www.1939.com.pl

— Ложись! — крикнули несколько голосов одновременно. — Граната!

Все послушно рухнули на землю. Взрыв осыпал нас сотней тысяч веточек и шишек — и это был последний понесенный нами урон. После чего на нашем фланге все закончилось.

Тем временем, на правом фланге полным ходом шло грамотное контрнаступление сил быстрого реагирования, то бишь взвода "громовцев". Командосы, гордость польской армии, нередко казались самоуверенными скучающими позерами, которых не вдохновляет ничего, за исключением насыщающих кровь адреналином акций с элементами смертельного риска. У меня сложилось сильное впечатление, что к учениям и вообще ко всему этому цирку с Отдельным Разведывательным Батальоном они отнеслись как к каре Божьей, ничем не заслуженному наказанию. Возможно, решили между собой, что Войтынский попал в немилость у кого-нибудь из командования. И просто ожидали, когда мы отправимся в Афганистан, а уж там они покажут миру, чего стоят.

Сегодня, однако — откровенно говоря — только они не потеряли головы, в отличие от остальной части отряда. Уже в самом начале стрельбы "громовцы" организованно отступили за оружием, а когда Курцевич, развалив вражеский бронетранспортер на мелкие ошметки, дал сигнал: "Еще Польска не згинэла" — началась собственно их акция. Под прикрытием грузовиков два десятка смертельно опасных воинов незаметно прокрались в сторону вражеской цепи, широкой дугой огибая ее правый фланг. И аккурат в момент, когда Курцевич закончил поливать неприятеля пулеметными очередями, "наши", будучи уже в тылу у "чужаков", внезапно атаковали.

Автоматический пистолет MP-5 производства фирмы Heckler-Koch калибра 9 мм — лучшее в мире оружие для боя на коротких дистанциях: по кучности стрельбы, относительно небольшому весу, вдобавок — он прекрасно сбалансирован и практически не имеет отдачи; в умелых руках это настоящая машина убийства. Руки людей из ГРОМ-а были более чем умелые и потому схватка оказалась короткой: полтора десятка метких коротеньких очередей прервали столько же жизней — и, в принципе, делать было больше нечего. Противник наверняка даже не успел сообразить, что собственно произошло. Курцевич своим выступлением нанес немцам большие потери и подорвал их дух: те же, что выжили, стреляли уже не так кучно и не так метко, как прежде. Командосы завершили истребление — и три четверти личного состава чужого взвода оказались выключены из боя. Остальные — раненые, оглушенные и сильно перепуганные — с большой охотой подняли руки вверх.

Я встал с коленок — перезарядка пистолета казалась мне безопасней в этой позиции — и осторожно выглянул из-за грузовика. Более десятка тел, лежащих в самых нелепых позах; часть из них страшно изуродована взрывом гранаты. Некоторые еще дергались в агонии. Зрелище было не из приятных, но я как-то это вынес. В конце концов, никогда не поздно отвернуться.

— Галясь! Борека и врачей сюда! Живо!

— Слушаюсь.

Капрал отправился в лагерь, а я последовал вслед за ним. Остановился посреди площадки рядом с танком Курцевича. Сам герой смотрел на меня с высоты башенки и недоверчиво озирался по сторонам. Я тоже обвел взглядом поле битвы, пытаясь оценить потери. Не сказать, чтоб я делал это слишком скрупулезно: адреналин бурлил во мне вовсю и я никак не мог сконцентрироваться.

— Что-нибудь понимаешь из этого? — спросил он.

— Нет. Проверь состояние роты и доложи о потерях.

— Уже делается.

— Пан полковник! — Неожиданно и непонятно откуда появился передо мной Поклевский. Физиономия его была перекошена от ужаса, а голос звучал вызывающе. — Что случилось со связью? Что за люди нас атаковали? Я требую объяснений!

— Не можете дозвониться до вашего полковника, поручик? — спросил я так громко, что меня мог слышать не только Курцевич, но и, по крайней мере, половина его людей. — Запомните раз и навсегда: вы находитесь на службе. И по всякому вопросу обязаны обращаться к вашему непосредственному начальнику, капитану Курцевичу. Вам ясно?

— Но?

— Вам ясно? — повторил я несколько тише — и, видно, было что-то особенное в моем голосе, коль скоро он отказался от прежнего настойчивого тона и ответил:

— Так точно.

— Ну, так доложитесь — и бегом в расположение вашего взвода — проверять людей и технику.

— Так точно, — сорвался он с места.

— Я ему, сука, устрою, — взволновался Курцевич. — Будет с тоской вспоминать службу у тебя.

— Есть дела поважнее, — махнул я рукой.

Определенно есть. Первейшее их них — скрыть дрожь в коленях.

Ко мне подбежал Якуб Борек.

— Пусть твоя рота обеспечит охрану лагеря, — приказал я. — Раздели ее на патрули. Каждый в составе отделения. Каждый патруль должен иметь РПГ, пулемет и двойной боекомплект. Даже нет — тройной. Устрой связь так, чтобы и я слышал доклады патрулей. Ты охраняешь восточное, южное и северное направления. Западное направление будет охранять Станьчак. Скажи людям — пусть смотрят в оба. И на небо не забывают поглядывать. Не желаю видеть здесь никаких самолетов-разведчиков, высматривающих, что у нас на ужин. Попадется нам летчик-ловкач, выскочит над самыми верхушками деревьев — и радар не поможет. Люди из командного состава пусть займутся сбором пленных, скуют их наручниками и посадят где-нибудь на отшибе. Пленным следует сидеть спиной к лагерю и не болтать друг с другом. Раненых, разумеется, перевязать. Тот молодый Брегинц, кажется, жив — посади его отдельно. Выполняйте!

— Так точно! — Последние слова Борек произнес уже не бегу, направляясь к своим людям.

— Станьчак! — рявкнул я в микрофон.

Секунду спустя отозвался командир разведывательного взвода.

— Докладываю, — раздался в наушниках его спокойный голос.

По крайней мере, этот парень никогда не теряет головы.

— Потери?

— Нет.

— Хорошо. Возьми бронетранспортеры и поезжай дорогой, по которой мы приехали. Когда доберешься до пересечения с шоссе, найди наших друзей из жандармерии и поинтересуйся -какого черта они пропустили к нам сюда гостей с огнестрелом. Если никого не найдешь, хорошенько спрячься и замаскируйся. Вышли пешие патрули вперед и по сторонам. Избегай вооруженных стычек. Докладывай о любых перемещениях любого войска. В случае, если кто-то появится и попытается той или иной дорогой добраться до нас, задержи и не пропускай.

— Так точно. Но... Пан полковник... Что, собственно, происходит?

— Пока не знаю. Выполняйте!

— Так точно!

— Савицкий!

— Я!

— Как можно скорее потушите транспортер. Этот дым, черт знает, где виден.

— Уже готовим оборудование. Будет сделано!

— Хорошо. Грабовский!

— Я! — Слабеньким голоском отозвался зенитчик.

— Живой? Потери есть?

— На сей момент не наблюдаю.

— Хорошо. Все "шилки" привести в состояние боевой готовности. Заряди ракеты. Расставь все так, чтобы наблюдать любой участок неба.

— А от кого нам следует обороняться?

— От инопланетян, Грабовский, не знал? Только что прилетели и ожидают подкрепления от коллег. Выполняйте.

Тишина.

— Грабовский, вы слышите?

— Так точно.

— Вы поняли?

— Да. Нет. Не знаю. Что мне следует выполнять?

Я глубоко вздохнул.

— Поручик, повторяю приказ: вам следует расставить самоходные зенитные комплексы "шилка" в местах, оптимальных для обороны батальона от вражеского нападения с воздуха. Каждая "шилка" должна иметь полный боекомплект. Это касается как ракет, так и боеприпасов для орудий. На всех комплексах должны быть включены пассивные и активные системы наблюдения и перехвата, вместе с радаром. Все ясно?

Тишина.

— Поручик, прошу вас оставаться на месте. Я иду к вам.

Скверно. Один из командиров слился.

Прошло от силы полтора часа с момента нашего прибытия на полигон, а результаты, достигнутые за столь короткое время, вполне впечатляют: свыше пятидесяти трупов, в том числе — пара наших, более десятка раненых, догорающий музейный бронетранспортер и его уцелевший брат-близнец, два таких же музейных грузовика, но в нулевом состоянии, десятка полтора пленных, продырявленные капоты наших грузовиков, все еще разносящийся в воздухе смрад кордита и, наконец, психический срыв одного из ключевых командиров. А афганская миссия еще даже не началась. Ба, еще не начались даже запланированные учения.

Тогда я подумал, что чем скорее поверю в то, что случилось, тем лучше. Хотя, наверное, удобней было бы думать, что все это кошмарный сон. Будучи сильно не в себе, я щипал себя за бедро, но почему-то не мог пробудиться. Кошмар продолжался.

Зенитки стояли перед самыми палатками. На первый взгляд они выглядели невредимыми. Да и что им какие-то пули. Бронезащита зениток способна была выдержать куда более мощные удары, чего нельзя было сказать о людях. Экипажи стояли плотной кучкой перед машинами. Почти все, даже некурящие, нервно затягивались сигаретами, были взволнованы и испуганы. Грабовский не особенно старался исправить это положение дел. Сам выглядел погано: серое лицо, ходящие ходуном руки, словно в припадке болезни Паркинсона.

Я встал перед группой, смерил их суровым взглядом мудрого командира. Командующего, на которого они всегда могут рассчитывать.

— Солдаты! Грузите в машины комплект боеприпасов и ракет и устанавливайте их на позиции. Цель задания: оборона лагеря от воздушного нападения. Следите за радарами на всех диапазонах. Режим активный. Все ясно?

— Так точно! — вяло согласились около двух десятков голосов.

— Выполнять немедленно! — приказал я. — А вас, поручик, я попрошу на пару слов.

Мы отошли немного в сторону — ибо то, что я собирался сказать поручику, ни в коем случае не предназначалось для ушей его подчиненных. В конце концов, в данный момент у них не было времени грузить себя мыслями о судьбе своего командира. Наблюдая их профессиональную суету, я сделал вывод, что, несмотря на шок, вызванный боем, они, однако, решились выполнить приказ. Или рутина решила это за них. И на том спасибо.

— Поручик Грабовский, буду говорить кратко. — Я сам впервые оказался в такой ситуации, а потому, на всякий случай, решил, что лучше держаться официального тона. — Мы были атакованы. Не знаю кем, не знаю почему. Скоро, наверное, узнаю, но сейчас это не существенно. Главное то, что нам угрожает реальная опасность. Вы осознаете, поручик, что в подобной ситуации нет ничего более важного, чем выполнение приказов. Точное и безотлагательное. От этого зависит безопасность всех. Вам понятно?

— Ддда. — Мне едва не пришлось наклониться к его лицу, чтобы услышать этот утвердительный ответ. — Понятно.

Он поднял голову. От прежнего Грабовского, веселого парня, не осталось ничего. Я посмотрел ему в глаза, но он тотчас отвел свой взгляд в сторону. У меня не оставалось выхода, решение могло быть только таким:

— Поручик Грабовский, я отстраняю вас от командования. — Даже эти жестокие слова не вызвали никакой реакции, парень лишь еще более ссутулился. — Прошу вас немедленно отправиться в лазарет. До особых распоряжений вы будете находиться под опекой врачей.

Я назначил на должность Грабовского подпоручика Валецкого, командира первого взвода, повторил ему приказ, касающийся обороны лагеря, и тяжелым шагом побрел назад.

5.

Было похоже на чудо, что при таком плотном огне у нас оказалось только двое убитых. В поле зрения крутились несколько врачей и санитаров, перевязывающих раненых, но я уже знал наверняка: из наших мы потеряли только Гэмбалю и Уилсона. Чужаки стреляли не лучшим образом — и это было единственным нашим счастьем в этот проклятый день.

"Твардый" все еще стоял в центре лагеря — со стволом, повернутым на 90 градусов от оси движения. Я пошел по направлению выстрела в сторону остатков бронетранспортера. Пожар уже потушили. Люди Савицкого крутились вокруг, собирая разбросанные взрывом вещи. Трупы пока что лежали никем не тронутые.

— Пан полковник, — кто бы сомневался, что в числе сборщиков трофеев обнаружится вездесущий Галясь, — разрешите доложить... Да вы сами посмотрите, что я нашел.

Он подошел ко мне и протянул мне тонкую, слегка обгоревшую кожаную полевую сумку с порванным ремешком.

— Планшет с картами? — спросил я.

— Он самый, — подтвердил Галясь уверенным тоном. — Когда пан капитан припечатал в этот головной транспортер, то офицера, что с нами болтал, разнесло вдребезги. Не много чего от него осталось. Но ремешок сумки взрывом оторвало и видите, пан полковник, отбросило планшет взрывом в лес. Лежал там, чуть в стороне. Загляните внутрь, пан полковник.

Я заглянул. И в очередной раз за этот день вздрогнул от изумления. Что было довольно глупо — так как, после всего случившегося, содержимое планшета было не ахти какой диковиной.

— Карта? — Интересно, что еще я надеялся обнаружить в планшете для карт.

— Разрешите доложить, так точно, пан полковник. Германская штабная карта.

— И что на ней?

— Ближайшие окрестности. И точное расположение XVI-го Танкового Корпуса фон Хеппнера.

— Фон Хеппнера? — Наш диалог начинал напоминать монолог пациента, страдающего эхолалией.

— Генерала Эриха фон Хеппнера, командуюшего XVI-м Танковым Корпусом в сентябре 1939 года.

— Историческая карта, — уверенно заявил я.

— В любом случае, подлинная, — уклончиво ответил капрал.

Я оставил его замечание без внимания.

Я отправился дальше, чтобы осмотреть уцелевшую технику вражеского отряда. Второй бронетранспортер остался невредимым. Это была классическая колесно-гусеничная машина времен Второй Мировой войны. Над бронированной кабиной водителя был установлен пулемет с характерным дырчатым кожухом вокруг ствола. Подобные транспортеры, пулеметы, а также солдат, одетых в серо-стальные мундиры и характерно изогнутые низко сидящие шлемы, я безусловно видел в десятках военных фильмах. Но эти отсюда совсем не походили на киношных, я в этом был стопроцентно уверен.

— Галясь. — Повернулся я к капралу. — О планшете пока никому не слова. И свои выводы, если сообразил что-то, пока оставь при себе.

— Так точно.

Давно я не видел его настолько серьезным.

— Пан полковник, — услышал я шепот в наушнике.

Станьчак. Оставив за спиной капрала, я быстрым шагом отправился в направлении командного поста.

— Докладывайте.

— Я добрался до пересечения нашей дороги с шоссе. Ну, там все иначе выглядит, чем пару часов назад. Асфальта нет, обычная грунтовая дорога, разве что достаточно ровная. Никаких следов постов жандармерии.

— Вы уверены? — Напрасный вопрос. Я был бы сильно удивлен, если бы они там вдруг оказались.

— Да. Я искал на пространстве в несколько сот метров по сторонам. Но это еще не все. По дороге движутся военные машины. В основном, грузовики и мотоциклы. Либо интендатские службы, либо связисты. Немного санитарных машин. Все модели довоенные. Немецкие.

— О, черт!

— Абсолютно с вами согласен, пан полковник. Это немцы. Что мне делать, если вздумают сунуться сюда?

— Докладывай. А потом — огонь из всех стволов.

— Есть. Доклад закончен.

— Пока.

Я отключился.

Общее собрание офицеров я назначил на пять вечера — то есть, у меня оставалось еще немного времени, чтобы все осмыслить. Ничего позитивного. Из-за нелепой рассеянности я не отключил дурацкого звонка в телефоне, и в итоге поехал на аэродром, а там встретил Нэнси. Минус. Затем оказался слизняком и позволил Дрэшеру навязать мне командование батальоном. Очередной минус. Затем ввязался в драку с гангстерами, несколько из них пострадали; в результате половина командиров в батальоне попали в список разыскиваемых полицией. Минус с восклицательным знаком. Я принял назначение, ибо желал отправиться на войну — и, видно, Господь Бог меня покарал, так как я попал на войну, которая мне и в кошмаре не снилась. Очередной минус. Вдобавок, у меня начали возникать неясные подозрения о том, кто нас во все это безобразие втянул.