Я отвлекся только глотнуть воды, солдаты уже выезжали. На Лунке почему-то сидел великан, этот Було... а, остался без своего жеребца. Виконт же на нем уехал...
Едва белорожденная прошла мимо, Пенек припустил следом, таща за собой Эйка.
— Мастер!..
Пенек пер, не замечая его тычков.
— Эй, Бример! — ко мне подъехал Джок.
Убрав ногу со стремени, он протянул мне руку.
— Надеюсь, в призраке от человека остается больше, чем в жемчужине от ракушки. На всех подряд не бросаются.
Я вскочил на коня. Жеребец подсел и недовольно оглянулся. Джок похлопал его по шее и тронул.
Тибальд крутился у ворот, поджидая нас.
Остальные уже ехали к лесу. Эйк все-таки смог взобраться на осла — но и только. Пенек по-прежнему не замечал его, семеня за Лункой.
Поравнявшись с ней, тут же попытался прижаться сбоку. Було отпихнул его ногой.
Тогда Пенек, отстав, снова поравнялся с Лункой, на этот раз с другого бока — и цапнул Було за голень над стременем.
Великан взревел. Развернувшись в седле, он врезал огромным кулаком, целя не то в Пенька, не то в Эйка, не то в обоих сразу — но лишь вспорол воздух. Пенек и Эйк были слишком проворны для него.
— Ваглово семя! Следи за ослом, щенок!
Эйк, и без того лупивший Пенька и пятками и кулаками, немедленно отозвался:
— Ты мне не мастер, чтобы указывать, что делать. Тесаная башка.
— Еще раз подпустишь его, обоим зубы вышибу!
— Мамашу свою попугай своей уродской рожей! Тебя осел закусал, хоб соплей перешибет...
Так мы и выехали к карете.
Один из латников открыл забрало, чтобы получше разглядеть это чудо, осклабился.
Эйк запунцовел.
Солдаты, ухмыляясь, подъезжали к нам. Эйк, в моем старом плаще, на грязном осле, увешанном сумками, оказался в кругу скалящихся мужиков в доспехах. На боевых конях они нависали над ним. Кто-то хохотнул. Здоровенный рыжий жеребец фыркнул на Пенька, показав зубы.
— Привяжи Пенька к карете, и садись с кучером, — сказал я, вскакивая на освободившуюся Лунку.
Пенек, оказавшись в кругу жеребцов, присмирел. Тревожно прял ушами и вертел испуганной мордой. Даже попятился.
Эйк не пытался осадить его. Кажется, про Пенька он вообще забыл. Он глядел в приоткрытую дверцу кареты. Пергаментный, сбоку от графа, тоже уставился на Эйка. Пристально, и еще с каким-то неподдельным интересом, какой бывает друг к другу только у мастеров, владеющих одним ремеслом.
— Нет, — пробормотал Эйк, поежившись. — Уж лучше я на Пеньке, мастер.
— Можешь отдать мальчишке Лунку, — выглянул из кареты виконт. — Ты едешь с нами, Бример, — он похлопал по сиденью рядом с собой.
Вздохнув, я слез с белорожденной. Не отпуская повода, привстал на подножку кареты и заглянул внутрь.
— Мне лучше ехать на лошади, милорд, — тихо обратился я к графу. — Мне стоит оглядеть ваших людей внимательнее. И затем, в замке, я тоже должен буду...
Губы виконта под усами поджались.
— Кажется, ты опять ведешь к тому, что кто-то в замке предатель? — понизить голос он даже не пытался.
— Я вам уже говорил, сэр, — тихо проговорил я, — что если он смог...
— Из людей, за которыми я слежу? — еще громче проговорил виконт, не слушая меня. — Которыми я командую.
Лицо у него застыло. Глаза были бешеные.
— И все же, сэр. Боюсь, кто-то из них...
— Если ты, — он нацелил мне в лицо палец, затянутый в черную замшу и унизанный серебряным перстнем с изумрудом, — думаешь не выполнить работу и свалить свою вину на то, что тебе кто-то мешал, какой-то якобы предатель в замке...
— Вико-онт... — просительно протянул граф и снова приник к бурдюку.
— Я скажу один раз, и повторять тебе не буду. Никто, — отчеканил виконт, — никто из людей в замке не мог видеться с пленниками и сговориться до того, как их поймали. Когда их поймали, рядом с ними все время были лучшие люди графа. В каждом из которых я уверен, как в самом себе. И после, пока пленники были в темнице, ни вечером, ни ночью никто не мог пробраться в замок незамеченным. Это ясно? Никакой помощи от людей, внутри замка или снаружи, быть не могло. Это исключено.
— Но...
— Я все сказал.
Что-то нависло надо мной сзади. Я оглянулся.
Латник, на таком же сверкающем доспехами жеребце. Шипастый кулак он упер в стальной набедренник. Из-под поднятого забрала глядели два злых серых глаза.
Виконт дернул подбородком на сиденье.
Закусив губу, я забрался внутрь. Латник захлопнул дверцу.
21
Карета, оказалось, была подвешена на цепях, и мастерски. Горбатая дорога через лес превратилась, если закрыть глаза, в озеро, легко покачивающее лодку...
Я не сопротивлялся сну, то проваливаясь, то разлепляя глаза. С лесной дороги мы выехали на королевский тракт, и двинулись на северо-запад. Обогнали отряд копейщиков, выжав их на обочину.
Взопревшие под солнцем в кольчугах с толстыми поддевками, они хмуро глядели на людей графа, проезжавших на крупастых конях. Только лейтенант копейщиков был со стальным нагрудником и наплечниками, на тощей кобылке. Вместо приветствия он ограничился хмурым кивком нашей карете.
Обогнали небольшой обоз.
Несколько раз навстречу попадались длинные фургоны с ранеными. Тогда кто-нибудь из синих плащей загодя выезжал вперед и зычно орал, чтобы очистили дорогу его светлости.
Шестерка тяжеловозов споро тащила карету вперед — навстречу человеку, уже пытавшемуся меня убить...
Виконт уверен, что никто в замке беглецу не помогал. И чем больше я раздумывал над этим...
Не знаю, кем был Шептун раньше. Но у виконта хватило ума держать среди своих людей такого вот человечка — который, если что, кое-что в магических делишках понимает...
Или взять того черноглазого лучника с косичкой — Тибальд, или как его. На чурбана не похож. А эта глумливая язва Джок? Этому вообще палец в рот не клади. Да и тот беззубый, тоже весьма проворный парень, даром что на вид увалень.
А этот пергаментнокожий телохранитель графа? Если уж Эйку с ним неуютно стало... У Эйка на такие вещи нюх. В этом я ему верю.
Вывод? Виконт знает, кем себя окружить. Да и меня он, если честно, обвел вокруг пальца, не напрягаясь...
И если виконт все-таки прав?
Если и обыскали пленников на совесть, и потом никто не мог передать им ни кристаллов, ни чего-то еще... Если он прав, и все так и есть?
Что тогда?
Тогда у чернокнижника ничего не было, когда он бежал из темницы.
Но как можно управлять демоном — без всего?
Задобрил трупом, и пообещал скормить еще несколько тел в ближайшие ночи, — как думает Шептун? Сомнительно. Ох, сомнительно. Но даже если поверить, что тот чернокнижник способен на такое, так вот полюбовно договориться с демоном, — но ведь это все было уже потом? После призвания демона. Когда демон был уже тут. Но как демон попал сюда? Как он его вызвал-то? Если без кристаллов?..
И что вообще он там делал. В развалинах деревеньки возле замка.
Что ему там было нужно?
Было нужно? Или все еще нужно?..
А если он и правда, как думает граф, еще не ушел оттуда? А до сих пор внутри, в замке?
День превратился в красный вечер с мелькающими тенями — солнце прыгало между стволами деревьев. Все ниже и ниже. Скоро ночь. А у меня в сумке, в свинцовом футляре, все кристаллы разряжены. Ни одного не осталось.
В животе клубком стягивалась холодная змея. Покусывала под ложечкой. Ее не прогнало даже крепкое южное вино, великодушно предложенное графом.
Сам он цедил уже новый бурдюк — когда разлеплял глаза.
Виконт вздрагивал во сне и вскидывался, как чуткий пес. Сонно таращился между занавесей в дверце со своей стороны, снова клевал носом.
И даже пергаментный — наконец-то прикрыл веки...
Справа от кареты мелькнули белые ленты.
Вскочив с сиденья, я распахнул дверцу — и в тот же миг меня ухватила за ворот цепкая рука, под ухом кольнула холодная сталь.
— Убери руки, старик, — процедил я сквозь зубы. — Не то я сделаю так, что они у тебя отсохнут совсем.
Я не собирался выпрыгивать. Я смотрел назад. В низинку сбоку от дороги. Там на высоких жердях развивались белые ленты. Дюжина жердей огораживали черную, полностью выжженную прогалину.
Я оглянулся на пергаментного. Кинжал от моей шеи исчез, но он все еще держал меня.
— Что происходит? — хрипло спросил виконт.
— Скальди, — тихо позвал граф.
Заглянув мне в глаза, пергаментный отпустил.
Я вернулся на сиденье. Под синим бархатом подушки должны быть мягки и нежны, принимать в свои нежные, успокаивающие объятья, — но я этого больше не чувствовал.
Слева от дороги снова мелькнули белые ленты.
Я поежился, кутаясь в плащ. Ветерок, задувавший в карету, был уже холодный. Ночной.
— Это ленты, оставленные белыми братьями, — разлепил губы виконт.
— Я знаю, — сказал я.
Белые браться оставляют их, где созерцали что-то подозрительное.
Место старательно вычищают, но на всякий случай выставляют такие вот вешки. Лучше перестраховаться. В таких местах не стоит крутиться без нужды. И уж упаси Наама остановиться на ночь, или похоронить свежеумершего. Это знают все.
А вот что известно не всем, ленты на вешках могут завязывать по-разному.
Ленту можно привязать концом, тогда на ветру полощется один конец. А можно привязать серединой. Тогда на ветру бьются два конца.
Это значит, что дело не завершено. Иногда не хватает кристаллов, или маги слишком вымотались, чтобы сделать все прямо сейчас... Но они должны передохнуть, пополнить запас кристаллов, и довершить дело.
Они не оставляют такое на произвол судьбы. Тем более — возле дороги.
Разумеется, кроме тех случаев, когда и маги полные сил, с набитыми кристаллами карманами, не смогли ничего сделать...
— Тогда чего ты сжался, как кролик под кустом?
— Вы сказали, у чернокнижника ничего не было, когда его бросили в темницу.
— Мы это уже обсудили, — голос виконта снова похолодел.
— А в замке были места, отмеченные белыми лентами?
Напротив меня граф, уже поднеся бурдюк к губам, замер.
— Он смог вызвать демонов с помощью чего-то, что уже было в замке? — с трудом выговорил он заплетающимся языком.
— Если в подвалах, где темницы, — сказал я, — были места, отмеченные белыми лентами...
Виконт, нахмурившись, качнул головой.
— Белых лент в замке не было. Но...
Он замолчал, покусывая губу.
— Ваглово семя! — прошипел граф. Стиснутый бурдюк чавкнул, в горловине запузырилось вино. Граф стискивал и разжимал кулак, похрустывая костяшками. — Вы поминали, сэр Мерез, кто-то из подснежников погиб, пока они осматривали замок...
Я отлип от спинки.
Холодная змея в животе давила тяжелыми кольцами.
— В замке погиб кто-то из белых братьев?
Виконт раздраженно повел подбородком.
— Не погиб. Один из магов, которые осматривали замок... После штурма, когда выбили орков... — Виконт покусал губу под пышными усами. — Приехал на коне, увезли на плотно крытой повозке.
— Вы знаете, что с ним случилось?
Виконт поглядел мне в глаза.
— Слуга ордена, который готов был мне это рассказать, отправился в столицу чуть раньше, чем собирался.
— Но хоть что-то вам известно? Хотя бы место? Где именно в замке это произошло?
— Не знаю, успел ли он потратить пару моих золотых. Не уверен, что они пригодятся ему в Тихой башне.
Карету накрыла тень. Солнце, опустившееся к самым вершинам деревьев, скрылось за холмом слева. И вдруг ударило в лицо — холм кончился, лес расступился.
Кровавый закат раскинулся на полнеба. Впереди простирались поля, до самого горизонта — все ровно и гладко, ни леса, ни холмов... лишь громада замка.
Только последний шутник мог назвать его Черной Лилией.
22
Почти черный против заходящего солнца, сначала он показался мне щербатым утесом.
Мы подъезжали, и громада распадалась на части. Широкие и мощные угловые башни. Большое надвратное укрепление, будто три башни выстроились одна к одной.
Сами стены не меньше тридцати локтей. За ними нависал огромный внутренний замок — скопление каменных залов, переходов и пристроек, лепившихся друг к другу сотни лет, пока все это не срослось воедино. Выделялись лишь вершины башен, каждая из которых могла бы быть донжоном, окажись она в замке поменьше. Одна торчала над западной частью локтей на шестьдесят.
— Крупнейший замок к северу от Оростола, — сказал граф. Он приосанился. Его глаза блестели. — И лучший в этих землях.
В западной стене, далеко за угловой башней, был пролом — прямо в центре одной из куртин. Верхнюю часть кладки разворотило до середины высоты, а может, и еще глубже. По бокам от пролома, где основная кладка уцелела, был снесен парапет, не осталось ни одного целого зубца... Угловая башня скрыла от глаз, мы подъезжали.
А стены-то, пожалуй, не тридцать локтей. Все сорок.
Страшно подумать, сколько же те башни...
— Когда орки смогли его взять, сделали своей ставкой. Добро пожаловать в мой замок, мастер Бример.
Длинная тень замка накрыла нас.
Черная Лилия...
Теперь, когда солнце не било в глаза, я понял, почему черная. Лишь отдельные зубцы белели камнем. Вся остальная стена — и башни, и громада замка за ними — была покрыта темным мхом.
А лилия... Тут дело, наверно, вот в чем: как лилии и кувшинки, замок вырастал прямо из болота.
Лишь когда мы подъехали совсем близко, я понял, что это не замок строили прямо в болоте, а, наоборот, болото напустили вокруг замка — дав жиже заполнить широкий ров вокруг каменного уступа, на котором возвели замок. Ров опоясывал стены, соединяясь прямо с топями — они начинались сразу за замком.
Очень широкий ров. И трясина на загляденье — все усыпано мелкими нежно-голубыми цветочками, тут и там белеют кувшинки.
Загрохотали по камню подковы лошадей. Дорога перешла в каменный вал, ведущий через ров, — но на середине рва вал обрывался.
И никаких парапетов по бокам, конечно. Просто узкая каменная шейка, выводящая на самую середину рва — прямо под обстрел со всех надвратных укреплений.
Дальше, до ворот замка, была трясина, из которой выступал одинокий каменный столб.
Длинный деревянный мост, опускавшийся от ворот, с грохотом лег на него.
Под тяжестью кареты настил пронзительно заскрипел, дерево под нами предательски прогибалось, — но мост выдержал. Вверху проплыли острые шипы решетки, и мы погрузились в темный, длинный проход под надвратной башней.
Затем снова посветлело. Двор был накрыт тенью, но зубцы на восточной стене были еще освещены. Мох под закатным солнцем казался кроваво-красным.
А под этими горящими алым огнем зубцами, прямо у самой стены, была насыпь, обложенная валунами. На ее вершине, широкой плоской площадке, стояла не то разбитая, не то разобранная метательная машина. Толстый рычаг лежал на земле, сети для груза пусты, камни из них свалены кучами вокруг...
Зато на такой же площадке под западной стеной высился настоящий гигант — рычаг машины торчал в небо как мачта большого корабля. И противовес был не из сетей с камнями, — а огромный ящик с землей. По бокам от опорных балок машины было по беличьему колесу, в каждом из которых могли бы карабкаться по паре человек. А по длинному и широкому деревянному ложу для снаряда можно было протащить не то что бочку с маслом, целого быка...
