Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— То есть ты в принципе допускаешь, что человек может быть хорошим профессионалом и заслуживать уважения с любой внешностью? — уточняю я.
— Профессионалом — конечно, — соглашается Эцаган. — Особенно в космосе. На планете-то считается, если урод, значит, у богов не в чести, но тут богов нет, так что это не так важно. А вот насчёт уважения... — он мнётся, подбирая слова. — Одно дело уважать его приказы, когда работаешь. Всё-таки его корабль и он платит, и вообще во время операции ослушаться капитана — это тебя потом ни в одну команду не возьмут. Но чтобы я ещё следил, как я там о нём говорю со знакомыми... это уже ни в какие ворота. Как его можно уважать, если на него смотреть противно? Он же такой страшный, что на человека мало похож, с тем же успехом можно уважать... не знаю, компьютер! — он хмурится и смотрит на меня немного высокомерно, как будто предлагает попробовать ему возразить.
Пожалуй, пора это всё прекращать, пока я не озверела окончательно от такой морали. Миссионер из меня никакой. И полемизировать я не умею. Боюсь, что если уж сам Азамат не смог их убедить, что он достоин уважения, я уж точно не справлюсь. Грустно это всё.
— Что-то у нас с тобой сегодня беседа не выходит, — говорю. — Только настроение друг другу портим.
— Спать надо идти потому что, — говорит, вставая. — Поздно уже.
Я-то сейчас точно не засну, но решаю вернуться в каюту. Вроде сушняк отпустил. Сажусь на кровать, провязываю два ряда — и просыпаюсь утром.
????? 8
Просыпаюсь, заметьте, голодная на совесть. Придётся немедленно идти встречаться с обществом. Где там Тирбишевы йогурты?. .
Едва выхожу из каюты, слышу скандал со стороны гостиной. Кажется, участников больше, чем двое. Не моё дело, конечно... Но всё равно плетусь туда посмотреть, что стряслось. У меня с утра инстинкт самосохранения плохо работает, да.
Глазам моим предстаёт эпическая картина. Вся команда с тоскливым видом жмётся по углам холла, в центре стоят Азамат и Гонд. Первого я вижу только со спины, а вот Гонд сизо-бледный и слегка трясётся. И руку левую держит, как будто сломана.
— ... ??????? ???! — гремит Азамат. — ??????? ????????, ????? ?? ?????????!
Гонд что-то невнятное мямлит в ответ. Рядом на диване, сгорбившись, сидит Алтонгирел с видом покойника, смотрит в одну точку. Ох, что-то мне стрёмно...
Оглядываюсь, замечаю в сторонке понурого Тирбиша. Тихонько прокрадываюсь к нему.
— Что случилось? — шепчу. Он вздрагивает, но никто не оборачивается.
— Ночью Гонд был на вахте, засёк джингошский корабль. И они вместе с Эцаганом выдвинулись его штурмовать.
Мямленье Гонда наконец обретает смысл:
— ? ??? ? ???, ???????? ??? ? ????????, ?? ?????? ???????? ?????... ? ?? ??? ?? ????????? ???????.
— ?? ??? ?????? ??????? ???!!
— Ну вот, — продолжает Тирбиш. — Корабль-то они взяли...
И замолкает как-то подозрительно. Судя по тому, что Азамат выволакивает Гонда, а Эцагана в комнате нет... О господи!
— Он что, убит?!
— Ранен, — говорит Тирбиш так, как будто это ещё хуже.
— Где он?
— У себя в каюте.
— Пошли.
Решительно тяну его за рукав. Могли бы меня и разбудить, идиоты! Но Эцаган тоже хорош, что за пубертатные выходки? Мало им было, что они на нашем корабле двоих потеряли. Надо теперь, чтобы я ещё себя виноватой почувствовала, что он в дурном настроении был вчера?! Обойдётся!
Дверь в каюту Эцагана приоткрыта, Тирбиш остаётся снаружи, а я захожу и обомлеваю. Бедолага лежит на кровати, по всей видимости, без сознания, всё лицо залито кровью, поперёк лба широкая борозда.
О боже. Ещё бы Азамат не бушевал. Разворачиваюсь на пятках и мчусь к себе в каюту за мешком, едва не сшибая ошарашенного Тирбиша.
Возвращаюсь так же бегом, распахиваю дверь. Тирбиш всё ещё стоит рядом.
— Заходи, будешь ассистировать!
— Но... я...
— ВНУТРЬ!
Заходит, я вытряхиваю всё из мешка на стол, выхватываю необходимое.
— На, возьми, намочи, протри ему лицо, чтобы видно было, где повреждено. Ну!
Со второго пинка Тирбиш стартует в ванную. Вот самое время нашёл для своих предрассудков. Я тем временем оглядываю Эцагана в прочих местах и обнаруживаю несколько ранений в живот. Кровать уже вся кровью пропиталась, ещё бы он был в сознании! Пульс, однако, ещё вполне приличный. Обдираю с него лишнюю одежду и сомнительные бинты, кидаюсь осматривать внутренние повреждения.
Ещё в прошлом веке один китайский гений сварганил портативный сканер. Они любят всё комбинировать... Так вот, он может шестью разными способами снимать изображение с человеческого нутра. При большом желании и хорошей настройке им можно даже сквозь стены смотреть. А так — палочка с катучим шариком на конце да экранчик. Как люди без этой штуки раньше жили, не представляю.
Так, задеты в основном кишки и соединительные ткани. К счастью, большая часть ранений нанесена лазером, а он заваривает рану, так что почти нет опасности заражения. К сожалению, открытые тоже есть, придётся промывать. Тирбиш неуклюже приступает к выполнению команды. Где мои спазмолитики-анальгетики?. .
Как же я рада, что взяла всё это с собой! И мою любимую машинку для заваривания швов. Её изобрели уже на моей памяти. Если на ткань в месте разреза нагрузка небольшая, то можно как бы склеить края обратно вместе, и всего через пару дней будет как раньше. И никаких тебе швов, вообще никаких следов. Кому-то тут сильно повезло, что у меня есть моя машинка.
Тирбиш на мои манипуляции не смотрит, отвернулся.
— Я вам ещё нужен? — блеет.
— С химическими весами обращаться умеешь? — спрашиваю, заклеивая Эцагану физиономию. Машинка — машинкой, а контакт с внешней средой лучше пока минимизировать.
— Да, конечно.
Как удобно жить, когда все вокруг технически подкованные! Правда, если бы у меня была искусственная кровь, было бы ещё удобнее. Или хотя бы готовый физраствор... Хорошо хоть нас в колледже натаскали обходиться бытовыми средствами вместо фирменных смесей и прочих достижений цивилизации. Понимают, что в космосе может и не быть под рукой модных медицинских новинок.
— Вот тебе чистый натрий-хлор, — протягиваю Тирбишу баночку. — Разведи ноль девять в дистилляте и подогрей половину до тридцати семи градусов. Справишься?
— Да, а сколько литров?
— Давай пока парочку... на всякий. И — ты понимаешь, что такое "стерильно"?
Он кивает, хватает соль и весы и счастливо уносится прочь от вида "изуродованного" Эцагана... Тоже мне, блин, наёмники! Девки нервные! Азамат, правда, Гонду что-то там вкручивал про "без шлема". То есть, наверное, обычно они какой-то доспех надевают, когда драка предстоит. В таком случае Эцаган у нас дважды герой. Очнётся — отшлёпаю.
Через пару минут возвращается Тирбиш с двумя флягами физраствора. С интересом наблюдает, как я втыкаю иглу. Похоже, тоже никогда шприца не видел. Хорошо хоть под руки не лезет.
Со внутренними травмами куча возни: сначала всё промыть нежно, тёпленьким растворчиком, кишки все просмотреть детально, а это несколько метров, отсосать всю дрянь, зашить, а где приварено лазером — расклеить... Упариваюсь конкретно, хорошо хоть сканер подсвечивает повреждения. Ну вот, наконец с этим покончено. Ставлю отсос, ввожу антибиотики.
Теперь что у него там с лицом?
С лицом всё не так плохо, ранка-то, собственно, одна, и та легко закрывается после дезинфекции. Нет, мой завариватель швов — великая вещь. Жаль, её не было у того, кто зашивал Азамата...
Ну вот, пациент стабилизирован. Пульс почти нормальный, зрачки на свет реагируют. Скоро должен очнуться. Надеваю ему на запястье пульсометр — запищит, если что.
— Всё? — осторожно спрашивает Тирбиш.
— Ну да, — вздыхаю удовлетворённо. — Теперь ждём, когда очнётся и что расскажет. Пока больше симптомов нет.
Тирбиш кивает, как будто понял. Впрочем, скорее, он реагирует на мой спокойный тон. Мы слегка прибираемся, он выливает отходы производства, я собираю свои причиндалы обратно в мешок от греха. Вид обрезков кишок у Тирбиша отвращения не вызывает, видимо, царапина на лице гораздо противнее.
Я уже открываю рот попросить его посидеть тут, присмотреть за больным, когда дверь вдруг распахивается и входят Азамат с Алтонгирелом. Азамат такой мрачный, что аж лицо потемнело, не знаю уж, как это возможно. Алтонгирел, наоборот, серовато-бледный, глаза пустые и как будто даже отощал, хотя всего-то прошло несколько часов.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает он меня, хотя и без выраженной вопросительной интонации. Видно, мозги совсем отключились, надо же, как переживает.
— Я, — говорю, — врач. Я тут лечу. Вам надо было меня сразу разбудить, когда он вернулся.
Алтонгирел никак на мои слова не реагирует, бредёт к кровати, садится на край, почти в лужу крови, и остаётся неподвижно сидеть. Надо будет кого-нибудь запрячь поменять бельё. Алтонгирел сейчас вряд ли способен на конструктивную деятельность. Не знаю, правда, из-за чего он больше страдает: что его парень ранен и в опасности или что у него лицо повреждено. Ладно, по умолчанию выберу первый вариант, не буду сволочью.
Азамат, кажется, осознаёт, что в моих словах есть доля истины.
— Мы привыкли обходиться своими силами, — говорит. — Но я рад, что вы решили помочь. У вас есть... какие-то прогнозы?
— Да, — энергично киваю. — Причин для волнения нет. Он стабилен, скоро должен очнуться. Если кроме тех повреждений, что мне удалось обнаружить, никаких других нет, то он полностью выздоровеет.
Азамат кивает с некоторым облегчением, хотя, по-моему, он мне не верит. Ну, если у них женщины в принципе не могут быть врачами, то неудивительно, что он мне не доверяет. Ладно, погоди, сам увидишь.
Алтонгирел меня, похоже, вообще не слышит. Подхожу к нему, щёлкаю пальцами перед лицом. Конечно, я всё понимаю, у человека горе, но я ему ещё своё подпорченное здоровье не простила. Он слегка фокусирует взгляд.
— Если он очнётся, позови меня. Я буду в кухне. И если вот эта штука у него на руке запищит, тоже позови. Причём очень быстро. Это понятно?
Он открывает рот, потом передумывает и кивает. И снова отключается от внешнего мира. Поворачиваюсь к Азамату:
— Думаешь, он меня услышал?
— Да, — говорит Азамат уверено. — Он всё сделает. Пойдёмте.
Обнаруживаю, что Тирбиш под шумок уже смылся. Не знаю уж, чем так ужасен кусочек пластыря на лбу, но зато, когда я наконец-то дохожу до кухни, там уже пахнет едой. Правильно, мальчик, мыслишь. Как говорится, если врач сыт, то и больному легче.
— Где Гонд? — спрашиваю у Азамата. Он снова мрачнеет.
— Пока что заперт у себя.
— Мне надо будет его осмотреть.
— Что? — капитан аж сощурился, как будто кислое что-то откусил.
— У него рука сломана, — говорю.
— Он сам виноват.
— Эцаган тоже сам виноват, — говорю. — Ему теперь за это умереть?
Азамат тяжело вздыхает.
— Ваше внимание плохо сочетается с наказанием.
— Наказывать будешь потом, когда я удостоверюсь, что он вне опасности.
— Ладно, — кивает. — Вы правы.
Тут Тирбиш подносит мне какие-то жареные пельмени, и я временно утрачиваю способность говорить. Азамат сидит напротив и смотрит, как я ем. И меня это даже не раздражает, не то что не смущает. Кстати, вот ведь интересно, мне кажется, что я называю его на "ты", а он меня — на "вы", хотя во всеобщем нету разницы. Это после того как я с ним в обнимку поспала. Интересно, что должно случиться, чтобы и он на неформальный тон перешёл?
Видимо, забыв о моём присутствии, Азамат трёт лицо с той стороны, где ожоги. Ну да, я понимаю, что ты думаешь. Однако обещать тебе, что у Эцагана не будет никаких последствий на лице, я не могу, даже если уверена, что их не будет. Потому что если будут, то получится намного хуже, лучше уж сейчас понервничать.
— Он всегда переживает, если я с Алтонгирелом ссорюсь, — говорит капитан. Прекра-а-асно, давай теперь ты ещё себя во всём обвинишь.
К счастью, он не продолжает развивать мысль, хотя на лице всё написано светящимися буквами. В перерыве между двумя пельменями откладываю ложку и беру Азамата за руку, безвольно лежащую на столе. Обхватить не могу, так, сбоку прихватываю, как прищепка.
— Всё будет хорошо, — говорю. Это, конечно, ответственное заявление, но я тоже не железная.
Азамат пускает меня к Гонду и сам заходит следом. Бедный парень, похоже, решает, что вот сейчас его казнят.
— Не волнуйся, — говорю, — Эцагану тоже достанется. От меня лично.
В ответ слышу только нервное сглатывание.
Перелом у него закрытый, с небольшим смещением. Мелких осколков нет. В принципе, ничего страшного, он даже не вскрикивает, когда вправляю. Может, конечно, решил перед капитаном продемонстрировать стоицизм, не знаю. Накладываю шину с применением куска какой-то аппаратуры, специально для этой цели найденного на складе. Азамат смотрит как заворожённый. И где они были все эти века...
Напоследок капитан окидывает Гонда грозным взором, и мы выходим. Идём куда-то... Точнее, это Азамат идёт, а я за ним следом, не знаю зачем. Привычка уже, наверное. В неизвестном мне отсеке корабля навстречу нам попадается один из старших в команде, тот, что сидит за столом справа от Алтонгирела.
— ??? ?????... — начинает на муданжском, потом, покосившись на меня, переходит на всеобщий. — Как будем хоронить?. .
— Кого?! — рявкаю я, не давая Азамату и слова сказать.
— Эцагана... — растерянно отвечает мужик.
— Когда он лет через семьдесят умрёт от рака прямой кишки в своей постели, это будет не ваша проблема, — говорю с некоторым нетерпением. Нет, ну можно не верить, что я хороший врач, но не до такой же степени!
Собеседник переводит озадаченный взгляд на капитана.
— Не суетись, Хранцицик, — произносит капитан, и я фыркаю совершенно неприличным хохотом прежде, чем успеваю скомандовать себе промолчать. Азамат что-то там продолжает говорить про то, что моего пациента рановато хоронить.
— Но я же сам его бинтовал, там нет шансов... — бормочет человек с чудо-именем. Это заставляет меня резко посерьёзнеть.
— А, так это был ты? А промыть раны или хотя бы кровь остановить тебе в голову не пришло? — напускаюсь на него. Я, может, тут и в гостях, и маленькая, и беззащитная, но когда речь идёт о моём пациенте... голову откушу только так.
— Естественно, я промыл! — возмущается он.
— Ага, с расстояния в два метра! У него всё лицо в крови было, когда я зашла!
— Ну так заново натекло! Что вы думаете, кровь ждать будет?
— Я думаю, что можно было зашить!
— На лице?!
— А что?!
— На лице нельзя зашивать! Тут уж как срастётся, у каждого своя судьба.
Очень хочется побиться головой о стенку. А лучше побить кое-кого. Больно.
— А на животе что? Тоже нельзя?
— Так раны сквозные, я же не могу внутри зашить! Ну и какой смысл...
Держите меня семеро. Иначе точно стукну.
— Значит так, — говорю, — я зашила всё. Это раз. Эцаган выживет, это два. А три — ты, хрен-цуцик, уйди с глаз моих, пока я тебе что-нибудь не пришила!
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |