Лед и Смерть (фик по Наруто)

Идти через контролируемые следящей сетью пространства приходилось медленно и осторожно. Заметить эту технику удавалось только вблизи, когда она сама уже могла засечь нас, поэтому мы постоянно скрывали чакру и избегали значительных ее выплесков. Вечерами, устраиваясь на ночлег, принимались за тренировки. Хаку осваивал бьякуган, с каждым разом видя все дальше и лучше, а я привыкал к новому красному глазу. В нем по-прежнему чернели два томоэ, зато я почти закончил встраивание в чакросистему. Основная сложность была в том, что она и сама еще развивалась, поэтому изменения, вносимые в нее шаринганом, приходилось все время тщательно контролировать. Иные конфликты были настолько опасны, что имелась реальная возможность превратиться во второго Рока Ли. И это управление процессами в собственном теле. А ведь химеры Корня сочетали вообще, казалось бы, невозможные вещи! Орлиная голова, венчавшая тигриное тело, была значительно крупнее исходной, а скорпионий хвост превосходил природный аналог на порядок. Проблему с шаринганом люди Данзо решили достаточно просто — разместили додзюцу внутри птичьего глаза. Хоть тот и отличался по форме от человеческого глазного яблока, внутри оставалось достаточно места. Решение напрашивалось, потому что наращивать объем и вообще как-либо менять великое додзюцу — нетривиальная, мягко говоря, задача, еще не решенная никем.

Но все мои сложности меркли перед теми, что испытывал Хаку. Бьякуган даровал носителю сферический обзор, за исключением маленького слепого пятна, и привыкнуть к новому способу восприятия было очень нелегко. Первые разы парень отключался уже через пару секунд от сильнейшей информационной перегрузки, а придя в себя, имел проблемы с ориентацией и спутанностью сознания. Эх, нам бы наработанные поколениями методики Хъюг... но чего нет, того нет.

— Знал бы, что так все обернется, вырвал бы у молодых Хъюг додзюцу и для вас... тебя, Рандо.

— Пустое, Хаку. Нам не раз еще предстоит пересечься с Конохагакуре, шанс представится. Да и... По-хорошему, мне бы лабораторию, неограниченное финансирование и лет десять на исследования — и я разобрался бы глазами, что белыми, что красными.

— Орочимару-сама?

— Его интерес в другом. Он ищет личное бессмертие и почти достиг его... но ты прав. Нам есть, что предложить друг другу.

— Но ведь тогда придется вступить в Акацки.

— Это не обязательно. Да и чем тебе не нравится?

— Не хочу убивать за деньги.

— У красных облаков, по крайней мере, есть Идея.

— Тем более.

Пожимаю плечами.

— Тогда ограничимся контактами со змеиным саннином.

— Зачем же мы идем в Страну Ветра?

— На то есть несколько причин. Во-первых, для встречи с Орочимару нужно быть в отличной форме — саннин крайне опасен. Ранг S+, как-никак. Во-вторых, пора будить третью стихию. Помнится, ты хотел Дотон? Лучше всего это сделать было бы в Тсучи но Куни, но сойдет и пустыня. В-третьих, мне самому теперь нужно начинать осваивать стихийные аспекты, вернее, развивать сродство к ним, благо СЦЧ наконец-то начала нармально развиваться.

— Ритуал могут засечь.

— Пускай. От патруля мы отобьемся, даже усиленного, а кто посильнее вряд ли будет ошиваться поблизости.

* * *

Практически в самом центре Страны Ветра высилась старая горная цепь, протянувшаяся с юга на север. Прочный камень неохотно поддавался разрушительным воздействиям солнца, воздуха и воды, но времени прошло уже слишком много, и из гор острого щебня лишь кое-где торчали высокие каменные останцы. На одном из таких мы и расположились.

— Хаку, начинаем.

Парень кивнул и уселся в позу лотоса, закрыл построжевшие глаза... Я почувствовал ток разгоняемой чакры. Вот ее скорость выросла в два, три, четыре раза... Бьякуган был деактивирован, он ничем не мог здесь помочь, наоборот, затруднял бы процесс. Встав за спиной юноши, я положил ладони ему на плечи, укоренился покрепче и в тот момент, когда чакра в его теле достигла максимальной скорости, использовал Онмьётон и коротким усилием вышиб его дух вовне.

Все. Тело продолжало сидеть в той же позе, от него исходил ровный "гул" активной чакры, но суть Хаку была уже не здесь. Мой ученик отправился в самое опасное путешествие из всех, в каких ему доводилось участвовать. Вернется он или нет — теперь зависело только от него самого. Я мог только ждать — и верить.

...странные цветные облака неслись по небу слишком быстро. Тени предметов танцевали и изгибались, пронизанные светящимися синими, красными и коричневыми нитями. На краю зрения, дразнясь, мелькали золотистые отблески, но ухватить их не удавалось. Хаку не злился по этому поводу - все его внимание захватило великолепное сияние, соперничавшее по красоте с самим небом. Оно шло снизу, из-под ног, если бы у него еще были ноги. Бесплотный, Хаку обозревал все вокруг единой сферой восприятия, в чем-то подобной бьякугану, но в главном принципиально с ним разнящейся. Говорят, кошки различают сотни оттенков серого... Хаку любовался тысячами искристых брызг коричневого, черного, серого и темно-синего цветов. Порывы сухого горячего ветра смещали точку сознания в стороны, вверх и вниз — и одновременно изменялось восприятие юноши. Он ощущал то податливую готовность напитанного водой известняка, то хрупкую твердость обсидиана, то тяжелую ровную уверенность гранита и базальта. Далеко не сразу Хаку понял, что именно напоминали ему ладони ветра. Рандо-сан! Именно он исподволь помогал ему, раскрывая сверкающие богатства новой стихии — и одновременно постигая ее сам.

Да! С осознанием произошел долгожданный скачок. Сила хлынула в Очаг молодого шиноби, полня его новыми неизведанными ощущениями. Расплавленная вязкость магмы, что плотнее любой стали, холод горных вершин, вознесенных в фиолетовое небо, тихий, топорщащий загривок шепот недр — возвестник грозных перемен, остро-ломкое крошево под одной ладонью и несокрушимая крепость под другой.

Это было сродни экстазу. Звон тысяч молотов бил в уши непрерывным грохотом, но полновесные удары оставляли на гладкой броне лишь звездчатые белые сколы, порой еще высекая несколько тусклых искр. Сила стихии сминала и растягивала каналы, под страшной нагрузкой они дрожали в ежесекундной готовности лопнуть — и Хаку чувствовал эту предсмертную дрожь, которая странным образом причиняла не боль, а неизъяснимое наслаждение. Он всем существом пил эту силу, жадно, взахлеб, тянулся за новой и новой порцией — и постепенно растворялся в ней, погружаясь все глубже в ревущий селевый поток, становясь его частью — глыбой, валуном, камнем, песчинкой...

Хаку успешно прошел Первую Вуаль. Нащупать подходы я ему помог, дальше он устремился сам, неожиданно быстро и уверенно. Сродство со стихией далось ему легко, не зря он сам выбрал Землю тогда. Потом начались сложности. Я некоторое время еще вел его, раскачивая и настраивая восприятие, но вот мои возможности тонкого контроля достигли предела, дальше без додзюцу Хунгана хода не было — и, как назло, именно в этот момент Хаку провалился. Полностью раскрытое естество юноши совершило самый настоящий Акт Познания, рывком достигло следующей Вуали, пронзило на остатках разгона и ее — и полностью скрылось из моего восприятия.

Дико заскрипели зубы — все-таки потянувшись вслед ученику, я получил такой удар отката, что едва успел закрепить изменения в Очаге, прежде чем был вышвырнут из транса. Противостоять этому... ха, здесь я сполна хлебнул из чаши Атланта. На миг будто вся тяга земная рухнула на плечи, измяла тело, раскрошила кости и превратила ткани в кисель. Все, что мне оставалось — это смотреть сквозь красный туман на стремительно каменеющее тело Хаку.

Нет, убить меня это не могло, я принялся быстро регенерировать повреждения при помощи сложных каскадных ирьендзюцу, но при этом и не мог сделать ничего иного! А статуя Хаку на глазах наливалась нежно-салатовой зеленью — словосочетание "нефритовый жезл" применительно к парню становилось из эротического эвфемизма самой что ни на есть реальностью.

Подлечившись до минимума, позволявшего организму функционировать еще пару часов без подпитки, я начал бороться за Хаку. Шосен... ирьенрасенган... Попытка Лунного Уподобления — одного из наиболее сложных высших медицинских дзюцу — провалилась с треском. Процесс зашел слишком далеко, это была уже не совсем плоть, а уподоблять себя камню я не умел. Лазуритовая Ладонь... да что же такое! Ладно, время козырей — Берилловое Сияние! Тейята!

Нет, все не то. Бессильны были даже высшие ирьендзюцу, действовавшие на уровне принципа — просто потому, что Хаку не был болен. Это было нечто совсем другое. Оставалась лишь прямая передача нейтральной обезличенной чакры. Тоже не самое простое дело, потери при трансформации были велики, но главная трудность заключалась в ужасном, просто чудовищном сопротивлении заливке. Тело юноши заполняла странная чакра, сильно отдававшая Дотоном, но им не являвшаяся. Если б существовала стихийная сенчакра, можно было предположить, что это она. Но какая мощь! Какой напор! Стараясь изо всех сил, я едва мог сдерживать окончательное окаменение, однако о возврате к исходному состоянию не могло быть и речи. Конечно, если сфокусировать передаваемую чакру в одном месте, та другая отступила бы, но что толку в живой руке, если она растет из нефритового плеча? Нужно было устранять причину... однако я не решался даже притронуться к Очагу Хаку. Там все бурлило и клокотало, происходили мириады тончайших изменений неведомой природы, и любая попытка вмешательства грозила совершенно непредсказуемыми последствиями. Оставалось только ждать, терпеть и надеяться.

Парень открыл глаза только через двое суток. Сорок семь часов я сдерживал его превращение и к этому моменту был совершенно истощен. Очаг не справлялся, пришлось остановить развитие шарингана, полностью опустошить инфуин и вновь запустить лапу в неприкосновенный запас — но умереть ученику я не дал. Очнувшись, он поразил меня совершенно новым взглядом, подобного которому я еще не встречал. Путешествие за Грань оставило неизгладимый след в его глазах, волосах — и чакре. Требовалось серьезное обследование, но и так наличие изменений было налицо. Когда-то черные волосы словно подернулись пепельной вуалью, в правом глазу край радужки стал посверкивать зелеными искорками, а хорошо знакомые пульсации его Очага исполнились затаенной мощи и своеобразной тяжеловатой грации.

— Наконец-то, ученик. Я уж начал волноваться.

Парень бледно усмехнулся. Ну да, чего стоило удержать его на грани, по мне было бы видно и кроту.

— Хаку, мы идем в город.

— В какой?

— В любой, кроме ближайшего. Отдохнем, подлечимся, выясним, что ты с собой сотворил. И как вернулся.

— Да, Рандо. — парень попытался подняться, черты лица сразу заострились, кончик носа побелел. Я легко нажал ему на плечи.

— Лежи. Про "пойдем" — это я так. — и распечатал из свитка кучу длинных тонких трубок.

— Йииииихааааааа!!! — встречный ветер вышибал слезы, далекая земля неспешно плыла под нами, а позади медленно уменьшалась громада останца, на котором мы провели столько времени. Сперва Хаку вцепился в растяжки мертвой хваткой, но быстро освоился и теперь с интересом вертел головой по сторонам.

— Рандо! — напрягая голос, крикнул он сквозь шум и свист. — Почему никто так не делает? Это же очень просто! И круто!

— Просто, если знаешь, как. Но чтобы узнать, нужно тысячам людей работать сотни лет. Например, ни один кузнец не сделает такие трубки.

— Подобрать дзюцу или найти шиноби с улучшенным геномом, что позволяет управлять металлом.

— Для начала нужно открыть сам этот металл. Ты ведь понял, что это не железо. А ткань, а сама форма аппарата... Математические расчеты, чтобы привести все это к совершенству. Ты не представляешь, столько людского труда и ума вложено в этот...

— Деритапрану! Йииииихааааааа!! Круто!!!

Я улыбался. В верхнем обтекаемом мешке лежал Хаку и вопил от восторга, впервые познав радость полета. Мы оба были живы, сравнительно невредимы и достигли намеченных целей. Мы победили в очередной схватке за жизнь, одной из тысяч, что встретятся на нашем пути... Я улыбался.

Унгиран был небольшим городком на отшибе от основных торговых путей. Цепочка оазисов вела из центра Казе-но Куни, заканчиваясь в аккурат возле Унгирана. Сам городок от жажды не страдал, поскольку раскинулся на берегу одноименного озера. Вода в нем была не слишком чистой и довольно соленой, поверху переливалась плотная ржаво-радужная пленка, а берега были покрыты толстой ноздреватой коркой спеченного песка. Тем не менее, воду можно было пить без опаски, местные вообще как-то жили на ней всю жизнь. Озеро было холодным, со дна били ледяные ключи — и идеально круглым в плане, словно здесь когда-то рвануло невероятно мощное дзюцу. Конечно, техники тех же саннинов, по слухам, могли менять ландшафт, но эта воронка была больше километра в диаметре. Если это след техники, то встречаться в бою с таким ходячим реактором... бррр...

А впереди быстро вырастал городок. Границу с пустыней обозначал изрядно траченный временем указатель, сразу за ним начинались огороды, на вид довольно-таки чахленькие, засаженные непонятной коричневой ботвой. За огородами шли первые дома. Стоящие на отшибе, они не могли похвастаться богатой отделкой или многоэтажностью, но за порядком здесь все-таки следили. По крайней мере, мусор открыто не лежал, да и взгляды из окон не были слишком уж злыми. Хмурыми — да, люди явно не ждали ничего хорошего от двух подозрительных чужаков-шиноби. Но до приснопамятных семейских им было далеко, по крайней мере, нам спокойно вынесли напиться, а Хаку удалось даже сторговать немного еды.

Потомы мы направились в ночлежку. Гостиницу, таверну, трактир — название не суть важно, сущность подобных заведений никогда не меняется. Поели-попили и завалились спать. Слащавый голос за дверью осведомился насчет девочек, но был послан далеко и надолго. Хаку знать не хотел никого кроме Цунами, ну а я был слишком вымотан бешеным марафоном.

По внутренним часам я спал почти сутки. Хаку вставал отлить и спускался поесть, мне тоже принес и ушел, но сил не было никаких, завтрак так и остался стоять на столе. А ближе к вечеру знакомо засвербило пониже спины. Вскоре смутное беспокойство превратилось в четкое предчувствие неприятностей. Пришлось вставать. Совершив туалет и запечатав наши пожитки, я переправил в желудок всю еду. Хаку все не было. Заточил и без того острые трофейные кунаи, тщательно проверил снаряжение. За парня не волновался, чутье говорило, что с ним все в порядке, просто время истекало, а он отсутствовал. Наконец, за дверью возникло ощущение знакомой чакры.