Он прижал к себе свое серебряное чудо. Пусть говорят, что хотят, устанавливают какие угодно правила. Один раз он уже дрался и победил. Будет нужно — победит еще.

— И раз я завтра встречаюсь с королем, ты должен будешь мне рассказать правила этикета или не знаю, что тут у нас еще есть?

— Конечно, — заулыбался червич. — Только отпусти меня. Я никуда не сбегу. Мы сейчас немного поедим, я тебя очищу и тогда... — темные глаза скользнули вверх, на нору, — там нам никто не помешает. Ты такой вспыльчивый и неуравновешенный. Если бы я знал, во что ты станешь превращаться... — серебристой струей Гнейтта полетел к двери, в которой опять показалась чуть напуганная айла с принесенной едой в большой раковине. Червич улыбнулся ей подбадривающе. — Мы остаемся здесь сегодня... Завтра разбуди нас пораньше, — попросил он ласково. Айла зазолотилась на ласку, льющуюся от Гнейтты, и понятливо закивала. Аффы, особенно молодые, взрывные, дикие — за ними требуется присмотр, чтобы в гневе глупостей не наделали.

Игорь нахмурился. Что значит "Если бы я знал, во что ты станешь превращаться"? Его серебряный чем-то недоволен? Он "рыбкой" скользнул вниз, подумав: "Интересно, а почему я так спокойно висел посреди комнаты?"

Оказавшись рядом с Гнейттой, он напрямую спросил:

— Что тебе не нравится?

И опять почти замер, глядя на червича. Рука потянулась к лицу ангела, но что-то мешало подвинуться ближе. Игорь опустил взгляд — раковина. Да, надо накормить Гнейтта.

Организм юного аффы работал почти на пределе — нужно было насытить воду его гормонами, чтобы обжить выделенные им комнаты. Пока этого не произойдет, все будут чувствовать себя неуютно. И уже после этого остальные члены семьи, побуждаемые гормонами аффы, смогут добавить свой незримый узор в информационное поле жилища.

— Нравится, — моргнул червич, — ты такой забавный! И... — он заулыбался, — такой неуклюжий. — Подцепив раковину, Гнейтта игриво взметнулся с той вверх и исчез в норе, словно заманивал туда своего аффу.

Игорь опять нахмурился, провожая взглядом червича. Неуклюжий! Если бы был неуклюжий, Цийкона бы точно не победил! Как только юноша вспомнил бой, в плетение гормонов добавились новые — все, что он чувствовал во время схватки. Ярость, гнев, желание... Сильно оттолкнувшись от пола, Игорь взмыл вверх, к Гнейтте.

И тот поймал его у самого входа, обвил всего хвостом и затянул внутрь, чтобы начать бешено и сладко целовать. Никогда еще червич не испытывал таких сильных эмоций. Игры? Нет. Гнейтта в какое-то мгновение отстранился и вдруг на мгновение погас, поняв, что происходит. От этого его затрясло.

Игорь растерянно гладил ангела по волосам и пытался понять, что происходит. Все эмоции юноши разом свернулись, но он никак не мог расшифровать ощущения червича. Тело постоянно давало странные сбои.

— Ангел мой, что происходит? — руки подняли странно тусклое лицо Гнейтта для поцелуя, щупальца оплетали его туловище.

— Запрет. Тяжкий запрет. Из-за него нас могут разлучить, — покачал испуганно головой Гнейтта. Нахмурился и вновь остановился сосредоточенно на глазах Игоря. — Что ты чувствуешь? Скажи... Ты... только со мной играть хочешь?

— Да, только с тобой, — подтвердил аффа, все больше прижимая к себе червича. Ему очень больно было видеть такое выражение на лице своего спасителя, хотелось утешить, защитить, спасти. — Гнейтта, в чем дело?

— Нельзя, нельзя, нельзя, — заповторял червич взволнованно. — Близость карается. Хуже близости, страшнее близости... нельзя... — он заурчал взволнованно и вдруг светиться ярко— зеленым светом, который всю воду окрашивал невероятным волнением и болью. — Меня из-за этого Цийкону отдали. Меня...

Прижав к себе серебряного, Игорь принялся быстро очищать воду от излучения червича. Тело изо всех сил сопротивлялось, было очень больно, тяжело, его мутило. "Хорошо, что не успел поесть", — мелькнула вдруг в голове идиотская мысль и он чуть истерически не рассмеялся. Когда поток стал меньше, юноша тихонько выдохнул и спросил:

— Ангел мой, что случилось? В чем дело? Расскажи мне.

Казалось, боль еще гуляла по всем клеткам тела, но с каждой секундой она становилась все слабее, как будто от жабр распространялось странное очищающее тепло.

— Близость — она запрещена. Игры — это одно. Сердце — другое, — червич старался из всех сил успокоиться. — Ты очень мало здесь. Тебе нужно семью создавать. У тебя будет не один червич. Ведь ты при дворе. Игорь, не надо ничего спрашивать пока... Я не хочу, чтобы мы с тобой оказались в разных мирах.

— В разных мирах? — нахмурился юноша, укладываясь с Гнейттой на слабо светящийся мох, так было полегче. Так приятно было гладить такую тонкую, нежную руку, доверчиво лежащую на груди. Расслаблять все еще напряженного червича, прижимать-обнимать его тело щупальцами, гладить хвост. Игорь нежно поцеловал в облако волос, которые опять начало легко светиться серебром.

Червич принимал ласку Игоря, но опасения мешали ему окончательно успокоиться. Законы водного мира был слишком строги. И чувства строго запрещались, а уж привязанности вообще могли караться тяжким наказанием.

— Подсознание, — зашептал тихонечко Гнейтта. — глубокое у каждого из нас. Если я запечатлю твой образ, если себе позволю, то нас разлучат. Все почувствуют. Увидят... ты вызываешь во мне необычные эмоции. Мой первый аффа, до Цийкона, говорил, что чувствует...

Сказанное не сразу дошло до Игоря сквозь сладостный дурман, который его охватывал рядом червичем. Первый аффа? То есть, получается, что еще кто-то Цийкона посмел касаться его ангела? Какой-то... Юноша с трудом подавил гнев.

— Какой первый аффа? — спросил он, все так же купаясь в сиянии волос серебряного и посильнее спеленывая его щупальцами.

— Он был давно. Он живет во дворце короля, — смутился Гнейтта, чувствуя, как его охватывают кольца. Ревниво сжимают. — Я... Никто меня не касался. Я был еще очень юн. Ты первый со мной играешь, — свет ярко загорелся в волосах Гнейтты. Он всем чувствительным телом подчинялся силе Игоря.

— Первый? — юноша даже растерялся. — Но я думал...

И глядя в черные глаза понял, что это все совершенно неважно, а важно только то, что рядом с ним сейчас его ангел. Щупальца тихой лаской заскользили по чешуе. Странно, все, что знал до этого Игорь говорило о том, что чешуя предназначена для защиты. Да и у него самого она выполняла именно защитную функцию во время боя... Это была последняя разумная мысль. Аффа потянулся поцелуем к своему червичу. "У меня на свете никого, кроме тебя, остальное все не так, все не вовремя..." — крутились в голове строки известной песни.

Гнейтта отвечал нежностью, на какую только мог быть способен. Здесь, вдали от чужих взглядов он умел искренне выражать свою первую симпатию, которой несколько минут назад так сильно остерегался.

— Ты чудесный. Ты пришел оттуда. Мы могли никогда не встретиться, понимаешь? — руки обняли лицо двуногого, который теперь превращался в аффу.

— Не могли. Раз я пришел, значит, это было предопределено, иначе Черный король этого бы не позволил, — решительно ответил Игорь. — А зачем ему это нужно я выясню. И тебя я не отдам.

Он решительно притянул к себе серебряного. Такого желанного, такого любимого, единственного. Разум уже не спотыкался на различиях, на возможностях, на несообразности. Психика гибко прогнулась под новые обстоятельства. Мозг привычно строил модели и вероятностные расклады. Тело выделяло нужные гормоны, обживая новое жилище и маня ангела. Жабры выпускали их в воду и поглощали нужную информацию из воды. Щупальца гладили и ласкали червича. Губы целовали. Душа пела.

— Ты... странный все же, я не понимаю твоих мыслей. Они ускользают, как нестабильные потоки, — принимая, ласкаясь, урча, Гнейтта прижимался к молодому аффе сильнее и ощущал покалывания от его тела, позволяющего о себя тереться и заставляя червича искриться от удовольствия.

Он собирался покинуть покои Игоря, но с каждой минутой решимость таяла, а опасливость и задумчивость сменялись восторгом близости.

— Кому нужны мысли, — юноша продолжал целовать червича. Кажется, серебряный хотел куда-то уйти. Куда? Зачем? Сладкий дурман, действующий намного лучше спор из каньона, подхватил Игоря и понес ввысь. Он приподнял ангела щупальцами и полюбовался. Такой безумно красивый. И эта нора намного лучше прежней. Игорь искал глазами нужные углубления в стене. Есть. Аффа улыбнулся своему червичу губами глубокого синего цвета. И смотрел глазами невероятного для афф небесно-голубого цвета. Щупальца мягкой лаской скользнули по хвосту Гнейтта спереди. Открывайся, серебряный. Сладко-пряный, как безумная экзотическая специя, из-за которых в прошлом развязывали целые войны.

— Не теперь, не надо теперь, — сильнее и жалобнее урчал Гнейтта, вновь поддавшийся напору. Его тонкие руки обвили шею, губы ласкали шею, испытывая многочисленные атаки гормонов аффы, что требовал ему отдаться. — Завтра к королю. Он почувствует. Он поймет. Ты не должен играть со мной сегодня. Много страсти, много желания... Аххх.

— Много? — Игорь опять терялся в червиче. — Мало. Мне мало. Тебя хочу. Такого сладкого.

Вкус Гнейтта опять подавлял сознание, оставляя только желания, неприкрытые в своей яркости и насыщенности. Слишком сладкая вода. Слишком. Значит... Игорь еще раз аккуратно провел щупальцами по хвосту серебряного, все больше открывая лоно.

Червич вздрогнул от касаний щупальца, что теперь ласкало его розовую нежную плоть, чуть проникая внутрь и вызывая сладкую истому. Молодое и сильное тело Гнейтта лишь начало познавать возможности игры, но уже было великолепным, излучающим не только фон от тела, но и нечто, что заполняло воду ярким светом. Нора теперь вся была наполнена сиянием.

— Игорь, зачем ты так? Так... очень сильно, я сдамся... а потом буду жалеть, — щупальце поглаживало гладкую плоть, постепенно раскрывавшуюся. Хотелось большего, хотелось, чтобы Игорь не отпускал.

— Это не сильно... — юноша не мог оторвать взгляд от червича, продолжая его дразнить и звать. — Я могу показать, что значит сильно. Это нора аффы, а не твоя.

Вода, казалось, стала как жидкий мармелад, сладостный горчащий, меняющийся. И зов становился непреодолим.

— Не надо, не сегодня, — урчание стало сильным, жалобным, умоляющим, но вместо того, чтобы сбежать, Гнейтта лишь прогибался, извивался и терся сам о своего молодого аффу, показывая свою приязнь и желание.

Взгляд Игоря опять скользнул к стене. Но сегодня не нужно, его серебряный и так уже готов. Юноша притянул червича и изо всех сил вобрал воду. Да, Гнейтта готов. Он прижал ангела еще сильнее и выпустил воду. Сладкой дрожью прошло во всему телу, включая присоски на самых кончиках щупалец изумительное изменение тела под руками. Гнейтта переходил в фазу самки. Аффа впился требовательным, покоряющим поцелуем в серебряного.

Тот лишь слабо забился в синих объятиях, скручиваемый, обволакиваемый, летящий в ярких разноцветных пузырьках. Губы открылись, пропуская язык аффы, чтобы сплестись с ним в сладости. Если узнают, если они узнают, — волновался червич. — Я так тебя... так к тебе... ты такой...

"Узнают". Игорь как будто натолкнулся на стену. Все, что говорил ранее червич, сложилось, наконец, в общую картинку. Он ладно, а вот его серебряный... Юноша отстранился и стиснул челюсти.

— Терпи, ангел мой, — прошептал он и сглотнул. Абсолютно человеческое движение, но сейчас по-другому не мог. Гнейтта еще не был в норе аффы, он не должен был знать. Бросок к стене. Подходит. Игорь прикрыл глаза, буквально распиная на ней серебряного. Руки в нужные углубления в стене, шея, голова. Хищные водоросли быстро оплетают такого сейчас беззащитного червича.

— Будет больно, потерпи, только сегодня, прошу тебя, прошу тебя, прошу... — шепчут губы как молитву.

Даже если сейчас и прерываться, все равно же узнают. Пусть, пусть сейчас возненавидит. Пусть. Если что увидят, то только в нем самом, ангела оставят в покое. Игорь прикрыл глаза, лишь бы не видеть. Нора аффы приспособлена для любых игр... "Прости..."

-Ты! — Гнейтта обиженно закричал. Его кусали. Его кожа горела. Игорь, ты меня обманул! Ты меня... червич хотел сказать предал, но сейчас в него внедрялся член аффы. Червич дергался, пытаясь освободиться. Его корежило от адской боли. Он плакал. Он урчал все сильнее, заполняя воду солеными слезами.

— Плохой. Ты плохой... ты плохой...— повторял все время. — Не приду к тебе. Не буду играть...

И даже теперь, осознавая все возможнее последствия, юноша понимал, что не может себя сдерживать. Он брал своего серебряного с безумием страсти, такой жестокой сейчас, но такой нужной для червича. Руками держал Гнейтта за лицо, целовал, чтобы отвлечь, чтобы хоть как-то дать понять, что по-другому просто нельзя.

— Плохой, — "Ангел мой, я так тебя люблю..." — Я твой аффа, а ты мой червич. Мой, ты понял?

— Да-да, — руки Гнейтта скрутили синие щупальца, остальные скользили по тонкому блестящему телу, ставшему таким нежным. Кожа переливалась серебром и золотом. Чешуйки были почти прозрачными, чувствительными на каждое касание. Аффа агрессивно входил в лоно, полностью заполняя его, рычал на ухо, что никому не отдаст своего червича. Дарил страстью, заражая ею. Двигался так резко внутри.

Еще нескоро он отпустил Гнейтта, чтобы и тогда не ослабить объятий и уложить с собой в пушистый мох, который сразу обернул их теплом. Червич во сне постоянно обиженно вздрагивал, урчал, чувствуя, как молодой аффа его оплетает. Ослабил хватку Игорь лишь под самое утро, когда темная вода стала светлеть, а в комнате проявилось очевидное присутствие нового хозяина. И сам Гнейтта был теперь окутан запахом аффы.

— Нам пора вставать, — серебро пальцев провело по лицу юноши. — Черный Король не потерпит опоздания. Скоро появится Тина и все айлы и воины, которые войдут в твою семью. — червич одел маску подчиненности, но внутри желал поскорее покинуть аффу и зализать раны. Его глубокое подсознание умело выставляло вперед покорность аффе, позволяя теперь проникать в голову лишь чуточку, чтобы читать мысли.

Своевольный Гнейтта доверился двуногому, спас его, ответил взаимностью. Даже самые лучшие объяснения и логика не оправдывают поступков.

Вода зашевелилась, говоря о приближении гостей, и в дверь постучали предупредительно, разнося по покоям легкие звуки, исходящие от волн.

— Тина приплыла. Пусти меня...

— Пустить? — Игорь посильнее прижал к себе червича. Юноше было очень плохо. Всю ночь ему снилось что-то мутное. Мужчина с растрепанными черными волосами в странного вида куртке и шляпе пытался отрубить щупальце Ктулху, а потом падал, вопя от боли и держась за голову. Червич, но не его ангел, а какой-то другой, плавал кругами, и от него хотелось держаться как можно дальше, несмотря на все заигрывания. И ощущения сильного тела, крепко держащего за горло. Именно тела, не руки, и от этого накатывал ужас. А самое главное — у него получилось сделать то, что он задумал. Гнейтта его боялся и не хотел приближаться. Горько так, что сводит скулы.