Воспоминания о неисчислимых мытарствах на Дальнем Востоке

Здесь необходимо было время. Прежде всего надо было усвоить, что из себя представляет вообще Республика Д.В., выявить её лицо, цель, задачи, для выполнения которых она образовалась. Началась горячая работа, трещали головы от непосильного напряжения ума. Началась постройка новой жизни Края.

Частям Армии, сгруппированным в Забайкальи, а в том числе и нашему полку было приказано возвратиться на Восточный фронт к Хабаровску. Никому не хотелось возвращаться назад, туда, где кроме лишений и невзгод ничего нельзя было ожидать. Безпрерывная партизанская война (с начала 19 г. в течение 2 лет) с ежедневными скитаниями по лесу, болотам, горам утомили [17] всех, и публика, узнав о назначении полка на Восточный фронт, положительно воспротивилась этому.

— Как, мол, так-то? Говорили, как разобьём Семёнова, все Российские сразу будут отправлены домой, а тут пожалуйте обратно туда, где нам опротивели эти жёлтые рожи и весь Край. Довольно мы там побродили, пускай другие полки идут туда. На самом деле, ведь можно туда послать другие части, которые там ещё не были, а всё время сидели в 3абайкальи.

Так рассуждали кругом и во всех вагонах собравшиеся ребята. Требовали к себе Военкомов и наказывали им, чтоб они хлопотали об оставлении полка в Забайкальи, а туда мы не поедем.

Трудно было об"яснить им невозможность удовлетворения ихней просьбы. Надо сказать, что части, отправляемые на Вост. фронт, были более боевые и никогда, ни где не отступавшие, не имея на то распоряжений, а с Востока мы могли ожидать нападения Японцев и обязательного наступления Меркуловцев. Необходимо было приготовить и все лучшие части Армии иметь всегда под рукой, дабы в нужный момент сразу отразить нападение. И только после серьёзных споров и долгих бесед удалось наконец доказать необходимость пребывания наших частей на Вост-фронте и вообще в Д.В.Р. до тех пор, пока не будут эвакуированы Японцы и банды Меркулова разбитыми.

И так мы снова в знакомых нам палестинах. Снова имели счастье видеть опротивевшие нам жёлтые рожи. Хабаровск Японцами был эвакуирован, и наши части стояли в нём гарнизоном.

Без волнений прошла остальная часть зимы 20 года. Военное обучение продолжалось каждый день.

Вот настает лето 21 года. Май месяц. Тепло, так и хотелось бы в это время быть дома, а тут на грех новое выступлений банд Бочарова. Наш полк отправился первым на фронт. И, приняв меры, мы не допустили белые банды на свою территорию. Пока обошлось без бою, но видно было, что без решительной схватки дело не обойдётся, и вплоть до глубокой осени пришлось быть на чеку, ожидая внезапного нападения.

Но белые, как видно, серьёзно готовились к бою, а потому все приготовления заняли у них всё лето, и только когда показался первый снег, началось движение белых. Они тихо повели наступление на наши передовые части, большую часть их Армии составляла кавалерия. Последняя двинулась обходным путём, пользуясь Китайской границей, и то и дело заезжала в тыл нашим частям. Надо сказать, что наши передовые части, охраняя территорию на протяжении 500 вёрст, едва насчитывали в себе 4.000 человек. А неприятельская Армия состояла из 10-15 тысяч, плюс к тому белые имели хорошую конницу, в то время у нас насчитывалось ни как не больше 400 человек конницы при очень плохих лошадях. Остальные части находились в Амурской области.

Скорой переброске войск мешала переправа через Амур, а также и плохое состояние линии ж.д. Амурской области. И наши части под давлением белых начали постепенный отход к Xабаровску.

Часто белые занимали какую либо из ст. ж.д. в тылу у нас, наши части в таких случаях шли обходом. Вообще все стоянки с нашей стороны имели оборонительный характер.

Так отступили до Хабаровска, а после непродолжительного боя под Казакевичами в 11 верстах от Хабаровска наши части отошли на деревню Владимировку, на левый берег Амура.

Все это время я занимался эвакуацией хозяйства наших соединённых частей и в то же время имел надзор за белыми офицерами, живущими в Хабаровске. Покончив всё это, я присоединился к своему полку, когда он шёл на Владимировку, где и остановились ночевать.

Неприятеля далеко не было видно, и нашему полку было разрешено спокойно спать. Не мудрено, что после длинных переходов все полностью воспользовались этим и крепко спали.

Под утро (оплошность, вероятно, была Штаба фронта), помещаясь с 3-м взводом 6-й роты нашего полка, чуть свет я писал рапорт о своём возвращении в полк и об окончании эвакуации хозяйства и т. д., как вдруг на улице послышались выстрелы и крики. Быстро разбудив всех, мы бросились из хаты на улицу. Последняя была полна вооружёнными людьми, бегающими взад и вперёд, и на ходу стреляли, пули свистели по всем направлениям. Трудно было разобрать, наши ли в улице или белые. Вдали улицы показалась цепь, быстро перебегавшая через улицу в переулок. Чья цепь — неизвестно.

Так в недоумении я несколько минут стоял у ворот. Видимо, заметив меня, ко мне подбежал с карабином в руках офицер: "Руки вверх — сдавайтесь!" Смотрю, может, свои. Высокого роста, галифэ, и тут только замечаю лампасы, этого в наших частях нет. С быстротой молнии мелькают мысли — пропал, сдаваться живым нельзя, сумка, висящая с боку, полна документами, из которых самый главный нач.контрразведки и список офицеров, подозреваемых в шпионаже и др. документы. Смерти не линовать, быстро бросаюсь в ворота, бегу через двор, прыгаю через забор в огород. Не знаю, гонится ли кто за мной. А, чёрт, ну пропал, висевший сзади ранец зацепился за тын огорода, и я, болтая ногами, повис. Изо всех сил стараюсь сорваться, не удаётся, обрываю ремни и бегу. Ранец так и остался на заборе.

Пробегаю ров, двое убитых, наши или чужие, не знаю, т.к. белые погон не имели, а если и имели, так начерченные карандашём. Первые кусты, снимаю сумку, надо уничтожить все документы, т.к. возможно, что белые окружили лес со всех сторон. Порвал всё и разбросал [17об] по сторонам.

Я задумался над тем, в каком направлении идти, как вдруг смотрю, 5 человек с винтовками на перевес, видимо, сразу узнав меня, кричат: "Идите сюда". Иду, вижу, ребята нашего полка, от них узнаю, что Хабаровск занят белыми, а они бежали оттуда, надеясь застать наши части во Владимировке.

— Так, ребята! Значит, выход один — держать направление на Покровку, а в случае, если она занята, двинуться обходом влево на ст. Ин.

Пошли. Стой! Где-то шумят. Осторожно спускаемся по дороге на застывшую реку. Дорога сразу по реке поворачивает на право, там и слышится возня. Надо узнать, кто. Один из нас идёт и через несколько минут машет рукой. Оказалось, что шум подняли бойцы нашего полка, отступавшие группой от Владимировки в количестве 70 человек. Большинство из них было из пулемётной команды. Они с"умели захватить с собой три пулемёта "Кольта", которые везли на двух лошадях. Шум подняли, поднимая лошадь, которая, не имея подков, на льду падала уже не один раз. Обрадовались, увидев меня, у них появилась надежда на то, что мне известно положение дел вообще и что я знаю, куда нам нужно отступать. Но увы, я знал столько же, сколько и они, так как я не был в полку, а прибыл в него вечером, когда полк был в дороге и ночевал с 3-м взводом, и только на утро полагал явиться в Штаб к исполнению своих обязанностей. Но мне было известно место расположения частей в тылу, и я мог предполагать, исходя из оценки данного положения, что наши части, уцелевшие во Владимировке, должны отступать на ст. Покровку. Мы же были между Хабаровском сзади, Владимировкой с лева и Покровской с права. Если неприятель успел занять Покровку, нам трудно было бы выбраться на ст. Ин, т.к. место довольно чистое, лишь местами были мелкие кусты.

Взобравшись на берег реки, я увидал дымящийся паровоз на ст. Покровка, а потому и заключил, что ст. ещё в наших руках, т.к. паровоз не мог быть оставлен нами.

Мы взяли направление на Покровку. Высокий берег реки местами густо оброс кустарником. В одном из таких мест, где дорога как раз близко подходила к берегу реки, мы были остановлены неожиданным для нас явлением. Команда: "Вперёд!" И чуть ли не на наши головы с берега, как один, прыгнула целая рота белых. Ребята защёлкали затворами, бросились к пулемётам. Но быстро сообразив, что из всего этого выйдет, я не мог приказывать (потому что не хотел), но крикнул: "Сдать винтовки!" Винтовки быстро были брошены на снег, и, как я заметил, один я торчал с винтовкой в руках, и чуть ли не с силой другой руки мне удалось выпустить из рук винтовку. Перед нами была офицерская рота. Погоны блестели на плечах у каждого из них.

— Вот и великолепно, — сказал полковник, командир роты, — а то ни за что мы бы Вас всех перепороли. Ну, кто у Вас командир отряда?

Кто-то ответил, что командира нет и что перед ними не отряд, а группа людей, отступающих из Владимировки.

— Так, — сказал полковник, а коммунисты есть?

— Нет! Коммунисты давно уже разбежались.

Подходит ко мне капитан кавалерии:

— А Вы кто, будете?

Отвечаю, что простой солдат.

— Нет, может Вы офицер б/ст. армии или Завхоз Кр. Армии?

Говорю, что ни то и ни другое, а писарь штаба 32 ст. полка.

— Ага, ну вот я ведь сразу вижу, что лицо интеллигентное, и вижу, что ни на своём месте. Вы у нас будете работать и быстро составите себе карьеру. У Вас, что новый полушубок? — спрашивает, заворачивая полу.

— Да!

— Давайте меняться, а то у меня, знаете, похуже. Мне надо будет делать походы, а Вы ведь будете в тепле.

Я снимаю свой и отдаю:

— Пожалуйста.

— Ну вот, а Вы одевайте мой, отдаю вместе с погонами — носите, а при случае и щегольнёте. А это что у Вас, револьвер? — увидев лежавший у моих ног ремень с кабуром.

— Нет, в кобуре я держал бомбу, которую и выбросил сейчас в снег.

— А, ну так я возьму себе Ваш кобур, у меня как раз нет.

Свой револьвер я успел выбросить в снег.

Ребят а смотрели на меня, как бы спрашивая, зачем мы сдались.

Нас повели в Покровку, которая оказалась взятой белыми. Посадили в довольно просторную комнату, ставни у окон закрыли. Я быстро постарался об"яснить ребятам наше положение. Сказал, чтоб они не называли меня Ветошкиным, а звали бы Солнцевым Костей, и в случае опроса, чтоб ни кто не говорил, что уроженцы таких то губерний из России, а все, кто желает быть свободным, показывать месторождение занятых белыми местностей от Хабаровска до Владивостока, в противном же случае все Российские будут сосланы на Остров Сахалин. Мне были известны последние приказы белых по Армии о гуманном обращении с военнопленными, а детали этой гуманности, на сколько широко она простирается, надо было знать самому, да и трудно было ошибиться.

В этот момент нами разговоры были прерваны, в помещение ворвалась группа пьяных офицеров.

— А, красножё... Ну, ничего, не бойсь, не тронем, только вот что по теплее снимем, ну ка ты, снимай валенки, — кричит одному из наших, и, перебивая друг друга, началось раздевание.

— Это мои валенки.

— Как твои, я раньше твоего увидел их, пошёл к черту!

— Женька не лезь!

Женька выхватывает клинок.

А, собака!

Противник бац по клинку полушубком, падают, барахтаются. Мы жмёмся в один угол.

Команда: "Смирно?!" В дверях появляется полковник.

— Это что за безобразие, расстреляю мерзавцев, как не стыдно снимать, и на глазах у пленных заводите драку из за тряпок или приказ [18] позабыли? Марш!

— Господин полковник, это он начал, так как я вперёд увидел валенки.

— Довольно, марш на улицу, там разберёмся.

Повернувшись к нам, он сказал:

— Ни кому не отдавайте Ваших вещей, раздевать пленных у нас не полагается.

На улице поднялся шум и выстрелы, стук копыт промчавшихся лошадей, беготня. Надо было думать, что белые отступают, т.к. с улицы слышались крики о красных. Наше положение было скверное, сквозь щели окон было видно, как белые носились по улице взад, вперёд, не знав, что делать. Всё смолкло, так и не удалось узнать, что именно произошло.

Вечером нас повели в Хабаровск. Сопровождали нас конные и пешие. Только что вышли на реку Амур, как из наших рядов взяли корейца. Он был один, и через 10 минут были слышны вопли несчастного, не было сомнения, его били, а потом живого спустили в прорубь под лёд. Как видно, на корейцев приказ о гуманности не распространялся.

Нас посадили в огромное здание по Муравьёво-Амурской улице, на верхний этаж. Мы были уже не одни, а человек 150. Началось хождение офицеров, старались завести с нами беседу и всячески узнать, нет ли среди нас коммунистов, комиссаров, офицеров. В группе, раньше нас прибывшей, я нашёл председателя Ком. ячейки нашего полка, командира взвода и роты. От них я узнал, что все компрометирующие нас бумаги были уничтожены. Штаб нашего полка во главе с Ком.полка и Военкомом взят в плен.

Белые составили списки пленных, в которых большинство б/приморских. На самом же деле почти все были российские, и, продержав нас 4 дня, они старались выпытать и из"ять коммунистов, но убедившись, что таковых среди нас нет, рано утром, выдав нам документы об освобождении и построив в ряды, с напутственной речью вывели на улицу, сказав, что можем идти куда угодно, только не в сторону фронта.

Счастливцев было человек девяносто. Улицы были пусты, куда пойдти, это был большой вопрос, т.к. мы были все российские, и мало, имели знакомых, на которых можно было бы надеяться. Пока темно, решили пойдти к казармам нашего полка и там обсудить кто куда. Часть из нас направилась в деревни, некоторые остались в Хабаровске, человек 40 направились в Никольск с целью пробраться в Анучино, где был батальон нашего полка. Наш батальон представлял из себя парт-отряд, специально командированный в район Анучино. Таких отрядов было уже много. Они создавались сразу со дня отступления нашей Армии.

Имея на руках документы, мы не стеснялись пользоваться гуманностью белых. Надо было где-то достать кусок хлеба, а это было не так легко. Мы на каждой станции, которую проходили, обязательно обшаривали все эшалоны белых. Они, не отказывая, давали нам всё, что у них было лишняго, а в то время ввиду успешного продвижения их Армии были богаты. Японцы снабжали их всем, чем возможно.

Так дошли мы до станции Вяземской, 45 вёрст от Хабаровска, ст. большая.

— А что, ребята, давай пощупаем, нельзя ли с поездом ехать до Никольска?

И принявшись за дело, мы узнали, что скоро пойдёт товарный поезд до Владивостока. Отыскали состав и, убедившись, что действительно эти вагоны идут на Владивосток, заняли один вагон. Сами устроили нары, перетащили из других вагонов печку и были, как дома. Рядом с нами в вагоне ехали 4 офицера до Никольска, двое за нас забрались к ним в вагон и удостоились там выпивки и закуски. Они нам обещали помочь проехать.

В ожидании отхода поезда я с товарищем отправился на станцию. Надо было, что либо поесть, а если возможно, достать на дорогу хлеба. Идя по перрону, я увидел на первом пути вагон "Салон" с надписью "Делегаты Временного Приморского Правительства", едущие в Хабаровск.

— Ага, великолепная мысль, Серёжка, идём к делегатам, ведь от них же исходит гуманное обращение с нами, поднапрём, может и отколется, а?