"Броненосцы-2" (прода)

— Тралить и тралить нам эту бухту, Михаил Николаевич, — обратился контр-адмирал Небогатов к своему флаг-капитану. — А миноносца всего два довели.

— Глаза боятся, а руки делают, Николай Иванович, — усмехнулся Капитонов. — К тому же нет никакой необходимости перепахивать всю акваторию. Вполне достаточно только места стоянок судов и фарватер для выхода в море.

— Разумеется. Думаю, что за сегодня управимся с этим делом...

Русские корабли снова подошли к архипелагу Бонин.

Третьей эскадре совсем незачем было торопиться во Владивосток — там и так хватало боевых кораблей. С запасом хватало. А из бухты Ллойда, расположенной всего в нескольких сотнях миль от устья Токийского залива можно было угрожать главной транспортной артерии Японии. И противопоставить адмиралам противника этому было уже нечего: броненосцы 'Слава', 'Император Николай Первый', 'Император Александр Второй', 'Адмирал Ушаков' и 'Адмирал Сенявин' ('Апраксина' пришлось оставить в Сингапуре из-за аварии), крейсера 'Память Азова', 'Владимир Мономах' и 'Адмирал Корнилов', являлись силой, с которой не посмеет вступить в противоборство ни один японский адмирал. Правда истребителя удалось довести до театра военных действий только два: 'Видный' и 'Громящий'. Ещё пять типа 'Сокол' приходилось оставлять один за другим по дороге — постоянные поломки в машинах делали невозможным их дальнейшее следование с эскадрой.

Решение временно базироваться на Бонине пришло если и не экспромтом (это и ранее планировалось как один из вариантов), то только после получения сведений о результатах сражения под Портом Лазарева. Конечно, существовала опасность минирования японцами бухты Ллойда. Как ни была мала вероятность таких действий японцев, всё-таки стоило подстраховаться и два пришедших с эскадрой эсминца планомерно утюжили водную гладь будущей стоянки, пытаясь зацепить возможную мину тралом. Броненосцы, крейсера и транспорты терпеливо 'прогуливались' в открытом море.

Паровые катера с боевых кораблей уже пошли вдоль побережья конфисковывать у немногочисленного местного населения все имеющиеся плавсредства. Не хватало ещё, чтобы какой-нибудь особо ярый верноподданный микадо пустился бы в отчаянное путешествие для того, чтобы сообщить о месте базирования русских кораблей...

Бонинцы вполне спокойно восприняли данную акцию — около полугода назад такие же корабли под Андреевским флагом уже делали подобное. И, ничего — не обижали, рисом, горохом и мясом делились раз уж лишили возможности рыбу ловить... Жилось в то время даже сытнее, чем обычно.

К тому же, на этот раз, рыбакам пообещали разрешить выход на промысел. Правда, под присмотром тех же паровых катеров.

Мин в бухте не нашли, и корабли втянулись на место стоянки. На эскадре появилось время отдохнуть после перехода через три океана, привести по возможности в порядок механизмы, почистить обросшие днища кораблей...

— Приятное место, как считаете? — весело смотрел на своего начальника штаба Небогатов.

— Просто курорт, Николай Иванович, — кивнул, соглашаясь, флаг-капитан, — люблю такое: ни холодно, ни жарко — ровненько так... А вообще-то я всё-таки северянин. Люблю Балтику, слякотный Петербург. Службу в Севастополе вспоминаю как самый тяжёлый период своей жизни. Хотя супруга тогда просто нарадоваться не могла. До сих пор меня шпыняет...

— Во Владивосток торопитесь?

— Только если с дочкой встретиться. Ну и с зятем...

— Да-да, помню, — адмирал не преминул подпустить шпильку. — Орёл! Наслышан, наслышан. Нечасто встретишь такое отношение к мужу дочери...

— Так это заслужить надо. Я ведь его с начала тоже недолюбливал. Но война... Всё по своим местам расставила...

— Да ладно вам, Михаил Николаевич. Помню я всё. Все уши уже прожужжали про этого лейтенанта. Такое впечатление, что больше дочери его любите.

— Ннну... Почти как её.

— Но пригласил я вас, как понимаете, по другому поводу.

— Вероятно, даже догадываюсь по какому. Планирование крейсерских операций?

— Именно.

— Я готов. Мне изложить собственные соображения или сначала выскажетесь вы?

— Начинайте, а я пока послушаю.

— Во первых, — Капитонов стал разворачивать карту предполагаемого района боевых действий, — считаю разумным разбить эскадру на два отряда: 'Слава' и 'Ушаков' с 'Сенявиным' в одном, при них 'Мономах'. 'Николай', 'Александр' и 'Память Азова' с 'Корниловым' в другом.

— Почему именно так?

— В одном отряде корабли с новыми пушками, в другом — со старыми. Любой из отрядов вполне способен вести бой со всем оставшимся у японцев флотом.. Во всяком случае, до подхода второй половины эскадры, а расходиться далеко и нет никакой необходимости — район действия не такой уж обширный. Принято?

— Слушаю дальше, — кивнул адмирал.

— Оба отряда рассыпаются 'неводом' и патрулируют свои участки — кого-нибудь наверняка зацепим. Пусть это будут нейтралы без контрабанды, пусть, но будем 'делать нервы' как японцам, так и их союзникам...

— Использовать броненосцы для крейсерской войны? Как-то это...

— А почему бы и нет? Тринадцать узлов как минимум даёт любой, дальность плавания вполне приличная. Дорого? Так сейчас не до того, чтобы 'булавки считать'. Есть, конечно и другой вариант: броненосцы только обеспечивают боевую устойчивость рыщущих по окрестностям крейсерам, но это резко сужает область действия эскадры. Я посмею настаивать на первом своём предложении.

Адмирал со своим флаг-капитаном ещё несколько часов обсуждали детали предстоящей операции.

На следующий день, на 'Славу' прибыли командиры крейсеров и броненосцев, и состоялось ещё одно совещание, на котором уточнили конкретные детали.

А ещё через двое суток, все боевые корабли, исключая миноносцы, оставшиеся для охранения транспортов, покинули Бонинские острова.

Через двадцать четыре часа отряды под флагом Небогатова и брейд-вымпелом Смирнова (командира 'Николая'), вышли в районы намеченные для операции.

Корабли разошлись на расстояние около ста кабельтовых, и стали 'чесать' океан в поисках добычи. Результаты не замедлили сказаться: за первый же день остановили тринадцать судов идущих в Японию и из неё. На второй — ещё семь. Большинство пришлось отпустить, но три были потоплены, как перевозившие контрабанду, а ещё два захвачены в качестве призов. Угольный запас эскадры пополнился ещё на две тысячи тонн бездымного Кардиффа, и индийский рис с японского транспорта тоже был не лишним.

После двух дней крейсирования к юго-западу от устья Токийского залива пришлось вернуться — автономность кораблей, и, в первую очередь 'Славы', не позволяла надолго отрываться от основной базы — этот броненосец, как и броненосцы береговой обороны, строились для Балтики, где расстояния более чем скромные.

Но цель была достигнута — русские обозначили угрозу коммуникациям на путях в Японию.

Финансисты всего мира не могли и не стали игнорировать этот факт.

Микадо, хоть и неофициально, стал интересоваться возможностями заключения мира...

Если хочешь объявить о своих намерениях на весь мир, сделай намёк об этом конфиденциально — можешь не сомневаться: все кому надо и не надо будут оповещены об этом чуть ли не мгновенно. Дюжина стран, узнав о том, что Япония, наконец-то согласна на ведение мирных переговоров, немедленно стала предлагать свои услуги в качестве посредника.

Обе, пока ещё воюющие империи, сошлись на Гааге, где державы представляли не просто посланники, а чрезвычайные и полномочные послы. Хотя с российской стороны на переговоры не погнушался выехать сам Ламсдорф.

Переговоры начались тяжело: русские, после очередных одержанных побед, предъявляли такие требования, что выполняя их, Япония не только скатывалась на уровень 'держав' типа Сиама, Персии и Мексики — выживание нации ставилось под большой вопрос. С другой (японской) стороны, претензии так же были неадекватны: страна, развязавшая войну, требовала заключения мира на основании имеющихся результатов этой самой войны: все территории занятые японскими войсками, должны остаться под протекторатом Страны Восходящего Солнца.

Митсухаши, возглавлявший японскую делегацию, и сам прекрасно понимал, что такие преьензии могут вызвать лишь раздражение противной стороны, но действовал согласно инструкциям из Токио.

— Я не совсем понимаю, уважаемый господин посол, — начал Владимир Николаевич Ламсдорф, услышав о претензиях японской стороны, — зачем меня оторвали от важных дел. Неужели вашему правительству не ясно, что на таких условиях Россия никогда не заключит мира.

— Я лишь выполняю волю своего императора, — поклонился японский дипломат, — но имею полномочия и к поиску компромиссных решений...

Переговоры, конечно, не торговля на рынке, но что-то общее в обоих процессах имеется...

Обеим империям был необходим мир, обе империи старались 'состричь' максимум дивидендов из сложившейся ситуации и не'потерять лица' на международной арене, обе делегации старательно пытались найти решение, которое было бы не унизительным для другой стороны, и максимально выгодным для своей. Исходя из сложившейся ситуации, разумеется...

России мир был необходим как как вода, а Японии — как воздух. Японская нация задыхалась на своих островах, ей требовался рынок сбыта на континенте. Ламсдорф со своей делегацией это прекрасно понимал, понимал и то, что Россия вполне может обойтись и без Квантуна, без Северной Кореи, без Южной Манчжурии... Но здесь вставал вопрос о престиже Великой Державы: даже если всё это отдать за деньги (которых у Японии нет и теперь уже не предполагается), то престиж России в мировой политике упадёт до самой нижней отметки.

Формоза, Окинава и Цусима, были включены в список претензий заведомо с намерением от этих претензий отказаться... Ну то есть всё как на рынке всё-таки — торговаться нужно начинать с максимума.

Японская делегация, разумеется, с негодованием отвергла столь наглые поползновения, но и свои аппетиты поумерила...

Переговоры 'покатились' по сложившимся для этого процесса шаблонам. Курильскую гряду японцы согласились вернуть России в обмен на формально захваченный Бонинский архипелаг и Охотское море вновь стало внутренним водоёмом Империи. Однако право беспошлинной ловли на шельфе островов, японцы для своих рыбаков выговорили.

К тому же Япония лишалась особого статуса на Сахалине.

'Варяг' и 'Решительный' безусловно, возвращались России в боеготовом состоянии за счёт японской стороны, как и все захваченные торговые суда. Ни одного вооружённого японца не должно было оставаться на континенте.

Россия 'великодушно' отказалась от претензий по поводу совершенно ей не нужных островов южнее Хоккайдо, и вопрос перешёл к Южной Манчжурии, Корее и Ляодунскому полуострову. Здесь 'терять лица' нельзя было никому.

Российская и Японская империи признавали права друг друга в Корее, и линия раздела сфер влияния прошла по сороковой параллели. (Корея фактически 'воевала' на стороне Японии, так что мнения 'Страны Утренней Свежести' никто и не спрашивал).

А вот с Ляодуном намучались: формально он захвачен армией генерала Ноги, и стоил ей немалой крови, но нормально — Япония, вероломно напавшая на Россию, побеждена. И неважно, что ни сам полуостров русским уже фактически не нужен, ни прилегающие к нему территории — вопрос престижа...

Ламсдорф с Митсухаси для обсуждения этого вопроса, неоднократно удалялись общаться с глазу на глаз.

В результате Япония согласилась освободить данные территории, но был составлен дополнительный секретный протокол, по которому Страна Восходящего Солнца имела право через год выкупить право аренды у России. Но с правом участия в коцессиях русской стороны. Южно-Манчжурская железная дорога при этом, оставалась российским объектом. Поскольку Стране Восходящего Солнца нечем было покрыть ближайшие долги и проценты по ним, то Россия согласилась приобрести в качестве компенсации строящиеся крейсера типа 'Цукуба'. Для немедленной перепродажи, разумеется.

Отдельной статьёй рассматривался вопрос о пленных. Русская делегация согласилась оплатить по самой высокой цене все издержки, но только после возвращения всех портартурцев, манчжурцев и моряков на родину. Так что, чем больше их вернётся домой живыми и здоровыми, тем выгодней самой Японии — больший долг скостят...

Дебаты продолжались ещё с неделю, но стороны всё-таки договорились.

Мир был заключён.