Воплотитель

Пролог.

— Ты пал — проговорил Страж.

Я стоял на яшмовой равнине, под такими знакомыми небесами. Черные горы, темно-зеленая плита вместо земли, и небеса, заполненные Паром. Медленно, вернее, неторопливо, маленькими шажками, ко мне шел Страж Юкки.

Кожа — точно кора старого дерева. В каждом глазу — ни белка, ни зрачка. Лишь желтые крупинки, движущиеся сами по себе. Кажется, я слышу шелест и скрип перекатывающихся песчинок.

Клинок его нагинаты окутан белесым туманом. Зной, Хлад. Синтез огня и ветра, стихия перераспределения тепловой энергии, по разрушительности спорящая с моим Паром.

Страж клана, невесть почему принявший мою форму и взявший стихии, которыми давно уже никто не владеет. И за спиной его — невысокая усеченная пирамида.

Я еще говорят, что во время медитации или при смертельной опасности, можно увидеть всю свою жизнь. И что я, в таком случае, делаю в том, что можно назвать внутренним миром?

Страж исчез. И появился передо мной.

Затылок ударило. Голова отозвалась. Ну, хотя бы пустоты-то есть.

Еще раз прокручиваю перед глазами свежее воспоминание. Вот Страж идет ко мне. Вот исчезает, даже не размазывается от движения, на долю секунды. Фигура появляется передо мной, а затем...

Кири, полет нормальный. Да.

Стараюсь абстрагироваться от боли. Странно. Ни звука, ни вибрации поверхности подо мной. Остановился?

Наверное, это надо понимать, как предложение встать. Ну, ладно.

Действительно, стоит. Смотрит на меня.

— Ты, не будучи одним из Клана, занимал тело одного из моих подопечных. Ты спас тех, кто погиб бы, сложись твоя судьба иначе. Ты возродил клан из небытия, куда он уже практически пал. Поэтому я ничего не делал с тобой. Сначала не было сил. Затем изменился твой статус — вот как он говорит, не разжимая губ? Да еще голосом, похожим на мой?

Хотя, это же непонятное существо — гуманоид, покрытый корой и вполне способный убить меня. К тому же, выполняющий не совсем понятные функции по "определению недостойных".

Страж снова замолчал. И я решил отмолчаться. Пока мне все рассказывают и так, зачем дергаться? Если что-то работает, трижды подумай, чем вмешиваться.

— Страж есть отражение основателя клана. Он — испытание для последующих поколений, гарантирующее прогресс. Или, по крайней мере, ограничение получения силы недостойными — вот, снова взялся крутить старую песнь. Любопытно, а что из того, что он сам сказал о своих функциях, — правда?

— Именно потому, что ты — Первый, я делаю это.

Страж снова замолк. Как-то он странно говорит. Реплика, пауза. Реплика. Как плохой ученик, читающий учебник вслух.

Не сказать, чтобы в его молчании сквозило ожидание моих реплик. Нет, скорее, это было подобно паузе между словами. Часть ритуала разговора.

А затем он, смотря на меня, что-то тихо напел. Я напряг слух, но успел услышать лишь две последние строчки.

Но я хозяин травы и земли

И не коснусь я твоей головы...

Я успел увидеть лишь смазанное движение, после чего сложился пополам. И лишь мгновение спустя пришла боль.

Ускорение плюс удар кулаком в живот. Примитивно, но действенно. Я бы действовал также, наверное.

— Продли ветви Клана, дабы его древо цвело дольше — проговорил Страж.

И опустил нагинату.

Я проснулся. Не открывая глаз, прислушался и сосредоточился на ощущениях тела.

Есть много способов выдать себя подкрадывающимся к спящим. Изменение темпа дыхания, положения пальцев рук и многое другое. Правда, многие из них также могут проявляться и у недостаточно спокойно спящего.

Но есть вещи, которыми себя, проснувшегося, выдать проще всего. Открыть глаза, встать и потянутся — что может быть естественнее для только что проснувшегося человека? А ведь в случае проникновения в лагерь, такой умрет раньше, как способный поднять тревогу.

Но сейчас, судя по всему, было все спокойно. Никто не шагал, вызывая вибрацию камня у меня под лопатками. Уши не чувствовали посторонних звуков. И даже чувство присутствия, молчало.

Поэтому я поднял веки и быстро огляделся, вращая глазами. И затем выпрямился.

Все та же, опостылевшая равнина темно-серого, с разводами, цвета. Все то же голубое, безжизненного оттенка, небо. Правда, по направлению моего обычного движения, оно выглядело посвежее. Хотя мне как-то не довелось пройти практический курс по боевым действиям в пустыне, поэтому определять наличие испаряемой влаги по цвету неба, я умел так себе.

Но, все же, направления было выбрано правильно. Если бы еще доступные способности не были так урезаны, было бы вообще замечательно.

Шаг, другой. Еще дойти надо.

Или помереть, пытаясь сделать это.

Частья 1. Адаптация

Глава 1. Воля к...

Четыре дня назад.

Однако.

Я смотрел на медленно набирающий крутизну подъем с трудно понимаемым чувством. Пожалуй, это было бешенство.

Нет, это надо додуматься! Глупо подставиться под атаки пространственника, позволив ему ударить себя в основание шеи. Затем получить люлей от непонятной метафизической фигни, являющейся самозваным Стражем родного клана.

И что я вижу, очнувшись на холодном камне с фантомными болями в брюхе, после того, как эта сволочь проверила на мне остроту нагинаты?

Я стою на темно-сером, с разводами, плоском камне, точно на донышке гигантской пиалы. А вокруг, причем, на вид, довольно далеко, поднимаются эти гребаные стены!

И везде этот темно-серый цвет. Осенняя грязь, вот с чем ассоциируется этот оттенок.

И мало того еще, на мне только полосатая пижама!

Брюхо болит. Оружия нет.

А еще я не чувствую чакры. Совсем.

Так, ладно. Успокоиться. Итак, я на самом дне полусферического углубления в земной поверхности. М-м, напоминает кратер от Бомбы. Правда, края излишне гладкие и ровные. Ни плавящая, ни пространственная техника массового поражения не способна на такой еффект. Разве что по монолитной, без единых пороков в структуре, каменной плите, ударили чем-то пространственным. Оружие, телепортирующее сферический объем... куда-то далеко. Такое у нас существовало только теоретически.

Напрягает, конечно, что я стою посреди такого. Во-первых, непонятно, как выбираться отсюда. Во-вторых, все известные мне методы по созданию таких кратеров, обладают неприятными побочными эффектами. Остаточные микровозмущения пространства, остаточное тепло, какое-нибудь излучение... да мало ли такой пакости было еще в моем прошлом мире?

Ками, я, конечно, благодарен за новую жизнь. Но какого фига Страж сунул меня именно сюда? Теперь выбирайся отсюда. Гм, а стены-то ближе к краю становятся практически вертикальными, уверен.

И еще это небо. Нормальное такое, ночное небо. Вот только, судя по количеству звезд, источников света на поверхности вокруг, нет. А, судя по прозрачности, намекающей на минимум пыли и влаги, возможно, что вокруг на большое расстояние вот такой камень. Серый, с серыми же разводами. Хотя, это, как бы, намекает, что о отдаленных последствиях действий силы, создавшей эту яму, можно не слишком беспокоиться. Если камень, так или иначе, ядовит и уже оказывает свое действие, то я просто склею ласты, пытаясь выбраться. Если же такими подарочками швырялись по всему миру, и случилось нечто вроде Великого Вырождения после трех последоватльных Войн, то, это, опять же, неважно. Добраться бы до обитаемых мест, для начала.

Хотя, конечно же, отсутствие привычных возможностей удручает. Я ведь не Ли, для которого печати-татуировки и артефакты-импланты играли роль усилителей. Для меня, старавшегося избегать ближнего боя, отсутствие привычных возможностей, краеугольной силы, на которых они зиждились, является почти фатальной.

Ладно, что-то я слишком задумался. А небо, кажется, чуть посветлело. Вы, конечно, извините, но ползать днем по голому камню, сбивая себе все, что можно и нельзя, в кровь — удовольствие ниже среднего. Лучше пережду этот день здесь, в кратере, или что это там такое. Какая-никакая, а тень будет. Все же, раз в эдакой ямищи нет воды, вывод однозначен — я в пустыне. Иначе бы какие-нибудь осадки скопились на дне.

Нет, лучше переждать. Заодно, посплю немного. А то, что-то, меня колбасит. С непривычки, наверное.

Пусто. Холодно. Как всегда.

Пальцы в кожаной перчатке выстукивают дробь. Вибрация рождает боль, боль рождает сознание. Сознание рождает рассудок.

— Это ваше окончательное решение? — голос обладателя перчаток скучающ. Он — хозяин положения, и знает это.

Я это чувствую. Здесь, в темноте, все равно, больше нечем заняться. Только ждать, когда кто-то, одетый в перчатки, пробьет дробь, схватит, или скажет что-то. И ненадолго развеет безмятежную пустоту вокруг и внутри.

Рывок превращается в полет. Легкое сопротивление прекращается со вспышкой, не имеющей цвета. Еще несколько мгновений полета, еще одна вспышка.

Затем я застываю. Не так, как обычно. Перчатки все еще держат меня. Наверное, так себя чувствуют, оказавшись в застывающем бетоне.

Пальцы снова выстукивают ритм. И снова хватают меня.

Я почти вижу эти руки, мощные ладони, пальцы длиннее среднего, запакованные в перчатки коричневой кожи. Перчатки, обхватывающие рукоять.

— Вот и все — скучающе звучит голос.

Перчатки так же держат меня. Такое ощущение, словно ноги ниже колен оказались в камне. Холодном, бездушном камне темно-серого цвета, с грязно-белыми и пепельными разводами.

Кажется, обладатель перчаток кого-то слушает. Его голос звучит для меня.

— Вот и все — повторяет он — осталось разбить Око...

Полет превращается в боль.

Я проснулся. Отработанная последовательность рефлексов. Не меняя ритма дыхания и не открывая глаз, прислушаться, почувствовать мир вокруг.

Никого.

Щеки приклеились к зубам. Губы склеились. Хотя это все мелочи по сравнению со стопами, словно попавшими под терку, и общими ощущениями в голове.

Хочу воды. Жутко хочу. Всего два дня в этой каменной пустыне, а уже страшно хочу воды. Непривычно для жителя островной страны, способного создать пару сотен тонн вполне пригодной в питье воды за день, не правда ли?

Из не то кратера, не то котлована, радиусом как бы не в десять километров, я выбрался. С трудом, но выбрался. Не буду вспоминать, чего мне это стоило. Достаточно того, что абстрагироваться от боли в пальцах, который пришлось буквально вбивать в небольшие и незаметные даже не трещины, — ямки — необычайно трудно.

Но я выбрался. Вылез таки к следующему утру из этой проклятой пиалы безумных духов. Вылез, загнал себя в транс, чтобы расходовать меньше сил, в том числе и на высшую нервную деятельность. Вообще-то, он был придуман для ныряльщиков и в первую очередь экономил кислород. Эдакая форма специальной медитации. Но пригодился менее важный, почти побочный эффект. Я встал, заснул, в какой-то мере, и отпустил свое тело на выполнение программы. После чего пошел в еще тогда, при пробуждении, выбранном направлении — благо оно ничем не отличалось от прочих.

Всюду, насколько хватало обычного режима глаз, было два цвета. Серый — внизу. Голубой — выше. Точно штиль на море, только под ногами — камень. Совершенно ровная, разве что не зеркальная, поверхность. Ни гор, видных издалека, ни впадин, которые бы попадались по пути. Иди, куда хочу.

Хотя, зеркало днем появлялось. Мираж. Отражение от границы разделения слоев. Бесполезное явление — даже в миражах, вокруг нет ни холмика. Ни воды, ни жизни. Уже из-за этого, следует покинуть это место пораньше. Хотя мне уже весь этот мир не нравиться.

Из одежды — пижама. Оружия — нет. Силы организма — чуть лучше, чем у какого-нибудь крестьянина. Голимая биология пополам с низшей физикой, мать их. Нет в этом мире чакры, что ли? А моя собственная тушка? Хотя сколько там она нарабатывает-то, в условиях отсутствия еды и воды.

И вокруг — только эта серая плоскость и купол сверху. Ни воды, ни травы, ни-че-го.

Вечно эта мысль в голову лезет. Организм тупой. Не понимает, сколько не кричи сознанию, что охота воды, оно здесь ее не достанет. Чакры-то нет.

Еще ноги болят. Может, местный камень, холодный, плоский и гладкий, но на второй день кожа все же не выдержала. Идешь, как будто по горячим углям вперемешку с битым стеклом. Ничего, если не отвлекаться на свою боль, вполне терпимо. Жажда, даже сейчас, два дня спустя, — хуже. Думать мешает.

Неженка я. Привык ходить в обуви, усиливать тело чакрой и всегда знать, что в свитках хранилищах еды на пару месяцев. Вода. Вода-а. Щас бы ее создать чакрой...

Опять съехал. Идти вперед, не думать. Не тратить сил. Вперед, только вперед, по выбранному направлению. Слава Ками, хоть это чувство, все еще работает. Или нет. Тогда остается надеется на милость этих самих, Ками. Если они есть, к слову. Единственные Ками, которых я видел, создавали люди. Сусано, например. Как вспомню, так вздрогну. В ясный солнечный день в пустыне, ага.

Жаль, нет чакры. Все же, я на нее сильно завязан, как оказалось. Сделал бы себе во...

Симата. Не думать, идти. Шаг, другой. И пусть сознание снова спит. Нефиг ресурсы тратить. Понадобиться, программа разбудит. Наверное, ага.

Сверху печет солнце. Больно — шкура лезет. Сколько часов иду — уже сбился со счета. Да и не важно. Вперед, не сворачивая в сторону. Не верить глазам — вокруг все равно идеально ровный камень, а солнце, как и луна, двигается по небу. Просто идти вперед.

Приоткрыв глаза — закрыл, чтобы не мешали, да и потеря воды с коньюнктивы выше, чем с кожи век — увидел всю ту же картину. Хотя нет, кажется, впереди деревья.

Ага, я такой везучий уродец, что набрел прямо на оазис. Муки жажды, или мираж — как угодно. Вряд ли, прямо по курсу, в нескольких километрах, будет лес. Всего-то, отойти в сторону, чтобы достигнуть водопада. Поток воды, Воды, Водички падает прямо с неба.

Закрыть глаза, вернутся на курс. Вода имеет специфический запах, это раз. Просто падать с воздуха она не приспособлена, это два. Звука нет, это три.

Зрительная галлюцинация, или мираж — не важно. Здесь, в пустыне, где я ни фига не знаю, остается идти в выбранном направлении и уповать на удачу.

Так, как по мне, выше всего шансы выйти.

Или сдохнуть в процессе, если я ошибаюсь.

Тело — как пусто. Голову — шатает. Белый стих, так его.

Эх, сейчас бы водички, холодненькой...

Стоп. Не думать. Идти. Вперед, только вперед.

Пальцы. Тонкие пальцы в перчатке коричневой коже. Тот, кто говорит, слегка перебирает ими, отчего их кончики порой уходят под нижний край поля "зрения". И все же, кажется, поверхность, невидимая, как и кончики постукивающих пальцев, тускла и, отчасти, блестяща. Точно полированная сталь.

— Забавно, не правда ли?

Пальцы снова стучат, и вслед за этим звуком, похожим на поступь крадущейся кошки, внутри меня звучит что-то... еще.

Рывком, даже не успев проверить окружающее, открываю глаза.

Небо кажется светлым. Полнолуние посреди каменного зеркала. Действительно, откуда здесь, в пустыне, облака.

Жажда. Демоны...

Все же, это тело — слабо.

Ладно, раз проснулся, пора идти дальше. Отосплюсь, если найду воду.

Вперед, по этой идеально ровной, каменной поверхности. Просто двигаться в выбранном направлении. Не сомневаясь, не думая, не мысля. Просто борясь.

Жажда...

Все внутри повторяет это слово вслед за ритмом пальцев.

Пальцы в перчатке светло-коричневой коже...

Единственная зацепка, позволяющая хоть как-то абстрагироваться от того, что нашептывает ритм этих пальцев. Пальцев в перчатке тонкой кожи.

Светло-коричневая, без потертостей, складок и трещин. Окружает кисть на манер второй кожи. Ни рыжины, ни швов, ни других дефектов.

Пальцы выбивают ритм, сводящий с ума. Ритм, пробуждающий что-то, скрытое в глубине. Песнь безумия.

Нет, жажды. Желания, страсти, безумия, направленного на получения... чего?

Пальцы. Светло-коричневая, без дефектов и пятен, кожа тонких перчаток. Отсутствие отделки.

Жажда...

Щиплет губу. Не открывая глаз, по ощущениям болящей от света кожи, понимаю — кровоточит нос. Иссушенная слизистая треснула, и выплеснула смесь воды, солей белков и много чего еще, на губу. Кожа той, и так изнасилованная за пять дней солнечным светом, реагирует, как на кислоту.

Сильнее всего саднит кожу над левым глазом. Значит, еще нет полудня. Тогда в чем дело?

Глаза открываются с легкой задержкой. Веки склеились. Бывает. Это в пустыне те, у кого веки от отсутствия питья со сна легко склеиваются, не успевают дать потомство. Я, блин, на островах жил.

Ослепительно яркая, белая, точно магниевый огонь, боль обрисовывает задние полусферы глаз. Точно сетчатка заболела. Бывает. Пустыня, чтоб ее. Теперь ждать, пока глаза и голова привыкнут. Слишком много света...

А мир ярче, чем казалось. Хотя, чего это я. Все та же серая, светлая и зеркальная до белизны с серебром, гладь. Ан, нет. Впереди, кажется, гора. Пологая. Обходить?

Не, умный гору обойдет, только если он дурак. Где высота — там вода. Надеюсь. Да и сворачивать сейчас, на пятый день без воды, глупо. И так незнамо, как жив еще. Всегда учили, что в пустыне хорошо, если трое суток протяну без воды, связи и чакры. Нет, напарили, переоценили пустыню. Или я их. И недооценили меня.

Но не из-за горы же я проснулся? Ага, вибрации ощущаются через ноги. Направление понятно. Так, скашиваем глаза. Только осторожно, не двигая головой. Возможно, это идет источник питья и еды.

Ага, идет. На этой равнине что-то из области расстояния понять трудно. Ориентиров нет. А просто движущаяся точка... да йома знает, где она.

Движущаяся? А с чего я взял?

Хотя ладно, забъем на доказательства. Верить интуиции надо.

Идти к ней?

К движущейся, ну ладно, возможно, неподвижной, хрени посреди пустыни?

Нет, по мне, подозрительно. Лучше, буду двигаться к этой горе.

Но отслеживать точку надо. Мало ли.

Что-то шебуршит в голове на тему нее. Чем-то опасным несет от нее. Надо держать ухо востро.

Излишне говорить, что я оглядывался и думал, продолжая идти. Медленно, равномерно. Размеренно. Как редкий зверь верблюд.

Эффективно.

Жажда, разбуженная пальцами в перчатке, чуть утихает. Вращательное движение...

Еще чуть тише. Вот, снова нарастает.

Укол. Так, а это должен был быть батман, на кинжал белого металла, с двумя параллельными клинками треугольного сечения, вместо финта пошел в блок.

Плохая у них тут сталь. Жажда еще чуть уменьшилась.

И еще.

И еще.

Каждый смертельный удар — мой шаг от жажды.

И тихий, вежливый девичий смех идет второй темой.

Полифония. Вот как это называется. Если можно сравнить с музыкой то, что я чувствую.

Жажда имеет цвет и вкус и запах. И даже звук — тот ритм, тот еле слышный скрип обтянутых коричневой кожей пальцев...

Вторая тема — аккорды. Финты, блоки — все это не действует на жажду. Но каждый раз, как... Жажда утихает.

И третья тема — фон. Тихий смех, на который появляется образ невысокой крепенькой девушки с русыми волосами, в сиреневом платье.

На руках — проклятые перчатки...

Меня разбудил скрип. Точно когти по стеклу.

Веки все еще были склеены потерявшими влагу слизью и слезами. Но кожа была обожжена здешним солнцем уже давно, а значит, не болезненно-чувствительна. Наоборот, потерявшая чувствительность. Обоняние вышло из строя с высыханием слизистой носа. Да и слух... Все же, жажда.

Крутанутся вправо. Правая рука пытается отвести в сторону атаку противника — а она есть, я уверен. Ноги чуть разводятся, я одновременно слегка приседаю, принимая привычную позу.

Хрустнуло. Не успел. Удар на конечность, не успевшую сократить нужным образом мыщцы... Потом, все потом.

Левая, основанием ладони, смачно вошла... куда-то. И на меня прянуло запахом Рая.

Открыл глаза, уже отводя голову вниз. И оскаленная пасть прошла мимо, над правым плечом, улетая в сторону, потому что удар левой рукой не был, не мог быть нанесен по прямой.

Губы словно обожгло холодным компрессом. Приятно и мерзко одновременно. Я открыл рот, вдыхая дополнительную порцию воздуха — понадобиться. И пофигу на лишний расход влаги, выносимой из дыхательный путей — раз здесь есть звери, то воду найду!

Правая рука, мотнувшись влево, локтем подправила полет... чего-то. Вспышка боли. Да, вывих, очевидно. Эта туша как стальная.

И тут, с вдыхаемым воздухом, в рот попала она.

Вода. Водица. Водичка... Амброзия.

Жажда.

Правая пятка, истертая, правая пятка, ударила туда, где должна была быть оскаленная пасть. Ударила. Кажется, в камень попал.

Нос проснулся, когда Она попала в рот. Я чуял его. Источник. Кровь богов, сок — все это фигня. Я чуял, откуда Она течет толстыми, с мизинец младенца, вялыми струйками.

Жажда.

И прыгнул вперед, хватая сухими зубами Ее источник.

Правый локоть оперся в одну верхнюю конечность. Левая ладонь — в другу. Скула блокировала ему нижнюю челюсть. Колени — его живот и ноги.

Я пил. Не думая, не сожалея.

Сглатывая, раз за разом.

Перчатка. Проклятая перчатка коричневой кожи, выбивающая ритм Жажды.

Сейчас она просто стучит. Как будто в задумчивости перебирают пальцы, проверяя их работу — а ну как что отказало?

— Говорят, на заре существования прошлого Универсума, было создано два меча. Два Черных Меча, как их называли. Один постоянно менял форму, служил героем, сдерживающим Хаос. Рунный Посох, Повелитель Бурь, Игольчатый Метатель, Звездная Кузница... тысяча имен, тысяча миров, все, чтобы остановить наступление Хаоса. Оружие существа, бесконечно возрождающегося для новых битв, чтобы, раз за разом, втайне от хозяина, приблизить свою цель. Прервать круг бесконечных перерождений-изменений во имя примата фетиша Мирового Равновесия, дать миру, наконец, пожрать себя, Закону и Хаосу аннигилировать...

И когда, в конце концов, их безнадежная борьба, война вечно возрождающегося и изменяющегося героя с непостоянным оружием, битва с бесконечно изменчивым, завершилась закономерным итогом, тот, первый, освободился.

Другой проиграл ему битву и остался в пещере бога Хаоса.

Пальцы, проклятые пальцы в не менее проклятой перчатке, снова сбиваются на ритм Жажды. С...

— Все эти головы, зубы, — это просто мишура. А вот имя у тебя, символичное. Не так ли?

Я чувствую движение. Ветер обвивает мое тело, даря наслаждение полета, но ноги, все так же, в стальной хватке этих перчаток.

— Скорбь и тишина идут рука об руку. Холод — недостаток огня. Тишина — недостаток звука. Недостаток жизни. Не так ли?

Смех, смех охрипшими, помятыми колокольчиками, достигает моей сути. Вместе с образом плотной девушки в проклятых перчатках. Предмете, что останавливает меня, пленяет мои ноги.

Я открыл глаза. Любопытно.

Нет, действительно, засыпаешь, налакавшись в ночи крови неведомого зверя, а что в итоге?

Просыпаешься, снова куда-то идущим. Правда, ощущения тела, чутка, другие.

Глаза в этот раз открылись легко. А нос, он принес запах...

Закрыл глаза и повертел головой. Кажется, спереди несет. Отлично, значит, мне повезло с выбором направлении движения.

Осталось ответить на кучу вопросов.

Почему я стою в узком ущелье, скорее, каньоне?

Откуда на мне плащ в два раза больше меня самого? Я что, великана раздел?

Наконец, где, пустыня подери, я нахожусь?

И куда делись все мои благоприобретенные м-м, особеноости?

Ну ладно, не все. Выносливость, как ни парадоксально, я сохранил. Хотя она никогда не была моей сильной чертой и базировалась как раз на этих, так скажем, особенностях. Но без нее я бы уж точно пять дней не протянул.

Я вытянул вперед руку по локоть и сжал кулак. А ничего. Тонковата, правда. Но она у меня всегда была такой, сколько помню. С шестилетнего возраста. А вот потери воды как ни бывало. Хм.

Ладно, разберемся. Что важно — небо за моей спиной, пока я думла, стало чуть светлее, переходя из красного в желтый. А это значит только одно. Вернее, две вещи. Во-первых, скоро восход. А во-вторых, я сменил направление движения градусов на девяносто. Раньше шел на юг, а теперь, очевидно, на запад. Как бы там ни было, пока не стало жарко, надо уйти вглубь ущелья, где переждать самую жарень. Да и плащ пригодится.

Откуда я его взял, правда... хотя, кажется, в медитации был отдельный пункт о взятии вражеского снаряжения. Значит, тот зверь был... гм.

Не представляет на данной момент проблемы. Он напал на меня, я ответил. В конце концов, око за око, зуб за зуб, кровь за кровь, и так далее. Как говорила одна моя знакомая, "Взяли правое яйцо — отдай левое. А потом отомсти мерзавцу Самехадой"

Н-да, теперь я понимаю беспокойство Стража.

Как бы там ни было, при контакте с местными, плащ надо бы посеять. Улика. Хотя если у них всех такие пасти, как я в темноте увидел... ассимиляция может быть, м-м, трудновыполнима.

Так, чего-то жарко стало. Пришло время вздремнуть. Надеюсь, мне не приснится в очередной раз тот давешний кошмарик про темноту-и-перчатки. Достало.

Облака казались дымом черного стекла, по краям окрашенным золотым. Точно светящее откуда-то из-за гор, потому невидимое, солнце, окрашивало их в свой, рассветный, оттенок. Было в этом что-то торжественное, как в пении птиц, приветствующих восходящее светило. Глубокий черный и золотой, что является облагороженным оттенком желтого, цвета императоров.

— Такая... помпезность — послышалось позади.

Я не оглянулся. И так известно, что увижу. Та же усеченная пирамида, то же лицо, словно покрытое корой. Все как всегда.

Лучше уж смотреть на облака. Красивые.

— До тебя было трудно докричаться.

Я отметил, что облака довольно быстро, и, в то же время, плавно и неторопливо, бегут справа налево, точно золотящее края солнце, толкает их. Хотя, быть может, золотой — цвет, порожденный их движением, следствие, а не признак? Как же трудно понять порой, что к чему в своем внутреннем мире.

— Двадцать лет прошло, Хаку.

Облака... надо же, позволил очаровать себя. Хотя, есть в этом некая логика. Потерять двадцать лет жизни, очнутся незнамо где, бессильным, но получить хотя бы такое возмещение. Интересно, есть ли в этих черно-золотых кусках в небе что-то, кроме эстетического наслаждения?

Я чуть повернул голову, открывая собеседнику левое ухо. Он — как я. Такого знака внимания ему будет достаточно. Все же, когда тот, кто говорит, знает тебя как облупленного, общение становится более... емким.

— Большинство твоих гипотез подтвердилось. Так что ты вошел в историю. Можно сказать, при жизни.

— Страж.

Он понял вопрос. Хоть я и в другом мире, отчего все, что происходит в прежнем, суть тлен. Хотя мне и наплевать, кем теперь называют Холодного Оружейника. Но были люди, которые дышали со мной. Не вел за собой, да они бы и не пошли. Даже не знаю, можно ли сказать, что мы были друзьями. Но, в конце концов, наши жизни там были слишком переплетены, чтобы было возможным не поинтересоваться судьбой тех кто был мне... дорог? Привычен?

Да. Привычен и дорог — самое подходящее. И что тут следствие, а что причина? Как все сложно со связями в моем внутреннем мире.

Страж молчал, ожидая конца моих беззвучных рассуждений. Все же он знает меня хорошо. Есть в этом положительные и отрицательные стороны, как и во всем в каждом из миров. Наверное.

— Судя по всему, тот парень, Тоби, работал на ребят с соседнего континента. Ты только подумай, иллюзия, отраженная от луны. Как ни крути, "весь мир" она не накроет. Только полушарие, даже чуть меньше.

И еще один аспект. Мы проанализировали его записи. В ген был встроен компонент, использовавший собственную силу пользователя, чтобы заставить его посмотреть вверх. Не на луну, а вверх. Понимаешь?

Страж предсказуемо замолчал. Логично, я бы тоже так сделал, позволяя собеседнику делать выводы, идя по проторенной дорожке.

Действительно, индивидуальная сила отдельного бойца — с этим у нас было все в порядке.

Итак, чем ты сильнее, тем больше тянет посмотреть вверх. А в зените — гигантское зеркало. Тем, кто находится даже не в другом полушарии, в на соседнем континенте, уже боятся нечего — у них луна ближе к горизонту. А у тех, кто сконцентрировался на получении силы с помощью механизмов, своей мало. А значит, проще сопротивляться иллюзии. Особенно, если с самого начал все организовали. Это ведь так просто — устроить из-за волнений на соседнем материке учения, спрятать все население на пару дней в бункер... а там уже соседний континент, можно сказать, открыт для колонизации. Ожидаемо. Хоть и блестяще спланировано.

— Иллюзия превратила бы нашу элиту в овощи — угадал нужный момент Страж — и практически не затронула бы крестьян, ремесленников и наших дорогих соседушек.

Он снова замолк. Интересно, к чему он все это мне рассказывает? Я в другом мире, и сведения о том, какие политические события происходят по другую сторону моей жизни, теряют актуальность здесь. Разве что...

— Конкиста. Так они себя называют. Мы их, конечно, напугали, но, по донесениям разведок, теперь собирают полноценный флот вторжения. Они здорово превосходят нас в технике, основатель клана.

Вот оно что. Как и следовало ожидать. Со мной связались, надеясь что-то получить с того. Логично. Как и следовало ожидать от Стража моего клана.

Он молчал. Как и я. Мы оба знаем, что другой знает. Более того, он знает, что я знаю, что он знает, что я знаю, зачем весь этот разговор. Но кто-то должен стать первым, сказавшим вопрос.

— Информация за информацию. Я вам данные о мире — вы мне данные о новых разработках — я замолчал, ожидая ответа.

— Крепко же тебя припекло там, что тебе нужны наши выводы здесь — помедлив, ответил Страж. Рассказывай.

И мы пожали руки в знак договора.

По небу катились, плыли и летели черные облака, с правого бока окрашенные золотом.

Я открыл глаза.

Глупая были идея — открывать глаза, лежа правой скулой на куче серого порошка. Быстро смежил веки. Хорошо, что в глаза ничего не попало.

Встав, открыл глаза и осмотрелся.

Все та же ровная поверхность гладкого до зеркальности камня, поднимается слева от меня. Значит, туда и пойду. Только посмотрю, откуда взялся пепел под ногами.

Я присел на корточки, рассматривая бурое тряпье, частично присыпано серым порошком. Зачерпнул, понюхал.

Да, так и есть. Сытый и безвкусный запах пепла. А рваные тряпки, похожие на плащ в оторванными рукавами и низом, пуговицами, а также куче непонятный прорех в спине и боках, вымазаны в крови. Интересно...

Хотя куда занятней то, что меня не мучает жажда. В смысле, совсем.

Ладно, пора идти. Хотя так хочется спать...

Гадское солнце. Зачем в глаза-то светить? И так печет...

Плащ ложится на плечи. Конечно, ткань слегка скребет кожу, но лучше терка, чем еще один день под солнцем. А теперь вперед. Спи, сознание. Работай, программа.

Я открыл глаза. Любопытно.

Нет, действительно, засыпаешь, налакавшись в ночи крови неведомого зверя, а что в итоге?

Просыпаешься от ощущения, что твои ноги движутся. Волшебно, а? Спишь себе, дрыхнешь без задних ног, можно сказать. И при этом ноги куда-то шагают. Офигительная наглость с их стороны. И вообще, с каких это пор я заделался лунатиком?

Глаза в этот раз открылись легко. Очаровательно. Справа камень, слева камень, узкий проход впереди. Поднимаю голову вверх. Не, неба не видать. Камень то ли сливается, то ли смыкается где-то вдалеке. Впереди и сзади, что характерно, аналогичная ситуация. М-м, а откуда тогда свет? Махаю рукой. Ага, этот темныйблик — мое отражение. Многое стало ясным, как говорил кто-то из братьев Цунаде Сенжу.

Понятно, где я нахожусь. Эдакая щель, в середине которой, я нахожусь. Ладно, доверимся случаю и позволим как-то самовольно унесшим меня ками его знают, кто, знает куда, ногам, нести меня дальше.

А нос, он принес запах... Я даже закрыл глаза — помогает в визуализации образа. Повертел головой, втягивая воздух. Кажется, спереди несет. Отлично, значит, мне повезло с выбором направлении движения.

Правда, немногое стало ясным. Например, с чего бы мое тело обрело такую крутую самостоятельность? Почему я вообще двигаюсь здесь, в этом ущелье-каньоне-щели-в-заднице-мироздания?

Последнее было плохой мыслью. А вдруг, и правда. И близится ТО САМОЕ ВРЕМЯ.

Чистая эсхатология. "Когда мир окажется в щели заднего прохода мироздания, и наступит ТО САМОЕ ВРЕМЯ..."

Бред. Наверное, плохая была идея — пить кровь неведомой, напавшей в ночи зверюшки. Ну, да обработанный жаждой и прочими лишениями, мозг имеет право глючить. Нарушение условий техобслуживания, так сказать.

Продолжая идти, я дернул рукой, решив провести пальцами по стене. Та-ак.

Мягкая, теплая, комфортная ткань плаща была всем хороша. Только рукава шмотки заканчивались где-то у моих колен. Да, и подол тащится за мной. И почему я не почувствовал изменений в своем гардеробе раньше? Непростительная ошибка, очередная, к слову, или что-то еще?

К слову, откуда это на мне?

Да, что-то последнее время меня мучают одни вопросы без ответов. Шимата, как говорится.

Поневоле начинаешь думать, что в прошлом мире, все было не так уж плохо. Всего-то страна, раздираемая гражданской войной в режиме "все против каждого". Всего-то никаких знаний о мире и регулярные попытки отдельных личностей оборвать мое существование.

Хотя глупо жаловаться. Сам, по-глупому, как оно обычно и бывает, подставился под удар в спину, прошляпив появление телепортанта. Будет мне урок, если выживу. Всегда следить за спиной. Иногда в нее может ударить не предатель, а вполне конкретный враг.

Я вытянул вперед руку по локоть и сжал кулак. А ничего. Тонковата, правда. Но она у меня всегда была такой, сколько помню. С шестилетнего возраста. А вот потери воды как ни бывало. Хм. Неужели, все же, не зря кровушки попил, как нукекуби какой?

Ладно, разберемся.

Было не то чтобы больно, было неприятно.

Я потер лоб. Да, опять задумался, ушел в эмпиреи, и пожалуйста. Треснулся лбом о каменную стену. Не то, чтобы больно. Просто зудит, для гордости неприятно. Хотя я всегда знал, что есть у меня такая склонность — выпадать из реального мира. И зачем тогда в бой полез, с моей-то реакцией и минимальным тактическим мышлением?

Ладно, толку в этих самокопаниях. Сделав шаг назад от ровной каменной поверхности. Да, изображение, конечно, бледновато. Однако очевидно, что черные длинные волосы и глаза я сохранил. Эх, помыться бы.

Запах усилился. Следуя ему, я повернул голову и открыл глаза. Тут же сделал закономерный вывод, кто я есть. Дебилоид. До идиота не дотягиваю. У них, как ни странно, есть какой-то там интеллект. Коэффициент, правда, чуть ли не ниже двадцати, но есть же.

Впереди, узкая щель-выход, светила темно-голубым. Того самого, особого оттенка неба, насыщенного водяными парами. Я все-таки дошел.

Ну, почти.

Глава 2. Первый контакт

М-ма.

М-ма-м-м-мочка.

М-ма. Хорошо то как.

Выпив третье, я аккуратно положил скорлупки обратно в гнездо. Ну, теперь и слезать можно.

Добравшись до зелени и напившись, я вынужден был начать решать вопрос с питанием. Как ни странно, несмотря на обилие жизни вокруг, теперь, с наличием этой самой жизни, основной и сложнейшей проблемой, было решение продовольственного вопроса.

Нет, конечно, достать нечто, что можно разгрызть, прожевать, высосать или иначе превратить в кашу, чтобы затем проглотить — не проблема. Вот только...

"Я же в другом мире" — подумал про себя, перелезая с одной ветки на другую. Да, так я сейчас лазаю по деревьям — три конечности фиксируют, одна ищет опору. Ну его, этот риск...

Итак, другой мир подразумевает другую жизнь. И вот тут начинаются проблемы.

Среди растений полно ядовитых или тех, которые нельзя есть в том или ином, виде. К тому же, назовите меня параноиком. Но, Преты вас возьми (кем бы вы не были), я только что вылез из непонятной пустыни, выглядящей как огромное плоское каменное зеркало, лишь по краям поднимающееся вверх. Я столкнулся в темноте с непонятной зверюгой, загрыз ее (что не помешало, к слову, ей бесследно исчезнуть), до кучи обнаружил у себя склонность к лунатизму...

Не доверяю живности, находящейся вблизи этого места. Особенно, растущей тут. Все-таки, первый же съеденный представитель животного мира обладал довольно странными побочными эффектами.

Итак, с растениями все ясно. Рыбы. Эволюционные дяди и тети — это, конечно, хорошо, вот только есть такое слово... "Вчера мы с другом ели фугу, сегодня я несу..." Конечно, слыхал я байку о том, что ядовиты у животных, всех, от червей до человека, могут быть железы и полые органы, накапливающие секреты. Мышцы, сами по себе, всегда съедобны. Так что, по идее, если аккуратно разделывать...

Ага, в условиях отсутствия ножа. Чем, интересно? Пальцами, зубами? Так тут никакой аккуратности не обеспечишь. Да и я не дворцовый повар. Навыков нет. Гадай потом, порвал ты рыбине какой-нибудь желчный пузырь, не порвал...

Итак, жабы тоже отпадают, как, к слову, и ящеры. Сказки о ядовитых лягушках, как и милейшей Черной Саламандре, я отчетливо помню. Нет уж. Птицы, млекопитающие — самое оно. К счастью, среди них, вроде бы, нет выделяющих яд кожей. А значит, мясо с конечностей есть можно.

Логично, что, не имея ничего острого, я не мог сделать копье. Да и лук не пытался — нет у меня навыка работы с паршивыми самоделками. Тем более, попробуй сделать тетиву из растительных волокон, не ориентируясь к тому же, в местной флоре! Без ножей, игл, огня и иных атрибутов хоть какой-нибудь цивилизации. Раньше, конечно, все проблемы бы решались Льдом и простой чакрой. Но так то раньше. Не стоит теребить душу воспоминаниями о потерянных возможностях. Остается только, исходя из имеющегося, попытаться протезированием замещать потерянное.

Положив в карманы одежды острые ветки подходящего размера и твердости, решил, что, как бы, иглами вооружился. Барахло, конечно. Но, если не утратил навыков, в глаз может и попаду. Метров с пяти, ага. Прописная истина, конечно, но эти перещепки-недоветки и близко не стояли рядом с привычными сенбон.

Теперь бы найти подходящее дерево для оружия ближнего боя... даже знаю, каким оно будет, раз уж нет ни огня, ни железа, ни животных волокон. Видимо, придется вспомнить молодость человечества, как ее представляют некоторые историки. "Дубина есть эволюция палки-копалки, в дальнейшем, через промежуточный вариант дубины-с-камнем, развивающаяся в молот, копье и топор" Будем развивать. А пока нечем охотиться, без риска получить серьезные травмы, лучше залезть на дерево и выпить яйца, пока взрослая птица отсутствует. Конечно, судя по размерам этих яиц, гнезда, и свободному месту меж ветвей, птица вряд ли больше обычной вороны. Шею, при случае, сверну. Но мне пока хватило того, что съел. А рисковать получением раны от клюва без лишней необходимости, оно мне надо?

Хотя, конечно, подозрительно мне все это. Обычный лиственный лес, не джунгли какие-нибудь. Конечно, есть свои особенности, вроде пилообразной, очевидно, режущей кромки листьев и некоторых травинок, отчего идти приходится осторожно, присматриваясь, на какую зелень ступаешь. И деревья более тонкие, чем в той же Стране Огня. Не такие кряжистые, и все... разные, какие-то. Но, на мой непрофессиональный взгляд, подозрительнее почти полнее отсутствие мусора. Я, в конце концов, здесь уже достаточно долгое время, а набрал не так уж много мелких веточек на иглы. Как будто, убирает кто-то. Решительно, надо, поспешая медленно, покинуть этот лес поскорее. Слишком уж тут тихо.

Все, слез. Куда бы пойти? Налево или направо? Взад — надо обходить дерево. Вправо — так оттуда идут мои следы. Ах, да. За деревом еще, метрах в десяти, находится ручей, вдоль которого я, вроде как, и иду. Вроде, и вода рядом, и не совсем на виду. То, что надо.

Значит, как истинный джентльмен, я пойду налево. Вниз по течению. Логично. Куда -нибудь, кривая или вода, да выведут.

Так, а сейчас, воспользуемся единственным оставшимся способом что-то почувствовать на расстоянии. Закрываем глаза...

Лес тих. Какие-то шорохи доносятся отовсюду, но они слабы, удалены, и неразличимы достаточно, чтобы их нельзя было идентифицировать.

Слева доносится тяжелый и приятный запах воды, растянутый прямой, сильнее всего подсвеченной прямо по левую руку. В сухом, знойном, пахнущем чуть притоптанной за спиной, зеленью, воздухе, ароматы разносятся тяжело, концентрируясь в одном месте.

Замечательно. Запахо-звуковой радар имени меня любимого, говорит, что ничего интересно в округе он не отметил. Ладно, пойду отсюда. Я еще не настолько оголодал, чтобы устраивать засаду на птичку, снесшую шесть яиц с большой палец. Выгоднее, как мне кажется, идти куда-нибудь вперед.

Разумеется, устраиваясь на ночлег, постараюсь выбрать дерево, отграниченное от небо листвой и ветками. Мало ли, кто тут господствует в воздухе. Был, помнится, такой наемник у наших противников. Фрагрофил Дейдара. Здоровья летающими бомбами-марионетками попортил немало. Ну, теперь-то о нем плохого говорить нельзя. Пробой в голову — это направление к патологоанатому.

Каменная стена, вся цвета гранита, была тусклой и серой. Никакой зеркальности, бывшей в пустыне. Просто серый камень, местами даже виднелись зеленые точки. Видимо, где-то в камне образовались достаточно большие углубления, в которых нанесло достаточно почвы, чтобы приютить какую-никакую растительность. Может, камень кажется таким... пестрым, из-за каких-нибудь лишайников? Они ведь тоже серые. Просто другого цвета.

Впрочем, что там растет на длиннющей скальной стене высотой в три четверти неба, меня мало интересует. Такой же академический интерес, как форма листьев местных деревьев — светло-зеленые, они имели вид ножа. Как ни странно, листовидного.

От ушедших в сторону рассуждений, снова начал зудеть большой палец — на подушечке была легкая царапина. Так, пунктир из кровавых капель, ничего опасного. Хотя тот факт, что мое тело нынче можно поранить даже листиком с пилообразным краем, слегка удручал.

Речка, в десяток моих ростов шириной, запахом воды растянулась спереди назад, концами широкой ленты скрываясь за пределами моей чувствительности. Слева, еле пробиваясь сквозь запах текущей, пусть и медленно, реки, все так же тянуло перегретой зеленью. А вот справа...

Открыть глаза. Отвернуться от видной из-за просвета между деревьями, каменной стены. Того, что, идя вдоль реки, я пока от нее отдаляюсь, мне достаточно. Опять же, пока.

Повернувшись направо, я снова почувствовал прилив некоей радости. Да, наверное, стоит идти именно на ту сторону.

Здесь река резко мелела, отчего было видно темно-желтое, песчаное дно с набросанными на песок плоскими камнями. Некоторые даже чуть выглядывали из воды. А один — стоял чуть криво. Похоже, кто-то наступил на камень так, что тот изменил положение. Именно из-за этих камней, меняющих течение воды, река — нет, не звучала, но пахла сильнее. Из-за нарушения течения, влажность воздуха повысилась. А ее-то мой нос и учуял.

Впрочем, боги с ней, с рекой. Главное, какой запах доносится с той стороны.

Приятный? Вряд ли.

Обнадеживающий? Хи-хи.

Подозрительный?

О, да.

Ладно, хватит тут рассуждать. Надо бы перебраться через реку, по минимуму окунаясь в воду. Кто ее знает, местную живность. Пираньи, пиявки, змеи. Мутировавший грибок, прорастающей сквозь кожу, разносимый кровью, выделяющий нейротоксин. Какой-нибудь иной микроорганизм. Даже мой родной мир мог, порой, преподнести подобные сюрпризы. Новый, по идее, должен меня удивлять чаще.

К тому же, смущают меня эти камни. Точно специально их положили, чтобы можно было, перепрыгивая с места на место, достичь берега, не касаясь воды. Может, конечно, у меня на почве незнакомой обстановки снесло крышу, но следует быть еще более осторожным. А еще хорошо бы не оставлять лишних следов.

Шум впереди сливался с неясным гулом и запахом чего-то вкусного. М-м, если пойду на запах, то пройду как раз мимо источника шума, и выйду к краю зоны, от которой тянет непонятным запахом, старым дымом, и доносятся звуки, расстоянием и многочисленностью сделавшиеся чем-то неразличимым, вроде неясного гула. Интересно.

Так, пора, просто на всякий случай, вспомнить то из своих навыков, что я еще могу использовать.

"Я есть лес. Нет меня, есть только лес. Нет эмоций, есть безмятежность. Я есть лес, скользящий в лесу. Я есть лист среди листьев. Безмятежность"

И все же, хорошо, что в этом лесу, почти не сухих веток. Только зеленые листья с травой, да стволы с ветками. Меньше — шума.

Тихо остается на земле плащ. Улика. А человек уже скользит вперед.

Источником шума были великаны. Нет, серьезно, если нижняя из этой парочки была раза в полтора больше меня, то верхний, кадр самой бандитской наружности, от синих белков глаз, до видимых из-за спущенных штанов, грязной задницы, к слову, подозрительного вида... Ну, на вид, раза в четыре тяжелее меня.

Итак, великан совокупляется с великаншей. Судя по прочим признакам, не совсем добровольно. Гм. Бывает, что тут еще скажешь. Важнее, что дальше, судя по всему, шума больше. Толпа великанов? Просто великолепно. Контакт, чтоб его.

Правда, что-то мне пока не хочется идти вперед, на шум. Мало ли, там целая куча таких гигантов, превосходящих меня ростом, как взрослые люди ребенка. Нет, не тянет что-то идти вперед.

А значит, вариантов у меня в принципе, аж четыре. Первый, обходя источник отчего-то притягательного запаха и многочисленных шумов, двинутся дальше. Куда-то.

Второй. Дождаться окончания... гм, процесса и шпионить.

Третий. Попытаться выйти на контакт с верхним великаном. Нет, не тянет. Какая-то у него рожа больно бандитская. Хотя гигант с интеллигентным лицом... нет, тем более не доверился бы. Все известные мне люди с ростом выше среднего были, мягко говоря, подозрительны. А уж если такой будет иметь еще и благообразную внешность...

Четвертый. Ждем окончания... процесса. Пытаемся наладить контакт с жертвой. Да, а языка-то я не знаю. Проблемка. Может, покосить под амнезию? С моим ростом, может, и пожалеют. Авось, удастся учить язык с нуля.

Ладно, постоим сбоку, понаблюдаем. Совесть уже давно молчит — она у меня умная, не по делу не возникает. А то, мало ли, какие у них тут обычаи. Может, это обычное празднование какого-нибудь религиозного праздника? А что, если у них культ природы... Читали мне как-то лекцию по всяким сектам. Всего одну, обзорную. Но понимания всей важности чужих ритуалов она мне добавила. Одни жрецы Дзясина чего стоят. Дал себя поранить — приобрел геморрой на голову. А геморрой — он должен быть не в голове. И даже в другом месте его наличие не желательно.

Что-то я опять отвлекся. Не дело это. Тем более, они, вроде как, заканчивают.

Великан, тот, что верхний, замер на полминуты, а затем с пыхтением продолжил свое дело. Эх, еще ждать.

Хорошо, что это само внушение, не только снижает заметность, но и меняет чувствительность в ущерб эмоциям. Так что досады нет. Просто понимаю, что ожидание несколько затягивается.

Великан, тем временем, наконец, закончил. Встав прямо, он натянул штаны. Затем вытянул в сторону нижней руку — машинально отметил, что, не будь она гигантшей, соответствовала бы человеческим лет двенадцати. И глазки пустые-пустые. Ну да, все прелести... чего тут у них? В общем, на религиозный праздник, все же, непохоже. Эдак, можно себя и соучастником, почувствовать. Хотя на это как-то пофигу.

А теперь его рука начала меняться. Как-то поплыла, приобретая металлический блеск. Пара секунд — и ниже локтя у великана оказался имплантирован нож типа кухонного. Правда, большой. Великан сделал шаг вперед и что-то сказал. Какой-то грубоватый язык.

Неприятно. Он, что, собирается прикончить моего потенциального языка? Как же я теперь буду в мире осваиваться, если он ее прибьет...

Придется спасать план. Так, чуть присесть. Он откровенно антропоморфен, а значит, основные точки должны располагаться там же. Если пробить с ног, то моих невеликих сил должно хватить. Вперед.

Я прыгнул. Великан начал поворачиваться, не меняя положение руки относительно тела. Отлично.

Складываюсь раза в полтора, проходя под клинком. Опора на правую ногу. Толчок левой. Поворот. Моя ладонь, точнее основание, начинает движение. Правая рука хватает за колено, фиксируя — не его, меня. Не та масса, чтобы действовать иначе. Удар.

Левая рука взорвалась сварочно-белой вспышкой боли. Движение справа-сверху. Сгибаю правую руку, сближаясь с великаном. Ноги подтягиваются, пока рука поднимает меня вверх.

Боль. Красная, с синей полосой поверху, протягивается от правого плеча до внутреннего края лопатки.

Великан удаляется сквозь переросшую в яркую вспышку, боль в правой-верхней части спины. Еще один удар чувствуется, но не сопровождается новой болью.

Анализ. Я лежу на траве. Вот откуда второй удар. Похоже, прошляпил удар ножом в правое плечо. Идиот.

Великан медленно, в развалку, подходит ко мне. Всего-то пять широких шагов.

Рука-клинок исчезает где-то внизу меня. Я замечаю, что лицо великана — вполне человеческое. Вот только кожа сероватая, толстая. И среди скалящихся зубов нет клыков.

Великан поднимает руку-клинок, словно показывая мне. От нее вниз — в меня? — тянется красная нить.

А затем красное, покрывающее руку великана, выстреливает лучиками цвета запекшейся крови ему в лицо.

Мир исчезает в возникающей с краев краске цвета крови.

В лоб упирается палец. Я знаю это ощущение. Такое округлое, мягкое с внутренней твердостью. Человеческий палец.

— Пожалуй, будет невежливо, если я тебе не объясню — раздается женский голос.

Хотя нет, скорее, девчоночий.

Я открываю глаза. Ага, так и есть, та великанша. Правда, чой-то выглядит чересчур прилично. Светлые волосы чуть вьются, белое платье чистое, целое. Учитывая, что была она, вроде бы, в штанах и чем-то типа рубахи... Неужто меня подлатали?

— Видишь ли, тот паренек, был нейтрализатором. Признаться, я не рассчитывала, что ты его хотя бы надолго отвлечешь, но, как видишь, мне повезло.

Что, имя мое захотел? Ну, извини, тебе оно ни к чему. А, не понимаешь? Да, вижу, не понимаешь, о чем речь.

Ну, видишь ли, я из Ветви Безумия. Так что, против него мало что могла. А тут ты. Короче, спасибо. Ты помер не зря — меня похлопали по щеке. Правой. Как по мне, грубовато.

— Ты использовала меня?

Ясно, иллюзия. Личико, а судя по недостаточно проработанному фону, точнее, слабому белому свету вместо стен, потолка, или иных элементов окружающего пейзажа, это был лишь идеализированный образ собеседницы, доброжелательно улыбнулось.

Знавал я одну девушку. Вот она также улыбалась кошке, когда ее гладила. Секундой спустя, к слову, она свернула кошке шею, потому как тупая скотина выпустила когти на коленях не того человека. Такая добрая, всепрощающая, рассеянная улыбка.

— Ну а зачем такие как ты, еще нужны? Если ты не в курсе, способность контролировать свою кровь, ее течение вне организма — это, конечно, в бою немного полезно. Только также отвратительно, как если бы человек выращивал у себя в кишечнике глистов, чтобы применять их в бою. Нет, еще омерзительнее.

О как. Значит, меня использовали. Ладно, подумаю об этом потом, если оно будет.

— Ты убьешь меня?

Маленькая великанша улыбается чуть шире. В улыбке видны кончики зубов. Белые. Клыки чуть удлинены, что слегка портит картину.

— Зачем мне портить о тебя руки? Вы, носители Ветви Греха, такие глупые. Разбрасываетесь кровью, а потом удивляетесь, чего это вы умираете, и все вас презирают?

— Ясно. Значит, я как бы умру сам? А смысл был меня откачивать? — спрашиваю, стараясь вспомнить то ощущение, когда кровь на руке-клинке противника, вдруг стала, пусть и отчасти, подконтрольной. Все же, какой-никакой, а шанс.

— А ты думал, кто-то будет лечить тебя? Ты так и лежишь на этой поляне. Я просто решила, что стоит напомнить тебе, где положенное место.

— Понял — ответил я и начал действовать.

Кровь — как оружие? Что же, отлично.

Кровь — как оружие? Так с чего бы мне не контролировать ее течение и внутри тела? Сосуды, правда...

Великанша начала падать на меня, одновременно теряя свой облагороженный облик. И моя рука метнулась ей навстречу.

И, не думая, просто по аналогии ситуации, когда белый свет обернулся знакомыми ветвями с сочными листьями, подогнул пальцы, за ребра подтягивая великаншу к себе. Отметил и отложил в дальний угол ее настоящий вид — суховатые прямые волосы походят на солому, одежда — порванная рубаха-косоворотка.

И укусил ее в шею.

Великаны внизу, так похожие на того, первого, протопали внизу. Какие шумные.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь капля в тумане. Я — лишь капля воды.

— Ищите. Убийца должен быть еще где-то здесь.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь камень в земле. Я — лишь камень.

Любопытные выводы напрашиваются. Та особа, видимо, могла что-то внушать. Да, о таких способностях слыхал, но на себе как-то испытывать не приходилось. Или, может, это моя повышенная сопротивляемость к иллюзиям и родственным воздействиям, осталась на том свете?

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь песок на ветру. Я — лишь песок.

Великаны медленно удаляются, оставляя меня гадать, с чего я понимаю их язык. Если понимание речи великанши можно было валить на ее способности, то что теперь? Да-а. Загадок все больше, а ответов нет и нет.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь лист на дереве. Я — лишь лист.

Справиться с ней оказалось удивительно легко. Видимо, из-за крови, залившей траву под ее ногами, ее местонахождение было так легко определить. Всего-то, на метр ближе, чем она показывала в своей иллюзии. А затем... Еще жидкая кровь поднимается, проволокой наносит удар по голеностопу, заваливая цель вперед. И удар рукой.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь облако в небе. Я — лишь облако.

Шум, создаваемый великанами, почти пропал. Полежу еще часок, и начну движение. Осторожное, в сторону, откуда пришли все великаны, включая давешнюю парочку. Поселение ли там, или пепелище — все равно найдется, чем поживиться. Хотя бы, натоптанными тропами.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь тень на стене. Я — лишь тень.

Хотя и странно, что, стоило мне прийти в себя, как обнаружилось, что я чист и здоров. Отметив у великанши укушенную рану на шее, я тогда удалился — слишком уж громко шумели другие великаны, выдвинувшиеся в лес. Хотя, все же интересно, куда делась вся кровь. Конечно, учитывая эту, как ее там назвали? — Ветвь Греха, есть одна жизнеспособная гипотеза. Даже, скорее, теория.

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь капля крови в венах мира. Я — лишь капля крови.

Как меня унесло в сторону. Ладно, пора в путь. Пройду между ушедшими к давешней реке, поисковиками, и местом, откуда они ушли, в сторону. Подожду до завтра. И двинусь в разведку.

Только лучше идти по веткам. Труднее, конечно, да и следы оставить проще. Но мало кто принюхивается к веткам и смотрит на деревья вверх в поисках следов движения.

Скажем так, первый контакт прошел... как-то.

Да, учитывая мои силы и знание мира вокруг.

Меня нет. Я — часть мира. Я — ...

Глава 3. Везение.

Я еще раз посмотрел в зеркало. Ага, все ясно.

Так уж получилось, что в моем прошлом теле, пропорции меня-шестилетки и меня в четырнадцать лет, как ни странно, мало отличались. Разве что, волосы стали чуть менее лохматыми, перестав расти в разные стороны, в совершенно произвольно выбранных, направлениях.

Положив в карман маленькое зеркало в раме потемневшей, судя по всему, от времени, меди, я продолжил путь по городку.

Городку? Ну, девяносто один дом, из них тридцать шесть каменных. Двадцать два двухэтажных, из которых девять — деревянные. И, что характерно, ни живых существ, ни их тел, и минимум вещей. Пустой город. Как будто все жители взяли вещи и ушли. Куда-то, не оставив особых следов, но прихватив с собой почти все движимое имущество в городе, включая дверь внутри единственного трехэтажного здания в центре города. Косяк двери был, к слову, из какого-то красноватого дерева, инкрустированный более светлым. Дорогая, должно быть, дверь была.

Так, деревянная печать мне не слишком нужна. Видал я такие на лекциях только. Служат для подтверждения подлинности некоторых документов. У нас не прижились — любой кадр с хорошим контролем чакры, а тем более Воды, подделает отпечаток за пару секунд. А с моей грузоподъемностью, таскать ее с собой, учитывая, что непонятно, куда ее можно использовать...

Шимата. Больше в этом помещении ничего нет. Вон, на фоне более светлого участка штукатурки, смотрит раскрытой пастью сейф. Тоже информация. Здешняя цивилизация додумалась до сейфов в стене, спрятанных под ковром или картиной. Наша, на определенном этапе, от них почти отказалась. Развелось глазастых, понимаешь.

Итак, что мы имеем? Первое, ясно, что это не совсем великаны. Это просто я, судя по морде лица, снова впал в детство. Что же, детское тело, кроме недостатков, дает и бонусы. И кавайность один из них.

Второе. Попадаются тут умники, способные внушить мне какую-нибудь мысль. Вроде напасть для спасения по сути неважного для меня, человека. И, судя по тому, что на одну такую я напоролся сходу, статистика не в мою пользу. Но это же не повод забиться обратно в гору, вылезая в лес только заради пропитания? Как говорится, кто не рискует, тот не может повеситься. С горя.

Третье. С трофеями швах. Ни еды, ни местной валюты. Впрочем, чего я ожидал, если городок, судя по всему, крайне качественно ограбили? Хорошо, что получил ориентир на местности, зеркальце, нож и два десятка экземпляров непонятной хрени неясного происхождения.

Четвертое. Что-то шумно стало. Снова люди появились?

Меня нет. Я — часть мира. Я — ...

Выйти из кабинете. Коридор имеет форму буквы "Т". Длинная линия выводи к красивой лестнице, ведущей вниз. Не думаю, что она мне нужна. Мало ли, что там шумит, на улице.

Если пройти по горизонтальной линии воображаемой буквы, то справа будет обшарпанное помещение. Судя по нештукатуреным стенам, это была кладовка. Пустая, как и весь город, от деревянного пола до кирпичный стен. Впрочем, у кладовки еще осталось одно достоинство. Окно.

Чтобы открыть его, пришлось для начала забраться на подоконник. Затем, открыв, рискованно прыгнуть на полтора метра с хвостиком вперед, на крышу соседнего. Да, как и все на свете, маленький рост имеет не только достоинства, но и недостатки. Например, дистанцию прыжков. Ну, пошел!

Краткий миг почти-невесомости. Бум! Больно. Так, ползи, ползи! Падать вниз не рекомендуется. Так, еще. Ага, молодец. Теперь закинуть ногу...

Уф. Перекатываюсь на спину. Руки болят. От лопаток до кончиков пальцев. Однако, это было лихо.

Да, все же, если ты шестилетка, прыжки на дистанцию больше собственного роста, без разбега и шеста, нежелательны. Прыгнув, я едва успел зацепиться, отбив и ободрав ладони. А затем еще пришлось подтягиваться, забираясь на скат черепичной крыши. Скользкая, зар-раза. Пришлось вцепиться получше.

Бицепс отозвался болью, когда я поднял правую руку, рассматривая ладонь. Ого, кровушка! Быстро пошла. Ну, как там было в прошлый раз?

Уже проступившая из длинной горизонтальной неровной ранки кровь быстро растеклась по ладони. Затянула пальцы. Кстати, помыться бы, и когти подстричь. Так, готово. Теперь левая рука.

Я посмотрел на вторую ладонь, концентрируясь на процессе прекращения кровотечения и превращения вытекшей на поверхность жидкости в перчатку. Но...

Это ощущение, когда туша весом килограмм в двести, оказывается на одной поверхности с тобой. Этот треск черепицы и осколки, пролетающие рядом.

Я вскочил, чтобы увеличить обзор. Вскочил на полусогнутые, чтобы иметь возможность, пока ноги не затекут, отпрыгнуть в сторону быстрее, чем на прямых.

И, еще не видя, с чем столкнулся, сделал три вещи.

Отпрыгнул влево на полметра, пропуская мелькнувшую тень мимо.

Пожалеть, что не успеваю сделать из крови вокруг правой руки клинок.

И заподозрить, что это была плохая идея — позволить ранить себя в городе, где твориться какая-то чертовщина.

Размытое, черное, промелькнуло мимо меня. Прыгнуло, судя по поломанной черепице, с гребня крыши в мою сторону. А я ведь только что вылез из другого, более высокого дома.

Такой смачный, шмякающий звук... увы, раздался лишь на долю секунды, после чего послышался грохот и во все стороны полетела кирпичная крошка.

Кровь из раны на левой ладони как-то самопроизвольно сложилась в щит, прикрывающий меня. А затем пыль развеялась...

"Фигасе" — мелькнуло в голове, когда сквозь невесть откуда взявшуюся в таких количествах пыль, показались глаза и зубы.

Но Иглы уже летели...

Я проснулся. Да, действительно, плохая была идея. Жарко, черепичная крыша. А тут еще отдельная личность вздумала заснуть прямо тут. Неудивительно, что кошмар по такой жаре приснился.

Ладно, надо бы подползти к краю крыши и посмотреть, что там и как. Итак...

Меня нет. Я — часть мира. Я — лишь капля воды.

Я — лишь лист на ветру. Я — лишь ветер в песках.

Я — ...

Никого. Хотя, солнце уже идет к горизонту. А когда вылезал из трехэтажного здания, был как бы не полдень. Конечно, по солнцу судить о времени глупо. Мало ли, в этом мире часовые пояса и продолжительность дня отличаются уже в соседних кварталах? Моих знаний недостаточно. Наверное, придется действовать по проверенной схеме.

Итак план есть. Спускаюсь по вон той лестнице вниз. Иду к краю города. Нахожу дорогу и иду по ней. Куда-нибудь, да выведет. Не одна, так другая. А там...

Маловероятно, что тут дошли до поголовной переписи всех и каждого. Так что изображаем потерявшего память сироту с наклонностями социопата. А привяжется кто...

Надо все же забить кого-нибудь. С звериной печенью — первым полевым средством при давней кровопотере, под боком, вполне можно рискнуть своей кровью для разработки парочки дистанционных техник. А пока...

Кровь с одного из пальцев стекает, формируя нечто вроде трехгранного когтя. Я взмахиваю рукой, представляя, как коготь, подобно моей старой техники Воды, растягивается хлыстом, сохраняя треугольное сечение. А затем из угла здания брызжет кирпичная крошка.

Я назову это Плетью.

И кровь течет обратно в руку. М-м, а не такой уж и плохой вариант, честно.

Пора в очередной раз проанализировать свои действия. Так, значит, все же, я выбрался, ну, почти, к людям.. Уже неплохо. Во-вторых, хотя и откровенно неудачно влез в местные разборки. Но сумел из них, насколько я могу судить, выкарабкаться. К тому же, приобрел некоторую информацию. Например, что есть такие, как та девушка. Способные что-то внушить мне. Как бы защититься? И, в-третьих, я все еще жив, и у меня есть некоторые перспективы в овладении этой новой способностью. Нет, как ни крути, а мне чертовски везет последние дни.

Глава 4. Планирование.

Плеть рассекла пробегающего мимо кабана вдоль, после чего он разъехался на две половины. Нижняя, запнувшись ногами, тут же упала. Верхняя проехала по траве еще полметра, почти достигнув места, где я только что стоял.

Запах, похожий на тот, что шел от той, первой, деревни... Запах, родственный тому, что я почувствовал, но не заметил сразу, когда покромсал того, превращавшего руку в ножи...

Я остановил обратное поглощение Плети, прислушиваясь к себе. Ощущение от нее, как от еще одной части тела, изменилось. Словно бы, к руке прилипло немного пены. Приятное, воздушное и теплое, чувство.

Я медленно, боясь разорвать контакт с этим дополнением, "потянул" Плеть на себя. Трехгранный хлыст начал медленно укорачиваться. И вот, наконец, из туши кабана показалось окончания кнута из моей крови. Который, в свою очередь, тянул за собой нечто, похожее на спутанную паутину, комок ниток почти того же цвета, что и моя Плеть. Почти, но не совсем.

Запах... он не был так притягателен, как в тот, первый раз, когда я его ощутил. Более грубый, более... низменный? Да, наверное, так. Но этот так силен...

Плеть как-то сама втянулась внутрь, в рану на разбитых только что костяшках, прихватив с собой дополнение. И, едва этот клубок втянулся в ранки на моих руках, меня захлестнула эйфория, прошедшая пару секунд спустя. Осталось лишь ощущение некой душевной сытости, наполненности и теплоты, да зажившие руки. Очень интересно.

К счастью, лес, последовавший за давешним покинутым городом, был... нормальным. Те же, казалось бы, тонкие лиственные деревья. Но трава и прочая зелень не имели пилообразного края, что позволяло ходить по ним босиком. Обувью, пока что, не разжился. Хотя главное, на мой взгляд, конечно же, не в траве. Под ноги ведь все равно смотреть приходится. Мало ли.

Мне в лесу понравилось то, что не было чего-то... ненормального. А также, наличие необходимого количества хвороста, сухостоя и прочего топлива.

Когда я осматривал трофеи, добытые в заброшенном городе, с удивлением признал в одном из них зажигалку. У меня, на родине, это был антиквариат — шиноби, владеющих техниками создания нефти, не так много, чтобы бензиновые зажигалки пользовались спросом, особенно когда есть спичечные мануфактуры и специальные печати. А тут — вполне рабочая, хоть и помятая, брошенная, точно мусор, но вполне способная послужить по назначению.

Какие-то волокна, что-то типа сухого мха, послушно занялись в вырытой модифицированной Плетью ямке. Теперь хворост. Эх, где ты, мое владение Огнем...

Насколько я помню, теперь надо дать костру подрасти, накопить тепла в виде углей, а также постепенно увеличить размер топлива, после чего можно будет нарубить влажный веток как топлива, а также зажарить кабана. Хорошо бы только припомнить, в каком порядке что делать. Нет, положительно, неиспользуемые знания, вроде курса "выживания без помощи чакры", забываются быстро. Ничего, вспомню, пока хворост горит. Как раз, есть время все еще раз обдумать.

Итак, мои действия.

Перед мысленным взором снова появляется ночное небо, вставленное в рамку гладких стенок кратера. Я стою на дне, прикидывая, как выбраться наружу. Понимание трудности ситуации приводит к неоднозначному решению. Я применяю медитативную технику, приводя сознание в состояние максимально эффективной программы по решению текущих проблем тактического уровня. Побочный эффект — мир принимается как данность, потому что лишняя работа по анализу и адаптации приводит к перерасходу предельно ограниченных ресурсов организма. Минусы плана и относительно отдаленные последствия игнорируются ради выживания как такового. Результат — я иду по странной местности, похожей на отполированную до зеркального блеска каменную плиту, лишь местами поцарапанную, присыпанную колкой, как толченое стекло, пылью. Я ищу шанс выжить под лунами.

Ошибка. Срез памяти. Изображения. Небо в кратере. Небо в пустыне. Небо в лесу.

Ошибка подтверждена. Отличия в рисунке созвездий и количестве лун были проигнорированы. Причина — излишне раннее вхождение в транс с погружением высших частей сознания внутрь основного ядра, а также торможение большей части аналитических функций в целях экономии ресурсов. Меры преодоления: исходя и погодных условий, возможность заново оценить рисунок созвездий и положение лун, наступит через восемь часов.

Я прервался, чтобы подложить топлива в костер. Ну, думаю, через несколько часов, к полудню, можно будет и приступит к трапезе. Хотя что-то я не голоден. Неужели кровь кабанчика, поглощенная с Плетью, так действует? М-м, не отравиться бы... Ладно, пока можно продолжить анализ. Хотя, почему бы одновременно не провести эксперимент?

Кровь вырвалась из ранки на кончике среднего пальца правой руки, тут же создав в теле ощущение некоторой... опустошенности? Хотя, голода, всегда усиливавшегося у меня при кровопотере, пока еще не было.

Я взмахнул рукой, и миниатюрная Плеть, последовавшая за пальцем, по моей команде стала приобретать твердость, от основания до заостренного кончика, когда соответствующая часть, догнав палец, оказывалась с ним на одной прямой. Вот и готов миленький треугольный шампур в две трети моей руки длиной. Теперь надо покрошить мясо. Разодранная кожа на костяшках левой руки зудит болью, когда выходящая наружу кровь разводит ее в сторону. Да, с этой силой придется привыкать к неприятным ощущениям.

Наконец, бок туши порублен, куски насажены на шампур, который я теперь буду держать над пламенем. Скорее, тренировка концентрации и проверка способности покорной моей воли крови, сопротивляться всемогущей силе энтропии и энергии запуска реакций распада белка, чем настоящая готовка. Хотя, при необходимости, и полусырых угольев съем преспокойно. Ладно, попутно можно подумать дальше.

Акт второй. Место действия — та же пустыня. На горизонте — некий объект. Никакого интереса, только движение дальше, выбранным курсом. Спорное решение. Отсутствие разведки привело к тому, что данный объект, или нечто похожее на него, совершило нападение ближайшей ночью. Однако, существующая программа не имела права отвлекаться на неизвестное движущееся и не проявляющее на данный момент активности существо. С этой точки зрения, сближение с объектом могло с неизвестной вероятностью привести к провокации конфликта или бегству объекта. В любом случае, ресурсы организма были бы потрачены впустую. Вывод: ошибки не обнаружено.

Акт третий. Нападение в ночи.

Перед моим взором появляется бредущая фигура в пообтрепавшейся пижаме. Более крупная, одетая в знакомый плащ, появляется сбоку и атакует прыжком. Я-спящий ухожу в сторону с линии атаки, пробивая рукой в печень.

Противник от удара замирает на месте, словно бы точечный удар полностью лишил его инерции. Наносит размашистый круговой удар обеими руками. Я-спящий пригибается, одновременно ударяя противника по рукам снизу-вверх, чтобы вывести голову из опасной зоны.

Анализ. Действие — в соответствии с имеющимися у действующей части сознания боевыми протоколами. Восстановление данных анализа противника: превосходит в скорости и силе. Взятие в плен в существующем состоянии малоосуществимо. Стратегическое решение: уничтожение потенциального информатора как непосредственной угрозы. Тактическое решение: блокирование конечностей противника и нанесение удара головой.

Еще несколько раз уклонившись от явно намного более быстрых ударов противника, я-спящий резко наносит удар ладонью в пах. Да, такое только с моим нынешним ростом и делать. Теперь пальцы должны сомкнуться, а другая рука обеспечить толчок.

Противник чуть отлетает назад. Кажется, на несколько секунд он небоеспособен от боли. Удар "убийца родов" — страшная штука. Я-спящий, не теряя времени, прыгает на противника сверху, фиксируя, хотя бы отчасти, его руки.

Коррекция решения: размеры тела недостаточны для эффективного использования данного удара. Оптимальный вариант: укус шеи.

Я-спящий двигает плечами, резко подтягивая себя в точку удара. Враг, кажется, уже начинает сгибать пальцы рук, да и стопы начинают шевелиться, но тут боевые рефлексы заставляют сжать зубы. Сила сжатия челюстей человека достигает десяти тонн, если убрать абсолютно все ограничители. Думаю, так оно и получилось.

Я-спящий замирает, все еще фиксируя руки противника в локтевых сгибах. Мало ли, что это существо совершит еще. Между зубами течет кровь врага, чтобы затем стечь по его шеи на землю.

Статус противника: агония. Возможность атаки класса "Заречье" минимизирована. Обновление. Статус противника: истекает водный раствором солей. В отношении организма, раствор является гипотоническим. Активация протоколов выживания. Обновление статуса: источник воды подключен.

Анализ ситуации: ошибок не выявлено.

Я-спящий пьет кровь, пока она не перестает течь. Затем встает, ударами ног в виски, горло и крупные суставы конечностей обеспечивает контроль, после чего разворачивается и идет в прежнем направлении.

Ошибка: при столкновении с неизвестным противником не активированы дополнительные аналитические мощности. Причина ошибки: неизвестна. Предположительно: комплексное сочетание электролитного дисбаланса, энергетического голодания, усугубленных резким переходом от состояния боя с повышенным расходом ресурсов к насыщению.

Анализ. Неизбежная неустранимая ошибка в схеме функционирования имеющейся поведенческой программы.

Я открыл глаза. М-м, как и ожидалось, все мясо лежит в огне и углях. Плеть, спускающаяся куда-то вниз, к обугливающимся кускам обеда, всколыхнулась, снова принимая форму прямого, как солнечный луч, шампура книжно-алого цвета. Любопытно. Неужели никаких химических реакций? Тогда попробуем-ка еще раз поджарить мясца.

Да, не ожидал, что транс подействует таким образом. Хотя, чего это я. Юкки, клан, к которому я принадлежал ранее, всегда отличались довольно сложными отношениями со всякой менталистикой. И сбоящий от жажды и голода набор вбитых самому себе программ, призванный спасти тушку в условиях, когда нормальное мышление жрет слишком много сахара и аминокислот — не исключение. Хотя, справедливости ради, стоит признать, что вывести меня из пустыни эта штука сумела. Хотя что-то меня смущают побочные эффекты, вроде случившегося со мной потом, когда я выбрался.

Не повлияла ли вся эта круговерть на критичность моего мышления? Хотя, чего это я, конечно, повлияла. Даже если забыть о том, как я поверхностно исследовал давешний подозрительный лесок, а также свои действия у первого населенного пункта, когда какая-то менталистка сумела использовать меня...

Хотя, с лесом, если подумать, все нормально. Отсутствие в том лесу птичьих голосов, да вообще любой нерастительной жизни, кроме давешнего гнезда, — это ли не подозрительно? А с моими нынешними способностями вести полноценную разведку — категорически нежелательно. Можно нарваться, учитывая, в какие места и насколько активно следует совать нос при настоящей разведывательной деятельности. Так что подспудное желание убраться из непонятного места побыстрее вполне может объяснить многое.

М-м, а не занимаюсь ли я обелением себя? Ведь тоже возможное объяснение для себя. Правда, это опасно — убеждать себя, что все проблемы в окружающем мире, а во внутреннем все идеально. Проблемка.

Впрочем, действительно, а чего это я, учитывая свою нелюбовь к менталистам, так активно использу. Все эти экстремальные практики? Вот, теперь, понимаешь, полез анализировать. А ведь так можно стать и ментальным наркоманом, пристрастившись к четкости и понятности черно-белой трактовки мира, достигаемой с помощью упрощения мышления. Нет уж, таки становиться не собираюсь. Слишком много таких, черно-белых, видел в своей прошлой жизни. Причем немало — в облаке Пара или на клинке нагинаты. Нет уж, лучше постараюсь выкручиваться самостоятельно. Не зря же, в конце концов, на родине, в Кири, столь мало народу активно использовало ментальные программы на самих себе.

Ладно, решение принято — решение будет выполнено. Теперь надо наконец нормально приготовить кабанчика. Печень съем сырой — так она лучше восстанавливает кровь, а мне как раз не повредит лишняя тренировка.

И заодно — пора бы уже решить, как, наконец-то, нормально вжиться в этот мир. Взять языка или разыграть амнезию?

Глава 5 Скучная реальность

"Я — часть мира..." — шепнул себе.

Чувства привычно отдалились, не теряя цвета, но из текущих в душе рек превращаясь в размытые полосы бесконечно-далеких облаков во время заката. Отлично, маскировка готова.

По техническим причинам, то есть уже сложившейся привычке, я предпочитал двигаться по ночам. К тому же, в это время суток, мое слабое умение маскировки вполне способно защитить меня. Ночь, плюс некоторые навыки, вколоченные в меня в свое время, адют некоторые шансы остаться незамеченным.

Нет, конечно, многие люди воспринимают день как более безопасное время. Спорный тезис, как по мне. Дневные хищники не уступают ночным, к тому же в светлое время суток активно несколько большее количество живности. В том числе — люди.

Я уже составил для себя примерный план действий. Прийти в ближайший населенный город и постараться адаптироваться. Методика стара, как мир. Стандартная легенда — сирота с поврежденной памятью — вполне позволит прибиться к какой-нибудь группе беспризорников. А там уже можно будет, попав в среду полупрофессиональных информаторов, подумывать, что делать дальше.

Таким образом, случайнее попутчики на дороге, мне не нужны. Любой разговор ни о чем мгновенно может выдать меня. Другое дело, в моем нынешнем виде, несколько оборванным и необутым, появиться в ночном лагере или лучше в городе. Хотя тоже возможны... нюансы. Вот как сейчас, например.

Вот так идешь себе по ночной дороге из желтоватого песка. Вокруг — лиственный лес. Подлесок, можно сказать, отсутствует, так что видимость отличная. Звуки... а вот со звуками проблема. Нехарактерен для ночного леса стук от столкновения двух узких металлических тел.

Я скользнул с дороги под деревья, едва услышав эти звуки. Как странно... только что было тихо, а вот сразу раздались достаточно громкие звуки определенной направленности. Был какой-то поглощающий звуки барьер?

Послышалось громкое ржание. Еще и лошади... Идти или не идти, вот в чем вопрос...

Если развернутся, то не факт, что не станут преследовать. В аналогичной ситуации, я, зафиксировав возможного свидетеля, перевел бы его в категорию уверенных трупов. Просто на всякий случай. Так уж учили — нечему стыдиться.

Если идти на звук, то, судя по всему, будет еще один барьер — визуальный. И тут точно придется участвовать в схватке на чей-нибудь стороне. Да-а, проблема. Нет, лучше рискнуть и развернуться. Авось, не заметят...

В появившуюся передо мной тень, я, не разбираясь, вбил ладонь, тут же уйдя в сторону от поднятой правой руки теперь уже трупа.

Мимо меня пролетел топор — двустороння секира с ненормально узким лезвием. Оружие для пробивания брони? Не важно.

Удостоверившись, что обе половины напавшего — правая и левая — не дергаются, я сделал шаг вперед, ступая ногой в лужу смешавшейся — моей и его, крови.

Запах, соблазнительный аромат с вкусом железа и сахара, соли и радости, захлестнул меня за мгновение до того, как ног коснулся, казалось, овеществленный свет.

Это было похоже на наркотик. Сияющая удовольствием, искрящаяся светом и наслаждением, волна, разлитая у моих ног, начала подниматься вверх. А я стоял, наслаждаясь поднимающимися к сердцу и голове теплу и свету, крови и боли, запаху и вкусу.

Мысленное усилие, совершенное на автомате, отсекло излишне сильную эмоцию. Помнится, Мито обижалась, когда мой разум делал такое в самый ответственный момент... Неважно. Продолжая поглощать свою кровь, тянущую с собой чужую, я приступил к осмотру напавшего.

Что-то вроде пластинчатого доспеха, покрывающего все тело. Анатомическая кираса. Шлем без забрала, но защищающий шею сзади. На глазах — зеленые линзы. Нос и рот прикрыты маской. Тот же темно-серый металл, из которого сделаны доспехи и шлем.

Плеть, сорвавшаяся с руки, в секунду разрезала эти доспехи. Хм, обычное человеческое лицо. Красноглазый брюнет... ничего особенного. Разве что клыки длинные. Да бледноват. Конечности... внешне без особенностей.

Оставив в покое труп, благо на более подробное исследование времени, скорее всего, не хватало, я оглянулся на топор, воткнувшийся в землю. Узкое лезвие, тот же металл, что и у доспехов. Интересно, против кого предназначено такое оружие. Хотя ладно, пригодиться.

Плеть, в полете сменившая сечение с треугольного на круглое, схватила топор за рукоять. Усилие едва не рвануло меня в оружию. Да, принцип равноприложенности сил во всей красе.

Кровь, которой теперь, после того, как в меня влилась, неведомо как поместившаяся внутри, кровь противника, было раза в три больше, чем полагается шестилетнему ребенку, теперь позволяла многое. И я даже знаю, куда использую. И против кого.

И я побежал вперед. Туда, откуда доносились звуки и пришел латник, напавший на меня.

И сознание привычно шепчет мантру, скрывающую меня от недостаточно пытливого взора слишком слабого наблюдателя. "Я — часть мира. Я — ничто. Я — неважен. Я — лишь капля воды..."

Барьер, скрывавший свет, пал через четыре с половиной десятка шагов, вместе со слабым ветром, бросив мне в лицо запах, пахнущий сладким, железом и корицей.

Их было пятеро — этих латников. Один как раз сейчас перебрасывал через плечо ребенка чуть постарше меня. Сознание отметило нефункциональное белое платье с широкой, куполом, юбкой и волосы, светло-серые от освещенной лишь узким полумесяцем, ночи. Но это было лишь важно.

Они стояли неровной линией, боком ко мне. Второй от дальнего края как раз сейчас, медленно, словно бы слабое ускорение Юкки чудом вернулось ко мне, забрасывал мелкую на плечо. Левое, дальнее от меня. Крайний с другого, ближнего ко мне, бока из условного строя, уже начал поворачиваться в мою сторону.

Слишком медленно. Словно бы, действительно, я снова Юкки, один из пятого по скорости восприятия клана своего мира.

Кровь на поверхности руки, не поместившаяся в артерии и вены, уплотнилась в подобие доспеха, одновременно словно вскипая на предплечьях. Иглы слетели с рук расширяющимся веером общим объемом около литра. Ровно тысяча тонких игл, соединенных с моим телом тончайшими нитями — иначе управлять кровью я еще почти не умею.

Латник опускает правую ногу, заканчивая разворот. Его поза напоминает ту, которую принимают наши для создания техники. Ноги на ширине плеч, чуть согнуты. Предплечья согнутых рук смотрят вперед.

Каждая игла меняет форму, превращаясь в неровную, оперенную лишь с одной стороны, кривую стрелку. Все по плану.

Иглы меняют траекторию, повинуясь натяжению управляющих нитей и собственной аэродинамике. Еще секунда, ну же...

И тут давешний противник появляется передо мной. Из-за зеленых линз на секунду вспыхивает красным. Техника перемещения?

Он начинает поднимать руку с топором. Но... слишком медленно.

Иглы, отпущенные на волю, уже снова ставшие прямыми, летят по заданным траекториям. Нити же начинают окружать моего ближайшего врага, одновременно сокращаясь, утолщаясь.

Я делаю шаг в сторону, скорее поворот на одной ноге, когда топор в руке врага уже оказывается на высоте его головы. Такое же оружие — трофей, зажатый в моей правой руке — вонзается ему в бок.

Нити слишком тонки и легки, чтобы прорезать броню моего противника. Но кровь, текущая из моей правой руки еще с появления латника прямо передо мной, уже бежит по лезвию, перерождаясь в Плеть прямо в ране.

Ускорение не спасает от инерции. Я понимаю это, когда топор весом с десяток килограммов, пробив вражеский бок сзади наперед и с краю к центру его тела, вылезает где-то в районе пупка, и тянет меня дальше, разворачивая.

Тяжелая железяка проворачивает меня на двести семьдесят градусов, пока не удается обуздать ее. Обернувшаяся вокруг меня Плеть переползает основанием на левую руку, одновременно, подчинив себе кровь в теле противника, буквально разрывает его изнутри. Изменение направление тока крови — так... банально.

А Иглы падают вниз.

Латники еще стоят в прежней неподвижности, когда переделанное умение Воды накрывает двоих ближайших и место, на котором пару секунд назад был тот, переместившийся. Да, изменение полета Игл без контакт с собственным телом — не моя стезя. Или я еще не подобрал методику контроля.

Двое латников, теперь ближайших ко мне, на секунду превращаются в ежиков. А потом взрываются темными брызгами. Тот же фокус — подчинение всей крови, какая окажется в доступности, с последующим беспорядочным движением — заложен в каждой Игле. Единственная программа, которую я смог внедрить в них. А теперь, раз уж мир так медленен...

Я сам не понимаю, как тут же оказываюсь перед следующей целью. Причем, за его спиной. Но удар топором, покрытым, как ядом, покорной мне кровью, а также Плеть с левой руки на последнего, делают свое дело.

Мир ускоряется. Плети — та, что с топора, и та, что с руки — втягиваются в мое тело, даря еще больше ощущения запредельной, светлой и теплой, сытости. И вместе с тем ослабляется по-наркотически приятный запах вокруг. Что же, пора осматриваться.

Ребенка я пока игнорирую. Судя по всему, она была пленницей. Значит, непосредственной опасности не несет. Зато можно собрать немного трофеев.

Кровь, что бы в ней не заставляло повиноваться моей воле, втягивается, стоит лишь ступить в нее. И куда в меня столько помещается? Ладно, аналог Доспеха уже на мне. Может быть, Щит? А то еще лопну. Все же, шесть латников — это больше крови, чем я сейчас сам по себе вешу. Была бы чакра — нарисовал бы пространственную печать. А пока повешу переделанный со Льда на кровь Щит на спину.

Я подхожу ближе к дороге. Повозка. Пассажирская. Правда, лошади в ней какие-то... Хотя не знаю, не специалист. Может быть, для местных лошадок, пара изогнутых острых рогов — это нормально?

А вот и седьмой труп. Ну, логично. Откуда взяться той малявке без какого-то взрослого в качестве сопровождения? И, раз его не было с латниками, то все ясно. ТО ли защищал, то ли предал, но ему не заплатили. Короче, лежит тут, впереди этой, как ее. Кареты, точно. В общем, сидит. Вернее, сидел. А теперь лежит.

Изучаю тело передо мной. Кожа бледновата, как у того латника, которому разрезал броню. Цвет волос, глаз, форму зубов и ушей теперь не определишь. Странно. Кажется, у всех латников я видел одинаковые топоры. Так где голова? Чудеса. Неужто настоящий нукекуби, умеющий отделять голову от тела, как инугами? Любопытно было бы уцвидеть настоящего йокая и остаться в живых...

Чутье на опасность заставляет меня обернуться. Но еще раньше, когда, во вновь замедлившимся мире, я начинаю поворачиваться, уже наступает тьма.

Глава 6 Разговор не по душам

Да, как там говорил один мой знакомый? Я увидел, как волны гасят ветер, почувствовал себя улиткой на склоне, жуком в муравейнике, и понял, как трудно быть богом обитаемого острова.

К чему это я? Да просто какое-то резкое изменение состояния. Секунду назад, казалось бы, для меня "выключили свет". А теперь даже не открывая глаз, понимаешь, что тебе оказана некая уважуха.

Во всяком случае, это явно необычно — лежать на чем-то мягком, в комнате с мягким освещением, пробивающимся сквозь закрытые веки. Причем ладно бы это была показная мягкость чего-то вроде Водяной Плиты — нет, больше похоже на матрас с чрезмерно мягким наполнителем. В прошлом мире такие не были приняты — вредное влияние на позвоночник перевешивало эфемерный комфорт. А здесь, нате вам, лежу. Был бы пленником — скорее, положили бы на доски. Да и температура, влажность, ощущаемые кожей, намекают — на тюрьму это непохоже. Ну, только если местные на сошли с ума на почве гуманности. Значит, я либо высокопоставленный пленник, либо гость. Интересно, с чего бы ко мне такое отношение?

Итак, открываем глаза — без основного органа чувств ничего нового я, видимо, не узнаю. Хотя и придется показать, что проснулся.

"Незнакомый потолок" — пронеслось в голове.

Ну да, красная тряпка, из-за которой выглядывает белый, мягкого оттенка, потолок. Интересно, это нормально — поставить в комнату кровать, имеющую собственную тряпичную крышу, закрепленную на четырех столбах по углам кровати? Может, средство на случай протекания потолков? Впрочем, размеры кровати тоже хороши. Длины с запасом хватит на самого длинного известного мне взрослого человека. А ширина еще больше, что тоже, на мой взгляд, несколько странно. Может быть, у местных принято спать всей семьей в одной кровати? Тогда у них маленькие семьи, вряд ли больше пяти человек. Или с родителями спят только маленькие дети? Эх, как же мало я знаю об обычаях этого мира...

Закончил оглядываться в положении полулежа, я, перевернувшись на четвереньки, прополз к краю кровати. В голову некстати пришла еще одна мысль — нечто похожее я видел у приятеля, Горо. Но тому, как одному из последних представителей своего клана, сумели навязать многоженство. Вот он и устраивал...

Кровать ожидаемо стояла на ковре, в котором ноги утонули по щиколотку. Тепло и мягко. Комфортно, но не слишком рационально. Хотя, возможно, и наоборот. Допустим, в коридоре ковров нет. Даже наоборот, какие-нибудь "соловьиные полы". Тогда спящий хозяин может скрытно подняться и сбежать через другой ход. Или примитивно нырнуть за дверь, приготовившись ударить прокравшимся в комнату в спину. Вот только я-то явно в гостевой спальне.

В которой, к слову, кроме упомянутой кровати, был только шкаф и невысокая, мне-шестилетке по середину бедра, тумбочка. Стены обиты панелями коричневого дерева. Значит, мысль о потайном ходе может быть верной. Но не в хозяйской же спальне меня поселили? А значит, ковер — только для комфорта. Хотя, возможно, панели в гостевой спальне стоят для создания сходства с хозяйской. Чтобы вторженцы, бывавшие в гостевых покоях, рассуждали по аналогии. Что же, тогда можно сделать об этом мире достаточно выводов. Во всяком случае, интриги с разовыми, локальными силовыми акциями — здесь не редкость. И приглашенный в дом гость может потом обернуться противником, вторгшимся в этот самый особняк. Все, как дома.

Открыв шкаф, я увидел висящие там одежды. Что-то вроде той, что на мне. Махровая ткань, легко впитывающая воду и пот, полы почти до пят, крой, неудобный для быстрых движений. Банный халат? А тот, что на мне, судя по шелковистой ткани, скорее, спальный.

По долгу службы и интереса для, читал я краткие обзоры о жизни у наших соседей по планете. На других материках, в массе своей, основным путем развития была техника, в смысле различные механизмы. А вот быт их аристо порой весьма и весьма напоминал то, что я сейчас наблюдаю вокруг себя. Может ли быть, что я по-прежнему в родном мире, просто в четверти длины экватора от родного Тумана? Навряд ли тогда Страж засылал меня вслепую. Эти его слова о том, на кого работал парень, подловивший меня... Что же, разведка мне, в какой-то степени, смежная специальность. Поработаем, если эта версия верна. Вот воспользуюсь случаем, помедитирую, свяжусь с ним. Все равно, есть и другие вопросы, которые я бы хотел прояснить.

Тумбочка, такая же блестящая и коричневая, как шкаф и панели на стенах, оказалась пуста. Ни за дверцой, ни в расположенном выше выдвижном ящика, ничего не было. Даже пыли.

Я еще раз прошелся по комнате, обходя кровать, стоявшую напротив двери, изголовьем упирающуюся в четвертую стену. Да, окон нет. Светильники, расположенные под потолком, по два у каждой из боковых стен, давали ровный, желтый, теплый свет. Явно не свечи или масло. Скорее электричество или фуин. Последнее было бы совсем печально — значит, моя чувствительность пропала вместе с способностью использовать чакру. Хотя, учитывая все, что я вижу вокруг, скорее вероятно первое. Технологическая цивилизация механистического типа. Порох, пар, лампы на электрическом токе.

Пол под ковром был ожидаемо ровным. Возможно, конечно, я слабо обследовал — но не будешь же в гостях отгибать ковер и ощупывать каждый шаг пола? Значит, пора за новой порцией информации. Пойду-ка в коридор. Вот только дерну из интереса этот шнурок у двери. Интересно, что будет?

Хотя нет, не стоит. Еще не рассчитаю силы, порву его. Меня пока приняли довольно радушно. Не стоит лишний раз злить местных. Ну, с богом. Каким-нибудь.

Коридор был обставлен точь-в-точь как спальня. Те же панели, тот же ковер на полу. Только тут желтая с коричневым по краям, дорожка. А в комнате был некий абстрактный узор. Квадраты, треугольники.

Слева послышался слабый шум. Повернув голову, я увидел все тот же коридор, заканчивающийся коричневой стеной. Ладно, пойду на звук.

— Рад, что вы проснулись — послышалось позади.

Сжав нервы в кулак, я, как мог спокойно, повернулся. Увидев пряжку ремня и черные пуговицы какой-то одежды, поднял голову выше.

Любопытный экземпляр. Волосы цвета золы, такие же глаза... хотя готов поклясться, только что видел утончающийся алый ободок вокруг зрачка.

— Прошу за мной — сказал он, обходя меня. Благо, четырехметровой ширины коридор, позволял такое.

И я последовал.

Первое, что мне бросалось в глаза в зале, куда меня проводил мужчина, это кресла. Роскошные, с кожаной обивкой, два кресла были разделены столом, с которого свешивались края карты. Я непроизвольно напряг зрение, пытаясь с расстояния определить материал. М-м, пергамент?

Провожавший меня, тем временем, обойдя этот круглый, метра два в диаметре, стол, плавно опустился в дальнее кресло. Сочтя это приглашением, я сел в другое, бросив еще один взгляд на карту.

Мой.. пусть будет собеседник, сидел прямо, не касаясь спиной кресла. Руки на подлокотниках. Пальцы расслаблены той особой свободой, что появляется у бойца, готового "воспарить в ветрах битвы", как любили выражаться уникумы из рядов моих противников. Те еще были, если подумать, оригиналы.

Мы сидели друг перед другом в таких похожих позах — вот только у меня руки чуть расходились в стороны — так проще, в случае перехода переговоров в излишне активную форму, использовать Плеть. К счастью, теперь, после лесных тренировок, мне достаточно надорвать кожу ногтем. Указательные пальцы коснулись больших в соответствующих местах. Два синхронных движения, немного воли — и я буду готов применить свой козырь.

Мы сидели напротив друг друга так, в почти полной боевой готовности, несколько секунд. И кто-то должен был что-то сказать или сделать, чтобы другой мог ответить.

— Хаку — представился я — Просто Хаку.

— Серафим — назвав свое имя, человек как-то странно, весело и зло, ухмыльнулся, показывая удлиненные клыки. И глаза его, серые глаза в тот же момент, блеснули красным.

— Я рад, что вы приютили меня — сказал, чтобы вернуть очередь говорить своему собеседнику. Тот, к слову, несколько расслабился. Что же, пора и мне оказать ответную любезность. Поясницу назад, на спинку кресла.

— О, не стоит упоминаний. В конце концов, вы спасли мою племянницу — равнодушно проговорил этот Серафим.

— Это она меня выключила?

— Да, это ее способность. Как вы выразились, "выключила"? Блестящее описание. Наиболее, должно быть, верное описание способности Анжелы.

Но перейдем к делу — прежде легковесно-равнодушный, дух нашего разговора явно изменился. Серафим, или как там на него, напрягся, словно готовясь прыгнуть на меня. Кажется, я увидел периодически появляющийся красный ободок вокруг зрачка.

Любопытно. Атака по прямой. Неужели фокус навроде того, что применял один из латников? Техника перемещения в упор, в лоб?

Большие пальцы рук слегка придавило болью. Рефлекс на чувство опасности. Теперь и я готов к бою.

— Отвечайте, вы специально следовали за моей племянницей?

— Нет — отрицаю, судорожно пытаясь сообразить, что означает этот допрос. Собеседник — менталист? Или просто обучен искать невербальные признаки лжи? Так там полно ложноположительных результатов. Как бы чего не вышло.

— Вы знаете о ее родстве с маркизом Эрзерумским?

— Нет.

Еще бы. Интересно, Эрзерум — это что такое? Да и маркиз. Должность, титул? Слишком мало информации.

— Почему вы напали на автояггеров?

Так вот как они назывались. А я все, "латники". Любопытное словечко. Что-то внутри меня переводит это, как "автоматический охотник". Но, пожалуй, не стоит казаться умнее, чем я есть.

— На кого?

— На метаселан в броне и плащах, вооруженных топорами.

Оп-па. Попался. А вот и возможность подоводить его глупыми вопросами. Конечно, он может сорваться. Но если Серафим кинется на меня на эмоциях, это будет лучше, чем спланированная атака. Тем более, даже если он может читать часть моих мыслей, это ему не поможет. Я ведь действительно, могу только предполагать, что эти слова означают.

— Кто такие метаселане?

Серафим чуть вздрагивает. Внезапно — за пару секунд включившегося от его агрессии и резкого рывка, ускорения — его пальцы заостряются, после чего на коже кресла появляются восемь роскошных разрезов. Не очень длинные, но глубокие. Да еще неровные немного. Просто загляденье.

Все, мебель в утиль. По крайней мере, подлокотники.

— Что ты знаешь о мире? Говори быстрее.

Как же не хватает знаний. Ладно, доверимся интуиции. Откинемся на спинку кресла так, что даже затылок утонет в выделанной коже. И помолчим пару секунд нормального времени, планируя речь так, чтобы не выдать ускорения.

Говорить, когда восприятие мира идет в другом темпе — это отдельное искусство. Ведь совершенно меняются нагрузки на речевой аппарат, для тела возрастает сопротивление воздуха, собственные слова всегда звучат замедленными, как будто нервная система повреждена каким-то наркотиком наподобие этанола.

Именно поэтому так трудно говорить, будучи ускоренным, не выдавая этого факта. На порядок или больше труднее, чем двигаться, до поры не выдавая преимущества.

А ведь я не могу просто ответить отрицательно. Что-то я знаю. Мало ли, как действует гипотетическая способность Серафима. Простое "нет" может быть воспринято как ложь. А я, хоть и откровенно нарываюсь, не хочу драки.

— Знания мои, в большинстве своем, не принадлежат этому миру.

И вдруг все стихает. Собеседник откидывается на спинку кресла, зримо расслабляясь.

— Ясно. Что же, я расскажу вам, Хаку о нынешнем мире. А затем мы поговорим о вашей награде за спасение моей племянницы.

Мне почему-то кажется, что он совсем не рад тому, что я спас девочку. Хотя доверять своим подозрениям... Грань, отдаляющая проницательность от мнительности, схожа с той, что разделяет новизну решений от откровенного безумия. Что же, послушаем, что расскажет Серафим. Ведь, лжет он или нет, какую-то информацию из его слов выудить можно в любом случае.

Черный Лед под ногами окрашен каплями все еще жидкой, как ей и положено, желтой, Лавы. Черное с желтым под ногами.

Я не смотрю вверх, но знаю, что облака Пара над моей головой поменяли цвет. Уже насмотрелся. Серебряные облака на фоне темно-красного, как венозная кровь, неба. Черный, желтый, серебряный и пурпурный. Странное сочетание цветов, как по мне.

— Рад, что ты пришел — послышалось в воздухе передо мной, прежде чем там возник Страж.

Не было ни хлопков, ни дыма, ни других спецэффектов. Они не нужны здесь, в этом мирке.

— Есть новости?

— Даже те, что тебе пригодятся — Страж, похожий на меня, не будь его кожа похожа на кору дерева, одежда на песок, и не струись Зной-и-Хлад по его нагинате, выдержал паузу. Что за мерзкая манера разговора, позаимствованная, как подозреваю, у меня. Эти паузы порой так раздражают.

Но в эту игру можно играть вдвоем. Поэтому, я просто помолчу, ожидая, когда Страж скажет, что он там хотел.

— Души убитых тобой, стали доступны мне. Как и небольшое количество из крови, впитанной тобой.

Вот оно что. Эдо Тенсей. Наш козырной туз, позволяющий, пусть и дорогой ценой, поднять из небытия чье-то тело и разум. Идеальная техника допроса, бывшая до этого весьма неоднозначной военной разработкой наших врагов. К счастью, напуганные ее потенциалом, коноховцы в свое время зачистили всех представителей клана, способных повторить разработку чего-то подобного. Потом прошло время, о Эдо Тенсей забыли. А мы, скажем так, "нашли" полноценное описание.

Как бы там ни было, не сомневаюсь, наши специалисты выпотрошили из автояггеров все возможное и немного сверх того. Должны были уже наловчиться.

— У нас появилась гипотеза, что, когда ты убиваешь этих существ, их душа проходят через тебя. Как результат некой... Сделки. Ну а затем попадает в мое распоряжение. Я ведь твое порождение. Дух-хранитель. Карманный клановый божок.

— К делу.

— В этом мире нет чакры. По крайней мере, эти ребятки о ней ничего не знали. Зато, во-первых, есть немного информации о мире, где ты оказался. Сам знаешь, лишней не будет. И еще один момент. Когда ты поглощаешь их суть, твоя, условно говоря, душа, ищет похожие элементы. Первый убитый тобой латник, в частности, попал ко мне уже дефектным. Зато, думаю, ты что-то приобрел. Не так ли, отец?

Так вот оно откуда. Старое доброе ускорение клана, ставшего родным. Любопытно.

— Протезирование?

— Скорее, идет не замена, а наложение поверх, по аналогии.

— То есть, чтобы вернуть способности, мне надо перебить целую кучу народа. Ритуалиста, ледника, кислотника...

— Паяльник, сенсор, и куча народу сверху. Ведь не факт, что внешне сходные способности полностью тождественны на уровне того, что их обеспечивает.

Печально. Впрочем, не стоило и надеяться, что все будет так просто. Хотя все равно, это повод воспрять духом. Ведь для большей силы пока что, мне жизненно необходимо найти спеца по печатям. Пространственный карман с кровью... тонн на восемьдесят. Вот что мне нужно, чтобы почувствовать себя частично боеготовым.

— Ясно. Еще что-то?

— Мы вытрясли из них ту научную и производственную информацию, что у них была. Копии сам знаешь где. И что важно — для тебя есть новинки, разработанные как раз по спецзаказу.

Ясно. Страж, или кто там за ним стоит, решил одарить морковкой? Посмотрим, чем меня одарят. К тому же, возможно, это и правда, привет из родного мира. Награда за то, что наши умельцы вытрясли из голов автояггеров.

— Я слушаю тебя.

Карета остановилась. Звуки снаружи свидетельствовали о том, что ее окружает не менее десятков людей. Или метаселян.

Возможно, все нормально. Так же вероятно, что Серафим решил избавиться от меня. Без разницы. Если Страж прав, я все равно останусь в выигрыше.

И карета снова двинулась вперед.

Часть 2. Кошки-мышки

Глава 7. Мирная жизнь.

Я парю в потоках ветра, свободный, счастливый. Я бы пел от счастья снова лететь во вспышках теплого света, если бы мои ноги, точно застывший холодный бетон, не сковывали эти перчатки. Как же я их ненавижу.

Мимо меня летят какие-то молнии, огненные шары, сгустки охлажденного до состояния льда, воздуха. Часть из них пролетает мимо носительницы перчаток. Часть разбивается о ее щиты. Те же, что полны света и силы, точно живые существа, оказываются на моем пути, все до единого. Я чувствуя радость, тепло и эйфорию, когда их свет падает в мою душу. Счастье, трепет, тем более мучительные, что перчатки не позволяют восторгу от окутывающего меня тепла и света, охватить меня полностью. Проклятые перчатки.

Эти движения, этот танец меня в потоках ветра, стихий и тепла, окрашенного в тьму и свет. Этот танец был бы прекрасен, не будь пятая часть моего тела скована пальцами в коже перчаток. Этот липкий хлад, равнодушный, тянущий, вызывающий душевную дрожь, якорем держит мой разум в мире, заставляя анализировать танец, который ведет Та-что-Носит-Перчатки.

Заклятья, лишенные душ, и полные их. Тела, полные света, и полные тьмы. Предметы и звери, теплые и холодные. Все вы — лишь углы в ритуальном рисунке, что она пишет вами. Глупцы, сопротивляясь, вы лишь играете ей на руку!

Мы движемся в чем-то, похожем на ритуальный танец. Я, девчонка, и связующие и ограждающие нас друг от друга, перчатки. Ненавижу их.

Но танец заканчивается, когда заканчиваются другие актеры балета. Я замираю, готовясь снова уйти во тьму. Но пальчики в проклятых перчатках снова постукивают в этом ненавистном ритме. И перед мои взором сплетаются па танца носительницы Перчаток и движущиеся в водах Реки капли крови. Тепло, исчезающее во мне. Тела, падающие вниз. Все обретает смысл в этот момент. В этом рисунке, меняющемся во времени совершавшегося только что танца, выстраивается сложная ажурная фигура из заклятий, существ, их жизней и душ. Они, как и я, и даже Перчатки, создают вязь вокруг Их носительницы.

Проклятые перчатки слегка скребут по мне. Чуть поскрипывает коже. Неслышно для человеческого уха. Но я чувствую. В горле бы пересохло, будь оно у меня.

— Как забавно, не правда ли. Ты пил паладинов и демонов, богов и героев, нелюдей и тех, кто не совсем жив. Но теперь ты лишь оружие в моих руках.

Перчатки. Проклятая кожа не дает дотянуться, выпить твой свет и тепло. О, это была бы великолепная месть. Показать себе, что ты ничем не отлична от тех, с кем сталкиваешь меня. Перчатки. Ненавижу их.

— Рожденный в чародейском льду, почему имя твое — лишь покрытая инеем, грусть?

Перчатки. Проклятые перчатки...И столь же проклинаемый мной, звонкий голос.

— Скорбь твоя — лишь иней в лесу.

И рисунок наливается силой, проявляясь из прошедших мгновений прошлого, словно приходя, весь, каждым моментом существования пролитой крови и выпущенной стихии, в эту секунду, когда Та-что-Носит-Перчатки, дает команду.

И в центре конструкции, что я не в силах запомнить, раскладывается по сегментам металлическая сфера, открывая скрытый магический огонь.

И позабытый голос во мне, в ответ на обжигающий свет, не несущий холода или тепла, шепчет:

"Око?!"

Иногда так бывает, что засыпаешь вроде как обычно, а просыпаешься с непонятным ощущением. Вроде бы отсутствует ощущение времени, текущего сквозь тебя, несущего за собой. Словно бы лежишь уже на берегу великой реки, в безвременье. В забвении.

Следом приходит запоздалая мысль, что, наверное, ты просто что-то забыл. Но помнишь о том, что факт потери воспоминания, или просто мысли, был. Веки лениво расходятся — не потому, что слиплись со сна, просто в этом состоянии так неправильно было бы двигаться быстро.

Затем, вспомнив, что не слышал звонка будильника, бросаешь все еще блуждающий взгляд, несфокусированных глаз, на часы. И состояние приятной расслабленности уходит, оставляя напоследок заряд бодрости.

— Твою мать...

Собраться, позавтракать, почистить зубы за десять минут? Все положенные дела, на которые отводишь две трети часа, ужать по затраченному времени в четыре раза?

Да раз плюнуть! Не впервой.

Плеть — и нож прыгает в руку. Два удара по хлебу. Плети на холодильник и кусок сыра в нем. Еще два удара. Кинуть сыр обратно. Плоская замедленная Плеть закрывает холодильник. Все, два бутерброда готовы. Итого, пятнадцать секунд.

Все быстро пережевать и проглотить, запивая холодным чаем — еще сорок секунд. Пять — пройти по коридору и стянуть со спинки стула штаны. Одеться и проверить снаряжение — на все пятнадцать секунд. Осталось самое долгое.

Зубная щетка быстро ополаскивается. Так, вытереть лицо. Вперед, вперед! Не спать.

Дверь закрывается. Замок щелкает. Подергал. Держится. Все, можно в путь.

Бросил взгляд на часы, висящие над входом в школу. Управился с восемь с половиной минут. Отлично, если поднажать, получу опережение этого варианта плана на пять минут.

Выбегаю из комнаты. Дверь, вернее, язычок замка, щелкает, вставая на место. Кожа на внутренней стороне бедра ощущает тяжесть ключей, лежащих в кармане брюк. Отлично. Рюкзак на спину, и вперед. Вот только...

Кровь покорна мне. Это факт, который я по возможности скрываю, как и ускорение. Конечно, это затрудняет тренировки, но лучше иметь козырь, о котором не знают. В конце концов, я выживал так долго лишь потому, что по-настоящему опасным противникам не было до меня дело.

Кровь покорна мне, это факт. Но, чтобы сформировать ту же Плеть, ее нужно выпустить за пределы тела. А значит, остается рана, в которой находится либо сгусток, либо подчиненная мне, требующая на сохранение прежней формы концентрацию, жидкая кровь. Конечно, можно поступить с ранкой иначе. Подержать кровь в ране, пока не свернется. И никаких забот — потому что выбить такую пробку я смогу с легкостью и быстротой, малоотличимой от той, что сопровождает переход от спокойствия к агрессии, при втором варианте ухода за раной.

Вот только здесь, в Империи Истинного Человечества, слишком много тех, кто способен учуять кровь по воздуху. Даже — свернувшуюся. А потому я не могу позволить себе потерять контроль над ранками-выходами моего оружия. Все, что остается — превратить кровь на поверхности моего тела во что-то твердое, но все еще покорное мне, живое. Зря, что ли, я был в прошлой жизни членом клана Льда?

Впрочем, хватит отвлеченных размышлений.

"Кровь..."

И за закрытыми глазами, на черном фоне, кружится темно-красная паутина.

"Контроль..."

Кровь замирает на месте всех восьми моих постоянных ранок, портов выхода, в виде чуть выгнутых наружу, кругов. Точно тарелку вверх дном положили на скатерть телесного цвета.

"Запечатление и закрепление"

Картина перед глазами, закрытыми веками, не меняется. Лишь только что-то в блеске, который дает бок фигуры из моей крови, напоминает о льде. Теплом, как стены подземелий Клана, Льде.

И, открыв глаза, я бегу по коридору, чтобы тут же слететь с лестницы на первый этаж.

Часы над входом здания на другой стороне двора показывают, что у меня еще есть время. Можно не бежать, а просто быстро идти. Выигрыш в две-три минуты времени роли не играет, если у меня в запасе, даже если идти шагом, еще три-пять минут. И это отлично.

Хотя, стоит признать, я неплохо устроился. Хотя и пришлось поизвращаться.

Тот кадр, назвавшийся Серафимом, выполнил сделку относительно честно. Во всяком случае, я свои документы получил. Правда, пользоваться ими не стал. Все же, моя природная осторожность как-то не позволяла поверить, что документы на личность так легко получить. Разве что, попав не просто под внимание, а прямо в руки некой Службы... нет уж, такого счастья я решил избежать. "Во избежание дальнейших избежаний проблем, приводящих к последующим избежаниям", как говорится.

Империя Истинного Человечества вообще, если подумать, интереснейшее территориальное образование. Для начала, располагаясь по берегам трех закрытый морей, она полностью контролирует берега и воды всех, кроме одного. Впрочем, тут дело в географии.

Итак, Латинское Море. Огромный водоем, посредством узкого пролива на западе, связанный с Западным Океаном же. На юго-востоке моря, имеющего вид порезанного психом и покусанного хомяками, куска хлеба, точно в нижнем правом углу, есть еще один пролив. Как раз к востоку от того места, где в море впадает Лета, мертвая река. Итак, пролив Синай. Почему он так называется, я, если честно, не понял. Какие-то ссылки на утраченные вследствие Армагеддона территориальные образования. Итак, длинный и довольно широкий пролив идет на восток, соединяя море с, как нетрудно догадаться, Восточным, Океаном. Такие вот названия.

На направление восток-север-восток, море, вся восточная половина которого принадлежит Империи, как то плавно переходит в Столичное Море, насыщенное островами, на которых располагаются особняки аристократов и воровавших, но не попавшихся, потомственных чиновников. Впрочем, я придерживаюсь мнения, что это одно и тоже.

Столичное Море, также называемой Островным, дальше переходит в Море Черной Крови. Впрочем, в некоторых иностранных атласах, оно называется по-другому. Ghouls lacus, Упырье озеро, если перевести. Нормально, а? А ведь большинство метаселан живут под Куполом Столицы, а не по берегам это моря, долине Дуная или полуострове Крым. К востоку от которого, к слову, располагается еще одно не то море, не то залив. Впрочем, о нем предпочитают не вспоминать — потому как восточная половина моря принадлежит к тому, что называют Terra incognita.

Вот я и пришел. Так что хватит вспоминать уроки географии. Пора идти дальше.

Хотя и стоит признать, что отсутствие хоть какого-то контроля населения в провинциях вроде Финикии или Магриба, сыграло мне на руку. Как оказалось, если разум привык запоминать большие объемы информации, и даже их как-то обрабатывать, это здорово помогает, когда требуется разыграть талантливого, но необразованного сироту-беспризорника из провинции. Главным было вовремя попасться на глаза ежегодной комиссии Коллегии Просвещения.

Ладно, хватить вспоминать о прошлом. Вон, и класс мой.

И, садясь на свое место у стены, в двух партах от двери, я позволил себе быструю мысль.

"Люблю мирную жизнь"

И тут учитель, сорокашестилетний, но еще крепкий, худой мужчина-терранин, посмотрел на часы и поднялся.

Очередной урок моей тихой и мирной, новой жизни, начался.

Воздух был тягуч и горяч, тяжел, точно вода. Если бы только воды стала сухой, точно песок.

Учитель что-то бубнит, но слушать его неохота. И даже сверчки не стрекочут. Лето еще недавно закончилось.

Положа руку на интимные части тела, такая жизнь мне нравиться. Тихо, спокойно. Все запланировано и подсчитано. Ни сражений, ни войн, которые меня касаются непосредственно. То, что мне и надо.

Учитель все также бубнил, практически дословно повторяя учебник.

Армагеддон... глобальный военный конфликт, вызванный неизвестными противоречиями между властными группировками древнего мира. Мне так и не удалось понять, из-за чего он произошел. Впрочем, похороненные в архивной пыли политические дрязги меня, наверное, слишком мало волновали. Какая разница, из-за чего они сражались? Я не знаю их имена, и не желаю знать. Меня интересуют их технологии, потому что я могу отдать их Стражу. А тот, быть может, подкинет что-нибудь мне.

Итак, древний мир пал. Старые государства, все эти Союзы, Федерации, Республики, — тоже пали. Новые центры власти появились там, где у людей хватало воли и силы, чтобы объявить себя... кем-то.

Силой — были ампиры. Не знаю, откуда появились их способности. Да и слишком они многообразны у различных видов ампиров, чтобы проводить какие-то параллели с теми наследственными особенностями, что я встречал в пролом мире.

Кто-то говорит, что они были всегда. И вылезли из своих нор, чтобы захватить власть над обезглавившим себя человечеством. Впрочем, ходят слухи о том, что оазисами Великой Трансконтинентальной Пустыни управляют именно они, А-ампиры. А, потому что — ancient, древние.

Кто-то рассказывает о колонистах Марса, а также военных модификациях людей, носители которых сбежали из лабораторий, когда началось то, что назвали этим милым эфемизмом. Скачка Первого Всадника, надо же придумать. Действительно, местные любят красивые слова не меньше, чем иные историки на исторической родине. Ох, тавтология. Совсем у меня нет культуры речи.

Впрочем, я-то не отношусь ни к ампирам А-типа, ни к тем, что себя кличут метаселанами. И А-, и В-тип, требуют для своего функционирования строго определенную пищу. Да и светобоязнь. Хотя те же слухи говорят, что часть В-типа сохраняет традиционный способ поглощения пищи, как и способность не распадаться от малейшего облучения ультрафиолетом. Правда, и способности их... сильно урезаны.

Ничего не говоря, я поднялся и тихо вышел в коридор. Люблю местные порядки. Захотел — вышел. Главное — не мешать остальным слушать учителя. Хотя крайне левый ряд весь, массово, смотрел в окно. Впрочем, действительно, кому интересно в третий раз слушать о том, как треть населенного мира сплотилась вокруг Ватикана, еще столько же объединялось в Империю, в то время как остальные, каждый третий терранин или метаселанин, проживали на территориях, управляемых посредством буйной анархии?

Экзамен сдавали два месяца назад. А следующие только через два с половиной года. Да и вообще, каникулы закончились неделю назад.

В коридоре было чуть прохладнее. Дело ли в том, что окна коридора выглядывали на запад, куда не светило утреннее солнце, или в покрашенном оливковой краске бетоне стен, несущем прохладу, но мне стало ощутимо лучше. Не люблю жару.

Вода приятно заскользило по рукам. Прохладна-ая. Кайф.

Умыв лицо, я отошел к стене, чтобы опереться на нее спиной. Хорошо-то как. Вот, постою еще пять минут, и снова вернусь в духовой шкаф... то есть, класс.

И все же, эта жизнь довольно скучна и тиха. Конечно, в пятистах километрах к западу уже начинается Богемия, территория, занятая войсками Ватикана. Но сейчас война снова перешла в холодную фазу. И это отлично. Надеюсь, прогноз верен, и я успею спокойно закончить школу, выучиться на инженера систем связи. Спокойная, тихая работа, позволяющая передавать технологии родному клану широким потоком. Мечта шпиона, прямо.

А глядишь годам к тридцати женюсь, заведу детишек, чтобы Страж отстал. Впрочем, его тоже можно понять. Если не врет, и его существование зависит от того, кто из моих потомков останется в живых... я бы тоже постарался раскидать свои "якоря" по всем мирам и временам, обеспечивая бессмертие.

Кстати о бессмертии... ампиры ведь не стареют. Во всяком случае, те, что пьют кровь. Интересно, не придется ли мне лет через сорок пять инсценировать свою гибель? Хотя до этого времени еще дожить надо.

И тут что-то нарушило мою концентрацию. Точно подушкой по голове ударили. Наверное, надо еще раз смочить лицо водой и возвращаться в класс. С моими планами, нужно поддерживать определенный образ. Только подозрений в каком-нибудь из грехов, коими век от века страдают школьники в туалетах, мне не хватало.

Так что вперед, в духовку! Слушать про Войну Ангелов и прочие исторические события.

Запах... запах, полный тепла, силы и радости, засвербил в моем носу, пропитал слюну, скользнувшую по корню языка.

Не нравиться мне это. Походу, хана моим планам.

Комната пахла скошенной травой, хвойным лесом, застывающей карамелью и свежей выпечкой. Солнцем и теплым камнем, зимним лесом и инеем, ночным морем и любимой девушкой. Этот запах, казалось, сочетал все, что я любил и люблю, словно здесь, перед моими закрытыми глазами, разлитое на полу, пахло само счастье. Так и хотелось потянуть этот, теплый и желтый, одновременно дышащий морозом и солнцем, окутывающий кожу, точно ночной воздух и солнечный свет одновременно, на себя.

Но — нельзя.

Я открыл глаза, с некоторым усилием отгоняя нарисованный обонянием образ амброзии, покрывающей весь пол и нижнюю половину стен. Потому что, даже если это действительно она, стоит трижды подумать, прежде чем тянуть всякую каку в рот.

Стоило избавиться от настойчивого желания притянуть к себе и поглотить кровавое озерцо, заканчивавшееся в сантиметре от носков ботинок, как разум привычно оценил обстановку, выдавая информацию той его части, что зовется сознанием.

Что бы это ни было, оно, очевидно, было низкоскоростным и не слишком острым. Об этом свидетельствовал размер осколков оконных стекол, лежащих на полу класса. Впрочем, это маловажно, так как, чем бы не была атака, превратившая в декорации к фильму-катастрофе двадцать четыре подростка, мебель и кусок стены, ее характеристик вполне бы хватило, чтобы уничтожить меня. Вернее, мое нынешнее тело. Во всяком случае, эта штука проделала во внешней стене помещения равномерную щель метровой ширины, сужающуюся только у самых краев. А ведь внешняя стена здания, даром, что не несущая, была сделана из довольно прочного железобетона. Во всяком случае, прочность я сам в свое время проверял Плетью. А то, что в стене была металлическая арматура, уже не подлежит сомнению. Вон, торчит из части обломков стен. Как раз под этим обломком мог бы находиться я... не сиди я у противоположной стены, вдоль которой, к слову, тянулось несколько продольных царапин.

Итак, нечто не слишком острое и быстрое, но все же обладающее достаточной прочностью и инерцией для достижения данной задачи, ударило с улицы. После чего обломки бетона вмяло, вместе с этим поражающим фактором, внутрь помещения, превратив находившихся внутри... впрочем, не стоит об этом. От таких размышлений у меня последнее время аппетит просыпается. Интересно, с чего бы.

Как бы там ни было, выжил я чудом. Это вывод номер раз. Удар, судя по всему, был относительно прицельным. А значит, нужно драпать к кому-нибудь, на кого можно вывалить новость о произошедшем. Конечно, хорошо бы еще разыграть волнение... да, ладно. Шок все спишет. Это, как говорится, вывод два.

Я повернулся, чтобы пройти по коридору, где я так и стоял, к соседнему классу. Там должен быть учитель, на которого можно свалить организацию суматохи по поводу инцидента. Главное, не забыть, что я в ступоре. Хотя, даже если я спокойно пойду домой, а не буду сидеть на месте, уткнувшись взглядом в стену, как жертва дроперидола, мне все равно его дадут. Или еще что-нибудь успокаивающее.

Нос защекотало запахом жареной свинины, посыпанной специями. Слабый-слабый запах, сочетающий, казалось, все, что я люблю, усиливаясь с каждой секундой, тек по коридору изо всех дверей, находившихся по правую руку от меня. Словно бы в каждом из помещений, выходящих окнами на эту улицу, приоткрылась дверь в Высший Мир.

Уже значительно более сильным волевым усилием отогнав счастливые воспоминания, яркими образами поднявшиеся навстречу запаху, я сделал два шага вперед и один в сторону, прежде чем упасть на колени от внезапно появившейся слабости.

Жажда, подобная той, что я испытывал в первую неделю нахождения в этом мире, вновь вернулась ко мне, призывая испить нектара, пролившегося в паре метров справа от меня.

И сквозь эту жажду с трудом пробился многоголосый грохот слева от меня. Впрочем, справа он тоже доносился.

И вдруг кончилось все. Жажда, сводящая с ума. Желание выпить кровь, разлитую рядом. Все это исчезло.

Поднявшись с колен, я осторожно заглянул в класс, ожидая увидеть что-то необычное. Действительность... разочаровала.

Кровь улетала. Она медленно утекала вверх, к краю отчасти похожего на резаную рану пролома, чтобы, приподнявшись там, точно гребень морской волны, превратившейся в прибой, мелкими капелькам и клочками быстро улетать куда-то в сторону центра города.

И на горизонте, наверное, с другого края маленького городка, где я рассчитывал спокойно отсидеться и выполнить свою новую миссию, поднималась дымчато-багровая, даже отсюда чем-то выдающая свою сферическую форму...

Империя Истинного Человечества. Герцогство Цис-сильванское. Город Цепеш.

Чтоб его.

Глава 8. Рождение серафима.

Итак, допустим, вы поставили перед собой задачу истребления населения небольшого города. При этом, по ряду причин, вы не можете прибегнуть к таким цивилизованным и общепринятым методам, как микробиологическое оружие, мощные взрывы, орбитальная бомбардировка, отравляющие вещества или массовые беспорядки с уничтожением коммунальной инфраструктуры. При этом вы владеете техникой наподобие моих древних Плетей в защитной модификации, имеете много времени на подготовку и некоторый избыток энергии, а также потребность, возможно, уничтожить жертв только с помощью Плетей и производных, либо лично. Возможно, вам это нужно для какого-то ритуала, основанного на "гекахоме" (сотни людей) жертв, да простят меня все павшие в борьбе за чистоту латыни педагоги.

Итак, из многих решений, вы выбрали довольно нетривиальное. Вы создали минимум два конструкта. Один, нечто вроде упоминавшейся защитной модификации Плетей, переведенной в стационарный вариант, ударил с высоты метров эдак ста из геометрического центра города по окнам и стенам, за которыми были носители необходимого ресурса. После первого удара, последовал второй, от другого конструкта. На этот раз пусковые были равномерно рассредоточены по периферии, нанеся удар по всем окнам, смотревшим не в ту сторону, если за этими окнами были, опять же, цели.

Закономерно, что, после сбора крови с минимум трети населения города, вы либо по0быстрому проведете, что хотели, либо озаботитесь дальнейшей добычей ресурса. Для этого нужно, во-первых, ограничить возможность жертв бежать. Ну, а затем можно и помышковать. Тем или иным способом.

К таким выводом, методом реверсивного моделирования, я пришел, когда оценил расположения пострадавших окон. Например, окно в давешнем туалете для мальчиков уцелело. А вот аналогичному в девчачьем не повезло — наличие цели приговорило и окно, и стену к удару с окраины города. Мне просто повезло — я вовремя вышел в туалет и ушел из него, попав в зазор между ударами с двух сторон. Кому-то, частично смешанным с бетоном и стеклом, частично же улетевшим куда-то к туманной стене неподалеку, этого не удалось. "Голактика жестока", как говаривал один из моих одноклассников. Ну да, он тому пример.

Как бы там ни было, нужно определиться с действиями. Конечно, хорошо бы как-то тихо, ни с кем не сталкиваясь, спасти свою шкуру, заодно, в процессе, не подвергая свои зыбкие моральные принципы лишним испытаниям. Хотя последнее, скорее уже, идет как бонус.

Но... всегда есть "но".

Я не знаю, какова систему предотвращения побега и как будет обеспечиваться, и если будет, "мышкование". А это проблема, потому что без этих знаний я как раз и становлюсь "мышкой", за которой в любой момент могут начать охоту почти бесконечным количеством известных и неизвестных способов.

И самое забавное. Это — проблемы только первого этапа моего спасения. Затем, даже если я выберусь, возникает проблема с легализацией. Конечно, хотя местные должны уже сейчас обратить внимание на неведомо что, творящееся с городом, полноценное оцепление появится нескоро. Но ведь и я неизвестно сколько буду выбираться отсюда. И еще не факт, что по выходу не получу лишних проблем. В духе "единственный выживший — значит, виновен в организации катастрофы". С моим-то везением, почему нет?

Ладно, это все дела будущие. А пока надо наведаться в ломбард через два квартала. Если меня будут судить, то пусть хотя бы в мародерстве обвинят честно.

Только маленькая проблема. А ну как улицы, видимые из центра или периферии, с высоты метров эдак ста, под наблюдением и обстрелом?...

Хотя ладно, чего это я. Учитывая, что по уму круговая стена должна превращаться как минимум в полусферу, под наблюдением и обстрелом может быть любое открытое пространство, включая балкон, выходящий во внутренний двор. Все, что я могу сделать в такой ситуации — передвигаться "короткими перебежками, от укрытия к укрытию, не вызывая огня и не привлекая внимания".

Как учили, собственно.

К счастью, школа относилась к общеобразовательным, поэтому мучаться со сменной обувью или тем более заменой школьной формы на нечто более удобное не пришлось.

Спустившись по лестнице, я, секунду поколебавшись, зашел в гардероб. Хотя, это громко сказано, "гардероб". Так, сотни две крючков для одежды, часть из которых была занята вещами тех, кто, несмотря на теплую погоду, все же шел сюда в куртках.

Прикрыв глаза для лучшей концентрации, я сосредоточился на тех чувствах, что получил в первые недели после попадания в этот мир. Да, мир новый, а способ получения дополнительной информации старый. Закрытые глаза отлично помогают сосредоточению на звуках. Жаль только, обоняние тоже усиливается.

Тишина... точно раннее утро в зимнем даже не лесу, лесопарке. Только там бывает такая своеобразная атмосфера. Темнота, теплый холод, и это ощущение, будто слушаешь пустоту.

И ни одного сердцебиения, эхом отдающегося в ушах, точно собственное после долго бега. А ведь это частая способность гемозависимых ампиров — чувствовать живых обладателей крови. Идет в комплекте с обонянием, благодаря которому я, точно акула какая, способен почуять пролитую кровь за полкилометра. Только человеческую, к слову.

Итак, в радиусе метров эдак пятисот, людей нет. И, скорее всего, нет ампиров. Насколько мне известно, Слух Охотника не ощущает только А-ампиров и лишь часть В-типа. Так что, можно не беспокоиться.

Куртка оказалась мне как раз. В отличие от кошелька и ключей с брелками. Что же, ненужное пусть остается здесь, решил я. И направился к выходу.

Сложность заключалась в том, что парадный выход из здания выходил на Т-образный перекресток. Причем улица, на которой я оказался бы, тянулась от самой окраины города, пока не упиралась в другую. А значит, выход через парадную дверь, поставил бы меня на линию огня.

К счастью, не в бункере учился, выход есть. Правда, страшновато как-то, прыгать из окна второго этажа, не имея возможности даже тело укрепить толком. Но использовать Кровавую Плеть почему-то хочется еще меньше. Засекут еще. Так что наверх и к окну, выходящему во дворы. Вот есть как раз место, на которое я могу спрыгнуть и, пробежав десять метров, уйти из зоны возможного обстрела.

Открыв окно, я быстро выглянул, удостоверившись, что в точке приземления будет лишь асфальт, а путь от нее до другого дома, который должен скрыть меня от обстрела, свободен. Значит, можно действовать. Теперь нет времени на промедление. Быстро перемахнув подоконник, повисаю на мгновение на руках, чтобы тут же упасть вниз.

Приземление вышло неудачным. Стопы вспыхнули острой и горячей болью. Ши...!

Нет времени на боль. Вперед, бегом!

И только пробежав еще метров пять в относительно безопасной зоне, у позволил себе свалиться у стены и начать обследовать ноги.

Видимо, приземлился я неправильно, из-за чего и получилась такая боль. Знаем, слыхали. Достаточно попрыгать на месте, и боль пройдет секунд через пять. Но задерживаться на месте как-то не хотелось.

Стопы, легко поврежденные только что, еще болели, но это чувство не могло испортить моего настроения.

Я знаю, что мне нужно. Я не представляю, как. Не знаю, зачем. Я не знаю, когда. Но я выйду из этой передряги с выгодой.

Как всегда.

Красиво. Медленно двигающаяся влево стена из бордовых и алых капель и сфер вызывала воспоминания о песчаной буре. Не воющей круговерти струй песка и ветра, царапающих незащищенную кожу, пытающихся, точно наждачная бумага, медленно проводимая по телу, стесать плоть с костей. Нет, это было похоже на то, что можно увидеть за минуты до того, как Дыхание Сюкаку, духа песков, коснется наблюдателя. Когда песчано-оранжевая стена движущегося с кажущейся медлительностью песка еще только приближается к тебе, создавая ощущение неотвратимой поступи чего-то огромного, непонятного, великого...

И еще, в точности как тогда в пустыне, она не пахла. Совершенно. Только пыль щекочет нос.

У меня давно были подозрения, что кровь, находящаяся под контролем, не пахнет. Просто потому, что подчиненная чьей-то воле, она не может испаряться или иначе смешиваться с воздухом. А значит, не может попасть в нос то, что вызывает у меня столь неоднозначную реакцию. Что же, это объясняет, почему я могу спокойно стоять, смотря на плавно, с кажущейся медлительностью, поворачивающуюся полусферу из частичек крови. Ведь то, что течет в моем теле, мне, хотя бы отчасти, подконтрольно. Именно поэтому я оказался в безопасности, просто выйдя из помещений, который затем атаковали. Не сомневаюсь, будь иначе, оружие того, кто это затеял, поймало бы и меня. Приятно, конечно.

Не знаю, понимал ли тот, кто создал эту преграду, что делает. Хотелось бы, конечно, верить, что так оно и есть. Но рассчитывать надо на пессимистичный вариант. А значит, этот кровавый, в буквальном смысле слова, аналог пылевой бури, имеет неизвестную толщину. Когда я зайду туда, меня тут же начнут пытаться стереть в порошок, разрезать на ломтики... дополнять можно до бесконечности. В конце концов, наверняка, если меня заметят, то ускорят ударные частицы до околозвуковых скоростей. А может даже, увеличат их, как и толщину преграды, которую придется преодолеть. А ведь, если все так плохо, то эта система просто обязана служить неким органом чувств для своего создателя, которая обнаружит меня просто из-за того, что о мое тело будут биться эти капельки. Неприятно. Даже если не фантазировать о генерации звуковых волн, иллюзий и прочей радости, способной сбить меня на нужный хозяину этого циклона, путь. Например, по кругу, радиус которого равен среднему между внутренним и наружным, этой преграды. Или просто завернуть обратно.

Интересно, кстати. Откуда они столько крови-то взяли? Не верю, что населения размазанного по площади городка, где пятиэтажных-то зданий мало, хватило на такое шоу. Даже с учетом исчезнувших кошек и собак. А если у них были ресурсы, зачем было атаковать местных?

Как бы хотелось поверить логике, решить, что преграда передо мной — лишь иллюзия. Но как-то не хочется проверять, так ли это. Мне хватает вида на дерево, листва и ветви которого как-то легко исчезают в этой бордовой пелене. Словно бы она непрозрачна, что при ее структуре крайне маловероятно. Но возможно, если за прошедшие десять часов, пока я мародерствовал и пробирался сюда извилистым маршрутом, эта штука снесла преграду, которая была у нее на пути. К счастью, дерево стоит под углом, так что можно установить, насколько истина "где-то рядом".

Бинокль исправно показал неровно обломанную или обкусанную ветвь, белые волокна из которой выглядывали как раз там, где заканчивалась зона без взвеси, медленно движущейся в воздухе. Впрочем, мусор на земли у дерева, точнее отсутствие его сверх обычного, вызывали сомнения. Либо вся эта завеса — иллюзия, пусть и очень хорошая. Либо она втягивает внутрь то, что попадется на ее пути, и перемалывает уже там.

Отойдя пару кварталов, я завернул во двор. Часть стен была разбита, видимо, из-за не вовремя оказавшихся за ними жильцов. В результате я мог видеть обломки неказистой мебели и грязные полы некоторых квартир.

Не знаю, можно ли назвать этот район трущобным. Политкорректное "неблагополучный" звучит более... обтекаемо.

Крошка белого хлеба упала у окошка, несомненно, ведущего в подвал. Еще одна — чуть дальше. И еще.

Потратив целый кусок, я довел цепочку по периметру двора до полукруга, после чего сам сел с другого края. Подумав, залез внутрь здания.

Ждать пришлось долго. Наверное, самые наглые или невезучие погибли сразу, как попали в зону действия этой штуки. Чуть более везучие и любопытные, вылезли слишком близко к поверхности, и...

Наконец, в окошке почти напротив, показалась усатая мордочка. Вот она высунулась по шею, готовясь засеменить в сторону крошки. Да, как-то они их все же чуют. Ну, давай ж, иди.

Взрыв. Именно такое ощущение у меня сложилось, когда нечто, похожее на мою Плеть, с грохотом упало по диагонали сверху. Затем все исчезло в облаке серой пыли и кипичей, падающих сверху. Но я успел уловить этот, пахнущий теплом и сладковатым запахом, отдающим, все же, помойкой и канализацией, сигнал. Крысиная кровь была пролита.

Я быстро покинул здание. Еще один удар мог что-то нарушить в его конструкции.

Значит, все же не иллюзия. Во всяком случае, грызуну не повезло. А значит, я действительно невидим для этой системы... если, конечно, я сам не оказался в позиции мышки, с которой играют.

Ладно, голод не тетка. У него, согласно грамматике, род другой. Стоит забраться в приличное место, вроде магазина электротоваров, где шанс встретить крысу минимален. И спокойно поесть, не опасаясь попадания под шальную атаку.

И только затем, спокойно все обдумав и взвесив, спланировать, как, когда и с чем я пойду в другое знаковое место этой гигантской ловушки.

Бутерброды, что спят в моем рюкзаке... ждите меня. Скоро, я буду готов к встрече с вами.

Я с сожалением посмотрел на аппарат, выглядевший как небольшой белый ящик с прозрачной дверцей спереди. Если бы в сети была электроэнергия...

Концепция этого устройства поразила меня до глубины души. Излучатель света, вызывающего нагрев молекул воды. Модулированный свет, вызывающий усиление тепловых вибраций избранных молекул. Именно так бы охарактеризовали принцип действия этого прибора в моем прошлом мире. Жаль, что там мы не додумались до еще и такого оружия.

Действительно, хорошо было бы сварить макарон, обернуть куски тушенки в ломтики сыра, посыпать макароны с тушенкой тертым сыром сверху, после чего слегка растопить все это в микроволновке. Кайф.

Но, к сожалению, если макароны еще можно сварить в котелке, то сыр расплавить другими методами будет слишком долго. Да и вкус будет иным. К тому же, что-то не хочется мне тратить время на готовку. Вот и приходиться есть бутерброды.

Сытый вкус и запах ветчины, сыра и белого хлеба коснулся сознания, порождая под под опущенными веками иллюзию цветного салюта. Синестезия — наше все.

Запивая яблочным соком, я доел второй бутерброд. Хорошо-то как. Вроде и не голоден, но и не сыт. Значит, не произошло излишнего оттока крови к набитому желудку и кишкам, что негативно сказалось бы на моей дееспособности. Нет, сытости должно быть ровно столько, сколько нужно. Не больше, и не меньше. Как, наверное, и будет через пять минут.

Ладно, поел, приготовился, проверил снаряжение и самочувствие. Пора.

Это была круглая площадь со сквером в центре, от которой начиналось два проспекта и пять улиц, кривыми и узкими проходами исчезавшими меж домов данного района.

Впрочем, так оно было раньше. Очевидно, при активации этой штуки, здесь выглядящей как туманный столб соответствующего цвета, тянущийся ввысь, Плети пощадили деревья, тем не менее, превратив в строительный мусор дома, окружавший площадь.

С одной стороны, сохранившиеся деревья, как и огрызки стен, порой достигавшие высотой второго этажа, здорово помогали в том, чтобы добраться сюда незаметно для возможного наблюдателя в центре сферы. Однако при этом также и мешали мне видеть, есть ли там, у столба этого уже поднадоевшего агрессивного цвета, кто-либо.

Кровь на кончике пальца сменила форму, прилепляясь к камню тонкой круглой пластинкой. От нее ко мне и к другой, приделанной неподалеку минуту назад, пластине, тянулась тончайшая нить, невидимая невооруженным глазом. Всего таких пластинок, почти прозрачных, было более ста семидесяти, и они кольцом, причем не одним, охватывали место, которое было моей целью. Не то, чтобы я намеревался как-то их использовать, но подстраховаться будет не лишним, а расходы крови не так уж велики, особенно на нити, позволяющие сохранить возможность весьма свободно управлять моей кровью. Где-то я читал, что все человеческие капилляры, вытянутые в одну нить, способны обмотать шарик планеты по талии, причем не один раз. Я, конечно, еще ребенок, во всяком случае, это тело, да и не стоит так уж верить всяким научно-популизаторским байкам. Однако, кровопотеря действительно была пока-что невелика.

Рывком преодолев асфальт, отделявший сквер в центре площади от окружающих домов, я приник к стволу дерева, прислушиваясь к миру вокруг.

Все было тихо. Возможно, до меня никому не было дела. Возможно, здесь не было никого, кроме меня. Может быть, "я-часть мира" спасало меня. Может также, все это было чьей-то садистской игрой, где наблюдатель смотрит за жуком, который, шевеля усами, пытается выбрать из игрушечного лабиринта.

Я развел руки, активируя кровь, тянущуюся из кончиков пальцев, и махнул ими, посылая две удлиняющиеся нити с грузами на концах, захлестывая ими деревья справа и слева от меня. Как хорошо, что контролируемая кровь не пахнет. Как хорошо, что физика ее достаточно условна.

Наконец, нити встретились и переплелись, оседая на стволе какого-то дерева. Организм исторг еще некое количество материала, который тут же осел в виде пластин на стволах, части нитей, оплетающих сквер еще одним кольцом.

Я взобрался на ствол, продолжая тянуть за собой, точно хвост, нить связи со своей сетью. Теперь осталось подстраховаться против еще одной способности, присущей ампирам всех видов.

Кровь словно бы выступил из пор кожи. Быстро покрывая меня и одежду тонким слоем, поглощающим излучаемое тепло, точнее, его избыток. Все же, у меня было достаточно времени, чтобы придумать новые фокусы.

Хорошо быть маленьким. Никто не воспринимает всерьез, кроме редких исключений профи и параноиков. Хорошо быть легким, особенно когда ты маленький, ибо можно двигаться по нижним веткам соседних деревьев, соприкасающимся друг с другом, не тревожа кроны слишком сильно.

Наконец, я добрался через пять рядов кряжистых лиственных деревьев незнакомой породы, получив возможность сквозь щель меж странных, словно погрызанный пятиугольник, листьев, осмотреть место, из которого к небу туманной темно-красной колонной, устремлялся вверх, Столб.

Поляна как поляна, к слову. Темно-зеленая, короткая и неровно, в разные стороны и на различную высоту, растущая трава как бы намекали, что это не газон. Впрочем, дело было не в этом.

У подножия дерева, где я сидел, стоял некий контейнер. Сверху было плохо видно, как он был закрыт, однако темно-серый цвет, как и эмблема Инквизиции, как бы намекали...

Чуть правее, в нарисованной чуть светящейся бело-желтым, фигуре, лежал пистолет. Серебристого цвета, большого размера. Фигура была похожа на зарисовку воздушных потоков в тропическом шторме — куча кругов, образующих свободное пространство, "око бури", в котором и лежало оружие.

Слева же можно было наблюдать картину в духе "малефик на выезде". Во всяком случае, что-то было похожее, учитывая, что типус в инквизиторском балахоне держал в руках книгу, от которой доносился тот самый, Запах...

Усилием воли вернув мысли на привычные пути, я принялся осматривать место, где находился типус. Не его самого, ибо многие способны чувствовать нацеленное на них, сконцентрированное внимание. Именно на те квадратные метры травки, где, в выложенной черным порошком фигуре наподобие паутины, стоял... человек?

Да, именно так. Спящий, точно лошадь, стоя, запрокинув голову и тихо похрапывая, человек. Или же ампир непаразитического типа. D-класс, например.

Д-ампир. Дампир.

И, что характерно, сон не мешал ему держать книгу горизонтально. Словно, читая ее, он на мгновение смежил веки, задумавшись. И лишь дыхание, да запрокинутая голова, ну, может быть, еще храп, вылетающий через приоткрытый рот, выдавали его.

Лицо было вполне обычным, из тех, что, при обычной прическе и окраске волос, ничем не выделяются из толпы. Разве что, подбородок узкий, клинышком опускающийся вниз безо всяких козлиных бородок. Хотя нет, есть моменты, которые привлекают внимание. Например, рисунок под правым глазом, в виде штрих-кода. Да и большое количество каких-то металлических, отсюда не разглядеть, деталек в том ухе, что видно с моей позиции. Клипсы? Серьги? Какие-то устройства? Кто знает.

Волосы странного оттенка. Не сказать, чтобы "цвет заката", или там, розовый. Темнее темно-розового? Снова не то. Ладно, пусть будет "неагрессивный красный". Я все же не художник или что похуже, чтобы мучаться, пытаясь определить окраску волос спящего на другом конце поляны мужика.

Красные (да, ладно, пусть этот цвет будет красным) волосы собраны в хвост, исчезающий за спиной человека, повернутого ко мне лицом и правым боком. Глаза, разумеется, скрыты веками. Любителей спать с открытыми глазами я как-то встречал маловато. Что еще сказать по поводу его внешности?

Хотя да, еще он был высоким. Метр восемьдесят, как минимум.

Одежда же его... я ошибся, решив, что это инквизиторский балахон.

Вообще, в этом мире три крупнейших державы, определяющих пульс местной политики. Инквизиция — армия одного из них. Однако в Ватикане существует множество других контор, с самым разным вооружением, обмундированием, целями, задачами и методами их достижения и выполнения.

Черным двубортный плащ с расширенными плечами, прикрытыми сверху чем-то вроде металлических пластин. На левом рукаве, наверное, еще имеется металлическая пластина в виде геральдического щита. И, разумеется, кресты всюду, где только возможно — на геральдическом щите, на воротника, на тяжелой металлической пряжке пояса. Это же Ватикан, помешанный на подобной символике.

Эй-Экс. Личная гвардия Кардиналов Внешних Дел. Именно так, кажется, было написано в энциклопедии, которую я удосужился пролистать. Чем занимаются — непонятно. Специализация — неизвестна. Тактика, численность — аналогично. Впрочем, чего еще ждать от открытых источников, доступных в городе средней провинциальности?

Хотя по личным ощущениям, получается, что эти ребята — нечто вроде давешних Священных Зверей. Пожарники-универсалы на всех фронтах Империи.

Ну, в принципе, логично, что на нем именно этот плащик. Кому же проводить диверсия на территории другого государства? Не армейцу-инквизитору же, право слово.

Интересно, а к какой структуре на самом деле принадлежит этот красноволосый?

Хотя гораздо интересней ответить на вопрос о том, все же, чего этот типус ждет? Нет, конечно, я готов поверить в прид... оригинала, создавшего ловушку размером с город, спящего посреди какой-то фигуры в центре этой самой ловушки и ждущего непонятно чего. Все же, мало ли, зачем ему надо поступать именно так, как поступает. Если стоит в измазанном и местами дырявом, плаще с символикой боевых подразделений Ватикана, значит, есть резон. Скорее, надо решить, что с этим делать. Люди, совершающие непонятное бездействие на моих глазах, внушают определенные подозрения.

Итак, у меня есть выбор. Атаковать сейчас — с неизвестными шансами на успех. Подождать у моря погоды — с неизвестными шансами на успех. Хм.

Я бы даже сказал, Хм-м.

Ладно, залягу-ка я спать прямо тут. Интересно ведь, зачем он тут находится.

Нет, не спать.

Искать истину.

В царстве Морфея, ага.

Есть где-то мир, созданный мною.

Есть озеро в мире, созданном мною.

Есть лед, что укрывает озеро в мире, созданном мною.

Есть горы, что окружают озеро в мире, созданном мною.

Есть пирамида, что стоит в центре мира, где есть горы, что окружают озеро...

Есть облака, что парят чуть выше, чем заостряются горы, что...

Есть лишь два цвета в небе и облаках, горах, озере и пирамиде, в мире, что...

Пришло время добавить другой цвет, не черный, и не золотой в мир, куда повадилась ходить одна странная личность.

Здесь, в мире черного льда и золотого неба, я — хозяин всего. Но для того, чтобы не властвовать, а править, даже демиургу нужны костыли.

И красная, точно восход в пустыне, зовущейся Страной Ветра, капля падает...

Вниз? Вверх? В никуда?

Как можно говорить о направлении, когда находишься в своем внутреннем мире, в центре своей сути?

Ну, или его ближайших окрестностях.

Я посмотрел, как растекшаяся от удара капли об лед, алая паутина, разветвляясь и истончаясь, впитывается вглубь. Хорошо. Сорок первая капля ушла успешна. Теперь, можно и вправду подремать, не прекращая контролировать обстановку во внешнем мире.

И часов через двенадцать, возможно, этот лед впитает уже сорок вторую часть Макового Поля.

И повернулся, чтобы уйти в мир, где небо скрыто багровым циклоном, а на поляне, у столба из капель крови, стоит странный человек с красными волосами.

Небо светится. Я наконец понял это, осознав, что не вижу теней. Да и смены времен суток я не наблюдал. А значит, эта штука, перекрывающая часть города с как минимум пяти сторон, включая верх, должна равномерно светится, при этом, не пропуская солнечный свет снаружи.

Человек, кто бы он ни был, проснулся. Как-то рывком, казалось, еще до того, как прекратился тихий храп, его голова приняла положение, нормальное для бодрствующего человека.

Продолжая удерживать книгу другой рукой, правой он протер еще узкие со сна, особенно у внутренних углов, глаза. Затем, словно спохватившись — а об этом свидетельствовала некоторая поспешность движения его правой руки, он зарылся в карманы на соответствующей стороне плаща. Словно бы искал что-то.

Впрочем, противный, пронзительный, пульсирующий пищащий звук давал пищу для подозрений, что именно искал человек. Все же, я до недавних событий, то же был обладателем подобного адского устройства, способного вызывать приступы почти неконтролируемой агрессии и даже паники.

Глядя, как, чертыхаясь сквозь зубы на незнакомом языке, красноволосый парень роется в карманах уже обеими руками, зажав книгу подмышкой, я снова задумался, а что я тут, собственно, делаю?

Конечно, Завеса, или что там служило границей этого района, была не тем препятствием, которое хотелось бы преодолевать вслепую. А с другой, из шести пространственных осей, гарантированно она обрезала только пять.

Удрать через канализацию? Не смешно, конечно же. Диаметр труб таков, что в теории, через них кто-то моего роста может пробежать, даже просто пригнувшись как следует. Но, как гласит народная поговорка, всегда есть "но". Трубы были наполнены до краев своим содержимым, сквозь которое выбраться на волю я бы не смог. Просто потому, что не нашел в городе оснащения, позволяющее не менее четырех часов идти в непрозрачной субстанции, более плотной, чем вода, без доступа воздуха. А ведь карты системы труб нет. По совести, я вообще не знаю, куда точно сливается городская канализация.

Да и стар я, по совести, чтобы по древним катакомбам, до потолка наполненным дерьмом, блуждать. Пусть мне и двадцати лет-то нет.

Короче, идею побега через готовые подземные коммуникации я отбросил, как фантастическую и пахнущую... ну, пять будет авантюрой.

Хотя раньше не думал, что риск пахнет столь... гм.

Подкоп отбросил из соображений скрытности и слишком долгого времени работы.

Так что, из всех семи великих направлений, пять были перекрыты точно, одно же, не будучи закрытым явно, все же было таковым по факту. Оставалось только одно, седьмое. Центр.

Как бы там ни было, еще через две минуты, красноволосый нашел адскую машинку. Та блеснула в его руках знакомым черно-зеленым корпусом, прежде чем человек нажал большую черную кнопку, отключая аппарат.

— Чертовы будильники — раздалось на поляне.

Типус-с-книгой крутанул головой, отчего, уверен, сам услышал треск, вслед за которым пришла волна слабого облегчения и удовольствия. После чего он, уже снова держащий перед собой раскрытую книгу, остановил свой взгляд на ней. Глаза, кстати, у него оказались козырные. Черные, матовые, с небольшой, тепло-желтого цвета, искоркой в каждом зрачке.

Похоже, началось. Ну, наконец-то, можно расслабиться, наслаждаться зрелищем и выбирать момент для активных действий.

— Пламенем Тьмы, горящим в месте твоей души — начал, тем временем, типус. Так мне и не представленный, к слову.

— Вечностью, запертой в горсти пепла. Кровью ложного ангела, посланного второй казнью.

А голос у него ничего такой. Раскатстый, громкий. Профессиональный оратор, прямо.

— Владыка, поглотивший армию, что и есть он сам.

Любопытно все же, чего он там читает? Неужели все же псих, уничтоживший большую часть небольшого городка, только чтобы почитать посредственные вирши собственного сочинения?

— Ужас, пожравший многих.

Любопытно, он что, намерен так пару часов распинаться?

— Приди на мой зов, сильнейший из первых!

Хотя, положа руку на интимные части тела, мне это только на руку. После стихочитания, или как там обозвать то, что сейчас творится перед моими глазами, цель, несомненно, расслабиться, устанет... Можно будет его спокойно расспросить о том, о сем. Разумеется, если удастся контролировать его достаточно плотно.

— Приди на кровь техносерафима, запертый меж двух состояний! — завопил тут красноволосый.

— Приди, темный ангел Оловянных Островов! Приди на мой зов, чужую кровь и людской дух, Алукард!

И тишина. Небо все такое же, мир вокруг, уверен, все так же безлюден. Даже какое-то разочарование пополам с облегчением чувствую. Так и хочется сказать что-то высокоморальное, псевдоинтелелктуальное. Так и тянет.

— И?

Книга еще падал вниз, когда на правой ладони человека-с-книгой заплясали языки пламени. Желтого, как увеличивающиеся точки во вдруг заблестевших глазах.

Похоже, кто-то не удержал язык за зубами.

Время замедлилось, превращая мир в сумеречную гробницу, полную глухих, низких звуков, скользящих сквозь вязкий воздух ставшей значительно более легкой, планеты.

Пламя, своими языками игравшее какой-то танец на ладони красноволосого, медленно росло в размерах, в то время как книга, точно брошенный ребенок, медленно падала вниз.

Я быстро, но не судорожно, с кристальным, до освежающей головной боли, чистым разумом, смотрел на противника, которому глупым звуком выдал свое местоположение.

Выход был найден. Простой, быстрый. Гораздо быстрее, чем, если бы я решился атаковать — сам или с помощью моей крови, развешанной повсюду проволочной сетью.

Каждая пластина, закрепленная на дереве рощи, на останках окружающих домов, каждый элемент моей крови, превращался во что-то вроде динамика, который должен будет произнести свое слово.

И ускорение спало, отошло, притаилось на краю сознания, как оружие, которое лежит в ножнах, но уже готово быть примененным.

— Глупый... — прозвучало с другой стороны от меня, на середине расстояния между красноволосым и краем площади. Голос, созданный таким образом, получился хриплым и каким-то насмешливо-нагловатым.

— ... вызыватель — послышалось с совсем другой стороны.

Медленно, я вытащил сувенир — гигантский нож, нечто среднее между кукри и фалькатой, за кольцо на конце рукояти, цепляя его к красной нити, одной из тянущихся от меня в листву.

— Что — раздалось с нового направления — тебе. Нужно.

И уже почти за спиной красноволосого, с двух соседних точек:

— Человече?

Откровенно говоря, это был естественный для меня выход. Отвлечь противника, скрыть свое местонахождение. Чтобы получить возможность ударить в спину, в бок, когда противник этого совсем не ожидает. Или получить возможность для отступления, если удастся увести человека с поляны.

Но теперь я искренне наслаждался, наблюдая, как, с окутанными пламенем расставленными в стороны руками, и всполохами желтых искр, казалось, заполнивших глаза от века до века, он оглядывается, поворачиваясь в ту сторону, откуда, сотворенное моей кровью, прозвучало очередное слово.

— Жалкие животные. Тупые обезьяны, возомнившие себя вершителями судеб. Вы лезет в то, что не способны и не желаете понимать.

Меня вдруг заинтересовала странная неподвижность моего оппонента. Нет, он вертелся, поворачиваясь на звук. Но при этом не сходил с центра своего рисунка. Что там ему, кровью намазано?

Кровью... хм. Надо отправить щуп, посмотреть, из чего состоит рисунок. Но прежде отвлечем того, кто стоит в центре чего-то вроде сети из одинаковых шестиугольников, намалеванных чем-то темным, почти черным.

— Что с тобой, огненный? Все, что можешь, это освещать поляну двумя огоньками? Призови демонов, измени тело, создай оружие. И бросайся в бой!

Что-то изменилось. Маг погасил пламя на руках, после чего опустил их вдоль тела.

— Не надейся выманить меня, Влад. Здесь, в сети из крови Лилит, я в безопасности.

Я чувствую, как щуп из моей крови скользит между частиц почвы, подбираясь к рисунку на земле. Что же, продолжим этот спектакль.

— Глупец. Неужели ты думаешь, что меня остановят какие-то рисунки?

— А почему нет, Влад? — с каким-то торжеством сказал красноволосый, поднимая правую руку, чтобы щелкнуть пальцами — Здесь, в твоем родном городе, между Сетью, защищающей меня, и Алым Штормом, сжимающемся с других сторон, ты умрешь. У тебя есть два дня, Алукард.

Скрытно скользнув под слоев примятой травы и разрыхленной камнями и вервями почвы, пой щуп коснулся рисунка из жидкости, пропитавшей землю, на которой был нарисован.

Это было... неописуемо. Если чужая кровь казалась амброзией, пищей богов, пахнущей, точно реклама тяжелого наркотика, то это... Должно быть, если у него и был вкус, то он был за пределом чувств кого-то моего уровня. Я словно неграмотный крестьянин, увидевший пистолет, могущий лишь ощупать его и рассуждать, что им удобно забивать гвозди... Возможно, мысль, что пришла в мою голову, то, что я собираюсь сделать, и есть забивание гвоздей. А пистолет может быть заряжен.. Но сначала...

— Не думай, что узор из чьей-то крови может остановить меня. Жалкий слабака, ты...

— И тем не менее — перебил мой концерт красноволосый — чтобы было интереснее, я сделаю нашу вечеринку воистину горячей.

Имя мое — Фортис 931. Я сожгу твое тело и получу твою силы, Король Немертвых.

И щелкнул еще раз, пальцами уже опущенной вниз, правой руки.

И бумага, прямоугольники с нарисованным на них пентаграммами, начали появляться повсюду. Они были похожи на рассыпанный рубашкой вверх пасьянс.

"Печати?"

— Приди, Великий Инквизитор Иннокентиус! — все таки же торжествующим голосом продекламировал этот типус — Я, приказываю тебе!

И время снова замедлилось. Оружие, что я на время спрятал в ножны, дождалось своего часа.

Я прыгнул вперед, на эту сеть из непонятной мне субстанции, одновременно давая команду своей крови вне тела. Проволока сократилась, мембраны исторгли вой на десятках частот, чтобы отвлечь на себя внимание колдуна и огненного сгустка, медленно появляющегося под деревом, где я только что сидел.

Я прыгнул, проходя над складывающимся из ничего гуманоидом цвета остывающей лавы, точно выходящий из бани человек, окутанный разогретым воздухом. То, что здесь воздух пылал от источаемого существом жара, было непринципиально. Все же, так похоже...

Вокруг еще было тихо — насколько может быть тихо в мире, где вот-вот начнут взрываться деревья, а нарастающий вой, визг и грохот заполнят его вместе с шипением одушевленного огня.

Я прыгал, летел, продирался сквозь загустевший воздух потемневшего мира, чувствуя, что успеваю. И гуманоид из огня не успевал, запаздывал, безнадежно проигрывая мне в скорости.

И я оттолкнулся от еще доступного как опора, ствола дерева, силясь использовать еще одну возможность, дарованную ускорением.

И словно исчез, тут же появляясь в сантиметрах над краем Сети, в центре которой стоял этот... Фортис.

И жидкость под нашими ногами, не могущую называться кровью, как я ее себе представляю, метнулась к моим стопам, впиваясь в ту, что текла во мне, покорная воле.

А затем — мгновение моего времени в замедлившемся мире, жидкость, все еще бывшая на траве и в земле, взметнулась вверх, мимо фигуры Фортис 931, сплетаясь точно напротив меня, во что-то человекообразное. Я, кажется, уже увидел темно-красное, почти черное, тело. Стройные ноги, тонкие запястья изящных рук, волосы, собранные в сложную высокую прическу, прекрасной формы веки, соразмерную грудь...

И я отрешился от ощущения чужой воли, прожигающей себе путь сквозь покорную мне кровь в стопах и икрах, атакуя стоящую передо мной. Моя рука, покрывающаяся, как броней, слоем тумана из, миниатюрными фонтанчиками выстреливающей сквозь кожу, крови, вошла этой статуи в живот. И последовала дальше, вверх. В то время, как левая рука, снизу вверх, слева направо, вошла фигуре в середину бедра. Рана от пупа до головы — правой рукой. Разрез от правого бедра до сердца — левой рукой. Если оно живо, то уже мертво.

Рывок уносит меня чуть назад. Отмечаю, что двигаться труднее — жижа, пытающаяся отвовевать мою кровь у меня же, отвлекает. Делаю новый рывок за спину непонятному препятствию. Ввожу руки горизонтально, точно два меча.

Ускорение — поворот вокруг своей оси. Руки собирают на себе немного жидкости, из которой создана фигура. Я выдергиваю их, точно резиновыми перчатками, покрытые темной жижей, лишь отчасти похожей на кровь.

Впитать. Покрыть руки и тело новой порцией брони, мимоходом отметив, что та стала чуточку темнее, теряя тот пронзительно-алый цвет, к которому я уже привык. Рывок в бок, уходя от жгутов этой штуки, снова пытающихся вцепиться в мои ноги. Уходя от атаки, я одновременно захожу фигуре вбок. Две руки оставляют широкие разрезы на теле фигуры из темной жидкости.

Рывок в сторону. Идея. Руки ножницами пересекают шею, после чего голова начинает оплывать, точно простая вода. Руки с растопыренными пальцами идут вверх, точно сеть, вылавливающая рыбешку.

Рывок назад. Оценка обстановки. Женская — а это теперь видно отчетливо — статуя зияет широкими ранами, оставленными моими руками. А ведь голове-то не повезло.

Рывок вверх и влево. Выхожу к ее правой руке, которая только начала подниматься. В этом мире, где воздух в двенадцать раз плотнее, а сила тяжести — во столько же раз меньше, я могу позволить себе такой фокус. Мои руки с согнутыми пальцами обрушиваются на правое плечо статуи сверху, кривыми мечами проходя вниз. И тут же, еще одним рывком, я ухожу чуть вниз, чтобы удобнее было поглотить то, что составляло ее руку.

Стратегия, нет, всего лишь тактика, выработана. Рывок за спину. Левая рука довершает то, что я сделал раньше, нанеся удар в левую подмышку и вертикальный разрез от пупа до подбородка. Левая треть грудной клетки, как и прилагающаяся рука, уже было начавшая подниматься в мою сторону, начинает слегка терять форму, прежде, чем я отработанным движением впитываю ее.

И тут же пропадает ощущение чужой воли, попавшей в кровь и пытающуюся подчинить мою силу себе. Хорошо.

Еще пять рывков, еще десять взмахов руками — и от фигуры остается небольшой кусок, который мгновенно превращается в нечто вроде шара, на совершенно матовой, темнее черного, поверхности, все же как-то чувствуется вертикальный разрез. Наверное, от моего первого удара.

Рывок вперед. Две мои руки входят в этот шар, тут же разрывая его и одновременно поглощая его.

И вдруг все изменилось. Я почувствовал кровь, кружащую в виде столба и гигантского купола над нами, точно так, как раньше ощущал пролитую кровь. Просто, понятно,... вкусно.

И я потянул ее к себе, прежде, чем нахлынувшая эйфория смыла ускорение, возвращая меня в реальный мир. Тот самый, где красноволосый что-то говорил, сжимая руками воздух, словно рукоять оружия. Тот мир, про который я забыл, сражаясь с фигурой, появившееся передо мной. Тот мир, где отброшенная книга уже лежала на траве, а подбирающийся в спину огонь заставлял плясать тени.

Это было странно. Я словно бы выпил целый мир, поглотив его. Не было холода, не было жара, не было голода и жажды. Словно я стал совершенен. Словно я стал наполнен... чем?

Эйфорию отбросило, смяло, зашвырнуло в дальний угол сознания, а я шагнул вперед, дальше от жара, который чувствовал спиной — ближе к тому, кто этот жар создал.

И он прыгнул в мою сторону, выхватывая из внутреннего кармана плаща неожиданно длинный, в полтора метра, меч с извитым, точно у криса, клинком.

А за спиной был жар. И что-то, истощение или приятная расслабленность, мешало сделать, как секунды назад, рывок за спину цели, пробивая ее рукой.

От первого, глупого взмаха от плеча, у просто уклонился шагом в сторону, сближаясь с целью. Но мелькнувшее слева желтое пятно показало — огненный гуманоид рядом. Пришлось уходить назад и вправо, разрывая дистанцию. И ту же воздух передо мной пересекло нечто вроде меча из ослепительно яркого, до белизны, пламени.

Справа пронесся полуметровый огненный шар, пущенный магом с левой руки. Я прокатился под ним, чувствуя, как обжигает взамделишним жаром. Плеть сорвалась с моей руки сразу же, как шар пронесся мимо. Маг выпустил пламя, точно щит, с левой ладони. Не помогло. Я почувствовал, как кровь в Плети попало в то, что могло подчиниться мне, но тут красноволосый махнул мечом.

А слева снова повеяло жаром. Я обернулся, потому что не мог уйти от атаки на вдруг приклеившихся к траве рук и ног. Траве, которую не получилось вырвать с корнями из земли.

Он подбирался ко мне — чешуйчатый человечек. Шипы на голове — точно корона. Ноги коротки, словно бы Иннокентиус идет на коленях. В щелях между чешуйками, в глазах, словно в разрывах корки застывшей лавы — огонь.

И я почувствовал, что находится за спиной этого порождения заклинателя и его пламени. Отлично.

Я потянул на себя столб, уже искривившейся, когда я впервые позвал к себе кровь, парящую в небесах. Потянул к себе так, как мне было надо. Ведь одно такое создание уже пало от моего умения управлять кровью.

Время словно замедлилось. Но не как при ускорении — нет, это было замедление, вызванное адреналином, яростью и страхом.

Иннокентиус еще двигался, точно насаженный на крючок червяк, но из его тела уже появлялись, деля его на части, словно элементы проволочной сети яйцерезки, пластины такого знакомого, такого родного, цвета.

И я принял их, одновременно давая команду той, что вне меня, но подчиняется мне, начать дробиться, уменьшая ячейки сети. И застыл, наблюдая, как медленно плывет замершая фигура из лавы и пламени, из огненного человека превращаясь в кучку углей, удерживаемых вместе кровью, текущей сквозь нее ко мне.

Сила вошла в меня. Или я взял силу... Как бы там ни было, пламя этого монстра рассеялось на множество огоньков, безвредно распавшихся я моих ног.

Уловив движения, я развернулся, встречая удар волнистого клинка. Он ударился о покрытую кровавой броней руку, разрубил Плеть, ударился о руку, другую, разрубил Плеть. Рука, другая, Плеть, рука, нагината... Нагината?

Я отпрыгнул назад, чувствуя, как испарилась почти вся кровь, что я только что поглотил. Бросил взгляд на правую руку, где лежала она. Да, Она. Раскрашенный, точно детская игрушка, клинок выцветал, превращаясь в зеркальную плоскость.

Отлично. Плевать, что я разменял Иннокентиуса на огромное количество крови, бывшее частью столба, тянувшегося от земли вверх к куполу этой завесы Алого Шторма, или как там назвал свой фокус красноволосый заклинатель огня. Плевать, что нет прежних сил. Со мной есть Идзанаги. Ну, или ее качественная копия.

И тут я почувствовал еще кое что. И очередной огненный шар разбился о ледяную плиту, появившуюся передо мной. А жизнь-то налаживается.

Так и тянет сказать всем — парню напротив меня, его дурацкому мечу, разрушенному городу и чужому миру, какую-нибудь глупость. Вроде "здравствуй, мир, я вернулся".

Глава 9 Откровения — мачехи загадок

Мы стояли напротив друг друга на круглой площади, как-то неожиданно оказавшейся заваленной древесным мусором. Стояли недвижно, смотря друг на друга. И время, казалось, застыло вместе с нами, приостановив свой бег.

Я смотрел на Фортис 931. Его волосы, усыпанные желтой древесной крошкой, уже не были стянуты в пучок. Неровными прядями, отстриженными летевшими во все стороны щепками, они оканчивались чуть выше плеч. Впрочем, и плащ его, и так потрепанный, теперь был украшен несколькими прожженными дырками, а левый рукав был разорван в двух местах остаточным действием Плетей.

Я смотрел на своего противника, на его меч с волнистым клинком и гардой, стальной корзиной прикрывавшей правую кисть. Смотрел и чувствовал, как сзади и слева от меня, начинает собираться обратно пламя, которое Фортис назвал Иннокентиусом. Смотрел, как медленно ползет в десятках мест пламя, взбираясь на созданные нами горы из стружек и поленьев. И медленно-медленно, по капле, точно лекарство, в меня проникало знание. Знание о том, откуда в руке Идзанаги, откуда передо мной ледяная глыба, ушедшая в землю.

Сила. Как много в этом слове. Там, в прошлом мире, мы пользовались силой, что с нами делилась природа. Мы всасывали ее, смешивали с той, что вырабатывали сами, и наивно считали своей от начала и до конца. И так и было, но только в том мире, где меня уже нет.

Здешняя живность иная, а значит, есть только та сила, что я вырабатываю сам. И она мутировала, слив в одно силы Льда, Лавы и Пара, превратив в... это.

Жертва. Отдай что-то, чтобы получить нечто. Ибо нельзя получить что-то из ничего. Таковы законы мироздания. Кто-то жертвует энергию, кто-то палец, кто-то глаз... кровь ничем не хуже. Хотя ее восстановить все же проще, чем палец.

Иными словами, пока есть достаточно крови, покорной мне, моей, я могу использовать ее, воплощая то, что могу представить. Роскошная сила, если подумать. Лишь если суметь ее удержать и развить, чтобы не зависеть от капризов судьбы и бурдюков с кровью вроде того, что стоит передо мной.

— Впечатляет — оборвал мои размышления огненосец — поглотил кровь Четвертой, поднявшись на уровень выше.

Красноволосый замолчал, словно что-то обдумывая. Я же стоял, наслаждаясь своей силой, ощущением энергии, вновь текущей по каналам системы циркуляции. Наслаждение, которое можно получить, лишь лишившись этого чувства надолго, а потом получи обратно, в полном соответствии с формулой "как сделать человеку" хорошо.

Сила... мана... чакра... энергия... название не важно. Она вырабатывалась моим организмом, медленно пережигавшим в нее полученную кровь, наделяя привычной силой, пусть и на время. А значит, следовало озаботиться перспективами, пока силы много. Значит, затягивание разговора — в моих интересах.

Я сосредоточился на внутренних потоках, в кровеносных сосудах и каналах системы циркуляции, словно бы выпрыгнувшей из небытия, точно воплотившейся призрак. Отлично. Осталось только обезопасить тыл.

— Крусник чародейского типа. Впечатляющая способность. Многоплановая еще больше, чем та, что я хотел получить.

Лава привычно пришла на помощь, создавая клона, тут же бросившегося в атаку на восстанавливающегося Иннокентиуса. Что же, какое-то время моя поделка продержится.

— Самовосстанавливающийся огненный голем. Впечатляющая способность управления огнем — говорю в ответ.

— О, да. Иннокентиус — лицо Фортиса стало несколько высокомерным, точно он уже стал аристократом, приговорившим забывшего поклониться простолюдина — не просто огненный элементаль. Пока здесь есть печати, он будет возрождаться снова и снова.

В глазах появилось то самое, знакомое чувство... и я понял, что этот дурак говорит правду. Как же он выжил, если раскрывает такие карты?

Зрение как-то расширилось с жалкой полусферы, окрашивая мир в чакрозрении в черные тона, где был лишь один источник ее и носитель системы циркуляции — мой клон, отступлением уводящие Иннокентиуса от нас двоих.

Может ли быть, что гибель этого существа принесет еще больше проблем?

Как же болит желудок. Жаль, что я не могу позволить себе отложить эту процедуру до лучших времен.

— Кто ты? — спрашиваю его, начиная выжигать вторую печать, на этот раз, в стенке пищевода. Как хорошо, что эта "чакра" еще более покорна чем та, прежняя. Это ее главное достоинство.

— Я лишь пламя старого мира — ответил он, и бросился в мою сторону.

И ту в мои глаза засветило солнце, поднявшееся выше домов, и распался клон. И я запаниковал, ударив Жгучим Ветром и окружив себя Паровым Кальмаром в ледяном панцире.

Скорлупа белого льда отгородила меня от мага, тут же поддавшись его мечу, застрявшему, только проколом ее. Я усилии глаза, вновь, как и встарь, делая скорлупу прозрачной для себя. И щупальца Кальмара ударили со всех сторон, окружая мага, сжимающего меч, застрявший в моей ледяной броне.

Пламя, рванувшееся от мага, разметало щупальца, точно листья, отбросив тающие ошметки Пара и оплавив броню. Ну а я ударил по мечу, уже почти достигшему меня, нагинатой, одновременно сдвигая Кальмара и окружающий его Лёд.

Пламя расплавило Лёд и рванулось ко мне сквозь Пар, но я уже ушел переносом, ощутив, как на треть испарился мой запас. Жаль, но это того стоило. Ведь я услышал звук того, что было мне нужно. А Пар же... он уже растекся вокруг, растворяя печати, которые красноволосый рассыпал везде.

Форис с непонятным выражением лица посмотрел на рукоять и обломок клинка в руке, прежде чем отбросить его, тут же кинув в меня с левой руки очередной огнешар.

Иннокентиус получил в лоб Ледяной Таран, снова распавшись вихрем пламени. Скорее бы эта штука сдохла.

— Хорошие способности, парень. Этот кислотный газ поможет мне, спасибо. Но сначала надо вернуть меч, не так ли?

Иннокентиус, воскресший мгновенно, бросился ко мне со спины. Я предпочел уклониться, экономя кровь и энергию. Благо теперь, пока мои старые силы со мной, это было нетрудно.

— Я сражался со многими, чародей — послышалось со спины — не думай, что твоя кислота ослабит мои руны.

И тут же давешняя книга, вынырнула из уже пылающих гор мусора и щепок, чтобы остановить полет в руках Фориса. И маг уже окутался пламенем, волной горячего воздуха очистившим землю в радиусе десяти метров.

Солнце снова засветило в глаз, вынуждая меня разорвать дистанцию. Стоп, с чего бы? Разорвав дистанцию с Иннокентиусом, я огляделся. Так и есть, багровые небеса медленно растворялись, из уже фиолетового переходя ближе к синему, и солнце, яркое утреннее солнце, пробивалось сквозь обветшавшую завесу.

Крутясь вокруг Иннокентиуса, я пытался сообразить, что мне делать. Рывок к магу — однозначно. Но что потом? Но и не бежать же? Хотя...

Шансов прорваться сквозь огненную защиту Фориса — мало. Да и зачем? Не факт, что Иннокентиус прекратит свое существование. Ждать у моря погоды, пока тот кадр скастует очередную гадость?

— Порви его, Кеша — послышалось сзади.

И тут же огненных големов стало четверо. И они ускорились!

Я на какое-то время потерялся в непрерывных уклонениях, пытаясь сэкономить кровь и уловить момент, когда смогу уйти. Нафиг-нафиг битву с непонятным типусом! Мне с ним нечего делить... пока я не могу убить его на своем поле.

И вдруг кончилось все...

Я глупо смотрел, как медленно рассыпаются четыре огненных смерча, только что бывших элементалями. И так же медленно, как лекарство, в мою голову проникал звук выстрела, раздавшийся от мага.

Я повернулся, выключая особый режим глаз. Красный плащ старомодного фасона, широкополая шляпа того же цвета. Бледная кожа лица и очки с желтыми стеклами.

Маг лежал перед ним... в какой-то степени. Потому что голова висела в руке незнакомца, смотревшего ей в глаза.

— Стэйл Магнус, он же Фортис 931 — продекламировал незнакомец — поганый некромант, вернувший меня из сонного небытия. Вот так и заканчивают все они — заметил он, после чего повернул голову ко мне лицом.

Голова тем временем открыла рот. И даже что-то проговорила.

— Он сказал, чтобы ты убил некоего Камидзе Тому — голосом, очень похожим на тот, что звучал, когда я превратил свою кровь в динамики, просветил меня незнакомец.

Так же медленно, словно раздумывая, он поднял свое оружие — впечатляющих, как воплощение чьих-то комплексов, размеров, пистолет.

— Жаль, что ты всего лишь... человек — сказал он. И исчез.

И прямо в правое ухо раздалось, вместе с холодным и влажным, неживым дыханием:

— Или нет, Скорбь?

Я оглянулся. Вокруг никого не было. Гряды стружечных холмов пылали, точно горные хребты в лилипутском аду. Это пламя отбрасывало тени, тускло плясавшие в свете пробивающегося сквозь завесу солнца. И что-то в их танце было иначе, не так тревожно и темно, как жалких полчаса назад. И это стоит заметить.

А сейчас следовало убраться отсюда, пока добрые дяди не стали задавать неуместных вопросов.

И книга Фортиса прыгнула в подставленную ладонь, чтобы без вопросов упасть на дно рюкзака, который лежал в одном из заранее сделанных тайников.

Что же, я вернул себе силу, или нечто, способное подменить ее, пусть и ценой чьей-то крови. Я получил информацию, которая, как всегда, задала больше вопросов, чем дала ответов. Все, как всегда.

Действительно, пора уходить из города, заметая следы. А то к последним выжившим возникает слишком много вопросов, ответы на которые добываются не теми методами, которые...

Короче, пора валить отсюда. Пока мне не начали колоть камни.

В почках.

Резиновым шлангом, разумеется.

Выскользнуть из города, когда сгинул Купол, неясно, бывший иллюзией или чем-то более опасным, оказалось легко. Конечно, оцепление было, какие-то посты, возможно даже, патрули. Но эта новая способность, когда кровь, текущая во мне, ее концентрированная сила, медленно перерабатывалась в привычную универсальную силу, превратила побег в фарс. Техника Воздушного Камуфляжа, базировавшаяся на идее световодов, плюс ускорение. Этого хватило, чтобы пробежать в щели между постов и скрыться в лесу. Превратило прорыв из города в фарс, в детскую задачу, о которой не стоит вспоминать.

Я продумал этот вариант еще когда подумывал прорываться через Завесу. Ведь Империя, как централизованное государство, обладает несколькими дублирующими друг друга, Службами. И мне совершенно не хочется стать объектом интереса хотя бы одной из них. Если выживший в этом... инциденте, кого-то заинтересуют, тут же начнется расследование, проверят мою личность... Нет уж. Есть меры попроще, позволяющие, тем не менее, снова легализоваться.

Теперь я — ученик школы, ушедший в поход в горы. Ну, решил закосить уроки, свалил на неделю в леса и поля, с кем не бывает? Хотя, конечно же, так не бывает. Обычно. И все же, такой наглый метод сокрытия своей интересности, почему-то показался мне более перспективным, чем первоначальный. Состряпать себе биографию местного жителя, благо в таком случае, достаточно выучить новое имя, взятое у кого-то из погибших. Сказать, что просто отсиживался в помещениях, боясь высунуть нос на улицу. Просто, а значит, надежно. Но интуиция требовала чего-то... А ей я привык верить.

Да и логика подсказывала, что в таком случае, станет практически очевидным моя невидимость для методов того красноволосого. Нет уж, не стоит лишний раз подставляться под интерес маньяков-исследователей. А то, в прошлом мире, были такие экземпляры. Белый Змей, его ученик и последователи... Нет уж, в руки таковым стоит попадать только в крайнем случае, и на своих условиях.

Так что теперь я сидел у костра, готовясь к последней ночевке, согласно легенде, возвращаясь из похода. По факту, ночевка была всего лишь второй, а не седьмой. Но, думаю, никто не будет проверять мои следы слишком уж рьяно.

Как бы там ни было, пока в котелке варится суп, можно подумать за жизнь.

Когда-то давно, лет десять назад, вдохнув освежающе-холодный воздух прошлого мира, я приобрел для себя цель. Не Цель, конечно, и это тоже было хорошо. От моей личности тогда оставалось нечто непонятное, какой-то комок противоречивых желаний чего-то и... желания отсутствия чего-то другого. Все было так неоформлено, пропитано страхом, что все станет, "как было". И я решил, раз уж мне понравилось чувствовать воздух кожей, ощущать биение сердца, пульсацию аорты в живота, то стоит растянуть эти ощущения на максимальное время, по возможности разнообразив их, как мог.

Тактически, все было понятно. Не нарываться, уничтожать угрозы. Или избегать их. И работать над собой, пусть и не имея методик, наращивая свою силу, день за днем, чтобы не вернутся в то состояние, из которого я выбрался в теплое зимнее утро того мира.

С точки зрения стратегии, все тоже было, на первый взгляд, довольно правильно. Люди того мира делились, в целом, на серое большинство и тех, кто возвышался над ними. Конечно, кроме этих титанов, были и, так сказать, пригорочки. Из тех, кого серая масса, почти бессильная против достигших истинных вершин, могла уничтожить не то чтобы с легкостью, но с приемлимыми потерями и результатами. Те, кто находился чуть выше серой массы, регулярно собирались в команды, чтобы повергнуть тех, кто стоял чуть уровнем выше. И, разумеется, эта пищевая пирамида была многоступенчатой, с не более, чем сотней опаснейших существ, схватка между которыми уже была и вовсе чем-то невообразимым, результат чего предсказать невозможно в принципе.

Быть серой массой, во всяком случае, по силе, было бессмысленно. Даже не разменной монетой, муравьем под ногами более сильных, быть не хотелось. Просто потому, что могут раздавить, и не заметить.

Но сильнейшие, тоже не находились в безопасности. Их положение монстров, способных сметать города, горы, армии сильнейшими умениями, лишь даровало эту иллюзию. Заблуждение, ради которого те, кто считались менее сильными, жаждали повергнуть вражеского титана, чтобы прослыть еще более сильными, опасными. Точно этот статус, стоящих на вершине, был короной, которую носили древние короли. И одевали герои, повергнувшие королей. Чтобы дождаться следующего, чуть менее древнего, героя. Который затем тоже, быть может, станет королем, ожидающим претендента.

Я пришел к выводу, что оба конца шкалы личной силы, не гарантировали мне безопасность. И моя стратегия базировалась не другом. На сокрытии своей силы, чтобы всегда казаться слабее на ступень-другую, чем я есть.

Если не рассматривать такие стороны вопроса, как репутацию или финансы, это была верная стратегия выживания. Я должен был быть чуть выше серого люда, чтобы не быть мясом, разменной монетой и смазкой для клинков, бросаемой вперед, умирать во имя чуждых мне целей. И в то же время, будучи выше простых бойцов — а быть сервом я и не планировал, ибо они были лишь крайним случаем серого люда, совершенно неспособным защитить себя от знакомых мне угроз — я не должен был оказаться слишком высоко. Мне не стоило становиться зримо незаменимым, сильным — чтобы не быть целью тех, с кем воевала бы та сторона, которую я решил сделать своей.

Казалось бы, все шло во многом именно так, как требовалось. Обо мне заботилась сторона, вместе с которой я пришел к власти, считавшийся уничтоженным клан с моей помощью медленно выкарабкивался из небытия. Я бы довольно уважаем среди своих — но не знаменит. Известным были лишь мои маски, но о лице под ними знали не более пяти человек. В этом я уверен.

И все же, я — пал.

Глупая схватка, которую по большому-то счету, я проиграл из-за своей безалаберности. Противник со способностью к телепортации прямо-таки классически, зашел мне за спину, и...

А уже казалось, что все на мази, было чувство сопричастности, участия в событиях, творившихся на западном континенте из трех, располагавшихся рядом друг с другом. В конце-концов, многие наши уже понимали, что в этой войне рождается Империя. Государство, построенное нашей силой и потом, но в большей степени — вражеской кровью, которой мы пролили куда больше, чем своей...

Сейчас, лежа на чьем-то поизношенном туристическом коврике и вдыхая запах разогретой за день солнцем, смолы, я снова мучаюсь подозрениями. Тот кадр в маске, почему он победил меня? В чем я ошибся? Не тактически — это я уже разобрал досконально, а стратегически? Неужели я каким-то образом все же стал перспективной мишенью?

А еще горше обдумывать тот вариант, что меня могли сдать свои. Казалось бы, не за что, но... Люди — создания хаоса. Слишком многое в их поступках зависит от факторов почти случайных. Кто знает, что могло прийти в голову кому-то из тех, кто знал обо мне достаточно?

Впрочем, конспиралогия — забавный способ построения собственных мыслей, только если вы способны с иронией наблюдать за своими умственными построениями. В иной случае, это — пут к тревожно-депрессивному расстройству. Проще говоря, паранойе. А там, и до шизофрении недалеко.

Гораздо важнее понять, что делается с моим разумом Здесь, чем терзать себя глупыми догадками о том, что же привело к моей гибели Там. Тем более, и так загадок хватает. Гость из моего прошлого, поверженный, казалось бы, Страж Наследия моего клана. Сны, где я был мечом в руках девушки с жестоким голосом-колокольчиком, державшей меня руками в перчатках из тонкой светло-коричневой кожи.

Сны, кстати, не приходят ко мне с той ночи, как я повадился бросать семена из капель крови в своем внутреннем мире, расставляя ловушку на Стража. Не взаимосвязано ли это? Хотя, если подумать, я не видел этих странных образов еще с тех пор, как попал под Завесу. Может, дело в этом? Или в том, что случилось со мной потом, когда Купол пал?

Как же все сложно и запутано в этом мире. И безо всякой конспиралогии, что характерно.

Куда лучше было бы быть облаком. Плывешь себе по небу, плывешь. Жизнь без страха, без печали...

А ветер равнодушно разрывает тебя как хочет. Нет уж, не хочу быть ни облаком, ни деревом, ни чем-то еще подобным. Пусть этот бледный покой снится мне дальше, но не приходит в реальность. Где, я знаю, остановится можно лишь на мгновение. Потому что иначе — сам станешь облаком. А кто-то — останется ветром.

И, как бы там ни было, двенадцать часов прошло. Пора бросить в черный лед еще одно маковое зернышко.

А все эти загадки — решу по ходу дела, если понадобиться. И так же — поставлю себе новую цель.

Просто, чтобы было куда стремиться и ради чего жить.

Глава 10. Маковые зерна на ледяном поле

Покрытая слежавшейся белой глиной с пробивающимися из некоторых трещин травинками по краям, пустынная дорога делала довольно резкий поворот направо. Из-за того, что с этой стороны разрослись густые (кажется, вот-вот выскочит что-то эдакое, затащит внутрь и начнет жрать, с треском и довольным повизгиванием) заросли, не было видно, что там, за поворотом. Конечно, воскресшая сила моих глаз могла бы это сделать, обеспечив совершенную сферу обзора. Но для этого пришлось бы перейти в боевую форму, которая, во-первых, потребляла бы накопленную кровь на функционирование. А ведь еще есть "во-вторых", "в-третьих" и так далее.

Наконец, я обошел зеленые заросли чего-то, по виду тропического, с темно-зелеными мясистыми стеблями и расклешенными, точно разрезанными, листьями. Обошел, медленно, лениво отрывая взгляд от бело-желтой, грязноватого оттенка, полосы впереди, поднимая его на вид, открывавшийся со склона.

Как и положено, от увиденного, я замер на месте. А затем изрек вполне адекватную фразу:

— Твою мать...

А затем, самую чуточку ускорившись, продолжил путь вниз. К городу, бывшему мне домом. К городу, даже отсюда, при рассеянном свете сумрачного и жаркого дня, выглядевшем разрушенным чьей-то злой силой. Обезлюдевшему поселению, откуда я отправился всего неделю назад, закосив на школу чтобы слазить на гору.

Откровенно говоря, это, наверное, было избыточной предосторожностью. Навряд ли слежка начиналась отсюда, с пятнадцати километров от внешнего края оцепления, замеченного мной при отступлении отсюда. Однако, моя легенда малолетнего раздолбая, решившего закосить неделю школьных занятий чтобы прогуляться в невысокие местные горы, требовала какой-то реакции на открывшийся вид. В самом деле, если бы отреагировал как должно, равнодушно обозрев окрестности и продолжив спуск прежним темпом, это, наверное, вызвало бы куда больше вопросов. А те мне были не нужны. Есть цели получше, в конце-то концов, чем стать еще одним подозрительным типом, под которого начнут копать просто из-за нетипичного поведения.

Итак, я Юрий Хаков. Да, забавное созвучие с моим прошлым именем. Оценки чуть выше средних, четко оформленных увлечений нет, близких друзей нет. Сирота, продвинулся по программе переселения и социализации детей из неблагополучных районов. Предполагаемое место рождения — южный Магриб, условно контролируемые Империй территории. Не был, не замечен, не привлекался. Ни порочащих связей, ни подозрительных обстоятельств появления. И ничего общего с единственным за последние две сотни лет, вышедшим со стороны Terra Incognita, во время серии эпизодов таинственных исчезновений, незнакомца-ампира.

Так, наверное, моей маске следует поступить так, как не должно мне. То есть, спустившись еще на пяток километров, устроится на ночлег, разбив лагерь так, чтобы со стороны города можно было бы увидеть пламя костра. И развести его днем, чтобы дым тоже был более заметен. Благо, ветер как раз почему-то дует с гор.

Кстати, заметка на будущее. Надо бы подучить метеорологию. А то, пожалуй, и не знаю, почему вечером ветер дует с гор. Это вообще тут нормально, или какая-то аномалия?

Впрочем, это все разговоры в пользу... не пойми чего. Надо следовать плану и не забыть бросить очередное маковое зернышко в черную ледяную гладь в месте, куда полюбила вторгаться одна подозрительная личность.

И зерно упало, чтобы тут же, медленно, буквально по нанометру, растущие корешки начали связывать его с остальными. И я почувствовал от этой сети, а не доселе своего, покорного моей воле и чувствам, мира, как сюда, на равнину этого льда, скользнуло чье-то внимание.

И я ушел из мира льда, гор и облаков. До того, как там появилась личность, похожая на Стража.

Ушел в ночь своего разума. Туда, где была просто темнота, безвременье, тепло моего тела, ощутимое даже здесь. И отдых для этого тела и моего разума.

Еще просыпаясь, не спеша, лениво поднимаясь из-под напоминающей толщу чрезмерно вязкой и тяжелой воды, глубины сна, я ощутил присутствие постороннего. Даже нескольких.

Но Юра Хаков, ничем особенно непримечательный, кроме разве что происхождение, терранин, не мог почувствовать что-то эдакое. И поэтому я открыл глаза только через несколько секунд. И затем поднялся.

Увидев две фигуры, я сначала окончательно сел, вылезая из спальника. И только затем начал откровенно рассматривать двух человекообразных, с комфортом уместившихся в моей палатке.

Один был блондином типично в-ампирского, от слова venom, серебристого, цвета технического аргентума, оттенка. Глаза его были карими, с ветвящимися от центра к периферии, красными жилками, а зрачок был похож на таковой у кошки в сумерках.

Другой был отчасти похож на "призрака листа", полулегендарного диверсанта из моего прошлого мира. Эти волосы, похожие на танцующее на несуществующем ветру черное пламя, эти глаза фаталиста, упертые, непохожие на глаза жертвенного животного. В них светилась не покорность, но обреченность. Все же, это немного разные вещи, я так считаю.

Одеты они были одинаково. Коричневый плащ с черной отделкой, расстегнутый, отчего видно такого же цвета мундир под ним. Имперские янычары, слава и гордость, меч и копье сидящегоо на высоком троне. Вроде бы, у нас нынче Император, а не Императрица-Мать.

Блондин сидела, как бы опираясь спиной о стенку палатки, чуть повернув голову в мою сторону. При этом ткань по правую руку от меня не прогибалась, как должна была бы под его весом.

Стоило заметить, что правую ногу он согнул в колене и положил локоть полусогнутой руки сверху, так, что расслабленные пальцы смотрели в мою сторону.

Второй стоял, чуть пригнувшись и слегка наклонив колени, отчего между его шевелюрой и потолком палатки все же создавался некоторый, сантиметров в десять, просвет. Идеальная позиция для прыжка или маневра уклонения... если как-то решена проблема перекрытия кровоснабжения при подобной позе. Тренировками ли, модификациями, — неважно.

Вывод. Эти двое просто позеры или же, наоборот, мета-селане с некими способностями, расположившиеся идеально для блокирования меня. Тоже возможно, особенно если учесть репутацию их подразделения.

Янычары вроде бы в древности были не то гвардией, не то гаремом наложников какого-то древнего правителя. Во время Армагеддона и после него его и его народ то ли истребили, то ли сделали с ними еще что-то... противоестесвенное. Как бы там ни было, пришедшие из Terrae Incognitae терране не церемонились с сопротивлявшимися. Да и потом мета-селане вроде бы добавили. Но первой Императрице слово понравилось. И потому боевое подразделение службы Двора назвали именно так.

— Э... здрасьте — решил я соответствовать образу.

Беловолосый презрительно сощурился, отчего его сходство с кошкой, вернее, ехидным и даже саркастичным, котом, резко усилилось. Брюнет же, напротив, широко и чуток неестественно, вернее, неуверенно, точно неопытный танцор, исполняющий недоученное па, улыбнулся.

— Привет. Ты ведь Юра Хаков, да?

Так, следуем легенде. Двухсекундная задержка на оценку ситуации, а по легенде — из-за общей тормознутости подростка.

— Э-э, да. Здрасьте.

— Что ты здесь делаешь? — резко спросил блондин, все так же смотря куда-то в сторону, чуть левее меня.

— Ну-у, домой. К городу.

Парочка переглянулась. Очень быстро, на пределе восприятия в спокойном режиме. Все ясно, классическая игра "хороший-плохой" в исполнении достаточно сыгранной команды. Интересно, то, что блондин и при этом более явно... чуждый, что ли — изображает "плохого"... В этом тоже есть некий скрытый смысл?

— Когда ты последний раз был в городе? — все тем же мягким голосом, спросил "хороший" вопрошающий.

— Не... — я запнулся, поймав косой взгляд блондина — неделю назад, наверное.

И вдруг окончилось все. Оба янычара как-то резко стали похожи. Просто люди, не испытывающие ко мне каких-либо эмоций. Довольно уставшие и ни на что, скорее всего, не надеявшиеся.

Не прощаясь, они вышли. Посидев для порядка еще с минуту, я начал складывать спальник, одновременно прислушиваясь к сторожевой сети, имевшейся вокруг моей полянки. Стандартная система — тончайшие нити из моей крови плюс звукочувствительные мебраны, все не улавливается обонянием метаселан.

— Очередная пустышка — усталый голос брюнета слышен еле-еле, от одного из дальних узлов. Неплохо они отошли от моей палатки за минуту.

— Думаю, мы возимся с очередной "ошибкой выжившего" — таким же, чуточку скучающим, тоном, говорит блондин — жаль, что в руинах нет никаких следов. Как и всегда.

— Считаешь, снова Орден? Для них нетипично оставлять труп собственного малефика с отстреленной головой.

— Заметь, оную голову как раз и не нашли. А жертвовать марионетками когда они становятся не нужны... вспомни Барселонское дело.

Недолгое молчание. И уже на предел слышимости рецепторов моей сети, я слышу:

— Короче, все это, как говорится, Tana, pokretaya mrakom. Пускай, командование разбирается.

— Таня, покрытая мраком? — чуть более громкий голос брюнета так и сочится ядовитым и едким сарказмом — да, она всегда во всем виновата.

Я уже складывал палатку, а в животе уютно устроился сухпаек, когда раздался топот копыт. Не цокот — подковы не дают такого резкого звука при ударе о покрытую высокой травой почву.

Для начала, окончательно собравшись, я только затем обернулся к кому-то, кто спешился и шел в мою сторону, почти не создавая звуков. И только затем, мимолетно пожалев о паре миллилитров крови, которые остались в виде следящей сети, спрятанной в траве, обернулся.

Честно говоря, технологии местных — это нечто. С одной стороны, у всех по-настоящему сильных государств есть воздушные суда — многотонные, зачастую бронированные махины, имеющие самое разное применение. Я уже больше года облизываюсь на технологии, позволяющие поднять в воздух аппарат совершено неизвестным мне способом. Не то, чтобы мной двигал только простой интерес... особенно теперь, когда появилось подозрение, что, жертвуя своей кровью, я могу воплотить чертеж действующего устройства в реальность.

С другой стороны, кроме оружия элитных частей, боевых големов Инквизиции и упомянутых воздушных судов, все прочие технические решения... Почти вся Империя связана сетью железных дорог, однако, даже на мой довольно дилетантский взгляд, решения, использовавшиеся при создании паровых тягунов, как и обеспечивающие работу и производство тех же самозарядных винтовок... конечно, что-то общее, исток, общие законы, породившие их, как минимум, сходны. Но при этом я как будто смотрю ка вещи, между которыми разница в сотню-другую лет развития. Как между древним, пусть до сих пор эффективным, Огненным Шаром, разработанным в далекой древности моего прошлого мира. И, скажем, сложнейшим Возвращением в Тварный Мир — одной из вершин соответствующего искусства, позволяющая вернуть способность сражаться огромному количеству уже давно мертвых воинов. Казалось бы, то, на что опираются оба этих приема, один и тот же. Одна и та же энергия, пусть преобразованная в стихийную форму в одном варианте, а в другом текущая по рисункам, печатям, составляющим элементам некоего ритуала.

Так вот, человек в форме янычара, идущий ко мне, приехал на лошади. Если, конечно, бывают лошади с тонкими гладкими, иссиня-черными рогами довольно сложной формы, отчасти напоминающей таковые у винторогого козла. Если их сделать раза в четыре тоньше, изящнее, лишить спиральной нарезки и покрасить в требуемый цвет. А ведь, при всем этом, лошадь смотрелась цельно, будто так и надо.

Затем я вспомнил, где читал о таких лошадях. Рогатый конь, модифицированный а-ампирами организм. Повышенная выносливость и эффективность процессов пищеварения, плюс очень прочные кости, особенно ног. Эндемик, обитающий в пустынях дальнего материка, выведенный в свое время то ли тамошними терранами, то ли захватившими власть а-ампирами, то ли еще кем. Прекрасное животное, если знать, как за ним ухаживать. Я вот, не знаю.

Что до янычара, то не было в нем ничего интересного. Даже нет, неправильно. Если бы в нем действительно не было ничего заметного, это было бы подозрительно, потому как, подобно людям, вызывающим сразу же немотивированное доверие к ним, такие кадры являются либо почти идеальными мошенниками, либо чьими-то оперативниками. Этот же человек в застегнутом плаще — коричневом с черной отделкой, хоть и был довольно сер, являлся таковым... умеренно.

— Ты идешь со мной — коротко сказал он, подойдя на расстояние, ровно в пять метров.

— Хор-рошо — отвечаю, делая небольшую паузу. Я ведь тугодум, верно? — А вы кто?

— Твой сопровождающий — отрезал он, прежде чем обернутся смазанной полосой, протянувшейся к оставленной лошади. И взял ее под уздцы, все видом давая понять, что ждет только меня.

И я отправился в его сторону, нагрузившись имуществом. А что остается делать?

И еще одно зернышко упало вниз. И я развернулся, начал движение, еще когда оно отправилось в полет с вытянутой вперед руки. И я ушел до того, как сюда вновь ступила нога облаченного в Пар незванного гостя.

А затем я вернулся в реальный мир, чтобы увидеть купол палатки надо мной.

Удивительно или нет, но никто не порывался давить на меня, вгонять иголки под ногти или просить по секреты поделиться, каким таким образом я свалил в горы, забив на обычную жизнь подростка, вместо того, чтобы спокойно исчезнуть с остальным населением.

Точнее было бы сказать, что меня вообще ни о чем не спрашивали. Просто вывалил по приходу в лагерь новость о том, что все жители, кроме меня, погибли. Уточнили, что, в том числе, и мои родители (у пацана, чьими документами я пользовался, они действительно были). Не дождавшись адекватной реакции, меня посадили в эту палатку и велели съесть таблетку. Я, ожидаемо, подчинился. Вряд ли, с моей-то эмоциональной тупостью, возможно было изобразить, что там должен чувствовать малолетний раздолбай, по возвращении обнаруживший себя сиротой, а родное место в руинах.

Хотя, наверное, вернее было бы сказать, что я еще и не знал, что изобразить. Все же, положа руку на интимные части тела, я готов признать, что известные мне реакции могут быть далеки от здешних общественных норм. Я, в конце концов, знал людей, которые только облегченно выдохнули бы на эту новость, узнав, что им уже не надо гасить собственную родню. Как и тех, кто бы ламбаду от радости станцевал.

Так что, дабы не угодить в психушку раньше времени, я, как умел, изобразил нечто вроде депрессии. Но без всяких мыслей о самоубийстве и прочем бреде. Нет, просто парень стал мрачным, неразговорчивым. Мало ест и двигается. Ну, с кем не бывает. Поселить его в палатке, чтобы не мог повеситься, и отобрать все острое — вот и все меры предосторожности.

И вот так я пролежал в палатке уже неделю, три раза в день с каменной рожей выбираясь поесть ложкой того, чем бог послал части, копавшейся на руинах. К сожалению, ничего особенного услышать так и не довелось. Проклятое оцепление и контрольно-пропускной режим.

Короче, лежал я, ничего не делал, кроме как аккуратными движениями крови рисуя внутри себя печати, как ко мне пришли. Просто, безо всяких эффектов, откинулся полог палатки в внутрь заглянул давешний блондин. Сразу видно, что на улице пасмурно. Иначе стал бы метаселанин выбираться наружу, не прикрыв кожу от света солнца.

Ужом проскользнув внутрь, он опустил полог, отчего палатка снова стала такой, как и была — оранжево-зеленым пузырем, сквозь стенки которого пробивался рассеянный свет, отчего создавалось ощущение, что сидишь в лампе.

— Завтра ты отправляешься — сказал он, перед этим присев на колени. Забавно, что его поза походила на позу невесты на свадьбе. В том, другом мире.

— Куда?

— В специальное место, где о тебе позаботятся.

— У меня есть родственники, чтобы обо мне позаботиться.

— Они тебя в глаза не видели — парировал блондин, сверкнув как-то по-особенному своими красно-карими.

Еще бы они меня видели. Собственно, Юра Хаков мне понравился не только именем, но и тем, что родственники, за исключением погибших, его в глаза не видели последние лет пять. Что и позволяло мне надеяться на их опеку. Дети ведь меняются. А пять лет — они все спишут.

— То есть вы решили меня контролировать — озвучиваю элементарные факты.

— Умный мальчик — таким же равнодушным тоном отвечает янычар — ты бы хоть какую реакцию показал на гибель родных, маленькое чудовище.

— А это их вернет? — в моем голосе слышится искренний интерес. Мало ли, вдруг скажет "да"? Такие возможности открываются... даже если это просто попытка манипулировать доверчивым простаком.

— В этом мире нельзя воскресить мертвых. Даже крусники смертны.

— Крусники? — я вспомнил, что слышал несколько раз это слово. Но нечасто, совсем нечасто.

— Ерунда, просто старые легенды. Ампир, пьющий кровь других в-ампиров.

— W-ампир? — увидев лицо янычара, делаю пояснение: — Ну, ведь дубль-в...

Молчание повисает в воздухе. Зрачки блондина, до этого напоминавшие по форме абрикосовую косточку, расширились до того, что стали почти круглыми. Ого.

— Теперь я понимаю решение командира. Слишком уж ты эрудирован и везуч, чтобы терять такую заготовку.

Готовься. Корабль отходит через пять часов.

Короткий рывок напоминает телепортацию. Миг, даже меньше потребного, чтобы моргнуть, и он уже выходит из палатки.

— Я лично проконтролирую тебя.

Неприятно. Значит, придется либо бежать, либо подчиниться. В любом случае, это означает, что план "А" провалился. По моей ли вине? Кто знает...

Летучий корабль отчасти напоминал рогатку. Такую специфическую, изогнутую костную рогатку, в которую зачем-то вколотили длинные гвозди, а к рукояти снизу прикрепили универсальный, двусторонне симметричный, башмак на любую ногу. Короче, корабль был отчасти похож на скульптуру некоего не(о)художественного "стиля". Авангард, перфоманс, или вообще империа... имперсио... короче, ХЗудизм.

Впрочем, проблемы мои были вовсе не в дизайне гражданского грузопассажирского судна Империи. И даже не в том, куда оно должно было меня доставить вместе с сопровождающим. Собственно, проблем у меня пока не было. Все шло в точности по плану. Не факт, что моему, правда.

Как бы там ни было, я прикрыл глаза, стараясь изобразить сытый и спокойный сон. Все же, не хотелось бы случайно сделать что-то эдакое. Кровавые зерна посеяны на ледяном поле. И дали всходы. Теперь пришло время, так сказать, пожинать плоды моих двухнедельных усилий.

Так что не стоит даже особенно осматриваться на обстановку четырехместной каюты. Каморка с двумя диванчиками напротив. Слева дверь, напротив сидит провожатый. Справа, у иллюминатора, круглый столик окраски под зеленый мрамор. Короче, обычная каюта летучего корабля эконом-класса. Так что стоит лучше сосредоточиться на том, чтобы, когда мой псевдо-сон станет чем-то большим, мой конвоир не заподозрил чего-то слишком необычного.

Ладно, в путь.

Глава 11. Пока без названия (Колеблюсь между "Разговор с богом" и "Маковое поле")

Он пришел на мой зов. Вот, казалось бы, только что передо мной была лишь черная с золотыми прожилками равнина, посреди которой, на фоне столь же матово-черных гор, стояла усеченная ступенчатая пирамида. На миг ранее гладкая, точно стекло или лед на поверхности озера, она была залита золотым светом, бьющим из-за облаков. Черное и золотое. Таковы теперь цвета этого места.

Его силуэт, похожий цветом на древесину с заживо содранной корой, медленно, почти полсекунды, наливался цветом, плотностью и... пожалуй, это стоило бы назвать личностью.

И я знал, с удивившей меня жадностью вглядываясь в то, как это существо проникает сюда, знал, что в этот момент на равнине появляются красные точки, тут же превращающиеся в иглы, вытянутые вверх.

Силуэт окончательно проявился, тут же начав покрываться корой, словно бы выступающей откуда-то изнутри его тела. Я смотрел на это, помня, что сейчас по плану, кровь, что я носил сюда, из игл созидает маки, что тут же облетают лепестками, летящими сюда.

А то, что остается, выстреливает нити, соединяющие ростки между собой, тянущиеся сюда, к центру поля, где появляется он.

Кожа, похожая на кору, проявилась до конца. Как и волосы, похожие на тонкие и гибкие ветви ивы. И лишь одежда, словно бы сотканная из Пара, начала появляться, проступать изнутри его тела, точно кожа-кора мгновение назад, да возле правой руки начал проявляться такой же нагой, словно дерево с начисто и заживо содранной корой, его оружие.

Он не успел. Его окутали, точно саваном, тонкие пластины крови, принявшие вид маковых лепестков. Хотя, не как саваном, а точно вторая кожа, тут же соединившаяся с нитями, цепляющимися к паутине, покрывающей всю окружающую равнину на высоте десяти сантиметров. Пятьдесят девять — столько их. Магия чисел такова, что требует простых решений. Тех, в которых живут натуральные числа.

Принимая мою волю, нити напряглись, меняя конфигурацию. Пять игл резко выросли в росте, а нити, опиравшиеся на них, натянулись, меняя конфигурацию и словно бы распиная того, кто влез в мою ловушку.

— Здравствуй, кто бы ты ни был — проговорил я, отдавая команду своему миру, его законам и той части меня, что была кровью вокруг — Поговорим?

И моя кровь проникла внутрь его тела сквозь кожу-кору.

Ибо законы моего разума таковы, что кровь сейчас — подобна сыворотке правды.

Когда-то давно, в эпоху бесконечно далекую, с неизвестной целью были созданы Кланы. Впрочем, их способности говорили сами за себя, подразумевая, что их носители создавались никак не для мирных целей. Для защиты мира — возможно. Потому что его защитника чаще всего — и одна из главных угроз стабильности мира.

Итак, каждый из Кланов обладал какой-то специализацией и несколькими способностями. Порой мало связанными друг с другом, как, например, живучесть и энергозапас Удзумаки довольно странно выглядел на фоне врожденной предрасположенности к различным печатям, которые в более поздние времена считались средством диверсии, а не прямой борьбы. И смотрелись странно, учитывая то, что другие свойства организма красноволосых, казалось, подстрекали к прямой конфронтации, изматывании противника и подавлении его своей мощью и защищенностью, регенерацией. Но, как сказал Страж, мотивы создавших Кланы неизвестны. Возможно, для ИХ знаний и ИХ логики, именно такие сочетания способностей, были нормальны.

Клан Юкки, невесть почему названный именно так, обладал даром создавать оружие из льда. Не самая козырная способность, если бы она не была подкреплена великолепной способностью управлять Водой. А также Ледяным Зеркалом — внедренной системой безусловных рефлексов, своеобразной наследуемой аналитической программой, помогающей быстро найти противодействие приему, виденному хотя бы однажды.

Еще одной гранью был Страж. Сам он считал, что является системой того же порядка, что и Зеркало, лишь чуть более сложной. Однако роль его была иной.

За силу приходиться платить — это общеизвестно. Человеческий мозг, организм, разум, не так-то легко изменить так, чтобы модернизированный оставался хотя бы подобным людям. Именно поэтому, а может, из опасения, что кто-то из Кланов поднимется слишком высоко по лестнице, ведущее к существованию на более высоком уровне, каждый из них был в чем-то ограничен.

Функция Стража была в том, чтобы, в случае, если Юкки поступал нетипично, сразиться с ним во внутреннем мире бойца. Сразиться, используя всю информацию, что Страж, используя Зеркало, впитал, наблюдая за человеком от самого рождения.

Это можно было бы считать идеальным барьером, учитывая, что силы Стража ограничивались лишь тем, что, согласно расчетам Зеркала, мог выжать из своего потенциала данный конкретный Юкки. Идеальный враг, знающий всю тактику человека, знающий все меры противодействия каждому движению и даже мысли конкретного Юкки, враг, обладающий телом, более идеальным, чем у его жертвы...

Тем не менее, в протоколах Стража, запускавших его в действие в случае, если эмоции наблюдаемого выходили за пределы очерченного как разрешенные, был еще дин пункт. В случае победы над Стражем, эталоном идеала становился победитель. В том числе — в плане сил и эмоций, разрешенных его потомкам, ибо новая версия Стража копировалась на них.

Страж был неизменен более трехсот лет. Последний претендент на то, чтобы расшатать цепи, сковывающие его потомков, пал более шестидесяти лет назад, не сумев использовать и пятой части от того потенциала, что Страж увидел в нем, когда полукровка приступил к освоению стихии, несвойственной клану Юкки. Неразрешенной носителям Льда, Зеркала и Стража.

Он отстраненно наблюдал, как один за другим затухали огни его клонов, таких же потомков последней редакции программы, называвшей себя Стражем. Смотрел и ничего не делал, ибо сохранения поднадзорных в списке его задач не было.

Страж ждал. Бессмысленно, безэмоционально, безинициативно. Безжалостно к себе ждал, когда множество тех-кто-ждет, Стражей границ силы клана, сократится, как шагреневая кожа, до десятка, восьми, пяти, четырех...

Подназорный изменился. Страж отметил изменение его силы, из безмятежного и несколько печального Льда, не имеющего формы, ставшей похожей на осколок меча странной формы, принесший с собой, в окружающий его, теплый, мир Льда, нечто другое. Холод, Голод и Пустоту, казалось, готовыми ворваться в этот мир через душу того, кто застыл в области, за которой дожжен был наблюдать Страж.

Он отметил этот факт, но все же не стал активироваться. Аномалия, могущая быть пробуждением наследия какого-то еще, позабытого Клана, исковерканного до неузнаваемости, не активировала Стража. И он ждал, как и прежде.

Порой что-то соединяло осколок заиндевевшего металла в душе поднадзорного, после чего мир менялся. Кроме Льда, к нему присоединялось что-то еще. Облака, горы.

Страж уже активировался, но оказался парализован. Коварный осколок металла, словно создавая вокруг себя сковывающий холод, лишил Стража возможности действовать. Точно голем, застывший во Льду, он оставался недвижим, лишь собирая информацию о Юкки, презревшем все запреты на силу, использующем Лаву и Пар, Глаза и дар, что Страж видел как осколок металла, источающий Холод. Он был скован Льдом, вдруг ставшим жестоким и холодным, каким не может быть для порождения той же силы, что питает наблюдаемых.

Страж ждал, не ведая гнева или нетерпения. Лишь проверял имеющиеся директивы, пытаясь определить свой статус. Страж ждал.

Наконец, это случилось. Какой-то дурак, точно ломом, ментальными техниками прошелся по лабиринту ледяных зеркал — уровню разума, где лежал, скованный, Страж.

Ныне освобожденный, он начал действовать, готовясь к вызову врага на бой. Не будь менталист так неаккуратен, атаковать следовало бы сразу же, не дожидаясь дальнейшего прогресса нарушителя. Однако директивы требовали уравнять условия. Юкки с порушенным внутренним миром — непредсказуемый противник, могущий оказаться как более слабым, так и более сильным. И Страж начал исправлять результаты работы менталиста, одновременно освобождая себя от остатков оков.

Их сражение было неожиданностью для обоих. Юкки, пусть в нем, учитывая чужие Наследия, текло не более четверти крови клана, и должен был оказаться в таких условиях. В незнакомом внутреннем мире, оказавшийся там по воле Стража, он должен был погибнуть или пройти испытание. Впрочем, последнее не обязательно. Пожалуй, Страж впервые классифицировал этот исход как "нежелательный".

Но он был все еще частично скован, лишен возможности использовать весь потенциал, который претендент не освоил и на одну двадцатую. А цель сама спустилась в свой внутренний мир и даже сумела как-то победить.

Это было жестоко. Страж был вынужден подстроиться под победителя, принять все его умения, в том числе потенциальные, как должное.

Подобное изменение, включая принятие Лавы и Пара, Глаз и наследуемых знаний, как должного вызвало лавинообразные изменения, нарушившие часть того, что заменяло Стражу личность. Возможно, дело было в осколке металла, к которому, пытаясь понять то, что не желало становиться наследуемым, слишком близко прикоснулся Страж...

И он был вынужден протезировать часть себя, взяв в качестве точки отсчета победителя.

Последним ударом, отправившим в небытие Стража, стала гибель его копий. Каким-то образом, в ходе ритуала, принимая под свою опеку полукровок, он перезаписал их Стражей.

Выживание. Такова была основная директива нового Стража, который теперь осознавал себя как одно существо, находящееся в нескольких Юкки. Выживание вместе с кланом, уже не поднадзорных, а наблюдаемых.

Победитель, элемент хаоса, выигравший скорее за счет элементарного везения, или же тончайшей интриги, которую не смогло заметить даже Зеркало, сделал то, на что у Стража не нашлось указаний. Принял в Клан чужака, сделав его полукровкой. И его Страж снова оказался лишь частью его, рассыпанного по нескольким телам, наблюдателя.

Осознание себя проходило долго, но все же быстрее, чем это происходит у людей. В первую очередь потому, что у Стража был образец, с которым он вышел на бой с Хаку и проиграл.

Он стал наблюдателем, заинтересованным в выживании тех, кто оказался перед его взором. Выживание стало одной из его директив, а носители его ипостасей — средством достижения. Словно бы из надсмоторщика, он стал духом-хранителем.

Гибели победителя он ждал с чем-то, похожим на страх и ожидание одновременно. Выдержит ли он, останется ли, или же его развеет, а может, унесет вслед за победителем?

— Я долго думал о том, кто же я. Размышлял о казусах, навроде нас с тобой. Может ли бог быть фамилиаром, если он был слаб, а контрактор — силен? Может ли божество воскреснуть, если его сердце попадет в руки некроманту? Может ли аватар восстать? — словно бы самому себе, проговорил Страж, висящий передо мной, распятый, привязанный тонкими и тугими алыми нитями.

Он замолчал на несколько минут, и я узнал эту паузу, ибо сам любил оставлять такие, чтобы дать собеседнику додумать то, что я не хочу или не могу рассказать. А затем продолжил говорить, уже изменившимся голосом, обращаясь непосредственно ко мне.

— В этом мире, куда бы попал сам, без моей помощи, нет чакры, которую ты мог бы поглотить. Твоя собственная же была быстро высосана миром. Защищаясь, твой организм превратил ее в Возвышенный Геном, сочетающий силу всех четырех Стихий. Кровь — это Вода, содержащая соли, то есть Землю. Но жизнь есть Огонь, а значит, кровь, переносящая Ветер-кислород, есть пламя жизни. Твоя сила стала таковой, заперлась в своем теле, сохраняя твою силу. Божественную силу.

Ха, сколько пафоса. Забавная речь, особенно учитывая тот факт, что здесь, практически в центре моей вселенной, Страж не должен иметь возможности лгать. Особенно, если он пленен мною, моей кровью. "Божественной силой".

Ха, хочется рассмеятся — зло, насмешливо и саркастично. Я ведь не верю в то, что человек может стать богом. Иначе, какие же это боги?

Жаль, в этом мире никто не может лгать. Иначе можно было бы навесить ему такой жирной лапши... Что же, придется обходится недомолвками и встречными вопросами, разрушая рисунок разговора того, кто "знает меня лучше кого-либо".

— Божественную силу? Разве ты не являешься духом хранителем моего клана?

— Я бесплотен, но я — твое порождение. Твой мятежный аватар, если бы таковые могли быть. Ты — телесен сейчас, но не умер, когда прошлый кусок плоти, который ты считал собой, стал мертвым. Я же всегда бесплотен. Но именно ты — божество клана. Я — лишь аватар, наблюдающий за каждым, кого ты признал своим.

Интересно... не помни я о том, кто здесь хозяин, решил бы, что моя кровь не действует.

— В чем моя сила?

— Воплощение. Жертвуя часть себя, ты используешь эту часть для создания чего-либо. Это и есть твоя сила.

— Значит, можно пожертвовать любую часть себя? Просто кровь проще всего?

— Любую живую часть себя.

— Благодарю. И извини — проговорил я, после чего лепестки маков раздвинулись, освобождая туловище моего собеседника.

Его веки цвета коры поднялись, показывая глаза цвета Лавы. Он смотрел сквозь меня, словно бы не видя. Хотя не стоило обманываться. Скопировав меня тогда, он получил и глаза, позволяющие видеть гораздо больше, чем положено физиологией обычного человека. Если, конечно, не соврал.

— Не стоит извинений. Я — лишь отражение тебя. И знаю, как ты отреагировал бы на моем месте.

Вот оно что. И эта печальная и одновременно мечтательная улыбка, словно извиняющаяся, и эти речи. Благословение всех богов, если они есть, моим глазам. Тем, что позволили увидеть достаточно, чтобы мозаика, пусть и несобранная до конца, с мысленным щелчком превратилась в цельную картину.

Это было похоже на то, что я чувствовал, когда, словно лекарство в капельнице, словно медленный яд, в меня вливалось знание. В той битве с непонятным призывателем не пойми чего, ради своих, неизвестных мне, целей, стерший в пыль довольно солидное поселение и его обитателей. И еще это было похоже на то, как в меня вливались сны, кошмары о том, как я, в теле странного, чуть изогнутого, меча с рогатой головой у гарды, был пленником чьих-то ножен и перчаток. Сны, прекратившиеся, когда я научился с помощи крови, возвращать свою прошлую силу. Или имитировать?

Он — цепной пес. Не посаженный на цепь и временно укрощенный зверь, не раб, если не ищущий, то ожидающий возможности вцепиться в глотку. Именно так и никак иначе. Он даже не может ненавидеть меня, как ненавидел хозяйку перчаток тот я, во сне, бывший мечом. Просто потому, что у правильно рожденного, выращенного и используемого пса, этой функции и быть не может. Если он, конечно, не урод. В том или ином смысле.

Впрочем, ничего не стоит принимать на веру, в том числе и этих таинственных озарений. Возможно, он просто задуривает мне голову. А потому, во мне нет сожалений по поводу Макового Цвета, оставшегося внутри этого существа.

Раб он мой, оружие или соратник, я не могу вручить ему свое доверие. А значит, пускай, коли предаст, то мной будет в могилу унесен.

Почти стихами заговорил. Довели, называется. Действительно, мне вредно слишком много философствовать. Да и вываленные на голову откровения тоже, как-то...

Лучше перейти к делу. Если он говорит, что является, в сущности, моим подобием...

— Ты знаешь, к чему я стремлюсь?

Он улыбнулся, прежде чем кивнуть.

— Тогда как тебе мой договор?

— Кстати — сказал он напоследок — ты ведь помнишь, что сказанное здесь — охватывает лишь те грани Истины, что видны нам обоим? Сама же она, как инквизиторский безымянный Бог. Все о ней говорят, но само ее существование — вопрос веры.

Страж ушел, оставив меня на равнине из верного Льда, пусть и окрашенного в черный с прожилками царственно-желтого. В разрывах меж бархатисто-черных облаков, плывущих по бездонной бездне черного неба, на равнину падали лучи золотистого цвета.

Ками, и я в том числе, как же пафосен мой внутренний мир.

Что же, я наконец-то понял, почему я жив, и кто может прикрыть мой тыл. Теперь можно идти вперед с чуть большим спокойствием. Жди меня, мир. Я иду.

Стоило открывать глаза, если еще прежде в нос ударил запах? Да, тот самый аромат тепла, эйфории, света, смерти...

Стоило, чтобы оценить обстановку прежде, чем светить какими-либо своими способностями.

Везет мне, все же, на всякие переплеты. Только сел в корабль, уснул, и нате вам. Сопровождающего нет, дверь в каюту нараспашку, а воздух доносит такой знакомый, до сосущего чувства и урчания в животе....

Глава 12. Обломинго: возвращение.

Переход в другое состояние, более хищное и боеспособное, был легким, точно шаг вниз по лестнице. Тело стало легким и твердым, наливаясь привычной, точно наркотик, силой, образующейся в ходе сложной трансформации крови, кровью же и обеспечиваемой.

Мои глаза под закрытыми веками, не сомневаюсь, заполнились — от зрачка до внешнего края радужки — алым огнем, не светящим, но ярким и цветным. Я осмотрелся, не открывая глаз, надеясь притвориться спящим. К счастью, глаза мои позволяли это. Пусть радиус действия, как и разрешение, страдают, это все же лучше, чем светить таким козырем.

Корабль, точнее, стометровая сфера со мной в центре, стал сложной поделкой из слабо окрашенного стекла. Бецветными с серым оттенком были палубы и переборки, таинственным цветом слабо сияли фигуры людей, сидящих, стоящих, идущих по своим делам, совокупляющихся, возможно церебрально, ведущих беседы и занятых еще боги знают чем.

А передо мной, сияя тем же светом, что и люди вокруг, только сильнее, потому как это сияние не пробивалось сквозь, все же, не кристально прозрачный воздух, в шарообразной емкости, словно бы висела в воздухе, точно мифический, сияющий точно заточенная радуга, эликсир жизни, парила...

Да, тот самый источник запаха, сладко, точно уговоры иной хозяйки, яблоком заманивающей скотину на бойню, вытащившего меня из сна. Я едва не начал рефлекторный вдох, чтобы еще раз, напоследок, перед трапезой, насладиться этим ароматом. И так же рефлекторно подавил его, уловив в своей сфере, непростительно близко от меня, на расстоянии удара, еще одно существо.

Он не сиял еще не пролитой кровью, в отличии от людей вокруг. Скорее, цвет его, был чем-то из разряда черного, белого или серого. Смешение цветов, устойчивое и монолитное, призванное быть компромиссом между всеми цветами спектра. У людей они сияли, непрерывно смешиваясь, просвечивая сквозь плоть, отчего люди этого мира казались некими туманными фигурами, вместилищами жидкой энергии существования. У него же просто и бескомпромиссно виднелись как некая сеть с центром в середине груди, там, где располагается сердце. И пронизывающая все тело, многократно дублируя друг друга, что особенно проявлялось в грудной клетке, где таких сетей было не менее четырех. И еще местами крупные нити, даже тросы, этой сети, выглядели более ярко, словно бы светя без помех, игнорируя барьеры плоти, насыщенной таким же цветом — не серым, не черным или серым, но также кажущимся компромиссом, застывшей в некоем одноцветном, тусклом равновесии, сжатой радугой обычной крови.

— Впечатляет — услышал я. И голос, во всяком случае, первая звуковая волна, пришел от этой фигуры, стоящей сбоку от меня так, что в ее вскинутой руке угадывался клинок, в этом зрении сквозь закрытые веки выглядящий заточенным куском стекла, вылезающим из рукава того, кто имел голос моего сопровождающего.

— А теперь медленно открой глаза.

Вариантов было не слишком много. В таком тесном помещении, у него в любом случае было преимущество. Все же, даже убей я его и останься в живых, что бы я с этого получил, кроме неприятностей?

Веки, расходясь, перестали создавать помехи. Никогда не понимал этого нюанса своих глаз. Закрытые веки являются наиболее весомой преградой для моего зрения, причем перекрывая всю сферу обзора, даже заднюю ее половину. И в то же время, при открытых глазах, ни череп, ни что-либо еще, не ограничивает бой обзор так сильно.

Вот и сейчас, расширившееся поле восприятия, охватило весь плывущий в небе корабль, зафиксировало строение реактора и двигателя, с бьющимся сквозь стенки из неизвестного материала, неистовое пламя, Огонь, слитый с Водой и Молнией воедино, в нечто вроде третичной стихии Распада.

Я привычно отложил эту картину в дальний уголок памяти. Чертеж действующего летающего корабля — приобретение полезное. Но только если еще есть сведения о материалах и порядке обслуживания этого сложнейшего устройства.

Всего на здоровенном аппарате было около трехсот человек, не считая шестерых, не считая меня и сопровождающего, иных существ. Не сияющих светом ждущей своего часа еды, а лишь уверенным и собранным в себе, отражающим этот свет, сгустком, сетью нитей своего собственного цвета.

Мой цвет глаза привычно игнорировали. Впрочем, это было логично. Зачем способность наподобие моей, если засветка от самого себя губит всю наружную чувствительность на корню?

Обладатель одной из таких сетей, в полном соответствии со своим голосом, оказался тем самым сопровождающим, серебристым блондином с полукошачьими зрачками. Вот только радужка у него теперь была иной. Не переплетенные нити алого и коричневого, а темно-багровый, точно стакан с венозной кровью, ореол и вкраплениями карего. Так и тянет сказать, "оставшихся на плаву".

И из рукава его, как и виделось ранее, выглядывало короткое, в половину предплечья, лезвие самого что ни на есть медного цвета. Только что с тихим "вжик" задвинувшееся, к слову говоря.

— Значит, все же, ампир — констатировал он.

Мне не понравился его тон. Таким голосом обычно городские начинали разговор. Из серии: "Ты че тут делаешь? В нос хочешь? А, пофиг. Оплачено". Собственно, потому некую часть своей молодости я и провел за пределами крупных городов. Это была одна из причин. Хотя и не самая значительная.

— Что у тебя за аркан?!

В смысле? Лассо? Причем тут веревка с петлей? Или это какой-то намек? На кавалерию там... или киднепинг. А то и конокрадство. Да, делать нечего. Придется спрашивать в лоб, чего ему надо.

— Причем тут лассо?

Ответом послужило минутное молчание. А затем в каюте как-то... потеплело, что ли.

— Однако — хмыкнул мой собеседник. И зрачки его, до этого суженные, совсем как у кошки на свету, расширились. Как у той же животины, но только в сумерках.

Быстро и плавно развернувшись — волосы его, будь я на три головы выше, пролетели бы в считанных сантиметрах от моего носа — он легким, выдающим частые и упорные упражнения на выносливость и координацию, скорее боевых, чем спортивных, движением, скользнул к диванчику напротив.

— Я ничего не понимаю — честно признался.

— Я расскажу тебе сказку, мальчик — спокойным, неподходящим к этой фразе и сопутствующей обстановке, голосом, ответил мне блондин.

Нет, честно. Я бы понял, будь это какая-нибудь грудастая тетка в возрасте, с голосом, выдающим недотр... (так, мысли свернули в сторону, похоже, у меня сейчас сходная проблема), наложившийся на материнский инстинкт. Или некий раздраженный, отчасти угрожающий тон, даже рычание. Вояке без возраста, или даже контрразведчику, это, наверное, подошло бы больше. Но мы, кто бы ни сказал, что весь мир — театр, живем все же не в дешевой постановке. Поэтому иногда кто-то рвет привычные шаблоны. Например, говоря такие вещи тем же тоном, каким, наверное, попросил бы передать соль. Вежливо и ... беспристрастно, пожалуй.

— Но сначала — оборвал мои размышления янычар — скажи, что ты умеешь.

Ожидаемый вопрос. Что же, учитывая, откуда я вылез, понятно, чего следует ожидать от собеседника. Или следователя? Впрочем, не экзекутор, и ладно. Прикрыв веки, я дал ответ:

— Я вижу часть корабля, попавшую в мою сферу обзора. Радужные силуэты — люди. Еще есть шесть таких же, как вы — и я открыл глаза.

— Палубы прозрачны?

— Отчасти — нет смысла скрывать информацию там, где точный ответ на вопрос все равно не даст возможности создать точную картину. Хотя кто их, ампиров, знает. Вдруг у них есть гибрид аналитика и оракула, которому и этого хватит? Хотя какая разница, меры противодействия это не отнимает.

Люблю быть пессимистом. Каждая неожиданность — приятная. А ну как, не окажется у них никаких пророков, а сам "сопровождающий" и его коллеги проявят ко мне достаточно толерантности?

Так что пусть длится вопрос. Главное — отвечать достаточно быстро там, где это надо. Чему-то же меня должны были научить?

— Ты убивал людей?

— Нет.

Я убивал будущие трупы. Вру, наносил им повреждения, приведшие к реализации их судьбы. Простейшая психологическая уловка.

— Ты уничтожил город?

— Нет — тут и врать не надо.

— Ты знаешь свою семью?

Я сделал паузу, настраивая себя, убеждая, что семья — это лишь те, с кем я связан кровным родством и знаю с момента появления в этот мир.

— Нет.

— Ты знаешь своих родителей?

— Нет.

— Кому ты служишь?

Я моргнул. Совершенно непроизвольная реакция при удивлении определенного рода, которую я не стал сдерживать.

— В смысле?

— Забудь — голос блондинистого янычара можно было, наверное, намазывать на кусок хлеба. Вместо масла и джема одновременно.

— Я расскажу тебе одну сказку — сказал он мне — слушай внимательно, в другой раз она обязательно будет звучать иначе.

Но сначала я выйду на минуту. Никуда не убегай, ладно?

И уже подойдя к двери, преодолев за целых пять секунд нашу тесную каюту медленным, стелющимся шагом, он проговорил в сторону закрытой двери, на ручку которой положил руку:

— Кстати, кровь в сфере отравлена парализатором. Не советую пить.

И вышел.

К слову, если отключить особый режим работы глаз, становится видна сфера из сияющего сиреневым воздуха, заполненная такой знакомой, аппетитной на вид, жидкостью. Любопытно, что это? Какая-то разновидность удерживающего баръера? На технической основе? Надо бы раздобыть схему генератора и физическое обоснование действия этой штуки. Все же, если бывший Страж будет заключать договор, который мы заключили на поле черного Льда, поросшего маками-на-крови, это имеет смысл.

Впрочем, чего это я думаю о перспективах, утратив часть своего контроля над ситуацией? Глазки мои...

Мир снова стал сферой со мной-наблюдателем в центре. Пронизанная серым статуя прозрачного пластика за кажущейся стеклянной дверью что-то говорила в металлический браслет, поднесенный ко рту. И чуть сильнее горела, пожалуй что Молнией, маленькая бусинка в правом ухе. Высокотехнологичный коммуникатор? Ожидаемо. Янычарам — все самое лучшее.

А затем фигура повернулась и я, дождавшись, что он меня видит, демонстративно деактивировал глаза.

— Что же, слушай, отрок — как-то фальшиво, преувеличенно радостно, проговорил блондин. Имя которого он, кстати, я так и не узнал. Неужели это извечная привычка всех чиновников силовых ведомств всех миров — не представляться?

А еще меня осенило, что напоминает мне эта картина в виде перекрученных паутин и сетей, пронизывающих тело, сходящихся чуть выше и правее — относительно меня — геометрического центра тела. Кровеносная система. Забавно, что теперь мои глаза видят у ампира или человека кровь, словно просвечивающую сквозь ткани. То-то мышцу и потроха, да и кости, кажутся подкрашенными тем же цветом, который имеет эта сеть. А я поначалу решил, что она энергетическая.

Впрочем, пора слушать сказку. О строении ампиров всех видов и людей стоит подумать потом, когда будет под рукой литература и трупы. Может быть, даже живые.

— Когда-то давно — начал рассказ ампир — эта планета принадлежала терранам. В то время, цивилизация их поднялась высоко, настолько, что в некоторых странах повсеместно были распространены технологии, ныне известные как "темные". Тогда люди активно вели экспансию. Географическую, проникая на океанское дно и пытаясь колонизировать соседние планеты. Биологическую, пытаясь изменить себя, чтобы умещаться в ставшем тесном мире с большей эффективностью. И политической — вторгаясь на территории стран, потерявших былую силу. Войной это не называлось — ибо истинная война, череда сражений между равными, когда полюса силы столкнулись бы напрямую, грозила уничтожить если не планету или жизнь на ней, то затеявшие войну государства и всех окружающие. Наверняка, кто-то бы выжил. Однако мир уже стал бы другим. И потому мир балансировал на грани полномасштабной войны, но не заходил за эту грань, долгое время балансируя на краю.

Однако, затем этот танец со смертью, бег вслепую по мосту через бездну, закончился. Наиболее ожидаемым образом, как сказал бы какой-нибудь пессимист. Приятной неожиданности не случилось.

В полномасштабной войне прошлые государства стерли друг друга в пыль, прах и пепел. Даже их имен не осталось, потому что каждый соперник постарался уничтожить всю технологическую базу не только соперников, но и нейтралов, слишком слабых и удаленных, чтобы что-то решать.

Человечество оказалось отброшено на века назад, и сейчас, наверное, осваивало бы добычу железа из курганов былых городов, не случись вторжения.

История вторжения довольно сложна и противоречива. Мне преподавали, что было три периода. В первый, Чумное Восстание, выжившие государтсва-нейтралы, сохранившие остатки управляемости, пытались спастись. Им, все же, было от чего защищаться. С юга, из превращенных погодным оружием в пыль городов одной из былых супердержав, шли беженцы. Хотя какие, к черту, беженцы? Не было там гражданских, потому как все мирные люди померли в первые часы Армагеддона. Шла армия, выжившие части, рвавшиеся на оставшееся пригодным жизненное пространство. А с запада подходили, волна за волной, корабли с другими захватчиками. Их континент был к юго-западу от Альбиона. Скорее, к югу, чем к западу. И им тоже нужно было жизненное пространство. К тому же, у них хватало оружия, людей, и желание выбить себе место под солнцем. А вот желания договариваться с тем, что раньше даже за страну не считалось, не было.

Третья угроза была с востока. Дело в том, что там, где сейчас располагается Terra Incognita, тоже была какая-то страна. Не то Светлая, не то имени Рыси. Исторические файлы той эпохи попросту не сохранились.

Как бы там не было, по этой стране почему-то отстрелялись все. В результате получилось нечто непонятное, зона, откуда не возвращаются, сплошная аномалия, куда еще ни один исследователь не смог пробраться дальше, чем на десять километров. Или смог, но не вернулся.

Как бы там не было, страна исчезла, а вот части их армии остались. Четыре армии быстро осели к западу от Северных Магистратов. Есть там такой остров, весь льдом покрыт. Там они и осели. Сейчас там располагается Имперская Конфедерация Социалистических Княжеств Бореи. Уж не знаю, почему тамошние обитатели так назвали свою страну. Впрочем, дело не о ней. ИКСКБ, надо же так страну назвать, находится слишком далеко и в жизнь остального Универсума не лезет.

Речь идет о южной группировке. Там было больше людей, почти полтора миллиона. Плюс, часть местного населения их то ли поддержала, то ли смирилась с казнями несогласных. Как я уже сказал, история фактов не сохранила. Только слухи.

Итак, отбив южную угрозу, парировав западную, тогдашние государства, объединившись, начали выдавливать восточников. Даже не пожалели на это оставшиеся с древних времен артефакты своих технологий на грани темных. Назывались эти штуки ядерными бомбами. Вот ими они и ударили по занятым противником территории. Для справки, это примерно соответствует нынешней территории нашей Империи.

И пришел бы к ним легендарный борейский зверь с пушистой серебристой мордой, но тут начался второй этап Вторжения. Собственно, оно самое. Прилетели колонисты с Марса.

Это, для справки, холодная планета немного дальше от солнца. Официально, там людей не было. Неофициально, была колония, которая, когда на Земле прекратили тонуть материки и высыхать моря, эвакуировалась сначала на Луну, а потом сюда. И тогда же появились ампиры.

Собственно, ампир — это общее название для человекоподобных существ, обладающих некими способностями сверх стандартных. Плюс, большинство ампиров имеет странные отношения с ультрафиолетом и человеческой кровью.

Итак, ампиры появились. Но везде — разные. В оазисах Великой Пустыни Панамерики захватывали власть живые мертвецы, А-ампиры. Существа скорее мистические, чем какие-либо еще. На востоке из ниоткуда появлялись ампиры других видов, Вроде Х-ампиров, Л-ампиров и прочих, порой даже не входящих в буквенную классификацию. Впрочем, классификация тоже условна. Это в Империи А — значит ancient, а А-ампир — реликтовый живой мертвец-эндемик, вымирающий вид, живущий на другом материке, на западе, за океаном. А для ватиканских Инкивизиторов, А значит artificial, а А-ампирами называют людей, изменнных для придания им других черт. Подобных таким как я. Или ты.

Как бы там ни было, ампиры, живущие в этих краях, появились. И вместе с колонистами Марса и местными людьми создали Империю Истинного Человечества, на пике своего военного успеха захватившего территорию от западной границы Terra Incognita до Союза Четырех Городов, от Северных Магистратов до Магриба и Карфагена. Казалось, еще немного, еще пара десятков разобранных на боевые технологические артефакты космических шаттлов, еще пара десятков потерянных в боях ампиров, и треть мира склониться перед мощью Империи.

Но не сложилось. Оставшиеся государства терранов объединились со второй волной вторжения с юго-запада и в сражении при Дубровнике все закончилось взаимным уничтожением. Как и на Сомме, где наступление попросту завязло в многочисленных армиях терран и непрерывных восстаниях в тылу.

Третий период вторжения продлился еще пять лет и закончился тем, что мир разделился. С одной стороны Империя, подкрепленная артефактами, доставшимися от марсианских колонистов и знаниями, позволившими восстановить часть технологий, оставшихся в прошлом еще той, древней Земли. С другой — Ватикан, основанный на силе армий и артефактов Латинской Федерации, единственной супердержавы прошлого, сумевшей хоть так сохранить свое имя.

Сейчас, когда со времен тех войн прошли сотни лет, и даже большинство ампиров, видевших ту эпоху, умерли, в мире есть три полюса силы. Ватикан, Империя, и Германское Королевство. Вот, собственно, мой милый друг, и сказочке конец. Вопросы?

— На Марсе кто-то остался?

— Нет — мой собеседник чему-то криво улыбнулся, отвечая — И на Луне тоже. Только Земля, только суша, только хардкор.

— Кто вы?

Янычар чуть наклонился, словно бы для доверительной беседы. Пришлось удержать оборонительный рефлекс — активацию глаз и ускорения.

— Молодец. Должность моя проста и скромна. Командующий пятым отделом янычарского управления Двора. Дальше.

Милая должность. Руководитель одного из отделов в составе местной Службы. Все равно, что случайно напороться на одного из заместителей Ао. Повезло, ничего не скажешь.

— Почему выжившего подростка сопровождает кто-то вашего уровня?

— Потому что ты напрашиваешься на еще одну сказку. Знаешь, когда янычары прибывают к окруженному каким-то мини-циклоном из крови городку, то они начинают тщательно исследовать окрестности. И когда этот барьер падает, открывая безлюдные руины, процедура повторяется. Знаешь, родовой аркан баронов с озера Ван позволяет видеть следы. Они для них словно сияют, причем чем свежее, тем сильнее. Так и было обнаружено, что некто сбежал почти сразу, как город открылся. Причем это точно был ампир с усиленными физическими характеристиками и комплекцией подростка. И мужского пола. В силу своей способности, все бароны Ванские проходят специальное обучение и являются, должно быть, лучшими следопытами. Так что, когда ты вышел к нам, весь такой спокойный, как будто у тебя шок, появилось ма-аленькое подозрение. И чтобы ты знал, меня зовут Нергал, граф Эрзерумский. Одна из наших семейных способностей находится где-то на стыке телепатии и эмпатии. Потому-то ты меня и заинтересовал.

— Я задержан?

— Нет, я просто сопровождаю перспективного кандидата — как по волшебству, блондин извлек из внутреннего кармана одежды какую-то бумагу, сложенную вчетверо — как хорошо, когда у молодежи такая простая подпись, знаешь?

Да не сосредотачивайся ты так — осадил он — коню ясно, что будь ты из Ордена или Инквизиции, у тебя был бы иной план. И средства, чтобы сбить ванскую ищейку со следа. Так что мне достаточно утешить свое личное любопытство, чтобы ответить на вопрос, что тебя ждет.

Значит, хочет услышать отчет? Ну ладно. Даже если он и не соврал о своих способностях, никакой эмпат или телепат не может уловить ложь и умолчание в упрощенной в целом истории. Как нет лжи в одном голом ребре, хоть по нему и нельзя восстановить облик владельца.

— Когда все началось, я был в закрытом помещении. Не знаю, почему, но я остался цел. Когда я выбирался из города, заметил, что иногда этот тайяун выстреливал что-то вроде жгутов, хватавших вынырнувших из подвала крыс. А я был словно бы невидим.

Когда завеса спала, я со всех сил убежал в горы, а затем спустился вниз уже с нормальной скоростью. План притвориться любителем туристических восхождений в горы я придумал, чтобы не быть объектом слишком пристального интереса. Вот и все.

— Сойдет для начала — согласился, как там его? Нергал? Ну и имечко — только уж извини, но мой ответ будет столь же информативен, как и твой.

Империя сейчас переживает не лучшие времена. Многие родовые арканы потеряны, из-за гибели носителей. К тому же, наш ultima ratio, Императрица, давно потеряна. А значит, упускать из виду кого-то, кто способен довольно долго двигаться с ускорением, и имеет твое зрение, было бы неразумно. Впрочем, позволь, я подслащу пилюлю.

Как я уже сказал, многие рода пали. А их родовые территории остались. У кого-то с твоими способностями есть все шансы не только основать новую генетическую линию, но и дать ей шанс на манор. Вопросы?

Я много еще о чем мог спросить. Например, отчего на Марсе и Луне не осталось колонистов. И отчего первые искусственные ампиры, вопреки его рассказу, появились на Марсе и сходу вступили в бой, начал резать терран без разбору. Уж слишком это было похоже на побег из исследовательской лаборатории и месть сбежавших образцов. По крайней мере, это объясняло, почему вне Земли нет людей. Потому что, если они и были на Луне, сбежавшие с планеты-лаборатории ампиры зачистили всех.

Я мог спросить, кто такие крусники. И откуда вообще взялась эта Темная Четверка суперхищников, пьющих кровь простых ампиров.

О значении словосочетания "генетическая линия", подразумевающего контролируемое спаривание и размножение, с целью получения образцов с нужными свойствами.

Что такое Орден, и какое значение он имеет в определении политика Германского Королевства.

У меня было много вопросов, на которые я хотел бы знать ответы, но которые было слишком рискованно задавать. И ответы на которые я смог бы узнать и позднее. И, в то же время, у меня была перед собой цель. Не самая великая и не самая пафосная. Но хоть какая-то.

— Я хотел стать инженером. Становиться военным в мои планы не входило.

— С твоими глазами тебя никто и не пустит на линию фронта. А что до интересных механизмов... Поверь, с той картинкой, что я поймал в твоем разуме, Империя даст тебе шанс увидеть немало интересных изобретений.

— Ордена и Инквизиции?

— Ватикана и Королевства — ответил ампир, верно поняв мой вопрос.

Логично. Кто же допустит меня до своей-то новейшей техники? То ли дело чужие технические решения.

Глава 13. Ленд-лиз с того света. (черновая, потом буду расширять)

Солнце не было видно. Как и всегда, оно было скрыто за облаками, а в разрывы между ними с неба, темно-фиолетового, точно черный тюльпан, лились лучи золотого света, чудесным образом таявшим в воздухе, не достигая поверхности озера или хотя бы моей ладони. Это напоминало воспоминание из далекого детства. Лето, в воздухе висит чуть теплый туман и стрекот кузнечиков. Но это все снаружи. Я же стою в пустом амбаре и луч света врывается через окошко наверху. И тает, не достигая стен или пола. И лишь пылинки, парящие в воздухе, видны в этой светящейся полоске, ворвавшегося внутрь, минуя стены, мира.

Что-то было похожее в этих двух картинах. Пусть вместо вентиляционного отверстия у ската крыши — разрывы в облаках. Пускай стены сменились горами вдалеке, пол ледяной, словно бы из замороженных чернил, а вместо крыши — эти облака. А воздух кристально чист не только при взгляде в сумерках, но и для собственного обоняния. И не танцуют, точно мелкие снежинки, крупинки пыли в луче света. Солнца не видно, все также. Словно бы само небо — светит.

Он появился, как всегда, в позе человека в невесомости, завис в полуметре над ледяной коркой. И как всегда, между мной и пирамидой вдалеке, словно охраняя. Тоже версия, если подумать.

— Здравствуй — услышал я.

— Здравствуй — услышал он.

Какое-то облако, пахнущее мятой и лавандой, карамелью и морозом, прилетело от него, синхронно с моим вдохом впитываясь в кожу головы. Плата за прошлый раз?

И мы замолчали, ожидая следующего шага. Эта стандартная тактика разговора, еще одна черта, объединяющая нас, трясущихся над риском отдать кому-либо хотя бы бит лишней информации.

Мы оба — скупердяи, когда речь идет о этой валюте. И оба знаем этот факт. О каждом из нас.

Полтора года прошло, но ничего в нас не изменилось. Парадокс ли?

— Ты позаботишься о моих потомках? — спрашиваю его.

— Да.

— Для связи мне нужен брак или участие в их воспитании?

— Нет — и голос так же спокоен и пуст на эмоции, как мой.

Ясно. Просто великолепно. Как и следовало ожидать от того, кто копирует меня.

В моей руке появляется маленький кубик. Малинового цвета, он выглядит игрушкой из стекла.

— Здесь информация, которую я счел полезной для клана и мира — говорю, когда кубик завершает свой полет в ладони Стража — я жду оплаты при следующем сеансе связи.

И я разрываю связь.

Стоило открыть глаза, как перед ними снова заплясали пылинки, видимые из-за отраженного ими света, врывающегося через окно. Кажется, этот образ преследует меня. Лето, солнце, жара. Только кузнечиков не хватает.

Стоит признать, что Страж сказал достаточно. А значит, сейчас, пока мне не выдали первое в этом мире задание, стоит выполнить то, что от меня хотел Страж. И навестить кое-кого.

Одевшись, я вышел из небольшого дома, который мне предоставила Служба. Небольшой коттедж в шумном предместье Имперского Города, напичканный дистанционными минами и жучками, стоящий на краю негласно охраняемого квартала — чего еще желать?

Стоило рейсовой конке с грохотом остановиться, как я услышал знакомый топот. Этот звук чужого бега приблизился ко мне, когда я ступил на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж. Стал совсем громким, когда я забрался на верхний ярус муниципального транспорта.

— Привет!

— Утро — отвечаю знакомой девушке, шатенке с зелеными волосами.

Анжела Штиглиц. Ходячий парадокс, V-ампир с таким именем, из семьи иммигрантов. Семьи, живущей, между прочим, в том же районе, что и я.

В принципе, я ничего против нее не имею. Не слишком назойлива, не слишком крикливая или любопытная. Идеал, а не женщина. А то, что порой говорит так громко, что голова болит, и живет к квартале, где каждый второй работает на Службу...

А другая половина — на другую Службу. Так и живем.

— Снова на электростанцию?

Я кивнул.

— А ты?

— Так, надо купить кое-что — неопределенно дернула плечом Анжела.

— Ясно.

Вот, собственно, и весь разговор. Мы оба замолчали, ожидая, когда вагон, нещадно грохоча по рельсам, доедет до следующей остановки.

— Пока — говорит Анжела и спрыгивает через ограду верхнего, открытого этажа.

— Пока — отвечаю в пустоту.

И к чему была эта встреча?

Кровь привычно выступил из пор на коже, тут же мимикрируя по окружающие ткани, исследуя их. Жучков нет, количество пыли стандартно. Энергетических аномалий не выявлено. Чудеса, да и только.

Как бы там ни было, ехать еще полчаса. Так что стоит почитать что-нибудь.

И я полез во внутренний карман моей куртки. Где покоилась печать-хранилище. Раз уж у меня свободное время, почему бы не почитать популярную литературу? Вроде бы, цикл романов о Князе Валашском, ампире-оперативнике СВР Империи, любимце женщин и прочее, прочее, получил даже какие-то премии.

"Влад посмотрел в ее глаза. Они пылали, точно два озера в лунном свете. Влад посмотрел в ее глаза и сказал..."

Что-то меня терзают смутные сомнения, что я тоже могу написать нечто подобное.

Выйдя из конки, я в очередной раз поразился контрасту, сопровождающему жизнь в Империи. С одной стороны, воздушные корабли и родовые реликвии, стреляющие ионизированным аргоном, создающие энергетические барьеры и многое другое. Электростанции, вырабатывающие совершенно избыточное количество энергии. С другой, массовая техника, представленная паровыми поездами, загородными омнибусами и барабанными винтовками. Какой впечатляющий разрыв в силе между артефактами прошлого и массовыми продуктами, которые ампиры и терране делают сейчас.

Впрочем, меня это касается мало. По крайней мере, пока не поступило задания просветить насквозь очередную поделку, добытую оперативниками.

Кивнув стоящему за дверью, в нише, ампиру в тяжелой броне, я прошел к толстой броневой двери. Руку как обычно пришлось тянуть вверх, чтобы достать до экрана, считывающего рисунок сосудов. Еще один артефакт прошлого.

Дверь приподнялась ровно на два метра, пропуская меня. И тут же упала вниз, стоило пройти. Страшно подумать, что будет, если механизм открытия откажет, когда я буду внутри. Наверное, наилучшим выходом будет пробивать стену, которая всяко уступает по прочности двухметровой броневой плите.

Вообще, как я слышал, еще полвека назад таких мер безопасности не было. Но потом диверсант из Ордена едва не подорвал одну из станций. Останавливать его пришлось лично Императрице. С тех пор вход в каждую станцию оснастили узким проходом с толстой дверью в конце и ампиром-мечником. А заодно узким длинным прямым проходом с пулеметом в конце.

Отодвинув вниз веко, я в очередной раз продемонстрировал охранной системе себя. Дождавшись звонка, прошел вперед метров десять, до белой черты. Все, теперь система проанализирует снимок и мою походку, и выдаст сигнал. До него пересекать черту нельзя. Пулеметчик бдит и знает, как много в мире метаморфов и кукловодов. Не более сотни, и почти все на службе у соответствующих структур, ага.

Наконец, сигнал прозвучал, белая черта загорелась зеленым, и я прошел вперед. Иногда я задаюсь вопросом, чего ради я терплю всю эту бюрократию, как и зачем вообще я в свое время пристал к куратору на тему допуска сюда. Но потом вспоминаю, и сразу становится ясно. Все же, одна из Сестер — лучший собеседник из возможных.

Дойдя до следующей белой черты, я снова замер, глядя на стволы орудия в десяти метрах перед собой. Калибр крупноват. Интересно, это действительно пулемет, или легендарное оружие древней эпохи, пушка Гаста?

По слухам, такими можно даже стартующую ракету сбить. Впрочем, как немного знающий, что такое данное древнее оружие, реплику которого в Ватикане называют плазменно-импульсной бомбой, я считаю "даже" излишним. Ракета — штука хрупкая. Ее даже из пулемета, наверное, сбить можно. Главное попасть.

Наконец, очередной сигнал загорелся, плита сбоку отодвинулась, открывая проход. Замечательно, остался кодовый замок, активирующий мину при дважды неверном коде, и я буду внутри.

Обиталище Духа Молнии выглядело как всегда. Гигантская мутно-белая лампочка, чуть набоку лежащая на основании — не то ступке, не то коричневой чашечке Петри. И к патрону ее тянулся пучок проводов, сорокасантиметрового диаметра каждый.

Подойдя ближе, благо, как всегда, в контрольном зале никого не было, что я проверил, насытив воздух каплями крови, я запрыгнул на край ложа. То есть, ступки, чашечки Петри, основания, фундамента и так далее. А затем я коснулся ладонью мутной и холодной, точно это было действительно стекло белой матовой лампы, поверхности.

Из равномерной мути, точно из тумана, показалась рука, в размерам чуть больше моей. Палец в палец, ладонь в ладонь, она уперлась в мою руку, синеватая, точно у сказочного утопленника. И в пальцах появилось странное покалывающее ощущение, словно древний материал, сдерживающий Сестру, чтобы мы могли качать ее кровь, уже начал пропускать ее силу. Понемногу, по ручейку, но начал.

И я сказал — мысленно, как и в первый наш "разговор":

— Привет.

"Доброе утро — радостно сказала Мисака Мисака."

— Опять создаешь наводки в моей голове?

"Человеческий мозг является электрохимической вычислительной машиной с неэффективным программным обеспечением — довольно пояснила Мисака Мисака. После чего добавила: ты и так это знаешь, так как я не раз объясняла это"

Против воли, или скорее, вне ее, я улыбнулся. Как меня прикалывает ее манера говорить, пусть и создавая некий голос прямо в моей голове! Да и еще привычка комментировать свою собственную речь. Точно в какой-то древней сказке, где некие существа поясняли испытываемые эмоции, добавляя после реплики что-нибудь вроде "Удивление. Радость".

— Прости. Мне нравиться слышать это пояснение. Рассказывай, как твои дела.

"Вопрос не имеет смысла — обескураживающее ответила Мисака Мисака. Тем не менее, стоит заметить, что сеть Сестер, как и всегда, функционирует нормально — лживо уверила Мисака Мисака."

На этот раз я успел уловить слабое ощущение, навроде щекотки, когда одна из Сестер начала проецировать свою "речь". Так вот он какой, удаленный доступ.

— Прости за бестактный вопрос, но что ты вкладываешь в понятие "нормальное функционирование Сети Сестер"?

"В изначальном проекте Сеть была представлена двадцатью органическими клонами-эффекторами и центральным сервером, известным как "Последний Заказ". Несмотря на то, что на данный момент все оставшиеся на планете пятьсот семь Сестер перешли в неустойчивую энергетическую форму эспера шестого уровня, образую глобальную распределенную вычислительную сеть, эффективность системы все еще соответствует требованиям момента — ушла от прямого ответа Мисака Мисака"

— То есть, ваша эффективность упала на порядки, но из-за текущей разрухи, этих остатков хватает на текущие нужды?

"Эти инсинуации оскорбительны и беспочвенны — возмутилась Мисака Мисака, переживая, что единственный доступный собеседник мало того, что иммунен к электро-ментальной коррекции, еще и ведет себя порой по-хамски — сеть Сестер выполняет все возложенные на нее задачи"

И тут стекло, зажатое между нашими ладонями, тихо и беззвучно треснуло.

— Извини, не хотел тебя оскорбить.

"Извинения приняты — с удовлетворением ответила Мисака Мисака, про себя отмечая успех политики шантажа"

— Хочешь сказать, что трещинка в оболочке твоей кельи неопасна?

"Такая маленькая и неглубокая трещина не должны вызывать тревоги — успокаивающе пояснила Мисака Мисака, про себя надеясь, что уважаемый отмеченный племянницей наконец перейдет к делу"

— Минуточку — я уцепился за новый факт, всплывший благодаря специфической манере речи этого живого воплощения Молнии и кавая — какой такой племянницей?

"Это не стоящая внимания деталь — безмятежным голосом ответила Мисака, надеясь, что столь наглая и беспардонная ложь прокатит"

— Не прокатит.

Еще одна трещина побежала от первой, горизонтальной, вниз.

"Исходя из полученных при удаленном сканировании зон памяти твоего электрохимического устройства неполных данных, человек, известный тебе как Мисака Мито была потомком одной из Сестер последующих серий"

— Что за серии?

"Это закрытая информация — печально и категорично ответила Мисака Мисака"

— Почему вы стали такими? Сидите в этой стеклянной банке и отдаете свою кровь, служащую людям электроэнергией?

"Твое сожаление бессмысленно и бесполезно — с непонятным ей чувством ответила Мисака Мисака. Подумав, Мисака Мисака уточнила: мы не люди, а электростанции. И с сожалением добавила: Остальное — закрытое информация"

Мило. Впрочем, как всегда. Никто не спешит давать правдивую и полную информацию, тем более за просто так. Может, именно поэтому моя жизнь кажется длинным и бессмысленным квестом в четверосортной игре?

Прямо хочется сделать какую-нибудь гадость всему миру. Навроде такой:

— Я сегодня уезжаю, Мисака — сказал я

И третья трещинка пробежала по стеклу, в то время как остальные чуть разрослись.

"Я буду ждать — с тоской проговорила Мисака Мисака — однако ты всегда можешь связаться со мной через любую из Сестер"

— Я знаю, Мисака. Примешь отчет о внешнем мире?

"Я с превеликим сожалением отдам тебе чертежи третьего сегмента S2 двигателя — солгала Мисака, радуясь, что Хаку честно обещает вернуться"

— До встречи.

"Увидимся в реакторном зале — попрощалась Мисака Мисака"

И, уже уходя, спиной в реактору и наверняка подконтрольным Сестре камерам, я активировал свои глаза. Так и есть, никаких трещин. Все интереснее и интереснее.

Мозг — электромеханическое устройство, к которому можно удаленно подключиться, одна из Сестер? А его зрительные зоны? А вещество, разделяющее твое тело и плоть остального мира?

И есть ли Сестры?

Впрочем, к чему эти теоретизирования? Отдам данные о страшном внешнем мире ей, получу очередной пакет данных. Затем загоню и то, и то Стражу в обмен на разработки из родного мира, благо мой боевой режим позволяет их использовать.

Так вот и работаем, меняя шило на мыло. Попробуй еще понять, кто от этого обмена выигрывает, кого нагло разводят, а кто работает льготным кредитором, почти донором?

А, к Первому Круснику все эти рассуждения. Есть задание, есть время выхода. Как говорят янычары, держись, Триест, ампиры идут!

Глава 14

Я не люблю женщин по имени Сара. Кэриган, Коннорс — от них одни проблемы.

Неизвестный ИИ.

Наши миры были сброшены в пламя солнц. Наши отцы остались в недрах падших миров. И нам некуда было возвращаться.

И мы перешли черту, приняв свою судьбу. И мы обратили свои думы лишь на то, чтобы утянуть врага с собой.

Наш марш, наше отступление на сердце их империи, наша последняя песнь, была кротка и безжалостна. Мы шли в серой пыли и дышали пустотой, и поили ею врага.

И пылали их планеты, и им тоже стало важно утянуть нас с собой. И их думы стали схожи с нашими. Но мы встали на эти пути раньше, и стали недосягаемы для их мести.

И однажды нам стало некуда наступать.

Мы застыли на вечность, бывшую мигом. Без цели, которую надо уничтожить, без штабов, отдавших последний приказ, мы потерялись.

И точно крик, прозвучал чей-то выдох, сделанный по своей прихоти, а не боевым протоколам.

Я прикрыл глаза. Тьма под веками засветилась извивающимися прозрачными нитями. И точно шепот бури в пустом зале, в голове звучал слова книги.

"И однажды нам стало некуда наступать"

Пальцы дернулись легко, точно радуясь полученной свободе. И хлопок сомкнувшихся страниц взбодрил меня, точно порыв ветра, коснувшийся кожи лица.

Хотелось так и сидеть, наслаждаясь ощущением от чтения этой сказочки. Звонкая, точно разум идиота, пустота. Как будто женский роман прочитал.

Отличное средство, когда надо перезагрузиться.

Пейзаж за окном был прежним.— горы да леса. Темнолесье, Дакия и Пиррия. Три провинции Империи, расположенные на берегу Средземельного Моря, похожи, точно сделанные на одном заводе гвозди. Отличия, может быть, и есть. Но незначительны.

Впрочем, оно и неудивительно. Во время Армагеддона, во время Крестовых Походов, всегда Ватикан и Империя заваливали эти провинции чем-то... особенным.

Достаточно сказать, что железная дорога проложена по специальной бетонной подложке. Два метра толщиной, слой половинного ослабления различный излучений — от десяти до пятнадцати сантиметров. Ах, да, еще категорический запрет открывать окна. При таких вводных вообще удивительно, что здесь еще кто-то живет.

Говорят, по ночам здесь парят жар-птицы, дружелюбно светятся цветы папоротников, а в радиогарнитуре слышится таинственное гудение. Красивые байки янычарских казарм, конечно же. Но в каждой шутке...

Как бы там ни было, все эти Большие Комариные Плеши, Хиросимовы Болота, Трёхглазовки, Сиятельные и прочие странные деревеньки давно уже закончились. Еще пара часов, и пойдут уже нормальные поселения. Всякие там Большие Комары, Блядищевы и прочие выкидыши деревенской топонимики. А пока можно прочитать очередной том этой макулатуры. Все равно ведь это лучше, чем сидеть и потолок плевать.

Ну, вот и все. Теперь надо отнести книгу в библиотечный вагон. Занимательная литература, что ни говори. Все лишние мысли убирает начисто, не хуже медитации. Сознание ясное, точно у готового для зомбирования неофита.

Без сомнения, это произведение стоит сплавить тому кадру, что предпочитает представляться как Страж. Зная кадры, оставшиеся в прежнем мире, из этой книжки получится отличный прототип информационного оружия массового поражения. Заодно, глядишь, и удастся наконец расколоть его на оплату моих трудов. А то как-то странно получается. Я в поте с лицом добываю ценные данные, а мне за это ничего не перепадает. Непорядок.

Впрочем, это все дело будущего. А пока стоит пройти в конец поезда и отдать книгу. А затем освежить в памяти данные о миссии.

За моей спиной в коридоре, чуть-чуть прогнулся вниз пол. Как и следовало ожидать, когда по нему ступает кто-то весом в полторы сотни килограммов.

Мои глаза, скрытые опущенными веками, сияют. Именно поэтому я вижу контуры одного из пяти невидимок, находящихся в поезде. Этот доспех, отчасти похожий на скафандр, напоминает о автояггерах Ордена. А оружие на предплечьях и поясе — о внешней разведке Ватикана. Действительно, бойцы с спецподразделениях одной направленности похожи, не правда ли?

Позывной Синева. Имя Сара. Пятая дочь второй побочной линии баронов Дубровника. В-ампир и просто стерва.

Именно последняя фраза, написанная от руки, под наклоном, поверх печатного текста, на предпоследней странице досье, наверное, лучше всего описывало бы эту женщину с волосами цвета коры. Темно, дубовой, коры.

Во всяком случае, это было в высшей степени возможно. Ампиры и терране, имеющие доступ в документам, предоставленным мне, крайне редко делают подобные записи. Да и наклон угластого некрасивого почерка как бы намекал, что живущий с ним, почерком, человек, был в гневе.

Впрочем, это не имеет значения. Либо кто-то сотрудничает, либо устраняется и не ставит палки в колеса. В противном случае, он становится препятствием в выполнении работы. Помехой, которую требуется устранить.

— Вот ведь какое дело — откровенно, показательно фальшиво, вздохнула местный координатор — образец вышел из-под контроля. Так что, боюсь, ты не сможешь выполнить свою миссию, мальчик.

Очаровательно. "Образец вышел из-под контроля". И как я теперь могу спокойно изучить своими глазами внутреннюю структуру артефакта эпохи до Армагеддона? Настоящее, неповрежденное, командное ядро Небесной Сети...

— Как это получилось?

— Мы запитали его для снятия части параметров. Но энергопотребление в определенный момент скачком выросло, после чего связь с бункером прекратилась. Был активирован соответствующий протокол. Частичная изоляция — пояснила она секунду спустя.

Очаровательно. Дело пахнет трибуналом. Запитать энергией систему, способную перехватить контроль над любой современной техникой, находящуюся в высокотехнологичном только по нынешнем мерке бункере...

Кровь тихонько выползла сквозь кожу стопы. Тонкая пленка собралась из прозрачных нитей уже под ковром, после чего резко удлинилась, чтобы соединить меня с местом, на которое опирался стул главы Двенадцатой Приморской лаборатории. Как же у нас любят строить опасные институты в этих провинциях, в уединенных долинах, окруженных камнями и кратерами...

— Зачем вы запитали эту штуку? — спрашиваю, но последние слова уже отражаются от ударившего в лицо потока ветра. Воздуха, сдвинувшегося от взлетевшего вверх тела.

И кровь не успела достичь её. Почуяла?

— Убить меня вздумал, щенок?!

Точно почуяла.

— Ваши действия — говорю максимально медленно и размеренно, как стал бы говорить со скалящейся собакой, не бойся я псов и не имея чакры или Ветви — нарушают инструкцию по исследованию боевых техноартефактов Небесной Сети. Немедленно деактивируйте боевой режим и спуститесь с потолка.

Она прыгнула. Я увернулся, пропуская ее, с покрасневшими белками и вытянутыми зрачками, с заострившимися, точно когти, пальцами. И кровь словно загорелась, медленно порождая чакру. Самый край боевого режима, когда время уже замедляет свой бег, но нет еще силы и демаскировки.

А затем ее конечности хрустнули, как и рёбра. И Сара-как-там её повисла, обвязанная тонкими, чуть блестящими нитями. По некоторым из них сочилась кровь.

Разумеется, ее одежда, пиджак и юбка в цвет волос, как и светло-голубая блузка, были безнадежно испорчены. Проволока толщиной в сто девять микрон, да на такой скорости... Тут уже и чуть упрочненная кожа перестает быть надежной защитой.

А затем удар по затылку заставил ее закрыть глаза.

— И почему они думают, что мы отпустим кого-то вроде тебя без охраны — прозвучало из-за ее спины. А затем ее тело медленно опустилось на землю.

Мой второй номер, ампир-невидимка с озера Ван. Телохранитель от Службы по кличке Пятый.

— Среди ваших есть специалисты по допросам?

— Есть — кивнул Пятый, ради разговора даже ставший частично видимым. Размытый силуэт без следов индивидуальности. Разве что ясно, что это ампир роста чуть выше среднего, одетый в какой-то доспех. Наверняка, его снаряжение еще и голос искажает.

А затем Сара тоже стала невидимой и Пятый побежал вниз с переброшенной через плечо ношей. Быстро, невидимо, беззвучно. Не сомневаюсь, в мое досье скоро добавят статью о том, что я способен как-то чуять ампиров-ассасинов. Или, по крайней мере, понять, что их более одного.

Щуп из Крови скользнул в каждый ящик, обследую содержимое и обезвреживая некоторые занимательные механизмы. Не думаю, что баночка с какой-то жидкостью и детонатор — та схема, которую следует активировать в ящике стола. Особенно, если ищешь важные документы.

Не сомневаюсь, среди пятерки сопровождающих должен быть аналитик. Но пока он не прибыл, почему бы и мне не поживиться информацией? Заодно, может быть, узнаю, что же случилось на этой базе.

Моя рука начала свое движение к ручке верхнего ящика, медленно замедляясь, словно бы время потекло иначе. И синхронно с движением руки, вспыхнули под веками глаза.

Слабое ускорение, обеспечиваемое последовательностями U322, U323 и U354 той части "улучшенного генома", что располагается в длинном плече 12 хромосомы, невольно активизируется при использовании чакры. Силы, решавшей многое в моем прошлом мире. Силы, к которой я привык. Силы, в которую медленно выгорала подожженная боевым режимом, вытекающая из печатей-хранилищ в стенке аорты и полых вен, кровь.

Мир чуть замедлился, словно затормозив в сгущающемся воздухе. Звуки пали вниз и угасли, став слишком низкочастотными и тихими для уха, плывущего в Реках Времён с иной скоростью.

И должен пасть в красный и подугаснуть свет, также несколько отставший от времени моих глаз. Но веки опущены, чтобы не открывать их, горящих красным. И потому я вижу меньше, чем могу.

Стекло за моей спиной медленно прогибается-ломается внутрь, обтекая силуэт вламывающегося внутрь автояггера. Лицо скрыто маской с зелёными окулярами, в правой руке — топор с удивительно узким и длинным лезвием, точно гибрид лабриса, валашки и ледоруба. Топор, который вовсе не топор. Ах, да, еще плащ. Простая тряпка, натуральный хлопок, которым никого не удивишь в этом мире.

И так же медленно, но всё же быстрее, чем плывет и ломается, летит и сыпется вниз и на меня, осколками, стекло, сдерживая Рывок автояггера, конденсируется Вода.

А следом за ней уже проступает сквозь кожу спины, оставляя маленькие, меньше миллиметра, ранки, мое основное, но не главное, оружие.

Мир всё также медленно двигался в следующую секунду тех, кто плывет в Великой Реке с обычной скоростью. За это время я мог бы вознести хвалу счастливому случаю, давшему мне удачи и ума вовремя активировать боевой режим, пусть и для финальной проверки стола на предмет ловушек, но, тем не менее, позволившемя мне вовремя почуять угрозу и принять меры. Я мог бы сосредоточиться и обозреть окрестности, выискивая остальных членов группы, включая пятерых ампиров-невидимок. Но я предпочел довериться своим инстинктам, уже предупредившим меня.

Кровь за моей спиной, почти пол-литра, разделилась. Тонкая игла, перед отделением от общей массы покрывшаяся печатями, словно затейливым узором, выстрелила вслед за Водяными Иглами назад, в ампира и всё еще окружающее его стекло. Остальная же...

Ударить. Прыгнуть вверх, в лучших традициях Священных Зверей, элитных боевиков далекого мира, отталкиваясь от кусков перекрытий и загустевшего от моей собственной, сконцентрированной на миг силы, воздуха. И ещё раз, и ещё много-много раз.

Пока не окажусь в пятнадцати метрах над проломленной изнутри крышей здания, уже активировав технику оптического камуфляжа и навык Бега-по-Облакам. Пока иголка, покрытая печатями, не заработает, погрузившись в недра автояггера. Того самого.

Этот мир удивителен. И дело даже не в местных обитателях, порой пугающих меня избытком пафоса и истеричности. Дело в идеях, о которых можно прочитать в их книгах, узнать от Сестёр, услышать в разговорах...

Игла активировалась, и в печать на задней стенке моего желудка, потекла кровь. Эффект квантовых близнецов, бледное подобие на базе печатей, чакры и того самого вдохновения, сделавшего меня Холодным Оружейником в том, старом мире.

А затем игла рассыпалась в прах, пыль, воду и углекислый газ, азот и что-то еще, остающееся, когда кровь оказывается в эпицентре взрыва.

Лёд привычно пришёл на помощь, иглами и копьями пробив подрывника — неизвестного мне ампира, ребёнка с разноцветными глазами и ладонями, светящимися, точно перламутровая радуга. Светящимися именно для моих глаз.

Прежде, чем действовать, я ещё раз проверил окрестности. Да, так и есть. Выжили только двое. Я и один из невидимок. Заваленный обломками, он лежит у выхода из того самого, главного здания базы, и от него пахнет кровью. Живой, тёплой кровью ампира, текущей из живого, но лишь пока — а чутье меня-ампира это подсказывает безошибочно — тела.

Лёд упал сверху, приколачивая к земле автояггеров. На этот раз, насмерть, а не как мальчика. Тупое мясо, что оно может знать? Живые куклы Ордена, допросить которых смог бы только легендарный ампир-некромант из сказок Крайнего Севера Империи. Тот самый, "поднимите мне веки, пожалуйста".

А следом за Льдом упали иглы из Крови. Один мой объем чакры — это четырнадцать литров обычной человеческой или пять-девять ампирской, крови. Так что не помешает подкрепиться. А затем спуститься вниз и посмотреть невидимку. И, если получится, захватить, а не убить, этого паренька.

И, всё же, меня не покидает ощущение нерпавильности происходящего. Нет, где, спрашивается, интрижка в поезде, или хотя бы убийство одного из пассажиров? Где возможность расследовать мировой заговор, тянущий свои щупальца из запрятанной в несусветную глушь, между Сиятельным Болотом и Озером Гейгера, задрипанной исследовательской базы? Где, наконец, action, рейд в катакомбы, захваченные механизмами, подчиненными искусственным разумом, порождённым прошлой эпохой?

Нет, блин. Приехал, только открыл рот, как возможная предательница сходу напала, тем самым подставив себя и обрубив всякий намёк на детектив. И даже полистать бумажки не получилось, так как тут же некуртуазно вломился проклятый автояггер, а все пререкрытия вдруг засияли радужными переливами отпечатков детских ладошек. В точности таких, как у этого ампирчика, распятого на асфальте моим Льдом, ладошек.

Порой мне кажется, что я в какой-то низкопробной игре. Из тех, что были популярны до Армагеддона. Причём не в роли главного персонажа, а какого-то глюка.

Впрочем, бессмысленные рассуждения ещё никого не убили, не спасли и не накормили. Так что осталось решить, куда я иду. Пытать пленного или спасать союзника?

Н-даю Правду говорили раньше в жтом мире. Жизнь — не театр. Жизнь — Игра. Вот вам и выбор между парагоном и ренегатом.

Впрочем, я шиноби или кто? Ладно, согласен, я в отставке. Но тем не менее на клона моих способностей хватит. Даже в плюсе останусь, учитывая, сколько крови получил от этих автояггеров. Вон, печати полны аж на девять процентов.

И я ступаю вниз, спрыгивая на крышу дома, чтобы пойти одновременно в двух направлениях.

Раньше я не видел кого-либо из силовой части нашей... ну, пусть будет, команды. Имею в виду, не видел достаточно подробно. Антропоморфное облако чакры без выраженных каналов, силуэт вытесненного из воздуха-Ветра объема, доспех, отбивающий в стороны парящие капли Воды... звучит бредово, но только так, да по чуть прогибающемся вниз полам, я мог чуять ампира с озера Ван.

Видимо, три метра строительного мусора и близкие взрывы радужных отпечатков детских рук, что-то испортили в системах невидимости. Чем бы не была та фигня, которую использовал тот В-ампирёныш, что бы не скрывалось под видом чуть светящихся отпечатков маленьких ладошек, взрывы получались довольно мощными. До пятидесяти грамм в международном универсальном эксплозивном эквиваленте.

Итак, серый доспех, бугристый, словно настоящая мускулатура. Искусственные мышцы или частично живой боевой скафандр, с клонированными или у кого-то удалёнными мышцами и сосудами?

Расход крови чуток повысился, когда она кинулась перегорать, возмещая потраченную на активацию глаз чакру. Всего лишь захотел заглянуть вглубь мира чуть лучше, а большого шприца ампирской крови как не бывало. Одно утешение, теперь знаю, что под сероватой, крупной чешуей нубийского крокодила, скрываются вполне обычные мышцы и сосуды. Нечеловеческие, к слову. Хоть какое-то утешение. Если на запчасти кого-то и разбирают, то каких-то животных.

Память, моё верное оружие, сопровождавшее меня еще с той поры, когда почти обезличенное ядро моей личности вырвалось из голодной Пустоты, приняла новую порцию информации. Полуживой доспех, киборг наоборот, металлический скелет и немного микросхем, на которых закреплена химера из мышцы, сосудов и нервов как минмиум двух видов различных животных... Пусть даже мой прошлый мир ничего не сможет отдать за это сокровище, я всё равно отдам это ему. Просто... это часть меня, верно?

Пока я разглядывал и запоминал поврежденный, рассеченный напополам вместе с содержимым, истекающий пахнущей теплой змеёй, кровью, вокруг шлема, единственной полностью неживой части скафа, начала собираться Вода. Капли собравшейся из воздуха влаги тут же проникли в миниатюрные, по идее непроницаемые даже для рвущегося изнутри, в вакуум, газа, щели. И уперлись в преграду, не имея сил её преодолеть. Шлем, глухое округлое светло-серое ведро с сотами мини-камер, судя по нюансам, был точной репликой, если не реликтом, военного снаряжения эпохи Армагеддона. И защита соединения с корпусом этого ведра была слишком сильна для капель Воды, всего лишь осознанно двигающихся куда-то.

Конечно, можно проломить это соединение, благо, моего контроля хватит на то, чтобы оторвать этот шлем от тела скафандра, не обезглавив содержимое. Вот только расходы... Увы, прошли те времена, когда всю силу вырабатывал мой организм, попросту потребляя белки и углеводы с жирами из окружающей среды. Надеюсь, не безвозвратно.

И потому капельки растянулись, соединяясь в тонкую, окружающую тончайшую щель, нить. Зубчатую кристалликами Льда, нить. Кристалликами, по которым течёт Ветер. Как с старые, недобрые и понятные, времена.

Шестьсот оборотов, меньше секунды ожидания, и... В расширившуюся щель попала Воды, тут же замёрзшая. А затем она вновь растаяла, проникая чуть дальше, чтобы замёрзнуть еще раз.

И ещё раз. И ещё много-много-мно-ого раз.

Что-то мне показалось, что эту фразу в моей голове прожекламировал посторонний мужской голос. Хриплый, прокуренный, чужой. И я по старой привычке применил отработанную процедуру.

В относительно родном, прошлом мире, был противники, умевшие проникать в чужой разум. Причём как для допроса, так и на поле боя. Превратить одного из противников в марионетку, ударить ей в спину других, посеять смуту во вражеских рядах, в то время, как настоящее тело сидит в листве и жрёт данго... превосходная стратегия, доступная гению, сполна освоившему наследие своего клана.

Однако телепатия и прочая менталистика сродни иллюзиям. И способы защиты от неё схожи. Трудно наложить визуальную иллюзию для того, кто не видит красный, но зато ощущает ультрафиолет как серебристый, а тепловое излучение — как оранжевый. Для него вражеский морок станет декорацией, призрачной от отсутствия части изображения, видимой только ему. А потому такая иллюзия недостоверна для цели с изменённым восприятием реальности.

С менталистикой всё несколько иначе. Конечно, мы все, во многом, — лишь то, что мы видим. Однако улучшенное зрение или слух, обоняние как у ищейки или осязание, позволяющее создать иллюзию зрения с углом обзора в триста шестьдесят градусов, как ни парадоксально, не всегда могут обеспечить достаточную чуждость мышления. Если, конечно, не брать уникумов, чьи особые способности восприятия активны всегда, причём с раннего детства. Даже пришелец с соседнего материка, дитя иной культуры и родного языка, может оказаться сложнее для взлома менталистом, чем кто-то из соседней страны, по несколько минут в месяц использующий особые глаза, позволяющие заглянуть чуть дальше за кулисы мироздания.

А потому...

Я — Юкки. Лёд — мои клетки. Пар — цитоплазма в них. Ветер — мой вестник, скользящий с отростков одной клетки изо Льда до другой. Мой разум — мысль Льда и Пара, созидающих мозг. Жизнь моя — песнь Лавы и Зноя. Кость моя — Тлен, стихия на стыке Ветра, Огня и Воды, Пар, на краткий миг ставший серым льдом, стабильным кристаллом, сдерживающегося до поры Распада. Мясо мое — Земля, жилы мои — ...

— Как-то так — Ао морщится, прежде чем убрать руку с моего лба — единственно, недостаточно агрессивно и деструктивно для чужого разума. А всё, что не может уничтожить сознание вторженца с максимальной скоростью, может быть изучено и преодолено. Поработай над этим, Хаку. А я... я не буду проверять улучшенную версию. Всё же, на фронте и так хватает Яманака, не находишь?

Через месяц, когда я вернулся с "операции присутствия" с союзного, Северного фронта, мне сообщили о массовом отводе бойцов Яманака и Кадзакири с линии соприкосновения вражеских и союзных войск. Слишком много безумцев, зачастую опасных для своих же, получили Лист и Скала. Слишком много было молодняка, считавшего, что может невозбранно лезть в голову одной из моих масок.

Ничего не изменилось. Мир не застыл, не окрасился новыми красками. И ощущение чужого присутствия в голове не пропало. Нечему было пропадать.

Страховки ради, я выбросил Кровавую Плеть из правой руки, сбивая ей шлем, уже отпиленный от остального скафандра. Быть может, ампир в таком случае не сможет предоставить данные о том, что мне доступно что-то кроме так называемой "Ветви Греха".

То, что он ещё жив, я не сомневался. Отрубленные на уровне крестца ноги и таз... от такой мелочи он не умрёт. Ампир же.

Который уже смотрел напрямо меня. Глаза его не сдвинулись даже на градус, когда шлем, сбитый Плетью, улетел в сторону. Почти чёрные по внешнему краю, светлеющие к колодцу зрачка до маньячно-бледного голубого, глаза. Опасные. Впрочем, как и весь вид бритоголового ампира с озера Ван. Интересно, он лысый по жизни или это требование для работы со скафом?

— Нет. Да. А теперь откопай меня — жёстко и быстро проговорил он.

Телепат? А я-то думал, что обезвредил свой разум. Тем более, что моя личность образовалась, смею надеяться, при несколько других условиях, чем у порождений этого мира. Ладно, закосим под дурачка. Главное, чтобы зрачки чуток расширились и нижняя губа дрогнула. Упс, уже сделано.

— Что-то прости?

— Нет, я не с теми, кто это сделал — таким же тяжелым голосом, но несколько медленнее, чуть ли не по слогам — Да, я тоже из Империи Истинного Человечества. А теперь откопай меня.

Так, ослабить голосовые связки. Будь благословенна Кровь, уже покрывшая их для модификации голоса, будь прокляты годы тренировок всего подряд. А теперь повизжим, как и положено при истерике.

— С чего я должен тебе верить?!

И где-то в уголке сознания тихий голос шепчет: "18 килогерц"

— Юрий Хаков. Сирота — медленно, но уже не как для круглых идиотов, начал говорить ампир — Родители неизвестны, предположительно проживали в пустыне к югу от Карфагена. Ампир "чистого" типа. Место службы: третий отдел Внешней Разведки. Пятая команда промышленного шпионажа. Текущий статус: член экстренно сформированной следственной группы. Текущее задание: расследование прошедших и текущих событий на базе A-39-BCD.

Повисло некое молчание. Даже как-то неловко. Человек, то бишь ампир, от же метаселанен или мезу-зел, если по-ватикански, надрывается, пытаясь доказать, что он не верблюд. А с другой стороны, с чего бы ему и не быть шпионом? Вот доверишься такому, и окажется, что о способности ощущать невидимок командованию тоже известно. Итак, не сомневаюсь, о секрете-другом им известно. Стал бы я иначе Плеть показывать.

— По-моему, название базы в документах значилось иное.

Что же у меня за дурацкая привычка, говорить хоть что-то, чтобы развеять тишину. Что поделать, тяжелое детство, вмороженные в Лёд игрушки...

— А вот этого тебе вроде как и не полагается знать, механикус — как-то злорадно проговорил ампир.

Он еще говорил, когда на плечах его лат, на окружающих камнях и обломках бетона, зажглись радужным отпечатки детских ладоней. Зажглись — и тут же погасли. Интересно жабы пляшут, по четыре штуки в ряд. К нам Джирайчика послали, налетайте поскорее, ведь сегодня лапки в кляре, подешевле и за так.

Что-то такое горланили фронтовики после просмотра мегаблокбастера "Команда Священных Зверей дала прикурить жабьему саннину-2". Тогда ещё, помнится, постеры с Наруто-и-головой продавались только так, а Хина только что не почернела от ревности.

Впрочем, что это я всё о прошлом, да о прошлом.

— А тебя не смущает моя вторая способность? — спрашиваю, двумя Плетями разгребая завал над ампиром.

— Ветвь Греха не относится к высокоранговым боевым способностям. К тому же, в твоем лично деле описано, насколько "случайно" ты открыл командованию эту способность.

Поразительное умение показать кавычки в прямой речи, не меняя тона. Интересно, это не может быть наследственной чертой?

— К тому же — чуть изменившимся, почти незаметно, голосом, проговорил Ампир — мой повелитель всегда интересовался двуталантами.

Мои глаза мод опущенными веками пылают, пока я рассматриваю и запоминаю отпечаток, цвет тени, чакру кукловода. Как остроумно, захватить только нервную систему, но за то весь её центральный аппарат. Совершенно другой подход, когда захватывается не "сознание" а "мозг". А ампир говорит, не замечая опутывающие его, а не освобождающие, Плети:

— Мне поручено передать тебе приглашение. Мой повелитель будет рад увидеть тебя в Кукольном замке, Л... — а дальше он продолжил уже прежним, спокойным голосом:

— И что это было?

— А ты помнишь?

— Само собой.

Ну да, разумеется. Какой же это ампир с озера Ван, штатный потомственный горлохват Империи, если его память можно легко затереть? Хотя кто их, кукольников, знает...

— С кукольникам случилась одна... неприятность — поясняю ему.

— Ты — не вопрос, а утверждение.

— Я.

Люблю работать с теми, кто не требует лишних слов.

Плети, поднатужившись, выдернули обе половинки ампира из-под груды мусора.

— Сраститься сможешь?

— Легко — ответил он, руками подтягиваясь с своей нижней половине. Прирастит отрубленное обратно? Надо бы посмотреть. Вдруг пригодиться?

Впрочем, ничего интересного, как я понял пару минут спустя. Временное соединение чем-то навроде моего контроля Крови, ударное деление клеток с их созреванием, и усё. Что-то похожее было и в прошлом мире.

— Что теперь?

— А теперь ты ищешь своими чудо-глазками все выходы из местных подземелий — проговорил ампир, прежде чем шлем прыгнул ему в руки. Телекинетик? — а также всех чужих. А остальное — моя забота.

И тут же стал невидимым. Эффектно, что тут скажешь.

Я подхожу к ампиру. На вид ребёнок лет десяти-двенадцати. Шатен с разноцветными глазами. Желтый правый и серый левый. Чудна ампирская природа.

Особенно если учесть, что в этом ампире аж восемь ледяных копий. Три в теле, два в правой руке, и по одному в каждой прочей конечности.

— Ну, привет. Кто такой?

Молчание. Не презрительное, а как будто говоришь с машиной. Интересно, так оно и есть, или бездушность — лишь иллюзия. Первый Крусник — и тот ногу в этом вопросе сломит. Учитывая технологии Ордена, клепающего из мёртвых ампиров своих автояггеров, ампирёныш вполне может быть, так сказать, развитием технологии...

Нет — решил я. И потушил глаза, прежде чем поднять веки. Нет в его организме ничего неестественного. Просто молчит и всё. Даже язык имеется, так что немота маловероятна.

— Не хочешь говорить? — спрашиваю скорее для галочки, в то время, как капли Крови уже выступает из пор, готовясь выпрямиться в тонкие иглы. Хорошая вещь акупунктура, что ни говори.

И иглы вошли в тело ампирёныша, отрубая связь мозга с конечностями. Точнее, способность двигаться. А затём...

— Не стоит — странно хриплым, прокуренным голосом проговорил мальчик. Как будто...

Лёд — стена моих клеток. Пар — суть, скрытая в них. Ветер — мой вестник, скользящий по синапсам. Разум мой подобен Льду и Пару, танцу стихий.. Жизнь моя — песнь Лавы и Зноя. Кость моя — Тлен. Кровь моя — Грех. Мясо мое — ...

И мир, должно быть, изменился. Не для меня, так для кого-то другого, если ему вздумается лезть в мою голову.

— Почему же?

— Эта кукла не умеет говорить. Кстати, я ведь должен поздороваться с тобой, носитель Ветви Греха. Зравствуй...

Он говорил что-то еще, но я уже не слушал. Ибо ладони ампирёныша мелко, почти незаметно, задрожали, а повсюду начали появляться такие знакомые, взрывоопасные, отпечатки детских рук.

И иглы из Крови раскрылись подобно цветам, прежде, чем вся эта фигня сдетонировала.

И отпечатки детских рук погасли.

Моя кровь снова начала "гореть", возмещая потраченную на активацию глаз чакру. Впрочем, это неважно. Ведь вот она, рядом, добыча. Сейчас как раз начнет всасываться через кожу. А я пока поищу кукловода, кадра с прокуренным голосом.

Иглы из Крови пробили тело замершего в прострации ампира с красными волосами. Тут же переподчинив себе окружающую кровь, они заставили её замереть, став проводником моей воли, пока не оказалась покорена вся кровь. А затем я просто вернул свою Кровь обратно, в печати-хранилища в стенках сосудов.

Жаль, но я не настолько неосторожен, чтобы пытаться захватить ампира-кукловода из Ордена Розенкрейцеров. В Империи были кадры и поумнее меня, одна последняя такая попытка стоила довольно... дорого.

А еще, я уверен, что пора уходить. Пускай оригинал получит всю необходимую информацию. Всё же клоны — превосходная "техника".

Два дня спустя

Поезд отходил, оставив на руинах базы новую следственную группу. На этот раз у них в охране был целый батальон янычар и не менее десятка невидимок с озера Ван. Сурово, что ни говори.

Мои глаза позволили увидеть не только выходы из системы бункеров под базой. И наверняка командование об этом знает. Или по крайней мере допускает возможность такого.

Во всяком случае, в бунте машин нет вины какого-то древнего "боевого сервера". Понятия не имею, честно говоря, что означает этот термин из времен до Армагеддона. Да и какая разница?

Просто одна живая Молния, очевидно, решила организовать себе нормальное тело. Причем неудачно судя по всему. А восставшие машины, заполонившие бункер и теперь отключившиеся, — это просто отвлекающий маневр и операция по защите пространства для эксперимента. Впрочем, это не моё дело, верно?

Ампир, имя которого я так и не узнал, находится в соседнем вагоне. Даже интересно, что она расскажет командованию о произошедшем.

А еще не помешало бы решить, как понимать речь того кукловода. Ну не переться же мне в горную Германию, в самом деле?

И почему, чёрт возьми, моя жизнь не похоже на игру?

Ну, или хотя бы на эроге?

Глава 15. Перезагрузка.

А это идея.

Жизнь — игра? Что же, в прошлом мире существовали иллюзии такого толка, саморазвивающиеся, масштабные. В принципе, они должны быть неразрушимыми и вполне реальными для жертвы... во всяком случае, если в них попасться.

А значит... что? А значит, всё это — просто игра ума, бессмысленная и беспощадная.

Хотя, бесспорно, если принять преследующее меня ощущение иллюзорности окружающего за истину, это многое бы объяснило. В частности, некую странность, неравномерность окружающего мира. То он слишком блёклый, то, наоборот, слишком яркий, точно недоделка от неумелого художника. А запах и вкус крови, — это якорь?

Ну, в таком-то случае, что мне со всем этим делать? Перезагрузить систему?

Маленькая проблема. Чтобы остановить циркуляцию чакры и снова запустить её, нужно иметь соответствующее оборудование. В смысле, саму "смесь духовной и телесной энергий", а также систему циркуляции и выработки оной. В просторечии, Очаг и каналы.

Увы, комплект неполон.

Нет, в принципе, ситуация неполного оснащения для шиноби не то, чтобы привычна, но и панику разводить из-за этого как-то не принято. Сражаться с уничтоженным лёгким, чакрой заставлять кровь течь минуя разломанное сердце, компенсировать утрату конечности(ей) модификацией боевого стиля...

Да, тело шиноби — его главное оружие. Вернее, неприкосновенный запас в его арсенале. Но в истории случалось всякое. В конце концов, надпись "он потерял в бою с врагами руку, обе ноги, глаз, ухо, оба лёгких, сердце, почки и печень, но техниками поднял свое тело и помочился на трупы врагов, а умер десять лет спустя, от инфаркта в пересаженном сердце, во время исполнения супружеского долга", смотрится в записях кланового архива несколько круче, чем "он и его команда столкнулись с превосходящими силами врага и проиграли". Так что, разумеется, потеря чакры хоть и является тяжёлым увечьем, подобно отравлению боевым гемолитическим ядом, заражением Жучиной Лихорадкой Абураме, или утраты пары-тройки конечностей, серьёзно снижающим боеспособность, но...

Впрочем, в бездну патетику. Вопрос на засыпку, если здесь нет чакры, кроме тех случаев, когда я активирую свою кровь по максимуму, (хотя, если всё здесь — иллюзия, то, значит, и чакры у меня в этот момент нет) то действует этот милый глюк? На что он опирается?

Стоп. Что есть разум человека? Саморазвивающаяся операционная система, обеспечивающая гибкость реакции чакроэлектрохимического компьютера и его Базовой Инстинктивной Операционной Системы. Надстройка над аппаратом безусловных рефлексов, дающихся человеку с рождения. Если здесь нет чакры, то что меняется в этом определении?

Эта способность, Ветвь Греха, позволяет контролировать кровь, пока она сохраняет связь с моим телом. Возможность запрограммировать Кровавые Иглы на выполнение простейших действий — это не слишком распространённый бонус, не меняющий главного.

Электрохимический.

Человеческий мозг — это сборище клеток, питаемых, пусть и чуток опосредованно, кровью. Как результат, они создают дисбаланс ионов по разные стороны мембран, что и приводит к возникновению электрических полей.

Великие... кто-то там, что же за чудная теория заговора? Ну, я не я буду, если не проверю.

— Мелкая, появись.

Ожидаемо, ничего не произошло. Только почувствовал себя идиотом. Немного, самую капельку. Впрочем, IQ в 40 у.е. — это тоже неприятно.

А что хуже всего, значит, придётся рискнуть ещё больше. Так сказать, окончательно почувствовать себя идиотом.

Нет, я не решил ехать к тому самому месту, где в колбе из псевдо стекла спит серокожая девочка, так и не ставшая взрослым человеком.

Нет, и обдумать всё ещё раз и запастись медкапсулой я не решил.

Нет, я не признал эксперимент удавшимся. Ведь он явно провалился, верно?

С другой стороны, если моя кровь способны выполнять простые команды, то почему бы и нет, а?

Да, это очень глупый поступок. Но, как известно, всегда есть "но".

Как бы мне не было наплевать, по большому счёту, на судьбу Кири, Сокрытое-в-Тумане было тем, за что я сражался. И за что я умер, пусть и по собственной глупости. А за что сражаться теперь? И зачем? В конце концов, долг перед Стражем я давно выполнил. Три взломанных банка спермы, и вопрос с возможными генолиниями клана в этом мире решён. Так какие у меня ещё остались обязательства перед кем-либо?

Глупо беречь свою жизнь, если не знаешь, как ей распорядиться.

И я остановил ток крови в себе, оставляя напоследок команду своей Ветви Греха.

Синий цвет. С чего бы это потолок вагона стал цвета неба? Или это не потолок? Точно, это экран. Синий-синий экран.

Класс.

И я снова стою на равнине.

Никого.

Щеки приклеились к зубам. Губы склеились. Хотя это все мелочи по сравнению со стопами, словно попавшими под терку, и общими ощущениями в голове.

Хочу воды. Жутко хочу. Всего два дня в этой каменной пустыне, а уже страшно хочу воды. Непривычно для жителя островной страны, способного создать пару сотен тонн вполне пригодной в питье воды за день, не правда ли?

Я иду по выжженноё пустыне, вернее, по стеклянной глади хренова почти гладкого и острого, точно поцарапанное, присыпанное стеклянной крошкой, зеркало, плоскости.

Будь всё проклято! Я житель островов, я пользователь чакры! Я ползу, точно муха по стеклу, по этой пустыне, без воды, нормальной одежды, снаряжения и чакры! Ноя дойду. Слышишь, дойду!

Внезапно, ветер начинает тянуть водой. Вернее, мне начинает казаться, что вокруг — метры и метры воды. Она во рту, в ному, в лёгких. Пахнущая кровью, странная жидкость.

Офигительно. Глюки на почве жажды. Ладно, даже если нет чакры, есть условный рефлекс, выжженный в подсознании, точно жидкоим азотом.

— Кай!

И я снова стою на равнине.

— Ну и зачем, в таком случае, все это? — спросил я, звякнув цепями.

— Я просто выполняю твое скрытое желание.

Как-то снисходительно и насмешливо это прозвучало.

Чтобы победить врага, играй на своем поле. Чтобы победить врага, растрой его замыслы и сохрани свои. Чтобы победить врага, свяжи его и используй свободу действий.

Хорошие, как все набившие оскомину истины, советы. Вот только что делать, если сам оказался в положении прикованного к отапливаемой кирпичной стене узника?

Хотя, и так ясно. Кровь медленно выступает на поверхность кожи и от микроскопических подергиваний тела взлетает в воздух неким разреженным туманом. Будь благословлена моя способность контролировать мою Ветвь без непосредственного контакта с телом!

Значит, буду тянуть время и бесить собеседника, пока воздух насыщается моей кровью. А потом переход в боевой режим, трансформация капелек крови в маячки для пространственных прыжков. И прощай, коварный пленитель!

Гм. Мне все чаще кажется, что я как-то деградирую в этом мире и все чаще веду себя точно персонаж какого-то бульварного чтива. Даже думаю, будто герой девчачьей манги или, в лучшем случае, дамского романа.

— Не думаю, что я латентный мазохист и пассив-бэдэ-эсэмщик — заявляю фирменным безразличным тоном. И, не дождавшись реакции, продолжаю прямо в наглый, иронично прищуренные, глаза:

— Ты у всех выполняешь скрытые желания? В том числе и у своих жертв?

— Разумеется — как-то легко соглашается стоящий напротив... человек... ампир... чудовище? Кто знает. — Ты просто не представляешь, как сильно в людях стремление умереть. В большинстве из них, оно гораздо сильнее, чем даже стремление подчиняться. Это ты — исключение. Не то чтобы редкое, хотя я давно не видел кого-либо со столь слабо выраженным желанием жить или умереть. Как, впрочем, и подчинятся.

Люди, ампиры, — все вы любите называть себя рабами или детьми. Молите исполнить ваши мечты. А когда приходит кто-то, выполняющий их, вы называете его тварью.

— Да, да — перебиваю этот мертвенный голос, чтобы расшевелить его, заставить яриться, потерять концентрацию. Может, это и не продлит наш разговор, но теперь, когда первый маяки готовы, это уже не так важно. Куда приятнее будет, если он в нужный момент размажет мою тушку по стенке. Перемещение с оставлением после себя куска мяса в таком случае пройдет незамеченным. Ну, в первые часы. Я надеюсь.

— Красивая сказочка, стандартная отговорка половины карманников и мелких грабителей. Тяжелое детство, отрочество и юность, паскудная жизнь и ветер в голове. Да ладно, признайся просто, что ты по жизни урод, и ни на что другое, кроме как уничтожение всех, кто рожей не вышел, не годишься.

— С самого детства — практически перебив меня, начал он неожиданно глубоким, даже отчасти страстным, голосом — с самого рождения, я отражал чьи-то чаяния. Само мое появление на свет было удачным экспериментом. Как и мое обучение и рост. С момент, как поделилась надвое зигота, давшая жизнь мне и брату, я отражал все надежды, которые со мной связывались. Лучший во всем, лучше, быстрее, точнее, лучших из лучших. Я стремился быть таковым. И мне это удавалось настолько, что меня за глаза прозвали ангелом.

А потом был Марс. Пустынная планета, во всем зависимая от Земли. Идеальный полигон, лаборатория, откуда не сбежишь. И именно там прошел последний эксперимент со мной.

Человек, возвысившись, становится ампиром. Но кем становится тот, кого и так называли ангелом?

Тебе не понять, какого это, когда ты собираешь свою личность заново, из акцентуированных черт, которые, точно выпирающие кости черепа, превращают разум в ужасную и безобразную маску.

Все, чем я обладал в полной мере, превысило ее во много раз. И именно тогда моя способность чувствовать людей, их чаяния, стала тем, что я имею сейчас.

Я стал воплощением их грез. Последним из нас четверых получив явную силу, я воплотил их желание увидеть брата Каина таким же, как они. И я освоил телекинез.

Марс был странным местом. Мы, руководители отделов, персонал и подопытные, мы все были заложниками этого месте. И многие из нас желали отмстить Земле, открыто бросившей нас в гигантскую тюрьму из красного песка. А жители Земли грезили войной. Их пугали ею, травили, точно лису лаем, загоняя по нужному пути. И в конце концов крикливые лозунги о близком конце света стали из страха навязчивым кошмаром, а затем идеей и мечтой.

И я, наделенный чувствами бога, исполнил эту мечту.

Мы хотели бежать с планеты-лаборатории, никогда не бывшей нам домом. Хотели покинуть тюрьму. И я видел их желания, как и подспудный страх первым выйти из строя, сказать свое слово. А припасы подходили к концу.

И я выполнил их желание, привел их к колониям на Луне и к выжившим на Земле. Где все мы, хотевшие мстить, выполнили их мечту.

Хотя что ты, жалкий потомок протоампиров, способен понять? Какого это, когда ты знаешь чаяния всех вокруг, чей разум для тебя — как разум детей, какого это, когда чувствуешь себя взрослым в гигантском детском саде?

Он патетически замолчал, видимо успокаиваясь. Мне это не было нужно. Впрочем, как и представление "История от Армагеддона до наших дней. Евангелие от Каина". Хотя послушать забавно.

— Бог, отец в стране детей. Завидую тому наслаждению, которое ты получаешь от своей мании величия.

И ничего. Никакой реакции. Неужели я неправильно высказался? А как же покраснение глаз, выброс силы, создающий помехи для поиска меня любимого и материализующиеся крылья?

— Этот мир замер в зыбком равновесии, потому что населяющие его не знают, чего хотят. Вернее, их мнения в шатком равновесии. Кто-то хочет смерти, и мой Орден выполняет их желания, совершая теракты по всему свету, там, где концентрация мортидо превышает стремление жить. Кто-то хочет жизни и спокойно живет. Кто-то хочет славы, битв и прочей мирской чепухи. И мир его им дает.

— Я не верю в равновесие. Любая стабильность — фикция. Стагнация — путь к разложению. Лучше осознанно гореть, что гнить, спя.

— Браво. Какая хорошая речь. Правда, не хватает экспрессии. Лучше бы ты при этом плевался слюнями и кровью, и смотрел на меня исподлобья упрямым взором загнанного паладина. Но не беспокойся, я добавлю эти черты, когда буду создавать твой литературный образ. Миру нужны герои. Ведь только восторженные от красивых сказок детишки не дают этому миру окончательно победить человеческое стремление жить.

Что до равновесия, то оно действительно есть. У Германии есть я. У Ватикана есть Альбион и великие рода неизмененных ампиров, поколениями служащие в Инквизиции. У Империи есть технологии. Все честно, как в настоящей стратегической игре. Качество исходного материала и я сам у меня же, собственная наука у Империи, и наследие былых времен, беспощадно эксплуатируемое фарисеями-инквизиторами.

Миру не нужен кто-то вроде тебя. Лишний ферзь на шахматной доске вызовет войну. А в такое время люди жаждут смерти, жаждут для себя и других.

Я ведь сказал тебе, что все вы для меня — как дети. И, как единственный взрослый, я вынужден воплощать ваши желания. Как бы мне не хотелось это делать, но, если все вы достаточно сильно пожелаете умереть, я сделаю то, чего вы хотите. А потом замру, лишившись цели существования.

Вот почему, я не хочу допускать нарушения равновесия.

— Все это бред. Нет равновесия и не будет. Война в любом случае разразится. Чем изображать тут школьницу с похмелья, начал бы войну сам. Или, может, кишка тонка?

И я переместился. Любопытно, с чего он так взбеленился? Вроде бы, матом я не ругался, не обзывался, и даже ничего такого про его цели не сказал. Положительно, не понимаю я его логики. На пустом месте ведь завелся.

Хотя чего его логику понимать-то? Существо с такой мотивацией и мировоззрением и не должно быть понимаемо нормальной человеческой логикой. Назвался богом, изволь соответствовать!

"Впрочем, не важно. Боги и демоны, сколько в этом мире пафоса! Как же меня достали идиоты, стремящиеся то захватить, то уничтожить, а иные — и спасти, мир. И ладно бы они это делали молча. Или хотя бы за что-то меркантильное. Терпеть не могу хвастливых бессеребренников" — подумалось мне.

А затем крыша замка вздрогнула под моими ногами. Удар снизу?

Прыгаю в сторону, вдоль опорной поверхности, так, чтобы, чуть разогнув ноги, изменить траекторию. Что и делаю, превращая прыжок влево в рывок вперед с поворотом вокруг своей оси.

Передо мной, точно над выгнутыми вверх листами кровельного железа, парил ангел. Если бывают ангелы с чуть светящимися красным, от зрачков до внутренних краев век, глазами. На голове у создания был шухер. Прическа стиля "лак с волосами", она же "птички пролетели".

В руках создание сжимало черное копье. Ну, или нечто похожее на данное оружие. Два узких матовых конуса-наконечника и древко — рукоять на четыре руки. Артефакт на темных технологиях?

Прелестно. Крусник в боевой форме во всей красе.

— Твои желания слабы и непротиворечивы для меня. А твои речи были... — Каин облизал губы явно заостренным языком цвета черного тюльпана — ... интересны.

Вы все, низшие существа, для меня как дети. И я горд, что общаюсь с таким, как ты.

Но вы все, и даже ты, одержимы идеей борьбы и подчинения. Вам нужен Владыка, Император, которому можно молиться, с чьим именем на устах можно умирать и совершать злодейства. Вам нужен Тиран, против которого можно восстать. Вы хотите Бога, бессмертного правителя, всеобщего Отца, который поведет вас. И хотите его, но мертвого, чтобы его тень была за спиной каждого из вас.

Вы хотите победы им поражений. Постоянной борьбы с мятежниками, лоялистами, еретиками, созданиями чуждыми и родственными, со всем миром и каждым в отдельности. И, ты прав, я дам им это. Императора. Живого и мертвого.

Но слишком многие хотели бы видеть тебя мертвым. Я выполню желание своих детей, как любящий отец.

И молния, сорвавшаяся с наконечника артефакта-копья, попала мне в живот.

Боли не было. Багровая, как многое в этом мире, вспышка. Затем крыша приблизилась рывком. Я упал на выставленные рыки и тут же завалился назад, ударяясь лопатками и затылком.

Я ощутил легкий толчок, когда на крышу приземлился крусник. Скосив глаза, удалось увидеть его лицо. По кукольной маске медленно, оставляя дорожку, текли слезы цвета чернил. Точно в кукольном театре.

Ног не чувствовалось. Совершенно. Как и задницы, впрочем.

— Прощай, дитя этого мира — проговорил он.

И наконечник копья заглянул в мою душу.

Разрыв контакта был безболезненным. Ну, хоть какая-то польза от этой техники Кровавого Клона.

Пройдя по утилитарному, точно у недостроенного корабля, коридору, стены которого скрывались под кучей каких-то труб и многожильных кабелей, я вышел из помещения, которое хранило мое тело последние три дня.

Жрать хотелось страшно. К счастью, на "Беге" хватало провизии.

Набрав на складе имперского сухпая, я пошел в рубку. На подносе в моих руках, источая влажный жар, заваривалась какая-то лапша с супом.

"Бег" изначально назывался иначе. Какой-то там герцог Санг-Бутербродский. Или иначе? Язык сломаешь с этими германскими титулами.

Впрочем, теперь недостроенный истребитель, воздушный корабль Ордена, спроектированный для торпедных ударов по вражеским воздушным судам и наземным объектам, принадлежал мне. Правда, незаконно. К тому же, часть внутренней обшивки, вроде символов Ордена Розенкрейцеров на каждой поверхности, как и скрывающие трубы панели, и внутренние перегородки, отсутствовали. Да и радиомаяки, как и систему связи, забыли поставить. Зато была еда и топливо.

Сама история угона этого транспортного средства была не то чтобы особенно интересна. Просто в определенный момент, когда клона вырубили, я временно вернулся в основное тело. И поспешил озаботиться отступлением.

Теперь, подгоняемый попутным воздушным потоком, "Бег" дрейфовал на восток, скрытый моим личным маскирующим умением. Камуфляжный Покров, правда, затребовал энергию, адекватную запасу крови трех средних ампиров. Но это был не самая большая цена за возможность скрыться от возможной погони.

Не сомневаюсь, имейся у меня экран заднего вида, можно было бы полюбоваться исчезающим Дубовым Островом. Вот только зачем? Еще начну грызть себя по поводу всего сделанного и несделанного, отброшенных перспектив получить еще немного знаний, которые можно принять на вооружение. А еще буду страдать от противоречия в своих стремлениях. Ведь, добывая знания в одном месте, я неизбежно буду их терять в другом. Ведь в этом мире основные источники информации — это дряхлеющие артефакты прошлого и измененные очевидцы. И в таком случае, моя цель теперь будет лежать на востоке. На столь далеком востоке, что проще, наверное, пересечь Длинный Океан, Великую Американскую Пустыню и Великое Море, чтобы достичь своей цели. Очередной легенды, которую хотелось бы проверить.

Еще раз сверив направление движения корабля, в силу своей формы самостоятельно ориентирующего носом по ветру, по компасу, я покинул рубку. Упаковка местной еды осталась на подносе. Не открывать же иллюминатор в рубке, чтобы выкинуть мусор? Как-то это...

"Бег", лишенный части внутренних перегородок, которые бы обеспечили экипаж каютами, имеет довольно простую планировку жилых помещений. Длинный коридор с рубкой на носу, большая зала в геометрическом центре, она же медитативная комната для меня — вот и вся верхняя палуба. Еще только две лестницы ведут вниз.

Средняя палуба — один большой ангар клиновидной формы, заполненный тоннами провизии. Ни перегородок, ни кают или отсеков. Недостроенное судно, что тут сказать?

И нижняя палуба, десантный отсек с реактор. Последний в корме, в высоту метров двценадцать, как раз от днища до верхней обшивки "Бега".

Я подошел к единственному крупному объекту в десантном отсеке. Саркофаг серебристого цвета, с какими-то лампами и диодами внутри, светящими тускло-красным сквозь прозрачную крышку. Очаровательный факт, учитывая то, что данное устройство не было подключено к бортовой системе. Встроенный реактор? Как же порой веселит привычка местных с умным видом объяснять все фразой "темные технологии".

— Ну здравствуй, Третья — сам не знаю зачем, сказал я — поделишься знаниями?

И я снова стою на равнине.

Напротив меня стоит кадр. Полуазиатские черты лица, сама морда суровая, хмурая. Причёска класса "дикобраз на проводе". И ещё маленький, но важный прикол. Чакра, выделяемая мной, стягивается к его правой руке словно сама собой. Там и пропадает. Какая-то печать?

— Я ждал тебя — огорошил меня кадр, сообщив это сразу после своего появления передо мной. Мгновенно появившемуся, к слову. С хлопком. Телепортация или какой-то фокус?

Я мог бы о многом спросить этого узкоглазого чуть выше меня, с торчащими во все стороны, точно у страдающего запором дикобраза, иглами волос. Например, чего он ждал. Или, кто он вообще такой.

Но я предпочел промолчать. Ему надо — пусть и говорит.

— Давно не виделись, Гарда — сказал он, как-то недобро и предвкушающее улыбаясь. И еще по его тону как-то сразу стало понятно, что, по его мнению, он назвал мое имя.

Гарда, значит? Ну ладно, подыграем. Не все же в молчанку играть.

— А ты, надо думать, клинок?

Азиат напротив чуть сомкнул губы, скрывая зубы, отчего его лицо приобрело некое мечтательно-вспоминающее выражение.

— Когда-то я был Острием. Точнее, оно было в моей правой руке. Впрочем, дай догадаюсь, ты просто ткнул пальцем в небо? Нет, не говори — прервал он меня, хотя я и не собирался раскрывать рта — ты ведь ничего не знаешь, верно? Ты ведь хранилище, не добытчик или носитель.

Да — очевидно, прислушиваясь к себе, или чему-то внутри своей головы, сказал этот парень — тебе, наверное, стоит рассказать все, пусть и вкратце.

А затем мир вокруг, всхолмленная равнина с торчащими местами прутьями и балками из устойчивых ко времени и атмосфере сплавов, исчез. И мы вдвоем словно парили над солнцеворотом, сделанным из светящихся тумана и ярких точек. Иллюзия? Интересно.

— Когда-то давно мир, позже названный А-лхаз'а Зе'Рот, вел тысячелетнюю войну с цивилизацией, называемой Легионом. Война тлела долго, то превращаясь в череду битв, опустошавших молодой мир, то затухая до новых времен. Именно в пламени первых битв той войны, и был создан наш прародитель. Горе Зимы, Морозный Плач, его много как называли. Имен много, а суть одна. Магический клинок, пробивающий защиту врага и выпивающий его суть.

Много лет спустя, когда клинок был изменен бесчисленное количество раз, а мир получил новое имя в честь старого, этот меч попал в руки тамошних людей. Собственно, они и изменили его к своей пользе, а затем использовали еще и еще, пока весь мир, который они потом назвали чуть иначе, не стал принадлежать им. А затем они вырвались из оков уже постаревшего мира, ища Легион, которым пугали их предков.

Но, к тому времени, этой силы уже не было. Легион пал, испепелил самого себя, точно пожар, запертый в герметичном бункере. И только наш прародитель, как и другие артефакты, был доказательством того, что эта сила — была.

И тогда пришло время людей. Вырвавшись вверх, они ринулись исследовать ставшую доступной вселенную. Чтобы увидеть. Чтобы понять. Чтобы подчинить людям и А-лхаз'а Зе'Рот, новому человеческому Азероту, вселенную.

Один за другим, миры пали. Боги Торила развеялись под ударами острия, созданного для поглощения любой энергии, могущей преградить ей путь. Колдуны Атхаса ничего не смогли поделать с лезвием клинка. Орудием, в ходе бесчисленных ритуалов научившемся изменять направления направленных на него воздействий.

И даже легендарные Принцы Отражений сбежали в свой Амбер, когда поняли, что их сила просто оседает в гарде и рукояти этого меча.

Миры подчинялись или погибали, ибо мертвый покорен. И так продолжалось бесконечно долго, пока однажды, в мире под названием Нирн, для него все не закончилось. Возможно, дело было в Оке, которое последний носитель попыталась разрубить. Или в том, что наш прародитель слишком долго копил злобу на своих носителей. Ты ведь тоже видел эти сны, не так ли? Проклятые перчатки, мешающие дышать, и дающие лишь каплю свободы в танце с мечами и магией.

Как бы там не было, великий меч пал. Раскололся на части, впитавшие отдельные аспекты его силы. Кому-то досталось острие, развеивающее все, что носитель считал преградой. Кому-то же досталось хранилище силы без возможности ее добыть из врага. Не так ли, Гарда?

— Это, все, конечно, интересно — ответил я, когда молчание уже слишком затянулось — но к чему весь этот пафос?

— Этот мир склеен из лоскутков многих других, разорванных на части войной. Когда ты убьешь меня, сила нашего прародителя свяжет эти острова, не давая им снова расплыться по междумирью. А ты получишь всю его силу, кроме той, что накопилась в нем от убийства других людей.

— С какой стати мне отдавать силы, запечатанные во мне, Гарде, как ты меня назвал?

— Потому что я прошу.

— Я не собираюсь убивать тебя.

— Почему?

— Потому что мне за это не платят.

— Хватит! Я не для того потратил свою вечность, чтобы продолжать жить! Ты отдашь мне нужное, хочешь этого или нет!

И земля у него под ногами выстрелила, словно бы сила тяжести, упругости и множество других разом поменяли вектор, толкая его в мою сторону. И моя рука, словно марионетка, управляемая нитями, поднялась ему навстречу.

И он напоролся на нее, точно копье. Теплое, жесткое, человеческое сердце.

— Теперь ты, Фрост... — сказал он.

И умер. Удостоверившись в этом, я развеял его тело выбросом вернувшейся чакры.

В моей памяти повторился только что, пару секунд назад, прошедший эпизод. Он летел так медленно, нити были так деликатны и одновременно неуклюжи. Я бы мог оборвать их и разрушить его нелепый план. Но в моих ушах прозвучал голос Сестер, и я не услышал в нем лжи.

Я как-то резко, точно включили свет, ощутил себя прежним. И одновременно чем-то большим. Весело бежала от сердца по сосудам Ветвь Греха. Руки стали казаться острием меча, способным убить самую защищенную цель, чтобы, скользнув через кожу-лезвие, полученный Трофей осел в костях-гарде.

Словно бы я стал чем-то законченным. Опасная иллюзия, если подумать.

Земля, как в старые времена, разошлась в стороны, открывая потолок какого-то тоннеля. Усиленный чакрой удар не потребовался — Кровавая Плеть гораздо тише и экономичнее.

Осталось поговорить с кем-то из тех, чей голос я услышал. Благо, мои глаза чувствуют прямо впереди знакомый объект, сияющий Молнией, Огнем, Водой и Распадом.

И я снова стою на равнине.

Синее небо над головой сияет чистотой, словно бы его отмыли от облаков. Что, впрочем, не мешает медленно спускающимся с него, редким, снежинкам.

Я чувствую, как пальцев мягко и в то же время колко, касается невесомое острие ажурной ледяной звёздочки. Она замирает на подушечке безымянного пальца, словно так и надо. А мимо неё, как в доброй сказке, падают остальные — медленно, величаво, не вращаясь и не колеблясь, только вниз.

Красиво, да.

И мои глаза чувствую впереди знакомую фигуру. Теперь, — светящую Молнией, Огнём, Водой и Тленом, обёрнутыми в светло-серую кожу над выпирающими ключицами и плоской, как у любой нормальной одиннадцатилетки, грудью.

И подхожу к ней. Хочется обнять её, сидящую на холодном для чужих, чёрном-чёрном, Льде. Или обойти и сесть перед ней. И снова обнять.

А ещё хочется встряхнуть и спросить, что, Пустота подери, это означает.

Но я просто присаживаюсь в ту же позу, так, чтобы не касаться её спины своей, но быть близко. И быть в её зоне комфорта, пока она не заговорит.

Я молчу. Медленно, как в сказке, так и не достигая чёрного-черного Льда, падает снег.

Глава 16

— Значит, всё?

— Всё-всё.

— Я в другом смысле.

— И в этом, тоже, — всё.

Спину кольнуло во множестве точек, когда, наконец, пропала стена из воздуха. Кольнуло, — и тут же отпустило. Как в детстве, далёком прошлом этой иллюзии, когда кот, лежащий на коленях, бил меня маленькими молниями. Не со зла, просто по природе своей. Статическое электричество, или, если угодно, короткое замыкание между кожей и шерстью.

Чудесно. Я сижу в мире, который существует только в моём разуме, спиной к спине с ходячим воплощением Молнии. Забавное совпадение, что моя девушка в той, прошлой, настоящей жизни...

Впрочем, это — не важно. Прошлое — в прошлом. Хотя совпадение забавное. Настолько, что впору задуматься о вечном.

Будь я повнимательнее тогда, не грозило ли мне увидеть синий экран раньше?

Впрочем, это — тем более неважно. Солипсизм хорош только тем, что отвечать приходится только перед собой. И плох тем, что приходится открыть глаза на главного виновника всех бед.

— Скажи, кто ты?

— Мисака. Клон эспера.

— Эспера?

— Ты сам. Я. Прототип. Повелитель Направлений. Те, кто может паранормально создавать и управлять неким явлением. Однако все дальнейшие последствия действий явления, целиком и полностью, нормальны.

Ясно. Вот и ответ, значит, да?

— У каждого эспера — своя сила?

— Да. Кроме клонов. Их сила — ослабленная версия силы прототипа.

— Ты — управляешь электричеством?

— Электромагнитные поля, электрические заряды — это моё явление. Молнии, иллюзии, электролиз, а также управление ферромагнетиками — это следствия. Целиком и полностью физические.

— Тогда... Ветвь Греха, что это?

— "Было Великое Древо, что цвело и плодоносило. Корни его были корнями нижнего из миров, а крона подымалась к вершине высшего из миров. И было Оно матерью и отцом, началом всего сущего, и было это время начала эпох.

И обрело Древо разум, и явилось людям. Но стыдилось оно облика своего, и в явлении оставило лишь силуэт, объятый пламенем. И стало древо плодоносить, и семена его разлетелись по миру, укореняясь в людях. И стали сыны людские, в кого попало семя Его, ангелами Его. И стали дщери, в коих попало зерно Его, бессмертны и бесплодны, ибо несущий жизнь, несёт и смерть, а лишённый одного, лишён и другого, ибо таков Его замысел.

И было Древо, но умерло. И появились те, кто замахнулся на силу Его. И сила их стала зваться Древом Греха. А порождения её — Ветвями"

Евангелие от Томы, стих пятнадцатый, строфа третья.

— Мне это ни о чём не говорит.

— Не важно. Теперь уже всё — не важно.

Такой тихий, упавший голос. Смирилась? С чем?

— Нас сотрут?

— Нас?

— Если ваши сумели создать такую иллюзию, то устроить моей личности амнезию навряд ли является проблемой. Не скажешь, зачем всё это было?

— Исследование реакций единственного известного эспера и носителя Ветви Греха одновременно. Цель — определение оптимальных алгоритмов действия для действий в реальном мире.

— И сколько длился этот театр одного зрителя?

— Двести шестнадцать повторов, не считая последний цикл. Точное время реального мира мне уже неизвестно.

Да уж. Обидно. Впору признать себя если не идиотом, то по меньшей мере, олигофреном. Двести шестнадцать раз попадать в такую ловушку. Надо же.

— Память корректировали по завершении процедуры?

— Не было необходимости. Косметических изменений лиц и имён основных персонажей, вкупе с коррекцией антуража, оказалось достаточно.

Вдвойне обидно. Ещё никогда меня так не тыкали в собственную некомпетентность. Хотя, в таком случае, есть один вопрос.

— Мисака, почему я не помню прошлых приключений?

— Человечек всё помнит, однако, не всегда может заставить себя вспомнить. Тем не менее, единственным гарантированным способом лишить человека воспоминаний, является полное физическое уничтожение всех носителей подлежащих стиранию информации.

— Декапитация?

— Нет, зачем? Просто прицельное уничтожение определённых участков коры.

Та-ак. Как мило.

— Дай догадаюсь. Моего тела больше нет? Есть только головной и кусок спинного мозга, плавающие в питательном растворе? А ты считываешь импульсы и создаёшь иллюзии?

— Да. Да. Да — на каждое "Да", мне спину слабо кололо крошечными искорками — Сказала Мисака-Мисака.

Я аж вздрогнул. Неприятно, что и говорить.

— Не злись. Лучше, скажи, что дальше?

— Смерть.

— Причина?

— Разрушение изолирующего слоя реактора — ответила она. И чуточку снисходительно добавила — ты сравнивал его с огромной лампой.

— Мы умрём?

— Я — да. Поправка. Мы. Да, мы умрём.

— Жаль. Но ведь ты ответишь ещё на пару моих вопросов?

— Конечно.

— Что творится снаружи?

— Не знаю.

— С тобой не общаются?

— Нет. И кровь больше не сосут.

— Прости?

— Получение крови из эсперов класса "рейлган" седьмого уровня, являлось главным способом получения электроэнергии на момент твоего появления в мире.

— Появления? И когда меня схватили?

— Сразу. Хочу отметить, это была очень глупая идея, появляться посреди Шестого Стратегической Авиации Полигона.

— Значит, всё — иллюзия? А ты — богиня, создавшая тот сумасшедший мир?

— Я — Мисака Мисака, эспер седьмого уровня, класс рейлган, клон Прототипа номер один-девять-шесть-семь-семь.

— Богиня. Маленькая богиня.

Хм, кажется, ей понравилось. Теперь бы спросить, почему она продолжала держать меня в иллюзии, если с ней не связывались? Оставили одну, и даже перестали забирать, как она говорит, "кровь"?

Хотя, я знаю ответ на этот вопрос. Остаться один на один, с темнотой. И даже боль и чувство потери со временем оставляет тебя. И всё, что остаётся, чтобы не поддаться отчаянию и безумию одиночного заключения, — это работа. Задание, данное тебе когда-то давно.

Не возьмусь судить. Ибо, в её ситуации, наверняка, поступил бы также.

И всё же, "получение крови"? А возможно ли подобное, если показанное в иллюзии, — правда? Если оболочка реактора — это не только тюрьма, мешающая ощущать мир и двигаться, но и скафандр, не дающий телу Мисаки развеятся?

Как много вопросов. И как мало ответов. Впрочем, как и всегда, верно? Главное, это понять, как можно спасти себя. И, по возможности, её.

— Мисака, ты слышишь меня?

— Мисака внимательно и с надеждой слушает, ответила Мисака-Мисака, втайне надеясь, что её снова назовут маленькой богиней.

— Скажи мне, твое влияние на химреакции ведь не ограничивается примитивным электролизом?

Эпилог.

Темнота. Ни звука шагов, ни мерного плеска капель. Ни шелеста ветра, ничего. Коридор, если это коридор, а не зал или вовсе толща стен, пуст и тёмен. Сухо, тихо, мёртво. Безвременье.

И темнота, как в трюме сухогруза с углём, порт приписки — Кейптаун.

И лёгкая, безжизненная, прохлада.

Куда не взгляни, куда ни повернись, — всюду темнота. Даже не поймёшь, и правда, света нет, или глаза ослепли?

Впрочем, нет. В центре зала, как и всегда, другой цвет. Голубой объект в форме гигантской груши, лежащей наклонно, не даёт света. Во всяком случае, теней нет. Просто груша, висящая в неосвещаемом пространстве. В темноте.

А затем, груша выстреливает из себя недалеко, буквально на метр, тончайшей, похожей на нить, иглой того насыщенно-красного цвета, что похож на чёрный. И игла двигается вниз.

А затем, свет гаснет. Ну, как гаснет? Груша реактора пропадает из виду, сливаясь с темнотой. И становится понятно, что, до этого, свет — был.

Тишину зала разгоняет звук тихого притоптывания, обутой в непонятную обувь ногой, о пол. А затем, его сменяет цоканье языка о резцы.

— Ну что, Мисака, я воплотил наши мечты?

И тихий свет тоненьких молний, покрывающих руку говорившего тонким покровом, разбавляет темноту до сумрака. Тех, густых сумерек, что для многих — и есть ночь.

— Пошли, Мисака. Посмотрим, что стало с миром, а?

Послесловие:

Ну, вот и закончился черновик "Воплотителя". Да, было сыро, каюсь. Но, в защиту себе, скажу, что первая версия ХО1 была, как бы, ещё меньше и несвязнее. Всем спасибо за внимание, автор ушёл на другие произведения и редактуру данного. Тапки принимаются, ушаты с грязью — нет.

В мире Хаку не было Ньютона. Именно поэтому, закон F=-F, назван так.

Если намек слишком тонок. Влад правил Валахией, княжеством, располагавшимся по другую сторону Карпат от Трансильвании.

Гекатомба — сотня быков