* * *
Посвящения в Кинжалы проходили до основной волны весенних Наречённых. Неспешно — по одному в день. Сразу после завтрака. Для некоторых он оказался последним. Что заставило Кледа на какое-то время позабыть о поединке с Мечом.
Первым шоком стало то, что Фелн погиб в Арке — просто выпал оттуда израненным сабельными ударами. Они ведь столько времени провели вместе на площадке, да и потом под конец немного поработали, когда тот отвечал за домашний арест барона ал да Белвендома. С трудом верилось, что этот Воин, неплохо справлявшийся с самой большой группой Когтей, не прошёл испытания. Как и Болб, вывалившийся практически разодранным пополам каким-то зверем.
А вот Вест прошёл, хотя казался большим увальнем, чем Болб, насколько такое слово вообще применимо к воспитанникам Ордена.
Ещё один Воин из группы Сапра, производивший впечатление вполне успешного почти во всех дисциплинах, успел сыграть Свадьбу прямо в Арке, пока не пришла очередь Кледа. Он не мог не задаваться вопросом, какая в этих смертях логика. Даже рискнул спросить у Колена, на что Ятаган, однако же, жёстко ответил:
— Не забивай себе голову, Госпожа Смерть видит скрытые слабости лучше нас. Так что подстелить соломки не выйдет. Если сомневаешься, лучше откажись заранее, потому что тогда тебе точно несдобровать. Ты у нас и так ранний, тебя по-хорошему бы ещё годик погонять...
— Нет, я не могу ждать, — подобрался Клед. — Я буду готов.
Колен и сам прекрасно должен был знать, почему в его случае так ускорили процесс. Хотя сказал ли ему Ятаган всё?
— Ну, это так обычно положено, — поправился Колен. — А как по мне, если моё мнение чего-то стоит, то шансы у тебя есть, и получше, чем у некоторых.
— Спасибо, — Клед отдал Салют Смерти и удалился.
Он был благодарен за это скупое подбадривание. Наверняка, оно в обязанности Ятагана не входило, если вообще не нарушало их. Так или иначе, Воин устыдился своих сомнений, припомнив Кодекс, и настроился на победу. У него всё равно не было иного выбора.
В день испытания кусок ему в горло за завтраком не лез. Да и не стоит наедаться, если придётся рубиться, хотя Фелн со своим невозмутимым характером набил брюхо от души. Впрочем, вряд ли его спасло бы голодание. Так что Клед лишь слегка заморил червячка, потому что идти в бой без сил тоже не дело. Благо в этот единственный раз распорядок позволял Воинам вольность в размере порции.
В этот час на молельном дворе присутствовали только кандидаты в Кинжалы: уже прошедшие испытание и ещё нет. Остальных, Наречённых не хотели безвременно пугать более страшными результатами неудачи, чем бывали в их случае.
Перед Аркой его инструктировал Колен, как и всех остальных.
— Ну, принцип ты уже знаешь, — сказал Ятаган. — Но будь готов к тому, что всплывут более глубинные страхи и привязанности. И просто развеять их не выйдет. В этот раз ты должен победить их в бою, какими бы они ни оказались. В помощь могу сказать лишь то, что сил у тебя всегда будет достаточно. Помни об этом, даже если на тебя выйдет чудовище размером с гору. Это твой страх и он не сильнее тебя. Точнее, чем сильнее ты, тем слабее он. Всё понятно? — Клед решительно кивнул. — Вперёд.
Оттягивать момент истины Воин не стал и бодро двинулся под свод Арки, стараясь не заострять внимание на потере ощущений, которая, кстати, в этот раз была не настолько оглушающей.
Клед даже не представлял, какие ещё у него могли остаться страхи после прошлого раза, но туман тут же развеял его неведение образом Алрины, несущейся на него верхом во главе клина кочевников. С разъярённым лицом и двумя скимитарами. В общем, логично, наверное. У него не было ощущения, что в прошлый раз он действительно изжил все связанные с любимой страхи.
Пешком против всадников без оружия — задачка чуть посложнее тех, что им приходилось решать на тренировках. Но не решать её выбора не было. В последний момент Клед увернулся от лошади Алрины, крутанулся, хватая за ногу соседнего кочевника, и тот неожиданно легко выпал из седла. Видимо, нартов Воин не особо боялся. Остальные вообще промчались мимо, куда-то к воображаемым войскам за его спиной. Лишь айланна осталась, развернулась и снова двинула лошадь на него.
Клед подобрал с земли саблю испарившегося всадника, ушёл от копыт длинным кувырком в сторону, подождал нового налёта, снова ушёл. Какое-то время они так "танцевали", и чем дальше, тем яснее становилось, что ситуация ничейная. Этому немало способствовало то, что тело Воина не уставало и дыхание не сбивалось от столь интенсивной нагрузки, которая в настоящем мире уже начала бы его утомлять.
Однако Воин помнил ещё по Обручению, что чем дольше он остаётся в этом "нигде", тем слабее становится. Значит, надо менять расклад сил, и поскорей. Причём не тупо кидаться в атаку, а постараться понять, чем вызван такой страх. Пока Алрина в очередной раз разворачивала лошадь, Клед быстро спросил:
— За что ты хочешь меня убить?
— За то, что бросил меня, скотина!
Она послала лошадь вперёд, на этот раз пытаясь достать его и мечом, но он уходил низами, так что ей его было никак не достать.
— За то, что сделал несчастной и одинокой!
Ещё один наскок, ещё одна серия кувырков.
— За то, что честь рода для тебя важнее любви!
Клед рискнул и откатился не так далеко, чуть меняя траекторию, и подрезал лошади саблей одну из ног. Та упала на колени и Алрина легко скатилась на землю по её шее, оказавшись, однако, по другую сторону крупа. Пользуясь паузой, Воин крикнул:
— Это неправда! Я всегда буду любить тебя! Я вернусь за тобой! В этой жизни или в следующей!
— Лжец! Ты обручился с другой!
Девушка перескочила через самопроизвольно издохшую лошадь, наступив на неё ногой и обрушилась на него сверху, но Клед ждал этого и успел увернуться, перемахивая сам на другую сторону.
— Это ничего не значит! Ты же знаешь, мы встречались прежде и встретимся снова!
— И ты снова выберешь что-то другое, не меня! — её ярость не на шутку пугала, отдаваясь в костях неприятной истинностью.
Снова они поменялись местами, но тут мёртвая лошадь истаяла и Алрина бросилась на него. Клед отбивался, защищаясь, но не пытаясь ранить её. Хотя знал, что должен. Не только ранить, но и убить. Но у него не поднималась рука. Наверное, поэтому любимая представляла для него самого страшного противника, какого только можно вообразить.
Так, стоп, его враг не она, а собственный страх. Чувство вины, конечно, мешало с ним бороться, но не влияло на рефлексы. Отбросив клинки Алрины, Клед разорвал дистанцию и попробовал оправдаться:
— Помнится, тогда, когда я уплывал на корабле, ты сама меня прогнала, а я очень хотел быть с тобой, — и уже заканчивая фразу он почувствовал, что это не то, от оправданий силы только убывали.
— Хотел бы — был бы! — и нечем крыть.
Хотя всё это глупо, учитывая то, что он спорит не с настоящей Алриной, а с её образом из своей головы. Стоп! Но разве настоящая она его укоряла? Разве пыталась остановить? Вот и подвох. Всплыла в памяти как-то позабытая за ненадобностью строка Кодекса: "Стыд, вина, сомнения, обвинения, оправдания ведут к поражению, ибо они ослабляют". Значит, к чёрту их!
— Но это не мешает мне тебя любить!
Это тоже крыть нечем, но противница гнёт свою линию:
— Врёшь! Любил бы — женился бы, а не таскался по орденских шлюхам! — и снова кидается на него.
Клед почувствовал прилив сил и, отбив её натиск, пошёл в контратаку. Выбил оба скимитара из рук Алрины и спеленал их крепким объятием.
— Ты так на самом деле не думаешь. Ты знаешь, что я люблю тебя, — и он поцеловал её.
Разумеется, Клед не ощутил того пламени, что всегда разгоралось между ними двоими. Но откуда-то, совершенно непонятно откуда, он знал, что страх противоположен любви. И чем ярче он разжигал воспоминание о своей, тем сильнее чувствовал себя. Фальшивая Алрина сопротивлялась, что есть мочи, но он лишь крепче целовал её, при этом не забывая отслеживать руки.
Вот она втиснула их между телами и дотянулась до "когтей корса" под мышками. Он перехватил. Болевым приёмом заставил одну кисть разжаться, но вторая не поддавалась — мешала сабля. Пришлось бросить её и подключить обе руки. Они боролись за один кинжал, как дети: Алрина не пыталась использовать ни ноги, ни голову, чтобы получить преимущество, и Клед тоже сознательно медлил. Видимо, сейчас почему-то важно кто кого пересилит...
Внезапно его осенило: если он чего-то ещё и боялся, то это причинить вред любимой. А ведь такое вполне возможно, если она всё-таки попытается вернуться к нартам, отчаявшись, и окажется в стане врага. При прошлом посвящении он на самом деле отказался решать этот конфликт и каким-то образом проскочил, но теперь, видимо не выйдет. И в этом его слабость. На этом его может поймать Морена, если она действительно не простой человек, а ставленница или марионетка того демона, которого они зовут богиней Смерти.
Но ведь даже если ему придётся убить любимую, это не изменит ни его чувств, ни их нерушимой связи, проходящей через многие жизни. Мелькнуло какое-то озарение, словно тень воспоминания о том, что, возможно, они уже убивали друг друга в прошлом, если не сами, то чужими руками, и всё же это не помешало им снова встретиться и полюбить друг друга.
От этой последней мысли в сердце Кледа как будто разгорелось маленькое солнышко. Он вдруг понял, что значит убивать из милосердия — опять, не по опыту этой жизни, а какой-то совсем другой... И ощутил, как сила его рук крепнет, а Алрины — слабеет.
В конце концов её пальцы поддались, Воин довернул кинжал, направляя его сверху в сердце и с шёпотом: "Я люблю тебя", вонзил между рёбер. Явственно ощущая, как тот протыкает мышцы, связки, две плёнки лёгких, и наконец, средоточие жизни любимой. Откуда-то из таза норовил подняться ужас: "Что я наделал?" — но Клед сосредоточился на сиянии в сердце и сжёг эту тьму светом своей любви, запечатлев на губах айланны последний поцелуй.
Девушка в его руках растаяла. Но это был ещё не конец.
* * *
Откуда-то спереди, из клубов тумана, окрашенных в более тёмный цвет, словно грозовые тучи, послышались удары и стоны. Такие, что не совсем понятно, то ли кого-то мучают, то ли сношают. Но ощущение опасности склоняло ко второму предположению. Причём, по мере приближения, оно усиливалось, как будто впереди скрывалось огромное, ужасное чудовище, вроде того, которое Клед так и не увидел в Западных горах. Душа помимо воли норовила уйти в пятки, а ноги остановиться, но Воин, памятуя о своей задаче, заставил себя сделать ещё несколько медленных, осторожных шагов, пока туман не рассеялся, открывая ему страшную картину.
Небольшой пятачок земли, выступивший из тумана, усеивали трупы окровавленных и изувеченных женщин. Судя по татуировкам на груди, это были Отступницы Похоти. А на станке, похожем на те, которыми были оборудованы Красные дома, была распята измученная Алрина в синяках и ссадинах, которую методично, словно забивая гвозди, трахал Меч Смерти. О ранге свидетельствовала татуировка огромного аспида, покрывающая всю спину, плечи и затылок — он стоял задом. Вот только рост был выше нынешнего главы ордена, талия — тоньше, плечи — шире, и косица на макушке -не тёмно-русая, а чёрная...
Клед рванулся вперёд, но его остановила какая-то невидимая сила, словно он упёрся в стену — немного упругую, но всё же не поддающуюся. Он попытался обойти преграду сбоку, не снижая на неё напора, но она как будто окружала душераздирающую сцену кольцом. И почему-то казалось, что это сила воли неведомого Меча, бесчинствующего над его любимой. Всё, чего Воин добился — это вида чудовищной плоти мерзавца, похожей на било боевого цепа со множеством шипов. При каждом проникновении Алрина вскрикивала, уже совсем слабо, а супостат принялся ещё и душить её, сомкнув руки на горле, так что вскрики перешли в предсмертный хрип. Но при этом она продолжала смотреть на мучителя преданными глазами, словно принимая всё, что он делал, как благодать.
Самым ужасным при этом было то, что Клед ощущал и чувства палача — его жажду покорить, присвоить жертву без остатка, наслаждение своей властью над беззащитной женщиной и упоение её преданным взглядом, её готовностью отдать ему душу...
Смесь возбуждения и ярости, которую испытывал сам Клед, не в последнюю очередь потому, что узнал какие-то из этих ощущений по собственным последним визитам в Красный дом, душила его и мешала сосредоточиться, чтобы преодолеть невидимый барьер.
Но вот Алрина издала последний всхлип и обмякла. Меч ещё несколько раз подтолкнул мёртвое тело изнутри, слово выжимая из него остатки души, которые пил взглядом из её гаснущих глаз, как изысканный нектар. А потом повернулся лицом, наконец найдя минутку для противника, чьё присутствие осознавал всё это время. Преграда исчезла, однако Клед замер на месте в полнейшем остолбенении: это был он сам.
В мозгу лихорадочно пронеслась цепочка последовательностей, которые могут привести его к подобному состоянию, леденя кровь правдоподобием. А враг тем временем неспешно застегнул штаны и двинулся к нему, извлекая откуда-то из воздуха Меч Кернуна, горевший в его руках вовсе не божественным светом, а тёмным пламенем Карандара. При этом куда страшнее рассекающего всё оружия казалась его стальная воля, теперь давившая всем весом на Кледа, пригвождая того к земле. А ожившая голова аспида между бровей гипнотизировала вселяющим первобытный ужас взглядом.
Воин был на волосок от того, чтобы сдаться, предвидя неминуемую смерть и даже не желая выжить, чтобы стать таким. Мешала лишь притаившаяся на дне души капля неверия в то, что он и вправду может настолько исказить свою суть. Эта капля воплотилась в образе ожившей Алрины, внезапно обнявшей его со спины и шепнувшей:
— Ты не такой.
Клед ей горячо поверил, потому что нуждался в этом, как никогда, и медленно надвигавшийся Меч остановился. За его спиной отразился противовес айланне в виде неестественно прекрасной богини Смерти, которая с вызовом бросила:
— Но иначе тебе меня не победить!
Она запустила изящную узкую ладошку в штаны своего подопечного, и Клед почувствовал острое удовольствие Меча. И его жажду служить своей богине, которая казалась искажённым зеркальным отражением любви к Алрине. А та в свою очередь была лишь выражением тяги души к божественному Свету.
Как только Воин осознал последнее, он зажмурился и изо всех сил представил настоящий Меч Кернуна, который столько раз вызывал в воображении раньше, чтобы найти в себе силы не погрязнуть в жестокости и бесчувствии, культивируемых в Ордене. Не потерять себя, как говорила Алрина, описывая свои впечатления от прикосновения к реликвии.
Божественное оружие послушно возникло в его руках, наполнив светом до краёв и придав сил. Открыв глаза, он обнаружил, что клинок и правда сияет, как Солнце, отчего туман, окружающий площадку, тает, открывая бездну бесконечной пустоты, а богиня Смерти недовольно щурится, словно этот свет её слепит.
Давление чужой воли спало, Клед шагнул навстречу тёмному двойнику, и тот повторил его движение, как в зеркале. Продолжил, метя рубящим движением в шею, и само собой вспомнилось давнее упражнение с молитвой против страха, без труда разогнавшееся до боевых скоростей.
