В погоне за мечтой. Часть 1

Сквозь толщу спрессованного снега чувствовалась дрожь земли — сюда приближался всадник. В таких сугробах лошадь завязнет по пузо, значит, где-то рядом проходит наезженная дорога. Еще не зная, как такая информация может мне пригодиться, я мысленно завязала узелок на память, и аккуратно прочистила уши. Пожалуй, топот слишком частый — не всадник, а пара коней в упряжке. Или даже тройка... Как бы узнать точно, кто это едет?

Точно по заказу, экипаж остановился у самой сосны, давшей мне приют и покров. Скрипнула дверца — карета! Кто-то тяжело выпрыгнул на землю и, судя по звукам, принялся нетерпеливо пританцовывать на месте, оглядываясь по сторонам.

— Не смогли мы голову найти — должно, волки отъели, — батька Тимофей подошел неслышно, будто явился из ниоткуда. Я вздрогнула — но для приехавшего это стало ожидаемой неожиданностью:

— Ах, оставьте эти подробности! — визгливо отозвался он. — Я совсем по другому вопросу!

Беседуя, они обошли вокруг кареты — ну, не может русский человек зимой разговаривать стоя на одном месте, непременно переведет энергию в моторику — заодно и согреется. Поэтому подробности нового дела мне расслышать так и не удалось, хотя я искренне напрягала уши. Долетели только обрывки фраз: "...шесть человек...", "...вооружены..." и "...после полудня...".

— Так что? — похоже, и разговор, и сами собеседники вернулись к началу.

— А, его будто сам черт хранит! — в сердцах ругнулся неизвестный.

Обмозговав идею внезапно подняться и изобразить восставшую из временной могилы покойницу (благодаря "макияжу" из смеси подземной грязи, паутины и сажи в снежных разводах выглядела для этого достаточно "хорошо"), я предусмотрительно осталась лежать без движения. Боюсь, Отчаянный атаман не оценит юмора...

...Карета отъехала, а я продолжала лежать под сугробом, предпочитая не попадаться на глаза батьке Тимофею — он мог совершенно неправильно оценить мое появление в этом месте в это время. И подала голос, только услышав встревоженный зов:

— Ведьмочка! Ты там не задохнулась?!

Заново насобирав полные карманы диких ягод, я вернулась под землю, едва не забыв вернуть разбойнику одолженный тулуп. "Не простудился бы", — запоздало проснулись угрызения совести. "Заболеет — вылечу", — легкомысленно отозвался внутренний голос. Только мозг не участвовал в диалоге, напряженно пережевывая информацию. Политика и уголовщина сплелись в голове в один тугой комок, но ни в какую не желали объединяться.

Машенька искренне обрадовалась неожиданному лакомству, но сразу заметила, что меня что-то тревожит:

— Что случилось, госпожа? Вы как-то странно выглядите.

— Да ничего, — вздохнула я. Сколько раз говорила ей, что теперь в одинаковом положении, товарищи по несчастью, и можно обращаться друг к другу на "ты" — Машенька продолжала строго блюсти субординацию. Наверное, это помогало ей поверить, что наш плен — не навсегда, и очень скоро все вернется на круги своя: — Наверное, просто простыла.

— Вы сегодня очень долго гуляли, — заботливо попеняла горничная и, усадив меня поближе к огню, принялась дополнительно укутывать. А потом и вовсе притащила кружку с каким-то горячим отваром.

— Кто из нас ведьма, ты или я?

— Вы, вы! И хорошая ведьма сейчас выпьет лекарство...

Более-менее успешно пользуя пациентов травами, сама я пробовала свой отвар впервые. Ничего, приятно: кисленький и освежает. Мяты я туда, что ли, напихала?

С холодка от горячего питья разморило не хуже, чем от рюмочки коньяка. Я не заметила, как заснула у костра, свесив голову на грудь...

...Дворец нежился в послеобеденной истоме. Дворяне свято блюли "тихий час", и в коридорах почти невозможно было столкнуться со спешащим по срочному поручению слугой. Лишь на кухне и в службах царила прежняя суета. Сегодня моя дорога лежала не туда — прежде мне никогда не приходилось бывать в крыле высшей знати, но во сне я двигалась уверенно, как будто точно знала, куда идти. Вот и королевская комната...

Он сидел на диване, положив вытянутые ноги на маленький пуфик и запрокинув голову. Подойдя поближе, я успокаивающе положила ладонь ему на лоб — вздрогнув, он проснулся и растерянно заморгал, пытаясь понять, что его разбудило. Подобные вольности по отношению к начальству возможны только во сне. И только во сне я могла увидеть в королевских глазах отражение собственного восторга и радости встречи:

— Ты... вернулась! — резко вскочив на ноги, он запнулся о лавочку, покачнулся, и лишь каким-то чудом сумел удержать равновесие.

— Я всегда рядом! — так много хотелось сказать — хотя бы вот так, сквозь сон! И так сложно оказалось подобрать подходящие слова.

— Но... Где ты была?! — казалось, ему тоже безумно хочется броситься вперед, обхватить руками и никогда больше меня не выпускать. И в то же время страшно...

— В одном ужасном месте, под землей.

— Но ты... — он вытянул руку, пытаясь схватить мне за локоть.

— Я жива!.. — я открыла глаза...

— Слава богу! — с облегчением выдохнула Машенька, и перестала трясти меня за плечи. — А то мне уж показалось... страшное.

— Что?

— Да так, — она уклонилась от прямого ответа. Ей не хотелось рассказывать — ну, а меня, признаться, не слишком тянуло выспрашивать. Хотелось снова и снова перебирать в памяти подробности сна — все выглядело настолько реальным! Ну, почему Машенька не разбудила меня на полчаса позже, не дала побыть в сказке еще хоть немного!

Глава 9.

В очередную вылазку за боярышником (а заодно разведать, что там с дорогой) я отправилась во всеоружии — с большой кружкой наперевес. Машенька решила во что бы то ни стало сварить компот — или кисель... а может, и варенье. Из пространных объяснений сложно было сделать определенный вывод, но звучало вкусно. На этот раз меня сопровождал другой разбойник, не склонный к сантиментам: курточкой не поделился и, логично рассудив, что без верхней одежды я далеко не уйду, не потащился следом по глубокому снегу, ограничившись наблюдением издалека.

Уже подходя к кусту, я заметила, что сегодня меня уже кто-то опередил: он ходил ходуном, разбрасывая в стороны ягоды и маленькие веточки. У корней копошилась пушистая коричневая фигурка, напоминающая маленького медвежонка.

— Зара! — удивилась я. — Что ты тут делаешь? Мама тебя сегодня не ждала!

— Иди на...! — грубо отозвался "медвежонок". — Мама меня вообще не ждала!

Маленькая дочка Цыганки не жила с нами в подвале — она лишь иногда появлялась в лесу, основное время промышляя в городе: просила милостыню, приделывала ножки плохо лежащим мелким вещицам и подслушивала разговоры купцов, ожидающих прибытия обозов с товарами или отправляющихся в далекий поход — словом, была мастерицей на все руки. Не знаю, сколько ей было лет — выглядела Зарита на пять, но в больших невинных глазах орехового цвета блестела недетская смекалка.

— Хорошие девочки не говорят таких слов!

— А я — плохая девочка! И про тебя, тетя ведьма, всем расскажу!

— Что? — искренне удивилась я.

— Ты меня сглазила! — девочка резко обернулась, и я ахнула: из-под левого, опухшего и не открывающегося глаза, огромный лиловый синяк стекал чуть ли не до подбородка.

— Что с тобой такое случилось?! Упала?

— Мальчишки избили, — шмыгнула носом та, и снова яростно набросилась на боярышник.

— Из-за меня?

— Это же ты вчера сказала, что я хорошая девочка, а хорошие девочки не воруют.

— А при чем тут мальчишки?

Цыганочка вздохнула, удивляясь моей непонятливости:

— Я пыталась украсть у них игрушку. И уронила...

— Не знала, что ты играешь в игрушки.

— Я бы ее продала.

— Ага, — я задумчиво посмотрела на Зару — и снова вздрогнула, наткнувшись взглядом на опухшую щеку: — Сильно болит?

— А сама-то как думаешь? — потянувшись за дальней, наверняка самой вкусной гроздью, девочка оцарапалась о длинный шип и зашипела, как кошка.

— Дай подую.

— Это еще зачем, — проворчала Зарита, но отстраняться не стала. Нагнувшись, я подула на синяк, и пробормотала "заклинание", которым мама всегда лечила мои мелкие ушибы:

— У кошки боли, у собаки боли, у сороки боли, у вороны боли... А у Зары, хорошей девочки, не боли! Ну как, полегчало?

— Угу, — из вежливости согласилась девочка. Из вежливости? На Зару не похоже!

— Надо еще что-то холодное приложить, чтобы отек спал, — я огляделась по сторонам, и набрала в горсть снега: — Да вот, хотя бы... Только не слишком долго, чтобы лицо не обморозить.

Послушно взяв с моей ладони сплюснутый снежный пластик, цыганочка прижала его к щеке — снег тут же принялся таять, стекая из-под ладони на подбородок смоляными каплями. Да, умыванием девочка себя явно не утруждает...

Спасибо маме... и отечественному кинематографу. Внешние карманы у меня, конечно, обчистили, но под юбку заглянуть не догадались, так что в маленьком кармашке, который я собственноручно пришила с внутренней стороны самой нижней поддевки (Машенька только хмыкала, разглядывая корявые стежки) сохранился неприкосновенный запас — две золотые монетки. Три начинали звенеть при ходьбе, а я и так исколола все пальцы, пока пришивала один кармашек. Да и перспектива черного-пречерного дня, когда этот запас сможет понадобиться, выглядела в то время более чем туманно. Не то, что сейчас...

При виде золотого кругляша ореховые глазки засияли, точно два солнышка:

— Что надо сделать? — Зара с готовностью протянула чумазую лапку.

— Ты сейчас вернешься в город, и отнесешь вот это в гостиницу "Корона", — вытащив из кармана грязноватую тряпицу, некогда бывшую носовым платком, я протянула ее "гонцу". — Передай портье... Или подбрось так, чтобы он этого не заметил.

— Волшебство? — девочка так же проворно спрятала руку за спину.

— Только для того, кто этот сверток развернет, — успокоила я ее. — Он меня обхамил однажды... Никак не прощу.

— А-а-а, — понимающе протянула она. — А если я его тем мальчишкам отдам — им будет что-нибудь плохое?

— Нет, он заговорен только на одного конкретного человека, — я покачала головой, и протянула монетку: — Когда вернешься — получишь еще одну такую же.

— Ты даже не заметишь, что меня не было! — схватив деньги и "письмо", Зара припустила по сугробам так, что только пятки засверкали. Надеюсь, она сделает все, как надо, и не станет по дороге экспериментировать, подействует колдовство на ее обидчиков или все-таки нет.

Разумеется, сверток не был ведьминым проклятием — за неимением бумаги и чернил, я написала послание на носовом платке — вернее, вышила крестиком, надергав цветных ниток из подола. А иголка у Машеньки, как у всякой хорошей портнихи, всегда была при себе.

Я таскала письмо при себе несколько дней — даже пару раз распарывала зашитый суровой ниткой "конверт", чтобы добавить какие-то новые подробности, — но совершенно не представляла, какой почте его доверить. Ни один разбойник не взялся бы добровольно доставить собственную явку с повинной и донос на товарищей. Чаще всего возникала мысль о голубиной почте — но для этого была нужна птица непосредственно с дворцовой голубятни. А дикому лесному сизарю как объяснить, куда лететь? Так что без преувеличения можно было сказать, что эту девочку мне сам бог послал!

Скажем прямо, в плане розысков нашего с Машенькой конкретного места заточения письмо мало чем могло помочь: план проезда к тайному разбойничьему убежищу я набросать не могла — сама не знала. Поэтому ограничилась рекомендацией уточнить в архивах и исторических хрониках: где-то должно сохраниться упоминание о лесном замке, разрушенном до основания — скорее всего, взрывом. Приблизительное количество боеспособных разбойников дважды приходилось спарывать и уточнять — первый раз некоторых я пересчитала дважды, не слишком различая по лицам. Бороды и лохмы до плеч у всех выглядели одинаково, и вполне успешно заменяли бандитам классические черные шапочки с прорезями для глаз. Потом в убежище вернулся небольшой летучий отряд, выполнявший какое-то особое задание... Даже сейчас я не могла поручиться, что указанная цифра абсолютно верная.

Больше же всего пришлось поломать голову над подписью: "придворная чародейка" — звучит чересчур официально, да, может, меня уже давно уволили за небрежение служебными обязанностями. Просто "ведьма" — самой не нравится... Сомневаюсь, помнит ли кто-нибудь во дворце, как меня зовут на самом деле? В конце концов, остановилась на нейтральном "Ольга". Руки так и тянулись простирнуть захватанную тряпку, но вышитый бледными нитками текст на мятой ткани станет совсем уж нечитабельным. Оставалось только скрестить пальцы и надеяться, то получивший такое послание портье не бросит его в огонь немедленно, а хотя бы попытается приглядеться.

К вечеру Зара в пещере так и не появилась. Впрочем, я и не ожидала, что мой "гонец" вернется с хорошими новостями так рано. Гром грянул на следующее утро...

Под землей не было закатов и рассветов, так что ориентироваться во времени было очень проблематично. Разбойники вовсе не утруждались такой ерундой, и свободное от нападений и грабежей время проводили по-медвежьи, в спячке. И мне не миновать бы полной дезориентации во временном пространстве, если бы не Машенька — каждый божий день на заре, точно разбуженная петушиным криком, она поднималась и приносила мне миску с теплой водой для умывания, как будто ничего не случилось и жизнь идет своим чередом.

При тусклом пляшущем свете масляной лампады, склонившись над миской с водой — жалкая замена зеркальцу! — я наводила марафет... точнее, страх и ужас. Древесный уголек из костра заменял всю косметику скопом, позволяя сделать из лица готическую маску в черно-серых тонах.

Внезапный шум заставил всех отвлечься от своих дел. Разбойник, оставленный Тимофеем наверху, следить за приближением к пещере случайных грибников и потенциальных врагов, вывалился из пролома в стене, спотыкаясь и хватая ртом воздух:

— Королевские... егеря! — выдохнул он.

Переполох, поднявшийся после этих слов, можно было сравнить с началом конца света. Вместо того, чтобы схватиться за оружие и грудью встретить врага, или отправить небольшой отряд, чтобы он отвлек на себя внимание основных сил противника и увел в сторону "от гнезда" по примеру курицы-наседки, мужчины лишь бестолково метались по подвалу, распинывая костры и наступая на продолжающих спать товарищей. Некоторых из них и пушечный выстрел не разбудит...

Женщины, напротив, кинулись собирать вещи и увязывать их в узлы — правильно, на каторге все пригодится... Не собираются же они пешком убегать от егерей через лес с таким грузом за плечами!

Поддавшись общему психозу, Машенька тоже было бросилась собирать в кучу какое-то тряпье и посуду.

— Погоди! Куда это ты собралась? — я схватила ее за руку.

— Не знаю... Как все, — растерялась она.

— Все сейчас вспомнят про нас, и начнут мстить, — пришлось напомнить, что мы здесь на особом положении. — Так что делай не как все, а как я!

Опустившись на четвереньки мы постепенно (и, хочется надеяться, незаметно) поползли вдоль стены. Спрятаться негде — ни ниш, ни проемов, даже углов в этом подвале не было! Так что своеобразным укрытием нам послужила распятая на стене шуба. Может, хоть какое-то время не сразу заметят.