Зверь лютый. Книга 35. Измена

Так две весьма сомнительных идеи — "волна-убийца" и "огонёк в тумане" — наложились друг на друга. И на реальные обстоятельства вроде жадности Кудрявого, социальной напряжённости в Польше, нашей победы в Новгородском походе.

Брошенная мимоходом в девичьей над вышивкой фраза была донесена до Казика. Пережевана и обсуждена в кругу советников. После чего сперва тайным доносом, а после и братским письмом осторожно намякнута Болеславу. И сообщена архиепископу Краковскому. Как результат мучительного мыслительного радения князя Казимира пред святынями.

Архиепископ Гедко, возглавивший Краковскую епархию после гибели своего предшественника в катастрофическом походе 1166 г., воспылал, воодушевился и призвал. Всех христиан к уничтожению зловонной язвы язычества у границ Милой Польши.

А вот примас Польской церкви, архиепископ Гнёзно Ян Грыфита отнёсся сдержанно. Он был занят работами по завершению "Ворот св.Войцеха".

* * *

Грыфита — молодец. Успел даже в АИ сделать эту красоту.

Ворота — массивные двупольные распашные двери, отлиты из бронзы, установлены в Гнезненском кафедральном соборе. Представляют на восемнадцати рельефах сцены из жизни св. Войцеха.

Высота каждой створки — 3,2 м, ширина — 84, толщина — 1,5 см. Левая изготовлена одним куском, правая смонтирована из 24 отдельных частей. На рельефах изображена мученическая смерть святого. Особенно хорошо показано профессионально-деловитое выражение лица палача, закинувшего на коленопреклоненного Войцеха ногу и примеривающегося вскинутым топором.

Сразу во избежание: о натурщиках, позировавших для художника, их судьбе — ничего не знаю.

Напомню: отсутствие казни сожжением подтверждено археологией.

Войцеха продолжили расчленять и после смерти: Болеслав I подарил Оттону III отрубленную от мощей святого правую руку: император и святой при жизни были знакомы, император к этой длани и прежде прикладывался.

* * *

Сначала гонцы ждали ответа на послание. Потом пришло водополье. Парни и кони отъелись, обжились, обросли всякими полезными мелочами. Наконец их позвали "наверх". Выходя из приёмной залы с грамоткой, они поймали напряжённо думающий взгляд Казимира и тоскливый — его супруги.

Гей-гей, поскакали.

Увы — лето, в Полоцкой земле коней пришлось продать, купить лодку. На Верху, на Двинце, уже полным ходом шла стройка — гонцам помогли, дальше уже легче, "с ладошку на ладошку перекладывают". Любой местный начальник понимает, что гонцы идут к "самому". Оттого, что они там скажут, может и твоя судьба повернуться. В ту или иную сторону.

В середине лета добрались до Всеволжска, а у меня...

У меня — редкий случай. Редчайший: у меня всё хорошо. В смысле: всё горит, но не так чтобы до неба полыхало.

Саксин взяли, Новгород взяли, Боголюбский расхлёбывает реформы, рычит, ругается, но сгрызть меня не пытается. Такое, знаете ли, в человецах благорастворение.

Ни одной войны! В смысле: большой. Ни одного недорода! В смысле: всеобщего. Про землетрясения и говорить нечего: десятилетиями не было и ещё столько же не предвидится. Пожары, там, воровство по мелочи, беспорядки по глупости... Красота! Нормальная жизнь! Сейчас каналов накопаем, турбин понастроим, детей повыучим и... лежи-отдыхай.

И вот сижу я, такой весь из себя благостно-позитивно-активный, а тут приносят грамотку от ляхов. И сразу понятно, что Пясты играют в хитрую игру, которую сами себе придумали. В переписку с Боголюбским, намёками, через третьи руки.

Телятки. Даль верно записал: "Хитрее теленка не будешь — он языком под хвост достает".

Агнешка сперва очень обрадовалась письму от любимого братика. Потом занервничала:

— А чего это он так много про гадких пруссов и единство христиан для искоренения язычников? Он, вроде, раньше таким религиозным не был.

Пришлось успокаивать бедняжку. И словами, и руками, и... по всякому.

Потом явились Драгун с Точильщиком и изложили свои выводы из наблюдений гонцов:

— Представляется возможным... с большой степенью вероятности можно предположить... судя по непроверенным сведениям...

Короче: темна вода в облацях. Мабуть.

Мне что Польша, что Пясты... не интересны. Но вот те неявные, невнятные оттенки положения Елены Ростиславовны, которые гонцы уловили и озвучили... без сколько-нибудь однозначных аргументов... слухи, сплетни да домыслы... Сама-то она никаких сигналов SOS не подавала. Может, ей там хорошо? А, может, ей там плохо. Но от моего вмешательства будет ещё хуже?

* * *

Как известно, мужчины намёков не понимают.

— Я же ясно дала понять!

— "Дала" — понятно. А "понять" — что?

* * *

Замужняя женщина — здесь все рвутся в замуж. Статус замужней — выше любого другого. Княгиня. Да тут почти все — даже и мечтать о таком не смеют! Третья дама в королевстве! Муж — красавчик, бабы, на него глядючи, просто кипятком... Да, дом в полтора этажа, не богато. И что? "С милым рай и в шалаше". У неё там дети растут, за шесть-то лет уже обжилась. Было бы сильно плохо — уехала бы к отцу или к братьям. Не люб ей Благочестник Смоленский, так Ропак нынче князь Новогородский, они, вроде бы, не во вражде...

Причин о её делах думать-переживать, вроде, нет. Я и не стал. "Но осадочек остался".

Да, девочка, ты права: мне сразу захотелось повидаться с "принцессой". Но далеко и долго. Самолёты не летают, паровозы не везут, видеочатов... нету. Желание есть, а возможности...

Жизнь всё время подкидывает возможности, некоторые мы выбираем. Даже неосознанно. Так и моя дорога к нашей встрече... долгая, петлистая... стечение обстоятельств.

Второй "осадочек" возник от неявных, но неоднократных призывов к идиотизму. В смысле: пойти выкорчевать язычников-пруссов.

Там, в Каупе на Самбии, сидит мой знакомый Кастусь. Князь Кестут. И моя бывшая наложница-изменщица Елица.

Я этой парочке свою жизнь должен. Они меня из застенка Московского вынули. Понятно, что я им долг отплатил. Трижды. "Пожаром Московским". Убежищем во Всеволжске их разгромленной Московской Литвы. И когда помог им обрести родину в Каупе. И нынче помогаю. То людьми, то товарами.

Я прежде не знал, вовсе не планировал, но так удачно сошлось, что Кестут и Сигурд пришли в свои города, Кауп и Гданьск, как раз в то лето, когда случилась польская катастрофа. Пруссы и поляки были заняты друг другом и не могли слишком активно реагировать на пришлых. Пруссы победили, но и у них были серьёзные потери. Собрать достаточно сил, чтобы сковырнуть Кестута... было не просто. Да и военная победа усилила "дружинное сообщество" во главе с дедушкой Камбилой — князем Тувангсте, находящегося в постоянном, хоть и неявном, противостоянии с Криво-Кривайте и вайделотами-жрецами.

Обе стороны — жрецы и воины — поздравляли друг друга с победой над поляками. И готовились к новой схватке, подобной той, что была в начале столетия. Когда на Самбии лежали холмы из сведённых на убой общинников.

Тогда жрецы победили.

Теперь Камбила рассматривал Кестута и сотни его оружных людей как немаловажный козырь в грядущей битве с вайделотами.

Жрецы тоже это понимали и требовали от своего "верховного" — "дубового" похода (ну, не крестового же!) против новосёла:

— Кестут принёс на наши земли своих богов! Его надо убить! Дубиной! По заветам братьев-основателей!

— Не напрягайся. Поход ляхов показал, что христиане дохнут на землях Перуна. И этот сдохнет. Волей священного дуба.

А Сигурд дал денег битым болеславичам. Под заклад земель, отнятых предшествующим королём у кашубов. "Взял временно в управление". И выгнал оттуда всех королевских ставленников.

В Кракове злобились страшно:

— Гданьские изменники! Они с язычниками торг ведут!

Но деньги Сигурда, получаемые от торговли янтарём и прочим прусским товаром, были важнее.

Кастусь, понятное дело, язычник-перунист. Иначе в том "Священном царстве" князю не выжить. А вот люди вокруг него по большей части уже христиане-православные. И что с ними будет? С учётом Неистового Бернара и его проповеди "Окрестить или убить" всех не-католиков?

Я честно отписал Боголюбскому. Вот, де, ляхи намякивают. В ответ — брань нецензурная. В смысле:

— Тут ближние придурки заели. Нахрена мне дальние?

Логично.

Агнешка пишет новое послание, снова чисто личное. Отвечая на некоторые вопросы, вроде:

— Нет, ксендзов тут нет. Но мне не в тягость. Я уже лет двадцать в православии, как к мужу привезли. Нет, про войну с Польшей тут не говорят и не думают. Да, холопов на Руси более нет, а кто приходит — становится вольным. Да, торг в Багдад идёт немалый, хотя последний год встал.

Насчёт крестового похода на пруссов — ни слова. Типа: не поняли мы. Вы ж прямо не спросили? А мы сами не догадались. Но упоминает, что у нас хорошо идёт янтарь от пруссов. Хотя из-за Новгородских проблем — нерегулярно.

Можно понять так, что мы за мир: война, хоть бы и священная — торговле помеха. Или наоборот: торговля "мерцающая", а мы уже знаем где и что пограбить эффективно.

Мельком говорит о христианах в Каупе. То ли: нафига крестовый поход, коли те и сами крестятся? То ли наоборот: бедные братья по вере страждут под игом злобных язычников. Такое не сказано, но как же может быть иначе?

И добавляет несколько вопросов от меня. О княгине Елене. О её здоровье, о детях. Полюбила ли она шёлковые ткани или как прежде тонкий лён предпочитает...?

Снова пара ребят поскакала в даль дальнюю, повезли свиток с болтовнёй светской. Три тыщи вёрст туда, три обратно. Хоть бы доехали в ту Вислицу до распутицы.

Нет, девочка, не провоцировали мы Пястов на крестовый поход. Мы просто не мешали им мечтать. А всё остальное они сделали сами.

Конец сто тридцать седьмой части

Часть 138 "Все сказали: План прекрасен! Вечер песен! Утро басен!".

Глава 703

— А вот те хрен! А не гвозди!

— Давай. Отдам людям — пусть хреном твоим приколачивают.

Заколебало.

— Коллеги! Вершины образности, вкладываемой вами в выражаемые жаркие душевные чувства по отношению к ограниченности номенклатуры и недостаточности наличных объёмов скобяных изделий, вызывают во мне тяжкие фрустрации и спонтанное слюноотделение. Что опасно для жизни, здоровья и чести присутствующих. Потому извольте прекратить. А то вышибу обоих. Нахрен.

Обиженные спорщики перестали интенсивно обмениваться филологическими "хренами". В смысле: акустическими выражениями сильных эмоций.

Кроме акустики взаимное раздражение выражалось в видимом спектре. Терентий изображал "королевского леопарда-альбиноса при восходе солнца за рекой Замбези": обычный, мертвенно-бледный, "благородный" цвет его, пострадавшей от топора давно покойного придурка, физиономии, пятнился розовым. От чего в моей памяти всплывали обороты типа: "Розовоперстая Эос". Или — Эрос? — Всегда путал.

"От зари до зари...

О любви говори...".

А как заря пришла, то можно уже не говорить, а...

"И слово — делом подтверждает".

Внешность головы Городового Приказа всё более напоминала шахматную доску. С белыми и розовыми клетками. А играть на таком поле следует, вероятно, фигурками таких же цветов. Надо сказать мастерам-хрусталеварам: пусть сделают несколько наборов на пробу. Есть в этом зрелище нечто... эосичное. Или — эротичное? Короче: древнегреческое. Кажется, будет неплохой сбыт.

Второй собеседник придерживался традиционной моноцветности, всё более уходя за красный край видимого. Такой, знаете ли, хорошо проваренный речной рак. С негритянскими, вероятно, корнями — уже и чернотой наливается.

Не думаю, что у Глазко в роду больше темнокожих предков, чем у любого из нас. Все мы, люди-человеки, родом из Африки. И неоднократно. Но вот так багроветь от злости в черноту дано не каждому.

— Итак, коллеги, поместите ваши хрены в предназначенное для этого господом богом и самой природой места. Употребите их соответственно божьему промыслу. Народу нашему на пользу и приумножение, себе — в удовольствие. И извольте завтра к этому времени представить согласованное решение по гвоздям.

— Так он же сам...!

— Что было, то и дали...!

— Стоп! Совместное. Завтра. Идите.

"Коллеги" злобно шкворча под нос и шурша бумагами, синхронно выметнулись из-за стола. И закономерно застряли в дверях.

У меня тут писальня (от "писАть", а не как вы подумали). Вовсе не кафедральный собор с воротами для жеребцов четверней. Потолкались там и, наконец, удалились.

В дверь заглянула удивлённая Агафья:

— А чего это они? Чуть не покусали друг друга.

— Гвозди подковные нужны. А нету. То ли заказа не было, то ли в план не поставили. Мда... Забавно.

— Чего "забавно"? У тебя ближники друг друга чуть не загрызли, а тебе забавно.

— Забавно — завтра будет. Гвозди подковные — для подков. Коли гвоздей нет, то и подков не наделали. Интересно, додумаются они до этого сами?

Она вошла в комнату, автоматически провела пальцем по подоконнику, посмотрела, поморщилась — пыльно. Мотнула головой писарю в углу:

— Сбегай, отроче. Кваску попей.

Уселась на лавку и осторожно произнесла:

— Не моё, бабы глупой неразумной, дело. Но...

— Стоп. Гапа, кончай прибедняться-придуриваться.

— Ишь ты. Придурь ему моя не нраву. Ну изволь. Глупость ты сделал, зря Глазко под Терентия переставил. Собачатся они.

— И? Под тебя вернуть?

— Что? Не! Не дай бог! Ну его, ирода. Ухватит за горло и давит, и давит. Вцепится как пиявка и не отстаёт.

Никогда не слышал о пиявках удушающего действия. Хотя в человеческом обществе и не такие мутанты встречаются.

— Новый приказ под него делать?

— Не. Много чести. Ты его как-то... отдельно поставь. И... Ваня, забери от меня этих... движухеров. Я за ними не поспеваю. Так и погорим все нах... вообще.

Я подробно рассказывал про свою "Столократию". Про "Табель о рангах", правилах производства в чин, отраслевой принцип в противовес обычному здесь территориальному, двухуровневая система "приказ-стол".

Когда это создавалось была куча волнений, надежд, прямо скажу, душевного трепета:

— Вот! Сейчас! Град сияющий! На горах Дятловых! На века!

Как в тот день радовалась и посмеивалась смущённая Агафья. Когда я её посреди многолюдного собрания почти всех жителей тогдашнего Всеволжска в кафтан старшего сотника заворачивал...

Прошло, устарело. Система управления перестала соответствовать объекту управления: объект вырос и усложнился.

Вспоминая прошедшее, я вижу ключевые точки. Этакие тогда казались мелочи!

Начали делать бумагу. "Жестяную", из соломы.

Да нафига?! Вся "Русь Святая" на бересте пишет и не заморачивается!

Но трудоёмкость записи упала на порядок.

Следом пошёл "баскачий обычай". Здешние таких слов не знают, но я-то помню.