| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Рвануть ему на помощь мне не дали — когда я отодвинул в сторону аннара Оноирэ и качнулся вперед, в меня вцепились Каменная Длань, увей и кто-то там еще, и зашипели:
— Куда?!
— Не надо!
— Не помогай!!!
Я потерял дар речи — судя по бледному, как полотно, лицу айти'ара и по его нетвердой походке, ранен он был довольно серьезно и двигался на одной силе воли!
— Да, но... — стряхнув захваты, возмущенно начал я. И понял, что стараюсь зря — в глазах стоящих вокруг меня мужчин горела непогрешимая уверенность в том, что дойти до сарти юноша обязан сам!
'Придурки! Бесчувственные ублюдки!! Эйдине!!!' — мысленно взвыл я, а потом все-таки заставил себя успокоиться: хейсары жили по своим законам. И не собирались менять их под меня...
...Последние локтей двадцать — от ворот и до центра двора, на котором была постелена белая кошма — дались мальчишке сложнее всего: несмотря на широко открытые глаза, он явно ничего не видел, и шел практически вслепую.
Так оно, собственно, и оказалось — он прошел по кошме и остановился только тогда, когда услышал повелительный рык своего аннара:
— Стой!!!
Замер. Тряхнул головой, чтобы убрать с лица мокрые от пота волосы, потом сообразил, что стоит перед аннарами, и... упал на колени! Зашипел от боли, осторожно опустил на землю бездыханное тело и попытался встать.
Я с силой стиснул древко посоха и сжал зубы — судя по ранам, видимым через прорехи в араллухе, парню требовалась помощь лекаря. И чем быстрее, тем лучше!
...Он все-таки встал. Попытки с третьей. Кое-как утвердился на ногах, убрал с лица мокрые от пота пряди волос и зачем-то вытащил из-за пазухи меньшую половинку рогульки:
— Барс выбрал Лорта... Я принял его волю...
...Говорил он короткими фразами, иногда прерываясь и теряя нить повествования. Поэтому картинка получалась рваная и неполная. Впрочем, большинство собравшихся во дворе сарти знали, на что способен разъяренный медведь, и без труда дорисовывали остальное:
...Лорт, айти'ар из рода Ракташ, был уверен в своих силах. Поэтому решил подпустить Хозяина Леса ближе, чем обычно — видимо, чтобы закончить поединок одним ударом. Увы, зверь оказался опытным или очень хитрым — взмахнул лапой в тот самый момент, когда перо рогатины начало движение к его лопатке. И, без труда отбив древко в сторону, рванул в атаку.
Зербек, волею Бастарза лишенный права на первый удар, скользнул вперед и ужаснулся: Лорт, с легкостью увернувшись от удара лапой, выпустил из рук рогатину и выхватил Волчьи Клыки...
— Первый удар нанес Хозяин Леса... — безучастно глядя перед собой, рассказывал мальчишка. — Лорт мог увернуться. Но решил, что сумеет закончить поединок ударом наш'ги, и скользнул навстречу...
...Зербек метнулся на помощь товарищу сразу же, как понял, что тот не успевает. И попытался вбить перо своей рогатины под левую лопатку зверя. Однако медведь, сломав Лорту шею и подмяв его под себя, вдруг почувствовал движение и развернулся на месте.
Клинок, уже почти дотянувшийся до точки удара, бессильно скользнул по шкуре и воткнулся в землю, а когти Хозяина Леса располосовали араллух...
...Что было потом, мальчишка толком не запомнил — 'вроде, уворачивался', 'кажется, бил...', 'а когда, наконец, достал, то отрезал обе лапы, поднял Лорта и понес его в Шаргайл...'. Но это было уже неважно: Испытание Духа закончилось смертью айти'ара. А значит, в сарти Ракташей пришло Горе...
...Когда Зербек обессиленно закрыл глаза и начал клониться вперед, я плюнул на последствия своего поступка и кинулся к нему. Сбил с ног попавшегося на пути хейсара, подхватил мальчишку на руки и рявкнул на весь сарти:
— Лекаря сюда! Живо!!!
Хейсары, одна часть которых сетовала на никчемность нынешней молодежи, 'не способной завалить медвежонка', а другая обсуждала будущую тризну, изумленно повернулись ко мне.
Общее мнение высказал аннар рода Уаттах:
— Оставь его... Он — айти'ар... А лекарь сейчас придет...
Меня аж затрясло от бешенства — горцы, трясущиеся над мальчишками до пяти лет, и гордящиеся своими воинами, ни во что не ставили тех, кто еще не заслужил Имя!
— Опусти его на кошму... — тихонечко попросила возникшая рядом со мной Мэй. — Я его осмотрю...
— Спасибо... — поблагодарил я, осторожно положил бессознательное тело на белоснежную шкуру и, увидев, что моя супруга пытается расшнуровать тесьму араллуха, протянул ей засапожник.
Мэй благодарно кивнула, распустила шнуровку и закусила губу — лапа медведя переломала мальчишке ребра, и они, проткнув кожу, торчали наружу!!!
— Бедняга... — сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнула моя жена. И, вскочив на ноги, привстала на цыпочки, чтобы найти и поторопить лекаря.
Я встал следом за ней, подобрал брошенный посох и с силой вбил его в землю:
— Ашер'о и ашиар'о! Зербек из рода Ракташ — один из достойнейших айти'аров Шаргайла и я, баас'ори'те, считаю, что он заслужил Имя...
— Чем?! — перебил меня аннар Усмаров. — Он сделал то, что должно!
— То, что должно? — прищурившись, переспросил я. — Скажи, для чего вы проходите Испытание Духа? Для того, чтобы не бояться выходить из сарти, когда за его стенами воют волки?!
Хейсары недовольно зароптали. А кто-то из Оноирэ даже попытался засомневаться в мужестве мальчишки:
— Мы не видели следов, поэтому...
— Медведь — животное! — рявкнул я. — А воины берут в руки меч, чтобы защищать своих сородичей ОТ ЛЮДЕЙ! Этот айти'ар не только вышел из боя победителем — он, будучи тяжело раненым, принес тело товарища домой, то есть победил свою немощь и боль! Не знаю, как вы, а я бы доверил ему свою спину...
Увей, внимательно вслушивавшийся в мои слова, согласно кивнул. И, жестом попросив меня ненадолго прерваться, вскинул над головой правый кулак:
— Баас'ори'те говорит голосом Барса! Эразд Клинок Рассвета, твое Слово!!!
...Лорт из рода Ракташ воином так и не стал, поэтому на его тризне присутствовали только сородичи. Однако отблески пламени погребального костра, разожженного на поминальном поле, отражались от низких туч, краев бойниц и потолка, и заставляли вспоминать прошлое. То самое, которое обычно приходило ко мне только в кошмарных снах:
...У лестницы, ведущей на помост, всего четыре перекладины — первая, третья, четвертая и шестая. Там, где когда-то были вторая и пятая — дыры, которые взрослый перешагнет, не глядя.
Увы, я — не взрослый, поэтому перед тем, как поднять наверх маму, останавливаюсь и собираюсь с силами.
Одноногий Данор, опирающийся на свою клюку, начинает скрипеть зубами, а через мгновение на мое плечо опускается пахнущая окалиной лапища Бразза:
— Дай, помогу...
Отрицательно мотаю головой, ставлю ногу на первую ступеньку и еле удерживаю равновесие — тело мамы, завернутое в белое полотно, кажется неподъемным.
С ненавистью смотрю на первую дыру и вдруг взмываю вверх — кузнец, не дождавшись моего ответа, хватает меня под мышки и без разговоров ставит на прогибающиеся доски, украденные мною с лесопилки.
Делаю шаг, за ним — второй. Медленно опускаюсь на одно колено, осторожно опускаю маму на ее место, расслабляю отрывающиеся руки и откидываю угол полотна, прикрывавший голову: если мне не изменяет память, последние мгновения на Горготе усопшие должны видеть ночное небо.
Вглядываюсь в ее изуродованное, покрытое чудовищными ожогами лицо и с трудом сдерживаю рвущиеся наружу рыдания — мужчина, провожающий родных в последний путь, должен быть сильным.
В глазах начинает щипать. Таращу глаза, чувствую, как щеку обжигает чем-то горячим, и дотронувшись до нее, вспоминаю про то, что там — одна сплошная рана.
Шиплю на всю поляну. И вздрагиваю от встревоженного крика Маланьи:
— Осторожно, заразу занесешь!
Кривлю губы в презрительной гримасе, пячусь назад, нащупываю лестницу, ставлю ногу на верхнюю перекладину и слышу низкий рык кузнеца:
— Отойди...
Разворачиваюсь на месте и гневно сжимаю кулаки: он несет на помост Ларку! Вместо меня!!!
— Я сам!
— Она для тебя слишком тяжелая... — мрачно бросает он, взлетает по ступеням и оказывается на помосте, который ощутимо прогибается под его весом. — Куда класть?
Место для сестрички застелено ее любимым покрывалом — тем самым, на котором она училась вышивать.
Провожу по нему ладонью, вспоминаю, с какой любовью и тщанием она вышивала на нем цветы и закрываю глаза:
— Сюда...
Еле слышно скрипит подошва Браззовского сапога, звякает какая-то железка, а потом мою руку придавливает холодная мертвая тяжесть.
— Открой ей лицо... — напоминает кузнец и, судя по тому, что доски начинают ходить ходуном, отходит на край помоста.
Киваю, открываю глаза, трясущимися пальцами берусь за угол полотна и вскидываю взгляд к ночному небу, чтобы запомнить то, что видит Ларка перед тем, как вознестись. Потом целую сестру в лоб, ласково прикасаюсь к руке мамы и, спрыгнув с помоста, выхватываю из рук Корта Рваной Подметки горящий факел...
Образы были такими же яркими, как в первые годы после ухода мамы и Ларки — я видел сучки и потеки смолы на еловых досках, складки ткани и даже черные черточки заноз в своих ладонях и пальцах. Но при этом боль, которую я испытывал, была терпимой!
'Привык...' — в какой-то момент горько подумал я, повернулся спиной к окну-бойнице и, увидев заплаканное лицо Мэй, сидящей на кровати и кутающейся в одеяло, вдруг понял, что не ПРЕДСТАВЛЯЛ, а РАССКАЗЫВАЛ!!!
— Почему они... — начала Мэй и замолкла, не сумев выговорить слово 'умерли'.
Я сел на пол прямо там, где стоял, прислонился к стене и криво усмехнулся:
— Ларка была красивой... Такой же, как ты... И однажды попалась на глаза одному ублю-... дворянину...
Глава 14. Король Неддар третий, Латирдан.
Шестой день четвертой десятины второго травника.
— Замок Ромм пал, сир... — расстроенно вздохнула леди Амалия и, закусив губу, обреченно посмотрела на короля.
— Это вас расстраивает? — полюбовавшись на щит с родовым гербом Латирданов, красующийся между зубцами надвратной башни, поинтересовался Неддар.
Насурьмленные ресницы баронессы затрепетали:
— Конечно, сир: теперь вы просто обязаны воспользоваться правом победителя!
Представив себе, чем закончится такая попытка , юноша жизнерадостно засмеялся:
— Ну уж нет! Предпочитаю общество дам. Желательно, преданных мне...
— ...и душой и телом? — мурлыкнула девушка.
— Ага!
Леди Амалия торжествующе улыбнулась и как бы невзначай шевельнула поводом, в результате чего ее колено соприкоснулось с коленом короля:
— Тогда я могу не ревновать...
— А вы что, ревнивы?! — притворно ужаснулся Неддар.
— О да, сир! Я страшная собственница, и готова выцарапать глаза за один лишь заинтересованный взгляд в вашу сторону!
В этой фразе баронессы оказалось так много Чувства, что король невольно хмыкнул:
— Вы — страшная женщина, леди...
— Я?! Страшная?! — глаза Амалии наполнились слезами, а щечки ощутимо побледнели.
'Как они это делают?!' — потрясенно подумал король. — 'Одно слово, которым можно воспользоваться в своих целях — и мужчина тут же чувствует себя виноватым!'
— Вы потрясающе красивы, леди! — воскликнул он, подъехал вплотную к баронессе и, стянув с мизинца перстень с довольно крупной Слезой Эйдилии , протянул его ей. — Настолько, что даже вот это чудо природы рядом с вами кажется обычным серым камнем...
— Тогда зачем вы пытаетесь надеть его мне на палец? — обиженно выпятив губу, спросила баронесса.
— Честно?
— Само собой!
— Чтобы лишний раз дотронуться до девушки, которая похитила мое сердце...
— Пожалуй, звучит достаточно убедительно... — буркнула баронесса, потом ехидно улыбнулась и, уронив поводья на луку седла, вложила ладошку в руку Неддара: — И я, впечатлившись, даже позволю вам поцеловать пальчик, на который вы собираетесь надеть перстень с 'обычным серым камнем'...
Последнее предложение сопровождалось настолько недвусмысленным взглядом, что Латирдан мысленно восхитился. Потом представил себе реакцию свиты на этот поцелуй, поднес руку девушки к губам и вспомнил, чем закончился последний бал перед его отъездом...
'Интерес к фаворитке должен выглядеть неподдельным...' — мрачно думал Неддар, отодвигая в сторону тяжелую бархатную портьеру и пропуская леди Ялиру вперед. — 'А что может быть неподдельнее, чем желание остаться с ней наедине?'
Увы, смириться с необходимостью изображать интерес как-то не получалось — девушка, без тени сомнений принявшая его предложение уединиться, не вызывала в нем ничего, кроме глухого раздражения.
'Посидим, поговорим часок-другой, а придворные пусть представляют, что хотят...' — мысленно успокоил себя он и, опустив за собой тяжелую ткань, скользнул к ближайшему дивану. И тут же понял, что совершил ошибку — вместо того, чтобы устроиться на пуфике у противоположной стены кабинета , графиня Тьюварр опустилась рядом с ним!
— Ваше величество, у вас такая огромная ладонь... — восхищенно сказала она, положив свою ладошку рядом с его десницей. — Представляю, какой вы сильный...
— Достаточно, чтобы иметь возможность ценить истинную красоту... — процитировал король незабвенное творение Карраита Неудержимого .
Вместо того, чтобы воспринять цитату, как комплимент — зардеться, потупить взгляд или захлопать ресницами — леди Ялира насмешливо выгнула бровь, потом провела пальчиком от ключицы до кружевного края декольте и многообещающе улыбнулась:
— Мне нравится ваш подход, ваше величество! Поэтому я сдаюсь...
Пока Неддар судорожно пытался сообразить, как выкрутиться из создавшейся ситуации, алый ноготок баронессы зацепил краешек платья и медленно потянул его вниз. Постепенно обнажая и без того открытую грудь.
— Кабинет — не самое лучшее место для того, чтобы сдаваться на милость победителя... — сглотнув подступивший к горлу комок, выдохнул король. — На мой взгляд, это лучше делать в спальне, на широченной кровати, заваленной мягкими, как лебяжий пух, подушками...
Вырвавшись на свободу, молочно-белое полушарие, увенчанное темно-коричневым соском, тяжело качнулось и заставило Неддара потерять нить рассуждений.
Увидев его реакцию, графиня удовлетворенно улыбнулась и так же медленно обнажила вторую грудь...
— Кувшин хорошего вина... пара ароматических свечей... теньканье пересмешника за открытым настежь окном... — стараясь скрыть охватившее его раздражение, продолжил Латирдан. — Представляете?
— Н-нет, сир... — подпустив в голос хрипотцы, ответила леди Ялира. — Я представляю себе совсем не это...
Вестись на ее провокацию и спрашивать, что именно пришло ей в голову, было глупо, поэтому Неддар ограничился понимающей улыбкой. И понадеялся на то, что девушка застесняется и не станет озвучивать свои мысли. Как бы не так — так и не дождавшись вопроса 'а что?', графиня Тьюварр развернула плечи и с вызовом посмотрела ему в глаза:
— Ваши руки на моей груди... Жар вашего тела... Хриплое дыхание над ухом...
Выходить из кабинета, не пробыв в нем и пяти минут, было самоубийством — придворные сплетники обязательно сочли бы это признаком несостоятельности. Поэтому Неддар откинулся на спинку дивана и скрестил руки на груди:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
