Воплотитель

Похоже, началось. Ну, наконец-то, можно расслабиться, наслаждаться зрелищем и выбирать момент для активных действий.

— Пламенем Тьмы, горящим в месте твоей души — начал, тем временем, типус. Так мне и не представленный, к слову.

— Вечностью, запертой в горсти пепла. Кровью ложного ангела, посланного второй казнью.

А голос у него ничего такой. Раскатстый, громкий. Профессиональный оратор, прямо.

— Владыка, поглотивший армию, что и есть он сам.

Любопытно все же, чего он там читает? Неужели все же псих, уничтоживший большую часть небольшого городка, только чтобы почитать посредственные вирши собственного сочинения?

— Ужас, пожравший многих.

Любопытно, он что, намерен так пару часов распинаться?

— Приди на мой зов, сильнейший из первых!

Хотя, положа руку на интимные части тела, мне это только на руку. После стихочитания, или как там обозвать то, что сейчас творится перед моими глазами, цель, несомненно, расслабиться, устанет... Можно будет его спокойно расспросить о том, о сем. Разумеется, если удастся контролировать его достаточно плотно.

— Приди на кровь техносерафима, запертый меж двух состояний! — завопил тут красноволосый.

— Приди, темный ангел Оловянных Островов! Приди на мой зов, чужую кровь и людской дух, Алукард!

И тишина. Небо все такое же, мир вокруг, уверен, все так же безлюден. Даже какое-то разочарование пополам с облегчением чувствую. Так и хочется сказать что-то высокоморальное, псевдоинтелелктуальное. Так и тянет.

— И?

Книга еще падал вниз, когда на правой ладони человека-с-книгой заплясали языки пламени. Желтого, как увеличивающиеся точки во вдруг заблестевших глазах.

Похоже, кто-то не удержал язык за зубами.

Время замедлилось, превращая мир в сумеречную гробницу, полную глухих, низких звуков, скользящих сквозь вязкий воздух ставшей значительно более легкой, планеты.

Пламя, своими языками игравшее какой-то танец на ладони красноволосого, медленно росло в размерах, в то время как книга, точно брошенный ребенок, медленно падала вниз.

Я быстро, но не судорожно, с кристальным, до освежающей головной боли, чистым разумом, смотрел на противника, которому глупым звуком выдал свое местоположение.

Выход был найден. Простой, быстрый. Гораздо быстрее, чем, если бы я решился атаковать — сам или с помощью моей крови, развешанной повсюду проволочной сетью.

Каждая пластина, закрепленная на дереве рощи, на останках окружающих домов, каждый элемент моей крови, превращался во что-то вроде динамика, который должен будет произнести свое слово.

И ускорение спало, отошло, притаилось на краю сознания, как оружие, которое лежит в ножнах, но уже готово быть примененным.

— Глупый... — прозвучало с другой стороны от меня, на середине расстояния между красноволосым и краем площади. Голос, созданный таким образом, получился хриплым и каким-то насмешливо-нагловатым.

— ... вызыватель — послышалось с совсем другой стороны.

Медленно, я вытащил сувенир — гигантский нож, нечто среднее между кукри и фалькатой, за кольцо на конце рукояти, цепляя его к красной нити, одной из тянущихся от меня в листву.

— Что — раздалось с нового направления — тебе. Нужно.

И уже почти за спиной красноволосого, с двух соседних точек:

— Человече?

Откровенно говоря, это был естественный для меня выход. Отвлечь противника, скрыть свое местонахождение. Чтобы получить возможность ударить в спину, в бок, когда противник этого совсем не ожидает. Или получить возможность для отступления, если удастся увести человека с поляны.

Но теперь я искренне наслаждался, наблюдая, как, с окутанными пламенем расставленными в стороны руками, и всполохами желтых искр, казалось, заполнивших глаза от века до века, он оглядывается, поворачиваясь в ту сторону, откуда, сотворенное моей кровью, прозвучало очередное слово.

— Жалкие животные. Тупые обезьяны, возомнившие себя вершителями судеб. Вы лезет в то, что не способны и не желаете понимать.

Меня вдруг заинтересовала странная неподвижность моего оппонента. Нет, он вертелся, поворачиваясь на звук. Но при этом не сходил с центра своего рисунка. Что там ему, кровью намазано?

Кровью... хм. Надо отправить щуп, посмотреть, из чего состоит рисунок. Но прежде отвлечем того, кто стоит в центре чего-то вроде сети из одинаковых шестиугольников, намалеванных чем-то темным, почти черным.

— Что с тобой, огненный? Все, что можешь, это освещать поляну двумя огоньками? Призови демонов, измени тело, создай оружие. И бросайся в бой!

Что-то изменилось. Маг погасил пламя на руках, после чего опустил их вдоль тела.

— Не надейся выманить меня, Влад. Здесь, в сети из крови Лилит, я в безопасности.

Я чувствую, как щуп из моей крови скользит между частиц почвы, подбираясь к рисунку на земле. Что же, продолжим этот спектакль.

— Глупец. Неужели ты думаешь, что меня остановят какие-то рисунки?

— А почему нет, Влад? — с каким-то торжеством сказал красноволосый, поднимая правую руку, чтобы щелкнуть пальцами — Здесь, в твоем родном городе, между Сетью, защищающей меня, и Алым Штормом, сжимающемся с других сторон, ты умрешь. У тебя есть два дня, Алукард.

Скрытно скользнув под слоев примятой травы и разрыхленной камнями и вервями почвы, пой щуп коснулся рисунка из жидкости, пропитавшей землю, на которой был нарисован.

Это было... неописуемо. Если чужая кровь казалась амброзией, пищей богов, пахнущей, точно реклама тяжелого наркотика, то это... Должно быть, если у него и был вкус, то он был за пределом чувств кого-то моего уровня. Я словно неграмотный крестьянин, увидевший пистолет, могущий лишь ощупать его и рассуждать, что им удобно забивать гвозди... Возможно, мысль, что пришла в мою голову, то, что я собираюсь сделать, и есть забивание гвоздей. А пистолет может быть заряжен.. Но сначала...

— Не думай, что узор из чьей-то крови может остановить меня. Жалкий слабака, ты...

— И тем не менее — перебил мой концерт красноволосый — чтобы было интереснее, я сделаю нашу вечеринку воистину горячей.

Имя мое — Фортис 931. Я сожгу твое тело и получу твою силы, Король Немертвых.

И щелкнул еще раз, пальцами уже опущенной вниз, правой руки.

И бумага, прямоугольники с нарисованным на них пентаграммами, начали появляться повсюду. Они были похожи на рассыпанный рубашкой вверх пасьянс.

"Печати?"

— Приди, Великий Инквизитор Иннокентиус! — все таки же торжествующим голосом продекламировал этот типус — Я, приказываю тебе!

И время снова замедлилось. Оружие, что я на время спрятал в ножны, дождалось своего часа.

Я прыгнул вперед, на эту сеть из непонятной мне субстанции, одновременно давая команду своей крови вне тела. Проволока сократилась, мембраны исторгли вой на десятках частот, чтобы отвлечь на себя внимание колдуна и огненного сгустка, медленно появляющегося под деревом, где я только что сидел.

Я прыгнул, проходя над складывающимся из ничего гуманоидом цвета остывающей лавы, точно выходящий из бани человек, окутанный разогретым воздухом. То, что здесь воздух пылал от источаемого существом жара, было непринципиально. Все же, так похоже...

Вокруг еще было тихо — насколько может быть тихо в мире, где вот-вот начнут взрываться деревья, а нарастающий вой, визг и грохот заполнят его вместе с шипением одушевленного огня.

Я прыгал, летел, продирался сквозь загустевший воздух потемневшего мира, чувствуя, что успеваю. И гуманоид из огня не успевал, запаздывал, безнадежно проигрывая мне в скорости.

И я оттолкнулся от еще доступного как опора, ствола дерева, силясь использовать еще одну возможность, дарованную ускорением.

И словно исчез, тут же появляясь в сантиметрах над краем Сети, в центре которой стоял этот... Фортис.

И жидкость под нашими ногами, не могущую называться кровью, как я ее себе представляю, метнулась к моим стопам, впиваясь в ту, что текла во мне, покорная воле.

А затем — мгновение моего времени в замедлившемся мире, жидкость, все еще бывшая на траве и в земле, взметнулась вверх, мимо фигуры Фортис 931, сплетаясь точно напротив меня, во что-то человекообразное. Я, кажется, уже увидел темно-красное, почти черное, тело. Стройные ноги, тонкие запястья изящных рук, волосы, собранные в сложную высокую прическу, прекрасной формы веки, соразмерную грудь...

И я отрешился от ощущения чужой воли, прожигающей себе путь сквозь покорную мне кровь в стопах и икрах, атакуя стоящую передо мной. Моя рука, покрывающаяся, как броней, слоем тумана из, миниатюрными фонтанчиками выстреливающей сквозь кожу, крови, вошла этой статуи в живот. И последовала дальше, вверх. В то время, как левая рука, снизу вверх, слева направо, вошла фигуре в середину бедра. Рана от пупа до головы — правой рукой. Разрез от правого бедра до сердца — левой рукой. Если оно живо, то уже мертво.

Рывок уносит меня чуть назад. Отмечаю, что двигаться труднее — жижа, пытающаяся отвовевать мою кровь у меня же, отвлекает. Делаю новый рывок за спину непонятному препятствию. Ввожу руки горизонтально, точно два меча.

Ускорение — поворот вокруг своей оси. Руки собирают на себе немного жидкости, из которой создана фигура. Я выдергиваю их, точно резиновыми перчатками, покрытые темной жижей, лишь отчасти похожей на кровь.

Впитать. Покрыть руки и тело новой порцией брони, мимоходом отметив, что та стала чуточку темнее, теряя тот пронзительно-алый цвет, к которому я уже привык. Рывок в бок, уходя от жгутов этой штуки, снова пытающихся вцепиться в мои ноги. Уходя от атаки, я одновременно захожу фигуре вбок. Две руки оставляют широкие разрезы на теле фигуры из темной жидкости.

Рывок в сторону. Идея. Руки ножницами пересекают шею, после чего голова начинает оплывать, точно простая вода. Руки с растопыренными пальцами идут вверх, точно сеть, вылавливающая рыбешку.

Рывок назад. Оценка обстановки. Женская — а это теперь видно отчетливо — статуя зияет широкими ранами, оставленными моими руками. А ведь голове-то не повезло.

Рывок вверх и влево. Выхожу к ее правой руке, которая только начала подниматься. В этом мире, где воздух в двенадцать раз плотнее, а сила тяжести — во столько же раз меньше, я могу позволить себе такой фокус. Мои руки с согнутыми пальцами обрушиваются на правое плечо статуи сверху, кривыми мечами проходя вниз. И тут же, еще одним рывком, я ухожу чуть вниз, чтобы удобнее было поглотить то, что составляло ее руку.

Стратегия, нет, всего лишь тактика, выработана. Рывок за спину. Левая рука довершает то, что я сделал раньше, нанеся удар в левую подмышку и вертикальный разрез от пупа до подбородка. Левая треть грудной клетки, как и прилагающаяся рука, уже было начавшая подниматься в мою сторону, начинает слегка терять форму, прежде, чем я отработанным движением впитываю ее.

И тут же пропадает ощущение чужой воли, попавшей в кровь и пытающуюся подчинить мою силу себе. Хорошо.

Еще пять рывков, еще десять взмахов руками — и от фигуры остается небольшой кусок, который мгновенно превращается в нечто вроде шара, на совершенно матовой, темнее черного, поверхности, все же как-то чувствуется вертикальный разрез. Наверное, от моего первого удара.

Рывок вперед. Две мои руки входят в этот шар, тут же разрывая его и одновременно поглощая его.

И вдруг все изменилось. Я почувствовал кровь, кружащую в виде столба и гигантского купола над нами, точно так, как раньше ощущал пролитую кровь. Просто, понятно,... вкусно.

И я потянул ее к себе, прежде, чем нахлынувшая эйфория смыла ускорение, возвращая меня в реальный мир. Тот самый, где красноволосый что-то говорил, сжимая руками воздух, словно рукоять оружия. Тот мир, про который я забыл, сражаясь с фигурой, появившееся передо мной. Тот мир, где отброшенная книга уже лежала на траве, а подбирающийся в спину огонь заставлял плясать тени.

Это было странно. Я словно бы выпил целый мир, поглотив его. Не было холода, не было жара, не было голода и жажды. Словно я стал совершенен. Словно я стал наполнен... чем?

Эйфорию отбросило, смяло, зашвырнуло в дальний угол сознания, а я шагнул вперед, дальше от жара, который чувствовал спиной — ближе к тому, кто этот жар создал.

И он прыгнул в мою сторону, выхватывая из внутреннего кармана плаща неожиданно длинный, в полтора метра, меч с извитым, точно у криса, клинком.

А за спиной был жар. И что-то, истощение или приятная расслабленность, мешало сделать, как секунды назад, рывок за спину цели, пробивая ее рукой.

От первого, глупого взмаха от плеча, у просто уклонился шагом в сторону, сближаясь с целью. Но мелькнувшее слева желтое пятно показало — огненный гуманоид рядом. Пришлось уходить назад и вправо, разрывая дистанцию. И ту же воздух передо мной пересекло нечто вроде меча из ослепительно яркого, до белизны, пламени.

Справа пронесся полуметровый огненный шар, пущенный магом с левой руки. Я прокатился под ним, чувствуя, как обжигает взамделишним жаром. Плеть сорвалась с моей руки сразу же, как шар пронесся мимо. Маг выпустил пламя, точно щит, с левой ладони. Не помогло. Я почувствовал, как кровь в Плети попало в то, что могло подчиниться мне, но тут красноволосый махнул мечом.

А слева снова повеяло жаром. Я обернулся, потому что не мог уйти от атаки на вдруг приклеившихся к траве рук и ног. Траве, которую не получилось вырвать с корнями из земли.

Он подбирался ко мне — чешуйчатый человечек. Шипы на голове — точно корона. Ноги коротки, словно бы Иннокентиус идет на коленях. В щелях между чешуйками, в глазах, словно в разрывах корки застывшей лавы — огонь.

И я почувствовал, что находится за спиной этого порождения заклинателя и его пламени. Отлично.

Я потянул на себя столб, уже искривившейся, когда я впервые позвал к себе кровь, парящую в небесах. Потянул к себе так, как мне было надо. Ведь одно такое создание уже пало от моего умения управлять кровью.

Время словно замедлилось. Но не как при ускорении — нет, это было замедление, вызванное адреналином, яростью и страхом.

Иннокентиус еще двигался, точно насаженный на крючок червяк, но из его тела уже появлялись, деля его на части, словно элементы проволочной сети яйцерезки, пластины такого знакомого, такого родного, цвета.

И я принял их, одновременно давая команду той, что вне меня, но подчиняется мне, начать дробиться, уменьшая ячейки сети. И застыл, наблюдая, как медленно плывет замершая фигура из лавы и пламени, из огненного человека превращаясь в кучку углей, удерживаемых вместе кровью, текущей сквозь нее ко мне.

Сила вошла в меня. Или я взял силу... Как бы там ни было, пламя этого монстра рассеялось на множество огоньков, безвредно распавшихся я моих ног.

Уловив движения, я развернулся, встречая удар волнистого клинка. Он ударился о покрытую кровавой броней руку, разрубил Плеть, ударился о руку, другую, разрубил Плеть. Рука, другая, Плеть, рука, нагината... Нагината?

Я отпрыгнул назад, чувствуя, как испарилась почти вся кровь, что я только что поглотил. Бросил взгляд на правую руку, где лежала она. Да, Она. Раскрашенный, точно детская игрушка, клинок выцветал, превращаясь в зеркальную плоскость.