Моё смертельное счастье...

Интересно, давно у него никого нет? Он кажется что-то говорил о своей неуживчивости и деспотизме... Впору пожалеть бедолагу.

Усмехнувшись, поняла, что такими темпами скоро додумаюсь до того, чтобы действительно поддаться своим низменным инстинктам и, наплевав на последствия, не мешать ему делать всё, что ему так хотелось.

По телу прошла волнующая дрожь и я прикрыла глаза и их коварный блеск и закусила губу. Заманчиво...

Но глупо.

Нет, это не мой вариант и ни к чему хорошему он не приведёт. В любом случае он поймет и услышит все мои мысли и ладно, если просто воспользуется. Намного хуже будет, если он повернет их против меня же, решив устроить мне очередную встряску или что-нибудь в этом духе.

Нет, пусть уж лучше кормится и балует. Хватит с него и этого. На мужчину моей мечты он не тянет, а тратить время и нервы на того, кто с легкостью поломает все мои грандиозные планы не в моих интересах. Нет, уж! С него лечение, счастье и наказание. И хватит!

Кстати, который час?

Глава 8

Слабо ориентируясь во времени, потому что солнца не было видно и серая хмарь за стеклом была довольно неопределенной, я поудобнее перехватила Снежку и отправилась вниз. По дороге заглянула в столовую, но накрытого стола не обнаружила и поняла, что ещё не время.

В кабинет меня никоим образом не тянуло, а так как запрета на перемещение по дому не было, я предпочла сунуть нос в библиотеку, чтобы в полной мере изучить местное великолепие. Вообще я не просто так пошла работать в библиотеку — с малых лет я изучала мир по книгам, и ничуть об этом не жалела. Вымышленный мир порой оказывался намного более реальным, чем существующий. Его герои были действительно Героями, с большой буквы. Умными, честными, порядочными.

Благородными.

Его героини всегда отличались добротой и сообразительностью.

А миры были красочными и волшебными.

Наверное, я так и не выросла...

Опустив любопытную Снежку на пол, я неторопливо брела вдоль многочисленных стеллажей, внимательно изучая корешки. Удивительно... Невероятно древние книги! Некоторые так и вовсе раритетные!

Взгляд остановился на собрании сочинений Жюль Верна, и я аккуратно взяла первую книгу, которая оказалась датирована аж 1890 годом. Очуметь...

Мои глаза округлились сами собой и я даже представить не смогла, сколько может стоить подобная книга. Да ведь это ручная работа! Переплет из натуральной кожи, а на лицевой стороне серебряный медальон с барельефом автора! А внутри... О, мой бог... Я держу в руках целое состояние! Внутри дарственная надпись от самого автора!!!

А их тут...

Задумчиво подняв голову, автоматически посчитала. Двенадцать томов. Полное собрание сочинений.

— Интересуешься фантастикой?

Вздрогнув от насмешливого тона моего персонального мучителя, медленно повернула голову на звук. Он стоял в дверях, и в его взгляде было столько иронии, что я моментально поняла — сейчас он слышал все мои мысли. Каждую.

И ведь понял, что мой деньгометр сейчас зашкалило от осознания того, сколько стоит один этот стеллаж, на полках которого имелся не только Жюль Верн, но и многие другие именитые писатели-фантасты прошлого.

Зараза...

— От злючки слышу. — К моему удивлению он не обиделся, лишь скептично фыркнул и довольно ровно поинтересовался: — Ужинать идём?

Идём. Но потом я хочу сюда! Это настоящая сокровищница!

— Странные у тебя представления о сокровищах, — его приветливый тон ни одним своим звуком не намекал на то, что чуть больше часа назад в оранжерее произошла очередная размолвка. — Неужели тебе книги дороже реальных драгоценностей?

Драгоценность невозможно читать. В них невозможно погружаться так, как можно погрузиться в книгу, каждая из которых — полноценный мир, а порой и не один.

Так что мой ответ — книга лучше. И дороже. А уж такие, как тут... Кстати, откуда?

— Наследие прадеда по материнской линии. Он был таким же ценителем печатного богатства, как и ты. К сожалению, кроме меня никто из близких не оценил его увлечений, так что пришлось забрать библиотеку себе. Остальные хотели её банально распродать, мало представляя реальную цену подобных раритетных экземпляров. Кстати, не надейся, продать их невозможно — каждый экземпляр именной и находится в том самом, "непродажном" списке.

Я ж говорю, зараза...

— Анна!

А не подслушивай!

К этому моменту мы уже успели сесть за стол, так что я решила чуть-чуть покапризничать и дать себе волю — на его раздраженный окрик иронично приподняла бровь, а затем и вовсе показала язык. Мои мысли — моё достояние, а не нравится их слушать — блокируй!

Вместо ответа он недовольно сузил глаза, в глубине которых промелькнуло нечто трудноопределимое, но я не стушевалась. Фыркнула и перевела всё своё внимание на ужин. Может я и преступница, может я и отрабатываю своё наказание в качестве "добровольного" донора эмоций, но ни в одном законе и ни в одном Уголовном Кодексе не прописано, что мысли обязаны оставаться нейтральными и корректными по отношению к тому, кто тебя раздражает.

Так что...

Сквозь полуопущенные ресницы бросив внимательный взгляд на хозяина этого дома, по его раздраженному лицу поняла, что он очень внимательно слушает мои мысли. И как они тебе, зайчонок?

— Хамка.

От извращенца слышу. Кстати, не расскажешь мне об интересующих меня объёмах? Сколько я тебе должна?

Краем глаза наблюдая за Снежкой, старательно обнюхивающей незнакомую комнату и многочисленные углы, я упустила момент, когда он решил заговорить и вздрогнула от его крайне ласкового, моментально насторожившего меня голоса.

— Всё зависит от качества и вкуса эмоции. Каждая эмоция на вкус различна, это я уже упоминал. Кроме того большое влияние на объём оказывает сила испытываемой эмоции. Чем она положительнее, сильнее, насыщеннее, тем легче пьётся и тем больше её объём. Мы измеряем объёмы выпитых эмоций в Эмах. Один Эм по своей энергетической насыщенности равен одному усредненному приему обычной пищи. В смертнике, который испытывает в основном панику, страх дикий ужас и обреченность, реже гнев или ярость — от двадцати до сорока Эмов. Их любой Пожиратель может выпить за пять минут, при этом осушив жертву до смерти. Не смертельная доза для донора с подобными эмоциями составляет от пяти до десяти Эмов. Свыше неё — донор впадает в затяжную депрессию, апатию, теряет интерес к жизни, волю, а затем умирает. Если взять для примера тебя, то утром, при прямом контакте я изъял едва ли пол-Эма. Не эмоцию даже, а её критичное превышение от нормы. За сутки из воздуха в общей сложности я поглощаю около одного Эма, но это учитывая, что я общаюсь не только с тобой, но и с другими. А теперь непосредственно к стоимости твоих преступлений — в совокупности они оценены мной в двести девять Эмов.

Сколько??!

С ума сошел?!

У меня чуть хлеб из пальцев не выпал.

Десять вышек??!

— Здесь идёт иной подсчет — вышка тебе не светит, так что с учетом растяжения во времени и не смертельного изъятия я взял по максимуму. Опять же, заметь, если бы смертник испытывал не страх и ужас, а безбрежное счастье и любовь к ближнему, то изъятыми из него Эмами можно было бы накормить сотню Пожирателей. Любовь, истинная любовь, выпитая до дна, содержит в себе около пятисот полноценных Эмов. Счастье чуть меньше, но ненамного. Радость, благодарность, умиротворение, эйфория... Все они являются положительными и крайне насыщенными энергией эмоциями. Проблема смертников в том, что в них этих эмоций нет, поэтому приговор обычно смертельный.

Кирилл замолчал, а я начала крайне тщательно пережевывать не только хлеб, которым едва не подавилась, но и информацию. Значит, при самом плохом раскладе, я здесь вообще на полгода...

Хреново.

Но как насчет тех Эмов, которые не разлиты в воздухе, а взяты непосредственно с кожи?

— От половинки до целого за каждый раз.

Ага... Значит мне предпочтительнее действительно позволять себя трогать и...

Поморщившись, потому что мысль уже успела сформироваться, а он на это тут же ехидно усмехнулся, недовольно поджала губы. Да, выводы не радовали. Если я хочу ускорить исполнение наказания, то мне выгоднее позволять ему делать всё, что он хочет.

А вот я не хочу!

— Твоё право, — неопределенно пожав плечами, Кирилл не отвлекался и от ужина, с аппетитом поглощая действительно вкусные котлетки и салаты.

Ещё вопрос. Только честно.

— М?

Поджав губы, я даже отложила вилку и посмотрела ему четко в глаза.

— Ты сказал, что губы не несут боли. Как я узнаю, что ты не просто меня целуешь, а пьёшь? Как я узнаю, сколько тобой уже выпито, а сколько ещё осталось? И ещё... — голос сорвался, но я отпила и договорила вслух: — Сколько Эмов содержит в себе страсть?

— Всего около сотни. Да, к сожалению, она не так ценна, как счастье и любовь... — почему-то с сожалением качнув головой, мужчина чуть прикрыл глаза, так что я не могла разобрать их выражение. — Хочешь отделаться поскорее? Не забывай — не смертельная доза не больше четверти.

Так... посчитаем. Страсть содержит сотню. Четверть — это двадцать пять. Я должна ему чуть больше двухсот... То есть около десяти приёмов "страсти" и контрольный выстрел "счастьем".

Верно?

Пребывая в некотором нервном возбуждении, я нетерпеливо ждала ответа, но мужчина молчал.

И молчал...

И молчал.

Отвечай, черт возьми!

— Нет, ягодка, я не согласен на подобную подачку, — в голосе демона явно послышались угрожающие нотки, на что я лишь недовольно вскинулась. — Я буду брать так, как хочу сам. Тогда, когда хочу сам. И то, что хочу сам. О том, что переберу — не переживай, я контролирую каждый взятый Эм и как только объём будет выбран, я тебе сообщу. А теперь будь лапой, допивай чай. Пора идти на кухню, лечиться.

Коз-з-зёл!

— Не обижай это благородное животное, Анечка. — Заледенев как взглядом, так и тоном, демон четко и угрожающе добавил: — Я хуже.

Если честно, то меня не проняло. Ну, вот ни капельки. Ни на пол-Эмика.

Скептично фыркнув, я допила чай и, поймав Снежку, которой что-то очень понравилось под столом, отправилась по уже знакомому маршруту на кухню, не собираясь ждать того, кто хуже козла. Кстати, ничего благородного в козле нет. Лохматый, рогатый, бодатый. Копытный.

Хм...

Интересно, а у него есть рогатая ипостась? У меня вот есть. Точнее была. А может и есть...

Кивком поприветствовав, а затем и поблагодарив Валентину, которая без лишних вопросов и уточнений выдала мне кружку с отваром и ингалятор в обмен на няшную лохматушку, я в кратчайшие сроки выполнила всё положенное, но вместо чая с коньяком получила аж три таблетки и пояснение:

— Это по рекомендации Ивана Михайловича.

Точно, он же обещал прислать результаты обследования моему рогато-копытному зайчонку. Интересно, мне дадут их почитать?

— Когда хамить перестанешь, — появившись в дверях, Кирилл был крайне недоволен моими мыслями. — Закругляйся, у меня ещё дела.

А я тут при чём?

— При том, что я хочу видеть тебя рядом.

Хоти.

И тут я поняла, что, кажется, перегнула палку...

Он не сменил ипостась. Он не кричал. Не злился.

Он просто смотрел.

Но мне вдруг показалось, что на огромной кухне, размерами пять на шесть, нам двоим стало очень тесно. Воздух резко загустел, так что стало не только трудно дышать, но и думать. Валентина глухо пискнула и, подхватив Снежку, поторопилась выскочить из помещения, благо смогла это сделать.

Я же... Я в это время сидела в кресле и не находила в себе сил встать, что уж тут говорить о побеге.

Страшно, как ни странно, не было. Ну, может самую капельку.

В основном было почему-то стыдно и неловко. Я действительно забылась и начала вести себя непозволительно, причем прекрасно понимая, что он слышит мои мысли и специально думала как можно обиднее и неприятнее.

Он же двигался медленно, позволяя мне в полной мере ощутить всю свою ничтожность и бессилие перед одним из самых могущественных демонов мира.

Дошел.

Чуть склонился и положил руки на подлокотники, словно запирая этим движением меня в кресле.

Помедлил, внимательно рассматривая моё наверняка побледневшее, а местами пятнистое от стыда лицо... И тихо, проникновенно заговорил:

— Анна... Я принимаю во внимание твоё нежелание осознать суровую действительность, но правда такова, что ты до сих пор жива и при памяти только потому, что мне тебя жаль. Только потому, что ты женщина. Только потому, что я хочу познать вкус полноценного счастья. Я не прошу многого — всего лишь быть вежливой и приветливой. Но если ты на это не способна, то и я в свою очередь могу принять меры. В подвале, который находится под цоколем, у меня в наличии несколько камер, предназначенных именно для таких, как ты — не смертников. Хочешь туда? Обещаю, навещать и кормить я буду тебя каждый день. А ещё сам кормиться буду. Тем, чем получится. Это как раз займет около полугода. Хочешь так? А когда наконец твоя вина будет почти испита, я выпущу тебя посмотреть на солнце... И тогда ты познаешь истинное счастье. Счастье свободы. Которое я тоже выпью. До дна. Ты этого хочешь, Анна?

Нет...

Вслух я сказать не могла, замерев от осознания, что он действительно поступает наперекор всем правилам и канонам, разрешая мне жить в доме. Больше того! Потакая мне и моим слабостям.

А затем по моей щеке скатилась первая слеза...

Раскаяние. Давно он не ощущал подобного. Яркое. Чистое. Настоящее.

Очень питательное, потому что искреннее.

Она смотрела на него так виновато, что он не удержался — приник к её губам и за одну секунду выпил не только сладчайшую пенку с эмоции, но и её обескураженный выдох, когда её губы кольнуло.

Это была не боль. Это было стандартное подтверждение изъятия, чтобы донор понимал, что произошло это самое изъятие.

Да, в прошлый раз он её не пил — просто целовал.

Глупец...

— Ты...

Он отстранился почти сразу, а она всё не могла справиться с остальными эмоциями, поэтому продолжила мысленно:

"Что это было?"

— Изъятие. Изъятие твоего искреннего раскаяния объёмом в три Эма. Минимальная разовая доза, равняющаяся одной сотой от полноценной эмоции. Самая насыщенная. Самая яркая. Пенка от варенья...

Кирилл отстранился окончательно, а затем сделал шаг назад.

Я же...

Я поняла, что лучше уж мне быть хорошей девочкой, потому что это не мой уровень.

Потупившись, вытерла тыльной стороной ладони слёзы и мысленно, снова попросив прощения, потому что вслух не могла, уточнила: "У тебя дела, да? Куда идти?".

— В кабинет. Всего на пару часов, не больше. Можешь сначала умыться и захватить книгу о воспитании шпицев. Буду ждать тебя там.

Он ушел, а я ещё минут пять не могла собраться с силами, чтобы просто встать. И кого я собиралась перехитрить и переиграть? Пожирателя-эмпата?

Вот уж точно дура...

Прекрасно понимая, что нельзя тянуть, я кое-как собралась с силами и на деревянных ногах отправилась наверх. В дверях наткнулась на Валентину, но ни она, ни я общаться не торопились — женщина молча вручила мне Снежку, а я так же молча её забрала и пошла дальше.