Господин Целитель

Короче говоря, нам должна была помочь методика преподавания приемов самозащиты для гражданских лиц в схоле невидимок. Точнее, не сама методика, а то, что наставниками обычно выступали старшекурсники. Начальника центра боевой подготовки совершенно не интересовали приблудные личности, профанирующие высокое искусство боя, поэтому группу таких побочных учеников он раздавал под патронаж своим выпускникам и уже те занимались с ними индивидуально. Это приносило свои плоды. Во всяком случае, по его мнению, те, кто обучал или, по крайней мере, честно пытался это делать, получали от этих занятий немалую пользу. Обучая, лучше усваиваешь предмет — всем известная, а, по мнению начальника центра — великая, истина. Что выносили после такого курса гражданские, его интересовало мало. Правда, еще больше, чем к гражданским он был "неравнодушен" к штабным. Гражданские ладно, но те-то — офицеры.

— Эй, вы!! Стадо обожравшихся гамадрилов! А ну, живо построились! Хлюпики! Задохлики! Беременные ласточки! Я вас живо научу службу уважать! — надрывал свое горло незнакомый мне офицер, когда мы, переодевшись, вошли в зал и робко скучковались в самом дальнем и темном углу.

Инструктор, наверное. Или начальник местный. С чего он так разоряется, я не понял, но послушно встал в подобие строя, надев на лицо внимательное выражение — слушаю, дескать, и повинуюсь, о, повелитель.

Тот, прохаживаясь и насквозь просверливая злобным взглядом нашу кривую шеренгу в целом и каждый ее элемент персонально, долго распинался на тему разжиревших боровов и задохликов, забывших, что такое служба.

— Ну, ничего, — злорадно проговорил он в конце своей пламенной речи, — мы все оч-чень и оч-чень постараемся доставить вам массу непередаваемых ощущений. За эти четыре месяца вы значительно пополните свои коллекции самых диких и страшных ночных кошмаров. Повезло извращенцам, обожающим собственную боль — сладчайшие воспоминания о наших курсах гарантируют им неземное блаженство. Это я вам обещаю твердо!

За его спиной в зал, подмигивая и тихонько хихикая, втянулась публика, состоящая из курсантов и курсанток схолы. Они с предвкушающими лицами удобно располагались кто где. Прямо, как в балагане на представлении заезжих паяцев. Среди старшекурсников я увидел и Свенту. Она подмигнула мне, и сделала вид, будто мы не знакомы. Я, как мы и договорились, подыграл ей и тоже не стал афишировать наши близкие — очень даже близкие — отношения. Однако чувствую, есть здесь какой-то подвох, но не понимаю, в чем он заключается.

Офицер повернулся к двери, увидел народ и приказал.

— Курсант Свентаниана.

— Да, господин полковник — вытянулась в струнку жена.

— Вам, как лучшему выпускнику, предлагаю первой выбрать себе подопечного, но если к концу занятий он не будет выползать из зала на четвереньках, заливая пол соплями, я в вас сильно разочаруюсь. Это и других наставников стада жирных штабных гусей касается.

— Есть, господин полковник. Не беспокойтесь, господин полковник. Все соки выжму!

Она хищно улыбнулась, и строй непроизвольно сделал шаг назад. Начальник повернулся к нам, злорадно ухмыльнулся и сказал:

— Сегодня вас любая девчонка может, походя, превратить в отбивную. С помощью этой милой курсантки мы вам наглядно продемонстрируем правильность моего утверждения. Она частенько заменяет инструктора, тренируя своих однокурсников, так те, бедные, плачут от нее и молятся всем богам, чтобы инструктор вернулся побыстрее. И она у нас не одна такая. Для вас же я подобрал самых лучших, самых энергичных и неутомимых! Свентаниана, не торопись. Выбирай тщательнее. Как тебе, например, тот лысенький тощий глист? Ой! А что это личики ваши так побледнели? Эй ты, жердь! Не надо шарахаться от прелестной девушки. Уже троим ножки отдавил! Бо-бо сделал. Ты прямо дядя-бяка, не знаю, какого звания, и знать не хочу. Кстати, если кто надеется охмурить нашу красавицу, сразу говорю, чтобы не занимались ерундой. Пятеро неслабо подготовленных курсантов до-о-олго лечились в госпитале, когда попытались перейти на более... хм... тесные отношения с ней. Другие наши девушки ей подстать. Как родных прошу, если мысль такая глупая затесалась в ваши пустые головы, начинайте копить на лекаря или сразу становитесь в очередь на услуги целителя. Они вам, ой, как понадобятся. И довольно скоро. Главное, — преувеличенно бодро закончил он, — что нас не убивает, делает крепче.

Интересно, отметил я про себя, а мне она про покалеченных ничего не рассказывала. Впрочем, слова начальника центра только подтвердили мое доверие к жене.

— Я выбираю этого толстячка, — приняла "нелегкое" решение Свента.

— Простите, господин полковник, — поинтересовался я, — а почему вы нас штабными называете?

— А кто же вы? — удивился офицер. — Мне доложили, что группа офицеров штаба направлена ко мне в центр на переподготовку, восстановить навыки рукопашного боя.

— Но мы гражданские специалисты, а не офицеры штаба, — недоумевая, ответил я. — Мы знахари, строители, механики...

Несколько секунд пристального разглядывания нашей группы справа налево и обратно, после чего трубный рев слона, наступившего себе на хобот, заглушил все звуки в этом зале.

— Что-о-о-о?! Крассилон!! Где этот?! ...дайте только добраться до него! Найдите мне этого... обалдуя! Живо! Я ему покажу, как надо мной шутить! Шутилку вырву и в задницу засуну!!

Курсанты привычно и ловко попрятались по углам и затихли. Меня искренне восхитило, как им это удалось в практически пустом зале. Настоящие невидимки.

Офицер выдохнул, немного успокоился и официальным тоном попросил извинения. Потом Свента мне рассказала, что когда господин полковник, на дух не вынося штабных, узнал о том, что целая группа ненавистных личностей поступает в его центр, то решил выжать из ситуации максимум удовольствия. А тут вдруг такая незадача.

Со всеми несчастными гражданскими спецами, направленными на эти курсы, у меня установились ровные дружеские отношения. Ближе всех я сошелся с механиком Вассианом. Тощий, немного нескладный, с каким-то ассиметричным лицом и торчащими в разные стороны рыжими вихрами — он выглядел бы некрасивым, если бы не обаятельная улыбка. Он улыбался часто, задорно и весело. Обожал смешные истории и байки, над которыми так заразительно и искренне смеялся, что рассказчик через некоторое время сам начинал смеяться до слез. Бывало, история так и оставалась недосказанной, но оба — и рассказчик и слушатель, все равно получали немалое удовольствие.

Всевозможные устройства и механизмы любил он трепетно, нежно и, думаю, не без взаимности. Живо интересовался всевозможными новинками, о которых мог рассказывать часами и взахлеб. Технические подробности он представлял настолько просто и доходчиво, что слушать его можно было, буквально раскрыв рот и забыв о времени. Пару раз я из-за этого даже опаздывал к учителю Лабриано, за что, естественно, получал по голове. Однако не очень больно.

— Ты представляешь, — с жаром рассказывал как-то Вассиан, — в халифатах построили механизм, который, используя силу пара, двигает по специальной дороге из чугуна огромный груз! Представляешь?! Никакой магии! Только сила пара. В топке сгорает каменный уголь, нагревает котел и пар толкает поршень. Ды-ы-ы-ыму... Ужас. Но ведь работает. А еще, говорят, у них же появились самодвижущиеся кареты. Правда, двигает ее магия, но зато такая карета совершенно не нуждается в лошадях, конюхах, конюшнях, овсе...

— Угу, — скептически отвечал я, — только в магах. Которым нужно жилье размерами несколько побольше стойла; еда-питье — отнюдь не овес с водой из колодца; плата за труд — вовсе не морковка или кусочек хлеба с солью, сдобренные ласковым похлопыванием... Что же обходится дороже в этом случае?

— Ты не понимаешь! Это лишь начало. Когда-нибудь механизмы станут настолько совершенны, что смогут обходиться совсем без магии...

— А чем тебе магия не угодила? Думаю, твои механизмы... Ну, хорошо-хорошо, не все, но большая их часть будет использовать магическую энергию.

Тут я и подбросил ему задачку, над которой безуспешно корпел все эти месяцы. Попросил, конечно, никому не рассказывать, пока КСОР не принял работу и не установил уровень секретности. В самом механике я не сомневался. КСОР его собирается привлекать к своим операциям, значит, человек проверенный.

— Вот скажи, механик, как бы ты решил такую проблему. Есть некий артефакт, который способен передавать на большое расстояние сигнал. Принимает его другой артефакт и распознает переданную букву... одну за другой...

— А в чем проблема?

— Проблема в том, как проявить переданный текст. Допустим, есть магическая бумага, способная проявлять буквы, но как сделать так, чтобы они следовали одна за другой, находили свое место в строке, переходили на следующую и при этом не смешивались друг с другом...

— Но ведь есть же магические шкатулки для заключения договоров. Разве нельзя использовать тот же принцип?

— К сожалению, нельзя. Я уже подробно рассмотрел этот вариант. Ничего не получится. Дело в том, что их настраивают определенным образом на конкретный текст, в котором оставляется пустая строка, разбитая на ячейки, способные проявить ровно тридцать символов. В каждой ячейке магически прописываются все буквы алфавита. Специальный блок улавливает звуки речи и активирует нужную букву сначала в первой ячейке, потом следующий звук во второй... ну, и так далее. Как видишь, все это очень громоздко, магоемко и ненадежно. Я спросил: что будет, если имя договаривающейся стороны окажется длиннее тридцати символов. Мне ответили — проблема решается просто... берется бланк договора и заполняется вручную. Вот такие издержки прогресса.

Этот разговор надолго вогнал Вассиана в задумчивость и отрешил от повседневных мелочей наподобие занятий в схоле невидимок и, вероятно, работы на мануфактуре. Наставники пытались переключить его мозги на учебный процесс: угрожали всевозможными карами; орали ему в ухо, чтобы очнулся; выгоняли из аудитории, однако все было бесполезно. Как выяснилось, эта увлекающаяся натура забывала обо всем на свете, если попадалась интересная задачка. Гражданское его руководство знало о такой его особенности, и даже не пыталось перевоспитывать, поскольку результатом таких углубленных раздумий обычно бывали очень интересные технические решения, весьма способствующие процветанию предприятия. Единственными, кто не прощал ему, были представительницы прекраснейшей половины человечества. Попав в сети его обаяния, они при очередном уходе сознания в горные дали, где существовали только формулы, расчеты, шестеренки, валы, втулки, оси и прочие интереснейшие вещи, сначала пытались бороться, потом, обиженные невниманием, просто уходили, хлопнув дверью. А Вассиан, по его же собственному признанию, часто даже не замечал, что остался один, вспоминая через месяц, а то и два, что бок о бок с ним некоторое время тому назад жила девушка.

Плоды его задумчивости не замедлили созреть и пасть к моим ногам. Однажды перед очередным занятием по самообороне, я зашел в раздевалку переодеться и увидел Вассиана, нервно теребящего тубу для чертежей. Он, сидя на скамейке и приплясывая от нетерпения — сам не понимаю, как он умудрился сидя приплясывать — дожидался меня.

— Вот, Филин, смотри, что я придумал, — вскричал механик, стоило мне показаться на пороге.

Коротко говоря, это был механизм, который с шагом в одну букву прокручивал бумажную... ленту, накрученную на бобину. Движителем должна была служить магическая энергия. При этом он предлагал закладывать алфавит не в ячейки бумаги, а в специальный блок на самом устройстве, дополнив его стальным типографским шрифтом. Устройство принимает сигнал, а блок, определив, какая буква или знак переданы, выберет нужную из набора и просто отпечатает ее обычной краской на ленте. Лента тут же передвигается на один шаг, и следующая буква отпечатается на ней после предыдущей. То есть бумага для этого устройства нужна была самая обычная. НЕМАГИЧЕСКАЯ. Это настолько удешевляло использование подобных устройств, что делало их доступными для самого широкого распространения в королевстве.

— Вассиан! Тебе не говорили, что ты гений? Это же так здорово! Молодец! Благодарю тебя от всей души и от имени мирового прогресса. Твое имя будет вписано на скрижали Славы... Оно прозвучит в веках! Юные механики всего мира будут чтить его, как святыню...

— Филин! Хватит уже. Что ты раскричался? Ну, придумал и придумал. Что тут такого?

— Ты еще сам не понимаешь, что придумал... Скажи, а на вашей мануфактуре могут сделать такой прибор... а лучше два?

— Могут, но... — замялся Вассиан.

— Я оплачу. Скажи, сколько это будет стоить и, пожалуйста, сделай как можно быстрее.

— Хорошо. Сделаем, — пообещал механик, несколько смущенный от моих, как он считал, неумеренных восторгов по пустякам.

Нечего и говорить с каким восторгом принял Лабриано идею механика. После того как Вассиан доставил нам опытные образцы дальнографа, мы с учителем полностью погрузились в отладку и доводку магической части аппарата. А еще никто не отменял занятия в академии, с Финь Ю, Греллианой... об этом я уже плакался в новое платье жены.

До чего дошло. У нас с Лабриано наметился успех, и я пришел домой за полчаса до начала занятий с Финь Ю. Ужинал в спешке, продолжая обдумывать новую идею, и не слышал, о чем щебетала моя жена, отделываясь универсальными: "Угу! Ага! На-а-адо же!", — за что и поплатился. Щебетание в короткие сроки преобразовалось в рык раненой тигрицы и волей неволей мне пришлось свернуть свои раздумья в трубочку и засунуть... в дальний угол сознания, аварийно падая в транс, чтобы прокрутить в ускоренном режиме наш разговор за ужином. Оказывается, Свента пошила себе новое платье и непременно хотела поразить столичную аристократию. Для этого она в кои-то веки буквально потребовала от меня поехать в театр на выступление Вителлины. И Сена прихватить с собой. Суть я вспомнил. Ничего страшного. А вот мои ответы... М-да! Вспоминая, вздрагивал и готовился к публичной порке. Хорошо, что мы не на кухне ужинаем. Говорят, женщины мастерски владеют страшным оружием под названием — скалка, которое хранится почему-то не в арсенале, а как раз на кухне. Знаю-знаю для чего скалка — недаром Сен кулинарии учил. Тем не менее, боевая эффективность данной утвари не вызывает сомнений.

— Милый, мне к этому платью стоит надеть гарнитур с топазами?

— Угу.

— А может лучше с изумрудами?

— Ага.

— Или с рубинами?

— Угу.

— А, может, все гарнитуры, что есть, нацепить?

— Ага.

— Или вообще голой пойти, воткнув в задницу павлинье перо?!

— На-а-адо же?

Вот тут и пришлось проявить все свое коварство и любовь. Я припал к новенькому платью Свенты, умоляя о прощении, и, между делом расписывая тяготы и лишения моей учебы. Был милостиво прощен... через некоторое, мучительно долгое, время, но с непременным условием озаботится билетами назавтра. И не опаздывать! Последнее было сказано таким тоном, что я понял — даже в горах Лопера скрыться от гнева супруги мне не удастся.