Синеглазка

Психоделическое, гомоэротическое произведение, сотворенное Ниамару и Карольдом. И то не до конца... Потому что написали мы только часть. Важное предупреждение особо одаренным — детям до 18 лет читать запрещается, потому как сказочка для взрослых.

1

Прощай, цветок. Прощай сознанье неизбежности, как уплывающее облако, как мои мечты... Ты все разрезал... Остались лишь шелка и кровь. Ее всю смыл весенний дождь. В саду распустились вишни. И так одиноко стоять на балконе и смотреть на красоту, когда можно было бы наслаждаться... моим ЦВЕТКОМ. Он не опадет так близко. Еще раз открыв папку, просмотреть всех, кто избран. Скучные... скучные... скучные... Уже ездил и выбирал. И не то — слишком мало изящества. Сжимаю шелк в руках. На нем золотые цветы на алом. Красиво будет смотреться. Но пока нет для меня услады.

Пальцы лениво переворачивают страницы. Глянцевые. Фотографии сделаны с разных точек. Параметры прописаны по полям. Красивые, но обычные. Хочется захлопнуть папку и сбросить вниз, но ведь до конца еще есть с десяток страниц. Взгляд замер на линии плеч. Даже не на лице. Какая спина! Мучительно затянуло в паху. Глаза метнулись на портрет. Да... Хищная улыбка окрасила лицо. Если так хорош даже теперь, то подойдет и здесь, когда станет цветком.

Решительный шаг в дом. Дыхание сбивчивое успокоилось, а на смену пришла уверенность.

— Подготовьте машину, я еду смотреть.

Он не спешил, ожидая, когда его мальчик появится в дверях Строймаркета. Тот вышел ровно в шесть после рабочего дня, накидывая на ходу куртку на плечи.

— Прекрасно, завтра посмотрю на него поближе.

"Сегодня день моего рождения, самый несчастный день в моей жизни... и не только в моей", — думал Тим, бредя по холодному, промозглому проспекту. Старенькие кроссовки давно промокли, но молодой человек не обращал на это внимания. Ветер трепал давно отросшие темные волосы... нет ни времени, ни денег дойти до парикмахера... надо как-нибудь взять в отделе садовых инструментов секатор, и отрезать, нахрен, чтобы не лезли... или хоть резинку купить, и куда они вечно все деваются?

День рождения Тима был и, правда, несчастливым... Так как он также являлся днем смерти его матери — она умерла при родах, решив вопреки всем заявлением врачей, оставить ребенка, несмотря на плохое здоровье и слабое сердце, к тому же подорванное тем, что беременность эта была весьма некстати, рушила ее карьеру, а о том, чтобы хотя бы заикнуться об этом биологическому отцу не могло быть и речи. Мальчик остался на попечении бабушки, которая возвела смерть своей дочери в культ — и на свой день рождения Тим ходил на кладбище и слушал о том, что это он виноват в смерти несчастной Кристины... впрочем, слушал он это не только в этот день. В прошлом году поводов ходить на кладбище прибавилось — бабушка последовала за своей ненаглядной Кристиной, оставив Тиму темную, обшарпанную однокомнатную квартиру. Тим мечтал о ремонте, о том, чтобы вытравить из этого помещения его детским кошмаров запах ладана, который вечно курился у портрета его покойной матери. Денег на ремонт естественно не было. Бабушка была больна, от нее нельзя было отлучаться, ни о какой учебе не могло быть и речи. Сейчас можно было об этом подумать, но Тим решил, что свихнется в этой кошмарной квартире и потому он устроился в Строймаркет, надеясь на то, что разберется во всей этой строительной дребедени, да и работникам должны были предоставляться скидки. Однако на деле все оказалось наоборот. Строймаркет помимо строительных материалов торговал еще уймой дребедени вроде косметики и товаров для дома. Менеджер заявил, что Тим слишком изящен для того, чтобы продавать всякий цемент, блоки или там шпатлевку, поэтому отправляется как раз на "дребедень ". Часто посетители много чего складывали в карман, и в сотнях бесконечных стеллажей невозможно было за ними уследить. Да и Тим был слишком робок, чтобы таскаться за клиентами и откровенно следить. А недостача вся снималась с зарплат сотрудников, так что вместо бонусов, оставались жалкие гроши. Надо было что-то с этим делать... бросать, искать новую работу, но сил не было никаких, и каждый раз Тим говорил себе: "Я подумаю об этом завтра".

Квартира встретила тусклой желтой лампочкой и затхлостью, не выветривающейся никакими способами. Тим снял куртку, скинул кроссовки и сразу же стянул насквозь промокшие носки, хлюпнул носом и побрел под душ отогреваться. Бабушка всегда называла его тощим заморышем... да и правда — ну куда это годиться для парня? Узкие плечи, тонкая талия... как у девчонки... даже волосы почти нигде не растут, да и бриться Тим начал только из принципа. Ну, с возрастом, конечно, какая-то жалкая растительность начала появляться на лице, если долго не скрести его бритвой, но отпустить бороду ему явно никогда не светило. Тим долго стоял под душем, согреваясь, смывая усталость. Вылез, стараясь не поскользнуться и не поставить себе очередной синяк — слишком тонкая кожа отзывалась синими пятнами на любое грубое прикосновение, это Тима ужасно раздражало, лишний раз напоминая о его "изнеженности", которая ну совсем была некстати в его условиях существования. Юноша завернулся в полотенце, протер запотевшее зеркало. Мокрые волосы темными струйками облепляли голову, стекая на плечи, темные круги под синими глазами, и тени от длинных ресниц еще больше их усугубляют. "Надо бросать эту чертову работу", — в который раз подумал Тим, по привычке закусывая нижнюю губу, — и витаминов наверно каких-нибудь попить". Он вздохнул и отправился на кухню, где немедленно обнаружил, что забыл зайти в магазин и кроме подсохшего сыра там ничего нет... Но после душа выходить снова в промозглый вечер не хотелось, так что придется изображать мышку и питаться сыром.

Утром богатый господин в сопровождении нескольких охранников явился в Строймаркет. Он ходил среди рядов с домашней утварью, задумчиво разглядывая товар и вертя в руках то электрический чайник, то коробки с дешевыми одноразовыми стаканчиками, то и дело останавливаясь взглядом на продавце, и в конце концов поманил того пальчиком. Это был человек не из простых. Потому что хозяин встречал покупателя лично и сначала проводил в строительный отдел, где тот провел почти час, подбирая материалы для строительства то ли беседки, то ли навеса. Люди, прибывшие с богачом, разбрелись по всем залам и теперь бросали на продавцов недобрые подозрительные взгляды, в то время как сам господин расхаживал между рядами. Жест, выверенный и четкий, говорил, что покупатель не потерпит неподчинения.

— Покажи мне коврики. Какие у вас есть? — сверху вниз на юношу смотрели черные глаза. Мужчина снял солнцезащитные очки, словно желал изучить мошку повнимательнее. — Какие у вас тут есть? — шаг вперед, надвигающаяся на продавца тень.

В черном плаще, черной шляпе, тонких перчатках, с тростью в руке из красного дерева.

— Ты язык проглотил?

Этот пронзительный взгляд Тим заметил уже давно... Как только этот господин появился в поле зрения... вернее это ОН, Тим, появился в поле зрения этого господина. Возникло неприятное чувство, что когда-то он уже ощущал на себе этот тяжелый взгляд, от которого холодные мурашки пробегали между лопаток. И чего такому клиенту могло понадобиться в магазине откровенного ширпотреба? Разве такие не заказывают итальянскую плитку прямо из Милана или где она там делается из какого-нибудь элитного мрамора? Хотелось убраться подальше от непонятного внимания, запереться где-нибудь в подсобке и греть враз озябшие и покрывшиеся холодной испариной руки о кружку с горячим чаем. А теперь он его еще и подзывал — жестом, как собаку. Тим даже оглянулся в надежде... Ну, а вдруг там за спиной есть кто-то более подходящий для этого жеста. Никого предсказуемо там не обнаружилось, кроме маячащей вдалеке охраны этого самого господина. Пришлось подтащить сделавшееся каким-то ватным тело ближе к человеку, от которого исходила какая-то непонятная, ощущаемая на инстинктивном уровне угроза.

Коврики! Господи, ну что за абсурд??? Зачем такому местные дешевые коврики, когда у него наверняка сплошные. Тим даже и не знал, чем застилают богачи свои полы. В голове вертелось дурацкое "персидские ковры". Поэтому он тупо уставился на мужчину в черном плаще, хлопая длинными ресницами и совершенно не представляя, что достойного он мог предложить ему из местного ассортимента. Грубый окрик заставил юношу машинально прикусить нижнюю губу.

— Ммм, сейчас посмотрим, — промямлил он, пользуясь случаем и отворачиваясь от выводящего из равновесия взгляда черных глаз. Тим усиленно делал вид, что раздумывает над ассортиментом, а голове гудела какая-то паническая пустота.

— Ты всегда такой заторможенный? — он шел следом, впитывая все — каждое движение, каждый жест, аромат и даже мелочи в одежде. Да, линия шеи, длинные волосы — замечательно. А какие глаза! Синие, глубокие... Тим... Красивый цветок, который тут совершенно затерялся.

Родственников нет. Замкнут. Совершенно закрыт. И дома обстановка не блещет — такая серость.

— Я не про большие ковры. Мне нужны коврики из бамбука. Из натуральных материалов. — пальцы обхватили тонкое запястье. Юноша нервно повернулся, а на щеках его вспыхнул нездоровый румянец. — Ты вообще для чего здесь, чтобы работать или штаны протирать? Вообще, таких, как ты, следует увольнять. Поверь, ты сегодня отсюда и вылетишь.

Тим испуганно уставился на мужчину, ему показалось, что кровь бросилась в лицо так, что он сейчас весь пылает, как помидор, хотя на самом деле по тонкой коже пополз мраморный рисунок, сочетая красные и бледные пятна.

— П-простите, — он попытался мягко высвободить руку. "Уволят и прекрасно, замечательно просто, и пусть! Давно хотел отсюда убраться! Да, точно, вот и хорошо," — лихорадочно металось в голове с какой-то детской обидой. И в то же время более разумный внутренний голос напоминал, что скоро зима, денег хватит только на еду, пока он ищет новую работу, а зимнюю куртку он так и не купил... А сам ведь и так постоянно болеет.

— Я сейчас все Вам покажу, я просто подумал, что Вам нужны коврики на пол, а это в другом отделе и... — залепетал он, оправдываясь.

"Из бамбука... из бамбука... где же эти чертовы коврики из бамбука?! И есть ли у нас такое вообще!? ... ах, черт, это салфетки для стола в японском стиле, точно, в наборах продаются".

— А из бамбука... для стола... это там, — он указал мужчине за спину, отчаянно надеясь, что ничего не перепутал.

Все это время мужчина тщательно оценивал свою добычу. Это был тот самый типаж, который он так тщательно икал и который подойдет ему, чтобы уже не любоваться на сад и цветы, а иметь свой собственный рядом.

Дешевые кеды, купленные явно на распродаже, дешевенькие брючки, истощенное постоянным недоеданием тело. Очень хотелось забрать новинку сразу, но следовало подождать до вечера. Его привезут, как только подхватят вечером у Строймаркета.

— Да, видимо, твои умственные способности еще хуже, чем я предполагал, — мужчина специально давил, оскорблял, чтобы увидеть защитную реакцию. Ему нужна покорная кукла, а не рычащий и брыкающийся тигр в клетке. Юноша еще сильнее покраснел.

Губы же наоборот побледнели, тени от ресниц легли на скулы. Такие длинные. Хотелось сжать это личико и потянуть к себе, чтобы разглядеть еще и еще раз.

Губы предательски задрожали, и Тим поджал их, прикусывая с внутренней стороны. Ну с чего он так на него накинулся? Ну ответил не сразу — так что ж теперь, обязательно оскорблять?! Нет, работа с людьми — явно не его... сейчас бы провалиться под землю и больше оттуда не вылезать, пока все не разойдутся.

— Простите меня, я буду внимательней. Идемте, я Вам все покажу, — повторил он, часто-часто моргая. — У нас есть разные наборы и цвета, — он очень старался изобразить учтивый тон, к которому, видимо, привык этот господин, но голос дрожал и звучал совсем жалко.

Проходив так еще с час по залам, разглядывая ненужные вещи, постоянно тыркая Тима по любому поводу, господин купил-таки еще пару бамбуковых ковриков, и удалился. Он сделал выбор и ждал теперь лишь наступления вечера, когда ему привезут мальчика домой. А пока он отправился в элитный район, чтобы закупить новую одежду своему цветку. Это заняло по крайней мере еще около двух часов. Потому что вкус у господина был очень придирчивым и искушенным. То ему не нравился сам материал, то расцветка, то фасон, то фурнитура. То нижнее белье выглядело недостаточно эротично, то кружево не слишком подходило под отделку и цвет.

Вернувшись домой, мужчина приказал убрать все свидетельство существования прежнего цветка и стал ждать назначенного часа. Оставалось до волшебного часа совсем немного.

2

Это кошмарный тип, наконец, убрался из магазина, сделав покупку на пару десятков долларов, хотя мог скупить тут весь магазин со всеми служащими в придачу. И за пару этих паршивых ковриков он измотал Тима так, что у того жестоко разболелась голова. Некоторое время он мучился, слоняясь по отделу и прикрывая глаза от ярких ламп дневного света. Потом кто-то заметил, какой у него зеленоватый цвет лица и заставил сходить в медпункт за таблеткой. Немножко полегчало, но все равно последние часы длились невероятно мучительно. "Сейчас этот дурацкий день закончится, я приду домой, и завалюсь спать... спать... спать... и все исчезнет до утра. А завтра я куплю себе газету объявлений о работе и обязательно что-нибудь себе подыщу. И к черту ремонт, я еле ноги волочу, если я еще ремонт буду по выходным делать, я совсем загнусь."

Наконец, долгожданный момент наступил, Тим нацепил свою курточку и вышел из служебного входа в дождь. Опять было сыро и холодно, и лужа еще на пути такая, что не обойти, а значит, опять всю дорогу до дома в кроссовках будет отвратительно хлюпать, а Тим будет идти и поддерживать себя только мечтами о горячей ванне. И, ох, черт, в магазин же надо зайти. А то дома даже сыра нету...

Около юноши внезапно остановилась огромная черная машина, стекло поехало вниз. Совершенно бандитская рожа требовательно поманила к себе:

— Здесь строительные материалы?

Юноша не расслышал через шум ревущего мотора и склонился, чтобы переспросить, но его ударило открывшейся дверью и бросило прямо на мокрый асфальт, а в следующую секунду последовал еще один удар и укол в руку.

... Он пробуждался так медленно, его милый Тим. Привезенный в бессознательном состоянии в дом, отмытый, сладко пахнущий, теперь он лежал голый в широкой кровати хозяина и тот любовался своим новым приобретением. Такие тонкие линии, такие нежные черты лица. Накрыть его одеялом, но никак не наглядеться на красавчика.

Мужчина потянул его к себе, безвольного и слабого, уложил на подушки, накрыл. Вряд ли мальчик еще несколько дней сможет шевелиться сам. Зато он научится вести себя подчиненно. И ни к чему пока кукле ходить. У нее есть хозяин, чтобы во всем помогать.

В голове был какой-то туман... он бесконечно куда-то летел, и тела совсем не чувствовалось. И запах такой сладкий... бывают ли запахи во сне? Или он умер и попал в рай? Тим не мог вспомнить последние часы... какие-то отрывочные образы... машина... его что, сбила машина? Но в больнице совсем не такие запахи... и мягкость под спиной, словно облака... значит все-таки рай? Темные ресницы задрожали... синие глаза распахнулись и тут же закрылись снова... свет ударил прямо в мозг, голова закружилась, юноша издал невнятный стон.

Проснулся... Ладонь погладила по щеке. Нежная, румянец розовый, сонный... Глаза открылись, но еще не видят. Действие "лекарства" в полной силе. Синие глаза. Красиво невероятно.

Пальцы потянулись к тумбочке и взяли крем. Капелька на подушечку, чтобы провести по щекам, по подбородку, коснуться лба и нежными движениями втереть в кожу... Глаза пытаются увидеть, но есть пока лишь тактильные ощущения.

Мужчина склонился близко, чуть дотронулся губами до губ.

— С пробуждением, Лотос.

Что-то касалось его, ароматными, чуть влажными прикосновениями... непонятно... ничего непонятно... но, кажется, кто-то рядом... но кто??? Новая попытка открыть глаза и вдруг... легкое ощущение на губах и шепот... Лотос? Почему лотос? Что это значит?

— Ммм... меня зовут Тим... Тимоти Вилнер... — голос хриплый, взгляд никак не сфокусировать, — Пить... дайте мне пить, пожалуйста.

— Конечно, Лотос. Теперь тебя так будут звать. Запомни, — шаги удалились и вернулись. — Сладковато-кислая настойка была полна витаминов. Господин сделать ее десять минут назад, чтобы привести в порядок свою куклу. Ох, много понадобится сил. И внимания... Уделить внимание волосам, коже... Косметолог обязателен... Это для начала... Массажист... И врач... Пусть осмотрит.

— Хочешь есть?

Мир, наконец, перестал бешено вращаться. Тим моргнул, человек рядом был смутно знаком, но больше мозг ничего не выдавал. Жидкость освежила, немножко привела в чувство, но все равно еще подташнивало. На вопрос о еде юноша покачал головой и тут же поморщился, она была какая-то невероятно тяжелая. "Конечно, Лотос. Теперь тебя так будут звать." — что за бред? Смахивает на какой-то дешевый боевик про супер-агентов... там тоже кто-то проснулся после аварии, а у него новая жизнь, новое имя, новое лицо. Последняя мысль, заставила поднять руку, чтобы пощупать лицо... вернее попытаться... конечности почему-то не слушались.

— Что со мной?! — встревоженно спросил Тим, синие глаза испуганно расширились.

— Ты в безопасности, — успокоить, погладить мальчика. — Теперь тебе ничего не грозит, мой Лотос, — чуть отогнуть одеяло и провести по синяку на груди. Какая нежная кожа. Прозрачная, как вода. — Ты теперь будешь со мной всегда... — мужчина рассматривал изумленные, пытавшиеся сфокусироваться глаза, открыл стоявшую на тумбочке аптечку, достал мазь от ударов, чтобы обработать. Затем отыскал капли. — Глаза будет жечь. — предупредил мягко. — Потерпи.

— Кто Вы? Почему Вы меня так называете? Меня Тим зовут... Что со мной случилось? Я двигаться не могу... — голос дрогнул, больше всего пугала слабость во всем теле и невозможность даже сесть самостоятельно.

Мужчина обращался с ним, как врач... почти... Ну, по крайней мере также бесцеремонно, словно имел право вот так смотреть на незнакомого человека, беспомощно лежавшего перед ним обнаженным. И он его лечил, все время мазал, поил, капал какими-то лекарствами... но почему он тогда без халата? И эта постель... слишком широкая и мягкая для больничной койки. И говорит он странные вещи. Какое-то странное утешение для больного — "будешь со мной всегда". От жгучих капель Тим зажмурился и зашипел, сквозь ресницы просочились слезы.

— Пожалуйста, скажите мне, что происходит? Что это за место?

— Не надо беспокоиться, милый, все хорошо. Сейчас станет легче. У тебя явно простуда. Ты так долго ходил практически босиком. И это в такой дождь. — господин закрыл юношу с одной стороны и откинул одеяло с другой. Пятки имели удручающий вид. Натоптыши, мозоли. Совершенно не умеет подбирать обувь. Ничего, завтра утром приведут в порядок. — А место — это теперь твой дом, твоя оранжерея, Лотос. И ты принадлежишь мне. Ты мой теперь. И я буду тебя любить.

Тим замолчал, нервно сглотнув. То, что говорил мужчина, в голове не укладывалось. Это звучало, как бред сумасшедшего... и тут он вспомнил, где его видел. Тот самый мерзкий тип, который мучил его в супермаркете, унижая и оскорбляя ни за что, ни про что. А потом, тем же вечером, черная машина, его ударили и вкололи какую-то дрянь... а это значит...

"О, Господи", — тихо выдохнули враз пересохшие губы. Сердце затрепыхалось в груди от нарастающей паники.

— Послушайте, ну что я Вам такого сделал?! Простите, если что-то не так... Зачем Вы... Зачем? — он осекся, даже не в силах сформулировать вопрос, в голове метались лихорадочные мысли, внутри все похолодело от зарождающихся всяких ужасных подозрений.

— Ты неправильные вопросы задаешь, милый, — мужчина поднялся, закрыл аптечку и убрал в ящик. — Дело не в том, что ты сделал. А в том, вновь ладонь прошлась по нежной щеке, — а в том, как ты сделан. А ты идеален. Ты бесподобен. Ты вызываешь во мне вдохновение. К тому же, у тебя нет ни малейшего выбора в твоей судьбе. У тебя нет ни друзей, ни родственников. Ты полностью принадлежал своему маленькому и давно прогнившему мирку. А теперь ты мой. И мне есть, что тебе дать. Ты только привыкнешь, и сразу, поверь, сразу поймешь, как это хорошо — быть моим Лотосом. А не Тимом, которого все шпыняют.

Тим слушал, и его начинала бить дрожь. Этот человек — псих, и он сделал с ним что-то страшное, превратил в овощ... кажется, так это называется — юноша в медицине не разбирался... вот почему он его называет цветком... потому что Тим теперь растение, не способное двигаться.

— Чч... — он всхлипнул, пытаясь справится с захлестывающей паникой, — Ч-что... — глоток с невероятным усилием, — Вы сааа... со мной сделали???

— Ничего, успокойся... Или мне придется тебе дать волшебную таблетку. Чтобы ты проспал до утра. — мужчина погладил свою куклу по голове. — Конечно, я так и сделаю сейчас. Потому что утром у тебя не будет времени на беседы. Ты будешь очень сильно занят, потому запомни. Мне ни к чему, чтобы ты тут устраивал истерики. Я хочу послушания. И еще, чтобы ты вел себя паинькой. Привыкай.

— Н-не... — он вдохнул — выдохнул, пытаясь сдержать истеричные всхлипы. — Не надо таблетки. Пожалуйста. Я буду молчать, если хотите.

Наркотики — это пугало больше всего. Он его лишил подвижности, а теперь еще и мозгов лишит. Ужас, просто невероятный. Ничего-ничего, он что-нибудь придумает... главное оставаться в сознании и не провоцировать этого психа... теперь Тим уже нисколько не сомневался, что это не какая-то ошибка или злая шутка. Этот человек псих, маньяк... Юноша закусил зубами дрожащие губы... сильно, так что останутся красные следы на коже.

Господин сразу заметил этот жест.

— Не кусай губы. Если не хочешь таблеток, то веди себя хорошо. — он приподнял юношу и уложил выше на подушки, — онемение пройдет скоро. Ты сможешь двигаться... в меру моего желания, конечно... Ну, ползать уж точно. А пока поговорим о том, что я хочу... Лотос! — акцент вновь был сделан на имени. — Я хочу, чтобы ты меня радовал. В жизни так мало красоты. А ты — ее воплощение. И я сделаю все, чтобы каждое мгновение ты приносил мне лишь приятные эмоции. Если ты будешь себя плохо вести, будешь меня огорчать, то тебя ждет наказание. Но нет... не бойся... я буду наказывать очень нежно...

Тим немедленно перестал терзать свою уже чуть припухшую губу, мелко закивал, соглашаясь со всем. Главное сейчас не раздражать его... успокоиться и подумать... Значит, двигаться он сможет... хорошо... это лекарства, значит, а не физическое увечье. Значит, нужно вести себя тихо, усыпить бдительность. Главное, чтобы снова не напичкал лекарствами. А когда сможет двигаться... тогда будет больше возможностей. Главное до этих возможностей дожить. Юноша тяжело дышал, рискуя заработать гипервентиляцию — но другого способа не впасть в истерику он просто не мог придумать.

И слова мужчины на утешение никак не годились. Радовать? Наказывать? Нежно? О господи, что он с ним собрался делать? Да еще и почти обездвиженным?! Сможет только ползать?! Только ползать?! О господи! За что, боже, за что?!

— Все же придется дать успокоительное, — покачал головой мужчина и отправился за стаканом воды, который налил из хрустального графина. — Ты мне не нужен бледным и нервным. Выпей, выпей, — маленькая таблетка насильно оказалась во рту. Приподняв голову, господин влил в юношу воду. — глотай.

— Не надо, пожалуйста, я успокоюсь, честно, — залепетал вслед Тим, — Мне просто нужно привыкнуть... пожалуйста...

Мужчина не слушал, сжал пальцами подбородок, заставляя выпить лекарство. Тим умоляюще уставился на него, но попытался покорно сглотнуть, и тут же поперхнулся, закашлялся, судорожно всхлипывая, пытаясь втянуть в себя воздух.

— Я бы на твоем месте все же успокоился. И отдохнул, чтобы готовиться к новому дню... Тише-тише, сейчас мы будем спать, если тебе, конечно, хочется.... Пока полежи с открытыми глазами... — господин отправился к повороту в небольшой коридор, ведущий из комнаты, и погасил верхний свет, остался лишь приглушенный нижний, исходящий от ночника. Сам он залез на кровать с другой стороны и теперь любовался на куклу, подперев лицо рукой.

Мы?! Мы будем спать? До последнего мгновения, Тим надеялся, что мужчина просто так выражается, но когда тот прилег на кровать, до юноши дошло, зачем она такая широкая... и вообще многие слова начали обретать новый смысл. Тим отогнал от себя пугающие мысли. Пока же ничего страшного не происходило... Ну мало ли... сумасшедший эстет... Кажется, таблетка начала действовать, раз он мог так спокойно об этом думать. Глаза начали слипаться... Тим моргнул... но он еще недостаточно успокоился, чтобы уснуть в присутствии этого человека... Тем более еще и лежащего с ним практически в одной постели... и продолжал настороженно на него смотреть... На дне синих глаз плескалось что-то похожее на выражение обиженного ребенка, которого несправедливо наказали, и он даже не понимает за что.

3

Когда господин проснулся, его мальчик еще спал, свернувшись калачиком и закопавшись в подушках. Ну, теперь дозы будут не столь большими, чтобы он мог все-таки немного двигаться. Мужчина отправился в ванную, умылся, мысленно улыбаясь тому, что сегодня будет целый день проводить со своей игрушкой. Дела пока отложены, ими займутся помощники, а вот Лотос требует внимания.

Мужчина вернулся к кровати, раскопал тонкое тело из вороха одеял и подушек, потянул на руки сонного котенка, что даже в столь позднее утро еще не выспался. Под его глазами до сих пор лежали тени усталости, но это пройдет. Надо совершить все утренние моционы, а затем... Ну, будет чем заняться. Синие глаза сонно приоткрылись... Такой беззащитный.

— Проснулся? — Господин нес своего мальчика в огромную ванную.

Из сна выныривать не хотелось... было так мягко... и так сладко спать... а в сознании почему-то прочно засело, что там — в реальности, что-то страшное, и не хотелось туда возвращаться. Но потом пришло ощущение чужих рук... и что его куда-то несут... тревога усилилась, синие глаза распахнулись, сердце немедленно подскочило и рванулось со своих красных ниточек.

— Ой! Куда вы меня... ? — Тим сонно забарахтался на руках мужчины. Конечности все еще плохо слушались, но инстинкты все равно заставляли пытаться.

— Тише, не дергайся, — сильные руки прижали куколку к себе. — Сейчас мы будем купаться, сходим в туалет, а потом будем завтракать... — мужчина опустил юношу в ванную, наполненную теплой водой, с маслом и пеной, пахнущей клубникой. Присел рядом, наблюдая за тем, как его Лотос оглядывается.

Ванная была огромной, с зеркальным потолком, встроенными лампами, которые могли менять цвет, обложенная эксклюзивной плиткой, на которой разворачивалась целая серия картин с греческими пейзажами. Господин достал шампунь, бальзам, включил душ и под протестующие мяуканья намылил мальчику голову. Потом долго массировал, втирая бальзам. Он уже вызвал специалистов, которые займутся деталями, конечно, под присмотром хозяина. Мытье заняло около получаса, сложнее было заставить Тима открыть рот и почистить зубы. К этому времени юноша уже пытался шевелиться, начал дергаться и сопротивляться. Но мужчина сжал пальцами подбородок и сделал своей куколке предупреждающее замечание о наказании. И тот открыл рот. Зубки у него были небольшие, белые и вполне здоровые. Хотя господин все же решил не рисковать и пригласить в ближайшие дни и стоматолога.

Он завернул добычу в огромное полотенце с ног до головы и отнес обратно в кровать. Тим дрожал — он смотрел такими испуганными глазами. И тогда, когда его кормили с ложки кашей с фруктами, и тогда, когда поили горячим какао. А потом мужчина опять достал шприц. Наверное, это было последней попыткой к бегству. Тим задергался. Попытался ползти прочь по кровати, но господин навалился на него сверху и сделал укол в предплечье.

Следующие несколько часов выглядели как какой-то кошмар. Юношу нарядили в длинный халат и вынесли в гостиную, куда приходили совершенно посторонние люди и делали с ним что-то странное. Сначала ему подстригли волосы, вернее выровняли и придали форму, затем явился массажист, добавивший слабости — он мял тело на высоком столе, не обращая внимания на наготу и неподвижность своего клиента, натирал маслами, отдельно занимался пятками. Затем явился косметолог, колдовавший что-то с лицом и, наконец, не было никаких сомнений, в комнату вошел врач. Этот осматривал юношу тщательно, взял кровь из пальца и вены и обещал сумасшедшему похитителю завтра провести все исследования. На что господин только кивал и улыбался.

А потом они вновь остались одни.

Столько роскоши Тим никогда в своей жизни не видел. И если бы не обстоятельство, что его притащили сюда насильно и пичкали наркотиками, он, наверное, мог бы даже удовольствие от этого всего получить. Но пока вместо удовольствия был страх, и этот странный тип, который обращался с ним, как с куклой. Тим не выдержал, попытался хоть чуточку протестовать, но это конечно было бессмысленной затеей, к тому же он еще и укол снова заработал. Мерзкий, парализующий, а потом какие-то люди... боже, ну неужели они не видят, что все это ненормально?! Что он здесь не по доброй воле... но лекарство так дурманило, что все было словно во сне и также, как в кошмарном сне, невозможно было ни двинуться, ни даже помощи попросить. А потом они снова остались наедине с этим типом, и стало еще страшнее, а Тим мог только смотреть на него убитым, истощенным непрекращающимся ужасом и дурным предчувствием взглядом, и ждать, что еще придумает для него этот безумец.

— Ты, наверное, устал, — после очередного кормления, юноша опять лежал в кровати голый, а господин его разглядывал и не закрывал одеялом. Он пробегал с волнительным восторгом по тонким линиям плеч, по рукам, по тонкой талии. — Хочешь гулять? — спросил нежно. — У меня очень красивый сад. Ты там будешь так красиво смотреться. Только тебя надо одеть. Какие тебе нравятся цвета? Мне думается, тебе подойдет сегодня золотой. И красный. — мужчина встал и отправился к шкафу. Когда он открыл его, то там оказалась практически целая комната, наполненная нарядами.

Лежать голым под пристальным взглядом сверкающих маниакальным блеском глаз было унизительно, страшно... нет, просто жутко. Словно кошмарный сон, только вот никак не проснуться. Живая кукла, обездвиженная лекарствами... ужас-то какой! Его словно убили заживо... жизни его уже лишили, но он все видит и чувствует. Гулять? Если бы только он перестал пичкать его наркотиками... может, появился бы шанс... сбежать или хоть знак подать кому-нибудь постороннему... Мужчина что-то спрашивал, потом сам себе же за него и отвечал. Создавалось полное впечатление игры в куклу. Тим молчал, следил за ним только глазами, внутри все стягивалось в тугой, холодный комок. Ну а вот и последний штрих для игры в куклы... сейчас его будут наряжать...

"Ну почему я? Что он во мне нашел? Я ведь не похож на куклу... я обычный... необычное во мне разве только невезение, причем с самого рождения. Господи, да мне же не подходят все эти блестящие шмотки! Это нелепо! Но у маньяков наверно своя логика..."

Господин достал для Лотоса длинное широкое золотое платье с широкими рукавами, которое бережно положил на кресло, затем пояс — ярко-алый с разноцветной вышивкой. И конечно, белье. Оно тоже было желтым, словно свитым из легкой паутинки.

Когда мужчина стал натягивать всю эту красоту на свою куколку, та заплакала.

Пришлось вытирать слезинки платочком. Но останавливаться господин не собирался. Он уже наряжал тонкие ноги в шелковые чулки, обувал в узкие туфли со стразами, потом перевернул Тима на бок, чтобы легче было обернуть его в платье-халат. Последним был застегнут на талии пояс.

— Последний штрих, Лотос, — мягкая улыбка. Мужчина отправился к сейфу и вернулся оттуда с рубиновым колье, которое украсило тонкую шею. — Вот теперь ты готов к прогулке.

Слезы катились из глаз, и Тим не старался их сдерживать — какая теперь разница? Мало того, что его превратили в живую куклу, так теперь и нацепляют совершенно невозможные для нормального человека тряпки, к тому же женские. Он попал к настоящему извращенцу... притом очень богатому извращенцу... а таким сходят с рук и более страшные вещи.

Господин поднял свою новую игрушку на руки. Лотос был прекрасен. Волосы струились черным шелком. Яркое платье так оттеняло его аристократическую бледность.

-Минуту, милый, — мужчина вернул юношу на кровать и добавил к красоте капельку духов. — Теперь все. Поедем гулять? Сад — это так скучно. Хочешь в кино? Мороженое. Сладкое.

Руки подхватили куколку, чтобы прижать к себе. Мужчина вышел в двери спальни. Дом у него был огромный и светлый. Но теперь в нем стало еще больше света и радости. Цветок... Сладострастие. Господин не удержался, чтобы не поцеловать в губы свое приобретение.

Всю дорогу он не спускал рук Тима. В машине поил его соком, потом вынес на улицу и вошел в кинотеатр, совершенно не стесняясь внимания людей.

Тим изумленно распахнул глаза.

— В кино? — значит, его не будут держать здесь совсем в изоляции. — Да, хочу. Очень. Спасибо, — пролепетал он, задыхаясь от волнения.

Сердце гулко ухало. Только бы не передумал... только бы... Тим даже не стал сопротивляться и пытаться отвернуться от поцелуя, хотя вот это уже пугало еще больше... Что если маньяк собирался не только любоваться на свою куклу?! Но это сейчас как-то меньше волновало — главное оказаться на людях. Пока безумец вез его в машине, беспрестанно трогая и чем-то пичкая. Тим пил, хотя боялся, что в сок что-нибудь подмешано. Он тщательно пытался продумать, что будет делать. Как докричаться до людей, чтобы те сразу поняли, что что-то не так. У него будет секунда до тех пор, пока ему заткнут рот... Хотя ведь если ему рот заткнут, это уже подозрительно...

Этот человек был совершенно безумен, он не постеснялся внести его в вестибюль кинотеатра — вот такого, разодетого в странные шелковые шмотки и украшения... хотя... он, наверное, выглядит как парализованная девушка...

Сердце упало в пятки, его обдало горячей волной адреналина, когда он набрал в грудь воздуха и отчаянно крикнул.

— Помогите, я заложник!

Господин улыбнулся мимо проходившей парочке. А директор кинотеатра, грузный дядечка, появившийся сразу откуда-то из дверей, поклонился мужчине:

— Ваш зал уже готов.

— Прекрасно. Мы хотели бы мороженого и напитков. И еще фруктов. — никакой реакции на крик не последовало, лишь пальцы сжались сильнее.

Войдя в зал, господин понес свою куклу к сидениям, усадил, подложил под голову подушечку, разгладил каждую складочку одежды.

— Зря ты кричишь, ты глупо выглядишь, — заметил он. — Никто тебе не поможет. И никто спасать не будет. Запомни это, Лотос. Теперь ты мой. И я буду сердится, если ты станешь дальше так себя вести.

Тим замолк, губы дрожали, по лицу потекли слезы. Попытка провалилась, а еще он наверняка сделал все только хуже, теперь его будут пичкать наркотиками, независимо от поведения, и больше из четырех стен не выпустят.

— П-простите... простите меня... это было глупо... я не буду больше, обещаю... только не надо больше уколов... мне страшно от этого, я перестаю соображать от страха. А Вы ведь ко мне так добры... я понимаю... я ведь больше никому не нужен, кроме Вас, — Тим попытался задобрить господина, вдруг сработает и удастся все-таки избежать неприятных последствий своей выходки.

— Не надо так переживать, милый. — ладонь погладила по гладкой щеке. Необыкновенно красивый. Очень нежный мальчик. — Какой ты хочешь фильм? Что-нибудь желаешь? Чай, воды, поесть... Ты такой бледный... Тебе нужно на море. А пока просто расслабься... Ты привыкнешь быть моим Лотосом. Забудь обо всем прошлом и просто подчиняйся. — господин вновь наклонился к Тиму и нежно поцеловал. — Я накажу тебя по-другому. Вечером. Так какой фильм ты желаешь?

Тим вздрогнул... значит, все-таки накажет...

— Фильм? Мы же в кинотеатре... какой здесь идет фильм? Я не знаю, я очень давно не ходил в кино... И можно мне просто воды? Я ничего не хочу, меня мутит от лекарств.

— Тебя тошнит? Надо было сразу сказать... — мужчина заглянул в синие глаза и утонул в их глубине. Ах, какой же цветочек! — Не хочешь уколов... Ты уверен, что не захочешь сбежать? Не повредишь себе? Я — нет. Мне не хочется, чтобы ты сломался... или был болен.

В зал принесли воду и угощение, и мужчина попросил включить какой-нибудь новый, самый популярный среди зрителей фильм. Гладил руку юноши, такого испуганного и испуганного. Содержание как-то мало волновало господина, зато его зардевшаяся куколка...

— Ты будешь делать все, что я прикажу? — спросил мужчина на ушко. — Будешь послушной куклой? Я отменю уколы. Но одна попытка, одно слово против... Ты пожалеешь, а пока, чтобы ты понял, я накажу тебя этим вечером. Как раз закончится действие лекарства.

Тим пытался хоть ненадолго отвлечься фильмом, но не получалось, он не улавливал нити сюжета — просто быстро сменяющиеся картинки... кто-то куда-то бежит... в кого-то стреляют... Мужчина рядом все время прикасался к нему, гладил... сомнение в том, что маньяк будет не только любоваться своей беспомощной куклой, перерастало в обреченность. Маньяк выбрал себе идеальную жертву — Тима и правда никто не будет искать... да он с самого детства никому не был нужен, даже бабушке, которая его воспитывала, потому что не могла же она выгнать ребенка на улицу... хоть он ей и напоминал все время о смерти дочери, будучи ее причиной. Нельзя сдаваться — одернул себя Тим, — нельзя, иначе все — это конец. Он этого и добивается. Но страшно было до ужаса, шепот в ухо заставил сердце снова рвануться со своего место в груди куда-то к горлу. Глаза распахнулись до угрозы, вывалиться из орбит, взгляд остекленел.

— Не надо... пожалуйста, не надо меня наказывать. Я ошибся... я не буду больше... мне просто было страшно, что Вы меня затравите лекарствами до смерти. Я буду послушным, обещаю. Мне... мне у Вас нравится... пока Вы были со мной добры. Мне только лекарства не нравятся, мне от них плохо. Пожалуйста, не надо, я все понял, честно.

— Хорошо. Ты умничка, Лотос. И мне нравится, что ты такой вот послушный, но наказание необходимо. Сам пойми, я не могу, чтобы ты подумал, будто и второй раз сойдет тебе с рук. — когда экран погас и зажегся свет, мужчина потянул руки к Тиму и помог тому встать. Юноша уже чувствовал ноги, но был еще слишком слаб, чтобы ходить. Так что мужчина снова подхватил Тима на руки и вынес на улицу к машине. По дороге он заехал в магазин и купил корзину цветов. Для новой игрушки.

А уже дома начал раздевать юношу прямо в холле, снял пояс, развел полы желтого платья. Оставив того только в белье. Опять внес по лестнице на второй этаж. В спальне стояла огромная коробка, внутри которой расплывчатыми волнами были закреплены кружева.

— Становись внутрь, — приказал господин. — И стой молча, не шевелясь. Это и будет твоим наказанием.

Все оставшееся время Тим думал только про наказание. Воображение рисовало ему всякие ужасы... припомнились все фильмы и истории про маньяков. В горло ни кусочек не лез, и все сладости так и остались нетронутыми. И в машине он сидел, как деревянный. Только изредка бросал полные паники взгляды на своего господина. Когда тот начал его раздевать чуть ли не с порога, Тим испугался, что наказание будет иметь еще и сексуальный характер... Он не сопротивлялся, боясь дать безумцу еще больше поводов... да и конечности не слушались уже больше от страха, чем от лекарств.

— Пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста... пожалуйста... — как мантру шептал он еле слышно онемевшими губами.

Спальня... ну конечно... юноша беспомощно всхлипнул "пожалуйста".

Но его бросили не на постель, а поставили перед коробкой... настоящей кукольной коробкой, только в человеческий рост. Тим моргнул, оглянулся на мужчину, медленно кивнул. Развернулся, сделал шаг назад, чувствуя обнаженной спиной волны кружев.

— Вот так?

Мужчина кивнул и улыбнулся. Его Лотос был таким испуганным и теперь стоял в коробке так, как следует его куколке. Волны волос ниспадали на тонкие плечи, изящная фигурка в кружевах смотрелась изумительно.

— Именно так, — подтвердил господин, снимая пиджак и отправляясь за шампанским, которое стояло на столе в ведерке со льдом. Он налил себе бокал и уселся на кровать, долго разглядывая Тима. Тот смущался и опускал глаза. От созерцания воображение рисовало всякие причуды, но мужчина не торопился никуда. Он не спешил в смаковании удовольствия. Глоток за глотком — новы взгляды и новое смущение.

Его мальчик в шелковых чулках, кружевных трусиках, обнаженный, дрожащий. С безумными синими глазами.

— Стой так, пока я не разрешу выйти, — мужчина стал раздеваться, сменил выходной костюм на халат и отправился в ванную, не закрыв дверь.

4

Тим стоял и ждал какого-нибудь кошмарного продолжения, но ничего не происходило. Мужчина просто смотрел и от взгляда этого по телу пробегали мурашки. До Тима вдруг внезапной удушающе жаркой волной дошло, как он выглядит... золотистая, полупрозрачная паутинка белья, да еще и чулки на ногах и кружева вокруг... От него пахнет сладкими духами... вся его кожа до атласного блеска намазана какими-то маслами и кремами — массажист сегодня утром постарался. Просто готовая к употреблению... он покраснел до корней волос. У богатых свои причуды... этому извращенцу нравятся куклы, так почему бы не завести себе живую и теплую, раз деньги позволяют?! И он — Тим — просто подошел под воображаемую картинку, да к тому же еще и одинокий, робкий... Но неужели шлюху было не нанять или какую-нибудь модель? Не надо было бы наркотиками даже поить... просто заплатил и делай, что хочешь. Зачем все эти хлопоты?! Однако, если по началу показалось, что наказание пока совсем легкое, то вскоре выяснилось, что стоять, не шевелясь, не так уж просто, да еще и учитывая, что ноги подгибаются от слабости. Он чуть отклонился назад, опираясь спиной о дно коробки, утопая в кружевах... такое странное ощущение... только если он его так на всю ночь оставит... ему так не простоять до утра...

Господин вернулся через пол часа. Юноша стоял с закрытыми глазами и, кажется, молился. Это выглядело довольно забавно, но с другой стороны никто не отменял наказания. Прошло всего около часа. А вот его вскрик мог стоить как минимум лишнего внимания. Хотя...

Мужчине принесли ужин. Пахло аппетитно. Острый соус к мысу, паста, замечательный жульен, несколько видов салатов. А мальчик целый день не ел.

— Хочешь поужинать? — улыбка стала сладкой. Набрать в тарелку всего понемножку, подойти. Поднести вилку с кусочком мяса к дрожащему рту. — Попробуй, как вкусно.

Пушистые ресницы дрогнули, он открыл глаза... хотя на самом деле в щелочки уже давно следил за передвижениями господина. Губы покорно открылись, юноша аккуратно взял кусочек с вилки, медленно прожевал.

— Я устал, — тихо пожаловался Тим. От долгого стояния без движения появились неприятные ощущения в пояснице.

— Маленький, так на то и наказание, чтобы ты понял, что нельзя так глупо делать. — мужчина подал юноше руку и вновь принял того в объятия. — покушаешь, сразу будешь спать. Ты такой бледный еще. Я тебя сам уложу. Даже не смей сей час говорить. Он раздел свою куклу опять до нога, по себя отмечая растущее волнение Тима, посадил к себе на колени и начал снова кормить. Тот ел покорно. Прожевывая, глотая подаваемый чай. А потом оказался на кровати в объятиях незнакомца, который притянул Тима к себе и закрыл обоих одеялом.

Тим уже через пару минут пожалел о такой глупости, как жалоба на усталость. Вот же дурак! Надо было просто подождать, пока господин уснет, и можно было сесть на пол... главное только не задремать и не пропустить момент, когда мужчина проснется. Говорить ему запретили, и Тим молчал, покорно позволяя себя раздевать и кормить. "Он просто играет в куклу... это ничего... ничего такого..." — успокаивал себя Тим, но прикосновения рук к обнаженному телу становилось выносить все труднее. Иногда он не мог сдержать нервную дрожь и только сжимал зубы, чтобы не дернуться в сторону. А потом... потом его все-таки затащили в постель... и... господи, он лежал в постели, обнаженный... с мужчиной! Сердце билось... в горле, ушах, висках... просто оглушительно бухало. Тело одеревенело, все мышцы напряглись до такой степени, что даже заныли.

Господин гладил нежные плечи, касался маленьких напряженных сосков, целовал Тима за ушком. Рука его не спускалась ниже, просто ласкала, просто успокаивала, закапывалась в волосах, проводила по линии спины и обратно. Мужчине нравилось чувствовать свою куколку, такую трепещущую, напряженно-обольстительную. Пусть согреется, пусть привыкнет к нему, сам начнет тыкаться ночью и стремиться поближе. Только привыкнет немного.

— Ты очень красивый. Мне нравится... тебя гладить, — шепот на ушко опять.

Тим с трудом удерживался, чтобы не заскулить и не попытаться отползти... он понимал, что в этом случае его ждет укол и абсолютная беспомощность — а это пугало его просто невероятно, хотя в чем разница — если даже будучи в состоянии двигаться, он не может сопротивляться? Он только шумно дышал и дрожал, ожидая продолжения... но... но с ним снова обходились, как с куклой — бесполой красивой мягкой куклой, хотя некоторые прикосновения словно током били по нервам... не сильно, не больно, но раздражающе... заставляя беспокойно ерзать и вздыхать. Потом все-таки усталость взяла верх... да и ничего страшного не происходило. "Он просто играет в куклу" — снова повторил про себя Тим, успокаиваясь, позволяя себе закрыть глаза.

Пробуждение, сладостное, в мягкой теплой кровати, полной свежести, под воздушным одеялом рядом с чудеснейшим маленьким котенком, который так и уснул на плече и теперь уткнулся в тебя носом. Господин улыбнулся Тиму, который сложил ладошки под щеку и теперь свернулся калачиком рядом с ним.

Он выбрался из постели аккуратно, стараясь не разбудить чудесное произведение искусства, которое не понимает даже, какой дар достался ему от природы и отправился к балкону, чтобы распахнуть. Там пели птицы, цвел сад.

Позади завозился котенок.

— Доброе утро, — не поворачиваясь, сказал хозяин.

Тим сонно моргнул. К коже легким облаком прикасалось дорогое белье, вокруг свежий воздух, чистота, вкусные запахи... и не надо тащиться на работу, можно нежиться в широкой постели и... в душе шевельнулось предательское чувство, что не так уж все и плохо. Только вот хозяин всего этого великолепия — псих, и от него неизвестно чего можно ждать.

— Доброе утро, — эхом отозвался Тим, садясь в постели и стыдливо натягивая одеяло себе по шею.

— Как хорошо, что ты проснулся, нам надо сразу поговорить, милый, — господин обернулся. Он был очень высоким, огромным. Черные волосы коротким ежиком. Черные глаза, темная кожа. На мощном теле только натянутый с утра халат. — Чтобы потом ты не говорил, что я тебя не предупреждал. Ты моя кукла. Ты это уже понял. Должен делать все, что я попрошу. Принадлежишь мне. За это я буду тебя любить и заботиться. И позволять многое. Невозможного для почти нет. Единственное, чего у тебя не будет — это свободы. Хотя... она у тебя была хуже, чем нынешняя несвобода. Если станешь капризничать и не исполнять мои желания, огорчать меня, то тебя буду ожидать наказания. Иногда я бываю жесток, иногда спускаю ошибки. Так что радуй меня. Ванная ты знаешь где! Потом завтрак. Потом придет стоматолог и врач. Я хочу убедиться в некоторых вещах. В том числе в твоей невинности. У тебя была девушка?

Тим выслушал это все и поежился... так вот значит почему его до сих пор не... значит, будет не только любоваться, но сначала проверит на... инфекции. В горле пересохло. Он смотрел испуганно на мужчину... и даже представить себе не мог, чтобы... чтобы...

Юноша вцепился побелевшими пальцами в край одеяла. Пока в квартире была больная бабушка нечего и думать было о каких-либо романах... а когда она умерла... Тим просто не мог привести кого-нибудь в эту квартиру... в этот храм скорби, пропитанный ладаном... и выкинуть алтарь с портретом матери тоже не мог... Конечно, с девушками он встречался, но все как-то не клеилось, он был слишком робок, а более бойкие девочки предпочитали более ярких мальчиков.

— Не было... но я... послушайте, я не могу... с мужчиной... мне это не нравится, я не... не такой, Вы ошиблись. Я не капризничаю, я сейчас все сделаю, но просто выслушайте меня, — быстро затараторил он, периодически нервно облизывая губы, — я уверен, что многие... более красивые, чем я, мальчики будут рады быть с Вами... Вам необязательно для этого кого-то похищать, поить наркотиками... Вы... Вы сильный, богатый... Вы можете быть добрым... Отпустите меня... пожалуйста, найдите кого-то, кто лучше подходит на эту роль... кому она будет в радость... Ну, Вы же понимаете, я никому ничего об этом не расскажу, да и что я могу против Вас?! Отпустите... прошу Вас...

Мужчина выслушал торопливую речь, и на лице его ничего не шелохнулось. Уже сопротивление. Уже пошел против правил.

— Лотос, замолчи, — тихий приказ. — Если я захочу кого-то другого, отсюда тебя вынесут только вперед ногами. — легкий прищур. — Я выбрал тебя. Ты мой. Тебе это понятно? И спать с тобой я пока не собираюсь. Мне важна именно твоя невинность. Мне хочется иметь рядом чистую куколку, с которой приятно играть. Если я захочу шлюху, я ее приведу. И не буду спрашивать у моей игрушки. Марш в ванную, потом одевайся. Шкаф твой. Будь любезен выбирать вещи, подходящие друг другу, а затем спускайся вниз, к столу.

Тим вздрогнул от слов мужчины и сразу же заткнулся. Надежда на то, что можно достучаться до разума этого человека рухнула. Зато оно узнал три новости — хорошую, плохую и ужасную. Хорошая была в том, что в постели ему пока ничего не угрожает... правда, настораживало слово "пока", но и это уже было огромным облегчением. Плохая — этот тип все-таки псих, а не просто богач, которому в голову втемяшился экзотический каприз. И ужасная... живым Тима отсюда никто не отпустит.

Юноша быстро вылетел из постели и кинулся в ванную. Долго мокнуть под душем он не рискнул, хотя понежиться в такой роскоши, как одиночество, да еще с возможностью двигаться, хотелось подольше. "Что же делать? Что же делать? Что же делать?" — стучало в голове вместе с тяжелыми каплями. Потом пришлось все-таки вылезать из душа... Он нерешительно посмотрел на висящие на длинной вешалке безукоризненно сложенные пушистые полотенца, робко потянул одно, вытерся... правда длинные волосы намокли и так их было не высушить. Ну зачем он с головой-то под душ залез? — с досадой подумалось Тима. Нервно покусывая губы, он вышел из ванной, укутавшись в большое полотенце, и подошел к шкафу... вернее к гардеробной... огромная куча шмоток из тех, что он не умеет носить... да господи, ни один нормальный человек это не носит. Тим заглянул в ящики... еще большее отчаяние — ни одних нормальных трусов — кружавчики, ленточки, шелковые лоскутки.

"Боже, я не могу это надеть!" — он тоскливо порылся там еще... ну не без белья же ходить? Хотя в этом, кажется, еще стыднее, чем вообще голому. Наконец, он просто закрыл глаза и вытянул первое попавшееся — белоснежный шелковый треугольничек с кружавчиками на тесемках.

— Блин! Ну почему ты себе девчонку не завел, а? Ну как я это надену???

Тим покрутил эту фигню и так и эдак, в конце концов как-то нацепил, стараясь лишний раз вниз глаза не опускать, шелковый шнурок непривычно уместился между ягодиц, смущая просто до ужаса. Юноша покраснел, хотя вроде бы его сейчас никто не видел. Теперь одежда. У него в глазах рябило от этих вычурных тряпок... вещи, подходящие друг к другу?! Да тут вообще ничего не подходит... Надо что-то однотонное... да... ну что может подходить? Он долго перебирал... пытаясь найти хоть что-нибудь... ах, да какая разница?! Потянул темную полу... темно-синяя туника... ну и прекрасно. Он нацепил на себя... тонкая ткань промокла на плечах от волос... Да и она была слишком короткой... надо было хоть брюки найти... нашлись только бриджи... причем еще и серебристые. Подходит это или не подходит? Ну откуда ему знать, если он до сих пор только футболки и свитера с джинсами носил? Бриджи оказались слишком в обтяжку... он еле их натянул... наверно, вообще малы... нет, это ужас... надо что-то другое! Он в отчаянье оглянулся на дверь. Господи, он тут уже час наверно возится! Сейчас заработает себе наказание. Ладно... надо идти... Про обувь Тим как-то забыл и так и пошлепал босыми ногами по ковру. Осторожно выглянул, отыскал лестницу и чувствуя себя совершенно потерянным спустился вниз.

Господин уже положил руку на перила, явно намереваясь подняться наверх. Во взгляде его читалось явное недоумение. С мокрой головой на босу ногу, выбрал совершенно неподходящие друг другу вещи.

— Стой на месте, — скомандовал мужчина и быстрым шагом поднялся к Тиму, чтобы развернуть и отправиться обратно с ним в спальню.

— Ты никогда не пользовался феном? Ах да, — он затолкнул свою куклу в ванную и включил фен, висевший у зеркала, чтобы привести волосы в порядок. Слабое сопротивление сменилось опущенной головой. — Тебе самому нравится, как ты оделся? Я четко сказал, что хочу, чтобы ты радовал глаз. Снимай все немедленно. — и господин потянул одежду прочь. А затем потащил юношу обратно к шкафу. Теперь он достал оттуда серебристые полупрозрачные штаны с темными бусинами, белую невесомую рубашку и жилет, украшенный хрустальными бусинками.

— Обувь. — палец указал на светлые туфли. — Теперь меня почти все устраивает. — господин притянул куколку к себе. — Теперь ты просто красавчик. Придется одеваться при мне. Пошли есть.

— Простите... я не умею все это носить, — пролепетал Тим, совершенно несчастными глазами посмотрев на мужчину, — И фен я не заметил... торопился... не хотел заставлять Вас ждать... простите...

На этот раз он был не против, чтобы господин сам его одевал — это было вынести проще, чем разбираться со всеми этими непонятными вещами. Увы, теперь мысль, что господин поймет, что это все ошибка — не утешала. Ошибку просто уничтожат...

— Ну, я все прекрасно понимаю. Ты все еще думаешь, что я буду с тобой спать? — легкое касание щеки. — Нет. Я люблю красивые вещи. Я их боготворю. Ты красив. Очень. Он подвел юношу к зеркалу и стал дожидаться реакции. За гранью стояло неземное создание. Не тот несчастный мальчишка, который жил в маленькой квартирке и ходил в старых кедах. — Ты понимаешь, о чем я? Да, я кажусь тебе ненормальным. Но на самом деле... — Господин притянул к себе свою прелесть. — просто ты потерялся, а теперь я тебя нашел.

Тим смотрел на свое отражение... так не бывает... он и не подозревал, что может так выглядеть... его худоба больше не казалась болезненной, как это выглядело в мешковатых свитерах и джинсах... Полупрозрачные летящие одежды превратили его в ирреальное существо из сказки... Казалось, тронь, и видение упорхнет. Из белоснежных рукавов выглядывали тонки запястья, руки с длинными пальцами больше не смотрелись нелепо для парня... да и парнем он больше не был... фея, кукла... Глаза теперь как-то даже загадочно смотрелись под длинными ресницами — синие, глубокие, чуть удивленные, волосы теперь не как обычно спутанные и тусклые, блестели темным шелком. Тим вздохнул, он совсем потерялся... у него ничего не было — ни собственной жизни, ни свободы... да и внешность эта... не его...

— Это... это красиво... но это не я... то есть, простите, я просто не могу к этому сразу привыкнуть, — Тим спохватился, вспомнив, про угрозу, — Но я постараюсь. Правда, — он посмотрел на мужчину и вымученно улыбнулся.

— А теперь есть, милый. Надеюсь, что твои старания будут меня радовать. Я очень занятой человек. Мне нужно расслабляться, чувствовать и видеть твою прелесть, — он повел юношу в столовую и усадил за стол. — Ты умеешь танцевать? Петь? Рисовать? Чему тебя учили все эти годы... Танцы... Хочу видеть изгибы тела... Твои изгибы... Созерцать. — господин уселся с другой стороны и велел слуге подавать завтрак. Все это время он молчал, а затем кивнул, чтобы Тим выбирал себе сам из всего многообразия. Которое принесли.

— Я ничего не умею... и меня ничему не учили, — все тише отвечал Тим, — Я немного рисую... но это ерунда... я сам просто... и никому никогда не показывал.

Он посмотрел на стол. Господи, зачем столько всего на завтрак?! Он утянул с ближайшей тарелки румяный круассан... нежнейшее тесто таяло во рту, а внутри был сливочный крем, юноша даже прикрыл глаза от удовольствия, слизывая с губ крошки.

— У тебя будет теперь достаточно времени, чтобы научиться. Единственный недостаток, — мужчина дал знак, чтобы Тиму налили кофе. — заключается в том, что ты будешь общаться близко только со мной. Все люди, которые будут тебя лучше — работаю на меня. И получают хорошие деньги. Они ценят свою работу. Ты понимаешь, о чем я? Кушай-кушай. Так вот, лекарств не будет до тех пор, пока ты не предпримешь попытку к побегу. Одна попытка равна постоянной неподвижности. — мужчина отпил кофе из маленькой фарфоровой чашечки. — Агрессия, нападение — тебя ожидает очень строгое наказание. Отказ от выполнения просьбы — средней тяжести наказание. Попытка к самоубийству — тут я оставляю за собой сделать с тобой уже нечто ужасное.

Тим слушал, смотря на господина широко распахнутыми глазами, и кивал, соглашаясь со всем, что ему говорят.

Самоубийству... — неслышно, одними губами повторил юноша, это заставило его поежиться... что это значит? Кто-то уже пытался... он здесь не первый? Или все-таки ему придется делать что-то настолько ужасное, что захочется свести счеты к жизнью? Но пока ничего ужасного он не услышал... если принуждать к сексу его не будут, наряды как-нибудь можно пережить. Впрочем, если его снова обездвижат... превратят в куклу уже навсегда... то тогда он может понять, отчего тут захочется умереть.

Тим отвел глаза и уткнулся носом в чашку... а там оказался божественно ароматный кофе... юноша и не помнил, когда он такой пил. Обычно утром, чтобы проснуться, он готовил себе растворимую бурду, которая ни в какое сравнение не шла с этим благородным напитком. Он сделал глоточек и опять зажмурился от удовольствия. А с круассаном это вообще было каким-то неземным блаженством. Думать о невозможности побега стало легче. Но то, что он невозможен, вырисовывалось все яснее. Во-первых, угроза постоянной неподвижности была слишком ужасной, во-вторых, никто ему не поможет, местному персоналу жаловаться бесполезно, в-третьих, даже если ему удастся сбежать... и куда он пойдет? В полицию, с тем, что его насильно держали в роскоши, наряжали в женские тряпки и собирались учить танцам? Конечно, удерживать человека насильно противозаконно в любом случае, но адвокаты этого богача разделаются с ним в два счета, а Тим себе может позволить только бесплатного... положенного от государства. А самому ему в бега податься не получится... он не выдержит такого... и вообще, агенты этого типа его очень быстро обнаружат, и вот тогда это все превратится в ад... а пока ведь похоже на сказку... какую-то странную, безумную... уж точно не со счастливым концом, но пока жить можно и ждать... какого-нибудь шанса.

— Но ты кушай, не отвлекайся, — мужчина допил кофе и встал. — У меня есть несколько дел. Осмотрись в доме или можешь пойти в бассейн пока. Там еще есть чудесный аквариум. В двенадцать приедет доктор. Потом массаж опять и к двум я тебя жду к столу. Понял? Улыбнись, не бойся... Расслабься... Все будет очень хорошо.

Господин отправился к дверям, на ходу накидывая пиджак и оставляя Тима себе в распоряжение. Теперь весь этот стол принадлежал лишь ему одному. А еще бассейн — крытый. Огромный. С подводными струями. Там можно было проводить хоть целый день. И аквариум в целую стену.

5

Массажист вновь работал с телом юношу, приводя в сладкое состояние дремы, а в два двери открылись, и на пороге появился мужчина. Он принес коробку, перевязанную лентой.

— Мы едем на встречу, одевайся, Лотос, — сказал строго. — Помогите ему привести себя в порядок, мадам Лаэль. — и господин вновь исчез в дверях.

Тим позволил себе расслабиться... и правда — ничего ведь такого страшного. Ну, богач со странностями... но если вести себя правильно, то все будет хорошо... пока. Тим не был настолько глупым, чтобы не понимать, насколько хрупко и временно его положение... а итог будет весьма печальным. Но ведь это будет потом... а сейчас, почему бы не насладиться роскошью, пожить одним днем?!

Он плескался в бассейне, наблюдал за рыбами, отдыхая. И массаж на этот раз не был мучительной и унизительной процедурой, когда его валяли по массажному столу, абсолютно безвольного, как тряпку. Тим даже смог получить удовольствие. А потом снова начался этот ритуал с одеванием, но теперь, слава богу, ему отрядили помощницу.

А потом отвели к центральному входу, где уже ждал господин. Тот оглядел свою куколку с ног до головы и кивнул удовлетворенно. Зажатый в корсет и узкие полы синего платья, закутанный в легкие складки верхнего легкого шифона небесного цвета, он смотрелся божественно. Мужчина просто не мог не коснуться конфетки. Рука провела по щеке. Волосы мадам убрала в очень красивый хвост, заколов драгоценной заколкой, добавила блеска на губы. И сразу мелькнула мысль, что Лотосу требуется купить еще и косметику.

— Идем, — подхватив Тима на руки, мужчина спустился к машине. Сам бы тот точно по ступенькам не сполз в таком узкой юбке. И посадил внутрь, чтобы тотчас притянуть к себе. — У нас сегодня будет благотворительный вечер. Хочу, чтобы ты был рядом. Ты украсишь этот праздник.

Если его не обездвижили наркотиками, так теперь обрядили в такую одежду, в которой даже дышать трудно, а юбка явно не для того, чтобы в ней ходить, а разве только на подиуме стоять. Волосы, завязанные в тугой хвост, непривычно тянуло, юноша уже горячо надеялся, что вечер не продлится долго. Но в глазах мужчины было такое восхищение, что, даже несмотря на очевидную бредовость ситуации... это отозвалось в душе чем-то похожим... на что-то приятное. Тимом никогда и никто не восхищался, а теперь вдруг статус сменился с "никчемного заморыша" на "предмет восхищения". Его снова носили на руках и прижимали к себе в машине, но теперь Тим знал правила и его не захлестывала паника. Он сидел тихонечко в объятиях мужчины, скромно опустив ресницы, и гадал, что это за благотворительный вечер такой, куда можно притащить такую вот живую игрушку. Впрочем, раньше ему не доводилось бывать на тусовках богачей.

И конечно, он не ожидал, что его появление будет предметом обсуждения партнеров по бизнесу. Свою куклу господин не выпускал из объятий ни на минуту — держал за руку или за талию, перемещаясь между пышно разодетыми людьми, которые пили шампанское или бродили просто по огромной зеленой поляне, укрытой белоснежными шатрами. Несколько раз на Тима бросали завистливые взгляды какие-то тощие девицы. Все называли мужчину Брайном. И речь по большей части шла о финансовых потоках и вложениях.

— тебе не скучно? — господин в один из моментов склонился к уху юноши. — Здесь есть кофетерий. — Хочешь, посиди там. Я скоро приду.

Первое время Тим глаза боялся поднять и заливался краской от одной мысли, что на него в таком виде смотрят люди... "А, может, они думают, что я девушка? Мало ли какая мода на плоскогрудых девиц. Хотя, бог знает, какие у них здесь нравы...и какое им дело, что он парня одевает в платья?! Да и разве это сейчас диковинка?!" — думал про себя Тим, оглядываясь украдкой.

— Я не знаю, как себя здесь вести, — ответил юноша, — И... как мне Вас называть?

— Ты же теперь знаешь, как меня зовут, — мужчина наклонился и на глазах у всех поцеловал Тима в губы, язык его проник в рот, руки обхватили тонкую талию. Целовал он одновременно и нежно, и страстно. Гладил по спине, по волосам, ласкал... Сжимал с силой — так, что в груди не хватало воздуха. А потом отпустил. — Тогда потерпи двадцать минут, и мы поедем домой.

Тим сдавленно охнул мужчине в губы... он настолько этого не ожидал, что его ладони инстинктивно уперлись в широкую грудь. Он не смел сопротивляться, но наверняка вел себя неестественно, замерев в руках господина. У него голова закружилась от нахлынувших ощущений, и под коленками задрожало так, что он бы, наверное, рухнул на пол, если бы мужчина его не держал. Как он может?! Притащить сюда свою игрушку, да еще и целовать при всех?! Да еще ТАК! — Вихрем пронеслось в голове и тут же исчезло вместе со всеми остальными мыслями. Когда его, наконец, отпустили, Тим мог только ошеломленно хлопать ресницами и хватать ртом воздух, а господин как ни в чем ни бывало, дал ему какие-то распоряжения.

— А... можно мне чего-нибудь выпить? — дрожащим голосом спросил юноша. Ему настоятельно сейчас требовался бокал... а лучше рюмка чего-нибудь покрепче.

— Шампанского? — мужчина остановил официанта и подал Тиму, а сам продолжил разговор с партнером по бизнесу. Он держал юношу, крепко сцепив с его рукой пальцы, и убеждал пожилого мужчину, что необходимо приостановить проект по разработке новых систем оплаты. Так продолжалось не двадцать минут, а около часа. Когда Брайтон обернулся к своей куколке, у той полыхали щеки от неизвестно какого бокала. И тут господин решительно подхватил своего мальчика и понес через сад к машине. Он не ругался и не злился. Он залепил юноше в салоне пощечину.

— Это из-за поцелуя?— Спросил спокойно.

Пока Брайан разговаривал о делах, Тим заливал волнение шампанским... оно было сладкое и легкое, как лимонад, но зато внутри распускалось блаженное спокойствие, а в голове зашумело, мешая прорываться туда тягостным мыслям. Да все хорошо, его вон водят по таким шикарным приемам, вкусно кормят, он живет в шикарном доме...и за все это ему нужно всего лишь изображать живую куклу. Да и если его хозяину надо ее целовать на публике — пусть целует, не так уж это и страшно — на пьяную голову жизнь казалась уже почти прекрасной. Его снова подхватили на руки, отнесли в машину... и... лицо обожгло...

Тим схватился за щеку и сжался в комок, шарахнувшись от мужчины в угол салона и испуганно уставившись на него оттуда заблестевшими от подступающих слез глазами.

— Ч-что? Что я сделал?

— Сделал... ты на ногах не стоишь. — Я всего лишь тебя поцеловал. Поехали, — бросил шоферу и поманил Тима к себе пальчиком, — иди сюда. Я объясню, что такое быть моим. — он схватил юношу за подбородок. — это значит, что ты позволяешь мне все, а не отталкиваешься. Не выражаешь протестов никаким образом. Ты хочешь успокоиться алкоголем? Тогда, может, лучше таблетки? — черные глаза бешено сверкали. Склонившись, господин опять поцеловал Тима в губы. Со страстью, ярко, выражая этим всю степень раздраженности, отпустил. — Мои партнеры не должны видеть ни признака сопротивления...

— Я... я просто не ожидал... не надо таблеток, пожалуйста...

Он покорно обмяк в руках господина, позволяя его языку хозяйничать во рту, даже попытался робко ответить, чтобы немного задобрить. В голове все кружилось, а от поцелуя стало вообще как-то странно.

Я теперь буду знать... — продолжил оправдываться Тим, когда снова смог нормально дышать, — Не надо таблеток, пожалуйста, я больше ни капли алкоголя не выпью... Я... мне просто неловко при людях... я вообще никогда не бывал в таких местах... я не хотел Вам сопротивляться или... — он пожал плечами, словарный запас иссяк, да и с заплетающимся языком оправдания выглядели сумбурными и нелепыми.

— Ладно, Лотос, но я надеюсь, что ты понял. — Брайтон привлек юношу к себе и поцеловал теперь нежно в лобик, а потом позволил и вовсе уснуть в дороге. Его мальчик так утомился, что даже не реагировал, когда его раздевали и укладывали вечером в кровать. Мужчина забрался к нему и обнял. А куколка завозилась и прижалась тесно горячим телом, чтобы всю ночь сопеть на плече.

Сон такой сладкий... тепло, мягко... кто-то обнимает... еще бы сушняк не мучил и совсем было бы хорошо. Что ж они вчера отмечали и с кем он заснул? Тим завозился, потерся щекой о плечо спящего рядом, медленно открыл глаза... и тут же в сонный мозг ворвались воспоминания. Он в плену, у сумасшедшего богача... наркотики, наказания, странные наряды... поцелуй, пощечина... а сейчас он с ним в постели... Нет, он конечно не первый раз с ним так просыпается... но, вот сам обнимает и прижимается... Тим, заливаясь жаркой краской, осторожно попытался высвободиться и выбраться из постели.

Рука потянула юношу обратно и прижала к себе. Господин, не открывая глаз, поцеловал куколку в лоб.

— Куда? — спросил сонно. — Еще рано... — Он еще плотнее прижал голое нежное тело к себе, ощутил эрекцию юноши и приоткрыл один глаз. — Ты уже выспался, Лотос?

— Пустите меня, пожалуйста, я очень пить хочу... и... и мне нужно в ванную, — робко попросил Тим, весь вытягиваясь по струнке в объятиях господина.

Брайтон открыл глаза еще шире. Его куколка была хороша, как никогда. После двух ночей нормального сна почти сошли синяки под глазами, а лицо и вовсе залито нежным румянцем. Просто фарфоровая статуэточка в кровати.

— Иди, — руки разжались, — но возвращайся, я хочу с тобой целоваться, — юноша выскочил из кровати и метнулся в ванную, а мужчина лег на спину и сунул под нее руки. Да, он не ошибся в выборе. Лотос идеален. И будет его долго радовать, если не сорвется и не перейдет границ.

Тим напился из-под крана, плеснул холодной воды в лицо. "Это просто утренняя эрекция... к тому же я вчера выпил лишнего и вообще не сразу сообразил, с кем я в постели" — успокоил себя юноша, снова то глотая холодную воду, то подставляя под нее лицо. Помогло. Он сходил в туалет, быстренько принял прохладный душ, стараясь не мочить волосы. Вытерся и замер перед дверью. Подышал глубоко. И сдернул с бедер полотенце, повесил обратно на вешалку — все равно это бесполезно и глупо. Он вернулся в спальню, подошел к кровати и тут вновь нерешительно затоптался на месте.

— Мне... мне лечь обратно в постель? — и снова щеки горят и отчаянно жалко, что полотенце осталось в ванной.

Маленький скромник вернулся и мялся перед постелью, давая возможность собой полюбоваться. Брайтон откинул одеяло.

— Конечно, всего только восемь утра, — он похлопал по покрывалу, а когда нерешительный мальчик залез в кровать, то притянул его обратно к себе, в тепло рук. — Расскажи, что тебе снилось, проказник. Голова не болит после шампанского? Ты, оказывается, так робок в поцелуях. Может, потренируемся, чтобы тебя на людях это больше не смущало.

— Я не помню, что мне снилось, — это был честный ответ, — Голова болит... немного, — а вот это уже маленькая ложь, он вчера не настолько сильно напился, чтобы утром его посетило похмелье, просто переволновался немного, и шампанское ударило в голову, — Можно, я еще немного посплю?

Тим отчаянно повторял себе, что господин ведь не собирался с ним спать... ну в ЭТОМ смысле... и что он и в постели его использует, как куклу — то есть вот как маленькие девочки берут в постель игрушки и прижимают к себе... только вот у них куклы из пластмассы, и господин отнюдь не девочка... и уж совсем не маленькая... Близость с ним Тима ужасно пугала... и поцелуи... они сами по себе не страшные, но... вдруг он решит, что его куколка больше не невинная...

— Поспи, — мужчина не настаивал на поцелуях дальше, и так видно, что щеки горят. И в глазах дикий испуг. — Я поцелую тебя потом. В любое время. Сегодня поедем выбирать тебе еще вещи. Я хочу тебя наряжать. Ты красивый... — последовал поцелуй в щеку. — Если бы ты не появился в моей жизни, я бы очень тосковал. У меня до тебя еще не было ничего прекраснее, разве что орхидея. Ты очень на него похож...

Тим весь окаменел, сердце ухнуло куда-то вниз и там забилось в холодный тугой ком, в который свернулось все естество юноши. Он не хотел этого знать, но губы сами открылись и произнесли убитым голосом:

— И что же с ним случилось? С Орхидеей? — он с усилием сглотнул и закрыл глаза, прикусывая язык — причем в прямом смысле.

Господин обнял куколку сильнее, потом поднял лицо, чтобы заглянуть в глаза.

— Он нарушал правила. И был наказан. Часто бывал наказан. А потом он умер. Понятно? — голос господина был мягким, безо всякой угрозы. — Но с тобой такое ведь не случится, милый? Ты будешь послушным? Будешь делать все, что я скажу... и я сделаю все, чтобы ты меня радовал.

— А Вы мне все правила рассказали? Я даже не знаю, как я должен вести себя с Вами при людях, — тихо сказал Тим, реальность снова напомнила об отчаянности его положения, о которой он было стал немного забывать, когда понял, что насиловать его вроде никто не собирается и наркотиков без попыток к бегству больше не будет. — Я ведь старался вчера... а все равно заработал пощечину, — его губы дрогнули.

— Ну, я рассердился на тебя зря, маленький, не плачь, — Брайтон наклонился и поцеловал куклу в уголок рта. — Ты хотел спать. Спи, я тебя обниму. — сильные руки вновь притянули юношу ближе, стали гладить по нежной спине. — Ты ведь не захочешь бежать. Не станешь мне противоречить? Так и проблем не будет... Спи, отдыхай... Я тебе подарю сегодня очень красивый день. Все магазины в главном центре будут только твои...

Это было ужасно глупо и нелепо, но когда господин начинал обращаться с ним нежно, Тим успокаивался. Умом он понимал, что в эту минуту этому психу хочется нежить свою куколку, а в другую... ему может захотеться ее сломать. Но невинный, утешающий поцелуй в уголок рта почему-то действовал волшебным образом, и юноша только вздохнул и закрыл глаза, прошептав:

— Я буду послушным...

За зыбкую надежду, что пока он послушен, он в безопасности, можно было держаться и хоть иногда позволять себе расслабляться.

Господин улыбнулся.

— Я тебе верю, — шепнул в губы. — Так и должно быть. Сладкий мой мальчик. Лотос. Ты настоящий лотос. Божественный цветок самого Кришны. Ты знаешь, кто такой Кришна. Вечно юный бог. Красивый, как ты. Увидишь, как любят люди красоту. Ты должен гордиться ею и заботиться о ней...

"Да, только я вот не вечно юный. Впрочем, мысли о том, что мне удастся дожить до... ну когда я перестану быть юным... наверно слишком смелые... Я проклят с самого рождения, бабушка была права, и это все закономерно... правильно, так я и должен был закончить... все правильно..." — темные ресницы намокли и заострились от слез. Юноша спрятал лицо, уткнувшись в плечо мужчины.

— Ну, что за слезы опять. Ты испугался? Лотос, все будет хорошо. Я тебя не стану обижать и не трону тебя никогда... Я всего лишь хочу любоваться и радоваться твоей красоте. Ты заслуживаешь много. Когда ты привыкнешь, я позволю тебе много — свою машину, прогулки, у тебя будут деньги. Ты зря так волнуешься. Просто соблюдай правила быть лишь моим и подчиняться.

— Мне страшно... очень... но я привыкну... мне просто нужно время... — прошептал Тим и снова вздохнул. Как ни странно на него вдруг навалилась дрема — его утешали, обнимали, согревали... и сознание как-то постепенно уплывало.

6

Когда юноша уснул, Брайтон вылез из кровати, укутал его и отправился в кабинет. Он распорядился, чтобы приготовили легкий завтрак и около часа общался по телефону с помощниками, устроив конференцию. О том, что мальчик спустился в столовую, сообщила служанка. Тим и правда был уже в столовой и робко сидел за столом, завернувшись в халат Брайтона. Тот улыбнулся и не стал отправлять куколку наверх. Если ему нравятся его домашние вещи, пусть пока...

— Проснулся?

— Да... доброе утро... то есть, у Вас, наверное, уже добрый день, — Тим слабо улыбнулся, он никак не мог решиться назвать господина по имени. — А можно мне сок? Меня все еще мучает жажда... — и чуть тише, — Никогда больше не буду пить алкоголь. Можно мне Вас кое о чем попросить?

— Конечно, не ждал бы и уже ел, — господин сел напротив, вытащил салфетку и приказал подавать кофе. — так что ты хотел попросить, милый?

— Я совсем не умею одеваться... ну в те вещи, которые у Вас... — Тим смущенно потупился, — Те вещи, которые Вам нравятся. Этому можно как-то научиться? Я... я открыл сейчас шкаф и понял, что ничего не могу выбрать... Понимаете, я рос без родителей... меня никто не учил таким вещам, — он конечно понимал, что родители тем более не учили бы его одеваться в такие вычурные... да что там говорить... женские шмотки, но теперь это был вопрос выживания, — Извините, что я Ваш халат взял, — на всякий случай добавил Тим и поднял виноватые глаза на Брайтона.

— Это не проблема, иди ко мне, — нежность накатила на мужчину при смущении его ласкового котенка. — Он боится, что хозяину что-то не понравится. Правильное чувство. Надо его развивать. Мальчик обошел стол и уселся к Брайтону на колени. — Я тебе выделю служанку. Она будет тебя одевать с утра и приводить в порядок. Так тебе проще будет... Хорошо? — легкий поцелуй в лобик. — А теперь садись обратно и кушай.

Вести себя правильно оказалось не так уж сложно. А внутри вдруг разлилось очень неправильное... ненормальное чувство, когда губы мужчины легко коснулись лба... и сидеть на коленях... дурацкое извращенное чувство... Тим никогда не знал родительской ласки... внутри что-то дрогнуло, к горлу внезапно подступил комок.

— Спасибо, — еле слышно прошелестел юноша, и пошел снова на свое место. Служанка принесла свежевыжатый апельсиновый сок и кофе. Юноша жадно приложился к высокому тонкому стакану... запивая жажду и неправильные чувства.

Этот день хотелось сделать для своей куклы радостным. Брайтон просто снял весь центр для своего мальчика и позволил ему покупать все, что заблагорассудится. Даже то, что совершенно ему не нужно.

Когда они приехали к магазину и вышли, улицу очистили от посторонних. На Тиме было очень красивый костюм из темного шелка и короткая шубка, которая подчеркивала его тонкую талию.

— Ты готов купить себе игрушки? — спросил господин. — Любая глупость. Что угодно. Выбирай.

У Тима голова кружилась от всего этого... какая-то сказка... но... впрочем, он сейчас не мог сформулировать это самое "но".

— Я... я не знаю, — он оглянулся на сопровождавшего его мужчину, в синих глазах отражалась растерянность пополам с детским восторгом, — Я не привык к такому... меня всегда учили, что нельзя тратить деньги на безделушки...

— Ерунда, — господин повернул к отделу с компьютерами. — Ты ведь наверняка мечтаешь о каком-нибудь красивом ноуте или последней модели телефона? Не может быть мир без желаний. Сегодня я добрая фея, а ты моя Золушка.

— Ноут... да, наверно... а... мне можно будет пользоваться интернетом? Ой, а можно мне... да... мне нужен планшет! — решился Тим, глаза загорелись, на щеках выступил легкий румянец, он даже пальцами за края пушистой шубки схватился, — На котором можно рисовать... только я совсем не знаю, как этим пользоваться, но наверное есть какие-то книжки про это...

— Конечно можно. И интернет, и планшет, и все, что приглянется. — заулыбался Брайтон. — Я тебе не собираюсь ни в чем отказывать. И ты, надеюсь, тоже не станешь.Я многого не прошу. Всего лишь тебя видеть и любоваться. — он подтолкнул юношу в магазин и с удовольствием наблюдал, как Тим выбирает себе игрушки.

Тим обратился к консультанту и тот помог выбрать ему планшет, но еще нужно было установить на ноут нужные программы. Чтобы не ждать в магазине, они прогулялись еще по торговому центру. Юноша шел вдоль сверкающих витрин, посматривал на них слегка рассеяно. Он, правда, не знал, что тут еще ему могло быть нужно. Его с детства приучили пользоваться только самым необходимым, а сейчас... сейчас его жизнь и вовсе не была самостоятельной, да и в завтрашнем дне он, мягко говоря, уверен не был. Хотя казалось бы — если жить одним днем и есть возможность исполнить любую мечту... но мысли разбегались, и его мечты не имели никакого отношения к этим вещам. На пути встретился магазин элитных подарков и Тим застыл перед витриной с фарфоровыми куклами, ему стало немного жутко, захотелось отойти... но он все смотрел и смотрел в их неподвижные кукольные лица.

Брайтон подошел к юноше сзади и обнял. Конечно, он понимал, что именно так заворожило его игрушку. Красивые тонкие фигурки за стеклом были совершенны, как и он сам.

— Тебе нравится? Хочешь такую? — голос полился на ухо, опаляя своим дыханием. А вот мне везет больше — такое совершенство, как ты, создать почти невозможно. Это стечение обстоятельств. Странность, которую найти практически невозможно. — руки поползли по плечам, оглаживая мягкий мех. — Куклы созданы для любования. Но они не принесут столько наслаждения, как ты... — Брайтон развернул Тима к себе, ловя ужас в его распахнутых синих глазах. — Это хорошо, что ты понимаешь, как хрупка грань между любовью и восхищением и ошибками. Не совершай их, чтобы я тебя случайно не разбил. Не швырнул о стену в приступе ярости.

У юноши побелели губы, он смотрел расширенными от накатившего страха глазами в темные глаза мужчины. Несмотря на опьянение, он очень хорошо запомнил пощечину, которую получил, даже не зная за что. И это означало... что бы он ни делал, он все равно ходит по лезвию бритвы.

— Я... я не хочу такую... не надо... — ему хотелось уйти отсюда, но он боялся, что господин разозлится, если Тим не оценит его желания одарить свою куклу, — Пойдемте лучше в книжный... здесь ведь есть книжный? Я хотел бы какой-нибудь красивый альбом по живописи.

— Как хочешь, милый. Книги — это прекрасное увлечение. Но большую часть времени я хотел бы, чтобы ты посвящал телу. Я найму тебе учителя танцев. Ты достаточно гибок, чтобы многому научиться. — господин вновь обнял своего испуганного котенка, чтобы повести к огромному магазину с книгами и прочей канцелярией. Все эти полсотни метров он ни разу не отпускал юношу из объятий, вдыхал его аромат, упивался тем, что рядом такая красота. Нечто зверское пробуждалось в груди, жгло нутро. Хотелось играть в свою куклу. Играть жестоко и больно. Но пока рано... слишком рано.

— Хорошо, — послушно кивнул Тим, — А рисовать мне можно? — он подошел к стеллажу с большими глянцевыми альбомами, раньше он мог их только листать, они стоили слишком дорого, да и глупо было при ограниченных средствах тратить деньги на фактически бумагу. Юноша посмотрел несколько. Его привлек большой профессиональный альбом с иллюстрациями художественной анатомии, отчего-то казалось, что это нездорово — покупать такое в подобных обстоятельствах, но Тим решительно захлопнул его и посмотрел на мужчину.

— Мне нравится этот.

— Бери. — кивнул Брайтон. — Только его или еще что-то? Думаю, если ты собрался рисовать, одним альбомом не обойдешься... Знаешь, есть профессиональные большие планшеты... Если хочешь, я найду человека, который тебя научит... — легкая задумчивость. — И даже знаю кого. — мужчина вытянул первый попавшийся альбом и начал листать, разглядывая репродукции знаменитого фотографа, занимавшегося художественной ретушью. — Так что, Лотос, у тебя будет очень плотный график...

— Хочу, спасибо, я как раз хотел Вас попросить об учителе живописи, но не решался, — ответил Тим, думая, что, чем плотнее график, тем лучше — меньше будет времени оставаться на то, чтобы сидеть и бояться. То, что сбежать ему не удастся, он уже понял и почти смирился... почти...

— Но маленький планшет я тоже хочу.... Может быть, у меня будет немного времени, чтобы потренироваться самому, — призрачная иллюзия на хоть какое-то личное пространство.

— Тогда договорились. — прихватив для юноши еще пару альбомов, Брайтон расплатился и направился к магазинам одежды. Он выбирал теперь не платья, а костюмы, что выглядело довольно странно и необъяснимо. Гардероб молодого богатенького денди.

Затем прикупил своей кукле драгоценные запонки, костюм наездника и еще разные мелочи. Было ощущение, что он одевает уже не куклу, а сына.

Тим мерил новые вещи, и они, к счастью, уже больше были похоже на обычные... Хотя он такого в своей обычной жизни тоже не носил. Но в костюмах, жакетах, мужских шелковых рубашках, он уже не чувствовал себя настолько неуютно, как в корсетах и летящих одеяниях восточной куклы. Юноша даже начал улыбаться, выходя к господину, чтобы продемонстрировать очередной наряд. В голове еще родилась мысль, что если ему покупают СТОЛЬКО одежды и обещают столько учителей, значит, у хозяина на него более обширные планы, чем поиграться пару месяцев и... Не хотелось об этом думать... из-за этого сердце пропускало удар и ноги подгибались. А сейчас ведь можно было об этом на время забыть и представить, что он пришел в магазин с... с... кем? ... ну с кем-то, кто о нем просто заботится... А это было так приятно — на пару часов поверить в сказку и отогнать кошмар куда-то на задворки сознания.

— Ты доволен, Лотос? Это очень хорошо, милый. Платья будут только для меня и приемов. В остальное время можешь ходить в обычной надежде. — уже сидя в машине после трех или четырех часов гуляния по магазинам, Брайтон налил юноше сок. — Итак, теперь о главном. — Он достал из ящика папку и протянул Тиму документы. — Твой контракт и правила игры. Читай внимательно и подписывай.

Несколько страниц мелким шрифтом пестрели юридическими терминами, по которым Тим становился служащим компании, известной во всем мире и являлся личным помощником господина Брайтона Вальяса.

— Я доволен, спасибо, — Тим улыбнулся, и улыбка вышла почти искренней, пока Брайтон не напомнил ему о правилах.

Тим смотрел на эти документы... и в голове не укладывалось...

Как же так что он оказался в ловушке посреди современной цивилизации?! Его не посадили в подвал на цепь... он почти каждый день видит людей, но не смеет к ним обратиться, рассказать, что его удерживают силой... и он живет под постоянным страхом смерти. Да это и бесполезно. Его хозяин, играющий в живые куклы, так богат и опасен, что никто не посмеет пойти против него. И этот бред, сумасшествие, безумие... оно еще и имеет официальное оформление. Тиму казалось, что вот сейчас он поставит подпись и тем самым окончательно, уже со своего согласия, признает эту ситуацию имеющей право на существование — не кошмар, не воспаленный бред безумца, а... реальность, документально подтвержденная. Что толку это читать? Что он, судиться, что ли с ним будет? Ха-ха, да, напишет в профсоюз кукол... Или может отказаться подписывать? Ну, разве что правила... да и что правила? Господин разозлится, размажет его по стене, а потом скажет то самое "зря я на тебя разозлился, этого же не было в правилах" — только мертвое тело это уже не утешит. Но Тим все равно пробежал глазами, но там ничего конкретного не было, и ничего нового он для себя не почерпнул. Конечно, он поставил свою подпись — выбора у него не было. Вернул золотую ручку, не в силах скрыть дрожь в пальцах.

— Замечательно, что нас обоих устраивает такое положение дел, — мужчина потрепал юношу по щеке. — Ты проголодался? — и вновь Тим оказался на коленях у господина. Тот гладил свою куклу, а потом и вовсе начал страстно целовать, пока не повалил на сидение. — Утром мы пропустили этот занимательный урок, — напомнил с усмешкой, впился в губы вновь. Страстно прошел языком по зубам. Проник в рот изумленного пленника. Лотос сильно возбуждал его, пробуждал воображение. Хотелось прижимать мальчика, вколачиваться в его тело. Но рано... слишком рано.

— Да... — Тим от всех этих волнений даже и не заметил, что очень голоден. Сидеть на коленях господина он уже привык и это его не пугало... и даже то, что горячие ладони снова заскользили по телу... юноша просто попытался расслабиться... но потом его губы смяли в поцелуе... только не сопротивляться, даже ладонями не устанавливать хлипкое препятствие... новая попытка расслабиться, покорно разомкнуть губы, позволять все, что хочет господин, не позволять панике затопить сознание и начать вырываться... это же только поцелуй... Но через минуту он оказался лежащим на сиденье под все более увлекающимся мужчиной. Тим беспомощно замычал что-то в губы господина... не удержался... Страх ударил по нервам волной адреналина... что, если подписав контракт, он уже больше не считается невинной куколкой?!

— Тебе не нравится? — черные глаза сощурились. — Хочешь, чтобы я прекратил. — Я для тебя готов все делать, а тебе страшно позволить мне себя целовать? — пальцы чуть прихватили горло Тима, в синих глазах появился так нужный господину страх. — Ты должен подчиняться, даже если тебе не нравится. Понимаешь? Слышишь? — давление на горло стало чуть сильнее, губы вновь стали целовать юношу. Продвигаясь осторожно по губам короткими шажками. — Я бываю нежен, но могу стать жестоким. Из-за пренебрежения, Лотос. Мне нужно все твое внимание.

Паника... сердце срывается... сжимается от страха смерти. Его горло такое хрупкое в железных пальцах, сейчас господин просто сожмет их и его навсегда накроет тьма. Руки дернулись, чтобы схватиться за мешающие дышать пальцы... но Тим знал, что это будет конец... судорожно вцепился в обивку дивана, ногти скользили по дорогой коже салона. Хриплое:

— Пожалуйста... я... я никогда не был с мужчиной... мне просто страшно... мне нравится, когда Вы меня целуете... но я боюсь продолжения... — губы шевельнулись в ответ на нежное касание, пытаясь подтвердить срывающиеся слова.

— Я пока не просил о продолжении, — Брайтон отпустил горло и резко потянул Тима сесть рядом. Каким он был агрессивным минуту назад, таким же холодным теперь. Нетипично вообще для нормального человека. — Знаешь, у тебя есть один маленький изъян, Лотос. Он меня угнетает. Я хочу, чтобы ты от него избавился. Ты должен быть покорным и не говорить мне своими телодвижениями 'нет'. Я очень хорошо чувствую каждый твой порыв и твое напряжение. А для того чтобы быть со мной, — черные глаза стали еще темнее, когда посмотрели на Тима. — ты еще должен этого заслужить.

Тим пытался отдышаться, сердце никак не успокаивалось, его затошнило от того, как сильно оно трепыхалось в груди. Перед глазами плясали черные мушки. От слов про изъян, он напрягся — он понимал, чем ему это грозит.

— Я все понял... мне просто нужно еще немножко времени, чтобы ко всему привыкнуть, — очень тихо произнес юноша и бросил на мужчину испуганный взгляд из-под закрывавших лицо волос.

— Замечательно, что ты понятливый мальчик. — машина въехала в парк загородного поместья. Остановилась, и мужчина предложил пройтись по саду. Он шел рядом с Тимом, который старался... именно старался выглядеть естественным, но это плохо получалось. Господин всегда знал, в какой именно день приходит к кукле осознание беспомощности, какие она испытывает терзания, как заставляет себя подчиняться и подавляет в себе страх, который потом превращается в попытки...

7

В саду показалась беседка. Накрытый столик на двоих, ожидающий слуга.

— Подавайте горячее, — приказал мужчина и подал руку Тиму, помогая взойти по ступенькам. — Надо подкрепиться, милый. И пообщаться... Расскажи мне о себе.

— Ну, если Вам интересно... — робко начал Тим, ему не хотелось ничего о себе рассказывать, но ослушаться он не смел, — У меня до сих пор была очень скучная жизнь, я даже не знаю, что Вам рассказать. Я рос без родителей... отца я не знал, а мама... — губы задрожали, юноша пару раз тяжело вздохнул, стал теребить в руках салфетку, — Мама умерла при родах. Меня воспитывала бабушка, она часто болела, я все время с ней сидел, школу много пропускал... и друзей у меня почти не было... меня ведь никуда не отпускали. Но я дома пытался учиться... по учебникам... но все равно я не мог никуда поступить... надо было за бабушкой ухаживать... я пытался на заочном учиться... но... тут бабушка совсем слегла... мне стало не до учебы. А потом я работать пошел... ну тут уж совсем ничего интересного, я ничего не умею, пытался работать вот... ну Вы знаете, в Строймаркете... это же Вы тогда приходили? За бамбуковыми ковриками, — он поднял глаза на мужчину.

Слуга подал первое и закуски. Его мальчик говорил так открыто, так жаловался...

— Получается, я твое очередное несчастье? — господин не улыбался. — Выкравший тебя ненормальный богатый извращенец... — короткая пауза. Тим сжался на той стороне стола. Синие глаза заблестели новыми слезами. — А знаешь, у меня тоже не было родителей. Я рос на улице, а потом пошел на биржу. И заработал первые деньги. И деньги стали делать деньги. И еще деньги... Я их тратил, а их становилось все больше. Я развлекался, спускал, а они вновь и вновь появлялись. — ложка с супом закончила свой путь перед губами мужчины. — И мне нравится красивое. Но ты прав, что боишься меня. Я действительно могу тебе сделать больно. И убить. Или не убить, а покалечить... И ты мой теперь.

Тим слушал его, пытаясь сдержать глупые слезы.

— Да, я знаю, что я никчемный... и ничего не умею... — тихо сказал он. — И наверно для такого, как я, это счастье, что нашелся тот, кому захотелось подобрать... пусть даже для того, чтобы потом сломать... — он сжал губы и уткнулся в тарелку... Есть не хотелось... — Я бы учился... — он снова поднял глаза, — Мне просто нужно было пережить все это... с бабушкой... я собирался восстановиться на заочном... я на архитектора хотел... Впрочем, это Вам, наверное, не интересно... — он опять потупился, рассеяно мешая суп в тарелке, — Вас другое во мне интересует. Хорошо, я буду учиться танцевать или... ну все, что Вы захотите... — и еще тише, еле слышно, — если конечно успею...

— Вот это уже другой разговор. — бросив салфетку на стол, Брайтон налил себе вина. — Архитектурный? Замечательно, Лотос. Будет тебе архитектурный. Только учти, я буду следить с кем, как и когда ты общаешься? Устроит тебя это? И каждую неделю я буду проверять, что ты там знаешь...

Тим удивленно захлопал глазами. Это не шутка? Ему дадут такую свободу? И такие возможности?! Но зачем господину все это?! Куклу он и без всех этих хлопот и трат получит. Зачем ему еще и ученая кукла?!

— Устроит?! Да о чем Вы?! Я не знаю, как мне Вас благодарить... Я не думал... я совсем не понимаю своего положения у Вас... — он пожал плечами. Он все еще смотрел на Брайтона и искал признаки, что тот просто шутит или так... ну издевается что ли...

— Оно вполне тебе известно! Ты радуешь меня любыми тебе доступными способами, я исполняю твои желания. Ты меня огорчаешь — я тебя наказываю. Что может быть проще такой милой игры?

— Я постараюсь... научиться Вас радовать, — ответил Тим, с легким холодком осознавая что вот только что уже сознательно "продался" этому человеку. Так все странно... Тима то обдавало мистическим ужасом от Брайтона и он отчетливо понимал, что там в этой голове помимо экономических расчетов такой мрак, что хотелось убежать на другой край вселенной. А то... казалось, что он попал в сказку... очень странную, где фигурирует богач с причудами... и пока он ведь ему страшного ничего не сделал... зато наобещал златые горы, от которых кружится голова.... Только вот другие "цветочки"... они ведь тоже наверно так обманывались... и где они теперь?!

Тим наконец распробовал суп, он даже остывший был очень вкусным.

Брайтон попросил, чтобы принесли второе. Подали жаркое, овощи и еще какие-то странные угощения. Все это время он молчал, явно о чем-то размышляя. А когда обед закончился, вдруг встал и поманил юношу пойти за собой. Они сначала шли по саду. А потом завернули на заброшенную аллею. Деревья тянулись с двух сторон и вели к мрачного вида одноэтажному зданию с одним окном. Господин перед самым входом остановился у железной двери и обернулся к Тиму с ледяным выражением лица.

— Ты ведь волнуешься, куда я дел своих кукол... Хочешь посмотреть, чтобы знать, что со мной не следует играть? — спросил он .

Тим помотал головой, ноги словно приросли к земле.

— Не надо, пожалуйста... я ведь Вам послушен... я же не давал повода... — он заставил себя сделать шаг, вцепился пальцами в рубашку мужчины, умоляюще заглядывая в глаза. — Пожалуйста... я не хочу это видеть... умоляю Вас... пожалуйста, — он ткнулся лицом ему в грудь и всхлипнул.

Брайтон обнял куколку и поцеловал в темные шелковистые волосы.

— Надеюсь, мы никогда сюда не придем, — сказал он еще тише. В который раз он говорил эту волшебную фразу и каждый раз его милый мальчики делали одно и то же. Плакали, утыкались в грудь, обещали. А он был готов им дарить всего себя. — Пойдем, Лотос. Я познакомлю тебя с учителем танцев, а еще с известным фотографом, который будет учить тебя работать с техникой и учить рисовать на планшете. А потом, вечером, я надеюсь ты разденешься для меня. Красиво разденешься? Обещаешь?

Тим уже чуть расслабился, ощутив поцелуй в макушку — значит, господин на него не злится. А от успокаивающих слов, он облегченно выдохнул и совсем обмяк, на секунду обессилено привалившись к мужчине. Последний вопрос заставил его задышать чаще.

— Я не уверен, что у меня получится красиво... я совсем не умею такое... но я постараюсь, — быстро заверил Тим и поднял голову, бледность сменилась румянцем. Но сейчас, рядом с этим пугающим местом, услуги в виде стриптиза казались такой мелочью...

— Получится. Ты же постараешься, правда? — бровь приподнялась. Господин повел Тима подальше от мрачного места к дому. Там его уже ждала приятная разрядка. Пришел учитель танцев, и юноша почти два часа занимался странными па. А затем его развлекал словоохотливый фотограф, который показывал различные приемы на графических программах и рекламировал новейшие диски с обучением.

Лишь к девяти юноша освободился и должен был отправиться в спальню, где его ждал Брайтон, который полулежал в кровати и читал какие-то графики. При появлении Тима он заулыбался

— Закончили? Прекрасно... А теперь порадуй меня, милый...

Тим робко улыбнулся в ответ... щеки горели румянцем уже когда он входил... Танцами он занимался в леггинсах и майке, потом перед визитом фотографа он заходил переодеться, и выбрал новое... из принесенных в спальню пакетов. Рубашку и простые мужские брюки. Так что сейчас он именно в этом и предстал перед господином. "Я этого не умею... совсем... и урок танца не помог... буду чувствовать себя скованно, он опять посчитает, что во мне сплошные изъяны... нет, лучше буду думать о хорошем. О том, что он столько всего для меня сделает, и я должен его отблагодарить" — Тим медленно подходил ближе к постели, расстегивая кончиками пальцев верхнюю пуговицу. Красиво... ну как это сделать красиво? Он облизал пересохшие губы... заставил себя сделать это медленно... такое ведь должно нравится? Женщины в эротических фильмах так делают... Ох, он ведь стриптиз видел только в кино, да и то женский... и то там... не подробно. Он провел кончиками пальцев по вырезу рубашки, еще одна пуговица, пальцы касаются груди... и кажется, что сердце бьется прямо в них. Он запрокинул голову, тряхнул длинными волосами, продолжая путь пальцев, расстегивающих рубашку... до пупка, пальцы обвели ямку... последняя пуговка вылетела из петли... Тим решился посмотреть на мужчину... поводя плечами и позволяя рубашке соскользнуть до локтей.

Брайтон отложил в сторону графики. Куколка раздевалась. Тонкие пальцы расстегивали пуговицы, и положительно — это очень нравилось мужчине. Длинные темные волосы, горящие глаза Тима, который стесняется и все же пытается произвести впечатление. Рубашка, расстегнутая, открывающая тонкое и такое красивое тело поползла с плеч. Юноша откинул назад голову и продемонстрировал длинную шею... Брайтон сощурился. Конечно, мальчик стесняется. Так осторожны и неловки его движения, его попытка показать себя. Но даже теперь он изящен и радует глаз. Когда расстегивает брюки, когда те падают на пол, обнажая стройные ноги.

— Достаточно, — улыбка и удовлетворенный кивок. — Теперь мыться и спать... Я завтра должен рано вставать, — мужчина кивнул на ванную, а сам опять опустил голову, чтобы рассматривать графики.

— Да, хорошо, — кивнул Тим, подбирая с пола одежду и складывая ее на стул. В ванной он быстро залез под душ, волосы мочить не стал — он уже мыл сегодня голову после урока танцев. Чувствовал он себя ужасно неуверенно, он прекрасно сознавал, как неуклюже выглядел сейчас, пытаясь "красиво раздеться"... вряд ли господину понравилось... и какие тот сделал выводы из этого непонятно... и эта непонятность создавала неприятную тревогу... хотя вроде бы улыбнулся... Значит, не все так плохо... Тим вздохнул, ему было нелегко... он бы с удовольствием проснулся сейчас в своей темной квартире и с облегчением выдохнул, что это был только кошмар... или нет? ... в голове нарисовалось странное сомнение. Да, там его жизнь принадлежала только ему самому... ага, и была совершенно никому не нужна... и ему не приходилось делать странные, ужасно неудобные для него вещи... но там и не было таких возможностей... хотя здесь все эти возможности могут разлететься в одну секунду из-за неудовольствия его господина... причем вместе с его, Тима, жизнью... а там он бы смог постепенно всего добиваться сам... и никто бы этого не отнял. Хотя последнее — это иллюзия. С людьми часто случается всякое. Нет, конечно, их не похищают сумасшедшие богачи, но может сбить машина, поразить какая-нибудь ужасная болезнь, их дома разрушают стихийные бедствия, а их самих калечит случайно прилетевший кусок собственной крыши... и жизнь, и судьба вырываются из пальцев, становится уже не совсем принадлежащей человеку и никто вроде в этом не виноват — слепой рок не умалишь, уткнувшись носом ему в грудь. С Тимом просто случилось это... и оно такое же непреодолимое, как стихийное бедствие... и надо просто смириться и как-то жить дальше... и еще не исключен шанс... Тим помотал головой, отгоняя опасную мысль. Он здесь не первый такой умный... только все закончили весьма плачевно. Он вернулся в спальню, надеясь, что господин уже устроился спать, но мужчина все еще был поглощен своими графиками. Юноша тихонько присел на край постели, подобрав коленки к подбородку, чтобы не слишком смущаться своей наготы... хотя ему наверно стоит этому научиться.

— Ложись, милый, еще пять минут, — Брайтон не поднял головы. Он старался не обращать внимания на сидящую рядом куколку, но про себя отметил и тонкие щиколотки, и линию икры. Красивый, только ему принадлежащий. Будет ли так всегда, Лотос? Сможешь ли ты удержаться от страстей и порывов, когда тебе откроется целый мир, когда клетка распахнется и откроет тебе весь мир.

Мужчина снял очки и переложил графики на стол, чтобы нырнуть под одеяло и поманить Тима поближе, прижать его нагого и начать ласкать. По плечам, по груди... Целовать в губы.

Тим теперь знал, чего стоит по-настоящему бояться... страх близости с мужчиной, который к тому же себя далеко не всегда контролирует, не исчез, но побледнел перед более серьезными угрозами. А их было две — первая вполне понятная — когда Брайтон приходил в бешенство из-за малейшего проявления неподчинения, и вторая... вторая, от которой внутри все холодело и почва уходила из-под ног... это когда взгляд мужчины леденел и он начинал говорить про изъяны... вот этого Тим боялся гораздо больше, чем его покалечат или убьют в приступе ярости... ему почему-то казалось, что Брайтон об этом потом пожалеет... ну хоть на минутку... а вот если он решит, что игрушка бракованная и хладнокровно уничтожит разочаровавшую его куклу — от этого Тиму делалось так жутко и больно, что это ни в какое сравнение не шло с опасностью приступов ярости... тем более, что Тим питал иллюзию, что сможет их избежать, если научится себя правильно вести... ну хотя бы не доводить их до степени смертоубийства... да и не впервой он на себе испытывал подобное... в детстве его часто били ... просто потому, что сошедшая с ума от горя старуха вымещала накопившееся отчаяние на ребенке, который невольно стал причиной смерти ее дочери... Только тогда потом его никто не жалел, не целовал в макушку и не говорил "я зря на тебя разозлился", не дарил подарков...

Тим сам на себя удивлялся, но вот этот раз, когда его притянули ближе и начали целовать... это его наоборот успокоило... изгнало все это время нывшую тревогу, поселившуюся внутри после разговоров про изъяны, да еще и этого похода вглубь сада — отчего юноша до сих пор не мог прийти в себя. Он просто расслабился... и по телу побежало тепло от рук и губ господина.

Брайтон целовал цветок с наслаждением и восхищением. Два года назад, когда у него появилась орхидея, он тоже восхищался его красотой. Орхидея был нежным на вкус, так извивался в его руках, умоляя не трогать. Лотос наоборот льнул ближе, расцветая под каждым поцелуем, позволяя дотрагиваться до сосков, пробегать кончиками пальцев по ключицам, по плечам, неразвитым и таким женственным. Господин сравнивал своих последних кукол и находил, что Лотос совершенен, что все его изъяны исправимы. Но внутри также жила и другая, страшная догадка, что не может быть все так хорошо, что со временем и новая куколка перейдет границы.

Мужчина обнимал Тима, спускался по спине ладонью, расслаблял. Губы его касались то шеи, то маленького круглого ушка, то добирались до лица.

— Ты очень красиво разделся, милый. Поцелуй меня, хочу чувствовать твои губы, — прошептал Брайтон горячим дыханием, опаляясь и сам о ту глубинную страсть, что возникала в нем при близости к совершенству.

Тим открыл глаза... всего лишь поцелуй... ничего страшного. Он робко потянулся к губам мужчины, нежно коснулся, стал осторожно ласкать, иногда едва касаясь кончиком языка.

Брайтон ответил нежностью. Губы его ласкали, любили, дарили. Что бы там не говорили, но он изо всех сил старался не пугать Тима, а потом, когда отпустил, уложил на плечо и велел спать.

Хотя сердце бешено колотилось от страсти, что скрывалась там, на дне черной пропасти.

У Тима возникло ощущение чего-то большого и теплого, во что он медленно погружался. Тихие поцелуи в темноте, прикосновения рук... словно юноша и правда цветок и они боятся смять хрупкий венчик. А потом его уложили спать, Тим умиротворенно вздохнул... и обнял мужчину поперек груди, ладонь ощутила бешеный стук сердца, и от этого внутри отчего-то стало тревожно, уютное ощущение на мгновение пошатнулось, но Тим легонько потерся щекой о плечо мужчины и закрыл глаза, отгоняя от себя дурные мысли. Завтра будет завтра... а сегодня ему разрешили спокойно уснуть.

Брайтон лежал тихо, чувствуя, как трепещут ресницы юноши, он невольно провел по волосам, перебирая между пальцами. Прошло почти полчаса, а волнение не укладывалось. Мужчина думал о том, что обрел и одновременно опасался, что его новая кукла убежит. Дай только повод. Дай только малейшую возможность. Он размышлял, брать ли с собой Лотоса в компанию, и в конце концов сказал себе "да".

8

Поутру господин растолкал Тима очень рано. Уже в костюме, он нависал над кроватью.

— Просыпайся, ты едешь со мной. Оденешь то, что лежит в кресле. — Голос господина был ледяным и немного злым. — И спускайся вниз. Позавтракаем.

Тим ошеломленно посмотрел на мужчину, не понимая, чем вызвал его неудовольствие... он ведь спал и уж точно ни в чем не успел провиниться. Юноша кивнул и быстро выскочил из постели, сбегал на минутку в ванную, умывшись холодной водой. Подняв глаза на зеркало, заметил темные пятна на шее — последствия вчерашнего гнева господина, осторожно коснулся пальцами, вздохнул и поспешил одеваться. На кресле нашелся золотистый, полупрозрачный комбинезон. Тим некоторое время бестолково провозился, даже не сразу поняв, что это за конструкция, путаясь в складках и пытаясь понять, куда тут просовывать руки. К тому же, чем дольше он с этим мучился, тем больше суетился. Наконец ему удалось правильно уложить драпировку, она крыльями спускалась чуть ниже плеч, глубокий v-образный вырез спереди тянулся почти до пупка, а сзади почти спина была почти полностью открыта. Из высокого зеркала на Тима вновь смотрела фея в летящих одеждах... словно сотканных из золотистой пыльцы. Впечатление портили только синяки на шее. Тим полез в шкаф, нашел там шелковый платок синего цвета... он не был уверен, что это подходит, но такого же золотистого он не нашел. Решив, что хоть к глазам подойдет, повязал на шею, расчесал еще раз волосы, обул золотистые сандалии и поспешил вниз, уже будучи уверен, что остался без завтрака.

— Простите, я задержался, — пролепетал он, встретив суровый взгляд господина.

— Зачем платок? — вопрос был задан в лоб и обдавал ледяной яростью. — снимай. И садись есть. Немедленно. — он указал на стол, а сам в это время начал звонить по телефону и назначать встречи. На золотых часах на противоположной стене осталось несколько минут до семи утра. Брайтон говорил гневно, ругался с кем-то на той стороне, обещая снести голову за ошибки в отчетах. Вероятно, это были те самые графики. Затем он допил свой кофе и исчез в кабинете, чтобы вернуться через пять минут и поманить следовать за собой к машине. При этом подал Тиму золотое ожерелье, чтобы прикрыть синяки. Он было широким и похожим на ошейник, на котором болталась большая прозрачная капля спереди.

Всю дорогу господин продолжал вести переговоры по громкой связи. Разные голоса докладывали о котировках, ставках и обещали прийти на совещание к девяти. Наконец, телефон замолчал, а Брайтон потянул Тима к себе и поцеловал.

— Ты ведь не думаешь, что я на тебя сердился? — спросил теперь уже ласково, проникая пальцами под ткань и находя соски.

Тим еще не мог до конца проснуться в такую рань и все усилия прилагал лишь к тому, чтобы не закрывать глаза, иногда вздрагивая от особо резких восклицаний Брайтона, слава богу, относящихся не к нему. Поэтому когда его притянули к себе, юноша расслабленно прильнул к мужчине, приоткрыл губы навстречу. Пальцы, скользнувшие вдоль глубокого выреза вызвали мурашки, а когда они нырнули под ткань и сжали соски, по телу юноши прокатилась дрожь, он ахнул... и пропустил, что у него спросили.

— Простите, ч-что? — выдохнул он, часто моргая и кусая губы.

— Ничего, мой маленький, — губы опять стали целовать юношу, такого сонного и растерянного. Брайтон уже не стеснялся ласкать куколку. Ему нравилась податливость и покорность.

Тим плавился в его руках, выгибался навстречу, обнимал, а потом и вовсе прижался. Чтобы быть ближе. Так они и доехали до главного офиса. Господина встречал помощник и секретарь — прямо у входа. Видимо, и их разбудили в такую рань. Яркая шатенка в деловом костюме с сожалением посмотрела на юношу, которого обнимал Брайтон.

— Доброе утро, — поздоровалась она, — к Совету уже все готово.

— Прекрасно, — мужчина прошел мимо к дверям. Рука его так и лежала на талии юноши. — Подайте нам кофе и принесите подушку и одеяло. Лотос не выспался.

Тим чувствовал себя взбудораженным, слегка ошеломленным и до нельзя смущенным... по телу все еще разливалось томление, и в этих полупрозрачных одеждах он чувствовал себя почти голым. Однако случайно пойманный сочувственный взгляд быстро его охладил, румянец сошел со щек, он опустил глаза и покорно последовал рядом с мужчиной.

В здании главного офиса уже начался рабочий день. В фойе господина встречала девица из ресепшена, а у лифта ждал все тот же помощник, который крутил в руках папку с документами. Брайтон не поздоровался ни с кем. Пальцы его еще сильнее обхватили тонкую талию юноши, на которого все пялились, как на экзотическую птицу. Вероятно, не в первый раз заявляется мужчина с игрушками на работу.

— Не стесняйся, — шепнул ласково, — Сейчас я тебя устрою отдыхать. Не хотел оставлять одного. Я буду скучать и злиться. Ты же этого не допустишь?

Тим шел по офисному зданию и чувствовал себя здесь совершенно инородным предметом. Но несмотря на прикованное к нему внимание, было понятно — такое здесь уже привычно. А значит, весь персонал в курсе игр своего босса. Все знают, что он заводит себе живые игрушки... а потом... потом эти игрушки бесследно исчезают. "Интересно, они думают, что он их просто отпускает, когда надоедают? Или и то, что убивает, знают... или догадываются... в любом случае никто в это лезть не захочет, всем дорога своя шкура и собственное спокойствие, а на остальных плевать... это же их напрямую не касается," — юноша передернул плечами от этой мысли, и тут же чуть ближе прижался к господину, чтобы тот не подумал, что этот жест отвращения предназначен ему.

— Если это будет в моих силах, — тихо ответил Тим, — Зачем скучать и злиться, Вы же всегда знаете, где я, — он несмело улыбнулся.

— будет-будет, несомненно. Я буду договариваться сегодня об университете. Ты ведь не думаешь, что я шутил? — приподнять подбородок, при помощнике, прямо в лифте, поцеловать в губы, притянуть к себе. — И еще хочу тебя всем показать... Чтобы пропускали в здание потом без вопросов.

На двадцатом этаже лифт остановился. Мужчина подтолкнул куколку в свой огромный светлый кабинет, в котором собрался, наверное, весь совет директоров.

— Добрый день, господа, — Брайтон усмехнулся и потянул Тима за собой, предварительно дав знак, чтобы принесли еще одно кресло. — Это моя кукла, — сообщил он как само собой разумеющееся. — Прошу любить и жаловать — Лотос. Все его просьбы и пожелания здесь — закон.

Тим просто смотрел прямо перед собой, сердце колотилось в ребра, но лицо словно и правда застыло кукольной маской, слегка побледнев. Если Брайтон может позволить себе вытворять такое, то для его куклы понятие "стыд" перед этими людьми вообще не имеет возможности существовать. Они вообще находились в разных вселенных, и их пересечение было за гранью возможного. Юноша сел в предложенное кресло, сложил руки на коленях и уставился в одну точку. В душе появилось даже что-то похожее на восторг, как в фантазии, где ты появляешься на каком-нибудь чопорном приеме в маскарадном костюме и знаешь, что тебе ничего за это не будет.

— Начнем, — поставленная перед Тимом чашка была принесена молоденькой секретаршей. Она улыбнулась юноше понимающе и завистливо. Дымящийся кофе излучал волшебный аромат, а мужчина рядом полыхал гневом. Теперь его словно сорвало в ураган. Он так ругался, что, казалось, даже стены тряслись. Срываться на подчиненных было последним делом, но речь шла даже не о миллионах, а о миллиардах. И, кажется, кто-то где-то обманул господина, чем вызвал теперь просто бурю.

Тим искоса поглядывал на беснующегося господина из-под длинных ресниц и пил кофе. "Вот, зачем он меня сюда притащил... ему потребуется игрушка, чтобы потом успокоиться... трупы служащих все-таки убирать проблематично, у них родственники есть... — размышлял Тим, с каким-то холодным чувством неизбежности, — Он будет сейчас зол и взведен как курок... нет, как граната, с которой сорвали чеку... одна ошибка с моей стороны и мне будет гораздо хуже, чем им... гораздо-гораздо хуже... на них он только орет, а что со мной сделает..." — он невольно дотронулся до ошейника, скрывающего синяки.

Заседание продлилось больше часа. Лишь после Брайтон отпустил всех и, вскочив, начал в задумчивости ходить по комнате, изредка поглядывая на притихшего Тима, который, как мышка, сидел в кресле. Красивый, юный, он потихоньку своим присутствием успокаивал зверя внутри. В конце концов, господин набрал телефон агента и попросил заплатить за первый семестр в архитектурном университете.

— Лотос, придется нагонять, ты понимаешь, — заявил, как только связь была отключена. Почти два месяца, и сессия на носу. Черные глаза недобро блеснули. За каждую оценку ниже 10 баллов я буду тебя наказывать.

Тим сидел и ждал, что господин сдернет его с кресла и... ну что-нибудь сделает. Только не сопротивляться... что бы ни сделал... Юноша нервно разглаживал пальцами складки на одежде. Услышав, что тот говорит в телефон, Тим удивленно поднял глаза. С чего он вдруг такое заслужил прямо сейчас?! Но тут же ему и сообщили о том, ЧЕГО ему это будет стоить. Юноша нервно сглотнул. Это было выполнить нереально. Нагнать два месяца! Да еще и учитывая, что он, наверное, все успел забыть с заочного... хорошо хоть что частично придется вспоминать, а не учить все с нуля заново. А вот чертежи... а их на архитектурном море... надо будет на зачет столько начертить! И это точно надо будет делать заново! Но за такую возможность надо платить... единственное, чего он не понимал — почему господин одновременно с такой милостью, обещает такую жестокость.

— Спасибо. Я буду стараться, — кивнул он, поджав губы.

— Тогда по рукам, Лотос. Для тебя это будет опасная игра, мальчик мой. Ошибок я не прощаю. И опасно со мной вступать в состязание. Но тебе придется, милый. — Брайтон поманил юношу подойти ближе, приподнял за подбородок, заглядывая глаза. — У тебя ровно три недели, чтобы все сделать для сессии. Показать мне свои умения на планшете и продемонстрировать то, чему ты научился у мастера по танцам.

— Три недели?! — у Тима пол под ногами покачнулся, — Почему состязание? О чем Вы? — и еще совсем тихо, — Почему Вы со мной так жестоки?

Брайтон приподнял бровь.

— Жесток? Ты что-то имеешь против того, что сам вчера предложил? Ты хотел учиться, хотел достичь в жизни вершин. Ты сказал, что многого был лишен. У тебя есть шанс... Пользуйся им... — черные глаза стали злыми. — Или тебе мои подарки уже кажутся обременительными?

— Нет-нет, я Вам очень благодарен за такую возможность, — быстро заверил Тим, синие глаза распахнулись еще шире, — Я просто не понял про состязание... Вам кажется, что я с Вами как-то играю? Если Вам так кажется, то это... это жестоко по отношению ко мне... — он чувствовал, что ходит по лезвию бритвы, что наверное не стоит говорить такие вещи... но он не смог снести обвинение в неблагодарности.

— Состязаться ты будешь со своими желаниями. Когда ты определяешь цели, иди к ним, — улыбка господина была ледяной. Если же ты намерен остаться моей куклой навсегда, то можно сразу пойти в домик. Сразу. Сейчас. Пока ты — любимая кукла. И возможно, станешь даже больше... Но... для этого, — мужчина отвернулся и замолчал. Вряд ли Тим пройдет даже первый этап. Печально.

— Значит, это все-таки игра, — тихо заключил Тим, кусая губы, — Я думал, Вы это делаете... — стало так обидно за свои глупые мысли, что юноша замолчал, а потом решительно вскинул голову, — Все равно, я хотел бы Вас отблагодарить за это, а не играть в состязание... Но если Вам нравится именно так. Хорошо, я попробую. Хотя это тем более жестоко... я не знаю всех правил. Что мне сделать, чтобы заслужить исполнение еще одной моей просьбы?

— Нет, это не игра. Это жизнь, мой мальчик. Выживает тот, кто может стать больше, чем просто красивым. Ты радуешь меня своим совершенным телом. Порадуй умом, сообразительностью. Догадывайся о правилах, ищи подходы. Стремись, — Брайтон внезапно нажал на кнопку в столе и по стене пополз экран. Закрылись жалюзи, а через включенный автоматический проектор на юношу пополз ужас. На столе лежал юноша — без глаз, связанный и голый. — Ты хочешь закончить так?

Тим что-то сдавленно пискнул и зажал рот рукой, отступая назад... споткнулся обо что-то и упал, скорчился на полу, всхлипывая.

Брайтон смотрел на свою куклу, до которой сейчас должна дойти простая и очень понятная истина — игры на самом деле не будет. Происходящее реально. И он подвластен и принадлежит господину целиком.

Обойдя Лотоса, который закрыл лицо руками, мужчина остановился около него.

— Вставай. — сказал спокойно. — Одна промашка, и ты будешь наказан. Мне не нравится, когда ты вот так лежишь. И ты явно хочешь, чтобы я наказал тебя прямо теперь. А ведь я слишком стараюсь.

Тим повиновался, поднимаясь с пола, ногти впились в ладони, чтобы перестать рыдать — вряд ли господину понравится заплаканное лицо.

Брайтон намеренно не убирал картинку.

— Теперь смотри, — он повернул лицо к экрану. — Это Мимоза. Он был очень непослушен. Он делал все ровно наоборот. Он пытался убежать. Он постоянно причинял мне неудовольствие. Он говорил все наперекор и задавал слишком много вопросов. Не ценил того, что я для него делаю, ни к чему не стремился. Его жизнь и до меня не стоила ни цента. Но она могла стать лучше. Он мог достигнуть таких высот, о которых другие только мечтают. А он сам себя затоптал. — господин развернул Тима к себе и взял того за плечи. — Ты будешь учиться? — спросил юношу. — будешь ценить мои подарки?

Тим почти не слушал, в голове была сплошная паника... а перед глазами собственное будущее. Вот оно... а никакие не высоты...

— Я ценю... я буду учиться... — прошептал юноша, глядя на мужчину помертвевшим взглядом.

— Ты говорил о просьбе. Так какая просьба? — Брайтон налил воды в стакан и подал Тиму. — Выпей. — экран погас. А в огромный кабинет вернулся свет — Итак...

Юноша дрожащей рукой поднес стакан к губам, выпил залпом, проливая чуть на себя, закашлялся, вытер подбородок тыльной стороной ладони. Он уже жалел, что заговорил об этом... но слово не воробей...

— Я хотел попросить... это только просьба... хотя бы на эти три недели... мне нужна своя комната... чтобы там заниматься. И... Вы мне разрешите учиться по ночам? Если Вы хотите, я... я мог бы помогать Вам уснуть, а потом... я бы тихонько уходил в свою комнату и занимался... иначе я просто не успею.

Господин медлил. Затем взял телефонную трубку и набрал номер, продолжая внимательно смотреть на Тома, словно испытывал его на прочность.

— Приготовьте Лотосу отдельную комнату. Нам нужен интернет, книжные полки, Кровать и стол для занятий. Да, сегодня же...

Мужчина положил трубку. Вновь смерил юношу изучающе.

— Сейчас я вызову помощника, поедешь с ним в университет. Возьмешь все, что нужно. Задания, книги. Тебя отвезут домой. Учись.

9

Брайтон наблюдал за целеустремленным битьем о стекло в попытке нагнать упущенное время. Причем, взялся с упорством настоящего мужчины, чем, несомненно, очень радовал господина. Тот не мешал юноше в его увлеченном карабканье наверх из продуманной заранее 'ловушки'. Картинка в кабинете настолько подстегнула куколку, что Тим, кажется, все время, кроме того часа вечером, когда господин требовал быть с ним, посвящал учебе.

Каждый вечер ровно в девять юноша сам приходил к Брайтону, как было обговорено заранее в новом наряде, раздевался и, лежа в кровати в объятиях господина, целовался с ним. Мужчина позволял себе целовать куколку нежно, потом отпускал с сожалением, понимая, что та все равно убежит, стоит лишь закрыть глаза.

Жизнь потекла ровно и однообразно. Утром Тима отвозили в университет. Сразу после занятий забирали. Иногда Брайтон приезжал сам. И заходил в здание, общался с преподавателями, которые принимали мужчину за отца. Потом встречал своего похорошевшего 'сына' и увозил под завистливые взгляды. Все считали Тима богатеньким наследником — господин не опровергал этой версии. Но замечал, как густо краснеет его синеглазая куколка, отделяясь от стайки других студентов. Как все сильнее нервничает, потому что приближалась сессия и оставалась неделя до оглашения Брайтону результатов учебы.

Начались учебные будни... мир для Тима разделился пополам. Утром он вставал с постели в своей комнате, собирал разбросанные рядом конспекты в сумку, одевался в обычную молодежную одежду (правда, очень дорогую, что некоторым бросалось в глаза), и ехал в университет... правда, тут обычная жизнь снова спотыкалась — о дорогую машину с водителем... но потом его ждали стены университета, где он мог почувствовать себя обычным человеком... почти...

Парни от него как-то сторонились, наверное, необычная внешность, чересчур ухоженный для парня вид и то, что сразу после занятий его увозили, делали его неподходящим кандидатом в товарищи. Зато девчонки с ним общались с удовольствием, сами подходили, знакомились, подкидывали всякие полезные штуки вроде копий уже сданных за прошлые месяцы лабораторных программ.

С Люси он тоже встретился буквально на следующий день, как он начал заниматься в университете, позвонил и договорился пересечься в обеденном перерыве. Девушка притащила ему целый пакет ксерокопированных листов и вопросительно смотрела на него, лукаво улыбаясь.

— Люси, спасибо тебе огромное, я и не знаю, как тебя благодарить, а то вся эта куча книг...

— Да я тебе вроде уже сказала, как меня благодарить, — подмигнула она.

— Я... могу тебе купить кучу пива и билет в кино и вообще все, что хочешь... но я не могу с тобой пойти.

— Тююю, -девушка разочарованно присвистнула, — Это я и сама себе могу купить. Так бы сразу и сказал, что у тебя есть девушка. Что мне конспектов что ли жалко?!

— Нет, Люси, это не девушка... — Тим хотел сказать, что причина вовсе не в этом, но Люси прыснула в ладошку и с озорной улыбкой выпалила:

— Парень!

Тим залился густой краской.

— Опа! Че, правда что ли?! — она округлила подведенные черным глаза, — Я вообще-то хотела пошутить. Ну конеееечно, все самые хорошенькие мальчики уже на другом фронте.

— Люси-Люси, погоди, ты все не так поняла... я вовсе не... — Тим запнулся, не зная, а правда ли он не... и что именно он "не". В голову настойчиво лезли воспоминания о ночных ласках Брайтона и как на них реагировало его тело. Цвет лица у Тима становился все пунцовее.

— Да ладно тебе, — Люси хлопнула его по плечу, — Я нормально к этому отношусь, не парься.

— Нет-нет, все не так, — Тим помотал головой, — Я... я ни с кем не встречаюсь. У меня просто очень строгий опекун и он меня никуда не отпускает после занятий.

— Ах, опекун... ну ладно, — Люси задумчиво посмотрела на пылающее аж до кончиков ушей лицо юноши, но промолчала о своих выводах, — Не парься, все нормально. Не выкидывай конспекты на всякий случай. Мало ли там... повторение мать учения, — она повернулась уходить.

— Люси, подожди, — Тим поймал ее за локоть и тут же отдернул пальцы, словно обжегся. Девушка вопросительно подняла бровь.

— Пойдем вместе пообедаем. Можно я тебя обедом угощу?

— А, да, конечно, — она расплылась в улыбке, и они направились вместе в столовую.

Конспекты были просто подарком небес. Там было все кратко, по существу (ну кроме всяких чертиков, цветочков и карикатур лекторов на полях), и к тому же это было именно то, что будут спрашивать на экзаменах. Увы, не все конспекты были такими, ибо были собраны от разных студентов с разными способностями к краткому записыванию лекций. Иногда Тиму приходилось мучиться с почерком и непонятными сокращениями, даже переписывать самому — чтобы легче потом было перечитывать, да и запоминалось лучше. Он страшно выматывался, иногда засыпал на лекциях. Пил много кофе и зеленого чая, от чего сердце постоянно колотилось, и он становился нервным. К тому же еще приходилось разбираться с непонятными программами. Промучившись с ними с неделю, он пошел в компьютерный зал библиотеки и попросил там помощи. Молодой щеголеватый преподаватель информатики велел ему притащить ноут, и обещал с ним позаниматься после лекций. Договорившись об этом с Брайтоном, Тим сходил на пару дополнительных занятий, расплатившись за них подарком в виде бутылки дорогого коньяка.

За эти две недели Тим выдохся просто невероятно. С Люси они иногда пересекались, обедали вместе, дружески болтали.

— Ты плохо выглядишь, — заметила девушка, попивая сок из стакана, — Что ты так надрываешься над учебой-то?! С твоим богатеньким папиком ты из Универа не вылетишь в любом случае. Оценки это еще не все, главное чтоб знания были, а экзамены вообще лотерея. — Мне это важно, — вздохнув, ответил Тим. — Мне поставили условие... но я не могу тебе об этом рассказать. К тому же если я его не выполню, он может не пустить меня учиться здесь дальше.

— Хм... странный он у тебя. Перфекционист.

— Именно, — кивнул Тим. Замечание о его плохом внешнем виде покоробило. — Слушай... мне неудобно спрашивать... но, может, ты подскажешь...

— Ну что? Говори уж.

— Может, косметику какую посоветуешь... хоть синяки под глазами замазать.

Люси некоторое время молчала, изучающе глядя на юношу.

— Подскажу, — наконец, выдала она, решив не смущать этого странного мальчика дальнейшими расспросами.

Времени до сессии оставалось все меньше, силы на ночные бдения тоже иссякали, он все чаще просто засыпал над конспектами, только-только вернувшись из спальни Брайтона. И вот сейчас, когда он как всегда пришел в девять часов вечера к господину на традиционный ритуал пожелания спокойной ночи в виде краткого стриптиза и поцелуев в постели, он уже буквально на ходу засыпал. Нырнув в теплую мягкость постели и оказавшись в объятиях мужчины, он почувствовал, что сознание уплывает, а удерживать веки открытыми нет никакой возможности.

Мужчина притянул куколку ближе и уложил на плече. Похвальное упорство обернулось мгновенным сном. Тим расслабился в сильных руках и нежно прильнул к господину, ровно и спокойно засопел, обняв того. А Брайтон тихонечко погладил куколку по голове. Настойчивый. Такой настойчивый, что даже чудно — за внешней нежностью скрывается крепость духа.

Поцеловав своего мальчика в полуоткрытые губы, господин тихонечко выскользнул из кровати, взял телефон и вышел в коридор. Он точно знал, что завтра начинаются экзамены и теперь собирался совершить большую мерзость по отношению к своему нежному Лотосу.

— Добрый вечер, ректор. Да, прекрасно... Спасибо... Я по поводу Тима. Знаю, что старается... Я этому рад. Мне нужны высшие баллы для мальчика. Все, кроме одного. По самому незначительному предмету. Да, и чтобы исправить в эту сессию он не мог. Спасибо. — отключив связь, мужчина развернулся и вернулся в кровать, вновь притянув юношу к себе, разглядывая того в полумраке комнаты. Тонкие черты лица заострились, под глазами опять появились тени. И хоть куколка скрывала это — он все же начал пользоваться косметикой, что само по себе замечательно! — главное не ушло от взгляда мужчины.

Похудел. Слишком похудел. Будет наказан несомненно. И за старание, и за то, что он такое из себя представляет. Сладострастие от близости оставшегося в кровати Лотоса грело душу и темное существо, которое каждый раз сходило с ума при взгляде на игрушку. Среди студентов Тим выделялся своей красотой. Он нравился и мальчикам, и быстрым и очень шустрым девчонкам, которые вились около Лотоса, пытаясь привлечь внимание молоденького денди. Конечно, если бы у Тима не было запрета на общение, то эту плотину давно бы прорвало, ведь Брайтон выдал юноше золотую карточку, на которой лежало немало денег.

Рано утром, нежно поцеловав милого Тима в губы, разбудив его ровно в семь, Брайтон лицезрел бурную реакцию. Юноша просто подскочил. Видимо, задание все же не все успел выполнить, а в глазах его прочитался дикий ужас.

Тим был в ужасе. Утро и он проснулся в постели господина! А сегодня экзамен, и он ночью собирался перечитать конспект и выучить константы. И сейчас в голове пустота и паника. Кофе, быстрый завтрак, он не отрывался от конспекта всю дорогу в машине, пытаясь запомнить нужные для решения задачек цифры, но они путались от волнения. В коридоре уже толпились студенты, их запускали группами. Там же выяснилось, что никто эти константы и не собирался учить. Их можно просто забить в калькулятор и не думать больше на эту тему.

Взглянув в билет, Тиму показалось, что в голове одна сплошная паническая каша и он ничего не вспомнит, но сев за стол готовиться и достав листок и ручку, он с удивлением обнаружил, что способен набросать план ответа по каждому вопросу. Но когда он вышел к преподавателю, волнение все же взяло свое — он запинался и говорил очень неуверенно, хотя ответил на все вопросы. Тим с отчаянием думал, что за этот лепет ему высшего бала ни за что не поставят, даже несмотря на наличие знаний в голове. Однако, через пять мину он уже выходил с бланком, на котором значилась десятка, и поверить не мог в это... все время заглядывал в листок и удивленно вздыхал. Студенты звали его в кафе отметить сдачу экзамена, но он как обычно отказался, поспешил домой, весь переполненный гордостью и восторгом. Теперь только оставалось дождаться Брайтона, чтобы этим поделиться, и юноша места себе не находил, не в силах начать готовиться уже к следующему экзамену.

Когда господин приехал домой, он застал Лотоса у себя в спальне с сияющими глазами. Мальчик принес десятку и был безумно доволен собой, за что получил в подарок золотые часы и праздничный ужин. Зверь внутри Брайтон лишь ухмылялся, наблюдая, как его синеглазый мальчишка воодушевился на взятие второго препятствия.

Потом последовала еще одна десятка, и еще... Решительный рывок намечался в конце недели. Экзамен был легкий. И конечно, А Брайтон знал это точно, Тим готовился к нему давно и может отвечать с закрытыми глазами...

Но ведь должен он научиться и проигрывать?

Тим никогда в жизни не был так счастлив — у него все получалось! И за этого его ХВАЛИЛИ и даже дарили подарки. Ему никогда в жизни не дарили подарков за успехи в учебе, и у него словно крылья за спиной выросли. Он готов был забыть все то страшное, чем пугал его Брайтон, и вообще на волне эйфории ему казалось, что у него всегда будет получаться быть умным и послушным мальчиком и господин будет им гордиться и никогда не сделает с ним ничего страшного. На задворках сознания, конечно, все равно жил скептик, знавший, что все это опасные иллюзии — но они были слишком привлекательными, чтобы от них отказаться. Оставался последний экзамен, и Тим был к нему готов, он уже предвкушал ту гордость и счастье, когда сможет уже окончательно сказать — "да, я сделал это!". Но судьба почему-то решила отвернуться от него в последний момент. Преподаватель, ни к чему особо не придираясь, просто поставил ему 8 баллов... Тим умолял его задать ему еще дополнительные вопросы или вообще вытянуть еще один билет и ответить без подготовки, но ему было сказано, что 8 баллов не плохая оценка и не стоит на это тратить время преподавателя. Юноша вышел из кабинета, бледный, как мел. К нему подскочили девушки из группы и принялись утешать, думая, что он не сдал, но потом удивленно уставились на бланк и стали хором уверять, что нельзя быть таким перфекционистом. Тим отмахнулся от них и уехал домой, Брайтон конечно еще не вернулся из офиса, юноша зашел в спальню господина, уселся на постель поверх покрывала и, обняв колени, стал ждать. Ему настолько было обидно... ведь почти получилось... последний шажочек ведь оставался и он даже не понял, как оступился, и от этой невероятно острой обиды даже страх наказания как-то побледнел. Он бесконечно прокручивал в голове, что он сделал не так на экзамене. И никак не мог поверить, что за вот такую ерунду, как упущенные за всю сессию всего два бала, его, правда, накажут. Это было так несправедливо и горько, как когда его в детстве наказывали за то, что он недостаточно аккуратно носит ботинки... А в душе еще теплилась какая-то глупая надежда, и он сидел и дрожал, уставившись в одну точку.

Брайтон в этот день не торопился домой. Он точно знал, какая именно оценка поставлена, а потому оттягивал минуты встречи. Сперва он прогулялся по магазинам и купил новый наряд для Лотоса. Затем почти два часа сидел в ресторане. Смакуя из самых дорогих вин. И лишь к одиннадцати оказался в загородном доме. Поднялся наверх и, не обнаружив, Тима в маленькой комнатке, отправился к себе в спальню.

Юноша сидел на кровати, склонив голову. Видимо, за эти несколько часов провала он много что передумал. Господин тихонько прикрыл дверь, положил блестящую коробку на высокую тумбу и шагнул вперед.

— Лотос, почему ты не ждал меня? Где твой наряд? — спросил он сразу.

Тим вздрогнул, слез с постели, подошел к мужчине и застыл перед ним с опущенной головой.

— Простите меня, я сейчас переоденусь, если хотите, но... у меня сегодня был последний экзамен, я получил 8 баллов... и жду наказания...

— Почему? — Брайтон ласково поднял юношу за подбородок и заглянул в хрустальные, полные слез глаза. — Оценку поставили справедливо? — руки притянули юношу ближе. — Как ты сам считаешь? Думаю, что нет... Я купил тебе подарок... Милый... Драгоценный мой, Лотос. — поцелуй в висок, по скуле и ниже. — Хочешь себя наказать за промашку, тогда ты знаешь, что я хочу... Ведь ты давно знаешь... позволишь себя ласкать сегодня? Не убежишь заниматься?

Тим удивленно посмотрел на мужчину... он... он считает несправедливой оценку и не накажет?! Он нежных, утешающих слов и прикосновений все внутри становилось мягким и податливым, из глаз потекли непролитые слезы, но юноша улыбался.

— Наказать? Разве это наказание? — прошептал он, поднимаясь на носочки и обвивая руками шею мужчины. Тим поцеловал его совершенно искренне, он был так благодарен, что сейчас готов был сделать для Брайтона все, что угодно. Он вспомнил его слова "просто ты потерялся, а теперь я тебя нашел" и сейчас ему казалось, что именно так оно и есть. Тим не сознавал, как легко играть на юной, доверчивой, не знавшей родительской ласки душе... и наверное даже в эту минуту не до конца понимал, о чем его просят, расслабившись от всех тех нежностей, что ему дарили в эти три недели и сейчас...

Мужчина поцеловал куколку с нежностью, руками сжал ягодицы, гладя по спине со страстью, которую раньше себе не позволял. Губы его были жарким ответом на объятия Тима. В следующую минуту господин подхватил милого Лотоса на руки и понес в кровать, чтобы начать раздевать. Он перемежал поцелуи с расстегиванием пуговок, одновременно скользил по груди животу ладонями, продолжая нежностью ослеплять своего мальчика, который, наконец, расслабился за последнее время.

— Больше не нужно так стараться. Просто учись, да? — черные глаза всматривались в юношу. — И спи в моей кровати.

Тим ахнул, когда объятия мужчины внезапно стали гораздо более страстными, чем обычно. В сознание стукнулась мысль — это произойдет сегодня, сейчас — Тим переспит с мужчиной. Его по-прежнему это пугало, но сейчас почему-то страх не заставил заледенеть... он наоборот толкнулся острыми горячими иголками в низ живота. Весь этот месяц Брайтон был нежен и терпелив и в конце концов юноша научился расслабляться в его руках, и в последнее время, уже зная, что дальше почти невинных ласк и поцелуев господин не зайдет, Тим, успокоившись и отдавшись этому теплу и приятным ощущениям, не раз ловил себя на мысли, что не против продолжить. Что ему хочется поймать руку мужчины, гладящую его по груди, сладко задевая соски, и потянуть ее вниз...

— Хорошо... я... — Тим смотрел в черные глаза и от их пронзительного взгляда ему становилось невыносимо горячо, — Я буду учиться... я хочу... учиться, не надо меня больше пугать, — он потянулся обнять Брайтона, — Я буду учиться и стараться, потому что сам хочу...

По поводу второго пункта он постеснялся сказать тоже самое, к тому же сейчас, когда их объятия грозили перейти грань, он не был в этом так уж уверен.

— Я рад, — господин продолжал раздевать куколку, целовал шею, плечи, спускался к соскам, втягивал, отпускал, поднимался обратно к лицу. Потом потянулся к брюкам, расстегнул молнию и аккуратно стянул вниз, пока юноша не был раздет целиком. Брайтон любовался на Лотоса, так щедро дарящего его своей нежностью, такого трепещущего и такого чистого, как весенний рассвет, подаривший первые лучи солнца расцветающему саду. — Ты устал... Тебе надо отдохнуть. Тем более, впереди каникулы. Хочешь, поедем кататься на лыжах? — мужчина встал и начал раздеваться сам. Он сдерживал зверя внутри и радовался, что теперь Тим его не боится. Он сам полез под одеялом в объятия и уткнулся в плечо. А сердце гулко ответило на внезапную нежность.

— Хочу... только я не умею на лыжах... но ведь научусь. Хочу куда-нибудь поехать, я же не был нигде, — Тим обнял в ответ, потерся щекой о макушку мужчины, тая в теплых, заботливых объятиях. Тот страх, который он раньше испытывал перед Брайтоном и все те ужасы о... бывших тут до него "цветках", сейчас казались какими-то нереальными.

— Это просто. Есть специальные спуски. Тебе понравится... — отозвался Брайтон, обнимая Тима. — Ты очень сильно меня радуешь. Так сильно, что я не буду ставить тебе больше условия в учебе. И, конечно, учиться позволю, — поцелуй в губы и новая ласка. Мужчина ловил каждый вздох, каждое движение губ, проник языком в рот, возбуждая.

Юноша почувствовал восторг от его слов, словно за спиной распускаются крылья, и хотелось радовать господина еще и еще, лишь бы он похвалил, лишь бы признавал, что Тим не никчемный заморыш, а кто-то особенный. Он прижался к мужчине крепче, отвечая на поцелуй, пока еще несмело гладя ладошками по широким плечам.

Брайтон чувствовал, как некогда напряженный и страшащийся любого прикосновения, цветок распустился под его руками. И желал его... но еще не смел признаться. Не смел сказать правду. 'Я не стану тебя принуждать!' — черные глаза улыбались

— Завтра закажу билеты. И полетим... Иди ко мне, Лотос, — рука обняла юношу. — Спи, милый мой.

Тим озадаченно притих, пряча пылающее лицо на груди мужчины... И это все? Он снова с ним ничего не сделает? Но... почему? Может, тут что-то не так? Брайтон такой нежный, заботливый, но иногда такой странный. Бог, знает, что у него там в голове... и почему оно такое у него в голове случилось. Сердце юноши пропустило удар, но он еще плотнее прижался к мужчине. В груди продолжало часто и громко колотиться, и во всем теле разливалось томление... Тим думал, что не сможет уснуть и сейчас придется очень стыдно отпрашиваться в ванную. Он не представлял, что обо всем этом думает Брайтон и почему у них до сих пор такие странные отношения. Тем не менее за эту сессию Тим очень устал и за сегодняшний день много поволновался, так что несмотря на все волнующие обстоятельства, он даже не заметил, как уснул.

10

Снежные склоны встречали отдыхающих ярким солнцем и отличным настроением, которое наполняло сердце, как только пребываешь в курортную зону. Брайтон снял огромный коттедж у края леса, с прислугой и охраной.

Сам с Тимом занял второй этаж. Оценил деревянный дизайн, выпил после перелета кофе и отправился с юношей на первую прогулку, чтобы осмотреться и выбрать инструктора для обучения. Тот нашелся практически сразу. Подобрал юноше лыжи и почти два часа тренировался на небольшом спуске.

Все это время Брайтон катался рядом, постоянно наблюдая за Лотосом, как за большой драгоценностью. Мысли о последней ночи дома будоражили его воображение и заставляли задумываться о скрытых желаниях куколки. Несмотря на свое восхищение, сам господин не был готов к близким отношениям. И даже если Тим и думал, что мужчина готов на близость, на самом деле со своими игрушками тот никогда не пересекал запретной границы, предпочитая короткие связи, за которые можно заплатить и забыть.

Да, это было главной фишкой — не делать куклу человеком. Лотос. Красивая игрушка. Не более. Так повторял себе Брайтон, любуясь и наслаждаясь тем, как уже ловко Тим катается по склону.

Горы, чистейший хрустящий снег и небо... такое синее и высокое, что голова кружится, а воздух одуряющий до опьянения. И ветер в ушах, когда он, наконец, уже освоившись на лыжах, решился спуститься со склона побыстрее. Новенькие серебристые карвинги прекрасно слушались, будто сами закладывали виражи на поворотах. У Тима был ярко-голубой комбинезон с белой песцовой опушкой, волосы, чтобы не мешались, он завязал в высокий хвост. Быстро выяснилось, что в шапке кататься жарко, да и солнце на склоне припекало, так что юноша ограничился смешными пушистыми наушниками, чтобы уши не надуло. Он купил их прямо здесь, на склоне, в уютном магазинчике у подъемников. Играла веселая музыка, много смеющихся улыбающихся людей наслаждались отдыхом. За Тимом почти никто не следил... да нет, следил, конечно, юноша не был настолько наивен — но научиться кататься чуть получше, и на склоне легко затеряться. Только вот зачем? Чтобы стать никому ненужным беглецом? Он сейчас студент престижного университета "И притом весьма успешный", — с удовольствием добавил про себя Тим. И каникулы он проводит в Альпах. И дома его теперь всегда ждут, обнимают, целуют и дарят подарки... Правда, все это было с каким-то странным, неправильным оттенком. И про домик в глубине сада он еще не забыл, и про ту страшную картину в кабинете. "Брайтон-Брайтон, что же у тебя в голове? И кто ты мне вообще?" — Тим поймал себя на том, что высматривает господина в пестрой толпе, безотчетно ищет глазами и вовсе не для того, чтобы убедиться в отсутствие слежки. Никуда бежать он всерьез не собирался... да и не хотел...

Мужчина и правда не старался ограничить юношу. Когда тот смешался с другими лыжниками, он просто отдался полету по склонам. Он упивался скоростью, новыми подъемами и уже вскоре увидел, как его Лотос слетает с горы. Это добавило уверенности, что теперь Тим справится и сам. Что ему следует общаться со своими сверстниками, чтобы не чувствовать угнетенности и страха. Господин уже поднялся по склону в десятый или двадцатый раз, когда его позвал помощник и подал телефон. Беседа затянулась на полчаса. Дела оставлять мужчина не собирался ни в коем случае. Он лишь дал знак, чтобы его куколку привели домой в полном порядке, а сам отправился налаживать прямую связь с офисом.

К обеду явился раскрасневшийся и ужасно голодный Тим. Пообедал с удовольствием, в то время как сам Брайтон продолжал о чем-то громко разговаривать на незнакомом языке по встроенной в наушник связи.

— Ты гуляй, — кивнул он Тиму. — Или можешь отправляться вниз. Там есть выставка сыров. Тебе понравится.

Юноша почувствовал разочарование. Он думал, что они проведут каникулы вместе... уже почти вообразил себе нечто, напоминающее семейную идиллию, которой у него никогда не было. Он с аппетитом ел, накатавшись на свежем воздухе, однако бросал украдкой тоскливые взгляды на как всегда занятого Брайтона.

— Один? А Вы... Вы заняты, да? — робко поинтересовался он, когда ему в довершении всего еще и предложили самостоятельно гулять.

Господин попросил подождать минуту собеседника и поставил связь в ожидающий режим. Темные глаза его несколько секунд пристально рассматривали Лотоса, который потребовал внимания так откровенно и прямо.

— Немного занят, милый, — улыбнулся он как можно благожелательнее. — Я жду, что ты купишь нам лучшего сыра на ужин. Пообщаешься с молодежью, — добавил, одобрительно кивая. -А вечером побудем вместе.

— Хорошо, — Тим вздохнул и надул губки, совершенно не сознавая, как соблазнительно со стороны выглядит этот жест.

Он вышел из столовой, переоделся в вельветовые брюки и белый свитер с орнаментом из оленей и снежинок, и отправился осматривать окрестности. Тут в основном говорили по-немецки, но английский персонал тоже, конечно же, знал, так что у Тима особых проблем не возникло, хотя по началу он не мог привыкнуть к акценту и часто переспрашивал. Выставку найти оказалось несложно, правда, сначала Тим просто побродил по миленьким заснеженным улицам с пряничными домиками, словно сошедшими с картинки. Но одному гулять было скучно, и он завернул на выставку, о которой тут было много рекламных плакатов — правда, тоже выполненных в забавной манере, которую юноша окрестил 'пряничной'. Как можно было из молока сделать такое дикое разнообразие сыров у Тима в голове не укладывалось. Запахи на этой выставке были сумасшедшие и далеко не все из них, он бы назвал приятными. Оказалось, что плесень в сырах бывает не только голубая, но и белая и даже красная, да и у голубой было несколько разновидностей. Кроме сыра для дегустации предлагались фрукты, орехи и вино. Тим попробовал несколько образцов, но что тут лучшее, решил уточнить у специалиста. Цена у этого лучшего оказалась такая, что, похоже, они его из золота отливали, а не из молока. Юноше как-то странно было тратить такие деньги на какой-то сыр, да и вкус ему показался странным, он решил еще немного подумать над выбором. Пока он бродил по выставке, его кто-то окликнул.

— Могу я Вам что-нибудь подсказать? Вы выглядите весьма растерянным.

Тим обернулся. Рядом стоял молодой мужчина в свитере из дорогого нежно-кремового кашемира. Челка от модной, но очень респектабельной стрижки падала слева на стекла очков в тончайшей золотой оправе. Он приветливо улыбался и сразу протянул руку для знакомства.

— Эштон.

— Тимоти, но лучше просто Тим, — юноша автоматически подал руку в ответ, и ему показалось, что его ладонь задержали чуть дольше, чем это требовали приличия.

— Не слушайте этих консультантов, они часто выдают просто очень дорогое за что-то прям невероятное и редкое. Идемте, я Вам покажу настоящий шедевр, — Эштон подхватил юношу под локоток и повлек к одному из столиков, подхватил кусочек сыра на шпажке и поднес прямо к губам Тима, — Вот это попробуйте, это настоящее блаженство для сырного гурмана.

Тим растерянно хлопал ресницами, как-то это было слишком интимно вот так брать угощение... ну практически с рук малознакомого человека. Но прямо отказываться он как-то не решился, попробовал, было действительно вкусно, сыр отдавал оттенком топленого молока.

— А теперь дольку апельсина, — Эштон продолжал его кормить, — Нет-нет, не отказывайтесь, это надо именно так... И глоток сухого вина, — теперь у губ Тима оказался еще и бокал, но тут он решил все же быть принципиальным, помня свое обещание не пить.

— Нет-нет, мне нельзя алкоголь, — он помотал головой.

— Ах, боже мой, Вам нет восемнадцати? — Эштон расплылся в какой-то подозрительно сладкой улыбке.

— Есть, но я не пью.

— Ну, хорошо, тогда виноградный сок.

Тим мягко отобрал от молодого человека бокал, пока тот не начал его поить из своих рук, но от новой порции нежного мягкого сыра в терпкой белой корочке отказаться не удалось.

— Вы тут первый день? — продолжал болтать Эштон, скармливая Тиму очередную порцию, — Я Вас раньше не видел, я бы точно Вас заметил, — он вновь сладко улыбнулся, — Вы на чем катаетесь?

— На лыжах, но я только сегодня первый раз...

— О, а меня родители с шести лет в горы на каждые каникулы таскали, а катаюсь на всем и везде. И здесь уже не первый раз. Хотите экскурсию по городу?

Тим задумался, стоит ли соглашаться... но, в конце концов, — что такого? Не одному же все время тут болтаться, да и Брайтон сказал "пообщайся с молодежью". Эштон на молодежь вполне тянул, хотя явно был старше Тима лет на пять. Юноша согласно кивнул, только сначала накупил сыра в соответствии с советами Эштона. Тот резонно предлагал отправить их с курьером сразу в коттедж, но Тим отказался, предпочтя все свои покупки принести сам. Так что гулять они отправились с пакетами. Эштон болтал без умолку, оказалось, что он наследник богатой корпорации, занимающейся туристическим бизнесом и имеющей отели элитного класса по всему земному шару, и уже сам работает, управляет одним из секторов. Тим скромненько отвечал, что учится в Университете на архитектурном и старался избегать вопросов о семье. Он все чаще ловил на себе заинтересованные взгляды Эштона, да и комплименты уже сомнений не оставляли — он с ним флиртовал. Юноша смущенно улыбался и думал о том, что обратись к нему Тим за помощью по поводу своего, мягко говоря, не совсем свободного положения рядом с Брайтоном, то Эштон вполне бы мог ему помочь... богатый, красивый, уверенный в себе... Да даже если бы не захотел напрямую связываться, мог бы вообще тайно увезти — у этого и денег, и влияния хватит на такие штуки. Сердце застучало чаще. Тим поднял глаза на идущего рядом собеседника, тот улыбнулся... Рука сползла с локтя юноши, поймала ладонь, пытаясь переплести пальцы, но Тим высвободился.

— Мне пора возвращаться... у меня только еще одна просьба...

— Все что угодно, если пообещаете, что мы еще увидимся.

— Я хотел попросить, помочь мне выбрать вино... я не пью, но это подарок.

— Хорошо, я знаю чудесный винный магазинчик.

Тим купил еще какого-то дорогущего вина и шоколад — с выбором последнего он справился сам. Потом он заказал такси и мягко отговорился от намерений провожать его — Эштон явно собирался провожать его до дверей, да еще и на кофе, небось, хотел напроситься. Молодой человек вручил ему визитку с золотыми вензелями и предложил завтра вместе покататься, Тим уклончиво ответил, что подумает, и упорхнул в такси.

Несомненно, любое общение вне контролировалось Брайтоном четко и постоянно. Он никогда не отпустил бы свою куколку одного. На этот раз были заказаны профессиональные агенты, которые не спускали с мальчика глаз и следовали за ним по пятам. На таких курортах немало богатых желающих закрутить роман с чужой собственностью. Да и приезжает сюда и другой сорт — те, кто ищет себе богатеньких спонсоров.

Лотос был очень красив. Привлекал к себе много внимания. И сообщение, пришедшее после обеда, что игрушка вовсю общается с Эштоном Сомерсби, достаточно известным миллионером, который давно слыл любителем молоденьких мальчиков и всячески их спонсировал, если те, конечно, позволяли ухаживать и потом соглашались на постель, сильно его разозлило. Агенты не станут врать. Тим практически с руки молодого повесы, гулял с ним по городу, затем вообще позволил держать за руку.

Когда Лотос вернулся, ужин уже был накрыт. Слуга принял пакет с сыром и бутылку вина и шоколад, снял с юноши куртку и сказал, что господин попросил переодеться. Выбор был весьма странный. Практический прозрачный облегающий кружевной комбинезон не скрывал ни одной детали. Ходить в таком само по себе было пошлостью.

Брайтон встретил юношу улыбкой, поблагодарил за чудесный выбор, поробовал вина, оценив вкус Эштона. А когда они с Тимом поднялись в спальню, внезапно заломил руку куклы за спину и потащил того под сопротивляющиеся крики не в спальню, а в пустую комнату, где стоял невысокий стол. Кинул на него лицом. В момент прикрепил ноги к ножкам, а руки связал до локтя за спиной.

— Что ты сегодня делал с Эштоном Сомерсби? Решил сменить меня на молоденького ублюдка? — в руках Брайтона появилась тонкая гибкая ветка, сорванная накануне на улице. — Я надеялся на отсутствие кокетства. Надеялся, что не придется использовать методы наказания. — первый удар пришелся по ягодицам. Он был несильным, но достаточно болезненным.

В душе всколыхнулась обида... только Тим даже не знал, на кого именно... но почему-то не на Брайтона. Ну, конечно, в его голове возникала эта мысль, что Эштон мог бы его спасти... только вот еще полчаса назад, когда он за ужином глядел сияющими глазами на Брайтона, хотя тот снова вырядил свою куклу в нечто невообразимое, Тим думал, что спасать его не от чего. Что Брайтон, несмотря на все его странности — ценит, заботится, бережет, что он вытащил бедного замученного мальчишку из его маленькой серой жизни, где такой, как Эштон, его бы даже и не заметил, и не просто пользуется им, а еще и позволил учиться... да и не пользуется-то на самом деле — подумаешь, поносить странные наряды и поизображать куклу, раз у этого человека такие причуды. А что касается страшного домика в глубине сада... то Тим просто не будет делать глупостей, Брайтон ведь может быть очень добрым, значит, просто нужно беречь эту доброту и все будет хорошо. И вот это самое хорошо только что рассыпалось — резко, болезненно, обидно. Хотя Тим ведь ничего не сделал, он ведь не дал Эштону перейти грань, не стал ему ничего обещать... хотя нет, оставил ведь себе лазейку, ведь оставил же. Юноша всхлипнул, скорее не от боли, а от обиды и страха... Брайтон мог потерять контроль или вовсе со злости сознательно покалечить. Зачем Тим вообще совершил такую глупость?! Позволил себе забыться о том, что ходит по лезвию бритвы...

— Это неправда... я бы никогда так не сделал! Я не такой! О господи... Ничего... я ничего с ним не делал! Он просто помогал мне выбрать сыр и вино... я в этом ничего не понимаю... я для Вас же выбирал. Мы немного погуляли и все. Когда я понял, что он... что я ему нравлюсь, я сразу же уехал, — Тим вспомнил про визитку, ну почему он сразу ее не выкинул? Теперь Брайтон ему не поверит, — Он мне визитку оставил, — признался юноша, — Но я бы ему не позвонил... просто невежливо было сразу ее выбрасывать. Зачем отпускать меня одного, чтобы потом не доверять и наказывать? — он уткнулся носом в стол... больнее будет не от ударов, а то, что прекрасные каникулы, которые он собирался провести с Брайтоном и быть может чуть лучше его узнать, разобраться, почему у них все так, были безнадежно испорчены из-за глупости... которую он даже и не собирался всерьез совершать.

— Значит, решил сказать про визитку. Ты ее взял. Ты положил ее в карман. Ты думал ему звонить, — сощурился господин, обходя стол и останавливаясь напротив куклы. — Мои надежды рассыпались от одного твоего поступка. Ты такой же, как и остальные. Пытаешься пристроиться получше, найти себе любовника побогаче и ничего не делать, прожигать жизнь. Что, станешь учиться, когда Эштон купит тебе квартиру и устроит на работу, где и делать ничего не надо? — мужчина схватил юношу за волосы и потянул голову вверх. — Ты кукла! Ты так и останешься куклой. Никчемной! Бездумной пустышкой с фарфоровой головой. Черт! — Брайтон сломал ветку и бросил на пол. Потом развязал руки и освободил ноги. И вышел прочь, как только его Лотос осел на пол.

— Возвращайся в спальню, — бросил он, — когда придешь в себя.

Тим отчаянно и горько разрыдался, сидя на полу и закрывая лицо руками. Лучше бы он его высек! Тим никак не ожидал, что от недоверия Брайтона будет настолько больно... и повод ведь был... он его дал... только вот было бы у них все нормально — повод бы никто не стал искать.

— Ты псих! Ты просто псих, Брайтон! — вскрикнул юноша, ударяя по полу кулаком с такой силой, что ободрал себе кожу на суставах, но физической боли даже не заметил.

Он просидел так долго, глотая слезы и думая о словах Брайтона, прокручивая в голове, все оброненные фразы, все его странное поведение. А потом вдруг сжал кулаки и вскочил, сейчас он все ему выскажет и плевать, что тот с ним за это сделает... плевать! Юноша добежал до двери и остановился. Он-то может сбежать... ну хоть теоретически... хоть попытаться, надежда есть всегда... а Брайтону от себя не сбежать... никак... сколько лет он вот так живет? В мире, где он никому не верит? Заводя себе кукол вместо любимого человека...

Тим со стоном вновь упал на колени перед дверью, слезы вновь потекли из глаз. Юноша помотал головой... хватит уже... хватит тут сопли размазывать. Он поднялся, вытер слезы и пошел в спальню. Но остановился, войдя, почти на пороге, прислонился к стене, заложив руки за спину и глядя на Брайтона сверкающими глазами.

— И что теперь? — спросил юноша, голос, хриплый от рыданий был полон опустошающей горечи. — Запрешь меня и никуда больше не отпустишь, чтобы можно было спокойно думать, что я остаюсь с тобой только потому, что у меня нет выбора?! Я, если хочешь знать, визитку эту взял, чтобы... чтобы не поэтому остаться... не потому, что возможности нет сбежать. Ты ведь так думаешь? Я только потому все еще здесь, что мне некуда деться? Или может из-за твоих денег?! Не нужны мне никакие деньги, мне семья нужна... — отчаянная тирада прервалась всхлипом. — Выдал мне эту дурацкую карточку и отправил одного... — он снова всхлипнул, не в силах сдержаться, сползая по стенке и оседая на пол.

Господин, сидевший в кресле с новыми отчетами в руках, оторвался от изучения данных. Блеск черных глаз испепелял куколку. Заплаканный, заламывающий руки, клянущийся в верности. В поиске семьи. В желании близости.

Мужчина отложил на столик бумаги, щелчком пальцев приглушил свет. Поднялся и направился к Тиму, чтобы поднять того на ноги и обнять. Отвести пряди волос с лица, заглянуть в беснующуюся синь.

— Кто сказал, что у тебя не будет семьи, Лотос. Когда ты встанешь на ноги, я найду тебе выгодную партию, — улыбнулся загадочно. — Выделю наследство. И отпущу на все четыре стороны. Доходит? Просто мои правила все нарушали. И верить тебе после такой вот выходки с Эштоном весьма сложно.

— Доходит, — Тим поджал задрожавшие губы, пытаясь остановить рвущиеся наружу слова, но инстинкт самосохранения снова проиграл. — Собрался вырастить красивого мальчика и продать подороже? Уже выстроил там себе планы захвата очередной корпорации? Тогда не трогай меня, — он уперся кулачками мужчине в грудь, глаза запылали яростью. — Товар ненароком попортишь. Это не неподчинение, я о твоей выгоде забочусь.

— Не кажется тебе, что ты проявляешь слишком много эмоций. Ты обещал мне быть послушным.— иронично заметил Брайтон, не отпуская куколку и держа еще крепче. — Если я и захочу от тебя избавиться, то совсем другим способом. А тебе явно хочется начать побыстрее? Не так ли? — бровь иронично вскинулась. — Что тебе сломать для начала? — он вжал юношу в стену и схватил за руку, сильно отводя назад мизинец. — Так тебе яснее, Лотос. Кто ты? Говори! Кто ты здесь?

Тим втянул воздух сквозь зубы.

— Кукла, — выдохнул и закрыл глаза, запрокидывая голову и вжимаясь затылком в стену.

— Я плохо расслышал... — голос Брайтона оставался спокойным. Но он так и не отпускал своего мальчика, продолжая отводить палец все дальше, вызывая боль. — Если я захотел бы завести семью, то не с фарфоровой куклой. А ты — моя игрушка. Моя собственность. И если я стану подозревать, что с тобой играет кто-то другой, то я тебя сломаю.

— Я. Твоя. Кукла, — отдельными четкими словами произнес Тим, кусая губы от боли, "А ты псих, — добавил про себя, — А я дурак, маленький, глупый идиот".

— Прекрасно. — господин отпустил Тима и отступил. — Теперь иди мыться и давай ложиться спать, милый. Я очень сожалею, что приходится напомнить тебе, что не жду от тебя чувств ко мне. Зато мне очень важно твое послушание.

Когда Лотос все же оказался в кровати. Опять такой же напряженный, как в первую ночь знакомства, господин ласково притянул его к себе и зарылся носом в черных волосах. Он очень сожалел, что происходит то же самое, что и с остальными капризными и злыми куклами. Они теряли постепенно контроль над эмоциями, хотели становиться людьми, переставали радовать, переставали приносить удовольствие.

Почему, Лотос? Разве я для тебя не готов сделать все? Разве не хочу я превратить тебя в человека? Разве тебе не хочется обрести больше, чем красоту? Перестать быть слабым?

Губы мягко коснулись ушка, провели дорожку по шее к плечам, обрисовали тонкие ключицы, спустились к соскам.

— Простите, — он снова перешел на "Вы", — Я ошибся. Надеюсь, Вы мне когда-нибудь простите эту ошибку... я постараюсь это заслужить.

11

Ласки больше не утешали, не окутывали теплом, хотелось плакать от каждого прикосновения, разливающего по телу сладкие горячие ручейки. Тим впился зубами во внутреннюю сторону нижней губы... сильно прикусил, чувствуя на языке солоноватый вкус крови.

— Да, ты ошибся... — горячие объятия, нежная кожа под ладонями, мягкий шелк ягодиц. Поцелуи, которые нежат и балуют. — Ты только мой. Я не собираюсь тебя продать подороже... Мой... И больше никому не будешь принадлежать... — темное существо внутри всколыхнулось, упиваясь болью Лотоса. Цветок раскрылся, его сердцевина манила себя выпить, но мужчина не спешил. Он лишь начал наказание. Он преодолел запретную черту и спустился вниз, гладя живот, лаская нежные волоски, обхватил в кольцо член Лотоса. — Расслабься, успокойся...

Тим думал, что вот сейчас он просто с ума сойдет, пока губы мужчины опускались все ниже. Все внутри вспыхивало, тягучая сладкая истома спускалась вслед за поцелуями, разогревая желание. И слова отдельным искушением проникали в душу. "Нельзя-нельзя-нельзя... он псих, у него там что-то свое в голове, он опять проверяет..." — Тим повторял себе, как мантру, ожидая, когда Брайтон снова, ограничившись лишь поцелуями, скажет "Ну все, теперь спать, милый". Но когда его напряженная плоть оказалась в горячем влажном плену, юноша от неожиданности не смог сдержать протяжного стона, весь подаваясь навстречу. Руки непроизвольно цеплялись за плечи Брайтона, но Тим, спохватившись, отдернул их и сгреб пальцами простынь, чтобы хоть за что-то удержаться.

Он выгибался, его драгоценный и единственный мальчик, сладко стонал, подавался вперед, пытался отпрянуть, снова сдавался, пока не лишился рассудка и не отдался господину, который вел Лотоса до разрядки и выпил того без остатка, а затем нежными поцелуями вернулся к губам и притянул к себе, чтобы обнять и почти качать в сильных руках. Ресницы юноши трепетали, а когда он открыл глаза, то Брайтон нежно улыбнулся. Ах, чудесное гибкое тело принадлежит только ему. Мальчик уже позволяет себя ласкать, и это очень-очень хорошо. Подушечка большого пальца провела по красным, искусанным губам.

— Ты на вкус такой пряный, — шепот, искушающий на грани.

Тим вообще ничего не понимал, в голове царил хаос, постепенно превращающийся в блаженную пустоту... но было так хорошо, дико хорошо. Юноша просто прижимался к Брайтону, ластился, терся о горячую кожу, безмолвно прося еще ласки.

И господин откликался на желание его куколки. Проникая пальцами в волосы на затылке, целуя с особой силой и властью, сплетаясь с языком юноши, словно говоря тому, что никому на свете не отдаст. Никому... Вторая рука обвила тонкую талию. Поцелуй длился почти вечность. А потом Брайтон опрокинул Тима на спину и навис над ним, разглядывая, как само совершенство.

— Ты больше, чем кукла, — сказал страстно. — Ты моя единственная, нежно любимая кукла, которую я хочу одаривать и обожать.

От поцелуев кружилась голова, тело плавилось в сладком мареве... без эмоций у него никак не получится, сердечко так и рвется к господину, а на теле еще не растаяли прикосновения этих губ... везде... и от их жарких ласк оно желает еще и еще. Руки сами тянулись ласкать, гладить по широки плечам, шее, затылку. И когда Тим вдруг оказался под господином, в синих глазах не отразилось ни тени страха, только ожидание... Остальное он попытался спрятать... Чувства ему запретили, осталось только бешено бьющееся сердце. Слова ранили и одновременно проливались сладким ядом в душу. Он вновь обвил руками шею Брайтона, потянулся к губам, коснулся невесомо и нежно.

— Ты хочешь меня? — спросил мужчина тихо. — Только скажи правду... Я не хочу, чтобы ты думал, что я тебя принуждаю. — мягко ответить на касания губ. Ощутить, как внутри все закипает от желания. — Нужно ли тебе это, Лотос? Ты такой юный, такой невинный мальчик...

Тим смотрел в темные глаза... если бы у них с Брайтоном были обычные отношения... если бы не было этой дикости про куклу, он бы сейчас ответил "да", не задумываясь. Но сейчас он сомневался...

— Хочу, — одним дыханием, почти беззвучно, — Но я не уверен, что... нужно... Я боюсь ошибиться. Боюсь, что все изменится... К тому же ты... Вы были злы на меня сегодня...

— Ты хочешь нежности, ласки, тепла, но не меня, — заключил господин и погладил юношу по щеке. — Я могу тебе все это дать и без близости. Радость быть с кем-то вместе дается в современном мире слишком легко. Так просто взять. Так просто отдать. Забыть об этом на следующий день. Но истинная связь рождается лишь в настоящем чувстве... — Брайтон отпустил куколку и откатился в сторону, освобождая Тима от жара.

Тим вздохнул и решился подобраться ближе, обнять, потереться щекой о плечо мужчины. Ему хотелось много чего прошептать... тихо, краснея, смущаясь... но он прикусил язык — он и так слишком много наговорил сегодня и ничего хорошего из этого не вышло... или... ведь в итоге они все равно в постели и Тиму было так хорошо... Он уткнулся носом в шею мужчины, прижался губами, обнимая крепче.

Брайтон притянул юношу и закрыл глаза. Он лежал тихо, принимая ласки своего пушистого и еще такого дикого зверька, который в любой момент может сорваться и убежать. Он думал о том, что если все пойдет правильно, оба они будут получать много удовольствия и от близости, и от боли... И тогда Тим перестанет бояться домика в дальней части сада, а станет туда стремиться. Но пока впереди обоих ждали каникулы.

Теперь Брайтон не позволял Тиму гулять одному. Он несколько раз видел неподалеку Эштона, который явно стремился пообщаться с юношей. Но делал вид, что не замечает наглеца.

Тим понял, что зря цеплялся за иллюзию, что ненормальность Брайтона можно объяснить чем-то понятным, человеческим — например, недоверием ко всем из-за какой-нибудь душевной травмы. Может, что-то такое и было, но достучаться до разумного человека там уже невозможно — и то, что он иногда выглядит нормальным и некоторые его поступки вызывают горячую человеческую благодарность... вот это как раз иллюзия, а под ней скрыта тьма, в которую жутко заглядывать. Вновь вернулось ощущение страшной сказки... Когда-то в детстве — стоя на коленях в углу с горящими ссадинами на спине и ягодицах маленький мальчик утешал себя странными мечтами. О том, как в этот мерзкий мир приходит голодный монстр и все с визгом разбегаются, а избившая его старуха прячется куда-нибудь в шкаф и смотрит, как жуткая тварь ловит и сжирает всех на своем пути... а Тим бы не стал убегать... он бы стоял и ждал, когда монстр доберется до него. Бабка кричала бы ему из шкафа "Беги! Беги, идиот!", а он бы стоял и смотрел прямо в глаза монстру. Дрожал бы от страха, но не двинулся с места. И тогда монстр остановился бы рядом, лизнул в лицо горячим языком, схватил и утащил бы... куда-то далеко, в другой мир. И бабка думала бы, что мальчика сожрали и ей было бы стыдно за то, как она с ним обращалась... потому что мальчик предпочел, чтобы его схватил монстр, чем прятаться с ней в шкафу и остаться там — в этой жизни. Но его не сожрали... а дальше были какие-то смутные детские фантазии... Как странно, что сейчас произошло примерно тоже самое — но монстр похитил Тима когда он уже освободился от этих странных грез, когда уже распробовал вкус свободной жизни.

Пусть ему было тяжело и пока плохо получалось жить самостоятельно, но у него были надежды и мечты, планы на жизнь... взрослую, самостоятельную, свою, где никто больше не поднимет на него руку... А сейчас он вдруг снова оказался в своей страшной детской сказке и сердце как-то странно сладко ныло от этой нереальной жути и разрывалось на части, когда он ловил на себе взгляды Эштона. Тот не отставал, хотя уже видел, как Брайтон собственнически обнимает свою куклу. И Тим начал подозревать, что тот возможно знает что-то о Брайтоне и судьбе его "кукол", а может, просто слишком увлекся симпатичным юношей, который неосторожно дал ему надежду. Хотя на самом деле Тима не привлекал Эштон в плане того, чтобы стать его любовником. Единственное, о чем думал юноша по отношению к своему незваному поклоннику, что тот мог бы помочь ему бежать от Брайтона. Но на следующее же утро после той драматично ночи, Тим, конечно, же уничтожил визитку — сознательно и не сожалея.

А сейчас в очередной раз, заметив Эштона в ресторане, увидев его нахмуренный встревоженный взгляд, Тим почувствовал себя принцессой, которую похитил дракон, а Эштону, видимо, отводилась роль прекрасного принца... Сердце заколотилось, как сумасшедшее... Почти до колкой боли, и Тим слабовольно подумал, что это хорошо, что Брайтон его от себя не отпускает теперь ни на минуту — если бы ему пришлось выбирать, принимать решение прямо сейчас — это было бы пыткой... потому что принцесса в этой сказке все меньше стремилась вырваться из плена дракона. Тим отвернулся от терзающего душу зыбким обещанием свободы взгляда Эштона и прижался к Брайтону.

И чудовище обнимал юношу с жадной ревнивостью. Ему не нравилось преследование молодого повесы, который постоянно нарывался мозолить глаза, но его появление в ресторане было верхом наглости. Потому мужчина заказал самый отдаленный столик, чтобы его и Лотоса не беспокоили. Их отношения в последнее время стали заметно напряженнее. Каждое прикосновение, каждое слово Брайтон обдумывал несколько раз. Юноша чувствительно реагировал даже на малейшую грубость, И господин понимал, что чувства Тима искренние. Настоящие. Не поддельные, когда жертва желает сбежать, или когда куколка стремиться оторвать кусок побольше. Тим был настоящим. Таких редко встретишь.

Теперь он тоже сильно смущался, словно чувствовал вину за постоянное преследование Эштона. Словно именно открытостью заставил миллионера таскаться за парочкой в надежде на взаимность.

— Хочешь, я с ним поговорю? — когда принесли аперитив, Брайтон исподлобья взглянул на столик, за которым расположился наглый выскочка.

Тим испуганно поднял взгляд, быстро оглянулся назад, лишь краем глаза мазнув по Эштону, нервно сглотнул.

— Не надо. Я ничего ему не обещал. Он сам был навязчив, и я просто поначалу растерялся... думал, ему просто скучно одному также, как и мне, и он просто... ну такой дружелюбный... Я не привык, что мужчины испытывают ко мне подобный интерес, — юноша вновь опустил ресницы. — Я конечно понял потом... и растерялся еще больше... Ну и Вы же знаете... я все Вам рассказал, почему взял визитку, хотя не собирался ему звонить.

— Ты ведь дергаешься из-за этого мерзавца... Лотос, скажи мне правду, ты думаешь, что я сделаю тебе больно? — Брайтон отпил из бокала, наслаждаясь пряно-сладким вкусом. — Нет. Это он стремится сделать больно. Он ведь игрок. Думает, что деньги дают право на многое. А тут такой приз сидит... Хочется да я мешаю. Дать ему шанс с тобой поговорить? Лотос, это тебе во благо. Ты плохо знаешь людей. То, как они пользуются тем, чего не имеют сами. Ты красивая куколка для него — не более. Десять минут. Будь умным мальчиком. Скажи ему "нет", а я скоро вернусь. — господин встал и отправился к уборным.

Тим тяжко вздохнул — ну вот он момент выбора, которого он так не хотел. Хотя с другой стороны то, что Брайтон ему доверил, дал ему еще один шанс подтвердить свои слова, приятно грело душу. Юноша прикрыл глаза и дал себе несколько секунд, чтобы еще раз спросить у себя — уверен ли он, что хочет остаться в этой страшной сказке. А потом поднялся и решительно направился к Эштону. Тот расплылся в радостной улыбке и шепнул:

— Наконец-то твой цербер тебя оставил. Я так...

— Эштон, выслушай меня, — прервал Тим, присаживаясь напротив с взволнованным видом, — Я очень сожалею, что дал тебе повод... Я изначально мог предложить тебе только дружбу. Но и это сейчас невозможно, мой... мой опекун против того, чтобы я с тобой общался.

— Опекун? — светлая бровь скептически взлетела вверх, — Это ведь Брайтон Вальяс, да?

— Да. Ну хорошо, не совсем опекун, но я многим ему обязан.

— Ты хоть знаешь, что за слухи о нем ходят?! — Эштон подался вперед, накрывая ладонью руку юноши, но тот поспешно выдернул ее, — И это не просто слухи... — взгляд блондина стал еще более встревоженным, — я сам лично видел на одном приеме...

— Я знаю, — снова перебил Тим, он поднял глаза, и они засияли, как два кристальных и твердых сапфира, — Я с ним живу и приехал сюда тоже с ним. Я все знаю. И, пожалуйста, не создавай мне лишних проблем... и прости...

— Да за что прощать-то? Если бы я увидел тебя с кем-то другим, я бы не стал тебя преследовать. Зачем тебе...

— Эштон, не надо. Не надо, пожалуйста, ладно? — Тим поднялся, — Всего хорошего.

— Тим... позвони мне, если... ну вдруг захочешь или будут какие-то проблемы. Неважно, сколько времени пройдет...

— Нет. Не позвоню. Дружить у нас не получится, а больше мне ничего от тебя не нужно.

Эштон покачал головой, кинул на стол пару купюр и вышел.

Тим выдохнул — он, оказывается, все время задерживал дыхание — и вернулся на свое место.

12

Брайтон не спешил возвращаться назад. У всякого незрелого решения существуют последствия. У всякого слова имеется продолжение в будущем. Обычно люди не сознаю, что даже малейший их поступок способен определить судьбу на целое десятилетие, а то и до самой смерти.

Сейчас господин не сомневался в том, что Тим скажет "нет" молодому повесе, но это не разобьет его сомнений и не изменит его самого.

Мужчина покинул уборные, умывшись ледяной водой и выкурив две сигареты, стоя у распахнутого окна, в которое врывался холод. Эштона в ресторане уже не было. Тим сидел на своем месте, видимо, ожидая возвращения Брайтона.

— Милый, ты уверен, — садясь напротив, господин добавил себе вина,— уверен в том, что не боишься со мной оставаться? Хочешь, я расскажу тебе, что именно происходило с другими цветками.

— Я хочу с тобой остаться... с тобой таким, каким ты был со мной до сих пор. Но, конечно ,я боюсь... я ведь не все о тебе знаю и поводов бояться ты дал мне предостаточно, — Тим посмотрел ему прямо в глаза. — Я твоя кукла, я не забываю... но ты сам спросил сейчас. И, пожалуйста, давай поговорим об этом дома... то есть в коттедже... наедине.

— Хорошо, — кивнул Брайтон.

Во время ужина он больше ни разу не обмолвился о том, что собирается рассказать Тиму. Просто общался с ним об учебе и расспрашивал про новую подружку, которая так любезно согласилась предоставить лекции. Спрашивал совершенно спокойно, словно девушка не могла являться ему соперником. Затем он перешел на впечатления об отдыхе и под конец дал знак официанту якобы подать счет. Но принесли не его. Тима ожидал сюрприз — огромная корзина алых роз, среди которых лежала коробочка. В ней, на белом шелке красовалась цепочка с сотней маленьких бриллиантов.

— Это тебе за терпение, — улыбнулся господин, склонился и поцеловал юношу в щеку.

Реальность снова плыла двумя пластами. Один светлый... обычный... они сидят с Брайтоном в ресторане, беседуют о простых человеческих вещах и так приятно, что кому-то интересно знать о твоей жизни. А за окном сказочная снежная зима и уютные домики коттеджей. И горы под звездным небом. А второй пласт... темный, сейчас ушедший на глубину, о нем так хочется забыть, но нельзя... Дракон умеет превращаться в человека, но суть остается той же, а иллюзии опасны. Но страшная сказка — все же сказка, и вот она раскрывается лепестками алых роз прямо перед Тимом. Он окунулся в нежные венчики, вдыхая упоительный аромат — сладкий, с легкой горчинкой.

— Спасибо,— тонкие пальцы юноши осторожно подцепили сверкающую нить, вытягивая из коробочки. — Мне так нравится, когда ты делаешь мне подарки, — он улыбнулся, подставляясь под поцелуй, и шепнул тихо — Я потом надену... сегодня... наедине, на мне сейчас неподходящий костюм.

Брайтон кивнул. Его взгляд влюбленно скользнул по лицу юноши. Изумительная открытость и такая волшебная скромность. Если бы он знал, ощущал, что чувствует господин, когда любуется красотой, какие вскипают внутри эмоции — восторг, обожание, нежность.

Когда-то у господина не было ничего, кроме горстки монет и он ненавидел весь мир, как ненавидит теперь. Своих жертв он убивал и в то время, когда деньги являлись всего лишь способом для выживания. Выбирал уродливых, но с толстыми кошельками, выслеживал, измывался... Теперь мужчина ценил лишь красоту. И на эту красоту никто не должен смотреть так, как он... в мыслях всплыл Эштон. Сегодня или лучше завтра он все же навестит выскочку и заставит того пожалеть.

— Пойдем, милый, — подав руку Тиму, Брайтон крепко сжал его ладонь, притянул к себе. — Ты необыкновенно красивый, — сказал с тайной страстью.

Юноша мягкой, податливой лаской прильнул к господину, больше не стесняясь окружающих. В голове опьяняюще кружился запах роз и полный обожания взгляд Брайтона. Монстр, плененный красотой... такая древняя легенда, смущающая юные сердца.

И мужчина ответил. Он поцеловал эти нежные губы с благоговением, с поклонением. Глупый мальчишка не понимал сути... Не понимал, что является для Брайтона почти божеством. Что в его темном и извилистом сознании все иначе. Там Тим не просто мальчик из низов, а великолепный цветок, который распускается на рассвете, раскрываясь на поверхности воды. Лепесток за лепестком. Совершенство.

Одно несовершенство, и наступает мрак. Наступает затмение.

Зверь снова стал нежным и ласковым, осыпал драгоценностями, комплиментами, подарками. Тим сдался этому — а впрочем, что ему еще оставалось делать?! Он же сам обрушивал себе все возникающие щелочки для бегства — когда Брайтон бесновался, злился, не доверял — ранило сильнее, чем отсутствие нормальных человеческих отношений. Он чувствовал, что все больше погружается в омут, в котором пока ему ничего не разглядеть, но что-то там есть — и от мысли об этом сердце застывает ледяным комком и пропускает удары, но тьма вокруг пока ласкает и Тим отворачивается от призрачных светлых ниточек, за которые можно было бы уцепиться в надежде на спасение.

Этой ночью Брайтон обнимал, ласкал, целовал свою куклу, доводя до экстаза, целовал его возбужденное естество, приводя к желанной концовке, томительно нежил, массировал кончиками пальцев, доводя до состояния растекшегося масла. Ему нравилось любить куклу, рисовать ее в воображении и наяву яркими красками. Утомленный страстью, юношу уснул в объятиях господина. Но рано утром мужчина не стал дожидаться пробуждения своей драгоценности, на шее которой красовался новый подарок, а отправился к домику Эштона. Тот как раз вышел в своем лыжном костюме и намеревался отправиться к крутому спуску, когда увидел Брайтона.

Господин давно дружил с отцом наглеца.

— Хороший день? — прищур черных глаз. — Не хочешь поговорить со старым другом семейства?

Эштон замер и нахмурился.

— Доброе утро, мистер Вальяс. Чем обязан?

— Ты здорово изменился за эти два года. Когда я видел тебя в последний раз, ты был кажется с тем чудным малышом Бобом? Блондинчиком из южной Калифорнии? Расстался с ним? Печально. — Брайтон улыбнулся жестко. — Знаешь, твой отец видит наше будущее в слиянии с моей корпорацией. Моя дочь Литисия еще надеется на твою благосклонность... И твой отец — тоже. Будь любезен, Эштон, не переходи мне дороги. Иначе пострадает твоя семья. Ты меня понял?

— Понял, — процедил сквозь зубы молодой человек, и, оттолкнувшись, умчался вниз по склону. Ввязываться в конфликты и разрушать свою беззаботную жизнь из-за какого-то красавчика, с которым провел пару часов, Эштон не собирался.

Господин проводил фигуру молодого человека долгим взглядом, развернулся, стянул одну перчатку зубами, достал из кармана сигарету и закурил, дыша свежим морозным воздухом. Перед глазами стояло изгибающееся в полумраке гибкое тело стонущего Тима, и желание поднималось вверх разноцветными пузырьками безумия. Мужчина набрал телефонный номер, который, наверное, не набирал уже несколько месяцев.

— Доброе утро, милая. Да, это я... Я встретил твоего жениха на курорте. Абсолютного одного, ты не поверишь? Прилетай, порадуй мальчика. Да ладно. Дела подождут. Думаю, ему есть, о чем с тобой поговорить...

Дочь Брайтона была высокой брюнеткой с яркими синими глазами. Когда она через четыре часа вошла в коттедж, где обитал теперь Тим и господин, сразу возник вопрос о том, с кого берет образчик красоты сумасшедший миллиардер. Литисия лишь один взгляд бросила на новую игрушку отца и сразу же заулыбалась.

— Какой красивый мальчик, — заявила она, целуя отца и продолжая разглядывать Тима.

— Это Лотос, — представил Брайтон вставшего из кресла юношу. — А это моя дочь Литисия.

— Добрый день, — растерянно ответил Тим, во все глаза разглядывая девушку. В голове роилась целая буря мыслей. И конечно он отметил сходство их типов внешности. Вопросов, насколько Брайтон псих, стало больше. А еще стало совсем неуютно от появления в их маленьком мирке кого-то еще, близкого Брайтону. Сердце кольнуло странное чувство... ревность? Нет, ну какая ревность к дочери? Если это конечно дочь... Нет, это было что-то другое, чему Тим пока не знал названия.

— И где же спрятался мой женишок? — улыбка девушки была задорной и одновременно ядовитой. Она держала в руке перчатки и хлопала ими по ладони, словно показывая. Как будет шлепать непослушного беглеца.

— Всего лишь в пяти минутах от нас, в соседнем коттедже, милая. Поспеши, возможно, ты его застанешь, — кивнул Брайтон. Он не препятствовал спешному прощанию дочери, которая подхватила куртку и заспешила к выходу и обернулся к Тиму.

— Теперь Эштон будет очень занят. Иди сюда, Лотос, — позвал он, едва дверь захлопнулась за гостьей.

Возможность бегства была иллюзией... никто его не спасет, даже если он захочет. У Брайтона все под контролем, каждая деталь... И доверие его такая же иллюзия — он лишь ослабляет ниточки, управляющие куклами, чтобы игра была чуточку интереснее. Да и детищами он своими все же торгует — не важно — родными или нет. Тим подошел, скованный и растерянный, опять бессознательно покусывая нижнюю губу. В голове вертелся вопрос о матери Литисии, но Тим понимал, что куклам такие вещи знать не положено.

— Знаешь, что она сегодня будет делать с Эштоном? — спросил, приподнимая подбородок юноши. — Она свяжет его, подвесит и начнет игру. Долгую игру... Ты ведь слышал о таких забавах, Лотос? — пальцы пробежались по плечам куколки, сжимая и отпуская. Глаза не отрываясь смотрели вглубь души мальчика. — И ему не будет никакой возможности этого избежать. Она его госпожа. Его богиня. Его Смерть.

Тим смотрел на него серьезно и слегка устало, страха там почти не было — наоборот он устал бояться и уже был готов, наконец, заглянуть во тьму. Однако в глубине прятался ужас... который Тим просто не допускал сейчас до сознания, но он ледяной волной, медленно смывал почву из-под его ног.

— Расскажи мне, что случилось с другими цветками, — тихо попросил он.

— Ты все-таки решился спросить... Что же, это твое право знать, Лотос. Хотя выбора у тебя не останется в любом случае. Не все мои цветки мертвы, как ты думаешь. Я выбираю для каждого свое последнее наказание. Обычно все происходит спонтанно. — Брайтон обнял юношу. — Последний цветок сам насадился на нож и повернул его в животе три раза. Он не мог обходиться без домика в дальней аллее.

— Еще вопросы можно задавать? — онемевшими губами выговорил Тим, широко распахнутые синие глаза, остекленев и почти не мигая, смотрели на Брайтона.

— Если тебе хочется знать правду, то я отвечу честно, — мужчина не отводил от юноши черных глаз, изучал реакции.

— За что...

Тим дышал слишком глубоко, голова закружилась от гипервентиляции, в глазах потемнело, и юноша покачнулся.

— Тебе плохо? Тише, — поймав уже падавшую куколку, господин усадил ту на кресло и присел рядом. — Думаю, нам не следует продолжать эту никчемную беседу. С тобой не случится ничего страшного. Ты не станешь совершать ошибки, ты будешь меня радовать, а я — тебя.

— Не случится? — Тим посмотрел на Брайтона, — У меня есть шанс? — он обвил его шею руками, прижался, уткнувшись лицом ему в плечо.

— У всех есть шанс... и у меня... — господин не скрывал своей нежности. — Ты для меня больше, чем кукла, — признался он. — Я не смогу простить тебе обмана... Никакого. Но ты ведь не станешь мне лгать?

— Не стану... — Тим коснулся губами его шеи. — Я же всегда говорил тебе правду. Мне больно, если ты мне не веришь.

— Мы не должны делать больно друг другу, — Брайтон стал целовать руки юноши, каждый пальчик, ладони, запястья. Он боялся поднимавшейся тьмы и того, что кукла для него ожила. Такой игрушкой можно уже и играть, а не только любоваться.

Тим прикрыл глаза, принимая ласку поцелуев. Смириться. Нужно было смириться и принимать монстра таким, какой он есть. Не искать причин, не пытаться найти в нем человеческое... просто быть рядом и жить дальше. Но холод все не отпускал, полз ледяным ужасом вдоль позвоночника, а сознание цеплялось за надежду... за шанс... нет, не сбежать... теперь уже не сбежать... за шанс обрести счастье — пусть и не "простое человеческое".

— Больше ты не станешь спрашивать? Ты хоть немного мне доверяешь? — Брайтон опустил голову на колени своей куколке, сознательно давая повод осознать, что способен на слабость. Но за его слабостью скрывалось совсем другое желание — корыстное и злое — желание получить душу Тима безраздельно. И владеть его телом без остатка. — Мне больно, что ты мне не доверяешь...

— Доверяю, — Тим стал осторожно гладить Брайтона по волосам. От жеста мужчины и его слов, холод стал отступать, сменяясь обволакивающим теплом.

— Я тоже доверяю тебе. Хоть и сказал, что больше не стану. — обе руки скользнули по внешним сторонам бедер юноши и сомкнулись за его спиной. Господин потерся щекой о ноги юноши и поднял голову. — Моя дочь нам не будет мешать... Я приехал здесь быть с тобой, маленький. Ты ведь у меня еще и учишься. Надо ловить минуты. — он подхватил Тима и понес к лестнице.

— Правда? Доверяешь? — Тим просиял, — Я так рад... так боялся, что это глупое недоразумение с Эштоном теперь все испортит... я так тебе благодарен... я больше никогда не дам тебе повод... Никому, кроме тебя, больше не позволю к себе даже прикасаться... — шептал юноша, обвивая руками шею Брайтона и целуя его шею и лицо, куда только мог дотянуться.

13

Все следующие две недели отдыха господин старался не вызвать у Тима ни одной неприятной мысли. Они катались на лыжах, ходили в рестораны и кино, ездили в город, развлекались в лунопарке, проводили ночи, полные ласки, в которых Брайтон держался лишь нежности, но не больше, а затем вернулись в загородный особняк, потому что новогодние каникулы закончились, потому что пора было возвращаться к учебе. И все потекло снова ровно, как в семье. За одним исключением, юноше подарили машину. И теперь его всюду не преследовала охрана.

Брайтон исполнил обещание доверять. Но к сожалению, судьба бывает весьма лукавой, и юношу ожидал сюрприз. Сперва ему поцарапали машину. Затем украли куртку в лютые морозы и в конце концов, когда он с подружкой сидел в кафе ловко вытащили кошелек. В довершение того неприятного вечера некто поджидал Тима в самой машине и набросился сзади, приставив к горлу нож.

— Поехали, — сказал хриплым голосом. — Медленно.

Тим чуть в голос не застонал от досады — ну что за судьба у него такая? Почему он вечно влипает в какие-то ужасы? С рождения просто!

Он дрожащими пальцами завел машину и тронулся с места.

— Куда ехать?

— Вперед, Тим. — голос был язвительным. Грубым и изломанным. Некоторое время машина просто двигалась по бульвару, но потом преступник потребовал свернуть в переулок и заглушить мотор. -Теперь поговорим, — начал он тихим голосом. Знаешь, кто я? Нет. Ты, конечно, не знаешь. Меня Алекс зовут. Я бывший цветок Брайтона. Говорит тебе это что-нибудь. — лезвие вновь прижалось к горлу. — Не смей поворачиваться...

— Допустим, говорит. Я не буду поворачиваться, я не хочу проблем. Что тебе от меня нужно? — юноша старался говорить спокойно, однако в голове тут же возникла сотня вопросов и предположений. Цветок! Бывший, живой, свободный... Сердце стучало, как сумасшедшее и уже не только из-за страха, что его убьют или покалечат.

— Деньги. Много денег, — засмеялся незнакомец. — Ты ведь карточки можешь обналичивать. Я не стал. Боюсь, что там меня люди твоего хозяина и загребут. Они мне сейчас очень нужны. — недолгая пауза сменилась тихим, каким-то сумасшедшим смехом. — А ты в его вкусе, как и все другие. Думаешь, он тебя живым оставит? Не надейся. Я единственный, кто сбежал...

— Я не хочу обсуждать это с тобой, — Тиму удалось сохранить нейтральный тон, — Просто скажи, что я должен сделать, чтобы ты меня сейчас отпустил. Карточки кредитные — с них не снять много наличных, там ограничение стоит. И в любом случае надо дойти до банкомата.

— Конечно, гораздо интереснее дождаться основного акта спектакля, когда тебя начнут разделывать, словно свинью. — нож отпустил горло и человек, сидевший позади потребовал. — Повернись. Посмотри на работу своего господина.

У Тима дрожало все — руки, ноги, все тело практически, стало трудно дышать... он не хотел этого видеть, как не хотел заходить в тот домик в дальней аллее. Но побороть искушение сейчас было просто невозможно, он медленно повернулся.

Несомненно, молодой человек был не намного старше самого юноши. У него были правильные черты лица, яркие синие глаза, кроткие темные волосы... И уродливый шрам, который тянулся через лоб, нос, наискосок по щеке и шее.

— Такие шрамы по всему моему телу. — незнакомец усмехнулся. — ожоги, поломанные кости, следы от железных раскаленных сеток... Ты готов быть его куклой и теперь?

— Он делал это просто так? Без повода? Для удовольствия? — слова давались с трудом, Тиму приходилось их буквально выдавливать из себя, а по позвоночнику снова расползался ледяной ужас.

— Какой ты наивный идиот. Он богатый маньяк. Откуда мне знать, что у него в голове. Но он ведет на меня охоту. Мне деньги позарез нужны. Понимаешь ты, кукла пустоголовая? — человек в машине явно нервничал. — Черт! Прости... Черт! — Алекс несколько раз выругался и ударил кулаком по спинке сидения. — Самое ужасное, что я даже в полицию обраться не могу. И у друзей скрыться — тоже... Да и друзей особо нет. Пытался уехать... Слушай, у тебя золото есть? Украшения? Что угодно? Я продам сам. Сдам в ломбард. Будь человеком... Я тебе расскажу, что происходит, когда ему что-то не нравится.

— Я отдам тебе все, что у меня есть, но потому что ты мне угрожаешь, — сказал Тим, снимая с шеи цепочку с бриллиантами, — Ты же понимаешь, что я расскажу ему, куда делись его подарки. Почему бы тебе не ограбить кого-нибудь другого? Ты разозлишь его еще больше, угрожая... его нынешней кукле. И мне создашь проблемы... вернее приблизишь тот момент, когда он начнет делать все это со мной, — Тим нервно сглотнул, от напряжения покалывало даже в кончиках пальцев.

— Ты думаешь, я сильнее тебя? Нет, дружок... — Алекс подхватил цепочку. — Спасибо. Говори... ему понравится... А то, что он с тобой будет делать, меня не волнует. Хотя у тебя ведь выбора нет в отличие от меня. Я на свободе, а вот ты — новенькая игрушка. Да... Спасибо за подарочек. — и парень открыл дверь и выскочил на темную улицу.

Тим запер двери в машине и некоторое время сидел, закрыв лицо руками. Его трясло. Хотя нельзя сказать, что для него стало неожиданностью, что Брайтон садист... да он и так это предполагал, и скорее удивлялся, почему с ним до сих пор обращались слишком нежно. Выхода все равно не было... и такой свободы, как у Алекса он не хотел, да и все еще на что-то надеялся, хотя Алекс, наверное, был прав — Тим наивный идиот. Юноша дрожащими пальцами снова завел машину, но понял, что просто не в состоянии ее вести.

Тим достал телефон, долго смотрел на номер Брайтона, потом решил его не беспокоить, и набрал охрану, объяснив, что его ограбили, и он опасается вести машину в таком состоянии.

За юношей приехали буквально через несколько минут. Алекс и, правда, весьма рисковал, потому что район окружили полицейские машины, а к Тиму направили шефа полиции и врача, который теперь оценивал состояние куклы господина. К тому же, минут через двадцать после успокоительного и расспросов о внешности и поведении преступника сюда приехал и сам Брайтон. Его огромная машина остановилась у переулка, теперь залитого ярким светом. Мужчина вышел стремительно, подхватил Лотоса и просто вынес из толпы людей к машине, чтобы запихнуть салон и через секунду уже осматривать и искать на шее следы порезов. Их не было.

Черные глаза недобро блестели.

— Что он тебе сказал? — напрямую спросил господин, хватая указательным и большим пальцем подбородок Тима.

Тим испытывал мучительные угрызения совести — мальчик, такой же, как он, попавший в безвыходную ситуацию — сумел сбежать, а он, вроде бы товарищ по несчастью, даже не пытался его прикрывать, выбирая наивную и глупую верность своему господину. Но ведь он обещал Брайтону, что никогда не солжет ему...

— Сказал, что он твой бывший цветок, сумел сбежать, что за ним открыта охота, что ему нужны деньги, угрожал мне ножом. Я ему отдал все, что он просил, — синие глаза, испуганные и широко распахнутые смотрели на господина, — И еще, — добавил юноша совсем тихо, — он показал мне свои шрамы...

Брайтон потер руки, словно умывал их от чего-то грязного, когда отпустил внезапно юношу.

— Показал шрамы... — повторил тихо. — Ты поверил? Только честно, Тим. Я тебе делал больно? Незаслуженно когда-нибудь делал больно? — шепот гадюки, готовой к броску. -В течение получаса мы его найдем. Я задействовал столько сил, что ему некуда будет деться. Так что?

— Мне стало страшно, но я не хочу ему верить, — ответил Тим, с мольбой заглядывая в глаза Брайтона. — Я так рад, что ты сам за мной приехал... я побоялся тебя беспокоить, ты ведь занят, а он ничего мне не сделал, только напугал и ограбил. Ты... ты ведь не на меня злишься?

А внутри закручивалась холодная пустота... он указал монстру на несчастного беглеца, навел на след, и тот поймает его и сделает с ним нечто непередаваемо ужасное, от одной мысли о котором, хотелось провалиться в черное небытие и никогда-никогда не знать... Да кто он, Тим, сам-то после этого!? Тот, кто сейчас рассказывает все чудовищу и мечтает, чтобы он обнял его и сказал, что все будет хорошо. Хотя все очевидно... абсолютно очевидно... он закончит так, как Алекс... так на что же он надеется?

— Иди сюда, — мужчина привлек Лотоса, как только услышал по внутренней связи, что беглец пойман. Куколке знать об этом ничему. Клокочущая ярость была заменена лаской по отношению к Тиму. Нежные поцелуи не выдавали ни капли торжества. Алекс пойман. Милый, хороший мальчик... — Я на тебя не злюсь, просто испугался, что тебе повредили. Дать знак, что пора ехать. Горячие объятия, в которых Тиму будет уютно, и мысли о предстоящей расправе.

Тим прижимался к Брайтону — нежность господина и его сильные, заботливые объятия его успокаивали — все по-прежнему, его монстр все еще ласков к нему. Так хотелось спрятаться от всего на свете... и не отпускать от себя Брайтона, чтобы он больше никому ничего не сделал. Тим безмолвно и горячо молился, чтобы Алексу удалось сбежать, но он понимал, что мальчишке со слишком яркими приметами, да еще и такими эксклюзивными побрякушками в карманах почти невозможно скрыться. "Зачем, зачем он полез к новой кукле господина?! — с отчаянием повторял про себя Тим, — Неужели не предполагал, что хозяин будет следить... " И тут его поразила мысль — а правда, почему помощь пришла только, когда он позвонил? Неужели за ним не следили? Не могло не показаться подозрительным, что машина свернула в темный переулок и остановилась. Тиму запросто могли перерезать горло... Почему его так надолго оставили одного в подозрительной ситуации?! Брайтон так ему доверяет?! Или это опять какие-то хитрые планы в его темных мозгах? Тим зажмурился, прижимаясь к мужчине еще крепче. Если Алекса поймают... а это только вопрос времени... его мучительная смерть будет на совести Тима... Но чем? Чем он мог ему помочь?! Алекс ведь должен был понимать, что идти против Брайтона бесполезно — что даже если бы Тим и попытался что-то скрыть, тот бы нашел способ выпытать это... Да и неужели он сам не знает, что пока господин нежно играет со своей куклой, та сама ничего не захочет скрывать?! Тим закусил губу до соленого привкуса крови во рту... он не хотел верить, что все это игры... и чтобы он ни делал, все идет по давно продуманному и обкатанному сценарию...

Господин всю дорогу молчал, продолжая успокаивать куклу поцелуями. Дома вел себя, как обычно: общался, улыбался и только ближе к девяти вечера пошел не как обычно в спальню, а, закончив дела и звонки, засобирался уходить, предварительно зайдя к юноше, который находился в своей комнате за компьютером, и поцеловал.

— Ложись спать, я буду сегодня поздно, — сказал, покусывая ушко. — И спи, не жди... Тебе рано на занятия завтра.

Тим похолодел, он так этого боялся... что у господина сегодня ночью появится дело... а это значит, что Алекс пойман.

— Я не смогу уснуть без тебя сегодня... — прошептал Тим, он обернулся. Синие глаза, как две потемневшие бездны отчаяния. Он не хотел отпускать Брайтона, он знал, зачем тот уходит... Юноше хотелось повиснуть на шее господина и умолять остаться, но замер, как мышка перед змеей, и не мог даже пошевелиться и только во взгляде плескалась безмолвная мольба.

— Хочешь пойти со мной? — легкая усмешка прорезала до этого спокойное лицо. — Ты ведь понимаешь, что я собираюсь делать и почему тебя оставляю, Лотос. Тебе бы не помешало понять, что я никогда не играю. Пойдем со мной... Тогда ты точно не уснешь...

Брайтон развернул крутящийся стул к себе и рывком поднял Тима на ноги.

— Хочу, чтобы ты осознавал, что каждый шаг ведет к следующему.

Тим побледнел еще больше и замотал головой, едва выговаривая онемевшими губами:

— Пожалуйста, не заставляй меня на это смотреть. Пожалуйста. Я же не прошу тебя остаться... но я не смогу спать...

— Ну, милый, все по твоему желанию. Всегда исполню все, что ты попросишь... Ты ведь только мой. Моя радость, моя нежная прелесть. Честный, открытый. И я тебе доверяю... — Брайтон засмеялся и вновь поцеловал юношу теперь в щеку. А потом отпустил и вышел, закрыв за собой дверь.

Тим рухнул обратно на стул, его трясло. Лечь спать он даже и не пытался, он развернулся к монитору и стал бесцельно бродить по Интернету, чтобы хоть чуть-чуть отвлечься. Но глаза не могли сфокусироваться на меняющихся картинках, сердце ныло и бешено билось в ребра. К горлу подступала легкая тошнота.

"Я все равно ничем не мог бы ему помочь. Он все равно бы его поймал. Рано или поздно. Каждый шаг ведет к следующему... каждый шаг... Брайтон, ну почему ты такой?! Почему?!?" — на глаза навернулись слезы. Тим смахнул их и достал планшет — может, хоть рисование его отвлечет. Но из-под стилуса выходили только изломанные куклы с темными дорожками слез на искаженных болью или уже отрешенных лицах... А в конце и вовсе... невероятно печальный монстр, которого обнимала тонкая фигурка очередной куклы с шарнирными суставами... огромные лапы с когтями смыкались на хрупкой талии, словно тоже пытались обнять в ответ, но переламывали ее пополам...

А другой монстр с ледяным сердцем все не возвращался... Часы пробили два ночи, когда дверь в домике в дальней аллее открылись и из нее появилась черная фигура. Брайтон поднял ворот пальто и поднял глаза в небо, где так ярко горели звезды. Мороз обжигал лицо, но мужчине было сейчас безумно жарко и хотелось ласки.

Той ласки и той красоты, которой обделили мерзкое чудовище, что отказалось подчиняться его воле когда-то. Теперь оно ответило за преступление уродства. И лежит бездыханным трупом, которому должно быть стыдно не признавать господина. Завтра строптивый цветок очнется, и они продолжат разговор. А пока...

Брайтон скользнул в темную спальню, но не застал Лотоса на кровати. Кровь вскипела. Где? Куда делся? Мужчина быстрым шагом прошел по коридору и застал юношу у себя.

— Почему ты не в кровати? — не пересекая порога спросил у напряженной спины Тима.

Юноша вздрогнул, резко развернув стул, вскочил и бросился к Брайтону. Повис у него на шее, как давно хотел, и вжался лицом в плечо, всхлипывая. Ему казалось, что происходит что-то ужасное... Причем со всеми, кто с этим соприкоснулся. С Алексом, с ним самим и с Брайтоном. И возвращение господина означало, что на сегодня этот кошмар закончился, по крайней мере, так в это было легче поверить.

— Я не хотел лежать один в темноте... уснуть я все равно не смог бы, — пробормотал Тим, весь дрожа.

— Пойдем, — горячие руки обняли несчастную куколку, подхватили и понесли в темноту. Брайтон сейчас нуждался в ласке и красоте. Ему совсем не хотелось теперь крови. Как раз наоборот — он стремился быть очень нежным и старательным, когда раздевал юношу, когда укладывал в кровать под одеяло, когда подбивал подушку и потом обнимал.

Но внутри еще отдавались жаром крики пойманного цвтека, который не избежит наказания и который господин порвет на части. Оторвет лепестки один за другим, а потом лишит жизни. Зря надеялся непослушный наглец, что спасся. От Брайтона никто и никогда не уходит по собственной воле.

Губы коснулись плеча, такого гладкого и шелкового, пальцы пробежали по груди Тима, лаская. Сжали сосок.

— Спи, Лотос. Тебе завтра рано вставать, — шепнул на ухо мужчина и еще плотнее прижал свое совершенство к груди.

14

Душа рвалась на части. Как он может быть таким нежным и таким жестоким одновременно?! Тима носили на руках, гладили, ласкали, успокаивали... и это после того, как всего несколько минут назад... юноша зажмурился, прогоняя страшные кровавые образы, лезущие в голову. Он охотно подставлялся под ласку, она помогала не думать о том, каким жестоким может быть монстр, сейчас нежащий его в объятиях. Но в сердце вползал сладкий яд от осознания, что с ним, с Тимом, чудовище втягивает когти. Страшная сказка продолжалась, все больше затягивая сознание и душу в свои сети. Тим вздохнул, обнимая в ответ, проводя губами по горячей коже Брайтона... такой горячей, что, казалось, можно было обжечься. Но он должен успокоиться и уснуть, завтра занятия, а он хочет учиться — хорошо учиться — для себя и для своего господина.

И дальше не было слежки, и дальше каждый день мужчина не переступал границ, которые установил сам, но теперь он на час или два сворачивал в аллею и исчезал там, пока не появлялся дома с горящими глазами, не ужинал и не затаскивал тима на колени, чтобы поцеловать перед тем, как отправить заниматься. Каждое утро слуга собирал пакет с завтраком, какие-то лекарства и шприцы и другие лекарства в сумку и относил в домик, пока Тим собирался в институт, а хозяин уезжал на работу.

Алекс оставался живым уже на протяжении недели. И кошмару не приходил конец.

Жизнь превратилась в страшный сон — вязкий, не отпускающий, не заканчивающийся, повторяющийся и повторяющийся с каждым новым утром. Если бы его мучила только совесть за то, что сам отдал мальчика на расправу монстру... если бы только ужас от воображения бесконечных истязаний несчастной жертвы... Самыми мучительными были вонзавшиеся в сердце ядовитые иглы, когда юноша видел горящие глаза Брайтона после возвращения из домика в дальней аллее. Тим содрогался от той жути, что пустила корни в нем самом... Несмотря на весь ужас и жалость к несчастному мальчику, сердце колола... ревность... кукла не желала делиться вниманием своего монстра... даже таким кошмарным...

Но Тим продолжал жить дальше и делал вид, что не замечает яда, медленно пропитывающего душу, что все это лишь бред измученного постоянным напряжением мозга. А напряжение не отпускало, но Тим говорил себе — а что он мог сделать? Ничего. Алекса все равно бы поймали — без его участия или с ним. Да и сейчас он тоже ничего сделать не мог — что толку, что он в конце концов сам окажется на месте Алекса?! Рано или поздно монстр замучает и его до смерти, и найдет на его место другую куклу, и все будет повторяться и повторяться... И остановить это можно только ... убив монстра... Если какая-то из кукол решится освободить себя и этот мир от чудовища... Тим даже представил, как в очередной раз целуется с Брайтоном и раскусывает ампулу с ядом, и они оба мгновенно умирают, даже не разомкнув объятий... из-под стилуса на планшете вновь появился очередной рисунок про обнимающихся куклу и монстра, только на этот раз мертвы были оба и из их все еще слитых в поцелуе губ текла черная кровь...

Неделя... прошла уже неделя... Тим ходил, как тень, без выражения эмоций на застывшем, чуть заострившемся лице — словно и правда превратился в механическую куклу. Ел, без аппетита проталкивая в рот пищу, потерявшую вкус, смотрел остекленевшим взглядом, углублялся в учебу, и спал только благодаря снотворному... но все равно все чаще просыпался с криком.

Пока однажды вечером Брайтон не остался, как ни в чем не бывало, дома. И в следующий вечер он не искал повода для путешествий в дальнюю аллею. И через три дня... Мужчина теперь интересовался больше тем, как идут занятия танцами и заставлял куколку наряжаться во все более откровенные наряды, чтобы любоваться, как та изгибается и освобождается от дорогих тряпок. Теперь он вновь стал возить Тима на приемы, разряжая в шелка, парчу, кружева и драгоценности. Отличить юношу от девушки было практически невозможно. А на приемах никто не просил куколку говорить. И учитывая то, как опасались господина, никто даже хоть раз не пытался заигрывать с собственностью миллиардера. Зато тот не стеснялся целовать, обнимать и ласкать Лотоса при многочисленных гостях. А еще любил танцевать с ним медленные танцы, прижимая к себе, дыша ароматом волос своего совершенства.

Он обожал свою совершенную куклу.

Тим больше не смущался этих странных игр с нарядами, эта история с Алексом словно окончательно оборвала его связь с обычным миром и надежды на возвращение к нормальной жизни. Он больше не искал в Брайтоне человеческого, он смирился с тем, что детская фантазия исполнилась — его утащил к себе в нору монстр... только в реальности нора еще и оказалась роскошной и его из нее отпускали, зная, что он все равно вернется. И юноша раздевался перед господином и его движения больше не были неловкими — он танцевал гибкой кошкой, медленно и чувственно, но при этом тонко соблюдая грань, чтобы не скатиться в пошлость, стягивал с себя полупрозрачные кружева или шелковые ленты... только все еще стеснялся... а может быть причина была и не в этом... смотреть господину в глаза. Его длинные темные ресницы всегда были опущены и только лишь иногда можно было заметить под ними горячий блеск синих огней. И на приемы он тоже ходил с удовольствием, экзотическим украшением следуя за хозяином и равнодушно скользя взглядом по блестящему сборищу гостей или вновь опуская ресницы. Окружающие больше не имели влияния на его жизнь — они были за витриной его личной страшной сказки и никто из них не смел приблизиться к монстру, которого Тим в образе очередной неземной феи непринужденно держал под руку, ощущая, что словно прогуливается с драконом по городу жалких испуганных людишек. И юноша, наконец, позволил себе признаться, что тайный восторг вливается в его душу от всей этой жути. И когда Брайтон вел его танцевать, весь мир вокруг таял, и синие глаза пристально смотрели на господина, хорошо научившись прятать эмоции в темной загадочной дымке. Гибкое тело податливо льнуло к мужчине, но Тим хорошо освоил науку балансировать на грани, не позволяя демонстрировать откровенное желание. Но молодость брала свое и желание пропитывало тело — все чаще приходилось запираться в душе, чтобы сбросить напряжение. С одной стороны он все сильнее желал своего господина, а с другой... статус совершенной куклы и эти странные ласки в постели, не переходящие границы, носили свое особое очарование, которое Тим боялся разрушить... и потом — кто знал, как изменится отношение Брайтона после этого... Тим больше не забывал, с каким опасным монстром он живет.

— Немного клубники, взбитые сливки, шампанское, — господину нравилось баловать куклу по вечерам, но теперь к ним были приглашены однокурсники, которые приехали на день рождения юноши в качестве предложенного сюрприза. А среди них и Люси. Та самая Люси, которую Тим приглашал в кафе. Господин привел ее в зал как раз тогда, когда собралась почти вся группа юноши. — Можете веселиться. Милый, я не стану вам мешать.

Он и правда не мешал. Юности свойственно "зажигать", а праздник был устроен именно для молодежи. Здесь была и выпивка, и место для танцев. И даже возможность уединиться. Брайтон провел черту между Тимом и собой, когда подвел Люси и вложил ее руку в ладонь юноши с загадочной улыбкой, а потом, бросив, коротко:

— Нужно расслабляться не только в душе, — вышел из зала.

— Странный он у тебя... — Люси проводила уходящего мужчину хмурым взглядом.

— Да уж, — мрачно поддакнул ей Тим, — Пойдем — выпьем, раз уж он мне сегодня разрешил.

— А я, что? Главный подарок на день рожденья? — хихикнула Люси.

— Не знаю, мне иногда трудно понять, что у него в голове.

— Так он тебе, правда... только опекун?

— Не только, — просто и без тени смущения ответил Тим.

— Знаешь, ты сильно изменился за последнее время.

— Знаю, — он кивнул, наливая себе и девушке шампанского.

Люси сразу отпила почти полбокала, а Тим только чуть-чуть пригубил. Вино и богатое угощение сделали свое дело, молодежь расслабилась, начались танцы. Девчонки тянули Тима к себе одна за другой, он пару раз согласился, но в основном танцевал с Люси — та позволяла сохранять расстояние и не липла, заметив, что юноша деликатно отодвигается.

— В чем дело? Неужели тебе никто здесь не нравится? Он же разрешил... или... ты влюблен в него?

Тим бросил на нее короткий взгляд, и девушка даже вздрогнула, настолько странное выражение там промелькнуло.

— Я не хочу это обсуждать. Тут все очень сложно.

— Ладно, не лезу...

— Не обижайся, я не могу сказать и все.

— Ладно-ладно. Мне только жалко... ты такой милый, красивый... и все время один.

— Так получилось, но мне так лучше.

Тим ни на секунду не подумал, что воспользуется разрешением развлечься с девушкой. Во-первых, это было нечестно по отношению к самой девушке, во-вторых... в этом было что-то глубоко неправильное, да и неподходящее совершенной кукле — может, у господина было и другое мнение, но юноша не собирался рисковать ... своим пьедесталом — и не только ради Брайтона, но и ради себя самого. Эта роль не так уж легко ему давалась, смысл его жизни — за место отказанной ему нормальной — за который он сейчас отчаянно держался, составляла безграничная, почти нездоровая преданность своему монстру. И пока он ее сохранял, жизнь для него представлялась страшной сказкой, а не кошмаром, хотя между ними была такая тонкая грань...

А сейчас у Тима была другая роль — он улыбался, болтал с однокурсниками, обсуждал учебу, строил планы, в которые не верил. За весь вечер он выпил всего бокал шампанского, хотя к концу праздника со стороны могло показаться, что он пьян и беззаботен, как и все остальные.

А потом был фейерверк на улицы, новое веселье и приезд модной молодежной группы. Веселье затягивалось уже за полночь. Все это время Брайтон был занят делами: его переговоры о поставках принесли хорошие результаты, и теперь, сидя в кресле в кабинете и потягивая вино, мужчина слышал, как в саду разносится громкая музыка, слышаться громкие голоса и смех.

Господин же вспоминал последнюю неделю жизни старой куклы. Игрушка не хотела умирать и сопротивлялась до последнего. Обездвиженная, она не представляла угрозы. Лишь плакала, когда пытки становились слишком болезненными. Брайтону нравилось, что уродства становится все больше, что пол покрывается каплями или лужицами крови. Нравился запах опаленного тела. Нравились стоны Алекса, его бесстыдное выражение на лице, когда в теле находился вибратор. Нравились его хрипы, переходящие в скуление, когда господин пил кровь из ранок. Нравилось резать по кусочкам жизнь из строптивого цветка.

Мужчина откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Лотос. Совершенство. Блаженство. Восхищение. Рядом.

Праздник закончился уже глубокой ночью, гости стали разъезжаться. Тим со всеми тепло попрощался, особенно с Люси — благодарно поцеловал девушку в щеку, на секунду крепче сжимая объятия.

— Ну, удачи тебе. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — сказала на прощание Люси и уехала.

Тим подумал, что Брайтон наверняка уже спит, но все равно на всякий случай прихватил бутылку шампанского и два бокала. Пустая постель в их спальне неприятно удивила. Тим нахмурился, в голову заползли неприятные подозрения... Но ведь он уже давно не наведывался в тот проклятый домик... неужели, Алекс все еще жив? Просто несчастной жертве давали очухаться?

Тим поставил бутылку с бокалами на столик, заглянул в гардероб и, забрав нужные вещи, ушел в ванную. Сквозь плеск воды, он все время прислушивался, не вернулся ли Брайтон, но в спальне было тихо и это нервировало.

Тщательно высушив кожу и спрыснув ее лосьоном с едва уловимым тонким ароматом, Тим потянул к себе шелковый темно-синий сверток, гладкая ткань приятно скользнула по телу, спускаясь до самых лодыжек. Тонкие бретельки так трогательно смотрелись на хрупких плечах, но юноша решил, что здесь еще не хватает тоненькой цепочки из белого золота с жемчужной каплей. Он посмотрел на себя в зеркало... и правда — кукла. Блестящие черные волосы ручьем стекали по левому плечу, бледная кожа, большие глаза в обрамлении длинных ресниц и губы, блестящие прозрачным блеском, который слегка пощипывал ментолом, увеличивая объем и без того чувственных лепестков.

— Кукла, — шепнул Тим, чуть склонив голову на бок и всматриваясь в свое отражение.

Он отточенным жестом опустил ресницы и отвернулся от зеркала, бесшумно проскользнул в спальню, хотя там все еще никого не было, и лег на бок поверх одеяла, положив ладони под голову.

15

Дверь в спальню открылась где-то через полчаса. Горели ночники по периметру, придавая комнате волшебное сияние, в котором свет переливался сейчас золотом и синевой. Брайтон прошел по небольшому коридору и сразу оказался ошарашен тем, как сегодня прекрасен Тим. Тот лежал на покрывале экзотическим соцветием, которое манило прелестью. Он сразу поднял голову, и в глазах зажглись две звезды.

Господину нравилось любоваться. Теперь он утопал в совершенстве линий, в блаженстве искушения, даруемого ему за какую-то малость. Невинность, красота и полное подчинение в обмен на образование, деньги, защиту и подобие любви. Любовь? Взирая на свою куклу, мужчина любил ту все больше. Но тем сильнее и ненавидел. Он не собирался привязываться к игрушке, но та манила, та вызывала слишком много чувств и была так трогательно прекрасна и податлива.

— Я думал, вы еще долго будете веселиться, милый. — Брайтон, уже в домашнем халате и пижаме, явно пришел из соседней комнаты, где был его малый кабинет. — Надоели гости?

— Нет, все было прекрасно, просто я немного устал, — Тим плавно скользнул к господину и, поднявшись на цыпочки, обвил его шею руками, — У меня никогда не было такого праздника. Это первый день рождения, который я отмечаю. Спасибо, — он мягко поцеловал Брайтона в уголок губ, прильнул к нему на секунду — лишь слегка касаясь телом, но не прижимаясь. — Выпьешь со мной шампанского? По глоточку всего?

— С удовольствием, — мужчина обвил талию Тима, но тут же отпустил, глядя, как тот наливает в бокалы шампанское, — наверное, теперь можно подарить и подарок, Лотос. Ты ведь целый день ждал, — мужчина принял поднесенное игристое. — За тебя и твое будущее... — несколько глотков, и рука направляется в карман, достает бумагу. Знаешь, что это? Наш с тобой контракт. Я его разрываю. Не ожидал, что сделаю это так скоро. Тебя ведь, Тим зовут на самом деле. Так вот, Тим, я решил подарить тебе свободу и, конечно, деньги за причиненные неудобства. Карточка будет пополняться определенной суммой, пока ты учишься. Ты сможешь переселиться в общежитие. Да, институт тоже будет оплачиваться мной. — новая улыбка. — Машина остается тебе.

Тим уже поднес бокал к губам, улыбаясь в ожидании очередного подарка, но рука дрогнула, он так и не пригубил вино, удивленно глядя на Брайтона. И это все? Его отпускают, так просто?! Не может этого быть? Сердце почему-то кольнуло страхом и... чем-то еще... Он никогда не сможет вернуться к нормальной жизни, просто перечеркнув это все... одно дело, когда монстр рядом и ты уже научился с ним жить и вроде бы добился доверия, а другое — когда ты о нем знаешь и он теперь бродит где-то у тебя за спиной...

— Могу я спросить почему? — медленно проговорил Тим.

— Я думаю, тебе нравилось жить на свободе. Почти год прошел, милый. Я не могу владеть тобой вечно. Ты доказал, что способен идти к цели. Ты не обманывал меня... я решил, что ты справишься теперь и без меня. Я лишь буду поддерживать тебя в твоих начинаниях. — господин выпил еще. — Ты не хочешь уходить?

Тим присел на край кровати и залпом выпил шампанское. Он его правда отпускает! Кукла выдержала испытание и теперь вольна стать человеком... а может, просто наскучила хозяину... Но как бы то ни было — это свобода, да еще и с кучей бонусов, а напрашиваться оставаться с монстром — просто безумие. Только почему такое чувство, что его не одаривают, а наказывают?

— Если ты так решил, — убитым голосом проговорил Тим, — значит, так надо. Я обещал тебе доверять... — он отставил бокал, подавляя желание напиться... с горя...

— Что же, я рад твоему доверию, рад твоей реакции... — господин направился к юноше и присел у его ног. — Ты можешь остаться, но я не уверен в том, что и дальше смогу лишь любоваться. Мне страшно говорить это, но я хочу играть куклами, видя несовершенства. А ты такой тонкий и изящный цветок, который не хочется сломать. Потому я тебя отпущу...

Кошмар снова наступал, ледяной жутью пробегая по позвоночнику... но сейчас можно было отодвинуться, выйти, проснуться... Но монстр, присевший у ног, завораживал. Он отпускал, потому что не хотел сломать... хотел играть и все же жертвовал своим желанием. И нужно было выйти из норы и больше не возвращаться, забыть об ужасном монстре, потому что по-другому он не умеет — когти, сомкнувшиеся на кукле, непременно порвут ее на части. Тим очень долго смотрел на Брайтона потемневшими, глубокими как бездна глазами. С лица юноши схлынули краски, оставив фарфоровую бледность. Он протянул руку и с болезненной нежностью провел кончиками пальцев по щеке, губам, очертил линию подбородка.

Брайтон хотел бы ответить, поцеловать, испробовать вкус, втянуть пальчики ртом, коснуться их языком, разрезать тонкую ткань платья, привязать Тима к кровати, чтобы запястья были стянуты и каждое движение причиняло боль, чтобы ноги были разведены, и он дрожал от каждого прикосновения стали, но не мог сдвинуть колени, потому что щиколотки тоже были бы привязаны с другой стороны.

Мужчина лишь запоминал синь глаз. Он видел совершенную куклу, которую мог сегодня освободить... пропуская в настоящий мир.

— Иди к себе в комнату. Завтра соберут твои чемоданы, и я договорюсь о комнате. Твоя квартира продана. Я приобрел новую. Вот ключи. Прощай, Тим.

Тим заметил, как на секунду опасно сверкнули глаза Брайтона. Сердце ухнуло куда-то вниз от ужаса... и оно сладкой горячей волной ударил изнутри. Юноша отвел взгляд, чувствуя, как румянец возвращается на лицо. Нужно было уходить. Немедленно. Тим поднялся под шорох скользящего шелка, то, как ткань задевала по коже и ощущение близости Брайтона... мучительно... уходить... нужно было уходить немедленно. Вырваться из кошмара...

— Спасибо тебе... за все... — в голос прорезалась хрипотца, — Прощай... Я тебя... — он сглотнул застрявший в горле ком, — не забуду никогда, — юноша быстрыми шагами направился прочь... от монстра.

В ту ночь Брайтон не спал. Он встал очень рано, еще когда не рассвело, и уехал на работу, даже не позавтракав. Распоряжения были отданы. Мальчика должны были собрать, а господину после совещания, почти в полдень, принесли новую папку с претендентами. Агенты уверяли, что экземпляры достойны внимания. Брайтон выбирал лениво, стараясь забыть последний взгляд Лотоса, и сознавал, что такова его воля — дать себе повод на этот раз отыграться на менее совершенном цветке, как отыгрывался он почти месяц на Алексе.

Прошел целый мучительный день. День без милого Тима. И уже вернувшись домой, поужинав и поднявшись в спальню, мужчина еще долго стоял у шкафа, разглядывая наряды цветка. Вдыхал аромат, оставленный на уже ношеной хоть раз одежде.

Он умирал. Мучил себя. Он пробуждал ярость забвения. Валялся по кровати и рычал, словно зверь. А потом уснул тревожно, чтобы в одно мгновение открыть глаза и сесть на перине с совершенно сумасшедшим взглядом и растрепанными волосами. Следующая его жертва умрет очень быстро, заплатив кровью за свободу Лотоса.

Тим вошел в новую квартиру, слуга помог принести чемоданы, и юноша уселся прямо на них, хотя в комнате была мебель. Он рассеянно осматривал окружающую обстановку и отвлекал себя мыслями, как он тут все переделает. По-своему. Он давно увлекался дизайном и для того и устроился в тот Строймаркет, чтобы купить со скидкой отделочные материалы, воплотить свой личный проект в жизнь и сделать себе дизайнерское портфолио. Теперь у него были деньги и он получал соответствующее образование — жизнь впереди манила множеством возможностей. Только Тим все никак не мог поверить, что его отпустили, что больше он Брайтона не увидит... и от этого тоскливо ныло сердце. Страшная сказка закончилась, добро пожаловать в реальность. Он, наконец, поднялся, прошелся по комнатам, холодильник, конечно же, был пуст. Можно было пойти в кафе или заказать пиццу, но Тим предпочел найти ближайший продуктовый магазин, купить свежих овощей, сыра и бутылку вина. Вечером он сидел и медленно тянул терпкую жидкость, откладывая момент, когда придется лечь спать — одному в холодную постель. Он так от этого отвык... Было холодно и пусто, голова слегка кружилась от выпитого, Тим провел пальцами по собственным губам — Брайтон всегда целовал его на ночь и ласкал... руки опустились на грудь, скользнули по соскам, поползли ниже. Тим закрыл глаза, тяжело дыша и думая о своем монстре...

Утром вставать было тяжко, но Тим упрямо пошел на первую пару, напившись кофе. Он не собирался позволять себе расслабляться. За это образование платил Брайтон, да и теперь впереди самостоятельная жизнь. Юноше безотчетно хотелось добиться чего-то головокружительного, чтобы... он сам не знал, что именно.

Люси как всегда заметила, что с Тимом что-то не так, он как всегда отговорился чем-то невнятным. И вдруг поймал себя на мысли... вернее на крохотной надежде в душе, что, может, Брайтон затеял какую-то проверку и еще вернется. Но Тим сказал себе — Брайтон не играет... каждый шаг ведет к следующему, а он сделал шаг к свободе.

Впрочем, скучать юноше долго не пришлось, его в ближайшие выходные пригласили уже на новую вечеринку после шикарно проведенного дня рождения. Это был однокурсник Эрик. Он подошел как раз после пар, чтобы вручить билет в клуб, в котором вся студенческая молодежь собиралась оторваться на очередной днюхе.

Эрик был богатеньким сыночком. И общаться особо ни с кем не любил, но Тима теперь уважал и здоровался каждый раз, а теперь вот допустил в свою тусовку.

— Придешь? — спросил с улыбкой. — Папочка тебя отпустит?

"Папочка" меня уже отпустил на все четыре стороны, — мрачно подумал про себя Тим. Идти ему никуда не хотелось, но он чувствовал, что все больше замыкается в себе и своей тоске, сидит дома и рисует жуткие картинки или медитирует на телефон, набирая по памяти номер Брайтона и никогда не включая соединение.

— Спасибо, приду, — Тим выдал любезную улыбку, забирая приглашение. Надо было учиться жить дальше и не думать о монстрах и куклах. К тому же Эрик мог впоследствии оказаться весьма полезным знакомством в жизни.

Тим вернулся домой, поужинал без аппетита и снова забрался на диван с планшетом. Посмотрел на предыдущую картинку — брошенная кукла с неестественно вывернутыми конечностями и рассыпавшимися по полу длинными темными волосами и уходящий в туман монстр. Юноша загрузил новый файл и начал рисовать другую картинку... сегодня он не нарисует сломанную куклу... Но через час он смотрел на стоящую на коленях длинноволосую фигуру, она протягивала на ладонях вырванное сердце — живое, все в крови... но монстр снова уходил прочь... Тим вздохнул и отложил планшет, потер виски кончиками холодных пальцев. Брайтон отпустил его, потому что не хотел сломать... и нет в этой ситуации выхода... разве Тим хочет быть сломанным?! Но это необходимая и ужасная цена за то, чтобы быть рядом с его монстром, и он оказался не готов ее заплатить.

Как он там, его монстр? Нашел ли уже новую куклу? Тим запрокинул голову и зажмурился, сердце просто разрывалось и хотелось и правда вырвать его из груди. Если Брайтон по-другому не умеет, значит, выхода нет и для него тоже... Юноша в который раз представил, что не ушел тогда из спальни и продолжил ласкать своего монстра до тех пор, пока тот не кинулся бы на него и не порвал в клочья. Жуткий блеск глаз черных глаз так и стоял перед взором, заставляя все внутри дрожать. Пальцы согрелись и скользнули по животу вниз, а по вискам побежали мокрые дорожки слез.

16

Выходные наступили, Тим довольно долго раздумывал, что бы одеть, в конце концов выбрал простую рубашку из черного шелка и джинсы — достаточно скромно и в то же время нарядно и, вызвав такси, отправился в клуб, прихватив заранее купленный подарок.

В клубе было шумно, накурено, собралось много молодежи, гремела музыка и вообще веселье только разгоралось. Эрик встретил Тима с радостью, познакомил со своими друзьями, принял подарок, а потом отвел внутрь, где уже вовсю гуляли и одногруппники.

Те угощались мартини, шампанским, некоторые предпочитали виски, а некоторые мешали в желудке многочисленные коктейли.

Во всяком случае, от этого плохо никому не становилось. Наоборот, веслья только прибавлялось. Забавная девчонка, которая дружила с Люси, пригласила Тима на танец. Закружила его под сияющими лампами, расспрашивая про то, как ему удается при таком строгом родителе вообще выбираться на свободу. Потом были не совсем адекватные юноши, явно не только набравшиеся, но еще и обкурившиеся, и наконец сам именинник — почти вменяемый, под легким опьянением.

Под конец гости начали разбредаться по приват-комнатам, чтобы сладко провести остаток ночи, а в баре осталась пара-тройка гостей. Которые продолжали пить. Именно тогда Эрик появился вновь и, подойдя к Тиму с однозначным намеком, предложил поехать к нему в гости.

Тим старался забыться и окунуться в веселье, только алкоголем по-прежнему не злоупотреблял. С девушками он с удовольствием танцевал, но старался держаться на расстоянии. Пока рана в сердце не заживет, он и думать не мог ни о каких романах. Да еще и в глубине души все же трепыхалась крошечная надежда, что еще не все мосты сожжены, что еще есть хоть одна тоненькая жердочка, по которой можно будет вернуться, а там... уже не важно, что с ним будет.

Потому и Эрику он ответил вежливым отказом. Кроме того Тим вообще не мог представить, чтобы переспать с кем-то вот так — без каких-либо предшествующих отношений. Так что поблагодарив виновника торжества за прекрасный вечер, Тим засобирался домой.

Но настырный ухажер явно не понял отказа и уже на выходе прижал юношу к стене. Он был выше и сильнее. Он смотрел на Тима с вожделением хищника и требовательно обнимал и гладил.

— Ты красивее любой девчонки, — выдохнул в лицо перегаром. — Прекрати выпендриваться. Все знают, что твой папочка — вовсе и не отец, а спонсор. Да еще какой! Подцепить самого Брайтона... Ну, Тим, пойдем, тебе понравится.

Тим испугался — в очередной раз подтвердилась его феноменальная способность влипать в истории практически на ровном месте.

— Перестань... сам же знаешь, что Брайтон мне спонсор... Как думаешь, ему понравится, если я пойду с кем-то налево? Оставь меня, пожалуйста, иначе у нас обоих будут неприятности, — Тим очень надеялся, что этот аргумент подействует на пьяный мозг сокурсника, и снова настойчиво попытался оттолкнуть Эрика.

— Да ладно, такую малышку и не трогать. И потом, я слышал, ты теперь один живешь. Я готов сгладить твое одиночество. Не хочешь ко мне, поедем к тебе. — Эрик подцепил Тима и потащил уже к выходу, намереваясь явно куда-то везти. Начал запихивать в подкатившую машину, продолжая уговаривать. — Обещаю быть ласковым. Не жмись, куколка.

— Прекрати, слышишь?! Я не хочу! С ума сошел!? — Тим начал отчаянно вырываться, но когда и это не помогло и стало ясно, что никто его желания спрашивать не собирается, попытался ударить Эрика коленом в пах.

Но тот увернулся и лишь жестче запихал юношу в машину. Тот был слишком нежным и соблазнительным призом, от которого не хочется отказываться просто так. Уже в машине Эрик вновь полез целоваться. Запрокинул добычу на спину, залез под рубашку, когда из клуба вывалилась та самая подружка Люси, что начала тащить насильника за ноги и ругаться.

— Э, чего удумал? — смеялась она, — так нельзя, сперва ухаживать, потом спать... пусти мальчика... пусти...

— Совсем охренел, отвали! — Тиму наконец удалось вывернуться из-под Эрика и он дернул за ручку противоположной двери машины и практически рухнул на асфальт, — Придурок!

— Эрик, ну ты и нажрался! — констатировала гостья, бросая снятый со студента ботинок на асфальт и балансируя около края тротуара. — Такси!!!! — замахала она рукой подъезжавшей машине, которую сама и заказала. — Тим, поехали! А то этот злостный извращенец тебя изнасилует... — новый смех.

— Поехали, — Тим, прихрамывая поковылял за девушкой, шмякнулся на асфальт он все же неудачно и больно ударился коленом.

— Ну ты и неловкий... — девушка икнула. — Я же не представилась. Я Джесс. Люси тебе рассказывала, наверное. Они сейчас за город поехали. На природе резвятся. Надо было с ними рвануть, а я — дура — покусилась на лишнюю порцию виски, — студентка помогла юноше встать и вместе они доковыляли до машины, пока незадачливый Эрик выбирался из другой.

Теперь оба оказались на заднем сидении.

— Тебе куда? — спросила Джесс, мотая головой и явно пытаясь привести мысли в порядок.

Тим назвал адрес, чувствуя себя ужасно глупо — его только что отбила от пьяного любвеобильного сокурсника — девушка! И вообще — все веселятся, целуются, развлекаются, а он как тень — лишь изображает, что он вместе с ними, а сам никак не может освободиться от сетей той жуткой сказки, которая сама его уже отвергла и только он сам все цепляется за воспоминания.

Машина тронулась. В ночной мгле мелькали огни города, Джесс была молчалива, и вскоре заметила, что ее пассажир уснул. Она хоть и была пьяна, но решила, что везти друга неизвестно куда очень глупо, а потому наклонилась вперед и потребовала отправиться за город. Как раз по адресу Брайтона. Всего каких-то полчаса, чтобы оказаться перед воротами. Охранник появился из ниоткуда и заглянул в салон. Исчез на минуту, набрав номер дома и передав, кто пожаловал. И вход в ад распахнулся, запуская такси в огромный парк.

Тим проснулся и, оглядевшись, ахнул — парк он узнал. Сердце сначала подпрыгнуло куда-то к горлу, потом рухнуло в бездну и снова подлетело и принялось биться в ребра. Наверное, еще можно было сказать, что произошла ошибка и уехать, но Тим как во сне вышел на подъездную дорожку, когда охранник открыл дверь машины.

— Я подумала, что тебе лучше домой, — извиняясь из машины выглянула Джесс, — а то мало ли какой-нибудь Эрик опять пристанет.

В это мгновение входная дверь открылась и на лестнице появилась высокая темная фигура. Она не спускалась. Стояла, словно выжидая действия Тима.

— Да, спасибо, — рассеянно кивнул Тим девушке, не спуская завороженного взгляда с силуэта на ступенях. За спиной, шурша шинами, отъезжало такси, и двери в нормальную реальность вновь закрывались. Тиму казалось, что воздух стал вязким, и ему словно приходится плыть в этой субстанции, когда он подходил к дому. Он поднялся по лестнице и встал перед Брайтоном, разглядывая его лицо, словно не верил, что снова видит его.

— Здравствуй... я... это случайно получилось, что меня привезли сюда... но я не могу... не могу сейчас уйти... и вообще без тебя не могу... — слова срывались с губ, и Тим словно слышал их со стороны.

Господин не сводил взгляда с юноши, как будто видел его впервые. Внюхивался в несовершенство ароматов: табака, выпивки, многообразия духов, смеси из городских запахов. Раздражался, что волосы Тима растрепаны, видел алый синяк от укуса Эрика на нежной шее.

— Где ты был? — спросил ледяным тоном, а в следующее мгновенье пальцы его сомкнулись в волосах и потянули вверх. — Что все это значит? Значит так ты живешь без меня? — черный прищур, как ущелья с острыми камнями.

Синие глаза еще больше расширились, дыхание сбилось.

— Меня пригласили на день рождения... в клуб... однокурсник. Он же был у меня на празднике, и я тоже не мог не пойти... — растерянно пролепетал Тим, — Мы с одной девушкой взяли такси на двоих, я назвал ей адрес и случайно заснул, а она почему-то решила привести меня сюда... думала, что я все еще живу здесь.

— Что же ты не сел в машину и не уехал? — тонкая и ядовитая усмешка. — Я тебя предупреждал? Я тебе говорил? Да, ты прекрасно знал, что не должен попадаться мне на глаза. — пальцы вцеплялись. Тянули, делали невыносимо больно. — Да еще в таком виде... Ты посмел подняться сюда и говорить, что не можешь без меня... пошли! Ты сделал выбор сам. Он толкнул Тима вперед к дверям, продолжая держать за волосы. — С кем ты спал? Немедленно говори.

Тим замычал от боли, прикусывая губу. Осознание, что он наделал, медленно затопляло рассудок, и тот кричал, что Тим — идиот, и сейчас за это поплатится, но в душе почему-то клубились совсем другие чувства... ему как во сне было сейчас одновременно страшно и в тоже время почти все равно, что с ним будет... он снова попался монстру в лапы и не желал из них вырываться. Если бы Брайтон сейчас отпустил его и отправил домой, Тим бы даже сейчас, после такого приема, не смог уйти.

— Ни с кем, — сдавленно проговорил юноша, часто дыша, чтобы не сорваться на всхлипы от боли.

— Замечательное глупое вранье. Потому у тебя засос на шее и ты весь пропах какой-то дрянью. — Брайтон протащил добычу через холл, подхватил внезапно за талию, закинул себе на руки и поднялся по лестнице. Еще несколько минут, и вот он уже кидает Тима на кровать в спальне. — Значит ты решил вернуться! Тебе мало предупреждений... Мало свободы... Раздевайся... Решил поиграть со мной... Будет плохо только тебе от такой игры.

Все происходило так быстро, и душа металась, как птичка, попавшая в темный дом. Руки господина, а потом неаккуратное приземление на кровать.

— Засос? — Тим удивленно схватился за шею, — Это меня насильно... ты мне не поверишь, да? — это было скорее утверждение, чем вопрос, весьма обреченным тоном. Юноша стал раздеваться, дрожащие пальцы не слушались, пуговицы не желали выскакивать из петель.

— У меня не было никого, вообще, клянусь тебе. Я... я не играю... я так скучал по тебе, — Тим сглотнул ком в горле. Ему наконец удалось справиться с рубашкой, он стянул с себя черный шелк. На плече расплывался свежий синяк — Эрик слишком сильно сжал захват, когда Тим пытался вырваться от него.

Руки тряслись, пряжка ремня никак не поддавалась. Лучше бы он вообще не уходил... лучше бы остался тогда, когда Брайтон еще смотрел на него с восхищением и пытался сберечь. Но что сделано, то сделано — и все в жизни Тима продолжает быть жестоким недоразумением.

Брайтон усмехнулся в ответ.

— Клянусь... Правда... Лживый мальчишка... И еще ко мне отправился... — господин подхватил со стола цепочку. Достаточно тонкую и в то же время крепкую. — Запястья сведи. — несколько оборотов, еще несколько. Мужчина вздернул вверх обнаженного Тима, провел большим пальцем по губам. — И я назвал тебя совершенством. А ты уже обжимаешься по углам со всякими тварями.

Тим посмотрел на него с немым укором и сжал крепче дрожащие губы. Будет больно... очень... и не только физически...

Пальцы заскользили вниз по подбородку, на мгновение задержавшись в ямочке под нижней губой, спустились на шею, обрисовав кадык, дальше -в ямочку и по линии ключиц, обрисовали плечи и пятно синяка, затем поползли к груди, чтобы несколько раз обрисовать ореол соска. Черные глаза смотрели внимательно, не мигая. Господин притянул юношу к себе и поцеловал. Страстно и совершенно не стесняясь своего желания.

Тим смотрел в глаза монстра — от недоверия и жестоких слов было больно и страшно, от прикосновений сладко и горько... Он тянулся к рукам господина, таял под ними сразу же... ждал боли и был готов на все... Он раскрыл губы навстречу поцелую, отвечая отчаянно, вкладывая всю тоску по своему монстру и свою готовность отдать ему все... и упасть в эту бездну, потому что без него он все равно разучился летать.

В это время руки Брайтона скользили по бокам, спустились на талию, сжали ее с двух сторон. Мужчина углубил поцелуй, потянул Тима на себя, принося в его руки дикое страдание. Целовал нежно, рисуя по губам языком.

— Ты решил быть моим? Ты мой? Кто ты? Говори сейчас?

Юноша застонал ему в губы, запястья ломило, словно цепи врезались в кости, по тонкой коже поползли багровые следы. От боли из глаз текли слезы, от нежности поцелуев сердце обливалось кровью.

— Да, — ответил Тим, в синих глазах отразилась решимость спуститься в ад до конца и разделить его со своим монстром, — Я твой. Я никому добровольно не позволю к себе прикасаться, кроме тебя. Я останусь с тобой, пока я жив... не знаю, правда, надолго ли это, — он с усилием сглотнул стоявший в горле ком. — Но я... я не кукла...

— Кукла. — легкая пощечина, на какую только господин был способен. — Повтори... Ты кукла!!!!!! — пальцы сдавили горло. — Моя кукла!!! Иначе я тебя сейчас убью, сукин сын. Ты посмел с другим, и еще явился ко мне ... — пальцы сжались сильнее.

— Твоя кукла... — обреченно повторил юноша, он не смел сопротивляться господину. Звезды в синих глазах гасли одна за другой, окутываясь мраком.

— Прекрасно, — Брайтон отвязал цепочку от кровати и потащил за нее Тима к выходу из спальни. — Проведем вечер в приятной обстановке. Сколько там на улице? Еще минус? Куклы умеют мерзнуть, Лотос? — господин подхватил юношу и потащил к входным дверям. — Или сразу в наш тайный домик? Выбирай — мерзнуть, пока я тебе не позволю войти в дом, или туда?

— Куклы не умеют выбирать, — Тим всхлипнул, закрывая глаза. Из-под мокрых ресниц потекли слезы.

— Да, не умеют. Зато они умеют целоваться со всякими отбросами. — Брайтон вытащил Тима за порог, чтобы тот ощутил пронизывающий ветер. — Я тебя нашел именно в таком состоянии, — заговорил злобно. — Ты бы сдох, как собака. Ты бы влачил жалкое существование. И вот что я получил в награду... — мужчина толкнул юношу на ледяные плиты. Тот упал и замер.

Господин стоял и ждал — несколько бесконечных минут, а затем приказал:

— Вставай и быстро в дом...

18

Тим поднялся, весь дрожа. Падая, он вновь ударил больную коленку, и теперь она взорвалась болью при попытке встать на левую ногу. Глотая слезы и обнимая себя руками, он пошел в дом, сильно хромая при каждом шаге. Он ведь так хотел вернуться, он готов был терпеть, что угодно... но только не так — где его наказывали за то, что он опять оказался слишком наивным и беззащитным и его чуть не изнасиловали.

Брайтон поймал юношу и подхватил на руки уже через несколько шагов. Первым делом он осмотрел ногу. Обработал рану, затем отнес свою куколку в теплую ванную. Продолжая молчать и вздыхать, смотрел в полные слез синие глаза, гладил по щеке, стараясь утихомирить разбушевавшегося зверя.

В пене Тим был еще более беззащитным и испуганным ангелочком, которого хотелось оберегать. Господин даже хотел верить в его невинность. Он завернул своего пленника в огромное махровое полотенце после купания и уже вскоре лежал с ним под одеялом в одной постели, как будто они не расставались. Только теперь он так отчаянно прижимал куколку к себе, словно боялся потерять.

Тим все никак не мог успокоиться и продолжал сглатывать слезы... и хоть господин сменил гнев на милость, юноша все равно дрожал и съеживался в комочек, ожидая новых обвинений и пыток. Запястья до сих пор ломило, а стертая цепью кожа саднила, да и коленка ныла и дергала при каждом движении. А Тим видел в темных глазах еще теплившуюся ярость и недоверие и это ранило сильнее, чем причиненная Брайтоном боль. Но потом его вновь крепко обнимали и прижимали к себе и возвращалось ощущение, которого так не хватало Тиму одинокими ночами в его пустой квартире... и это вызывало жалкие слезы. Он утыкался господину в грудь, щекоча мокрыми ресницами, прижимался доверчиво и безмолвно просил никогда больше не отпускать.

Брайтон утешал куколку, гладил по влажным волосам, перебираясь по степенно на спину, проводя кончиками пальцев по позвоночнику и по линии лопаток, жадно целовал лицо Тима, пытаясь его успокоить, слизывал соленые слезки.

— Прости, я не думал, что буду так тебя ревновать. Зачем ты вернулся? Я надеялся, что забуду тебя. Ты словно специально... — господин притянул к себе юношу, прижимая к горячему мощному телу. — Ты знаешь, как я к тебе отношусь? Ты понятия не имеешь, что ты для меня стал значить... Кто тебя трогал? Имя...

Тим расслаблялся в этой горячей ласке, слезы постепенно высыхали под поцелуями... все хорошо, его монстр снова нежен и больше не злится, и они вместе, Тиму сегодня не придется спать одному в холодной постели, когда на коже горят неприятные чужие поцелуи пьяного подонка, решившего поиграть с брошенной бывшим хозяином куклой. Руки и губы Брайтона стирали всю эту грязь без остатка, снова принимали куколку в свою собственность... но Тим никак не ожидал услышать "прости".

Он поднял заплаканные глаза на господина.

— Я знал, что нельзя возвращаться... ты ведь не просто так отпустил... — прошептал он, — Мне было так плохо без тебя... я столько раз хотел тебе позвонить... но я боялся, что нам обоим будет только хуже, если я вернусь. И тут так случайно получилось, что я оказался здесь... тебя увидел... я не смог уехать, понимаешь? Не смог, прости... А это... — он вновь дотронулся до шеи, где краснело пятно засоса, — Он просто пьяный идиот, я не давал ему повода, я домой уже уходил, а он ко мне полез... я от него отбивался, а он все равно... на зло меня в шею укусил, раз я в губы не давался... Мне с моей внешностью, наверно, надо учиться драться, а не танцевать... — Тим вздохнул, в глазах застыло жалобное "Ты мне веришь?".

— Маленький... Теперь я тебя в обиду не дам, — мужчина мягко касался лба, щек, губ. — Если бы ты позвонил, я тебе не отказал бы, ты ведь знаешь... Я бы... Я просто хотел, чтобы ты сам сделал выбор... Ты вернулся... Неожиданно! — сладкой истомой горячие ладони сжали ягодицы. А обжигающие губы нашли губы юноши, чтобы смывать с них одиночество. — Лотос, кажется, я тяжело тобой заболел. Ты ядовитее, чем я ожидал. Но я хочу, чтобы ты остался...

— Я останусь... я вообще жалею, что ушел... но, наверное, так надо было... Я, знаешь, сейчас боялся, что утром проснусь, и ты скажешь: "Уходи, теперь твой дом не здесь", — его голос дрогнул. — И вообще я боюсь, что меня Джесс сейчас разбудит в такси, потому что мы приехали по адресу моей новой квартиры.

Он снова потянулся к губам мужчины, словно боялся, что не успеет нацеловаться до пробуждения. Руки юноши гладили плечи и грудь Брайтона, зарывались пальцами в короткие волосы на затылке. Тим прижимался все теснее, больше не стесняясь того, насколько он желает своего господина. Не обращая внимания на протестующе занывшее ушибленное колено, он закинул ногу на бедро мужчины, сладко извиваясь в его руках.

Брайтон отвечал жарко, бесстыдно скользя рукой по возбужденному члену юноши, гладя его мошонку, пробираясь все ближе к анусу. Пока не толкнул туда указательный палец. Горячий. Узкий. Губы вновь начали выцеловывать, отмечать каждую частицу тела, мучительно, зазывно, а палец дразнящими движениями начал путешествие внутрь и обратно. При этом господин ловил каждое движение, каждый отклик Тима, что так отзывчиво и искренне признавался в том, что теперь принадлежит лишь темному зверю, выбиравшемуся наружу полюбоваться на цветок в своих хищных лапах.

Юноша тихонько застонал, ощущая проникновение. Ему казалось, что он вспыхнул и плавится сейчас, как свеча. Губы и руки господина доводили накал возбуждения до безумия. Тим так давно уже об этом мечтал... сначала тайно, боясь разрушить образ невинной совершенной куклы, потом уже явно — в одиночестве, сознавая, что упустил возможность близости с человеком, которого хотел так, как никогда и никого прежде.

Впервые, откинув сомнения, откинув всю тьму, откинув назад ярость, Брайтон наслаждался ответными реакциями. Еще такими пугливыми и такими откровенными. Его желали, ему доверялись. Бедра Тима приподнимались, он стремился к тому, чтобы палец проникал глубже. И мужчине нравилось дрожание цветка, каждого лепестка его невинности — сейчас уже очевидной. Спешить было некуда. Наслаждение ласк, изысканное скольжение, новые толкания внутри, растягивание мышц для принятия, для того, чтобы все прошло наименее болезненно.

Тим постанывал, изгибаясь, насаживаясь глубже на сладко мучавшие его пальцы... ему хотелось большего... он цеплялся за плечи Брайтона, то откидывался, запрокидывая голову, то вновь прижимался, целуя жаждущими губами шею мужчины или утыкаясь пылающим лицом ему в плечо.

Между пальцами господина то и дело прокатывались черные пряди волос, губы исследовали непокоренное тело цветка: теперь это было темным поиском, подчиняющим своему непокорному нраву. Брайтон резко потянул за ноги Тима, согнул в коленях, разводя в стороны, чтобы оказаться между и коснуться головкой входа. Но прежде, чем войти, заглянул в лицо мальчика, полное неожиданной и безумной страсти.

Казалось бы, юноша и так горел в огне, но волна, захлестнувшая его, когда он оказался под господином, была еще горячее. Ровно на мгновение кольнуло запоздалым страхом перед близостью с мужчиной... да еще и с явно садистскими наклонностями. Но страх тут же растворился в бешеном водовороте желания, заворачивающим сладкой судорогой внутренности... Его монстр — опасный, нежный и страстный... и Тим, наконец, будет принадлежать ему до конца. Исчезнет эта тонкая мучительная грань, по которой он ходил целый год, так желая близости и не осмеливаясь на нее — страшась выбора и его последствий. Юноша подался навстречу, раскрываясь еще больше, открыто прося взять его.

Головка вошла внутрь. Сдерживать себя было очень тяжело. Брайтон дышал. Его обхватили тугие жаркие мышцы. Он ощущал их сопротивление с каждым толчком, но продолжал медленно преодолевать сантиметр за сантиметром, словно играл сейчас на выдержку Тима.

Тот стонал в голос, толкался на член, хватался за предплечья, пытался уткнуться в грудь, чтобы быть ближе. Господин не спешил. Если слишком торопиться, мальчик не познает всей радости, запомнит только боль, а Брайтону хотелось медленно приручать куколку к себе и своим пристрастиям. Тогда не станет боль безумием. Тогда Тим перестанет бояться аллеи, где прячется смерть. Их спальня станет местом для игр...

Тим не ожидал, что Брайтон окажется таким нежным и терпеливым. Сладкая медленная пытка, когда все внутри горит от желания и хочется все больше, а от чувства постепенного проникновения возбуждение только нарастает. Боли почти не было, легкое жжение тонуло в других ощущениях, вырывающих из груди протяжные стоны. Хотелось прижаться тесно, чтобы стать одним целым, чтобы гореть вместе...

— Брайтон... я... я хочу тебя... пожалуйста... — юноша метался на простынях, выгибаясь навстречу, и бессвязно шептал что-то похожее на мольбы.

— Потерпи, милый, -поцелуи по виску, в волосы. Брайтон вошел до конца и остановился, приучая Тима к себе. Двигался очень медленно, чтобы растянуть мышцы, пока не ощутил, как спадает напряжение, как его цветок не горит в объятиях, не полыхает стонами и яркими движениями навстречу. Тогда Брайтон позволил себе просунуть руку между телами и начать ласкать член юноши. Неспешно и размеренно двигаясь по стволу.

Было так хорошо — удовольствие тягучее, медленное, с яркими искорками, и Брайтон теплый, нежный заботливый. Отчего-то на глаза навернулись слезы. Новая ласка свела с ума, тело содрогнулось от пронзительной вспышки, и Тим словно со стороны услышал собственный вскрик.

— Тише, милый, все хорошо, — мужчина покидал тело осторожно, медленно... Скатился прочь и упал на спину, пытаясь выровнять дыхание. Происходящее переворачивало его представления, ему было слишком сладко и слишком уютно сейчас. Он боялся себе признаться, но точно знал, как называется болезнь по отношению к кукле.

И кукла стала человеком. Тем, кого можно безумно любить... и бояться его ответного чувства.

Тим еще некоторое время лежал на спине с закрытыми глазами, выпав из реальности. Потом медленно разлепил веки, придвинулся к Брайтону, обнимая и мягко целуя в плечо, шею, щеку, уголок губ.

Господин потянулся огромным котом, поворачиваясь на бок и отвечая на поцелуи. Он даже не представлял, что может так соскучиться по своему мальчику. Теперь вернулось воспоминание о нападении на его любимого. И зверь зашевелился внутри. Этот наглец ответит за то, что даже подумал глядеть в сторону Тима.

— Лотос... Цветок мой нежный...

Тим купался в нежности господина и чувствовал себя сейчас спокойно и счастливо, он не пытался анализировать свои чувства — для него было важно, чтобы Брайтон был рядом и все его внимание и ласка принадлежали только ему — Тиму. Глаза медленно закрывались, юноше было тепло в сильных объятиях, он вернулся к своему монстру и тот его не забыл... и теперь все будет хорошо... он просто не станет совершать прежних ошибок — никуда не уйдет, никогда не пойдет куда-то в сомнительную компанию один и никому не позволит к себе прикасаться, кроме Брайтона... и тогда его монстр будет спокоен и счастлив... а значит, будут счастливы они оба... Сознание под эти успокоительные мысли и ласковый шепот Брайтона медленно соскользнуло в сон.

20

Их новые дни сильно изменили прежние отношения. Больше не было той черты, через которую нельзя переступать. Мужчина позволял Тиму практически все. И практически не спускал с рук. Почти на неделю он отложил дела, чтобы купаться в новом, незнакомом чувстве.

Юноша отвечал взаимностью. И темный монстр отступал. Был осторожен в каждом своем шаге, боясь спугнуть нежную куколку, пока та не привыкнет. Но каждый раз в постели Брайтон заходил все дальше в своих простых и распаляющих ласках. Теперь он позволял себе понемногу причинять Тиму боль, смешивая ту с нежностью. Первым звоночком был шелковый галстук, которым во время секса Брайтон обвил горло Тима и слегка придушил, затем последовали связывание и первые игрушки. Вполне невинно, но зверь просил большего.

Конечно, для Тима не было неожиданностью, что Брайтон любит подобные игры в постели. Но за год, проведенный с ним, юноша уверился, что бояться господина стоит только, если тот взбешен неподчинением или ревностью. Так что сейчас юноша доверял ему полностью и шелковый галстук его почти не напугал, зато сколько восторга поднималось в его душе, когда он видел, как горели глаза его монстра, когда Тим покорно позволял нечто подобное. Теперь, когда не было страшно в ожидании какой-нибудь изощренной расправы, то, что его связали, даже возбуждало. Тим доверял господину все больше, однако иногда страх внезапно поднимался из глубины души — древние инстинкты чуяли опасного хищника, склонившегося над жертвой — но и страх чаще всего только подхлестывал возбуждение. Но все эти странности тонули в восхитительном чувстве того, что Брайтон посвящает ему столько времени... раньше работа и вездесущие деловые звонки были на первом месте, а сейчас Тим с трепетом ощущал, что это изменилось... Хотя на самом деле, юноша не требовал для себя всего времени Брайтона — у него у самого была учеба, которую он не намеревался забрасывать, однако вот это временное более глубокое погружение друг в друга было сказочно прекрасным.

Чудовище же лишь оттягивало долгие игры, дожидаясь сессии и наступления каникул, постепенно приручая юношу к рукам. За это время господин потопил фирму мерзавца Эрика. А самому устроил такую же веселую сцену с желающими поразвлекаться бесплатно, только, кажется, там все закончилось плачевно... И начинающего насильника отправили в больницу.

Теперь, когда позади экзамены, Брайтон повез своего мальчика к морю, в роскошный дом на побережье, где бывал очень редко.

После перелета на личном самолете, они ехали по горной дороге в открытом авто. Слева синела даль, справа тянулись скалы, покрытые зеленью. А вдали — белые домики, яхты, корабли...

Тим сидел рядом. Его тонкий цветок, который теперь не пытается бежать. Который принадлежит зверю, желающему каждую минуту играть со своей живой куклой, пахнущей страстью.

Страшная сказка превратилась в прекрасную. Комфортабельный перелет в тропический рай, а теперь теплый ветер треплет волосы, пока они мчатся вдоль побережья. Запах моря, пальмы, ярко-синее небо и... любимый человек рядом. Тим запрокинул голову, подставляя лицо жаркому солнцу и ветру. Даже трудно было поверить, что все это по-настоящему.

Брайтон сидел рядом и обнимал Тима, который так устал после последних экзаменов, казался таким бледным... Господин не желал, чтобы куколка страдала, а потому сразу вспомнил, про огромную виллу, в которой проводил время ли на переговорах. Дом идеально подходил и для разнообразных игр. Уже заранее мужчина закупил все необходимое для соблазнения, для пыток и для пробуждения страсти. Его Лотос достаточно доверял Зверю, и тот не собирался отступать, потому что юноша доверял, стремился сам к большему. Сейчас дом поражал своей белоснежностью, чистотой, вокруг были разбиты клумбы, плескались фонтаны, дорожки посыпаны гравием... А внутри... Брайтон не надеялся удивить своего мальчика роскошью но вот видами на море....

... Войдя на просторную виллу с большими окнами, заливавшими все пространство солнцем, Тим еще больше почувствовал себя в сказке. Из окон и с террасы с уютными плетеными креслами и мраморными столиками открывался захватывающий вид на море. Оно сверкало солнечными бликами, переливалось, дышало и поражало богатством оттенков.

— Брайтон! — юноша обернулся к господину и вдруг бросился к нему, повисая на шее, — Тут так здорово! Я никогда не был на море! Пойдем к морю сейчас, пожалуйста!— синие глаза сияли восторгом и обожанием.

— Как скажешь, милый, море за порогом. Спускайся вниз по лестнице, и оно все твое, — улыбнулся мужчина, прижимая тонкую травинку, своего нежного ангела к себе. — сейчас лимонад прикажу приготовить. К обеду обещают около сорока. А мы пойдем купаться. Люблю тебя.

— И я тебя... очень люблю, — прошептал Тим, утопая в бездне черных глаз. — Это все очень здорово... море... вся эта красота... но даже если всего этого не будет, я все равно останусь с тобой, — юноша потянулся к губам Брайтона.

— Я рад, что ты со мной, что ты доверяешь... — мужчина улыбнулся, заглядывая в синь глаз. — ты доверишься мне еще больше? Ты догадываешься, что я делал раньше... Я буду осторожен. Буду с тобой аккуратен. — поцелуй в висок, короткая пауза. — Тебе понравится...

Сердце дернулось пойманной птичкой, но Тим только крепче прижался к мужчине.

— Я... я тебе верю... и я сделаю все, что захочешь, — доверять монстру настолько было страшно и сладко одновременно. Юноше безотчетно нравилось ощущение избранности... мысль, что он сделает для Брайтона все, что угодно, то, чего раньше никто для него не делал добровольно, и тогда монстр будет принадлежать ему полностью — без остатка, и от этого сладко и горько сжималось сердце.

Брайтон огладил плечи Тима, словно успокаивал перед скорой пыткой. Черные глаза вспыхнули восторгом.

— тогда вечером, я буду очень жесток, но сделаю так, чтобы ты испытал и восторг страсти, — сказал на ухо, — А пока купаться, отдыхать и... Привыкать к мысли о том, что ты мой.

Сказка не долго была просто прекрасной и вновь обрела мрачные оттенки, но Тим давно этого ждал... Конечно, он позволял себе тешиться иллюзией, что с ним у Брайтона будет все по-другому, но на самом деле юноша не забыл ни блеск глаз, когда монстр возвращался после истязания Алекса... ни рассказов самого сбежавшего цветка, ни шрамов, что мельком видел на его лице — но Тиму хватило, остальное дорисовало воображение. Да и не зря же Брайтон его отпустил... дал шанс избежать его жестокой страсти... и Тим знал, вернее догадывался, на что шел, когда не смог уехать в тот вечер. Сейчас юноша был совершенно уверен, что ни привези его тогда случайно Джесс к Брайтону, он бы сам все равно не выдержал и позвонил бы ему... может, разве что возвращение было бы менее драматичным. Яд странной и дикой любви монстра впитался в сердце и душу, и Тим не мог без него жить... не мог представить себя рядом с кем-то другим... и потому сейчас готов был заплатить положенную цену за то, чтобы быть рядом, чтобы увидеть пугающий и неимоверно влекущий блеск глаз уже по отношению к себе. Но было страшно... страх опалил его изнутри ледяным пламенем от слов "очень жесток", но от тона, которым это было сказано, от полыхнувшего во взгляде Брайтона восторга, по телу побежали будоражащие мурашки. Тим уставился в черные бездны глаз, как мышка, загипнотизированная змеей, дыхание сбилось, мир вокруг завертелся, окрашиваясь в новые тона.

— Мне кажется, я всегда знал, что так будет... — голос прошелестел едва слышно, — ты так долго ждал... спасибо... мой любимый, — он протянул руку и погладил мужчину по щеке, а про себя добавил "монстр".

Губы в ответ горячим обожгли ладони, спустились на запястье, чуть лизнули, пробуждая в крови цветка желание. Брайтон с благодарностью кивнул. Он точно знал, что на этот раз игра будет выглядеть иначе. И впервые он добился такого доверия от совершеннейшего существа, которому обязательно понравится... Да, несомненно понравится пойти в темную страну грез, где скрывается тайна зверя.

Прошел долгий, тягучий, словно мед из сот, день. Господин все это время готовился к вечеру. Он попросил подать лишь легкий ужин. Затем попросил Тима переодеться в один из многочисленных тонких и кружевных нарядов, а когда юноша спустился обратно в столовую, достал шелковый платок и завязал своей жертве глаза.

— Пойдем, -шепнул ласково, обхватывая сзади за плечи. — Хочу, чтобы ты не видел сегодня, а лишь ловил ощущения. Обещаю, что боль станет наслаждением.

Тропическая жара, ласковое море, Тим бродил вдоль линии прибоя, то заходя босыми ступнями на раскаленный солнцем песок, то в воду. На плечи он накинул полупрозрачную тунику, защищающую от нещадно паливших лучей, а на голову, чтобы не напекло — бандану. Иногда он окунался в волны целиком, охлаждая разгоряченное тело. Было так безмятежно хорошо и красиво — море умиротворяло, броская красота вокруг завораживала, и только глубоко внутри свернулась комочком тревога — что же будет сегодня вечером, и как он это переживет.

Вечер неминуемо наступил, принеся быстро спустившуюся бархатно-черную южную темноту. Его снова облачили в тонкие кружева, сердце билось все сильнее, пока он неторопливо поедал креветки с овощами, бросая на Брайтона горячие, чуть смятенные взгляды. А потом на глаза легла шелковая тьма, и оставалось только довериться господину — целиком и полностью... и наконец переступить последнюю грань, которая еще стояла между ним и его монстром. Временная слепота обострила все чувства, от горячих ладоней на плечах и ласкового шепота жарким дыханием в ухо по телу томлением побежали теплые ручейки, а сердце встрепенулось не то страхом, не то предвкушением. То, что Брайтон так долго ждал этого, так терпеливо приручал и сейчас обещал позаботиться о том, чтобы любовнику это понравилось, немного успокаивало, помогало довериться. И Тим, решительно отметая сомнения, шагнул в новую главу своей страшной сказки.

А там его ожидала сладость поцелуев. Беспомощность и полное подчинение. Внеся куколку в полутемную. Освещенную лишь красными лампами комнату, он уложил того на странный стол и приказал поднять вверх руки. Затем на запястьях щелкнули зажимы. То же произошло и с щиколотками. Ноги были согнуты в коленях и сильно разведены.

Брайтон любовался на юношу, гладил подушечкой указательного пальца, обводя линии тела, перемещаясь от тонкой шеи по груди, по бокам по направлению к ногам.

Затем склонился и поцеловал страстно в нежные губы.

Слепота, невозможность пошевелиться и полная открытость. Брайтон распял его на какой-то горизонтальной поверхности в такой позе, что от этого уже дрожали колени. Сердце бухало в ушах, висках, в животе, во всем теле и дыхание не удержать. И неизвестно чего ждать... но пока неизвестность принесла ласкающие прикосновения и поцелуи, а не боль. Тим покорно разомкнул губы, пропуская язык господина в рот, и вдруг загорелся и начинал горячо отвечать.

А рука уже заскользила по нежному телу, успокаивая и лаская, гладя нежные волосы внизу живота, внутреннюю часть бедер. Господин неторопливо заводил Тима, принося в его тело желание, изменяя, плавя его. Он был готов к долгой игре, за которой последует сначала наслаждение, а затем боль и снова наслаждение.

Ладонь обхватила член, наливавшийся, твердевший, желающий... и желанный. Брайтон отпустил губы цветка, пробежал по шее, задерживаясь на неистово бьющейся венке, спустился на предплечья, достиг соска, обводя тот по кругу. В какой-то момент, зубы прикусили маленькую затвердевшую горошинку, принося легкую боль, к которой Тим, конечно же уже привык. Ловким движением достал из внутренностей стола ананльные шарики , каждый из которых отличался по величине. Те блестели, свисая между пальцами вниз, как гирлянда.

Первый коснулся входа в тело в тот момент, когда Брайтон вернулся к губам куколки и страстно поцеловал.

Ласки из темноты, томительное желание, острые ощущения от легких укусов, а потом что-то незнакомое коснулось входа в тело... Брайтон опять решил использовать какие-то игрушки... Тим, не имея возможности увидеть, что собирается в него проникнуть, невольно напрягся.

— Не бойся, все хорошо, — шарик толкнулся внутрь. Он был диаметром не больше пальца, Губы потерлись о губы Тима. — Ты так дрожишь, и я начинаю сам дрожать. — Горячее дыхание господина распалялось страстью. Второй шарик, который раздвигает мышцы чуть сильнее... Язык, проводящий по подбородку вниз. Поцелуй, ищущий бьющуюся венку на шее. Третий шарик.

— Я чуть-чуть, — Тим даже улыбнулся, настолько уютными и интимными были успокаивающие слова Брайтона, он невидяще потянулся губами к господину. Еще проникновение чего-то гладкого и возбуждающего и ласка по лицу, шее... Юноша почти задыхался от того, как его накрывало горячей волной от происходящего. Третий шарик заставил его тихонько застонать и заерзать бедрами.

— Мы ведь никуда не спешим, — в мужчине рождался неистовый зверь, желающий обладать тонким цветком. Четвертый шарик был достаточно крупным. Играл в пальцах Брайтона, а потом те резко толкнули его внутрь. Судорожное движение юноши, его стон, пойманный новым поцелуем, сказало много о чувственности пойманной в ловушку жертвы.

Господин остановился на мгновение, чтобы понежить мошонку, и вновь обхватить член Тима рукой. Медленно, но одновременно уверенно доводя почти до финала, чтобы потом надеть кольцо, которое не позволит кончить.

Брайтон вернулся к невесомым ласкам. Целовал плоский живот, грудь, гладил, шептал нежности, уговаривал, а в какой-то момент включил механизм, который стал переворачивать стол вертикально — так, чтобы Тим оказался вниз головой. Его черные волосы мягким шелком потекли вниз.

Появлялись все новые, невидимые связанному и ослепленному пленнику, детали. Неизвестность пугала, но главным условием игры было доверие... и Тим слушал успокаивающий шепот и был ему очень благодарен. Он ожидал, что Брайтон будет грубее, но, судя по тому, что происходило, его ожидала более тонкая и изощренная пытка. Пальцы и губы медленно сводили с ума, а напряжение в паху грозило стать болезненным. А потом невидимый мир стал накреняться... что-то вновь происходило... Тим глубоко дышал, ощущая, как кровь приливает к голове, и она начинает кружиться.

Брайтон не отпускал страхи юноши, чтобы они не превратились в панику и не испортили удовольствие, но теперь мог и сам получать удовольствие. Расстегнул брюки и толкнул возбужденный член в рот Тима.

— Давай, будь хорошим мальчиком, — приказал почти жестко, а сам потянулся губами к естеству юноши и обхватил губами. Пятый шарик благодаря пальцам начал проникать в тело, такое желанное и трепещущее.

Возбужденная плоть толкнулась в приоткрытые губы, Тим послушно пропустил ее в рот, он честно пытался доставить удовольствие господину, но опыта у него не было, кроме того сильно отвлекали действия Брайтона с его собственным членом. Юноша застонал с занятым ртом, ощущая горячие губы мужчины, доводящие напряжение до болезненности. Вход в тело вновь растягивали... Тиму казалось, что он и так уже полон этих странных штук, но господин не собирался на этом останавливаться, возбуждение уже отчетливо мешалось с болью, ощущений было слишком много, из горла юноши вновь вырвались полузадушенные толкающимся в рот членом стоны.

Но монстр не собирался останавливаться. Он почти насиловал рот нежной куколки и продолжал заводить тело, вызывая едва ли не судороги. На грани между невыносимостью и наслаждением, чтобы потом резко отпустить и потянуть шарики из тела. Крутануть стол так, чтобы Тим не понимал, где находится, поставить его вертикально — теперь головой вверх.

Брайтон поцеловал юношу в губы с жадностью, растекавшейся по возбужденному телу, прижался, проник рукой между ног, чтобы провести вокруг раскрывшегося и желающего продолжения ануса. До боли сжал одну ягодицу и отпустил, продолжая нежно теперь целовать лицо нежного Лотоса.

Тим узнал, что означает — мучительное удовольствие. Тело ломило от желания, бедра и живот подводило болезненно-сладкими судорогами, член болезненно пульсировал, ему не давали свободно вдохнуть, по вискам текли слезы напряжения. Освобождение накрыло еще более мучительной пустотой, шарики резким движением до спазмов последний раз раздразнили горящее от желания нутро. Тим всхлипнул, голова кружилась, он уже ничего не соображал, тьма перед глазами окрашивалась цветными расползающимися кругами. Прикосновения рук заставляли по всему телу прокатываться крупную дрожь.

— Брайтон, я не могу больше, — простонал юноша в нежно целующие его губы, — Пожалуйста... я не могу... — он извивался в путах, пытался насадиться на лишь жестоко дразнившие его пальцы.

— Да, конечно, милый, — улыбка в дрожащие губы. Мужчина потянул из проема вибратор, который будет сегодня служить наказанием, обмазал слоем смазки и коснулся им входа, чувствуя, как юноша инстинктивно толкается навстречу. Легкий щелчок, включающий самую малую, упоительную вибрацию. — Лотос, ты такой красивый и нежный мальчик. — толчок за толчком, погружающий внутрь игрушку, которая закрепляется ремнями на бедрах. Пальцы Брайтона пробежали по мошонке, стали накручивать на нее ремешок.

— Тише, терпи, все хорошо, — бабочки поцелуев побежали по животу, выбирая самые чувствительные места. Брайтон одновременно прищипывал внутреннюю часть бедер, заставляя Тима каждый раз вздрагивать от короткой боли. От этого внутри начиналась более сильная вибрация.

Легкая вибрация внутри лишь подогревала мучительное возбуждение на медленном огне, вспышки более сильной вместе с уколами боли доводили до безумия, заставляя вскрикивать. Юноша искусал все губы, дергаясь в тисках и не в состоянии хоть как-то облегчить свои страдания. Шелковая повязка намокла от слез, волосы растрепались, пока он мотал головой из стороны в сторону, всхлипывая. Горячий липкий пот покрыл всю кожу, в горле пересохло. В голове все перемешалось, Тиму казалось, что он весь сплошной комок нервов, звенящих от невыносимого коктейля из мучительного наслаждения и сладкой боли.

Когда же Брайтон ощутил, что его куколка доведена до грани, он резко освободил мошонку и вобрал член до самого основания. С такой страстью, с таким желанием, что почти сразу получил мучительный ответ. Тим выгнулся дугой в своих путах и почти сразу кончил. Тогда господин освободил его и от вибратора.

— Довольно пока, — щелкнули крепежи, удерживающие Тима, руки приняли куколку и понесли сквозь темноту. — Я не хочу сломать мою драгоценность. Продолжим завтра.

Долгожданный оргазм накрыл юношу с такой силой, что казалось, взрывается каждая клеточка тела, выбрасывая сознание куда-то к темным небесам. Тим отключился, безвольно обвиснув в руках Брайтона.

Мужчина же неспешно пересек верхний этаж и внес юношу в спальню. Уложил на кровать. Присел рядом, разглядывая с восторгом, потянул с глаз шелковую ткань. Нежный румянец на щеках, вздрагивающие ресницы, алые искусанные губы. Принц... Цветок, распустившийся на рассвете.

— Лотос, — Брайтон взял руку юноши в свою и прижался щекой. Это был жест поклонения, безумие, в которое зверь погружался все больше.

Мокрые ресницы разомкнулись, юноша посмотрел на господина и утомленно улыбнулся. В голове не было ни одной мысли, хотелось просто свернуться клубочком и спать-спать-спать.

Юноша сейчас казался таким слабым, таким маленьким, что хотелось его качать, что, собственно Брайтон и сделал. Он опасался реакции мальчика, который обязательно очнется от сладости и может сделать шаг назад, отказаться от дальнейшего.

21

Уже на следующее утро, ожидая пробуждения, мужчина с некоторыми противоречиями в душе всматривался в спящего на его плече Тима. Как тот себя поведет? Что скажет?

Солнечные лучики щекотали веки, Тим проснулся и поймал на себе взгляд Брайтона, показавшийся ему каким-то странным. Он потянулся и поморщился:

Ой, все болит, как после спорта, — юноша неуверенно улыбнулся. Взгляд господина ему совсем не нравился, ему казалось, что после вчерашнего они должны были стать ближе... а по этому настороженному взгляду выходило, что нет. Он сел и, склонившись, поцеловал мужчину в уголок губ:

— Брайтон? Все хорошо? Тебе... — он почувствовал, что снова смущается, хотя вроде бы давно уже перестал, но щеки от чего-то загорелись, — Тебе было хорошо вчера со мной? ... Или... тебе этого мало, да? — тихо закончил он.

— Да, очень, — темные глаза теплели с каждой секундой, словно в них вливалась горячая смола. Господин принимал каждую реакцию милого Тима, а потом набросился на него дики котом, придавил к перине и стал покрывать ответными поцелуями.

И он точно знал, что теперь никогда не потеряет свою ошеломительною куколку.

Тим облегченно рассмеялся, выгибаясь и подставляясь под поцелуи, несмотря на боль в мышцах — вчера он слишком перенапряг их, боясь неизвестности, а потом не в силах сдержаться, когда бился в путах.

— Брайтон, ты такой... такой... люблю тебя...

— Да, такой, только еще страшнее... — колючая щетина коснулась нежной кожи. — Ты просто боялся раньше, а теперь все иначе... И нам есть чем заняться, да? — рука потянулась куда-то в сторону и потянула коробочку. — Это тебе, если ты, конечно согласишься... Да или нет? — щелчок, и вот внутри блестит обручальное кольцо. — Не думал, что когда-нибудь это предложу... Ты разделишь со мной жизнь, Тим?

Юноша удивленно уставился на переливающееся в солнечных лучах колечко, потом перевел взгляд на Брайтона, хлопая ресницами.

— Это... это... — он дотронулся кончиком пальчика до маленького произведения искусства в бархатной коробочке, словно пытался удостовериться, что это не мираж, — Брайтон... это то, что я думаю? Ну, конечно, я останусь с тобой... я же жить без тебя не могу... пытался ведь, но не получилось... но... ты... ты хочешь... я ведь... — он пожал плечом и смущенно выдавил, заливаясь краской, — не девушка...

— Разве это мешает мне жениться? Во многих странах подобные браки давно заключаются, — смешинка появилась в голосе мужчины. — И потом, разве тебе самому не хочется быть со мной? Быть на равных? — рука скользнула по плечу Тима, словно успокаивала. — Это будет не фиктивный, а настоящий брак.

— Мы же с тобой и так... по-настоящему, — Тим потянулся к мужчине, обвивая его шею руками и мягко целуя в губы, — Как хочешь... как захочешь... конечно, да...

Темный Зверь внутри ожидал, что его не оттолкнут, но все еще не верил. Не мог поверить, что прекрасная куколка добровольно входит в огромный страшный дом, где царит смерть, где все окрашено кровью.

— Ты уверен? Ты не от эмоций? Ты... — поцелуи на грани волнения. — Я не переживу, если ты лжешь. Ты уверен, Лотос?

— Ну тогда дай мне подумать, если сомневаешься, — Тим отстранился, серьезно заглядывая в темные глаза и гладя мужчину по волосам, — То, что вчера было, тебе ведь мало этого, да? Если не веришь мне, значит, еще что-то осталось? Покажи мне... я тебя всего хочу узнать... до конца... и тогда сомнений не останется... Я разве повод давал? Я к тебе вернулся и ни разу, ни на секундочку не пожалел. Я сегодня просыпаюсь, а у тебя взгляд такой, как будто ты с кем-то чужим рядом спишь... Разве я тебе когда-нибудь лгал? Почему так думаешь? Мне лучше близость и доверие, а кольцом на пальце ведь никого не удержишь...

— Так прозвучало, словно я тебя принуждаю, — Брайтон опять потянулся к Тиму, чтобы начать ласкать. Его тело говорило само за себя. Его темное естество желало юношу и упивалось их близостью. Доверие? Да, куколка желает смотреть, быть в центре... нет. просто не знает боли...

— И в аллею пойдешь? — холодный прищур. — Сам... позволишь тобой наслаждаться?

— Смотря как позовешь, — юноша обиженно поджал губы, с укором глядя в похолодевшие глаза. С Брайтоном было так сложно, Тим все время натыкался на болезненное недоверие, хотя вроде бы его ничем не заслужил.

Ну, разве не прелесть? Господин потянул юношу из кровати, не обращая внимания на его страхи и обиды, поднял на руки и потащил в душ, где долго и упорно добивался взаимности. А потом отправился с ним на катере на острова, чтобы понырять с коралловых рифов и посмотреть на разноцветных рыб. Говорить и повторять тему Брайтон пока не позволял, пресекая попытки Тима к новым вопросам. Он сам должен решить, желает ли большего. Что просит молодое тело? Желает ли продолжения? Во всяком случае зверь останавливаться не собирался.

Тим сначала настороженно поглядывал на Брайтона — то холод и недоверие, то сумасшедшая нежность. Но потом юноша устал об этом беспокоиться и решил, что со временем это пройдет, ведь стали же они за этот год намного ближе... и кольцо... сердце замирало от тревожно-сладкого чувства. Тим позволил себе расслабиться, окунуться в тропический рай — море, солнце, разноцветные рыбки, целый подводный лес из кораллов. И шикарная яхта, рассекающая волны. Тим переоделся после купания, короткие светло-голубые шортики, и прозрачная белая рубашка, расстегнутая на груди, длинные еще влажные волосы он заколол в высокую прическу, чтобы не мешались. Он подошел к Брайтону, задумчиво глядящему на море, опираясь на леер. Юноша приподнялся на цыпочки, обвивая руками шею мужчины, и поцеловал в щеку, тихо шепнув "Люблю тебя". И тут его взгляд привлекли выныривающие из воды серые спины.

— Ой, смотри, дельфины! — Тим чуть не свалился с яхты, резко перегнувшись через леер.

Руки господина не позволили упасть. Сколько раз Брайтон пытался завести себе кукол, сколько раз ломал их и выбрасывал. Теперь у него была настоящая игрушка, которую он бережет и, более того, обожает, что спускает и фамильярность, и даже признания в любви. Стал бы любить Тим так же чисто, если бы его пытали, держали в подвале? Он бы стал маленьким и затравленным зверьком. Но юноша заслуживает стать настоящим сокровищем, способным удовлетворять все стремления мужчины в красоте и любовании. Теперь он позволяет и играть собой — опасно играть, потому что не сознает, насколько далеко заходит боль и желание монстра.

— Да, дельфины... Они часто плавают в этих водах, — восторг поцелуя, руки, держащие за талию. — Что теперь ты хочешь? Куда?

— Не знаю, — Тим пожал плечиком, нежась в объятиях господина. Такой маленький и хрупкий, словно и правда куколка в лапах монстра, — Мне сейчас хорошо... так хорошо, что голова кружится... — он потянулся за новым поцелуем, — Ммм, а можно как-то с дельфинами поплавать? — он вновь заглянул из-за плеча мужчины на море, откуда в туче брызг вылетали их серые тела.

— Несомненно, если в этом твоя прихоть, — улыбнулся Брайтон. — Только переоденься.

И он отпустил после долгого и сладкого поцелуя юношу. — Я прикажу бросить якорь...

— А они... они же дикие... они меня к себе подпустят?

Брайтон заулыбался.

— Боишься? Если хочешь, отправимся в дельфинарий. Там ты вдоволь наобщаешься с дрессированными. Так как? Я с тобой... — господин потянул юношу к каютам.

— Давай с этими попробуем! — у Тима азартно заблестели глаза, — В дельфинарий же мы всегда успеем.

— Да, так гораздо интереснее, — улыбнулся мужчина.

Через несколько минут они уже спускались в воду. И несомненно, незапланированное приключение обещало быть интересным и чудным. Сам Брайтон спокойно относился к морскому миру, но вот повод доставить радость куколке. Господин первым прыгнул и погрузился с головой в воду.

Мужчина последовал за Тимом и уже вскоре они осторожно плавали около дельфинов, которые словно изучали людей, сначала не пытаясь даже приблизиться. Гибкий, тонкий, такой невыразимо красивый, юноша в воде казался фантастической амфибией, словно родившейся в воде, так быстро и красиво он плавал.

У Тима замирало сердце от ощущения, что он сейчас прикоснется к чуду. Это было совсем не то, что в дельфинарии, где ему всегда отчасти было жалко плененных созданий, рожденных для свободного моря. Только вот чудо пока ускользало от прикосновений, юноша робко тянулся к ним, но дельфины к себе не подпускали, пока один — видимо, самый смелый или просто любопытный и игривый, не подплыл под него, толкнув лбом в живот и снова скрывшись. Тим вскрикнул от неожиданности и рассмеялся, вертя вокруг головой.

— Брайтон, он до меня дотронулся! Сам! Представляешь!

-Да, — голос лился на совсем другой волне. Его куколка впервые коснулась непознанного и такого прекрасного мира. Господин чувствовал, что и сам Тим подобен незнакомому, но такой манящей и загадочной вселенной, которая только сейчас, когда он не держит, не указывает правила, начала открываться и проявлять совершенно естественные реакции. — Не бойся, они всего лишь взволнованы нашим появлением...

Дельфин вновь стремительно проплыл под юношей, он лишь почувствовал движение воды и тень под собой. А потом перед ним в туче брызг это прекрасное существо вынырнуло и с плеском снова ушло на глубину, заставив Тима забарахтаться от поднявшейся волны.

Брайтон и рассмеялся бы, таким смешным и забавным сейчас выглядел короткий танец юноши и существа, которому захотелось поиграть, но он на волне поднялся, чтобы вновь нырнуть в глубину и поймать Лотоса, чтобы того не закружило.

— Испугался, маленький? Они очень шаловливые создания. Похоже, ты приглянулся этому серенькому.

Тим ойкнул от неожиданности, помотал головой, пытаясь вернуть себе ориентацию в пространстве. Близость Брайтона, его готовность всегда подхватить, защитить, была такой приятной. Монстр ревниво берег свою куколку, и у той от этого сладко замирало сердце — даже когда из-за ревности доставалось и ей самой. Но дельфины вдруг стали стремительно уплывать, юноша разочарованно посмотрел им вслед, обернулся... и увидел большой черный плавник, разрезающий волны по направлению к ним.

— Брайтон, смотри... там...

Брайтон среагировал мгновенно. Они были на достаточном расстоянии от корабля, чтобы сейчас делать резкие движения. Привлекать внимание к себе, как к добыче.

— Тише, тише, — начал успокаивать Брайтон, медленно уводя куколку по течению все ближе к борту. Рыбина была гораздо больше акулы, и это заставляло волноваться не на шутку.

Размер плавника ужасал, Тима охватила паника.

— Брайтон... Брайтон... — он задыхался и мог только шептать его имя. Руки и ноги не слушались, его парализовало от страха.

— Все хорошо, — господин понимал, что нехорошо, но продолжал толкать Тима вперед, едва передвигая ногами и тем самым приближая заветный берег. — Я с тобой. — еще несколько метров, и вот уже впереди лестница, ведущая наверх. — Только не паникуй, они это чувствуют.

Тим очень старался взять себя в руки, но первобытный страх не отпускал, превращая разумного человека в перепуганного зверька. Он все время то оглядывался назад, то смотрел на Брайтона, юноша до невыносимого совершенно ужаса боясь, что сейчас мужчина закричит и уйдет под воду, окрасившуюся кровью. Он не знал, что бы он тогда сделал, но точно бы не полез на яхту — бестолково нырнул бы следом... что угодно... И вот эти минуты бессмысленной, бесполезной паники и неспособности помочь пугали его гораздо больше, чем собственная смерть от зубов подводного убийцы. Но касатка, видимо, не рискнула приближаться к борту большого корабля, они благополучно добрались до лестницы, Тим уцепился за нее, поднялся на пару ступеней и вновь тревожно оглянулся.

Господин зацепился руками за железную перекладину, слыша лишь, как гулко бьется в груди сердце. Все позади. Его мальчик в порядке и ничто уже ему не угрожает. Представить было невозможно, что с любимой игрушкой может что-то случиться. Мужчина сейчас ясно понял, что куколка ему стала дороже собственной жизни. И дело не в желании обладать, а в искреннем чувстве. Брайтон заставил Тима подняться побыстрее, на палубе подхватил на руки и потащил вниз в каюты, чтобы освободить быстро от снаряжения и начать жадно целовать, прижимая к стене и проникая языком в рот.

Тим беззвучно рыдал, пока руки господина освобождали его от снаряжения. Пережитый стресс теперь выходил слезами. А потом он вдруг оказался в страстных объятиях, и адреналин мгновенно перетек в желание. Юноша отвечал на поцелуй, отчаянно лаская губы господина, оглаживая своим языком его — настойчивый, алчный, не дававший вздохнуть. И в этих жадных ласках друг к другу отчетливо прослеживался страх потерять самое дорогое существо на этом свете. Тим цеплялся все еще дрожащими пальцами за плечи мужчины, беспорядочно шарил по шее, затылку, ероша влажные волосы Брайтона, шептал между поцелуями:

— Прости... прости меня... из-за моего каприза.... мы чуть... — и вновь давился всхлипами.

Брайтон не давал мальчику опомниться, он ласкал его округлые плечи, сжимал пальцами соски, впитывал его страх, смешивая с новыми ощущениями от пережитого, меняя адреналин на желание. Рука заскользила по плоскому животу к завиткам волос, обхватила член. Большой палец прошелся по головке кругами. А губы продолжали бесстыдно искать продолжения.

— Умммф, — Тим замычал, не в силах освободиться от настойчивых губ. Желание прошивало острыми иглами, так хотелось сейчас чувствовать Брайтона рядом — принадлежать ему, просто так, без всяких игр, чтобы просто ощутить друг друга как единое целое. Юноша выгнулся, толкаясь в ласкающую руку, а его собственные ладошки заскользили по груди мужчины.

Это было сладким ответом, словно ласковый кот потерся об ноги, словно доверие стало необходимостью. Желать его... исполнить медленный танец, преодолевая короткое расстояние до кровати. Оказаться во власти мягкого покрывала и тела Тима, который рожден только для него — для жестокого чудовища, которое обожает свой хрупкий цветок. Мужчина продолжил целовать юношу, спускаясь по шее щекочуще-нежными поцелуями и довольно жестко двигаясь пальцами по члену.

Тим, не сдерживаясь, застонал в голос, легонько царапая плечи Брайтона, обводя ладонями рельеф мышц и словно пытаясь прижать мужчину еще ближе к себе. Все ощущения обострились, после смертельной опасности, юноша чувствовал себя настолько живым, что все чувства тут же выплескивались наружу.

Господин ощущал растущее возбуждение, неуправляемость желания. Втянул розовый сосок ртом, обводя вокруг языком. Пальцы сжали член, отпустили, прокатились по его стволу по-хозяйски. И возбуждение от страха стало яростностью ожившего в душе зверя, желавшего взять как можно больше.

Острые ощущения, горячие ручейки от каждого волнительного прикосновения... Руки господина, которым Тим в данную минуту безраздельно доверял. И желание большего, нетерпеливое и яркое, заставляющее извиваться под господином, тянуться к нему, пытаться прижать к себе, цепляясь за широкие плечи.

— Ты был таким испуганным, таким красивым, — Брайтон целовал живот юноши , спускаясь вниз, раздвинул ноги широко в стороны. Губы горячим кольцом обхватили головку члена, пробуя, лаская, изнуряя...

Тим постанывал, кусая губы, беспорядочно ерошил волосы мужчины пальцами... медленно, слишком медленно... а сейчас хотелось всего и сразу, бешеная доза адреналина все еще горела в крови.

Брайтон и сам уже скоро перестал сдерживаться, чувствуя, как юноша теряет контроль. Как толкается навстречу с несдерживаемой страстью. За несколько месяцев сладострастных ночей и дней они стали так невероятно близки, и теперь мужчина понимал, что Тим просит, умоляет себя взять.

Господин потянул ноги вверх и в следующую секунду навалился на свою куколку всем весом. В костюме для подводного плавания, с разгоряченным лицом и черными сверкающими глазами.

— Попалась, рыбка? Маленький дельфинчик, можно я тебя съем?

Тим судорожно вздохнул, глядя на Брайтона и облизывая враз пересохшие губы. Страсть на лице господина была обжигающим наркотиком. Накрывшая тяжесть его веса, жар его желания. Ощущение себя обнаженным, с задранными до ушей ногами... Тима обливало изнутри горячими волнами желания, они накатывали и накатывали, доводя его до практически животного состояния. Синие глаза горели жадной, сумасшедшей страстью.

Съешь... возьми меня... возьми и съешь, — прерывистое дыхание и лихорадочный румянец на щеках.

Уверен, милый? — Брайтон склонился близко-близко уху, прикусывая мочку. — Я тебя целиком поглощу. Ты будешь кричать, звать на помощь, но я тебя съем... Как можно не съесть само желание? — поцелуи по шее. А потом мужчина отпустил Тима. встал на колени и начал расстегивать молнию, освобождая себя от костюма.

Юноша смотрел на него, не отрываясь и все продолжая облизывать губы. Он так и не опустил ноги — так и лежал, гладя себя по бедрам. И было видно невооруженным взглядом, как подрагивали мышцы на его животе.

Я... буду... кричать... — тихо повторил Тим, в синеве взгляда клубился туман страсти, звал сгустить его еще больше.

Уже окончательно освободившись от одежды, Брайтон вновь навалился на юношу. Ему нравилось то, что ему подчиняются, его желают, ему верят. Член ворвался в тело тима резко, не сдерживаясь — до самого основания. Остановился на мгновения, наслаждаясь тем, как сжались мышцы и стал двигаться резко, перемежаясь с почти грубыми, зверскими поцелуями, расползавшимися по шее, плечам, по груди

Юноша вскрикнул и клацнул зубами, прикусывая губу до крови. Боль — жгучая, яркая и взлетевшее на новую высоту возбуждение от того, как резко и властно его берут. Он кричал — его внутренности сжигал огонь боли, мешаясь с пламенем страсти. Мышцы сводило судорогой от безжалостного вторжения, и она тут же переходила в сладкие спазмы, перемешивая в голове два противоположных... ох, противоположных ли?... ощущения. И восторг — странный, дикий... его монстр лишился самообладания, прекратил подкрадываться, осторожно исследовать попавшиеся в его лапы куколку... Тим закричал громче, впиваясь ногтями в спину Брайтона и двигаясь навстречу... боль разрывала и обжигала желанием, больше похожим на безумие. Он не знал, сколько он выдержит... и когда зыбкая, лишающая рассудка грань между адом и раем... сначала выбросит его на короткое мгновение в рай, а потом сбросит в ад...

Пылкий бутон раскрылся для Брайтона всеми цветами радуги. Краски перемешивались, огонь превращался в обжигающий лед, но теперь вряд ли бы мужчина разобрал, что именно ему хочется больше. Он двигался резко, не давая Тиму как следует вздохнуть, иногда прикусывал твердый сосок, иногда целовал в губы, чувствуя кровь и заводясь еще больше. Затем встал на руки, позволяя себе увеличить амплитуду вторжения и наслаждаясь тем, как сейчас Тим прекрасен, как мечется по покрывалу, подчиняясь общему ритму и сам двигается навстречу, выгибаясь и дрожа.

— Нннннннннаа, — Тим приподнял голову и резко откинул ее, волосы взметнулись, на лице проступило мучительное напряжение. Он вздрагивал всем телом, когда тело прошивала еще одна острая игла от болезненно-сладкого ощущения зубов господина на истерзанном уже комочке чувствительной плоти. А потом еще резче, так что от каждого мощного толчка все внутри вспыхивало маленьким взрывом. Вскрики стали хриплыми, мальчик сорвал себе голос... а потом его выгнуло дугой, и между блестящих от пота тел брызнул молочно-белый фонтанчик спермы.

Страсть отпустила и все внутри горело, Тим повернулся на бок, подтягивая колени к груди, сворачиваясь в комочек, пытаясь успокоить болезненные подрагивания мышц в глубине тела.

Брайтон еще минуту усмирял свое естество, но чудовище требовало продолжения. Оно вновь подмяло юношу под себя, перевернув на живот, прижало к кровати, задышало яростью в ухо, а руки выводили почти болезненные полосы по бокам, оставляя от ногтей красноватые следы...

Тим жалобно пискнул от неожиданности, его вновь распластали на постели, и он каждой клеточкой ощутил яростное желание зверя. Юноша тяжело задышал — Брайтон впервые настолько сорвался, и Тим сам не знал, чего он сейчас боялся больше — безжалостной страсти и боли или... спугнуть... Он понимал, что сам спровоцировал эту ситуацию, но юноша настолько привык, что господин всегда долго и изощренно с ним играет, доводя до исступления, что уже не задумываясь демонстрировал свое желание. А вот сейчас он попался... ему уже было больно, даже без повторного вторжения, а от мысли о том, что будет дальше, в животе сворачивался холодный ком. И возбуждение эту боль уже не разбавляло...

— Боишься? — шепот в затылок, поцелуи по волосам, пальцы, отодвигающие прочь шелк волос, чтобы наслаждаться мягкой кожей и заставлять юношу вздрагивать, когда зубы прикусывают кожу то здесь, то там. — Это совсем не страшно, — голос Брайтон изменил тембр, стал более низким, глубоким, словно из потаенного угла вышел совершенно другой человек, а, может быть, и кто-то темный, кто любит преследовать последних прохожих в переулках сна, чтобы идти следом, а потом внезапно набрасываться и убивать одним ударом. Рука проникла между телами, сжала ягодицу, причиняя боль.

Ответом господину было только тяжелое дыхание и дрожь тела. Тима парализовал сладкий ужас — ему казалось, что еще немного, и он увидит истинную суть своего монстра... игры наконец закончатся. Это пугало до головокружения... и манило... но в любом случае — убежать не было никакой возможности... и умолять бесполезно, этот голос... такие не знают пощады.

И Брайтон действительно не собирался останавливаться. По крайней мере, теперь. Его интересовала боль, крики Тима, его тело, которое, станет мокрым и бесконечно желанным. Мужчина провел ребром ладони между ягодицами, проник между ногами, чуть сжимая мошонку. А потом впился в предплечье уже настоящим укусом, который наполнил рот солоноватой жидкостью.

Все оказалось еще хуже, чем Тим опасался... не просто животная страсть, монстр хотел большего... Юноша коротко вскрикнул от острой боли — зубы сжались на коже уже совсем не любовной лаской... из Брайтона вырвалось что-то дикое... очарование возбуждающей, сладкой опасности уходило — теперь вдруг стало просто страшно.

Дыхание Брайтона вдруг стало обжигающим. Пальцы его гладили, касаясь члена, возвращались обратно, взвешивая и лаская, скользили между ног, чуть касаясь еще раскрытого ануса, а язык рисовал восьмерки и зигзаги по шее, словно выискивал место почувствительнее...

— Я бы хотел, чтобы ты любил боль, чтобы ты переступил все грани... — легкий укус в бьющуюся венку. — Еще чуточку доверия, и ты... будешь моим навсегда.

Тим зажмурился, дыхание вырывалось такое хриплое, паническое.

— Прости... я испугался... не могу успокоиться... я не готов был. Мы чуть не погибли и я... — он остановился, чтобы сглотнуть тяжелый ком в горле. — Брайтон... я не могу сейчас... Я все сделаю для тебя, но, пожалуйста, давай не сейчас...

— Почему не сейчас? Ты... хочешь мне отказать, — шепот стал рычащим, палец начал проникать внутрь, разогревая и постепенно добираясь до чувствительного бугорка. — Хочешь, чтобы я тебя связал?

Полное подчинение — в нем есть своя сладость, но сейчас юноша замер испуганной мышкой в когтях хищника. Одно неверное движение и зверь сомкнет лапы, пронзая когтями, и жертва, трепеща, вытягивается в струночку, подчиняется малейшему желанию хищника — это глупо, лучше дернуться и завершить свои мучения, но инстинкт заставляет цепляться за жизнь, несмотря на боль и почти безнадежное положение. Сознание сузилось в темный коридор с разноцветными вспышками — то кроваво болезненными, то обжигающими какой-то дикой смесью казалось бы несовместимых ощущений.

Брайтон почти рычал. Он вбивался в свою жертву с той яростной горячностью, словно мог его сегодня и потерять. Сознание сносило даже от малейшей возможности, что сегодня, в океане, Тима просто могло не стать. Ни к чему терять время, скрывать себя.

Мужчина хотел этого — хотел свою куколку и будет ей пользоваться. Ногти вонзились в кожу предплечий, почти разрезая, раня, член входил до основания — жадно, не давая даже помыслить сопротивляться.

Тим вскрикивал, всхлипывая на каждый безжалостный толчок, пока крики не перешли в хриплые рыдания. Он пытался отрешиться от боли, как когда его били розгами в детстве, но сильные движения внутри тела не давали отвлечься, заставляли чувствовать все до последней капли без возможности отодвинуться и хоть как-то облегчить свое положение.

— Ты должен понять... должен усвоить... должен прочувствовать... — с каждым проникновением до основания и отступлением, и новой атакой, измождающей Лотоса, Брайтон ощущал, что зверь в нем лишь распаляется. Он глушил изо всех сил желание обладать цветком до самой смерти, почти убить его. Но чернота все росла и пугала господина тем потенциалом желаний, что вызывал в нем его мальчик. Да, сегодня они вернуться обратно, и тогда мужчина продолжит. Хватит. Хватит ждать... Цветок сегодня мог исчезнуть. И он, только он имеет право сорвать, истязать, заставлять кричать.

Тим сжал зубами ткань, в которую вжимался лицом, по щекам едкими ручейками текли слезы. Как же он был наивен, думая, что сможет справиться с монстром?! На что он надеялся, когда возвращался?! Да он и не думал об этом, он просто не мог жить без своего монстра и тогда ему казалось, что он готов заплатить любую цену, лишь бы быть рядом... Его чувства завели его в ловушку и теперь из нее не было выхода. Когда-то он мечтал о свободе от своей сумасшедшей бабки и что больше его никто не будет истязать... но снова сам вернулся в нечто гораздо более худшее... сам... Тим беспомощно замычал, еще крепче сжимая зубы. Но боль стало терпеть чуточку легче — крови стало достаточно, чтобы облегчать скольжение.

И Брайтон не остановился. Запах крови лишь раззадорил его натуру. Достаточно уже придумывать себе образы. Врач приведет Лотоса в порядок за несколько дней.

Ногти разрисовали предплечья юноши алыми полосами. Тело под мужчиной сдалось и стало двигаться в такт, слышался лишь приглушенный плач, в котором мольбы уже замолкли. Если бы из морских пучин сейчас на корабль пробрался хищник, пожирающий дельфинов, то несомненно он нашел то, что искал.

В конце концов, господин отпустил Лотоса. некоторое время лежал рядом, продолжая слышать его всхлипы. Юноша подтянул ноги к животу, закрылся руками, словно защищаясь, но мужчину злил этот комок нервов в черном шелке волос. он принадлежит ему. Только ему...

Брайтон тяжело поднялся и, подхватив Тима, как пушинку, понес его в ванную, чтобы отмыть от спермы и крови. Следовало позвать врача, но сначала Лотос должен усвоить урок.

— Я напугал тебя, прости... — приподняв за подбородок и повернув к себе куколку, мужчина заставил того посмотреть себе в глаза. В теплой ванной юноша был еще беззащитнее и растеряннее.

Тим посмотрел на него мутным, затравленным взглядом и медленно кивнул. Зрачки почти полностью перекрывали радужку и в них плескались страх и боль.

— Можно мне... — юноша с трудом разлепил пересохшие, искусанные до крови губы, — Какое-нибудь обезболивающее? ... Пожалуйста...

— Да, сейчас все будет... Успокойся... — Брайтон чутко следил за реакциями Лотоса, ощущая, как в том растет ужас. Кусает его душу и делает слабым. Легкое поглаживание по щеке. — Все хорошо, не бойся... Я позову врача...

Через несколько минут в каюте появился человек Брайтона. Он осматривал юношу, как очень дорогую заболевшую зверушку, смазывал следы от ногтей на спине. руках, ягодицах, заставил юношу раздвинуть ноги и с помощью специального прибора осмотрел повреждения. Внутренних не было, лишь внешние. Их тоже обработали мазью. Что-то шепнули Брайтону на ухо, и тот кивнул. Врач набрал в шприц лекарство. Сжавшемуся комочку на кровати сделал укол в руку. И ушел, закрыв чемоданчик.

Господин же уложил Лотоса в кровать. Лег рядом, поверх одеяла, ожидая, когда обезболивающее и снотворное подействуют. Сорвался. Плохо сорвался... Большего требует монстр.

А Лотос такой хрупкий.

— Я виноват перед тобой. Ты так долго учился мне доверять, милый. Сильно виноват...

Тим лежал с закрытыми глазами и ждал, когда его накроет благословенная тьма — заснуть-заснуть скорее и чтобы ничего-ничего этого не было... хотя бы ненадолго. Уже на краю забыться его остановил голос Брайтона. Юноша распахнул глаза, не веря своим ушам. Виноват? Брайтон чувствует вину за это?! Впрочем, что у господина в голове, Тим вряд ли может догадаться. Он позволили взгляду расфокусироваться и векам медленно закрыться, но из-под ресниц все равно просочилась предательская влага.

Несколько следующих дней господин старался не вспоминать о срыве, занимаясь тем, чтобы привести Лотоса в порядок. Но приходил к выводу, что его любовь — опасное сочетание нежности и буйства — может губительно сказаться на Тиме. Он не заслуживает такого отношения. Он невыносимо привлекателен и пробуждает зверя внутри.

Сидя у изголовья кровати. А врач потребовал покоя и самой щадящей пищи, Брайтон лично кормил куколку с ложечки куриным бульоном. В кружевной ночной рубашке, с самыми синими глазами на всем белом свете, он казался фарфоровой дорогой куклой, которую сделали на заказ.

У Тима сердце разрывалось от того, каким Брайтон снова стал нежным и заботливым и на глаза все время наворачивались слезы и комок вставал в горле. И юноша замыкался в себе, чтобы только не думать и вновь не разрыдаться. Взгляд становился отрешенным и пустым. Но глупое сердце и теперь искало оправдание монстру, а внутренний голос язвительно шептал "Ты же знал, что он такой. Знал давно, если не с самого начала. Неужели ты думал, что он с тобой будет другим? Влюбился в монстра, так пожинай плоды..."

Но вряд ли знал юноша, что его одинокое сердце, окровавленное поступком господина, не так уж одиноко. Брайтон все больше приходил к выводу, что не может на самом деле пользоваться Лотосом, как другими. И потому после того, как мальчик пришел в себя, нанял тому психолога, чтобы уничтожить последствия нанесенной раны.

Он тщательно избегал физического контакта, как посоветовал специалист. Лишь иногда позволял себе короткую ласку. Но потом отказался и от нее, видя реакции Тима, которые интерпретировал как испуг.

Дальше так продолжаться не могло. Нервы Брайтона были натянуты. Он плохо спал и ел. Он раздумывал над тем, что не должен был впускать Лотоса обратно. Цветок слишком хрупок и слишком идеален для такого извращенца... Следовало придумать, как поступить. И наконец, в начале осени — переселил Тима в отдельный домик для гостей, который был оборудован под учебу.

Сам же господин сейчас был занят корпорациями, почти не появлялся дома и даже не стремился. Зачастую он не ночевал дома, запивая дракона внутри виски и снимая себе дорогих шлюх, готовых на любые безумства. И все вспоминал полные испуга синие глаза.

Тим замкнулся в себе... он не верил ласке... он ждал, что когда он поправиться, его снова будут мучить. Но ничего подобного не произошло. Стал приходить психолог, но юноша общался с ним односложно и не желал рассказывать, что у него на душе. Он не хотел впускать в их личную с Брайтоном тьму больше никого. Да и поведение господина заставило о многом задуматься. Тим замирал от его прикосновений и тот больше не настаивал. Юноша чувствовал, как они снова отдаляются и от этого становилось все горше. А потом и вовсе его отселили в отдельный домик. История повторялась — монстр лишь так мог уберечь ставшую дорогой игрушку от себя самого. Оставшись один, юноша горько разрыдался. Он не знал, что делать... как жить вот так... и есть ли из этого выход? Тим не винил Брайтона в том, что произошло... монстр такой, какой есть... а Тим всего лишь был слишком наивен, если думал, что сможет жить с его жестокой любовью. Он ведь сам просил показать ему все до конца... вот и ему и показали... и причем наверняка еще далеко не до конца... Это-то пугало больше всего и на глаза наворачивались бессильные слезы. Он любил Брайтона, но страх встал стеной между ними...

Тим долго изводил себя этой безысходностью, но однажды все же не выдержал... ему хотелось хотя бы поговорить... То, как они разошлись, было слишком мучительным. Но Брайтона дома не оказалось, Тим побродил по комнатам, где они раньше проводили столько времени, и чувствовал, как дико воет от тоски сердце. Он уже собрался уходить... долго стоял в нерешительности посреди спальни... но все-таки ушел. Вновь оказавшись в своих комнатах, Тим взял телефон и нашел номер Брайтона, только так и не решился нажать на кнопку вызова, испытывая острое чувство де жавю. А потом набрал смс "я скучаю по тебе".

Когда господин смс, он сидел на совещании в другом конце мира. трубка заскользила по гладкому черному столу, привлекая на мгновение внимание. Пальцы потянулись к панели и открыли сообщение. Вдох-выдох — сердце кольнула тоска. "Я тоже по тебе скучаю, — скользнула горькая мысль, отрезвляющая голову, словно лекарство, — но нам нельзя быть вдвоем. И я обязан разорвать круг, который сузился до каюты корабля. Мир больше, Лотос, чем берлога чудовища. И чудовище лучше знает, что тебе необходимо". Быстрый набор ответа: "Прости. Я занят. Ты уволен".

Часть вторая

22

Юноша дрожащими пальцами нажал на кнопку, чтобы прочитать ответ. Телефон выпал из рук... Брайтон уже все решил за них двоих... Тим оказался слишком слабым для него. Он весь день просидел, обняв колени и глядя в одну точку. А потом стал собирать вещи. Учебники, конспекты. Ноутбук, без которого не обойтись для учебы. Только самое необходимое и пару дорогих сердцу подарков. Воспоминания о счастливых минутах резали сердце на части... а Брайтон, наверное, был прав, не веря в его лепет, сомневаясь... Юноша смахнул навернувшиеся на глаза слезы и сел на кровать с очередной пачкой конспектов в руках. Все будет также — он окажется один в пустой квартире и будет сходить с ума, рисуя странные картинки и скучая по своему монстру. Тим вскочил и вывалил все из чемодана обратно на пол в беспорядочную кучу. Он снова пришел в спальню Брайтона, господин все еще не вернулся. Тим пометался по комнате, зашел в ванную... найти бы бритву... но сейчас никто опасными бритвами не бреется. Он беспомощно огляделся. Взгляд упал на стакан. Он разбил его резким ударом о раковину, полоснул острым краем по запястью и кровью вывел по зеркалу "без тебя больнее, чем с тобой". Глупо и пафосно... а кровь с запястья капала, пятная пол... ну и пусть... пусть... Тим развернулся и бегом выбежал прочь.

Когда Брайтон вернулся через несколько дней, слуга, который готовил спальню к приезду хозяина, сообщил, что обнаружил нечто странное в комнате и даже продемонстрировал фотографию, потому что не мог оставить все, как было.

Брайтон кивнул. Приказал разобрать его вещи и, не переодеваясь, сначала направился в гостевой домик. Здесь царил хаос, словно Лотос вообще не разбирался. Выяснив, что тот должен быть на занятиях, господин поехал в университет и долго стоял в коридоре, опершись на стену и задумчиво поглядывая на проходивших изредка мимо студентов.

Лотоса к нему привел ректор, который откликнулся на просьбу освободить сегодня Тима.

— Что все это значит, Лотос? — мужчина смотрел на свою куколку, то и дело бросая взгляд на поврежденное запястье, и чувствовал, как закипает.

— Ты все-таки видел это... — Тим покраснел, опуская глаза, — Извини за эту выходку... Я потом хотел все убрать, но не успел... Прости... это... ну просто истерика... Мы можем поговорить? — он поднял умоляющий взгляд на Брайтона.

— Что, по-твоему, я тогда здесь делаю? Собирайся, пошли, — мужчина подхватил куколку под локоть и повел к выходу, чтобы несколько минут оказаться на заднем сидении. — Что же ты хочешь сказать? — спросил с ироничной улыбкой.

— Просто хочу быть с тобой... Мне нужно было побыть одному... наверное... Но я не могу без тебя, ты же видишь, — Тим говорил тихо, теребя в пальцах край рубашки.

Брайтон сидел, чуть повернувшись всем корпусом к юноше, и молча разглядывал того. Линию шеи, тонкий профиль, опущенные глаза и трепещущие ресницы. Неужели он не понимает, что дело не в нем? Что не будь того дня в Строймаркете, не принеси фотографии агент, Тим жил бы, как и раньше, не стремился бы угождать и потворствовать диким и неправильным желаниям монстра.

— Ты навредил себе из-за меня, Лотос. Быть со мной — вредить себе. Сдавать рубеж за рубежом, обезличиваться. Ты так боялся меня после той прогулки, что я вынужден был отказаться от чувств, которые могут причинить тебе вред. — господин старался быть спокойным, хотя зверь внутри него шевелился и требовал крови. Совершенный цветок! Изящное явление природы. — Это не значит, что я выгоню тебя, как в прошлый раз. Я поступил неразумно. Пока ты не сможешь встать на ноги... Но давай договоримся — ты и я будем теперь общаться по-другому.

— Это жестоко... — Тим уткнулся лицом в ладони, потом вновь поднялся, коротко взглянул на Брайтона и уставился в потолок салона машины, — Ты не хочешь, чтобы я обезличивался и тем не менее решаешь сейчас все за меня... Отказаться от чувств... разве это можно так просто? Взять и отказаться... Научи меня вот так... я не могу...

— Твои чувства прекрасны, а мои похожи на зло. Не обижайся, маленький. Я... люблю тебя, я обещал тебе, что позволю тебе выучиться, выделю тебе наследство и найду работу. — Брайтон продолжал скрывать чувства, которые его ранили даже больше, чем когда он становился чудовищем.

— Если ты меня любишь... — Тим повернулся к нему, — И знаешь, что я тебя люблю... Тогда почему отказываешься и заставляешь отказаться меня? Почему? Потому что... потому что... — губы дрожали, и выговаривать было так трудно, — Ты можешь меня убить, да? Ты этого боишься? ... или... — он с трудом сглотнул вставший в горле ком, — Не боишься, а знаешь, что убьешь?

— Ты сам ответил на свои вопросы. Да, я тебя убью, если подойду слишком близко. Там, на корабле, я себя еще контролировал, Лотос. Все время, даже когда, казалось, что потерял контроль, иначе бы ты отделался не просто банальными разрывами и парой царапин. — отозвался Брайтон, не сводя с Тима черных бездонных глаз.

Губы задрожали сильнее, глаза наполнились слезами. Юноша отвернулся, вновь сгибаясь пополам и утыкаясь в ладони, из груди вырвались глухие рыдания.

— Неужели ничего нельзя сделать?! Совсем ничего... — всхлипнул он.

Хотелось поднять и растрясти, хотелось обнять и поцеловать, одновременно с этим скрутить и ударить так, чтобы до крови.

— Можно выбрать. Но на твоем месте я бы... — господин потянул к себе куколку, о которой так много думал и так сильно скучал, прижал к себе, укрывая в своем скрытом гневе, похожем на ласку. — бежал от меня подальше. А ты бы на моем — отпустил бы. Но я вот отпустить не могу.

— А я не могу убежать... — прошептал Тим, утыкаясь мокрым от слез лицом в плечо мужчины, — Но ты должен простить мне страх... Да, мне страшно... страшно, что однажды ты убьешь меня... Лучше бы ты солгал сейчас... сказал, что всегда сможешь остановиться, если почувствуешь, что я не смогу этого пережить...

— Прекрати... Чтобы не сдержаться, я должен совсем утратить контроль. — мужчина целовал темную макушку, поглаживая Лотоса по спине, пробираясь ладонями под ткань рубашки. Кожа юноши была нежной и гладкой. Только теперь Брайтон до конца осознал, как соскучился.

Тим потянулся к шее мужчины, поймал губами бьющийся пульс.

— Расскажи мне, что нельзя делать, — зашептал, щекоча дыханием, — Отчего ты теряешь контроль? Нельзя говорить "нет", сопротивляться? Что-то еще?

Лучше не начинать лишних разговоров, если они бессмысленны и ведут к тому, что дается слишком много обещаний что-то не делать. Или даже делать. Брайтон знал, что ни слова, ни действия не остановят его, если захочется большего. Тим не готов. И никогда не будет. Он не создан для того, чтобы удовлетворять желания мучителя. Но в любом случае есть другой способ удерживать зверя.

— Если ты хочешь быть со мной. Если так боишься, то я не буду тебя мучить. Достаточно, чтобы ты оставался моим и спал со мной, как в начале наших отношений, — еще немного интимной и раззадоривающей ласки. — Для боли я приобрету менее совершенный цветок. Ты понимаешь меня, милый?

Юноша окаменел в нежащих его объятиях. Любовь ослепляла... Он вновь забыл, что любит монстра и к нему нельзя относится, как к человеку... Он маньяк и садист и то, что Тим оказался на особом положении не отменяет того, что...

— Я так не смогу... — обреченно ответил он, — Мы все равно будем чужими, и я буду мучиться от этого гораздо больше, чем от боли.

— Так что ты решил, Лотос? Ты моя кукла? Ты согласен? Как глупо бояться стать чужими, если я буду с тобой спать... Лотос, ты не хочешь меня ни с кем делить? — Брайтон заставил на себя посмотреть. Как он обожал эти синие глаза, сейчас залитые сильным и страстным огнем. Такой бывает в дальних странах. Падает на раскаленные камни, заставляет подниматься пар от земли. Страстный Тим, ты резал себе вены... Из-за меня...

— А ты разве меня хочешь с кем-то делить? — глаза вспыхнули еще ярче, — И кто я тебе, это не мне решать. Да и разве так можно — раз и навсегда что-то решить? Мы же с тобой живые люди... Нельзя решить — любить навсегда или разлюбить сейчас... относиться к кому-то вот так и запихнуть свое сердце в рамки... Я знаю, что хочу быть с тобой. Знаю, что без тебя мне больнее, чем с тобой. Но если станет иначе... что я могу с этим поделать?! Не решай за меня и меня не проси решать за нас обоих. Реши сам для себя! Но я не смогу так жить, зная, что ты там с кем-то, а потом ко мне приходишь... нежничаешь, потому что напился чужой крови и теперь тебе все равно... Я так с ума сойду! Брайтон, боль тела вылечить легко, а так ты мне душу искалечишь!

— Ты... умеешь убеждать, — усмехнулся хищно мужчина. — Но мне нравится ход твоих мыслей и та логика, которой ты научился пользоваться, — легкий коварный прищур. — Не кажется ли тебе, Лотос, что ты боишься не того, что я перейду рамки — я убивал в сознании, я изощренно могу пытать, — а того, что ты сам переступишь грань? Там, где ты будешь один на один с чудовищем, у которого нет правил... — губы коснулись губ.

— Не знаю, — выдохнул Тим, раскрывая губы навстречу, скользя мягкой лаской языка по жесткой линии рта господина.

— Соскучился по тебе, и ты знаешь это... — в волосы пробралась рука, чтобы удерживать голову, когда сливаются в одно, когда берут поцелуем, когда открывают истинную суть — подчиненную и желающую подчиняться.

Тим прижимался к господину, с восторгом вновь чувствуя его тепло и власть его сильных рук. Отвечал на поцелуй, растворяясь в ощущениях... поцелуй с примесью горечи... со всей той тоской о невозможности ни полностью обрести, ни потерять. Тонкие пальцы гладили мужчину по лицу и шее, проводили по вискам, зарываясь в волосы. Его монстр... и никуда Тим его не отпустит, чего бы ему это ни стоило. Глубоко внутри ослабла туго натянутая струна — ему вновь удалось найти правильные слова... никто больше не будет мучиться и не умрет вместо него — хватит мамы... и... того несчастного мальчика... Алекса... Эта любовь к монстру была его личным проклятием, личным его крестом — и ни с кем его Тим делить не желал — по многим причинам...

Отчаяние. Тоска. Обреченность. Восторг. Близость. Власть. Все горячее поцелуи и жарче тело, которое совершеннее любого совершенства. Блаженство — закрыть глаза и отдаваться его доверчивости и его красоте, познавать каждое мгновение, приправленное долгой разлукой, что распаляла разум.

Быть с Тимом. Жить Тимом. Вернуть ему имя и подарить ему образ. Забрать образ и подарить Имя. Цветка. Куклы? Милый мой...

Господин затянул юношу на колени, чтобы отдаться поцелуям.

Тим чувствовал, как усиливается накал страсти, как тихонько начинает что-то дрожать внутри... так хотелось попросить Брайтона сегодня быть нежным, чтобы можно было расслабиться и забыть-забыть хоть ненадолго... но Тим знал, что нельзя... что прятаться от этого бесполезно... это нужно принять... за свою любовь ему всегда придется платить болью... чтобы удержать монстра рядом — придется скормить ему себя. Юноша ощущал, что вновь падает в бездну и теперь уже сознательно — по собственной воле.

И чем дольше длилось единение тел, тем явственнее проступало в сознании Брайтона понимание, что он опять зовет в свой мир совершенство, к которому не имеет никакого отношения.

— Ты знаешь, как дорог мне, ты знаешь, что я сорвусь... — поцелуи по шее смещались на подбородок, на щеки, обжигали дыханием виски. — Мне тоже больно. По-другому. Не так, как ты знаешь, но тоже... очень... больно, — господин взял руку Тима и поцеловал перебинтованное запястье. — Каждая капля твоей крови, как моя.

— Знаю... знаю, что сорвешься... — Тим гладил мужчину по голове, а по щекам текли невольные слезы, — А про твои настоящие чувства я мало знаю... прости... ты всегда говорил, что я твоя кукла... и сейчас ведь тоже... Мне иногда кажется, что я тебя понял... но потом эти иллюзии снова рассыпаются... Я не знаю, Брайтон, я ничего не знаю и иногда мне очень страшно... Но не отталкивай меня, пожалуйста, не решай за нас обоих... Пусть будет так, как будет... Это судьба, Брайтон, я не хочу ее менять... и эти чувства мне слишком дороги...

Конечно, можно было бы говорить, убеждать или даже переубеждать, но господин предпочел утешать Лотоса, которого и так слишком наказал, сначала приручив, а теперь и вовсе оттолкнув на долгое время. Мужчина почти уложил Тима на широкое сидение автомобиля, который теперь ехал по широкой улице и разглядывал. Он очень часто разглядывал своих жертв, знал каждую черточку, но у юноши лицо так сильно менялось от эмоций — в радости он цвел, в горести становился бледным отражением дождя, когда злился, то превращался в заледеневшее соцветие с дрожащими ледяными лепестками... Много оттенков для совершенства.

— Чувства... — повторил, словно эхо, обрисовывая лицо человека, теперь называвшего себя куклой. — Да, ты моя кукла...

Тим горестно вздохнул, в глубине глаз мелькнуло странное выражение, но он тут же стер его улыбкой — правда, она тоже вышла горькой. Ему не вырваться, никогда не вырваться... в детстве казалось, что монстр придет и заберет его из мира, ставшего для него жертвенным алтарем за смерть своей матери... но на самом деле — он просто выбрал стать жертвой в лапах монстра... Это осознание пришло не сразу, а сейчас выступало кровавым узором на душе — четкое, мучительно яркое, неизбежное. Но уж лучше монстр с его извращенной любовью, чем безликая вина за то, что живешь за счет чужой смерти.

Монстр читал в Тиме неизбежность, плохо скрываемую безысходность, которая замешивалась еще и на желаниях мальчика, на его сомнениях и непонимании этого мира. Пальцы начали расстегивать рубашку.

— Тим... Можно я буду называть тебя Тимом? — чернота глаз на мгновение вспыхнула. — Хочешь, я... покажу тебе мир чудовищ? Не тот, в аллее... А тот, который окружает тебя изначально. Ты полон иллюзий насчет людей, Тим.

— Называй, как хочешь... это неважно, — юноша поднял руку, мимолетно касаясь щеки господина, — Я так устал, Брайтон... Можно мы поедем сегодня домой? Я нормально не спал, с тех пор, как ты меня оставил опять... Когда я не знаю, где ты и что с тобой и будешь ли ты со мной завтра... мне снятся одни кошмары...

— Как в твоих рисунках? — поинтересовался мужчина. — Я видел их... Распечатывал... Знаешь, вышла неплохая выставка для тех, кто не боится заглянуть в мир ужаса.

— Видел? — на секунду юноша побледнел еще больше, одни глаза сверкали на белом, как полотно лице, а потом губы прорезала нездоровая улыбка, — Разве там только кошмары и ужасы? Я в детстве такими фантазиями утешался...

— Я всегда думал,— ласковый поцелуй в одну щеку, а затем в другую, — что ты и внутри — сплошь сияние чистого снега, Тим. Никому бы из других цветков я не позволил бы войти в мир монстра не как жертве, а как наблюдателю. Уникальный шанс взглянуть на все с моей стороны. И не уводи разговор от темы.

— Разве я увожу? Прости... я наверное просто сильно устал... Ты думал, что внутри чистое сияние... а теперь... теперь ты так не думаешь? — складка залегла между бровей и юноша невольно вздрогнул, словно по его коже пробежал сквозняк... из темной глубины пещеры монстра.

— Именно, Тим. Именно так... — улыбнулся Брайтон. — Ты привык быть жертвой, мой милый. Тебе нравится это. Ты повышаешь так свою значимость. Ты, как паук, который долго плетет паутину, а потом ждет, чтобы в нее попалось что-то стоящее... по твоему мнению, я стою того чтобы спасать от меня мир?

Тим смотрел на него широко раскрытыми глазами и инстинктивно съеживался. От слов Брайтона внутри сворачивался мерзкий, болезненный комок, стягивая все нити души в грязную кучу.

— Ты... — попытался выговорить онемевшими губами, — ты... так... — он зажмурился и отвернулся.

— Так... именно так, — господин заставил Тима обернуться и вновь посмотреть себе в глаза, теперь удерживая за подбородок. — Чем совершеннее оболочка, тем глубже внутри закопано зло.

— Зло... значит, отталкивая меня, ты хотел уберечь себя, а не меня... какой же я глупый и наивный... Ты прав, я живу в мире иллюзий...

— Ты знатный идиот, Тим, — засмеялся Брайтон. — И я тебе намерен доказывать это каждый день. Добро пожаловать во вторую часть игры, Лотос.

— Игры... — эхом повторил юноша... он думал, что дно пропасти близко, а оказалось, что врата ада под ним еще только распахнулись. И если раньше ему помогала выжить какая-то иллюзия чувств между ним и его монстром, то сейчас его ждал совершенно одинокий ад.

— Вся жизнь игра... Помнишь? На этих подмостках и тебе, и мне хватит места... — господин следил за тем, как зрачки его мальчика вдруг расширились от осознания, что с ним до сих пор ведут странную пляску ума. Что же, возможно это даже лучше. Мужчина склонился и поцеловал Тима в полуоткрытые губы — искренне, страстно, влюбленно, что, собственно, и чувствовал, но вряд ли цветок различает, когда лгут, а когда — нет.

23

Юноша не посмел не ответить на поцелуй. Только губы плохо слушались и на них ощущалась холодная горечь, но поцелуй был такой горячий, что вновь дрогнуло сердце и опять пришло то безумно ранящее чувство, которое он ощущал после того, как Брайтон его изнасиловал... когда нежность причиняла большую боль, чем насилие — ибо он в нее больше не верил. Так кошка отпускает мышку, чтобы та поверила, что еще есть шанс убежать и игра стала бы интересней. И Брайтон с ним играл в ту же игру — ласкал, просил прощения, говорил, что ему тоже больно... до Тима вдруг до головокружения дошел тошнотворный ужас западни, в которую заманили не только его тело, но и душу... монстр наслаждался тем, что чтобы он ни сделал с жертвой — та сама вернется, да еще и будет умолять о том, чтобы ей позволили и дальше быть жертвой... а сейчас он дошел до того, что он в этом Тима обвинил... В голове словно нарастал оглушительный шум, давя на виски и прыгая темным маревом перед глазами.

И мучитель упивался этой слабостью. Дышал страхами Лотоса, как будто ловил солнечные лучики на стене. Глядел в глубину синевы, чтобы навсегда остаться там единственным.

Неспешно ласкал, пробуждая тайные рычаги тела юноши. Уже при подъезде к дому он снял с Тима рубашку, чтобы покрывать его шею и грудь нежными поцелуями. И как только мотор затих, подхватил, словно легкую былинку, и понес в дом, в их общую спальню.

Тело отзывалось... оно уже привыкло к этим рукам, даже не смотря на то, что однажды они причинили сильную боль. Только внутри по-прежнему дрожал комочек страха, знавшего, что нежность монстра обман, и обреченно ждавшего, когда она превратится в беспощадное насилие.

Но вместо боли юношу ждала нежность, изысканные ласки, долгая прелюдия и очень нежное, почти невыносимое соитие, после которого Брайтон позволил себе еще очень долго качать свою куколку в объятиях. За окном начало темнеть, когда мужчина встал и, взяв со стола телефон, набрал номер, поглядывая на обескураженного Тима в белоснежных подушках и пухе одеяла.

— Литисия? Здравствуй, доченька. Прости, что побеспокоил. У меня для тебя небольшое известие. Я женюсь. Когда? Думаю, через неделю. Так что приезжай... Хотелось бы, чтобы ты помогла Лотосу... Да, именно тому мальчику... — новый лукавый взгляд на юношу. — Да, он прекрасен.

Нежность, от которой душа истекала кровью — так хотелось поверить в нее. Но Тим повторял себе — да, ты знатный идиот... видишь, тебе снова это доказали. Кошка дала мышке небольшой отдых — иначе она стала слишком слабой, чтобы вырываться. Впрочем, какая разница, что там в голове у монстра — пока Тим хорошо играет свою роль, никто не умрет... да и самому монстру разве есть разница, что чувствует к нему его кукла? Он всего лишь играет... а Тим попался в эту игру и ему уже не вырваться... Теперь он сильно сомневался, что его хоть раз отпускали по-настоящему и у него был шанс и правда обо всем этом навсегда забыть и жить своей, только своей жизнью дальше... Юноша вновь посмотрел на Брайтона, сердце опять кольнуло — каждый человек живет в мире иллюзий... может, они как раз и помогают выжить, потому что если вдруг очнешься, поймешь, что ты одинок... возможно, кто-то любит иллюзию с твоей внешностью или кому-то нужно, чтобы ты поддерживал для него иллюзию, которую он хочет видеть... но каждый обречен на внутреннее одиночество, так какая разница... Тим продолжал смотреть на Брайтона... позволяя отражаться в глазах иллюзии.

— Ты так смотришь, словно хочешь прожечь во мне дыру, — защелкнув телефон, заявил господин и присел на кровать. Абсолютно голый, огромный, сильный, с мощной шеей, рельефом мышц, которому позавидовали иные молодчики, Брайтон сейчас не смотрелся чудовищем. — Литисия будет заниматься приготовлениями к свадьбе с тобой. Подберете фирму. Купите костюм. В общем, тебя ждет насыщенная неделя. Или ты уже не согласен?

— Согласен, — в его голосе не было сомнения, но и радости тоже не наблюдалось. Он продолжал смотреть на Брайтона слегка растеряно, словно совершенно не понимая, что сейчас можно от него ожидать.

— Что же, так говоришь, словно я тебя завлекаю в какие-то жуткие джунгли, — мужчина улыбнулся и вновь потянул Тима в облака пухового одеяла, чтобы насладиться близостью после томительной разлуки. Впереди у них была целая ночь, потому что утром, когда господин уже уехал на работу, в дом влетела та самая Литисия, что заходила на курорте.

Она перекрасилась в ярко-рыжий цвет, срезала почти все волосы и теперь они торчали вокруг головы смешным ежиком. В оранжевой кожаной куртке, обтягивающих джинсах, оглядела еще завтракающего Тима с головы до ног, как некий экспонат.

— Не ожидала, — сказала приветливо. — Давай опять что ли знакомиться.

— Здравствуйте! — юноша чуть смущенно улыбнулся, поднимаясь из-за стола и выходя навстречу гостье. — Меня зовут Тим, а Брайтон называет меня Лотос, хотя и по имени тоже иногда, — он пожал одним плечом, — А Вы можете звать, как больше нравится, я уже и так и так привык.

— Литисия, — девушка открыто заулыбалась и присела за стол. — Можно позавтракать. Я только с самолета. О, булочки. Ты не следишь за фигурой. А я полнею сразу, если только начинаю увлекаться.

Тим снова уселся на свое место и рассеяно надкусил только что обвиненную в скрытой угрозе булочку.

— Как долетели? — задал он дежурный вежливый вопрос. Как общаться с дочерью господина он не знал и чувствовал себя слегка неловко, однако его больше не смущал тот факт, что сейчас в их мирок на двоих с монстром ворвался еще кто-то близкий Брайтона. От этой иллюзии Тим уже избавился — не было никакого мирка на двоих...

— Да, скукота, — невпопад ответила Литисия, наливая себе кофе. Она потянула с плеч куртку и небрежно бросила на соседний стул. Вот бы Брайтон вспылил, увидев такое пренебрежение к его идеальному порядку в доме. — Слушай, ты меня на вы будешь называть? Тебе сколько лет?

— Двадцать один. Хорошо, буду называть на "ты", — Тим улыбнулся, приглядываясь к девушке и гадая, что за воспитание она получила.

— А мне двадцать пять. — беззаботно подцепив яблоко, Литисия нарезала его тонкими ломтиками и поглотила. — Так, есть предпочтения, пожелания... Фантазии. Отец ничего толком не сказал, а нам сейчас фирму выбирать... или начнем с твоего наряда?

— Знаешь, я никогда не фантазировал о себе в качестве невесты... так что я с трудом вообще себе все это представляю, — он почувствовал, что на щеки все же наползает краска. — Брайтон любит меня в платья наряжать... значит, наверное... я не знаю, — он окончательно смутился, опуская глаза.

— А ты в чем хочешь? Не, я вообще не настаиваю, но это твоя свадьба, — пожала плечами Литисия. — В зависимости от твоих решений, я смогу тебе помочь... Да, можно нанять дизайнера. Вполне хватит придумать нечто такое, что и Брайтона выбьет из колеи. Или у вас... ну... отношения — раб — господин?

Тим тяжело вздохнул:

— Я не знаю, какие у нас отношения... Ладно, давай наймем дизайнера, — он поспешил сменить тему, — Я думаю, платье это будет слишком, но можно придумать какой-нибудь красивый брючный костюм... Из шелка, например.

— Из шелка? Как в пижаме что ли? — Литисия заулыбалась широко. — А ты забавный... Слушай, давай лучше нормальный костюм сделаем. Белый, классический... Подожди, сейчас, — девушка полезла в куртку за телефоном и долго говорила сначала с подружкой, обсуждая фирмы и дизайнеров, а потом вызвала несколько агентов и договорилась на встречу с тремя дизайнерами.

— Поехали, — сказала, подбирая со стула куртку. — А то наш папочка еще раз десять проверит тебя за день, небось?

Тим сделал еще один глубокий вздох — и кто придумал, что свадьба это романтично? Судя по всему, это одни сплошные хлопоты и причем совершенно непонятно во имя чего... если люди хотят быть вместе друг с другом, разве для этого обязательно устраивать какой-то безумно помпезный праздник — тратить на это кучу денег, нервов, времени...

— Ммм... Литисия, а я обязательно должен во всем этом участвовать? — с робкой надеждой спросил Тим, — Нуууу... я имею ввиду подготовку... Разве нельзя заплатить денег специалистам и больше об этом не думать?

— И о том, чтобы доставить удовольствие своему будущему супругу тоже? — Литисия подняла бровь. — Брайтон не просто человек. Он глава корпорации. На его свадьбе соберутся первые лица, гости, которые состоят в правительствах многих стран. Тим, ты явно не догоняешь чего-то...

— И в чем удовольствие? — Тим помрачнел, — Если нужна красивая кукла на все это торжество, то я ведь не против. Я готов — оденусь, во что скажете, и буду улыбаться всем вашим важным гостям. Но толку от меня в подготовке этого мероприятия все равно не будет. Я не умею устраивать такие приемы.

— А тебе придется привыкать. — Литисия взяла Тима под локоток и повела к дверям, подхватив его куртку и шапку. — Ты не кукла... Не заметила, чтобы Брайтон, вернее отец, а впрочем — ты все равно узнаешь — я его приемная, не настоящая дочь. В общем, Брайтон никогда бы не пошел на брак. Так что... загадочнее и загадочнее...

Они вышли на лестницу и... направились к огромному мотоциклу.

Тим покорно пошел за девушкой. На душе не было ни капли праздничного настроения — там поселилась мрачная тревога... Брайтон сказал, что началась вторая часть игры... и то, что Брайтон до сих пор никогда не женился, означало только то, что до этой части еще никто из его цветков не доходил. Юноша невольно поежился и закусил внутреннюю сторону губы до соленого привкуса во рту — это помогло прогнать подступающий к горлу ком. Наученная горьким опытом мышка ждала, когда в нее снова вонзят когти...

Литисия забралась свой новенький Сузуки с широким седлом и далеко вперед вынесенным рулем:

— С таким настроением в гроб ложиться, — заметила она. — Тебя бы устроило остаться дома. Понимаю. Знаешь, я бы хотела бы на месте Брайтона. Черт, почему я не мужчина?

— Все-все, я уже еду с тобой и ни на что больше не жалуюсь, — сказал Тим, усаживаясь к ней за спину. — Шлем у тебя есть?

— Да, — девушка протянула своему спутнику шлем. И через минуту они помчались к воротам особняка, поднимая вокруг разноцветные — алые и желтые листья. За целый день, проведенный в нескольких свадебных агентствах, где заказывались костюм, ботинки и даже детали туалета, Литисия ни разу не пожаловалась на усталость. Она скептически относилась к тканям, к фасонам, перебирала варианты. Потом кормила Тима в кафе и выгуливала его по парку. К пяти часам оба уже вновь были дома, где их поджидали устроители свадьбы. Сотни проспектов, сотни задумок и сценариев.

— Ну, на каком останавливаемся? — выпроводив агентов за дверь, спросила Литисия.

Тим уже умаялся смотреть на эти глянцевые страницы — по его мнению, никаких существенных отличий в этих сценариях не было. Утомительное, помпезное мероприятие и точка. Да, за время жизни с Брайтоном, он научился себя вести на таких сборищах — не смущаясь даже будучи в платье. Он даже мог немного расслабляться, танцевать и выдавать сверкающую улыбку. Но одно дело прийти в этот пестрый калейдоскоп гостем, походить красивым украшением рядом с Брайтоном и уехать домой, и совсем другое — мало того, что быть виновником, так еще и от него требовалось, чтобы он что-то там выбрал под выжидательным взглядом Литисии. Тим решил, что еще один тяжкий вздох будет уже слишком и, сдержавшись, выбрал наугад первый попавшийся буклет.

— Этот.

— Ха, — выдала девушка и скинула на юношу глаза, в которых читалось "ты в небо пальцем тыкал?" — Нет, это вообще ерунда какая-то. Нам нужно, чтобы было много роз. Нам нужен остров и, конечно, — она вытащила из под кипы бумаг плакат, — нам нужен шикарный фейерверк. Вот теперь, если сложить все, то на полторы тысячи гостей вполне сойдет. Ну, ты и зануда, Тим. Ты где вообще жил до того, как стал с Брайтоном...

Тим на секунду закатил глаза к потолку.

— Во всех этих девчачьих ритуалах с цветочками, фейерверками и писками по поводу свадьбы я ничего не понимаю, уж извини, — процедил он сквозь зубы, — Это все? Или от меня еще что-то требуется? — он холодно посмотрел на девушку.

— Все. Почти. — Литисия не среагировала на недовольство Тима. — Еще завтра репетиция, и каждый день. Ты ведь должен будешь танцевать и еще там всякое разное. Чтобы все, как по маслу. Брайтона тоже придется привлечь. Да ладно, чего ты так боишься? Я тебе помогу.

— Да уж, тут есть чего бояться! — криво усмехнулся юноша, — Репетиции так репетиции. И... спасибо за помощь, — примирительным тоном добавил он.

24

Именно тогда в дверях появился Брайтон. Он оглядел беспорядок в гостиной, в которой расположились его дочь и Лотос, разбросанные везде проспекты.

— Вижу, вы в самом разгаре, — заметил, переступая через ворох бумаг. — Литисия, я вынужден украсть у тебя нашу невесту, ты уж выбери контракт и подпиши документы... — поманив юношу, господин вышел за дверь, а когда тот туда вышел, прижал к стене и жадно поцеловал. — Этот праздник тебе не нужен? Не уверен? Ну, ты ведь не собираешься капризничать?

Тим, неожиданно оказавшийся в горячих объятиях господина, почувствовал, как колени подгибаются, а от поцелуев кружится голова. Тело помнило вчерашнюю ласку, и ему было наплевать на то, что там знал про коварство монстра разум.

— Я не собираюсь капризничать, — юноша облизал губы и тщетно постарался справиться с дыханием, — Я просто не умею организовывать такие мероприятия... и боюсь ошибиться...

— Наверное, потому я тебе и не поручил. — иронично заметил Брайтон, продолжая путешествие пальцев по бокам куколки вниз, пока не скользнул на бедра. — Как насчет того, чтобы прогуляться? Или ты устал? — мужчина потянул Тима к себе и вновь стал страстно целовать, пока в коридор не выглянула Литисия, окинувшая парочку с головы до ног странным взглядом, в котором читалось и лукавство, и даже некоторый гнев, что ее оставили разбираться со всем самой. — Вообще-то, — заявила она, — я надеялась на семейный ужин. И жених мой приедет. Помнишь такого, Тим?

Тим не успел ответить насчет прогулки, требовательные губы Брайтона вновь оторвали его от реальности, заставив на мгновения забыть обо всем на свете и плавиться, как воск, под обжигающими поцелуями. Неизвестно, вспомнил бы тут кто-нибудь про предложенную прогулку, если бы не вошла Литисия.

— Помню, — осторожно ответил юноша на ее вопрос. А с души свалился камушек, который, оказывается, все время там лежал — значит, Эштон по крайней мере не расплатился за ошибку Тима жизнью.

Голова у него снова шла кругом от того, как расслаивалась реальность. Семейный ужин, подготовка к свадьбе, поцелуи с женихом, который утягивает его от скучных разборов рекламных буклетов... и так забавно злящаяся и в то же время улыбающаяся на все эти шалости Литисия... как-то это все не вязалось с тем тягостным темным комком, который, казалось, прочно обосновался в душе после вчерашних слов Брайтона. Сейчас все было слишком хорошо... слишком походило на мечту о семье... хотелось улыбаться и целоваться со своим... женихом... Тим мысленно произнес это слово и вновь вернулась горечь — это все был флер, иллюзия... пройдешь чуть глубже в этот мир, а там пещера монстра, с ухмылкой глядящего на глупую куклу, вновь прельстившуюся внешними декорациями, поверившая, что построенный для нее в этот раз кукольный домик с белыми занавесочками и есть реальность... и позабывшая, для каких жестоких игр она предназначена.

— Однако, надо же так в друг друга вцепиться! — продолжила шаловливая Литисия, которая направилась к господину, который даже теперь продолжал обнимать Лотоса так, словно тот убежит или растворится в пространстве. — Неплохо было бы переодеться. Па, так я в душ, а вы, мальчики-девочки, оставайтесь. Но в семь уж пожалуйста.

— Она что-то задумала, — выдал Брайтон, когда девушка прошла по коридору и исчезла за поворотом. — И даже подозреваю что! — мужчина ухватил Тима за руку и увлек на внутреннюю лестницу, ведущую на второй этаж в их общую спальню. Там мужчина занялся подбором наряда для своего цветка. Из шкафа полетели щелка и бархат. И наконец появилось платье, словно предназначенное для похода на бал. — Переодевайся!

Тим с легким недоумением наблюдал за действиями мужчины, с еще более озадаченным выражением лица взял платье... обычный семейный ужин в общем, кажется, отменялся... Юноша разделся, украдкой бросая взгляды на Брайтона — его тело еще не успокоилось после жарких поцелуев господина — наконец, пришел черед платья. Тим позволил шелковому потоку облить его фигуру.

— Ты мне не поможешь застегнуть? — тихо попросил он.

— Конечно, — господин подошел сзади, прижался всем телом, обхватывая руками на перехлест, поцеловал в макушку. — Ты только не очень волнуйся. Литисия — плохо умеет скрывать. Она тут с тобой за день всякое начудила... — поглаживание переместилось на предплечья, а затем господин потянул вверх молнию. Его сдержанность в голосе совсем не вязалась с явным возбуждением.

Тим прерывисто дышал, каждым дюймом кожи ощущая близость Брайтона, его горячее дыхание, прикосновение губ к волосам... вроде бы такое невинное, но волна желания вновь всколыхнулась, проходя вдоль позвоночника, а за ней еще и еще от случайных касаний пальцев, застегивающих молнию. Юноша прикрыл глаза, полностью отдаваясь плавящим его ощущениям. "Ты играешь со мной, я знаю, — мысленно прошептал он, — Ну и пусть... поиграй так еще..." — он чуть склонил голову на бок и слегка запрокинул ее, нежась в тепле, исходящим от господина.

Чуть ниже мягкими касаниями по тонкой коже, прикусить зубами и отпустить, играючись сжать сильнее и затем вновь перейти на невесомые ласки.

— А ночью я буду тебя есть... — совершенно серьезным тоном. — Надо будет два часа потерпеть. Все-таки помолвка официальная. Литисия — она такая проказница. Если бы не мой слишком любопытный партнер, который решил переспросить о вечере, нас бы поймали врасплох.

Тим почти не понимал, что ему говорят... кроме одной вещи... сегодняшняя ночь будет кардинально отличаться от вчерашней. Он плотнее сжал веки, заставляя себя глубже и ровнее дышать. Он сам на это пошел...

— Будет какой-то официальный ужин? — отстраненным тоном поинтересовался юноша, и все же в голос пробралась хрипотца.

— Хуже, — сладким шепотом заметил мужчина, продолжая целовать свою куколку. — Журналисты... Литисия решила отомстить мне за официальную помолвку. Я мог бы все отменить, но подумал — будет забавно тебя представить миру. Обязательно попрошу поместить на обложку журнала.

— Журналисты? Похоже, она меня люто невзлюбила, — невесело усмехнулся Тим. Гламурная кукла на обложке журнала... да, весело ему будет скоро заявиться в университет — никто такое не пропустит. Впрочем, вряд ли там у кого-то еще остались какие-то сомнения, что за птичка их однокурсник.

— Не думаю так, — Брайтон теперь отправился за расческой и приводил волосы юноши в порядок. — Она желает, чтобы ты вышел из тени. Признаться, мне никогда не приходило это в голову. Но так будет дальше лучше. Милый Тим, — развернув к себе куколку, господин опять сжал предплечья в едва сдерживаемой страсти. — Тебе придется привыкать.

— Ничего страшного... я же не первый раз выхожу на публику с тобой. И платья я носить уже давно научился, — он улыбнулся хорошо заученной улыбкой... но она получилось несколько не такой, что подходит для официальных приемов — слишком блестели глаза и губы припухли от поцелуев.

— Хорошо, — коротко кивнул Брайтон.

Он гордился тем, как сдержался от проявления чувств его цветок. Нравилось господину и то, что Тим ни разу не сорвался на этом празднике для богатых друзей. И до фотографов.

Литисия постаралась — на помолвку прибыл почти весь город. Подарки лились рекой, и среди них немало предназначалось исключительно Тиму, которого одаривали не какими-то безделушками, а вещами весьма дорогими. Среди них числилась машина, драгоценности и даже галерея для выставления творческих работ.

Прием впечатлил Тима... он думал, что будет в очередной раз разряженной куклой рядом с Брайтоном — прихотью господина, которой он в очередной раз решил шокировать публику. Однако он получил море внимания лично к себе, особенно его впечатлила подаренная галерея — здесь знали о том, что он... художник... а не просто безликая игрушка Брайтона. В середине вечера Тим улучил минутку и подошел к Литисии.

— Знаешь, а это не такая уж плохая идея — праздник, — он поднял тонкий бокал с шампанским, предлагая выпить, — Извини, что весь день был таким букой, — он примирительно улыбнулся, — У меня было плохое настроение. Постараюсь исправиться.

— Да ничего, — девушка тоже взяла бокал с подноса официанта и подмигнула. — Я сама тоже бываю, — она огляделась и поправила лямку бюстгальтера, — не в своей тарелке... — Литисия помолчала... словно раздумывала, сказать ли. — А знаешь, Брайтон в детстве называл меня Маргариткой. Я тогда не знала про его игры.

Тим отвел глаза:

— Я ничего не спрашиваю... если хочешь, расскажешь. Но давай не сейчас... иначе у меня снова испортится настроение, — он поднял взгляд на девушку и выдавил усмешку, — И я стану букой.

— Ладно, ты вроде не всегда бука, к остальному привыкнуть можно, — она отпила от бокала. Зато мы сделали настоящий вечер. — Слушай, ты совсем не хочешь ничего рассказывать? Ой, а вот и мой жених пожаловал к самому концу. Видимо, рассчитывал, что здесь все разъедутся. — Литисия помахала красавчику издалека. — Букет белых роз явно тебе. — решила она, — Ничего себе букетище приволок!

Тим обернулся на Эштона... как давно это было? Он тогда еще думал о возможности свободы... Юноша напустил на себя отстраненную светскую любезность и принял букет, ясно и прямо глядя на молодого человека ничего не выражающим взглядом. А потом таким же небрежным жестом перепоручил охапку белых роз официанту.

— Какой чудесный подарок, но ты опоздал, — в голосе Литисии появился странный лед. Она смотрела снизу вверх, а вроде бы сверху вниз, и теперь была похожа на Брайтона каждым жестом. Сам господин стоял в десятке шагов от троицы, разговаривая с одним из партнеров и не спускал с Тима черного пылающего взгляда.

— Спасибо, Эштон, что нашел время к нам заглянуть. Я вас оставлю, другие гости тоже требуют внимания, а Литисия составит тебе гораздо более приятную компанию, — выдал дежурную фразу Тим и ускользнул, чувствуя взгляд в спину. Но Эштон не успокоился — улучив минутку, когда Литисия вышла, а Брайтона занял разговором какой-то политик, молодой человек направился к стройной фигуре в голубом платье, неизменно притягивающей его взгляд.

— Ну как ты? — тихо спросил он у Тима, заглядывая в глаза.

Юноша нахмурился:

— Эштон, мы уже обо всем поговорили и, пожалуйста, не надо за мной ходить. Во-первых, тут твоя невеста, удели внимание ей.

— С ней я как-нибудь сам разберусь. А во-вторых?

— Брайтон ревнив...

— И я его понимаю, — перебил блондин, окидывая юношу восхищенным взглядом.

— И я не хочу доставлять ему неприятные эмоции.

— Потому что он тебя накажет, — помрачнел Эштон.

— Нет, потому что я его люблю, — Тим резко развернулся и ушел прочь от надоедливого поклонника.

Зато к тому сразу прицепилась быстро сориентировавшаяся Литисия. Она вновь подмигнула юноше, обняла Эштона за талию, как собственность и теперь что-то тихо говорила, не спуская с лица мерзкой улыбки.

— Эштон так и не успокоился, — голос за спиной Лотоса был глубоким и очень нежным. — Ты произвел впечатление. — пальцы Брайтона легли на плечи. — На всех гостей. Теперь мы можем уйти... Литисия сама их проводит. Пойдем, — мужчина развернул Тима на сто восемьдесят градусов и повел прочь от гостей, но не наверх, а в сад. Он шел очень быстро, приближаясь к повороту на запретную аллею.

Тим понял, куда они направляются, все внутри похолодело, сворачиваясь в узел, от которого стало трудно дышать. Это должно было однажды случиться... ничего неожиданного... и ему придется это пережить... он ведь знал... все сам решил... Юноша вспомнил, каким наивным он был, думая, что если правильно себя вести, ему удастся избежать посещения этого домика и можно будет остаться с таким Брайтоном, от которого тает сердце... Но монстр лишь играл в игру, исход которой был практически неизбежен. Все пути вели сюда... либо ты совершал ошибку по мнению монстра и попадал сюда в наказание... либо ты совершал по собственной воле самую большую ошибку в совей жизни — добровольно соглашался остаться с монстром и это было для него достаточным оправданием, чтобы наконец удовлетворить свою кровавую страсть и не надо больше было ждать, когда цветок совершит оплошность. От этого осознание сердце истекало кровью... Тиму было бы гораздо легче сюда прийти, если бы все было иначе... он ведь совсем с другими чувствами шел когда-то с Брайтоном в тайную комнату в коттедже...

Ускоряя шаг, господин свернул в темноту. Здесь не горели светильники, здесь даже ветер казался ледяным, а деревья беспокойно шептались о том, что дорога эта ведет в преисподнюю. Низкие ветви почти касались иногда плеч мужчины. А Тим рядом с ним — тонкий, в развевающемся платье казался ребенком, которого уводит в мир тьмы огромный двухметровый монстр.

— Еще недолго, — заметив, что куколка начала спотыкаться, что ладонь в руке дрожит, Брайтон подхватил ту на руки. — Ты доверяешь мне, Лотос?

Что он мог ответить на этот вопрос? Все, чему он наивно верил в своем монстре, регулярно и жестоко рассыпалось, оказавшись иллюзией. И в голове еще до сих пор звучали слова Брайтона "Ты знатный идиот, Тим, и я тебе намерен доказывать это каждый день. Добро пожаловать во вторую часть игры, Лотос". Он не знал, что это за игра, не знал и боялся ее цели... и ждал очередного доказательства... Но вот то, во что он сейчас точно верил... так в то, что он и правда наивный идиот...

— Я тебя люблю, — тихим чуть дрогнувшим голосом ответил юноша. И мысленно с горечью добавил "все еще..."

Взгляд Брайтона стал густым, оливковым, обжигающим.

— Я тоже люблю тебя, очень люблю, — сказал господин и поставил юношу перед лестницей в одноэтажный флигель. — Сегодня ты официально стал моим женихом. Я хочу дать тебе ключ от этого дома. — Брайтон полез в карман пиджака и протянул Тиму длинный продолговатый ключ. — Если ты захочешь сюда войти... Если захочешь взглянуть на то, какой я, изнутри, то доступ у тебя есть.

Тим растеряно посмотрел на Брайтона... он снова его удивил. Юноша обхватил себя за плечи, продолжая глядеть на тускло поблескивающий в полумраке ключ. Потом медленно, как во сне, протянул одну руку и взял его дрожащими пальцами. А потом вдруг порывисто обнял мужчину, на мгновение ткнувшись губами ему в щеку и снова отстранился и даже отступил на шаг, сверкая вновь увлажнившимися глазами. Он молча повернулся к двери и вставил ключ в замок, пальцы сжались так, что побелели костяшки — словно для этого приходилось прикладывать неимоверное усилие — замок щелкнул, открывая дверь.

25

Та заскрипела жалобной скрипкой. В нос ударило чем-то странным — смесью духоты и одновременно смерти. Брайтон шагнул сразу за Тимом, отрезая возможность не войти внутрь. Несколько шагов по совершенно темному коридору. Щелчок выключателя. Юноша, держащийся ладонью за белоснежную стену. А впереди железная дверь, ведущая туда, где сгинул не один цветок.

Ирреальность происходящего превратила все в кошмарный сон... монстр завел куклу в дальний угол пещеры... там, где валялись обглоданные кости... нет — части... его предыдущих... игрушек...

Тим обернулся... он был так бледен, словно и правда был фарфоровой куклой, глаза на заострившемся лице выглядели огромными и очень темными из-за расширившихся зрачков и словно смотрели куда-то сквозь, видя что-то проступавшее сквозь ткань реальности.

— А ты... ты хочешь, чтобы я туда вошел? — голос казался чужим, словно звучащим издалека.

— Ты так смело открыл дверь и теперь так трогательно сомневаешься, — заметил Брайтон, проводя пальцем по щеке куколки. Вот если дернуть за определенные ниточки, задергается ли она, начнет ли сопротивляться? — Сам войдешь или мне придется тебя заставлять?

— Насчет себя я не сомневаюсь... Просто подумал о тебе... глупо, как всегда, — лицо юноши прорезала кривая, немного сумасшедшая улыбка. — Я живу в мире иллюзий, Брайтон... И ты тоже... только они у нас разные.

Его все еще пронзал ледяным копьем мучительный страх... вернее ожидание ужаса, неизбежное, как земное притяжение при шаге с крыши, но внутри словно что-то перегорело и осыпалось серым пеплом, Тим повернулся к двери и открыл ее.

На той стороне царил мрак ночи. Гулкий, пронизанный проблесками огней за деревьями. Длинное помещение со шкафами по периметру и странным сооружением, похожим на стол посередине.

Брайтон стоял позади юноши, ожидая, сделает ли он шаг вперед. Здесь не пахло кровью, но все пропиталось атмосферой страха. Мужчина не спешил включать свет. Не спешил пересекать грани. Его желания на эту ночь были очевидны, жестоки в своей простоте. Но Тим мог отступить, и тогда монстр позволил бы выбирать вновь.

Тим стоял и смотрел на странное помещение и воображение рисовало ему гораздо более жуткие картины, чем представляло из себя по сути ничего не выражающее пространство. Ощущение кошмара усиливалось... он все глубже заглядывал в пещеру, а монстр выжидательно крался за его спиной. В голове начала медленно раскручиваться песенка, сочиненная в детстве... И Тим сделал еще пару шагов внутрь, оглянулся через плечо и снова замер, рассматривая скудную обстановку на самом деле ничего не замечающим взглядом.

— Включить свет? — ладони легли на плечи или обойдемся пока тьмой? — Брайтон потянул прочь лямку платья. Прошелся нежностью по гладкой коже. И лишь ад мог сейчас знать, что творится в его голове. Мягкий поцелуй в шею. Полное и бесповоротное приближение, когда спины касается то ли дьявол, то ли... любимый человек. — Или останемся так?

— Свет? Как хочешь... свет меня не интересует, — ответил юноша, прикрывая глаза. Сердце глухо стучало в ушах... монстр приближался осторожно, касался так бережно... но Тим обреченно ждал, когда зверь выпустит когти...

— Ни к чему видеть... — мужчина потянул с шеи галстук и завязал Тиму глаза. — Сегодня ты будешь куклой, а я чудовищем. Эту ночь я сыграю с тобой во тьму.

Юноша невольно задержал дыхание, пока ему завязывали глаза. Он ничего не ответил, лишь краем сознания удивился, насколько точно формулировка Брайтона соответствовала его собственной мрачной фантазии.

Напряженное тело под руками стало горячее, чем обычно. Зверь невольно зарычал и взбесился в господине, превращаясь во что-то новое, чем обычно. Запах крови ему был не нужен теперь, зато страх и обреченность жертвы заводили. Мужчина, удерживая Тима, повел его к столу и нажал на выемку в полу, заставляя коробку изменяться и в какое-то мгновение принять куклу в железные тиски. Щелкнули на запястьях железные наручники, ноги точно попали в тиски проемов.

Все продолжало развиваться по сценарию кошмара, когда обычные и с виду не опасные вещи превращались в адские машины. А то, что ты не видишь, что вокруг происходит, заставляет сознание отчаянно паниковать. Вот теперь ловушка захлопнулась и физически. И хотя Тим и раньше знал, что никуда не сможет от этого сбежать, почему-то именно физическое пленение словно отрубило все пути к спасению. Животные инстинкты вопили от страха, и юноша с трудом подавил и рвавшийся из груди обреченный стон и желание начать бессмысленно дергаться в тисках.

— Насколько страшно в темноте с завязанными глазами, Лотос? Ты совершенен в своих страхах, — голос стал удаляться, позволяя чувствовать, как сталь холодит запястья и щиколотки. Юноша еще стоял, но казалось, что и его тело начинает окружать что-то ледяное. А потом оно коснулось ткани платья и заставило ту поползти лепестками вниз.

— Очень страшно... — тихо ответил юноша. Обнаженное тело ощутило еще большую беспомощность и беззащитность, и его начала бить мелкая дрожь от смеси холода и животного страха.

— Представь, что здесь происходило до тебя... Ты ведь об этом не раз размышлял. особенно, когда появился Алекс. Ты ждал, что я притащу тебя сюда, — Брайтон приблизился и чуть приподнял чем-то леденящим подбородок Тима. Лезвие? Острый край врезался в кожу. — Что ты сам хочешь? Хочешь понять как? Ты столько раз мог уйти... Сбежать... Страх — он часть твоей философии, Лотос. Он появился не теперь, он возник давно.

— Зачем ты еще больше меня пугаешь? Тебе это нравится? Разве сам не понимаешь, зачем я на это пошел? — спросил Тим, нервно сглатывая почти после каждой пары слов, — Я бы предпочел, чтобы ты всегда был со мной только нежен... но это ведь невозможно... тебе нужно другое... а я хочу быть с тобой и, если для этого нужно заплатить такую цену... значит, я заплачу.

Лезвие... По телу поползли холодные мурашки, заставляя мышцы еще сильнее дрожать. Воображение делало ожидание боли все мучительнее.

— Я хочу... — Тим с усилием сглотнул, пытаясь ответить на вопросы, и не слишком веря, что монстру нужны его ответы, — хочу быть с тобой.

— Если так называется страх, то мне это вполне подходит, — господин прочертил острием дорожку по предплечью. В темноте первые капли крови казались темными рубинами. — Я тоже хочу быть с тобой... Бояться за твою жизнь в моих объятиях, — Брайтон слизал первую кровь. — Бояться того, что цветок превратиться в ядовитое растение, которое захватит меня в бездну безумия.

"Ты сумасшедший, Брайтон" — подумал Тим, чувствуя как из-под плотно сомкнутых ресниц просачиваются слезы и намокает ткань, закрывающая глаза. Плакал он не от боли... не от физической по крайней мере... ему будет трудно, так трудно... За что судьба послала ему настолько тяжелое испытание?! Но отказаться он от него уже не мог...

Слова Брайтона вновь впитывались в душу жгучим ядом, наполняя черным, извращенным восторгом — в этом было нечто красивое, в этом ужасе, в этих чувствах настоящего монстра. Только что в этом было игрой, а что правдой? И способен ли был монстр сам отделять это?

В ответ мольбам и мыслям бездна разверзлась для юноши. Его руки стали подниматься вверх, влекомые какой-то силой, заставляя, в конце концов, встать на цыпочки. Бока словно стянул какой-то удерживающий крепеж.

Чуточку сладкого масла на бьющуюся венку. Аромат афродизиака, разлившийся в воздухе.

Страх заставлял сердце бешено колотиться, но вместе с сладковатым запахом изменился и характер пульса, словно кровь подогрели на несколько градусов и она теперь разносила по телу томительный жар.

— Немного ночи для тебя... И огня чуть больше, чем обычно, — язык продолжал исследовать. Тим теперь казался во тьме куколкой, которую заставили вытянуться в струну и закрепили в паутине.

Пальцы пробежали по плечам к шее, огладили ладонями, словно хотели в следующее мгновение задушить. Скользнули на спину, прорисовывая картинку напряженных мышц, лопаток, пробегая до тонкой талии.

Ощущения все острее — возможно тому виной страх и полная темнота. А может быть афродизиак и растяжка в невидимых тисках... или все вместе. Кожа стала такой чувствительной, к дрожи, пробегающей по мышцам, добавилась горячая сладость, стекающая к паху.

Именно ее добивался Брайтон: в сочетании с лаской любовное средство приводило жертву в нужное измененное состояние, когда боль приобретает причудливые формы извращенного удовольствия. Чуть прикусив кожу на плече, мужчина обхватил член Тима.

Юноша шумно выдохнул, обжигающей волной накрыло возбуждение, мешаясь в причудливый коктейль со страхом и абсолютной беспомощностью. Он даже двинуться не мог, полностью подчиненный дьявольским фантазиям своего господина. Внутри все трепетало и металось, ожидая, когда начнутся настоящие пытки, а каждое прикосновение вызывало бурю эмоций.

Познать чувственность в новом ключе, открыть в себе грани божественного, почти сакрального единения не плоти, но духа. Еще несколько капель на кожу... Это был специальный состав, который скоро введет Тима в измененное состояние. Тот будет страдать от недостатка ощущений, от того, что ему не больно.

— Мне нравится, как ты выгибаешься.

В руках господина появилась острая длинная игла.

Еще какая-то химия, Тим содрогнулся, вспомнив, как в самом начале Брайтон лишал его возможности двигаться какой-то наркотической дрянью. Это его пристрастие к химическому воздействию пугало юношу даже больше, чем садизм. Что-то происходило вокруг, он это чувствовал, или может быть это разыгравшееся в отсутствие зрения воображение? Оно рисовало кошмарные хирургические инструменты и то, что ими можно сделать. Тим дышал так часто, что рисковал заработать себе гипервентиляцию.

Но боли не последовало: пальцы, обвившиеся вокруг затвердевшей плоти, заставляли куколку прогибаться назад в пояснице, выставляясь и почти касаясь господина, тот продолжал целовать нежные плечи, свободная же рука скользила по груди, иногда обжигая соски чем-то ледяным.

Сладкое удовольствие и контраст ощущений от холодящих прикосновений к разгоряченной плоти, монстр нежил, играл... голова кружилась, хотелось большего... и даже знание, что большее принесет боль, не мешало телу извиваться от желания.

— Нежными лепестками падай на меня. Ароматами страсти падай на меня... Дыхание даря и отнимая, я в воротах ада или рая... — прошептал Брайтон и в то же мгновение оттянул сосок Тима и отлаженным движением проколол.

Тим слушал шепот господина, это было похоже на заклинание и от него становилось жутко. Юноша коротко вскрикнул, боль обожгла вспышкой, по раздраженным нервным окончаниям словно прокатился электрический ток, подогревая возбуждение.

— Тише, милый, тише, уже все. — круглое золотое колечко вошло следом за иглой. Новые поцелуи и поглаживания стали еще нежнее и требовательнее. Брайтон успокаивал, готовя Тима ко второму акту боли.

— Мне нравится, когда ты такой, — прошептал юноша, снова плавясь от нежности... эта иллюзия, что его жалели, успокаивали, неодолимо звала тянуться к ней. Но Тим уже не забывал, насколько опасен монстр и какие кровавые желания могут скрываться за его лаской.

— А мне нравишься ты... любой, естественный в своих порывах. — господин чуть повернул голову юноши к себе и впился в губы поцелуем жестким и властным.

Тим ответил со страстью, потянулся к Брайтону, на волне всколыхнувшихся чувств забывая обо всем.

Язык проник в рот, мазнул по зубам, слился в пляске чертей с языком Лотоса. пальцы жадно двигались по члену жертвы. И вдруг Брайтон опять отпустил юношу. Оттянул второй сосок, и боль острым жалом вновь пронзила тонкое тело, а вслед ей по коже, по внутренностям господина прокатилась волна удовольствия от вскрика, от дрожи.

— Тссс, это лишь украшения. Для меня. Хочу, чтобы танцевал мне голый. Все хорошо...

Тим снова не сдержал вскрика. Но шепот Брайтона на этот раз подстегнул воображение не к очередному кошмару, а к весьма соблазнительным образам. Юноша облизал пересохшие губы, в проколотых сосках пульсировала тянущая боль вместе с прилившей кровью, и этот пульс крошечным толчками отдавался в низ живота.

Следующие томительные секунды, казавшиеся минутами, пока Брайтон отпустил жертву, в воздухе рассыпались звезды, потому что мужчина все же включил что-то, но не свет, а словно звезды, которые ползли по стенам разноцветными светлячками, усиливая гипнотизирующий эффект. Он вернулся и теперь стоял перед Тимом — без рубашки, с растрепанными волосами. Его связанная и лишенная воли кукла была прекрасна. Капелька крови висела на правом соске. Господин склонился и слизнул ее аккуратно, задевая тяжесть колечка, а потом вновь поднялся и снял с Тима повязку.

Синие глаза со стрелочками намокших от недавних слез ресниц смотрели на господина с дикой смесью чувств. Тим боялся... и любил своего монстра... сколько бы он ни обжигался на вновь рассыпавшихся иллюзиях, этот человек заполнял его сердце и никакой здравый смысл не помогал. С Брайтоном Тим чувствовал себя особенным, ощущал прикосновение к волшебству — страшному, опасному, темному... но оно вырывало его из обыденности серых дней. И хотя все тот же, ныне беспомощный, здравый смысл иногда порывался вернуться к нормальной жизни, подсознание находило ловкие пути оправдания, почему он должен остаться... Впрочем, Тим давно запутался в том, что было истинными причинами, а что их оправданием... Но одно он знал точно — он хотел быть с Брайтоном.

Который теперь любовался на то, что сотворил со своим цветком. Скоро ранки подживут. Соски можно будет соединить золотой цепочкой. Красивое зрелище... Чувственность, полная невинности, которой так много в Лотосе.

Брайтон опустился на колени и вобрал член юноши до самого основания, помогая себе одновременно рукой, начал двигаться с отчаянной страстью.

Тим захлебнулся последним вдохом, все тело напряглось от невозможности двигаться. Юноша извивался в удерживающих его креплениях и из его горла вырывались гортанные стоны. Повязки на глазах уже не было, но в них все равно плясали сплошные звездочки.

Беспощадным желанием распалял Брайтон ненаглядную куклу, почти доводил до конца, вновь становился нежным, опять переходил на грубость и опять продлял пытку. А потом резко отпустил, чтобы оказаться сзади и проникнуть между ягодицами. Он дразнил языком, проникал в тело пальцем, сминал мягкую плоть...

Тим кусал губы, подставлялся под руки господина, не сдерживая нетерпеливых, умоляющих стонов. Напряженное желание, которое доводили до грани уже столько раз, превращалось в сладкую муку.

Брайтон вновь включил машину, которая развернула бы юношу и подвесила его в воздухе с разведенными ногами, под поясницей оказался удобное сидение.

— Ты мотылек, чьи крылья я ни разу не трогал...

Вновь по внутренностям ледяной лапой мазнул страх. Тима испугали последние слова, в которых чудилась скрытая угроза, и новое положение, в котором он ощутил себя еще более беззащитным и открытым.

И боялся юноша не зря. Его словно пришпилили между полом и потолком. Его не собирались отпускать. Острый кинжал оказался в руках господина, который разглядывал тело Тима как пустое полотно.

Глаза юноши расширились, казалось, на пол лица, он смотрел на своего господина взглядом дикого животного, загнанного в ловушку и наблюдающего, как неизбежно приближается охотник.

Но Брайтон не спешил с тем, чтобы играть жестко. Он склонился над Тимом, положил на живот кинжал и продолжил свою ласку, только теперь массируя простату и то и дело задевая небольшое уплотнение. Афродизиак действовали и на зверя, подогревая его к новой крови.

Металл холодил кожу, заставляя внутри что-то тоненько трепетать. Пальцы господина сводили с ума, разогревая внутри, вынуждая толкаться навстречу, насколько позволяла фиксация. Юноша часто, прерывисто дышал, иногда постанывая, когда Брайтон касался наиболее чувствительного участка в глубине его тела.

И эти стоны изводили и мучили Брайтона хуже всякой тоски по цветку за все потерянные недели. Он хотел делать ему больно, перемешать вожделение и боль, но продолжал оставаться аккуратным. Понимая, сознавая, что скоро сорвется от власти над Лотосом, которого начал прожигать похотью специальное масло.

Тим ощущал, как его внутренности наполняются жидким огнем, как от каждого движения внутри все вспыхивает. Но пламя лишь дразнили, подкидывая в него лучинки, задевая лишь вскользь, но не давая настоящей пищи. Юноша извивался в путах, не замечая, что его стоны становятся все громче и нетерпеливее.

Именно тогда Брайтон с садистским спокойствием покинул тело жертвы, чтобы наклониться между разведенными ногами и припасть губами к губам. Тим чувствовал теперь возбуждение господина, что терся твердым членом о пах куколки. И продолжал ласкать губы мягко, не позволяя ответить страстно...

— Проси! — приказал глухо. — Проси, чтобы я делал тебе больно. Проси...

Юноша подавался весь навстречу, пытаясь вжаться сильнее в тело господина, даже не обращая внимания на острую сталь, царапающую кожу живота. Но путы позволяли своему пленнику слишком мало, и он мог только разочарованно и умоляюще стонать.

— Пожалуйста... — сорвалось с жаждущих губ, которые лишь задевала мягкая ласка, и Тим, вряд ли сейчас ясно осознавал, о чем просит, — Ммм, Брайтон, ну пожалуйста... — внутри жгло пустотой, порождавшей мучительное томление, и юноше казалось, что он сейчас сойдет с ума, если не получит большего.

— Скажи... — требовательно выдохнул в губы господин. Скажи, что будешь все принимать, что станешь моим, когда захочу... — пальцы заскользили по бокам, превнося новую ноту в мучение, добрались до ножа. Рукоять удобно легла в руку, а затем лезвие чуть прижалось к горлу. — Скажи...

— Я буду... ах... я и так твой, Брайтон... твой всегда... — где-то в уголке сознания металась последняя лихорадочная мысль, что он почти ничего не соображает сейчас... но ведь раз он здесь и сам открыл дверь сюда, значит, выбор сделан и поздно в чем-то сомневаться.

— Я рад, что так, — усмехнулся мужчина. Он исчез в темноте, вернувшись с кольцами для мошонки и члена. Ловко надел на свою жертву и вновь стал целовать, скользя языком по груди и животу, спускаясь к члену, но не касаясь его. Тим изгибался в тисках, умолял, трепетал. Возбуждение юноши росло. Он сам теперь приподнимал бедра, звал в себя войти.

На смену языку пришло острие ножа, которое не ранило, но щекотало внутреннюю сторону бедер, грозя, нарушая покой. Брайтон играл... Он не спешил... Пальцы с маслом опять проникли в анальное отверстие и начали расширят вход. Долго и тягуче, мучительно для Тима и мягко, пока господин не осознал, что достаточно подготовил куколку к крупному вибратору. Именно тогда он потянул его с выдвижной полки с боку и начал вводить в дрожащее тело, еще не включая.

Брайтон умел мучить и лаской, уже все тело ломило от долгого напряжения, от бесполезных метаний в тисках и попыток дотянуться до господина. Мышцы внутри отвечали мучительно сладкой судорогой на каждое новое истекающее маслом прикосновение. Ощутив, как в его тело проникает что-то гораздо большее, чем пальцы, юноша сам подался навстречу, стараясь раскрыться еще больше и не замечая, что причитает "да, да, пожалуйста". Вибратор был слишком большой, мышечное колечко растянулось до болезненных ощущений, но возбуждение было столь велико, что это даже не вызвало инстинктивного порыва отодвинуться — юноша по-прежнему стремился сам насадиться на эту штуку как можно глубже.

Все это время мужчина успокаивал, гладил разгоряченное тело, нашептывая слова утешения и обещая, что обязательно продолжит. Тим был растянут до нужного предела, заполнен изнутри. Брайтон любовался своей работой, закинул с двух сторон на ноги эластичные крепежи, которые не позволили бы избавиться от вибратора, включил его на небольшую скорость, одновременно начав ласкать мошонку и водить ладонью по возбужденном члену левой рукой, а правая сделала первый надрез на животе.

Кожа Тима заблестела от пота, хриплое дыхание вырывалось из пересохшего горла. Возбуждение уже болезненными толчками пульсировало в члене, и все тело снова вытянулось в струну, звенящую от напряжения. Он вздрогнул, ощутив укус боли по животу — но он был таким коротким, что почти полностью утонул в сладкой муке, терзавшей юношу изнутри.

Губы дрожью прошлись по ранке. Спустились к паху, язык скользнул по краю мягких волос, спустился к ногам. Второй разрез последовал по внутренней стороне бедра, а ему вслед Брайтон втянул в рот чуть-чуть мошонку, катая между губами яички.

Он ощущал медленную сладострастную вибрацию, чувствовал, как дрожат ноги жертвы.

По вискам побежали соленые дорожки слез — но не от боли, а от напряжения — они мешались с потом, увлажняя волосы. А боль сплеталась с удовольствием, причем более мучительным, чем острые укусы лезвия. Все тело прошивали электрические импульсы, заставляя вздрагивать и выгибаться до ломоты в позвоночнике, в бесплодных попытках хоть немного облегчить свои страдания. Самым мучительной была ограниченность в движениях, она сводила с ума, все чаще заставляя дергаться в фиксаторах, несмотря на очевидную бесполезность этих действий.

Но Брайтон не собирался облегчать страдания юноши, лишь усиливая их, он усилил вибрацию, вновь вернулся к груди. Там, наверняка, пульсировали кровью соски.

— Мой терпеливый, мой хороший лотос, — забормотал, пробегая языком к шее... — Неужели я и теперь кажусь тебе ужасным монстром. Я так люблю тебя... Такого беспомощного, такого задушенного страстью, пальцы сомкнулись на горле и на несколько мгновений сжались, лишая теперь и дыхания.

Юноша жалобно заскулил, чувствуя усиление стимуляции и осознавая, что это придется терпеть еще долго... сколько, он даже думать не хотел — сейчас напряжение в паху было настолько невыносимым, что , казалось, он и пары минут не сможет выдержать.

Тим сломался, услышав этот издевательски ласковый шепот:

— Хватит, пожалуйста, прошу тебя... я больше не... — он внезапно лишился воздуха и лишь испуганно уставился на Брайтона огромными, мутными от этой сумасшедшей пытки страстью глазами.

Господин наслаждался новой судорогой тела. Тим бы сейчас схватился за руку, пытаясь освободиться, а тал лишь еще сильнее надавил на крепежи. И вот уже поток воздуха вместе с яркими звездами и слезами возвращается вновь, а губы мужчины ласкают шею, как ни в чем не бывало.

— Сколько раз придется повторить, чтобы ты научился подчиняться мне... — Брайтон ловил стон за стоном, а потом начал медленно двигать вибратором в теле Лотоса.

Тим впился зубами и в без того искусанные губы... просить пощады было нельзя, он страдальчески замычал что-то неразборчивое, не в силах сдерживаться. От медленных движений в глубине тела внутренности отвечали судорожными подергиваниями, бессильно пытаясь сбросить невыносимое напряжение, но проклятые кольца на члене и мошонке надежно удерживали жертву на костре не имеющего выхода возбуждения. Юноша захныкал, мотая головой из стороны в сторону, из горла вырывались какие-то странные звуки, похожие на крики раненого животного.

Брайтон ловил эти слезы, пил их горечь как награду. Он держал себя в руках и был уверен, что не сорвется теперь, что сдержит монстра. Потому что чудовище умилялось, потому что цветок плакал только для него одного и страдал тоже только для него одного...

А потом господин пожалел мальчика и отстегнул путы, что не давали достигнуть разрядки — прошло, наверное, минут десять ритмичных, глубоких движений внутри... Брайтон смотрел на Тима... Ждал последнего крика.

Юноша метался, громко, надрывно вскрикивая — его раздирало изнутри наслаждение, словно хлынувший через разрушенную плотину бурный поток. Судорога оргазма охватила, казалось, все тело, выбивая из груди дыхание и застилая глаза черным туманом с яркими цветными вспышками.

Тогда мужчина расщелкнул ловушки, освобождая своего мальчика и беря на руки. Тим был влажный, бессильный и несчастный — он еще больше вызывал у монстра чувств. Диаметрально противоположных — от желания раздавить и уничтожить до почти патологически отеческой любви.

— Маленький, я люблю тебя, — Брайтон завернул юношу в одеяло, которое лежало на небольшом диване в углу комнаты, уселся сам и стал качать на руках.

Тима бил озноб и на душе ворочалось что-то холодное и скользкое, отчего согреться было невозможно, несмотря на теплые объятия. Юноша прижался к Брайтону, прикрыв глаза, и старался выровнять дыхание, чтобы не прорвались всхлипы.

— Я тоже тебя люблю, — прошептал он хриплым, очевидно сорванным голосом и еще сильнее прильнул к мужчине, пытаясь спрятаться от муторных ощущений в мятущемся сознании.

Теперь их близость переросла во что-то большее и пугающее. Прекраснейшее существо откликалось само, начинало желать, поддавалось на искушение боли. Брайтон успокаивал Тима, гладил по волосам, а когда тот затих в его объятиях, и ушла первая дрожь, аккуратно завернул еще в несколько одеял и покинул домик в аллее. Понес Лотоса к дому.

Через десять минут юноша уже лежал в их общей кровати.

— Отдыхай. Будем считать, что обручились наконец. — господин скинул одежду и забрался под покрывало. Монстр удовлетворенно отметил, что вновь доволен своим цветком, и почти сразу уснул.

Все тело словно налилось свинцом, и навалилась слабость и усталость, Тим не пытался ее прогнать, он позволил векам закрыться и провалился в сон.

26

Все следующие дни протекали в подготовке к свадьбе. Литисия, которая обладала весьма терпеливым характером, спускала юному жениху все его капризы. И не заставляла особо вникать в детали происходящего процесса. И лишь предоставляла одобрить результаты своих трудов.

На самом деле девушке явно нравилось происходящее. Забавляло и даже развлекало. Тим был растерянным ребенком, которого постоянно похищал по вечерам Брайтон, а возвращал в странном, почти невменяемом состоянии.

Но она не спрашивала никогда, что происходит между цветком и его господином и больше не вспоминала про последний разговор, в котором упомянула пикантную деталь о себе.

А потом и вовсе засобиралась уехать на три дня перед самой свадьбой, чтобы самой подготовиться и подобрать наряд. Именно тогда Брайтон, в одно прекрасное утро позвонил Лотосу, чтобы тот приехал к двум часам в офис.

Тим ехал в машине и прислушивался к внутренней тревоге. Хотя чего беспокоиться?! У них с Брайтоном ведь все хорошо... если это можно назвать так... Но все не так страшно, и Тим вполне готов терпеть эти жуткие причуды своего любимого монстра. Легкая саднящая боль и ломота в мышцах ерунда... и кто знает, может, однажды он будет эти "причуды" разделять, ведь удовольствие от этого... пусть временами и гораздо более мучительное, чем боль он испытывает... Тим внутренне поежился, все равно внутри оставались какие-то смутные неясные чувства, что все же что-то не так. И слова о второй части игры тоже не забывались... Юноша вошел в здание офиса, машинально кивая на любезные приветствия уже хорошо знавших его служащих, секунды ожидания лифта и вот он взлетает на нужный этаж и через пару минут входит в кабинет Брайтона. Стройная, хрупкая фигурка в узких брюках и тонкой белоснежной рубашке, с поблескивающей золотом и крупинками бриллиантов цепочкой, стекающей по острым ключицам.

— Здравствуй, — бледное лицо озарилось улыбкой.

— Здравствуй, милый, — мужчина сидел со столом с двумя мужчинами, один из которых чуть оглянулся и вновь вернулся к документам. — Как доехал? Проходи, — Брайтон обнял юношу за плечи и повел к столу, чтобы усадить в мягкое глубокое кресло. — Разрешите представить, это как раз и есть он — Тим, — сообщил незнакомцам, один из которых вновь посмотрел на юношу из-под черной оправы очков. Это был пожилой, уже седой мужчина, в сером костюме и темном галстуке.

— Очень приятно познакомиться, Тим, — улыбнулся он мягко. — Вы позволите задать Тиму несколько вопросов?

— Несомненно... — заулыбался господин и погладил юношу по руке успокаивающе, словно говорил этим жестом, что ничего страшного не произойдет.

— У вас записано, что вы сирота, Тим... А еще по документам вы являетесь правообладателем небольшой квартиры... — пожилой мужчина сделал паузу, пробегая по строчкам.

— Да, все верно, — кивнул юноша, с недоумением разглядывая незнакомцев. Ласковый прием Брайтона его как всегда успокоил и теперь он лишь гадал, зачем его позвали и что за интерес напрямую к его личности. Обычно Брайтон делал все распоряжения сам, без участия Тима.

— Дело в том, что ваш жених решил заключить с вами брачный контракт, — сообщил юрист так же спокойно. — Советую прочитать вам его очень внимательно и вникнуть.

Мужчина протянул юноше бумаги. Ничего особенного: проживание в одном доме, общая постель, но... Третьим пунктом стояла отходящая в пользу Тима сразу же после свадьбы половина корпорации.

Юноша на секунду поднял глаза на Брайтона. Если тот так решил, то он примет это с благодарностью, хотя Тим не особенно представлял сейчас, что ему с этим делать... да и это, наверное, налагало большую ответственность. В любом случае он не собирался спорить с контрактом, что бы там ни было написано... Тим отметил про себя, что, должно быть, Брайтон таким образом хочет установить равноправие между ними и это приятно грело душу.

— Это нужно подписать сейчас или во время свадебной церемонии? — поинтересовался он нейтральным деловым тоном.

— Теперь, но контракт вступит в силу после свадьбы. — улыбнулся юрист. — Надеюсь, вы понимаете, какие на вас это накладывает обязательства?

— Я ему объясню, потом, — Брайтон встал и отправился к окну. — Подписывай, Тим.

Юноша улыбнулся уголком губ и, изящно пожав плечиком, поставил свой росчерк на бумагах. Обязательства... ладно, он справится. Уже со многим справился, одолеет и это. Должен, раз хочет быть с Брайтоном.

— Спасибо, господа, — не поворачиваясь, поблагодарил господин, а когда все вышли, повернулся и открыл свои объятия. — Сознаешь, что должен будешь во всем это разбираться? — прищурился с коварной улыбкой.

— Сознаю, — кивнул Тим, вновь расплываясь в улыбке, — Ты всегда задаешь сложные задачи, — он подошел к мужчине и, привстав на носочки, обвил руками его шею, тоненько звякая парой браслетов на левом запястье. — Ты мне хоть немного будешь помогать?

Господин сощурился.

— Мне никто не помогал. — сказал спокойно, обнимая юношу. — У тебя будет команда. Волки. Лжецы. Рвачи... Игра будет очень опасной, Тим.

— Ясно... значит, самое важное для тебя игра, — юноша чуть нахмурился, — Хорошо, буду разбираться сам. И будем жить каждый в плену своих иллюзий.

— Глупенький... — мужчина наклонился, поцеловал Тима с едва скрываемой страстью. — Я уже не играю... Но вот тебе не помешает научиться это делать, милый. Ты еще очень юный. Но лет через десять поймешь, почему я поступаю именно так, а не иначе. И научишься не бояться принимать решения. И потом, я не всегда смогу быть рядом с тобой.

— И это все делает тебя счастливым?

Брайтон чуть отодвинул Тима и внимательно посмотрел в синие глаза.

— Счастливым делают нас другие вещи. Например, ты делаешь меня счастливым.

— Тогда зачем все это? Мне тоже для счастья не нужны кучи денег, роскошь, и чтобы мир лежал у ног... Зачем тратить свою жизнь на то, чтобы строить бесконечную империю? Выживать в мире волков и лжецов? Я бы хотел рисовать картины, проектировать красивые дома, но если для этого нужно будет доказывать, что я самый жестокий волк из них всех... смысла у этой красоты не будет... Может быть, это все очень наивные вещи, но я бы предпочел остаться наивным... только ведь ты хочешь другого и я стараюсь только ради тебя.

— Ты думаешь, что не справишься? Заранее готов сдаться? — Брайтон продолжал ждать.— Тебе хочется просто рисовать... да? — губы сжались.

Юноша вздохнул и чуть грустно улыбнулся. Его монстр любил свой идеал, и Тим был всего лишь материалом, который тот под него подгонял. Истинные желания и мечты своей куклы Брайтона не интересовали.

— Я не сдамся, — тихо ответил юноша, чуть качнув головой, — Я никогда не сдамся... и никогда тебя не отпущу, — он потянулся к губам господина, пряча под длинными ресницами выражение утративших теплый блеск глаз.

Брайтон не поверил ни одному слову. Его кукла не ценила подарков в начале и не ценит теперь. А есть ли в ней душа? Эта мысль испугала господина. Он взглянул на красоту, изучая. Если там пустота?

— Тим, — позвал тихо.

— Что? — он поднял глаза, не сумев скрыть тронувшей его грусти. Но они были открытыми и чистыми. Он верил, что исполнять мечты того, кого полюбил, это и есть любовь...

— Ты поезжай домой. У меня много работы. И у тебя — тоже. Послезавтра мы будем одним. — ладонь скользнула лаской по щеке. — Я приеду пораньше... — склониться ниже, продолжая глядеть в синие глаза. — Хочу тебя...

Тим сразу растаял и от этого взгляда, от слов, от нежного касания, завороженно уставился в глаза своего монстра.

— Вечером... я буду ждать, — прошептал он в ответ, чувствуя, как внутри вихрем закручивается клубок из щекочущего страха и... предвкушения.

Любованием ли был молчаливый ответ или новым испытанием, но взгляд Брайтона потемнел. Монстр изучал Тима заново, одновременно любуясь и выискивая изъяны. Тонкая полоска, царапинка на шее от вчерашнего проведенного по шее осколка зеркала, которое разбил Брайтон, напоминало о том, что происходило вчера ночью. А ночью мужчина всю комнату усеял осколками огромных зеркал и заставил Тима идти к себе по ним босыми ногами. Интересно, у мальчика болят ноги?

О вчерашних забавах Тиму напоминал каждый шаг, но он находил особое извращенное удовольствие, заставляя себя идти все той же плавной, непринужденной походкой, которую выработал ему нанятый Брайтоном учитель танцев. Игра прошлой ночи была полна жуткой красоты, и Тим, как художник оценил это и мечтал в ближайшем будущем зарисовать этот сюжет. Порезы слегка ныли, да и если он так долго проходит с иссеченными ступнями, вряд ли они скоро заживут. Надо будет попросить у врача еще обезболивающей мази... Тим на секунду ужаснулся, какими обыденными стали эти мысли... об обезболивающем... но это мелькнуло короткой вспышкой и потонуло в попытках прочесть в черных безднах, глядящих с лица монстра, какую новую жуткую фантазию придется ему воплощать следующей ночью.

Этих фантазий было множество. Монстр искал себе все более изысканных удовольствий. А теперь намекал, что наступает пора, когда ему хочется все больше и больше заманить Лотоса на территорию мрака.

— Мы поедем в парк. Ты любишь огонь, Тим?

Огонь? Сразу мысли о том, что от ожогов остаются безобразные шрамы. И еще воспоминание об Алексе, о тех страшных следах на его теле, что тот показывал. Тим не прятал взгляда — Брайтону нравится страх. А под страхом было другое — странное чувство, от осознания, что такие мысли стали привычными, и так теперь придется всю жизнь.

— Огонь бывает разный, — юноша чуть качнулся, перекатываясь с пятки на носок — зачем-то заставляя боль в израненных ступнях напомнить о себе, — Я люблю смотреть на пламя в камине и еще наверно фейерверки...

— Это хорошо... Тебе понравится то, что я задумал. — господин продолжал искать в своей куколке новое сопротивление. Крылья носа затрепетали, втягивая аромат юноши. — Будет много огня — только для тебя... Я надеюсь... А теперь иди, милый.

Прошло около шести часов, прежде чем Брайтон вернулся домой. Он вел себя, как обычно за ужином, читал сводки, пил свой ароматный чай, расцветавший на дне чашки узорами цветов. Затем отложил бумаги и поманил к себе Тима, чтобы усадить на колени.

Юноша был красив, как никогда. Сейчас на нем не было обуви, ранки были смазаны специальным составом. И скоро заживут, не оставив следов.

Пальцы обхватили подбородок.

— Готов? — тихо спросил мужчина, не позволяя отводить взгляд.

Тим жил с Брайтоном уже больше года, а ощущение жутковатого восторга, как будто гладишь тигра, все не проходило. Юноше нравилось сидеть на коленях господина, ощущать, как тот любуется им... и чувствовать головокружительную власть исполнить его мечты. Хотя это было нелегко — удерживаться на пьедестале на все готового совершенства, когда монстр хотел все больше.

Губы медленно раскрылись, выговаривая "да", а внутри все похолодело на миг и тут же плеснуло жаром.

— Мой Лотос. Совершенный цветок. Индуистское божество... Вечно юный Кришна, что танцует свой волшебный танец жизни, — шепнул Брайтон, целуя мягкие губы юноши и поднимая того на руки. Он понес его наверх, но пронес мимо спальни, а дошел до одной из дверей, чтобы поставить на пороге и позволить оглядеться. Комната была похожа на огромную паутину, в которой переплетались веревки, закрепленные на крюках на разном уровне. — Что думаешь? — склонившись к уху, спросил монстр.

Приятно ли быть божеством? Да, возможно... пару раз... но ведь он человек, и сколько он еще сможет выдержать? Вид переплетенных в паутину веревок неприятно напомнил слова Брайтона про паука... Н-да, то Кришна, то паук... Как же он устал от вечного морального напряжения, от неуверенности, от рассыпающихся одна за одной иллюзий! Человек может выдержать многое, но ему нужен хоть иногда моральный комфорт. Любимую книжку со страшной сказкой всегда можно захлопнуть, когда устал, а тут из игры ему не выйти даже ненадолго... Раньше с Брайтоном Тим мог обретать короткое уютное счастье от минут нежности и тепла... а после того, памятного разговора, юноша больше не мог поверить и обрести покой хоть ненадолго. Не переоценил ли он себя? Но назад пути нет... Юноша обернулся.

— Мне страшно и неуютно, — признался он.

— Боишься остаться со мной на ночь? — темные глаза стали ласковыми. — Вообще, я хотел показать тебе, что тоже могу создавать иллюзии и быть художником. Эта паутина — ты, Тим. Я всего лишь муха... Но не обычная муха — оса с острым жалом. Яд на яд... Боль на боль... — плечи сдавило невыносимо. — Ты отказался играть сегодня, когда я подарил тебе половину своего мира. У меня не было такой возможности... У тебя — шанс стать больше, чем испуганным паучком.

27

Юноша лишь едва заметно скривил губы от боли в мышцах, которые сдавили железные пальцы господина. А глаза с еще больше расширившимися зрачками смотрели прямо в лицо Брайтона.

— Знаешь, — медленно проговорил он, — Я заметил, что люди чаще всего дарят подарки ради себя самих. И если одариваемый не проявил ожидаемого восторга, то его уже почти и ненавидят... С другой стороны — что стоит одариваемому проявить благодарность?! Ведь человек дарит то, что ему самому важно... Только где здесь грань между фальшью и искренним желанием доставить радость?! Ты знаешь? Я нет... я запутался... Что если я хочу любить, жить, а не играть? Тебе так не интересно, да? Ты хочешь совершенную куклу? Тогда я не смогу всегда быть честным...

— А тебе хочется быть...— шаг вперед, наступление. -честным, — еще шаг, — искренним, — еще шаг, и Тим почти падает на веревки и запутывается в них. -Ты был со мной всегда таким? Всегда? — Брайтон начал наклоняться. — Я любил тебя с самого начала. Ты... — прищур черных глаз. — Кто ты такой, чтобы мне читать морали? Ты мой... До твоего конца...

Юноша продолжал смотреть на Брайтона, повисая в невесомости грубых пут.

— Да... хотел... — тихо ответил он. — Кто я? Ну, наверное, твоя кукла... "ничего другого тебе не нужно..." — добавил он про себя, давая себе обещание, что больше не станет выкладывать Брайтону, что у него на душе ... если переживет эту ночь. Глупое упрямство, глупые стремления, глупые чувства... это все здесь не нужно и опасно.

— Хотел? Теперь опять не хочешь? Опять я не подхожу под твои морали догмы, — зарычал монстр, вылезая наружу. — Ты... — ярость клокотала в груди, затмевая мир кровью. — красивая кукла? Так? — дернув за веревки, запутывая Тима в них, почти падая на него, зашипел Брайтон. — На что тогда годен я? На то, чтобы пользоваться вещью? Мне вещь не нужна... Я могу купить себе кого угодно.

Тим испуганно зажмурился. Хотел искренности?! Ну вот он и выманил монстра... Юноша заставил себя открыть глаза.

Он смотрел на него — злобно, не скрываясь, не боясь, что жертва потеряет волю. Смотрел в душу, хотел ее вынуть, перевернуть, сжевать и выплюнуть, чтобы растоптать ногами, а сам теперь гладил по щеке и словно успокаивал.

— Отвечай, — сказал вкрадчиво.

Нужно было отвечать, монстр не будет ждать долго, а Тим смотрел на него и видел то, о чем только догадывался раньше... Но столько иллюзий уже рассыпалось — кто сказал, что это не очередная?

— Зачем ты спрашиваешь такое? Я же всегда был с тобой честным... ну разве что в первые дни не был, тогда я хотел лишь вернуть себе свободу. Но я же люблю тебя... я для тебя... — Тим замолчал, из уголка глаза потекла слеза, — Я не хочу быть ни куклой, ни пауком, ни божеством... я человек... живой человек... я не могу так больше... Я хочу чтобы игры были играми, а чувства были настоящими...

— Мои чувства к тебе настоящие. С самого начала. Но ты не веришь, — Брайтон говорил с горечью. — Тебе не нравится, что я такой. Ты презираешь меня. Боишься... Тебе хочется видеть меня только таким, каким хочешь ты... Я настоящий тебе не нравлюсь...

— Значит, мы оба друг другу не верим... Вот, значит, почему я паук... — слезы продолжали беззвучно катиться из глаз.

— Ты мой паук. Мой, — притянул юношу к себе, обнимая и сам путаясь в веревках. — Жестоко отталкивать меня... Жестоко быть таким... Мой...

— Я не отталкиваю, — Тим всхлипнул, утыкаясь мокрым лицом в шею мужчины, — Это ты меня гонишь и все время говоришь про какие-то игры... словно я подопытная зверушка, которую ты гоняешь по лабиринту... справится или нет с очередным этапом... Я готов играть с тобой в твои игры, но только чтобы мы оба знали, где игра, а где настоящее... иначе я с ума сойду... Вот это жестоко, Брайтон!

Господин гладил Лотоса по голове.

-Так и есть. Вся жизнь — сплошная игра. И то, что я отдал тебе больше, чем могу вообще дать, говорит, что я хочу твоего будущего. Слышишь ли ты меня? Игра — в умении выживать. Не плачь... С тобой я уже не играю...

— Слышу, — Тим улыбнулся сквозь слезы, — Я тебе верю... прости, что иногда сомневался... Больше не буду... я тебя люблю и не правда, что настоящий ты мне не нравишься. Ты меня иногда пугаешь, это правда, но если я буду тебе верить, все будет хорошо, — юноша выпутался из веревок и крепко-крепко обнял своего господина. — Да и может мне нравится немного бояться, — он поднял голову, заглядывая Брайтону в лицо.

— — А мне нравится твоя страсть. Очень, даже больше, чем ты можешь представить. И мне... — поцелуй в краешек уха. — Хочется все больше. Даже твоего страха.

— Мне не так ужасно будет падать, если я буду знать, что у самого дна ты меня всегда удержишь. Но мне всегда будет страшно, я же живой... но я с детства люблю страшные сказки, — он потянулся к губам мужчины, нежно коснулся их, выгибаясь в его руках, чтобы прильнуть еще теснее, чтобы каждая черточка тела ощущалась сквозь ткань.

Монстру нравились слова его тонкого цветка. Тот требовал ласки. Да, слишком много боли было в последнюю неделю. Терпеливый Лотос. Брайтон распутал юношу из веревок, поднял на руки и понес в их уже общую спальню.

Некоторое время он просто лежал с Тимом рядом, слушая, как бьется сердце того. Пил его дыхание постоянно целуя и нежа, а потом потянул руки цветка за спину и стал связывать вместе запястья шелковой лентой.

Было так тепло и уютно... юноша особенно ценил нежность Брайтона, зная, каков его монстр на самом деле. Мысли о жертве Тима больше не посещали, он с радостью готов был дарить себя любимому человеку, даже если при этом придется терпеть боль. Юноша покорно позволил связать себя, продолжая целовать Брайтона и тянуться к нему всем телом.

Пальцы теперь проникали между ладонями, гладили их, словно успокаивали. Губы скользили по шее Тима, даря тому нежность. Чудовище внутри радовалось тому, как цветок тянется навстречу и дрожит в трепетном ожидании.

Хотелось большего, но господин никуда не спешил, а потому рисовал на своем мальчике лишь нежность. Сегодня и так слишком много произошло. Юноше еще предстоит много познать и окрепнуть, закалиться, чтобы стать иным, чем раньше. Их доверие — тому залог.

Мужчина проник между кольцом связанных рук, чтобы смять ягодицы своего синеглазого красавчика. Те были стройными, упругими, готовыми на нежность и на грубый секс.

Гладить их сейчас доставляло господину огромное удовольствие.

Нега, томительно обтекающая тело, всколыхнулась горячей волной. Властные руки господина так остро ощущались, а сдерживающие шелковые ленты лишь добавляли еще больше этой остроты, заставляя сердце биться часто-часто, как у пойманной в сети птички.

Брайтон чувствовал, как к паху приливает кровь, как в его висках начинает стучать кровь. Манящий цветок — кожа чуть солоновата, терпка, губы мягкие и жадно отвечающие всегда. Ребро ладони скользнуло во впадинку, где заканчивается позвоночник и начинаются бедра.

Юноша задышал чаще... никогда нельзя было угадать, каким Брайтон будет этой ночью — растворит в нежности до конца или сорвется в ярость неистового зверя, или будет мучить долго и разнообразно.

В этот раз мужчина не спешил. Его ласка была трепетной и почти невесомой. Пальцы пробегали вниз, между ног, задевая мошонку, касаясь и отступая, чуть надавливая на анус и вновь стремясь погладить.

Другая рука скользила по груди, заставляя твердеть соски под тонкой тканью.

— Вот и слезы высохли, — господин черным монстром, почувствовавшим аромат жертвы, рассматривал Тима.

Сладкая ласка плавила, заставляя растекаться горячей патокой желания. Хотелось отвечать, ласкать в ответ, но руки были связаны по воле господина. Тим примирился с этим правилом игры, не пытаясь всерьез выскользнуть из шелковых пут, лишь выгибался, подставляясь под пальцы, демонстрируя, что уже готов на большее... Но стоило сфокусировать взгляд в ответ на слова Брайтона и дыхание на миг замерло в горле. На него смотрел монстр и от силы его темного желания, горящего в черных глазах, все внутри испуганно затрепетало.

Он уловил изменение. Монстр взъярился, желая крови, но Брайтон сейчас контролировал себя. Продолжил медленно ласкать, продолжая удерживать взгляд Тима и поочередно сжимая его соски, в которых сейчас находились маленькие золотые колечки.

Тим не мог оторваться от черных глаз, пожирающих его, они словно приковали его сильнее пут. Теперь стоило господину чуть потянуть колечки в сосках и тут же тело прошивало удовольствие так гармонично смешанное с легкой болью. Юноша облизал губы, чуть прикусил нижнюю, вместе с дыханием вырвался легкий стон.

— Тим, — выдохнул Брайтон, чей палец играл с кольцом мышц, словно дразня на отклик. — мой нежный цветок... — легкое проникновение и отступление назад. Другая рука вновь потянула за колечко. — Давай, залезай на меня... личиком вниз, — господин прищурился.

Юноша вновь облизал губы, розовый язычок быстро пробежался по раскрасневшимся от страсти и покусываний лепесткам. Тим неловко оттолкнулся локтем от постели — такие маневры со связанными руками давались нелегко, но занятия танцами сделали его тело сильным и гибким. Он оседлал Брайтона, как и было велено лицом вниз, склонился над его пахом и принялся вылизывать низ живота и тонкую кожу в основании бедер, нарочито медленно добираясь до главного блюда.

Мужчине нравилось то, что открылось взору. Тим был абсолютно беспомощен теперь и имел над господином особую власть. Каждое его движение языка по коже открывало необыкновенно соблазнительную картину, полную сладострастного изыска: мерно покачивались бедра, возбужденный, окрепший член желал, чтобы его вобрали в рот. Брайтон слегка нажал ладонью в области талии, заставляя юношу прогнуться, устроился поудобнее, подкладывая под голову еще одну подушку и потянулся к уже своей сладости.

Тим прикрыл глаза, чувствуя дыхание Брайтона и предвкушая сладкое удовольствие. Губы вслепую нашли член господина, прижались к основанию, язык начал выводить узоры.

Мужчина коснулся губами мошонки, чуть втянул, обхватывая пальцами член и бесстыдно двигаясь по нему, чтобы добиться еще большего отзыва, а сам продолжил нежить тонкую кожу на внутренней стороне бедер, подбираясь языком к анусу и отступая от него.

— Уммфф, — губы юноши двинулись по стволу вверх, а его бедра дернулись, пытаясь подставиться под дразнящий его язык более чувствительными частями тела.

Этот звук нетерпения срывал голову с плеч. Брайтону хотелось вкрутиться языком внутрь, заставить юношу кричать. Он продолжал медленные ритмичные движения по стволу и вылизывал свою куколку, что теперь нетерпеливо пыталась усилить нажим.

Сознание застилало возбуждение, хотелось все большего, юноша с жадным нетерпением вобрал член в рот, стараясь пропустить его в себя как можно глубже. Губы обнимали налитую возбуждением плоть, ощущая ее силу и мощь, Тим выгнулся еще, словно гулящая кошка, сжал губы сильнее, мечтая, чтобы этот член оказался в нем еще глубже... дразнящего его анус языка было так мучительно мало.

К языку прибавились пальцы, обхватившие окрепшее естество. Нега растекалась по ногам Брайтона. Тот двигался по члену юноши осторожно и медленно, чтобы завести куколку как можно больше. Пил его страсть, его нежность. А потом вдруг схватился резко за связанные руки и потянул на себя, усложняя Тиму задачу.

Юноша не сдержал протестующего полузадушенного возгласа, он уже почти решился самостоятельно выпутаться из шелкового узла, так как мышцы спины начинало ломить от неудобного положения.

— Не спеши, милый, я пока тебя не отпускал, — сказал господин, пробегая по бархату кожи игривой лаской и внезапно всаживая в Тима сразу два пальца с резкостью, чтобы тот почувствовал, насколько находится на краю.

Юноша вскрикнул, дергаясь как бабочка, насаженная на булавку. Боль пополам с горячей волной — тело жаждало наполнения любым способом.

— Еще, — шепнул жарко Брайтон, добавляя к пальцам язык, скользя по кругу, возвращаясь к мошонке, нежа и лаская свой податливую куколку, которую толкал на себя. Он чувствовал, как меняется Тим, его реакции, как становится внезапно жарким. А его вскрики — это было настоящим раем для чудовища

Тим застонал, боль окончательно ушла, и осталось только удовольствие, которого вновь было мало. Бедра вытанцовывали медленный сладострастный танец — гибкое тело само насаживалось на пальцы. Юноша вновь потянулся к члену Брайтона, облизывая головку и урывая более глубокие поцелуи, когда он откланялся вперед.

Эти качели выносили разум Брайтона все дальше, заставляя монстра наслаждаться каждым покачиванием, что становилось все более возбуждающим. Губы Тима пробуждали самые извращенные фантазии. Хотелось вскинуть теперь куколку. Сейчас? Да, мужчина резко потянул юношу вверх, усаживая на груди, тем самым заставил насадиться на руку.

Новый вскрик усладил слух монстра. Тиму показалось, что у него искры брызнули из глаз, но это были всего лишь слезы.

— Двигайся, — Брайтон дотянулся рукой до члена юноши, чтобы вновь вернуться к пошлым и резким ласкам.

Мышцы бедер задрожали от напряжения, вдоль позвоночника выступили первые бисеринки пота. Тим подчинился, заставляя себя двигаться через боль, чувствуя, как от каждого движения она вновь мешается с удовольствием в дикий коктейль острых, будоражащих кровь ощущений.

Он знал, что нужно довести Лотоса до крика, чтобы тот сдался окончательно. Несколько минут растянулись в вечность. Ленты натягивались, сжимая запястья. А потом, когда Тим почти завопил от того, что его руки слишком сильно отвели назад, легким движением ослабил путы, освобождая своего мальчика и заставляя почти упасть вперед.

Теперь Брайтону оставалось только подцепить свою жертву и перевернуть на кровать, чтобы оказаться внезапно сверху и голодным зверем впиться в искусанные губы.

Тело перестало слушаться, руки занемели, а потом в них впились тысячи иголок от внезапного освобождения. Тим почувствовал себя слабым и беспомощным, распластавшись под огромным, жадным монстром...и как же было горячо от этого... губы отвечали, раскрываясь, впуская, позволяя все, что от него хотел поймавший его хищник.

Податливое тело выгибалось навстречу, желая продолжения. И Брайтон продолжал играть с его огнем. Он целовал неистово, до самозабвения. Спускался языком по шее, прижимал зубами бьющуюся жилку. Впечатывался пахом между ног, чтобы Тим чувствовал его возбуждение, чтобы их члены терлись друг о друга. Темные глаза горели. А сердце билось неистовым зверем

Рукам вернулась чувствительность, и они заметались по широким плечам, царапая ногтями кожу от нетерпения. Вздохи и стоны срывались с губ, жадно хватающих воздух, словно он сейчас закончится.

— Еще, — рыкнул зверь в лицо. Скользнул клешней между телами, чтобы обхватить их общий пыл в одно кольцо. — Еще, милый. Скажи, что любишь меня таким? Признай...

— Люблю... разве не знаешь? — прерывающийся стонами шепот, — Люблю... таким... ты сейчас настоящий... со мной... мммм, Брайтон, пожалуйста... Я тебя хочу...

Господин чуть приподнялся, на несколько мгновений отпуская свою жертву, а затем обхватил ноги в районе щиколоток и потянул вверх, заставляя Тима открыться. Он нетерпеливо смазал юношу собственной слюной, чтобы медленно войти в желанное тело. Настолько медленно, что монстр завопил от коварства. Удерживать в себе яростное желание было невероятно трудно.

Тим запрокинул голову, вновь кусая губы и царапая ногтями простынь. Монстр умел мучить не только болью, но и удовольствием.

— Ты помнишь, что наш разговор про огонь? Тебе будет жарко, Лотос. Сейчас, — Брайтон вошел резко, добиваясь того, чтобы его мальчик закричал, а затем обжег чем-то левое предплечье. Как укус пчелы. И еще, чтобы мышцы юноши сжимались, чтобы тот толкался навстречу и не смел останавливаться. Каждое промедление, и вновь по руке или по ребрам, по боку бежит волна боли.

Тим не сразу уловил правила игры, и ему это стоило нескольких болезненных ожогов. Он не сдерживал вскриков, зная, что Брайтону это нравится, но и провоцировать монстра на большее не рисковал, старательно ловя ритм и подаваясь на каждый толчок. Осознание, что стоит ему сбиться, его ждет болезненное наказание, подхлестывало... но как ни странно не страхом, а возбуждением.

Чем сильнее становилось раскрепощение и жарче тело Лотоса, чем больше с него скатывалось влаги, тем болезненнее были укусы... Брайтон знал, что не навредит своему любимому, но острота каждого электрического ожога от малюсенького карандашика подстегивала его и удовлетворяла монстра. Господин даже заметил то, что из краешка глаз Тима потекли прозрачные дорожки слез. Юноша теперь кричал, умоляюще, призывно, словно добивался того, чтобы зверь брал его грубо.

Боль прошивала хлесткими ударами, растекаясь жалящими змеями по мокрой от пота коже, и это становилось терпеть все сложнее. Тим забился под монстром, жалобно всхлипывая.

Тогда Брайтон просунул руку между их телами, чтобы довести затеянное до конца. Лотос открылся. Как цветок. Не контролируя инстинктов, не умея больше скрываться за моралями и словами. Пальцы скользили по плоти, ведя за собой к звездному млечному пути, к черным дырам, к беспространству... Господин и сам теперь падал вместе с монстром в центр соцветия. В его аромат и совершенство и купался в солнечном восторге обладания.

Тим застонал, вскидываясь на скомканных простынях и инстинктивно цепляясь за плечи мужчины. Брайтон всегда доводил все ощущения до болезненной остроты... в звенящей бездне осыпались нестерпимо яркие черные звезды.

— Мальчик мой, тише... Тише, все хорошо, — голос шел откуда-то из бездны, на дне которой. В потрескавшейся каменной породе проступала лава, внезапно взрывались яркими всплесками вверх огненные фонтаны. Огонь... Брайтон чувствовал, как тело Тима инстинктивно еще пронзают невидимые молнии, хотя тот теперь и лежал рядом, укрытый простыней. — Все закончилось. Все будет хорошо.

По телу юноши прокатилась дрожь, он прижался к Брайтону, потерся щекой о плечо, все еще не открывая глаз и щекоча кожу мужчины мокрыми ресницами.

А тот пытался поверить, что найдет точки соприкосновения с Лотосом, который так глубоко спрятал свою истинную суть. Раскрылся цветок. На мгновение. В пляске огня. Телом, душой, всем естеством, не боясь последствий, отключив страхи. Завтра опять он станет бояться чудовища. Завтра... Мужчина обнял Тима и успокоенно закрыл глаза.

До свадьбы оставалось несколько дней.

28

И все их господин и его избранник практически не виделись, соблюдая странный обряд воздержания. На свадьбу же, казалось, собрался весь свет этого города, съехалась пресса и даже прилетели многочисленные партнеры из других стран.

Официальная церемония была назначена на десять утра, но Литисия разбудила юношу ровно в семь и заставила того сонного отправиться в ванную, а затем, после короткого и легкого завтрака пригласила в спальню стилиста. Принесенный костюм был выполнен точно по желаниям Тима. Но его оставалось довести до идеальности прямо на фигуре.

Юноша на самом деле не спал почти всю ночь, терзаемый какими-то неопределенными волнениями, и Брайтона не было рядом, чтобы согреться в его объятиях. Тим задремал только под утро, но холодный душ привел его немного в чувство. За завтраком он скорее поковырялся ложечкой в йогурте, чем действительно что-то съел. Но зато чашка кофе пришлась весьма кстати. "Это должно быть замечательным волшебным праздником," — сказал себе Тим, делая последний глоток ароматного напитка. Ему нравились церемонии и ритуалы — вроде того, что они с Брайтоном не виделись в последние дни перед ритуалом, но ему не нравилось оставаться одному... это напоминало о неприятных моментах их расставаний и вселяло неуютную тревогу. Юноша вошел в спальню, готовый стойко вынести всю эту суету до момента, когда он, наконец, снова окажется в руках Брайтона.

И эта самая суматоха взяла Тима в плотное кольцо на несколько часов. Стилист не стремился сделать из молодого жениха подобие девушки. Напротив, Литисия строго настрого приказала не наносить никакой декоративной косметики, а только подчеркнуть красоту юноши тонкими и изящными мазками. Результат превосходил все ожидания. И когда дочь господина вывела Лотоса из комнаты и спустилась с ним в холл, где уже ожидал Брайтон, то глаза того вспыхнули: его цветок был прекрасен в этом белом костюме, который подчеркивал талию и позволял любоваться стройными ногами. Волосы парикмахер зачесал назад и закрепил несколькими невидимыми заколками так, что, казалось, на плечи ниспадает густой черный шелк.

Мужчина утратил в первое мгновение дар речи. Но в следующее мгновение протянул Тиму раскрытую ладонь.

Юноша застенчиво улыбнулся, но глаза его заблестели, ловя восхищение во взгляде Брайтона. Тонкая кисть изящным и полным доверия жестом легла в руку мужчины.

— Идем, мой Тим, — черный взгляд скользил по лицу: по тонкому носу, по губам, по подбородку, по длинной шее, по плечам. Лаская, нежа, призывая. — Хочу тебя поцеловать, но пока нельзя. — почти интимный шепот, при котором даже ехидная Литисия отводит понимающе глаза.

Никогда она еще не видела Брайтона. Никогда тот не заходил столь далеко со своими куклами.

Юноша тихо и счастливо вздохнул. Все тревоги испарились, Брайтон был рядом и так смотрел на него, что сердце в груди радостно трепетало.

Их ждало долгое путешествие в головной машине кортежа, что пронесся к импровизированному храму, свитому из цветов белых роз. В отдалении на зеленой лужайке были накрыты столы для первого фуршета. Оркестр только и ждал, когда парочка появится в аллее, а гости, сидевшие на длинных скамьях, поднялись, встречая молодоженов.

Брайтон шел, держа Тима за руку. Большой палец мягко и успокоительно поглаживал ладошку. Словно говорил — не бойся, я с тобой. Под вспышками камер невозможно было понять, кто же именно в пестрой толпе знаком Тиму. Но, кажется, там даже были его друзья из университета.

Их не забыли пригласить на столь знаменательное событие. И многие пришли из любопытства.

— Готов, Тим? — тихий шепот.

Юноша позволял любимому себя вести, не думая больше ни о чем, доверяя и наслаждаясь настоящим моментом. Эта сказка из цветов и блеска была для него... для них двоих.

— Да, — решительно кивнул Тим и солнечно улыбнулся.

Господин улыбнулся. Счастливо, забывая обо всех. Их осталось только двое, и только для них звучала речь перед алтарем, и только для них предназначался тот памятный момент обмена кольцами. И поцелуй, в который Брайтон вкладывал всю душу, всего своего монстра.

Подписи скрепляли их союз, подписывался торжественно брачный договор.

— Я люблю те... — мужчина не договорил.

Кажется, в этот момент откуда-то сбоку вскочила высокая фигура и раздался хлопок. Алым окрасилась рубашка под черным фраком. Брайтон навзничь упал на пол.

На несколько бесконечных секунд Тим застыл, глядя широко раскрытыми глазами и не в силах осознать то, что произошло. Потом он обнаружил себя на коленях, он звал Брайтона и ему казалось, что у него отнялся голос, как в кошмарном сне. Дрожащими руками он обхватил лицо мужчины и снова попытался позвать его.

— Не уходи... не бросай меня снова, слышишь? Брайтон... Брайтон..

В гуле нарастающих голосов, в шуме... в момент, когда хватали преступника, прокравшегося на свадьбу. В тот страшный момент Тим не мог видеть, как гости ошалело повскакивали с мест. Как папарацци урывают минуты славы, снимая ужасное. Как охрана звонит в службу спасения. Кровь лилась на белоснежные ступеньки. И буквально через несколько минут медики вырывали у Тима бесчувственного, но еще живого Брайтона.

Они пытались сделать все возможное.

Но казалось, что господину поздно возвращаться на этот свет.

— Пошло, — на очередной удар электрошокера сердце встрепенулось и пошло. — Давайте, несите его к машине. С дороги! С дороги!

— Он жив? Жив? Господи, скажите мне! — юноша рвался к Брайтону, не слыша слов медиков.

Но все вокруг игнорировали тонкого мальчика, чей белоснежный костюм теперь был весь в крови. Алыми розами распустились пятна на груди и на рукавах. Алым горели щеки, до которых касался пальцами Тим.

— С нами едете? — один из врачей даже не взглянул, а подсадил юношу вверх, чтобы тот угнездился на лавку. И машина на полной скорости рванула через зеленую поляну к больнице.

Тим скорчился на лавке и вдруг взахлеб разрыдался. Фельдшер заставил его задрать рукав, вколол успокоительное, через несколько минут рыдание перешли в тихие всхлипы.

Почему? За что ему это? Мало судьба его била? Такой трудной была его любовь к монстру и вот, когда она стала такой светлой... когда между ними не осталось барьеров... пришел охотник и убил монстра... Тот истекал кровью, и жизнь еще билась в нем, благодаря аппаратам, но Тим чувствовал, как он ускользает от него.

— Не уходи... не уходи... не уходи... — шептали дрожащие губы.

— Прекратите истерику, — мужчина рядом пытался привести юношу в чувство. За шоком последует отрешенность. Лучше, чтобы уснул. Сейчас, только подействует лекарство... Сейчас...

... Тима расталкивали и трясли за плечо. Будили, казалось, безумно грубо, хлестко ударяли по щекам.

— Он очнулся? Что с ним? — голос был далеким и бесполым.

— Шок. Это шок. Сейчас придет в себя. Тим, открывайте глаза. Здесь Литисия. Очнитесь!!!

Тим заморгал глазами растерянно оглядываясь. Это ведь был сон?! Просто кошмарный сон?! Сейчас ему нужно вставать и одеваться к свадьбе, ведь правда?

— Ч-что? — с обветренных от долгих рыданий губ сорвался хриплый шепот.

— Тим, — девушка упала колени перед диваном. — Тим, послушай. Сердце не задето. Он выживет. Только кость раздробило и легкое пробило. Ты не волнуйся. Ему сделали операцию. Он поправится. Тим, ты меня слышишь?

Тим судорожно втянул воздух, уголки губ опять задрожали, и юноша порывисто обнял Литисию, утыкаясь носом ей в плечо и вновь всхлипывая, уже облегченно.

Девушка гладила теперь уже законного супруга по волосам, по плечам, крепко к себе прижимая и шепча какие-то совершенные глупости, хотя вся теперь тряслась. По лицу Литисии была размазана тушь, но теперь это было абсолютно неважно.

— Тебе надо помыться и перекусить. Поехали? А потом вернемся сюда? Хорошо?

— Нет! — юноша замотал головой, — Я должен его увидеть!

— Он в реанимации. Объясните ему, доктор, — дочь Брайтона тяжело вздохнула. — Тебя не пустят туда несколько дней. Тим, поедем.

Тим с тревогой и недоверием обернулся на врача.

— Вы меня не обманываете? — помертвевшим голосом спросил он, — Пожалуйста, скажите мне правду!

— Положение тяжелое, я не могу врать, но сейчас никто ничего не может утверждать точно, — мужчина отвел взгляд.

Тим опять сгорбился и закрыл лицо руками в беспомощном жесте:

— Он без сознания, да?

— Да, — кивнула Литисия. — Ты должен умыться. Должен переодеться. Если он придет в себя. Он... Ему будет больно видеть тебя в таком состоянии

Этот аргумент подействовал.

— Хорошо, — кивнул Тим, поднимая голову, — Но обещайте мне, что Вы немедленно позвоните мне, если он очнется...

— Да, конечно.

— Идем, Тим, — девушка подхватила пошатнувшегося юношу под локоть и, обняв, повела к выходу.

Он больше не плакал, только глаза нездорово лихорадочно блестели. Дома пришлось делать обыденные вещи — раздеваться, принимать душ, потом натягивать свежую одежду, пытаться запихнуть в себя хоть кусочек пищи. Все казалось каким-то неправильным... Брайтон там лежит и борется со смертью, а жизнь продолжается... Глубоко в душе Тим понимал, что Брайтон не невинная жертва. Но для Тима он был любимым человеком, и сердце замирало от холодного ужаса, что он может больше никогда не почувствовать его объятий.

Литисия все это время была внизу. В доме находились теперь не только те, кто охранял дом постоянно, но и ищейки, который допрашивали каждого — даже самую мелкую сошку.

Когда юноша появился на лестнице, девушка отставила чашку с кофе и встала. Тяжело. Она только что говорила с полицией и передавала списки гостей и все бумаги по свадьбе. Убийцу схватили сразу. Но тот тут же после выстрела впал в состояние невменяемости, и психологи подозревали, что даже сам убийца — жертва, которую специально подготавливали некоторое время.

— Поехали, — дочь Брайтона подхватила плащ. — Извините, господа, мы в больницу.

Тим кивнул, ему хотелось как можно быстрее оказаться ближе к... теперь уже мужу. И душу снова обдало холодом... что если он так и не успеет привыкнуть его так называть?!

Литисия предпочла мотоцикл, хотя охрана уверяла, что нельзя теперь так рисковать. Но она заставила сесть юношу позади себя и поехать по темнеющему городу обратно в больницу. Всё было как всегда: куда-то спешили люди, на центральных улицах образовалась пробка. Гудели машины, играла музыка. Только Брайтона не было сейчас здесь — он болтался где-то в небытие.

Тиму сейчас было абсолютно наплевать на риск, мощный блестящий металлический зверь с ревом нес их по улицам, продираясь через пробки. Пока они куда-то двигались... и не куда-то, а все ближе к Брайтону, было чуточку легче. Но вот они снова вошли в коридоры больницы, и сердце тоскливо заныло, разрываясь от желания поскорее услышать новости и одновременно страшась их.

Но врачи пока только пожимали плечами и просили не спешить. Потекли долгие часы ожидания, во время которых туда-сюда ходили какие-то люди. Потом Литисия заставила Тима уйти в специальную комнату для гостей, где она заказала себе опять кофе, в который бухнула из маленького серебряного флакончика какой-то ядренной смеси. И теперь сидела в кресле, стуча пальцами по подлокотнику. Стемнело, но никто не зажигал свет. В тишине лишь тикали на стене часы. Девушка молчала. Иногда ее телефон подрагивал на виброзвонке. Но брать его дочь господина не спешила.

Неизвестность оказалась худшей пыткой на свете. Тим смотрел в пустоту, слушая, как бешено стучит сердце, изнывающее от тревоги, и молился... Цеплялся за монотонные слова, то и дело сбиваясь на какие-то обещания или просто мольбы о том, чтобы Брайтон выжил.

Это длилось бесконечно. Минуты растягивались в бесконечность. В дверь постучали. Пришла охрана на ночь, которую наняла Литисия. Девушка вышла и вернулась лишь через полчаса со стаканом.

— Выпей. Это успокоительное, — сказала тихо.

Тим покорно выпил:

— Спасибо. Новостей нет? — он знал, что вопрос не имеет смысла, что Литисия и так бы ему все сказала, если бы что-то узнала, но не задать его не смог.

— Нет. Пока рано. Поспи, Тим.

Пересев в кресло вновь, девушка там затихла. Непонятно было до самого утра, смыкал глаза кто-нибудь в этой комнате, но когда дверь на рассвете открылась и сюда заглянула медсестра, Литисия сразу встала.

— Что? — голос ее опустился и был скрипучим, как несмазанные петли.

— Кризис миновал. Через два дня переведем. Он сильный.

Тим, тревожно подскочивший на кушетке, где он дремал, с облегчением выдохнул — оказалось, он дыхание задержал на все то время, пока не услышал обнадеживающие новости.

Прошло еще несколько дней, прежде чем юношу впустили в палату. Брайтон лежал в чуть приподнятом положении, чтобы ему облегчалось дыхание, в носу не го виднелись трубки. И все эти капельницы и прочие атрибуты совсем не вязались с его постоянным образом темного чудовища. Господин оказался человеком — из плоти и кости. Бледный, беспомощный, он чуть приоткрыл глаза.

— На минуту, — предупредил доктор у двери.

Тиму хотелось броситься к нему, обнять, но это конечно было невозможно в таком состоянии пациента. Сердце пронзила острая жалость. Юноша подошел к нему ближе, осторожно коснулся бледной руки.

— Я не успел сказать... на церемонии... я тоже тебя люблю.

Черные пропасти повернулись к кукле, которая перестала давно таковой быть. Брайтон видел все через туман. И лицо любимого, единственного его цветка теперь казалось размытым. Пальцы чуть сжались, подтверждая, что он услышал. Обадривая даже теперь, как недавно на дорожке.

Тим изо всех сил пытался сдержать слезы, но горячая влага неумолимо скатывалась из уголка левого глаза.

— Не плачьте, — руки сзади обхватили плечи юноши. Это медсестра заметила состояние посетителя и сразу вывела того прочь. — Таким больным нельзя видеть слезы. Вы должны улыбаться. Должны его веселить. Чтобы он хотел жить. Понимаете?

Но тот снова закрыл глаза. Грудь его еле вздымалась. Непонятно было, насколько изменилось состояние, но сейчас около господина находилась медсестра, которая меняла капельницу.

29

Так прошло несколько дней, в череде которых Тима пускали в палату лишь на несколько минут. А потом Брайтон очнулся окончательно. Он был все так же бледен, когда вошел юноша, но все же сумел улыбнуться.

— Как ты? — спросил одними губами.

Тонкие прохладные пальцы нашли руку Брайтона.

— Скучаю по тебе... переживаю... Но скоро все будет позади. Ты поправишься, и мы поедем куда-нибудь отдыхать, да? — Тим старался говорить ободряющие вещи и улыбаться.

— Да, милый. Конечно, — голос господина был тихим. — Мне нужны ноутбук, связь. Надо заниматься делами. Скажи, чтобы все сюда... сюда доставили.

— Если доктор разрешит, — в голосе юноше прозвучало явное сомнение в этом самом разрешении, — Твое здоровье важнее любых дел.

— Я здесь главный, — глаза блеснули. — Каждая минута — это деньги, Тим. Ты отказался мне помогать, посчитав, что этап — это игра. Кто-то должен... — мужчина замолчал, выравнивая дыхание, — должен быть начеку.

— Брайтон, подумай, если ты заболеешь надолго и не сможешь вести дела, ты потеряешь больше, чем если сейчас дашь себе время набраться сил, — мягко, но настойчиво ответил Тим, — Если ты помнишь, мне сейчас принадлежит половина нашей корпорации, так что я тоже имею право принимать решения.

— Ты... занялся делами? — голова мужчины приподнялась. — Мне нужны сводки. Все подсчеты. Мне нужно знать биржевые графики. — Брайтон опал обратно в подушку. — немедленно.

— Мне еще нужно финансово-экономическое образование, чтобы всерьез ими заняться. Я не люблю метод проб и ошибок. Но раз ты так рьяно думаешь о делах... то наверное идешь на поправку, — Тим вздохнул и улыбнулся, — Как насчет компромисса? Ты не будешь всем этим заниматься только сам... Подожди, дослушай. Я тебе принесу все сводки и ты мне скажешь, что нужно сделать. Я это сделаю, а ты получишь результат и в то же время будешь меньше напрягаться. Как тебе такой план?

— План чудесен. И еще ноутбук. Мне нужно общаться с директорами. И дать распоряжения. — Брайтон закашлялся, но тут в палату вошла Литисия.

— Папа, ни в коем случае. Тебе сейчас нужно спать.

— Вы вздумали оба меня учить?

— Я, думаю, нам стоит посоветоваться с доктором, — упрямо повторил Тим и вопросительно взглянул на Литисию, — Или ты и высказала рекомендации врача?

— Ну, вот видишь, Брайтон, — юноша развел руками после того, как девушка кивнула в ответ, — Мы же не можем нарушать предписания специалиста. Нас к тебе вообще больше тогда не пустят. А тебе сделают укол снотворного и ноутбук все равно изымут. Так что в этом действии не будет никакого смысла.

Брайтон ударил кулаком по кровати. Но Литисия подхватила юношу под локоток и вывела из палаты.

— Никакой работы. Он себя загонит. Если уж ты желаешь помогать, то должен теперь сам подписывать все бумаги. Никому теперь их компании этого юристы сделать не позволят. Что будешь делать?

— Всем в компании можно доверять или все же стоит прояснить этот вопрос у Брайтона? Насколько его люди надежны и не воспользуются ли они моей неопытностью? — Тим вздохнул. Он не понимал, зачем человеку столько денег и такая власть... хлопоты, мешающие жить, да вот тебя еще и убить пытаются... Но раз Брайтон так трепетно относится к своей империи, что даже в таком состоянии немедленно хватается за работу, Тим чувствовал себя обязанным его поддержать. Придется во всем этом разбираться...

Вся следующая неделя превратилась для Тима в череду отчетов, бумаг и десятков специалистов, которые говорили по-разному, требовали определенных выборов и решений. Литисия, которая в тот день сказала, что команда у господина сильная, не учла одной важной детали. Решение всегда оставалось за Брайтоном, которого теперь замещал юный и совершенно неподготовленный мальчишка.

Были ли эти люди акулами? И еще какими. Один директор по финансам чего стоил. Он не желал давать денег ни на что... А биржевики! А производства. Тима завалили, требуя немедленных ответов.

И врачи продолжали держать оборону, не позволяя сопротивлявшемуся пациенту заниматься делами. И Литисия тоже крепко настаивала на том, чтобы юноша присутствовал на рабочем месте вместо Брайтона.

Тим слушал все эти разносторонние мнения с непроницаемым лицом. У него было одно преимущество, дававшее внутреннее спокойствие — он считал, что жизнь Брайтона дороже денег. Деньги могут быть средством, но не должны становиться целью. Он конечно не мог принять самого идеального решения, но если никто из команды Брайтона не задумал его разорить, то какого-то катастрофического урона ошибка принести не могла. Тим выбирал решение, которое ему подсказывала интуиция, и старался не прислушиваться всегда к мнению одного человека. Для принятия каких-то особо важных — или казавшихся ему таковыми — решений он все же пробирался к Брайтону и устно обрисовывал ситуацию, иногда, рискуя быть выгнанным, быстро показывал цифры с карманного компьютера... там еще всегда имелся запас безмятежных фотографий и быстрая кнопка переключения на программу просмотра изображений. Но подобными, утомляющими визитами он старался не злоупотреблять. Однако и совсем выключать господина из процесса, юноша считал нечестным... для Брайтона слишком много значила его империя.

Тот пытался направить Лотоса по нужному пути, но ситуация складывалась так, что теперь господин сильно нервничал из-за происходящего в его империи не в связи с его невозможностью присутствовать в процессах, а потому, что подозревал, что выстрел произведен кем-то из числа приближенных к его власти.

Однажды и самого Тима встретил в коридоре приходивший к мужчине следователь. Оглядел с ног до головы и процедил сквозь зубы.

— Идемте, молодой человек, мне нужно о кое-чем вас спросить.

Сам полицейский, назначенный на ведение этого громкого дела, был из числа цепких ищеек, которым наплевать на деньги. Седоволосый, с расплывшимся телом и очень неприятным лицом, он привел Тима в кабинет, любезно предоставленный врачами, и уселся за стол со своим портфелем.

Тим сел на стул, обычно предназначаемый для пациентов, и выжидающе посмотрел на следователя.

— Чем я могу быть Вам полезен?

— Молодой человек не против, если я закурю? — усмешка скользила в голосе следователя, который цепким взглядом осмотрел Тима и теперь что-то читал в деле. — Вы подписали брачный контракт на огромную сумму. Выгодный брак. Да и брак ли?

Тим ощутил за грудиной неприятный холодок... во всех этих переживаниях за Брайтона и попытках поддержать его империю, чтобы дать любимому человеку полноценную возможность выздоровления, он как-то не подумал, что подозрения могли пасть и на него.

— Да, подписал, — ровным голосом ответил юноша, — Брайтон настаивал на этом. Я сам не люблю формальностей, но не хотел обижать любимого человека и отказываться от столь щедрого подарка с его стороны.

— Кто именно научил вас подписать? Уверены, что именно Брайтон? — продолжал улыбаться следователь. — Вы красивый молодой человек. Слуги говорят, вы вскружили голову... Несомненно, что таких историй я видел сотни, но, конечно, никто не стрелял в первую же минуту брака. И тем не менее, вы теперь являетесь прямым наследником. Дочь Литисия получит лишь четверть от всей империи, если что-то случится. У вас больше поводов совершить повторное покушение.

— Что значит научил? Брачный контракт обычная практика у бизнесменов. Можете спросить у юристов, составлявших этот контракт, кто был его идеологом. И на этом наша беседа тет-а-тет закончена. Если Вы меня подозреваете, то разговаривать впредь мы будем только в присутствии моих адвокатов, — Тим поднялся, давая понять, что продолжения точно не будет, — Удачи в расследовании, детектив, — холодно попрощался он.

— Что же, до встречи, молодой человек, — отозвался спокойно полицейский, не вставая. Казалось бы, на этом встреча была бы исчерпана, если бы один из многочисленных помощников Брайтона не сообщил юноше через несколько часов, что убийцу задушили в камере. Данное известие он сообщил во время совещания, проходившего на двадцатом этаже главного офиса. За столом сидели юристы, директора, а секретарь ворвался без стука и, наклонившись к Тиму, шепнул ему эту странную новость с каким-то суеверным ужасом.

Тогда же зазвонил мобильный, лежавший на столе, разрушив образовавшуюся в зале заседаний тишину. Люди в строгих костюмах, черный зеркальный стол... Совсем недавно Тим приходил сюда в странном наряде и был всего лишь игрушкой.

Тиму сейчас было не до воспоминаний и даже не до смущения перед этими людьми, видевшими его в виде куклы в полупрозрачных одеждах, на него навалилось слишком много ответственности и тревог.

Услышав новость, юноша потер переносицу, болезненно морщась, голова все-таки разболелась. Слабая надежда на то, что это покушение было какой-то индивидуальной местью Брайтону, не оправдалась. Теперь тревог станет еще больше, потому что организаторы этого покушения были на свободе, а Брайтон сейчас так уязвим. Тим вздрогнул от резкого звука телефона, в висках он отозвался маленькими взрывами боли. Юноша протянул тонкую руку, отмечая, что пальцы слегка дрожат.

— Извините, — он кивнул ожидавшим продолжения совещания и нажал кнопку принятия вызова, — Да, я слушаю...

Голос на той стороне звучал ровно и совершенно нечеловечески.

— Он умрет. Или ты отказываешься от контракта. — щелчок, а за ним короткие гуди и полная тишина. Несколько десятков глаз смотрели на юношу выжидающе, видя, как меняется выражение лица. Секретарь, который еще не ушел, поймал Тима за локоть, потому что тот качнулся.

Тим так устал постоянно жить на грани, но судьба не уставала поражать его своей изобретательностью. Он поднял глаза на секретаря:

— Спасибо. Со мной все нормально... уже. Вызовите сюда начальника службы безопасности. Господа, совещание на сегодня закончено. Вы свободны. Юридический отдел, мне нужна Ваша консультация... Но не сейчас... Чуть позже. Давайте сделаем пока кофе-брэйк.

Голова раскалывалась, хотелось поехать домой и свернуться там в комок, спрятавшись от всего мира... но надо было действовать, да и толку спасаться дома? — Он ведь там не дождется, когда придет его зверь и согреет теплым боком...

Появление службы охраны не заставило себя ждать, на столе уже дымился кофе, в кабинете же Брайтона царило напряжение. Оно пришло вместе с новыми угрозами. С новым огнем страха.

— Вам звонили из полиции. Они хотят поговорить. Приватно, — сообщил секретарь, пропуская внутрь начальника, который покачал головой.

— Я с ними свяжусь, но им придется подождать, — кивнул Тим секретарю, — Вы пока свободны... нет, подождите, принесите мне аспирин.

Юноша изучающе уставился на начальника охраны. Не было никаких гарантий, что тот неподкупен. Да и вообще — он никому не может доверять на сто процентов. Власть денег, с помощью которой Брайтон когда-то повелевал своим миром, теперь обратилась против господина. Но надо же было хоть что-то делать!

— У нас проблемы, — начал Тим, — Брайтону все еще угрожает опасность. Нужно организовать усиленную охрану в его палате. Но мы ведь не можем не подпускать к нему медперсонал, а ведь один ядовитый укол и все... Я не знаю, что делать... Просто не знаю, — он потер виски и попытался залить головную боль кофе.

Начальник нахмурился, минуту размышляя.

— Есть только один вариант, чтобы кто-то находился в палате и постоянно контролировал уколы. Вы уверены, что... Вам кто-то угрожал, — вдруг тихо сказал мужчина. — Сейчас, подождите.

По связи начальник охраны связался с отделом, выясняя точное количество своих людей в больнице, а затем повернулся к Тиму.

— Есть два варианта — сообщить полиции и...

Дверь открылась, и на пороге появился недавний следователь, который бесцеремонно ввалился в кабинет.

— Полиция уже здесь. И я требую, чтобы поговорить — сейчас.

— У Вас есть ордер, чтобы требовать, детектив? — осведомился Тим, поворачиваясь в кресле, — Вместо того, чтобы обеспечивать безопасность того, на чью жизнь уже покушались, Вы продолжаете терроризировать его родных? Прекрасная работа, детектив!

— Будьте любезны, всего минуту. Одну. Или я буду говорить при начальнике службы. О Куклах.

— Хорошо, — максимально бесстрастным тоном отозвался Тим, — Мистер Ридли, оставьте нас, пожалуйста.

Когда дверь закрылась, детектив выдвинул кресло и нагло в него сел.

— У меня есть неоспоримые доказательства, что вы являетесь его последней жертвой. Почему вы его защищаете?

— Я похож на жертву? — Тим вальяжно откинулся в высоком кожаном кресле и вопросительно приподнял бровь, глядя прямо в глаза детективу. Уж, если он смог жить с монстром, то уж какого-то полицейского он не был намерен бояться.— Вы нет, но есть и другие свидетельства. Косвенные, но они есть. — детектив помолчал. — Вашего супруга убьют. Если в него стреляли раз, попытку повторят. Я уверен, что это делают не из-за денег. А из мести. И вы глупо себя ведете молодой человек. Я меньше всего вам враг, чем все те, кто вас окружает.

— Еще вчера Вы намекали, что подозреваете меня, и что дело как раз в деньгах и наследству по контракту. А сегодня выдумали какие-то жертвы и месть. Это новая фантазия? Теперь Вы хотите подвести к тому, что я еще и хотел ему отомстить? А то в Вашу гипотезу о моей жадности не укладывается, что в Брайтона стреляли у самого алтаря?

Тим не собирался откровенничать с полицией... в конце концов, это он должен был обсудить с Брайтоном... если успеет, конечно...

И только в глубине души шевельнулось сомнение — а правильно ли он действует, защищая монстра от закона? Неужели он настолько самонадеян и верит, что сам сможет защитить Брайтона от мира... и мир от Брайтона... Или он без всякой логики и справедливости просто защищает свою любовь?

— Что же, вы сделали выбор. Если его убьют, то я буду только рад этому обстоятельству. — детектив поднялся и направился к двери.

— Да, Вы умеет расположить к себе людей, детектив, — процедил сквозь зубы Тим ему в спину.

— Нужно было бы располагать, я бы работал психологом, — чуть обернулся мужчина. — Вы идиот. Я и за вашу жизнь не дам и ломаного гроша после смерти вашего кукловода.

— Я подумаю над Вашими словами, детектив... только где же Вы были раньше? У меня ни одного повода Вам верить... — Тим не удержался от этих слов. Перед внутренним взором замелькали воспоминания о полной беспомощности, о невозможности обратиться за помощью и о неверии, что эту помощь вообще можно было получить. И Алекс... полицейские сами участвовали в его облаве... Может, и стоило обратиться к детективу за помощью, но от этой мысли к горлу подступал тошнотворный ком.

— Послушайте, я был у себя на работе. И совершенно не собирался заниматься этим гребаным делом, — взорвался мужчина. — И теперь не хочу. И прикрывать чужие жопы — тоже. Мне дела нет до ваших извращений. А вот свидетельства у нас в картотеке давно имеются. И многие сверху прикрывают вашего господина. И дальше будут прикрывать. И когда вам перережут глотку, они заплатят, а вас выкинут, как израсходованный материал.

— Значит, я это заслужил... — очень тихо произнес юноша, — Мы оба это заслужили... — еще тише. — Только это не месть, детектив, от меня требуют, чтобы я отказался от половины компании, которая мне принадлежит с момента заключения брака. Значит, все-таки деньги. Кто-то из правления компании хочет спасти ее от безумца и его неопытной игрушки. Нашелся хищник с зубами поострее, чем у Брайтона...

— Хотите совет? Я вам его дам. За деньги. Я спасу вашего Брайтона, а вы выпишите мне чек на миллион долларов.

: — Мне не жалко денег, но я не так доверчив, — он покачал головой, — Как Вы собираетесь это сделать?

— Я предполагаю, кто и почему? Этого вам достаточно?

— А если Вы ошибаетесь? Я заплачу за Ваши предположения?

— Я бы не стал торговаться, если бы был не уверен. У меня есть причины так предполагать и факты.

— Дайте мне время до вечера, детектив. Я хочу гарантий. Я попрошу Брайтона выписать Вам чек с его личного счета и поставить дату... ну, скажем, через месяц. Хватит Вам месяца, чтобы обезвредить убийцу? Если Вы не преуспеете, и Брайтон умрет, счет будет заблокирован. Такие условия Вас устроят?

: — Мальчик мой, я не дам господину и дня, чтобы он выжил. Ты все-таки ребенок. Идем. Здесь мы говорить не будем, — детектив заставил Тима отправиться за собой и, когда они сидели уже в его машине, достал папку и протянул юноше. — Я рад, что ты готов заплатить, но деньги мне не нужны. Я должен был быть уверен. Читай.

На первом листе висела фотография Литисии, а под ней досье. Время удочерения значилось двадцатью годами ранее. Далее шел подробный отчет о том, где и когда господин подписал данный документ. А затем фотографии. Много домашних фотографий, на которых происходило нечто ужасное.

— Ваш Брайтон делал с ней это почти до совершеннолетия. — констатировал детектив. — Я... обыскал ее квартиру на авеню Плаза.

— И Вы не считаете, что он это заслужил? — деревянным голосом спросил юноша, — Вы предпочтете погубить ее?

— Я не собираюсь разбираться в этом клубке. Слишком грязный. Но ваша нынешняя родственница сейчас в больнице. С ним. Одна. Вы сознаете, что будет, если ничего не предпринимать? Она хочет компенсации. А вы — кость в горле. Только ей он доверялся. А теперь появились вы.

— Если... — Тим вдруг смертельно побледнел и как-то неестественно качнулся, но справился с собой, — Если мы не успеем, значит, такова судьба...

И вдруг разрыдался, согнувшись пополам и уткнувшись лицом в ладони.

— Если — вот именно. Я уже туда направил своих людей. И молчал пока о том, что знаю. Знаете, я давно работаю в полиции. Мне через две недели на пенсию идти. Но Брайтон — монстр. На его счету не одна жертва. И если я теперь его спасу, потом меня он же и уничтожит, потому что я знаю. А теперь уходите, молодой человек. У вас вот времени нет совсем.

— Что? — Тим ошарашенно поднял глаза, — Я Вас не понимаю... Что... что Вы в итоге намерены делать?

— Когда один паук давит другого, то остается только один вариант... — детектив закурил, а затем посмотрел на юношу, как на какое-то потустороннее привидение. — Попытаться остановить преступление. И ... — он вручил Тиму папку. — Возьмите... И поедем в больницу.

Всю дорогу мужчина молчал, даже на лестнице он больше не отвечал на вопросы глупого мальчишки, не понимавшего, что всего лишь очередная кукла.

Тим не знал, за что ему молиться, и имеет ли он вообще на это право. Мир вокруг искажался и плыл словно в кривом зеркале, а в раскалывающейся от боли голове словно протекала горячая лава вместо крови. Лестница под ногами пару раз качнулась и расслоилась, как в картинах Ашера. Тим моргнул и зажмурился, силясь вновь свести воедино. Словно сон... кошмарный сон, когда ты бежишь, силясь успеть... спасти... а коридоры и лестницы все путаются и путаются. "Я ищу ужасного монстра по берегам реки, — губы беззвучно шевелились, напевая песенку из детства, — Я знаю, это непросто, но ты отсюда беги..."

30

Люди, люди, люди — они шли навстречу. И охрана... Что-то произошло на втором этаже. Слишком много суеты в коридоре. Детектив остановился, глядя на Тима, в руках которого была папка.

— Он называл свою первую жертву Маргариткой, — сказал юноше спокойно, когда к ним подбежала медсестра, которая что-то говорила на испанском. Почему именно на испанском? Что говорила?

Охрана и полиция вывезли каталку, накрытую белой простыней в коридор.

В мутном кошмаре невозможно даже разобрать слова, которые говорят люди... Белая простыня... Значит, не успели... Судьба свершила свой суд. Тим ощутил спиной стену... кажется, он сделал шаг, словно пытаясь сбежать из кошмара. Юноша стал тихо оседать по стенке на пол.

— Детектив, не надо... не трогайте больше никого... не надо... пусть... пусть больше никто не страдает... пожалуйста, — он вряд ли осознавал, что говорит беззвучно.

Никто не слышал юношу. Абсолютно не обращали на него внимания. А потом Тима потянул за рукав доктор. Детектив и так уже дошел до двери и теперь стоял на пороге особой палаты для особого пациента.

— Господин Брайтон очень волновался за вас. Идемте, — врач потащил буквально оседающего Тима прочь от шума и отпустил лишь тогда, когда они оказались там же, где теперь стоял детектив.

Брайтон сидел в кресле, вся его кровать была залита кровью, он тяжело дышал и сейчас огненными глазами взирал то на Тима, то на прибывшего с ним старого полицейского.

Брайтон! Он жив! Охотник промахнулся и сам пал жертвой зверя...

Юноша сделал несколько торопливых шагов к господину, и тут его взгляд приковала залитая кровью постель. В его голове словно распускался огромный алый цветок, заслоняя собой все вокруг. Новая кровь, новая смерть из-за Брайтона... и из-за него...

Тима... контракт... проклятый контракт. Ему удавалось до сих пор прощать себе все, веря, что он сможет удержать монстра от нового убийства... Но ведь сейчас Брайтон только защищался... и, может, вообще это не он... полицейские... Но из-за него... из-за них обоих и эта кровь в том числе на совести Тима. Он вспоминал Литисию — красивая, яростная, гордая... и эти фотографии, что показал ему детектив. Она имела право на месть! Предотвратить преступление! Сначала закрыть глаза на многие-многие другие ... а потом предотвращать справедливую месть... Лучше бы Литисия сначала убила его — Тима... Это была последняя мысль перед тем, как все скрыло темнота, и юноша рухнул к ногам господина.

... Иногда тьма бывает великим освобождением от треволнений. Иногда нужно остановиться и подумать. Иногда... И это самое ужасное! Приходится жертвовать своими правилами, чтобы найти счастье. Брайтон был в этом уверен. Его душа была открыта лишь для одного существа на всем белом свете — для Тима.

Зверь хотел любить. Зверь получил Лотоса — само совершенство. Лишь смерть могла остановить чудовище, но монстр выбрался даже из этой передряги.

— Тим, дорогой мой мальчик, — кто-то через тьму убирал волосы со лба юноши. — Спи, спи до утра... Надеюсь, укол поможет, доктор. Он слишком много пережил...

Завтра наступит. Светлое. Для тебя, мой цветок, застилая долину любви белоснежными соцветиями. И ты посмотришь в глаза вернувшегося к тебе монстра, чтобы сказать о чувствах.

Тим открыл глаза... широкая, мягкая постель господина и его ровное дыхания рядом. Юноша обернулся, и на несколько мгновений показалось, что ему просто приснился кошмарный сон. Он протянул руку и дотронулся до щеки мужчины кончиками пальцев, чтобы убедиться, что сейчас его окружает настоящая реальность.

Брайтон шевельнулся, но не открыл глаз. Он спал очень крепко и был слишком слаб, чтобы вернуться из царства морфея так скоро. Во сне мужчине еще виделся тот момент, когда Литисия решилась. Господин знал, что это однажды произойдет — ревность сделала свое дело, и свадьба, конечно, являлась последней каплей. Но Тим... Ни на кого бы его не променял жадный монстр, который впервые влюбился.

— Еще немного... поспать, — через сон пробормотал Брайтон. — Пять минут.

— Спи, — шепнул Тим, убирая руку. Он лишь подвинулся ближе, чтобы чувствовать кожей тепло господина и прикрыл глаза, стараясь не пустить к себе мысли и воспоминания.

Казалось, что прошло больше полдня, хотя утро только поднялось над домом Брайтона и потянулось в мягких облаках. Тогда же господин открыл глаза и обнял рукой задремавшего рядом Лотоса.

— Тим, — шепнул ласково, — я люблю тебя.

Юноша потерся щекой о его плечо:

— И я тебя... Скажи только, ты мне снишься или, правда, здесь со мной? Я так боюсь открыть глаза и вспомнить, что... что... — он замолчал, силясь проглотить ком в горле. — Я здесь. И я не снюсь. Но тебе придется сходить за врачом, который вчера с нами приехал. И еще мне нужны уколы и перевязки. — усмехнулся Брайтон. — Так что придется нам пока отложить свадебное путешествие.

Тим, наконец, открыл глаза и посмотрел на господина, машинально отметив бледность и заострившиеся от болезни черты.

— Врача... да, конечно, сейчас, — он вскочил с постели, растерянно огляделся в поисках домашней одежды, заглянул в шкаф и натянул первые попавшиеся джинсы и футболку, — Про завтрак наверно тоже нужно спросить у врача. Что тебе сейчас можно, — задумчиво протянул юноша и, кивнув своим мыслям, поспешил за доктором.

— Я бы хотел сок, кашу и что-то существенное: сыр, мясо, а еще напитков покрепче, — усмехнулся Брайтон, понимавший, что ему еще придется достаточно долго приходить в себя. — Позови еще кого-то из слуг. Иногда естественные потребности такие настойчивые.

— Да-да, сейчас все будет, подожди пару минут, — заверил Тим уже с порога, — Ну конечно, все из того, что доктор разрешит.

Он спустился по лестнице, потирая глаза, голова была тяжелая от долгого и, кажется, не совсем естественного сна. Отыскать слуг было несложно, юноша послал одного в спальню господина, и еще одного в комнаты для гостей за доктором, отдал распоряжение приготовить свежевыжатый сок и овсянку — это точно не повредит, об остальном стоит справиться у врача — ну и крепкий кофе себе. Тим мимоходом глянул в окно, солнце заливало подъездную дорожку, где-то громко чирикала птичка... жизнь продолжалась...

Процедура умывания и справления естественных способностей, уколы и перевязка заняли около получаса, теперь Брайтон восседал на кровати, устроенный на специальной подставке, чтобы не было особой мягкости и с удовольствием ел, поглядывая на Тима.

— Хочешь спросить? — поинтересовался, когда слуги и врач покинули спальню.

Тим рассеяно наблюдал за господином, очаровывая себя иллюзией, что и для него хоть иногда возможна обычная жизнь... Он еле заметно вздрогнул, услышав вопрос, и несколько долгих секунд смотрел на Брайтона, ничего не говоря.

— А ты... хочешь рассказать? — голос прозвучал бесцветно.

— Нет, — мужчина отпил теплого молока и подцепил вилкой кусочек сыра. — Ты расстроен, я понимаю. Но ты можешь говорить со мной откровенно. Ты ведь не думаешь, что у нас есть причины что-то скрывать друг от друга?

— Я не хочу, чтобы кто-то еще умирал, Брайтон, — в его голосе было больше усталости, чем горечи, — Я этого больше не вынесу. Вчера мне показалось, что я схожу с ума... и это не метафора.

— Значит, ты предпочел, чтобы меня убили. Конечно, у тебя был небольшой выбор. Тогда почему ты забрал у детектива папку с фотографиями. Ты бы мог дать показания. Мог сдать меня с потрохами. Ты этого не сделал. Ты любишь меня. Я знаю. Но ты, — мужчина вытер платком губы. — Ты не жертва, мой милый. Все, что между нами произошло, лишь в начале выглядело, как похищение, а потом... — он прищурился. — Скажешь, что у тебя стокгольмский синдром?

— Этот выбор разорвал бы меня на части... я не хочу, чтобы еще кто-то умирал или страдал, и я больше не верю, что смогу удержать тебя от этого своей любовью... Но и потерять тебя не могу... Я сойду с ума, если мне, правда, придется делать такой выбор. Я имею ввиду буквально... я закончу свои дни в психушке... наверное, очень благоустроенной, благодаря нашему контракту, только вряд ли меня это будет заботить, — он тяжело вздохнул. — Стокгольмский синдром это, насколько я знаю, немного другое. А у меня скорее синдром недостатка родительской любви в детстве... или, не знаю, как он там называется по-научному. Ты заботился обо мне, тебе было важно мое будущее, ты не относился ко мне, как к игрушке, что бы ты там ни говорил... Хотя, может, просто игра была слишком тонкой и сложной, но я не мог воспринимать себя просто куклой... ты же позволял мне учиться, мечтать о будущем... Я, возможно, придумал себе много чего. Когда иллюзии разбивались, было очень больно... но... но они никогда не разбивались до конца. Наверное, потому что иногда твои чувства пробивались сквозь... сквозь все это... И если сейчас ты женился на мне и говоришь, что любишь... значит, больше права была моя наивность, — Тим говорил и говорил, не испытывая больше ни толики сомнений в откровенности с господином. Потрясения последних дней окончательно сломали что-то внутри.

Брайтон слушал Тима молча. Видел, как тот распаляется, как взрывается один за другим его снаряды, как он объясняется ему в том, что стыдно сказать.

— Значит, я для тебя отец? — остановил он юношу спокойно. — Тебе стыдно воспринимать меня, как возлюбленного. Тебе кажется унизительным любить монстра... Я огорчен, Тим.

— Боже, Брайтон! — не выдержал Тим, — Ну за что мне такое наказание?! — он помотал головой, — Каждый раз, когда я начинаю с тобой откровенничать, ты все переворачиваешь наизнанку! Ты мне такой же отец, как и наш город — Стокгольм! Унизительным?! Как ты не понимаешь, я люблю тебя! Такого, какой ты есть. Мне больно от этого, потому что, если любить и принимать все без остатка, я делю с тобой твои грехи. Каждая чужая слеза и капля крови у нас с тобой пополам, Брайтон.

— Тогда и принимай это достойно. Я никого не убивал в больнице. Это сделал мой охранник. — Мужчина спокойно сложил руки поверх покрывала. Или думаешь, я настолько сейчас способен сопротивляться?

— Я готов на многое для тебя Брайтон, и я никогда не смогу тебя предать... Возможно, если кто-то будет страдать и умирать, а я ничего не смогу сделать, потому что люблю монстра... это сведет меня с ума. Но я всегда буду на твоей стороне, как бы мне ни было от этого больно. Сердце выбирает раз и навсегда. По крайней мере, сейчас я так чувствую. И ты не прав, если думаешь, что я стыжусь этого. Напротив, я испытываю... иногда мне кажется, что даже нездоровую... гордость. Но я никогда не научусь принимать это достойно. Уж, прости, это не в моих силах. А насчет твоей способности к сопротивлению и моей части вины... мы оба знаем, почему... — он запнулся перед тем, а произнести ее имя, — Литисия решилась на это. Я, надеюсь, мы сможем это пережить... ну или я, если для тебя ее смерть ничего не значит...

— Повторяю, я ее не убивал. — Брайтон побледнел. — К чему все эти пафосные речи, Тим? Ты себя оправдываешь или меня? — мужчина хмурился все сильнее. — А гордится нечем. Меня бы добили, чтобы потом заняться тобой. Я бы с ней поступил бы так же...

— Я оправдываю обоих... я же говорил, что... Впрочем, ты прав, я тебя утомил пафосными речами, а тебе нужно отдыхать, — он поднялся из кресла, — Прости, мне просто нужно это все пережить. Ты еще поспишь или я могу как-то развлечь тебя? Только не говори про работу. С твоей корпорацией все в порядке, она не собирается рухнуть в ближайшее время, так что можешь отдыхать. Если будет что-то серьезное, я тебе сообщу.

— Что же, меня устроит, что ты рядом. И я рад, что ты взялся за наши общие дела. Наверное, иначе, чем ранением, мне не удалось бы вытащить этого словоохотливого и рассудительного молодого человека, — усмехнулся Брайтон, теперь берясь за стакан с соком.

На губы юноши легла мягкая улыбка, он подошел к кровати и сел рядом, осторожно укладывая голову на плечо господину.

— Близость смерти заставляет быстро взрослеть, — тихо ответил он, — Прости, если чем-то задел, мне нужно было выговориться. Если бы ты знал, какой ужас я пережил за эти несколько дней... Мне невыносима мысль тебя потерять... И видеть таким тоже очень больно... И знать, что тебе угрожает опасность, пытаться оградить и понимать, что нет стопроцентного спасения от неуловимого охотника...

Он словно все эти дни пытался оборонять все входы и выходы пещеры, в которой лежал раненый монстр... но лазеек было столько, что он их всех даже не мог найти. Тим на мгновение крепко зажмурился, прогоняя мрачное наваждение. Теперь все будет хорошо, они оба в безопасности.

— Теперь все будет хорошо, — повторил Тим уже вслух.

— Ну, прекрати, — господин повернулся, чтобы поцеловать Тима в макушку. Темный шелк волос пах травами, и сам юноша вызывал в Брайтоне знакомые уже чувства восторга, радости и желания. Чертова болезнь лишь мешала теперь насладиться молодым супругом целиком.

— У нас еще все впереди, милый мой. И я не намерен упускать все возможности, полагающиеся мне, как твоему мужу. Или ты против?

— Ох, ну что же я! Мне нужно тебя развлекать и всячески ободрять, а я развел мрачные разговоры! — Тим поднял голову, улыбнулся и потянулся к господину. Теплые губы прошлись по линии подбородка, коснулись щеки, мазнули по скуле, — Такой ответ тебя устроит, или тебе этого уже мало?

— Он устроил бы меня больше, если бы ты был голый. Ты обещал мне, — бровь приподнялась, — в самом начале знакомства... помнишь... одну маленькую прихоть. Что будешь мне танцевать

— Танцева-ать, — протянул Тим и медленно облизал губы, пальцы потянули вверх край футболки. Он искренне сожалел, что второпях не одел хотя бы рубашку с пуговицами, — Мне переодеться или будет достаточно... — он чуть отстранился и стянул футболку через голову, встряхивая длинными волосами, рассыпающимися шелковым потоком по обнаженным плечам, — Если я просто, — юноша плавно спустился на пол и, слегка покачивая бедрами, стал расстегивать джинсы, — Сниму все это? — будничным тоном закончил он.

Брайтон довольно прищурился. После дней больницы это было великолепным подарком. Тим дарил себя, открывался. Цветок совершенный, его великолепный Лотос.

— Да, мне будет достаточно, — сохранять спокойствие было очень сложно, и останавливала мужчину только слабость. Но ничто не мешало любоваться.

Эротический танец — хорошая разрядка для них обоих. Отпустить все и отдаться медленным дразнящим движениям, остро чувствуя на себе взгляд господина.

— Хорошо, — юноша, покусывая нижнюю губу и томно взглядывая из-под ресниц, потянул замочек на молнии, затем запустил пальцы за пояс джинсов и запрокидывая голову, начал медленно стягивать с бедер грубую ткань. Вот уже показались выступающие косточки и полоска самой нежной кожи, но тут Тим остановился и, лукаво усмехаясь, сообщил:

— Нам нужна музыка, — и танцующей походкой направился к музыкальному центру.

Ожидания Брайтона были вознаграждены сторицей, когда заиграла музыка включенного музыкального центра, стоявшего на той стороне их общей спальни. Он и до этого любовался Тимом, как наградой, а теперь совершенно успокоился, откидывая на задний план вчерашнюю ночь, когда к нему заявилась его названная дочь.

Да, мужчина догадывался, кто именно способен на такую пакость. Но затаился, словно паук, в своей сети, натянув ту до предела. Девочка, которой он подарил богатство за свое сумасшествие, не желала делить отца с выскочкой-Лотосом. Она давно избегала их контакта, когда осознала, что перестала быть уникальной для убийцы и монстра.

Брайтон не особо вдумывался в причины. Он всегда был жесток, всегда доводил жертв до конца. И Литисия оказалась не исключением, только игра с ней затянулась намного дольше. Превратив в хищницу и убийцу саму. Неудачную убийцу, слишком слабую, чтобы тягаться с монстром, который безжалостно приказал застрелить малышку при любой попытке к действию.

А теперь он сидел и любовался Лотосом. Его совершенным цветком. Его утонченным мальчиком, его единственной темной любовью, пробужденной из ниоткуда — по велению безрассудства.

Тим очистился от всех тяжелых мыслей и воспоминаний. В сознании его осталась только музыка и взгляд Брайтона, который он ощущал кожей. Плавные, текучие движения, осознание собственной гармоничности и красоты в этом слиянии с музыкой. Ощущения прохладной волны волос, перетекающей по обнаженным плечам в такт. Он закрыл глаза, полностью отдаваясь этому почти ритуальному действу. Нет, он никому не отдаст своего монстра, и пусть все охотники, каковы бы ни были их мотивы — жажда денег или справедливая месть — катятся в бездну.

Тягучее, невозможное пробуждалось между ними — совсем другое, чем прежде. Через бездны легкие лепестки, летящие вверх — легкие мотыльки совершенства, и не страшно падать вместе. Играть с туманами неизвестности, чуть касаясь друг друга душами. Целуя время, в котором существуют двое.

Не отпустить ни взглядом, ни мыслью, ни любовью. Никому не отдать их общность. Любить... Тихо или яростно, но любить, как будто вспомнить, что такое дышать.

Танец помог очистить сознание, уложить все по полочкам, выкарабкаться из ловушки ложных чувств. Брайтон был прав — да, он стыдится... вернее, не может простить себе того, что любит монстра. А правда в том, что он на самом деле наслаждается тем, какой опасный зверь находит в нем нечто особенное и лишь с ним, со своим Лотосом, он ласков, а для всех других опасный и безжалостный убийца. И именно этого запретного наслаждения, обжигающего сердце сладким ядом, человеческая душа не могла принять и простить себе. И Литисия... разве сам Тим не испытывал уколов ревности к ней... и, что самое ужасное, к Алексу?! И разве он сам может поручиться, что не встанет на ту же дорожку, если Брайтон найдет себе новый цветок. Да еще и прикроется при этом какими-нибудь высокоморальными принципами. Уж лучше отбросить их совсем — ибо вот так они становятся хуже грязи.

Юноша открыл потемневшие глаза, глядя на Брайтона, подошел к постели и лег у ног господина, положив голову ему на колено.

— Больше ничто не встанет между нами, обещаю, — прошептал он, — Пока я твой, а ты мой, я всегда буду на твоей стороне.

Брайтон смотрел на Тима долгим, измучивающим. казалось, ледяным взглядом, но внутри вулкан разрывал почву души трещинами, а монстр рвался наружу, готовый уничтожить все, кроме маленького островка, на котором растет его цветок.

— Я знаю, — голос был спокоен, но говорил с Лотосом сейчас убийца, познавший, наконец, искреннее чувство. Он связывал Лотоса цепями близости так же, как оплетал монстра листьями совершенный цветок.

Тим чувствовал перемены в господине, но тонкие холодные ручейки страха лишь будоражили душу, неспособные больше заставить ее отпрянуть. Он потерся щекой о бедро мужчины:

— Люблю тебя, — едва слышно выдохнули губы.

И тогда господин отставил прочь столик с завтраком, чтобы дотянуться до черного шелка волос и проникнуть туда пальцами, который дрожали от нетерпения.

— Я очень боялся за тебя, — сказал тихо. — Если бы она что-то с тобой сделала. Мне пришлось просить детектива присматривать... — в признании звучала утихомиренная боль. Монстр теперь верил Тиму. Верил, что тот не предаст. Верил и любил. — Ты только мой.

— А я не знал, кому верить. Но про Литисию у меня и в мыслях не было. Жаль, что ты не сказал, что детективу можно доверять. Я не хотел связываться с полицией, — юноша рассказывал негромко и легонько ласкался к перебирающей его волосы руке. — Мне казалось, что убийца может выползти из любой щели, подкупить кого угодно. У меня такая паника была, хоть самому дежурить у твоей постели с пистолетом и пробовать каждое лекарство на себе. И твою корпорацию не оставить, она же для тебя так много значит. Хоть разорвись на части. И Литисия настаивала, чтобы я был на работе... кто же знал?! Я думал, она хочет нам помочь и лучше знает, что делать. Она ведь дольше меня в деловых кругах... Но все позади... позади теперь... Ты поправишься, восстановишь все дела, и мы уедем в путешествие, чтобы весь этот кошмар поскорей забылся.

— Тебе надо отдохнуть, забыться... Все будет хорошо, — улыбнулся на волнения Тима господин, продолжая успокоительно того гладить. Очень скоро, не пройдет и месяца, они уже будут далеко отсюда, чтобы отдаваться друг другу без остатка, а пока... есть столько шансов поговорить и понять, вглядеться. — Ты молодец, что держался. Ты очень сильный. Ты и сам не знаешь на сколько. Но и хрупкий. Невероятное сочетание.

Юноша блаженно улыбался, тая под лаской слов и прикосновений. Это Брайтон был невероятным, а заслужить от него похвалу было для Тима чистым восторгом.

— Для тебя, — шепнул он.

— Для меня другого и существовать не может, — захлестнувшая радость билась в сердце, как лава. Тим никуда не денется, не станет больше бояться. Не отторгнет, он здесь.

— Ты, должно быть, устал! — спохватился юноша. Все-таки Брайтон еще не оправился от тяжелого ранения, — Давай просто полежим? — он убрал столик для завтрака на пол и предложил свою помощь, чтобы мужчина мог лечь, не потревожив рану.

Тот с благодарностью принял помощь и уже скоро обнимал своего Лотоса, чувствуя, как накатывает сон. От лекарств сознание чуть мутилось. А потом и вовсе ушло, вместе с лечащим забвением.

Последующие недели протекали в однообразном и одновременном сладком уединении двоих. Здесь монстр подчинялся, а цветок, раскрыв лепестки, правил.

Но Брайтон не чувствовал себя ущемленным или подвластным — его Тим вырос на глазах, так ловко разбираясь в делах, о которых и говорить боялся совсем недавно. Любимый мальчик, у которого вся жизнь впереди.

Его синеглазый цветок в бурном океане жизни.