Монастырь:ведьма для ангела-5 (Часть вторая)

Настойчивость Эдвина смутила Луиса невероятно. Он и правда не решался приблизиться и сесть даже рядом, несмотря на то что даже мерз.

— Я в полном порядке, не холодно, — откликнулся на повторное предложение, а сам сунул руки между ног, чтобы согреться.

— Иди сюда, — сказал Алонсо и да, это был самый настоящий приказ.

Сталь в голосе военачальника вывела сюзерена из состояния задумчивого самокопания, и он пристально посмотрел на Эдвина.

— С какой стати такой тон? — Луис сжал губы, начиная сердиться.

Эдвин отсалютовал ему бокалом.

— Не хочу, чтобы ты замерз и простудился из-за такой ерунды, что тебе противно сидеть рядом со мной. В конце концов, никто не отнимал у меня права любить тебя и беспокоиться о тебе. Я не прошу у тебя звезд с неба, я прошу поступать разумно. Мы же не враги друг другу, Луис.

— Не враги, ты прав... и мне не противно сидеть с тобой, иначе бы я никуда не поехал, — Сильвурсонни встал и сел рядом. — Я люблю тебя до сих пор. Но знаю, что все кончено.

— Потому что я изменил тебе? — Эдвин осторожно взял руку Луиса в свою ладонь и поднес к губам, согревая теплым дыханием и глядя в глаза.

— Давай не будем об этом говорить, — тепло и близость Алонсо, его внимательное выражение глаз совершенно смущали и отнимали силы к сопротивлению. Быть рядом тем тяжелее, чем сильнее чувство.

— Давай. — Эдвин мягкими невесомыми поцелуями касался пальцев сюзерена, нежил его ладонь, удерживая в своей руке, согревая каждый палец, каждый замерзший участок кожи — и делал это, признаться, увлеченно, с чувством и невероятным эротизмом, непонятно откуда пробудившемся в нем. — Заяц что-то долго не прожаривается. — Эдвин лизнул фалангу указательного пальца короля.

Не в силах вырвать руку, Луис заворожено наблюдал, как губы покрывают поцелуями его руку и запястье, как язык скатывается по ладони, а рот втягивает пальцы, облизывает с таким открытым желанием, что дыхание останавливалось и замирало.

Алонсо посмотрел в глаза короля и прекратил, потом снова отхлебнул вина.

— Поцелуй меня, — попросил он, не отводя глаз. — Один, последний раз. Пусть это будет твоим прощальным подарком... Пожалуйста.

Последний раз обычно всегда становится первым, за которым начинает еще и еще — Луис точно знал эту истину, но все равно подвинулся и осторожно коснулся губ Эдвина, сгорая от растущего жара в груди и животе. Дни без Алонсо и так были слишком тяжелым испытанием, чтобы теперь сдерживаться из последних сил.

Алонсо закрыл глаза, и сердце в его груди бешено забилось. Он тяжело втянул ноздрями воздух и поймал губы возлюбленного своими как в первый раз. Это было слишком остро, невыносимо желанно до стона и, швырнув стакан с вином на землю, Алонсо порывисто обвил шею Сильвурсонни руками, уже целуя жадно и безудержно. "Еще! Еще, молю тебя!" — кричал его помутившийся разум, а губы выпрашивали ласк, умоляли.

Не внять мольбам сюзерен не сумел. Его душа рвалась навстречу Алонсо. Его душа была горячее самого холодного воздуха наступавшей зимы, которая опускала белый полог на высокие сосны, что стремились к небу и что-то кричали богу о том беспутстве, которое соединяло двух заблудших овец, отбившихся от стада. Любить, дарить, обожать — Луис целовал отчаянно и страстно, словно это и был их последний раз.

Эдвин заглядывал в его глаза, перебирал волосы, прижимался всем телом.

— Я хочу тебя, — не выдержал он, фактически уложив Луиса на себя. — Не могу больше так... Не могу без тебя.

Они буквально рухнули на шкуру, и сюзерен понял, что тело давно выдает его, что невозможно отказаться от чувств, даже если хочешь, даже сознавая измену и неверность. Эдвин пугающе был прекрасен, манил поцелуями, голосом, пальцами, глядящими по спине.

Алонсо вызывающе терся пахом о пах короля, чувствуя, что его плоть так же тверда как и собственная. Хотелось оказаться в жаркой спальне, сбросить одежды, прижаться телом к телу, сходя с ума от горячей кожи, и наконец почувствовать Луиса в себе. Эдвин положил ладонь на член короля, поверх ткани брэ и пелиссона, погладил настойчиво и бессовестно.

— Трахни меня, — попросил он, припадая к губам, совсем помутившись рассудком от любви. Сейчас Алонсо уже и забыл, что ночью в неприличной страсти отдавался Кристиану Легрэ.

Он так умолял, что Сильвурсонни не смог сдерживать в себе больше накопившееся напряжение. Даже холодный день не мог помешать зародившемуся желанию и похоти. Пальцы потянули завязки, чтобы освободить от ненужных деталей одежды, потянули утепленные штаны вниз. Луис развернул Эдвина, укладывая на бок, чтобы не раздеваться совсем и обнял его сзади, быстрыми и судорожными движениями расшнуровывая и свои штаны, чтобы высвободить горячую возбужденную плоть, потерся ей о вход любовника и чуть толкнулся внутрь, окончательно забывая и о ссоре, и о дикой ревности.

Эдвин сладко застонал и сам насадился на член Луиса. Плевать на боль, на все, на всех! Он хотел короля до умопомрачения, так, что кричал не стесняясь, откидывая голову на плечо Луиса, ловил губами его губы, цеплялся пальцами за бедра короля, подталкивая к себе.

Сосны молчали, не выдавая двух путников, что обрели друг друга у костра, что теперь дарил тепло спине сюзерена, что отчаянно вколачивался в желанное тело, целовал шею Эдвина, судорожно дыша и выпуская белый дым в ледяной воздух.

— Я люблю тебя, — это был почти стон. Эдвин излился, даже не коснувшись себя, и последние три раза резко и быстро насадился на член Луиса, желая подарить верх наслаждения и ему. Алонсо не ждал, что Луис поверит ему, просто вдруг захотелось это сказать, почувствовать сладость признания на языке и не солгать.

— И я тебя, — Луис уткнулся носом в плечо Алонсо. Невыносимо, больно... Как отпустить, если не хочешь этого делать. — Скажи, кто он? Скажи, я перережу ему глотку.

Эдвин поднял руку и запустил пальцы в волосы Луиса, нежно приласкав его, успокаивая.

— Ты хочешь знать только правду?

— Да, — тихо признался Сильвурсонни. Его сердце разрывалось сейчас и от любви, и от страха.

— Легрэ, — ответил Эдвин одним вздохом.

— Пьетро? — руки Луиса затряслись.

Алонсо обернулся и удивленно глянул в глаза любимого, потом поцеловал в губы легко и ласково.

— Это был Кристиан Легрэ.

Сюзерен отпрянул и чуть ли не вскочил, испуганно побледнев.

— Побойтесь Бога, Эдвин! Кристиан мертв.

— А представьте, как я удивился. — Алонсо сел и принялся поправлять одежды Луиса — не дай бог себе еще отморозит чего-нибудь. Признаваться было сложно, но необходимо. Эдвин не хотел потерять Луиса, и им теперь было, что обсудить. — Я говорил вчера с Августино и он ночью лично убедился в том, что я подвергся нападению демона. Хотите, сами поговорите с ним.

— Вы... вы... что? — сюзерен начал заикаться, ничего не понимая. Да, он точно знал, что в Фернандо живет демон, но чтобы демоны выходили из человека и гуляли по земле — это слишком.

Алонсо посмотрел в глаза короля, потом вздохнул и только развел руками.

— Прости... мне не нужно было говорить этого. Ты опять подумаешь, что я смеюсь над тобой. Луис, — Эдвин схватил его руку и уткнулся в запястье лбом, плечи его дрогнули, точно ему стало очень больно и плохо, — я в беде. Я в большой беде. Эта тварь нарочно следы на мне оставляет... Не оставляй меня. Помоги мне, Луис. Я не смогу бороться, если тебя не будет со мной. Мне не зачем тогда...

Осторожная ладонь легла на темные волосы. И Луис почему-то сразу поверил Эдвину. Не самой идее, но отчаянию, с которым признавался в своей беде любимый.

— Я верю тебе, — Сильвурсонни перебирал темные пряди. — Я обещаю, что не оставлю и поговорю с Августино сегодня же.

Эдвин обнял Луиса, прижался щекой к его небритой щеке.

— Мне не нужен никто... только ты, всегда был нужен только ты один. Эти дни без тебя, они были как ад... Мне так не хватало тебя.

— Ты не знаешь этого, но и мне, — тепло от близости все же давало о себе знать, а еще до носа доносился спелый запах зайца, будоража голодное чрево. — Ты вызываешь во мне много чувств, Эдвин. И все они мешают делу.

Алонсо провел ладонью по волосам Луиса, поцеловал в висок.

— Знаешь, Августино сказал мне, что эту дилемму с демоном я должен решить сам... Я же сбежать хотел вчера вечером. Я думал, что если не нужен тебе, то и бороться ни к чему. А потом я вдруг понял, что отдавать себя на растерзание обстоятельствам много проще, чем бороться за того, кого любишь и лезть напролом даже тогда, когда больше нет сил. Я не хочу быть малодушным, не хочу отдавать тебя ничему и никому. Знаю, что нам местами будет очень тяжело, но я обещал тебе не оставлять тебя... и я остаюсь с тобой. Останусь даже тогда, когда буду тебе не нужен.

— Ты нужен. Слышишь, ты мне нужен. Всегда. Кристиан знал, что мы будем вместе... Кто-то глумится над нами... — Луис на мгновение закрыл глаза и притих. — Кто-то очень сильно нас ненавидит. Я не понимаю, но я так чувствую. И верь, я никогда бы не прогнал тебя дальше вытянутой руки, даже когда сердился. А теперь я поговорю с Августино.

— А как же заяц? — Эдвин отстранился со вздохом облегчения и нежно улыбнулся любимому. — И если честно, я просто хочу еще немного побыть с тобой наедине. Я так привык, что ты всегда в поле моего зрения, видеть как ты ешь, ложишься спать, просыпаешься по утрам — такой забавный и растрепанный как мальчишка. — Алонсо погладил Луиса по щеке. — Я сниму зайца с огня. Пережарился, похоже, — сказал он, и совершенно счастливый пошел к костру, чтобы принести подрумянившуюся тушку.

Конечно, Луис не собирался срываться с места и скакать во весь опор к замку, чтобы поговорить с инквизитором, но чувствовалось в их трапезе напряжение и ожидание встречи с молодым посланником, который все больше удивлял сюзерена своими поступками и видением мира. Тот оказался не глупым убийцей, а больше вдумчивым ученым, облаченным во власть, да и люди его были вполне образованны и достаточно подготовлены, чтобы вступать в бой.

Да и вечерняя беседа выглядела лишь как преподнесение голых фактов, отрицать которые не взялся бы даже матерый экзорцист. Следы, стоны, дальнейшее отчитывание Августино описал подробно, сидя уже в кабинете Луиса перед камином. И предложил расспросить и самого Эдвина подробнее, что именно с ним происходит во время приступов. А потом открыл книгу, где все признаки были описаны.

— Это только начало, ваше величество, если ничего не делать, то Алонсо просто умрет от истощения.

Эдвин, что стоял по правую руку от кресла короля, тихо вздохнул.

— Сколько это может занять времени? — поинтересовался он.

— Неделю, месяц, два, результаты всегда разные. Иногда кажется, что демон отступает, но ложно верить, что он ушел навсегда, — пожал плечами Августино. — Я уже согласился на это дело и тоже рискую. Сильно рискую.

Алонсо запустил пальцы в волосы, и тихий стон сорвался с губ. Он боялся: за себя, за Августино, за Луиса. Эдвин стал мерить шагами комнату.

— Я что угодно сделаю, лишь бы избавиться от этой твари, понимаете? Откуда этот демон мог взяться? Почему он выбрал меня?

— Он выбрал не вас, в целом он хочет обоих. Если его образ так похож на кого-то вам знакомого, как говорит ваша милость, то это наведенное, — Августино продолжал быть спокойным и сложил руки на коленях.

— Значит, кто-то желает нам зла, — прищурился Луис нервно.

— У меня на уме одни Райсаро, — совершенно несерьезно заключил Алонсо, подойдя к столу и разливая по кубкам вино. — Тут и до нашего появления слухи о ведьмах ходили, только я не думал, что это правдой окажется.

— Да, я тоже слышал эти сплетни, — отозвался Луис. — Цыганские таборы, но я думаю, что слишком уж раздувают разговоры...

— Не скажите, ваша милость, — оборвал Августино.

— Я бы и сам не поверил, ваше величество, — сказал Эдвин, пробуя вино первым, — если бы своими глазами такое не увидел. — Алонсо поднес вино инквизитору. — Вы говорили, что можно узнать, кто сотворил подобное колдовство, верно?

— Да, если я введу вас в транс и заставлю демона выйти из тела. — Августино поежился, словно вспомнил что-то неприятное.

— А что будет потом? — Эдвин нахмурился и снова отпил вина.

— Потом я буду знать имя, — инквизитор взял кубок и чуть отпил. — Это облегчит мне задачу. Понимаю, что слова мои звучат странно, что я кажусь вам неопытным мальчиком, но если вы мне доверяете...

— Я доверяю, — твердо ответил Эдвин, посмотрев на Сильвурсонни со смесью ожидания и тревоги. Собственно, а что им еще оставалось кроме, как хватать любые шансы для освобождения, чтобы сохранить любовь и жизни. Алонсо не хотел умирать, он жаждал жить как никогда, с Луисом и ради Луиса — и все это легко читалось в его взгляде.

Луис некоторое время думал, ему не нравилась сама мысль, что Эдвин одержим, но судя по воплю Алонсо происходящее сильно волновало ранимую психику. "Надо бы лекарю рассказать, — про себя подумал Сильвурсонни. — если это болезнь души, то есть же настойки, есть травы"

— Хорошо, я согласен, — неуверенно согласился сюзерен.

— Когда начнем? — Эдвин вопросительно взглянул на инквизитора. Маркизу было не по себе от одной мысли, что демон может вернуться, а то, что он вернется обозленным — Эдвин не сомневался.

— Сегодня, разве вы ожидали другого ответа? — удивился Августино. — Я уже приготовил все и готов к тому, что ваша милость останется в комнате, только попрошу притушить свет немного и закрыть крепко окна и дверь изнутри и погасить пламя в камине.

Эдвин посмотрел на короля.

— Его величество тоже останется здесь? — спросил он у Августино.

— Да, я останусь, — кивнул твердо Луис и поднялся. — Сейчас, так сейчас... нам нечего ждать дальше.

Алонсо сжал бокал в руке, ему не нравилась мысль, что Луис увидит все это своими глазами, тем более, что у Эдвина и без того уже не было ни единого живого места на теле.

— Хорошо, я готов. — Вздохнув, Алонсо принялся выполнять инструкции инквизитора, стараясь при этом не поднимать глаз на Сильвурсонни. Краска стыда уже жгла его щеки. Ужасно.

Августино уложил мужчину на кровать и предложил тому связать руки, чтобы тот ничего не мог с собой сделать, а затем разложил на одном из сундуков святыни, которые привез с собой. В это время Луис гасил пламя в камине и приглушал свет, раздумывая над тем, что слишком много мистики в происходящем. Инквизитор, который опасается огня, не странно ли?

Эдвин же тем временем порядочно нервничал. В голову лезли все самые страшные и дурные мысли о возможном исходе обряда, и все это из-за страха за Луиса. Алонсо никогда в жизни ничего так не боялся, как потерять любимого. Сон не шел как назло, хотя в комнате уже воцарились приятные мягкие сумерки и тишина. Эдвин лежал со связанными руками и смотрел на короля. Взгляд военачальника и умолял и спрашивал — не стоит ли королю уйти, пока еще не поздно, ведь видеть такое не каждый сможет.

Но сюзерен явно имел совершенно иное мнение. Он теперь тихо сидел в кресле. Пятнадцать минут, полчаса... На чело короля ложилась дремота молчания, и он уже погрузился в некое блаженное состояние, когда внезапно, словно кто-то прошел прямо рядом, оставив легкое дуновение. Глаза сами собой открылись. Эдвин так и лежал на кровати, священник сидел тихо в дальнем углу.