Проклятый скиталец

Время подходило к назначенному часу, я поспешил в Кабинет. Кристоф пришел, как и обещал. Пока старшие вели переговоры, я стоял позади, как немой страж. Сначала они обсудили темпы застройки, вскользь обсудили плату, а также затронули объемы и сроки застройки. Как я и думал мы сильно отставали, а потому я даже несколько оживился. Шансы на успех были и, судя по всему, шансы эти были весьма хорошие!

— Хорошо, раз вам больше доложить нечего, то я вернусь в крепость. — Ответил Дюран, вставая со своего места.

— Прощу прощения, советник, могу я к вам обратиться? — Я привлек внимание советника. Его взгляд был строг, но не отражал презрение.

— Слушаю, юноша — он сел обратно.

— Сир, как вам известно, мы сильно отстаем от графика, а людское недовольство растет с каждым днем.

— И?

— Я хочу попросить вас выделить дополнительные часы на отработку.

— Ну так пускай работают, я только за. — Ответил он с усмешкой.

— За плату, сир.

— Зачем мне соглашаться, Сигвард. Я ведь не ошибся, тебя ведь зовут Сигвард?

— Да, сир, меня зовут Сигвард.

— Ну так ответь мне Сигвард, в чем резон?

— Сир, оплачиваемые работы позволят ускорить ход строительства, а оплата сможет…

— Ускорит? В честь чего? Люди и так нескончаемо жалуются на изнурительные работы, ты думаешь хоть один согласится на дополнительный объем? К тому же, где гарантии, что они действительно смогут ускорить ход строительства? Почему по-твоему дополнительные выплаты смогут стимулировать интерес рабочих? — Дюран говорил ровным, властным голосом. С виду мало чего можно было сказать, однако я надеялся на лучшее.

— Потому что я предлагаю ввести ежедневную оплату. Так у рабочих появятся деньги и, соответственно, стимул.

— Хм, и сколько по времени?

— Четыре часа, сир.

— Получается, они будут работать десять обязательных и четыре дополнительных, так? А оплата? Сколько ты предполагаешь выделить под оплату?

— Пол серебряного, сир.

— Половину… Получается оклад в сорок, дополнительно до пятнадцати серебряных, в итоге до пятидесяти пяти в месяц, но взамен существенное ускорение процесса. Предположительное. А знаешь, почему бы мне не сократить оклад и не ввести предложенную тобой систему? Тогда люди точно будут отрабатывать свои основные и дополнительные часы, а затрат я при этом не допущу. Что скажешь?

Меня трясло. Я бросил краткий взгляд на Старика, но тот был безучастен, создавалось такое ощущение, что его здесь и не было.

— Сир, прощу прощения, но я не считаю это эффективной мерой. — Сглатываю застрявший в горле комок. Дюран не отвечал и не сводил с меня глаз.

Спустя минуту он спросил.

— Почему?

— Потому что люди недовольны и понемногу начинают придаваться разгулу, пополняя ряды безработных, нищих и пропащих. Кто знает, когда обездоленные начнут поднимать смуту в народе? Даже простые разговоры сами по себе являются существенной проблемы, не говоря уже о стачках и прочем. Я думаю, лучше люди будут верны и преданы щедрой и благосиятельной власти, чем жить в страхе перед жестоким правителем, желая в тайне его свергнуть.

Он снова замолчал. Секунды длились вечностью. Меня трясло, как лист на ветру. Напряжение росло, мое сердце замерло.

— Ладно. Я выделю три четверти серебряной или семьдесят пять медных на пересчет в качестве ежедневной оплаты. Дополнительный объем работ будет определен в четыре с половиной часа. — После он перешел на более жесткий тон — И учти, Сигвард, за результат ты отвечаешь головой. Если он меня не устроит, тебя четвертуют, а голову вывесят в назидание остальным. Надеюсь, ты отдаешь себе отчет в этом. А теперь, господа, мне пора. Я буду следить за твоими успехами, Сигвард.

Даже спустя минут пять поле того как блондин скрылся из виду меня пробирала мелкая колющая дрожь. Его взгляд прожигал, а голос был холоднее стали. Черт возьми, даже Старик не мог на меня давить.

«Проклятье, я будто прямо перед рожей краулера оказался.»

— Ну что ж, поздравляю, добился своего?

— Д-да. Думаю, добился.

— Да раслабься, по крайней мере башку тебе снимут немного погодя. Что ж, а теперь присядь-ка.

— А? — Я взглянул на Старика. Как оказалось, для него это тоже не прошло бесследно. Старик выглядел, как и обычно, единственное, что его выдавало это вздувшиеся на виске вены.

— Присядь говорю, иначе прямо на пол рухнешь. — Следом за его словами меня повело в сторону. Я еле удержался на ногах и последовал совету старшего. Присев, я уставился на него, а он в свою очередь смотрел на меня. — Ты в заднице, Сигвард.

— Пока еще нет.

— В зависимости от планов советника, у тебя от полумесяца до полутора, после он от тебя избавится.

— Подожди, почему? Ты думаешь, что…

— Я думаю, что результаты решает он, и потому твоя жизнь зависит от чьего-то желания. И это как минимум. К тому же он слишком быстро согласился, на непривлекательные для себя условия. Как бы то ни было, вне зависимости от того закончишь ты свое дело или же нет, он возьмет свое. Стоило оно того?

— Пока моя голова на плечах — стоит.

Вдруг Старик раздался громким смехом.

— Ты чего это?

— Дурак ты. Даже не понимаешь на что подписался, но все равно строишь из себя героя, ахаха. Эх, молодость. Ну да ладно, это уже дело непоправимое. Скажи хоть, зачем ты это сделал, для чего старался?

— Мне нужны были деньги, и я получил шанс их заработать.

— Это не все причины.

— Я уже говорил, Ален болен и мне…

— Тоже мимо.

— Да с чего ты взял, что есть иные?

— С того, что ты решил идти до конца, даже понимая, что тебе могут попросту оттяпать башку. Не спорю, Помощь умирающему старику дело благородное, но свеч не стоит, даже такой упертый малец как ты должен это понимать. — Думаю, на моем лице и так было все написано. Он посмотрел на меня с усмешкой. — Сдается мне, ты хотел доказать, что хоть что-то способен, что не все дается, потому что помогают, так?

Свою реакцию я не смог подавить.

— Значит я прав. Ты ведь из-за этого днем как двинутый бродил? Не отвечай и так вижу.

— Я обязан.

— Да нихрена ты не обязан, но раз подписался, то вперед. Однако ж учти, в этот раз я точно не стану впрягаться за тебя.

— Ага, теперь не нужно просить за меня начальника смены. — Ответил я улыбнувшись.

— Ох ты, значит развязался-таки язык, но ничего, я ему вправлю куда надо.

— Не стоит Старик, многие и так гутарят чего не следует.

— Пха, пускай приходят и лично в лицо мне это скажут!

— Н-да не поздоровиться им, однако, все же не стоит…

— Ну тогда буду надеяться на твою задумку. Надеюсь, не оторвут тебе голову по итогу.

— Я тоже.

После я отправился отсыпаться в свою комнатушку. День выдался малоприятный, но плодотворный. Осталось только выполниться свою часть сделки…

Месяц закончился быстро и несмотря на то, что новость поначалу приняли хорошо и даже массово начали браться за доп. работы, народ все равно понемногу, но мельчал. Положение дел медленно, но верно ухудшалось. Стража начала приступать к весьма странным для этого города действиям. Любого, кто мог казаться подозрительным, они останавливали и допрашивали. Карманников, наркоманов, бродяг и прочих трущобных обитателей ловили и пороли розгами на рыночной площади. Некоторых уволакивали за стены крепости. Кстати, о дальнейшей судьбе этих бедолаг никто не знал, даже обмолвиться о них боялись. Когда же рука закона взялась за стервятников, преступная братия решила ответить в свойственном им стиле — прирезали под покровом ночи пару патрулей. И никто не знает, было ли то к счастью или к сожалению, но радоваться своей «победе» им не было суждено. Буквально на следующей день виновные были изобличены и преданы в руки богов. Их головы, в назидании прочим, были посажены на колья и выставлены у врат крепости. Народ начал роптать о жестокости власти, однако открыто выступать никто не осмелился. И как оно часто бывает в момент людской слабости наружу начали проявляться самые низменные человеческие качества. Люди доносили друг на друга за деньги, еду, одежду и за прочие, собственные интересы и блага. Никто не мог и предположить, что может случиться в дальнейшем. Город застыл во мраке, пронизанный гнетущей атмосферой страха, злобы и недоверия.

Дюран же высказался положительно о результате. Виселица минула мою шею, а точнее меня миновало четвертование, но не суть.

Так шал жизнь до нынешнего дня…

Был пасмурно. Наконец накопив достаточную сумму, я направился в предместье. Добравшись до заветного домика, я без спросу вошел внутрь…

Он лежал на спине, глядя в потолок. Глаза застеклявшие, на синих губах виднелась запекшаяся кровь.

— Твою мать…

Я сел рядом.

«Опоздал… Неужели я… опоздал.»

Я сидел молча, рядом с тем, кому в действительности не было плевать на меня. Сидел с осознанием того, что в последние минуты его жизни, я не был рядом. Я бросил его.

— Прости, Ален. Прости за все. Я не успел, я не смог. Прост меня. — Я прикрыл глаза, почтил память.

Положив ему руки на грудь, как это принято, я вышел на улицу — следовало позвать законников.

Я шел вперед. Все казалось серым, блеклым. Небо затянуло черными тучами, поднялся сильный ветер. Я шел вперед в беспамятстве, даже не осознавая куда бреду. В какой-то момент я заметил толпу, они шли в сторону леса. Там вдали у ее границы виднелась некая «конструкция». До меня не сразу дошло, что происходит, но потом… Я смог очнуться.

Чтобы не привлекать внимания, я натянул на себя капюшон и поплелся в сторону леса. За время работы у старика я понабрался скептицизма ко всему происходящему, а потому решил не лезть в центр событий.

Добравшись до безопасной наблюдательной точки, расположился поудобнее, начал ждать, всматриваясь в происходящее. «Конструкцией», которую я видел до этого издали, оказался эшафот, сделанный из бревен и хвороста. Поверх этой своеобразной сцены стояла больших размеров клеть с большим количеством разных, грязных мешков внутри. Мне хотелось разглядеть содержимое поподробнее, но, к сожалению, попытки успехом не увенчались. Решив не высовываться, я закопался поглубже в ветви густо засеянных вокруг кустов. Шум ветра и шуршащей листвы заглушали все иные звуки, при том так, что ни я не мог что-либо расслышать, ни меня, благо, услышать не могли. Люди, судя по их движениям, активно перешептывались о чем-то. Тем временем стража разливала масло по платформе и зажигала факелы. Окружающий гул перебили раскаты грома. Сердце мое участило биение, дышать стало тяжелее.

— Что за…

И тут появился он… Сам его сиятельство, комендант, третий сын Хавьера Д`Аля — Эркюль Д`Аль.

— Что, мать его за ногу, за день такой. — Увидев его я сразу понял — ничем хорошим это собрание не закончится.

Быстро выйдя из состояния оцепенения, я сосредоточил все свое внимание на нем. Вид его был несколько вычурным на фоне остальных: позолоченная латная кираса в комплекте с наручами и поножами, украшенные золотыми узорами. Из-под них виднелись дорогие одежды, по моим прикидкам, сотканные из прочной, добротной кожи и ткани. Сзади колыхалась, накидка с вышитой на ней гербом в виде меча в камне. Стоя около эшафота, лицом к собравшейся толпе зевак, комендант начал речь: «Сим я провозглашаю, каждая тварь, посмевшая посягнуть на закон и спокойствие жителей этого великого города, поднимающая смуту среди обычных добропорядочных граждан, познает гнев богов, воплощенный нашими праведными руками. Запомните этот день. Сегодня мы восстановим правосудие! Мы придадим анафеме все отрепье, каждую мразь, ставящую себя превыше общества и воли его величества, императора, и его верных последователей…». Он жестом дал знак своим солдатам. Факелы один за другим летели на платформу. Спустя мгновение пламя охватило всю платформу вместе с клеткой. Раздались крики боли. Мужские, женские… Детские. Невероятный хор агонии разносился по всей окрестности. Проклятья, испускаемы живыми, доносились вперемешку с диким душераздирающим ором горевших заживо в этом разверзшимся аду… Страх, гнев и боль в отдельности и все вместе, они пропитали землю и воздух, людей, более не способных сдерживать свои эмоции. Некоторые падали ниц, моля о прекращении всего этого ужаса. Иные кинулись на стражу, выкрикивая проклятья и прочие оскорбительные слова.

А что делал я все это время? Я смотрел широко открытыми глазами.

Глядя на реакцию зрителей этого бесчинства, Эркюль задумал довершить спектакль на кровавой ноте. Взяв в руку меч, он направил острие в сторону тех, кого еще пять минут назад называл «Жителями великого города» … В мгновение его верны псы бросились исполнять волю хозяина. Людей резали без всякой жалости. Часть тех, кто был позади толпы бросились на утек, куда глаза глядели, вводя при этом в панику других. половина бежала обратно к району нищих, другая бросилась к лесам, причем в мою сторону. Тех из убегающих, кому повезло меньше остальных, валили наземь, нанося им множество колотых ран мечами, специально делая так, чтобы человек как можно дольше оставался в сознании. За остальными, скрывшимися, в вдогонку кинулся охотничий отряд.

Они набрасывались на женщин прямо среди все этой вакханалии, они рзела стариков по дикий смех, они смаковали страдания своих жертв. Дикие твари алчущие крови вышли на охоту.

Из-за ужаса, накрывшего меня с головой, соображалось очень туго. Смотря на все происходящее, не мог осознать простую вещь: если не покинуть это место, сию же минуту, то я стану трупом, ровно таким же, как и те, что валяются в округе на земле. "Пора уносить ноги!" — это была единственная мысль, которая отразилась в моем сознании четко. Кто знает, может боги, в которых я в целом не верю, так задумали, а может, в действительности, я на редкость удачливый, но мне все-таки удалось вовремя покинуть свое укрытие. Буквально несколько мгновений стояло перед моим знакомством с охотничьим отрядом, вторгнувшегося в лесной лабиринт. Я бежал без оглядки, не желая понимать такую жестокую реальность и думать о чем-либо кроме собственного выживания. Звуки погони доносились вблизи и со всех сторон. Зов загонщиков был подобен рыку бешенного зверя. "Лови ублюдков!!" — доносилось откуда-то справа. "Смотри какая резвая!!" — Орал кто-то в дали.

Пробегая очередной метр, я наткнулся на одного из загонщиков, решившего взять девушку прямо в лесу. Он орал про то как порезвиться с ней, а потом найдет ее младшую сестру и прочий подобный бред. Мне не было дело до его отношений с этой девчонкой. Я был взбудоражен, кровь диким потоком текла по венам, адреналин заставлял отбивать сердце дикий ритм. Подобрав лежавший поблизости камень, я присвистнул. Насильник обернулся, подобно гончей, учуявшей добычу. К моему счастью камень прилетел точно в цель, к его несчастью, прилетел в весок. Он помер мгновенно. Туша упала мертвым грузом, а девушка, выползшая из-под еще неостывшего тела, бездумно бросилась куда глаза глядят.