Усилитель желаний. Общий файл

— Прозябающие в лености и грехе...

Я провизжал, что ещё делать? А он:

— Забывшие заповеди Создателя...

Ну и... так далее...

Фразы сыпались часто и густо. Часть из них я уже не единожды слышал, когда они звучали в мой адрес, и повторял не задумываясь. Только вступление было длинней. Если прикинуть по времени, то в совокупности глубинные накосячили раза в четыре больше, чем я.

Наверное, Мастер владел всевидящим оком, вёл чёрные списки для каждого вида разумных и помнил содержимое назубок.

Не знаю как Он, а я ещё никогда не ораторствовал перед столь многочисленной аудиторией. Поверхность залива кипела на солнце оттенками синего цвета. Будто бы весь глубинный бомонд высыпал из пещер и жадно внимал. От плавников, ирокезов и прочих частей тел, рябило в глазах.

Что касается хреновых людей, то я не заметил, куда и когда они подевались. Как змеи на лыжах — фр-р! — и нет никого. Что им за дело до внутренних разборок глубинных?

В своей (то есть, нашей) заключительной части, мы обозначили ближайшие цели и перспективы. Мастер нагнул по максимуму: это, выход в открытый космос. (Вынь да положь! — разбежались, ага!) Я, как верховное божество, разбавил его хотелку. Вернее, разбил её на этапы: фольклор, письменность, всеобщее среднее образование, и чтоб в косяке был, хоть один поэт.

— Завтра приду, проверю. Все слышали? По пещерам!

Последнее слово ещё смаковало эхо, а воды залива как-то вдруг стали чисты, я приземлён и опять получал втык, а спасённый мной Ихтиандр накинул на столбик верёвку и полз к воде.

— Вольнодумцев тут не хватало! — тряс бородой наставник, — Всеобщее среднее ладно, ещё терпимо. Любое образование можно назвать средним. Но поэт — это уже не пакость, а мина, заложенная под общество. В общем, как хочешь, ты должен сказать глубинным, что пошутил.

Хоть стой, хоть падай, хоть возносись! Как ты ему возразишь? Спорить — это значит, приводить аргументы. А Мастер не любит, когда говорят больше него. Поэтому взял тайм-аут:

— Завтра приду с ревизией и скажу.

— Никто тебя за язык... нет, ты посмотри, а эти опять за своё!

— Кто?

— Да они же!

Смотрю: давешние хреновые люди повылазили из нор и щелей, вздрагивают от малейшего шороха, но ползут к моему столбу, как мухи на вторичный продукт. Страшно им, но ползут.

Нет, думаю, от наставника ничего не добьёшься. Спрошу ка я у своего усилителя, что за военную операцию затевает мелкий народ.

Стрелять-то уже бесполезно: даже в риф, за которым прячутся даги, из лука не попадешь.

За девайсом не заржавело. Камушек встрепенулся. Он хоть и мерцал непривычным тёмно-фиолетовым цветом, но выдал всё от и до.

У здешних племён оказывается, выйти из дома невооружённым — всё равно, что гулять без штанов. А то, что я принял за охоту на ихтиандра, было на самом деле чем-то вроде военных учений перед бартерной сделкой. Хреновые люди намеревались махнуть четыре бочонка (мне показалось, что с пивом) на энное количество рыбы.

— Что ты на них взъелся?! — внезапно вспылил Он. — Колдун должен пакостить объективно, без личных симпатий и антипатий. Нет для него хреновых людей, есть только работа.

— Я ж, — говорю, — не со зла. Просто запамятовал, как и кого на этой планете звать-величать. Их много, а я один.

— Да? Что ж ты тогда усилитель желаний не подключил, пусть бы подсказывал? Без него точно запутаешься. Жители этой деревни называют себя хватами, глубинные пивоварами, а гномы окрестных гор — верхушечниками...

Второй раз подряд послышаться не могло. Ну, думаю и дела! С каждым визитом всё чудесатей! Вспомнил, как Он поднял меня на смех за фразу "оружие и доспехи", как тот же усилитель казнил за жалкие сто грамм, и осторожно сказал:

— Мне одному показалось, что даги хотят обменять рыбу на пиво?

Мастер почему-то смутился и отмахнулся встречным вопросом:

— Ты, кажется, куда-то спешил? Я тебя не задерживаю. Завтра поговорим.

Ну что ж, было бы сказано...

Глава 7. Юриспрудэнт

На кухне горел свет. В кастрюле кипела вода. В четвёртый, по-моему, раз я возвращался во время, когда "завтра в одиннадцать к адвокату". Как в том анекдоте: "седьмой день в засаде сидим, и всё пятница".

Телефон больше порадовал, чем огорчил. От Илюхи из Питера пришла СМС. Беспокоится, куда я запропастился, всё ли хорошо с мамкой. А у него дома тип-топ, личный состав в сборе. Если верить УЗИ, "в бабьем строю готовится пополнение".

Беда с этим временем! С одной стороны его не хватает, я везде нарасхват, с другой — как оно медленно тянется! Кажется, больше недели я не видел своего помкомвзвода. А ежели разобраться, чуть больше суток назад я у него на кухне ел колбасу. Два раза всего за время поспать успел!

— Дайте, гады, спокойно перешагнуть в завтрашний день! — сказал я окружающему пространству, выключил телефон и осадил вечно голодного червячка. — Будешь нудить — сядешь на воду и хлеб!

Теперь меня могут побеспокоить только коллекторы и соседи.

После ужина убирал со стола, мыл тарелки, на кухне наводил марафет. И всё это время думал о дагах. Как они, падлы, пиво под водой пьют? Это ж кайфоломство за гранью! А вот о Верке ни разу не вспомнил. Может, это и не любовь?..

* * *

Не успел разоспаться, звонят. Что, думаю, за напасть, кого там нелегкая принесла?! Открываю глаза — солнце в окошке, на часах половина восьмого, а будто и не ложился. Еле тапки под кроватью нашёл. Иду, спотыкаюсь. А колокольчик всё "дзынь", да "дзынь".

В глазок посмотрел: крёстный стоит на крыльце, с ним мужичок, по виду нездешний.

— Ну, ты, — усмехнулся, — Швандя, и спать! Даже телефон не услышал. Тут тебе Райка хавчик передала. Впускай, а то унесу!

Я отпер дверь, посторонился и отступил.

— Сейчас... шесть секунд...

— Заскочим, Петрович? — спросил Решайло и хлопнул мужика по плечу. — Да не стесняйся ты! Это же сын нашего Вия!

Пока я одевался, гости обосновались на кухне. Крестный, как пусть и хреновый, но родственник, хлопотал у плиты:

— Заварка у тебя где? Вижу, ага...

Никогда он в моём присутствии так простецки себя не вёл. Что касается нездешнего мужика, он даже не снял верхней одежды. Так и сидел при шарфе и пальто, левой рукой придерживал шапку, чтоб не свалилась с колена, а пальцами правой барабанил по краю стола. Как на крыльце коротко вскинул глаза, так больше меня не видел в упор. Видно, что человек непростой, и сильно торопится.

Присесть рядом с ним я не решился. Решайло это заметил и мне ободряюще подмигнул:

— Дело к тебе есть. Там во дворе машина стоит. С другими не спутаешь. Слетай, посмотри, можно ли что-то поправить, с учётом того, что Петровичу сейчас уезжать. Надо постараться, Серёга. Кто кроме нас?

Вот никогда не предугадаешь, куда этот монстр вытянет длань, за какую ниточку дёрнет. То ли на вшивость меня проверяет, то ли технично выдавливает на улицу, то ли действительно надо помочь.

Спутать было действительно мудрено, если сразу смотреть на лобовое стекло. Прямо по центру внушительных размеров дыра. От неё во все стороны декоративная разделка под паутину. Не повезло мужику. Или булыжник на трассе поймал, или кто-то из классовой ненависти кирпичом приголубил его "Мицубиси Паджеро", тачку для тех, кто нагибает крутых.

Гадай — не гадай, а ремонтировать надо. Попробуй прикинуться веником, если у крёстного запланирован положительный результат. У него в гараже три раза подряд получилось, а тут не прошло? Это ж такая падла, что денег на раскрутку не даст.

В этот раз я ладони пачкать не стал. Всё равно не видит никто. Дал команду — получил результат. Дольше ждал, пока дядя Костя Поспелов припаркует свой танк. Он после ночных поездок обычно какой-то квёлый, спит на ходу, а тут прям таки, энергия через край. Подошёл, "как мамка" спросил. А когда я сказал, что её не сегодня-завтра выписывают, саданул меня по плечу:

— Ох, и погода, едрит её за ногу! Сходил бы за пивом, да спать надо!

Хотел я узнать у него номер домашнего телефона, или хотя бы фамилию хозяек вчерашнего сервиса, да вовремя сообразил, что это моё вчера если когда-то у него и случилось, то настолько давно, что лучше не вспоминать.

Вернулся домой минут через десять:

— Всё. Можете заводить, — и в ванную, руки мыть.

Ни встречных вопросов, ни возгласов я не ждал. Бесполезно. У этих волков и в глазах ничего не прочтёшь. Крёстный сухо кивнул, а мужик уронил шапку и тут же подхватил налету. За открывшимся воротом, под шарфом, я невольно зацепил взглядом гарнитуру для скрытого ношения кобуры.

В общем, как в той среде принято, допили чаёк, переглянулись, через пару минут ушли. Слышу, на улице двигатель заурчал — я в спальню. Пошарил в нише за шкафом: дарственная на месте, в том виде, как положил. Глянул в окно: внедорожник мигнул стопаками — и в арку на выход. Ни тебе спасибо, ни до свидания. И то ладно. Можно заняться подготовкой визита к "юриспрудэнту".

Папку с кредитной историей проще потерять, чем найти. Она у нас всегда под рукой. Уже до того захватана пальцами банковских служащих, приставов, судей и прочего служивого люда, что мамка хотела купить новую. Я её в сумку, а на дне "неучтёнка" — Понина золотая цепура. Свернулась подколодной змеей под камуфляжною курткой. Будь я своим старшиной, поздравил себя за забывчивость пастой гои, зубной щёткой и ротным сортиром. Играл в партизана-подпольщика, конспирацию разводил, лошара педальный!

Куда её, в мусорное ведро под картофельные очистки? — Нет, в наших рядах принято, старый фокус дважды не повторять. Сунул в пакет с тёть Раиными пельменями, убрал в морозилку.

Слов не было. Сел я за стол, обхватил дурную башку ладонями и завыл. Отцу тоже тридцать восемь исполнилось, когда его первый раз осколками зацепило. Он помню, тогда сказал: "Хороший солдат как натянутый нерв: чувствует каждой клеточкой тела и видит даже затылком. Но если голова даёт течь, это уже не солдат".

Старею. Пора на покой. А где его взять? — Решайло прикатил на такси, как только я запер входную дверь:

— Садись, вшивый парень, доставлю тебя до гостиницы. Чтоб всё было без накладок. Мне на душе спокойней, и ты к адвокату не опоздаешь. Что потускнел? Хвост пистолетом держи! От Петровича благодарность с занесением знаешь куда?.. В Москву! Вот Верка на ноги встанет, мы это дело подробно обговорим...

Я думал, он так и будет таскаться за мной хвостом. И снова не угадал. Со стоянки у парадного входа звякнул кому-то по телефону, услышал ответ и сказал:

— Ждут-с. Там всё спокойно. Пропажа нашлась. Полицейские уже не дежурят. Вернёшься домой, отзвонись.

В каждом слове такая безаппеляционность! Глядит на меня, как удав. Аж зло разобрало. Хотел я крёстного обломать. Спустить его на землю вопросом: "Это правда, что Игорь Петрович в девяностые крышевал рэкетиров?" Да как-то... не повернулся язык...

* * *

На четвёртом этаже шёл ремонт. Тела в чёрных комбинезонах, скрывающих возраст и пол, штукатурили стены, намывали полы, освежали белилами потолки. "Смотрящий" в цивильном костюме, шастал по коридору и раздавал указания. Пахло известью, краской и неустроенным бытом.

Офис "юриспрудэнта" оказался самым приметным. У порога влажная тряпка, которую работяги обходили по короткой дуге. Я вытер подошвы своих говнодавов и вежливо постучал.

— Проходите, не занято!

Игорь Петрович делал отметку в настольном календаре. Был он одет по-походному: в куртку "Аляска" с ярко-красной подкладкой и меховой оторочкой по краям капюшона. То ли недавно пришёл, то ли куда-то намылился, то ли хотел показать, насколько адвокат занят. Кожаное полупальто, в котором позавчера он встретился мне в коридоре, висело на вешалке.

— Вы по звонку?

Я скромно кивнул.

Адвокат оторвался от календаря. Оптом и в розницу оценил скромность кивка и одежды, текущие финансовые возможности.

Судя по следующим вопросам, всё это ему не понравилось.

— Вы точно от Ивана Денисовича?

— Да, этой мой крёстный отец. Могу назвать телефон.

— Он обещал за вас заплатить?

— Не всё. Какую-то долю... принять участие в платеже.

— Тогда, если можно, коротко и самую суть: что там у вас?

— Реструктуризация долга.

— Документы?

Я протянул папку.

Судя по сникшему взгляду, адвокат её много раз видел, держал в руках и успел изучить содержимое лучше меня. Но роль отыграл до конца. Через одну-две перелистал страницы и скучно спросил:

— Это всё?

— Нет, — говорю, — есть ещё один документ, — и сунул ему под нос свой экземпляр договора дарения.

Только тогда он предложил мне присесть, пробежался глазами по тексту и тут же вскинул их на меня:

— Здесь сказано, что договор составлялся в моём присутствии. Подпись свою признаю, но вас, извиняюсь, вижу впервые.

Я шевельнул пальцем и мысленно попросил:

— Пускай узнаёт.

— Когда это было? У-у-у! — взгляд адвоката переместился в район печати. — Тогда это тем более странно: первых клиентов не забывают. Постойте, постойте, — просветлел и опомнился он, — вы, кажется, были в летнем армейском костюме?

— И намного моложе.

— Моложе? — с сомнением произнёс Игорь Петрович. — Я б этого не сказал. Для своего возраста вы очень хорошо сохранились. Даже порез от бриться остался на том же месте...

Узнал, сцуко, — забеспокоился я. — Крепко узнал!

— Знаете что? — адвокат на минуту задумался, убрал договор в папку, а её, в свою очередь, в ящик стола. — Дело неординарное. Прежде чем что-то сказать, мне нужно посовещаться с коллегами. Жду завтра, в это же время, если конечно оно вас устроит.

Ещё б не устроило! — с облегчением выдохнул я. — Тайм-аут не помешает. Вставая, спросил:

— Сколько с меня?

— Для старых клиентов нисколько. Благодарю за визит.

* * *

В кабинете юриспрудэнта было довольно прохладно. Но только за дверью я обнаружил, что почему-то вспотел и напитался влагою изнутри. Излишки оставил в сортире, благо туда ноги ремонтников не дошли. Подобные помещения "шаманят" в последнюю очередь. Им же тоже по внезапной нужде надо куда-то наведываться? Пока не забыл, напомнил потускневшему гаджету помянутый адвокатом порез. Мол, лишнее это. Достаточно и того, что признал.

Сколько я там оправлялся, пару минут? А коридор опустел. На двери кабинета "444" тоже табличка "закрыто". Двенадцать часов, обеденный перерыв. Иду, а ноги всё тяжелее. Сердце, ядрён батон, другой бы сказал, что трепещет. Тихо. Электрический свет в глаза после стойкого полумрака. Что там сквозь него различишь? Только размытую человеческую фигуру. Хавает кто-то, взгромоздившись на козлы. В руках бутерброд и бутылка с домашним компотом. А я ещё издали понял, что это Верка.

Подошёл ближе — она. Серёжки в ушах бабушкины (наверно, уже померла). Редкая проседь в висках, скобки в уголках губ, а вот глаза те же. Болтает ногами, не узнаёт: ей ведь, моё вчера — долгих пятнадцать лет.

Глянул я на неё снизу вверх, как на кухне тогда.

— Пошли, — говорю, — жена, хоть раз семейно пожрём. Там снизу два гамбургера по цене одного.