Синеглазка

— Что ты сегодня делал с Эштоном Сомерсби? Решил сменить меня на молоденького ублюдка? — в руках Брайтона появилась тонкая гибкая ветка, сорванная накануне на улице. — Я надеялся на отсутствие кокетства. Надеялся, что не придется использовать методы наказания. — первый удар пришелся по ягодицам. Он был несильным, но достаточно болезненным.

В душе всколыхнулась обида... только Тим даже не знал, на кого именно... но почему-то не на Брайтона. Ну, конечно, в его голове возникала эта мысль, что Эштон мог бы его спасти... только вот еще полчаса назад, когда он за ужином глядел сияющими глазами на Брайтона, хотя тот снова вырядил свою куклу в нечто невообразимое, Тим думал, что спасать его не от чего. Что Брайтон, несмотря на все его странности — ценит, заботится, бережет, что он вытащил бедного замученного мальчишку из его маленькой серой жизни, где такой, как Эштон, его бы даже и не заметил, и не просто пользуется им, а еще и позволил учиться... да и не пользуется-то на самом деле — подумаешь, поносить странные наряды и поизображать куклу, раз у этого человека такие причуды. А что касается страшного домика в глубине сада... то Тим просто не будет делать глупостей, Брайтон ведь может быть очень добрым, значит, просто нужно беречь эту доброту и все будет хорошо. И вот это самое хорошо только что рассыпалось — резко, болезненно, обидно. Хотя Тим ведь ничего не сделал, он ведь не дал Эштону перейти грань, не стал ему ничего обещать... хотя нет, оставил ведь себе лазейку, ведь оставил же. Юноша всхлипнул, скорее не от боли, а от обиды и страха... Брайтон мог потерять контроль или вовсе со злости сознательно покалечить. Зачем Тим вообще совершил такую глупость?! Позволил себе забыться о том, что ходит по лезвию бритвы...

— Это неправда... я бы никогда так не сделал! Я не такой! О господи... Ничего... я ничего с ним не делал! Он просто помогал мне выбрать сыр и вино... я в этом ничего не понимаю... я для Вас же выбирал. Мы немного погуляли и все. Когда я понял, что он... что я ему нравлюсь, я сразу же уехал, — Тим вспомнил про визитку, ну почему он сразу ее не выкинул? Теперь Брайтон ему не поверит, — Он мне визитку оставил, — признался юноша, — Но я бы ему не позвонил... просто невежливо было сразу ее выбрасывать. Зачем отпускать меня одного, чтобы потом не доверять и наказывать? — он уткнулся носом в стол... больнее будет не от ударов, а то, что прекрасные каникулы, которые он собирался провести с Брайтоном и быть может чуть лучше его узнать, разобраться, почему у них все так, были безнадежно испорчены из-за глупости... которую он даже и не собирался всерьез совершать.

— Значит, решил сказать про визитку. Ты ее взял. Ты положил ее в карман. Ты думал ему звонить, — сощурился господин, обходя стол и останавливаясь напротив куклы. — Мои надежды рассыпались от одного твоего поступка. Ты такой же, как и остальные. Пытаешься пристроиться получше, найти себе любовника побогаче и ничего не делать, прожигать жизнь. Что, станешь учиться, когда Эштон купит тебе квартиру и устроит на работу, где и делать ничего не надо? — мужчина схватил юношу за волосы и потянул голову вверх. — Ты кукла! Ты так и останешься куклой. Никчемной! Бездумной пустышкой с фарфоровой головой. Черт! — Брайтон сломал ветку и бросил на пол. Потом развязал руки и освободил ноги. И вышел прочь, как только его Лотос осел на пол.

— Возвращайся в спальню, — бросил он, — когда придешь в себя.

Тим отчаянно и горько разрыдался, сидя на полу и закрывая лицо руками. Лучше бы он его высек! Тим никак не ожидал, что от недоверия Брайтона будет настолько больно... и повод ведь был... он его дал... только вот было бы у них все нормально — повод бы никто не стал искать.

— Ты псих! Ты просто псих, Брайтон! — вскрикнул юноша, ударяя по полу кулаком с такой силой, что ободрал себе кожу на суставах, но физической боли даже не заметил.

Он просидел так долго, глотая слезы и думая о словах Брайтона, прокручивая в голове, все оброненные фразы, все его странное поведение. А потом вдруг сжал кулаки и вскочил, сейчас он все ему выскажет и плевать, что тот с ним за это сделает... плевать! Юноша добежал до двери и остановился. Он-то может сбежать... ну хоть теоретически... хоть попытаться, надежда есть всегда... а Брайтону от себя не сбежать... никак... сколько лет он вот так живет? В мире, где он никому не верит? Заводя себе кукол вместо любимого человека...

Тим со стоном вновь упал на колени перед дверью, слезы вновь потекли из глаз. Юноша помотал головой... хватит уже... хватит тут сопли размазывать. Он поднялся, вытер слезы и пошел в спальню. Но остановился, войдя, почти на пороге, прислонился к стене, заложив руки за спину и глядя на Брайтона сверкающими глазами.

— И что теперь? — спросил юноша, голос, хриплый от рыданий был полон опустошающей горечи. — Запрешь меня и никуда больше не отпустишь, чтобы можно было спокойно думать, что я остаюсь с тобой только потому, что у меня нет выбора?! Я, если хочешь знать, визитку эту взял, чтобы... чтобы не поэтому остаться... не потому, что возможности нет сбежать. Ты ведь так думаешь? Я только потому все еще здесь, что мне некуда деться? Или может из-за твоих денег?! Не нужны мне никакие деньги, мне семья нужна... — отчаянная тирада прервалась всхлипом. — Выдал мне эту дурацкую карточку и отправил одного... — он снова всхлипнул, не в силах сдержаться, сползая по стенке и оседая на пол.

Господин, сидевший в кресле с новыми отчетами в руках, оторвался от изучения данных. Блеск черных глаз испепелял куколку. Заплаканный, заламывающий руки, клянущийся в верности. В поиске семьи. В желании близости.

Мужчина отложил на столик бумаги, щелчком пальцев приглушил свет. Поднялся и направился к Тиму, чтобы поднять того на ноги и обнять. Отвести пряди волос с лица, заглянуть в беснующуюся синь.

— Кто сказал, что у тебя не будет семьи, Лотос. Когда ты встанешь на ноги, я найду тебе выгодную партию, — улыбнулся загадочно. — Выделю наследство. И отпущу на все четыре стороны. Доходит? Просто мои правила все нарушали. И верить тебе после такой вот выходки с Эштоном весьма сложно.

— Доходит, — Тим поджал задрожавшие губы, пытаясь остановить рвущиеся наружу слова, но инстинкт самосохранения снова проиграл. — Собрался вырастить красивого мальчика и продать подороже? Уже выстроил там себе планы захвата очередной корпорации? Тогда не трогай меня, — он уперся кулачками мужчине в грудь, глаза запылали яростью. — Товар ненароком попортишь. Это не неподчинение, я о твоей выгоде забочусь.

— Не кажется тебе, что ты проявляешь слишком много эмоций. Ты обещал мне быть послушным.— иронично заметил Брайтон, не отпуская куколку и держа еще крепче. — Если я и захочу от тебя избавиться, то совсем другим способом. А тебе явно хочется начать побыстрее? Не так ли? — бровь иронично вскинулась. — Что тебе сломать для начала? — он вжал юношу в стену и схватил за руку, сильно отводя назад мизинец. — Так тебе яснее, Лотос. Кто ты? Говори! Кто ты здесь?

Тим втянул воздух сквозь зубы.

— Кукла, — выдохнул и закрыл глаза, запрокидывая голову и вжимаясь затылком в стену.

— Я плохо расслышал... — голос Брайтона оставался спокойным. Но он так и не отпускал своего мальчика, продолжая отводить палец все дальше, вызывая боль. — Если я захотел бы завести семью, то не с фарфоровой куклой. А ты — моя игрушка. Моя собственность. И если я стану подозревать, что с тобой играет кто-то другой, то я тебя сломаю.

— Я. Твоя. Кукла, — отдельными четкими словами произнес Тим, кусая губы от боли, "А ты псих, — добавил про себя, — А я дурак, маленький, глупый идиот".

— Прекрасно. — господин отпустил Тима и отступил. — Теперь иди мыться и давай ложиться спать, милый. Я очень сожалею, что приходится напомнить тебе, что не жду от тебя чувств ко мне. Зато мне очень важно твое послушание.

Когда Лотос все же оказался в кровати. Опять такой же напряженный, как в первую ночь знакомства, господин ласково притянул его к себе и зарылся носом в черных волосах. Он очень сожалел, что происходит то же самое, что и с остальными капризными и злыми куклами. Они теряли постепенно контроль над эмоциями, хотели становиться людьми, переставали радовать, переставали приносить удовольствие.

Почему, Лотос? Разве я для тебя не готов сделать все? Разве не хочу я превратить тебя в человека? Разве тебе не хочется обрести больше, чем красоту? Перестать быть слабым?

Губы мягко коснулись ушка, провели дорожку по шее к плечам, обрисовали тонкие ключицы, спустились к соскам.

— Простите, — он снова перешел на "Вы", — Я ошибся. Надеюсь, Вы мне когда-нибудь простите эту ошибку... я постараюсь это заслужить.

11

Ласки больше не утешали, не окутывали теплом, хотелось плакать от каждого прикосновения, разливающего по телу сладкие горячие ручейки. Тим впился зубами во внутреннюю сторону нижней губы... сильно прикусил, чувствуя на языке солоноватый вкус крови.

— Да, ты ошибся... — горячие объятия, нежная кожа под ладонями, мягкий шелк ягодиц. Поцелуи, которые нежат и балуют. — Ты только мой. Я не собираюсь тебя продать подороже... Мой... И больше никому не будешь принадлежать... — темное существо внутри всколыхнулось, упиваясь болью Лотоса. Цветок раскрылся, его сердцевина манила себя выпить, но мужчина не спешил. Он лишь начал наказание. Он преодолел запретную черту и спустился вниз, гладя живот, лаская нежные волоски, обхватил в кольцо член Лотоса. — Расслабься, успокойся...

Тим думал, что вот сейчас он просто с ума сойдет, пока губы мужчины опускались все ниже. Все внутри вспыхивало, тягучая сладкая истома спускалась вслед за поцелуями, разогревая желание. И слова отдельным искушением проникали в душу. "Нельзя-нельзя-нельзя... он псих, у него там что-то свое в голове, он опять проверяет..." — Тим повторял себе, как мантру, ожидая, когда Брайтон снова, ограничившись лишь поцелуями, скажет "Ну все, теперь спать, милый". Но когда его напряженная плоть оказалась в горячем влажном плену, юноша от неожиданности не смог сдержать протяжного стона, весь подаваясь навстречу. Руки непроизвольно цеплялись за плечи Брайтона, но Тим, спохватившись, отдернул их и сгреб пальцами простынь, чтобы хоть за что-то удержаться.

Он выгибался, его драгоценный и единственный мальчик, сладко стонал, подавался вперед, пытался отпрянуть, снова сдавался, пока не лишился рассудка и не отдался господину, который вел Лотоса до разрядки и выпил того без остатка, а затем нежными поцелуями вернулся к губам и притянул к себе, чтобы обнять и почти качать в сильных руках. Ресницы юноши трепетали, а когда он открыл глаза, то Брайтон нежно улыбнулся. Ах, чудесное гибкое тело принадлежит только ему. Мальчик уже позволяет себя ласкать, и это очень-очень хорошо. Подушечка большого пальца провела по красным, искусанным губам.

— Ты на вкус такой пряный, — шепот, искушающий на грани.

Тим вообще ничего не понимал, в голове царил хаос, постепенно превращающийся в блаженную пустоту... но было так хорошо, дико хорошо. Юноша просто прижимался к Брайтону, ластился, терся о горячую кожу, безмолвно прося еще ласки.

И господин откликался на желание его куколки. Проникая пальцами в волосы на затылке, целуя с особой силой и властью, сплетаясь с языком юноши, словно говоря тому, что никому на свете не отдаст. Никому... Вторая рука обвила тонкую талию. Поцелуй длился почти вечность. А потом Брайтон опрокинул Тима на спину и навис над ним, разглядывая, как само совершенство.

— Ты больше, чем кукла, — сказал страстно. — Ты моя единственная, нежно любимая кукла, которую я хочу одаривать и обожать.

От поцелуев кружилась голова, тело плавилось в сладком мареве... без эмоций у него никак не получится, сердечко так и рвется к господину, а на теле еще не растаяли прикосновения этих губ... везде... и от их жарких ласк оно желает еще и еще. Руки сами тянулись ласкать, гладить по широки плечам, шее, затылку. И когда Тим вдруг оказался под господином, в синих глазах не отразилось ни тени страха, только ожидание... Остальное он попытался спрятать... Чувства ему запретили, осталось только бешено бьющееся сердце. Слова ранили и одновременно проливались сладким ядом в душу. Он вновь обвил руками шею Брайтона, потянулся к губам, коснулся невесомо и нежно.

— Ты хочешь меня? — спросил мужчина тихо. — Только скажи правду... Я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя принуждаю. — мягко ответить на касания губ. Ощутить, как внутри все закипает от желания. — Нужно ли тебе это, Лотос? Ты такой юный, такой невинный мальчик...

Тим смотрел в темные глаза... если бы у них с Брайтоном были обычные отношения... если бы не было этой дикости про куклу, он бы сейчас ответил "да", не задумываясь. Но сейчас он сомневался...

— Хочу, — одним дыханием, почти беззвучно, — Но я не уверен, что... нужно... Я боюсь ошибиться. Боюсь, что все изменится... К тому же ты... Вы были злы на меня сегодня...

— Ты хочешь нежности, ласки, тепла, но не меня, — заключил господин и погладил юношу по щеке. — Я могу тебе все это дать и без близости. Радость быть с кем-то вместе дается в современном мире слишком легко. Так просто взять. Так просто отдать. Забыть об этом на следующий день. Но истинная связь рождается лишь в настоящем чувстве... — Брайтон отпустил куколку и откатился в сторону, освобождая Тима от жара.

Тим вздохнул и решился подобраться ближе, обнять, потереться щекой о плечо мужчины. Ему хотелось много чего прошептать... тихо, краснея, смущаясь... но он прикусил язык — он и так слишком много наговорил сегодня и ничего хорошего из этого не вышло... или... ведь в итоге они все равно в постели и Тиму было так хорошо... Он уткнулся носом в шею мужчины, прижался губами, обнимая крепче.

Брайтон притянул юношу и закрыл глаза. Он лежал тихо, принимая ласки своего пушистого и еще такого дикого зверька, который в любой момент может сорваться и убежать. Он думал о том, что если все пойдет правильно, оба они будут получать много удовольствия и от близости, и от боли... И тогда Тим перестанет бояться домика в дальней части сада, а станет туда стремиться. Но пока впереди обоих ждали каникулы.

Теперь Брайтон не позволял Тиму гулять одному. Он несколько раз видел неподалеку Эштона, который явно стремился пообщаться с юношей. Но делал вид, что не замечает наглеца.

Тим понял, что зря цеплялся за иллюзию, что ненормальность Брайтона можно объяснить чем-то понятным, человеческим — например, недоверием ко всем из-за какой-нибудь душевной травмы. Может, что-то такое и было, но достучаться до разумного человека там уже невозможно — и то, что он иногда выглядит нормальным и некоторые его поступки вызывают горячую человеческую благодарность... вот это как раз иллюзия, а под ней скрыта тьма, в которую жутко заглядывать. Вновь вернулось ощущение страшной сказки... Когда-то в детстве — стоя на коленях в углу с горящими ссадинами на спине и ягодицах маленький мальчик утешал себя странными мечтами. О том, как в этот мерзкий мир приходит голодный монстр и все с визгом разбегаются, а избившая его старуха прячется куда-нибудь в шкаф и смотрит, как жуткая тварь ловит и сжирает всех на своем пути... а Тим бы не стал убегать... он бы стоял и ждал, когда монстр доберется до него. Бабка кричала бы ему из шкафа "Беги! Беги, идиот!", а он бы стоял и смотрел прямо в глаза монстру. Дрожал бы от страха, но не двинулся с места. И тогда монстр остановился бы рядом, лизнул в лицо горячим языком, схватил и утащил бы... куда-то далеко, в другой мир. И бабка думала бы, что мальчика сожрали и ей было бы стыдно за то, как она с ним обращалась... потому что мальчик предпочел, чтобы его схватил монстр, чем прятаться с ней в шкафу и остаться там — в этой жизни. Но его не сожрали... а дальше были какие-то смутные детские фантазии... Как странно, что сейчас произошло примерно тоже самое — но монстр похитил Тима когда он уже освободился от этих странных грез, когда уже распробовал вкус свободной жизни.