Блеск обмана (главы 1-13)

— Виктор, — буркнул я, не сбавляя шага.

— Необычное имя.

— Нормальное.

Клод задумался, на какое-то время наступило молчание. Однако длилось оно недолго. Озарённый очередной догадкой, охранник воскликнул:

— А! Так ты, наверно, с Севера! Там все странные.

В отчётах упоминалось, что местные считают северные земли мистическими и опасными, оттуда-де появляются самые странные существа, самые подозрительные личности и самые невероятные артефакты. Воображение рисовало им полную волшебства страну, затерянную среди древних снегов. Там правят не погрязшие во взаимной ненависти маразматики-короли, а мудрые чародеи, для которых правда и справедливость — повседневная рутина. По общепринятому мифу, люди на Севере живут не для решения бытовых проблем, а для поиска какой-то Вселенской Истины, и что когда эта Истина наконец найдётся, во всем мире наступят процветание и всеобщее счастье. Все, сколько себя помнили, жили ожиданием этого великого момента.

Нетрудно догадаться, что на севере находился Тоннель, и большинству приходивших через него не было никакого дела до благополучия местных.

Миры с низкой степенью когерентности (особенно если из обитатели не подозревают о существовании Великой Оси) со всеобщего молчаливого согласия используются для выкачивания ресурсов. Это и близко не лежало с теми представлениями о мудрых чародеях, которые мы сами же создаём и поддерживаем. Просто потому, что высокими целями можно объяснить любую несправедливость.

— То-то я смотрю, говор у тебя странный, — продолжал он. — Как у этих, которые в универти... унисер...

— Университетах, — подсказал я.

— Ага, точно. Как у тех, кто в универси-те-тах обитает. Вот и мой старик-отец говорит, что хорошо мы заживём не когда умники с Севера Истину найдут, а когда они с народом на одном языке заговорят.

"Или когда умникам из технического отдела перестанут урезать бюджет", — подумал я, незаметно поправляя автопереводчик под платком, закрывавшим нижнюю часть лица. На интеграцию в периферийные миры традиционно выделялось слишком мало средств, чтобы технический отдел интересовался качеством предназначенного для этих миров оборудования.

— А ещё говорят, — не унимался Клод, — будто на Севере — я два серебряных за эту тайну отдал — живут женщины с волчьими хвостами. И будто если какой торговец с такой договорится, она будет помогать ему во всех делах.

— Хоро... — я запнулся, чтобы не сказать, как хорошо его обули на два серебряных. — Хорошая осведомлённость.

— Слушай, а ты не из этих? — размыто спросил он.

— Из кого?

— Ну... — Клод запнулся. — Из "мотыльков".

— Кого? — снова переспросил я.

Как правило, словарь жаргонизмов — самая забавная часть документации, не говоря уже о том, что без этих знаний агент будет выглядеть белой вороной. Особенно в таких отсталых мирах, где нет понятия "студент по обмену". Но времени у меня было мало, а выражений много, поэтому словарь читался через слово на десятое.

Охранник опасливо посмотрел по сторонам. Он выглядел так, будто опасался, что из ближайшей рощицы может выпрыгнуть целый отряд рыцарей, отправленных сюда специально только для того, чтобы уличить его в крамоле.

— "Мотыльки", — повторил он едва ли не шёпотом.

— Первый раз слышу.

— Они появились совсем недавно, а уже пользуются большим влиянием у санкарской знати. Говорят, даже король советуется с ними.

В отчётах не было ни слова о каких-то там "мотыльках". Значит, они появились уже после пропажи нашего агента. Или же агент утаивал часть информации. Вопрос только, зачем?

— И чего же хотят эти ваши "мотыльки"? — поинтересовался я. — Логично, что общаясь с авторитарным правителем, свободы, равенства и братства они не потребуют. Так чего тогда? "Притеснений, социального расслоения, распрей"?

Клод почесал затылок. По-видимому, единственно понятной для него была первая часть вопроса.

— Сейчас, — охранник порылся в небольшой сумочке, похожей на грубо сшитую барсетку, прикреплённую к ремню. Достав скомканную листовку, Клод расправил её и протянул мне. — Неужели ни разу не видел такие? Вдоль больших дорог на каждом дереве, на каждом заборе, сучьи дети, лепят.

Я рассеяно мотнул головой. К таверне — месту, где в последний раз засветился пропавший агент, меня телепортировали почти сразу же по прибытии.

— А тебе, гляжу, не нравится, что они требуют, — заметил я. Автопереводчик работал только со звуком, и надписи на листовке оставались для меня кучей бессмысленных значков. Неясно было даже с какой стороны их нужно читать.

— Ну даёшь! — воскликнул охранник. — Вот же, чёрным по белому написано: "Долой волшебников, долой северян". А у меня волшебники — основные клиенты. В своих башнях-то они, может, и великие, а стоит такому выйти на дорогу, он собственной тени пугается. Да и северяне не лучше. Зато и те, и другие хорошо платят. Не буду же я против собственного дохода выступать! Эй, чего остановился? Давай, если поднажмём, то завтра к полудню будем у стен Аша!

Я всё так же рассеянно кивнул, продолжая рассматривать измятую листовку. На грубой бумаге, пожелтевшей от солнца и дождей, среди непонятных чёрточек и символов порхала бабочка с осыпающимися крыльями.

Глава 12

К вечеру легкий ветерок стал свежее, а затем и вовсе усилился, срывая листья и наклоняя к земле молодые, тоненькие деревца; порывы ветра волнами пробегали по траве, заставляя отворачиваться от летящей в лицо пыли.

Наложенное на Клода заклинание понемногу ослабевало, и охранник всё чаще и всё с большим подозрением посматривал в мою сторону, как бы между делом проверяя, хорошо ли закреплен его арбалет. Он и сам говорил мне, что на дорогах можно встретить кого угодно, а теперь ему, должно быть, всё чаще вспоминались слухи из трактира, и идея идти куда-то с незнакомцем уже не казалась хорошей.

— Эй, Клод, — позвал я.

— Чего? — нехотя отозвался охранник.

— Ты что, боишься, что я тебя сожру или вроде того?

Он демонстративно фыркнул и сделал вид, будто поправляет арбалет за спиной.

— Вот ещё! Волк что ли, бояться тебя? — с напускной бравадой заявил Клод. — Вот когда в позапрошлом месяце мы с ребятами обоз книжника сопровождали, и нас чёрные волки окружили, тогда, признаюсь, струхнул чутка. А какого-то монаха пугаться — только нервы зря тратить.

Он принял меня за одного из полоумных священнослужителей, которые ходили от села к селу, от города к городу, и за еду рассказывали о популярных в народе вещах, вроде разложения нравов или близящегося конца света. Учитывая, что нравы имеют особенность разлагаться до бесконечности, а конец света — отодвигаться на неопределённый срок, этим кормилась целая армия проповедников. Причём большинство из них сами имели весьма и весьма сомнительные представления о нравах.

Незаметно отцепив автопереводчик, я откинул капюшон и опустил платок, показывая лицо. Клод постарался не подавать виду, но с заметным облегчением вздохнул, убедившись, что перед ним не жуткий выходец с того света и не искорёженное злыми чарами творение колдуна.

— Мы с братиями дали обет не открывать наши лица мирянам, — смиренно сообщил я, вернув платок с автопереводчиком на место. — Однако моя миссия важна, и я не могу допустить, чтобы первый же попутчик всадил мне стрелу промеж глаз.

— Миссия? — оживился Клод. Нетрудно было догадаться, что в сопровождении торговцев всяким хламом и зануд-волшебников не было ничего интересного, а вот историю о таинственном монахе охранник будет до посинения пересказывать друзьям, приятелям, детям и внукам.

— Я ищу одного человека. Он принадлежит к моему ордену. Последний раз его видели примерно две недели назад, он направлялся в Аш. Быть может, вы видел его?

— Нет, — покачал головой Клод. — Ещё одного такого чудака все бы запомнили.

— И всё же? Его зовут Ромак. У него чёрные волосы, ростом он мне по плечо или чуть выше, глаза карие, на правом виске родимое пятно. Говорит с хрипотцой, может жаловаться на боль в левом колене.

— Извини, Виктор, здесь я тебе не помощник. Две недели назад я водил крестьян из села в устье Броны, да и шли мы на ярмарку в Дугген, совсем в другую сторону.

Впереди замаячила деревенька. Захудалая и полузаброшенная, но всё же это было лучше, чем сидеть в бурю посреди поля. Мы решили попроситься в какой-нибудь дом заночевать и переждать непогоду.

Поначалу никто не хотел связываться с подозрительным типом, хоть того и сопровождал охранник. Однако стоило звякнуть медным монетам, добрая половина которых была из моих командировочных, как сразу же нашлись и ночлег, и ужин. Место для ночлега, правда, было выделено в старом сарае, а на ужин нам досталась жидкая похлёбка.

Вообще-то, я хотел заплатить парой золотых. Не столько чтобы продемонстрировать щедрость, сколько чтобы показать простолюдинам, что они имеют дело не абы с кем, и общаться с нами следует почтительно. Клод быстро отговорил меня, тихонько намекнув, что прознав о таком аттракционе невиданной щедрости, кто-нибудь из крестьян непременно явится за премиальными. С вилами и топорами.

— Ни разу не видел монаха, готового за что-то платить, — почти проворчал охранник, пересчитывая оставшиеся в его барсетке деньги. — Ты, Виктор, больше походишь на шпиона.

— О, боги, меня раскрыли! — сказал я с интонациями плохого актёра. — Что же мне делать? Убить или завербовать?

— Предпочитаю второе, — бросил он, не отвлекаясь от монет.

Снаружи бесновался ветер. Доносились запахи сырой земли и навоза. Над тусклой масляной лампой длинным чёрным щупальцем вился чад. Аутентичность, будь она неладна, зашкаливала.

В воздухе чувствовалось напряжение, что-то назревало.

* * *

Меня разбудил едкий запах дыма. Это не было ни погасшей лампой, ни разъедающей глаза вонью от местного табака. Это был запах костра. Но не тот, который крутится около горящих веток, и не тот, который остаётся над остывающей золой.

Горела деревня.

Горел и сарай.

Растолкав Клода, я сгрёб наши вещи в охапку и бросился к выходу. Охранник успел остановить меня. Он подобрался к дверям и заглянул в узкую щель, затем жестом велел прислушаться. Снаружи не было слышно ни криков, ни топота, ни шипения заливаемого водой огня. Только потрескивание горящих брёвен да, время от времени, протяжный, раскатистый грохот, когда в каком-нибудь из домов обрушивалась крыша.

Клод осмотрел стены сарая, благо недостатка в освещении мы уже не испытывали, скорее, наоборот. Выбрав подходящее место, он несколькими пинками высадил пару гнилых досок.

— Значит так, северянин. Сейчас побежим. Держись за мной, не отставай, не оглядывайся и постарайся не шуметь, — вполголоса сказал он, вытирая кулаком слезящиеся от дыма глаза. — Очень хорошо постарайся.

— Какого хрена тут происходит? — зло спросил я. — Как же остальные? Надо хотя бы проверить...

— Им уже не поможешь. Потом объясню. Давай, пора самим ноги уносить!

Мы вылезли позади сарая, когда он уже готовился развалиться, и бросились к ближайшей рощице, чёрным пучком торчавшей метрах в трёхстах от деревни. Отсиделись немного в кустах, глядя на сновавшие среди языков пламени фигуры. Люди на пожарище были заняты чем-то, но отнюдь не спасением погорельцев или пожитков. Они... наблюдали, чтобы деревня горела как следует.

Передохнув, Клод снова потянул меня за собой. Рощица стояла перед невысоким холмом, однако стоило немного подняться по нему, как оказалось, что холм резко срывается в овраг с осыпающимися глинистыми склонами. Мы здорово вымазались в грязи, когда скатились в него, а потом ещё и вымокли в бегущем по дну оврага ручье.

Вдоволь намесив ногами грязь и камни, я остановился и повторил вопрос. Клод повозюкал носком сапога в ручье, потёр шею и нехотя ответил:

— Что происходит, говоришь? А вот такие дела творят Мотыльки. Думаешь, эта заброшенная деревня одна такая? Их от Западного тракта десяток насчитать можно, и если кто-то не сбежал, то только потому, что бежать им некуда. Сидят и ждут каждую ночь — запалят или нет? Пойдём, нечего стоять.

— На кой сектантам жечь деревни? — поинтересовался я, нагоняя его. — Они же, вроде как, не с простым народом борются.

— Так-то оно так, только, знаешь, когда за власть грызня начинается, как раз народ-то под раздачу и попадает. А Мотыльки бесчинствуют потому, что всё равно крайними сделают северян с волшебниками.

— Это у вас так исторически сложилось или...

— И то, и другое. Волшебники, хоть они и никчёмные, но править мечтали всегда. Северяне тоже не лучше, нет-нет да сунут нос в государственные дела. Аристократия почуяла, что теряет позиции, тут-то Мотыльки и подвернулись.

— Угу-угу, и им, конечно же, совершенно ничего не нужно взамен. Абсолютно бескорыстная помощь правящим кругам. Ну, может быть только, власти капельку, — съязвил я.

Клод похлопал меня по плечу.

— Ну вот, ты уже разбираешься в интригах при санкарском дворе.

— Можно подумать, где-то бывает иначе.

Через полчаса, а то и больше, овраг уткнулся в тупик из наваленных камней, через которые тонкими струйками пробивался будущий ручей.

— Наконец-то река! Арна! — выдохнул Клод. Он кое-как взобрался по крутому склону, сплошь усеянному тонкими безжизненными корнями и повертел головой по сторонам. — Кажется, чисто!

— А за рекой — лес Карград? — уточнил я, глядя на него из оврага.

Охранник кивнул.

— Он самый. Мы отошли достаточно далеко, теперь пойдём по правому берегу Арны на восток, сделаем крюк и окажемся в предместьях Аша, на северо-западе от городской стены. А там уж и до северных ворот недалеко.

Я собрался уже было лезть за ним, но он жестом велел остановиться. Послышалось приглушённое лошадиное ржание, и два хриплых голоса синхронно окликнули Клода. Разница между ними была лишь в том, что один назвал его "грязным шельмецом", а другой — "курвиным сыном". Тихонько звякнув, к моим ногам упала клодова барсетка.

— Чего угодно господам солдатам? — тон и манера разговора охранника вдруг изменились до неузнаваемости.

— Свинья тебе солдат, — рявкнул на него один из подъехавших. — Не видишь что-ли? Перед тобой сержант. Офицер!

— Прощенья прошу, господин офицер, в темноте, да спросонья-то, не признал, — подобострастно бормотал Клод.

— Бабу свою в темноте признавать будешь, — сострил второй. — Кто таков? Ну, отвечай!

— Охранник я простой, господа офицеры. В столицу путь держу, у реки заночевать решил. Гляжу — зарево. Опять деревня горит, стал быть. Услышал, что кто-то идёт — ну, всё, думаю... убьют, изверги, ни про что!.. А это вы, господа офицеры! Бояться мне нечего, стал быть.

Все трое замолчали. По молчанию этому нетрудно было догадаться, что ещё чуть-чуть, и он влипнет. Надо было срочно что-то предпринимать, пока Клод не начал переигрывать. Лучшим решением стал бы какой-нибудь морок, просто немного спецэффектов, которые заставят этих дуболомов ретироваться. Неплохая идея, подумал я, представить Клода призраком или видением... Конечно, элементарный фокус с отводом глаз тоже мог сработать, но кто знает, как они поведут себя, если человек перед ними (и без того подозрительный) вдруг просто исчезнет. Они могут начать всматриваться и ненароком рассеять заклинание. Если Клода примут за волшебника, это будет грозить ему проблемами.