на меня достаточно странно, но выйти не отказался. Зашли за угол раздевалки.

— Слышь, братан, — начал я с угрожающими интонациями, — это моя девушка, так что не лапай чужое добро.

— А ты кто такой будешь? — с ехидцей в голосе отвечал рыжий.

— Антоном меня зовут, живу в Приморске. А ты кто?

— А я Вася, — именем он и ограничился, — слушай сюда, Антоша, я тут в авторитете, меня все питерцы знают, и приморцы тоже, и все уважают, и я буду тут делать, что хочу, поал? А тебя, сосунок, я первый раз здесь вижу. И в последний тоже — вали отседа, пока цел, поал?

— Неа, не поал, — резко ответил я, — не будешь ты тут делать, что хочешь. А если будешь, то я те руки оторву и другим концом вставлю.

Тут, короче говоря, началась драчка — у Вася этого имелись какие-то зачаточные понятия о правилах бокса, поэтому наверно он провёл... точнее попытался провести мне стандартную двойку в челюсть и печень, но я был к этому готов и ушёл от обоих ударов, довольно удачно ушёл. И вместо ответного бокса просто зарядил ему с ноги по яйцам, попал довольно удачно — Вася скорчился, зажал промежность обеими руками и, подвывая, попрыгал в другую от бассейна сторону.

— Не попадайся мне больше, — строго сказал я ему вслед, а он пробормотал через плечо что-то вроде "мы ещё встретимся".

Вернулся к бассейну, меня там встретили встревоженными лицами.

— Всё в порядке? — поинтересовался Петрович.

— В полном, — заявил я, — больше нашу Оксану никто беспокоить не будет.

— Это вообще-то Вася Бурый был, — сказал, отведя меня в сторону, Лёлик, — бандитов на Камчатке вообще-то нет, но он, кажется, исключение. Я про него много слышал.

— Как медведь, значит, Бурый? — переспросил я, — ладно, что не Гималайский. Спасибо за ценную информацию, обязательно учту.

Ну а больше ничего такого в этой Паратуньке и не произошло. Чувствовали мы себя после купания, кстати, превосходно, лично у меня как будто крылья выросли.

Киевляне

А когда мы в свою общагу вернулись, оказалось, что в закрытую комнату нашей хаты заселилось четверо новых постояльцев. Познакомились, они все оказались из Киева, по-русски говорили достаточно чисто, но с характерным для южной России и восточной Украины прихэхэкиванием. Не обошлось, естественно, без разбавления спирта местной артезианской водой и последующих посиделок на кухне. Киевляне выложили сало и выкатили банку маринованных помидоров, а у нас осталась ещё одна горбуша из принесённых Лёликом, пожарили её на сковородке. Лёлика с Оксаной на этот раз не случилось, но подошёл Максим, он в этом ж подъезде жил, только этажом ниже.

Киевляне оказались простыми парнями без выпендрёжа, им было интересно всё, касающееся их нынешнего места пребывания, ну а мы на правах уже поживших и повидавших, выложили им целую кучу информации про местные красоты и особенности.

— Если на гору какую влезть захотите, то лучше Авачи ничего не придумаете, — авторитетно рассказывал им окончательно отошедший от пережитого геноссе Мыльников, — там примерно шесть часов вверх по тропе, никакого снаряжения не потребуется, отдыхать лучше всего каждые полчаса по чуть-чуть. Да, и на вершине когда будете, не надо в кратер лезть, — самокритично добавил он.

— Это точно, — поддержал его Петрович, — Мыльников на своей шкуре всё прочувствовал.

Все заулыбались, а турист Серёжа так даже громко заржал. Но киевлян больше заинтересовали гейзеры, тут уж пришлось отвечать Максиму, как старожилу.

— Понимаете, в чём тут дело, друзья, — отвечал Макс, затянувшись Космосом, — гейзеры у нас, в общем и целом, собраны в одном месте... в трёх точнее, но все они недалеко друг от друга. В долине гейзеров, слышали наверно про неё?

— А где это? — поинтересовался самый любознательный киевлянин Богдан (зовите меня просто Богдашей).

— Это на север от Питера, если по прямой, то около 150 километров, в Кроноцком заповеднике.

— А если по дорогам?

— А нет туда никаких дорог. Можно пешком от Мильково, там порядка 60-70 км будет, два дня хорошим походным маршем, но тут есть одно большое но. Закрыто оно всё лет десять уже как — сначала для неорганизованных туристов перекрыли, а потом и вообще для всех.

— Почему? — спросил всё тот же Богдаша.

— А засрали всё потому что. Жерла гейзеров тоже всяким мусором завалили, в результате несколько штук перестали извергаться.

— А если мы всё-таки попытаемся?

— Поймают, впаяют штраф, рублей по сто он сейчас что ли...

— Ну это не страшно, — заявил Богдан, — нам командировочных много отсыпали.

— Подожди, это ещё не все — плюс депортация с территории Камчатской области в 24 часа. Вон Антон уже знает, что это такое.

Все посмотрели на меня, а я просто ограничился кивком — захотят, потом расскажу, а сейчас не об этом.

— Да, видно не судьба, — это уже старший из киевлян сказал, — нам на гейзеры посмотреть, так что ограничимся вулканами.

— Вы ведь тоже в Ольховую едете? — спросил Максим. — Там не очень далеко есть выход на поверхность горячих газов, возле Мутновки. Можете смотаться, если уж так приспичило.

— Ну газы это всё-таки не гейзеры, — попытался поспорить Богдан.

— Они вместе с водой выбрасываются, газы эти, так что разница не очень большая. Правда нерегулярно, ловить момент для фотосъёмки придётся.

Далее зашла речь о землетрясениях, тут Максим новую байку рассказал, я её ещё не слышал.

— В позапрошлом году дело было, в июне — сплю я, значит, на своём диване, а над ним у меня часы висят, здоровые такие, с гирями и маятником, наследство от бабушки осталось. И вот в какой-то момент чувствую, что завибрировало всё вокруг... и тут толчок последовал, очнулся я, короче говоря, на полу, сбросило меня туда толчком. А на моём месте на диване лежат эти ходики, их тоже со стены скинуло. Убить меня, конечно, не убило бы, не такие уж они и тяжелые были, часы эти, но пару переломов вполне мог получить. Тут же и перевесил я их на другое место...

Между делом выяснились и подробности максимовой биографии, он, оказывается, вообще москвичом был и работал до переезда сюда (трам-тарарам) на Гостелерадио в Останкино. Звукорежиссёром.

— И чего ж тебе не хватало в столице-то? — спросил я, доедая кусок рыбы. — Что ты так подорвался на самый край света.

— Да скучно там, — просто отвечал он, — всё за тебя расписано другими людьми и на тридцать лет вперёд, а тут ты сам за себя отвечаешь.

— А ты поди и со знаменитыми артистами там встречался? — это наш старший спросил.

— Да, конечно встречался, как без этого.

— Рассказал бы что-нибудь, это ж всем интересно было бы.

— Кто вас интересует, называйте — расскажу.

— Про эту расскажи... про тётю Валю которая, — попросил Мыльников.

— Про Леонтьеву? Пожалуйста, я с ней работал на передаче "От всей души"... нормальный человек, что большая редкость для телевидения, могла конечно и покричать, но негромко и недолго, быстро отходила. Очень обаятельная, но у неё в семье, кажется, проблемы какие-то были, так что она не особенно общалась за рамками программ-то...

— А что за проблемы?

— Да с мужем, точнее с мужьями у неё не заладилось, с первым развелась, со вторым собиралась разводиться, потом я уволился и окончания этой истории не знаю.

— А правда, что для молодых актрис там у вас одна дорога на экран, через койку? — спросил один из киевлян.

— Я в эти дела подробно не влезал, уж очень противно, — отвечал Максим, — но таки да, очень много актрис карьеру именно на этом и заполучили. А многие наоборот, разрушили, если отказывали, кому не надо отказывать.

— Давай подробности! — это уже чуть ли не коллективно сказали трое-четверо.

— Ну вот была такая Катя Савина, помните наверно? (народ закивал, что да, конечно). "Приходите вчера" самая известная из её работ, так вот — отказала она Пынину... ну да, тому самому, а он так обиделся, что перекрыл ей дорогу на экран.

— А ещё обратный пример хотелось бы, — настаивал Мыльников.

— Могу и обратный, запросто... Белобрысикова все свои роли (ну не все, но большинство) получила, потому что ни в чем не отказывала Гераськину. Еще школьницей причём, она в 16 лет в кино пришла.

— Даааа, — выдохнул народ.

— А Пугачёву видел, общался?

— Кто ж её в Останкино не видел... про эту хабалку мне что-то совсем говорить не хочется.

— Почему это?

— Суперзвезду из себя корчит, а на деле обычная вздорная баба с дикими амбициями. По десятку дублей, помнится, приходилось записывать, пока она во все ноты не попадет.

Разговор об Останкино на этом как-то сам собой увял, а вместо этого начали расспрашивать киевлян про Тарапуньку со Штепселем и про Софию Ротару.

— А чего Тарапунька? — переспросил Богдаша, — помер он, в прошлом году и помер. А один Штепсель двоих конечно не заменит. А Ротару больше в Москве живёт, хотя у неё есть квартира и в Киеве, на Крещатике.

— А что, каштаны на Крещатике по-прежнему цветут?

— Куда ж они денутся. Только это не те каштаны, которые есть можно — там специальные сорта выращивают в питомниках.

— А киевские торты всё ещё продают?

— Да, только очередь надо занимать с утра... мне, если честно, они не очень нравятся, слишком сладкие, — на этом Богдаша и закруглил вечер расспросов и воспоминаний.

Хвынтокрыл

А на следующий день мы опять продолжили свои бесконечные поездки в Халактырку, без киевлян, у них своя какая-то программа была, один только раз с нами съездил Богдаша. Вертолёты, стоявшие на поле, он сразу же обозвал по-своему хвынтокрылами, нам это название очень понравилось. Хвынтокрылы по-прежнему так и стояли, уныло уронив лопасти, и нас они никуда везти не хотели. С понедельника по среду включительно не хотели, а в четверг что-то тяжёлое, видимо, сдохло в лесу, потому что сразу же по приезду, время где-то около полудня было, из диспетчерской выбежал взволнованный Петрович и заорал, что МИ-8 ждёт не дождётся наших грузов, погнали загружать.

Выкатили тележку с родными ЭВМ, упакованными в деревянные ящики, быстро погрузили их в железную машину, влезло почти всё, но тут подошёл суровый пилот и высказался в том смысле, что кроме ящиков он больше никого взять не может, максимум только одного сопровождающего, чтобы перегруза не случилось. А это значит что? Правильно, что нам надо посчитаться и определить того самого одного сопровождающего.

— Ну чего, орлы? — спросил Петрович, — кто сегодня желает полетать?

Орлы хлопали глазами и лететь не рвались. Тогда я потянул одеяло на себя.

— Я могу, Евгений Петрович. Всю жизнь мечтал на такой машинке прокатиться.

— Возражений ни у кого нету? — спросил Петрович, строго оглядев строй.

Никто возражать не стал.

— Ну тогда залезай и с богом, — и он не по-советски как-то перекрестил меня, — а мы уже следующим рейсом подвалим, подготовь там для нас площадку.

И я залез в нутро громыхающего чуда о четырёх лопастях, перед тем, как второй пилот за мной люк задраил наглухо, ещё и ручкой сделал остающимся товарищам, идиот... Почему идиот, спросите вы? А потому что не знал, что мне предстоит в ближайшем и не очень ближайшем будущем, вот почему.

Внутри, естественно, всё гремело, ревело и вибрировало, с чем бы сравнить-то... ну вот видели наверно, как строители сваи заколачивают, а всё вокруг в радиусе сотни метров подпрыгивает — примерно как-то так, только частоту забивания свай надо на десять умножить. Соседей слышно вообще не было, второй пилот, чтобы я что-то расслышал, наклонялся мне прямо к уху и орал туда дурным голосом — да если честно, то и говорить-то нам особо не чем было, он мне крикнул, чтоб я за ящиками следил, когда болтанка начнётся. Из чего я заключил, что болтанка будет обязательно.

Она и началась сразу почти после взлёта, мало, значит, мне было рёва моторов и вибрации бормашины, так ещё и качели вверх-вниз добавились. Ну ничего, Антоша, подбодрял я себя, всё ведь на этом свете когда-то заканчивается, долетим и мы в конце концов до этой грёбаной Ольховой бухты. В промежутках между контролем расползающихся ящиков посматривал в иллюминаторы вниз — летели мы строго над морем, сначала по Аваче (и точно, огроменная бухта-то выходит, насколько я помнил, вторая по величине в мире после Сиднейской кажется), потом мимо широко известных Трёх Братьев (ну это три скалы такие у выхода в открытый океан, по легенде они когда-то защитили Питер от цунами и от этого окаменели), а далее вдоль береговой полосы. Никаких таких страшных перевалов, нелётной погодой над которыми нас кормили последние полторы недели, не заметил.

Летели на высоте где-то двести-триста метров, видимость была замечательной. Чем полёты над Камчаткой отличаются от полётов, к примеру, над центральной Россией? Не знаете, так я вам скажу — нет распаханных прямоугольниками полей. Холодно же здесь, за короткое дождливое лето ничего уродиться не успевает, поэтом и не сеют, а природа внизу имеет свой первозданный вид, как при первооткрывателях Владимире Атласове и Витусе, сами понимаете, Беринге. Ветерок не сказать, чтобы очень сильный был (что не мешало воздушным ямам, в них мы проваливались с пугающей пунктуальностью), волн на море было немного, а берег был скалистым и обрывистым — маленькие полоски пляжиков если и возникали, то ненадолго, а так всё одни холодные скалы, обрывающиеся со стометровой высоты в прибой.

Вертолёт начал снижение, волны со скалами резко приблизились, наконец он развернулся над каким-то заливом и завис над небольшой песчаной площадочкой рядом с ручьём. И деревянное сооружение типа "будка" тут рядом имелось, с флагом и сачком, показывающим направление ветра. Сели. От будки к нам, пригибаясь и укрываясь от поднятого песка, направились двое, один офицер, второй матрос. Второй пилот пробежал мимо меня и моих ящиков, раздраил люк и крикнул мне, чтоб я выходил — частота вращения лопастей уже снизилась, поэтому совсем уж громко орать не приходилось.

— Добро пожаловать в бухту Ольховую, — сказал мне офицер в форменном кителе и фуражке, оказавшийся капитаном третьего ранга, — как долетели?

— Спасибо, все хорошо, — ответил я, — надо наверно разгрузиться, чтобы людей не задерживать.

— Да, конечно, — по-простому ответил офицер, — сейчас всё разгрузим, БМП уже едет.

И точно, откуда-то справа из кустов сразу выехал означенный БМП, взрывая гусеницами почву. Он подрулил кормой, из кабины вылезли ещё два матросика, и мы вчетвером (я плюс три матроса, офицер уж мараться не стал) оперативно перетаскали ящики в кузов.

— Можете лететь, — сказал сразу после этого офицер пилоту, тот кивнул и задраил люк.

Вертолёт снова набрал обороты, разогнав новую песочную тучу, все отвернулись, чтобы в глаза хотя бы не попало. А когда, наконец, всё стихло, офицер представился, сказав, что его звать Виктор-Сергеичем и он здесь зампотех, ну я в ответ тоже сказал, кто я.

— Надо наверно подождать следующего рейса, — добавил я, — а тогда уже всё барахло вместе взятое перевезти к месту использования.

— Во второй корпус, — уточнил Виктор Сергеич, — только я бы на твоём месте не рассчитывал на скорый второй рейс.

— Почему? — спросил я.

— По собственному опыту знаю, что вертушки к нам прилетают не чаще раза а месяц. Если конечно экстренного повода какого нет — заболел кто-то или наоборот, сильно нахомутал в чём-то.

— То есть мне остальных моих товарищей месяц здесь что ли ждать придётся? — упавшим голосом спросил я.

— Да ты не отчаивайся, доставят их, может даже и побыстрее, но вот насчёт сегодняшнего дня могу поспорить — не прилетит сюда больше никто.

— Ладно, спорить не будем, — согласился я, — я вам и так верю. Надо тогда наверно ехать и разгружаться.

Поехали разгружаться, снесли все ящики в фойе второго научного корпуса за десять минут, потом Виктор Сергеич мне предложил идти оформляться и заселяться в общагу.

— Это вот в этот соседний корпус, первый по номеру. Оформление у интендатов на втором этаже, комната 203, что дальше делать, они расскажут.

Тут невдалеке раздался собачий лай, я прислушался — звуки откуда-то сверху шли.

— Это у вас собаки по деревьям лазят? — спросил я у офицера.

— Не, собак у нас нет, не приживаются почему-то, это ворона лает. Точнее ворон. Научился от Жучки, когда она ещё жива была, вот теперь и разоряется.

Ну делать нечего, взял свой чемодан и отправился к интендантам. На двери комнаты 203 висела табличка следующего содержания:

"К сведению командированных — большая просьба выходить за территорию части только в случае служебной необходимости и группой не менее двух человек. В окружающих лесах водятся медведи, рыси, росомахи и волки".

— У вас что, действительно росомахи тут бегают? — спросил я у потасканного на вид мичмана, зайдя в комнату.

— Здравствуйте во-первых, — строго ответил тот (я тоже поздоровался), — во-вторых предъявите свои документы, а в-третьих — да, всё тут бегает, включая росомах.

Я вытащил из сумки паспорт с командировкой, он углубился в изучение этого, а я тем временем продолжил свои расспросы.

— И какие они на вид, росомахи эти?

— Обычные, — рассеянно ответил мичман, — чуть побольше кошки, килограмм на 15 в среднем, шерсть коричневая, с пятнами... нехороший зверь, злобный, на человека нападает только так. Значит до сентября у тебя командировка выписана? — быстро перешёл он на ты.

— Так точно, тащ мичман, — бодро ответил я, — но надеюсь, что мы быстрее тут свои дела сделаем.

— Надежда это хорошо, — отвечал он, чиркая что-то в толстой книге, что лежала перед ним на столе, — а любовь лучше, на котловое довольствие зачисляем или может сам собираешься еду себе готовить?

— А что, можно и самому? У вас тут и плиты есть?

— А то как же, в общежитии, куда ты сейчас заселишься, есть кухня, а на ней газовая плита, питается от баллона — вари и жарь, если будет такое желание.

Я пораскинул мозгами и отказался от такой туманной перспективы:

— Пишите, что на котловое.

— Пишу, — отвечал мичман, — меня кстати Семёном зовут, можно просто Сёма.

— А я Антон, можно Антошка или Тошка...

— Как там у вас дела в этом... в Приволжске? — поинтересовался он между прочим.

— Да так же, как и во всей стране, сплошные демократия и гласность.

— Ну ладно, я тебя оформил, вот эту бумагу в столовке покажешь, есть будешь в офицерском зале. Пока народу никого нет, а как подъедут, посмотрим, может к матросам переедешь. А сейчас идём в общагу.

Идти было недалеко, спуститься со второго этажа да завернуть за угол.

— Общага у нас совсем пустая, ты первый постоялец будешь, он же и последний на текущий момент, — сказал мичман, открывая покосившуюся крашеную дверь в торце здания. — Заходи, выбирай любую комнату, всё свободно. Здесь кухня, — он открыл первую дверь направо, — в конце коридора душ и сортир.

Я посмотрел налево-направо и выбрал самую дальнюю от входа комнату, в ней было четыре секции по две койки, сваренные в вертикальные блоки, как в СИЗО, подумал ещё я, только что решёток на окнах не хватает. В углу тут ещё имелись стол и две табуретки. Кинул свой чемодан на нижнюю койку возле окна.

— А вода у вас прямо из крана течёт? — справился я у мичмана.

— Конечно, — гордо ответил он, — причём горячая тоже есть, но по часам, утром с 7 до 9 и вечером с 18 до 20.

— А откуда ж оно всё берётся, у вас свой водоканал что ли есть?

— У нас своя насосная станция, вода из Ольхового ручья, очень чистая, можно из крана пить. А горячую электрический бройлер подогревает.

— А электричество у вас откуда, если не секрет?

— Ты когда от посадочной площадки ехал, видел по дороге сарай такой жестяной?

— Да, было что-то такое, — с трудом припомнил я.

— Там дизель-генератор стоит, а соляру нам раз в полгода танкер подвозит.

— Здорово, — искренне восхитился я, — мне всё нравится. Однако ж надо бы следующий вертолёт встретить, пойду схожу к ручью.

— Ну сходи-сходи, — ухмыльнулся мичман, — ноги разомнёшь заодно. Да, уходить когда будешь из этой общаги, дверь на ключ запирай, на вот этот, — и он сунул мне большой и ржавый ключ. — У нас хотя и нет преступности, но бережёного бог бережёт.

И на этом он повернулся идти в свою родную 203 комнату, а я потопал к аэробудке с сачком, трепыхающимся от свежего ветра.

День рожденья

Как вы наверно все уже догадались, следующий вертолёт не прилетел к нам не только в этот вот день, но и всю следующую неделю тоже. Связаться с Питером или Приморском отсюда никак нельзя было — связь, как строго сказал мне зампотех, у нас только в экстренных случаях предоставляется, а в этом твоём случае я никакой экстренности не усматриваю, когда технику им выделят, тогда они и приедут, не страшно. Так что всю неделю я тупо бил баклуши, ну зашёл пару раз в научный корпус, ну показали мне там будущее место работы, но даже распаковывать ящики я не стал, потому что там, как оказалось, не было стойки с центральным процессором, а без него, как нетрудно догадаться, ни один компьютер не заведётся.

Ходил кругами и осматривал базу и её окрестности — чтобы базу осмотреть, мне и полдня хватило, всё было ровно так, как описал Лёлик перед отлётом. А народу здесь обитало тридцать три души, если не считать меня и говорящего ворона, почти как в сказке Пушкина — три офицера, кроме уже упомянутого помпотеха это были командир, кавторанг Антипов, высокий и неразговорчивый мужчина средних лет, и замполит Петюнин, рыжий и с намечающимся брюхом, он мне сразу не понравился тем, что с полуслова начал выуживать у меня спирт для поправки здоровья. Отлил ему поллитра и на этом сказал, что всё, остальное у тех ребят в Халактырке осталось. А он, по всей видимости, затаил на меня из-за этого недоброе. Ещё здесь имелись два мичмана, кроме интендантского был ещё один, Толик, очень весёлый, а также 26 матросиков. Плюс жёны командира и помпотеха, проживавшие в офицерском корпусе, но их я даже ни раз не видел, не выходили они на улицу почему-то.

Ходил я и за пределы расположения части, невзирая на строгое предупреждение — ведь если сиднем сидеть круглые сутки в расположении без определённых занятий, это ж свихнуться можно. Не встретил, кстати, я во время своих хождений ни медведей, ни рысей, ни страшных росомах, но медвежий (кажется) помёт пару раз видел. Значит, что тут было вдоль да по берегу океана, перечисляю слева направо... сразу за вертолётной площадкой тек ручей, одноимённый с бухтой, мелкий, вброд перейти можно в любом месте, но быстрый и с рыбой, длинными и шустрыми такими гольцами, как мне сообщили старожилы. Их тут никто не ловил, хватало и того, что в море есть. За ручьём подъём вверх на невысокую сопку, а если через перевал перевалить, там была безымянная бухта, совсем малоинтересная... ну это, если не считать зарослей ежевики и россыпей земляники.

Вверх по ручью я поднялся разок, ничего интересного там не обнаружил, и подъём был непростой, постоянно с камня на камень прыгать приходилось, а вот если пойти направо, там интересного встретилось хоть отбавляй.

Прямо за научным корпусом начиналась проторенная БМП-шками дорога... ну как проторенная, видно было, что тут они в принципе ездят, но не очень часто, колеи заросли травой. Дорога уходила в лесок из каменных берёз и ещё какой-то растительности, а если пройти чуть далее, на высоком скалистом берегу океана справа имел место дот. Ну да, долговременная огневая точка. Без оружия конечно, всё давно сняли, вход закрыт не был, пожалуйста всем желающим — заходи и наслаждайся атмосферой (лично я представил себе японского самурая, прикованного к пулемёту). В доте были две амбразуры, одна открывала живописный вид на собственно Ольховую бухту, в том числе видны были и все три нынешних корпуса базы, а в другую амбразуру можно было обозреть соседнюю бухточку ноунейм.

Я потом поинтересовался у мичмана Сёмы, когда мы совместно принимали пищу в столовке, что это за хрень такая, а он ответил:

— Ну это когда к войне с япошками готовились, в 45-м вроде, решили укрепить южные подходы к Питеру. Вот и построили.

Бред, на мой непросвещённый взгляд, сивой кобылы это был — ну какому японцу понадобилось бы штурмовать богом забытые скалы в 150 километрах от камчатской столицы... но спорить я, конечно, не стал, постройка-то налицо. А вот если пройти мимо этого сооружения и спуститься вниз по крутому откосу (я с трудом представил себе, как здесь БМП поднимается, уклон же почти 45 градусов... но наверно как-то поднимался, колея-то вот она, имеется), то там начиналась уже эта самая упомянутая бухта ноунейм. Втрое больше Ольховой, с широкой береговой зоной. Я спросил всё того же мичмана, почему базу здесь построили, а не вот там, правее, на что получил ответ — "Ты дурак что ли? Там ничего нельзя строить". Дальнейшие расспросы, глядя в ясные мичманские очи, я решил отставить, потом как-нибудь прояснится этот вопрос.

А если прогуляться вдоль береговой линии, по дороге осматривая дары, выброшенные океаном на берег, то в самом конце, через километр с лишним, скалы опять подходили вплотную к воде... не, в отлив (это вторая половина дня, а ночью соответственно прилив, когда луна на небе светит) там по камешкам можно было пропрыгать и дальше, что я один раз сделал, но ничего интересного там не обнаружил. А что там океан выбрасывал на берег, спросите вы, и я вам отвечу, что в абсолютном большинстве это были водоросли-ламинарии, остро пахнущие йодом, и деревяшки (ветки-доски-брёвна), отполированные водой до белоснежного состояния. Но встречались и весьма неожиданные вещи.

И ещё перед тем, как спуститься вниз, бмп-шная колея раздваивалась, одна из них вела поверху — прошёлся и там, опасаясь медведей с росомахами, но прошёлся. Там были какие-то развалины, судя по кирпичу, дореволюционные. И про это тоже спрашивал у мичмана, но тот был не в курсах, это что-то, сказал, ещё до нас построили. А потом развалили.

И где-то в середине этой недели у меня случился день рожденья... я ещё подумал, что в таком оригинальном виде я его никогда не встречал, да и не встречу вплоть до 2017 года, в компании медведей, росомах, хитрых мичманов и склонных к алкоголизму замполитов. Плюнул и не стал никому говорить, а вместо этого забрался в самую отдалённую точку, куда можно было допрыгать по побережью, и там просидел у костра полдня, поджаривая кусочки горбуши на прутиках.

Да вот ещё что не сказал, про рыбу. Вся жизнь этой Ольховой базы в летний период крутилась вокруг лосося, ну сами посудите, быть у воды, да не напиться. В конце июля, начале августа, красная рыба начинала активно идти на нерест, в те реки, где они вылупились, генетическая память у них так заложена. Реки на Камчатке не особенно широкие и полноводные, за исключением может быть одноимённой реки и Пенжины, шириной в устье от пары до десятка метров, и вот в это узкое горлышка в июле месяце начинают набиваться тучи горбуш, кижучей, чавыч и нерок. Их можно просто сачком черпать из реки, на местном жаргоне этот период называется "горбыль попёр". Медведям и росомахам это нерестовый ход тоже очень нравится, они частенько, говорят, сидят на берегу и запасаются провизией на месяц вперед. Инстинкт толкает рыбу, причём и мужского, и женского пола, вверх по течению, и достигнув отмеченного в их памяти месте, если уцелели конечно, она мечет икру с молоками, после чего умирает тут же рядом...

Так вот, к сожалению наш Ольховый ручей к нерестовым не относился, слишком мал он и маловоден, так что горбыль сюда не пёр. Ловили рыбу сетями в заливе... не, конечно и на удочку можно было попробовать с камней по бокам бухты, но клевало так себе, я по крайней мере вытащил только одного морского окуня, плюнул на него и назад выбросил. Сейчас на календаре было начало июля, для нереста рановато, поэтому сети с резиновых лодок ставил один жадный замполит, попадались ему какие-то крохи, но угостить свежевыловленным он меня один раз угостил, в благодарность за спирт.

Ещё у местных товарищей была такая забава, как ловля крабов. Все, наверно, слышали про знаменитых камчатских крабов, консервы из них называются даже "Chatka", сокращение от названия полуострова. Они, сука, огромные, эти крабы, чуть ли не до метра доходят, если от клешней до хвоста мерить. И страшные, как атомная война. Клешнями они, кстати, могут запросто перекусить не очень толстую проволоку, так что надо беречься при ловле. Как их ловят? Да так же, как и раков — берут такую сеточку, в быту называемую краболовкой, кидают туда разные отходы с кухни, лучше, если они полежали и провоняли, и забрасывают утречком ранним сеточку с камней подальше. Вечером вынимают, обычно две-три штуки туда набивается.

Ну вот каким-то образом я и протянул эту неделю до прибытия своих (и не только своих) товарищей... да, в клубе кино один раз демонстрировали, здесь ведь и клуб свой был, всё, как полагается. Я тоже сходил, но выкатили там унылое "Покаяние", кое я и в свой первый срок на этой земле одолеть не смог, как уж там... "зачем нужна дорога, которая не ведёт к храму?". Блин, для сотни других нужд она понадобиться может — чтобы харч подвезти например, или ребёнка в школу отправить, или врачу на скорой помощи подъехать, или на работу/учёбу наконец уехать. Но ничего этого Тенгизу Абуладзе и его подельникам в голову почему-то не пришло. Плюнул и сбежал я из клуба после начальных титров, короче говоря.

А ровно через неделю, в четверг, значит, ко мне в общагу с утра раннего заявился пузатый замполит и сообщил, что судно с остальными участниками экспедиции вышло из Питера, точнее из Приморска, и ожидается прибытием в бухту Ольховую во второй половине дня. Как погода будет — может и заночуют по дороге, добавил зачем-то он перед тем, как скрыться с глаз долой.

Десантирование

Сказать, что я был рад, это значит не сказать ничего. Сами посудите, граждане — ждать и догонять, как гласит известная русская поговорка, хуже не бывает. Умылся, позавтракал, привёл в порядок свою комнату в общаге, вышел на берег... если точнее, то на берег я раз двадцать выходил, всматриваясь в синий горизонт и пытаясь определить, что за погода там ожидается и как это растянет сроки прибытия. Ничего не определил, а когда я в очередной раз туда собрался, на бережок, ко мне подошёл уже мичман Сёма и сказал:

— Чего ты тут прохлаждаешься, прибыли уже твои подельники.

— Как прибыли? — удивился я, — вот же наша бухта, пустая совсем.

— Тебе никто не сказал что ли? Большие суда не сюда причаливают, а по соседству, — и он махнул рукой по направлению к бухте ноунейм, которая рядом с дотом и куда ведёт трасса, проложенная БТР-ми.

Я удивился конечно, но отвечать ничего не стал, а просто направился в означенном направлении быстрым шагом. С обрыва мне открылась живописная картина — где-то в середине береговой полосы здесь красовался десантный корабль с надписью на борту "СДК-48". Стоял он прямо у берега, а створки его переднего люка были уже приветливо распахнуты. Подошёл поближе, помахал рукой собравшимся на носу товарищам, там, насколько я успел заметить, были все наши ребята, неудачно не улетевшие из Халактырки, плюс АКИН-овцы Лёлик с Максом, плюс киевляне, плюс ещё какие-то незнакомые парни, а между них и три женщины, включая Оксану, такой вот сюрпризец.

На берег тем временем через откинутую аппарель выбрался наш командир Петрович и тепло поздоровался со мной.

— Ну ты как тут, не одичал совсем?

— Близко к тому, — отвечал я, — вот если бы вы ещё на недельку задержались, тогда наверно да, с концами бы оскотинился тут...

— Однако нам сейчас надо вытащить все грузы из трюма, — сказал Петрович.

К нам тем временем присоединились Серёжа, Андрей, Мыльников и ещё двое ребят из нашего института, прилетевших в Питер видимо позднее.

— О, как раз семеро, все влезут в мою комнату в общаге, — заметил я после приветствий. — А как мы будем ящики вытаскивать, прямо через прибой?

Аппарель десантника не доходила до берега примерно на метр-полтора, а там хоть и мелко было, но водичка тут такая же холодная, как и на всей Камчатке, четыре-пять градусов.

— Да, — присоединился к нашей беседе кавторанг, он тоже только что вылез из трюма, — будете таскать через этот прибой, ничего страшного.

А тут и БРТ от научного корпуса подъехал, там сидел за рулём матросик, а рядом с ним замполит — смотреть, как они спускались по крутому склону, было немного страшновато.

— Значит так, — распорядился кавторанг, — быстро освобождаем трюм, всё остальное потом. Нам еще в Рыбачий до темноты вернуться надо.

Делать нечего, начали выполнять приказание старшего по званию — к нам присоединились ребята из Киева и неопознанные мною поначалу парни. Это оказались питерцы, из того, настоящего Питера, не из камчатского. Ну наши, допустим, ящики, были умеренно тяжёлыми, вчетвером их запросто можно было тягать, а вот другие экспедиции не знаю, чего туда наложили, там и шестеро с трудом, бывало, их передвигали. Венчал всё это безобразие огроменный ящик с кондиционером, под 300 кило, как гордо сообщили ленинградцы. Но освободили мы трюм примерно за час, мокрые, сука, по пояс, но никто почему-то даже простуду не схватил.

Оксана из группы девочек приветливо поздоровалась со мной, но не более этого. А две другие прибывшие девочки могли называться так весьма условно, им было достаточно крепко за сороковник, но на лицо и на фигуру они были ещё очень и очень ничего так.

Кавторанг с десантника убедился, что ничего мы не оставили в трюме, отдал честь замполиту базы, и корабль сначала захлопнул створки, а потом медленно, но уверенно снялся с мели, развернулся и отчалил от нашего берега. Помахали ему вслед.

— А теперь всю эту хрень надо как-то перевезти к месту использования, — сказал Петрович.

— Так вот же средство передвижения стоит, — отвечал ему замполит, — грузите, но не больше полтонны за раз.

Начали грузить, но в этот момент ещё одно происшествие случилось.

— Эй, смотри-смотри, чего летит! — крикнул один из киевлян, указывая на небо.

Все посмотрели туда и увидели огненный шар, постепенно увеличивающийся в размерах.

— Метеорит что ли? — спросил я, не ожидая никакого ответа.

— Не, это не метеорит, это боеголовка ракеты, — ответил замполит, вглядываясь в небо.

— Ккакая боеголовка? — спросил, запинаясь, я.

— Обычная... мегатонны на две, — ответил замполит, а потом добавил, — шутка, учебная это боеголовка, у нас тут полигон ракетный недалеко, раз в месяц что-то к ним, да падает.

Метеорит тем временем достиг земли где-то за сопками, раздался звук удара и всё вокруг, включая БТР и замполита, подпрыгнуло вверх.

— А если промажут? — продолжил свои расспросы я.

— До сих пор не мазали, — ответил тот, — ну чего встали, БТР работает, соляра впустую сгорает — быстро грузите своё барахло в кузов.

— Весело тут у вас, — сказал мне между делом Петрович.

— У нас, Евгений Петрович, у нас — мы теперь все в одной лодке, и называется она "Бухта Ольховая".

— Расскажешь нам, что тут и как, ты же теперь тутошний старожил.

— Без проблем, — ответил я, оттащив в кузов БТРа очередной свёрток, — ничего не утаю.

Все дела с погрузкой-выгрузкой мы закончили уже ближе к вечеру, небо интенсивно синеть уже начало. Мичман Сёма сказал, что оформлять уже завтра всех будет, а сегодня можете просто так в столовку пройти и закусить, чем бог послал. Девочек, включая Оксану, он забрал с собой и отвёл их в офицерский корпус — дескать, общага только для мужского пола, а женщины здесь отдельно должны проживать, такие правила. Вечером, естественно, устроили небольшую пьянку в нашей комнате в общаге, много народу туда не влезло, позвали только АКИНовцев, включая Оксану. Я в качестве старожила и аксакала был в центре всеобщего внимания, чего не очень люблю, но приходилось терпеть.

— И чего, правда здесь росомахи водятся? — задал волнующий всех вопрос Мыльников, бумажку с предупреждением многие видели.

— Говорят, что да, — скупо отвечал я, а далее кратко пересказал объяснения мичмана-интенданта, дополнив её собственными отрывочными сведениями из Википедии (когда-то давно интересовался российской фауной, что-то в памяти осталось).

— Прямо страшнее медведя? — продолжил расспросы народ.

— Сам не видел и не контактировал, так что врать не буду — может вот местные товарищи чего-нибудь добавят, — ответил я, показав на АКИНовцев.

Отвечать взялся Лёлик, как самый разговорчивый.

— Я тоже как-то с ними не встречался, но знакомые погранцы как-то пару баек про неё рассказали...

— Ну давай, не тяни, — подбодрил я его, — всем же интересно.

— Во-первых, она по деревьям лазит очень запросто, вес небольшой, когти сильные, и на этих вот деревьях она засады устраивает.

— На кого?

— На того, кто мимо пробежит, в том числе и на людей, если попадутся.

— Иди ты?

— За что купил — кидаются с дерева и перегрызают горло. Так погранцы говорили.

— Ну ладно, а вторая какая байка?

— А вторая в том, что они собак боятся. Это же кошачьи, значит страх перед собаками у них на генетическом уровне — когда видит, то сразу на дерево забирается.

— Даааа, — ответил я, — жалко, что тут ни одной собаки не осталось. А говорящий ворон за собаку вряд ли проканает.

Пришлось объяснять про ворона, я его между делом окрестил Кешей, как попугая — сейчас темно, он поди спит уже, а вот завтра, сказал, познакомлю вас с Кешей, он отзывчивый. Отдельно людей заинтересовал сегодняшний метеор, вопросы опять ко мне были.

— Да чего я-то? — отбивался, как мог, — я его первый раз вместе с вами видел. Полигон ракетный вообще-то, насколько я знаю, должен быть гораздо севернее, но может и ещё один они тут обустроили. Надеюсь, что во время нашего пребывания больше никаких боеголовок не прилетит.

Тут неожиданно к нашей компании подтянулся замполит, подвинулись, он уселся с краю и немедленно налил себе полный стакан разведённого спирта.

— Давайте, чтоб не последний был, — сказал он сам себе, опрокинув стакан в рот.

— Во даёт, — отчётливо сказала Оксана, а замполит тем временем передвинулся поближе к ней и, не заморачиваясь условностями, начал подбивать к ней клинья, что мне не очень понравилось.

Поговорили и про работу конечно... три бригады, присланные сюда, как сообщил нам Петрович, это, так сказать, в порядке конкуренции — и мы, и киевляне, и ленинградцы будем заниматься одним и тем же, дешифрацией и фильтрацией одного и того же сигнала с гидрофона. У кого алгоритм распознавания окажется успешнее, тот и получит выгодный контракт с Минобороны, такие дела.

— А что у нас за цели будут? — спросил я, — ну с которых мы сигнал снимать будем.

— В начале августа нам целую подлодку на полный световой день выделят, с Рыбачьего возьмут самую бесшумную. Вот её и будем ловить. А в текущем режиме — всё, что мимо плавает, может и американцы с японцами попадутся.

— За это дело надо выпить, — сказал молчавший до сих пор Сергей.

Налили и выпили — уровень жидкости в трёхлитровой банке между тем снизился почти до нуля. А я тем временем описал базу, её обитателей и окрестности. Дот вызвал живой интерес, даже прямо сейчас хотел кое-кто сходить посмотреть, но я отговорил их, напугав страшными росомахами.

Пари

На следующий день с утра началась и собственно наша работа, до которой мы добирались почти что целый месяц с пересадкой в Питере, залезанием на вулканы и купанием в горячих источниках. Распаковали все ящики, вытащили оборудование, к очень немалому моему удивлению всё оказалось целым и здоровым и после скручивания гаек и установки разъёмов ЭВМ типа СМ-4 завелась с полпинка и бодро выплюнула на зелёный экран Видеотона приглашение операционной системы типа РАФОС. Моя зона ответственности на этом собственно и закончилась, пригласил к монитору геноссе Мыльникова, он, да ещё вновь прибывший Олежек у нас за программную часть отвечали. Мыльников поставил свой диск в накопитель (жуткая вещь был этот ИЗОТ-1370, диски диаметром полметра имели ёмкость 2,5 мега (не гига, упаси боже) байта, и ломалось это всё с пугающей регулярностью... особенно памятны моменты, когда плавающие магнитные головки вдруг переставали плавать и диким скрежетом садились на магнитное покрытие — и то, и это после таких случаев приходилось выкидывать, а новые головки потом долго и утомительно юстировать.

Итак, геноссе занялся правкой и доводкой своих программных продуктов, кои должны были по идее фильтровать входящий от гидрофонов контент от шумов и преобразовывать его в удобопонятный вид, а я, чтобы совсем уж не бить баклуши, присоединился к железячной части нашей команды, к Андрею и ещё одному новенькому, Витьку. Которые налаживали преобразователи аналоговых входящих сигналов в понятную компьютерам цифру. Ну и вывод итоговых результатов на телевизор системы Шилялис тоже их темой был. Та еще задачка-то была с этими АЦП — я сильно в эти проблемы не влезал, делал в основном, что скажут.

Да, а собрана вся эта периферийная часть оборудования была в так называемой системе КАМАК, если в транслитерации, в оригинале же оно называлось CAMAC (Computer Automated Measurement and Control) и разработано было в Европейском центре ядерных исследований специально для научных исследований в области ядерной физики. У нас хоть и не ядерная физика тут исследовалась, а напротив гидро-, КАМАК и тут прекрасно прокатывал. В народе его называли Петей. Почему? Да потому что была у нас одна популярная книжка с описанием этого стандарта, где черным по белому было сказано "Что такое КАМАК? Это просто имя, такое же, как Петя". И ещё у нас даже была в ходу самодельная эмблема нашего института, на которой был изображён КАМАК в лучах восходящего солнца (злые языки добавляли, что солнце-то тут заходящее, а не восходящее, но кто же их будет слушать, эти языки).

Сижу, значит, допаиваю разъемы к камаковскому модулю графического вывода на телевизор — там в выходном каскаде тупо разрезались дорожки на базы четырёх выходных каскадов, три соответственно по числу цветов RGB и одна на синхронизацию, и это дело заводилось в модуль ЦДР на крейте, а уж модулем ЦДР управляла моя СМ-4, а если совсем точно, то программа, разработанная Мыльниковым. Чтобы телевизор не простаивал в то время, когда вывод графики не нужен, мы специальную заглушку придумали на корпусе, коя замыкала разорванные дорожки и позволяла спокойно просматривать телепередачи. Сейчас как раз эта заглушка там и торчала в боку Шилялиса, а на экране через помехи и полосы можно было разглядеть ведущего передачи "Прожектор перестройки".

— Итить-колотить, — сказал со своего места Петрович, уныло оптимизирующий в который раз алгоритм фильтрации, — опять ты свою шарманку завёл. Была бы хоть ритмическая гимнастика...

— Всё понял, — ответил я и переключил ящик на второй канал, их всего-то в те времена два было, в столицах правда три.

Но там было нисколько не лучше, что-то о тружениках полей и уборочной страде. Я выключил телевизор.

— Надо было видак с собой брать, — осторожно заметил Андрей, — хотя бы записи какие-то посмотрели.

Да, был в нашем отделе и видеомагнитофон, представьте себе, катушечный причём, венгерского производства — бобины были толстые и в диаметре больше обычных магнитофонных раза в два.

— Ну ты сам знаешь, какой он капризный, — отвечал Петрович, — задолбались бы ремонтировать. К тому же он в сейфе у начальника отдела лежит и выдаётся только под расписку в особо важных случаях, а наш случай вряд ли можно считать важным.

И тут в комнату зашла Оксана, без стука и с довольно взволнованным лицом. У неё и остальных местных акиновцев своя зона ответственности была и отдельная комнатушка на втором этаже, что они там делали, не знаю, доступ туда был строго ограничен.

— Антон, можно тебя на минутку? — спросила она.

— Конечно можно, — ответил я, — вот если Петрович только разрешит...

— Разрешаю, — быстро ответил тот, — только недолго, тут ещё работы много.

Вышли на природу, она отошла в сторонку к чахлой рощице из каменных берёз и там уже сказала мне:

— Мне замполит проходу не даёт, ты не можешь с этим что-то сделать? Тогда в Паратуньке у тебя это хорошо получилось.

— Ну ё-моё, Оксаночка, — ответил я, — что я, пожарная команда, чтобы твои косяки разруливать? Сама не можешь ему сказать всё, что о нём думаешь?

— Так я ему по-всякому уже говорила и не один раз — он не понимает. Тупой наверно очень.

— А если я начну говорить, он сразу поумнеет? — задал я риторический вопрос и тут же продолжил, — хорошо, договорились. Только и ты для меня могла бы что-нибудь сделать, дорогуша, а то у нас улица с односторонним движением получается.

— А что тебе надо, Антоша?

— Догадайся с двух раз... ладно, отложим этот вопрос на потом. Если у тебя ко мне всё, я пошёл паять свои модули.

У неё ко мне было всё, поэтому мы на этом и разошлись. В обед я решил побазарить с замполитом, а до этого вспомнить, всё, что он нём слышал и что знаю — надо ж подготовиться к теме, верно? Итак, замполит Петюнин Илья Варламыч, капитан третьего ранга, тридцать лет примерно, работает в Ореховой бухте второй год, неженатый, точнее не совсем, был женат, разведён, детей нет. Ещё что... высокий, рыжий, бородатый, с лишним весом, но тем не менее нравится женщинам (те две сорокалетние подруги, прибывшие с ленинградцами, обе явно к нему неравнодушны). Не алкаш, но выпить любит... на этом что ли сыграть? Частенько играет в преферанс, в шахматишки тоже перебрасывается — и это можно использовать. Ладно, ввяжемся в бой, как Наполеон завещал, а там уж как фишка ляжет.

Нас уже тем временем перевели таки из офицерской части столовки в общую, оно и понятно, офицерский зал маленький, самое большее на десять рыл рассчитан, а нас тут понаехало больше двадцати. Кормили как обычно — щи с тушёнкой и пшённая каша с компотом, однако было и нововведение, салатик из чего-то зелёного. Спросил у повара, что это.

— Так черемша и папоротник, — ответил тот, наливая очередную порцию щей. — Вон за оградой сразу и растут.

И он ткнул пальцем в окно.

— Папоротник я знаю, — поддержал я разговор, — а черемша это что ещё за зверь такой?

— Ну это травка такая, по-другому называется "медвежий лук" или "дикий чеснок", куча витаминов, — быстро объяснил повар.

С удовольствием съел всю порцию этой черемши — действительно необычно, раньше с таким не сталкивался. А тут и обед к концу подошёл, я подождал замполита на лавочке возле выхода из столовки.

— Илья, — сказал я ему, когда он появился на улице, потом подумал и добавил, — Варламыч...

— Можно без отчества, — ответил замполит.

— Хорошо, без отчества, — согласился я, — Илья, поговорить бы надо.

— О чём?

— Сам наверно догадываешься.

— Вообще-то не очень.

— Об Оксане, — вздохнул я.

— Так-так-так, — затактакал он, как пулемётчик, — пойдём поговорим, конечно.

И мы отошли в дальний конец плаца перед казармой, туда, где начинались спортивные снаряды для упражнений личного состава. Замполит достал пачку Беломора, предложил мне, я отказался, тогда он закурил и продолжил, выпустив длинную струйку дыма:

— Ну давай, говори.

— Понимаешь, какое дело, Илья... — начал я, глядя в сторону моря, — Оксане ты не нравишься. Совсем. Поэтому она просила передать, чтобы ты отстал от неё, всё равно ничего не обломится.

— Это мы ещё посмотрим, кому чего обломится. А чего она сама это не сказала, чего тебя посылает?

— Она мне сказала, что всё уже тебе объяснила, но ты не понял.

— Ничего она мне не объясняла... (вот так так, подумал я, кто-то из них двоих сейчас врёт)... когда скажет, тогда и буду думать, а через третьих лиц по таким вопросам я не привык разбираться. И вообще иди ты, Антоша, знаешь куда...

— Стоп-стоп, — остановил его я, — давай ругаться пока не будем, а лучше послушай моё предложение, от которого тебе трудно будет отказаться.

— Интересно, — забычковал свою папиросину он, — что за предложение?

— Я передаю тебе из рук в руки литр прекрасного медицинского спирта, а ты перестаёшь донимать Оксану. Ну ты сам же посуди — эти две ленинградские бабы с тебя голодных глаз не сводят, нахрена тебе ещё третья?

— Два литра, — сразу взял деловой тон Илья.

— Полтора, больше я не сумею достать, — поправил его я.

— Лады, договорились, — твёрдо заключил замполит, протянув мне руку для пожатия. — Только поясни, чего это ты за неё вписываешься?

— У меня есть некоторые обязательства, — туманно ответил я, — больше не могу сказать.

— Ну не хочешь, не говори. Спирт чтоб не позднее завтрашнего дня отдал... или давай так сделаем, — как-то неуверенно предложил он, — сыграем в преф на Оксаночку, а?

— Это как? — спросил я.

— Просто — сочи, пуля 20, распасы арифметические, шесть пик обязаловка, десятерная проверяется, вист джентльменский. Кто выигрывает, получает Оксану, кто проигрывает — спирт.

— В преф же втроём играют, кого третьим брать, это первый вопрос, и если этот третий победит, что тогда, это второй... может в шахматы, там хотя бы один на один...

— В шахматы ты сильнее меня играешь, — угрюмо отвечал замполит.

— Фору могу дать, — твёрдо стал настаивать я, — без правой ладейной пешки буду играть... или так — играем десять партий, если счет 6:4 и меньше, это твоя победа, если 7:3 и больше, значит моя.

— Не пойдёт, — твёрдо ответил замполит, — слишком долго играть эти 10 партий будем.

— Твои предложения?

— Три партии, если я беру хотя бы пол-очка, значит выиграл.

— Не пол-очка, а одно, — поправил я, а то это уж совсем кабальные условия выходят, при одной ничьей это мой выигрыш, а уж дальше всё твоё.

Замполит подумал и согласился, а я продолжил.

— И ещё такое уточнение... получается, что ты в любом случае ничего не теряешь, ведь и Оксана, и спирт тебе не принадлежат, а надо бы, чтоб терял, если проиграешь...

— Твои предложения? — повторил он мои слова.

— Если я выигрываю, то ты получаешь свой спирт, а взамен отдаёшь литр икры.

— Не годится.

— Почему?

— Горбыль ещё не попёр, где я тебе сейчас икру возьму?

— Хорошо, икру будешь должен, в августе где-нибудь отдашь, а вот прямо сейчас две большие рыбины или четыре поменьше — ты же ловишь их, я видел.

— По рукам, — немного поколебавшись, отвечал Илья, — когда начинаем?

— Да вот прямо сегодня вечером... после ужина, у нас в общаге. Можешь секунданта взять, я тоже кого-нибудь из наших привлеку. Играем с часами?

— Да, по пять минут каждому.

И мы разошлись по своим рабочим местам — я в научный корпус паять цифровой вывод на телевизор, а он не знаю зачем, но в казарму отправился. Во время одного из перекуров меня нашла Оксана и спросила, что и как с её проблемой, я отвечал довольно туманно, что процессы разворачиваются, а результат скоро будет на выходе. Вечером мы встретились возле входа в общагу, замполит был бодр, весел и только что не подпрыгивал. В секунданты он взял того самого мичмана Семёна, который заведовал местным натуральным хозяйством, а я взял геноссе Мыльникова, как самого спокойного и нелюбопытного из нашей команды. Часы нашлись в Ленинской комнате (да, была здесь и такая, как же без неё-то).

И началась битва... мои коллеги по комнате спросили конечно, что это за турнир и можно ли им тоже поучаствовать. Отговорился тем, что у нас принципиальный спор с товарищем замполитом по поводу перестройки и гласности и третьи лица тут только мешать будут.

— Про ускорение ещё забыл, — заметил мне старшОй Петрович. — Как же перестройка и без ускорения?

— И точно забыл, — оправдался я, — у нас спор по поводу ускоренной перестройки гласности. В нашем отдельно взятом коллективе бухты Ольховой.

Слава богу, Оксаны тут не возникло, она сразу после ужина в свой офицерский корпус удалилась, а то пришлось бы объясняться. И да, тут же возник вопрос, кому первыми белыми играть? Если б чётное число партий было, там без разницы, а при наших условиях разница существенная.

— Монетку кинем? — предложил я.

Начали искать монеты, но не нашли — зачем они в бухте Ольховой, тут расплачиваться не с кем.

— Тогда так сделаем — крутанём кортик, на кого он покажет, тот и начинает белыми.

И замполит вытащил из ножен большой и блестящий кортик.

— Дай посмотреть? — попросил я.

— Смотри, мне не жалко, — великодушно разрешил замполит.

Тут же подтянулись и прочие ребята из нашей комнаты, включая Петровича, все покрутили в руках военно-морской артефакт и поцокали языком.

— А чего он не острый? — спросил секундант Мыльников. — Не отрежешь им ничего.

— Кортик не для того, чтоб резать, — отвечал замполит.

— А для чего?

— Чтоб нанести противнику урон в ближнем бою... ну или самому заколоться, если что...

— Ясно, — ответил я, — красивый, сволочь. Кто крутить будет?

— Я тебя доверяю, — великодушно согласился тот, — крути ты.

Пожал плечами, освободил место на столе и раскрутил девайс, тот, после десятка оборотов остановился остриём практически точно на моей физиономии.

— Моя взяла, — сказал я, разворачивая доску с фигурами и делая первый ход королевской пешкой е2-е4.

— Это мы ещё посмотрим, чья возьмёт, — буркнул замполит, отвечая е7-е5.

Тут же выяснилось, что играем мы испанскую партию в классическом варианте с ходом чёрного слона на с5. Замполит нещадно дымил папиросину за папиросиной, не спрашивая ни у кого разрешения, я морщился, но терпел, времена принудительной антиникотиновой истерии настанут ещё ой как нескоро. Через десяток ходов у него образовалась слабость в центре и висящая пешка, я обыграл этот момент, как смог, но он, гнида, жертвой качества сумел свести партию в ладейный эндшпиль, где остановил мою проходную пешку разменом на свои две. Итого получилась моя ладья против его слона — классическая ничья. Илья довольно потёр руки:

— Ещё пол-очка и усё, — и довольно заржал при этом.

Ну смейся-смейся, гнида, подумал я, посмотрим, что ты дальше запоёшь. Вторую партию я естественно чёрными играл, была старая и добрая защита Филидора, и где-то на десятом ходу замполит тупо зевнул ладью, а я её тут же к рукам прибрал. На его требования переходить отреагировал хмыканьем... спросили секундантов, всё ли по правилам, те оба, включая мичмана, пожали плечами, мол переходы в шахматных партиях не предусмотрены. Дальнейшее было делом чистой техники, замполит сдался очень скоро, не дожидаясь простого мата из учебника.

Расставили фигуры в третий раз, я решил ферзевый гамбитик организовать, замполит видимо в этом разделе шахматного искусства сильно плавал. У меня образовалась сильная позиция в центре, довольно скоро я пешку выиграл, потом вторую, потом начал размены с целью перейти в выигрышный эндшпиль, потом... а дальше всё вокруг сначала вздрогнуло, а потом подпрыгнуло, пара фигур на доске повалились набок.

— Это ещё что такое? — спросил я, — война что ли началась?

— Да не, — лениво отвечал Илья, — это ракетчики опять развлекаются, боеголовка очередная с Белого моря прилетела. Шах тебе.

Я посмотрел на доску — действительно, шах проморгал от чёрного коня, ладно, что не вилку. Убрал короля в угол, через пяток ходов у замполита совсем всё безнадёжно стало. И в этот момент пол конкретно так подбросило вверх, фигуры вместе с доской полетели к чёртовой бабушке в угол, и стёкла в нашей каморке лопнули и разлетелись в стороны.

— Быстро на улицу, — скомандовал мичман, — тут вот-вот всё рухнет!

Нам два раза повторять не надо было, выбежали всей толпой на улицу. Мичман с замполитом понеслись ко входу в казарму, а оттуда уже выбегали ошарашенные матросики. С другой стороны из научного корпуса тоже выбегал народ в белых и синих халатах, оставшийся там на вторую смену, видимо они подумали точно так же, как и мичман. А в лесу примерно по направлению к той бухте, откуда наше оборудование десантировалось, совсем недалеко стоял столб густого белого дыма.

— Что случилось-то? — спросил меня Мыльников, прибежавший от научников, — война началась?

У всех одинаковые мысли, невесело подумал я.

— Не, Мыльников, это не война, это учебная тревога, — ответил я, — ракетчики на соседний полигон привет прислали, но что-то, видимо, пошло не по плану и привет вместо полигона к нам прилетел. Там у вас все целы?

— Петровича осколками посекло, а так вроде бы ничего страшного.

— Его же ко врачу надо, — озаботился я, — а то мало ли что.

— Перевязывают его уже...

Из офицерского корпуса тоже прибежала целая делегация — Оксана, две питерские женщины и ещё две какие-то, в первый раз их увидел. Видимо это были жёны наших командиров, кавторанга и помпотеха.

— Что за дела? — это уже растерянная Оксана спросила, — у нас все стёкла разлетелись.

Со вздохом слил ей ту же версию, что и Мыльникову, она вроде прониклась.

— Раненых нету? — спросил я.

— Не, все вроде целы...

А тут и командиры от казармы подошли с теми же вопросами про раненых — осмотрели всех, убедились, что помощь не нужна и скрылись в обратном направлении. Я им вслед крикнул, что теперь нам делать-то, помпотех через плечо ответил, что ничего, ждите дальнейших указаний. Ну ладно, на улице тепло, стоим и ждём, перекуривая.

— Сколько приключений в этот приезд, — сказал подошедший к нам Лёлик, — в три предыдущих моих приезда сюда и половины этого не было.

— Есть у меня такое мнение, — ответил я, подумав, — что это ещё не конец нашим приключениям...

(Читатели просят рассказать, что изменилось в мире по сравнению с моей предыдущей, так сказать, реинкарнации в 1987 году, так вот расскажу кратенько в скобках. Состав экспедиции был тот же самый, на морвокзале мы ночевали и в Приморск на следующий день заселились, но дальше пошла уже сплошная отсебятина. Никакой Оксаны и никакого Лёлика в старой версии мира не существовало, это раз, про Авачинский вулкан и Паратунские источники мы конечно слышали, но ни туда, ни сюда не попали, потому что нас всех вывезли в Ольховую бухту на третий день. На обычном катере... ну не совсем катере, на Волге такие суда назывались финлянчиками. В гарнизоне ничего не изменилось, ну кроме приставаний замполита к Оксане, её же не было, значит и приставаний тоже. А вот никаких боеголовок не было в принципе, так что не знал я, что будет далее, совсем даже и предположений никаких не было... а дальше был день ВМФ).

День ВМФ

Последнее воскресенье июля, в этот день, сами понимаете, никто на военно-морском флоте не работает и не служит, все отмечают праздник. Научный корпус закрыли на большой висячий замок и всем командированным объявили, что они могут заниматься чем хотят, только не на территории части. Свободны, мол, до завтрашнего утра. Ну мы и решили устроить барбекю на свежем воздухе где-нибудь подальше от намозолившей глаза в/ч номер N...

Вы наверно спросите, что же там было дальше после взрыва боеголовки, а я вам отвечу — ничего особенно интересного. Кавторанг связался со своим штабом в Приморске, оттуда оперативно выслали борт со спасательно-медицинской командой, стёкла оперативно вставили новые, а посечённых осколками и оглушённых взрывной волной (была и таких парочка) перевязали и накормили таблетками. Одного матросика, впрочем, всё же пришлось эвакуировать, у него перелом был, а вместо него (вот сюрприз, так сюрприз) с того же спасательного хвынтокрыла сгрузили Васю Бурого, ну того борзого товарища, который лапал Оксану в бассейне, и он быстро опознал меня и расплылся в довольной ухмылке. Как это так вышло, я не понял, но уж выяснять и спрашивать не стал.

А ещё вместе с медиками и спасателями прибыла какая-то секретная команда из трёх суровых мужиков без знаков отличия, они целый день обследовали место падения боеголовки, после чего погрузили в вертолёт здоровенный ящик, опечатанный со всех сторон сургучными печатями, а это место (оно как раз угодило в развалины над непоименованной бухтой, о них ещё мичман с замполитом упоминали очень невнятно) обнесли колючей проволокой и объявлениями "Стой, запретная зона!". А с нас со всех взяли подписку о неразглашении, это само собой.

Матч в шахматы с замполитом мы таки доиграли, третью партию начали заново и я без особых проблем поставил ему мат ходу так на тридцатом. Обменялись призами — он поклялся не трогать Оксану и выдал мне (нам вообще-то, всей комнате) две здоровенные чавычи, два дня я (вся комната) их потом ел, а сам он получил взамен литр спирта, больше в початой канистре не было, а новую открывать мне не с руки было. Но ему хватило и этого, возникать и качать права он не стал. Новоприбывший Вася Бурый (оказалось, что это у него не погоняло, а фамилия) никак себя не проявлял, и на том спасибо.

Итак, про день ВМФ... мясо на богом забытой военно-морской базе найти было трудновато, ну не считать же тушёнку мясом в самом деле, поэтому барбекю мы решили устроить из рыбы конечно, благо её сейчас много стало, нерест начался. Плюс еще одного краба нам с Андрюхой повезло выловить в заливе, его тоже захватили. И ещё непочатую канистру спирта почали и развели в нужной пропорции это дело в трёхлитровой банке. Запивать ничего не нашлось, кроме холодной ключевой воды, она тут била из-под скал примерно через каждый сто метров. С нами, кроме обитателей комнаты номер три в общаге, увязались ещё Оксана, Лёлик и замполит с мичманом. Я ещё конфиденциально спросил Илью, помнит ли он о нашем уговоре и не возникнет ли каких эксцессов, тот заверил, что все уговоры в силе, а эксцессов точняк не будет.

Ну и хорошо, если не будет... вышли нагруженные сумками с едой и напитками где-то в районе обеда, в столовую уж никто и не пошёл, не до этого было. Спустились в соседнюю бухту и начали выбирать место для пикника. Замполит посоветовал пройти подальше вдоль берега — там во время отлива обнажалась полоска вдоль скал и можно было перебраться в третью бухту, о которой совсем уже мало кто знал, и где было отличное место для костра, защищённое с трёх сторон береговыми выступами. Так и сделали.

Костёрчик загорелся с первой спички, отполированные морской водой сучья и доски горели как порох, пока образовались угли, мы обеспечили сидячие места вокруг костра из валунов и брёвен, благо их тут в достатке было. Оксана замполита как бы и не замечала, любезничала с мичманом — тот тоже был мужчиной вполне ещё привлекательным. Я же между прочими делами отозвал Лёлика в сторонку в целях разобраться с его давешними словами про Оксану.

— Слушай, братан, — сказал я ему, — а что ты имел ввиду, когда говорил мне про Оксану?

— Когда? — удивился тот.

— Да в первый день, когда мы заселяться в общагу шли — ты сказал, что бесполезняк на неё рот разевать и я мол сам всё пойму. Так вот, ничего я не понял...

— Я думал, ты догадливее, — отвечал Лёлик, закуривая папиросу, — тут всё же на ладони, братан — она мужиками не интересуется, а только женщинами.

— Иди ты, — искренне удивился я, — видел я лесбиянок, они же все страшные и мужеподобные. И потом, не заметил я её интереса с собственному полу, мной, например, она заинтересовалась, замполитом и мичманом тоже...

— Маскируется, — со вздохом ответил Лёлик, — у нас в институте все про неё всё знают, можешь хоть у Максима спросить. А тобой она интересуется в чисто шкурных целях, раскрутить на бабки и свалить потом.

— Вот ё же моё, — в сердцах сказал я, — такая красивая баба и такой облом... но я всё же отступать пока не буду, вдруг чего и получится.

— Ну удачи тебе... братан, — ответил с улыбкой Лёлик, — пошли рыбу на угли ставить.

А краб у нас уже варёный был, в огромной кастрюле на кухне сварен, в подсолённой воде, как и положено... страх божий всё-таки это, а не вид неполнохвостых раков из семейства крабоидов. Панцирь его мы конечно выбросили, там съедобного ничего нету, но и оставшихся клешней вполне хватало, чтобы впечатлиться, каждая из восьми более полуметра в длину и весит килограмм с хвостиком. Меня лично каждый раз передёргивало, когда в руки их клешни брал, но остальные видимо были не так впечатлительны. Но вкусны конечно, заразы, этого не отнимешь, с нашими волжскими раками даже и близко не сравнишь. После первого стакана естественно зашёл разговор про крабов и про околокрабовые истории, солировали тут замполит с мичманом, на правах старожилов.

— Это вот синий краб, — говорил, отхлёбывая спирт прямо из стакана, мичман, — он поменьше, чем настоящий камчатский, но мясо у него вкуснее гораздо.

— А ещё какие крабы бывают? — это я уже поинтересовался.

— Волосатый например, а ещё колючий и стригун, других у нас вроде нет... стригунов выбрасывают обычно, они маленькие, есть там нечего, а волосатый ничего так бывает...

— А камчатские крабы чем отличаются от остальных?

— Ну ты спросил... один раз увидишь, никогда не забудешь, панцирь у них до полуметра доходит в диаметре, а размах клешней до полутора. Они под охраной кстати — всех остальных можно ловить и есть беспроблемно, а эти в красной книге, если рыбнадзор застукает, потом всю жизнь штрафы выплачивать будешь.

— А правду говорят, что они клешнями проволоку могут перекусить?

— Враньё, — веско сказал замполит, откусывая очередной кусок, — клешни у них на вид и правда неприятные, но они даже палец порезать не смогут, не то что проволоку. И правая клешня у них больше, чем левая, они в основном ей орудуют.

На этом разговор о крабах сам собой затих, а вместо этого мичман вдруг почему-то вспомнил о событиях в этой вот Ольховой бухте трёхлетней давности.

— Гарнизон взбунтовался, было такое дело... вот в июле же это и случилось...

— А чего это так? — спросил Петрович, — бунты у нас редко случаются всё-таки.

— Прислали нам пополнение, а там одни чёрные... ну кавказцы, вот и начали они воду мутить. Старослужащих нагнули, сами шишку держать начали. А когда мы... я то есть посадил двух самых борзых из них на гауптвахту, всё и началось...

— Да что началось-то, не тяни, Сёма, — попросил я.

— Бунт и начался — остальные кавказцы освободили этих двоих, меня вместо них засунули на эту гауптвахту, сломали замок в оружейной и разобрали калаши с патронами. И пошли на приступ офицерского корпуса, чтобы женщин офицерских, значит, попользовать.

— И чего дальше?

— Командир успел вызвать помощь по рации, час они там продержались, из макаровых отстреливались, а потом десантники с МИ-8 высадились и покрошили этих ребят в капусту.

— Прямо насмерть что ли?

— А чего, церемониться со зверями надо было? Троих наповал, остальные раненые, из наших никто особо не пострадал. Но страху натерпелись. С тех пор к нам нацменов не присылают, только русских...

Ещё зашла речь про развалины, куда угодила недавняя боеголовка, их ещё потом опутали колючей проволокой специальные товарищи из центра.

— Ну развалины и развалины, — отвечал на мой вопрос замполит, — до нас что-то тут было, мы туда не ходим.

А мичман счёл нужным дополнить:

— Люди говорили, что это древние какие-то постройки, местные якобы сделали... что-то культовое...

— Местные это ительмены? — уточнил я.

— Да, они самые... а может и коряки... или чукчи вообще.

— Чё ты гонишь, — не удержался замполит, — чукчей тут сроду не бывало, чукчи на тыщу километров севернее. А вот коряки могли...

— По-моему вы оба гоните, — сказал наш культурно образованный начальник, — местные кроме чумов да яранг ничего никогда не строили. Они, что такое кирпич-то не знают, не говоря о цементе.

Тут уж возразить ни у кого ничего не нашлось, просто выпили в очередной раз.

— —

Через пару-тройку часов всё было съедено и выпито, и мы засобирались обратно. Свернули то, что осталось, и двинули по старой дорожке вдоль береговой линии, но не тут-то было. Сюда-то мы шли по отливу, когда Луна с другой стороны земного шара была, а вечером... да почти уж ночью, засиделись мы... Луна поменяла место на небосводе, и начался приливной цикл. И что, спросите вы? Да то, что полоску песка и камней в одном месте залило конкретно так, метровая глубина на вид там была. А температура воды у побережья Камчатки круглый год 4-5 градусов, я вроде про это уже говорил...

— Я туда не полезу, — сказала Оксана, как отрезала, глядя на бьющиеся о скалы волны, — другой какой-нибудь дороги тут нету?

— Как не быть, есть конечно, — ответил мичман, — вон залезай по этой расщелине наверх и там по стланику, по стланику... часа за два-три наверно доберёшься, если на росомах не попадёшь.

— А что за стланик? — спросила Оксана.

— Ну как тебе сказать, — задумчиво ответил мичман, — обычный стланик, ореховый. У нас же бухта Ореховая, значит и стланик такой же... там всё переплетено и связано, так что каждый шаг с большим трудом делаешь. И это я ещё про колючки не вспомнил...

— Я всё-таки попробую, — неуверенно ответила Оксана, — Антоша, проводишь меня?

Я посмотрел на окружающих (те лихо подмигивали и ухмылялись), потом на Оксану, тяжко вздохнул и ответил:

— Да куда ж я денусь-то...

Прочие же с сожалением поглядели на меня и вывели общее мнение, что они уж лучше по знакомой трассе, пусть немного намокнем, зато результат надёжнее. Так и разошлись — одиннадцать человек вдоль берега, а мы двое вверх полезли, цепляясь за кусты не пойми чего, растущего прямо на скалах. Подъём длился недолго, высота скал в этом месте всего-то метров десять была. А наверху расщелина закончилась и начались камчатские джунгли, я, если честно, такого не ожидал. Натуральная стена из переплетённых трав и кустарников — травы, если кто-то не знает, на Камчатке вымахивают гигантские, в два человеческих роста запросто.

— Может по воде всё-таки? — решил я уточнить у Оксаны, но она была тверда в своих решениях, сказала верхом, значит верхом.

— Ну тогда пошли что ли... точнее поползли...

— — —

Прав был мичман, на все сто прав, кроме одного — за два часа мы метров двести одолели и до торной бмп-шной дороги нам, по моим скромным прикидкам, оставалось еще два раза по стольку. Всё там было переплетено и перепутано... и росло почему-то в направлении к нам, так что в одежду впивалось. Почему-то вспомнились вьетнамские заграждения, которыми они китайскую армию в 79-м остановили — про них наши газеты очень подробно писали. Сели перекурить на подвернувшееся полусгнившее бревно, очевидно от каменной берёзы, других деревьев здесь не наблюдалось.

— Слышь, Оксана, — начал я разговор, — а это правда, что про тебя в АКИНе говорят?

— А что про меня в АКИНе говорят? — поддержала разговор она, — ты поконкретнее давай выражайся, а то ведь про меня много чего говорят, и не только в АКИНе.

— Ну что ты другой ориентации?

— В смысле? — не поняла она.

— Что ты мужчинами не увлекаешься, — решил я расставить все точки над ё, — а только женщинами.

— А, в этом смысле... — устало ответила она. — Так врут ведь они, в основном те, которым я отказала во взаимности, и врут. Назло мне...

— То есть нормальная у тебя ориентация? — с большим облегчением переспросил я.

— Ага, самая обычная, — вяло подтвердила она.

— Тогда выходи за меня замуж, — решился я на отважное предложение.

— Ты это всерьёз что ли? — заинтересовалась Оксана.

— Более чем — ты привлекательна, я тоже, чего зря время терять.

— Ну очень интересно, — развеселилась она, — мне в таких экзотических местах таких экзотических предложений никто ещё не делал.

— Тем более, будет что вспомнить потом...

— И как же ты, например, видишь нашу будущую совместную жизнь? — спросила она. — Я в Приморске живу, ты в своём Приволжске, кто куда переезжать будет? И где жить будем, в общаге? И на что, на твою зарплату мэнээса?

— Я так думаю, что Приморск это хорошо, но уж очень далеко от центра цивилизации — приехать погостить сюда на месяц-полтора, это нормально, но постоянно жить, это ни в какие ворота. А наш Приволжск хоть и не столица, но не очень от неё далеко, ночь на поезде. Так что нам надо туда перебираться. А о жилье и деньгах не беспокойся, обеспечу.

— И как, интересно знать, ты это обеспечишь?

— Так вокруг посмотри, сплошная перестройка же кругом. А еще ускорение и гласность. Возможностей открывается куча, деньги скоро прямо под ногами валяться начнут, надо только нагнуться... ну ещё места конечно знать, где нагибаться. Так что я тебе слово чести даю, денег у нас будет вагон и маленькая тележка. Очень скоро.

— Ты меня прямо заинтриговал, — лукаво улыбнулась она, — но я должна подумать, шаг всё же довольно ответственный.

— Ну думай, — вздохнул я, — а нам надо выбираться из этой чащи, не ночевать же здесь в самом деле.

А тем временем уже порядком сумерки образовались, видно конечно что-то ещё было, но с трудом. Да ещё и Луны на небе не было, то ли новолуние, то ли облака, так что выбираться и в самом деле надо было поскорее. За следующие полчаса мы ещё сотню метров преодолели, тут вроде попроще кусты росли, не такие переплетённые.

— Смотри-ка, — сказала вдруг Оксана, — колючая проволока...

— Так это мы уже до тех развалин добрались, куда ракета свалилась, — предположил я. — Давай через них напрямую пройдём, там вроде даже тропинка есть протоптанная.

— А как же колючка? — усомнилась Оксана, — и надписи тут страшные висят.

— Волков бояться, в лес не ходить, — решительно отвечал я, приподнимая верхний ряд колючки, — ничего страшного не случится, если мы один раз этих страшных надписей не испугаемся.

Оксана быстро поднырнула под проволоку и оказалась внутри периметра, ухитрившись ни за что не зацепиться. Я тут же сообщил ей об этом, что она молодец, добавив, что у неё отличная физическая форма.

— Я ведь несколько лет в балетную школу ходила, -сообщила она о себе новый факт, — а там физическая форма это главное...

— А чего ушла? — спросил я.

— А надоело... в большой балет видно было, что не попадаю, а просто так время тратить не захотелось...

Развалины оказались не такими уж и большими, квадрат где-то сто на сто метров с остатками стен и завалами из битого камня и кирпича. Ровно посередине зияла воронка диаметром метров в двадцать и глубиной (я тут же заглянул в неё, каюсь) в десяток. На дне воронки что-то светилось, что мне не очень понравилось.

— Давай-ка мы побыстрее отсюда уберёмся, — сказал я Оксане, — нехорошее какое-то место.

— Подожди, — остановила она меня за рукав, — там впереди кто-то... или что-то есть...

Я остановился, как вкопанный, не хватало нам только дополнительных неожиданностей. Просканировал сектор пространства впереди нас и ничего тревожного не обнаружил.

— Где именно оно есть? — попросил я у Оксаны уточнить проблему.

— Вон там, — и она показала пальцем чуть правее траектории нашего движения, — на дереве сидит... на берёзе то есть...

Повернул голову в этом направлении — берёза берёзой, ничего особенного, но тут же уловил звуки и шевеление, отличное от стандартного шума ветра и листьев, как будто по дереву что-то скрябнуло.

— Не хочется тебя огорчать, но по-моему эта та самая росомаха, которой нас пугали последние дни, — сказал я Оксане, — не дёргайся пожалуйста, а лучше совсем не шевелись, может пронесёт.

Оксана повела себя вполне достойно, ни грамма истерики не проявила. Я попятился прямиком к воронке из-под ракеты, она сделала то же самое вслед за мной. Эта тварь на дереве тоже замерла.

— Что делать будем? — спросил я чисто риторически.

— Ты у меня спрашиваешь? — тут же отозвалась Оксана, — я вообще-то на тебя надеялась...

— Тогда пока ничего не будем делать, может рассосётся само собой, — предложил я, усаживаясь на край стены, за которой что-то там светилось глубоко внизу.

Но такой нулевой вариант видимо тоже не устраивал зверя на дереве, потому что оттуда послышалось шипение... ну почти такое же, какое кошки издают, когда недовольны чем-то... а потом оно спрыгнуло на землю и медленно двинулось к нам — да, это была росомаха, размером с большую кошку или со среднюю собачку, шерсть бурая, с серыми пятнами, хвост трубой.

— Я боюсь, — прошептала Оксана, прячась за мою спину, — а ну как оно в горло вцепится!

— Спокойно, — отвечал я ей, — резких движений только не делай.

А сам залез в пакет, где у нас оставались остатки от пикника и нащупал там что-то съедобное, это была пара кусочков сахара-рафинада. Вытащил их наружу и начал воспитательную беседу со зверюгой.

— Слушай, приятель, мы тебя не трогаем ни разу, так что давай разойдёмся миром, а? Еды сейчас в лесу много, а мы не такие уж и вкусные, как тебе кажется... так что иди себе по своим делам, а мы по своим пойдём, а?

Росомаха остановилась и снова зашипела, заспушив хвост.

— Она ведь прыгнет сейчас! — с отчаянием в голосе сказала Оксана, — сделай что-нибудь и побыстрее!

— Вот смотри, что у нас для тебя есть, — сказал я, пытаясь сохранить остатки спокойствия, — это сахар, очень сладкий и очень вкусный, смотри, я его на землю кладу.

И я осторожно опустил эти два кусочка на траву, а сам отодвинулся назад вдоль стенки, потащив за собой Оксану. Росомаха перестала шипеть, пододвинулась к сахару и понюхала его... потом ловко подцепила языком и отправила в рот сразу оба.

— Ну что, понравилось? — спросил я у неё, — у нас ещё немножко осталось... вот смотри, я их кладу сюда (и я положил на траву оставшиеся кусочки, всего их в пакете пять штук оказалось), ты их ешь, и мы на этом расходимся.

Росомаха внимательно посмотрела сначала на меня, потом на Оксану, одним неуловимым движением покрыла расстояние до сахара, слизнула его и как будто испарилась в темноте.

— Ититтвою, — только и смог выговорить я, утирая холодный пот со лба, — кажется нам повезло, теперь давай двигать отсюда, и побыстрее.

С другой стороны развалин была чётко обозначенная дорога от БМПшек, сюда проволоку же везли и остатки ракеты вывозили, поэтому весь остальной путь до базы мы проделали быстро и молча, разговаривать особо не о чем было. На подходе к ограде базы я узрел нашего начальника Петровича, он помахал нам рукой и сказал:

— Ну где вы там бродите, мы уже давным-давно пришли...

— Рассказать, не поверите, Евгений Петрович, — начал я, — нас за малым росомахи не съели...

— Да какие ещё росомахи, — отмахнулся он от наших новостей, как от надоедливой мухи, — когда тут такие дела творятся...

— Какие дела? — тут же испуганно спросила Оксана.

— Весь народ с базы куда-то пропал, пустые корпуса стоят, ни одного человечка...

— В каком смысле ни одного? — переспросил я.

— В самом прямом — ни одного это значит ни единого, — отвечал Петрович, — кроме тех, кто на нашем пикнике был.

— А вы хорошо смотрели?

— Можешь сам проверить, если не веришь, — и Петрович жестом предложил мне прогуляться по территории.

Я кивнул Оксане, мол пойдём прогуляемся, она с обречённым каким-то выражением лица двинулась за мной, но в этот момент что-то довольно громко булькнуло сзади... даже и не булькнуло, а лопнуло, как например лопается воздушный шарик. Я живо обернулся — над низенькими камчатскими берёзами висел круглый светящийся объект, и он вращался. По часовой стрелке и очень неторопливо.

— Это ещё что такое? — испуганно спросил Петрович.

Сзади, как я успел заметить боковым зрением, из общаги высыпало несколько человек, которые тоже пялились на светящийся шарик.

— НЛО похоже прилетело, — спокойным тоном сообщила нам Оксана, — сейчас зелёные человечки высаживаться начнут.

— Ну и шуточки у тебя, — в сердцах ответил ей старший и переключил своё внимание на меня, — ты хоть скажи, что это за хрень может быть, вы же только что оттуда вышли.

— По всей вероятности оно выползло из тех развалин, куда ракета угодила, — собрался с мыслями я, — да, мы через них как раз только что прошли, и там в воронке что-то светилось и булькало на дне. Я так думаю, что оно там добулькалось до того, что наружу выплеснулось.

Шар тем временем начал съёживаться в размерах, тускнеть, пока совсем не сморщился и не втянулся обратно, откуда он только что выплыл. Исчез с глаз он с тем же звуком лопающегося шарика.

— Ну чудеса, — только и смог произнести Петрович, а я взял Оксану под руку и мы направились на территорию базы мимо Андрея, Серёги и Мыльникова, которые продолжали стоять с открытыми ртами.

— Чё вы так долго-то ходили? — спросил Мыльников, мы уж хотели идти вас искать.

— Дорога сложная, — отвечал я, — сплошная стена из стланика. А где замполит-то с мичманом?

— Они в радиорубке, пытаются с базой связаться.

Радиорубка была в научном корпусе, вот сразу туда и зайдём, подумал я. Наша лаборатория была открыта настежь, зашёл туда, посмотрел — всё работает, СМ-4 щелкает лампочками, зелёный экран Видеотона сообщает, что до конца выполнения программы остаётся час с хвостиком. Это мы оставили машину включённой, чтобы зря время не терять, а Мыльников запустил там свой очередной алгоритм фильтрации.

Поднялись на второй этаж, там тоже ни души не было, если не считать замполита, он выглянул из дальней комнаты и махнул нам рукой, чтоб заходили. Мы и зашли, это была она самая, радиорубка. У одной стены стояла стойка аппаратуры с кратким названием Р-642Б Окунь, напротив почти такая же, но с аббревиатурой Р-677 Вихрь. Одно, я так понял, было приёмником, другое передатчиком. За Окунем в наушниках сидел мичман Сёма и бубнил в микрофон одну и ту же фразу "Я Агат, я Агат, вызываю Гранит, приём".

— Что, связи-то тоже, выходит, нету? — сходу спросил я у замполита.

— Как видишь, — ответил он, — битый час уже вызываем, а в ответ мёртвая тишина.

— А что вообще случилось-то, пока мы через этот грёбаный стланик лезли? Может объяснишь толком... — попросил я.

— Конечно объясню, — отвечал Илья, зло глядя на стойку приёмника, — у нас теперь много времени свободного будет, можно хоть десять раз подряд всё объяснить. Пошли на улицу что ли...

Мы вышли из подъезда научного корпуса и сели рядком на соседнюю лавочку, замполит закурил беломорину и начал... хотел начать точнее, его перебил лай с соседней берёзы.

— О, не все, значит, пропали, наша ворона осталась, — обрадовался я.

— Ворон это, а не ворона, — поправил он, — значит в общих чертах ты в курсе ситуации?

— В самых общих да, но хотелось бы подробностей, — скромно попросил я.

Тут замполит и вывалил на меня с Оксаной все эти подробности — в научном корпусе нет никого, в казарме тоже, и в офицерском. В столовой тоже пусто, но продукты на местах лежат. А дизель работает, электричество вырабатывается, насосная станция тоже исправна, вода в кране есть. Связи никакой, сам видел. Куда все пропали, никто не знает и даже примерных предположений ни у кого не имеется. Из живых существ ворон вот один уцелел... с дерева снова донёсся заливистый лай, наверно Кеша услышал, как его поминают.

— Ну а с вами-то что приключилось, где вы так долго ползали? — спросил он наконец у меня.

— Так сквозь стланик продирались, а то ты не знаешь, сколько это времени отнимает... да, по дороге прошли сквозь развалины и там с нами два приключения случились, даже три... маленьких, но рассказывать, так уж всё...

— Давай, вываливай.

— Во-первых в воронке, которая от ракеты образовалась (я туда заглянул, каюсь), что-то светилось и булькало нехорошо...

— Так-так, а второе какое приключение было?

— Росомаха нас съесть хотела, вот какое, Оксана подтвердит.

Оксана согласно покивала головой.

— А чего ж не съела?

— Я её сахаром угостил, она и отвязалась... не такие уж они и страшные, росомахи, как вы тут рассказывали.

— Интересно, я здесь два года сижу, но ни одной росомахи не видел, а ты месяца не провёл и уже познакомился...

— Наверно я такой везучий человек... а третье приключение ты наверно сам видел, как шарик над лесом всплыл.

Оказалось, что Илья ничего не видел, потому что безвылазно сидел в радиорубке. Пришлось и про этот шарик рассказать в красках.

В это время распахнулось окно на втором этаже, оттуда высунулся мичман и окликнул нас.

— Что случилось-то? — спросил у него замполит, — неужели с базой связался?

— Связался, но только не с базой, а непонятно с кем, — отвечал мичман, — по-английски из вас кто-нибудь понимает?

Потерпевшие кораблекрушение

Я молча поднял руку.

— Давай сюда быстрее, а то я ничего не понимаю, что они тут лопочут.

Мы все вместе вернулись в радиорубку, где мичман вывел звук от своего Окуня на громкую связь и предложил мне перевести то, что раздавалось из динамика.

— Хотя бы в общих чертах, а то тараторят как пулемёты, ничего не разберёшь...

Я вслушался — акцент у говорившего был, конечно, чудовищный, откуда-то из болот Южной Каролины, судя по всему, вылез гражданин, но кое-что разобрать в принципе можно было.

— СОС он передаёт, т-щ мичман, его плавучее средство потерпело бедствие у берегов Камчатки, вот-вот затонет, так что он просит о помощи... как-то так.

— Хм, — произнесли сразу оба моряка, а продолжил один замполит, — можешь спросить у него, что за судно и координаты, главное, какие? Ну где они там бедствие терпят...

— Могу конечно, чего тут перещёлкнуть-то надо для передачи? — это я у мичмана спросил.

Он молча включил нужный тумблер.

— Сюда говори, — сунул он мне под нос микрофон.

Я спросил у этого южного каролинца то, что велел замполит, в эфире на пару-тройку секунд воцарилось молчание, потом тараторенье продолжилось — судно называлось "Полярная звезда", порт приписки Сиэтл, координаты последний раз снимали пару часов назад и были они такие — и он вывалил долготу с широтой. Передал всё это нашим бравым офицерам... замполит уже и карту южной Камчатки вытащил из какого-то шкафа.

— Вот здесь это, — ткнул он пальцем чуть выше и чуть восточнее нашей бухты, — километров пять от нас по прямой... наши территориальные воды между прочим, куда погранцы смотрели?

— Так это ж совсем близко, с берега в бинокль наверно видно их должно быть, — предположил я.

— Да, пожалуй, что и видно, — отвечал мичман, а затем обратился к Оксане, — слушай, подруга, сбегай на берег, вот тебе бинокль, может увидишь чего?

Оксана послушно взяла бинокль и испарилась.

— А мне ещё чего-то надо говорить? — уточнил я.

— Ясен же пень, что надо, — ответил замполит, — представь меня как командира советского ВМФ, спроси, кто он и как зовут, и скажи, что попробуем чем-то им помочь.

Я выполнил, что требовали. Эфир опять заткнулся на короткое время, затем последовало сообщение, что зовут его Ник Холти, он радист на этой Полярной звезде, а ещё крен судна вот только что достиг 45 градусов, и они всей командой эвакуируются на надувной лодке. Я уже без дополнительных понуканий задал вопрос, сколько их там в команде, мне ответили, что пятеро, в том числе капитан. А тут и Оксана обратно прискакала, быстро бегает.

— Есть на горизонте пароход, примерно там, где вы на карте показывали, лежит на боку.

— Надо спасать, — вздохнул мичман, — хотя это и нарушение всех инструкций и распорядков, часть-то у нас все же режимная, а тут американцы...

— Ладно, спишем на исключительные обстоятельства, — решительно ответил ему замполит, — ты продолжай связываться с базой, а я иду заводить нашу моторку.

— Мне тоже можно? — спросил я одновременно с Оксаной.

— Тебе нет, — резко ответил он Оксане, — а ты сгодишься, вдвоём и поплывём.

— Пойдём, — уточнил я, — плавает, сам знаешь что.

Замполит погрозил мне пальцем, и мы быстрым шагом унеслись к сарайчику недалеко от вертолётной площадке.

— И откуда ж ты английский так хорошо знаешь? — по дороге поинтересовался Илья. — Понятно, что в школе-то мы его все учили, но только большинство научилось всякой ерунде...

— Самоучка, — признался я ему (не говорить же было, что я полгода в Лондоне проработал), — и потом на работе постоянно англоязычные журналы приходилось читать, то, чем мы занимаемся, это ж всё оттуда пошло... вот и набалатыкался. А что, нельзя?

— Можно, — милостиво разрешил он мне, — щас у тебя будет богатая языковая практика, когда заберём этих туристов.

Лодка была нетяжёлая, вместе с мотором килограмм на 100 тянула, так что до берега мы её достаточно быстро дотолкали. Залезли внутрь, замполит осмотрел горизонт сквозь бинокль, отобранный у Оксаны, потом крутанул стартёр мотора (это был самый обычный Вихрь, я таких много повидал на своей Волге), и мы стартовали перпендикулярно берегу.

— Хорошо, что волнения почти нет, — сказал мне замполит, перекрикивая шум мотора, — а то в 4-5 баллов никуда бы мы не добрались.

— Это просто отлично, — согласился я, тоже с трудом преодолев шумовой моторный барьер, — вон они, кажется.

Да, прямо по курсу у нас была резиновая надувная лодка ярких оранжевых расцветок, а в ней сидело пятеро мужиков в такого же цвета спасжилетах.

— Уэлком ту Олда Бэй, — сказал я им, когда мы приблизились и заглушили мотор, — хау а ю, гайз?

За всех них ответил самый старший по годам товарищ, ответил в том смысле, что все окей, за исключением той маленькой неприятности, что их плавсредство перевернулось и затонуло.

— Вся команда здесь? — спросил я, — никто не пропал?

Капитан заверил, что все на месте и никто не потерялся.

— Чего они там бормочут? — не выдержал замполит.

Я передал ему общий смысл высказываний капитана и предложил взять их лодочку на буксир.

— В нашу они всё равно все не поместятся, а два захода делать не очень хорошо — вон там как тучи чернеть начинают... — и я показал на восток.

Илья согласился со мной, вытащил с кормы нашей моторки какую-то верёвку и кинул её конец потерпевшим американцам. Быстренько закрепили её с двух сторон, я предложил этим ребятам держатся крепче и мы медленно тронулись к берегу... до него больше километра было. Волны и правда с каждой минутой всё прибывали и прибывали.

— Уже три балла есть, — крикнул мне на ухо замполит, — скоро через борт перехлёстывать начнёт.

— Ну даст бог, успеем до этого причалить, — крикнул в ответ я.

Успели, но в самый обрез, последнюю сотню метров уже по краю шли — ещё чуть и перевернулись бы обе наши лодки. Но тут уже мелко было, насколько я знал, так что не утонули бы в любом случае. Последние три метра всё равно пришлось по колено в холодной воде преодолевать. Вытащили оба плавсредства на берег, американцы откровенно начали озираться, особенно их внимание привлёк андреевский флаг рядом с вертолётной будкой. Была эта очень разнородная команда как по внешнему виду, так и по возрасту — от 20 до 60.

— Теперь идём к нашей казарме, там и поговорим, — скомандовал замполит.

Я перевёл, капитан спросил меня, есть ли тут связь с Большой Землёй, я ответил в том смысле, что узнаете от военных чуть попозже, а я не уполномочен. Через десять минут подошли к казарме, на улице почему-то никого не было, так что Илья сразу повёл американцев на второй этаж, а мне сказал, чтоб мичмана кликнул, пусть в Ленинскую комнату подтягивается, допрашивать вероятного противника, дескать, вместе будем.

Побежал в научный корпус в уже хорошо мне знакомую радиобудку, а там меня ждал очередной сюрприз — вся зарёванная Оксана плюс геноссе Мыльников.

— Что ещё стряслось? — уныло спросил я, не ожидая ничего хорошего.

Ничего хорошего и не последовало — мичман Сёма пропал с концами.

— Как хоть это случилось-то? — продолжил расспросы я, — он же здесь безвылазно должен был сидеть.

— Вышел покурить и не вернулся, — сквозь слёзы заявила Оксана, — я все окрестности обыскала... вот вместе с ним (она показала на Мыльникова), как будто испарился.

— Хм... — задумался я, — а перед тем, как исчезнуть, он ни с кем так и не смог связаться? Ну вот по этой байде (я ткнул пальцем в Окуня).

— Я не слышала... похоже, что нет...

— Ладно... мы там пятерых американцев привезли, корабль у них утонул, так я пошёл на допрос — без меня замполит всё равно ничего не поймёт... и вы со мной идите, надо же доложить про мичмана.

Вернулись в Ленинскую комнату, там замполит раздал всем присутствующим сигареты Казбек из красивой пачки (специально для такого случая что ли берёг), и все они сейчас усиленно дымили, изучая плакаты по боевой и политической подготовке личного состава.

— Беда, — с порога огорошил я Илью, — мичман пропал, с концами.

Далее вступила Оксана и сбивчиво пересказала свою горестную историю, замполит задумался, потом изрёк:

— Вот что, вы двое идите к остальным, кто ещё у нас уцелел, и скажите, чтоб сидели по своим комнатам, наружу чтоб ни-ни. А я сейчас разберусь с этими ребятами и подойду для инструктажа.

Оксана с Мыльниковым побежали выполнять приказ командира, а он грозно посмотрел на меня и продолжил:

— Переводить будешь точь-в-точь, как я скажу, чтоб никакой отсебятины. И тетрадь вон возьми — записывай все вопросы и ответы.

Я взял предложенную общую тетрадь в коричневой дермантиновой обложке, сели на стул под бюстом Ильича и приготовился выполнять свои обязанности.

— Для начала пусть представятся и скажут, что у них за судно, — сказал Илья.

Спасённые оказались представителями общественной организации Гринпис, в наших водах они проводили исследования ареала редкого вида тюленей, курильский подвид тюлень Стейнегера их интересовал. А звали их соответственно Стивом капитана, Ником радиста, Юджином, Алексом и Элайджа.

— Или, если на русский перевести, — это я уже от себя добавил, — Степа, Коля, Женя, Саня и Илюха...

— Как меня, значит, этого последнего зовут, — задумался замполит. — Ладно, поехали дальше. Спроси, знают ли они, что забрались в территориальные воды СССР?

Капитан ответил, что да, знают, но виной тому были исключительные обстоятельства, у них двигатель сломался, вот течением и принесло сюда... а потом течь в трюме открылась, кою они не сумели перекрыть... короче он приносит советской администрации в лице замполита свои глубочайшие извинения и просит дать возможность связаться со своим консульством в Петропавловске.

— Так нет же никакого консульства в Петропавловске, — удивлённо отвечал Илья, — город же закрытый. Это только во Владике по-моему...

Они были согласны и на Владивосток, но тут мы начали советоваться с замполитом, что им рассказать и надо ли вообще что-то рассказывать о ситуации, в которой находимся сейчас. После небольших колебаний Илья махнул рукой, говори им всё, как есть, хуже уже не будет... я вздохнул и начал рассказывать всё, как есть.

— Понимаете, в чём дело, ребята, — начал я, — у нас здесь сложилась чрезвычайная ситуация — половина нашей части пропала в неизвестном направлении, а другая половина не может связаться ни с кем... так что консульство пока отпадает...

— Да-да, — влез без очереди радист Ник, — мы тоже несколько часов после поломки двигателя не могли ни с кем связаться по рации, мёртвая тишина в эфире была, вот только вас и услышали.

— Значит вы понимаете текущий момент, — продолжил я, — можем вам предложить временное пристанище на нашей базе, а дальше будем думать, что делать... может вы тоже поможете чем-нибудь...

Пересказал замполиту свою речь, он в принципе всё одобрил, кроме того, что я вылез вперёд него, а кроме этого сказал мне тихонько:

— Не нравится мне рожа у этого радиста, да и Элайджа-Илья не лучше... сдаётся мне, что никакие они не экологи и все вместе взятые тюлени им по барабану.

— А кто же они тогда по твоему мнению? — спросил я.

— Да из спецслужбы какой-нибудь американской, к гадалке не ходи... ладно, давай сделаем так — ведём их в казарму, в 203 помещение, и запираем на замок от греха, в сортир там прямо из этой комнаты дверь есть.

— Накормить бы их наверно надо, — осторожно добавил я, — а то совсем нехорошо выйдет, скажут потом, что их тут голодом морили.

— Правильно — кормёжкой ты займёшься, возьми себе в помощники кого-нибудь из ваших, а вас, дорогие друзья, прошу в казарму.

Я коротко пояснил ситуацию капитану, он подумал и кивнул — а дальше мы заперли их в 203 комнате, я сказал на прощание, что еда будет через час, и мы с замполитом двинулись в общагу. Оставшийся народ сидел тихо-смирно по своим каютам-каморкам, но, увидев нас, живо подтянулся.

— Для начала проведём перепись оставшихся в наличии, — громко сказал Илья, подняв руку к потолку, — каждый говорит имя-фамилию, место жительства, возраст, Антон записывает.

Толстую тетрадку с ручкой я на всякий случай захватил из Ленинской комнаты, вот они и пригодились... в наличии оказалось одиннадцать гавриков — мы с Ильёй, Оксана, семеро приволжцев плюс Лёлик-акиновец.

— Стоп, — сказал я, — должно же быть двенадцать, когда мы с пикника уходили, то вдоль моря пошли 11, а мы вдвоем верхом. Минус пропавший мичман, итого 12, а я вижу только 11... кого не хватает?

Тут же выяснилось, что нет Мыльникова.

— Кто его видел последним? — грозно спросил замполит.

— Я наверно, — тихо ответила Оксана, — когда вы увели американцев в казарму, мы вдвоём остались в радиорубке...

— А потом чего было?

— Потом я пошла в общагу, а он сказал, что проверит сети на берегу, у него там какие-то сети сушились...больше я его не видела.

— Что за сети? — спросил замполит.

Об этом знал турист Серёжа: — Он рыбу тайком ловил, вечером ставил сеть с дальних камней, утром вытаскивал...

— Где сушились его сети, знаешь? — спросил Илья.

— Приблизительно... могу показать, — согласился Сергей.

— Сейчас вместе сходим, — ответил замполит, — а пока для всех присутствующих объявляю, что на территории нашей части вводится военное положение. Сидеть строго в общаге, никуда не высовываться, если острая нужда какая будет выйти, то ходить, не меньше чем по двое... да, кто умеет готовить еду?

Вызвался шустрый Андрей.

— Идёшь вместе с Антоном на кухню, что-нибудь сготовите на ужин для всей нашей кампании, включая американцев.

— А что там с американцами-то, расскажите? — попросила Оксана.

— Это экологи, их пятеро, заблудились во время пересчета тюленей, а потом у них авария случилась. Сейчас они заперты в казарме на втором этаже. А мы с Сергеем смотрим на сети и ищем Мыльникова... заодно попробую ещё раз связаться с Большой Землёй...

А деловой мужик-то замполит оказался, подумал я, кто бы мог представить. И тут мы с Андреем двинулись в столовку.

В столовке всё было на своих местах, холодильники забиты едой, на полках куча ящиков с продуктами, не требующими низкой температуры хранения, а хлеб, я так понял, они тут сами пекли — стояли кастрюли с замешанным тестом. Набранные вчера наверно дары камчатской природы в виде черемши, папоротника и рябины тоже имелись в достаточном количестве.

— Ну чего, давай соорудим что-нибудь на скорую руку, — предложил я Андрюхе, — народ голодный сидит и долго ждать не будет.

— Давай, — ответил он мне, но взгляд его исподлобья мне не очень понравился.

Но взгляд это, как говорится, не слово, его не запротоколируешь, поэтому я вытащил из ящика справа четыре пачки макаронов, длинных таких, в виде очень больших шпилек для волос, и сказал Андрюхе ставить две кастрюли на плиту, как раз на всех и хватит.

— Одними макаронами что ли кормить будем? — осведомился Андрей, по-прежнему смотря на меня волчьим взором.

— Зачем одними, вывалим туда тушенку, вот и вся недолга, будут макароны по-флотски... мы же на флоте сейчас находимся, значит и макароны соответствующие должны быть.

— А с хлебом чего?

— Да вот здесь, — я открыл крышку ещё одной кастрюли, — со вчерашнего дня наверно осталось кое-чего, хватит. Не возиться же с замесом и выпечкой, это до утра... и ещё зелени наложим с горкой, количество калорий на душу будет удовлетворительным.

— А на третье что?

— Точно, про третье забыл... надо ещё одну кастрюлю тогда поставить, сделаем чай... сахара здесь (ещё один ящик на полке) хоть отбавляй.

Далее всё пошло как по-писаному, кастрюли закипели, высыпали туда слегка переломанные макароны, тем временем разложили в две руки зелень по тарелкам, потом закипела кастрюля под чай, прямо туда высыпал пару пачек грузинского чая второго сорта, другого не имелось. Ну и по окончании варки макарон их пришлось откинуть за неимением дуршлага на какую-то решетку, высыпать туда тушёнку (говяжья, первый сорт по ГОСТу) и тщательно перемешать.

— Может сюда народ позовём, чтобы не возиться с транспортировкой? — спросил меня Андрей, а я согласился.

Он сбегал за народом из общаги, и они быстренько подтянулись, вместе с замполитом.

— Ну что там насчёт Мыльникова? — спросил я у него, быстро орудуя половником.

— Ничего там насчёт него, — хмуро отвечал он, — сети развешаны на своих местах, а его и след простыл.

— А связь не наладилась?

— И со связью всё плохо, один шум в эфире.

— А нового ничего не образовалось?

— Нет, слава богу, тут и от старого-то голова болит. Хотя стой... видел я светящиеся шары примерно в той стороне, куда ты показывал, — вспомнил вдруг Илья и погрузился в длительное молчание.

— И чего шары, — подбодрил его я, — летали?

— Хер бы там летали — на месте стояли, минут десять, а потом просто исчезли со звуком таким характерным... Да, американцев-то не забудь накормить, вот тебе ключ...

И точно, хлопнул я себя ладонью по голове, забыл ведь про них. Наложил последнюю тарелку, а сам взял вторую кастрюлю, стопку тарелок и вместе с Андреем рванул на второй этаж в запертую казарму. Американцы сильно обрадовались, заскучали поди взаперти-то сидеть. Андрей их в первый раз видел, так что он просто стоял в углу и глазами лупал, а отдуваться с ответами на их заковыристые вопросы пришлось мне.

— Нет, связь с базой не появилась... да, всё остальное под полным нашим контролем... не знаю я, когда вас выпустят, все вопросы к командиру... на горизонте это Мутновский вулкан, он всегда со снегом на вершине... чуть позже командир подойдёт, он более подробно ответит, а пока жрите, что дают.

У одного из них, которого звали Элайджа, сильно разболелась голова — я обещал принести ему что-нибудь из нашего медпункта (вот кстати и туда зайти бы надо, посмотреть, что к чему). На этом мы удалились, я тщательно закрыл за собой дверь. Вернулись в столовку — там народ сам уже разобрал то, что мы приготовили, не дожидаясь, пока ему наложат, так что ничего практически и не осталось. Спросил у замполита, как еда, он ответил, что не хуже, чем их повар готовил, молодцы типа мы оба.

А дальше все строем вернулись в общагу, я сказал замполиту, что американцы хотят видеть его, но он ответил, что не до них пока, попозже, и мы с Андреем остались мыть посуду — не оставлять же её грязной наутро в самом деле. Тут-то всё и началось...

Когда я повернулся в очередной раз, чтобы поставить чистую тарелку на подставку, то увидел Андрея с молотком для отбивания в одной руке. Он хлопал этим молоточком себе по второй ладони и недобро ухмылялся при этом.

— Ну что, Антоша, поговорим? — сказал он мне, пододвигаясь поближе.

Я на всякий случай отодвинулся к окну, чтобы между нами оказался большой кухонный стол, и ответил:

— Конечно поговорим, только зачем в этом разговоре молоток нужен?

— Для убедительности, Антоша, для убедительности, — по-прежнему ухмыляясь, ответил он, но придвигаться перестал. — Ты зачем у меня девчонку увёл?

— Я увёл? — поразился я, — чтобы увести, для этого надо, чтоб она твоя была хоть какое-то время — а она была твоей-то?

— Это неважно, — упрямо повторил Андрей, — сейчас она твоя, и мне это не нравится.

— И как ты планируешь выходить из этой ситуации?

— Замочу сейчас тебя, вот и всех делов...

— А дальше что? Тебя ж посадят на много лет, всё равно она твоей не будет.

— Ну посадят — не посадят, это ещё большой вопрос, сам знаешь, что у нас тут творится, может это и навсегда. А пока-то она моя будет.

Пипец, как у парня мозги выкрутились, подумал я.

— Стой, может договоримся? — предпринял я последнюю безнадёжную попытку.

— О чём с тобой договариваться, дурень? — со странным изменением выражения лица отвечал Андрей, — с мёртвыми ни о чём не договариваются.

И с этими словами он запустил молоток мне в голову — я наготове был и ушёл вправо, так что просвистел он в сантиметрах от моего виска. А у Андрея тем временем в руках оказался кухонный ножик, острый сука и длинный, похоже его из штыка-ножа от Калаша сюда приспособили. Он одним прыжком забрался на стол и двинулся ко мне в полуприседе, делая волнообразные движения ножом справа налево и обратно. Я автоматически схватил то, что поблизости валялось (в одну руку досочку для разделки, у неё ещё такая удобная ручка снизу была, а в другую — толкушку для картошки, коя была в виде гранаты РПГ) и попятился к окну.

— На, получи, гнида! — выкрикнул Андрей, прыгая со стола в моём направлении и держа перед собой ножик.

Досочкой я даже и не стал пытаться остановить этот полёт, всё равно соскользнуло бы, я вместо этого плавным движением перенаправил движение ножа в сторону, и он, ножик, со всего маху врезался в подоконник. Другой же рукой я со всей силы засадил Андрюхе по затылку и кажется удачно — он свалился кулем на пол, оставив ножик торчать из подоконника.

Быстро нашёл два обрывка верёвки, быстро связал ему сначала руки за спиной, а потом и ноги, от греха — мало ли куда он упрыгает, если захочет. Ещё одну верёвку вытащил из ящика, и ей привязал товарища к батарее, которая под окном располагалась. Проверил, всё вроде крепко, и пошёл искать замполита, чтобы сообщить о происшествии на дежурстве.

Нашёл я его в той же самой радиорубке (из общаги со мной Оксана увязалась, я вспомнил о предостережении, чтоб по двое ходили, и взял таки её с собой), Илья в тысячный раз пытался вызвать Граната, но безуспешно. Отвлёк его от этого увлекательного занятия рассказом об андреевой выходке... про причину уж умолчал, Оксана же рядом. Тот молча выслушал меня, отложил наушники с микрофоном и встал, чтобы идти.

— Ты, — он на Оксану показал, — в общаге останешься, нечего в мужские дела соваться.

Но когда мы проходили мимо нашей лаборатории (дверь-то туда так и осталась распахнутой), я услышал стрекотание печатающего устройства типа Роботрон.

— Зайдём, посмотрим, что это там работает? — предложил я и, не дожидаясь согласия, свернул в эту сторону.

Экран Видеотона так и светился зелёненьким цветом, написано там было, что программа закончена и моргала скобочка, предлагающая ввести что-нибудь. Хотя нет, присмотрелся — между строкой об окончании и скобочкой была ещё строчка и написано там было "Вы все сдохнете". Я метнулся к Роботрону — он распечатал всю пачку бумаги, которая в него была заложена, здоровенную пачку, надо заметить, и заткнулся из-за окончания подачи. Я взял в руку верхний лист, он весь был заполнен однотипной надписью "Вы все сдохнете". Замполит тоже посмотрел на это безобразие через моё плечо и спросил:

— Это шутка что ли ваша такая? Программёры балуются?

— Насколько я знаю геноссе Мыльникова, а это его программа крутилась, — медленно ответил я, — шуток он не понимает и не употребляет... так что вряд ли это шутка.

И в этот момент монитор пискнул (да, у него там и встроенный динамик какой-то имелся), я обернулся и увидел, что приглашающая скобочка там заменилась сама собой на две восьмёрки, а за ними на чистом русском языке было написано "Поговорим?"

— По-моему нас на разговор вызывают, — сказал я замполиту.

— А это не ваши институтские штучки-дрючки? — строго спросил он, — а то знаю я, понапишете всякой хрени для прикола...

— Вряд ли... в любом случае хуже не будет, если мы чего-нибудь ответим этому вопрошающему.

— Ну давай, отвечай... — нехотя бросил Илья, — пиши, что согласны поговорить, — и себе под нос он уже буркнул что-то вроде "незнамо с кем".

Я набрал на клавиатуре "конечно поговорим, кто вы?" и нажал Enter. Экран поморгал с десяток секунд, а потом разразился длинной осмысленной фразой "Я Кутх, повелитель Земли и Неба, создатель Мира, людей, зверей и птиц, владыка подземных сил, вулканов, гейзеров. Хватит или ещё добавить?". Я естественно напечатал в ответ, что вполне достаточно, но добавил вопрос — что ему надо от нас. А потом подумал и еще спросил, куда делись люди с базы и почему у нас нет связи.

— Правильно? — справился я у Ильи, тот молча кивнул.

Ждать пришлось целую минуту, я уж начал думать, что всё, разорвал контакт этот Кутх, но нет — на экран мучительно медленно начали поступать символы нового ответа. По пять секунд на символ, напечаталось, короче говоря следующее — "Мне надо, чтоб вы все сд", а после этого плавающая головка жёсткого диска СМ-4 перестала вдруг плавать и диким скрежетом села на ферритовый диск. И предохранитель видимо какой-то вдобавок перегорел при этом, так что всё погасло, включая дисплей Видеотон и АЦПУ Роботрон.

— А это ещё что? — спросил слабо подкованный в электронике замполит.

— Авария, обычное дело, — пожал плечами я, — предохранитель-то я быстро заменю, но операционка на диске однозначно сдохла, это надо программистов звать, чтобы восстанавливал.

— То есть не узнаем мы, что хотел сказать этот Кутх?

— Похоже, что нет... не сегодня по крайней мере.

— Ну тогда пошли к твоему Андрею.

Оксана в продолжение всей этой истории молча стояла у двери и не отсвечивала, а когда всё закончилось, таки открыла рот:

— Я знаю, что это за Кутх.

— Правда? — без всякого выражения отвечал замполит, — по дороге расскажешь.

По дороге Оксана выложила, что она знала по теме бог весть откуда — Кутх это такой ворон, персонаж мифов и сказок многих народов севера Азии и Америки. Неоднозначный персонаж, с одной стороны мудрый и терпеливый, а с другой вредный и мелочный. Якобы выпустил на небо Солнце и Луну, кои скрывались поначалу в Земле. Вроде бы это не совсем ворон, а помесь птицы и человека. У Кутха есть жена, зовут Мити, но он частенько гуляет от неё на сторону, но потом, правда, всегда возвращается. Что ещё? Прихлопнуть кого-нибудь для него плёвое дело, но каждый раз он превращает этот процесс в занимательную игру — то есть убийство для него не самоцель, а средство поразвлечься...

— Бред какой-то, — резюмировал оксанину речь замполит, — мы сейчас чего, на голубом глазу будем обсуждать корякско-ительменские сказочки что ли? С марксизмом-ленинизмом они слабо сочетаются... ты вот чего, иди в общагу, про беседу с этим вороном ни слова никому, скажи, что всё идёт по плану и точка. А мы к Андрею, да и американцев надо навестить, там кому-то таблетки ведь нужны были...

— Точно, — вспомнил я, — Элайджа просил чего-нибудь от головы. Заодно в медпункт зайдём.

Но до Андрея нам дойти было не суждено — в сгустившихся сумерках я заметил какое-то движение со стороны вертолётной площадки одновременно с замполитом. Он сразу дёрнулся за пистолетом, который у него на боку был пристёгнут, но потом присмотрелся и объявил:

— Отбой, это Коска.

— Что за Коска? — удивился я. — Может Каска?

— Не, Коска, популярное имя у ительменов, а это старик Коска, он где-то в окрестностях живёт, к нам раз в месяц заглядывает. Привет, Коска, — поздоровался он со стариком, — с чем пожаловал?

Был он в шубе из меха, по-моему из оленьего, шуба вся рыжая была и на вид довольно богатая. За спиной у него мешок был приторочен, а во рту он трубку держал и усиленно ей пыхтел.

— Однако привет, Илюха, — невозмутимо ответил он замполиту, — соль кончилась. И спичек тоже надо бы.

— Как ты не вовремя, — поморщился замполит, — ну пошли что ли, отсыплю я тебе соли. И спичек тоже отсыплю. Только подожди немного вон на лавочке, у нас тут срочные дела.

— Не торопись, замполит, — с таким же непроницаемым выражением лица продолжил старик, — дела это у живых, а мёртвым торопиться всё равно некуда...

Тут почти одновременно выступили мы оба с замполитом, он спросил, что Коска имеет ввиду, называя нас мёртвыми, а я вспомнил, что сегодня мне уже говорили почти слово в слово то же самое...

— Так, — сказал Илья, поправляя пилотку на голове, — давай по очереди — кто тебе говорил эти слова? — обратился он сначала ко мне.

— Да Андрюха и говорил, — в отчаянии отвечал я, — перед тем, как с ножиком на меня кинулся, я ему договориться предложил и получил в ответ, что мол живые с мёртвыми не договариваются.

— Очень интересно, — почесал макушку замполит, — ну ладно, с тобой мы попозже разберёмся (это старику было сказано), сиди пока на скамейке и ни во что не вмешивайся, а мы с тобой (это уже мне) идём к твоему Андрюхе и побыстрее.

И мы ускоренным темпом вошли в столовку. Уже совсем стемнело, так что пришлось свет включать, чтобы не натыкаться на столы и шкафы.

— Ну и где твой герой? — спросил замполит, окинув взглядом обеденный зал и кухню.

— Вон там лежал, возле батареи, — я поднял с пола кусок верёвки, — этим вот я его и привязал. Наверно недостаточно крепко...

— Тэээк, — протянул замполит, — чем дальше, тем веселее... только нам в коллективе ещё беглого психа не хватало. А может и не было у вас никакой ссоры, а тебе просто померещилось?

— Хорошенькое мерещенье, — откликнулся я, — за малым кишки не выпустили. Вон и нож его в подоконнике торчит, так, как воткнул... надо ж, не взял...

— Короче так, Антон эээ... (Валерьевич, подсказал я) да, Валерьевич, берёшь этот нож и мы идём в медпункт за пилюлями, всё, что есть, надо бы загрести, так что вот эту сумку возьмём (и он прихватил невесть как оказавшуюся тут огромную дорожную сумку), потом к американцам, потом в арсенал вооружаться...

— А что, пора уже? — вставил я свои пять копеек.

— Да, на мой взгляд самое время, оружие не всем выдадим, только заслуживающим доверия...

— А дальше что?

— А дальше по обстоятельствам.

И мы зашагали в медпункт, прихватив с собой сумку. Это недалеко было, та же казарма, но вход с противоположной стороны от общаги. Нужный ключ у замполита на связке оказался, так что проникли мы туда без особых проблем — внутри было тихо и пахло чем-то медицинским.

— А кто у вас тут фельдшером-то работает... работал то есть? — спросил я.

— Жена командира, Эльвира, — ответил замполит, открывая шкаф с медикаментами, — берём всё подряд, разбираться после будем... ты, кстати, что-то в лекарствах понимаешь?

— Обезболивающее от слабительного отличу конечно, — отвечал я, — но на более высокие уровни не претендую.

В это время сверху откуда-то зазвенело разбитое стекло.

— Это в той комнате, где американцы сидят, — безошибочно определил направление замполит, — быстро к ним.

Я прихватил солидно потяжелевшую сумку и мы понеслись на второй этаж через центральный вход. Дрожащими руками я открыл дверь, но волнение моё, как тут же оказалось, было преждевременным — ничего особенного тут и не происходило, но одно окно таки зияло разбитым стеклом.

— Что случилось, парни? — спросил я сразу у всех них.

— Ветром окно разбило, — ответил мне капитан, — больше ничего.

— Ну и хорошо, что хотя бы у вас всё хорошо, — сказал я, открывая сумку, — кому тут надо было таблетку от головы, забирайте.

И я протянул Элайдже две упаковки, одну цитрамона, другую аскофена. Тот повертел в руках незнакомые медикаменты и попросил уточнить, точно ли оно от головы — я уточнил, цитрамон посильнее, аскофен помягче, так что выбирай, что больше нравится.

— Слушай, начальник, — обратился я к замполиту, — на ночь-то их тут что ли оставляем? Запертыми?

— Ну да, — ответил тот, — а у тебя есть другое предложение?

— Да как сказать... тут такие странные вещи происходят, если люди по одиночке остаются, так может их тоже в общагу перевести, не убегут же они в самом деле с нашего необитаемого острова...

— Правильная мысль, — одобрил меня замполит, — скажи им, чтоб переезжали... а я на чукчу пойду посмотрю, не случилось ли с ним чего.

Передал ребятам то, что мы от них хотим, они мигом подхватились и через полминуты готовы были идти за мной хоть на край света. По дороге в общагу разговорился с Элайджем, он у них самым болтливым оказался, так выяснилось, что родом он аж из самого Нью-Йорка, в Бруклине родился, родители евреи, они и определили его в Массачусетский технологический институт, но он малость недоучился там, связался с леваками, потом прибился к Гринпису, так вот и плавает уже лет пять по морям в поисках редких видов морских животных.

Отвёл их в общагу, представил остальным, они выбрали одну из двух свободных комнат, про Андрея я сказал только то, что и он пропал, как мичман с Мыльниковым, и тут с улицы меня позвал замполит.

— Выходи, поговорим с Коской, он тут интересные вещи рассказывает.

Вышел, самому интересно стало, что там этот туземец наплёл. Оказалось, что и точно любопытные вещи — оказывается эти развалины, куда боеголовка угодила, были уже развалинами, когда Коска маленьким был, а лет ему столько, что он царя ещё помнил.

— Ты чего, действительно Николая застал? Это ж сколько тебе стукнуло-то?

— Скоро восемьдесят будет, — ответил Коска, попыхивая трубкой.

— Ну и дальше что? — подогнал его замполит.

— И ещё мой дед, Эремом его звали, что на вашем языке значит "старший", говорил, что и на его памяти они всегда были развалинами.

— Подожди, а Коска тогда как переводится на русский? — спросил я.

— Мог бы и сам догадаться, "младший" это... — снисходительно ответил мне старик и продолжил, — так вот, кто тут и зачем что-то построил, а потом развалил, это глубокая тайна, мы это место всегда стороной обходили, нехорошее оно... и когда ваши строители появились тут пять лет назад, я им про это говорил, не надо ничего здесь строить — не послушали.

— А чем оно нехорошо, это место? — решил уточнить я.

— Не знаю, как у вас, а у меня, например, всегда голова болит, когда я сюда приближаюсь...

— У меня ни разу не болела, — признался замполит, — а что-нибудь более существенное про это место можешь сказать?

— Могу, если водочки плеснёте, — невозмутимо продолжил Коска.

— Чёрт, как не вовремя всё это, — чертыхнулся Илья, — ну ладно, пойдём, осталось у меня немного. И ты тоже, — добавил он мне.

Подались все вместе в офицерский корпус, где у замполита квартира была, благо, что идти тут было два шага. Я в этом здании первый раз был, а оказалось, что оно очень похоже на стандартную хрущобу, только в три этажа и одноподъездную. Квартира у Ильи была обычной хрущобной двушкой, комнаты смежные, все разбросано, на полу грязь, типичное жилище закоренелого холостяка. Он завёл старика в большую комнату, усадил за стол и вытащил из шкафа початую бутылку "Старорусской", налил понемногу в три гранёных стакана.

— Ну, будь здоров, дедушка Коска, — чокнулся он с ним и немедленно вылил водку в рот. — А теперь давай рассказывай до конца, что там у тебя есть.

— Соли сначала отсыпь. И спичек, — отвечал тот, махнув стакан.

— Сколько у тебя запросов, — в сердцах бросил замполит, но выдал тому пачку слежавшейся каменной соли и несколько коробков.

Коска спрятал всё это в мешок, а потом начал:

— Люди здесь пропадают. Из моего стойбища трое сгинуло... пойдут охотиться или рыбу половить и всё. Мы каждого по неделе искали, не нашли.

— И когда это было?

— Последний за полгода до того, как сюда ваши строители приехали.

— Так, а сам-то ты чего не боишься сюда ходить? Я тебя здесь уже не первый раз вижу, — поинтересовался Илья.

— Я старый, мне уже всё равно... тем более, что пропадали-то всегда молодые.

— И с чем это может быть связано? — продолжил свой допрос замполит.

— Да вот с этими развалинами и связано... что тут за штука с неба свалилась две недели назад? — вдруг перешёл в ответное наступление Коска.

Замполит посмотрел сначала на меня, потом на него, потом махнул рукой и вывалил всё без умолчаний.

— Две недели назад сюда по ошибке ракета залетела, знаешь полигон за Мутновкой?

— Знаю конечно, там запретка и охрана строгая.

— Вот вместо того, чтобы туда лететь, ракета, значит, сюда завернула...

— И угодила в старые развалины... — даже не спросил, а утвердительно сказал старик.

— Точно, откуда узнал.

— Догадался. Но ты до конца давай уж рассказывай, если начал — с ракеты ведь ваши приключения только начались, верно?

— Верно, — согласился Илья, — потом был день ВМФ и мы ушли его отмечать в дальнюю бухту.

— Налево или направо, если в море смотреть?

— Налево, почти до самого конца дошли. А дальше мы отметили этот день, вернулись на базу, а тут ни одного человека...

— А сколько было?

— Тридцать три моряка, считая меня с мичманом плюс двенадцать командировочных... а без нас с мичманом, мы же не исчезли, значит, сорок три души. И все они пропали.

— Это ещё не всё? — спросил старик.

— Нет, не всё — потом исчезли мичман и двое из командировочных товарищей, и осталось нас тут десять... а нет, ещё пятеро американцев приблудилось.

— Что за американцы? — с интересом спросил Коска.

— Судно их затонуло, как раз напротив нашей бухты, пришлось спасать.

— Помощь-то вызвали?

— Хер её тут вызовешь, нет у нас никакой связи ни с кем, — сердито буркнул замполит. — На этом всё вроде бы — теперь твоя очередь говорить.

— Про Кутха ещё забыл, — напомнил я.

— Точно, ну ты сам уже расскажи, — приказал тот мне и я выдал:

— Компьютер наш... ну машина такая электронная...

— Знаю я, что это, продолжай...

— Так он, значит, сначала завис, а потом предложил поговорить с каким-то хером, представившимся местным богом Кутхом, знаешь такого?

— Как не знать, главный бог в нашем пантеоне, — усмехнулся Коска, — ну и что Кутх?

— Сказал, чтоб мы все сдохли, и на этом связь с ним пропала...

— Не позавидуешь вам, ребята, — грустно отвечал старик, наливая себе остатки водки в стакан.

— Почему это? — спросили мы с замполитом одновременно, а потом он один продолжил, — и почему только нам? Мы же теперь в одной, так сказать, лодке — никуда ты отсюда не денешься...

Старик поболтал стакан по кругу, вылил содержимое в рот и ответил:

— Правильное замечание, я теперь с вами заодно грести буду... или может меня на руль посадите, как пожилого человека?

— Можно и на руль, — согласился замполит, — только ты до конца уже расскажи, что знаешь, а то из тебя клещами всё тащить приходится.

Коска вздохнул, справился, нет ли ещё чего спиртного, и, получив отрицательный ответ, вывалил всё остальное... всё, что касается Кутха, это конечно бред сивой кобылы, опившейся палёной водкой, нет никаких Кутхов, равно как и Лже-Кутхов, Пеликенов, Мити и Хаэчей...

— А что есть? — попросил уточнения я.

— Есть полуостров Камчатка, а на нём местные народности и пришлые русские... ещё рыба в море есть, а в лесу медведи и волки...

— И росомахи, — зачем-то дополнил я.

— Да, и росомахи... ты что, встречался с ними?

— Часа три назад вот как тебя видел одну...

— Везунчик, что живой остался... но это я в сторону ушёл, — вдруг вспомнил старик. — Значит мы про местных богов говорили, да? Были боги, да все вышли после семидесяти лет советской власти.

— Так тебе чего, советская власть не нравится что ли? — возмутился замполит. — Да она вас из первобытного состояния до людей подняла.

— Никуда она нас не поднимала, как жили в камчатских сопках, так и живём, — медленно отвечал Коска, — а вот богов она точно искоренила всех. Так что мозги вам кто-то парит насчёт этого самого Кутха. Расскажите, что тут ещё необычного было?

Тут уж я вступил в разговор:

— Когда я проходил через те развалины...

— А ты там проходил? — удивился старик, — и живым остался?

— Как видишь... так вот, в воронке, которую ракета оставила, что-то светилось и булькало. А потом, когда я у же на базу вышел, из развалин поднялся светящийся шар, повисел немного и назад втянулся. А чуть позже ещё несколько шариков там летало. И пропали у нас трое, это уже после того, как основная масса народу сгинула.

— Кто пропал, когда, при каких обстоятельствах? — спросил Коска.

— Ты прямо как следователь из прокуратуры, — восхитился я, — ну слушай, если интересно — сначала мичман Семён исчез, когда мы пошли американцев спасать... уходили, он был в научном корпусе, вернулись, нет его нигде...

— Так-так, — пробормотал старик, — давай про остальных.

— Дальше наш научный сотрудник пропал, Мыльников, пошёл сети на берегу проверить и не вернулся. И на закуску ещё один сотрудник, Андрей, развязался и исчез из столовки.

— А он что, привязанный там сидел?

— Да, он перед этим немножечко взбесился и хотел меня зарезать...

— За что?

— А я якобы у него девчонку увёл.

— Что за девчонка, ты и точно её увёл?

— Звать Оксаной, а насчёт увода это сложный вопрос... сейчас она вроде как моя, да, но андреева она никогда не была, это он себе навоображал что-то, так что не уводил я никого. Я у него нож отобрал, а его связал... да, перед тем, как на меня прыгнуть, он сказал примерно то же, что и ты — живым с мёртвыми договариваться не о чем.

— Понятно, — вяло отвечал Коска. — Точно ничего больше выпить нету?

Я переглянулся с Ильёй и ответил, что сейчас принесу, только это будет чистый спирт, старик ответил, что так даже лучше. Я метнулся к научному корпусу, спирт у нас там спрятан был, в лаборатории. По дороге меня отловил старший Петрович с новостью о том, что американцы очень волнуются и лопочут чего-то непрерывно, а чего, никто не поймёт. Пообещал ему вскорости забежать, а пока очень срочное дело... в лаборатории ничего не изменилось за то время, пока мы с Коской разговаривали и Андрюху искали.

Быстренько открыл сейф, нашёл заветную канистру, где больше половины ещё оставалось, закрыл сейф, повернулся к выходу... но развернулся обратно — что-то постучало в окно. На подоконнике сидел здоровенный чёрный ворон, он и стучал своим чёрным клювом в оконное стекло.

— Ты наверно Кеша? — спросил я у него, он склонил голову набок, видимо соглашаясь.

— Ну и чего тебе надо? — продолжил я, открывая окно, — если пожрать, то это не здесь, в соседнем корпусе, здесь еды нету.

— Надо поговорить, — чётко и членораздельно сказал ворон, по-прежнему держа голову под углом 90 градусов к остальному телу.

Сегодня случилось уже столько таинственного и загадочного, что я даже и не удивился что птичка говорит чистым русским языком, а просто ответил:

— Так это ты, значит, со мной через СМ-4 разговаривал?

— Это неважно, — отвечал ворон, перекинув голову на другую сторону, — более серьёзные вещи обсудить надо.

Я распахнул окно полностью и предложил ворону забираться в лабораторию, тот отказался, мол ему здесь удобнее.

— Ну тогда говори, я внимательно слушаю, — предложил я. — Да, в офицерском корпусе ещё двое заинтересованных лиц сейчас сидят, может сразу все вместе и поговорим?

— Нет, — отрезала птица, — пока тебя одного хватит. Значит так — слушай и запоминай, два раза повторять не буду. Мне приказано передать тебе и всем остальным следующее, вы не вовремя оказались не в том месте, это произошло случайно, вашей вины здесь не просматривается, но чтобы всё пошло так, как задумано, вам всем придётся умереть. Поэтому сидите тихо и не дёргайтесь, тогда смерть ваша будет лёгкой и безболезненной и вы уйдёте в Айю, в противном случае умирать вы будете долго и мучительно и попадёте в итоге в Байю. Всё.

— А кем тебе было приказано это передавать, Кутхом? — попытался я уцепиться за эту часть выступления ворона.

— Тебе это имя ничего не скажет, но зовут его не Кутх.

— А ты сам-то кто такой? — продолжил допрос я. — Из этих или сам по себе?

— Я посредник.

— А куда делись все остальные люди с нашей базы?

— Они ушли в Айю. Кроме мичмана, этот сильно сопротивлялся, поэтому попал в Байю.

— А чем отличается Айя от Байи, можешь сказать? — попросил я.

— Словами не передашь, всем отличается.

— Ну чего, в общих чертах понятно.... — побарабанил я пальцами по столу, на котором стоял Видеотон, — про то, что вы... они то есть тут задумали, можно спросить?

— Спросить можно, но ответа не будет, прощай, Антон, я приду ещё один раз, перед самым концом, — каркнул ворон напоследок и сорвался с подоконника вниз, так что спросить, когда этот конец будет и в чём он заключается, я не успел.

Я выглянул в окно — птица спланировала почти что до земли, а потом набрала высоту и скрылась в сторону развалин, будь они неладны. Почесал репу, не забыл прихватить канистру с живительным напитком и быстрым шагом поскакал обратно к замполиту. Они сидели рядом тихо-мирно, и старик рассказывал какую-то байку из своей богатой охотничьей биографии.

— Вот горючее, — сказал я, выставляя канистру на стол, — Илья, разливай, а я пока расскажу про беседу с вороной.

— С вороном наверно, — поправил меня замполит, — с Кешей, он что, говорить уже научился?

— Да ещё как, чешет по-русски лучше меня.

И я коротенько передал им содержание своей беседы с вороном. Они оба очень внимательно меня выслушали, после чего мы дружно заглотнули по трети стакана чистого 96-процентного спирта... ощущения не сказать, чтобы приятные, но и отвращения не вызвало.

— Я умирать не хочу, — подвёл итог моему выступлению замполит, — а ты? — это он Коске адресовал вопрос.

— Я хоть и старый, но тоже пожил бы ещё немного, — ответил тот.

— Да и у меня собственно есть ещё немало дел на этом свете, — добавил я, — я тоже не хочу ни в Айю их, ни в Байю, сами пусть туда идут.

— А может это они нас на понт так берут? — перешёл на феню Илья, — может тут кино какое решили снять, а это всё декорации такие?

— Вряд ли, — отмёл этот вариант я, — уж больно сложно, да и люди вы все военные, киношники замудохались бы согласовывать это дело в Минобороны...

— Ну тогда может это эксперимент какой? Из-под контроля вышедший? — продолжил свои предположения замполит.

— Это более вероятно, но тоже как-то за уши притянуто — тем более, что говорящих воронов ни к одному эксперименту не пристегнёшь.

— Вот что, парни, — решительно сказал вдруг старик-ительмен, — давайте-то все перейдём в тот корпус, где у вас народ собрался... ну чтоб вместе всем быть, а не по одиночке... и выставим круговую охрану на ночь. А утром глядишь, что-то и прояснится...

— Я согласен, — тут же ответил я, — и оружие надо по дороге захватить.

— Но на дорожку ещё по стаканчику не помешает, — хитро прищурился Коска.

Мы с замполитом отказались, а он махнул еще грамм пятьдесят, тогда мы собрались и вышли из офицерского корпуса. На дворе уже окончательно стемнело.

— Гляди-гляди, ещё один, — сказал замполит, указывая на небо.

Там висел весёленький светящийся всеми цветами радуги шарик величиной с Луну.

— Да, весело тут у вас, — буркнул старик, и мы зашли в казарму.

Оружейная комната тут на втором этаже была, ключ от неё тоже оказался у замполита на связке, он открыл дверьи включил свет.

— Вот, чем богаты, — широким жестом указал он на пирамидку калашей и стеллаж с макаровыми.

— Всё работает? Не ржавое? — спросил я.

— Обижаешь, у нас вообще всё работает, — буркнул замполит.

Я не стал уж напоминать про боеголовку и то, что за ней последовало, а просто уточнил, сколько возьмём.

— Я думаю, по три и того, и этого... хватит наверно для начала. Кому выдадим, на месте решим.

И он решительным жестом вытащил из пирамиды три автомата, закинул их все на левое плечо, а потом и три пистолета присовокупил. Два в карманы брюк запихнул, они у него немедленно оттпырились, а последний в кобуру на пояс повесил.

— Ну тогда пошли к народу, — и мы двинулись вниз.

Охотник во время нашего диалога не мычал и не телился, не заинтересовали его, видимо, эти железяки. Ну ещё бы, у него за плечами двустволка висела, зачем ему ещё какие-то калаши. Общага встретила нас криками, похоже, тут скандальчик какой-то назревал — Петрович стоял посреди коридора, напротив него радист-американец, и они громко выражали возмущение друг другом.

— В чём дело, любезные? — тут же начал гасить конфликт замполит.

— Да вот, — отвечал Петрович, — к Оксане нашей приставать начал, а я его осадил.

Таааак, подумал я, а подруга-то моё тот ещё источник конфликтов будет, но вслух сказал другое. Петровичу — "всё под контролем, ругаться перестаём, другие заботы появились", а радисту — "брек, Никки, бокс у нас временно под запретом". Загнали с горем пополам американцев в их конуру, а всех остальных замполит собрал в самую большую комнату общаги, всего тут оказалось десять рыл плюс Коска.

— А это ещё кто такой? — народ вдруг обнаружил неизвестного в лице старика.

— Местный житель, — ответил замполит, — пришёл к нам за спичками да так и остался.

— А что вообще здесь происходит? — подал голос турист Сережа, — где все? Почему никто не летит разруливать наши проблемы?

Замполит вздохнул, а потом выдал строго дозированную информацию:

— Куда делись люди с базы, пока неизвестно. Связи с Большой землёй мы так и не наладили, поэтому никто и не летит. В лесу наподалёку от нас происходят странные вещи, при этом уже после нашего прихода после пикника пропали ещё трое, мичман, Мыльников и Андрей. Так что положение серьёзнее некуда, нам предстоит сейчас как-то пережить ночь, а утром попробуем послать кого-нибудь к ближайшему жилью. Вот он поможет, если что, — и он показал на Коску. — А пока сидим на попе ровно, за пределы общаги не выходим... да, нам надо поставить минимум двух караульных с оружием. На полночи, потом меняться будем, первыми мы с Антоном пойдём, на смену встанут Коска и ещё кто-то... кто умеет обращаться с калашниковыми?

— Ну так-то все собирали-разбирали их на военной подготовке, — сказал Олег-программист.

— Я в армии служил, — вдруг признался Петрович, — так что пиши меня.

— Что, так всё серьёзно? — спросила Оксана.

— Да, именно так серьёзно. Сейчас ложимся спать, время уже позднее, мы с Антоном идём в караул, оставшееся оружие я в кладовку спрячу. Антон, пойдём, объяснишь ситуацию американцам.

Зашли в соседнюю комнату, нас встретили пять не очень дружелюбных взглядов, начал капитан.

— Какого чёрта тут вообще происходит? Почему нас запирают в какой-то собачьей будке и никто ничего нам не объясняет? Я выражаю официальный протест!

— Стоп-стоп-стоп, — так начал я отвечать, — знаете, что такое форс-мажорные обстоятельства? Правильно, это такие обстоятельства непреодолимой силы, кои могут отменять договорные обязательства. У нас именно такой форс-мажор и случился.

Я посоветовался с замполитом, что им говорить, а что нет — он ответил, говори всё, кроме переговоров через компьютер и через ворона, я и сказал:

— Пока мы отмечали праздник на берегу вон в той бухте, с базы пропали все люди, которые здесь служили или работали. Кроме того, после возвращения исчезли ещё трое из тех, что были с нами на берегу. Также недалеко от базы замечены непонятные и возможно опасные явления. Решением капитана третьего ранга Петюнина (я показал на замполита), который теперь является здесь старшим по званию, объявлено военное положение и ограничено перемещение граждан даже по территории базы. Ночью будет выставлен караул для охраны, и вас в том числе, а утром будем принимать решение, что делать дальше. Вопросы?

— Туалета здесь нет, — сказал Элайджа, — куда ж нам отправлять надобности?

Я передал это замполиту, тот подумал и сказал, что на ночь поставит ведро, а дверь, извините, будет закрыта до утра.

Американцы восприняли эти слова не очень хорошо, но мы вовремя смылись из их комнаты, заперев за собой дверь. Пусть теперь возмущаются в пустоте. Замполит открыл кладовку, сгрузил туда один калаш и два макарова, себе, значит, оставил по одной штуке и того, и этого, а мне протянул автомат.

— Обращаться-то умеешь? — спросил он с сомнением в голосе.

— Разбирал за 15 секунд, — ответил я, — и ещё на сборах стрелял раза три наверно. ПМ-то тоже бы выдал?

— Не, хватит с тебя пока и этого, — сурово ответил замполит, — дежурить будем на крыше, она у нас плоская, видно далеко. Пошли.

Дверь в общагу Илья тоже за собой запер, подёргал, убедился, что всё крепко, и зашагал ко входу в казарму, а я за ним, сжимая в руках изделие ковровского завода имени Дегтярёва.

— На предохранитель не забудь поставить, — сказал мне замполит через плечо, — а то выпулишь куда-нибудь сдуру.

Я проверил предохранитель, он стоял на той отметке, где надо, так что отвечать я ничего не стал, а просто ускорил шаг. А замполит вместо того, чтоб подниматься наверх, завернул в столовую.

— Канистру твою захватим и посуду пустую, не помешает, — пояснил он мне свой манёвр. — И раз уж мы сюда зашли может расскажешь в подробностях, что и как у тебя было с этим... ну который развязался...

— С Андреем, — пояснил я, — давай расскажу, у меня секретов нет. Я, значит, стоял вон там возле мойки, а он здесь, за этим разделочным столом...

— Подожди, не гони — давай предысторию, когда и где вы познакомились, из-за чего конфликт начался.

— Да ради бога, — скорректировал выступление я, — работаем мы в одном отделе уже два года как, там и познакомились. Он вообще-то тот же институт заканчивал, что и я, но на два года позже, так что во время учебы мы не пересекались, я по крайней мере его не помню. А когда он в отдел наш пришёл, тогда мы даже и подружились... характер у него весёлый был и общительный.

— Не ссорились за эти два года?

— Не припомню такого... ну может пару раз и было на отдельских пьянках, по праздникам они у нас проходили прямо на рабочих местах, но по каким поводам, затрудняюсь даже сказать... на следующий день обычно всё забывалось.

— Женщину может какую делили?

— Да нет у нас в отделе ни одной женщины, нечего там делить.

— Ясно, тогда переходи у вашей ссоре в столовке.

— Ага, я мыл посуду и складывал её вот на эту решётку, а он чего-то перекладывал за тем столом. И вот, когда я очередной раз повернулся поставить тарелку решётку, я увидел в его руке нож... да, этот самый, что в подоконнике торчит. А дальше уже текст пошёл, который я озвучивал...

— Повтори, а то я не помню, — попросил замполит.

— Дословно я уж не воспроизведу, но смысл такой был, что я у него девчонку увёл, сука такая, и поэтому он сейчас меня зарежет, как курицу. Я ему отвечал в том смысле, что девчонка-то от того, что он меня зарежет, его не станет, и плюс к тому посадят его лет на десять. Он же перешёл на крик — когда это ещё будет, что его посадят, может и никогда, сам видишь, во что мы вляпались...

— Стоп, — остановил меня Илья, — значит он уже тогда всё понимал насчёт нашего положения?

— Выходит, что понимал, — вздохнул я, — я ещё одну попытку притормозить его сделал, предложил договориться по-хорошему, на что он выдал коронную фразу, что живые с мёртвыми ни о чём договориться не смогут, а дальше уже сплошная драка была.

— Как же ты его победить-то смог? — задумчиво спросил замполит, — на вид-то ты хиловат и хлипковат...

— Сам не знаю, т-щ капитан 3 ранга, — отвечал я, — наверно внутренние резервы организма какие-то проснулись. Жить захочешь, ещё не так раскорячишься, — добавил зачем-то я.

— Это верно, это верно, — пробормотал Илья, — ну пошли тогда на крышу.

Я повернулся к двери, но боковым зрением заметил какое-то шевеление в окне... резко развернулся в ту сторону — там в совсем уже стемневшем вечернем небе колыхался вверх-вниз Андрюха, при этом он усмехался и подмигивал мне обоими глазами.

— Ты видел? — схватил я замполита за рукав.

— Что? — недоумённо переспросил он.

— Вот в этом окне, — и я показал, в каком именно, — вон он летает...

Илья внимательно посмотрел в окно, потом на меня, потом резко ответил:

— Вот только нам ещё одного психа в коллективе не хватало...

— То есть ты ничего не видел? — спросил я у него.

— Что значит ничего? Берёзы видел, сарай наш с дизелем тоже (кстати надо зайти проверить, как там давление), ворон наш знакомый сидит вон. А кроме этого да, ничего. А ты что там увидел?

— Андрюху, — честно признался я. — висел в воздухе как раз между берёзами и сараем.

— Так, — быстро отвечал замполит, — этот вопрос закрываем и идём на крышу.

Я повиновался. Канистру Илья естественно не забыл, там добрый литр чистой спиртяги бултыхался. Выход на крышу естественно тоже на замок был закрыт, на висячий, но у замполита конечно же ключ и от этого места нашёлся, так что ничего ломать не пришлось. Крыша тут была плоская, с бортиком по периметру, я ещё удивился, такие вроде бы намного позже стали делать, протекает же она, как ведро дырявое.

— Я в дальнем конце караулю, ты здесь оставайся, — приказал мне замполит, — но сначала по стаканчику аква виты примем, чтоб не замёрзнуть.

Я не отказался, подивился только, какие умные слова Илья оказывается знает. Первые полчаса было ещё так-сяк, а потом я начал конкретно так подмерзать, даром, что июль на дворе стоял, но ночи здесь весьма прохладные были. Проделал комплекс упражнений, поприседал, попрыгал, вроде получше стало. Глянул вдоль крыши, замполит то же самое проделывал. Сместился к нему поближе, спросил вполголоса:

— Что, холодно?

— Да, — признался он, — замерзать что-то начал. И вокруг что-то ничего не происходит, отвлечься даже не на что.

— Ну давай тогда поговорим что ли, — предложил я, — ты как, к примеру, в этой дыре оказался?

— В Ольховой бухте-то? — переспросил замполит, — из Клайпеды перевели. А насчёт дыры я бы поспорил, сам вот смотри — северная надбавка, вдвое выше, чем в Клайпеде, отпуск в два же раза длиннее, и год службы за полтора идёт. Так что я через пять лет уже могу спокойно оформить пенсию, немаленькую кстати, и переехать куда-нибудь в Краснодарский край. Или в Москву, денег на покупку квартиры я уже накопил.

Я прикинул в уме, какой год будет через пять лет — 92-й — и мысленно посочувствовал замполиту по поводу пенсии и денег на квартиру. На вслух решил этого не говорить.

— А училище-то ты какое заканчивал?

— Киевское военно-морское, — сразу отозвался он, — у нас одно такое в стране, которое политработников для ВМФ готовит.

— Киев красивый город, — продолжил тему я, — и большой, третья столица походу. А где там ваше училище располагалось — я в Киеве не один раз был, город хорошо знаю.

— Ты будешь наверно смеяться, но на Красной площади...

— Да, смешно, — согласился я, — это ведь на Подоле? Она вроде раньше не так называлась...

— До революции Александровской была, потом переименовали.

— Девки в Киеве красивые, — перевёл тему я, — красивее наверно только в Краснодаре-Ростове.

— Что есть, то есть, — согласился замполит, — вот помню пошли мы как-то в самоволку на третьем курсе...

Но что случилось в этой самоволке, я так и не узнал, потому что в этот момент в лесу что-то гукнуло, потом раздался сильный хлопок, такой примерно, как зажигания больших объёмов газа в замкнутом помещении, далее пошла взрывная волна... меня с замполитом снесло от бортика (мы как раз находились у стенки, ближайшей к развалинам) к противоположной стороне и хорошо так приложило о кирпичи. Очнулся я с гудящей головой, первым делом подумал — хорошо хоть, что вниз не сдуло, а то там разные варианты могли случиться. Замполит лежал рядом, сжимая приклад калаша.

— Эй, — толкнул я его в плечо, — ты живой или как.

Он очнулся, поводил головой вправо-влево и отозвался в том смысле, что пока да, живой.

— Что это было? — спросил он.

— А я знаю? — пожал я плечами, — что-то в наших любимых развалинах стряслось...

В той стороне стоял густой белый дым, ясно различимый при свете звёзд.

— Надо бы проверить, как там наша команда, — еле ворочая языком, сказал Илья, — сходи посмотри, а я уж тут покараулю.

Взял под козырёк и двинулся к лестнице, слегка пошатываясь и припадая на одну ногу, коленом зацепился за что-то. В казарме было тихо, темно и страшно — я постарался быстренько миновать это тёмное и пустое место. Перед дверью в общагу вдруг вспомнил, что ключ у замполита остался... ну не возвращаться же за ним в самом деле, и без ключа проверим. Постучал в окно, где наши люди сидели, высунулся Петрович.

— У вас всё в порядке? — спросил я.

— Более-менее, — ответил тот, — а что это за шум сейчас был?

— Разбираемся, — дипломатично сказал я, — посчитайте народ, все ли на месте?

Через полминуты Петрович объявил, что да, никто никуда не делся. Ну и славно, переместился на другую сторону здания и постучал уже в окно к американцам... нулевая реакция. Посильнее в стекло побарабанил — опять ничего. Ну тут уж я решил, что надо действовать по обстоятельствам и выбил одно оконное стекло, вторая створка открыта внутрь была, её трогать не надо было. Аккуратно вынул осколки из рамы, чтобы не порезаться, и влез в комнату, где совсем недавно сидели пять граждан Соединенных Штатов Америки, Стив, Ник, Юджин, Алекс и Элайджа... а вот бы и хрен — не было в этой комнате никого, от самого капитана Стива и до самого левака Элайджи. Может я комнаты перепутал, подумал я, и тут же сам себя опроверг — на эту сторону здания только одна жилая комната и выходит, остальные это кухня и сортир с душем. Надо идти докладывать замполиту... я вылез тем же путём, что и внутрь проникал, через окно, и поплёлся ко входу в казарму. Очень мне не хотелось ещё раз пересекать тёмные внутренности этого корпуса, но делать было нечего.

Но ничего страшного со мной в этих коридорах не случилось, сюрпризец же возник только когда я вылез на крышу — замполит сидел там в самом дальнем конце на бортике и тихо-мирно беседовал с мичманом Сёмой, живым, невредимым и довольно бодрым на вид. Я уже устал сегодня чему бы то ни было удивляться, поэтому просто подошёл к ним, сел рядышком и сказал мичману "Привет, давно тебя видно не было".

— Ага, и я тебя давненько не видел, — отозвался он, — с самого пикника.

Я не стал напоминать ему, что вообще-то мы вместе ловили сигнал от утопающих американцев, а продолжил тему:

— Ты где пропадал-то? Мы тут тебя обыскались совсем.

— Известно где, — медленно и как-то с натугой сказал он, — в Байе.

Замполит моргнул мне в том смысле, чтоб я завязывал с этой темой, ну а я чего, я человек с пониманием, завязал эту и развязал другую.

— Все американцы сгинули, пока мы тут караулили неизвестно что, — это я уже к Илье обратился.

— Прямо вот все пятеро? — удивился он.

— Да, прямо все... дверь при этом осталась запертой, а окно закрытым на все шпингалеты изнутри.

— Чудеса, — только и смог произнести замполит, а потом всё же решил спросить мичмана кое о чём, — Сём, рассказал бы, как там в этой Байе, может и мы тоже не отказались бы от неё?

Семёна как будто перекосило от этого вопроса, он посидел таким перекошенным полминутки, потом ответил:

— Не, ничего хорошего в этой Байе нету.

— А как же ты назад-то выбрался? — это уже я спросил, — там это в порядке вещей что ли туда-сюда прыгать?

Семёна на этом вопросе переклинило. Он просидел, стуча зубами и дрожа всем телом битых десять минут, потом справился с собой.

— Не буду я вам ничего рассказывать про Байю. Про Айю тоже, она там по соседству. Попадёте, не дай бог, сами всё узнаете. А выбрался я не сам, меня послали передать послание.

— Кто послал? — немедленно уцепился за эту оговорку замполит.

— Они называют себя монами...

— А на вид они какие, эти моны?

— Нет у них никакого вида, одна видимость... — не очень понятно описал их Сёма.

— И что же они хотели нам передать?

— Вы ни в чём не виноваты, сказали они, кроме того, что оказались в ненужное время в ненужном месте. И вы очень мешаете монам закончить свои дела и уйти в бесконечность.

— Так может они нас всех отпустят с миром — мы и перестанем им мешать? — с тайной надеждой спросил я.

— Поздно, — ответил мичман, — пространство уже окуклилось, никуда вы отсюда не уйдёте.

В это время внизу что-то зашуршало, я перегнулся через бортик и с большим удивлением увидел, как через ограду нашей базы перелезают медведь, волк и росомаха. Медведь был здоровенным и с треугольником на груди, он навалился всей тушей на секцию ограды, она и упала, после этого все трое забежали внутрь и уселись на песок в районе входа в казарму.

— А это ещё что такое? — спросил я у Сёмы, показывая на зверей, — тоже проделки твоих монов?

— Наверно, — равнодушно отвечал тот, — там в развалинах сейчас такое творится, что не приведи господь... вот они и сбежали. Ограду восстановить бы, кстати, надо, она вас хоть как-то защитит на первых порах.

— Так, — не выдержал замполит, — давай обо всём по порядку поговорим, согласен?

— Давай, — равнодушно согласился мичман.

— Значит, мы пошли вытаскивать американцев, а ты остался в радиорубке — дальше что было?

— Дальше я пошёл проверить замок на своём сарае... ну знаешь, где коптильня...

— И что замок, на месте оказался?

— Да, там всё в порядке было, но когда я повернулся назад, меня будто в трубу засосало. Воздухом. Знаешь, бывают такие аэродинамические трубы для продувки моделей...

— Знаю конечно, и что дальше было?

— Дальше я очнулся в большом круглом помещении... то есть это я думаю, что оно круглое, вот почему-то в голову такая мысль пришла, а на самом деле там всё в дымке такой было... светящейся... а я по центру лежал и смотрел в потолок, которого тоже видно не было. Потом ко мне подплыло яркое такое световое пятно, повисело надо мной, и я услышал голос, в мозгу у меня раздался, не ушами, голос сказал "Этого в Байю". И меня как из катапульты закинуло куда-то в другое место, которое было почти как первое, но без дымки.

— Ой, врёшь ты всё, Сёма, — с сомнением высказался замполит, — ну подумай, где наша ольховая база и где эти твои Айи-Байи... эти вещи даже не в одной галактике, а в разных... может расскажешь, как оно на самом деле было?

Мичман посидел, насупившись, а потом выдал следующее:

— Не могу... не имею права... подписку дал...

— Ну подписку-то мы все здесь давали.

— Это другая подписка была, такая, что дальше некуда...

— Ладно, скоро рассветёт, мы спать пойдём, а ты тут давай тогда карауль, если рассказывать ничего не хочешь. Я тебе коряка в пару пришлю.

— Какого ещё коряка? — не понял мичман.

— Аааа, ты же пропустил тут половину, когда в своей Байе болтался... Коска к нам прибился, помнишь наверно такого?

Мичман кивнул, но спросил про другое:

— А с этими зверюгами что делать будем? — и он показал вниз на усевшихся рядком медведя, волка и росомаху, — они же сидят как раз между выходом их казармы и входом в общагу.

— Попробую с ними договориться, — смело потянул я одеяло на себя. — Один раз уже получилось, а где один, там и два.

— Ну давай, студент, дерзай, — с непонятным выражением на лице сказал замполит, — а я... мы то есть с Сёмой посмотрим.

Мы спустились на первый этаж, я сразу, конечно, на улицу не пошёл, а выглянул в окно, тут одно из коридора выходило прямо на крыльцо, прямо на этих трёх зверюг... они сидели ровно рядком, с высунутыми языками, и все смотрели на входную дверь. Как бы мне обозвать-то вас, подумал я... ну пусть медведь будет, чтоб не долго думать, Мишей, волк Мухтаром, а росомаха Бубликом.

— А бублик-то тут при чём? — спросил замполит, оказывается я это всё вслух сказал.

— Да была у нас в деревне собачка одна с такой кличкой, чем-то напоминает эту росомаху, — ответил я ему, а продолжил уже в окно этим троим, — здорово, друзья, как живёте-можете?

Звери перевели взгляды с двери на окошко, потом посмотрели друг на друга, но никак, естественно, не ответили.

— Что в лесу-то вам не сиделось, зачем сюда пожаловали?

В это самое время на крыльцо спланировал ворон Кеша, склонил голову набок и ответил мне за этих троих сразу:

— В лесу сейчас нельзя, сгореть без следа можно.

— Ага, переводчик пожаловал, — сказал я Кеше, — спроси у них тогда уж, не хотят ли они есть?

Ворон попрыгал туда-сюда по крыльцу, а потом высказался в том смысле, что конечно хотят, и он бы тоже не отказался.

— Сейчас я еды принесу, а вы взамен никого из нас не трогайте, ладно?

— Договорились, — оттарабанил Кеша.

А я сбегал в столовку, быстренько собрал остатки от ужина, разложил на три тарелки... потом вспомнил про Кешу и четвёртую добавил, поставил всё на поднос и притащил к двери. Замполит смотрел на меня с большим удивлением, но молчал.

А я тем временем сказал в окно Кеше:

— Я принёс вам еду, выхожу на крыльцо — точно никто на меня не кинется?

— Зуб даю, — отвечал Кеша, а я подумал — ну откуда у птиц зубы... ну будем считать, что он медвежий зуб даёт.

Медленно отворил дверь, она у нас внутрь открывалась, медленно вышел наружу и спустился по ступенькам. Так же медленно поставил поднос в сторонку и вернулся обратно. Страшное дело всё же, когда рядом три таких голодных зверя сидят... а они и не пошевелились, пока я манипулировал тарелками, но потом сразу поднялись и потрусили к еде. Я спросил на всякий случай у Кеши:

— Ну мы выходим, нам в общагу надо — проблем не будет?

— Идите спокойно, — отвечал Кеша. — а утром ещё раз нас накормить не забудьте.

— Да, — вспомнил я, — что там с этими... которые в лесу поселились? Пояснил бы, а то мы тут в догадках теряемся.

— Дай поесть, — с человеческими интонациями ответил ворон, — а потом я тебе объясню кое-чего... может быть...

— Выходим, только медленно и без резких движений, — сказал я замполиту.

Тот повиновался — мы бочком-бочком прошмыгнули к общаге, звери даже и не обернулись на нас, заняты были. А в общаге было темно и тихо, в коридоре только маячил старший Петрович.

— Видели зверей-то? — спросил он, два окна отсюда выходили как раз на ту сторону.

— Не только видели, но и накормили, — ответил я. — Я так думаю, что звери сейчас не главная наша головная боль. Как остальные-то?

— Да спят в основном, коряк это ваш только сидит на кухне и песни мурлычит.

Мы заглянули на кухню — Коска и точно, сидел там на табуретке, курил трубку и что-то напевал себе под нос.

— Здорово, Коска, давно не виделись, — поприветствовал его замполит, — сходи на крышу, покарауль там вместе с Сёмой. Только осторожнее, у крыльца три зверя сидят.

— Да видел я их, видел, — отозвался тот, — они сейчас неопасные...

— А кто опасный? — чисто из вежливости спросил я.

— Самый опасный сейчас это ты, — встал с табуретки Коска.

Замполит посмотрел на меня с большим интересом, потом обернулся к коряку:

— И почему он сейчас самый опасный? Ты уж поясни, а то нам и своих загадок хватает, только недоставало твои разгадывать.

Коска прошёлся вдоль стеночки, зачем-то потрогал рукоятки на газовой плите, потом степенно ответил:

— Пошёл я на крышу, хотя и бестолковое это занятие, но ты тут старший, поэтому подчиняюсь. А насчет него сам смекни, а я уже всё сказал.

Уже в спину ему Илья буркнул что-то насчёт трёх зверюг, которые у крыльца обосновались, но Коска этого как будто не услышал... или сделал вид, что не услышал.

— Ну и хрен с ним, разберётся как-нибудь, — сплюнул замполит на замусоренный пол, — а нам надо американцев что ли отыскать, а то международный скандал получится, если они с концами сгинут на советской-то военно-морской базе-то.

— Да, спать сегодня нам уже не придётся, так что я согласен, пошли разыскивать этих янки... плавающих в банке...

— А почему в банке?

— Ну а где же мы ещё? — пояснил я подтупливающему замполиту, — в банке и сидим мы все вместе... в стеклянной такой... а за нами наблюдают, если кому-то это интересно конечно...

Илья наконец врубился в мою метафору, но ответить ничего не ответил, а просто сунул мне в руку ПМ, и мы вместе вышли на берег нашей Ольховой бухты.

— Мне кажется, что дымком потянуло? — спросил я, принюхавшись, — откуда-то вон от ручья?

— Точно, пахнет, — согласился Илья. — Пойдём проверим, кто там неположенные костры палит.

И мы зашагали по песочку направо. Сзади периодически ухало и выстреливало куда-то в небо, но нам эта картина уже надоела до чёртиков, так что я, например, даже и не оборачивался. Через двести метров и устье Ольхового ручья открылось защищённое со всех сторон (кроме воды) кустами место, где и горел учуянный мною костерок. Синим пламенем горел. А вокруг него на брёвнах и кучах веток сидели американские экологи в полном составе, все пятеро. Двое из них при этом жарили на костре кусочки рыбы, остальные просто пялились на огонёк.

— Аникспектед митинг, бро, — начал я диалог на английском, — ви а сёрч ю ин бэррэк...

— Мы и по-русски можем, — ответил за всех капитан на чистейшем великом и могучем. — Надоело сидеть там и ждать, пока тебя прихлопнут, как таракана, вот мы и свалили на берег...

— Тээээк, — сдвинул фуражку на затылок Илья, — я это с самого начала понял, что вы никакие не экологи. А прямиком из Лэнгли сюда пожаловали. Чёж расшифровались-то так быстро?

— Так пожить же ещё немного хочется, — чистосердечно признался капитан, — глядишь, наша помощь не помешает совместному выживанию.

Замполит взял себе брёвнышко, их тут много по песку разбросано было, и сел рядом с капитаном. Я посмотрел на них на всех и проделал то же самое.

— Давай тогда по порядку, — предложил Илья, — вы конкретно к нам заброшены или случайно тут оказались?

— Ясное дело, случайно, — ответил Стив, — кому могут быть интересны ваши пионерские опыты?

— Ладно, оставим в стороне пионерскость наших опытов, — продолжил Илья, — и перейдём к сути. Что у вас там с судном произошло?

— Именно то, что мы рассказали... мотор заглох, а по радио мы ни с кем, кроме вас связаться не смогли.

— А куда вы шли-то на своём судне?

— Догадайся с двух раз? Контролировать падение ваших боеголовок конечно.

— Понятно... — почесал затылок Илья. — Так ваши проблемы начались после последнего испытания что ли?

— Не сразу, с временным лагом... сначала дальние волны перестали проходить, потом и все остальные.

— То есть о том, что за чертовщина у нас тут творится, вы понятия не имеете?

— Точно, о вашей чертовщине мы ничего определённого сказать не можем.

— Ну хоть предположите что-нибудь, что это вообще может быть такое?

Капитан переглянулся с остальными и на первый план выдвинулся умный Элайджа, ну действительно, кому же выдвигать умные гипотезы, как не еврею.

— У меня две гипотезы, — этот говорил по-русски тоже довольно свободно, но с характерным акцентом, смягчающим звук "р", — первая, что это какой-то грандиозный факап (как-как? — переспросил Илья, — провал, — пояснил я) ваших военных из конкурирующей структуры, а по второй всё это имеет внеземное происхождение.

— Зелененькие марсиане что ли прилетели? — спросил замполит.

— Не обязательно марсиане и совсем не факт, что зелененькие...

— Хорошо, — с натугой, но согласился замполит, — допустим, что одно из этого верно. Но что нам дальше-то делать, в твоих гипотезах есть что-нибудь? И куда делись остальные... кстати один из них недавно вернулся.

— Кто? — спросил капитан.

— Мичман наш... можете поговорить с ним, он сейчас на крыше сидит.

А Элайджа ответил на вопрос о том, что дальше делать:

— Надо разведать окрестности, хотя я лично считаю, что нас отсюда никуда не выпустят, но вдруг где-то да найдётся дыра.

— Правильно, — поддержал его Илья. — У нас из этой мышеловки две основные дороги, морем в соседнюю бухту, Мутновку или Березовую, либо вверх по ручью и опять же в Мутновку или в жилище этого Коски, откуда-то он к нам сюда ведь пришёл?

— И хорошо бы прояснить вопрос с пропавшими товарищами... это я уж не знаю как, но может тот же Коска поможет, — добавил я.

— И пожрать не мешало бы, — закончил мысль замполит, — со вчерашнего дня ничего не ели.

С этим согласились абсолютно все, костерок быстро затушили и гурьбой вдоль берега отправились в казарму. А там на входе нас ждала Оксана, вся в слезах и в крайнем волнении.

— Что случилось опять? — недовольно спросил у неё замполит. — Опять кто-то пропал?

— Нет, — ответила она, — нашёлся. Андрей нашёлся, но лучше бы он с концами пропал...

— Это почему? — спросил уже я.

— Сами посмотрите, — и она махнула рукой по направлению к последней комнате, откуда доносились какие-то глухие звуки.

Не ожидая ничего хорошего, мы с Ильёй проследовали в указанном направлении, а американцы в свою комнату пошли, но них никто внимания не обратил. А в той дальней, значит, комнате, имел место связанный по рукам и ногам Андрюха, лежащий на замусоренном полу. Он выгибался всем телом, ударяясь при этом время от времени в стенку (глухие удары видимо возникали от этого), и грязно ругался. Рядом сидел старший Петрович и ещё один программист, забываю всё время, как его зовут. Увидев меня, он возбудился ещё больше, заорал что-то вроде "сука-гнида-тварь, я тебя ещё достану" и начал выгибаться ещё сильнее, хотя казалось бы, что дальше уже некуда.

— Надо ему укол сделать успокаивающий, — сказал я замполиту, — в аптечке точно должно что-то такое быть.

— Лучше снотворное, — поправил меня Илья, — быстрее и надёжнее. Сейчас посмотрим, что там есть... да, ты уколы-то умеешь делать?

— Дурное дело нехитрое, — отозвался я, — я их сотню-другую сделал, когда мать болела.

В аптечке нашелся димедрол в ампулах, одноразовых шприцев в те времена ещё не было, был самый обычный металлический.

— Прокипятить его вроде б надо... — задумался я.

— Вот и займись, а я пока на крышу схожу. Да заодно посмотрю, как там наши четвероногие друзья поживают.

Занялся кипячением шприца, откопал на кухне более-менее чистую кастрюльку, сполоснул её под краном, потом поставил на плиту вместе со шприцем. А в это время Оксана подтянулась со своими вопросами.

— Что вообще тут происходит-то? — с ходу задала она самый тяжелый. — Нас кто-нибудь отсюда вывезет в конце концов?

— Мне жаль тебя огорчать, Оксаночка, — отвечал я, — но походу мы здесь в мышеловке оказались. Нет, никто нас не спасёт, надо на свои силы рассчитывать.

— И что вы... мы то есть дальше будем делать?

— Что будут делать остальные, я точно не скажу, а про себя пожалуйста — сейчас шприц прокипячу, вколю снотворного Андрею, а дальше буду составлять планы двух экспедиций по разведке окружающей территории. Одна по морю, если это тебе интересно, вторая вдоль ручья на перевал.

— И что вы надеетесь разведать в этих экспедициях?

— Неужели непонятно — найти людей, которые нам помогут... или средство связи какое, которое работает, в отличие от наших.

— Меня возьмёшь в эту экспедицию?

— Я подумаю, — отвечал я, выуживая шприц из кастрюльки, — кстати моё предложение насчёт выйти замуж в силе. Ты как, определилась с этим вопросом?

— Если вытащишь меня отсюда живой и здоровой, то тогда я на всё согласна буду, — на её лице появилась неуверенная улыбка.

— Пойдём, поможешь мне с Андреем... хотя стой, неизвестно, как он поведёт себя, когда тебя увидит — конфликт-то у нас из-за тебя собственно разгорелся. Ты лучше в своей каморке посиди, а я Петровича попрошу помочь.

Оксана немного подумала, кивнула и скрылась у себя в комнате, а я со шприцем в одной руке и ампулой димедрола в другой направился к Андрею. Тот так и лежал на полу, но хотя бы биться об стенку перестал, и на этом спасибо. Увидев меня, он нехорошо ухмыльнулся, потом начал ругаться... грязно, но как-то бестолково.

— Петрович, поможешь мне уколоть товарища?

— Конечно, что надо сделать? — ответил он.

— Держи его за ноги... чёрт, ещё и руки бы тоже надо зафиксировать, — и я крикнул программиста Севу, а сам ловко отломил кончик ампулы, всосал содержимое в шприц и спрыснул немного, выгоняя воздушные пузырьки.

— Знать бы ещё, куда это дело колют, — пробормотал я про себя и решил, что в предплечье нормально будет, нет риска попасть в седалищный нерв.

— Закатай ему правый рукав рубашки, — сказал я Севе, тот повиновался.

Андрей тем временем колоться не хотел и опять начал свои волнообразные движения туловищем, но я исхитрился и попал ему, куда хотел, с первого же раза. Перевёл содержимое шприца в мышцу, тут-то пациент и ослаб.

— Что-то больно быстро подействовало, — озабоченно сказал Петрович.

— Так это психологическое, так-то оно через полчасика только сработает, — сказал я, убирая шприц в коробку. — Положите его на кровать что ли, если сможете, нехорошо, что он тут на полу валяется. А я пошёл совещаться с руководством.

Петрович меня естественно так просто не отпустил и ещё битых десять минут пытал насчёт нашего положения и что будет дальше — ответил ему примерно то же, что и Оксане. А далее таки вырвался из его цепких рук и пошёл ко входу в казарму, осторожно озираясь по сторонам... напрасно, кстати, нервничал, не было там ни одного зверя из утренней троицы, даже и не знаю, куда они делись. На перилах крыльца только сидел одинокий нахохлившийся ворон Кеша.

— Привет, Кеша как дела? — сказал я ему дружелюбно, не ожидая никакого ответа, но ответ последовал.

— Дела, как сажа бела, — прощёлкал он своим клювом, — надо бы хуже, да некуда.

— Во как, — остановился я озадаченно, — а куда дружбаны твои подевались? Ну медведь, волк и росомаха которые?

— Что я им, сторож что ли, — было мне ответом, — в лес убежали наверно.

— Понятно... ты это, не улетай далеко... а ещё лучше садись мне на плечо, да пойдём на крышу поговорим... у нас там военный совет будет, как у Кутузова в Филях.

Кеша долго не думал, а сразу перепрыгнул мне на левое плечо, так мы с ним и поднялись сначала на второй этаж, а затем и на крышу по чердачной лестнице. А там в дальнем конце, который смотрел на зловещие развалины, сидели на бортике все трое, замполит, мичман и коряк, и у них, кажется, военный совет в Филях проходил уже довольно длительное время.

— Не помешаю? — спросил я, подходя к ним.

— А этот что, с тобой вместе? — спросил Илья про ворона.

— Да, присоединился по дороге, пусть поучаствует, — осторожно ответил я. — Что там с развалинами-то?

— Успокоилось всё, уже час никакой активности, — сказал мичман. — Ну, что, начнём наше рабочее совещание?

— Я не против, — отвечал я, — а ты? — это я у Кеши уже спросил.

Кеша тоже был за. Начал замполит, как старший по званию.

— Значит, что мы имеем на сегодняшнее утро... — откашлялся он, — а имеем мы то, что весь наличный состав базы, кроме меня с Сёмой, пропал к чёртовой матери, это раз, аномальную активность этих грёбаных развалин, это два, и полное отсутствие какой бы то ни было связи с большой землей это три.

— Забыл о пропавших и снова вернувшихся людях, — напомнил я. — И про трёх зверей, они в лес сбежали, как Кеша говорит. И про странное поведение нашего компьютера. И про Кешу говорящего, это тоже большая странность.

— Точно, — не стал отпираться Илья, — хорошо, что ты напомнил. Итак о пропавших — пропали, а затем нашлись в порядке очерёдности ты, Сёма, ваш Андрей и пятеро липовых экологов. Как они там, кстати? И Андрей что, успокоился?

— Вколол я Андрею димедрола, он сейчас спит, а экологи сидят у себя в комнате и не отсвечивают.

— Ладно, тогда пошли дальше, пока вот (и он махнул рукой в сторону развалин) тут более-менее спокойно, надо идти на разведку местности. Предлагаю старшим в экспедиции по руслу ручья сделать Коску, он же местный и территорию должен знать, как свои пять пальцев — ты не против?

Коска очнулся от каких-то своих тягостных раздумий и подтвердил, что он готов быть старшим.

— С собой возьмешь двоих, выбери сам, кого надо. А морскую экспедицию уж я возглавлю, на моторке пойдём. Тоже двоих с собой беру, мичмана и... — он задумался, глядя на меня, — тебя бы взял, но ты больше на суше понадобишься, так что одного из американцев наверно.

Коска встал и сказал следующее:

— Чего зря воду в ступе толочь, давайте поедим, и идти надо, чтобы до темноты вернуться. А с собой я беру его вот, — и он показал на меня, — и его подругу, как её...

— Оксану, — подсказал я, — а почему её?

— Потом расскажу, — буркнул он, направляясь к чердачной лестнице.

Кеша с большим интересом выслушал всё это и даже высказался в конце, уже в спину уходящему коряку:

— Весёлая у вас жизнь будет в ближайшие сутки, весёлая...

— А то мы сами не знаем, — буркнул я, — лучше бы что-нибудь полезное посоветовал.

Но ничего полезного Кеша нам так и не выдал, а вместо этого снялся с моего плеча и спланировал куда-то вниз.

— Ну пошли завтрак готовить, — предложил замполит, — у тебя это хорошо получается, как я посмотрю, а вместо Андрея возьми с собой подругу свою, пусть учится, пригодится в семейной жизни.

— Есть взять подругу, — отрапортовал я и пошёл к общагу.

Обрадовал грустную Оксану, что у неё появилось хоть какое-то дело, у неё мигом загорелись глаза и она попыталась взять руководство в свои руки.

— Значит так, дорогой Антоша, уж чего-чего, а готовить-то меня ещё в детстве научили, так что на кухне я главной буду.

— Да ради бога, — не стал возражать я, — только сначала меня озвучь, чтоб я знал, к чему готовиться.

Она сначала обследовала закрома, так сказать, родины, залезла во все шкафчики и холодильники, а потом озвучила своё меню:

— Яичница с тушёнкой, салат из черемши и папоротника и компот из сухофруктов — пойдёт такой набор?

— Да в принципе неплохо... яичницу из расчёта одного или двух яиц на едока? — уточнил только я.

— Пусть по два будет, мне не жалко, — великодушно предложила она, — сколько у нас сейчас человек в наличии имеется?

Я прикинул на пальцах:

— Наших семеро плюс ты с Лёликом плюс пятеро американцев плюс замполит, мичман и коряк — итого семнадцать душ.

— Немало, — согласилась она, — ну чего, приступаем?

Еду мы сделали быстро и без проблем, в четыре-то руки, потом позвали народ... кажется понравилось. А далее я вторично обрадовал Оксану тем, что она идёт на разведку по ручью.

— Так надо бы одеть что-то походное? — озаботилась она.

— Правильно, джинсы какие-то если есть, надевай, а то в платье по стланику ползать не очень здорово будет. И кроссовки... или кеды, что есть, я тоже переоденусь. Через двадцать минут подходи сюда же, нас Коска будет ждать.

Коска действительно нас уже ждал, переминаясь с ноги на ногу, когда мы с Оксаной окончательно подготовились.

— Еды ещё какой-то возьмите, мы можем надолго там застрять, — скомандовал он.

Забежал на кухню, засунул в рюкзак три банки тушёнки и пачку сухарей. Потом подумал и туда же положил пачку сухофруктов и пачку чая. Далее ещё раз подумал и побежал в научный корпус отливать из нашей заветной канистры немного бодрящей жидкости. Фляга у меня в рюкзаке имелась. Теперь кажется всё...

— К бою и походу готов, — доложил я Коске, вернувшись к крыльцу казармы, краем глаза же заметил, что замполит с мичманом и американским капитаном двинулись по направлению к сараю с моторной лодкой.

— Оружие есть? — спросил коряк у меня.

Чёрт, о главном же забыл... АКМ я вчера сдал замполиту, а Макаров у меня в кармане лежал с утра. Показал его коряку, он, кажется, удовлетворился, закинул ружьё на спину и пошагал к устью Ольхового ручья.

— А мне оружие разве не полагается? — обиженным тоном высказалась Оксана.

— Извини, но нет, — твёрдо ответил Коска. — Может попозже.

Ольховый ручей был мелким, но быстрым и холодным, при впадении в море он растекался широким фронтом, чуть не на полсотни метров и глубина его тут падала практически до нуля, а чуть выше он резко суживался и весело струился по камням, камешкам и каменюкам. По берегам его передвигаться было довольно затруднительно, там правил бал всё тот же страшный стланик, норовящий выдрать из твоей одежды последний клок. Поэтому самой правильной тактикой передвижения были прыжки по камням, в изобилии лежавшими в русле.

— Осторожнее, — сразу предупредил нас Коска, — камни мокрые и скользкие, так что лучше три раза примериться, а только потом наступать. Показываю...

И он ловко и быстро заскользил вверх по течению. Оксана, глядя на него, тоже попыталась повторить его движения, но поскользнулась на втором по счёту камешке, я успел подхватить её под руку, так что в воду она не сверзилась.

— Всё поняла? — спросил её я. — Дальше передвигаешься очень аккуратно и медленно, если не хочешь в ледяную воду нырять.

Коска тем временем двигался вверх без малейших остановок, оборачиваться и проверять, как там у нас дела, ему, видимо, было неинтересно. И как долго он планирует двигаться таким образом, ведь мы же отстанем быстро, только и успел подумать я, как коряк остановился и присел на высокий камень на берегу ручья. Мы с Оксаной доковыляли до него минут за пять.

— Ничего, привыкните и приспособитесь, — равнодушно сказал он нам, закуривая трубку.

Сели рядом с ним, камень был длинный.

— А что там вверху-то? — чисто из вежливости поинтересовался я. — Куда мы идём то есть?

— Ещё километра четыре будет вот такое русло, — быстро отозвался тот, — чем выше, тем уже. Потом будет исток, откуда ручей начало берёт, дырка такая в скале... а дальше перевал, верхняя точка. С него видно будет соседнюю бухту, Мутновской называется, там могут быть люди...

— А могут и не быть? — уточнил я.

— Могут и не быть, — тем же равнодушным голосом сказал Коска, — нерест горбыля ещё только начинается, а они приезжают в его самом разгаре.

— И если там нету никого, что тогда?

— Тогда будем подниматься вверх по Мутновскому ручью, а там видно будет...

— Мутновка... — пробормотал я, — это ж рядом с вулканом. Там наверно опасно будет...

— Не опаснее, чем на вашей базе, — логично заметил Коска и встал, — всё, перекур закончен, едем дальше.

Поехали дальше... было всё это долго и муторно — постоянно оценивать надёжность следующего камня и соразмерять шаги. Пару раз за малым не грохнулся в воду, теперь уже Оксана поддержала меня за локоть. Где-то через полчаса увидел деталь, выпадающую из привычной картины — куча тёмно-коричневой субстанции на левом берегу ручья.

— Что это? — спросил я у Коски.

— Медвежье говно, — просто ответил он.

— Так, значит, они тут так запросто ходят? А если съесть нас захотят?

— Не захотят... сейчас в лесу еды полно, — отвечал коряк, — а говном они территорию свою метят, чтоб другие, значит, медведи не совались.

— А росомахи здесь тоже есть?

— Очень мало, в разы меньше, чем медведей, да и они тоже неопасные, страхи относительно них сильно преувеличены...

Однако, как хорошо коряк по-русски говорит, подумал я, такими оборотами, каких мало кто употребляет.

— Слушай, Коска, — решил спросить я у него, — а ты учился где-нибудь? В большом городе в смысле?

— В Питере три года, в лесотехническом техникуме, — незамедлительно ответил он. — А что?

— Речь у тебя больно правильная для такого захолустья, вот я и подумал...

— Ты лучше про себя расскажи, — попросил Коска, — откуда ты такой красивый взялся на нашу голову?

— А чего сразу наезжать-то? — попытался собраться с мыслями я, — не такой уж и красивый (— правда, Оксана? — ну да, средненький), не так уж и свалился, а приехал в экспедицию вместе со всеми остальными. А если интересна моя биография, то слушай, она короткая и незамысловатая. Родился в Приволжске, потом учился в школе и местном политехе, потом начал работать в НИИ радиотехнике, потом приехал сюда вот. Неженат, не привлекался, не состоял, не выезжал. Ещё что-нибудь интересует?

— Пропустил ты пару мест из своей биографии, — задумчиво отвечал коряк, — но ладно, пока не будем об этом. Нам ещё километр вверх по реке, далее по обстоятельствам.

И мы снова запрыгали по камешкам, как заводные лягушата. Ближе к вершине этой горы растительности по бокам стало поменьше, так что уже вполне можно было передвигаться и не по руслу, а берегами. Что мы и сделали. Встретились густые заросли местной малины, остановились и поели меленькие, но очень ароматные и сладкие ягоды.

— Уже недалеко, — сообщил нам Коска, — вон за тем поворотом должен быть исток, а за ним и перевал.

Но увидеть истока нам не было суждено — сразу же за означенным поворотом русло ручья было перегорожено не пойми чем... прозрачной стеной, которая мерцала и колыхалась из стороны в сторону.

— Стой, — сразу же отдал команду старик. — Это ещё что такое?

— Похоже на то, что в наших развалинах вчера было, — предположил я, — может попробуем пройти с разбега?

Коряк поднял с земли камень в полкило весом, подбросил его пару раз в воздух, а затем метнул в эту стену. Камень исчез в стене с характерным мяукающим звуком. Без следа, с той стороны ничего ни в ручей, ни на берег не упало.

— Я бы не рисковал туда лезть, — сказал Коска, — а ты как хочешь, конечно.

— Правильно он говорит, — поддержала его Оксана, — не для того здесь эту штуку установили, чтобы в неё каждый дурак лазил.

— Значит её кто-то установил, по-твоему? — зацепился я за её слова.

— А ты думаешь, что это природное явление? Само собой вылезло? — ответила она вопросами на вопрос.

— А если обойти сбоку? — не стал сдаваться я. — Не может же быть, чтобы она сплошняком тут шла.

— Ну давай посмотрим, — согласился Коска. — Я налево пойду, а ты направо, не больше сотни метров. Оксана сидит тут и сигнализирует нам, если со стеной что-то будет происходить.

— А если ничего происходить не будет? — уточнила она.

— Тогда просто молча сиди и отдыхай.

И мы с Коской разошлись в разные стороны. Растительности тут совсем уже немного стало, так что двигаться можно было без особого напряжения. Всё время контролировал, что там слева от меня — стена была на месте. Попался большой валун высотой в пару метров, отколовшийся, видимо, от скал, на него можно было забраться. Что я и сделал — залез на верхушку и осмотрелся вокруг, насколько я мог видеть, стена имела место. Шла она каким-то странным противолодочным зигзагом, но разрывов видно не было ни одного. Ну значит не судьба, подумал я, надо возвращаться.

Когда вернулся к ручью, Коска уже был там — сидел на камешке и вытряхивал из сапога песок.

— Ну что, ничего не вышло? — спросил он у меня.

— Да, стенка непрерывная и идёт далеко, пока глаз видит.

— У меня то же самое. Надо, значит, возвращаться на вашу базу, — вздохнул он, — только сначала отхлебнём из твоей фляжки.

Я протянул ему флягу со спиртом и раскладной пластиковый стаканчик, он налил до середины и выпил.

— А вы? — спросил он.

— Не, я пока не буду, настроение не то, — ответил я, — может ты хочешь? — спросил я у Оксаны.

Та затрясла головой.

— Ну как хотите, — и Коска надел сапог и решительно зашагал вниз по течению Ольхового ручья.

Обратное путешествие прошло совсем без единого приключения, да и мы все приноровились, так что прыгали по камешкам быстро и слаженно. Через час оказались возле устья.

— Кажется наши моряки возвращаются, — сказал Коска, приложив руку козырьком к глазам.

И точно, я сначала услышал стук лодочного мотора, а потом и увидел лодку, она ходко преодолевала небольшое волнение, балла на три, не больше. Через несколько минут лодка ткнулась носом в отмель, из неё выскочил мичман в больших болотных сапогах, а за ним и двое остальных пассажиров, и они все вместе затолкали её на берег. По их лицам я понял, что ничего позитивного во время их путешествия им не встретилось.

— Что, тоже облом? — спросил я.

— Почему тоже? — уточнил замполит, — расскажите сначала, что там у вас хорошего, на ручье этом.

— Стена там сплошная, по виду прозрачная, но через себя ничего не пропускает.

— Во как, — озадаченно ответил замполит, — а у нас немного другое — через километр-полтора начинается очень сильное волнение, прямо шторм, причём в строго ограниченной полосе шириной метров в сто... даже чуть меньше. И до, и после этой полосы штиль, а тут волны на все шесть баллов, наша моторка такое не преодолеет. Пришлось возвращаться.

— Значит, застряли мы тут прочно и надолго, — задумчиво сказал Коска, — надо думать, как жить дальше. Продуктов на кухне на сколько хватит?

— На неделю-полторы точно, — ответил замполит, — а дальше можно будет на подножный корм перейти, черемша-папоротник-рябина-ягоды, всего этого тут дохрена. Так что с голоду точно не умрём.

— Надо ещё раз попытаться установить связь, — это высказался американский капитан Стив, — может быть в каком-то узком диапазоне волны будут проходить.

— Хорошее предложение, — одобрил замполит, — ещё какие-нибудь предложения будут?

— Надо перепись населения провести, — предложил я, — ну и заодно поспрашивать у народа, вдруг кто-то предложит что-нибудь умное.

— Тоже дело, — замполит снял фуражку, почесал голову, потом продолжил, — пошли в казарму.

И мы вереницей вдоль берега вернулись к нашим баранам. Бараны, в смысле, собратья по несчастью сидели рядком на лавочке возле общаги и курили... ну не все конечно, через одного примерно.

— Хорошо, что все здесь, — обрадовался замполит, — проводим перепись действующих лиц.

И он вытащил из кармана кителя записную книжку и начал перекличку:

— Первым номером иду я, вторым мичман, третьим охотник Коска, далее американцы — Стив, Ник, Юджин, Алекс и... — последнего он забыл.

— Элайджа, — помог ему я, — можно наверно Ильёй его звать, как тебя.

— Да, и Илья. Итого восемь. Переходим к командировочным — от АКИНа у нас Оксана с Лёликом, а их Приволжска Антон, Петрович, связанный Андрей, Саша, Сева... ещё кто?

— Ещё два программиста, Коля и Дима, — подал голос Петрович.

— Никого не забыл? — строго спросил замполит.

— Были ещё геноссе Мыльников и турист Серёжа, но они сгинули, когда тут эти фейерверки начались, — это я напомнил.

— Значит никого не забыл. Теперь слушайте мою команду — командировочные идут на кухню и подсчитывают, сколько у нас осталось продуктов, результаты мне отдадите. Это раз. Мичман с Коской забираются на крышу и караулят окрестности. На всякий случай. Это два. Я с Антоном и двумя американцами идём в радиорубку и пытаемся связаться хоть с кем-то. Это три.

— А я? — возмущённо спросила Оксана.

— Ты с Лёликом контролируешь поведение буйного Андрея. Доложишь потом лично мне. Да, что там развалины-то?

— Всё тихо с самого утра, — ответил Петрович. — Может на разведку сходим в ту сторону?

— Не надо, хватит с нас пока приключений, — твёрдо отвечал замполит. — Всё, разошлись по рабочим местам.

И мы вчетвером (кроме капитана Илья взял с собой ещё радиста Ника) отправились в научный корпус, который так и стоял открытым со вчерашнего дня. Ничего там внутри не изменилось, даже дверь в нашу лабораторию была распахнута ровно на тот угол, что и вчера я её оставил... ну когда с вороном первый раз поговорил. Заглянул по дорогу внутрь — экран Видеотона мерцал зелёным маркером, но никаких сообщений больше не было. Ну и нечего здесь делать, сразу в радиорубку пойдём.

А и в радиорубке ничего не поменялось, всё те же стойки, Окунь справа, Вихрь слева. Ник со Стивом с любопытством осмотрели всё это добро и тут же затеяли специфический диалог с нашими моряками, в котором я, если честно, ни черта не понял, что-то сугубо радиотехническое. Наконец они выдохлись, и Семён сел за передатчик.

— Попробуй диапазон КВ, примерно 20-25 мегагерц, — посоветовал Ник.

Сёма попробовал, ничего хорошего из этого не вышло.

— Ну тогда в СВ выходи, 2,5 мегагерца, — сказал уже Стив.

Опять нулевой результат. Тут я не выдержал и брякнул чисто на удачу:

— Может в УКВ передвинемся? Чем чёрт не шутит — на 50 или там сразу на 100 мегагерц?

На меня посмотрели, как на больного.

— УКВ же только в пределах прямой видимости работает, — счёл нужным пояснить мою дурость мичман, — а это максимум несколько километров. И с кем мы будем связываться в этом радиусе, с росомахами?

Но тумблер он всё-таки перещёлкнул на этот диапазон, и тут из наушников раздался хорошо слышимый даже нам, стоящим рядом, сухой металлический голос:

— Говорит Айя, говорит Айя, кто на связи?

Мичман переглянулся с замполитом и ответил:

— Мичман в/ч 90355 Панин у микрофона.

— Кто у вас старший в подразделении? — продолжил голос.

— Капитан третьего ранга Петюнин, — тут же ответил Сёма.

— Передайте ему наушники и покиньте помещение, я буду говорить только с ним.

Замполит помолчал немного, потом забрал наушники у мичмана, а нам всем сказал выйти за дверь — мы и вышли гуськом, старший же приказал...

В пустом и пыльном коридоре я болтаться не стал, ушёл к себе в лабораторию, а за мной и остальные подтянулись. Мичману-то наша техника вдоль и поперёк знакома была, так что он просто открыл окно и закурил, а американцы с большим любопытством начали изучать ЭВМ СМ-4 и всё, что вокруг неё стояло и лежало.

— А я кажется где-то это видел, — сообщил наконец результат своих наблюдений радист Ник, — очень похоже на продукцию фирмы Диджитал Эквипмент, как уж её там... PDP-11 кажется.

— Да, это оно самое и есть, — хмуро подтвердил я его догадки, — советский клон PDP-11.

— Но это же такое старьё, — продолжил Ник, — сейчас большинство исследователей уже на персоналки перешло, на Ай-Би-Эмовские. А если уж надо что-то более мощное, то это тогда VAX от той же ДЭК или Крей рисёрч...

— Да знаем мы это всё, знаем, — в сердцах сказал я, — но приходится работать на том, что есть. Свои функции, кстати, оно прекрасно выполняет, обсчитывает, как надо.

— А что оно обсчитывает, если не секрет? — задал вопрос капитан.

— Вообще-то секрет, — начал я, но потом поглядел на мичмана и поправился, — но вам расскажу, так и быть — семь бед, как у нас тут говорят, один ответ. Вон там, в бухте (и я показал примерное направление в окно) уложена сеть гидрофонов, которые ловят сигналы из океана. А наша техника и наши программы обрабатывают эти сигналы и выдают оцифрованный результат.

— И что же за сигналы ловят ваши гидрофоны? — немедленно уцепился за эту часть моего выступления капитан.

— А ты вы сами не понимаете, — всё так же хмуро отвечал я, — следы ваших субмарин конечно. Ну и надводных кораблей, если случится, тоже.

— Ясно, — как-то весело и с вызовом сказал Ник, — детский сад только это какой-то, уж извини. Вот на этой рухляди, на древних компьютерах и разваливающихся принтерах вы собирается отслеживать наши Лос-Анджелесы и Огайо? Это даже не смешно.

— Ну смейтесь, конечно, но отслеживаем, причём не так и плохо. Кстати — откровенность за откровенность, расскажите и вы, чем занимались на своём корабле и на какой технике, — попросил я без особой надежды, но на удивление получил подробный ответ.

— Ну что же, — капитан уселся на табуретку, тоже закурил и продолжил, — у нас там в основном фото— и видеотехника была, рассказать про неё?

— Конечно рассказать, — ответил я, — это ж самое интересное.

— Сейчас лучшая техника делается в Японии, Сони, Канон, Никон и тд, но ты же сам понимаешь, что для нужд обороны мы можем использовать только отечественные образцы, так что только Кодак. Их у нас десять штук разных типов стояло на корабле, две, кстати, цифровые, последний писк моды.

— Это с ПЗС-матрицами что ли?

— Да, с ними. Качество снимков пока еще не очень получается, те, которые с фотоплёнкой, лучше работают, но будущее конечно за цифровиками.

— А снимки вы куда-то передавали или просто хранили до прихода в порт?

— Частично передавали, по телетайпу.

— И что, если не секрет, вы наснимали за время дежурства?

— Падающие боеголовки, неужели непонятно? У них скорость на завершающем этапе траектории 8 километров в секунду, это примерно 28 тысяч км/час, так что подробно заснять всё это можно только автоматическими камерами с очень малой выдержкой.

— Никогда не видел падающей боеголовки, — признался я, — и как оно выглядит?

— Как падающий метеорит примерно... загорается новая звезда в определённом месте небосклона, потом она летит вниз, очень быстро, и светится интенсивно. Потом падает на землю и всё в радиусе полусотни километров подпрыгивает. Если б на ней атомная бомба была, то в полусотне километров всё горело бы и плавилось, а так только подпрыгивает.

— Страшное дело, — согласился я, и в этот момент в нашу лабораторию зашёл замполит, очень серьёзный и озабоченный.

— Что, закончились переговоры? — спросил я.

— Да, — коротко бросил он.

— И что там сказала эта Айя?

— Им нужна Оксана, если мы её выдаём, тогда они от нас отстанут, вернут всех, кто пропал и откроют прохождение радиоволн. Такие дела...

— То есть как это "выдаём Оксану"? — подал голос я, — кому, зачем и каким образом мы её выдаём?

— Выдаём этой самой Айе (не спрашивай, что это, я сам не понял), зачем, они не пояснили, надо и всё тут, а как... выводим за ограду к развалинам и оставляем её там одну. После этого все наши проблемы исчезают сами собой...

— Во-первых, я резко против, — начал я возражать, — мы что, несоветские люди что ли, чтобы члена нашего коллектива отдавать на съедение неизвестно кому? А во-вторых, даже если и отдадим — где гарантия, что они не обманут? Этак они по одиночке всех нас потребуют потом, а ситуация не исправится ни разу.

— Эта Айя дала твёрдое честное слово, что не обманут, — не очень уверенно ответил замполит.

— Посмотреть бы на неё одним глазком, — вдруг подал голос от окна мичман, — на эту Айю.

— Не получится, — тут замполит отвечал более уверенно, — она не имеет формы.

— А вообще кто она такая? — спросил капитан Стив, — эта Айя? Хоть один намёк был на это в вашем разговоре?

— Да-да, — поддержал его я, — и хотелось бы услышать, что вообще было в вашем разговоре, хотя бы в общих чертах... ну кроме выдачи Оксаны, конечно, это мы все поняли.

— Меня просили не раскрывать подробности, — отвечал замполит, по-прежнему глядя куда-то в район пола.

— Ну тогда давайте большинством голосов этот вопрос решим, — предложил я, — у нас же этот, как его... демократический централизм. Пошли в общагу, созовём народ и проголосуем. Про себя сразу скажу, что против буду. Да, а что будет, если мы её не выдадим, там не пояснили?

— А если не выдадим Оксану, — закончил свою мысль замполит, — тогда у нас останутся одни сутки, потом этот кусок Камчатки исчезнет с географических карт. Вместе со всеми нами.

— Здорово, — ответил я, — только опять всё это голословно как-то. Мне например сдаётся, что у этих Айй кишка тонка такие дела провернуть. Это ж сколько энергии на это потребуется...

— Хочешь пойти вместо неё? — поинтересовался замполит.

— На слабо что ли взять решил? — огрызнулся я, — да запросто. Если они, конечно, согласятся на замену.

— Ладно, пойдём собирать народ, — со вздохом закончил дискуссию Илья.

И мы все вместе переместились из научного корпуса в общагу, а там только Оксана с Лёликом присутствовали, да Андрей, храпящий на койке со связанными руками, снотворное правильно на него подействовало.

— Значит так, — начал распоряжаться замполит, — через полчаса общее собрание нашего коллектива, будет в кинозале, там места много. Лёлик, ты идёшь на крышу звать тех, кто там караулит. А ты, Оксана — в столовую, там ведь все остальные сидят, перечитывают наши припасы. А мы идём открывать кинозал.

— А Андрей что? — спросил я, — с собой потащим или тут пусть спит?

— Хм, — задумался Илья, — наверно и его тоже надо взять, собрание-то общее. Вот ты с двумя американцами и займись этой проблемой, а я пошёл в кинозал.

И он решительными шагами двинулся к дальнему крыльцу казармы. Лёлик с Оксаной убежали звать остальных наших товарищей по несчастью, а я осторожно приблизился к Андрею и толкнул его в плечо. Он на удивление тут же открыл глаза:

— А, это ты, — пробормотал он еле слышно, — а чего это у меня руки связаны?

— Потому что ты на других кидаться начал, — без обиняков поведал ему я, — вот мы и ограничили твою деятельность.

— И на кого я кидался? — продолжил допытываться он.

— На меня например... не помнишь ничего что ли?

— Не, совсем ничего... — отвечал он, еле ворочая языком, — последнее, что помню, это как мы вернулись с пикника, а тут никого нет.

— Тогда давай так договоримся, — решился я, — я тебя сейчас развязываю, а ты даёшь слово, что будешь вести себя прилично — идёт?

— Идёт, — кивнул он головой.

Я развязал верёвки на его руках и ногах (на три узла его Петрович завязал, не поскупился) и помог Андрею подняться.

— Сам идти сможешь?

— Да наверно, — ответил он, — только ты далеко не отходи, я при случае на тебя обопрусь.

— Договорились, — ответил я и мы все вместе пошли ко входу в кинозал.

Дверь туда была расхлебянена, а изнутри слышались голоса, причём один из говоривших был сильно на взводе, а второй вроде как урезонивал первого. Интересно, у кого это там истерика случилась, подумал я, заходя в полутёмное помещение с большим экраном справа и будкой киномеханика слева.

Истерил, как это сразу выяснилось, наш старший руководитель Петрович, общий смысл его слов сводился к тому, что замполит с мичманом, как самые главные теперь начальники, ни хрена не делают, чтобы разрулить ситуацию, в связи с чем мы скоро все тут сдохнем. А урезонивал его замполит в том смысле, чтоб он дождался общего собрания, на нём, мол, всё само собой и разрулится.

— О, — переключился замполит на нас, — оклемался что ли ваш Андрей?

— Так точно, тщ кап третьего ранга, — чётко ответил я ему, — он ничего не помнит про вчерашнее, так что лучше ему не напоминать об этом. С припасами-то у нас как?

— С этим-то всё в порядке, — вздохнул Илья, — на месяц хватит, если экономно расходовать.

— Ну тогда можно начинать собрание...

Замполит пересчитал присутствующих по головам, убедился, что все на месте и начал:

— Товарищи... — тут он посмотрел на американцев и добавил, — и мистеры. Надо ли кому-нибудь объяснять положение, в которое мы попали?

Ответом ему было настороженное молчание зала. Через десяток секунд поднялся программист Сева и сказал, что вот ему лично хотелось бы услышать про наше положение более подробно.

— Хорошо, — простецки согласился Илья, — объясняю на пальцах. Вчера во второй половине дня началась некая аномальная активность в развалинах позади нашей казармы. В результате исчез с концами весь наличный состав базы, исключая тех, кто был на пикнике в дальней бухте. Позднее к нам присоединились еще пятеро американских экологов, потерпевших бедствие вблизи наших берегов, и охотник-коряк Коска.

Уточнять, кто такие эти экологи на самом деле, замполит не стал и правильно, на мой взгляд, сделал.

— Далее... — Илья снял фуражку, положил её на стол, сел рядом на этот же стол и продолжил, — пропала радиосвязь на всех доступных нам волнах, мы с мичманом не сумели связаться ни с кем, кроме этих вот экологов. Потом мы снарядили две экспедиции на разведку возможных путей эвакуации отсюда... их два, этих пути, по морю и вверх по ручью через перевал. Обе дороги оказались заблокированными...

— Как это, заблокированными? — попросил уточнения Сева.

— Очень просто — в море нас встретила полоса семибалльного шторма, наша моторка через неё пройти не смогла, перевернулась бы сразу. Полоса эта тянулась полукругом, пока видно было. А на ручье ребята встретили стену... нет, не каменную, как будто из воздуха, но ничего и никого она через себя не пропускала. Тоже тянулась во все стороны до горизонта.

— То есть мы тут сидим, как будто в мышеловке? — спросил Сева.

— Да, примерно так, и ждём, когда придут коты, — образно обрисовал наше положение замполит. — Так вот, о котах — с нами были три попытки связи со стороны предполагаемых организаторов этого безобразия. Вчера компьютер напечатал много раз фразу "Чтоб вы все сдохли", чуть позже заговорил известный всем ворон Кеша, он представился как посредник между теми силами и нами, но ничего путного мы от него так и не узнали. И наконец полчаса назад в радиорубке у меня состоялся прямой разговор с руководителем Айи.

— Руководителем чего? — переспросил Петрович.

— Это они так себя называют — там сложная иерархия, но положительная часть этих друзей называет себя Айя. А отрицательная Байя.

— А можно изложить этот разговор как можно более подробно? — попросил Петрович.

— Нельзя, — отрезал замполит, — с меня взяли обязательство не передавать отдельные детали. Могу только рассказать про требования этого Айи.

— Ну расскажи хоть это, — попросил Петрович.

— Значит так, мы все оказались в зоне ответственности Айи совершенно случайно, но раз уж так сложилось, то выпустить нас или прекратить свою деятельность они не могут. А это значит, что в ближайшие сутки мы все умрём... или уйдём в Байю, что одно и то же по большому счёту. И предотвратить всё это мы можем только одним способом... — тут замполит замолчал, а с места выкрикнул Лёлик:

— Ну говори уже, не тяни кота за хвост.

— Им надо выдать Оксану... вывести её к развалинам не позднее восемнадцати ноль ноль сегодняшнего дня и оставить там одну. После этого они сворачиваются, открывают радиопроходимость волн и возвращают всех исчезнувших ранее людей.

— Здорово, — подала голос Оксана, — то есть меня надо кинуть в пасть этим зверям, тогда все остальные останутся довольными и здоровыми, я всё правильно поняла?

— У меня другой вопрос, — вдруг подал голос Лёлик, — ну помимо того, конечно, что как же мы, советские люди, будем потом другим в глаза смотреть, если выдадим Оксану на съедение... — и он приумолк.

— И какой же второй вопрос? — подбодрил его замполит.

— Если даже мы её и сдадим, где гарантия, что они от нас отстанут? Может наоборот ещё хуже будет?

— Нет никаких гарантий, — устало отвечал Илья, — можно никого не сдавать, а подождать до завтра, там сами убедимся во всём.

Тут Оксана посмотрела на меня затравленным взором и я не выдержал:

— Если решите её отдать, меня тоже пишите — я одну её не отпущу.

— Да ты у нас герой, — насмешливо отвечал замполит, — этот, как его... Ромео. Мне не жалко — иди хоть на все четыре стороны сразу. Давайте голосовать что ли...

— Погодите, у меня тоже вопросик маленький имеется, — продолжил я.

— Задавай, — милостиво разреши Илья.

— Если оно всё пройдёт, как там пообещали... ну они заберут Оксану... нас двоих то есть, и уберутся, то что вы потом скажете другим людям? Начальству из Приморска например?

— Это ты зря волнуешься, — спокойно ответил замполит, — найдём, что сказать, так, что комар носу не подточит. Вопросы кончились? Ну тогда голосуем...

— Подождите, — вдруг встрял американский капитан, — а что, других вариантов у нас совсем нет?

— Лично я их не вижу ни одного, — спокойным тоном ответил Илья, — может вы подскажете, так мы с удовольствие выслушаем.

— Ээээ... — начал свои предложения капитан, но его перебил коряк Коска.

— Мы ещё не попробовали дорогу вдоль моря, там может быть свободный проход.

— Налево или направо, если стоять лицом к воде? — уточнил замполит.

— Налево конечно, — ответил Коска, — если направо, так отвесные скалы, там не пройдёшь.

— А налево, это собственно туда, где мы вчера день ВМФ отмечали, — заметил как бы про себя мичман.

— Правильно, там, если с километр пройти, есть одно узкое место, где море вплотную к обрыву подходит, метров сто наверно, но его можно и по колено в воде одолеть, не умрём, — философски заметил Коска, набивая трубку.

— А дальше там что, за этой сотней метров? — спросил я.

— Дальше ещё три небольшие бухточки, а потом Мутновка. А там люди могут быть и связь может быть.

— Решено, — решительно распорядился замполит, — на разведку идут Коска, Антон и... и мичман. Срок три часа... ну четыре... если вы возвращаетесь ни с чем, переходим к основному варианту с Оксаной.

— А если совсем не вернёмся? — спросил я.

— Всё равно тот же вариант, как говорится, без вариантов. Да, давайте сразу проголосуем что ли...

— Стоп-стоп, — вылез я на трибуну, — давайте не гнать лошадей и действовать поэтапно, сначала деньги и только потом стулья.

— Как скажешь, — флегматично ответил замполит и вышел в открытую дверь.

Все остальные потянулись следом, обсуждая услышанное, а я подождал Оксану.

— Не, ну я так не играю, — сердито сказала она мне, — что я им, кусок мяса какой, чтоб меня так на съедение кидать.

— Спокойно, дорогая, — отвечал я, — в случае чего вместе в пасть к тиграм пойдём, я тебя по-любому не брошу.

— Слушай, найди ты этот проход, — Оксана уже с трудом сдерживала слёзы, — тогда может все успокоятся.

— Постараюсь... а ты сиди пока в общаге и не отсвечивай, ладно?

Коска с мичманом уже ждали меня возле баскетбольной площадки.

— Ну что, готов, герой? — с ехидством спросил меня мичман.

— Всегда готов, — ответил я, — вот только мешок с припасами возьму и отправляемся.

Я сбегал в общагу, прихватил тот самый вещмешок, с которым мы по ручью с утра шарились, съесть-то мы оттуда ничего не съели, только Коска приложился к фляжке со спиртом, так что ничего нового туда класть и не надо было.

— Оружие? — спросил меня мичман, когда я вернулся.

Я поднял майку и показал ПМ за ремнём, а у Коски ружьё и так на виду висело.

— У меня такой же, — похвалился мичман, — выдвигаемся.

И мы вышли за ограду, опасливо озираясь на спокойные пока развалины. Сразу круто вправо ушли, к бухте без названия, мимо старого дота и по круто уходящей вниз трассе, по которой БТР наше оборудование вытаскивал.

— Как-то всё слишком спокойно сегодня, — заметил я, — не к добру это.

— А ты правда с Оксанкой вместе пойдёшь, если что? — спросил мичман.

— Ну так назвался же груздем, так что теперь хочешь-не хочешь надо в кузов отправляться.

— Герой, — насмешливо отвечал мичман, а Коска всю дорогу молчал, пока мы не подошли к тому самому месту, которое заливалось водой.

— Надо лезть, — задумчиво сказал он, глядя на не очень спокойное море, на мой взгляд балла 3-4 сегодня было.

— Наверно раздеться надо догола, — предложил я, — и перейти на ту сторону, держа одежду в руках. А потом сразу одеться и хлебнуть спиртику.

— Правильно, — заметил Коска и быстро начал раздеваться, а за ним и мы с мичманом.

Водичка конечно бодрила не по-детски, ну да путь по ней не очень длинным вышел, через полминуты, я выскочил по ту сторону скал, как ошпаренный и немедленно начал натягивать одежду. А тут и мичман с коряком присоединились. Коска немедленно вспомнил про заветную фляжку, отдал ему.

— Хорошо, — сказал он, сделав серьёзный глоток, а потом передал флягу мне, — на, глотни, только немного.

Глотнул и я... не, водка всё-таки лучше, а в концентрированном виде очень уж горло дерёт. Мичман тоже приложился. Посидели немного на корягах, поговорили о том, о сём.

— А что ты там говорил про богов-то местных? — спросил я у Коски, — про Кутхов разных, Лжекутхов и прочих Мичей... может это они всё-таки здесь хулиганят?

— Ну ты же советский человек, — немедленно усовестил меня коряк, — какие боги могут быть в СССР? Кроме членов Политбюро конечно...

— И то верно, — согласился я, — никаких не может... не могло быть, но сейчас же перестройка идёт, если ты вдруг не в курсе...

Коска был в курсе.

— Это значит что? Значит идёт пересмотр наших представлений о привычных вещах... типа диктатуры пролетариата там или общенародной собственности на средства производства. А где собственность, там и религия — церкви вон закрытые открывают, патриарх из Кремля не вылезает, газеты-журналы этой направленности издавать начали. Может и с Кутхом тоже не всё так однозначно?

— Может и не всё, — подумав, согласился коряк, — а может и всё... тут не поймёшь.

— Да что вы всякую чушь обсуждаете, как дети малые, — не вытерпев, вмешался мичман, — Кутхи-хуютхи, это всё сейчас не главное.

— А что главное? — спросил я на всякий случай.

— Главное — задницы свои спасти. Вот найдём если свободный проход, тогда и никакие Кутхи вместе хуюхами не понадобятся.

— А если не найдём?

— Вот тогда и будем думать, что дальше делать, а сейчас дело делать надо — подъём, — скомандовал он, и мы двинулись дальше.

Так далеко я ещё ни разу не заходил в своих скитаниях вдоль берега, когда ждал основную часть экспедиции. Эта бухточка, где мы сидели во время пикника, закончилась очень быстро, дальше был большой завал из камней — часть берега съехала в море, образовав бесформенное нагромождение не пойми чего.

— Будем перебираться на ту сторону, — сказал коряк, — смотрите на меня и делайте то же самое. Шагнёте не туда, костей потом не соберёте.

И он не спеша, но довольно уверенно ступил на этот самый завал, а я вздохнул и потащился за ним. Каменюки тут были достаточно крупные и в основном устойчивые, но, как говорится, были и нюансы — через пяток метров после моего неуверенного наступания не туда, куда надо, приличный кусок этого завал взял и поехал вниз. Кое-что и сверху посыпалось, но обошлось это для меня безболезненно, ничего не задело.

— А я предупреждал, — через плечо сказал Коска, — считай это последним сигналом, следующий раз будет совсем плохо.

— Да понял я, понял, — буркнул я в спину коряку и оглянулся на мичмана — тот стоял на крупном булыгане и ждал дальнейшего развития событий.

Таким образом мы битых четверть часа прыгали с камня на камень, ухитрившись ни разу никуда не вляпаться и не словить ничего себе по ногам и в голову. Добрались до четвёртой уже по счёту бухты, Коска присел отдохнуть, мы рядом.

— Однако, я не очень понимаю, как этот отрезок остальные преодолеют, особенно Оксана, — осторожно заметил я, — ну если конечно надо будет его преодолевать.

— Жить захотят, преодолеют, — мудро заметил Коска и попросил флягу.

Я ему выдал после некоторого колебания — он отхлебнул здоровый такой глоток, после этого я забрал флягу назад со словами:

— Нам ещё неблизко до цели — смотри, развезёт, что мы с тобой делать будем?

— Не боись, парень, не развезёт, — с усмешкой отвечал Коска, — я бывало и по литру такого зелья выпивал.

— Вот дойдём до Мутновки — тогда хоть до дна всё пей, а до этого больше не дам, — обрисовал я ему ситуацию.

Мы встали и потопали дальше.

— Сколько тут ещё этих бухт-то будет? — спросил мичман, — а то я уже со счёту сбился.

— Сколько будет, все наши... — отвечал коряк, — я точно не помню, но штук пять наверно будет. Они тут все на одно лицо, бухты эти.

— А медведи с росомахами тут как, встречаются? — спросил я.

— Не, они к морю не подходят, боятся большой воды. Вот до Мутновки если дойдём, там очень может быть...

Следующие полчаса мы молча топали вдоль берега, огибая нанесённые морем завалы водорослей, веток и разной прочей воняющей гадости. Неожиданно Коска остановился и сделал нам знак сделать то же самое.

— Это что такое? — спросил он, указав на очередную воняющую кучу.

— По-моему это водоросли, — осторожно предположил я, — ламинарии какие-нибудь.

— А под ними что? — продолжил допытываться он, пристально смотря на эту кучу.

— Плохо видно, но кажется там ветки дерева. Каменной берёзы очевидно, тут других деревьев нету.

— Самый умный, да? — огрызнулся Коска и начал ковырять в куче прикладом своего ружья.

Тут же из глубины что-то заблестело и заиграло яркими зайчиками, это оказался круглый шар, по всей видимости металлический, диаметром около двадцати сантиметров.

— Мина что ли? — предположил мичман. — Лет пять назад к нам такая приплывала в Ольховую.

— Нет, милок, это никакая не мина, — сурово отрезал ему Коска, — нету детонаторов.

— Так мины сейчас разные бывают, некоторые и без детонаторов вовсе, магнитные или акустические. Или совсем уже гидродинамические, — блеснул военно-морским образованием мичман.

— Не мина это, — повторил коряк, — это я тебе точно говорю.

— А что же это тогда? — задал вопрос я.

— Вот я у тебя хотел спросить, раз ты ту самый умный, — отвечал тот.

Я пожал плечами и ответил:

— Металлический шар диаметром около двадцати сантиметров... предположительно из никелированной стали... больше ничего не могу сказать.

И в этот самый момент, когда я закончил говорить про шар, он взял и поднялся в воздух, раздвинув кучи ламинарий. И повис примерно на уровне наших удивлённых физиономий.

— Не дёргайтесь, — предупредил Коска, — и молчите, а то хуже будет.

Мы с мичманом строго последовали его совету, а шар тем временем описал полукруг вокруг нас, подумал ещё немного, а потом со свистом врезался в скальный берег. Взрыва не было, но каменная крошка и более крупные камни посыпались достаточно активно.

— Ничего себе, — присвистнул мичман, — это точно не мина, такие мины пока не научились делать.

— Пошли дальше, — буркнул коряк, — пока ещё что-нибудь не прилетело.

Закончилась очередная бухточка, мы перепрыгнули по камням через неширокую водную преграду и увидели впереди марево... как будто сгустившийся воздух образовал подобие стены... всё это слабо фосфоресцировало и подмигивало весёленькими огонёчками.

— Ну вот мы и пришли, — с огорчением сказал Коска, — это то же самое, что на ручье было.

— А что на ручье было? — спросил мичман, — я не в курсе.

— Да такая же самая стенка и была, влево-вправо она шла, пока глаза видели. И камни через себя не пропускала. Давай и с этой испробуем — пропустит она камень или нет?

— А давай, — легко согласился мичман,— я человек рисковый и терять мне особенно нечего.

Он подобрал с песка камешек весом так в двести грамм и запулил его прямо по центру дрожащей стены. Стена заглотнула камень с гулким звуком, и больше ничего не произошло.

— Ну всё, поворачиваем назад, — скомандовал Коска.

Но повернуться мы не успели — откуда-то сзади вдруг вылетел давешний никелированный шарик, разогнался и вдарил по стенке. Та немного прогнулась, издала что-то вроде протяжного стона и лопнула...

— Ну дела, — почесал в затылке мичман, — а в стенке-то того, проход образовался, может рванём?

— Тогда мы назад уже не попадём, — предупредил я, — смотрите, стенка опять начала восстанавливаться.

И точно, с шипением левый и правый края начали возвращаться на своё место.

— Ну вы как хотите, а я человек рисковый, я побежал, — сказал мичман и с кривой ухмылкой прыгнул вперёд.

— Я не пойду, — твёрдо сказал я Коске, — Оксану бросать нехорошо будет. А ты как хочешь.

— Я тоже остаюсь, — тихо ответил коряк, — чего я там не видел в этой Мутновке.

А потом он выкрикнул наставления мичману:

— Тут ещё одна бухта, потом камни, а дальше должна быть Мутновка — расскажи там про наши дела... ну если будет, кому рассказывать. А если там пусто, иди вверх по Мутновскому ручью, через пару километров там с правой стороны будет тропа на полигон. На полигоне точно должны быть люди.

— Всё понял, — чётко ответил мичман, — не поминайте меня там лихом.

И следом за этим стена окончательно сомкнулась с лязгающим звуком.

Звуки по крайней мере через стенку проникали — с мичманом мы попрощались достаточно тепло. Он помахал нам рукой и зашагал широкими уверенными шагами к очередной перемычке между бухтами, а мы со стариком повернули назад.

— А куда этот шарик делся, ты не видел? — спросил я у него. — Я к тому, что он же может и по нам так же вдарить, так что костей потом не соберём...

— Не вдарит, он в стене остался, -ответил Коска, но видно было, что это совсем второстепенный для него вопрос, размышлял он сейчас явно над чем-то другим.

— Опять плавать сейчас придётся, — продолжил я.

— Не придётся, — так же равнодушно отвечал тот, — сейчас отлив начался, по камням проскочим. Ты мне лучше вот что расскажи, друг ты мой ситный...

Тут он замолчал на продолжительное время, я уж думал, что он забыл, о чём он хочет спросить своего ситного друга, но нет, когда мы вышли в следующую бухту, последовало продолжение:

— Ты вот чего скажи — я всех людей насквозь вижу, дар такой у меня есть с детства, а вот тебя нет, не вижу... черная стена на входе. Ты или что-то скрываешь или кто-то тебе эту стену установил насильно, одно из двух...

— Ну и что же ты, например, увидел внутри нашего замполита? — сделал я попытку увести разговор в сторону.

— А то ты сам не знаешь — замполит же как книжка открытая, подходи и читай. Но ты на мой вопрос ответь... — не повёлся на мои уловки Коска.

— Хорошо, отвечаю, — смело бросился я на амбразуру, — я понятия не имею про твои способности и что ты там внутри других видишь, мне же скрывать нечего, биография вся как на ладони лежит. Так что не понимаю я, о чём ты...

— Ну не хочешь говорить, не надо... — ответил старик, — но всё-таки тёмная ты лошадка, Антон, ой, тёмная.

— Не всем же светлыми быть, — отвечал я, — по закону парности должны и тёмненькие появиться. Хотя бы парочка.

Так за этим немудрящим разговором мы и добрели до того самого места, через которое часа три назад переправлялись без одежды. Прав был коряк, во всём прав — отлив обнажил камни, по которым мы успешно и пропрыгали, не замочил даже штанов. Я правда один раз чуть было не навернулся, скользкие они всё же были, камни эти, но каким-то чудом удержался, балансируя на одной ноге. Поднялись на откос по бтр-вскому спуску, а вот и ограда нашей родной уже, можно сказать базы ВМФ Тихоокеанского Краснознамённого флота. Первым, кто нас встретил, был Петрович, хмурый и озабоченный, так что дальше некуда.

— Ну что там с проходом? — сразу взял он быка за рога.

— Стенка там, такая же, как на ручье, — ответил я, — но как раз, когда мы к ней подошли, случилась странная штука и стенку разорвало надвое. Мичман успел на ту сторону перебежать, а мы с Коской нет. Вот и все наши приключения, а у вас тут что-то случилось что ли? На тебе же лица нет.

— Случилось, — хмуро отвечал Петрович, — причём очень много чего... пойдем в казарму, на месте расскажу и покажу.

И мы все вместе вошли в главный вход здания казармы-общежития, не ожидая ничего хорошего. Петрович провёл нас в медпункт, подтверждая мои самые плохие ожидания.

— Вот, — сказал он, — показывая на лежащего на топчанчике замполита, — у него колотая рана живота. И ещё Андрей умер.

— Ничего себе, — потрясённо сказал я, — только по часик отошли, а тут вон оно что... и как же это случилось?

— Обыкновенно, — ответил Петрович, — за Андреем же никто не присматривал, вот он и нашёл где-то ножик, длинный и острый, на кухне наверно. А потом подстерёг Илью и всадил нож ему в брюхо. А тот в ответ разрядил своего Макарова ему в рожу — разворотило так, что смотреть страшно... мы тело Андрея перетащили пока в кухонный холодильник, там один свободный стоял. Такие дела вот.

— А по какой причине он на Илью-то накинулся?

— Да по той же самой, что и на тебя, из-за Оксаны... Андрей кричал что-то типа "ты, сука, у меня девку увёл"... одни проблемы из-за этой Оксаны, — выложил он, наконец, своё главное умозаключение. — И решать надо что-то с её выдачей, до шести вечера час остался с хвостиком.

— Так, — решительно сказал я, — раз замполит из игры вышел, а мичман сейчас недоступен, то главным на нашей базе вроде как ты должен быть, верно?

— Не надо мне такой радости, — замахал руками Петрович, — вон пусть Коска командует, он старше и опытнее.

— Я тоже не хочу, — тут же отозвался коряк. — Ты, Антоша, тут самый активный, вот и бери руль в руки.

— Думаете откажусь? — со злорадством отвечал я, — да не дождётесь, принимаю командование. Значит ты, Коска, посмотри, что тут с замполитом, вдруг поможешь чем-нибудь. А Оксана-то где?

— Ревёт в общаге, — ответил Петрович.

— Ладно, не до неё сейчас. А мы с тобой идём в радиорубку и попытаемся ещё раз связаться с этой страшной Айей, ситуация же изменилась, вдруг у них там какие-то новые требования возникли, а старые например пропали.

В коридорах научного корпуса ничего не изменилось... хотя нет, запах какой-то появился, и не затхлости, а химический, вроде карболки. Спросил у Петровича, не личный ли это мой глюк, оказалось, что нет, он тоже чувствует что-то такое, но очень слабо.

— Как тут с ними управляться-то, с этими рациями? — внезапно озадачился я.

— Здесь где-то инструкция была, сейчас почитаем, — не растерялся Петрович, выуживая со стеллажа толстую такую книженцию. — Значит Р-642Б Окунь это у них приёмник, а Р-677 Вихрь передатчик... частота здесь наверно та же самая стоит, не менял с тех пор никто... как включается... ага, это вот здесь.

И он поднял вверх толстый тумблер, стойка ожила, заморгав в разных местах разноцветными лампочками.

— А теперь бери наушники и вызывай свою Айю или как её там, — сказал мне Петрович.

Взял наушники, надел, постучал пальцем по микрофону, потом сказал:

— Вызываю Айю, вызываю Айю, ответьте... если есть кому отвечать...

Ответом мне была тишина.

— А точно эта частота? — спросил я у старшего, — и может мы чего тут включить забыли?

— Сейчас посмотрю, — углубился тот в методичку, — так... это не надо... это не обязательно... точно, мы ж на передачу не перещёлкнули.

И он перевёл ещё один большой тумблер вправо.

— Давай ещё раз.

Я повторил свою мантру про Айю, через несколько секунд в наушниках раздался холодный металлический голос.

— Айя на проводе, кто говорит?

— Говорит Антон Яблочкин, — быстро ответил я, — так сложилось, что все офицеры у нас не могут выполнять свои обязанности, так что я теперь за старшего.

— Понятно, — ответил мне голос, — и что ты хотел сказать, Антон Яблочкин?

— Хотел спросить, ваши условия по Оксане остаются в силе или как?

— По какой Оксане? — поинтересовался голос.

Я переглянулся с Петровичем и продолжил:

— Ну как какой — вы же с утра поставили условием нашего освобождения передачу вам Оксаны как её... Серебровой.

— Это ошибка, никаких условий мы не ставили.

— А замполит-то у нас хитрый гусь, — сказал я Петровичу, — свою игру ведёт какую-то.

— Вёл, — уточнил Петрович, — скорее всего он не выберется после такой раны.

— Хорошо, — сказал я в микрофон, — условий вы не ставили, а мы просто перепутали, тогда расскажите про ваши планы и что нам теперь делать?

— Наши планы это наши планы и знать вам о них не надо, — сурово отвечал голос, — а вам ничего делать не надо, потому что жить вам осталось около трёх часов в лбом случае.

— А если мы с этим не согласны? — уточнил я, — если мы подольше пожить хотим?

— Пожалуйста, хотеть вы вам запретить не можем.

— Тааак, — протянул Петрович, — они нас уже похоронили, получается... ну придумай что-нибудь, Антон, ты же парень умный.

— Сейчас, — включил я мозги, — постараюсь... а кто вы такие вообще?

— Ты всё равно не поймёшь, это слишком сложно, — ответил мне голос без единой эмоции.

— А мы чем вам мешаем? Может отпустить нас с миром это лучший выход, чем то, что вы наметили?

— Не знаю... — в голосе проскользнула некое сомнение, — не уверен. По вам есть согласованное решение, его и будем придерживаться.

— Один из наших прошёл, кстати, через защитную стенку и сейчас возможно к нам летит помощь, — решил я попугать голос.

— Это ты про мичмана что ли? Никуда он не прошёл, у нас на этот случай есть дублирующие средства.

— Вы и его убили что ли?

— Зачем, просто заперли в последней бухте перед Мутновкой, вот и всё.

— Ну я даже не знаю, что ещё тут придумать — может у тебя есть идеи какие-нибудь? — с отчаянием в голоске сказал я Петровичу.

— У меня нет, давай сам уж, — ответил он,

Я подумал немного и решил сыграть ва-банк: — А вы в игры какие-нибудь играете? В карты там или в шахматы например?

Голос призадумался аж на целую минуту.

— Ну допустим играем, и что дальше?

— Давайте на интерес сыграем — турнир из трёх партий в шахматы или три пульки в преферанс, если выигрываем мы, вы нас отпускаете...

— Мне надо посоветоваться... — ответил голос и исчез из наушников.

— Хорошая идея, — одобрительно похлопал меня по плечу Петрович, — как думаешь, прокатит?

— Пятьдесят на пятьдесят, — ответил я, — хрен его разберёт, как у этих айй принимаются решения...

— И ты думаешь, они свои обещания сдержат, если, допустим, мы выиграем? — продолжил Петрович.

— Сначала выиграть надо, — отозвался я, — а если совсем точно, сначала надо, чтоб они согласились сыграть, а потом уж обо всём остальном думать...

А тут и голос в наушниках прорезался:

— Мы согласны. Наши условия такие — играем три партии в стандартные шахматы с контролем времени по пять минут, с вашей стороны за доской сидит только один человек и никто ему не подсказывает, с нашей посредником будет ворон. Если в итоге получится ничья, играется четвёртая укороченная партия в три минуты. Если выигрываете вы, мы поднимаем стену в одном месте и всех отпускаем. Если выигрываем мы... — тут голос притормозил, а я его подбодрил:

— Ну и что будет, если победите вы?

— Там будет ещё одно условие с нашей стороны, огласим его позже.

— Я согласен... — быстро ответил я, а потом взглянул на Петровича и поправился, — то есть мы согласны. Играть буду я, никто мне подсказывать не будет, зуб даю. А этот ваш ворон, он сможет двигать фигуры и нажимать на кнопку часов?

— Не волнуйтесь, всё он может... начало турнира через полчаса в этой же комнате, готовьтесь.

— И тогда последний уже вопросик, — решил я расставить точки над ё, — а о чём вы говорили утром с замполитом, если не секрет?

— Секрет, — ответил голос, — детали я тебе не расскажу, но дам один намёк — в тихом омуте черти водятся.

Мда, вот и понимай его намёки, как хочешь, подумал я, а Петровичу сказал:

— Надо шахматы найти и часы шахматные тоже, да и проверить не мешало бы, что там в казарме творится.

Вернулись в общежитие, Петрович ушёл в медпункт проверять замполита, я тут же вытащил из хорошо знакомого места шахматы с часами, положил их на полочку возле выхода и решил навестить Оксану.

— Ну как ты тут? — спросил я её с порога, она сидела на кровати и уныло смотрела в окно.

— А то ты сам не знаешь? — зло ответила она, — хреново... меня вот-вот на съедение бросят, а ты где-то шляешься.

— Спокойно, дорогая, — уверенно отвечал ей я, — диспозиция малость поменялась, уже никто никуда тебя бросать не требует, мы передоговорились с этими айями...

— Да что ты говоришь? — расцвела она, — это правда? Дай я тебя поцелую за это!

Я подставил щёку.

— А какие новые условия они выставили? — продолжила допытываться она.

— Щахматный турнир из трёх партий, если мы... то есть я побеждаю, они нас всех отпускают.

— Классно! — зашлась она в восторге, — ну ты уж не подведи и выиграй.

— Я постараюсь. Ты мне лучше вот что расскажи, что там у замполита с Андрюхой-то произошло?

— Меня там не было, так что могу только в пересказе Севы.

— Давай в пересказе.

— Значит, сначала Андрей пропал куда-то из клуба, ну после нашего собрания, помнишь?

— Да помню конечно, ты не останавливайся, жги дальше.

— А потом он неожиданно обнаружился возле бревна на гимнастической площадке, там как раз сидел Илья и курил, а Сева сидел на скамейке недалеко, а в руке у Андрея был большой кухонный нож. Ну Андрей выкрикнул что-то вроде "Получи, гад, за мою девчонку!" и ударил Илью ножом в живот. Раза три что ли подряд. А потом замполит сумел наконец вытащить пистолет из кобуры и разрядил его в Андрюху. В лицо. Вот и всё...

— Да уж, зря мы Андрея развязали-то, — только и смог ответить я, и тут в комнату вошёл Петрович, и на лице у него были написаны плохие новости.

— Помер замполит, вот только что дух испустил, — уныло сказал он.

— Упокой, господи, его грешную душу, — сказал я, чтобы не молчать, а потом добавил, — однако надо о живых думать... ворона тоже найти надо, а то с кем же мы сражаться-то будем?

И мы все трое отправились искать Кешу. Долго нам трудиться не пришлось, он сидел, нахохлившись, на ветке каменной берёзы, ближайшей ко входу в казарму.

— Привет, Кеша, — сказал я ему, — как жизнь?

— Бьёт ключом, — быстро ответил он, — я уже в курсе насчёт шахмат, всё сделаю в лучшем виде.

— Справишься с фигурами-то? — решил уточнить я.

— И не с таким справлялся, — отрезал он и полетел к окну радиорубки.

Мы тоже отправились туда, вместе с часами и шахматами. Я расставил фигуры, как полагалось, завёл часы и установил стрелочки на пять минут, выгнал в коридор Петровичп с Оксаной (чтобы не обвинили в подсказках), потом включил Окуня и сказал в микрофон:

— Мы готовы. А вы будете через рацию ходы передавать или напрямую Кеше?

— Через рацию, — сухо щёлкнуло в наушниках. — мы тоже готовы, кто первым играет белыми?

— Об этом я как-то не подумал, — растерялся я, — давайте монетку что ли кинем, Кеша свидетелем будет.

— Давайте, — согласились на той стороне.

Я вытащил из кармана потёртый пятак, бог весть с каких пор там завалявшийся, показал его Кеше и сказал, что орел в нашу пользу. Потом подбросил... пятак, сука, попрыгал на полу, угодил в щель между половицами и замер на ребре!

— Повторим? — спросил я у Кеши, изумлённо смотря на такое чудо, первый раз в жизни монетка на ребро встала.

— Не надо, — быстро ответил Кеша, — они согласны на чёрные. Начинай.

Ну согласны, значит и хорошо, передвинул королевскую пешку на два поля и нажал на кнопочку часов. Кеша ответил с7-с5, сицилианка значит тут у нас, прекрасно... я ответил королевским конем на f3, они — ферзевым конём на с6, далее пошёл вариант Свешникова или в народе "челябинский". На первые десять ходов, короче говоря, мы израсходовали максимум по полминуте.

— Стоп, — неожиданно услышал я в наушниках, — ты жульничаешь!

Ничего себе предъявы, удивлённо подумал я.

— И в чём моё жульничество, позвольте узнать?

— Ты только что нажал на кнопку до того, как переставил фигуру! — было отвечено мне.

— Окей, уберу у себя на часах десять секунд (и я подкрутил немного стрелку вверх — десять там получилось секунд или не десять, на таких аналоговых девайсах не определить, но примерно где-то так), инцидент исчерпан?

— Да, — согласились со мной, — исчерпан, но в случае повторения тебе будет засчитано поражение.

Хорошо, играем дальше... я быстренько провёл кучу разменов, не люблю, если честно, когда на доске много фигур, соображаю я в таких случаях хуже. И к тридцатому примерно ходу у нас нарисовалось ладейно-конное окончание, причём у меня была одна лишняя пешка, проходная к тому же. Потенциал есть, надо его просто реализовывать. Посмотрел на часы — у меня полторы минуты осталось, у него минута.

— Перерыв пять минут, — скомандовали вдруг в наушниках.

— Ээээ, — ответил я, — мы так вроде бы не договаривались, никаких перерывов при обсуждении обговорено не было.

— Но и запретов на перерывы тоже никаких не было, — логично возразил голос. — Так что тормози часы и иди курить.

— Не курю я, — в сердцах ответил я, но часы остановил и крикнул в коридор, — эй вы там, в лаборатории, подойдите сюда на минутку.

В лаборатории меня услышали и подошли.

— У нас тут технический перерыв, сказали, что можно покурить и размяться.

— Как перспективы-то? — спросил Петрович. — Выиграть сможешь?

— Сам смотри, — ответил я.

— Да не шахматист я, так что давай уж словами поясни.

— Ладейное окончание, у меня лишняя проходная пешка, шансы есть, но я бы оценил их как 60/40... в мою пользу.

— Ну ты давай, не подведи уж нас, — сказала Оксана, — мы все рассчитываем на тебя.

Интересно, видела ли она фильм "Аэроплан", который только что процитировала, подумал я. А сам неожиданно спросил у голоса:

— Пока у нас свободная минутка есть, может рассказал бы про дополнительное условие-то?

На той стороне что-то пошелестело с десяток секунд, а потом я услышал:

— Почему нет? Слушай, если так интересно...

И дальше я услышал про то самое дополнительное их условие... мда, лучше бы не спрашивал... Петровичу с Оксаной я пересказывать ничего не стал, а просто продолжил поединок, выставив их опять в коридор.

Не сумел я реализовать свою проходную пешку, не обессудьте уж, соперник ловко поставил мне вилку и забрал её. Ладьями на этот момент мы поменялись, так что осталось у нас по королю и по коню — голая ничья.

— Меняемся цветами и продолжаем, — подытожил я результат первой партии, — или снова перерывчик объявим?

Но голос отдыхать не пожелал, поэтому двинулись вперёд без остановок. В этой партии он предпочёл ферзевый гамбит, я его естественно принял, а далее пошёл вариант Смыслова с занудным до невозможности маневрированием в центре доски. В середине партии голос лопухнулся по полной программе, оставив своего короля под вскрытым шахом, я же конечно тут же и объявил этот шах, получив выигранное качество плюс пешку. Такое преимущество упустить было сложно, я и не упустил его — победа на сорок втором ходу. Без задержек начали и третью, решающую, партию. Здесь голос неожиданно для меня применил устаревший, но эффектный королевский гамбит...

А я его, естественно, принял. А он, естественно, ответил самым распространенным гамбитом коня. А потом все пошло совсем не плану, не по моему и, я так уверен в душе, и не по их плану... всё вокруг затряслось и задёргалось, что пол, что стены, что моя родная СМ-ка заходили вдруг ходуном и изо всех щелей посыпалось что-то белое.

— Ноги в руки и бегом на улицу! — заорал я, выскакивая из радиорубки, как ошпаренный.

Петрович с Оксаной уже маячили в дверях лаборатории, тоже все перепуганные и перепачканные в чём-то белом. Я не снижая скорости, дёрнул их обоих за рукава, Петровича за правый, а Оксану, сами понимаете, за левый, и буквально волоком вытащил их на крыльцо научного корпуса. Сзади всё скрипело и шаталось, как в пьяном бреду.

Отбежали к берёзовой роще с десяток шагов, тут-то крыша корпуса провалилась внутрь, а сам он пошёл глубокими и широкими трещинами от фундамента и до самого верха. Но здание устояло, не рассыпалось, но я ещё подумал, что построили его таки тяп-ляп, пожалели денег на сеймоустойчивость. Рядом на ветку приземлился ворон, тоже весь обсыпанный белой пудрой.

— Не доиграли мы матч-то, — заметил я для всех, — и чего теперь дальше будет?

Ответила за всех Оксана:

— Не особо и сильное землетрясение, бывало и побольше... но здание это сносить придётся, однозначно.

А Кеша насчёт шахмат высказался:

— Что-то мне перестали сообщения от них приходить, вот уже пять минут, как тишина, а до этого постоянно кто-то бубнил.

— Так может наши проблемы сами собой сейчас решатся? — с затаённой надеждой сказал я, — может там растрясло всех этих Айй. Вместе с Байями, а?

— А это мы скоро увидим, — ответил Петрович и тут же добавил, — смотри ты, казарма-то устояла, ни одной трещинки.

Оттуда, из этой казармы, тоже народ на улицу высыпал, все, кроме замполита и Андрея, конечно, эти-то никуда не высыпать не могли по определению. А из лесочка между офицерским корпусом и ручьём подтянулась троица давешних наших лесных обитателя, медведь, волк и росомаха. Подошли и сели на траву в почтительном отдалении.

— Ничего себе, — сказал Петрович, указывая на зверей, — они тоже на наше общее собрание что ли явились? Надо срочно проводить, пока ничего другого не стряслось.

— Давай народ спросим, — предложил я, — если согласятся, то почему бы и нет.

Мы встали и подошли к остальным горемыкам — они негромко обсуждали между собой случившееся, выделялись при этом голоса американцев.

— Товарищи, — громко сказал Петрович, — есть мнение провести собрание и обсудить текущий момент.

— Мы не против, — ответил капитан американцев, — давайте.

— А я очень против, — неожиданно заявил коряк Коска. — Нечего нам обсуждать, надо просто вот этого хрена выгнать (при этом он показал пальцем прямиком мне в живот), и всё у нас наладится.

Народ помолчал, переваривая неожиданную вводную, первым среагировал, как ни странно, американец Элайджа.

— Почему же именно его надо выгонять где гарантия, что у нас наладятся дела после этого?

— Он знает, — продолжил тыкать в меня пальцем коряк, — спросите и всё узнаете.

— Не, ну очень интересно, — возмутился наконец я, — меня тут во всех грехах обвинили и я сам же должен эти обвинения раскрывать... про презумпцию невиновности слышал? — это я уже непосредственно Коске адресовал, — сам обвинил, сам и доказывай.

— Ладно, — невозмутимо согласился тот, — я скажу. Вот у нас тут одни каменные берёзы растут да стланик ольховый, правильно?

Народ согласился, дополнив, правда, список рябинами и папоротником.

— Вот-вот, это всё только и растёт на Камчатке, — продолжил Коска, — а что бы вы сказали, если б увидели здесь кокосовую пальму например?

— Я бы удивился, — сказал Петрович.

— Вот ваш Антон и есть такая кокосовая пальма посреди наших берёз, большая и развесистая, — закончил свою мысль Коска. — Хрен знает, откуда он такой взялся на наши головы, но он чужой, однозначно.

— Что, более чужой, чем американцы? — спросил Петрович.

— Да американцы что, — сплюнул коряк, — что я, американцев что ли не видел? А он отличается и от нас, и от них, как это... как моё ружьё от лука со стрелами.

— Ну это тебе так кажется, — выступила в защиту Оксана, — а всем остальным он вполне нормальным видится.

— А ты вообще помолчи, — сурово цыкнул ей Коска, — женщинам слова не давали. Раз мы собрались уж на собрание, давайте голосовать. Кто за то, чтобы выгнать к чёртовой матери Антона, поднимаем руки.

Подняли все, кроме меня с Оксаной.

— А теперь, кто против.

Я и Оксана вытянули свои руки вверх, а следом началось совсем уже несусветное — трое зверей передислоцировались быстрым шагом ко мне за спину и приподняли вверх по одной своей передней лапе. А следом и ворон Кеша подлетел и сел на ветку соседнего дерева, сказав при этом "я ничего вверх поднять не могу, но я тоже против".

Народ смотрел на эту демонстрацию примерно так же, как и я — вытаращив глаза. Немая пауза продолжалась больше минуты, потом слово взял опять тот же коряк.

— Всё равно нас больше — десять голосов против ваших шести. Так что решение принято, иди-ка ты, друг Антон с территории базы куда подальше.

— Минуту, — вдруг каркнул с березы ворон, все перевели взгляды на него и тогда он продолжил, — у меня опять наладился канал связи с развалинами...

— Ну и что они там передают? — спросил Петрович.

— Так... — замолчал ворон, видимо вслушиваясь в то, что ему сообщали, — значит так, первое — у них там сменилось руководство, вместо Айи теперь рулит Байя...

— А это хорошо или плохо? — поинтересовался я.

— Айи были светлые, а эти тёмные, так что сами решайте, кто лучше. Второе — решение вашего собрания по Антону они утверждают, срок исполнения полчаса. Третье — оставшимся на базе гарантируется жизнь и свобода, но не сразу, а по истечении некоторого времени.

— Да что тут думать-то, — сказал Коска, — жизнь всех против жизни одного Антона, очень выгодный обмен получается.

— Я с ним пойду! — пискнула Оксана.

— Ради бога, — вежливо отвечал ей коряк. — Иди, куда хочешь.

— Еще зверей не опросили, — напомнил я.

— Так они ж бессловесные, — сказал Петрович.

— Я за них могу всё сказать, — твёрдо каркнул с ветки Кеша. — Мы все с Антоном пойдём, а про вас могу только сказать, что все вы тут гниды конченные. Кроме Оксаны конечно.

— Ну гниды-не гниды, — рассудительно отвечал Коска, — а пожить-то ещё хочется.

— Окей, — решил закончить этот базар я, — за меня тут всё уже решили, пошёл вещи собирать, полчаса у меня в запасе есть.

И я, а за мной хвостом Оксана двинулись в общагу за своим барахлом. На зверей я не посмотрел, но вроде они остались сидеть на своих местах.

— А ты уверен, что нам эти вещи понадобятся? — спросила вдруг Оксана. — Может налегке лучше будет?

— Там разные варианты могут случиться, поэтому лучше, если лишнее что-то будет, вместо надо, а нету. Ты кстати можешь ещё передумать и остаться тут со всеми остальными.

— Нет уж, — твёрдо заявила она, — когда я в твоей ситуации была, ты ж меня не бросил, верно?

— Тоже верно, — вздохнул я. — Ну чего, берём одежду потеплее, это раз, консервов банок по пять на каждого, это два, воду, надеюсь, мы там на месте найдём...

— А я бы взяла, — возразила мне Оксана, — вот тут банка яблочного компота есть, её хотя бы, а то кто его знает...

— Уговорила, компот тоже берём. И ножей еще парочку... пистолет у меня есть, ты стрелять-то умеешь?

— Из Макарова ни разу не стреляла, а так-то конечно, и в школе, и в институте потом учили.

— Ладно, покажу при случае. И калаш бы тоже не помешал, куда их спрятали-то?

АКМы нашлись в кладовке, взял один плюс пару рожков в запас.

— Ну и всё на этом, пойдём, куда велено было... — сказал я и тут же, впрочем, добавил, — на дорожку присядем?

— Давай, — согласилась Оксана.

Сели на соседние койки, пять секунд посидели, встали и вышли на улицу. Там полукругом стояли обитатели нашей базы.

— Ну чего, не поминайте лихом, — сказал я им всем вместе, — куда нам идти-то?

Коряк показал направление на развалины, там в ограде дыра была, вышли в неё. Оглянулся, за нами, как привязанные вышли медведь, волк и росомаха, Кеша тоже подлетел и сел на ближайшую берёзу.

— Ну вот мы и на свободе, — сказал я ворону, — когда нас на части-то рвать начнут, не знаешь?

— Понятия не имею, — честно признался Кеша, — а вам бы я посоветовал держаться немного правее, ближе к берегу.

— Это почему? — спросил я.

— Шестое чувство у меня такое есть...

— Окей, послушаем твоё шестое чувство.

И мы повернули направо... развалины кстати отсюда были очень хорошо видны и никакой активности там не наблюдалось. А и не очень-то хотелось. Направо шла грунтовка, проторенная местным БТРом, которая упиралась в полуразваленный дот, а потом спускалась в бухту. Дошли практически до этого дота, встали на высоком берегу. Навстречу дул свежий морской ветер, пахло солью и водорослями.

— Может последний раз всё это видим, — сказала Оксана.

— А может и не последний — возразил я, — тут пятьдесят на пятьдесят.

И тут за нашими спинами что-то очень громко гукнуло и треснуло, как будто разорвали гигантский лист бумаги посередине. Я живо обернулся — база накрылась большим светящимся куполом, который медленно, но без остановок начал сжиматься. Через пять минут он сжался до размеров футбольного мяча и исчез со звуком лопающегося воздушного шарика.

— Так что это неизвестно, кому из нас повезло-то, — сказал я Оксана, — давай-ка мы сейчас спрячемся по добру, по здорову от этих мячиков, ну их.

И я схватил её за руку и потащил внутрь дота, Кеша, как я успел заметить, полетел следом, остальные звери как сидели на траве, так и остались там...

Дверь у этого дота давно приржавела в полуоткрытом состоянии, протиснуться внутрь вполне можно было, что мы и сделали по очереди с Оксаной, а Кеша в конце залетел. Внутри было пыльно, намусорено, но светло — две же амбразуры тут имелись, выходящие в разные стороны.

— Миленький ДЗОТ, — сказала Оксана, озираясь по сторонам. — Мы прямо тут и будем сидеть?

— Это не ДЗОТ, — решил проявить я свои знания, — в смысле не дерево-земляная огневая точка, тут ни дерева, ни земли нету, сплошной бетон — значит ДОТ, долговременная огневая точка. А сидеть мы будем немного не здесь.

Когда я тут шлялся битых две недели, ожидая основную часть нашей экспедиции, от нечего делать изучил все внутренности этой самой долговременной огневой точки. И нашёл металлический люк в полу, который даже можно было приподнять за выдвижную ручку. И вот сейчас я поднял этот люк и зафиксировал его в вертикальном положении, там специальное приспособление было для этого.

— Прошу всех вниз, товарищи, — сказал я, помог Оксане спуститься по железной лесенке, Кеша сам залетел, а я перевёл за собой люк в начальное его положение.

Внизу было небольшое помещение три на четыре примерно метра, с двух сторон стеллажи, наверно под патроны и снаряды, а в дальнем углу стол и лавка. Свечку я давно в рюкзаке припас, было у меня некое предчувствие, что понадобится, а спички у Оксаны нашлись.

— Ну вот, — сказал я, запалив свечечный фитиль, — мы и спрятались от страшных Айй и Байй. Будем надеяться, что пересидим острую фазу конфликта.

— А что вообще здесь этот ДОТ делает? — поинтересовалась Оксана, — здесь разве были когда-нибудь военные действия?

— Вообще-то были, в Крымскую войну, — начал я экскурс в историю, — в середине 19 века, но, как сами понимаете, с тех времён ничего бы здесь не уцелело. Так что это более новое сооружение, примерно 44-45 года постройки. С Японией когда готовились воевать во Вторую мировую, решили на всякий случай укрепить подступы к Петропавловску, вот и поставили такие штуки на побережье... штуки четыре всего. Но войны на Камчатке не случилось, Курилами всё ограничилось, а новую войну в обозримом будущем тут представить сложно, так что ДОТы благополучно забросили.

— Ой, смотри, там ещё одна дверь есть, — показала Оксана на стенку, которая примыкала к лестнице сверху.

Я встал, подошёл туда, куда она показывала, и с удивлением обнаружил, что да, действительно тут есть дверь, а я её не обнаружил в прошлые разы, когда здесь лазил. Подёргал за ручку, она приоткрылась сантиметров на десять-пятнадцать.

— У меня фонарик есть, — сказал я, — сейчас обследуем, что тут такое, делать-то всё равно нечего. Правильно, Кеша? — почему-то попросил я подтверждения у ворона.

— Правильно, Антоша, — быстро ответил тот.

И я с трудом протиснулся в щель и осветил окружающее — тут был подземный ход, узенький и низенький, но один человек в полусогнутом состоянии вполне проходил. Продвинулся вперёд, мне в спину крикнула Оксана:

— Ну что там у тебя?

— Ход тут, ведёт прямо, потом под углом сворачивает, попробую дойти до конца.

И я смело зашагал по скопившейся на полу пыли... стены тут были земляные, точнее наполовину из скальной породы, а потолок через каждый десяток метров крепился сваей, деревянной. Я осторожно потрогал ближайшую сваю, вроде бы крепкая, надеюсь, не обвалится тут ничего. Тут мне в спину по очереди крикнули Оксана и Кеша:

— Взрывы наверху! (это Оксана) Там что-то тяжёлое упало (это Кеша). Что делать? (это они уже вместе)

Я быстро вернулся назад и первым делом посмотрел на люк — в щели между ним и полом сыпалось что-то мелкое.

— Похоже завалило нас, — констатировал я факт, — так что теперь у нас одна дорога, через этот ход... если он ведёт куда-нибудь конечно...

— Будем надеяться на лучшее, — не очень уверенно отвечала Оксана, — пойдём вместе посмотрим что ли...

И мы вернулись к обследованию подземного хода, Кеша попрыгал за нами по полу. За поворотом оказался довольно длинный отрезок, постепенно понижающийся, далее был новый поворот в другую сторону и снова резкое снижение.

— Похоже, мы на уровень моря сейчас выйдем, — предположил я. — Метров десять уже вниз было.

— Ты не отвлекайся, Антоша, — тихо сказала Оксана, — а то заберёмся куда-нибудь не туда...

А тут подземный ход и закончился. Двери не было, была стальная решётка, а концы её были заделаны в скальное основание... за решёткой был ещё один поворот, но видно было, что он последний — туда проникал дневной свет с поверхности, шум волн тоже был слышен.

— Крепко сделано, — сказал я, проверив прочность решётки, — на совесть... какие будут мнения, как это дело обойти?

— Какие тут ещё мнения, — высказался Кеша, — ломать её надо или с краю выдирать...

— Можно обходной путь поискать, — неуверенно предложила Оксана, — вдруг есть ход помимо этой решётки.

— Хорошо, — и я начал распоряжаться, — Оксана с Кешей проходят ещё раз вдоль всего хода и ищут возможный альтернативный путь. А я возвращаюсь в подвал и попытаюсь отыскать там какие-то подручные средства. Вдруг лом какой отыщется или эта... кувалда какая, с ними можно попытаться пробить дорогу.

Так и сделали — я метнулся назад, опять протиснулся в щель между дверью и косяком и начал осматривать помещение. Свеча продолжала гореть, погасить мы её забыли, так что видно было всё, что надо. Первым делом осмотрел стеллажи снизу доверху, у каждого было по пять этажей — ничего, кроме забытого деревянного ящика (видимо из-под патронов) я там не отыскал. Залез с помощью стола на самую верхотуру — и там ничего существенного не обнаружилось, если, конечно, не считать существенным заплесневелую корочку хлеба. Встал на корточки и осмотрел нижний ярус — и тут мне улыбнулась удача, в самом дальнем углу лежали какие-то брикеты. Зацепил, вытащил на свет божий — это оказалась граната, друзья мои, самая натуральная граната времён Великой отечественной, тип РГ-42, наступательная, ручная, осколочная, 1942 года разработки, разлёт осколков 25 метров, запал был ввинчен в неё... такие дела.

Покрутил гранату в руках, вроде даже и не ржавая, вроде и буковки на боку даже прочитать можно. Осторожно положил её на ладонь и понёс к выходу. По дороге встретил Оксану, которая стучала по стенам рукояткой ножа, ворон сидел рядом и чистил клюв о перья.

— Ну как? — спросил я у неё, — что-нибудь настукали?

— Нет, пока ничего хорошего. А у тебя что?

— А у меня вот, — и я выставил перед собой РГ-шку, сразу же и пояснил, что это, — граната, возможно даже не испортилась. Можно попробовать подорвать решётку.

— А перекрытия не обвалятся? — поинтересовался Кеша. — А то ведь запрёт нас тут, как мышей в мышеловке.

— Не должны бы, — неуверенно отвечал я, — на вид они крепкие. И потом — если у тебя есть другие предложения, как отсюда выбраться, выкладывай, я с интересом послушаю.

— Нет у меня никаких предложений, — вздохнул Кеша, — придётся твою гранату пробовать.

— Ну тогда вы отходите от решётки как можно дальше, лучше к самой двери, и на пол ложитесь, а я пристраиваю гранату к месту крепления решётки к скалам и рву чеку. Потом бегу к вам. Да, не забудьте закрыть глаза и открыть рот по моей команде, — добавил я на всякий случай.

— А рот-то зачем открывать? — спросила Оксана.

— Чтобы уравновесить давление в ушах, а то барабанные перепонки могут лопнуть к чёртовой бабушке.

— Откуда хоть ты это знаешь?

— В книжке прочитал, — объяснил я.

И они скрылись за поворотом, а я подошёл к решётке и стал выбирать место, куда бы заложить эту шайтан-машинку... справа внизу мне больше понравилось, во-первых ход заворачивал как раз в эту сторону, меньше вероятность, что нам достанется что-нибудь, а во-вторых тут вроде бы один прут даже покачивался, но выдрать его совсем у меня конечно бы не хватило никаких сил. Закрепил кое-как гранату между прутом и камнями, перекрестился, потом выдернул чеку и резво припустился к повороту...

До Оксаны я добежать не успел, сзади рвануло раньше, хорошо так бумкнуло, что аж белый свет почернел на пару секунд. Я лежал на животе , вжавшись в пол, и ждал, что же будет дальше... а ничего и не последовало дальше — крепёж устоял, пыль и крошка перестали сыпаться и даже пороховую гарь быстро выдуло наружу. Поднялся и вернулся к выходу — правильно я там гранату прикрепил, целых два прута с корнем вылетели из стены, и в образовавшуюся прощелину вполне можно было проползти. Хотел было идти за остальными членами нашей команды, но они и без этого сами подошли.

— Как вы там? — спросил я у Оксаны в основном.

— Более-менее, живые пока, — отшутилась она, а Кеша спросил:

— Получилось с решёткой-то?

— Сам смотри, — предложил я ему и продемонстрировал отогнутые прутья и щель рядом с ними.

— Ну тогда я полетел, — ответил Кеша, — разведаю, что там снаружи, а вы пока не вылезайте.

— И от ворон польза, оказывается, иногда бывает, — сказал я Оксане, когда Кеша улетел.

— Да уж, — отозвалась она, а потом подумала и добавила, — как думаешь, что нас дальше ждёт?

— Понятия не имею, — честно признался я, — но надеяться надо на лучшее... это как байку по стакан воды знаешь?

— Нет, расскажи.

— Ну там все просто, если стакан наполнен до середины, то он полупустой или полуполный?

— И так, и этак можно сказать, с какой точки зрения рассматривать.

— Правильно, и так, и этак... только наполовину полный стакан это всё же более позитивно, к этому и надо склоняться.

— Поясни? — попросила Оксана.

— Ну хоть такой пример — шёл ты по улице, шёл, споткнулся, упал, ударился коленом и головой, допустим, это плохо?

— Да ничего хорошего тут нет...

— Но с другой-то стороны мог ногу сломать и не сломал, мог сотрясение мозга получить и не получил... и потом, это падение задержало тебя на полминуты, допустим, а в том месте, куда ты шёл, за эти полминуты могла авария какая случится, со смертельным исходом, а ты на неё опоздал...

— Да понятно мне уже всё, — прервала меня Оксана, — хорошая теория, надо и мне тоже так... — потом она побарабанила пальцами по стенке и продолжила, — что же это Кеша не возвращается?

— Кто его знает, — пожал плечами я, — может решил побольше территорию обозреть, может встретил чего непонятное, а может...

— Ну ты раз начал, то заканчивай уже, — подбодрила меня Оксана, — третий-то вариант у тебя какой?

— Ну может неживой он уже, — буркнул я, — это маловероятно, но включить в число возможных исходов надо.

— Да живой я, — каркнуло из прохода, а следом и сам Кеша приземлился рядом с нашими ногами. — Пойдёмте, вроде бы всё пока спокойно. Только ДОТ ваш, похоже, прицельно отбомбили, груда камней и арматура на его месте.

— Кто бомбил, интересно? — вслух начал размышлять я, — и почему ДОТ первым делом — по нам что ли целились?

— Этого я не знаю, — отвечал Кеша.

— А с базой что? А с развалинами? — спросила Оксана.

— От базы остался научный корпус, остальные разрушены, а развалин просто нет. Лужайка с травой на их месте...

— Ну тогда мы выйдем и сами посмотрим, — нерешительно предложил я, — правда, Оксана?

— Конечно пойдём, не век же нам в этом подземелье сидеть, — согласилась она.

И мы выползли на свет божий. Это оказалось, как я правильно подумал самый берег моря, в укромной бухточке между Ольховой и соседней, которая без имени — она была укрыта со всех сторон и нормальных спусков сюда не было, так что я, например, во время своих двухнедельных шатаний сюда не добрался.

— Вон там тропинка наверх есть, — сходу определила направление нашего движения Оксана.

— Крутовата, — прикинул я, — но наверно заберёмся. Давай я вперёд пойду и, если что, помогать тебе сверху буду.

Карабкались наверх мы наверно битых полчаса, один раз чуть не навернулись со скал, но обошлось. Когда выбрались, оказались всё у той же пробитой БТРами дороги, примерно посередине между базой и ДОТом.

— Куда сначала пойдём? — весело спросила Оксана.

— Ты это... — осадил её я, — ты подожди радоваться-то, пока мы не разобрались в ситуации. Вдруг ничего ещё не кончилось... или кончилось одно, но началось, допустим, другое, нисколько не лучшее старого... пошли на базу конечно.

И мы повернули налево. Идти тут было всего ничего, метров триста, показалась покосившаяся ограда, а за ней сразу научный корпус, относительно целый и относительно невредимый. Только половина окон отсутствовала. А соседняя казарма представляла собой живописную груду кирпичей, остатков деревянных конструкций и битого стекла. И из неё, из этой кучи, в двух местах дымок какой-то строился. Живых людей, конечно, ни одного видно не было.

— Ничего себе, — сказала Оксана, — а ведь получается, что мы очень вовремя отсюда слиняли. Что бы с нами было, если тот футбольный мячик и нас тоже сжал?

— Давай в наш корпус что ли зайдём, — предложил я, — может что-то полезное обнаружим.

Как ни странно, но вход туда был свободен, а в коридорах никакого особенного беспорядка я не увидел. Сразу же прошли в радиорубку (по дороге заглянул в свою лабораторию — там всё было обесточено и покрыто толстым слоем пыли). Окунь с Вихрем стояли на своих рабочих местах, конечно же тоже выключенные.

— А давай попытаем счастья, — предложил я, — вдруг включится и свяжется с кем-нибудь?

Оксана была не против, так что я перекинул тумблер включения на Окуне вверх... что-то пошуршало там во внутренностях прибора, а затем раздался хлопок и к потолку потянулся дымок.

— Ну значит не судьба, — с огорчением констатировал я, — пошли дальше. Может в других местах повезёт больше.

Кеша от нас отстал, видимо по своим вороньим делам каким-то улетел, так что обследовали мы базу вдвоём. Ничего проливающего свет на нынешнее наше положение мы так и не обнаружили — что там можно было отыскать в этой куче битого камня? Людей в любом виде — живых ли или мёртвых или хотя бы отдельных частей тела тут тоже не было. А вот и Кеша прилетел, усевшись на ближайшую берёзовую ветку.

— Ну что, обменяемся мнениями? — предложил я.

— Обменяемся, — согласился ворон, — начинай.

— Значится так, у нас сейчас две главные задачи — определить, что тут произошло, это первая, а вторая — это как нам выбраться наконец с этой грёбаной Ольховой бухты. Не знаю, как вас, но меня лично уже от неё мутит.

— Про третью задачу забыл, — тихонько поправила меня Оксана, — что мы будем рассказывать, когда нас спасут...

— Да, это тоже важно, но первоочередное, до спасения нам тут, как я понимаю, как до луны.

— Я видел какое-то шевеление в районе развалин... бывших то есть развалин, — вступил в диалог Кеша. — Может туда сходим и посмотрим? Хуже всё равно уже не будет.

Насчет последнего его заявления я подумал, что это чересчур оптимистично, это лучше бывает редко, а уж чего-чего, но хуже всегда может быть. Но вслух ничего говорить не стал, а просто поднялся с бревна и мы втроём отправились к развалинам. Прав был Кеша — вместо них, развалин, тут была ровная и чистая лужайка с папоротником, ромашками и ещё какой-то местной растительностью.

— Вон там, вон там, — вдруг дёрнула меня за рукав Оксана, очень сильно дёрнула, так что я чуть не упал, пришлось быстро перебрать ногами, чтобы не упасть, и в это самое время из-за кустов раздался выстрел...

Мы вместе с Оксаной упали на траву, и я живенько заполз за ближайшую берёзу, подругу за собой потянул конечно.

— Ты мне сейчас походу жизнь спасла, — сказал я, отдышавшись, — с меня, значит, причитается.

— Потом разберёмся, кто кому должен, — ответила она, — а сейчас надо со стрелками разобраться.

— Точно, — сказал я и начал искать глазами Кешу.

А он вот он — сидел, как ни в чём ни бывало, на ближайшем дерево, покачиваясь вверх-вниз.

— Слышь, Кеша, ты не мог бы посмотреть, кто там стреляет и сколько их? В тебя же однозначно палить не будут.

— Сейчас узнаю, — покладисто отвечал ворон, а потом сразу снялся с дерева, набрал высоту и исчез в гуще других деревьев.

Ждать пришлось недолго, он вернулся через полминуты, сел на своё прежнее место, почистил клюв о перья и сообщил:

— Это Коска, он один там залёг.

— А я ведь знал, — горько резюмировал я, — знал, что не всё так просто с этим коренным камчадалом, сразу мне его морда не понравилась.

— Мне тоже, — добавила Оксана. — И спиртное он слишком сильно любит...

— Может поговоришь с ним? — предложил мне Кеша, — меня-то он точно слушать не будет, а тебя может быть...

— Да без проблем, — откликнулся я, а потом громко крикнул в том направлении, откуда стреляли, — эй, Коска, чё за дела? Зачем ты в нас стреляешь?

После томительной паузы раздался ответ:

— Значит надо, раз стреляю, — а затем он ещё раз пальнул в нашу сторону.

— Может объяснишь, почему оно надо-то? А то ведь у нас тоже оружие есть, так просто мы не дадим себя убить...

— Как у нас, кстати, с оружием? — спросил я Оксану. — Макаров у меня вот он, в кармане, а где калаш?

— Мы, по-моему, его в подземелье забыли, — тихо отвечала она.

— Вот гадство, — выругался я в сердцах, — ну ладно, будем надеться, что и ПМа хватит.

А тем временем ожил коряк:

— А чего, могу и объяснить — задавай только конкретные вопросы.

Я подумал немного и решил начать с главного:

— Что тут вообще творилось-то в этих развалинах? И кто ты такой вообще?

— Эксперимент тут творился, — было отвечено мне из кустов, — шестое главное управление ВМФ СССР проводило. Но он вышел из-под контроля... а я был срочно снаряжен из штаба, чтобы изучить ситуацию на месте и доложить обстановку.

— А вышел он из-под контроля после падения ракеты? — спросил на всякий случай я.

— Угадал. Ракетчики рукожопые опять систему наведения недокрутили.

— А в чём суть этого эксперимента, не расскажешь?

— Почему не расскажу — слушай, если интересно... это вариант нового оружия, основанного на взаимодействии СВЧ-излучения и плазмы... в итоге должен был получиться лазер, но в микроволновом диапазоне, которому облака с дымом не помеха, но в ходе испытаний вылезло много побочных эффектов.

— Ясно, — ответил я, хотя ничего мне ясно пока не было. — То есть эти шарики, пропажа людей, воздействие на психику и стена по периметру — это всё побочка?

— Пропажу если убрать из этого списка, то да. Весь наличный состав базы эвакуировали, а про вас забыли, когда вы упёрлись на это отмечание дня ВМФ.

— Тэээк, — протянул я, — а американцы тут тогда при каких делах оказались? Чисто случайно?

— Американцы на самом деле тоже сотрудники 6 управления ВМФ, для прикрытия дежурили в море, но потом попали под купол и задействовали свою легенду.

— А с кем мы по рации тогда общались, с кем я в шахматы играл?

— Аааа, это, — с отвращением ответил Коска, — я изначально был против этой клоунады, но в штабе почему-то решили включить эти Айи с Байями.

— Хорошо, с этим мы разобрались, а теперь главный вопрос — зачем тебя убивать меня... ну нас то есть с Оксаной? Эксперимент-то ваш, похоже, закончился полным провалом... возьми с нас подписку и разбежимся миром, а?

— Думаешь, я не знаю, кто ты такой на самом деле? — раздалось из-за кустов.

— Ну и кто я? — спросил я деревянным языком.

— Как там в 2017 году-то, рассказал бы перед смертью...

— Каком ещё 2017 году, — сделал я попытку закосить под дурака, — я из Приволжска, всю жизнь там прожил, никуда дальше Москвы не выезжал, на Камчатку вот первый раз так далеко от дома отъехал. Что-то ты мне чужие дела шьёшь, гражданин начальник.

— Под дурака-то не коси, плохо у тебя выходит.

— Ладно, тогда такой ещё вопросик — чего ты меня не убрал, когда мы по ручью лазили? Возможностей тогда было хоть отбавляй...

— Команды не было, вот чего...

— А как ты эти команды получал? Радиосвязи-то не было... флажками что ли кто тебе сигнализировал?

— А это я тебе не скажу, закрытая информация.

— И последний уже вопросик — как ты уцелел-то на базе? Там же этот шарик-мячик схлопнулся, и весь народ, как я понимаю, богу душу отдал.

— У меня было средство индивидуальной защиты, — ответил Коска, — а теперь извини, но надо с тобой... с вами обоими кончать...

Я быстро обернулся — за спиной у меня стоял коряк с двустволкой наперевес и ухмылялся самым что ни на есть злодейским образом.

— А... а кто же из тех кустов говорил? — сформулировал я свой вопрос, — если ты в другом месте оказался?

— Всё тебе расскажи... приспособа там такая хитрая лежит, в штабе выдали. Ну всё, прощай, Антоша, и ты тоже, Оксана, мне будет вас очень не хватать.

И он прицелился из ружья мне прямо в лицо, но тут что-то явно пошло не так — с ветки ближайшего дерева на Коску молнией метнулось что-то полосатое, и оно, это полосатое, сначала толкнуло руки с ружьём, так что оба выстрела ушли вправо, не задев ни меня, ни Оксану, а потом вцепилось в горло коряку. Я через пару секунд, выйдя из ступора, направил, наконец, свой ПМ в эту кучу и высадил туда все восемь патронов — куча затихла. Подошёл поближе и убедился, что эта была она самая, страшная росомаха.

— Чеж ты её убил-то? — возмутилась Оксана, — она нам жизнь сейчас спасла.

— Потом забот бы с ней было слишком много, — ответил я, — так спокойнее.

— А что это он там про 2017 год говорил? — вдруг поинтересовалась Оксана.

— Да врал он, как сивый мерин, я ни одному его слову не поверил. Залил зенки нашим спиртом, вот и привиделось ему что-то...

— Да? — коротко ответила она, и тон её мне не очень понравился. — А что мы сейчас будем делать?

— Давай у Кеши спросим, он, похоже, среди нас самый умный — Кеша, что нам теперь делать?

— Зря ты росомаху замочил, — ответил так и просидевший всё это время на берёзе Кеша, — хлопот у тебя теперь гораздо больше будет, чем если б она живая осталась.

— Согласен ответить за это дело в установленном законом порядке, — автоматически ответил я, — ты лучше скажи, что нам делать и в какой последовательности?

Ворон взлетел зачем-то, сделал круг над деревьями, затем приземлился на то же самое место и начал отвечать:

— Ты ещё забыл про мичмана, он же выскочил за стену, когда вы искали проход в Мутновку, верно?

— Точно, — хлопнул я себя по лбу, — мичмана все эти последние катавасии не должны были задеть, это значит что?

Вопрос я вообще-то сам себе задал, но отозвалась на него Оксана:

— И что это должно значить?

— То, что он, вполне вероятно, сейчас обратно идёт, стенка-то пропала.

— А может и не идёт, — предложил разумную альтернативу Кеша.

— Слушай, Кеша, — попросил я его, — не в службу, а в дружбу — сгоняй вдоль берега к Мутновке и посмотри, есть там кто или нет? Тебе ж это раз плюнуть, а я ногами полдня туда буду добираться.

— Хорошо, — согласился ворон, — сгоняю, а вы пока пройдите по базе, вдруг что-нибудь полезное обнаружите. И Коску как-то захоронить надо, нехорошо его так бросать.

— Согласен, — тут же ответил я, — сейчас захороним. Вместе с росомахой.

И ворон тут же снялся в ветки и заложил крутой вираж в сторону моря, а мы с Оксаной пошли искать инструменты, яму-то не руками же копать. Лопата, как это ни странно, обнаружилась почти сразу, на пожарном щите в научном корпусе. Взял оттуда же и лом, на всякий случай.

— Как-то непонятно всё же вышло, — сказала Оксана, когда мы обратно шли, — зачем этот коряк нас убить захотел, я не поняла... и почему росомаха на него бросилась, тоже...

— В жизни много загадок, — философски ответил я, — и не на все есть ответы... почему он убить нас захотел, он же ясно сказал — приказ такой получил. А насчёт росомахи, боюсь, мы никогда не догадаемся. Медведь с волком ещё тут где-то недалеко должны быть, так что надо держать ухо востро.

Земля была несложная для копки — только травяной покров сверху немного мешал, а дальше пошёл сплошной песок без единого камня. Могилу я выкопал за полчаса... вдвоём с Оксаной аккуратно перетащили коряка в яму (я думал, она будет кукситься при виде мёртвого тела, но обошлось), туда же определили росомаху, закопал всё обратно всего за пять минут.

— Крест бы ещё тут полагался бы... — заметила Оксана, — у него крестик на груди был, значит крещёный.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — ответил я и начал придумывать...

В том же научном корпусе нашёл в кладовке три доски подходящего размера и соединил их проводом ПВХ, его в нашей лаборатории две большие бухты имелись.

— Не помнишь, — спросил я у Оксаны, — на каком расстоянии от верхушки их крепить надо?

— Я и не знала никогда, — ответила она, — но я думаю, большой разницы нет, крепи, как получится — Коска наверно не обидится.

Прикрепил, как получилось, верхнюю планку примерно на четверти длины, а среднюю, которая наискосок, в середине. Воткнул получившуюся конструкцию в могильный холмик перекрестился три раза и сказал что-то вроде "покойся с миром", но этом похоронный церемониал мы и закончили. А тут и ворон вернулся, спикировал с небес и приземлился возле самой могилы.

— Всё правильно сделали, молодцы, — похвалил он нас, — а мичман на подходе, минут через десять-пятнадцать появится. Может ему навстречу выйти, тогда быстрее встретитесь.

— Как он там на вид-то? — справился я.

— Да всё как обычно.

— Ну тогда мы пошли ему навстречу... хотя нет, давай засядем в том месте, где дорога в бухту спускается, я на него посмотрю издали, мало ли что с ним там произошло, вдруг он, как Коска, на нас кидаться начнёт?

— Тогда и оружие не помешало бы, — логично предположила Оксана.

— Правильно, ружьишко Коски возьмём. Калаш хорошо бы достать, но, боюсь, не успеем мы за ним слазить.

И мы с Оксаной залегли за двумя крупными камнями, которые в изобилии лежали на обрыве во всех местах. Мичман появился из-за скального выступа минут через десять, правильно Кеша время рассчитал. На вид он был абсолютно нормален, шагал быстро и чётко, как на плацу возле казармы. Оружия на виду не держал, хотя, насколько я помнил, пистолетик-то у него при себе был, когда мы уходили на разведку.

— Ну как, — спросила меня Оксана, — будешь его прощупывать или сразу навстречу пойдём?

— Подойдёт поближе, я ему пару вопросов задам, — пообещал я, лихорадочно размышляя над возможными вариантами развития событий.

Когда Семён приблизился примерно на полсотню метров, я выкрикнул из своего укрытия:

— Стой, дальше идти не надо.

— Ты кто? — спросил он, остановившись впрочем.

— Антон я, Яблочкин. Оружие у тебя есть?

— Макаров есть, — ответил тот, — а что?

— Вытащи его и положи на землю, а сам отойди назад на десять метров.

— А если не положу, тогда что?

— Тогда стрелять буду, — и я пальнул из одного ствола в небо, показав мичману, что мои слова не пустая угроза.

— Ты чё, сдурел? — с очень натуральным негодованием в голосе ответил мичман, — мы же с тобой вот только что по камням прыгали, зачем ты в меня стреляешь?

— Во-первых, не в тебя, а предупредительным в воздух, — сказал я, — а во-вторых, с тех пор, как мы по камням прыгали, очень много чего произошло... не очень приятного... так что я для начала хочу убедиться, что ты это тот самый мичман. И что у тебя никаких нехороших замыслов нету...

— Ну вот он, мой Макаров, — ответил Сёма, кладя пистолет на камешек, — отхожу на десять метров, теперь убедился?

Я вылез из своего укрытия, Оксана знаком показал, чтоб сидела пока тут, и спустился к воде. Взял пистолет, проверил обойму (не хватало двух патронов), засунул его к себе в карман, потом обратился к мичману:

— Контрольный вопрос — о чём мы говорили на пикнике в день ВМФ?

— Мы много о чём там говорили, — хмуро откликнулся он, — что именно тебя интересует?

— Про бунт на базе, — сделал я уточнение, — когда он был и что именно там произошло?

— Ну три года назад, — буркнул мичман, — матросики-кавказцы штурмовали офицерскую казарму.

— Всё, проверка окончена, — сказал я, — пошли на базу. Но Макарова я тебе всё-таки пока не отдам. Мало ли что.

И тем не менее спиной поворачиваться к Семёну я таки опасался, всё время хотя бы в полоборота к нему находился. Мы поднялись на откос, Оксана вылезла из своего укрытия и присоединилась к нам.

— Теперь моя очередь спрашивать — что тут произошло-то, что ты на таком взводе?

— Подожди, — притормозил его я, — сначала мой последний вопрос — ты до Мутновки-то добрался?

— Не, там ещё одна стенка оказалась, так и проваландался на берегу до вечера, а тут что-то бумкнуло, затряслось и стена исчезла, ну я и пошёл назад. Теперь давай ты выкладывай.

— Выкладываю, — я закинул ружьё на спину и начал выкладывать, — Андрей зарезал замполита, но тот успел его застрелить, два трупа, это самое начало...

— Весело, — усмехнулся мичман, — что ж дальше-то будет?

— Дальше мы... я то есть сыграл шахматный турнир с ребятами, которые в развалинах засели...

— И на что играли?

— Разве неясно? Наш выигрыш — нас выпускают, их выигрыш — они из нас котлеты делают.

— И чем закончился турнир?

— Один-один было после двух партий, а во время третьей началось землетрясение, ты наверно и сам его почувствовал.

— Да, тряхнуло как следует.

— Ну и после этого землетрясения власть в развалинах сменилась, вместо Айи рулить стали Байи, это так наш Кеша сказал, но никаких требований они выдвинуть не успели, всех опередил Коска.

— И чего этому коряку надо было?

— Выгнать меня с базы, желательно поближе к развалинам — собрали общее собрание, большинством голосов решили гнать меня к чёртовой бабушке. Оксана решила со мной идти, Кеша тоже с нами полетел. И ещё там три зверя из леса подтянулись, так те тоже с нами ушли.

— Так, и что было в развалинах?

— А мы не успели туда дойти, базу, вот только мы вышли за её ограду, накрыл какой-то прозрачный купол, а потом он съёжился и сплющился до размера футбольного мяча — тут мы коллективно решили, что в развалины мы не пойдём, а спрячемся в ДОТе.

— Оригинальное решение, но наверно правильное, — похвалил нас мичман.

— И это тоже ещё не всё — в ДОТе мы спустились в нижнюю камеру, ну чтоб понадёжнее от страшных Байй укрыться, в это-то время что-то большое взорвалось...

— А вот этого я не слышал... когда примерно это было?

— Да час назад где-то. Дальше верхний люк завалило, но мы выбрались наружу подземным ходом, посмотрели на базу — там одни камни остались (кроме научного корпуса), пошли к развалинам, и тут-то нас и подстерёг этот старый камчадал...

— Коска? Как же он уцелел?

— Этого я не могу сказать, но как-то уцелел... так вот, он нас пристрелить собрался, но перед этим интересную историю рассказал...

И тут я передал своими словами всё, что мне наболтал коряк.

— Фантастика какая-то, — воскликнул мичман, — причём ненаучная, уж если б тут эксперименты какие проводили, я бы точно об этом знал — это же не иголка какая, тут же оборудование надо завозить, энергию подводить, люди опять же должны туда-сюда бегать, ничего этого не было.

— Ну значит насвистел нам Коска, — сказал я, — а в итоге нас спасла росомаха — кинулась на него с дерева и горло перегрызла, а я пристрелил и её, и Коску. А потом Кеша слетал вдоль берега и сказал, что скоро ты подойдёшь. Вот на этом точно всё о наших приключениях.

— А вот это ты сильно ошибаешься, — услышал я.

Во время своего рассказа я таки повернулся один раз спиной к мичману и совершенно зря — когда я развернулся обратно, у него в руке был ещё один ПМ, направленный мне в пузо.

— Ну а теперь поговорим серьёзно, — твёрдым голосом сказал он, — оружие на землю и десять шагов назад. Надеюсь, у девки ничего стреляющего нет?

Лопухнулся ты, Антоша, по полной программе, сказал я сам себе, но спорить не стал и медленно положил на землю сначала коскину двустволку, а потом и Макарова.

— Хорошо, — продолжил мичман, — а теперь отойди... ладно, не на десять шагов, можно на пять. И ты тоже, — сделал он жест в направлении Оксаны.

Мы сделали, что приказано, причем оба пятились задом, уж очень не хотелось спину под выстрелы подставлять.

— Ну а теперь поговорим, — сказал Семён, поднимая оружие, пистолет он в карман сунул, а ружьишко прислонил к берёзе, — что тут на самом деле случилось и какая твоя, Антоша, роль во всём этом.

— Так я же чистую правду только что рассказал, — сделал я невинный вид, — повторить что ли ещё раз то же самое?

— Всё да не совсем, — отозвался мичман, — про ДОТ, например, кто тебя надоумил? Это был единственный твой шанс уцелеть, из миллиона наверно, и ты им очень аккуратно воспользовался. В такие случайности я не верю.

— Ну ворон посоветовал, — соврал я, на самом же деле я и разведал, что там внутри ДОТа, но перечить съехавшему с катушек Сёме я не собирался.

— Тэээк, значит, у нас ещё ворона в список главных действующих лиц заносится. Где, кстати, она?

— Не она, а он, — внёс поправку я, — это разные виды птиц, ворона и ворон. А где он, не знаю, вот только что тут сидел, — и я показал, где это было, — а сейчас по своим делам полетел наверно.

— Ну допустим я тебе и поверил... — задумался мичман, но тут я его перебил:

— А почему это мой единственный шанс был?

— Да потому что всё живое, что внутри купола и выше уровня земли было, распалось на молекулы, а ты не распался.

— Это не так, из живых уцелели ещё как минимум двое — Коска и росомаха, — ответил я. — И потом, откуда ты так хорошо знаешь про этот купол? И вопрос общего характера — мы же сейчас в одной лодке, только ты да мы с Оксаной живыми остались, нам вроде надо вместе держаться, а не держать друг друга на мушке... или я чего-то не понимаю?

— Да, ты много не понимаешь... — устало вытер пот со лба мичман, — ладно, слушай реальную версию того, что здесь произошло...

И он, не сходя со своего места возле зарослей ольхового стланика, вывалил мне эту версию... если очень коротко пересказать его речь, то дело тут было в спецоперации наших заокеанских друзей — им очень не понравилась новая установка по обнаружению подводных лодок, вот они и организовали такую отвлекающую операцию, чтобы мы, значит, занялись чудесами в развалинах и забыли о гидрофонах, как о кошмарном сне.

— А американские экологи на самом деле следили не за падением ракет, а за нашей установкой, верно? — спросил я на всякий случай.

— Точно, — ответил мичман, — за ней и следили.

— Но эта твоя версия никак не объясняет пропажу кучи людей, все эти чудеса с шариками и куполами, да и вдруг заговорившего Кешу тоже, — вслух начал размышлять я.

— Почему это не объясняет, — обиделся вдруг Семён, — нормально объясняет — мы же не знаем точно, что они там применили, вполне могли какую-нибудь очень продвинутую новинку. А Кеша у нас давно говорил отдельные слова, а сейчас просто научился и предложения выговаривать...

— Нет, всё равно не вытанцовывается, — подала вдруг голос Оксана, мичман при этом воззрился на неё с большим изумлением, но не перебил, — вот ты сам смотри — начались-то все наши приключения со случайного падения боеголовки в развалины, вряд ли американцы дошли до таких чудес в технике, что смогли отклонить ракету так, чтоб она точно угодила, куда им надо...

— А кто сказал, что всё это началось по расчёту? — поразмыслив, отвечал мичман, — вполне могло и случайно возникнуть — боеголовка вызвала какую-то там цепную реакцию в развалинах, а штатовцы уже подхватили тему.

— Слишком сложно, — ответил я, — а в жизни сложные события редко происходят, обычно простые-простые рулят...

— Предложи свою версию, — сказал мичман.

— Сначала ты расскажи, почему нас на мушке держишь, а потом уж и я выступлю...

— Под дурачка решил закосить? — устало ответил Семён, — про 2017 год тебе напомнить? Давай вываливай, что ты там надумал, а там уж решим, что с вами делать.

Я прикусил язык и искоса посмотрел на Оксану, как она там восприняла его слова... а никак не восприняла, стояла она, закрыв глаза и покачивалась вправо-влево. Видимо вагон последних событий окончательно придавил её мыслительную деятельность. Ну делать нечего, начал рассказывать:

— По-моему, тут всё завязано таки на местную камчатскую экзотику... я не знаю, что там было в этих развалинах, но что дело, скорее всего в них, в этом я уверен. Может это потусторонние силы какие, Коска про них много чего рассказал, половину наврал наверняка, но и оставшегося хватит, чтобы призадуматься. Ну и боеголовка эта грёбаная конечно, она инициировала некие процессы внутри развалин. Когда я... ну то есть мы с Оксаной проходили мимо них... ну с пикника возвращались... я ещё тогда обратил внимание на кирпичи, там же остатки стен сеть... так вот — кирпичи эти очень древние, и раствор явно с желтком замешан, а такое только при царе батюшке было, при советской власти уже оптимизировали процессы.

— Ну при царе, допустим, это построили? — спросил мичман, — и дальше что?

— А дальше то, что при царе никаких чудес науки и техники, кои мы тут наблюдали, не могло быть в принципе. Значит либо тут кто-то поработал сильно после царя, либо бомбу заложили давно, но какие-то очень сторонние силы — духи местные или инопланетяне, упаси господи.

— Ну понеслась п..а по кочкам, — выругался мичман, — зелёненьких человечков ещё приплети для красного словца.

— А что делать, если ни одно рациональное объяснение не катит? — развел я руками. — Приходится иррациональные привлекать.

— Ошибаешься, Антон, — раздалось вдруг откуда-то справа из-за кустов, — есть рациональное объяснение, которое всё расставит по полкам.

Мичман тут же пригнулся, спрятался за берёзу и крикнул в ту сторону:

— Ты кто? Не шевелись, а то я стрелять буду!

— Это ты не шевелись, — спокойно сказал тот же голос, — я тебя сто раз уже подстрелить мог, пока ты тут болтал, но не сделал этого, так что давай договариваться.

— Да кто ты, ититтвою! — заорал уже в полный голос мичман, а я же, видя его полное невнимание ко мне, дёрнул за рукав Оксану, и мы медленно пододвинулись так, что нас полностью перекрыла ближайшая берёзка.

— Я Элайджа, эколог с затонувшего судна, — раздалось из-за кустов, — ну что, легче стало?

Тут уж я не выдержал и крикнул из своего укрытия:

— Да какой ты нахрен эколог! Коска про тебя всё рассказал.

— И что же про меня рассказал Коска? — насмешливо спросили меня, а мичман приумолк что-то, видимо собирался с мыслями.

— Что ты офицер из шестого управления штаба ВМФ, вот что. И про ваши испытания тут тоже рассказал — облажались вы по полной программе со своими лазерами-тазерами.

Наступило тяжелое и длительное молчание, после чего в разговор вступил Семён:

— Ну чего молчишь-то? — обратился он к экологу из штаба, — тебе предъяву конкретную выкатили, либо соглашайся, либо возражай. А молчанием тут ничего не добьёшься...

Из-за кустов прозвучало следующее:

— Дурак он, ваш Коска, выживший из ума туземец...

Ай, как неполиткорректно, подумал я, на родине (ну если он конечно оттуда, откуда представляется) его бы за туземца уже в суд поволокли бы давно.

— А я как с самого начала сказал, что эколог, так и сейчас подтверждаю.

— Слушай, — решил задать вопрос я, — а как же ты там выжил на базе, я ж видел, как вас купол всех выдавил, как пресс выдавливает масло из семечек...

— Это была оптическая иллюзия, — быстро ответили мне, — никто нас не сжимал и ничего ни из кого не выдавливал.

— А где же тогда все остальные? — продолжил допрос я, — там же 13 человек оставалось, когда меня погнали за ограду, а сейчас в наличии только Коска да ты... Коску правда уже можно не считать...

— Этого я не знаю, потерял сознание на пару минут, когда очнулся, я один оказался.

— Да, ты же, кажется, начинал что-то про рациональное объяснение, — вспомнил мичман, — так давай, выкладывай, пока мы тут друг друга окончательно не перестреляли.

— Хорошо, я расскажу, — отвечал эколог, — но сначала ты расскажи, что там в этом ДОТе такого есть?

— Хм, — удивился мичман, — про ДОТ тебе лучше Антон всё расскажет, он там всё облазил за последнее время.

— ДОТ как ДОТ, — уныло ответил я, меня почему-то наш бестолковый разговор начал напрягать, — вверху один голый бетон, на нижний этаж ведет лестница, если найдёшь, как люк открыть. Внизу комнатушка со стеллажами, с пустыми. И ещё подземный ход на берег моря там есть. Всё, больше ничего про это не знаю.

— Окей, — после небольшого обдумывания сказал наконец-то Элайджа (или кто там за кустами прятался, я, например, не был полностью уверен, что там тот, за кого он пытается сойти... хотя голос похож был), — значит, что здесь произошло, по какой причине и чем закончится...

Но ничего, кроме этого, выдающий себя за эколога некто не успел сказать, потому что он неаккуратно высунулся, показав половину голову в проёме между кустами, и эту-то половину и снёс ему метким выстрелом мичман... явно он, кому ж ещё-то тут стрелять.

— Бежим, — дёрнул я за руку Оксану, — пока нас тоже не подстрелили.

И мы помчались к берегу моря, пятляя между берёзами и кустами, как зайчики. Вслед нам раздалась пара выстрелов, но попасть в бегущих и постоянно меняющих курс и скорость людей было невыполнимой задачей. Прибежали мы к той самой тропинке, которая вела вниз ко входу в подземный ход, и начали резво спускаться.

— А почему сюда? — спросила запыхавшаяся Оксана.

— А только тут оружие осталось, — отвечал я, — надеюсь, найдём мы там наш калаш. Без оружия, сама понимаешь, сейчас никак...

Слава богу, ноги мы на скалах не переломали, дырку, которой начинался подземный ход, обнаружили почти мгновенно, всё-таки зрительная память у мен неплохая, мысленно похвалил я сам себя. Забежали внутрь, я хватился фонарика и не нашёл его, ну ничего, и в потёмках справимся.

— Ты хоть примерно представляешь, — спросил я у Оксаны, — где мы этот чёртов автоимат могли забыть?

— Он же у тебя в руках был, тебе виднее, — спокойно отвечала она.

— Ладно, будем последовательно всё обыскивать.

— Да уж, ищи быстрее, а то мичман догонит...

Так мы скорым шагом дошли до двери в нижнюю комнату, она была всё так же приоткрыта. Зашли внутрь, я зажег свечу, она так же продолжала стоять на столе, а спички рядом были. Обшарил всё помещение — нет нигде этого чёртова калаша.

— Надо закрывать дверь и забаррикадироваться, а то нарвёмся на мичмана, — уныло сказал я, но вдруг мне ответила не Оксана, а другой голос:

— Не надо баррикадироваться, автомат лежит за дверью, ты его там впопыхах забыл...

Я сначала дёрнулся к двери, увидел там забытый впопыхах АКМ, взял его в руки и проверил — вроде всё на месте, патрон в стволе, рожок полный. А потом уже до моих нервных центров дошёл запрос, кто это такой умный тут начал командовать.

— Ты кто? — спросил я, выставив автомат перед собой, — обзовись!

— Не узнал что ли? — насмешливо раздалось мне из темноты, — да Кеша я, Кеша...

А и верно, это был умный ворон Кеша, забыл я про него в горячке последних минут.

— Что ж ты бросил нас Кеша — там мичман с катушек совсем съехал, хотел всех порешить...

— И что, порешил? — продолжил насмехаться ворон.

— Не успел, ему один американец помешал...

— Расскажи-ка всё подробно, — приказным тоном выдал Кеша, садясь на край стола, — и деталей не забывай. Только сначала дверь подопри чем-нибудь, чтобы никто не залез.

Я послушался — взял табуретку, установил её враскоряку одним концом в ручку двери, другим в выступ на полу, вроде получилась достаточно жёсткая конструкция. А потом начал рассказывать всё подробно. Оксана иногда перебивала меня, уточняя детали и добавляя свою точку зрения, так что рассказ наш продлился добрых двадцать минут. Кеша всё это выслушал, склонив голову набок и выдёргивая периодически какие-то там ненужности из своих перьев, а потом, наконец, разродился длинной речью.

— Вы, наверно, друзья мои, от меня хотите того же самого, что и от Коски с мичманом — чтобы я раскрыл вам подоплёку всей этой чертовщины, что с нами происходит последние дни, верно?

Мы с Оксаной достаточно синхронно кивнули головами на это.

— И заодно — как нам всем спасти свои задницы в этой чертовщине?

Кивнули мы и на это.

— Ну слушайте тогда мою версию, ребятки... всё, что вокруг нас, включая людей и зверей, это сплошные декорации... бутафория. Короче говоря, мы все играем в таком большом спектакле, но кое-кто знает, что это спектакль, а большинство не догадывается и думает, что это жизнь подкидывает нам такие хитрые навороты...

— Реалити-шоу что ли? — вырвалось у меня.

— Не знаю, что это такое, но звучит интересно, раскрой тему, а? — попросил у меня ворон.

— Ну это когда сценария нет, режиссёра нет... ну почти нет, основные мотивы всё-таки задаются... вместо актёров обычные люди с улицы... ну не совсем обычные, прошедшие кастинг...

— А что такое кастинг? — спросила Оксана.

— Отбор значит — из сотни, допустим, или даже тысячи по определённым параметрам выбирают одного и вперёд, покорять зрителей. И вот эти, значит, ребята, прошедшие кастинг, озвучивают реальную жизнь на камеры...

— Стоп, — сказала Оксана, — а ты видел здесь хоть одну камеру?

— Я видел, — подал голос со стола Кеша, — мне сразу показались подозрительными птички, которые тут постоянно висели над нами. Подлетел как-то к одной поближе, оказалось это муляж... ну неживая птичка, механическая...

— Дрон? — спросил я.

— Что такое дрон? — тут же потребовала уточнений Оксана.

— Это от английского drone, значит трутень — беспилотный летательный аппарат. Обычно они применяются в двух случаях — если надо разбомбить что-то или если надо понаблюдать за чем-то. У нас очевидно второй вариант, БПЛА с камерой на борту.

— Тээээк, — протянул Кеша, — а Коска-то с мичманом, похоже, не зря про 2017 год говорили — в нашем-то времени таких штук пока ещё не изобрели. Давай-ка ты, Антоша, колись насчёт двадцать первого века...

Я поразмыслил немного и плюнул, была-не была, расколюсь, как грецких орех, а там будь, что будет.

— Да, правы они были во всём, и Коска, и мичман... не знаю, откуда они узнали про меня, но я из 21 века, это точно.

— А тут ты как оказался? — тут же спросила Оксана.

— Ты будешь смеяться, но заснул в самолёте в 2017 году, а проснулся тоже в самолёте, но 1987-м...

— И как у вас там, в двадцать первом веке? — продолжила допытываться она.

— Жить можно... СССР, если это вам интересно, прикажет долго жить через четыре года, вместо него образуется непонятный Союз независимых государств из 15 штук, все девяностые годы мы будем выживать, как сумеем, очень тяжело будет, а далее более-менее всё наладится... дефицита, по крайней мере, никакого не останется... а нет, вру — будет дефицит денег, остальное беспроблемно в магазинах лежит.

— А ещё что будет?

— Ещё? Свободный выезд за границу, ну если визу дадут, но её почти всем дают, так что летом отдыхают у нас не в Ялте или в Сочи, а в Турции и Египте. Это эконом-варианты, а так-то, если деньги есть, то весь мир открыт, от Таиланда до Доминиканской республики.

— Доминиканская, это ведь где-то возле Кубы? — робко спросила Оксана.

— Точно, чуть южнее.

И в это самое время раздались выстрелы в забаррикадированную мною дверь...

— В угол! — скомандовал я Оксане, толкая её в мёртвую зону справа от двери, сам же встал слева.

Дверь, которую я табуреткой подпёр, была, конечно, деревянная, из толстых досок-сороковок, но деревянная. И только сверху обита тоненькими металлическими листами, почти жестью, так что пули из... не знаю, из чего там мичман стрелял... пробивали её насквозь. После первых двух выстрелов наступила звенящая тишина, я подождал с минуту, потом решил начать переговоры.

— Эй, Семён, — крикнул я, — у нас теперь АКМ есть... зачем нам убивать друг друга, может договоримся?

Из-за двери с небольшой задержкой донеслось:

— Врёшь ты всё, нету у тебя никакого АКМа!

— Тебе доказательства нужны? — пожал плечами я, — держи...

И я пустил короткую очередь из трёх патронов, не в дверь, а в деревянный стеллаж напротив.

— Убедился или ещё что-то надо? — спросил я у двери и получил ответ:

— Шустрый ты парень, Антоша. Ну давай поговорим...

— Вот тут у нас есть такой умный ворон Кеша, так он говорит, что всё, что в последние дни случилось, это такой спектакль с живыми и ничего не подозревающими персонажами. А всё, что вокруг нас, это декорации... бутафория сплошная, так и стоит ли нам убивать-то друг друга на потеху публике — как тебе такая версия?

— Бред, — донеслось из-за двери, — а где в таком случае зрители? Я что-то ни одного не видел.

— Все наши похождения снимают с беспилотников...

— С чего? — переспросил мичман.

— С автономных летательных аппаратов, они под птиц замаскированы. У каждого такого аппарата в брюхо вделана кинокамера, а потом это дело передаётся куда-то в центр, уж он-то и транслирует картинку зрителям.

— Ну видел я больших птиц в последние пару дней, — неуверенно сказали из-за двери, — ещё подумал, что у нас вроде бы ни орлов, ни кондоров сроду не водилось... а ещё какие-то доказательства этой версии есть?

Я призадумался, а потом переадресовал этот вопрос Кеше — ты ж всю эту байду придумал, тебе и выкручиваться. Кеша думал недолго:

— Есть и ещё одно доказательство, железобетонное, — сказал он двери, твёрдо выговаривая слова, — и если мы договоримся и ты перестанешь стрелять, вот тогда мы вместе выйдем на свет божий, и я тебе это доказательство предоставлю.

— Хорошее предложение, — поддержал я Кешу, — соглашайся.

— Уговорили, я согласен, — раздалось из-за двери.

— Стой-стой, — подала вдруг голос Оксана, — а где гарантия, что он будет соблюдать эту договорённость — выйдем сейчас на берег, он нас там и перестреляет, как цыплят...

— А и верно, — почесал затылок я, — слышь, Сёма, как там насчёт гарантий?

— Не будет вам никаких гарантий, — ответил он, — ведь и вы запросто можете меня из калаша положить, правильно?

— Тоже верно... — задумался я, — как же нам быть-то?

Кеша неожиданно предложил свой вариант:

— А давай так — ты выстреливаешь все патроны из своего ПМа... и про ружьишко не забудь, я помню сколько там запасных патронов было. А Антон разряжает рожок АКМ в стенку... одиночными, чтобы посчитать можно было. После этого у нас оружие бесполезным становится, и мы дружно выходим из этого подземелья искать новые доказательства.

— А что, мне нравится, — сразу согласился я, — а тебе как, Семён?

— Я ж не знаю, может у вас ещё один рожок где-то припрятан, — раздалось из-за двери.

— Да и у тебя дополнительная обойма тоже может быть, — ответил ему я. — Стопроцентную гарантию только страховой полис даёт, так что предлагаю рискнуть и поверить друг другу.

— Ладно, чёрт с вами, считайте, — глухо сказал мичман из-за двери и начал стрелять.

Я насчитал пять выстрелов.

— А ещё три?

— Так один американцу достался, а два я в дверь разрядил ещё до этого.

— Хорошо, наша очередь, — и я начал пулять одиночными, стараясь, чтоб они в стойки стеллажа входили, ну его, эти возможные рикошеты от бетонных стен.

27 раз всего выстрелил, потом сказал:

— Еще была очередь из трёх штук, когда я тебе доказывал, что оружие у нас есть.

— Нормально, — сказала дверь, — теперь так — я выхожу первый и поднимаюсь на обрыв. Через пять минут идёте вы и остаётесь внизу. Разговаривать будем на расстоянии, там всего метров десять, услышим. Вы показываете мне ваше бетонное доказательство, далее действуем по обстоятельствам.

— Годится, — ответил за всею нашу кампанию я, — приступай.

Из подземного хода послышались осторожные шаги, которые вскоре стихли.

— А я бы ему всё-таки не очень доверяла бы, — начала размышлять вслух Оксана, — неадекватный он какой-то, вдруг у него есть запасные патроны...

— А ты что скажешь? — спросил я у Кеши. — Тут важно мнение каждого, так что давай, высказывайся.

Кеша почистил клюв о крылья, перелетел со стола поближе к двери и ответил:

— А у нас какие-то другие варианты есть? Всю оставшуюся жизнь что ли в этом бункере сидеть предлагаете? Так я не согласен.

— У меня есть вариант развития, который возможно всех устроит, — сказал я. — Кеша вылетает первым, контролирует, что там делает мичман и есть ли у него запасная обойма, потом возвращается и сообщает нам. А уж тогда, в случае положительного ответа, мы выходим на белый свет и продолжаем диалог.

— Меня как живую приманку решили использовать? — усмехнулся ворон, — ну-ну... я в принципе не против, мичман в меня всё равно не попадёт, даже если очень захочет. Лады, я полетел.

И он выпорхнул в дверь, которую я освободил от фиксирующей её табуретки. Наступило тяжёлое молчание. Через пару минут Оксана не выдержала первой:

— Так, что там за жизнь в вашем 2017 году, рассказал бы, раз уж у нас время свободное образовалось.

— Да пожалуйста, — пожал плечами я, — социализма больше нет, весь вышел тридцать лет назад, сплошной капитализм, но с элементами советского образа жизни... работа почти у всех есть и потерять её как-то никто и не боится. Обучение и медицина в принципе бесплатные, но тоже с особенностями — если хочешь действительно вылечиться или научиться, лучше доплатить.

— А зарплата какая у вас в среднем?

— Сейчас где-то в районе 45 тысяч.

— Тысяч чего?

— Рублей естественно, но курс нашего рубля к теперешнему где-то один к двести, так что это 225 рублей, если перевести.

— А с жильём как? Тут-то у нас, как сказал Булгаков, жилищный вопрос всех испортил.

— Бесплатно ничего не дают, врать не буду... ну почти ничего, кое-где такие реликты вроде остались, а остальные решают этот вопрос финансово-кредитным образом. Стандартная двушка в новостройке стоит в районе трёх миллионов...

— Это 15 тысяч на наши, — присвистнула Оксана, — и откуда ж они такие деньжищи берут?

— Копят или в кредит, называется ипотека. Если покупать, кстати, на стадии строительства, то чуть не вдвое дешевле получается, но тут свои подводные камни есть.

— Ясно, — задумалась Оксана, — ты про себя лучше бы рассказал, кем ты там был, сколько получал, что насчёт семьи?

— Семьи не было, развёлся лет десять назад. Работал ведущим аналитиком в одной довольно крупной конторе, коя специализировалась на пищёвке...

— На чём?

— Ну на пищевой продукции — в основном растительное масло, зерно, мука. Не продажа-покупка, сами делали. Получал примерно в районе стольника.

— Это значит пятьсот рублей на наши? — быстро подсчитала Оксана, — неплохо. А машина у тебя была?

— А как же, самая последняя Мазда СХ-5, внедорожничек такой бюджетный.

— Что значит бюджетный?

— Значит не сильно дорогой, но и не совсем уже эконом-эконом. Всё, что надо для хорошей жизни там было.

— А что надо для хорошей жизни? — уточнила она.

— Ну например климат-контроль... кондиционер, значит, в продвинутом виде — можно устанавливать желаемую температуру воздуха и для каждого пассажира в отдельности. Ещё что? Электрические стеклоподъёмники для каждой двери, круиз-контроль... это когда по трассе долго едешь, можно задать скорость и убирать ногу с педали, само поедет. И ещё бортовой компьютер, мультимедийная система, навигатор, камера заднего вида, парктроник и обогреватель переднего стекла, зимой очень нужная штука. Ну и привод на все четыре колеса, конечно.

Оксана некоторое время попереваривала большой объём информации, пока не сгенерировала новый вопрос:

— И во сколько же эта музыка тебе встала?

— Не так, чтобы очень напряжно, около двух лимонов...

— Миллионов, то есть, — перевела она мой сленг. — Двадцать месяцев твоей работы...

— У меня и другие источники заработков есть, — скромно продолжил я, — на бирже, например, ещё поигрываю. Так что меньше, чем двадцать-то.

— У вас это тоже запросто делается?

— Абсолютно. Полчаса времени, и ты обладатель счета в какой-нибудь инвест-компании, еще десять минут, и на твоём счету выбранные акции, хочешь российские, хочешь иностранные. Дальше, правда, возникают определённые нюансы, но если в целом считать, но 10% годовых достигаются без вопросов.

— Неплохо вы там устроились, — с некоторой натугой сказала Оксана, — а как вы там в целом живёте? Как развлекаетесь, например?

— Развлекуха у нас сейчас одна на всех, интернет называется.

— Я что-то такое слышала, но не очень отчётливо.

— Он и сейчас уже есть — разработка минобороны США, всемирная компьютерная сеть, устойчивая к повреждениям. Ну если вдруг начнётся атомная война и вероятный противник расхерачит половину страны, то чтоб другая половина могла продолжать обмениваться данными.

— Ты меня сейчас не пугай — какая ещё атомная война?

— Да не было её, успокойся, я же говорю — и противник вероятный, и война вероятная... короче интернет у нас там, как у вас сейчас газеты, радио, телевидение, кинематограф, библиотеки, калькуляторы, игрушки, публичные дома и вечера встреч для молодежи и тем, кому за 30, вместе взятые.

— О, как, — озадаченно ответила Оксана, — и как же он заменяет публичные дома?

Но ответить я ей не успел, потому что вернулся Кеша и с порога прокаркал:

— Не обманул мичман, нету у него больше никакого оружия.

— Значит, мы выходим на поверхность, — сказал я.

— Может всё же по очереди? — внесла поправку Оксана, — сначала я, потом ты — а то мало ли что...

— Убедила, — отвечал ей я, — только сначала всё-таки я, мужик я, в конце концов, или кто?

Так мы и прошли гуськом до того места, где заканчивался подземный ход и начинались скалы.

— Я пошёл, а ты сиди тихо и жди, чем наш разговор закончится, поняла?

Оксана согласно кивнула, а я вылез на свет божий, зажмурясь от яркого после подземелья солнечного света. Когда зрение восстановилось, я увидел мичмана, он стоял, как мы и договорились, на вершине скалы, по прямой между нами было не десять конечно, но и не больше пятнадцати метров.

— Давай своё доказательство, — крикнул он сверху, даже и не крикнул, а громко сказал, ветра не было, слышимость поэтому была отличная.

— Щас дам, — откликнулся я и посмотрел на Кешу.

Тот кратенько пересказал мне, что он там имел ввиду, когда обещал железобетонность, и я в целом с ним согласился, хотя определённые натяжки всё же в этом ответе были. Ну да делать-то нечего, надо отвечать за базар.

— Нам придётся вернуться на базу, — крикнул я мичману, — только ты впереди пойдёшь, а то мало ли что...

— Хорошо, — ответил, немного подумав, мичман, — я отхожу от обрыва на 20 метров, а вы поднимайтесь сюда.

Так и сделали, причём я сначала послал Кешу проконтролировать ситуацию, а потом уж вылез наверх и помог вылезти Оксане.

— Двигаемся походным порядком, — скомандовал я, — поехали.

И мы гуськом пошли ко входу на базу между рядами колючей проволоки.

— Планчик у тебя, конечно, так себе, — сказал я Кеше, который нарезал круги у нас над головами, — но другого вряд ли сейчас придумаешь. Так что будем надеяться на лучшее...

— И рассчитывать на худшее, — добавил Кеша, садясь на ближайшую берёзу. — Ты под ноги смотри и мичана из виду не упускай, а то вдруг он ещё какую гадость придумает.

А Оксана тем временем, видя паузу в развитии событий, продолжила свои расспросы:

— Так что там у вас с публичными домами-то?

— Тоже в интернете они все, дорогуша, — отвечал я, — ну не физически конечно, ехать или идти куда-нибудь всё равно приходится, если очень припрёт, но поиск партнёра и договорённость о встрече таки в интернете происходит.

— А что значит "если сильно припрёт"? Можно и не ехать никуда?

— Ну да, есть и виртуальные публичные дома, веб-камеры называются. Трансляция в интернет всех желаний заказчика... за деньги конечно — оплатил и получай трансляцию своих желаний.

— Так это ж онанизм какой-то выходит, — тихо констатировала она.

— По факту да...зато безопасно во всех смыслах...

— Ладно, это я поняла... а что там у вас с магазинами? Как дефицитные вещи достаёте?

— Дефицита никакого больше нет, самоустранился он в девяностых годах, а с магазинами, они теперь маркетами называются, всё прекрасно, все первые этажи домов в магазинах. И это не считая кучи огромных ТРЦ.

— Огромных чего? — переспросила она.

— Торгово-развлекательных центров. Там и продукты, и промтовары продают, а заодно в кино можно сходить, на катке покататься и поесть, рестораны-кафе там тоже по проекту встроены.

— Вот, насчёт кино как там дела?

— С этим хреново, честно тебе скажу, за тридцать послесоветских хороших фильмов снято столько, что по пальцам двух рук можно пересчитать. Лабуда сплошная. Смотрят в основном западное кино.

— Что, и западное кино запросто можно смотреть?

— Конечно, у нас ведь открытое общество, так что любая новинка попадает в тот же интернет через месяц максимум, а потом скачивай и наслаждайся. А если ждать месяц не хочешь, можно и в кино сходить, там тебе и стереоэкран, и звук долби-сюрраунд, и 4-Д эффекты...

Видя, что Оксана слегка подзависла от больших объёмов информации, я поспешил закруглить этот разговор.

— Ладно, давай попозже продолжим нашу увлекательную беседу, а то мичман нам уже руками машет.

Мичман и вправду остановился на площадке перед входом в научный корпус и усиленно сигнализировал нам, что он готов к дальнейшему разговору.

— Ну чего, начинаем? — со вздохом поинтересовался я у Кеши.

— Начинай, Антоша, не тяни резину, — отвечал мне он.

— Значит так, Семён, — решительно сказал я, — сейчас нам надо будет зайти в этот вот корпус, повернуть налево и спуститься в подвал. Там же имеется подвал, верно?

— Есть такое дело, — не очень уверенно ответил мичман, — точнее должно быть, я там ни разу не был. И он же на замок должен быть закрыт.

— Точно, — ответил я, немного подумав, — может быть закрыт. На этот случай я возьму ломик с пожарного щита. Заходим...

В научном корпусе всё оставалось прежним... хотя нет, запашок какой-то посторонний прибавился... в больницах так пахнет, лекарствами что-то какими. Пожарный щит висел прямо напротив входа, я снял с него лом. Подумал и топор тоже забрал, мало ли что.

— А мне тоже с вами идти? — спросила вдруг Оксана, — может я здесь подожду, пока вы там свои дела порешаете?

— Дела эти общие, — решительно отвечал ей я, — так что всем надо присутствовать. Тем более, что на открытом пространстве в ближайшие минуты будет не совсем безопасно. Я правильно понимаю политику партии, Кеша?

— Правильно, — буркнул себе под нос ворон, — не отвлекайся от главной темы.

Мы дошли до двери в подвал — обычная деревянная советская дверь, из дюймовой доски, выкрашенная половой коричневой краской. Замок на ней имелся, стандартный висячий, но он был разомкнут и висел на одной петле, так что лом с топором не понадобились. Лом я отставил в угол, а топор таки прихватил с собой.

— Открывай дверь и спускайся, — скомандовал я мичману, — а мы все за тобой пойдём. Внизу сначала включаешь свет, на стенке слева, потом поворачиваешь направо, отходишь от лестницы на десять шагов и тормозишь возле железной двери.

— Что-то ты раскомандовался, — пробурчал Семён, — тут я вообще-то старший по званию.

— Звания у нас временно отменяются, — нашёлся я в ответ, — так что топай без разговоров.

Спустились в подвал, свет сразу там вспыхнул, тусклая лампочка под потолком была вся покрыта пылью, но разглядеть, что там вокруг неё, было как-то можно. Мичман уже топтался возле металлической двери, выкрашенной всё тем же казённым суриком.

— И что дальше? — спросил он у меня.

— Что-что, открывай дверь и заходи, — сказал я, осторожно поправляя топор за поясом.

За дверью оказалось большое помещение, в половину примерно всего этого корпуса, ярко освещённое лампами дневного света. И всё оно, это помещение, было уставлено одинаковыми белыми столбиками в метр высотой, которые тихо гудели, на пределе слышимости, и светились зеленоватым таким сиянием с переливами в синий.

— Это ещё что за хрень? — растерянно спросил мичман. — Мы такого не завозили и не устанавливали.

— Это генератор изменяемой реальности, дорогой Семён Аркадьич, — сказал голос из глубины помещения.

И из-за одного из этих столбиков вышел Лёлик Рабинович, голос ему принадлежал, оказывается.

— А ты-то как здесь оказался? — вызверился мичман. — Вы же все должны были пропасть с концами?

— Я, значит, не пропал, а здесь оказался, — отвечал Лёлик.

— А что за генератор-то? — задал свой вопрос я. — И как он изменяет реальность?

— Могу рассказать во всех деталях, хотя это и совсекретные данные, но сейчас оно уже всё равно...

— Намекаешь, что нам всё равно всем подыхать тут? — уточнил Семён.

— Ну да, на это самое, — каким-то потерянным голосом отозвался Лёлик. — Пойдёмте на воздух выйдем что ли, там и расскажу, а то я видеть это зелёное свечение больше не могу.

И мы гуськом вышли (а Кеша вылетел) обратно на улицу. Сели на скамеечку напротив спортплощадки, мичман с Лёликом закурили Беломор, я отказался, и тогда Лёлик начал свой монолог.

— Началось всё это лет пять назад... или даже шесть. Проект был разработан в Курчатовском институте, точнее в его филиале в Серпухове, и назывался он "Кижуч"...

— Почему "Кижуч"? — не смог удержаться от вопроса я. — При чём тут рыбы?

— Я не знаю, об этом у курчатовцев надо спросить... скорее всего рыбы тут вообще не при чём, а просто взяли популярное камчатское слово, вот и всё.

— То есть проект изначально привязывался к Камчатке?

— Да, к ней. Исполнителем на месте был выбран наш АКИН, а меня поставили типа негласным куратором.

— Так а в чём же суть этого "Кижуча" была? — спросил мичман.

— Там очень хитро формулировалось, но если коротко и в двух словах — улучшение и исправление поведенческих рефлексов и инстинктов человеческого сообщества.

— Волновое воздействие? — спросил я.

— Да, но не только. Курчатовцы в процессе какого-то своего эксперимента случайно открыли, как фиксировать, создавать и использовать гравитационное воздействие.

— Иди ты, — вырвалось у меня, — насколько я знаю, гравитация пока что остаётся неизученной терра-инкогнитой.

— Значит не всё ты знаешь, не совсем уже неизученная она и не полностью инкогнита. Короче говоря, эти грави-волны помимо прямого своего назначения имеют побочный эффект, некое воздействие на психику человека. Очень разных форматов воздействие. В Москве и вообще на Европейской части СССР решили испытания этих волн не проводить, сплавили это дело подальше. Ну а дальше Камчатки у нас только Чукотка, но там уж очень нехорошие условия.

— Ладно, с местом всё понятно, а что там с воздействием на психику? И ты извини, и при чём тут курчатовцы? Это уже институт Сербского какой-то начинается.

— Это я не в курсе, — быстро ответил Лёлик, — может курчатовцы выбили расширение сферы своих компетенций, может Сербский тоже тут как-то участвует. В общем завезли всё это оборудование сюда вот, на Ольховую бухту...

— Когда? — встрял мичман. — И почему я об этом не знаю?

— В прошлом году, ты в отпуске наверно был в это время, — ответил Лёлик. — Тогда запустить и отладить всё это не удалось, перенесли на этот сезон.

— А стену эту, которая нас от остального мира отгораживает, тоже ваше оборудование делает? — спросила молчавшая до сих пор Оксана.

— Да, это одно из необходимых условий эксперимента. Гравитационный барьер такой, чтобы не было посторонних помех.

— Понятно, — ответил я, хотя ничего мне пока понятно не было, — а в чём же суть этого вашего эксперимента?

— Улучшение и обновление человеческой природы, разве непонятно? Воспитание человека с коммунистическими взглядами на жизнь.

— И чего, улучшили? Воспитали? — спросил я с ядовитой усмешкой.

— В процессе эксперимента что-то пошло не так, — вздохнул Лёлик.

— А боеголовка эта по плану сюда свалилась? — это опять Оксана вступила в разговор.

— Нет, это была глупая случайность. Но она, так сказать, послужила детонатором ускорения событий — генераторы в подвале включились сами собой после падения этой штуки. И выключить их я, например, не могу. Не получается...

— Кнопка "выкл" что ли не нажимается? — спросил мичман.

— Там всё сложно... никакой кнопки, короче говоря, не было даже в проекте. Включение-выключение производится путём мысленного воздействия на управляющую колонку.

— Итить-колотить, — выразил свой восторг Сёма, — до чего наука дошла. А к примеру эти липовые экологи из Америки, они тут как оказались и вообще кто они?

— Они натуральные экологи, — ответил Лёлик, — закончили Принстон, потом, правда, ещё немного в разведшколе подучились. А здесь они не случайно оказались, следили спецом за этим новым оборудованием нашим. Под куполом гравитационного барьера случайно оказались, с их судном действительно неприятность вышла.

— И что же нам делать дальше? — спросила практичная Оксана. — Вот это твоё хитрое оборудование, оно же запитываться должно от чего-то, нельзя отрубить его от запитки? Тогда все проблемы сами собой разрешатся...

— Нельзя, — отрезал Рабинович, — оно само себя питает, встроенный там аккумулятор. Насколько я знаю, его на пять лет хватит.

— А куда пропал народ с базы? — поинтересовался я, — ну когда мы с пикника вернулись, никого ж не осталось. Их всех твои гравитационные машинки дезинтегрировали что ли?

— А вот этого я и сам не знаю, — честно признался Лёлик, — вроде не должно ничего это оборудование дезинтегрировать.

— Ещё вопросик имею, — сказал я, — а коряк этот ненормальный, он как в твою схему встроен?

— Коряк в теме, он тут негласным руководителем был поставлен, из Москвы так распорядились.

— А чего ж он меня пристрелить хотел тогда?

— Наверно волны так а него воздействовали, — пожал плечами Лёлик. — Вообще-то он вполне вменяемым до этой поры был.

— А поведение животных изменилось тоже из-за этой установки?

— Скорее всего, — задумчиво отвечал Рабинович, — в техзадании про животных ничего не сказано, но такого побочного эффекта я, например, не исключал бы.

Некоторое время посидели молча. Мичман с Лёликом яростно дымили беломором, прикуривая следующую папироску от предыдущей. Потом слово взяла Оксана.

— Может попытаемся всё-таки выключить эту шайтан-машину? Или сломаем — не бывает же неломающейся техники на свете. Не сидеть же нам за этим гравитационным барьером до морковкина заговения?

— Тут ещё вот какой момент есть... — начал свой ответ Лёлик, — не совсем понятно, что будет после отключения. И не только внутри этого барьера, а и за ним.

— В смысле? — спросил я, — мы все умрём что ли? И не только мы?

— Я бы такой исход не исключал.

— Отлично, просто замечательно, — не удержался я от ядовитой ремарки, — эксперимент задуман, спланирован и проведён блестяще — запустилось всё само собой, пошло всё не так, померло куча народу, а что будет после завершения, не знает никто. Руки-ноги бы поотрывать таким экспериментаторам.

— Чего теперь кулаками после драки махать, — убито отозвался Лёлик, — да и не сможешь ты никому руки-ноги поотрывать, они все за куполом. Так что давайте исходить из реальности.

— Давайте, — быстро согласился мичман, — так что ты там предлагала, Оксаночка?

— Я предлагала попытаться остановить машинку. А если не выйдет, то взорвать её к чёртовой матери, уж чего-чего, а взрывчатка-то у вас тут должна быть, рыбу-то глушили поди в речке.

— Есть взрывчатка, как не быть, — согласился Семён, — лично у меня в сарайчике с десяток брикетов лежит, могу выдать хоть сейчас.

— Ненене, — прервал я его, — пока давайте попробуем менее разрушительные методы. Лёлик, покажи на месте, что там и как с этими грёбаными зелёными столбиками.

Здесь мичман с Лёликом синхронно затушили свои папироски, и мы гуськом вернулись в подвал, к странному полярному сиянию, полыхающему под низким бетонным потолком.

— Ну вот твои устройства, давай объясняй, как с ними управляться, — сказал я, чтобы что-то сказать. — Не может же быть, чтобы запасной схемы управления какой-то предусмотрено не было.

Лёлик повёл себя несколько странно, отвечать мне он, по всей видимости, не собирался, а вместо этого он поднял голову к потолку, покрутил ей туда-сюда, а потом рысью подался в дальний левый угол подвала. Мы последовали за ним, а что тут ещё сделаешь?

— Вот эта управляющая колонка, — сказал Лёлик, показывая на ровно такой же столбик, как и все остальные вокруг, ну разве что сияние вокруг него было не фиолетовым, а немного сдвинуто по спектру в красную область.

— И как она управляет? — спросил я, — в смысле как ей управлять?

— У меня инструкция была, на ста листах, — сообщил Лёлик, — но в этих последних событиях куда-то подевалась она, так что могу только на словах.

— Давай на словах, — согласился мичман.

— Чтобы включить всю эту тряхомудрию, надо встать справа от неё... ну если спиной к двери, то справа... на расстоянии не больше полуметра и начать думать о большом камчатском крабе.

— А что про него можно думать?

— А почему о крабе?

Эти вопросы одновременно задали я и Оксана.

— Да не знаю таких деталей, — огрызнулся Лёлик, — что написано было в методичке, то и передаю. Думать об этом крабе надо не меньше двадцати секунд и не отвлекаться на другие темы, тогда появится это самое сияние и устройство начнёт работу.

— А чтобы выключить, о чём надо думать? — спросил я.

— Тогда надо встать слева на те же полметра, — отвечал Лёлик, — и думать о рыбе кижуч. Тоже интенсивно.

— Бред какой-то, — устало отозвался мичман, — по-моему, тут кто-то кого-то дурит. Такое продвинутое управление наверно и в твоём 17 году не придумали? — спросил он меня.

— В каком 17 году? В 1917? — непонимающе переспросил Рабинович.

— Да нет, Лёлик, в 2017... — ответил мичман, — наш Антоша, как оказалось, попал к нам прямиком из будущего, много интересных вещей о нём понарассказывал.

— Да? — тупо удивился Лёлик, но сил воспринимать новые объёмы информации у него, видимо, уже не осталось, поэтому он продолжил лекцию об управлении колонками.

— Есть тут и дублирующая система управления, прав мичман, — сказал он, глядя куда-то вправо, — вон там к стене подвала прикручен выносной пульт управления. Но он не работает, я его уже по-всякому пытался оживить. И не оживил.

— Ну-ка покажи, — попросил я.

И Лёлик послушно подошёл к тому месту, на которое только что показывал, и ткнул пальцем в стену примерно на уровне груди. Там висел серебристый металлический квадратик с кнопками.

— Ну вот, а ты говорил нельзя выключить — а это что? — спросил я, указывая на большую красную кнопку с надписью "Стоп".

— Да нажимал я на неё, и не один раз, ничего не меняется, — уныло отвечал Лёлик.

— Дайте я попробую, — решительно вмешалась в разговор Оксана, — у меня рука лёгкая, вот Антон не даст соврать.

— Я бы не советовал, — вдруг раздался сзади скрипучий голос.

Это оказался ворон Кеша, про которого все забыли в горячке последних минут.

— А почему ты бы это не советовал? — спросил я.

— Потому что последствия могут быть самые разные, — отвечал ворон, сидя на голом бетонном полу. — И то, что было с нами в последние два дня, покажется детскими игрушками по сравнению с тем, что случится после нажатия на эту кнопочку.

— И откуда ж у тебя такие сведения? — спросил я, а мичман добавил, — Рабинович же говорит, что нажимал на неё и ничего не случилось.

Сначала Кеша ответил мне: — Откуда знаю, не могу сказать, просто знаю и всё.

А потом добавил мичману: — Лёлик на неё неправильно нажимал, там одна хитрость есть.

И тогда я подумал и задал главный вопрос:

— И что же будет, если на кнопку нажать хитро?

— Сначала погаснет сияние, — ответил ворон, — потом исчезнет барьер вокруг базы.

— Вроде бы пока ничего страшного, не? — спросил я.

— Это только пока, основное начнётся после снятия барьера. Дело в том, что устройство это воздействует не только на то, что внутри купола было, а и на весь остальной мир.

— Да ладно очередную сказку-то рассказывать, — устало возразил я. — Откуда у него, устройства этого, столько энергии, чтоб на весь мир воздействовать.

— Про это не знаю, — отвечал ворон, — зато могу предположить, что мир за куполом изменился, причём серьёзно... причём не обязательно в лучшую сторону... вплоть до исчезновения всей цивилизации может дойти.

— Давайте тогда голосовать, — предложил мичман, — у нас же этот... демократический централизм, за что большинство будет, то и сделаем.

— Я за то, чтобы нажать эту чёртову кнопку, — отвечала Оксана, — просто потому что всю жизнь мы за куполом всё равно не просидим.

— Я тоже за нажатие, — добавил я, — Кеша, как мы поняли, резко против. Лёлик, ты как?

Рабинович тоже оказался противником нажатия, мол, он её уже несколько раз нажимал, хватит с него.

— Итого два на два, остаёшься ты, Семён, твой голос решающий.

Сёма покрутил головой, зачем-то обошёл вокруг управляющей колонки с красноватым сиянием и, наконец, высказался:

— Поддерживаю Оксану с Антоном — всю жизнь мы тут не проторчим, через неделю элементарно жратва закончится. Так что лучше пусть будет ужасный конец, чем ужас без конца.

Ну надо ж, какие цитаты мичман знает, с уважением подумал я, а вслух сказал:

— Итого со счётом три-два выиграла команда нажимателей. Кеша, извини, но ты в меньшинстве. Давай объясняй, как правильно работать с этой красной кнопкой.

— Ну смотрите, ребята, — ответил ворон, — и девчата, я вас предупредил. А кнопку надо нажать пять раз подряд, четыре раза на одну-две секунды, а последний дольше, минимум на пять секунд, тогда всё и выключится.

— Давай, Оксана, твой выход, — доверил я эту операцию девушке.

Та растерянно осмотрелась по сторонам, Лёлик с мичманом синхронно кивнули ей головами, мол, действуй, раз сама вызвалась, она шагнула к пульту и проделала всё то, что сейчас сказал Кеша. И ничего не произошло...

— Пулю какую-то ты нам прогнал, Кеша, — сказал я ему, — не выключается ничего.

— Надо подождать, — мудро заметил тот, отпрыгивая по полу подальше от управляющей колонки, — тут реакция видимо замедленная.

Подождали... спустя пару минут, прошедших в тягостном молчании, сияние вдруг ослабело, очень резко ослабело, гул, который стоял в воздухе, стал практически неслышен, а следом и совсем всё погасло, наступила темнота.

— Фонарик есть? — спросил я.

— В сарае был какой-то, — ответил мичман, — а нам лучше бы отсюда выбраться, мало ли что.

Гуськом вышли сначала в коридор научного корпуса, а затем и на спорплощадку.

— Ну вот, а ты пугал нас всех, — сказал я ворону, — ничего же вокруг не изменилось. Теперь надо бы купол проверить, если пропал, будем отсюда ноги делать.

— Пешком что ли? — спросил Лёлик.

— Зачем, у Сёмы моторка есть, на ней вполне можно до Петропавловска добраться.

В этот момент раздался грохот. Гремело, казалось, со всех сторон одновременно, так что уши заложило. Я на всякий случай упал на землю, потянув за собой Оксану, остальные сами легли. Грохот прекратился очень быстро.

— Это купол самоликвидировался, — сообщил ворон, — пока ничего страшного не случилось.

— Намекаешь, что самое страшное впереди? — спросил у него я.

— Посмотрим, — мудро ответил Кеша.

Смотреть пришлось не очень долго, через минуту примерно из ближайшей рощицы каменной берёзы вышла давешняя троица зверья — медведь, волк и росомаха. Медленно и вперевалку приблизились к нам и уселись на травку футбольного поля.

— Это пока только цветочки, — заявил ворон. — Ничего плохого нам эти ребята не сделают, наоборот, они вроде бы нас защищать пришли.

— От кого? — сразу спросил мичман.

— По ходу дела видно будет, подождём ещё немного.

Подождали и ещё с четверть часа, а ничего больше происходить и не собиралось.

— Похоже, ты пальцем в небо попал, — сказал я Кеше. — Никто нас убивать и есть не собирается, может, пойдём моторку заводить и ноги отсюда делать.

— Не шевелитесь, — вдруг сказал Кеша очень тихо, но все услышали. — Не делайте резких движений, вообще никаких движений не делайте... говорить можно.

— А что такое? — обеспокоенно спросила Оксана, — я ничего и никого постороннего не вижу.

— Вон там, за развалинами офицерского корпуса, — так же тихо продолжил ворон. — Можете немного повернуть головы, но медленно-медленно.

Я так и сделал, просканировал всю территорию, примыкающую к бывшему офицерскому корпусу, но ничего постороннего не обнаружил.

— Ты видишь там что-нибудь? — спросил я у Оксаны.

— Неа, — честно призналась она.

— И я тоже не — ты ничего не напутал, Кеша?

— Чуть правее развалин, на два пальца примерно, и на три метра от земли, — ответил ворон, — ну что, увидели?

В указанном месте серебрилось что-то непонятное, причём не однородным цветом, а пульсирующим, с частотой раз в три секунды.

— И что это за хрень такая пульсирующая? — спросил я.

— Смерть это наша, — просто ответил ворон, — если дёргаться начнём.

— Хорошо, мы сидим и не дёргаемся, — заверил я Кешу за всех остальных.

А серебристая хрень тем временем легко и невесомо всплыла на землёй на десяток метров и двинулась в нашу сторону — доплыла до спортплощадки за считанные секунды. Я посмотрел на зверей, они уже не сидели на травке, а стояли в боевых стойках, мышцы напружинены, морды оскалены, волк громко рычал при этом.

— И дальше что? — спросила Оксана у Кеши. — Всё равно сидеть и не дёргаться?

— Сейчас у этого серебристого облака будет занятие минут на пять — зверей обезвреживать начнёт — а мы за это время должны постараться добежать до сарая с лодкой, — ответил Кеша. — Всё, встали и медленно пошли на ту вон тропинку.

А облако тем временем наткнулось на медведя, он был ближе всего к траектории его движения, тут-то всё и закрутилось... потом я долго вспоминал этот эпизод, и каждый раз меня наизнанку буквально выворачивало. Остальных членов нашей компании, наверно, тоже. Если не растекаться описаниями, то серебристое это облако обтекло медведя кругом и потом начало сжимать со всех сторон. Пока он в точку не превратился.

Мы тем временем целеустремлённо двигались к мичмановскому сараю и по сторонам не оборачивались и были уже довольно далеко от спортплощадки, когда облако закончило с медведем и принялось за остальных. Это оказалось посложнее, потому что волк с росомахой на месте сиднем не сидели, а прыгали и крутились, как сумасшедшие.

— У нас ещё минуты три есть, — крикнул я мичману, бежавшему впереди нашей группы. — Потом оно за нас примется.

— Надо успеть спустить лодку, — прокаркал Кеша, — над водой оно двигаться не умеет.

А Семён уже лихорадочно открывал висячий замок на сарае.

— От кого ты, блять, тут свои вещи-то запираешь? Медведи что ли твою лодку угонят? — в сердцах выговорил ему я.

— От кого надо, от того и запираю, — буркнул он в ответ, открывая дверь. — Помогай давай лучше.

И мы втроём с Лёликом потащили лодку к полосе прибоя, свежий ветерок подул, пока мы разбирались с этими грёбаными светящимися колонками. Мотор, слава богу, запустился со второй попытки и затарахтел ровным тоном, все, включая Кешу, залезли на борт.

— Бензина ещё впрок надо взять, — подсказал я мичману, а он хлопнул себя по лбу и сиганул обратно в сарай.

Обратно он возращался с двумя канистрами в руках буквально скачками, потому что серебристое облако уже справилось со всеми препятствиями и шустро ползло в нашу сторону.

— А вот хрен тебе, не возьмёшь, — потряс руками мичман, когда мы стартовали к выходу из Ольховой бухты.

Облако и верно, остановилось у кромки воды и задумалось, переливания его участились и стали более интенсивными.

— Оно больше ничего не выкинет? — спросил я у Кеши, как самого продвинутого в этой области.

— А хрен его знает, — простодушно ответил ворон, — вроде не должно...

Но вскоре оказалось, что Кеша тоже не всё знал про это облако.

Оно вдруг очень быстро свернулось в трубочку, при этом один конец был нацелен примерно в нашу сторону, и начало наливаться красноватым цветом.

— По-моему оно стрелять собралось в нас чем-то, — сообщил я Семёну, управлявшему мотором. — Я бы не очень хотел, чтобы оно в нас попало.

— Командуй, когда будет выстрел, — буднично отвечал мичман, — а я буду лавировать, авось не попадёт.

А цвет у облака тем временем стал совсем уже кровавым, расстояние между нами увеличилось до сотни метров, и тут я крикнул Сёме:

— Резкий поворот вправо!

Тот быстро среагировал и заложил вираж — хотя моторчик здесь стоял, прямо скажем, средненького уровня, Ветерок-4, но свою функцию он выполнял исправно, обеспечивая примерно 20-25 км/ч. А облако, значит, резко сократилось в размерах, разом посинело, и из его конца, обращённого к нам, вылетело что-то, похожее на снаряд.

— Летит-летит, — заорал я, — будем надеяться, что оно без самонаведения.

Семён уже без моей команды начал выписывать кренделя на поверхности бухты, влево и вправо случайным образом. Нам повезло, снаряд плюхнулся в воду метрах в десяти слева, окрасив море в радикальный красный цвет в радиусе пяти-шести метров.

— Второй заход у него! — закричал я, — сейчас прицел поправит и снова ...банёт!

Расстояние между берегом и нашей моторкой неуклонно увеличивалось, достигнув уже двухсот метров, и это не могло не радовать. Но тут облако стрелять передумало, расправилось и довольно шустро потекло налево.

— К мысу с дотом оно поехало, — догадался Лёлик, — оттуда ближе всего до нас будет. Чё делать-то?

Выход из Ольховой бухты напоминал бутылочное горлышко шириной всего в сотню метров, и с одной стороны его караулил как раз этот дот, где мы совсем недавно пережидали неприятные события.

— А мы успеем проскочить это место быстрее, чем оно? — спросил я у Сёмы.

— Вряд ли, у него скорость явно больше.

— Тогда нам кранты, — уныло сказал я, — не промахнётся оно с того мыса, это как пить дать, надо тормозить и думать, что дальше делать.

Мичман заглушил мотор, и мы начали покачиваться на волнах, а облако тем временем заняло стратегическую позицию на мысе и начало переливаться там в обычном режиме, раз в три секунды.

— Вот же сука, — воскликнул Лёлик, — грамотно оно нас обставило.

— Должен быть какой-то выход, — сказал я, — давайте мозговой штурм устроим — предлагайте любые идеи, можно самые идиотские.

— Может быть, отвлечь его чем-нибудь? — осторожно предложила Оксана.

— Чем, например? — спросил я.

— Это я уже не знаю...

— Ладно, оставим эту идею в запасе — ещё у кого-нибудь что-то есть?

— Может его наше оружие возьмёт? — предположил мичман, — или хотя бы напугает?

— А у тебя есть оружие? — спросил я. — Мы же его разрядили и бросили по договору сторон.

— Плох тот мичман, у которого в запасе нет пистолета Макарова, — с довольной улыбкой ответил он, доставая из-за пояса ПМ.

— Хитёр же ты, братец, — ответил я, — однако ж, прицельная дальность у него, сколько я помню, метров 70 что ли...

— Даже 50, — поправил меня мичман.

— С этого расстояния облако нас быстрее достанет, чем мы его.

— Можно для начала просто попугать его — пальнуть пару раз в ту сторону.

И Семён снова завёл мотор и направил лодку поближе к мысу.

— Хватит, ближе не надо, — сказал я, когда мы приблизились на полторы сотни метров.

Мичман опять заглушил моторку, достал пистолет, прицелился и выстрелил один раз. Пуля выбила каменную крошку из береговой скалы где-то в паре метров от облака. И ничего не изменилось...

— Ещё раз давай, только поточнее, — скомандовал я Сёме.

На этот раз выстрел получился, что надо — пуля прошла прямо через облако... и снова ничего не произошло.

— Похоже, эта идея не проканала, — уныло заметил Лёлик, — давайте придумывать что-нибудь новое.

— Подожди-подожди, — сказал я, — что-то там всё-таки мы поменяли.

Облако постепенно замедлило свои пульсации вплоть до полной остановки, а потом опять начало сворачиваться в трубочку.

— Полный назад, — заорал я, — опять оно стрелять собирается.

И мы шустро откатились на середину бухты — облако плюнуло в нас один раз, но опять неудачно, недолёт составил все двадцать метров.

— Однако же долго мы таким вот образом не продержимся, — уныло сказал мичман, — воды-то мы с собой не взяли, так что по-любому надо что-то решать в ближайшие часы.

— Я знаю, что надо сделать, — прокаркал ворон Кеша, — слушайте все сюда.

Все остальные повернулись к ворону и воззрились на него с удивлением — как-то мы забыли опять про него в этой лихорадочной гонке с облаком.

— Надо проплыть мимо этого мыса под водой, вот и всё, — объявил Кеша.

— Хорошенькое дело, — сказал мичман, — а ты знаешь, какая температура у этой воды?

— Знаю, четыре градуса, — отвечал ворон.

— И сколько ж мы продержимся в воде при такой температуре?

— Пять минут, — это я выдавил остатки своих знаний по теме. — Потом начинается переохлаждение и смерть.

— Никто же не заставляет вас в воду нырять, — заметил Кеша, — под водой надо проплыть в подводном аппарате.

— Каком это ещё нахер аппарате? — буквально заорал мичман, — ты объясни толком, а то загадками одними говоришь.

— В спасательном глубоководном аппарате под названием АС-28, вот в каком, — невозмутимо отвечал ворон, — а если ты спросишь, откуда здесь нахер возьмётся этот аппарат, я отвечу, что он здесь года два уже числится. Вон в том ангаре.

И он махнул крылом на противоположную сторону бухты, где действительно имел место ржавый железный ангар прямо на берегу.

— А ведь и точно, — с напряжением в голосе отвечал Семён, — забыл я про эту дуру. Пригнали её нам, чтобы проводить какие-то работы с донным оборудованием, но так и не запустили ни разу.

— А ты с ним управиться сможешь? — спросил я, — всё-таки техника сложная.

— Постараюсь, — ответил мичман, — тем более, что других способов спастись всё равно не видно. Или видно? Если кто-то может что-нибудь предложить, так предлагайте, не молчите.

Но ответом ему было как раз то самое глубокое молчание.

— Понятно, — бросил мичман, — тогда план у нас нарисовывается такой — усыпляем бдительность этой серебряной хрени и медленно дрейфуем к ангару. Там я высаживаюсь на берег один... нет, вдвоём с Антоном, один могу не справиться, а вы все продолжаете болтаться в лодке. Ну а дальше мы запускаем аппарат, выводим его в бухту, сажаем вас, места там на семерых, так что уберёмся. А далее как бог даст.

— Отличный план, — поддержал я Семёна, — только надо договориться об условных сигналах — вдруг облако поймёт, что мы тут замышляем, и начнёт движение в эту сторону.

— Правильно, в этом случае громко кричите "воздух", — поддержал меня мичман.

— А почему "воздух"? — спросила Оксана.

— Потому, — резко ответил тот. — И второй сигнал будет от нас, когда мы выведем аппарат в бухту, закричим "Земля".

— А если совсем уже что-то непредвиденное случится, будем кричать "СОС". Ну будем надеяться, что не случится оно... всё, начинаем операцию, — скомандовал Семён и запустил лодочный мотор.

— Какое тут расстояние между дотом и ангаром, если по берегу считать? — спросил я у мичмана.

— Километра два, два с половиной... может даже три.

— Исходя из примерной скорости облака в десять метров в секунду, это где-то 250 секунд или четыре минуты.

— Да, но если оно оставит без присмотра выход в море, мы можем успеть к нему раньше, — логично возразил мичман, — облако ж не дурее нас, как я успел понять. Так что вряд ли оно сорвётся к ангару без серьёзных на то оснований.

— А это значит, что полчаса у нас будет, — продолжил я.

Лодка тем временем подъехала к берегу и ткнулась носом в камни, мы с мичманом выбрались на берег и оттолкнули лодку — за руль сел Лёлик (не ворона же туда сажать было, верно?) и они отплыли ближе к середине бухты. А мичман уже колдовал над висячим замком, висевшим на воротах этого ржавого сооружения.

— Готово, — крикнул он, справившись, с замком и растворив двери, — заходим.

Внутри действительно имела место маленькая подводная лодка, всего метров 7-8 в длину, выкрашенная в яркий оранжевый цвет.

— Неужели справишься с ней? — спросил я, обходя по периметру это чудо.

— Учили меня вроде... давно только это было, но кое-что помню, — отвечал тот.

— Кое-что это лучше, чем ничего, — согласился я, — но хуже, чем всё.

А Семён уже раздраил верхний люк лодки и смело забрался внутрь. Через полминуты он крикнул мне заходить, я залез, озираясь по сторонам, внутри было грязновато, отовсюду торчали какие-то трубы и краны, но свет горел.

— Аккумуляторы не до конца разрядились, — сообщил он мне, — я первым делом запустил их зарядку, а нам быстренько надо проверить все системы этой дуры. Лично мне не улыбнулось бы пойти на дно в этом железном гробу, спасать-то нас точно никто не заявится.

Я согласно кивнул головой и спросил, что мне делать, тогда он поставил меня в рубку следить за приборами и сообщать ему показания громким командным голосом.

— Запускаю главный дизель, — донеслось до меня, — сколько оборотов?

— 950, — крикнул я в направлении его голоса.

— Хорошо, теперь гребной электродвигатель...

— 315 оборотов, — сообщил я. — Красные лампочки не горят.

— Зашибись. Проверка цистерн главного балласта...

— Всё в норме.

— Проверка цистерн вспомогательного балласта...

— Стоп, горит лампа "Дифферент на нос".

Мичман вынырнул из отсека, посмотрел на пульт — лампа действительно не то, чтобы горела, но помаргивала. Тогда он с досады пнул по пульту ногой, лампа погасла.

— Будем условно считать, что это был случайный сбой, — и он опять убежал.

— Рули направления... рули глубины... рули крена...

— Нет ошибок.

— Воздушная система.

— Всё в норме.

— Запускаю забор воздуха в ВВД... в ВСД... а без ВНД обойдёмся как-нибудь. Топливная система.

— Половину бака показывает, лампочки в норме.

— Водоотливная система.

— Без проблем.

— Противопожарная система... хотя хер с ней, обойдёмся наверно, нам всего полчаса под водой плыть.

Семён подошёл в рубку, проверил вручную, как работает перископ (двигался он, но с немалым трудом) и буднично сказал:

— А теперь будем толкать её в море, готов?

— Всегда готов, — бодро ответил я, — вылезаем наружу?

— Ясен пень, вылезаем, как же мы её изнутри-то толкать будем?

Вылезли, мичман убрал какие-то там стопора, удерживавшие лодку в эллинге, пошире распахнул ворота, и мы упёрлись руками в хвостовую часть лодки где-то рядом с рулями глубины.

— И сколько ж она весит-то? — спросил я между делом.

— Где-то в районе двадцати тонн.

— Ничего себе... это ж как КАМАЗ-самосвал примерно.

Но как это ни странно, вытолкали мы лодку наружу всего за какие-то пять минут. Никаких сигналов от членов нашей компании не поступало.

— Пора кричать "Земля"? — спросил я у мичмана.

— Пора, ори давай, — ответил он, и в этот самый момент с лодки, покачивавшейся на волнах, раздался истошный крик СОС.

Лёлик, как я успел заметить, запустил мотор и направил лодку к нам, заложив крутой вираж. Едва не перевернулся при этом.

— Что-то случилось, — буднично сказал мичман, — сейчас узнаем, что именно.

Лодка шустро добежала до нас и ткнулась носом в берег, Лёлик начал орать ещё заранее:

— Второе облако появилось, сейчас они разделились — первое осталось караулить мыс, а другое ползёт к нам по берегу.

— Значит, у нас осталось минуты три, — хладнокровно сказал мичман. — Быстро залезайте внутрь.

На боку подлодки имелась железная лесенка, ведущая к люку, так что процедура принятия народа на борт прошла достаточно успешно. Вымокли, правда, почти все, но это нестрашно. Мичман оттолкнул ногой моторку и залез внутрь последним, намертво задраив за собой люк.

— Всем слушать мои команды и никуда не дёргаться, — громко скомандовал Семён, — а будете дёргаться, можем все пойти на дно, понятно?

Это было предельно понятно всем, включая ворона Кешу.

— Запускаю винты, — объявил мичман.

Лодка вздрогнула и начала движение, послышался довольно громкий гул.

— Антон, какая глубина под килем? — спросил он меня.

— Десять метров, — ответил я, глядя на эхолот, — одиннадцать... пятнадцать... двадцать.

— Продувка цистерн главного балласта, опускаемся на перископную глубину, — сообщил мичман.

— Глубина под килем десять метров, — сказал я, а мичман выдвинул перископ и напряженно начал вглядываться в окуляры.

— Чего там видно? — не выдержал я.

— Ничего хорошего, облаков этих сейчас уже не одно и не два, а штук пять на берегу. И все готовы пулять в нас своими пулями.

— Вот будет прикол, если новые облака могут плеваться торпедами, — уныло сказал я.

— Типун тебе на язык, — зло бросил Семён, — идём на прорыв, короче говоря. Значит так — Антон сидит... стоит то есть в рубке и помогает мне с управлением. А вы двое идёте в соседний отсек... нет, в два соседних отсека, Лёлик на нос, Оксана на корму, и носу оттуда не показываете. Только если возникнет чрезвычайная ситуация. Кеша может здесь оставаться, вон в том углу.

— А почему нас в разные отсеки? — спросила Оксана.

— Чтобы сохранить центровку, лодка небольшая, даже 50-60 килограмм не в том месте могут повлиять на ходовые качества, ясно?

Больше вопросов не возникло, все разошлись по местам.

— Глубина? — тут же задал вопрос мичман.

— Шесть метров, — прояснил я вопрос. — Снижается глубина-то.

— Да, тут так устроено, — рассеянно отвечал он, — в середине бухты глубже, а при выходе в море подъём. В отлив мы даже на транспортниках, бывало, по дну чиркали, но сейчас как раз почти что полный прилив, так что будем надеяться на лучшее.

— Что там на мысе? — спросил я.

— Облаков пять штук, выстроились в шахматном порядке, все готовы к стрельбе. Глубина?

— Четыре метра... четыре с половиной... пять.

— Хорошо. Запускаю максимальные обороты... проверь, как там народ в отсеках, только быстро.

Я рванул сначала на нос, потом на корму. Оксана нашла какую-то табуретку и скромно сидела, держась рукой за поручень.

— Ну ты как? — спросил я у неё.

— Кверху каком, — вымученно попыталась пошутить она. — Сам не видишь что ли?

— Держись, скоро всё закончится, — обнадёжил её я, не уточнив, правда, каким образом оно всё закончится, может ведь и на дне морском.

А Лёлик стоял, тоже держась двумя руками за поручень, и пялился на какой-то манометр.

— Ничего, что стрелка на этой хреновине постоянно прыгает то влево, то вправо? — спросил он меня.

— Всё под контролем, — строго ответил я ему, — твоя задача продержаться ещё минут десять, дальше должно полегчать.

Я вернулся в рубку и доложил мичману о прыгающей стрелке манометра. Он сразу отмахнулся, не до манометров сейчас.

— Глубина семь метров, — без подсказки прочитал я показания эхолота.

— Сам вижу, — буркнул Семён, — в нас было уже два выстрела, оба промазали.

— Это хорошо, что у них торпед нету, — повторил я свою давешнюю мысль.

— Накаркал, блин, — закричал мичман, глядя в перископ, — вот летит, кажется, торпеда. Лево руля на 30 градусов.

И он крутанул какое-то колесо, лодка накренилась довольно круто, но я устоял на ногах, ухватившись за выступ на перископной трубе. Секунды тянулись мучительно медленно... наконец мичман объявил:

— Мимо. Но радоваться рано, у них есть время ещё на один выстрел. Даю право руля. Да, сколько там под килем-то?

— Десять метров, с этим всё отлично.

— Пошла торпеда, — объявил Семён. — Уклонение влево на 20 градусов. Не успеваем... держитесь, за что сможете...

И тут раздался приглушённый, и от этого очень страшный взрыв совсем где-то рядом. Свет немедленно погас... меня кинуло на что-то железное и от этого железного я потерял сознание...

— —

Очнулся я в койке, рядом сидела Оксана и поправляла мне повязку на голове.

— Мы прорвались? Долго я так валяюсь? — задал я сразу два вопроса.

— Успокойтесь, больной, — хладнокровно отвечала мне она. — Да, мы прорвались, потом долго чинились, сейчас идём в Питер малым ходом. А валяешься ты так примерно сутки.

— А остальные как, живы? — проявил я заботу о членах нашей команды.

— Да, с миманом и Лёликом всё в порядке.

— А облака эти отстали от нас?

— Не видели больше ни одного с тех пор, как они попали по нам.

— Замуж-то за меня пойдёшь? — задал я наболевший вопрос, — когда подлечусь, конечно.

— Посмотрим на твоё поведение, — хитро прищурилась Оксана.

Тут в каюту вошёл хмурый мичман и доложил:

— Пытаюсь вызвать по рации хоть кого-нибудь, но не могу. Никого нет в эфире, что ты будешь делать. Ну ты как тут? — это он у меня уже спросил.

— Более-менее, — обтекаемо ответил я, — а где мы сейчас идём?

— Трёх братьев будем скоро проходить, — ответил мичман и вышел.

Три брата, если кто-то забыл, это три столбообразных скалы, которые растут из моря на входе в Авачинскую бухту. Кто один раз видел, никогда не забудет. Я попробовал встать, вроде получилось. Оксана что-то вякнула протестующее, но я не обратил на это внимания и побрёл к выходу на мостик. По дороге встретил Лёлика, который оглядел меня и неопределённо хмыкнул.

— Чего хмыкаешь-то? — спросил я у него, — что-то не так?

— Всё так, только шатает тебя не по-детски, зря ты встал. Вот и Кеша тоже так думает — правда, Кеша? — спросил у нахохлившегося ворона, сидевшего на откидном столике.

— Ага, — подтвердил ворон. — Но если на ногах держится, пусть делает, что хочет.

Я сел на откидной же стул рядом с этим столиком и решил побеседовать с Кешей, пока время есть.

— Слушай, — сказал я ему, — а откуда ты знал про эти облака-одеяла? Никто у нас даже не догадывался про них, а ты всё точно предсказал, как это?

— Всё тебе расскажи, — прокаркал ворон, — считай, что это интуиция.

— Ладно, примем в первом чтении. А что тебе говорит интуиция насчёт дальнейшего? Что мы в Питере увидим? Как сильно расползлись по земле эти одеяла?

— Я думаю, что всё гораздо хуже, чем ты думаешь, но гораздо лучше, чем думаю я, это мы узнаем абсолютно точно через... через час максимум, когда причалим к Приморску.

— Так значит, мы в Приморск идём?

— Да, мичман так сказал. Вон его ноги торчат, — и он показал крылом вверх.

Там действительно имели место ноги, обутые в чёрные флотские ботинки. Я подёргал за штанину одну из них — и мичман к нам тут же присоединился, спустившись по лесенке.

— Чего надо? — недовольно спросил он у меня.

— Как там наверху-то? — спросил я. — И вообще, какие наши ближайшие планы?

— Наверху свежо, шторм собирается, но, надеюсь, успеем мы проскочить до Приморска. А планы наши очень простые — добраться хотя бы до кого-нибудь живого и узнать обстановку. Или у тебя другие предложения есть?

Пораскинув мозгами, я был вынужден признать, что ничего более достойного я предложить не могу.

— Ну тогда сиди здесь и не мешай управлять плавсредством, — выговорил мне Семён, — а то пойдём ко дну прямо посреди Авачи.

И он снова поднялся наверх. Я спросил, нет ли чего пожрать, и подошедшая к нам Оксана выделила мне сухарь и открытую банку тушёнки.

— В аварийном запасе нашлось, эта последняя банка, тебе берегли специально.

И тут сверху раздался крик мичмана:

— Прямо по ходу вижу судно, на нём есть люди!

— Класс, — восхитился я, — я просто не верю своему счастью!

— Ты погоди радоваться-то, — осадил меня Кеша, — люди тоже разные бывают.

— Причаливаем к судну, — продолжил комментировать мичман, — глушу мотор.

Сверху донеслось скрежетание железа по железу и какие-то глухие удары. Потом мичман замолчал.

— Ну что молчишь-то? — не выдержал я, — нам вылезать или что?

— Не нравится мне всё это, — неожиданно осипшим голосом сообщил мичман, спустившийся вниз, — что-то там не так.

— А что не так-то? — спросила Оксана, — но посмотреть всё равно же надо. Кто первый?

— Можно я на разведку выдвинусь? — спросил ворон, — полетаю и вернусь, всё расскажу, как есть.

— Можно, — хором сказали мы все трое, а я добавил, — как следует только разведку проведи, мы на тебя рассчитываем.

И я посадил Кешу на руку, а потом поднял его к верхнему люку, а оттуда он уже выпорхнул на свободу. Сидели молча минут пять, в течение которых я решил порасспросить Семёна.

— А что конкретно тебе там не понравилось-то?

— Понимаешь, Антон, — люди там какие-то странные, не наши...

— Иностранцы что ли?

— Нет, говорили они на русском, но интонации их мне не очень понравились...

— И что не так с интонациями?

— Слишком вежливые, у нас так не принято общаться.

— Ну мало ли, вдруг это такой корабль вежливых людей попался.

— И это ещё не всё...

— Да говори ты, не томи, — подогнала его Оксана.

— На корме я, по-моему, видел одно давешнее одеяло... серебрилось уж очень характерно... вот и думай, что это за народ... и что у них за отношения с одеялами.

И тут на край люка приземлился Кеша. Мичман поднялся на пару ступенек, посадил его на рукав и спустил вниз.

— Ну рассказывай, разведчик, — приказал он ворону.

— Судно военное, — начал свой рассказ Кеша, — так что его надо называть кораблём, правильно?

— Правильно, — недовольно подтвердил мичман, — ты не тяни, а выкладывай то, что увидел-то.

— Выкладываю, — продолжил тот. — Это тральщик, называется "Капитан Пантелеев", народу на палубе насчитал семь человек, все в форме. Трое из них перекидывают мостик на нашу лодку, вот-вот появятся в люке. В руках ни у кого оружия не заметил.

— И про облака ещё скажи, — попросил мичман, — я, кажется, заметил одно на корме.

— Не знаю, я ничего такого на корме не видел, — ворчливо ответил ворон, — если хотите знать моё мнение, надо идти сдаваться этим ребятам. Долго мы в этой консервной банке не продержимся, скоро начнётся серьёзный шторм, а тральщик всё же посолиднее будет. О, это наверно кто-то из команды к нам пожаловал.

Наверху загремело, и в открытом люке показалась бородатая физиономия в морской пилотке.

— Здравия желаю, товарищи бойцы, — сказала нам физиономия, а я на всякий случай шепнул ворону, чтобы помалкивал, мало ли что они подумают при виде говорящей птицы.

— Здравия желаю, товарищ капитан-лейтенант, — отозвался мичман. — Мы уж и не надеялись кого-то живого встретить.

— Да? — озадачился каплей, — а почему? Ладно, потом расскажете, вылезайте по одному на палубу.

— Надо выполнять, — вздохнул мичман, — Антон, ты первый, потом Лёлик и Оксана, а я, как капитан, последним покидаю корабль. Вместе с Кешей.

Я подчинился приказанию и полез по ступенькам вверх, навстречу бородатой физиономии. Действительность превзошла все мои ожидания — как только я показался из люка, то сразу увидел у своего носа ствол автомата Калашникова, модернизированного, со складным прикладом.

— Руки в гору поднял, показал, что в карманах и медленно пошёл по мосткам, — приказала мне бородатая физиономия, сопроводив свои слова движением АКМа.

— Меня всегда убеждали убедительные доводы, — ответил я, вывернул карманы (в одном из них оказалась забытая трёшка), поднял руки и перешёл на борт тральщика.

За мной последовали и все остальные, у мичмана при этом отобрали Макарова. Далее нас под прицелом ещё двух Калашниковых сопроводили в трюм и заперли в маленьком тесном помещении.

— Что-то не очень приветливо нас Родина принимает, — заметил я, — могли бы хоть поинтересоваться что ли, кто мы такие и что с нами случилось.

— А может они таких, как мы, десятками каждый день отлавливают, — философски заметил мичман. — Может они всё и так знают и ничего нового мы им не расскажем.

— Тоже вариант, — задумался я, а потом решил порасспросить Кешу, — вот ты тут самый умный походу и предвидеть будущее можешь, скажи, что с нами будет? И что это за люди такие?

— Присоединяюсь к вопросу, — добавил из своего угла мичман, — я Камчатскую флотилию неплохо знаю, но такого тральщика в ней не припомню. Из Владика что ли они прибыли?

Кеша прокашлялся... точнее прокаркался, а потом начал отвечать на наши наболевшие вопросы:

— Это погранцы, — так начал он свою речь, — стоят на страже рубежей отечества. Точнее того, что осталось от отечества — Свободной Камчатской республики. Тральщик, как верно заметил Семён, не местный, но и не из Владивостока. Его Северным морским путём перегнали сюда месяц назад.

— Стоп-стоп-стоп, — пробормотал я, — что-то ты слишком много новой информации выдал. Давай по пунктам — что за Камчатская республика такая? Область же Камчатская всю жизнь была.

— Была, да сплыла, — усмехнулся ворон... ну насколько птицы могут усмехаться, конечно, — уже несколько лет, как развалился на Советский Союз на составные части, Камчатская республика одна из них. Была попытка присоединить её к Штатам и к Японии, но они сами всё испортили, не договорились о дележе и устроили войнушку между собой. Так что Камчатку пока в покое оставили.

— Стоп, — продолжил я, уцепившись за часть кешиной фразы, — что значит "уже несколько лет, как"? Стоял же Союз, как вкопанный, пока мы под купол не попали, а просидели под ним всего неделю, откуда несколько лет взялось? — Это тебе показалось, что неделю, а на деле тридцать лет прошло, дружок, — прокаркал Кеша, — и сейчас на дворе 2017 год. Из которого ты к нам и свалился.