Идентификация василиска

Сзади раздался чей-то вопль, сопровождаемый мерзким хрустом ломаемой кости. Голос, громкий даже на фоне окружающего шума, объявил:

— Ну, или вы идете за этими великими воинами, или я сломаю ему остальные пальцы!

Понимание мелькнуло в голове Генноске: пятясь от Акегину он вернулся обратно к закусочной, где началась потасовка. Запоздало взвизгнула официантка, подтверждая догадку. Видимо гуляки пригрозили позвать 'старшего брата', и теперь рыжий любитель пирожков предметно объяснял ошибочность их линии поведения.

Лезвие метнулось к нему жалом ядовитой змеи, и, не имея возможности уклониться, Генноске наполовину по наитию, наполовину благодаря годам тренировок cумел принять удар на эфес, подшагнул в сторону, и, чувствуя как опасно он открылся для удара Акегину, но не имея никакого выбора, сообщил провалившемуся в выпаде сопернику ускорение ударом ноги.

Стена не смогла сдержать потерявшее равновесие тело — треск рвущейся бумаги и ломающихся реек возвестил, что шиноби Ига с обнаженным клинком наперевес влетел в закусочную. Генноске сомневался, что смог причинить ему хоть какой-то вред, разве что разозлить. Акегину? В любую секунду ожидая смертельный удар Генноске напрягся, прислушиваясь к шумам улицы. Кажется она сообразила, что делать — замерла и теперь у Генноске не было возможности определить направление, не было возможности понять где она, кроме того, что она близко. Достаточно близко, чтобы напасть, но не достаточно, чтобы не предупредить шагом или дыханием о своем намерении. Пока Акегину не напала, значит между ними — лезвие его меча.

Мысли Генноске успокоились, раненая рука бессильно повиснув отпустила рукоять клинка, он опустился на колено, как будто теряя сознание от потери крови. Это должно случиться сейчас: она напала сразу же как только его увидела, она не будет ждать, попытается оправдаться за свое почти-поражение.

Вдох. Лезвие просвистело в воздухе, и Генноске услышал как в песню стали влился шорох разрезаемой материи и стон клинка, столкнувшегося с коротким мечом Акегину. Удар пришелся в плоскость ее оружия, и Генноске услышал как с обиженным стоном оно распалось на две части. На мгновение техника Акегину ослабла, вернув зрение, и он успел увидеть, как нога куноичи выстреливает ему в плечо.

Из раны плеснул фонтанчик крови, боль на мгновение лишила Генноске воли, и кто-то другой, более рациональный, не скованный условностями, не готовый проигрывать и сдаваться метнул чуть в сторону мешочек с пороховой смесью. В ладони, красной от вытекшей крови, остался огрызок шнура, затрещал воспламенившийся запал, и Генноске, отсчитывая тысяча один, тысяча два, тысяча три метнулся в сторону, разрывая дистанцию. Вспышка ударила по глазам даже сквозь сомкнутые веки, неожиданно громкий звук ударил по барабанным перепонкам. Он раскрыл глаза: Акегину, ошеломленная взрывом сжимала в руках обломок клинка, разрезанное кимоно свисало, открывая грудь, зубы оскалены в гримасе ярости. Сейчас, подумал он, еще пара секунд и она оправится, вернется ее напарник. Этот бой не выиграть лобовой атакой. Где же Саэмон? Генноске бросился в здание напротив закусочной. Кажется лавка, образцы тканей, развешанные стройными рядами, хозяин у входа трясет головой, кровь тонкими струйками стекает из ушей.

Он сорвал отрез шелка, и зубами затянул жгут над раной, держа клинок наготове. Секунды сменялись одна за другой, но его преследователи не появлялись. Медленно, как будто плывя в глубине воды, он придвинулся к тонкой стене и прислушался.

Снаружи шла драка. Похоже, вторжение его оппонента в закусочную было неправильно понято, и теперь шиноби Ига сражался в совершенно не нужной ему битве. Проковырять небольшую щель было секундным делом, и, наконец, Генноске смог спокойно рассмотреть происходящее.

Прямо напротив него в расползающемся пятне крови лежало тело Саэмона, смотрящее в зенит остекленелыми глазами. Ни Акегину, ни Тензена не было видно. Генноске прикусил губу: бессмысленная и внезапная смерть Саэмона смешивала все карты. Они не были друзьями, но глава Кога мог всегда положиться на шиноби с тысячью лиц. Генноске смутно помнил, что еще вчера хотел уговорить присоединиться к нему тех из Ига. кто не был одержим вендеттой. Что за глупая мысль! Скорее орел возляжет со змеей, чем случится такое. Он был рад, что в том же помутнении рассудка увел госпожу Обору. Сейчас, видя безжалостность и одержимость кровью своих врагов, он был уверен, что они нашли бы способ столкнуть их в бою не на жизнь, а насмерть.

А раз так, то не нужно пытаться обмануть судьбу, не нужно долго думать и изобретать отговорки. Даже если он сейчас умрет ничего не добившись и люди назовут это собачьей смертью, то никакого позора в этом не будет. Они обязательно встретятся с госпожой Обору, в этой жизни или в следующей. Она поймет. Она должна понять.

Генноске потряс головой, изгоняя предательский шепоток на границе сознания, отчаяние, страх, горечь и сожаления. Ничего уже изменить невозможно — жребий брошен. Надо действовать быстро и решительно, пока противники связаны боем. Если он сможет нейтрализовать Акегину, то несмотря на раны, он справится с одним противником — чтобы не попасть под действие техники Генноске, тот будет вынужден закрыть глаза, а в бое вслепую у главы Кога будет неоспоримое преимущество.

С улицы раздался безумный смех, и Генноске беззвучно выругался. Ни о каком внезапном нападении на шиноби Ига уже не было речи — один из гуляк, раздосадованный полученными побоями, поджег закусочную, и пламя, практически не видимое на солнце, моментально охватило фасад здания. Акегину выскочила на улицу, видимо ее помощь больше не требовалась. Увидев следующего за ней, Генноске замер на месте. Как бы это не было невероятно, но Якушиджи Тензен выжил, и не просто выжил, но и чуть не убил его в поединке на мечах. Генноске на секунду посочувствовал рыжему бойцу — похоже решение напасть на Тензена было последним в его бренной жизни. Впрочем, у него не было много времени, чтобы размышлять о судьбе незнакомца.

Акегину и Тензен, спасаясь от дыма, отошли к стене лавки где прятался Генноске. От проделанной в бумаге щели, до врагов было меньше половины вытянутой руки. Тихо, стараясь не дышать, Генноске встал, занося меч.

— Куда он подевался? — прокаркал Тензен.

— Когда взорвалась бомба, он истекал кровью, — ответила Акегину, — тут конечно порядочно затоптали, но ...

Генноске не стал дослушивать, его клинок, прорвав бумагу, вонзился в тело девушки, и сразу же вернулся обратно. Глава Кога отскочил, поскольку Тензен, не затруднив себя поиском входа, прошел прямо сквозь стену в водопаде щепок, занося над головой меч.

Акегину застонала, Генноске видел как ее лицо исказила гримаса невыносимой боли, но несмотря на это куноичи нашла в себе силы, чтобы использовать технику, и закрыть глаза Генноске с набирающим силу додзюцу собственной кровью. Он мысленно проклял все на свете — теперь все решат мечи, и их будет два против его одного. Есть ли у Акегину силы на большее, чем поддержание техники? Или же ему придется сражаться только с Тензеном?

Сейчас, на деревянном полу Генноске чувствовал противника. Все эти поскрипывания, изгибы досок под напрягшейся ногой, шорох ткани и движения воздуха давали куда больше информации, чем на открытом пространстве. Генноске усмехнулся: он не видел лица противника, но с точностью до миллиметра знал где тот находится и что намерен делать. Он услышит, если Акегину войдет внутрь, услышит если она упадет, но пока нет определенности нельзя связывать себя атакой.

Тензен сделал выпад, дико закричав, такой удар отбил бы даже ребенок. 'Глупо,' — подумал Генноске, — 'неужели он думает, что я не способен защищаться?' Он сделал подшаг, разрывая дистанцию, клинок противника, отведенный обратной стороной его меча, с мерзким звуком проскользил вдоль лезвия. Противники замерли в неустойчивом равновесии — Генноске не атаковал, ожидая, что Акегину вмешается в схватку.

Она не смогла. Рана, нанесенная ей Генноске, оказалась достаточно тяжелой, чтобы куноичи упала как подкошенная, не в силах больше сохранять сознание. Техника распалась, прочертив кровавые слезы по лицу Генноске. На лице Тензена мелькнул страх — он попытался прикрыть глаза, но было уже поздно что-либо предпринимать: Генноске атаковал одновременно мечом и техникой.

Тензен обладал сильнейшей волей из всех, с кем встречался в бою глава Кога. Его руки было повели клинок к собственному горлу, но остановились немного не доводя лезвие. Удар Генноске пересек туловище шиноби Ига от плеча до пояса, заставив того чиркнуть по горлу собственным клинком. Тело обмякло, и рухнуло ничком на пол, крови практически не было — похоже дьявольская сила, которой владел Тензен изо всех сил пыталась сохранить жизнь своему хозяину.

С улицы раздался топот и крики, Генноске нанес еще несколько рубящих ударов, пытаясь разделить тело на части, и это стало ошибкой. В лавку ворвался отряд полицейских, взяв шиноби в кольцо. Похоже их проинструктировали: лица были прикрыты повязками, а рогатины, которыми они были вооружены, сжали тело со всех сторон, не давая двинуться.

Генноске попытался освободиться, но у него не было и малейшего шанса пересилить десяток человек, обученных хватать таким образом самых буйных преступников. Наконечники рогатин обхватывали тело в подобии кандалов, древки были защищены железными набойками, полицейские, напрягаясь, давили изо всех сил, лишая пленника малейшей подвижности..

Генноске с трудом втянул воздух: одна из рогатин цепко ухватила шею, пережимая горло, из-под повязки потекла кровь, заставив голову закружиться, а зрение сойтись в узкий тоннель, окруженный клубящейся тьмой. На границе сознания зазвенели колокольчики, и Генноске уже не увидел, как плоть Тензена пошла волнами, как будто под кожей ползали тысячи червячков.

20

Борн очнулся от боли в вывернутых назад руках, невольно испытывая чувство дежа-вю. Все тело болело: в левую руку казалось был воткнут раскаленный прут, голова кружилась, а желудок норовил выпрыгнуть через горло. Похоже их попытка побега не удалась.

Плотный капюшон закрывал голову, но не мог скрыть громкого дыхания кого-то рядом:

— Кагеру, — тихо позвал он.

— Не знаю, кого ты зовешь, друг, но похоже мы здесь втроем, — голос был откуда-то знаком Борну. Он напрягся, пытаясь вспомнить и сознание подкинуло образы: закусочная, полная народу, девушка, разносящая еду, рыжый гость. Вот, точно, голос принадлежал этому рыжему.

— Кто третий?

— Не знаю, он еще не очнулся, — сосед похоже ничуть не тяготился своим положением, — В любом случае, нас тут собираются казнить, так что наверное лучше ему и не приходить в сознание.

Он? Значит Кагеру как-то спаслась? Или прошло гораздо больше времени, и память играет с ним шутки? Перед мысленным взором пронеслась призрачная цепочка образов: дождь, он несет Кагеру на руках, какое то напряжение в затылке, фигуры перед ним бросаются друг на друга в отчаянных, безнадежных атаках. Свет костра. Кагеру мечется в бреду, он смотрит на нее равнодушно, как на испортившийся инструмент, нуждающийся в починке. Джейсон слышит как женский голос зовет его, и он с улыбкой оборачивается, глядя в глаза Обору.

Это было что-то, пережитое им, и в то же время и не им. Как будто чужой подсмотренный сон по какой-то причине запавший в душу. Похоже, что настоящий Генноске прожил последние дни, оставив Борну воспоминания. У него не было никакой возможности проверить это, убедиться, что память не обманывает его, подсовывая удобные картинки.

Впрочем, с этим Борн мог разобраться позже — главное было обрести свободу. Не было сомнений, что он сможет выпутаться из узлов и на этот раз, но не поднимет ли его товарищ по несчастью шум при попытке уйти одному? Видимо, придется оглушить его или тащить с собой, и это вызывало определенные сомнения в успехе побега: на этот раз должны были сторожить не в пример лучше, и если 'воспоминания' — правда, то надеяться можно только на себя.

— Послушай, я сейчас выкручусь из узлов, потом развяжу тебя. И мы уйдем, — прошептал он рыжему. — Главное слушайся меня, и не издавай ни звука.

— Хорошо, — шепнул тот в ответ, — но еще мы возьмем ту спящую красавицу.

— Зачем? — Борн сомневался, что вытащит и одного, а о побеге с бессознательным узником можно было и не мечтать.

— Я должен с ним сразиться, — тон был совершенно безапелляционен, как у человека констатирующего факт, что вода — мокрая.

— Как скажешь, — Борн позволил себе вздохнуть: люди никогда не ищут легких путей.

На этот раз дело шло медленнее — левая рука практически не слушалась, а слабость от потери крови не добавляла ловкости движениям. Борн, заскрипев зубами, потащил кисть из веревочной петли, чувствуя как жесткие волокна вжимают вывернутый из сустава большой палец в ладонь.

— Ловко это у тебя, — прокомментировал рыжий, когда Борн с трудом удержав ругательство высвободил руку, и с громким щелчком вправил кости.

Закрывавший голову мешок был плотно затянут на шее Борна, и он, с трудом подцепив ногтями узел, наконец то избавился от душного плена. Он лежал на земле в загоне, строители которого пошли против всех канонов и просто вкопали в землю необработанные бревна. Последние солнечные лучи, проникавшие сквозь щели раскрасили липкую грязь, одну из стен заменяла бамбуковая решетка, надежно закрепленная по краям здоровенными плахами.

Соседей действительно было двое: давешний рыжий, расставшийся с большей частью одежды, покрытый с ног до головы копотью, и еще один, самурай по виду, тихо стонавший в забытье.

Послышавшиеся шаги заставили Борна быстро натянуть мешок обратно и спрятать руку за спиной, решетка отодвинулась в сторону с недовольным деревянным скрипом, и Джейсон напрягся, ожидая что вошедшие в камеру стражники обнаружат его нехитрую уловку.

Опасения были беспочвенны:

— Встаньте сбоку. Когда я зайду, задвиньте решетку. Ни в коем случае не приближайтесь и не заглядывайте внутрь. Если я не прикажу открыть камеру лично, отправляйтесь за господином Тензеном.

Борн отметил походку вошедшего: тот двигался как слепец — осторожные, неторопливые шаги человека тщательно выбирающего куда перенести свой вес.Он мысленно рассмеялся: 'Столько предосторожностей, чтобы не дать мне использовать технику. Бедняге завязали глаза, и он теперь мучается.'

— Господин Тензен хотел, чтобы перед смертью ты полюбовался на это, — гость наконец то дошел до Борна и несколько неуклюже сорвал мешок с его головы.

Джейсон увидел гостя — примерно его роста и сложения, лицо обмотано платком с кровавыми потеками. Куширо из Ига. Память услужливо подбросила сценку. Дождь, деревянные фигурки сов, надежда и ожидание. Он помнил этого человека. Кажется Генноске тогда пощадил его? Почему?

Борн моргнул, солнце пробивавшееся из-за спины Куширо слепило не привыкшие к свету глаза. Он не ожидал ничего хорошего от этого визита — противник должен будет попытаться вывести его из равновесия, шокировать, лишить воли, но все равно обмер, как заяц в свете несущихся на него фар, когда рядом с его лицом на землю плюхнулась голова Хёмы брызнув вокруг мокрой грязью и уставивилась на него незрячими глазами.