Честь Воина (режиссёрская версия)

Пролог.

Время Великой Игры

Мара блаженствовала. Сладок запах крови смертных! Но ещё слаще их ужас и ярость, ненависть и проклятия последних вздохов. А сейчас в Седьмом Корневом Мире было настоящее пиршество! Кулак Смерти, состоявший из элитных бойцов, вырезал нартскую деревню. Эти предатели посмели уйти из Орды и осесть на земле! Конечно, в начале их было слишком мало, чтобы этим озаботиться, но к изначальной горстке постепенно присоединялись люди из других Свор, и деревня успела разрастись. Так недолго и всё племя совратить с проторенного Её волей пути.

К сожалению, быстро найти отступников не удалось, поскольку они отреклись от насилия, тем самым став для Мары невидимыми. Но в итоге Её крылатый прислужник учуял кровавую ссору из-за женщины среди новоприбывших. Послать туда карателей было делом недолгим. И теперь прислужник — огромная бабочка-рыскунья — послушно откачивал все выплески человеческой силы из этой бойни. Истошные вопли детей, отчаянные визги женщин, яростные кличи воинов — Мара собирала обильную жатву.

Искусство боя нартов, некогда перенятое у валлов, а ныне искажённое Её подсказками, могло лишь добавить жестокости битве, но не оставляло бывшим кочевникам шансов против Её верных слуг — Воинов Смерти. Так густо текла кровь, так мощно бил фонтан предсмертных страстей, насыщая Мару до опьянения!

Внезапно всю эту восхитительную смесь единым махом высосали из неё, доставляя знакомое болезненно-жгучее наслаждение.

-Мой Повелитель...

А затем десятикратно уплотнённый сгусток невероятной мощи на грани того, что она могла выдержать, вернулся к Маре, и прогремел Его Глас:

— Время пришло!

О да! Наконец-то! Все вековые планы... Сейчас, через миг, ещё миг невыносимого блаженства!.. Мара содрогнулась в экстазе, издав торжествующий вопль. Эхом разнеслись по мирам вспышки ярости. И всё было кончено. Слишком быстро, как всегда слишком быстро. Но ничего. Скоро Она заслужит большее — сидеть одесную Его и править Мирами. Ей осталось лишь воплотить тщательно подготовленный план.

Однако не следует оставлять столько отборного лакомства на поживу диким духам. В деревне жила колдунья, без которой всё давно уже кончилось бы, хотя сама она и не подозревала, что лишь играет на руку Маре, затягивая агонию. Гнев и отчаяние колдуньи; ярость, насланная ею на самых свирепых воинов; ужас и ненависть, раздирающие менее храбрых; паника оставшихся в живых сельчан; страдание покалеченных матерей, тщетно силящихся прийти на помощь своим детям; боль от множества ран, преодолеваемая Её стойкими Воинами Смерти.... В этом котле бурлило густое варево, приправленное всеми мыслимыми "пряностями", и оно продолжало кипеть, источая восхитительный аромат.

Но сейчас не время пировать. Этот экстракт мучений пригодится позже. Пора заканчивать представление. Благо здесь есть дважды Обручённый с нею — командир отряда, Кинжал Смерти. И не зря Мара надоумила главу Ордена вручить ему особый меч из "небесного металла", а попросту говоря, из другого мира. Эта тёмная сталь с сизым отливом, заряженная первородной энергией, рассекает не только плоть, но и тонкие структуры. Она бесповоротно разит владеющих магией, даже такой слабенькой, как у этой колдуньи, основанной на внушении и связи с духами. Меч Ей, кстати, тоже потом понадобится.

По связывавшему их каналу Мара послала в сознание Кинжала вспышку просветления, указующую, где засела колдунья, которую сам он не мог увидеть из-за чар. Воин смерчем пронёсся через толпу отступников, оставляя за собой трупы, и молнией метнулся в указанный дом.

Колдунья увидела свой конец издалека, и ненависть вспыхнула в ней так ярко, что Мара без труда овладела этим слабеньким умом, сотворив при помощи её рук и своей мощи смертоносное заклятье, на которое самой несчастной не хватило бы ни сил, ни знаний. Зайдясь в вопле безумия, колдунья воздела руки и, когда воин снёс ей голову, взорвалась яростным пламенем, забравшим остатки её жизненной силы.

Разрушительная волна разметала в клочья всю округу. На месте бывшей деревни поднялась туча мелкого мусора: смешавшихся в кучу черепков, щепок и ошмётков плоти. Там не осталось ничего живого или целого. Но мусор не разлетелся — наткнулся на невидимую преграду и опал, очертив края магического купола, которым Мара накрыла плод трудов своих до лучших времён.

В ловушку попали и души, не успевшие осознать свою смерть и теперь обречённые мучиться дальше. Они сыграют роль закваски, на которой настоится эта гремучая смесь, и охранников, распугивающих всё живое. Их отчаяние в отрыве от тела и Изначального Света будет расти, повышая степень воздействия на того, кому предназначено однажды раскупорить этот схрон. А до тех пор кладбище боли будет ждать своего часа в неприкосновенности.

...Долгое мгновение длилась обещанная свадьба, к которой Обручённый со Смертью всегда был готов, которой он добивался. Воин узрел наконец истинную, сияющую и прекрасную ипостась своей единственной Наречённой, которой служил верой и правдой. Благоговение в его глазах взорвалось восторгом, и душа взлетела ввысь. Он был настолько ослеплён обещанным с юности счастьем, что едва заметил свет Сердца Мира в конце туннеля. В предвкушении неземного блаженства Обручённый рванулся в указанный Ею боковой коридор, и, получив в награду прямое прикосновение, отправился в Чертог Смерти, ожидать воплощения. Ещё одна душа для великого замысла, ещё один совершенный воин, который в назначенный час встанет на победную битву за власть над Мирами. Богам придется наконец потесниться, и справедливость восторжествует!

Теперь можно заняться в меру своих немалых — ох, немалых! — сил расстановкой действующих лиц по надлежащим местам. Придётся рискнуть и воплотиться, чтобы верней обеспечить нужное развитие событий и судеб тех, кто должен сыграть ключевую роль. Эти души Она давно не выпускала из виду, но влиять на них из-за грани Мира получалось плохо, хотя Мара и не оставляла попыток.

Некстати Ей вспомнилось предсказание Самана: "Коль коснётся щеки подчинённой тобою души хоть одна слезинка сочувствия, в тот же миг потеряешь ты всякую власть и отправишься в Путь". А предсказания Распорядителей — закон для Мироздания. Ненавистный божок!

Искра злости Мары, досадливо сплюнутая в мир, зажгла в чьём-то сердце ненависть, и простая ссора превратилась в поножовщину. Сласть! Проглотив эту каплю, она засмеялась, вселяя тёмную радость убийства в поддавшуюся ей душу. Ничего! На всякое правило, что нельзя нарушить, найдётся свой обходной путь.

— Барама! Барама!! Мне нужно дитя со слабой душой. Если это будет дочь вождя, тем лучше! Как? Не мне тебя учить. Позаботься о тельце. Как будешь готова — молись! Я пришлю тебе душонку кого-нибудь из самоубийц. И ещё. Скоро станет много работы для ваших мечей. Беритесь за всё, что предложат. И смотри внимательно — ты знаешь, кого я ищу.

Старая Барама, обязанная Маре своим бессмертным существованием во избежание божьей кары, знала и умела многое. И уж она-то расстарается. Ещё бы! Ей ведь не хочется гнить в персональном аду пару вечностей, а потом начинать всё сначала.

Следующим делом Мара обратила своё внимание к гному, которому давно внушала крамольные мысли о том, что за Чёрной Стеной скрывается богатая жила ныне мифического солетита — прочнейшего металла для доспехов. Внушила ему наконец-то дерзнуть и пробить её при помощи взрывчатки. Результат превзошёл все ожидания: горючий порошок, проделавший трещину в стене, подорвал жидкое драконье пламя, которое защищало Врата. Взрыв пламени сломал Печать и расколол твердь до самой магмы. Магма тоже детонировала, и Маре осталось лишь поднести щепотку тёмной материи, чтобы вся эта энергия не уничтожила планету, а пробила время и порвала пространство. Разлом распространился на бо́льшую часть миров, не затронув лишь высшие. Хаос теперь обеспечен!

Затем она вызвала Меча Смерти в Арку и велела прекратить посылать Кулаки на истребление нартов, сообщив, что впредь основной опасности следует ждать с запада, от самых гор.

Вот она, награда за безупречную работу — послушный смертоносный механизм! Не зря Мара больше века назад основала этот орден, поклоняющийся ей же. Их возможности больше, чем у кого-либо в этом мире, и они будут готовы, когда понадобится. Всё, что нужно для вечной кровной вражды с нартами, давно сделано. Но пока для исполнения плана требовалось на время оградить одних своих подопечных от других. Барама сыграет свою роль с другой стороны.

А теперь разожжём пожар, на котором вскипит эликсир нашей мести! Лёгкими прикосновениями Мара прошлась по сердцам приграничных баронов, разжигая из тлеющих в их душах искорок яркие костры зависти, жадности, ненависти... Скоро на окраинах Свободных Княжеств станет жарко от звона оружия. Алые сполохи смеха пробежали по всей сущности Мары. Настал Её звёздный час.

* * *

По тёмному безбрежному пространству легко шагала женщина невиданной красы. Но красота эта вовсе не грела сердце, ибо была неживой. Совершенные черты лица, словно выписанные тушью на бледном мраморе, обрамлял чёрный шёлк волос, стекающий по хрупким плечам на осиную талию. Часть прядей плавно колыхалась за спиной, как русалочьи волосы в медленной воде. Точёная фигура мерцала холодным, замогильным светом.

Левой ладонью женщина крепко сжимала намотанную на узкое запястье верёвку. Точнее, это был длиннющий хвост огромной бабочки. По пушистым чёрным крыльям струились яркие лиловые узоры, при взгляде на которые начинала кружиться голова, потому что линии постоянно менялись, извиваясь в неком хаотичном танце.

Бабочка словно бы рыскала над невидимым полем в поисках цветов, а женщина двигалась за ней. Когда во тьме вспыхивали бледные пятнышки, похожие на болотные огни, бабочка немедленно устремлялась туда и высасывала их. Женщина при этом довольно улыбалась, облизывая синим языком лиловые губы.

Постепенно стало ясно, что огни выстраиваются длинной цепочкой. Это было странно и тревожно. Обычно вспышек насилия больше в густонаселённых районах, которые так или иначе тяготеют к форме муравейника. Но чем можно объяснить массу отдельных случаев, растянутых на многие дни пути?

Женщина отпустила бабочку пастись на странной "дорожке" из огоньков, а сама прошла чуть дальше — туда, где присутствовал лишь тусклый фон подсветки: местность явно населённая, но, видимо, с суровыми условиями жизни, не располагающими к вспыльчивому поведению.

Красавица присела на корточки и какое-то время вглядывалась в то, что там происходит. Потом довольно улыбнулась, простёрла ладонь и выпустила на Землю свою маленькую копию — аватару размером с обычного человека. Та шагнула в мир с улыбкой абсолютного превосходства, оставляя за собой тошнотворный дымок дурных намерений.

Аватара дошла до стоянки кочевников. Никто не видел её, кроме старой колдуньи. Та обрадовалась и повела Проклятую в шатёр вождя, где лежала больная малышка.

Колдунья зажгла дурманные травы, всю ночь бубнила тягучие колдовские напевы, а к утру копия слилась с девочкой. Прекрасная женщина, наблюдавшая за этой картиной, засмеялась, и этот смех пронёсся жутким эхом по пространству, вселяя в душу леденящий ужас...

"Затевается что-то серьёзное, — подумал Волхв. — Пора просыпаться".

— Не спеши, — прилетел из-за пределов мира бесплотный голос, напоминающий весенний ручей.

"Но Мара снова воплотилась. Лично".

— Тебе ничего не сделать, пока всё не завертится, — снова зажурчал ручей. — А до этого ещё лет семь минимум. Главные действующие лица, которым ты должен помочь, пока под стол пешком ходят.

"Как всегда, без памяти?"

— Конечно. Ты же знаешь, в этом мире так положено. Восстанавливайся дальше, иначе запаса жизненных сил не хватит, чтобы довести эту историю до конца.

"Повинуюсь твоей мудрости, Мелин", — почтительно ответствовал Волхв и вернулся в свой долгий транс под болотом.

Глава 1.

Кларед: Третий сын

— Таким образом, если построить солдат сплошным строем, то в эти два квадрата войдёт столько же, сколько вот в этот один, — сказал мэтр Пойчиг, заканчивая чертёж на доске, и чихнул.

Он чихал каждый раз, когда брал в руки мел. Гармин, специально ждавший этого момента, плюнул косточкой балины через тростинку в затылок старшему брату. Полдор дёрнулся и обернулся, грозя тому кулаком. Кларед, сидевший сзади, с досадой вздохнул: иногда ему казалось, что он родился младшим по ошибке.

Преподаватель услышал шум и тоже повернулся. Но Гармин уже спрятал своё оружие и принял примерную позу. Очевидно, задумка была выставить Полдора нерадивым учеником. Однако новый учитель уже разобрался, кто из братьев чего стоит, и решил устроить "воспитательный момент", как он это называл:

— Мессир Гармин, можешь повторить своими словами, как ты понял то, что я только что рассказал?

Гармин, который совершенно точно его не слушал в ожидании момента для выстрела, всё же не растерялся:

— Мэтр Талис объяснил нам это проще: "салидорские штаны во все стороны равны". Ну, они там реально носят штаны такого покроя.

— И какие практические выводы ты можешь из этого сделать?

Вот тут Гармин слегка стушевался. Если дать ему в руки любые случайные предметы, он мигом что-нибудь из них соорудит, но попытка сделать то же самое в уме неизменно приводила его в ступор.

Кларед, сидевший позади всех, поднял руку. Если во всём соблюдать иерархию, то, пока до него дойдёт очередь, самые лёгкие варианты уже назовут, и он опять покажется глупым, не зная, что ответить. А тут уж, раз начали не по старшинству...

— Прошу, мессир Кларед.

— Это значит, что бежать наискосок короче, чем по дорожкам, если они квадратные.

— Квадратные дорожки? — учитель насмешливо приподнял бровь. Гармин с готовностью заржал.

— Ну не квадратные, — поморщился Кларед, — а эти, как их... перпиди... перди... — Гармин заржал ещё громче. — Тьфу!

— Мессир Гармин, не поможешь брату? — похоже, потешаться над этим мэтром себе дороже.

— Не, извините, я сам это выговаривать не умею! — Гармин всегда брал наглостью там, где не мог взять умом.

— Ладно, — сжалился преподаватель. — Пер-пен-ди-ку-лярные у вас тут дорожки. Но в целом мессир Кларед прав, хоть и не совсем по последней теме. Молодец. Мессир Полдор?

— Если строить треугольное здание, то камней на длинную стену уйдёт столько же, сколько на две, что покороче.

— Великолепное применение! Но не совсем верный вывод. Ведь стены могут быть разной высоты, а?

Полдор задумался на минуту, что-то вычерчивая пальцами по столу, потом вскинулся:

— Ну тогда, если высота будет такой же, как длина.

— Но ведь длины у малых и большого квадрата — разные.

— Точно, — с досадой хлопнул себя по лбу Полдор.

В этот момент в класс зашёл отец.

— Ну как тут мои отпрыски?

— Неплохо, неплохо, сир Марвик. Вы что-то хотели?

— Вы закончили?

— Ну, с этой темой, пожалуй, да.

— Тогда урок истории сегодня проведу я. Вы можете быть свободны.

Мэтр Пойчиг поклонился, собрал свои принадлежности, ещё дважды чихнув, и ретировался. За это время братья, заинтригованные таким поворотом, успели переглянуться. Но, похоже, никто не догадывался, что на уме у отца, обычно не занимавшегося их учёбой.

— Идёмте в библиотеку, дети мои, — сказал тот, выждав, пока затихнут шаги учителя.

Подрастающее поколение Лоринденов с энтузиазмом переместилось за главой семейства в соседнюю комнату побольше. Отец плотно прикрыл двери, зажёг свечи в канделябрах, задёрнул шторы на окнах.

У мальчишек от таких приготовлений любопытство разгорелось до невозможности. Они строили друг другу вопросительно-непонимающие рожи, но никто не смел нарушать молчание из уважения к отцу. Это им накрепко вбили с самого детства.

Наконец лорд Марвик расположился в кресле за читальным столиком, жестом велев сыновьям садиться на кушетку напротив. И когда все устроились, начал с вопроса:

— Кто-нибудь из вас читал "Сагу о замке Малфир"?

Кларед осторожно взглянул на братьев и несмело поднял руку, слегка опасаясь, что его отругают за "взрослое" чтиво. Но, к счастью, оказалось, вопрос был задан не в воспитательных целях. Отец лишь неопределённо хмыкнул.

— А братьям сюжет рассказывал?

Полдор и Гармин закивали, видя, что признание им ничем не грозит. Последний при этом глупо ухмылялся, потому как сюжет там был, что называется, пикантный. Отец слегка закатил глаза, но снова не стал никого отчитывать. Старшие братья расслабились, а вот Кларед, наоборот, почему-то напрягся. Для него в этой книге было что-то волнующее, но вовсе не любовные похождения. Просто сердце иногда пропускало удары, когда он читал некоторые сцены, и сейчас случилось то же самое.

— В общем, роман этот написан как любовная история, и потому не рекомендуется к прочтению таким юнцам. Но нас сейчас интересует не это. Мне только проще, раз уж вы знаете содержание. Помните, чем лорд Марлин сразил князя Кагара?

Старшие братья переглянулись, а Кларед, на самом деле прочитавший эту книгу уже несколько раз, уверенно ответил:

— Мечом, который он нашёл в пещере под горой по подсказке мудрого волшебника.

Отец кивнул, помолчал, потом со вздохом сказал:

— То, что я сейчас расскажу, должно навсегда остаться тайной, известной только нашей семье. И я попрошу вас поклясться в этом сердцем вашей матушки, леди Этлины.

Вот теперь всех мальчишек пробрала серьёзность происходящего. Старшие перестали ёрзать, а Кларед, не дожидаясь своей очереди, первым выпалил:

— Клянусь!

Сердце его стучало неровно. Казалось, вот сейчас наконец он поймёт, что его так взволновало в той книге. Порицания за несоблюдение старшинства не последовало, что лишний раз подчёркивало необычность момента. Полдор и Гармин по очереди повторили его клятву. И тогда отец выдал:

— На самом деле мы потомки оруженосца лорда Марлина, и этот меч хранится у нас в подземелье.

Пацаны встрепенулись, переглянулись, заёрзали, только Кларед неотрывно смотрел на отца и, затаив дыхание, ждал продолжения. Хвала богам, тот не разочаровал:

— Сейчас мы незаметно туда спустимся, и я покажу вам, где. Вы все должны знать его, на случай, если со мной что-то станется. И понимать, как важно хранить это в тайне. Идёмте. Остальное я объясню вам на месте.

Притихшие мальчики последовали за отцом на первый этаж, убедились, что рядом нет слуг, и нырнули в каморку под лестницей. Отец передал Полдору малый канделябр, взятый из библиотеки, отодвинул с дальней стены большую облезлую шкуру и показал камень, на который следовало надавить.

Камень провалился вглубь, что-то щёлкнуло, и отец навалился плечом на стену. Часть кладки сдвинулась и отошла, открывая проход. Пацаны восторженно переглянулись: в их замке есть тайное подземелье! Это же круто! Возгласы восторга готовы были прорваться, но всё же авторитет отца удерживал их от подобных проявлений. Они только шумно пыхтели.

— Эту дверь важно регулярно смазывать, чтобы не скрипела. Вот тут шарниры, тут запор и тут петли. Но ни в коем случае не поручать это слугам. Только сами. Подойдёт любое жидкое масло. Можно и с кухни, но лучше всего салидорское, которое мы используем для железных инструментов. У кузнеца всегда есть запас. Этим должен заниматься глава семьи, где-то раз в сезон. Позже я вам по очереди покажу, как это делается. Всем понятно?

Он дождался, пока каждый из братьев подтвердит понимание вслух, как было у них заведено, и жестом пригласил их войти. Мальчики в порядке старшинства гуськом втянулись в узкий коридор, отец зашёл последним.

За стеной было холодно и сыро. Но не душно — огонь свечей колебал лёгкий сквозняк. Отец задвинул за собой дверь, и трепетание пламени прекратилось. Он протиснулся вперёд, забрал у Полдора канделябр и повёл их дальше.

Пройдя шагов десять, они упёрлись в стену. Повернули налево, спустились по лестнице без перил, идущей вдоль кладки, и оказались в небольшом зале с земляным полом. Вперёд уходил низкий коридор, но отец лишь махнул рукой в ту сторону:

— Раньше там был потайной выход из замка, но он обвалился ещё лет двадцать назад, когда с горы сошёл сель. Сейчас мы копаем другой, со входом из погреба во дворе. Потому что здесь хранится более важная тайна, чем жизни нашей семьи, и лучше вообще никому не знать про это подземелье. Понимаете?

У Клареда снова странно стукнуло сердце. Он опять вне очереди ляпнул "да" и покосился на братьев: как они воспримут эти слова? Парни притихли, слегка ошеломлённые отцовским заявлением. Тринадцатилетний Гармин чесал в затылке, словно прикидывая, стоит ли подобных хлопот любая вещь. К счастью, наследником был Полдор, которому скоро стукнет пятнадцать. Он воспринимал все обязанности главы семьи, даже такие необычные, как должное, и степенно согласился:

— Понимаю, отец.

Лорд Марвик пристально оглядел сыновей и задержал взгляд на Гармине. Тот со вздохом вынул пятерню из своей по-маминому рыжеватой шевелюры и буркнул своё "да". Лишь тогда отец продолжил:

— Конечно, в идеале надо сохранить и семью, и меч. И только для этого его разрешается использовать в бою, но лишь в самом крайнем случае, если вам грозит полное уничтожение. Поэтому один из вас обязательно должен стать искусным воином, как дядя Белтар. И защищать замок любой ценой, пока это возможно. А если всё-таки придётся его покинуть — унести меч с собой и спрятать где-то в другом, не менее надёжном месте.

Мальчишки снова переглянулись: кто из них больше подходит на эту роль? Но похоже, отец вовсе не предлагал им взвалить на себя ответственность.

— Не трудитесь. Меч сделает выбор за вас, — ошарашил он их ещё больше и полез за пазуху, обернувшись к глухой стене под лестницей.

Большой крестообразный ключ с ажурной бородкой, висевший у него на цепочке, вставлялся в узкую щель между камней. Лорд Марвик провернул его с заметным трудом, при этом из-за камней донёсся глухой скрежет. Дверь была такой же имитацией кладки, как наверху, но с другим механизмом. Протолкнув её внутрь, отец указал на железные штыри, утопленные в проём:

— Смотрите, эту дверь тоже надо смазывать. Замочную скважину, вот эти засовы, а также шарниры на полу и петли. Запоминайте, потому что, как я сказал, это обязанность главы семьи. А защитником меча и главой семьи могут быть разные люди. Но знать это должны все мужчины, на тот случай, если кто-то из них надолго уедет или погибнет. Это понятно?

Лорд Марвик снова внимательно оглядел сыновей, и каждый из них поспешно выпалил своё "да" — им не терпелось увидеть загадочный меч. Но отец задержал их ещё на минуту:

— Также вы должны знать, что это задняя стена фундамента замка. Поэтому, если здание по какой-то причине обрушится, и доступ сюда будет перекрыт, надо копать снаружи, ровно посередине стены, чтобы извлечь меч и перепрятать его. Ясно?

Парни задакали ещё быстрее. Наконец отец прошёл внутрь, а сыновья — за ним.

Преодолев толщу фундамента, Лориндены оказались в глухой землянке с каменными стенами и бревенчатым потолком. У одной стены стояла лавка, у другой — обитый железом ларь, а в центре лежал огромный камень.

Обведя помещение рукой с канделябром, лорд Марвик указал на дальнюю от входа стену.

— Здесь мы с братом сделаем запасной выход к погребу, из которого сейчас копают туннель за стены замка на случай, если придётся бежать из осады. Но выходом этим можно будет воспользоваться лишь один раз. И желательно только хранителю меча. Мы не сможем сделать такие же потайные двери, как те, что ведут сюда. Говорят, их мастерили ещё гномы, которых теперь многие считают сказкой. Но мой дед клялся, что это правда, и сам он видал парочку в молодости. Впрочем, сейчас это неважно. Мы аккуратно пробьём выход в стене и заложим его камнями полегче, чтобы знающий секрет мог легко развалить их в случае надобности. Запомнили?

Братья привычно по очереди подтвердили. Отец поставил канделябр на ларь и удивительно легко приподнял и перекатил валун в свободный угол.

— Это вулканический камень, — усмехнулся лорд Марвик, увидев округлившиеся глаза сыновей. — Он пористый и намного легче, чем кажется. Вы не туда смотрите, — он нагнулся к дощатой дверке в полу, до этого скрытой под глыбой.

Ребята затаили дыхание и вытянули шеи, стремясь заглянуть в ящик, закопанный вровень с землёй. Отец достал оттуда длинный свёрток. Положил на ларь, развязал тесёмки и извлёк чудно́е оружие в необычных ножнах.

Одни только эти ножны, обтянутые светлой кожей, казались работой ювелира: серебряные устье и наконечник были украшены тонкими золотыми узорами, и такое же тиснение шло между ними. Кроме того, они были слишком тонкие и длинные.

Из ножен торчала загнутая к острию крестовина из необычного белого металла — не такого яркого, как серебро, но намного светлее железа. Рукоять была обмотана светло-коричневой кожаной тесьмой, а в навершие вставлен похожий на густой мёд камень. Вот уж действительно невидаль!

Лорд Марвик с заметным усилием освободил из ножен непривычно длинный и узкий клинок из светлого желтоватого металла, который как будто засиял, ярче осветив помещение. Конечно, так только казалось из-за полировки, отражающей пламя свечей, но у Клареда всё равно вырвался громкий вздох.

Он влюбился, с первого взгляда. Никогда бы не подумал, что объектом его чувств станет оружие, но бешено заколотившееся сердце, сладкое нытьё в груди и острая жажда обладания в точности соответствовали описанию романтических переживаний в парочке прочитанных отроком "взрослых" книг.

Отец поспешил положить меч на лавку, едва не уронив его, словно тот весил пуда три, и сделал жест сыновьям:

— Попробуйте его поднять.

Первым, как загипнотизированный, приблизился Полдор. Взялся за рукоять, подёргал, потом обхватил её обеими руками и, пыхтя, едва оторвал гарду от лавки, но тут же уронил.

Повинуясь жесту отца, Гармин нехотя пошёл следующим. Тужился-тужился — аж вспотел, но не смог даже пошевелить, словно меч прирос к лавке.

Наконец, дошла очередь до Клареда, но он застыл. Если даже отец с трудом переместил этот меч, старший брат еле поднял наполовину, а средний и вовсе не смог — на что надеяться ему, самому младшему и щуплому среди родни?

К счастью, его не торопили, но Клареду и самому так сильно хотелось обладать этим клинком, что он, как никогда горячо, взмолился богам, собрал в кулак всю свою пока невеликую волю и сделал шаг вперёд. Дрожащими ладонями обхватил тёплую от братских стараний рукоять... Замер на пару вздохов, страстно заклиная меч покориться — это казалось необходимым, как воздух — и поднял его. Поднял!

Кларед чуть не захлебнулся от восторга! Из горла вырвался торжествующий вскрик. Меч даже не показался ему особо тяжёлым. Он попробовал взмахнуть — получилось. Неуверенно — крепости рук ещё явно не хватало — но ведь получилось! И чудесный клинок вовсе не угрожал выпасть из ладоней, как у отца.

Разум отказывался в это верить, но сердце ликовало. Оно открылось мечу, и оттуда пришла, разлившись по всему телу, волна какого-то... Блаженства? Счастья? Нет. Не те слова. Кларед словно узнал своё точное место в мире. Или убедился в существовании богов. Или в груди зажглось солнце вместо сердца. Это чувство трудно было описать, но с ним пришла неоспоримая уверенность: этот меч — его! Ещё никогда в жизни Кларед не был ни в чём так уверен.

Он повернулся к отцу и братьям, впервые в жизни готовый отстаивать своё право на что бы то ни было, невзирая на старшинство. Но лицо Полдора выражало лишь уважение, а Гармина — и вовсе восхищение. Отец же широко улыбался, с гордостью за младшего сына. Кларед облегчённо выдохнул, просиял ответной улыбкой и снова воззрился на чудо в своих руках. Попробовал сделать ещё несколько взмахов. С каждым разом получалось всё естественней и легче. Почудилось даже, что меч помогает описать дугу поизящней.

— Осторожней! — вскрикнул Полдор.

Кларед обомлел: забывшись, он задел отца. Но обошлось — лезвие оставило лишь полоску на предплечье кафтана, словно по ткани провели ножом для масла, хотя лезвие казалось очень острым.

— Ничего страшного, — сказал сир Маверик. — Этот клинок разит, лишь когда на то есть ясная воля его владельца. Иначе я не позволил бы столь юным сыновьям размахивать им в тесном помещении. Да и вообще, его было бы опасно доставать из ножен. Потому что вы ещё не видели главное.

Отец открыл ларь и достал оттуда слиток железа. Положил на край лавки и велел Клареду:

— Рассеки его.

Тот, не задумываясь, сделал рубящее движение — и разрезал слиток, словно масло тёплым ножом! Да ещё и край лавки прихватил. У братьев вырвались удивлённые возгласы.

— Извините, не ожидал, что так легко получится, — пробормотал поражённый младшенький, подбирая с пола обломки.

— Ерунда, — отмахнулся отец. — Не увидев, трудно поверить, как легко этот меч разрубает любой материал. И теперь, я надеюсь, вы все понимаете, почему эту тайну надо беречь пуще зеницы ока. Если кто-то прознает, что здесь хранится Меч Кернуна — а предание гласит, что это именно он — нас сживут со свету, лишь бы завладеть оружием, по легенде, выкованным богами. И если меч окажется в недобрых руках, в мире пророчат страшные события: мор, голод, войну. Вам всем всё понятно?

Ребята закивали, с трудом выдавливая из себя однозначное "да" на такие ошеломительные откровения. По крайней мере, они их точно не забудут. И не посмеют нарушить заведённый порядок, рискуя такими последствиями.

— На самом деле, вряд ли вы сразу осознаете это до конца, — смягчился отец. — Но обязательно подумайте ещё на досуге. Только не смейте обсуждать там, где вас может кто-то услышать. И лучше вообще не произносите слово "меч". Говорите "вещь" или "предмет". Ясно?

— Да, отец, — первым обрёл голос Кларед, окончательно перестав стесняться, что отвечает вне очереди.

Уж ему-то было яснее братьев, какое сокровище им доверено, хотя уразуметь сходу все последствия, конечно, не выйдет. Особенно учитывая то, что зародилось у него внутри и теперь распирало, заставляя широко расправить плечи.

— Тогда вкладывай меч в ножны и прячь его на место, — велел лорд Марвик.

Кларед без труда повторил в обратном порядке все действия отца, тот закрыл тайник, и они направились обратно в замок. Лорд Марвик шагал молча, Кларед следом, а Полдор и Гармин о чём-то шептались за его спиной. Наверное о том, что "мелкий" опять нарушил иерархию, но сейчас ему было всё равно. Кларед двигался, как во сне, упоённый новыми ощущениями. И уже мечтал, как бы снова коснуться божественного Меча.

Да, нынче мало кто всерьёз верил в богов, ведь они, как гласят легенды, давно покинули мир людей. Но теперь, прикоснувшись к волшебному клинку, Кларед понимал, что каждое слово отца и "Саги" о нём — правда. А ведь в "Легендах" тоже упоминался Меч Кернуна. Надо будет перечитать их теперь, когда он знает, что это не выдумки. Ему не терпелось узнать побольше о чудесном оружии.

Когда подошли к последней потайной двери, отец строго шикнул на шепчущихся братьев, и те умолкли. Убедившись, что в парадном холле никого нет, лорд Марвик вывел сыновей из-под лестницы. Старших отослал наверх, в свою комнату, а младшего задержал:

— Идём, прогуляемся по парку.

Кларед, словно вынырнув из сна, смотрел на мир, как в первый раз. Чётко видел отдельные камушки на дорожке, слышал каждую птицу в листве и отмечал движение челяди во дворе.

А ещё у него появились новые мысли: почему отец показал им этот меч именно сейчас; как они не замечали земляных работ за замком; и что всё это значит для его будущего.

— Отец, — тихо спросил Кларед, когда они достаточно удалились от всех домочадцев, — к чему все эти приготовления?

Лорд Марвик покосился на него с любопытством. Сын решил уточнить вопрос:

— Ну, почему именно сейчас ты вдруг начал копать потайные ходы, рассказал нам эту тайну, говоришь, что тебя может не стать? — от волнения его голос сорвался.

Лорд Марвик удивлённо вскинул бровь и так же тихо ответил:

— А ты сообразителен не по годам, Кларед. В приграничной полосе творится что-то неладное. Уже несколько лет происходят семейные распри, нападения нартов, убийства наследников, разорения замков. Причины всегда разные, но случаи эти всё учащаются. А Воины Смерти перестали помогать приграничной знати. Думаю, и нас испытают на прочность, это лишь вопрос времени. Учитывая тайну, которую вы сегодня узнали, не подготовиться к весьма вероятной угрозе было бы крайне безответственно.

Кларед кивнул и замолчал, переваривая услышанное. У него было такое чувство, что он впервые в жизни проснулся. Мир оказался намного опасней, чем представлялось ещё вчера. Но у него появилось, за что бороться. И даже что защищать. От него что-то зависело! Если не сейчас, то в будущем. Над головой как будто сгустились тучи, но в то же время в них появился просвет, через который бил яркий луч солнца. И ему хотелось сражаться. Против туч за солнечный луч. Вот только... Как бы сперва научиться?

Тем временем отец подвёл Клареда к беседке посреди парка. Её окружала полянка со скошенной травой, так что подобраться незаметно ни один человек не смог бы. Кларед это только сейчас понял. Там они сели на скамью, и лорд Марвик, лишний раз оглядевшись, сказал:

— Тебе придётся обучиться воинскому искусству. Твой дядя, Белтар уже договорился с Ладонями Смерти в Мохавене, где воспитывался и сам. Вообще, Воины Смерти — это религиозный орден, поклоняющийся богине Смерти. Их монахи считаются лучшими бойцами везде, где я побывал. Но они принимают детей состоятельной знати в частичное обучение на пять лет. К сожалению, только в возрасте с двенадцати до пятнадцати. Покорись... "предмет" Полдору или Гармину, они отправились бы немедля, но тебе надо ещё год подождать. А пока можешь позаниматься с Белтаром. Нравы в той школе суровые, и небольшая подготовка не повредит. Ты всё понял?

Кларед радостно кивнул. Ведь отец словно ответил на его мысли. Возникало чудесное чувство, что... Да, перед ним открывался Истинный Путь, как говорил лорду Марлину волшебник в "Саге о замке Малфир". Путь, на который сложнее решиться, но которым легче идти, потому что тебя поддерживает сама Вселенная. И Кларед впервые понял, что значат эти слова.

Ведь он уже потихоньку учился у Белтара, к примеру, метать ножи. Впечатлился однажды, увидев, как дядя убил юркого куболя, душившего домашнюю птицу, и упросил. Но раньше мальчик не догадывался ни об особой подготовке их семейного военачальника, ни о его связи с той волшебной вещью, что завладела юным сердцем. Теперь у племянника к дяде будет намного больше вопросов!

— Ты согласен? — отец поднял его лицо за подбородок и настойчиво заглянул в глаза.

Кларед опомнился. Он ведь ещё не подтвердил отцу, что на него можно полностью рассчитывать в таком важном вопросе.

— Я всё понял, отец, и я согласен, — твёрдо сказал он, не отводя взгляда. — Буду ждать с нетерпением!

Лорд Марвик внезапно тепло улыбнулся, взъерошил сыну волосы и приобнял, чего не делал уже несколько лет — с тех пор, как Кларед перестал считаться маленьким. Не зная, как иначе выразить свою любовь и благодарность, Кларед сжал в ответ бока отца настолько крепко, насколько смог.

Минуту спустя старший и младший Лориндены смущённо отстранились друг от друга — всё-таки, Кларед уже не ребёнок! Но в душе всё равно осталась частичка тепла, как заблудившийся солнечный зайчик.

Глава 2.

Алрина: Конец детства

Алрина сидела в саду на скамейке, ровно, как и положено леди. И, как примерная леди, вышивала цветочки и бабочек. Из-за куста послышался свист. Алрина отложила вышивание и на всякий случай огляделась. На аллее никого не было, и она радостно нырнула за живую изгородь.

Грен, сын конюха, ждал её там с оструганной веткой, которую она велела ему взять вчера вечером, рассказав свою новую задумку игры.

Недавно Алрина стащила из библиотеки отца очередную книгу — "Сагу о Замке Малфир". Роман ей очень понравился. Алрина не понимала, почему отец запрещает читать книги из своей библиотеки. Вовсе она для них не маленькая — ей уже исполнилось семь лет на прошлой неделе!

Алрине очень понравилось, как лорд Марлин спасал леди Айелену от мерзкого князя Кагара. Только непонятно, почему он не украл эту самую леди у обручённого с ней короля, ведь ясно же, что они любили друг друга.

Алрина стащила из-под кровати матери кинжал, украшенный маленькими алмазами на крестовине и большим рубином в навершии. Девочка спрятала его под платьем, прежде чем идти сюда. Непонятно, почему в прошлый раз, когда она взяла кинжал со стены в кабинете отца, её так наказали. Она же не глупышка, чтобы снять ножны — так можно и поранить кого-нибудь. А под кровать матушка раньше ночи заглядывать не станет.

Конечно же, Алрина будет лордом Марлином, а Грен — Кагаром.

Алрина крепко примотала ремешком к рукоятке золочёные ножны, чтоб не соскочили, как в прошлый раз, и заявила:

— Кагар, твои мерзкие ноги недостойны попирать эту землю! — как-то в этом роде выражался лорд Марлин в книге. — Защищайся, но знай: я избавлю мир от такой гадюки, как ты!

— Попробуй, шпана недобитая, я тебя живо выпотрошу! — якобы грозно воскликнул в ответ Грен и стал в стойку.

Алрина поморщилась. Князья так не выражаются, но Грен ведь всего лишь сын конюха, откуда ему знать приличную речь?

Девочка кинулась в атаку. Она любила подглядывать, когда отец тренировался на конюшенном дворе с мечом, и старалась имитировать его движения. Ей намного чаще удавалось отбить палку, которой суматошно размахивал Грен, чем ему — зачехлённый кинжал. Но в конце концов, лорд Марлин ведь и должен победить. Хотя в платье не очень-то удобно сражаться.

— Получай, злодей! — крикнула она, ткнув противника острием в живот.

Грен изобразил умирающего, и Алрина поспешила нагнуться над ним, дабы спровадить супостата в могилу красивыми словами о том, что восторжествовала справедливость. Но оказалось, что платье изрядно запуталось вокруг ног, и последний шаг ей не удался. Потеряв опору, Алрина повалилась сверху на Грена, и они расхохотались.

Внезапно она подскочила от окрика нянюшки, прозвучавшего на полянке:

— Леди Алрина!

Девочка вскочила на ноги и быстро отряхнулась. Прятать кинжал было поздно. Вот ей попадёт сейчас! А отец, небось, снова запрёт в комнате, да посадит не кадку, а целый мешок крупы разбирать, как обещал — он всегда держит обещания.

Но нянюшка, не заметив оружия, схватила воспитанницу за руку и потащила с полянки, крикнув Грену на ходу:

— Живо к отцу! Нападение!

Сердечко Алрины заколотилось. На них напали! Вот это приключение! Однако перепуганная нянюшка так бежала, что Алрина чуть не падала, пытаясь поспеть за ней, и упала бы, не держи та её так крепко за руку. Рожок пропел тревогу и оборвался, не доиграв третий повтор... Значит, два первых сигнала дети не услышали, заигравшись.

Когда они добежали до террасы, их встретила матушка. Где-то рядом, за домом звенели мечи. И слышался ещё какой-то негромкий частый перестук, будто там плясало целое кладбище скелетов. От этого пробирала жуть.

Матушка подхватила Алрину за вторую руку, и они с няней подняли её, припустив пуще прежнего ко входу для слуг. В доме было тайное подземелье, чтобы прятаться в таких случаях. Конечно же, они спешили туда, а пройти можно было через коридор перед кухней.

Вдруг ступни Алрины оказались на земле, и она, запутавшись в платье, упала, потому что одна рука оказалась свободной, а за другую матушка продолжала тащить её. Мать остановилась, чтоб подхватить дочку на руки, и Алрина увидела, что няня повалилась на землю, а из спины её торчит оперённая веточка... Стрела!

Из-за куста у террасы вывалился человек с луком в руке и брякнулся на землю ничком. Множество костяшек, покрывавших его одежду, громыхнули в последний раз и затихли. Так вот откуда тот стук! Ну хоть не скелеты, а люди. За лучником выскочил с окровавленным мечом в руке Барел, десятник их гарнизона. Алрина спрятала лицо у матери на плече. Тот человек убил нянюшку? Так поступать некрасиво: она женщина, к тому же пожилая! Правильно Барел убил его.

Мама взлетела по ступенькам и, оказавшись на кухне, опустила Алрину на пол. Она прикрикнула на причитавшую кухарку и погнала слуг в подземелье. Госпожи поспешили туда же, замыкая суетливую цепочку. "Кочевники... Наёмники... С ними лорд Мигран..." — слышалось в беспокойном гуле слуг.

Вдруг впереди послышались крики, и кто-то упал. "Они здесь! Стрелы!" — завопили слуги и подались назад. Леди Иолана развернулась и потащила дочурку в обратную сторону. Они метнулись в зал, к лестницам, ведь в подземелье можно было попасть и из спален наверху. Но в главные двери уже ввалились сражающиеся воины: отец с тремя солдатами гарнизона и Гаретом, их начальником, а за ними десяток людей в так жутко стучащих костяных доспехах.

Мать, обменявшись отчаянным взглядом с отцом, всё-таки рванулась к лестнице, но в этот миг вошли ещё несколько человек в чёрной чешуйчатой коже, с длинными волосами, заплетёнными на висках в косицы, и прозвучал окрик: "Стой!" На них нацелили лук.

Среди вошедших был лорд Мигран, двоюродный дядя Алрины. Она никогда не любила его визитов, но хорошей будущей леди не полагалось показывать чувства на приёмах. Правда, сейчас был не приём, и лицо Миграна искажала злоба.

Мать спрятала Алрину у себя за спиной, и та принялась распутывать шнурок кинжала, чтобы освободить его от ножен. Теперь-то точно не надо бояться кого-то поранить. Она так и сделает, пусть только этот Мигран попробует дотронуться до её мамочки. Алрина один раз видела, как он схватил её за руки в коридоре, пытаясь прижать к стене, но мамочка вывернулась и дала ему хорошенькую пощёчину. А потом в коридор вышел папочка, и Мигран удрал.

Распутав кинжал, Алрина выглянула из-за маминой юбки и увидела, что все солдаты и Гарет неподвижно лежат на полу вместе с несколькими "костяными" людьми. Остался только папочка, на боку у него была кровь. Мама пихнула дочку обратно за юбку, удерживая обеими руками, а Мигран грубо сказал:

— Он мой, — в гостях-то он говорил совсем другим голосом, таким притворно слащавым...

Послышался звон мечей. Алрина изо всех сил старалась выглянуть, переживая за папочку. Удалось ей это лишь, когда мама вскрикнула: "Дарлен!" — и вскинула руки к лицу.

Правая рука у папочки висела вся в крови и совсем не двигалась, а сам он стоял на коленях, сжимая меч в левой руке. Мигран замахнулся сверху, но отец отбил его клинок в сторону и вверх. Потом папин меч резко сменил направление и вошёл глубоко в шею противного дядюшки.

— Дурак, — сказал кто-то из людей в чешуе.

Мелькнула неуловимая тень, и отец повалился назад. Из горла его торчал кинжал.

Мать вскрикнула, и, схватив Алрину за руку, почти швырнула её перед собой, устремившись под лестницу. Но внезапно всхлипнула и упала прямо на споткнувшуюся девчурку. Та запуталась под мамиными юбками.

Папочку убили?.. Губы у Алрины затряслись. Она хотела немедленно спросить маму — это ведь неправда? Этого не может быть! Мама почему-то не спешила подняться. Алрина толкала её ногу, но мама не шевелилась. Под широкими юбками было нечем дышать, и Алрина забилась в панике. Вдруг совсем рядом раздался хриплый голос:

— Посмотрим, что это у нас тут барахтается, — и мама скатилась с Алрины.

Но как она сделала это, не пошевелившись? Глаза девочки широко открылись, увидев застывшее мамино лицо и торчащее из её груди острие стрелы со здоровенным пятном крови вокруг. Крик застрял в горле.

Алрина подняла глаза и увидела ухмыляющегося чернявого дядьку в чешуйчатом костюме с треугольным золотым медальоном, вплетённым в одну из косичек.

Он убил мамочку?.. Губы затряслись ещё сильнее, но уже не от слёз, а от злости. "Рази! Убей этого подонка!" — пришла откуда-то мысль. Алрина дёрнула ножны, легко соскользнувшие с кинжала, и с размаху пырнула разбойника куда попало. А попала она между ног.

Дядька оглушающе взвыл, обеими руками хватаясь за рану, и повалился вперёд. Алрина испуганно отскочила. Её тут же кто-то поймал. Она барахталась, но ей вывернули руки, и большая грубая ладонь без труда обхватила оба её запястья за спиной. Теперь не подёргаешься — больно.

Алрина стукнула державшего пяткой, но тот быстро зажал её ноги между своими, так что уже и не шевельнуться. Она гневно подняла взгляд и увидела над собой смуглое усмехающееся лицо, обрамлённое такими же двумя косицами, только у этого в каждой было по золотому ромбу.

— Вот змеиное отродье, — зло сказал третий дядька и резко взмахнул рукой, из которой вылетело что-то чёрное.

Державший её бандит сделал быстрое движение свободной рукой и поймал предмет всего в ладони от её шеи. Алрина испуганно замерла. В неё чуть не врезался ножик! Но как этот дядька поймал его? Он же летел так быстро, что Алрина и моргнуть не успела. И зачем он спас её?

— Не глупи, — послышался над ней басистый голос.

— Но она убила Дибра! — крикнул метатель ножа.

Она убила того разбойника? Алрина покосилась в сторону упавшего. Четвёртый мужчина в чешуе присел рядом с ним, перевернул. Между ног у злодея торчал кинжал её мамы, и он действительно не двигался, с таким же застывшим, как у мамочки лицом. Так ему и надо!

Державший её мужик усмехнулся.

— Такой зверёныш — то, что надо для нашего клана. Ручаюсь, мы из неё сделаем отличную Ходячую Смерть.

— Но Мигран заказал убить всех до одного в этом замке, и заплатил более, чем щедро, — спокойно сказал четвёртый, поднимаясь на ноги.

Бандит с двумя золотыми бляхами в волосах расхохотался:

— Мигран — идиот, к тому же мёртвый идиот. Ему требовалось истребить это семейство, и мы истребили. Хоть он и корчил из себя невесть что, не желая говорить, зачем ему это нужно, да только тут и гадать нечего — зарился, небось, на их владения. Теперь его сыночек сможет всё заполучить, коли ему угодно. Девчонка-то с нами всё равно, что умерла. Никто ему не помешает, да и знать никто не будет. А для нас каждый воспитанник с таким характером — на вес золота.

— Но она укокошила Дибра! — упрямо сказал дядька, метнувший ножик.

— Значит, Дибр того заслуживал, коли его сумело отправить к праотцам несмышлёное дитя, — отрезал державший её человек. — Кончай болтать! Лучше дай верёвку, не держать же мне её так весь день.

Алрину связали и утащили на двор. В разбитые ворота въехало несколько пустых телег и пара больших фургонов. С ними пришли ещё люди — не все военные — и начали потрошить замок. Гады!

Девочку сдали на руки пожилой женщине, похожей на узловатую корягу. Точнее, прислонили к стене, как куль, у её ног. Глубоко посаженные глаза старухи горели, как два угля. А чудна́я жилетка, сплошь обшитая монетами, глухо звякала при каждом движении.

Страшная бабка прямо-таки впилась в Алрину взглядом, казалось, прожигающим душу насквозь, и долго смотрела, не мигая. Только зрачки медленно пульсировали, то сужаясь, то расширяясь.

Алрина сперва уставилась на старуху в ответ, но играть с ней в гляделки было всё равно что пытаться остановить разъярённого сарлука. Очень скоро пришлось перейти в глухую оборону. А злой взгляд всё давил и давил, пока девочке не показалось, что она больше не может дышать от навалившейся тяжести. Она хотела отвести взгляд, но не получалось — жестокие глаза цепко держали её. Во взгляде Алрины появилась мольба прекратить пытку. Тогда старуха, довольно ухмыльнувшись, перестала прожигать её взглядом.

— Как тебя зовут? — спросила она скрипучим голосом.

— Алрина Мариндер ан1 Иолана ан Дарлен ан... — нет, теперь она единственная владелица имения. Сквозь ком в горле гордо выдавила: — ал2 да Сарендом.

Узловатая женщина фыркнула.

— Нет больше для тебя Сарендома! — и вновь прожгла её взглядом.

Алрине хотелось возразить, но у неё не осталось сил — их все высосала эта живая коряга... Даже голова вдруг разболелась. Алрина обмякла, как тряпичная кукла, когда старуха отвернулась и ушла прочь, приказав паре солдат сделать клеть.

Голову словно сжало тисками, и от неподвижности затекло всё тело, но пошевелиться Алрина не могла. Её бросили здесь, как пленницу, и никому нет до неё дела. Злые дяди выносили из Сарена мешки и грузили их в телеги, а ей ничего не оставалось, кроме как бессильно наблюдать всё это. Маму с папой убили, и теперь она одна на целом свете, с ней могут делать всё, что угодно, и злая старуха будет пытать её своим ужасным взглядом.

От чудовищной безысходности у Алрины из глаз закапали слёзы. Где-то рядом стучали топоры, каждым ударом вгрызаясь ей в череп. Впрочем, через несколько часов, когда грабители уже вынесли всё, включая картины и музыкальные инструменты, Алрина совсем отупела от усталости, боли и горя по погибшим родителям. Ей было уже всё равно, что с ней сделают. Она больше не могла даже плакать.

Когда два наёмника втолкнули Алрину в клетку из скреплённых кожаными ремнями жердей, развязав ей руки, она не сопротивлялась. Клетку подняли на крышу фургона, и Алрина увидела, что на соседнем стоит похожая. Там сидел мальчик в лохмотьях, с безумными глазами, обхватив руками колени и раскачиваясь. Он даже не заметил её! Да ну его. Алрину затошнило от гадкого запаха дыма, поднимавшегося из-за замковой стены. Она легла на дно клетки, свернувшись клубочком, и не шевелилась.

Когда фургон выкатился из стен замка и перевалил мост, она увидела гигантский костёр. Между обломками мебели лежали люди. Так вот откуда так воняет! Под пеленой огня мелькнуло тело Грена с перерезанным горлом. Всего пару часов назад они играли вместе, а теперь... нет, так не должно быть! Да что же это за звери такие? Оказалось, Алрина ещё может испытывать какие-то чувства — а именно злость, ужасную, невообразимую злость на своих пленителей.

А потом прямо на уровне её клетки в поле зрения вплыли два деревянных шеста: на одном голова папочки, на другом — мамочки! У Алрины чуть не выскочило сердце, и всё её маленькое существо затряслось от нового чувства — ненависти. Оно было таким сильным, что Алрина не выдержала, и её вывернуло наизнанку. Она сунула голову между прутьев, и её рвало, пока она не зашлась икотой.

Когда Алрина вновь подняла глаза, то увидела небольшой курган из камней на возвышенности. Вокруг него стояли всадники в коже, скрестив руки на груди и опустив головы. Значит, хоть часть мерзких дядек тоже погибла! Пусть эта кучка и была намного меньше, Алрина всё равно ужасно, по-злому обрадовалась.

Увидев своих, всадники покинули холм и пристроились в конец обоза, к тому моменту пополнившегося ещё немалым количеством телег и фургонов, разбросанных во время нападения по полям вокруг Сарена. Разбойников оказалось очень много!

Замок неумолимо отдалялся, и Алрина смотрела ему вслед, пока лес не скрыл высокие башни, на которых больше не вилось голубое знамя Сарена с золотым орлом в зелёном треугольнике. Но девочка ещё долго не отводила взгляд, отпечатывая в памяти место своего внезапно закончившегося детства. Когда из виду скрылся даже дым от чудовищного костра, она дала себе первую в жизни серьёзную клятву — не на жизнь, а на смерть — и словно кто-то подсказывал ей слова: вырасти сильной и отомстить за гибель своей семьи. Отомстить всем — и этим разбойникам, и семейству да Болирдом!

Глава 3.

Алрина: Народ Войны

Потянулись мучительные дни на крыше фургона. Сперва Алрина пыталась заговаривать с мальчишкой из соседней клетки, но тот был ничем не лучше снулой рыбины — только смотрел на неё тупым взглядом, и то не каждый раз. Пришлось обозвать его Немым. Однако её попытки заметили, и между их повозками поставили ещё несколько. Надежда договориться совсем угасла. Впрочем, судя по поведению, вряд ли у Немого хватит ума убежать вместе с ней, а одна она боялась — они уже слишком далеко отъехали от знакомых мест.

Вокруг тянулись сплошные леса, слева виднелись горы, то удаляясь, то приближаясь. По ним проходила граница Свободных Княжеств. В лесу — дикие звери, в горах часто прячутся бандиты. Да и куда бежать? Мамины родственники живут далеко, где-то у моря, куда из Сарена каретой ехать больше двух недель (она была там два года назад), а пешком ни за что не дойти. Поблизости же только владения этих проклятых Болирдомов, которые ей теперь не родня, а враги. Так что пришлось пока смириться. По крайней мере, разбойники не собирались её убивать.

На привалах в середине дня и ночью клетки снимали и ставили в центре лагеря. Женщина в мужской одежде, с фигурой, похожей на колоду, и неприятным лицом выводила их по очереди в туалет и давала поесть варёного мяса с бульоном. Пахло всё это не очень аппетитно, видимо, из-за непривычных приправ. К тому же, есть приходилось руками, и Алрина сперва брезговала, но голод взял своё. Конечно, жирных пятен на платье избежать не удалось, но девочка старалась хотя бы руки вытирать о траву.

В обозе были и мужчины, и женщины. Большая их часть ездила верхом, носила оружие и была одета в штаны и куртки из некрашеной кожи, а остальные — кто во что попало: простые и пёстрые рубахи, широкие и узкие льняные и суконные штаны, прямые и широкие юбки. Эти остальные ехали в фургонах и выполняли разную бытовую работу для вооруженных людей, но вели себя совсем не так почтительно, как подобало слугам.

Вежливо все обращались только ко всадникам в удивительной чешуйчатой броне, наводившей на мысль о сказочных драконах. Те, кто носил костяную, к счастью, её поснимали, а "драконья" не так шумела. При ближайшем рассмотрении чешуйки оказались железными пластинами, нашитыми внахлёст по всей груди, спине, по внешней стороне рук и бёдер до колен — ниже ногу закрывали высокие сапоги. Всё это было зловещего чёрного цвета — и кожа, и пластины.

А ещё у "чешуйчатых" волосы были длиннее прочих бойцов, и в косицы на висках вплетены золотые бляхи. Чувствовалось, что это их старшие. Почти все они были высоки, смуглы, худощавы и черноволосы. Прочие же выглядели по-разному. Среди воинов преобладали среднерослые с тёмно-русыми волосами, приплюснутыми лицами и угловатыми фигурами, но были и обычные люди, как везде. Правда, встречались и такие, каких она раньше не видывала: плосколицый узкоглазый кузнец, судя по штанам, был из Салидора; непривычно бледная и хрупкая на вид всадница с ледяными глазами — видимо, из каких-то северных земель; а вот о чёрной губошлёпке, варившей еду, и коричневом лучнике оставалось только гадать.

Алрина с удивлением обнаружила среди воинов немало женщин. Правда, она не сразу их распознала, пока многие не поснимали куртки на привале, оставшись в кожаных корсетах. Просто у большинства угловатых тётенек грудь была намного меньше, чем она привыкла видеть дома, и не выделялась под верхней одеждой. Зады этих воительниц были плоские и широкие, ноги — тонкие и кривые, стрижки — короткие, а лица — грубые и невыразительные, так что они не очень-то и походили на женщин. Зато среди "служанок" попадалось много хорошеньких. И похоже, у каждой был милёнок среди всадников. Впрочем, как и у мужчин из обоза, которых, очевидно, ничуть не смущала малая привлекательность всадниц.

Эти убийцы её семьи казались довольно обычными людьми. Когда приходило время привала, большинство занималось хозяйством: разбирали повозки, ставили шатры, разводили костры, носили воду, готовили пищу, обихаживали лошадей. "Слуги" часто шутили и смеялись, а иногда даже пели за работой странные песни без слов на низких негромких нотах. По вечерам многие собирались у костров и прихлёбывали кисло пахнущий напиток, от которого веселье усиливалось, но много выпить им не давали старшие. Воины часто затевали шуточные бои, но никто не ссорился и не дрался всерьёз.

Все разбойники говорили на просторечном общем языке, но старшие из смуглявых между собой часто переходили на какой-то другой, гортанный говор. В нём мелькали знакомые слова, но речь в целом оставалась непонятной.

* * *

Как-то раз Алрине очень захотелось в туалет посреди перехода, но звать кого-либо было бесполезно — ей со смехом сказали, что обоз не станет останавливаться из-за ребёнка, так что придётся потерпеть. Девочка терпела изо всех сил, но не выдержала, и теперь ужасно воняла. К тому же она давно не мылась и стала часто чесаться. Это было ужасным мучением. Алрина спросила занимавшуюся ими женщину, дадут ли ей помыться, но та лишь презрительно хмыкнула в ответ. От неё самой не очень-то свежо пахло, хотя она и пыталась перебить запах тела ароматом пряных трав.

Алрина промучилась целые сутки, но ей повезло: к обеденному привалу следующего дня обоз как раз вышел к реке. Когда девочку повели в туалет, она снова взмолилась, чтобы ей дали выкупаться. Женщина переглянулась с проходившим мимо воином, тот захохотал, подхватил Алрину на руки и, пройдя с десяток метров, бросил её прямо в реку, так что она ушла под воду с головой.

Девочка жутко испугалась, потому что не умела плавать, запуталась в платье, потеряла ощущение верха и стала тонуть. Но тут её вытащили из воды чьи-то сильные руки, она услышала грубый хохот и обнаружила себя посреди толпы голых мужиков, тоже купающихся в реке. Да так и обмерла.

Держал Алрину тот самый дядька, который не дал её убить. Но, подкинув девочку, он тут же со смехом швырнул её ещё дальше в реку, и она снова погрузилась под воду.

На этот раз испуг смешался со злостью, но не успела Алрина как следует потрепыхаться, как ещё какой-то мужик извлёк её на воздух и, едва дав продышаться, зашвырнул в другую сторону.

Алрина уже поняла, что утонуть ей не дадут, но очень рассердилась, что над ней так издеваются. Когда девочку снова вытащили наверх, она, едва вдохнув, сразу же стала изо всех сил молотить по держащему её бандиту. Это только прибавило им веселья, потому что куда там вслепую попадёшь, особенно когда ноги и руки запутались в тяжёлом мокром платье.

Алрина начала задыхаться от злости и не успела набрать воздуха, прежде чем её снова бросили в воду. Дышать хотелось так сильно, что секунды тянулись как года. Девочке стало казаться, что на этот раз её решили не выуживать.

Страх в Алрине боролся с яростью, и тут вдруг снова ей будто кто-то подсказал: "Успокойся и не маши руками без толку! Собери злость в кулак и ударь им!" Паника прекратилась, но она не смогла сдержать вдох и глотнула воды. К счастью, девочку как раз вытащили на поверхность, и она зашлась кашлем. Мужики загоготали, но снова в реку бросать не стали.

Когда Алрина прокашлялась, то обнаружила, что её держит тот самый разбойник, который бросил в неё нож в замке. Ах так? Отлично! Ещё вытирая слёзы, но на самом деле думая уже о другом, девочка проверила свободу рук, примерилась, и изо всех сил зарядила ему кулаком в нос.

— Ах ты ж змеиное отродье! — вскипел мужик и погрузил её под воду да придавил сверху рукой.

Алрина странно успокоилась, совсем-совсем. Злость куда-то делась вся — наверное, ушла в удар.

Чувствуя нехватку воздуха и понимая, что на этот раз ей не дадут всплыть, даже если бы она сумела, Алрина подумала, что это была жалкая месть. Вернее, даже не месть, а слепая ярость, и отомстить по настоящему она теперь уже не сможет. Так глупо... Сознание её начало меркнуть.

Алрина очнулась от удара и закашлялась. Её стукнули ещё раз, но не больно. У неё отовсюду полилась вода: изо рта, из носа, и казалось, даже из ушей.

— Извара! — взревел над нею мощный голос.

Девочку рывком поставили на ноги. Обнаружилось, что она лежала животом на колене у того дядьки, который не дал её убить в замке. Подошла следившая за детьми женщина, и дядька толкнул Алрину к ней.

— На, забери это дитя войны, мы её уже постирали и выполоскали! — он захохотал рокочущим смехом, а за ним и все остальные.

Похоже, этот дядька был у них главным. И она второй раз обязана ему спасением.

Алрина ещё долго кашляла, и во время обеда Немой впервые проявил какие-то признаки вменяемости: он втихомолку положил ей руку на локоть и немного подержал. Сочувственно заглянул в глаза, словно понимал, что ей пришлось вынести, но так ничего и не сказал. Девочка ему благодарно улыбнулась, однако, тут подошла Извара и вернула их по клеткам.

В следующий раз, когда Алрине приспичило в туалет посреди перехода, перед нею встал невесёлый выбор. Рисковать испачкаться, как в прошлый раз, ей совершенно не хотелось. Неизвестно когда ещё будет речка, а даже если будет, одного купания в компании кочевников ей хватило с головой. Оставалось последовать примеру товарища по несчастью, который ходил прямо на крышу фургона. Это было ужасно неприлично, но что оставалось делать?

Алрина дождалась, пока поблизости никого не было, и справила нужду. Когда чуть позднее они въехали в рощицу, она нарвала через прутья решётки листьев и, как могла, вытерла вокруг себя. Девочка ожидала взбучки за то, что испачкала фургон, но, похоже, никому до этого не было дела. Всё равно на них гадили птицы, и, когда лагерь разбивали у реки, кто-нибудь мыл дощатую обшивку.

Немой начал проявлять осмысленность в действиях, но по-прежнему ничего не говорил. В ответ на любые вопросы, украдкой заданные на привале, он только смотрел в глаза с выражением: "Не спрашивай меня ни о чём!". Даже имя не назвал. Алрина подозревала, что парень всё-таки тронулся умом. Кто знает, что ему пришлось пережить? Наверное, не меньше, чем ей.

* * *

Дни тянулись в томительном однообразии. От бесконечного сидения у Алрины затекали ноги, и когда детей выпускали из клеток, Извара заставляла их прыгать и приседать. Это было тяжело и неприятно, зато потом становилось легче.

Делать Алрине было совершенно нечего, кроме как разглядывать окрестности днём и наблюдать за жизнью разбойников по вечерам, когда они сбивались в кучи у костров.

Местность вокруг тянулась довольно ровная, горы немного отступили. Справа всё чаще открывались поля, но они старались ехать среди рощ или по краю леса.

В лесу было интересней. Там водились разные птички: желтогрудые быстрые пшёнки, красноголовые скрипки, подолгу застывавшие на стволах в одном положении. Иногда удавалось увидеть на низкой ветке крупного ленивого тупаря, большинство которых заканчивали свою жизнь в походных котелках. Любопытные рябые колтунки то и дело маленькими стайками увязывались за обозом. А вот красивых хищных стремглавов, которые то медленно парили, то резко ныряли вниз, можно было увидеть только в открытой степи.

Была уже середина лета, и трава изрядно пожухла, но её бурый покров был щедро усыпан цветами: фиолетовыми колокольчиками, жёлтыми злючками, белыми ивашками, красными дракончиками, голубыми забудками и другой пёстрой мелочью, названий которой девочка не знала. Иногда по вечерам удавалось заметить сусликов, стоявших смешными столбиками на небольших буграх. Но больше в степи смотреть было особо не на что, кроме солнца.

Больше всего Алрине нравилось наблюдать закаты и восходы, особенно, когда были облака — тогда небо переливалось яркими красками, незаметно сменяющими друг друга. В такие моменты казалось, что всё прекрасно. Отступали и злость, и горе, и боль в отсиженных ягодицах... Душа расправляла крылья, и не существовало для неё ни клеток, ни врагов.

Претерпев вечерние грубости от Извары и издёвки некоторых воинов по пути в туалет, можно было вернуться в свой воображаемый мирок и на сытый желудок смотреть сказки, которые показывали ей звёзды в ночном небе.

С больших гор в центре неба спускался страшный пещерный человек и натравливал огромного волка на девушку, что сидела у реки, свесив длинные волосы в воду. Но высокий статный герой на другом берегу поднимал свой лук и убивал чудовище. Жаль было только, что их разделял широкий поток Пути Мелвина. Хотя Алрина придумала, что порхавшая в стороне огромная бабочка передавала между ними послания. А других зверей поменьше, которые стерегли девушку со всех сторон, герой-то уж точно перебьёт. Так что ничего плохого не случится, Мелвин смилостивится, и когда-нибудь они обязательно встретятся.

В такие ночи Алрина легко засыпала под стрёкот сверчков и тихие звуки сонного лагеря: потрескивание костров, фырканье лошадей, позвякивание оружия, чей-то храп, чей-то смех, чьи-то томные вздохи.

Но настроение и самочувствие не всегда располагали к фантазиям. Чаще всего девочку грызла тревога: что будет дальше, и как приспособиться, чтобы выжить и отомстить? Беда была в том, что она пока совершенно не владела собственной жизнью и вообще ничего предпринять не могла. Разбойники относились к ней, как к зверьку, то есть, по большей части, не обращали внимания. Но это было лучше, чем когда обращали. Хорошо, что дело ограничивалось глумлением над "барышней". Руками её никто после случая на реке не трогал, оружием не угрожал — и на том спасибо.

Днём становилось довольно жарко, и Алрина приноровилась накрывать голову подолом верхней юбки платья. Она обливалась потом и пахла не лучше какого-нибудь конюха, но иначе к вечеру от солнца сильно болела голова. Из леса иногда веяло прохладой и сыростью, но таким воздухом почему-то было ещё труднее дышать.

Впрочем, чем дальше они ехали, тем меньше становилось деревьев — лишь редкие рощи да перелески, слабо облегчавшие жару. Дождь прошёл всего раз, но Алрина, поначалу обрадовавшаяся прохладе, вскоре решила, что лучше всё-таки солнце.

Во-первых, к вечеру девочка так замёрзла, что зуб на зуб не попадал. Сойдя на землю, она была счастлива вцепиться в обнявшего её грязного мальчишку, чтобы согреться, хотя в нормальном состоянии побрезговала бы. Извара хотела разнять их, но, к счастью, вовремя подошедшая старуха не дала этого сделать и велела глупой тётке укрыть их каким-то тряпьём и пустить ночевать в одну клетку. Это был бы удобный случай, чтобы подговорить Немого сбежать, если бы только остались хоть какие-то силы, чтобы пробиться сквозь его глухое молчание.

А во-вторых, Алрина испачкала туфли с платьем в грязи и теперь потихоньку сковыривала подсохшую корочку, чтобы хоть как-то привести себя в божеский вид.

Дорога, по которой они ехали, едва угадывалась по прибитой траве и была пустынна. Никто не попадался им навстречу и не обгонял их. Наверное, люди знали, что тут путешествуют разбойники, и избегали встреч с ними. Алрине смутно помнилось, как отец с Гаретом однажды обсуждали перегон лошадей из отдалённого селения, упоминая какую-то короткую, но опасную Тропу Войны. Кажется, они рискнули ею воспользоваться, и ничего не случилось. Повезло, наверное, ведь бандиты тут проезжали не каждый день, иначе они бы уже встретили кого-нибудь из своих.

Несколько раз от общего сборища отделялась группа кочевников с повозкой, полной вещей из Сарена. Они пропадали на несколько дней и возвращались дальше по ходу движения обоза, гружёные уже другими товарами. Видимо, распродавали добро в каких-то селениях. Так что, увы, не видать ей больше ни портретов предков, ни маминой лютни.

Алрина успела кое-что узнать из подслушанных по вечерам разговоров. Этих разбойников было целое племя. Они называли себя Народ Войны или нарты. Обоз и все, кто к нему принадлежал, назывался Сворой, а главарем её, или, по-ихнему, атаманом действительно был Дарго — тот дядька, что спас девочке жизнь. Его и других смуглых старших в чешуйчатой броне и с бляхами в волосах называли "ахсартагами". Бардз, который пытался убить Алрину, тоже был в их числе. Те же, кто не принадлежал к воинам, были вовсе не слугами, а "бытовиками". Многих из них даже уважали за труд, необходимый для поддержания жизни воинов.

Свора направлялась в какую-то Хазию, где находилась основная Орда кочевников, то есть жили остальные нарты. Правда, ехать было довольно далеко, но никто не торопился. Они рассчитывали поживиться ещё не раз, прежде чем прибыть домой. К ужасу Алрины, поговаривали, что обоз наверняка доберётся туда только к осени. Она не могла себе представить, что так долго просидит на фургоне — скорее сойдёт с ума, как тот мальчик.

По ночам, когда обоз уже давно стоял на месте, Алрину продолжало качать. Она засыпала, и ей снилось, что она едет, едет, и никогда не приедет, потому что не едет никуда. Её никто не ждёт, она никому не нужна, и теперь будет бесконечно болтаться на верхушке этого фургона.

Глава 4.

Алрина: Новое имя

Однажды всё переменилось. Сначала обоз не остановился на дневной привал, потом свернул с дороги и, хотя поехали медленнее, трясти стало сильнее. Свора пересекла несколько холмов и после обеда разбила лагерь в большой роще у ручья.

Дарго взял с собой Бардза, ещё нескольких товарищей, и они куда-то ускакали. Оставшиеся же начали готовить еду про запас: жарили дичь, собирали ягоды и орехи, пекли лепёшки.

Ахсартаги вернулись на следующее утро в сопровождении небольшого отряда других воинов, явно из какого-то замка. На щитах у них красовался летящий стремглав на голубом поле. Алрина слышала, как они, проезжая мимо, уверяли нартских военачальников, что "всё подготовлено".

После этого у нартов началась другая жизнь — тихая и напряжённая. Свора ехала по бездорожью. Лагерь не разбивали, костры не разжигали. Голоса бытовиков звучали приглушённо, а по вечерам, когда воины возвращались из ставших частыми отлучек, слышалось вжиканье и позвякивание стали — все точили и чистили оружие. Останавливались уже в сумерках и перед рассветом выдвигались в путь. Спали прямо на траве в одеялах, или на телегах — кому где хватало места.

В последнюю ночь совсем не останавливались — ехали и ехали под полной луной, пока утомлённая Алрина не забылась тревожным сном на своей трясущейся "кровати".

Девочка проснулась от тишины и неподвижности в сером свете раннего утра, и увидела перед собой крепостную стену. Сердечко её учащённо забилось. Что они тут делают? Впрочем, она уже знала ответ: собираются напасть!

Ах, если бы как-то предупредить хозяев замка! Но нартов так много, что защитники вряд ли справятся — замок-то небольшой, поменьше Сарена. Можно только спастись бегством, если есть подземный ход... Хотя мужчины наверняка не станут бежать. Мелвин милостивый, они же все погибнут, как и её семья! У Алрины перехватило дыхание.

Тут снизу донеслось странное шипение. Старая карга, которую звали Барама, сверлила её в сумраке взглядом, который казался ощутимым, как касание рук, только очень неприятное касание — не на теле, а где-то внутри.

— Ну что, детка, сегодня решится твоя судьба! — Барама говорила тихо, но Алрина слышала её каркающий голос так хорошо, словно карга шептала прямо ей в ухо. — Сейчас здесь станет жарко. Смерть пожнёт свою жатву. Ты помни одно: страх притягивает смерть. Так что не бойся, если сможешь. Поймаешь стрелу — выйдешь из клетки насовсем. Поняла?

Алрина судорожно кивнула. Слова старухи нагнали на неё страха. Мысли о судьбе людей в замке померкли, когда она осознала, что может произойти с ней самой...

Девочка нервно огляделась. За фургоном собирались лучники. Со всех сторон доносилось жуткое постукивание костяных доспехов. Наверное, слишком тихое, чтобы его услышали в замке. А даже если бы услышали, кто поймёт, что это шёпот приближающейся смерти?

Фургон с Немым оказался рядом. Мальчик обхватил ноги руками и раскачивался всё быстрее, начиная подвывать. Барама прошептала ему несколько слов, и звук заглох, слово парню в глотку затолкали кляп — осталось лишь еле уловимое гудение.

Алрина подавила вопль, не желая, чтобы и её заткнули, как мальчишку — она была уверена, что это колдовство старухи. Девочку охватила дрожь. Похоже, битва развернётся прямо здесь и сейчас, а их, беспомощных, беззащитных нарочно оставили на самом виду. Нет, это всё-таки не люди, а звери!

Алрина содрогнулась сильнее, но на этот раз не от страха, а от ненависти. Ненависть была кстати — казалось, она поглощает страх. Вот и отлично. Она не может сейчас умереть! И оставить безнаказанным всё то, что случилось с ней и её семьёй. Она выживет. Ненависть поможет. Девочка напрягла кулачки, сжимая в них свою ненависть, словно оружие.

Одна повозка вдруг отделилась и покатилась к воротам, словно сама по себе. Присмотревшись, Алрина поняла, что со странного, сужающегося к низу фургона убрали борта, а внутри оказался таран под крышей, и теперь его катил вперёд десяток воинов, а за ними трусили ещё человек двадцать, пригнувшись так, чтобы щиты прикрывали спины.

В замке наконец проснулся рожок, и из-за фургона тут же полетели стрелы. Воздух запел, и эта песнь внушала одновременно жуть и странное благоговение. Душа Алрины на долгие мгновения замерла, а потом из-за стен раздались крики боли. Некстати вспомнилось, как в Сарене стрелы с отвратительным чавканьем врезались в тела, и к горлу подкатила тошнота. Девочка сжала кулаки так, что давно не стриженные ногти впились в ладони, и невероятным усилием подавила эту волну. Только рвоты сейчас не хватало.

Через минуту со стен взвилась ответная стая смертоносных птиц. Алрина смотрела на летящие к ней стрелы широко раскрытыми глазами. Живот свело, в горле пересохло, она забыла, как дышать. Вжик-вжик-вжик! Казалось чудом, что всё пролетело мимо. В груди зародилась странная эйфория.

Ещё один залп! И снова все птицы облетели девочку стороной, словно она была заговорённой. Эйфория разрасталась.

Рядом послышался всхлип. Алрина на секунду повернула голову и увидела, что Немой повалился на пол своей клетки с пером в шее — птица смерти клюнула его. Но нельзя отвлекаться! Мгновение спустя она снова смотрела на стену и ждала новых птиц.

Третий залп! Время замедлилось, Алрина почуяла, что на этот раз одна птица летит прямо к ней. Инстинктивно отклонила голову, птица обожгла правую щёку и, потеряв скорость, запуталась в давно не чёсанных волосах. Есть! Девочка схватила стрелу за древко и упала на пол ничком, не понимая, как раньше не догадалась этого сделать.

Тут нарты разбили ворота, прорвались за стены, и стрелы лететь перестали. Из леса в замок ринулись всадники, и граница сражения сместилась, оставив повозки в тылу. Яростные крики, звон стали, звуки падающих со стены тел — всё это отодвинулось куда-то в сторону и уже не касалось Алрины.

Она перевернулась на спину, раскинула руки в стороны и захохотала. Эйфория овладела ею целиком. Нет, не потому, что её теперь выпустят из клетки, а потому, что она победила свой страх! Девочка была готова расцеловать противную старуху за дельное напутствие и чувствовала, что заслужила свободу. Даже не так — она её уже в каком-то смысле обрела!

И не важно, как именно она получила стрелу. Не ждали же в самом деле от ребёнка того, что не под силу большинству взрослых. Стрелу можно "поймать" и телом, если не насмерть. С Барамы станется и такое иметь ввиду.

Отсмеявшись, Алрина повернула голову в сторону второй клетки. Навсегда оставшийся безымянным мальчик лежал в той же позе. Без сомнения, он был мёртв. Видимо, при атаке на Сарен он неудачно пережил испытание стрелами: не одолел свой страх, но и не погиб. Знать всё это время, что его ждёт повторение — ужасно. От такого немудрено и разум потерять.

Из глаз Алрины внезапно полились слёзы сочувствия. Этот бедняга пережил сначала гибель своих близких, потом смертоносный дождь из саренских стрел, боги знают сколько времени провёл в клетке на крыше повозки, и в итоге так печально окончил свою жизнь. Лучше бы его сразу убили, дома, вместе с родными. Правда, он служил девочке какой-никакой поддержкой, а теперь она осталась совсем одна среди врагов.

Хотя, понаблюдав за нартами столько времени, Алрина перестала их так горячо ненавидеть. Они казались довольно обычными людьми и всё-таки худо-бедно поддерживали её жизнь. Однако это не снимало с них вины за резню. А с другой стороны, чтобы мстить, не обязательно ведь злиться на врага каждую секунду? Непрестанно желать кому-то смерти — довольно утомительное занятие.

Алрина отвела глаза от мёртвого мальчугана и уставилась в небо, где в вышине уже парило несколько сипов, чуя обед. Слёзы давно высохли, но в ухо продолжало что-то затекать. Девочка машинально поднесла руку к щеке и зашипела от боли: проклятая стрела оставила рану, из которой сочилась кровь.

Она села. Посмотреть, насколько рана глубокая, было не во что, и спросить не у кого — большая часть обоза осталась где-то за пределами видимости. Телеги, видимо, предназначенные под трофеи, стояли в сотне шагов, у ближайших деревьев.

Алрина со вздохом отыскала место почище на одной из нижних юбок и оторвала кусок ткани, чтобы прижать к щеке. Было больно, но она знала, что кровь надо остановить. Накатила тошнотворная слабость и озноб, однако, по сравнению с началом атаки, это была сущая ерунда — не хуже перегрева на солнце.

Так она и сидела, одной рукой подперев щёку с самодельным тампоном, а второй сжимая заветную стрелу — свой ключ к свободе, — пока бой не закончился, и из леса не появились бытовики.

Одни отправились в парах с воинами вокруг стен, что-то высматривая, другие — к телегам, чтобы подогнать их на замковый двор, а несколько человек во главе с Барамой, наконец, приблизились к ней.

Алрина ещё на подходе показала старухе трофей, но та лишь махнула рукой — мол, подожди. Фургоны загнали во двор, и только потом стащили с крыши обе клети.

Девочка, шатаясь, выползла наружу и подала стрелу старой карге. Та внимательно осмотрела снаряд, степенно кивнула и присмотрелась к Алрине снова, уже не так зло.

— Что со щекой? Показывай.

Алрина послушно отняла от лица тряпку. Барама бесцеремонно повернула её лицо за подбородок, вздохнула и мотнула головой:

— Идём в дом. Эльри! — каркнула она в сторону.

И заковыляла ко главному входу в замок, не обращая внимания на трупы, которые часть бытовиков уже деловито растаскивала. Обернувшись, Алрина увидела, что своих убитых нарты грузят на одну из телег, где лежали обе сломанных клети и тело мальчишки, а остальных волокут куда-то на задний двор. Она мысленно попрощалась со своим невольным товарищем и чуть не упала, когда карга дёрнула её за рукав:

— Нечего глазеть на прошлое. Будущее — впереди.

К счастью, Алрину поймала под локоть Эльри — рыжая худенькая помощница старухи, которая как раз явилась на зов. Осмотрев щёку девочки, она завела её в гостиную на первом этаже и уложила на диван. Оторвала прямо от скатерти на столе новую тряпицу и велела держать у лица, пока будет готовить на кухне отвары.

Алрина с удовольствием растянулась на тахте, такой мягкой в сравнении с крышей фургона.

Замок был явно беднее Сарена, и обстановка потрёпанная... Непонятно, на что позарились те люди со стремглавами на щитах. На земли, наверное.

Заметив в углу зеркало, девочка поднялась и, преодолевая головокружение, подошла посмотреть, что же стало с её лицом. Правая щека была глубоко рассечена на скуле — даже мясо видно! Наверняка, останется ужасный шрам. Всё, не бывать ей красавицей, как прочила мамочка... Бедная мамочка!

Закапали горючие слёзы, но погрузиться в горе не получилось — солёная влага попала в рану, и щёку жутко защипало. Даже кривиться было больно.

Алрину внезапно затрясло. Она с трудом добралась обратно до тахты и забилась поглубже, улёгшись раненой щекой на ладонь с тряпицей, потому что держать её сил не осталось. И не заметила, как уснула.

В себя Алрину привела боль. Девочка дёрнулась, но её придержала мягкая рука — Эльри обрабатывала рану.

— Потерпи немного. Мне надо зашить порез.

И правда — не ходить же с развороченной щекой. Алрина вздохнула, сжала кулачки один в другом и приготовилась терпеть. Но сначала щёку омыли горячей водой, а потом наложили холодную мазь, от которой ощущения притупились настолько, что, когда кожу проткнули костяной иглой и протащили в отверстие тонкую жилу, стало скорее неуютно, чем больно.

Все бесхитростные материалы и инструменты лежали у девочки перед лицом на стуле. Конечно, не чета доктору Хумми, у которого были специальные пинцетики, ножнички, щипчики, стальные иглы и шёлковая нить, но Алрина не ожидала от этих дикарей подобных умений врачевать. А тем более, такой чудесной мази.

Закончив шить, Эльри намазала щёку девочки другим, довольно пахучим снадобьем, наложила сверху чистую мягкую ткань, ранее бывшую чьей-то рубашкой, и примотала её располосованной простынёй так, что полголовы скрылось под повязкой. Но Алрина не жаловалась. Она чувствовала себя лучше, по крайней мере, пока. Даже в желудке заурчало.

— Лежи, — улыбнулась Эльри, собирая свои принадлежности, — я скоро принесу тебе поесть.

Добрая женщина, не то что Барама. Алрина поймала её за руку и тихо сказала:

— Спасибо, — слова вышли хриплыми. — Мне бы попить.

— Конечно, держи.

Она подняла с пола кувшин, налила в чарку солоноватой воды, и помогла напиться полулёжа.

— Тебе нужно всё это выпить до полудня. Поняла? Иначе будешь долго поправляться.

Алрина послушно кивнула. Раньше она капризничала, когда врач что-то прописывал, но после всего пережитого поняла: тяжело не делать чего-то — не пить, не есть, не облегчаться. А выхлебать кувшин воды? Да запросто! Тем более, что теперь не надо терпеть полдня, когда приспичит.

Немного погодя одна из нарток принесла ей тёплый суп. Алрина сначала немного разочаровалась, ведь супом не наешься, но быстро поняла, что жевать даже варёные овощи ей пока больно. Эльри и правда добрая...

Когда кувшин подходил к концу, а лежать как раз надоело, в гостиную зашла Барама и властным жестом позвала Алрину наружу. Они с Эльри и ещё несколькими бытовиками сели в телегу и покинули замок в сопровождении четырёх всадниц.

Девочка недоуменно смотрела назад, ведь остальные нарты ещё оставались в замке: кто-то собирал стрелы, кто-то грузил трофеи, ахсартаги о чём-то спорили со "стремглавами" во дворе. Но Барама издала такой неприятный шипящий звук, что сразу вспомнились её слова: "Не глазей на прошлое. Будущее — впереди!" Алрина подумала, что это, наверное, хороший совет, как и про страх, и перестала оглядываться.

Их маленькая процессия ехала вперёд почти весь остаток дня, а ближе к закату углубилась в лесок, росший по берегам неширокой речушки. Разбили лагерь, приготовили ужин. При этом самой Алрине дали бурдюк с водой, велели пить и лежать на телеге! И только колючий взгляд Барамы не дал ей снова почувствовать себя баронессой. Но клетка определённо осталась в прошлом, и в груди растворился противный комок, сидевший там от самого Сарена. Потому что стало ясно: жить она будет, и вовсе не как зверёк!

Когда стемнело, Эльри позвала её к реке. На берегу разожгли костёр, вокруг которого сидели четыре женщины в длинных рубахах, мыча монотонный, но приятный напев. Поляну окружали факелы. Барама, стоявшая на берегу уже без своей монетной жилетки, подозвала Алрину к себе. Эльри отошла в сторону. Явно намечалось что-то необычное.

Девочка подошла к старухе с некоторой опаской, но та вовсе не казалась грозной. Даже улыбнулась, став ещё больше похожей на корягу.

— Итак, дитя войны, сегодня ты прошла испытание, и отныне станешь частью нашей Своры. Но для этого мы должны похоронить твоё прошлое. Снимай платье!

Алрина растерялась, но тут женщины у костра поднялись и стащили с себя рубахи, не прекращая петь. Эльри тоже скинула платье, и все, кроме девочки со старухой, остались нагишом. Алрина оторопела. Раньше она видела голыми только маму и няню в бане. И хотя те женщины были близкими, а эти чужими, они обнажились первыми, и ей стало неловко оставаться в одежде самой.

Целительница, самая мелкая и изящная из всех присутствующих, медленно приблизилась к девочке и протянула руки, предлагая помощь. Алрина сдалась и подняла волосы, позволяя расшнуровать платье на спине.

Потом пришлось снять панталоны, туфли, и, наконец, Эльри размотала повязку на её голове. Снова смазала рану пахучей мазью и отступила в сторону.

— Надо выбрать тебе новое имя, — продолжила Барама. — А то твоё громковато для кочевницы. Теперь будешь просто Аиной. А родовое... — она забормотала себе под нос, прищурившись на девочку: — Что бы такое придумать? Мариндер — Дерминар... Дерминар у нас уже есть. Ранимед? Так это его настоящее... Сарендом — Сарен — Нарес... Да, будешь Аиной Нарес!

Первой реакций Алрины было отторжение — ведь в её имени и родовая честь, и память о предках...

— А это обязательно? — жалобно спросила она.

Старуха сверкнула глазами, враз показав, что вовсе не растеряла своей суровости, а лишь приглушила её:

— Жизнь у Народа Войны жестокая, и часто короткая, Аина Нарес. А я старше многих, так что лучше меня слушаться, Аина Нарес. Тот, кто меня плохо слушает, долго не живёт, Аина Нарес!

Каждый раз, когда она произносила только что выдуманное имя, в глазах её что-то вспыхивало, словно пытаясь выжечь эти буквы в душе. Но душа противилась, рана на щеке заныла, и в памяти всплыли ужасы долгого пути.

— Если не буду слушаться, вы меня убьёте? — понурилась Алрина.

Старая женщина усмехнулась, снова пряча свой жёсткий нрав за пазуху, и промолвила с недоброй ласковостью:

— Нет, ты сама накличешь смерть, коли не станешь меня слушать. Чтобы выжить на войне, надо быть очень осторожным, а ты видишь, какая я старая? Я — Мудрейшая нашей Орды, потому что лучше всех умею быть осторожной. Поэтому тот, кто хочет выжить, слушается меня во всём. А ещё безопасность всей Своры зависит от каждого нарта, и если кто не слушается, того может убить не война, а брат по оружию. Ради общей безопасности, которая выше личной. Твоё же имечко вмиг накличет на нас беду. Ну что, хочешь жить?

В словах Барамы чувствовалось что-то правильное. И пусть на Свору Алрине плевать, но если Болирдомы случайно узнают, что она выжила... Это и правда опасно.

— А можно я сама выберу? — вздохнула девочка, сдаваясь.

— Ну, попробуй, — хмыкнула старуха.

— Тогда я буду Аиной Дарсан, — это была фамилия лорда Марлина из "Саги о Замке Малфир".

Барама посмотрела на неё поражённо и пуще прежнего впилась непонятным взглядом, пронзающим насквозь, так что у Алрины даже дух захватило. Девочка снова не могла отвести глаз, но на этот раз карга не давила, а изучала что-то внутри неё — казалось, целую вечность. Потом вдруг попустило, хотя Барама продолжала вести себя странно: недоверчивым взглядом окинула всю фигуру и лицо Алрины, а потом внезапно захохотала, словно закаркала, да так сильно, что всё тело заходило ходуном. Прошло, наверное, минут пять, пока она успокоилась, вытирая уголки глаз рукавом платья. Алрина смотрела на неё вопросительно, но, отсмеявшись, старуха сказала лишь:

— Да, от судьбы не убежишь! Ну, значит так тому и быть, Аина Дарсан. Сильный характер у тебя, Аина Дарсан. Может и выживешь, Аина Дарсан.

И снова при каждом повторе нового имени взгляд Барамы прожигал эти буквы в душе Алрины. На этот раз она их приняла. Довольная старуха погасила взор и позвала:

— Эльри!

Тихая и расторопная целительница поднесла девочке кубок с остро пахнущей жидкостью.

— Помяни свою прошлую жизнь и выпей за новую, — велела Барама. — Залпом, до дна!

Запах и вкус у жидкости были странные: словно что-то гнилое смешали с перцем, мёдом и мятой. Питьё било в нос и обжигало язык, вызывая мгновенную жажду, но тут же утоляло её. Так что при всём желании оторваться было сложно. Когда кубок опустел, по телу пошло приятное расслабление и немного закружилась голова.

— А теперь смой с себя всё старое и родись к новой жизни! — велела Барама.

Эльри подхватила Алрину под руки и повела в реку. Вода была тёплой и приятной. Она казалась полной живительного огня из-за отражений факелов, которые поднесли к берегу женщины, продолжавшие негромкий напев под шелест тростника. От этих звуков по телу разливалась нега.

Девочка не сопротивлялась, когда целительница положила её на воду, и совсем не боялась утонуть. Она плавно покачивалась на спине, наслаждаясь ощущением полёта. Эльри плавно водила свечой туда-сюда над её головой, велев следить за язычком пламени. А Барама на берегу бормотала, словно ей в ухо, под ласковый шёпот звёзд:

— Позабудь жизнь старую, Аина Дарсан. Оставь позади все тревоги и потери, Аина Дарсан. В прошлом нет ничего, кроме смерти, Аина Дарсан. Народись к новой жизни, Аина Дарсан. Как часть нашей Своры, Аина Дарсан. Теперь ты одна из нартов, Аина Дарсан. Мы заботимся о тебе, Аина Дарсан. А ты заботишься о нас, Аина Дарсан. Ты живёшь ради войны, Аина Дарсан. И нет для тебя ничего отрадней звона стали, Аина Дарсан. Ты вырастешь великой воительницей, Аина Дарсан.

Голос постепенно уплывал вдаль, как и тихий напев, тело девочки растворялось в реке, а душа в звёздах. Мысли расплетались, как косы, уплывали по течению, как ленты водорослей, оставляя взамен блаженство.

Стой, а это что за последняя красная лента? Это же её настоящее имя: Алрина Мариндер о

Палка Клареда изображала Меч Кернуна, который был раза в полтора длиннее обычного, представленного палкой дяди. Техника боя волшебным клинком, унаследованная от предков, отличалась от привычных приёмов, которым младших Лоринденов обучал отец, и сегодня Белтар посвятил занятие ей. А теперь ждал, когда племянник сообразит, как применить то, что ему сегодня объяснили.>

Парнишка наконец понял, что надо делать. Свободной рукой ухватил навершие и рывком повернул свой "меч", так чтобы вместо плоскости, в которую упёрся дядя, развернуть его лезвием, и быстро рубанул. Меч Кернуна в этом случае рассёк бы вражеский клинок. Однако на радостях Кларед забыл, что надо добить самого противника, и дядя, молниеносно шагнув вбок, ткнул "навершием" своей палки ему в предплечье рабочей руки. Будь это обломок настоящего меча, Кларед мог бы проиграть, несмотря на божественное оружие. Ну да не всё сразу! >

— Молодец, — похвалил дядя. — Для первого раза неплохо. Давай сворачиваться. Завтракать охота.>

На самом деле это было уже седьмое занятие. Начиная с третьего они по утрам уходили в лес за замком, к горам, чтобы домочадцы не мешали сосредоточиться. Но до этого дядя показывал упражнения для укрепления тела, рукопашные приёмы для отпора возможным задирам в будущей школе и гонял племянника по бурелому, чтобы повысить выносливость. А сегодня, к радости мальчика, решил перейти к особенностям владения семейной реликвией при помощи выструганных накануне пособий.>

Для Клареда стало неожиданностью то, что Меч Кернуна не всесилен в бою и можно отражать его, если попадать в плоскость клинка. А ещё ходили слухи, что у Воинов Смерти есть некие Чёрные Клинки, способные ему противостоять. Но Орден, наоборот, защищал жителей Княжеств, так что с ними сражаться придётся вряд ли. А вот обычным противникам несдобровать, особенно если он научится из любого положения разворачивать божественный клинок лезвием.>

Впрочем, для обычных противников в подобном оружии не было особой необходимости. Лорд Марлин из "Саги о замке Малфир" добыл его именно потому, что тогдашний враг Княжеств, Кагар, носил невиданный металлический доспех. Броня на всё тело состояла из подвижных пластин и делала его практически неуязвимым для обычных мечей. А при помощи Меча Кернуна его удалось одолеть.>

На одном из первых занятий Белтар высказал интересную мысль о том, что не зря они с племянником похожи друг на друга больше других родственников. Дядя считал, что способность управляться с "тем самым предметом" передаётся по наследству с кровью прадеда, который и был оруженосцем лорда Марлина. В самом деле, высокий и крупный кареглазый шатен Полдор явно пошёл в отца, зеленоглазый рыжий крепыш Марвин — в мать, а Кларед был таким же тонким, черноволосым и сероглазым, как дядя. Точнее, глаза у обоих имели одинаковую необычную расцветку: тёмно-серая кайма и светло-серая серединка наподобие звезды. Папа даже когда-то шутил, что Клареда неудобно показывать людям, как будто он не совсем родной.>

Правда, мальчик тогда не понимал, что в этом неудобного или смешного, но позже братья ему объяснили. В тот момент они были настроены поиздеваться. Однако Клареда так возмутил намёк на бесчестье матери, что он вышел из себя и чуть не полез в драку. Братья устыдились и больше не поднимали эту тему. Он был уверен, что отец не имел ввиду ничего подобного.>

Хотя сам Кларед иногда был бы не прочь родиться сыном Белтара. Не то, чтобы он не любил своих отца и матушку, просто внимания ему доставалось меньше, чем хотелось бы — ведь его приходилось делить ещё с двумя оболтусами. А дядя Клареду всегда нравился независимым и весёлым характером. Хотя как раз из-за этого трудно было представить его отцом семейства.>

Правда, тесно они никогда не общались, и оставалось лишь гадать, каково было бы оказаться сыном Белтара. Но теперь между ними установились особые отношения благодаря Мечу, и Кларед чувствовал полное удовлетворение.>

Воодушевлённый парнишка весело скакал по камням и брёвнышкам, слегка опережая дядю на подходе к замку, как вдруг тот нагнал его и сдёрнул вниз, чуть не повалив на землю. Кларед, повинуясь жестам Белтара, присел и замер, прислушиваясь. В замке пел рожок: "Тревога! Нападение!">

Мальчик рванулся было на помощь родным, но дядя крепко держал его за плечо. Мотнул головой влево, и они оба аккуратно отползли с тропинки за кусты.>

Несколько минут Белтар прислушивался и оглядывался, потом, убедившись, что поблизости никого нет, наклонился к Клареду и тихо, но внушительно сказал:>

— Я сейчас проберусь в замок, а твоя задача — выбрать дерево потолще, залезть на него и не спускаться ни в коем случае, пока я не вернусь! Ни в коем случае, ни за что и ни ради чего не лезть на рожон. Ты меня понял?>

Взгляд Белтара сделался непривычно жёстким, весёлый огонёк в глазах погас, серые звёздочки блеснули сталью. Таким Кларед дядю ещё не видел. Аж мороз пробрал по коже. Мальчик серьёзно кивнул:>

— Понял. А можно выбрать дерево поближе к дому?>

— Не лучшая идея, но... знакомое место может дать преимущество, — дядя кивнул.>

Кларед показал в направлении дуба, о котором думал, и они короткими перебежками поспешили туда. К счастью, позади замка враг пока не появлялся.>

Увидев, какое дерево выбрал племянник, Белтар покачал головой: этот дуб рос через дорогу от крепостной стены и давал возможность заглянуть во двор. Слишком близко! Но времени ни на споры, ни на выбор другого места не оставалось. Дядя махнул рукой, и они, озираясь, поспешили к древнему великану.>

Белтар выглянул на дорожку, там по-прежнему было пусто. Тогда он притянул Клареда за плечо к себе и совсем тихо сказал, глядя в самую душу:>

— Если я не вернусь, и никто из наших за тобой не придёт... — дядя осёкся, но быстро справился с собой, — тогда хранителем Меча станешь ты. Твоей задачей будет сберечь его любой ценой. Кроме собственной жизни, пока не обзаведёшься тем, кому можно его передать. Ясно?>

— Ясно, — шепнул Кларед, машинально следуя заведённому порядку, хотя в голову пока не вмещалась задача такого масштаба.>

— Поклянись честью рода, — настаивал Белтар.>

— Клянусь, — выдохнул Кларед.>

И ощутил, словно в грудь к нему вселилось что-то лёгкое и твёрдое — такое же, как дух смотревшего на него сейчас человека. Которого он знал всю жизнь, но впервые увидел в истинном свете, и это мог быть последний раз...>

Впрочем, времени на сантименты не было. Дядя порывисто обнял его, подсадил наверх, ещё раз выглянул на дорожку и заскользил за кустами в другую сторону — к новому подземному ходу.>

Кларед быстро взобрался наверх, цепляясь за знакомые сучки и наросты на коре, и на какое-то время замер, по примеру дяди проверяя, не появился ли враг на дорожке. Пока никого. Залез повыше, оседлал второй снизу сук, тянувшийся к стене, и осторожно начал ползти по нему. Обещание обещанием, но он должен знать, что происходит в замке! Особенно, если случится худшее...>

Послышался топот копыт и ещё какой-то тихий перестук. Кларед замер на полпути, как раз над дорожкой. Конечно, нижние ветви должны были скрыть его, но он всё равно осторожно подобрал ноги, вытянув их вдоль сука, на котором лежал. Прижался щекой к коре и стал напряжённо вглядываться сквозь листву в направлении звука.>

Вскоре показались шесть всадников в коже, покрытой костями. Лошади шли рысью, костяшки бились друг об друга и тихонько стучали. Как будто сама смерть скреблась в двери. Всадники внимательно оглядывали окрестности. Четверо с копьями наперевес, двое с небольшими верховыми луками. У всех на боку короткие мечи, а за спиной круглые деревянные щиты.>

Вот один поднял голову, словно почувствовав взгляд мальчика. Тот быстро отвернулся, чтобы спрятать лицо. Потянулись самые долгие мгновения в его жизни, отмериваемые бешеным стуком сердца — вдвое чаще копыт вражеских лошадей. К счастью, их топот нисколько не замедлился, и вскоре всадники показались с той стороны, куда теперь смотрел Кларед — пронесло!>

Он тихонько выдохнул и, на всякий случай, постарался больше не смотреть прямо на врагов, разглядывая вместо этого их снаряжение. Заметил, что лошади не подкованы, узкие деревянные сёдла выглядят примитивно, а стремена представляют собой кожаные петли с деревянной вставкой. Похоже, это те самые нарты, которые разоряли других приграничных баронов. Всё-таки не зря отец с дядей готовились. Но кто мог натравить их на Кастердом?>

В последнее время Кларед начал интересоваться происходящим в Свободных Княжествах. Насколько он понял, скорее всего этих воинов-кочевников нанимали те, кто желал избавиться от врагов, соперников или неугодных родственников. У их рода подобных недоброжелателей не было — они издавна старались вести дела так, чтобы лишний раз не рисковать Мечом, а в последние годы — особенно. И всё же наёмники здесь. Почему?>

Конечно, была пара замков, которые разграбили, видимо, просто ради добычи. Но Кастер — далеко не из самых богатых. Нет, жили они хорошо, но отец говорил, что, в основном, деньги тратили не на роскошь, как некоторые, а на производство: мельница, лесопилка, маслобойня, кузни — в общем, на то, что разбойникам никак не забрать с собой.>

В животе похолодело от жуткой догадки: вдруг эти гады явились за Мечом? Но отец с дядей были уверены, что о чудесном оружии никто не знал... Нет, скорее всего, "у страха глаза велики", как говорит матушка. И всё же, Кларед никак не мог представить, что ещё могло привести нартов к ним домой.>

Тем временем всадники скрылись за поворотом, и стук копыт вскоре стих — похоже, они объезжали замок по кругу, чтобы никто не сбежал. Мальчик пополз дальше, хотя сердце замирало от звуков бойни, доносившихся из-за стены: звон стали, крики, стоны, женские и даже детские вопли. Всё это сопровождалось жутким костяным перестуком. Похоже, наёмники уже во дворе, и расправляются не только с бойцами, но и с челядью. Смотреть на такое страшно, но он должен знать!>

Когда Кларед дополз до нужной точки, звон стали почти прекратился. Слышались в основном обрывающиеся один за другим стоны. И чужие грубые голоса. Не слишком обнадёживающие звуки. Мальчик привстал на суку, держась за свисающую сверху толстую ветку, и выглянул из-за листвы.>

Открывшаяся картина была ужасней, чем он мог бы вообразить: по всему двору валялись мёртвые слуги и воины, а живых наёмников — пруд пруди! Грудь обжёг гнев.>

Внезапно от замка вновь послышался звон клинков, и один из них звучал так, что Кларед сразу понял — это поёт Меч Кернуна, хотя ни разу не слышал его "голоса" ранее. Значит, дядя добрался. Но почему он снаружи? Он должен защищать родных внутри!>

Листва с соседней ветки мешала рассмотреть, что происходит у здания, но вскоре в его поле зрения появился небольшой отряд: дядя с отцом впереди, пытаются прорубиться к погребу, мама и братья в центре, их прикрывает горстка воинов со щитами. Точно, проход до подземелья ведь прокопать не успели. Значит, дела совсем плохи, и остаётся только бежать.>

Сердце мальчишки заколотилось ещё быстрее, болея за родных. Дядя Белтар был невероятен — он словно танцевал с Мечом, кося всех, кто приближался, направо и налево. Чудесный клинок кромсал доспехи, щиты и оружие без задержки.>

Враги быстро сообразили, что такого воина им не одолеть, и разорвали дистанцию. Они стали метать ножи, но дядя сшибал их на лету! Однако продвижение замедлилось.>

Тем временем другие нарты быстро организовали две линии с копьями, отрезав семью как от замка, так и от погреба. За копейщиками выстроились лучники и принялись активно обстреливать беглецов. Тем пришлось смещаться к сараям, чтобы ограничить обстрел и прикрыть тыл.>

Большие прямоугольные щиты быстро стали похожи на ежей. К тому же, враги метили на разную высоту, в том числе "навесом", и воины сопровождения падали один за другим. Белтар крутил меч, как бешеный, отбивая и стрелы, но успевал защитить только родню.>

До спасительной стенки было рукой подать, когда щитов не осталось. Все бойцы полегли, кроме дяди и отца. Из плеча Марвика торчало древко, но он, казалось, этого не замечал, пытаясь отбивать снаряды, пропущенные дядей. Вдруг откуда-то сзади прилетела стрела, и мама, закрывавшая сыновей телом с тыла, рухнула, как подкошенная.>

Кларед дёрнулся, словно поразили его самого, пошатнулся и чуть не упал. К счастью, равновесие удалось быстро восстановить. Мгновенный испуг отрезвил его. Нельзя терять голову! Непонятно, как, но нельзя! Он вспомнил стальной блеск в глазах дяди, свою клятву, зажмурился и впервые в жизни по-настоящему взмолился богам, чтобы дали ему сил. Лёгкое и твёрдое нечто, поселившееся недавно в груди, пришло на помощь и заслонило сердце невесомым щитом. Потом, он осознает всё потом. А сейчас надо смотреть...>

Открыв глаза, Кларед заметил, что какой-то нарт с луком стоит на стене — прямо под ним! Видимо, это он убил маму и теперь целился в отца. И хотя парень поклялся, что не полезет на рожон, сейчас никуда лезть не надо. Надо только достать подаренный дядей нож. Он отлично сбалансирован для метания...>

Лучник выстрелил. Отец упал. Сердце пропустило удар. Полдор подобрал меч отца и занял его место, заслонив собой Гармина. Белтар оглянулся и выругался, не прекращая сбивать стрелы. Лучник целился снова. Откуда-то из недр существа Клареда начало подниматься чувство, которому он не знал названия. Оно грозило стать больше него самого, вызывая небывалый прилив сил и решимости.>

Сейчас важно найти линию броска, свободную от веток, устойчивое положение и точки опоры для тела, прицелиться, взвесить нож... и метнуть. Есть! Хоть Кларед и навострился в метании по стоячим мишеням, но живой человек в костяных доспехах — совсем другое дело. Однако его броском мог бы гордиться кто угодно: острие вошло в шею ровно между воротником и шлемом. Лучник свалился за стену.>

Мрачен был этот первый в жизни триумф, но Кларед не стал его смаковать. Он снова поднялся во весь рост, чтобы заглянуть во двор, и торжество погасло. Братья были мертвы. Остался только дядя, вокруг которого вился маленький, тоненький, но жутко гибкий и шустрый воин, не дававший задеть себя мечом.>

Сложно было поверить, что у кочевников нашёлся равный дяде боец, но ещё больше Кларед удивился, когда понял, что это женщина! Затянутая в чёрную кожу, она орудовала не только мечом, но и летавшей, как хлыст, почти белой косой. Женщина выделывала невероятные фортели, чтобы уйти от ударов — кувыркалась прямо в воздухе, изгибалась под самыми невероятными углами, падала, перекатывалась, перебрасывала меч из руки в руку. Правда, задеть дядю ей не удавалось, но задача была не из лёгких, учитывая, что она благоразумно избегала скрещивать клинки.>

Если забыть о том, что на кону стояла жизнь последнего из взрослых Лоринденов, самим боем можно было залюбоваться. И все любовались, остановившись. Невероятная скорость и ловкость с обеих сторон. Парный танец. Увы, смертельный. Через минуту Белтар внезапно пошатнулся и выронил меч. Кларед сначала даже не понял, почему, пока тот не схватился за шею и не вытащил из неё какой-то маленький предмет. Видимо, женщина его метнула, отвлекая внимание своим безумным танцем.>

Из шеи брызнула кровь. Дядя зажал рану, но тут же уронил руку и осел на землю. У мальчика перехватило дыхание. Сердце снова пропустило удар. Всё, он остался один на белом свете. И на его плечи легла задача по защите Меча. Который попыталась подобрать юркая женщина, но не смогла. Тогда она сделала жест, чтобы никто не подходил, и что-то сказала своим, после чего один трусцой побежал к замку, а двое встали на стражу у клинка.>

В памяти запоздало всплыла страшилка, привезённая детишками кузнеца с ярмарки, о Ходячей Смерти — плюющемся железом страшном духе на службе у нартов. Но нет. Это был не дух.>

Кларед застыл и перестал даже видеть, что происходит. Теперь это было неважно. Внутри всё омертвело. Сердце остановилось. Мысли остановились. Даже дыхание. Остановился весь мир...>

Из ступора его вывел тихий свист. Мальчик опустил глаза и увидел их егеря, Сапека, который разглядывал дерево, периодически озираясь по сторонам. Видимо, ему удалось выбраться ещё до бойни, и Белтар рассказал, где искать Клареда.>

Парень оживился — он не один! Потряс ветку, за которую держался, чтобы Сапек понял по шелесту, куда смотреть, и жестом спросил, спускаться ему, или егерь поднимется? Тот показал, что поднимется. Кларед пополз навстречу, обратно к стволу.>

Сапеку никак не удавалось взобраться. Мальчик спустился на нижний сук, чтобы помочь, но тот громко прошептал:>

— Не высовывайся!>

Тут Кларед заметил краем глаза какое-то движение на дорожке и отчаянно замахал Сапеку, чтобы тот спрятался в ближайших кустах. Егерь скатился со ствола и метнулся в заросли, но, кажется, поздно.>

По дороге вприпрыжку скакал незнакомый чумазый мальчишка в лаптях, пёстрой рубахе не по росту и с ужасной причёской — светлые волосы криво торчали в разные стороны, словно их обрезали ножом.>

Услышав хруст, он остановился, замер на мгновенье, а потом походкой охотника направился в сторону кустов, за которыми спрятался Сапек.>

Странный был мальчишка, со всех сторон. Явно младше Клареда, но не боится звуков, которые мог бы издавать крупный зверь, а наоборот, идёт навстречу.>

Хотя он точно не из Кастера, а значит, с нартами... Всё равно непонятно, что он забыл рядом с недавним полем битвы!>

Лохматый паренёк тем временем дерзко раздвинул заросли, увидел Сапека и протяжно заголосил:>

— Гарыыыз!>

Сразу стало ясно, что это вовсе не мальчишка — только девчонка могла так вопить. Похоже, она высматривала уцелевших врагов и была не одна.>

Сапек выскочил из кустов, пытаясь её схватить, но девчонка резво отскочила, развернулась и куболем взлетела на то же дерево, где сидел Кларед!>

Внизу послышался топот, брань и треск погони по зарослям. Дальше парень уже ничего не слышал. Он столкнулся нос к носу с девчонкой и оба застыли, уставившись друг на друга.>

На лице и руках у неё оказалась не грязь, а следы от кожуры местных орехов, которые не так-то просто отмыть. Щёку уродовал большой свежий шрам. Но сильнее всего впечатляли глаза. Вовсе не злые, и не дикие, как можно было ожидать. Огромные, голубые, пытливые, умные. Казалось, она заглянула ему в самую душу. Улыбнулась немного грустно и не стала кричать. Просто стояла напротив и молча разглядывала его.>

Кларед хотел попросить не выдавать его, но вслух сказать такое врагу показалось нелепым, поэтому он тоже просто молча смотрел. С интересом, потому что не каждый день встречаешь такой открытый и благородный взгляд. Который настолько не вяжется со внешним видом и поведением. Эти глаза могли бы принадлежать маленькой леди. Познакомься они в другой обстановке, наверняка, сразу подружились бы. Очень странное чувство...>

— Аина! — прервал их гляделки грубый голос снизу.>

Девочка встрепенулась, с улыбкой подмигнула Клареду, и быстро полезла вниз, лишь на полпути отозвавшись:>

— Я здесь, Гарыз! Всё мирно.>

Паренёк прислонился спиной к стволу, с облегчением выдыхая. Удача казалась невероятной, но что с Сапеком?>

— Догнал? — спросила девчонка.>

— А то! — самодовольно ответил мужик. — Там лежит.>

Ясно — Кларед всё-таки остался один. Сердце накрыла беспросветная тень. Но чувства были по-прежнему притуплены.>

Мальчик подождал, пока эта парочка уйдёт, и прислушался. Из-за стены доносился людской гомон, стук топоров и какая-то возня. Значит, нарты хозяйничают в замке, и лучше переждать.>

На всякий случай Кларед со всеми предосторожностями перебрался на другое дерево, чуть дальше в лес, но всё ещё в пределах слышимости от замка. У этого ореха на приличной высоте имелась удобная развилка, в которой можно было даже лежать. Вот туда-то он и забрался.>

В животе урчало, ведь парнишка даже не позавтракал, но шляться по лесу в поисках ягод и грибов сейчас не стоило. Так что он нарвал зеленоватых ещё орехов и поразгрызал, какие смог, хоть так заморив червячка.>

Умом Кларед понимал: нужно решать, что делать дальше. Но как только попытался подумать об этом, на него напала слабость, и он уснул в своём "гнезде".>

Глава 6.

Кларед: Странный незнакомец

Кларед проснулся от тошнотворного запаха и не сразу понял, где находится. Воняло горелым, и он рванулся вскочить с кровати, но чуть не свалился с дерева. Ох! Хорошо, что успел схватиться за ветку...

Парень втащил себя обратно в "гнездо" и, пока мир возвращался на место в закружившейся голове, вспомнил, что случилось, и как он сюда попал. В глазах потемнело от горя. Первой мыслью было: зачем он только сбежал? Надо было пойти за дядей и лечь в землю рядом с родными. Или столкнуть с дерева девчонку, и пусть бы его убил шедший за ней амбал. Хотя нет, девчонка не виновата. Да и дяде он поклялся, что не даст себе умереть. Что будет защищать Меч...

Воспоминание о волшебном оружии обожгло изнутри, побежало по венам огнём, который резко вернул Клареда в действительность. Теперь этот Предмет в руках врага. И он должен его забрать! Потому что больше некому...

Глаза предательски защипало, но мальчик изо всех сил стукнул кулаком по грубой коре, сердясь на себя за слабость, и боль от ссадины помогла прийти в себя.

Боги, чем же так воняет? Неужели подожгли замок? Кларед прислушался — с той стороны тишина. А вокруг — обычный предвечерний гомон пичуг и жужжание насекомых. Как будто ничего не случилось. Хотя нет, обычно со двора доносился стук топора, звон кузнечного молота, гогот домашней птицы, голоса слуг. А теперь — совсем тихо. Похоже, он проспал уход нартов!

Мальчишка быстро спустился с дерева и метнулся к потайному лазу в погреб, не забывая оглядываться. Но никаких признаков присутствия людей не было. Выбравшись на ощупь, во дворе он первым делом поспешил к тому месту, где в последний раз видел Меч, но конечно же, того и след простыл! Забрали... Нашли того, кто смог поднять, и увезли.

Клареду стало нехорошо. Ещё и отвратительный запах усилился так, что даже в горле запершило... Он растерянно оглянулся и словно получил невидимый удар под дых. Позади него посреди двора догорал костёр из мебели и брёвен пополам с телами всех, кого он знал. Трупы уже обуглились до неузнаваемости, но некоторых всё равно что-то отличало: гигантская фигура кузнеца, беспалая нога старой кухарки, металлический подтёк на мизинце — след от дядиного оловянного кольца, знака выпускника Ладоней Смерти...

У Клареда подкосились ноги, он упал на колени. Желудок свело и вывернуло. Позывы продолжались, но внутри было пусто. Кашляя и давясь, мальчик пополз прочь от чудовищного кострища, потом поднялся и побежал — за замок, за сорванные с петель ворота... Оглянулся, судорожно хватая ртом воздух — и лучше бы он этого не делал! На высоких кольях у входа во двор торчали отрубленные головы отца, мамы и дяди. Такого он вынести не мог!

Парень рванул подальше от этого зрелища — в поля, но вскоре споткнулся, упал лицом в пожухлую траву, и его прорвало. Осознание масштабов трагедии обрушилось разом, словно в сердце со всего маху воткнули железный кол. Его мир рухнул!

Кларед рыдал, как никогда в жизни, ни до, ни после — взахлёб, воя и крича, молотя по земле руками и ногами, размазывая по лицу слёзы и сопли, сотрясаясь от ярости и ненависти, до икоты и полного изнеможения, пока внутри не осталась лишь звенящая пустота.

Когда дыхание восстановилось, парень перевернулся на спину и бездумно лежал, пялясь в небо невидящим взглядом, пока оно лиловело и одну за другой высвечивало звёзды.

В чувство его привели комары. Они суетливо вились над лицом, норовя залезть в нос или глаз. Сначала Кларед был вынужден фыркать, потом пришлось замахать рукой, и наконец, сесть. Страшно хотелось есть.

Мальчик оглянулся: по лесу шастать уже темно, значит, придётся вернуться в замок и поискать еду там. Сердце болезненно сжалось, но у него больше не было сил страдать. Кларед мысленно вызвал ощущение того лёгкого и твёрдого, что словно передалось ему от дяди, и запер своё сердце в броню. У него есть задача. Задача требует жить. А чтобы жить, надо есть. Чувства же только отвлекают. Всё просто.

Сделав несколько глубоких вдохов и убедившись, что тошнотворный запах горелой плоти значительно ослабел, Кларед встал и неверной поступью пошёл назад, к воротам.

На головы родителей он старался не смотреть, опасаясь, что его снова накроет, но, проходя мимо, задержался с опущенной головой и мысленно поклялся за них отомстить. Смыть оскорбление чести рода кровью. Большим количеством крови! Желательно, десять к одному. Неважно, сколько это займёт.

Очевидно, сначала ему придётся вырасти и стать хорошим бойцом. Но ничего, он положит на это жизнь! А прямо сейчас ему очень надо поесть. Чтобы выжить и отомстить.

В замке было совершенно, непривычно темно. Спотыкаясь о какие-то обломки, паренёк пробрался на кухню, раздул ещё тлеющие в печи угли и при помощи лучины поджёг свечу, благо всё это лежало рядом, на специальной полочке. Огниво он сразу положил за пазуху. Пригодится, чтобы выжить и отомстить.

Представшая взору картина была печальной. На кухне ничего не осталось, кроме битой посуды. Даже кастрюли и сковородки забрали. Кларед в отчаянии полез под столы и отобрал у мыши краюху хлеба. Поползав немного, нашёл ещё недоеденную кем-то гусиную ножку, и ему было уже всё равно, кем. Выжить и отомстить. Мальчишка обглодал всё, включая хрящ, до кости, но этого было слишком мало.

При мысли о погребе, в который надо было идти через двор со страшным пепелищем, Кларед содрогнулся, но голод — не тётка. Выжить и отомстить. Твердя это про себя, как молитву, паренёк пошёл обыскивать закрома.

На костёр старался не смотреть. Тот почти догорел и запах прожарившейся плоти показался неожиданно аппетитным, но эта противоестественная мысль снова вызвала тошноту, а Клареду вовсе не хотелось терять те несчастные крохи, которые ему удалось раздобыть. Выжить и отомстить.

Погреб тоже вымели подчистую, но всё-таки среди обломков полок удалось найти одну подпорченную брюкву, которую Кларед тут же и сгрыз сырой, ногтями соскребая грязноватую шкурку. Началась икота. Пришлось идти к колодцу вокруг тлеющей кошмарной кучи, изо всех сил отводя глаза. Лишь бы выжить и отомстить.

С трудом вытащив ведро, Кларед напился и решил, что до утра продержится. А там можно попробовать поймать что-нибудь в лесу. Все мальчики неоднократно проверяли с егерем силки и, если повезёт, там уже будет добыча. А пока собрать те же орехи, ягоды и грибы, в конце концов. Чтобы выжить и отомстить.

Но сейчас — сейчас для этого надо поспать. Измотанный парнишка поплёлся назад, в замок. В холле не осталось ни мебели, ни зеркал, ни канделябров, ни штор. Только обломки дерева на полу. Кстати, надо подкормить печь, чтобы снова не разжигать её утром — вдруг не выйдет? Насобирал дрова, запихнул в каменное нутро и с тоской подумал, что наверху, наверное, такая же разруха. И пустая спальня, без братьев... Поёжился и полез спать на "тёплую полку" рядом с печью, где обычно держали подходящее тесто и готовый обед, чтоб не остыл.

Кларед думал, что уснёт сразу же, но вспомнил о Мече. Надо же не просто отомстить, а вернуть реликвию рода! Тело напряглось, но тут же обмякло: наверняка, всадников уже не догнать. Тем более, вряд ли кочевники оставили хоть одну лошадь. Стоит, конечно, утром проверить, но на дворе было тихо, как в могиле — даже собак не осталось. Да и если догнал бы, как отобрать волшебный клинок? Разве что выкрасть. Дядя ведь говорил "любой ценой"...

Ну что ж, значит, придётся идти за кочевниками по следам, которых за уймой лошадей должно остаться так много, что и слепой не ошибётся. Чтобы не упустить Меч из вида. А там видно будет. Может, они где-нибудь задержатся на несколько дней, и удастся нагнать.

Но пускаться в дорогу без подготовки негоже. Дядя всегда собирался минимум день перед отъездом. Надо обыскать дом, посмотреть, не осталось ли чего ценного, чтобы купить по пути коня. Оружие для добычи пропитания и для защиты от бродяг. Добротную одежду...

Наметив предварительный план, Кларед немного успокоился и тут же отключился.

Наутро мальчик проснулся с тяжёлой головой. Напился свежей воды из колодца, набрал обломков для подкормки печи, которая почти погасла — еле раздул, и пошёл делать ревизию.

Все хозяйственные постройки опустели: конюшня, коровник, птичник, даже амбар! Как разбойники это всё утащили?

Неожиданно сильно захотелось каши, которой их с братьями пичкали каждое утро. Раньше Кларед кашу ненавидел, но теперь... Теперь всё изменилось. И кашей его дома больше не накормят.

На полу амбара виднелась кучка проса — видимо, просыпалась из порвавшегося мешка. За ночь в нём явно порезвились мыши, но всё же...

Кларед не умел готовить, однако знал, что для каши, кроме зерна, нужны горшок и молоко. Наверное, вода сойдёт, а вот с посудой была проблема: одну забрали, другую разбили. Нашлась только собачья миска. Ну, лучше, чем совсем ничего.

Мальчик наугад залил просо водой, накрыл миску крупным черепком от настоящего семейного горшка и поставил её в печь на верхнюю полку. А сам собрался в лес. Нужна была торба или две — для ягод и грибов. И нож, чтобы срезать добычу.

Старая перемётная сума с дырой в одном боку нашлась в конюшне, а вот весь железный инструмент кочевники выгребли — даже заготовки из кузни.

На всякий случай, Кларед проверил то место, куда свалился убитый им стрелок, но, конечно же, во дворе не было ни лишних тел, ни, тем более, хороших метательных ножей. В конце концов, пошарив как следует в кузне, он нашёл за горном обломок мотыги и решил, что пока сойдёт — очень есть хотелось.

Первым делом мальчик наелся красники с кустов. Черника уже почти отошла. Взобрался на давешнее дерево, нарвал орехов поспелее и пошёл проверять обычные ловушки Сапека, по дороге собирая в целое отделение сумки ягоды и грибы. Погода стояла сухая, но несколько белых, кучку лисичек и россыпь опят мальчик всё-таки нашёл.

На третьей ловушке Клареду повезло, причём по крупному — в петлю попался тупарь! Как только не сорвался? Но Сапек всегда делал крепкие силки. Вот и крыло уже кто-то погрыз, но не смог сорвать тушку.

Мальчик перепилил бечеву и с трудом затолкал добычу в суму. Тяжёлый. Должно хватить на несколько дней. Только приготовить бы ещё, ни с чем не ошибившись.

Пришлось обратно возвращаться через ворота — с такой ношей через погреб лезть было неудобно. И настроение, поднявшееся было в лесу, снова прибило к земле.

С тяжёлым сердцем Кларед подошёл к воротам, постоял с опущенной головой, отдавая дань памяти родным, как вдруг услышал какой-то глухой стук сверху.

Мальчик поднял взгляд. Мамину глазницу клевал ворон. Кларед вспыхнул, сбросил сумку, нашёл камень, запустил в ненавистную птицу. Но та вспорхнула, и камень попал маме в лоб. А ворон сделал круг и снова уселся ей на голову. Сердце заныло. Надо снять оттуда головы родных. И похоронить их. Как бы тошно ни было... Вон у дяди уже оба глаза выклеваны, а вторая птица прилетела и села на голову отцу.

Кларед подбежал к маминому шесту и попытался выдернуть его из земли, но тот не поддавался. Зато ворон вспорхнул и пересел на дядю. А второй принялся клевать глаза отца. Мальчик метнулся туда и затряс папин шест, но птица лишь перепорхнула на маму.

У парнишки на глазах начали закипать слёзы бессильной злости. Как же защитить родных от надругательства? Если бы хоть топор сохранился, чтобы срубить колья! Но эти гады ничего не оставили...

Кларед стал бегать от одного шеста к другому, раскачивая их, и кричал на птиц, что есть мочи. Пробовал свистеть, как показывал Полдор, через два пальца, но выходило слишком слабо. Гармин — вот кто был виртуозным свистуном, выводившим трели одним ртом, только больше нет его...

Мальчик лихорадочно пытался придумать, как ещё отогнать птиц или быстро снять головы, продолжая метаться между шестами, но лишь быстрее выдыхался от отчаяния.

Как вдруг за спиной раздался такой пронзительный свист, что вороны враз вспорхнули и унеслись куда-то в сторону леса.

Кларед с испугом оглянулся, опасаясь, что вернулись кочевники, однако, это был всего лишь очень странный человек. Довольно высокий, с виду крепкий, с проседью в тёмных длинных волосах, перехваченных кожаной лентой на удивительно бледном лбу, и ярко-синим взглядом из-под широких бровей вразлёт. Осанка княжеская, но балахон на плечах какой-то допотопный, потрёпанный и выглядит старше него самого. Только лапти совсем свежие, а вместо онучей — выцветшие тряпки. Оружия не видно, лишь увесистый посох в руках, на который он опирался, словно ветхий старец.

— Что стряслося здесь, отрок? — глухим голосом спросил незнакомец, подходя.

Речь у него была такая же странная, как и он сам. К необычностям добавился ощутимый запах болота. Но глаза — ясные и добрые — вызывали доверие. Хотя после случившегося Кларед не был склонен доверять никому.

— Нападение, — скупо ответил он, хмурясь.

— Кто?

— Кочевники, — ответил мальчик, и уточнил: — Нарты.

Длинные брови незнакомца, нависавшие над глазами, удивлённо взлетели, словно орёл взмахнул крыльями, и сразу же хищно сошлись, как будто царь небес заходил на жертву. Впечатление усиливалось горбинкой на тонком носу, делавшей его чем-то похожим на клюв. На секунду мужчина показался очень грозным, однако, складка на лбу быстро разгладилась, и он лишь сокрушённо покачал головой:

— Опоздал... Твои? — и сочувственно указал на головы.

С каждой фразой голос незнакомца звучал всё уверенней. А у мальчика подкатил к горлу ком. Он кивнул и хрипло попросил:

— Не поможете снять их? Надо бы похоронить...

— Конечно.

Мужчина без промедления подошёл сначала к шесту с матушкой, попробовал его дёрнуть, потом, отложив посох, взялся двумя руками, покрутил, пошатал и выдернул палку из земли. Аккуратно положил головой на траву и проделал то же самое с двумя другими.

Кларед приблизился к страшным трофеям, терзаясь между ужасом и необходимостью их снять, но странный человек жестом остановил его. Он скинул свою хламиду, под которой оказалась такие же ветхие рубаха и штаны, расстелил на земле и сложил головы туда. При этом на среднем пальце его левой руки стало видно серебряное кольцо с крупным синим камнем в цвет глаз, не вязавшееся с нищенской одеждой.

Незнакомец завязал головы в узел, наконец милосердно скрывая от парня душераздирающее зрелище, поднял скорбную ношу на плечо и кивнул на замок:

— Ну что, пойдём?

— Куда?

— Помогу.

Помощь Клареду совсем не помешала бы, но нужна ведь ещё осторожность:

— А вы, простите, кто такой?

— Когда-то я знавал твоего деда, — удивил его мужчина. — Маверика.

— Маверик — мой прадед, — поправил мальчик, и тут сообразил: — Но как вы могли его знать? Он же умер раньше, чем вы родились!

— Я старше, чем кажусь.

Странный человек загадочно улыбнулся, развернулся и пошагал во двор, подхватив по пути свой посох. Почему-то от этой улыбки опасения Клареда улеглись, хотя мужчина никак не мог быть настолько стар, чтобы знать его прадеда. С другой стороны, желай он соврать, мог бы помянуть деда или даже отца. Кто из посторонних нынче помнил имя прадеда, чтобы правильно ему подсказать?

Мальчик подхватил сумку с добычей и поспешил за ним.

— Погодите! Как вас зовут?

Человек остановился и обернулся:

— Зови меня Са... нат, — заминка была почти незаметной, но казалось, тот на лету изменил имя, которое собирался назвать, причём, поменяв ударение.

— Как-как?

— Санат. А тебя, юноша? — речь его стала уже совершенно нормальной.

— Кларед, — ответил паренёк, поравнявшись с ним. А потом тихо добавил своё новое полное имя: — Кларед Лоринден о Марвин о Этлина ал да Кастердом.

— Рад познакомиться, Кларед, — Санат протянул ему руку, снова поразив.

Дело в том, что показывать открытую ладонь и пожимать её в ответ было чем-то вроде тайного знака их семьи. Отец говорил, что кто-то из предков привёз этот обычай из северных земель. Такое рукопожатие означало договор, основанный на доверии. В первый и последний раз они с отцом обменялись им год назад, когда условились, что, подтверждая распоряжение, сын обязуется его выполнять. И сейчас эта протянутая ладонь показалась внезапно родной утопающему в одиночестве мальчику. Он медленно, словно не веря в происходящее, протянул руку в ответ, и её сжали, как полагалось — не померещилось. Этот человек точно знал их семью.

Кларед поднял глаза, сердце его учащённо забилось. Неужели это какой-то потерянный родственник?

— Нет, я вам не родственник, — он ещё и мысли читает?! — Но ты очень похож на прадеда. Идём.

Они поднялись в замок, и Санат покачал головой, видя разорение. Кларед повёл его на кухню — там, по крайней мере, сохранились столы, сделанные из камня. Мальчик свалил на один из них свою сумку и полез в печку, вспомнив о каше. А мужчина тем временем самостоятельно нашёл холодный подпол и спустил туда головы.

Миска была горячей, а ухваты кочевники тоже забрали. Кларед обжёгся, стал озираться, ища, чем бы достать. На помощь ему снова пришёл Санат, спокойно извлекая посуду голыми руками и ставя её на стол.

Мальчик скинул черепок, служивший крышкой, и заглянул внутрь. Каша выглядела грязноватой, но пахла съедобно, и её оказалось намного больше, чем он положил зерна:

— Будете? — предложил он угощение гостю.

— Не откажусь.

Вот только не было ни стульев, ни ложек. Санат огляделся, поднял с пола черепок, отряхнул его и зачерпнул из миски. Пожевав, скривился:

— Соли бы.

— Всё забрали, — вздохнул мальчик, подбирая такой же "прибор".

Какое-то время они молча уминали пресную и немного суховатую кашу. В другой раз такое залили бы бульоном с требухой и отдали собакам, но сейчас горячая пища сама по себе уже казалась благом. Похоже, мужчина тоже был голоден, потому что поглощал еду, больше не жалуясь.

— Есть ещё тупарь, — мальчик, доев, полез в сумку и вывалил на стол тушку птицы, — но я не знаю, как его готовить. Поможете?

— Конечно, — покладисто отозвался Санат. — Только сперва скажи мне кое-что, Кларед. Тебе что-то известно об... особом предмете, хранившемся под вашим замком?

Сердце парня пропустило удар:

— Вы знаете о Мече? — недоверчиво переспросил он.

— Тсс! — приложил тот палец к губам. — Разве отец тебя не учил?

— Учил, и меня и братьев, — при воспоминании о них Кларед поник, а потом снова встрепенулся с безумной надеждой: — Но он уверял, что об этом не знает никто, кроме мужчин нашей семьи!

— Я знаю лишь потому, что стоял у истоков этой истории. И помогал устраивать тайники. Но скажи мне, где теперь этот Предмет?

Щёки Клареда залила краска стыда:

— Его забрали. Дядя Белтар защищал им семью, потому что пришлось туго. Они пытались удрать из замка, но не вышло. А я проспал уход нартов, и теперь собираюсь за ними. Дядя назначил меня хранителем... Предмета, если с ним самим что-то случится.

Взгляд Саната внимательно упёрся в мальчишку, словно просвечивая его насквозь вершок за вершком. По мере изучения, глаза мужчины открывались всё шире, а брови ползли всё выше. Он недоверчиво покачал головой, потом закивал, улыбнувшись, как старому знакомому, но вслух в итоге спросил лишь:

— Так он тебе покорился?

— Да!

Кларед гордо вскинул голову, вспомнив знаменательный момент. В глазах мальчика сверкнул отблеск волшебства, которым наполнил его тогда Меч, и синий взгляд незнакомца загорелся в ответ чем-то очень похожим. У Клареда от удивления приоткрылся рот: он понял, что Санат тоже держал в руках этот клинок! В голове сразу взвился рой вопросов, но мужчина подтянул к себе тупаря:

— Давай-ка мы с тобой для начала его ощипаем, поставим готовиться, похороним твоих родителей, а потом обсудим, что делать.

И Кларед согласился, потому что не знал, с какого вопроса начать. Особенно, чтобы получить вразумительный ответ, а не как с прадедушкой. Такого быть не могло, как и Меча в чужих руках, но он видел, что было, и... теперь полностью доверял своему странному гостю. Знал, что Меч не потерпит кого попало, как не дал бы его непроверенному человеку и кто-то из предков, даже если тот путает за давностью, кто именно.

— Только у меня нет ножа.

Санат запустил руку под рубаху на боку, и вынул оттуда отличный охотничий нож со странным темноватым отливом на гладком, как новенькое, лезвии и с такой же истёртой кожей на ручке, как и всё его одеяние.

Потрошить птицу пошли на двор. Точнее, Санат потрошил, а Кларед искал, чем бы выкопать яму. Лопаты тоже забрали, но, к счастью, он вспомнил, что натыкался на какой-то черенок в подземном ходе. И действительно, у дальнего конца была то ли припрятана, то ли кем-то забыта вполне сносная мотыга.

Предки мальчика были похоронены в дальнем углу парка на участке без деревьев. Начиная с прапрадеда, который получил Кастердом от короля за особые заслуги... Да, наверняка, как раз за ту историю в замке Малфир! ...И дальше по порядку все члены семьи, которые жили в замке, включая дядей и тёть с супругами и детьми, вплоть до деда с бабкой, накрытых одной каменной плитой.

Обливаясь потом под жарким полуденным солнцем, Кларед выдолбил рядом небольшую яму, рыхля землю мотыгой и выгребая руками. Заработал водянки, которые успели лопнуть и теперь саднили, но мыть руки к колодцу пошёл, чувствуя некоторый прилив уверенности в том, что не пропадёт один. Видимо, потому что сам поставил задачу и сам её выполнил. С небольшой помощью, конечно, но не в пустыне ведь живёт. Главное, пожалуй — решить, что делать.

Жуткого костра с человечиной, который, судя по унявшемуся запаху, потух, Кларед уже привычно избегал взглядом, но теперь задумался: по-хорошему, похоронить бы всех, вот только... На это уйдёт неделя, если не больше, а ему надо нагонять кочевников!

Посмотрев на его руки, Санат усадил мальчика обжигать остатки пуха в тушке тупаря над свечкой, а сам пошёл в лес, прихватив найденный где-то кусок старой попоны. Вернулся через час с большим комком глины, парой веточек сухих медвежьих ягод и травами. Одни велел пожевать и приложить к мозолям, другими принялся растирать тупаря. Выпотрошил внутренности, нашпиговал его грибами да ягодами, обмазал глиной и засунул в раскочегаренный очаг — вертел разбойники тоже забрали.

После этого они вместе пошли на кладбище хоронить родных мальчика. Санат всё сделал сам, велев Клареду не тревожить мозоли. Даже большой камень из другого угла кладбища прикатил, чтобы отметить место; Кларед и не думал, что сдвинуть такой под силу одному человеку. Он просительно подал гостю найденный утром обломок мотыги, и тот добротно выцарапал на камне имена. Буквы были немного странные, на старинный манер, но не так уж сильно отличались от современных.

Постояли немного, помолчали. Мужчина как будто молился, закрыв глаза и уйдя в себя. Кларед тоже обратился к богам с просьбой присмотреть за его родными. Сердце заболело при мысли о том, как рано и жестоко они погибли.

Мальчик стоял, опустив голову, когда на плечо легла сухая тёплая ладонь, вызвав невольный всхлип. В порыве тоски он обхватил руками своего загадочного помощника — не родного, но и не совсем чужого человека. Думал, заплачет, однако, все слёзы, видимо, кончились ещё вчера. Юный сирота лишь тяжело дышал, уткнувшись мужчине в живот. Тот приобнял его за плечи, положив ладонь на макушку, и от тёплых рук по телу заструился покой.

Постояв так немного, Санат потрепал мальчика по голове и, присев, заглянул в глаза:

— С их душами всё будет хорошо, — сказал он совершенно уверенным тоном, словно знал, о чём говорил.

И Кларед ему поверил. Вздохнул с частичным облечением и позволил увести себя назад, в замок.

Санат провёл его в разорённую столовую справа о холла, усадил на широкий подоконник и устроился напротив.

— Ну, рассказывай, что делать надумал, — велел он.

— А разве у меня есть выбор? — вздохнул Кларед.

— Выбор есть всегда.

— Но честь рода и клятва дяде требуют попытаться вернуть... Предмет.

— И как же ты собрался отобрать его у отряда, с которым не справились все взрослые в замке? — Санат насмешливо приподнял бровь.

— Украду, если потребуется, — вспыхнул Кларед.

— А как честь рода сочетается с воровством? — мужчина приподнял другую бровь взамен первой.

И Кларед узнал этот менторский тон, совсем как у мэтра Пойчига. Понял, что не обижаться надо, а рассказывать. Человек бывалый, может, подскажет что-то дельное.

— Дядя сказал, меч надо вернуть любой ценой, кроме собственной жизни.

— А как ты сам-то уцелел?

— Дядя спрятал меня на дереве, за стеной. Я всё видел...

— И тебя потом не нашли?

— Нашла одна их девчонка — мелкая, страшная такая, со шрамом в полщеки, но не выдала почему-то...

— Интересно... — взгляд Саната устремился куда-то вдаль.

— В общем, я понимаю, что слишком мал и ничего пока не умею, но если ждать, пока вырасту и научусь, на мир же могут обрушиться несчастья? Так написано в легендах. Да и где потом искать... Предмет? Что мне ещё остаётся, кроме воровства?

Кларед всмотрелся в бездонно-синие глаза, вновь обратившиеся к нему — с тайной надеждой, что странный друг их семьи не только подскажет, но и поможет. Тот легонько покачал головой, словно в ответ на мысли мальчика, но заговорил лишь о высказанном вслух:

— Ну, во-первых, нартов ты вряд ли догонишь. Дольше, чем на сутки Свора на Охоте не останавливается. Такой у них защитный обычай. Правда, раньше охоты были не такие зверские.

— А как же имущество? — удивился Кларед. — Они вывезли все вещи, увели коров и забрали птиц. Неужели потащат всё это за собой?

— Я провёл много лет в затворничестве, но вряд ли нарты сильно поменяли привычки. Всё лето они кочуют, собирая добычу. Большую часть потребляют в пути, кое-что действительно везут с собой про запас, а лишнее продают. Но Свора при этом не останавливается — просто высылает отряды, которые потом возвращаются дальше по Тропе.

— Так может, и Меч продадут? Ой... — Кларед спохватился, что назвал запретное слово.

— Это вряд ли. У них культ воинских искусств, и хорошее оружие всегда забирают себе. А если твой дядя им бился, они, скорее всего, уже поняли, что клинок необычный, и повезут разбираться своим колдунам... — мужчина нахмурился, и от него снова повеяло угрозой.

— То есть, он попадёт-таки в злые руки?

— Не переживай, — гроза прошла так же внезапно, как собралась, сменившись солнцем улыбки. — Беды, конечно, грозят, но не прямо сейчас и не обязательно на этой земле. Выручать Предмет надо, но несколько лет в запасе точно есть.

— Только как же найти его потом, через несколько лет?

— К осени нарты всегда отправляются в Восточные Горы на зимнее стойбище. И сейчас, скорее всего, движутся уже восвояси. Следуют они, похоже, Тропой Теней, которая издавна пользуется дурной славой. Так что, даже если ты найдёшь быстрого коня и догонишь их, спрятаться тебе будет негде.

— А в этом их стойбище? Вы знаете, где оно?

— Каждый год в разных местах. Там немало плато и долин. Найти-то можно, только проще не станет. У них беспризорников нет. Точнее, они могут привезти с собой и бойких сирот, но ими занимаются отдельные люди, так что все малолетние наперечёт. В общем, затесаться в их стан незаметно не выйдет.

— Тогда что же делать? — отчаялся мальчик.

— Тебе есть, куда податься? Родственники там, может быть, дальние?

— Нет, — парнишка понурился.

— Это плохо, — вздохнул Санат. — Я подумаю, что можно сделать, но все мои знакомые, скорее всего, уже умерли...

— Сколько же вам лет? — задал Кларед зудевший с самого знакомства вопрос о дружбе с прадедом.

— Я давно сбился со счёта, — ответил мужчина отвлечённо, явно думая о другом.

На вид он был ненамного старше отца Клареда: лет сорок — сорок пять. Но сказал, что лет ему больше, чем кажется. Даже если пятьдесят или шестьдесят, это не объясняет ни прадеда, ни умерших знакомых. Чувствовалась в его возрасте какая-то странная тайна. Однако он уже дважды он ушёл от ответа на вопрос, а значит, делиться ею не собирается. Кларед вздохнул.

— А вы сами никак?.. — робко спросил он.

И снова его омыл теплом синий взгляд, но с грустной улыбкой:

— Прости, Кларед, сам не могу. У меня есть другие обязательства. Но я подумаю, куда тебя можно пристроить. Хорошо бы конечно, чтобы тебя обучили биться, да не как-нибудь, а отменно...

— Так ведь отец договаривался, чтобы меня приняли в школу Воинов Смерти, — осенило Клареда.

Ему показалось, что Санат вздрогнул при этом названии. И впился в него напряжённым взглядом:

— Что за Воины Смерти?

— Сколько же вы были отшельником? — не удержался парнишка. Но тут же одёрнул сам себя, зная, что не получит ответа. — Это монашеский орден или вроде того. Я думал, он всегда существовал. Отец говорил, что Воины Смерти — лучшие бойцы во всех окрестных землях. Раньше они помогали приграничным баронам в борьбе с кочевниками, но в последнее время почему-то перестали.

Санат недобро прищурился при этих словах, однако взгляд его требовал рассказывать дальше.

— У них есть школа для детей знати, куда берут в обучение на пять лет. Ладони Смерти называется. Мой дядя её закончил, и он был самым искусным воином из всех, что я видел...

Мальчик загрустил, вспомнив о Белтаре. И о том, как ещё два дня назад предвкушал доблестное будущее. Как радовался, считая, что перед ним открывается Истинный Путь... Санат сжал его плечо. Кларед вскинул глаза и вернулся мыслями к рассказу:

— В общем, меня тоже хотели туда отправить, чтобы я мог защитить... Предмет. Но мне ещё почти год ждать до двенадцати. Если вообще примут. Там же, наверное, надо платить... — он снова поник.

— А знаешь, это мысль, — наоборот, приободрился Санат. — И даже, скорее всего, не случайность, а судьба. Хотя есть у меня на их счёт нехорошие подозрения. Но... Пути Мелина неисповедимы. Думаю, тебе стоит попробовать пробиться туда.

— Что, прямо сейчас? — удивился Кларед.

Выражение про Пути Мелина звучало странно. Мальчик знал только Путь Мелвина, горевший туманной рекой в ясную ночь на небе, но что значила какая-то присказка, когда речь шла о его дальнейшей судьбе? Судьбе. Санат сказал, это судьба. Так может, Истинный Путь вовсе не закрылся перед Кларедом? Просто оказался не таким... блистательным, как он наивно полагал.

— Не вижу к тому препятствий, — ответил мужчина. — Конечно, скорее всего, тебе придётся проявить небывалую настойчивость, но, если это и правда судьба, то всё получится. Только... Насколько ты сам этого хочешь?

Кларед задумался. Но ненадолго. Если не идти сейчас за Мечом, а сначала набраться сил и умений — не только для возвращения реликвии, но и для мести, лучшего места не найти.

— Хочу, — решительно ответил он.

— Значит, справишься, — уверенно сказал Санат. — Ты вообще сразу бросай привычку унывать. Думай не о трудностях, а о том, как их преодолеть. Ибо, если человек что-то твёрдо решит, то обязательно найдёт способ. Так что давай-ка мы с тобой проверим, что осталось наверху. Может, были какие-то тайники, которые не нашли кочевники?

Кларед встрепенулся. У него снова появилась цель и путь к ней. Это воодушевляло и освежало память:

— В подземелье, где хранился Предмет, стоял какой-то сундук. Я не знаю, что в нём, но отец доставал оттуда слиток железа для испытания. Может, и что поценнее найдётся. Только я не знаю, куда делся ключ. Его могли забрать с собой нарты. Или придётся разгребать костёр...

От этой мысли мальчика замутило и недавнее воодушевление тут же начало куда-то стремительно утекать, но Санат поймал его, удержал, подняв голову Клареда за подбородок, и внушительно посмотрел в глаза, вновь разжигая свет в душе своими синими искрами:

— Гномий замомк? Фигурный ключ? — мальчик кивнул. — Нарты такое не забирают. Боятся, что эти ключи прокляты.

— А это правда?

— Нет, конечно, — фыркнул мужчина. — Этот слух я распустил когда-то, чтобы ключи боялись украсть. Ведь гномий замо́к — всегда головоломка, причём уникальная. Его не вскрыть без точного узора. То есть, потеряй ключ — и можешь попрощаться с тайником. Именно поэтому в половине случаев предпочитают всё же потайной рычаг.

— А новый ключ нельзя заказать у такого же мастера?

— А ты давно видел гномов? — усмехнулся Санат.

— Их что, правда гномы делали? — поразился Кларед. — Я думал, это просто название, а гномы бывают только в легендах...

— Ну, строго говоря, правильней называть их две́ргами. И уже тогда многие считали их сказками. Дело шло к тому, что контакты с ними прервутся совсем. Но без них весь этот пояс баронских за́мков было не построить, так что я договорился...

— С две... как их там?

— Не заморачивайся. Вряд ли тебе пригодится. Справедливости ради, так называемые колдуны действительно чувствуют в ключах некую 'магию', но на самом деле это наговор, чтобы отгонять духов стихий...

— Которые тоже существуют? — устал удивляться Кларед.

— Разумеется, — сухо ответил мужчина. — В общем, нарты наверняка искали, от чего он, но нашли или нет — потом в любом случае бросили. Так что ключ где-то в заммке. Будем искать. В первую очередь, проверим само подземелье. Идём.

Они оба соскочили на пол, и пока Кларед, отстав, колебался, стоит ли доверять чужаку настолько, Санат бодро вооружился на кухне зажжённой свечой и направился прямо под лестницу.

Откинул шкуру, присмотрелся к кладке, и обернулся:

— Давай ты сам. Я твоему прапрадеду только гномов сосватал, но результатов работы не видел.

Кларед отметил про себя, что уже не прадед, а прапрадед. Да и замку сто с лишним лет. Насколько же древний этот мужик, и как такое возможно? У парня возникло странное чувство, что перед ним оживают легенды, и появилась некая смутная, безумная догадка...

Но Санат смотрел так прямо и открыто, ожидая действий мальчика, что всё это вдруг показалось неважным. Странный незнакомец доказал добрые намерения делом. И знание его тайн вряд ли что-то изменит.

Кроме того, вспомнились слова дяди на одном из уроков: "Не думай, делай. Пока ты думаешь, тебя убьют. Бездействие не приведёт тебя к победе. А колебания могут стоить жизни". И сейчас было яснее ясного, что бездействие вообще никуда не приведёт, а из нынешнего положения выбираться как-то надо... Кларед тряхнул головой, отметая сомнения, и нажал нужный камень.

Они спустились в подземелье, но там не было никаких признаков пребывания чужаков. Значит, надо искать в другом месте.

На второй этаж Кларед поднимался с опаской. Но оказалось, что там чуть поменьше разрушений — просто пусто и мебель как попало. Пока мужчина осматривал углы отцовских покоев, мальчик заглянул в гардеробную и увидел, что одежду забрали не всю: самую поношенную оставили. Санат попросил разрешения взять что-то себе. Кларед сначала инстинктивно воспротивился, но потом вспомнил, что отцу всё это теперь без надобности, и, вздохнул:

— Да, берите. Только там осталось старьё...

— Всё лучше моего рубища, — криво усмехнулся мужчина.

Мальчик прошёл в смежную комнату дяди и обрадовался, найдя "ночного сторожа" Белтара на своём месте — отличный кинжал с острым лезвием остался скрытым в тайнике изголовья кровати, ныне ободранной и стоящей не на месте.

Тем временем Санат переоделся. Вид получился обтрёпанный, но поприличней прежнего. Только его собственный пояс, который раньше был скрыт под нависающей рубахой, оказался достойным зависти. На добротной широкой полосе кожи, стянутой двумя ремнями потоньше, были закреплены ножны для ножа, несколько петель для инструмента, несрезаемый кошель и ещё куча маленьких подсумков. Удобнейшая вещь, должно быть!

После они обыскали мамины комнаты, где всё было так же перевёрнуто — видимо, в поисках тайника. И наконец, перешли в детскую. Кларед собрал кое-какую одежду в узел из побитой молью маминой шали.

— Что на третьем этаже? — спросил Санат.

— Классы, библиотека и отцовский кабинет.

— Отлично, надежда ещё есть, — было ясно, что он имел ввиду ключ от подземелья, который пока не нашёлся.

В кабинете царил хаос из-за разбросанных бумаг и порубленных на куски шкафов и стола. Но ключ валялся сверху, прямо посреди комнаты. Кларед сразу же кинулся к нему и, схватив, прижал к сердцу. Не в предвкушении предполагаемых сокровищ, а потому, что тот олицетворял собой сокровенную тайну их семьи и главное, что доверили ему в жизни отец и дядя.

— Ты не против, если я посмотрю бумаги? — спросил Санат. — Вдруг, в них окажется что-то важное.

— Хорошо, а я пока в библиотеку. Хочу кое-что забрать.

Кларед сначала зашёл в класс, вспомнив, что у Гармина там была заначка. За двойной стенкой нижнего отделения в одном из шкафов и правда нашёлся нетронутый холщовый мешок с кожаным дном, набитый всякой ерундой. Всё, кроме старой отцовской пряжки и половинки ножниц, мальчик вытряхнул и сложил туда свои пожитки — ему нужна была сумка для путешествия. Осталось место для еды и кое-чего ещё.

Парень с опаской зашёл в библиотеку. Но та была почти цела — не хватало только самых ценных фолиантов и, как назло, именной той книги, которую он хотел забрать на память. Кларед на всякий случай поискал её на других полках, но увы! Даже непонятно, зачем кому-то понадобился популярный роман в далеко не самом дорогом издании.

Те же "Легенды Свободных Княжеств" ещё можно было понять: шёлковая бумага с иллюстрациями, кожаная обложка с золотым тиснением и самоцветами на сгибе, золотой обрез. Даже неграмотному бандиту ясно, что за неё можно выручить кругленькую сумму. А таких книг, как искомая, на полках осталось штук пятьдесят, но пропала только она. Вот как это объяснить?

— Что ты ищешь? — спросил Санат, вошедший в библиотеку с небольшой самодельной тетрадью для записей.

— Любимую книжку хотел взять на память, — раздосадованно ответил Кларед, слезая со шкафа, на который забрался в поисках.

— И что же это за книга, позволь полюбопытствовать?

— "Сага о Замке Малфир", — ответил Кларед, немного смутившись.

По лицу Саната расползлась широкая ухмылка. Он спрятал её в кулак, подставив его под нос, словно тот зачесался. И "чесался" довольно долго, а улыбка выпирала по бокам, не желая скрываться, и в глазах плясали озорные чёртики. Кларед никак не мог понять, что его развеселило.

— Почему вы смеётесь? — спросил он. — Там ведь про этот... Предмет написано, да? Отец нам так сказал.

— Вот потому и смеюсь! — ответил Санат, махнув рукой на попытки скрыть своё веселье. — Она ведь тебе запала в душу ещё до того, как ты узнал тайну?

— Да, — растерянно ответил мальчик, всё ещё не понимая.

— Извини, — выдохнул мужчина, наконец становясь серьёзным. — Не смогу объяснить, что тут смешного, просто это очень предсказуемый знак Пути.

— Истинного Пути? — недоверчиво переспросил Кларед.

— Ну да, его родимого. Однако ты должен знать, что в книге всё описано не совсем так, как было. Художественный вымысел и тому подобное. А ещё пришлось запретить автору кое-что включать, дабы не выдавать важные секреты.

— И вы знаете, что именно? — кивок. — Расскажете?

Санат отрицательно покачал головой. Парень насупился.

— Поверь, тебе от этих подробностей легче не станет. Полезно будет узнать лишь то, что Предмет вам не просто передали на хранение. Его добыл твой прапрадед, а вовсе не лорд Марлин, и, как ты должен теперь понимать, это значит, что он же поверг князя Кагара. Так что часть доблести приписана другому человеку. Специально, чтобы спутать следы. Потому и оставили Предмет на вашем попечении, да не князь, и даже не король, а кое-кто повыше.

Мужчина показал пальцем в потолок. Кларед поднял голову, пытаясь сообразить, кто же выше короля? Глаза его округлились, он хотел переспросить: "Неужто сами боги?" — но его собеседник приложил палец губам. Мальчик до конца не поверил. Но от осознания того, что его род — не просто хранители, а заслужили это право, его решимость вернуть Меч укрепилась.

А Санат тем временем протянул ему одну из рабочих тетрадей отца, судя по кожаной обложке, прошитой красными шнурами, которые плела мужу из ниток матушка на досуге.

— Вот, возьми с собой лучше другую книгу, более ценную.

Кларед принял тетрадь, открыл и ахнул. Новыми были только обложка и переплёт, а страницы внутри сначала дохнули ветхостью, а потом постепенно "помолодели". И на каждой разными почерками и чернилами значились имена и даты: кто когда родился, умер, женился — от прапрадеда до него самого. В общем... настоящее сокровище — память его рода!

— Спасибо, — горячо поблагодарил он мужчину.

Тот тепло, но немного грустно улыбнулся в ответ.

— Я надеялся отыскать там других потомков, но похоже, ты и правда последний в роду. Ну что, идём?

— Куда?

— В подземелье, проверить, что оставил там твой отец.

Без особого труда отперев тайное хранилище, Кларед с Санатом заглянули в сундук и обнаружили там пять небольших слитков золота, двенадцать средних серебряных и штук тридцать больших железных, а также мешочек с самоцветами, странную маленькую кирку и старую рукопись в кожаном переплёте.

Санат больше всего заинтересовался киркой, а Кларед — рукописью, которая оказалась "Сагой о Замке Малфир"! Вот только начало не совпадало с тем, что он помнил. Мальчик лихорадочно стал листать книгу в надежде узнать то, чего ему недосказали. Но мужчина словно опять прочитал его мысли:

— Ты не найдёшь там того, что ищешь, — усмехнулся он. — Это, конечно, ранняя копия, но поверь, бумага не видела истины даже в оригинале. Тут просто чуть более достоверно переданы характеры персонажей. Однако сейчас ты вряд ли поймёшь значимость разницы. Советую оставить рукопись здесь, как и основную часть сокровищ. Возьми пять серебряных слитков. Думаю, этого должно хватить на обучение. А остальное оставь здесь до лучших времён. Ты не против, если я заберу кирку?

Вышеозначенный предмет на самом деле уже поселился у него на боку — в одной из петелек чудо-пояса. Кларед заколебался, и Санат пояснил:

— Кирка гномья, ей не место в этом мире. Видно, случайно забыли. Твой предок правильно сделал, что спрятал, но лучше её вовсе вернуть.

— Хотите сказать, гномы живут в другом мире? — удивлённо распахнул глаза мальчик. — И туда можно попасть?

— Больше нет — для тебя и всех ныне живущих.

Пояснения Саната порождали лишь больше вопросов, но давал он их так, что уточнять язык не поворачивался. Ощущалось, что будет как с возрастом: вроде и отвечал, и не врал, но не давал прямого ответа, только какие-то невероятные намёки. Боги его знают — то ли немного блаженный, то ли...

В другое время Кларед непременно прицепился бы к Санату, как клещ, пока не понял бы, что это за человек необычный такой. Но сейчас перед мальчиком стояли такие небывалые задачи, что они полностью поглощали его интерес.

Он положил рукопись на место. Затолкал в сумку рекомендованное количество серебра и в последний раз огляделся.

— Думаете, я сюда ещё вернусь?

— Если возникнет нужда, то почему бы нет? Даже если замок кто-то займёт, они могут и не узнать про подземелье. Всё равно ключ только у тебя. Проберёшься как-нибудь и втихомолку заберёшь своё.

— А ключ точно не опасно уносить с собой?

— Точно. Главное — его не потерять. Если у тебя есть надёжный схрон где-нибудь, допустим... в крепостных стенах, то лучше даже оставить здесь — целее будет.

Кларед задумался, куда бы спрятать столь важный предмет, чтобы его точно не нашли новые хозяева замка, если вдруг такие появятся. Конечно, где-то в глубине души сама мысль об этом его возмущала, но мальчик, видимо, слишком устал, чтобы переживать о том, чего не сможет предотвратить. Главное сейчас выучиться — и тогда он прогонит самозванцев. Но пока... Он вдруг вспомнил:

— У нас с братьями был тайник в лесу. Подойдёт? Мне кажется, так будет надёжнее.

— Хорошо, покажешь, — согласился Санат. — Лишь бы не слишком близко к замку, а то под вырубку и засев может попасть — тогда найдут.

— Нет, это немного дальше, у реки. Вы должны были видеть её, раз набрали глины. Тайник среди камней, оставшихся после селя. Их сдвинуть не так-то просто. Даже сарлуки не справились. Отец с дядей пытались убрать их, мы тогда не знали зачем, а потом он рассказал про подземный ход, который завалило...

— Тот коридор? — мужчина показал на дверь.

— Да.

— Так может, схоронить где-то в нём?

Это была отличная идея! Они углубились в тупиковый проход под замком и нашли глубокую щель между камней. По совету Саната мальчик пометил край тремя зарубками — в память о братьях. Как раз пригодился обломок ножниц, чтобы не тупить дядин нож.

Тем временем на кухне поспел тупарь. Санат принялся потихоньку, рывками выкатывать его из углей — видимо, глиняный комок был горячее миски и всё-таки обжигал голые руки. Глядя на очаг, Кларед невольно вспомнил о кошмарном костре и тихо спросил:

— Почему они всех сожгли?

— Чтобы их души не возродились и не отомстили, — ответил Санат через плечо, а потом, оставив птицу, обернулся и внушительно добавил: — Не вздумай жить мечтой о мести. Она тебя поглотит, а предкам никак не поможет. Ты понял?

Он распрямился, бросив пронзительный синий взгляд в глаза Клареда, но тот лишь молча опустил голову и продолжал упрямо смотреть в пол, пока мужчина прожигал его макушку взглядом. В конце концов, Санат глубоко вздохнул и вернулся к очагу.

В чём-чём, а в этом таинственный гость ему не указ! Мести требует честь. И как бы ни был Санат близок к семье в прошлом, он не родня. Ему не понять. А может, он даже не знатной фамилии, чтобы с ним спорить про честь. Вон, меча не носит, даром, что осанка королевская. Хотя знает неимоверно много...

— А это правда — что, сгорев на костре, они не возродятся?

— Нет, конечно, — фыркнул мужчина. — Эта вера основана на представлениях о жизни эфирного тела, которое сливается со Всеобщей Душой Земли после смерти и потом якобы воплощается вновь. Но душа человека — это кочерыжка кочана, в котором эфирное тело — лишь второй слой листьев снаружи. Так что, по большому счёту, они оказали твоей родне услугу, отпустив их души поскорее на волю. А то после зверских убийств бывает, знаешь ли, некоторые не могут уйти, как положено, и бродят потом привидениями по своим бывшим владениям. Так что пусть верят в это и дальше, с такими-то аппетитами...

Он наконец ухватил тупаря за края и одним махом вытащил, бросив готовое блюдо на каменный стол. От удара глина раскололась, обнажая исходящую паром дичь, и по кухне разнёсся аромат, от которого сразу потекли слюнки и забылись все странные речи о каких-то иных телах.

Оказалось, правда, что сам Санат птицу не ел, и мясо тоже, "по крайней мере, пока", что бы это ни значило. Он умял половину грибов и собранные Кларедом утром орехи. Поэтому мальчику осталось, что взять с собой в дорогу.

Как стемнело, они оба улеглись спать на кухне. Санат взялся проводить его до Мохавена.

— Только пешком туда долго идти. Как бы не неделю, — смущённо предупредил Кларед. — Верхом три дня ехать.

— Ничего, я знаю короткую тропу, — ответил тот. — Спи.

И действительно, выйдя с рассветом, после обеда они уже достигли опушки леса на краю окружающих Мохавен полей. Как такое возможно, Кларед не знал, но в город Санат идти отказался:

— Мне туда пока лучше не соваться, так что дальше ты сам.

Напоследок он долгим взглядом всмотрелся в глаза мальчика, потрепал по голове и легонько подтолкнул к дороге.

— Мы ещё встретимся? — обернулся Кларед спросить, пройдя пару шагов.

Но странного человека уже и след простыл.

Вздохнув, мальчик поправил на плече мешок и побрёл навстречу новой жизни, какой бы она ни была.

Глава 7

Кларед: Ладони Смерти

Кларед никогда не бывал в таких больших городах, как Мохавен. Только на ярмарку в ближайший Кистрин несколько раз ездил с родными. Но там они были покровителями, их знали и уважали все несколько тысяч жителей. А здесь раз в двадцать больше людей, и он для них — никто.

Боязно было приближаться к городским воротам, хоть и распахнутым настежь по дневному времени. Но дядя говорил, что из страха никогда нельзя отступать, иначе проиграешь, а вот если перебороть, то он придаст сил. Отступать Клареду было некуда, так что он заставил себя идти вперёд.

Какое-то время страх усиливался, словно натягивалась, не пуская, невидимая упругая пелена, которая давила всё сильнее, вызывая дрожь в поджилках и лишая сил. Но мальчик продолжал шагать, и в конце концов, она прорвалась — лопнула и исчезла.

Сразу стало легко и весело, Кларед чувствовал себя птицей, рассекающей воздух, презрев тягу всего тварного к земле. Вспомнился дядин опасный задор в глазах во время поединка — кажется, теперь он знал, откуда такой берётся. Даже защекотало под ложечкой приятное возбуждение. Ведь его ждёт настоящее приключение!

— Малец, ты один? — остановил его в воротах белобрысый и долговязый стражник.

— Да, — вскинул голову Кларед, пытаясь скопировать властный вид отца, отбивавший охоту расспрашивать дальше.

— А зачем пожаловал в Мохавен?

— Иду учиться в Ладони Смерти.

Стражник смерил его долгим взглядом, и махнул головой в сторону города, пропуская. Видимо, решил, что мальчик слишком хорошо одет, чтобы подозревать его в недобропорядочных намерениях.

Мохавен встретил Клареда невиданной суетой на привратной площади. Казалось, на ней одной столько же людей, как во всём Кистрине. В стоявших полукругом домах располагались различные лавки, у которых сновали люди, подкатывали брички, мимо проезжали всадники.

Мальчик застыл посреди площади, пытаясь сориентироваться, куда ему идти или у кого спросить дорогу, но все казались такими занятыми. Надо было задать вопрос стражнику. Впрочем, самая широкая и людная улица, ведущая к воротам, казалась главной, и если здесь всё, как в Кистрине, то важные здания должны находиться в центре, к которому она и вела. Туда-то паренёк и направился, стараясь не угодить под копыта всадников, а для этого пришлось держаться ближе к краю.

Кто-то дёрнул Клареда за суму. Он стремительно обернулся и увидел оборванца, шмыгнувшего за объёмистую даму с двумя слугами, которая придирчиво разглядывала что-то на столах у ближайшей лавки. Один из слуг тут же схватил оборванца за ухо и зарядил пинка под зад, обругав "ворьём".

Мальчик понял, что его хотели обокрасть, перебросил мешок из-за спины вперёд, быстро ощупал его — вроде бы всё на месте. И решил, что дальше понесёт суму так — в обнимку. Ему никак нельзя терять свой нехитрый скарб. Вспомнилось, что дядя когда-то рассказывал историю об уличном воришке, который хотел срезать у него кошель. И упоминал тогда, что на улицах Мохавена нужен глаз да глаз за своим добром. Кларед ускорил шаг, решив, что подвижность делает его менее удобной мишенью. Да и до Ладоней Смерти хорошо бы засветло добраться.

Однако главная улица из-за своей загруженности не очень благоприятствовала спешке — постоянно приходилось обходить прохожих или уворачиваться от проезжих. Продвижение по ней утомляло хуже, чем путь по лесному бездорожью с Санатом. Из-за этого улица казалась бесконечной. К тому же, солнца не было видно из-за высоких домов, и мальчик занервничал, что опоздает к закату, а ночевать ему было негде и не за что.

Но вот, наконец, перед ним открылась огромная площадь, вымощенная каменными плитами. Её окружали дома, скорее похожие на дворцы, чем на монашескую обитель. Главной среди них была городская ратуша, сверкающая в лучах предзакатного солнца белизной стен и стёклами окон. Гигантская по сравнению с Кистрином, но безошибочно определяемая по башне с часами и страже из четырёх человек в зелёных мундирах на широких ступенях.

К ним-то и направился парень, поняв, что без посторонней помощи не найдёт вовремя нужное место, но стесняясь расспрашивать случайных прохожих — здесь все, похоже, куда-то спешили. Однако стражник, которому он задал вопрос, только фыркнул в ответ: "Я тебе не нанимался указания раздавать!", а второй и вовсе турнул: "Нечего здесь без дела ошиваться!"

Кларед замялся, оглядываясь — у кого бы спросить?

На этой площади торговли почти не было — лишь в нескольких домах поменьше виднелись лавки с товарами явно не для бедных людей. На вывесках над резными дверями красовались шляпа, кольцо, канделябр, чернильное перо. А возле некоторых стояли кареты. Он же был теперь никем. В общем, на привратной площади спросить дорогу у владельца лавки или его покупателей было бы намного проще.

Слева от ратуши находился колодец, от которого как раз отходил просто одетый мужчина с двумя вёдрами, но отвлекать человека с тяжёлой ношей было нехорошо.

У колодца сидел нищий, выглядевший, как самый незанятой в округе человек. Кларед направился к нему со своим вопросом, но в ответ получил только хитрое: "Подай на пропитание — подскажу". А у него в кармане был всего один медяшок, который Санат нашёл за обшлагом рукава отцовского кафтана. Монетка ещё могла пригодиться, так что мальчик, сглотнув досаду, отошёл.

Не видя приемлемого шага и чувствуя, что уже упустил несколько возможностей, Кларед начал тревожиться. Тем временем из ратуши вышел богато одетый господин и остановился, недовольно оглядываясь. Видимо ждал кого-то, кто запаздывал. И Кларед, понимая, что медлить нельзя, решился:

— Прошу простить покорно, — обратился он к мужчине как можно вежливей, с уважительным поклоном.

Тот перевёл на него сердитый взгляд, однако, увидев мальчика, неожиданно смягчился и буркнул беззлобно:

— Чего тебе, юноша?

— Не подскажете, как мне пройти к Ладоням Смерти?

Мужчина переменился в лице, словно у него спросили дорогу в загробный мир, но, овладев собой спустя секунду, указал налево от ратуши, чуть не доходя до колодца.

— Иди по той улице до рыночной площади, а потом сверни направо, в улицу с кирпичными домами, — и видя непонимание на лице мальчика, пояснил: — Это искусственные камни из глины, увидишь — сразу поймёшь. Она и доведёт тебя до монастыря.

— Благодарю, — снова поклонился Кларед, возможно чуть ниже, чем полагалось по рангу, но вряд ли сироте в большом городе уместно вспоминать о родовой гордости в ответ на помощь.

Он развернулся было уходить, но мужчина окликнул его:

— Позволь спросить, зачем ты идёшь в это проклятое место?

Кларед слегка удивился: раньше он не слышал ничего плохого о Воинах Смерти. Но спорить или выяснять причины такого нелестного отзыва сейчас было неуместно.

— Меня послали учиться родители, — ответил он кратко, чтобы не вдаваться в подробности.

— А почему же тебя тогда не проводили? — мужчина смотрел как-то сочувственно.

Кларед сглотнул. Язык не поворачивался сказать незнакомцу о своём горе. Вдруг расплачется? А ему некогда. И ответил уклончиво:

— Не смогли. Вы простите, мне надо спешить...

Незнакомец кивнул и вздохнул:

— Лучше бы тебе туда не ходить, это гиблое место.

— Спасибо за совет, но у меня нет другого выхода, — выпалил Кларед, снова обозначил поклон и отвернулся.

Глотая внезапный ком в горле, мальчик поспешил по указанной улице чуть ли не бегом. Солнце близилось к закату, судя по первому этажу ратуши, ушедшему в тень за то недолгое время, что Кларед там провёл, а далеко ли до нужного места, он не спросил.

К счастью, рынок оказался на расстоянии всего лишь, примерно, как треть пути от ворот до ратуши. Торговцы уже разошлись, но запах рыбы, сырого мяса и гнилых фруктов говорил сам за себя. На площади остались только уборщики, сгребавшие мусор в кучи, и нищие, копошившиеся там в поисках объедков.

Улица с домами из глиняных камней действительно была одна — остальные постройки сочетали камень и дерево. Она вела на восток и в свете заката выглядела жутковато красной, словно облитой кровью. Но Клареду было некогда впечатляться. Он перешёл на бег. И всё же опоздал — к моменту, когда впереди показался просвет, алое зарево на зданиях уже погасло, и с нескольких сторон послышались удары колоколов. Значит, солнце село, городские ворота закрываются, и монашеская обитель, скорее всего, тоже.

Мальчик перешёл на медленный шаг, пытаясь отдышаться, но податься ему было больше некуда, поэтому он решил всё-таки попытать счастья и, снова ускорившись, вышел на площадь.

Первым, что его поразило, была тишина. Городской шум, фоном преследовавший его всю дорогу, стих. И неудивительно — на огромном пространстве, вымощенном большими тёсаными камнями, не было ни души.

Вторым давящим впечатлением стала высокая, крепостная стена с редкими бойницами на уровне второго этажа и крытой оборонной галереей наверху.

Третьим же, что окончательно вызвало робость, стали огромные ворота, полностью окованные железом, размер которых подавлял по мере приближения. Кларед не остановился только потому, что ночёвка в незнакомом городе пугала его ещё больше.

Ворота были закрыты, калитка в них тоже, но как только Кларед приблизился, из башен по бокам выступили два суровых стражника в кожаной броне с железными пластинами и с алебардами в руках. У левого была довольно странная причёска: с одной стороны волосы неровно отхвачены по плечо, а с другой заплетена жидкая косичка. Но заговорил правый, с целой косой, перекинутой на грудь:

— Стой, кто идёт?

Клареда на миг взяла оторопь, но он мысленно пнул себя: нельзя сейчас робеть, он почти у цели!

— Я — Кларед Лоринден о Марвин о Этлина ал да Кастердом. Родители договорились с вашими старшими, что меня возьмут в обучение. И вот я пришёл.

— Э, малец, — ответил стражник с целой косой. — Старшие уже никого не принимают. Приходи завтра утром.

Кларед вскинул глаза на одного, на второго, прикидывая, стоит ли настаивать, и как это сделать. Но понял, что не стоит. Хотя стражники оказались удивительно молодыми — лет по двадцать, глаза у них были жёсткими. Да и вид довольно грозным. Лучше не начинать своё прошение с пререканий.

Парень вздохнул, сник и побрёл прочь. Что же теперь делать? Где заночевать? Медяка на комнату в таверне точно не хватит, а серебряный слиток никак не поделить. Вот был бы у него Меч!..

Воспоминание о волшебном оружии ужу привычно обожгло прохладным ободряющим огнём. Ничего страшного пока не случилось, нужно всего лишь дождаться утра. Вон и колодец в дальнем от ворот конце площади. Кларед вдруг понял, что жутко хочет пить. И есть. К счастью, у него в суме была ещё половина тупаря. Но сначала надо утолить жажду. Как же неудобно путешествовать без фляги!

Раз уж на площади никого не было, напившись, парень пристроился поесть у колодца. Оглядевшись как следует в сгущавшихся сумерках, он понял, что монастырь примыкает к городской стене. Представил себе сегодняшний путь по городу и пожалел ещё раз, что не спросил дорогу прямо у ворот — скорее всего, вдоль стены добрался бы намного быстрее. Но, как говорится, нет смысла после драки руками махать.

А вот в домах, окружавших площадь, наблюдалось кое-что тревожное. Стены-то были глухие. То есть, при постройке там делали окна и двери, но все они были либо заколочены досками, либо заложены тем самым "кирпичом". На многих виднелись большие знаки, нарисованные жёлтой краской — символ солнца, оберег. Выходит, не только мужчина, подсказавший ему дорогу, был не лучшего мнения о Воинах Смерти. Интересно, почему?

К мальчику осторожно приблизилась бог весть откуда взявшаяся собака — небольшая дворняга. Он подвинул ей кости от тупаря, сложенные рядом на земле, и спрятал остатки еды в суму. Выпил ещё воды. Надо пройтись, посмотреть, нет ли где укромного местечка, чтобы поспать. После еды навалилась усталость, и Клареда жутко клонило в сон. Всё-таки, целый день шёл! Ноги гудели.

Края площади тонули в сумраке — только на первом ярусе монастырской стены зажгли факелы. Теперь подступы к ней хорошо освещались, а галерея была скрыта во тьме. Да, враг не подберётся незамеченным, хотя какие у них тут могут быть враги? Местные жители, похоже, боятся.

Обходя площадь по краю, Кларед понял, что дома не пустуют — в боковых окошках горел свет. Просто они сделали выходы на другую сторону. Позади загремело ведро: видимо, кто-то всё же решился сходить за водой к ближайшему колодцу. Парень подумал, не вернуться ли ему, спросить у человека о ночлеге — может быть, кто-нибудь пустит поспать хотя бы в сарае, или что здесь у них, в городе служило хозяйственным помещением. Но, судя по движениям смутно различимого силуэта, человек спешил и нервничал. Вряд ли он проявит благосклонность к бродящему впотьмах по "проклятому месту" мальчишке...

Однако по другую сторону монастыря от колодца в одном из домов горел свет, даже на фасаде зажгли странные фонари с кровавыми стёклами. На ступеньках стояла женщина. Что-то в её фигуре Клареда смутно беспокоило, но он всё же решил подойти и посмотреть, кто в округе не боится таких страшных, по мнению остальных, соседей.

По мере приближения, мальчик начал понимать, что перед ним что-то неприличное. Женщина была в чулках и верхней юбке с коротким передом, однако нижней-то не было вовсе! Грудь обнажена чуть ли не наполовину в глубоком вырезе ничем не прикрытого корсета. Лицо какое-то неестественно белое, с чёрными, словно нарисованными бровями и ярко-алыми, как свежая кровь, губами. У Клареда участилось дыхание. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что не следовало ему на такое смотреть, но оторваться было сложно.

Тут в монастырской стене внезапно скрипнула калитка, заставив мальчика вздрогнуть и прижаться к стене. Оттуда выскользнул худощавый мужчина с длинной косой, двигавшийся, как хищный зверь. Он быстро пересёк отделявшее его от дома пространство, лихо взлетел по ступеням и сграбастал женщину в охапку. Облапил, впился губами в шею. Женщина в ответ прильнула к нему и что-то заворковала на ухо. Кларед вспыхнул и отвернулся. Нет, ему точно не стоило на такое смотреть. Хлопнула дверь — парочка скрылась в доме. А мальчик понял, что туда ему лучше не ходить.

Однако его заинтересовало то, что из монастыря были, оказывается, и другие выходы, кроме главного. Кларед присмотрелся к калитке, из которой вышел Воин Смерти — а это, несомненно, это был один из них. В толстой стене действительно была небольшая ниша, размером с обычные двери в дальнем конце, теперь уже закрытые, но снаружи её дополнительно защищала железная решётка. В проёме виднелся слабый свет из небольшого окна на уровне глаз взрослого человека — видимо, и там сидел стражник.

Не то, чтобы проникновение на территорию без спроса было лучшим началом ученичества, чем спор со стражниками, но Кларед всё-таки решил обойти всю стену кругом и посмотреть, не найдётся ли других, менее охраняемых дверок. Всё равно делать больше нечего, а ночь коротать как-то надо. Хотя спать хотелось неимоверно.

Увы, больше входов не обнаружилось, а с дальнего конца монастырская стена снова примыкала к городской. Мальчик прошёл дальше и набрёл на уютный район с небольшими садиками, задние калитки которых выходили как раз в его сторону.

Деревья манили хоть чем-то знакомым в непривычной обстановке, и Кларед подошёл к одному из заборов. Однако за ним сразу залаяла собака, и ей стали вторить соседские. Мальчик поспешил дальше, прислушиваясь, и возле одного из домов не услышал лая. Толкнул калитку, та оказалась незаперта, проскользнул в садик, сразу шмыгнул с дорожки в кусты под забором и замер. Но всё было спокойно. Из освещённого окна дома на другом краю сада высунулась чья-то косматая голова, поозиралась и скрылась обратно. Никто не вышел. Соседские собаки потихоньку умолкали.

Палая листва на мягкой травке так и манила прилечь. Кларед нащупал на земле под собой два яблока, положил их в суму, засунул её под голову и, свернувшись калачиком, уснул без задних ног.

Разбудили его тычки палкой в спину и крик:

— Ты что здесь делаешь, паршивец? — орала полная женщина средних лет, тыча в него длинной рукояткой граблей. — А ну пошёл вон, беспризорник! Чтоб я тебя больше не видела!

Кларед вскочил, как ошпаренный, и, стараясь избежать довольно болезненных ударов, выскочил за калитку. Он побежал в сторону монастыря, а из-за забора неслось:

— Парт, скотина, ты опять забыл калитку закрыть?!

Никто за мальчиком не гнался, поэтому, достигнув монастырской стены, он перешёл на шаг. Ему было ужасно стыдно, даже уши покраснели: потомок знатного рода был застукан на чужой территории и выдворен с позором, как мелкий воришка! Но что было делать?

Успокоившись немного, он достал из сумки яблоки и сгрыз их одно за другим, пока шёл к воротам.

Те по-прежнему были закрыты, но стража стояла на виду — уже другие воины, немного постарше. Кларед подошёл и сказал:

— Здравствуйте, мои родители договорились, чтобы я тут учился. Можно увидеться с вашими старшими?

Правый стражник с обрубленной верхушкой уха сплюнул:

— Ну и где же сами родители?

— Они погибли, — не стал в этот раз таиться Кларед.

— Так это, если ты беспризорник, приходи на площадь в первый день месяца, когда Тесак Смерти отбирает учеников.

Если Кларед ничего не напутал, первый день осени миновал позавчера...

— Я не беспризорник, — горделиво вскинул он голову. — Меня зовут Кларед Лоринден о Марвин о Этлина ал да Кастердом!

— Гля, какая шпана изобретательная пошла, — обратился говоривший с ним стражник ко второму, тот лишь хмыкнул в ответ.

— У меня есть, чем заплатить! — начал закипать Кларед.

— Кого обокрал? — серьёзно прищурился первый стражник, словно целясь в мальчишку.

Глаза у него были не просто жёсткие, как у вчерашних, а злые, как у бешеной собаки. Кларед опешил от обвинений, но вовремя сообразил, что предъявлять сейчас серебро не в его интересах. Он отшатнулся. В груди кипела обида, ноздри раздувались, хотелось оправдаться, но он чувствовал, что этого человека ничем не прошибёшь. Второму, похоже, было просто наплевать.

Куцеухий воин угрожающе двинулся к мальчику. Тот отскочил, отбежал на несколько шагов. Стражник снова сплюнул, но остался на месте, только сверлил Клареда глазами. Второй даже не шевельнулся.

Мальчик решил отойти, от греха подальше, а заодно, неплохо бы напиться. Он медленно брёл к колодцу, лихорадочно соображая, что делать, но злость не давала. Дышать было трудно, глаза щипало. Как же так? Его тупо не пропускали!

Поднимая ведро из колодца, Кларед увидел своё отражение в воде и понял, что после ночёвки в саду действительно выглядит не лучшим образом. Но как привести себя в порядок? Да и можно ли изменить отношение твердолобых стражей, причесавшись, умывшись и почистив одежду, если они уже видели его и вбили себе в голову, что он хитрит? Мальчик был совершенно не готов к такому повороту событий и никак не мог собраться с мыслями. Поэтому долго пил мелкими глотками, пока не успокоился.

Конечно, Санат предупреждал его, что придётся проявить особую настойчивость. Но Кларед не подозревал, что столкнётся с такими сложностями. И что именно можно сделать в данном случае, пока не представлял. Он сел у колодца и решил понаблюдать за воротами. Может быть, стражей сменят в полдень? Или выйдет кто-то другой, не такой недоверчивый...

Люди из окрестных домов потихоньку потянулись к колодцу, и мальчику пришлось отсесть, чтобы не мешать им. Подходили по одному, между собой не разговаривали и, набрав воды, спешили уйти. Он же чуть приблизился к монастырю, чтобы проверить, как отреагируют стражи, но те, отогнав его, похоже, потеряли интерес.

В следующие два часа Кларед понемногу придвигался всё ближе, смещаясь каждый раз буквально на пару шагов. Потом у него заурчало в животе и, пораскинув мозгами, мальчик решил есть прямо там, где сидел, чтобы не терять позиций. К нему снова подошла вчерашняя дворняга и легла в паре шагов в ожидании угощения.

Тупарь начинал дурно попахивать, но, понимая, что сидеть ещё неизвестно сколько, Кларед съел лишь половину, оставив вторую на вечер. Кости отдал собаке, которая сгрызла их и осталась лежать рядом. Небо начали затягивать облака, что было весьма кстати. А то становилось жарко сидеть.

За это время ворота открылись всего раз, из них выехал верхом какой-то, судя по всему, важный господин, в чёрных кожаных доспехах с тиснением и позолотой на защитных стальных пластинах, а из шлема на макушке свисала длинная тонкая коса с каким-то тяжёлым украшением на конце. Его сопровождали два воина без особых знаков отличия. Группа рысью ускакала в ту сторону, где Кларед ночевал.

Наступил полдень, но охрана не сменилась. Мальчик дважды отходил к колодцу попить, а, по возвращении, садился ещё немного ближе к воротам. Стражники не реагировали. Люди появлялись на площади крайне редко, и, судя по всему, неохотно. Проходили под домами, избегая смотреть на Ладони Смерти, и торопились покинуть их окрестности как можно скорее. Несколько раз вдоль городской стены и затем в объезд монастырской проезжали брички.

Время тянулось крайне медленно. Кларед немного поиграл с собакой, которая вела себя запуганно, но постепенно оттаяла и даже ложилась на живот, позволяя себя погладить. Однако к обеду она утрусила куда-то в сторону рынка. У мальчика тоже урчало в животе, но он уговаривал себя потерпеть ещё немного, прежде чем доесть последний паёк. Стал чаще пить.

Несколько раз приходилось отходить к стене, чтобы отлить в сточную канаву, как подсказало ещё утром наблюдение за каким-то бродягой в одной из боковых улиц. Судя по запахам, он такой был далеко не один. Казалось жутко унизительным опорожняться у всех на виду, но другого выхода Кларед не видел. Выбирал угол в тени и момент, когда никого не было, благо площадь по большей части пустовала. Похоже, она действительно была у местных на плохом счету.

Солнце едва пробивалось сквозь облачную дымку, памрило. Похоже, собирался дождь. Но так и не собрался до вечера. Даже наоборот, солнце, опустившись достаточно низко, заглянуло под облака и засверкало падавшими через кирпичную улицу лучами на начищенном железе ворот.

Когда тени от домов подобрались к монастырской стене, стало совсем невмоготу терпеть, и Кларед решил съесть остаток тупаря. Тут же подтянулась бог весть где пропадавшая собака, терпеливо ожидая косточек. На этот раз ей достался королевский ужин: хребет и шея птицы. Мальчик поначалу не наелся, но, когда запил водичкой, чувство голода постепенно отступило.

На закате стража сменилась, вот только Кларед уже знал, что теперь туда идти бесполезно. Надо было подумать о ночлеге и о том, что делать дальше. Мальчик до последнего надеялся, что появится кто-нибудь ещё, с кем можно будет заговорить, но ворота открылись лишь раз после обеда, принимая фургон, приехавший со стороны рынка, и второй — через полчаса выпустив его.

За день Кларед пытался придумать способы проникнуть внутрь мимо охраны. Пусть это и не лучшее начало обучения... Но если удастся пробиться к начальству, те и фамилию его должны знать, и серебро им показать не страшно. Он готов понести наказание, лишь бы выслушали и приняли его.

Однако мальчику ничего не приходило в голову, кроме боковой калитки: попросить пропустить или доложить о нём тех, кто выйдет оттуда. Шансов, конечно, мало, но Санат говорил, что придётся проявить небывалую настойчивость. А это вряд ли подразумевало сидение пнём целый день. Не попробовав, точно ничего не добьёшься! Значит он пойдёт и сделает, как умеет, непривычное и неприятное.

Дождавшись сумерек, Кларед наконец справил давно просившуюся большую нужду в канаву у городской стены и переместился поближе к дому с красными фонарями.

Ждать пришлось около часа. На этот раз никто на крыльце не встречал. Наконец из калитки неспешно вышли сразу двое молодцов, посмеиваясь и перебрасываясь похабными шутками. Мальчик остро почувствовал, насколько им сейчас не до сиротских проблем. И внезапно испугался, что его тоже затащат в срамной дом. Пока он робел, воины пересекли узкую в этом месте площадь и скрылись за дверью.

Кларед обругал себя и шмыгнул к калитке, решив попытать счастья со стражником, но застал лишь хлопающую дверь и звук двойного поворота ключа. Вот незадача!

Постояв немного, он услышал скрип мебели из окошка в проёме и решил, что надо всё-таки пробовать.

— Господин стражник, — несмело позвал он.

Тишина в ответ. Пришлось повторить громче. В окошке появилось недовольное лицо немолодого воина, изрезанное шрамами.

— Кто тут шляется по ночам? — сурово справился он.

— Господин стражник, я только хотел спросить.

Мужчина покрутил головой. Он явно не видел Клареда, ведь сам смотрел со свету, а мальчик стоял в тени, за стеной.

— Я здесь, — Кларед просунул руку между прутьев решётки и помахал.

Стражник скрылся в окошке, потом выставил в него свечу и выглянул снова. Увидев мальчишку, он рассердился:

— А ну прочь отсюда, падаль беспризорная! Не то сейчас выйду и отстегаю так, что мало не покажется! Ишь чего удумали! Уже ночной страже покоя не дают!

Никаких телодвижений, подкреплявших угрозу, Кларед не заметил, но понял, что и тут столкнулся с предубеждением, так что счёл за лучшее ретироваться. На душе скребли кошки от того, что очередная попытка разбилась в прах ещё на подступах. Откуда-то из живота норовило подняться отчаяние, но мальчик вспомнил Меч, и тёмная волна отступила.

Он что-нибудь придумает! В конце концов, попробует завтра ещё раз. Если повезёт, стража сменится, и новая будет чуть менее недоверчивой. Хотя привести себя в порядок, чтобы произвести впечатление получше, не мешало бы, но как это сделать, парень решительно не представлял! Нужна была ванна, расчёска и щётка для одежды. И желательно, мыло. Только всё это вряд ли купишь на медяк. И надо ещё где-то переночевать.

Кларед побрёл в сторону домов с садиками. Конечно, повторять вчерашний "подвиг" он был не намерен — и так натерпелся стыда. Но может быть, удастся сорвать или подобрать немного фруктов за заборами. Есть ведь что-то надо.

Эх, подумал бы раньше, вышел бы за ворота до заката. Там и стог сена в поле, наверняка, можно найти, и в лес сходить за орехами, грибами да ягодами, в конце концов. Но теперь поздно уже.

На дороге между садиками и городской стеной было темно, так что Клареду приходилось брести вплотную к заборам в поисках фруктов. Собаки лаяли, но никто не торопился выскакивать. В конце концов, он нашёл под одной из оград два целых яблока и одно побитое, а чуть дальше немного подгнившую грушу.

Вскоре улочка кончилась, но за ней обнаружилось кое-что приятное: вдаль от городской стены уходила парковая аллея с ручейком посередине, заключённым в каменные берега. Кларед поднялся вверх по течению и набрёл на рукотворную заводь: каменную "чашу" со ступенчатыми берегами. Вот так подарок!

Оглядевшись вокруг и убедившись, что на улице никого нет, изрядно поднабравшийся наглости за последние дни мальчик, снял ботинки и шмыгнул в заводь прямо в одежде. Он думал, вода будет холодной, но она оказалась теплее воздуха! Поплескавшись немного, Кларед разделся и потёрся носком, а потом, за неимением мыла, как мог, выполоскал одежду и обтёр суму мокрой рукой.

Как же приятно было смыть пыль и пот! Какое-то время Кларед просто сидел на тёплом камне и наслаждался, обсыхая. Вспомнив о волосах, расчесал их пятернёй, чтобы не торчали утром в разные стороны. Потом достал из сумы подпорченные фрукты, разделал их ножом и закусил. Потянуло в сон.

Мальчик решил, что берег ручья — место ничем не хуже любого другого в этом неприветливом городе. Даже лучше сада, потому что общественное. Самое страшное, что ему грозило — снова кто-нибудь турнёт. Поэтому, поразмыслив, Кларед натянул штаны и рубаху на себя, а остальное устроил сохнуть рядом, на бортике заводи.

Сам лёг на среднюю ступеньку, положив суму под голову. Расслабился, закинул руки за голову и уставился в тёмное небо, где лишь изредка проступали звёзды в прорехах серди облаков. Казалось, уснуть будет трудно — вроде, весь день ничего не делал, к решению задачи не приблизился... Но тревожиться он устал, поэтому выкинул из головы все мысли, и вскоре мерное журчание ручья и сверчок на другом берегу убаюкали его.

На этот раз Клареда разбудила сорока. Видимо, она прилетела напиться с утра, а он ей мешал, заняв любимое место. И птица принялась ругаться прямо у него над головой. Взмах рукой наугад её спугнул, и склочная разбойница, огрызнувшись для порядка, улетела.

Мальчик продрал глаза. Было ещё серо. Ну хоть без позора перед людьми сегодня обошлось. Он осторожно приподнялся и огляделся. Но ничего не увидел — на аллее стоял туман. Только кто-то вжикал метлой по земле вдалеке.

Одежда была влажной. Стало зябко. Кларед поспешно обулся, натянул куртку и тихонько вернулся к городской стене. Справил нужду, подобрал под садами ещё несколько упавших за ночь фруктов, а потом припустил бегом вокруг монастыря, чтобы согреться. Солнце ещё не взошло, проситься опять было рано, но мальчик стремился к колодцу. Пить из ручья он побрезговал.

Туман милостиво скрывал всё от глаз на расстоянии пары саженей, и Кларед чувствовал облегчение от того, что впервые за несколько дней не у всех на виду — не надо стыдиться и оглядываться. Он даже поделал упражнения, которые показывал дядя, пока не развиднелось и к колодцу не стали выходить люди. Колокола к тому времени уже пробили восход. Мальчик съел яблоко и грушу, сполоснул руки, пригладил волосы и пошёл на третий заход.

Сегодняшние стражники и впрямь были приветливей прежних. Однако они сообщили, что Скимитар — такое было у их главы звание — уехал вчера, поэтому принять его некому. Вернётся, может, сегодня к вечеру, а может, и завтра с утра.

И хотя это, вроде как, опять была неудача, мальчик не упал духом. Он понял, что знает, как выглядит начальник, потому что видел его. А стражники оказались не все злые. В крайнем случае, можно обратиться напрямую к этому Скимитару, когда тот будет возвращаться.

Получалось, что в первой половине дня сидеть на площади не было никакого смысла, и Кларед решил, что надо попробовать раздобыть какой-нибудь еды на свой медяк. Одними фруктами сыт не будешь, а ему придётся караулить возвращение главного, возможно, весь вечер и всё утро.

Мальчик отправился по кирпичной улице на рынок. И сразу вспомнил, какой шумный этот город и сколько в нём людей. На площади было не протолкнуться. Чем только не торговали — в основном, съестным. Даже глаза разбегались, вот только что из этого взять? Мясо, птицу и рыбу было негде готовить. Сырые яйца Кларед ужасно не любил — няня заставляла пить при простуде, и они всегда просились назад. Пересилить себя в крайнем случае можно, конечно, но лучше найти что-то другое.

Фрукты у него и свои ещё были, а платить за орехи, которые можно даром набрать в лесу, обидно. Молоко и сметана не решают вопрос с голодом, разве что сыр... Однако Клареду очень хотелось какого-нибудь мясного пирога или хотя бы кулеша, да вообще, чего угодно с мясом. Но готовой еды, здесь, похоже, не продавали.

Мальчик долго крутился по рынку, теряясь в людских водоворотах, не зная, как подступиться к тому или иному прилавку, чтобы хоть заглянуть, что там продают. А их было так много! Казалось, и за целый день не обойти. Но, в конце концов, среди базарной вони он услышал божественный запах чего-то жареного и мясного!

Нос привёл его к забавной тачке с большим зонтом и железным сундуком, которую катил между рядами самый настоящий салидорец. На нём были пресловутые широкие штаны и смешная соломенная шляпа конусом. Узкие глаза живо рыскали по сторонам, а широкий рот безостановочно коверкал слова:

— Пилозок, пилозок! Кому пилозок?

Протолкавшись к повозке в обнимку со своей сумой, Кларед достал заветный медяк и спросил:

— Сколько можно на это купить?

— О, деньга! Дьва пилозок! — быстро ответил салидорец и полез в свой сундук.

Открывался тот необычно: откидывалась только часть крышки, наполняя воздух вызывающими слюноотделение ароматами.

Торговец извлёк два странных, широких и тонких зажаренных изделия из теста, похожих на сложенный пополам большой блин, сквозь тонкую пупырчатую шкурку которого угадывались кусочки мяса. Как вдруг кто-то подбил руку Клареда, державшую медяк. Парень чудом не выпустил его.

— Так-так, что это у нас тут? Богатенький юноша? А поделись с бедными сиротами! — сказал сиплый мальчишеский голос.

Кларед обернулся, одной рукой пряча медяк в карман, а другой вцепившись в суму. Его обступили четверо немытых пареньков разного возраста: заговоривший с ним был постарше, примерно, как Гармин, а младшему, похоже, не было и семи, что, однако, не помешало ему тут же протянуть руку к карману Клареда. Тот резко дёрнулся, уворачиваясь, и рванул наутёк, чуть не перевернув повозку салидорца; однако, дело довершили беспризорники.

— Босота! Ты сито тьволись, босота?! — завопил тот.

Клареду было некогда извиняться. Он понимал, что с четырьмя пацанами, чья цель обокрасть его, не помогут сладить даже уроки дяди. По крайней мере, сохранив имущество. Ведь пока будешь драться с одним или двумя, остальные могут утащить мешок.

Этот младший был ужасно вёрткий, и пробивался сквозь людское море гораздо шустрее товарищей и самого Клареда, то и дело кидаясь ему под ноги. Он явно норовил уронить преследуемого, но парень каким-то чудом умудрялся то отпихнуть мальца, то перепрыгнуть. А в суму вцепился так, словно там была спрятана его душа.

Кларед летел напролом к кирпичной улице, проскальзывая между людей, перемахивая через прилавки, сбивая товары, уворачиваясь от рук, палок и брани торговцев. Никогда в жизни он не бегал так дерзко и отчаянно. И к краю рынка ему удалось оторваться — мальца кто-то уцепил за ухо, чтобы поквитаться за учинённый предыдущим бегуном разгром, а следующий оборванец вынырнул из людского моря с отставанием на пять шагов, когда Кларед уже стрелой летел к площади, надеясь найти спасение в "проклятом месте".

Его расчёт оправдался. Вылетев на пустынное пространство, беглец обернулся и увидел троицу стоящей на приличном расстоянии, грозя ему кулаками. Он пошёл прямо к воротам монастыря, по дороге пытаясь отдышаться. Шагов через десять обернулся, но беспризорники уже уходили, возвращались обратно на рынок.

Кларед подошёл к стражам, всё ещё тяжело дыша:

— Простите, что снова беспокою. Не вернулся ли ваш Скимитар, пока меня не было?

— Нет, раньше заката точно никак не успеет, гуляй спокойно, — ответили ему.

Парень пошёл напиться воды из колодца. Потом съел яблоко и последнюю грушу, раз уж ничего другого добыть не удалось. Посидел немного, подумал, и решил, что надо сходить в лес — поискать съестного. Всё-таки орехи и грибы посытнее яблок будут. Погода стояла насупленная — небо заволокло тучами, но вроде бы дождём пока не пахло.

К колодцу как раз подошёл хмурый мужик за водой, и пока он крутил ручку, поднимая ведро, изрядно растерявший робость Кларед спросил, можно ли выйти к воротам вдоль городской стены. Мужик посмотрел так, словно сам хотел что-то спросить, но потом передумал и, покачав головой в ответ на какие-то свои мысли, ответил: "Конечно выйдешь — знай держись стены".

Кларед поблагодарил и отправился изучать новый маршрут. По дороге он заметил пекарню и купил там за свой медяк большую "семейную" буханку хлеба. Хватало на две, но вторая не влезла бы в суму, так что ему дали на сдачу монетку поменьше. Если что, можно потом будет купить ещё одну. Пусть и без мяса, а всё же так сытнее.

До городских ворот он дошёл действительно намного быстрее, чем кружным путём через центр. В этот раз обошлось без столкновений с беспризорниками.

Кларед старался не медлить, ведь надо успеть назад до возвращения Скимитара. Так что он быстрым шагом добрался до леса, без задержки прошёл изрядно обобранную местными опушку, и, когда пошли заросли, добыча не заставила себя ждать.

Паренёк набрал пять белых грибов, целую россыпь опят, нарвал медвежьих орехов, слегка перезрелых диких яблок и обобрал нетронутый куст красники. Укутал всё это в бумагу из отцовского кабинета, которой Санат оборачивал тупаря, и, решив, что до завтрашнего вечера продержаться хватит, поспешил обратно.

До заката оставалось чуть больше часа, когда Кларед вернулся к городу. Запылился он, конечно, маленько, но уверенности в голосе прибавилось, так что новый привратник легко принял то же объяснение, что и встречавший его в первый раз.

Вдоль стены мальчик чуть ли не бежал, переживая, что может пропустить возвращение Скимитара. Но на площади было по-прежнему тихо, безлюдно, и те же стражники отрицательно покачали головой в ответ на его "Вернулся?".

Кларед напился воды из колодца и решил устроиться поближе ко входу, чтобы не пропустить возвращение главного. Уселся сначала шагах в двадцати перед воротами, косясь на стражников: не слишком ли близко? Немного помедлив, один крикнул:

— Эй, малец, ты бы чутка дальше сел, чтобы конями не зашибло, вдруг что.

Мальчик немного назад и влево с расчётом на то, что глава монастыря вернётся той же дорогой, какой уехал — справа. Вопросительно посмотрел на стражника, и тот одобрительно махнул рукой.

Кларед достал хлеб и пару белых грибов, отужинал, закусил яблоком и принялся колоть орехи камушком, подобранным на дороге специально для этой цели. Плоды были вкусными, почти спелыми, жаль, что маленькими. Шелуху он, заметив взгляды охранников, сгрёб в кулёк из бумаги и спрятал в суму. Хотя в этом городе все, казалось, гадили прямо там, где стояли, но на площади было чисто, вероятно, потому что почти безлюдно, и если убирались тут при необходимости монахи, следовало проявить уважение и не сорить.

К ужину пришла уже знакомая собака. Кларед оторвал ей корочку хлеба. Та пожевала его и бросила. "Прости, больше ничего нет", — сказал мальчик, но псина всё равно улеглась рядом, согревая бедро. Весьма кстати, потому что начинало холодать.

Тучи над головой всё набухали, и вечер наступил, казалось, раньше, чем пробили колокола. Стража сменилась. Новые воины, помоложе, судя по жесту в сторону мальчика, справились о нём, старые что-то ответили, и снова наступила тишина.

Не сказать, что Кларед насытился, как хотелось бы, но сумрак и низкие тучи наливали уставшее тело оцепенением. Глаза слипались. Опасаясь пропустить возвращение Скимитара, мальчик решил заночевать прямо там, где сидел, раз уж его не гнали, только сходил отлить и попить, а то после сырых грибов и орехов началась икота.

Он свернулся калачиком, укутавшись в куртку и положив суму под голову, как в первую ночь. Хотя каменные плиты не могли сравниться удобством с землёй. Про домашнюю пуховую перину Кларед уже и думать забыл. Прошлая жизнь оборвалась, вроде бы, совсем недавно, а казалось, уже вечность назад. Собака прижалась к его спине, пригревая мальчика, и он сам не заметил, как уснул.

Сон придавил как-то особенно тяжело — то ли из-за погоды, то ли место, и правда, было недоброе. Кларед шёл по бесконечному полю каких-то прошлых битв, усеянному трупами в различных стадиях разложения. Стояли непонятные сумерки: ни день, ни ночь. И ни единой живой души вокруг. Жуть пробирала по нарастающей. Мальчик пошёл быстрее, потом побежал, стремясь выйти из этого ада. От его шагов земля начала подрагивать, кости сначала постукивали, потом загромыхали... Где-то над головой раздался безумный женский смех, отдаваясь болью в ушах. Он разнёсся по окрестностям, всколыхнув останки, и мертвецы пустились в пляс. Задыхающийся паренёк закричал от ужаса и проснулся.

По голове лупил дождь. Оказалось, мальчик промок до нитки. Он сел, огляделся, и увидел, что уже рассвело, однако, определить, насколько давно, не получалось из-за свинцовых обложных туч. Стража сменилась, у ворот снова стоял куцеухий, хотя и с другим товарищем. Но, памятуя о прошлом разе, лучше у них не спрашивать, вернулся ли Скимитар. Если Кларед проспал, это провал. Сегодня его туда не пустят. Значит, надо как-то пережидать дождь.

А если не проспал? Получается, уходить тоже нельзя. Кларед обнял суму, чтобы защитить вещи от воды, и сидел, нахохлившись, исподлобья наблюдая за стражниками. Что же делать? Сколько ждать? И куда деваться потом? В голове была полная пустота. Дождь не давал сосредоточиться. Мокрая одежда неприятно липла к коже, капли стекали за шиворот. Было холодно, хоть пока не по осеннему, но дрожь пробирала. А ещё очень хотелось пить и отлить.

Мальчик заставил себя встать и тут же пожалел об этом — сидеть в обнимку с мешком было теплее. Он быстро справил обе своих нужды под городской стеной за углом, сжевал яблоко, напился из колодца, и вернулся на прежнее место. Куцеухий недобро на него посмотрел, но гнать не стал. Оба охранника стояли под козырьками, опоясывающими надворотные башни.

Кларед сидел, сжавшись в комок вокруг своего скарба, но, несмотря на напряжение мышц, дрожал всё сильнее. Зубы выбивали мелкую дробь. Уйти ему мешало упрямство, возможно, отчасти в пику злому стражнику, но скорее потому, что мальчик всё равно не знал, где укрыться. На него навалилось какое-то тупое отчаяние. Пришла мрачная решимость сидеть там, пока не помрёт от холода.

Внезапно послышался стук копыт. Кларед хотел встрепенуться, но не мог разжать сведённые конечности. Он, словно во сне, смотрел, как подъехал ко входу Скимитар, оглянулся на мальчика, перебросился парой фраз со стражниками и исчез вместе с сопровождающими за распахнувшимися лишь на минуту воротами. А паренёк всё не мог сбросить оцепенение. Казалось он закоченел насквозь, даже дрожать перестал.

Наружу вышел один из вчерашних дневных охранников, и, что-то сказав куцеухому, занял его место. Освободившийся стражник потрусил к мальчику. Тот даже не вздрогнул, разве что мысленно. Пусть хоть убьёт, он не сойдёт с места!

— Вставай, бездельник! Тебя хочет видеть Скимитар, — сказал куцеухий, нависнув над ним.

Это было последним, что Кларед ожидал услышать от злого воина, поэтому он не сразу осознал смысл фразы. С трудом поднял голову, чтобы убедиться, но супостат быстро потерял терпение, и, схватив мальчика за шиворот, дёрнул вверх, поднимая на ноги.

— Ну же, тварь беспризорная, тащить я тебя что ли должен?

Злость заставила паренька встряхнуться и попытаться вырваться. Силы в движении затёкшего тела не было, однако, стражник сам отпустил плечо, вместо этого толкнув в спину.

— Давай, пошевеливайся! Скимитар полдня ждать не станет!

И Кларед заставил окоченевшие ноги переступать, постепенно разогреваясь. Куцеухий подталкивал, а мальчик только и мог, что стряхивать его прикосновения плечом. Говорить с этим злыднем не хотелось. Главное, что его примут! Непонятное чудо, постепенно доходя до сознания, разгоняло кровь огоньком надежды.

За заветными воротами показалось намного уютней, чем снаружи. Возможно, из-за обилия построек. Вдоль стены тянулись то ли сараи, то ли бараки. Внутренний двор обрамляли двухэтажные здания, хотя очевидно было, что он занимал не всю территорию, напоминая скорее парадный подъезд дворца. Туда-то они и пошли по широкой мощёной аллее, направляясь к трёхэтажному каменному дому в глубине. Боковые строения рассмотреть не удавалось, потому что обзор перекрывали удивительные то ли кусты, то ли деревья, густо высаженные по обе стороны дорожки. Они зеленели безо всякой листвы, похожие на какой-то мох-переросток, только в форме свечек. И, судя по отсутствию других растений, именно эти "свечки" источали тонкое благоухание, приятно оживлявшее воздух по сравнению с городской духотой.

На аллее стражник перестал подталкивать Клареда — то ли потому, что мальчик, наконец, набрал нормальную скорость, то ли заносчивость свою куцеухий смел проявлять, лишь когда был в положении старшего. По мере приближения к настоящему начальству, его гнетущее присутствие давило всё меньше.

Войдя в главное здание и поднявшись по широкой лестнице на второй этаж, оба были приглашены секретарём — низкорослым жилистым парнем — в кабинет Скимитара. Тот встретил их за огромным рабочим столом, заставленным по краям кипами бумаг. Отложил в сторону ту, в которой что-то писал, вставил перо в драгоценного вида чернильный прибор и откинулся в кресле, воззрившись на них.

Начальник успел снять доспехи и теперь было видно, что череп его обрит наголо, кроме кружка в центре, из которого и росла та самая тонкая косичка, перетянутая у корня какими-то толстыми шнурками так, чтобы торчать немного вверх. Оказался он немолодым, но не сказать, чтобы старым. Желтоватая кожа, широкие скулы и нависающие над глазами веки выдавали в нём, по крайней мере, наполовину салидорца.

Скимитар сделал отгоняющий жест в сторону стражника, тот бухнул кулаком по сердцу и отошёл в указанный угол у двери. А мальчика главный наоборот поманил к себе. Кларед приблизился на пару шагов, но вплотную к столу подходить робел. Исходило от старшего Воина Смерти какое-то подавляющее ощущение, намного более осязаемое, чем от куцеухого, где его легко было принять за плод собственного воображения.

— Ну, рассказывай, молодой человек, почему ты третий день сидишь у наших ворот? — заговорил Скимитар неожиданно приятным, глубоким и полным силы голосом.

Он извлёк откуда-то небольшой упругий шарик размером с ладонь и стал разминать его в руках, перекладывая то в одну, то в другую. На левом указательном пальце у него было золотое кольцо со змеёй, кусающей себя за хвост, а на правом среднем — массивная печатка из непонятного тёмного сплава.

— Мои родители договорились, чтобы я прошёл у вас обучение, — в очередной раз принялся разъяснять Кларед.

— А кто ты и кто твои родители?

— Меня зовут Кларед Лоринден о Марвин о Этлина ал да Кастердом.

— Даже так? — приподнял бровь Скимитар. — Доказательства есть?

— Да.

Кларед поставил суму на пол и полез за отцовской тетрадкой. Только бы не размокла! Но, к счастью, влага до неё не дошла. Мальчик извлёк так предусмотрительно подсунутую ему Санатом книжицу и подал главе монастыря. Тот открыл её, пролистал и бросил многозначительный взгляд на куцеухого.

— Ну что ж, соболезную, Кларед. Я и правда обещал Белтару, что возьму одного из его племянников в обучение... — он не закончил фразу, задумавшись.

— Оплата у меня тоже есть, — Кларед истолковал сомнение в его тоне на этот счёт, и извлёк из сумы серебро, выложив слитки на стол один за другим. — Вот, держите. Отец оставил. Надеюсь, хватит? Если нет, у меня есть ещё, только домой надо будет съездить.

Скимитар посмотрел на серебро, нарочито медленно перевёл вопросительный взгляд на стражника, и, не дождавшись ответа, бросил всего три слова, которые, однако же, полетели, как тяжёлые камни:

— Навоз, две недели.

Кларед обернулся и увидел, что куцеухий стал красным, как варёный рак, но перечить начальнику не посмел. Бухнул кулаком в сердце, склонил голову и вышел из кабинета. А Скимитар снова обратился к мальчику, уже каким-то более "домашним" тоном.

— Что с дядей?

— То же самое. На нас напали кочевники. Я один выжил.

Лицо главы монастыря омрачилось. Мальчику очень хотелось спросить, почему Воины Смерти перестали помогать приграничным баронам, но вряд ли это помогло бы ему добиться цели — быть принятым в обучение, которое крайне необходимо ему, чтобы...

— Хочешь отомстить? — внезапно спросил Скимитар, словно прочитав мысли Клареда, и впился в него острым взглядом.

— Да, — честно ответил мальчик.

Мужчина задумчиво помолчал, продолжая катать в руках свой упругий шарик, потом внезапно сказал: "Лови!" — и сильно запустил им в мальчишку. Кларед инстинктивно отшатнулся в сторону, и с некоторым запозданием вскинул руку, но всё же успел поймать загадочный предмет. Шарик был тёплым и тугим на ощупь. Паренёк сжал его пару раз, не в силах отказать себе в удовлетворении любопытства, а потом спохватился и положил его начальнику на стол.

— Ну что ж, мотивы твои благородные, Кларед. Реакция тоже хорошая. Похож ты на дядю, значит, комплекция будет примерно такая же, и всё это нам подходит, но возраст...

— Мне совсем скоро двенадцать! — выпалил мальчик.

— Дослушай, — остановил его Скимитар вроде бы мягко, но так веско, что перебивать его ещё раз хоть когда-либо в жизни расхотелось.

— Простите, — потупил глаза Кларед.

— Так вот, у меня к тебе есть другое предложение. Видишь ли, в светской академии, куда я согласился тебя принять, мы учим ограниченному количеству навыков. Я же предлагаю тебе вступить на Путь Смерти и постигнуть все премудрости нашего боевого искусства. Ты станешь намного опаснее, чем твой дядя. А по окончании обучения решишь, обвенчаться ли со Смертью или вернуться в свой замок. Ты будешь жить и тренироваться при монастыре бесплатно. Но разумеется, придётся работать, как всем послушникам, на благо нашей общины. А твоё серебро, фамильную книгу, и, если есть, оружие, я предлагаю взять пока на хранение, чтобы не лишиться их в забавах со своими будущими товарищами. Что скажешь?

Кларед замер, пытаясь сообразить, правда ли ему только что предложили лучший вариант или тут был какой-то подвох. Скимитар же, видя его сомнения, положил тетрадь на серебро, подвинул эту горку в сторону мальчика и кивнул ему за спину:

— Не торопись, присядь, подумай немного.

Обернувшись, Кларед заметил у дальней от входа стены между окон диван. Тот был обтянут кожей, так что мальчик, не боясь запятнать его своей мокрой одеждой, с удовольствием провалился в мягкое нутро. И внезапно закашлялся. Наверняка простудился.

Скимитар позвонил в колокольчик, и велел явившемуся на вызов секретарю принести "горячего солнышка для гостя". После чего принялся разбирать бумаги из стопки справа: быстро прочитывал их, подписывал и, скрепив печаткой, перекладывал налево, либо же отправлял без печати в другую стопку поменьше.

Слова о "солнышке", которое можно принести, заинтриговали мальчика, но сейчас было важнее выбрать вариант обучения. Несомненно, для возвращения Меча ему понадобятся незаурядные боевые навыки, желательно, лучше дядиных, которые не уберегли ни волшебный предмет, ни его самого. И в этом смысле предложение главы монастыря было настоящим подарком судьбы. Или признаком Истинного Пути, как выразился бы Санат. Лишь бы такой выбор не помешал собственно отправиться в поход за Мечом, на поиски которого спустя годы может уйти много времени. Вряд ли Воины Смерти сами себе хозяева. Надо бы этот вопрос уточнить.

— А можно спросить? — подал голос Кларед.

— Конечно, — Скимитар поднял глаза от очередной бумаги, вернув перо в чернильницу.

— Если я вступлю... на Путь Смерти, какие обязательства мне придётся взять на себя? В смысле будущего. Просто родовая честь требует, чтобы я завершил одно дело, когда оно станет мне по силам. И я не могу от него отказаться. Да и не хочу.

— Обязательство только одно: закончить обучение и сдать экзамен. Врать не стану, это будет непросто, и тебе, вероятно, не раз захочется сбежать. Но такие испытания сделают тебя намного сильнее. Закалят и тело, и дух. Ты выйдешь отсюда другим человеком. А по истечении года решишь, возвращаться тебе или остаться в миру. Мы никого не держим насильно. Бывает, что у человека другая судьба. Но чаще всего, если он к нам пришёл, то уже неспроста. Среди обычных людей ты вряд ли найдёшь такое братство и благородную цель, как здесь. Так что, выбирать тебе.

— Я точно смогу уйти, если захочу, после того, как отучусь?

— Даю тебе слово, — торжественно произнёс Скимитар.

— Тогда я согласен, — решительно ответил Кларед. И тихо добавил: — Спасибо вам за эту возможность.

Он хотел встать, но тело словно влипло в мягкий диван и не желало от него отрываться. Мальчик пригрелся, хотя где-то внутри ещё было зябко, мышцы расслабились, голова закружилась, ведь он сегодня толком не ел...

— Тебе спасибо, что решил к нам примкнуть. Толковые Когти — так зовут наших послушников — попадаются редко, а мне кажется, ты можешь стать одним из лучших. Ты вдумчивый мальчик и решительный. Это хороший материал для работы. Мы выкуем из тебя отличный клинок!

Кларед не знал, как реагировать на такие приятные слова, поэтому просто благодарно улыбнулся Скимитару с лёгким поклоном головой. Тот на пару мгновений растянул губы в ответной улыбке, но она показалась Клареду не то, чтобы неискренней, а скорее неловкой, словно глава монастыря давно забыл, что такое радость. Сердце кольнула смутная тревога по поводу избранного пути... Однако тут мужчина попросил его сложить всё ценное в мешок, чтобы сдать на хранение.

— Оружие среди послушников запрещено, пока что вы будете пользоваться только учебным. Одежда тоже не понадобится — тебе выдадут новую, такую же, как у всех Когтей. Остальное никто не тронет, и ты сможешь забрать своё имущество, когда будешь уходить. А при необходимости, получить к нему доступ и раньше, сделав запрос в канцелярию.

Мальчик засуетился, перекладывая вещи. Остатки еды и хлеба увязал в мамину шаль, а запасную одежду оставил в суме, завернув в неё слитки, "фамильную книгу" и дядин кинжал.

Когда секретарь принёс большую чашку с дымящейся жидкостью и поставил её на читальный столик перед Кларедом, Скимитар велел тому сдать суму на хранение и вызвать Тесака Смерти. Такое звание было у заведующего учебной частью, который отныне становился начальником новоиспечённого Когтя. Теперь оставалось только ждать.

Мальчик взял чашку в руки, наслаждаясь прикосновением к горячему, заглянул внутрь и увидел мутную ярко-рыжую жидкость. Принюхался — пахло мёдом, красникой и чем-то ещё. С опаской отхлебнул, и неожиданно вкусная, маслянистая терпкая жидкость обволокла рот и горло. Кларед жадно выхлебал напиток, как божественный нектар, обжигая язык, и по телу разлилось приятное тепло. Внутри всё, наконец, отогрелось, и он чуть не уснул, откинувшись на спинку дивана, но тут за ним пришёл Тесак.

Этот кряжистый смуглый мужик двигался неожиданно плавно и быстро, как корс. Голова его была обрита по краю, а остаток тёмных волос собран в косу на макушке, чуть потолще и покороче, чем у Скимитара. На среднем пальце левой руки красовалось серебряное кольцо с бронзовой змеёй. Он быстро оценил Клареда, пронзив цепким взглядом сразу, как вошёл — ещё до того, как глава монастыря сообщил ему, что это их новый Коготь. Объяснил, кто такой и на каких условиях принят. Велел последить за здоровьем в ближайшие два дня и отпустил обоих. За всё это время Тесак не промолвил ни слова, только кивал и в конце стукнул кулаком в сердце. Потом подошёл к мальчишке и бросил с хрипотцой:

— Идём, новобранец.

Кларед поднялся и пошёл за ним, поклонившись Скимитару на прощание. Тот отстранённо помахал рукой и погрузился обратно в свои бумаги.

— Смотри, малец, — сказал Тесак, когда они вышли из здания. — У нас большинство беспризорных. Не советую тебе называть настоящее имя и титул. Не то, сам понимаешь... В общем, ни к чему тебе выделяться. Выбери что-то попроще, — и, спустя пять шагов с нажимом: — Прямо сейчас.

Мальчик встрепенулся.

— В смысле, попроще?

— Ну чтобы не так звучно. Покороче. Как тебя дома звали?

— Клед иногда.

— Значит имя у тебя будет Клед. А фамилия? Не барская.

— Это как?

— Сейчас назову Тупарём, и будешь так всю жизнь ходить... — едко резанул Тесак.

— Хорошо, хорошо, дайте подумать.

— Только недолго. Здесь недалеко идти.

Они вышли из внутреннего двора, свернули между стеной и бараками налево, и Кларед внезапно понял, что монастырь куда обширней, чем кажется, когда видишь городскую стену и думаешь, что они просто прикрепились к ней. На самом же деле монастырская стена огораживала не меньшую, если не большую площадь и по другую сторону от городской.

— Ну? — нетерпеливо оторвал его от наблюдений Тесак.

— Кастрин подойдёт? — Кларед сказал первое, что пришло на ум, соединив названия родового имения и подопечного города.

— Слишком намекает на местность. Думай ещё. Быстрее.

Чёрт, как же назваться? Может, переиначить родовую фамилию? Только слогов надо оставить два, а не три... Кларед перебрал в уме разные варианты, но все звучали как-то неуклюже. Дождь всё ещё накрапывал, однако, загадочный напиток под названием "солнышко" продолжал греть изнутри.

Тем временем они вышли в ту половину монастыря, которая находилась уже за чертой города. Там стояло ещё больше строений — большие и маленькие, в основном, деревянные, но иногда и железом обитые. Во всех не более двух этажей, только каменная башня с невиданной крышей из тёмного стекла, похожей на шляпу салидорца, возвышалась где-то в центре территории. Здания были расположены группами, образуя, по всей видимости, несколько двориков. Они прошли мимо конюшен, ещё какого-то узкого закоулка явно хозяйственного назначения, а на его окраине Тесак резко остановился и развернулся к мальчику, уперев руки в бока.

— Ну что, будешь у нас Клед Тупарь?

Лицо воина было сердитым, но глаза с весёлым огоньком. Правда, сомнений в том, что юного барона так и представят остальным, если срочно не выдать какой-то свой вариант, не возникло.

— Я не знаю, что придумать. В голову ничего не лезет! — взмолился паренёк с вопросительным выражением в глазах.

— Вот молодёжь пошла — никакой фантазии! — Тесак покачал головой и вздохнул. — Есть у тебя любимый зверь какой или птица?

Кларед тут же вспомнил, что недавно сравнил наставника с корсом. Это хищник благородный, большой, красивый и опасный... Только надо что-то добавить, чтобы не звучало, как кличка... Слово пришло само, и Кларед его тут же выдал, даже не успев обдумать:

— Корсун.

— Пойдёт, — Тесак цикнул зубом. — Значит, ты теперь у нас Клед Корсун. Смотри не забудь!

Кларед... То есть, Клед послушно кивнул, и они возобновили движение. Завернули за угол и, пройдя в деревянные воротца между двух зданий, обретший новое имя мальчик вступил в монастырскую жизнь.

Интерлюдия 1.

Волхв-наблюдатель

Волхв не пошёл в Мохавен, потому что аура города явственно отдавала кем-то из Проклятых. А значит, они проводят там какую-то деятельность, и похоже, уже давно. То есть, за чем-то он во сне не уследил. И это что-то, наверняка, было связано с Ладонями Смерти.

Название недвусмысленно намекало на Мару, которая, впрочем, была лишь пособницей главного врага Мироздания, Девлона. Но ведь та воплотилась среди нартов, с которыми Воины Смерти враждовали, насколько он успел понять.

В любом случае, план Проклятых оказался сложнее, чем могло показаться в начале, и в этом следовало разобраться. А пока не соваться в воду, не зная брода. Так он мог лишь преждевременно выдать себя.

Санат, как он спонтанно назвался в этом цикле омоложения, углубился обратно в лес и нашёл подходящее дерево: большое, ветвистое, хорошо проводившее токи силы и щедрое. Поладил с ним, взобрался в разветвлённую крону, устроился поудобнее и погрузился в транс, позволявший сознанию побывать в разных местах, не привлекая внимания.

Первым делом он проследил за Кларедом. В этом мальчике жила знакомая душа, появления которой на свет следовало ожидать, раз затевалась очередная попытка достать Доспехи Богов. По хорошему, не следовало отпускать его в Проклятое место, но Волхв не имел права влиять на чужие решения. Нельзя отбирать у воплощённых существ право учиться на последствиях своих поступков. О какой бы угрозе Мирозданию ни шла речь.

Но он мог подталкивать и создавать благоприятные возможности. Так, когда Кларед задержался у ратуши, а в ней самой нашёлся советник, который потерял единственного сына, не грешно было внушить тому желание вернуться домой пораньше, а его конюха, наоборот, излишне увлечь разговором с собратом по ремеслу, чтобы у двух осиротевших душ появился шанс встретиться и завязать знакомство, которое могло привести к созданию новой семейной связи и изменить судьбы обоих. Но увы, мальчик был слишком напуган и обозлён, чтобы открыться вероятному покровителю.

Ладони Смерти действительно были источником духа Проклятых, витавшего над городом. Его средоточие находилось в центре монастыря: в высокой башне под морионовым куполом располагался какой-то мрачный артефакт. Подобная вещь могла уловить прикосновение даже такой невесомой субстанции, как сознание, поэтому Волхв не стал туда лезть, чтобы разобраться, какой цели может служить данная конструкция.

По характеру же тёмной силы, исходившей оттуда, ясно было лишь то, что и это — дело рук Мары. Учитывая, что она специализировалась на перехвате душ между жизнями, следовало опасаться повторения истории с драконами. Но кого, куда, как именно и зачем она заманивает на этот раз, предстоит выяснять обычными методами — беседуя с людьми и по крупицам собирая обрывочные сведения в общую картину.

Однако то, что Мара взаимодействует с двумя враждующими сторонами, означает, что на этот раз она затеяла какую-то сложную игру. И ни ловля душ, ни Доспехи Богов не являются её единственными целями.

Пожалуй, следует наведаться на другой полюс этой стратегии и проверить, как там Меч Керуна. А заодно убедиться, что та "страшная девчонка со шрамом в полщеки", которая по непонятным причинам не выдала Клареда — его давняя партнёрская душа, также связанная с историей божественного оружия. Она должна была родиться где-то рядом. И если девочка действительно попала на противоположную сторону в обозначившейся партии, то не всё ещё потеряно, и, возможно, эти двое сорвут зловещие планы до того, как они осуществятся.

Глава 8.

Аина: Кочевье

Погода испортилась, целыми днями шёл дождь, и Аине приходилось сидеть в фургоне и шить. Точнее, учиться латать одежду. "Займи руки делом, чтобы дурные мысли в голову не лезли", — сказала Барама. Но они лезли всё равно.

Волшебный меч, найденный в последнем покорённом замке, будоражил её воображение. Кто бы мог подумать, что такие вещи в самом деле существуют? Но девочка видела своими глазами.

Когда они с Гарызом вернулись с обхода, их позвали во двор. Там собрались все нарты. На земле лежал непривычно длинный меч из какого-то светлого, солнечного сплава, в луже крови, но сам чистый, и его никто не мог поднять. Все нарты подходили по очереди, пытая свои силы. Но только Дарго удалось с трудом оторвать удивительное оружие от земли.

Когда меч вложили в ножны, снятые с какого-то бедолаги, оттащенного в общую кучу для костра, неестественная тяжесть, похоже, исчезла. Сказочный клинок спокойно замотали в кожи и Дарго приторочил его к седлу.

Но кочевники ещё долго гудели разговорами об этом событии, пока Барама не запретила всем строго-настрого упоминать этот предмет. "Чтобы не навлечь беду". Эти слова оказывали на нартов магическое воздействие. Речь шла о безопасности Своры, поэтому никто не смел нарушать приказ. Но думать-то не запретишь!

Аине ещё там, во дворе безумно захотелось тоже попробовать. И неважно, что она лишь мелкая девчонка. Похоже, там дело было не в силе, раз здоровенный Бардз не смог его даже пошевелить. Просто сам цвет металла этого клинка казался каким-то близким и родным, притягивал и манил.

Это желание настолько засело в девочке, что она пыталась на ночном привале подкрасться к фургону, в котором хранили сказочное оружие, и хотя бы потрогать его за эфес. Хоть пальчиком прикоснуться к тайне, ощутить, каково это. Но её поймала вездесущая Барама, оттащила за ухо и страшным голосом сказала, что если ребёнок коснётся этого меча, то умрёт.

Аина сначала испугалась, но на другой день поняла, что не верит старухе. Трудно объяснить почему. Девочке казалось, что клинок зовёт её. Даже сон приснился, в котором она, уже взрослая женщина, почему-то с лебедиными крыльями, отбивалась им от толпы каких-то оживших скелетов.

Через день Аина повторила попытку, но на этот раз её поймал сам Дарго, лишь прикидывавшийся спящим неподалёку. Он велел: "Не смей никогда прикасаться к этому мечу! Не то тебе несдобровать". И этим словам девочка поверила. Хотя предводитель относился к ней неплохо, но когда дело касалось волшебной находки, все переставали быть самими собой. Чувствовалась в ней какая-то важная, страшная тайна, которую трудно было выкинуть из головы.

Другая загадка была связана с книгой, которую Аина взяла почитать в разорённом замке. Нарты литературу явно не жаловали, взяли лишь несколько самых дорогих томов, чтобы потом продать. А девочка, увидев большую библиотеку, вдруг ощутила неудержимую тягу к чтению. И спрятала одну из книг под рубахой. Ей приглянулась "Сага о Замке Малфир".

Когда она начала читать её на дневном привале, появившаяся вскоре невесть откуда Барама отобрала томик, страшно ругаясь. Девочка спросила, у них в Своре что, вообще читать запрещено? Старуха ответила, что нет, но именно ей и именно эту книгу читать пока рано. И унесла её, спрятав куда-то.

Однако чуть погодя Аина поняла, что знает содержание этой книги — видимо, читала раньше, хотя ничего не помнила о своём прошлом до того, как её подобрали нарты. "Так лучше, — говорила Барама. — Ни к чему тебе вспоминать пережитые ужасы". В этих словах девочка чувствовала правду, но тогда в отношении книги что-то не вязалось.

Хотя, там тоже фигурировал некий особый клинок, который главный герой где-то добыл по подсказке волшебника, чтобы победить злодея. Могло ли быть так, что этот Меч — тот же самый, что в книге? И Барама не хочет, чтобы кто-либо знал об этом... Наверное, её можно понять, но Аине очень не нравились тайны. Она хотела знать всё! Только делиться с ребёнком никто не хотел.

И ей оставалось лишь тыкать костяной иголкой в прорехи рубах, протягивать туда обрывки нитей и связывать, стараясь, чтобы швы выглядели поровнее. Получалось пока плохо. Из-за туч света было мало, она исколола все пальцы, тихонько ругаясь подслушанными у взрослых словами, но, надо признать, если бы не это дурацкое занятие, наверное, сошла бы с ума от всех этих загадок.

На другой день Свора начала подниматься в гору. Быстро холодало. Аине выдали тёплый кожушок, сшитый, похоже, на мальчика чуть постарше, но мех изнутри приятно грел тело, и девочка была рада обновке. Она попросила Бараму поручить ей какое-то другое занятие, и та послала её с Эльри собирать травы, благо дождь уже кончился, а в горной каменистой местности не было вязкой грязи.

Аина любила Эльри — это была самая добрая душа в Своре, и провести день с ней было чистым удовольствием. Они сели на коня и поскакали в сторону от обоза, к горным склонам, а там спешились, и целительница показала ей, какие травки искать.

Так девочка узнала, что листья сероватого, горько пахнущего емшана используют при всяких расстройствах живота, но те собирали в начале лета, а сейчас они искали корешки, которые помогали от судорог, вонючих ног и женских проблем. Драконья трава была поярче и пахла приятней, её применяли, в основном, в еду, для вяления мяса и как бодрящее средство.

Мокрые травы собирать не стоило, но на продуваемых склонах всё быстро высохло. Так что они набрали чабреца, душицы и железницы для "тинче" — общеукрепляющего горячего настоя. Железница входила ещё в состав мази для ран, но туда нужны были свежие цветы, а сейчас большинство этих трав пойдут в напитки или еду для вкуса, пояснила Эльри.

Зато им повезло найти змеиный корень — с виду обычную лиану, корешки которой тоже входили в заживляющую мазь. Вот их было самое время собирать, потому что плоды уже созрели.

Аина осторожно подкапывала корни острым камушком. Для травы же Эльри дала ей маленький ножик, потому что руками эти жёсткие стебли рвать сложно, а выдёргивать вместе с корневищами "неблагодарно", как выразилась целительница. Если так делать, то на следующий год травы станет меньше, а в итоге она может вообще исчезнуть. Там же, где целью сбора была подземная часть растения, она велела брать не подряд, а через промежутки. Змеиного корня и вовсе понадобился только один длиннющий отросток.

Провозились они полдня и потом пришлось нагонять Свору почти до вечера. Аина умудрилась всё-таки поцарапать руки об камни, и они теперь горели. Эльри показала ей, как быстро делать заживляющую кашицу из собранных сегодня и запасённых ею ранее трав. Мазь она на царапины тратить не стала. Взяла драконью траву, железницу, корень емшана и тысячелистник, помыла, велела разжевать как следует и размазать по чистым рукам. К утру и правда всё прошло.

Тем временем Свора поднималась всё выше в горы, которые теперь обступали их со всех сторон. По ночам становилось каждый день холоднее, вечером изо рта даже шёл пар.

Но через два дня обоз миновал узкую расселину между гор и начал спускаться в долину. Стало теплее. Словно они взошли в позднюю осень, а потом снова спустились в раннюю. Вдалеке виднелись струйки дыма, и после полудня к ним подскакали всадники, судя по всему, из другой Своры. Какое-то время они ехали рядом с их ахсартагами, а потом Бардз и Умар — "хедивеги" Дарго, бывшие его правой и левой руками — уехали с гостями вперёд. В общем, нарты приближались к месту зимовья Орды.

В тот день шли до позднего вечера, а когда остановились, стало ясно, что это не обычная ночёвка. Там их уже ждало несколько крепких шатров, называющихся юртами. Перед ними вокруг большого костра собрались встречающие. Среди них была жена Дарго с малышом на руках.

Приведённый с собой скот отогнали в сторону на выпас, а фургоны выстроили цепочкой в сторону соседнего стойбища. Туда же сразу отправились некоторые из прибывших — видимо, к своим родным. И среди них — Барама со свёртком, сильно напоминавшим волшебный меч, Извара и Аина.

Девочке было ужасно интересно, куда старуха несёт чудесное оружие, но она и не мечтала, что её тоже заведут в самую богато украшенную юрту, к предводителю Орды.

Великий Амзор, как назвала его Барама, был не очень старым, похоже, той же крови, что и большинство ахсартагов, но совсем седой. Он производил впечатление немощного, хотя сидел на своём троне без ножек очень прямо, возможно, даже слишком. Глаза его были словно подёрнуты какой-то дымкой, и на доклад Мудрейшей он реагировал слабо, даже волшебный меч, извлечённый из свёртка для демонстрации, вызвал лишь слабый кивок. Зато оживилась сидевшая рядом на шитых золотом подушках девочка, похоже, его дочь.

Очень красивая, смуглая, с завидными смоляными кудрями, она была ненамного старше Аины, но вела себя, как взрослая. Грациозно подошла к мечу, присела рядом, окинула его взглядом, не притрагиваясь, и сверкнула глазами в сторону Барамы:

— Молодец, не подвела, старушка!

Мудрейшая поклонилась ей ниже, чем вождю, и девочка коснулась её лба, словно благословляла. Старуха вздрогнула, как будто её ударили, только на лице отразилась не боль, а наслаждение.

Всё это было совершенно непонятно, но складывалось впечатление, что главная в шатре именно дочка, а вовсе не её отец, сидевший на троне, словно кукла.

— А это у нас кто? — смуглянка вплотную подошла к Аине.

— Да вот, похоже, происки Судьбы, — загадочно ответила Барама.

Девочка всмотрелась в Аину таким взглядом, что стало неуютно: словно переворошили душу. По лицу красотки расползалась настолько коварная улыбка, что Аине стало страшно. Но в следующий миг смуглянка хлопнула глазами и обратила на неё обычный детский взгляд, светившийся почти искренним дружелюбием.

— Привет, я Морена. А тебя как зовут?

— Аина, — представилась девочка, слегка растерявшись от такой перемены в поведении.

— Будем дружить? — та протянула руку.

Аина не знала, как ответить на этот жест, но не ответить на предложение дружбы, первое в новой жизни среди незнакомцев, к тому же от дочки вождя, которая сейчас улыбалась так невинно, не могла. Поэтому она просто кивнула и протянула свою руку в ответ. Морена захватила её мизинчик своим, сжала и трижды встряхнула.

— Ура, подружки навсегда! — она порывисто обняла Аину.

Та сама чуть не вздрогнула, как Барама ранее, от какого-то странного ощущения. Но, наверное, всё-таки другого, потому что ни больно, ни приятно не было. Просто в место соприкосновения их грудных клеток как будто приложили на миг горячую монетку. Однако ощущение быстро прошло, сменившись радостью от того, что её, сироту так тепло приняли, да ещё такие важные люди.

— Ладно, сейчас тебя отведут поспать к другим детям, с которыми ты будешь жить и учиться, а завтра я к тебе загляну, — непререкаемым тоном заявила дочь вождя и сделала жест Изваре.

Та поклонилась, молча подхватила Аину под руку и потащила прочь из юрты. А Барама осталась. Оглянувшись, девочка увидела, что глаза Морены снова загорелись каким-то недетским огнём, но тут угрюмая надзирательница выдернула её на улицу. Дальше Аина пошла сама, чтобы избежать неприятных понуканий.

Они прошли насквозь почти всё стойбище, потом свернули, обошли ещё несколько жилищ, и, наконец, подошли к большой юрте рядом с загоном для лошадей. Животные зафыркали при их приближении, и из стоящего рядом шатра поменьше вышла женщина средних лет с круглым лицом и русыми волосами, не нартка.

— Вот вам новая воспитанница, — сказала Извара, и, в последний раз подтолкнув девочку вперёд, ушла.

— Ну здравствуй, — приветливо сказала женщина. — Я одна из твоих наставниц, Энилея. А тебя как зовут?

— Аина Дарсан, — на этот раз девочка решила, что уместней назвать полное имя.

— Очень приятно. Давай сейчас устроим тебя на ночлег, а завтра приведём в порядок и тогда уже познакомишься со всеми.

Энилея вытащила из своего жилища соломенный тюфяк и завела Аину в большую юрту, где больше дюжины девочек делали вид, что спали. Наставница устроила её с краю, возле дышащего теплом камня, и велела отдыхать. Когда Энилея вышла, девчонки зашептались, но без света им пришлось удовлетвориться только именем новенькой и тем, что она сирота, подобранная Сворой по дороге. Оказалось, таких там человек пять, а остальные родились в Орде. Более плотное знакомство пришлось отложить до завтра.

Утром Энилея разбудила всех, позвала к недавно разожжённому костру, заставила сделать разминку. Аина повторяла движения за остальными — простые махи и круги ногами, руками, головой и всем корпусом. Потом каждая из девочек принесла по большому кувшину воды из огромной бочки, чтобы наполнить котёл, где сварили кашу с вяленым мясом, которой и позавтракали.

Пока ели, успели познакомиться. Воспитанниц было семнадцать, в возрасте от пяти до двенадцати лет. Аина стала восемнадцатой. С одной девочкой, недавно прибывшей в Орду с другой, Агдейской Сворой, Аина сразу же почувствовала некое сродство. Таша была на два года старше, тоже светленькая, с голубыми глазами и волосами цвета поздней соломы. Она пока не очень хорошо двигалась, потому что была ранена в левую руку. Вроде бы нарты спасли её. Но до этого она тоже ничего не помнила.

Тем временем наставницы сменились, и старшей стала Агунда — нартка, но не такая суровая, как воительницы. После завтрака она распределила девочкам работу: кому мыть посуду и котёл, кому мочить посконь на реке, кому сходить за ягодами. Аину оставили, чтобы привести в порядок и одеть. Нескольким девочкам, включая Ташу, выпало помогать.

Они приволокли в юрту бадью, наполнили её водой, кинули туда раскалённые на костре камни и искупали Аину, напевая под постукивание Агунды какую-то нартскую песенку с непонятными словами. Таша ровно подстригла Аине волосы, ей выдали чистую одежду по росту: шерстяные штаны, плотную длинную рубаху и вязаную кофту. Кожушок оставили тот же, поскольку ничего более подходящего такого же качества не нашлось.

Под конец девочки сводили хоровод вокруг костра под всё ту же песню, припев которой Аина успела выучить, не понимая: "Хур астур домбай лаэг, хур астур иунаг зардэ, хур астур уарзт артау, хур астур тыхджын хуцау" ("Великое солнце — сильный воин, великое солнце — единое сердце, великое солнце — горячая любовь, великое солнце — могучий бог"). На этом ритуал приёма новенькой в семью был окончен и девочки принялись готовить обед — суп с бараниной и дроблёным ячменём. Лепёшки им принесла девочка постарше, лет четырнадцати, служившая помощницей у местной пекарши.

После обеда пришла Альвейд — хрупкая бледная воительница в ахсартагских доспехах, которая вызвала интерес у Аины ещё в дороге тем, как непохожа была на остальных старших, но при этом пользовалась всеобщим уважением, хотя, возможно, это был страх. Говорили, именно она победила человека с волшебным мечом. Её называли Ходячей Смертью, и она пришла оценить способности Аины.

Девочка была в восторге от мысли, что может стать такой же грозной, и старалась угодить изо всех сил, хотя, похоже, от её желания мало что зависело. Альвейд сначала швыряла в неё камни, от которых надо было увернуться, потом палки, которые надо было поймать, ещё требовала пройти по стоящему на двух чурбаках длинному бревну, затем пробежать по нему же. С задачами Аина справилась примерно на две трети. Альвейд хмурилась, но велела завтра утром прийти к ней, в соседний лагерь — тот, где изначально остановилась их Сванская Свора, после чего ушла.

Аина же присоединилась к остальным девочкам, которые вязали носки, а незнакомая молодая девушка читала им лекцию о различных видах и свойствах грибов.

К ужину принесли от той же пекарши готовое тесто, и каждая девочка слепила по несколько вареников, заправленных рубленым сыром и какой-то острой травкой. Всё это кинули в кипящий котёл, разложили по мискам кусочки масла, и через непродолжительное время третья наставница, добродушная Фатма начала вылавливать для каждой воспитанницы по варенику. Одна попросила два сразу, но учительница ответила: 'Не жадничай, а то ненасытная Азмар одолеет!' На вопрос Аины, кто такая Азмар, Таша ответила: 'Демон жадности'.

Блюдо оказалось очень вкусным, и Аина встала в очередь за следующей порцией, когда к их костру заявилась Морена. Девочек это смутило, а вот её саму нисколько. Она взяла миску наставницы, подошла без очереди, потребовала три вареника, потом подозвала Аину и велела наложить той столько же. Остальные воспитанницы безропотно расступились, пропуская обеих. И никто ничего не сказал про Азмар. Аине стало немного неловко, что её так выделили, но, с другой стороны, привилегии — вещь приятная. А с третьей, кто осмелился бы перечить дочери вождя? Тем более, отказываясь от её милостей.

Затем Морена увлекла её в сторону и потащила на то же брёвнышко, на котором чуть раньше пытала Альвейд. Там уже сидели трое юнцов с бурдюком чего-то кисло пахнущего, но при виде столь важной особы они встали, поклонились и ушли. Девочки сели на лавку и начали уплетать вареники. Морена сверкала глазами и подмигивала Аине, мол, вкусно, да? Та согласно кивала, потому что это была чистая правда.

Когда ужин был съеден, красотка, облизывая тёкшее по рукам масло, спросила:

— Ну как тебе, нравится с девочками? Не обижают?

— Нет, всё хорошо, спасибо.

— А то я могу забрать тебя в свою юрту, будешь мне помогать.

Аина немного растерялась — вроде бы ей предложили особое положение, но с другой стороны, рядом с дочкой вождя можно стать лишь её тенью, а девочке этого вовсе не хотелось. Она подумала и ответила осторожно:

— Благодарю за такое щедрое предложение, но меня вроде бы Альвейд берёт в обучение. Я очень хотела бы драться, как она. Только не думаю, что смогу одновременно и тебе хорошо служить, и с ней заниматься.

— О! Это меняет дело. Ходячая Смерть — всегда ценный воин. Тогда не буду тебя сманивать. Но если что-то понадобится или будет чего-то не хватать, ты только скажи. Чем смогу — помогу.

И Аина рискнула:

— Мне только книжек не хватает, я читать люблю. У тебя случайно нет? Я одну подобрала в замке, но Барама её отобрала. Там вообще такую библиотеку бросили... Или у вас тут не принято читать?

Морена разразилась заливистым тонким смехом, очень красивым, приставшим девушке на выданье, но никак не ребёнку. Эта двойственность в её поведении постоянно удивляла Аину. А ещё она занервничала — вдруг сказала что-то не то. Но дочь вождя, отсмеявшись, похлопала её по плечу:

— Я достану тебе книжки, дай несколько дней.

И правда, где-то через две недели Морена пригласила её в новенькую юрту, установленную рядом с её жилищем, в которой по корзинам лежала целая библиотека. Аине показалось, что всё это она видела в последнем замке, а подтверждалась догадка тем, что там были самые разные книги, кроме той самой, "Саги о Замке Малфир". Она спросила у Морены, почему ей не позволяют читать этот роман, но та отмахнулась, что просто забыла напомнить Бараме его вернуть. Однако "Сага" в корзинах так и не появилась.

Морена разрешила Аине читать в этой юрте "сколько влезет", но брать книги с собой не позволила. Свободного же времени для посещений "библиотеки" у девочки оставалось не так много. Каждое утро Альвейд давала ей задания — то выбить десять из десяти камушков по мишени, то освоить стояние "ласточкой" на бревне, ещё что-нибудь в том же роде. Их приходилось совмещать с общими для всех воспитанниц занятиями. Однако, и в те недолгие часы между ужином и отбоем, когда Аина выбиралась почитать, дочь вождя частенько заглядывала поболтать, так что уйти с головой в мир книг надолго не выходило. Зато оказалось, что Морена знает все книжки, и было с кем их обсудить.

— Ты держи с ней ухо востро, — говорила Таша. — Недобрый она человек.

Аина лишь пожимала плечами: разве у неё был выбор? Она не знала, почему дочь вождя так привязалась к ней, если это можно было назвать привязанностью, ведь властные замашки никуда не делись. Однако, глядя, как все остальные ходят перед Мореной на цыпочках, не смея и слова поперёк сказать, она могла понять, что девочке тоже по-своему одиноко. Аина перед ней не заискивала, только старалась не дерзить. Говорила, что думала, хотя, разумеется, не всё.

Конечно, душевной близости между ними не было, как с той же Ташей, и не возникало никакого желания поделиться чем-то сокровенным, вроде неясной тоски по родителям, которых вроде и не помнишь, а тепло их объятий представляется так отчётливо и его так не хватает...

Зато иногда Морена забирала её с общих занятий и они делали небольшие вылазки в горы. Один раз даже ночью собирали какие-то редкие грибы. В другой раз дочь вождя дала подруге лизнуть молочка какого-то растения, от чего обеих девочек пару часов разбирал смех. В таких вылазках почти всегда было нечто опасное, тревожащее или просто неправильное, что Аине не особо нравилось, но всё равно это были приключения, отдушина в суровой повседневности бытовой жизни кочевников на зимовке.

По-настоящему её увлекали только занятия с Альвейд. Тренироваться было тяжело, зато когда получалось, возникало ни с чем несравнимое чувство свободы от оков собственного тела, которое послушно выполняло тот или иной кульбит. Она уже неплохо метала камушки, садилась на шпагат и ходила колесом. Правда, наставница продолжала хмуриться на все успехи девочки, но Аина решила, что у той просто мрачный нрав. Сама-то воспитанница ощущала, насколько лучше стала владеть своим телом, чем ещё недавно и чем все её товарки по детской юрте, включая тех, что повзрослей.

Вообще, кое-кого из девочек постарше тренировали другие воительницы, но в ином ключе: кого-то с ножами, кого-то с луком, кого-то врукопашную. На это каждому отводились отдельные дни, как и на занятия с разными умельцами, чтобы определить склонности. Так, Аину частенько брала в помощь Эльри, заодно показывая, как готовить те или иные снадобья. Но девочке на самом деле больше нравилось общаться с кроткой целительницей, чем вникать в тонкости её ремесла. Хотя кое-что полезное она, несомненно, запомнила.

Остальные воспитанницы в это время выполняли рутинные задания, чередуясь: та же готовка, уборка, стирка. До обеда шли активные занятия, а после него — пассивные: шитьё, вязание и тому подобное. В то же время им рассказывали об окружающем мире: растениях, животных, камнях, странах и народах. Всегда с практическим уклоном — что и как использовать, чего опасаться и всё в таком духе.

Учителями выступали те, кто больше всего знал о том или ином предмете по своему роду деятельности, но по общим вопросам чаще всего их просвещала Энилея. Похоже, эта наставница была самой образованной в Орде. Кажется, она попала сюда уже взрослой, влюбившись одного из нартов, который вскоре погиб, а она осталась, потому что дома её бы не приняли после побега.

Энилея с подачи Аины нашла в "библиотеке" больше полезных книг для расширения знаний девочек. Например по истории, хоть это и не несло никакой очевидной практической пользы, но наставница считала, что полезно "расширять кругозор". Под её лекции за осень девочки научились делать нити из поскони и пряжу из пушистых овец. Ткали умелицы постарше, а вот тёплые шапки, варежки и носки они связали себе сами.

Прошла зима, за ней весенняя распутица, и Своры снова пустились в летний путь. Аина, как и другие дети, осталась с "костяком" Орды, состоявшим из старейшин, беременных женщин, детей, некоторых представителей мирных ремёсел и относительно небольшого количества воинов, которые либо ушли на покой, либо по какой-то причине пропускали сезон. Своры отбыли на восток, север и запад, а костяк неспешно потянулся на юг, на более высокогорные луга.

Альвейд ушла вместе со Сворой, поручив Аину своей старой наставнице, пожилой женщине с плоским жёлтым лицом и очень узкими глазами, бывшей Ходячей Смертью, а ныне Мудрой Гаргузской Своры по имени Ху. Та передвигалась очень неплохо для старушки, но скакать, как молодая, конечно, не могла. Зато она научила девочку лучше распределять вес, отдавая часть нагрузки на опорный предмет, и когда детей отправляли на склоны что-нибудь собирать, той стало намного легче двигаться и забираться в такие места, куда другие не рисковали.

Иногда на Аину находила непонятная тоска и хотелось плакать по чему-то безвозвратно утерянному, хотя она не знала, по чему именно. Тогда Таша тихонько её обнимала и шептала: "Поплачь, полегчает". Если же в такой момент внимания требовала Морена, внутри почему-то закипала пока безадресная злость. Очень хотелось кого-нибудь прибить. Такие мысли пугали девочку, и она старалась сбежать ото всех под предлогом того, что ей надо тренироваться. Уходила куда-нибудь на склоны, повторяя странные упражнения на координацию, которые давала ей Ху, стараясь добиться плавности, пока в голове не оставалось ни одной мысли, а в груди никаких чувств.

Время от времени Аине снились пронзительные мужские синие глаза, которые за ней наблюдали, но они не вызывали страха, скорее чувство защищённости. Девочке нравилось думать, что это её отец присматривает за ней с того света. И она рассказывала ему обо всём, что с ней происходило, что её волновало и радовало. После таких снов в душе всегда воцарялся мир.

В общем, жизнь шла своим чередом, до поры до времени.

Глава 9

Клед: Два Ворона

К вечеру дня принятия в монастырь, когда Клед прошёл все процедуры: принёс присягу ученика, продиктовал в канцелярии свои данные, поел, сдал одежду, был вымыт, обмерян, и осмотрен врачом, у него начался жар. Так что следующие три дня он, как в тумане, провалялся в лазарете — небольшом домике на четыре койки, на тот момент пустовавшем. Его снова поили "солнышком", кутали в одеяла и окуривали пахучими травами. Поили бульоном и кормили какой-то белой крупнозернистой кашей.

На четвёртое утро он проснулся, чувствуя себя почти здоровым, и, облачившись в свежую простую одежду, лежавшую на стуле у кровати, вылез на свежий воздух. Осмотрелся: было ещё рано, солнце только взошло, и в маленьком дворике с небольшим кудрявым деревом никого не было видно. Мальчик глубоко вздохнул, наслаждаясь вернувшейся полнотой ощущений и потянулся. Надо было найти кого-то из старших, чтобы его, наконец, ввели в строй послушников, не то ещё передумают брать, решив, что он хилый. Но прямо сейчас хотелось ещё пару минут насладиться этим крошечным закоулком природы, заново оживая после всего перенесённого.

Щурясь на солнце, Клед не заметил, откуда взялись окружившие его внезапно мальчишки. Трое ребят со странными стрижками, как будто кто-то отхватывал им волосы неровными клочьями, смотрели недобро. Вперёд выступил самый крупный рыжеватый мальчишка с ореховыми глазами и носом редькой, чьи волосы выглядели поцелее; двое других обошли Кледа с флангов.

— Так-так, что это тут у нас за волосатик-переросток? — сказал вожак, точно таким же тоном, как тот беспризорник на рынке.

Клед инстинктивно отступил назад, к дверям, из которых вышел, но вдруг вспомнил напутствие дяди именно для таких случаев: "Ни пяди не уступай! Дашь слабину хоть раз — и конца издевательствам не будет. Поверь, это хуже, чем если тебя просто побьют, а больше они ничего не смогут сделать".

Мальчик хотел шагнуть вперёд, но потом понял, что это стратегически невыгодно: закрытая дверь не давала подпевалам зайти сзади. Тогда он выпятил грудь навстречу задире:

— От такого же слышу. Кажется, вы старше меня, и с причёсками у вас что-то не в порядке.

— Что, завидно? — не оробел вожак. — Так мы сейчас и тебе подправим! — Он достал обломок ножа. — Держи его, ребзя!

Подпевалы кинулись с боков, попытались ухватить Кледа за руки. Он вывернулся, но понимал, что второй раз может не выйти, бежать некуда, да и нельзя. И хотя тут грозило кое-что посерьёзней побоев, мальчик вдруг понял, что ему надоели попытки всех и вся в этом городе его принизить. Он мысленно призвал Меч и бесстрашно ринулся на вожака, толкнул его в грудь со всей силы обеими руками, стараясь не угодить на нож. Пацан упал, приспешники накинулись со спины и повалили Кледа на землю следом, заломив ему руки.

— А ну смирна! — раздался вдруг взрослый командный голос.

Клед, ощутив, что его отпустили, поднялся. Это был врач — пожилой слегла заплывший жирком человек, совсем не производивший впечатления воина.

— Так, я смотрю, наш пациент поправился, — он подошёл к мальчику, заглянул ему в рот и в нос, удовлетворённо кивнул. — А ну все четверо, шагом марш к Тесаку в кабинет!

Нападавшие, как один, развернулись и, шагая в ногу, потянулись в проход между домами. Клед последовал на ними, ощущая себя немного неловко от того, что выбивается из ритма, но не желая подстраиваться под хулиганов. Врач их сопровождал.

Дверь кабинета Тесака, располагавшегося в одноэтажном кирпичном доме на высоком фундаменте, была открыта. Задиры столпились перед ней, и Клед тоже был вынужден остановиться. Однако голос врача сзади подстегнул их:

— Проходим, не стесняемся!

Ребята вошли в кабинет и выстроились в ряд, потупив взоры. Клед, не зная, что делать, стал рядом, в двух шагах, но ему приходилось вертеть головой по сторонам, в попытках сориентироваться по поведению окружающих.

Тесак наблюдал всю это процессию с хмурым видом. Наконец в кабинет вошёл врач и доложил:

— Вот, изволили подраться с утра пораньше.

— А что со здоровьем новенького?

— Пару дней щадящий режим, но, в целом, поправился.

— Понял, — кивнул Тесак, и врач удалился. — Ну и что вы можете сказать в своё оправдание?

— Он первый начал! — вожак наглейшим образом указал на Кледа, тот даже задохнулся от возмущения.

— А твоя версия событий? — обратился Тесак к нему.

Мальчик заколебался. С одной стороны, начнёшь оправдываться — ты как будто виноват, проходил это с братьями. С другой, скажешь правду — потом отомстят и будут дразнить "ябедой". А с третьей, смолчишь, как советовал дядя — потом самому с ними разбираться, одни боги знают как. Их трое, а он один. Зря здесь что ли старшие для поддержания дисциплины? И Клед решил, что единственный честный выход — повиниться всем. Выпрямился и чётко сказал:

— Я действительно толкнул его первым, но лишь потому, что меня угрожали обкорнать под стать местной моде, — он кивнул на мальчишек.

Один из них прыснул со смеху и тут же получил от вожака локтем в бок.

— Значит, все виноваты, — подвёл итог Тесак слегка вопросительным тоном, сделал паузу, но, не дождавшись возражений, продолжил: — Новичок пока не обучен правилам и не знает, что драки в количествах больше, чем один на один, у нас запрещены, к тому же врач не велел его нагружать, поэтому он сегодня отправится мыть посуду, а вы — на конюшни навоз разгребать. Вопросы есть?

— Никак нет, — хором ответили хулиганы.

А Клед, не желавший пользоваться поблажкой, чтобы не отдуваться потом ещё и за несправедливость, упрямо наклонил голову:

— Я тоже должен быть с ними, я ведь участвовал на равных.

— Похвальное желание взять на себя часть ответственности, — усмехнулся Тесак, но улыбка быстро исчезла с его лица, и в голосе зазвучала сталь: — За это я освобождаю тебя от посуды. И не советую в будущем оспаривать мои приказы. Ещё вопросы?

— Никак нет! — повторил Клед за старожилами, очевидно, единственный правильный ответ.

— Марш отсюда! — скомандовал Тесак, и мальчишки покинули кабинет поспешным шагом.

На выходе из здания, между двойными дверьми вожак остановился, чтобы незаметно пригрозить Кледу кулаком, и прошипел:

— Погоди мне, хмырь, я тебе ещё сделаю стрижку! Мама родная не узнает.

А Клед, ощутивший в себе нечто новое, действительно не желавшее гнуться ни перед какими угрозами, так же тихо ответил:

— Ты нож свой спрятал? Я, хоть и новенький, но про запрет на оружие меня предупредили. Хочешь, я сейчас вернусь к Тесаку и сдам тебя по-настоящему? Нет? Тогда лучше сразу убей, или отстань от меня раз и навсегда. На честный бой кишка тонковата, что ты с прихвостнями на новеньких кидаешься?

Вожак вскипел, вскинул глаза, но Клед встретил его взгляд твёрдо и на злобу ответил волей. Которая провела его через все преграды в этот монастырь, так что он уже знал, что она способна раздвинуть камни. И внезапно лучше понял те же слова дяди про "Ни пяди не отступать". Главным было не уступать внутренне. И он не прогнётся, даже если его и правда зарежут.

Под этой решимостью всплывшая было под ложечкой липкая плёнка страха лопнула, и Клед попытался увеличить вес взгляда, как это делал при нём Скимитар. Мальчик понятия не имел, как этого добиться, просто очень сильно возжелал.

И, видимо, хоть на золотник получилось перевесить наглость вожака. Злоба разбилась о камень и отхлынула. Рыжий хулиган отвёл глаза, неприлично шморгнул носом, как бы собираясь харкнуть с презрительным видом, но вовремя спохватился, что дом Тесака неподходящее для таких выходок место. Так что попытка задиры отступить, сохранив лицо, была несколько смазана тем, что сплюнуть ему пришлось уже на улице. А Кледа в этот момент окликнул появившийся в коридоре начальник. Мальчик вернулся к нему.

— Ты вот что. У нас тут длина волос — показатель боевого мастерства. Видишь мою косу? Она такая длинная лишь потому, что её никто не может срезать. Но тебе, как новичку, один раз положено бритьё наголо. Пока волосы отрастают, хоть маленько поднаберёшься навыков. Потом уже, что потеряешь в бою на площадке, то и будешь носить, как эта троица. Так что спроси сейчас у дежурного во дворе, как пройти к цирюльнику. А потом найди Кинжала Смерти, он, скорее всего, будет на тренировочной площадке. Хотя нет, сначала в столовую завтракать, потом к цирюльнику, а потом уже начнёшь учиться. Вопросы есть?

— Никак нет! — ответил Клед, вытянувшись, как это делали хулиганы.

— Вот и отлично, ступай.

И мальчик отправился осваиваться в новой среде. Не то чтобы с большим воодушевлением, но целей никто не отменял. Судя по стражникам, которых он перевидал, пока попал внутрь, не все тут отморозки. Но даже если все... Он всё преодолеет, зубами всех порвёт и станет лучшим! Чтобы вернуть Меч. И отомстить за родных. А там видно будет.

С таким настроением, мысленно опустив забрало, Клед вступил в столовую, указанную ему молодым дежурным. Там были только мальчишки чуть младше и чуть старше него, все с кривыми "стрижками". Видимо, обученные Воины питались где-то в другом месте. Некоторые ребята уже поели и уходили, другие же только устроились за столами, как давешняя троица.

Мальчик осмотрелся, пытаясь понять, что делать, и вслед за другим воспитанником подошёл к большому окну, в которое тут же выставили поднос с миской каши, стаканом компота и очищенной морковью на отдельной тарелке.

— Новенький? — спросил стоявший за перегородкой молодой воин. Клед кивнул. — Всё съесть обязательно. Понял?

Мальчик снова кивнул, взял поднос и осмотрелся, куда бы присесть, желательно подальше от злополучной троицы. Хотя те подчёркнуто игнорировали его, устроившись в глубине небольшого зала.

От ближнего ко входу стола ему призывно помахал черноволосый паренёк несколько горской наружности, что было уже достаточно странно, поскольку горцы обычно совсем не дружили со Свободными Княжествами, являясь роднёй смуглых народов по другую сторону границы.

Клед подошёл, сел, и уставился в ответ на проницательный взгляд своего нового... Противника? Приятеля?

— Новенький? — спросил чернявый, Клед кивнул. — Что, уже успел повздорить с нашими петушками? — мальчик кивнул на троицу.

— А как ты понял? — удивился Клед.

— По учебке уже пару дней ходят слухи про новенького, который долго сидел под воротами и простудился. Эти задиры просто не могут пройти мимо новичков. Способности у них средненькие, вот и самоутверждаются таким образом. Несложно было догадаться, что они попытаются тебя выцепить, как только ты поправишься, а у нас тут всегда простуду лечат за три дня. Я даже крался за ними, чтобы помешать, если ты не справишься, но тут пришёл Ланцет...

— Кто? — не понял Клед.

— Такое звание у врача. Ланцет Смерти. Хотя, в сущности, он продлевает жизнь, но такая уж тут традиция. В общем, ты и сам неплохо справился, только мне интересно, что было потом. Судя по поведению петушков, тебе удалось их обидеть. Но как? Сдал Тесаку?

Хоть Клед и не имел ни малейшего желания оправдываться перед кем бы то ни было, он чувствовал, что собеседник настроен к нему пока благожелательно. Но от его ответа зависит дальнейшее отношение парня, который сам с ним заговорил, а значит, склонен разобраться в ситуации.

Речь у мальчика была складная, как у образованного, поведение спокойное, а волосы подлиннее и не такие неровные, как у хулиганов, даже забраны в хвостик на затылке. Скорее всего, "горец" имеет некоторый авторитет и отношения с ним повлияют на дальнейшее положение новичка в местном сообществе. К таким умозаключениям приучал сыновей отец Лоринден. Но светский мир был теперь далеко, и Клед не собирался подстраиваться. Просто решил сразу выяснить, быть им врагами или друзьями, и ответил честно:

— Я сказал, что мы все виноваты в драке. Но их наказали, а меня нет — за то, что я принял на себя ответственность, как выразился Тесак.

Паренёк уважительно кивнул:

— Красиво! Мало кто догадывался до такого с порога. Обычно годами приходится вколачивать. Я — Алан.

Он выставил вперёд кулак, но не угрожающе, а как бы в приветствии. Клед назвал своё имя и повторил его жест. Алан легонько стукнул кулаком по кулаку и сказал:

— Ешь скорее, за опоздание на разминку Кинжал может впарить таскание воды на кухню в одиночку. А котёл там ого-го!

— Тесак велел мне после завтрака сперва к цирюльнику, и только потом к Кинжалу.

— Ну, тогда до встречи на площадке! Ты интересный человек. Надеюсь, мы подружимся. А то здесь даже поговорить толком не с кем.

И Алан, доевший свой завтрак ещё до знакомства с Кледом, удалился из столовой, расставив поднос и посуду на специальном столе, стоявшем при выходе.

Позднее они и правда сдружились. Оказалось, что Алан действительно был наполовину горцем. Его мать по молодости влюбилась и сбежала из дома со страстным красавцем, приезжавшим в город вести какие-то торговые дела с её отцом. Когда же оказалось, что у него дома ещё две жены, купеческая дочь этого не снесла и попыталась вернуться домой. Однако успела забеременеть, и семья не приняла назад опозоренную младшую дочь.

Та пыталась найти работу гувернанткой, но обозначившийся живот закрывал перед ней все двери. В конечном итоге над ней сжалилась некая пожилая пара, взяв в услужение горничной. А когда мать умерла от чахотки, сердобольные старики не прогнали малыша. Своих детей у них не было, так что его начали воспитывать и учить, как родного.

К сожалению, они не дотянули до девятилетия мальчика. А после их смерти объявился племянник, стряпчий которого легко доказал, что по документам юный приёмыш — никто, хотя вроде бы старики оформляли бумаги. И его попросту вышвырнули на улицу.

Алан видел для себя лишь одну возможность не стать уличной босотой — Ладони Смерти, и, поскольку успел получить пару десятков уроков фехтования, с первого раза прошёл в отборочных соревнованиях, которые ежемесячно устраивали Воины Смерти среди беспризорников для пополнения рядов своих воспитанников.

К появлению Кледа он послушничал уже полтора года, хотя по возрасту был младше и по росту чуть ниже, однако, благодаря непреклонному характеру и упорству в освоении преподаваемых дисциплин, успел заработать некоторое уважение среди Когтей Смерти и прозвище Ворон — за цвет волос, ум и независимость.

Имевший чёткую цель в жизни Клед тоже склонен был уделять больше других времени занятиям. Он стремился освоить все доступные в монастыре науки, в том числе теоретические, как можно лучше. А не просто взять нижнюю планку, лишь бы не потерять похлёбку и кров, как бывшие беспризорники.

Неудивительно, что они сошлись. Очень скоро друзей начали называть Два Ворона, ведь у обоих были чёрные волосы, только глаза у Алана зеленью пошли в мать. Кледу сначала не понравилось прозвище, потому что при слове "ворон" сразу всплывала в памяти ужасная картина, как эти птицы выклёвывали его мёртвым родным глаза. Однако, поразмыслив немного, мальчик решил, что это хороший образ, внушающий опаску и уважение. Так почему не простить птиц за то, что было свойственно им от природы? Ведь в смерти его родителей и варварском обращении с их останками виноваты не они.

Пользуясь большей осведомлённостью Алана о делах монастыря, Клед выспросил у него то, о чём не решился заговорить с начальством, и получил кое-какие ответы.

Так, старшим были отлично известны проделки троицы задир. А не пресекали они их, поскольку считали дополнительным испытанием для закалки духа новичков. Однако другим ученикам не возбранялось вступаться за младших. Порицалась только постоянная защита, поскольку она не давала молодому Когтю окрепнуть самому. В целом, звучало разумно, тем более что Кледа "петушки" больше не трогали; то ли помогло знакомство с Аланом, то ли отпугнул данный вожаку отпор, то ли всё вместе.

О прекращении помощи приграничным баронам против нартов полукровка был осведомлён меньше. Знал только, что в последние годы всех перед выпуском отправляли на запад, то есть, в противоположную сторону. Видимо, угроза у той границы была серьёзней, хотя о характере опасности для Свободных Княжеств оставалось только гадать. Однако там сгинул друг Алана из старших Когтей, который ушёл получать боевое крещение в начале весны, но вот уже три месяца как перестал писать.

Мальчиков прилично нагружали физически — и работой, и тренировками, но кормили очень хорошо: каши, мясо, сыр, масло, сметана, корнеплоды, пироги, варенья и компоты. Готовили это всё они сами, по очереди дежуря на кухне под руководством повара.

Занимались все немного по-разному: младшие больше работали над управляемостью тела, а старшие напирали на боевую часть, как врукопашную, так и с оружием. Учебные мечи были деревянными с тонкой полоской жести вместо ребра клинка, так что могли поранить, но не убить — чтобы никто не ленился.

Хотя Два Ворона были чуть ли не единственными, кто зачастую оставался на площадке для тренировок дольше необходимого, чтобы отработать какой-то приём или заданное упражнение — не на "лишь бы как", а правда хорошо. Справедливости ради, был ещё один русый парнишка с карими глазами по имени Сворт, который тоже проявлял усердие сверх положенного. Но делал он это как-то остервенело, словно одержимый, и на контакты вне отработки боевых моментов не шёл. Впрочем, друзьям было и без него достаточно хорошо. Клед оказался способным бойцом и быстро догонял Алана.

Среди Когтей Смерти не особенно поощрялась дружба, между учениками постоянно устраивали соревнования, но конкретно их Тесак смерти сквозь пальцы смотрел на то, что друзья часто вызывались на одну и ту же работу, будь то дежурства в столовой, конюшне, разгрузка подвод, колка дров, кручение пеньковых верёвок, замес глины для монастырского кирпичного цеха или сбор припасов в лесу. Лишь однажды предупредил он мальчиков, что, если их дружба хоть раз помешает исполнить приказ наставника или приведёт к поблажкам в поединках, то больше им вместе не бывать. Вплоть до отсылки одного из Воронов в другой монастырь. Товарищество при выполнении общей задачи похвально, но оно никогда не должно перевешивать эту задачу. И сказано это было так весомо, что ребята запомнили. Впрочем, оба были умными мальчиками и понимали, что пощадой в учебном бою лишь окажут друг другу медвежью услугу, так что сражались по-честному.

Преподавали им и общие дисциплины вроде математики, анатомии, свойств металлов и истории войн. Но отметку отличия в них имело смысл зарабатывать только тем, кто собирался пройти посвящение и стать собственно Воином Смерти, а для тех, кто не метил выше Солдата, достаточно было пометки общего зачёта. Разумеется, оба мальчика при своих способностях и воспитании метили в Воины.

Кроме того, оба молодых Ворона любили читать, и библиотека Ладоней Смерти предоставляла им широкие возможности. Правда, светских романов, вроде "Саги о Замке Малфир" там не водилось, дабы не смущать юные умы фривольностью. Но поскольку данный роман присутствовал практически в каждом приличном доме, от природы жадный до знаний Алан тоже тайком читал его ещё до того, как лишился дома. Разумеется, мальчишек в их возрасте больше волновала победа над злодеем, чем любовный сюжет. И, с подачи Кледа, они пытались восстановить события по памяти. Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше.

В какой-то мере это окупилось, поскольку Алан помнил все детали, относящиеся к волшебнику, который заинтересовал его больше всех героев. Мол, у него были ярко-зелёные глаза и перстень на пальце с камнем в цвет, а жил он тысячу лет! До того, как лишился дома, полукровка мечтал, что вырастет и тоже станет волшебником. Верил, что цвет глаз — это признак магического дара. Но Клед-то помнил слова Саната о том, что детали повествования нарочно изменены. И если отвлечься от конкретного цвета, было очень похоже, что в романе описан именно его странный провожатый.

Хотя практически это ничего не давало. Мальчик воображал, что у такой загадочной персоны и вправду есть дела поважнее, чем навещать отрока, которому он однажды помог лишь потому, что тот оказался связан с Мечом. Неизвестно, встретятся ли они ещё. Хотя иногда Санат ему снился.

Меч, настоящее имя, титул и связь с этой историей были единственными тайнами Кледа от своего нового друга. Он просто не имел права об этом рассказывать, как бы ни хотелось, ведь тайна была не его, а уходила вглубь рода и касалась судеб всего мира... Однажды он должен будет вернуть всё на места, ради чего и учился сейчас так усердно, а другу приходилось врать, что только ради мести проклятым нартам. Хотя это было не такое уж враньё, просто умолчание о части правды. Но сердце всё равно точил неприятный червячок. И всё же, ничего не поделать: его долг — защитить честь рода.

Воины Смерти тоже очень ценили честь и долг. О них больше всего говорилось в Кодексе, который мальчишки зубрили и непрестанно повторяли. И там была интересная фраза: "Если два Долга вступают в противоречие, выбирай больший". Что он и делал, хотя из того же Кодекса знал, что это не умалит обмана друга: "Самая большая Честь не покрывает и малейшего Бесчестья".

Впрочем, всё это по-настоящему встанет между ними потом, после выпуска. А пока мальчишки вместе занимались, получали знания, навыки и бессчётные тонкие шрамы от учебных мечей на тыльных сторонах предплечий. И всё реже теряли прядки волос, постепенно отращивая хвостики почти одинаковой длины.

Интелюдия 2.

Мара-паучиха

Мара была в целом довольна тем, как разворачиваются события. Паутину она выткала на славу — остаётся лишь дёргать за ниточки. Обе души-хранительницы божественных реликвий оказались под её влиянием, причём с противоположных сторон разыгрываемой ею партии. Это открывало обширные возможности по плетению силков и растяжек для тех, кто захочет ей помешать. А без этих двоих, собственно, оставался только противный ведун, соглядатай богов. Которого она, кстати, уже ловко одурачила со своими Обителями Смерти. Научилась на прошлых ошибках и запустила тьму в мир достаточно тонкой струйкой и точно вовремя, чтобы он не заметил, проспал.

Да и полномочия его, к счастью, как условно смертного, весьма ограничены. Поэтому, хотя Волхв способен в одиночку развалить всю организацию, сам никогда не станет этого делать. Обжёгся однажды так, что мало не показалось, отведав закона равновесия своих драгоценных богов. И теперь позволяет себе лишь опосредовано влиять на участников, как и она сама. Но подобной возможности в данном раскладе у него не осталось.

Было, правда, некоторое сопротивление мира, притягивающего подобное к подобному. Так, у обоих подопечных появились рядом души поддержки. Но если подружка девчонки лишь слегка утешала, не особо влияя на ядовитые занозы, методично загоняемые устами и действиями Морены, то дружок парня серьёзно сглаживал жёсткость тренировочной среды.

В целом торопиться было некуда — программа обучения Воинов Смерти была отточена так, чтобы делать из них хладнокровных убийц. Но в случае Стража Доспехов требовалось преодолеть большее сопротивление, и по истечении пары лет Мара поняла, что с парнем всё идёт отвратительно — его душа практически не поддаётся очернению. Если так будет продолжаться и дальше, он может в итоге отказаться от посвящения, а она рассчитывала получить его не только в этой жизни, но и в следующей. Пора что-то предпринять.

Мара раздула обиды, зависть и мстительность у наиболее легко поддающейся её наущениям троицы из Когтей Смерти, и те снова стали пакостить, стараясь рассорить друзей. Однако получалось у них из рук вон плохо — связь между этими двумя душами лишь укреплялась, затрудняя влияние на обеих.

Тогда Мара внушила троице самые тёмные замыслы, и те совершили несколько покушений на соратника Стража, хоть это и грозило будущей потерей добычи в размере одной неслабой подневольной души. Но и тут у них не хватило умений, вот досада! В результате заводилу с позором выгнали из монастыря. Ну да невелика потеря. В конце концов, есть ещё начальство. Куда оно смотрит?

Тесаки Смерти проходили "приобщение" раз в полгода, то есть, снова вступали в Арку Смерти, где Мара могла оказать непосредственное влияние на их душу. События внутри Арки происходили на тонком плане, но, поскольку её Воины входили туда добровольно, у Весов Самана не было повода качнуться, оповещая богов о вмешательстве в установленные ими законы.

Конечно, Мара могла вызвать этого Тесака и скорее, например, через Скимитара, власть над которым подкрепляла каждый сезон, или даже через Меча Смерти, слышащего её зов напрямую в любое время дня и ночи. Но вечность лишает бессмертных сущностей поспешности. В конечном счёте всё можно использовать с выгодой: в данном случае, чем крепче связь между друзьями, тем сильнее ударит потеря А значит, ни к чему поднимать переполох и вмешивать лишних посредников.

Когда наступила очередь Тесака Ладоней Смерти из Мохавена, Мара заставила его вспомнить ужасающую потерю семьи из прошлой жизни, и через горе ускоренно высосала из его души весь Свет. А под конец наказала пресекать всякую дружбу среди подопечных. Мол, это мешает закалять суровых воинов, размягчая их. Такие программы, запечатлённые напрямую в душе, работали помимо и даже вопреки сознательным убеждениям, постепенно меняя их.

Тесак без объяснений перевёл душу поддержки в другие Ладони, передав им запрет на общение, так что все письма обеими канцеляриями просто выбрасывались. Бывшие друзья не знали, что думать о постигшей их разлуке и загадочном молчании, и хотя не погрешили на товарища плохими предположениями, это их заметно подкосило. В общем, и волки сыты, и обе овцы целы.

После этого дело с Стражем пошло на лад. Душа его постепенно теряла свет, ведь у него не осталось никаких радостей. А надежд в Ладонях Смерти отродясь не подавали. Парень погрузился в отработку боевых навыков до остервенения. Душа его всё больше черствела, стремясь преуспеть в ужесточённой Тесаком программе соревнований между учениками. У Кледа осталась лишь одна цель, зависящая только от него — отомстить за родню. И эта цель, с точки зрения Мары, была благой, ибо позволяла ей влиять на мальчика, подпитывая в нём ожесточение, гордыню, злость.

Конечно, отравить сердце Стража настолько же, как у прирождённых убийц и живодёров, практически невозможно, но если даже малейший выбор, который он совершает в жизни ежеминутно, порой будет склоняться на сторону Себя, а не Мира, это достаточно отяготит душу, чтобы Мара могла её удержать.

Правда, был ещё Меч Керуна, но на этот счёт она совсем не переживала, поскольку даже если пареньку удастся однажды вернуть его, сакральное оружие лишь переместится из её левой руки в правую. Мысли о Мече придавали ему силы бороться, но двигаться заставляла именно жажда мести, как более понятное человеческому телу топливо на уровне сознательных чувств.

Посмотрев, насколько повлияла на мальчика потеря друга, Мара решила, что и девочку не мешает подтолкнуть к краю. У неё близилось половое созревание, один из самых неуравновешенных периодов. Лишение даже такой слабой опоры, как подруга, может, наконец, сорвать ограничения и пробудить в ней зверя. Женщины прекрасны тем, что над ними больше власти имеют чувства, и нужный импульс способен окунуть душу Стражницы во тьму значительно сильнее, чем её напарника.

В этом случае Мара могла бы действовать напрямую, руками Морены, однако, она решила поберечь эти не самые тёплые отношения. Влияние аватары понадобится ещё не раз, но оказать его будет намного труднее, если Аина закроется и перестанет её слушать.

Наставницы всё не могли решить, получится ли из девочки Ходячая Смерть. И если старая хитрая Ху, молившаяся Хемдиру, умудрялась ходить по лезвию между тьмой и светом, то душа молодой мастерицы убийств была накрепко заморожена и полностью подвержена влиянию Барамы. Та предложила решающее испытание для ученицы: убить свою подругу в качестве посвящения. Стражнице очень нравились боевые искусства, эти занятия стали для неё чуть ли не смыслом жизни среди кочевников, в них она видела своё будущее, так что рычаг влияния был довольно весомым.

Разумеется, всерьёз надеяться на прямой успех этой затеи было бы наивно. Девочка пожертвовала призванием ради чужой жизни. Но пока её уговаривали — очень обоснованно и убедительно, на миг возникло сомнение: она хотя бы рассмотрела такую возможность, что уже заронило ядовитое зерно в её душу. А потом Альвейд сама сбросила подругу со скалы на глазах у ученицы.

Её смятение было таким сладким! Ах, эта смесь противоречивых чувств, раздирающих существо на части, создающих трещины, в которые так легко просочиться злу: любовь к подруге и боль от её потери, облегчение от собственного благородства и горечь утраты своей стези, преданность наставнице и ненависть к ней же, а потом и ко всему свету за такую вопиющую "несправедливость". А точнее, такой оглушительный крах всех надежд и потеря веры в добро. И на эту зияющую рану Мара солью насыпала слова Морены о том, что в жизни каждый должен быть сам за себя, иначе любой сможет причинить тебе боль.

Эта идея пустила корни и проросла, постепенно закрывая душу Стражницы от других людей, от искренних порывов, глубоких привязанностей, и, если повезёт, от любви Стража при встрече, которую, увы, никому не под силу предотвратить.

Глава 10.

Клед: Соревнование

С наступлением весны у воспитанников Ладоней Смерти, как обычно, оживилась жизнь. После скучных зимних тренировок в душном зале им устроили "полевые" рукопашные бои на природе. В отличие от монастырской площадки, они давали возможность использовать подручные средства, приближая поединок к действительности.

К тому же, сегодня проводилась не обычная тренировка, а отборочное соревнование! Когти Смерти постарше боролись за право поехать на большую весеннюю ярмарку в Астене, где ежегодно состязались лучшие воспитанники всех Ладоней Смерти. В однообразной жизни монастырских пасынков это было заметное событие, обсуждавшееся потом со счастливчиками чуть ли не до лета. Причём, больше впечатлений зачастую приносили не сами состязания, а приключения, которые некоторым удалось отхватить по пути.

Раньше Клед не дотягивал по возрасту, но теперь, когда ему стукнуло пятнадцать, страстно захотел посмотреть на мирскую жизнь сам. Постоянные тренировки не то чтобы приедались, но душа просила... чего-то большего. А для этого надо было не только поехать в Астен, но и войти в пару лучших Когтей, которых отправят патрулировать большую весеннюю ярмарку. Судя по прошлогодним рассказам, уделом второй пары был обмен опытом с такими же худшими из лучших где-то в стенах тамошней Обители Смерти.

Конечно, интересно опробовать себя в бою против новых, незнакомых противников. Но куда увлекательней столкнуться с настоящими. На ярмарку всегда стекалось огромное количество народа: торговцы и покупатели, ремесленники и артисты, наёмники и знать со всего востока Свободных Княжеств. Разумеется, такие толпы привлекали и пройдох всех мастей, начиная с мошенников и заканчивая разбойниками, высматривавшими будущих жертв.

Сами Когти могли ловить только беспризорных воришек и других малолетних нарушителей порядка, но всё же это было первое серьёзное задание. Кроме того, зачастую именно юные патрули докладывали взрослым о более серьёзных бандитах. Иногда даже удавалось поучаствовать в их поимке, например, ведя слежку.

В общем, мысли об открывающихся возможностях будоражили воображение. Тем более, никто не сомневался, что Клед поедет в Астен, как и Сворт — тот самый третий парень, что тренировался сверхурочно вместе с двумя Воронами, пока один из них внезапно не исчез.

После этого Клед стал ещё больше налегать на тренировки, чтобы заглушить тоску и выместить злость на несправедливость мира хотя бы на "кукле" и мешке. А Сворт и раньше казался одержимым. Вполне закономерно, что два самых старательных Когтя были лучшими. Оба успели отрастить себе косички до плеч, тогда как у многих сверстников не получалось сохранить ничего длиннее куцего хвоста.

Клед уважал Сворта за целеустремлённость, но нельзя сказать, что они сошлись на этой почве. Такая дружба, как с Аланом, стала всё равно невозможной. Тесак и его Кинжалы строго следили за тем, чтобы воспитанники тесно не сближались. Хотя Сворт и раньше не особо стремился общаться. А теперь и Клед стал таким же замкнутым.

Внезапная разлука с Аланом причинила мальчику боль и какое-то время его снедала тоска. Но больше всего в той ситуации его напугал взгляд Тесака — изменившийся, какой-то безжизненный, жестокий, равнодушный. Говорили, что такой бывает у людей после визита в Арку Смерти. Который, кстати, не все переживали, и потому многие оставались Солдатами, не стремясь в полноценные Воины Смерти.

Однако Кледу посвящение было необходимо для обретения дополнительных способностей, которыми иногда козыряли наставники: подавление чужой воли, отвод глаз, или хотя бы ощущение угрозы, которое появлялось уже после первого, частичного обряда.

Только став Наречённым Смерти, бывший Коготь мог отправиться в годичное странствие перед тем, как принять окончательное решение об Обручении. И это время Клед собирался использовать для поисков Меча. Если тот не сменил хозяев, юноше пригодится любое преимущество, чтобы выручить семейную реликвию из стана врага.

Испугался же Клед того, что после прохождения Арки посмотрит вот так жёстко на друга, а ещё больше — что увидит подобное равнодушие в его глазах. И тогда он принял решение больше ни с кем не сближаться, ни к кому не привязываться, никому не открывать душу. По крайней мере, пока не выполнит свой долг чести. А там видно будет.

Однако всё это случится не сегодня и не завтра. Сегодня, как и ожидалось, Клед без особых усилий вышел в четвёрку лучших, обеспечив себе поездку в Астен. Но бой за участие в патруле неожиданно заставил его понервничать.

Сразиться пришлось с Лекко — одним из двух оставшихся от мерзкой троицы "петушков". Вторым был Шамсат, который тоже вошёл в четвёрку, что само по себе казалось немыслимым. Ни усердием, ни успехами эти ребята не блистали. Зато, как оказалось, очень ловко использовали те самые подручные средства. Так Лекко победил предыдущего противника, сломав тому нос метким броском увесистого камня. А Шамсат выиграл последний бой, швырнув сопернику в лицо горсть земли и сбив с ног.

Вообще, лишившись предводителя, эти ребята перестали не только строить козни, но казалось, и общаться между собой. Однако схожесть приёмов и тот факт, что оба приберегли пакости для более серьёзных соперников, чтобы не насторожить их раньше времени, заставил усомниться в отсутствии сговора. Впрочем, возможно, так всего лишь проявлялось родство мелочных злобных душ, которое и свело их изначально. Не зря Шамсата звали Хорём, а Лекко — Медоедом. А может, проявились старые уроки их рыжего вожака, Кабана.

Соревнования для поездки в Астен каждый раз проводились иначе, и подготовиться заранее к ним было невозможно. Клед давно так не мандражировал перед боем со знакомыми ребятами, технической победой в котором считались обычные исходы: отключка противника, первая кровь или повержение лицом в землю. Наверное, потому что сейчас на кону стояло нечто действительно важное. А ещё из-за ожидающейся подлости, которая может несправедливо лишить его заслуженного приза!

Несправедливость ужасно бесила Кледа во всех своих проявлениях. Хотя Кодекс Воинов Смерти гласил: "Нет никакой справедливости, только победитель и проигравший". Что у мальчишек точно отбивали за первые несколько лет обучения, так это охоту жаловаться на поражения, ибо: "Кто может, делает, а кто не может — ищет оправдания. Твоя победа — в твоих руках". И ещё из Кодекса: "Гнев, ярость, страх, восторг равноценны поражению, ибо они ослепляют". А значит, надо успокоиться и взять бой в свои руки, ведь: "Кто предупреждён, тот вооружён".

Клед несколько раз глубоко вздохнул и прочёл про себя молитву против страха с пристроенным к ней образом Меча. Вдох и защита спереди: "Я принимаю свой страх", выдох и прямой выпад: "и становлюсь его хозяином". Вдох и блок влево вниз: "Я забираю силу страха", выдох и режущий на возврате: "и направляю её волей". Вдох и блок вправо вверх: "Воля — моё самое мощное", выдох и рубящий на возврате: "оружие против врага". Вдох и обратный блок вполоборота: "Воину Смерти некого бояться", выдох и колющий назад: "кроме самого себя". А в конце разворот с отсечением головы воображаемому противнику. И хотя он пока не был Воином Смерти и не понимал, как можно бояться самого себя, тысячекратно повторённая ранее формула сработала, усмиряя мандраж и очищая разум.

Мальчик рванулся на противника с яростным напором, понимая, что нельзя давать тому передышки, чтобы так и не узнать, какая подлость припасена для него. Он начал осыпать Лекко непрестанным градом ударов, словно "куклу" на тренировке: прямые, рубящие, "молотовые", навесные, локтевые — в корпус, в шею, по ушам и голове; ступнёй по голени, носком под колено, коленом в живот. Конечно, тот ставил блоки и отступал, но это не слишком усложняло задачу, даже делало её интересней. Главное, что больше противник ничего сделать не успевал. И неважно, что попадания пока приходились в некритичные места: Клед мог так продолжать очень долго, а Лекко рано или поздно ошибётся и раскроется.

Ворон гонял Медоеда по всей полянке, стараясь не выпустить туда, где можно спрятаться за дерево или как-то иначе оторваться. Повернуться же к сопернику спиной для отступления означало сдаться. Мальчик заходил то слева, то справа, бил ногами по коленям сбоку — не действенно с точки зрения победы, зато Лекко неизменно отскакивал в нужную сторону. А ещё у него в местах многократных попаданий появились покраснения и кое-где даже отёки. От этого чувствительность снижалась, и скорость реакций замедлялась.

Лекко начинал злиться от бессилия и совершать ошибки. Вот он попытался контратаковать, но прямой удар соскользнул по руке Кледа, прошедшей в этот момент тому в грудину. Медоед закашлялся, возвращая руки к корпусу для защиты и пытаясь отступить. Но Ворон, чувствуя слабину, пошёл на прорыв: подскочил вплотную, мощным взмахом одной руки снизу раскрыл вялый блок, а вторая следом врезалась сопернику в челюсть. Лекко опрокинулся на землю ничком и остался лежать, лишь слабо подёргивая конечностями.

Несколько секунд, пока все не убедились, что поверженный боец уже не встанет, Клед восстанавливал дыхание. Ноздри у него раздувались, как у разгорячённого коня после скачки. А откуда-то из живота медленно поднималась волна торжества. Даже не над этим хлюпиком, а над скользкой ситуацией. И над самим собой. Он справился! И страх преодолел, и тактику удачную выбрал против хитростей Медоеда, и успешно её применил. А главное, победил! Что означает, теперь он точно попадёт на ярмарку. О да!

Можно было срезать поверженному противнику единственную оставшуюся длинную прядь, но Клед не захотел марать "коготь". Дождавшись объявления победы, он покинул полянку и демонстративно бросил кольцо в ящик к остальным.

Ободки со скрытым лезвием надевались на указательный палец только на время учебного поединка. Каждый из воспитанников подбирал себе "коготь" по размеру и обязательно проверял, как откидывается рабочая часть, чтобы не опростоволоситься в момент триумфа. Эти действия вошли у них в привычку.

Крошечный клинок, остро заточенный с одной стороны, имел тупое острие и годился лишь для того, чтобы срезать клок волос. Кинжал говорил, что традиция "боевой стрижки" для унижения противника восходила к первым воспитанникам Смерти, которые тренировались ещё с настоящими мечами. А "когти" придумали, когда отобрали у них смертельное оружие, заменив его учебным — иначе слишком мало доживало до посвящения. И уже в честь этого изобретения воспитанников назвали Когтями.

Лекко занялся Ланцет, а Клед пошёл на место отдыха для закончивших поединок бойцов у костра. Там уже грелся огромный котёл, в котором выбывшие из соревнований первыми Когти скоро начнут варить походный обед. Они натаскали бочку воды из близлежащего ручья, и Клед сейчас выпил бы с удовольствием целый ковшик, но разрешалось сделать только три глотка, которые он просмаковал по полной, прежде чем глотать.

Потом мальчик завернулся в одеяло, как полагалось по времени года, и завалился на походное "кресло", которым служил кожаный тренировочный мешок, наполненный сеном вместо песка. Напряжение битвы схлынуло, оставив опустошение. По телу прошёл лёгкий озноб. И начали оживать незаметные до сих пор ощущения в теле.

Кисти и предплечья пекли и ныли после такого количества ударов по блокам противника. Всё-таки, сколько ни лупи "куклу", а живого человека бить почему-то больнее. Несмотря на "наручи" — сетку из неглубоких шрамов, покрывающую руки каждого Когтя в результате тренировок с учебным мечом. Видимо, само мясо в отбивную — вон как покраснело, завтра будут синяки. А сегодня ещё один бой надо выдержать.

Мальчик не стал выпендриваться, когда подошёл для осмотра Ланцет. Послушно посмотрел на солнце, вывалил язык, встал, подпрыгнул на носочках. В ответ на вопрос, беспокоит ли что-то, показал руки. И врач наконец погасил пожар густым слоем приятно охлаждающей мази с запахом мяты.

— Стеш! — окликнул Ланцет Кинжала Смерти, который заведовал инвентарём. — Выдашь ему обмотки для последнего боя.

Стеш кивнул и полез в свой мешок.

— Как он там? — Клед посмотрел на Лекко, привалившегося к дереву с мокрой тряпкой на голове.

— Оклемается, — ответил Ланцет и отошёл.

Немного погодя подошёл Кинжал, молча присел перед Кледом, осмотрел его руки сам, покачал головой. Коса у этого Воина Смерти имела оригинальную раскраску из-за двух больших седых пятен в тёмной шевелюре. Поскольку он был далеко не стар, оставалось только гадать, откуда взялись эти отметины. Кинжал вручил Кледу две "улитки" из скатанных в рулон длинных полос плотной ткани и собирался так же молча уйти. Но паренёк остановил его назревшим вопросом:

— Мастер Стеш, почему после ударов по деревянной "кукле" не остаётся таких следов? Вроде, человек мягче...

Пегий Воин Смерти смерил его взглядом искоса, словно бы оценивая, стоит ли мальчишка ответа. Он всегда так делал, но, в отличие от более молодого и активного мастера Раста, который сегодня следил за боями, хоть иногда что-то объяснял. У второго Кинжала всё сводилось к: "Сделай десять тысяч раз — и сам поймёшь".

Наконец, приняв положительное решение, мастер Стеш развернулся к мальчику лицом и сказал:

— Ты не попадаешь в плоскость. На кукле твоё тело само приспособилось, чтобы уменьшить боль, а живой противник ставит руки иначе, каждый раз по-разному, и ты вместо плоскостей попадаешь в рёбра.

Видя непонимание в глазах Кледа, Стеш подошёл к нему и жестом велел подняться, потом выставить руки вперёд. Мальчик повторил его боевую стойку, и Кинжал зеркально приложил своё предплечье тыльной стороной к его:

— Вот так ты бьёшь по кукле. А противник ставит руку так, — он развернул свою ребром, — вот и получается синяк. Надо за этим следить. Понял?

Клед радостно закивал и поклонился:

— Спасибо за урок, мастер Стеш!

Кинжал ухмыльнулся и отошёл к своим вещам. А мальчик сел на место и начал примеряться на собственных руках. Убедился, что встречать ребро больнее, и решил не тревожить отбитые предплечья дальше, а просто расслабиться, пока "кресло" за ним.

Минут через десять объявили следующий бой, и Клед, вместе со всеми, потянулся к полянке сражений.

В противостоянии Сворта с Шамсатом мальчик был заинтересован, поскольку ему предстояло драться с победителем самому. Но главное, с ним же идти в патруль; исход соревнований определит только старшинство. Поэтому Клед болел за Сворта и очень надеялся, что тот найдёт на скверного Хоря управу. Тоже ведь видел предыдущие бои и знал, чего ожидать.

С виду Сворт не особо опасался Шамсата. По своему обыкновению, выжидал, когда тот сам подставится, чтобы сразить наверняка. Однако жилистый паршивец всё время крутился: подлетал на один-два тычка и сразу отскакивал, обходил сбоку и повторял. Хладнокровный Сворт не особо дёргался в ответ на эти манёвры. Даже блоки не всегда выставлял, поскольку удары часто не долетали. Он просто не выпускал противника из поля зрения, поворачиваясь за ним на месте.

Несколько раз Шамсат швырял ему в лицо подобранный с земли мусор и камни. Сворт уклонялся, смещаясь в сторону. Ещё он периодически пытался достать Хоря ударом ноги на подскоке, но всерьёз не преследовал. Тем не менее, потихоньку они смещались к кромке леса. В какой-то момент Шамсат отскочил от очередной контратаки за дерево. Тогда Сворт отошёл назад и демонстративно сложил руки на груди. Соревнующиеся могли покинуть полянку сражений по желанию, однако, имели полное право этого не делать.

Кинжалу, как и следовало ожидать, надоела бестолковая беготня, и он велел Шамсату атаковать. Тот не мог ослушаться. Но оказалось, что пройдоха успел подобрать за деревом сучок с острым концом и теперь с разбега метил им в лицо противника.

Сворт принял боевую стойку мгновенно, но в последний момент ушёл с линии атаки: сделал полшага влево, поймал руку с палкой снаружи и выкрутил её против движения, помогая противнику навернуться через свою ногу, оставленную у того на пути. Шамсат выронил сучок и загремел носом в землю с вывернутой назад рукой. Клед прямо позавидовал этому движению — у него пока так складно не получалось.

Быстро обозначив формальную победу упором колена между лопаток и ладони в затылок, Сворт оседлал Хоря. Ухватил за жиденькую косичку, которую тот умудрился заплести из самых длинных сохранившихся прядей, одним движением большого пальца раскрыл свой "коготь" и полоснул. Судя по презрительному выражению лица, соперник не вызвал у него уважения своим поведением в бою.

Кинжал объявил победу, и Клед искренне загудел вместе с остальными в одобрительном кличе "Ей-ей-ей!".

Ну что ж, можно выдохнуть! Со Свортом биться проще в том смысле, что не надо ждать подвоха. Уставом это не запрещалось: в бою не на жизнь, а на смерть все средства хороши. Но в дружеском поединке хитростям не место — тут у ребят взгляды сходились. Это не обсуждалось вслух, просто было заметно по поведению — каждый Коготь в схватке вёл себя по-своему. Справиться со Свортом, конечно, сложнее, но попасть с ним в патруль однозначно спокойней, вне зависимости от того, кто победит.

Следующий бой между Шамсатом и Лекко пришлось ненадолго отложить. Первый ещё не успел отдохнуть, а второй — до конца прийти в себя. К тому же, Сворт, кажется, потянул Хорю руку, и сейчас им занимался Ланцет.

Клед, пользуясь случаем, растянулся на молодой травке и подставил лицо ласковому солнышку, впитывая подзабытые запахи леса. Даже дышалось на природе иначе — глубже, шире... Хотя в монастыре воздух здорово освежали вечнозелёные тессы, но не было такого богатства ароматов. Сама земля, казалось, оживает и щедро делится силами со всеми, кто к ней прильнул. От каменных плит и песчаных дорожек не получишь таких ощущений, сколько тесс в промежутках не посади.

Впрочем, вскоре ветер донёс запах варящегося в котле мяса, который перебил весь настрой. Поскольку еда никому до окончания соревнований не светила, сейчас этот запах скорее вызывал тошноту. Клед подошёл к бочке и выпил ещё глоток живительной влаги, дозволенный тем, кто не закончил сражаться, но чей бой ещё не сейчас.

Потом всех воспитанников, кроме занимавшихся обедом и готовившихся к схватке, согнали на разминку. Всё-таки ранней весной без движения тело быстро остывало и требовало разогрева, а ожидание затягивалось. К счастью, в упражнения тоже внесли праздничное разнообразие: кроме обычных приседаний-отжиманий парни прыгали друг через друга, ходили вприсядку и катались кувырком наперегонки.

Наконец, почти через час начался бой между Шамсатом и Лекко. Эти двое друг друга стоили, так что сражение получилось грязным. Уместнее даже было бы назвать его дракой. Парни сцепились и катались по земле, норовя накормить друг друга остатками прошлогодней листвы. Как они смогут защитить честь их Ладоней перед другими, даже непонятно. Кинжал вон тоже, кажется, недоволен. Рожи у бывалых Воинов Смерти, конечно, каменные, но воспитанники всё равно приноровились считывать их настроения по малейшему напряжению мышц лица.

В конце концов, Лекко одержал верх, ссадив противнику скулу найденным в траве камнем. Кромсать патлы, конечно, не стал — это, пожалуй, единственная любезность, которую они друг другу неизменно оказывали в память о былом товариществе. Других не щадили.

Перед финальным сражением перерыв был совсем небольшой, поскольку оба соперника уже отдохнули. Ланцет ещё раз осмотрел припухшие кисти Кледа и забинтовал их обмотками. Стеш осведомился у Сворта, хочет ли он уравнять возможности, но тот отказался. Ворон его понимал: кисть частично теряла подвижность, некоторые положения ладони и захваты выбывали из арсенала, хотя Сворт любил работать ногами. И сейчас придётся плясать именно от этого: не давать дистанцию для длинных ударов в голову, беречь бока, и вообще, лучше всего постараться завалить его на землю.

Ребята прополоскали рты перед схваткой, чтобы не мешала сухость во рту. Нашли себе "когти" по размеру. Хотя Клед в случае победы не собирался портить причёску Сворту, но так уж полагалось.

Биться с ним было не так страшно, как с Лекко, но некоторый мандраж всё-таки присутствовал. Хотелось победить. Всё-таки, это не обычная тренировка, а первенство. Клед ещё ни разу не был первым или главным в чём-нибудь. Особенно, таком интересном, как патруль на ярмарке. Сворт туда уже ездил в прошлом году, правда, во второй двойке, с ребятами, которые теперь в старшей группе. Так что, если победит он, тоже, в общем-то, будет справедливо. Но...

Так, всё, прозвучал сигнал к старту — мысли прочь. Выходя на битву, Клед повторил в уме вторую половину молитвы против страха, чтобы настроиться: "Воля — моё самое мощное оружие против врага. Воину Смерти некого бояться кроме самого себя". А его воля сейчас — победить! Не ради ярмарки, а ради взятия новой высоты на своём пути.

Юноши встали друг напротив друга посреди полянки. Их взгляды на миг встретились. Вообще, запрещалось смотреть в глаза противнику, потому что так опытный Воин Смерти мог подчинить себе более слабого. Но никто из ребят такими умениями пока не обладал, а Кледу казалось важным оценить настрой Сворта. Настрой был серьёзный. Значит, придётся превзойти самого себя!

Расфокусировав взгляды, как и положено, чтобы не пропустить движение противника, мальчики какое-то время ожидали хода друг от друга. Впрочем, повадки каждого были давно известны, и в игре "у кого больше выдержка" Сворт мог превзойти любого. Так можно достояться и до окрика Кинжала, который выберет за них, кому нападать. Поэтому Клед начал первым.

Он подскочил вплотную, метя левой в челюсть сбоку, чтобы попытаться правой проскочить под дых. Но Сворт не стал блокировать, а ушёл направо, заступая за спину. Клед стремительно развернулся, как раз вовремя, чтобы увести плечо из-под сокрушительного удара локтем сверху, и сильно толкнул соперника обеими руками — в грудь и подмышку. Сворт частично погасил толчок прикрывающей рукой, однако, не удержался и потерял равновесие. Падая, он попытался подсечь переднюю ногу Кледа. Тот успел отступить и сразу же подшагнул обратно, чтобы пнуть лежачего в бок. Сворт ушёл кувырком через плечо. Клед кинулся за ним и с разбега врезался плечом в корпус, как только противник начал подниматься. Оба повалились на землю, но быстро откатились друг от друга, понимая, что захвата не получилось, а барахтаться, как предыдущие бойцы, было несолидно.

Кажется, Кледу удалось раззадорить Сворта, потому что на этот раз он сам пошёл в атаку, с неслабым таким напором. У Кледа под ложечкой даже шевельнулся росток опасения, но его сразу же смыл азарт. Юные бойцы обменялись сериями ударов и блоков на средней дистанции, однако, тут у обоих всё было так хорошо поставлено, что никому из них не удалось получить преимущество.

Надо было придумать что-то нестандартное. Видимо, это поняли оба парня, потому что, разойдясь на пару шагов, на несколько секунд застыли друг перед другом. Клед решился первым и ринулся к противнику. Сворт хотел сбить его атаку на подступах ударом ногой с разворота в голову и, в принципе, успел бы. Вот только Клед нацелился на бросок, а потому в последний момент нырнул вниз. Нога, в сгиб над которой он метил плечом, как раз ушла в полёт, и получилось, что Клед разминулся с центром тяжести Сворта. Упав на колени, он крутанулся и тут же поднялся, оказавшись как раз за спиной соперника, ещё не успевшего опустить ногу на землю. Так что толчок на подъёме обеими руками в поясницу получился мощным и пришёлся ровно поперёк оси тела, стоящего на одной ноге. Сворт без шансов загремел носом в землю. Вышло даже лучше, чем Клед хотел. Он быстро подскочил, пока соперник не успел опомниться, и надавил коленом тому между лопаток, а голову прижал к земле рукой.

Всё. Это победа! Он смог! Выиграл первенство в схватке с достойным противником. Теперь они поедут в Астен, прогуляются по ярмарке, и именно он, Клед, будет принимать решения, куда там идти и что делать. Грудь переполняло какое-то новое окрыляющее ощущение. Словно он впервые поверил, что ему удастся задуманное. Встань перед ним даже целое племя врагов, он сумеет победить — не силой, так умом, а скорее, обоими. И вернуть волшебный Меч!

Клед даже не услышал, как Кинжал объявил победу. Понял, что это случилось, лишь когда Когти трижды прокричали "Ей-ей-ей!" и загомонили, радуясь окончанию соревнований. Хотя недолюбливали обоих "выскочек", выделявшихся из коллектива своим нездоровым рвением и не подошли их поздравить. Единственным, кто отдал Кледу салют Смерти в виде маха ребром ладони ото лба вниз, был Сворт, которому Клед помог встать. А мастер Раст свойски хлопнул победителя по плечу. Но всё же победа, которую можно хотя бы морально присвоить, всегда подходящий повод для радости толпы. Тем более, что теперь можно было наконец приступить к обеду.

Запах каши с мясом давно будоражил некоторые желудки, а Клед только сейчас ощутил, насколько проголодался. Еле хватило терпения размотать все эти витки ткани на руках, одновременно сворачивая их в "улитки", потому что за комок спутанных лент прилетит по голове от мастера Стеша.

Так же было порой и с отработкой связок на "кукле" или мешке: войдя в боевой режим, Клед забывал обо всём, и дежурным приходилось гнать его в столовую бранью, потому что пропускать приёмы пищи будущим воинам строго-настрого запрещалось. Только Ланцет мог освободить воспитанника от обязанности поддерживать в себе силы на должном уровне, ввиду какого-либо недомогания. Но, по понятным причинам, обращались к нему, только когда становилось совсем плохо.

Сегодняшнее первенство ознаменовалось для победителя ещё одним интересным новшеством: кубок ронга после еды. Кледу поднесли чашу с медовой брагой и велели выпить залпом. Вкус был странный — горько-сладкий, не очень приятный, зато потом в голове образовалась восхитительная лёгкость. Стало как-то совсем не до воинского братства. Парень потихоньку сместился в сторонку от шумной компании, обсуждавшей прошедшие бои, залёг на пригорке и прибалдел на клонящемся к закату солнышке.

В груди у него нарастало какое-то непонятное чувство, бесконечно далёкое от битв и суровой монашеской жизни. Безадресная ласка плескалась внутри и постепенно захватывала всё его существо. Будь Клед трезвым, он бы, наверняка, сопротивлялся, поскольку это однозначно размягчало, размывало привычную настороженность и заставляло блаженно растечься, ощущая единение с миром. Но сейчас он поддался и испытал ни на что не похожее ощущение, как будто бы в сердце у него зажёгся свет, только он был жидким и пробежал по венам, заставив каждую клеточку зазвенеть от радости...

Хотя нет, если подумать, нечто похожее Клед чувствовал, когда впервые взял в руки Меч. Только сейчас не было даже мысли о нём. И всё равно, единственное слово, пришедшее в голову, было "любовь". Непонятно, к кому или чему... Просто к жизни, наверное.

Глава 11

Аина: Ярмарка воров

С тех пор, как Аину отвергла Ходячая Смерть, девочка болталась по стойбищу, как оторвавшаяся кувшинка в пруду. Вернее, она делала вид, что всё идёт, как обычно, занимаясь рутиной, но ощущала себя на краю пропасти. Той самой, куда сбросили Ташу...

Аина не жалела, что провалила это страшное испытание. Убить подругу своими руками было бы всё равно, что лишиться души. Никакие боевые навыки, пусть даже казавшиеся волшебными, такого не стоили. Жаль только, что этот урок так дорого обошёлся её подруге.

Однако, ей скоро стукнет двенадцать — пора покидать Дом девочек и перебираться в подмастерья к избранному наставнику. А она своего лишилась. И нового искать было слишком поздно. Она, конечно, пыталась, но никто из боевых мастериц её не привечал. Давали уроки, хвалили за способности, но не более.

Взять Аину в подмастерья готова была только Эльри. Вот только девочке совершенно не хотелось возиться с травами и мазями, а главное — с больными. В детстве ей нравилась доброта и мягкость этой женщины. Работа с ней иногда становилась отдушиной и до сих пор. Но сама Аина не считала себя доброй. И ей не хотелось такой быть.

Доброй нартская женщина могла быть только замужем, рожая наследников какому-нибудь ахсартагу; овладев чисто стойбищным ремеслом вроде ткачества, пекарства или молочничества; ну, ещё воспитательницей или целительницей. Но ничто из этого Аину не привлекало. Она хотела самостоятельности и свободы, а такое могли себе позволить только воительницы!

Для той же, кто мог вытворять в бою чудеса, Аина оказалась недостаточно злой. Впрочем, в эту крайность ей тоже не хотелось. Барама, которая больше не ходила на Охоту, как-то сказала, что надо определиться: либо туда, либо сюда, иначе так никем и не станешь. Но Аина не хотела выбирать. Почему надо быть либо злым, либо добрым? А не делать выбор каждый раз в зависимости от того, что покажется правильным? Иногда девочку разрывали нешуточные противоречия: с одной стороны хотелось тепла и близости с кем-то, с другой — чтобы все отстали и никто от неё ничего не ждал!

Хотя ждали от Аины лишь того, чтобы она пристроилась к какому-то делу. Однако из воительниц она никому не была нужна. Да и они её не слишком впечатляли. То, что могли дать мастерицы Меча и Кинжала, Стрел и Дротиков, Руки и Ноги, Седла и Стремян, было, конечно, полезным, но вроде приёмов ходьбы половчее для того, кто мечтал летать. За неимением лучших источников, девочка осваивала и эти простые навыки. Но без наставника некому будет за неё поручиться, когда придёт возраст Охоты.

Только Ху учила Аину чему-то действительно ценному с точки зрения самой девочки. Однако делать это приходилось чуть ли не тайком из-за неодобрения со всех сторон. Ху была слишком старой, чтобы брать новых подмастерий. К тому же, из другой Своры. И у неё уже имелась ученица, правда, не по боевой части, а по целительской.

Черноволосая круглоокая Роха перенимала у бывшей Ходячей Смерти уникальные для всей Орды навыки чинить людей руками. Не только когда что-нибудь вывихнут или надорвут, но и при коликах, бессоннице, буйстве и тому подобных вещах. Аине случалось подслушивать эти наставления, пока она ждала своего урока под видом того, что принесла какое-то снадобье от Эльри. Такое врачевание казалось ей более интересным, чем травничество, но Роха на неё даже не смотрела. Да и рано той самой было пока учить.

А Ху в последнее время давала уроки вовсе не боевые. Другой задумался бы, не выжила ли старуха из ума, услышав её задания. Например, стоять столбом в лесу полдня, пока какое-нибудь животное вроде кабана или горного козла не пройдёт мимо, не обратив внимания. Или ловить рыбу в горном ручье голыми руками. Или останавливать дыхание, сунув голову в бочку или в тот же ручей.

Получив очередное задание, Аина потом долго отрабатывала самостоятельно очередной урок. А какие-то замысловатые движения из упражнений по координации ей завещали делать каждый день до самой смерти. И хотя они не имели видимого отношения к бою, девочка чувствовала, что всё это постепенно меняет как её сознание, так и сам способ двигаться, сливаясь с другими объектами: мечом, луком, конём, противником... Объяснить это кому-то другому на словах было нельзя, но Ху сказала, что только так можно научиться делать то, что кажется невозможным другим.

А ещё Ху рассказывала, что такому искусству боя обучили их предков некогда более совершенные существа. Специально для того, чтобы противостоять Воинам Смерти, за которыми стояла некая злая сила. Этих существ было трое и назывались они валькириями — огромные женщины с тремя глазами и настоящими крыльями. Они спускались с гор. И учили не только тому, как двигаться, но и как чувствовать, как мыслить. Это было самым главным. И вот это главное нарты растеряли. Практически на её глазах.

Учительница Ху, Сарыза рассказывала ей, что когда-то в молодости видела одну валькирию. Наставница самой Сарызы умерла, не успев передать ей всё, и юная девушка пустилась на поиски таинственных существ, чтобы завершить обучение. Долго искала их, взбиралась на самые вершины, но нашла, лишь зайдя в какую-то пещеру и пройдя гору насквозь. Только оказалась она после этого совсем в другом мире — с лиловым небом и огромными деревьями. Валькирия, стоявшая на страже пещеры с той стороны, передала ей знания из третьего глаза на лбу прямо в голову, и, вернувшись, Сарыза десять лет постигала их на практике, тренируясь. Так что Ху повезло получить почти неискажённое учение. Но постепенно передавать его в чистом виде стало запретным. Ей разрешили обучать лишь одну ученицу за раз. И каждая теряла всё больше основ, отметая их во имя каких-то сиюминутных практических целей и не доучиваясь до конца. Альвейд была последней и очень разочаровала наставницу полным бездушием.

Так что, может, и хорошо, что молодая Ходячая Смерть забраковала Аину, как бы ни восхищало её владение телом на грани волшебства. Ху утверждала, что Аина сможет выработать свой собственный стиль, если будет вдумчиво выполнять упражнения, прислушиваясь к себе и "делая движения своими".

А ещё Ху предостерегала от выбора стороны — добро или зло, — как хотела Барама. Равновесие во всём было основой основ того учения, что преподала ей Сарыза. Ходячая Смерть должна быть беспристрастной, но ей свойственно сопричастие, необходимое, чтобы проводить душу жертвы в мир иной, не цепляясь за этот. И для того, чтобы быть чистым орудием, а не убийцей, она должна уметь почувствовать или понять, кому умирать ещё не время.

Однако нарты становились всё более жестокими, отметая чуткость к судьбе в угоду своей алчности. Они переименовались в Народ Войны и с каждым годом грабили всё больше людей, накаляя противостояние с Воинами Смерти. Они расшатывали равновесие, и по законам мироздания, рано или поздно чаша весов очень сильно качнётся против них. Впрочем, говорить об этом считалось крамолой.

Ху называла этот процесс, который длился всю её жизнь, "помрачением разума" и подозревала, что к нему как-то причастна старая ведьма Барама. Ведь та выглядела довольно пожилой ещё до того, как юная Ху начала обучение, и по всем правилам давно должна была помереть. Морену же Ху называла демоном, которому Барама помогла воплотиться. По её словам, этот демон подчинил сознание вождя ещё в младенчестве, а когда она вырастет, нартов ждут страшные времена, разложение и гибель.

Слова Ху можно было принять за бредни выжившей из ума старухи, но они вызывали в девочке какой-то глубинный отклик. Даже если Аина пока не понимала их до конца или считала иносказаниями, преувеличениями вроде сказок. Все эти рассказы придавали некий смысл её упоению во время занятий, позволяя верить, что она работает не только над телом, но и над душой. Объясняя, почему именно после этих упражнений внутри у неё воцарялся мир, а не простое опустошение от усталости, как после других, обычных. Только бы успеть перенять побольше, пока бывшая Ходячая Смерть сама не отойдёт в мир иной.

В общем, с одной стороны Аина продолжала тайно следовать избранному пути. А с другой, не могла найти своего явного места в Своре, чтобы приносить пользу. Если заставят, придётся выбрать Эльри, хотя это точно не её стезя.

Впрочем, расположение травницы позволяло ей не только навещать тайную наставницу под благовидным предлогом, но и продолжать выработку невосприимчивости к ядам, которая была начата по указанию Альвейд. Конечно, ученичество у целительницы ещё упростило бы этот процесс. Однако получить такую неуязвимость Аина хотела для того, чтобы всё-таки уходить со Сворой на Охоту.

Эльри знала о сомнениях девочки и однажды здорово озадачила Аину вопросом, зачем той Охота. Что именно она хотела там делать? Убивать, грабить? Не лучше ли лечить?

Аина думала несколько дней и не смогла найти внятного ответа. Точно не затем, чтобы причинять кому-то боль. Просто ей хотелось вырваться из будничной рутины, освободиться от скучных обязанностей, самоутвердиться в каком-то героическом свершении. И, чего греха таить — получить какую-нибудь красивую добычу, которой кочевники обычно пренебрегали: предметы роскоши и культуры, не на продажу, а лично для себя. Была у девочки такая странная маленькая мечта. Возможно, отчасти она родилась из зависти к Морене, которой в качестве подарков приносили всякие редкие предметы вроде огромной раковины, в которой можно услышать шум моря, обрамлённого самоцветами ручного зеркальца из диковинной кости или большого хрустального шара. А ещё книги. Она так и не получила "Сагу о Замке Малфир". Аина завидовала не положению, а именно вот этим маленьким радостям, но при этом ей хотелось добыть нечто подобное собственным трудом, а не как подношение. Однако выбор трофеев для лекаря или любого другого бытовика ограничен.

Как-то раз Аина решилась завести разговор о будущем со своей единственной оставшейся, хотя и нелюбимой подругой. Остальные девочки сторонились наперсницы "принцессы", которая по мере взросления всё явственней распоряжалась в Орде и вызывала всё более противоречивое отношение. С одной стороны, у неё получалось держать всех в узде, пусть и прикрываясь иногда папенькиным авторитетом, а с другой, её выходки многих бесили.

Можно было понять опасения юных нарток, что взбалмошной дочери вождя доложат об их затеях или словах, которые могут навлечь неприятности. Доказать, что подобное не пришло бы ей в голову, Аине было нечем, да и не хотелось. Ху учила: "Никогда никого не вини. Никогда ни на что не жалуйся. Никогда ни перед кем не оправдывайся. Только так ты сохранишь целостность, а это лучшая защита против всего на свете".

Морена отнеслась к поднятой теме несерьёзно. Посмеялась и сказала что-то вроде: "Не переживай, я пристрою тебя, куда захочешь, только скажи. Или просто заберу в личную свиту. Пусть только посмеют сказать, что помогать дочери немощного вождя не полезно для Орды".

Облегчения Аина не испытала. Она ценила свободное время после общих занятий, дающее возможность уходить тренироваться в горы, и боялась его потерять, став "свитой" Морены. Поэтому, пока терпело, не поднимала вопрос. Хотя такой выход мог оказаться наилучшим из имеющихся. Он позволит расти, не выбирая ремесло, пока не придёт возраст, позволяющий отправиться на Охоту, а там уже она покажет себя в деле.

Так что, несмотря на предостережения Ху и собственную неохоту, Аина не решалась противиться сомнительным затеям Морены. На этот раз дочь вождя придумала такое развлечение, как поехать на весеннюю ярмарку с собственной бандой воришек. Обычно этим промышляли воспитанники Дома мальчиков на пару с учениками воинов, но в этом году она собрала смешанную компанию — как по возрасту, так и по полу. Для какой-то хитрой задумки, в которой Аине была обещана главная роль.

Они поехали в Астен с Агдейской Сворой, чья очередь была работать на западном направлении в этом году. Весенняя ярмарка традиционно служила сигналом к началу Охоты. Свора могла поживиться торговцами на подступах или на обратном пути, объезжая Астен по широкому кругу Тропой Войны и совершая вылазки оттуда. А банда воришек откололась и выехала одним фургоном на саму ярмарку.

Морена с одним из парней постарше осталась сторожить фургон, объявив себя королевой воров, а Аину герцогиней. Для несостоявшейся Ходячей Смерти соорудили специальное платье из чьих-то благородных запасов, только под юбками по всей окружности были пришиты мешки для сбора добычи, которую должны были тырить по прилавкам и карманам остальные.

Малышня получила распоряжение ходить по двое, но как бы не вместе. Один забирает, незаметно передаёт другому, а тот уже Аине. Она же изображает из себя знатную наследницу в сопровождении другого парня постарше, прикидывающегося охраной. В случае "шухера" все кидаются врассыпную, "охранник" задерживает стражу, которой традиционно служили стекающиеся на ежегодный сбор ученики Воинов Смерти. "Герцогиня" же в это время элегантно исчезает в подворотнях и потихоньку выбирается с добычей к "карете".

Заданием было тащить всё самое лучшее для своей "королевы". Настроение у той было крайне весёлое — Морена предвкушала потеху. А вот Аине было здорово не по себе. Хорошо, конечно, что ей самой красть ничего не придётся. Плохо то, что, если её поймают, она не сможет отвертеться, как другие. Девочке казалось, в этом случае она сгорит со стыда. Причём, совершенно незаслуженно! Или всё-таки помощь ворам — так же неправильно, как и само воровство?

Аина не знала, откуда у неё вообще взялось это странное чувство, неприятно скребущееся в груди каждый раз, когда что-то казалось нечестным. Среди нартов завладеть чужим добром считалось доблестью. Правда, в основном, подразумевалась победа в бою. Которая сопровождалась риском для жизни и давала хозяину шанс отстоять своё имущество. Те же, кто ещё не дорос до настоящих схваток, проявляли свою удаль вот так: исподтишка уводили с прилавков и из корзинок фрукты и мясо, пироги и специи, резные фигурки и дешёвые украшения. Дорогие было велено пока не брать, чтобы стража на них не ополчилась раньше времени. Только присматривать лакомые куски — по одному в руки, чтобы стащить перед самым отъездом. А потом сравнить, чья добыча круче. Но у Аины всё это вызывало необъяснимую брезгливость.

Единственное, что девочке было неожиданно приятно, так это нарядиться, как настоящая знатная дама. Морена нацепила ей парик с длинными волосами — настоящими! Сделала красивую причёску, закрывающую шрам на щеке, который ещё и замазала белилами. Даже дала несколько своих украшений. Особенно Аине понравился золотой кулон в виде лилии с розоватым аметистом внутри. Он был таким нежным, изящным... Казалось, эта подвеска должна принадлежать ей, потому как Морене она совсем не подходила. Но вызывать дочь вождя ради неё на поединок... нелепо.

Спина девочки распрямилась, голова гордо поднялась, кисти грациозно свисали от согнутых в локтях рук, на одной из которых висел шитый золотом веер, а на другой — украшенный бисером кошель, наполненный для солидного вида и звона обитками разных металлов из кузни. Аина выглядела не хуже любой другой родовитой леди на ярмарке, о чём ей с явным восхищением сообщил "охранник" — развязный зеленоглазый юноша ахсартагской крови по имени Арто, которого Морена то приближала к себе, то отдаляла без всяких видимых причин.

Аина смотрела на благородных женщин с неожиданной завистью, внезапно осознав, что хотела бы вот такой жизни, а вовсе не воинской доблести. Но среди кочевников, увы, подобных вариантов не существовало...

Зато сейчас она могла хотя бы вообразить себя одной из них. Прогуливалась вдоль торговых рядов, небрежно прикасалась то к дорогущим тканям, то к ювелирным украшениям, словно бы примериваясь. Но потом отходила с выражением лица, говорящим: "Нет, это недостаточно хорошо для такого сокровища, как я".

Сбивала игру Аины только нартская малышня, периодически прислонявшаяся в толпе, чтобы сбросить добычу в необъятные карманы, упрятанные под верхней полуюбкой. Тогда девочка оглядывалась на своего высокого спутника, который следил за окружением, и нервно теребила кулон.

В какой-то момент её взгляд зацепился за немолодого мужчину, стоявшего на углу между торговыми шатрами. Было в нём что-то странное: осанка благородная, а одежда скорее охотничья, и на лбу кожаная лента, хотя оружия нет — в руках посох, а на пальце кольцо с крупным синим камнем под стать королю, но в серебре...

Секунду спустя Аина поняла, что обратила на мужчину внимание, потому что тот в упор смотрел на неё. Она вспыхнула смущением, но тут их глаза встретились, и мысль о том, что её заметили за сбором краденого, улетучилась, как не бывало. Эти ярко-синие глаза лучились теплотой и сопереживанием. А главное, были ей определённо знакомы. Только откуда?

Аина обернулась на Арто, но тот смотрел в другую сторону. А в следующий миг мужчины на прежнем месте уже не оказалось. Девочка позабыла о своей игре и теперь пыталась вспомнить, откуда она могла знать этого человека? Где его видела? Не в стойбище — точно. А где ещё? Быть может в той, прошлой жизни, до несчастья, о которой она ничего не помнила? Но тогда почему он не подошёл к ней, не назвал её по имени? Хотя бы не кивнул? И почему сочувствовал, если с виду у неё всё было хорошо?

Она так сильно задумалась, что чуть не сшибла очередного малька, спешащего к ней, чтобы сбросить добычу. И не успела опомниться, как толчок Арто в спину сообщил: что-то неладно. Аина обернулась и увидела двух юношей с косичками в характерной рыжей коже — Воины Смерти! Один тёмный, худой с острым взглядом, другой русый, сухощавый, тоже весьма серьёзного вида. И оба целенаправленно пробивались через толпу к ним.

Пора уносить ноги! Арто остался встречать парней, а Аина, вздёрнув нос, пошла дальше, как ни в чём не бывало. По крайней мере, она надеялась, что так казалось. Девочка постепенно ускоряла шаг, заступала за группы людей, заворачивала за шатры, пока ощущение, что ей смотрят в спину, не пропало. Однако успокаиваться было рано. Выйдя к краю ярмарочной площади, Аина завернула в подворотню проходного двора, который они нашли ещё накануне вечером. Пройдя насквозь трёхэтажный доходный дом и не чуя за собой погони, она готова была вздохнуть с облегчением, но тут её руку с веером схватил кто-то, появившийся из-за угла.

Аина резко развернулась и встретилась взглядом с чернявым стражем. Какие у него необычные глаза! Светло-серые с тёмно-серой каёмкой, словно звёзды во тьме... Снова знакомые! Но эти она сразу вспомнила: мальчик на дереве в её первом замке с нартами. Она его тогда не выдала, потому что он ей понравился.

Глаза парня тоже расширились, на секунду сместившись на её шрам, с которого отлетели волосы при повороте. Их глаза снова встретились, и по изменившемуся настрою Аина поняла, что тот её тоже вспомнил. Его хватка ослабла, девочка дёрнула руку, выворачиваясь, и побежала через двор. Страж её не преследовал.

Она быстрым шагом пересекла ещё пару улиц и остановилась у какой-то лавочки перед домом. Поняла, что ей необходимо присесть. Лицо горело. Ей было стыдно, неведомо за что. Всё было честно: парень обязан ей жизнью, и потому отпустил. Но тот его первый взгляд до того, как он её узнал — с таким жёстким презрением... Девочка не могла понять, почему оно её так болезненно обожгло. Даже глаза увлажнились — от злости. На всю эту дурацкую затею, на Морену. Почему она должна чувствовать себя какой-то дрянью недостойной?

Аина решительно поднялась и пошагала к фургону. С неё хватит. Пусть "королева" говорит, что хочет, но больше Аина "герцогиней" не будет. Пусть хоть обидится и перестанет покровительствовать. В крайнем случае, можно сбежать. Сейчас, как раз удобный момент — они уже в большом городе. Девочка не знала, куда податься, но если, скажем, спереть это платье, то можно разжалобить кого-нибудь, мол её похитили злые кочевники, ей удалось вырваться, а кто она — и сама не помнит из-за пережитого страха...

Занятая своими переживаниями Аина шла, не разбирая дороги. И поплатилась за невнимательность — её снова поймали за руку, заставив вздрогнуть от испуга. Причём, вырваться сходу, несмотря на злость и умение, не получилось. Её держала рука взрослого.

Аина подняла глаза. Перед ней стоял синеглазый мужчина. Девочка замерла. Под этим взглядом, казалось, невозможно было почувствовать оторопь или стыд. Он видел её насквозь и... не сопереживал, а принимал. Ощущение оказалось неожиданно болезненным. Точнее не оно само, а та пустота в её жизни, которую оно обозначило. Так мог бы смотреть отец...

И тут Аина вспомнила! Ей раньше часто снились эти глаза! Она и думала, что это отец с того света передаёт весточку. Почему она так решила — непонятно, наверное, из-за тепла во взгляде. Растерявшись, девочка смотрела на знакомого незнакомца во все глаза, совершенно открытая и беспомощная. А его захват на руке перешёл в мягкое пожатие и губы произнесли всего два слова:

— Вспомни себя, — настойчивые, как приказ.

У Аины в душе, отзываясь, натянулась и зазвенела какая-то струна, угрожая лопнуть. И пока она пыталась её усмирить, даже не заметила, как мужчина исчез. Оглянулась — его нигде не было видно.

Струна затихла, оставив ощущение внутреннего напряжения. Девочка не замечала его раньше, однако, теперь поняла, что оно присутствовало, сколько она себя помнила. Словно в доме её души был тайный чердак, о существовании которого она не догадывалась, пока не подул сильный ветер, отворивший слуховое окно, и не потянуло в жилые комнаты сквозняком с непонятно волнующим запахом. Дверь чердака задрожала, но не открылась. Видимо, была заперта на ключ.

Постояв ещё с полминуты, Аина окончательно пришла в себя и уже неспешно пошла к фургону, размышляя, как бы донести до Морены, что с неё забав хватило — убедительно, но не нарываясь на ссору. Сбегать ей пока расхотелось. Слишком много опасностей подстерегало девочку её возраста. И хотя какого-нибудь одного извращенца она, возможно, одолеет, против нескольких взрослых ещё слишком мала и слаба отбиваться.

Барама перед поездкой рассказывала, что таких, как она, похищают Отступницы Похоти, чтобы сделать наложницами для этих ненавистных Воинов Смерти. После чего дороги назад, к нормальной жизни для женщины нет. Она уже не сможет жить с обычным мужчиной. А если заживёт, тот быстро погибнет. Проклятие какое-то хитрое. Уж Барама-то в таком понимала.

Нет, лучше уже взрослой и полностью обученной уйти. Только надо поднажать на работу с оружием — меч, кинжал и метательные звёздочки. А ещё она видела у Ху интересные серповидные клинки "когти тигра", которые можно вращать на пальце и вскрывать ими вены противника в ближнем бою... Или не в бою. Их легко спрятать в подобном платье и, в случае необходимости, нанести смертельную рану обидчику так, что никто не поймёт и не поверит, что убийца — благородная леди...

С тех пор и пустила в Аине корни идея со временем покинуть кочевников. Изрядно облегчив дальнейшее пребывание с ними. Ведь это стало всего лишь игрой, притворство в которой естественно, как способ достижения цели. И поскольку эта цель лежала за пределами нартского мирка, отпала необходимость искать настоящего наставника и выбирать стезю из предложенных. Достаточно сделать вид, и в этом не будет ничего нечестного. Ведь пока другого выхода нет.

Глава 12

Клед: Отступницы Похоти

Перейдя в старшую группу, Клед оказался на другом участке монастыря, с другими наставниками. Только Тесак над всеми был один. Здесь занятия шли жёстче. Клинки выдали уже настоящие, затупленные из отживших своё боевых. Было больше поединков, часто командных. Верховая езда. Расширение арсенала оружия. Другие упражнения. Чего стоила одна только обкатка кувырков на щебёнке или падения вниз головой с высокого сука. Теперь про плоскости объясняли всем: как вкручиваться при падении, при кувырке, при ударе, чтобы не пораниться. Занимались в защитных длинных рубахах, связанных из пеньки, называвшихся вырвицами. Но всё равно травм было намного больше.

Под лазарет было даже отведено здание с несколькими палатами, которые никогда не пустовали. Здесь и проводил основную часть времени Ланцет. Клед успел познакомиться с больничными порядками, растянув руку при падении с лошади. Травмированным давали задания на поиск и отработку возможных в их положениях боевых действий. В специальном зале стояли снаряды, позволявшие тренировать отдельные части тела, чтобы не сидеть в праздности. Например, брусья разной высоты для накачки живота и поясницы или деревянные шары в специальных полозьях для разработки ног.

Однако много нагрузки брать не позволяли для скорейшего выздоровления. Кому-то полчаса, кому-то час утром на боевые приёмы и столько же после обеда на зал. Остальное время будущим воинам приходилось... вязать!

Когда Клед увидел крючки, у него глаза полезли на лоб: неужели воинов унижают чисто женским занятием?

— Это наказание? — спросил он у Ланцета.

— Можешь и так считать, — согласился врач. — Но вырвицы на деревьях не растут. А главное, вязание вырабатывает терпение и улучшает способность совершать мелкие точные движения. Первое понадобится при слежке и в засадах, а второе поможет незаметно проникать в стан врага. Хотя шпионскими заданиями чаще занимаются Стилеты Смерти, куда отбирают тех, кто уже имел, скажем так, склонности. От обычного же Воина Смерти требуется умение хотя бы быстро расшнуровать нартскую юрту. А это уже ювелирная работа — не клинками мясо кромсать!

После такого объяснения Клед подошёл к непривычному занятию с некоторым интересом. В конце концов, шить их уже заставили — каждый из старших Когтей мастерил себе кожан-непробивайку на будущее, закрепляя металлические квадратики с изнанки куртки. Но вязать оказалось сложнее из-за необходимости использовать более хитрый инструмент, чем игла. Можно было и пальцами, как некоторые, но по младшей группе парень помнил, как ссаживается кожа при кручении пеньковых верёвок, а в старых перчатках, как тогда, делать петли было неудобно. Осложнялось всё тем, что рука была потянута правая — пришлось осваивать крючок левой. Поначалу получалось ужасно, и кривое полотно приходилось раз десять распускать. Но постепенно Клед приспособился и к выписке даже связал целую пару рукавов.

Вернувшись в строй, он хотел наверстать упущенное время. Чувствовал, что засиделся без полноценной нагрузки и не хотел отставать от товарищей. В седьмицу, когда после обеда у Когтей было свободное время, все куда-то разбежались, а парень вышел на площадку — хотя бы ногами поработать по мешку и покувыркаться.

Однако вскоре к нему подошёл Ларис — один из наставников.

— Эй, Ворон, ты что тут делаешь? Завтра день отдыха, все у Отступниц.

— Я хотел позаниматься, наверстать...

— Так, ты мне это дело бросай! — жёстко сказал немолодой горбоносый Кинжал. — Мы достаточно занимаемся целыми днями. Будешь перерабатывать — выгоришь. Тебе что, девки не милы?

Клед против воли зарделся. Он силился что-то ответить, но не мог сложить и два слова.

— Ты у нас ещё девственник что ли? — Ларис внимательно воззрился на него с прищуром, даже ближе подошёл.

— Да, — потупился Клед.

До сих пор он умудрялся избегать разговоров на непристойные темы, которые время от времени вели между собой другие Когти. Мальчик старался их даже не слушать, полагая подобное неуместной темой для досужей болтовни, а тем более шуточек. Впрочем, поскольку воспитанники Смерти ходили только к специально обученным женщинам чисто для плотских утех, судить он их тоже не брался. Похвалялись же некоторые своими успехами в ратном деле, так почему и не в этом, если они воспринимали его, как подвиг?

Сам Клед всегда полагал, что встретит девушку, которую полюбит, женится на ней, и тогда уже у них всё случится. Правда, это были устаревшие представления, ещё от баронской жизни. Но и сейчас, когда избранная стезя может провести его мимо супружества, парню хотелось, чтобы первый раз произошёл с кем-то особенным, кто придётся ему по душе. Конечно, иногда ему снились жаркие сны, после которых он просыпался весь мокрый. Это началось после первого патруля на ярмарке в Астене, где он насмотрелся всякого разного: и на девиц лёгкого поведения с наполовину оголёнными прелестями, и на лобызающиеся парочки... Но в голову ни разу не приходило последовать совету товарища, как-то заставшего его за неурочной стиркой простыней — пойти и "поиметь бабу". Это даже звучало отвратительно.

Ларис, какое-то время молча разглядывавший его, наконец хмыкнул:

— Теперь понятно, почему ты так упариваешься в тренировки. Дурная силушка вся не туда пошла. Значит так, сейчас быстро помылся, в выходную форму оделся, и я отведу тебя в Красный дом ради первого раза. А потом ты будешь ходить туда сам каждую седьмицу вечером. Понял?

Кледу казалось, что лицо стало краснее варёного рака, но он кивнул. Не думал парнишка, конечно, что Смерть залезет даже в такие сокровенные дела. Но ежеутреннее повторение ученической присяги в краткой форме не давало забыть, что он вверил всю свою жизнь в Ладони Смерти. Как и остальные люди, впрочем, только Воины Смерти — сознательно.

— Считай это предписанием Ланцета, — усмехнулся Кинжал. — Если не веришь, он подтвердит. Марш приводить себя в порядок!

Парень на рефлексах стукнул себя кулаком в сердце, потом выбросил раскрытую ладонь в сторону земли, салютуя положенное "Всё живое станет прахом", и развернувшись, побежал выполнять приказание. Но, пока он ополаскивался под душем, на душе скребли кошки. Лишение невинности с женщинами для утех казалось ему в высшей степени недостойным.

А с другой стороны, старшие ученики рассказывали, что посвящённый Воин Смерти уже не сможет быть с обычной женщиной. То есть, быть-то он сможет, вот только она после этого умрёт. Так не лучше ли сразу отказаться от детской мечты, взявшейся из какой-то книжки — однажды полюбить и вкусить сладкий плод с тем, кто дорог? В конце концов, у него есть долг чести перед родом. И неизвестно, выживет ли он, исполняя его. Сможет ли он его исполнить без полного посвящения. Если же нет, то к чему обрекать хорошую девушку на страдания или на смерть? Да и себе душу рвать на части?

Конечно, будь его воля, парень, возможно, и вовсе не стремился бы открыть эту главу своей жизни, но раз уж так распорядились те, кому он себя поручил... Чёрт с ним, судя по обрывкам рассказов искушённых товарищей, которые нет-нет, да и долетали до ушей, это было довольно приятным занятием.

Клед стряхнул нерешительность вместе с водой, метнулся из душа в барак, отжал и промокнул волосы, заново заплёл косу, которая доходила уже до середины лопаток, хотя и лишилась недавно пряди у правого виска. Впервые надел мягкую кумачовую выходную рубаху и такие же панталоны, натянул сверху кожаный костюм, предназначавшийся для любого дела за стенами монастыря. Внутри воспитанники чаще всего ходили в некрашеных посконных "парах", которые каждый вечер стирали. Но сейчас некогда — Кинжал его ждёт, благо завтра выходной — успеется.

Мандраж начался уже за калиткой. Клед ещё ни разу не выходил наружу по каким-либо собственным нуждам. Не было их у него. Да и эта — не то, чтоб по собственной воле... Хотя дело, конечно, в другом. Сейчас он пересекал границу, ступая в неизвестность: не только между монастырём и Красным домом, но между юношей и мужчиной. И пересекать её вот так буднично, с кем попало, потому что, по мнению старших, пришла пора... казалось неправильным.

Однако, простую истину, которую Клед усвоил ещё со слов дяди, теперь вколотили в каждого: страх — это граница, и лучшее, что может сделать Воин Смерти, чтобы победить первое — перешагнуть последнее. Это необходимо для победы — как над собой, так и над любым противником. Суть любой стратегии сводилась именно к тому, чтобы не поддаться страху. И сейчас парень привычным усилием воли нацелился на прорыв.

За резными дверьми на памятном крыльце скрывалась прихожая, где Клед, повинуясь примеру Кинжала, сдал куртку странной бабушке, чьи глаза плотоядно блеснули при взгляде на него. Ларис, видимо, заметил, что парня потряхивает, и хлопнул его по плечу:

— Не дрейфь, страшно только в первый раз. Потом тебя за уши не оттащишь! — и твёрдой рукой направил ученика в витражные двери справа.

Войдя, они оказались в огромной гостиной, освещённой множеством свечей. Кругом стояли диваны и кушетки, на которых располагались старшие Когти, каждый в компании откровенно разодетой красотки или даже нескольких. Лица женщин и девушек были вызывающе размалёваны. В воздухе витал какой-то мускусный аромат, а из угла неслись звуки лютни, игравшей легкомысленную мелодию. Пара товарищей, давно зазывавших Кледа в сие заведение, приветствовали его появление задорными возгласами.

— Какие люди! — привстала навстречу им из резного кресла напротив входа, немолодая женщина.

Она была накрашена чуть меньше и одета чуть скромнее всех прочих. Кресло роскошью превосходило всю остальную мебель и предназначалось для одного человека. Всё это, как и особая аура властности, подсказали Кледу, что перед ними хозяйка заведения.

Ларис подошёл, и они обменялись совсем нескромным объятием. Он прижал женщину к себе слишком тесно, а она хлопнула его по заду, но поцеловать себя в губы не дала — изогнувшись, умудрилась подставить ухо, и судя по смешку, услышала что-то приятное.

— Позволь представить, Жани, это наш новичок, — указал Кинжал на Кледа, застывшего посреди комнаты.

Жани грациозно подплыла к парню, внимательно оглядывая его с ног до головы с одобрительным видом, приблизилась вплотную, подняла веером подбородок, заглянула в глаза.

— Как тебя зовут, милый?

— Клед, — хрипло сообщил парень.

Он ощущал себя странно. Эта женщина годилась ему в матери, но то, как она смотрела... Животный предмет её интереса был сразу понятен, и это отозвалось неожиданным возбуждением...

— Поздний что ли? — обернулась она к Ларису. Тот кивнул. — Сколько ему лет? Семнадцать?

— С хвостиком.

— Ну и ну!

Жани снова обернулась к покрасневшему Кледу и всмотрелась в глаза уже более человеческим взглядом. Задумчиво похлопала веером по ладошке, и вскоре изрекла вердикт:

— Тут нужна Абель. Девочки, позовите её! А ты пока присядь, милый, выпей, расслабься. Красотки, обслужите новичка!

К Кледу сразу же подошли две девушки, взяли за руки и подвели к большому креслу, с которого вспорхнули целых четыре прелестницы. Усадив его, провожатые пристроились рядом и тут же принялись массировать ему плечи. Третья налила кубок у буфета и поднесла его парню. Все они радостно улыбались ему, и, хотя Клед понимал, что такая у девушек работа, было очень приятно.

В кубке оказался хороший ронг, и парень осушил его чуть ли не залпом, в облегчении от того, что первая часть приобщения к мужскому миру прошла без особых хлопот. Третья девушка принесла от буфета кувшин и тут же снова налила кубок до краёв. Две другие продолжали ненавязчиво поглаживать его плечи, голову, руки, колени, вызывая на пару с хмелем состояние блаженной наполненности. Парень ради приличия спросил у девушек имена, но ни одного не запомнил. Они тоже о чём-то его расспрашивали, но Клед отвечал машинально. Вопросы-то были несложные: сколько лет, откуда родом, какое оружие предпочитает и тому подобное — чисто для поддержания разговора. Расслабиться окончательно он всё-таки не мог: внутри росло новое беспокойство, перед главной границей. Кто такая эта Абель и почему ему нужна именно она?

В ожидании Клед разглядывал окружение. Было забавно увидеть товарищей в такой роли. Некоторые вели себя естественно, другие же распустили хвосты, что твои петухи перед курами. И столько непривычных улыбок на обычно суровых лицах! Пожалуй, тут не только плотские утехи позволяли отдохнуть от воинских будней.

Также парень заметил, что у некоторых более взрослых девушек в центре груди была небольшая татуировка в виде цветка — у каждого свой. А вот у женщин постарше — уже целая цветочная мозаика в виде ромба, верхний конец которого начинался от ямки на шее, а нижний уходил во впадину между грудей. Он спросил обхаживавших его девушек, что это значит, и та, что сидела спереди, поглаживая ему колени, ответила:

— Это степени посвящения. Когтям можно иметь дело только с Оступающимися -теми, кто без татуировок. Наречённым и Солдатам — с Отступающими, у кого маленький цветок, а вот полноценным Воинам — с Законченными Отступницами, у которых проявлен большой узор.

— А почему?

Девушка замялась, и в разговор вступила та, что постарше, которая наливала ему уже в третий раз:

— Мы, как и вы, служим одной богине — Смерти, и чем выше ступень посвящения, тем пагубней отзываются телесные контакты на тех, кто ниже по рангу. Сила Тёмной Матери накапливается в нас и разрушает непосвящённых. Да и неинтересно становится.

Клед вгляделся в пояснявшую девушку и увидел у неё на груди красный мак. При этом она очень искренне ему улыбалась:

— Я говорю лишь о том, что происходит за закрытыми дверями. Но здесь, в гостиной, все мы едины. Для нас радость помогать расслабиться всем, кто служит Тёмной Матери. Не обязательно утехами, можно просто поговорить или получить массаж. Ни одна из нас никого из вас не отвергнет. Мы неспособны. По крайней мере, после посвящения любое ваше прикосновение приносит нам удовольствие.

Клед, наполовину вылакавший уже третий кубок ронга, решил тут же проверить и протянул свободную руку к щеке девушки, глядя ей в глаза. Та нагнулась, чтобы принять ласку, и парень не увидел в её блаженно расширившейся улыбке ни малейшего признака фальши. Обнаглев, он провёл пальцем по её губам, и зрачки девушки расширились, как от острого удовольствия. Интересно!

— Спасибо, — поблагодарил Клед за разъяснения и убрал руку, которой тут же завладела сидевшая сбоку девушка.

Он погладил по щеке и её. Тогда третья нагнулась сзади и поцеловала его в губы. В животе у парня затрепыхались бабочки, а в штанах слегка подпёрло. Он даже сам испугался собственной реакции, и отстранился, залпом допив свой кубок. К счастью, девушки не настаивали, давая ему время освоиться с новыми ощущениями.

Смущённый Клед искал, на чём остановить взгляд, чтобы успокоиться, и тот упал на лютнистку. Девушка сидела в тени, не была ни накрашена, ни оголена, но казалась светлым пятном на фоне окружения. Возможно, из-за светлых волос и белого платья, однако, улыбка, блуждающая на её губах, выражала радость совершенно иного толка. И от этого начавший было заполнять голову парня дурман рассеялся. Он с благодарным поклоном отставил вновь наполненный кубок и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза и сосредоточившись на музыке. Мелодия была игривой, но в то же время светлой, от неё становилось легко на душе. Стеснение, страх, неуверенность таяли.

Внезапно все невесомо поглаживающие тело руки упорхнули, вместо них на колени опустились две ладони потвёрже. Клед тут же встрепенулся и увидел присевшую перед ним зрелую женщину с белыми волосами и глазами. Он запоздало вздрогнул. Она улыбнулась, и парень неожиданно понял, что женщина очень красивая, причём своей, а не вызывающей нарисованной красотой, и кожа в её относительно скромном декольте совершенно чистая.

— Здравствуй, Клед, — сказала она музыкальным сладким голосом. — Меня зовут Абель. Не бойся, я слепа большую часть жизни. Но только на глаза.

Она перевернула одну руку ладонью вверх и чуть приподняла. Повинуясь логике жеста, парень вложил свою руку в её. Женщина замерла, словно прислушиваясь. Клед ощутил приятное тепло, которое потекло между их руками. Улыбка Абель стала шире. Она встала:

— Пойдём, поговорим там, где глаз поменьше?

Женщина иронично усмехнулась, и у парня отозвалось что-то тёплое в груди. Она и правда совсем не была пугающей, если отвлечься от порока внешности. Через касание Клед почувствовал невольное расположение к этой слишком взрослой непосвящённой Оступающейся, если следовать терминологии девочек. Такой нестрашно было довериться. Наверное, даже лучше, чем молодой и менее опытной — нет нужды переживать, что оплошает, можно положиться на её знание дела.

Парень поднялся, Абель продела свою руку под его, и тут мимо прошла Жани в обнимку с Ларисом. Хозяйка задержала шаг, шепнув что-то на ухо Абель, но через пару секунд Кинжал игриво утащил её прочь из залы.

Абель сначала задержала Кледа, который чуть не последовал прямо за старшими по званию, а немного погодя подтолкнула парнишку к двери, предоставив тому вести себя и направляя лишь словами: вверх, на второй этаж, направо, последняя дверь справа.

Войдя, они оказались в тёплой спальне, оформленной в тёплых тонах, насколько можно было судить при свете пяти свечей и камина. Слева от входа огромная кровать, посреди комнаты перед камином лохматый ковёр, в дальнем конце у окна — кушетка, кресло, маленький столик с фруктами и небольшой буфет с напитками. Абель направила его туда и предложила присесть. Парень усадил даму на кушетку, а сам выбрал кресло.

— Сколько ты выпил? — спросила женщина.

— Три бокала ронга, — ответил Клед и, осмелев, добавил: — Если честно, не хотелось бы напиваться до бесчувствия.

— Похвально, — улыбнулась Абель. — Тогда налей нам обоим по половине кубка из зелёного графина и разбавь его соком из прозрачного доверху.

Наполнив бронзовые кубки, Клед подал один женщине и хотел отступить на кресло, но та мягко удержала его за руку:

— Присядь со мной рядом. Я не стану на тебя бросаться, обещаю, — и снова эта ироничная улыбка, так отличающаяся от прочих.

Парень повиновался и не удержался от вопроса:

— А почему вы... в таком возрасте без татуировки? То есть, без посвящения?

— О, а ты любопытный. Только не обращайся ко мне на "вы" — это не способствует близости. Договорились? ... Значит, девчонки уже объяснили, что к чему? ... Ну так я не из их числа. Я — бывшая Весточка.

Абель делала небольшие паузы в речи, в которых собеседнику полагалось кивать, и Клед только на второй раз сообразил, что она этого не видит. Он взял её за руку, видимо, как раз для этого положенную ладонью кверху на кушетку рядом с его ногой. Женщина легонько обхватила его пальцы, подтверждая догадку, и тогда парень дважды сжал их, подтверждая ответы на оба вопроса.

— Кто такая Весточка? — спросил он.

— Нынешняя играет в зале на лютне. Это невинная девушка с каким-либо изъяном, волею судьбы попавшая к нам в дом. Я рано ослепла, а Нинэ отродясь немая. Весточка что-то вроде отдушины. Когда кто-нибудь из Отступниц переполняется Тёмной Силой до того, что начинает хворать, она приходит и отводит этот излишек, спасая сестёр. Девушка отправляет весточку остальным богам, чтобы забрали излишки в милосердии, не свойственном богине Смерти.

— Так значит, вы... ты — сама невинна?

— О нет, давно уж нет, милый Клед, — опять ирония. — Но я была свидетельницей множества постельных сцен. Порой после войн приходилось вестовать прямо по ходу дела. Не вовлекаясь в него само. Так я научилась "слышать" тела. А когда появилась новая Весточка, мой давний поклонник наконец лишил меня невинности. Меня не вынуждали заниматься тем же, чем и все. Я приносила достаточно пользы советами, обучением молодых, врачеванием. Но однажды в сложной ситуации я вызвалась наставить одного стеснительного юношу вроде тебя. С тех пор мне таких и доверяют.

— Разве я такой уж стеснительный? — смутился Клед.

Абель рассмеялась приятным лёгким смехом, как девочка:

— Ну вот видишь? Ты и сам не понимаешь, насколько ты чуткий и деликатный. К тому же из знатного рода?

— Как вы догадались? Прости, как ты догадалась?

— Ты открыл передо мной дверь оба раза, без задержки, которая потребовалась бы на осознание такой необходимости из-за моей слепоты. Значит, приучен к этикету, — она чуть сжала его руку.

— Вы... Ты такая умная!

— Тебя это смущает?

Клед задумался — он не привык описывать свои чувства.

— Пожалуй, наоборот. Меня это немного... бодрит?

— Возбуждает, Клед. Это называется "возбуждает", — Абель вжалась ладонью в его ладонь и парень понял, что она права. — А это значит, что и сам ты незаурядного ума.

— А... — Клед запнулся, потому что в горле начинало забавно щекотать, — с чего ты взяла, что я чуткий?

— Ну, это совсем просто! Ты оба раза взял мою протянутую руку, которую иной бы не заметил. Да и пока мы поднимались, мне не каждый раз пришлось указывать голосом, куда свернуть — ты откликался на движения тела.

— И что это значит?

— Значит, ты далеко пойдёшь, если захочешь.

— Как это связано? — необычная женщина ошеломляла Кледа своими выводами.

Абель снова мелодично рассмеялась:

— Выпей вина и закуси фруктами. Ты же не на лекцию пришёл.

— Пожалуйста, ответь! Мне надо знать! — взмолился парень, сжав её руку.

— Только если выпьешь и мне позволишь. Договорились? И не торопись глотать залпом, — вовремя остановила она Кледа. — Посмакуй, насладись. Это очень хорошее вино.

Парень повиновался и с осторожностью глотнул. Вино было терпким и сладким. Наверное, крепким, если без сока. Он таких напитков ещё не пил. По гортани разлилось тепло с намного более приятным вкусом, чем ронг. Клед медленно выпил ещё несколько глотков и ощутил, как тепло сначала согрело грудь, а потом распространилось в голову.

Он даже невольно расслабил пальцы в ладони Абель, и только тогда она опустила свой кубок. Оторвала с блюда на столе несколько виноградин, протянула по направлению рта Кледа, и тот послушно собрал ягоды губами. Спустя секунду осознав, что снова проявил "особую догадливость". Абель довольно улыбалась:

— Давай договоримся, это последний вопрос не по делу, хорошо? Если захочешь, придёшь как-нибудь потом, и мы побеседуем на любые темы. Но сейчас ты просто пытаешься оттянуть шаг в неизвестность. Что недостойно Когтя Смерти, — она лукаво подмигнула.

— Договорились, — согласился Клед. — Просто мне правда важно понимать, что происходит и почему чувствительность делает меня способным воином?

— И поэтому в том числе: ты хочешь разобраться, ответы для тебя важнее удовольствий. Однако чуткость на телесном уровне позволяет понять противника не только умом, но и душой. Если ты будешь это развивать, то в итоге обретёшь способность предугадывать движения врага. С такими данными можно стать и Ятаганом или Тесаком, а может, даже Скимитаром однажды. Если захочешь.

— А кто-то может не захотеть? — удивился парень.

— Может. Тот же Ларис, например. Ты думаешь, зря Жани, которая не снисходит ни до кого ниже Тесака, ушла сегодня с простым Кинжалом?

— Он так хорош? — удивился Клед.

— Скорее всего, лучше, чем ты можешь себе представить, хоть я и не видела его в бою, — опять чуть кривящая улыбку ирония. — Так что прислушивайся к нему в тренировках. Советы кого-то более толстокожего тебе на пользу не пойдут.

— А почему Жани... Она хозяйка? — кивок. — И поэтому не занимается Воинами низкого ранга? — отрицание. — Или потому, что неинтересно? — кивок. — Девочки что-то объясняли про уровни посвящения и накопление Тёмной Силы, но я не понял...

— Ты нарушаешь уговор, — Абель изящно выгнула бровь.

— Это последний вопрос, клянусь! Просто раз уж меня приобщают к этим играм... Если я тебя правильно понял... Я могу тренировать здесь чувствительность, необходимую для битвы? — кивок с расширившимися глазами. — И мои действия могут повлиять на женщин вплоть до их смерти? — снова кивок с выражением неверия на лице. — Значит, я обязан понимать, как именно всё это связано, по крайней мере, чтобы не навредить.

Клед не понимал восхищённого выражения лица Абель, но она порывисто потянулась к нему и шепнула дрогнувшим голосом:

— Поцелуй меня, пожалуйста. Легонько. В губы.

Парень быстро приблизил к ней лицо, немного смущённый, но настолько польщённый, что в голову не пришло бояться собственной неумелости. Однако в последний момент задержался, понимая, что такое внезапное обожание недостойно торопливого "клевка". Он медленно преодолел последние два сантиметра, почувствовав жар женских губ ещё до прикосновения, и бережно прильнул к ним своими на долгое мгновение. Было щекотно, приятно, трогательно...

Отстранившись, Клед, с удивлением заметил, что на глазах Абель выступили слёзы.

— Пояснишь? — робко попросил он.

Женщина кивнула. Но ещё с полминуты молчала, видимо, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами. Достала из-за отворота рукава платочек, легонько промокнула уголки глаз, сглотнула, вздохнула и наконец ответила:

— Такую чуткость сердца среди Воинов я встречала только у моего любимого. К сожалению, по правилам дома, никому не позволено спать вместе слишком часто. Чтобы не привязываться. Впрочем, любви плевать на правила. Я даже была готова пойти на риск принять его Тьму — я ведь всё-таки была Весточкой, и возможно, остальные боги ещё не перестали меня слышать. Только наедине мы оставались всего трижды. А потом его убил Меч на Поединке Чести. Ивэн бросил ему положенный однажды в жизни вызов, чтобы стать во главе Обителей Смерти и поменять правила ради нас, но не смог одолеть.

Клед сочувственно сжал похолодевшую ладонь, помолчал из уважения с минуту, а потом всё же рискнул вернуть затерявшуюся в воспоминаниях женщину в момент насущный:

— А насчёт Тёмной Силы и интереса пояснишь?

Абель вздрогнула, кивнула, улыбнулась, вздохнула, прочистила горло и заговорила:

— При посвящении — полном или частичном — как Воин Смерти, так и Отступница Похоти подсоединяются напрямую к силе Тёмной Матери. Она даёт способности выше человеческих — каждому по склонности — и новые ощущения. Чем больше Воин убивает врагов, тем больше в нём копится Тёмной Силы. А Отступницы реагируют на эту силу, как мухи на мёд. Она манит их и при слиянии перетекает в них, освобождая Воина от тяжести, которая иначе может разрушить его самого. Говорят, что это удовольствие намного глубже, чем обычные утехи. Но зачастую принимает жестокие формы. Чем больше Тёмной Силы получила Отступница, тем больше ей хочется, а стало быть, какой-нибудь дежурный Воин с парой-тройкой убитых на счету уже не заинтересует опытную сестру. После боевых действий в Воине может скопиться слишком много Тьмы, а Отступница вбирает её всю, будучи не в силах противиться своей жажде. И если сосуд выбран не по размеру, так сказать, нередко случается отравление, при котором и нужна Весточка, отводящая излишек.

Клед был потрясён услышанным. Какая жуткая схема! Трудно было представить себе женщину, сознательно идущую на подобное. Тем более такую, как чудесная Абель. Парень поймал себя на мысли, что совершенно перестал воспринимать её возраст и физические особенности, как отталкивающие. Сейчас она казалась ему самой прекрасной женщиной, что он когда-либо видел. И дело было не в вине, а в приоткрывшейся ему душе. Такой невероятно светлой посреди описанного мрачного безумия...

Пока ещё невинный и непосвящённый Коготь Смерти молча дал себе клятву не использовать этих женщин таким образом, если только будут силы. По крайней мере, помнить о том, что может с ними наделать и стараться не спускать в них всю Тьму, которую накопит, или хотя бы осторожно выбирать тех, кому его ноша будет по плечу. Он очень надеялся, что обещанные после посвящения сверх-способности позволят ему чувствовать и это.

Парень коснулся пальцами щеки сидевшей молча Абель, потом раскрыл ладонь, прижал, осторожно смахнул большим пальцем ещё одну слезинку. Белоглазая красавица благодарно потёрлась щекой о ладонь в ответ. Улыбнулась, вздохнула и решительно сказала:

— А теперь, благородный юноша, давай займёмся тобой. Скажи мне для начала: я правильно поняла, что ты явился сюда не по собственному почину?

Клед смущённо кивнул, но потом вспомнил и произнёс вслух:

— Да, — почему-то теперь ему стало неловко за это.

— После услышанного тебе не стоит стыдиться. В твоём возрасте кровь бурлит и плоть требует утех. То, что ты не шёл у них на поводу, делает честь силе твоего духа. Но и телом пренебрегать не стоит. Давать ему разрядку важно, иначе можно сойти с ума или сорваться в важный момент и погибнуть. Надеюсь, ты пока не пожалел?

— Нет! — тут парень мог ответить твёрдо и искренне.

Он и представить не мог, что визит окажется настолько интересным. А мир, который он не горел желанием исследовать, местами прекрасным. В нём просыпались смутные воспоминания о женщинах, с которыми он имел дело в детстве: мама, няня, кухарка, служанки... Юноша понимал, что какая-то часть его все эти годы пробыла в спячке, а теперь пробуждалась и питала сердце необъяснимой радостью.

— А почему ты не стремился сюда? — продолжила расспросы Абель, — Ведь все твои товарищи давно проводят седьмицу здесь. Ответь мне искренне. Не думая.

— Я хотел по любви...

Как только слова прозвучали, они показались ужасно глупыми, наивными и совершенно неуместными для будущего Воина Смерти, тем более, в доме утех. Но Абель радостно засмеялась, сжала его руку обеими ладонями и страстно зашептала:

— Запомни это, Клед! Не забывай, что для тебя важно. И лучше всего, беги, когда тебя отпустят на год. Наречение ещё не делает тебя достаточно опасным для обычных женщин. По крайней мере, если не начнёшь много убивать. Потом будет поздно. Обручённый несёт Смерть любой женщине, кроме Отступниц. И эту жажду души будет уже никогда не утолить!

Бывшая Весточка приблизила к нему своё лицо, как будто могла видеть. Глаза её были широко распахнуты, на щеках играл румянец. Клед удивился, что женщине его причина не показалась глупой, даже наоборот. Возможно, он не так уж наивен, просто скроен не для воинской жизни. Но что поделать? Не рассказывать же ей о своём долге чести перед родом. Он не знал, что ответить.

— Запомнишь? — требовательно переспросила Абель.

— Запомню, — пообещал парень, раз его просили только об этом, а не бежать.

Женщина наконец отпустила его руку и приняла более игривую позу, слегка откинувшись назад. Кокетливо сказала:

— Хватит разговоров. Напои меня вином из своего кубка. Только медленно и осторожно.

Клед повиновался. Поднёс к губам Абель край сосуда, она коснулась его смягчившимися губами, юноша медленно наклонил кубок, чтобы жидкость не потекла слишком быстро... Смотреть вблизи, как женщина пьёт из его рук... неожиданно возбуждало намного больше, чем лицезрение наполовину оголённых девиц! И парню казалось, что дело вовсе не в манящей позе, а в том, какой беззащитной она была перед ним сейчас.

Дыхание юноши постепенно учащалось, сердце билось быстрее. И когда рука Абель коснулась его кисти, опиравшейся на кушетку, между ними проскочила искра — настоящая! Видимо, покрывало было шерстяным. Клед вздрогнул и пролил остатки вина мимо рта женщины ей в декольте. Но та лишь засмеялась. И без стеснения скинула завязанное на пояс с запахом платье, оставшись совершенно обнажённой.

Юноша застыл, оказавшись не готов ко внезапно открывшейся красоте. Возможно, её тело не было столь свежо, как у юных прелестниц в гостиной, но формы поражали изяществом. Впервые он видел так близко женскую грудь целиком, тёмные соски, лёгкую округлость живота, ямку пупка, бёдра... Плоть в штанах встала по стойке "смирно". Клед даже не знал, что она может до такой степени твердеть, и перестал дышать от нахлынувших ощущений.

Слепая красавица почувствовала, что парень замер, и снова засмеялась своим лёгким приятным смехом.

— Не пугайся. Тебе стоит познакомиться с женским телом. Давай, я прилягу.

Она пошла к кровати, по памяти обходя мебель, но Клед поспешил подстраховать и, аккуратно взяв под руку, чтобы не коснуться чего-то лишнего, довёл её до места, усадил. Абель грациозно растянулась на алых простынях и похлопала ладошкой рядом с собой:

— Садись рядом и просто поизучай. Потрогай, посмотри, как я реагирую. Женские тела более-менее одинаковые. Но реакции у всех разные. И если ты хочешь повысить свою отзывчивость в бою, то более чувствительного инструмента не придумать. ... Не стесняйся, иди ко мне. Без твоих рук мне будет холодно. ... Только не смей накрывать меня одеялом! Я не для того сняла платье!

Женщина снова рассмеялась, и Клед тоже выдавил смешок. Он ведь в самом деле хотел взять сложенное в изножье покрывало и прикрыть Абель в ответ на жалобу о холоде. Но, кажется, это заявление было лишь частью оказавшейся всё-таки забавной игры.

Эта маленькая интерлюдия принесла облегчение — в штанах стало посвободнее, и юноша отметил для себя, что эволюции там происходят как будто помимо его воли, но связаны с тем, на чём он сосредотачивает внимание.

Отбросив смущение, парень забрался на кровать, прилёг на некотором расстоянии от женщины и начал изучение. Которое оказалось увлекательнейшим делом, учитывая то, как откликалась Абель.

Он исследовал тело снизу вверх, сначала руками, отмечая, какие касания приятней, судя по громкому дыханию и сокращениям либо расслаблению мышц. Понял, что самые чувствительные места находятся в складках. Поразился зримой реакции сосков и тому, насколько острее воспринимается прикосновение к ним. Осознал, что эти области соответствуют самым болезненным. Вот тебе и связь с боем, а он ведь не придавал должного значения урокам Лариса о болевых точках...

Дойдя до лица, Клед поцеловал Абель, опять поймав тончайшие приятные ощущения, и только тогда догадался, что можно было исследовать тело губами. Начал всё путешествие по новой в обратном порядке. Отклик оказался намного ярче: Абель то смеялась, то вздыхала на грани стона, а когда он дошёл до низа живота, распахнула ноги и пустила его в святая святых. Реакция на его поцелуи там оказалась настолько сильной, что юношу взял азарт. Он увлёкся поиском наиболее сильного воздействия, возбуждаясь от стонов и вскриков Абель. Та схватила его за волосы, извивалась, выгибалась, пока наконец он не почувствовал языком в горячей норке сильные конвульсии, после которых женщина со вздохом обмякла, словно обрезали нити у куклы.

Клед отстранился и подтянулся выше, желая посмотреть на лицо Абель. Там было написано такое блаженство, а в позе такое расслабление... В груди у парня что-то дрогнуло: неужели он смог доставить женщине подобное наслаждение? И расцвела улыбка умиления: значит, не только Тьму и Смерть он им может приносить, но и что-то хорошее. От этого на душе стало легко и тепло, а плоть в штанах снова относительно успокоилась и обмякла.

Немного отдышавшись, Абель сказала охрипшим голосом:

— Ты просто самородок, Клед! На одних инстинктах, без опыта смог нащупать то, чему большинство ни за какие коврижки не научишь. Какая потеря для женщин! Я бы сказала, что быть тебе не только Скимитаром, но запросто и Мечом, если бы не ошиблась уже однажды... Налей вина, пожалуйста. С соком. В горле пересохло. Сейчас я немного приду в себя и "отомщу", — усмехнулась она.

Клед послушно отправился к буфету, наполнил два кубка и вернулся к кровати. Абель подтянулась полулёжа на подушки, взяла вино и снова похлопала по простыням. Парень наконец перестал смущаться и устроился так же полулёжа рядом. Оба не спеша, с удовольствием осушили свои сосуды, и Клед убрал их на пол.

Женщина ощупала его и велела:

— Раздевайся. Теперь познакомлю тебя с твоим собственным телом. Давай. Ты же не можешь до сих пор стесняться? Тем более слепой?

— Нет, — рассмеялся юноша и освободился от одежды.

Абель сначала уложила его на живот, прошлась лёгким массажем по всему телу, обозначая чувствительные, возможно, и у женщин места, до которых парень не додумался: голова, шея, область между лопаток, поясница, ямки под ягодицами, коленные сгибы, ступни ног. Прижалась своей мягкой грудью к его спине. Пульс и дыхание у парня участились, плоть снова стала наливаться тяжестью. Даже не столько от прикосновений, сколько от горячих токов, гулявших между ними.

Потом Абель перевернула его на спину, поцеловала в губы так же изощрённо, с языком, как он недавно ублажал её внизу. Горячо надышала в уши, вызывая приятный озноб. Облобызала соски, зажигая яркие звёзды в мозгу. Дальше Клед уже плохо отслеживал конкретные действия, поскольку то бёдра, то живот, то грудь женщины периодически касались его взвившейся плоти, и это было самое острое ощущение. А уж когда Абель взяла её в рот, парень забыл обо всём на свете. Ему и не снились такие восторги!

К сожалению, продлились они слишком недолго. Бывшая Весточка вернулась к его лицу и прошептала на ухо:

— Прости, ответную любезность я тебе не окажу, чтобы избежать сюрпризов. У нас ведь другая главная задача, верно? Подтянись повыше, сядь, опираясь на подушки.

Парень, чьё причинное место, будь у него голос, сейчас кричало бы "Вернись!", плохо соображал, но повиновался машинально. И — о чудо! Она вернулась! Но не ртом, а своим сокровенным тайником. И это было ещё умопомрачительнее, потому что там было намного горячее и теснее, и эти жаркие "объятия" захватили распираемую желанием плоть по всей длине.

Оседлавшая его женщина задвигалась, как на коне, и у Кледа помимо воли вырвался стон. Сознание было на грани взрыва от невероятных ощущений. Юноша вцепился в бёдра Абель так же, как она чуть раньше в его голову, и рвал, рвал на себя, всё быстрее и быстрее, пока у неё снова не случились конвульсии, которые он ощутил теперь намного глубже.

Вот только его собственная жажда не была утолена, а женщина замедлилась, обессилев. Из горла парня вырвался рык досады. Абель припала ему на грудь и шепнула на ухо:

— Поменяемся местами.

Клед одним движением, как при борьбе, перевернул её на спину, приладился половчее и задвигался сам, вонзаясь всё стремительней, пока не разразился фонтаном такого острого наслаждения, что на несколько мгновений отключился, рухнув на подругу и потеряв связь с действительностью.

Вернул его в сознание музыкальный голос Абель, настойчиво говорившей прямо в ухо:

— Клед, голубчик, ты живой? — он невнятно замычал. — Слезь с меня. Тяжело.

Парень с трудом сделал усилие, достаточное, чтобы перевернуться на спину и упасть рядом. А женщина продолжала щебетать:

— Только не засыпай. Есть у вашего брата такая склонность. Поздравляю, ты более не мальчик, но мужчина! Прирождённый любовник, честное слово. Мне давно никто не доставлял такого наслаждения. Расскажи о своих ощущениях.

Клед снова невнятно замычал. Говорить решительно не хотелось. Ему казалось, что он парит где-то за облаками, словно уже умер. К чему беспокоить усопших?

— Давай, давай. А то отключишься, а ночевать вам здесь не положено. Ну, говори, что ты чувствуешь?

— Пустоту, — наконец выдавил парень. — Блаженную пустоту. Вот бы Смерть была такой приятной.

С каждым словом его голос проваливался всё ниже, приобретая новый тембр и глубину. Абель усмехнулась:

— Плотской экстаз часто называют маленькой смертью. Но, судя по тем случаям, когда мне приходилось вестовать, ваша Смерть не такая.

— А какая она?

Абель ненадолго задумалась.

— Жестокая, коварная... Она вынимает из тебя душу. И тебе при этом больно. Приятно тоже, но само смешение этих состояний лично мне кажется противоестественным. Хотя многим нравится. Потому что ощущения очень сильные.

— А как вы вообще... Как ты можешь со многими, с разными?

— Ты о соитиях? Всех Отступниц с младых ногтей учат воспринимать любого мужчину, как проявление бога-разрушителя, господина и супруга Смерти. И девушка не начинает служить, пока не поймает это ощущение, не начнёт распознавать общее качество в каждом из вас. После посвящения добавляется реакция, о которой я могу судить лишь со стороны. Оступающимся уже не нужно прилагать усилия, чтобы увидеть в вас бога, они начинают дрожать от желания при прикосновении любого посвящённого Смерти. И даже если бы захотели, не смогли бы ему противиться.

— Ты поэтому не прошла посвящение?

— Нет, я же была Весточкой почти до тридцати лет, а после двадцати проходить посвящение уже опасно. Хотя, я и рада. Так ощущения настоящие, мои, не наведённые. ... Я смотрю, ты достаточно пришёл в себя, раз снова принялся за вопросы. Тогда одевайся. Выпьем напоследок и будем прощаться.

Клед со вздохом сполз с кровати и натянул свои вещи. Абель завернулась в простыню. Он отвёл её снова на кушетку, наполнил кубки и сел рядом.

— Ну что, выпьем за твой мужской путь? — со смешком предложила женщина. — Обещай, что не станешь затворником! Такие таланты надо применять!

— Обещаю, — усмехнулся и Клед.

Они медленно выпили.

— Я могу прийти к тебе снова? — спросил парень. И уточнил: — Сюда, в спальню.

— Если и так, то ещё не скоро. Правила не зря запрещают нам часто встречаться. Иначе ты привяжешься. А тебе это не нужно, поверь. Осчастливишь пока других девушек. Потом тебе, может, и самому не захочется больше приходить к такой старухе.

— Ну что ты! — возмутился Клед. — Ты очень красивая. И добрая. Я тебе так благодарен... Если не по любви, думаю, это лучшее, что могло со мной случиться.

Абель расплылась в умилённой улыбке.

— Тебе спасибо, что вернул мне веру в род мужской. Поцелуй меня на прощание и ступай.

Юноша отставил оба кубка на стол, обнял за плечи ставшую всего за пару часов такой близкой женщину, и обменялся с ней долгим нежным поцелуем.

— Возьми с собой фруктов, — сказала она на прощание. — Уже поздно, а тебе ещё захочется поесть.

Клед взял два яблока и гроздь винограда, без труда нашёл выход, чуть не забыв куртку. Снова столкнулся глазами с плотоядной старушкой, теперь лучше понимая её выражение лица. Хотя, он ведь пока не был посвящённым... Да Смерть их всех разберёт. Думать совсем не хотелось.

Он вышел на улицу, подышал ночным воздухом, в котором уже чувствовалось дыхание ранней осени, с удовольствием поглощая виноград. Все ощущения обострились. Хотелось на волю. Скакать куда-нибудь без оглядки, быть самому себе хозяином... Может быть, он и последует совету Абель. Но пока рано загадывать.

Вернувшись в барак, Клед отключился, едва коснувшись головой подушки. Блаженное состояние продлилось у него и весь следующий день, несмотря на боль в паху при движении. Но чувствовалось, что она поверхностная, и скоро пройдёт. Тело совершенно не хотело шевелиться, лёжа ему было слишком хорошо. Пойти на тренировочную площадку даже в голову не пришло. Парень едва заставил себя выстирать повседневную форму после обеда, а пришить пластинки, выданные кузнецом на этой неделе для непробивайки, и вовсе не смог — оставил на следующую. Товарищи посмеивались над его неконтролируемой улыбкой во время трапез в столовой. Но ему было плевать.

Похоже, Ларис был прав, и в сверхурочные тренировки Клед просто вкладывал излишек сил. Однако потратить его вот так, с женщиной было значительно приятней! Парень стал более сосредоточенно тренироваться, когда положено, а в день отдыха исправно посещать дом утех.

Он старался выложиться по полной с каждой новой Оступившейся — даже не ради неё, а ради какого-то иного самовыражения, чем в бою. Стремился тоже увидеть в них проявление богини, правда, навряд ли той, которой они все служили. Скорее он искал ту же мягкую, податливую, но упругую и живую отзывчивость, которая так тронула его в первый раз. И чаще всего находил или умудрялся вызвать, наслаждаясь этой властью не менее, чем телесной сладостью. А может, даже больше, ибо в редких случаях, когда не удавалось достучаться, порой не мог довести себя до разрядки.

Клед не хвастался перед товарищами, но некоторые вскоре заметили, что многие девушки стали с ним особо приветливы. Пара-тройка самых задиристых, которые любили хвастаться своими "победами" на этом поприще, пытались его подначивать. Парень старался не реагировать. Мало чести в том, чтобы быть властелином женских охов. Намного больше он гордился, одерживая верх в бою.

Однако, когда самый злостный "петушок" дошёл до личных оскорблений, пришлось вызвать его на поединок — официальный, с судейством из Кинжалов. Победил легко, хотя не быстро — наказал противника ударами по болевым точкам, чтобы он ещё пару дней вспоминал.

О да, по совету Абель, Клед стал внимательней прислушиваться к немолодому Кинжалу, и тот вознаграждал его интерес более подробными разъяснениями по учебной части и не только. Ну и, конечно же, парень отрезал смачную прядь с макушки противника — сколько смог захватить. Чтобы сопроводить физическое унижение моральным.

Это был единственный ответ, который Клед себе позволил на все язвительные замечания — по совету Лариса. И ощущалась такая выдержка, как победа над собой. Потому что возразить на несправедливые нападки хотелось. Парень не понимал причины внезапной враждебности. Ларис же разъяснил, что это зависть толкает "петушков" на недостойное поведение, и не стоит им уподобляться, вступая в перепалку.

Достоинство нельзя доказать, говорил он, можно только проявить, не опускаясь до мелочных реакций, сохраняя владение собой. Это лучший доспех против словесных атак, которыми часто пользуются примитивные противники, чтобы уязвить и заставить совершить ошибку. Для себя Клед запомнил состояние, которое уловил по описанию Лариса, как и многое другое, через образ Меча: как будто он стоит с ним в позиции "защита спереди", и плевки, которыми метит в его душу вероломный соперник, попросту разбиваются о волшебный металл, не оставляя на нём следа.

Сдержавшись от злости в поединке до конца, выразив своё презрение лишь делом, парень действительно почувствовал, что ему удалось морально победить обидчика. Видимо, ощутили это и остальные, потому что с тех пор подначки прекратились. А один из ребят поскромнее даже как-то подошёл, чтобы спросить втихаря совета, чем Клед так впечатляет женщин. Тот в ответ мог лишь буркнуть: "Просто слушай её тело!" Но дальше обсуждать свои интимные "подвиги" отказался, и непрошеному "ученику" пришлось отстать.

Глава 13

Аина: Наречённый Смерти

После смерти Великого Амзора Аина неожиданно оказалась в привилегированном положении. Новым вождём нартов должен был стать глава той из Свор, чьи люди за последние десять лет больше всех увеличили благосостояние Орды. Но на Великом Сборище выяснилось, что наибольшую прибыль принесли идеи Морены.

Чередование Свор по направлениям Охоты расширило охват: что просмотрела одни, то на следующий год подбирали другие. Наёмные штурмы замков за долю добычи значительно снизили людские потери, при этом увеличив число нападений и общую выручку. Сбор же тканей, столовой утвари и хозяйственного инвентаря вообще принёс колоссальную выгоду, поскольку за них южные дикие племена расплачивались самоцветами, которые затем продавались по хорошей цене.

Конечно, приходили все эти приказы якобы от вождя. Но многие давно подозревали, что им манипулирует дочь. Теперь же этот вопиющий факт, наоборот, стал козырем. Те, кто был недоволен нововведениями, считая их детскими капризами, что называется "утёрлись". Ведь оказалось, что даже летнее стойбище, всегда бывшее нахлебником, теперь увеличивало богатство Орды чуть ли не больше Свор, путь и за счёт их добычи.

Счётчица озвучила неумолимые цифры по всей Орде за двадцать лет, и все убедились, как сильно они начали расти по мере введения новшеств. Барама добавила своё авторитетное мнение, что девочка "осенена богиней Войны". А сама Морена поделилась ещё более далеко идущими планами: основание своего княжества в заброшенных замках на границе. Не отменяя Охоту, но увеличивая долю торговли и скотоводства. А также привлекая больше людей. Это позволит укрепить их позиции и однажды разбить наголову Воинов Смерти, после чего постепенно подмять под себя хотя бы часть Свободных Княжеств.

Главы Свор были впечатлены, вдохновлены и согласились принять Морену в качестве нового предводителя. Правда, пока та не достигнет возраста Охоты, её наместницей назначили Бараму. Хотя самые умные понимали, что и Мудрейшая лишь прислуживает амбициозной наследнице. Так Аина и стала правой рукой вождя.

Справедливости ради, за год до этого, когда минули все сроки выбирать стезю, Аина всё же пошла сдаваться в ученицы к Эльри. Но целительница вызвала её на откровенность и добилась признания, что к данному делу душа девочки совсем не лежит. Добрая покровительница предложила вместе поискать варианты. И когда всплыло предложение Морены, Эльри задумчиво сказала:

— Боюсь её помыслы доведут нас всех до беды. Но мне кажется, твоя суть настолько светлая, что ты её хоть немного уравновесишь. А этого может хватить, чтобы всех нас спасти. Ты ведь и сейчас единственный человек, к которому она прислушивается.

— Как же! Попробуй ей воспротивься, — фыркнула Аина.

— А ты попробуй. Ты ведь всерьёз не пробовала, верно? Между тем я вижу, что в мелочах она тебе уступает. И потом, ты её единственная подруга. Какой бы дьявол ни сидел в этой девочке, даже ему нужен поверенный. Одиноким не хочет остаться никто.

Аина задумалась. Возможно, она и вправду слишком робела. А Эльри продолжила:

— Кроме того, я вижу, как ты любишь уходить в горы одна. Зачастую это признак особенной стези, которая находится не сразу. Если сразу правильно себя поставить, то именно вариант с Мореной может дать тебе больше всего свободы. Не пойми превратно, я была бы счастлива тебя обучать, но если это не твоё, мы лишь зря потратим время и силы. Так что подумай об этом. Ко мне ты всегда сможешь обратиться за советом и помощью.

Аина поразмыслила денёк и пришла к выводу, что Эльри права. Раньше девочке не приходило в голову сдерживать подругу, но после памятной игры на рынке она научилась той отказывать. Возможно, получится и что-нибудь привнести. А даже если нет, аргумент о большей свободе звучал в устах Эльри очень логично, тогда как самой Аине раньше казалось, что Морена загрузит её больше всего.

Девочка спросила у целительницы, что значит "поставить себя" и как это сделать правильно, и та пояснила, что надо: во-первых, сразу оговорить условия и не позволять от них отступать; во-вторых, никогда не просить милости и поблажек; в-третьих, составлять по любому вопросу собственное мнение и придерживаться его; в четвёртых, не стесняться его предлагать; и в-пятых, ничего не ждать — каждый сам делает выбор, у другого человека всегда есть право отказаться.

Так Аина и поступила. Сразу затребовала свободу обучения боевым дисциплинам и возможность на несколько часов каждый день уходить в горы. В остальном же, такого занятия как компаньонка дочки вождя раньше не существовало, поэтому девочки вольны были изобретать обязанности по ходу дела. На что-то, вроде партнёра по тренировкам и выписки конспектов из книг, Аина соглашалась, от чего-то, вроде работы комнатной прислуги, отказывалась. И к моменту, когда Морена стала предводительницей, у них уже сложился определённый уклад, который сделал помощницу хедивегом.

Отношение к Аине с тех пор изменилось. Люди стали приветливей, хоть и не все искренне. Влияние на Морену, правда, было весьма ограниченным. Действовало лишь в каких-то мелких вопросах. В отношении глобальных замыслов или рискованных затей та была непреклонна. Зато свою внутреннюю независимость Аине всё же удалось отстоять. И даже добиться за это какого-никакого уважения. По крайней мере, ею больше не помыкали направо и налево. Хотя сопровождать Морену в авантюрах всё же приходилось. К счастью, с получением нового статуса, у той почти не осталось на них времени.

Пока Морена была занята делами Орды, Аина тренировалась в том искусстве, которому начала учить её Альвейд, а потом помогала осваивать Ху. К сожалению, старая Ходячая Смерть умерла ещё до вождя и не смогла передать девочке всё. Хотя "когти корса" через Раху завещала — жаль, без упражнений. У них ведь не было нормальных занятий — везло, если раз покажут, раз проверят и дадут дальнейшие напутствия.

Так что приходилось самостоятельно повторять тысячи раз, пока действие не начнёт совершаться легко и изящно, как будто само по себе — так напутствовала Ху. В каких-то элементах девочка добилась этого ощущения, но другие пока ускользали.

Иногда Аина подсматривала за тренировками Альвейд, чтобы проверить, правильно ли она вообще делает то или иное движение. О добровольной помощи речи быть не могло, поэтому приходилось наблюдать тайком. Помогала в этом подзорная труба, которая нашлась в загашнике у Морены. А осложняло дело то, что Ходячая Смерть отлично ощущала пристальный взгляд.

Зато это заставило девочку освоить данное не всем искусство маскировки. Были у них, оказывается и такие мастера. Они тренировались специально против Воинов Смерти, стычки с которыми раньше случались постоянно. Те как-то чувствовали не только взгляд, но и вообще чужое присутствие поблизости, так что к ним крайней сложно было подкрасться. Однако, как говорила Анхэ, наставница в этом тонком деле, "на всякий горшок найдётся своя крышка".

Вскоре Аина поняла, что состояние, необходимое, чтобы скрыть свою "искру жизни" было именно тем, ради которого она часами стояла в лесу неподвижно. Тогда у девочки не было должного интереса, чтобы уверенно освоить этот навык. А теперь появился. Как говорила Ху, ничто не научит лучше настоящей необходимости.

Аина продолжала посещать и другие групповые занятия, как "вольнослушатель" — распоряжение Морены открыло перед ней все площадки, хоть и не прибавило любви мастеров. Но для девочки главной была возможность поучаствовать в тренировочных схватках. Именно там она и обнаружила, к своей радости, что у неё начало получаться то, что Ху называла сутью своего искусства: "Противник должен улететь, ничего не почувствовав, как будто его унесло ветром". К сожалению, при таком раскладе он и бояться не начинал.

Впрочем, Аина давно заприметила, что бойцам-девушкам тяжело одолеть сверстников мужского пола при одной и той же выучке. Просто потому, что те намного сильнее. Хотя чистокровные нартские девицы были физически покрепче найдёнышей, их тоже учили полагаться скорее на скорость, обходы и хитрости. Но в ответ на удар можно было схлопотать некрасивый синяк. А на невесомое воздействие Аины у парней не срабатывал инстинкт бить со всей силы.

Конечно, в настоящем налёте на мягкотелых оседлых жителей условные слабости девушек будут неважны. Но пока и здесь хватало вопросов, которые приходилось решать кулаками. В частности, у подростков началась пора ухаживаний. Некоторые девчонки и сами не прочь были сдаться, а других просто брали по праву сильного. Воспринималось это достаточно просто: покорил — теперь заботься о ней. Считалось, девица сама по себе не склонна расстаться с девственностью и надобно настоять. С учётом последующих подарков, помощи, а порой и совместной жизни, девушки, как правило, оказывались не в претензии. Даже если спустя время пара расходилась — для женщины всё становилось проще.

Вот только Аина была против такого расклада. Пока что её защищал возраст, но после пятнадцати придётся драться всерьёз. Потому что никто ей не нравился достаточно, чтобы отдаться. И тут как нельзя кстати было то, что на тренировке с ней никто сладить не мог. Они не понимали, почему, злились, но завалить не могли — она всегда уворачивалась, ускользала, да ещё и умудрялась их опрокинуть.

И всё же грызла Аину непонятная тоска. Она считала, что ей не хватает наставника. Хотела наводить страх, как Альвейд, чтобы даже не подходили, а не просто ускользать. И вот, словно в ответ на её мечты, Гаргузская свора притащила с очередной Охоты интересного пленника — Воина Смерти. Точнее, он был не пленником, а добровольным перебежчиком, которого связали, дабы перестраховаться, и не Воином, а лишь Наречённым, то есть не полностью посвящённым, но тонкости девочка узнала позднее.

А пока главным было то, что Морена решила принять его в племя и оставить в стойбище. Даже поощрила тренировать молодых бойцов. Ведь рано или поздно Воины Смерти сойдутся с Народом Войны не на жизнь, а на смерть.

Заодно и узнали, почему в последние годы противодействие снизилось: на западных рубежах Свободных Княжеств было крайне неспокойно, и Смертники, как их по-простому называли нарты, отбивали нападения там. Воевали они с дикарями, поэтому победа была лишь вопросом времени. А потом наверняка начнётся серьёзная кампания на истребление кочевников, так что знание их приёмов боя последним крайне пригодится. Эти сведения из первых рук лишь укрепили авторитет Морены, которая предсказала такой сценарий ещё при избрании.

Брен примкнул к нартам из чувства мести. Перед Обручением со Смертью Наречённые могли год побродить по свету, чтобы сознательно подтвердить стезю, на которую вступали ещё в отрочестве. На самом деле после многих лет, проведённых в монастыре, трудно было найти в миру что-то для себя интересное. Ведь мужчине нужно дело, а их обучали только войне, и даже окунали на год в боевые действия. Там была цель, служение во благо, бодрящий дух опасности, какое-никакое братство по оружию, и всё необходимое для жизни, а снаружи — ничего. Но Брен встретил свою любовь и обрёл новый смысл существования, расцвеченный совершенно другими красками.

Наречённый решил не возвращаться на путь Смерти. Он женился на своей возлюбленной и осел в Лидене — небольшом городе в центре Свободных Княжеств, где не было Обителей Смерти. Устроился вышибалой в придорожную корчму. Потом стал подрабатывать в охране караванов. Купил семье домик на вырученные за одну жаркую поездку деньги. В общем, жизнь налаживалась. Вот только детишек они завести никак не могли. Трижды жена его рождала мёртвых младенцев, а в последний раз и сама умерла. Жизнь в одночасье потеряла смысл.

И Брен винил в этом "всю растреклятую лавочку Смерти", как он её называл. А подвох был в том, что посвящение делало Воинов опасными для обычных женщин. При Обителях Смерти всегда были дома утех, где мужчин обслуживали такие же посвящённые Отступницы Похоти. Так что у бойцов никогда не бывало дефицита в женской ласке. И хотя для Наречённых, которые лишь одной ногой вступили на этот путь, был свой отдельный ранг таких же полу-Отступниц, считалось, что все они ещё могут вернуться к обычной жизни, не неся смерть любимым. Только, как видно, это оказалось неправдой!

Поэтому бывший Наречённый Смерти весьма охотно согласился передавать свои знания тем, кто, как он рассчитывал, однажды сойдётся в серьёзной битве с виновниками его беды, и, если всё сделать правильно, "расхреначит эту проклятую кодлу вдребезги".

Однако поначалу нарты совершенно не стремились в ученики к чужаку. Аина же сразу ухватилась за эту возможность. Здешние учителя были для неё уже мелковаты, а от Брена шло ощущение, вызывающее оторопь, чем-то схожее с Альвейд — то, чему девочка жаждала научиться.

Наречённый отнёсся к её энтузиазму скептически. Пришлось показать, на что она способна. Это был самый трудный бой до сих пор в её жизни, хотя тренированный взрослый мужик заметно сдерживался, опасаясь её покалечить. Пришлось разозлить его, пару раз хлёстко достав по лицу. Брен не то, чтобы вспылил, но наконец решил, что пора пресечь "девчачью дерзость" и пошёл на захват. Девушка увернулась, вывернув ему руку так, что тот загремел на спину. Озадаченное выражение лица было таким забавным, что Аина прыснула со смеху.

— Ну ладно, — сел Брен на земле. — А повторить сможешь?

— Не уверена, — честно ответила Аина. — Иначе я не просилась бы в ученицы. Мне очень надо научиться пугать. А то удивлять пожалуйста, но ты ведь не забоялся?

— Хм, — мужчина поднялся на ноги. — Ну что ж, попробуем. Просто все наши методы... точно не для девочек. Если что-то будет чересчур жёстко, говори, не молчи. Научить надо так, чтобы не сломать. Я гляжу, у тебя какая-то своя система, в которой сила, похоже, не требуется? — Аина кивнула. — Вот и корректируй мои задания с учётом этого. Покажешь?

Брен приподнял левую бровь, приобретая озорной вид, и неожиданно словно помолодел лет на десять. Вообще ему было около тридцати, но суровое выражение лица и затаённая боль в глазах делали его старше. Аина кивнула, хотя совсем не была уверена в своём праве передавать кому-то постороннему такие знания.

Искусство валькирий, как и следовало ожидать, воин не воспринял — слишком иначе были заточены его годами отработанные движения. Хотя общая точка неожиданно нашлась. Кинжалы Смерти учили: "Схватил — потерял, отступил — победил". Но воплощалось это скорее на уровне тактики: лучше уклониться от атаки, чем встретить её на блок, никогда не держать захват, если не удалось сразу обездвижить врага, и всё в таком духе. Объяснить, как уступать физически прямо в контакте, контролируя при этом противника, Аина так и не смогла. За этим стояла многолетняя переделка рефлексов, заниматься которой сложившемуся бойцу смысла не было. И Брен удовольствовался тем, что запомнил: её лучше вообще не хватать, чтобы не давать рычаг.

Девушке же, в свою очередь, было сложно делать многие силовые вещи — в самом деле, нартские мастера-женщины учили совершенно иначе, без прорывов, на плавном увеличении нагрузки. К счастью, Брен был достаточно открыт, и вместе они находили подходящую форму для того, чтобы выработать тот или иной навык, либо же вовсе решали отказаться, поскольку в арсенале Аины уже было что-то, заменявшее его. Иная логика движений подразумевала иные приёмы, и зачастую девушка просто не оказалась бы в той ситуации, где нужно действие, которому хотел её обучить Наречённый Смерти. Однако творческая работа по адаптации его стиля к своему Аину очень воодушевляла.

Пару недель спустя к тренировкам присоединилась Морена. Не похоже было, чтобы она всерьёз собиралась осваивать навыки Воинов Смерти, просто хотела привлечь к обучению других нартов. И это сработало. Первым подтянулся Арто, который в перерывах между ссорами ходил за Мореной хвостиком, за ним — его дружки, ну а потом пошло-поехало. Потому что оказалось интересно. Одно только понятие о плоскости удара открыло массу новых тонкостей для освоения. А были ещё броски и искусство падений!

В конце концов, народу набилось столько, что Морена, пользуясь своим привилегированным положением, запросила частные уроки. И Аина затесалась вместе с ней. Однако вскоре предводительница стала часто пропускать тренировки, ссылаясь на занятость по делам Орды, и девочка получила, считай, личного учителя. Она подозревала, что Морена не всегда говорит правду о причине пропусков, а ведёт с Наречённым какую-то свою игру наподобие той, что годами держала при ней Арто, то приближая, то отдаляя. Впрочем, Брен пока не поддавался. Вроде бы. Смысла всех этих ухмылок, поз и язвительных замечаний Аина постичь не могла. Но на выгоду лично для себя жаловаться было грех.

В чём занятия с Бреном однозначно пошли девушке на пользу, так это в управлении собственной злостью. Она была от природы довольно вспыльчивой. Обычных сверстников её вспышки гнева иногда даже пугали, некоторые обзывали её "бешеной" и предпочитали не связываться. С одной стороны, Аина хотела, чтобы её боялись, но такой испуг, когда она сама собой не управляла, не давал ощущения власти над ситуацией.

Для Морены же любое возмущение служило поводом поиздеваться и довести до белого каления. Её искусство в этом деле не знало ни равных, ни пощады. Так что, став её помощницей, Аина довольно быстро научилась держать свои реакции при себе. Только потом частенько приходилось выпускать пар, лупя беззащитные деревья на горных склонах. А вот к необходимости контролировать себя с другими девушка пришла совсем по другой причине в одной, казалось бы, заурядной ситуации.

Заигрывания между мальчиками и девочками начинались ещё задолго до возраста взросления. Сначала первые дёргали вторых за одежду или за волосы — у кого они были. Аина всегда стриглась коротко, по обычаю воительниц. Зачем давать лишнюю возможность причинить себе боль? А захват за одежду можно использовать и к своей выгоде.

Потом, когда формы девчонок округлились, подросшие мальчишки стали позволять себе более неприличные действия, подсмотренные у взрослых: то по заднице шлёпнут, то за талию обнимут, то вообще ухватят за грудь. На последнее их особенно соблазнял выдающийся по местным меркам бюст Аины, который однажды принялся расти, как на дрожжах.

Налившиеся перси поначалу изрядно стесняли девушку. И даже не грубым прозвищем "Сиськи!", которое частенько неслось ей вслед. Столько внимания от мальчиков она никогда не получала, так что справедливо сочла пышную грудь скорее достоинством, чем недостатком. К сожалению, на тренировках это достоинство серьёзно мешало, болтаясь туда-сюда.

Сперва она приматывала природное богатство к телу по рецепту одной из взрослых мастериц. Но, при существенно превосходящих советчицу объёмах, это было довольно некрасиво, крайне неудобно и, к тому же, неприятно. Во-первых, фигура стала похожа на бочонок, во-вторых, ткань толком не держалась, а в-третьих, тело в складках кожи прело.

Вскоре Аина нашла в одной восточной книге из "библиотеки" Морены поддерживающую конструкцию из наряда женщин лёгкого поведения и соорудила некое подобие в качестве исподнего, сшив между собой несколько полос ткани. Стало намного удобнее и красивее, но и внимания больше привлекало.

Это девушку не слишком беспокоило, поскольку обычно она вполне успешно уворачивалась от загребущих рук подрастающих юнцов. Но однажды недоглядела, и некий рыжий нарт ухватил её за самую мягкую часть тела. Аина так разозлилась, что бежала за шутником полстойбища, а когда он огибал угол загона, почти нагнала и зарядила ногой в голову. К счастью, парень в этот момент поскользнулся на траве и чуть не упал, так что удар немного не достиг цели. Он удержался за жердь и побежал дальше, а девушка остановилась от осознания, что чуть не натворила. На виске у обидчика вспухла смачная полоса от её чувяка: ещё буквально полвершка — и шалость могла стоить ему жизни...

С тех пор Аина серьёзно озадачилась вопросом самоконтроля. Многие упражнения из тех, что давала ей Ху, глубоко умиротворяли. Но для этого нужно было надолго уединиться в тихом месте. А такая возможность была не всегда. И это спокойствие, ради которого девочка отчасти так любила уходить в горы, не держалось при взаимодействии с другими. Если уж её кто-то задевал, то всю уравновешенность как ураганом сносило.

Зато более грубые приёмы Брена действовали быстрее, хоть и были также основаны на дыхании. Но если Ху советовала погружаться в себя, плавно замедляя ритм, то Брен предлагал глубокий сильный вдох, задержку, такой же мощный выдох и опять задержку, которые усмиряли бурю внутри уже буквально через пять повторений.

А ещё он учил в поединке представлять, что на лице сплошная маска из тех, что носили южные шаманы. Девочка видела рисунки в книгах, так что долго объяснять не пришлось. Смысл был в том, чтобы скрыть от противника свои реакции, не давая воспользоваться ими. Оказалось, что при этом чувства тоже как бы застывали. То есть внешняя невозмутимость помогала добиться внутренней.

С другой стороны, оказалось, что именно приручённая злость пугает людей так, как хотела Аина. Без заряда данного чувства сложно кого-то впечатлить. Но для этого им нужно полностью овладеть. Запереть внизу живота, не давая подняться в сердце и в голову. А при необходимости вложить в волевой посыл из солнечного сплетения. Можно облечь его в словесную форму, а можно и просто посмотреть. Главное при этом представлять, что вот сейчас убьёшь противника, и как именно. Непреложно веря, что ещё один неверный жест с его стороны, и ты это сделаешь. И надо быть готовым угрозу воплотить. Именно тогда у других возникает страх.

Сам Брен признавал, что это умение — не выпускать злость из живота и направлять её из "солнышка" — пришло к нему после Наречения. Он не знал, насколько человек непосвящённый способен освоить этот навык, но описал, как мог, свои ощущения и не видел существенных преград к тому, чтобы, при должной тренировке так не мог бы сделать любой.

Овладеть раздражением Аине оказалось довольно трудно, но бывалый воин считал, что не стоит беспокоиться: у молодых кровь всегда бурлит, а с возрастом — и хотел бы вернуть прежний напор чувств, да не дано уже.

Однако, тренируясь как-то в лесу направлять свою злость на муравьёв, Аина вдруг поняла одну вещь, которая значительно охладила её желание стать страшной. Не было оснований полагать, что у Альвейд это работало как-то иначе. А значит, Ходячая Смерть постоянно желала убить всех окружающих. Даже если такое состояние было результатом стремления обезопасить себя, как и у самой Аины... Девушке расхотелось превращаться в подобие этой холодной злючки. Пусть сейчас ей никто достаточно не нравился, но она помнила милую сердцу с детства историю о замке Малфир и в глубине души мечтала однажды познать такую же глубокую любовь. Альвейд теперь уже вряд ли на такое способна, даже если изначально была. Да и кто в своём уме к ней подойдёт? Все боятся. И не зря. Вспомнить только бедную Ташу! Её убийство было таким беспричинным и бесчувственным, что поневоле усомнишься, человек ли ещё эта смертоносная северная красавица.

Тренировку чувств Аина продолжила, но уже с меньшим пылом. И, как ни странно, стало лучше получаться. Поразмыслив, она решила, что необязательно создавать именно пугающий образ. Стоило попробовать окружить себя ореолом нетерпимости ко всяким вольностям: вместо атакующего тарана выстроить несокрушимую крепость. Чтобы никаким шутникам не хотелось даже протягивать к ней руки — для начала.

А если вспомнить о планах однажды покинуть нартов и попытаться проникнуть в среду знати, там неприступность для женщины будет намного уместнее умения вызывать страх.

Так что Аина стала вкладывать чувства в намерение облить горящим маслом тех, кто слишком назойливо лезет ближе, чем ей хотелось бы — не только мальчишек, но и подхалимов, желающих через неё угодить Морене. Главное ведь непреложно верить, что можешь, а не мочь на самом деле — такие выводы напрашиваются из слов Брена. Когда не хватало веры, она представляла, как отрывает мужское достоинство наглеца или выкалывает глаза нахалке. И вроде бы даже начало что-то получаться, хоть иногда.

Единственным человеком, на котором Аина инстинктивно никогда не пыталась применять этот приём, была Морена. Казалось, та и сама одним взглядом может человека ранить, раздеть или унизить. Девушка даже решила, что стоит поучиться у "подруги". Ведь скорее всего, природа её власти над людьми была схожей — сильные чувства. Вот только каким-то образом она ими всегда владела, с самого детства. Ощущалось в этом нечто сверхъестественное.

А ещё загадочней стало, когда Морена понимающе улыбнулась Аине, решившей поизучать её методы воздействия за деловым разговором с кем-то из ахсартагов. Как будто поняла, что делает хедивег, и дала "добро"! После этого у Аины в голове внезапно сложился узор мозаики из отдельных камешков, которые накопились за недолгую жизнь, и у неё появилось, над чем призадуматься.

Получалось что всякое чувство в какой-то мере вещественно и обладает силой. При помощи внимания эту силу можно использовать для себя, а можно направить на другого. Этот другой, при должных умениях, может считать твой посыл, понять его, отразить и бог весть что ещё. Перед девушкой открылся целый невидимый мир. Точнее, новое видение уже известного. Она стала по-другому воспринимать взгляды, чувства, жесты, фразы, которые могли быть заряжены или нет. Причём, у обычных людей чаще нет, а вот у Барамы и Морены — почти всегда.

Но ведь Ху не раз говорила, что воля направляет силу, а сила превращается в движение — и только при такой последовательности получится совершать невозможное. Не это ли она имела ввиду? Аина начала переучивать все её упражнения с новым пониманием, и как-то раз поваленный одним вдохновенным ударом руки ствол молодой сосны стал подтверждением, что она постигла ещё один слой искусства валькирий.

Конечно, повторить такое свершение по желанию ещё раз у неё не вышло. Равно как и редко получалось намеренно кого-то оттолкнуть одной только силой своих чувств. Но лиха беда начало! Теперь Аина точно знала, каких чудес могла добиться, развиваясь дальше, и с воодушевлением продолжала переосмысливать наследие Ху, вспоминая даже те уроки, которым в своё время не уделила достаточно внимания, сочтя их скучными и непонятными.

Вот только Ночь Костров, Ночь Любви неуклонно приближалась, а с ней и пора переступить очередной важный порог в жизни каждой юной нартки. Аина и так откладывала этот шаг, сколько могла. Опять. Протянула больше полугода. Как раз перед появлением Брена ей исполнилось пятнадцать, и теперь любой сможет взять её на игрищах. Точнее, конечно, не любой, однако, она опасалась, что на этот раз ускользнуть не удастся.

Дело в том, что с памятной поездки на ярмарку Арто периодически проявлял к ней интерес — конечно, когда не бегал за Мореной. Аина всегда считала, что это часть их странной игры, попытка вызвать ревность у своей возлюбленной. Хотя та лишь посмеивалась за закрытым пологом юрты, а на людях могла и отбрить ухажёра острым язычком, как будто и вправду оскорблена. Аина пробовала намекнуть красавчику, что он пытается перепеть Хумай — вещую птицу счастья и беды. Но быстро убедилась, что тот не заинтересован в правде, и решила не вмешиваться.

Однако в этом году Арто не ушёл на свою первую Охоту, как было положено по возрасту, хотя у них с Мореной был очередной период отдаления. Юная предводительница то ли решила захомутать в свои сети Брена, то ли просто играла на чувствах Арто, а может, и то, и другое — с неё станется. Зато сам парень кидал в сторону Аины очень заряженные взгляды. Косился на грудь, обжигал каким-то опасным посылом спину. А ещё, по мере приближения праздника, сговаривался о чём-то с друзьями, и это явно имело отношение к девушке. Хотя при её приближении парни замолкали, она всей кожей ощущала назревающую с их стороны угрозу. Не смертельную, конечно, но похуже той, что исходила от одного только Арто. В общем, сложить древко с тетивой труда не составило.

Арто, конечно, был дерзок, умел и хорош собой. Любая другая девушка в стойбище, наверняка, сочла бы за счастье, заинтересуйся он ею в Ночь Любви, когда не имели силы никакие обязательства. Ведь все знали, что сердце его давно похитила Морена, соперничать с которой не мог никто — ни по красоте, ни по положению, ни по хватке. Только Аина, годами наблюдавшая их нездоровую связь, не могла плениться самым видным парнем. Точнее, она благополучно и никем незамеченно пережила эту фазу ещё на втором витке порочного круга. Заодно похоронила ревность, зависть и романтический идеализм, поняв: не всё то золото, что блестит.

Однако избалованный юноша, очевидно, питал слабость к тем, кто был неподвластен его чарам. И нашёл лазейку, которая позволяла одновременно получить свой недоступный приз, позлить Морену и ничем за это не поплатиться. Да, именно азарт и язвительный расчёт подогревали его чисто плотский интерес к обладательнице самой пышной груди в Орде. Так ощущала Аина. И подозревала, что заговорщики каким-то образом учли её "неуловимость".

Сначала она попыталась разрушить их планы, как бы невзначай доложив Морене, что её любимчик, похоже, задумал овладеть её хедивегом на празднике плодородия. Та лишь пожала плечами:

— Тебе давно пора, сама знаешь. Арто неплохой любовник, поверь. К тому же, подумай — все девчонки обзавидуются! — она рассмеялась своим холодным мелодичным смехом.

Аина изобразила усмешку, растянув, как положено, губы "маски", которую неукоснительно носила при Морене с тех пор, как научилась. А изнутри сердце тронула горечь: разве эта самозваная "подруга" её хоть раз поддержала или посочувствовала ей? Да, она давала какие-то блага и привилегии, но ни капельки душевного тепла. Иногда девушка сомневалась, что у той вообще есть душа или сердце, или что там у людей отвечает за искренность? Зачем вообще Морена её приблизила к себе? Она ведь даже не интересовалась Аиной по-настоящему. Если за все годы общения не поняла, что такие вещи, как чужая зависть, помощницу, в отличие от неё, вовсе не тешат.

В общем, оставался всего один выход: найти себе на эту неотвратимую ночь другую пару. И единственным кандидатом был Брен. Пускай он её учитель и вдвое старше... Но из всех, кого знала, только ему Аина могла доверить то, что считала сокровенным. Всё-таки девственность теряют лишь раз. Потом жизнь станет проще. Она получит свои привилегии взрослой женщины. Её телом больше никто не сможет распорядиться. Да и Арто, наверняка, потеряет к ней интерес. А даже если нет, возможно, Аина и сама из любопытства потом его попробует. Взаимные утехи свободных совершеннолетних нартов не налагали обязательств.

Собравшись с духом, девушка попросила наставника прогуляться с ней вместо очередной вечерней тренировки, и, выйдя за границы стойбища, завела неловкий разговор:

— Скажи мне, Брен, я тебе хоть немного нравлюсь? Как женщина? — щёки против воли залила краска; хорошо, что смеркалось.

Брен остановился, уставился на неё, как будто с ним вдруг заговорила лошадь. Но Аина намеренно сняла "маску", подавляя желание спрятать за ней своё смущение. Она понимала, что только искренностью, только заряженным ласковым напором весеннего ручейка сможет просочиться за эти кадоровые латы.

Воин молчал. Аина робко прикоснулась к его руке — там, где кожу не прикрывала куртка. Брен вздрогнул и утёр другой ладонью лицо, словно сгоняя наваждение:

— Боги! Что ты такое говоришь? — он взял её за плечи, заглянул в глаза. — Нет, ты не шутишь...

Аина замотала головой, подтверждая. Брен тяжело вздохнул, сам взял её за руку и повёл к ближайшему большому камню на склоне. Усадил на расстоянии чуть больше локтя от себя — чтобы смотреть в лицо, невзирая на недостаток света. Девушка молчала, чувствуя, что воин тоже собирается с духом, чтобы ответить.

Повздыхав минуты две, Наречённый Смерти всё-таки начал с вопросов:

— Почему ты подошла ко мне? Ты в меня влюбилась? Вокруг столько молодых парней...

— Нет. Нет, — заверила Аина. — Просто мне пора, а тебе я доверяю. И больше никому...

— А разве ты не можешь дождаться, пока появится тот, кто вызовет у тебя трепет? Поверь, это совсем другое дело, чем вот так!

— Я не могу ждать, — вздохнула Аина. — Мне уже пятнадцать. Если я не выберу партнёра до Ночи Любви, меня возьмут силой.

— Погоди, откуда ты знаешь?

— Я видела, как они сговариваются, и знаю, кто это будет, — нервно усмехнулась девушка.

— Но разве ты при своих умениях не можешь дать им отпор?

— В том-то всё и дело — они знают, на что я способна. Но видимо, что-то придумали. Я чувствую их азарт. И боюсь, что навалятся толпой. Возможно, спутают сетями. Я просто не успею всех раскидать. Разве что напасть первой и убить по одиночке. Но это чересчур для такого будничного дела.

— Силы небесные! Насилие над своими у вас в чести? — брови воина сошлись, а кулаки сжались. — Кого я только учил?!

— Нет, послушай, — Аина притронулась к его кулаку, — всё не так уж страшно. Обычно взявший девушку силой парень обязан о ней потом заботиться. Кроме Ночи Любви. Но Арто... Он болен Мореной.

— Арто?! Этот хлыщ?! — кулак снова сжался, и девушка его осторожно погладила, "уговаривая" расслабиться.

— Это длинная и бессмысленная история. Тебе не нужно в ней разбираться. Важно лишь то, что ты можешь выручить меня, взяв мою девственность. Всё остальное само рассосётся. Или я тебе совсем не нравлюсь?

Аина вскинула на Брена горящий взгляд из-под ресниц. Пока она держала его за руку, в ней что-то зажглось. Даже подумалось, что, возможно, любовь для этого не обязательна. И по сути, девушка уже почувствовала отклик. Невидимые ручейки тепла перетекали между их руками. Хотя нет, она знала и до этого, ловя его невольные взгляды на свой бюст, поспешность, появляющуюся на миг, когда наставник ненароком касался мягких мест на тренировке.

— Ох, Аина-Аина! — вздохнул, сдаваясь, немолодой уже, но всё же притягательный своей внутренней силой мужчина. — Загубишь ты, я чувствую, не одно сердце. Но только не моё. Своё я похоронил вместе с женой. Хотя ты вряд ли оставишь равнодушным кого-нибудь живого. Особенно, когда вот так смотришь. И всё же...

Аина замерла, испугавшись, что её отвергнут. Токи перестали течь. Тогда Брен сам взял её руку в свои ладони и медленно заговорил, подбирая слова:

— Пойми, для меня было бы честью принять от тебя такой дар. Но я не хочу принести тебе вред. Ты же знаешь мою историю. Я порченый. Я несу болезни и Смерть близким.

У Аины появилась надежда:

— Сколько лет вы прожили с женой?

— Да почти девять.

— Вот видишь? Троих детишек успели заделать. И наверняка, это были не единственные три раза, когда вы миловались. А я прошу всего один! Уверена, ничего не случится.

— А если "залетишь"?

— Не "залечу"! Я полжизни помогала травнице и могу приготовить снадобье. Знаешь, какие яды я пью? Кого другого уже убили бы, а я могу засунуть ногу в гнездо змей — и ничего не будет. К тому же, в последнее время я начала чувствовать жизненные токи, и от тебя ничего плохого не исходит.

— Ох, поверь, в тот момент люди проникают друг в друга намного глубже и вылазит всё потаённое, всё настоящее, всё, что скрыто от остальных... — внезапно Брен сменил тему: — Что ты можешь сказать о Морене? Какие токи ты чувствуешь от неё?

— Ну... — замялась Аина, — я чувствую, что она очень хорошо владеет своими токами и чужими — намного лучше меня. Если подумать, я ни разу не видела, чтобы у неё прорвалось что-то своё, настоящее. Всё напоказ, всё под контролем, всё с какой-то целью. Так что, пожалуй, ничего определённого я сказать не могу.

— Ну вот. А я от неё поймал такой посыл, которого не чувствовал с тех самых пор, как касался Дольмена Смерти в Её Обители.

— То есть как?

У Аины в голове забегали мураши мыслей, связывая воедино отдельные слова Ху, Эльви, Таши, свои собственные. Всё начало складываться в некую осмысленную картинку, совсем как мозаика вещественности чувств недавно. Но тут Брен сбил её:

— Рядом с ней я ощущаю Зов, от которого мне стоило немалого труда избавиться после ухода с Пути Смерти.

— Ну так это, — решила всё же поделиться наблюдениями Аина, — по-моему, она положила на тебя глаз и хочет захомутать в такие же "рабы", как Арто. Она с ним уже много лет играет, то приближая, то отдаляя. Я думаю, как бы они ни ерепенился, на самом деле, уже привязан к ней намертво. И если моё слово что-то значит, я не советую тебе поддаваться. Пока ты вроде держишься.

— Да, держусь. С трудом, — неожиданно тяжело ответил Наречённый Смерти. -Я просто знаю, насколько гибелен этот зов. Намного лучше твоего Арто. Вот только теперь опасаюсь, что и она замыслила нечто подобное в отношении меня. Я ведь не смогу отказать предводительнице, которой обязан приютом, если она вдруг подойдёт ко мне в Ночь Любви? — Аина покачала головой. — А тогда я точно пропаду. Зов меня затянет... — совсем тихо закончил он, помрачнев, как человек, потерявший в жизни больше, чем можно вынести.

— Ну вот, видишь? — наоборот, обрадовалась Аина. — Тебе это тоже выгодно! Если хочешь, можем даже сделать вид, что стали парой. Это защитит на какое-то время и меня, и тебя. Спать при этом вместе не обязательно. Ну то есть, лучше, конечно в одной юрте... А там разберёмся. Что скажешь?

Брен смотрел на неё исподлобья, но в глазах уже зажглась искорка надежды. Наконец он забавно дёрнул носом, решаясь:

— Будь по твоему, противная нартская девчонка! — уже смешливо сказал оживающий на глазах Наречённый Смерти.

Потом внезапно притянул её к себе за плечи и обнял — тепло, по-дружески, как друга или дочь. И добавил уже другим тоном:

— Прости, я пошутил. Ты прекрасная нартская девушка. Тебе бы ещё волосы отрастить — отбоя от женихов не будет.

— Так это же чтобы не мешали в бою, — ответила Аина, доверчиво прижимаясь к такой широкой мужской груди.

Сейчас она испытывала некое новое, драгоценное чувство, приятно щекотавшее сердце. Ведь, если подумать, на своей памяти девушка ни разу не могла вот так прижаться к кому-то сильнее себя, зная, что он не обидит...

— Эх ты, глупышка! — потрепал её по голове Брен. — У Воинов Смерти коса служит мерилом доблести. Чем она длиннее, тем он искуснее в бою, ведь это значит, что никому не под силу её укоротить.

— А ты почему срезал?

Аина тоже прикоснулась к его коротко остриженным тёмно-русым вихрам с налётом седины. Для неё было внове позволить себе вот так без задней мысли сблизиться с кем-то, не опасаясь, что её неверно поймут или осмеют Или отвергнут. Или используют... И душа её тихонечко грелась, затаённо наслаждаясь этим ощущением.

— Я сделал всё, чтобы забыть о своей прошлой жизни, — пожал плечами Брен. Казалось, лицо его на глазах молодело.

— А я бы не отказалась посмотреть на тебя с косой, — осмелела Аина. — Мне жутко любопытно!

— Давай договоримся так, я отращу волосы, если и ты отрастишь свои. Дадут боги — доживём до нужной длины, и тогда я покажу тебе пару коварных приёмов, превращающих косу в оружие. Хочешь?

— Конечно, хочу! — чуть не взвизгнула от радости Аина, неловко чмокнув воина в щёку. — Я и для роста волос снадобье умею делать. Вымахают мигом — не успеешь опомниться.

Внезапно, после всех тревог, она ликовала, как будто сегодня сбылись все её мечты. Бой косой — это же была фишка Альвейд! Ходячая Смерть умела орудовать волосами с подвешенным грузилом почище, чем хлыстом. Это оставалось единственным из её навыков, которого Аине, по большому счёту, ещё не хватало. Хотя нет, были ещё "когти корса", но их она и сама потихоньку осваивала, вращая на пальцах каждый раз по дороге в горы и обратно; в мёртвых стволах на склонах появилось немало новых дыр.

— Боги! Как просто тебя порадовать! — рассмеялся Брен, снова на миг прижимая девушку к себе покрепче.

И казалось, в его смехе уже оживает рогатый бог Кернун, которого тот скоро олицетворит для неё, а она для него — супругу бога, мать всего живого Дамну.

Через несколько дней подошло время праздника. Заговорщики решили не проявлять намерения заранее, чтобы не давать посягателям возможности подстроить планы. Брен, как всегда, был образцом невозмутимости перед ухищрениями предводительницы, которая накануне гуляний усилила свои попытки его очаровать. Аина же не могла полностью скрыть возбуждение перед решающим часом. Морена посматривала на неё с любопытством, а Арто — с неясным беспокойством. Видимо, не чувствовал в ней больше страха, вызывавшего в нём азарт охотника. Хотя опасения, что планы сорвутся, оставались. Но пока никто из "хищников" ничего не предпринимал.

К вечеру, как и положено, группа девушек, вступающих в пору зрелости, вышла на заранее вытоптанную лошадьми площадку. Аина удивилась, обнаружив рядом Морену. Ей казалось, не по возрасту порочная подруга давно утратила невинность. Но Мудрейшим виднее.

Под спокойное стрекотание бубнов и напевы женщин девушки пустились по кругу, символически выметая площадку ритуальными мётлами из конских хвостов от нечистых духов и отживших помыслов. В это время несколько юношей в парах со старцами трением добывали огонь для поджога огромного костра в центре.

Раньше Аина не раз наблюдала за этим действом со стороны, и теперь, мельком бросая взгляды на людское кольцо вокруг, удивилась, как много нартов не отправились на Охоту в эту весну. Конечно, она слышала, как Морена распоряжалась оставить людей для обучения у Наречённого Смерти, но не думала, что их будет столько. В основном, молодые воины, чьи рефлексы ещё не закостенели и поддавались переделке. Они были несказанно рады попасть на любимый праздник в "домашней" обстановке, где с утра не нужно сниматься с лагеря и ехать дальше, а можно гулять все три дня с пивом, пирогами и молодецкими соревнованиями.

Девушка чувствовала себя неуютно в ритуальном "платье" на голое тело. По сути это был просто кусок ткани с горловиной посередине, разрезанный спереди и подвязанный на талии широким шарфом. Он красиво смотрелся со стороны на плоских нартских девицах, но у неё незакреплённая грудь всё время норовила вылезти в прорехи. Конечно, Народ Войны не стыдился голого тела, например, при купаниях и других совместных отправлениях потребностей. Но сейчас дело другое — все смотрели на них.

К счастью, Морена, обладавшая более точёной фигурой, привлекала не меньше взглядов, а может, и больше. Вероятно, из-за того, что двигалась куда свободней и изящней. Казалось, будь она вовсе без одежды, ничего не изменилось бы. А ведь на воинских тренировках всё выглядело наоборот! Аина подумала, что дело в уверенности в себе, и постаралась вжиться в движения так же, как при выполнении упражнений в лесу. Вскоре она позабыла о толпе.

Костёр начал разгораться, мужчины отошли в сторону. Вместо них появилась Барама и принялась кидать в огонь травы, ветки и ягоды, обходя его по кругу. Аина узнала некоторые затуманивающие разум запахи, но очень скоро это перестало её волновать, потому что они подействовали и избавили от лишних сомнений. Бубны застучали бодрее, девушки побросали мётлы в огонь и затанцевали, сначала прощаясь с невинностью, потом призывая богиню природы. А вокруг них пошёл в обратную сторону хоровод из юношей и мужчин, которые желали исполнить роль божественного супруга.

На эту ночь все связи отменялись, впрочем, чаще всего во внешнем кругу собирались те, у кого не было постоянной спутницы. В основном, это были парни, уже прошедшие испытания горами, но ещё не достигшие возраста Охоты — от пятнадцати до девятнадцати лет. Их число всегда превышало количество вступающих во взрослую жизнь девушек, которых на этот раз по всей Орде набралось всего семеро. Зато среди оставшихся на летовье женщин обычно было намного больше, так что обделёнными, как правило, оказывались именно они. И чтобы не проводить Ночь Любви в одиночестве, многие соглашались разделить мужчину на двоих, чему те были только рады. Однако на этот раз, похоже, пара найдётся каждому.

Единственная сложность для мужчин состояла в том, что для участия необходимо было самостоятельно добыть рога. И если юноши совсем недавно в ходе своих испытаний убили косулю, козла или барана, а мужчины берегли трофеи смолоду и порой обновляли по мере возрастания силы и опыта чем-то поблагородней, то за Брена Аина слегка переживала. Пока не увидела его в хороводе с шикарным оленьим "венцом". У неё даже дух на миг захватило, так величественно он смотрелся. Ну точно — Кернун! Впрочем, рядом приплясывал Арто, тоже заменивший свои прежние бараньи рога на какие-то невиданные — высокие и витые!

Увидев его, Аина слегка занервничала, невзирая на разлитый в воздухе расслабляющий аромат. Из-за работы с Эльри она была привычна к запаху различных дымов, которыми окуривались юрты больных, и могла сопротивляться их одуряющему воздействию при необходимости. Была ли таковая сейчас? Вроде бы нет — драки на праздник запрещены. Из нескольких претендентов девушка выбирает сама. Она вдохнула поглубже, стараясь погрузиться обратно в состояние лёгкого транса, которое располагало шагать в неизвестность, меняться и открывать для себя новые переживания.

Через несколько минут бубны замолкли и танец остановился. Девушки встали лицом к костру, повторяя за Ведущей слова призыва:

— Дарующий жизнь, прими мою невинность. Пусть она прорастёт богатым урожаем в лесах, даст приплод скотине и добычу нашим воинам, — при этом все взмахивали руками в соответствующие стороны: вперёд, вниз, в стороны, вверх. — Всеблагая мать, снизойди на меня. Дай мне свою женскую мудрость, щедрость и силу, — теперь руками принимали благодать сверху на голову, из сторон в сердце и из земли в чресла. — Великие покровители, я отдаю вам своё тело, чтобы вы могли через меня соединиться и дать новую жизнь земле и нам этим летом.

Текст повторялся трижды. За это время мужчины зачерпнули свежесваренного пива из огромного котла, установленного поблизости, и вернулись, встав за спинами своих избранниц. Повисла торжественная пауза. Наконец, Ведущая, стоявшая с воздетыми руками, опустила их, выдыхая:

— Соединитесь, как бог Кернун со своей супругой Даной.

Аина, затаив дыхание, повернулась и, как ожидалось, увидела двоих. Арто попытался сделать шаг к ней, но Брен опередил его, заступая вперёд, так что соперник чуть не уткнулся ему в спину. Девушка метнулась к наставнику и буквально врезалась в него, обхватив обеими руками. Часть пива из его кубка выплеснулась ей на плечо. Аина повела себя не по правилам, но ей было плевать. Главное, что выбор свершён, и больше им не имеют права мешать.

Одним глазом она смотрела в сторону Морены. Та приподняла бровь в изумлении от её выходки, но в следующий миг иронично усмехнулась. Хорошо, значит Аине сошло с рук то, что она перехватила кавалера у подруги. Перед самой предводительницей собралось трое самых видных молодцов — остальные отступили к другим девушкам, понимая, что нет смысла толпиться. Но Морена шагнула чуть в сторону, и раздосадованный миг назад Арто тут же просиял, подавая свой кубок ей. Только тогда Аина выдохнула и отстранилась от Брена, чтобы принять напиток из его рук.

Раньше им не позволялось пить пиво, хотя подруга, обожавшая всё запретное, уже угощала её. Тогда горьковато-кислый вкус девушке не понравился, но сейчас свежий напиток показался, в общем, ничего. Аина отпила половину, как полагалось, потом взяла кубок сама и напоила партнёра.

Наречённый Смерти достал из сумы подготовленный факел, поджёг его от главного костра и тихо спросил:

— Пойдём?

Аина, всё это время не отпускавшая его другой руки, кивнула.

— Возьмём ещё пива? — спросила она — от облегчения хотелось совершить какую-то шалость: например, напиться.

Брен похлопал по бурдюку, висевшему на бедре, вперехлёст с сумой, откинутой на спину:

— Я уже.

Он сам перехватил её руку и повёл в сторону гор. Они забрались повыше на склон, нашли площадку, скрытую от чужих глаз камнями и деревьями, собрали валежник и подожгли костёр. Тяжёлые рога Наречённый Смерти сразу снял и поставил на видное место на камень — действовать в них было крайне неудобно.

У Брена в суме оказалось одеяло, которое он расстелил поверх нарванной Аиной травы, и получилось относительно мягкое ложе. Усевшись на него, мужчина похлопал между ног, чтобы девушка села вплотную, и, обнимая её руками, наполнил деревянный кубок, который захватил с собой. Они выпили его пополам, пригреваясь друг об друга, и вскоре Аину слегка повело. Она откинулась на грудь Брена, а он обхватил её покрепче и зарылся носом в вымытые с цветами жимолости волосы.

Так они сидели какое-то время, разогреваясь от токов, текущих между ними. Девушка ощупала ладонью обхватившие её крепкие руки, точнее, оголённые предплечья, покрытые какой-то странной рубцовой тканью. Мужчина сжал её ещё крепче, подтянул повыше. Она повернула голову, ткнувшись носом ему под подбородок. Он повернул её боком к себе, утопил лицо между плечом и шеей. Их щёки соприкоснулись, потёрлись друг об друга и неведомая сила притянула друг к другу губы. Его были сухими и горячими, а её — мягкими и влажными. Ласки смешались и закружили Аине голову.

Она обхватила Брена руками за шею, вжалась в него крепче. Брен встал, поднимая на ноги и её. Он вроде бы ничего особенного не делал — просто прижимал её к себе, одна рука на пояснице, другая между лопаток, но девушка начинала задыхаться от поднимающейся по телу волны блаженных ощущений. Теперь она понимала, почему тёрлись друг об друга животные в гон — тело действовало словно само по себе.

В живот ей упиралась горячая отвердевшая мужская плоть, которая одновременно и пугала, и манила. Но вот Брен слегка отстранил её от себя, развязал шарф, распахнул платье, которое тут же сползло с плеч, и девушка предстала перед ним во всей наготе. Восторг горевший в его ореховых глазах, казавшихся в свете огня золотистыми, дарил упоение.

Мужчина осторожно обхватил руками тяжёлые полушария, немного сжал, а потом легонько провёл шершавыми пальцами по набухшим, как ягоды, соскам, и Аина громко ахнула от неожиданно острого удовольствия. Брен припал к одному губами, пощекотал его языком, пососал, словно телёнок, добывающий молоко. Потом перекинулся на другой.

У девушки по всему телу запорхали бабочки и от обилия восхитительных ощущений подогнулись ноги. Воин поймал её, аккуратно уложил на ложе. Но Аина судорожно потянулась к упавшему у костра "платью", чтобы подстелить его под себя.

— Можем испачкать, — хрипло предупредил её Брен.

— Так и задумано.

У девушки голос вообще прерывался от переполнявших её чувств. Она не находила в себе сил объяснить, что именно пятно крови на этом куске ткани, предъявленное одной из Мудрейших, завтра станет её пропуском во взрослую жизнь.

Вместо этого она притянула мужчину к себе, требуя ещё поцелуев. И он не замедлил их обеспечить, сминая её губы, обсасывая их, проникая в рот языком, пьяня её страстью пуще пива.

Вот только одежда ужасно мешала. Аина хотела прижаться к Брену всей кожей, почувствовать всё его тело, прошить его насквозь своими токами, оплести и присвоить себе. Она начала задирать рубашку, и мужчина мигом стащил её через голову, вновь припадая губами к груди. А девушка непослушными пальцами распутывала завязки на его штанах. В конце концов воин так же быстро освободился от них, скинув заодно свои ботинки и стащив её чувяки. И наконец навис над ней во всей красе. Но не спешил кидаться, а разглядывал Аину, лаская взглядом, и давал ей возможность разглядеть его.

Зрелище оголённых мышц, бёдер, разбухшего естества, похожего сейчас на рог диковинного зверя, нацеленный на неё, пугало, но в то же время восхищало своей первобытной мощью. Аина погладила широкую грудь, покрытую негустой шёрсткой, провела по полоске волос, спускающейся до пупка, но ниже идти не рискнула. Там, в отличие от всех виденных ранее при купании мужчин, кожа была совершенно гладкой, без единого волоска.

— А почему у тебя волосы ниже пояса не растут?

— Из-за Наречения. Так у всех. При повышении ранга и выше лысеть начинаешь.

Она мягко притянула мужчину к себе за плечи и прошептала:

— Давай полежим так немного. Я хочу тебя почувствовать.

Брен бережно опустился на неё, удерживая верхнюю часть тела на весу, но девушка подтолкнула его локти, желая полного контакта, и он налёг целиком. Его горячее естество упёрлось ей в лобок, руки мяли бёрдра, он тяжело дышал. Аину тоже затопила доселе неведомая жажда, она шарила по его спине, запускала руки в волосы, наслаждаясь тяжестью, прижавшей её к Земле, размягчаясь от неё каждой мышцей. Девушка всеми чувствами потянулась внутрь мужчины, упиваясь ощущением чужой живой и жаждущей её силы. Прильнула к его губам, чтобы слиться полнее.

Брен чуть приподнялся, отвечая на поцелуй со всё возрастающим пылом. Их токи смешивались, принося целую гамму неописуемых ощущений. Внезапно Аина наткнулась на что-то мертвенное внутри него, висевшее неподвижно, будто высохшая рука у калеки. Она направила свои токи туда, но это было всё равно, что поливать мёртвое дерево.

— О, Дана! — взмолилась девушка, вспомнив, что сегодня они могут и должны быть не только собой, но и олицетворением богов.

И внезапно у неё внутри словно выросла некая новая сила, она оживила и мёртвое дерево, она запечатлела такой поцелуй на губах партнёра, что Брен с рыком распахнул её ноги и направил своё естество в сокровенное место, осторожно, но неумолимо проникая внутрь. Аина ахнула. "Рог" был неожиданно твёрдым и горячим, но очень гладким, а ждущая его впадина так набухла, что это медленное слияние вызвало беспомощный стон наслаждения, окончательно лишая девушку всякого подобия самообладания.

Ощущения тела оглушили Аину — они превосходили всё испытанное до этого момента в несколько раз. Опомнившись от первой волны, захлестнувшей её с головой, она начала льнуть к мужчине, доставлявшему такое неимоверное удовольствие, каждой клеточкой, какой могла дотянуться, лаская эти сильные плечи, выгибаясь в бёдрах, приглашая его глубже. Ну чем не бог?

— Какая же ты чувственная! — выдохнул Брен.

Он смотрел на неё светящимися янтарными глазами — следил, чтобы не сделать больно, но настойчивость не ослаблял. Вот дошёл до какой-то точки, замер, потянулся к её губам, накрыл их страстным поцелуем и, когда у девушки вырвался гортанный вздох, резко всадил свою плоть глубже, и ещё раз, и ещё. Аина вскрикнула и замерла, впившись ногтями в его плечи. Мужчина чуть приподнялся, ища её взгляд, но она ресницами махнула, чтобы он продолжал — боли не было, только все ощущения стали ещё на порядок ярче.

Брен снова жадно припал к губам Аины и задвигался короткими, но быстрыми рывками у неё в глубине. Ощущения во рту и внизу у девушки сливались, накатывая друг на друга и грозя лишить её разума. Лицо Брена расплывалось, обретая какие-то другие черты. Вот знакомые серые глаза, а вот другие — синие, и они кричат: "Вспомни себя!" Но сейчас Аина упоённо себя забывала, наполняясь силой тысячи женщин и разрастаясь душой на всю долину, пока наконец не взорвалась фонтаном какой-то божественной радости. Она всхлипнула, невольно разрывая поцелуй, а в животе что-то забилось, как второе сердце, и чужая горячая плоть ответила этим тайным глубинам своим извержением жизни, вжавшись крепко в последний раз.

Оба партнёра обмякли, а волна совокупной силы, вырвавшейся в этом всплеске и омывшей всё существо Аины мощным водопадом, стремящимся вверх, унесла её разум куда-то к звёздам, тихо шептавшимся над головой. Ей казалось, она лишилась тела, растворилась в небе, и какое же это было окрыляющее чувство освобождения! Дух её парил над землёю, наслаждаясь радостной песней Творения, оживающего по всему мирозданию в бесконечный раз.

Неизвестно, сколько продлилось это осязание вечности, но в конце концов распирающая Аину сила стала сходить на нет, а сознание сужаться, возвращаясь обратно в тело, всё ещё невесомое, словно покачивающееся на воде. Только на прощание из сердца к небу, как подарок на память об этом чудесном моменте, потянулась красная лента. На ней было что-то написано, и в неверном свете звёзд девушка с удивлением прочла: "Алрина Мариндер о Иолана о Дарлен ал да Сарендом".

Спустя несколько мгновений бездумного недоумения Аину как громом поразило: это же её настоящее имя! Она рванулась встать на ноги и очень удивилась, что оказалась лежащей не на воде, а на земле. Рядом растянулся голый мужчина, который удержал её рукой. В голове всё смешалось. Казалось, мгновение назад у костра были поющие женщины...

— Тише, тише, что случилось? Тебе больно? — спросил Брен.

Настоящее встало на место у девушки в голове. Она подтянула колени и села, ища, чем бы прикрыться.

— Всё нормально. Просто вспомнила внезапно кое-что важное. У нас есть ещё пиво?

Воин подал ей свою рубаху, потом наполнил кубок и протянул ей, глядя с некоторым беспокойством.

— Расскажешь?

— Нет, извини, — мотнула головой Аина. — Это неважно. И не срочно. Просто кое-что из прошлого всплыло.

— Так это важно или неважно? — усмехнувшись, переспросил Брен. — Ты сама себе противоречишь.

— Для меня важно, но для нас сейчас — нет. Надо ещё разобраться, — ответила девушка и стала пить мелкими глотками.

Она пока не решила, стоит ли с кем-то делиться своим открытием. Безусловно, костёр с женщинами на реке — первое воспоминание из её новой жизни. Видимо, там она и началась. В памяти вместе с той ситуацией всплыли запахи и вкусы, и девушка поняла, что её тогда чем-то окурили и опоили, возможно, нарочно. Значит, они хотели, чтобы она всё забыла. Имя-то принадлежало знатному роду! А Народ Войны в последнее время только и делал, что грабил замки...

Над душой у Аины зависла зловещая тень. Точнее, она всегда там была, просто теперь девушка о ней узнала. К сожалению, больше ничего не вспомнилось. Но поинтересоваться стоит. Может быть Эльри согласится рассказать ей больше, когда вернётся. Она должна знать. Целительница была там. Ну а пока...

— Как ты себя чувствуешь? — спросил Брен, восседающий в расслабленной позе, опираясь спиной на камень с рогами.

Аина вернулась мыслями в настоящее и улыбнулась воину. Странно ли что теперь, после пережитого вместе, он казался ей красивым? Даже не смущало опавшее хозяйство, бесстыдно разложенное среди раскинутых ног. Отставив кубок, она подползла к мужчине и чмокнула его в губы:

— Ты был прекрасен, мой бог! Спасибо тебе.

Брен сгрёб её в охапку, усадил к себе на колени, поцеловал как следует, и, глядя в глаза, серьёзно сказал:

— Нет, это тебе спасибо, моя юная богиня. Я и забыл, как это бывает прекрасно. И даже не догадывался, что так может быть без любви. Это какая-то магия?

— Как знать, может, Дана с Кернуном и правда почтили нас своим присутствием.

— Ты действительно веришь в богов? — сморщил нос Брен.

— А ты нет? — удивилась Аина. — Ты ведь служил Смерти. Разве она не богиня?

— Ну, возможно. Я над этим не задумывался. Просто Кернун и Дана казались скорее легендами, а Смерть была для нас довольно осязаемой, по крайней мере после посвящения. Словно за этим и правда стоит некий могучий злой дух. Хотя учение Воинов Смерти его превозносит, как воплощение справедливости.

— Ну тогда почему бы и Дане с Кернуном не быть такими же великими духами? Мне показалось, я что-то такое почувствовала. Присутствие некой силы, которая больше меня. И в тебе тоже. У тебя глаза светились.

Брен хмыкнул, ухмыляясь, и погладил Аину по щеке. Потом поцеловал в ушко и шепнул:

— У тебя тоже. Я думал, это отблески костра.

Аина обвила его шею руками и положила голову на плечо. Так они сидели некоторое время молча. Потом Брен попросил:

— Можешь посмотреть, что у меня на спине? То ли кто-то укусил, то ли чиряк натянуло от сырой земли.

Аина послушно слезла с его коленей, и мужчина развернулся спиной к догорающему костру.

— Темновато, — сказала она. — Можешь рукой показать, где?

Брен взялся за поясницу пониже спины. Аина присмотрелась, отклонившись, чтобы не закрывать себе свет, и пощупала еле заметную красную точку. Под пальцами чувствовалась упругая шишечка.

— Похоже на укус.

Рука её скользнула дальше, оглаживая непривычные мужские формы, а взгляд — ниже. И наткнулся на неожиданный рисунок.

— А что это у тебя за татуировка? — девушка провела рукой вдоль змейки, покрывающей копчик.

Наречённый неуютно сжался и полез надевать штаны, отвечая:

— Этот знак появляется у всех, кто связал свою жизнь со Смертью, после первого же посвящения. При последующих он становится толще и длиннее: у Воина — до поясницы, у Кинжала — до солнечного сплетения, у Ятагана — до сердца, у Скимитара — до шеи, у Меча же, говорят, вся голова накрыта раздутым капюшоном аспида, а его разинутая пасть смотрит на тебя со лба.

Аина погладила воина по ноге, успокаивая. Очевидно, любые воспоминания о Пути Смерти заставляли его напрягаться.

— Пойдём или ещё посидим? — спросил Брен.

— Давай посидим, — ответила девушка. — Не хочу я обратно. Сегодня все гуляют. Я бы вообще здесь заночевала. Мне с тобой хорошо.

— Мне с тобой тоже, — улыбнулся мужчина. — Давно так не было тепло на душе. Ладно, тогда соберу ещё дров, — поднялся он.

Брен натаскал валежника, распалив костёр пожарче. Аина снова нацепила своё испачканное платье с уже подсохшим небольшим пятнышком крови и временно изъяла шарф, который в итоге должен был остаться её партнёру, как трофей. Они допили пиво, завалились в обнимку на подстилку и ещё немного поболтали.

Воин расспросил её о нартских обычаях, относящихся к союзам между мужчинами и женщинами, которые были ему пока непонятны. Аина пояснила, что Народ Войны почитал свободу во всём и не заключал официальных пожизненных браков, как оседлые люди. Ведь партнёры могли ошибиться в выборе, что особенно часто случалось в молодости, не сойтись характерами или просто приесться друг другу. Каждый был волен заниматься тем, чем хочет, пока приносил пользу Орде. Иногда эти занятия разводили людей: например, один уставал от Охоты, а другой не мыслил себя без неё, тут уже не очень-то вместе побудешь.

Дети всё равно воспитывались, в основном, сообща, теми, кто с ними лучше всех ладил. До пяти лет в общем Доме Детей, с пяти до двенадцати раздельно в Доме Мальчиков и Доме Девочек. Ну а после выбирали стезю и наставника, при котором и жили, обучаясь избранному ремеслу до девятнадцати лет. У мирных умельцев обычно бывал за раз лишь один ученик, а вот вокруг боевых мастеров нередко собиралась целая гроздь из юрт-казарм для учеников.

Только у ахсартагов чаще всего бывало иначе: одна жена на всю жизнь, которая всегда летует в стойбище, ожидая его с Охоты и сама воспитывая детей. По крайней мере, пока им не придёт пора обучаться, хотя вплоть до двенадцати те могли жить дома. Выбирали жену, не спеша. Там уже в дело шло сватовство, серьёзные подарки и большое пиршество, которым отмечали заключение такого союза.

— Значит, нам с тобой не нужно ничьё одобрение или разрешение, чтобы начать жить вместе или разойтись? — уточнил Брен.

— Не нужно, — подтвердила Аина.

А у самой сердечко забилось от радости: хоть она до сих пор и вовсе не думала искать себе пару, ей нравилась мысль о том, чтобы на какое-то время разделить жизнь с этим мужчиной.

— Только помни, — предостерёг воин. — Как бы ни была прекрасна сегодняшняя ночь, мы лишь делаем вид. По крайней мере стараемся, изо всех сил. Я себе не прощу, если с тобой что-то случится.

— Конечно, — вздохнула девушка, прижавшись щекой к плечу, на котором лежала её голова, и получила поцелуй в лобик.

Они помолчали, слушая треск костра. С одной стороны клонило в сон, а с другой, не хотелось завершать общение, позволять рассеяться этой близости. Поглаживая предплечье, лежащее у неё на талии, Аина спросила:

— Это шрамы? — воин кивнул. — Расскажешь, откуда? — тот тяжело вздохнул. — Извини, я вижу, тебе не нравится вспоминать Путь Смерти. Но вот он здесь, у тебя на теле, и я хочу знать, что означают эти отметки, что за ними стоит, какие отпечатки на твоей душе? Я хочу тебя лучше понимать. Можно?

Брен ещё раз вздохнул, посмотрел на неё с нежностью и тепло улыбнулся. Чмокнул в макушку, как показалось девушке, с благодарностью. Видимо, решил наконец отпустить хоть эту боль и рассказал, как мальчики тренируются в Ладонях Смерти с учебными мечами.

— Это не так уж больно. Хотя достаточно, чтобы выработать устойчивость. И намертво вбивает в тебя привычку избегать режущего края клинка, — философски завершил он свой рассказ.

Аина ничего не ответила, только погладила "наручи" ещё нежнее. Она хотела стереть эти знаки с его тела и души. Ах, если бы только у неё была такая власть! Ей казалось, доброе сердце Брена не заслужило всего, что он пережил.

Налетел ветерок, и девушка поёжилась, одновременно зевая. Запасливый воин извлёк из сумы свой плащ и накрыл их обоих, а суму скатал и положил под голову.

— Давай спать, — сказал он и тоже зевнул.

У Аины "подушка" была, несомненно, куда удобней. Она повернулась на бок и прильнула к Брену. Мерный стук его сердца и замедляющееся дыхание быстро убаюкали её. Девушке было так уютно и тепло в объятиях этого мужчины, что ей снилось, будто она спит на мягком облаке, пригретая солнышком, и кругом поют птички, словно в Небесном Саду.

Оказалось, что это и правда птички, разбудившие её ни свет, ни заря. В теле присутствовала какая-то приятная ломота. Аина с удовольствием потянулась, ощутив некоторую боль внизу живота, как от ссадины, и решила, что это совсем нестрашно и скоро заживёт. От её шевеления обнимавший девушку Брен проснулся, забавно что-то промычав в полусне, но уже через пару секунд резко сел, полностью приходя в себя.

Первым делом он зорко огляделся по сторонам, словно высматривая опасность, потом перевёл взгляд на Аину и лицо его смягчилось улыбкой. Девушка улыбнулась в ответ, чмокнула его в щёку и поднялась.

— Есть хочу! — заявила она.

— Да я бы тоже не отказался, — согласился Брен. — И пить.

Они собрали свои пожитки, присыпали тлеющие остатки костра землёй, завалили камнями и направились в стойбище. Вскоре Аина узнала склон и предложила завернуть к ручью, который тёк неподалёку, чтобы напиться. В горле у обоих изрядно пересохло после пива. По дороге им тут и там попадались потушенные костры, у которых праздновали вчерашнюю ночь другие пары, но сами люди давно разошлись.

Пока Аина умывалась и пила, Брен насторожился, крутя головой по сторонам.

— Что-то не так? — спросила девушка.

— Я чую недавнюю смерть. Чей-то дух ещё не отлетел.

С этими словами он, определив, наконец, направление, пошёл вверх по ручью. Аина поспешила за ним.

Поднявшись немного выше, они нашли на окружённой кустами полянке за огромным камнем тело Арто. Тот лежал на земле, раскинув руки и ноги с блаженным выражением на лице. Хотя губы и причинное место у него выглядели так, словно их кто-то долго жевал: бурые, с пятнышками засохшей крови на ссадинах. Соски содраны, и по всему телу множество царапин: одни от веток колючих кустов, валявшихся рядом, а другие от ногтей. И в воздухе разлит чувственный след запредельных мук, но сопряжённых не со страданием, как можно было ожидать, а с наслаждением.

Аину передёрнуло от отвращения. Кто мог сотворить с парнем такое? Она подняла взгляд на Брена. Тот тоже смотрел на неё, выразительно подняв бровь. Неужели... Ну да, по идее Арто ушёл с Мореной. Но рядом даже не было костра! Как это понимать, девушка не знала. Она не могла поверить, что предводительница, сколь бы порочной та ни казалась, способна на подобное.

— Надо сообщить в стойбище, — сухо сказал Брен.

Аина кивнула, и они, в молчаливой спешке вернулись к людям. Те, кто недолго гулял, уже проснулись. Пекарша выкладывала на столы праздничные пироги, а молочница разливала по кувшинам айран. Однако аппетит у обоих вестников печали напрочь пропал.

Брен пошёл искать старосту, заведовавшего будничными делами нартов, а Аина отправилась в юрту Морены. Та дрыхла, разметавшись по кровати прямо в изодранном ритуальном "платье", покрытом пятнами крови, которые, судя по рисунку, принадлежали не только ей. Обычно не позволявшая себе вольностей помощница сейчас была в таком смятении, что стала тормошить "подругу", пока та не очнулась, недовольно кривясь:

— Что случилось? Пожар, наводнение? Отстань от меня! — она отбросила руки Аины.

— Арто убили, — сказала та с дрожью в голосе. — Это ты?

Морена села на кровати, мигом натягивая свою безупречную маску. Оглядела себя, поняла, что отпираться бесполезно, и с вызовом вскинула голову:

— А я не помню! Этот дурак опоил меня дурманом. Так что, что бы с ним ни случилось, сам виноват! — она сверкнула глазами в праведном гневе.

Боги, да эта тварь ещё корчит из себя жертву! У Аины потемнело в глазах, и она молча пошла прочь из юрты предводительницы. Чтобы не сделать чего-нибудь, в чём потом окажется "сама виновата".

Девушка, не разбирая дороги, направилась к своему жилищу, стоявшему неподалёку. У входа её встретил Брен, которому пришлось взять Аину за плечи и встряхнуть, чтобы обратить на себя внимание. Увидев обезумевший взгляд девушки, он завёл её в юрту и усадил на кровать:

— В чём дело? Рассказывай!

Приказной тон заставил Аину очнуться, хотя слова приходилось выдавливать силой через спёртое яростью горло:

— Это она. Она его убила. И даже не смутилась! Говорит, он опоил её дурманом, так что сам виноват, а она вроде как жертва!

— Погоди, дурманом? — прищурился Брен. — Который, очевидно, предназначался тебе?

Лицо Наречённого Смерти выражало крайнюю степень презрения. Аина же сама и не подумала об этом. При мысли о том, что было бы, не сговорись она с другим, девушка содрогнулась. Брен обнял её и прижал к своей груди, но Аине вовсе не хотелось плакать. Ей хотелось рвать и метать. Почувствовав это, воин слегка отстранился:

— Слушай, я зашёл ненадолго. Пока староста соберёт мужиков. Нужно показать им, где тело, чтобы его могли забрать и похоронить. Вот, возьми, тебе надо поесть.

Он достал из сумы большой кусок мясного пирога, который Аина импульсивно отвела, испытав при виде пищи рвотный позыв. Тогда воин положил его на тарелку, стоящую на сундуке и нацедил айрана из своего бурдюка. Потом снова подошёл к Аине, присел перед ней, взял за плечи, заглянул в глаза:

— Держись, богиня! Я зайду, как вернусь.

Девушка кивнула, благодарно сжав его руку и чмокнула в губы:

— Обязательно зайди!

Брен ушёл, а Аина так и осталась сидеть на кровати, пытаясь переварить происшедшее.

Девушка вдруг вспомнила, что яд дурмана был одним из веществ, которые она в крошечной дозе принимала еженедельно, и, хотя о полной устойчивости мечтать не приходилось, не исключено, что какую-то степень владения собой она сохранила бы. И тогда парень остался бы жив. А может и нет. Больные, которых лечили дурманом, иногда впадали в буйство...

Кстати, Морена, как лицо особой важности, тоже вырабатывала устойчивость к ядам и должна была хоть немного сопротивляться. Или нет? Или сопротивление как раз и выразилось в ярости берсерка? Но всё-таки нет. Арто убил не берсерк, а некто крайне извращённый. Больше всего поражало это выражение блаженства на его израненном лице...

Прогадал ли он жизнь в результате того, что замышлял недоброе против Аины, но просчитался? Или его однажды всё равно ждала такая судьба, раз уж он прикипел сердцем к Морене? Слетела она с катушек из-за дурмана или сотворила такое вполне сознательно, в отместку за попытку её опоить? Понимала ли она при этом, что дурман предназначался не ей, а Аине?

Ни на один из вопросов ответы не узнать. Но ясно одно: даже если в смерти виноват лишь дурман, который парень сам налил в чашу убийцы, способ лишения жизни показал ужасающую глубину испорченности Морены. И не факт, что это предел.

Что там говорила Эльри? Что Аина сможет её удержать? Нет. Можно удержать человека от соскальзывания во тьму, но эта девочка изначально была воплощением тьмы. От такой чёрной души надо бежать как можно дальше. Вот только пока некуда. И ещё: нельзя бросать здесь, с ней Брена. Теперь Морена может приняться за него всерьёз. А учитывая этот его Зов...

Кстати, вот и последний камушек в мозаике, которая не сложилась до конца в прошлый раз: Ху утверждала, что в Морене воплотился злой дух, который также чуяла Эльри, да и сама Аина — в бездушии "подруги" и многочисленных шагах за грань дозволенного. И вчера Брен сказал, что их Смерть — это могучий злой дух, а раньше — что от Морены исходит зов, схожий с Её...

На самом деле, девушка не знала, что это означало. Духи и боги для всех были чем-то на уровне легенд. О них иногда говорили, приписывали им козни или благословение. Но что они собой представляли, как могли вселяться в людей и как с этим бороться? Были ли на свете мудрецы, которые разбирались в подобном? Эх, встретить бы волшебника из "Саги о Замке Малфир"!

Внезапно устав думать о разверзшейся у ног пропасти, Аина посмотрела на пирог с интересом. Голова не ощущала голода, но желудок жалобно втянулся под рёбра. Девушка заставила себя съесть праздничное лакомство, запивая айраном, и подумать, что можно сделать, когда ничего сделать нельзя?

Дожевав угощение, Аина решила, что пора ей переодеться и предъявить кому-нибудь, кроме проклятой Барамы, свою "печать зрелости", пока не начались похороны вместо праздника.

Тогда можно будет приступить к воплощению одной из самых долгожданных привилегий взрослой женщины: пошить себе, наконец, кожаный боевой костюм по фигуре, чтобы перестать маяться самодельной подвязкой, которая часто рвалась и натирала шею.

Она уже и полозов благородных, чёрно-серых достаточно для корсета, штанов и лёгкой куртки освежевала. Вечная благодарность Ху за её уроки охоты и "когти корса". А также кожевеннику, рассказавшему про лучшую, хоть и редчайшую кожу в этих местах. Так что будет у неё невиданный двухцветный наряд в обтяжку — мягкий, упругий и прочный! Даже Моргана, пожалуй, позавидует. Впрочем, красотке-предводительнице не проблема кинуть клич молодцам хоть золотых полозов себе наловить, которые в далёких северных горах водятся. Аине же нужна практичность, чтобы быть незаметной на тёмных склонах.

Хотя, если уходить от нартов, там местность может быть другой расцветки. Впрочем, тогда и костюм такой не понадобится. Лучше пышное платье. Особенно, если она и вправду знатная дама. Интересно, остались ли у неё живые родственники? Теперь, когда она знает имя, не придётся шагать в пустоту. Может, и замок родовой сыщется. Ведь "ал" означает, что она его хозяйка!

Надо будет ещё про того оленя у Брена спросить. На зимнюю куртку самое то. Хотя нет, ему самому пригодится. Аина убьёт своего. Где-нибудь ближе к осени. Или зря она отлично стреляет из лука?

Вот такими мыслями и продолжала девушка забивать себе голову, пока не вернулся Брен. А когда вернулся, не выпускала его руки остаток дня, и из юрты своей не отпустила. Они выпили много пива, избегая грустных тем при помощи разных глупостей вроде попыток пить с локтя или с колена. И уснули вповалку, что заправские Когти Смерти в гостиной у Отступниц Похоти на седьмицу.

Глава 14

Клед: Перелом

Проклятый завистник всё-таки отомстил Кледу. На самом деле, по мелочи, но вылилось это в настоящую беду. Дакт подрезал его на коне во время соревнований по сшибанию условных голов. Сам, правда тоже поплатился, но намного меньше. Всего лишь сильный ушиб ноги, попавшей под запястье вставшей на дыбы лошади Кледа. И тот вроде как сам виноват — не удержался, но сломанной под копытом руке всё равно, как именно это случилось.

— Весы, — сказал тогда Скимитар, на удивление снизошедший оценить травму старшего Когтя.

Ланцет потом пояснил, что решалась судьба, оставлять ли его в обучении или списывать на работы для инвалидов. Ну или на все четыре стороны, по желанию. Перелом оказался сложным и мог обернуться потерей боеспособности. Списание Когтя по этой причине даже в их группе уже случалось.

Хорошо, что Ларис предварительно рассказал Кледу поучительную историю об одноруком Воине Смерти, который спас целое селение, приютившее его после списания, задержав банду налётчиков. Мораль была довольно очевидной: у бойца всегда есть, чем сражаться, пока он может хоть как-то двигаться. Рассказ воодушевил парня, и он показал достаточную решимость восстановиться, а Ланцет подтвердил, что при должном упорстве это возможно.

Клед спросил, что значит "Весы", и Скимитар пояснил, что так говорила его бабушка. Салидорцы считали, что жизнь всегда уравновешивала деяния человека. Однако если он стремился взять эту роль на себя — отомстить или отблагодарить сверх меры, начиналось раскачивание этих самых Весов, которое приводило к неожиданным и неприятным последствиям.

— Смотри, он тебя оскорблял, тем самым положив зло на свою чашу весов. Ты его за это изрядно наказал в поединке, нагрузив свою чашу тяжелее. У Дакта остался осадок из-за твоего перевеса, и, когда он попытался снова хоть немного перетянуть тяжесть на себя, то сам поплатился соразмерно своей шалости, а вот тебя Весы саданули по полной. Надумаешь мстить — так и до гибели кого-то из вас может дело дойти. Причём бывает, что чаша бьёт сильнее не того, кто больше неправ, а того, кто понятливей. Ты уловил мою мысль?

Тогда Клед кивнул, соглашаясь больше не преследовать Дакта. Однако на деле ещё долго осмысливал сказанное, благо времени на раздумья у него появилось в избытке. А боль и внезапное превращение из чемпиона в калеку весьма способствовали переоценке убеждений. Чувство собственного превосходства куда-то испарилось. Гнев, даже праведный, перестал казаться однозначным основанием для того, чтобы навалять обидчику по полной.

Ведь если бы он просто победил Дакта, Весы остановились бы в равновесии и на этом всё закончилось бы. Однако, решив над ним поиздеваться, Клед сам создал перекос в другую сторону. Даже без всяких Весов, отец ведь пытался учить их, как не нажить себе врагов. Тогда "минимальная защита чести" казалась мальчику слабостью, порой даже трусостью, и только теперь он понял, что имел ввиду отец под словами "ниже твоего достоинства". Следовало просто осадить насмешника, но Клед зашёл дальше и дал тому повод для мести. Значит, недостаточно сдержался. Перегнул палку. Поступил несправедливо. В конце концов, Дакт лишь молол языком. Не кидаться же в ответ на каждую собаку, вздумавшую на тебя залаять?

Получалось, что возмездие надо соизмерять не с чувствами, а взвешивать разумом. И ограничивать не своими возможностями, а величиной провинности. Иначе можно дойти до того, что убьёшь ребёнка, швырнувшего в тебя камень, играючи. Возможно, даже лучше ответить слабее, чем тебе прилетело, или вовсе оставить оскорбление без ответа? С точки зрения отца это являлось наиболее достойным поведением. Но если Весы действительно существуют, не создаст ли это перекос в другую сторону? И какой именно?

Данный вопрос так серьёзно обеспокоил парня, что он, после долгих колебаний, решился побеспокоить Скимитара ради разъяснений. Охрана не желала пускать его просто так, без направления из канцелярии, поэтому пришлось подкарауливать во дворике.

— Нельзя оставлять нападение без ответа, даже если оно лишь словесное, — ответил Скимитар, жестом приглашая шагать за собой куда-то в другую часть монастыря.

Он выглядел довольным, услышав вопрос, смотрел на Кледа одобрительно и охотно пояснял:

— Весы, конечно, вернут всё по полной, но пока это случится, нападающий, не встретив отпора, может нанести более серьёзный вред. Соответственно, равновесие будет нарушено ещё больше и откат станет сильнее. Получается, не противодействуя, ты позволишь ему вляпаться куда глубже, чем могло бы быть. И тем самым поспособствуешь расшатыванию общего равновесия. Всё же человек не зря царь природы и, каждый, по мере сил, несёт часть ответственности за порядок вокруг себя. А тем более, мы, воины, стоим на страже справедливости, которая, по сути и есть выражение равновесия. Так что не надо благодушия. Оставь его немощным. Воздавай, но с меркой, не теряя внутреннего равновесия. От этого твоя сила увеличится и станет ещё важнее владеть собой, чтобы не наворотить бед, как сарлук в посудной лавке. Чем больше сила, тем больше ответственность, и наоборот. Понял?

Клед, баюкавший жутко болевшую руку, неуверенно кивнул и, поблагодарив начальника, отстал. В любом случае, ответ парень получил и пошёл обдумывать обратно в лазарет.

То, что гасить свои реакции до конца не надо, он понял сразу и испытал облегчение. Всё-таки мысль о том, чтобы сносить обиды молча, казалась угнетающей, сродни текущей немощности. Только та была вынужденной и временной, а вот иметь способность постоять за себя и не использовать её, выходит, не зря казалось сомнительной идеей.

Однако про силу и ответственность было непонятно, хотя и ощущалось нутром в таком постулате нечто правильное. Так что парень решил пока просто запомнить эту зависимость и начать копить силу, которая ему ох как понадобится, чтобы вернуться в строй.

Сохранять душевное равновесие было непросто, ведь почти каждое движение, раньше само собой разумевшееся, теперь выполнялось с трудом, если вообще получалось. Это периодически вызывало досаду, отчаяние, злость, но парень сжимал чувства в кулак и делал, что мог — тренировал ноги, накачивал пресс и шею, осваивал клинковое оружие левой рукой. После крючка оказалось проще, чем думалось. Зато заранее приблизится по умениям к двуруким Кинжалам, хотя говорили, что способность использовать два скимитара одновременно открывалась лишь во время полного посвящения.

С ногами ему ещё повезло какое-то время присмотреться к технике Сворта, которого вскоре вместе со сверстниками отправили на западную границу — проходить последнее испытание в настоящих боевых условиях. А вот Кледу пришлось остаться, что дополнительно злило — ведь это откладывало поиски Меча!

Однако, когда ярость совсем уж подпирала дыхание, парень мысленно представлял, что выполняет упражнения с волшебным клинком, и ослепляющая волна мутных чувств уходила, уступая место спокойной и ясной сосредоточенности. Овладение левой рукой представляло собой непочатый край работы. Да, обидно начинать снова с ноля, зато точно известно, что упорство и труд всё перетрут.

Как только кость зажила, Ланцет, заставший Кледа в сердитом состоянии, посоветовал ему возобновить визиты в Дом Утех. И это действительно снизило накал противоречивых страстей: стремления в бой и бессилия от невозможности его реализовать. Женщины каким-то чудесным образом забирали все излишки.

Правда, по второму кругу окучивать Оступающихся оказалось намного скучнее. Возможно, потому что рука плохо двигалась и болела, так что приходилось отдавать инициативу девушкам. Однако парню казалось, что дело вовсе не в этом. Он уже коснулся души почти каждой из них, и если в первый раз это было маленьким подвигом — познанием, покорением неважно какой высоты, то повторное посещение в сущности мелких холмов уже не пробуждало интереса. Всё-таки простая телесная страсть не удовлетворяла какой-то более глубинной жажды. Кледу хотелось чего-то большего, хотя он был не уверен, что это вообще следует искать у женщин.

Возможно, на самом деле ему не хватало Меча Кернуна. Но чтобы узнать наверняка, предстоит проделать ещё долгий путь, внезапно ставший намного сложнее из-за увечья. Порой из недр живота поднимался липкий страх, что из этой ямы ему уже не выбраться, но парень гнал его мокрыми тряпками дежурств по уборке, колол крючками оброка больных, вколачивал ногами в тренировочный мешок. Ларис и Ланцет сказали, что восстановиться возможно, значит он этого добьётся! Просто снова нужна "особая настойчивость".

Зато Кледу позволили снова встретиться с Абель. И та, единственная из всех, не утратила своего очарования для него. Казалось, только слепая видит и чувствует его глубже кожи. Она одна не стала доводить его до разрядки ртом, когда дело не заладилось, а добилась того, чтобы ему и правда захотелось, чтобы он забыл обо всём в её глубинах и насладился контактом сполна, несмотря на относительно пассивную роль.

А потом старая Весточка принялась разминать Кледу руку. Было больно, но она велела терпеть, и в итоге парень лучше почувствовал свои пальцы, ощущения в которых были притуплены. Абель сказала, нужно делать массаж каждый день и через хозяйку договорилась с монастырём, чтобы его отпускали на час каждый вечер.

Оказалось, что все остальные дни, кроме седьмицы, заведение по желанию посещали Солдаты и Воины Смерти. Осьмица была за старшими. Очевидно, чтобы избежать неловкости между разными чинами. Да и состав Отступниц в гостиной немного менялся. Наверное, женщинам тоже нужен был отдых. Хотя не все приходили за плотскими утехами. Встречались мужчины, которые просто пили, шутили, тискали девушек и возвращались восвояси.

Клед и Абель устраивались в дальнем углу, напротив Нинэ, на низкой скамейке с мягкой обивкой за основным кругом диванов. И пока старая Весточка делала парню больно, потихоньку оживляя его руку, он наслаждался музыкой, которую играла молодая. Каждый раз при звуках её лютни душу охватывала лёгкость и все мрачные мысли отступали. В сердце потихоньку прорастала какая-то трепетная нежность к этой девушке.

Однажды в осьмицу один из старших Когтей попросил сыграть Абель — мол, давно не слышал, соскучился. Та вопросительно обернулась в сторону Жани, и хозяйка бросила ей: "Сыграй". Старая Весточка оставила Кледа и поменялась местами с молодой. Оказалось, что она тоже чудесно исполняет мелодии, хотя и совсем по-другому: чётко, прозрачно, пронзительно.

Однако парня вскоре отвлекло присутствие так интриговавшей его молодой Весточки, которая села на ту же скамейку, но чуть поодаль. Клед хотел познакомиться, поговорить.

— Здравствуй, я Клед, — сказал он, ожидая ответа.

Девушка лишь кивнула. Парень вдруг вспомнил, что Нинэ немая. Смутился, покраснел.

— Прости, я забыл. Знаю, тебя зовут Нинэ.

Он протянул левую руку, чтобы прикоснуться, но Нинэ испуганно отдёрнулась и сжалась.

— Извини, — раздосадованно выпалил парень. — Я не хотел тебя обидеть. Я знаю, что ты неприкосновенна. Только не думал, что так буквально. Просто ты так замечательно играешь, что я хотел... — он осёкся, понимая, что слова "узнать тебя поближе" в этом доме могут быть истолкованы неверно.

Клед сидел и молча смотрел на неё, вздыхая. Он расстроился, что всё вышло так ужасно. И при этом ощущал какой-то слабый приятный аромат, идущий от девушки. Похожий на цветы, такой свежий по контрасту с тяжёлым мускусным запахом, источаемым свечами.

Спустя минуту Нинэ подняла на него свои небесно-голубые глаза, и в них не было ни злости, ни страха — только осторожное любопытство. Сначала, встретившись с Кледом взглядом, девушка сразу потупилась, но немного погодя осмелела и тоже принялась его разглядывать. Парень осторожно улыбнулся и показал открытые ладони, как бы заверяя, что больше не попытается к ней прикасаться. А потом потерялся в её глазах, как в летних небесах. Оказалось, что взглядом можно разговаривать. Конечно, ничего конкретного сказано не было, но у него осталось чувство, что они пообщались и всё-таки немного сблизились. По крайней мере, Весточка поняла, что его не стоит бояться, а он — что её душа такая же светлая, как облик.

Когда мелодия закончилась, воины одобрительно захлопали по коленям, и кто-то из них попросил спеть старую песню "Чёрный клинок". Абель дождалась позволения от хозяйки и заиграла тревожную мелодию. Нинэ снова съёжилась, как будто от боли. Клед протянул руку, чтобы утешить её прикосновением, но вовремя вспомнил, что лучше этого не делать. Однако девушка, немного помедлив, сама подвинула ему прохладную ладошку. Парень осторожно сжал её пальчики и подвинулся чуть ближе, чтобы удобней было держать. Сердце его внезапно застучало, как бешеное.

Пела Абель ещё более приятным голосом, чем говорила. Глубоким и звучным, пропитанным сладостью, которая обволакивала сердце, контрастируя с печальными словами. Парень не понимал, почему Нинэ так реагирует. Песня повествовала о клинках, выкованных из брошенного богами оземь камня, которые "отсекали душу от тела" и "сметали бесов в реку смерти" в руках достойного Кинжала Смерти. Тот однажды повстречал ведьму, между ними вспыхнули чувства, но потом его послали покарать чародейку, помогавшую врагу, и они убили друг друга.

На лице у Нинэ было написано страдание, словно речь шла о ней или её близком родственнике. Клед легонько сжимал её нежные пальчики, стараясь забрать эту боль, и девушка внезапно ответила, глубже обхватив его ладонь. Потом посмотрела в глаза, и во взгляде её мелькнуло что-то такое, от чего парень испытал решимость защищать её от всего на свете. Он смотрел и не мог насмотреться в эту чуткую душу. Сердце его таяло и в голове возникала необычная лёгкость.

В действительность Кледа вернул дружный возглас воинов "Прах к праху!" и стук друг о друга кубков — они поминали героя песни. Музыка закончилась, и Абель отложила лютню, словно чувствуя, что Жани кивком показывала Нинэ вернуться на место. Девушка с извиняющейся улыбкой высвободила руку и вернулась к инструменту, заведя ненавязчивый мотив, чтобы разрядить обстановку.

— Понравилась песня? — спросила Абель, возобновляя массаж. Клед кивнул. — Это я написала лет десять назад. Мне тогда приснился необычно яркий сон с таким сюжетом. Примерно, конечно. Любовь я добавила для красоты.

Парень ошарашенно смотрел на старую Весточку, забыв, что та не видит его лица. Когда до него дошла оплошность, он спросил:

— Ты пишешь песни и видишь вещие сны?

Абель тихонько рассмеялась своим приятным смехом, легонько похлопав Кледа по руке, которую всё ещё держала, согревая.

— С чего ты решил, что они вещие? Но да, пишу. Раньше я их частенько пела. Но потом Жани решила, что это чересчур отвлекает воинов от цели визита. Сбивает настой. Только при старичках иногда позволяет исполнять их.

— А почему Нинэ так болезненно реагирует эту песню?

— До сих пор? — нахмурилась Абель. — Я понятия не имела. Когда она услышала её впервые, то на другой день пришла ко мне в слезах. Я пыталась выяснить, что её так расстроило, но, сам понимаешь, слепой и немой трудно найти общий язык, — она иронично усмехнулась. — Я так поняла, что ей приснилось, будто всё это приключилось с ней самой. Она что-то от меня хотела, и я рассказала, что видела сон, пусть страшный, но не такой трагичный. Думала, что проблема решена. А оно вон как...

Клед вернулся в казарму под большим впечатлением, даже не понимая, от чего больше: от песни, талантов старой Весточки или общения с молодой. Но снилась ему всё-таки Нинэ, как будто это её прекрасный голос пел только для него, и небесные глаза ласкали изнутри так, как не было позволено снаружи... Проснулся он возбуждённый и только тогда понял, что в прошлую седьмицу забыл сбросить мужское напряжение. А ещё перед глазами стояло лицо юной девушки и все мысли были только о ней.

Тем вечером он не сводил с Нинэ взгляда весь массаж. Под конец Абель удивила его насмешливым вопросом:

— Что, влюбился, птенчик?

Клед невольно вздрогнул и хотел забрать руку, но женщина её не отпустила.

— Право слово, нечего смущаться. Странно, что этого не случилось раньше. Хотя ты мог бы выбрать объект более доступный...

Клед вздохнул, не зная, что сказать. Мог ли? Вот и Абель, подумав немного, поправилась:

— Хотя, о чём это я? Если мужчина сразу получает желаемое, чувства испаряются. Так что берегись. Ты выбрал запретный плод, и можешь здорово влипнуть... Впрочем, для тебя это, вероятно, неплохо. Твоей душе нужен якорь. И даже неразделённая любовь пойдёт во благо, не давая сердцу очерстветь. А непорочность девы избавит от мук ревности и прочих низостей, которые способны сгубить человека. Пожалуй, не зря такой чуткий парень, как ты, выбрал самое невинное создание. Только не придумывай лишнего, а то сейчас сочинишь ей все возможные достоинства, а она такой же человек, как я или ты. Не надевай на неё корону совершенства.

Абель выпустила его руку, как будто внезапно лишилась сил. А Клед смутился от услышанного и поспешил уйти. Полночи ворочался и думал о словах старой Весточки. Наверное, она знала, о чём говорила. Однако многое в её словах звучало слишком приземлённо для окрылявших его ощущений. Возмущала уже сама идея наличия схемы в тех прекрасных, не поддающихся описанию чувствах, что он испытывал теперь, глядя на Нинэ. Впрочем, последние в итоге победили, затопив разум, и унесли его в мир сладких грёз.

Потом начались сложности с еженедельным отправлением плотских потребностей. Похуже тех, что раньше. Парню стало просто противно принимать ласки от любвеобильных подружек. Всё его существо мечтало только о Нинэ, и наслаждения он не получал. На фоне высоких чувств вымученная из него всеми правдами и неправдами "разрядка" стала казаться противным, грязным делом.

К счастью, он продолжал каждый день видеться с мудрой старой Весточкой, которая заметила, что он стал более напряжённым, чем обычно, и даже дёрганным. Она спросила, что случилось, и Клед, как мог, пояснил:

— Не могу я с ними совокупляться, понимаешь? Мне противно. Моя душа где-то на небесах и все мысли только... ты знаешь, о ком. Девчонкам приходиться мучиться, а мне вместо облегчения кажется, что меня в грязи изваляли.

Абель какое-то время молча улыбалась с какой-то непонятной нежностью и легонько поглаживала его руку. Парень уж думал, что ей нечего сказать, когда женщина наконец тихо изрекла:

— Лишний раз убеждаюсь, что ты — редкая птица. Твоя душа стремится ввысь, а за ней и твоя жизненная сила. Но её твой молодой организм вырабатывает много и избытки надо куда-то девать. А приложить их туда, куда хочется сейчас, у тебя никак не выйдет. Всё это может довести до какой-нибудь беды. Может, попробуешь немного приземлиться?

— В каком смысле? — не понял Клед.

— Отключи голову, отключи сердце, когда ты с Оступающимися. Живи чреслами. Разбуди в себе зверя. Прислушайся к низменным порывам... — парень по-прежнему смотрел непонимающе. — О, я придумала! Идём!

Абель подняла его и подтолкнула к выходу. Клед оглянулся на Жани. Та изобразила на лице вопрос. Парень лишь приподнял брови в недоумении. Хозяйка покачала головой и неопределённо кивнула, не возражая. Значит, доверяла старой Весточке. Он вывел Абель за дверь, в направлении которой та подталкивала.

Вдвоём они поднялись на второй этаж и завернули под лестницу. Там женщина сделала знак разуться и вести себя тихо. Потом на ощупь нашла неприметную дверь без ручки в углу и жестами велела Кледу протиснуться в неширокий коридорчик. Когда дверь за ними закрылась, там стало совершенно темно, но она подталкивала его дальше по проходу, пока парень не упёрся в стену.

Абель прислонилась к его спине, протянула руку через плечо и стала шарить по перегородке. Клед слегка возбудился от тесного контакта. Жаль, что они недавно были вместе и теперь им полагалось воздержаться друг от друга ещё несколько месяцев. Вот с кем у него не возникло бы описанных трудностей.

Наконец, женщина что-то сдвинула, и возникло небольшое отверстие, в котором виднелся неяркий свет. А ещё оттуда доносились звуки страсти. "Смотри", — почти неслышно дохнула Абель парню в ухо, заставляя ещё больше пожалеть о правилах. Клед на мгновение смутился, но любопытство тут же перевесило, и он прильнул к глазку.

Спальня, за стеной которой они оказались, совсем не походила на ту, в которых парень здесь бывал. Её и спальней-то было трудно назвать. Комната больше напоминала пыточную, но со своеобразным уклоном: стены обиты мягким бархатом, стоящие на полу станки— из дерева, а висящие на стенах орудия — из кожи.

На одном из сооружений, напоминающих высокую наклонную парту, животом вниз полулёжа распята женщина. Ноги её, стоящие коленями на небольших подушках, раздвинуты и зажаты в колодки. Руки связаны, протянуты вперёд и подвешены на канате к потолку. Грудь и тело туго перетянуты кожаными ремнями, сплетающимися в причудливый костюм, который ничего не скрывает. Во рту кляп в виде деревянного шара, из-за которого она не стонет, а мычит, но непохоже, что от боли. На горле ошейник.

А сзади стоит мастер Стеш и ритмично тянет за короткий поводок, раз за разом нанизывая её на свой огромный инструмент. Ритм какой-то странный — не естественный, а с некоторой оттяжкой. Судя по булькающим звукам из горла "жертвы", ей это нравится. Хотя нет, слишком слабое слово. Она извивается, очевидно, жаждая проникновений глубже и чаще, но из-за скованного положения ситуацией она совершенно не владеет.

Женщина издаёт безумные звуки, которые неожиданно сильно заводят Кледа. Она пытается тянуться попой назад, но Стеш нарочно отстраняется, однако, не выходя целиком. И так дразнит "жертву", извлекая дурманящие стоны и всхлипы, пока в итоге её бёдра не начинают дёргаться в каком-то бешеном темпе, который парень видел разве что у зайцев. Тогда Кинжал вонзается в неё на всю глубину и сам начинает неистово трястись, рычать, как корс, с губ его летит слюна. Их плоть выбивает друг об друга звонкие аплодисменты, а звериные крики сливаются в исступлённый хор, заставляя сердце наблюдателя неистово стучать, а разум отправляя на прогулку.

Плоть Кледа разрывается от прилившей крови, дыхание спирает. Откуда-то из бёдер поднимается тёмная волна животной страсти, вызывая ломоту. Дуэт за стенкой наконец заходится в удовлетворённом хрипе, а вот он готов рвать и метать. Женское тело за спиной вызывает неожиданно сильную жажду обладания, идущую словно бы из глубины костей. В этом нет ни капли сердца и ни капли ума. Кажется, если он немедленно не овладеет ею, ему будет физически больно. Теперь парень понимает слова бывшей Весточки. В нём проснулся Зверь. И тому плевать на правила!

Он нащупывает висящую на гвозде крышечку, задвигает глазок и разворачивается в узком пространстве. Абель, не догадывающаяся о его намерениях, тоже поворачивается, чтобы уходить, но Клед в один шаг настигает её и останавливает, ухватив за талию здоровой рукой. Прижимает к себе так, чтобы она задом почувствовала силу его желания, а правой хватает за грудь, медленно сминая её.

— Ты же не думаешь, что после такого можешь просто уйти? — кто-то новый, дерзкий, наглый шепчет за него ей в ухо, а потом облизывает его, сжимая руки на груди и между ног.

У Абель появляется слабость в коленках, и Клед пользуется этим, подбивая их и опуская её на четвереньки. Темнота и теснота добавляют ощущениям остроты, поскольку всё приходится делать на ощупь. К счастью, женщина не сопротивляется, иначе их мог бы кто-то услышать. Парень... нет, теперь уж точно мужчина откидывает подол платья, опускается на колени, раздвигая её ноги, и запускает правую руку к цели, проверяя степень готовности. О да! Там горячо, тесно и влажно. Левой Клед лихорадочно расстёгивает штаны, стягивает их вместе с кальсонами вниз ровно настолько, чтобы освободить рвущуюся наружу плоть, и проталкивается в вожделенное нутро.

Новые, дикие, властные ощущения поглощают его. Сейчас ему плевать на всё, он сосредоточился на кончике своего естества и жадно лакает мучительную сладость, отдающуюся упоительным триумфом во всём теле. Он не сдерживает себя, не обращает внимания на судорожное дыхание партнёрши, наращивает темп, как требует всё возрастающая жажда. Только амплитуду старается не увеличивать, прижимая её бёдра к себе, потому что самый край сознания помнит о людях за стеной и не хочет выдать себя хлопками.

Снизу раздаётся приглушённый всхлип, и его плоть, кажется, проникшую, глубже, чем обычно, начинают сдавливать конвульсии. Естество взрывается фонтаном оглушительного блаженства, и Клед еле сдерживает рвущийся из горла рык, превращая его в тихое хрипение. На какое-то время оба замирают, приходя в себя. Абель припадает верхней частью тела на пол, но не отнимает лоно, которое ещё несколько раз "целует" вторгшегося внутрь дарителя удовольствия и приятно греет, позволяя успокоиться и пойти на спад.

Молодой мужчина просто оглушён своими ощущениями и опустошён, в хорошем смысле — вся неуверенность и отвращение последних недель покинули его. Разум медленно возвращается, и Клед осознаёт, что действовал обеими руками, даже не почувствовав боли. А значит, та стала терпимой, и пора начинать с ней тренировки. Окружающее медленно возвращается в сознание и Коготь понимает, что в коридорчике стало нечем дышать.

Абель осторожно отстранилась, и Клед, благодарно огладив ягодицу, опустил её подол. Подтянул кальсоны, завязал штаны. Они тихонько поднялись на ноги и гуськом вышли из коридорчика на свет, точнее в тень под лестницей. Обулись.

Слепая женщина прижалась спиной к стене и оправляла платье, не давая ему обнять себя. Белые глаза упорно смотрели мимо, хотя парень точно знал, что на таком близком расстоянии она вполне может определить направление достаточно точно, чтобы возникла иллюзия взгляда в глаза.

— Я тебя обидел? — шёпотом спросил Клед.

Абель поджала губы, но потом, со вздохом ответила:

— Теперь я чувствую себя грязной. Ты всё правильно усвоил, но, пожалуйста, со мной больше так не поступай. Мне приятней твоя светлая сторона. И её мало кто оценит, кроме меня. Так что, давай договоримся, что с тобой мы вместе вспоминаем только её. Будет очень жаль, если я пробудила чудовище, которое поглотит стремление твоей души ввысь. Хорошо?

Она наконец "посмотрела" ему в лицо и позволила себя обнять. Клед легонько прижал женщину к себе, чмокнув её в губы, и прошептал на ухо:

— Хорошо. Прости. И спасибо тебе. За всё.

Женщина погладила его по голове и мягко оттолкнула, кивнув куда-то за спину. Парень оглянулся — там никого не было, но, в самом деле, если кто-то их увидит, могут быть неприятности. Клед взял её за руку, оправил загнувшийся край платья, и повёл на выход. На лестнице Абель зацепилась за перила и остановила его.

— Я пойду к себе, с твоего позволения, а ты ступай. До завтра.

Однако на следующий день, войдя вечером в гостиную, Клед не обнаружил слепой женщины на скамеечке в углу, где она, обычно, уже ждала его. Он посмотрел на Жани, и та подала ему знак выйти за дверь. Парень повиновался и стоял в нерешительности, не зная, велели ему совсем уйти или последуют какие-то объяснения. Впрочем, через минуту появилась хозяйка и пальчиком поманила его за собой.

Они свернули в коридор первого этажа направо, где Клед ещё не бывал, и вошли в кабинет, обставленный, на удивление, без намёка на чувственные удовольствия, как все остальные помещения в этом доме. Стены обтянуты светло-голубой тканью, деревянный стол, комод, скамья и стул напротив стола, на который Жани указала ему, а сама заняла хозяйское кресло — не настолько роскошное, как в гостиной, но, похоже, удобное, с высокой спинкой.

Клед опустился на кончик стула, выровняв спину. Он ожидал какого-нибудь нагоняя, но женщина несколько минут молча разглядывала его. Этот проницательный взгляд смущал, хотелось повиниться и попросить прощения за нарушение правил. Однако парень не был уверен, что той известно всё, и не хотел выдавать лишнее. Да и вообще, Тесак велел никогда не просить у противника прощения, потому что это демонстрация слабости. Абель и интимные отношения — другое дело, сейчас же ощущения были скорее как от поединка, пусть и лишь взглядами. Так что Клед подавил порыв совести и сделал каменное лицо, насколько умел. Правда, не стал бросать встречный вызов — просто выставил воображаемый щит.

— Покажи свою руку, — наконец сказала Жани, кивая на стол.

Парень повиновался, положив сломанную конечность на полированное дерево. Она плохо выпрямлялась и поэтому не дотягивалась до другого края. Однако хозяйка ухватила его за кисть и бесцеремонно потянула на себя. Кледу пришлось наклониться, налегая грудью на стол.

Женщина повертела рукой в разные стороны, проверяя подвижность, выпрямила пальцы, загибая ладонь. Клед только поморщился. Было терпимо, уже не так больно, как раньше. Наконец, Жани отпустила, лёгким толчком давая понять, что конечность снова в распоряжении владельца, и сухо сказала:

— Я вижу, массажи Абель тебе уже достаточно помогли. Ты можешь продолжать делать то же, что и она, самостоятельно. Так что отныне ждём тебя строго по седьмицам в красной рубашке.

Ежедневно парень ходил в обычной одежде, чтобы всем сразу было ясно, что он явился не по прямым обязанностям Отступниц, и к нему не возникло вопросов.

Клед потупился. Бесстрастное отстранение уязвило его. Умом он понимал, что и так превысил пределы гостеприимства, но душу всё равно оцарапал острый коготь отверженности. Ведь теперь он не сможет так часто видеть Нинэ! Парень взметнул взгляд на хозяйку, решив сразу развеять сомнения:

— Я в чём-то провинился?

Жани шумно вздохнула, смягчая выражение лица, и заговорила с бомльшим чувством:

— Милый мальчик, все Отступницы, Отступающие и Оступившиеся всегда рады тебя видеть. Особенно непосвящённые, которых ты одарил своими ласками! Хотя в последнее время они обеспокоены тем, что им трудно доставить тебе удовольствие. Ты как будто отсутствуешь, уединяясь с ними. И я подозреваю в чём дело.

Парень бросил на женщину опасливый взгляд, но та улыбалась тепло и покровительственно.

— Ещё ни один Коготок не избежал того, чтобы влюбиться в кого-нибудь из моих девушек. Такова натура всех юных созданий! И здесь нечего стыдиться. Хотя обычно мужское сердце всё-таки следует за плотью. И тогда всё быстро проходит, как и задумано природой. Ей главное заставить вас размножаться и невдомёк, что мы эти пути перекрыли. Но ты выбрал недоступный объект, а я уже видела, к чему это приводит, — горько усмехнулась она.

Клед понял, что хозяйка всё знает, по крайней мере о его влюблённости и об отношениях Абель с Ивэном. Он мрачно нахмурился: неужели бывшая Весточка рассказала о его чувствах к настоящей? Жани словно прочла его мысли и коротко засмеялась.

— Господи, милый, никто тебя не сдавал! Если бы вы только знали, насколько у вас на лице всё написано! Да и вообще, я уже столько всего навидалась, что мне не нужно ни о чём докладывать — сама понимаю. Например, то, что ты нарушил правила и вне очереди овладел Абель.

Парень покраснел от стыда, спрятав глаза, но вместе с тем испытал облегчение, что его не предала та, кого он считал подругой.

— Ага, значит, я всё-таки права: у обоих молчаливый стыд на лице. Видишь? Не так уж сложно вас подловить. Но не переживай, это не наказание. Очерёдность становится тем важнее, чем большую степень посвящения получаете вы и мы — чтобы не перебрать тёмной силы. И так уж выходит, что лучше привыкать с самого начала — меньше вреда потом. Сейчас же его не было вовсе.

Клед снова поднял глаза на хозяйку, чтобы убедиться, что на него не гневаются. В лице Жани не было ни тени осуждения, но улыбка пропала, в голосе появилась зловещая серьёзность:

— Однако ты начал привязываться, а это именно то, чего мы обязаны избегать. Сердце Воина Смерти должно быть свободным для своей Истинной Невесты. И мы клянёмся способствовать этому. Природа пытается взять своё, но мы служим вам клапаном. И ничем больше. Все Отступницы обещаны Богу-Разрушителю в качестве наложниц, и контакты между нами лишь помогают ему соединяться со своей половиной в проявленном мире. В этом не должно быть ничего личного. Ты меня понял?

От её слов парня пробрал мороз по пояснице. Что-то зловещее было в этой скрытой стороне их служения, но в заботах повседневности она забывалась. Лишь во время вечернего бдения у Башни на осьмицу, когда все Когти хором целый час читали текст причащения, просыпалось чувство запредельной безжизненной Тьмы, которой они клялись отдать жизнь. В такие моменты восприятие действительности менялось: становилось очевидно, что всё окружающее мимолётно, смертно, подвержено тлену и так мало значит на фоне вечного небытия. Сейчас его на миг овеяло то же чувство.

— Я понял, — сглотнув, ответил Клед, и склонил голову.

— Ну вот и отлично. Ступай.

Жани протянула руку и парень послушно прикоснулся к ней губами, на миг взяв в свои. Холодная узкая ладонь вздрогнула от горячего прикосновения его губ и нетерпеливо дёрнулась, высвобождаясь. Хозяйка вздохнула:

— Ах, надеюсь, я доживу, чтобы узнать, чем так восхищаются мои девочки!

Внезапное сладострастие в её голосе смутило Кледа, хотя в штаны и рванула горячая волна, но лишь одна. Он потупился и поспешно развернулся уходить. Однако, не успел парень сделать и двух шагов, как Жани остановила его:

— Погоди. Запомни ещё одну вещь. Если тебе не хочется вкушать радостей плоти в тот или иной день, плюнь на приказ Ланцета. Приходи просто посидеть, выпить, позажиматься в гостиной. И если желания не возникнет, уходи. Наше тело мудро, иногда действительно на это нет сил, а иногда им просто что-то мешает излиться. И в твоих интересах разобраться, когда какой случай. Так что просто доверься своей плоти, не вынуждай себя, но и не зажимай. Здоровее будешь. Договорились?

Парень, слушавший её в пол-оборота, кивнул, наклонил голову в знак почтения, и уже спокойней направился к выходу. Кажется, он получил ценный совет. По крайней мере, это сняло его беспокойство по поводу вменённой Ланцетом обязанности еженедельно "сливать семя". Раз Жани так сказала и многие так делали, значит, его не сдадут. Ну или он понял врача слишком буквально.

В дверях хозяйка окликнула его ещё раз:

— И попроси Лариса показать тебе упражнения для разработки сухожилий.

Чуткий Кинжал уже показывал эти упражнения, но тогда Кледу было слишком больно их выполнять. Он не мог даже приблизиться к нужным положениям руки, и забросил это дело. Однако теперь чувствовал, что неуловимый перелом в выздоровлении всё же наступил, и руку уже можно нагружать.

Парень без лишней гордости попросил Лариса снова показать ему подзабытые упражнения, которые тянули сухожилия примерно так, как это делала Жани тогда на столе. Понемногу он начал брать в руки меч и упражняться с ним. Массажи Абель указали ему ту степень боли, когда польза превышает вред, и теперь это знание позволяло понемногу улучшать показатели.

Вскоре правая рука сравнялась по владению мечом с левой, которую Клед умудрился неплохо натренировать. Однако до прежней свободы движений было далеко, поэтому вместо некоторых занятий работавший пока в облегчённом режиме Коготь шёл в лазарет и усиленно вязал — по собственной воле. Ему не хватало точности. И вместе с тем понравился баланс, позволявший перебрасывать оружие туда-сюда, не теряя маневренности, так что парень продолжал разрабатывать левую руку, не забывая и об изрядно окрепших ногах. Владея четырьмя конечностями почти в равной мере, он обретал изрядное преимущество в бою.

В конце концов, по истечению девяти месяцев Клед вернулся в строй, как полноценный воин. Правда, оказалось, что отсутствие сражений с живым противником притупило остроту реакций, от чего изрядно пострадала причёска. Но отношение парня к преодолению препятствий за время слабости незаметно изменилось — ум привык искать обходные пути там, где тело больше не могло взять силой. В результате переродилась его личная тактика, и прямолинейные действия из единственно достойных стали казаться неразумными излишествами. Засидевшийся в Когтях боец начал больше избегать, обходить и выискивать слабости, не пытаясь долбить напролом. Очень скоро он стал одерживать победу за победой, постепенно поправляя состояние своей прорежённой косы и восстанавливая подточенную долгой небоеспособностью уверенность в себе.

Кроме того, задержка пошла на пользу его непробивайке, в которой Клед успел подшить металлом не только корпус, но и рукава. Хоть и пришлось помучиться, соображая, как защитить плечи и локти, не теряя подвижности. В конце концов, отработав чуть больше положенного, он выпросил у кузнеца пластины пошире, чтобы просто накрыть суставы снаружи, а внутри пришлось так и оставить.

Кожан получился довольно тяжёлым, и у Когтя периодически возникали сомнения в том, что стоит менять броню на маневренность. С другой стороны, у нартов были стрелки, а максимальная подвижность использовалась только в поединке, ради которого можно и снять непробивайку, если вообще случится такая оказия. Но на всякий случай парень потихоньку привыкал, таская кожан, когда распорядок не требовал другой одежды.

Что же касается утех, в этом плане для него тоже всё переменилось. Клед послушался и Жани, и Абель. Шёл в гостиную без намерения непременно с кем-нибудь переспать, слушал только своё естество, и обычно оно откликалось на ласки приветливых девушек. Тогда парень запирал мозги на замок и выпускал своего Зверя.

Не сказать, что это доставляло ему столько же удовольствия, как первый круг, когда он вызывал в партнёршах более возвышенный трепет. Но теперь его Зверь своим безудержным напором пробуждал в них животное начало, и оно больше походило на ту богиню, которой они все служили. Девушкам нравилось. А ему опять нравилась власть над ними, проявлявшаяся в тот момент. Это наслаждение было темнее и грубее, чем изначальное, но у ронга и у изысканного вина вкус и воздействие тоже разные, а итог один — хмель в голове.

Кроме того, Клед постепенно осознал, что не все могут разделить с ним такую глубину переживаний, как с Абель, когда касаешься не только тела, но и души, проникаешь друг в друга. Не у всех есть эта глубина. А вот Зверь доступен и понятен всем. Поэтому для себя он разделил девушек на две категории: "самочки" и "дивы". Это слово в применении к женщинам, которые вдохновляют, а точнее, относительно Нинэ, он услышал от Абель, которая пока так и оставалась единственной из див, кого он познал.

Старая Весточка при следующей, "очередной" встрече разъяснила слова, которые сидели у парня в голове занозой — о том, почему безответная любовь может быть на благо. И теперь он их понял намного лучше. Пока вдохновительница остаётся недоступной, прекрасные чувства ничто не замутнит. А если получить её тело, и не дай бог наружу вырвется Зверь, мужчина может своими руками уничтожить хрупкую душу, нанести ей незаживающую рану, через которую свет утечёт. Представив себе подобное, Клед содрогнулся и перестал так горячо жаждать Нинэ. Скорее всего, невозможность сойтись действительно благо — для неё.

Также Абель, словно зная, что это их последняя встреча, напутствовала парня никогда не выпускать Зверя с невинными девицами. С ними следовало действовать чутко, как с ней, не считая эпизода в коридоре, и даже ещё осторожней. Лишь много позже умудрённая опытом дама, и то не каждая, способна принять и Зверя, и трепетную ласку. А первый раз может определить тягу на всю жизнь — к высокому или к животному, тем самым повлияв на судьбу. Слепой Весточке удалось внушить молодому мужчине чувство ответственности за женщин, которых он познает в большом мире. Но ему пока оставалось лишь мечтать о том, чтобы пробудить в ком-то облик светлой богини, а не тёмную её ипостась.

Только теперь Клед понял, почему в названии Отступниц Похоти было выбрано именно это слово. Оно было правильным. И он исправно ходил удовлетворять свою похоть, в глубине души продолжая мечтать о чём-то большем. А хранительницей этих грёз выступал нежный образ Нинэ.

Глава 15

Аина: Чёрный клинок

— Это что ж получается, я сам угробил свою жену и детей?! — внезапно дошло до Брена.

— Нет, ну ты же не знал, что нельзя убивать! Ты зарабатывал на хлеб семье, как умел! Всё равно виноваты Воины Смерти, потому что никто тебя не предупредил.

Мужчина махнул рукой и в смятении вышел из юрты. Аина не добилась своего. Она тяжко вздохнула. Если Наречённый теперь начнёт винить себя, то все жертвы напрасны. Как она не хотела идти к Бараме и спрашивать о таких интимных вещах! Но время от времени девушку одолевало нестерпимое желание и, несмотря на договор, вопреки всем приличиям и собственной гордости, она ластилась к своему притворному сожителю, пока тот, сжалившись над ней, не умащивал её руками, опасаясь заклеймить "проклятием". Это было жутко унизительно — Аина жаждала слияния, взаимного удовольствия, как в первый раз, но не могла перебороть его глупое упорство.

— Как ты можешь сдерживаться? — недоумевала она, задыхаясь и обшаривая его тело в поисках токов, которые позволят запустить то чудесное взаимодействие, которое случилось в первый раз.

— Я просто запретил себе даже думать об этом, — отвечал воин, мягко отстраняя её руки, захватывая их и укладывая её на лежанку, чтобы "угомонить" по-своему.

У Аины запретить себе думать не получалось. Она терзалась, не понимая, почему желание иногда полностью одолевает ею, пока вернувшаяся с Охоты Эльри не объяснила ей простую истину: люди, как и животные, начинают маяться в тот момент, когда готовы зачать. Это немного отрезвило девушку и позволило пару месяцев продержаться без приставаний, но когда подкатило в очередной раз, она таки рискнула обратиться к Мудрейшей.

Хорошо, что девушка приукрасила истину, сказав лишь, что Наречённый из нежелания навредить отказывался ложиться с ней так часто, как ей хотелось. Потому что эти сведения дошли до Морены, прикрытием от которой их "союз" и служил.

— Невелика беда! — сказала "подруга". — Ты всегда можешь удовлетворить себя сама ручками или выточи себе игрушку по размеру из дерева. А глупец пусть посмотрит и пожалеет! — красавица бесстыдно засмеялась.

Конечно, Аина не стала делать ничего подобного — ей это предложение показалось отвратительным. У Брена же к девушке во время таких эпизодов возникал другой закономерный вопрос:

— Почему ты не уйдёшь к кому-нибудь нормальному? Кругом полно парней, которые заглядываются на тебя. Выбери любого, и он будет счастлив удовлетворять твои желания каждый день.

— Я же тебя защищаю, дурачок, — бурчала в ответ Аина.

Наречённому Смерти действительно стало полегче после того, как они начали жить вместе — зов, исходящий от Морены, уже не так сильно манил его, да и сама она, как ни странно, вела себя с ним скромнее. Аине не верилось, что таким образом "подруга" проявляла уважение к ней, но других объяснений не находилось.

И хотя самой девушке уже не от кого было прятаться по женской части, ей не хотелось искать другого мужчину. Наслушалась пересудов других молодух про своих хахалей и поняла, что такие внимательные во всех отношениях, как Брен, редкость. Менять же партнёров каждую ночь, упиваясь кулачными боями в свою честь и отдаваясь победителю по прихоти, как Морена, ей тоже претило. Уж лучше тот, кто делом оправдал доверие и не истекал слюнями при виде её груди, как кобель, теряя разум.

— Скажи честно, ты влюбилась? — снова спрашивал её воин.

— Нет! — сердито отвечала Аина.

Она и вправду не чувствовала прекрасного упоения, воспетого в книгах. Только преданность, тёплую и глубокую. Возможно, принадлежность — на уровне тела. Но никак не влюблённость.

Кроме того, с Бреном ей было спокойней, потому что лишь они двое знали, какую опасность представляет их предводительница на самом деле. Окровавленное платье видела только Аина, Морена настаивала на беспамятстве. Остальным же Барама сказала, что их посетил "голодный дух неудовлетворённой при жизни женщины", превратив трагичное событие в поучительную сказку, наставлявшую мужчин лучше заботиться о своих зазнобах. Такая хитрость была бы достойна уважения, если бы не скрывала страшную правду.

Аина предлагала Брену сбежать, но тот отказался. Тёмная сила Морены, наоборот, внушала ему надежду на возмездие. Он был убеждён, что только Народ Войны во главе с таким страшным вождём способен остановить его бывших однокашников. Чтобы больше ничьи жизни не оказались покалечены. Наречённый Смерти готов был погибнуть за эту цель. Для него это было делом чести. А девушка поняла, что её дело чести — защищать его от подруги, пока получалось.

К тому же, она надеялась, что вспомнит больше о своём прошлом, взаимодействуя с Бреном дальше. Но пока ничего, кроме имени, не всплывало. И всё же, жизнь приятно изменилась. Аина больше не чувствовала себя одинокой.

Ей нравилось заботиться об этом мужчине. Девушка даже начала иногда готовить дома, тогда как раньше кормилась только в общих котлах, принося в них добычу из лесу. Брен сложил ей для этого печь. Но сейчас свежий плов с зайчатиной остался сиротливо остывать на почти погасших углях.

Аина не пошла в лес, ожидая возвращения воина. Вместо этого решила позаниматься своими упражнениями за жилищем, как часто делала в последнее время, не желая далеко уходить от дома, в котором появился близкий человек. В этом году при устройстве стойбища на зиму они с Мореной отгородили себе отдельный пятачок для тренировок с Наречённым Смерти за юртами.

Вскоре к ней присоединилась напарница, и девушки до сумерек стучали деревянными мечами без наставника. Черноволосая красавица вроде бы сражалась посредственно, но иногда у неё вдруг проявлялась такая скорость и ловкость движений, что помощнице оставалось только гадать, скрывала ли подруга обычно свои истинные умения или просто в неё временами вселялся тот самый "злой дух", превращая в более искусного бойца. И что будет, если он полностью овладеет предводительницей.

Брен вернулся только под утро. Аина, долго ждавшая его возвращения, не смогла до конца проснуться. Только что-то промычала, воин ответил ей: "Спи, всё хорошо", — и завалился вздремнуть.

На другой день девушка внимательно следила за его лицом, пытаясь понять, насколько вчерашняя мысль подкосила вдовца и как это может повлиять на их отношения, но Наречённый Смерти хранил воистину кадоровую неприступность. Он продолжал учить нартов своей боевой премудрости и ничем не выдавал происходящего внутри. Плов поел, поблагодарил нейтральным тоном, и "Я пошёл" — вот единственные слова, которые Аина услышала от него с утра.

После обеда девушка решила, что нужно всё-таки сходить в лес и как следует вымотаться, проделав все известные ей упражнения. Ведь у неё начинался тот самый период, а в такой ситуации ей не хотелось докучать партнёру, вынуждая даже на обычную "ручную разрядку". Она уважала его скорбь.

Ужин с общественным кулешом, в который Аина успела привнести лишь несколько трав и корешков для вкуса, прошёл в таком же молчании, как завтрак и обед. Брен, за которым девушка наблюдала исподтишка, не смея тревожить даже пристальным взглядом, не выглядел угрюмым, скорее задумчивым. Она не стала его донимать попытками ободрить, чтобы они не были приняты за приставания, и молча ушла на лежанку, а воин — на свой ларь.

Однако сон всё никак не шёл. Вожделение нахлынуло на Аину с необычайным напором. Она лежала и сдерживалась изо всех сил, но дыхание не желало замедляться, по телу проходили волны жара. Казалось, её физически тянет, как на канате, в сторону мужчины, слишком размеренно сопевшего всего в паре аршинов.

Собаки, переругивавшиеся с волками в горах, давали знать, что ночь идёт своим чередом, но тело не желало успокаиваться, требуя своё. Аина стиснула зубы, лихорадочно гоняя по кругу одну единственную мысль: "Не тронь его, не тронь", за которую держалась, как соскользнувший с утёса за выступающий корень, оттягивая падение в пропасть. Должно же когда-нибудь попустить? Главное, дотерпеть.

Борьба с собой полностью поглотила её. Казалось, разум грозил проиграть. Девушку начало трясти от рвавшейся наружу страсти. Боги, хоть бы в одной книге написали, что может быть так тяжело!

Трудно сказать, сколько это продолжалось, потому что снаружи всё умолкло и время отмерял только лихорадочный стук сердца в ушах. Как вдруг горячая ладонь легла ей на бедро. Аина содрогнулась всем телом, боясь поверить в своё счастье, но в следующее мгновение на неё навалилась блаженная тяжесть, а губы накрыл уверенный поцелуй. Девушка вскрикнула от облегчения и обвила желанное тело руками и ногами, растворяясь в долгожданной ласке.

Этот раз не был похож на первый. Брен усадил её к себе на колени и позволил самой руководить процессом. О, как Аина ластилась и извивалась! Облизывала его грудь, шею и уши, впивалась в губы, вжималась всем телом, а мужчина ей помогал, временами притискивая к себе,так, что продолжали двигаться только бёдра, алкавшие неземной сладости, которой наполнял всё существо пронзающий её божественный жезл удовольствия.

Хотелось, чтобы это продолжалось вечно! Но наслаждение довольно быстро достигло пика и девушка зашлась в конвульсиях, мгновенно обессилев. Ноги, до этого исправно поддерживавшие непривычные телодвижения, отказались шевелиться дальше. Брен перекинул её на спину и сделал ещё несколько сильных рывков, вызывая дополнительные волны умопомрачительного блаженства, а потом резко вышел и прижался плотью к её животу. Аина почувствовала, как его естество, дёргаясь, извергает горячую жидкость.

Мужчина хотел сползти в сторону, но девушка его удержала, уложив на себя. Почему-то ей страшно нравилось ощущать эту живую тяжесть, которая словно скрывала её ото всех бед, которые могут случиться. Сейчас были только он и она, и им было так хорошо, что Аина целовала его плечо — ту часть, до которой могла дотянуться — и по щекам её текли слёзы благодарности. Боги, как же хорошо! Вот бы умереть в такой счастливый момент...

Потом Брен всё-таки слез с неё и потянулся за рубахой, чтобы вытереть жидкость с их тел, но Аина остановила его. Ей было интересно попробовать на вкус. Ничего особенного, только немного горчит. Воин вытер её живот и пояснил, хотя девушка не задала вопроса:

— Это чтобы ты не пила всякую дрянь против зачатия. Да и мне так спокойней, что бы там ни сказала ваша старуха. И давай всё-таки не частить.

Аина была на всё согласна и просто счастлива, что до неё наконец снизошёл именно тот, кого она выбрала. Девушка тихонько засмеялась и снова притянула его к себе.

В ту ночь они заснули вместе, однако, проснулась Аина одна. Вздохнула с сожалением, но решила, что так намного лучше, чем раньше. С тех пор её жизнь заладилась. Пусть и не так часто, как хотелось бы, зато Брен и сам иногда проявлял инициативу. В такие моменты она просто цвела. Морена только хмыкала, глядя на подругу. Аина подозревала, что выдала своим видом условный характер их союза до того, но что поделаешь? Теперь-то всё по-честному.

Единственное, что вызывало сожаление — вопреки надеждам, память не спешила приоткрывать завесу прошлого. Иногда ей снились смутные сны с незнакомыми лицами и пространствами — вроде бы, в каком-то замке. Но это могла быть лишь игра воображения, ведь по имени и так было ясно, что она из знатного рода. И не зря ей так понравилось изображать богатую наследницу тогда на ярмарке.

Эльри, к сожалению, отказалась поведать точные обстоятельства, при которых Аину нашли.

— Лучше тебе не знать этого, девочка, поверь. Спокойней будешь спать. Ведь сейчас всё хорошо, — улыбнулась целительница.

Девушка могла бы спросить напрямую, нарты ли убили её родителей и, возможно, других родственников, но она не решилась. Сейчас действительно всё было хорошо, как никогда. И ей не хотелось ничего менять. А ведь если догадка верна, придётся. Аина задвинула эту тень, висевшую над душой с момента, когда в памяти всплыло её настоящее имя, куда-то поглубже. Пока. Пусть зима подождёт. Почему-то казалось, что долго счастье не продлится.

За несколько дней до зимнего солнцеворота Морена велела Аине собираться в дорогу. На неделю. Сначала они остановились на зимовье намного западней, чем когда-либо прежде, а теперь это. Предводительница явно что-то задумала, но не признавалась, что именно.

— Скоро сама всё узнаешь. Поверь, ты от этого выиграешь больше всех, так что одевайся потеплее — и в путь!

Зная "подругу", Аина не очень-то верила в её обещания. В затеях Морены всегда присутствовало нечто опасное, необычное... Но это же делало их интересными. Шутка ли? Девушка впервые удалится от стойбища. Настоящее приключение! Тревога мешалась в её сердце с предвкушением.

Выехали небольшой группой: они вдвоём и восемь сопровождающих "молодцев" из поклонников предводительницы. Вьючные кони везли одну на всех юрту, посуду и сушёные запасы. Мясо добывали по пути охотой. Всё делали парни, так что и сирота из знатного рода смогла почувствовать себя важной дамой. Спали в тесноте ради тепла, но это была одна из тех ситуаций, когда приставать друг к другу со страстями не принято — благо отряда превыше личного.

Погода стояла холодная, пасмурная, но до снега было ещё далеко, и от дождя небо их тоже миловало. К счастью, Аина как раз успела пошить себе кожушок из косули, а ноги прикрывали широкие верхние штаны из шерстяной ткани. Под кожаную шапку с опушкой из куболя она повязала платок, чтобы пронизывающий зимний ветер не задувал в шею. В общем, было терпимо.

Два дня они ехали рысью на запад по Тропе Войны, ожидаемо не встретив не души, а на третий свернули в леса по изрядно заросшей просеке. И если раньше парни хорохорились, показывая удаль перед предметом своих воздыханий, то здесь по указу Морены начали соблюдать повышенную осторожность, хотя видно было, что и этой дорогой давно никто не пользовался. Лишь однажды вдалеке появился встречный всадник, но, увидев их группу, он развернул лошадь и резво ускакал. Пара молодцев хотели пуститься вдогонку, но предводительница их осадила.

Вскоре по её знаку они съехали в чащу, и пришлось замедлиться, пустив коней шагом. Похоже, тут когда-то тоже была тропа, но не слишком натоптанная — если не знать о её существовании, то и не заметишь.

В сумерках группа приблизилась к зарослям какой-то колючки, с виду непроходимым. Они спешились, запалили факелы и пошли в обход, однако, заросли никак не кончались, лишь заворачивали по окружности, подобно деревенскому частоколу.

Стояла мрачная тишина, неестественная даже для зимнего леса. Судя по позам и взглядам, не только Аине чем дальше, тем больше становилось не по себе. Одна Морена выглядела довольной, словно нашла клад.

Наконец она сделала знак разбивать лагерь. Наступила самая длинная ночь в году. Ребята занялись лошадьми, костром и юртой, а предводительница поманила Аину к зарослям. Сначала девушка думала, что та хочет о чём-то поговорить в сторонке, но они всё шли и шли вдоль колючки, а Морена молчала.

— Куда мы идём? — спросила наконец Аина.

— Сейчас увидишь, — загадочно улыбнулась "подруга".

Наконец они подошли к двум высоким деревьям, опутанным колючкой, и Морена остановилась, указав между ними:

— Здесь когда-то были ворота одной деревеньки. По идее, тут ограждение тоньше всего. Твоя задача — пробиться внутрь. Тебе может казаться всякое. Дела их кончились плохо. Но не советую отступать — будет только хуже. Это всего лишь морок, однако, если испугаешься, он может свести с ума. Внутри ты найдёшь единственную целую вещь. Она и будет твоей наградой.

Подивившись такому странному заданию, Аина буркнула:

— Ладно, как рассветёт, займусь.

— Нет, это надо сделать сегодня ночью. Управься до рассвета.

Предводительница уставилась на неё таким тяжёлым взглядом, что возражать расхотелось.

— Надеюсь, там что-то ценное, — сдаваясь, вздохнула девушка и приблизилась к колючему "забору" осмотреть его.

— Ты даже не представляешь, насколько, — сказала Морена. — Таких предметов единицы. Многие готовы за них убивать.

"Многие готовы убивать и за золото, — подумала Аина. — Но я не многие".

— Это оружие, — добавила "подруга", словно уловив её сомнения.

Девушка оглянулась с интересом. Ей почему-то сразу вспомнился меч, который никто не мог поднять. Кстати, с тех пор она его не видела и почти позабыла. Неужели, и здесь нечто подобное?

— Да, непростое, — подтвердила Морена. — Тебе понравится. Будешь благодарить меня всю жизнь.

Надо признать, она нашла способ заинтриговать Аину. Теперь, вспомнив о мече, который видела ещё ребёнком, она подумала, что зов, который тогда ощутила, мог быть знаком воинского предназначения. Как знать, возможно, не зря судьба вырвала её из знатного рода, где девушке никогда не дали бы стать бойцом. Понятно, что того сокровища ей не видать, но если есть шанс завладеть чем-то хоть вполовину столь же необычным, побороться стоит.

Она ещё раз оглядела заросли, подсветив себе факелом. Похоже, и правда, между деревьев слой ветвей был потоньше, кое-где даже просвечивал насквозь. Как будто затянуло лозой с боков — корней на земле была всего пара-тройка, и те по краям.

— Топор-то хоть можно взять? — спросила она.

— Конечно. Бери всё, что нужно. Идём поедим, а потом займёшься этим. Морок может тебя надолго запутать, а я не хочу, чтобы ты ослабела от голода и холода. Ты должна достать тот клинок.

Значит, всё-таки основное оружие! Отлично. С трудом верилось, что Морена действительно припасла для неё нечто ценное, но "подруга" обычно не врала напрямую, только искажала правду, преувеличивая, преуменьшая или недоговаривая. А тот факт, что награда достанется именно Аине, трудно истолковать двояко. Тут либо да, либо нет. Да и логично отдать приз тому, кто его добыл. Тем более, она — хедивег. Если предводительница будет пользоваться тем чудесным мечом, у помощницы тоже должно быть что-то особенное.

Подкрепившись рагу из кореньев и остатков убитой утром косули, Аина вооружилась мечом, топориком, парой факелов, своими "когтями корса" и с воодушевлением отправилась на штурм растительной преграды. Тишина в лесу теперь казалась очень кстати — значит, не нужно бояться зверей.

Однако на деле всё оказалось не так просто. Подрубить корни топором — ещё ладно, а вот спутанные ветви поддавались хуже. Меч с них попросту соскальзывал, пришлось отсекать лозы по одной "когтями корса". Их клинки были намного короче, и шипы искололи Аине все руки. В перчатках же управляться с "когтями" было неудобно.

Кроме того, похоже, колючка была ядовитой, и постепенно девушке начал чудиться какой-то замогильный шёпот. Она резко оглядывалась, убеждалась, что никого рядом нет, и уговаривала себя продолжать не такое уж сложное занятие, но сердце против воли колотилось, как бешеное. Казалось, по ту сторону её ждёт толпа призраков, и Аина ни за что не пошла бы внутрь, если бы не обещанный приз. Что поделать, если ценное оружие не валяется на дороге просто так? Во всех легендах о подобном есть какие-то преграды. А это не дракон и не толпы бешеных карликов — всего лишь морок...

Однако, сколько бы девушка ни повторяла себе это, чем меньше прутьев живой изгороди отделяли её от "плохо кончившей" деревни, тем больше нарастало ощущение, что там присутствует нечто жуткое — невидимое, злое и враждебное. Душа то и дело уходила в пятки от слышавшихся стенаний, но Аина сердито возвращала её на место. Даже если это не морок, а настоящие призраки, из всего прочитанного ею следовало, что те часто пугали до смерти, но причинить физический вред были неспособны. Значит, главное — не поддаваться страху. Да и Морена говорила то же самое.

Наконец все прутья по контуру намеченного в собственный рост проёма были перерублены и пришла пора открывать прореху. "Не поддаваться страху" только звучало просто, а на деле оказалось довольно трудно перебороть себя и решиться раскупорить этот могильник. К тому моменту Аина уже не сомневалась, что "кончили плохо" означало именно массовую гибель жителей. Тело застыло и отказывалось повиноваться. Впрочем, разум тоже споткнулся о малодушную мысль: "Может, ну его к чёрту, это оружие, будь оно трижды необычным?" Хотя подспудно девушка понимала, что предводительница тащила их всех в такую даль не для того, чтобы вернуться с пустыми руками. Наверняка, ей от этого тоже будет какая-то выгода. А значит, отступить — не вариант.

Простояв так боги знают сколько времени, Аина вдруг поняла, что шёпот и стенания ей больше не слышатся. Кругом стояла полнейшая тишина. Она рассердилась на себя за глупость и решительно толкнула преграду сапогом. Понадобилось несколько ударов, чтобы вырезанная часть отделилась от остальных зарослей и рухнула. Девушка пинками отодвинула её в сторону и шагнула внутрь, освещая себе дорогу факелом. Сделала несколько шагов, и вдруг на неё налетел ледяной вихрь.

Нет, воздух остался неподвижным, но сквозь её тело нёсся с ураганной скоростью какой-то бесплотный поток, полный ужаса и боли. Аина рухнула на колени, выронив факел. Пламя трепыхнулось, словно тоже ощущая этот нематериальный ветер, и погасло. Девушка осталась в полной темноте. Но ей было не до того, чтобы бояться видимых угроз. Разум затопила буря чужого отчаяния. Она переживала то, что случилось здесь когда-то: предательство, смертельную ненависть, жестокую расправу, убийство стариков, женщин и детей. Казалось, ощущения каждого из них сейчас обрушились на неё.

Но было и что-то ещё, другое, странное... Чувства убийц? Праведный гнев, жажда крови, ощущение превосходства, презрение к врагу, ярость битвы, преодоление боли, удивление неожиданной гибели и... радость ей? Какая-то нездоровая, фанатичная. Всё это одновременно невозможно было уместить в голове.

Перед глазами Аины замелькали образы множества смертей. Цельной картины не складывалось — просто вспышки, вперемешку жертв и убийц. Где-то серди них угадывалось два средоточия воли, схлестнувшихся в непримиримом противостоянии. Оно накалялось, пока не взорвалось подобием тёмного солнца, уничтожив всех — и нападавших, и защитников. Чистое безумие!

Девушка изо всех сил старалась не потерять себя в этом кошмаре, но, кажется, не удержалась и закричала. Просто чтобы услышать свой голос, убедиться, что она ещё есть и может хоть что-то.

Ураган внезапно иссяк, оставив после себя лишь выжженную пустошь, но бесчувственность в тот момент ощущалась, как благо. В голове воцарилась звенящая пустота. А потом в этой пустоте постепенно начали проявляться другие образы: отца Дарлена, матери Иоланы, замка Сарена, няни Алели, военачальника Гарета, сына конюха Грена... Их гибель, предательство дяди Миграна, убийство ахсартага по имени Дибр, и клятва отомстить нартам и семейству да Болирдом за то, что сотворили с её семьёй!

Пустота вновь наполнилась переживаниями, на этот раз собственными, и они раздирали грудь мучительными противоречиями: нарты взяли её к себе, вырастили, она считала себя одной из них. Да, это было обманом, ей действительно подмешали тогда, на реке что-то в питьё и заморочили голову странными напевами. После того, как погиб её безымянный попутчик в соседней клетке, а она поймала щекой стрелу... Наверное, Эльри действительно считала, что так милосердней, и, возможно, даже была права.

Но они же лишили её прежней жизни и всех родных! Ни за что, ни про что. Точнее, просто за долю в добыче и доплату звонкой монетой. У нартов Охота считалась доблестью, и Аина сама мечтала отличиться в ней. Но на языке её родной семьи это называлось разбоем и каралось смертью. Она стала одной из разбойников!

Что с этим делать, как относиться к себе и к окружающим, как жить дальше девушка не понимала. Она плашмя упала на холодную землю, мечтая о смерти, не желая жить со всем тем, что вспомнила, и примирять непримиримое. Разум померк, не выдержав конфликта, и она провалилась в забытьё.

Очнулась Аина от боли — переносицу ломило от холода. Обнаружив себя лежащей на земле, она с кряхтением поднялась, заставляя задубевшее тело шевелиться. Сняла перчатки приложила ладони к лицу, начала в них дышать.

Приближался рассвет, серело. За колючкой оказалась ровная круглая пустошь, усеянная какой-то трухой. Ни единого целого дома, дерева или камня, словно все они распались на мельчайшие кусочки. Сверхъестественное зрелище. Воистину, конец жителей этой деревни был страшным. Что за сила могла сотворить такое?

Внезапно вернулись воспоминания о том, что произошло ночью. Аину передёрнуло. Зато никакого конфликта в голове больше не было. Она выживала, как могла. Та ещё милость, конечно, со стороны нартов — убить её семью, а саму воспитать, — но из-за этого девушка не чувствовала себя им обязанной. Теперь она, Алрина о Иолана о Дарлен ал да Сарендом, сама по себе. И будет дальше делать всё, чтобы выжить. Но от нартов рано или поздно уйдёт.

Стало понятно, почему её так тянуло к жизни знати. Но вряд ли получится просто вернуть себе титул и владения. Надо подготовить почву, придумать план. Просто сбежать и скитаться, пытаясь чего-то добиться по праву рождения, без всякой поддержки, было бы наивно. В идеале, хорошо бы уговорить Брена уйти с ней. Но это потом.

Сейчас же ей обещали, что тут найдётся особое оружие. Девушка по наитию побрела в центр пустоши, по щиколотку в странном крошеве, разгребая его ногами, как снег, чтобы не споткнуться ненароком. Почему здесь ничего не выросло за это время? Что произошло? И откуда об этом знала Морена, которая росла рядом с ней? Вопросов больше, чем ответов, но вряд ли стоило пытаться выяснить напрямик. Если здесь и правда приложили руку некие тёмные силы...

До последнего не хотелось верить в их существование или в то, что придётся с ними столкнуться. Но, видимо, другого выбора нет. Хватит покорно брести по дороге, которую уготовили ей неведомые существа с погонщиком в лице Морены. Довольно прятаться за уютными шорами, приглушающими всё то ужасное, что с ней случилось с того последнего дня в Сарене. Как ни крути, за всеми этими событиями стояла она, "подруга"... Если предводительницу и вправду направляли демоны, сможет ли Аина ей противостоять? Неизвестно, но должна. Ведь больше никто не знает, что здесь происходит, и какие у неё далеко идущие планы.

Плохо лишь то, что Брен, ослеплённый своей жаждой мести Воинам Смерти уцепился за нартов, как за средство. Может быть, и враги Народа Войны не лучше. Но они как раз могли бы пресечь эти планы. Однако, разумно ли их поддерживать? Или достаточно использовать? И сможет ли она использовать кого бы то ни было? Что-то внутри противилось самой мысли об этом.

Эх, разобраться бы, что происходит на самом деле! Пока же сведений катастрофически не хватает для понимания ситуации. И в стойбище их не получить. Надо придумать, куда податься и как. А для начала подробнее расспросить своего мужчину, чем и для чего вообще живут эти Воины, чтобы составить собственное мнение, а не полагаться на чужое. Попытаться решить, стоит ли к ним примкнуть.

Впрочем, Ху завещала не выбирать сторон. Может, так и в самом деле правильнее. Вот только это означало, что Аина отныне сама по себе. И что она сможет противопоставить тёмным силам? Стало страшно. Но бежать от опасности недостойно воина. Лучше её устранить.

Если перед тобой превосходящие силы врага, и нельзя прорваться с боем, нужно проскользнуть хитростью и поразить командующего — такова была философия Ходячей Смерти, которой Альвейд успела обучить девушку. Пригодится всё-таки её наука. Хоть и не так, как мыслилось наставнице — не на пользу нартам, а наоборот. Иронично, но закономерно: нечего лишать детей семьи и дома, пытаясь сделать из них убийц!

Ну что ж, сама — так сама. Использовать всех и всё, что подвернётся, придётся — иначе ей ничего не добиться, одной против Орды. Вряд ли в её смутные догадки мистического толка кто-то поверит, а значит, соратников девушке не видать. В конце концов, никто не сказал, что использовать надо обязательно злостно. Просто не сообщать о своих истинных целях, не тратить понапрасну время, пытаясь кому-то что-то объяснить, доказать, убедить...

На этой мысли нога Аины на что-то наткнулась. Продолговатый объект от толчка сдвинулся и его дальний конец показался над крошевом. В полусвете раннего утра можно было принять обрисовавшийся силуэт за палку, но вес был не тот. Девушка присела, чтобы рассмотреть лучше. Тёмный клинок! Она осторожно запустила руку перед собой и нащупала рукоятку, которую случайно пнула. Подняла.

Так и есть! В руках её оказалась чуть изогнутая, отлично сбалансированная лёгкая сабля из тёмного, почти чёрного металла. Осторожное прощупывание пальцем показало, что оружие острое — не затупилось, не поржавело от долгого пребывания на земле. Собственно, даже зарубок не было, а ведь клинок несомненно побывал перед этим в бою! Аина сделала несколько взмахов. Удобно! Вот только по руке бежит какой-то не слишком приятный холодок...

Немного помахав клинком, приноравливаясь, девушка заметила, что тяжело дышит и кажется самой себе разгневанной, хотя для этого не было никаких причин. Она ещё пару раз аккуратно взмахнула саблей и убедилась, что чувство разгорелось ярче. Значит, его каким-то образом вызывало оружие. В то же время, в сердце от рукоятки лился холод, остужая этот поверхностный жар. Как интересно!

Впрочем, цель поездки и ночного испытания достигнута. Больше нет смысла оставаться на этом пустыре. Хотя голоса призраков и смолкли, словно все они наконец-то смогли отправиться туда, куда должны уходить после смерти души, атмосфера беды и отчаяния осталась и незаметно давила. Когда девушка вышла обратно за колючую изгородь, ей даже стало легче дышать.

На полпути к лагерю её встретила Морена. Вопросительно задрала бровь. Аина подняла клинок, демонстрируя. Предводительница довольно улыбнулась, похвалила, но было в её лице нечто такое... Впрочем, оно всегда там было, просто сейчас девушка вдруг смогла опознать образ, дать ему характеристику — некая надменная хитрость, как у сидящей в засаде и дёргающей всех за ниточки паучихи. Подавив отвращение, Аина ответила ей улыбкой победительницы, не подозревающей о том, что ею помыкают. Кажется, её маска после ночных осознаний стала вдвое толще. Теперь она будет демонстрировать миру лицо всем довольной простушки, пока не подвернётся случай взять своё.

Внезапно взгляд девушки упал в вырез костюма Морены, приоткрытый в неизменно кокетливом распахе шубейки. Там висел тот самый кулон с аметистом в виде лилии, который ей давали надеть на ярмарку. Теперь она узнала вещицу — это была подвеска её матери! Аина не удержалась и вздрогнула.

— Увидела что-то интересное? — вкрадчиво спросила Морена.

— Да. Тот кулон, что ты мне давала надеть на ярмарку, — девушка сглотнула, махом загоняя свои чувства в живот, чтобы не выдать себя излишним зарядом слов, — Он такой красивый! Мне ещё тогда понравился. — Надо было срочно сбить предводительницу со следа, и Аина и не нашла ничего лучшего, чем внезапная наглость: — Не подаришь? Я не видела, чтобы ты его носила с тех пор, — и она подняла на "подругу" просительный взгляд с просительной улыбкой.

Та несколько секунд сверлила её взглядом с непроницаемым выражением лица. Девушка старательно дышала чуть быстрее, чем спокойный человек, как положено при лёгком волнении, соответствующем её просьбе. Казалось, у неё открылся новый уровень самоконтроля. Она ощущала, что Морена пытается её прочитать, но ничего не выходит. Это был первый раз, когда она наверняка поняла, что может скрыть от мастерицы манипуляций своё истинное состояние.

В конце концов "подруга" криво ухмыльнулась и потянулась к затылку, чтобы расстегнуть цепочку:

— Всё верно. Я помню, что тебе понравилось. И специально взяла с собой, чтобы тебе подарить. Хотя у тебя уже есть приз, — и она кивнула на саблю, протягивая Аине кулон.

— Ой, спасибо! — выразила девушка "неподдельную" радость.

Она воткнула клинок в землю, развязала платок и надела цепочку, прилежно изображая полное удовлетворение жизнью.

— Как прошло? — спросила Морена.

— Да я чуть не померла от страха! — Аина продолжала разыгрывать простодушие, однако, сильно не увлекаясь, чтобы не вызвать подозрений. — Но в итоге всё было так, как ты и сказала. Или почти. — Она вдруг решила, что немного мрачности придаст правдоподобия её переживаниям, и нахмурилась: — Мне показалось, что там были настоящие призраки, и все они прошли сквозь меня. Я ощутила их страдания и лишилась чувств. Очнулась перед рассветом, и вот! — девушка победно подняла саблю. — Завтрак есть?

— Готовят, красавчики. Идём. Поедим и в обратный путь.

Когда Морена снимала цепочку, Аина заметила у той на шее засосы. В лагере же царила необъяснимая вальяжность. Парни, конечно, работали — варили кашу, собирали юрту, седлали лошадей, — но как-то лениво. Вот один бросил плотоядный взгляд на предводительницу, уже не такой, как вчерашний, когда вожделеешь недоступного, а с налётом воспоминания об удовольствии. Потом второй... Девушка присмотрелась к каждому, и от всех исходил заряд сладострастия. Групповуха у них тут ночью что ли была?

Впрочем, какое ей дело? Аина сердито отогнала от себя эти мысли. Её не заставили участвовать — и ладно. По крайней мере, парни тоже получили свой приз, не только она.

— Что это за клинок? — спросила девушка у "подруги" за завтраком, кивая на завёрнутую в кожу и притороченную к седлу саблю.

Морена демонстративно оглядела парней, обожгла её укоризненным взглядом, но всё же ответила:

— Оружие называется "скимитар". Этот конкретный сделан из редкого металла с особыми свойствами. Крепче и острее любого другого. Должен же мой хедивег иметь, чем защищать свою ахсару, — и она обольстительно улыбнулась, сигнализируя глазами, что продолжать расспросы при всех не стоило.

По возвращении домой выяснилось, что клинок этот всё же нужен был и самой Морене. Она наконец извлекла на свет "неподъёмный" меч, который оказался ей по плечу, и захотела с ним тренироваться. Именно против чёрного скимитара.

Увидев его, Брен задохнулся от удивления. Он безошибочно узнал форму оружия своего Ордена, а вот цвет... Ходили байки о том, что особо доблестных награждали такими чёрными клинками, но Брен не особо верил в их существование, поскольку ни разу не видел. Говорили также, что чёрный клинок может сразить не только живых, но и духов. Морена лишь посмеялась над такими "россказнями", обозвав их суеверным вздором, но Аине в её смехе почудилась фальшь, так что она взяла эти слова на заметку.

Волшебный меч, явившись на свет, вновь потянул Аину к себе со страшной силой. И она поняла, что тогда, в детстве, дело было вовсе не в предназначении, а в самом клинке, манившем невидимым, но ощутимым светом надежды на что-то лучшее, на то, что все трудности можно преодолеть, стоит лишь взять его в руки. Однако Морена не дала, сказав, что тот слишком тяжёл. В доказательство предложила Брену поднять его, и тот с трудом оторвал оружие от земли.

— Как же ты им машешь? — спросил озадаченный воин, глядя, как предводительница подбирает меч без особого труда.

— Просто его поднимают не телом, а волей, — загадочно ответила плутовка, лишний раз напоминая, что ей все подчиняются не за красивые глаза.

Каково же было удивление Аины, когда волшебный меч столкнулся с чёрным скимитаром и ничего не произошло! На тёмном, как безлунная ночь, клинке не появилось ни зазубринки.

— Как же так?! — воскликнула она. — Ведь этот меч рассекает всё!

Морена покосилась на неё с неудовольствием, словно собиралась каким-то образом скрыть это от Наречённого, которого выбрала наставником, и снисходительно ответила:

— Кроме чёрного скимитара. Это тоже необычный клинок. Если ты не заметила, он не ржавеет и его не надо точить.

— Но тогда тренироваться с таким оружием смертельно опасно, — нахмурился Брен. — Ты можешь сама себя покалечить.

— Не волнуйся, батыр. Рубят им так же, как и поднимают. То есть, нужно сознательное усилие. Но под силу оно только избранным. В число которых, как вы видели, я вхожу. И если ты, — она указала на Брена, — хоть кому-то об этом расскажешь, то ты не жилец. Понял?

Наречённый покосился на Аину, словно вопрошая: "А ей можно, что ли?" Ахсара усмехнулась:

— За неё не волнуйся. Она была с теми, кто этот меч для меня добывал. Много лет назад. И с тех пор они все молчат. Понимают, что от этого зависит безопасность Орды. Если сведения о нём утекут, на нас могут пойти войной большие силы со стороны. Нам же он нужен, чтобы справиться с твоими бывшими Братьями. Понял?

Брен убеждённо кивнул. Любые аргументы против Ордена Смерти являлись для него решающими.

Аина же подумала, что молчит о Мече не столько ради Орды или Морены, сколько ради него самого. Просто чуяла, что про эту реликвию действительно лучше не знать ни одной лишней душе.

Волшебный клинок был непривычно длинным и требовал другого обращения, чем обычные мечи или сабли. Наречённых тренировали владеть самым разным оружием, поэтому Брену велели разработать для длинного меча действенную технику против скимитара. Ведь сам Наречённый легко отбивал атаки Морены, хотя длинный клинок должен был давать преимущество его владельцу. Но Воины Смерти не зря слыли самыми грозными бойцами окрест. К несчастью, именно против них это оружие и собирались применять.

Разумеется, Брен не мог работать с самим Мечом, поэтому выстругал себе из дерева болванку по размеру. Аина же в это время смастерила для чёрного клинка деревянные ножны с двумя креплениями к поясу на манер сабельных. Также она снабдила ножны специальной застёжкой, позволявшей тренироваться, не снимая их. Казалось, логичней сделать вторую деревянную болванку, но Морена настаивала на обучении с настоящим клинком. Мол, ощущения, которые он даёт, болванкой не заменишь.

Аина с Бреном занимались поручением вдали от чужих глаз. И для того, чтобы Наречённый мог его выполнить, ему пришлось сначала научить хедивега орудовать скимитаром так, как мог бы он сам. Что, впрочем, и так было вторым заданием ахсары. Но Аину в тайне особо радовало то, что ей, как помощнику мастера, перепадало поработать с болванкой длинного меча, научиться с ним обращаться. Да, она точно не знала, сможет ли так же легко, как Морена, поднять волшебный клинок, но... Чем Хёдр не шутит!

С тех пор жизнь изменилась. Работая с чёрным клинком по несколько часов в день Аина и Брен стали более вспыльчивыми, между ними даже случались ссоры — пустяковые, а потому особенно досадные. Оба понимали, что дело в свойствах оружия, и поэтому быстро мирились. Но погасить его влияние полностью не могли. По идее, воздействие волшебного меча могло бы ему противостоять, но, к сожалению, ощущалось оно в чужих руках намного слабее, чем скимитара в своих.

Наречённый признался, что Зов Смерти, утихший с тех пор, как они сошлись, снова начал его донимать во время занятий с Мореной. В отчаянии он перестал по неделе сдерживать свои плотские желания, как раньше, но близость не приносила обоим прежнего удовлетворения. Ощущение было, словно пытаешься напиться, а в рту дыра, и вода не держится, проливаясь мимо. Соития всё же приглушали Зов для Брена, однако, теперь его начала ощущать и Аина. У неё это проявлялось иначе: часто находило желание кого-нибудь убить. Ради Морены. Эти порывы, явно не свои, а наведённые, пугали девушку.

В итоге они пришли к тому, чтобы основную часть времени отрабатывать технику не самим чёрным клинком, а всё-таки с деревянной болванкой. Разумеется, перед предводительницей это не афишировали. Сразу стало полегче. Но брать скимитар в руки всё же приходилось ежедневно. К счастью, ненадолго.

Морена вообще показала себя довольно ленивой ученицей — тренировалась не больше получаса, а потом оставляла их продолжать вдвоём. Хотя после того, как Аина более-менее уверенно освоила технику Ордена Смерти, ахсара начала делать второй подход с ней. Правда, в другое время суток — обычно, по утрам с хедивегом, а по вечерам с Наречённым, но иногда и наоборот. Она сама выбирала, с кем.

В какой-то момент Аине пришло в голову, что можно выработать сопротивляемость разлагающему влиянию скимитара так же, как обычным ядам. Она стала воспринимать свои вспышки агрессии подобием тошноты при отравлении, с которой привыкла справляться за долгие годы. А вместо очищающего отвара применяла память об ощущениях от волшебного меча. И дело пошло! Клинок потихоньку терял над ней свою власть.

К сожалению, объяснить Брену, как этого добиться, у неё не вышло. И чудесное оружие, как оказалось, вовсе не производило на Наречённого Смерти такого же сильного впечатления. Но он в итоге нашёл собственный способ, сходный с тем, как преобразовывал свои чувства.

Ночи стали жарче, что, с одной стороны, услаждало, а с другой вызывало опасения, ведь Морена тоже постоянно демонстрировала сладострастие, порой доходящее до извращений. Впрочем, у них пока таких склонностей не наблюдалось.

Аина иногда заводила разговор о том, чтобы просто сбежать от нартов, но Брен был непреклонен. И в конце концов косвенно убедил её, что врага лучше держать в поле зрения. Он всё больше утверждался в ощущении, что источник силы Морены тот же самый, что у Воинов Смерти, хоть и не понимал, как тогда объяснить их вражду.

Однако, Орда явно готовилась к войне с Орденом Смерти. И если они в итоге перебьют друг друга, тем лучше, с точки зрения Брена — простым людям станет безопаснее жить. После таких разговоров девушке начинало казаться, что её мужчина тоже никогда не озвучивал своего истинного отношения, а просто использовал нартов, как средство достижения цели.

На вопрос, что он будет делать потом, если переживёт эту войну, Наречённый мрачно усмехался: "Не переживу, не волнуйся". Аина не понимала, чем вызвана такая уверенность. Она могла лишь надеяться, что окажется рядом в нужный момент и сможет его уберечь.

Между тем, о быте и нравах Воинов Смерти Брен рассказывал охотно и подробно. В конце концов, если бы не посвящение и все эти "игры с магией" и служением подозрительной богине, он считал монастырь отличной школой для воинов. Правда, толку в этих сведениях не было почти никакого. Мотивы и планы стоящих за орденом сил оставались совершенно неясны.

Учитывая, что с женщинами Воины имели дело исключительно в физиологических целях, втереться в их среду Аине не представлялось возможным. В Отступницы Похоти, даже не прети ей такой вариант, набирали с детства. А значит, оставалось лишь сидеть при главе их противника, где у неё уже было вполне тёплое место, в ожидании того, что какое-нибудь событие или оговорка прояснит общую картину или покажет уязвимое место. Уйдя же, она лишилась бы и такой возможности.

Да и к Брену прикипела душой, не хотела бросать. И вовсе не ощущала противоречия в том, что скрытно желала теперь победы совсем другой стороне, чем он. Молчание всего-навсего позволяло избежать недопонимания и ненужных споров. В отношении методов у них ведь не возникало противоречий. Пусть нарты учатся, пусть поверят в то, что справятся с более дисциплинированным врагом. А там всё равно поле боя рассудит по-своему.

Интерлюдия 3.

Мара-провокаторша

Мара была недовольна. Ей никак не удавалось совратить Стражей с Пути. Конечно, она заметно отяготила их страданием, изрядно приглушив свет души и замедлив развитие. Но такими темпами перетянуть этих голубков в сторону разрушительных склонностей не успеется до самой смерти, даже если та наступит от старости. Что вряд ли — кульминация плана должна состояться в ближайшем будущем. В подготовку вложено столько труда, и осталось совсем чуть-чуть. А создать подобные условия снова ещё неизвестно когда удастся. Значит, как бы там ни было, надо доводить дело до конца.

Однако каждая попытка форсировать изменения — сломить Стражей, ввергнуть их в пучину отчаяния, внушить более жестокое отношение к миру — оборачивалась крахом, если не обратным эффектом. Почему же после определённого порога развития на души влиять настолько труднее, чем до него?

Очевидно, разгадка крылась где-то в самих законах этого мира, которые они как раз пытались изменить. И Девлон об этом знал. Или хотя бы догадывался, как Первородный. Он ещё сказал в самом начале: "Ну, попробуй", — с этаким скептицизмом. Раньше никто не пытался провернуть нечто подобное. Ну, знали, что без толку воздействовать на таких в моменте. Но она ведь вела их с детства, создала условия, максимально ей подконтрольные...

И всё же каждый раз либо рядом оказывался некий помощник, дающий опору, либо давление не ломало, а закаляло этих окаянных Стражей! Наверняка, дело не обходилось без треклятых ангелов, но, к сожалению, те настолько далеко ушли в развитии, что легко избегали обнаружения её братьями и сёстрами. Это же надо было придумать такую возможность эволюции! Нет бы править спокойно низшими существами, как подобает богам!

Столкновение с тщеславным товарищем должно было спровоцировать Стража начать самоутверждаться за счёт силы. А вместо этого чуть не кончилось его инвалидностью, что совсем не вписывалось в планы. Но и травму парень сумел использовать, чтобы укрепить свои слабые стороны.

Небольшой компенсацией служило лишь то, что её развратницы пробудили в нём Зверя, а то ведь даже животные инстинкты у мальчишки были почти полностью подавлены структурами более высокого порядка, что, само по себе, уже свидетельствовало о приближении к порогу перехода в мир поближе к божественному.

И опять намечалась "нечаянная" встреча Стража с душой поддержки, потому что кое-кто из её подопечных недоглядел. Но это ещё можно обратить в очередную попытку подточить внутренний стержень парня. Последнюю. Не то, чего доброго, выкует из него опасного героя вместо покорного орудия.

Девчонка же, когда вскрыла схрон боли, должна была если не сойти с ума, то окончательно ожесточиться. Обладала же некогда эта душа вкусом к насилию! Который до сих пор сказывался её тягой к боевым искусствам. Однако Стражница лишь обросла бронёй потолще. Даже вспомнила своё прошлое. И не треснула пополам от непримиримых противоречий, а наоборот, как-то собралась и начала ускользать из-под влияния её аватары. Похоже, даже задумала нечто своё. Не понять теперь, что именно. Напрасная вышла трата довольно редкого ресурса.

Правда, у девушки в руках оказался помеченный магией Девлона клинок, каждый из которых обошёлся Маре в оргию, переходящую в массовое убийство, что не так-то просто устроить... Но опять их воздействие уравновешивала душа поддержки. Похоже, и тут следует в последний раз попытаться выбить у Стражницы почву из-под ног. Не упадёт — так хоть зашатается.

В общем, Мара не собиралась сдаваться. Если и теперь ничего не выйдет, придётся довольствоваться методикой "капля камень точит". И как знать, быть может, всё это окажется не впустую. Боль и страх — великие силы. Не одну высокоразвитую душу они отбрасывали назад, заставив дрогнуть в решающий момент и выбрать более лёгкий путь. Тем более что понимания своего предназначения, благодаря её усилиям, на этот раз у Стражей всё-таки не было. Главное, чтобы они подольше не встретились со старым хрычом. Но этого ей как раз есть, чем занять.

Глава 16.

Клед: Западная граница

Клед коротал ночь на часах. Мелкая морось сыпалась с тёмного неба, больше досаждая, чем смачивая. Зима здесь была намного теплее, чем в Мохавене. В это время повсюду уже лежал бы снег. Говорили, что горы защищают долину от холодных северных ветров. Хотя горы-то были на западе. Высокие, практически непроходимые — надёжная граница. Но вовсе не соседи угрожали Свободным Княжествам. А бесы его знают, кто.

Когда Когти прибыли сюда для боевого крещения, было ещё лето. В полях цвели знакомые и не очень травы. Кинжал по имени Трейн, которому поручили их расчёт из двенадцати человек, сказал:

— Запомните, всё, что движется — опасно. Даже если вы это не видите. Первое правило: уловил шевеление — замри. Иначе долго вам не протянуть. Второе правило: никогда и никому не рассказывать то, что вы здесь увидите. Ни к чему пугать почтенных жителей Свободных Княжеств. Наша задача — остановить это, пока оно не просочилось к ним. Ну и третье правило: вы должны убить хотя бы одного врага за время службы здесь, иначе никакого посвящения не выйдет. Но это не значит, что надо кидаться на всё непонятное. Исключение — если вам угрожают напрямую. Иначе наблюдаем и докладываем. Атакуем только по моему приказу или вышестоящего начальства. Все распоряжения, даже странные, выполнять немедленно и беспрекословно, если жизнь дорога.

Каждому Когтю выдали короткий меч, круглый щит, кинжал, копьё и топор. Для защиты — лёгкий шлем с козырьком, наручи и поножи. В непробивайках летом было слишком жарко, поэтому шли поначалу в вырвицах, благо враги пока встречались несерьёзные.

Служили Когти пехотой и выполняли всю бытовую работу под руководством Солдат Смерти, многие из которых оказались лучниками. Воины и все, кто старше по званию, составляли конницу.

Кордоны из гвардейцев Совета и дружины местных князей остались позади. Они охраняли край относительно безопасных для обитания мест, наверное, чаще останавливая неосторожных путников со своей стороны, чем случайные остатки того, что охотно оставляли Ордену Бешеных, как называли его между собой. Судя по ухмылочкам товарищей, такое прозвище почти всем льстило. Тем более от неплохо вооружённых трусов, отсиживавшихся за их спинами.

Первого врага Клед убил через две недели после прибытия. Их повели в атаку на кучку шалашей в распадке между холмами. Существа оттуда повыскакивали диковинные: что-то среднее между человеком и собакой. Сражались они, как звери, часто припадая на передние конечности и орудуя когтями. И в то же время перегавкивались так, что угадывалось наличие смысла.

Когда на Кледа выскочил один такой из травы, парень перепугался. Но тело без заминки выполнило отработанные годами движения: одна рука прикрыла корпус, встретив бросок щитом, и оттолкнула противника, а другая, выскользнув из-за щита вослед, вспорола ему живот мечом.

Клед застыл, ошеломленно таращась на корчившееся в конвульсиях создание размером с человека. Со спины оно было покрыто мехом, а живот — лишь небольшой шёрсткой, сквозь которую виднелось шесть сосков. Лапы, схватившиеся за рану, были похожи на руки — четыре длинных пальца и один короткий с острыми когтями на концах, только кожа очень грубая. А вот ноги смахивали скорее на волчьи лапы, только длинные. На голове грива, а морда вокруг глаз голая, и гримаса боли на ней почти человеческая. Зверолюд сверкнул ненавистью во взгляде на убийцу, и сомнений не осталось — он был разумным. Но глаза почти сразу остекленели, и существо испустило дух. А из кустов на товарищей бросилось ещё трое таких же, и парень поспешил на помощь. Некогда в бою дивиться.

Хотя ещё раз "половить колтунков" пришлось. К счастью, когда роль Когтей, как внешнего окружения, была уже выполнена, и им оставалось лишь наблюдать со своей позиции за расправой внизу. Время стрелков тоже прошло. Воины косили зверолюдей в ближнем бою. Те были свирепы, яростно бросались на врагов даже детёныши. Но шансов у них не было. Оставшихся потихоньку сгоняли в центр деревни, поджигая шалаши. И там их ждал Трейн, чтобы добить.

Тогда Клед впервые увидел, как Кинжал орудует обоими скимитарами в деле, и на какое-то время застыл с открытым ртом, пытаясь уследить за полётом двух клинков, которые ни на секунду не замирали, выписывая, казалось бы, независимые траектории по обе стороны от него, но никогда не перекрещиваясь. При этом сам Трейн ни мига не оставался на месте, постоянно смещаясь и тут же взрезая пространство за собой и перед собой вместе со зверьми, которые не поспевали за его скоростью. Это было похоже на магию, и сердце паренька загорелось ярой жаждой уметь так же.

После они видели и других, ещё более диковинных тварей: помесь людей с кошками, козлами, конями и даже рыбами. Всех перебили, кроме последних — те просто нырнули в озеро и исчезли. Три дня с сетями прочёсывали водоём, но никого не нашли. Только Коготь один утонул на мелководье, у Кледа на глазах.

Воину, который вёл их группу, померещилось движение, и он жестом велел всем замереть. А Барт не послушался, завертелся на месте, рассекая воду кинжалом, потом вдруг упал, барахтаясь, ушёл под воду и пропал. Двинуться никому не позволили, командир так и не бросил поднятое копьё. Только тогда Клед понял предостережение про движение, которого не видно. Сама вода закрутилась вокруг тела, но не водоворотом, а произвольно — то в одну, то в другую сторону, как если бы там плавала невидимая рыба.

В тот день ловлю остановили. Тело Барта всплыло на утро. Откуда-то привезли ведунью, но та сказала, что дух воды ушёл, и вообще, в озере больше нет никого крупного. На лице Кинжала, читался скепсис, но "рыбалку" он всё же приказал свернуть, и, наскоро похоронив товарища на берегу, подразделение отправилось дальше.

Они зачищали территорию, медленно двигаясь с юга на северо-запад четыре месяца. По дороге дважды сливались с другими отрядами. Там тоже рассказывали всякое. Один задохнулся на ровном месте, другого сильно опалил костёр. И можно было бы принять всё это за досужие страшилки молодых солдат, но Кинжал распорядился жечь костры только засветло и располагать их подальше от шатров.

Близлежащие селения опустели, что здорово облегчало служивым жизнь: легко было найти кров на ночь в пустых деревнях и провиант в погребах — забрать с собой всё хозяева не могли.

С другой стороны, чтобы восполнить поголовье потерянных лошадей, приходилось посылать поисковые группы на восток. А терялось их немало. Одни только конелюди скольких свели с ума. Накричали им что-то по-своему, и кони понесли. Ох и попотели они тогда! Сначала копая ямы для поимки этих непарнокопытных с человеческим торсом, а потом отлавливая своих одичавших ездовых.

Горы придвинулись вплотную, закрывая теперь полнеба. Точнее, это они подошли к ним совсем близко. Очевидно, Воины Смерти сжимали кольцо вокруг некой местности. Скоро их укрупнённое подразделение должно было встретиться с ещё одним отрядом, который шёл по предгорьям.

В последние пару дней было тихо. Некоторые Когти радовались этому, считая, что перебили всех врагов, но Кледу было неспокойно. Вот и сейчас он напряжённо вслушивался в тишину ночи, стоя под козырьком ворот покинутого постоялого двора. На крыльце дежурил Солдат, которого было не слышно и не видно. А внутри почивали три Кинжала и две дюжины Воинов. Остальные расквартировались в других домах, где стояли свои караульные, а ещё четверо охраняли въезд и выезд из села. Близилось утро.

Вдруг парню почудилось во мглистой тьме какое-то движение. Он замер, как было предписано. Такое случалось часто, но обычно быстро проходило, словно мимо промчалась невидимая птица или куболь. Сейчас же чувство было другое: нечто крупное и конкретное двигалось медленно и было уже совсем рядом. Кледа взяла жуть. А ведь он на часах, и нельзя терять голову! Надо бдеть, попытаться рассмотреть угрозу.

Парень начал выполнять дыхательные упражнения для успокоения и призвал образ Меча, который всегда помогал ему сосредоточиться, ярче воспринимать окружающее, иногда даже как будто прыти придавал. И тогда он то ли увидел, то ли ощутил две высокие фигуры — слишком высокие для людей! — приближавшиеся к нему вдоль забора. Они не крались, нет, а плавно скользили, едва касаясь земли. Сердце гулко заколотилось.

— Стой, кто идёт? — крикнул Клед.

Фигуры удивлённо замерли, переглянулись, и тихо заговорили между собой, словно зажурчал ручеёк. Потом один из них двинулся вперёд и обратился к часовому. Парень не понимал его речи, но интонация была успокаивающая. Даже убаюкивающая... Руки поневоле расслабились и выпустили копьё.

Клед вздрогнул и очнулся, когда оно упало на землю с негромким стуком. Он понял, что на секунду отключился. Огляделся, подбирая оружие, но фигур и след простыл. Только Солдат с крыльца внезапно возник за спиной, шёпотом спросив:

— Что здесь?

— Уже ничего, — вздохнул парень.

Утром он доложил своему Кинжалу, Трейну о том, что видел, разумеется, умолчав о Мече. Тот покивал, записывая всё это на бумагу, и отпустил подчинённого. Клед осмелился спросить, кто это был.

— Да боги его знают. Иногда поступают похожие отчёты о едва заметных высоких чужаках с мелодичной речью, но никаких столкновений с ними пока не было. Да и видели их не больше троих за раз, обычно, по ночам, проходящими мимо. Причём видели не все, а один стражник из пятерых или около того.

Через пару дней они наконец прибыли в место встречи с самым крайним подразделением — большое село у самого изножья гор. Там их уже поджидали свежие Кинжалы и Воины, которые сменили кое-кого из предыдущих. Пришлось попрощаться и с Трейном. Вместо него отрядом стал командовать Стен, судя по всему, не в первый раз явившийся на границу и пользующийся уважением бывалых подчинённых, которым уже доводилось сражаться под его началом.

Западный отряд прибыл на следующий день. Составлявшие его к тому моменту расчёты понесли больше потерь. По объединённому лагерю тихонько рассказывали про неуловимых злобных карликов, издалека рушивших на воинов камни и стрелявших непривычно мощными короткими стрелами, которые на раз пробивали кожаны.

Теперь вроде бы ждали, когда подвезут достаточно для всех кожаных панцирей вроде тех, с железными пластинами, что носили Воины. Их делали из кожи яратиков — огромных зверей, которых разводили на южных болотах в одной из Обителей.

Когти оттуда рассказали, что от природы эти твари необычайно агрессивны, но их держат в полудрёме при помощи болотного дурмана, за посадками которого тщательно следят. Однако приходится загонять туда зверьё для прокорма тварей, которые отнюдь не быстро растут. А разделка туши из-за плотности кожи — тот ещё труд. Зато доспех получается очень крепкий, даже без металла.

В общем, похоже, жизнь послушников в тех Ладонях сильно отличалась от мохавенской, да и от других мест: кто-то добывал руду и плавил сталь, кто-то разводил пчёл ради мёда и свечей, кто-то выращивал лён и коноплю на ткань и верёвки, кто-то — хлопок и рис, а кто-то — горчицу и гнал масло для смазки оружия. Клед порадовался, что попал в Обитель, специализирующая на изготовлении кирпичей — это было интересней земледелия.

Лагерь получился большой, заняли почти всё селение. И погреться в тепле, никуда не топая, было приятно. Но всё же приходилось ходить в дозоры и на охоту. Когда пришла очередь Кледа, по возвращении старший в паре Солдат послал его с донесением о дежурстве без происшествий в штаб, который располагался, по обыкновению, в главной местной таверне.

На ступеньках парня остановил другой Солдат, велев подождать, пока выйдет предыдущий докладчик, и Клед промаялся там минут десять. А когда открылась дверь, поначалу не поверил глазам — наружу вышел Алан! Душа его, обрадовавшись, рванулась на встречу старому другу, и тело сделало шаг вслед за ней:

— Алан!

Но не встретила взаимности. Тот вздрогнул от неожиданности, узнал его, но как будто смутился. Сказал, сделав каменное лицо:

— Привет. Ступай, не надо заставлять Ятагана ждать.

Клед был слегка ошеломлён: с одной стороны, как будто сбылся его давний страх, что друг станет к нему равнодушен; с другой, он не ожидал, что придётся докладывать самому Ятагану, хоть и знал уже из разговоров, что командующий всеми их приграничными силами тоже находится здесь, но ещё ни разу не видел его. Парню оставалось только сделать такое же каменное лицо, и кивнув дорогому другу, как простому знакомому, шагнуть в помещение.

Там за большим столом у окна сидело несколько Кинжалов и совершенно неподвижный сухощавый мужчина. Облысение по краям головы, соответствующее рангу Ятагана, которое Клед до поступления в Когти принимал за обритость, оставляло слишком жидкий пучок тонких волос, так что косичка для придания толщины была переплетена дополнительными нитями. Однако выражение лица этого человека было настолько хищным, а глаза пронизывающими, что ни у кого не повернулся бы язык посмеяться над длинной верёвкой, свисающей с его макушки. Он только перевёл на Когтя взгляд, и у того желудок примёрз к спине. Все Кинжалы почтительно молчали.

Вспомнив о правилах, которые оказались как нельзя кстати, Клед потупил взгляд и доложился по форме: мол, такой-то дозор в таком-то направлении прошёл без происшествий. Однако отделаться дежурным докладом не получилось.

— Подь сюда, — спокойно велел Ятаган, и Кледа словно невидимым арканом дёрнуло ближе к столу.

Коготь не знал, из какой Обители этот Ятаган, но казалось, что он смог бы приказывать даже их Скимитару, хотя был младше по званию. И всё же при этом командовал на Западе. Парень очередной раз подумал, что не до конца понимал табели о рангах Ордена. Но когда он пытался расспросить о них Лариса, тот ответил, что их понять и не дано никому, кроме тех, кто готов для следующего чина. Что у каждого своё, личное испытание.

Хотя внешняя сторона была всем известна: чтобы подняться выше Кинжала, нужно было убить своего начальника. Но без готовности , как сказал Ларис, даже начинать не стоило. Ибо периодическое прохождение Арки Смерти давало им каждый раз больше сил, которые могли и не проявляться по отношению к подчинённым.

У Кледа тогда сложилось впечатление, что Ларис об этом подумывал, и возможно, даже был готов сместить либо их Тесака, либо Ятагана, но решил не делать этого. А сейчас парень впервые на себе ощутил, как непомерно могут разниться силы, прежде всего волевые. Ятаган попросил его рассказать обо всех случаях личного столкновения с необычным за время службы. Но Когтю казалось, повели он ему вспороть себе сейчас живот — подчинился бы без задержки!

Выслушав отчёт, командующий ещё раз спросил парня о его личных ощущениях во время дозора и, получив подтверждение, что действительно не было даже смутных непривычных ощущений, наконец, отпустил.

Только выйдя за двери, Клед наконец-то вздохнул полной грудью. И подумал, что, возникни сейчас перед ним неожиданно старый друг, возможно, отреагировал бы не лучше. Однако он бы дождался, пока тот освободится, чтобы поговорить нормально — всё же столько лет не виделись после внезапного расставания. Но Алан не стал этого делать. Значит, не померещилось? Может, друг был на него в обиде, не зная причин разлуки? Стоит ли идти его искать? И если, найдя, наткнётся на такой же закрытый взгляд, что говорить?

Поразмыслив, Клед со вздохом решил, что, пожалуй, не стоит. Село, конечно, большое, но пока спешки нет. Он дал понять, что рад видеть Алана. Захочет — сам найдёт. А не захочет — наверняка ещё столкнутся, и тогда отношение всё равно станет видно по его поведению. Ни к чему нарываться, рискуя оконфузиться, тем более, что такие чувства тут не приняты и не поощряются. Попытка выяснить отношения может выглядеть крайне неловко.

Случай, действительно, не заставил себя ждать. Свело двух Воронов дежурство по выгулу коней. Пять случайных ребят вывели пятерых животин под уздцы к реке практически молча, дали напиться и пошли вверх по течению, чтобы потом сделать обход вокруг села.

Алан продолжал делать вид, что они просто знакомые. Поздоровался, но не более. Шёл впереди с подопечной скотиной и не вступал в разговор, заведённый кем-то из прочих Когтей о скудной зимней охоте, навеянный лесом, по опушке которого они сейчас шли. Клед оказался сзади и тоже молчал. Мысли его были заняты другом, пытаясь понять его поведение.

Как вдруг впереди послышался хруст, словно через кусты ломилось большое животное. Однако кони не проявляли признаков беспокойства. Когти, как один, замерли. Клед выхватил топорик, остальные не успели. Перед ними оказался гигантский младенец. Он тоже замер, увидев кавалькаду.

Был он довольно похож на человеческого ребёнка, пухленького и почти лысого, даже большой палец в рот засунул совершенно так же. Вот только ростом "младенец" не уступал вполне взрослым ребятам и на ногах держался вполне уверенно. А ещё на лбу промеж глаз у него была шишка, но не такая, как от удара, скорее нарост правильной формы, словно капля с двумя заострёнными кончиками. И удивительно ясные живые глаза очень светлого голубого цвета.

Таких существ Клед ещё не видел и рассказов ни о чём подобном не слышал. Когти не успели прийти в себя, как младенец улыбнулся и оказался возле стоявшего впереди Алана. Коснулся морды лошади, которая без опаски его обнюхала и даже лизнула ладонь...

И тут сверху налетел вихрь. Оказавшийся действительно гигантской женщиной, превосходившей их всех ростом раза в полтора. На том месте, где у малыша была шишка, на мгновение открылся третий глаз, совершенно чёрный, без радужки, причёмчё два обычных закрылись. Казалось, этот взгляд просветил всех насквозь — куда там Ятагану. У Кледа дыхание перехватило от жути. А она проворно подхватила ребёнка под мышку и взмыла в небо на огромных белых крыльях, похожих на лебединые, снова бросивших сильный порыв ветра им в лицо.

Клед даже не успел понять, во что она одета — только завихрения белой ткани разглядел. А Алан внезапно вскричал:

— Алепо!

Он вспрыгнул на лошадь, прямо без седла, и кинулся вдогонку через редколесье. Клед рванулся было за ним, но соседний Коготь придержал его за локоть:

— Не дури.

И парню оставалось только смотреть, как белое пятно стремительно улетает к горам, а друг скрывается за деревьями.

Когти потоптались на месте около часа, ожидая товарища, но тот не вернулся. Никто не знал, что и думать. Другие тоже не слыхали о подобных существах и значения выкрикнутого Аланом слова не знали. В конце концов порешили, что надо возвращаться в село и доложить о случившемся старшим. Правда, желанием стать дурным вестником никто не горел. Вызвался Клед. Он беспокоился за друга и даже осмелился спросить Ятагана, к которому Стен отвёл его повторить доклад, собираются ли отправить за Аланом поисковую партию.

Неподвижный, как змея в засаде, командующий по имени Раскин, на лице которого жили, казалось, лишь тёмные пронизывающие глаза, с полминуты буравил его своим выворачивающим кишки наружу взглядом, потом разлепил губы и сухо ответил:

— Твой товарищ считается погибшим. А ты, если вздумаешь отправиться на его поиски, окажешься дезертиром. Всё ясно?

— Так точно! — ответил Клед, хоть сердце его и сжалось в болезненный камень.

Противиться воле Ятагана, стоя перед ним, не было решительно никаких сил. Но ночью парень не смог сомкнуть глаз. Душу грызли тревога и несогласие. Нет, он понимал, что высылать отряд на поиски действительно означало лишь бездумно рисковать людьми. И ушедшему по сути в самоволку Когтю оказали честь, сочтя его погибшим. Но нутро Кледа кричало, что неправильно хоронить друга, который, как чуяло сердце, ещё жив!

Парня раздирало между верностью дружбе и долгом службы. В конце концов он, как часто делал, прибег к образу Меча. И не смог представить, что тот покорится ему вновь, если он подчинится приказу. Так что к рассвету нутро победило. А ум придумал оправдание: из двух бесчестий Коготь, согласно Кодексу, счёл меньшим стать дезертиром, чем бросить товарища в беде. По крайней мере, первое можно смыть, вернувшись с повинной и приняв наказание, даже если это будет проход через строй. Отчисление за недостойное поведение тут вряд ли грозило. А собратья по оружию, авось, не убьют. Особенно, если он найдёт Алана.

Пока все спали, Клед привязал меч к бедру под плащом, а топорик сдвинул со спины на правый бок, чтобы рукоять не выделялась. Сходил к штабу и спросил у дежурного охранника, не вернулся ли вчерашний беглец, но увы. Значит, план оставался в силе. Парень постарался закончить завтрак поскорее, незаметно положив хлеб и варёную репу мимо рта в карман. И поспешил на распределение работ, надеясь, что сможет вызваться на сбор дров. Поскольку, на таком задании он не был уже почти неделю, получилось.

Чтобы смыться из лагеря, Кледу было необходимо выйти за его пределы, не вызывая вопросов, и он надеялся, что потеряться, отбившись от группы Когтей, будет проще, чем когда рядом Солдат или Воин. Но один непримечательный парень не отставал от него, когда все разошлись в поиске валежника или старых засохших деревьев. Клед украдкой поглядывал на него и ловил на себе его взгляды.

Неужели послали приглядывать? Да нет, ерунда, тот вызвался раньше. А если Ятаган догадался о намерениях Кледа, проще было запретить Кинжалу распределять его в лес. Без пяти минут дезертир уже начал подумывать о том, чтобы вырубить нежелательного попутчика, когда тот наконец подошёл к нему и тихо спросил:

— Ты хочешь идти искать Алана?

От такой неожиданной прямоты Клед не нашёлся, что соврать, и кивнул, испытующе глядя на парня. А сам уже мысленно примерялся, как ловчее лишить того сознания. Но паренёк неожиданно заявил:

— Я с тобой.

Клед расслабился — схватки не будет, но посчитал своим долгом предупредить:

— Нас объявят дезертирами.

— Ну что ж поделаешь. Лишь бы найти его живым и здоровым.

Сероглазый русый неказистый паренёк говорил без напора, но вполне решительно и от сердца. Кледа вдруг осенило, почему ещё Алан мог охладеть к нему:

— А тебе что? Он твой друг? Вы из одних Ладоней?

— Да, из одних. Но "друг" — это громко сказано. Он никого к себе особо не подпускал. Просто я обязан ему кое-чем.

Клед улыбнулся. Узнал характер второго Ворона.

— Ладно, тогда лучше топать, пока никого не видать. Как тебя звать хоть?

— Дель. А ты, я знаю, Клед.

Парнишка просиял и бросил охапку хвороста, которую держал под мышкой. Клед положил сверху свои сучки, и ребята с оглядкой поспешили удалиться от района сбора к горам. Потом свернули на север, в надежде пересечь след Алана. Тот скакал опрометью и должен был оставить немало сломанных веток. Расчёт оправдался, и вскоре ребята шагали на северо-запад, следуя повреждениям лесного покрова и отпечаткам характерных орденских подков с тремя шипами.

Клед перевесил всё оружие на пояс. Дель не догадался, как спрятать меч, но позаимствовал лишний кинжал из вещей простудившегося товарища и затолкал в карман пустую сумку. В которую они положили прибитого тем же кинжалом куболя — Дель расстарался, хотя и Клед давно уже метал ножи не хуже дяди. Также у обоих имелись при себе топорики.

— Как ты узнал, что я хочу пойти за ним? — спросил Клед.

— Я ждал его за воротами, когда вы столкнулись у штаба. Алан обещал мне кое с чем помочь. Но, выйдя, он свернул не туда, и вообще, не слышал, что я говорю. Ну я и спросил, кто это был. Алан назвал мне твоё имя и сказал, что вы дружили.

Сердце Кледа обдало горячей волной радости. Значит, не было другу плевать, он просто делал вид. Хотя это ничего не меняло — Клед всё равно пошёл бы. Его-то чувства никуда не делись. Дель же продолжил:

— А вчера, когда ребята рассказывали о происшествии, один сказал: "Этот чернявый злыдень чуть не рванул за ним". Ну и я сразу понял, что это ты. Я думал сам идти, но, увидев, что ты тоже явно ждёшь момента улизнуть, рискнул. И не прогадал.

— А почему это я злыдень? — фыркнул Клед.

— Зло дерёшься, говорят, — пожал плечами Дель.

— Так вроде всех учат зло драться.

— Ну а ты, значит, злее всех. Я сам не видел, только слышал.

Клед, до сего момента вообще не имевший понятия, что о нём кто-то говорит, призадумался, хорошо это или плохо. Но Дель не дал слишком углубиться в мысли, спросив:

— А расскажи, как это — дружить? У меня никогда не было друзей. Да и вообще, я не видел, чтобы в Ладонях кто-то с кем-то дружил. Мы же соперники. Кому охота выполнять тяжёлую работу?

— Вам распределяли задания согласно успехам?

— Ну да. А вам — нет?

— Нет. Разве что в наказание могли отправить делать что-то неприятное. Навоз там выгребать или что. Соперничество было просто вопросом престижа. И длины волос.

— Повезло вам, — вздохнул Дель.

— Наверное. Но ненадолго. Однажды Топор вернулся с Приобщения каким-то обозлившимся, и Алана отослали без объяснений.

— Но в чём всё-таки состояла дружба?

— Ну, мы помогали друг другу. И нам было о чём поговорить. Так, чтобы действительно интересно, понимаешь? По душам.

Дель снова глубоко вздохнул и задумался. А Клед решил подбодрить парня:

— Сейчас ты поступаешь, как друг, по отношению к Алану.

— Он тоже меня выручал. Но по душам мы никогда не говорили. Наверное, его душа была уже занята тобой...

— Не говори глупостей, — фыркнул Клед. — Это же не любовь. Друзей может быть больше одного. Просто в Ордене дружба почему-то не поощряется. Мы с Аланом попали в какой-то недосмотр, который потом исправили. И я скажу тебе, это было больно. Так, что лично мне не захотелось повторять. Наверное, ему тоже...

Клед умолк, поняв, что сам нечаянно объяснил себе причину кажущейся холодности Алана. Чёртов Орден! Почему же всё именно так? Смерть не позволяет привязанностей — ни к друзьям, ни к женщинам. "Наверное, чтобы им не было больно, когда состоится Свадьба... А нам не жалко было уходить".

Тем временем, день клонился к вечеру. Дальность дозоров парни благополучно миновали, никого не встретив. Перекусили по дороге захваченными с собой остатками завтрака. Клед убил ещё выскочившего на тропу зайца, но добычу хранили на вечер. След прошёл мимо ближайшей горы и стремился к следующей, пересекая лесистые холмы между ними. Видимо, эта Алепо полетела дальше. Скоро стемнеет и придётся сделать привал на ночь.

Внезапно до ребят донёсся запах дыма из глубины лощины. Они переглянулись и свернули в ту сторону. Осторожно подобрались к костру с подветренной стороны, стараясь не шуметь, и увидели там четырёх бородатых мужиков в шкурах. И пятерых коней.

Клед схватил Деля за руку, указывая другой на гнедую кобылу с белой звёздочкой во лбу, возвышавшуюся над остальными лохматыми лошадёнками. Именно на ней ускакал Алан. Но где же он сам?

Один из мужиков занимался костром, подкладывая сучья, другой свежевал зайца, остальные двое растягивали меж деревьев на верёвке холстину — видимо, походный шатёр. В кучу были свалены вещи, но никаких признаков пленника. Да и зачем бы он им? Значит, придётся выяснять. Клед поманил Деля за собой, показав тому, чтобы следил, и обойдя кусты, шагнул к костру. Одновременно встрепенулись кони, почуяв посторонний запах. Звёздочка заржала, как бы давая понять своему: "Я здесь!"

— Здравствуйте, уважаемые, — Клед старался говорить как можно авторитетнее, подражая Воину, как-то наткнувшемуся на гражданских за кордонами. — Что вы здесь делаете?

Двое от шатра резко обернулись. Дель занял позицию между костром и свежевателем, поближе к ним. Тот, что занимался огнём, поднял глаза, хмыкнул:

— А вы кто такие, чтобы спрашивать?

— Мы Когти Смерти. Это опасная территория, которую мы охраняем. Все гражданские должны быть за кордоном. Ради вашей же безопасности.

— Мы не просили, чтобы нас защищали, — с вызовом сказал мужик у костра, видимо, вожак. — Сами как-нибудь разберёмся, где нам быть и что делать. Наша жизнь — не ваша забота.

Клед тем временем окинул взглядом их сумки, сложенные кучей на земле. Из одной торчало горлышко серебряного кувшина. Похоже, разбойники или мародёры. Он положил руку на меч. Дель уже держался за кинжалы. Мужики у шатра тоже потянулись к своим тесакам.

— Зато наши кони — наше дело. Где вы взяли эту лошадь? — он постарался добавить в голос угрозы; кажется, вышло не очень.

— Нашли, — вожак нагло скалил зубы.

Внезапно слева мелькнуло какое-то движение. Свежевавший зайца мужик бросился на Деля со спины и сгрёб за плечи. Парнишка выхватил кинжалы, но сделать ничего не успел. Разбойник перерезал ему горло.

Кледа обдало морозом по коже. Время застыло. Он смотрел, как нежданный товарищ медленно сползает на пол, открывая кровожадную ухмылку убийцы. В мозг ударила горячая волна, разбивая оцепенение. Коготь единым движением достал и метнул кинжал. Попал прямо в глаз. Пригодились тренировки левой руки. В следующий миг он кувырком ушёл в сторону, чувствуя, что трое остальных бросились к нему. Успел уйти из-под меча вожака, чиркнувшего по топору.

Парень вскочил на ноги, выхватывая меч. Разбойники начали расходиться в стороны, пытаясь взять его в кольцо. Трое против одного. Намного более опытные. Впору испугаться. Но Когтей не зря муштровали. Теперь у Кледа в голове было не только дядино "Ни пяди не уступать", но и въевшиеся до печёнок слова из Кодекса: "Главное преимущество Воина Смерти — решительность. Страх Смерти заставляет врага колебаться. Воин же жаждет Свадьбы и потому неудержим. Будь перед ним хоть сотня врагов, он бесстрашно ринется на них, заставит дрогнуть и победит. Ибо за ним сила самой Смерти".

Просто впервые ситуация настолько подходит под эти слова. Но Коготь черпает в них вдохновение и яростно оскаливается. Надо действовать! Пока кольцо не сомкнулось. Вожак с мечом по центру. Клед перебрасывает свой в левую руку, правой выхватывает топор и кидается к нему. Отбивает прямой выпад наружу, проходя за линию атаки, и с разворотом всаживает топор в стык шеи с плечом, как раз над спрятанным в шкурах наплечником.

Вожак падает, роняя меч и схватившись за рану. Две победы за минуту обжигают бродящим огнём. Клед подхватывает меч вожака вместо застрявшего в костях топора и, не давая противникам опомниться, устремляется к правому. Впервые он ощущает истинность слов из Кодекса — как враг действительно дрогнул, перед ним лично, как его наглость и решимость растаяли, рука потеряла твёрдость. И вдохновлённый парень продолжает морально напирать, ломая волю и защиту перед собой.

Тесак короче меча, и хотя Когтю далеко до владения двумя клинками, он просто использует один, чтобы рассечь атакующую кисть, а второй с подшагом всаживает тому в живот на стыке шкур. Повторяет приём с обменом оружия, подхватывая тесак, когда его прежний владелец ещё не успел осесть наземь.

Разворачивается к последнему. Тот совсем неожиданно остался один на один с врагом. Он колеблется, он напуган. Парень ощущает это каким-то шестым чувством и уже не торопясь идёт к нему. Продолжая давить сознанием своей победы и власти над его жизнью. Разбойник внезапно разжимает кисть, роняя своё оружие и закрывается руками:

— Пощади!

Клед вкладывает свой меч в ножны, перехватив тесак острием вниз, сгребает того за грудки и опрокидывает на землю. Наваливается сверху, приставив лезвие к горлу и спрашивает:

— Где — вы — взяли — лошадь? — слова выходят неожиданно рыком; сам испугался бы, услышь он такое со стороны вчера.

— Нашли, честное слово, нашли! Там, у пещеры! Я покажу! Только пощади!

Клед взглянул, куда указывал разбойник. Попытался задуматься: стоит ли оставлять этого гада в живых? Но думалось плохо.

— Далеко? — спросил он.

— Нет, совсем нет! Может, час пути, может меньше.

Парень рывком поднял разбойника так, чтобы тот сел, развернул лицом в указанном направлении.

— Покажи ещё раз.

Мужик пошарил глазами по темнеющим на фоне заката горам и уверенно указал на высокий скальный палец.

Клед помедлил ещё секунду... и перерезал тому горло. Сзади, как они Делю. С отвращением оттолкнул мёртвое тело и пошёл шарить по сумкам разбойников. Страшно захотелось пить.

Мысли возвращались медленно. Первой было то, что в нём впервые проснулся Зверь в бою. По-настоящему. И со Смертью он был впервые лицом к лицу один на один. Но теперь возвращалось обычное восприятие и казалось, что всё это сделал другой человек.

Клед огляделся. Трупы кругом. А уже сумерки. Скоро станет совсем темно. Искать другой ночлег поздно. Однако, среди убитых... Что-то в груди трепыхнулось, как будто душа захотела сбежать от содеянного. Но разум подсказывал: всё честно, выбора не было — либо ты, либо тебя. Следом на волю захотел желудок. Парень усилием воли вернул его на место. Не время "сопли жевать", как говаривал мастер Раст. На свежую падаль могут стянуться хищники, значит, надо либо уходить, либо уносить их сейчас.

Силы стремительно таяли, словно утекая в землю. Надо было что-то решать и быстро. Клед снял с разбойников шкуры, закинул тела на крупы лошадёнок, кое-как привязал и врезал каждой по крупу найденным среди вещей хлыстом. Коняжки, уже и так сильно тревожные от запаха крови, с диким ржанием бросились в лес, пытаясь спастись от скорбного груза, который гнал их вперёд. У парня не было сил думать о том, обрекает ли он ещё и этих животных на смерть.

Надо было позаботиться о Деле. Отправить товарища в неизвестность точно так же Клед не мог. Проклятье, почему они не Воины? Тогда Дель мог бы среагировать быстрее. Или вовсе заранее почувствовать опасность. Хотя стоять спиной к врагу вообще не стоило. Но ведь и сам не углядел, не поправил! А теперь... К горлу подкатил ком, глаза защипало... Он ведь даже не был Наречённым. Так что и не скажешь "Справил Свадьбу". Разве что в свиту богини попадёт — так сказал Трейн на похоронах Барта.

Хотя, что греха таить? Клед не был истово верующим. Ну то есть, в то что всех ждёт Смерть и она всех уравняет, он верил, а вот в то, что целая богиня как-то особо одарит каждого из них в посмертии — не очень. Тем более, как сказал Санат, нарты верили, что люди возрождаются снова. Он предпочёл бы второе. А Дель лучше бы вовсе остался жив. Но тот пошёл за ним выручать общего друга, а теперь мёртв, и ничего не исправить...

От этих мыслей у Кледа заболела голова, и он раздражённо отогнал их. Ночь. Лес. Хищники. Мёртвый товарищ.

Рыть стылую землю сил не было, хотя в добре разбойников нашлась походная лопата с коротким черенком. Но придётся. Другого выхода парень не видел.

Он внезапно вспомнил, что весь день толком не ел, а сил на схватку ушло действительно много. За двухчасовую тренировку он и то меньше уставал. Даже затрясло в ознобе, впрочем, не факт, что из-за холода. Преодолевая слабость в поджилках, Клед подкормил костёр, достал кишки из освежёванного разбойником зайца, пристроил его на вертел и, более-менее взяв себя в руки за рутинной работой, пошёл копать.

Приходили к нему разные мысли и чувства: и сожаление, и вина, и скорбь, и гнев, и злость, но все без остатка ушли в остервенелую работу лопатой и топором. К счастью, лёгкий ночной морозец прихватил только верхний слой почвы. Но всё равно, сражаясь с корнями, парень вымотался до полубессознательного состояния. А ведь надо было ещё закопать.

Клед почувствовал, что просто необходимо подкрепиться давно поспевшим зайцем. И заодно подложить сучьев в прогоревший костёр. Проверил, что в серебряном кувшине — там оказалось вино, не такое вкусное, как в Красном доме, но вполне ничего. Он вылакал всё, словно воду, проталкивая в глотку мясо, вкуса которого даже не ощущал. И всё время смотрел на мёртвого Деля напротив. Товарища, которого он знал совсем недолго, зато доказавшего делом благородство своей души. Пусть и не качества выучки.

Иногда по лицу что-то текло — пот, слёзы или сопли, парень не разбирал. Просто вытирал ладонью, а ту вместе с жиром — об какую-то запасную рубаху из разбойничьего добра.

Наконец он почувствовал, что набил брюхо. И пока не начало клонить в сон, тяжело поднялся. Снял с Деля пояс с кинжалами, наручи, шарф — всё, что ещё могло послужить другим Когтям. Так полагалось. И наконец, осторожно, словно мог потревожить мёртвого, тоненький свинцовый ободок из тех, что все они надели на мизинцы, отправляясь сюда... Подумав, надел на другую руку. Собрался с духом и скатил тело в яму. Забросал землёй, положил сверху два камня побольше и отдал последний Салют — ото лба к сердцу и в землю.

Потом, не чуя себя от усталости, завязал ткань, которую развешивали разбойники, гамаком на той же верёвке, накидал в него шкур, с трудом взобрался в импровизированное ложе и отключился, как только тело приняло горизонтальное положение.

Кледу показалось, что он очнулся в могиле. Хотел дёрнуться, но не мог пошевелиться. Он вспомнил, что висит в гамаке. Сначала думал, что застыл от холода, но шкуры хранили тепло. Его парализовал чей-то взгляд. Парень силился хотя бы повернуть голову, чтобы увидеть, что за животное к нему подобралось. Почему-то казалось, что это животное. И оно находилось совсем близко, разглядывало его. Надо было стряхнуть оцепенение, защищаться. Но тело не подчинялось. Даже крикнуть, чтобы спугнуть визитёра, не выходило.

Вскоре, однако, "животное" бесшумно удалилось, наваждение кончилось, и Клед проснулся по-настоящему. Неловко вывалился из гамака на землю, заозирался, но никого не увидел. Даже следов никаких зверей не было вокруг догоревшего костра.

Парень стал разминать тело, потихоньку вновь обретая власть над конечностями. Почему-то они были словно свинцом налиты, как и голова. Хотя день ходьбы, короткий бой и копание ямы едва ли превышали обычную монастырскую нагрузку. Саднило и ещё где-то в груди, но та боль была не физическая. Выходит, переживания отнимают намного больше сил, чем труд. Вот почему, очевидно, чем старше ранг, тем каменнее лица у Воинов.

Было ещё серо. Клед распалил заново костёр, решив сготовить вчерашнюю добычу, чтобы не тратить время по пути. Доел зайца, потом рассортировал разбойничье добро, отобрав полезные вещи и запасы съестного в перемётные сумы. Одно из сёдел с грехом пополам приладил на Звёздочку, покормленную найденным овсом, навьючил. Бросил последний взгляд на могилу Деля и отправился в указанном вчера направлении.

Он рассчитывал, что пересечёт позавчерашние следы Звёздочки где-то по дороге, но, доехав до каменистой осыпи, увидел выше по склону монастырский тёмно-красный шарф. Тот свисал с высокого камня, придавленный сверху другим — явно намеренно. Значит, Алан всё-таки догадался оставить знак. Почему именно там, стало ясно, когда Клед спешился и взобрался повыше. За помеченным камнем открывался вход в пещеру, уходившую вглубь горы.

Парень вернулся, расседлал Звёздочку и оставил её свободной — неизвестно, насколько далеко тянется та пещера, а хищников никто не отменял. Лишнее барахло засунул в небольшую расщелину, привалив камнями. С собой взял только самое необходимое — оружие, еду, огниво, факелы, прихваченные из добра разбойников, и наполненный заново свежей водой из ручейка по дороге бурдюк.

Снова поднявшись к пещере, Клед подумал и добавил к шарфу Алана второй — Деля. Как знать, возможно остальные чуть позже доберутся сюда и хотя бы по этим предметам догадаются, что внутри сгинуло двое их товарищей.

Парень оглянулся в последний раз, вдыхая поглубже прохладный свежий воздух. Над северным краем лощины кружили сипы — наверное, углядели мёртвых "наездников". В остальном всё было пустынно и мирно. И неестественно тихо, только где-то вдали ветер шелестел хвоей. Сознание непроизвольно распахивалось на всю ширь, видимую с высоты, и хотелось постоять, полюбоваться часок-другой, но Кледа толкала вперёд тревога за Алана. Так что он повернулся спиной ко всему этому покою и шагнул в пещеру, ожидая встретить там, что угодно.

Однако пещера выглядела вполне обычной. За исключением того, что шла почти ровно, без особых изменений высоты и ширины. В горах за Кастердомом они с братьями таких не встречали. В те пещеры всегда было крайне неудобно забираться: либо "пол" из камней слишком неровный, либо узкие лазы, либо вовсе яма, уходящая куда-то в глубину. А эта была больше похожа на коридор... Как будто специально приспособлена для людей, ну или кто тут ещё мог ходить. Поэтому бдительности терять не стоило.

Дойдя до поворота, Клед зажёг один из факелов, и, стараясь не шуметь, продолжил путь с небольшим подъёмом. Где-то через час он дошёл до большого "зала", из которого расходилось несколько ответвлений. И какое же выбрать?

Парень пошёл вдоль стены, надеясь, что Алан оставил ещё какой-то знак. Должен был оставить, раз уж предполагал, что его могут искать!

Во втором ответвлении, которое парень осматривал, внезапно послышался каменный скрежет, как будто начинался обвал, причём чуть ли не у самого входа. Клед замер, как его учили. Обвала не было. Скрипнул ещё какой-то камень. Парню почудилось чужое присутствие, но он никого не видел. Так и стоял, ощущая, как по спине ползут мурашки, пока в глубине прохода не полыхнуло пламя.

Клед метнулся из прохода вбок, прижавшись спиной к стене пещеры. Снова скрежетнули камни. На лбу выступил холодный пот. Парень понимал, что факел выдаёт его с головой, но быстро загасить его, не наделав шума, возможности не было. Так что он осторожно опустил его вместе с сумой на пол и потащил из ножен меч. Казалось, приближается что-то огромное, но не было слышно ни звука — только его собственное тяжёлое дыхание. И тем не менее, ощущения кричали, что это огромное уже здесь, в зале, где-то прямо над ним.

Парень рискнул и поднял глаза. Что-то мелькнуло мимо. Он занёс меч, но замер, увидев перед собой благообразного старичка с добродушной улыбкой.

— Так-так, молодой человек, и что же вы здесь ищете?

— Друга, — с перепугу честно ответил Клед, и, раз уж ляпнул правду, решился сам спросить: — Вы его не видели?

— Пожалуй, что нет. Но если ты скажешь мне, на кой ляд он сюда полез, то, возможно, я смогу подсказать тебе направление.

— Он гнался за крылатой женщиной с тремя глазами.

— О! — глаза старичка странно блеснули отсветом совершенно иного оттенка, чем огонь факела. — Вряд ли он её догнал.

— А вы кто такой? — Клед наконец пришёл в себя достаточно, чтобы задать дельный вопрос.

— Я? Просто странник, — старичок обезоруживающе улыбнулся и накинул на плечи висевший за спиной плащ.

Плащ был из тёмного бархата, контрастировавшего с простой, хоть и добротной одеждой. А главное, у него не было никакой сумы. Очень подозрительно для странника.

— А вы не боитесь ходить здесь один? -спросил Клед.

Старичок рассмеялся, вполне добродушно, однако, что-то в этом смехе вызывало оторопь. Как будто ему был вовсе неведом страх. Но разве так бывает?

— Ты бы решился напасть на меня? — спросил старичок.

Клед почувствовал, будто его накрыло одеялом невыносимой благости. Рука с мечом опустилась, он помотал головой, и ощущение тут же растаяло. Парень высказал внезапную догадку:

— Вы волшебник?

— Можно и так сказать, — покладисто согласился старичок. — Но бояться в этих пещерах надо не меня. Мне просто стало любопытно. А твой друг, мне кажется, ушёл вон туда.

Он взмахнул плащом в направлении одного из ответвлений чуть дальше, и когда Клед отвёл взгляд, бесследно исчез. Только что-то мелькнуло на краю зрения, снова почудилось нечто огромное на потолке, до которого не доставал свет, но быстро удалилось.

Несколько минут Клед стоял, приходя в себя. Он понимал, что столкнулся с кем-то необычным, и, скорее всего, крайне опасным. Сердце гулко колотилось. Парень опустился на землю, где стоял, и отпил воды из бурдюка. Встреча не желала укладываться в голове — слишком мало он знал, чтобы понять, что это было и что значило.

Однако минуты шли, в пещере царил покой, и потихоньку насущные заботы взяли своё. Клед поднял факел с земли, пристроил его между камней и решил подкрепиться, прежде чем углубляться дальше. Искать-то Алана надо. А раз других идей нет, то можно попробовать положиться на указания незнакомца.

Впрочем, внимательно осмотрев вход в указанное ответвление, Клед нашёл на полу форменную пуговицу Ордена. Значит, это не лукавство с неведомой целью. Парень мысленно поблагодарил старика и осторожно двинулся по идущему слегка под уклон коридору.

Там было вроде бы тихо и спокойно, хотя, чем дальше, тем неприятнее становилось идти. Не из-за каких-то физических ощущений, а словно душа ныла: "Не хочу туда! Только не туда". Клед воспринял это как признак верного направления — должно быть, какая-то магия, средство защиты для отпугивания чужаков. Парень не смог бы объяснить, откуда такие выводы, если бы кто-то спросил, ведь с магией он сталкивался лишь единожды — когда держал Меч. Это просто казалось само собой разумеющимся. Как и то, что Когтя Смерти не остановить такой простенькой ерундой: он вчера один сразил четверых матёрых противников, что ему какой-то морок?

Внезапно накатило непонятное головокружение, лёгкая дезориентация, но буквально через три шага всё прошло. Теперь душу тянуло назад, словно Клед пересёк некую невидимую грань. Также стало тяжелее дышать и двигаться, словно воздух приобрёл вязкость. Но Коготь не сбавил волевого напора, продолжая как можно бесшумнее углубляться всё дальше.

Одной рукой он освещал себе путь, а другая лежала на рукояти меча. Однако это его не спасло. Когда коридор вывел в небольшой зал, с виду пустой, из-за спины раздался тихий свист. Клед бросил факел, резко развернулся, выхватывая меч, но никого не увидел. Зато в задницу что-то больно ужалило снизу. Парень машинально поднёс руку к ране и наткнулся на какую-то палку. Дёрнул, окинул быстрым взглядом, чтобы не пропустить момент появления врага: похоже на игрушечный дротик, разве что со стальным беззубым наконечником, словно игла с колтунковым пером.

И тут комната закачалась, поплыла. Тело перестало слушаться. Клед медленно осел на пол. Последним, что он увидел, стало странное существо ростом в половину человека, сплошь заросшее бородой, заплетённой в косы, и облачённое в невиданные доспехи, похожие на "вырвицу", связанную из сизой металлической нити с красноватым отливом. Карлик склонился над ним, начал множиться в глазах, а потом сознание померкло.

Очнулся парень в тёплом помещении, полулёжа на наклонной каменной плите. Тело затекло в неудобной позе. Попытка её сменить показала, что руки-ноги связаны. Видно было плохо, и Клед несколько раз зажмурился, чтобы прояснить взор. Но глаза его не подводили — там и правда царил полумрак. Парень осторожно осмотрелся.

Небольшая округлая пещера. Выхода не видно. Вдоль внешних стен широкая сплошная полка, накрытая железом. Под ногами шлифованный пол. За спиной большой конусообразный очаг, оттуда исходят тепло и слабый свет. Над ним с потолка выступает отдушина, посреди которой на перекрещенных цепях подвешен крюк. Вот, в общем-то и всё. Сплошной камень и немного металла.

Убедившись, что рядом никого, Коготь принялся сжимать-разжимать кулаки и шевелить пальцами ног, чтобы разогнать кровь.

— Эй, ты кто? — прилетел внезапно шёпот сзади.

Клед попытался заглянуть на другую сторону очага, но в его положении это было невозможно.

— Алан, это ты? — спросил он в полный голос.

— Клед, дружище! Неужели? — обрадовался тот. — Погоди.

Послышалась возня, потихоньку смещающаяся вправо. Клед заелозил навстречу, как мог — опираясь спиной на очаг, переставляя ноги и подтягивая за ними зад. Через какое-то время парни встретились и оба откинулись на плиты, отдыхая и рассматривая друг друга.

У Алана на голове была какая-то стальная шапочка, сплошь утыканная самоцветами. Клед хотел спросить, что это за украшение такое странное, но друг его опередил:

— Какими судьбами?

— Да вот, за тобой пришёл.

— Тебя отпустили?

— Не совсем.

Алан вздохнул и сел. Он вёл себя совсем, как раньше, словно эти пара дней, когда друг был, как чужой, привиделись.

— Прости. Я не хотел рисковать. Нас тогда так внезапно разлучили, что я решил — пусть лучше ты обидишься, чем нас заставят сражаться насмерть.

— С чего такая мысль? — опешил Клед, садясь тоже.

— У нас в Ладонях однажды случилось подобное. А ведь Раскин — наш Ятаган. Так что нам с тобой ещё повезло с Тесаком.

— Вот ведь странные порядки. Чем им не угодила дружба? — Клед почесал нос связанными руками и вспомнил свой вопрос: — Что за шлем на тебе, Ворон?

— Да чёрт его знает. Пришёл какой-то карлик, нахлобучил мне это на голову, сунул в руки книгу, другую, третью. Пытался заставить читать вслух. Но я прикинулся дурачком.

Глаза уже привыкли к полутьме, и Клед заметил, что такая вроде бы знакомая ухмылочка Алана стала кривой, как будто веселился он лишь наполовину.

— Слушай, я год пропустил из-за перелома. А ты как здесь оказался позже, чем положено?

— Я-то? — удивился Алан. — Для меня всё вовремя. Я ведь почти на год младше, хоть и попал в Ладони раньше тебя. Но у них всё по возрасту.

— У них? — невольно отметил Клед. — Ты, значит, насовсем сбежал? Почему? Из-за того, как там с вами обращались? Но ведь осталось-то всего ничего: полгода — и ты свободен, если захочешь.

— Нет, я просто увидел мифическое существо из наших легенд. Алепо — покровительница нашего народа, некогда спасшая его от нашествия других племён, уведя в горы. У нас там и изображение в священной пещере имеется. Как я мог не последовать за ней?

— Догнал?

— Как видишь! — снова горькая полуулыбочка. — А оговорка... Да, конечно, я собирался дождаться выпуска, просто разочаровался в Ордене и уже решил валить, как только отпустят, не оглядываясь. А ты, выходит, останешься?

— Ты же знаешь, у меня есть долг чести, — проворчал Клед. -А там посмотрим. Для начала нам бы выбраться отсюда.

— А как ты меня вообще нашёл? Ты один? Меня искали?

— Нет, тебя списали сразу, как погибшего в бою. А я не мог — чуял, что ты жив. Со мной ещё Дель пошёл, но его убили разбойники, — Клед тяжело вздохнул.

Лицо Алана омрачилось — нехорошо как-то, слишком жёстко для такого молодого парня. Клед хотел бы знать, что пережил друг, но понимал, что о таком не расспрашивают, по крайней мере, без повода, да ещё и в стане врага. Скрепя сердце, продолжил:

— Ты не волнуйся, я их перебил. А его похоронил. Недалеко от входа в пещеру, где ты оставил шарф. Мы шли по следам лошади, а потом наткнулись на этих мародёров или кто они там. Ну и всё довольно быстро случилось. Та ещё ночка была! Потом я просто пошёл и пошёл. В большой пещере какой-то странный старик, вроде бы волшебник, хотя Смерть его знает... В общем, он указал мне нужный коридор. А там встретили и оприходовали эти карлики. Кто они?

— Я думаю, гномы, — пожал плечами Алан. — Но не уверен.

— С ума сойти, сказки оживают! — покачал головой Клед и снова почесал нос. — Сумку забрали... А я что-то проголодался.

— Ничего, нас должны скоро покормить. Я так думаю. Мне приносили еду уже трижды. Хотя понятия не имею, день сейчас или ночь. Ты не знаешь?

Клед подумал и помотал головой. Неизвестно, сколько он блуждал под землёй и сколько пробыл без сознания. Может, и ночь...

Они проговорили ещё часа два, успев поделиться кое-чем из раздельной жизни — тепло, открыто, словно и не было разлуки. Потом заскрежетали камни, часть стены отъехала в сторону и в помещение вошёл гном, а ещё двое остались стоять в проходе.

Охранники были похожи на того карлика, которого Клед увидел перед пленением: носы картошкой, глубоко посаженные глаза, резкие черты лица, заплетённые в косы длинные волосы и бороды. А вошедший выглядел не таким страшным — нос тоньше, лицо округлее, с короткой бородкой и хитрыми косичками, заплетёнными на голове в подобие венка. В руке он нёс колбу в железной подставке, внутри которой плясал, как живой, огонёк, без видимого топлива. Колбу миловидный карлик подвесил на крюк над отдушиной, пламя внизу разгорелось ярче и сразу стало светлее.

Следующим делом гном снял "шапочку" с головы Алана и нахлобучил на свою. Сел, проделал какие-то пассы над самоцветами и на какое-то время застыл с закрытыми глазами. Клед с любопытством разглядывал существо. Оно было коренастым, плотно сбитым, с широким туловищем и относительно длинными руками. Одето в шерсть и кожу с обилием вышивки, в том числе бисером — по отвороту полусапожек, рукавов куртки и поясу, на котором висело несколько непонятных металлических инструментов и кинжал, похожий по форме и исполнению на игрушечный меч.

Вскоре существо сняло шапочку, что-то удовлетворённо буркнув, и нахлобучило её на Кледа. Тот пытался увернуться, но неожиданно сильные для такого коротышки руки быстро пресекли эти попытки. Когда гном развернулся уходить, Клед окликнул его:

— Эй, погодите! Вы нас покормите? — и он показал жестом, как берёт щепотью нечто с ладони и кладёт в рот.

— Удах4, — ответил гном непонятно, и ушёл, заперев дверь.

Вскоре им и правда принесли еду два других гнома — тоже с короткими бородами, а двое с длинными снова стерегли в дверях. Те же самые или нет, отличить было трудно с непривычки. Принёсшие пищу покормили пленников с ложек, терпеливо ожидая, пока те прожуют. Еда выглядела неаппетитной коричневой массой, однако оказалась вкусной, как тушёное мясо, и довольно сытной. Дали даже запить каким-то кисловатым напитком.

Оказавшись снова наедине, два Ворона попытались придумать, как им сбежать оттуда, однако вскоре их размышления прервало появление первого гнома. Он снова проделал манипуляции с шапочкой, потом что-то сказал охранникам. Те надели парням на головы тёмные мешки, развязали путы на ногах, сильными рывками подняли и стали толкать в сторону выхода — судя по всему, тыльной стороной кирок, которые Клед успел заметить у каждого за поясом. Кирки были очень похожи на ту, которую нашёл Санат в сундуке с родовыми сокровищами. Значит, действительно гномы.

Воронов куда-то толкали, время от времени заставляя свернуть направо или налево. Один раз Клед споткнулся на повороте и ухватился за какой-то фигурно обработанный камень, но не успел понять, была ли это скульптура или что другое — шип кирки, крюком зацепивший его бок, вынудил поскорее отпрянуть.

Наконец их привели в какое-то большое, судя по эху, помещение, поставили на колени, бесцеремонно подбив их, и сняли мешки с голов. Вокруг толпилось дюжины две разных гномов — как страшных, так и не очень. Они переговаривались между собой на каком-то отрывистом гортанном языке.

Только при виде всех вместе Кледа осенило, что короткобородые гномы, очевидно, самки. У них и косы на голове посложнее были, и голоса помузыкальнее, и более выпиравший спереди торс, скорее всего, скрывал под одеждой груди, хотя и совсем не такой формы, как у человеческих женщин.

Пещера поражала воображение: стены покрывали разукрашенные барельефы, имитирующие сад. К сожалению, видна была только небольшая её часть, а остальное отгорожено ширмами, явно прикреплёнными наспех. Перед парнями высилось нечто вроде алтаря с довольно крупным прозрачным кристаллом посередине. Над ним нависал сталактит, обросший множеством мелких самоцветов.

Вперёд вышел важный гном с шитой бисером перевязью и что-то сказал, обращаясь к пленникам. Приходившая в "камеру" гномиха неловко, но довольно внятно произнесла на человеческом языке:

— Зачем вы здесь оказались?

Парни переглянулись. В глазах Алана читалось упорное нежелание раскрывать какие-либо сведения, но Клед подумал, что переговоры — неплохая возможность добиться освобождения.

— Совершенно случайно, — ответил он.

Важный гном что-то проворчал, и охранники подтолкнули Кледа к алтарю. Там другая гномиха в одежде, полностью расшитой бисером, опять-таки без лишних церемоний заставила его согнуться, потащив голову в нужное положение, и замереть над кристаллом, упёршись макушкой в острие сталактита. Первая гномиха, очевидно, служившая переводчицей вследствие примеривания той странной шапочки с кристаллами, присела на корточки перед его лицом.

— Представь себе, — сказала она и подкрепила просьбу жестом, медленно вращая палец по кругу у виска.

Клед послушно зажмурился и прокрутил в памяти воспоминание о побеге Алана, дополнив его воображаемой погоней за Алепо до самой пещеры, а потом свой путь по его следам, опустив Деля, разбойников и странного старичка, как ненужные подробности.

Закончив, он открыл глаза. Расшитая бисером гномиха оттолкнула его от алтаря, заставив сесть на пятки, забрала кристалл и вставила его в маковку золотистого шлема, который надела на голову первая. Видимо, та лучше прочих управлялась со странными устройствами для взаимопонимания. Посидев так немного, "переводчица" сказала небольшую речь, очевидно, пересказывая остальным то, что увидела. Погутарив с другими по-своему, важный гном задал новый вопрос, который гномиха в шлеме перевела так:

— Ваши воины напасть на нас?

Клед решил, что вопрос касается их намерений. Покумекал немного, соображая, как это показать, оглянулся на хмурого Алана, одарив того ободряющей улыбкой, и сунул голову под сталактит. Показал нападения тварей, с которыми их отряду пришлось столкнуться, представил, как мог, эвакуацию мирных жителей и кордоны, всеми силами давая понять, что Воины Смерти лишь защищают свой народ от нашествия чужаков.

Учитывая сложный процесс передачи информации, переговоры длились довольно долго. В процессе стало ясно, что гномы, напавшие на шедший вдоль гор отряд, лишь защищали своё царство, видя, как Воины Смерти расправляются с другими созданиями. Хотя "переводчица" почему-то упорно говорила "наш мир", видимо, имея ввиду всё подгорное пространство. По крайней мере, так решил Клед.

В итоге простому Когтю удалось договориться, что гномы не будут нападать на Воинов на поверхности, если те не полезут в пещеры. Он честно признался, что решения принимают другие, но их согласились отпустить, чтобы дать шанс перемирию.

По окончании довольные гномы жестами пригласили ребят отобедать вместе, впрочем, не преминув накинуть мешки на голову для перехода в другое помещение. Устроились явно не в обычной столовой, а в какой-то пустой пещере с гладкими стенами, куда принесли столы и стулья, маловатые для сравнительно рослых людей. Подали даже настоящее мясо и кучу грибных разносолов. Угостили кисло-сладким хмельным напитком наподобие кваса, только покрепче. Впрочем, парни не стали на него налегать, чтобы не отягощать себя перед дальней дорогой, в которую пока верилось не до конца. Клед заметил, что Алан оглядывает кирки, составленные на специальную подставку у входа, и само помещение, прикидывая тактику возможного сражения. Всё-таки он стал мрачнее за годы разлуки.

С одной стороны, гномы из-за роста не казались серьёзными противниками, но только до тех пор, пока каждый не похлопал ребят по плечу, видимо, в знак дружеских намерений. Кледу так и не удалось не пошатнуться, а под конец стало откровенно больно — ему явно набили синяк. Друг другу же гномы раздавали тычки кулаками, которые не причиняли товарищам никакого заметного беспокойства, скорее даже удовольствие. Похоже, они были сильнее людей и менее чувствительны, так что Клед предпочёл бы избежать столкновения.

В конце концов, застолье закончилось и большинство гномов разошлись. Парням вернули все вещи: "непробивайки", пояса с оружием, суму Кледа, заново наполненный бурдюк с водой.

Несмотря на все осязаемые заверения в дружбе, гномы снова надели гостям на голову мешки, хотя провожали уже не кирками, а крепкими руками, которые не давали упасть. Несколько раз слышался скрежет отъезжающих каменных дверей. Когда возможность видеть вернули, группа оказалась в обычном коридоре, похожем на естественную пещеру, как тот, по которому Клед пришёл. Их проводили до малой залы, в которой парня подстрелили в задницу, подпалили от своих колб с живыми огоньками факел...

Как вдруг из бокового ответвления послышался леденящий душу звук: не то рык, не то вой, не то скрежет, не то шипение. Гномы резко всполошились, несколько раз настойчиво показали ребятам на другой проход, выкрикивая "Будгэр! Будгэр! Адж хурд! Адж хурд!"5, и во всю прыть побежали обратно туда, откуда пришли.

Вороны переглянулись и рванули в указанный коридор. Что бы к ним ни приближалось, оно наводило жуть на народец, который совершенно не побоялся их самих. И звуки издавало откровенно пугающие. Не успели они пробежать и двадцати метров, как стало ясно, что тварь погналась за ними — позади послышались тяжёлые удары лап. Нахлынул необъяснимый ужас. Стало ясно, что Когтям от чудища не уйти, а их много лет учили встречать опасность лицом к лицу.

Парни почти одновременно остановились и развернулись, выхватывая оружие. Клед бежал первым, неся факел, поэтому оказался позади Алана, у которого был только кинжал. На них неслось жуткое создание, похожее на какого-то изуродованного корса с огромной пастью яратика, покрытое тёмной блестящей кожей со множеством наростов. Разглядеть его подробнее было некогда. Тварь без задержки прыгнула на горца, тот увернулся, попытавшись вспороть ей бок кинжалом, но не преуспел. Пространства для манёвра было мало. Клед выставил вперёд факел, но этот зверь явно не боялся огня. В последний момент Коготь отскочил к стене, роняя бесполезный факел на землю. Он пропустил зверя мимо, и пока тот разворачивался, со всего маху рубанул по спине мечом. Однако острый клинок просто отскочил от бронированной шкуры.

Тем временем Алан уже готов встретить новый бросок. На этот раз он отступает влево, целя кинжалом в глаз, но тварь уворачивается. Клед успевает подскочить сзади и пробует проткнуть ей зад мощным выпадом. Однако зверь сшибает его с ног толстым хвостом, и меч соскальзывает, а сам парень отлетает к стене, крепко приложившись головой о камень. Пытается подняться, но ноги не держат.

Юркий горец уходит от нового нападения перекатом вбок, стараясь подрезать сухожилие под сгибом передней лапы, снова безуспешно. Похоже, их клинки этому подгорному отродью ни по чём, и гномы тоже не зря удрали. Теперь Вороны оба по одну сторону от зверя, который ненадолго замер, примеряясь, как лучше поймать вёрткую добычу. Кледу никак не удаётся встать. Заметив беспомощность одной из жертв, тварь кидается на него, но Алан быстрее. Он падает спиной на друга, еле успевшего отвести в сторону меч, и выбрасывает вперёд руку с кинжалом.

У Кледа вышибает дух и темнеет в глазах, а потом он ещё и глохнет от истошного рёва прямо над ухом. Похоже, друг достал тварюку. Надо прийти в себя и помочь добить. Хоть бы только Алан с него слез. Но тяжесть лишь увеличивается от возни сверху, толчками вжимая его в камень и вызывая приступы тошноты. Потом правую икру обжигает острая боль, и сознание окончательно меркнет.

Придя в себя, Клед поначалу подумал, что очутился в загробном мире: дышать тяжело, кругом темнота и не чувствуется тело. Парень задёргался, отчаянно пытаясь пошевелить конечностями. Правая нога тут же отозвалась болью, поставив окружающий мир на место. Клед откинул с лица обрывок плаща и в слабом свете факела разглядел у себя на груди макушку Алана.

Друг лежал неподвижно. Клед тронул его за плечо, потом потряс, но от этого лишь безвольно скатилась набок темноволосая голова. Парень судорожно задёргался, пытаясь скинуть с себя мёртвый груз в надежде, что каким-то образом ошибся, что это кто-то другой. Но труп не поддавался, явно придавленный чем-то ещё.

Клед кое-как подтащил себя из-под навалившейся кучи повыше — дальше мешала стена. И увидел, что изуродованная рука Алана по локоть в пасти зверя, бездыханная башка которого покоилась на животе друга, придавив его ноги обмякшим туловищем.

Голова кружилась до тошноты, и до одури хотелось поверить, что всё это лишь галлюцинация от сотрясения мозга, но мешала сильная боль в икре. Поэтому Клед, обдирая руки, выпростался из-под трупов, попутно обнаружив, что лежал в огромной луже крови. К счастью, большая часть была не его -когти зверя располосовали стёганые штаны и немного врезались в мясо, но крупных сосудов не задели. А вот у Алана до кости надкушена рука, воткнувшая твари кинжал в мозг через верхнее нёбо, и сильно порваны оба бедра.

От такой картины парня замутило пуще прежнего, и он снова привалился к стене. У друга не было шансов. Алан погиб за пару минут от потери крови, даже если зверь скончался раньше. Погиб, спасая его, Кледа. Сразу после того, как они вновь обрели друг друга после стольких лет разлуки, и всего за полгода до освобождения от дурацких правил, запрещающих дружбу. Ну почему, почему, почему! Почему жизнь так жестока??? Глаза увлажнились, но не от горя — Клед задыхался от злости на Смерть, забравшую Когтя даже до Наречения. Какой в этом смысл? Зачем? За что???

Злость придала парню сил. Он стиснул зубы, оторвал кусок рубашки Алана почище, промыл и перемотал свою рану. Поднялся и поковылял прочь.

Клед не мог похоронить друга. Если повезёт, тело найдут и приберут куда-нибудь гномы. Ему же ничего не осталось, кроме как исполнять долг чести — ещё немного перед Орденом, а потом перед семьёй. И если повезёт после всего этого выжить, быть может, он вернётся сюда, поселится в какой-то пещере отшельником, спрятав Меч в горах, и погрустит о погибшем товарище.

А пока, раз уж так распорядилась судьба, Смерть или Мелвин с его неисповедимыми путями, будь они все прокляты, надо хотя бы донести до Ятагана предложение перемирия. Возможно, это сохранит жизни паре десятков или даже сотен Когтей в последующие годы. Гномы-то явно самый серьёзный противник, с которым здесь можно столкнуться.

Своё же сердце — в каменный сундук, на замок, в подземелье. Лишь бы не жгло так несносно в груди!

Клед едва заметил момент, когда пересёк невидимую границу, после которой идти и дышать стало легче. И вовсе не чувствовал слёз, катящихся по лицу.

Глава 17.

Аина: Заложник

Она его убила. Морена убила Брена. И Аина никак не смогла его защитить, хотя была рядом в тот момент. Наивная дурочка с благородными намерениями! Которые ничего не стоят против расчётливого коварства и бездушной злобы!

Но хуже всего в тот момент было выражение извращённого удовольствия на лице Морены, как будто ей это доставило чувственное наслаждение. Аину чуть не вывернуло наизнанку.

А потом совершенно бессовестное: "Ты же сама видела, он хотел меня убить! Перебежчику никогда нельзя доверять". То есть, Брен ещё и виноват оказался в том, что обучил нартов сражаться с бывшими товарищами.

Девушка сама не понимала, как сдержалась тогда, не кинувшись на "подругу" в ответ, и как до сих пор находится рядом, не подавая вида, что от неё словно часть отрубили. Как смотрит в глаза этому демону в обличье человека и невозмутимо продолжает исполнять обязанности "хедивега".

Теперь Аина осталась единственным учебным партнёром Морены по освоению волшебного меча. Иногда так и хотелось атаковать по-настоящему — вдруг повезёт? Хотя, если не вышло у опытного Наречённого, куда уж несостоявшейся Ходячей Смерти? Хоть Брен и неплохо её натаскал, до него Аине было далеко.

Непонятно, к чему Морене вообще нужны были тренировки, ведь как только возникла опасность для жизни, "ученица" внезапно легко превзошла учителя, отправив того к праотцам. Причём одним из тех приёмов, которые он по собственному почину для неё разработал, чтобы косить сразу строй солдат с обычным оружием: наотмашь по ногам, и на возврате по шее. Теперь ахсара, словно в издёвку, так рубила лес на дрова. Не ради дров, конечно, но именно в печь потом шли отходы их тренировок в предгонной чаще.

Непонятно, что вообще сподвигло Брена напасть. Ведь он-то должен был догадываться о том, как опасна Морена! Хотя бы по своему ощущению "зова Смерти". И главное, ничего не сказал Аине, так что ей оставалось только гадать: то ли он решил, что попытка устранить такого опасного предводителя стоит риска, то ли устал терпеть и либо озверел, либо специально нарвался, как порой хотелось и Аине, чтобы прекратить мучения.

А всё из-за перемен в жизни нартского племени. Очередной весной Морена повела Сванскую Свору на захват самого восточного замка Свободных Княжеств. И теперь все, кто обычно оставался на лето в горах, поселились там, подчинив себе Сагатдом или провинцию Сагата, как назвала её новая госпожа. Остальные Своры должны были осенью вернуться с Охоты уже сюда.

Брену пришлось сражаться и убивать, в результате чего их жизнь осложнило воздержание. Ведь если верить Бараме, именно из-за этого он становился опасным для женщин.

Аина тоже побывала в своём первом настоящем бою, и ей совсем не понравилось. Ведь эти бедные люди были ни в чём неповинны кроме того, что нартской предводительнице захотелось жить в замке. Но всех их было велено перебить. Впрочем, как и Мариндеров, когда на замок позарился проклятый дядя Мигран. Даже непонятно, как девочке-найдёнышу, потерявшей память, нападения и грабёж в отрочестве могли казаться желанными приключениями.

В пылу боя было ещё терпимо — там или ты, или тебя. Однако, когда хозяев одолели, и Морена велела прирезать наследника, это ощущалось иначе — подло и низко. Впрочем, Аина не могла не подчиниться. Подросток был совсем юным, но лицо его отражало столько презрения и злобы, что у девушки не возникло жалости. Просто он ничем этого не заслужил.

Она вспомнила наставления покойной Ху: "Убивай без ненависти и только тех, чьё время пришло". С последним можно было бы поспорить с философской точки зрения, но на деле парнишка был обречён. Так что, поймав ощущение отрешённости, Аина быстро рассекла ему горло Чёрным клинком. При этом зачарованное недоброй силой оружие наполнило её какой-то тёмной радостью. Наверное, такую же испытывала Морена, когда растерзала Арто и пронзила сердце Брена. Аина почувствовала себя хлебнувшей самого страшного яда, который отравляет саму сущность, но душа отторгла противоестественное чувство. Девушку вырвало, и она поклялась про себя когда-нибудь припомнить своей кровожадной "подруге" и это вынужденное убийство беззащитного юнца.

Чёрный клинок терзал их обоих — Аину и Брена — всё больше с тех пор, как отведал крови ещё на подступах к Сагатдому. Он будил самые тёмные страсти. Так, однажды Брен замахнулся на подругу и они чуть не подрались — по настоящему, не ради тренировки. Аине же иногда хотелось мучить своего мужчину — царапать его до крови, кусать за чувствительные места... К счастью, что-то внутри сопротивлялось этим побуждениям. Но постоянная раздвоенность и необходимость себя контролировать порой грозили свести с ума. Особенно теперь, когда Брена не стало. А свою ненависть к Морене нельзя было проявить.

К счастью, замок Сагаты был выстроен на уступе, и Аина по-прежнему могла уходить в горы "помедитировать". На самом деле она каждый день остервенело лупила один большой, поросший мхом сухой ствол, всаживая в него всё своё раздражение. После первого такого "спуска пара" пришлось надевать перчатки, чтобы не выдавать Морене кровавыми следами, насколько часто и сильно Аина злилась. Или работать ногами, как сейчас.

Девушка не сдерживалась, она кричала, нанося удары, вкладывала в голос жёгшую её изнутри невозможность такого существования, пока не наступало опустошение. После одного особо яростного удара ствол в полтора обхвата вдруг треснул и повалился. Впервые с того единственного раза ещё до потери невинности, сближения с Бреном, возвращения памяти и знакомства с чёрным скимитаром.

Тогда Аине так и не удалось повторить результат, но сейчас вдруг вспомнилось, что и об этом Ху говорила: мол, у человека есть некая неосязаемая сила, которая, будучи вложена в движение, может разить с десятикратным уроном. Похоже, это была именно сила чувств, причём разрушительных.

С тех пор Аина немного отвлеклась от своих страданий, стремясь превратить их в оружие. Но, как и раньше, не удавалось. До сегодняшнего дня. Когда недавно засохшее дерево толщиной в руку сломалось в точке удара, девушка впервые с момента смерти Брена ощутила некое удовлетворение. Пусть мрачное и неуверенное, но оно было намного лучше привычной пустоты. До этого Аине казалось, что кошмар будет только ухудшаться, пока не сведёт её с ума. Однако, если натренироваться бить таким образом, возможно, у неё появится надежда потягаться с одержимой "подругой".

А вечером того же дня случилось ещё одно новшество — Свора, рыскавшая по провинции, убеждая жителей не ерепениться, привезла с собой пленника. Это был молодой барон, ехавший навестить своего дядю в Сагате. Морена повелела запереть его и отправить родителям гонца с локоном и требованием выкупа — десять слитков золота и двадцать серебра. То есть, теперь нарты занялись ещё и вымогательством. Хотя спору нет, замок требовал ремонта.

Однако Аина углядела в надменном красавчике неожиданный билет на волю. На вторую ночь она напросилась его сторожить.

* * *

У девушки не было чёткого плана, как подступиться к задуманному, просто она понимала, что дольше такую жизнь не вытерпит. И если она чему-то научилась от "подруги", так это тому, что при наличии цели не стоит стесняться в средствах, особенно если на кону твоя судьба. Хватит быть жертвой обстоятельств! Пора подчинить их себе, даже если придётся замарать руки.

Вариант был: соврать, запугать, сказать, что убьют всё равно. Но молодой барон Мадлен Керибран о Малдор ан Аовина ан да Пикердом облегчил ей задачу, сразу начав явственно заигрывать. Аина, конечно, знала силу очарования своих женских форм, благодаря которым уродующий лицо шрам замечали слишком поздно, но, глядя в эти тёмные глаза с поволокой не испытывала иллюзий.

Она поддержала игру, делая вид, что польщена его симпатией, даже позволила себе позаимствовать кое-что из методов Морены. Та часто обжигала кавалеров каким-нибудь дерзким прикосновением, а потом снова принимала неприступный вид. Конечно, предводительницу никто не посмел бы лапать против её воли, но у пленника руки были связаны буквально, так что Аина могла пользоваться похожим положением. Она безнаказанно прижималась к мужчине, поднятому на ноги для пущего удобства "беседы", и тут же отступала; скользила ладонью по бедру и убирала руку, не доходя до самого интересного; ласково запускала пальцы в тёмные длинные кудри, а потом равнодушно отворачивалась; шептала на ухо что-то бессмысленное и вновь удалялась на пару шагов, всё больше распаляя его.

Как только Мадлен заговорил о том, что девушка не пожалеет, если развяжет ему руки и позволит её ублажить, Аина, готовая к такому повороту, напустила ледяной вид в лучших традициях "подруги" и сделала свой ход:

— Не держи меня за дурочку. Ты ведь хочешь удрать? — и уловив моментальное сомнение в глазах визави, не дала ему вновь натянуть лживую маску: — Я тоже. Поэтому развяжу, но только если ты согласишься взять меня с собой.

Опешивший от такого поворота событий Мадлен, забыл о своей игре в "соблазнителя" и поражённо спросил:

— Зачем тебе это?

"Легенда" у Аины была готова заранее. Ещё когда девушка впервые задумалась над побегом в "высший свет", она предложила Морене составить список всех разорённых нартами замков. У предводительницы, к счастью, были свои причины ухватиться за эту идею. Получив с очередной Охоты несколько реестров знатных родов разной свежести, она принялась вычёркивать семьи, восстанавливая весь перечень "побед" за предыдущие годы при помощи ахсартагов, возглавлявших Охоты. Именно в этих записях девушка подобрала более-менее подходящую по возрасту юную баронессу, которой уже никто никогда не хватится. Тогда она ещё не вспомнила своё настоящее имя, но и сейчас использовать его было бы глупо — вдруг Морена будет искать своего "хедивега"? Поэтому ложь легко слетела с её уст, когда долгожданный момент настал:

— На самом деле я тоже знатного рода. Аделина Сопроден о Илизия о Каспер ан да Термисдом к твоим услугам. Меня похитили в детстве. Я мало что понимала и даже долго не помнила прошлого, но больше не могу находиться среди этих зверей. Моя семья уничтожена, так что обратиться за помощью не к кому, поэтому мне нужен покровитель вроде тебя, чтобы вернуться к жизни, которой я заслуживаю по праву рождения!

В последней фразе девушка не без успеха применила надменное выражение лица горделивой знатной дамы, подсмотренное ещё на злополучной ярмарке. Ей было неловко принимать такие фальшивые позы, но, похоже, в данном случае это был как раз верный тон. Глаза Мадлена заблестели уже не похотью, а чем-то большим — азартом, даже алчностью, причин которой Аина не могла даже вообразить. Но главное, что он клюнул на "крючок".

— Ты же понимаешь, что покровитель должен получать что-то взамен за свои хлопоты? — вкрадчиво поинтересовался Мадлен и недвусмысленно облизнул губы.

На Аину вдруг нахлынуло нездоровое возбуждение — не столько от расчётливых чар красавца, сколько от внезапного осознания, что дело может выгореть, и она навсегда покинет этот ад!

Девушка вплотную прижалась к Мадлену и впилась поцелуем в подставленный рот. Она обшарила молодое сильное тело, явно не понарошку воспылавшее к ней желанием, и ей понравились ощущения. Между ними побежали горячие токи, и хотя возбуждение шло только на уровне тела, без всякого доверия или надежды на настоящие отношения, Аина решила, что так даже лучше, и отдалась плотской страсти.

Она толкнула мужчину к стене и заставила сесть. Оседлала его, продолжая ласкаться.

— Так ты меня развяжешь? — жарко шепнул он ей на ухо.

— Не сегодня, — ответила она ему так же.

И взяла всё на себя. И ей, чёрт возьми, понравилось! Это был совершенно новый опыт чистой похоти, но партнёр ею так наслаждался, что и Аина отдалась на волю животной жажды удовольствий безо всякого стыда, без оглядки и без единой мысли. Она непривычно быстро достигла кульминации, и партнёру пришлось подождать пару минут, пока девушка отдышится и смилостивится довести до вожделенной точки его. Аина впервые сделала это ртом и нашла процесс во многом неприятным для себя. Но, судя по пересудам в племени, парни это обожали, а ей сгодится любой способ его ублажить. Раздосадовывать будущего союзника было бы не разумно, а развязывать ему руки пока не хотелось.

Чуть позже, когда оба отдышались и пришли в себя, Мадлен сказал с почти искренним восхищением:

— Ну ты и горячая штучка! Не ожидал, глядя на твою суровую мину.

— Так мой покровитель доволен? — с издевательским подобострастием спросила Аина. — Стоит ли бедная сирота его хлопот?

— О да, определённо да! — довольно расхохотался барон. — Если ты меня ещё развяжешь, мы с тобой запросто подожжём этот гадючник своей страстью!

— Разумнее будет дать себе волю в мягкой хозяйской перине, разве нет?

Аина и сама поражалась притворной приторности своего голоса, но чувствовала, что именно так и надо в рамках затеянной игры.

— Ты права. Так когда бежим? Прямо сейчас?

— Ну уж нет, извини. Мне нужно всё подготовить и выбрать подходящий момент. Нас не должны поймать. Сколько времени уйдёт у гонца, чтобы обернуться за выкупом?

— Недели полторы-две по тракту. Вашими тропами, возможно, быстрее... Но если они получат золото, то какой мне смысл рисковать? Надо бежать как можно скорее и постараться перехватить гонца, пока маменьку удар не хватил от таких новостей.

Готовность к сражению слегка повысила мнение Аины о молодом бароне, ведь дамский угодник запросто мог быть и трусом, судя по прочтённым романам. И всё же пришлось прибегнуть ко лжи:

— А такой, что наша Морена запросто может тебя всё равно укокошить, — зловеще усмехнулась она, и когда слова прозвучали, поняла, что не так уж сильно врёт. — Что лучше для твоей маменьки? Потерять золото или сына? Или то и другое?

Похоже, Мадлена эта мысль напугала, потому что он погрузился в мрачное раздумье. А девушка, раз уж пустилась в манипуляции, решила, что самое время добавить к плети пряник, пусть и такой же выдуманный:

— В крайнем случае, можем попытаться отбить твоё золото на обратном пути. Я знаю их тропы. Устроим засаду. Главное, уйти. Дай мне пару-тройку дней. Надо всё сделать наверняка.

— Ладно, — расслабился барон и позвал бархатным голосом: — Полежи со мной, сладкая, а то ночи пока холодны...

Аина с удовольствием устроилась на тёплом и мягком, но когда Мадлен уснул, высвободилась из его объятий. Чёртовы токи продолжали её будоражить, только теперь разум был не на стороне тела. Во-первых, её задача — сторожить пленника, а не спать. Во-вторых, ночью можно как раз спокойно подумать над тем, как удрать. И чем скорее, тем лучше, пока барон не смалодушничал или не догадался, что, убив заложника, Морена больше не сможет требовать выкуп за других, так как никто ей не поверит. Уж дурой-то она не была. Хотя тут всё зависело от планов ахсары — обогащаться и дальше таким способом либо же устрашить баронов перед большой войной.

Впрочем, это Аину больше не волновало: лишь бы удалось вырваться и найти средства к существованию, а потом можно постепенно сместиться так далеко на запад, что власти "подруги", даже при самом успешном воплощении завоевательных планов, её за всю жизнь не догнать.

Прежняя решимость держаться рядом с врагом в надежде узнать что-то полезное для борьбы умерла вместе с Бреном. Всё это были наивные надежды, за которые девушка дорого поплатилась. Пора признать — ей самой не тягаться с Мореной. Средства же победить демона или мощных союзников уж лучше искать наобум, но с развязанными руками. Не как сейчас — прозябать на милости злобной твари, которая отбирает у неё близких людей, да ещё делать вид, что верно служишь ей.

Теперь, когда появилась реальная возможность попасть в ту самую благородную среду, которая некогда привлекла Аину на ярмарке, а потом оказалась родной, стало ясно, что все выдуманные причины остаться были лишь малодушными отговорками, чтобы не идти на риск, а потом не бросать мужчину, к которому она привязалась. Однако это было истинным желанием души, от которого сейчас вырастали почти осязаемые крылья. И будь она проклята, если не улетит!

* * *

В следующие четыре дня Аина тайком собирала всё необходимое для успешного побега: там кусок солонины стащит, тут полголовки сыра. Яды и целебную мазь — у Эльри, сбрую — по частям в конюшне, одеяло — из кладовки, плед — с верёвки, неказистое дорожное платье — у Морены. Предводительница теперь занимала пол-этажа, устроив себе не только гардеробную комнату, но и отдельные спальню, кабинет, будуар, библиотеку...

Утварь, необходимую в походе, девушка взяла свою, из прошлой жизни, благо теперь жила на одном этаже с "подругой" и столовалась на замковой кухне. Тёплую куртку и меч — Брена, чтобы не привлекать внимания, воруя из "сокровищницы" родное баронское.

С деньгами было сложнее. Живя в племени, девушка не сталкивалась с необходимостью их использования, но на большой дороге им понадобятся средства. У Аины было немного драгоценностей подаренных Мореной "с барского плеча", но если ими где-то расплатиться, та её выследит. В конце концов, хедивег нагло воспользовалась своим положением и, по традиции племени, забрала "на память" у недавно скончавшейся Мудрой забавную жилетку, вышитую монетами, которая служила той одновременно доспехами и "стеной трофеев" за долгие годы Охот. Хоть на что-то этих денег да хватит.

Аина прятала всё необходимое в горах, куда уходила якобы заниматься, а сама делала крюк и складывала добро в небольшой пещерке у края малозаметной тропы, которая вела из бывшей каменоломни в долину. Кое-где её перекрыли скатившиеся сверху камни, но верхом можно было проехать. А самым ценным в этой тропе было то, что туда можно было попасть с задворков самого замка, считавшегося неприступным, поскольку к нему вела только одна подъездная дорога, а с трёх сторон защищали скалы. К счастью, о своём открытии девушка никому не рассказала, так что сразу и не поймут, куда они делись. При этом не придётся проходить сквозь ворота, что иначе стало бы самой проблемной частью плана, поскольку там всегда дежурило минимум четверо часовых.

По вечерам же, Аина, не таясь, посещала пленника и позволяла стражникам слушать, чем они там занимаются. Разумеется, кроме деталей заговора, которыми обменивались шёпотом между охами и вздохами. Кажется, именно это возбуждало девушку больше, чем сам барон, который хоть и подкупал своей страстностью, но совсем не трогал душу, да и ум ничем не впечатлял. Похоже, страх расправы засел в нём достаточно глубоко, чтобы не сомневаться в необходимости побега. Иногда Аине казалось, что она вожделеет свободы в его лице больше, чем его самого. А может, внезапно открывшаяся страстность в ней самой объяснялась тем, что мужчина был по-прежнему связан. Она обосновывала это тем, что в любой момент может заглянуть стражник, но в целом её, как ни странно, вполне устраивал вариант полного контроля над ситуацией.

Такая демонстративная похоть служила сразу нескольким целям. Во-первых, скрыть от Морены истинную причину своего возбуждения. Быстро прознав о забавах хедивега, охочая до утех предводительница одобрительно ухмыльнулась:

— Так вот что тебе, оказывается, было надо все эти годы, чтобы дать волю своим страстям — благородная кровь.

— Похоже на то, — смущённо пожала плечами Аина.

— И что же, барон так хорош?

Опасный вопрос, но он же и повод совсем сбить беспринципную "подругу" со следа.

— Просто огонь! Можешь сама проверить.

— Может вместе? — повысила ставки Морена, чуть не раскрыв её блеф.

Аина сделала вид, что задумалась над предложением, потом с сомнением покачала головой:

— Давай ты сначала одна, а то мне слишком нравится, когда я сама всё контролирую. Может, дело в этом, а не в титуле. С тобой так уже не получится. Возможно, позже, когда наиграюсь.

Это была совершенно невероятная дичь, которую девушка выдала на гора с беспримерным апломбом, но Морена, порой, казалось, читавшая мысли, купилась на неё! А всё потому, что подобное поведение было близко самой злодейке, и поверить в него ей было легче, чем в предыдущую сдержанность "подруги" в половых вопросах по невнятным идейным соображениям.

В тот же вечер Морена посетила красавца, подразнив его, но так и не воспользовавшись. Об этом рассказал явившейся позже Аине сам Мадлен. Ему показалось, что ахсара хотела проверить их побуждения. К счастью, барон доверял благородному приёмышу нартов больше, чем их надменной предводительнице, от которой "повеяло жутью" в какой-то момент.

Второй целью данных походов была собственно разработка плана, который устроил бы обоих. Ну а третьей — приучить стражников к своему появлению, не вызывая подозрений. Четвёртой — почувствовать себя живой и способной наслаждаться после смерти Брена — Аина почти пренебрегала в уме.

Сложнее всего было незаметно увести лошадей, но пешком далеко не уйдёшь. Пришлось схитрить — напроситься с Эльри за травами в долину, а на обратном пути подбить её на скачку, чтобы вернуться от ворот назад — якобы ненадолго, ради охлаждения коней.

Это было решающее событие. Теперь откладывать побег больше нельзя, пока лошадей не хватились. Скрывшись от взглядов стражников за скалой с небольшим леском вдоль подножия, Аина отвела скакунов по обнаруженной тропе к пещерке, где уже ждало всё остальное. Вернулась по горам с тыла, рассудив, что до утра никто не обнаружит нестыковку с её появлением в замке не через ворота.

К тому моменту уже наступил вечер, но у девушки оставалось ещё одно внезапное и, возможно, самое важное дело. С момента, когда она задумала побег, ей каждую ночь снился тот мужчина с синими глазами и перстнем. Много явственней прежних его появлений. Впервые он не наблюдал, а настойчиво что-то ей говорил. Однако, просыпаясь, Аина не могла вспомнить слов. Знала только, что речь шла о волшебном мече. И поняла: его надо забрать. А может, просто притянула желаемое к действительному, ведь ей давно хотелось завладеть этим клинком.

Ради этого ей пришлось дождаться, пока Морена отправится спать. Потом девушка пригасила свою "искру жизни" сильней, чем когда-либо прежде; бесшумно, едва дыша, пробралась в будуар ахсары, сообщавшийся со спальней; и с замирающим сердцем взялась за длинный кожаный свёрток, хранившийся в углу за одёжным шкафом. Конечно, Аина ещё с детства знала, что в ножнах меч терял свою волшебную тяжесть, но всё равно опасения были. Наверное, за весь побег именно там её сердце колотилось быстрее всего — казалось, вот-вот выпрыгнет. К счастью, ничего непредвиденного не случилось и "подруга" не проснулась.

Аина положила вместо волшебного клинка свой чёрный скимитар, который, как ей казалось, подходил жестокой предводительнице по характеру куда больше. А сама девушка предпочла бы больше никогда в жизни не держать в руках это оружие. Оставила его там, как символ прошлой жизни.

Благополучно выбралась из жилого крыла и направилась в башню, где держали Мадлена. Дышать стало легче. Да и вообще двигаться. Крылья уже расправлялись в полёт, всё тело натягивалось, как тетива, готовая спустить стрелу туда, где её никто не найдёт.

Меч пришлось припрятать в шахте для подачи еды, ведущей с улицы в подвал, где некогда содержали узников. Заложника же устроили на втором этаже. На первом дежурил Бардз. Какая ирония! С тех пор, как он пытался убить её в родном замке, прошло десять лет, большую часть которых Аина не помнила о случившемся. И хотя Бардз знал об этом, всегда относился к ней неприветливо — видимо, так и не смог простить гибели своего побратима Дибра.

— Что-то ты поздно сегодня, — проворчал он. — Только всё равно зря. Не стану я слушать ваши охи-вздохи, ступай отсюда.

Ну что же, он сам решил свою судьбу. Натянутый лук было уже не остановить. Аина подошла поближе и повисла у него на руке, строя из себя капризную девчонку, которой никогда не была:

— Ну дядя Бардз, ну пожалуйста! Я сгораю от страсти!

Сделано это было исключительно ради того, чтобы подобраться к нему поближе, не всполошив. И действительно, пожилой ахсартаг лишь лениво повёл плечом, в надежде сбросить её ладонь этим жестом. Но девушка продолжала липнуть, обнаглев до того, что прижалась к нему своим главным козырем. Зашла чуть сбоку, как будто норовя "обтереться" о его спину:

— Ну что тебе стоит? Давай ты вообще иди спать, а я потом посторожу. Вплотную, — она глупо хихикнула.

Бардз ворчливо что-то промычал, но Аина не стала выяснять, означало ли это, что тот готов сдаться. Она была уже на позиции и внезапно поняла, что месть начнётся сегодня. Это ведь он убил отца.

Лежавшая на его плече сзади рука приподнялась, словно чтобы обнять за шею, но в этот момент пальцы натренированным движением крутанули "коготь", извлечённый у него за спиной из маленьких ножен под мышкой, и молниеносно перерезали горло. Бардз краем глаза заметил угрозу, дёрнулся, но не успел ничего предпринять.

Девушка дала тяжёлой туше аккуратно сползти по своему телу на пол, чтобы не наделать шума. Взбежала по лестнице на второй этаж, отперла двери, рассекла наконец-то верёвки пленника.

— Что, бежим? — завидев её горящие глаза, встрепенулся Мадлен.

— Да, я наконец достала лошадей. Только помоги сначала втащить сюда охранника. Положим его вместо тебя, как будто ты спишь. Кровь, конечно, не спрятать, но попробуем прикрыть соломой из его тюфяка. Каждая минута их промедления может сыграть нам на руку.

Красавчик без лишних разговоров помог Аине замаскировать место предательства. Барону пришлось накинуть Бардзову куртку, которая была ему велика, но ещё важней, чем запутать следы, было пройти по замковому двору, не вызвав подозрений у того, кто мог ещё не спать и бросить на них случайный взгляд.

Увидев длинный узкий свёрток, извлечённый из ямы, Мадлен удивился, заинтересовавшись, что это, но девушка лишь прошипела, чтобы тот не шумел. Они тихонько, но быстро, по-деловому, прошли под стеночкой, в тени от половинки луны, и, никем не замеченные, выбрались за ограду по лежащим словно бы случайным образом камням, которыми каждый раз пользовалась Аина, уходя заниматься.

В тот момент сердце девушки уже затрепетало от радости, хотя ум убеждал, что рано — нужно было ещё хотя бы спуститься в долину. Тропинку освещала луна, что, с одной стороны, было кстати — факела бы их выдали, а в полной темноте легко повредить ноги; с другой, их могли углядеть стражники, обходящие внешнюю стену. Но никто так и не заметил пропажи, по крайней мере, пока они не оказались в сёдлах. Вскоре же замок пропал из виду за удобной скалой, прикрывшей их отход.

* * *

Направляя коней по кромке леса на восток, Аина чувствовала, как всё больше напрягается Мадлен, но только поторапливала, когда он пытался её окликнуть. Лишь спустя пару часов, когда они остановились перед поворотом на юг и спешились, у барона появилась возможность спросить:

— Куда мы едем? Мои владения в другой стороне.

— Именно в том направлении нас и будут искать, — возразила Аина. — Мы дадим крюк по лесам через соседнюю провинцию, обойдём Сагату с юга, а потом уже поднимемся напрямик. Так меньше всего риска нарваться на поисковые партии. Сейчас главное пересечь Тропу Войны и добраться до леса, пока луна не зашла.

Девушка передала ему поводья своего скакуна, вышла на дорогу, легла и приложила ухо к утопленному в землю камню. Ничего.

— Можно ехать, — сказала она, возвращаясь.

— А как же мы тогда перехватим гонца с золотом? — не унимался Мадлен.

Аина посмотрела на него, как на малолетнего дурачка — до барона ещё не дошло, что это обещание было обманом.

— Я узнала, с ним двадцать опытных бойцов. Думаешь, у нас есть надежда с ними справиться?

Мадлен выругался и полез в седло. Всё правильно — выбора особого нет. Спасай, что можешь, то есть, в первую очередь жизнь. Девушка спрятала довольную улыбку, отвернувшись к коню. Часть её существа ликовала от удавшейся хитрости, часть скребли угрызения совести, но все эти чувства перекрывало торжество освобождения!

Пара беглецов благополучно пересекла лощину, ведущую меж двух горных цепей к обычным местам зимних стойбищ нартов, и углубилась в лес. На картах он значился за соседней провинцией, но тот замок разорили ещё в прошлом сезоне Охоты. Конечно, как только Морена наведёт порядок в Сагате, она и эти земли к рукам приберёт, но пока там должно быть относительно безопасно.

Когда зашла луна, продвигаться дальше стало невозможно, поэтому пришлось сделать привал и подремать по очереди до первого света. Костёр жечь не рискнули, сделав "перину" из лапника и греясь об отдыхающую лошадь. Аина, пока сторожила, посрезала монеты с жилетки Мудрой — раньше времени не нашлось.

Утром одежду сменили. Мадлен надел куртку Брена, а от ахсартагской пришлось избавиться. Уж больно приметная чёрная кожа с нашитыми металлическими "пёрышками", которые подражали броне давно забытых валькирий. Девушка "похоронила" её под большим валуном, попавшимся на пути.

После полудня лес стал редеть и Аина решила, что пора выбираться к людям. Вдоль гор проходила южная ветка Тропы Войны, ведущая в Астен, и, хотя на ней сейчас не было Своры, чем дальше от нартских путей, тем спокойнее.

Девушка переоделась в дорожное платье, хоть оно и казалось неудобным для езды, а всё же, пусть лучше посторонние видят лишь обычную пару зажиточных горожан, которых неведомым ветром занесло так далеко на неспокойный восток.

Мадлен посоветовал сменить причёску, а то обычная коса выглядела слишком по-простолюдински. Пришлось вспоминать детские игры с Мореной, когда та просила сделать ей "волосы, как на картине". Аина заплела "гномские" косы — на перёд от шеи, подвернула их и связала в одну сзади. Получившиеся букли как раз прикрыли шрам, дополнительно замаскированный белилами.

А вот с верхней одеждой вышла промашка: на открытом пространстве в косульем кожухе стало жарковато — всё-таки солнышко уже припекало. Лёгкая курточка из кожи полоза никак не подходила к дамскому наряду. Пришлось остаться в шерстяной кофте.

К вечеру приехали в довольно большую деревню с постоялым двором. Аина немного переживала за дырявые монеты и фальшивую историю своего путешествия, но трактирщик принял плату, попробовав серебро на зуб, и сам подсказал правдоподобную версию. Оказывается, через их места за последнее время прошло много беженцев из Сагатдома, спасавшихся от бесчинств кочевников. Девушке оставалось лишь поддакивать да притворно ужасаться.

Мадлену она заткнула рот ещё в самом начале, когда тот чуть не представился полным именем. Сократила его до Мадла, а сама назвалась Алиной. Им, как семейной паре, выделили одну комнату, покормили ужином и даже обещали поискать для дамы верхнюю одежду взамен якобы потерянного при побеге плаща.

Любвеобильный барон пытался овладеть "супругой" перед сном, но слишком устал, впрочем, как и Аина. Ночью она внезапно проснулась и увидела, что Мадлен пытается развязать кожаный свёрток с мечом. Вот не давал ему покоя странный предмет. В лесу она затолкала его под ветки и спала сверху, а тут...

Аина тихо соскользнула с кровати и приставила мужчине к горлу "когти корса", прошипев:

— Ещё раз полезешь в мои вещи — обойдусь без покровителя!

Барон испугался и бросил свёрток. Возможно, это была реакция на неожиданность, а может быть, девушка впервые в жизни была настолько уверена, что выполнит свою угрозу.

— Да ладно тебе, мне просто любопытно. Что за тайна? Скажи, что там, и я отстану.

— Один ритуальный предмет, без которого нашей предводительнице будет сложнее завоёвывать ваши княжества. Доволен?

Аина на шаг отступила, но "когти" далеко не убирала, поэтому Мадлен покладисто закивал и тут же, понизив голос, зворковал:

— Если спрячешь свои коготки, я постараюсь загладить вину.

Его плотоядный тон подействовал, и Аина с усмешкой убрала кинжалы в ножны под подушкой, на этот раз предоставив верховодить мужчине.

Мадлен потом извинился, что всё не так обстоятельно, как он хотел бы, но учитывая, что оба ещё не отдохнули, как следует, короткая вспышка страсти была в самый раз.

* * *

Барон быстро отключился, а девушке не спалось. Она переживала за меч. Перепрятала его под кровать со своей стороны, на всякий случай. Но поняла, что от нельзя тащить эту вещь с собой.

Если бы Мадлен увидел необычный металл и форму оружия, ещё полбеды — можно приврать что-то про далёкие страны и древние клады. Но вслед за этим он точно попытался бы его вытащить, и тогда вопросов не избежать.

Даже прими он полное незнание Аины о том, что это за штука, алчность была ему точно присуща. Значит, последуют попытки использовать клинок или обогатиться за его счёт, а может, даже, добиться политического влияния. И всё это слишком мутное болото для того чуда, которое девушка ощущала в мече.

Охранять же его неусыпно — значит, постоянно привлекать внимание к свёртку. Не барон, так кто-то другой рано или поздно обнаружит волшебство, и тогда шила в мешке не утаить. Значит, придётся его где-то оставить.

Аина потратила несколько часов, чтобы придумать план. Опять придётся врать. Почему-то это было неприятно, словно крысы скребли на душе. Хотя, надо воспринимать это как игру. Да. Цель которой защитить необычный клинок от попадания в плохие руки. В любом случае, иного выхода нет.

Так и не уснув, девушка на рассвете спустилась поболтать с дворовыми под видом заботы о конях и расспросила их о здешнем замке, Пестердоме. Выяснилось, что его занял бывший глава магистрата Стеры — ближайшего города. Значит, для её целей этот замок не подходил. Зато про соседний Селвидом, расположенный дальше на юго-западе и разорённый всё теми же кочевниками ещё несколько лет назад, ходили слухи, будто тот проклят. Узнав, как туда лучше всего проехать, Аина пошла будить Мадлена.

Барон не обрадовался, услышав, что надо пройти ещё дальше на юг, прежде чем свернуть в сторону родных краёв. Пытался возражать, что им командует какая-то полудикая девчонка, но тяжёлого долгого взгляда в глаза хватило, чтобы Мадлен признал её преимущество как раз в такой "дикой" ситуации. Сам-то он в одиночку и тайком, без поддержки титула никуда в своей жизни ещё не ездил — только в сопровождении ныне покойных дружинников по наезженным дорогам в мирное время.

Аина ощутила некое мрачное удовлетворение от моральной победы. Сказать по правде, она на неё не рассчитывала, хотя и сопротивления не ожидала. Просто была готова бросить попутчика в любой момент. Теперь, оказавшись на свободе, она перестала страшиться отсутствия поддержки. Исполнение давнего желания придало ей веры в свои силы. И похоже, силы эти были немалые, если перестать сдерживать себя.

Девушка инстинктивно ощущала, что именно перевес в твёрдости решил дело, а не доводы разума. Хотя после этого барон немного занервничал, совсем как ахсартаги, когда Морена продавливала своё решение вопреки их желаниям. "Подруга" поясняла это тем, что мужчины любят себя чувствовать главными. Предводительница могла бы не обращать на это внимания, но обычно всё же задабривала недовольных позже каким-то куском добычи, а иногда просто прилюдной похвалой за выполненное задание. Поскольку Аина была лишена преимущества вышестоящего положения, она решила просто подлить мёда туда, где "сладко". Чарующе улыбнулась Мадлену, положила ладонь ему на руку, приласкала немного, чтобы потекли токи, и, похоже, этого хватило барону для восстановления чувства собственной важности.

Ощутить свою власть над другим человеком, как за счёт характера, так и благодаря хитрости, оказалось неожиданно приятно. Видимо, жажда подобных ощущений и движет Мореной. Но такой пример отрезвил Аину — меньше всего ей хотелось уподобиться "демонице". Это было всего лишь средством достижения цели. Оно вызывало лёгкую брезгливость и неуловимую потерю уважения к любовнику, но приз — обретение независимости, и, возможно, положения, которого её несправедливо лишили — оправдывал такие мелкие отступления от велений души.

Ночёвка в уединённом месте была необходима девушке ещё и для того, чтобы покрасить волосы. Она уже видела всходы крапа, старые корни которого дадут красный оттенок, ну а дубы и орехи в этой местности не редкость, значит, и плоды, пусть прошлогодние, найдутся, чтобы добавить темноты. Светлые волосы слишком приметные, смена же цвета на каштановые может сбить погоню со следа.

На другой день заночевали в Стере — в город нарты точно не сунутся, и там легче затеряться. Аина сразу спрятала меч под перину со своей стороны. Барон слегка пошутил по этому поводу, но девушка отвлекла его известным способом.

К обеду следующего дня провинция Пестер осталась позади. Судя по картам, изученным перед побегом, отделяющая её от Селвии речка вела в город Арбен на юго-западе, откуда уже вполне безопасно поворачивать на север, домой к Мадлену. Но Аине нужно было спрятать Меч, и поэтому они продолжили путь на юг. К счастью, барон, очевидно, не так хорошо знал географию этих земель, чтобы осознать лишний крюк.

На ночлег беглецы остановились в одном из заброшенных домов небольшой деревни. Таких по дороге встречалось немало: те, кому было, куда уехать, в страхе перед нартами подались в более защищённые места. Путники приготовили изловленного по дороге тупаря с залежалыми прошлогодними овощами из погреба. Аина припрятала меч в сенях, пока барон с ворчанием занимался лошадьми. Понятно, что работа грязная, однако, девушка ясно дала понять, что не прислуга, а денег на постоялые дворы на всю дорогу не хватит. Свёртком Мадлен в тот день больше не интересовался.

И наконец, на исходе четвёртого дня беглецы достигли Селвидома. Поскольку людных мест по пути старались избегать, барон не слышал, что замок проклят, и не возражал там заночевать. Правда, куча засыпанных пеплом костей на заднем дворе слегка охладила его радость, но деваться на закате было уже некуда. Похоже, замок действительно боялись посещать даже мародёры, потому что на кухне осталась глиняная утварь, а на этажах — кровати, хоть и без перин. Ни внутри, ни в окрестностях не наблюдалось ни души.

Разожгли камин в одной из комнат, чтобы согреться и приготовить отвар для покраски волос. Кроме того, Аина заварила "тинче", чтобы запить сухой ужин из продуктов, оставшихся ещё со Стеры. Молодые травы девушка собрала по дороге и добавила в напиток предусмотрительно захваченный сонный порошок, чтобы барон не помешал ей спрятать меч. Сама она выпила лишь пару глотков, которые, учитывая привыкание, на неё никак не повлияли. А вот Мадлена, выпившего две кружки ароматного варева, разморило после ужина, и он отключился где-то посреди неприглядного процесса нанесения на волосы кашицы из растений.

Замотав голову какой-то тряпкой, найденной в чулане, Аина взяла меч и выскользнула в коридор. Ей предстояло найти надёжное место, и она надеялась управиться за те пару часов, которые нужно было походить с красящим составом, чтобы хорошо взялось.

Девушка принялась искать потайной ход из замка, который обязан был иметься так близко к границе. Он послужил бы наилучшим укрытием. Для начала Аина поднялась в смотровую башенку, чтобы определить, в каком направлении он мог бы вести.

Луна достаточно освещала окрестности, чтобы в общих чертах обозреть местность. На юге слишком близко были горы, с востока расстилался лес, на север, в сторону ворот — туда, откуда, вероятнее всего будут нападать — путь побега прокладывать глупо. Значит, оставался запад. Там лежали холмистые поля и виднелись вдали огоньки какой-то деревушки. Конечно, это не значило, что вход в подземный тоннель должен быть на западном торце замка, но имело смысл искать от главной лестницы в ту сторону.

Аине повезло: на полдороге по коридору правого крыла она обнаружила в одном из чуланов на стене между полками светлое пятно. Как будто на этом месте много лет висел гобелен, который, несомненно, забрали нарты. На первый взгляд, перед ней был голый камень. Однако пламя свечи, проведённое вдоль стыков, подсказало, что не зря мысль о гобелене в чулане показалась странной. Правда, пришлось повозиться ещё целый час, чтобы найти потайной механизм. В Сарендоме всё было устроено попроще, но девушка читала, что в некоторых замках встречались подобные тайные двери.

Посреди поисков ей послышался леденящий душу вопль. Аина была уверена, что он не прозвучал вслух, но озноб по спине прошёл знакомый — повеяло замогильным холодом, как тогда, в проклятой деревне, где нашёлся чёрный скимитар.

На пару мгновений девушка замерла в страхе. Но вскоре одёрнула себя: если она пережила толпу призраков, то как-нибудь уж справится с одним! Кровь зажглась готовностью противостоять, но вопль прозвучал ещё только раз — слабее и дальше. А вскоре и ощущение холода ушло. Зато понятно, почему сюда люди боятся лезть.

Обострённое происшествием внимание, вернувшись к насущной задаче, тут же выделило один камень, который чем-то неуловимо отличался от соседних. Поднеся свечу поближе и изучив его, как следует, Аина поняла, что тот глаже других, словно к нему часто прикасались. Надавила — и в стене что-то щёлкнуло, освобождая запор. Приложив ещё немного усилий, чтобы сдвинуть каменную дверь по слегка заржавевшим полозьям, девушка оказалась в секретном коридоре, ведущем прямо между стен на запад.

В конце, у стены, под слуховым окном имелся деревянный люк, скрывающий лестницу вниз. А в подвале девушку ждал ещё один сюрприз: темница! К счастью зарешеченные камеры были пусты, только воняло гнилой соломой.

Выход для побега отыскался легко: его маскировал нелепый для подземелья пустой шкаф на колёсиках. Однако, тоннель за ним был облицован камнем лишь на пару саженей, а дальше шёл просто раскоп в земле с деревянными подпорками — не лучшее место для хранения стали и кожи, пусть даже волшебных.

Облазив весь подвал в поисках укромного места, Аина всё-таки выбрала в качестве тайника узкую полку, образованную каменной перемычкой над дверью, с внешней стороны фундамента. Подумала, что не помешало бы узнать, куда выводит этот проход, чтобы можно было вернуться за мечом, если и этот замок займут нарты, но отправляться на разведку сейчас уже поздно. Можно уйти по нему с Мадленом, но девушка предпочла бы вовсе не посвящать барона в существование данного подземелья: небось, заметит, что свёрток пропал — вдруг его любопытства хватит на то, чтобы вернуться или послать людей на поиски? Значит, в случае чего, придётся искать вход снаружи...

Осталось сделать только одно — то, что давно хотелось: попытаться самой поднять чудесный клинок. Аина поставила свечу, развернула кожаную обёртку, извлекла старинные ножны и на какое-то время затихла, пытаясь настроиться. Как там говорила Морена? Что этот меч поднимают не руками, а волей? Конечно, верить её словам безоглядно нельзя...

Девушка взялась за рукоять и потянулась к клинку ощущениями. Почему-то ей казалось, что в странном металле таится чистая радость, как ни абсурдно это звучало для орудия убийств. Вновь ощутив его необъяснимо светлый зов, она решила довериться инстинктам. Медленно извлекла меч из ножен... И даже не заметила веса! Аина вытянула клинок перед собой вверх, насколько позволял потолок, и ей показалось, что он торжествующе звенит. Её душа завибрировала в ответ, стряхивая годы тягот, страха, подчинения, пока не осталась только изначальная суть. По лицу покатились слёзы счастья от узнавания, вспоминания себя настоящей.

Аина не знала, сколько она так простояла, потому что время потеряло смысл. Но в конце концов её попустило, и девушка с сожалением вернула меч в ножны. Поцеловала на прощание рукоятку, завернула оружие в кожи и аккуратно положила на выбранное место. Потом вернулась в дом, позакрывав всё так же, как было, и вышла на двор, к колодцу, чтобы смыть с головы краску.

Снаружи уже серело. Барон мог вскоре проснуться. Аина хотела немного вздремнуть, но прикосновение к мечу её так зарядило, что сон не шёл. Жизнь предстала в ином свете — как закалившие её испытания для чего-то великого, и всё это надо было переварить.

Поворочавшись часа полтора, девушка встала и начала приготовления к отъезду. В том числе сделала причёску поэлегантней при помощи найденных в будуаре хозяйке мелочей вроде лент и шпилек: подобрала косички в кольца, также прикрывшие шрам, и стянула их в пучок, который скрыл длину волос. Проснувшись, Мадлен не сразу узнал её, что насмешило обоих, и, конечно же, обрадовало, поскольку цель была достигнута.

На этот раз Аина заварила "тинче" с бодрящим составом, так что, позавтракав, они снова двинулись в путь. И, поскольку кони были уже осёдланы и навьючены, Мадлен вроде бы не успел заметить, что странного свёртка при девушке больше нет. По крайней мере, спросил он о нём только на следующий день при отъезде из полупустого хутора, в одном из свободных домов которого они провели ночь. И получил ответ "Закопала", что было не так уж далеко от истины.

На следующий день добрались до Арбена, через который проходил Княжеский тракт, опоясывая страну и отделяя приграничные баронства от внутренних княжеств. Сам тракт подходил им не очень, зато в сторону Пикердома вела почти прямая дорога по княжеским землям, куда кочевники не совались.

Так что дальше они поехали уже как обычные путешественники. Разве что места ночёвок приходилось выбирать по своим скромным средствам — сарай в деревне с домашней едой обходился дешевле, чем постоялый двор.

Прокормиться в пути помогала охота. Оказалось, что барон неплохо владел пращой, сооружённой из подручных материалов. А девушка смастерила себе простенький лук. Костёр на дневном привале зачастую заканчивался вспышкой страсти. К счастью, никто больше никуда не спешил — всё равно опоздали. Гонцы должны были уже вернуться в Сагату; с деньгами или с пустыми руками — неизвестно, но тосковать по утёкшей воде молодой лорд Керибран явно привычки не имел.

Заниматься любовью под открытым небом или на сеновале в чьём-то дворе было сначала непривычно, но на самом деле ненасытная игривость Мадлена сильно скрасила для Аины это путешествие, проходившее под незримой тенью тревоги, удалявшейся — от Сагаты и надвигавшейся — от Пикердома.

Интерлюдия 4.

Волхв-Хранитель

Понять замысел высших сил, даже третьего порядка, не так просто, как может показаться, даже обладая условным всеведением. По крайней мере, если ты человек и находишься в мире людей. Во-первых, "всеведение" не распространяется ни на чьи замыслы. Можно узнать из сферы хроник уже свершившиеся события, найти обычный предмет или человека. Можно почувствовать чьё-то душевное состояние, даже издалека — если знать, кто тебе нужен, и то не всякая душа откроется. Можно мысли прочесть, и опять — не все, а лишь те, которые хорошо осознаются. А неосознанную кашу из мыслей и чувств — очень примерно оценить по снам. Можно ощутить крупный выброс незримых сил, когда происходит нечто масштабное, и предчувствовать значимые для многих события по дрожанию паутины судеб...

Но в голову воплощения Мары точно не влезть — заметит. И к чему ведёт множество мелких изменений, не отследить. Тем более в одном мире, тогда как план Проклятых может охватывать несколько сразу. Даже крупные марионетки окутаны пеленой тёмной силы, так что к душам их не пробиться.

Поэтому у Волхва, в отсутствие крупных предчувствий, оставался лишь один способ выяснять масштабы бедствия — ходить и смотреть. Безусловно, способность быстро перемещаться на большие расстояния помогала, но наблюдения требуют времени.

Первым делом он обошёл свои "владения" от моря до моря и убедился, что дымка тёмных сил окутывает только Свободные Княжества и слегка — соседние земли, подвергавшиеся набегам нартов. Небольшое давление даже шло им на пользу, поскольку люди там начали объединяться для отпора. На месте разрозненных общин возникали союзы, которые позже приведут к образованию стран, и это помогало местным народам развиваться.

Волхв не преминул подкинуть пару идей предводителям там, где оказался вхож в "высокие круги". Как обычно, с вольными племенами, управлявшимися советом старейшин, дело шло легче, а с различными властителями — туже. Но из Великих Хроник он знал, что за последними — будущее.

Как бы ни страдали простые люди, на изменения только это и толкает. Либо несгибаемая воля руководства в сочетании с недюжинным умом. К сожалению, человечество в целом стояло на такой ступени развития, когда души развиваются только "из-под палки". И в этом не было ничего плохого. Когда та или иная душа перерастала данный уровень, она рождалась в другом мире, соответствующем её новым способностям и свойствам. Он же умудрился выбиться сразу "из грязи в князи" и принял особый статус Хранителя, оставшись присматривать за родным миром.

Вмешиваться почти ни во что не дозволялось, точнее, плата за это была слишком высока, причём, что хуже всего, платить приходилось не ему самому. А именно тем, кому он пытался помочь. В этом не было злой воли — просто последствия законов Мироздания, которые налагали на него ответственность другого порядка. Их краеугольным камнем была возможность развития, которая подразумевала свободу воли всех существ, населяющих все миры: от троллей до ангелов. Но давать советы Волхв мог. Это было частью обычной работы. Решения принимать люди всё равно будут сами.

Также он мог оказывать простую помощь в меру своих способностей: врачевал, изгонял проказничающих духов, разрешал споры. Если напасть, от которой просят избавить, не была тесно связана с чьей-то судьбой. Тем и кормился, когда оставался среди людей. А в дороге мать-природа всегда поддержит силы.

Сходил Волхв и на соседние материки, чтобы проверить, не затевается ли чего там. Встреча с равными — такими же, как он, Хранителями — редкий праздник. А с другой стороны, долго говорить не о чем. Каждый занимался своим делом, то есть общим состоянием вверенной ему земли, а личных интересов им не положено. Из новостей — только Хранительница Огненного материка, дама вдвое или втрое старше него самого, взяла себе очередную ученицу. Впрочем, такие попытки нарочно вырастить себе замену редко приводили к успеху. Так что это ещё ничего не значило.

Очертив круг проблемы Свободными Княжествами, Волхв стал изучать происходящее там внимательней. И начал, понятное дело, с городов, в которых имелись Обители Смерти. Ходил по улицам, сиживал в тавернах, слушал людей, считывал их истории.

По всему выходило, что Орден Смерти зародился ещё до того, как Волхв залёг в спячку для омоложения, но поначалу был тайным, а потом внезапно начал приобретать влияние. Да такое, что за несколько десятков лет никто уже не мыслил себе жизни без него. Воины Смерти помогали отдельным дружинам и Совету Княжеств, разгоняли бунты, ловили разбойников, охраняли границы. К счастью, внешние войны были изрядно осложнены горами — в этом отношении Свободные Княжества после своего образования стали довольно устойчивым объединением. Сильнее всего их беспокоили только кочевники, совершавшие набеги с востока. Баронов, получивших земли в тех краях, эти странные боевые монахи тоже изрядно поддерживали, став заклятыми врагами нартов.

Почему Мара воплотилась именно среди последних и как влияла на обе стороны, разумеется, людские сплетни объяснить не могли. На востоке верили в то, что вскоре Воины Смерти придут и уничтожат кочевников навсегда. Между тем, похоже, Морена обосновалась на самом восточном краю Княжеств. Судя по обрывкам мыслей нартов, которые удалось прочесть, они готовились к войне с монахами, что подтверждало надежды исконных жителей. Но зачем это Проклятой? Собрать энергию раздора, провести жатву душ? Для чего? Пока ответа не было.

Зато, по мере продвижения на запад, стало более-менее понятно, по какой причине Орден Смерти оставил борьбу с кочевниками. Хоть это и не объясняло полного отступления. В западных горах происходило что-то небывалое. Слухи были весьма смутными и звучали фантастически, но, похоже, там возник (или был устроен?) разлом между мирами, в который беспорядочно проникали представители других разумных видов. С ними-то и вели борьбу монахи.

Разлом — штука серьёзная. И дело даже не в том, что люди успели позабыть о других видах, оставшихся лишь в легендах и сказках. Сами свойства пространства и времени в разных мирах отличались, и такой вот стихийный пробой грозил последствиями, которые смогут расхлебать только боги. Вероятность его спонтанного возникновения в месте, где "склеились" бы несколько миров, была ничтожной, значит, опять Проклятые постарались? Только ли для того, чтобы отвлечь Воинов Смерти, или ради более существенной выгоды? Так или иначе, следовало заняться этим незамедлительно и попытаться устранить аномалию своими силами — как раз в подобных редких случаях Хранитель мог и должен был вмешаться.

Однако Волхв не спешил во всю прыть, продолжая прислушиваться к происходящему в лежащих на пути землях. Даже дал крюк к Новину ради центра Ордена — Сердца Смерти. И убедился, что там находится намного более мощный артефакт, чем в остальных Обителях. С теми Хранитель уже освоился и определил их для себя, как "точки контакта с Марой" — вероятнее всего, алтари в храме. Эту же штуку точно установили после его погружения в транс. И она была очень похожа на некий портал, только не в другой мир — не было там подходящих для этого силовых линий. А куда? На изнанку мира, к Проклятым? Большой вопрос!

Тут ещё начали дрожать нити судьбы Стражницы Доспехов, попавшей к нартам. Волхв ощущал, что она на самом краю и может сорваться. Нужно было подать ей руку. Чью-то чужую, поскольку своя сейчас далеко. Благодарение богам, подвернулась возможность: нарты напали на молодого барона, чья душа была в долгу у Стражницы, и Хранитель внушил их командиру не убивать парня, а взять с собой, к предводительнице, рядом с которой находилась девушка. Морена ожидаемо надумала извлечь выгоду из данного обстоятельства и получить за парня выкуп. А дальше сработал кармический узел: между молодыми людьми вспыхнула искра, хоть и неяркая, но она подарила Алрине надежду.

Девушка отважилась сбежать, нити её судьбы завибрировали ещё сильнее, но теперь уже радостно. Волхв помог ей, чем смог — успокоил сомнения барона, усыпил бдительность часовых. Только Меч Керуна по такому случаю стоило унести от аватары Проклятой подальше. Хранитель пытался напрямую попросить об этом Стражницу во сне, но та не была обучена подобному общению и не смогла разобрать слов. Однако посыл восприняла и унесла при побеге священный клинок! Это была маленькая победа.

Спустя несколько дней Волхв "услышал" звон Меча Керуна, извлечённого из ножен. Похоже, девушка решилась взять его в руки. И божественный артефакт очистил её от значительной части тьмы, осевшей в сознании за время жизни рядом с Мореной. Правда, Стражница оставила оружие в каком-то заброшенном замке. Ну что ж, решение не идеальное, но оправданное — путешествовать с таким редким предметом было рискованно. По крайней мере, она ускользнула, и теперь не нужно бояться, что два Стража однажды окажутся по разные стороны клинка.

Второго он подкараулил в дозоре уже у западной границы. Усыпил Солдата, с которым Кларед был в паре, и у них состоялся весьма содержательный разговор.

Парень за эти годы возмужал и превратился в настоящего воина. Правда, душа его отяготилась потерями и чувством полного одиночества. Волхв, как смог, её отогрел — не словами, а взглядом, видящим светлую суть.

Заодно узнал о путешествии Стража к гномам, о других встреченных Воинами существах и о том, где, судя по всему, находится "развилка" между мирами. Поведал, что стало с Мечом — молодой Коготь как раз вскоре должен был окончить "боевое крещение", пройти посвящение и получить свой долгожданный год свободы.

Хранитель мягко предостерёг его против продолжения службы в Ордене Смерти. Впрочем, сильно не настаивал, надеясь на то, что в ходе поисков Меча Кларед столкнётся с Алриной, и между ними, как много раз в прошлых жизнях, возникнет связь, которая и удержит последнего Лориндена от возвращения на эту стезю.

Так что Пути Мелина в очередной раз свели всех действующих и наблюдающих лиц в нужное время в нужных местах. И не было причин полагать, что со Стражами случится как-то иначе. Однако...

На прощание Волхв подарил парню камешек с зарядом своей энергии — этакий амулет, состряпанный прямо за время беседы из подручного материала. Чтобы продержался подольше на плаву, не погружаясь в пучину одиночества, из которой можно и не заметить родственную душу при встрече. И наказал передать его "своей половинке", закрепив таким образом в сознании парня надежду на что-то светлое в будущем.

Вот так и приходилось действовать: улыбками, намёками и добрым словом, пусть оные и имели больший вес, чем поступки многих. Зачастую этого было достаточно. Остальное в руках самих людей.

Ну а Хранителю пора заняться тем, чего они исправить не могут — дырой между мирами. Если дракон ещё там — а похоже, именно к этому племени относился старичок-волшебник — возможно, удастся уговорить его помочь. В крайнем случае, придётся убеждать гномов обрушить "развилку". А для начала нужно обойти всех остальных и втолковать, что не следует лезть на внезапно открывшиеся новые земли. В общем, работы хватит до осени.

Глава 18

Аина: Месть

Матушка у Мадлена была не сахар: властная, чёрствая, но прикидывающаяся покладистой, с частой натянутой улыбкой, от которой не исходило вообще никакого тепла — этакая сухая коряга, обильно украшенная ленточками. Уже при первой встрече стало ясно, что бежать барона убедила вовсе не угроза убийства, несмотря на выкуп, а наоборот — опасение, что золота не будет. Нарты уехали, не солоно хлебавши, с клятвенным обещанием, что нужную сумму госпожа Аовина Керибран постарается достать к лету. И действительно, она послала за племянником, жившим в двух неделях пути, но не ради денег, которые, похоже, в замке всё же имелись, а чтобы организовать вызволение сына. Хотя последний, судя по всему, не слишком ей поверил. А позже в спальне поделился опасениями, что на самом деле мать хотела договориться о завещании имения кузену в обмен на защиту от кочевников.

Однако мнимую Аделину Сопроден ал да Термисдом, как тут же исправил её титул Мадлен, баронесса восприняла с приторной притворной теплотой и теми же искрами алчности в глазах, что и у сына. Оказалось, что они дальние родственники, а главное— соседи. Это наводило на мысли о желании прибрать к рукам провинцию Термис, хотя оставалось неясным, как именно. Обещали придумать, когда прибудет кузен, якобы более опытный в подобных вопросах.

Пока же Аину одевали, обували, кормили за хозяйским столом, с неприкрытым высокомерием приучали к благородным манерам и даже снабжали в достатке белилами для маскировки шрама. Девушка чувствовала себя так, словно променяла деревянную клетку на золотую, но как выбраться из неё не знала. Радость она ощущала только на конных прогулках, когда можно было выбраться из пышных юбок, которые очень стесняли движения в дополнение ко всей манерности подобающего знатной даме поведения. А ночи с Мадленом служили скорее отдушиной, позволявшей выпустить пар.

Мамаша, похоже, подозревала об их связи, но делала вид, что ничего не знает. Вероятно, находила в этом какую-то выгоду: то ли привязать богатую наследницу, то ли сына остепенить хоть на время. Судя по некоторым взглядам и жестам, он переспал со всеми служанками в замке. Однако плотские утехи без сердца начинали терять своё очарование, и Аина всё чаще находила предлоги, чтобы избежать близости. Барон не очень огорчался — наверное, одна партнёрша ему тоже приелась, тем более несколько служанок так и поедали его глазами, видимо, мечтая снова оказаться в хозяйской постели, так что неудовлетворённым молодому жеребцу остаться не грозило.

Наконец, почти через месяц приехал племянник баронессы. Поутру. К обеду велено было облачиться понаряднее. Аина спустилась в столовую, и молодой брюнет ей сразу чем-то не понравился — возможно, жёстким взглядом. Впрочем, она улыбнулась, сделала реверанс, как положено, да так и застыла, когда прозвучало полное имя: Морган Гиродрен о Мигран ан Аонда ал да Сарендом!

Кровь ударила в голову, дыхание перехватило. Сын Миграна! Проклятого убийцы её семьи! Нынешний хозяин её наследного замка! На мгновение всё застила жажда немедленно убить гада! Аина даже не сразу услышала, что к ней обращаются. Вернувшись в действительность, девушка с удивлением обнаружила, что просто застыла в реверансе с опущенной головой и приклеенной к лицу улыбкой. Слава богам! Нечеловеческим усилием она натянула маску любезного внимания и подняла голову.

— Я вижу, мой племянник вас впечатлил, — довольно хмыкнула леди Аовина.

Всё-таки замешательство не прошло незамеченным, да и щёки, кажется, горели. К счастью, старая вешалка восприняла увиденное совершенно неправильно, и, кажется, вообразила, что Аине понравился этот мерзкий хлыщ. Мадлен тоже шепнул на ухо: "Я ревную!", — когда подвигал ей стул, как галантный кавалер, оттеснив слугу, то ли ради этой фразы, то ли дабы обозначить кузену, чья она дама. Девушка чуть не поперхнулась со смеху и сделала вид, что закашлялась. Веселье её обуяло недоброе, скорее издевательское.

Мир внезапно обрёл краски, внимание включилось на полную катушку, словно в боевой ситуации. Она любезно всем улыбалась, как будто бы изо всех сил стараясь очаровать гостя, а сама подмечала малейшие детали поведения: леди Аовина поглядывала на неё и Моргана довольным взглядом, Мадлен — действительно немного ревнивым, но переглядки с матушкой, которая явно настаивала на чём-то оговоренном ранее, постепенно погасили его пыл. Враг же явно оценил её формы, но настолько цинично на Аину, пожалуй, ещё никто никогда не смотрел, даже бедолага Арто — как будто она была коровой на рынке, а этот приценивался, сколько с неё получится взять мяса и шкуры. Брр!

Девушка с трудом перенесла остаток дня, наблюдая его, как дурной сон. С которым придётся что-то делать по пробуждении. А внутри всё это время накручивалась пружина ненависти.

После ужина леди Аовина рано отправилась спать, попросив сына её проводить. Вернувшись, Мадлен налил всем ещё по стаканчику и, зацепившись за какой-то комментарий кузена, вдруг принялся нахваливать достоинства Аины в постели! Глаза Моргана загорелись недобрым огнём. У девушки внутри всё сжалось в комок. А когда любовничек, как ни в чём ни бывало, попросил её "уважить" родственника и разделить постель с ними обоими, в голове что-то щёлкнуло и оборвалось.

Хватит с неё попыток приспособиться! Кажется, Керибраны вообразили, что нахлебница ни в чём не посмеет отказать? Что бы ни задумали эти извращенцы, пора поставить их на место. Впрочем, это меньшая из проблем, которую можно ненадолго отложить. А к большей надо подойти с хитростью, ибо силы неравны. Главное не выплеснуть холодную ярость раньше времени.

Плохо чувствуя лицо, Аина изо всех сил постаралась изобразить томную улыбку и словно издалека услышала свой голос:

— Прости, милый, но я немного стесняюсь. Может быть, мы для начала познакомимся с твоим кузеном поближе один на один? Тогда мне, возможно, будет проще решиться на такую дерзость.

Было заметно, что Мадлену идея не понравилась, однако, видимо, их таинственный заговор с матушкой требовал, чтобы Аина всё же переспала с Морганом, так что молодой барон пересилил своё чувство собственника и изобразил кривую ухмылку:

— Как скажешь, моя хорошая.

Зато Морган явно обрадовался, что такая "сладкая пампушка", как назвал её Мадлен, сегодня достанется ему одному. Да она скорее сдохнет, чем отдастся этому поганцу!

Подавив позыв тошноты, Аина сделала реверанс:

— С вашего позволения, я приведу себя в порядок и подойду к вам в спальню чуть позже, лорд Морган.

— Буду ждать с нетерпением! — выразительно ответствовал тот чуть охрипшим голосом; намного более выразительно, чем всё, что он произнёс за день.

Можно было бы списать эту хрипотцу на возбуждение сластолюбца или волнение влюблённого, вот только девушка ощущала от него посылы вовсе не похоти, а жажды власти, как у Морены. Зная, чем подобное грозило кончиться, впору было содрогнуться. Если бы не принятое решение. Судьба сама отдала ей в руки одного из виновников гибели её семьи! И сегодня наступит ночь расплаты...

* * *

Горничную Аина отпустила — всё равно для задуманного надо было подождать, пока уснут слуги. К счастью, нахлопотавшись за долгий день, который начинался намного раньше хозяйского, бедняги так уставали, что чаще всего отключались, едва голова касалась подушки. По крайней мере, немолодые, вроде её камеристки.

Действуя, словно во сне, Аина распутала хитрую дамскую причёску, чтобы заплести обычную добротную косу, в которую тщательно вплела грузило с острыми шипами. Сначала примеривалась, куда спрятать "когти корса" в ночной рубашке, а потом плюнула и достала из запрятанной поглубже сумы свой кожаный костюм, к которому были уже пришиты подмышечные ножны. И только сверху накинула халат — на всякий случай, для маскировки. От обуви решила отказаться в пользу быстроты и тишины. Присела "на дорожку".

Мыслей в голове не возникало — всё было решено в тот миг, когда порвалось терпение. Тело действовало само по себе. Или бездействовало, как в данный момент. Просто по внутренним ощущениям, которые сейчас обострились, стремясь охватить весь замок, надо было выждать ещё немного. Чтобы не рисковать свидетелями. Морган не уснёт — в этом она была уверена. А вот насчёт Мадлена — нет. Главное, чтобы здесь не оказалось потайных ходов, которые позволяют подглядывать за гостевыми покоями, не то с него станется.

Наконец все человеческие токи в замке как будто успокоились. Аина выскользнула за дверь и беспрепятственно добралась до комнаты, в которой поселили кузена. Поскреблась в дверь. Он тот час же открыл с лёгкой гримасой недовольства и посторонился, пропуская её внутрь. Барон был в штанах и рубахе с развязанным воротом.

— Заставила же ты меня ждать!

Он подступил вплотную, властным жестом взявшись за завязки её халата.

— Мне надо соблюдать приличия, — ответила Аина, уворачиваясь из рук мужчины. — Я ведь не у себя дома. Пришлось дождаться, пока коридоры опустеют.

Она, пока говорила, отошла к кровати и там снова обратилась к нему лицом, сама медленно развязывая узел. Морган хрипло рассмеялся при виде кожаного костюма почти в обтяжку и подошёл к ней. Грубо рванул к себе, но девушка, используя свои навыки, ненавязчиво опрокинула его на ложе — пока вроде бы игриво. Враг принял игру и развалился на простынях:

— О, какие мы! Любишь всё сама? Ну, покажи, что ты умеешь. А потом будет моя очередь, — сказал он с нехорошей ухмылкой.

Аина с хитрым лицом, которое, как она надеялась, было не слишком похоже на хищный оскал, оседлала барона, вытащила пояс из его брюк и проехалась телом по груди, ловя его запястья:

— Мне нравится, когда мужчина в моей власти, — с придыханием сказала она, останавливая вырез на бюсте прямо перед его лицом.

Морган при виде такой роскоши задышал чаще. Глаза жадно заблестели. Он горячо и липко лизнул её кожу. Девушка решила, что это одобрение, и с приторной улыбкой, молясь, чтобы фальшь была не слишком заметна, стянула его руки ремнём и привязала к столбику кровати. Затем выпрямилась, чувствуя себя уже уверенней, помяла его грудь, исподволь ощупывая — мышцы были довольно крепкие, и резко рванула рубаху в стороны, обнажая волосатую грудь. Барон расхохотался — ему нравилось происходящее, и, судя по ощущениям между ног, он был уже готов.

Аина тоже тяжело дышала и даже испытывала нечто похожее на возбуждение. Но, разумеется, совсем не от мысли о соитии. Она, дразнясь, расстегнула верхнюю пуговицу на брюках мужчины, и остановилась, облизывая губы. Морган подался бёдрами вверх, словно стремясь выпрыгнуть из штанов.

— Ну же, не томи!

Это прозвучало, как приказ, и взведённая до предела пружина сорвалась, как арбалетная стрела. Девушка с чувством небывалой эйфории рванула из подмышек когти корса и с размаха всадила их в соски ненавистному Болирдому!

Барон дёрнулся, захрипел — уже не от страсти. На лице его отразилось крайнее недоумение. Аина выдернула лезвия, ювелирно направленные между рёбер — впору было гордиться собой.

— За что? — просипел Морган.

— Алрина о Иолана о Дарлен ал да Сарендом к твоим услугам, самозванец! — зло выкрикнула она и вонзила "когти" ему в горло.

В последний миг на лице барона мелькнуло понимание, и сердце отозвалось странным удовлетворением. Он знает, за что погиб.

Какое-то время Аина сидела на мёртвом теле в прострации, ещё не веря до конца в то, что совершила. Ей было совершенно не жалко этот испорченный кусок мяса, но всё-таки живой человек, жизнь которого она сознательно оборвала своей рукой. Ху говорила, что это самая большая ответственность, которую можно на себя взять, и с каждым неправедно убитым груз будет увеличиваться, так что в итоге может сломать хребет. Аина честно старалась проникнуться этой ответственностью. Но ничего не ощущала. Может быть, всё справедливо, и потому нет никаких сомнений, никакой тяжести? Ничто не скребёт на душе! Разве что немного стыда за обман, но в то же время горячее облегчение от того, что не нужно больше притворяться и отдавать своё тело поганому сыну убийцы.

При воспоминании о родителях из глаз выкатилась пара слезинок. Месть совершилась, по крайней мере частично. Нечего тут рассиживаться. Аина слезла с мёртвого тела. Возбуждение спало, заработал мозг. Оглядевшись в приоткрытую дверь, она покинула покои Моргана и осторожно заскользила к себе.

Теперь надо избежать ответственности перед людьми, а то в Свободных Княжествах за такое могли и казнить. Хорошо, если суд и палач, но бароны могли и сами вершить правосудие...

При мысли о том, что Мадлен вправе убить её за кузена, ярость вспыхнула с новой силой. Этот похотливый засранец собирался подложить её под своего родственника. Мужчина, которому она доверила своё тело, собирался его подарить кому-то ещё, даже не подумав спросить её согласия! Конечно, Аина могла лишь надеяться, что планы по завладению её мнимым имением включают женитьбу, но, видимо, не на Керибране. Как бы там ни было, она ощущала себя подло преданной. И будь она проклята, если останется в этом поганом, прогнившем, хоть и знатном доме!

Вопрос лишь в том, стоит ли такое предательство смерти. Разум говорил "нет", но в душу толкнулось абсурдное чувство, что Мадлен должен погибнуть от её руки. Аина даже застыла в коридоре, вжавшись в какой-то угол. Ей вдруг привиделось, что, не сбеги они из Сагаты, в конечном итоге, Морена заставила бы именно её убить любовника — это как раз был бы отличный следующий шаг по доведению её до отчаяния. Потому-то она и не вмешивалась — ждала, пока хедивег привяжется покрепче, бесовское отродье...

Девушка тряхнула головой, сбрасывая наваждение. Конечно, это могло быть лишь фантазией, но она была до ужасно правдоподобной. С другой стороны, Ху как раз говорила о приходящем откуда-то свыше чувстве, когда чьё-то время вышло, и это было чертовски похоже. С третьей, убей она Мадлена — и вовсе не придётся отвечать. Можно сделать вид, что её выкрали ночью кочевники, зарезав мужчин в отместку за неоплаченный выкуп...

Ум ещё решал, как всё обставить, а ноги уже несли Аину к спальне Мадлена. У двери она задержалась, усомнившись, что сможет убить того, с кем так долго делила постель. Не такой ли бездушной извращённости добивалась от неё Морена? Но и Ху говорила, что нельзя сомневаться, если появляется "ощущение свыше", иначе не выполнишь свой долг, а от этого груз ответственности может увеличиться тоже: например, если пощадить или упустить негодяя из-за колебаний, то его последующие злодеяния отчасти ложатся на тебя...

Нет, ум однозначно не в силах решить подобной задачи. Девушка несколько раз вдохнула максимально медленно и глубоко, очищая мысли, и доверилась телу, а то толкнуло дверь в спальню Мадлена. Любовничек не заперся, возможно, надеясь на визит "дамы сердца" в случае, если кузен её не удовлетворит, или всё-таки на "тройничок". К счастью, в ожидании барон уснул.

* * *

Аина медленно, бесшумно подошла к кровати. Мадлен в ночной сорочке разметался по кровати. Вид у него был... сладкий. Не милый, но соблазнительный. Что и говорить, молодой барон хорош собой: чёрные кудри, пушистые брови, дерзкие скулы, прямой тонкий нос, дразняще изогнутые губы...

Девушка протянула руку, желая ещё раз прикоснуться к горячей коже, но не донесла — проснётся ещё чего доброго. Жар ощущался даже на расстоянии пары сантиметров. Стоит ей сделать одно движение, и он угаснет навсегда...

Жалость скользнула по сердцу, но не зацепилась. Злость тоже рассеялась. Пусть этот глупец считал её своей игрушкой — теперь это можно простить. Страх расплаты тоже превратился в бесплотный морок, не опаснее привидения. Даже вожделение угасло от пресыщения. По большому счёту Аина в моменте ощущала свободу от чувств, которые могли бы склонить её к действию. И всё же, она медленно достала "когти", ещё раз взглянула на барона, мысленно поблагодарив его за всё хорошее... И аккуратно вонзила клинок в сонную артерию.

Тело дёрнулось, затрепетало и обмякло. Девушка могла бы поклясться, что почувствовала, как отлетела душа: словно лёгкий ветерок облегчения пронёсся по комнате. Сердце накрыло умиротворение, казалось бы, столь неуместное в подобной ситуации.

Вот и всё. Этот новый этап в её жизни "знатной дамы" оказался неожиданно коротким. И пусть — не так она себе представляла то, к чему стремилась. Да и не так помнила домашнюю жизнь. Видимо, всё зависит от людей — больше, чем от достатка или обстановки.

Осталось решить, что делать с баронессой. И как лучше сбежать. Алрина сделала ещё несколько надрезов на рубахе Мадлена, порвав её, чтобы было похоже на драку. Намеренно испачкала свой халат в крови. И покинула спальню бывшего любовника.

У себя в покоях собрала сумку, благо вещей было немного — травы, туалетные принадлежности и нартская одежда. Окровавленный халат она бросила на кровать, сверху — свою разорванную ночнушку, аккуратно устроила небольшой беспорядок. Надела дорожное платье, в котором прибыла сюда. А вот плащ... Тот, что подарила баронесса, брать нельзя — его в округе знают. Купленный же в первой деревне на пути куда-то утащили. Придётся пошарить в людской. И на кухне заодно.

Больше всего Аина сейчас была благодарна семейству Керибран за то, что по "настоятельной рекомендации" леди Аовины камеристка обстригла ей часть волос с боков и научила завивать в кудри. Теперь не придётся придумывать мудрёную причёску, чтобы прикрыть шрам — с боков всегда висели игривые локоны. Можно оставить косу с вплетённым грузилом — лишняя подстраховка по оружию в дороге одинокой женщине точно не помешает.

Если честно, белила девушке порядком надоели, особенно на всё лицо, как настаивала баронесса — часто начинала чесаться кожа. Но их придётся ещё немного потерпеть, по крайней мере, пока Пикердом не останется на пару провинций позади. А вот волосы хватит мыть каждую неделю красящим отваром, от которого они стали какими-то жёсткими — постепенная смена цвета пойдёт лишь на пользу маскировке. Заготовленный же корень крапа можно пустить на подкрашивание белил в более естественный для кожи цвет, чтобы замазывать только шрам, самое большее — обе щеки, вместо румян.

Аина спустилась на первый этаж, не зажигая свечи. Взяла на кухне дворовой фонарь, немного провизии, выбрала не сильно потрёпанный мужской плащ с капюшоном.

Дальше предстояло самое сложное: найти деньги и выбраться из замка. Для достижения обеих целей требовалось проникнуть в покои леди Аовины. К такому выводу пришла девушка, наблюдая за жизнью семейства Пикердомов.

Деньги у них явно водились, но баронесса страдала патологической жадностью. Также она обосновалась не в барских покоях на жилом этаже, а в одной из гостиных на первой. Это наводило на мысль, что там располагался потайной выход из замка, где также обычно устраивали хранилище ценностей. Вот и выходило, что бросить противную старуху на произвол судьбы не получится.

Может, её конечно, хватит удар, когда обнаружится, что и прямой наследник, и двоюродный мертвы — с этой точки зрения даже жестоко оставлять её в живых. С другой стороны, умыть руки таким образом казалось постыдным: если уж доканываешь человека, имей мужество сделать это лично. К тому же, хозяйка замка могла помешать тихо смыться, если не самолично, то слуг перебудить. И даже если те не поймают беглянку, баронесса чего доброго додумается обвинить её в убийстве и объявить награду за поимку. Со всех сторон получалось, что леди Аовину тоже следует порешить. Только одно "но": вроде как смерти та не заслужила.

Аина даже задержалась ненадолго у дверей. Размышлять в таких случаях было бесполезно: Ху говорила, что умом никогда не решить такой задачки правильно — только по наитию. Поэтому девушка снова прибегла к глубокому дыханию и вопросила бога, которому молилась Ху, беспристрастного Хёдра, пожила ли достаточно леди Аовина Керибран. Разумеется, никто не ответил ей ничего внятного, но возникло чувство, что путь открыт.

Правда, как оказалось, лишь фигурально — дверь была заперта. К счастью, на ключ — засовы в этом замке были только на входах. Пришлось запалить фонарь, рискуя себя обнаружить, и поковыряться в замке "когтем" да шпилькой. В этом искусстве нартские детишки практиковались сызмальства: хоть на юртах и не было запоров, Своры постоянно привозили с Охоты образцы. Тут механизм оказался простым. Дольше всего заняло вытолкнуть ключ, оставленный в скважине с той стороны. К счастью, упал он на ковёр, не разбудив старушку. Аина нырнула внутрь вместе с сумкой и снова заперлась.

Леди Аовина дышала тяжело — видимо, опять шалило сердце. На прикроватной тумбочке стоял стакан воды и пузырёк с каплями. Девушке подумалось, что если подлить ли туда хорошую дозу бродящего настоя, то когда баронессе с утра сообщат дурные вести, та схватится за капли и вместо успокоительного примет возбуждающего, от чего, глядишь, и окочурится. А даже если выживет, то не обязательно свяжет смерти с нахлебницей. Так её жизнь можно оставить на усмотрение судьбы, не беря на себя лишнюю ответственность.

Но это только если хозяйка комнаты не проснётся, пока Аина шарит тут в поисках потайного хода... Пожалуй, надо подстраховаться. А если всё-таки проснётся — значит, туда ей и дорога.

Аина присела у порога, нашарила в сумке мешочек с травами. Бодрящий состав накапала прямо в стакан. А на губы спящей крайне осторожно, затаив дыхание, насыпала несколько крупинок снотворного. Женщина рефлекторно слизнула их, не пробуждаясь — вот и отлично. Теперь не должна помешать.

Девушка обошла комнату со свечой в руках, стараясь не шуметь и не светить на леди Аовину. Но ни под какими гобеленами не нашла потайных ходов. В шкатулке на туалетном столике были драгоценности, но использовать их — всё равно, что оставлять след, а значит, и брать не стоит.

В запертом ящике комода обнаружился кошель с монетами разного достоинства — небольшая сумма, видимо, на текущие расходы. Но Аина вдруг поняла, что, если баронесса выживет, то поймёт, что её обворовали изнутри, и предположения о мести кочевников пойдут прахом. Поэтому пока оставила деньги на месте — на случай, если не найдёт тайного хранилища. Тогда пригодится хоть какая-то сумма на первое время. А дверь придётся бросить открытой и сматываться через двор и стену, что намного опаснее.

Зато рядом с кошелём лежал большой ключ довольно странной формы — он вполне мог быть от потайной двери в толстой каменной стене. Поэтому девушка продолжила поиски. Время уходило, и чем дальше, тем выше риск, что хозяйка покоев проснётся, но Аина из всех сил старалась не поддаваться панике, регулируя дыхание.

Она заглянула в большой шкаф, стоявший напротив кровати. проверила одежду — нет ли чего подходящего. Внимание привлёк широкий тонкий шерстяной шарф — в точности, как у Ху, только не зелёного цвета, а бордового. Очень удобная вещь, которую можно использовать и как накидку, и как капор, только крайне редкая — их ткали в далёких восточных странах, откуда в Свободные Княжества товары попадали нечасто. Этот некогда был прошит золотой нитью, что сделало бы его вдвойне заметным, если бы не изрядная поношенность. Зато она придаст достоверности образу приличной девушки, которая попала в бедственное положение, погнавшее её одну в дорогу...

Соблазн был слишком велик, и Аина решила, что риск того стоит — пропажу одной вещи можно списать на нерадивость слуг. Она накинула шарф на плечи, под плащ, чтобы не показывать его поблизости от замка... И вдруг увидела между платьев, что у шкафа нет задней стенки!

Кладка за ним казалась сплошной, но огонёк свечи задрожал. Отлично! А вот и щель между камней безо всякой штукатурки, подходящая для скважины. Девушка вернулась за ключом и вставила его в найденную прореху. Аккуратно повернула и услышала тихий щелчок. Осторожно налегла на камни, и кусок стены отъехал, открывая типичный глухой ход между стен.

Хорошо смазанный механизм почти не шумел, но Аина всё же обернулась убедиться, что хозяйка по-прежнему спит. Потом проверила, что с обратной стороны дверь можно закрыть без ключа. Вернула его на место, заперла ящик. Забрала свою сумку, фонарь, оглянулась напоследок и покинула хозяйские покои. Разумеется, не забыв вернуть вещи в шкафу на место и запереть каменную дверь за своей спиной. Всё, обратной дороги нет. Лишь бы выход из замка не оказался обвален или как-то ещё заблокирован.

Теперь можно уже спокойнее поискать основной запас ценностей Керибранов. Девушка надеялась, что для этого не понадобится ещё один хитрый ключ. Тогда он, скорее всего, лежал бы рядом с первым. Но вообще, опыт нартов подсказывал, что в одном замке ещё ни разу не требовалось больше одного "гномьего" ключа, как их почему-то называли. Замков могло быть и два, но второй, а то и оба чаще всего открывались нажатием на скрытую пружину. Лишь бы найти потайную дверь. Иначе придётся стащить еду или деньги у кого-то ещё. В конце концов, не зря же Аина выросла среди воров и грабителей, хоть ей и претил такой промысел. Но это уже мелочи. Главное — незаметно убраться из замка, и основная часть этой задачи уже выполнена.

Коридор, как водится, привёл к деревянной лестнице в подвал, но, взглянув на её ветхость и запылённость, девушка поняла, что хранилище не там. Даже будь ступени в лучшем состоянии, наверное, пожилой женщине нелегко далось бы лазить вниз и вверх, а кому-то другому баронесса вряд ли доверила бы то, ради чего готова была заживо похоронить родного сына. Значит, искать надо именно здесь, наверху.

Знакомая рутина. Аина снова вынула свечу из фонаря и медленно пошла вдоль стен, следя за пламенем. Однако проверенный метод не дал результатов, и девушка поняла, что, если помещение тайника глухое, то сквозняка не будет. Пришлось поднапрячься и представить, где на первом этаже могут быть неучтённые помещения. К сожалению, она не всё успела изучить, поскольку часть комнат не использовалась и предлогов заглядывать туда не было.

Аина в задумчивости рассеянно смотрела в пол, и вдруг осознала, что видит. Хлопнула себя в досаде по лбу: как не догадалась раньше? Пыль же! А теперь она сама затоптала все следы. Хотя... Если приглядеться повнимательней... Вот! Под самой стенкой смазано длинным подолом "знатного" платья.

Девушка обследовала стену, нашла довольно гладкий камень — намного глаже, чем в кладовке Селвидома: похоже, скряга часто любовалась на свои сокровища. Что будет, если старуха выживет и обнаружит пропажу, Аина старалась не думать. В конце концов, у потайного хода был и выход где-то снаружи. При желании и это можно списать на нартов.

Наградой за внимательность девушке стал ещё один щелчок и тихий скрежет такой же тщательно смазанной двери. Подумать только — баронессе приходилось самостоятельно выполнять чёрную работу! Впрочем, по сравнению с потерей сына, это были мелочи.

Внутри небольшого помещения стояли стеллажи с различными ящиками и шкатулками, а в глубине — пара сундуков. На обычных замках, открыть которые не представляло сложности.

Золотых и серебряных слитков у семейства Керибран имелось ровно столько, сколько запросила Морена. Вот откуда она знала? Мадлен всё-таки раскололся и ничего об этом не сказал? Если подумать, на месте леди Аовины кто угодно испугался бы столь точного совпадения и мог бы заподозрить собственное чадо в хитрости с целью выманить недоступные тому средства. Да, пожалуй, дело было именно в этом, а вовсе не в том, что матери плевать на собственное дитя — она просто не поверила в угрозу! Да уж, непонятно, смеяться или плакать.

Для того, чтобы свалить всё на нартов, по идее, нужно было забрать серебро и золото. Вот только как таскаться с подобной ношей по дорогам под видом хрупкой барышни, Аина не представляла. Тем более, что в шкатулках было достаточно и чеканных денег, и драгоценных камней. В конце концов она решила, что придётся утащить слитки куда-то в подземный ход и там похоронить — авось когда-нибудь пригодятся. Ну а чтобы баронесса сама не померла от голода, если выживет, девушка оставила нетронутым сундучок с зеленоватыми прозрачными кристаллами и солидную шкатулку с огранёнными камнями всех мастей. По дороге сюда девушка слышала сплетни, будто у нартов есть поверье, что драгоценные камни брать опасно, поскольку те могут отомстить за хозяев. На самом деле это относилось далеко не ко всем самоцветам, но если такие слухи распространились до провинции Пестер, они помогут изобразить происшедшее в нужном свете.

Нагрузившись сокровищами так, что еле тащила, Аина сбросила суму в подпол и осторожно спустилась по ветхим ступеням сама. Внизу всё было завешено паутиной, словно занавесями. Пришлось накинуть капюшон плаща, чтобы не запачкать волосы.

К счастью, выход из замка долго искать не пришлось — у той же западной стены, где стояла лестница, нашлась простая дубовая дверь, даже не запертая. По всему было видно, что сюда давно никто не спускался. Девушка несколько раз прошлась туда-сюда, чтобы создать иллюзию множества человек в поддержку впечатления, которое хотела оставить — на всякий случай, если сюда кто-то спустится. И наконец-то покинула треклятый замок.

Подземный ход был немногим лучше того, что она видела в Селвидоме, разве что бревенчатые подпорки стояли достаточно часто, чтобы не переживать про обрушение потолка. Воняло сыростью, воздух был спёртым, под ногами хрустели какие-то мокрицы. Где-то попискивали крысы, но на глаза, к счастью, не попадались. Тащить нагруженную слитками суму, держа перед собой фонарь, и так было достаточно тяжко.

Казалось, этот путь длился вечно. Но в конце концов спереди повеяло свежестью, которая придала выдохшейся и не спавшей ночь девушке сил. А ведь надо было ещё спрятать лишний груз! С другой стороны, копать всё равно было нечем, разве что руками. Но слева всё чаще проглядывали камни, а потом и вовсе пошёл сплошной монолит. Послышалось журчание воды. Справа тоже обозначилась скала, и ход нырнул в пещеру, по дну которой бежал ручеёк.

Аина сбросила свою ношу и с удовольствием напилась. Осмотрелась, отдыхая. Пещерка была небольшой и извилистой. Справа, видимо, от выхода, куда утекал ручей, пробивался приглушённый свет, левая же сторона сужалась в лаз, доступный разве что небольшим животным. Девушка, недолго думая, затолкала туда слитки и лишние деньги — как бы странно это ни звучало, но таскать на себе несколько пудов звонких монет казалось опасней, чем остаться без средств.

В любом случае, надо будет найти себе какой-то источник пропитания — жить полностью на чужое добро казалось неправильным. Если для какой-то важной затеи вроде возвращения своих владений, понадобится крупная сумма, она сюда вернётся. Но пока разумней ограничиться одним кошелём с монетами разного достоинства. За время путешествия из Сагаты Аина успела составить представление о том, что сколько стоит, и сочла, что десятка золотых, двух дюжин серебряных и пятидесяти медных монет ей на первое время хватит. А на всякий случай сунула по карманам шубы один золотой и один серебряный слиток. Остальное присыпала камнями для верности.

Света в пещеру проникало всё больше — видимо, разгорался день. Это было кстати, потому что свеча почти догорела. Девушка почистила одежду от пыли с паутиной, перекусила, наполнила болтавшийся в сумке бурдюк свежей водой и двинулась на выход.

Снаружи пещеру прикрывал огромный валун, который в лучшие времена можно было обойти с обеих сторон. Однако теперь всё затянула растительность — очевидно, этим ходом давно никто не пользовался, что, впрочем, к лучшему. Заросли красники с северной стороны выглядели менее приветливо, чем дикого винограда с южной. Сначала Аина пыталась протиснуться сквозь ветви, не сломав молодых побегов, чтобы не оставлять лишних следов. Но потом сообразила, что, найди этот ход нарты, они бы осторожничать не стали, и, с облегчением пустила в дело "когти", расчищая себе путь.

Ей вовсе не хотелось чистить одежду лишний раз. И так голова была тяжёлой от усталости. Но отдыхать пока рано. Надо убраться как можно дальше от Пикердома как можно скорее. Для этого нужна лошадь. А купить её можно только в городе. До которого ещё добраться надо.

Идти по лесу в платье было крайне неудобно. В кожаном костюме, конечно, передвигаться по дикой местности намного проще. Но такая одежда непременно привлекла бы внимание любого встречного своей необычностью. А пешком по лесам в одиночку петлять тоже не хотелось. Хотя в каком-то смысле так проще: пропитаться можно охотой, и, если повезёт, уйти довольно далеко, прежде чем наткнёшься на другого охотника или лесоруба. Однако рассчитывать на везение — последнее дело, если есть другой выход. Так говорили и Ху, и Альвейд. Да и слишком долго пешком-то, не говоря уже о том, что утомительно.

Поэтому Аина, превозмогая усталость направилась в сторону ближайшего тракта, насколько представляла себе направление. И не ошиблась: ещё до полудня вышла на бегущую между опушкой леса и полем просёлочную дорогу. Везение тоже сыграло свою роль — где-то через час её догнала пустая подвода с крестьянином на козлах.

Девушка остановилась у дороги, мужик тоже притормозил и сам завёл разговор:

— Что же это барышня у нас посреди полей делает?

— Здравия вам, добрый человек. Шла я из Амбусты в Хлярин да заплутала в лесу. Вы меня не подбросите в том направлении?

— Хех, подброшу, если развлечёшь меня интересным рассказом о том, как красна девица оказалась одна на дороге. Я как раз в Хлярин еду, точнее до родичей жены в деревне неподалёку.

Аина смущённо улыбнулась комплименту и кротко согласилась. Бросила суму в подводу, забралась на козлы рядом с кучером — с "хорошей стороны", чтобы не показывать шрам. И принялась сочинять "интересную историю": о том, как богатые родители обнищали да умерли от болячек; как взял её замуж оружейный мастер — суровый, но заботливый мужчина, которого вскоре убили нарты при попытке воспротивиться грабежу своей кузни; и как шла она к родичам на запад, да пристал к ней в таверне Амбусты местный задира, спасаясь от которого и улизнула девушка с постоялого двора ни свет, ни заря, не дожидаясь, пока тот явится отвезти её якобы в город, как вызывался, не дав договориться ни с кем другим.

Крестьянин крякал как будто с досады, но, похоже, скорее от удовольствия послушать о чьих-то злоключениях. И задиру того он знал — его Аина не придумала, слышала от слуг. Оставалось лишь надеяться, что её обман не вскроется при встрече этих двоих, а даже если вскроется, то важности тому мужик не придаст.

Вот так, с трупов, грабежа и лжи начиналась её очередная, уже четвёртая по счёту новая жизнь. Но несмотря на это, чем дальше позади оставался Пикердом, тем легче становилось у Аины на душе. А волноваться обо всём, что сделано плохого, не было ни желания, ни сил. Хотелось смотреть только вперёд, что девушка и делала в прямом и переносном смысле. В последний раз она ехала вот так, на повозке среди полей, с нартами, когда ей было семь. Но, несмотря на это, неприятных чувств не возникало. Наоборот, казалось символичным, что телега как привезла её, по сути, в рабство, так и увозит теперь на волю — настоящую, без всяких обязательств и долгов!

Глава 19.

Клед: Вольница

Наконец-то, свобода! Выйдя за ворота Ладоней Смерти, Клед кратчайшим путём, вдоль городской стены направился прочь. Его стремление оказаться как можно дальше было столь велико, что лишь достигнув привратной площади он опомнился: нужно ведь купить оружие и гражданскую одежду, а ещё лошадь, и сделать это проще здесь.

Горожане поглядывали на него опасливо и торопливо расступались, оказавшись на пути, потому что с первого взгляда угадывали Воина Смерти. И пусть так будет не везде и не со всеми, на Вольнице, как назывался годовой отпуск, тем более при тех задачах, которые предстояло решить, это может оказаться некстати. А кроме того, сейчас хотелось как можно глубже отмежеваться от Ордена, просто забыть его, как страшный сон.

И дело было не столько в Наречении, сколько в том, что последовало за ним. Самому окунаться во Тьму намного проще, чем топить в ней других...

Обряд проводился в той самой таинственной башне, у которой Когти ежевечерне повторяли Кодекс. За эти годы она стала олицетворением Богини Смерти — суровой, но справедливой; по крайней мере, как-то так представлялась она Кледу. Но когда открылись сокровенные врата, вступать в нутро Тёмной Матери совсем не захотелось. Более того, душа выла, норовя вырваться из груди, тащила тело прочь от этого страшного провала в неизвестность. Но не зря их муштровали подчинять своё существо воле и смотреть в лицо страху. Так что, когда настал черёд, Клед заставил себя шагнуть внутрь, словно деревянную куклу.

Дело было перед рассветом. Небо уже посерело, но сквозь купол из тёмного стекла где-то в вышине света проникало едва ли достаточно, чтобы разглядеть Дольмен Смерти — большой тёмный камень, стоявший в центре между круглых глухих стен башни. Впрочем, промахнуться было невозможно — он отчётливо ощущался появившимся за последний год на границе чувством опасности. Однако избегать её было бессмысленно: именно ради этого парень отучился столько лет. Не давая себе усомниться, он шагнул к тёмному алтарю, стал перед ним на колени и распластался по камню, как предписано: прижавшись ладонями к бокам, а лбом к поверхности.

Клед прошептал ритуальную формулу: "Прими меня в услужение, Смерть", — и еле видимое пространство вокруг исчезло совсем. Макушку прошило невидимым копьём, от удара которого позвоночник загорелся огнём от шеи до копчика, как будто в него залили расплавленный металл. В то же время камень, к которому он прижимался, обратился в лёд, а прикасавшаяся к нему кожа словно примёрзла, но на фоне нестерпимого жжения это ощущалось, как благо.

Хуже всего было то, что эти противоречивые ощущения раздирали человека изнутри, словно бы требуя одновременно отдавать и брать, любить и ненавидеть, рожать и убивать. Будь хоть минута подумать, ум не нашёл бы противоречия между этими понятиями, но одновременный прилив со стократной силой делал очевидной их несовместимость в один и тот же момент времени. Чтобы прекратить нестерпимую муку, необходимо было выбрать что-то одно.

Инстинкты подсказывали, что смерть от холода безболезненнее, чем от огня, и Клед обратил всё своё внимание на камень, постарался вжиться в него. Это было непросто, потому что, несмотря на причиняемую боль, огонь манил яркостью ощущений, а лёд пугал совершенной пустотой, хоть и обещал онемение.

Казалось, борьба продолжалась уже несколько часов, но сотрясавшийся от озноба и истекающий потом Коготь не мог решиться и отвергнуть одну из стихий. На ум постоянно приходило то тепло очага, то свежесть родниковой воды; то жар солнца, дающий жизнь природе, то снежное одеяло, берегущее её зимой; то опьяняющая ярость битвы, то благословение полного покоя. Ни от чего из этого невозможно отказаться.

Беспамятство стало бы спасением, но оно не наступало — именно в этом заключался подвох с Посвящением: Дольмен Смерти не давал потерять сознание. Поэтому, если Коготь не мог обуздать свои чувства, они либо сводили его с ума, либо тело просто не выдерживало напряжения.

И тогда, на пределе сил родилась безумная идея: а что, если очевидный посыл неверен? Что, если не нужно выбирать одну из стихий? Ведь вода гасит пламя, а солнце растапливает лёд. Это ведь так очевидно!

В обычном состоянии вряд ли возможно принять такие губительные ощущения, но сейчас измученный разум висел на последней соломинке... Решив, что смерть лучше потери себя, Клед усилием воли оборвал эту соломинку, отказался от сопротивления и открылся навстречу боли огня и пустоте холода одновременно — пусть они уничтожат либо его самого, либо друг друга.

На долгое мгновение наступила блаженная пустота. Мелькнуло облегчение, что Смерть забрала его прямо с алтаря. Но потом вернулись образы: лёд и пламя закружили внутри, не касаясь друг друга, но и не причиняя больше боли, не вызывая страха. Стало ясно, что "я" находится где-то в стороне от всех переживаний и может контролировать их.

Клед открыл глаза. То ли день разгорелся, то ли глаза привыкли к тьме, но теперь он ясно различал стены башни. На камне оказались выбиты какие-то жуткие рисунки, только его такие вещи теперь не трогали. Он ощущал небывалое спокойствие, словно чувства вообще отключились. Ему было всё равно, куда идти и что делать дальше. Если бы прямо сейчас ему приказали выйти одному на поле против сотен кочевников, он не колебался бы ни секунды, даже зная наверняка, что они порубят его на куски — всё равно сражался бы, сколько смог, безо всякого страха, горечи и сожалений. Это давало определённую лёгкость — не такую, от которой хотелось взлететь, но отсутствие бремени тревог и стремлений.

Наречённый поднялся с колен и немного деревянно вышел из башни — на этот раз не из-за внутреннего раздрая, а просто ноги затекли от долгого стояния на коленях. Солнце стояло не так уж и высоко: он пробыл в башне всего часа полтора.

Снаружи его встречал Ларис. По завершении посвящения в башне Наречённых ждала последняя проверка. Кледу завязали глаза. Судя по звуку шагов, несколько человек приблизились и начали ходить вокруг скользящим шагом, словно выбирая момент для нападения. Их было четверо, — ощущалось точно, и не на слух. Когда на правое плечо сзади обрушилась палка, Клед молниеносно развернулся и отбил её, хотя не смог бы пояснить, как узнал, откуда придёт удар. И тут же ещё один с противоположной стороны. Третий прилетел "пикой" в живот, но парень отклонился, изогнувшись, и поймал деревяшку, понимая, что получил-таки свои сверх-способности.

"А теперь не сопротивляйся", — велел Ларис. Клед замер. На него с разных сторон посыпались удары. Ум понимал, что телу больно и будут синяки, но парень даже не дёрнулся, проникаясь осознанием нового уровня власти над собой.

Впрочем, побои быстро прекратились. Кинжал снял повязку, снял с его руки свинцовое кольцо, надел своловянное6 и поприветствовал нового Наречённого Рукопожатием Смерти: перехват друг друга за локоть одной рукой и встреча кулаков другой. Колотившие его Воины похлопали по плечу, и на том церемония завершилась.

* * *

Праздник по случаю окончания обучения очередным потоком Когтей должен был состояться после того, как все желающие завершат прохождение испытания. По одному человеку в день процесс растянулся почти на месяц. Клед оказался где-то в середине списка. В ожидании выпускного можно было только готовиться к Вольнице, никуда не выходя, в том числе в Красный дом.

А Клед не отказался бы побеседовать с Абель про отсутствие чувств, которое начинало его смутно беспокоить. И только подумав о бывшей Весточке, понял, что за год на границе совсем забыл о Нинэ... Правда, вспомнив, так ничего и не ощутил.

Бесчувственность продержалась до тех пор, пока Кледу не дали неожиданное поручение. Точнее, пока он его не выполнил.

Но сначала вызвавший его к себе на другой день Скимитар поинтересовался, как именно парень справился с противоположностями.

— Принял обе, — ответил Клед, и, заметив лёгкое поднятие брови начальника в удивлении, спросил: — Я что-то не так сделал?

— Нет неправильного способа пройти приобщение. Либо ты его проходишь, либо погибаешь. Просто по такому типу задачу решают единицы, и это многообещающий признак. Ты можешь далеко пойти. Почти все Скимитары и Меч Смерти именно из таких.

При этих словах салидорец многозначительно посмотрел на парня, словно пару мешков на грудь положил. Однако Кледу в тот момент было ещё всё равно — он лишь почтительно кивнул, показывая, что принял к сведению.

А после выяснилось, что Оступающихся в Отступающие посвящают обычно именно свежеиспечённые Наречённые, и на Кледа пришло несколько запросов, так что если он согласится оказать девушкам честь, они будут очень рады. Парень не возражал. Ему стало даже интересно, поменяются ли ощущения от соития теперь, когда у него облысела нижняя часть тела.

Инструктаж показался немного странным. Скимитар сказал, что Дольмен Смерти сам направит Наречённого. Только он не должен сопротивляться, когда покажется, что им движет что-то внешнее — считается, что в проводящего снисходит сам Бог-Разрушитель. Надо просто дать волю внутреннему Зверю и девушек "сломать". Мол, ритуал не будет завершён, пока не высвободится и не обратится в нужное качество вся их сила, так что, щадя подопечную, он лишь продлит агонию. А ещё запрещалось прикасаться к девушке чем-либо, кроме мужского естества, чтобы сосредоточить всё воздействие в нужной точке. Он поймёт, когда дело будет сделано.

Клед запоминал и кивал, опять-таки без всякого оценочного отклика. Раз так надо, значит, значит так и сделаю, — вот и всё, что возникло в голове.

Удостоверившись, что указания усвоены, Скимитар отпустил парня, и тот лишь ближе к вечеру, когда его вызвали на ритуал, понял, что не уточнил, может ли девушка погибнуть при посвящении, как Коготь. Пришлось спросить Лариса. Странный Кинжал, отказавшийся повышать ранг по способностям, лишь усмехнулся:

— Такие случаи известны, но, думаю, с тобой им ничего не грозит. Ты ведь принял обе стихии?

— Да. А как вы узнали? Скимитар сказал?

— Нет, просто догадался. Ты чем-то напоминаешь мне меня. Так вот, хотя это всего лишь теория, я думаю, неудачи случаются тогда, когда Наречённый выбрал одну из стихий, а Оступающаяся может принять только противоположную. И то, там чаще сумасшествие, а уже в результате оного — самоубийство.

Клед ненадолго задержался, осмысливая услышанное, но Ларис подтолкнул его к дверям:

— Не бойся, ты тоже получишь важный опыт.

Парень недоумённо обернулся на наставника: слово "бояться" в тот момент не имело для него большого смысла. Молча кивнул в знак признательности за сведения и второй раз вошёл в башню.

Посвящение Оступающихся проходило на закате. Зал освещался факелами, горевшими каким-то странным синеватым пламенем. Они торчали из пастей выбитых на стенах дьяволов, придавая тем ещё более зловещий вид, чем запомнилось по собственному Наречению. В воздухе витал тяжёлый, сладковатый, полузнакомый аромат — кажется, какое-то растение.

Обнажённая девушка стояла у дольмена, распластавшись по нему грудью и оттопырив зад. Скинув одежду у порога, как полагалось, Клед приблизился и увидел, что Оступающаяся опутана ремнями наподобие тех, что показала ему когда-то Абель в щёлку; только к ним приделаны хлястики — видимо, чтобы проводник мог манипулировать подопечной, не прикасаясь к ней; а две полоски кожи, идущие от талии и бёдер, пристёгивали посвящаемую к Дольмену.

По мере приближения к алтарю с беспомощной девушкой — даже рот её был заткнут кляпом в виде кожаного шара с уздечкой — кровь начала закипать словно бы сама собой. Клед по прежнему не ощущал никакого личного вовлечения, но огонь факелов как будто бы разжёг то пламя, которое поселилось внутри после Наречения. Оно мгновенно вспыхнуло, захватив всё его существо. Дыхание стало тяжёлым, плоть взвилась, но поспешности в движениях не появилось. Наоборот, возникла какая-то грозная уверенность в себе, окрашенная торжеством хищника, который неспешно обходит кругами попавшую в западню жертву, наслаждаясь её пленом.

Раньше подобные ощущения испугали бы Кледа, но сейчас он по-прежнему наблюдал слегка со стороны и помнил, что действует не он, что волю надо дать Зверю, а то и вовсе Богу, так что парень не пытался оценивать свои действия, а просто отдался потоку силы, который его вёл.

Чувства обострились, улавливая дополнительные оттенки запахов и звуков. Он заметил, что девушка мелко дрожит, сама не зная, от страха или от желания... А может, от обоих?

Мира. Её звали Мира. Из тех, в ком ему удавалось пробудить Богиню, как он её понимал. Впрочем, не совсем ему. Он сам был тогда другим, да и сейчас действует не совсем он, точнее, не только он, а нечто больше и мощнее. И даже кажется, что тело стало выше раза в два... А плоть вовсе не думает слабеть в зависимости от неуловимых перепадов настроения.

Зверь Кледа завершил свой медленный круг почёта вокруг жертвы, принюхиваясь к её противоречивым ароматам, прислушиваясь к сумасшедшему биению сердца, смакуя их. Подошёл с нужной стороны и игриво ткнулся во врата, которые сегодня ему предстоит взломать в каком-то пока неведомом смысле. Или уже ведомом? Откуда-то пришло понимание, чего надо добиться, хотя словами вряд ли объяснишь.

Проводник внезапно схватил девушку за волосы и жёстко нанизал на свой... Нет, сейчас это была не его плоть, а жезл какого-то алчного и безжалостного божества. Клед даже не чувствовал физического наслаждения — только Его жажду. Он, этот жуткий Бог желал выпить силу девушки, выпить до конца! Где-то на краю сознания Клед содрогнулся, но слишком поздно. Бог овладел им разве что слегка иначе, чем Оступающейся, распростёртой на Дольмене.

И в следующий час, повинуясь Его импульсам, проводник дразнил, скользил, поддевал, втыкал, бурил, тряс, пинал, натягивал, долбил извивавшуюся жертву, которая приглушённо мычала и кричала, дёргалась и дрожала, а разрядка всё не наступала ни у него, ни у неё. Потому что она сопротивлялась где-то в душе, желая оставить немного себя себе, а надо было отдаться полностью. Клед не мог бы сказать, как понял это. Не он это понял, а тот, кто двигал им сейчас.

В конце концов Зверь или Бог пошли так таранить, что Кледу-наблюдателю казалось — там внутри всё должно порваться, а может, и не только у девушки... Он сам уж, кажется, рычал, ревел и брызгал слюной, потеряв человеческий облик, когда вдруг наконец женщина сдалась. И в тот же миг взорвалась одной жуткой конвульсией, от которой выгнулась, словно в приступе падучей.

Клед ощутил, как вся её сила буквально впиталась в его... нет, в жезл божества, чьим проводником он выступал. Он даже испугался, что обмякшая Оступающаяся лишилась жизни, а не только чувств. Но в следующую секунду вся эта сила хлынула в неё назад, окрасившись в какие-то другие, более мрачные и острые тона. Так что стало ясно на уровне ощущений всё то, что пыталась описать некогда Абель: как и почему зашедшим далеко уже не интересно иначе. А в следующий миг и его настигла, наконец, сокрушительная волна разрядки, от которой парень лишился чувств, завалившись на спину.

Очнулся Клед, уже вполне чувствуя себя собой. Даже обозначились какие-то пока смутные реакции на происшедшее. Но он был слишком опустошён, чтобы пытаться это оценить.

Первым делом он с опаской осмотрел своё естество, опасаясь кровавых ссадин, но там всё было в жиру — видимо, девушку подготовили, когда привязывали. Встав, обнаружил, что поджилки трясутся. Осторожно оделся, подошёл к Мире, заглянул сначала назад: как ни странно, крови не было тоже. И слава богам. Потом обошёл Дольмен, чтобы посмотреть в лицо. Девушка приоткрыла один глаз и слабо улыбнулась, давая понять, что цела. Сделала робкую попытку пошевелить рукой, но та бессильно упала вдоль камня.

Клед отстегнул ремни, привязывавшие Миру к Дольмену, кое-как накинул на неё лежавшую рядом одежду, заметив проступивший на груди ярко-алый цветок папавы, подхватил свежеиспечённую Отступающую на руки и неверным шагом вынес из башни, где их встретила Жани и несколько других девушек, забравших товарку домой.

Его же Ларис проводил в казарму, заставил выпить "солнышко", и как только голова Кледа коснулась подушки, он отключился до следующего полудня.

* * *

Посвящение Оступающихся в Отступающих пришлось повторить ещё дважды с интервалом в несколько дней, в течение которых парня усиленно кормили пять раз в день в офицерской столовой, пичкая всякими вкусностями, о существовании которых он с детства успел забыть, а то и вовсе не знал: масляные пироги, красная рыба, сушёные южные фрукты, мёд, дичь, печёночные паштеты, мягкий сыр, моллюски в пряных соусах, диковинные ароматные орехи, отборное густое вино... С едой возвращалась воля к жизни, с ней — чувства, а с ними — отторжение происходящего.

По первому разу, с Мирой, впечатления были ещё приглушённые. Неска — из тех, с кем контакт был похуже и в бытность Когтем — сопротивлялась дольше, от чего и сам Клед-наблюдатель с трудом подавлял порывы помешать действующей сквозь него Силе. Процесс был более жестоким и мучительным, у девушки остались разрывы. А на груди появилось соцветие злючки.

Наречённый был твёрдо намерен отказаться от дальнейшего участия в посвящениях, но ещё на один раз его упросила Жани, которую вызвал Скимитар, не сумев продавить волю подчинённого. И той пришлось применить все свои чары, чтобы парень "сжалился" над третьей "малышкой", Лерой, не отдав её в более грубые лапы. Клед крайне сомневался в том, что его личность как-то смягчает ритуал, но эту Оступающуюся он помнил как одну из самых чутких: она легко возбуждалась и так же быстро остывала, не упорствуя, если что-то не ладилось. Скрепя сердце, он согласился — железно в последний раз.

К счастью, Лера и поддалась легче других — стоило прорычать ей сквозь Зверя и Бога: "Отдайся целиком!". Оба человека ушли из башни достаточно твёрдым шагом. На груди у девушки выросла королева цветников — нежно-розовая трианта. Но тем гаже осталось послевкусие при мысли о том, что столь отзывчивое создание можно было толкнуть и на другой путь — не такой мрачный, пропитанный неутолимой похотью, которую проводник с каждым разом всё лучше ощущал в том, кто двигал им во время посвящения.

Каково же было удивление Кледа, когда во время пиршества по случаю завершения испытаний, другой Наречённый принялся похваляться своим участием в ритуале, преклоняясь перед Силой, которая вела его, и желая всегда быть таким! Нет, определённо, как ни старались Ладони воспитать Когтей одинаково, видимо, у каждого были свои склонности души, отличавшие некоторых, как день и ночь.

На самом деле, переживания Кледа так и остались притуплёнными, словно кто-то наложил на сердце толстый слой холодящей мази для ран. Определить однозначно своё отношение к происшедшему он не мог: какая-то его часть восхищалась вкушённой тогда непоколебимой уверенностью и безграничной властью, другая возмущалась насилием — как своим, так и над собой, а третья испытывала отвращение к первым двум за слабость.

Наверняка парень знал только, что больше никогда и ни за что не хотел участвовать в подобном. Ему казалось, позволь он себе ещё хоть раз посодействовать этому Богу-Разрушителю, Тёмной Матери или кто там в него вселялся, в подчинении других, душа его не выдержит и рассыплется на части. И неважно, что девушки шли на это добровольно — на самом деле они не представляли, на что именно. А он теперь знал. Описать бы не смог, но даже врагу не пожелал бы. Честнее убить.

Вот почему Наречённый так стремился на Вольницу, что чуть не забыл позаботиться об экипировке, которая требовалась ему, чтобы выполнить долг чести перед родом. В данный момент у него и по этому поводу не осталось того запала, который заставлял так упорно тренироваться в Ладонях и сражаться на границе. Только клятва толкала Кледа к цели. Но сначала он хотел посетить родовой замок — в надежде, что чувства снова оживут, пусть и через боль.

Опомнившись, Клед нашёл ростовщика и сменял два слитка серебра на деньги. Нужно было закупить много всего на дальнюю дорогу, ну или хотя бы на первое время. И сделать это лучше именно в Мохавене — крупнейшем торговом городе на много миль вокруг. Из монастыря их отпускали "в чём был", то есть в казённой форме, а Наречённый сейчас желал скрыть свою принадлежность к Ордену. Следовательно, кроме лошади и походных принадлежностей ему требовалось новое обмундирование.

Единственное, с чем парень не желал расстаться — это собственноручно подшитая "непробивайка". Которую, впрочем, легко замаскировать, надев поверх кафтан. И ещё косу не хотелось резать, но такие длинные волосы в Свободных Княжествах из мужчин носили только Воины Смерти, поэтому оставалось лишь подвернуть их как-нибудь. Или чем-то прикрыть.

Из оружия Клед ограничился мечом и двумя метательными кинжалами. Чтобы не привлекать лишнего внимания. Вообще, Наречённый Смерти и без оружия не пропадёт — его всегда можно отобрать у противника. Но при наличии средств лучше не искушать недобрых людей по дороге, благо есть дела поважнее, чем отбиваться от каждого встречного лиходея.

Дополнением к боевой экипировке стали кожаные наручи и наголенники со стальными вставками. Последние служили не только боевой, но и ездовой защитой, а также имели скрытые ножны для тех самых ножей. И заодно превращали ботинки в сапоги.

Нашёлся в одной из лавок также широкий пояс с кучей петель наподобие того, что был у Саната, со скрытым кошелём, куда монеты втискивались в ряд. На петли парень добавил несколько подсумков для ношения мелочей и был очень доволен покупкой.

Рубашки, плащ и исподнее продавались готовыми, а вот пошива кафтана и штанов с леями для верховой езды приходилось пару дней подождать, и то повезло, что в Мохавене так бойко наладил дело целый цех портных. Поэтому Клед остановился в таверне недалеко от главных ворот.

На другой день Наречённый занялся походной экипировкой и головой, которая неожиданно оказалась самым хлопотным вопросом. Утром он переплёл косу "по-гномьи" — от шеи, вместо макушки, но незаметно подвернуть её не удалось. И выбор светского головного убора, который скрыл бы волосы, затянулся. Одни варианты ограничивали обзор, другие были попросту непрактичны в дороге и вероятном бою. В конце концов, Клед остановился на обычном войлочном колпаке, под который можно завернуть косу в "дульку", как часто делали Когти при выполнении хозяйственных работ. Но это решало проблему лишь до первого постоя, где, сняв шапку за столом, он сразу выдаст себя.

В ходе поисков один торговец предложил ему "палантин", в котором и сам щеголял. По сути это был то ли широкий шарф, то ли длинный платок, накинутый на голову и закреплённый кожаным ремешком. Купец уверял, что в жарких странах на Юго-Востоке все так ходят, и даже показал, как можно завязать его вокруг головы, закрыв лицо от пыли и ветра. Поначалу идея показалась Кледу подходящей только для женщин, но, потолкавшись среди людей ещё немного, он заметил, что тут и там мелькают похожие платки, по разному повязанные на головах и плечах обоих полов. Видимо, новое веяние, которое он пропустил за стенами монастыря.

Большинство палантинов на горожанах выглядели попроще, но уж очень приятной на ощупь была тончайшая шесть у того торговца, и цвет красивый — тёмно-фиолетовый, как небо в конце сумерек. Внезапно отозвалась тоской детская привычка к дорогим вещам, о которой Клед старался не вспоминать в монастыре. Поэтому, рассудив, что, в крайнем случае, шарф сгодится для утепления под одежду, а ремешок — для подвязки волос, парень вернулся и купил оба.

Потом на глаза ему попалась вывеска цирюльника с хитро заплетённой косой из конского хвоста, и Клед решил заглянуть туда. Никогда не бывал у цирюльников — Когти привыкли ежеутренне умываться, растираться и бриться самостоятельно. Правда, нагие щёки в сочетании с длинными волосами тоже могли выдать Наречённого: богатые люди (явно не сами) выстригали вычурные усы и бородки; вояки к лету оголяли всю голову, чтобы не кормить вшей; большинство же обычных мужчин вокруг носили бороды, в лучшем случае — стриженые, а то и вовсе "лопатой". Но не нравились Кледу волосы на своём лице, и всё тут. Когда в лесу на границе по несколько дней не могли полноценно умыться, чесалось всё ужасно.

Впрочем, посещение оказалось удачным. Цирюльник не только показал способ заплести косу покороче, но и снабдил его мылом. В Ладонях их приучили дважды в неделю мыть голову, а на Вольнице парень и забыл поначалу о такой необходимости. Тут же предлагалась ароматная вода, отпугивавшая паразитов, которая снова кольнула баронское сердце воспоминаниями о доме и родных. Почему-то прикосновения, цвета и запахи теперь, после посвящения вызывали больше чувств, чем мысли. Конечно, в дороге ею лучше не пользоваться, чтобы не производить впечатления богача, но всё равно взял — на память.

Третий день Наречённый потратил на выбор коня, сбруи и прочих необходимых верховому путешественнику запасов. После обеда вывел Серика, названного так, очевидно, за серую масть, на небольшую прогулку по полям за городом, чтобы привыкнуть друг к другу. Поладить оказалось несложно: жеребец был обучен, отзывчив и обладал покладистым лёгким характером.

В последнее утро Клед забрал наконец готовую одежду и от души помылся на дорогу в баньке у цирюльника. А потом освоил под его присмотром новую причёску: скрепил волосы длинным шнурком ближе к концу, подвязал у шеи, и только потом разделил на пряди, заплетая в косу. Получилась короткая толстая "колбаска", в которой никто не признал бы "Хлыст Смерти".

Чтобы не пускаться в путь распаренным, вернулся в таверну пообедать, прикупив по пути и еды в дорогу. Ночевать в Мохавене лишний раз крайне не хотелось, поэтому во второй половине дня Клед всё же вырвался наконец из надоевшего города.

Дорогу к Кастердому он знал только умозрительно, ведь ни разу в сознательном возрасте не пользовался ею. Сначала надо было добраться до Княжеского тракта, а потом на север, в направлении Кистрина — путь почти прямой и ясный.

На ночлег пришлось остановиться в первой же деревне, где Кледа пустили вместе с конём в пустующий до поры сеновал. За медную монетку ещё и ужином покормили. Заодно хотели узнать новости из откуда бы он ни ехал. Пришлось сказать, что служил в дружине на западном кордоне, но дикарей они даже не видели — теми занимались Воины Смерти, а дружина только местное население держала на безопасном расстоянии, и то — наёмников чаще посылали мародёров ловить на покинутых территориях.

Это было единственным из внешнего мира, о чём парень знал хоть что-то достоверное, пусть и врал, соблюдая клятву о неразглашении тревожных подробностей. Как и все остальные, кто там побывал. Мог бы, конечно, ничего не рассказывать, ответить уклончиво, но ему было на руку добавить, что возвращается в родные места, чтобы расспросить о Кастердоме.

Однако жители княжеской стороны не слишком интересовались делами баронств. Слышали, что лет десять назад там всех кочевники положили, ну так ведь на то приграничным баронам земли и дали, чтобы их охранять? За тракт разбойники не заходят в этих местах — и слава богам. А с тех пор никаких особых новостей с севера не слышно. Нет, вроде бы новых хозяев не объявилось.

* * *

На следующий день ближе к вечеру Клед добрался до Княжеского тракта. Обедать он не останавливался, видя, что надвигается дождь. Решил переждать непогоду на заставе, стоявшей со стороны Восточного княжества, на правом берегу реки Умелки, которая брала своё начало в горах над Кастердомом. Воздух приобретал знакомые запахи, а небо — повадки, пробуждая детские воспоминания. И Наречённый как раз успел расположиться за столом таверны у стены, когда ливануло.

Его без второго слова накормили горячим обедом, несмотря на неурочное время. На княжеских заставах, использовавшихся для быстрого сообщения внутри государства, всегда всех обслуживали хорошо. Потому что право держать такое заведение стоило небольшого состояния и безупречной репутации, а потерять дозволение можно было вмиг, не угодив какому-нибудь знатному лицу. Так учили Когтей.

Клед многое знал только по книгам. И насытившись, заказал кувшин горячего пряного ронга — не ради вкуса или опьянения, а как повод посидеть подольше, наблюдая за людьми, прислушиваясь к их разговорам. Подмечал мелочи, о которых не напишут в книгах и не расскажут на лекциях. Особенно полезно, чтобы достоверно кого-нибудь изобразить при необходимости. Основы наблюдения и разведки им тоже преподавали, но практики, разумеется, не хватало. Наверное, поднабраться её и хлебнуть настоящей жизни было одной из причин отпускать Наречённых на Вольницу. Хотя традиция говорила, что жениху положено нагуляться перед Свадьбой. Впрочем, и в прямом смысле это вряд ли кому помешало бы.

Вон торговец в богатых одеждах — весь такой важный, обращается к хозяину словно близкий родственник князя, хотя в манерах и подавно не чувствуется воспитания, приличествующего хотя бы самому захудалому приграничному барону. Но хозяин любезно улыбается и выполняет все его капризы, сам пополняя запасы пищи и вина на столе. Благо гостей поважнее нет.

За другим столом пара охотников — даже странно, Клед всегда считал, что те ходят по одному. Впрочем, судя по курткам с нашивками из яратика, эти промышляли крупным зверьём, на которое надо иметь разрешение и подати платить. И с этим у ребят было всё в порядке, иначе они бы так спокойно здесь не сидели, а прятались где-нибудь в горной пещере. Ловить-то их в Кастере было некому...

Конечно, сам парень не тянул на их уровень по снаряжению, но кое-какие замашки для использования годились. Например, оба отрезали тонкие куски сыра и солонины, которыми закусывали ронг, своими охотничьими ножами, а не приборами, которые им подали. Заодно демонстрируя любому сведущему взгляду, насколько остро те заточены.

Вносить другое оружие в таверну было запрещено. В сенях под присмотром мальчишки стояли мечи парочки других посетителей, большие луки охотников и несколько алебард, явно принадлежавших весёлой компании дружинников, которые не представляли особого интереса, поскольку были единственным сортом людей, которых он ещё Когтем успел изучить на кордоне. Свой же меч Наречённый оставил в комнате, которую сразу снял на ночь в отдельном флигеле для постояльцев рядом с таверной.

Клед незаметно извлёк из наголенника один из метательных ножей и попросил кусок сыра закусывать ронг, чтобы невзначай и самому продемонстрировать клинок. Дядин кинжал, который вернули вместе с остальными вещами перед Вольницей, тоже был приведён в надлежащее состояние, но его отделка сразу наводила на мысли о знати и могла вызвать нежелательные вопросы.

Ну и самое интересное: на плечи всех троих охотников были накинуты палантины. Раньше он принял бы это за шарф, но теперь сделал вывод, что в дороге, видимо, и правда полезная вещь. К тому же, достаточно распространённая и за пределами Мохавена, чтобы использовать её без риска излишне выделиться. Разве что дороговизной. Впрочем, пыль припорошит — не разберёшь.

Вместе с сумерками в таверну завалился патруль, который Клед встретил ещё по дороге сюда. Два улана из разных княжеств охраняли разделяющую их дорогу, которая как раз вела из Мохавена в Кастер. Служивые успели промокнуть до нитки и хозяин усадил их поближе к очагу, придвинув сбоку свободный стол. Эти отличались от дружинников повышенным вниманием, а тот, что постарше, и вовсе производил ощущение единственного опасного человека в зале.

Парень даже слегка подобрался, пытаясь понять, чем именно этот улан его насторожил. Но не успел: ледяные светло-серые глаза зацепились за него и уже не хотели отпускать. Он что-то сказал товарищу, и оба патрульных направились к столу Наречённого. Тот напомнил себе, что надо держаться уверенней и усилием воли заставил мышцы плеч расслабиться.

Старший улан с тронутыми сединой русыми волосами присел напротив, не спросив разрешения, и требовательно спросил:

— Кто таков? Куда путь держишь?

Чёрт! И почему они прицепились именно к нему? Хотя... наверняка потому же, почему и сам Клед мысленно выделил патрульного среди прочих посетителей таверны. Впрочем, бояться ему было нечего. Служивый выполнял свою работу. Увидел опасного типа — решил поинтересоваться. И парню есть что ответить.

Клед оглянулся по сторонам, выуживая из несрезаемого кошеля на поясе колечко Наречённого Смерти, которое получил после посвящения, и аккуратно положил его на стол, скрыв от остального зала за подсвечником. Это должно было снять все вопросы. Но вслух на всякий случай ровно сказал:

— Служил на кордоне на Западе, возвращаюсь в родные края.

Лицо сидящего напротив воина неожиданно исказила усмешка — кривая, но не злая, даже наоборот — доброжелательная. Он приподнялся, чтобы хлопнуть собеседника по плечу:

— Защитник! Ну пойдём с нами к огню — расскажешь, что там нынче творится.

Клед хотел было возразить, но улан подмигнул ему правым глазом, невидимым остальному залу, и парень со вздохом, словно решаясь на безрассудство, поднялся со своего места:

— Благодарствую, — сказал он подслушанным у охотников просторечным словечком, которое взял на заметку, чтобы не выдать своё происхождение слишком правильной речью. — Трактирщик! Принеси нам вина — за мой счёт.

Он и в самом деле почувствовал некоторое воодушевление, вступив в контакт с незнакомцем, в котором ощущал... равного? Второй улан всё это время молчал, стоя рядом, и не перечил старшему. Он был намного моложе и, видимо, только набирался опыта службы. Хотя, если задуматься, лет ему было побольше, чем Кледу, вот только опыта и умения — вряд ли.

Они расположились у огня, а занимавший соседний столик торговец удалился почивать, не смея перечить патрульным, но всем своим видом выражая одновременно нежелание сидеть рядом с "солдатнёй" и недовольство тем, что его потеснили. Услышав грубое словечко в свой адрес, старший улан так зыркнул на торговца, что тот поспешил ретироваться, не взяв сдачи, хотя изначально собирался. Как Клед это понял — оставалось неясным. Но ему вдруг стало легко.

Когда лишних ушей вокруг не осталось, спросил:

— Не объясните, с чего такая приветливость?

И снова кривая усмешка, как ни странно, красящая суровое немолодое лицо. Улан просто вытащил из-за пазухи такое же своловянное колечко на цепочке, и сразу спрятал, а вслух ответил:

— Мы же одно дело делаем. Я — Стап. А это — Левий.

— Клед, — в ответ представился тот.

Им подали кувшин тёплого вина, и какое-то время уланы смаковали напиток. Наречённый же наоборот поморщился:

— А почему оно разбавлено? — обратился он громко в сторону прилавка.

— Потому что мы на службе, — ответил Стап. — Мастер Грачек знает, что нам нужно: больше согреться, чем захмелеть. Свежий?

— Что? — не понял Клед.

— Недавно помолвленный? — уточнил Стап.

Парень кивнул. И только тут до него дошло, что именно он почувствовал в старшем улане — связь со Смертью. Невольно поёжился, но спросил о другом, на всякий случай понизив голос:

— Ты с Вольницы не вернулся?

— Да. Влюбился, женился, ну знаешь, как бывает? — губы его усмехались, но во взгляде промелькнула мрачная тень.

Тень Смерти — внезапно понял Клед и содрогнулся от того, что безошибочно узнал её, однако стоило уточнить:

— Разве тебя не предупреждали?

При этих словах Левий оживился, словно хотел спросить, о чём, но взгляд Стапа отшиб у него охоту уточнять.

— Не в том причина, — он покачал головой. — Я сторожился. Ходил в Красный Дом, коли по службе приходилось делать тёмное дело. Старшенький-то наш уже служит сам на кордоне. А вот с младшеньким вышли тяжёлые роды. Поздний он был у нас, ну и не выжили оба... Сами виноваты — рискнули. Но я благодарен судьбе за почти двадцать лет семейной жизни.

Очевидно, Стап смирился с потерей. И всё же, как обычно, после упоминания Тёмной Матери повисло молчание. Впрочем, улан между делом сказал кое-что интересное:

— А что, они принимают и тех, кто не там служит? — спросил Клед про Отступниц, надеясь, что бывший Брат по Ордену поймёт.

Секундное замешательство на лице Стапа сменилось улыбкой:

— Да, сказано же, принимают всех, кто причастен. Выбор, конечно, не такой большой — приходится днём посещать, когда свободно. Нечего мозолить глаза основным благодетелям. Ну и ручку лучше щедро позолотить, сам понимаешь.

Парень кивнул: Красные Дома содержались за счёт Ордена Смерти. Если ты не с ними, то и пользоваться безвозмездно их ресурсами не годится. Но всё равно, это было большим облегчением: значит, есть способ нивелировать пагубное влияние, и монахи не против.

Левий, похоже, чувствовал, что Наречённые Смерти обсудили что-то важное для себя. У него внутри так и зудело узнать, о чём шла речь, но он сдержался. А Клед подивился тому, что понял всё это. Как? Ещё одна сверх-способность от полупосвящения?

Однако, была ещё одна любопытная деталь:

— И они действительно не пеняли тебе за то, что столько лет воспитывали, а ты так спокойно ушёл и пользуешься полученными умениями у них под боком? — на этот раз речь шла о Ладонях, но старший Наречённый и тут его понял правильно.

— Нет, не пеняли, — Стап пожал плечами. — Я сам поначалу стеснялся, но у жены здесь была вся семья, дом, а у меня что? Ни кола, ни двора. Впрочем, князь взял на службу, родичи согласились приютить, и деваться особо некуда было. Потом уже, как стал уланом, встречался не раз и со Скимитаром нашим, и с Кинжалами, которые меня учили... Те только спросили, как жизнь сложилась — и всё.

Клед не смог сдержать вздоха облегчения, откидываясь на спинку лавки и зарываясь в кубок. Ему начинал нравиться вкус разбавленной пряной жидкости с мёдом и какими-то травами: она была намного вкуснее, чем пряный ронг, и слабее. В другой раз и себе надо будет такого же заказать при сходных обстоятельствах.

— А ты что же, уже намерен сбежать? — усмехнулся Стап.

Наречённый в ответ лишь неопределённо помотал головой:

— Поживём — увидим. Прямо сейчас Воля очень вовремя!

— Понимаю, — отсалютовал ему кубком старший улан. — Сам был таким же. Но если бы не жена, честно скажу... Не вынес бы сопляков, — он иронично кивнул на Левия.

Тот изобразил оскорблённое достоинство, но не слишком упорно. Парировал с шуточным высокомерием:

— А вы к нам на что приставлены старшим?

— И то правда, — прищурился Стап. — Хоть душеньку могу отвести, всыпав плетей.

Левий при этих словах подобрался, но Стап добродушно расхохотался, и юноша понял, что его просто переиграли. Впрочем, наставнику можно. Видимо, отношения между ними были довольно тёплыми, несмотря на неравенство возраста и положения.

— А вы разве не из разных княжеств? — удивился Клед.

— Из разных, — подтвердил молодой.

— Я их всех муштрую, — пояснил старший. — Князья договорились между собой, так что обе местных уланских бригады под моим началом. В смысле обучения, конечно. Так-то у них есть свои бригадиры.

Кледа на миг взяла тоска по несбывшемуся: вот бы, кроме сплочённой службы общему делу, которая нравилась ему в Ордене, иметь такого товарища, как Стап — закалённого в тех же горнилах, но не просто соратника, а друга, чтобы с юмором и с душой... Сердце кольнула боль по Алану и корка льда треснула. Кажется, чувства начали возвращаться.

Оставался ещё один насущный вопрос, который стоило выяснить. Ведь патрульные должны быть лучше осведомлены о положении дел в сопредельном баронстве, чем крестьяне из деревни под Мохавеном. Но когда Клед затронул эту тему, Стап неожиданно насторожился и начал пытать, откуда именно тот родом. Парень назвал ближайшую к замку деревню — Низу, стараясь не слишком нервничать. А сероглазый улан внезапно уставился на него, как на преступника. Чуткий Левий подобрался и даже положил руку на эфес сабли, лежащей на краю лавки — очевидно, на патрульных запрет не распространялся.

Минуты две Клед силился удержать маску невозмутимости под взглядом второго Наречённого, казалось, стремящимся просветить его насквозь. Силы напора и сопротивления застыли в равновесии, как при борьбе на руках: малейшая слабина грозила окончиться поражением. Парень гадал, какие способности получил Стап при посвящении, и знает ли точно, что ему лгут. Ох, не по злой воле, а защищая честь рода. Ведь пока никто не знает, что наследник жив, у него развязаны руки, а иначе может возникнуть куча проблем.

И вдруг случилось непонятное. Стап, сверкнув глазами, ослабил давление, хоть и не снял его до конца. Не отрывая горящего взора от Кледа, он многозначительно велел Левию пойти проверить, чтобы коней почистили как следует. Младший улан со вздохом, но без возражений, поднялся, накинул сырой ещё плащ и покинул зал. А Стап наклонился через стол и тихо сказал, продолжая жечь собеседника взглядом, внезапно растерявшим враждебность:

— Я сам родом из Низы. И я помню лорда Белтара...

Он не закончил фразу, но через пару секунд до Кледа дошло. Стап узнал его, точнее, по внешнему сходству догадался, кто он такой. Парень сдался, сбрасывая маску, но постарался вложить как можно больше угрозы слова:

— Это должно остаться между нами.

— Клянусь Смертью, — не задумываясь ответил Стап и слегка повёл бровью в ту сторону, где ещё пару минут назад сидел Левий, намекая, что уже позаботился об этом.

Клед даже вздрогнул от неожиданности. Это была весомая клятва. И дело не в вере. После посвящения его заставили поклясться Смертью, что никто никогда не узнает от него подробностей ритуала. Он тогда ощутил нечто похожее на прокол самой своей сущности, словно на душу поставили сквозное клеймо. И знал, что никогда не сможет нарушить данное слово, даже под страхом гибели. Просто не сможет. Сейчас возникло то же самое роковое ощущение, хоть и не своё — словно докатилось эхо клейма на чужой судьбе. Невероятно и так неожиданно! В его взгляде читался ясный вопрос, а во взгляде Стапа — ясный ответ. Тот предлагал свою верность. Безоговорочно!

Клед ощутил себя так, словно очнулся от десятилетнего сна. Он совершенно забыл о владениях, правах и обязанностях барона... Впрочем, он и не начинал о них думать — когда случилась беда, был ещё слишком мал, а с тех пор мечтал только о мести и о возвращении Меча. Но после... Да, только после и если.

Парень, почти переставший дышать от свалившегося осознания своего положения, глубоко вздохнул, будто вынырнул из-под воды, и с сожалением покачал головой:

— У меня есть дело чести. У нас похитили кое-что важное — реликвию рода. И пока я её не верну, лучше никому не знать, что я жив. Хотя не исключено, что я погибну, пытаясь... — и, поняв своим новым седьмым чувством смысл напряжения, возникшего в теле Стапа: — Эту задачу я должен выполнить один. Благодарю тебя за верность семье, но сейчас всё, что мне нужно — это ответы.

Стап кивнул, расслабившись. Просто приняв слова Кледа, как должное, как приказ начальства, как Левий недавно — его собственные.

Ощутить себя чьим-то господином было сродни удару под дых: с одной стороны наваливался груз ответственности, а с другой окрыляла перспектива. Ведь можно создать и собственное братство: вернуть себе земли, собрать вокруг преданных людей... Но без Меча Клед не чувствовал морального права. Это его главный Долг. И пока тот не выполнен, нет смысла брать на себя что-то ещё. Впрочем, узнать, в каком положении провинция Кастер, не помешает.

— А что, замок так и пустует? — спросил он Стапа. Тот кивнул. — Почему его не отдали кому-то другому?

— Это не так-то просто. Надо доказать родство в Совете Княжеств. Видимо, никому не удалось.

— У нас нет живых родственников, — уверил его Клед. -А разве кому-то другому земли отдать не могут?

— Я не большой специалист в подобных делах, но слышал при княжеском дворе разговоры о том, что сейчас замена баронов на новых требует выполнения каких-то длительных процедур, большой суммы денег и подтверждения чести, которое, собственно, и занимает время. Выслуга там какая-то нужна или что. В общем, долго это и хлопотно, а гарантии нет, что не объявится родственник, который сохраняет первоочередное право на владения. Говорят, даже заявок намного меньше, чем опустошённых за последние годы баронств. И то, большинству Совет Княжеств отказывает, хотя сами князья нервничают из-за оголённых боков: как бы эти кочевники, покончив с баронами, не принялись за внутренние земли. Но бургомистры боятся допустить до законодательной власти в Большом Собрании проходимцев, так что назначений практически нет. По крайней мере, на севере. Только один замок вроде бы передали кузену прежних хозяев ещё лет восемь назад — и на этом всё.

Клед кивнул. Значит, возможность за ним пока сохраняется. И дома побывать никто не помешает...

— Вы простите, — Стап поднялся. — Раз такое дело, нам пора на ночной объезд. Утром надо быть в Мохавене.

— Спасибо ещё раз, — привстал и парень. — За все полезные сведения. Если что, я этого не забуду.

— Найдёте меня, если всё получится? — спросил Стап, надевая плащ и портупею. Получив утвердительный кивок, уточнил: — Дом в Беляйке я продавать собираюсь — тётка жены померла, сын уехал, а самому мне некогда заниматься хозяйством. Но думаю, штаб уланов в Мохавене будет знать, где меня найти.

И он выставил вперёд кулак, по традиции Воинов Смерти. Клед с чувством прикоснулся к нему своим и проводил взглядом неожиданного верноподданного. Оглядел зал таверны, который за это время успел опустеть; только новая троица у окна — по виду, барышники — играла в кости. Парень расплатился с хозяином и отправился устраиваться на ночлег. Впечатлений ему на сегодня хватило.

* * *

К утру распогодилось, но Клед отправился в дорогу не сразу. Надо было подумать, что он и делал за неспешным завтраком.

Изначально парень планировал добраться по дороге до Кистрина, там переночевать и днём съездить в Кастер. Но после встречи со Стапом появился повод проявить осторожность: неловко будет, если его ещё кто-то узнает в родной провинции. Поэтому лучше ехать лесами — так чуть дольше, зато по восточной стороне Кастера деревень меньше и ниже вероятность с кем-то столкнуться.

Конечно, полностью людей вряд ли удастся избежать. В таком случае самым простым вариантом маскировки была казавшаяся поначалу сомнительной покупка — палантин. Если полностью обмотать голову, как показывал торговец, останутся видны только глаза. Ну а попадётся встречный — можно крикнуть издалека, что болен и лучше не приближаться. Да, пожалуй, это наилучший вариант.

Хорош он был ещё и тем, что где-то на западной стороне в лесах стояла избушка их егеря — они пару раз бывали там с отцом и братьями. Как раз подходящее место для ночлега, если с ней ничего не случилось. Находилась она примерно на полпути до Тракта, оставалось только найти — всё-таки Клед был не очень уверен, что помнит дорогу даже от замка, а уж и подавно с другой стороны. Оставалось прихватить с собой еды на дорожку, чтобы не задерживаться в пути лишний раз. И зерна для коня.

Приняв решение, парень быстро собрался. Палантин повесил пока только на плечи, как охотники. Под открытым солнцем цвет оказался немного ярче, чем хотелось бы, но тут оставалось лишь дать время пыли сделать своё грязное дело.

По другую сторону Тракта, проехав немного по дороге на Кистрин, Клед свернул в поле и закутался в палантин, заодно прикрывшись от холодного ветра с гор. Поначалу было неловко ехать с платком на голове — вид казался нелепым, но смотреть было некому. К тому же, тонкая с виду ткань создавала ощущение приятного тепла — видимо, и вправду шерсть, только он забыл, как назывался зверь.

Серик вёл себя спокойно послушно. К полудню доехали до редколесья и сделали небольшой привал на перекус. Когда возобновили путь, им повезло — жеребец спугнула зайца, тот метнулся зигзагом не в лучшую для себя сторону, а Клед успел удачно метнуть нож. Ужин уже обеспечен. И ни души вокруг. Пока всё шло удачно.

Вскоре лес сгустился, стали попадаться каменистые участки, и парень спешился, ведя коня за собой. В просветах между деревьями он искал очертания знакомой вершины, от которой можно было найти скалу поменьше, служившую ориентиром на избушку.

Уже на закате оказалось, что они прошли немного дальше, чем нужно, но и скалы той с юга он не узнал бы. Однако, найдя её, Клед быстро приметил и другие памятные ориентиры, хотя местность за это время немного поменялась: какие-то деревья выросли, другие высохли, третьи упали, видимо, поваленные селем, и никто их не убрал; там раскололся большой камень, тут скатились с горы новые, где-то разросся кустарник... в общем, чувствовалось отсутствие хозяина. Снова кольнуло что-то в груди, но тоске по родным местам сейчас лучше воли не давать — не время, пока не время, а настанет ли оно... посмотрим.

Вскоре показалась избушка. Однако внутри парня ждал сюрприз: там явно кто-то жил. Не успел он задуматься, не лучше ли уйти от греха подальше, пока новый самозваный хозяин не вернулся, как дверь распахнулась.

Клед резко обернулся, обнажая меч. Бородатый мужик напротив тоже выхватил тесак. Они застыли напротив друг друга.

— Ты кто таков и что здесь делаешь? — вопросил наконец мужик. — Если надумал воровать, не на того нарвался. Уйдешь сейчас — останешься жив, — и он сделал два шага в сторону от двери.

Клед по-прежнему не испытывал особых чувств, но в уме возмутился такому наезду на законного хозяина. Кончено, мужик об этом знать не мог, но...

— Это ты кто таков? — спросил парень распрямляясь и зачехляя клинок. — Домик принадлежит барону Лориндену.

Мужик явно тёртый калач и предпочтёт обойтись без драки, да и не ровня он Наречённому Смерти, судя по тому, как держит тесак: по-крестьянски, не по воински.

— С чего мне отвечать какому-то разбойнику, который по-бабьи прячет лицо? — насупился тот, всё же перехватывая тесак поудобней.

Клед спокойно размотал палантин и снял придерживавшую его шапку, отбросив всё на лавку. Про себя он решил, что не хочет спать на улице. А значит, придётся либо договариваться, либо прогонять самозванца. Он уже начал прикидывать, как уломать мужика словесно, как вдруг тот выронил тесак и схватился за сердце:

— Мессир Кларед?

Клед вздрогнул от звука своего давно забытого полного имени. Обречённо вздохнул: из него явно не выйдет Стилета — вторая встреча с земляком и второй "прокол". А мужик тем временем бросился к нему в ноги, причитая:

— Как же так! Я не досчитался одних детских костей в кострище, но не смел надеяться, что это кто-то из наследников барона! Жёнку-то мою и сыночка тоже порешили. Вы меня не помните?

Он норовил поцеловать парню руку, но тот, воспользовавшись прикосновением, перехватил жест и поднял мужика рывком на ноги. Взял за плечи, встряхнул, чтобы стоял смирно. Пригляделся — но нет.

— Слишком много времени прошло, извини. Ты у нас служил?

— Я конюх ваш, Расп. Ах да, я же зарос тут по уши, как чёрт — небось и родная мать не признает.

— Как же ты уцелел? Я был в замке после нападения — никого живого не оставалось.

— Так я как раз на заставу ездил — отправить бумаги на наших породистых жеребят в канцелярию Совета. Возвращаюсь — ни жеребят, ни родителей ихних, ни хозяев, ни моих... — он часто заморгал, словно борясь со слезой. — Ах я остолоп! Как же я встречаю законного барона! Вы присаживайтесь, располагайтесь. Расскажите, где были всё это время? Хотя что это я? Гостя дорогого надо сначала накормить, напоить. И жеребчика я вашего почищу...

От переизбытка чувств Расп болтал без умолку. А Клед, расслабившись, слушал вполуха. Может, и плохо то, что его снова узнали, но, с другой стороны, можно наконец расслабиться, скинуть "непробивайку" и дать отдых натруженному за день телу.

Чуть позже, когда заяц был освежёван и насажен на вертел в очаге, бывший конюх налил медовухи собственного изготовления и, с позволения Кледа, расположился рядом с ним за столом — других мест в избе всё равно не было.

К тому времени Расп успел рассказать, как разгребал костёр, пересчитывал кости. Как нашёл могилки в саду и сложил в уме стрелу с тетивой, что кто-то из баронского семейства выжил. Как потом побоялся оставаться в замке, решив поселиться в этой избушке в ожидании, что вернётся законный владелец, да так и осел там бобылём. Как ходил иногда в Низу к одной вдовушке, которая звала его переселиться к себе, но он насиженное место покидать не хотел почему-то. А теперь ясно — видать, сама Дана его надоумила дожидаться именно тут. Но теперь-то, слава Кернуну, всё пойдёт на лад? Плохо земле без хозяина...

Клед был вынужден разочаровать бывшего дворового, сказав ему примерно то же, что и Стапу. Об истории своей только и ответил, что учился в Ладонях Смерти, как дядя Белтар. Расп, конечно, расстроился, но даже не подумал оспаривать баронское решение. А когда услышал, что тот хочет посетить родовое имение, сообщил, что там кто-то тайком поселился. И тут же выразил готовность пойти их выгонять вместе с лордом Кларедом. Однако тот не торопился восстанавливать свои права. Сказал, что хочет лишь навестить могилки родных и принялся выспрашивать про новых жильцов.

Оказалось, что те изрядно сторожились, и никто толком не знал, сколько там живёт человек. За покупками в город всегда ездил один и тот же местный — бывший шорник из Кистрина. Дело он передал своим бывшим подмастерьям, а больше ни с кем не общался, так что даже слухов не было, что же там происходит. Сам Расп несколько раз пытался выяснить положение дел, но ему удалось лишь подслушать много детских голосов и один женский.

Клед задумался — стоит ли выяснять это самому или лучше по-тихому пробраться в замок через подземный ход, если тот ещё не завалило. Вот если бы отец тогда прокопал тоннель до самого тайника, можно было бы прийти и уйти незаметно, а так, видимо, придётся всё же напрашиваться в гости в собственный замок.

Тем временем заяц поспел. Расп поставил ещё своего тупаря в глине томиться на догорающих углях. После сытного ужина на Кледа навалилась сонливость. Лучше он подумает обо всём завтра. Или вовсе решит по месту. Сегодня ведь удачно сложилось? Конюх приготовил своему лорду большую кровать в комнате, извиняясь, что нечем мягко постелить, а сам улёгся на лавке.

Ночью опять пошёл небольшой дождь. Серик тихонько фыркал в крытой загородке от волков снаружи. Ветка дерева легонько скреблась под ветром об крышу. И под эти монотонные звуки снился молодому барону кривой мрачный лес: будто бы гнались за ним страшные псы, да сбились со следа, подняв случайно двух зайцев. А сам он тем временем спрятался в пещере, где его облепила стайка удивительно ласковых мышек, которые его пригрели, и он уснул во сне, погрузившись в блаженное беспамятство.

* * *

К утру небо прояснилось, но выехать в сторону замка получилось не сразу. Расп снова настойчиво предлагал сопровождение, и Клед даже задумался над этим, но в итоге решил, что в его интересах попасть в замок мирным путём, а двое мужчин представляли большую угрозу, чем один. Посему отказался. Оставил бывшему конюху немного денег, наказал никому про себя не рассказывать, пообещал взять того снова в дворовые, если вернётся окончательно, забрал тупаря в обмен на доеденного утром зайца и пустился в путь.

Добрался за пару часов до заката и первым делом залез на памятный дуб — не из ностальгии, а чтобы заглянуть с него за стену. Только ничего не увидел. Детские голоса и правда слышались, но где-то на другой стороне. Как ни странно, вид дома не вызвал никаких чувств, как надеялся Клед. Может быть потому, что сейчас он решал задачу? Неуютно, конечно, с такой пустотой внутри, но крайне полезно для воина.

Выбравшись из леса чуть поодаль, Клед подъехал к замку по дороге, как обычный путник. Палантин сразу развязал, чтобы не вызывать недоверия. А подумав, и спрятал — ткань всё ещё выглядела богаче остального обмундирования. Вряд ли кистринский шорник помнил в лицо их семью так же хорошо, как более приближённый люд.

Старые ворота были бог весть как поставлены на место и заперты. Молоток для стука на петле отсутствовал. Клед глубоко вздохнул и принялся барабанить в оставшуюся на месте "пятку" эфесом меча. Точнее, сначала он несколько раз постучал трижды, потом более настойчиво, и продолжал это делать время от времени, пока изрядное время спустя наверху привратной башенки не появилось угрюмое лицо:

— Чего надо? — неприветливо осведомился мужик.

— Пусти переночевать, добрый человек, — как можно более простодушно ответил незваный гость.

— Доброго, может и пустил бы, да только в глуши у границы такие не шляются!

— А ещё добрые люди не занимают тайком чужие замки, — не остался в долгу Клед. — У вас есть дозволение от Совета Княжеств?

Ход был рискованный, но как-то продавить путь внутрь нужно. Совсем безобидным прикинуться не выйдет, остаётся создать ощущение, что угроза от удовлетворения его просьбы меньше, чем от конфликта с ним.

Мужик какое-то время молча сопел, видимо, не зная что ответить. Наречённый решил подкинуть камушков на другую чашу весов, говоря как можно авторитетней в подражание своему Скимитару:

— Клянусь, я не причиню вам вреда. Просто мне нужен ночлег.

— И чего ж тебе в Кистрин было не податься? — пробурчал мужик. — Или в Низу ступай, до темноты успеешь. Это ближайшая деревня — по дороге от замка по левую руку увидишь. Спроси Велку, она тебя пустит. Подсобишь по хозяйству — даже бесплатно.

Клед усмехнулся про себя: Велка была той самой вдовой, к которой захаживал Расп, но, видать, слишком редко.

— Я предпочёл бы переночевать именно в Кастердоме, — мягко, но настойчиво сказал он. — Когда-то в детстве я был здесь в гостях у прежних хозяев и хочу почтить их память. Мне нет дела до того, кто здесь проживает, пока он не чинит препятствий.

Мужик снова помолчал, а потом исчез. Судя по звуку шагов, спускался вниз. Но уговорить его оказалось не настолько просто. Через минуту открылось зарешеченное окошко в воротах и угрюмое лицо уставилось на него наравне, потребовав:

— Повторишь клятву глаза в глаза? Кернуном клянись. Он покровитель этого замка.

— Клянусь всемогущим Кернуном, что не причиню вреда обитателям этого дома вне зависимости от их прав здесь находиться, — подчинился Клед, твёрдо встретив пристальный взгляд мужика.

И тут впервые почувствовал, как поддаётся чужая воля. Он мог бы запугать этого человека, но тогда пришлось бы стеречься ночью, а потому использовал новую способность, чтобы убедить в своей честности. Чётко ощутил тот миг, когда мужик внутренне сдался и принял его клятву, но тот для порядка ещё немного пожевал губы, и лишь потом наконец отворил калитку.

— Ворота не открываются, — пробурчал он извиняющимся тоном, — так что вы уж как нибудь так.

Серик аккуратно прошёл в небольшой проём. Клед в сопровождении мужика отвёл его на конюшню, впитывая разом всё, что видело боковое зрение, как их учили в Ладонях — чтобы не озираться по сторонам, выдавая свой интерес. Парк местами зарос — расчищена была только дорожка ведущая к дому. Часть хозяйственных построек на заднем дворе покосилась. От кострища осталось пятно, на котором до сих пор плохо росла трава. А вот погреб и колодец выглядели обжитыми и ухоженными.

По дороге познакомились. Клед представился Багратом Калводером — имя благородное, но без земельного титула. Просто чтобы не наводить чужую мысль лишний раз на семейное сходство. Но бывший шорник по имени Баст оказался довольно наблюдательным и подметил также, что гость сам знает куда идти.

— Не родственник ли вы часом прежним хозяевам?

— Очень дальний, — "сознался" Клед, на этот раз твёрдо решив не раскрываться.

Однако подозрения лучше сразу отводить, чем оставлять без ответа, дабы из них не выросло каких-нибудь нежелательных домыслов — так их учили.

— Хотите прибрать замок к рукам? — насупился Баст.

— Если честно, не прочь взглянуть на хозяйство, но получить разрешение — дело крайне долгое и при наших средствах почти безнадёжное, — вздохнул парень, изо всех сил стараясь казаться проще, чем есть. — Так что вам нечего опасаться. В лучшем случае у вас ещё пара лет в запасе, а в худшем... Бояться надо вовсе не нас.

Намёк на кочевников удался, и Баст, помрачнев, замолчал, а Клед занялся Сериком. На конюшне обитало два немолодых мерина, рядом стояла телега. Парень расседлал коня, вычистил его, сполоснул, задал корма. Тупаря в глине сразу отдал "хозяину", как подношение к столу.

В какой-то момент, видя, что гость спокойно предаётся будничной деятельности, Баст отлучился — наверняка, предупредить домашних. Снаружи никто не показывался. Детские голоса как умолкли ещё при первом стуке в ворота, так их больше слышно и не было. Очевидно, что нынешние обитатели замка сами боялись чужих и не имели достаточных сил, чтобы отразить нападение, в случае чего. Наречённого это устраивало.

Оставшись один, он смог наконец заглянуть вглубь себя и поискать ощущения, которые просто обязаны были появиться при виде родового гнезда и тех мест, где он провёл счастливое детство... Но увы! Пустота в груди так и не шелохнулась. Может, это нормально? Говорят же, что прошлое навсегда остаётся в прошлом, мёртвое — в земле, а живому следует двигаться дальше.

Баст вскоре вернулся, прервав самонаблюдения Кледа, а когда тот закончил с конём, повёл гостя в дом.

Перешагнув порог, парень ощутил, как по коже прошли мурашки, но ощущение было чисто физическим — душа молчала, словно навсегда онемела. Знакомые залы — почти такие же пустые, как после разорения, разве что прибранные, но не особо обставленные — казались чужими.

Гостя провели в гостиную, посреди которой стоял большой стол, сколоченный из грубых досок. Его окружало не меньше дюжины табуреток и один стул со спинкой — тоже самодельный; очевидно, "хозяйский". Вскоре немолодая женщина накрыла на стол. Баст представил её как Иду, свою "жёнку", то есть у них был бытовой брак, не освящённый обетами, в какой часто вступают вдовцы.

Судя по манерам и одежде, происхождения Ида была отнюдь не крестьянского, но давно вела простую и бедную жизнь. Она почти не размыкала рта, но седьмое чувство подсказывало, что вовсе не из покорности Басту и не от страха перед гостем. По крайней мере, не за себя...

Женщина разложила по глиняным тарелкам густой кулеш из горшка и налила в глиняные кружки кваса. Тупарь был измельчён и добавлен в кашу вперемешку. Но явно не весь, что наводило на подозрения. И для кого здесь наставлено столько табуреток?

"Хозяева" какое-то время пытались вести "светскую" беседу, задавая разные безопасные вопросы. Клед механически на них отвечал, спрашивал сам что-то столь же незначащее. А седьмое чувство уведомляло его, что напряжение за столом растёт. Судя по всему, жили эти люди впроголодь, хоть и старались не жаловаться, но постоянно чего-то боялись.

В конце концов он решился и, перебив какое-то очередное умеренно печальное замечание о сенокосе, сказал напрямую:

— Я слышал детские голоса, когда подъезжал.

В точку! Напряжение мгновенно подскочило. Баст даже потянулся куда-то за спину — вероятно, у него за поясом был спрятан либо нож, либо кнут. Не дожидаясь, пока "хозяева" с перепугу сделают что-то опрометчивое, Клед заявил с самым добродушным видом, на который был способен:

— Я к тому, что вам, может быть, помощь какая нужна?

Губы Иды неожиданно задрожали, а глаза покраснели. Она всхлипнула и выбежала из столовой. Баст посмотрел ей вслед, а потом испытующе уставился на гостя.

— Сколько их у вас? — спросил Клед, продолжая транслировать в уже подавленную однажды волю склонность к доверию.

— Одиннадцать, — со вздохом ответил Баст.

— Когда же вы столько успели? — удивился Клед.

— Это не наши. Ида бежала с разорённого нартами востока и собирала по дороге сирот. А я встретил их под Ранвеном, когда она искала попутной телеги до Ковена. Посмотрел на этих несчастных, и как-то так меня за сердце взяло, что, в общем, я позвал их сюда. Вот, забочусь, как могу... Вы же нас не выдадите Совету?

— Нет-нет, не волнуйтесь, — заверил Клед. — Вы благородный человек и ради достойного дела стараетесь. Обещаю, если у нас выйдет получить права на землю, мы вас не прогоним, а устроим где-нибудь. В общем, не обидим и, чем сможем, поможем.

Врал и не краснел. В части "мы", делая вид, что за ним стоит семья... Хотя, если доведётся вернуться, обещания он не нарушит.

Внезапно ворвалась Ида, видимо, пытавшаяся взять себя в руки за дверью и всё слышавшая. Из глаз её хлынули слёзы, она упала на колени и принялась целовать руки Кледа, перемежая слова благодарности с жалобами:

— Их столько беззащитных осталось после набегов! Пропадут же, сгинут сиротинушки! Не кочевники заберут, так эти Черти Смерти. А я своих потеряла в пожаре. Сказала — помру, но не дам в обиду. Вы благой человек! Пусть Кернун вам поможет получить эту землю! Мы вам век благодарны будем!

Клед ощутил себя крайне неловко, встал и поднял её:

— Ну что вы, не стоит. Меня пока не за что благодарить. Позовите детишек, пусть они поедят. А мне бы найти уголок какой-нибудь отдохнуть...

В столовую постепенно спустились очень тихие детишки разного возраста — все одетые в обноски, худые и смирные. Старшие помогли младшим рассесться, принесли ещё тарелок. Наверное, остального тупаря Ида собиралась скормить им с тем же кулешом, но Кледу после такого зрелища лишний кусок в глотку бы не полез.

Его отвели на второй этаж, позволив выбрать мамину комнату. Принесли бадью с горячей водой, тюфяк со свежей соломой и оставили в одиночестве. Странное семейство занялось своими вечерними делами, а Клед снова погрузился в себя в поисках чувств.

После лицезрения сирот в своём доме, воспоминания о детстве и маме обсыпали замёрзшее сердце кучей тонких горячих иголочек. Казалось, лёд вот-вот треснет... Но нет. Душа сделала рывок-другой из спеленавшей её пустоты на волю, но сил не хватало, и она погрузилась обратно в спасительную тьму, где ничего не болит и не беспокоит.

Клед ненадолго задремал, но, к счастью, луна, заглянувшая в окно, его разбудила. Как раз вовремя, чтобы заняться тем, ради чего он напросился на ночёвку. Седьмое чувство, раскинутое на весь дом, подтвердило, что обитатели спят. Парень захватил свечу, не зажигая её, спустился на первый этаж, нырнул под лестницу и только там запалил свет. Оказалось, что тело с детства по-прежнему помнит все ступеньки, повороты, перила и ручки.

В каморке было пыльно, как будто её даже не обнаружили. Вот и славно. Только нажав на рычаг и услышав скрежет, Клед понял оплошность: никто ведь не смазывал механизмы много лет! Но отступать было поздно. Он нырнул в потайной ход и закрыл за собой проход.

С поиском ключа пришлось немного повозиться, но, в конце концов, три зарубки нашлись. Совет Саната оказался крайне дальновидным: парнишка делал их на уровне своего роста в одиннадцать лет, а теперь они оказались в районе груди. Щель с тех пор заросла мхом, впрочем, нож её быстро расчистил.

Клед шагнул в родовой тайник с замирающим сердцем, вопреки всякой логике ожидая, что Меч может каким-то чудом оказаться на месте. Верилось, что вот он-то сможет расколоть корку на сердце. Но чуда не произошло.

В сундуке всё было по-прежнему. Парень сунул за пазуху ранний вариант "Саги о Замке Малфир" — почитать наконец на досуге. Прихватил ещё три слитка серебра и один золота. В Мохавене ему тогда пришлось разменять ещё один на покупки, но постой и еда стоили относительно дёшево. Если время от времени охотиться да порой ночевать на природе, пяти слитков серебра ему должно на год хватить с головой.

Вроде всё было сделано, но Клед ненадолго задержался, опираясь на крышку сундука. Он вспоминал перевернувшую его жизнь сцену с братьями и отцом в этом хранилище. Вспоминал Меч. Только всё без толку, будто чужую жизнь просматривал. Клед вздохнул и благополучно вернулся к себе. В новой суме было двойное дно, куда он упрятал слитки, кроме одного, а над последним задумался.

Золотой он достал для сирот. Да, для того, чтобы превратить его в деньги, Басту придётся рисковать с поездкой в Мохавен, но это позволит им сносно прожить не меньше года. Вот только отдавать его в руки "хозяевам" желания не было. Не хватало, чтобы ему снова начали лобызать руки! Что за обычай вообще варварский такой? Память подсказывала, что в детстве он видел такие проявления благодарности со стороны простолюдинов по отношению к отцу или матери, но тогда это было просто данностью, а теперь, когда он привык считать себя обычным солдатом, коробило. Разве он чем-то лучше этих людей? Одно дело, вернись он на земли, возьми на себя ответственность за их жизнь... А так — крайне неловко!

В конце концов парень поднялся наверх, в кабинет отца. Думал оставить записку, но чернил там не нашлось — кабинетом не пользовались. Зато в их старом классе обнаружились чернила, бумага и мел. Похоже, Ида учила детишек грамоте. При этой мысли в груди слегка потеплело. Заглянул Клед и в библиотеку — книги на месте, пыль протёрта. Не решив, что написать, он спрятал слиток за томиком "Изречений мудрецов", стоявшим достаточно высоко, чтобы случайно не взяли дети, пока он не скажет взрослым, где искать, а что — без него пусть обрадуются. Дело сделано, можно и поспать.

Рано утром его разбудил детский гомон. Похоже, сиротки немного освоились с присутствием чужака. Правда, при его появлении на кухне притихли, но обычная улыбка их успокоила. Узнав, что завтрак будет через час, Клед пошёл навестить могилу родителей. Опять слишком поздно поняв, что прокололся, не спросив, где та находится, впрочем, какая теперь разница?

К счастью, "хозяева" были заняты утренней суетой, и Клед безо всяких помех просидел целый час перед надгробным камнем, приложив к нему руки в последней надежде ощутить то, что, как ему казалось, должен чувствовать убитый горем сын.

Но в голову лезли только мысли о том, как странно выглядят начертанные Санатом буквы: во-первых, подобный шрифт он видел лишь в самых старинных книгах монастырской библиотеки; а во-вторых, понимал, что даже он, молодой и тренированный боец, не смог бы сейчас так глубоко и быстро высечь бороздки.

Кто же ты такой, загадочный волшебник? И под силу ли тебе, как собирался, закрыть проходы между мирами, из которых лезут странные создания? А если это удастся, не стоит ли вернуться в Орден, который тогда точно пойдёт большой войной на истребление кочевников? Чтобы меньше стало таких вот сирот. Или наоборот, вернуться сюда и организовать полноценный приют со школой? Чтобы у этих детишек появилась возможность устроиться в жизни получше, чем стать бесчувственным чурбаном, только и годным, что сеять смерть, вроде него?

Эти мысли так заняли Кледа, что он не сразу отреагировал на оклики придуманным именем "Баграт!" — одному из ребят постарше пришлось сбегать за ним, чтобы позвать к завтраку.

Баст тем временем покормил и оседлал Серика. Какая разительная смена отношения! И всё из-за одного лишь обещания им помочь. А если бы обманул? Можно списать на то, что чувствуют искренность, как и он сам, но всё равно неловко. И в то же время приятно, когда на добро добром отзываются. Как будто окутавшая душу тьма от этого стала капельку светлее.

Распрощавшись с Идой и детьми, Клед покинул замок без сожаления о том, что теперь там живут другие люди, даже если он не вернётся — дом в порядочных руках. На прощание велел Басту:

— Посмотри в библиотеке за "Изречениями мудрецов". Я вам там кое-что оставил. Считай, это благодарность за гостеприимство и за то, что охраняете замок.

— Надеюсь, вы станете нашим новым лордом, — от души сказал на прощание бывший шорник.

— Даст Кернун — свидимся, — вспомнились Кледу внезапно слова, как-то сказанные дядей завернувшему в гости старому другу.

Пустив отдохнувшего Серика бодрой рысью, последний Лоринден в роду подумал, что прошлое всё-таки осталось позади, и хватит оглядываться. Хватит ловить его призраков и пытаться выжать из себя чувства. Надо выполнить Долг, а там будет видно. Сейчас же пустота ему лишь помощник: чем меньше тащишь, тем легче. И ему действительно полегчало.

Путь лежал на Юго-Восток — именно там по словам Саната теперь спрятан Меч, в одном из разорённых замков. Наречённый больше не стал таиться в лесах — обернул голову палантином и поскакал по дороге обратно к Тракту. По нему можно было кружным путём добраться до нужного края Княжеств быстрее, чем напрямик через холмы и болота. К тому же удобно ночевать на заставах. Ну и не помешает завернуть по пути в пару крупных городов, где можно посмотреть карты и разведать обстановку в округе. Следующий — Ранвен — как раз находился в дне пути на восток от давешней заставы.

Глава 20

Аина: Воля

Весть о смерти старой баронессы и её сына нагнала Аину ещё в Хлярине. Она даже рискнула задержаться на денёк-другой, остановившись в самой дешёвой комнате ближайшего к рынку доходного дома, чтобы послушать сплетни и понять, чего стоит опасаться. А заодно осторожно поменять одежду. Правда, выбор здесь был невелик, но уж очень хотелось избавиться от платья, след которого тянулся от самой Сагаты. Пришлось менять его на другое с юбкой пошире, более удобное для верховой езды. Нелепый мужской плащ она тоже удачно сбыла заезжему торговцу, взяв взамен почти новый получше. А редкий шарф баронессы теперь оказался в моде на Севере — назывался он "палантин" и красовался на каждой третьей или четвёртой голове, причём, как женских, так и мужских.

Насчёт происшествия в замке версии ходили самые невероятные: от взаимного убийства (слухи о сложных отношениях матери с сыном докатывались и досюда) до проклятия горных духов.

На третий день на базарной площади Аина своими ушами услышала "сенсацию". Женщина, уверявшая, что проработала в Пикердоме восемь лет, с безумными глазами охрипшим от повторения голосом уверяла, что в замок ночью тайком пробрались кочевники, похитили невесту молодого барона и убили не только сына, но и племянника, приехавшего погостить, а старуха скончалась от сердечного приступа, когда узнала об этом. При этом рассказчица часто просила "запить", и охочие до сплетен горожане то и дело подносили ей чарку, от чего глаза служанки разгорались всё ярче, а история обрастала всё большим количеством сомнительных подробностей.

Аина ни разу не видела этой женщины в замке, но не исключала, что та была из дворовых слуг, редко попадавшихся на глаза, и всё-таки могла её знать. Поэтому девушка, закутавшись в палантин и накрыв голову капюшоном плаща, держалась в сторонке. В конце концов, неважно, была ли рассказчица действительно служанкой или лишь подслушала историю у одной из них, главное, что она знала достаточно подробностей и принесла в людное место нужное объяснение, впечатлив им большое количество слушателей.

Через часок изрядно захмелевшую сплетницу вдруг увели под белы ручки двое мужчин в военной форме, и по площади пошёл шепоток, что приехали княжеские приставы разбираться с трагедией.

Девушка сочла это знаком к отъезду из провинции Пикер. Направиться она собиралась в сторону родных краёв, хотя ещё не решила, домой ли. Морган так и не успел рассказать, как воцарился в Сарендоме. А, судя по разговорам Керибранов, сделать это законно было не так-то просто. Но ей, в любом случае, следовало как можно дальше сбежать от Морены, поэтому общее направление "на запад" пока подходило для обеих целей.

Хорошая лошадь стоила дорого, а для жизни нужно было ещё много всего при ограниченном количестве средств на неопределённое время. Поэтому Аина взяла кобылку попроще из тех, что остались к обеду и выехала из города, не дожидаясь завтрашнего дня. На Княжеском Тракте каждые полдня стояли заставы, на одной из которых она и заночевала, заодно разнеся выгодные себе слухи о событиях в Пикердоме, которые сейчас волновали всех. А на другой день после обеда прибыла в Ранвен — крупный город, находившийся на княжеской стороне недалеко от Тракта.

Задумавшись наутро, что делать дальше, Аина поняла, что не готова ехать прямо домой. Во-первых, раз Сарен отдали Гиродренам, заявляться туда без документов, которых у неё не было, и в одиночестве — безумная затея. Даже без Моргана у Миграна было ещё минимум двое детей: старший, скорее всего, получил в наследство родовой Болирдом, а вот младшая сестра, Иенда неизвестно вышла ли замуж ранее и не отправится ли туда сейчас, чтобы удержать новые владения в семье. Во-вторых, хлебнув самую малость "роскошной жизни", привыкшая к свободе кочевья сирота усомнилась, что хлопоты со штатом слуг, управлением целой провинцией народа, неудобными платьями и такими опасными интригами — её призвание. Но в чём оно могло ещё заключаться, понятия не имела. А посему решила остаться на какое-то время в Ранвене.

Ей понравился большой город своими возможностями. Во-первых, она наконец смогла пошить себе юбку-брюки и избавиться от надоевшего платья. А также приобрести ещё несколько приятных мелочей вроде резного гребня из кости и карманного зеркальца, которым столько раз завидовала у Морены. Оказалось, для этого вовсе не нужно быть знатной дамой — достаточно иметь деньги.

Во-вторых, здесь было очень много людей, в том числе приезжих и проезжих, носивших подчас весьма странные наряды, на которые остальные не обращали внимания. Таращиться на что-то необычное считалось признаком деревенщины, а значит, можно позволить себе ходить, как удобно, без особого риска запомниться. При этом почти никто из жителей никого не знал, кроме ближайших соседей, и даже не пытался полюбопытствовать, что выгодно отличалось от сельской местности.

В третьих, именно в крупном городе можно больше узнать о законах, даже не обращаясь к стряпчим, чьи услуги стоили достаточно дорого. Да и само по себе обращение с раскрытием истинного имени пока пугало возможными необратимыми последствиями.

Ну и в четвёртых, здесь была возможность заработать на жизнь, чтобы не чувствовать себя бесстыжей воровкой. Даже имеющиеся средства после первых необходимых покупок она старалась не транжирить. Продала свою клячу, чтобы не тратиться на её содержание — если понадобится уехать, новую тут купить нетрудно. Сняла себе комнатку в мансарде частного дома, которая стоила вдвое дешевле таверны, а от доходного дома выгодно отличалась чистотой. И всё равно переживала, на сколько хватит её кубышки. Конечно, в крайнем случае можно съездить в ту пещеру, когда всё немного уляжется — и относительной близостью к оной Ранвен тоже удобен. Но не вечно же ей тут сидеть? Да и клад лучше оставить на что-то серьёзное, а в повседневности очень хотелось самой себя обеспечить. Чтобы почувствовать власть над собственной жизнью.

В силу двух последних причин Аина решила устроиться в таверну разносчицей: так и услышишь больше полезного, и пропитание себе обеспечишь. Правда, пришлось снова нарядиться в платье и замазать шрам белилами, но поначалу новый маскарад даже увлекал. До тех пор, пока её не начали хватать за мягкие места подвыпившие посетители. Первому наглецу девушка без задержки съездила подносом по наглой роже, и тут же потеряла работу.

Два дня она злилась на несправедливость хозяина, но потом изначальное стремление победило, и Аина устроилась на новое место, учтя прежнюю ошибку. Стала незаметно использовать свои боевые навыки, чтобы ускользать от загребущих рук. И даже проработала целую неделю, прежде чем не повезло уронить особо настырного и особо пьяного торговца мордой в горячее рагу.

Впрочем, судя по спросу, разносчицы вообще нечасто задерживались на своих местах. Вряд ли точно по той же причине, но девушке это было только на руку. Так что в третью харчевню Аина пришла устраиваться уже без белил, в наскоро пошитом из дешёвого сукна сарафане, скрывавшем изгибы фигуры и с суровым выражением лица. Хозяин покривился, осматривая её, но рабочих рук не хватало, поэтому взял со скрипом, потребовав хотя бы улыбаться. Девушка выполняла требование лишь формально и нарочито неискренне, помня о том, сколько раз слышала от Брена, что улыбка преображает её в лучшую сторону. Но неприветливая и некрасивая разносчица "расхолаживала" посетителей, поэтому хозяин попрощался с ней спустя несколько дней — как только нашёл замену.

Сдаваться не хотелось. Аина решила попробовать средний вариант: сарафан немного ушила и подпоясала, шрам прятать не стала, а в поведении изобразила послушную деловитость с редкими вспышками улыбок. Приняли её в большую таверну не то чтобы с распростёртыми объятиями, но и не так неохотно, как в прошлую. Помогало и то, что разносчиц было целых три: ускользнёт одна — пощупают другую или третью.

Правда, через пару дней жена хозяина потребовала замазать шрам белилами, "чтобы не портить посетителям аппетит". Девушка внутренне оскорбилась, ведь знала по прошлому, что это не сильно влияет на её привлекательность, но лишь послушно кивнула и опять начала применять столь нелюбимую "штукатурку", решив, что вроде бы манера держаться и так помогает.

Однако ещё через неделю, после довольно бойкой вечеринки княжеских дружинников, в ходе которой девушке пришлось применить всё своё мастерство — как физическое, так и психологическое, — чтобы не попасться, как две другие разносчицы в лапы разгорячившихся от вина вояк, уже хозяин вызвал её для нагоняя за неуступчивость. Похоже, перекладывал на работницу недовольство кого-то из весёлой компании. Аина даже подозревала, кого именно. Конечно, она не знала имён, но один уже лысевший хрыч отличился особо заряженными взглядами на её фигуру.

При мысли о том, чтобы дать ему наложить на себя лапы, она не сдержалась и возмутилась:

— У вас тут бордель или питейное заведение? Я женщина порядочная и под юбку кого попало не пускаю — хоть за деньги, хоть без!

— Вот же дура, ей Дане! — всплеснул руками хозяин. — Не спаси ты нам вчера половину посуды, прогнал бы прямо сейчас, но такие ловкие руки тоже здорово экономят, так что дам тебе шанс. Постарайся понять, если хочешь продолжать тут работать. Это не бордель и под юбку к тебе никто не полезет, если сама не захочешь. Бордели, чтобы ты знала, платят налоги в городскую казну вдвое больше таверн, что нам совершенно не нужно, а для забывчивых у нас в углу сидит Велин.

Хозяин кивнул в сторону изображавшего мебель лысого здоровяка, вечно торчавшего на табурете у двери. Аина лишь однажды видела того в деле, когда Велин взял за шкирку двух повздоривших мужиков и без единого слова вышвырнул за двери обоих. Те так перепугались, что передумали драться и, мгновенно помирившись, вернулись допивать свой кувшин с медовухой. Поэтому до сих пор девушка полагала, что роль вышибалы — исключительно предотвращать буйство в помещении, дабы избежать материального ущерба.

— Но раз мужчины пришли отдохнуть, — продолжал тем временем вещать трактирщик, — им нужна пища не только для тела, но и для души. Нам платят за усладу — языка яствами, ушей музыкой, глаз хорошенькими девушками, и рук теплом женского тела. Ни больше, ни меньше! Ну потрогают тебя пару раз за сиськи — убудет от тебя что ли? Тоже мне знатная дама нашлась! Не дури! Поняла?

Аина кивнула, скрипнув зубами и вовсе не чувствуя внутреннего согласия. Но, судя по всему, либо так, либо искать другую работу. А почти все другие занятия, как и в Орде, требовали ученичества. Мыть же посуду или полы ей, действительно урождённой знатной даме, претило. В общем, она решила об этом подумать. В самом деле, непохоже, чтобы другие две девушки как-то страдали и придавали таким телодвижениям много значения.

К счастью, в тот день никто к ней руки не протягивал, ещё пару смен она инстинктивно уклонялась, а посетители, похоже, делавшие свои движения так же инстинктивно и уже слегка привыкшие к недотроге, не настаивали. Ломать себя не хотелось и решение всё откладывалось. Но вскоре коса нашла на камень: в таверну заявился давешний хрыч — один и, очевидно, прицельно за ней.

Посетителей в зале хватало, и поначалу Аина вовсе избегала его стола, прося то одну, то другую девушку обслужить вояку. Его взгляды ей вовсе не нравились — отдавали они ощущением, похожим на Моргана, хоть и намного слабее. Похоже, стареющий жеребец "закусил удила" и всю неделю накручивал себя не просто пощупать строптивую разносчицу... Взгляд на Велина почему-то не успокаивал. С уязвлённой гордости станется и дождаться, пока она будет возвращаться домой в ночи. Конечно, против городской шушеры у Аины с собой был кинжал, но если убить дружинника, снова придётся бежать, и на этот раз в Княжествах уже не спрятаться, а выйти за их пределы совсем непросто, если вообще возможно. Единственный открытый путь — на восток, где сейчас хозяйничают нарты, у которых с ней свои счёты... Хотя, ночью все кошки серы и вряд ли кто-то предположит, что виновница его смерти — девица, даже если товарищи знают, куда и зачем он пошёл. Скорее спишут на грабителей...

Однако хрыч пошёл к цели другим путём. Увлёкшуюся просчётом вариантов Аину неожиданно поймал под локоть хозяин и, крепко ухватив, с любезной улыбкой, показывающей остальным, что всё идёт, как надо, потащил её к нежеланному столу, процедив сквозь зубы:

— Не выпендривайся, иначе не защищу, — а потом вслух совсем другим тоном: — Сейчас вас обслужат, как пожелаете, уважаемый. У нас всё для радости посетителей, всё.

Дружинник, нимало не стесняясь окружающих, сходу протянул к девушке руки, и её упрямая нерешительность разом спала. Аина локтем сбила наглую конечность, при этом взмахнула подносом, отправив стоявшие на нём пустые кружки в лицо хозяину. Тот от неожиданности её выпустил и тут же получил вторым локтем под дых. Поднос в это время уже летел в рожу сластолюбца — расквасил ему нос, а подскочившая следом Аина поймала отскок головы и на возвратном движении со всего маха впечатала наглое рыло в стоявшее на столе жаркое, на этот раз не случайно, а вполне намеренно.

Велин только начал подниматься со своей табуретки, а девушка уже сорвала фартук и метнулась мимо него к выходу, на прощание плюнув хозяину под ноги и бросив в сердцах:

— Да пропадите вы все пропадом, козлы!

Она бежала до самого дома без остановок, задыхаясь от распирающих её чувств. То слёзы наворачивались на глаза от досады, то щекотал горло истерический смех. А расчёт так и не забрала! Ну и чёрт с ним! Чёрт с ними со всеми! И с этими дурацкими обычаями, и с работой! Поедет возьмёт ещё часть сокровищ в конце концов, если что. По дороге сбила пару прохожих, запуталась в сарафане, чуть не упала... И не заметила, что за ней скользила лишняя тень.

Дома Аина первым делом сбросила опостылевшее платье и переоделась к бесам в свою "вторую кожу", чтобы после всех попыток приспособиться к окружению вернуть себе ощущение себя. Иронично, конечно, ведь по рождению ей предназначалось вовсе не это. Не напади тогда нарты, она не умела бы сейчас драться. Но и в такую ситуацию вряд ли попала бы. Сидела бы сейчас замужем за каким-нибудь Мадленом, кисло следя за его похождениями среди служанок и делая вид, что ничего не знает, вышивала бы от тоски гобелены, как мама, а может, нянчила бы свою дочку...

Живот внезапно свело сильной болью, которая прогнала из головы все мысли. В Пикердоме у неё кончились яды и получился большой перерыв в приёме, пока не удалось пополнить запасы в Ранвене. Так что подобные приступы были объяснимы, пока не восстановится привычка к прежней дозе. Тем более перенервничала...

Аина начала замедлять дыхание и вскоре совсем успокоилась. Боль давно прошла, а она всё сидела в созерцательном состоянии, не желая возвращаться мыслями в суету бренного существования, пока за окном не начало темнеть.

Неожиданно в дверь постучали. Но она никого не знала и никого не ждала. Первой мыслью было, что её всё-таки выследил этот похотливый гад, и Дочь Войны мгновенно схватилась за рукояти "когтей", почивавших на своём привычном месте под мышками. Но нет, не успел бы он за ней побежать в таком состоянии. Да и стук был не похож на изнывающего от нетерпения солдафона. Вот, повторился. Вполне уважительно. Может, хозяева? Хотя, зачем? Оплачено на неделю вперёд, а излишним любопытством пожилая пара не страдала.

Аина навострила свои ощущения и ей показалось, что там вовсе не мужчины. Заинтригованная, она приоткрыла дверь и увидела двух дам. Точнее, даму со служанкой. Последняя быстро выпалила явно заготовленную фразу:

— Простите, но нам показалось, что вам нужна работа? — да так и застыла с приоткрытым ртом при виде растрёпанной воительницы, затянутой в кожу.

Дама же наоборот восхищённо сверкнула глазами:

— Ну надо же, какое сокровище! Вы позволите?

Сбитая с толку девушка посторонилась, пропуская посетительниц. Пышное платье дамы и источаемый ею дорогой аромат сразу заполнили собой маленькую комнату. Жгучая брюнетка когда-то явно была роковой красавицей, но теперь густой макияж скрывал уставшее от жизни лицо. Кажется, они тоже были в таверне...

— Чем могу служить? — вежливо поинтересовалась Аина.

Жестом предложила женщинам присесть на кровать за неимением кресла, а на лавку такой шикарный туалет точно не поместится. Дама не стала садиться, а встала напротив и испытующе посмотрела в глаза. В ней ощущалось что-то необычное, тревожное, неправильное, напоминавшее Морену, только слегка иначе: у ахсары это шло из нутра, а прекрасная дама всего лишь вывалялась, возможно, пропиталась этим, но лишь снаружи. Судя по всему, она в Аине тоже что-то "унюхала", потому что спросила через пару минут:

— Кто вас научил так великолепно драться?

— Нарты, — напрямую рубанула та в ответ.

Сейчас девушка была в таком состоянии, что скорее согласилась бы податься в бега, как преступница, чем притворяться дальше.

Тонко выщипанная бровь дамы удивлённо изогнулась:

— Вы не похожи на нартку.

— Я урождённая дочь барона, — продолжала откровенничать с незнакомкой Аина. — Мою семью вырезали, когда мне было семь, а мне заговорили память и воспитали, как одну из своих.

— А что за барон, можно узнать?

— Ал да Сарендом.

— Гиродрен что ли? — удивилась дама, и сразу же поняв свою оплошность по исказившемуся лицу собеседницы, поправилась: — Ах, простите, конечно же Мариндер. Так значит, род не погиб? Вы намерены вернуть владения теперь, когда Морган убит?

— Простите, а с кем я всё-таки говорю? — наконец опомнилась Аина, не готовая отвечать на последний вопрос.

— Ах да, прошу прощения. Баронесса Петра ал да Малфирдом.

Сердце Аины пропустило удар. Мир на секунду поплыл перед глазами. Она была уверена, что ослышалась:

— Простите, как вы сказали?

— Да-да! Тот самый замок Малфир, — горько усмехнулась женщина. — Он существует, и ему наконец нашли нового хозяина — меня.

— А почему без родовых имён?

— Потому что я обычная сирота, которая стала Отступницей Похоти и десять лет была спутницей нынешнего Меча Смерти. Но больше физически не могу нести эту ношу, и вот, в благодарность за годы, проведённые вместе, он выбил мне в Совете Княжеств тёплое местечко.

Судя по тону, местечко было вовсе не тёплым, да и по книге находилось оно где-то на отшибе, в Краю Восьми Озёр, которого не было на современных картах. Аина шумно вздохнула — вот так встреча!

— Ну что, откровенность за откровенность? Хочешь тоже стать баронессой? Я не из праздного любопытства спрашиваю. Дело в том, что мне нужна серьёзная охрана, и ты подошла бы как нельзя лучше, но не могу же я нанимать ровню по рангу? — дама снова иронично усмехнулась.

Несмотря на исходивший от неё аромат Морены, который теперь был вполне объясним, если вообще не доказывал мистическую связь между ахсарой и Воинами Смерти, Аине женщина понравилась. Не как потенциальная подруга — слишком они из разного теста, но такая внезапная прямота освежала после мытарств последних недель. С ней не нужно было притворяться. Она уже внезапно знала всё. А главное, как приближённая к главе Ордена персона, могла обладать и сведениями, которых не доставало для понимания странного заговора неведомых сил, проявляющегося в вековом противостоянии их подопечных. Это выглядело, как подарок судьбы, тот самый указующий знак, которого ждала Аина, чтобы понять, куда двигаться дальше. Она мгновенно приняла решение:

— Я согласна. И нет, баронессой я пока становиться не готова. А может, и вообще. Тем более, я не знаю, как восстановить свои права на титул.

— Ну, это я тебе подскажу, если захочешь... — женщина вопросительно на неё посмотрела.

— Алина. Зовите меня теперь Алиной. Алиной Марлин.

И снова эта ироничная усмешка. Ещё бы, ничего лучше не придумала, чем взять фамилией имя легендарного победителя прежнего хозяина её замка.

— А настоящее имя скажешь или мне искать в реестре?

— Алрина Мариндер о Иолана о Дарлен ан да Сарендом. Нарты знают меня, как Аину Дарсан. Но от них я сбежала. Я была "хедивегом"... правой рукой предводительницы, так что это имя тоже лучше не упоминать всуе. А ещё я засветилась как Аделина Сопроден о Илизия о Каспер ан да Термисдом в Пикердоме. Ныне меня там считают похищенной нартами, и лучше пусть так остаётся во избежание нехороших подозрений.

Подвижные брови леди Петры вскинулись ещё сильнее. Взгляд прожёг. Она поняла, что это значит. Не переспросила, по крайней мере словами. И не осудила, когда убедилась.

— Ну что ж, я очень рада, что мне повезло встретить тебя, Алина Марлин, — она склонила голову, как перед равной. — Впору поверить, что нормальные боги меня не забыли, послав мне такую исключительную защитницу. Деньгами не обижу, и жить приглашаю к себе. За мной охотится один из князей, который давно пытался получить это владение для своего сына. Но поскольку там есть месторождение алмазов, Совет предпочёл отдать его лояльному подставному лицу, на роль которого замечательно подошла я. Так что опасность нешуточная и охрана мне нужна рядом постоянно. Не передумаешь?

Аина... Нет, теперь уже Алина решительно мотнула головой.

Глава 21

Коса и камень

До Ранвена Клед добрался без происшествий и, смирившись с пустотой в груди, за это недолгое время почти свыкся с ней. Так что, наевшись в таверне, даже почувствовал некоторое удовлетворение жизнью и безмятежно наблюдал за посетителями, потягивая разбавленное вино.

Публика была обычная — никого особо интересного. Разве что одна компания в углу шумела и веселилась громче обычного. Состояла она из одной девушки и трёх мужчин. Мужчины пили, а девушка только пригубливала, но смеялась наравне со всеми. Похоже, пришла она с братом, а не с ухажёром, так что в целом все вели себя прилично. Но при этом некая закутанная в плащ с капюшоном фигура у стойки в углу пристально за ними наблюдала.

Немного погодя двое мужчин ушли, в том числе брат девушки, которому оставшийся товарищ пообещал проводить сестру до дома чуть погодя. А как только приятели скрылись за дверью, принялся отчаянно миловаться с ней, погасив свечу.

Фигура у стойки осталась, явно занервничав. То есть наблюдала она за кем-то из этих двоих. И вдруг, немного погодя, поймав заинтересованный взгляд Кледа, решительно направилась к нему.

— Вы позволите? — спросила молодая женщина вполне приличного вида, усаживаясь за стол. — Умоляю, позвольте!

Она протянула трясущиеся руки к его кружке и жадно выпила содержимое. Поведение её было противоречивым: слова и глаза говорили об отчаянии, а действия выглядели довольно наглыми. Впрочем, кто знает, на что может решиться человек в таком состоянии? Кледу стало любопытно и он спросил, наполняя кружку заново:

— У вас что-то случилось?

— Да. Мой муж мне изменяет с сестрой своего друга, — она мотнула головой на шумный ещё недавно столик и снова стала жадно пить вино.

Молчание затянулось, и Клед подтолкнул беседу:

— Я могу вам чем-то помочь?

— Да, — ответила женщина, сверкнув глазами.

Она поставила на стол пустую кружку и уставилась на него, словно не решаясь произнести просьбу. Парня начала забавлять эта ситуация. Он вылил остатки вина из кувшина, и собеседница сразу же принялась его допивать, разве что немного медленнее.

— Чем же? — интересно, из неё каждое слово придётся клещами вытягивать?

Женщина в третий раз осушила кружку и посмотрела слегка осоловелым взглядом. Потом глубоко вздохнула и выдала:

— Я тоже хочу ему изменить.

С минуту Клед осмысливал услышанное, а потом переспросил:

— Со мной?

— Если вы, конечно, сочтёте меня достаточно привлекательной, — стыдливо потупилась она. — Понимаю, с моей стороны самонадеянно подойти к самому красивому мужчине в зале, но...

Мозг парня понимал, что это банальная лесть, однако, приятное чувство от таких слов в свой адрес было сложно побороть. К тому же, это было чувство! Какие-то, видимо, не смирившиеся с пустотой остатки человечности сразу же вновь вылезли из того угла, в который капитулировали после бесплодного визита в Кастердом, и вспыхнули безумною надеждой: а что если женщина поможет там, где спасовал отчий дом? Та была довольно миловидной и фигура, бог весть когда показавшаяся из-под раскрытого плаща, будила воображение.

— Вы вполне привлекательны, мадам, но... Уверены ли вы, что стоит так поступать? Не пожалеете?

Женщина вскинулась и схватила его за руку в мольбе:

— Он же не первый раз мне изменяет и не с первой бабой. Это так больно! Я хочу его проучить! Да и себя почувствовать желанной...

На лице её было написано множество эмоций, но Наречённый не ощущал их внутри неё своим седьмым чувством, к которому быстро привыкал. Впрочем, до сих пор ему как-то не приходилось "читать" женщин. Может быть, на них оно не работает? Или есть какая-то иная причина? Например, она говорила то, что думала, а потому нечего было считывать дополнительно?

И главное, какая-то часть сознания подозревала, что парень занимается притягиванием желаемого к действительному. Но другая часть, та самая, скучавшая по чувствам, уже разворачивала перед ним перспективы: ведь у Наречённого ещё ни разу не было обычной женщины — такой, которая захотела бы его сама, а не под действием каких-то сил, объединявших Орден! И было страшно любопытно каково это, пусть интрижка из мести и рядом не лежала с любовью, о которой он мечтал в юности. Но тем проще: никаких далеко идущих последствий, которые отвлекли бы его от основной задачи — максимум драка с муженьком, за которую он вообще не переживал: чурбан уже заслужил хорошую трёпку своим поведением.

Тело тоже имело своё мнение — оно уже подалось навстречу приятному теплу другого живого существа и накрыло руку женщины своей:

— Ну, если вы уверены...

— Да! — горячо выпалила женщина, подключая к "горке" на столе вторую ладошку. — Я давно об этом думала, но не решалась. Просто сегодня впервые увидела мужчину, об измене с которым не пожалею...

И снова этот сладкий яд! Приятно... Но всё же заторможенность чувств давала о себе знать и Клед немного отстранился:

— Может, для начала хоть немного познакомимся?

— Фрида.

— А я Клед. Хочешь ещё вина?

— Да, немного можно, — очаровательная улыбка, очаровательный румянец...

Парень сделал знак трактирщику наполнить кувшин заново, и в ожидании они принялись разглядывать друг друга внимательнее. Кледа слегка смущало то, что они сначала договорились, и только потом начали взвешивать своё желание — в юности ему представлялось, что всё должно быть наоборот. Но что там понимал мальчишка, начитавшийся книг? Надо брать то, что само плывёт в руки.

Фрида принялась задавать обычные вопросы о том, откуда он родом, из какой семьи, чем занимался в жизни. Клед давал те же ответы, что и прочим посторонним по дороге, слегка видоизменив их после посещения родового гнезда: мол, пока служил на границе, дом разорили кочевники, семья погибла, и теперь он направляется на Юго-Восток поискать место в дружине, которая с ними сражается. Руки их в это время жили своей жизнью, поглаживая друг друга и "пробуя на вкус" ощущения.

Когда принесли вино и вторую кружку, Клед наполнил оба сосуда и хотел предложить тост за знакомство, но тут женщина испуганно ойкнула:

— Он идёт сюда, закрой меня!

Парень, инстинктивно повинуясь жесту, вскочил и стал спиной к лавке, на которой сидела Фрида. Впрочем, её муженёк смотрел только на свою новую зазнобу, продефилировав с ней прочь из таверны.

Запоздало включилось тактическое мышление и выдало вопрос: как женщина увидела мужа, сидя к нему спиной? Впрочем, повернувшись, Клед сразу узрел ответ: Фрида складывала маленькое карманное зеркальце. И как он не заметил его раньше? Верно, отвлёкся на другое... Но теперь-то можно расслабиться?

— Он ушёл, — заметил парень, возвращаясь на своё место. — Не передумала?

— Нет, — Фрида всем своим видом показывала, что слишком очарована новым знакомым и только рада поводу.

— Ну, тогда за знакомство? — Клед поднял кружку.

— За знакомство, — радостно ответила женщина, стукнув своей об его.

Новое вино было хуже предыдущего — изрядно горчило, но из-за приятной компании не хотелось скандалить с трактирщиком, так что Клед лишь слегка поморщился, осушив кружку. Дама не проявляла признаков недовольства напитком. На этот раз она оставила половину недопитой и смущённо сказала:

— Кажется, я погорячилась и слегка перебрала до этого. Может, пойдём? У тебя есть комната?

— Да, я остановился здесь.

Горькая дрянь неожиданно крепко ударила в голову, но оставлять початый кувшин этому жулику, чтобы он ещё раз перепродал содержимое, парень принципиально не хотел. Поэтому подхватил одной рукой сосуд, вторую подал даме и, слегка пошатываясь, повёл её к себе. Вот ведь интересно! Он ещё ни разу так не пьянел...

* * *

Очнулся Клед ранним утром поперёк своей кровати и не сразу вспомнил, что было вчера. Ах да, обманутая мужем женщина собиралась предаться с ним утехам! Но тогда почему он в одежде?

В памяти наскреблись лишь урывочные впечатления. Вот они поднимаются по лестнице. К верху его что-то совсем развезло. Фрида, неловко хихикая, поддерживает его под локоть. Он с трудом попадает ключом в замочную скважину. Вваливается в комнату, чуть не упав. Оборачивается, чтобы подать руку даме, но вместо этого хватает за запястье волосатую мужскую... Последняя вспышка: осознание подставы, кровавая пелена ярости в глазах — а дальше полнейшая пустота.

Понимание накрыло внезапно. Клед рывком сел на кровати и его чуть не вырвало — к горлу подкатила тошнота, а в череп ударил болезненный молот. Перед глазами всё поплыло.

Продышавшись, он осторожно открыл глаза и обвёл взглядом комнату. Так и есть — его обокрали. Но как-то частично. Не хватало перемётной сумы, меча и уздечки. Седло осталось на месте, как и плащ с палантином на вешалке.

На полу лежали осколки кувшина, умывальный таз, перевёрнутая табуретка. Рядом с тёмным пятном от вина — небольшая лужица крови. Парень ощупал себя, но ран не было, только надрез со рваным краем на кафтане. Хорошо, что, невзирая на тяжесть, он не снимал "непробивайку", пока находился на людях — лишний раз убедился, что заветы Воинов Смерти написаны кровью. То, что тело слегка затекло, не получив полноценного отдыха, казалось сущими мелочами по сравнению с медным набатом в голове и булькающим болотом в желудке. Но что же здесь произошло?

Судя по всему, он отбивался, несмотря на бессознательное состояние. Под рукой на кровати сыскался дядин кинжал, кончик был испачкан в крови. Видимо, достал нападавшего — отсюда и кровь на полу. Но почему грабители не закончили дело?

Тошнота говорила о том, что его чем-то опоили. Не трактирщик был виноват в горьком вкусе вина. Наверное, Фрида подсыпала в кружку какое-то средство из коробочки, похожей на зеркальце, когда он отвернулся, закрывая её собой от "мужа с зазнобой". Вероятно, весь этот спектакль был разыгран с одной лишь целью — поживиться его добром. А значит, там было минимум трое мужиков...

Нет, хорошо, конечно, что не всё забрали. Но как он умудрился отбиться? Или, может, ему кто-то помог? Соображать было сложно из-за тошноты, поэтому Клед осторожно спустился по лестнице в зал. Хозяин уже протирал бутылки за стойкой, служанка подметала пол, а на лавке в углу завтракал кашей амбал-вышибала.

— Меня вчера ограбили, — заявил Клед, добредя до стойки, и соображая, как выяснить обстоятельства дальше.

Трактирщик с сальными глазками, который ещё вчера вызвал неприязнь чем-то неуловимо надменным в своём отношении, невзирая на внешнюю любезность, тут же недобро осклабился:

— Если вам нечем расплатиться, я попрошу освободить комнату немедленно!

При этих словах послышалась возня сзади — дрессированный амбал начал подниматься из-за стола.

Подавив позыв тошноты, Клед выудил из кошеля на поясе первую попавшуюся монету. Ею оказался четвертной золотой соверен. Такого ещё на неделю проживания хватит вместе с питанием, но искать деньгу помельче прямо сейчас было некстати. Так что Наречённый хлопнул его на стойку с видом "утрись, жадюга!" и собирался ответить в том же духе, но отношение хозяина на лету изменилось:

— Я крайне сожалею о неудобствах, которые вы претерпели в моём заведении, но охрана комнат не входит в наши услуги.

Он сделал знак вышибале, что помощь не требуется, и, судя по звукам, тот шлёпнулся обратно на лавку. Хозяин слегка наклонился вперёд, чтобы забрать свой барыш, а Клед схватил его за ворот:

— Не мели языком понапрасну. Я хочу знать, кто это был, и где их найти.

Амбал позади снова зашевелился, но на хозяина грубость не произвела должного впечатления. Он досадливо отмахнулся от вышибалы, невозмутимо вытащил край одежды из захвата, спрятал монетку в кошель под фартуком и принял вид оскорблённого достоинства:

— Вы что же, полагаете, будто я навожу ворьё на своих постояльцев? Это вы зря, господин хороший. Тех людей я видел в первый, и, скорее всего, последний раз. Судя по некоторым словечкам и жестам, они были с Востока, и, получив добычу, скорее всего смоются из города, как только откроются ворота.

Клед оглянулся на окно. Было уже довольно светло. Если солнце ещё не взошло, то вот-вот это сделает. Он метнулся к выходу, но позыв тошноты остановил его порыв.

— Воды дай, — велел он хозяину.

Тот зачерпнул из ведра и поставил кружку на стойку. А Клед в это время вспомнил другой свой вопрос:

— Вы ничего не слышали? Мне кто-то помог? Забрали не всё.

— Велин? — окликнул трактирщик амбала.

Тот, казалось, был нем, поэтому пришлось обернуться. Вышибала отрицательно мотал головой.

— Ты никого не видел и ничего не слышал? — подчёркнуто уточнил хозяин.

— Был грохот, — амбал оказался всё-таки говорящим, но явно неохотно. — Я заглянул наверх — никого. Потом двое под руки вынесли третьего. Я решил, они меж собой подрались.

— А женщина? — спросил Клед, осушивший тем временем кружку и протянувший её за добавкой. — С которой я наверх поднимался.

Велин пожал плечами. Видимо, на женщин, как на существ неопасных, он внимания не обращал.

— А как они могли незаметно вернуться обратно? Ушли ведь ещё до того, как мы поднялись.

Вышибала указал в проход возле лестницы и, поняв, что драки не будет, возобновил поедание каши.

Клед обернулся к хозяину. Тот тоже пожал плечами с фальшивой улыбкой:

— Там чёрный выход, чтобы не таскать помои через зал, — и поставил перед парнем кружку с таким видом, словно там было дорогое вино за счёт заведения, а не простая вода.

Наречённый, скривившись от такого равнодушия, выхлебал и вторую кружку — немного полегчало. Седлать коня было долго, и без уздечки бессмысленно, поэтому он, скрепив желудок волей, рванул к ближайшим — северным городским воротам пешком.

Конечно, рванул — громко сказано. Отравление давало себя знать: мутило, шатало, адски болела голова. А рассветный колокол пробил словно прямо в черепе, не успел парень сделать и десяти шагов. Тем не менее, он дотащился до ворот — вдруг замешкаются? Если вообще через эти пойдут...

Но отбывающие уже рассосались. Пришлось подождать, пока впустят прибывших, которые ждал снаружи, прежде чем удалось поговорить со стражниками. Увы — описанная им группа из троих мужчин (один легко ранен) и двух женщин выехала в фургоне в числе первых. Теперь их уже не догнать. Пока найдёт другую уздечку и оседлает коня, они уже выедут на Тракт, а там — кто знает, куда повернут. С тем же успехом можно гоняться за ветром в поле, чему совсем не способствовало физическое состояние. Оставалось лишь послать проклятие Смерти вослед. Но это были просто бесполезные слова. А вот что теперь делать?

Обиднее всего было потерять первую рукопись "Саги о замке Малфир" — такое сокровище не восстановить. Пусть и ценность оно имеет лишь для него. А ворам такая книжица, скорее всего, без надобности. Они, возможно, и читать-то не умеют. Выбросят где-нибудь по дороге... Прям досада берёт! Но что толку после сражения кулаками махать? Возможно, не судьба ему узнать чуть более приближённые к настоящим характеры...

Напившись в общественном колодце и справив нужду в ближайшем закутке, Клед почувствовал небольшое облегчение и потащился обратно в таверну, размышляя. Возвращаться обратно в Кастер, чтобы взять ещё серебра, совсем не хотелось. Но если снова покупать пропавшее, то от запасов в кошеле останутся сущие гроши, которых не хватит не то что на год, а вряд ли на месяц. Продать Хлебушка и седло, плюнуть на меч и путешествовать на попутных телегах? Этот вариант тоже не прельщал.

Не готов был урождённый барон, ещё вчера способный позволить себе передвигаться с относительным удобством и независимостью, мыкаться по милости других, пусть и хлебнул солдатских лишений в Когтях. Да и то — там были товарищи, обоз и пустые деревни. Отсюда же пешком напрямик до южной границы, наверное, месяц тащиться. А там ещё боги знают сколько нужный замок искать. Если же не найдёт — так и вовсе понадобится новый план, который на пешем ходу к осени затевать вдвойне несподручно.

Разве что заработать? Наняться и правда в какую дружину на время? А может, даже в городскую стражу возьмут? Тогда можно обойтись без коня... Впрочем, на жалованье стражника вряд ли нового купишь, а старого полгода кормить да постоем обеспечивать неразумно в таких обстоятельствах. Уж лучше в дружину — там и денег конникам должны побольше платить. Забавно, что ложь, рассказанная по дороге другим, может обернуться правдой...

Хотя нет, если сейчас записаться в дружину, потеряешь драгоценное летнее время для поисков. Лучше найти разовую работу: сопроводить какой-нибудь торговый караван (желательно, в нужном направлении) или что-то в этом духе.

Напившись и отлив ещё раз, Клед почувствовал себя уже более-менее сносно и решил сходить на южный рынок, чтобы там поискать возможных нанимателей из интересующей его стороны Княжеств. Есть пока совершенно не хотелось.

Уже перед рынком он спохватился, что дыра на кафтане не прибавит ему авторитета в качестве наёмного клинка. Пришлось завернуть в швейную мастерскую, где хорошенькая подмастерье быстро и аккуратно исправила недочёт за медяк. Девушке явно понравился молодой воин, она то и дело бросала на него сверкающие взгляды из-под чёлки. Наречённому после случившегося было совсем не до романтики, но самочувствие заметно поправилось. Всё-таки есть в женщинах что-то волшебное...

В оружейном ряду Клед присмотрел более-менее сносный меч за небольшие деньги, хотя брать пока не стал. Зато ненавязчиво продемонстрировал продавцу своё умение с ним обращаться и узнал, куда обратиться наёмнику в поисках работы. Его направили к другому торговцу, Харбу, в лавке которого продавались исключительно дорогие клинки.

— Что за наёмник без меча? — насмешливо, но беззлобно спросил холёный смуглый мужчина с аккуратно подстриженной бородкой и цепким взглядом.

— Меч — дело наживное, — бесстрастно парировал Клед, изо всех сил старавшийся не показать своё неважное самочувствие. — А вот без него немногие чувствуют себя воинами, — и он многозначительно приподнял бровь.

В глазах собеседника мелькнула улыбка. В следующий миг откуда-то стремительно вылетел кнут. Парень инстинктивно отклонился и поймал хвост посередине, сразу дёрнув на себя. Однако противник не выпустил рукоятку, а чуть подался вперёд, вытянув руку. Чувствуя, что "проваливается", Клед перестал тянуть, и Харб, пользуясь моментом, резко дёрнул оружие назад. Плетёная кожа неприятно проехалась по ладони, но Наречённый удержал кончик, перехватил хвост другой рукой и намотал на локоть. Глаза двух мужчин сблизились и остановились, испытующе буравя друг друга.

Клед и не думал форсировать схватку, понимая, что это испытание — он лишь отвечал на вызов. Наконец, Харб криво усмехнулся и отстранился, давая понять, что противостояние окончено. Клед выпустил кнут, и торговец ловко смотал его, снова спрятав под прилавок. Он определённо знавал боевые деньки.

— Хорошо, — кивнул Харб. — Приходи завтра в полдень к корчме "Рыжий пёс". Это здесь недалеко, за углом и вверх по Кузнечной улице. Там будут кулачные бои. Победителю достанется хороший меч и работа.

Клед благодарно кивнул и вышел. Даже не верилось, что всё могло так удачно сложиться. Конечно, надо ещё победить, но... Вряд ли среди противников будут Воины Смерти рангом повыше, а остальных он не боялся. Среди сгустившихся туч появился просвет! Бодрости прибавилось, и хотя по-прежнему немного подташнивало, кажется, прорезался аппетит.

Напившись ещё раз из площадного колодца, парень отправился вверх по Кузнечной улице разведать, где та корчма, и заодно заморить червячка.

* * *

Петра сидела по левую руку от Харба, закутанная по глаза в палантин, и делала вид, что всего лишь спутница. Так было удобней и безопасней. Торговец был старым боевым товарищем Меча по давней кампании против нартов в юго-восточных баронствах, после которой они позабыли про южную ветку своей Тропы. Знакомство пригодилось Армату, чтобы держать под присмотром Ранвен, в котором не было Обители Смерти. И вот теперь Харб, по старой дружбе, оказывал покровительство бывшей подружке Меча.

Конечно, по правилам Отступниц, нельзя привязываться, но Меч Смерти — это вам не какой-то обычный Кинжал, даже не Скимитар, которых в лучшем случае принимает только Хозяйка местного Красного Дома, а в худшем с горем пополам обслуживают толпой. Меч один регулярно входит в Арку Смерти, и отвести то, что он оттуда выносит, мало кому под силу. Так что привязанностью в чистом виде их отношения не были — скорее, вынужденным партнёрством, которое оба привыкли ценить. Вот и сейчас, с этим титулом она скорее выполняла бессрочное политическое задание, чем получила награду за службу. Но — и на том спасибо. Мало кто знал, что большинство Хозяек так и умирает в постели, перебрав Тёмной Силы... А уж что ждало её при таком особом статусе, и вовсе никто не догадывался. Так что, можно сказать, ей повезло.

Харб предоставил не только кров в одной из своих резиденций, но и незаметную охрану в городе. Однако для дальней дороги ей нужны были люди, не связанные узами преданности кому-то другому. Ей необходимо сколотить собственный минимальный гарнизон из тех, кто дойдёт с ней до конца. И разворачивавшееся сейчас соревнование служило именно этой цели.

Эльба стояла позади с бумагой и угольным грифелем наготове, чтобы записывать тех, кого хозяйка отметит, и позже отобрать их в отряд. Однако пока наскреблось только два имени, более-менее представлявших интерес. Право слово, эти провинциальные увальни, предлагавшие свои услуги в качестве воинов, после Главной Обители Смерти, где служили только лучшие из лучших, вызывали лишь зевоту: двигались неуклюже, махали кулаками наудачу. Может, зарезать разбойника они и в состоянии, но против подготовленных убийц, которых за нею пошлют, если выследят, у них нет шансов.

Новая бойчиха, безусловно, была находкой, но её Петра наняла в качестве личной телохранительницы. До сих пор с этой ролью худо-бедно справлялась Эльба, которую она лет пять назад взяла личной служанкой. Так было удобней, чем ждать визитов послушниц из Красного Дома, чтобы прибрать свой небольшой особнячок.

Девушка к тому времени была уже слишком взрослой, чтобы становиться Отступницей, но изрядно натерпелась на своём сиротском веку и приобрела немало полезных навыков для выживания, а главное — безжалостную решительность. Боевым мастерством она не владела, но замечательно притворялась беспомощной, пока враг не подходил на достаточное расстояние, чтобы одним ударом покончить с ним.

Собственно, так они и познакомились: Петра вечером шла с тайной встречи по просьбе Меча и заметила в тёмном переулке двух мужиков, насевших на хрупкую девушку. Та голосила, умоляя о пощаде, но к тому времени как Петра успела за неё вступиться, уже выпустила кишки схватившему её в охапку мужлану. Второй отпрянул, заметил даму и решил отыграться на ней, схватив за шею, но Отступница не зря много лет грела бок предводителю самых опасных воинов: кастет с длинными когтями, уже надетый на руку, сначала полоснул дурака по лицу, а потом распорол горло.

Взбудораженные женщины зашли в ближайшую таверну, чтобы запить происшествие, и за кружкой горячительного две сироты быстро нашли общий язык. Пережитая вместе опасность сразу породила взаимное доверие, а успешное её отражение — уважение, ну и последовавшее предложение службы накрепко их связало, так что после "отставки" главной Отступницы Похоти Эльба последовала за ней.

Алина же была редкой женщиной, явно отлично обученной драться. Петра даже не знала, что нарты так умеют. Судя по рассказам Меча, они не блистали выдающейся выучкой, просто "кое-что умели" и были "достойными соперниками". Но существовали у них особые воины — как правило, женщины — которых называли Ходячей Смертью. Обычно они не воевали в общей массе лицом к лицу, а незаметно, исподтишка, из засады или из-за спины наносили огромный ущерб противнику. Найти пусть даже недоученную представительницу этого редкого мастерства, покинувшую, как выяснилось, вовсе не родное стойбище, было равноценно чуду.

Но её участия в отборе отряда Петра не желала. У неё был свой метод определения перспективных воинов, в действенности которого убедился даже Армат. Она зачастую видела потенциал ещё до того, как он полностью проявится. А секрет был в том, чтобы оценивать скорее силу духа, чем боевые навыки, которые являлись делом наживным. По её глубокому убеждению, дух был намного важней для победы, чем техника. Именно таких людей она хотела отобрать. Но для этого ей никто не должен был мешать всякими другими соображениями, а Алина, несомненно, не стала бы молчать.

Вроде бы тоже сирота, но если Эльбе Петра естественным образом стала хозяйкой и главой, то с Алиной так не получится. И дело не в том, что та знатного рода. Опять же, дело в соотношении духовных сил. Нартскую сироту вела какая-то своя звезда, и Петра не надеялась, что сможет надолго её удержать.

В пути она будет бесценной. Но на сегодняшний день пришлось отправить её с не очень важным поручением на ближайшую заставу, где должен был ждать человек Армата, на случай, если Петра всё же решится принять сопровождение из Ордена. Что оставалось запасным вариантом на самый крайний случай, поскольку в последнее время Петру начало трясти от близости полных посвящённых, Алтарей или Дольменов Смерти и всего, что с этим связано. Ей казалось, что они вытягивают из неё жизнь.

И потом, такое решение вопроса обеспечивало лишь безопасность путешествия, но не позволяло набрать и проверить в деле свой собственный контингент. Поэтому, рассудив, что с Алиной можно немного снизить требования к участникам отряда, а в таком случае состав непременно наберётся, Петра передавала Мечу отбой. Заодно это было для девушки первым заданием и небольшим испытанием, пусть и не таившим особых опасностей, помимо тех, что поджидают любого путника в дороге.

Так, а вот это уже интересно! В круг в центре двора вышел темноволосый юноша, державшийся невозмутимо по-хищному... В животе проснулось и заворочалось тёмное существо. А когда парень, просто уклонившись от пары размашистых ударов, одной оплеухой вышиб слабого противника, так и рванулось в его сторону. Будь его коса подлиннее... Да нет, чутьё не обманывало Петру! Это был Наречённый Смерти. Опустошённый от тьмы и дивно хорошенький.

Голод, который губил в конце концов всех Отступниц, снова проснулся и начал нешуточно грызть её. Парень после посвящения явно никого ещё не убил, значит, опасность минимальная, а испить ещё раз страсти раскрепощённого Зверя хотелось — аж жуть! Петра была особой довольно страстной, но после Меча жалкие обычные мужички производили впечатление издевательского плевка вместо хотя бы ковшика чистой воды для изнурённого жаждой. Этого же мальчика с удивительными серыми глазами, похожими на звёзды, явно ждало большое будущее в Ордене. Но сейчас он пока там лишь одной ногой и не сможет причинить ей существенный вред своими излияниями. Тёмная Мать, она и не смела надеяться на такую удачу!

Петра шепнула Эльбе:

— Этого точно берём. Даже если каким-то чудом не победит.

Харб бросил на неё ироничный понимающий взгляд.

— Вчера занесло каким-то ветром. И у парня как раз нет меча.

— Есть у тебя что-нибудь не слишком дорогое, но достойное стать призом для победителя, если им окажется не он? — поинтересовалась Петра.

— Найду, если понадобится, — заверил торговец.

Призом был старый личный меч самого Харба, который тот согласился отдать Петре за какую-то серьёзную услугу со стороны Армата. Сделанный из особого сплава с "небесным железом", он некогда устоял против чёрного скимитара — самого недоброго известного оружия с толикой магии, и поэтому должен достаться именно тому, кто ближе всех будет охранять леди ал да Малфирдом. А она уже практически решила, что таким человеком станет этот... как его? Клед Корсун.

* * *

Аина... Не могла она привыкнуть к новому фальшивому имени. Да и не видела смысла. Главное, отзываться. Пока. Скорее всего, оно такое же временное, как и Аделина Сопроден — только для этого этапа жизни. А в том, что он будет не последним, у неё как-то даже не возникало сомнений. Конечно, у неё неоткуда было взяться полагающемуся знати гонору, да и набил он ей оскомину за недолгое пребывание у семейства Керибран... Но провести всю жизнь в качестве охранницы безродной баронессы где-то на краю света её точно не прельщало. Она даже строила отдалённые планы о том, что после путешествия, вновь оказавшись на Юге, сможет забрать волшебный меч из тайника, в котором его оставила.

Хорошо бы, конечно, к тому моменту решить, что делать со своей жизнью дальше. Петра обещала рассказать ей, как добиться восстановления владений, когда появится свободное время. Хотя Аина вовсе не была уверена в том, что ей нужна такая ответственность, как замок и целая провинция народа. Организация такого хозяйства, чтобы оно могло само себя содержать, казалась делом слишком хлопотным и малоинтересным. Впрочем, наблюдение за Петрой, которой придётся решать схожую задачу, может показать, насколько та выполнима и стоит ли вообще игра свеч.

Однако для этого сначала нужно было благополучно добраться до Малфирдома. А они туда только собирались.

Выезжая из Ранвена, Аина кипела от возмущения из-за того, что ей не удастся посмотреть на отборочные состязания, устроенные Петрой и хозяином дома, в котором они жили. Ведь даже недоученная Ходячая Смерть кое-что понимала в кулачных боях! Но, как говорят нарты, назвался сарлуком — полезай в упряжку. В этом был первейший минус найма: ты уже не сам себе хозяин. Хотя, честь по чести, сколько времени в своей жизни Аина была по-настоящему свободна? Несколько недель в Ранвене? По крайней мере, сейчас ей деньги платят. Даже за поездку, которая не входила в обычные обязанности, отсыпали пару монет.

Так что через пару часов пути девушка успокоилась, чему немало способствовала размеренная рысь предоставленной ей скромной, но довольно бодрой лошадёнки и привычный вид природы вокруг. Слева, с бока Княжеств тянулись поля, полные сейчас самых разных цветов, а справа, по баронской стороне — больше рощицы. Движение по тракту было довольно оживлённым, но не до такой степени, чтобы доставлять неудобства. Наоборот, путешествовать по широкой дороге, вымощенной когда-то огромными кадоровыми плитами, которым не было сноса, пусть и слегка подзабившимися на стыках травой и пылью, казалось невероятной роскошью для кочевницы. И стало понятней, зачем так люто подковывают местных лошадей.

Дополнительным тайным развлечением служило то, что Аина решилась ехать прямо в своём боевом костюме из кожи полоза. Разумеется, не напоказ, но сознание того, что под длинным кафтаном, наскоро переделанным Эльбой из старого платья, на ней именно любимый наряд, приносило целую кучу интересных ощущений. Девушка частенько ловила на своём лице улыбку. Например, когда представляла, как на её вид отреагируют на заставе, если придётся вдруг скинуть кафтан.

Женщины в этих местах почти поголовно носили платья. Исключением лишь изредка становились юбка-брюки, да и то лишь у городских дам, которые по своему положению склонны были передвигаться верхом — не пешком и не в повозке. Необходимость не выделяться в этом вопросе угнетала Аину, и вот теперь она дерзнула делать по-своему! Одно только это вызывало подъём духа.

Петра её поощрила, признавая практичность такого наряда для женщины-воина, что само по себе звучало дико для большинства жителей Свободных Княжеств. Только наказала сделать вот такое подобие кафтана поверх, чтобы не привлекать внимание издалека — это расходилось с интересами как хозяйки, так и телохранительницы. В платье-кафтане было сделано достаточно прорезей, чтобы оно не мешало ни ездить верхом, ни ногами бить, если что. Подол можно даже использовать в качестве отвлекающего манёвра, как Альвейд делала с шарфом.

А вообще, бывшая сирота, ныне же леди ал да Малфирдом сказала, что стоять на своём надо насмерть, иначе тебя утрамбуют в глубокий сундук, и дышать будешь только через дырочку. Главное при этом — чувствовать своё непререкаемое право ходить или поступать именно так. И чаще всего, это ощущение передастся большинству окружающих.

То есть, до приезда на заставу, следовало привыкнуть, убедить саму себя в том, что подобный наряд — нормален, без оглядки на здешние нравы. Чем Аина и занималась, периодически мысленно окидывая взглядом себя и боковым зрением отмечая, как реагируют на неё встречные проезжие. Озадаченные взгляды, конечно, попадались, но челюсть ни у кого не отпадала. В конце концов, девушка пришла к выводу, что чем меньше она сама обращает внимание на собственную внешность, тем реже вызывает интерес у остальных. И потому сосредоточилась на воображении себя в Орде, где ни наряд, ни боевая посадка женщины на коне ни у кого не вызывали вопросов.

На заставе Аина, спешившись, уже вполне хозяйским жестом кинула конюху монетку за корм, чистку и постой лошадки. Уверенным шагом вошла в таверну, окинула цепким взглядом зал, оценивая возможные угрозы... И сразу выделила одного мужчину, от которого исходило явное ощущение опасности. Остальной обычный люд интереса не представлял.

Через секунду до Аины дошло, что это и есть нужный ей человек. Петра предупреждала, что он, скорее всего, как-то замаскирует свою принадлежность к Ордену Смерти, поэтому предполагалось, что девушка сначала отобедает и понаблюдает, чтобы определить, кому следует отдавать письмо. А получилось вон как.

Воин тоже сразу обратил внимание на Аину — скорее всего, в ответ на заряд в её взгляде, который она от неожиданности не успела погасить— и пристально уставился на неё. Ну что ж, тогда есть смысл сразу перейти к делу, чтобы не плодить подозрения.

Девушка решительным шагом подошла к дальнему столу, который занял крепкий мужчина в одежде охотника с капюшоном на голове, очевидно, скрывающим косу. Села напротив и как бы невзначай сделала условный жест ладонью от сердца вперёд, заодно выложив на стол послание, хранившееся за пазухой:

— Я от Миледи, — сказала она, внимательно следя за реакцией воина. — Полагаю, что к вам?

Напряжение во взгляде собеседника спало, как только он узнал "Салют Смерти". Кивнул и так же неприметно обозначил ответный жест ладонью ото лба вперёд.

Аина мысленно выдохнула и подвинула бумагу к нему. Мужчина взломал печать и пробежал глазами послание. С интересом поднял глаза на девушку, по прежнему не произнося ни слова. Она почувствовала себя немного неловко и кликнула трактирщика:

— Подайте мне ронга, любезный, горло промочить с дороги, — потом обернулась к собеседнику: — Если вы не против? Или мне отсесть за другой столик?

— Нет-нет, — разлепил он наконец-то губы, которые до этого казались просто высеченной в статуе складкой — на лице, лишённом мимики, признаки жизни подавали только глаза.

"Так вот они какие каменные, полноценные Воины Смерти", — подумала про себя Аина и порадовалась, что Брен не прошёл посвящение до конца. Впрочем, тогда у них ничего и не вышло бы.

Тем временем принесли кувшин ронга, за который мужчина сразу же расплатился, а потом разлил напиток по обеим кружкам, таким образом перехватив инициативу. Не зная, как реагировать на подобное, Аина сложила руки на груди и вопросительно уставилась на него:

— Зачем вы это сделали? Хозяйка снабдила меня средствами на дорогу.

Вместо ответа воин подбросил вторую монетку, целя в её кружку! Аина успела поймать кругляш над самой жидкостью и с возмущением швырнула его в сосуд "собеседника":

— Что это значит?!

У глаз мужчины обозначились морщинки, как будто он собирался улыбнуться, да каменные щёки не захотели растягиваться:

— Простите. Это я вас проверял. Вы ведь теперь будете охранять Миледи?

Аина неопределённо фыркнула, наконец расслабившись и припав к питью. Хоть на Тракте пыли было и меньше, чем на просёлочных дорогах, но в горле всё равно першило. К тому же она поняла смысл действий собеседника и перестала его опасаться. А в молчанку играть могут и двое. Кажется, она не обязана ему ничего объяснять. И так понятно, что он просто хотел убедиться в её пригодности, прежде чем повезёт эти сведения своему старшему. Неясно лишь, почему проверил только реакцию.

— Может, сразиться желаете? — спросила она иронично, поставив пустую кружку на стол.

— Нет, благодарю, мне достаточно, — ответил воин, снова наполняя её кружку.

Ну слава Дане! Аина с сомнением посмотрела на уже слегка ударивший в голову ронг — он был крепче тех, что подавали в трактирах Ранвена, точнее, менее разбавлен.

— Простите, мне надо пообедать, — сказала она. — Ответ писать будете?

— Нет. Оставайтесь, а мне теперь здесь нечего делать. Удачи вам. И бдительности.

Так и оставшийся безымянным Воин Смерти покинул таверну. Аина же заказала себе еды. Мясное рагу было довольно вкусным, но немного островатым. Оставшийся ронг пришёлся кстати, чтобы его запить. А после на просьбу о горячем питье ей подали неплохой аналог тинче на местных травах, который достаточно прояснил голову, чтобы через полтора часа выдвинуться в обратный путь.

Дело было сделано, встреча с неизвестным воином прошла успешно, из-за странной одежды ровным счётом ничего не случилось, и благодаря этому Аина почувствовала себя уверенней в новой роли "самой себя". Как знать, быть может, путешествием в Малфирдом она сможет заслужить репутацию достойного наёмника. Особенно если хозяин дома в Ранвене, который, кажется, промышлял подобным сводничеством, будет её рекомендовать. Во всяком случае, ощущала она себя сейчас намного лучше, чем пытаясь пристроиться в Пикердоме или таскать подносы в кабаках! Словно душа встала на место. И после убийства Моргана было так же.

Может, боевые услуги — и правда её призвание? Каким бы странным это ни казалось для женщины в Свободных Княжествах. Но ведь не одна Петра из знатных дам могла нуждаться в сторонней защите в тот или иной момент. А охранник своего же пола сильно облегчает жизнь. Тогда Аина станет уникальным специалистом и, скорее всего, сможет неплохо заработать.

Среди нартов с этим было проще, но увы, грабежи, а главное, Морена с её коварными планами и жуткими склонностями, закрывали дорогу назад. Охранное наёмничество в данный момент казалось наиболее привлекательным вариантом, по крайней мере, на какое-то время, пока не обрастёт деньжатами и связями. А там можно будет задуматься и о владениях... Судя по немногому сказанному Петрой, вернуть их можно в любой момент. Главное, доказать, что она — это она. Может, и к тётке стоит съездить после того, как меч заберёт. Попутешествует по Югу, снова увидит море...

За такими мыслями обратный путь прошёл незаметно. В Ранвен Аина въехала прямо перед закрытием ворот. И сразу направилась к хозяйке. Однако Эльба, сидевшая у дверей Петры, сказала, что ночью будет дежурить новый телохранитель, которого как раз сейчас вводят в курс обязанностей. Так что можно отоспаться и заступать на пост уже утром.

Целый день в седле изрядно утомил Аину — она успела отвыкнуть от подобной нагрузки с тех пор, как добиралась с Мадленом в Пикердом кружным путём. Так что телохранительница была рада возможности откиснуть в бадье с горячей водой и плотно поужинать, запивая разбавленным вином, как здесь было принято. Всё это нагнало на Аину блаженное расслабление, и она уснула, как убитая, едва завалившись в кровать.

* * *

Проснулась Аина неожиданно рано. Успела позавтракать на кухне вместе со слугами и отправилась заступать на пост. К её удивлению, у двери никого не было. Девушка насторожилась. До того, как наняли этого третьего парня, если она уходила поесть, вместо неё сидела Эльба. А сейчас — никого. Уйти хозяйка в такую рань не могла — она не выходила из покоев раньше полудня. Ведь помимо того, чтобы выспаться, ей нужно было ещё сделать причёску, наложить макияж, мудрёно нарядиться...

Так что же случилось? Бывалая Отступница прокололась и взяла на работу разгильдяя? Или беда пришла раньше, чем ждали? Насколько Аина поняла, Ранвен вообще и дом Харба в частности баронесса считала для себя относительно безопасным местом, выставляя охрану у дверей на всякий случай. И если до кочевницы дошло, что этот "всякий случай" не означает возможности оставлять пробелы в охране, не мог же второй телохранитель быть тупее?

Аина замерла, раскинув свои "тонкие" чувства, насколько могла: не случилось ли где беды? Может, нового охранника уже убили или связали, и нужно срочно бить в набат? Она ощутила размеренный фон неспешно шевелящихся по хозяйству слуг в отдалении... А баронесса, похоже, была не одна и не спала. Но понять, в страхе та или в благости, девушка не успела — дверь открылась и наружу выскользнул темноволосый парень с растрёпанной толстой косой в распахнутой куртке.

Понимая, что в случае опасности медлить нельзя, Аина ринулась к нему, метя ударить в глотку, чтобы сразу обездвижить, а потом разбираться. Но таинственный посетитель молниеносно развернулся, видимо, краем глаза, уловив движение, и уклонился, в свою очередь попытавшись её захватить.

Атака застала Кледа врасплох. Он не ожидал, что на него нападут сразу за дверями спальни. Надо было не пренебрегать правилами и застегнуть "непробивайку", но поздно думать. Казалось бы железный захват неожиданно поймал пустоту. Пришлось развернуться, следуя за крутящимся, как юла, противником. За это время Клед успел выхватить из ножен на поясе дядин кинжал и со второго раза впечатал нападающего в стену, прижав его всем телом. Предплечье с клинком вдоль него должно было лечь на горло, чтобы припугнуть быстрой расправой, но оказалось заблокировано в последний момент рукой противника, державшего таким же обратным хватом странный кривой кинжал полумесяцем.

При столкновении тел Клед ощутил под грудью аномальную мягкость, которая сбила его с толка, и уставился в хорошенькое женское лицо, смотревшее на него немного насмешливо. Мозг забуксовал, пытаясь понять, что происходит.

Аина тоже не сразу разобралась в происшедшем, схватилась за "когти", видя, что парень достаёт кинжал. Но при ударе о стену все детали картинки сложились воедино: приёмы чем-то неуловимым напомнили ей Брена, хозяйка наверняка отдала бы предпочтение в найме Наречённому Смерти, случись такой на соревнованиях, а там почему бы и не поохранять её "вплотную"?

Поэтому, оказавшись зажатой между крепким телом и стеной, она прекратила сопротивление, не доводя до греха. Резкое отключение враждебных намерений сработало: парень замер и очень смешно хлопал глазами, разглядывая её лицо. А ещё от его тела шёл жар, проникавший ей в поры. И хотя в нём читалось недавнее удовлетворение с другой, что-то внутри потянулось навстречу со слепой силой ростка, пробивающегося из-под земли к солнцу. Закрыться не получалось, так что пришлось решать вопрос механически:

— Может, слезешь, напарник?

— Сначала ответь, зачем ты напала.

— Я пришла принять смену, на посту — никого. А тут от подопечной выходит какой-то мужик...

— Так ты второй телохранитель? Женщина?!

Удивление на его лице было, конечно, забавным, но и слегка оскорбительным. Поэтому Аина вместо ответа легонько потыкала кончиком второго когтя ему в бедро со внутренней стороны — куда доставала прижатая в локте к стене вторая рука.

Клед, считавший все конечности противника благополучно заблокированными, резко отпрянул, почувствовав острие. А девушка, спрятав кинжалы в ножны под мышками и оправив свой странный кожаный костюм, возмутительно обтягивающий соблазнительные формы, назидательно сказала:

— То, что меня недооценивают, тоже можно использовать, как преимущество. Ну что, будем знакомиться? Я Алина.

— Клед, — машинально ответил парень.

Он всё ещё укладывал в голове происшедшее, но кинжал тоже спрятал. Девушка тем временем переместилась в освещённый уголок с креслом — тот самый "пост". Свет от стоявшей на комоде рядом свечи упал на её левую щёку и высветил крупный шрам. Мозги у Кледа снова поплыли. Этот шрам, светлые волосы...

— Ты?! — воскликнул он и опять схватился за кинжал.

Расслабившаяся было Аина тоже мгновенно напряглась, вставив большие пальцы в петельки "когтей". Не поняв возгласа, она пристально всмотрелась в собеседника, и теперь, когда свет упал на его лицо, узнала наконец эти серые глаза-звёзды. Она шумно выдохнула и плюхнулась на стул.

— Ну, я. И что теперь?

— Ты же была с нартами.

— Я от них сбежала.

Клед какое-то время буравил девушку подозрительным взглядом. С одной стороны, именно ей он обязан тем, что остался живым в детстве. С другой, она из ненавистного племени кочевников — бандитов и убийц. С третьей, он ей уже отплатил тогда на ярмарке в Астене, хотя и не сполна. С четвёртой же...

— А здесь что делаешь? — уже не так напористо спросил он.

— На жизнь зарабатывать как-то надо, — развела руками Аина. — А я умею только драться.

— Петра знает? — спросил Клед.

— Знает. Именно поэтому она меня и наняла, — с вызовом ответила Аина.

Про себя же отметила, что он уже называет хозяйку по имени, фактически подтверждая близость. Это её неожиданно разозлило. Она-то считала, что будет самым доверенным лицом из-за общего пола, сиротства и разделённых секретов! Но, видимо, показные достоинство и мудрость Петры действовали только до первого мужика. Куда кочевнице тягаться с Долдоном Смерти, который может ублажить похотливую сучку? Аине захотелось уколоть его в ответ:

— А ты что же, не в Ордене Смерти уже?

— У меня Вольница, годичный перерыв, — ответил парень.

Хоть Аина и догадалась об этом заранее, но то, что Клед тоже стал объясняться, немного потешило её уязвлённое самолюбие. Впрочем, недостаточно, чтобы на этом закончить.

— Я гляжу, ты быстро нашёл пост поудобнее, — иронично заметила она, кивая на дверь с намёком на интимную связь с хозяйкой.

— А это не твоя забота, — холодно ответил парень.

Лицо его сделалось вдруг совершенно каменным, почти как у того Воина Смерти на заставе — ну чисто кадоровая статуя. Почему-то это задело ещё больнее.

— Да мне вообще-то плевать, — зло сказала она. — Лишь бы ты справлялся с обязанностями. Оставляй что ли знак какой, что ты внутри. Или выходи заранее, когда пора сменяться.

— Я учту, — с надменным кивком бросил этот наглец таким тоном, что аж сердце заледенело.

Потом развернулся и удалился в сторону кухни. Аина осталась один на один со своим раздражением. Чем-то он её выбесил так, что прибила бы, честное слово! Но чем именно... непонятно.

Клед же машинально шёл по коридору, и только упёршись в тупик на первом этаже, очнулся, сообразив, что даже не думал, куда направляется. Эта девушка выбила его из колеи. Непонятно чем. Возможно, всеми теми противоречиями, которые олицетворяла. С одной стороны, к груди словно прикипело жгучее ощущение её пышных округлостей. С другой, из прошлого тянулось к ней недоверие. С третьей, какое право она имела судить личные пристрастия хозяйки? А с четвёртой, почему же ему стало стыдно за эту жаркую ночь?

Петра по классификации Кледа была типичной "самочкой", что усугублялось её посвящением в Отступницы Похоти. Только сейчас, вдали от Обители, он впервые имел возможность убедиться в том, что ему когда-то объясняли девчонки из Красного дома: Отступницы не могли сопротивляться своей жажде Тёмной силы. И хотя его уровень посвящения не совпадал с Петриным, да и Смертной Тени после Наречения почти не осталось, её прямо-таки трясло от вожделения. Она еле дотерпела, пока они останутся наедине.

Сам он тоже ощутил не вполне здоровую тягу к ней. Женщина, конечно, была ещё красивой, очень холёной и с великолепными манерами, но уж очень намного старше. Однако эта её алчность помимо воли пробуждала в теле Зверя, примагничивала к себе и заставляла снова и снова брать её до полного изнеможения...

Хотя, не исключено и то, что его с этой женщиной связали незримые нити судьбы. Уж что-что, а такая встреча однозначно была знаком Истинного Пути. Шутка ли? Он чуть не вытаращил глаза самым неприличным образом, когда узнал, что его нанимательница — баронесса ал да Малфирдом! Конечно, в отличие от многих, он догадывался, что этот замок существует в действительности, но полагал, что его название — одно из искажений, сделанных в книге, а тут — поход именно в ту сторону! Мог ли Меч вернуться туда? Впрочем, вряд ли — Санат указал на юго-восток, не на юг. Но как знать, возможно, в том замке приоткроется что-то новое о семейной истории, даже более настоящее, чем утерянное ныне "первое искажение" правды в виде той рукописи... А ведь если бы не кража, они бы не встретились! Воистину, не знаешь, где найдёшь, а где потеряешь!

Вздремнуть удалось всего часа полтора. Да, наверное, всё дело в этом — надо восстановить силы. Где тут кухня?

И только жуя выделенный заботливой кухаркой кусок мясного пирога, Клед вдруг осознал, что снова испытывает чувства! Он даже застыл с открытым ртом, немного не донеся до него еду. Прислушался к ощущениям ещё раз — так и есть! Стыд, раздражение, возмущение — не лучшие, но всё же настоящие. Похоже, женщины действительно кое-что лечат. Вот только которая из них? С этим ещё предстояло разобраться. А время будет.

Глава 22

Смертная Тень

Подготовка к отъезду заняла ещё две недели. Петре пришлось в итоге назначить над воинами сопровождения старшим другого десятника, благо сыскался среди показавшихся себя на турнире таковой с опытом. Потому что Клед ей требовался свежим к вечеру, а для этого днём он должен был отдохнуть. Эльба суетилась по хозяйству, собирая припасы при помощи наёмников. Сама же леди Малфирдом занималась последними закупками и договорённостями.

Это путешествие осложнялось тем, что Южный князь, желавший завладеть Малфирдомом, как раз контролировал ту часть страны, по которой лежал прямой путь туда. Поэтому нужно было объехать через северо-восток, а потом углубиться в приграничные баронства на юго-востоке. К счастью, Алина и в этом смысле оказалась счастливой находкой. Она знала, как нарты помечают свою Тропу Войны и уверяла, что сможет найти её южную ветвь, которой кочевники давно не пользовались. Та как раз вела вдоль гор через её новые владения — Край Восьми Озёр — в южные пустынные земли. Лучше не придумаешь, чтобы держаться подальше от врага.

После захвата кочевниками Сагаты Армат опасался возобновления их набегов на южную сторону, но беглянка уверяла, что в этом году нартам точно будет не до того. Что ж, хорошо, если так. Хотя Меч всё равно потихоньку стягивал силы в ближайших к замку Обителях в Астене и Нивзене. А Совет собирал собственную дружину в одном из разорённых ранее восточных замков — всё в рамках подготовки к большой войне на истребление кочевников, но они готовы были в крайнем случае защитить и "алмазную жилу".

В общем, самым опасным участком обещал стать переход между Северным Княжеством и Тропой Войны, где с одной стороны следовало опасаться кочевников, а с другой — Южного князя. Изначально Петра планировала ехать по Княжескому Тракту до самого Астена. Вроде бы на главную дорогу страны, очерчивающую границы Княжеств, нарты пока не претендовали, а дружина Северного князя охраняла его со стороны Сагатдома. Однако Алина предложила другой вариант, которым недавно пользовалась сама, и в нём были определённые преимущества.

Дело в том, что на Тракте удобней, конечно, останавливаться на заставах, но такой кавалькадой не скроешься. И хотя там труднее напасть в открытую из-за княжеских патрулей, зато проще затеряться среди путников и убить исподтишка.

А если срезать по внутренней дороге от Хлярина на Бравин и потом до Арбена, а не до самого Астена, который стоял уже почти на границе с Южным княжеством, они, во-первых, не пройдут по нынешней границе с кочевниками; во-вторых, не окажутся в зоне риска, если те решать захватить ещё пару юго-восточных баронств; в-третьих, избегут опасного приближения к Южному княжеству; и в-четвёртых, максимально сократят путь от Тракта до Тропы Войны. Кроме того, смена предполагаемого маршрута может сбить с толку возможных шпионов, а продвижение по менее людным местам затруднит незаметную слежку.

В общем, уже за одно это Петра не пожалела рассказать сопровождавшей её в дневных делах по городу Алине всё, что знала полезного на тему восстановления титула. Та слушала внимательно, но кивала сдержанно и без прежнего энтузиазма. Единственное, к чему она проявляла неподдельный интерес, это внутренняя кухня Ордена Смерти, но рассказывать об этом подробно было бы неразумно, тем более выходцу из стана врага, так что приходилось отделываться общими ответами. Которые, как ни удивительно, удовлетворяли охранницу. А может, она только делала вид...

Было в этой девушке что-то тревожащее — какое-то двойное дно, которое Отступница никак не могла нащупать. И дело вовсе не в противоречиях между знатным происхождением и кочевым воспитанием. Даже не в том, что аппетитная на вид женщина умело проявлялась в исконно мужском занятии — наоборот, это давало Алине преимущество неожиданности из-за недооценки в качестве бойца. Нет. Петру беспокоило то, что она её не понимала. А значит, не могла контролировать.

Сначала всё шло просто отлично: они поделились секретами, наладили контакт, доверие, взаимную заинтересованность. Петре даже показалось, что Алина начинает смотреть на неё, как на наставницу. Но после той поездки на заставу в день соревнований, что-то в её отношении кардинально изменилось: она отдалилась, закрылась, перестала выказывать доверие и рвение, хотя обязанности выполняла безукоризненно и внимательно следила за окружением.

С одной стороны, очевидная причина вроде бы понятна — банальная ревность, ведь у неё появился конкурент в борьбе за благосклонность хозяйки, да ещё и с неоспоримым преимуществом. А с другой, уверенности не было. Хотя бы в том, кого именно к кому из них двоих девушка ревнует?

Клед на Аину тоже реагировал не лучшим образом. В первую же ночь после знакомства с ней он поделился опасениями по поводу кочевого прошлого девушки — оказывается, они мельком сталкивались при не самых благовидных обстоятельствах. Петра отмахнулась, сказав, что та не зря сбежала от нартов, и встречена была при попытке заработать на жизнь честным женским трудом. Что, впрочем, выглядело разбазариванием таланта и умений, поэтому обеим в сущности повезло найти друг друга.

Однако Наречённый не мог успокоиться, начиная слегка раздражать уже саму Петру своим недоверием к нанятой ею охраннице.

Естественней всего было бы предположить, что это мужская предвзятость, обострённая той же рабочей ревностью. Отступница достаточно насмотрелась на предубеждения против женщин со стороны большинства членов Совета, которые месяц мурыжили её собеседованиями, прежде чем доверить такой важный "пост".

Но, посмотрев, как он каждый вечер повязывает на дверь спальни свой палантин и узнав, для чего это делается, она пришла к выводу, что дело всё-таки не в работе. Парень согласился на разумные в плане безопасности меры без каких-либо признаков возмущения, пренебрежения или попыток позлить "соперницу".

Тогда Петра решила, что у того просто "уставная" паранойя Смертника, прекрасно знакомая ей по Армату. Поскольку это не способствовало сплочённости команды в путешествии, пришлось дать пару "наводок" для её ослабления. Прямое убеждение в таких случаях было бесполезно — параноик должен убедиться в благонадёжности подозреваемой сам.

В частности, Отступница обратила внимание Кледа на то, что девушка совсем не походила на курсировавшие в Обителях изображения кочевников из серии "знай врага в лицо". И посоветовала спросить, как та вообще оказалась среди нартов и почему сбежала.

Делиться чужими секретами она не собиралась, как и чересчур облегчать задачу по налаживанию контакта на случай, если раздражение прикрывает пока неосознанный интерес. Всё-таки подобные женские объёмы здоровому молодому мужчине очень сложно проигнорировать — от природы не убежать. Хотя со своей стороны она делала всё, чтобы такой интерес как можно меньше давил на него, по крайней мере, со стороны "главного клапана".

Парень был просто прирождённым любовником: страстным, властным, умелым и чутким. Он без подсказки нашёл все её самые чувствительные места и ещё несколько, о которых она не подозревала — внутри, чисто за счёт изобретательных поз. Если бы не тоска по Тёмной силе и чему-то большему, запредельному...

Петра, конечно же, знала, что только многократное прохождение Арки даёт способность привнести в удовольствие обжигающую остроту смерти, отправить женщину за грань жизни и вернуть, напрочь снося разум в недоступное простым людям состояние Тёмного Экстаза, позволяющее лицезреть Богиню. Но несколько раз, в исступлении от экстаза простого, она, забывшись, всё же просила Кледа её придушить. Тот вроде и удовлетворял её просьбу, но сугубо символически — нужная граница попросту не была пока сломана в его собственной голове.

В общем, с Арматом ему было не сравниться. Несмотря на превосходство в чисто человеческом умении доставить наслаждение. Так что после каждой ночи с ним оставалась и толика досады. Тщательно скрываемой, поскольку парень в ней был совершенно не виноват. И всё равно, это было лучше, чем Петра надеялась испытать за остаток жизни. Особенно, если учесть, что ещё один Тёмный Экстаз мог попросту оную оборвать.

Однако, чтобы её маленькие радости не помешали делу, надо будет всё же собрать своих телохранителей и десятника вместе на "совещание штаба" перед отъездом в попытке наладить рабочую сплочённость или хотя бы её зачатки.

* * *

Позавтракав, Аина заступила на пост. Фиолетовый палантин Кледа был на месте — висел на двери, продетый в обе ручки: изнутри и снаружи, уплотняя сцепление створок. Красивая вещь — цвета ночного неба.

Увидев её в первый раз, девушка решила, что она принадлежит баронессе, но Воин Смерти забирал её с собой, когда уходил. Даже интересно стало, откуда у Наречённого — сироты, проведшего бог знает сколько лет в монастыре — такая изящная штука? Может, Петра уже успела одарить любовничка? С виду почти новая. Не чета её позорному старью.

Но нет, вряд ли. Днём Аина повсюду сопровождала хозяйку и знала, что та покупала, а что нет. К тому же, использовать подарок таким образом на глазах у дарительницы было бы верхом неуважения. И вообще, затыкать такой дорогой вещью дверь — как-то странно.

Впрочем, кто их знает, этих вояк? Может, всё-таки чей-то подарок, какой-нибудь предыдущей любовницы? Парень-то хорош собой и, похоже, не промах на дам — вон как мигом воспользовался ситуацией. А в цене вещей может не разбираться или стесняться использовать её по назначению. Ведь Аина тоже сначала считала палантин чем-то вроде шали, которые приличествуют только женщинам.

В такие моменты созерцания изысканных предметов на девушку часто накатывала жгучая тяга к роскоши. Будь она баронессой, купила бы себе самый красивый палантин тонкой работы — такой, как недавно видела в одной из дорогущих лавок, например: алый, полупрозрачный, но с начёсом и тонкой вышивкой из золотых роз...

Однако следом она вспоминала про заботы, которые прилагались к замку с провинцией и быстро "трезвела". Петра приблизительно рассказала, как вернуть титул. Оставалось только решить, нужна ли ей такая морока.

Главной сложностью было доказать спустя столько лет, что она — настоящая Мариндер, и тут действительно самым простым вариантом была тётка. Вторым и последним — специальная комиссия по проверке происхождения, пусть её до сих пор и не созывал сам проверяемый.

Вот только предъявить специфические знания Аина не могла, поскольку не была в курсе семейных дел по возрасту. Самое большее, что она способна им показать — это знание родного замка. Включая потайной ход, в местоположение которого обычно посвящены только хозяева. До первого использования. Которое в её случае могло иметь место. А стало быть, доказать, что она не дочка какого-то конюха из Сарендома, спасшаяся бегством при нападении, фактически невозможно.

И тогда от неё всё равно могут потребовать "доказательство чести и достоинства". Которое, оказывается, ввели чуть ли не на другой день после передачи титула Гиродренам. Как раз из-за того, что появились обоснованные подозрения в неслучайности успешных нападений нартов на хорошо укреплённые замки с полным уничтожением семейств, чего кочевники раньше не делали. Совет Княжеств хотел пресечь подобную практику, потому и придумал такие ограничения даже для родственников. Навсегда оставив первоочередное право за кровными наследниками.

То есть, время требования, по идее, не ограничено. Только если её не признают однозначной наследницей, совершенно непонятно, как женщине предъявлять эти самые "доказательства". Для этого нужно в течение нескольких лет пройти какую-то общественную службу из тех, к которым слабый пол не допускали в принципе: военную, патрульную, сборщиком податей или приставом...

В наличии имелась только сумма, которая должна стать залогом способности наладить жизнь в провинции. Для этого как раз сгодится добро Керибранов. Однако тогда могут возникнуть вопросы, откуда у сироты взялись такие ценности...

Петра посоветовала найти себе мужа для упрощения процедуры, да и вообще, хозяин в замке сильно облегчит жизнь. Происхождение состояния с него вряд ли спросят. А если он будет обязан жене высоким положением, то дальше им можно вертеть, как угодно.

Свалить заботы на кого-то другого звучало крайне соблазнительно. Но такого жениха пришлось бы выбирать по критериям готовности и желания претерпеть соответствующие испытания ради титула. Вряд ли человек с подобными амбициями окажется в состоянии тронуть сердце девушки, а ложиться в постель без любви ради каких-либо выгод она зареклась ещё после Марлина. Вот просто чувствовала, что не сможет — сорвётся и убьёт алчного козла.

В общем, тётя Арсения была наилучшим вариантом. Только для начала надо было вспомнить, где именно на юге та жила. И как звали остальных домочадцев, чтобы уже им доказать давнее знакомство. А эти сведения потерялись где-то в памяти то ли за давностью, то ли за нартским заклятием.

Аина даже не была уверена насчёт места жительства, хотя в этом ей помогла карта, нашедшаяся у Харба в доме. Дело в том, что крупных городов на побережье оказалось всего три, а сохранившаяся в памяти картинка простиравшегося в обе стороны бескрайнего пляжа с закатом над водой подходила только под один — Мелден. Два других стояли в бухтах, смотревших строго на юг, то есть там невозможно было увидеть солнце садящимся в море.

Ну что ж, уже немало. Учитывая что муж тёти занимал в городе какой-то важный пост, найти его там не должно составить труда. Как только вспомнит полное имя. Хотя можно разузнать уже на месте, как зовут их магистрата и прочих власть предержащих. Глядишь — и всплывёт знакомая фамилия. А ещё можно побродить по богатым кварталам и попытаться узнать дом... Эх, почему она тётю в реестрах знати не посмотрела? Хотя пэров она и не изучала вовсе — богачей, получивших формальный титул за общественные заслуги, было, как грязи, и в тот момент её интересовали вовсе не они.

Впрочем, мысли, ведущие в сторону знатной жизни, в итоге, как всегда, затормозило внутреннее сопротивление, возраставшее по мере погружения в тему до полного "не хочу, не могу, не буду". Похоже, душе Аины совершенно не хотелось ввязываться в эту канитель.

А вот данная себе в детстве клятва отомстить убийцам семьи цепляла больше. Хотя для этого лучше всего было оставаться с нартами. Но после убийства Брена девушка не верила, что сможет одолеть Морену и не желала туда возвращаться. Она пыталась утешить себя тем, что мстить целому племени нелепо, а непосредственные исполнители уже пали от её руки.

Однако в душе осталась какая-то заноза, не позволяющая забыть всё это, как страшный сон. Намекала, что дело ещё не окончено. Ведь пострадала не одна одна и, если всё пойдёт по известному одной ей плану обеих сторон, могут погибнуть ещё тысячи людей. Впрочем, они погибнут и в том случае, если нартов не остановить.

Поэтому казалось бы появившаяся возможность что-то передать предводителю Воинов Смерти, как-то их предупредить, к сожалению, ничего не давала. Они и так готовились к войне. Петра старалась это скрыть, но по некоторым косвенным замечаниям, связанным с их поездкой, это становилось понятным. Вряд ли слова перебежчицы их поторопят.

Надо было копать глубже, искать причины или цели.

К сожалению, бывшая подружка главного Воина Смерти не спешила делиться тонкостями функционировании Ордена. Наверное, всё-таки опасалась, что Аина может оказаться шпионкой. Пришлось постепенно продумать и задать ряд вопросов общего плана, ответы на которые показали, что ни о каком подвохе в этом противостоянии женщина не догадывалась. А значит, и сам Меч может его не чуять, являясь слепым орудием неведомых сил.

Пожалуй, самым содержательным для попыток разобраться в скрытой стороне вопроса был ответ на вопрос о Тёмной Матери, которую Отступница часто поминала в присказках. Аина спросила, какая она, их богиня. И поскольку к соображениям безопасности Ордена этот вопрос отношения вроде бы не имел, Петра попыталась передать, как могла, свои ощущения. Получалось очень похоже на Морену в худшие моменты, которые заставляли вспоминать об ахсаре с содроганием. Только в сотню раз страшнее.

И если живая копия постоянно смешивала боль с наслаждением — вспомнить только убийство Арто, — то и незримый оригинал вполне мог заварить всю эту кашу лишь для того, чтобы устроить королевский пир из смертей и страданий. Как в той закупоренной деревне, где был спрятан чёрный скимитар, только в намного больших масштабах. Кстати, вот и ответ на вопрос, откуда Морена знала о том местечке.

Разумеется, сама она не тянула на роль великой и ужасной Тёмной Матери, но если представить её чем-то вроде верховной жрицы, постоянно несущей заряд богини, как девственницы в Ночь Любви принимают в себя частичку духа Даны, то вроде бы всё увязывалось в объяснимую схему.

Получалось, чтобы ей помешать, войну надо было предотвратить совсем. Но единственным способом сделать это выглядел уход нартов куда-нибудь далеко из Свободных Княжеств навсегда. Что при живой Морене не представлялось возможным, а убить её кому под силу? Разве что каким-то образом предварительно разорвать её связь с Тёмной Матерью. Что, видимо, и попытался сделать Брен чёрным клинком! Но у него ничего не вышло. Нужно найти другой способ. Вот после того, как у посредственной мечницы перестанет включаться сверх-скорость и сверх-сила, возможно, Аина и сможет выполнить свою роль, если та состоит в убийстве ахсары. К которой на самом деле у неё остались личные счёты — Таша и Брен.

Хотя... есть же ещё волшебный Меч, очевидно играющий какую-то немаловажную роль в этой истории. Может быть, это он давал Морене сверх-способности? Вдруг он, как и в "Саге о Замке Малфир" — единственное оружие, которое сможет одолеть злодейку, и именно поэтому ахсара стремилась сама им владеть? А странный человек, который приходил к Аине во снах, как раз поэтому велел его забрать? Тогда надежда есть! При этой мысли девушка ощутила прилив веры в себя, наполнивший её до краёв светлой радостью с привкусом какого-то неземного блаженства. Быть может, её тернистый путь вёл как раз к этому? И все страдания были не зря, а ради некой возвышенной цели?

Только тогда крайне глупым было оставить этот чудесный артефакт в заброшенном замке. Нужно сразу же забрать Меч после того, как они благополучно доведут баронессу ал да Малфирдом до места. Забрать и начать тренироваться с таким длинным клинком. А потом... да хоть в дружину Совета попытаться вступить. Хотя вряд ли её туда примут, а удивительное оружие могут ещё и отобрать...

Чёрт, ладно, потом придумает. Можно хоть к той же Петре вернуться на время — там будет гарнизон и раздолье для тренировок... Впрочем, скорее уж та возьмёт главным нынешнего любовничка. А ведь говорила, что больше не может, мол, мутит её от мужиков после стольких лет беспутной жизни...

Тьфу! Ложь и враньё! Слова-то были сказаны до появления этого парня. Будет логично, если Отступница захомутает его насовсем. А что? Ему даже не придётся беспокоиться о том, чтобы ненароком не угробить жену. Очень удобно! А тут ещё владения и титул...

Хотя, о чём это она? Клед и сам из знатного рода. Судя по разговорам, подслушанным в тавернах, его родная провинция по-прежнему без хозяина. Он при желании может доказать и честь, и достоинство. Знай только нужную сумму собери. Может быть, любовница подарит ему шкатулку алмазов на восстановление своего замка?

Вот при таких мыслях у Аины неизменно портилось настроение и переставало хотеться вообще чего бы то ни было.

Да где же этот чёртов жеребец? Что он там так долго делает? Неужели за ночь не натрахался? Хоть бы раз вышел ко времени, если не раньше! Но похоже, стыд этому парню неведом. Как и приличия.

Словно отозвавшись на её мысли, дверь отворилась и Наречённый выскользнул за дверь. Бронированная куртка небрежно висит на плече, в разрезе рубахи виднеется голая грудь... Разгорячённый весь такой, лохматый, соблазнительный. Сука! Нет, тогда уж кобель...

* * *

Стянув палантин с двери и принявшись наматывать его на руку, Клед наткнулся на жгуче осуждающий взгляд Алины. Ему опять стало стыдно. Да что же это такое? Глубоко вдохнув, он согнал с лица все чувства, чтобы не выдать своего замешательства, и ровно поздоровался:

— Доброе утро.

Девушка лишь приподняла бровь. Она бурно дышала, словно в гневе. От этого пышная грудь в довольно откровенном вырезе кожаного корсета, не прикрытого сейчас курточкой, опасно вздымалась. Что заставило парня придать лицу ещё пару степеней твёрдости. Ему казалось, что он понял претензию.

— Прости, но формально я не обязан сдавать тебе пост, — без выражения сказал он. — Я нахожусь в распоряжении хозяйки, как и ты, а два охранника лучше, чем ни одного, поэтому ты не обязана ждать моего появления, чтобы приступить к дежурству.

Шрам на щеке девушки дёрнулся, она презрительно выдохнула и откинулась на спинку стула, сложив руки на груди. Кажется, не угадал. Клед отвернулся, пряча смущение, и сделал пару шагов уходить, а потом вдруг подумал: почему он, чёрт возьми, должен смущаться и стыдиться? Могла бы и сказать что-нибудь! Он решительно развернулся.

— Слушай, что тебе не нравится? Я же не отбираю у тебя работу. Насколько мне известно, нам даже платят одинаково.

— Ха! — фыркнула Алина. — Мне натурой точно не прибавляют!

— А ты хоть представляешь себе, чего стоит жизнь, которую она прожила? — вспыхнул Клед. — Знаешь, что большинство таких, как она, умирают в постели, перебрав Тёмной Силы, которую сливают в них Воины Смерти? И чем выше ранг, тем этой силы больше. А попадают в Отступницы вовсе не по собственному желанию?

Только выпалив всё это, парень задумался, стоило ли выдавать посторонним подноготную этих отношений. Но, похоже, его горячность подействовала. Сбила спесь с лица девушки, даже немного смутила её.

А ведь на самом деле, зная все факты, Аина совсем не задумывалась, что они означают. Возможно, потому, что Петра не жаловалась ей. Тогда любовнику и подавно. Значит, парень сам это понял и на самом деле не такой уж самовлюблённый долдон.

— Можно подумать, меня с золотой ложки кормили да с пуховых подушек сойти не давали... — проворчала она.

Это охладило и Кледа. Он вспомнил совет Петры.

— Кстати, как ты попала к нартам? Ты ведь не из их племени?

Алина посмотрела на него долгим взглядом. Непонятным, но уже не враждебным. И он внезапно вспомнил то детское ощущение на дереве, что при других обстоятельствах они обязательно стали бы друзьями... Откуда появляется такое внезапное доверие? Как будто давно потерянную сестру увидел. Неожиданно прошило сердце горячей иглой так, что чуть слёзы не выступили... Что за дичь?!

— Так же, как ты, Кларед Лоринден, — ответила она наконец (специально посмотрела имя в реестрах, когда выбирала "легенду" для себя). — Точно так же. Только некому было меня спасти.

Голос её пресёкся, будто в горле встал ком. Клед же за те несколько секунд, что она говорила, испытал целую бурю чувств, стремительно сменяющих друг друга: шок от того, что она знает его имя и, наверняка, титул; страх, что нарты проведают о выживании наследника Меча; возмущение тем, что она беспечно раскрывает вслух его тайну. Но он сдержался, подавив их все, и холодно спросил лишь то, что было выше его разумения:

— Как же ты тогда могла делить с ними кров и пищу?

— Мне заговорили память, — просто ответила девушка. — Я считала, что добрые нарты спасли сироту. И только пару лет назад память вернулась. Но меня там держал ещё какое-то время один человек... — она снова сглотнула ком в горле. — А когда его не стало, я отомстила убийце своей матери и сбежала.

Кледа накрыла новая волна переживаний, сметающая всё его предубеждение. Хотя первым было сострадание при понимании, что она потеряла любимого. И только вслед за ним осознание, что она должна была пережить, узнав, что многие годы считала родными убийц своей семьи. Потом обожгло раскаяние за то, что он считал её шпионкой врага, когда на самом деле она была жертвой. При этом ещё и спасла его в детстве от такой же или худшей судьбы, будучи, видимо, уже без памяти, что само по себе свидетельствует о благородстве натуры. Так что завершилось всё абсурдным желанием броситься в ноги этой девчонке и обнять её.

Но он только кивнул с деревянным лицом, признавая её право смотреть на него, как угодно. Чувствуя, что скрыть такие чувства уже не выйдет, а показать их равноценно слабости, недопустимой перед лицом боевого напарника, резко развернулся и ушёл к себе в спальню. Завалился на кровать, забыв о голоде, и замер, пытаясь разобраться, что это было вообще такое?

Он лежал в засаде, словно охотник, выжидая добычу, но внутри было тихо и пусто. Лишь отголоски ветра после недавней бури шумели где-то в кустах на окраине сознания. А неведомый сумасшедший зверёк, только что вытворявший внутри все эти странные выкрутасы, сбежал.

Клед подышал немного, чтобы совсем успокоиться, и, почувствовав себя прежним спокойным и собранным воином, отправился на кухню поесть. Понял, что сна нет ни в одном глазу, и решил поупражняться с новым мечом, чтобы привыкнуть к его весу. Оружие было слегка непривычным — тёмный клинок у рукояти был довольно узким и слегка расширялся к концу. Харб привёз его издалека, с юго-востока, из-за морей и пустынь, и называл его кхандой. Он уже показал особенности работы с ней, теперь надо было их закрепить.

Выйдя на задний двор, парень оглянулся в поисках подходящего места и услышал такие родные, знакомые звуки, свидетельствовавшие о том, что неподалёку тренируется группа воинов.

Клед преодолел несколько рядов развешенного для сушки белья, обогнул дровяной сарай и вышел к высокому каменному забору, у которого собрались остальные наёмники. Некоторых из них он помнил ещё по соревнованиям, в том числе нынешнего десятника группы Рамона, которого не без усилий победил в финальном поединке. Кое с кем успел познакомиться за ужином, который обычно служил ему завтраком. Ели ребята по очереди, не вмещаясь все сразу на кухне, где их кормил гостеприимный хозяин. Но оставались и незнакомые лица.

— О, глядите-ка, любовничек госпожи пожаловал! — тут же выкрикнул рыжий детина, сразу напомнив манерой задир из Ладоней. Чёртовы сплетни среди слуг!

— А за такие слова отвечать надо, — обрадовался Клед возможности подраться и двинулся к нему с угрожающей улыбкой.

— Пластунец тебе, Кабан, — оскалил основательно прорежённые зубы худой и жилистый Лест, семь лет сопровождавший торговые караваны на восток. — Это же Смертник.

— Да я сам Смертником был, — фыркнул не впечатлённый задира, куражась.

— Кабан? — остановился от удивления Наречённый. — Из Мохавена?

Глаза парня забегали — не от страха, а явно что-то лихорадочно просчитывая.

— Нет, я учился в Нивзене, — сказал он через пару секунд.

И Клед тотчас понял — врёт. Это точно их Кабан, которого отчислили за покушение на Алана. Наречённый усмехнулся и возобновил движение к противнику, повадки которого ни капли не изменились. Надо же, как переплетает дорожки судьба!

— Так, без смертоубийства давайте мне только, — забеспокоился Рамон, ощутив в воздухе опасность.

— Ну что ты, — Клед сверкнул улыбкой в его сторону. — Мы просто разомнёмся. Верно?

Он вонзил меч в колоду для колки дров, стоявшую по пути. Клинок вошёл в "железный" дуб, как обычный нож в плошкарницу, из которой вырезали большинство утвари в Княжествах. Отличная сталь, однако!

Кабан тоже осклабился и расставил ноги пошире, слишком явно нацеливаясь на бросок. Он и в Ладонях предпочитал борьбу. Этот приём ещё тогда у него был отработан лучше всех прочих.

— Тебя хоть как звать-то герой-любовник? — продолжал подначивать задира. — Чтобы знать, что на могилке написать.

— Барт, — решил "пошутить" Клед, назвавшись именем Когтя, утонувшего в реке на границе — тот точно был из Нивзена.

Главное, чтобы никто из уже знакомых с ним бойцов не наломал "розыгрыш" и не спугнул добычу раньше времени. Но ребята, предвкушая потеху, молчали, не портили спектакль.

На самом деле Наречённый отчётливо понимал, что этого подлеца нельзя брать с собой. При всём, что он знал о Кабане, тот вполне мог оказаться шпионом Южного князя. Если не уже, то потом. А кроме того, были личные счёты, слегка отягчённые тем, что Алан всё же погиб, пусть и не от его руки... В любом случае, Кабан был ненадёжным звеном, которое следовало устранить. Но убедительно объяснить подобное будет сложно. И подставлять хозяина дома не хочется. В городах с этим строго. Поэтому придётся попробовать секретный удар, который показал ему на прощание Ларис, на всякий случай. Лишь бы получилось! Всё-таки он не полный посвящённый и его особые способности только приоткрылись.

Постояв напротив Кабана, как бы в нерешительности, Клед сделал пару обманных движений. Тот не выдержал, сорвался ему в ноги, пытаясь выполнить захват для броска. Прекрасно понимая, чего ожидать, Наречённый перепрыгнул через противника, использовав для опоры под руку его же плечо, и, приземлившись за спиной, дал пинка под зад. Кабан вспахал носом землю. Можно было сразу навалиться и зафиксировать победу по правилам турниров в Ладонях, но секретный удар следовало наносить в центр грудины. Поэтому пришлось ещё поплясать и покривляться, чтобы заставить противника отказаться от борьбы и разогнуться для нормального боя.

Наконец раскрасневшийся Кабан пошёл размахивать кулаками — позорно, совсем не так, как учили Когтей. От первых двух ударов Клед уклонился, а под третий просто нырнул, блокируя другую руку изнутри, и от всей души впечатал ладонь в широкую грудь. Там он скопил за время боя всю свою застарелую злость и припечатал так, что амбал, в полтора раза превышающий его по объёмам, чуть не упал назад. Он пошатнулся, кашлянул, и сел на задницу.

— Что-то мне нехорошо стало, — сказал, едва ворочая языком. Похоже, "фокус" удался. Но окончательно ясно станет через пару часов.

— Ты посиди тогда, отдохни, а потом продолжим, — легкомысленно сказал Клед, снисходительно потрепав того по плечу.

На него напала какая-то странная лёгкость. Ложь не требовала усилий. Может быть, потому, что, по сути, никакой неправды он не произносил?

— Кто ещё не против схлестнуться?

Ребята похмыкали, помялись, но желания никто не выразил. И хорошо, наверное, потому что лёгкость утекла так же стремительно, как появилась. Навалилась усталость и недоумение: с чего он решил грохнуть подлеца, а не просто сообщить той же Петре, что его надо выгнать? Она бы ему поверила и без лишних объяснений.

Но менять что-либо было поздно. Кабан поднялся и убрёл с пятачка, отмахнувшись от вопроса десятника о самочувствии. Такой же вялый, как Клед сейчас. Казалось, в удар ушла не только злость, а вообще все силы. Парень не без труда выдернул свой меч из колоды и решил, что лучше всё же поспать. Теперь, наверное, получится...

— А вы чего прохлаждаетесь? — обратился к остальным Рамон. — Работайте, у нас осталось всего несколько дней до выступления. Мы должны представлять собой слаженный отряд.

Бойцы разбились на две группы и двинулись с разных сторон окружать кучу дров. Клед понял, что бывший десятник княжеской дружины, оказывается уже проделал немалую работу и порадовался, что это поручили не ему.

Казалось, он только положил голову на подушку, как его безжалостно вытрясли из сна молодецким стуком в дверь. Наречённый побрёл открывать, пытаясь продрать глаза. Это оказался Рамон, который как-то слишком тихо и мрачно после такого грохота сказал:

— Тебя зовёт Кабан. Совсем ему плохо что-то.

Клед плеснул в лицо воды из таза, стоявшего на тумбочке, и последовал за десятником в сарай, который выделили наёмникам для проживания. По дороге он выполнил несколько энергичных дыхательных упражнений, чтобы разогнать кровь и прийти в себя.

Рыжий задира раскинулся на деревянном лежаке из тех, на которые складывают сено, чтобы оно не сырело снизу. Такие "кровати" выдали всем наёмникам, накрыв их соломенными матрасами. Дышал Кабан плохо — через раз. Лицо его приобрело синюшный оттенок.

Клед подошёл и встал перед ним. Как бы там ни было, жалко ему этого подонка не было. Он заслужил то, что получил. Наречённый оставался бесстрастным, как и положено перед лицом Смерти.

Почуяв чужое присутствие, Кабан приоткрыл глаза и криво улыбнулся. Поманил пальцем, не отрывая предплечья от лежака — видимо совсем ослаб. Клед осторожно присел в шаге от его коленей, не желая попасться на какую-нибудь последнюю подлость. Но задира только прохрипел:

— Я узнал тебя, Ворон. Я же хотел тогда тебя убить. А вышло так, что ты убил меня, — попытался засмеяться, задохнулся, выгнулся дугой и затих.

Наречённый со вздохом поднялся. Салюта Смерти Кабан не заслужил. Рамон подошёл и сложил несостоявшемуся товарищу руки на животе, как было принято для покойников.

— О чём это он? — спросил кто-то из ребят за спиной.

— Понятия не имею, — холодно ответил Клед. — Наверное, бредил перед смертью.

— Всё-таки ему стало плохо после твоего удара, — настаивал тот же голос.

Парень обернулся и увидел серенького с виду, но крепенького мужичка, которого помнил по соревнованиям — тот, кажется, выбыл в четырёх шагах от победы. Проворный и экономный в движениях.

— Наверное, сердце слабое было, — пожал плечами Клед, — так бывает. Я же не мог знать.

Он развернулся и пошёл досыпать, не ощущая ровным счётом ничего. Опять. Словно пыльная тень осела на душу...

* * *

Чего Клед не учёл, так это чувствительности Петры к Смертной Тени. Просто не подумал. Она вся насторожилась, как зверёк, почуявший добычу, как только он вошёл вечером, и парень сначала принял это за чувственный голод. Всё-таки аппетиты у неё — или у того, что их связывало? — были конские. А может, Отступница и сама не сразу поняла, почему вдруг так взыграл аппетит. По крайней мере, она ничего не сказала, а потащила его в постель и сыграла на первый раз весьма активную роль.

Вскоре её затрясло мелко-мелко, непроизвольно, и от такой "заячьей" частоты его обычно неторопливое семя не удержалось — брызнуло, как гейзер, отключая мозги.

Петра ещё тряслась, издавая нечто среднее между воем и рычанием, потом завизжала, словно её режут, стискивая его начавшую опадать плоть резкими конвульсиями, и рухнула, как подкошенная.

В следующие несколько мгновений Отступница, кажется, даже не дышала, лёжа пластом, так что Клед в конце концов забеспокоился, не преставилась ли она от остроты переживаний — говорили, такое бывает с пожилыми людьми, чьё сердце уже не так выносливо. Он на ощупь нашёл жилку на её шее и прижал палец — вроде бьётся.

От этого движения Петра зашевелилась, но подняться не смогла. Она была похожа на тряпичную куклу, которая тщится зажить своей жизнью, пока кукловод отвернулся.

— Помоги, — в конце концов промычала Отступница ему в грудь.

Клед перевернулся вместе с ней, чтобы бережно освободиться от веса. Подбил подушки и подтянул женщину повыше, оперев на них спиной. Тело её действительно пугающе походило на куклу — ни грана собственного мышечного напряжения. Такого ещё не было.

— Что с тобой? — спросил он.

— Ты убил Кабана? — ответила Петра вопросом на вопрос.

Конечно же, ей доложили о внезапной потере бойца, которому до выступления ещё можно найти замену. Вот тут-то Наречённый и понял свою оплошность. А также причину плотского неистовства Отступницы. Он потупился.

— Да. Он был отъявленным мерзавцем. Я с ним когда-то учился. Его даже исключили из Ладоней, — уж подруга Меча-то должна знать, насколько редко случается подобное. — Он мог нас предать.

Клед ожидал, что сейчас ему влетит за такое самоуправство вместо того, чтобы просто уволить наёмника, пока не поздно. Но...

— "Отложенный удар"? — бесцветно поинтересовалась Отступница.

Значит, это не такая уж секретная техника. Хотя, тайну хранили, скорее всего, от посторонних. Клед кивнул.

— Отвечая на твой вопрос, — вдохнула побольше воздуха баронесса, — я, конечно, получила ни с чем не сравнимое удовольствие, пусть и малую толику от дозы, к которой привыкла. Но теперь мне какое-то время будет совсем плохо. Так что позови Эльбу — она за мной поухаживает. А сам эту ночь уж как-нибудь в коридоре подежурь. И постарайся больше никого собственноручно не убивать, иначе побочной жертвой могу стать я... В конце концов, у нас целый отряд клинков и твоя напарница.

Парень вскочил с постели, заверив, что постарается изо всех сил. Попросил прощения, раскаянно осыпав поцелуями безжизненные маленькие руки, похожие сейчас на увядшие цветы. И умчался выполнять поручение.

Только засев на пост, где нечего было делать кроме как думать, которая время, Клед осознал, что онемение чувств прошло. По сути, сразу после семяизвержения. И ему стало легко в тот момент. А обычно всегда оставалось гнетущее чувство неудовлетворённости, даже когда он кончал. Впрочем, это могло быть эхом ощущений Петры, которая, как-никак привыкла к намного более мощным потокам тёмной силы, чем мог провести он. Сегодня же она утолила не только телесный, но и особый голод, вот почему на него ничто не давит...

Однако только теперь он до конца понял то, чем уже пытался стыдить Алину — как именно настигает Отступниц Тёмная мать... Надо же быть таким болваном и не подумать об этом! Но ничего. Обезвреживать, не убивая, их тоже учили в старшей группе. Ведь иногда необходимо было взять "языка". Или попросту погасить бунт, не раздув пламя ещё жарче излишней жестокостью — в теории, на практике такого давно не случалось, но так им объясняли на уроках стратегии. Конечно, бывают ситуации, когда иначе никак, но искать решения даже в невозможных обстоятельствах их тренировали тоже. На курсе по управлению ситуацией, где необязательно было сдавать зачёт, который, однако, сильно влиял на продвижение по службе, если Воин потом хотел пробиться хотя бы в Кинжалы...

А ведь получается, возвращением чувств он всё-таки обязан Петре. Наверное, она впитала остатки Тени после посвящения, вот его и попустило. Странной, конечно, была эта связь, которой радовалось только тело, а душа постоянно жалась куда-то в угол, словно ей неуютно. Но с другой стороны, Наречённый узнавал такие тонкости, в которые были посвящены только высшие чины Ордена. Если он решит вернуться туда, это может оказаться серьёзным подспорьем при продвижении наверх.

Но пока загадывать так далеко было рано. Сначала — выполнение задачи, а потом — поиски Меча. Всё складывалось как нельзя удачнее, вновь намекая на Истинный Путь. Ведь приёмыш кочевников, Алина, покажет им Тропу Войны, которая огибает все южные замки, ещё по дороге туда. Останется только вернуться назад и, в крайнем случае, пройти ещё немного восточнее точки входа. А к тому времени он наверняка и сам научится находить тайную дорогу.

Алина, Алина... Тоже загадка. Ведь не бывает так, чтобы люди случайно встретились трижды за жизнь с интервалом во много лет, в абсолютно разных местах, при совершенно разных обстоятельствах? Видимо, она тоже имеет какое-то отношение к его Истинному Пути.

Кстати! Стоило спросить её о Мече. Она ведь была свидетелем тех событий... Хотя вряд ли видела главное, потому что, когда убили дядю, она как раз бродила по лесу в поисках сбежавших.

Какая жуткая практика — посылать на такое задание детей! И тот ужасный шрам, который, конечно, зажил, но так навсегда и остался роковой отметкой на прекрасном теле, которому сидеть бы в красивом платье в высоком замке за каменной стеной с достойным мужем... Интересно, её изуродовали случайно? Возможно, ещё при штурме своего замка? Или это тоже результат какого-то бесчеловечного ритуала? Возможно того, что отшиб ей память, заставляя считать этих тварей своей семьёй...

Кгм, что-то он отвлёкся.

В общем, нарты тогда, скорее всего, быстро нашли в своей обширной банде кого-нибудь, способного хотя бы оторвать меч от земли. А как только положили в ножны, наверняка, и спрятали подальше, так что малышка вряд ли вообще заметила что-нибудь необычное, и уж тем более запомнила. Поэтому лучше не рисковать, задавая такие вопросы о вещи, про которую ни одна лишняя душа знать не должна. Тем более, что, по сведениям Саната, волшебное оружие покинуло злые руки каким-то таинственным образом. После всего, что Клед видел и слышал при встречах с ним — в детстве, а потом у Границы — этому странному человеку он верил безоговорочно. И решил всё же молчать.

* * *

Аина была крайне удивлена обнаружить Кледа утром на посту за дверью — впервые с тех пор, как он поступил на службу. Она подошла с ироничным вопросом:

— Надо же, неужели ты решил снизойти до рабочих приличий?

Но парень не улыбнулся в ответ.

— Петре плохо сегодня, — сообщил он.

"Затрахал до полусмерти?" — язвительно подумала про себя девушка, но вслух говорить не стала: уж больно трагичное было у парня лицо. Правда, может это из-за умершего наёмника? Она за завтраком слышала, что кого-то из них вчера хватил удар. Но спрашивать об этом не стала. Ей вдруг пришло в голову, что дело может непосредственно касаться их работы:

— Это не отравление? В смысле, ядом.

Клед решительно помотал головой, а потом как-то виновато отвернулся, словно и вправду "затрахал". И побрёл на кухню. Во всей его фигуре сквозило такое... смирение что ли? Что Аина растерялась, впервые увидев его таким вместо обычной гордой мины. Они даже коротко не поцапались словесно, впервые с момента его появления.

Неужели он и вправду любит эту старую перечницу? Почему-то от этой мысли стало совсем тоскливо. Её-то никто не любит и никогда не любил. Разве что кроме Брена, по-своему. И Таши, наверное. Впервые пришла в голову мысль, что Морена отобрала не тех, кто был дорог Аине, а тех, кому была дорога она... А за этим последовал довольно очевидный, но до сих пор не осознаваемый вывод, что делалось это намеренно. Чтобы лишить её... чего? Радости? Твёрдости? Веры?

Зачем?

На этот вопрос ответа не было. Но если Морена и правда связана с Тёмной Матерью, той, похоже, просто нравится мучить. Или она питается страданиями... А может, даже души через них пожирает.

Нет, всё-таки Аина правильно сделала, что сбежала. Найдётся занятие получше, чем кормить своей болью кровожадных богов.

А этого красавчика даже жалко — посвятить свою жизнь подобному чудовищу? Какая потеря! Хотя он пока ещё явно и чувства время от времени испытывает, и состраданием обладает... Даже к старой "подстилке" своего начальника.

Наверное, зря она взъелась на него за то, что воспользовался положением. Пусть хоть так порадуется жизни ещё немного. К тому же, если его, в отличие от Брена, предупредили о том, чем грозят контакты с обычными женщинами — а вероятность того, что на этой работе им придётся убивать, крайне высока — так, пожалуй, даже благородней с его стороны. Заодно и Петра никому не навредит...

Часам к десяти из спальни баронессы вышла усталая Эльба и сообщила:

— Она ещё поспит какое-то время, не тревожь её. По делам сегодня отправлюсь я. Предупрежу на кухне, чтобы принесли тебе поесть сюда в обед.

Аина еле дотерпела до полудня, но не из-за голода, а чтобы попросить принести ей ночной горшок. Справлять нужду в коридоре будет, конечно, весело, но что поделаешь, если все разошлись по делам?

Где-то через час вернулась Эльба. Покормив хозяйку, она пригласила Аину внутрь и оставила женщин вдвоём.

Петра лежала на высоко подбитых подушках и почти сливалась с ними по цвету. Поманила к себе, вяло шевельнув кистью. Похоже, ей не хватало сил даже поднять руку. Охранница подошла и, повинуясь взгляду, присела на край постели.

— С вами что-то серьёзное? — поинтересовалась она, думая о том, что начало похода, возможно, придётся отложить.

— Да как сказать... К завтрашнему дню должна оклематься.

— Если вы чем-то заболели, я немного смыслю в травах...

Её прервало покачивание головой.

— Нет, эта хворь не под силу лекарствам. Но со мной такое не впервые. Выкарабкаюсь, не переживай. У меня к тебе есть серьёзная просьба, — Петра облизнула синеватые без косметики губы. — Подай мне, пожалуйста, воды.

Аина чуть не улыбнулась, но в следующий момент поняла, что это случайная игра слов и на самом деле просьба последует позже. Она наполнила из стоявшего на столе кувшина стакан и подала Петре. Та взялась за него такими слабыми руками, что девушка поняла свою оплошность, отобрала его и поднесла стакан прямо к губам.

— Можно намочить платок или полотенце и положить на лицо, — подсказала она.

— Да, пожалуй, это было бы кстати.

Платок нашёлся рядом на постели. Смочить его и выкрутить над умывальным тазиком было минутным делом. Но повесить его Петра пока жестом велела на спинку кровати, а потом снова указала перед собой. Аина послушно присела и терпеливо ждала, пока хозяйка изложит своё пожелание. Она сказала "просьба", значит речь не об обязанностях, и можно отказаться...

— Я хочу попросить тебя не давать Кледу убивать, — наконец сказала Петра. — Сможешь сделать мне такое одолжение?

— Не совсем поняла, — замотала головой Аина. — Как же я его удержу? Особенно если это будет нужно для вашей защиты? И моя помощь потребуется, чтобы отразить угрозу, а не отвлекаться на борьбу со своим же соратником?

— Ты не так поняла, — покачала Петра головой. — Его я тоже попросила воздержаться, и хотя Наречённый ещё малоопытен, знаю, их учили действовать не насмерть.

— То есть, вы просите меня добивать врагов за ним?

— Да, что-то в этом роде.

— Ну, хорошо, — протянула Аина, — хотя я не совсем понимаю...

Но при этих словах её осенило. Убивая, Наречённый Смерти набирает некий смертельный заряд, гибельный для женщины, с которой тот спит. Хотя она полагала, что как раз Отступницам Похоти это не страшно, так что всё равно непонятно.

Петра поколебалась, раздумывая, стоит ли посвящать Алину в тонкости их взаимодействия, но в итоге решила, что это будет неплохой попыткой вернуть доверие:

— Видишь ли, всякая Отступница — что-то вроде лейки, по которой разрушительная сила смерти, перетекает от Воина к Тёмной Матери. Но мои... скажем так, стенки истончились до того, что, выступая в этой роли и дальше, я в любой момент могу рассыпаться в прах. А мне ещё хочется пожить. Да и милость в баронстве отработать надо, — она криво усмехнулась.

— Хорошо, — девушка не посмела перечить, но её выражение лица было далеко от сострадания и рвения помочь.

Впрочем, при её отношении это нормально. Кого бы к кому она ни ревновала, желание разделить парочку было объяснимо в любом случае. Петра решила, что не помешает ещё немного развить тему, чтобы либо вернуть расположение телохранительницы, которое заставит защищать её лучше, чем звонкая монета, либо, на худой конец, таки выяснить, кто же для неё является тем гвоздём, который засел в "ранке":

— Понимаешь, я и не думала, что мне ещё когда-либо выпадет испытать радости плотской любви, — доверительным тоном сказала она. — А тут... Ты, наверное, не знаешь, но нам нельзя спать с обычными смертными. Для них это плохо кончится.

— Знаю, — удивила её Алина. — Моим первым мужчиной был Наречённый Смерти, который прибился к Орде после того, как его жена умерла при родах. Полагаю, и с женщинами что-то подобное?

— Да, — одобрительно улыбнулась Петра. — Хотя, кроме этого, обычные мужчины нам ещё и неинтересны, потому что нашу страсть питает именно связь с Тёмно Матерью. Так что этот мальчик — настоящий подарок судьбы!

— А ему ничего не будет от этого? — нахмурилась Алина. — Он ведь ещё неполный посвящённый.

Чёрт, а эта девчонка неожиданно хорошо осведомлена о внутренней кухне Ордена Смерти. Надо же, какое удивительное совпадение, что ей на пути попалась именно такая! Хотя Армат уверял, что совпадений не бывает, а всё, что кажется таковым, на самом деле результат работы незримых сил и их планов... Интересно, в чём её роль? Впрочем, не зная плана, — а какой бог им поделится со смертными? — рассуждать об этом бессмысленно. Однако попытка вернуть доверие, пожалуй, оправдана. Возможно, их совместная история всё же не ограничится поездкой до замка Малфир...

— На данном этапе вреда больше мне, чем ему, — невесело усмехнулась Петра, тщательно отмерив дозу горечи в этой улыбке.

И, похоже, добилась своего: плечи девушки опустились, брови расслабились. Она всё-таки её пожалела. Вот и славненько.

— По крайней мере, если он будет убивать, — уточнила Петра. — Сейчас же он просто соприкасается с Тёмной Матерью слегка глубже, чем предполагает его ранг посвящения. Воздействие от подобного погружения может оказаться даже обратным тому, какое получилось бы на совсем непосвящённого. Тот попросту отравился бы Смертной Тенью, в то время как Наречённый лишь заглядывает чуть дальше, чем для него безопасно. Но на самом деле, если он способен пройти Посвящение — а это не про каждого скажешь — то и такой контакт выдержит. А возможно, и досрочно углубит свои способности.

Алина кивала, лицо её оживилось, и Петра поздравила себя с успехом, решив, что объект ревности выяснит потом.

— Так что, я могу на тебя рассчитывать? — уточнила она.

— Да, конечно, — девушка встала.

— Ты куда?

— Я думала, вопросы исчерпаны, и хотела дать вам отдохнуть.

— Погоди. У меня есть к тебе ещё одно поручение. Эльба не справится, тут нужна рука потвёрже, но она подежурит у двери, а ты перед уходом позови Кледа, чтобы сменил её. Полагаю, он уже выспался.

* * *

Аина вышла из спальни хозяйки со смешанными чувствами.

С одной стороны её возмущало, что та попросила способствовать продлению своей постельной связи. Впрочем, как и сама эта связь: чудилось ей нечто непотребное в том, что хозяйка спала со своим наёмником, хотя толком обосновать это девушка не могла. Разве что лишняя привязанность казалась неуместной в охранном деле — она чётко усвоила ещё от Альвейд, да и от Ху потом, хоть и немного в другом ключе, что чувства всегда создают проблемы в бою. Положив руку на сердце, этим её предубеждение не объяснялось до конца, а вот что ещё раздражало, сказать было трудно.

С другой же стороны, Петра кое о чём проговорилась — например, про Смертную Тень, которая накапливалась по мере убийств, а потом сбрасывалась Тёмной Матери. То есть предположение о том, что мрачная богиня питается чужой гибелью, не было лишено оснований. Да и то, что оболочка старой Отступницы как будто истончилась от длительного контакта с этой силой, говорило в пользу худшего предположения — что демон, управлявший Мореной, пожирает души. А значит, не остановится в попытках столкнуть их с Воинами Смерти, причём с обеих сторон!

Первой реакцией на эту мысль почему-то было мучительное желание вырвать Кледа из этой кошмарной организации. Но вряд ли он поверит, попытайся она ему объяснить... Да и не настолько они близко пока знакомы, чтобы даже заводить подобный разговор. Придётся понаблюдать за ним повнимательней во время похода: как знать, быть может, уже поздно, и он увяз в этом культе смерти по уши так, что не оттащишь...

И только вторым был ужас осознания того, что ей совершенно нечего противопоставить такой силе, уже укоренённой столетней враждой в сотнях и даже тысячах противников.

Про расширение способностей Воинов тоже было интересно. Надо будет как-нибудь проверить на Наречённом, работает ли её мысленная "маскировка". А также неплохо бы узнать, что ещё он может. Пожалуй, получение способностей такого рода вполне может сильно "привязывать" людей. Если они не понимают, как опасно смешивать боль и удовольствие, насколько это неправильно.

Кстати, а сама она откуда это знает? Ведь была же некая внутренняя убеждённость ещё до того случая с Арто. Она сразу ужаснулась именно этой неестественной смеси. Казалось, это инстинктивно должно быть понятно любому, но почему тогда у многих других, судя по числу Воинов Смерти, такой инстинкт отсутствует? Впрочем, когда дело касалось людей, сложно было вообще объяснить, почему одни такие, а другие этакие. Когда среди нартов кто-нибудь объяснял свою злость нелёгкой жизнью, ей всегда хотелось спросить, а почему такой-то или такая-то при аналогичном опыте чувствует совсем иначе? Но все оправдания звучали неубедительно. Оставалось только верить в слова доброй Эльри: "Душа человека — величайшая тайна".

Но главное, что вольно или невольно выдала Отступница — Клед уже умудрился кого-то убить! Не выходя из дома. Так что кандидатов было целых один. Как он провернул всё так, что никто не понял, кроме Петры, почувствовавшей это на себе буквально, оставалось неясным. Однако хорошо, что Аина по наивности не стала задавать ему сочувственных вопросов! Могло бы выйти неловко.

Самого Кабана ей вовсе не было жалко — тот успел пройтись по её формам своим грязным языком, но так, что следовало ожидать эскалации, особенно в походной тесноте. Судя по тому, что она успела понять, жители этой цивилизованной, казалось бы, страны, считающие кочевников варварами, совершенно не блюли "общинный" этикет, запрещавший приставания в подобных ситуациях. И не уважали нежелания женщины, которая уже пересекла барьер девственности, а потому не имела причин "ломаться". Конечно, она бы показала этому гаду, на что способна даже недоученная Ходячая Смерть, но сплочённость группы всё равно была бы подорвана.

А с третьей стороны, ей неожиданно и самой хотелось уберечь Кледа от этой самой Смертной Тени. Она помнила Брена, помнила мучивший его Зов, и какая тяжесть легла ему на душу, когда пришлось всё же убивать. Непонятно, правда, переносила ли она свои чувства к первому мужчине на этого молодого парня, у которого в жизни всё ещё могло бы сложиться, раз он знает про опасности, или всё же желала ему добра лично. За что, непонятно, но эти серые глаза... Почему-то хотелось смотреть в них вечно, словно там она видела отражение чего-то жизненно важного для себя... Хотя, убейте боги, не могла бы сказать, чего именно. Возможно, именно на фоне столь редкого в этом мире светлого ощущения чего-то правильного её и раздражала такая типичная для мужчин половая распущенность. Всё время казалось, что он способен вести себя благороднее, чем скакать каждую ночь по кровати с потрёпанной жизнью распутницей похоти!

Так она размышляла по дороге до оружейной мастерской, куда направила её баронесса. Но как только мастер вынес заказ, все мысли вылетели из головы: перед ней лежали "когти корса". Конечно, намного более вычурные, чем её простые и надёжные: из воронёной стали, с замысловатой гравировкой, резная рукоятка обтянута мягкой кожей, в навершии — драгоценные камни... Но она больше ни разу нигде не видела подобного оружия. Откуда же мастер знал, что делать? И как это понимать? Подарок с целью купить её верность или какое-то тонкое издевательство?

Впрочем, ей было поручено с пристрастием проверить изделие на качество и балансировку, к чему она и приступила, повертев "когти" на пальцах и так, и этак. Чёрт, пожалуй, они даже более удобные, чем её. Лезвие более треугольной формы и менее загнутое. Возможно, такие можно даже наловчиться метать.

Поймав на себе поражённый взгляд мастера, Аина убедилась, что, по крайней мере, тот не за ней подглядывал в качестве модели. Возможно, оружие редкое, но не совсем уж небывалое. Тем более, она не помнила, чтобы заходила с хозяйкой сюда.

Могло ли это быть случайным совпадением? Вроде того, что Петра заказала оружие до того, как наняла охранницу с таким же? А иначе зачем ей довольствоваться описанием вместо того, чтобы попросить показать телохранительницу свои? Разве что это действительно подарок... Шикарный, надо сказать. Но слишком дорогой, чтобы с ним наёмничать...

Нет, гадать бессмысленно. К чему тешить себя ожиданиями того, что слишком хорошо, чтобы быть правдой?

Она сделала каменное лицо, пытаясь подражать Кледу, и, к счастью, вопроса, начинавшего набивать оскомину с появлением в доме наёмников, где она так научилась, не последовало. Попросила кусок бумаги, чтобы проверить заточку.

Придраться было не к чему. Завидная "пара". К которой прилагались отдельные наплечные ножны из тонких ремешков вроде тех, что были пришиты к её костюму.

Девушка отдала мастеру мешочек с оплатой, врученный ей хозяйкой, и, спрятав "когти" в суму, направилась домой. Соседние лавочники косились на неё при выходе из оружейной мастерской, но Аина уже почти привыкла делать невозмутимый вид. Стоило, по рецепту Брена, представить себе, что она готова покромсать всех вокруг, как снисходительность во взглядах мужчин исчезала. После нартов, среди которых разница полов в боевых вопросах касалась лишь физической силы, скорости реакций, габаритов или возможностей восприятия для решения разных задач, такое отношение бесило.

Но увы, узнать предысторию и назначение завидных кинжалов ни в тот день, ни вообще до выступления ей не удалось. Сначала неловко стало беспокоить занемогшую баронессу, а потом не было ни поводов, ни времени спросить.

* * *

За день до выступления Петра чувствовала себя уже довольно сносно и к вечеру созвала совещание своих главных охранников: Кледа, Алины и Рамона. Они должны были договориться о старшинстве и взаимодействии. К счастью, Рамон был достаточно опытным, чтобы взять процесс на себя.

Клед сразу обозначил, что его приоритетом всегда будет непосредственное окружение баронессы. И если некому больше будет остаться рядом с ней, то на его помощь рассчитывать не стоит. Однако он готов был поддержать остальных наёмников стрельбой из лука. Почти все отправлявшиеся в путь воины в разной степени владели этим видом оружия, и оно уже было закуплено. Алина полностью поддержала его — спокойно и деловито. Версия о рабочей ревности рассыпалась в пух и прах на глазах.

Рамон сообщил, что будет высылать по двое разведчиков вперёд, а двоих оставлять прилично позади. Клед предупредил, что может чувствовать присутствие и намерения, поэтому если он скажет вдруг кого-то валить, лучше делать это незамедлительно. Алина же заявила, что способна незаметно подобраться близко к противнику, даже если он обладает такими же способностями, поэтому в сложных случаях на разведку лучше высылать её.

Клед недоверчиво прищурился, на что девушка отреагировала задорной улыбкой со словами:

— Проверь свою косу.

Наречённый схватился за многослойную "колбаску" на затылке, провёл рукой по всей длине и с недоумением вытащил из волос три куриных пера. Алина довольно захихикала. Так, а вот это уже слегка похоже на флирт...

Происходящее всё меньше нравилось баронессе. Куда же делась враждебность с обеих сторон? Или это она сама себе оказала плохую услугу, посоветовав Кледу спросить о предыстории девушки? Он старался смотреть на ту возмущённо, но настоящей злости во взгляде не было.

Похоже, это худший вариант из возможных. Впрочем... Не зря она была главной Отступницей Похоти. Вряд ли эта пацанка сможет очаровать Наречённого, воззвать к его внутреннему Зверю так же глубоко и властно, а значит, с ней не сравнится. Хотя лучше до сравнения не доводить, всё-таки возраст, свежесть и объёмы — не в её пользу. Но на то она и хозяйка обоим телохранителям — не посмеют, даже если осознают своё влечение. А пока не похоже на то.

Сначала Петра собиралась сделать перерыв в несколько дней, но теперь подумала, что надо сегодня же ночью опять "подоить" жеребца, чтобы, не дай Тёмная Мать, излишек молодецкой силы не ударил парню в голову при виде этих обтянутых кожей прелестей... Ну а прямо сейчас неплохо бы вогнать шпильку в создавшуюся между ними фамильярность.

— Фу, что за ребячество, — сказала она, стараясь, чтобы тон был не слишком обидным, скорее снисходительным.

— Как ты это сделала? — нахмурился Клед.

Ах, парень определённо "сопереживатель"! Он так точно считывает её настроения, похоже, даже не осознавая до конца, что это не его собственные чувства... Определённо, этим стоит воспользоваться. И Петра немедленно усилила своё ощущение лёгкого превосходства над девушкой: даром, что грудь, как у коровы, движения стремительные и резкие, как у парня, осанка тоже боевая, вовсе не соблазнительная...

Отступница почти не слушала, что отвечает Алина — что-то про "молчание ощущений" — зато очень внимательно следила за парнем и с удовлетворением отмечала, как искорка интереса постепенно гаснет в его глазах. Это никак не могло объясняться текстом девушки, наоборот — та говорила задорно, довольная, что ей удалось впечатлить такого особенного воина.

Однако и её голос постепенно терял силу; кажется, при виде его растущего равнодушия. Ах, как интересно! Она, значит, тоже "сопереживательница". И ни один из этих двоих не осознаёт своего дара, иначе уже покосился бы на Петру, чисто инстинктивно. Ну что ж, великолепно! Значит, своим отношением она вполне сможет удержать этих двоих на расстоянии друг от друга. По крайней мере, пока они все рядом. Если возраст в чём-то и даёт преимущество — так это в опыте, что часто недооценивают молодые. Разумеется, им не понять, пока они сами не доживут до нужных лет. Вот и отлично. Она своего не упустит! Не уступит и не отдаст.

Тем не менее, ночью всё проходило совсем не так пылко, как до инцидента с убийством. В конце концов Петра была вынуждена остановить вымученный процесс и спросить у Кледа, в чём дело.

— Не хочу тебе снова навредить, — признался он.

Ну не милашка ли? Впрочем, этим и отличаются "сопереживатели". Такова их натура, и, к сожалению, спорить с ней бесполезно. Можно только сломать, но тогда они перестанут быть сами собой. У Наречённого же всё ещё впереди, если вернётся в Орден.

А хочет ли она его отпускать? Как ни странно, в конечном итоге — да. Точно как и в случае с Алиной, Петру всё-таки посетило ощущение, что навечно эй этого самородка не удержать. У него в жизни есть какая-то иная цель и предназначение, и им, увы, не по пути. Тем больше причин насладиться радостью, пока она длится!

Но на сегодня пора признать, что и сама она не способна до конца отдаться страсти под влиянием недавнего испуга за свою жизнь. Зато... можно подучить парня массажу — будет польза, когда целыми днями придётся трястись в седле.

Петра уже устала удивляться совпадениям, когда обнаружила, что кое-какой опыт у Кледа в массаже имелся. Заодно узнала впечатляющую историю о его сложном переломе руки. А сейчас и не подумаешь, особенно, ощущая эти сильные пальцы в сладких ямочках между мышц... Мм!

Как "сопереживатель", он достаточно быстро уловил нужную степень давления и направление воздействия в разных местах. Оставалось только запомнить последовательность...

Петра и сама не заметила, как уснула, а проснувшись на рассвете — по старой монастырской привычке провожать Армата на службу, чтобы доспать позже — не обнаружила Кледа рядом... Кажется, тот впервые вовремя вышел "сдавать пост" по собственной воле.

Ну что ж, и с этим уже ничего не поделаешь. Если его с Алиной связали в своих планах высшие силы — а на это намекает то, что их пути пересекались раньше, — то Отступнице, несмотря на весь опыт, конечно, не удержать сход селя с гор. Но затормозит она его обязательно! Впрочем, пути Тёмной Матери неисповедимы. Как знать, не зажжёт ли она чувства в ком-то одном из них, чтобы спасти второго, или наоборот, заполучить его душу? Главное самой добраться до замка в целости, а там, в любом случае, начнётся новая жизнь.

Глава 23

Вожделение и убийства

Первое нападение случилось в Хлярине, прямо на постоялом дворе. Когда баронесса спешилась, один из подсобных работников, подметавших двор, внезапно хищно пригнулся, достал из сапога нож и метнулся в их сторону. Он явно рассчитывал на то, что господа не смотрят на обслугу, но просчитался. Клед спрыгнул с коня прямо на убийцу, опрокинул его, легко отобрал нож и уже занёс его для удара, когда опоздавшая всего на пару биений сердца Алина заорала:

— Стой!

Тут же сшибла Наречённого плечом с живого "насеста" и вонзила нападавшему в горло оба "когтя". Клед растерялся от таких противоречивых действий, и только пару мгновений спустя вспомнил о просьбе Петры никого не убивать. Как он мог забыть?

Прокрутив в памяти событие, парень с нехорошим холодком понял, что хотел отнять жизнь у этого типа. Впрочем, "хотел" — не совсем точное слово, скорее толкала его на это какая-то нездоровая тяга, похожая на ярость смертного боя, только без реальной угрозы. Странно и совсем на него непохоже.

— Не пойму, на что он рассчитывал? — проворчала Алина, вытирая клинки об одежду павшего. — Даже если удалось бы заколоть баронессу, сам бы точно живым не ушёл.

Клед лишь пожал плечами. Какой смысл гадать? Может быть, его семье обещали награду, или сам он так хотел откупиться от долгов, а то и вовсе сбежать на коне жертвы — дурак, переоценивший свои силы. Бывает. К счастью для них.

Он нахмурился, ещё раз проверяя окружение на предмет возможного подкрепления, но, похоже, убийца действовал в одиночку. И только когда все расселись в таверне, не обнаружив там никого подозрительного, подумал о другой стороне вопроса — о том, как бросилась сделать за него работу Алина.

Выходит, Петра и её попросила подстраховать? Так никуда не годилось. Он не хотел, чтобы за него убивала девушка. Всё должно быть наоборот! Надо сегодня же ночью обсудить это с Петрой.

Аина же в это время думала о том, что просьба баронессы — не одолжение, а двойная работа и тянет на двойную оплату... Хорошо ещё, что убийца оказался один. А то, пока она следила за тем, чтобы не дать убить Кледу, второй мог бы довершить дело. Потому что остальная охрана очнулась, только когда было поздно.

Зато Рамон умело прижал хозяина постоялого двора, выяснив в результате, что убийца подрядился на чёрную работу дней десять назад. То есть, их в Хлярине ждали. Впрочем, такой маршрут был предсказуем. Хорошо, что завтра они с него уйдут.

Петру раздосадовало излишнее благородство Кледа, который первым делом выразил своё недовольство таким положением, зайдя в её комнату для намного более приятных дел. Зато сами дела хотя бы состоялись без тяжёлых последствий, о чём и напомнила Отступница довольно холодно, добавив, что это тоже часть её безопасности, и нечего было забывать о просьбе.

Парень отреагировал на такой тон не лучшим образом, как будто отдалившись внутренне, и попросту её "отодрал", как говорят простолюдины. По сравнению с обращением Армата в определённые моменты, это было сущей мелочью, но оказалось, что теплота молодого Наречённого была намного приятней, а её исчезновение, соответственно, уязвило. Впрочем, понимая, что сама виновата, Петра не стала удерживать, когда он после одного раза сразу засобирался в коридор. Понятно, что всем им необходимо днём ехать, а этим двоим ещё и охранять её ночью по очереди...

Утром настроение было ни к чёрту, и когда Алина улучила момент, чтобы пожаловаться на то же самое, только по другим причинам, Петра просто раздражённо бросила ей золотой, добавив, что будет доплачивать за каждый подобный случай. Девушка оторопела и отстала. Отступница же вновь пожалела о сказанном, поскольку оно, наверняка, оборвало не меньше половины ниточек, которыми баронесса так старательно пыталась привязать кочевницу к себе.

Всего за пару дней в дороге Петра начала терять контроль над отношениями с телохранителями. Утешало лишь то, что это бросило тень и между ними двоими. Клед оказался у Алины в долгу, что не нравилось обоим.

Впрочем, когда они свернули с Тракта на Бравин, и решили на всякий случай заночевать в какой-то безымянной деревне вместо таверны, где их могли снова ждать, ему предоставилась возможность отплатить напарнице.

Ночью на них опять напали. Правда, это оказались местные с выселок, надумавшие поживиться. Хорошо, что на этот раз Наречённый вспомнил о своём обещании и не стал их убивать.

По-хорошему, следовало бы сдать их дружинникам князя, но это требовало нежелательной задержки и могло выдать лишним людям их местоположение. Пришлось ограничиться сознанием того, что рёбра и лица у этого отребья ещё долго будут помнить урок, преподанный черенками их же собственных вил и лопат при помощи поднятых свистом наёмников. Девушка в избиении не участвовала.

Клед же отрезвел, увидев, как товарищи мутузят деревенских воришек, и с ужасом понял, что сам чуть не забил кого-то до смерти. Он не узнавал сам себя. Откуда такая кровожадность? Мужик под ним давно был без сознания. Оставалось надеяться, что не слишком поломан и выживет. Тот ведь действительно не заслужил смерти. Да и с Кабаном вопрос был спорным. Ситуации не были смертельно опасными, как на границе, когда либо ты, либо тебя. И это пугало.

На другую ночь решили всё же не рисковать и остановиться на постоялом дворе в большой деревне неподалёку от главной дороги, при этом проехав небольшой городок, где вероятность, что их поджидали убийцы, была выше. Прошло всё спокойно, если не считать раздражения Петры по поводу того, что Клед решил воздержаться от постельных утех, якобы во имя повышения бдительности, а на самом деле потому, что хотел немного побыть наедине с собой и разобраться в своих ощущениях. А другого времени, кроме ночных часов дежурства, для этого не находилось.

Жажда крови казалась ему чем-то наносным, как если бы он вляпался в смолу и теперь никак не мог избавиться от липкого ощущения. Откуда оно идёт, наверняка он не разобрался, но молитва против страха помогла снова почувствовать власть над собой, и на следующий день беспричинная ярость, копившаяся где-то в "солнышке" и выливавшаяся в желание кого-нибудь угробить, утихла.

К концу третьего дня кавалькада достигла Бравина, где можно было немного расслабиться, и Петра вновь затребовала Наречённого в постель. Когда же он высказал смутные подозрения о том, что их связь придаёт ему кровожадности, баронесса как будто даже обрадовалась и предложила придушить себя.

Клед изначально не понимал этих её просьб, но когда его внутренний Зверь, словно заживший собственной жизнью, обрабатывал алчную Отступницу по третьему кругу, в то время, как душа давно испытывала усталость от бесконечной и бессмысленной карусели похоти, вызывая внутренний раздрай, он таки не сдержался и едва не убил Петру, лишь бы это прекратилось.

Глаза её закатились, тело забилось в конвульсиях всё целиком, и, внезапно увидев сцену со стороны, парень испытал такое отвращение, что отпрянул, не завершив процесс. А ещё он здорово испугался — сам себя. Кинулся откачивать женщину, как их учили в Ладонях, заставляя лёгкие дышать, а сердце биться. Когда та очнулась с сияющими от счастья глазами и кинулась его целовать, он окончательно смешался.

Похоже, именно такой смеси насилия с удовольствием она и добивалась, и жаждала. Но это казалось настолько неестественным и неправильным, что на душе весь день скрипели жабы. Хуже было бы, только если бы он кончил. А так Клед ощущал себя остановившимся на краю пропасти в последний момент. И на следующий вечер был вынужден всерьёз отказать хозяйке в дальнейших утехах. Правда, объяснить ей толком причину не смог. Сказал, что теряет контроль над собой, а это не в её интересах.

Когда же та пробовала уговорить его, что случившееся, наоборот, свидетельствует об углублении понимания жизни и смерти, которое всё равно ждёт его после Посвящения, вдруг понял, что ей плевать на его чувства. Лишь бы удовлетворял её ненасытный, развращённый крайностями аппетит. На миг показалось даже, что сама Смерть тянется к нему через эту слишком далеко зашедшую в своём служении женщину, а его пока совсем не тянуло в те холодные объятия.

В итоге пришлось малодушно "соскочить" на более практичный довод: мол, нехорошо в походной тесноте пользоваться привилегиями, недоступными другим членам отряда, практически у них на виду. Это и правда вызывало у некоторых косые взгляды. Одно дело — просто знать о чём-то, как в доме Харба, и совсем другое — слушать каждую ночь из соседней комнаты, а когда выедут из Княжеств — и вовсе из палатки... Потом же придётся ехать вместе и, возможно, в какой-то момент отбивать нападения. Это была, безусловно, не главная причина, но она тоже имела вес.

Так что Петре пришлось смириться. Отношение её на какое-то время заметно похолодало, зато Клед испытал неожиданное облегчение. Да и работу свою охранную стало легче выполнять. Ярость перестала копиться, убить больше никого не хотелось. И в глаза Алине начал смотреть без стыда...

* * *

Петра не на шутку разозлилась, когда Клед отказался дальше с ней спать. Решила наказать его показным равнодушием. Но результат снова был противоположным тому, на который она рассчитывала — Наречённый ещё больше отдалился, стал вести себя вообще как чужой, словно и не было ничего. Пора уже сделать себе где-то зарубку, что на обычные крючки этот странный парень не клюёт.

Впрочем, исключительно от злости она ещё какое-то время проявляла повышенное внимание к Рамону. В конце концов, ей нужно было подобрать будущего начальника гарнизона Малфирдома, желательно проверенного в деле, а дело было только одно — это путешествие.

Конечно, обычному мужчине совсем нечего было ей предложить, но потерпеть разок-другой можно, да и его это не угробит, если сделать большой перерыв. Но только в качестве последнего средства, если не сработает чистый флирт.

Как назло, десятник тоже не реагировал на неё в нужном ключе. Неужели она действительно слишком постарела, чтобы кого-то заинтересовать? Но тогда Клед... Предположение о том, что его привлёк исключительно зов Тёмной Матери, было слишком горьким, чтобы над ним всерьёз размышлять.

К бесам! Не сказала ли она Алине в самом начале, что оставила эпоху чувственной любви позади? И ведь не врала, верила в это, пока не появился Наречённый... Но теперь самое время вернуться именно к тому умонастроению.

Тем более что равнодушие Рамона чуть позже объяснилось сердечным интересом к Эльбе. И кажется, помощнице он тоже нравился! Хотя она и пыталась укрепить свои начавшие подтаивать ледяные бастионы постановкой интересов хозяйки выше своих. Но хозяйке-то это как раз выгодно: крючок для привязки начальника к гарнизону готов. Так что она принялась незаметно сводничать: то пошлёт их вместе куда-то, то похвалит его при служанке, и всё в таком духе.

Такая удача, откуда не ждали, заставила Петру пересмотреть своё отношение к Кледу. Знала ведь, что эту птицу в клетке не удержать. Сама сравнивала путь судьбы с селем, и самонадеянно намеревалась его задержать. За что и поплатилась, возможно, даже скорее, чем могла бы. Тёмная Мать — она такая, любит ломать планы гордецов, и глупо пытаться ей перечить.

Злость прошла, и в последнюю ночь перед Арбеном, Петра специально встала на рассвете, чтобы поговорить с Кледом, который после размолвки поменялся с Алиной на вторую вахту. Вышла к нему на крыльцо, поскольку женщины снова делили на всех летнюю кухню в зажиточном сельском доме, тогда как наёмникам предоставили сеновал. Увлекла его в сад, подальше от лишних ушей.

— Послушай, я на тебя больше не злюсь, — начала она, ища понимания в его взгляде.

Но лицо Наречённого оставалось суровым и неподвижным, почти как у полноценного Воина Смерти, а серые глаза — холодными и непроницаемыми, словно покрытыми толстой коркой зимнего льда. Ну что ж, сама виновата...

— Я понимаю, тебе непросто принять Путь Смерти, который преждевременно начал распахиваться перед тобой. Обычно на это уходит много лет после полного Посвящения, а ты ещё даже Вольницу не отгулял. Нехорошо было с моей стороны думать только о себе.

Лёд слегка истончился, как в предвесеннюю оттепель, и она поспешила развить успех:

— Я безмерно тебе благодарна за то, что ты мне подарил радость близости ещё раз, когда я уже похоронила себя как женщину...

Кажется, где-то там, в этом сером льду появились проталины.

— Ты не представляешь, как много для меня значила твоя теплота и внимание. Если честно, настолько заботливо ко мне не относился, наверное, никто за всю мою жизнь.

Ну вот, наконец-то лицо расслабилось и из кадорового сделалось человеческим! Не лето, конечно, но на начало весны потянет.

— Поэтому ещё раз спасибо. Я от тебя больше ничего не жду. Ты и так дал мне больше, чем я могла мечтать. Но, если вдруг в какой-то момент тебе захочется... Я буду рада пережить с тобой это хотя бы ещё один раз, — глаза напряглись. — Ну а нет так нет.

— Хорошо, спасибо, — выдавил Клед.

Она протянула ему руку для традиционного приветствия "смертников" — кулачком вперёд, и тот, чуть помедлив, осторожно соприкоснулся с ней своим. Петра, не выдержав, привлекла его голову к себе за шею, и они упёрлись друг в друга лбами. Так в Ордене делали только особо близкие соратники в исключительных случаях вроде серьёзной потери или победы. Не факт, что Наречённый когда-либо видел подобное, но противиться не стал и постоял с ней какое-то время. При этом Отступница чувствовала, что обмен токами жизни между ними идёт. Значит, приоткрылся. Вот и хорошо.

— Для меня это тоже не прошло бесследно, — отстранился Клед наконец. — И не только в плохом смысле. Я стал лучше чувствовать окружение и чужие намерения. Так что спасибо тебе. Просто я действительно пока не готов настолько отдаться Тёмному пути.

Говорил он искренне, от сердца, без злости. Так что Петра мысленно поздравила себя и решила, что пора сворачивать этот разговор, пока она ещё чего-нибудь не испортила, раз уж реакции её телохранителей так непредсказуемы.

— Конечно, я понимаю. В знак благодарности я даже готова принять Смертную Тень, если тебе вдруг придётся кого-то убить, только лучше после прибытия в мой замок... Ну, мало ли, может быть, ты захочешь догулять Вольницу с кем-то другим, не из наших...

Эти слова слетали с губ будто помимо воли, тогда как ум Отступницы ужасался, зачем ей подвергать себя подобному риску, и в то же время где-то внутри дрожало сладкое предвкушение возможности соприкоснуться с Тёмной Матерью в последний раз. Не иначе, как Сама Она, что называется, и дёрнула её за язык.

Зато Петру тут же вознаградил теперь уж совсем по-летнему горячий взгляд Кледа, который чуть крепче сжал её руку:

— Благодарю. Это великий подарок. Надеюсь, мне не придётся им воспользоваться. Ради тебя же самой.

— Ничего, где наша не пропадала? — она в последний раз прикоснулась ладонью к его щеке и грустно улыбнулась.

В главном доме хлопнули двери, а значит, пора собираться — они обещали хозяевам освободить кухню поутру.

* * *

Аине было неспокойно. Слишком давно на них никто не нападал. Тот странный конюх в Хлярине не был серьёзным убийцей, которых опасалась баронесса. Уж скорее похоже на то, что Южный князь объявил награду. Но тогда почему на них больше никто не покушался? Деревенские мужики не в счёт. Там ей хватило оклика Кледу, чтобы тот опомнился, хотя, кажется, даже не осознал, что его остановило. Но потом вроде бы взял себя в руки и больше не забывал, о чём его просили. Хотя пока и поводов больше не было.

Девушка в последнее время внимательно присматривалась к нему из-за необходимости контролировать. И постепенно ей начало казаться , что дело было не в забывчивости. В Кледе с самого начала чувствовался заряд какой-то подспудной ярости, видимо, запираемый в животе по тому же принципу, какой объяснял ей Брен. Но потом он постепенно рассосался — после того, как Наречённый перестал делить постель с Отступницей Похоти.

Что послужило причиной таким изменениям, оставалось только гадать. Неужели дорожные неудобства и косые взгляды некоторых наёмников, да и её собственные? Хотя не похоже: хозяйка какое-то время ходила злой, как медоед — значит, разрыв был односторонним. И это наполняло девушку какой-то неприличной радостью. Всё-таки он не совсем уж животное! Петра тоже вскоре успокоилась и снова стала похожа на человека, а не на сучку, которой вши причинное место грызут.

Тайна шикарных "когтей корса" открылась, когда они свернули с Тракта. Оказывается, такое оружие посоветовал Отступнице Харб — действительно, ещё до того, как она познакомилась с Аиной. Когда-то у неё была другая разновидность "когтей" — кастет с лезвиями, но тот канул в реку вместе с трупом неудавшегося убийцы в Ковене, да и таскать его постоянно на теле было не слишком удобно.

На дневных привалах в полях, где никто посторонний не видел, Петра попросила обучить её технике владения такими клинками, которые теперь носила под жакетом. Впрочем, так как девушку саму никто не учил, она смогла дать лишь общие рекомендации. Но баронесса исправно упражнялась — крутила кинжалы на пальцах, пока ехали, и к Арбену, пожалуй, уже способна была поранить кого-нибудь, кроме себя.

Приближение к точке второго пересечения Тракта действовало Аине на нервы. Даже если убийцы потеряли их из виду при повороте на Бравин — а на то было похоже — прошло достаточно времени, чтобы разобраться. И хорошо, если самые опасные из них поджидали баронессу в Астене, куда они не поедут. Но некое предчувствие подсказывало девушке, что везение не бесконечно и стоит ждать покушений. Тем более, что им придётся задержаться для закупки дополнительных лошадей, провианта, палаток и прочих вещей, необходимых, чтобы передвигаться, полагаясь только на себя. На баронской стороне ночлег не найдёшь так же часто, как на княжеской. Даже если подвернётся пустая изба, такой ораве надо ещё что-то есть. А в Краю Восьми Озёр тем путём, которым они поедут, так и вовсе может оказаться пустынно — разве что воды точно в избытке.

Их нашли на вторую ночь. Аина спала вполглаза на дополнительном матрасе, брошенном на пол у кровати для служанки, занятой Эльбой, в снятой дамами большой комнате. Из сна её вырвал звук удара за дверью, и одновременно с этим тихонько отворилось окно. Убийц было минимум двое!

Она быстро пихнула Эльбу в бок, одним вдохом погасила "эхо" своего присутствия, которое мог считать опытный воин, выхватила из-под подушки "когти" и бесшумно метнулась по полу под окно, в которое как раз пролазила плотно закутанная в серые тряпки фигура невысокого жилистого мужчины. Судя по увиденной паре движений, достаточно тренированного.

Аина впритык успела подбить ему опорную ногу, пока вторая ещё не оказалась на полу, но быстро ликвидировать угрозу, полоснув его "когтем" в падении не удалось — поганец извернулся в полёте и мгновенно откатился в сторону хозяйки.

От грохота его падения баронесса проснулась и тут же спрыгнула на пол по другой бок кровати. Лишь потом высунула руку, лихорадочно нащупывая под подушкой свои драгоценные "коготки". Эльба тоже наконец подскочила, вооружённая кинжалом, но, судя по очумелому верчению головой, ещё не сориентировалась, откуда исходит угроза.

Из-за двери слышались звуки борьбы: очевидно, на подмогу от Кледа рассчитывать не стоит — сам занят. Наёмники вообще спали в общем крыле ради экономии средств. А отвлекаться на свист в окно было некогда.

Охватив единым мигом всю эту картину, девушка бросилась на врага, пока тот не успел подняться. Однако слегка опоздала и опрокинула уже почти разогнувшуюся фигуру на кровать. Чёрт, плохо — слишком близко к баронессе!

Она махнула хозяйке рукой, чтобы та спряталась под кровать, и тут же пришлось скатиться с супостата, так как он наугад пырнул за спину ножом, чуть не достав её. И вообще он был слишком вёрткий — миг, и уже развернулся лицом, так что восстановить преимущество не удалось. Хорошо хоть теперь отвернулся от Петры.

— Что делать? — хрипло спросила Эльба, видимо, наконец разобравшись в обстановке, но не желая мешать.

Аина не ответила — некогда было, потому как мужик резко кинулся к ней, норовя пырнуть ножом. Она едва успела увернуться вбок, вобрав в себя живот, и чуть не задела нож грудью, которая обвисла без бюстгальтера. Клинок распорол рубашку, а девушка уже приняла пролетевшую мимо руку мужика на предплечье, но достать его когтем не удалось — тот быстро ушёл в сторону с разворотом, оказавшись спиной к двери.

Они поменялись местами: баронесса теперь была позади Аины. Эльба тут же перебежала на кровать, дополнительно прикрывая хозяйку, хоть бы и своим телом, и зажгла свечу. А у противника наступил шок, когда он осознал, что сражается с женщиной. Застыл на секунду, уставившись на проглянувший в распоротой рубахе бюст. Самое время было атаковать, вот только в лоб позиция была неудобной — стоял он в закрытой позе с выставленным вперёд ножом, и Аина на секунду замешкалась, ища "точку входа". А в следующую дверь слетела с петель, повалив мужика с ног.

Ещё миг потребовался на то, чтобы понять, что это Клед вышиб вторым убийцей двери, и она метнулась к своему. Его нижнюю часть придавило солидным весом, от толчка он выронил нож, залетевший под кровать, к тому же приложился лицом об пол. Так что девушка, не дожидаясь, пока враг опомнится от боли, схватила его за волосы, подняла голову и быстро перерезала горло.

Клед же одновременно с ней прыгнул сверху на своего противника и отправил того в бессознанку мощным ударом локтем в висок. После чего оба телохранителя замерли в паре ладоней друг напротив друга, прислушиваясь, нет ли других угроз. При этом он обвёл взглядом комнату и окно, а она проверила коридор ощущениями и глазами ту его часть, что виднелась в проёме двери. В тот миг было понятно, не сговариваясь, что по части пространства за спиной каждый положился на напарника.

Это внезапное стихийное чувство братства по оружию чем-то сильно зацепило Аину. Кругом всё было тихо, и она перевела взгляд в глаза Кледу. Тот тоже смотрел на неё с непонятным выражением. На какой-то миг ей показалось, что они уже тысячу лет сражаются плечом к плечу и всё-всё друг о друге знают...

Но потом наваждение развеял голос Петры, которой Эльба тем временем помогла вылезти из укрытия:

— Оба мертвы?

— Нет, мой без сознания, — ответил Клед, с трудом отрывая взгляд от глаз Алины.

Что-то ему почудилось в ней настолько глубинно знакомое... Но он не успел понять до конца возникшее чувство — слишком оно было неуловимым и необъяснимым. Единственное, что он с удивлением осознал: и женщина, оказывается, может стать "сестрой по оружию". Наверное, то странное ощущение было просто эхом братства, некогда испытанного с Аланом. Да, скорее всего...

— Прикончить его? — спросила Алина, облизывая пересохшие губы.

И Клед вдруг с болезненной отчётливостью увидел, что её рубашка распорота, а в прореху выглядывает низ впечатляющих грудей.

— Пока нет. Давайте допросим, а потом решим, — распорядилась Петра.

Алина смешно скривила нос. Кажется, ей такое занятие было не по нраву. Клед поднялся с неудавшегося убийцы и подал девушке руку, помогая встать в полный рост. Потом перевернул мужика, обыскал его на предмет скрытого оружия (нашёл запасной небольшой ножик в ботинке) и связал. Чисто технически им объясняли, как выпытывать сведения, но душа его тоже не лежала к такому делу. К счастью, Петра взяла это полностью на себя. Точнее, себя и Эльбу. Видимо, тоже из-за чего-то связанного со Смертной Тенью.

Алина за это время успела натянуть свой кожаный костюм и хотела позвать наёмников, чтобы починить дверь, или хозяина, чтобы дал им другую комнату, но Отступница велела подождать, приставив дверь на место и подперев её тумбочкой, чтобы звуки допроса не вышли наружу.

Так что, привязав пленника к стулу и заткнув ему кляпом рот, оба телохранителя вышли в коридор и теперь стояли по разные стороны проёма, время от времени смущённо поглядывая друг на друга. Каждому хотелось что-то спросить, как-то прояснить тот момент странного единения над поверженными убийцами, но никто из них так и не нашёл слов, в которые можно облечь свой интерес.

* * *

— Приведи его в чувство, — велела Петра Эльбе.

Та невозмутимо взяла кувшин с умывального столика и вылила воду на голову несостоявшемуся убийце. Пленник вздрогнул и пришёл в себя. Задёргался, но поняв, что связан, поднял глаза на свою неудавшуюся жертву. "Пластунец!" — мелькнуло в его глазах. Петра медленно расплылась в довольной улыбке.

Однако сообразив, что женщин вроде бы бояться нечего, горбоносый чернявый мужчина лет тридцати с лишним — похоже, полукровка с каким-то из горских племён — вздёрнул голову с вызовом во взгляде. Говорить он не мог из-за кляпа.

— Ну здравствуй, гадёныш, — ядовито прищурилась Петра. — Побеседуем?

Мужчина демонстративно отвернулся.

— Ай-яй-яй, ну что же ты так? — тон был притворно ласковым. — Я же с тобой по-хорошему.

Петра присела перед убийцей и положила руку ему на промежность. Мужчина инстинктивно дёрнулся, но ноги его были надёжно привязаны к ножкам стула, так что свести он их не мог. Она аккуратно нащупала его "хозяйство" и стала потихоньку разминать, приговаривая:

— Видишь, мы можем с тобой поладить. Только расскажи, кто тебя послал и сколько вас ещё. Тогда я сделаю тебе совсем хорошо.

Мужик кривился, всем видом демонстрируя неприступность, но плоть реагировала на ласки, наливаясь кровью. Дыхание убийцы участилось помимо его воли.

Эльба тем временем достала из сумки толстую поваренную книгу, которую купила в Ранвене, собираясь учиться готовить по прибытию в замок, и встала у пленника за спиной.

Петра же, дождавшись, пока плоть мужчины встанет в полный рост, впилась в неё ногтями:

— А то ведь я могу и по плохому!

Он дёрнулся, но тут же взял себя в руки и враждебно оскалился. Эльба огрела его книгой по башке.

Эту сцену они не раз исполняли под руководством Армата, который однажды вынес из Арки Смерти идею, чтобы одного особо упорного пленника с важными сведениями, которого нельзя было убивать или сильно калечить, допросила Отступница Похоти. Вышло так хорошо, что потом он ещё не раз прибегал к её услугам. Правда, говорил и делал больно обычно он, а Петра только ласкала. Но пережив всё то, что пережила с Мечом, в том числе и половые акты при этих допросах, женщина полагала, что и сама справится. Она подготовила инструменты в виде "когтей", ножниц и стилета, разложенные на ближайшем углу кровати.

Ею самой постепенно овладевало возбуждение в предвкушении от смеси боли и наслаждения, которые лишь однажды смог ей подарить строптивый Наречённый. И не так уж важно, что сейчас она будет их не испытывать, а причинять.

Петра прихватила стоящее "хозяйство" поплотнее одной рукой, а второй взяла с кровати "коготь" и вспорола ткань. Пленник истерически задёргался на стуле и ещё раз получил книгой по голове.

— Не бойся, — промурлыкала баронесса.

Она взяла вместо "когтя" ножницы и разрезала штаны, чтобы освободить себе поле для работы, выпустив на волю алчущую плоть.

Пощекотала легонько пальцем головку, так что мужик опять задёргался, на этот раз от острого удовольствия. Однако её целью было обнажить мошонку, чтобы найти нужную точку. Она встала на колени и лизнула самую чувствительную складку, скрывавшую ворота семени. Осторожно приподняла яички, как бы лаская.

— Ну как, не передумал? — она взглянула наверх.

Глаза у мужика закатились от наслаждения — самое время сменить ножницы на стилет.

— Точно? — переспросила вкрадчиво.

Тот отрицательно дёрнул головой, и она вогнала кончик клинка в точку, где не было крупных сосудов, вызвав задушенный визг и усиленное дёрганье. Эльба снова шваркнула мужика по голове.

— Не дёргайся, только хуже сделаешь, — веско предупредила Петра.

Пленник застыл, вытаращив на неё полные ужаса глаза с расширившимися зрачками. Потом он попытался рассмотреть, куда вошёл стилет, но из-за её рук не мог.

Она же принялась снова дразнить и ласкать его "главный орган". У мужика начала непроизвольно подёргиваться голова, показывая, что в его мозгу развернулась искомая борьба между болью и наслаждением. Пара человек так сошли с ума...

Пришлось ещё несколько раз чередовать стимулы, вогнав острие почти до таза, прежде чем убийца начал отвечать на её вопросы — сначала только головой "да" или "нет", а когда у него из приоткрытого рта потекла слюна, Петра поняла, что сломала поганца, вынула кляп и довыспросила остальное словами.

Оказалось, что князь действительно объявил награду, но посылать своих личных слуг за пределы княжества не стал, чтобы избежать конфликта с Восточным князем. Эти двое убийц были скорее регулярными наёмниками со связями в Арбене, поэтому дожидались её здесь. Нищие следили за всеми воротами, узнав её по свите, когда кавалькада вошла в город, и через подельников сообщили, на каком постоялом дворе она остановилась.

Наверняка подобной засады стоило ожидать и в Астене, поскольку другая группа предупредила их не соваться туда. А сам князь, скорее всего, устроит крупное нападение где-нибудь в приграничных землях, поскольку большинство близлежащих баронов у него в долгу и окажутся только рады, если не помочь, то отвернуться, не мешая творить беспредел.

Всё время допроса Петра поддерживала его "хозяйство" в рабочем состоянии и внимательно следила за балансом боли и наслаждения в мимике. А может, и напрямую чувствовала его состояние — в такие моменты она сама становилась "сопереживательницей", несомненно, милостью Тёмной матери.

Эта смесь ощущений сильно её заводила, что помогало производить нужное впечатление на допрашиваемого, вызывая ломавшие разум противоречия страха с вожделением в восприятии. Но теперь пленник был сломан, а она возбуждена до предела. Всё, что нужно, выпытано, и больше нет смысла терпеть. Пусть это не Воин Смерти и даже не Наречённый, она сама возьмёт Смертную Тень!

Петра извлекла из раны стилет, задрала подол и, облизывая пересохшие губы, взгромоздилась на убийцу со словами:

— Молодец, хороший мальчик. Мама теперь тебя наградит.

Она пристроилась на стуле так, чтобы удобно было двигаться, и, придушив мужика руками, чтобы хозяйство не опало, затеяла сладостную скачку. Эльба в это время держала оружие и подпирала стул, чтобы не упал от неистовой пляски хозяйки.

Бёдра Петры быстро вошли в бешеный заячий ритм, испытав три кульминации подряд. Почуяв, что её "конь" тоже вот вот достигнет точки назначения, она выхватила у служанки стилет и в момент, когда у того произошло семяизвержение, вогнала клинок ему в горло. Тело под ней задёргалось ещё сильнее. Эльба изо всех сил упёрлась в спинку, чтобы предотвратить падение, а на Отступницу снизошла благодать!

Она чуяла, как не только Смертная Тень, но вся жизненная сила выходит из мужчины и всасывается в её лоно. Это было невероятное блаженство. Конечно же, сила в итоге ушла через темя к Тёмной Матери, но те несколько мгновений, когда она протекала по телу, были незабываемы! Ну как с подобным может сравниться простая физиологическая конвульсия, пусть и очень приятная?

Кроме того, когда сила достигла макушки, Петре словно открылось невидимое измерение, и она смутно узрела прекраснейшую из богинь — не покидая тела, как это требовалось раньше! Экстаз от того, что она сама смогла принести своей госпоже такое, пусть маленькое, но сочное подношение, добавил в переживание особенной глубины. Мара даже мельком взглянула на неё с крошечной искоркой благодарности, которая, однако же, чуть не лишила Петру чувств. Но не лишила!

Это было что-то совершенно новое и непередаваемое. Ха! Теперь ей не нужен Воин Смерти, чтобы увидеться с Ней! И кажется, той искорки внимания божества ей хватило, чтобы не обессилеть вконец, как прежде. Просто триумф!

— Всё в порядке? — спросила Эльба.

Петра вздрогнула и вернулась в действительность. Она не теряла сознания, нет, просто ушла ощущениями так далеко, что тело замерло — видимо, надолго. Рубашка промокла от крови. Баронесса встала с трупа и брезгливо скинула её.

— Давай одеваться. Нельзя здесь оставаться. И прикрой это безобразие, — она показала жестом на окровавленный пах.

Закипела бурная деятельность. Наёмников подняли и велели собираться. Разбудили хозяина. Тот послал за городовым, который засвидетельствовал нападение и забрал трупы.

Незадолго до рассвета группа покинула этот постоялый двор и перебралась в другой, ближе к воротам на Астен. Выбрали самый престижный, с ночным сторожем внушительной комплекции, и дополнительно договорились, что выставят собственную охрану из наёмников.

К сожалению, сразу уехать не получалось, как следовало бы, но сборы ускорили и к концу дня запаслись всем, что требовалось. К счастью, ночь прошла без осложнений, а на рассвете кавалькада выехала первой из открывшихся городских ворот. Немного проскакали по направлению к Астену, но после того, как отставший Клед нашёл и вырубил одного соглядатая, съехали с Тракта на сторону Селвидома — ближайшего южного баронства.

Глава 24

Братство по оружию

Вот они и снова в диких полях. Несмотря на неоднозначное прошлое, здесь Аина чувствовала себя свободнее. А может, просто привычнее. Обстановка успокаивала, хотя совсем расслабляться было рано. И всё же, на вчерашнем "военном совете" выяснили, что, скорее всего, на этом отрезке пути им ничего не грозит. Кроме разве что случайных бандитов. Хотя банда должна быть довольно большой, чтобы решиться напасть на подобную хорошо охраняемую и достаточно скученно идущую кавалькаду. Но поскольку крупно поживиться в этих землях было нечем, вряд ли такие имелись.

Картина вырисовывалась следующая: два замка к северо-востоку отсюда были разрушены нартами ещё давно, открывая практически ничейные земли до самого Сагатдома. Но в Селвидоме кочевников вроде бы пока не видели, кроме регулярного весеннего рейда на Астен, который давно прошёл по времени, да и, как знала Аина, не состоялся в этом году. Говорили, что они потихоньку прибирают под свою власть Пестердом, но сильно не зверствуют, если им подчиняются. Магистрат Стеры сидит в замке Пестер и не может им ничего противопоставить, хотя и пытается собрать людей для защиты замка.

Ближайшее баронство с дружиной находилось ближе к Астену. Учитывая сведения, добытые Петрой от убийцы, той дружины следовало скорее опасаться, чем рассчитывать на неё. Впрочем, до Кинурдома они, кажется, дойти не должны. А Южный князь вряд ли полезет в Селвидом, чтобы не злить Восточного князя, который нет-нет да и направлял людей проверить, как там обстоят дела — по настоянию Совета Княжеств, который не нашёл подходящего наместника и пока что формально вверил провинцию ему. Хотя всерьёз защищать её при захвате нартами, похоже, никто не собирался.

Так что пока казалась вполне реальной возможность пройти по этой условно нейтральной земле меж двух огней. Если повезёт. Разумеется, на везение всерьёз не рассчитывали и высылали вперёд троих разведчиков: двое собственно проверяли дорогу, а третий ехал на достаточном расстоянии позади, чтобы успеть удрать и предупредить остальных в случае засады. Но пока никаких следов вооружённой группы не попадалось.

Сложность состояла в том, что наверняка путь был неизвестен. У Петры была копия старой карты, но Тропу Войны Аина совмещала с ней по памяти о нартской старой схеме, нарисованной с неизвестной точностью. Сама она ездила по ней когда-то только до Астена, где новое ответвление делало петлю и возвращалось — южнее Тропа действительно давно не использовалась. К счастью, найти важную поворотную точку им помог общий ориентир — высокая Трёхглавая гора, которая у нартов была просто подписана, как Трезубец. Аина помнила, что именно в его направлении Тропа сворачивала с юга на восток в "Мокрые Холмы", которые на карте Петры значились, как Край Восьми Озёр — её владения.

Сейчас их задачей было найти эту самую Тропу Войны. Проходя здесь весной, Аина наоборот старалась её избегать, опасаясь погони. Так что оставалось полагаться лишь на ориентиры и знание принципов её прокладки. Пока вокруг тянулись поля, искать перья совы на деревьях бессмысленно. А уж потом этот путь должен вывести их в нужном направлении.

Они как раз ехали к замку Селви, и девушке очень хотелось забрать оттуда Меч, но: во-первых, она не могла придумать предлога, чтобы отлучиться на полдня или даже больше от хозяйки, которую должна охранять; а во-вторых, прятать Меч ей некуда, неизбежно возникнут вопросы; речи же о том, чтобы рисковать оглаской, демонстрируя подобную вещь целой толпе, идти не могло. Значит, придётся терпеть, пока не развяжется с этим походом. Хотя и потом надо будет придумывать, как его прятать, но пока время есть.

Чтобы избежать лишних глаз и возможных шпионов, кавалькада двигалась не по дороге, а напрямик по полям, холмам и рощам. Медленней, зато безопасней.

Вчера Аине целый день не давала покоя мысль о том моменте единения, который она испытала с Кледом над поверженными убийцами. Она почувствовала то, чего ей так сильно не хватало — сначала после смерти Таши, потом после смерти Брена... Ей так нужен был настоящий друг, и на мгновение показалось, что Наречённый может стать им, хотя бы на время. А возможно и... Нет, неважно. Сначала нужно было проверить, протянуть опять этот мостик взаимопонимания, и девушка придумала, как это сделать.

Вечерний привал сделали на возвышении, где стояла пара деревьев и небольшие заросли кустарника. Местность просматривалась далеко, лагерь окружили лошадьми, и снаружи выставили часовых. Когда все закончили дела и поели, а баронесса ушла в шатёр, Алина попросила Эльбу подежурить внутри, Рамона снаружи, а сама подошла к Кледу, точившему кинжалы у костра, и предложила:

— Давай устроим тренировочный бой.

— Какой? Зачем? — он сделал недоуменное выражение лица, но отложил камень и спрятал клинки в сапоги.

— Ну просто, попробовать, как мы в паре можем сражаться, — Аина понимала, что не может высказаться прямо и вынуждена придумывать предлоги.

— Ты и я? — удивился Клед, поднимаясь на ноги. Выражение лица у него было крайне скептическое.

— Нет, Рамон с Эльбой! — закатила Аина глаза.

— И как ты себе это представляешь? — поинтересовался он и вдруг усмехнулся.

Ну слава Дане, хотя бы не против, а то девушка уж начала думать, что ей померещилось. Вместо ответа она толкнула его в живот — никакой реакции. Ударила — лишь напрягся пресс. Ну, ладно!

Ладонь полетела в лицо — голова сместилась, а руку он попытался захватить. Не тут-то было! Аина подбила его другой рукой под локоть, второй перехватила плечо, разворачивая, и толкнула в бок. Но хитрый Наречённый продолжил разворот, уходя в присед, и толчок смазался. Сам же в это время попытался сделать ей подсечку. Девушка перепрыгнула её, улыбаясь. Пошло дело, пошло!

Клед отбивался от шуточных нападок Алины, пытаясь её захватить. Ему неловко было вести бой в полную силу — он совсем не хотел бить девушку. Да и она не стремилась причинить боль по-настоящему. Это скорее походило на забаву. Хотя и давало кое-какое представление о возможностях. В частности, поймать её оказалось крайней тяжело, а когда пару раз удалось на мгновение, каким-то образом он сам при этом терял равновесие, так что вынужден был тут же отпускать, чтобы не загреметь на землю.

В конце концов, когда при попытке форсировать захват парень таки свалился и вынужден был уйти в кувырок, поднявшись на ноги, он поспешил её остановить:

— Стой, погоди. Я так не могу. Не хочу тебя покалечить.

Раззадоренная улыбающаяся девушка попыталась всё же к нему подскочить, но он так же быстро восстановил дистанцию и выставил вперёд руки. А заодно стёр с лица внезапно обнаруженную там ухмылку.

— Остановись, — отдал он приказ с волевым нажимом.

По крайней мере, попытался. Алина действительно остановилась, но не как подчинившийся солдат, а скорее, как пёсик, расстроенный, что с ним не хотят играть. Видимо, сам он пока не наработал командной жилки. А может, для подчинения человек тоже должен быть тренирован, как та же лошадь...

Улыбка сползла с лица девушки. Какое-то время она буравила его глазами, мрачнея всё больше, но Клед был непреклонен. Слишком уж он неловко себя чувствовал, отбиваясь от неё. И не мог понять, чего она на самом деле хотела. Ну не получить же удар в голову, в самом деле? Даже если вдруг так, глядя в эти сердитые голубые глаза, на этот жуткий шрам на щеке, об который сердце каждый раз почему-то царапалось жалостью, у него возникало только одно желание: обнять эту дикарку и отогреть её колючую душу, чисто по-братски. Но к тому не было совершенно никаких поводов...

— Ладно, извини, — отвернулась она наконец, собираясь уходить, только буркнула напоследок: — Я хотела, как лучше.

Кажется, он её разозлил, совсем того не желая...

— Постой!

Алина обернулась. Но он не знал, что ей сказать. Попытался выразить взглядом своё отношение, и не зная, могло ли такое вообще получиться, в конце концов покачал головой:

— Это ты меня извини. Я правда боюсь причинить тебе боль.

Девушка кивнула, уже не так зло, скорее грустно, и вернулась на пост. Он не понимал, почему она так расстроилась и как её утешить. Пора было ложиться спать, что он и сделал. Но ещё час ворочался, потому что из головы не шли эти печальные глаза.

Размышляя о причине поведения Алины, Клед поймал себя на том, что воспринимает её не как постороннюю девушку, на которую мог бы смотреть с интересом определённого свойства, несмотря на то, что находил её формы весьма соблазнительными. Интерес такого рода проявляется в некой совсем иной плоскости, а его тревожили именно её чувства, её состояние. Он реагировал на неё, как на друга, вот в чём дело. Почему — непонятно.

Хотя, откуда берётся дружба? Клед мог судить только по Алану. У них были похожие взгляды и отношение к жизни. Но что толкнуло их двоих из всех Когтей в группе выяснить общие точки? Может быть, души сразу видят сродство, а люди потом лишь выясняют его в разговоре? Иначе как объяснить то ощущение, которое у него возникало с первой же встречи? Ведь и тогда, без единого слова он подумал о дружбе.

Может быть, Алина тоже чувствует нечто подобное, только не знает, как это выразить? Ведь мужчины и женщины обычно не дружат. Впрочем, женщины обычно и не дерутся, а она всё-таки уложила второго убийцу. И если в шуточном бою её так просто не взять, то не факт, что в настоящем получится. Она ведь тоже, наверняка, действовала не в полную силу.

Надо будет попробовать пообщаться словами, узнать друг друга получше... С этой мыслью Клед, наконец, уснул.

А на рассвете Петра толкнула его мысли в новое русло. Выйдя из шатра, пока сонный лагерь только начинал просыпаться, она поинтересовалась:

— Что это там за возня у вас была с Алиной вечером?

— Она хотела устроить тренировочный бой, — пожал он плечами.

— И что же ты? — баронесса уставилась на него с ироничным недоумением.

— Я не хотел случайно сделать ей больно, — развёл он руками.

— А она хотела? — кажется, это уже издёвка.

— Я не знаю, чего она хотела, — немного раздражённо ответил он.

— Может, она так с тобой заигрывала?

Петра сказала это, как нечто само собой разумеющееся, и вернулась в палатку одеваться. А Клед почувствовал себя полным идиотом. Что он себе вчера нафантазировал? Дружба какая-то. То, что женщина сражается, ещё не значит, что она, как мужчина, ценит подобные вещи.

Женская дружба, как их учили на занятиях о природе человека, совсем другая и основана не на чести и принципах, а на взаимной поддержке слабых и влиянии на сильных, то есть мужчин. Ещё им говорили, что женщинам от мужчин бывает нужно только одно из двух: либо замуж, либо удовольствие.

Его разделение на "самочек" и "див", в принципе, было чем-то похоже. Только вот он затруднялся определить Алину в какую-то из этих категорий. Ни одна не подходила. Может быть, всё дело в том, что она выросла среди дикарей и не умеет флиртовать — так обычно цивилизованные дамы дают понять, что они в тебе заинтересованы...

В любом случае, настроение его изменилось, и Клед решил, что надо ещё понаблюдать за поведением Алины, чтобы не попасть впросак. Иначе глупо получится, если он заведёт разговор с точки зрения души, когда её интересует лишь тело.

* * *

Второй день пути по Селвидому проходил спокойно. Только жарко было неимоверно. К полудню добрались до леса, и Алина радостно объявила, что нашла Тропу Войны. Клед, не заметивший ничего особенного, кроме того, что между деревьями спокойно могли пройти лошади по двое, поинтересовался, как она это определила. Девушка показала торчащий из ствола на высоте пары человеческих ростов дротик с пером совы, на котором тёмные полоски были окрашены в красное. И действительно, проследив взглядом просвет между деревьями, Наречённый увидел похожие дротики примерно на каждом пятом дереве, по разные стороны от прохода. А также заметил кое-где давно подрубленные сучья, которые иначе перекрывали бы дорогу.

Рамон предложил сделать дневной привал на опушке, прежде чем вступить на нартский путь, но Алина сказала, что где-то неподалёку должна быть речка. Поскольку все порядком взмокли, а постоялых дворов не предвиделось, решили ограничиться коротким отдыхом, и, перекусив всухомятку запасами, пустились по Тропе под сенью деревьев в надежде скоро искупаться и пополнить бурдюки водой.

Река показалась лишь несколько часов спустя, но всё же было ещё достаточно рано, чтобы устроить купания. Лошади очень обрадовались, но Хлебушка пришлось перепоручить тем из наёмников, кто полез в воду первым. Пара человек ушла на охоту, пара — за дровами для костра, остальные разбивали лагерь. Клед же охранял снаружи укромную заводь чуть выше по течению, в которой решили ополоснуться женщины.

Когда Петра крикнула, что они закончили, Наречённый решил и сам помыться в этой заводи, а не на людях. Хотя наёмники знали, кто он такой, немного неловко было переплетать косу при всех, а в Арбене из-за суматохи с убийцами он забыл помыть голову, так что следовало воспользоваться случаем. Баронесса его отпустила, хотя он и не заметил рядом Алины, но решил, что та где-то неподалёку.

Каково же было его удивление, когда, раздевшись и сложив вещи на кустарник, он направился в воду, и вдруг из-за зарослей камыша ему навстречу выплыла напарница! Купалась она не в рубашке, как Петра с Эльбой, а в чём мать родила, и несмотря на это, нимало не смущаясь, пошла вылазить на берег по направлению к нему.

Оторопевший Наречённый мог только вбирать глазами воистину роскошное зрелище её фигуры. Берег был скользким от мокрой травы, так что он машинально подал девушке руку. Та воспользовалась любезностью, глядя прямо ему в глаза, и немного задержала свою ладонь в его. Это навело Кледа на мысль, что Петра была права, и сейчас самое время выяснить, не "самочка" ли перед ним. А то напридумывал себе бог весть что... Как тогда, с Нинэ.

Алина пошла к своим вещам, которые оказались сложены на поваленном бревне, спрятавшемся в кустах по другую сторону полянки, с которой они заходили вводу. Клед последовал за ней, как привязанный, и положил ладонь на бедро, когда она наклонилась.

Рука тут же оказалась жёстко отбита, а по лицу ему прилетела обжигающая пощёчина от мгновенно развернувшейся девицы. Лицо её было искажено яростью:

— Да что ж с вами всеми такое? — воскликнула она и разразилась тирадой на неизвестном языке. Впрочем, перевода не требовалось — и так понятно, что это отборные ругательства.

От удара мысли в голове Кледа как-то разом перевернулись с головы на ноги. Стало ясно, как божий день, что ошиблась в этом случае Отступница Похоти, предсказуемо судящая по себе, а не он! Щёки его вспыхнули от стыда при осознании, что, желая защитить и так обиженную жизнью дикарку, он сделал ровно обратное.

— Прости! Прости! — сказал он. — Я думал, ты со мной заигрываешь...

— И что тогда? С баронессой не заладилось, надо срочно другую дырку найти? — её злые слова больно били куда-то в грудь. — Ты всеядный что ли?

Теперь уже Клед начал злиться, хотя крыть, по большому счёту было нечем. Со стороны, вероятно, всё выглядело именно так. Да собственно, этому их и учили в Ладонях Смерти, точнее, в Красном доме — бери любую... Но он вдруг вспомнил напрочь забытое обещание, которое давал Абель про свою юношескую мечту о любви. Конечно, тогда, в своих представлениях он был по-прежнему барном. Но ведь эта "дикарка" по рождению тоже баронесса. И останься каждый из них на своих местах, разве так бы он стал ухаживать за девушкой? Конечно же нет! Он вдруг понял причину всех презрительных взглядов Алины. Вёл ведь себя, как неотёсанный мужик! Потому что его так приучили, и он ни разу с тех пор не подвергал пересмотру свои привычки.

Он хотел попросить прощения по этикету знати, опустившись на колено, но разъярённая Алина уже скрылась за кустами. Чёрт, надо же так опозориться! С горя он бросился в воду и поплыл.

Чуть позже, успокоившись за заплетанием косы и стиркой вещей, Наречённый всё же подошёл к напарнице, улучив момент, когда все были чем-то заняты. Преклонять колено, конечно, не стал, но сказал со всей возможной серьёзностью:

— Прости меня, пожалуйста. Моему поведению нет оправданий. Меньше всего я желал выказать неуважение, наоборот...

Алина досадливо отмахнулась:

— Никак не могу привыкнуть, что у вас нет ничего святого.

— В смысле? — опешил Клед.

— У нартов во время ночёвки в походе или купания приставания — табу. Все моются голыми скопом и никого не стесняются, не боятся. А здесь я постоянно сталкиваюсь с тем, что надо стыдиться своей наготы. Иначе тебя заподозрят в распутстве.

Клед испытал облегчение от этих пояснений. Нет, она не звучала ни как "самочка", ни как "дива", а определённо как товарищ по оружию, просто с очень большой грудью...

— Нет-нет, что ты. Такого тела не стоит стыдиться... — язык молол какую-то чушь, заставляя его снова краснеть. — Чёрт, я не это хотел сказать. Я тебя уважаю, как... напарника. Просто... — он замолчал, запутавшись — не знал, как пояснить.

— Ладно, забыли, — она поспешила за Петрой, которая направилась к костру ужинать.

А Клед остался с чувством досады, что так и не дал понять, как относится к ней. Хотя... понять бы это ещё самому! Совершенно необычное существо женского пола.

* * *

Аина злилась на себя и на этого парня. На себя за то, что нафантазировала себе бог весть что. Разве мало у неё было поводов убедиться, что мужчине от женщины нужно только одно? А на него, потому что... А чёрт его знает почему! Наверное, всё-таки сама виновата. Эти его серые глаза такие необычные... Когда она в них смотрит, ей всё время кажется, что он другой, какой-то не такой, как все. Но ведь поведение это опровергает? Опровергает. Ну и чёрт с ним.

В конце концов, её дело сейчас — следить за тропой и довести проклятую баронессу до нового дома в целости. Потом забрать Меч и, возможно, всё-таки отправиться к тётке в попытке восстановить титул и владения. Так она хотя бы станет сама себе головой.

И не нужны ей никакие мужчины! Морена ведь предводительствовала над целым племенем, не имея за спиной никого. Конечно, среди нартов между мужчинами и женщинами было меньше условностей. Но Петра вон тоже собирается управлять провинцией, и пока нет сомнений, что у неё это получится. Да, приказывать, как отец или Гарет, Аина не сможет, но, понаблюдав за баронессой, вроде бы поняла, каким образом та добивается своего — через отношение. Так же, как и Морена. Хотелось, конечно, чтобы было с кем поговорить начистоту и на кого положиться, как с тем же Бреном, но... Видимо, такая удача нечасто бывает. Если посчитать от Таши, то примерно раз в семь лет. А значит, надо ещё потерпеть, и возможно, когда-нибудь в жизни ещё повезёт найти настоящего соратника.

Сейчас же в виду показалась Трёхглавая гора и надо повысить бдительность, потому что Селвидом остался позади, и теперь в любой момент можно ожидать нападения людей князя.

Неспокойно ей было, ой неспокойно — целый день, пока они по широкой дуге огибали холмы, следуя Тропой Войны. Та привела на открытую местность, где, судя по рельефу, должна была окончательно свернуть на восток, к той рощице в ложбине впереди.

Однако Аине мерещилась опасность сзади. Она оставила проверку пути разведчикам Рамона и сказала замыкающим, что отстанет, чтобы кое-что проверить. Они предложили отправить кого-то с ней, но ведь наёмники не умели скрывать своего присутствия так, как она, и если они уже пропустили кого-то слишком ушлого...

В общем, интуиция заставила её отказаться, спешиться, чуть углубившись в лесок, из которого они недавно выехали, и обойти по дуге заросли, которые ей так необъяснимо не нравились.

Как раз когда она оказалась в тылу, из них тихо выбрался мужчина в неприметной бурой одежде — поджарый и ловкий. Аина сорвала с плеча лук и выстрелила ему в ногу. Попала! Но тот не свалился, а оскалился, обернувшись в её сторону и обнажив кинжал.

К сожалению, она уже бросила лук, кинувшись к нему в надежде, что быстро схомутает упавшего. Пришлось немного подраться. Кинжал она выбила грузиком, вплетённым в косу. Мужик слегка ошалел, разглядев противницу, но не растерялся. Привалился к дереву, махал кулаками, причём довольно резво — рассадил ей губу.

Пришлось немного повозиться, подрезать ему обе руки "когтями корса", но мужик и тогда не потерял боеспособности. Крепкий зараза! Улучил момент, когда удалось проскользнуть мимо кинжалов, оттолкнулся от дерева, пытаясь её повалить...

И в этом была его ошибка, потому что как раз равновесие было сильной стороной Аины. Она дала ухватить себя за руку, потом повернула её вместе со всем корпусом, и противник шмякнулся на бок, в котором засела стрела. Как бы ни крепок он был, а при этом завыл от боли, на пару мгновений теряя контроль над собой. Тут-то девушка и заломила ему руки, связала их за спиной. Попался, скотина!

Теперь нужно было узнать, кто он такой и зачем за ними следил. Хоть как ей ни претили допросы, а тащить его в лагерь с простреленной ногой казалось ещё неудобней.

Аина воспользовалась торчащей из бедра стрелой, чтобы причинять боль, но вояка был достаточно закалён, чтобы лишь ругаться и плеваться в ответ. Поняв, что ломать его нет времени, Аина попробовала метод, которому научила её Эльри для работы с буйными больными в лихорадочном бреду: ритмично переводя фокусировку взгляда с одного его глаза на другой, она говорила что попало в том же темпе, часто повторяя фразы, как давным-давно Барама, когда заставляла её принять новое имя... И получилось!

В какой-то момент взгляд мужчины, инстинктивно следовавший за её, остановился, уставившись в точку где-то позади, и он начал отвечать на вопросы. Оказалось, что его действительно послали в разведку люди Южного князя. Их группа из полусотни человек поджидала баронессу на подступах к Трёхглавой горе, но ближе к Селвидому, полагая, что те поедут кратчайшей дорогой. Однако благодаря Тропе Войны они уже проскочили то место. Его выслали на запад просто на всякий случай, но неожиданно повезло...

Понимая, что нельзя дать ему вернуться, Аина на минуту застыла, взывая к Хёдру в попытке понять, действительно ли имеет право лишить этого человека жизни. Но бог справедливости, как обычно, молчал. Поэтому девушка послушалась здравого смысла и, не выводя разведчика из транса, перерезала тому горло. Затащила обратно в кусты. Быстро нашла его лошадь, поладила с ней и забрала с собой — как раз одна вьючная сломала утром ногу, избавив их на пару дней от необходимости охотиться, но остальные теперь были слегка перегружены...

Надо возвращаться скорее, пока её не хватились.

* * *

Клед с тревогой наблюдал за манёврами Алины, когда она отстала и направилась в лес, из которого они только что выехали. Что она там забыла? Люди Рамона ведь всё проверили! Да и он ничего не почувствовал. Впрочем... Нет, трудно сказать, есть ли там кто-нибудь.

Но и что нет никого, он тоже не поручится! Вот как будто промелькнула какая-то непонятная вспышка в ощущениях. Что это?

Клед поминутно оглядывался назад. Алина не торопилась вернуться. Его беспокойство росло с каждым мигом. Сигнала о помощи не было, но что, если она не смогла его подать? Его долгом было оставаться рядом с баронессой, но... Чёрт, вокруг ещё полно воинов! А она там одна...

— Я сейчас, последи, — бросил он Эльбе.

Сделал знак Рамону, ехавшему позади, чтобы тот подтянулся поближе к баронессе. Поравнялся с арьергардом, понял, что те тоже ничего не знают. Разозлился на них за то, что не отпустили одну. Хотя тут же вспомнил, что Алина просила звать её в сложных случаях именно потому, что способна была обойти чуйку вроде той, которой обладал он. Но его чуйка промолчала, когда они тут проезжали, и сейчас не подавала ни звука. Только вроде бы кто-то двигался к ним. Два набора копыт... Клед обнажил меч.

Когда до опушки оставалось шагов пять, заросли раздвинулись, и из них, как ни в чём не бывало показалась Алина верхом, ведя за собой вторую, незнакомую лошадь. Девушка выглядела разгорячённой — видимо, сражалась. Вся её затянутая в кожу фигура дышала звериной грацией, растрёпанные пряди прилипли к влажному лицу, губа была разбита и кровоточила.

Кледа будто громом поразило: его взгляд приковала эта тоненькая тёмно-красная струйка на подбородке и вспухшие губы, такие изящные, явно природой не предназначавшиеся к подобному обращению...

В груди внезапно вспыхнула необъяснимая, предательская страсть. Ему захотелось впиться в эту рану горячим поцелуем, ощутить вкус её губ, смешанный со вкусом крови, высосать эту кровь, зализать эту рану, превратить её боль в наслаждение... Наваждение было таким сильным, что у него потемнело в глазах. Это было похоже на удар молнии. Какое, к чёрту, братство по оружию? Он хотел её. Наверное, впервые в жизни жаждал кого-то всем своим существом. В груди словно обнаружилась огромная птица, которая внезапно распахнула мощные крылья и рванулась навстречу Алине. Еле удержал.

Парень застыл, напрягшись каждым мускулом и каждой частицей воли, чтобы не дать этому внезапному оглушительному порыву лишить себя разума. Время остановилось.

— Нас чуть не засекли, — пояснила Алина, поравнявшись с ним. — Я, конечно, решила эту проблему, но враг близко. Эй, ты чего так уставился? Не было у меня другого выбора... — и она, поморщившись, стёрла алую жидкость с подбородка.

Тут Кледа, которому казалось, что он смотрел на эту струйку крови, борясь с желанием слизнуть её, целую вечность, наконец-то отпустило, и он позволил мышцам тела расслабиться, с удивлением обнаружив, что снова начал дышать. Вложил меч в ножны. Только лицо "заморозил", чтобы, не дай боги, не выдать свои чувства. Сейчас ему ещё меньше, чем вчера, хотелось, чтобы девушка уличила его в плотских стремлениях при таком презрении к ним.

Он кивнул в знак того, что не имеет никаких претензий и, вернулся вслед за ней на своё место подле баронессы.

Петра пристала к Аине с расспросами, но та предложила сначала добраться до следующей рощи, и тогда Кларед, отпросившись у них обеих, ускакал вперёд. До тех деревьев он мог себе позволить отвлечься на размышления.

Что за дьявольщина с ним сотворилась? Он еле взял себя в руки. Но эта сцена так и горит перед мысленным взором, стоит огромных усилий отгонять наваждение. Причём хочется не просто овладеть её телом, а так, чтобы и сердце её, и душа принадлежали ему безраздельно... Откуда вообще такая неуёмная алчность?

Нет, нельзя думать об этом, совсем. Так никуда не годится: стоит на долю секунды отвлечься, и снова становится тесно в груди, в штанах и в голове от захлёстывающего всё существо вожделения — слишком тесно для разума.

Клед читал молитву против страха, и она помогала, но стоило только прекратить упражнение, как наваждение возвращалось вновь. Это становилось попросту опасным, особенно когда враг поблизости: какой из него в самом деле Воин с такой-то войной внутри?

И главное, почему сейчас? Вдруг. Да, этот выдающийся бюст и тёплая сила девушки при её боевитости и недюжинных умениях, позволивших избежать его захватов, поразили его с самого начала. Но чисто умозрительно. Что же изменилось теперь? Виной ли тому вчерашнее зрелище её обнажённой? А может быть, дело в том, что в начале он каждую ночь посвящал Петре? Сливал дурную силушку, как выражался Ларис, а теперь она накопилась?

В таком случае, понятно огромное значение Отступниц Похоти. Если всеми мужчинами при воздержании овладевают подобные чувства, то без Красного Дома Воинам Смерти вряд ли удавалось бы так успешно функционировать. Надо бы намекнуть Петре, что он не прочь сбросить напряжение с ней сегодня ночью, пока Алина будет стоять на вахте. Пока он ещё владеет собой, и в деле не произошло никакого урона от этого умопомрачения.

* * *

Петра восприняла момент, когда Клед оставил её, чтобы поехать проверить, как там Алина, в качестве поворотной точки. Вот уже нартский выкормыш стал важнее неё. К сожалению, поделать с этим она ничего не могла. Если так угодно богам, кто она, чтобы мешать им? Разве что убить её? Но нет, вряд ли это поможет. Чего доброго, наоборот. Не говоря уже о том, что при умениях девушки, есть угроза самой отправиться к праотцам при покушении.

Когда доехали до следующей рощи между холмов, остановились и собрались на совет, по настоянию Алины. Та рассказала, что ей удалось узнать от вражеского разведчика. Ну вот, а строила из себя "даму в белых перчатках", когда речь зашла о пытках в таверне...

Впрочем, сведения были и правда тревожные. Если кочевница всё помнила правильно, то, следуя дальше Тропой Войны, они рискуют снова сблизиться с людьми Южного князя и нарваться на разведчика, не столь медлительного в возвращении со сведениями.

К сожалению, Тропа Войны вела по довольно узкому проходу между горами, а другого пути наверняка никто не знал. Край Восьми Озёр отделяла от первой линии баронств невысокая, но труднопроходимая горная цепь. На восточном краю которой, к тому же, притулился замок Кинур, где их могла ждать баронская дружина...

Петра сочла момент подходящим, чтобы поделиться со своими главными охранниками секретными сведениями. Дело в том, что в следующем замке Гостер, на полпути между Астеном и Нивзеном, в которых были Обители Смерти, как раз напротив Простена, где Обидели не было, уже какое-то время собиралась экспериментальная дружина, набираемая Советом, которую обучали Воины Смерти для будущего похода войной на нартов.

В последний же день в Арбене Отступница нашла тайного наблюдателя Ордена и передала тому срочное письмо для Скимитара в Астене, обрисовывающее обстановку и просящее подмоги против отряда Южного князя, вероятно, посланного ей наперехват. Только она не знала, стоит ли им рассчитывать на скорую помощь из Гостера, или сначала письмо совершит более долгое путешествие в Новин, чтобы получить прямые распоряжения от Меча.

Посовещавшись, все трое воинов решили, что следует найти укромное место в холмах поблизости и затаиться на какое-то время. В конце концов, пятьдесят человек против двадцати — не очень хороший расклад. Алина предложила отправиться по направлению угрозы, чтобы проредить их в одиночку, как учили Ходячую Смерть. Клед же ратовал за то, чтобы послать кого-нибудь напрямик в Гостер и дождаться подмоги.

Чем Петра с ними не поделилась, так это опасениями по поводу того, что уж кто-кто, а Южный князь всю дорогу не забывал, где находился Малфирдом, и за те года, которые Совет потратил, чтобы все Свободные Княжества забыли об этом баронстве на отшибе, мог уже тайком наладить добычу алмазов в Краю Восьми Озёр. Впрочем, выяснением этого должен был заниматься как раз гарнизон Гостера и Обитель Нивзена...

В конце концов, по предложению Рамона решили, что утро вечера мудренее. Его разведчики как раз нашли подходящий холм со впалой вершиной, где можно было устроить лагерь. От просмотра издалека его защищали соседние холмы повыше, на которых удобно было выставить дозор, а в распадке между ними нашёлся ручей и место для лошадей.

Холм оказался старым курганом, что могли понять только Петра и Клед, впрочем остатки Смертной Тени были слишком слабые, чтобы представлять какую-либо опасность для непосвящённых.

Всё то время, пока разбивали лагерь, Клед бросал на неё горячие взгляды. Неожиданно после недавнего перелома, казалось бы, не в её пользу. Но Отступница не собиралась привередничать. Если он снова захотел её, она будет только рада. Когда отправились ужинать, Петра недвусмысленно облизывала губы и пальцы, когда Наречённый смотрел на неё, и по огню в его глазах поняла, что сегодня их ждёт жаркая ночь. Эх, что бы ни случилось завтра, путешествие того стоило!

Наваждение пока затаилось, но где-то неглубоко. Клед чувствовал, что, натыкаясь взглядом на Алину, вынужден изо всех сил сдерживать воображение. Ему оставалось только радоваться, что темнота, скрывающая сейчас соблазнительную девичью фигуру, помогала ему в этом.

После ужина, чтобы не оставлять рассудок в праздности, он занялся чисткой меча и кинжалов, пока все не разошлись по местам ночёвки, а Алина не отправилась в обход кургана перед началом вахты. Тогда он бесшумно проскользнул в палатку Петры, где горела единственная свеча — она ждала его.

Обнажённая Отступница наполовину зарылась в шкуры своей походной постели и сразу же игриво протянула ему бурдюк с вином. Однако Кледу сейчас было не до игр. Он вдруг осознал, что более чем готов, и даже не заметил, когда это случилось. Быстро скинул одежду, подмял Петру под себя и без долгих предисловий вонзился своей возбуждённой до предела плотью в её жаждущее лоно.

Баронесса тихонько вскрикнула от неожиданности, и Клед зажал ей рот рукой. Она не протестовала — наоборот, лизала его ладонь. Похоже, ей нравились любые ограничения и грубость, потому что она сладострастно извивалась под ним, подстёгивая, и приглушённо мычала в его руку в высшей степени довольства.

Клед стремился к разрядке, как Воин к Смерти, но, как и Невеста в своей брачной игре, она всё время, дразня и сводя с ума своей близостью, оставалась вне пределов досягаемости. Петра уже несколько раз обмякала и вновь начинала извиваться под ним, а он всё месил в остервенении её горячее лоно, изнывая от необходимости исторгнуть из себя напряжение этого безумного дня, но словно какая-то пробка закупорила его и не пускала наружу.

И вот, когда Клед уже дошёл до одурения и боли в натруженной плоти, в его мозгу вновь вспыхнула яркая картинка Алины с разбитой губой. С отчаянным остервенением он вложил всё своё неистовое желание в последние несколько самых глубоких рывков, от которых Петра забилась в его объятиях, как животное, которому перерезали глотку, и взорвался мощнейшим фонтаном жизни, освобождающим от всех мыслей, эмоций, образов, желаний, как Смерть...

Обессилев, Наречённый распластался рядом с Отступницей, которая тут же обвила его всеми своими конечностями и прохрипела что-то восторженное. С неимоверным облегчением, смакуя бездумное, первозданно чистое расслабление, Клед позволил себе провалиться в сон на два часа.

Когда он проснулся, свеча уже догорала. Баронесса спала, бесстыдно раскинув ноги — наверное, её лону было жарко после подобных возлияний... Он быстро оделся, отпил вина из бурдюка и выскользнул на свежий воздух. Отошёл за палатку, чтобы как следует прийти в себя, но тут же наткнулся на Алину, лежащую в высокой траве. Ох как некстати она решила применить свои нартские трюки, чтобы не быть обнаруженной издалека — Клед чуть было не наступил на неё. Ему вовсе не хотелось портить своё облегчение, поэтому он просто кивнул и пошёл на другой склон холма. Алина не стала его останавливать, не произнесла ни слова, и хоть за это хвала Смерти!

Во вчерашнем споре прав оказался Рамон. Поутру его разведчики сообщили, что встретились с передовым отрядом дружины Совета. Через несколько часов их представители прибыли в лагерь баронессы ал да Малфирдом.

Решено было, что отряд под видом учений пойдёт на восток и отвлечёт на себя людей Южного князя. Прямые конфронтации были нежелательны, но дружина Совета пользовалась правом беспрепятственного прохода через все земли Свободных Княжеств и могла потребовать ответа от засевшей в предгорьях группы воинов, которая вряд ли сходу признается в своей принадлежности, поскольку нечего там было делать людям Южного князя, как и Ордену Смерти самому по себе — в силу политических причин.

Равновесие власти в Княжествах достигалось разделением сфер ответственности. Каждый из четырёх Князей отвечал за свои земли, и пока его действия не противоречили общегосударственному порядку, правил по своему разумению. Бароны из окружавших княжества провинций имели полное право воспротивиться вмешательству князя в их дела. А вот земли, оказавшиеся без хозяина, были в прямом ведении Совета, в который входили представители всех влиятельных сословий — в том числе городские магистраты и пэры.

Орден Смерти же с одной стороны никому не подчинялся, с другой — был повсюду, с третьей — отказывался от стяжания владений, проводя свою деятельность на арендованной земле, а с четвёртой обязывался защищать государственные интересы. Таким образом, его могли привлечь любые лорды для восстановления порядка в своих границах или самих границ, но если местный барон был не против присутствия князя, то оснований вмешиваться у Ордена не было. А вот у дружины Совета — очень даже, причём как со стороны наполовину бесхозного Селвидома, так и Края Восьми Озёр.

Подготовка к операции заняла ещё день, пока разведчики дружины выясняли точное место засады, а люди Рамона проверяли путь по Тропе Войны. Но в итоге получилось, как по нотам. Поторапливая коней в ущелье под защитой деревьев, путешественники даже слышали звук битвы на востоке, отражавшийся эхом от западных скал.

Также командир отряда Совета — переодетый, стриженый Кинжал Смерти — сообщил Петре, что других проходов, пригодных для регулярной переброски людей и грузов, в Край Восьми Озёр не найдено. В горах можно было пробраться узкими тропками, если повезёт не сорваться и не заблудиться, но только пешком. А в Южных болотах, где Обитель Нивзена разводила яратиков, водились и дикие, что делало его уже достаточно опасным, даже если бы не топи. Кроме того, местные жители настроены достаточно воинственно к чужакам. Но на этот случай у неё было средство. А значит, скорее всего, опасности позади.

Глава 25

Край Восьми Озёр

Миновав опасное место в узком проходе меж двух горных цепей, группе пришлось подняться на каменистую возвышенность. Они оказались на открытой местности, но звуки битвы вдали уже стихли. Аина не знала, радоваться ей или огорчаться, что не дали проверить себя в деле, как Ходячую Смерть. Наверное, всё же, к лучшему.

Тропа снова вела их на запад. Слева высились неприступные горы, очерчивающие границу Свободных Княжеств, а обрывистые утёсы справа походили на отколотые и отодвинутые неведомой силой предгорья. При спуске с перевала в пролёгшую между ними долину из-за высокого Трезубца как раз вышло солнце и осветило необычный пейзаж: сплошные леса, небольшие луга, волнистые холмы и множество мелких водоёмов. Край Восьми Озёр выглядел совершенно диким, и даже волшебным со своей синеватой зеленью, стелющейся по низинам дымкой и сверкающими бликами повсюду.

Девушка снова поймала на себе заряженный взгляд Кледа и мысленно закатила глаза. Ещё на днях этот парень вёл себя так, что показалось: всё же не обманывали серые глаза-звёздочки, позволяя заглянуть в многогранную душу, способную её понять; не примерещилась теплота и человеческий интерес во взгляде; не только наслаждением и убийствами жил Наречённый, и мог вести себя хотя бы сообразно родовому титулу; мог стать ей другом, или даже кем-то большим... А потом вдруг — опять за старое!

Поначалу, услышав из палатки приглушённое мычание баронессы, Аина рванула туда, решив, что подопечную душат. К счастью, вовремя спохватилась на пороге, уловив хлопки плоти о плоть в характерном ритме. Но старая перечница так стонала, что, несмотря на приглушённость, звуки дошли до ближних наёмников и Рамон подошёл осведомиться, что происходит. Девушка могла лишь гневно раздувать ноздри, не находя слов. Она показала ему нартский жест для совокупления из набора военных знаков: средний палец одной руки трижды погружаемый в кольцо из большого и указательного пальца другой. Десятник её отлично понял и с улыбкой покачал головой. Похоже, его это не слишком беспокоило.

Аина так же жестами показала вопрос: не слишком ли далеко разносятся эти звуки? Рамон отправил кого-то из отдыхавших бойцов к дальнему часовому на холме, и минут через пятнадцать они узнали, что с этой точки зрения беспокоиться не о чем. Десятник ушёл дрыхнуть, а охранница вынуждена была выслушать всю "балладу драных кошек" до конца. Это её так разозлило, что в конечном итоге она была вынуждена войти в состояние "незаметности", чтобы погасить свои ощущения. Иначе, наверное сорвалась бы. Хорошо, что этот кобель ничего не сказал, когда чуть не наступил на неё, выйдя наружу пару часов спустя.

Она даже не пошла потом спать в эту палатку, как могла бы. Эльба вот, проснувшись по нужде, забралась туда, убедившись, что всё закончено. Аине же было противно до тошноты. Она не желала окунаться в остатки витавших там ощущений. Хорошо, что ночи тёплые, а в запасе достаточно одеял.

К тому же, на другой день во взгляде Петры снова появилось это противное выражение превосходства, а у Кледа лицо опять закаменело, словно он кадоровая статуя, а не молодой красивый парень. Вспоминая его открытые глаза, полные чувств, пусть и непонятно каких, Аине хотелось выть — так отчаянно душа её жаждала снова соприкоснуться с тем, что видела там. Близкое и родное, обещавшее дружбу. А теперь там снова каменная стена. За которой плещется звериная ярость. Вот честное слово, похоже, некоторым людям лучше не спать друг с другом, чтобы оставаться людьми!

Его взгляды в спину тоже сбивали её с толку. Будь на месте Наречённого кто-то другой, она не стала бы ломать голову над их причиной, да и посыл был бы более внятный. Тут же заряд был какой-то смешанный, не плотоядный, и к тому же, быстро исчезал — то есть Клед умел гасить свои порывы. Но что ему тогда от неё нужно? Или это была такая хитрая демонстрация, что не отдашься мне — возьму другую? Тьфу! Хотя нет, тогда бы он не просил прощения за касание.

Разумеется, дружба между мужчиной и женщиной возможна только в более близких отношениях. Конечно, она там не обязательна, но так, как с Бреном, Аине нравилось намного больше, чем как с Мадленом. А с этим парнем она чувствовала такую общность, как ни с кем раньше. Конечно, пока это лишь ощущения. И понятно, что при Петре куда-то дальше приличий их отношениям не развиться, но цель путешествия уже видна на горизонте, а она всё не может наладить с ним контакт из-за его дурацкой похоти и дурацкой внезапной "стены" уже после того, как лёд, казалось бы, сломан!

Хотя, кстати, каждый раз он такой именно после утех с "баронессой". Титул Петре может и дали, но по сути она осталась всё той же Отступницей Похоти. И это её превосходство во взгляде так напоминало Морену, когда та лёгким воздействием на нужные точки уводила парня у кого-то из сверстниц! Просто из вредности. Наверное, у этой что-то похожее. И она, надо сказать, знает слабые точки. Видимо, заметила, что они сближаются, и нашла способ снова притянуть его к себе...

Стоило ли ей тогда не отвергнуть его ласку? А наплевать на старую потаскуху и привязать парня к себе через плоть? Но нет, она так не могла. Только не с ним. Тогда не получится тех отношений, которых она вдруг так внезапно и сильно захотела. Их нельзя сплетать по тем же правилам, что и случайные вспышки страсти. Она не ведала, откуда взялась такая уверенность — просто знала это и всё.

С другой стороны, он всё-таки не был похож на простых в обращении нартов или неотёсанных мужиков из таверн, которым ничего больше не нужно, кроме как вонзиться в тёплую дырочку... Отказал же почему-то Петре на полпути через Восточное княжество? Да и неловкость в глазах при виде её осуждения... А потом даже мелькнуло что-то вроде обещания преданности в памятный момент над убийцами...

Нет, что-то его не устраивает. Но знает ли он сам, что именно? Ах, если бы можно было поговорить начистоту! Она не видела никакой возможности подступиться к подобному разговору в нынешних условиях. Попытка сближения провалилась, и теперь, после той ночи гордость не позволяла Аине предпринимать новые шаги. Клед поступил недостойно, и пока не покажет признаков раскаяния, снисходительность с её стороны будет не только выглядеть унизительно, но поощрит подобное поведение в дальнейшем.

И снова непонятно, откуда такая уверенность, ведь соответствующий опыт у девушки отсутствовал. Может быть, память благородной крови или впитанный с молоком матери кодекс чести? Но тогда должен быть подобный и у Кледа! Тем более память ему не стирали, и вообще, он был старше, когда прежняя жизнь оборвалась. Реакция на пощёчину и последующие извинения подтверждают, что он не совсем лишился понятий. Да и куча других мелких жестов — таких как руку подать... Короче, он должен сам прекрасно понимать её негодование!

А вот у назначенной Советом "баронессы" такого кодекса нет. Ей, небось, просто лестно, что молодой красавчик предпочёл её. Хотя вряд ли в том есть её собственная заслуга. Она ведь Отступница Похоти, а значит Наречённого к ней влечёт Зов Тёмной Матери, пользуясь той колдовской нитью, что связывает их через ритуал посвящения? Хм! Так может, её соперница — сама богиня Смерти, а вовсе не её потрёпанная служением жрица? Значит, Аина и правда может потягаться с нею хотя бы за одну душу? Ах, как хотелось бы! В этих серых глазах столько жизни, когда они открыты, что хватит на двоих! Досадно до невозможности отдавать "костлявой" такую добычу.

Но Ху столько раз говорила, что человек сам выбирает свой путь. Пусть тогда речь шла о смерти — о том, что, пытаясь убить, нападавший сам подписывает себе приговор. Но раз так, то это относится и ко всему остальному! А значит, Клед сам должен выбрать её! Тоже в каком-то смысле жизнь или смерть... Так чего же, демоны забери, он от неё хочет? Мог бы хоть как-то намекнуть, а не прожигать её спину непонятным зарядом каждые пару десятков шагов...

Мысли о роли в этой истории Тёмной Матери поумерили злость Аины на Кледа, и она наконец обратила внимание на смутное беспокойство, которое вызывала у неё роща, маячившая впереди, на другом берегу быстрой горной речушки.

* * *

Кледу не слишком помог сброс напряжения с Петрой. Да, снизу подпирать перестало, но в груди продолжала биться та самая птица, то и дело порываясь в сторону Алины. Вот только девушка смотрела теперь на него с такой ненавистью, будто он её предал. А ведь он только стремился унять "непотребные" с её точки зрения страсти! Разве было бы лучше, потеряй он контроль и набросься на неё саму? Даже помыслить об этом казалось кощунством по отношению к трепетному желанию уберечь её от зол...

Но способен ли он на это вообще? Он ведь вступил на Путь Смерти. И каждый раз, как пытается сблизиться с ней, делает всё только хуже. Может быть, не зря им отведены в качестве подруг лишь Отступницы Похоти? Их не жалко...

Одни боги знают, какой Петра была, когда начинала, но теперь её торжествующие взгляды заставляли чувствовать себя скорее добычей, чем охотником, как на днях, когда он её "месил". И это было до крайности неприятно. "Влияние на сильных через притворство жертвой" — тут всё было, как по книге "Природа женщин". А со стороны Алины?

Нет, не видел он этого в ней. Особенно, когда вспоминал её искрящийся смехом взгляд во время шуточного боя. Тогда он омыл его таким теплом, что оказалось, сердце за годы после смерти родных просто заледенело до окаменения, и поэтому ничего особенного не ощущало. А теперь ожило, заныло тоской по единению и со страшной силой стремится к этому живительному огню, как мотылёк.

Тогда он, дурак, сам же её оттолкнул, не желая поранить. Но даже злость Алины была не ядовитой, как у Петры, когда он той отказал, а какой-то... чистой и благородной. Если бы она ещё снизошла до того, чтобы внятно объяснить её причину. Ну то есть, причина понятна, она сама её недавно назвала — "всеядность", неразборчивость то есть. Но как ему вести себя во всей этой ситуации, чтобы и требованиям хозяйки соответствовать, и у напарницы вызывать не гнев, а такой же открытый взгляд, из которого можно пить небо взахлёб...

В дополнение ко всему, когда опасность нападения людей князя осталась позади, Кледа снова стали накрывать хмельные волны, когда взгляд его падал на стройную девичью фигуру, сейчас по жаркому времени не прикрытую плащом, а затянутую в кожу, соблазнительно обрисовывающую все её умопомрачительные выпуклости.

Он честно пытался изо всех сил не думать о них, даже не смотреть в её сторону, сосредоточившись на окрестностях, как того требовал долг, но взгляд то и дело сам возвращался к едущей впереди напарнице, разжигая внутри костры, которые он не успевал гасить.

Борьба с внутренним пламенем его так утомила, что в какой-то момент превратилась в побуждение убить девушку: не от ненависти, а от всепоглощающего желания сблизиться, слиться, ощутить над ней высшую власть, как тогда, когда он душил Петру, податливо принимавшую смерть от его рук...

Осознание противоестественности такого порыва окатило Кледа, словно ушат ледяной воды. Милостивые боги! Как подобное могло вообще прийти ему в голову? Ну, допустим, желанием кого-то убить он, как и раньше, обязан соитию с Отступницей — эту взаимосвязь можно считать доказанной. Но наложение на страсть представлялось какой-то фатальной брешью между добром и злом. Похоже, тогда он таки перешагнул хоть одной ногой эту границу, и теперь его внутренние моральные ориентиры сломаны...

Алина же вдобавок обернулась на очередной его взгляд — похоже, она их чувствует! Знает ли она при этом, что он испытывает? Как он порой ощущает чужие стремления... Если так, то это ужасный стыд, и он уже безнадёжно очернил себя в её глазах. Как она могла вообще понять эту вспышку, если "считала" её как опасность? О боги!

А виновата во всём ненасытная Отступница! Вот не зря всё же, наверное, Наречённым предписано сбрасывать напряжение только с Отступающими. Говорят же, что связи между разными рангами посвящения опасны. Наверное, он отравился Тёмной силой, которая теперь разъедает его душу. Всемогущий Кернун, что он наделал? И есть ли для него теперь путь назад?

В довершение позора, покачивающаяся в седле рядом Петра тоже заметила его взгляды и насмешливо промурлыкала:

— Что, околдовала тебя наша кочевница? Знаешь, у них ведь сохранились колдуны. Да и метод допроса, который она применила к тому разведчику... Ты бы поинтересовался — крайне занимательный.

Как всегда, после её слов ситуация предстала в совершенно ином свете, и такое объяснение показалось очень правдоподобным. В самом деле, он ведь никогда не испытывал ничего даже близко похожего, а тут словно с ума сошёл — ни о чём не может думать, кроме Алины. Он себя не узнавал. Может, она его и правда околдовала какой-то своей нартской магией? Кажется, где-то он слышал про "привороты", которыми колдуньи могли привязать к себе мужчину и совершенно его подчинить, сделать своим рабом... Тогда получается, что он зря корил себя — это ей пристало стыдиться.

Возмущение плеснуло волной и тут же отступило, погашенное новой мыслью: Петра уже ошибалась на её счёт, совсем недавно. Или... сознательно запутывала его? Покосившись на Отступницу, Клед снова заметил в ней тень торжества и неуёмной алчности. Да уж, если кто из этих двоих и казался способным на нечестную игру, то именно прожжённая бывшая подруга Меча. Но... Как можно быть уверенным? Если правы уроки в Ладонях, обе на самом деле плевали на его собственные желания и просто делили власть.

Ясно одно — он оказался уязвим перед обеими женщинами. Обе они вызывали в нём чувства, но разные: Петра — животные, Алина — благородные. Когда он "онемел" после Наречения, любые чувства казались благом. Но сейчас... Наверное, всё хорошо в меру.

Противоположные влечения отвлекали его от выполнения насущной задачи. Связанной, ни много, ни мало, с выживанием. И как бы не разорвали пополам! В конце концов, он им не канат, чтобы его перетягивать! Он свободный человек и сам вправе решать, кого любить, а кого ненавидеть! А ещё лучше и уместней быть бесстрастным и эффективным.

Эта мысль и пресыщенность терзающими его чувствами, обратилась внезапно в холодную решимость. Клед собрал в одном вздохе всю ярость, плескавшуюся внутри, сплавил её с волей, призвал образ Меча и, совершив отчаянное сверхусилие, погасил все чувства разом. Сразу стало хорошо и спокойно. И дыхание выровнялось...

* * *

Не успел Клед насладиться облегчением от наступившей внутри тишины, как из зарослей по другую сторону речки, к которой они приближались, раздался противный, не высокий, не низкий, а какой-то вибрирующий звук рога. Несколько лошадей, в том числе Хлебушек, встали на дыбы, заржав, а край слуха вспороло пение стрел в воздухе.

Наречённый спрыгнул с коня и откатился — как раз вовремя, потому что тот захрипел и повалился назад и набок. Парень метнулся за его круп, пытаясь разглядеть противников, но они стреляли из-за деревьев. Он быстро окинул взглядом группу — кто-то натягивал свои луки, другие, спешившись, обнажили мечи, ещё одна лошадь упала, подбитая в бок, но вроде бы люди все целы.

Петра же, оставшаяся в седле, вытащила из седельной сумки окованный медью рог и, набрав полные лёгкие воздуха, затрубила, извлекая такой же режущий уши звук, как противник до этого.

Атака мгновенно прекратилась. Последняя стрела, видимо, пущенная каким-то запоздалым на реакции лучником, криво ушла вверх и спустя полминуты приземлилась у Кледа за спиной.

Из-за деревьев одни за другим стали выходить воины довольно характерной наружности: все, как один, невысокие, сухощавые, светловолосые, но загорелые, со множеством косичек на голове. Они закидывали луки за спины и показывали открытые руки. Было их примерно две дюжины.

— Атаковать? — спросил подъехавший к Петре Рамон.

— Нет, это рог их предводителя, нас больше не тронут, — ответила та.

Клед еле слышно выругался и добавил:

— Не могла раньше затрубить?

Но Отступница услышала и невозмутимо ответила:

— Я не могла ожидать настолько враждебного приёма так рано на подступах. Рог вообще предполагалось только показывать их старейшинам.

Но это объяснение не умерило злости, показавшей свой хвост из-под колпака, которым Наречённый накрыл все чувства. Он перелез к голове Хлебушка, который подёргивался в агонии, и оценил рану. Похоже, пробито лёгкое. С другой стороны "колпака" ударил фонтанчик острой печали: Клед успел привязаться к добронравной животинке за время пути. Он достал дядин кинжал и обнял коня за голову на прощание, еле слышно шепча:

— Прости, мой хороший. Прости. Спасибо, что верой служил мне. Сейчас я тебя отпущу...

Кто-то взял его за плечо. Клед поднял затуманившийся взгляд. Это был Рамон. Тот неопределённо кивнул назад, легонько отстраняя соратника. За спиной у десятника маячила Петра, кивком велевшая подчиниться, и парень отступил. Он не знал, остаётся ли после убийства животных Смертная Тень, но сердце успело дрогнуть — убить питомца, с которым делил тяготы пути, непросто...

Рамон быстро и аккуратно перерезал Хлебушку глотку, велел Кледу выбрать коня из свободных и вернулся в седло. Петра дала знак приближаться к реке, на другом краю которой остановились противники. Алина уже заняла место телохранителя рядом с хозяйкой. Лишь скользнула по напарнику сочувственным взглядом. Но легче ему от этого не стало.

Клед же застыл, пытаясь запихнуть выбившиеся чувства обратно под "колпак". И смотрел на Хлебушка, пока не осознал, что взгляд того остекленел, а жизнь покинула тело. Пора снимать сбрую...

Вьючные и запасные лошади остались позади под присмотром пары наёмников. Он направился туда. После сидения "тише воды, ниже травы" в течение двух дней, запасы изрядно облегчились, и свободные лошади были. Второй всадник, потерявший скакуна, быстро выбрал, видимо, знакомую лошадь. А из оставшихся Кледу наиболее подходящим для верховой езды показался конь вражеского разведчика, которого привела Алина.

Наречённый постарался на скорую руку наладить с ним контакт — скормил сладкий корешок цахеры, погладил по шее. Коняга, похоже, обладал неприхотливым характером и соскучился по вниманию, потеряв хозяина, так что артачиться не стал — дал себя оседлать и взнуздать. После чего Клед смог наконец присоединиться к основной группе, ведущей переговоры с местными на берегу ручья.

* * *

— Кто ты, что трубит в рог Ал-Арсата? — первым делом спросил наиболее коренастый среди мелких аборигенов, когда Петра со спутниками медленно приблизились к берегу ручья.

Насколько она могла судить, это был их предводитель. И однако же на нём было гораздо меньше Смертной Тени, чем на любом из её наёмников.

— Я — новая баронесса ал да Малфирдом, — провозгласила она со всей возможной уверенностью. — Я назначена Советом Княжеств. Можете звать меня леди Петра.

— Здравствуй, леди Петра, — мужчина приложил руку к груди, слегка склонив голову. — Я — Ал-Тамал, предводитель пограничников Озёрного Края. Мы давно не входим в Княжества, но рог Ал-Арсата даёт тебе право попытаться занять его место. Только... — он замялся.

— Что же? — подстегнула его Петра.

— Его должны проверить старейшины. Что это тот самый рог.

— Тот самый, — об этом условии когда-то договаривались предки нынешних предводителей сторон, так что пока всё шло по плану. — Я готова пройти проверку.

— Тогда мы попросим тебя проехать с нами. Главный старейшина слишком дряхл, чтобы явиться сюда. Ты можешь пересечь границу с двумя воинами, — он показал на ручей.

Рамон подъехал к баронессе, выражая ожидаемые сомнения в том, что это безопасно. Ал-Тамал перебил его:

— Мы даём гарантию неприкосновенности. Вам и вашим людям. И просим прощения за лошадей. Мы не хотели никого убивать, только лишь отпугнуть чужаков. В деревне вам их компенсируют.

Петра посмотрела на Алину. Та внимательно изучала противников, пока их вожак говорил, но лишь пожала плечами. Она не хмурилась и никак иначе не выражала какой-либо озабоченности. Будто ей было всё равно, убьют её в этом лесу или нет...

— Я бы всё-таки взял заложников в ответ, — тихо сказал Рамон. Это звучало разумно.

— Мой десятник требует более надёжных гарантий безопасности, — громко сказала Петра. — Оставьте троих своих людей с моими воинами. И тогда мы поедем с вами.

Ал-Тамал отошёл в сторонку и посовещался со своими помощниками. После чего три человека — один совсем молодой и двое постарше выступили вперёд.

— Мой сын, Катал и два моих помощника останутся с вашими воинами, чтобы они были спокойны за вас, — сказал он. — Если договоримся, я вернусь за вашими людьми, в ином случае мы вернём вас к границе в целости и сохранности.

Баронесса кивнула. Им шли навстречу, но ей всё равно было не по себе. Здесь двадцать человек с луками, а сколько их в деревне? У них нет способа проверить, что этот юноша действительно сын командира... Рамон тоже хмурился. Алина по-прежнему хранила бесстрастный вид. Но что поделать? Кто не рискует, тот не собирает алмазы. Петра знала, на что шла.

— Я должна пойти с вами, хозяйка, — подъехала поближе Эльба.

Да, ей тоже было бы спокойней с самой верной служанкой...

— Ал-Тамал, нас должно быть четверо. Это приемлемо?

Командир пограничников слегка нахмурился, задумавшись ненадолго, но потом кивнул и сделал знак ещё одному из своих людей выйти вперёд.

— Хорошо, но тогда вам придётся спешиться. Мостки могут не выдержать столько крупных животных.

Петра посмотрела на свои сапожки из дорогой кожи и вздохнула. Клянчить в её положении не пристало, требовать пока не стоит, а пешком идти тоже не хочется. На выручку пришёл Рамон — всё-таки отличный выбор для начальника гарнизона, с правильными понятиями!

— Вы же не можете ожидать от баронессы, что она будет ломать ноги по лесам пешком.

Ал-Тамал почесал затылок, посмотрел на женщин:

— Ладно, тогда две лошади по очереди, а остальные пёхом.

Петра кивнула, показывая Эльбе остаться в седле. Алина и Рамон слезли с лошадей.

— Нет, Рамон, останься с людьми, — остановила его Отступница и оглянулась в поисках Кледа.

Тот как раз подъезжал к ним. Поравнявшись, вопросительно оглядел группу.

— Слезай, — Рамон взял под уздцы его коня и ввёл в курс дела: — Вы вчетвером идёте с ними к старейшинам, а взамен остаются четверо его ребят.

Повинуясь жесту Ал-Тамала, четверо его людей перешли неглубокий ручей по лежащим в нём камням, в которых Петра не угадала бы брод. Впрочем, на лошадях можно было смело ехать напрямик — вода не доходила даже до колен. Только она подождала, пока первый телохранитель не окажется на том берегу. Им оказалась Алина. Отступница невольно залюбовалась тем, какой хищный вид приобрела девушка, оказавшись среди потенциальных противников — очень похоже на Воинов Смерти. Сама она так не умела, впрочем, поэтому и нанимала людей.

С ними отправилось пять человек, считая Ал-Тамала — все пешком. На ногах у них было что-то вроде лаптей, только не из коры, а из каких-то жёстких, узких и длинных листьев. Ещё один белобрысый боец помоложе резво умчался бегом вперёд — видимо предупреждать.

Клед молча подвинул из авангарда Алину, что-то лезшую сегодня повсюду вперёд. И Петра опять залюбовалась — такой он вдруг стал собранный и властный, что хватило одного жеста. Пожалуй, со временем из этого Наречённого может получиться неплохой Меч Смерти. Способностей хватит — уж она-то в этом понимала.

Тропа между деревьев вилась узкая, так что они растянулись вереницей — Клед, Петра, Эльба, Алина, перемежаясь с местными через одного. Ал-Тамал шёл перед баронессой, видимо, на случай, если она захочет что-то спросить. Но бывшая Отступница использовала это время, чтобы собраться с духом и настроиться на нужный лад.

Всё-таки одно дело беседовать с членами Совета, и совсем другое — пытаться уговорить целый народ присягнуть ей на верность. А этого надо добиться во что бы то ни стало, иначе добывать алмазы будет затруднительно. Да и для замкового хозяйства надо где-то набрать людей. Она, конечно, договорилась с Харбом, что, в случае необходимости, отправит весточку с кем-то из вернувшихся, чтобы тот нашёл ей работников и солдат. Но лучше обойтись местными силами. Пора прекращать опираться на старые связи.

* * *

Местность постепенно понижалась, и вскоре они уже ступали по сырой земле. Копыта лошадей оставляли глубокие отпечатки, сапоги тоже увязали. К счастью, грунт был недостаточно жидкий, чтобы прилипать, а перемешанный с хвоей, каменной крошкой и какими-то плотными листьями. Аина, идущая позади, сразу оценила конструкцию обуви местных ребят. Эти "лапти" были навязаны на каком-то каркасе из прутьев и сначала вызывали недоумение своим неудобством: чтобы ноги не заплетались, белобрысые аборигены ходили и бегали на расставленных ногах. Зато благодаря большей площади поверхности, сейчас они не проваливались при каждом шаге, как она.

Воздух в долине был какой-то совершенно особенный — влажный и напоённый незнакомыми ароматами. Плотность растительности по бокам от тропинки просто поражала: похоже, местные условия способствовали небывалому буйству природы. О том, чтобы продраться по такому лесу напрямик, не могло быть и речи. Наверное, поэтому у каждого "пограничника" за поясом висел слегка изогнутый наподобие серпа тесак, расширявшийся на конце, словно густую сталь оставляли стекать в чашеобразную лунку.

А растения... Аина в жизни таких не видала и не могла опознать половины пород! Ладно, гигантские разновидности сосен и ещё какие-то "свечки" с мягкой, пахучей хвоей, встречавшиеся повыше. Но дальше пошли совсем уж диковинные деревья: одни с отливающей медью бордовой корой и гроздьями мелких красных ягод; другие с чёрным стволом усыпаны лиловыми цветами, размером с крупных домашних "дракончиков"; третьи как будто вовсе без коры с красными разветвлёнными стволами; четвёртые похожи на высоченную помесь осины с "кашкой" — длинные листья растут только на кончиках веток. Дубы, наоборот измельчали до неузнаваемости, если бы не характерный запах палых желудей — тонкие, кривые, с сильно зазубренными листьями. Преимущественно голые стволы густо оплетали лианы с глянцевыми листьями. А вот эти длинные "перья", торчащие из коротких толстых "обрубков", похожих на огромные колоски, были похожи на материал, из которого сплетены местные "лапти", но всё вместе выглядело, как посаженная черенком глубоко в землю метла. У дорожки тут и там мелькали странные чёрные цветы, похожие на очень высокие "кувшины" белокрыльника. Откуда-то из зарослей на уровне человеческого роста торчали тонкие веточки с пушками, похожими на кисти крошечных одуванчиков, на концах. Камни же, скатившиеся с гор, покрывал странный мох, больше похожий на бусы из плотных лиственных звёздочек.

Птицы тут тоже водились странные. Вездесущие колтунки чирикали в зарослях, правда, были меньше и темнее привычных, а вот пшёнок ни видно, ни слышно не было. В вышине время от времени раздавались незнакомые сладкие трели, а с другой стороны уши то и дело прорезал неприятный острый крик. На одном из суков над тропинкой она с удивлением заметила огромную жёлтую сову с белой мордой и грудкой. А потом мимо порхнула крупная птица с синими крыльями! Разглядеть её внимательней, к сожалению, не удалось, но цвет-то какой необычный!

Командир местных что-то сказал своим людям — Аина не расслышала. Но парень перед ней на ходу срезал своим странным тесаком несколько прутьев, сплёл их между собой, потом отсёк несколько листьев у "мётел", поделил их пополам, начал вязать на каркас, и девушка поняла, что он плёл "лапти". Как выяснилось чуть позже — для неё. Весьма кстати, поскольку ещё ниже почва начала-таки затруднять движение, налипая на сапоги комьями грязи.

Вскоре она сделалась слишком влажной и для "грязеступов", но в таких местах как раз были проложены мостки, за выносливость которых переживал Ал-Тамал изначально. Они состояли из узких длинных полых палок, похожих на соломины-переростки, сплетённые между собой листьями тех же "метёлок". Несколько из них действительно треснули под лошадью Эльбы, а может, и раньше — под Петриной, но в целом конструкция выдержала. Правда, шедший за нею "солдат" недовольно пробормотал себе под нос, что придётся делать новые.

Что будет, когда тут проедут их наёмники, Аина постаралась не думать. А может быть, им и не придётся. Это ведь не Тропа Войны. Насколько девушка помнила, та шла по цепи холмов между двух рядов озёр, а они сейчас забрали влево, спускаясь в низину.

Глядя на этих "воинов" Аина сильно сомневалась в том, что те могли бы оказать достойный отпор кочевникам. Никто из них не выглядел достаточно ловким, опытным, и тем паче опасным. Молодые казались даже непугаными — не смотревшими смерти в лицо.

Насколько она поняла, пока жила в Орде, нарты не использовали южную ветку Тропы вовсе не потому, что их наголову разбили в этих землях при последней осаде замка, который они подрядились защищать. Только теперь она осознала, что это была та самая история, которая излагалась в "Саге о замке Малфир", потому что у нартов он назывался Замком Семи Ветров. О том, что здесь добывают алмазы, они не знали, поскольку князь Кагар или Ал-Ахсар, как его громко называли кочевники в своей устной хронике "Песнь об Озёрной битве", уверял, что получал их при помощи магии (умно с его стороны). А судя по этим аборигенам, их простой одежде, обуви и оружии, поживиться тут больше нечем.

Проход же за пределы Свободных Княжеств на юг больше не был нужен потому, что по ту сторону тянулась пустыня, которая отвоёвывала с годами всё больше земель, и оазис, в котором Свора могла пополнить запасы воды, пересох ещё незадолго до легендарных событий, сделав путешествие туда нецелесообразным. Воевать в песках всё равно было неудобно, тот путь использовался в основном для торговли награбленным. Но при ней эту роль вместо Своры выполняли небольшие караваны, которые посылали из мест летнего кочевья в обход пустыни с восточной стороны, по плоскогорьям.

Так что отряду, сопровождавшему баронессу, грозило разве что зарастание Тропы за десятилетия заброшенности. С такой буйной растительностью, от неё могло и следа не остаться. Но проверить надо будет обязательно. И если можно найти хотя бы её следы, приобрести у местных их "тесаки", которыми рубить чащу, похоже, удобней, чем мечами, не говоря уж о том, что жалко боевое оружие, а против тонких и гибких веток топоры помогали слабо, как она уже имела случай убедиться в той жуткой деревне.

Ну а если не повезло, придётся пробираться в такой вот сырости... Если их вообще не выставят вон, что было вполне возможно, судя по словам Ал-Тамала на берегу реки.

Впрочем, Аина не верила в вероятность такого исхода. Дайте только зайти наёмникам в эту чащу, где луки бесполезны, и они будут косить белобрысых хлюпиков пачками. Хотя боги знают, сколько их тут... Но если одолеть одну деревню, остальные могут и приуныть.

Только вряд ли Петра доведёт до такого — похоже, Совет, заинтересованный в добыче драгоценных минералов, снабдил её достаточным количеством оснований, а уж убалтывать она умеет. Алмазы необходимы Совету, судя по всему, для масштабной войны с нартами. В таком случае, при провале Отступницы Похоти сюда могут отправить и тот гарнизон из Гостердома или вообще Воинов Смерти, которые зачистят или запугают аборигенов в два счёта. Но видимо, выгодней всё-таки решить вопрос миром.

В любом случае, это всё не её забота, так что девушка, ощущавшая бы себя на интересной прогулке по совершенно новому миру, если бы так не хлюпало под ногами и оные с непривычки не запинались время от времени лаптем об лапоть, только поглядывала по сторонам, автоматически отмечая отсутствие опасности. Видимость, конечно, была никакая, так что она раскинула свои ощущения, проникавшие за любые преграды. Но из глубины леса струился такой покой, что, будь она на лошади, заснула бы под размеренный шаг, которым вынуждена была передвигаться колонна.

* * *

Деревня оказалась довольно необычной — дома были расположены, в основном, на воде. На берегу было совсем немного свободного от леса пространства, к счастью, находившегося на небольшом возвышении, а потому сухого, так что не пришлось спешиваться в грязь или надевать эти странные "грязеступы", в которых походка Кледа так забавно преобразилась.

На больших раскидистых хвойных деревьях тоже ютились небольшие домики, очевидно, используемые в хозяйственных либо военных целях, потому что Ал-Тамал повёл их напрямую к мостикам, проложенным над водой между большими жилыми домами, словно плывшими по озеру.

Ещё на подъезде, командир коротко протрубил в свой рог яратика, так что их уже встречали, правда, не сходя на берег. У края деревянной набережной их ждал коренастый мужчина в бурке из козлиного меха, женщина в искусно вышитом платье с цветастым платком на плечах и ещё несколько серьёзного вида селян.

— Я — староста Ал-Майран, — представился он. — От лица всех амахаги приветствую тебя, Петра ал да Малфирдом, и твоих спутников в деревне Йени-Маха. Моя жена Де-Лиана, мои советники Ал-Дегир, Ал-Семир и Ал-Бактар.

Петра тоже представила своих людей, после чего их всех пригласили отобедать. Клед с наслаждением снял свои "грязеступы" и сразу снова обрёл грозный вид.

Пока шли по деревянным помостам между домами, которые оказались приподняты над водой на высоту пары-тройки локтей, баронесса успела заметить, что почти везде привязаны лодки, однако вдали от берега виднелась всего одна. Видимо, время лова уже прошло или ещё не настало.

Озеро лежало между лесистыми предгорьями юго-восточной горной цепи с одной стороны, а с другой наблюдались голые склоны довольно высоких холмов, лишь поверху поросших деревьями. Очевидно селяне возделывали там поля. Ближние походили на огороды, дальше — какие-то злаки, а в небольшой заболоченной низине под ними — даже рис! На лысой проплешине слева паслось небольшое стадо, но рассмотреть издали, что за скот, не удавалось. Также под помостами плавали, видимо, домашние утки.

Их провели в дом с просторной горницей, где уже был накрыт стол. Как и следовало ожидать, глядя на местность, преобладали рыбные блюда: рисовые лепёшки с красноватой мякотью и рагу из бобов с лягушками. Не богато, но обильно. После еды потянуло в сон.

Староста, очевидно, не стремившийся решать глобальные вопросы самостоятельно, чутко заметил усталость гостей и оставил их отдыхать, предоставив дом в их полное распоряжение до прибытия атара — главного старейшины, которого следует ждать не раньше, чем завтра.

Второй комнатой в доме была спальня с широкими деревянными лавками вдоль трёх стен и пустыми шкафами у двери. Эльба наконец помогла ей раздеться. А потом Петра позвала Кледа сделать массаж. Не то чтобы спина за полдня спокойного пути так сильно натрудилась, но в последний раз разминал он её ещё до той жаркой ночи перед прорывом через перевал. И потом, вдруг опять повезёт?

Однако Наречённый был предельно собран и холоден. То есть, руки его, конечно, согревали и расслабляли, но совершенно не стремились ласкать. Как чужие. Точнее было бы назвать его совершенно равнодушным. Эх, опять! Она попыталась завести разговор об Алине, чтобы осторожно проверить, не начал ли он склоняться в ту сторону, но Клед и в отношении девушки не выказал никакого интереса. Что-то с ним происходит... Хотя такое бесчувствие после столь бурной вспышки страсти объяснимо естественным опустошением "резервуара", но в начале он не уставал так быстро и надолго. Может, и правда, не на пользу ему эти контакты? Ладно, пусть отдохнёт, разберётся в себе... Петра позволила себе скатиться в дрёму.

Вечером их опять покормили, на этот раз расстаравшись посерьёзней: большая запечённая рыба с белой вкусной мякотью и улитки в сливочном соусе (надо велеть Эльбе записать в свою книгу рецепт!) — и то и другое с непривычными, яркими, но не острыми пряностями.

Показали деревню. Хотя смотреть там особо было нечего: везде мостики, дома, лодки... Интересней всего были ремёсла, которым предавались в золотистых лучах предзакатного солнца закончившие домашние дела амахаги: женщины вышивали или вязали (похоже, на дальнем выпасе всё же были козы), мужчины мастерили "грязеступы", плетёную мебель или вырезали по дереву.

Над озером то и дело нёсся какой-то пересвист. Алина спросила, что это, и сын Ал-Майрана, Камил-Бен охотно пояснил, что оставшиеся на ночь со стадом парни ругаются с теми, кто сейчас гуляет с девчонками по берегу.

— Так и знала, что это не птицы, — пробормотала телохранительница.

И Петра тут же вспомнила, что слышала похожие звуки незадолго до нападения, правда не столь интенсивные, скорее отрывочные, но тоже не придала им значения. А оказывается, у местных есть целый свистовой код, позволяющий даже обмениваться колкостями!

Был у племени и какой-то традиционный язык, разговоры на котором, однако же, сразу стихали, стоило им приблизиться. Петра спросила, что значит Йени-Маха и получила ответ от словоохотливого юноши: "первый причал". Ну что ж, два слова уже известны... А эти амахаги довольно интересно устроились: никто, кроме посвящённых в Совете, о них ничего не знал, никто здесь давным-давно не бывал, они же, судя по наличию некоторых вполне привычных предметов — пеньковых верёвок, ковзинских цветастых платков, металлических столовых приборов, поданных им наряду с деревянными, фарфорового блюда для рыбины — частенько наведывались в Княжества, видимо, с торговыми целями, не привлекая к себе особого внимания. На общем языке все говорили без запинок. Как интересно! Надо будет докопаться, что за принципы заставляют их так поступать.

Хотя несложно догадаться: судя по всему, жизнь у них общинная, хозяйство близко к натуральному, налоги платить не с руки. Когда край забросили и забыли, амахаги были только рады и не хотели лишний раз о себе напоминать. Глядя на их размеренную спокойную жизнь, расслабленные позы и лица, Петра им в чём-то даже завидовала. Но это придётся принять в расчёт и предложить племени способ по большей части сохранить их уклад, чтобы добиться расположения. Впрочем, если они помогут ей добывать алмазы, то с налогами проблем не возникнет. А взамен наверняка найдётся что им предложить. Хотя бы те товары, которые они обычно покупают. Ну и защиту дружины Совета на пару с Орденом Смерти, разумеется, на случай, если кочевники начнут расширять владения на юго-запад, что выглядело пока весьма вероятным.

* * *

Клед коротал вторую половину ночи, уставившись на Алину, которая спала тут же, в первой комнате, тогда как Петра с Эльбой расположились во второй. Не захотела к ним идти почему-то.

Впрочем, взгляд этот не был сосредоточенным — он старался слишком не вглядываться, чтобы не вернулось наваждение, да и думать себе на эту тему запретил.

Но не смог удержаться от ленивых размышлений о том, насколько спящей эта девушка отличалась от бодрствующей. Вот сейчас она так мирно посапывает, лёжа в белой рубахе на левом боку — шрама не видно, лицо расслаблено и приобрело какую-то мягкость... Словно сладкая деревенская молодка, а не ходячая колкая враждебность, как днём. Если бы он не видел тепло в её взгляде раньше, решил бы, что настоящая она такая и есть — злая, а сейчас...

Эта кочевница-баронесса, казалось, вся состояла из взаимоисключающих контрастов. По сути она вела себя, как воин, но такие формы не позволяли забыть о её женственности, и уже одно это ставило ум в тупик.

Как к ней относиться? Как к напарнику или всё же, как к даме? И почему вообще надо выбирать? Ну, то есть, ответ вроде бы очевиден — потому что эти вещи обычно несовместимы, однако, вот лежит живое воплощение невозможного, и это чертовски интригует...

На этом месте в груди шевельнулась вроде бы успешно пристукнутая "птица", и Клед, опомнившись, пресёк данный мысленный поток, начав читать текст причащения, въевшийся за годы учёбы. Вспомнилось при этом и ощущение бренности существования, каждый раз накатывавшее возле Башни Смерти. Слабее, конечно, но загасить все угли страстей помогло. Только осталось неприятное ощущение, что от Смерти тоже хотелось бы отдохнуть, пока длится Вольница. Пожалуй, стоит завтра позаниматься "с Мечом". Когда-то он воображал, что держит его, при выполнении комплекса базовых движений, сопровождаемого строками Устава. И помнится, становилось легче, если тень их общей Невесты начинала чересчур тяготить.

Выспавшись после дежурства, Клед не обнаружил никого в домике и, наскоро перекусив оставленными на столе пирожками, вышел наружу поискать "своих". Сначала двинулся на передний край деревни, к воде — вдруг поехали на лодке куда-нибудь?

Там нашлась лишь пара подростков, чинивших сети и Ал-Дегир, что-то обсуждавший с другим мужиком, привязывавшим лодку у переднего дома слева. Клед направился к ним, чтобы спросить, куда подевались его спутники, но не успел: откуда-то с левого берега донеслась пронзительная тревожная трель свистового сигнала. Помощник старосты коротко свистнул, похоже, прося уточнений. Раздалась ещё одна трель, сорвавшаяся на нет. И Клед каким-то образом понял, что случилась беда.

Ал-Дегир сорвался с места и с разбега прыгнул в озеро, прямо как был, в одежде. По деревянным помостам местные ходили босиком. Он поплыл быстро, как рыба, делая мощные, быстрые взмахи руками и ногами — очень интересный стиль!

Наречённый инстинктивно рванул на помощь вслед за ним, но на краю осознал, что раздеваться слишком долго, а испортить вещи, необходимые для исправного несения службы, в этой глуши он себе позволить не мог. Оглянулся в поисках решения, и тут из-под помоста выплыл давешний рыбак, снова отвязавший лодку. Он бросил багор, при помощи которого передвигался под настилом, чтобы взять вёсла, и Клед, недолго думая, прыгнул к нему. Мужик воззрился на него удивлённо.

— Не теряй время. Я помогу. Что-то случилось?

Ответил тот уже вставив вёсла в уключины и начав грести:

— Алик-Бен, сын Ал-Дегира, запутался в водорослях и тонет.

До левого берега было недалеко, однако, когда они подплыли, Ал-Дегир уже достал мальца лет одиннадцати из воды и что есть мочи лупил по спине, перекинув через колено. Тот не подавал признаков жизни, хотя вода изо рта вытекала.

— Стой! — приказал Клед. — Так ты последний дух из него вышибешь. Дай я. Положи его на спину.

Отец, уже успевший прийти в отчаяние, ухватился за предложение незнакомца, как за последнюю соломинку, и сделал, как было велено. Наречённый, тем временем сбросивший портупею с мечом, приложил палец к шее мокрого тела, не нащупал пульса и резко, повелительно спросил:

— Сколько он пробыл под водой?

Курносый парнишка, ровесник утопленника, тихо стоявший вместе с конопатым приятелем у края полянки, граничащей с заводью, испуганно ответил:

— Лепёшек десять можно было слепить.

Необычная единица измерения на миг озадачила, но, припомнив дежурства на кухне Ладоней, Клед грубо прикинул, что минут пять, из которых, наверняка, какое-то время пацан ещё удерживал воздух. Надежда есть. Он начал ритмично давить на сердце, почувствовал спиной крайнее удивление окружающих, и понял, что с дыханием может возникнуть проблема. Но в следующую секунду решение пришло само, и он велел отцу:

— Стань к голове, держи её вот так, — он открыл мальчику рот и зажал нос. — Набирай побольше воздуха и выдыхай в него после каждого четвёртого нажатия. Понял? Давай!

Он снова добавил в голос командные нотки и сам подивился, как они начали срабатывать, когда действительно припекло. Или это в нём что-то переменилось с последнего раза? Но думать было некогда. Наречённый заставлял сокращаться сердце, стараясь не сломать молодые рёбра, а отец исправно дышал за сына — не с первого раза вышло, но тот быстро схватил суть и приноровился.

Тем временем рыбак, оставшийся не у дел, подошёл к мальчишкам и отвесил каждому по подзатыльнику:

— Сколько раз можно повторять, чтобы не лезли в заводи с такими густыми водорослями?

— Нам велели наловить раков для атара, — оправдывался курносый мальчишка, — а самые лучшие именно здесь!

— Ну и как, наловили? — угрожающе спросил рыбак.

— Да, вот второе ведро наполняли...

— Лентяи чёртовы, не могли пробежаться до тазунта? — снова послышался звук подзатыльников. — Там тоже раки хорошие, а водорослей меньше!

— Так на праздник же лета там всех повылавливали недавно, — продолжал оправдываться мальчик.

Впрочем, это не спасло их с товарищем от третьего подзатыльника. На этом воспитательная работа вроде бы закончилась.

Клед отсчитывал про себя нажатия, надеясь не дойти до трёхсот — число, на котором стоит оставить попытки и отпустить душу к Тёмной Матери... К счастью, ещё до сотого мальчик вдруг содрогнулся, закашлялся, выплёвывая воду, сел, согнулся, и счастливый отец, схватив ожившего сынишку за плечи, поднял на Наречённого мокрые от слёз глаза:

— Я у тебя в долгу жизни. Проси, чего хочешь.

— Мне ничего не нужно. Я просто рад, что твой сын жив.

— Нет, долг жизни это серьёзно, — возразил рыбак. — Если ты не придумаешь, как расплатиться, ему придётся следовать за тобой, пока не выпадет случай. И оставить семью.

— Хорошо, я подумаю, — смутился Клед.

Он понял, что столкнулся с каким-то важным местным обычаем, который, в целом, имел определённый смысл, если вспомнить о Весах, но пока совершенно не представлял, как избавить помощника старосты от обязательства, которое тот взял на себя.

Спасённый мальчик начал дрожать, и Ал-Дегир поспешил забрать его в лодку. Места там было мало для всей оравы и раков, поэтому рыбак попросил Кледа проводить мальчишек до дома по берегу, "чтобы больше ничего не учудили".

Курносый Амис явно был бедовым парнем и находил что ответить почти на каждую фразу, но в конечном итоге слушался. Кто кого провожал — большой вопрос, но в ходе прогулки Наречённый рассказал немного о Воинах Смерти — так, чтобы их не боялись, но опасались, а мальчишки в ответ научили его свисту, означавшему "На помощь, беда!" Правда, его предстояло ещё тренировать, чтобы правильно "выговаривать" полутона.

* * *

Атар прибыл после обеда по озеру, в большой лодке с навесом. Его сопровождали несколько других старейшин или старост — Аина пока не разобралась в их иерархии. Хотя, если судить по козьим буркам, явно носившим ритуальное значение, поскольку летняя погода к ним вовсе не располагала, то двое были старостами — в чёрных, как на Ал-Майране, а третий — обычным старейшиной, в белой, как и самый главный. Узнать его было легко по действительно почтенному возрасту, до которого мало кто вообще доживал, и по тому, как остальные с ним обращались: вынесли с лодки, вели под руки, кланялись, посадили во главе стола.

Утром дамы успели искупаться и постираться в уютной заводи по правую сторону деревни, куда их проводили местные женщины. Они же выдали им на время нарядных в местном понимании (то есть вышитых) рубашек и штанов. Юбок тут не носили, женские штаны отличались разве что чуть большей шириной. Аина замотала их под коленями чем-то вроде онучей, как делали местные женщины, когда хлопотали по хозяйству на берегу. Правда, их "подвязки" использовались, чтобы зафиксировать штанины над водой при возне в реке, а она намотала их вместо носков, чтобы всё-таки обуться. Ходить босиком по дощатым помостам было, конечно, приятно, но сражаться всё же лучше в ботинках, пусть вероятность такого исхода мала, однако охранник при деле обязан подобное предусматривать.

Эльба оделась примерно так же, только заматывать штанины не стала. У Петры же оказалось с собой запасное платье в перемётной суме. Хоть и простенькое на её вкус, но всё же получше походной одежды и побогаче местной, а статус обязывал хоть как-то выделяться на фоне остальных.

Кледа отправили купаться, потому что чистым барышням стал слишком заметен походный душок, и следовало привести второго телохранителя в соответствие с остальной "свитой". А сами отправились на встречу, когда атар перекусил с дороги и изъявил готовность принять их в доме старосты. Там же собрались остальные "набольшие".

Ал-Акмел представлял из себя сухонького седого старичка с жиденькими косичками, но без залысин. Был он действительно дряхл — того и гляди рассыплется. Оставалось только гадать, почему его предпочли позвать сюда, а не отправить гостей к нему на дом. Наверное, не хотели слишком много показывать, а жил он где-то не так далеко, в досягаемости водных путей. В принципе, тогда самым сложным было погрузить его в лодку и вынуть оттуда.

В первую очередь его интересовал рог этого самого Ал-Арсата, кем бы тот ни был. Петре пришлось вложить вещь ему прямо в руки. Атар оказался слепым. Как же он будет проверять его?..

Оказалось — на ощупь. Старейшина долго и внимательно ощупывал каждый завиток на оковке, скользил пальцами по каждой пяди роговой поверхности. А когда наконец-то нашёл то, что искал, лицо его посветлело от радости.

— Это он! Яратиковый рог Ал-Арсата! — провозгласил он слабеньким голосом, пытаясь поднять вещь над головой.

Старосты загудели, а второй старейшина, возрастом ближе к атару, но ещё довольно крепкий, принял рог из его рук, словно опасаясь, что тот его уронит. Протянул было Петре, но Ал-Акмел велел:

— Осмотрите его все, ощупайте! Кто-то ещё должен знать, как выглядит рог нашего легендарного князя, павшего в неравной борьбе против тёмных сил! Ах, я уже не думал, что доживу до этого дня... — старичок утёр выступившие на глазах слёзы.

Судя по имени и благоговению, получалось, что прежний барон ал да Малфирдом (или действительно пятый князь) до Кагара был выходцем из этого племени. А "тёмными силами", по всей видимости, нарты.

Баронесса не стала возражать и позволила всем присутствующим по очереди внимательно изучить реликвию.

Старец же тем временем попросил Петру дать ему руки. Та колебалась всего лишь мгновение, но видимо, ей было действительно важно завоевать их расположение, так что она вложила свои ладони в Ал-Акмеловы.

К облегчению всех трёх женщин, щупать её он не стал, только волосы тронул и щёку, а потом сжал кисти и к чему-то прислушался. Выражение на его лице было не слишком довольным, даже немного обеспокоенным, но атар лишь вздохнул, отпуская Отступницу (разумеется, о прошлом "баронессы" ему никто не сказал, но если старейшина умел чувствовать скрытое, то причина его тревоги, наверняка, крылась в этом). Пожевал губы, вздохнул ещё раз и сказал:

— Ну что же, Петра ал да Малфирдом, попробуй убедить нас в том, что ты станешь достойным предводителем. Ибо нам проще обходиться самим, как было полсотни лет до тебя, чем служить плохому хозяину. Амахаги — гордый народ и должны принять служение добровольно, иначе не будет добра на этой земле!

— Прошу прощения, — вмешался второй старейшина: — Но здесь слишком много женщин для серьёзного обсуждения.

— Вот как? — заинтересовался Ал-Акмел.

— Это моя личная помощница Эльба и охранница Алина, — пояснила Петра, так как ранее атару представили только её — единственную важную персону.

— Ал-Мурсат прав, — постановил старичок, поразмыслив всего пару вдохов. — Больше двух женщин — это базар, они не должны присутствовать на собрании старейшин одновременно. Выбери кого-то одного Петра ал да Малфирдом. А ещё лучше — отошли обеих. Тебе здесь ничего не грозит, я даю своё слово.

Петра без колебаний кивнула Алине на выход. Ну вот, всё самое интересное пропустит! Девушка попробовала изобразить лицом, что это не лучшая идея, но баронесса решительно мотнула головой. Видимо, не хочет, чтобы наёмница услышала лишнее... Впрочем, тогда можно было отослать её сразу. А ведь Аина просила дать ей присутствовать с расчётом на то, что ей и самой может пригодиться подобный опыт, если она всё же решит вернуть свои земли.

— Я буду снаружи, — угрожающе сообщила девушка.

К счастью, никто не возражал. А окно горницы было открыто из-за жары, так что она встала рядом и "развесила уши".

* * *

— Не знаю, известно ли вам, что кочевники внезапно обосновались на востоке Свободных Княжеств и постепенно расширяют зону своего влияния на запад, пока за пределами Тракта. То есть, захватывают баронские земли, оставшиеся без хозяев в результате предыдущих набегов...

— Хотите сказать, что они скоро придут сюда? — Аина недостаточно хорошо успела изучить голоса присутствовавших в комнате мужчин, чтобы определить, кто из них что говорит.

— Думаю, довольно скоро. Через год или два. И уже не набегом — пограбить, а установить свою власть. Насколько я знаю, вам нечего им противопоставить. А Совет Княжеств мог бы обеспечить защиту. Организовать кордон на перевале...

— В обмен на алмазы?

— Разумеется, — не стала юлить Отступница, — Княжествам нужны деньги, чтобы покончить с нартской угрозой и обезопасить свои границы. Потому что для войны со всем племенем, которое раньше посылало в Княжества лишь отдельные группы, а теперь, похоже, решило насовсем обосноваться на наших землях, придётся собрать небывалое войско. Казна же истощена назойливыми вторжениями дикарей на западной границе в последние десять лет.

— Эти камни несут лишь несчастья тем, кто зарится на поживу... — старческий голосок атара был узнаваем.

— Других вариантов быстро собрать нужную сумму у Княжеств нет. Поток дикарей на западной границе иссякает, но нарты наступают с востока, уже захватив полтора баронства. Вы знаете, предки заключили договор, и пока могли, мы вас не трогали...

— Вы нас запугиваете? — голос помоложе первого. — Но если вам известна настоящая история, мы тогда пересидели в горах, и сейчас сможем. Лучше предложите то, что нам выгодно.

Но не успела она ответить, как атар задал другой вопрос:

— Скажи, милая, а почему Совет Княжеств прислал женщину?

— У вас какие-то предрассудки на этот счёт?

— Нет, просто ты старовата, иначе могла бы взять мужа из наших и обеспечить наследника с нашей кровью. Ему народ подчинялся бы охотней, чем чужаку...

На какое-то время повисло молчание. Видимо, Петра обдумывала предложение.

— Я не только старовата для детей, — наконец медленно сказала она, словно ещё не до конца оформила мысль в голове. — Но и бесплодна. Однако... — видимо, приняв решение, она заговорила быстрее: — Я могу взять одного или двух ваших детей на воспитание, усыновить их и сделать наследниками. Что скажете? По-моему, так даже выгоднее для вас. После меня бароном станет чистокровный амахаги, как когда-то встарь.

Мужчины негромко загудели — видимо, это предложение попало в точку.

— А как быть с налогами? — кажется, это второй старейшина. — Мы даже деньгами не особо пользуемся, разве что для внешней торговли. Для нас это будет непосильное бремя.

— О налогах не беспокойтесь. Алмазы покроют всё, — тут Петра явно осознавала преимущество своей позиции. — А если вы боитесь, что камни принесут вам несчастья, я найду работников в Княжествах. Вашей главной задачей будет прокорм замка и мне понадобятся люди для несения службы в нём. Не столько военной — тут тоже можно обратиться к наёмникам, главное — хозяйство.

— Мы умеем обращаться с камнями, — почти пропел атар. — И лучше мы, чем жадные "княжичи". Иначе несчастья могут пасть на весь край. Мы будем их добывать не ради наживы, а ради защиты, порядка и будущего восстановления княжества амахаги. Скажи, Петра ал да Малфирдом, ты обещаешь о нас хорошо заботиться?

Последовала небольшая пауза, словно баронесса делала глубочайший вдох в своей жизни, а потом упало короткое:

— Клянусь.

И так прозвенело это слово, что Аина невольно списала половину претензий к бывшей Отступнице Похоти. Похоже, ей не чуждо понятие чести, и клятву она дала всерьёз. А готова ли она сама точно так же присягнуть народу Сарендома, который даже не знала?..

В этот момент на помосте появился Клед, направлявшийся к дому старосты, и отвлёк её внимание от происходящего на собрании. Он был свежевыбрит, причёсан и выглядел презабавно в местной мешковатой, но расшитой узорами одежде со своей портупеей и широким поясом. Штанины подвязал точно так же, как она, заправив "онучи" в ботинки. Она не могла скрыть веселья. А он в ответ иронично нахмурил одну бровь: мол, сама выглядишь не лучше.

К тому моменту, как парень подошёл, оба почти смеялись, но, оказавшись рядом, всё же подавили улыбки. Аинина погасла сама от дохнувшего с его стороны ощущения силы. Казалось некое невидимое поле окружает Наречённого и на расстоянии пары шагов почти ощутимо давит в солнечное сплетение, мешая дышать.

— Как там переговоры? — спросил Клед, на глазах каменея. Боги, ну что опять не так?

— Да вот, пытаюсь подслушать, — проворчала Аина, теряя остатки хорошего настроения и снова обращаясь в слух.

Клед отошёл на другую сторону окна, тоже встав так, чтобы его не было видно. Бросил лишь один взгляд туда, проходя мимо.

-...нам туда попасть? — спрашивала Петра.

— Думаю, мы найдём вам проводника.

— Я провожу их, — кажется, это один из помощников местного старосты. — Я в долгу жизни перед охранником баронессы.

Аина удивлённо воззрилась на Кледа, но у того лицо сделалось совершенно кадоровым, и он не удостоил её даже взглядом. Сердце против воли упало куда-то в живот. Боги, почему же ей так дурно от проявлений его отчуждённости? Он ведь ей и правда никто...

Девушка как можно незаметнее сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Не по-Бреновски, чтобы не показать Наречённому знакомую технику для успокоения, а так, как учила Ху — медленно и плавно. Она делала вид, что продолжает прислушиваться к разговору, но на самом деле пропустила почти всё мимо ушей.

Долг жизни — это вообще как? Клед успел спасти помощника старосты? От чего? И когда? Они ведь не виделись всего несколько часов! К тому же он спал, когда женщины уходили.

Ну и действенность у этого парня всё-таки! Не успеешь отвести глаз, как он уже то убил кого-то, то спас, не выходя из дома... Такое вообще бывает?

Утроба внезапно дёрнулась в его сторону, словно голодный зверь: "Хочу!" Пришлось задышать ещё медленнее. Что с ней творится? Это не было похоже на телесную страсть, скорее на тоску души. По кому-то такому... Решительному? Окончательному? Кто-то сказал бы "страшному"... Нет, она не могла подобрать точного слова.

Подняла глаза, отогнав эту мысль подальше, и вдруг её осенило: мощный — вот нужное определение. Так по внешнему виду и не скажешь — не слишком высокий, не так чтоб массивный, разве что плечи широкие, но кость тонкая, черты лица тоже, только взгляд иногда... Или вот это давящее ощущение... Ух!

— ...Тропа Войны? — долетело вдруг до сознания Аины знакомое название, и она с усилием переключила внимание на слух.

— Дорога кочевников? — переспросил человек, вызвавшийся их проводить (голос у него был с лёгкой хрипотцой).

— Да. По ней возможно проехать?

— Думаю, да. Мы сами ею иногда пользуемся. Ну или думаем, что ею. Точно не скажешь.

— Ничего, Алина знает точно, как её определить. Алина! — позвала её Петра.

Девушка одёрнула каким-то образом успевшую задраться на груди рубашку (не по мерке была, видимо, дыхание подняло её да назад теснота не пустила упасть) и вошла в дом. Проводником оказался Ал-Дегир, которого легко было запомнить по чуть более тёмному оттенку волос, чем у большинства белобрысых амахаги.

— Договоритесь между собой, как нам лучше забрать своих воинов и попасть на Тропу Войны. Ал-Дегир будет нас сопровождать.

Похоже, по главным вопросам договорились и теперь начались организационные. Аина с Ал-Дегиром быстро выяснили, что попасть на нужную им линию, в общем-то, сподручней с того места, где ждали остальные наёмники, а дальше договорились посмотреть по месту — где сохранилась тропа, а где местный проводник сможет вместо неё предложить известные ему тропы.

Отметить договорённость решили праздничным ужином. Местные ещё в обед зарубили несколько уток, и теперь от кухонь на берегу нёсся восхитительный аромат тушёного мяса.

— Как ты уже умудрился заиметь должника? — поинтересовалась Петра у Кледа, когда они шли немного передохнуть в свой гостевой дом.

— Его сын чуть не утонул. Ал-Дегир его вытащил, но у мальчика остановилось сердце. А я просто сделал "возвращение жизни".

Петра понимающе кивнула. Видимо речь шла о каком-то приёмчике Воинов Смерти.

— Что за возвращение жизни? — заинтересовалась Аина.

— Это надо показывать, — недовольно сказала Отступница. — А нам сейчас не до того.

— Да нет там ничего сложного, — возразил Наречённый. — Просто ритмично давишь на грудь, вот сюда, — он показал на себе, — но вот так, — сложил руки ладонь на ладонь, — резко, сильно, чтобы сердце сокращалось, и через каждые четыре нажатия вдыхаешь воздух "рот в рот". Главное, нос зажать, чтобы обратно не выходил. И считаешь до трёх сотен. Если не ожил — прощаешься.

Аина благодарно кивнула. Конечно, лучше бы посмотреть "в натуре", но вроде бы и так понятно. Мало ли что — знать вещи, которые могут спасти жизнь, даже приблизительно, очень важно. Кочевники всегда купались достаточно плотной толпой, так что наглотавшихся воды быстро откачивали, перегнув через что-нибудь и пару раз надавив на живот или постучав по спине, как ей когда-то в детстве...

Ужин и правда выдался праздничным. Не только в доме старосты. Настроение у жителей деревни было приподнятое, они ходили друг к другу в гости с угощениями и пели песни, доносившиеся через открытые окна внутрь. Набольшие то и дело обращались к Петре с разными вопросами, и она велела Эльбе записывать некоторые из них, уже составляя планы на будущее в качестве хозяйки земель.

Договорились, что все старейшины соберутся в замке Малфир на полнолуние, через полторы осьмицы, чтобы закрепить новые порядки и правила, а пока каждая из деревень отрядит по пять человек, чтобы привести в порядок замок. Только им нужно несколько дней, чтобы подобрать свободных людей, а баронесса хотела возвращаться к своим наёмникам уже завтра утром и продолжать путь.

А под конец обеда выяснилось, что атар, который казался всем уснувшим в плетёном кресле, покинул их навсегда... Амахаги немного опечалились, но второй старейшина произнёс проникновенную речь о том, что он, видимо, ждал возвращения настоящего князя, и раз отошёл в мир иной, значит, для них действительно началась новая эра... В общем, перенастроил всех на положительный лад.

Над озером понёсся особый пересвист, постепенно удаляясь — видимо, пастухи в горах, рыбаки на воде и кто-то ещё передавали новость. Но самое удивительное было, когда пересвист где-то через полчаса вернулся. За это время амахаги подготовили ветхую лодку, уложили туда старика, каждый принёс по брёвнышку или охапке хвороста, положил её рядом, отдавая дань уважения... И, словно ждали этого сигнала, оттолкнули лодку от причала, побросав туда факелы. Несколько человек на лодке с баграми вытолкали её на середину реки, пока пламя не разгорелось как следует. Остальные затянули какую-то погребальную песню, больше похожую на марш.

— Что означал этот свист? — тихо спросил Клед у Ал-Дегира, стоявшего неподалёку от них.

— Наши сообщили по всем остальным озёрам, что случилось, и амахаги передали свой прощальный привет.

— Так быстро? — поразилась Аина. — Сколько тут ехать?

— По дороге кочевников до самого дальнего поселения верхом добираться дней восемь-девять. Но у нас в горах по обе стороны стоят часовые в таких местах, где слышно очень далеко. Не во все стороны, а в определённом направлении. Поэтому мы можем быстро передать сообщение.

— Нарты верят, что души сожжённых не возвращаются в Мать-Землю и не могут переродиться, поэтому они сжигают врагов... — поделилась Аина. — А у вас как?

— Мы, наоборот, верим, что, сжигая тело, быстрее освобождаем дух для полёта вверх, к Небесному Отцу, — ответил Ал-Дегир. А потом вдруг добавил с лёгкой тенью иронии в голосе: — Кроме того, закапывать здесь непрактично: мягкой земли мало, и на ней растят пищу, а в остальных местах либо камень, либо слишком много корней.

Когда лодка прогорела и опустилась на дно, все разошлись. Вечер, начавшийся празднично, завершился если не грустно, то торжественно. По крайней мере, хотя бы никто не рыдал.

На другой день перед отъездом им предложили выбрать лошадей взамен двух убитых. Местная порода была слишком низкорослой и не особо пригодной для верховой езды, тем более кем-то потяжелее амахаги. Петра хотела отказаться, но староста настаивал. Какие-то у них заморочки были с тем, чтобы не оставлять долгов. Поэтому пришлось выбрать двух с расчётом на поклажу. На них погрузили немного еды, которой смогли сходу поделиться местные жители: рис, овёс, козий сыр, вяленая рыба. Обещали подвозить по дороге ещё из соседних деревень — на прокорм отряда.

Ал-Дегир тоже был вынужден взять коня, чтобы не отставать потом от кавалькады, но пока шёл пешком, ведя его за собой и везя часть припасов. Снова пришлось обуваться в "грязеступы", но на этот раз Алине такая прогулка далась легче, тем более что относительно твёрдая почва оказалась не так далеко.

Ал-Тамал проводил их назад до границы. Остальные его люди давно вернулись. Аина немного беспокоилась, как там без них поживает отряд, но те неплохо устроились в распадке возле холма, куда показал дорогу один из пограничников. У Рамона хватило ума не связывать "заложников", которые не пытались сбежать, так что враждебности между двумя группами бойцов не возникло. Наоборот, казалось, они более-менее поладили.

Возвращению Петры со свитой обрадовались все. Заложники вернулись к своим, наёмники за час свернули лагерь, который как раз разбили неподалёку от продолжения Тропы Войны, которую Аина с Ал-Дегиром за это время благополучно нашли. Пообедали наскоро дарами жителей деревни. И после полудня кавалькада вступила на последний отрезок пути к замку Малфир, который не предвещал больше никаких особых опасностей.

Интерлюдия 5.

Мара-сеятельница раздоров

Встреча Стражей была самым скользким местом в плане, на которое Мара могла повлиять лишь очень и очень опосредованно. Один лишь её Меч знает, чего стоило отправить в Замок Малфир именно его бывшую подружку, чтобы все нити сошлись на ней. И уж она-то постаралась на славу! Сразу провела между этой парой барьер, безраздельно завладев телом парня. А чистоплюйство Стражницы довершило создание "оградительного рва". Больше всего на свете Мара обожала, когда против любимчиков богов удавалось использовать именно их так называемые достоинства!

Отступница основательно упрочила его связь со Смертью, даже чуть не протащила через грань, из-за которой Стража уже не выпустило бы чувство вины. Оную можно было считать линией раздела между тьмой и светом, после пересечения которой Мара ожидала, что влиять на эту душу станет, наконец-то, легче. Жаль, не получилось, но, с другой стороны, она и не ожидала подобного раньше полного посвящения. А тут во время Вольницы!

Положительно, женщина заслуживала той мелкой подачки, которую Мара ей подкинула за деликатес в виде смеси своих любимых лакомств: похоти и смерти. Если та сумеет правильно воспользоваться спонтанно нащупанным рецептом, то, возможно, у Мары появится ещё одна влиятельная жрица. Барама-то уже стара, а прочих пришлось принести в жертву ради упрочения положения ордена в стране. Впрочем, их и было-то всего трое. Приятный бонус!

Правда, в какой-то момент ниточки в руках опять ни с того ни с сего заскользили, паутина перестала слушаться, как уж сколько раз в этой истории... Но Мара сделала выводы из бессчётных прежних провалов: нельзя бросать дело, когда налетает "божественный ветер". Она умело переждала "шквал" и снова потихоньку стала дуть устами Отступницы в паруса Стражей так, чтобы отвратить их друг от друга. И хотя результат не был идеальным, поскольку от потенциальной жрицы их тоже отнесло, главное — разделить Стражей — удалось!

Не без непосредственного влияния на их настроения, конечно. Как ни ограничено оно было, а всё же сработало. Наречённого Мара соблазнила ясностью мысли при полном бесчувствии, которые он успел познать после своего полу-посвящения. В кочевнице разожгла гордость, чтобы та даже не пыталась заполучить парня. И при этом обоим так запудрила мозги насчёт Меча, что он не решился спросить про судьбу артефакта, а она даже не подумала о его праве на Меч...

И очень кстати было то, что старый хрыч всё это время латал устроенный Марой разлом между мирами, в котором больше не было надобности, и потому не смог нивелировать её хрупкое влияние. Пусть теперь Девлон только попробует отрицать, что она поднаторела в мастерстве многоходовых просчётов последствий!

Конечно, это была ещё не окончательная победа. Следовало ожидать, что души Стражей снова притянет друг к другу и Мечу. Потому что ни родство их душ, ни предназначение не реализованы, а значит, будут продолжать нарушать её планы.

Об оружии она позаботилась, а вот с их взаимными завязками ничего не поделаешь, увы. Однако, успешное преодоление первого продолжительного общения вселяло уверенность в то, что и дальше подобные методы могут оправдаться. Если она будет внимательна и терпелива, не прекращая осторожно добавлять в умонастроения по капельке яда при каждом удобном случае...

Да! Определённо, план может ещё выгореть.

Глава 26

Расхождение путей

Замок Малфир стоял на небольшой скальной площадке и выглядел намного неприступней Сагатдома. А ещё намного старше прочих баронских замков, сочетавших оборонительные характеристики с относительным удобством для жизни и некоторой архитектурной эстетикой. При постройке этого места ни об удобстве, ни о красоте явно никто не думал. Высокие каменные стены, поросшие мхом, с узкими бойницами смотрелись зловеще даже в заброшенном состоянии. Хотя, возможно, отчасти виной тому были впечатления от известного романа, с детства бродившие в воображении обоих телохранителей его новой хозяйки. Тем не менее солнце зимой вряд ли надолго касалось двора, прокладывая основную часть пути за горами, возвышавшимися с трёх сторон. Подъехать можно было только по узкой долине с северо-запада, слегка раздававшейся в небольшой "карман" между горами, над которым и возвышался замок. Даже сейчас, в преддверии солнцестояния, тень стоящей позади горы начинала покидать территорию только на полпути к полудню.

На узкой дорожке, ведущей к замку виднелась россыпь обрушившихся с горы валунов. Впрочем, её удалось объехать. Ал-Дегир пообещал, что амахаги расчистят путь, благо они были привычны к такому труду и знали нужные уловки.

Повреждённые во время последней битвы ворота рассохлись и никуда не годились. Наёмникам с трудом удалось их открыть — заржавели петли. Во дворе ощущение мрачности усилилось тенью от высоких глухих стен, делающих его похожим на колодец, и от самого трёхэтажного замка с редкими окнами-бойницами в сплошной вертикальной стене, похожими на щели в забрале угрюмого воина. За ним тоже наблюдалось нагромождение булыжников, нападавших сверху за все годы запустения. К счастью, тыл защищала небольшая скала, о которую раскалывались скатывающиеся сверху камни, иначе зданию могло бы не поздоровиться. Несколько обломков пробили крышу одноэтажного правого крыла. Деревянные дворовые постройки превратились в груды гнилых брёвен.

Когда процессия вошла в здание, справившись с окованными железом дубовыми дверьми, Аина лишь укрепилась в ощущении, что над всей долиной витал некий зловещий дух, напоминавший ту заброшенную деревню в лесу и особенно ощутимый в самом замке.

А Клед ещё никогда не чувствовал такую плотность Смертной Тени — его даже замутило: видимо, побоище здесь было страшным, хотя ни тел, ни обломков мебели в помещениях не осталось.

Петра же, растерянно озиравшаяся во дворе, прикидывая необъятные масштабы работ, необходимых для того, чтобы сделать замок пригодным для жизни, оказавшись внутри, наоборот, почувствовала некое сродство с этим местом. Представляя, как всё здесь обставит, она расслабилась и даже слегка заулыбалась.

Из восемнадцати наёмников пожелали остаться только пятеро, не считая Рамона. С остальными договорились, что они за дополнительную плату помогут расчистить двор и растопить камины в следующую пару дней, пока не начнут прибывать амахаги. Но на другой же день все они потребовали расчёт, ссылаясь на то, что им снились кошмары. К счастью, первые аборигены прибыли к вечеру того же дня и потихоньку закипела работа.

Только одно огорчало: Клед уехал в день прибытия, лишь слегка отдохнув. Петра очень надеялась, что удастся ещё хоть раз, если не переспать, то хотя бы на массаж его уговорить, но увы.

Наречённый не потрудился объяснить причину столь спешного отъезда, но на самом деле ему было невмоготу там находиться. Стены давили на него, дыхание затруднялось, через два часа его начало всерьёз тошнить. А многозначительные взгляды Отступницы и кочевницы только добавляли ситуации невыносимости. Клед запутался в своих чувствах, не мог понять, что правильно, что неправильно, и вообще не хотел ничего решать. Он мечтал вырваться на волю и остаться один, сам себе хозяин. Иначе что же это за Вольница?

Выигранную на отборочном турнире кханду пришлось оставить — Петра почему-то настаивала на том, что её должен защищать именно этот клинок. Попросила Рамона обменяться. Тот был лишь рад — его собственный меч был намного проще и тяжелее. Но Клед не жалел — форма тёмного клинка, диктовавшая, что с ним можно делать, а что нет, ему не нравилась, не подходила к привычному стилю боя.

Тем более что Петра в компенсацию, помимо обещанной платы, подарила ему свои "когти корса". Потому что якобы так и не смогла их освоить. Сказала — закажет лучше такие, как были у неё раньше, а пока обойдётся стилетом. Если он ей вообще пригодится.

С одной стороны, это оружие было слишком "парадным", чтобы пользоваться им. С другой, за него можно было выручить хорошую сумму на клинок получше Рамонова, хотя Вольницу и с этим можно догулять. А в Обители выдадут казённый, если он вернётся. В конце концов, меч нужен ему больше для острастки бандитов, а управиться с ними можно и кинжалами. Ведь с третьей стороны, такие же были у Алины... Клед видел, как она ими ловко орудует, и поддался непонятному любопытству тоже освоить. И пусть Петра думает, что он сохранил их на память, если ещё когда-либо встретятся.

Аина вообще пропустила момент его отъезда, готовя спальни вместе с Эльбой. Наверху остались кое-какие кровати и даже неистлевшие перины с подушками — воздух в долине был не в пример суше Края Восьми Озёр, видимо из-за ветров, которые в самом деле постоянно дули, казалось, со всех сторон.

Девушка планировала дождаться приезда старейшин и старост в надежде, что сможет почерпнуть из переговоров что-то полезное для себя в случае, если удастся восстановить титул. Петра не возражала, надеясь на то, что та сможет, если не подсказать что-то полезное, то хотя бы успокоить их по поводу нартов.

Внезапный отъезд Кледа царапнул душу Аины внезапной горечью. Конечно, он ей ничем не обязан, но всё-таки они были напарниками в течение нескольких недель. Мог хотя бы попрощаться! Она пыталась отмахнуться от своей досады, как от чего-то неважного, но под ложечкой поселилась нехорошая сосущая пустота. Краски внезапно поблекли, энтузиазма поубавилось, навалилась апатия. Под завывания ветра в окнах-бойницах постоянно хотелось спать...

* * *

Пока Клед возвращался на Тропу Войны, им завладела идея о том, что Санат мог иметь ввиду всю юго-восточную полосу баронств, а не только самый юго-восток. Просто изначально он полагал, что разорённые замки есть только на самом восточном краю, а с тех пор, как услышал про Гостердом, усомнился и решил, что необходимо проверить всю границу. Поэтому повернул не обратно на северо-восток, а на юго-запад.

Он рассчитывал выйти по краю болот к Нивзену и там разузнать про самые южные замки. Если других бесхозных не окажется, направится в Гостердом уже оттуда. Всё равно напрямик в это баронство никак не попасть, хотя оно и находилось по другую сторону Края Восьми Озёр от Малфирдома, но, если верить отряду из гостердомского гарнизона, разделявшие их горы были непроходимы. И пусть сейчас замок занят, он может сделать вид, что хочет вступить в Дружину Совета, чтобы осмотреться. Крепость из него сделали не так давно, уже после беседы с Санатом, а значит, Меч мог быть там.

Путешествие проходило в одиночестве, хотя время от времени Клед чувствовал, что за ним кто-то наблюдает из-за деревьев. Видимо, это были дозорные из долинных поселений. Но знак, о котором они условились ещё в Йени-Махе, чтобы пометить свиту новой баронессы — благоухающая веточка пряного растения тарсельт с неувядающими глянцевыми листьями на шапке, — хранил его от какого-либо выяснения отношений с местными. По вечерам он слышал их пересвист, разносящийся далеко, отражаясь от скал, которые едва виднелись по обе стороны вдалеке.

Только под конец пути по гряде холмов, разделяющей озёра, когда Тропа начала ощутимо забирать к восточной гряде, навстречу ему вышел какой-то юноша амахаги и пригласил переночевать в их деревне. Поскольку Кледу надоело питаться всухомятку запасами, которые он вместе с маленькой вьючной лошадью получил на дорогу, а ещё не мешало помыться — желательно в баньке, а не в реке — он согласился.

Селение, расположенное на последнем из северного ряда озёр, называлось Сатти-Маха и было устроено по тому же принципу, что и самое первое: причал на воде и хозяйственные постройки на берегу. О баньке ему не пришлось даже просить — она была уже растоплена. После его накормили сытным праздничным ужином — у старосты был день рождения, который отмечали всей деревней у большого костра на берегу, и забросали вопросами.

Пришлось как можно осторожней, выбирая слова и факты, чтобы не создать предвзятого впечатления, рассказывать о леди Петре, об Ордене Смерти и о службе на границе. Конечно, о последнем распространяться не полагалось, но амахаги жили далеко от западных гор, к тому же, выказывали необычайную осведомлённость о тех существах, которых он там повстречал. По крайней мере, именно от одного из юношей прозвучал вопрос о гномах.

Ещё от них Клед узнал названия "демонов", из-за которых сгорели или утонули его товарищи: саламандры и мериды. Хотя, согласно местным преданиям, это были всего лишь духи стихий. Существовали ещё сильфы и тролли. Считалось, что именно сильфы устраивают сквозняки в Замке Семи Ветров — местное название Малфирдома; а с троллями обязательно необходимо договориться о добыче алмазов. Местные предпочитали не трогать "проклятые камни", но всегда оставляли подношения духам воды и ветра при рыболовстве, воды и земли при сборе растений, севе и жатве, земли и ветра при дальней поездке и выпасе скота, а также огня при всяком его разжигании.

Правда, интересовались необычными существами, в основном, подростки и дети. Для взрослых всё сводилось к практичности: чтобы тролли не вытоптали поля, мериды не потопили лодку, сильфы не заморочили голову, вынуждая заблудиться, а саламандры не устроили пожара. Поэтому пришлось опустить ужасы военных действий и облечь всё чуть ли не в сказочную форму. Впрочем, в итоге он впервые рассказал кому-то постороннему, как погиб его единственный друг, Алан, и после этого надолго замолчал, погрузившись в печаль, внезапно затопившую его сердце.

Поскольку ночь давно вступила в свои права, взрослые за это время отправили молодёжь по домам, ссылаясь на то, что гость устал. Так что, когда Клед вынырнул из воспоминаний, у большого костра на берегу почти никого не осталось — только женщины собирали остатки после пира да мужчины тщательно тушили огонь. Его уложили на лавку в гостевом доме — оказывается, такой был в каждой деревне для гонцов из других поселений, — и Наречённый впервые за последний месяц отлично выспался.

Будить гостя не стали, так что солнце успело подняться довольно высоко. А в передней его ждал Ал-Дегир.

— Что ты здесь делаешь? — удивлённо спросил Клед.

— Ты бы сначала умылся, — скептически отозвался тот.

Наречённый привёл себя в порядок и сел за стол. Помощник старосты Йени-Махи приглашающим жестом указал на накрытый льняной тряпицей завтрак. Там лежали остывшие лепёшки, несколько кусков рыбной солонины, мягкий сыр и кувшин молока. Клед с аппетитом принялся за еду, бросая на Ал-Дегира вопросительные взгляды и гадая, что могло случиться. Быть может, Петра послала за ним, чтобы вернуть по какой-то причине?

Но оказалось, что амахаги всего лишь отказывался покидать его, пока не уплатит долг жизни. Именно он попросил старосту при помощи свиста задержать путника, чтобы его нагнать. Сам Ал-Дегир дождался прибытия первых соплеменников в замок, прежде чем выехать вдогонку.

— Слушай, но ты же не можешь таскаться за мной, пока не выдастся случай меня спасти, — с досадой возразил Клед.

— Могу, — уверенно кивнул Ал-Дегир, и видя, неудовольствие самовольно назначенного "сеньора", счёл своим долгом его успокоить: — Великое Равновесие не терпит дисбаланса. Я обязательно тебе пригожусь, и, скорее всего, довольно скоро. Особенно, если ты и вправду вбил себе в голову пробираться по болотам.

Клед вдруг подумал, что местный проводник может оказаться очень кстати.

— Ты знаешь тропы? В смысле, чтобы не забрести в топь?

— Твёрдую дорогу я тебе найду. Но болота опасны не только этим. Они кишат змеями: мелкие могут тебя ужалить, а большие — задушить. А если встретится дикий яратик, то двух человек мало, чтобы его одолеть. Так что безопасной дорога не будет в любом случае.

— Всё равно мне надо туда, а объезжать тем путём, которым мы сюда пришли, слишком долго, — вздохнул Наречённый.

— Тогда одевайся, я пока соберу припасы, — невозмутимо ответил Ал-Дегир и вышел из дома.

* * *

Первый день путешествия по краю болот прошёл относительно удачно. Продвигались шагом, лишь изредка спешиваясь, чтобы лошади не проваливались слишком глубоко в мягкую землю под весом всадника. Но в большинстве мест плотно переплетённая корнями трав почва пружинила. Путь приходилось выбирать очень внимательно, чтобы не напороться на гадюк, целое гнездо которых Ад-Дегир указал Кледу издалека, чтобы тот знал, что высматривать.

Деревья здесь росли слишком редко и особой тени не давали, так что днём пришлось остановиться на привал — переждать самое жаркое время. Из-за высокой влажности дышать было трудно, а двигаться — тяжело. Клед даже вынужден был снять непробивайку, поскольку промок под ней насквозь.

Основную породу леса вокруг составляла такка — дерево с мягкой хвоей, похожей на тессу, только темнее. Ветви их причудливо изгибались, часто напоминая каких-то животных. Сам Клед не разобрал бы, что одна из веток — на самом деле удав, но Ал-Дегир его уберёг. Помощник старосты попросил Наречённого собрать побольше ягод такки, сказав, что вечером они пригодятся. Правда мягких чёрных плодов осталось мало, потому что сезон прошёл, в основном, попадались либо уже подсохшие твёрдые, либо ещё совсем зелёные. Клед разжевал одну спелую и тут же сплюнул — вкус был резкий и острый. Ал-Дегир рассмеялся и сказал, что это не для еды.

По правую руку тянулись каменистые взгорья, подняться на которые, однако, не было возможности. Так что приходилось тащиться вдоль них. Единственным плюсом было то, что вода собиралась в любом углублении мягкой почвы, даже в следах от копыт. В питьё она, конечно, не годилась, разве что лошадям, но Ал-Дегир ловко очищал её, пропуская через мешочек с песком и углём. На дневном привале он сварил напиток из игольчатых листьев какого-то кустарника, который приятно пах, на вкус немного горчил, зато отлично бодрил.

Чтобы хоть как-то увеличить пройденное расстояние, остановились только после наступления сумерек. Кледа сразу же принялись донимать местные комары, которые были меньше, летали тише, но жалили злее, чем привычные. Вот тут-то и пригодилась такка. Ал-Дегир посоветовал ему сразу натереть руки, лицо и шею спелыми ягодами, а сухие и зелёные ссыпал в котелок и сделал отвар.

Костёр тоже разожгли из древесины такки, и остро пахнущий дым немного разогнал насекомых. А потом они сами натёрлись отваром и смочили лошадей, когда тот остыл. Оказалось, что эта такка на редкость полезна: её аромат не только отгонял кровососов, но также нейтрализовал запах пота, если натереть соком подмышки, процеженным отваром можно было обеззараживать раны и кожные воспаления, а также лечить простуду, принимая его внутрь.

Кледу очень понравился запах спелых ягод — он вполне мог заменить ароматическую воду, которая была почти израсходована за время пути, благо условия располагали к её использованию. Такка пахла менее ярко и не выдала бы в нём богача, а комаров отпугивала намного лучше. Наречённый решил, что нужно будет непременно набрать ягод про запас. Спросил у Ал-Дегира, можно ли как-то сохранить отвар для длительного использования, и оказалось, что всё очень просто — надо лишь смешать его напополам с водкой, а для сохранения действенности сделать сам отвар погуще, либо же сразу настоять водку на ягодах в течение двух недель. Помощник старосты также посоветовал добавить туда листики аклила — кустарника, из которого они днём пили напиток, — для смягчения запаха и усиления целебного воздействия при приёме внутрь.

— Завтра нужно быть вдвойне осторожными, — сказал Ал-Дегир, устраиваясь на ночлег после ужина — первая стража была за Кледом, который позже проснулся. — На пустоши велика вероятность встретить яратика. Они туда выбираются, чтобы счистить грязь, валяясь на камнях. Там большая осыпь — сель когда-то сошёл с горы.

— И чего нам ожидать в таком случае?

— Всадников они не любят — воспринимают как угрозу. А нрав у них дурной. Если погонится, придётся удирать. Только для лошади там высока вероятность сломать ногу. Самым разумным будет добраться до ближайшего дерева и запрыгнуть с коня на него. Справишься? — Клед кивнул — ветви у такки невысокие и почти горизонтальные. — Если повезёт, лошадь убежит, а яратик отстанет.

— А если не повезёт? — в Ордене учили готовиться к худшему.

— Тогда придётся убивать, — вздохнул Ал-Дегир, косясь на свой лук.

— А их шкуру в живом виде реально пробить стрелой? У нас в Ордене полный доспех для Воинов делают из их кожи. Из лука не берёт, разве что в упор. Издали пробивали только гномьи самострелы, — после вчерашнего вечера в деревне, Клед понимал, что перед амахаги скрывать происходившее на западной границе нет смысла.

— Где это ты успел гномов повстречать? — удивился спутник.

— В Западных горах, — Наречённый забыл, что помощника старосты не было у костра.

— Надо же, я думал, им больше нет хода в наш мир... — всё-таки тот не удивился.

— Там прорыв был, — скупо пояснил Клед.

— Ну так-то да, не пробьёшь, — вернулся к теме Ал-Дегир. — Только если в глаз попасть. И то, вряд ли убьёшь — хорошо, если заставишь обратиться в бегство. Эх, жаль, я не взял с собой "мунду". Но кто же знал, что тебя понесёт на болота?

— А как вы обычно на них охотитесь? Ты что-то об этом упоминал. Может, получится адаптировать тактику?

— Забудь. Для этого нужен целый отряд загонщиков с копьями и яма. У нас обычно такая охота проводится раз в год, осенью, когда они вылезают погреться на холмы. На те взгорья можно подняться от деревни, и там есть специальное ущелье с острыми камнями на дне. Яратика загоняют туда и два дня кормят ядовитыми жабами, чтобы парализовать. Одних этих жаб загодя ловят неделю.

— Я слышал, в южной Обители, — перебил его Клед, — где яратиков специально выращивают ради кожи, их держат в сонном состоянии при помощи болотного дурмана. Тут его никак не найти?

— Если бы тут рос дурман, мы бы сами с тобой не проснулись, — усмехнулся Ал-Дегир. — У ваших на юге целая система, чтобы держать зверей в загонах, а самим не надышаться. Можно, конечно, использовать ягоды, но мы предпочитаем жаб, потому что от дурмана яратик может впасть в бешенство и разодрать себе шкуру об скалы. Сам понимаешь, охота насмарку.

— А если насадить его на кол, как кабана? — спросил Клед.

— Сразу понятно, что ты никогда не видел яратика, — скептически усмехнулся Ал-Дегир. — Он весит, как десять кабанов, и просто сломает древко своей тушей. А даже если проткнёшь, то задавит — держать-то придётся руками. Тут годятся только полностью железные копья, которыми мы окружаем тропу, чтобы он с неё не сошёл. Штука эта, сам понимаешь, тяжёлая, и в поход такое с собой не возьмёшь. А тут и обычный-то кол не из чего выстрогать.

Помощник старосты обвёл руками окрестности. Клед вздохнул, вынужденно признавая его правоту: стволы и ветви у такки были кривыми и непригодными для такого дела.

— В общем, когда яратик в яме оцепенеет, кто-то спускается вниз на верёвке и протыкает ему глаза. Для этого тоже нужны специальные ножи "мунду" в форме тонкого полумесяца, чтобы достать до мозга, иначе эту тварь сложно убить. Даже если я попаду в глаз из лука, то, скорее всего, просто ослеплю и разозлю его. А такая туша запросто может сломать такку, на которой мы, скорее всего, будем сидеть.

Перед Кледом забрезжила надежда. Он достал из сумы подарок Петры и показал "когти корса" спутнику:

— А такие кинжалы не подойдут?

— Дай-ка посмотреть, — оживился Ал-Дегир.

Он внимательно осмотрел оружие со всех сторон, судя по всему, прикидывая углы вхождения, взвесил в руке, и посветлел лицом:

— Да, такой штукой можно попасть в мозг. Но для этого придётся оседлать разъярённого яратика...

— Ну, нас неплохо тренировали в Ладонях... — начал Клед.

— Нет, — решительно перебил его Ал-Дегир. — Ты не знаешь, как устроен их череп и вряд ли попадёшь с первого раза, куда надо. А тогда он тебя сбросит — хорошо, если не прямо на рог — и затопчет, даже если ослепнет. Это должен быть я. Ты позволишь оставить их себе, пока мы не пройдём опасное место?

— Конечно, — без колебаний кивнул Клед.

— Не жалко такую красоту? — спросил Ал-Дегир, кивая на драгоценную отделку.

— Мертвецу красота уже безразлична, — пожал плечами Наречённый.

Помощник старосты согласно кивнул, спрятал кинжалы в котомку, которую подложил под голову, и улёгся. Вскоре размеренное дыхание дало знать, что он спит.

А Клед остался прислушиваться к незнакомым звукам вокруг. Хотя какие-то из них были вполне узнаваемы: например, пение жаб, пыхтение наведавшегося к костру ежа и крики сыча или кого-то из его близких родственников — одна жёлтая сова с белым брюхом бесшумно пролетела неподалёку. А вот другие — вроде скрежещущего стрекота насекомых, гудящего токования какой-то птицы и утробных вздохов трясины — сначала были непривычны, но к концу вахты столько раз повторились, что перестали вызывать тревогу. Правда, один раз кто-то истошно заорал так, что у Кледа чуть сердце не выпрыгнуло, но, судя по тому, что остальные звуки сразу же возобновились, это тоже был кто-то из обычных обитателей болот.

* * *

Утром Клед выспаться не успел — Ал-Дегир поднял его ни свет ни заря, чтобы пройти максимальное расстояние до дневной жары. Он надеялся пересечь пустошь ещё до обеда. Наспех позавтракав, путники выдвинулись вперёд.

Где-то через час почва стала заметно плотнее, начали попадаться камни. Местность немного повысилась и вскоре под копытами лошади Кледа регулярно зацокало. Они остановились у последней группы деревьев. Дальше лежало щебенистое всхольме, образованное осыпающимися скалами на севере. Видимо, лавины сносили взрослые деревья, сухие ветви которых торчали тут и там из-под камней или валялись, сломанные. Только из-под валунов, где нанесло побольше земли, пробивались совсем молодые, словно игрушечные, деревца такки.

— Может, поведём лошадей под уздцы, чтобы не провоцировать яратика, если попадётся на пути? — спросил Клед, пока Ал-Дегир крепил на копытах своей и вьючной лошадок некое подобие местных "лаптей".

Он сплёл восемь маленьких, но плотных, многослойных "лапотков" ещё вчера по дороге, и теперь стало понятно, для чего. По большей части амахаги ездили по мягкой местности, так что копыта нуждались в защите только при подъёме в горы, что случалось нечасто. Но здесь, на пустоши, если придётся быстро скакать, они нужны.

— Не пойдёт, — возразил тот. — Яратик точно так же может кинуться и на пешего, а мы, пока будем гадать, бросится или нет, потеряем драгоценное время, чтобы вскочить в седло. Уж лучше сразу верхом. Если духи болот смилостивятся, никого и не встретим.

После этого помощник старосты отошёл к ближайшему дереву и стал что-то неразборчиво бормотать, совершая явно ритуальные действия: бросил на землю щепотку какой-то пыли из мешочка на поясе, плеснул под корень такки водицы из фляги, извлёк откуда-то целый моток разноцветных обрезков ткани и повязал один на ветку, а под конец погладил ствол.

— Ты тоже плесни из фляги и завяжи молитву, — сказал он Кледу, закончив.

— Как это "завязать молитву"? — не понял тот.

— Оторви от чего-нибудь полоску ткани или хотя бы длинную нитку и повяжи на ветку, как подношение сильфам, вода под корень дерева будет подношением меридам, но земля из другого места у тебя с собой вряд ли есть, так что хотя бы духов воздуха и воды попроси, чтобы мы спокойно прошли пустошь.

Первым порывом Кледа было отнестись к таким суевериям скептично, а потом он одёрнул себя: как знать, если бы на западе с ними были амахаги, может, кое-кто из Когтей, павших жертвой "взбесившихся" стихий остался бы жив... Так что он извлёк из сумы палантин, на котором давно разболталась крайняя нитка, да всё некогда было подрезать, выдернул её и привязал рядом с ленточкой Ал-Дегира. Потом вылил пару глотков из фляги на землю. Вспомнил, что подобрал на первом привале после отъезда из замка несколько любопытных разноцветных камешков, извлёк один из них и бросил на землю. Мысленно попросил у духов этой местности безопасного прохода и прислонился ко лбу стволом. Ал-Дегир одобрительно кивнул и взмахнул в седло.

Не успели они потерять из виду дерево, на котором развевались их "молитвы", как обнаружили яратика, лежащего за группой больших валунов, которую они объехали сверху. Конечно, никакие картинки из учебников, даже изображавшие рядом человека для сравнения, не могли подготовить Кледа к виду огромной чёрно-бурой туши с зубастой пастью и устрашающих размеров рогом на лбу, которая при виде них заворочалась в попытках подняться на ноги.

Ал-Дегир жестом скомандовал поворачивать назад, и они стали осторожно отходить за валуны, чтобы не спровоцировать нападение поспешным бегством. Правда, лошади сами стремились ускорить шаг, так что приходилось их придерживать, в надежде, что пронесёт. Но увы... Когда они почти добрались до противоположного края преграды, яратик вышел из-за валунов и уставился на них недобрым взглядом. Немного "подумав", он взревел так, что лошади сорвались в галоп вниз по склону. Яратик бросился вслед. Земля задрожала.

Спину Кледа обожгла волна страха, которую он одним вдохом собрал и преобразовал в боевую готовность. Все мысли вылетели из головы, осталось только тактическое восприятие. Зрение обрело небывалую чёткость, а движения — экономность. Ал-Дегир махнул рукой в сторону нескольких такк, сохранившихся в "тени" валунов, не пускавших последующие осыпи, крикнув:

— Давай туда!

К счастью лошади худо-бедно повиновались. Ал-Дегир ловко зацепился за ветку с первого же захода, привстав в седле, и тут же оседлал её, забросив ноги благодаря инерции, а вот Клед не успел. Он собирался вскочить на то же дерево, но лошадка амахаги, освободившись от всадника, бросилась вниз по склону ему наперерез, так что его конь встал на дыбы, и момент был упущен. Наречённому пришлось проскочить дерево, прижавшись к лошади. Яратик набирал скорость на склоне и вернуться не получалось.

— Заводи на меня ещё раз! — прокричал Ал-Дегир.

Клед обскакал валуны по кругу стороны. К счастью, на подъёме тяжеленный зверь отстал, но погони не бросил. У Ал-Дегира было время приготовиться и прицелиться. Он даже успел выпустить три стрелы, стоя на ветке, но в глаз не попал, хотя они были навыкате и слегка возвышались над плоской мордой. Стрелы лишь слегка оцарапали кожу, и разогнавшийся зверь развернулся к дереву. Хорошо, потому что Клед не стал поворачивать наверх, понадеявшись на меткость амахаги, а на спуске яратик бы его догнал. Плохо, потому что огромная туша со всей дури ткнулась рогом в такку, и Ал-Дегир выронил лук, который был тут же растоптан. Ладно, хоть сам не упал.

Яратик снова оглушительно взревел и начал колупать такку рогом. Кора полетела в стороны. Долго дерево не протянет.

Клед выдохнул "Смерть, я иду!", как полагалось при безнадёжных атаках, и развернул коня к зверю, планируя отвлечь его на себя, но тут Ал-Дегир спрыгнул твари на холку.

Яратик на несколько мгновений растерялся, вертя головой в попытке увидеть противника. А помощник старосты, не теряя драгоценного времени, подтянулся повыше и со всей дури воткнул зверю в глаза драгоценные "когти корса". Тот снова взревел, на этот раз в агонии.

Клед едва успел допинать пятками не горевшего желанием приближаться к чудовищу коня, чтобы сдёрнуть старосту за ворот с падающей туши. Приземление было, конечно, не из мягких, но по крайней мере, того на придавило.

Наречённый спрыгнул на землю и поспешил к спутнику. Цел ли? Ал-Дегир морщился и шипел, но сел сам и принялся себя ощупывать. Похоже ничего не сломано, слава всем богам! Только руку одну ободрал до крови и немного лицо, когда неловко перекатился через бок.

Кледа охватил запоздалый мандраж, и он опустился на камни рядом:

— Ну ты смельчак! — уважительно сказал он товарищу.

— Выбора не было, — криво усмехнулся тот. — Промедли я хоть немного, он снёс бы дерево. Или скинул бы меня на рог.

— Так или иначе, долг жизни ты мне вернул, — тоном, не терпящим возражений заявил Клед.

К счастью, помощник старосты не собирался спорить. Он только досадливо поморщился, отделяя подранную рубаху от ран:

— Придержи благодарность до Княжеств. Это мог быть не последний яратик на пути, мы ведь только вступили на пустошь.

— Тогда не стоит ли нам поторопиться? А то вдруг "друзья" этого парня набегут?

— Нет, яратики — одиночки, — амахаги освобождался от одежды без малейшей спешки. — Так что для нас сейчас самое безопасное место — здесь. Мне надо прийти в себя и обработать раны.

Он по особому засвистел и обе сбежавших лошадки — вьючная и верховая показались из-за гребня насыпи, окаймлявшей распадок под валунами, в котором они сидели. Похоже, недалеко ушли, почуяв, что яратик отстал. "Лапотки" у них на копытах слегка размотались, но пока ещё держались.

* * *

Ал-Дегир порвал испорченную рубаху на тряпки, промыл раны остатками таккового настоя и перебинтовал руку. Клед тем временем сходил за водой вниз по склону. У края осыпи была небольшая заводь с чудом прозрачной водой. Помощник старосты пояснил, что камни очищают воду почти так же, как песок и уголь. Он за это время, кроме перевязки ран, успел развести костерок в тени валунов, с той стороны, где валялся яратик, когда они на него наткнулись.

Пока Клед собирал сушняк для подкормки огня, Ал-Дегир извлёк "когти" из глазниц мёртвого зверя и отпилил у яратика рог. Петрины ремни пришлись сухощавому мужчине впору, так что теперь он щеголял ими поверх полотняной жилетки, которой заменил рубаху.

Пора было пообедать. Наречённый бросал остатки мяса в котелок для похлёбки, а амахаги в это время вытачивал рог изнутри странным инструментом, похожим на заострённую стамеску с зубчатыми краями.

— Что ты делаешь? — поинтересовался Клед.

— Вытачиваю рог, чтобы можно было трубить, — ответил Ал-Дегир. — Потом он затвердеет и сделать это будет намного сложнее.

Некоторое время спустя он вздохнул и отложил свою "стамеску", разминая уставшую ладонь:

— Надеюсь, не сочтёшь за дерзость, если я наконец задам тебе вопрос, который меня терзает от самого Сатти-Маха?

— Конечно, — удивился Клед. — Почему ты раньше не спросил?

— Потому что долг обязывал меня следовать за тобой, куда бы ты ни пошёл, дабы быстрее его отдать. Но теперь, когда он уплачен, я могу спросить.

— Спрашивай.

— Вот на черта тебе сдался этот Нивзен?

Наречённый слегка опешил от постановки вопроса, немного поколебался, но почувствовал, что после пережитого вместе приключения они больше не чужие, а братья по оружию, и таиться глупо.

— Я ищу один старинный предмет, принадлежавший моему роду. У меня есть сведения, что он спрятан в одном из разорённых баронских замков на юго-восточной границе. Вот я и решил, что имеет смысл проверить все, двигаясь с Юга на Север, раз полпути в эту сторону уже пройдено. Да и возвращаться потом в свою Обитель на Северо-Запад так будет проще. Хотя...

Он хотел высказать пришедшую почему-то лишь сейчас идею, что можно было начать и с Северо-Востока, а потом подняться к Мохавену через сердце Свободных Княжеств, Агабру... Но нет, такой вариант был отвергнут, поскольку, если он не найдёт Меч, то будет вынужден попытать счастья в захваченной нартами Сагате — вдруг им удалось вернуть себе реликвию? Но тут Ал-Дегир, спрятавший лицо в ладони ещё на словах об Обители, поднял на него глаза с таким страдальчески-ироничным выражением, что Клед осёкся.

— Дальше на Юге нет разорённых баронских замков, — выдал помощник старосты. — Самым южным замком, разорённым ещё до войны был Палесдом, стоящий как раз за этой грядой, — он махнул рукой на северо-восток. — Но там быстро отыскался наследник. А вот Гостердом южный князь никак не желал отдавать, находя изъяны во всех претендентах. Он долбил горы в поисках прохода на нашу сторону, а если повезёт, то и алмазов напрямую. Но он не уважал духов горы, и тролли на него осерчали — завалили тоннель и чуть ли не его самого. С тех пор замок и стоял заброшенным, пока его недавно не прибрала к рукам Дружина Совета.

— Мы встретили людей оттуда, — подтвердил знание об этом замке Клед. — Но они сказали, что с той стороны в Долину Озёр не попасть.

Ал-Дегир выразительно хмыкнул.

— Что, всё-таки есть тропа? — оживился Наречённый.

— Есть, конечно, — ухмыльнулся помощник старосты. — Только пешая. Главное — знать, куда идти.

— Жаль, что верхом нельзя, конечно, — с сомнением протянул Клед.

Он призадумался о том, что пешком далеко не уйдёшь. Деньги на новую лошадь у него теперь, конечно, были, но тогда до истечения Вольницы точно придётся обеспокоиться ещё каким-то заработком, да и не факт, что до Пестердома удастся дотянуть по разорённой-то местности...

— Знаешь что я тебе могу предложить? — сказал Ал-Дегир. — Я попробую выкупить твоего коня. Если духи будут милостивы, ты получишь камень, за который можно приобрести несколько лошадей на той стороне.

— Алмаз? — оживился Наречённый.

— Если повезёт. Надо найти голубую глину. Тебе не попадалась по дороге за водой?

Брови у Кледа поползли наверх:

— Я думал, алмазы добывают в шахтах внутри гор...

— Так тоже можно, если надо много, — лукаво ухмыльнулся помощник старосты. — Но нам ведь много не надо, верно?

— Конечно...

В попытке переварить удивительное новое знание Клед внезапно вспомнил, что поскользнулся у воды на странном серо... Да! Пожалуй, синеватом глинозёме.

— Слушай, кажется, я видел нужную породу.

— Вот и отлично! Есть у тебя с собой что-нибудь из поскони?

— Да, портянки.

— Отлично! Сейчас поедим, я объясню тебе, что делать, и ты пойдёшь мыть алмазы, а я — подать весточку своим. Негоже бросать такую добычу. За эту кожу можно много выручить в Княжествах. Да и мясной пир на Озёрах давно не закатывали...

— Погоди, ты далеко? — забеспокоился Клед.

— Нет, мне всего-то надо немного подняться к тому краю горы, где скол, видишь? — он указал на срезанный угол скальной возвышенности на северо-востоке. — Звук отразится от следующей и дойдёт до Сатти-Маха, точнее до их дозорных в горах.

Ал-Дегир потребовал портянку и быстро смастерил при помощи своей "стамески" раму для неё из подручных веток. У него так ловко получалось делать вещи из растений на ходу, что Клед на миг позавидовал. А потом напомнил себе, что каждый хорош в своём деле, которому обучался сызмальства. Его стезя — война, хоть и выбрал он её не сам. Нарты сделали это за него, перебив семью. А может, это произошло ещё раньше, когда его выбрал Меч...

Затем помощник старосты попросил посмотреть те разноцветные камни, которые собрал Клед, чтобы выбрать из них подходящую "жертву" для троллей. Как ни странно, больше всего его заинтересовал тот камушек, который подарил Наречённому после беседы на Западной границе Санат, хотя в сравнении с остальными он выглядел совершенно непримечательно — обычный серый голыш. Но Ал-Дегир в нём что-то увидел и уверял, что лучше всего подарить именно этот.

Клед не хотел этого делать, помня о том, что волшебник наказал передать его своей половинке при встрече. Отдать его было всё равно, что отказаться от мечты о любви, а к этому парень был пока не готов, хоть и смутно сознавал, что со временем, скорее всего, придётся. По крайней мере, если он вернётся в Обитель Смерти. Но ведь существовала вероятность, что он благополучно найдёт Меч, а тогда его долгом будет восстановить баронство, завести семью и хранить реликвию от злых рук дальше...

Помощник старосты уверял, что в благодарность за подобный подарок тролли могут подкинуть очень крупный алмаз. Они потратили на споры минут пять, но в итоге Клед отказался наотрез. В конце концов, ему нужно было совсем немного — лишь бы хватило на нового коня.

И Ал-Дегир отступился, уважительно кивнув — мол, хорошо, что на Наречённого не влияет жадность, и памятный подарок для него дороже возможного богатства. Это соответствовало кодексу самих амахаги, которые никогда не добывали камни ради наживы. Помощник старосты выбрал другой, синеватый камень со слюдяными включениями и даже оказал Кледу высочайшее доверие — научил наговору, который следует прочитать перед началом работы. Ко всему прочему, нужные слова рифмовались на языке амахаги, так что пришлось постараться, чтобы выговорить их и запомнить, а также принести страшную клятву никогда, никому, ни под каким предлогом не пересказывать эти слова и их значение.

После обеда они разошлись. Ал-Дегир заверил, что сородичи яратика сюда не сунутся, пока туша того не начнёт смердеть на всю округу, чего он как раз старается избежать.

Кледу понадобилось какое-то время, чтобы снова найти то место, потом, сосредоточившись, прочитать наговор, бросить камешек на насыпь и посмотреть, куда он скатится. Не то, чтобы он всерьёз верил в эти камлания, но исключить влияния духов тоже не мог. К тому же, такой способ выбрать место был ничем не хуже подбрасывания монетки или тыканья пальцем наугад.

Он загрёб странный сизоватый грунт — не то глину, не то песок — и спустился к воде, чтобы вымыть всё лишнее. Ал-Дегир объяснил ему, как это делать и что искать. В первой же порции нашёлся один небольшой прозрачный камень с сизоватым краешком. Выглядел он совсем непрезентабельно, но кристаллическая форма прослеживалась и острая грань оставила чёткий след на валуне под боком.

К исходу второго часа, когда его нашёл Ал-Дегир, справившийся со своей задачей, у него было четыре кристалла разной степени чистоты. Помощник старосты подтвердил, что это алмазы, за которые в Астене дадут до десяти золотых монет, а посему путники решили сворачиваться и возвращаться, благо жара уже спала.

Заночевали они примерно в том же месте, что и в прошлый раз, встретив по пути группу из десяти амахаги с целым табуном вьючных лошадок, отправлявшихся разделывать яратика.

Вечером Ал-Дегир, во время пути закончивший вытачивать сердцевину рога, отшлифовал его снаружи и торжественно вручил Кледу, сообщив остальным, что отныне Наречённый — их брат по охоте. Предложил ему сыграть клич, чтобы его могли узнать при надобности — оказалось, что у всех, кто носил приставку "Ал" были такие рога, звучавшие немного по-разному.

Свежеиспечённый Ал-Клед набрал побольше воздуха в лёгкие и дунул со всей мочи, но получился лишь некрасивый хрип. Все беззлобно засмеялись, уверяя, что с первого раза ни у кого не выходит. Помощник старосты показал ему, как правильно дуть — настойчиво, но осторожно — и после пары попыток Наречённому удалось извлечь достаточно звучный и довольно внушительный рёв.

Амахаги по очереди подходили, чтобы обняться и похлопать нового "собрата" по спине. Его угостили пивом из такки, которое везли с собой в многочисленных бурдюках для обработки мяса. Вкус был довольно странный, немного гнилостный, впрочем, ронг ему сначала казался таким же. Пьянила "таккита" не сильно — в самый раз, чтобы немного расслабиться. Долго засиживаться у костра не стали, зато дежурить ночью не пришлось — вахту взяли на себя местные.

На следующий день заночевали в Сатти-Маха. Возвращаться на Тропу Войны не стали. Ал-Дегир провёл Кледа по северо-западным склонам холмов через Симу-Маха до Акодат-Маха — таких же водных селений, стоявших на северном каскаде озёр выше Сатти-Маха. Эти озёра были поменьше, а вокруг Акодат-Маха плодородной земли было совсем мало, зато много лесистых гор с дичью. Это озеро находилось почти точно на линии между Малфирдомом и Гостердомом.

Больше всего Кледа поразило то, как его везде принимали с распростёртыми объятиями. Весть о том, что Наречённый стал "братом по охоте" уже облетела озёра буквально на крыльях ветра, и стоило им с Ал-Дегиром появиться, как их селили в гостевом доме, кормили, поили и подходили послушать историю про яратика, а потом совершенно безвозмездно накладывали припасов на дорогу.

Эти люди, несмотря на небольшую численность, жили сплочённой общиной, были в целом открыты и доверчивы, а кому-то могло показаться, что даже наивны... Если забыть о том, как их встретили на границе, и не слышать рассказа о "тёмных временах": когда в Замке Семи Ветров правил князь Кагар, амахаги скрывались в горах, живя впроголодь, но отказались ему служить и добывать алмазы. Здесь никто не оставался без еды и крова, причём всё это предоставлялось безвозмездно. Но при этом нахлебников не было: детишки с девяти лет помогали по хозяйству, чем могли. Рай да и только! Но к сожалению, его придётся покинуть, ибо долг зовёт.

Клед без жалости оставил там свою лошадь и часть добра, чтобы не отягощать себя в пешем пути, распрощался с Ал-Дегиром, и, запасясь лёгкой пищей, выступил в горы с новым проводником, которого нашёл ему помощник старосты Йени-Махи.

Ал-Асмат был чуть постарше Ал-Дегира, но при этом энергичней. Он гордился тем, что знал не менее четырёх путей через якобы непроходимые скалы. Выбрал он "самый лёгкий", частично проходивший по глубокому узкому ущелью. Клед бы его так не назвал, но поверил на слово, что карабкаться через верх было бы ещё тяжелее. С непривычки постоянно смотреть, куда ставить ногу, чтобы её не подвернуть и довольно часто перелазить через нагромождения валунов было довольно утомительно. Но на второй день такое передвижение стало привычным, а на третий и вовсе автоматическим.

Пять дней спустя он уже с облегчением спускался к Гостердому, попрощавшись с проводником выше по склону, где кончался сложный маршрут. Ал-Асмат не испытывал ни малейшего желания знакомиться с дозорными крепости. Наречённый же, повстречав оных часом позже, сказал, что шёл с юга и заблудился, забрав слишком высоко в горы. Потому что обещал амахаги не выдавать их секретов.

* * *

Замок производил на Аину гнетущее впечатление, от которого она никак не могла избавиться, хотя старалась изо всех сил, потому что решила дождаться сбора старост.

Впрочем, с первой ночью последующее пребывание не сравнится — тогда многим приснились кошмары, в том числе ей: коридоры были завалены трупами погибших во время какой-то чудовищной битвы. Многих из них, казалось, растерзали звери. Которые обнаружились в главном зале: два гигантских... волка? Только морды уж больно толстые, как у сарлуков. Такие же лохматые загривки, и смотрящие вперёд короткие рога... А вот острых зубов слишком много, и лапы — скорее медвежьи, со страшными когтями. Монстры были утыканы топорами и копьями, словно ежи, и всё же смерть наступила, очевидно, в результате обезглавливания каким-то на диво острым клинком — срезы уж больно ровные. На высоком кресле, на возвышении, игравшем роль трона, под которым натекла лужа крови, сидел закованный в железные латы черноволосый смуглый коренастый мужчина. Шлем его был снят и валялся рядом, поперёк лица тянулась страшная рана, несмотря на которую он вдруг посмотрел Аине прямо в душу и жутко захохотал, так что она проснулась с криком. И с необъяснимой уверенностью, что видела князя Кагара из книги. Тогда получалось, что те зверюги были варгами — демоническими псами злодея. Неужели всё так и было на самом деле?!

По ощущениям после сна в это очень даже верилось. И казалось, что невидимые следы стольких смертей теперь вовек не выветрятся из замка. Однако, где-то к полудню "кровавое марево" чудом выцвело и больше не беспокоило ни её, ни оставшихся наёмников.

Единственное, что преследовало Аину — это ложные предощущения: например, что сейчас за поворотом коридора она нарвётся на айлильскую стражу хозяина; или что в столовой её ждёт этот ненавистный самозванец... А у одной из стен в кладовке возникла полная уверенность, что за ней начинается мрачное подземелье, в котором когда-то прятали леди Айеленну. И непонятно было, то ли воображение играет с девушкой злые шутки, то ли она действительно слышит эхо прошлого. Но искать потайной ход она не стала — совершенно не тянуло вернуться туда... Хотя все наваждения развеивались так же быстро, как возникали, стоило увидеть пустое помещение, так что в целом не слишком её донимали.

И всё же, здесь невозможно было представить себе какой-либо радости или счастливой жизни. Стены давили на Аину, и она в ожидании старост облазила все окрестности. Благо работников дня через три набежало достаточно, чтобы совесть больше не требовала от неё помогать новой баронессе по хозяйству. Усталость от горных прогулок заодно помогала быстрее уснуть, иначе на грани сна и яви продолжали мерещиться впечатления из прошлого, то и дело нарушавшие дрёму.

В одну из таких вылазок, где-то через неделю Аина наткнулась на довольно глубокую пещеру, к которой вело некое подобие тропы, местами заваленной скатившимися сверху камнями. Вход был прикрыт другой скалой, но дойти до конца её заставили довольно тревожные ощущения, как в первый день в замке. При приближении холодящие душу вибрации усилились и стали напоминать уж скорее заброшенную деревню, в которой хранился чёрный скимитар...

Аину пробрал озноб от мысли, что случившееся там может повториться. Но бросить находку просто так она не могла, поскольку эта пещера могла иметь прямое отношение к загадке Морены и её мрачных замыслов. Так что, немного поколебавшись, девушка за ужином рассказала о ней Петре.

Баронесса на удивление оживилась и попросила завтра же с утра показать ей это место. Пошли втроём с Эльбой. Аина колебалась, стоит ли предупредить о том, какая опасность им может грозить, но не успела — Петра бесстрашно первой шагнула под тёмный свод, как только они зажгли факелы. Оставшимся дамам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.

Вопреки ожиданиям, ничего потустороннего не случилось. Может, потому что их было трое, а может, вся жуть давно развеялась. Скалистый коридор с подтёсанными вручную полом и стенами привёл в почти круглый зал. В центре стоял большой тёмный камень с выдолбленной в верхушке чашей. Аина пошла вдоль стен и нашла кучу костей. Человеческих. Потом ещё одну. И ещё... Она содрогнулась. Значит, это алтарь для жертвоприношений?

— Что это? — требовательно спросила она, не в силах сдерживаться, поскольку чуяла, что Петра знает ответ.

— Это место первых посвящений Воинов Смерти, — не стала таиться Петра.

Девушка развернулась к ней с открытым ртом. И баронесса соизволила пояснить:

— Мало кто знает, но основоположником Ордена Смерти был именно князь Кагар. На самом деле его зовут немного иначе, но именно под этим именем он известен благодаря книге. Точнее, собственно организацией в нынешнем виде занялся его оруженосец, который был лично посвящён князем. В день решающей битвы он по приказу хозяина спрятался в горах именно затем, чтобы создать тайное общество. Именно на этом алтаре проводились все посвящения до тех пор, пока Орден не вышел из тени, не построил Обители и не создал артефакты. И да, ты верно всё поняла. В те времена ритуал требовал человеческого жертвоприношения. Но теперь... — она облизала губы. — Выйдите обе и подождите снаружи. Только факелы оставьте.

Аина взглянула на Эльбу, но та лишь невозмутимо достала из сумки запасные факелы, и девушке ничего не оставалось, кроме как помочь той поджечь их и повтыкать в имевшиеся на стенах скобы. После чего помощницы вышли на свежий воздух.

Всё-таки снаружи дышать было намного легче! И дело вовсе не в спёртом воздухе. От атмосферы в пещере Аину буквально подташнивало. Она спросила у Эльбы, что Петра может там делать, но та ответила "свои дела" таким тоном, что добиваться более подробных ответов расхотелось.

Они расположились на камнях на солнышке, которое пока ещё не сильно припекало, а лишь приятно грело и принялись ждать. Спустя какое-то время Аине послышался исходящий из пещеры то ли гул, то ли вой.

— Ты слышишь? — встрепенулась она.

— Оставь, — отрезала Эльба. — Это не нашего с тобой ума дело. Если будет нужно, она позовёт.

Пришлось ждать молча. Аина сорвала травинку, и стала её жевать, чтобы хоть чем-то заняться. Потом растянулась на камушке, наблюдая за полётом большой птицы в вышине. Для сипа она была маловата, а для стремглава великовата. Орёл? Да, по полёту похож...

Кстати, получалось, что Орден Смерти не зря так стремился посадить в замок Малфир именно своего человека. Они ведь наверняка изначально знали о присутствии здесь первого алтаря. Вот почему Петра так оживилась. Интересно, что они будут с ним делать? И имеет ли он какие-то свойства, которых лишены их теперешние артефакты? Или это просто реликвия? Но вряд ли постороннему просто так это расскажут. А соваться глубже желания не было. Как бы своими вопросами не вырыть себе яму.

Из пещеры продолжали доноситься странные звуки. Гул перешёл в уханье, потом в клекотание и наконец раздался протяжный рёв. Аина изо всех сил делала вид, что не обращает внимания, но на деле не могла не задаваться вопросом, что же там делала Петра под такой странный аккомпанемент. Барама иногда издавала отдалённо похожие зыки, когда камлала...

Девушка незаметно потянулась в пещеру ощущениями и вдруг с удивлением поняла, что мрачный ореол стремительно теряет силу. Совсем, как в замке. Только там всё прошло незамеченным. Неужели это тоже было делом рук Петры? В таком случае, похоже, Аина пристала не просто к Отступнице, а к очередной жрице той самой Тёмной Матери! И раз та без утайки рассказывала ей о своих делах, значит, тоже хотела прибрать воительницу к рукам... Впору задуматься, зачем она им всем далась!

Её размышления прервал слабый окрик из пещеры:

— Эльба!

Помощница сорвалась с насиженного камня и стрелой метнулась в пещеру, сделав Аине запрещающий жест. Как будто она сама не догадалась бы, что раз позвали только одну, второй не стоит входить...

Впрочем, минут через пять они обе появились. Петра выглядела измученной, но довольной — она чуть ли не сияла, правда, тьмой, а не светом. У неё даже морщины вокруг глаз разгладились... Девушка мысленно присвистнула. Про Бараму, наверное, тоже не зря говорили, что та жила слишком долго. И опыта ей было не занимать. И спорить с ней никто не решался. Хотя... Чёрт, она ведь служила Морене, хотя явно была намного старше той. Кто же тогда такая ахсара?

И снова Аина не успела додумать мысль — пришлось бодро улыбаться, чтобы скрыть своё волнение от таких страшных догадок. Ей всеми силами стоило прикидываться дурочкой, которая ничего не заметила и не поняла...

— Ну как, всё благополучно? — спросила она.

Петра кивнула с насмешкой, полной такого непередаваемого превосходства на ровном месте, что стала удивительно похожей на Морену. Боги, куда же Аина снова встряла? И не знак ли это, что от судьбы не уйти? Но нет уж! Дудки! Дождётся старост и свалит. Нужно забрать Меч. И нельзя нести его сюда. Ладно, потом подумает...

* * *

В оставшуюся до полнолуния неделю Аина старалась как можно меньше пересекаться с Петрой. К счастью, Отступница не предпринимала каких-либо попыток вовлечь её в свои дела, которые теперь вызывали нехорошие подозрения. Только один раз попросила помочь в поисках подземелья, которое должно быть в замке.

Девушка показала место в кладовке, где на неё накатила уверенность в наличии прохода. Думала, придётся вспоминать навыки поиска тайных дверей, но баронесса извлекла из ридикюля большой ключ и довольно быстро нашла скважину в щели между камнями. Выходит, и этим её снабдили в Ордене? А может, здесь нашла... Спрашивать было не с руки, а сама Петра не спешила делиться.

Навалиться на дверь пришлось вдвоём с Эльбой, потому что металлические части давно не смазывали, и полотно поддавалось с трудом, хотя помощница баронессы предусмотрительно захватила с собой пузырёк салидорского масла, которым щедро полила, куда следует.

Изнутри пахнуло затхлым холодом. Аину пробрал озноб, хотя скорее, от чужих воспоминаний. Внутри всё оказалось именно так, как ей тогда представилось: глухой коридор, каменная лестница без перил, ведущая вниз, и десяток крошечных "камер" для узников. От мысли о том, что в таком мрачном месте держали леди Айеленну становилось не по себе. Правда, судя по книге, туда её заперли не сразу, а уже ближе к штурму, исключительно по причине строптивости, в качестве "урока". Князь Кагар надеялся, что леди не выдержит такого содержания и станет покорней.

Хотя... если в книге описаны действительные события, разве так бывает? Судя по всему, что Аина могла понять о князе из увиденного в замке Малфир, он не стал бы церемониться. Изнасиловал бы пленницу — и дело с концом. Такой ход вещей больше соответствовал и эху отвращения, которое она ощущала вместе с наваждением, что он ждёт её в столовой... Да, наверное, историю сильно приукрасили для книги. Но тогда за что же леди могли бросить в подземелье? Ведь если Аина улавливала эхо её ощущений (в чём была необъяснимо уверена), то здесь героиня однозначно побывала... Впрочем, может, лучше и не знать настоящей истории? По крайней мере, в семь лет это точно было бы лишним. Да и кто теперь расскажет правду?

От этих мыслей Аине сделалось настолько не по себе, что она спросила у Петры, не нужна ли ей больше, и, получив отрицательный ответ, удалилась. Наверняка, там где-то была ещё и сокровищница, если её не разграбили после победы над князем Кагаром, но, по большому счёту, зачем ей подобное знать? Она ведь не собирается превращаться в профессионального расхитителя тайников... Хотя по нартским меркам это было было достойно славы.

Посещение подземелья настолько лишило Аину сил, что она совершила набег на кухню, прихватив там кувшин местной браги на ягодах такки, четверть буханки хлеба и пол-кольца колбасы. Утащила это всё к себе в покои, наелась, напилась и завалилась спать.

Весь интерес к замку у неё выветрился, как, впрочем, и к собранию старост, но из чистого упрямства девушка кое-как докоротала оставшиеся дни в компании наёмников — с кем-то разминалась, с кем-то соревновалась в меткости, с кем-то на охоту ездила. А по вечерам выпивала вместе с ними, чтобы легче было заснуть.

Не обошлось, конечно, без поползновений, но пара заломов пальцев и подзатыльников расставили всё по своим местам. На вопрос, что ей мешает "развлечься", девушка столь серьёзно ответила "отсутствие любви", что начавшиеся было смешки стихли. Больше её с этим не трогали, хотя она впоследствии, на случай повторных вопросов, заготовила ещё и едкую отповедь о том, что с площадными девками пусть развлекаются, а она в этих целях с удовольствием скрутит желающих в бараний рог. В целом, её уважали — может, не совсем как равноценного соратника, но близко к тому.

Людей из привычного им мира осталось мало, и поэтому чужая ранее "кочевница", теперь стала своей, "княжичной" — даже предрассудки по поводу "слабого пола" перестали играть заметную роль. Конечно, парни хотели знать, останется ли она, и Аина, кривя душой, отвечала, что ещё думает — дабы не оказаться снова посторонней раньше времени. Хотя уже понимала, что нет, и желательно сюда больше никогда не возвращаться.

Большое Собрание продлилось несколько дней. Среди старост попадались интересные люди. Но с политической точки зрения Аина не могла даже заставить себя как следует вникнуть в вопросы, которые они решали. Сами методы переговоров и то, как менялись мнения — ещё куда ни шло, но долго ли нужно, чтобы усвоить из утомительных дней разговоров несколько принципиальных ходов? А по-существу, даже если она вернёт себе провинцию, там совершенно другие люди и условия, так что большинство местных решений ей совершенно не пригодятся. Но на самом деле даже думать о власти с души воротило. Всё это баронство казалось чередой нескончаемых и совершенно ненужных забот.

И вообще, любые мысли о будущем были какими-то беспросветными. Вот если бы Клед... Да кого она обманывает? Скорее всего, ей лишь примерещилось в нём что-то родственное, раз он так легко исчез. Лучше забыть его поскорее! А то сердце саднит...

Ясно было одно: надо забрать и перепрятать Меч. Лишь этот план хоть немного воодушевлял Аину. И хотя она по-прежнему не знала, как сохранить реликвию дальше, мысль о ней грела душу. Поэтому, как только старосты разъехались, засобиралась и она. Петра сполна с ней расплатилась, и добавила пару алмазов из тех, что успели преподнести ей в дар "амахаги".

Ну, прощай, замок Малфир!

Глава 27.

Сюрпризы

Клед уезжал из Гостердома в лёгком раздражении. Нет, приняли его неплохо, хотя сразу вычислили Наречённого и отправили догуливать Вольницу. Конечно, прикрытие "думаю вступить в Дружину Совета" было не идеальное. Спасибо хоть накормили и переночевать оставили. Правда не даром.

Малбет, тот замаскированный Кинжал, который приходил им на помощь против банды Южного Князя, оказался начальником разведки и вечером за кувшинчиком ронга попытался выведать всё, что можно, по поводу обстановки в Долине Восьми Озёр. Правда, Клед приметил там среди новичков на плацу двух наёмников, с которыми они провели путешествие, но видимо, те мало что полезного могли сообщить.

Он рассказал всё, что знал, в общих чертах, стараясь не особо выдавать подробности жизни "амахаги". Прошёл якобы один через болота на юге, едва спасшись от яратика среди скал, лошадь потерял — то есть, дорога для войск непригодная. И рискнул раскрыть карты, чтобы получить нужную информацию в обмен. Конечно, не всё, как есть, выложил, а вроде как от аборигенов услышал историю об неком артефакте, хранившемся в одном из баронских замков по юго-восточной границе. Тот якобы делал владельца непобедимым, а значит, пригодился бы в борьбе против нартов, к которым у него были особые счёты за убийство остальных членов семьи.

Малбет только посмеялся над "сказочками", а потом вздохнул: хорошо бы, конечно, иметь нечто подобное, но увы. Оказалось, что Воины Смерти обследовали Гостердом, который был вычищен подчистую, включая тайники в подземном ходе, и начали в нём ремонт уже почти два года назад. То есть, задолго до того, как Санат сообщил о недавнем перемещении Меча. Получается, Клед зря сделал лишний крюк.

Единственная польза, которую он вынес из посещения тренировочной базы Дружины Совета — это знание о том, что почти весь старший офицерский состав был из Воинов Смерти. Значит, инициатива и тут принадлежала Ордену. И, судя по расспросам Малбета, основной их целью было выяснить вовсе не как провести войска, а как наладить сообщение с замком Малфир. То есть, алмазы предназначались на финансирование именно этого мероприятия. По крайней мере частично. Правда, что давало ему это знание? Пока ничего особенного. Хотя как знать, в будущем может пригодиться.

Однако раздражение Кледа было вызвано в большей степени чувством, что он где-то свернул с правильного пути, и поэтому постоянно натыкался на препятствия, начиная ещё с яратика. Да и вообще, душа была не на месте. Но как иначе он мог поступить? Оставаться в замке? Чего ради? Перед глазами встал образ Алины.

Нет, ерунда какая-то. В других обстоятельствах, возможно, он бы за ней поухаживал. Если бы оба они остались тем, кем были рождены. Но сейчас подобное было трудно себе представить. Как ухаживать за злой кочевницей, которая постоянно смотрит на него с какой-то претензией? Смысл которой, к тому же, чаще всего непонятен. Да ещё и в присутствии Петры, которая сама не прочь прибрать его к тёплому боку... Тогда как перед ним самим стоят совершенно другие задачи, не располагающие ни к любовным похождениям, ни, тем более, к долгим знакомствам.

Клед внезапно осознал, что крутит в пальцах камушек, подаренный ему Санатом, как оберег, с наказом передать его своей "половинке"... И вспомнилось вдруг обещание Абель не забывать о мечте — "чтоб по любви". Стало ещё противнее от истории с Петрой и до боли в сердце кольнуло сожаление об Алине.

Чёрт, ни к чему ему сейчас эти сантименты! Лето движется к середине, а он ещё даже толком не начал поиски Меча.

Наречённый спрятал камушек обратно в кошель к алмазам и решил их пока не продавать. Телега снабжения из замка довезла его до Простена, где он купил коня и без особых приключений доехал по Княжескому Тракту до Астена.

Закупаться провизией и прочими полезными вещами в дальнюю дорогу он пошёл на ту же рыночную площадь, где когда-то Когтем охранял ярмарку. Нахлынули воспоминания о том беззаботном времени, и ноги сами вынесли его к подворотне, где он когда-то подловил Алину, с удивлением узнав в ней ту девочку, что не выдала его своим при штурме замка.

Она тогда была в пышном платье, намного больше подходившем знатной даме, как пристало ей по рождению. Если бы не шрам на щеке, наверное, от женихов бы отбоя не было. И будь он сам не воспитанником монастыря, а баронским сыном, наверняка сделал бы всё, чтобы добиться её руки. Перед мысленным взором живо нарисовалась приличная семья вроде его собственной — с тремя сыновьями... Хотя нет, лучше хотя бы одну девочку, и чтобы была похожа на маму! В груди защемило...

Так, куда это его занесло? Поняв, что совершенно выпал из действительности, замечтавшись чёрти о чём, Клед замотал головой, даже похлопал себя по щекам, вытряхивая из головы совершенно ненужные мысли и вернулся к покупкам. Сначала вьючная лошадь, потом припасы. И никаких фантазий о несбыточном!

Пообедав, он расспросил трактирщика о ближайших городах по ту сторону тракта. Тот послал его в книжную лавку, где ему любезно предложили перерисовать интересующий его участок карты. Наречённый решил, что это стоит ещё одной ночи задержки, которая требовалась на самый грубый набросок в общих чертах. Зато потом не придётся блуждать в поисках дороги к следующему замку, если в первом — Селвидоме — не повезёт.

* * *

Чтобы убить оставшееся до ночи время, Клед решил починить непробивайку, на которой в паре мест перетёрлись державшие чешуйки нитки, а в одном, наоборот, надорвалась кожа — там где оставил отметину через кафтан нож грабителей.

Хозяин трактира, у которого он попросил иглу и нитки, предложил отдать шитьё дочке, но Наречённый отказался — не столько из экономии, сколько из слишком личного отношения, которое у него сложилось к этому защитному покрову в процессе его долгого изготовления в Ладонях да и постоянной носки потом, во время боевого крещения. Может быть, если бы он женился по любви, то супруге и смог бы доверить свою броню, но не постороннему человеку. К тому же, дело было привычное. Хозяину он сказал, что кожа слишком толстая для женских пальцев. А латку на порванное место отрезал от ремешка пояса — тот и так был слишком длинным. Кстати, нитки с иголкой надо будет прикупить в дорогу — мало ли.

Закончив работу, он понял, что скоро можно будет ужинать — солнце уже заглядывало в окно невысокого второго этажа. Как раз есть время прогуляться. Всё-таки на ночлеге он экономить не стал и снял отдельную комнату. Задумался на миг — идея оставить непробивайку была слишком соблазнительной в летней духоте. Пока он шил, в рубашке хотя бы свободно дышалось...

Но нет. Он уже несколько раз убедился в мудрости монастырских правил на Вольнице: сначала при ограблении в хорошем смысле, а потом после первой ночи с Петрой — в плохом, пусть так и показалось лишь на миг...

При мысли о том утре в голову ему пришла почему-то вовсе не поразившая его поначалу звериная алчность Отступницы, а невыносимо мягкие и упругие груди Алины, к которым он так небрежно прижался, ещё не понимая, что перед ним женщина... Пожалуй, та самая "птица", которая позже грозила унести его сердце, впервые толкнулась в нём именно тогда. Было в этой воительнице что-то непреодолимо его манившее каким-то несбыточным теплом для души... Хотя, конечно, обжёгшееся её внутренним жаром тело тоже заныло от воспоминания, словно он опять всё почувствовал. Ах, как зверски захотелось прижать её вот так снова, только уже понимая, кого и зачем. Кровь прилила ко всем частям тела, куда полагалось...

Так, стоп! Хватит этих наваждений. Оставим прошлое в прошлом! Или уже забыл, как насмешливо и осуждающе она почти всегда смотрит? Кроме того раза, над убийцами... Нет! Эти мысли необходимо срочно пресечь.

Раздувая ноздри, как горячащийся конь, Клед с каким-то даже садистским удовольствием натянул непробивайку и застегнул её. Вот так, чтобы не уносило в заоблачные дали. Ничего, что жарко. У Западной Границы приходилось ещё и амуницию на себе тащить, когда дошли до опасных районов. А сейчас он, пожалуй, всё-таки не станет брать меч — хоть так облегчит себе жизнь. Всё равно в обеденной зале оружие запрещено, а подниматься перед ужином только чтобы его оставить — лишние усилия.

Он затянул пояс, проверил кинжалы в наголенниках и вышел наружу. Прятать непробивайку ещё и под кафтаном в такую жару точно было издевательством над собой. Тем более, что сейчас прошитая ромбиком куртка Воина Смерти, узнаваемая в городе с Обителью, играла скорее ему на руку — не пристанет лишний люд.

Похоже, с преступностью здесь дело обстояло похуже, чем в Мохавене — вероятно из-за схождения слишком многих торговых путей. Он постоянно чувствовал на себе какие-то подозрительные взгляды, когда шёл с рынка, но в такой толчее обнаружить, кто проявил к нему внимание, было невозможно, поэтому Наречённый счёл, что это воришки присматриваются ко всаднику с навьюченной добром запасной лошадью, тем более, что личности читались разные.

А ещё он на рынке почувствовал какой-то уж очень жгучий взгляд, как будто бы с ощущением внезапного узнавания. Оглянулся, но никого не увидел. Подумал, что кто-то из местных Братьев по Ордену мог узнать его с того памятного визита на ярмарку. Да и потом, у Западных гор встретились несколько старших Когтей отсюда, когда их всех согнали вместе. Хотя нет, те наверняка подошли бы поздороваться, а тут... Может, старший по званию понял, что Наречённый на Вольнице и не стал беспокоить — о чём бы им говорить? В общем, не захотел поздороваться — его дело. Так решил Клед и выбросил этот эпизод из головы.

Он спустился в ещё относительно пустой зал, где хозяин окликнул его и предложил свеженького кулеша — мол, только что поспел. Клед вообще-то собирался сначала пройтись, но желудок отозвался на эти слова во всеуслышание с неожиданным энтузиазмом. И парень благодарно кивнул, заняв место за свободным столом.

Кулеш с кислыми травками был вкусным, особенно под умеренно разбавленный ронг. Насытив тело, Клед собрался на прогулку.

Однако, когда он вставал, какой-то парень, внезапно отошедший от соседнего стола, чуть не налетел на него. Наречённый машинально отвёл плечо, чтобы избежать столкновения, но парень, вместо того, чтобы сделать то же самое, наоборот, подался в его сторону. Будучи уже просвещённым наёмниками по части способов отъёма денег в больших городах, Клед в последний момент успел подставить между ними руку и слегка оттолкнул парня. Получилось грубо, поскольку тот сближался довольно напористо.

Только Наречённый открыл рот, чтобы сказать "Куда прёшь?", как собеседник его опередил с той же фразой, как-то даже слишком нарочито взъерепенившись. Так, похоже парень не вор, а нарывается на драку. Но с какой целью? Лицо его казалось смутно знакомым. Ах да, точно — он вырубил этого шпиона на Тракте перед тем, как отряд свернул с него. Уловив в его глазах узнавание, задира прищурился:

— Ты?! Кажется, за тобой должок. Пойдём выйдем?

Окинув парня взглядом, Клед кивнул и последовал за ним наружу. Противник был мельче и не выглядел опасным, к тому же, соприкосновение уже показало, что телом он владел хуже, как и полагалось бандиту по сравнению с Наречённым Смерти. Непробивайку он должен был узнать, если местный. Но всё равно нарывается! По глупости или с каким-то ещё умыслом? И если так, то касается ли данный умысел Петры или тот просто решил свести счёты, пользуясь "счастливым" случаем.

Жаль, меч остался в комнате. Впрочем, может, это и к лучшему? Парень тоже был без оружия. Возможно, в одежде спрятаны кинжалы, но в этом смысле Клед и сам не "беззубый"... Конечно, готовым надо быть ко всему. Однако, после испытанного с Петрой, убивать ему крайне не хотелось. Мутило от одной мысли о Смертной Тени. Тут, конечно, должен быть Красный Дом. Но таких "подарков" он предпочёл бы никому не преподносить. Тем более, от Вольницы ещё и половина не прошла. Вдруг с ним ещё случится чудо и юношеская мечта каким-то образом воплотится? Хотя, чего греха таить? Вот если бы Аина... Нет, этот шанс он уже упустил.

Завернув в глухой переулок за таверной, парень остановился и подбоченился:

— Ну что, должок платить будем? — нагло вопросил он.

Клед махом прогнал из сердца, с лица и из голоса всякие эмоции, подтянул осанку и таким же враждебным тоном ответил:

— Какой ещё должок? Я тебе ничего не должен.

— Ты меня вырубил и бросил на Тракте. А пока я валялся в отключке, у меня, между прочим, украли кошель с десятью серебряными соверенами!

Врёт и не краснеет!

— Нечего было за нами следить! — отрезал Клед.

— Да кто следил? За кем за вами? Нужен ты мне, смертник!

Всё-таки понимает, с кем имеет дело, но не отступает. Ходит кругами, что твой петух. Ищет угол для атаки? Не похоже.

Наречённый внимательно следил за бандитом, всё время поворачиваясь к тому лицом. Пытался прочувствовать окружение, готовясь к нападению. Оно пришло с неожиданной стороны — сзади. Хотя, пару мгновений назад казалось, там пустой тупик. Однако, "кто предупреждён, тот вооружён", — гласил Кодекс.

Эти городские бандиты были не чета дорожным — умели каким-то образом скрывать свои намерения . Клед буквально в последний миг, ощутив спиной опасность, резко присел, и несколько дубинок попали ему по спине, не причинив особого вреда на излёте.

Он мгновенно вошёл в режим боевого восприятия, и сразу же толкнул нападавшего, с которым соприкоснулось тело — тем, что стоял прямо за спиной. Тот упал. Правда, и самому пришлось из-за лишнего усилия оказаться на земле, но старших Когтей не зря гоняли каждый день по земле кувырком — Клед перекатился и снова оказался на ногах, заодно вырвавшись из кольца. К сожалению, с тупиковой стороны переулка. Пожертвовав добиванием упавшего, он потратил образовавшиеся несколько мгновений отрыва на то, чтобы стать спиной к стене и оценить обстановку.

Нападавших было пятеро вместе с тем парнем, который вывел его из таверны. Значит, он подготовился и все те взгляды днём принадлежали именно его подельникам, которые "пасли" обидчика. Вооружены все только дубинами. Кинжалы есть, но их не достают. Видимо, хотят просто поколотить и ограбить. Не прячась от городовых за убийство. Вот и отлично, самому можно тоже не марать руки.

Своим манёвром Клед выгадал не только передышку — теперь бандиты могли нападать не больше, чем по двое, чтобы не столкнуться дубинками. От первого нападавшего он ушёл навстречу второму, развернувшись, чтобы дубинка того, направленная зачем-то в грудь, как пика, прошла мимо. Поймал его руку на предплечье, продолжая движение навстречу. Перехватил дубинку второй рукой и впечатал освободившийся локоть тому прямо в нос. Глухой вскрик подсказал, что один противник выведен из строя.

Так, первый как раз замахнулся по второму кругу. Он бы ещё от рынка взял разбег. Пока дубинка опускалась, Клед прошёл за линию контакта вплотную и впечатал трофейную дубину в "солнышко" с обеих рук, вложив туда вес тела. У бандита перехватило дыхание, а Наречённый его вовсе не облегчил, встретив лицо того коленом.

И пора отправлять тяжёлое орудие в полёт за спину в развороте, потому что оттуда летит третья дубина. Эта встреча не была изящной, но атакующую руку отбросила, а носок ботинка безжалостно вонзился в коленную чашечку, чтобы затормозить. Ибо сбоку подоспевает четвёртый подельник. Дубиной его встретить уже некогда, поэтому Клед поднырнул под удар, чуть присев, и сшиб того с ног плечом в живот. И догнал ногой в лицо при развороте.

Первый очухался и, хотя не до конца разогнулся, видимо, тоже задумал повалить "жертву". Пришлось обрушить на его голову дубину. Так, двое вне игры, третий с коленной чашечкой в сомнениях. Оставшиеся двое, включая задиру, как-то сразу оробели и заколебались. Уловив слабину, Клед включил Зверя и попёр на них, буравя пылающим взглядом. Один дрогнул, развернулся и пустился наутёк. Заваривший же кашу задержался на секунду — прихватить товарища с разбитым носом. "Коленная чашечка" заковылял вслед за ними, оглядываясь. Оглушённого товарища просто бросили.

Наречённый не преследовал, лишь грозно сверкая вслед глазами. Это было удивительное чувство — что тебя боятся. Клед упивался им несколько мгновений. Если подумать, тот же трюк он провернул с мародёрами у Западных гор, но то был скорее жест отчаяния на пределе сил, а теперь появилась такая сладкая уверенность в себе и чувство некой мистической власти над более слабыми. Наверное, он мог бы их заставить лизать свои сапоги, даже не причиняя больше увечий...

Эта мысль внезапно отрезвила Кледа. Что за мерзость? Откуда возникают подобные идеи? Они ощущались, как чужие, и не вписывались в его восприятие себя.

Неужели такие тёмные порывы действительно живут у каждого внутри, неизбежно проявляясь вместе с силой? Что-то подобное говорил Кинжал, поясняя фразу из Кодекса: "Власть даётся смеющему, но утекает через слабость". Однако в этом ощущении не было места сочувствию, сопереживанию, пониманию. Разве они — слабость? Терять их не хотелось. Эти чувства казались важными.

Или всему виной связь со Смертью? Как выяснилось, отнюдь не фигуральная. И чем крепче она будет становиться, тем больше его восприятие начнёт походить на хищника? Мелвин упаси! Но что, если иначе нартов не побить? Ведь именно ради этого он пошёл в Орден...

По крайней мере, на этот раз он полностью соответствовал другому постулату из того же места: "Власть над своим страхом — это власть на собой". Клед всё помнил, в отличие от ограбления, и контролировал себя, не ощущая жажды убийства, в отличие от нападений на Петру.

Правда, между теми двумя фразами в Кодексе была ещё соединительная часть: "А кто владеет собой, тот может овладеть и миром". И самая страшная, заключительная: "Отринувший власть отказывается от силы. Отказ от силы есть слабость". Но думать о них сейчас совершенно не хотелось. А тем более, выбирать...

Ощущение всемогущества схлынуло так же внезапно, как нашло, мышцы расслабились и Кледу стало зябко. Он бросил дубину на бесчувственную тушу пятого бандита и вернулся в таверну, решив, что нагулялся. Теперь хотелось кувшин пряного ронга, потом в постель, а завтра с утра — прочь из города. Как-то не везло ему с этими "муравейниками". На большой дороге и то выходило безопасней.

* * *

Клед без происшествий покинул Астен, сразу свернул на старую дорогу в Москил, куда и прибыл под вечер. Городок был небольшой, наподобие Кистрина.

За ужином на постоялом дворе он расспросил о последних новостях. Оказалось, Дружина Совета как следует потрепала тогда,в горах "дружину" барона ал да Кинурдома, состоявшую на самом деле из наёмников, чтобы собственные руки оставались чистыми перед властями. Больше их здесь пока не видели, хотя раньше они раньше часто наезжали в Селвию, пользуясь фактическим безвластием.

Нарты пока ещё не заходили дальше Стеры в соседнем Пестере, так что провинция пребывала в относительной безопасности, если не считать разномастных бандитов из более беспокойных соседних земель. Все надеялись на то, что Дружина Совета не даст кочевникам дойти до города.

При расспросах о Селвидоме Наречённому сообщили, что баронский замок пустует уже много лет, поскольку в нём обитает злой дух. Даже бандиты туда не суются. И ему настоятельно не советовали. Он поблагодарил за совет, но, разумеется, планов не изменил.

На другой день, покинув окрестности Москила, Клед свернул с дороги, которая шла на замок по широкой дуге в обход холмов с севера, цепляя ещё пару деревень. Ему не хотелось тратить время на разбойников, которые могут караулить путников на дороге. А ещё он надеялся найти Тропу Войны примерно в тех местах, где они уже проходили с отрядом — похоже, этот путь безопасней, поскольку его сторонятся все. Поэтому он поехал строго на восток — напрямик к замку, если верить карте. Не найдёт Тропу, так хотя бы срежет.

По дороге он упражнялся с "когтями корса". Ему было любопытно, почему Алина избрала именно это оружие. В Свободных Княжествах оно встречалось нечасто. Хотя в Ладонях им давали и такое, когда обучали управляться с любыми клинками. Делалось это для того, чтобы не ударить в грязь лицом, если в пылу боя потеряешь собственный и придётся отбирать Смерть знает какой у противника. Но в голове всё это осталось скорее в виде теории.

Конечно, подаренные Петрой клинки были слишком богато отделаны и привлекали ненужное внимание, но сейчас, на бездорожье сторожиться было некого, и Наречённый наконец-то мог удовлетворить своё любопытство, применяя смутные воспоминания на практике.

Лошадь послушно шла вперёд, слушаясь управления ногами, а он руками крутил острые полумесяцы на пальцах, прихватывая их то так, то этак. Да, пожалуй, было что-то особенно хищное в такой маневренности лезвия — можно было надрезать кожу длинной стороной, подрубить сухожилия короткой или проткнуть остриём какой-нибудь орган либо артерию.

Пожалуй, он и сам не прочь иметь подобное оружие на теле. Если бы только не такая дорогая отделка... Да и портупея, сделанная на Петрины женские плечи была слишком мала, чтобы он мог разместить ножны под мышками, как у кочевницы. Впрочем, немного помудрив, Клед пристроил тонкие ремешки в петельки своего широкого пояса и получилось довольно сносно. Теперь по бокам висело два дополнительных клинка. А чтобы не сверкать драгоценными навершиями, он свободно повязал поверх многострадальный палантин.

Опознать местность, двигаясь из другой точки под иным углом было не так-то просто, поэтому к полудню Наречённый поднялся на самый высокий холм, который смог найти, и оттуда увидел на северо-востоке блестящую ленту реки, в которой он случайно застал Алину голой, а ещё дальше, на краю зрения куталась в дымку Трёхглавая Гора. Значит, Тропа где-то недалеко.

Стоя в небольшой рощице на вершине, Клед изучал раскинувшиеся внизу перелески — по идее, где-то там они держали путь в Малфирдом. И вдруг увидел движущегося между редких деревьев одинокого всадника. Когда тот выехал на небольшую прогалину, сердце Кледа заколотилось — это без сомнения была Алина! Конечно, на таком расстоянии он не видел лица, но женские формы, обтянутые кожей читались достаточно ясно, как и длинная золотистая коса. Вряд ли существовала другая подобная дама, которая, к тому же, осмеливалась бы путешествовать в одиночку по заброшенной провинции. Впору поверить в то, что им суждено что-то вместе!

Кажется, Алина почувствовала его ликующий взгляд, потому что обернулась в его сторону, на вершину холма. Однако она тут же пришпорила коня, посылая его в галоп. Клед словно налетел лицом на стену на полном ходу. Конечно, они расстались не то чтоб большими друзьями, но бежать от него? Это задело неожиданно больно. Он ведь ей ничего плохого не делал! Почему?!

Тут голос разума мрачно шепнул на ухо другой вопрос: "А что она здесь делает?" И сердце сразу упало куда-то в район седла.

Девушка, без сомнения, двигалась по Тропе Войны. По направлению к Восточным Воротам, то есть к Сагате, где нынче обосновались кочевники. Не могло ли быть так, что она всё же шпионила для нартов? Происхождением, историей с похищением и побегом прикрывалась, если всё это вообще было правдой. А теперь возвращалась к атаманше с донесением? Те ведь могли бы и вспомнить дорогу в Край Восьми Озёр, узнав про алмазы. Или напасть на Гостердом и разгромить Дружину Совета, пока та не окрепла...

Сглотнув горечь, Наречённый отступил подальше в тень. И подождал, пока всадница скроется в гуще деревьев, прежде чем спускаться вниз, туда, где видел её. А чтобы как-то выместить душившую досаду на самого себя за то, что очередной раз замечтался, вытащил "когти" и начал колоть и сечь сухое дерево стоявшее поблизости. При этом злость как-то незаметно перешла с самого себя на кочевницу — вот кто настоящий враг! Которого надо остановить...

Конечно, проследить за кем-то на Тропе не так уж просто — земля там была утоптанная, а дождей давно не было. C другой стороны, она вряд ли свернёт. Разве что на ночлег. Тогда можно оставить коней где-то дальше, чтобы её лошадка их не учуяла, а самому сходить убедиться.

Придумать бы только, как не выдать себя. Кочевница обладала таким же чутьём на опасность, как он. А может быть, даже лучше — учуяла же она того разведчика, которого он пропустил. И только что отреагировала на его взгляд, пусть он и не думал ей угрожать.

С другой стороны, сама она хвасталась, и даже доказывала, что может избежать подобного обнаружения. Тот же разведчик, судя по всему, обладал сходным талантом. И давешние бандиты в Астене тоже как-то сумели почти застать его врасплох.

Выходит, "Чутьё Смерти" не такая уж непобедимая штука. Почему им об этом не рассказывали в Ладонях? Ведь, если подумать, с момента выхода в большой мир, он уже трижды лично столкнулся с подобным. Хотя нет, если подумать, что-то такое говорили про нартских разведчиков, просто память отложила это подальше, на случай вооружённых конфликтов с ними, до которых пока не дошло. А вот откуда так умел остальной, вполне княжеский люд? Непонятно...

Впрочем, главный вопрос: как они это делали? Алина объясняла ещё в Ранвене, когда воткнула ему в волосы перья, но Клед тогда не очень понял, да и не старался вникать — они ведь были на одной стороне, а прочие случаи ждали ещё впереди. Придётся припомнить и постараться понять.

Наречённый неспешно следовал Тропой Войны, не стремясь нагнать беглянку. Только поглядывал под ноги и по сторонам — на случай, если она решит свернуть и устроить засаду на преследователя. Кое-где всё же виднелись недавно упавшие и раздавленные копытом веточки, но подлесок по сторонам оставался нетронутым. Так что было время поразмыслить.

Алина научилась "внутренне затаиваться", как она это называла, у боевых мастериц кочевников. Способность же городских бандитов оставаться относительно незаметными для Воинов Смерти, скорее всего, объяснялась наличием в городе Ладоней и необходимостью промысла на ярмарках, охранявшихся, кроме городской стражи, Братьями по Ордену.

Учитывая, что доподлинно об их способностях за пределами монастыря не было известно, скорее всего, грабители обнаружили оные и научились их избегать чисто инстинктивно. Значит, и он сможет освоить эту науку, особенно, если вспомнит пояснения напарницы.

Как она тогда говорила? Нужно внутренне замолчать. Остановить все мысли и чувства. Он постарался как можно точнее вспомнить её слова и на несколько мгновений погрузился в тот момент. Внезапно возникло ощущение, что он тогда уловил помимо слов что-то на инстинктивном уровне. И это что-то отчасти походило на его состояние бесчувственности после Посвящения. Которое ему несколько раз удавалось вернуть при необходимости отрешиться. А сейчас таковая имелась в наличии.

Только была некая смутно уловимая разница. Когда он впадал в отрешённость, то словно заковывался в броню. Алина же скорее замирала, как в лесу, когда надо прислушаться к окружению, таким образом не теряя восприимчивости.

Клед попробовал соединить оба этих состояния, и что-то похожее получилось. Бесчувственность была очень кстати, ведь одна мысль о том, что девушка могла оказаться предательницей, которая всю дорогу врала им обоим с Петрой в глаза, вызывала ощущение, что куда-то в грудь воткнули раскалённый прут и проворачивают его. А теперь боль отдалилась, словно её чувствовал кто-то другой, и появилась спокойная решимость, убить её, если понадобится, чтобы не допустить утечки важных сведений в стан врага. Ведь это логично и правильно.

Только над сохранением чувствительности в таком состоянии пришлось поработать. "Слышание" окружающего Наречённый был вынужден с полчаса тащить из себя, словно увязшую в трясине лошадь. Но усилия окупились. Внутри наступило ещё большее затишье, а лес начал восприниматься разом в полном объёме: шелест древесных крон, пение птичек, шуршание какой-то живности... И смутное ощущение другого разума где-то впереди, словно крупная живая точка на сливавшемся в общий фон поле.

Так, вот перед ней-то главное себя и не обнаружить. Клед, затаив дыхание, удержался от какой-либо реакции, а потом стал ещё глубже вгонять себя во "внутреннюю тишину", вдыхая и выдыхая как можно медленней. Кажется, удалось остаться незамеченным. Но желательно продолжать так же ненавязчиво следить за этой точкой, потому что подобный "поводок" выглядит надёжней следов...

Тут очень кстати вспомнилось упражнение "звезда", которым часто муштровали старших Когтей: когда один стоит с завязанными глазами, а остальные нападают с разных сторон. Задачей было отреагировать как можно быстрее. Конечно, до посвящения толку в нём было мало, поэтому и настоящие удары не практиковались — так, тычки да шлепки. Но теперь стало ясно его назначение: тренировка равномерного кругового внимания.

Наречённому удалось поймать состояние, в котором он ощущал себя как незыблемый горный пик, вокруг которого совершают движение луна, солнце, ветра и всё живое, а он взирает на всё это сразу, никак себя не проявляя. Разум Алины при этом оставался лишь точкой на горизонте, не привлекающей особого внимания, но и не пропадающей из виду.

Вскоре девушка замедлила движение, и Клед тоже пустил коней шагом, чтобы не догонять и не рисковать сближением. Он и не заметил, как день стал клониться к вечеру. Глубокое спокойствие, пришедшее к нему за время поездки в таком "внутреннем молчании", было крайне приятно — душа отдыхала.

Когда Алина остановилась, сойдя с тропы в сторону гор, сам он немного вернулся и устроился на ночлег по другую руку, чтобы избежать обнаружения, даже если та решит разведать окрестности перед сном. Проверять не пошёл — теперь в этом не было нужды. Даже костёр не стал разжигать. Почистил лошадей сухой щёткой, стреножил их, поужинал ещё свежими запасами из города, подвесил между деревьями гамак и лёг пораньше, чтобы утром не пропустить момент, когда кочевница выедет.

* * *

Проснувшись с рассветом, Аина выбралась из гамака и снова порадовалась такому полезному приобретению — один из оставшихся в Малфирдоме наёмников уступил ей свой за пару монет. Эту вощёную плотную ткань можно было использовать, как навес от дождя, а можно вот так. Незаменимая вещь при путешествиях в одиночку — не надо бояться хищников в лесу. Благо лазающих по деревьям в Свободных Княжествах не водилось. Лишь однажды Аина видела корса, когда они с костяком Орды в летнем кочевье зашли дальше обычного на восток: прекрасное животное, но смертельно опасное и легко берущее любые высоты.

Раздув ещё тлеющие угли, она заварила себе тинче, чтобы запить завтрак из рыбной солонины и сыра. Поохотиться бы, но пока ещё терпит. А светлое время терять не стоит. Девушка рассчитывала забрать Меч и уйти из замка до наступления темноты. Не хотелось в одиночку ночевать с тамошним привидением.

По этой же причине, засыпав костёр землёй и оседлав коня, она решила срезать дорогу по лесам. В провинции без твёрдой руки правителя распоясались бандиты. А те чаще всего устраивают засады на дорогах. Дважды ей удавалось избежать с ними встреч, но тогда она была не одна. До сих пор тоже везло, и не хотелось испытывать судьбу, доезжая до места пересечения Тропы Войны с обычной дорогой на Селвидом, пусть сейчас и та, по идее, пустовала.

Вчера, почувствовав пристальное чужое внимание с вершины лесистого холма, девушка изрядно струхнула, ведь она впервые оказалась одна в диких местах. Ей, правда, показалось, что там один человек, но мало ли — это мог быть дозорный какой-нибудь банды. К счастью, преследовать её он не стал — она ещё пару часов проверяла пространство вокруг, на сколько хватало ощущений, и только потом позволила уставшей лошади перейти с рыси на шаг.

Конечно, если это был просто какой-то одинокий искатель удачи, который мог попытаться воспользоваться одинокой девушкой, она бы с ним, наверняка, справилась, но страсть как не хотелось лишний раз рисковать и лишать ещё-кого-либо жизни.

После двух недель в Малфирдоме, её отношение к смерти поневоле изменилось. Тяжёлый дух в замке, где случилось побоище, потом ещё более жуткий в жертвенной пещере, и то, как Петра буквально впитала оба... Аине совершенно не хотелось уподобляться этой служительнице Смерти. Даже такой, как Альвейд, становиться не хотелось. А ведь та могла начинать точно так же, с мыслей о справедливости и беспристрастности.

Кажется Ху говорила, что надо хранить верность Хёдру, чтобы не попасть под влияние Камары, покровительницы убийц и палачей, разжигающей в них кровожадность. Разумеется, для Аины это были пустые имена, да и большого значения словам наставницы она тогда не придала, даже мысли не допуская, что сама может ожесточиться. Но увидев со стороны, что творится с почитателями Тёмной Матери, которая походила на Камару по описанию, трудно было не поддаться сомнениям.

Если вдуматься в то, как действовали эти силы на Кледа, становилось тошно и страшно. Конечно, нет никаких подтверждений тому, что душа его в самом деле была такой близкой и светлой, как ей упорно казалось, но всё же трудно было увязать его полное бесстрастие в одних ситуациях и практически озверение в других. Словно действовали два разных человека. И происходило это явно под влиянием плотских утех с жуткой Отступницей Похоти. Она же сама сказала, что так ему открывается больше возможностей, даруемых Тёмной Матерью. А это и есть богиня смерти, если судить по названию их ордена. Пожалуй, Аина отказалась бы от таких даров! Если ещё не поздно...

Конечно, теперь ей не должно быть никакого дела до Наречённого Смерти, уехавшего навсегда, даже не попрощавшись. Но почему-то со вчерашнего полудня воспоминания о нём донимали. То встанет перед мысленным взором его чуть лукавая улыбка, то приподнятая бровь на точёном лице, от линий которой сердце на мир замирало, а то открытый взгляд его серых глаз, как звёзды, силящийся выразить что-то невыразимое после неудавшегося тренировочного боя...

Душа прямо рвалась из тела за этим мужчиной, где бы он сейчас ни был. Разуму едва удавалось удержать её в теле. Так мучительно тоска по Кледу Аину ещё ни разу не терзала. Ну что за напасть! Оставалось лишь терпеть её, как зубную боль, надеясь, что со временем попустит. Жаль нет травы, которая унимает боль душевную...

К замку девушка прибыла после полудня и сначала остановилась на опушке леса, чтобы перекусить, а заодно приглядывалась, прислушивалась и проверяла свои ощущения. Но к счастью, каменный дом был по-прежнему пуст и заброшен.

Оставив стреноженную лошадь пастись на заросшем травой дворе, Аина собралась с духом, зажгла факел и прошла прямо в подземелье. Там всё вроде бы было по-прежнему, но когда она добралась до своего схрона и взяла с перемычки над дверью кожаный свёрток, сердце ухнуло куда-то вниз. Что-то было сильно не так: не та длина, не тот вес, не те ощущения.

Неужели Мадлен всё-таки догадался и послал кого-то забрать реликвию? Но тогда зачем вообще оставлять что-то на неё месте?

Алина поместила факел в имевшуюся на арке подставку, дрожащими руками размотала завязки, развернула покров и тупо уставилась на... чёрный скимитар! Проклятье! Здесь была Морена! Она нашла Меч, вернула его себе, а это оружие оставила ей, как послание... Говорящее, кстати, о том, что ахсара готова вновь принять своего хедивега на службу.

В голову девушки бросилась кровь. Она даже зарычала от ярости, вспоминая все ругательства, которые слышала от матёрых воинов в Орде. Правда, большинство из них были на нартском языке и значения их девочки передавали друг другу шёпотом, как крайне неприличные, поскольку там поминались половые органы людей и животных, но для неё они являлись просто набором звуков, подходившим для того, чтобы выплеснуть эмоции.

Выговорившись, она долгое время сидела перед брошенным на пол клинком, пытаясь унять возмущение, которое грозило разорвать её пополам — даже голова заболела! Наконец-то помрачающая разум волна схлынула. Но ясности в мыслях это не прибавило. Алина попросту не представляла, что теперь делать.

Точно знала она лишь одно: к Морене ни за что не вернётся. Поэтому будет лучше, если та не узнает, что хедивег получила послание. Так что девушка замотала скимитар, заботливо завязала и положила обратно. А потом поднялась наверх, всё ещё злая, как медоед. И, выйдя из кладовки, тут же ощутила чьё-то присутствие.

Пытаясь понять, в какой стороне притаился человек, Аина с виду спокойно поставила факел в ближайшую подставку на стене. Но когда "невзначай" потянулась к рукояткам "когтей", к ней справа, из тени метнулся силуэт человека с явным намерением напасть.

Да чтоб вас всех раскурочило! Аина рванула когти из ножен и ломанулась навстречу. Об осторожности и стремлении избежать ненужных убийств было напрочь забыто. Сейчас этот неведомый бандит поплатится за всё, по общему счёту! И как ему только удалось подобраться незаметно? Ведь проверяла же округу...

* * *

Клед проснулся, когда было ещё почти темно. Выбрался из гамака, проверил стоянку, а потом своё новообретённое восприятие. И сначала испугался, что потерял беглянку, потому что ничего не почувствовал. Однако быстро сообразил, что не чувствует он не только её, а и вообще ничего постороннего. То есть, нужно было снова входить в соответствующее состояние. Он умылся, напился и сел под дерево, постелив под себя снятый с дерева гамак, чтобы не мочить штаны об утреннюю росу и попытался воспроизвести вчерашнюю настройку.

На это у него ушло около получаса, и опять труднее всего было открыться ощущениями внешнему миру. Но в конце концов его вознаградила зажёгшаяся на том же месте, что вчера, точка чужого сознания. Похоже, Алина просто спала, а теперь проснулась.

Какое-то время точка оставалась на месте, и Клед воспользовался этим временем, чтобы поесть и оседлать коней. Наверняка, кочевница занималась тем же самым. Он даже уловил лёгкий запах костерка и со вздохом помечтал о горячем питье, но заниматься огнём было поздно. Наречённый только позволил напиться коням из обнаруженного неподалёку родника и сам восполнил бурдюк, когда девушка снялась с места. Однако, против ожидания, Алина не вернулась на тропу, а начала отдаляться напрямик через лес, если верить карте, в направлении Селвидома.

Клед навьючил одного коня, сел на другого и потихоньку последовал за точкой разума, которую теперь без труда удерживало на периферии его восприятие. По дороге он также попытался, не теряя нужного сосредоточения, подумать, что мог означать подобный маршрут.

Было бы ещё понятно, если бы кочевница решила заночевать под крышей, не зная о злом духе, который якобы витал в тех стенах. Но до замка, судя по карте, оставалось совсем недалеко. То есть, его можно было достичь ещё вчера. Значит, не ночёвка её цель. А что?

Может быть, её там ждал какой-то нарт, чтобы передать добытые лазутчицей сведения в Орду, а самой отправиться собирать их дальше? Кстати, он как раз и мог создавать иллюзию злого духа, чтобы отпугнуть мародёров от своего "гнезда"... Но нет, тогда тоже имело смысл добраться туда по дорогам до темноты, чтобы не спать в лесу, где всё-таки был шанс наткнуться на хищников. Даже удивительно, что за всю ночь ни его сна, ни спокойствия коней не нарушил, как минимум, какой-нибудь волчий вой...

Впрочем, думалось ограниченной частью ума плохо, а снизить концентрацию на состоянии "чуткой тишины" Клед не мог, чтобы не привлечь к себе внимания преследуемой. Поэтому окончательно до него дошло, что та ни с кем не собиралась встречаться, только когда точка замерла на подступах к замку и провела там какое-то время. Он и сам спешился, чтобы перекусить и подсыпать лошадям немного овса. Точнее, дошло в тот момент, когда точка сознания Алины сдвинулась в направлении Селвидома.

Замок ощущался, как небольшой пустой пятачок на фоне пестревшего мелкими признаками жизни лесного ковра. Клед простёр своё восприятие туда и вдруг осознал, что там совершенно никого нет. Значит, кочевница вовсе не планировала ни с кем встречаться. Мало того, она и сама, скорее всего, "прислушивалась" к окружению, прежде чем вступить в заброшенное жилище. В котором, возможно, и правда, обитало нечто неживое. Клед ничего такого не почувствовал, но тот факт, что он не ощущал вообще никакой жизни в замке, кроме девушки сейчас — даже мышей! — должен был чем-то объясняться...

Впрочем, причина запустения занимала его меньше всего, потому что в мозг толкнулась внезапная догадка, от которой вся его концентрация разом слетела. Кровь прилила к голове, и Наречённый направился за кочевницей почти напролом, уже не заботясь о том, чтобы остаться незамеченным.

Ведь Селвидом был первым замком, который он сам собирался посетить в поисках Меча! Между ним и Сагатдомом, занятым нартами, оставался только Пестердом, в котором как раз скрывался от нартов магистрат Стеры! Причём, кажется, говорили, что он там обосновался ещё до захвата Сагаты. А это означало, что Селвидом был единственным заброшенным местом на востоке, где в начале этой весны могли спрятать Меч!

Почему Санат не указал ему прямо на замок, оставалось только гадать. Впрочем, если тот и правда где-то долго отшельничал, то мог и не знать местной обстановки. Для того, чтобы вычислить название, нужно было посвятить этому время, а у синеглазого странника были, похоже, заботы поважнее.

Хёдр забери! Как же Клед сам раньше не догадался? Ведь всё было, как на ладони, ещё когда они проходили мимо с Петрой!

Кстати, он тогда часто ловил взгляды Алины в сторону замка и ещё удивлялся. Думал, может, она родом именно отсюда. Но ведь не вязалось! Когда они столкнулись в первый раз, нарты как раз шли с запада назад, на восток по северной границе. Значит, Алина тоже из северных баронств, причём западнее Кастердома. Вряд ли ребёнка со свежим шрамом стали бы таскать за собой из самого логова. Да и других детей там заметно не было. То есть, эта часть её истории, скорее всего, всё же правда. Глупо было сомневаться, ведь он сам с ней столкнулся тогда и ещё удивился, почему так ужасно острижены волосы и одежда не по размеру...

Но это значило... что она тоже знала, где Меч! И сейчас явилась именно за ним! Откуда знала, не так уж важно. Может, она сама его и украла при побеге. А теперь решила вернуться и в искупление принести реликвию обратно. Алине ведь было прекрасно известно и то, откуда у нартов взялась эта штука. Глупо было считать, что она тогда ничего не видела и не поняла. Она ведь присутствовала при захвате его замка! Знала, что это волшебное оружие — его. Но промолчала! Ничего ему не сказала! Видимо, уже тогда задумала вернуться, подлая предательница! Или просто оставить его себе...

Ладно, какая разница? Что бы ею ни двигало, это привело её одну с Мечом сюда, и для него это шанс вернуть реликвию рода. Может, и правда существует этот самый Истинный Путь и именно он привёл их обоих сейчас в это место и время? Один на один. Как говорил Санат, "пути Мелвина неисповедимы"...

Увидев на дворе пасущуюся лошадь Алины, Клед привязал своих неподалёку, не давая себе труда их расседлать. Он снял палантин и решительно направился в замок, вытащив из ножен "когти корса". Вот и не зря упражнялся. Будет нечто поэтично справедливое в том, чтобы уделать воровку её же оружием... Хотя сначала надо будет её обездвижить и обязательно допросить, если понадобится — с пристрастием. Для этого "когти" тоже подходили, как нельзя лучше. Нужно же узнать всё, что она задумала. И донести потом Мечу, вдруг поможет в борьбе против нартов?

Однако замок встретил его пустотой и тишиной. Клед немного постоял у входа, привыкая к полумраку. О том, чтобы запастись факелом, он как-то не подумал. Да и ни к чему себя обнаруживать раньше времени. В воздухе ещё витал запах горелого салидорского масла, значит, у кочевницы свет с собой был. Только его нигде не виднелось.

Когда глаза через минуту привыкли к слабой освещённости, Наречённый достаточно ясно различил на пыльном полу свежие следы. Они вели к кладовке в одном из коридоров. Но внутри было пусто. Сообразив, что Меч, скорее всего, спрятан где-то в подземелье, куда сейчас и спустилась девушка, Клед не стал тратить время на поиски тайного запора. Он просто отошёл на несколько шагов по коридору в направлении выхода, чтобы сразу не попасть на свет, когда воровка вернётся, и принялся ждать.

* * *

Первое, что насторожило Аину, была скорость, с которой двигался противник. Её "когти" полоснули воздух. Она развернулась, уходя от секущего удара под рёбра, поменявшись с нападавшим местами, и под светом факела сначала узнала Петрины клинки, а потом и самого Кледа...

— Какого...

Произнести вопрос до конца он ей не дал, яростно атаковав с обеих рук по очереди. Аине пришлось вертеться, как уж на сковородке, отбивая удары и ускользая от них. Не до разговоров было. Но по лицу она поняла, что это не ошибка — Клед знал, на кого нападает. Вот только за что?!

Непонимание сначала дезориентировало девушку, так что какое-то время она только отбивалась. Но когда серповидный клинок надрезал рукав её куртки, опять разозлилась. Да какого чёрта? Мало того, что уехал не попрощавшись, так теперь вообще оказывается врагом объявил! А она ещё страдала по нему, глупая! Сердце кольнула игла острой обиды, которая заставила Аину собраться и перейти в нападение. Но достать противника не удавалось. Впрочем, как и ему её. От большей части ударов оба уходили, а меньшую отбивали.

Бешеный ритм схватки заставил позабыть об отношениях и мотивах и где-то на краю восприятия девушка восхищалась таким стремительным "танцем смерти". Никогда у неё ещё не было такого великолепного противника. И то, что она давала ему достойный отпор, тоже слегка опьяняло.

Всё-таки не зря их там муштровали в этих Обителях Смерти, хотя было заметно, что "когти" — оружие для Наречённого непривычное, и пожалуй, это давало ей некоторую фору. Аина умудрилась зацепить клинок Кледа и вырвать его из руки, но в последний момент тот повернул кисть так, что и она лишилась своего. У каждого осталось по одному "когтю".

Противники ненадолго замерли, теперь примеряясь тщательней. Глаза у обоих блестели азартом. Кажется, оба позабыли об убийстве, увлёкшись пляской лезвий. Потом девушка, ободрённая относительным успехом, перешла в атаку.

Кинжал в правой руке Аины метнулся к голове восхитительного бойца. Он блокировал её удар захватом, развернулся и одновременно занёс свой "коготь", который Аина остановила таким же движением. Кларед впечатал её спиной в стену и придавил всем телом, чтобы обездвижить, однако это обеспечило ей опору под локти. На миг всё так и застыло: у каждого в руке нацеленный в висок другого "коготь", а вторая рука удерживает клинок противника.

Силой Аина не могла потягаться с Кледом, но сейчас наступил момент позиционного равновесия, а значит борьбы взглядов.

И эти синие озёра словно окатили Кледа холодной водой, смывая всё, что он успел напридумывать, пока преследовал её. Сейчас, когда он смотрел ей прямо в душу, казалось бескрайней глупостью подозревать её в таких низостях. Он видел только чистый свет. Птица в груди властно взмахнула крыльями, подаваясь вперёд...

Разумеется, Аина не собиралась убивать Кледа, независимо от его намерений — достаточно точного укола в определенную точку над ухом, и он свалится в отключке. Потом можно связать и выяснить, чем же она ему не угодила. Она пыталась понять это и сейчас, высмотреть в его душе, вместо того, чтобы искать способ вывернуться. Из-за этого она могла бы уже проиграть поединок, но из его глаз смотрела не смерть — в них бушевал огонь!

Если бы это была ярость, а Аина намеревалась его убить, Клед бы тоже уже проиграл. Но его горячее дыхание обжигало ей щеки с расстояния в ладонь, а под пальцами блокирующей руки лихорадочно билась артерия — гораздо быстрее, чем могла бы от ярости или ненависти, которую этот кусок камня по определению не должен был испытывать в бою.

Кусок раскаленного камня... Каменная скульптура, внутри наполненная неистовым огнём...

Это больше не было поединком, по крайней мере — не друг с другом. Как же она жаждала его! И он... он её тоже. На таком расстоянии, уже невозможно ничего скрыть. Душа сбросила оковы разума и рванулась навстречу. И встретила ответный порыв! Их взгляды больше не сражались -они сдались друг другу, полностью и безоговорочно.

В следующий миг "когти" полетели прочь, руки прижали тела ещё плотней друг к другу, в голове у Аины зашумела кровь, и губы их слились в отчаянном жадном поцелуе. Весь голод мира не сравнится с их нуждой, так долго запираемой в темнице долга.

Рассудок Аины утонул в потоке чувств такой силы, по сравнению с которым её давешние удовольствия с Мадленом были наполовину пересохшим ручейком рядом со сметающим всё на своем пути потоком весеннего селя. Задыхаясь в стальном кольце рук Кледа, она погружалась в пучину, о глубинах которой до сих пор и не подозревала. Душа зашлась в ликующем крике встречи со своей половиной, которую так долго ждала и искала. Последней её связной мыслью было желание вскрыть грудь этого мужчины и ворваться внутрь, а потом всё существо поглотил ураган бушующего пламени...

Спустя час или век, когда оба остановились отдышаться, Клед тихо спросил на ушко:

— Зачем тебе Меч?

— Перепрятать.

— Это ты его унесла от нартов?

— Да. Это оружие не должно находиться в таких ужасных руках. Ты не знаешь, какая у нас ахсара. Мне кажется, в ней сидит какой-то демон!

Аина не поняла огромного облегчения во вздохе Кледа, только догадалась, что он, наверное, вообразил что-то ужасное про её намерения. Но теперь, похоже, убедился, что зря. И всё же уточнил:

— Почему ты мне не сказала?

— Я не думала, что ты о нём знаешь... У нас это была страшная тайна, о которой нельзя говорить.

Он отстранился на минуту, чтобы заглянуть ей в глаза. И, не увидев там ни намёка на ложь, снова облегчённо прижал девушку к себе.

— А почему ты сам не спросил? — пробубнила она ему в грудь. — Ты ведь знал, что я там была.

— Ты будешь смеяться, но я тоже думал, что ты пропустила всё самое интересное. Ты знаешь, что это за оружие?

— Только догадываюсь. Но я знаю, что оно рубит всё, к чему прикоснётся. Кроме чёрного скимитара.

Клед снова отстранился, удивлённо воззрившись на Аину:

— Ты и об этом знаешь?

— Увы. Один такой я добыла собственноручно на месте какого-то жуткого побоища. Это страшное оружие. Оно отравляет душу. Не то, что Меч — тот наоборот помогает вспомнить себя.

— Ты его подняла? — поразился Наречённый.

— Ну да, — скромно улыбнулась девушка, став неотразимой.

Казалось во взгляде её блеснул отблеск тех ощущений, что дарил Меч, и это породнило их крепче десятка сражений плечом к плечу. Ведь это оружие покорялось далеко не всякому!

Глаза Кледа блестели какими-то непередаваемыми чувствами, главным из которых, пожалуй, всё-таки было восхищение. И Аина пила его, как живительную влагу. Как же ей не хватало, чтобы кто-то на неё так смотрел! У Брена иногда проскальзывало что-то подобное, и возможно, именно за это она готова была на многое ради него.

А сам Клед подумал, что теперь понимает слёзы радости Абель, когда та убеждалась в его чуткости и чистоте. Мир для него за секунду переменился из безнадёжного мрачного места в чудесное, полное красок, сил и возможностей.

Когда же он успел так заскорознуть, что перестал верить в светлые помыслы, даже свои, и подавно в то, что их можно встретить в ком-то другом? Да и сам он хорош гусь... Как он только умудрился вообразить столько гадостей об этой удивительной девушке? Чуть всё не погубил!

— Прости, что напал на тебя, — зашептал он ей в макушку, снова прижимая к себе это внезапное драгоценное сокровище.

Она только крепче обхватила его за талию в ответ, безропотно сопя в вонючую непробивайку, словно довольная хрюшка в смачные отруби... У него действительно выступила слеза умиления. Пожалуй, подобное было ценнее всяких самых волшебных мечей... Хотя нет, тут он погорячился. Всё-таки Меч не личное достояние, а предмет, который может натворить много бед.

— А почему ты его не забрала? Ты ведь за ним ходила в подземелье?

Аина отстранилась и лицо её приняло хмурое выражение. Сердце Кледа споткнулось, и не зря:

— Морена нашла его. И заменила чёрным скимитаром.

Новость оглушила его точно так же, как её совсем недавно. Радость сползла с лица. Он ведь так рассчитывал на то, что Меч почти в руках... А теперь всё внезапно вернулось на исходные позиции.

— Прости, надо было тащить его с собой дальше, — затараторила Аина. — Но я была не одна, и мой спутник всё порывался выяснить, что это такое. Я была в некотором роде на его милости, и потому не могла рисковать... Человек был не самых чистых помыслов.

— Ну, ты не могла знать, — попытался утешить её Клед.

Но, конечно, настроение у обоих было испорчено. Что делать дальше, никто из них не представлял. А потому они решили пока заночевать в замке. Аина (привыкнуть бы теперь, что одна буква была лишней!), как ни странно, подтвердила наличие "злого духа", но сказала, что бояться его не стоит.

Пока ещё было светло, вместе занялись хозяйственными делами. Сходили на охоту — повезло подстрелить зайца из лука Аины. Потом ополоснулись в речушке неподалёку в нартском стиле — нагишом и без задних мыслей; было в этом что-то благородное. Наконец насобирали дров и вернулись в замок. Там разгрузили лошадей, почистили их, напоили, устроили на покосившейся конюшне и задали корм из остатков в амбаре — похоже, дух действительно распугал даже мышей. А потом пошли жарить зайца в камине. И за этими делами к вечеру рассказали друг другу почти обо своих злоключениях с самого детства. Разумеется, в общих чертах, но это позволило им лучше понять друг друга и ещё больше сплотило.

Устроившись после сытного ужина в обнимку перед камином на лежанке из попон и гамаков, они наслаждались обществом друг друга. Клед нежно гладил рубец на щеке Аины, жалея девушку, которой довелось столько вынести, а она легонько целовала его "наручи" из шрамов. В какой-то момент эти невинные ласки перешли в нечто большее. А может, просто близость молодых горячих тел подняла волну совсем иного свойства, которая прижала их теснее друг к другу и неторопливым трением разожгла пожар, в котором оба растаяли до утра.

Глава 28.

Возвращение к истоку

Когда Аина проснулась после непродолжительной дремоты, угли в камине уже догорели, а за окном занимался день. Неужели это продолжалось так долго?.. Никогда бы не поверила, что такое возможно и в самом деле, но при одном воспоминании об охватившей их жажде, в крови снова готов был разгореться пожар, если бы они не были полностью измождены. Казалось, она и мускулом не может пошевелить, как после тренировок с Альвейд в далеком детстве, но кто бы мог подумать, что подобное измождение может быть столь приятным!

Её голова удобненько лежала на плече Кледа, а горячее тело рядом навевало ощущение такой сладкой истомы, что Аина потянулась и прижалась к нему плотнее. Наречённый сразу же обвил её руками, перевернувшись так, что она оказалась сверху, и волна жара прошла по телу. Он не спал!

Аина подняла глаза к лицу возлюбленного и встретила такую же блаженную улыбку, какую ощущала на своих губах. Она тихонько рассмеялась, потому что эта улыбка не шла ни в какое сравнение с теми, что он дарил Петре, вызывая в ней такое раздражение, которое — теперь стало понятно — было банальной ревностью.

Клед подтащил девушку повыше и долго нежно поцеловал. Он не спал, любуясь ею, пока Аина сладко сопела ему в подмышку. Продремал, наверное, с четверть часа после того, как огненное безумие их отпустило, а потом сам собой пробудился. Или это сделала бурлившая в крови сила?

На тонком плане девушка ощущалась, как летний водопад вперемешку со свежим ветерком, приятно охлаждавшие пылающий внутри него самого пожар. Казалось, от смешения этих стихий рождается какое-то волшебное могущество.

Насколько же разнилась эта ночь настоящей любви с изнурявшими душу утехами с Петрой! Теперь он понимал, почему Абель взяла с него тогда обещание не отступаться от мечты, чего он чуть было не сделал. Внутри всё звенело от счастья и наполняло силами срыть вручную все приграничные горы, если понадобится, лишь бы сделать и её такой же счастливой!

— Доброе утро, — тихо сказал он после поцелуя и с удивлением услышал свой голос, который просел ещё ниже, чем раньше.

— Самое доброе в моей жизни, — улыбнулась в ответ Аина, вызывая замирание сердца своей красотой.

Их глаза встретились и не могли напиться друг из друга пьянящего ощущения, что они ожили. Ведь вчера разом спали все латы, в которых оба были вынуждены существовать до сих пор, и они впервые за долгое время смогли откровенно... нет, так откровенно, пожалуй, впервые поговорить о том, что волновало обоих — о Мече, нартах, Воинах Смерти и о тайных силах, движущих обоими. И что самое удивительное — найти понимание и отклик!

Клед поймал себя на мысли, что не хочет называть возлюбленную именем, данном ей причинившими столько страданий похитителями, а продолжать называть вымышленным, к которому он привык, глупо, и подумал, что самым подходящим было бы настоящее, которым она вчера с ним поделилась:

— Можно я буду звать тебя Алриной? — спросил он.

Девушка немного смутилась, заколебалась. Он пояснил свой выбор. Её лицо озарилось пониманием и она согласилась, добавив:

— Тогда и я буду звать тебя по-настоящему, Кларедом.

Тут уже он сам обнаружил в себе неожиданное сопротивление. Сила привычки? Возможно, немного. Хотя, пожалуй, основная причина была в том, что он вечно скрывал своё происхождение по массе причин. Но сейчас не было нужды прятать ничего! Это настолько освобождало... Он согласился, ласково гладя её по щеке.

Алрина не могла налюбоваться на возлюбленного. Прежде так часто похожее на статую лицо Клареда полностью преобразилось, ожив и смягчившись. Он сиял, как лик Творца... нет, ярче! ...и был так прекрасен, что она порой дышать забывала.

Она каждым фибром своего существа чувствовала любимого мужчину, к которому прильнула всем телом: не только прикосновение к коже, но и некое тонкое ощущение, похожее на греющий солнечный мёд, пропитавший её сейчас насквозь. Его токи. У каждого человека был какой-то свой "аромат", но никогда раньше Алрина не ощущала его так чётко, даже с прежними своими любовниками. Сейчас же она упивалась этим живительным теплом, в лучах которого отогревалась, кажется, сама её душа, замёрзшая и покрывшаяся льдом за годы, проведённые во враждебной обстановке.

Но токи молодой пары не желали стоять на месте: соединяясь и сплетаясь, они входили в резонанс и усиливались, разгорались божественным огнём и вновь разжигали желание в телах, хотя, казалось бы, прошло не больше пары часов с тех пор, как отполыхал первый пожар.

Алрина ощутила, как под ней заворочался, зажил своей жизнью "жезл Кернуна" Клареда. Притихла, стесняясь вспыхнувшей вдруг и в ней ответной жадности, но он вновь прильнул к её губам своими раскалёнными пересохшими, теперь столь же требовательными, как совсем недавно нежными, и всё стеснение вылетело в каминный дымоход.

Она отпустила себя и самозабвенно отдалась страсти, которой в ней накопилось, как оказалось, неожиданно много. Осыпала поцелуями лицо любимого, подразнила горячим язычком и дыханием ушки, облобызала его гладкую грудь — вспоминая, все чувствительные места, которые знала в прежних мужчинах, и стремясь найти новые. Так, соски оказались очень отзывчивыми не у неё одной! И живот, и рёбра, и ладони, и благословенный безволосый пах...

Клареду казалось, что в голове у него поёт своими нежными голосками сразу тысяча зарянок. Этот хор ширился по мере того, как возлюбленная осыпала его ласками, и словно бы каждая из них была крошечной птичкой, тянувшей его своими махонькими крылышками вверх. В конце концов всё в нём взвилось, словно стремглав в поднебесье, он сел, скрестив ноги, нанизал неистовствовавшую Алрину на свою жаждущую плоть, занял её губы своими в крепком поцелуе и прижал к себе, мешая двигаться. Потому что хотел растянуть это восхитительное единение с ней, сдержать рвавшуюся с гор лавину. И она замерла, словно прочла его намерения, лишь погружаясь всё глубже в поцелуй.

Время замерло. И ему вдруг почудилось, что они находятся совсем в другом месте, да и сами другие — тонкие, высокие, гибкие, в каких-то шёлковых одеждах. Да и половые органы странно отличаются, находясь не между ног, а на передней части таза. И только чувство блаженного слияния ровно то же самое. Хотя нет, оно дополнено какой-то неземной музыкой, слышимой даже не ушами... В голове всплыло непривычное словосочетание "музыка сфер", а вслед за ним и странное слово "Айланна" — недостающая часть души.

При этом слове в сердце у него словно распустилось что-то совершенно раньше незнакомое и как будто даже не совсем земное. И в тот же момент у его возлюбленной что-то задрожало и раскрылось на донышке лона, впуская его ещё глубже в какую-то совсем уж горячую первородную тьму — уютную, как утроба матери...

У Алрины же в голове стоял сияющий счастливым безумием туман. Границы восприятия себя, как отдельного тела, растворились, и ей даже не показалось странным, что она чудится себе гибкой, словно без костей, юной и прекрасной, в шёлковых одеждах, а возлюбленный кажется таким же и даже в десять раз красивее. Она чувствовала вкус его солнечной энергии (вот как называются "токи"!) на губах, на языке, во всём своём теле, купалась в ней и растекалась ответной, не в силах сдержаться, как требовал от неё долг (какой?), ибо в самой сердцевине живота сама собой навстречу его каким-то образом удлинившемуся естеству открылась сокровенная "потайная дверца", и на ум пришло крамольное словосочетание "истинное партнёрство", считавшееся лишь легендой! И странное слово "Айланн" — недостающая часть души.

Слияние стало сладким до невыносимости, и тела начали подрагивать без участия воли, сами по себе. Руки Клареда прижимали её к себе всё крепче, а губы лобызали всё сильнее, и Алрина тоже отчаянно стремилась удержать мгновение, впившись пальцами в его спину и затылок, но даже той дрожи, что сотрясала их, оказалось достаточно, чтобы через пару минут оба одновременно взорвались экстазом, от которого все видения выскочили из головы — их словно разнесло на всю Вселенную и звёзды весело подмигивали под боками, над руками и в волосах, заливая всё мироздание радостным смехом богов...

* * *

Спустя миг или век оба спустились с небес на землю и очнулись, снова лёжа на своём импровизированном ложе в обнимку. В головах и телах была такая лёгкость, словно они заново родились. И в то же время блаженная истома, от которой не хотелось шевелиться, хоть Алрине и было слишком жарко лежать на этой "печке".

Немного погодя она всё же скатилась на бок. Кларед приласкал её щёку и поднял голову, чтобы заглянуть в глаза. В его взгляде нестерпимо светилось что-то, явно просившееся на язык.

— Я... Ты... — попытался сказать он, но в конце концов, так и не найдя правильных слов, просто прижал её снова к себе.

Да и к чему слова, и так всё ясно — вот оно, на кончиках пальцев и в других ощущениях! Они словно стали единым целым, и это было намного больше того, что представлялось за словом "любовь", так что у Алрины тоже, пожалуй, не повернулся бы язык произнести это слово — их чувство казалось неизмеримо больше и глубже.

— Мы, — прошептала она ему в грудь.

И он радостно засмеялся в ответ, наконец отпустив её.

Лежать у него на руке было так хорошо, что вставать не хотелось совсем, как будто за пределами ложа опять накинется прошлая жизнь. Хотелось только любоваться Кларедом, бесконечно. Его лица в таком расслабленном виде и не узнать — мальчишка мальчишкой!

Рука Алрины поднялась словно бы сама по себе, чтобы прикоснуться к тёмным, почти чёрным вихрам, выбившимся из косы за ночь и сразу заблудилась в них. Да и как не заблудиться, когда глаза его так довольно прикрылись?

Спустя десяток биений сердца Кларед плавным движением поднял руку, и тоже запустил пальцы в её такие же растрёпанные волосы. Теперь Алрина прикрыла глаза от ленивого удовольствия, и в глазах Клареда вспыхнул опасный огонёк. Второе движение пошло уже не над ухом, а к затылку, что было ещё приятнее.

Алрина закрыла глаза совсем, но в следующий миг оказалась притянута к его горячим сухим губам. Ну кто бы мог вообразить, что этот ходячий кадоровый монумент способен на такую трепетную и всепоглощающую нежность! Девушка растаяла, словно снежинка, падающая в огонь, и лишь рука возлюбленного удержала её голову на весу ещё несколько бесконечно сладких мгновений.

Наречённый Смерти, тренированная машина убийства, так бережно уложил голову Алрины обратно на свою руку, что у неё подступил к горлу ком. Хотелось что-то сказать, но не вмещалось это чувство в слова. Её порыва хватило лишь на то, чтобы облизнуть мгновенно пересохшие губы. Видно, вся влага вышла из их тел потом, и только после этого поцелуя она осознала, как хочет пить.

Кларед сам кратко закусил губы, чтоб смочить, и легко усмехнулся. Он понял желание возлюбленной и встал за своей флягой. Боги, такое впечатление, что он читает её мысли! Получается, им и слова не нужны, чтобы друг друга понять! Разве бывает подобное счастье в этом мире скорби и войн? Алрина ни за что бы не поверила, если бы так остро не испытывала его сама в данный момент.

Вода разбудила чувство голода, и стало ясно, что пора выбираться из постели. Они доели вчерашнего зайца с остатком амахагских лепёшек, запив его заваренным Алриной "тинче". И хотя травы были собраны по случаю, Клареду показалось, что он в жизни не пил настолько вкусного отвара. Правда, иголочки аклила из Края Восьми Озёр действительно придавали напитку интригующий оттенок даже на вкус кочевницы.

Вслед за этим неизбежно встал вопрос что же делать дальше. Для Клареда цель была ясна — забрать Меч. Только как? Он начал выспрашивать у Алрины, нельзя ли выкрасть оружие повторно. Она ведь уже однажды сбежала из Сагатдома, где сейчас, несомненно, и находилась реликвия.

Но девушка категорически отвергла эту идею:

— Наверняка, Морена теперь с ним даже спит. Да и дорожку ту либо завалили, либо охраняют. Повторных ошибок она не допускает. Мы легко ушли лишь потому, что никто не ожидал побега. Попасть же обратно... Нет, меня знает чуть ли не вся Орда, ведь я в последние годы была её хедивегом.

Попытки заставить её вспомнить какое-нибудь другое слабое место не привели ни к чему. Алрина даже думать не хотела о том, чтобы снова оказаться среди нартов. Похоже, жизнь с кочевниками оставила у неё много болезненных воспоминаний. Она вся напряглась при этом разговоре, в глазах отразилась боль. И сердце Клареда дрогнуло, когда она умоляюще сказала:

— А мы не можем просто побыть немного вместе? Пожалуйста! Я никогда в жизни не была так счастлива. Пускай это продлится ещё немного, можно? Когда тебе надо решать, возвращаться ли в Орден?

— Следующей весной. Но если я до этого времени добуду Меч, то мои дальнейшие планы на жизнь изменятся, — он задержал следующую мысль, пугаясь её поспешности, но потом понял, что всё правильно: — И я хочу надеяться, что ты разделишь их со мной.

Голос его всё же дрогнул немного. Эти самые дальнейшие планы, которые подразумевали, что он вернёт себе владения и станет дальше охранять реликвию, всегда оставались эфемерными, непродуманными, а теперь внезапно обрели плоть и обросли подробностями в виде семьи с любимой женщиной... А потому стали очень соблазнительными.

— Но долг перед родом прежде всего! — отрезал он.

Алрина даже замерла при словах о возможном совместном будущем. Если совсем недавно она вообще не знала, что ей дальше делать со своей жизнью, то теперь перед ней вдруг нарисовался неожиданный и такой манящий вариант... Сердце забилось испуганной птичкой, боясь слишком обрадоваться. Опасаясь, как бы это не оказалось сном...

Но Кларед прав. Причём, насколько она понимала, долг этот был даже не перед родом, а, возможно, и перед всеми людьми Свободных Княжеств — не дать распространиться злу...

— Давай подумаем, не спеша, что можно сделать. Нужен действительно хороший план, который с кондачка не родится. А пока просто побудем вдвоём? — повторила она свою мольбу.

Клареда не пришлось долго уговаривать. Если бы не Меч... Он и сам сейчас мечтал лишь о том, чтобы сгрести любимую в охапку и по возможности никогда не отпускать. Но надо было позаботиться и о дальнейшем пропитании.

— Ладно, если мы пока остаёмся здесь, я попробую расставить силки на дичь, чтобы было, чем питаться завтра. А вообще надо сделать ревизию запасов, на сколько нам двоим хватит остального. И лошадей тоже надо чем-то кормить.

Обрадованная тем, что трудные планы пока отложены и можно насладиться жизнью хоть разок, Алрина с радостью пошла помогать.

Они всё делали вместе: объединили и рассортировали припасы, поискали утварь, правда, без особого успеха, осмотрели и прочистили колодец, пошли на прогулку и расставили силки. Заодно подстрелили тупаря прямо в гнезде и получили в придачу несколько яиц к столу. Правда, отвлекались пару раз в лесу на поцелуи и потом, смывая пот в речушке, не устояли перед прекрасной наготой друг друга. В конце концов, они были одни! И казалось, что мир принадлежит только им вдвоём.

Даже быт вот так, на пару, радовал. И удивлял. Что Кларед, что Алрина раньше наблюдали у других пар только строгое разделение труда на женский и мужской, а тут... Наречённый Смерти, благодаря монастырской жизни, знал о хозяйстве не меньше, если не больше, чем Алрина, а кочевница по воспитанию также весьма неплохо понимала в охоте и лошадях. Это было похоже на смесь любви и боевого братства. Между ними действительно не возникало границ, от чего где-то на донышке ума таилось изумление, которое не вытаскивали "ближе к свету", чтобы не спугнуть удачу.

К вечеру оба так умаялись, что уснули в обнимку на ложе, обогатившемся старой периной и парой импровизированных подушек из обёрнутых в ветхую ткань половинок другой, совсем изорванной. Получились этакие "калачики" — круглые и продолговатые.

На рассвете Алрину разбудила жаркая истома: Кларед прижался к ней сзади возрадовавшимся новому дню естеством, одну жгучую руку положил на бедро, а ладонью второй, на которой она лежала, легонько прихватил сосок. Как только она, охнув распрямилась, он приподнял её верхнюю ногу и протиснулся в жаркое лоно, к которому успел примериться заранее.

У Алрины вырвался тихий стон. Какое прекрасное пробуждение! Она повернула лицо назад, и возлюбленный немедля накрыл её губы смачным влажным поцелуем, одновременно прижав сосок одной рукой и запустив вторую между ног спереди. Девушка растворилась в неге, пока любимый неспешно мял все её самые чувствительные места. Казалось, целовались не только их губы, но и интимные места. Где-то у неё в глотке сами по себе рождались звуки беспомощного наслаждения, вторя его такому же утробному мурлыканью, и заставляя парня всё глубже погружаться в оба поцелуя.

Кларед так первобытно, безотчётно жаждал поглотить возлюбленную целиком, что впору было проснуться Зверю, но вместо этого птица в груди рвалась защитить возлюбленную, накрыть её своими крыльями и спрятать от остального мира.

Он нащупал одну из подушек, подтащил её под бёдра Алрины и перевернул её на живот. Теперь Кларед действительно накрывал её всем телом, глубже проникая в святая святых, и снова прильнул к её губам, осторожно повернув голову на бок. Вторая рука, оказавшаяся под туловищем девушки, продолжала мять оба соска её умопомрачительной груди, собрав их в одну жменю. Любимая так податливо растекалась под ним, а её влажное лоно так радостно встречало его, подрагивая и затягивая дальше вглубь, что сознание меркло от безумного восторга. И стоило большого труда не дать телу ускорить ритм, но продлить это блаженство хотелось не меньше.

И снова он увидел себя тонким, высоким и гибким, на этот раз в искусно расшитом камзоле, каких не найдётся в этом мире даже у князей, а в том это была всего лишь офицерская униформа. Он только что вернулся из далёкого плавания и всей душой стремился к своей любимой после слишком долгой разлуки, которая стёрла горечь вынужденного прощания. Он совсем забыл о том, что она отвергла его. Не потому, что не любила, а из своих дурацких убеждений и верности долгу. Он думал только о том, чтобы прижать её к себе и больше никогда не отпускать. И словно его воля стёрла все запреты, она бросилась навстречу, заключив его в объятии, которое, казалось, не под силу разомкнуть даже богам...

Алрина же, оказавшись со всех сторон окружённой возлюбленным, проникшим в самые сладкие места, совсем потерялась в пространстве и времени. Ей чудилось, что сердце стукнуло в рёбра, возвещая приближение любимого, и она, забыв об утренней молитве и о том, что прогнала его сама тогда, при последней встрече, спорхнула невесомым гибким зверем по храмовым ступенькам навстречу и, даже не задумываясь о том, что скажет мать-настоятельница, сжала его до боли в объятии, словно желая навсегда впечатать в себя...

Но вскоре эту картину смысл незаметно подкравшийся экстаз, который снова расплескал их восприятие по всем земным и небесным сферам, давая ощутить схожий восторг всех тварей и разумных, которые в тот момент тоже предавались любви.

А следующие несколько часов просто выпали из действительности. Похоже, они так и заснули, не разделившись. И лишь спустя какое-то время Алрина во сне задёргалась, пытаясь вдохнуть поглубже, и Кларед полубессознательно скатился на бок, привлекая её к себе за талию обеими руками. Даже во сне он не желал её отпускать, чтобы не случилось непоправимого...

* * *

В эти первые дни им было трудно оторваться друг от друга. Кларед постоянно находил какие-то новые позы, чтобы заняться с Алриной любовью.

Мадлен тоже любил разнообразие, но у того всё выходило как-то механистично, от ума, словно он искал угол, под которым удобней строгать деревяшку, порой утомляя своими выкрутасами, тогда как девушке достаточно было, чтобы он попадал в определённую точку внутри. Чего с его чересчур утончённым, как и всё тело, детородным органом не всегда легко было добиться. Впрочем, там трудно было даже сказать, стремился он скорее побаловать её или "почесать свою дубинку".

Кларед же не просто каждый раз находил эту точку, словно кончик его прекрасной, как будто специально для неё созданной плоти, обладал каким-то особым чутьём — возлюбленный в то же время стремился обласкать и обнять её со всех сторон, даря ощущение защиты и размягчая так, что лоно каким-то непостижимым образом открывалось ещё глубже. И вот там, за последними вратами, было совсем уж невыносимо сладко.

Особенно её заставляли млеть позы, в которых он сжимал её потеснее, словно ребёнка в утробе или умудрялся воздействовать сразу и на лоно, и на губы, и на соски. Он быстро смекнул, что последнее место у неё особо чувствительно и ласково приминал их шершавыми пальцами так, что подпёртая "жезлом Кернуна" утроба дёргалась в ответ, как бы целуя его там, в глубине. Потом достаточно было пары сильных толчков, чтобы тело взорвалось приступом счастья. Но чаще он дотягивал, не шевелясь, пока её чрево само не зайдётся в конвульсиях, вызывая мгновенную разрядку и у него.

За такую близость не жалко и душу отдать...

Кларед же, в отличие от прежних упражнений в Красном доме, даже не думал о том, что делает. В него словно вселялся поэт, художник, который каждым штрихом, каждым жестом стремился доставить наслаждение любимой. Всё, что он раньше осваивал чисто технически, теперь стало просто кистью или пером в его руке, которыми он двигал, не задумываясь, чтобы щедрыми мазками запечатлеть свою любовь. Безумно чувственная и отзывчивая, такая близкая и родная женщина вдохновляла его снова и снова. Казалось, век бы не отрывался...

Алрину же время от времени покалывала мысль о том, что Петра не зря так за ухватилась за этого парня. Уж если он впечатлил такую прожжённую потаскуху... Но в то же время ей было трудно поверить, что с Отступницей её возлюбленный обходился так же трепетно и нежно. Эти сомнения её так донимали, что в конце концов она решилась спросить:

— Слушай, а вот вы с Петрой...

— Там всё было иначе, — отрезал Кларед.

— Как иначе? — настаивала Алрина.

Он отстранился, не желая даже вспоминать о той поре, но любимая налегла сверху — в прямом смысле.

— Пожалуйста, не заставляй меня вспоминать, — пришлось встать и начать одеваться.

— Не могу. Меня это грызёт. Мысли о том, что с ней ты был так же нежен... — призналась Алрина, прищуриваясь отчасти стыдливо, отчасти просительно.

Кларед, уже натянувший штаны, вздохнул, сделал над собой усилие и снова сел рядом, обняв её за плечи:

— Я тебе так скажу. Сейчас я понимаю, почему ты тогда смотрела на меня с осуждением. Там была просто похоть, звериная похоть, подогретая Тёмной Матерью. Для меня это было почти нормой — просто сбросить напряжение. Нас заставляли это делать с семнадцати лет. С тобой же моя душа поёт. Словно там я барахтался в грязи, а сейчас летаю. Понимаешь? Я никогда даже не думал, что это может быть так... — он умолк, не находя слова.

— Я тоже, — уткнулась она ему в живот.

От её дыхания было немного щекотно. Алрина лизнула пупок, и Кларед дёрнулся. Тогда она стала игриво хватать кожу ртом, мыча и делая вид, что хочет загрызть его. Парень засмеялся и опрокинул её обратно на ложе. Навалился сверху, зажал руки, продев пальцы между её. И решил отомстить:

— Теперь ты расскажи мне про своих любовников.

— Ну... — заколебалась Алрина.

— Нет, я передумал. Не хочу ничего знать.

— Нет уж, я скажу, раз ты спросил! — хитро прищурилась девушка. Он попытался заткнуть ей рот поцелуем, но она отвернулась и протараторила, уворачиваясь от его губ: — Ты лучше всех! Ты просто бог! Мой бог... — закончила она тихо, видя, что его напор после этих слов угас. И сама нежно поцеловала его в губы.

У Клареда захватило дух от таких слов. Когда любимая женщина говорит тебе такое... Пожалуй, он готов был отдать за неё жизнь. Но не честь... Впрочем, если она его любит, то не потребует такой жертвы. Он посмотрел в её чистые, как озёра Долины, глаза, и решил, что нет — не потребует. Склонился к её уху и прошептал:

— А ты — моя богиня. Моя Дана. Нет... Тива.

— Тогда ты — мой Раген, — шепнула она в ответ.

Упоминание богини Луны и бога Солнца тронуло души неожиданной ноткой печали. Ведь этим небесным возлюбленным не суждено быть вместе до конца времён. И чтобы смыть это впечатление, доказать что единение им доступно, Кларед стянул штаны и снова вошёл в возлюбленную. Правда, позу наитие подсказало не такую тесную, как прежние. Словно он хотел доказать, что и на расстоянии они могут быть едины.

Он закинул ноги любимой себе на плечи, а сам взял её за руки, чтобы притянуть к себе и проникнуть поглубже. Они перехватили друг друга за локти, как в воинском рукопожатии, и он стал потихоньку толкаться в донышко лона, пока ему снова не открылась утроба, тесно обхватив головку в самом сладком месте.

Тогда он почти замер, глядя любимой в глаза. Он пытался взглядом выразить то, что едва ли смог бы сформулировать словами: как далеко бы они ни были, он всегда сердцем с ней. И казалось, Алрина понимала — она смотрела на него с тем же выражением беззаветной преданности. Казалось, из глаз её бил свет, омывавший его душу и дававший силы светить самому.

А видеть, как его едва заметные потягивания отражаются вспышками восторга в её глазах, было сродни волшебству. Мысль, стремящаяся остановить блаженное мгновение, в какой-то момент замерла сама. И показалось, что он, высокий, тонкий и гибкий, смотрит на неё не с расстояния вытянутых рук, а откуда-то с моря. Смотрит в последний раз. Но не горюет, зная, что идти на гибель легче, чем жить в разлуке. И что они обязательно встретятся снова. В другой жизни. Он был так в этом уверен... И оказался прав.

Алрина тоже смотрела на возлюбленного как будто с высокого крутого берега. Шёлковые одежды развевались на ней и тело было таким лёгким, что могло ходить по воде. Однако не морская гладь была ей преградой, а взятый на себя в юности обет. Кларед, прекрасный, тонкий и гибкий, стоял на корме отплывающего корабля, но расстояние ей не мешало: острое зрение позволяло увидеть лицо, словно оно рядом. И обменяться последним взглядом. Последним в той жизни. Сердце кольнула тоска, а потом разошлась облегчением, словно вынули иглу — всё же они нашли друг друга вновь! Из глаз у Алрины потекли слёзы облегчения.

Кларед внезапно рывком поднял её тело, притянул к себе, впился в губы, и, перехватив в тесном объятии, вошёл ещё глубже, словно пронзил до макушки. И ещё раз, и ещё! Солнце взорвалось у неё в голове, вызвав вскрик острейшего наслаждения. Утроба задёргалась, и вместе с ней задёргалось его естество, извергая семена жизни под гулкий рык, вырвавшийся из его глотки.

Боги, когда же они насытятся? Нет, лучше пусть этого не произойдёт никогда... Вот бы сейчас умереть!

Отдышавшись немного, он бережно уложил её и губами собрал слёзы с лица.

— Ну что ты, милая? Почему ты плачешь?

— Я... от радости! Честное слово.

* * *

На четвёртую ночь к ним явился дух, обитавший в замке. Алрину разбудила рука Клареда, сжавшая плечо. Проснувшись, девушка сразу ощутила замогильный холод, будто смерть стояла в изголовье, и отпрянула подальше. Возлюбленный, тоже молниеносно переместившийся на другой конец ложа, поймал её в объятия и тихо спросил на ухо, кивая в ту сторону, где ощущалось чужеродное присутствие:

— Что это?

— Местный дух, — ответила Алрина.

— Злой? — уточнил Кларед.

— Нет, почему же? Просто несчастный...

Она и думать забыла про то, почему замок пользовался дурной славой и пустовал. Но сейчас сразу узнала ощущение, посетившее её, когда она прятала Меч. Тогда она, кажется, напугала это создание — в ответ на иллюзорную атаку. Сейчас же оно не делало подобных попыток — просто стояло... или висело? И как будто жалобно скулило.

— Кажется, оно просит о помощи... — с удивлением озвучила свои впечатления девушка.

— Но чем же мы можем ему помочь?

— Не знаю... Чувствуешь? Оно переместилось к дверям.

— Зовёт куда-то?

— Наверное. Давай оденемся и посмотрим.

Они на скорую руку натянули одежду и обувь. Создание ждало в дверях. Кларед запалил в тлеющем камине факел, и пара, держась за руки, последовала туда, куда вёл их неприкаянный дух.

— Ты его видишь? — спросил парень.

— Нет, только чувствую. Как чужое присутствие. А ты?

— Точно так же. Но не как живого. Чем-то похоже на Смертную Тень, только отдельно от меня... Немного странно.

Дух привёл их ко входу в подземелье и остановился прямо у потайной двери. Алрина вспомнила, что и в прошлый раз он появился, когда она нашла проход в подземелье. Она отперла замок, и все вместе осторожно спустились вниз. Существо подалось в темницу, которую девушка так и не удосужилась осмотреть. Теперь же, остановившись у самой дальней камеры вслед за духом, она с ужасом увидела прикованный цепями к стене небольшой скелет, вряд ли принадлежавший взрослому человеку. Судя по истлевшим остаткам одежды, это была девочка лет четырнадцати.

Алрина, невольно отпрянула, ахнув. Кларед сразу же обнял её свободной рукой и прижал голову к своей груди.

— Что же за изверги здесь жили? — спросил он в пространство.

Дух девочки тоскливо завыл — неслышно, но потусторонние ощущения вызвали мурашек по спине даже у Наречённого Смерти. Как ни странно, Алрина реагировала на это спокойнее, чем на вид разложившегося трупа.

— Наверное, надо её похоронить, — сказала она.

Бесплотное существо заволновалось, производя впечатление мольбы вперемешку с болью и нетерпением.

— Но не прямо сейчас ведь, — возразил Кларед.

— Хорошо, мы поняли, — обратилась Алрина к духу. — Завтра мы тебя похороним, хорошо?

Казалось, душа девочки с облегчением вздохнула и растворилась где-то в каменной кладке.

— А скимитар где-то здесь? — спросил Кларед, когда они собрались подниматься обратно.

— Да, только давай не сейчас, ладно? Мне и так не по себе от этого визита и от того, что мы обнаружили.

Они вернулись в кровать, разделись и легли, но сон не шёл.

— Как думаешь, зачем её там держали? — спросила Алрина шёпотом.

— Понятия не имею. Лучше об этом не думать, а то не уснёшь.

— Тогда давай поговорим о чём-то другом, а то я никак не могу выбросить это из головы.

— Хорошо, давай, — он сел на ложе, накрывшись одеялом, и притянул возлюбленную к себе. — А о чём ты хочешь поговорить?

— Ну, не знаю. Может быть, о посмертии? Куда-то же души уходят? И эта девочка, наверное, хочет уйти. Нарты верят, что душа перерождается, если её закопать в землю. Но не та же самая. А как будто все души попадают в котёл Хоры, она его перемешивает и новорожденным детям зачерпывает душу половником из этого общего супа. Поэтому у людей могут быть те или иные таланты — это как бы чьи-то умения из прошлой жизни. Когда я была в замке Малфир, мне снились картины прошлого. Как будто бы я была при той битве, когда лорд Марлин убил князя Кагара. Может, не зря мне эта книга нравилась с детства?

— Ты успела её прочитать? — удивился Кларед. — Когда мы впервые столкнулись, ты вроде бы до ещё не доросла до подобной литературы. Мне и то светил нагоняй. Сколько тебе тогда было?

— Семь.

— Я прочитал её в десять. И мне тоже очень понравилось. Правда, как оказалось, не зря. Ведь там речь идёт именно о Мече Кернуна, который тайно хранился в нашей семье. У нас в подземелье была ещё первая рукописная копия, которая отличалась от общеизвестной, но её у меня украли в Ранвене. Поэтому я и пошёл наниматься в охранники.

— Как интересно! — Алрина завозилась в его объятиях, пытаясь разглядеть лицо. — Давай зажжём свечу?

Они нашли небольшой запас в коробке за разваленным шкафом на верхнем этаже — видимо, нарты пропустили, когда разоряли замок. Так что могли экономить салидорское масло, запас которого был совсем небольшой. Одно окно закрыли куском того же шкафа, а второе занавешивали изорванной портьерой, предназначавшейся на более широкий проём, чтобы случайный путник не увидел издали свет и местные жители продолжали считать замок необитаемым.

Кларед зажёг свечу и вернулся на ложе. Алрина устроилась напротив него для разговора, сложив ноги накрест и соприкасаясь коленями.

— А как всё было на самом деле?

— Я не знаю. Мне не сказали. Только то, что и в этой копии нет правды. Но я сомневаюсь, что у нас только случайные обрывки чужих воспоминаний.

— Почему?

— Когда мы с тобой занимаемся любовью, я иногда вижу нас обоих словно бы в другой жизни. По-моему, мы даже не люди...

— Правда? Я думала, у меня галлюцинации! Я тоже что-то видела несколько раз. Ты был такой красивый... Ну нет, ты и сейчас хорош собой, но там прямо... Не знаю, как сказать. Наверное, ты прав, таких людей не бывает. Я сама там такая лёгкая и гибкая...

— Да-да, я тоже! И одежда богатая, шёлковая, расшитая... Только, кажется, мы с тобой постоянно в разлуке.

— Верно, — Алрина потупила взор. — Знаю, это я виновата. Я дала какой-то обет, из-за которого всё время тебя прогоняла... — она снова кинулась к нему в объятия, прильнула к груди. — Это ужасно. Прости.

— Я простил ещё тогда, — горячо заверил Кларед, сжимая в руках свою живую драгоценность. — Знал, что мы встретимся в будущих жизнях.

— А я, похоже, сомневалась, — вздохнула Алрина. — Поэтому тогда и заплакала — от облегчения, что всё-таки встретились.

Они посидели какое-то время, прижавшись друг к другу. Потом Алрина вернулась к изначальной теме:

— Так как же понять, что происходит с душой? Нарты вот верят, что если сжечь тело, то душа не родится снова. Амахаги же, наоборот, считают, что так ей легче будет отлететь. Куда? В лучший мир?

— Не знаю, — пожал плечами Кларед. — Да и никто не знает, наверное. — Помолчав, он вдруг кое-что вспомнил. — Разве что кроме Саната.

— Кто это?

— Ну, тот странный человек, который явился в замок на другой день после штурма и провёл меня в Мохавен. Если честно, я думаю, он тот самый волшебник из "Саги о Замке Малфир".

— Зеленоглазый, с зелёным перстнем?

— Я же говорил, в романе всё искажено, чтобы никто не догадался о правде. Кстати, он это мне и сказал.

— А почему ты ему веришь?

— Ну, в самом начале он заявил, что знал моего прадеда, и назвал того по имени. И потом ещё много странностей было. Как будто он лет сто просидел где-то в пещере, вдали от людей. Огромный камень на могилу родителей подвинул, словно пёрышко. А потом довёл меня от Кастердома до Мохавена пешком за полдня. Я обратно уже взрослым верхом добирался два с половиной.

— Ух ты! Правда, что ли?

— Ну разумеется. Только на самом деле глаза у него синие и перстень тоже синий.

Тут Алрина насторожилась:

— А на кого он похож? Опиши!

— Ну, ходит в рубище, хотя мог и переодеться. Одежда вроде охотничья, но из оружия только нож и дубовый посох. А поверх длинный плащ. Волосы длинные, тёмные, с небольшой проседью, перетянуты на лбу кожаным шнурком. Брови, как крылья орла. А взгляд, кажется, пронзает насквозь...

— Кажется, я его знаю, — с расширенными от удивления глазами сказала девушка. — Я видела его во сне с тех самых пор, как попала в Орду. А потом один раз встретила — в Астене, как раз после того, как ты меня подловил. Он мне тогда ещё сказал: "Вспомни себя!" И я вдруг поняла, что у меня половина разума словно пеленой какой-то закрыта. Но, кстати, вскоре после этого начали всплывать воспоминания, кто я такая на самом деле и как попала к нартам. А ещё, это он во сне мне велел забрать Меч, когда я убегала. Ну, я так думаю, что велел. Я не могла вспомнить, что он говорит, когда просыпалась, понимала только, что про Меч. Думаешь, он и правда настоящий волшебник?

Глаза её горели детским восторгом.

— Я не знаю, в это трудно поверить, но очень похоже на то.

Кларед тоже был поражён до глубины души тем, что, оказывается, их связывало не только постоянное пересечение путей, но и контакты с Санатом. Значит, Алрина тоже часть его Истинного Пути? Он снова прижал её к себе.

— Невероятно! Получается, мы всю жизнь ходили друг вокруг друга кругами?

Девушка в ответ только счастливо выдохнула ему в шею. А Кларед внезапно вспомнил про подарок странного незнакомца.

— Погоди минутку, — он отстранился и потянулся за кошелём, который носил на поясе. — Санат мне дал кое-что при нашей последней встрече у Западной границы, — он нашёл талисман и вынул его на свет. — Знаю, выглядит, как простой камень, но если он и правда волшебник... В общем, он дал мне его на удачу и велел отдать своей половинке, когда я её встречу, — и он вложил предмет ей в ладони.

Она подняла на него светящиеся радостью глаза и расцеловала. Кажется, не за сам подарок, который, возможно, и не представлял из себя ничего, кроме символа, а за слова, которым они сопровождались. Он же обнимал её, чувствуя, как бьётся драгоценное сердечко где-то там за мягким, как две пуховых подушечки, бюстом, и благодарил Саната и всех богов за своё счастье.

Они проговорили ещё пару часов — о том, почему Кларед так быстро сбежал из Малфирдома, что произошло в том замке на самом деле, а также обо всём, что Санат тогда сообщил о Мече. И снова сошлись на том, что надо вызволять волшебное оружие из рук Морены, но идей, как бы это сделать не было.

— Может, если очень захотеть, я тоже могу присниться Санату? — выдвинула Алрина смелое предположение. — Вдруг он подскажет какое-то решение? И ты тоже попробуй!

На том и улеглись, когда за окном уже начало сереть. Но ничего толкового им не приснилось. А днём предстоял скорбный труд, который заставил позабыть о волшебстве.

* * *

Тело девочки похоронили за стенами замка — почему-то так показалось правильней. Поднялись немного в горы и выбрали спокойное место возле небольшого водопада на совсем ещё мелкой здесь речке. Слой земли на плоском участке был, но неглубокий. И лопаты толковой у них не было. Поэтому Кларед выдолбил небольшое углубление в земле найденным в углу подвала обломком мотыги, как когда-то своим родителям. Алрина же подсказала, что сверху можно насыпать курган из камней, как это делали нарты.

Также она провела ритуал по примеру тех, что видела в орде — с курением успокаивающих трав и пожеланием душе лёгкого пути. Но добавила в него кое-что от себя. Для этого ей пришлось извлечь из схрона чёрный скимитар, который она вонзила в центр останков после того, как их уложили в могилу. Алрина поступала по наитию, полагая, что раз оружие обладает свойством отделять дух от тела, то и этой душе поможет отойти в мир иной.

Неизвестно, помогло ли это, но ей показалось, что щёку обдало печально-ласковым дуновением воздуха в стоявшем безветрии.

Когда с церемонией было покончено, Кларед попросил дать ему чёрный скимитар — посмотреть, что же это за оружие такое легендарное. Но Алрина попросила сначала выслушать её историю, связанную с этим клинком. А заодно поесть — к счастью, трапезу взяли с собой, рассчитывая помянуть покойную. Пожелали её душе лёгкого пути и помолчали немного для приличия, а заодно, чтобы не болтать с набитым ртом — аппетит нагулялся нешуточный. Глотнули даже крепкого астенского самогона, фляжку которого Наречённый припас для обработки ран, только разбавив его водой.

Наевшись, Алрина поведала о том, как "добыла" этот клинок и что тогда увидела. Почему и не боялась теперь неупокоенных духов. А также сбивчиво попыталась описать, как этот клинок действовал на неё и на Брена. И под конец призналась, что ей ужасно не хотелось, чтобы возлюбленный когда-либо прикасался к подобному оружию.

Кларед возразил, перефразируя Кодекс, что опасность следует изучить как можно лучше, а не прятать голову под перину. Но сразу к скимитару не потянулся. Сначала долго обнимал её, стремясь отогреть лёд, появившийся в глазах при воспоминании о старых душевных ранах. А сам думал, что оружие тут ни при чём — скорее оно нервирует её, как символ тех болезненных переживаний.

Потом вдруг вспомнил ту песню Абель, которая когда-то так расстраивала Нинэ, и пересказал её содержание возлюбленной. Конечно, они никак не могли быть уверены, что речь шла об одной и той же резне, но совпадение было удивительное.

Наконец Алрина со вздохом отстранилась и подала ему мрачное оружие. За ножны, не касаясь рукояти. Сама при этом выглядела так, будто хотела поскорей отобрать его назад.

Поддавшись её настроению, Кларед с некоторой опаской вытащил скимитар из ножен, но не ощутил того, что описывала девушка. Да, казалось клинок жаждет чужой крови, но оттенок у этой жажды был скорее дерзкий, задорный, а вовсе не жестокий. Тёмное лезвие знало вкус победы и стремилось снова испить её. В нём действительно жила какая-то сила, но оно стремилось поделиться ею. Царапалось в душу. Впрочем, та, несмотря на скорбные занятия сегодня, была слишком упоена счастьем недавнего обретения возлюбленной, чтобы позариться на непрошеный подарок.

Наречённый встал и отошёл в сторонку, желая опробовать оружие. Сделал несколько взмахов. Клинок был отлично сбалансирован и казался намного удобней для пешего боя, чем меч Харба, хотя металл определённо похожий, но светлее, как если бы чёрный скимитар сделали из чистой руды, а кханду разбавили обычной сталью.

Интересно была ли у той хоть часть обозначенных Алриной свойств, или их придавал не редкий металл, а магия? Но не зря же Петра так стремилась оставить тот клинок у себя. Значит, чем-то он всё же превосходил обычные мечи. Хотя навряд ли сравнился бы с этим. Кханда была обычным бездушным предметом, а этот скимитар ощущался, как живой, обладал своим нравом и, пожалуй, даже волей. Вон как рвётся убивать!

На мгновение Кларед увлёкся, выполняя серию привычных упражнений, и живо представил себе, как радостно будет косить им врагов. Ведь с ним можно биться и против Меча Кернуна...

При воспоминании о родовой реликвии ощущения резко изменились. Кларед понял, что меньше всего на свете хотел бы очутиться по неправильную сторону божественного клинка. Внезапно сила чёрного скимитара показалась тёмной, злой, неправильной, отвратительной, чужой, и он поспешил вернуть его в ножны.

Когда парень поднял глаза, на Алрине лица не было.

— Что случилось? — спросил Кларед.

— Видел бы ты себя... — ответила девушка, поспешно отбирая клинок, и принялась заматывать его обратно в свёрток из кож.

— Но я не видел. Объясни, пожалуйста.

— У тебя лицо стало такое... не то, чтобы жестокое... Это тоже. Но не просто. Тебе это как будто нравилось. А потом ты вдруг словно очнулся и сам себе опротивел...

Кларед признался:

— Я вспомнил Меч Ке... — он внезапно вспомнил о совете никогда не называть предмет напрямую и закончил: — Свой меч. — Конечно, кругом никого, а у них нет друг от друга тайн, но... — Лучше не называть его напрямую. Мало ли кто услышит.

Алрина понятливо кивнула в знак согласия и набрала в грудь побольше воздуха, словно для длинной речи:

— Слушай, я, конечно, не смею сворачивать тебя с избранного пути, но... — и вдруг замолчала, испугавшись, что отпугнёт любимого подобными речами, но через секунду вздохнула, преодолевая страх, и сказала то, что думала, ведь какова цена любви, если она не может быть искренней? — Это же ужас какой-то! Я как подумаю, что ты можешь стать таким, как я только что видела, отдать свою душу этой... этой... Она же не просто богиня Смерти! Это какой-то демон кошмарный. Не просто Смерть, а жестокая смерть, к тому же вызывающая у убийцы радость! И ты хочешь стать её орудием?!

Кларед опешил от такой точки зрения. Поначалу даже не принял её всерьёз. Но любимая смотрела на него с таким отчаянием, что он невольно увидел себя её глазами. Точнее почувствовал её ужас при мысли о том, что между войной и любовью он выберет войну.

Парень подошёл, хотел обнять, но Алрина, в смятении, не подпустила его к себе, встряхнулась, отстранившись на шажок, чтобы продолжать смотреть в глаза. Её взгляд требовал ответа, который почему-то был крайне важен. Тогда Кларед взял её за руки — не отняла — и приложил к своему сердцу:

— Поверь, для меня это всего лишь средство достижения цели. Если не удастся вернуть Меч иначе, честь обязывает меня участвовать в войне, которая сейчас готовится, и попытаться на поле боя отобрать реликвию, которую поручили хранить моему роду чуть ли не сами боги, если я правильно понял Саната.

В глазах любимой стояла мука. Он легонько потянул её на себя, и на этот раз девушка поддалась, но тело её закаменело, словно сжатое тисками боли. Кларед обнял её так крепко, как только мог, не опасаясь сломать кости, пытаясь действием выразить силу своего желания остаться с ней — такого неожиданно мощного, что страшно облекать в слова, дабы не накликать беды.

— Давай подумаем ещё раз, что можно сделать, чтобы вызволить клинок и мне не пришлось возвращаться в Орден, — попросил он.

Алрина вздохнула, и тело её немного расслабилось. Он гладил её по спине, по голове, стремясь размягчить комки мышц, и начинало получаться. Но долго она неподвижно всё же не устояла — потянулась за флягой с водой, которая лежала на земле. Следуя за её движением, Кларед сел на одеяло, расстеленное на траве, и как только любимая напилась, снова притянул её к себе.

— Может быть, расскажешь мне подробно об устройстве Сагатдома, а я что-нибудь придумаю? — предложил он.

Алрине пришлось приложить усилие, чтобы перевести свои мысли с захватившего её внимание страха на воспоминания, но когда она начала рассказывать, дело пошло легче и постепенно напряжение девушку отпустило. К сожалению, всё в её рассказе говорило лишь о неприступности той крепости.

— А подземный ход там есть? — спросил он.

— Вроде нет. А может, Морена наврала, не хотела, чтобы я знала. Иногда кажется, что она читает мысли, а иногда будто совсем меня не понимает, зная столько лет. Хотя поручиться, что на самом деле она не вычислила моё желание сбежать уже давно и с тех пор просто притворяется, невозможно. С неё станется. Мне сказали, что нет, и проверить я никак не смогла бы, если вход, к примеру, в её спальне. У нас, в Сарендоме, например, был такой. Один из под лестницы в холле, а другой в стене со второго этажа спускался. Парадный могли задвинуть какой-то мебелью. Чтобы никто не знал. И всё.

Тупик. Опять. Кларед притянул любимую прилечь к себе на грудь, сам опёршись спиной об дерево, и стал гладить её по волосам. А сам думал, думал, но ничего не придумывалось. Действительно, Саната бы сюда. Но где его найдёшь? Снов своих он никогда не помнил, хотя честно попытался докричаться мыслью, как Алрина предложила. Разумеется, безрезультатно. А девушка вдруг приподнялась:

— Знаешь, ведь то, что вместо Меча она оставила скимитар означает, что она приглашает меня обратно на место своего "хедивега". Разумеется, такое возможно, мне кажется, только если на самом деле она ни о чём не догадывалась, и просто решила, что я сбежала, влюбившись в пленника и не желая делить его с ней. Она ведь грозилась. Может в шутку, а может, и нет. Кто её разберёт. Если бы ты только знал, какой она страшный человек...

— А что? — ухватился Кларед за идею. — Может, воспользуешься предложением, вернёшься. И меня приведёшь. Типа подцепила где-то по дороге. Надоел один любовник, нашла другого, — пошутил он, заработав немного сердитый взгляд. — А там на месте что-нибудь придумаем. И неважно, сколько это займёт времени. Лишь бы до войны не дотянуть. Но я так понял из визита в Гостердом, что раньше, чем через года полтора начать её не смогут. Время у нас будет. Может, мы даже справимся в с ней вдвоём, подловив где-нибудь без Меча. И разумеется, заранее подготовив побег.

Несмотря на видимое осуждение порочащего женскую честь предложения о "легенде" отношений, Алрина всё-таки задумалась над его идеей. Правда, ненадолго. Вскоре лицо её снова исказила мука, тело сжалось, а голос надломился:

— Нет! Ничего не выйдет! Слишком опасно! Ты её не знаешь! Брен вон тоже думал, что изучил её, был в себе уверен, а она... Да и во второго перебежчика никто не поверит! У тебя ведь тоже метка, и приёмы ваши всем теперь знакомы — не скроешь, откуда ты.

Кларед снова притянул девушку к себе, опасаясь, что она заплачет, и тогда будет намного сложнее её утешить. Но слёз у Алрины не было. Её мелко трясло. От ярости? От страха?

— Расскажи мне, — мягко попросил он.

Она замотала головой, видимо, не желая вспоминать то, что её ранило. И он повторил слова из Кодекса:

— "Врага надо знать как можно лучше. Это залог победы". А мне в любом случае предстоит с ней сразиться.

Алрина вцепилась в его руки, словно телом крича: "Не отпущу!" Он снова попытался привлечь её к себе, чтобы расслабить, но не получалось — девушка оставалась комком нервов.

— Этого требует от меня честь, — попытался донести он до неё свои соображения внушительным тоном. — Я дал клятву дяде, а через полчаса его убили.

Похоже, подействовало, но любимой явно требовалось как-то помочь. Кларед потянулся к фляжке с самогоном и дал глотнуть ей неразбавленного. Алрина закашлялась, но пойло подействовало — через минуту она расслабилась и начала рассказ.

Она поведала ему всё: про странные для маленькой девочки забавы Морены, про бессмысленную смерть подруги детства, про сладострастное убийство ухажёра в Ночь Любви и про смерть своего первого мужчины. А потом про планы ахсары нартов по завоеванию Княжеств, их с Бреном подозрения о связи Морены с Тёмной Матерью и свои теории о том, что сталкивает нартов и Воинов Смерти одна и та же сила с какими-то неведомыми и ужасными целями.

В процессе пришлось приговорить почти всю фляжку самогона — разумеется, разбавленного. Они и не заметили, как начало смеркаться. Поднялись и пошли обратно в замок, шатаясь и поддерживая друг друга. Кажется, оба впервые в жизни так надрались. Если не считать отравленного вина перед ограблением Клареда. Ни одной светлой мысли о том, что делать со всем этим, в их головах не возникало. И лишь опьянение не давало окончательно упасть духом.

Выговорившись, Алрина замолчала, словно голос кончился на пару дней вперёд. Молчал и Кларед, переваривая, с одной стороны, какие ужасы пришлось перенести его любимой — аж придушить её проклятую "подругу" хочется, и пожалуй, впервые в жизни, даже применить те знания, которые им прививали на теории допросов, на практике, но даже не с целью что-то выпытать... С другой стороны, получалось, что над миром действительно нависла серьёзная беда, как и обещали легенды о Мече Кернуна в том случае, если он попадёт в злые руки... Где же Санат, когда он так нужен?

Уснули оба, как только повалились на кровать, не раздеваясь, но всё так же в обнимку, как и шли. В ту ночь обоим снились дурные сны, потому что чёрный скимитар остался лежать рядом.

* * *

На следующее утро, пряча скимитар на прежнее место, Алрина вспомнила о том, что так и не разведала, куда ведёт подземный ход и можно ли по нему вообще пройти или он обвалился. И, словно читая её мысли, Кларед поинтересовался вслух тем же самым.

Видимо, мысли их шли схожими путями: если оставить клинок здесь, а потом он зачем-то понадобится... Замок к тому времени могут занять, учитывая, что в нём больше нет "злого духа", наводящего жуть. Конечно, оставалась вероятность, что новые хозяева случайно найдут оружие, но с тем же успехом оно могло пролежать на притолке ещё не один десяток лет. И вот, в таком случае знание, как добраться до схрона, минуя дом, могло весьма пригодиться.

В общем, они оделись и отправились на разведку.

Почва была сухая и каменистая, так что коридор сохранился неплохо. Только в одном месте сломалась балка и частично обвалился потолок, но через кучу земли несложно было перелезть. Кстати, на ней остались относительно свежие отпечатки нескольких пар роговых подошв, которыми пользовались в Орде. Судя по направлению, нарты, забравшие меч, ушли этим путём, спустившись через замок.

Дальше лаз огибал скальную породу, служившую ему одной из стен. Где-то через уткнулись в ступени, сложенные из неотёсанных камней, которые вели на поверхность. Поднявшись, оказались в небольшом закутке между скалой и огромным валуном.

Вокруг расстилался негустой лес, где-то дальше журчала вода. Спутники направились на звук и обнаружили небольшую речушку, на которой стояла покинутая мельница с разбитым скатившимися с гор камнями колесом. Оттуда вниз по пологому склону тянулась дорожка, которая привела их в заброшенную деревню.

Следов нападения не было — видимо, жизнь там замерла постепенно после разорения замка. Большинство домов было заколочено, несколько вскрыто. Зато сады не обобраны. Увидев дерево с наполовину поспевшими алтами, девушка обрадовалась. Клареду этот южный фрукт был незнаком.

Они наелись оранжевых сладких плодов, перепачкавшись в липком соке и изрядно подняв себе настроение. Светило солнышко, пели птички, и Алрине, глядя на то, как губы любимого впиваются в сочную мякоть, вдруг нестерпимо захотелось оказаться на её месте. Что она и сделала, прильнув к нему в поцелуе. Он был долгим, жарким и сладким, ещё больше подогрев её страсть.

— Я хочу тебя, — сказала она севшим голосом.

Бровь Клареда приподнялась в лёгком недоумении и он огляделся по сторонам — обстановка явно казалась нему неподходящей. Тогда девушка взялась за одну из пряжек его пояса и настойчиво добавила:

— Прямо сейчас. По-быстрому. Не раздеваясь.

И тогда в глазах Клареда вспыхнул ответный огонь. Неожиданный для него самого. Где-то в глубине ума шевельнулась опаска о том, что это повадки Зверя, которого он вовсе не хотел спускать на любимую, но её рука, жадно проехавшаяся от пояса в промежность, смела все резонные соображения.

Оглядевшись, он не увидел подходящего ложа и прижал её к дереву в поцелуе, одновременно стаскивая кожаные штаны. Возлюбленная в это время делала то же самое с его. Ими овладело какое-то лихорадочное возбуждение, и как только нужные места освободились, он развернул её лицом к стволу, подбил колени и, опустившись сам, втиснулся в пылающую промежность в единственной возможной со спущенными штанами позе.

Снова в мозгу вспыхнуло воспоминание о том, как в нём впервые проснулся Зверь, когда он точно так же овладел Абель в узком коридоре. Но сейчас ощущения всё же были другими. Зверь словно обрёл крылья и стремился защитить свою самку, установить с ней контакт поплотнее, накрыв своим телом. Кларед склонился над державшейся за дерево Алриной, опёршись одной рукой о него же, а вторую запустив в её кожаный корсет и мягко стиснув сосок. Девушка в ответ издала невнятный звук, похожий на пылкое мяуканье, который подстегнул его ещё больше. Страх обойтись с ней слишком грубо растаял, и бёдра их судорожно задёргались с ограниченным положением тел размахом.

Они действительно ощущали себя парочкой весенних котов, или даже корсов. Громкое дыхание на грани стона распаляло их до безумия. Оба стремились к развязке во весь дух, не рискуя затягивать момент беззащитности даже в безлюдном, но всё же открытом месте, однако она не спешила, немного помучив их, возможно, из-за той же непривычной обстановки, и тем самым сделала кульминацию ещё сладостней.

На этот раз Кларед изрядно отстал от возлюбленной, замершей, переживая экстаз, а когда её стон затих, приподнялся, чтобы сделать свои движения сильнее. Все ограничения спали, растопленные страстью, и он со всей дури вонзался во влажное тесное нутро, помогая себе руками, рвавшими бёдра Алрины на себя.

Любимая начала повизгивать от нестерпимого удовольствия, и когда, наконец, его настигла разрядка, он почувствовал вторую волну её конвульсий, оказавшуюся сильнее первой. Его тоже залила особо жгучая волна наслаждения, так что мозги вообще отключились от действительности на несколько мгновений. Словно в голове взорвалось солнце, и они оба растворились в его лучах.

Когда они оба спустились с небес на землю, он опустился на пятки, поднимая её тоже в сидячее положение, стиснул в крепких объятиях со спины и прошептал на ухо:

— Знаешь, глядя на тебя в отряде, никогда не подумал бы, что ты такая ненасытная.

— Если честно, я тоже, — Алрина потёрлась щекой об его нос, а потом вывернула голову назад, чтобы заглянуть в глаза своим сияющим взглядом: — Просто ты такой... такой... мой!

Это простое слово вызвало в сердце Клареда горячую волну... Благодарности? Нежности? Или именно так ощущается любовь? Словно сердце распахивается на весь мир и стремится заключить дорогого человека внутрь себя... Он махнул рукой на попытки подобрать слово и просто выразил свои чувства в поцелуе, придерживая голову возлюбленной так, чтобы она не свернула себе шею.

Потом они всё-таки неловко поднялись, слегка отсидев себе ноги, и натянули штаны обратно. Обменялись ещё одним тёплым объятием с нежным поцелуем, выражающим признательность за удовольствие, и нехотя вернулись мыслями в действительность.

Алрина предложила набрать алтами с собой. Припасённая для длительной прогулки еда перекочевала из сумы в желудки, и на освободившееся место влюблённые нарвали ещё твердоватых плодов — нежная кожа совсем спелых сразу же расквашивалась.

Они ещё немного осмотрелись в деревне. Нашли на одном из огородов целые заросли кукубриты, но её тяжёлые плоды ещё не поспели. А вот цахера, как корнеплод, была уже вполне съедобной. Алрина прихватила парочку — добавить в кашу на ужин.

Кларед углядел основательно заколоченную кузницу, но в неё, судя по следам от клинков на дереве, не смогли пробиться и предыдущие посетители. Тут нужен был топор или лом.

За деревней находились поля, в которых, судя по виду растительности, не до конца сняли последний урожай. Сорняки перемежались с довольно неровными участками злаков. Однако ни у воспитанника монастыря, ни у кочевницы не доставало знаний, чтобы определить, какие именно культуры здесь росли. При их приближении в воздух взмыла стая пшёнок — видимо, птиц привлекали зёрна.

Вдаль уходила неширокая дорога — одна колея. По идее, она должна была вести в замок или хотя бы к дороге от Селвидома на Москил. Кларед предложил вернуться по ней, чтобы уж полностью исследовать обратный путь. Так они и поступили.

Через речушку, питавшую мельницу и поля был перекинут небольшой мост: дубовые брёвна на каменных основаниях — видимо, для телег, потому что для всадника глубина здесь была незначительной. Сразу за речкой их ждала развилка. Левая ветка выглядела более наезженной и сворачивала по открытой местности круто на запад — видимо, к Москилу. Они же выбрали правую, уходящую в лес. Она-то и привела их к Селвидому, точнее на просеку неподалёку. Ещё на пути к замку оба пересекали эту тропу, но Алрина тогда избегала дорог, а Кларед следовал за ней.

* * *

Через пару дней еда подошла к концу и снова встал вопрос, что делать дальше. Но поскольку ничего нового за это время влюблённые не придумали, будучи больше заняты друг другом, то решили пока остаться в замке, чтобы посмаковать своё счастье, век которого, как оба справедливо опасались, обещал быть недолгим.

Конечно, они обсуждали, кем может быть Морена на самом деле, что задумала высшая сила, стоящая за ней и за Орденом Смерти, и как всему этому можно помешать, но сведений у них было недостаточно, поэтому все подобные разговоры приводили лишь к досадному ощущению бессилия.

Благодаря им, однако же, Кларед впервые задумался о том, что богиня, которой служит Орден Смерти не отражает само собой разумеющийся порядок вещей и не являет собой высшую справедливость, а может использовать Воинов в каких-то своих корыстных целях.

Вот только необходимости вырвать из лап предводительницы нартов Меч это не меняло, а если верить, что сверхъестественная скорость Морены объяснялась её подключением к Тёмной Матери, то для победы над ней всё равно надо было пройти полное посвящение и обрести соответствующие способности. Алрину такие разговоры неизменно приводили в болезненное состояние, поэтому Наречённый в итоге умолкал, хотя не переставал об этом думать.

Единственной альтернативой было всё же проникнуть в стан врага и там как-то исподтишка убить ахсару, в надежде, что тогда кочевники послушают Дарго, который всегда высказывался против оседлого образа жизни, и уйдут восвояси. Но слышать об этом Алрина тоже не желала. Хотя на самом деле задумывалась неоднократно, ведь это казалось единственным способом удержать любимого от Обручения со Смертью. Причём идти, несомненно, надо было одной, чтобы не рисковать его жизнью и не давать Морене в руки очередное слабое место для удара в самое сердце.

Однако каждый раз, стараясь уговорить себя на подобный подвиг, Алрина сталкивалась с непреодолимым страхом. У неё словно подгибались колени, не в силах удержать необходимую твёрдость. Сила духа покидала её, а без веры в победу такое предприятие было равноценным добровольному походу на бойню, уж в этом-то она была уверена.

Так они и досидели до поздней осени в Селвидоме. Помимо любви и охоты, заполняли дни тем, что делились бойцовскими навыками. Кларед хотя и был обучен в той же традиции, что Брен, но гораздо благосклонней воспринял идею перенаправления чужой силы, хотя и в ограниченном применении. А ещё он намного лучше владел длинным клинком и подтягивал навыки Алрины по части боя на скимитарах. Они даже разучили какой-то орденский тренировочный комплекс и каждый день выполняли его. А потом Кларед показывал, как сломать каждое из движений, расширяя горизонты тактического мышления айланны. Алрина же делилась с айланном хитростям обращения с 'когтями корса'. Но любимым их развлечением стали рукопашные схватки, часто заканчивавшиеся самым приятным образом. Было нечто особо пьянящее в том, что боевое братство может сливаться с узами совершенно иного рода.

Пару раз они ездили в Москил закупиться зерном, маслом, солью, мукой и инструментами. Кларед поставил на жёсткие подпорки бричку с порванными подвесными ремнями, нашедшеюся в каретнике, и они использовали её как тележку. Накосили для лошадей сена и злаков в деревенских полях, собрали тамошний урожай. В Москил ездили кружным путём через деревенскую развилку, чтобы не наводить лишних людей на мысль о том, что в замке кто-то поселился. А в замену отошедшего всё-таки в мир иной духа, который раньше отпугивал людей, закрепили на верхней башне яратиковый рог Клареда, который издавал жутковатые звуки при подходящем ветре.

На разбойников напоролись лишь однажды, возвращаясь из Москила. Те повалили дерево поперёк дороги в небольшой рощице, и потребовали отдать добро, наставив на них заряженные луки. Переглянувшись с Алриной, Кларед спешился, якобы собираясь подчиниться. Она тоже. Из-за кустов вышли остальные сидевшие в засаде, и их оказалось всего четверо. Выглядели лиходеи довольно замучено — явно оголодавшие деревенские мужики, а не матёрые убийцы. Так что влюблённые их просто поколотили, одному разбив нос для острастки, другому располосовав ножом руку, а двоих, оставшихся целыми, заставили убрать с дороги дерево. В общем, обошлось.

Однако когда подступили холода и встал вопрос о зимовке, оказалось, что для утепления конюшни и хотя бы части замка нужно сделать слишком много работы. Учитывая, что убежище в любом случае было временным, решили всё-таки покинуть его и переехать в город. Хотя окончательно стронуться с места их сподвигло только посещение замка посланцем Морены. Они его не видели, но обнаружили следы на куче земли в тоннеле, которую проверяли время от времени. Неизвестно было, поднимался ли он в замок и видел ли, кто там живёт, но рисковать не стоило.

Кларед поначалу уговаривал Алрину перезимовать в своём замке, который, по идее, худо-бедно содержали в порядке люди, устроившие там сиротский приют. Но она резонно заметила, что куча детишек — не лучшая компания для влюблённых, да и полноправное воцарение там требовало от законного хозяина восстановить титул, чем он пока не собирался заниматься, опять-таки из-за Меча и планов, связанных с его возвращением, которые никак не желали оформляться.

Так что в итоге решили остановиться на зиму в Арбене. С одной стороны, не так далеко от Сагаты, с другой — в относительной безопасности. Деньги у обоих остались, поэтому сняли небольшой флигелёк на дворе у местного торговца. Лошадей продали, так как не было смысла, да и места, где их всех содержать.

В попытке понять, чем же может грозить миру владение Мечом злых сил, они купили дешёвую копию "Легенд Свободных Княжеств" и проштудировали её от корки до корки. По ним выходило, что Тёмные Боги постоянно стремились установить свою власть в мире, сотворённом Светлыми Богами. Однажды им это чуть не удалось, и тогда Светлые Боги, среди которых был и Кернун, выковали доспехи для предводителя армии своих последователей, которые сразились с последователями Тёмных Богов. Эта Последняя битва называлась Карандаром, и, хотя Светлые в ней победили, прежний мир сгорел в Пламени Творения, вырвавшемся из Огненной Бездны. Он не погиб, но распался на части. Доспехи разбросали по этим частям, и пророчилось, что если ими когда-либо завладеют Тёмные, Карандар случится снова. Получалось, что зло угрожало не только жителям Свободных Княжеств, но и всему миру или даже множеству миров, если верить "Легендам".

Конечно, поверить в подобное буквально было крайне сложно, но с другой стороны, Кларед побывал в одном из этих миров и собственными глазами видел гномов, которых многие считали лишь сказками. А если вспомнить других существ, с которыми им приходилось сражаться у Западной границы, то сомнений почти не оставалось. К тому же, оба воина держали в руках Меч Кернуна и понимали, что это необычная вещь, наделённая какой-то сверхъестественной мощью. И потом, когда они читали про Карандар, обоих это пробрало как-то по-особенному. Так что сбросить этот миф со счетов они не могли.

Кроме того, если провести несложные параллели, получалось, что Тёмная Мать — одна из противников богов по имени Мора, что было до ужаса созвучно Морене. Которая, очевидно, и должна была стать новым предводителем её армии. Хотя, казалось бы, костяк оной уже создан в виде Ордена Смерти, но тот действовал только в рамках охраны Свободных Княжеств, которые были вполне довольны сложившимся порядком в своих горных границах и не стремились к завоеваниям. А вот стань во главе государства Морена, дело могло обернуться совсем иначе. В общем, масштабы возможных бедствий пугали обоих.

Страсть их к тому времени немного поулеглась, и всё больше стали одолевать мысли о будущем. По мере приближения весны необходимость что-то решать и отсутствие удовлетворительных решений давили на них всё больше, и влюблённые начали ссориться. Хотя это не было серьёзными разногласиями, скорее досадой от того, что необходимость вырвать Меч из злых рук неизменно входила в противоречие с их личным счастьем.

Ни Кларед, ни Алрина всерьёз не рассматривали вариант бросить всё и наслаждаться жизнью. Он однажды завёл об этом разговор — как бы в шутку, хоть и стояло за этим подспудное желание испытать партнёршу. Но она в очередной раз показала себя человеком чести, вопреки преподаваемой в Ладонях науке, гласившей, что женщинам это понятие чуждо. Любимая ответила, что не смогла бы радоваться жизни, когда страна воюет и гибнут люди, особенно зная, что могла это предотвратить.

Только заставить себя попытаться уничтожить Морену она была не в состоянии. И зная, что ей пришлось пережить, Кларед не смел настаивать. Он не мог просить её пойти на подобный риск. И вообще не хотел рисковать любимой. А значит, оставался лишь один вариант.

Наречённый практически решил, что вернётся в Орден, но так как Алрину эта идея сильно расстраивала, он её замалчивал, из-за чего влюблённые неизбежно начали отдаляться друг от друга, как оказавшиеся на разных льдинах при ледоходе, и ничего не могли с этим поделать. По ночам он любил её всё отчаяннее, словно стараясь надышаться перед смертью, девушка это чувствовала, но не могла предложить никакого варианта спасения. И от осознания этого тоже потихоньку замыкалась.

В конце зимы между ними состоялся ещё один, последний разговор на эту тему, который так же безнадёжно разбился обо все предыдущие соображения. И когда Кларед на следующий день привёл нового коня, Алрина поняла, что теряет его. Метнулась, вцепилась руками в локти, а глазами в лицо, мучительно понимая, что не может сказать ничего, способного предотвратить расставание.

Он тоже смотрел на неё — обречённо, не в силах оправдываться. Любимая и так всё знает. И так всё поняла, будь проклято это невероятное счастье, которому наступает конец! И не просит его, не уговаривает, только в глазах бьётся вдребезги хрупкое сердечко. Как же это больно! Уничтожать свою величайшую драгоценность собственными руками ради блага целого мира. Это рвало и его собственное сердце на части, не давало вдохнуть. Но в конце концов он сдавленным голосом сказал:

— Мой год истекает через три недели. Мне пора выдвигаться в Новин. Я Обручусь со Смертью ради жизни — твоей и всех остальных. А Обручённый всегда играет Свадьбу.

Это значило, что они прощаются навеки. Из груди Алрины вырвался то ли всхлип, то ли вскрик. Она не знала. Может быть, она просто тоже пыталась вдохнуть. Но не могла.

Кларед изо всех сил сжал любимую за плечи, стараясь в этом жесте передать, насколько не хочет с ней расставаться. В глазах его бушевало Последнее Пламя Богов, сметающих этот проклятый мир, словно мусор, в хаос. Он больше ничего не говорил, ведь всё было уже сказано и перемолото сотни раз. Алрина знала, что это необходимо ради всех жителей Княжеств, а может, и дальше... Но почему же сейчас так хочется затолкать все их распроклятые души в самую глубину Огненной Бездны, лишь бы пламя Карандара вновь сменилось светом Творения в его глазах?..

Кажется, из глаза скатилась слеза. Она сердито кивнула, чтобы смахнуть её, и это движение помогло ей сбросить оцепенение. Воительница отвернулась и пошла собирать вещи любимого, ища смысл в простых скупых движениях, лишь бы чем-то заполнить свой разум.

Алрина помогла ему собраться в дорогу, ничего не говоря. Весь день оба молчали с каменными лицами, обмениваясь только фразами по делу. А потом в последний раз любили друг друга, не гася свечей, чтобы насмотреться. Сжимали друг друга до боли, даже не замечая этого и мечтая срастись, так чтобы уже ничему в мире не под силу было их разнять. Но мир не поменялся от их желания.

Девушка не смела ничего сказать, чтобы попытаться остановить любимого. Она понимала, что могла бы избавить его от этой необходимости, только отправившись служить Морене. Но страх перед ахсарой был даже сильнее желания его удержать. Погибнуть же напрасно означало обречь его ещё и на такие муки вдобавок к тому, что в итоге всё равно придётся сделать то же самое.

Утром они поднялись затемно и почти не разговаривали. Алрина сготовила завтрак, пока Кларед складывал сумки и седлал коня. Вскоре подошло время прощаться. С минуту они стояли и смотрели друг на друга. Молча. Но глаза их вопили о боли, о какой и не выкрикнешь вслух. Если вовремя её не унять, то такая боль скоро сводит с ума и убивает.

Два шага навстречу друг другу. Воинское рукопожатие братьев по оружию, такое крепкое, что чуть не хрустнули кости. И через три шага Кларед уже у двери. Вид его ровной спины чуть не убил Аину. Не отдавая себе отчёта, она взвыла:

— Айланн!

Кларед вздрогнул всем телом, будто вынули душу — удар сердца — обернулся, а в глазах осколки разлетевшегося вдребезги мира — удар сердца — и оказался рядом с ней. Он так прижал её к себе обеими руками в перехлест, что Алрина не то, что дохнуть не могла, даже если бы помнила, что это такое и зачем нужно, но чувствовала, что кости вот-вот треснут. О, если бы он убил её сейчас, каким неземным блаженством было бы принять смерть от этих рук!

— Я ухожу, но моё сердце остаётся в твоей груди, — прохрипел Кларед, обжигая её лицо своим дыханьем. — Смерть не может получить то, чего у меня нет, — на его лице полыхнула солнцем безумная усмешка.

— А моё, хоть и в твоей груди, ей не принадлежит! — выпалила Алрина, прежде чем Кларед впился в её губы помрачающим разум поцелуем.

В последний раз окунулись они в ураган пламени, ревущего с такой силой, что если вовремя её не унять, то она сводит с ума и убивает. Минуту спустя Кларед скрылся за дверью так стремительно, будто спасался от самого себя.

Наречённый вскочил на коня и пустился прочь из города, толком не видя перед собою дороги. Хорошо, что прохожих в этот ранний час ещё почти не было, а колокол пробил к открытию ворот как раз, когда он подъехал — сил останавливаться и ждать у воина не было. Жгучая боль в груди гнала его вперёд и он пустил коня быстрой рысью по Княжескому Тракту.

Перед его глазами стояло изломанное мукой лицо любимой. И это после такого безумного счастья: быть с ней, доставлять ей наслаждение, говорить, как с самым лучшим другом за всю жизнь, и видеть ответную любовь в этих синих глазах... Как же верно, что Воину Смерти нельзя связывать себя ни с одной женщиной! Такое трудно пережить втройне — не из-за той боли, что испытываешь сам, а из-за той, что причиняешь бесконечно дорогому человеку. Вся жизнь Клареда — потери и смерть. Эта любовь — как насмешка, жестокая издёвка. Почему так болит сердце?.. Оно не может болеть, у него больше нет сердца. Только долг. Долг, который он должен выполнить, и другой, который никогда не сможет оплатить — перед Нею.

Кларед обнаружил, что началась метель и злые крохотные льдинки впиваются в лицо. Он пришпорил коня, чтоб тот мчал его ещё быстрее. Пусть хлещут сильнее, он заслужил и во сто крат худшее. А конь... перетерпит! Вон, впереди в тучах просвет, который принесёт ему облегчение. Самому же Наречённому отныне облегчения не видать, и поделом.

Какое бесчестье хуже? То, что, он едва нашёл в себе силы уйти или то, что он всадил нож в сердце любимой? А какая разница? Бесчестье есть бесчестье. "Самая большая честь не покрывает и малейшего бесчестья", — так гласил один из канонов Кодекса, и гласил он непреложную Истину. Но предыдущий канон также гласил: "Честь добавляется к чести, бесчестье умножает бесчестье". И свой самый главный долг — перед предками и перед миром — он выполнит!

Нещадно погоняя коня, Кларед летел от большего бесчестья к меньшему. Удирая от себя, он спешил к своему долгу. Хотя бы его он обязан оплатить, а потом... Смерть! Смерть станет его женой и отрадой, и избавлением. И прощением, и платой.

Ах, если бы он знал, что всё не так просто!

Глава 29.

Клед: Обручение со Смертью

Кларед приказал себе снова забыть своё настоящее имя. Теперь оно осталось в прошлом и было связано только с его любовью. Ему же предстояло снова стать безродным приёмышем Ордена по прозванию Клед Корсун.

После первоначальной ярости на него навалилась апатия. Он едва не загнал коня по пути в Астен и там дал ему отдохнуть, а сам напился до беспамятства. Судьба снова свела его с рыжим недоумком, о котором он и думать забыл. А тот, польстившись на его невменяемое состояние, провернул прежний номер с дружками, подкараулив Наречённого, когда тот вышел отлить. На этот раз не ушёл никто. Хотя Клед даже не помнил, как их убивал. Какая теперь разница, если больше не для кого себя хранить? Но городовой, призванный хозяином гостиницы, на дворе которой и произошла бойня, видя вновь заплетённую по-воински косу, без лишних придирок принял объяснение заплетающимся языком: "Они на меня напали. Второй раз".

Дальнейший путь Клед помнил плохо. Отметил только, что где-то в Нивзене у него кончились деньги, которые он взял на дорогу — остальное оставил Алрине. Учитывая, что он однозначно не рассчитывал так набираться, этого следовало ожидать.

Пришлось на денёк задержаться, благо судьба к нему благоволила и свела в той же таверне, где обнаружилась нехватка наличности, с сухоньким мужичком, который подсел к нему и попросил за вознаграждение проучить надругавшегося над его дочерью местного начальника стражи. Мелкий торговец, не вышедший статью, специально поджидал там приезжих, потому что местные Воины Смерти не хотели ссориться с городскими блюстителями порядка.

Кледу же в данный момент было всё равно, и он с наслаждением расквасил бугаю лицо, сломал пару рёбер и руку. Если честно, чуть не порешил подлеца повторными ударами в голову, но в какой-то момент словно услышал крик Алрины, как тогда, в деревне... Надо же, раньше он и не помнил, что это она его остановила.

Данное происшествие немного отрезвило парня. Он решил, что не стоит вести себя так, что пришлось бы стыдиться перед любимой, если бы она об этом узнала. И остаток пути проделал тихо, ночуя в общей зале и не злоупотребляя крепкими напитками. Тем более, что они всё равно лишь чуток притупляли сердечную боль.

А вот убийства в Астене, между прочим, подействовали сильнее, заставив душу слегка занеметь. И это пугало. Впрочем другого пути перед ним всё равно не было. Так что оставалось идти по нему до конца, только не уподобляясь одичавшему хищнику.

Чтобы взять себя в руки и утихомирить вновь разбушевавшуюся ярость, Клед всю дорогу от Нивзена до Новина истово читал про себя причащение и не особо разглядывал окрестности. Утешение от него было, конечно, сродни упокоению в могиле, но какая теперь разница? Всё равно он теперь, можно сказать, не живой. Так что в Обитель Новина Наречённый прибыл в весьма подобающем настроении: "Всё живое прахом станет".

Главный центр Ордена Смерти поражал своими размерами. Он представлял из себя целый пригород Новина — разумеется, обнесённый стенами. Но внутри находилось множество построек, сгруппированных в отдельные дворы, соединённые где-то настоящими мощёными улицами, а где-то обсаженными тессой аллеями. Здесь был даже собственный порт, пахло морем и вместо вездесущих ворон кричали шаквы — серые водоплавающие птицы покрупнее.

Наречённые Смерти, стекавшиеся на Посвящение, жили в отдельном трехэтажном доме. Перед ним была площадка для тренировок, а на другой её стороне, в окружении деревьев располагался двухэтажный флигель для старших чинов, регулярно проходивших Арку, каждый — со своей периодичностью.

Кледа поселили четвёртым в комнату с уже прибывшими ребятами из Мохавена, а из старших в этом году за испытаниями надзирал Ларис. Парень обрадовался относительно дружественному лицу, но ответной теплоты не встретил: судя по пустым глазам, Кинжал как раз недавно прошёл очередное приобщение. В первый миг после подобной встречи захотелось бежать от Посвящения, но отступать было поздно, да и некуда. Зато после ему станет на всё наплевать и, может быть, наконец утихнет это мучительное жжение в груди...

Кинжал отвёл Кледа в огромный молельный двор, заодно показав его расположение, и вписал воспитанника в таблицу прохождения посвящений, которая велась мелом на большой доске, стоявшей на собственных опорах и снабжённой навесом от дождя. По ней выходило, что парню придётся ждать своей очереди ещё три дня.

Двор представлял собой ступенчатый амфитеатр наподобие опрокинутой пирамиды. Он окружал не башню, как в Мохавене, а огромную арку из блестящего тёмного камня, тоже как будто складывавшуюся ступенями внутрь, так что потолки наружных слоёв нависали козырьком над внутренними, а стены образовывали сужающийся коридор. Вблизи оказалось, что слои через один то совсем чёрные, то более прозрачные, как купол Башни в родной Обители.

Арка Смерти производила подавляющее впечатление, и не только визуально. Она словно выпивала из пространства все цвета, запахи и звуки. Рядом даже уши заложило, словно тишина вокруг имела осязаемую плотность. Из прохода, в который даже смотреть не хотелось, веяло замогильным холодом.

На одной из "ступеней" двора расположилась группа Наречённых из другой Обители во главе с Кинжалом. Они напряжённо смотрели на Арку — видимо, там сейчас был их товарищ. У Кледа любопытство смешивалось с желанием убраться подальше. Ларис, словно прочёвший его мысли, безжизненным голосом сообщил, что завтра утром посвящение проходит Лест. Мол, неплохо бы прийти поддержать его, но необязательно. Клед подумал, что не отказался бы от присутствия кого-то из знакомых перед входом в сооружение, из которого можно и не выйти, и решил, что придёт.

Потом Ларис отвёл его в столовую и наказал вечером быть на молельном дворе, а остальным временем можно было располагать по собственному усмотрению. После обеда Лест — тот самый паренёк, что когда-то просил обучить его премудростям обращения с женщинами — позвал ребят на берег. Другие двое отказались, заявив, что там скучно, и они лучше потренируются, а Клед с радостью согласился — он ещё никогда не видел моря.

Уходящая вдаль до горизонта стихия поразила его воображение. Море было похоже на огромного зверя со множеством лап, который беспокойно ворочался среди скалистых берегов. Лест отвёл его не в порт, а на скалы повыше, откуда можно было насладиться видом. Солёный воздух с какой-то непонятной примесью и вид кораблей в городской гавани на другой стороне залива возбуждали любопытство: интересно, каково это — плыть по пенящимся волнам в небольшой скорлупке куда-то так далеко, что и берегов не видно...

Здесь, на юге, было значительно теплее и весна уже вступала в свои права: на скалах зацвели какие-то мелкие цветочки, зеленела трава, и это только добавляло смятения в чувства. Хотя после убийств в Астене они и покрылись туманным налётом, словно окна в горнице души закоптило гарью, но сейчас хотелось их испытывать, любые — даже сидевшую занозой в сердце боль по Алрине. Возможно потому что где-то на задворках сознания сидела убеждённость, что это в последний раз...

Клед заинтересовался монастырским причалом, и Лест провёл его туда. У пристани стояла пара баркасов, пахнущих рыбой. Наречённые подошли к самому краю — новоприбывшему было интересно потрогать воду. Он лёг на доски и тянулся рукой вниз, но никак не мог достать, а потом вдруг набежала крупная волна и окатила обоих брызгами, разбившись о подпорки. Клед несколько раз лизнул мокрые пальцы, но так и не понял, что за привкус, кроме соли, ощущает. Лест сказал, что это водоросли выделяют какое-то полезное вещество. Вроде бы от него быстрее заживают раны.

Вода была холодной, брызги освежали, а сам всплеск как-то радостно будоражил. Кледу хотелось ещё, но пристань стояла под защитой мола, насыпанного чуть южнее из огромных валунов. Лест сказал, что по-настоящему большие волны только за ним. Парни сходили на мол и вдоволь нарезвились, уворачиваясь от самых массивных накатов стихии, которые, разбиваясь о камни, стремились окатить их солёной водой.

Нагулялись вдоволь, так что после по-монастырски сытного ужина стало неумолимо клонить в сон. Однако вечернее причащение пропускать было нельзя.

Клед поразился тому, сколько людей оказалось в Обители, когда все они собрались на огромном дворе, заполнив его почти доверху. Зато при таком количестве народа Арка Смерти уже не так сильно давила на ощущения. Правда, и вся радость, полученная возле моря ушла, словно впиталась в чёрный камень. А может, это текст причащения, читаемый такой огромной толпой, заставил особенно остро вспомнить о смерти и о том, что всякая радость конечна.

Так что, когда голова наконец добралась до подушки, обо сне уже не думалось, как о желанном удовольствии, а скорее, как о временном забытьи, которое позволит какое-то время не думать о смерти настоящей, ждущей прямо там, в центре молельного двора...

* * *

На другой день после утреннего причащения Клед увидел Меча Смерти. Тот вышел на площадку внизу и спросил, бросит ли ему кто-то вызов сегодня. Такова была традиция — после прохождения Арки любой мог вызвать главу Ордена на поединок, и в случае победы занял бы его место.

Мужчина был в возрасте, но очень подтянут и двигался, словно хищный зверь. Хлыст Смерти — тонкая косичка, торчащая из наползающей со спины через голову на лицо жуткой татуировки аспида, выплясывала интересные пируэты при разворотах. Наверняка, в неё было вплетено грузило, которым Меч виртуозно владел. Разглядеть его подробней издалека, с тех мест, где сидели ребята из Мохавена, не представлялось возможным, но ощущение смертельной опасности считывалось совершенно отчётливо.

Вызова не последовало, и все разошлись на завтрак. По окончании Мохавенские ребята, которых вчера вечером стало на одного больше, вернулись в молельный двор, чтобы поддержать Леста. Они пожелали ему успеха и остались сидеть на ступенях, к Арке испытуемого подвёл один Ларис. Он сказал какие-то напутственные слова, и Наречённый, не отличавшийся ни богатырским сложением, ни особо агрессивным нравом, медленно, словно преодолевая сопротивление, зашёл под огромный свод. Как только он скрылся в проёме, Ларис отошёл и жестом позвал ребят пересесть на другую сторону, откуда Лест должен был появиться.

Непонятно было, куда девался испытуемый, потому что казалось, внутренняя арка не длиннее двух шагов. И всё же им пришлось ждать почти час, пока он появился. Точнее выпал из проёма ничком. Ларис поспешил к воспитаннику, пощупал пульс и покачал головой. Потом подозвал ребят, чтобы унести тело Леста.

Кледа шокировал такой исход. Только вчера они с этим парнем смеялись, убегая от брызг, а теперь он несёт его бездыханное тело... Куда? Он даже не обратил внимания на дорогу, пока не пришлось подниматься вверх по каменистой тропе. Та привела их на скальный уступ где-то на дальнем краю монастыря — с этой стороны даже стены не было, так как территория упиралась в горные отроги.

Там стояло небольшое каменное строение с высокой трубой и смутно пахло чем-то горелым, хотя и чувствовалось, что это лишь остатки вони, развеянной ветром. Внутри запах усилился, став тошнотворным, и Клед узнал его, с содроганием вспомнив падение Кастердома. Да и трупы странных существ у границы, передаваемые огню, мало чем отличались. Это был крематорий.

В центре квадратного зала находился небольшой помост перед зевом печи, сейчас закрытой и, кажется, даже ещё нетопленой. Солдат, нёсший службу в этом мрачном месте, указал на широкие каменные уступы, опоясывающие зал, и ребята уложили туда павшего товарища. Вопросительно взглянули на Кинжала, тот кивнул и первым отдал Последний Салют Смерти.

На обратном пути Клед не утерпел и спросил:

— Часто такое вообще случается?

— Не часто, — ответил Ларис. — Но и не редко. Примерно один из десяти вызвавшихся не может пройти испытание.

— Как же так? — не унимался Наречённый. — Он ведь был далеко не последним среди воспитанников.

Ларис равнодушно пожал плечами:

— У него был выбор. Он мог вообще не вернуться. А мог отправиться в Мохавен и остаться Солдатом. Успехи в воинском деле тут почти совсем ни при чём. Арка испытывает силу духа.

— А кто-то из наших уже... — Клед не закончил вопрос под тяжёлым укоризненным взглядом.

— Нет. Не накручивай себя. У каждого там происходит что-то своё. И вообще, считается, что если Смерть забирает душу в Арке, она просто сразу играет свадьбу, поэтому мы и отдаём им Салют. В провале при испытании нет бесчестья. Просто человек не годится, чтобы нести её другим.

С этими словами Кинжал ускорил шаг, давая понять, что разговор окончен. А Клед свернул на уступы, с которых Лест показывал ему море вчера и просидел там до обеда, пытаясь осознать происшедшее и примириться с тем, что такая судьба может поджидать любого. Впрочем, в итоге он решил, что просто обязан пройти испытание, ведь иначе некому будет вызволять Меч из злых рук. Он внутренне взмолился Кернуну, чтобы тот дал ему сил преодолеть Арку живым, хоть это и было ересью по меркам Ордена. И даже почувствовал... нет, не отклик, конечно, но ту самую лёгкую твёрдость, которую впервые ощутил, когда дядя Белтар заставил его поклясться беречь реликвию рода любой ценой.

Едва поспел на обед. Хорошо, что его подавали в несколько смен. А через пару часов пришлось идти провожать в Арку Дакта. После инцидента с переломом руки они больше не враждовали, по крайней мере открыто. Но и особой любви друг к другу, ясное дело, не испытывали. И всё же Клед решил, что не стоит демонстрировать своё презрение в момент, который может оказаться для задиры последним.

Они все явились на молельный двор чуть заранее и устроились на верхних ступеньках, чтобы не мешать группе, ждавшей товарища внизу, возле Арки. Похоже, испытание занимало у всех примерно одинаковое количество времени, но кто-то выходил чуть раньше, а кто-то чуть позже, чем через час.

Клед немного переживал, что они могут стать свидетелем очередного провала — не хотелось ему снова испытывать свою решимость, но этого не произошло. Неизвестный Наречённый, точнее, теперь уже полноценный Воин Смерти, вышел из арки пошатываясь, но вполне живой. А Дакт управился и вовсе быстро — следующая группа только вступала на двор, когда они уходили.

Дакт сначала шагал довольно бодро, потом внезапно ослаб и чуть не упал. Ларис жестом велел другим ребятам подставить ему плечи, но тот вскоре оправился и к дому, где они жили, подходил уже сам. Тем не менее, Кинжал в приказном тоне посоветовал ему отлежаться до ужина.

По дороге Клед украдкой вглядывался в Дакта, пытаясь оценить перемену. Выглядел тот измождённым, но в то же время глаза его словно горели неким тёмным огнём. И он казался как-то резко повзрослевшим. Беспрекословно послушался Лариса, даже не скривившись, чего непременно стоило бы ждать раньше. Казалось, искра забияки в нём угасла, но в данном случае это было скорее к лучшему.

К тому же, Дакт явно заметил внимание Кледа и бросил на него взгляд исподлобья, в котором не чувствовалось и следа былой враждебности. Наоборот, он казался внезапно умудрённым каким-то пока недоступным сопернику опытом. И вообще перестал смотреть на него, как на врага, что раньше всегда исподволь ощущалось. Это интриговало. Наверное, всё же не только плохого можно ждать от Обручения. Хотя Лориндену были нужны, в первую очередь, способности, чтобы отвоевать Меч Кернуна.

В любом случае, успешное прохождение Арки Дактом добавило Кледу уверенности: уж если этот смог, то и он ничем не хуже. И вместе с тем возникли вопросы: а что потом? Хватит ли ускорения реакций, которое приобретали почти все Воины, на то, чтобы обыграть Морену? И вообще, как ему, безымянному бойцу, сразиться именно с ней, даже если он окажется на поле боя? Допустим, ему это удастся, но как после этого оставить себе чудесный клинок? Наверняка, многие заметят его свойства...

Можно, конечно, заявить на него права, как на родовую реликвию — всё-таки у Кледа была книжица с родословной, и Скимитар Мохавенской Обители знал его настоящее имя. Однако фамилия ничего не говорила о подобном наследстве. Дядя же строго настрого запретил кому-либо сообщать о Мече, и с тех пор последний Лоринден говорил о нём только с Алриной, но та ведь держала клинок в руках, значит для неё он тайны не представлял.

С другой стороны, для того, чтобы у него был шанс победить ахсару нартов, требовалось оружие, способное противостоять Мечу. Судя по словам Алрины, чёрный скимитар подошёл бы. Но их в Ордене кому попало не давали. Отличиться до большой войны он уже вряд ли успеет — просто негде. Так что самым простым способом получить заколдованное оружие снова виделось посвящение кого-либо в тайну — желательно, только одного человека, наделённого высшей властью, то есть Меча Смерти. Но из-за клятвы было нельзя.

С третьей стороны, если они всё равно столкнутся с Мечом Кернуна на поле боя, секретность теряла смысл. Хотя уверенности не было, поэтому однозначно отметать её тоже нельзя. Но если правда выплывет на всеобщее обозрение, то не следует ли заранее предупредить хотя бы того же Меча Смерти, с чем им придётся сражаться? Если способности Морены и вправду так велики, как говорила Алрина, она одна в состоянии покрошить немало Воинов Смерти.

А с четвёртой стороны, если Меч Смерти узнает о божественном оружии, что помешает ему оставить клинок себе, для большей сохранности? В этом даже имелся бы определённый смысл, если тайное станет явным. Но если Орденом в самом деле заправляет та же высшая сила, что нартами, то получится, что руки, владеющие Мечом Кернуна, вовсе не поменяются!

Клед долго ворочался, не в силах найти правильное решение. А утром проснулся с безумной идеей: вот если бы он сам стал Мечом Смерти, это решило бы все вопросы с волшебным клинком. И даже более того, возможно, ему удалось бы избежать той бойни, что готовила Тёмная Мать. Как — пока непонятно. Но если, допустим, поручить всем Воинам всех Обителей задание найти Саната, тот наверняка что-нибудь присоветовал бы. В конце концов, в Ордене были Стилеты, которых тренировали как раз на подобные задания. Если наслать их на Морену всех вместе, да ещё и раздать им чёрные скимитары, шансы на успех возрастали. Насколько Клед понял, без её руководства нарты и не замахнулись бы на такую цель, как захват части Свободных Княжеств.

На утреннем причащении снова появлялся Меч Смерти, задав тот же вопрос, что и вчера, и точно так же не получив ни одного вызова. Клед попытался получше к нему присмотреться, но не преуспел — несмотря на то, что он нарочно слегка опоздал, дабы отделиться от своей группы, ему не удалось найти свободное место намного ближе к центру двора. Он разглядел лишь то, что глаза главы Ордена словно окружены некой чернотой, но горят таким же тёмным огнём, что он видел вчера у Дакта, только в тысячу раз сильнее. От этого взгляда становилось не по себе. И всё же...

После завтрака Клед нашёл Лариса и начал расспрашивать его об интересующей теме:

— А как часто Меча вообще вызывают на поединок?

— На моей памяти такое было лишь трижды. Все попытки окончились неудачей. То есть смертью претендентов, — наставник выразительно посмотрел на Кледа, явно догадавшись, к чему тот клонит.

Однако Наречённого было не так просто отвратить от идеи, которая показалась внезапным решением всех проблем:

— Но этот Меч Смерти ведь сам когда-то победил предыдущего? Или он тогда уже был в высоком чине, может быть, Скимитаром?

— Нет, он был всего лишь Кинжалом.

— Как же ему тогда доверили управление всем Орденом? Ведь у него было недостаточно опыта?

— Говорят, что Меч Смерти получает опыт всех своих предшественников, пройдя после победы Арку Смерти, — ответил Ларис. — Я, конечно, не знаю, не байки ли это. Но каких-либо серьёзных недостатков в управлении Орденом он так и не проявил.

Клед мысленно поставил галочку напротив одной из самых больших сложностей, которые ему предвиделись в случае перехвата высокой должности. Наставник же тем временем внимательно оглядел его, словно оценивая душевное здоровье, и спросил:

— Тебе что, жить надоело?

— Ну почему-то же существует такая традиция? — упрямо ответил Клед вопросом на вопрос. — Или это выходит, только когда прежний Меч становится слишком старым?

— Да нет, предыдущий был примерно в том же возрасте, что нынешний сейчас. Смысл данной традиции в том, чтобы Глава Ордена не размяк, а держал себя в форме. Но учитывая то, что он не реже раза в месяц посещает Арку Смерти... Вдумайся, в месяц! Тогда как даже Скимитары повторяют приобщение лишь раз в сезон, Ятаганы дважды в год, а Кинжалы ежегодно. В общем, тягаться с ним — затея безумная сама по себе. Поэтому такая возможность предоставляется только тем, кто сам недавно прошёл испытание. В этот момент способности наиболее обострены и там получаешь некий заряд... Я не знаю, возможно, что-то в самой Арке сподвигает людей бросить вызов. Быть может, Тёмная Мать сама решает, когда ей сменить Меча. Но ты-то в Арке ещё не был, а значит, у тебя точно идея дурная, и ни к чему кроме гибели не приведёт.

Клед молчал, набычившись. Что ж, если надо пройти для этого Арку, он пройдёт. Наверняка и этому Мечу когда-то точно так же говорили, что он безумец, если замыслил подобное...

— Идём я тебе кое-что покажу, — внезапно сказал Ларис. Спохватился, взглянул на солнце, тускло пробивающееся сквозь неплотные тучи и кивнул сам себе: — Кажется, ещё успеваем.

Он повёл ученика замысловатым маршрутом в южную часть монастыря, к глухому деревянному забору, окружённому небольшим парком. Пройдя дополнительный кордон из пары Воинов Смерти, записавших их имена, мохавенцы вступили на тренировочный двор, усеянный песком. Там творилось странное действо.

В центре площадки танцевал — иначе не скажешь — Меч Смерти, на которого поочерёдно нападали, судя по причёскам, сплошь Кинжалы да Ятаганы, даже один Скимитар затесался. У некоторых было тренировочное оружие, тогда как Меч лишь отбирал его у других время от времени, а потом выбрасывал. Он бил руками, ногами, косой, ронял соперников, молниеносно контратакуя, порой одновременно в противоположные стороны. Казалось, аспид на его голове тоже делает выпады, словно Хлыст Смерти — его хвост, но и раскрытая пасть на лбу устрашала, словно сражаешься не с человеком, а с самой страшной змеёй из известных.

— Это Танец Смерти? — шёпотом спросил наставника Клед.

Им рассказывали на занятиях, что высшей степенью мастерства являлось особое состояние, которое богиня Смерти может ниспослать на своих лучших бойцов — некий священный экстаз, в котором Воин видел всё, мог всё, и двигался сквозь толпы врагов, как нож сквозь масло.

— Нет, — усмехнулся Ларис. — Настоящий Танец Смерти бывает только в настоящем бою, когда кругом одни враги.

Периодически нападающие выбывали по каким-то пока неясным правилам. Некоторых хватало лишь на один заход, других на несколько, дольше всех держался Скимитар, как и следовало ожидать. Когда в круге возникала прореха, Меч показывал пальцем на очередного соперника из дожидавшихся своей возможности у наружного края площадки, и тот занимал место выбывшего.

Ларис велел Кледу пристроиться у одной из боковых стен, где наблюдали за тренировкой "зеваки", а сам встал в ряд претендентов. Минут через десять очередь дошла до него.

Воспитанник даже не знал, насколько стремительным и ловким может быть их Кинжал, ведь проявиться среди Когтей у того возможности не было. Ларис молниеносно атаковал Меча каждый раз, как представлялась такая возможность, неплохо уворачивался от контратак и продержался минут пять, что было значительно дольше среднего.

Однако глава Ордена бился совсем уж фантастически быстро и точно. Между делом, похоже, не упуская из внимания и прочее окружение, ибо один раз он бросил острый взгляд на Кледа, поедавшего глазами его движения. Скимитар, продолжающий ненавязчиво атаковать, тоже почему-то покосился на него пару раз.

Тренировочный нож в руке Лариса несколько раз проходил на волосок от кожи противника, но всё же не задевал, и в конце концов перекочевал в руки Меча в результате какой-то слишком стремительной комбинации, чтобы её разобрать. После чего Мохавенский Кинжал дважды дёрнулся и выбыл из круга.

Он подошёл к воспитаннику, потирая левое подреберье:

— Ну как, насмотрелся?

Клед снова ответил вопросом на вопрос:

— Он вас достал? Когда? Я не углядел.

— Вот прям сразу за тем, как отобрал нож. Солнечное сплетение и печень. Как же ты собрался с ним тягаться, если не можешь даже уследить за ударами, которые в настоящем поединке точно станут смертельными?

Ученик ничего не ответил. Зрелище произвело на него впечатление, отчасти обратное тому, которого добивался Ларис: Клед тоже так хотел. Если для этого достаточно часто проходить Арку Смерти и тренироваться с таким количеством желающих, игра стоила свеч. Оставалась одна загвоздка: как победить?

В тот день ближе к обеду испытание проходил последний из прибывших до Кледа Наречённых из Мохавена. Успешно. Тем временем приехали ещё двое. Дакт пока оставался — свежеиспечённым Воинам Смерти давали до трёх дней, чтобы они могли вызвать Меча на поединок при желании. Разумеется, бывший задира не собирался этого делать, просто не часто удаётся побывать в главной Обители Ордена, где столько всего интересного, поэтому он не торопился "домой", или куда там его Ларис определит.

Говорили, Кинжалам, надзирающим за испытаниями, нередко случалось обмениваться подопечными — по каким соображениям, оставалось только гадать. Они проводили тренировочные бои на площадке между домами для гостей. Но Клед пока пренебрегал этим небольшим развлечением для ожидающих своей очереди, стремясь насмотреться на море, пока оно ещё способно его волновать. И заодно предаться обдумыванию своих тайных планов там, где точно некому будет прочесть его мысли. Он всё больше склонен был верить, что высшие чины, которыми кишела Обитель Новина, на это способны.

* * *

На следующий день никто из Мохавенских не проходил испытаний, и Ларис устроил тренировочные бои между своими подопечными. Для начала сам коротко "оценил" свежеиспечённых Воинов Смерти, потом поставил против них по очереди Наречённых и под конец свёл двоих уже прошедших Арку между собой.

Это занятие было довольно познавательным. И не только в том смысле, чтобы оценить преимущество Обручения. Так, Клед с удивлением отметил про себя, что хотя справиться с Дактом стало сложнее — удар зачастую просто не успевал попасть в нужное место, — у того всё равно остались слепые зоны, на атаки в которые он реагировал с запозданием. Значит, степень посвящения решает не всё, важны и личные наработки. Воодушевившись этим пониманием, Наречённый отбросил излишнюю осторожность, отпустил себя разогнаться, как бывало за последний год при реальной опасности, и в результате даже вышел в ничью по очкам.

Однако, после боя Ларис подозвал его к себе и хмуро спросил, чем тот занимался на Вольнице. Клед смутился и сказал лишь то, что служил охранником знатной особы, а потом отдыхал на заработанные средства. Кинжалу пришлось уточнять:

— У тебя восприятие стало более объёмным и чутким, да и скорость для Наречённого небывалая. Конечно, не настолько, чтобы предположить Обручение, будь это возможно без моего ведома, но и обычной подработкой подобный скачок способностей не объяснить. Ты чувствуешь намерения человека?

Клед неуверенно кивнул, но тут же уточнил:

— Вообще-то я и сразу после Наречения их ощущал. Ну там, интерес, желание что-то спросить, верит мне человек или нет. Правда, потом это как-то ослабло. А вы разве так не умеете?

— Умею, — ответил Ларис, прищурившись. — Но у меня эта способность открылась только после посвящения в Кинжалы. А у тебя, стало быть, сразу?

Клед кивнул и, в надежде уйти от ответа на первоначальный вопрос, задал другой, занимавший его самого:

— А чины постарше могут даже мысли читать?

— Меч — скорее всего, да. Скимитар — полагаю, только в общих чертах. Но у тебя кроме этого в бою включается какое-то особое состояние, которого раньше не было...

— Так ведь я и не сражался в Ладонях после посвящения...

Клед пытался сыграть в простодушие, не представляя, как рассказать о том, что трахал бывшую подружку нынешнего главы Ордена, но Ларис, конечно же, ощущал, что ученик увиливает, и не собирался отступать:

— Ты мне зубы не заговаривай. Я сразу почуял, что с тобой что-то не так, но сначала списал на впечатления Вольницы. А теперь стало ясно, что это как-то относится к Дарам Смерти. Где же ты этого набрался? Колись!

Ларис пытался продавить его не столько словами, сколько волей. Наречённый и думать забыл о таком методе воздействия, который лишь однажды применил к Басту в Кастердоме. А теперь, внезапно поняв, что может потягаться с Кинжалом, прекратил прикидываться "малышом". Внутренне распрямился, твёрдо встретил взгляд оппонента, без особого труда удержал давление и легонько, чтобы не показалось вызовом, отбросил его назад, раздельно сказав:

— Я не имею права это обсуждать. Тайна нанимателя.

И Ларис отступил! По крайней мере, волей. Немного побуравил ученика взглядом, конечно, для порядка, а напоследок сделал последнюю попытку, уже сугубо словесную:

— Просто если ты проходил какие-то ещё ритуалы, неизвестно, как они отзовутся в Арке Смерти.

— Нет, я не проходил никаких ритуалов, — твёрдо ответил Клед, зная, что наставник чувствует, по крайней мере, искренность его ответа.

— Ну смотри... — протянул тот, отступаясь уже окончательно.

После обеда Наречённых отпустили, а Воинам предстояло продолжить тренировочные бои с такими же свежеиспечёнными товарищами из других Обителей, чтобы освоиться со своими новыми возможностями.

Клед воспользовался последней свободой и снова отправился к морю, обдумывая сделанные в первой половине дня открытия. Получалось, что опыт решает больше, чем способности, а личные качества — больше, чем опыт. Он просто в какой-то миг почувствовал, что сильнее Лариса в каком-то смысле. То есть, если оба напрягутся до предела в прямом поединке воль, то ученик победит. Эта сила была неосязаема, и не вполне зависела от него, просто была дана от природы, как рост или цвет волос.

Из всего этого следовали интересные выводы, касающиеся задуманного вызова Мечу. Конечно, в опыте с ним потягаться Клед не мог. И слабых мест на той тренировке не заметил. Хотя, между прочим, никто не пытался атаковать сверху. А значит, это место у Армата вряд ли проработано так же хорошо, как остальные. Ведь в поединке на смерть достаточно попасть в одну-единственную "слепую зону"...

И если внутренняя сила Кледа вдруг окажется больше, он не стушуется, не испугается, а поверит в себя, то сможет победить. Особенно после Обручения. Ведь если даже после Помолвки его способности были сравнимы с Кинжалом, то есть на две ступени выше, потом история с Петрой их как-то расширила, что ощутил даже Ларис, а после прохождения Арки он получит новые, и они будут на пике... Да, шансы были!

Вот только пока не схлестнёшься, не поймёшь, кто сильнее от природы. А если Армат? И этот вопрос убивал затею на корню. "Сомнения — путь к поражению". В этой части Кодекса сомневаться не приходилось. Но чем больше Клед пытался уговорить себя не сомневаться, тем тревожней ему делалось.

Оставалось только надеяться, что после прохождения Арки в нём тоже зажжётся тот мрачный, но решительный и совершенно не колеблющийся огонь, который он видел в глазах недавно Обручённых товарищей. А значит, лучшее, что он мог сделать в тот момент — это прекратить думать о поединке. И об испытании, которое, кстати, ещё предстояло протий, тоже.

В этом, как нельзя лучше помогло наблюдение за волнами, беспрестанно, монотонно разбивающими свои пенные шапки о скалистый берег под уступом. Они ввели Наречённого в состояние остановки ума, подобное наступавшему после чтения причащения, только без унылой мрачности.

Постоянное бесстрастное упорство стихии не знало сомнений. Море просто долбило и долбило камни, пока те не раскалывались пополам. Тащить и бросать половинки на глыбы побольше было уже легче, и они раскалывались быстрее. Дальше — по нарастающей. А совсем мелкую гальку море с шуршанием без усилий шлифовало о стоящие пока скалы. Но наверняка, рано или поздно оно сточит и их. Ощущался во всём этом некий мудрый урок, который пока непонятно, как применить, но не возникало сомнений, что в жизни он ещё пригодится.

Так Клед и просидел до самого заката, когда пора было отправляться на ужин. Последний ужин Наречённого... Завтра он либо погибнет, либо станет полноценным Воином Смерти.

* * *

Утром следующего дня, пришёл черёд Кледа вступить в Арку. Тут уж все планы вылетели у него из головы. Ведь впереди маячила настоящая опасность. Спросонья вспыхнула тревога, но утреннее причащение помогло отрешиться. После завтрака он был вторым и, чтобы не думать о предстоящем испытании, читал молитву против страха с воображаемым Мечом Кернуна. Помогло.

Предыдущий кандидат успешно вышел на своих двоих, и Клед решил, что это добрый знак. Ребята, которых к тому времени набралось уже пятеро, пожелали ему успеха, а Дакт почему-то даже подмигнул. Но задумываться о такой странности было некогда. Ларис подвёл воспитанника к священному сооружению и начал свой привычный инструктаж:

— В Арке Смерти ты столкнёшься со своими величайшими страхами. Они часто связаны с тем, чем ты дорожишь. Поэтому, чтобы победить, ты должен отказаться от всех привязанностей. А победить придётся, чтобы выжить. Помни, всё, что ты там увидишь — нереально. Поэтому ты не можешь убить воплощение страха. Однако оно может убить тебя. Но как только ты перестанешь бояться, оно рассеется само. Каким путём ты этого добьёшься — сражение, отречение или приятие, зависит только от тебя. Малейшая жалость к себе или к тому, кого ты увидишь, приведёт тебя к гибели. Только настрой на победу любой ценой позволит тебе выйти невредимым. И по достоинству вознаградит Дарами Смерти. Ты всё понял?

Клед, внимательно слушавший Кинжала, кивнул. Тот добавил:

— Восприятие времени внутри Арки субъективно, поэтому не ориентируйся на длительность, которую ты видел снаружи. Для тебя там пройдёт столько времени, сколько необходимо, чтобы встать лицом к лицу со своим страхом и либо справиться с ним, либо пасть его жертвой. Но не оттягивай встречу, поскольку силы твои будут стремительно убывать, и чем дольше ждёшь, тем сложнее будет справиться. Уразумел? — ученик снова кивнул. — Тогда вперёд. И да пребудет с тобой сила духа.

Клед сделал шаг под свод, и бодрящий вкус панкрата, напитком из которого здесь поили на завтрак, улетучился с языка. Второй — и уши заложило тишиной. Третий — исчезли запахи. Четвёртый — и в поле зрения не осталось ничего, кроме затянутого дымкой проёма впереди. Пятый — кожа словно онемела. Шестой — и он перестал чувствовать внимание следящих за ним товарищей. Седьмой — погас весь окружающий мир в виде Обители, Княжеств, моря, об ощущении которых не задумываешься, пока оно не пропадает. Каждый шаг давался со всё большим трудом, словно сам воздух вокруг уплотнялся, но Наречённый был твёрдо намерен пройти испытание, и в какой-то момент сопротивление исчезло, словно порвалась натянутая плёнка, так что под последний свод его чуть ли не втащило: захотел бы — не смог бы остановиться.

И вдруг всё замерло, как будто застыло время. Вокруг ничего не было, вообще. Только какой-то невнятный тёмный туман. От одного этого по коже шёл мороз. Быть может, так и выглядит смерть? Когда ничего нет и ничего не чувствуешь...

Но вот из дымки соткался образ. Алрина! Она грустно сидела, теребя подаренный им на прощание фиолетовый палантин. Сердце Кледа рванулось к ней, но он тут же остановил его волей. Привязанности означают смерть. Впрочем, образ девушки успел отреагировать на его внимание. Она подняла на него взгляд и уставилась, как будто в самую душу. Вот только глаза её были пустые! Равнодушные... Душа болезненно сжалась. Образ Алрины тут же хищно оскалился, выхватил из подмышек "когти корса" и ринулся к нему, летя в этом сером ничто.

Клед зажмурился, несмотря на то, что ему явно угрожала опасность. Это не она! Не его любимая. Отчаянно воззвал к своим пропавшим ощущениям — и они появились! По крайней мере, самые "запредельные" — приобретённые при Наречении. Он открыл глаза, сделал шаг в сторону, и её удар прошёл мимо. Другой, третий четвёртый. Так они танцевали какое-то время.

Но это не могло продолжаться бесконечно. Раз образ не пропадает, значит Клед всё ещё боится давно отвергнутой мысли, что милая может спеться с нартами и пойти против него. Он даже сам подталкивал её к тому, не думая, что они могут оказаться по разные стороны клинка. Это действительно было бы страшно...

Ладно, а что, если окажутся? Сможет ли он её убить? В руке возник чёрный скимитар, и Клед начал машинально отражать удары. Нет, только не этим оружием! Хотя... Это ведь не она. Он снёс видению голову, но лезвие прошло сквозь образ, словно тот был бесплотным. Наречённый растерялся, но плечо тут же пронзила вполне настоящая боль от надреза призрачным "когтем". Выступила кровь. Он отскочил, а фальшивая Алрина безумно захохотала.

Очевидно, так дело не пойдёт. Если он не будет верить, что это она, то и страх теряет силу. А что бы он стал делать, будь это действительно она? Клед прекратил уворачиваться и понял, что лучше примет смерть от рук любимой, чем убьёт её сам. Вот только... Образ замахнулся и растаял. Нет, он на самом деле не верил, что она причинит ему вред. Знал, что не причинит. А даже если бы причинила, наверняка, заслуженно. И такая смерть лучше многих, из её рук он был готов принять её, как благо. Значит, бояться нет смысла.

Конечно же, это были слишком просто. И в следующий момент он обнаружил себя обнажённым перед Петрой. Та тоже была нагой и тянула руки к его естеству, а он не мог сопротивляться. Мало того, его накрыла волна безумного звериного желания. И вот тут-то Клед по-настоящему испугался. Образ Петры впился в его причинное место губами и начал его сладострастно ласкать, при этом высасывая саму душу через похоть, которой он был не в силах противиться.

Клед изо всех сил упирался против ласк, но оказался намного слабее видения. Тогда он вспомнил, что все загвоздки надо искать только в себе (видимо, всё-таки нравилось ему предаваться утехам с женщинами больше положенного) и перенаправил волю против собственных инстинктов. Воспротивился им, как никогда раньше, и в этот момент словно расслоился. Нижняя часть покрылась шерстью и приобрела копыта. Возбуждённая плоть, сравнявшаяся размерами с конской, вонзалась всё глубже в горло Отступницы, не обращая внимания на то, что той нечем дышать (впрочем, как и она сама), словно стремилась утопить её в наслаждении. И это пугало больше всего — что он может стать таким... Но не то же ли самое проделывал с Петрой нынешний Меч? Место которого он хотел занять, забыв, куда заводит своих самых преданных служителей Тёмная Мать, и какая жажда убивать возникает после подобных крайностей...

Верхняя половина, оставшаяся человеческой, схватила Петру обеими руками за голову и оторвала от себя, несмотря на ярость нижней, которую лишали удовольствия. При этом Петра, не желавшая прощаться с "добычей", откусила его детородный орган. Вспыхнувшая было безумная боль оказалась фантомной. Однако зрелище совершенно гладкой промежности без половых признаков... Клед вздрогнул, но вдруг понял, что лучше так, чем убивать от сладострастия. И образ Петры растаял.

Из тумана выступил новый. Женщина был незнакомой, но такой красивой, что перехватывало дух. И в то же время настолько зловещей, что кровь стыла в жилах. Изящные черты лица были словно нарисованы тушью на белом мраморе. Чёрные волосы струились по хрупким плечам, а кончики колыхалась вокруг, словно в воде. Точёную фигуру с выразительной грудью и осиной талией окружал ореол тусклого света.

— Хочешь занять место Меча? — спросила она понимающим до костей голосом, обещавшим запредельное блаженство и запредельную боль.

Клед понял, что видит перед собой саму богиню Смерти. Он знал, что та может убить его одним жестом. Внутри затрепетало что-то первобытное, жаждущее жить, которое боялось смерти на инстинктивном уровне, и никакие уговоры тут не помогли бы. Но он всё же спросил с дерзостью, которой в себе не ощущал:

— А ты позволишь?

Красавица изогнула бровь, от чего сердце мимо воли забилось быстрее, и высокомерно ответила:

— Позволено дерзающему. Как далеко ты посмеешь зайти? — и она посмотрела на Кледа так, что тот ощутил себя грязью, недостойной лежать под её ногами, но мечтающей лобызать её стопы.

Однако в ответ на такую униженность что-то внутри — то самое, родовое, лёгкое и твёрдое — распрямилось, словно молодой побег тиса, и заставило его шагнуть вперёд, несмотря на трясущиеся поджилки. Протянуть руку к её совершенной точёной груди, едва скрытой кружевным чёрным платьем, но провести её мимо и положить ладонь на горло.

Богиня Смерти томно закатила глаза, подставляя сразу и шею, и губы для поцелуя, до мурашек сладостным тоном выдохнув:

— О да! Поцелуй меня, мой герой. А потом задуши! И тогда, быть может, я приму тебя в качестве своего Меча.

Ну конечно. Что он мог сделать хозяйке этого пространства на самом деле? Но ведь Клед уже только что решил эту задачку. И хотя сопротивляться притяжению неземной красавицы было намного сложнее — всё тело ныло, умоляя выполнить любой её каприз, — он не собирался менять выбор. Сделал глубокий вдох, принуждая своё существо целиком подчиниться решению разума. Поджилки трястись перестали. Убрал руку с её горла, встал на колени:

— Спасибо, не надо. Ни того, ни другого. Если тебе так угодно, прими мою жизнь, — и поднял на неё глаза.

Лишь встретившись с ледяным взором богини, пробиравшим насквозь, Клед понял сам, что не боится смерти. Что он уже бывал в её холодных объятиях. И что богиня, или кто она там, стоящая перед ним, вовсе не Смерть. А значит, у неё нет над ним власти. Но он сам её предложил, в обмен на Дары, которые больше никто на земле не мог дать. Потому что у него был долг Чести. Который надлежало выполнить любой ценой. А в глубине души таилось знание, что и эта власть не вечна перед лицом настоящего небытия.

Правда, к согласию, означавшему преждевременное окончание пути, Клед в тот момент был тоже готов. Он и так оставил позади всё, что ему было дорого. Если умрёт прямо сейчас, это будет гибель при попытке выполнить долг, в которой нет бесчестья. Он просто вернётся снова, когда-нибудь, и попробует ещё раз. Ибо Карандар на самом деле никогда не прекращался. Кларед уже сражался в нём и сразится снова. Последняя Битва промелькнула перед внутренним взором: вот он, черноволосый, высокий и гибкий, в полном Доспехе спешит навстречу врагу; а вот он ещё выше, трёхглазый, могучий и почти лысый собирает Доспехи вновь...

— Жизнь я тебе оставлю, — пропел мелодичный голос богини, рассеивая видения. — Пока. А вот душу возьму. После Свадьбы. Но дам и награду. Клянёшься служить мне?

— Да, — просто ответил Клед, как ни кричала "нет!" его душа; он ведь для этого шёл сюда.

Красавица легким движением приподняла его подбородок, но в этом жесте была такая сила, что Наречённый оказался на ногах, лицом к лицу с ней. Она запечатлела на его губах поцелуй, а казалось, поставила на душу сквозное клеймо, проделав в центре дыру, от которой разошлись волны льда, заморозив всё его существо, и толкнула нового Жениха от себя.

Клед заскользил по полу, или что там туманное было у него под ногами, спиной вперёд, не в силах остановиться, и вылетел из Арки, как ни странно, лицом, от чего на миг потерял ориентацию, споткнулся, но не упал, а гордо поднялся и окинул мир новым взглядом. Можно было бы сказать, что он заново родился, но тут скорее подходило слово "умер": окружающее стало различимо намного чётче, чем раньше — все люди в округе, птички и даже букашки со всеми их чаяниями и стремлениями... Только всё это не вызывало никакого отклика — просто факты.

Ларис подошёл, заглянул ему в глаза, снял с руки своловянное колечко Наречённого и надел медное, утверждавшее новый статус Воина Смерти. Клед безучастно кивнул, обменялся с Кинжалом Рукопожатием Смерти, снисходительно покивал поздравившим его товарищам, и потопал с молельного двора — просто потому, что там было больше нечего делать. Отлежался до обеда, потому что так приказал наставник. Посидел на тренировочной площадке, потому что там проводили время все остальные. Поужинал и лёг спать, потому, что так было заведено. Без единой мысли и чувства. Внутри был мёртвый штиль. И слава Тёмной Матери!

* * *

Только на следующее утро, увидев Меча Смерти, вышедшего после причащения в центр молельного двора, чтобы задать традиционный вопрос о вызове, Клед вспомнил про необходимость предпринять какие-то действия в плане возвращения родовой реликвии. В тот день он сидел в первом ряду, как полагалось всем, недавно прошедшим Арку, рядом с последним из прибывших до него товарищей. Дакт уже отбыл в Обитель Скорина, ближайшую к Новину, а к ним присоединился парень из Лупена, которого в свою очередь сменяли на Скоринского Кинжалы по каким-то своим соображениям.

Клед ведь так и не принял окончательного решения. Он отказался вступать с Тёмной Матерью в близкие сношения, но пост... Победить, он, пожалуй, мог бы — откуда-то появилась такая уверенность при попытке оценить противника. Однако тогда пришлось бы заниматься вот этим всем — управлять Обителями, заниматься вопросами власти, торговаться и договариваться с Советом Княжеств, ждать вызова каждый день, бесконечно тренируясь с подчинёнными, дабы не утратить хватки...

Цепкий взгляд Армата, внимательно обводивший первые ряды, внезапно остановился на Кледе и зацепился. Казалось, аспид нацелился своей пастью на него, чтобы укусить.

— Может быть, ты, юный Воин? — с вызовом спросил он.

По дальним рядам пробежал шепоток. Видимо, такое случалось нечасто. Очевидно, глава Ордена почувствовал намерение Кледа. Но тот, встретившись с ним глазами, внезапно понял важную вещь, которая окончательно решила дело: Армат совершено утратил себя, вот откуда у него чернота вокруг глаз — это зияла полная пустота, выжженная до камня земля, которая уже не оживёт, как у прочих чинов до очередного приобщения. Там не осталось ничего своего. Меч был лишь сосудом, проводящим волю богини.

Клед сейчас тоже не ощущал собственной души, но он знал, что та просто заморожена, не утеряна. И даже если после смерти Тёмная Мать её заберёт, это лишь временно, так как власть её ограничена. Однако, если ему придётся общаться с кошмарной красавицей ежемесячно, а то и еженедельно, как поговаривали некоторые, она по кусочку съест его целиком, так что потом не восстановишься. Поэтому, лишь немного помедлив, он отрицательно покачал головой и опустил взгляд.

И только потом, когда все начали расходиться, сообразил, что в таком случае нужно искать другую возможность вернуть Меч Кернуна на поле боя.

Ум его сейчас работал иначе, чем до Обручения — чётко, спокойно, без помех. Но как Клед ни крутил в голове дилемму "сообщать тайну главе Ордена или нет", у неё не находилось однозначного решения. Даже количество плюсов и минусов примерно совпадало. К тому же, все плюсы были из разряда "облегчить себе задачу", тогда как минусы отличались более глобальным характером. Ведь если то, что он понял про Армата, верно, то говорить с ним — всё равно что говорить с самой богиней Смерти (кем бы она ни была на самом деле, но за неимением истинных сведений, оставалось называть её так же, как все). Разве что при этом отсутствовал риск, что душу выпьют ещё до телесной смерти...

Единственное, что казалось сомнительным, так это то, что человек действительно мог жить без души. То, что Армат не принадлежал более сам себе, было просто ощущением, но вряд ли он являлся прямой марионеткой Тёмной Матери. Должны же у него сохраниться какие-то понятия, хотя бы из того же Кодекса? Впрочем, обольщаться на его счёт не стоило. Скорее всего, Меч Смерти приберёт Меч Кернуна к рукам.

Однако, если всё остальное будет выполнено, можно ведь и потом с ним сразиться. Например, став Кинжалом, что позволит снова пройти испытание и получить право на вызов. Нужные дисциплины на стадии обучения Клед сдавал. И пожалуй, спустя какое-то время, сможет ещё раз одолеть Арку без потери себя.

А, возглавив Орден, он просто отменит к чертям все эти ритуалы. Пусть богиня давала способности, недоступные простым смертным, но ведь и без них воспитание солдат здесь неплохо налажено. К тому же, тогда никому не придётся отказываться от любви, и, возможно, вообще стоит со временем переделать Орден в Дружину Княжеств, ограничив срок службы и точно так же набирая добровольцев смолоду, или даже лишние рты в многодетных семьях...

С другой стороны, на таком пути было слишком много всяких "если". "Ни один план битвы не переживает столкновения с действительностью без изменений", — как-то так говорили на уроках стратегии. И ещё: "Чем меньше в плане развилок, тем он надёжнее".

Но если пойти другим путём, там развилок было не меньше: надо попасть в авангард войска, приблизиться к ахсаре в решающем бою (раньше она вряд ли полезет рубиться), подобрать чёрный скимитар того, кто падёт перед ним (ставка на то, что туда пошлют кого-то с таким оружием, довольно надёжна, но не гарантирована), рубиться на свой страх и риск (если в бой ещё до того не вступит сам Меч Смерти и не победит), а потом... В принципе, потом всё то же самое: волшебный клинок отберут и придётся бросать вызов Армату. Только тайну раскрывать не придётся.

В этом случае оставался лишь один жирный минус: скрывая такую сильную сторону врага, можно существенно снизить шансы своего войска на победу, которая тоже необходима, чтобы потом выбраться оттуда с реликвией живым. К тому же, при таком развитии событий тайну рода не удастся сохранить всё равно. Так может, надёжнее сразу обеспечить себе поединок с Мореной по плану боя?

Клед всё ещё пытался решить этот вопрос на следующий день. Во время традиционного приглашения, он снова таращился на Меча Смерти слишком пристально, пытаясь понять, можно ли ему доверять. И Армат снова задержал на нём взгляд, впрочем, на этот раз Воин сразу опустил глаза.

А перед обедом глава Ордена вызвал его к себе.

Гадая, до чего он доигрался, буравя того взглядом на площадке, и мысленно готовясь даже к поединку чести, Клед явился в довольно уютный домик в маленьком саду, отгороженном от остального монастыря каменной стеной.

На входе его обыскал охранник и потребовал сдать оружие. Воин немного подивился — ведь он видел на тренировке, что Меч и голыми руками неплохо справляется против вооружённых противников рангом повыше, а дома у того наверняка найдётся небольшой арсенал. Но поскольку нападать всё равно не собирался, беспрекословно оставил свои кинжалы. Меч Рамона отправился "в общак" ещё при въезде в Обитель — насовсем, как и конь: при необходимости куда-то ехать, Воина снабдят средством передвижения, а оружие выдадут там, куда припишут; старый же клинок, скорее всего, переплавят, поскольку орденские легче, удобней и немного лучше по качеству.

Меч Смерти встретил подчинённого на уютной закрытой веранде, с трёх сторон остеклённой почти до пола. Таких огромных окон, пусть даже выполненных из множества квадратов, сын приграничного барона никогда не видел. За ними открывался сад, где уже выпустили бутоны королевы цветов — трианты. Остальные кусты были, кажется, вечнозелёными.

Клед снова подивился тому, что человеку с пустыми глазами не чужд вкус к красоте. Может быть, всё-таки что-то осталось в нём своего. А может, внешние атрибуты служили лишь для подчёркивания статуса. Ну и нельзя исключать вариант, что обустраивала тут всё Петра. Отступницы Похоти не леденеют, как Воины Смерти, от недостатка чувств, а выгорают от их переизбытка, вдруг понял он.

Комната была оборудована, как нечто среднее между гостиной и кабинетом: в одном углу письменный стол, в другом — круглый столик для чаепития, а посередине пара обтянутых кожей диванов. Армат сел на один из них и пригласил Кледа опуститься напротив. Он сложил ногу на ногу, а руки замком — сверху. На указательном пальце левой руки красовалось кольцо из редкого белого золота; его обвивала змея, кусающая себя за хвост, как у всех высших рангов, только выполненная из червонного золота и инкрустированная мелкими блестящими чёрными камушками; её рубиновые глазки горели, словно живые.

По выражению лица высокого начальства догадаться ни о чём было нельзя, но, судя по приёму, речь не шла о провинности, да и не чувствовал молодой Воин никакой враждебности. Только оскал аспида на лбу инстинктивно заставлял быть готовым к нападению.

— Я всё не мог вспомнить, откуда мне знакомо твоё лицо, — начал Меч. — А потом сверился с бумагами и понял. Ты ведь последний уцелевший Лоринден, не так ли?

Клед привык скрывать своё настоящее имя, но мог бы догадаться что Скимитар отметит его в записях. Смысла отпираться не было, и он кивнул, пока не понимая, при чём тут его родословная. Однако следующий вопрос застал его врасплох:

— Скажи, у вас хранился так называемый Меч Кернуна?

Воин замер от неожиданности. Никто ведь не должен был знать! Как же так? Можно, конечно, было бы соврать, отпираться, но своей реакцией он уже выдал себя с головой и понимал это. Только не мог разомкнуть рта, чтобы признаться вслух. Впрочем, Меч решил не вводить подчинённого в искушение:

— Вижу, что да. И что же с ним стало?

Клед наконец набрал в грудь воздуха и севшим голосом ответил, разом запуская "второй вариант" и продуманных:

— Его украли нарты, разорившие Кастердом. В данный момент им учится владеть их ахсара, Морена. Собственно, я так смотрел на вас, пытаясь решить, могу ли просить о высокой чести.

— Какой же? — заинтересовался Армат, хотя это слишком сильно сказано — скорее он изобразил интерес, приподняв бровь.

— Отправиться на передовую в грядущей войне и сразиться с предводительницей кочевников, чтобы вернуть родовую реликвию. Известно, что чёрные скимитары могут противостоять рассекающему всё остальное клинку.

— Значит, легенды всё-таки правда? — Клед кивнул. — А ты неплохо осведомлён. Откуда?

Парень сглотнул, поспешно пряча воспоминание о Петре за мыслями об Алрине, и честно ответил:

— На Вольнице я сошёлся с одной перебежчицей. Её воспитали нарты после того, как разорили родной замок и перебили семью, в том же году, что и наш...

— А какой именно замок, позволь узнать?

— Сарендом, — через силу выдавил Клед.

Что-то внутри не желало рассказывать этому человеку ничего о любимой, но если он хочет заслужить доверие, необходимое, чтобы получить чёрный скимитар, придётся чем-то пожертвовать.

— Любопытно! Это последний замок, который передали родственникам перед принятием уложения о доказательстве чести. Но я слышал, что новый хозяин недавно скончался...

Клед лишь пожал плечами, надеясь, что Армат всё-таки не читает мысли, как в открытой книге. Конечно, Алрина ему рассказала, что случилось и с Морганом Гиродреном, и с Мадленом Керибраном, но так глубоко он не считал нужным никого посвящать. И постарался не думать о подробностях. А жест его можно было принять и просто за то, что он слышал новости. Сковавшее душу бесчувствие сейчас было как нельзя кстати, чтобы не выдать себя. Он больше не ощущал ни полнившей сердце любви, ни острой боли разлуки, просто знал, что эта девушка ему дороже всего на свете, кроме Меча Кернуна.

— Ну так что же ты ещё узнал о нартах от наследницы Мариндеров?

— Я уже почти всё рассказал. Ахсара планирует постепенно захватывать баронства, которые её Орды разорили ранее, и переводить племя на оседлый образ жизни. Она хочет со временем подмять под себя часть Княжеств. А может, и всю страну целиком. Но об этом вы, наверняка, и без меня знали.

Последней фразой Клед озвучил свои смутные ощущения, но Армат покачал головой:

— Мы лишь строили догадки и готовились к худшему. Знать наверняка — совсем другое дело. Твой источник уверен?

— Да, — пришлось снова через силу оторвать от себя кусочек сведений об Алрине. — Она была хедивегом ахсары. Левой рукой.

Меч Смерти задумчиво покивал, словно бы переваривая важные сведения. Клед не мог отделаться от впечатления, что собеседник неискренен. о как понять, искренен ли тот, кто лишь изображает чувства, будучи их лишён? К тому же, когда на тебя постоянно разевает пасть ядовитая тварь, изображённая на его лбу.

— Не могли ли её ввести в заблуждение, подозревая в намерении бежать? И не может ли быть так, что она лишь прикинулась перебежчицей, чтобы разведать наши планы?

Кледу стоило огромного труда равнодушно пожать плечами, как будто бы он не знал или не отказался от такой же идеи в своё время... Надо было как-то свернуть разговор с Алрины.

— Но мы ведь им не позволим? — спросил он.

Армат покачал головой с жёсткой усмешкой, подтверждая тем самым, что подготовка военной кампании в разгаре. Это было прекрасным поводом перейти к своим целям:

— Я слышал, что при помощи нашего Ордена в Гостердоме готовят Дружину для войны. Может быть, мне позволят к ней присоединиться?

— А это откуда... — задрал Армат уже обе брови, по прежнему не производя никакого впечатления, что и вправду удивился, на уровне "седьмого чувства". — Ах да, я вспомнил! Ты ведь тот Наречённый, который провожал мою Петру в Малфирдом?

Клед изо всех сил постарался кивнуть, как ни в чём не бывало, надеясь, что не покраснел. Ему совершенно не хотелось выяснять, насколько Меч Смерти ревнив...

— Именно там мы и познакомились с девушкой, сбежавшей от нартов, — он снова прибег к спасительной теме, которая волновала его больше Петры, по крайней мере, до Обручения, чтобы не выдать свою посвящённость в постельную жизнь начальника.

— Телохранительница? — уточнил Армат, явно зная, о ком идёт речь. — И что же, она хороша в своём деле?

Клед кивнул и тут же понял, что его обыграли, как ребёнка. Затронув персону, отношения с которой Воин пытался скрыть, Меч отвлёк его внимание от себя. И заставил вернуться к той, кого молодой человек обсуждать не хотел. На самом деле Армат мог быть изначально осведомлён намного лучше, чем пытался показать.

Скорее всего, Петра уже писала ему и о планах ахсары, и об Алрине. Ведь это именно она надоумила Кледа развеять свои изначальные подозрения, так схожие с ходом мысли Меча Смерти, спросив о происхождении "кочевницы".

Что, если сейчас начальник просто проверяет подчинённого? Вон как изучающе смотрит — словно невидимые чудовища, живущие в этих пустых провалах глаз, как выводок детёнышей аспида на голове, тянут свои щупальца к уму собеседника, пытаясь проникнуть внутрь. Значит, прочесть мысли Воина Меч всё же не может, лишь ощущает, что тот темнит, и теперь, задав пространный вопрос, ожидает, не откроется ли Клед, не проговорится ли. Значит, достаточно на словах не раскрыть свои интимные связи. И перестать увиливать, чтобы снять подозрения.

Клед разом погасил все свои опасения и стремления, благо остановка мыслей после прохождения Арки не требовала никакого труда. При этом татуировка наконец-то прекратила производить впечатление опасности, став просто рисунком. Воин трезво оценил, что он может раскрыть ценного для главы Обители, но не делающего любимую уязвимой, и при этом не выдающее их более тесного знакомства?

Единственное, чего Петра знать не могла, так это про тренировки Морены с Мечом Кернуна. Как не знал и он сам на службе у Отступницы. Но если бы он спросил Алрину ещё тогда, когда впервые подумал об этом, то получил бы эти сведения раньше. Кстати, в том разговоре о происхождении и содержался ответ на опасения Армата о благонадёжности "источника", которого Петра могла и не знать.

Клед вздохнул, расслабленно откинулся на спинку дивана и совершенно бесчувственным голосом начал "тактический доклад":

— Девушка скрывается под именем Алина Марлин. Она мастерски сражается "когтями корса", хорошо стреляет из лука, в седле держится, как будто в нём родилась, и владеет некой разновидностью боя, которая позволяет побеждать более сильных противников за счёт лучшего владения телом. Однако ему не учат всех нартов подряд, только их аналог наших Стилетов, называемый Ходячей Смертью. Вроде как считается, что женщине легче научиться действовать за счёт ловкости, а не силы. Так что о широком применении беспокоиться не стоит. И хотя Ходячая Смерть способна доставить немало проблем, на данный момент она у кочевников вроде бы всего одна. Сама же Алина не доучилась — не прошла какое-то испытание, поэтому не владеет нужными навыками в должной мере. "Когти корса" также не являются традиционным видом оружия нартов, и достались ей в наследство от старой наставницы по линии Ходячей Смерти, которая была родом откуда-то с дальнего востока. Насколько я понял, обращению с другими традиционным видами оружия кочевников вроде меча, аркана и хлыста она также обучена, но полагаю, что владеет посредственно, поскольку практически не использует.

По мере того, как Клед сухо перечислял любопытные, но безобидные для Алрины факты, напор "щупалец", пытавшихся пробиться в его голову, ослабевал, и в конце концов они вяло убрались, так ничего и не выудив. Армат тоже откинулся на спинку дивана и продолжал слушать с совершенно неподвижным лицом. Клед счёл этот момент подходящим, чтобы напоследок ввернуть обеляющие девушку сведения, о которых вспомнил ранее.

— При похищении Алине заговорили память, чтобы не возникло проблем с воспитанием, как "своей". Насколько я понял, кочевники широко практикуют расширение племени за счёт боевитых приёмышей. Когда у неё внезапно прорезалась память, она сбежала. Ненавидит нартов и мечтает отомстить им за семью.

— Мы можем как-то её использовать? — "оживился" Меч.

— Сомневаюсь. Вроде бы она собиралась из Малфирдома отправиться к тётке, в какой-то из южных портов, чтобы подтвердить своё происхождение для восстановления титула. В любом случае, при побеге она убила кого-то из нартской верхушки, поэтому обратное внедрение в качестве шпионки невозможно. Как бойца привлекать женщину вряд ли целесообразно, а обучение на Ходячую Смерть она не окончила, так что на роль диверсанта тоже не подойдёт. Думаю, наши Стилеты для таких задач будут эффективней. Пользу нам она может принести только на должности инструктора по натаскиванию Дружины против нартов в целом и их Ходячей Смерти в частности. Алина высказывала подобные мысли после встречи нашей группы с отрядом из Гостердома, хотя не была уверена, что её примут. Но как её теперь найти, я не знаю. Разве что через тётку. Хотя имени я тоже не запомнил, простите. Не думал, что пригодится.

— Ничего, это нетрудно выяснить при необходимости, — "благодушно" ответил Меч. И правда, есть же реестры знати.

Похоже, однако, что деловой тон сработал. А может быть, Армат просто понял, что подчинённый раскусил его игру, и либо отступился, либо сменил тактику. По крайней мере, тему про Алрину он счёл исчерпанной, но напоследок кинул шар в другую сторону, изобразив добродушный, почти панибратский тон, словно встретил старого приятеля, а не опрашивал подчинённого:

— И как же устроилась моя Похотливая Отступница в Краю Восьми Озёр?

Клед был уверен, что кто-нибудь за истёкшее время уже довёз до Меча и более свежие новости, чем имелись у него, но решил и дальше придерживаться деловой прямоты, ответив без выкрутасов:

— Вроде бы всё прошло по плану. Я уехал в тот же день, как завершил выполнение своих рабочих обязательств.

Меч Смерти какое-то время молча разглядывал подопечного. На этот раз интерес уже ощущался седьмым чувством. В глазах главы Ордена даже зажёгся хоть какой-то огонёк. Оставалось только гадать, в курсе ли он был, что они в разное время делили одну женщину — с Петры сталось бы и об этом написать. А может быть, оценивал ходы, сделанные свежеиспечённым Воином в тактической игре разумов, которая незримо развернулась параллельно диалогу. Раздумывать об этом Клед не стал из предосторожности. Он просто невыразительно смотрел на начальника в ответ открытым, но совершенно пустым взглядом.

— Хорошо! — в конце концов сказал Армат, поднимаясь. Поднялся и Клед. — В целом я не против твоего плана. Ты ведь из тех, кто может поднять этот Меч?

Клед невозмутимо кивнул, про себя отметив, что начальник тоже весьма неплохо осведомлён о свойствах предмета, который должен быть тайной от всего мира.

— Чёрный скимитар тоже можно организовать — они как раз выдаются для подобных особых поручений. Но для того, чтобы безболезненно им владеть, ты должен стать хотя бы Кинжалом. Я пока оставлю тебя здесь, у нас. С тобой будет заниматься мой лучший Ятаган лично, чтобы в кратчайшие сроки подтянуть тебя по технике. Я видел в отчёте, что парень ты способный, весь в предков. Но для того, чтобы успеть повысить ступень посвящения до войны, тебе придётся выкладываться по полной, не жалея себя. Всё ясно?

— Так точно, — Клед ударил себя кулаком в грудь. — Благодарю за оказанное доверие.

— Всё, иди собирай вещички, прощайся со своими. Лариса пришли ко мне, я улажу с ним твой перевод. Своим сейчас отдам распоряжения. Заселишься в первый барак к нашим Воинам. Потом найдёшь Колена. Он сделает из тебя Кинжала. Ступай.

Клед ещё раз бухнул по торсу и откланялся.

Ну что ж, так или иначе, веретено завертелось и пошла прясться новая нитка судьбы последнего Лориндена, которая приведёт его к утерянному Мечу Кернуна. Остаётся лишь надеяться, что это тот самый Истинный Путь, и цель от него не ускользнёт. Победа или смерть! Девиз Ордена. Возможно, всё же он не просто так сюда попал и не зря вернулся. Так должно быть. Просто обязано. Иначе он напрасно разбил пару любящих сердец.

Интерлюдия 6.

Волхв-починщик миров

Исправить разлом между мирами оказалось непросто. Сначала Санат его обследовал. Как и следовало ожидать, трещина прошла по старому шраму от раны, нанесённой Девлоном миру ещё при творении. Хотя вроде бы обошлось без его руки на этот раз. Один из одарённых, но непутёвых гномов (что вообще-то представляло собой парадокс) сломал Печать Веды особо варварским образом — при помощи вулканических сил. Хорошая новость состояла в том, что простирался разлом не выше мира валлов. Тем, разумеется, объяснений не требовалось, и после случайного забредания в мир людей их ребёнка они уже поставили такой кордон, что мышь не проскочит. С нижестоящими мирами пришлось, разумеется, сложнее.

Элементалей — троллей, сильфов, мерид и саламандр — уговаривать было бесполезно, как несмышлёных деток, поэтому Хранитель просто нашёл в каждом мире самое яркое сознание, переместил к разлому и повелел никого не пускать. Не панацея, конечно, но должно снизить поток.

Со зверолюдьми тоже было непросто — словно втолковать сложную задачу дураку. Для начала доказав, что ты сам не дурак. Установив свой авторитет в качестве "шамана Лысых" при помощи волевого подчинения вожака самого развитого племени в окрестностях разлома, Санат узнал, что происходит с их точки зрения. Кто-то обнаружил проход, рассказал о "той стороне", некоторые кланы позарились на новые земли, и не всех останавливало то, что многие собратья пропали с концами.

Зато тут хорошо работали простенькие мифы. Например, что это ловушка Мегеры (под таким именем знали здесь Мару), по ту сторону которой её слуги (Воины Смерти) крадут души зверолюдей (убивают), чтобы преподнести своей госпоже. Главной задачей было убедить слушателей, для чего пришлось прибегнуть к излишней театральности, но Хранителю было не привыкать. Зверолюди прониклись. Миф наказано было распространить как можно шире, и при суеверности данной стадии развития можно было не сомневаться, что вскоре "Дыры Наружу" будут бояться, как огня.

После чего начался самый сложный этап — гномы, в мире которых, как и прежде, находилась идеальная точка для запечатывания разлома. И поиски способа это сделать. Тут не пришлось прибегать ни к мифам, ни к приказам: данный вид разумных вполне понимал, что происходит благодаря трепетному хранению знаний ещё с прошлых эпох. Они уже наказали нарушителя древнего завета, поручавшего им охранять Печать, изгнанием (страшная кара, обрекающая его на бессильное угасание!), и теперь мечтали исправить положение. Ведь совесть для гномов была не просто чувством, а образом жизни — их простодушная сущность не выносила ни вины, ни долгов.

К счастью, именно их мастера могли осуществить физическую часть работы, необходимой для повторного наложения печати. Вот только Санат не обладал недостающей для её завершения способностью управлять внешним временем — всё-таки он был лишь человеком, пусть и более могущественным, чем любой из сородичей, и как таковому, ему было подвластно лишь личное время. А местному Хранителю, Меднобороду, который у гномов был единственным — и того меньше.

Тут в дело должен был вступить дракон — тот самый, что показал Стражу путь к гномам. Волхв познакомился с ним ещё при входе в разлом. Звали могущественное существо Элесатракен, из чего следовало, что в прошлой жизни оно было парой с именами начинавшимися на Эле— (эльфийка) и Сат— (эльф). Дракон даже соизволил показать Санату уже исследованные извивы. Их брат любил поболтать, когда встречал интересную личность. К сожалению, гномы, даже Хранитель, в их число не входили, поскольку все диалоги с драконами представляли собой чистую софистику, а мышление подгорного народа было слишком конкретным. Зато Волхв был рад возможности взглянуть на вещи с неожиданной стороны и потренировать разум, давно не встречавший равных. Так что удовольствие от общения в данном случае было взаимным. Когда тебе под тысчонку лет, становится трудно найти стоящего собеседника среди смертных.

Но помогать дракон не хотел ни в какую. И был в своём праве. Однако Санат знал, что случайных встреч не бывает, Меднобород это знал, и должен был знать Элесатракен. Просто драконы почему-то ревностно блюли репутацию, облекающую их высшей степенью наплевательства на все дела, кроме своих. Так что любую помощь приходилось выпрашивать или выигрывать, но на это у Волхва не было ни времени, ни желания, да и смысла он в этом не видел, понимая правила игры. Меднобород со своей гномьей практичностью тем более был с ним солидарен.

Раз Элесатракена так заинтересовал этот разлом, значит, в данный момент своей жизни он изучал свойства пространства-времени. Из чего следовало неизбежное желание не только посмотреть, но и попробовать с ним что-то сделать. И это была уникальная возможность, поскольку расширять такую трещину или создавать новую дракон не решился бы, осознавая масштабы кармических последствий, разгребания которых на его уровне невозможно избежать.

Оставалось лишь надеяться, что побуждение к действию у Элесатракена созреет не через пару веков, а пораньше. Так что Санат оставил его с просьбой хотя бы позвать на помощь ангела, чтобы тот привлёк к делу какую-нибудь звезду. Было в этом определённое лукавство, но в то же время и непреложная правильность: решать проблемы надлежало с привлечением минимальных необходимых сил. Теоретически Хранитель мог и к самому Мелину обратиться, конечно, но нелепо и даже опасно колоть орехи Молотом Дракена — так и мир может треснуть. А минимальной необходимой силой в данном случае как раз и являлся дракон. Который отлично всё это знал, просто на время предпочёл забыть.

В общем, не испытывая особых сомнений в исходе, Санат объяснил Меднобороду, что надо делать, и тот начал командовать гномами в подготовке физической части работы: замуровыванию тоннелей и взращиванию в центре пещеры гигантского сталагмита, встречающегося вершиной со сталактитом, образуя фигуру наподобие песочных часов. Оба нароста должны были представлять собой огромные друзы кристаллов цеферия — минерала с божественной информационной матрицей, проявляемой сразу на всём протяжении времени.

И тут, наконец, впервые за сотни лет пригодились все свойства перстня, часто казавшегося посторонним неуместным украшением для странствующего старца. На самом деле он являлся вместилищем духа высшего тролля, который служил Санату. Именно этот тролль, принявший имя Сафир, нарастил синий самоцвет со своей уникальной матрицей вокруг крошечного зёрнышка цеферия, которое существенно расширяло возможности Хранителя.

Теперь Сафир перенёс эту матрицу в кристаллы, которые дальше растили высшие тролли, состоявшие в услужении у гномьего племени. Перстень с троллем был далеко не у каждого, но гномы расстарались и собрали почти всех обладателей, которые прибывали из разных уголков их мира на место работ почти месяц.

Меднобород следил за правильным выравниванием граней кристаллов, которые должны были закручиваться под определённым углом, ведя с разных сторон в одну точку посередине. Впрочем, гномы, как всегда, отлично справлялись. Пусть остальные, кроме Хранителя, и не понимали, почему линии спирали должны быть именно такими, но раз уловив гармонию, ни на шаг от неё не отступали. Иначе пришлось бы всё переделывать. И так на работы ушёл почти год.

Все пещерные коридоры были давно заложены, кроме одного — того самого, ведущего в гномий мир. Там была подготовлена металлическая плита по типу разрушенной — с рунами и прочими элементами "магии свойств", воздействующей на материю через информацию. Оставалось найти того, кто закрутит временной вихрь, чтобы стянуть все края разлома в готовую воронку из кристаллов. Санат, полагавший, что кандидат уже имеется, не предпринимал никаких дополнительных действий девять дней.

Потом его начало снедать смутное беспокойство, свидетельствовавшее о том, что Хранитель нужен в своём родном мире. Он уж было собрался податься к валлам кружными путями, чтобы по цепочке всё-таки передали наверх просьбу звезде, но при выходе на поверхность его встретил Элесатракен. Ну разумеется, с присущим драконам пафосом, он ждал последнего момента. Волхв с облегчением и благодарностью принял его помощь.

Наблюдать за драконом, творящим "высшую магию" было редкой привилегией, а Санат сподобился ещё и помочь ему, удерживая собираемые тем края в воронке, пока обе стороны не заполнились и не был закручен уравновешивающий вихрь. Сознание Волхва работало на пределе, но только так и происходит рост. В общем, для него лично это событие имело большое значение. Что само по себе драгоценно, ведь у Хранителя практически не было личных дел.

Меднобород тоже помогал, якоря самого Саната и всю конструкцию в текущем месте и времени. И пусть, в отличие от остальных гномов, Хранитель знал, что дракон — не божество, а лишь одно из высших существ, для него это также стало сакральным священнодействием и одним из важнейших событий за всю долгую жизнь.

По субъективному времени на работу ушла пара-тройка часов. Однако, на деле прошли сутки, судя по тому, что караулившие снаружи гномы успели дважды подкрепиться молочагой, приём которой для них жизненно важен, хоть Карандар на земле бушуй.

Кстати, прошедшее действо в их понимании недалеко ушло по значимости, ведь они почитали драконов в "истинной" форме (хотя вид крылатого змея на самом деле использовался, в основном, для преодоления расстояний между мирами). А сейчас узрели совсем настоящую — энергетическое, сияющее, захватывающее дух нечто, равнявшееся для них пришествию Мелина для арридов в эпоху рождения Волхва.

Теперь же настало их время "помогать божеству". Конструкция в центре пещеры пульсировала пугающей силой, так что подгорные мастера поспешили установить поперёк коридора руническую плиту, вплавить её прямо в стену, а для верности на этот раз ещё и обрушить тоннель перед ней со своей стороны.

Но "маги" всего этого уже не видели. Меднобород поддерживал силы во время работы, прихлёбывая предусмотрительно захваченный чамбук7, и остался руководить завершением дела. А вот Санат умирал от голода и усталости. Элесатракен, похоже, тоже потрудился больше, чем привык, так что он в человеческом облике (знак уважения?) составил Хранителю компанию на предмет отужинать у гостеприимных хозяев и отоспаться в их палатах. Правда, когда настоящий человек проснулся почти через сутки, дракона уже и след простыл.

Наконец-то большая проблема была устранена, и Санат поспешил в свой мир через обычные Врата. Окинув яснозрением обстановку на подопечной территории в целом, он не обнаружил ничего тревожного. Даже в Свободных Княжествах всё было примерно так же, как перед его уходом — подготовка к войне только началась, где-то на юго-востоке, и тучи грядущей беды сгустились ненамного.

Тогда он нашёл мысленным взором Стражей Доспехов, и сразу понял, зачем требовалось его присутствие. Оба были в крайне удручённом состоянии — искры духа тускло поблёскивали где-то у самой земли. Хотя теперь их связывали мощные энергетические узы. То есть, он пропустил их любовь. Но что же случилось потом?

К парню он опоздал — тот снова был под крылом Смерти и отягощён её тенью, причём где-то на юге. Видимо, готовился к посвящению. Вмешиваться поздно. Да и нельзя, по большому-то счёту. И как бы ни хотелось Хранителю, наверняка, дракон задержал его не зря. Хотя... стоит подать Клареду одну идею. Очень рискованную, ставящую на кон почти всё, но способную основательно спутать планы Мары и Девлона. Воплощать же её или нет, решать ему самому.

А девушка... Алрина обреталась где-то на юго-востоке и была совершенно вне себя от горя. Вот к ней-то Санат и пойдёт. У неё теперь есть амулет, созданный им когда-то на скорую руку и переданный Клареду. Это существенно облегчит поиски.

Скостив почти весь путь скоропехом, Санат решил притормозить и пойти с обычной человеческой скоростью, потому что девушка вдруг начала быстро смещаться на юг. Он направился наперерез. Мироздание подсобило, послав зажиточного крестьянина на подводе, который предложил подвезти. В благодарность Хранитель рассказал благодетелю пару легенд, которые навели того на полезные мысли по беспокоившим его житейским вопросам.

Благополучно достигнув Астена, Санат решил подождать подзадержавшуюся в дороге Стражницу там. Символично будет встретиться снова в том же городе, что и единственный раз в прошлом. В ожидании он бродил по торговым улицам и, поддавшись неясному импульсу, зашёл в книжную лавку. Там внимание его сразу привлёк тёмно-синий томик без надписей — уж больно знакомо он выглядел. Попросил посмотреть — так и есть: первая рукопись "Саги о Замке Малфир"! Как же наследник Лоринденов умудрился её потерять?

Впрочем, судя по запрошенной торговцем малой цене, он получил сокровище за бесценок, даже не подозревая, что это такое, и полагая скверно переписанной копией известной книги. А значит, принесли её мутные безграмотные личности, сиречь воры. Хвала Мелину, что направил его стопы сюда! Дабы не наводить продавца на ненужные подозрения, Санат поторговался немного и сбил ещё пятую часть цены. А потом запрятал драгоценный томик в суму и пошёл к северным воротам встречать приближавшуюся Алрину.

Глава 30.

Алрина: Затворничество

После отъезда Клареда в Алрине что-то сломалось. Из неё словно вынули какие-то необходимые шестерёнки, внутренние часы остановились и механизм застыл. Дни напролёт она сидела у окна, теребя оставленный им на память палантин, и, вопреки всякой логике, ждала, что любимый передумает и вернётся. Не сможет без неё так же, как она не могла сейчас без него. Она была не в состоянии ничего делать, даже готовить. Питалась хлебом, сыром, колбасой и тинче. И то — тревога сжимала все внутренности так, что кусок в горло не лез, так что вскоре любимый кожаный наряд начал обвисать.

Но время шло и становилось очевидно, что Кларед не вернётся. Выходит, его чувства вовсе не были такими же сильными, как её! Поняв это, Алрина стала злиться, ей хотелось кого-нибудь убить. Или чтобы кто-то убил её. Если до этого она почти не выходила из дома — только чтобы купить еды, то теперь не могла оставаться там, где они ещё недавно...

Она начала отъедаться, по полдня просиживая в таверне. И выпивать. Сидела дерзко, в одном обтягивающем наряде. Когда же к ней подваливал очередной самец, польстившийся на формы и нетрезвое состояние, Алрина от души делала ему больно: то руку выкрутит, то по морде посудой зарядит, то сделает подсечку, так чтобы незадачливый ухажёр шваркнулся об скамью или стол. Втайне мечтая, что кто-то обозлится и предпримет более решительные действия где-нибудь на улице, так чтобы можно было подраться по-настоящему.

Но увы, хозяин, который не возражал против её мелких эскапад, поскольку за разбитую посуду девушка всегда платила, стал предупреждать посетителей, чтобы не связывались с нею. Тогда Алрина сменила таверну, но увы, дурная слава быстро распространилась по всему району, а ходить куда-то дальше ей было лень, чтобы потом, набравшись, не возвращаться долго домой.

Она даже подумала как-то спьяну, что, может, и стоит с кем-нибудь переспать. Забыть чёртова Наречённого, как он о ней позабыл, променяв её на эту суку Смерть... Алрина даже сходила в таверну, где не была раньше, послушала с полчаса какого-то достаточно привлекательного вояку, но когда он позвал её к себе в номер, положив руку на колено, девушку чуть не стошнило. Нет, не могла она ни с кем путаться после Клареда. Разве с ним кто-то сравнится? Прикосновение чужой руки было таким грубым, что она сбросила её и убралась восвояси, оставив мужчину в недоумении. И поняла, что так ей горя не утихомирить.

Когда развлечения иссякли, Алрина впала в тоску и начала пить дома. Однако пустоту в груди было ничем не залить. Ей казалось, что душа привязана к Клареду на верёвочке и сейчас тащит её вслед за ним с такой силой, что всё болит изнутри.

Злость её обратилась против себя и превратилась в отчаяние. Девушка ругала себя за то, что не согласилась на уговоры любимого и не отправилась назад, к нартам. Пусть это и верная смерть, но умереть было бы легче, чем перенести разлуку.

А может, он прав и у них получилось бы вместе. Даже если бы Морена заподозрила их в дурных намерениях, она никогда не действует сразу — всегда сначала играет с жертвой, как кошка с мышью, чтобы узнать слабые места, вымотать, помучить, и только потом убить. В конце концов, даже если бы ахсара сделала худшее — провернула тот же номер, что с Бреном, хедивегу не осталось бы, что терять, и уже ничто не остановило бы её от попытки стереть демоницу с лица земли прямо на месте.

Эта идея так захватила Алрину, что она спешно собралась, купила лошадь, продала ненавистные Петрины "когти корса", чтобы хватило денег выкупать подмену на княжеских заставах, и кинулась догонять Клареда. Может, ещё успеет? Если останавливаться только на ночь, чтобы поспать несколько часов...

В первый же день она одолела почти половину пути до Астена, дважды сменив лошадей и жуя чуть ли не на ходу, что найдётся готового, пока переодевали сбрую. Поспала на заставе от света до света и второй день провела точно так же в седле, несмотря на то, что отвыкшее тело ломило ещё после вчерашнего. Однако добраться до города засветло не успела — пришлось опять ночевать в придорожном заведении.

На следующее утро, направляясь в конюшню, она увидела, как на дворе мастерят какие-то временные навесы и где-то на задворках памяти шевельнулось тревожное воспоминание. Она спросила, для чего это делается, и услышала в ответ: "Так скоро ведь народ начнёт съезжаться на ярмарку, нужны дополнительные места".

Алрину словно громом поразило: если праздник весны так близко, значит, она уже опоздала! Потеряла счёт времени где-то в пьяном угаре. И ни за что не успеет в Новин до Обручения Клареда. Новость сразила её наповал, ноги подкосились, и она вернулась в таверну. Рухнула на лавку и уронила руки на голову.

Но посидеть просто так ей не дали, половой настойчиво спрашивал, что ей подать, и девушка ляпнула первое, что пришло в голову: пряного ронга. Парень почти ничем не выдал своего удивления, только спросил, что на закуску. И видя, что необычная путница в боевом наряде затрудняется с ответом, предложил на выбор соления, сыр и солонину. Алрина кивнула, не уточняя — ей вообще было не до подобных мелочей, — так что тот принёс всего понемногу.

Девушка машинально отпивала по глотку и закусывала, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой. Весь её мир в одночасье рухнул. Впрочем нет, он рухнул ещё тогда, когда Кларед уехал, просто она не желала этого признавать... В глазах защипало, но плакать по собственной глупости было смешно, так что Алрина сердито выпила и закусила ещё.

К концу ронга в кувшине и закусок на тарелке сытость и опьянение сыграли свою роль, придав девушке немного отчаянной бесшабашности. Какая теперь разница, чем заниматься? Но не сидеть же здесь до скончания века? Думать о том, чтобы искать сейчас работу телохранительницей, как она собиралась во время путешествия с Петрой, пробивая дорогу сквозь предубеждения о женском предназначении, совершенно не хотелось. И Алрина решила, что, раз уже двинулась на юг, имеет смысл добраться до Мелдена и попробовать поискать там тётку. Хоть какое-то занятие. Если повезёт, отсидится у той немного, может и силы появятся на что-то ещё.

Она заказала кружку горячего варева из панкрата покрепче, чтобы взбодриться — с этим замечательным напитком Клед познакомил её в Арбене. И когда вялость немного отступила, забралась в седло. Торопиться теперь было некуда, и до Астена оставалось совсем недалеко, так что девушка пустила отдохнувшего коня лёгкой рысцой. Однако по дороге на неё накатила такая безнадёга, что, когда жеребец замедлился до шага, она не стала его понукать.

Какой в этом прок? Искать тётку, восстанавливать титул... Она всё равно не сможет управлять чёртовой провинцией одна. А мысль о замужестве с кем-то иным, кроме Клареда, вызывала тошноту. С ним её жизнь внезапно показалась наполненной смыслом, и словно бы даже обрела предназначение: казалось, что все невзгоды пережиты не зря и ведут к некой важной цели, а в конце наградой маячит счастье. Теперь же... Вот что за шестерёнку она утратила — самую главную: смысл жизни, целиком и полностью. В горле застрял ком от того, что все её мучения оказались напрасными. Но слёзы не шли. Не могла она всерьёз себя пожалеть, отучили её от этого ещё в детстве. Вырванное из земли деревце, превращённое кочевниками в перекати-поле так и не смогло найти места, где пустить корни, а без этого... Зачем вообще жить?

Может, и правда, напиться да с кем-то повздорить? Нет, женщину скорее изнасилуют, чем убьют, а гнить за решёткой, где она непременно окажется, порешив насильника в городе, совсем не хотелось. Если уж погибать, то в бою. И не бездарном, а хоть смерти придать какой-либо смысл — то есть попытаться убить Морену. Но только не сейчас. Сегодня уже поздно, она отдохнёт тут немного, отоспится. А завтра подумает ещё раз.

Мир потускнел и затянутое низкими тучами небо казалось весьма подходящим к настроению. Алрина практически перестала что-либо замечать, с головой уйдя в переживание собственной никчёмности. Городские ворота Астена показались ей дверью в загробный мир, и она покорно въехала туда — стражники не задержали, несмотря на боевую экипировку. Видимо, понурость фигуры сообщила им об отсутствии опасности. Собственная жизнь давила на девушку такой неподъёмной ношей, что она того и гляди готова была свалиться в канаву и остаться лежать там. Только для этого надо было напиться...

И вдруг окружающий мрак прорезали два синих луча! Глаза Алрины сами нашли загадочного странника, столько раз являвшегося ей во снах, что она сначала не поверила. Может, она уснула в седле? Или сошла с ума? Эти нереальные, синющие глаза, сиявшие каким-то внутренним светом, разгоняли безнадёгу, словно морок. Они видели её и принимали, сопереживали и верили, тем самым словно оправдывая её существование... Разве так бывает на самом деле? Да, какое-то время так смотрел на неё и Кларед, но где он теперь?

Алрина таращилась на волшебника из "Саги о Замке Малфир", как на привидение. Ей даже в голову не пришло шевельнуться. Санат сам вышел вперёд и взял под уздцы её вяло переступавшего коня, который беспрекословно подчинился чужаку. Но только когда его тёплая сухая рука легла на её запястье, девушка поняла, что это не сон и не бред, а действительность. Она скатилась из седла прямо в объятия отшельника и неожиданно разрыдалась у него на плече — от облегчения, что не всё потеряно и кому-то ещё есть до неё дело.

* * *

Санат отвёл Алрину в какой-то не очень шумный трактир, где заказал им ужин и комнату на ночь. Она воспринимала происходящее немного как в тумане. Эта встреча наполнила её такими надеждами, что весь мир слегка поплыл и пока ещё не собрался в новую картинку. Девушка страстно жаждала того, чтобы волшебник ей всё объяснил и подсказал, что делать дальше, как спасти положение. И в то же время боялась, что он вовсе не для того встретился с нею. Что сейчас просто бросит снова пару загадочных фраз, которые лягут на её плечи непосильным грузом, и останется только пойти и сдохнуть, выполняя указание, поскольку в этом мог оказаться хоть какой-то смысл хоть для кого-то. Что в целом тоже терпимо, учитывая, как немил ей сделался белый свет после ухода Клареда обратно в Орден Смерти. Лишь бы не новые неразрешимые задачки!

Она всё порывалась завалить Саната вопросами, но тот её постоянно останавливал. Сначала заставил поесть и выпить тёплого разбавленного вина с пряностями. От горячей еды и питья в самом деле полегчало, но отшельник продолжал делать строгое лицо, пресекавшее её любопытство до того, как оно срывалось с языка. Он проводил Алрину в комнату и там, усадив на кровать, наконец, сказал:

— Я понимаю, у тебя накопилось множество вопросов. Не бойся, я отвечу на все. Раньше у меня просто не было возможности это сделать. Однако тут неподходящее место — вообще в этом городе. Так что скажи мне для начала, куда ты направлялась, чтобы я мог выбрать подходящее место и время.

— Я... — Алрина схватилась за голову. — Я не знаю, куда мне ехать и что делать теперь! Я никому не нужна. И ничего не хочу. Кроме Клареда, но...

— Да, эта тропа возможностей уже закрылась. Но ты всё-таки могла бы помочь ему в будущем.

— В каком-таком будущем? О чём вы? — саднящее горе потери снова принялось высекать слёзы из глаз девушки. — У него нет будущего, он же вот-вот обручится со Смертью!

— Смерть ещё не конец пути, — многозначительно ответил Санат. — А он, боюсь, подписывает себе приговор намного дальше. И только ты способна вырвать его душу из её цепких лап.

Смутное подтверждение догадок о том, что они оба когда-то уже жили и любили друг друга, требовало уточнения, но вопрос тут же смело внезапно засиявшей уже вполне явственной надеждой.

— Что мне нужно для этого сделать? — Алрина утёрла слёзы, мгновенно подобравшись.

— Ну, во-первых, многое узнать — от меня. А во-вторых перешагнуть свои личные интересы. Это не так просто, как кажется. Так что нам предстоит провести много времени вместе, а тебе ещё и как следует поработать над собой.

— Вы предлагаете мне стать вашей ученицей? — недоверчиво переспросила девушка.

— Ну, не в полноценном смысле. Ты не пойдёшь по моим стопам. Но всему, что понадобится для выполнения задачи, я тебя обучу. Хотя, боюсь, принимать решение, как именно действовать, тебе придётся всё-таки самой. Я лишь дам тебе необходимые знания и постараюсь воспитать умения.

— Я согласна! — выпалила Алрина, едва дождавшись окончания речи отшельника.

По какой-то неведомой причине она была уверена, что может доверять этому человеку со столь глубоким и понимающим, цепким и вселяющим веру взглядом целиком и полностью. И то, что он обещал, было лучше зайца на обед — он предлагал умение охотиться. Если она сможет всё понять и освоить — а она приложит все усилия, ведь от этого, судя по всему, теперь зависит судьба её любимого! — это лучшее, чего можно было пожелать. Возможно, новый путь на фоне старых вариантов, ни один из которых её не устраивал. Тот самый смысл, который был ей так отчаянно необходим теперь, когда она осталась совсем одна на белом свете.

— Хорошо. Тогда тебе придётся на время поселиться в уединённой местности. Не бойся, не одной, а вместе со мной. По крайней мере, основную часть времени я тоже буду проводить там. Предлагаю отправиться завтра же. Пойдём пешком, но лошадь можешь взять с собой. Только купи ей шоры. Также запасись продуктами, какие понадобятся для пропитания на несколько месяцев помимо охоты. Пастбище там будет. На меня можешь не рассчитывать — меня мать-земля прокормит. Хотя и от горячего кулеша когда-никогда я, разумеется, не откажусь.

Он положил свою сухую, крепкую, горячую ладонь на предплечье девушки, чуть сжал его и добавил, заглянув глубоко в душу:

— Доверься мне. — Алрина кивнула без тени сомнения. -А теперь ложись поспи, тебе понадобятся силы.

Повинуясь его жесту, девушка растянулась на постели и сразу провалилась в сон, даже не успев поинтересоваться, где же будет спать сам Санат — кровать в комнате была всего одна.

Спалось ей мирно и сладко, как ни разу с момента расставания с Кларедом. Даже снилось что-то хорошее, но она не поручилась бы, что возлюбленный, хотя ощущения спросонья были именно такими, словно бы время откатили на прошлое лето, и она проснулась рядом с ним, в Селвидоме, ещё никуда не спеша и ни за что не переживая.

Санат сидел на лавке со сложенными накрест ногами, как любила устраиваться наставница Ху, пока позволяли суставы. Казалось, он дремал с полузакрытыми глазами, но как только Алрина зашевелилась, тут же поднялся и сказал:

— Доброе утро! Мне надо ненадолго отлучиться, но к обеду я вернусь. Надеюсь, ты уже соберёшься в дорогу к тому времени и мы сможем пуститься в путь. Время до войны ещё есть, но не слишком много. А труд тебе предстоит немалый, так что лучше не затягивать.

Девушка кивнула, улыбаясь, и Санат ушёл, омыв её ответной тёплой улыбкой напоследок. Какой всё-таки удивительный человек! В его присутствии словно отступали тени. Сейчас Алрина совершенно не чувствовала безнадёжности и боли, чуть ли не парализовавших её в последнее время. Даже подивилась немного, что оплакивала Клареда, словно мёртвого. Впрочем, примерно так она себе и представляла ситуацию, но если волшебник говорит, что надежда ещё есть, и успех в её собственных руках, то... Это хороший повод как следует позавтракать! А то питалась чем придётся по дороге. У неё проснулся зверский аппетит.

* * *

К полудню всё было готово, и, пообедав в той же таверне, девушка с отшельником пустились в путь. На вопрос: "Куда мы идём?" Санат только покачал головой и Алрина решила, что в конце концов увидит сама. Может быть, волшебник опасался слежки, как Петра.

Они покинули Астен через те же северные ворота, какими прибыла Алрина, но вскоре свернули с Княжеского Тракта в поля. Пока всё выглядело так, будто они направлялись назад, в Селвидом. Но спустя какое-то время Санат попросил её:

— Перестань следить за дорогой, пожалуйста, иначе мы и до лета не доберёмся, куда нужно. И запахни поплотнее шоры коню.

Девушка подивилась такой просьбе, но выполнила её. Правда, с животным всё было просто, а вот заставить себя не обращать внимания на окружение у неё не получалось. Что-то внутри противилось, нашёптывая: а как же опасности, которые могут подстерегать их?

— Ты можешь начать задавать накопившиеся вопросы, — наконец сказал Санат, когда Тракт остался за пределами видимости.

Этой возможности Алрина ждала со вчерашнего вечера, поэтому живо откликнулась:

— Кто такая на самом деле Морена?

Правда, первая реакция её обескуражила:

— А кто такая Морена?

— Ну, ахсара нартов. Предводительница Народа Войны.

Похоже, Санат просто не знал подробностей в виде имён и названий. Как только он понял, о ком идёт речь, то начал давать вполне исчерпывающие ответы. И даже больше, чем могла надеяться Алрина, раскрыв пугающую изнанку мира, борьбу невидимых сил посредством человеческих рук.

Морена оказалась не просто одержимой демоном или его верховной жрицей, а воплощением частички сущности — аватарой — Мары, которую условно можно было назвать "богиней Смерти и Похоти", как, впрочем и делал Орден, в котором состоял Кларед. Хотя на самом деле Мара не была богиней в том же смысле, что Кернун, Дана, Мелвин или Хёдр, которых Санат называл немного иначе. Он поведал о Богах-Распорядителях, слепивших этот мир и населявших его созданий из материи, созданной их отцом. А также об их противниках, пошедших наперекор родителю, а потому отлучённых им от творения, или попросту — Проклятых. Благодаря своей хитрости они выжили при гибели старого мира и с тех пор не прекращали попыток переделать новый на свой лад. Из-за чего время от времени и случался Карандар, который вёл к изменениям Мироздания в попытке сделать его устойчивей к козням врагов.

Поведал он и о Доспехах Богов, выкованных Распорядителями для первого Карандара — войны с силами Проклятых, которые умудрились завербовать достаточно сторонников среди существ, населявших тогда ещё единый Мир. Алрина сама догадалась, что Орден Смерти — очередная такая попытка. Санат подтвердил её предположения о том, что "смертниками" и нартами движет одна и та же сила в попытке их столкнуть. Но грядущая война сама по себе на Карандар не тянет, а значит подобный выброс энергии смерти, страха и хаоса нужен им для чего-то другого. Для чего, Санат пока не знал.

Доспехи являлись "незыблемыми артефактами", мощь которых брала свой исток в Сердце Мира и была по сути божественной, неподвластной влиянию мира, в котором они находились, то есть всегда оставаясь силой высшего порядка, тогда как местная "магия" зависела от "грубости" мира, соответствовавшей его удалённости от центра Мироздания. Да, оказалось, что мир людей не единственный и находится примерно посередине, а другие миры населяют иные существа. Души же, по мере "взросления" воплощаются в разных мирах, постепенно поднимаясь от более "грубых" к более "тонким", приближённым к Обители Богов и просвещённым их влиянием.

Эта часть оказалась очень трудной для понимания, но Санат сказал, чтобы Алрина не забивала себе голову, поскольку для дела это не важно. Достаточно знать, что сила Доспехов способна помочь Проклятым взломать Сердце Мира, если те соберут их все вместе. Впрочем, Доспехи разбросаны по разным мирам, являясь отчасти "маяками" Божественного Света в каждом из них. Но если эти артефакты попадали в руки Проклятых, как случилось теперь, то усиливали их влияние на данный мир. Именно поэтому Санат пытался внушить Алрине во сне, чтобы та забрала Меч Кернуна при побеге.

Тут у девушки возник закономерный вопрос:

— Если вы всё это время следили за мной, почему же не пришли на помощь раньше?

— К сожалению, я опоздал к разорению Кастердома, когда Мара заполучила Меч в руки своей аватары. Тебе к тому времени уже затёрли память, и я решил, что лучше всё оставить на своих местах. Только провёл Клареда до Ладоней Смерти в Мохавене.

— Как?! — возмутилась Алрина. — Вы сами толкнули его в лапы Мары?! Зная о том, что она из себя представляет?!

— Не горячись, душенька, — мягко осадил её Санат. — Да, я многое знаю и умею в сравнении с обычным человеком, но именно поэтому мне запрещено вмешиваться в дела людей напрямую. Запрещено самим Мелином, то есть, по-вашему — Мелвином, создателем людей и покровителем вашего мира. Но даже без его запрета, есть законы, по которым работают судьбы. И в соответствии с ними, я не могу взять на себя решение чужих задач. Это было бы равносильно лишению возможности роста. Рост происходит только через выбор, который вы всегда должны делать сами.

Алрина фыркнула, желая возразить, что у неё не было выбора, когда её забрали на воспитание нарты, но Санат остановил её назидательно поднятым пальцем в знак того, что ещё не закончил.

— Для того, чтобы сделать выбор, нужно сначала прийти к каким-то выводам, а для этого — пережить некий опыт, чего за человека сделать никто не в состоянии. Вот почему я оставил вас там, где нашёл, или, в случае Клареда, куда он стремился. Лишь присматривал одним глазом, пока решал другие проблемы, устроенные Проклятыми, которые были по плечу только мне, а значит ими я имел право заняться. Ну и попутно выяснял, что это за Обители Смерти такие. Они возникли за время моего отшельничества, в которое я ухожу время от времени, чтобы поддерживать жизнь в этом теле намного дольше, чем велит человеческий век. Видимо, Проклятые специально дожидались нужного момента, чтобы я не разгадал их планы на той стадии, когда их ещё легко разрушить парой встрясок ключевых лиц. Таких, которые заставят их вспомнить о душе и отринуть посулы тёмных сил, взывающие к пока ещё не проработанным сторонам натуры.

На каждый ответ Саната в голове Алрины возникал целый рой новых вопросов, но сейчас она выбрала наиболее животрепещущий:

— А почему вы вообще следили именно за нами?

И снова отшельник по-доброму улыбнулся, одним взглядом снимая подозрения привыкшей везде ожидать подвоха сироты:

— Потому что ваши души связаны с Доспехами, вы их Стражи, и каждый раз воплощаетесь тогда, когда им что-нибудь грозит.

— Значит, мы уже встречались? — задумчиво уточнила Алрина. Одно дело предполагать и совсем другое — узнать наверняка.

— Всё верно. Ты что-то вспомнила?

— Нам обоим являлись видения, когда мы... особенно тесно взаимодействовали.

— И что же именно вы видели?

— Мы... наверное, мы были какими-то другими существами, не людьми, раз вы говорите, что их много. Высокие такие, тонкие гибкие. Я... отвергла его, хотя любила, не знаю, почему. А он куда-то уплыл на корабле и там погиб...

Когда девушка произнесла это вслух, ей вдруг показалось, что они вдвоём обречены вечно любить и терять друг друга... Она хотела спросить, как работают судьбы и возможно ли такое, но не смогла подобрать слов. Вместо этого поинтересовалась:

— А мы с вами?..

— Да, мы тоже встречались, — подтвердил волшебник, но не стал вдаваться в подробности.

Наверное, именно поэтому Санат вызывал у неё доверие — когда-то в прошлом она уже убеждалась, что на него можно положиться. Да и Кларед казался таким родным не зря...

Мысли роились, перескакивая с одной тайны, над которой Санат открывал завесу, на другую, и Алрина погрузилась в себя, пытаясь разложить новые сведения по полочкам в голове. Впрочем, как ни странно, всё это казалось логичным и правильным. Возможно, когда-то уже известным? Сейчас она не всё понимала, но...

— А тем, что вы мне сейчас это всё поясняете и собрались меня чему-то учить, вы разве не вмешиваетесь?

— Не больше, чем Мара вмешалась, захватив тело бедной больной дочки нартского вождя. Основной закон равновесия позволяет мне помогать, когда люди сталкиваются с силами, которые выше их понимания. Как сейчас.

— Жаль, что вы не пришли на помощь раньше, когда Кларед ещё не решил вернуться в Орден, — с горечью сказала Алрина. — Он ведь сделал это только ради того, чтобы сразиться с Мореной. Мы оба так старались увидеть вас во сне...

— Я был тогда в другом мире, — вздохнул Санат. — Исправлял последствия вмешательства, которое могло расшатать равновесие во всём Мироздании. Но пути Мелина неисповедимы, и им лучше доверять. Вселенная и каждое существо в ней взаимодействуют настолько сложным способом, что любой механик, попытавшийся построить модель, сошёл бы с ума. Возможно, мальчик должен был уйти, чтобы ты впала в отчаяние и созрела пройти обучение. Но почти наверняка — не только для этого. Так обычно бывает, что за всеми последствиями не уследишь. Например, Кларед может повлиять на Орден в лучшую сторону, если рискнёт. И мало ли почему ещё события сплелись именно так, а не иначе.

— Это как же он может повлиять на Орден? — заинтересовалась Алрина.

— Давай не будем углубляться в те решения, которые зависят не от нас. Этот путь никуда не ведёт. Вот тебе, кстати, первый урок: твоя судьба зависит только от тебя самой. Никогда не списывай свои неудачи на обстоятельства или чужие действия. Иначе ты отдаёшь власть над собой им.

— Это как же, интересно, я могла повлиять на нартов, которые разорили наш замок? — ощетинилась Алрина.

— А почему они не убили тебя? — прищурился в ответ Санат.

— Я... зарезала человека, который убил мою маму. Случайно. Просто ткнула ножом куда попало, ну и попала, видимо... Да, в одну из "точек смерти".

— Тогда держи второй урок: случайностей не бывает. Ты проявила себя в том качестве, которое нарты уважают — боевой дух. Тоже отнюдь не случайно — ты уже была воином в прошлых жизнях. И заметь, в результате ты оказалась не где-нибудь, а под боком у аватары Мары в непосредственной близости от Меча.

— Обалдеть, — поразилась Алрина.

Ей на миг открылась невероятная картина из случайных, казалось бы, переплетений событий, при этом ведущих туда, где, по идее, и надлежало находиться.

— Вот-вот, — кивнул Санат.

— Но всё-таки. Вот Морена так надо мной издевалась... Или сама Мара, не знаю. Там под её дудку, похоже, много кто пляшет, та же Барама...

— Эта старая перечница ещё жива? — удивлённо приподнял бровь отшельник.

— Да. Она, можно сказать выпестовала эту аватару, и я думаю, подговорила Альвейд убить мою подругу. А потом Морена убила моего мужчину... Чего они этим добивались? И как я могла на это повлиять? — всё-таки девушке было неясно, как понимать первый урок.

— Скорее всего, они хотели сломить тебя, чтобы погасить память о божественном свете, которая даёт тебе силы противиться тьме. Но ты невнимательна. Я сказал, что лишь твоя судьба в твоих руках. Этим людям ты, скорее всего, помочь ничем не могла. И нам не узнать, каким образом их смерть вписывается в Божественный Гобелен Событий. Главное то, как ты отреагировала на это.

Алрина поёжилась. Ей не казалось, что она приняла удары судьбы достойно. Помнится, эти смерти её чуть не сломили. И застряли такой занозой в душе, что не достать: когда дело касается Морены, она ведь боится, как загнанный заяц, боится новой боли и потери дорогих людей. Из-за этого она не захотела рискнуть вместе с Кларедом и теперь потеряла его...

-Мне кажется, знай я о своей высокой миссии Стражницы Доспехов, повела бы себя лучше... — с лёгким упрёком заметила она.

— Знание или незнание неважно. Главное выбор: свет или тьма, как бы ты их ни понимала, — ответил на это волшебник. -. И в этом смысле ты победила, хоть сейчас и не в лучшем состоянии, но на то и появился я — подать руку, когда ты действительно готова упасть. Но насколько я понимаю Великую Паутину — а я, поверь, наблюдал столько переплетений судеб, сколько не снилось ни одному смертному — не будь у меня такой возможности, на твоём пути возник бы кто-то другой. Не помочь, так поддержать до моего или чьего-то ещё появления. Так ведь уже бывало?

Алрина задумалась и на ум ей сразу пришёл Мадлен: она ведь тогда не решилась бы сбежать, если бы не он. Вот только кончилось всё... опять-таки вряд ли достойно.

— Был один человек, — мрачно подтвердила она. — Но я его в итоге убила.

— Из ненависти? — уточнил Санат.

— Нет. А может, да. Я не могу внятно пояснить. В Орде у меня была наставница. Старая Ходячая Смерть, Ху. Она молилась Хёдру и уверяла, что у него на каждого отмерен свой срок жизни. Говорила, что нельзя убивать того, чей жизненный путь не пришёл к концу. Я пыталась почувствовать, честно, но не уверена, что у меня получилось. Он... С одной стороны он помог мне, а потом пытался... фактически продать. Человеку, занявшему наш родовой замок. Его я тоже убила в ту ночь. И точно из личных мотивов. Но в том случае я почти уверена, что оказала услугу, как минимум, большому количеству женщин.

— Сожалеешь? — спросил отшельник. — Душу скребёт?

Алрина пожала плечами, а потом помотала головой.

— Значит, всё правильно. Хемдир ведь не своими руками нить обрывает. Не исключено, что ты лишь вернула им какой-нибудь старый должок. Но я уверен, что это не единственный случай. Подумай.

Девушка задумалась и внезапно устыдилась собственного беспамятства: а как же Брен? Он ведь не только спас её от насильного лишения девственности, а стал её напарником и защитником на несколько лет. Поддержкой для души рядом с этой ужасной ахсарой.

— Да, вы правы. Я вспомнила ещё одного человека, который мне сильно помог. Своего первого мужчину. Которого убила Морена. Наверняка из-за меня!

— Так, не тащи на себя чужие грехи. Это первое правило очень важно: ты должна сознавать, за что ты в ответе, а за что нет. Иначе запутаешься и никогда себя не найдёшь. Делай, что должна и будь, что будет. Понимаешь?

Алрина с сомнением кивнула. Речь Саната странным образом перекликалась с тем, чему учила её Ху, словно поясняла те же самые вещи, но другими словами. Чуть более понятными, и всё же на самой грани доступного, так что не было уверенности, что спустя минуту или час или день это понимание не ускользнёт.

— Не стесняйся боли и шрамов, — продолжил отшельник. -Они подобны молоту, кующему из твоей души божественный алмаз. Это опыт, а плохого опыта не существует, только неусвоенный. Даже ошибки учат чему-то. Мало того, без ошибок не найти и правильный путь. Главное, что ты выстояла и не потеряла себя...

— Я в этом не уверена...

— И зря! Иначе мы бы с тобой сейчас не беседовали. Кстати, мы пришли.

Алрина окинула взглядом окрестности и обомлела: они больше не были в Свободных Княжествах! Перед ними простирался луг на небольшом плато где-то высоко в горах. Причём вовсе не тех, приграничных, крутых. Местность походила на восточные массивы, куда они часто забредали летом с костяком Орды, только ещё выше. Воздух был холодным, но уже напоённым ароматом весенних трав, хотя на ближайших пиках, виднеющихся вдали, ещё лежал снег.

— Но как?! — только и могла спросить она.

— Я могу перемещаться намного быстрее, чем обычный человек, как бы сворачивая время, но для этого нужно, чтобы мне не мешало чужое восприятие, поэтому я и хотел отвлечь тебя и коня от дороги. Теперь можешь снять с него шоры, пусть привыкает.

Алрина убрала кожаные накладки, заправив их за уздечку, и последовала за Санатом к каменному домику, приютившемуся в закутке, укрытом от ветра изломанным склоном горы. Рядом был большой загон для скота, из чего девушка сделала вывод, что это летнее жилище пастухов, гоняющих стада повыше на выпас. Она завела коня туда, хотела расседлать, но мужчина велел ей не торопиться. Он помог перенести припасы в кладовую, представлявшую собой что-то вроде каменного сарая, пристроенного к небольшой пещерке в ближайшем склоне. Личные вещи девушки умещались в две перемётных сумы, которые та и сама легко поднимала, а у отшельника их, похоже, не было вовсе.

Затем они вошли в дом, двери которого не были заперты — просто замотаны на верёвку, как это часто делали пастухи. Внутри было чисто, но прохладно, однако имелся открытый очаг наподобие камина с вертелом и трубой, выходившей на крышу.

— Располагайся, — пригласил Санат. — А я пойду дров соберу.

— А сюда не придут пастухи? — спросила Алрина. — Попозже.

— Нет, Орда уничтожила племя, которое гоняло сюда скот, — сухо ответил отшельник и вышел наружу.

Послышался скрип двери — очевидно, прилегавшего к дому сарая. Девушка выскочила за ним, чтобы спросить:

— А с водой-то здесь как?

— Точно, забыл. Бери ведро, я покажу тебе, где родник.

В сарае он взял моток верёвки, топор, проверил его остроту пальцем и засунул за пояс. Алрина подхватила стоявшее тут же ведро и последовала за ним. Им пришлось взобраться чуть выше по склону горы и обогнуть поворот. Там, над тропинкой из распадка камней действительно бил небольшой, но уверенный ключ. Вода в этом месте стекала со слегка выдающегося камня, так что её было достаточно удобно набирать.

Донеся полное ведро до крыльца, Санат сказал, махнув рукой куда-то вправо:

— Там чуть ниже есть ещё один родник, но этот ближе. Я скоро вернусь.

Он взял под уздцы коня и отправился в указанную сторону. Алрина сначала не поняла, где он собрался искать дрова — вокруг ничего не росло, — и только потом приметила лесок вдалеке. Спохватившись, что своим наблюдением может помешать волшебнику сократить путь, как он это умеет, она умылась с дороги и занесла ведро в дом.

Помещение внутри было одно, очаг стоял напротив двери, широкие лавки вместо кроватей под окнами по бокам, большой стол с четырьмя добротными табуретками посередине, а также пара сундуков и полок на глухой стене — вот и вся обстановка.

Придётся тут обживаться. Далеко от человеческих поселений, зато и не потревожит никто. Неповторимая тишина и покой, какие бывают только в безлюдных местах, уже обнимали душу девушки врачующим покрывалом. А когда за одним из сундуков нашлось несколько сухих брёвнышек и в очаге затрещал огонь, стало совсем хорошо.

* * *

Алрине казалось, что вопросы у неё никогда не кончатся, но на следующий день Санат посадил её таращиться на цветок — обыкновенный пушистик, просто первый попавшийся. Он называл это "медитацией". В общем-то принцип был девушке знаком по занятиям с Ху, только та называла это "созерцанием".

Но если тогда задачи были боевыми (или только казались?), то сейчас отшельник добивался от неё непрерывности внимания. Он велел сосчитать все бесчисленные лепестки ярко-жёлтого цветка и количество мошек, которые подлетят к нему за день. На другой день задал сформировать в груди воображением такой же ярко-жёлтый мохнатый шарик. На третий к закату, когда стало возможным смотреть на светило, сказал превратить свой внутренний пушистик в солнышко.

С первыми двумя заданиями девушка справилась легко, а вот с третьим испытывала трудности, поэтому пришлось практиковать его ещё несколько дней, пока хоть что-то не вышло.

Между занятиями Санат задавал проверочные вопросы на тему, кто за что нёс ответ в разных событиях её прежней жизни. При этом надо было продолжать удерживать ощущение солнышка в груди. Алрина удивилась, как легко оно теряется, только вздумай она перекладывать вину на кого-то другого в случаях, за которые хотя бы частично отвечала сама. А таких было большинство. Ведь оказалось, что всегда есть действие и реакция, и если первое во власти совершающего, то второе — всегда выбор подвергшегося.

Точнее, если не думать, то ответ будет равен привету. Что посеешь, то и пожнёшь. Причинение боли вызывает ответный выпад, пикировка приводит к убийству, убийство к войне — это путь Хаоса, путь Проклятых. А вот если научишься осознанно делать выбор, то становишься хозяином своей судьбы. Тогда можешь взращивать душу, зажигать огонь духа и приближаться по светимости к божествам, обретая новые способности, которые даются по мере роста власти над собой — это путь Творения. И единственный способ бороться с Хаосом. Зло можно остановить только добром.

Всё это было как-то связано с законами Мироздания, которые отшельник перечислял, и пока он говорил, они были понятны, но потом расплывались, словно разум не в силах был их охватить, по крайней мере, Алринин. Она запомнила только закон притяжения подобного к подобному, в связи с которым отшельник убедил её перестать принимать яды, чтобы не вносить в свой организм разрушительное влияние Хаоса, распада и Смерти.

Сам Санат целыми днями сидел на ближайшем взлобье горы и тоже медитировал. Если Алрина сбивалась на свои тревоги о Клареде, вскрикивал стремглавом. Так они условились. Иногда девушка задумывалась о том, чем же занят сам отшельник — уж вряд ли простыми упражнениями, которые задавал ей. Но со временем поняла, что он следит за происходящим на подопечных землях примерно таким же образом, каким присматривал раньше за ней — внутренним взором. Он пояснил ей, что не волшебник, несмотря на некоторые необычные способности, и не может "наколдовать чудо", а лишь Хранитель четвёртой части всей земли, какая есть в их мире! И уж если величать его как-то в этом роде, то вернее будет слово "Волхв".

Вопросы Санат разрешил задавать только вечером и не больше трёх за раз. Пояснил это тем, что ум уводит от главного, пытаясь ухватить побольше несущественных деталей. Ум всегда всех уводит от главных задач, потому что решать их труднее всего. За время медитации карусель мыслей у Алрины в голове успокаивалась и ей удавалось выделить то, что действительно важно, хотя некоторые вопросы было страшно даже задавать. Но к таким она подошла позже, когда внутри воцарились почти такие же покой и тишина, что окружали их ежедневно снаружи.

В первую очередь девушка, разумеется, пожелала узнать, чем грозит Клареду присяга Маре после смерти и как возлюбленная может вырвать его душу из её лап. Санат рассказал ей о том, как один из Проклятых когда-то устроил неправильное перерождение людей напрямую в драконов, перепрыгнув через две ступени эволюции души. Таким образом он получил могучих, но неполноценных и потому зависимых от него существ для распространения своей власти. Тогда Хранителю удалось остановить вторжение, но, судя по лицу, дорогой и скорбной ценой. И теперь он подозревал нечто подобное.

Спасти же Клареда просто, по крайней мере, на словах. Если он во имя любви отречётся от Смерти, то есть Мары, с которой связал себя, пройдя Обручение, эта связь рассосётся. Как и любые другие узлы судьбы под действием бескорыстной любви. Эх, знал бы об этом Брен! Разумеется, порыв должен идти из самой глубины души и быть единым для всего существа, включая разум, сердце и дух. Вот только на деле возлюбленный-то принял решение Обручиться и не отступать от него! Алрина почувствовала себя обманутой. Ведь из первого урока следовал вывод, что не она отвечает за его выбор, а только он сам!

На это Санат ответил, что судьбы связанных друг с другом душ и меняются вместе. Что её бескорыстная любовь способна помочь преобразиться и Клареду. Вот только пока девушка страдает от разлуки, бескорыстной любовь не является. Да и мысли о мести Морене за свои потери лишь создают новые узлы. А бескорыстная любовь прощает и освобождает всех — и любящего, и любимого, и обиженного и обидчика.

Такие речи были совсем уж непонятны Алрине. Как же это любовь может не желать слиться со любимым и не страдать от разлуки? И как можно простить тех, кто убил твоих близких? Ответом на всё у Хранителя было: сиди и медитируй на внутреннее солнышко. Вот когда оно сможет сравниться размером и яркостью с настоящим, тогда мол и поймёшь.

И девушка старательно занималась. Порой её одолевало раздражение. Казалось, что она тратит время на какие-то глупости, тогда как от тренировок с оружием и то было бы больше пользы — подстраховать Клареда в битве с Мореной. Но Санат уверял, что это капризы всё того же ума, не желающего решать главную задачу. Ведь убийство никому не поможет, никого не вернёт, лишь приведёт к новым в отместку, и так по бесконечному порочному кругу. Тут логика была понятной, с этим трудно было поспорить. И под добрым, спокойным, уверенным и полным внутренней мощи взглядом Волхва подобные мысли действительно начинали казаться слабостью.

Иногда Алрина начинала чувствовать себя беспомощной букашкой, которая не в состоянии справиться со своими страстями и обречена вечно болтаться по жизни со сжигающей нутро ненавистью и изнуряющей болью. Тогда она сворачивалась в клубочек и начинала плакать. Но Хранитель подходил, поднимал её, усаживал снова прямо и заявлял, что это всего лишь жалость к себе, которая и делает девушку слабой. "Перестань думать о себе! — говорил он. — О том, кем ты себе кажешься вот тут, в голове. Я знал тебя совсем другой. Но и та личность не была настоящей. Настоящее то, что у тебя в душе. А там — зерно светила, такого же как солнце, такое же, как у всякой живой души. Так что садись и ищи это зерно внутри. Я тебе точно говорю, что оно там есть! И это ощущение тебе знакомо".

И Алрина, помня о том, что от её успеха зависит, возможно, не только её судьба, садилась и искала, даже когда отвлекать её принималось тело: то голова закружится, то суставы заломит, словно она замёрзла, то дёргать начнёт во все стороны, как припадочную.

Тогда Санат посоветовал ей медитировать вместо внутреннего солнышка на внешнее и добиваться сходства ощущений. Важным оказалось не уходить в себя, а продолжать воспринимать окружающее через призму собственного света. И после нескольких таких переключений внимания у девушки наконец начало что-то получаться.

Каким же это было облегчением! Словно с закопчённых окон счищали вековую грязь. Сперва ненадолго — какие-то мгновения. Потом всё дольше и уверенней. Весь мир при этом преображался в её восприятии. Она действительно ощущала себя светилом, которое готово одаривать теплом и лаской любого, просто потому, что у неё их в избытке.

После этого начало меняться и текущее отношение к ситуации, вне медитации, в уме. Алрина многое пересмотрела. Поняла, что власть Морены над нею держалась на страхе, которым она фактически вверила себя в её руки. Могла ведь с самого начала отказаться от этой "дружбы", которая сразу показалась ей неискренней и опасной. Вряд ли бы её выгнали из Орды на погибель, учитывая, что аватара Мары наверняка знала, что имеет дело со Стражницей Доспехов и неспроста хотела держать её при себе. Как объяснил Санат, скорее всего, если бы удалось её сломить, то Меч Кернуна доверили бы ей, и он стал бы поистине разрушительной силой для врагов Орды.

Вот только сломить дух можно, лишь если человек сам сдастся. "Победа или смерть", — таков был девиз Мариного Ордена, но сила его была в истинности. С подобным отношением человек становился непобедим для сил Хаоса. Конечно, маленькая девочка не смогла бы этого понять, но теперь... Пожалуй, Алрина перестала бояться Морены.

Ведь Солнце, греющее землю, питается Хаосом, превращая его и всё, что попадает в поле внимания, в энергию, то есть свет и тепло — так сказал Хранитель. А значит и её внутреннее солнышко неподвластно ухищрениям той, кто только и может, что играть на страстях. Наоборот, оно получит пищу и поможет их преодолеть. Главное — не забывать о нём.

Отследила Алрина и те моменты, когда её импульсы, по всей видимости, направляла Мара. Не зря ей тогда смутно казалось, что подсказки приходили извне. Именно так действовали Проклятые. Подталкивали человека на крайности, когда он испытывал ярость, похоть, ненависть, страх. Нет, теперь уже изнутри ощущалось, насколько это разъедающие душу чувства. Были и другие, Стражнице почти незнакомые, но виденные у других: алчность, зависть, властолюбие. Боль разлуки, как ни странно, тоже.

Вырастив своё внутренне солнышко до размеров кулака, девушка поняла, что для любви вовсе не нужно, чтобы Кларед был с нею неразлучно или выбрал её прежде долга. Если они находили друг друга в разных жизнях и всегда ощущали своё родство, что против этого нынешнее расставание? Когда-то она сочла нужным его отослать, теперь он сам счёл нужным уйти. Это ничего не меняло в их связи, пережившей не одну телесную смерть. А может быть, даже укрепляло её. Чувство Алрины сделалось много больше неё самой, и ей было довольно, что он жив и здоров.

За душу айланна переживала немного, конечно, но Волхв говорил, что страх и любовь несовместимы. Где есть любовь, там нет страха; где есть страх, там нет любви. А опасения — те же страхи. Так что любовь её должна быть не просто бескорыстной, а беззаветной, не знать ни малейших сомнений — только тогда она сможет одолеть даже влияние Проклятых, смыть клеймо, которым они привязали его к себе и в посмертии.

Жизнь шла размеренно: завтрак, медитация, немного работы по хозяйству, обед, охота или заготовка дров и целебных трав, снова медитация, ужин, сон. Санат иногда отлучался, чаще всего на день, иногда на несколько. Всегда оставлял дрова, иногда приносил подходившие к концу припасы — муку, масло, свечи.

Лето прошло не то чтобы незаметно, но совершенно без событий. Однако, несмотря на это, при взгляде назад казалось длинным, как половина жизни — так сильно поменялись взгляды Алрины. Даже лицо её стало другим, как утверждал Волхв. Сама же она заметила лишь то, как изменились её движения — стали более плавными и экономными.

Близилась осень, дни стали короче. По вечерам после ужина Алрина любила сидеть у окна, кутаясь в палантин Клареда, и думать о нём, наблюдая, как зажигаются звёзды. Она оттягивала момент стирки дорогой ткани цвета поздних сумерек, как могла, чтобы не лишаться запаха любимого, который всё ещё немного ощущался и напоминал о счастливых днях: ароматная вода для волос, смешанная с его помтом и терпким духом их страсти.

Здесь небо казалось таким близким, словно поднимись на ближайшую вершину — и сможешь коснуться Пути Мелвина рукой. Хранитель объяснил ей, что это такие же солнца, как то, что обогревает их мир, только очень далёкие. И разумные. Выходило, что в её детских фантазиях была доля правды. Им оттуда, сверху, наверняка были видны оба айланна, и Стражница просила звёзды передать ему свою любовь, направляя её вдаль ласковым и спокойным, как долинная речка, потоком.

* * *

К середине осени, когда на горе стало совсем прохладно и неуютно, Санат сказал, что пора идти в люди. Сохранять безмятежность, сидя там, где никто тебя не тревожит, проще простого — реагировать-то по сути не на что. И вся эта благость может слететь от первой же настоящей грубости. Так что пора мол переходить к практике. Тем более, что домик не был утеплён, и ни одежды, ни обуви на высокогорную зимовку у Алрины не имелось. Свои тёплые вещи она оставила в Сагате, а в Арбене ей хватало душегреи, подбитой заячьим мехом, плотной юбки и сапожек на шерстяные же чулки.

Они вернулись в Свободные Княжества тем же способом, что и раньше, только на этот раз Алрине пришлось сесть на свободного от груза коня и сосредоточиться на его гриве, потому что заболтаться, как раньше, у неё теперь не получалось.

Оказалось, что поздней весной нарты взяли Пестердом и к концу лета подмяли под себя практически всю провинцию. Однако за Тракт они по прежнему не ступали и не приближались к нему. Князья подтянули свои силы к этой новой границе, а по всем населённым пунктам глашатаи то и дело зазывали бойцов в Дружину Совета, обещая содержание, обучение и обмундирование. Всех желающих направляли в Гостердом, который, очевидно, перестал быть тайной. Поговаривали также, что в Селвидом уже нагнали войск.

Хранитель выбрал для зимовки Бравин и настоял, что им нужно работать с людьми, дабы как следует укрепить её новое мировосприятие. Благо беженцев с востока прибавилось, и они не желали двигаться дальше на Запад, надеясь, что вскоре их дома отобьют, и можно будет вернуться.

Волхв притащил из последней отлучки какую-то диковинную лютню, число струн на которой близилось скорее к арфе, и устроил их обоих на постоялый двор, как отца и дочку: себя — развлекать посетителей, а её — разносить им угощение. То есть, снова терпеть приставания.

Но в этом и заключался замысел наставника: подвергнуть девушку частым нападкам, чтобы закалить стойкость духа. Он утверждал, что если ей удастся удерживать ощущение солнышка в груди на том же уровне, что и в горах, то трогать её перестанут.

Однако Алрина зря понадеялась на скорый успех — при первом же прикосновении к своему мягкому месту она потеряла душевное равновесие, и сорвалась бы сразу же, не пообещай ей Волхв, что не позволит поползновениям зайти действительно далеко.

Он хотел, чтобы ощущение собственного достоинства, которое девушка восстановила и взрастила в безлюдных местах, не рассыпалось, как отцветший пушистик, при недостойном поведении других по отношению к ней.

Первый урок пришлось осваивать заново и в новом ракурсе. Санат сказал, что ей необходимо научиться разделять внимание, чтобы оно частично всегда было сосредоточено внутри, на сердцевине своего существа, питая 'солнышко', а в остальном рассредоточено вокруг, воспринимая по возможности всё сразу, чтобы те же поползновения не становились неожиданностью.

Последнее Алрина в общем-то тренировала ещё в боевых занятиях. А вот совместить одно с другим оказалось сложно. Хотя именно 'солнышко' наполняло силой новый образ себя, растворяя тени низменных порывов. И там, где прежде приходилось защищаться, реагируя на них, нынче можно было 'навязать' более возвышенную ноту одним взглядом. Однако выстройка этого образа давалась девушке труднее всего.

Наверное, останься родители Алрины живы, а замок не тронут, чему-то подобному научила бы её мать. Смутное воспоминание о том, как та держала себя, служило девушке с одной стороны укором, насколько она одичала, пусть и не по своей воле, а с другой — напоминанием и образцом, как должно быть.

Хозяин постоялого двора вначале поглядывал на пару с подозрением, поскольку Санат выглядел едва лет за сорок, с только начинавшей пробиваться сединой, так что Алрина едва дотягивала возрастом до его раннего отпрыска. Однако Хранитель сумел убедить добронравного гражданина своей ненавязчивой отеческой опекой. Отчасти она служила девушке щитом от претензий, подобных тем, какие ей выдвигали на последнем месте подобной работы. Впрочем, и сам хозяин выглядел не настолько пропащим, как прежний, и посетители у него были не настолько развязные, и вышибала утихомиривал буянов расторопней. Возможно, работал тот самый закон подобия, и видеть его в действии, будучи посвящённой, казалось всё-таки немножко сродни волшебству.

У Саната оказался глубокий чарующий голос, да и на лютне он играл мастерски, так что вскоре к ним стали захаживать послушать его, даже приезжие из других провинций. Услышав его в первый раз, Алрина поразилась до глубины души — такое исполнение баллад на две или три головы превосходило всё, что она прежде слышала. Голос брал за душу, погружал в иллюзорный мир, казалось, даже слышишь звон мечей и пение соловьёв. Впрочем, это было вызвано, скорее всего, особыми способностями Волхва.

— Вы хоть что-то не умеете делать? — спросила она восхищённо, когда они вернулись домой.

— Летать, — серьёзно ответил он. — А ремёслам научиться при такой долгой жизни, как у меня, любой бы сумел. Настоящее искусство барда, ныне утраченное, конечно, чуть посложнее, но народу не повредит проникнуться героическим духом перед войной.

О том, сколько же ему лет на самом деле, Алрина пытала ещё поначалу в горах. Хранитель долго увиливал в присущей ему манере отвечать правду, которая ничего не поясняла: "Много", "Столько не живут", "Больше, чем лепестков у пушистика". А когда девушка всерьёз прицепилась, вынеся этот вопрос в "урочные" (более животрепещущие темы, связанные с ней самой и Кларедом к тому времени исчерпались), вздохнул и признался, что после пятой сотни считать перестал, но это было уже давно.

Однако с учётом его периодических "уходов в спячку" ("Как медведь?" — "Похоже, но реже") и путешествий по окрестным мирам, где время течёт иначе, Санат считал, что определить его возраст правильно вообще невозможно. Да и неважно это — всякая душа получает при жизни опыт, просто там, где другим приходится воплощаться неоднократно, начиная путь заново в каких-то иных условиях, он остаётся в том же теле и при той же памяти. Он мог уйти напрямую и в мир повыше, собственно, даже случайно ушёл, но всё-таки выбрал вернуться в родной, чтобы присматривать за ним и наставлять нуждающихся — по просьбе Мелина. Такая стезя далеко не для всех, но это всё тот же путь эволюции (Алрина узнала от него немало новых мудрёных слов, кратко и ёмко обозначавших понятия, с которыми обычные люди не имели дела, а потому без таких "терминов" их пришлось бы каждый раз объяснять или уточнять).

Когда же девушка спросила, каким образом он получил такое бессмертие и могут ли его добиться другие, то поёжилась от ответа: "Могут, ведь я не единственный Хранитель. Но случается подобное крайне редко, потому что проще умереть и родиться заново, чем так. Лично мне было очень больно. Ты даже не представляешь как. Я сгорел заживо. Но не насмерть. Тело моё переродилось, так что теперь оно... Не то чтобы не совсем человеческое, но усовершенствовано по сравнению с твоим. Например, я могу запретить волосам расти на лице или не замёрзнуть в метель на Севере без шубы. Но сами по себе такие способности не стоят тех испытаний, которые мне пришлось пройти, поверь. И сделать это я смог только благодаря тому, что в самый отчаянный момент, который иного лишил бы рассудка, не прекращал раскочегаривать своё внутренне солнце".

Санат тогда ещё приложил палец к груди Алрины — туда, где она растила своё, и на миг, наверное, показал, каков он на самом деле. В точке касания нестерпимо запекло, а в глазах будто и правда солнце полыхнуло — как настоящее, не чета её малютке. Впрочем, Хранитель заверил, что до настоящей звезды ему ещё далеко. Но с тех пор ученица поверила в чудотворную силу внутреннего светила и занималась более упорно. Не сомневалась, что он прав и теперь.

Наверняка, аура Волхва (ещё одно новое слово из тайного знания) тоже немало способствовала отсутствию в трактире крупных скандалов и драк. А также умеряла вольности подвыпивших мужчин. Но всё равно Алрине понадобился чуть ли не месяц, чтобы перестать терять нужное ощущение при малейшем прикосновении к себе посетителей, даже не заряженном особой похотью. Воспоминания о маме в итоге помогли не слишком: в образе знатной дамы была некая надменность, которая по контрасту с положением прислуги лишь провоцировала мужчин ещё больше. И только месяца через два, отбросив и гордость, и униженность девушка добилась состояния, в котором пьяные руки перестали к ней тянуться совсем.

Отчасти ей помогло, как ни странно, обновление гардероба. Алрина упросила Саната сходить к Пикердому за частью клада, чтобы пошить себе платья, сочетающие скромные ткани с непривычным и дорогим покроем, которые помогли ей почувствовать себя уверенней и лучше войти в новый образ. С одной стороны, они оставляли свободу движений на случай возможного боя, а с другой, подчёркивали фигуру, позволяя ощущать себя красивой, но при этом не открывали слишком много, чтобы излишне не соблазнять.

Да-да, она перестала чувствовать себя в платьях, как сарлук на льду. Ей даже понравилось их носить. Ведь именно в платье она могла проявить себя женщиной, а не воином, при этом храня целомудрие — мироощущение ей ранее недоступное, но которого, как оказалось, не хватало. Ведь соответственно полу она себя ощущала разве что в постели с Бреном и с Кларедом, а это другое — не для всех. Теперь же даже пьяный сапожник обращался с ней по-своему уважительно, просто любуясь, без жажды обладать.

К счастью, неприятные для кожи белила применять не пришлось, ибо Волхв каким-то образом "отводил глаза" от её шрама. Он говорил, что мог бы совсем убрать этот след старого испытания, но предвидел, что тот может ещё пригодиться. Девушка не возражала, ибо и сама предполагала нечто подобное. А когда окончательно определилась с дальнейшими планами, предположение превратилось в уверенность.

В середине зимы пришло время решать, что ей делать дальше. От этого зависели последние штрихи подготовки, которую мог дать Алрине Санат. Он достаточно объяснял ей пути судьбы, чтобы отринуть сомнения. Ведь если душа рождалась с определённой задачей, то именно её и имело смысл выполнять. Хоть Хранитель и утверждал что любой опыт полезен, даже ошибочный. Но какой смысл идти неверным путём, если в сердце уже знаешь верный?

Разумеется, после рождения, человек не помнил своих истинных задач, но зачастую это бывало к лучшему. Ведь душа вполне могла запланировать жестокие испытания и даже насильственную смерть, как выяснилось при ответах на те самые страшные вопросы ещё на горе. И от них всё равно не сбежишь, так не лучше ли встретить лицом к лицу, как врага в бою?

Определить свою стезю на словах было несложно — именно оттуда приходят какие-то необъяснимые, но могучие силы свершить задуманное, хотя оно может казаться намного сложнее других вариантов, при этом совсем не вдохновляющих. Но ведь она и раньше инстинктивно чувствовала это, не решаясь вступить на окольные, как она теперь понимала, тропы, уводящие с главной дороги. Просто у неё не было понимания, ради чего идти на риск.

Теперь же, после долгих размышлений и переваривания всего, что она узнала, у девушки не осталось сомнений, что её предназначение в том, чтобы вырвать из рук Мары либо Меч Кернуна, либо душу Клареда, а если повезёт, и то, и другое. Наилучшее же место для того, чтобы воплотить оба замысла, было рядом с Мореной в качестве её хедивега. Значит, ей предстояло всё-таки вернуться. Сделать именно то, отказавшись от чего ранее, она потеряла любимого.

Что это, если не признак судьбы? Получается, нет смысла дёргаться с проложенного душой пути. Хотя в данном случае всё же есть — теперь у Алрины больше шансов преуспеть. И больше смирения, чтобы принять неизбежное. Без лишних сомнений.

Санат очень сильно допытывался, уверена ли девушка в своём решении. Но иначе что ей оставалось? Наёмничать? Восстанавливать титул? И оставить Клареда сражаться с Мореной, а самой позабыть обо всём этом? Нет, так она точно не смогла бы. Только гуща решающих действий ощущалась, как своё место в мире, даже если именно там оборвётся её нынешняя жизнь. В решающей битве, которая, похоже, теперь неизбежна, насколько видел Великую Паутину Событий Волхв.

Так что после возобновления солнечного года они приступили к изучению мелких приёмов, которые помогли бы хедивегу продержаться при ахсаре до тех пор, пока не представится случай сыграть свою роль. Хотя главным щитом оставалось внутреннее солнышко, которое, по утверждению Волхва, не позволит аватаре проникнуть в мысли Стражницы, поскольку Свет слепит Тьму.

Хранитель настойчиво предостерегал о том, что не следует цепляться только за один способ выполнения задачи. Потому что всё течёт и меняется, особенно когда на события влияют Проклятые, которых не просчитать столь же легко, как если бы на их месте был человек с его ограниченным пониманием и восприятием. Правильное решение может оказаться неожиданным и открыться внезапно.

Чтобы Алрина прониклась нужным видом внимания и научилась на лету приспосабливать свои планы под ситуацию, он даже научил её интересной игре, в которой на большом поле в клетку сражались множество разных фигур, каждая из которых двигалась по своим правилам. Играли на скорость каждый вечер, и понемногу мозги девушки растормаживались, позволяя просчитывать ходы всё быстрее и дальше. Хотя победить Саната казалось невозможным.

Тогда он показал ей ещё одно упражнение: нужно было уронить орешек над самым полом и поймать его той же рукой. Алрина никогда не поверила бы, что такое возможно, если бы сам отшельник не справлялся без видимого труда каждый раз. Когда она пробовала повторить этот трюк, то ощущала себя бесконечно медлительной. Но Волхв пояснил, что она просто пытается пользоваться разумом, который слишком долго обрабатывает сигналы. А ей нужно научиться отключать ум и действовать на уровне инстинктов, которые срабатывают намного быстрее.

С каким же скрипом шла такая наука! Казалось, что разум вцепился в тело тысячей когтей, которые больно впивались во все чувствительные места при малейшей попытке исключить его из цепочки управления Но в конце концов девушка научилась хоть ненадолго отдирать от себя этого цепкого зверька. Хотя и продолжала проигрывать Санату при малейших вариациях этой игры (те же детские "ладошки", когда нужно выдернуть свои из-под чужих и ударить по пальцам сверху). Впрочем этот навык, как и любой другой, должен был со временем улучшиться, если продолжать упражняться.

Зато он мог оказаться решающим подспорьем в бою с Мореной, которого не хватило Брену! Разумеется, не вдруг и не в лоб, а возможно, и вовсе исподтишка. В этом отношении Хранитель отрезвил Алрину от понятий о чести, почерпнутых из книг. Он не советовал полностью рассчитывать на отключение ума, поскольку Марина аватара, скорее всего, также умела ускорять личное время, наподобие того, как сам Санат быстро передвигался на значительные расстояния. Обучить же этому обычного человека вряд ли возможно, поскольку такие умения присущи более развитым существам с более совершенными телами. Но Воинам Смерти при Посвящении, похоже, прививают подобную способность, поэтому вдвоём с Кларедом у них был шанс справиться (и снова, словно "когтем корса" полоснуло по сердцу подтверждение упущенных возможностей, но маленькое внутреннее солнышко тут же залечило царапину — прошлого не переиграть, нет смысла тратить силы на сожаление, как убедительно доказал ей Волхв в одной из вечерних бесед с вопросами).

Отдельной статьёй проходило обучение 'искусству лжи'. Хотя главным советом Саната было: по возможности не лгать, а говорить полуправду, лишь слегка 'перекрашивая' её. Потому что не зря это называют 'кривить душой', и если много врать, то завяжешь свою такими узлами, что забудешь себя на много жизней вперёд.

Да и тело обычно противится: искажается зрение, сжимается горло, застывают мышцы или, наоборот, выкидывают 'предательские' самопроизвольные движения. По таким признакам опытный предводитель мог выявить неискренность 'интуитивно', то есть даже не зная этих самых признаков, просто основываясь на длительных наблюдениях за людьми. Конечно, аватара Мары, по-идее, способна считать настрой напрямую, но от этого должно было защитить 'солнышко'.

Так что обучение сводилось скорее к умению обтекаемо выражаться и не выдавать себя, когда приходилось отклониться от истины.

Волхв велел Алрине продумать 'легенду', которую она преподаст ахсаре в объяснение своего побега и возвращения. А потом проверял эту историю на прочность разными каверзными вопросами. Попутно сообщая, когда у девушки вильнул взгляд или дрогнул голос в 'скользком месте'. Натаскивал её не вызывать подозрений.

Для этого нужно было стараться верить в то, что говоришь, не добавлять лишних подробностей, не тараторить, словно оправдываясь, контролировать голос, отводить глаза заранее в особо противоречащих чувствам местах, и тому подобное. В придачу удерживая раскочегаренное 'солнышко' за тучками. Не такая уж простая задача, на освоение которой ушло какое-то время, но и потом Волхв нет-нет да устраивал девушке внезапные проверки.

В общем, Хранитель подготовил Алрину со всех сторон, которые мог предусмотреть, и она была полна решимости отправляться в логово нартов хоть завтра. Но Санат чего-то ждал. Говорил, что, возможно, снабдит её ещё кое-каким подспорьем, вот только для того, чтобы понять, стоит ли прибегать к столь крайним мерам, он должен убедиться в том, что события пойдут по наихудшему пути.

В любом случае, до окончания весенней распутицы начала военной кампании ждать не приходилось, так что они продолжали работать в Бравине, благо безвозрастный бард знал достаточно песен, чтобы не надоесть местной публике. Его даже пытались сманить в более дорогие и престижные таверны, но он хранил верность достаточно благодарному первому хозяину, который позволил им переехать из тесной съёмной мансарды к себе на второй этаж безвозмездно. Хотя на самом деле деньги никакой роли не играли, просто Волхв не видел смысла тратить время и силы на упорядочивание пространства на новом месте таким образом, чтобы никто лишний их не обнаружил. Кларед вот-вот определится с выбором, и тогда придёт пора пускаться в путь.

Глава 31.

Клед: Сердце Смерти

Колен оказался высоким сухощавым Ятаганом Новинской Обители. Тощую косу цвета спелой ржи он усиливал и удлинял пеньковой бечевой, всегда вплетая в конец маленькое грузило. Никаких эмоций на его лице никогда не отражалось, но взгляд был пронизывающий насквозь. Казалось, что он смотрит на подопечных, как муравей на тлю. Стоило тем ослабить внимание или о чём-то задуматься, как Хлыст Смерти возвращал "отступника" в действительность. Это было больно, но достаточно действенно. Ведь когда отрабатываешь раз за разом одно и то же упражнение, движения доходят до автоматизма, уму становится скучно и он норовит куда-то убежать.

Постоянное присутствие в действительности было одним из требований для Кинжалов. Как выяснилось, самым сложным, хотя со стороны казалось, что куда тяжелее работать одновременно двумя клинками. В этом отношении у Кледа было небольшое преимущество над обычными кандидатами, благо действовать левой рукой он научился после перелома правой, хотя совмещать обе всё равно пришлось учиться. Сначала через стандартные "формы", разработанные так, чтобы в свалке работать, как мясорубка, одновременно атакуя и защищаясь по всем направлениям. Потом задания стали усложняться путём уменьшения количества соперников — тут уж приходилось действовать руками по-разному, хотя какие-то отдельные "связки" из стандартных "форм" порой и помогали.

Сил на тренировки уходило много, и аппетит у Кледа был зверский, но и кормили соискателей отлично: не три раза в день, а целых шесть. Правда, за раз много съесть не позволяли, чтобы не мешать занятиям, но через пару месяцев парень заметил, что тело ощутимо заматерело — даже пришлось расшивать ставшую узкой в плечах непробивайку. Радовали и облысевшие подмышки — летом одежда меньше прованивалась.

Не самым сложным, но довольно хлопотным довеском к требованиям была определённая длина косы, которую нельзя было дать укоротить, чтобы вовремя получить повышение. И это при обилии поединков с несколькими соперниками. Конечно, сам Ятаган мог бы устроить "стрижку" воспитанникам в любой момент, но это было бы злоупотреблением властью, до которого он, как правило, не опускался. Хотя был среди них один Воин, которому Колен таким образом отодвинул получение ранга, но тот поплатился за подлость — попытался оклеветать одного из товарищей за нарушение дисциплины, которое допустил сам. Неужели не понимал, что Ятаган видит их насквозь? Впрочем, если способности у всех раскрывались по разному, наверное, могло быть и такое. Судя по словам Лариса и Армата при посвящении, сам Клед в этом плане отличался от большинства.

Именно поэтому он замахнулся на то, что не входило в список обязательных умений для Кинжалов — Владение Хлыстом Смерти одновременно с другим оружием. Клед сообразил, что, если хоть немного преуспеет, это позволит ему вернее сохранить волосы в неприкосновенности. Ведь время на достижение статуса, который позволит получить чёрный скимитар, для него ограничено: всего год, тогда как обычно меньше двух это не занимало.

Колен скептично хмыкнул: "Внимания не хватит", — видимо, намекая на то, что нужна большая ступень посвящения, — но показал ему базовую "форму" для Ятаганов и Топоров, включавшую в себя работу и Хлыстом Смерти. Отрабатывать её, правда, пришлось в свободное от общих занятий время, так что по сути свободного времени у Кледа и не оставалось. Но то ли местный Ятаган терпимей относился к переработкам, то ли получил указание от Меча сделать исключение для того, кто точно сможет поднять божественный клинок, который, конечно же, следовало отобрать у врага. Так или иначе "упахиваться" с тренировками молодому Воину Смерти никто не мешал.

Только один раз в самом начале Ятаган выгнал его в Красный Дом. У Кледа тогда начала болеть голова, и Колен сказал, что надо сбросить Смертную Тень. Какое-то время парень упорствовал, не желая "пачкать" хранившуюся где-то в уголке души память о любимой, но дело начало доходить до рвоты, так что поступил приказ, который пришлось выполнять.

Нет, никаких чувств в ощущениях Кледа не сохранилось. Он воспринимал себя так же, как все окружавшие его Братья, свободным от этого бремени, досаждающего прочим смертным. Но где-то в подсознании сидели понятия, смутно подсказывавшие, что это неправильно. Простое человеческое нежелание изменять даме сердца не выдерживало критики разума, который прекрасно знал, что всё кончено. Но принимал более смутный довод о том, что после того, как познал настоящий полёт, ползать уже попросту неинтересно. Тем не менее, избавиться от Смертной тени было необходимо, так что Воин решил отнестись к этому, как к обычному отправлению потребностей. Навроде того, как приходится проблеваться, если отравишься несвежей едой.

Очень кстати было и то, что он оказался совсем в другой Обители. Среди прежних Отступниц ему пришлось бы соответствовать ожиданиям, завышенным его довольно бессмысленными попытками самовыражения в этой области "по юности". Здесь же его никто не знал. Кстати, благодаря этому ему также не пришлось участвовать в окончательном посвящении Отступающих, за что он был отдельно благодарен судьбе. Никакое онемение чувств неспособно было погасить содрогание при воспоминании о первом обряде. Особенно после того, как познал настоящую любовь.

Процесс, суть которого должна была сводиться к удовольствию, оказался мучительным, поскольку, как и прежде, Кледу не удавалось разрешиться от своего бремени чисто механически. Как ни крути, не хватало контакта с душой так жаждавшей принять его ношу Отступницы. Рона была молодой, рыженькой, хорошенькой, с аппетитными формами и татуировкой из касачей, красиво покрывавших большими лиловыми цветами её грудь. Похоть исправно включилась в теле, тяготея к передаче своей невидимой ноши по предназначавшемуся ей адресу, как вода из горного родника стремится вниз, в долины. Но как ни месил утробу женщины Воин, плотина в его теле не отпирала шлюзы, словно их заело.

Наверное, он ей натёр там, внутри, потому что Рона мягко предложила попытаться иначе. Она принялась искусно работать ртом, щекоча его плоть язычком, обнимая губами и стараясь чуть ли не проглотить, что лишь напомнило Кледу страшный момент в Арке смерти и принесло результат, обратный желанному. Он был раздосадован, но пульсирующая боль в висках напоминала, что надо закончить дело.

Обведя мыслями беспомощный круг, словно бы в поисках ответа на потолке, Клед всё-таки поймал один образ, подавший ему идею, как справиться со своей задачей. Ему подумалось, что дело пошло бы проще, будь Рона просто бесчувственным куском мяса. И в этот момент его взгляд упал на "тёмный уголок", в котором имелись приспособления для изощрений, подобные показанным ему когда-то Абель в Мохавенском Красном доме через щёлку. Действительно, Зверь мог стать ответом.

Клед попробовал воззвать к этой уже, казалось, подзабытой стороне своей натуры, и она неожиданно живо отозвалась, рисуя привлекательную для себя картинку, которая вернула кровь в нужное место. Какой-то части сознания, наблюдавшей всё это со стороны, пришлось при этом зажмурить глаза и отвернуться, но руки уже делали дело: он связал Рону, как поросёнка, которого собираются запечь, так что все самые аппетитные места стали выпирать ещё сильнее, и подвесил на свисавший с потолка крюк, крепившийся к специальному поясу. Отступница даже похрюкивала похоже от предвкушения — её прелестный ротик был заткнут специальным шаром. И когда Воин начал нанизывать её на своё вставшее колом естество, раскачивая обездвиженную тушку женщины за специальные "оглобли", разум его наконец-то затуманила в достаточной степени животная похоть, чтобы тело познало разрядку под придушенные повизгивания партнёрши.

На какой-то миг Клед почувствовал прикосновение Тёмной Матери, ощутил отзвук продирающего до костей внимания прекрасной и жуткой богини из Арки, которому противилась душа. Мир выпал из восприятия и тело начало заваливаться назад. К счастью, момент этот был скоротечным, и Воин, придя в себя, успел поправить равновесие шагом назад. Зато головная боль сразу ушла, да и вообще с плеч словно бы сняли пару лишних мешков неведомого груза.

Отдышавшись немного, Клед бережно опустил Рону на пол и избавил её от пут. У девушки изо рта даже слюни текли от сладострастия, она еле шевелилась, но всё равно бросилась осыпать благодарными поцелуями его уже опавшую плоть. И снова это вызвало содрогание, подобное отвращению, только это не были привычные чувства. Воин мягко отстранил её, вытер ей лицо полотенцем, потом обтёрся сам и покинул Красный Дом, надеясь больше сюда не возвращаться в ближайшем будущем.

В голове его после этого бродили странные мысли. Одна — более явная — о том, что извращения рангов постарше с Отступницами, вероятно, вызваны не столько тем, что обычных ощущений им мало, как поясняла Абель, а тем, что с повышением ранга они как раз притупляются. И другая — более смутная — о том, что хотя в Арке отрезает обычные человеческие страсти, что-то ведь продолжает определять склонности и испытывать хотя бы то же отвращение и нежелание? Возможно, душа обладает собственными чувствами, более глубокими и продолжающими влиять на Воинов даже тогда, когда молчат чувства обычные? Значит, по идее, их можно вернуть, возродить, когда и если... Впрочем, не было проку пока думать о том времени, от которого Кледа отделяло ещё как минимум три смертельных испытания: посвящение в Кинжалы, битва с Мореной и поединок с Арматом. Каждое из которых могло стать последним.

* * *

Первые полгода Кледу часто вспоминалась Алрина. Он не думал о ней специально, мысленно закрыв для себя эту страницу своей жизни. Но, видимо, у какой-то части его существа было иное мнение. Сознательный же разум испытывал разве что некое подобие удовлетворения от собственного решения. Хоть Воин и знал, что причинил возлюбленной боль, но сам перестал страдать по этому поводу. Ведь он также понимал, что тем самым спас её от необходимости идти в лапы к ненавистной ахсаре и рисковать там жизнью в попытке спасти божественный клинок.

Однако образ девушки возникал сам по себе перед закрытыми глазами, когда, напахавшись за день, Клед ложился спать. При этом он чувствовал странный мучительно-сладкий укол где-то в груди, который так и не превращался в чувства, словно кто-то пытался проткнуть тоненькой белошвейной иглой бронированную кожу яратика. В сон усталый парень проваливался очень быстро, поэтому впечатление оставалось мимолётным, но постоянным. Пока как-то незаметно не исчезло. Ну что ж, наверное, она перестала о нём думать. Полгода — достойный срок. Пусть найдёт новое счастье, если сможет.

После Обручения Клед как-то инстинктивно перестал воображать Меч Кернуна в своих упражнениях. Хотя порой ужасно хотелось глотнуть, как воздуха, того светлого и окрыляющего ощущения, которое дарило даже мысленное касание волшебного оружия, казалось, будившего в душе лучшее, настоящее, тогда как сейчас он казался сам себе тупой машиной для убийства с заглушёнными чувствами, из которых доступными оставались только обезличенные ярость и азарт боя. Но он запрещал себе думать о клинке. Чудилось ему в этом что-то недостойное, словно он уже запятнал свои руки связью с Тёмной Матерью. Или наоборот, опасался, что она угадает его тайные намерения — выйти из-под её власти, когда дарованные ею способности помогут вернуть родовую реликвию.

Он как будто знал, что богиня Смерти не может читать его мысли, по крайней мере, не все — не эти, не высокие. Хотя откуда такая уверенность, объяснить не мог. Может, потому что во время испытания этот образ так и не всплыл, хотя играл в его жизни определяющую роль? И потому, что он вообще прошёл посвящение, хотя прямо в процессе понял, что не покорится хозяйке Арки до конца, что присяга ей — лишь временная уступка, стратегическая сдача врагу, чтобы получитьшанс на реванш. А также отчасти из-за рассказов Алрины о Морене, которая вроде бы так и не угадала её желания сбежать или не придала тому достаточной важности, но в любом случае не смогла предотвратить побег.

Кледу казалось, что покровительница Ордена с лёгкостью читает только низменные порывы и стремления — такие как страх, похоть, гнев, жажду власти и тому подобное. Но это не означало, что она не чует высоких, поэтому лучше продолжать таить их где-то на задворках разума, в потайной подземной пещере, которую он мысленно создал для самых сокровенных воспоминаний: мама, папа, дядя, братья, Алан, Алрина, Санат... Создавал, чтобы скрыть их от Меча во время бесед, на которые тот его неоднократно вызывал.

Клед так и не понял, знает ли тот о его связи с Петрой, а вот про Алрину речь заходила каждый раз — старый лис тогда вовсе не сдался, а лишь отступил и периодически пытался всё-таки сделать подкоп под "курятник". Так что память об айланне парень окружил особо толстой стеной из фальшивых воспоминаний. Точнее заставив себя помнить лишь то, что было до замка Малфир. Каким-то образом у него это получилось просто усилием воли — расслоить и поменять местами более важные и глубокие воспоминания с обычным поверхностным знакомством, добавив к ним вероятный, но несостоявшийся тогда разговор о мече и нартах двух не особо близких напарников по оружию. И вроде бы это впечатление выдержало проверки, поскольку со временем вопросы в этом направлении иссякли.

Возможно, ему помогло как раз притупление чувств, но всё-таки ощущались в этом и какие-то новые способности. Пока непонятные. Клед пытался применять их в тренировочных боях с другими, но сражение с несколькими противниками пока поглощало всё имеющееся внимание, так что ничего определённого в этом отношении у него не выходило. Зато пару раз вроде бы сработало в столовой, когда ему удавалось наводить внимание стоявшего на раздаче Когтя на нужный ему кусок (в отличие от Мохавенских Ладоней, здесь все приготовленные блюда лежали на виду).

Другой сферой интереса Армата был, разумеется, Меч Кернуна, но он знал о нём из каких-то тайных источников чуть ли не больше, чем сам Клед. Парень несколько раз пересказал историю того единственного раза, когда держал божественный клинок в руках, но не мог сообщить главе Ордена ничего нового, поскольку у мальчишки, которым он тогда был, отсутствовали ощущения, доступные Воинам Смерти, и уж тем более их Мечу.

Зато сам почерпнул из его вопросов кое-какие новые представления, хоть они и оставались на уровне неясных догадок. Например, о том, что это оружие покоряется только сильной воле. Хотя, очевидно, это была не вся правда. Ведь у опытного Меча Смерти воля точно была закалена намного лучше, чем у молодого Воина, а уж тем более одиннадцатилетнего мальчишки. Так почему же Армат не уверен, что сможет поднять волшебный клинок сам, вместо этого всячески способствуя быстрому продвижению Кледа? Наверняка, это было не единственным необходимым качеством. А вот какие другие, неизвестно.

Из слов отца тогда, в детстве, с уточнением Саната о том, что на самом деле это их предок сражался Мечом Кернуна, можно было подумать, что какую-то роль играет кровь Лоринденов. Но тогда ни Алрина, ни Моргана не смогли бы его поднять. А найти общее между этими двумя женщинами, представлявшими, судя по словам возлюбленной, явные противоположности, тоже не представлялось возможным. Приходилось пока опираться лишь на имеющиеся факты и радоваться, что они оказались угодны руководству.

Да, теперь бы встретить Саната и задать ему накопившиеся вопросы о семейной реликвии. Но увы, насколько Клед понимал, теперь этот путь был тоже отрезан. Он помнил, как его провожатый не пожелал входить в Мохавен, наверняка из-за наличия там Обители. Судя по всему, он был противником Тёмной Матери, к тому же, хорошо осведомлённым за свою невероятно долгую жизнь, но увы, не посчитал нужным ещё раз наставить того, кто отвечал за возвращение божественного меча. Может, он не знал, что подопечный не справился, и оружие снова в недобрых руках? Оставалось только гадать.

К счастью, воспоминания о странном отшельнике-волшебнике Кледу удалось полностью утаить, ни разу не коснувшись их даже мысленно в ходе "задушевных" бесед с Арматом, являвшихся по сути лишь хитрой формой мягких допросов. Это они проходили на курсе управления людьми — одной из немногих теоретических наук, преподававшихся будущим Кинжалам наряду с основами государства и среднесрочным стратегическим планированием. Правда, подобный подход обычно применялся либо к равным по званию, либо к посторонним, так что тоже загадка, почему Меч поступал именно так вместо того, чтобы попросту продавить подчинённого.

Как бы то ни было, пользуясь ширмой доверительной обстановки, которую усиленно рисовал глава Ордена, Клед однажды осмелился спросить, откуда тот почерпнул свои сведения о Мече Кернуна. Мол, ему тоже было бы невредно ознакомиться с имеющимися источниками, чтобы не сплоховать в случае чего, раз уж ему любезно отвели решающую роль. Однако Армат выдал лишь отговорки о том, что всё это лишь слухи, байки да обрывочные воспоминания людей, далёких от событий, и составлявших своё впечатление на основе чужих слов из вторых или третьих рук, которые могут вообще не иметь отношения к действительности.

Парень чувствовал, что начальник не сказал всей правды, но повлиять на того никак не мог. В конце концов, если этот клинок и правда выковал один из богов, а их покровительница была существом того же порядка, она могла что-то сообщить Мечу Смерти напрямую. Но знала ли она сама наверняка свойства этого оружия — ещё вопрос. Ведь иначе к чему все эти разговоры с ним, простым Воином, пусть и наследником рода хранителей реликвии?

С момента посвящения до праздника лета Армат побывал в Арке Смерти не менее десяти раз. Говорили, что богиня сама его призывает, как — неведомо. Трёх из обслуживавших Меча после этого Отступниц унесли на носилках; говорили, что одна скончалась, а другая сошла с ума. Похоже, Петра и правда была самородком, раз сумела выдержать подобное обращение так долго. А может быть, монастырские сплетники привирали. Самыми болтливыми тут были Солдаты, не прошедшие ни одного посвящения, с их простым человеческим любопытством и охотой до скандалов. Но и дыма без огня не бывает.

Каждый раз, слыша подобные слухи, Клед внутренне содрогался и переспрашивал себя, хочет ли он занять место Меча? Пусть и лишь для того, чтобы полностью вывести Орден из-под опеки нынешнего божества. Впрочем, постановка вопроса с точки зрения желаний для него в данный момент имела мало смысла — по причине отсутствия оных. Зато на фоне отсутствия обычных человеческих порывов он начал слышать некие глубинные стремления, идущие, казалось, из самих основ своего существа, откуда и черпал уверенность, что полностью и навечно Тёмной Матери его не заполучить.

Вот оттуда-то и происходили, с одной стороны, смутный порыв взять дело в свои руки поскорее, чтобы этот кошмарный ритуал прекратил калечить души, а его самого не использовали на войне вслепую. С другой же — понимание, что лучше подождать. Ведь для победы над нартами необходимо подспорье в виде особых способностей и, возможно, тайных сведений, недоступных другим путём. Хотя, если противниками действительно управляет одна и та же сила, то ещё вопрос, стоит ли ей доверять, и не использует ли она точно так же вслепую Армата.

Исходя из основ государственной политики казалось, что проще выставить Орден спасителями Княжеств, ввести Меча Смерти в Совет Княжеств, а каким-нибудь следующим ходом и вовсе поставить во главе. Но это лишь с человеческой точки зрения, которая естественным образом стремится избегать излишних затрат, в том числе пролитой крови. А если права Алрина, и сама эта бойня нужна Тёмной Матери, чтобы впитать море страданий и смертей, то для той более выгодным может показаться путь разгрома Ордена нартами с последующим захватом Княжеств и объявлением своей жрицы, их ахсары, королевой. Заполучив в свои руки столь выгодно расположенную большую страну с богатыми ресурсами, можно расширить агрессию на соседние государства, чтобы продолжать питать это тёмное божество. И тогда получится как раз картинка из пророчества, о котором предупреждал их отец.

Какой путь выберет богиня Смерти, Кледу было неведомо. Но исходя из принципов среднесрочного планирования стратегии, имело смысл учитывать лишь те факторы, на которые он мог повлиять. Поэтому всё сводилось к вопросу, готов ли он взять в руки поводья колесницы вождя этой войны, и, честь по чести, ответ был отрицательным. Так что парень продолжал усиленно учиться и ждать, как разовьются события далее. А там уже будет действовать по обстановке. Как любил приговаривать Колен, лестница любой длины преодолевается по одной ступени за шаг.

* * *

После праздника Лета и до поздней осени глава Ордена часто отсутствовал. Говорили, что он организует новый, дополнительный гарнизон для войск, собиравшихся против нартов. Самому же Кледу пришла пора проходить полевые испытания. Соискателям звания Кинжала поставили задачу выследить контрабандистов, которые каким-то образом поставляли в Свободные Княжества эхину — дурманящий порошок, производимый из одного южного растения, которым запрещено было торговать, однако, он каким-то образом попадал в подпольные притоны для пристрастившихся к нему бедолаг.

Несколько магистратов обратились в Совет Княжеств с просьбой помочь им искоренить заразу, а те в свою очередь попросили содействия Ордена. И поскольку поток странных созданий с Западных гор иссяк (видимо, у Саната всё получилось), даже зачистка уже завершилась, на это задание решили отправить кандидатов в Кинжалы и Когтей из южных Обителей в рамках боевого крещения.

Весенние крещенцы уже полгода патрулировали восточные баронства на границе занятых нартами земель. А начальство решило в связи с войной ускорить выпуск, отправив им на смену тех, кто иначе пошёл бы на испытания только в следующем году. Соответственно, срок крещения сократили до полугода, а тем, кто откажется от Вольницы, чтобы сразу стать в строй, пообещали алмаз и отпуск после войны, после которого можно будет Обручиться.

Видимо, Петра наладила добычу на широкую ногу. Хотя наверняка Наречённым достанутся самые мелкие камни. Кледу оставалось лишь удивляться, насколько у людей неверное представление о стоимости алмазов — он-то два из своих уже продал, а прочие оставил Алрине. Не разгуляешься на них так, чтобы надолго. То ли дело огранённые бриллианты. Но на работу наверняка уходило время, а продать их все в Княжествах тоже было некому, так что он понимал: сейчас все средства хороши для сбора войск.

Ускорение предлагалось в добровольном порядке, но желающими оказались почти все, так что план ротации Когтей оказался серьёзно перегружен, и Тесакам приходилось прибегать к хитростям вроде объявления кого-то неготовым на основе специально ведённых дополнительных нормативов для сдачи или переназначения на подобные второстепенные задачи, пока не освободятся места на основном направлении.

И хотя в Сердце Смерти не было Ладоней, тут тоже ощущалась повышенная активность в виде Наречённых, решивших досрочно прекратить Вольницу, чтобы догулять её позже, с алмазом в кармане.

Правда, осенью Кледу пришлось поменять своё мнение о жадности Братьев, когда начали прибывать те из весенних Наречённых, кто хотел досрочно Обручиться. Просто отгулявших менее полугода к Обручению не допускали — видимо, всё-таки слишком частое прикосновение к Смерти было вредно для организма. А Воинам алмазов не обещали. Значит, эти люди хотели битвы. Или верили в то, что Свадьба и правда даст им какое-то особое положение в посмертии...

Так или иначе, Арка Смерти не пустовала и в неурочный сезон. На молельном дворе во время причащений стало больше народа в виде тех же Наречённых и их Кинжалов, поселившихся в гостевом квартале Обители надолго в ожидании очередных желающих. Из Мохавенских прибыл Стеш, но Клед общался с ним лишь однажды — как-то не о чем было им говорить, кроме того, что бывший воспитанник теперь тренируется на Кинжала, а 'дома' всё по-прежнему.

Только приглашение Меча к вызову звучало редко по причине его частого отсутствия. И всё же Клед каждый раз испытывал непонятный зуд всё-таки сразиться с ним. Однако ему пока не полагалось. Может быть, после посвящения в Кинжалы... До которого ещё надо выполнить это задание с контрабандой вредного порошка.

Изначально власти считали, что эхина попадает в притоны через порты с обычными торговыми судами, однако с началом осенних штормов активная навигация прекратилась, а поставки порошка не иссякли. Колен обрисовал будущим Кинжалам картину и спросил:

— У кого есть предложения, как найти путь поставок?

Первым вызвался самый болтливый из Воинов, Сапр:

— Думаю, надо всё-таки порт прошерстить, как следует. Либо всё-таки северяне завозят на своих каравеллах, они ведь продолжают плавать на юг. Либо наши рыбаки где-то ловчат. Возможно даже перекидывают с баркаса на баркас.

— Хорошо, принято. Ещё варианты?

— Надо подумать, — пробурчал флегматичный Фелн.

— Хорошо, думайте. А пока марш на двор отрабатывать кувырки с клинками.

Перед обедом Ятаган задал тот же вопрос, и Фелн, успевший всё как следует обдумать, выдвинул свою версию:

— Мне кажется, что порты и рыбаки — это слишком хлопотно. Скорее контрабандисты используют каботажное плавание и завозят товар с юга вдоль пустыни куда-то на безлюдный берег, а не в города. Так что я прочесал бы побережье, понаблюдал...

— Принято, — одобрил Ятаган. — Нужно ещё хотя бы одно предложение, — он сделал паузу. — Ничего? Ладно, даю время до вечера. Марш обедать.

Кледу очень хотелось предложить что-то дельное. Не секрет, что старшим над отрядом поставят того, кто выдвинул идею, а это повышает шансы на допуск к испытанию. Но, как назло, в голову ничего не приходило. Он уж было подумал, что придётся идти в отряд к Фелну, поскольку его версия казалась более обоснованной. К тому же он был не прочь вырваться из города, пожить вне Обители — казалось, что на воле дышать легче. Гнело его всё-таки бесчувствие, словно духота перед дождём, который всё никак не начинался.

А может, это Арка Смерти создавала такую неподвижную атмосферу? Иногда казалось, что она, как тёмное солнце излучает вокруг нечто, приглушающее и цвета, и звуки, и людей. В Мохавене Воины всех рангов казались как-то поживее, чем здесь. Несмотря на "каменные" лица, по которым, однако, всё же можно было прочесть их отношение к происходящему. А вот здесь настоящие статуи. Ведь и "болтливость" Сапра, и "флегматичность" Фелна были очень условными, относительными, слабым отзвуком настоящего значения этих слов.

Во время занятий с оружием Кледу думалось плохо. Разве не полного присутствия добивались от них предыдущие полгода? Он преуспел лучше многих других, но по той же причине теперь не мог одновременно размышлять о чём-то постороннем. Хотя догадывался, что Кинжалу надлежит обладать умением принять решение даже в гуще боя. А значит, уметь и сражаться, и думать одновременно. Однако пока не выходило.

Перед ужином у Воинов оставалось свободное время, и Клед вместо обычного внеурочного продолжения занятий пошёл на утёсы, которые показал ему когда-то, казалось, в прошлой жизни, Лест.

Там дул сильный западный ветер, но Воин нашёл тихий закуток между скал и устроился там, глядя на пенящиеся волны. Их бесконечный бег, вместо того, чтобы как-то взбодрить умственную деятельность, незаметно привёл его в состояние полнейшего внутреннего штиля и тишины, завораживающе контрастирующее с беснующимися вокруг стихиями.

Очнуться Кледа заставил крик шаквы, сорвавшейся с более высокой скалы и теперь, реявшей почти неподвижно у него перед глазами. Крупная серая морская птица с крепким оранжевым клювом боролась с ветром несколько минут, а потом сдалась и нырнула ниже, где заложила круг и вернулась в своё гнездо с другого направления.

Каким-то образом этот манёвр подал парню идею: а что, если зайти с другой стороны? Он поспешил обратно в казармы, и весьма вовремя — начинало смеркаться. Как раз успел зайти на двор для вечернего построения перед Коленом. И, едва дождавшись ожидаемого вопроса, выпалил:

— Я думаю, надо отследить порошок со стороны притонов — откуда они его получают. Так мы точно выйдем на поставщиков.

— Принято! — так же поспешно припечатал Ятаган.

Кледу показалось, что наставник обрадовался этой идее, по крайней мере, он уловил слабый отблеск чего-то светлого. Но было ли тому причиной то, что воспитанник угадал версию, которую иначе послали бы разрабатывать настоящего Кинжала, или то, что не пришлось искать повод для его выделения среди равных, как мог приказать Меч Смерти, никак не узнать.

Впрочем, это впечатление быстро затмило чувство собственного триумфа — он будет одним из тех, кто ещё до посвящения станет старшим над сотоварищами! Странное, кстати, ощущение, какое-то слишком яркое для тусклых последних месяцев. И с какой-то непонятной примесью стыда. Или это ещё одна человеческая сторона, пощажённая Тёмной Матерью? Чтобы был стимул побеждать?..

— Может быть, кто-то ещё до чего-то додумался? — спросил Колен, выдержал паузу и, не услышав больше ни слова, завершил: — Тогда решайте, кто с кем пойдёт, завтра разобьёмся на группы.

Во время чтения вечернего причащения на молельном дворе Клед, наверное, впервые осмелился твердить привычные с детства слова машинально, что уже давно заметил за многими. Наверняка, старшие тоже всё это видели, но почему-то попускали. А значит, и ему простится. За ширмой крутившейся на внешнем слое сознания литании он хотел подумать кое о чём важном.

Его беспокоил восторг по поводу собственного возвышения. Если богиня Смерти оставляла своим служителям это чувство, значит, что-то с ним было не так. Может, это и не радость вовсе, а тщеславие? Тогда понятно, почему у него такой приторный привкус чего-то зазорного. Но почему такое сильное? Раньше Клед не замечал за собой ничего подобного. Видимо, тело, изголодавшееся по чувствам, уцепилось за возможность хоть что-то испытать...

Однако была и другая вероятность: Тёмная Мать усиливала все низменные порывы, как ту же ярость и жажду убивать. Значит, он рано расслабился. Если не хочет плясать под её дудку, придётся самому гасить те немногие ощущения, которые позволяли почувствовать себя хоть немного живым.

От этой мысли у Кледа в груди заломило, как будто оттуда откачали весь воздух и не давали вдохнуть. С превеликим сожалением он понял, что не сможет обойтись совсем без всяких чувств. Что же тогда оставалось?

Ответ вплыл в сознание незамедлительно, как будто некто невидимый, но старший и мудрый подсказал ему: "Расслои свои ощущения, как сейчас расслаиваешь мысль. Позволь себе испытывать чувства, просто не путай их с собой. Всегда должен оставаться наблюдатель где-то снаружи. Тогда они схлынут так же, как нахлынули, не оставив следа".

И Воин внезапно понял, что и в самом деле прямо сейчас занимался тем, на что полагал себя неспособным ещё днём. Мало того, впервые он опробовал эту способность ещё тогда, когда затаил от Армата часть своих воспоминаний! То есть, начал расслаивать мысли на разные потоки. Теперь оставалось лишь перенести этот приём на чувства и действия. И тогда...

Неожиданно Клед понял, что в этом решение вообще всех его проблем на данный момент: начиная со сражения тремя отдельными орудиями, где как раз можно практиковаться, и заканчивая утайкой от богини Смерти своих истинных намерений свергнуть её власть, если успеет овладеть данным умением в достаточной степени.

Он чуть не вскочил, чтобы тут же побежать тренироваться с клинками и косой, на миг забыв, где находится, но вовремя спохватился. Однако резкое движение успело привлечь тяжёлый, как кадоровые глыбы на местной каменоломне, взгляд Скимитара, который сегодня заменял отсутствующего Меча.

Парень одним вдохом погасил все свои открытия, как перед схваткой, — подождут до завтра — и на выдохе углубился мыслями в причащение, которое заканчивали читать в последний раз. Всего повторений полагалось тринадцать, но у любого Когтя ещё на третьем-четвёртом году обучения отпадала необходимость считать про себя их количество, поскольку общая длительность процедуры въедалась куда-то в недра существа на уровне инстинкта. Вот до такой степени надо и ему теперь будет довести разделение внимания.

Глава 32.

Клед: По следам контрабандистов

Из восемнадцати соискателей звания Кинжала, с Кледом выразили желание работать четверо. Пятеро выбрали Сапра, а остальные — Фелна. Конечно, для наблюдения за побережьем и вправду нужно было больше людей, но на лицо всё же был перекос, так что Колен переназначил одного из нивзенских Воинов в группу Кледа.

Вест весьма пригодился, поскольку имел опыт складской работы. А им на следующий день поручено было представить план с указанием необходимых резервов: коней, оружия, денег, солдат, которыми в данном случае должны быть стать Когти.

План полагалось вырабатывать совместно в качестве опыта штабной работы. Однако на практике активно участвовал в обсуждении только один из примкнувших к Кледу парней — Кестр из Гавенской обители. Болб из Лупенской пару раз вставил ценные замечания, остальные только слушали и соглашались.

Для начала решили разбиться по двое на три крупных южных порта, в каждом из которых имелись притоны для любителей эхины. Клед назначил Кестра старшим в паре, отправлявшейся в его "родной" Гавен на западе, Болба оставлял в Новине, сам же собирался на восток, в Мелден, где не было Обители, из личных соображений — подышать воздухом, не отравленным Смертью.

Когтей в итоге запросили по четыре каждой паре — на случай, если придётся дополнительно разделиться. Однако логика подсказывала, что в итоге пути-дорожки всё равно сойдутся, как притоки реки, а объединённой группы в восемнадцать человек должно было хватить для захвата поставщиков, покупателей, а лучше и тех и других вместе с порошком.

Ятаган одобрил план с небольшими поправками. Поскольку Когтей пока прибыло мало, им выделили всего четверых, которых распределили между Гавенской и Новинской группами. Кестр должен был добрать остальных на месте, а Болб дождаться подкрепления в Новине. Клед же с Вестом вдвоём отправились в Мелден, куда перенаправили сообщением недостающих ребят из Астена и Нивзена.

Перед отъездом Клед показал всем своим, как переплести косу, чтобы замаскировать свою принадлежность к Ордену и рекомендовал не бриться, если кожа терпит. Обычную одежду им выдали, только непробивайки, разумеется, рекомендовалось, не снимать. Подобная броня иногда встречалась и могла сойти за трофей. Орденские кольца надлежало перевесить на шею на шнурки, а при выходе на дежурство оставлять у командира.

Связь предстояло держать через "опорные пункты". Оказалось, такие были в каждом крупном городе — таверна или постоялый двор, которым владели бывшие Братья из рангов постарше, покинувшие строй по состоянию здоровья. Одним из условий полученной ими на открытие дела ссуды или наследства было пожизненное размещение и столование сослуживцев, выполняющих задания Ордена. Воинам рекомендовалось поселиться именно там, но при необходимости дозволялось разместить часть группы в недорогом жилье неподалёку от притона.

До Мелдена добрались по Княжескому тракту за шесть дней без особых приключений. В таверне "Морской конёк" их уже ждали двое Когтей из Нивзена: Маст походил на хороший шмат крестьянского окорока, а Дон — на юркого куболя.

Хозяин заведения, Салем, бывший Ятаган, довольно ловко ковылявший на деревянном протезе одной из голеней, расположил Воинов в просторной комнате на третьем этаже, под крышей. Когтей он уже ловко пристроил помогать по хозяйству и считал, что ночевать в общей зале им достаточно удобно.

Клед сразу расспросил про район, в котором располагался притон. Выходило, что припортовые трущобы довольно опасны: по одному лучше не ходить, особенно по ночам, а в дешёвых ночлежках лучше не спать без часового — могли запросто вломиться и обокрасть, даже ради какого-нибудь кинжала и пары сапог.

На другой день все четверо вышли на разведку. Город поразил воображение Кледа размахом и нарядностью: белёные дома с кучей пристроек и веранд, похожие на чайные сервизы; широкие улицы, обсаженные диковинными вечнозелёным деревьями с глянцевыми листьями; повсюду цветы — на террасах, балконах, у входов в лавки; огромные площади с фонтанами.

Впрочем, по мере приближения к порту вся эта красота постепенно блекла, здания делались проще и ниже, улочки — уже и неприветливее, а запахи — острее и неприятнее. Воины разделились, взяв каждый в пару по одному Когтю: Клед — Дона, а Вест — Маста.

Нужное им заведение "Пьяная русалка" располагалось между лавкой рыболовецких снастей и жестянщиком. Поскольку в морской рыбалке Клед совершенно не разбирался, он остановился возле жестянщика и начал разглядывать столовые приборы, выставленные на продажу. А Дону сделал знак пройти дальше, как будто они не вместе. Юноша заглянул в рыболовецкую лавку и сразу же завязал разговор с хозяином. Жестянщик появиться не торопился, давая время разглядеть вход притон, охраняемый двумя амбалами, сидевшими за столиком на крыльце под видом обычных клиентов.

Вскоре с другой стороны появились Вест с Мастом, и Воин жестом показал, что собирается войти в притон. Клед одобрил — он и сам подумывал об этом, но у напарника внешность была менее запоминающейся. Пара направились внутрь, и ждать их не было смысла.

Тем временем выполз жестянщик, задравший цену за ложки только на основании внешнего вида покупателя, что Клед с лёгкостью считал. Он сделал вид, что возмутился, и отправился дальше. Заглянул в рыболовную лавку, где Дон уже складывал сети, и поинтересовался, где тут недорогой ночлег. Хозяин указал на жёлтый дом чуть дальше по улице, а Воин с Когтем тем временем обменялись знаками: командир велел оставаться для наблюдения, но сообразительный парень, похоже, и сам уже всё предусмотрел.

Ночлежка была откровенно ужасной: низкие потолки, шумные арендаторы коек в больших общих комнатах, запахи немытых тел, горелой еды и вонючей рыбы на общей кухне, но маленькие номера, сдававшиеся целиком понедельно, располагались на самом верху, на четвёртом этаже, и открывали неплохой вид на двухэтажный притон, стоявший на высоком фундаменте, который наверняка скрывал обширный подвал. Оттуда было видно, что здание занимает весь участок, в отличие от соседних лавок, державших небольшие огороды за двухэтажными домами.

Клед вернулся в "Морского конька", пообедал и принялся ждать, что далось ему с некоторым трудом. Но он понимал, что командиру необходимо терпение, чтобы узнать результаты выполнения работы подчинёнными.

Вест с подопечным вскоре вернулись и рассказали, что из главного зала есть дверь в подвал, куда один из них "по ошибке" чуть не спустился. Наверняка, эхину курили именно там.

Однако, для связи с оставшимся Доном у них пока был только Маст, и Клед решил, что тому придётся обрезать волосы и покрасить их, дабы замаскироваться. Коготь был недоволен, ведь укорочение косы означало понижение его "крутизны", как бойца. Пришлось надавить на него волей. Получилось слишком легко и неожиданно понравилось Кледу. Захотелось даже унизить парня в назидание, но командир сдержал себя. И пока Вест корнал пацану причёску (не слишком коротко, лишь бы придать беспризорный вид), а Салем заваривал крап, Воин пытался разобраться в своих реакциях.

* * *

Внезапная любовь ко власти казалась Кледу чуждой, наведённой. Так соблазнительно было списать её на влияние Тёмной Матери. Но если бы подобное ощущали все Воины без исключения, а тем более Кинжалы и старшие ранги, наверняка это часто прорывалось бы при обучении, доставляя немало страданий Когтям. А он подобного не припомнил. Да, дисциплина была жёсткой, как и наказания, однако они всегда казались справедливыми. Не возникало чувства какого-то намеренного унижения, как, например, при попытках троицы задир качать права ещё тогда, в детстве.

Конечно, Кодекс гласил, что унижение слабого — бесчестье, а Честь ценилась превыше всего, ибо означала силу. Но там же говорилось, что победа, дарующая честь, прежде всего должна быть одержана над собственными слабостями. Так может, это всё-таки одна из них? Его собственная, о которой он не подозревал ранее, поскольку не оказывался в положении старшего над кем бы то ни было?

Звучало правдоподобно, но всё-таки Кледу было трудно поверить в то, что имевшееся в нём качество ранее ничем не проявляло себя. Так что, когда обиженный Маст забился куда-то в сарай, чтобы не позориться у всех на виду с головой, замотанной в драные тряпки поверх красящей кашицы, командир спросил Веста:

— Слушай, а у тебя не возникает желания... злоупотребить своей властью над этой мелочью? Ну или над кем-нибудь другим.

Напарник посмотрел на него непонимающе и покачал головой. Потом спохватился и сказал:

— Я не думаю, что ты злоупотребил властью. Да, он не виноват, что показался в притоне — это я его взял. Но идти туда в одиночку было неразумно, учитывая тех двух амбалов на входе. А ради дела иногда приходится идти на жертвы.

— Нет, я не об этом. Просто у меня после Обручения возникли... как бы это сказать? Странные порывы, которых я не замечал за собой раньше.

— А...

Вест замолчал, так что Клед уж было подумал, что он один не в ладах с собой. Возможно, другие и не заметили, как в них появилось что-то лишнее? А может, у них всё это было и раньше... Но спустя несколько минут напарник всё же высказался:

— Унизить мне не хочется. Но часто возникает желание кого-нибудь убить. Жгучее такое, прямо страшно становится. Так и вспоминается постулат из Кодекса: "Воину Смерти некого бояться, кроме самого себя". Только в каком-то новом смысле. Раньше казалось, что бояться надо слабостей, а теперь мнится, что собственная сила опасней. Хоть это и странно звучит...

— Я тебя понимаю, — перебил его Клед. — У меня так тоже было, ещё до Обручения, но там... А, неважно. Думаешь, в Арке Смерти нам открываются не только новые способности, но и новые соблазны?

— Почему бы и нет? — пожал плечами Вест.

— А тебя это не беспокоит?

— Да не особо. Всё же сказано в Кодексе. "Делай, что должен, и будь, что будет. Твоя победа в твоих руках. Главная победа — над собой", — привёл он выдержки.

— Ты прав.

Клед даже устыдился собственной подозрительности. В самом деле, возможно, это тоже часть испытания на пригодность к более старшим рангам: сможешь ли одолеть новые слабости. А не издевались над ними потому, что не справившиеся не проходят Арку во второй раз... Правда, где-то в глубине души остался червячок сомнения, но он относился к Ордену в целом, к тому , как и зачем влияет на них Тёмная Мать. А подобное обсуждать — уже крамола.

Через пару часов Маста выцарапали с конюшни, чтобы смыть краску, и Клед, стараясь не показаться чересчур мягким, всё же по-своему утешил парнишку:

— Не кисни, мелкий. Ради дела иногда пострадать приходится. Я тебе потом рецепт скажу — отрастут волосы пуще прежнего, — подумал и добавил суровости ради: — Лучше подумай, как ты будешь ночь караулить на той улице, не всё же Дону сторожить.

Однако Воины не успели отправить Маста проверить, как там товарищ — Дон появился сам. Прибежал, запыхавшись, и сразу принялся докладывать, одновременно раздеваясь:

— В общем, я набился в помощники к тому лавочнику. Пока ещё не насовсем, но думаю, завтра дожму, чтобы он взял меня к себе в дом. Только от непробивайки надо избавиться, не то спалюсь. Заменить её вязаной кофтой какой-то, чтобы возместить объём...

— Нам же велели их не снимать, — подал голос Маст (выслужиться желал после укора в слабости?)

— О! Тебя обкорнали и покрасили? — удивился Дон. И тут же заявил: — Мне тоже так надо. Не покрасить конечно — на мне и не видно будет, а вот причёска может меня выдать. Если я там приживусь. Так же удобней будет следить?

И темноволосый Коготь принялся расплетать косу. А Клед поразился, какая огромная разница между двумя ребятами из одной и той же Обители. Один дрожит за себя и куксится из-за пустячной потери, а второй загорелся делом, ему и объяснять ничего не надо.

— Так, притормози, — скомандовал он. — Доложи по порядку, что ты там делал и как втёрся в доверие. И что успел заметить, пока ошивался там?

— Ой, простите, — Дон вытянулся по струнке и отдал Салют Смерти. — Докладываю. Мой отец был рыбаком, так что в снастях я толк понимаю. Предложил лавочнику помощь, а то он уже старый и сети кое-где были спутаны. Его сын ушёл куда-то в Дружину служить, да и пропал — вестей не подаёт. Ну а я сделал вид, будто только недавно осиротел и активно ищу, куда к делу пристроиться. Это чтобы он не заподозрил меня в воровских приёмах. Хотя на самом деле я их и применяю. Я-то на самом деле помаялся немного с Нивзенскими беспризорниками, поднабрался у них ухваток, как разжалобить люд, когда меня поначалу не взяли в Ладони. Думаю вот, если кафтан оставить и завтра сказаться, что за ночлег отдал, он меня и пожить пригласит. А сегодня покормил. Я там мусор у него со двора выносил и приметил, что в переулке за домами у притона есть чёрный выход. Там отирались каких-то два типа, но при моём появлении умолкли. А вот если меня хоть в сарае завтра ночевать положат, я через забор-то услышу...

Он снял с шеи шнурок с оловянным кольцом Когтя, быстро смотал его в клубочек, заправив кончик в ободок, чтобы не размотался, и протянул старшему со словами:

— Так что, отрежете мне волосы? Чтобы коса по честному была той длины, как сегодня получилось.

— Молодец, боец, — похвалил его Клед, пряча орденский знак отличия в кошель на поясе. — Правильно мыслишь.

Вот теперь он ощутил радость иного рода, не омрачённую себялюбием, даже скорее гордость за подчинённого, хоть заслуги командира в его поведении и не было никакой.

— Давайте я его обкорнаю, — снова подал голос Маст.

— Ну уж нет, марш в обход по району.

— Один? — оробел кряжистый Коготь.

Аж противно стало. И опять захотелось его унизить. Похоже, дело не только в собственных слабостях. Как он только дослужился до старших Когтей с такой мелкой душонкой? Впрочем, чего греха таить, от Солдат и не требовалось особых качеств. Однако они должны были беспрекословно исполнять приказы. Клед усилием воли погасил порыв наказать труса, но отбросил сомнения по части обоснованности своей неприязни и жёстко сказал:

— Да, один. Ты умеешь постоять за себя. А с собственным страхом надо бороться, иначе какой из тебя Воин Смерти? Однако! Ты не должен устроить там потасовку, иначе никакая маскировка уже не поможет — тебе нельзя будет появляться в том районе, а значит, для дела ты станешь бесполезен и тебя придётся отослать назад. Будешь потом своему Топору объяснять, почему не справился. Ясно?

Кажется, он напугал Маста — тот задеревенел, бухнул кулаком в грудь в знак послушания и стал собираться, не глядя по сторонам. Вот это и была власть над подчинённым. Но она не доставила ни удовольствия, ни угрызений совести, как при стрижке. Возможно, где-то надо просто довериться чувствам и поменьше сомневаться в себе. А то сам чуть не забыл один из важнейших постулатов Кодекса о том, что сомнения — путь к поражению. Да и на курсе по управлению людьми говорили, что для командира ещё более гибельно сомневаться в собственных приказах, чем для тех, кто их выполняет. Но только теперь Клед, кажется, понял, почему.

"Делай, что должен, и будь, что будет". Если он имеет право отнять жизнь у врага, то почему не у собственного солдата? Этот парень либо повзрослеет там сегодня ночью, либо пусть его провал подведёт Орден в такой мелочи, а не тогда, когда начнётся настоящая война. У них-то время ещё есть...

— Так может я это, составлю ему пару? — спросил Дон. — А то одному там ночью опасно. Мне всё равно надо сделать вид, что я ошивался где-то поблизости.

— Нет, — отрезал Клед. — Ты без непробивайки там ночью бродить не будешь. Дождёшься, пока лавочник тебя приютит. А сегодня на конюшне поспишь, раз так надо. Поди возьми у Салема ножницы. Я сам тебя постригу.

Шустрый Коготь убежал, а копуша, не смевший долее оттягивать безрадостный момент, угрюмо спросил, глядя в пол:

— Мне тоже снять непробивайку? — видимо, всё же решил, что его наказывают.

— Нет, но оружие оставь. И деньги тоже, если они у тебя есть.

Маст нехотя вытащил из голенища кинжал и засунул его в свою сумку. Как пить дать, вообразил, что его гнобят, но это уже его проблемы. Однако обувь слишком хороша для той помойки.

— Спроси у Салема, нет ли у него ботинок и зипуна похуже. Это защитит тебя лучше оружия. Кстати, кольцо своё давай сюда.

Коготь полез за пазуху и снял с шеи шнурок со знаком отличия, протянул не поднимая глаз. Клед смотал верёвку и спрятал в кошель к первому, продолжая напутствия:

— На рожон не лезь. Попробуй затаиться в переулке за домами, где чёрные ходы, как рассказывал Дон. И посмотри, что за люди там шастают — много ли, на кого похожи. Если получится, подслушаешь разговоры. Утром вернёшься и доложишь. Задача понятна?

Образцовый Салют — и Маст покинул помещение. Судя по некоторой тени облегчения, под конец до него всё-таки дошло, что это не издевательства, а боевое крещение, за которым его сюда и прислали.

* * *

Утром Маст вернулся основательно присмиревшим, с синяком под глазом, но без жалоб. На прямой вопрос ответил только, что выбивал у местной шпаны место "под Луной".

Он доложил, что ночью к задней калитке один раз подходил какой-то тип, спросивший "товар", но его не пустили, велев приходить через осьмицу. Также пара амбалов вынесла одно бездыханное тело и куда-то уволокла. Маст не пытался за ними следить, боясь пропустить что-то важное.

— Молодец, всё правильно, — сдержанно одобрил его действия Клед. — Иди позавтракай и отдыхай до вечера.

Дальше всё пошло, как по маслу. Дон действительно разжалобил лавочника на ночлег, так что Масту на этот раз не пришлось ночевать в переулке. Он проследил за вчерашним просителем "товара", когда тот снова пришёл клянчить и получил небольшой пакетик. Оказалось, что в Мелдене есть и притоны поменьше — на дому.

Через день ему также удалось проследить за очередным бездыханным телом, которое головорезы отнесли в порт и сбросили в воду. Маст его даже выловил и откачал, чем вызвал у Кледа очередной приступ гордости, на этот раз не без осознания собственной роли в воспитании молодняка: ночное "крещение" явно пошло этому парню на пользу. Заморачиваться причинами тех или иных чувств Воин перестал, решил просто наблюдать, по какому-то чудесному наитию, посетившему его ещё на второе утро. Со временем станет ясно, что там своё, а что наведённое. Никто ведь не заставляет действовать под их влиянием, на это есть Кодекс.

Допрос несостоявшегося утопленника показал, что он перебрал эхины и чуть не отдал душу богам, которых узрел воочию, перестав дышать в экстазе. Судя по всему, с парнем, которого вынесли первой ночью наблюдений, тоже случилось нечто подобное. Некий труп, непохожий на утопленника, выловили на другой день рыбаки. Неизвестно, можно ли было его откачать так же, как второго, но в притоне это явно никого не заботило.

Клед по наитию выспросил, как выглядели боги, которых узрел незадачливый "торчок", и выяснилось, что он видел всего одну богиню, описание которой показалось Воину тревожно похожим на Тёмную Мать, какой он видел её в Арке. Впрочем, нельзя было поручиться, что это не притягивание желаемого к действительному, но повод задуматься появился.

Разузнав на всякий случай, как происходит обслуживание потребителей зелья, Клед встал перед необходимостью избавиться от свидетеля, который за дозу эхины мог рассказать торговцам, что ими интересовались какие-то подозрительно жёсткие люди (в ходе допроса пришлось применять волевой нажим). Безусловно, проще всего было бы отправить парня туда, откуда его извлекли — на корм рыбам, но что-то внутри баронского отпрыска восставало против такого образа действий. Не издевательство ли это над слабым, которое порождает бесчестье? В итоге он отправил торчка с "посланием" в Новин, внушив ему, что ребята из притона вряд ли обрадуются его возвращению. А не то и сам убьёт, если снова встретит в Мелдене. На деле бумага была адресована хозяину Новинского "опорного пункта" с настоятельной просьбой пристроить того к работе, благо заведение славилось морской кухней, а парень был рыбаком. Надоумил Кледа на это Вест, который сам был родом из Новина, и именно хозяин той таверны посоветовал осиротевшему мальчику, пытавшемуся там подработать, отправиться в Гавенские Ладони на обучение. Может, и этого бедолагу отвадит от дури.

На четвёртый день, наконец, прибыли Когти из Астена, и Клед откомандировал похожих, как братья, ребят поселиться в доходном доме поблизости, выдав им единственную доставшуюся группе подзорную трубу для наблюдения за задворками. Но главный "улов" принёс всё-таки Дон, услышавший из своего сарая, что в притон вечером прибыло несколько мужчин разбойничьего вида, собиравшихся наутро ехать куда-то с местными.

Он просигналил наблюдателям в ночлежке, и те принесли весть в "Морского конька" незадолго до того, как туда же заявилась половина Новинской группы во главе с Болбом. Оказалось, они следовали за этими разбойниками, и сопоставленные сведения позволяли с большой степенью вероятности предположить, что группа отправится как раз за новой партией порошка.

Клед назначил Веста главным в Мелдене, Дона с Мастом тоже пришлось оставить, поскольку те уже примелькались в нужном районе, а с остальными спешно собрались, чтобы последовать утром за торговцами дурью.

Вопреки ожиданиям, направились головорезы не в другой крупный город, а свернули с Княжеского тракта сразу на Белвендом. Последний на юго-востоке замок Свободных Княжеств стоял среди покрытых степями холмов, так что Воинам Смерти пришлось отстать от преследуемых, дабы их не заметили. Они растянулись цепочкой на расстояние видимости: Клед впереди, двое Когтей посередине (так что казалось, они не вместе, а просто едут в одном направлении), и Болб с остальными двумя подопечными в самом хвосте.

Поначалу казалось, что бандиты едут в замок, так что Клед уже начал прикидывать, стоит ли проситься всей группой туда на ночлег и под каким предлогом. Однако, если местный барон в деле, то шести Братьев Смерти вряд ли хватит, чтобы справиться и с шестью головорезами из притона, и с баронской дружиной. По всему выходило, что лучше заночевать в холмах неподалёку от дороги и утром посмотреть, не пустятся ли городские в обратный путь. Это означало бы, что поставки идут через Белвендом, и придётся искать способ пронаблюдать за бароном, откуда он берёт эхину.

Но бандиты свернули, немного не доехав до замка, на ухабистый просёлок, ведущий дальше на восток. За холмами открылась рыбацкая деревня, которую преследуемые проехали без задержки, и, поскольку близился закат, Клед счёл за лучшее остановиться в местной таверне и разузнать, куда могли ехать шесть мужиков. Ведь дальше лежали болота, по которым проходила граница Свободных Княжеств.

Оказалось, что это ещё не окраина — на самых восточных клочках твёрдой земли был расположен маяк, указывавший путь кораблям. По всему выходило, что бандиты собирались ночевать именно там. Клед договорился о ночлеге и вернулся на вершину холма — подать знак своим спутникам, чтобы ехали к нему.

Поджидая их, он стал свидетелем величественной картины: огромный красный диск Солнца опускался в море, словно заливая его кровью. В груди что-то развернулось при виде этого потрясающего зрелища, как будто там зарождались некие чувства, но так и не возникли. Ибо сердце было оглушено Обручением со Смертью. Как дерево, ушедшее в зимнюю спячку — не колыхались на ветру облетевшие листья. Но на фоне такого "молчания" становилось лишь очевидней, что корни ещё живы и неподвластны Тёмной Матери...

* * *

Когда солнце село, зажёгся маяк. Находился он совсем недалеко — на другом берегу небольшой реки, но при дневном свете как-то сливался с окружением. Чем темнее становилось, тем ярче разгорался его огонь. Или так только казалось по контрасту?

В таверне Клед сделал вид, что они ищут парня, который задолжал им круглую сумму в Мелдене и пропал, якобы тот сказывался родом отсюда, из этой деревушки, Карны. Воин добросовестно описал выловленного из моря торчка и притворился расстроенным, что здесь такого не знают. За ужином, которого пришлось немного подождать, поскольку гостей тут по осени уже не чаяли привечать, хозяина пригласили за стол и между делом расспросили о проехавшем отряде. Тавернщик был словоохотлив и немного обижен на проезжих. По его словам, на маяк каждую осьмицу заявляется толпа разбойничьего вида всадников, не всегда одних и тех же, ночует там и наутро уезжает.

— И хоть бы раз ко мне заехали горло промочить! — излил он под конец суть своей досады.

— А барон куда смотрит? — спросил Клед.

— Дык сказали дружинники евонные, что дескать родня помогает смотрителю с жёнкой, передачки шлёт. Пара-то уже немолодая, а дочку забрали в замок работницей. Барон и сами туда раз в месяц людей как бы не на целую осьмицу отправляют — вроде как помочь по хозяйству. Только по-моему, всё это враки. Я смотрителя-то спрашивал, он ведь приходит к нам скупаться иногда. И вроде тот всё подтвердил, только глаза прятал и не шибко радостным выглядел для того, на кого столько милостей свалилось. Думаю, мутят они там какие-то тёмные делишки. Ну да не моего ума это дело, верно?

Клед ответил что-то неопределённое, подлил в чарки разбавленного пряного вина и перевёл разговор на другую тему.

Утром, ещё до завтрака один из Когтей, которого оставляли на часах, спустился с крыши и сообщил, что конники уехали.

— Будем догонять? — спросил Болб.

— Нет, — недолго думая, решил Клед. — Они явно забрали товар и везут его в притоны. А нам нужна рыба покрупнее. Думаю, стоит наведаться на маяк и потолковать со смотрителем, как следует.

Не успели они позавтракать, как в деревню пожаловали княжеские дружинники — целых десять человек. Изволили интересоваться, по какому делу в их края наведался такой славный отряд. Клед отметил про себя, что посетители маяка барона не обеспокоили — похоже, тот всё-таки был в доле, либо же вообще всем заправлял.

Воин Смерти ответил, почти не покривив душой, что они ловят бандитов. Даже полномочную грамоту показал, которыми их щедро снабдил Совет. Правда, там не уточнялось, кому она выдана и по какому делу, зато предписывалось оказывать всяческое содействие.

Дружинникам это явно не понравилось. Ссылаясь на местные порядки и сборы, полагающиеся барону в разных случаях, они пытались дать понять с угрозой в голосе, что нечего здесь шляться посторонним. Клед не впечатлился.

Рассудив, что не следует спугивать возможных виновников раньше времени, он в свою очередь надавил на их командира с вопросами про браконьеров, которые бьют яратиков без соответствующего разрешения. Те горделиво заявили, что здесь лихой люд без их ведома не шастает. Тогда Воин спросил про вчерашний отряд, но услышал то же самое, что вчера говорил хозяин таверны — мол, это передачки на маяк отправляют родичи смотрителя.

Тактика называлась "нахрапом на нахрап" и отлично отработала: вынужденные оправдываться дружинники позабыли о своих претензиях, а кроме того, их мысли были пущены по ложному руслу, и ещё немного побухтев порядка ради, они убрались восвояси.

После этого Клед рассудил, что надо оставить в деревне дозор и приказал одному из Когтей прикинуться больным. А второй якобы должен за ним присматривать. Выбор снова пал на похожих ребят из Астена, в обиходе уже прозванных "близнецами", которым снова предстояло изображать братьев.

На Маяк выдвинулись вчетвером с Болбом и парой Когтей из Скорина. Ребята были толковые. На маяк заявились якобы для опроса возможных свидетелей, помахав той же грамотой. А потом надавили как следует — не пришлось даже силу применять, хватило запугивания — и правда быстренько выплыла наружу. Сначала из уст перепуганной жены, Инилы, а потом и самого смотрителя, Зелта.

Оказалось, что их дочь, Сюзену, держит в заложницах барон Белвендома, чтобы родители вели себя смирно. Сам же раз в месяц отправляет с Маяка на восток группу бандитов, привозящих порошок, за которым потом каждую осьмицу приезжают головорезы из разных городов. Слышал бывший моряк и столичную речь, и восточный выговор, и южный — как у вчерашних. А всей помощи, которой удалось добиться — это чтобы посетители нарезали хоть немного торфа для поддержания огня на маяке. И то, большинство работали тяп-ляп. Последние вот покидали цигли как попало в темноте да спешке, даже не сложив на просушку.

Клед тут же отрядил Когтей заняться торфом, а сам принялся выспрашивать подробности. Оказалось, что за Маяк отвечает Южный князь. Именно он назначал Зелта на должность. Когда четыре года назад закрутилась вся эта карусель, жена ездила в Марвелон пожаловаться на плохое обращения барона с их дочуркой. Ей пообещали разобраться, но ничего не изменилось. Тогда смотритель отправил князю прошение об отставке, но ответа не дождался. Лишь нарочный раз в сезон завозил положенное жалование.

Выходило, что за всем этим мог стоять и сам Южный князь. Познакомившийся с его методами во время сопровождения Петры Клед не удивился бы подобному раскладу. Даже если барон затеял дело сам, Князь вряд ли оставался в неведении, а значит, получал свою долю. Но учитывая, на какую широкую ногу была поставлена торговля, велась она, наверняка, намного дольше четырёх лет, и заправлял ею всё же кто-то посерьёзней барона. Возможно, раньше поставки проходили по морю, через тот же Мелден, находившийся в Восточном Княжестве, но когда Совет издал эдикт, запрещающий торговлю эхиной, пришлось искать новые пути, вот тут-то, скорее всего, Белвендом и получил главную роль в этой пьесе.

Воины начали выспрашивать, как именно всё происходит. Выяснилось, что для такого дела у барона есть особый отряд с довольно мерзким одноглазым типом во главе. Бандиты ходили за порошком вдоль берега, по болотам, куда-то за границу Княжеств, которую должен был охранять барон ал да Вурмендом, но тот явно злоупотреблял своим положением.

В общем-то, охрана границы, вменяемая всем баронам, на юго-востоке считалась одной из самых лёгких, поскольку кочевники сюда не доходили даже когда ещё пользовались восточной веткой своей Тропы Войны, пролегавшей по Краю Восьми Озёр, а от соседнего государства их отделяли считавшиеся непроходимыми болота, горы и негостеприимная пустыня по другую сторону. Но видимо, если очень нужно, их всё-таки можно пересечь. Как — стало примерно понятно по спрятанному в землянке неподалёку скарбу контрабандистов. Воины обнаружили кучу грязеступов, три лодки-плоскодонки с шестами и кучу треугольных платков. Инила пояснила, что они используются как маски против запаха болотного дурмана, от которого может заболеть голова и даже видеться всякое, а если пропитать платок отваром из листьев биберии и дышать через него, то ничего.

Проверили и склад порошка, хранившегося на чердаке сушилки для торфа. Зелт трясся, как бы ничего не просыпали, поскольку ему строго-настрого запретили прикасаться к драгоценному товару. Но Воины были осторожны и запомнили даже, каким узлом были сделаны завязки, чтобы вернуть всё, как было.

Эхина хранилась в небольших мешках, которых после вчерашнего визита осталось три. На вид походила на сахар. Клед взял пару кристалликов на язык попробовать, но вкус оказался кислым.

Ему надо было подумать, как действовать дальше и он попросил Зелта провести его на башню, в которой вечером зажигался огонь. Вид оттуда был потрясающий: можно было различить Белвендом на северо-западе, болота на севере и северо-востоке, одного из Когтей на крыше таверны на западе. Здесь даже была подзорная труба! Надо забрать "близнецов" на маяк, пусть притворятся племянниками хозяев. А сами последят за окрестностями. Заодно помогут с торфом.

Но разумеется, краше всего было море, раскинувшееся на юге и загадочно блестевшее в лучах солнца, пробивавшегося сквозь клубящуюся неплотную дымку на небе. Смотритель понятливо оставил командира отряда любоваться и размышлять. Хорошо бы, ко всему прочему, дочку его вызволить как-нибудь...

* * *

Когда хозяйка любезно позвала к заполуднику8, план в общих чертах у Кледа был уже готов. Довольно дерзкий, но... удача любит смелых! Он расспросил ещё раз о сроках, и выходило, что следующая поставка будет через три осьмицы. Вроде бы как раз должно хватить времени. Воин пообещал семейной паре вытащить их дочку, а взамен попросил сказать людям барона, если поинтересуются, что вопросы им задавали про браконьеров, и якобы Зелт видел дым на болотах, похожий на костёр. А также приютить одного из Когтей, сказавшегося больным в деревне, и помочь ему с дозором.

Вариант с племянниками командир, по зрелом размышлении, отмёл. С маяка задолго видно, когда кто-то приближается, так что лучше не рисковать лишними небылицами, в которых могут усмотреть угрозу собственной, и спрятать парня. Разделяться по одному было опасно, но необходимо, чтобы избежать другого риска — оказаться слишком малым составом в стане врага.

Немного денег и все припасы, какие были, оставили смотрителю чтобы не вызывать подозрений лишними закупками. А также одну лошадь, которую сами якобы потеряли на болотах. Для Когтя, на случай, если понадобится спешно оказаться в другом месте. И сделали ещё кое-какие приготовления, а именно куклу из тростника, разделив её пока между собой. Она нужна была для того, чтобы один из Когтей уехал в Медлен по берегу с заводной лошадью, якобы вдвоём с товарищем, который на самом деле останется на маяке. Так в деревне никто не сможет выдать наблюдателя дружинникам, не зная о нём.

К ужину вернулись в таверну на ночёвку, обсуждая напоказ якобы полученные от смотрителя сведения и необходимость вызвать подмогу из города, пока основная часть отряда попробует снискать помощи у местного барона. Извинились перед хозяином, конечно, что сразу правду не сказали — мол, надо было сперва убедиться, что сам он не в сговоре с браконьерами.

Сами же успели обсудить план по дороге, а перед ужином Болб прогулялся с "близнецами" к морю, якобы для оздоровления, и там посвятил их в подробности. "Больному" вроде как стало лучше, благо симптомы он называл достаточно неясные вроде жара, головной боли и тошноты, так что списали на несвежий завтрак накануне вместо осенней лихорадки.

Поднялись и выехали рано. Успели посмотреть с холма на морской рассвет, прежде чем разделиться. В низине, к счастью, стоял обычный для этого времени года туман, на который жаловался тавернщик ещё в первый вечер. Так что куклу благополучно собрали, впихнув заготовленные вязанки в запасную одёжку, водрузили на лошадь и отправили в компании одного из Астенских воспитанников на Мелден по береговой дороге. Второй же ушёл пешком обратно к маяку в обход деревни через брод выше по течению, о котором также сболтнул хозяин — не человек, а просто находка для шпиона!

Остальные же четверо не спеша отправились в Белвендом. Прибыли к обеду. Клед потребовал аудиенции с бароном, назвавшись собственным именем: Кларед Лоринден о Марвик о Этлина ан да Кастердом. Разумеется, отряд не знал, что имя настоящее. Болб, когда слушал план, поражался фантазии командира, а тот сказал, что титул и имена правдивые, с его родины, пусть за это не тревожатся.

— Я думал, Лоринденов всех перебили ещё лет двенадцать назад, — удивился барон.

Расмус Бельведер о Карвин о Энеила ал да Белвендом вынужден был пригласить гостя сразу к столу, подав знак спешно добавить ещё один прибор. "Дружине", как и полагалось, накрыли в дворовой столовой. Прислуживать "господину" остался только самый молодо выглядевший из Когтей, Кулан, в качестве оруженосца.

Клед с натугой вспоминал, как вёл себя отец при встречах со знатью, но ближе и живее почему-то оказался образ дяди, обременявшего себя любезностью чуть меньше, чем хозяин замка, что, впрочем, подходило к его нынешнему мнимому положению.

— Как видите, не всех. Меня тогда как раз отправили учиться в Ладони Смерти. Потом я, будучи лишён семьи и состояния, зарабатывал мечом на Западной границе. Теперь вот решил заняться восстановлением титула, а при этом, как вы, возможно, знаете, полагается доказать своё достоинство, проведя несколько лет на общественной службе. Сейчас Совет мне поручил разобраться с браконьерами. Ваш смотритель маяка видел какой-то дым на болотах, возможно от костра. Но нас слишком мало, к тому же, один из моих спутников приболел, так что я отправил его в Мелден подлечиться в сопровождении товарища. И хотел бы дождаться у вас подкрепления из Новина.

— А почему же из Новина, позвольте спросить? Кажется, Кастердом далеко на Севере?

— Я собрал на родине небольшой отряд из сыновей тех, кто помнил моих родителей, чтобы выполнять подобные специальные поручения Совета. Это показалось мне предпочтительней работы приставом или сборщиком налогов. В Новине мы пытались выследить тех, кто поставляет незаконно добытые кожи местному торговцу, но увы, не преуспели. Однако половину отряда я оставил там для наблюдения, а сами мы решили поискать здесь, и напали на след.

— Глупости, нет тут никаких браконьеров, я бы знал, — небрежным жестом отмёл его доводы Расмус.

У Кледа внутри всё так и встало на дыбы, желая проучить невежу, но он сдержал порыв, памятуя о том, что чувства эти могут быть наведёнными. Только вскинул горделиво голову и холодно возразил:

— Тем не менее, мы обязаны проверить. И мы это сделаем. А вы должны оказать нам содействие. Я уже показывал вашим дружинникам грамоту, но и вам после обеда предъявлю, если пожелаете, — тут он снова прибег к тактике "наезда" в ответ на наглость.

Барон помрачнел лицом, отбросил ножку тупаря, которую грыз до этого, обратно на блюдо и небрежно заметил:

— У нас вообще-то есть дела и поважнее, чем гоняться за несуществующими браконьерами.

И снова Клед сдержал желание немедленно дать тому по морде. Он продолжал, насколько мог, играть роль благородного господина, но в ней появилась какая-то горечь, словно в старом масле:

— Ладно, людей нам хватит, можете не помогать, достаточно будет разместить их... — собеседник вскину брови и открыл было рот для возражения, но Воин пресёк их жестом, добавив в голос металла: — Временно! Пока мы не определимся с направлением поисков. За прокорм и постой я заплачу, — теперь Расмус поджал губы, упираясь, словно прекративший попытки сбросить седока, но ещё не сдавшийся необъезженный конь — самое время надавить: — Но мешать вы нам не посмеете! Или вы не уважаете документы, выписанные Советом?

— Да почём мне вообще знать, что бумага настоящая и выдана вам, а не какому-либо бедолаге, которого вы ограбили по дороге?

И тут Кларед вспомнил наконец, что знатный господин не мог снести подобного обращения, так что на этот раз инстинкты, в отличие от памяти, его как раз не обманули. Он с облегчением выдохнул, давая волю своему порыву:

— Желаете оспорить моё слово чести? — безупречно ледяным тоном спросил он и протянул руку назад, надеясь, что Кулан поймёт — надо подать меч, и не ошибся в парне.

Клед действительно готов был вызвать на дуэль этот кусок грязи, недостойный своего титула, как того требовал кодекс чести знати, и убить его. Возможно, так было бы даже проще сделать своё дело в этих землях. К тому же, не факт, что барона лично смогут привязать к поставкам — откупится, отбрешется и будет дальше коптить небо своим зловонным дыханием... Но Бельведер решил иначе: то ли испугался, то ли и вправду понял, что сглупил:

— Полно, полно! — заулыбался он со всей невеликой душевностью, на которую был способен. — Я вас просто проверял. Вы должны признать, какой у меня другой способ убедиться, что передо мной и впрямь выживший наследник угасшего рода, а не проходимец?

Клед позволил себе шумно выдохнуть через нос, почти фыркнув, и убрал руку с оружия, которое так и не забрал у Кулана.

— Значит мы договорились? — поинтересовался он, напоказ обуздывая свою ярость.

— Чем смогу помогу, но не обессудьте, я всего лишь скромный захолустный барон и средства мои ограничены, — врёт и не краснеет! — Своих ртов хватает, границу-то надо охранять! — Вот это лицемерие! — Сколько у вас там будет человек?

— Около дюжины.

Клед даже не соврал: остальные члены группы, собираемой в полном составе из всех портов, должны были пробраться вдоль берега вразнобой, мимо баронской дружины и затаиться на маяке, а кто-то — поселиться в деревенской таверне под видом сезонных рыбаков, неспешно следующих на зимовку где-нибудь в восточных городах, "где по сердцу придётся и работа найдётся", но не спешащих покидать любимую стихию до наступления настоящих холодов. Раз уж Дон в этом разбирался, да ещё и родом был откуда-то из здешних краёв, грех не воспользоваться.

— Немало однако! — заметил Бельведер.

— Включая уже прибывших, — успокоил его Лоринден.

Позволив своей ярости угаснуть, Клед снова принялся за еду. Надо отдать должное, повар у этого высокородного мошенника был отменный.

— Боюсь тогда нам лучше сразу закупить дополнительного провианта, — высказал своё шкурное беспокойство хозяин замка.

Вот чему учили его родители? Или титул он купил? Не то, чтобы их продавали, но память всплывала какими-то рваными пластами и сейчас подсказывала, что отец заставил бы своих подтянуть пояса потуже, даже будь у них и правда мало денег, лишь бы не ударить в грязь лицом и оказать достойный приём равному, да ещё и не просто так на голову упавшему, а находящемуся на специальном задании от Совета Княжеств. При всём желании, с таким баронишкой Лоринден не мог говорить иначе, чем с изрядной долей чопорности, проводившей между ними грань и, по счастью, весьма подходящей к случаю:

— Мои люди съездят в город, если вы выделите повозку.

— Конечно-конечно! И повозку, и сопровождающих. Главное деньги им выделить не забудьте.

Клед приподнял бровь в предупреждении. Расмус снова деланно рассмеялся:

— Ах, простите мои манеры. Я тут почти безвылазно сижу в глуши и давно лишён общества равных. А дружинники — ну, мужики, что с них взять? Вот, нахватался, — он развёл руками

Воин решил, что неплохо выдать барону поблажку — закрепить успех, показав некое подобие доверия. Он криво усмехнулся:

— Ничего, я тоже, знаете ли, всё с солдатами да с солдатами, — потом расслабленно откинулся на спинку стула и спросил: — Вы позволите моему оруженосцу поесть на лавке с моей тарелки? Завтрак был давно. Боюсь, парень брякнется в обморок.

— Конечно-конечно, мы ему даже выдадим свою посуду!

Бельведер так же благодушно откинулся назад — видимо, повёлся и успокоился. Сделал жест прислуге, и та поспешно набросала объедков со стола на одно из использованных блюд, стоявших на тележке.

Тут Клед заметил наконец рыжеволосую красотку с голубыми глазами и сердце пропустило удар. Вовсе не от романтических чувств, которые по-прежнему спали беспробудным сном, похороненные где-то на кладбище души вместе с образом Алрины, а потому что перед ним, судя по описанию, была дочь смотрителя. Вспышка узнавания в его взгляде не прошла мимо внимания Расмуса:

— Что, хороша девка? — хохотнул он, шлёпнув её по заднице, когда та оказалась рядом.

Девушка вздрогнула — судя по всему, "милости" барона были ей противны. Поспешно передала блюдо Кулану и отошла вдоль стеночки в угол мимо окна, где дневной свет на мгновение проявил на её скуле кровоподтёк, замазанный белилами. Ровно на том же месте был шрам у Алрины, и Воин невольно вздрогнул сам. Но пришлось сражаться тем оружием, которое раздала судьба. К тому же, это могло сыграть на руку в побочной задаче, которую он сам себе назначил.

— Хороша! — вздохнул Клед.

Он изо всех сил постарался изобразить плотоядную ухмылку. И судя по очередному смешку барона, кое-как преуспел. Ну что ж, теперь надо подогреть это впечатление. По рассказам Алрины о повадках в Пикердоме можно было предположить, что в некоторых недостаточно благородных кругах знати ему могли преподнести такой "подарок", чтобы задобрить. А причины на то у Бельведера имелись.

Так что Воин перестал вслушиваться в его болтовню, благо все основные вопросы пока были решены, и постоянно бросал на девушку пристальные взгляды, на ходу продумывая подсказанный ситуацией план. Конечно, у Сюзены на лице отражались муки человека, уже подвергшегося насилию и предвидящего новое, но было и что-то ещё. Кажется, Клед ей понравился.

Ну ничего, как-нибудь дотерпит до вечера — этого или следующего. Потом он успокоит её страхи. И возможно, даже сумеет защитить от дальнейших посягательств хозяина на время своего пребывания. А когда они уедут, её в любом случае нужно будет забрать с собой. Если повезёт, лучше вывезти даже раньше. Хотя нет, тогда весь маяк вверх дном перевернут в поисках, а им это ни к чему. Ладно, посмотрит по обстоятельствам.

* * *

После обеда обсудили с Болбом и Расмусом, какой провиант необходимо закупить. Барон настоятельно порекомендовал обратиться к знакомому купцу в Марвелоне, который, конечно дальше, чем Нома или Ради, но в этих мелких городках могло не оказаться нужного количества запасов. Мол этот купец держит несколько лавок и точно сделает скидки для друзей Бельведера.

Глядя на хитрую рожу Расмуса, Клед почти не сомневался, что всё будет с точностью до наоборот, и барон потом получит свою часть барыша. Но покладисто согласился — пусть враг пока считает его чуть глупее, чем есть. У Болба ещё сохранилась большая часть суммы, выданной им на расходы в Обители и поделенная поровну между Воинами ради сохранности.

А вот от большого количества сопровождающих Воин отказался наотрез. Сказал, что двоих достаточно — по числу его собственных людей. Слишком наивным выставляться тоже не стоило, предстояло ведь ещё несколько дней провести здесь вдвоём с Куланом.

Хотя, зная о том, что вскоре прибудет "остальная дружина", вряд ли Расмус решится их убивать. Особенно, если будет считать, что успешно ими помыкает. Всё-таки недавний курс по управлению людьми был одной из самых полезных наук за всё время учёбы.

За ужином Клед продолжал заглядываться на всё больше красневшую Сюзену, и барон в конце концов сделал именно то, на что рассчитывал Воин — прислал её вечером к нему в спальню. Девушка вся тряслась, но ослушаться хозяина не посмела.

Она покорно встала перед чужаком, потупив глаза и ждала... От мимолётного впечатления её ожиданий у Кледа мелькнуло нечто похожее на отвращение, тут же смешавшееся с жалостью, но всё на каком-то глубинном уровне, не полноценные чувства, а лишь их тени. Он осторожно приподнял её лицо за подбородок:

— Посмотри на меня, — Сюзена подняла взгляд — закрытый, запуганный. — Не бойся, я не сделаю с тобой ничего, что ты не захочешь.

Вместе со словами Клед постарался напрямую внушить ей ощущение безопасности, чтобы поскорее преодолеть барьер страха, и вроде бы взгляд девушки робко приоткрылся — она пыталась заглянуть ему в душу. Ах, если бы та ещё не спала!

— Здесь есть потайные ходы? — тихо спросил он, склонив над ней голову, словно примериваясь для поцелуя. Девушка снова испугалась, и Воин уточнил свой вопрос: — За нами наблюдают?

Сюзена замотала головой и облегчённо вздохнула, когда он отстранился. Клед взял её за руку (по крайней мере, тело её не артачилось зажимами) и подвёл к кровати. Усадил и присел на корточки перед ней, на всякий случай всё же понизив голос:

— Я был у твоих родителей. И пообещал им тебя вызволить отсюда. Так что я не дам тебя в обиду.

Глаза девушки вспыхнули внезапной отчаянной надеждой.

— Правда? — она даже безотчётно вцепилась в рукав его рубашки, и тут же сникла: — Только как вы меня защитите? Вы же у него в гостях, вам нельзя с ним ссориться.

— Ну, это совсем просто. Я сделаю вид, что ты мне слишком понравилась и буду звать тебя каждую ночь. Пока не придёт время сматываться. Расмус хочет усыпить мою бдительность, так что не будет возражать. Только ты должна мне кое-что пообещать.

-Что угодно! — Сюзена горячо закивала, подтверждая готовность на всё, лишь бы вырваться из плена, которую Воин очень явно ощутил седьмым чувством, и этого ему хватило.

— Не подавай вида, что надеешься на меня или хоть как-то доверяешь. И сделай в точности, как я велю, когда придёт время. Возможно, будет бой, ты не должна мешаться под ногами. Поняла? — опять частые радостные кивки. — Хорошо. Можешь лечь на кушетку.

— Я вам на самом деле не нравлюсь? — с внезапной грустью Сюзена взметнула на него свои голубые глаза.

Клед усмехнулся от противоречивости девичьих стремлений: страх перед близостью и желание нравиться. Но он понимал, что первым чувством Сюзена обязана подлому господину.

— Ты очень красивая, — он опустился на ковёр у её ног и легонько погладил её по щеке. — Но я не такой, как твой барон. Я сплю с женщинами только по обоюдному желанию. Его поведение недостойно благородного человека.

При этих словах у девушки вырвался вздох облегчения, как будто ей сообщили жизненно важную весть, другому показавшуюся бы очевидной — о том, что все люди разные, и не все мужчины животные. Кледу даже захотелось сгладить её болезненный опыт, найдя в ней отражение богини, как удавалось с Оступающимися когда-то в юности. Но на таком действительно нельзя настаивать.

Впрочем, Сюзена тут же нашла новый повод опечалиться:

— У нас не выйдет его обмануть. Он каким-то образом понимает по поведению человека, когда тот с кем-то переспал, я пару раз видела, как он, глянув на одного из своих дружинников догадывался, что тому повезло с кем-то из служанок...

— И что же ты предлагаешь? — слегка иронично спросил Клед.

Он уже подозревал к чему клонит девушка: как только страх отступил, начала брать верх симпатия, которую он сразу заметил, только был не уверен, осознаёт ли она её сама.

— Ну, я не знаю... Если я дам согласие... И если я вам не слишком противна... Мне кажется, вы добрый и не причините мне боль.

Воин рассмеялся уже вслух, но негромко. Сюзена всполошилась и снова смотрела затравленно. Бедная девушка! Он не стал пояснять ей причины своего веселья, вместо этого сказал:

— Боюсь, так у меня ничего не выйдет. Я не привык пользоваться женщиной, как куском мяса, — и видя, как стремительно падает настроение Сюзены, решившей, что он всё-таки находит её недостаточно привлекательной, поспешил перейти к обнадёживающей части: — Но я могу предложить тебе другое. Если позволишь, я попытаюсь разбудить в тебе желание, чтобы ты получила удовольствие, а не просто перетерпела этот процесс.

Она смотрела на него недоверчиво. Похоже, не могла даже представить, что такое возможно.

— Конечно, только если я тебе не слишком противен, — съязвил он, повторяя её слова, чтобы хоть немного развеселить.

Однако Сюзена смутилась, устыдилась, уставилась в пол, а потом решилась всё же высказать свои чувства:

— Вы мне сразу понравились, господин барон, — щёки её запылали. — Просто я... Просто мне...

Она не могла найти слов, но Клед всё ощутил седьмым чувством, и когда у девушки на глазах выступили слёзы, пересел на кровать, легонько приобняв её за плечи:

— Я всё понимаю. Расмус у тебя первый мужчина?

— И единственный! — залилась она уже в голос.

— Тише, тише! Вижу, он тебя изнасиловал, бил. Так не должно быть. Я покажу тебе, как можно иначе, если хочешь.

— Очень хочу! — Сюзена шмыгнула носом и отстранилась, чтобы утереться платочком, нашедшимся в кармане халата. — У нас некоторым бабам нравится это дело с дружинниками иногда. Довольные потом ходят, вальяжные такие. Но они тоже по согласию.

— Хорошо, тогда сделаем так. Снимай халат и ложись на кровать. А я лягу рядом. Я обещаю тебе, что сегодня ночью ничего не будет! Я тебя не трону. Мы просто поспим в одной кровати.

— А как же "мужские потребности"? — недоверчиво спросила она.

— Потребности у всех разные. И не каждый готов ради них втаптывать в грязь других! — немного резковато ответил Клед.

Что-что, а ярость оставалась одним из немногих доступных ему чувств, и её Бельведер вызывал вполне заслуженно. Однако здесь и сейчас она была неуместна, мешала, поэтому Воин привычно погасил её, как свечу, и задышал медленнее, стараясь настроиться на нежный лад, который требовался для того, чтобы растопить страхи девушки. К сожалению, эти чувства он помнил только умозрительно, но всё же ощутил на уровне души некий мирный настрой и стремление её защитить. Ну что ж, за неимением лучшего сойдёт.

— Просто поверь мне, — убеждённо сказал он, снова пытаясь внушить доверие напрямую. — Попробуй. Позволь себе расслабиться. Потом скажешь, как изменились твои ощущения. Идёт?

Сюзена кивнула, сняла халат, оставшись в рубахе, и быстро юркнула под одеяло. Клед, также вынужденный не снимать исподнее, пристроился с другой стороны широкой кровати. Сначала поверх одеяла, надеясь постепенно сокращать дистанцию по мере расслабления девушки. Но Сюзена лежала в напряжении и чего-то ждала. Похоже, не перестанет бояться, пока он не уснёт. Однако, к утру камин прогорит и будет холодно.

— Я залезу под одеяло, чтобы не замёрзнуть, — предупредил он и сделал это как можно осторожнее, чтобы не напугать её резким движением, которое тело могло принять за опасность помимо воли.

Пришлось придвинуться ближе, поскольку одеяло было одно, хоть и большое, но всё-таки около пары локтей между ними оставалось. Придётся ей начать привыкать с такого расстояния. Клед замедлил дыхание и вскоре провалился в сон, благо день был достаточно насыщенным.

Поутру он обнаружил Сюзену в своих объятиях. Похоже, это случилось во сне — то ли девушка замёрзла, то ли ему что-то приснилось. Так или иначе, очнувшись, она дёрнулась, как от испуга. Но он её сразу не отпустил. Шепнул на ушко:

— Доброе утро. Как спалось? Как ощущения?

Видя, что мужчина не пытается как-то воспользоваться положением, просто продолжает её вполне невинно обнимать, Сюзена обмякла и перестала вырываться. Прислушалась к себе:

— Хорошо спалось. Тепло! У нас в спальнях холодно. А ты такой горячий... Ой! Простите.

— Ничего, — Клед потёрся носом о её пушистые волосы, которые приятно пахли какой-то травой. — Можешь звать меня на "ты", когда мы вдвоём. Кстати, это хороший признак. Похоже, ты начинаешь мне немного доверять.

Они поднялись и оделись. Перед тем, как девушка ушла, Клед предупредил:

— Не говори никому напрямую, что было, а чего не было. Можешь смущаться и краснеть. Остальное пусть сами досочинят. Ты кстати, выглядишь чуть иначе. Более расслабленной. Вполне возможно, ваш барон воспримет это так, как нам выгодно. А я постараюсь ему в этом помочь со своей стороны.

* * *

До завтрака Клед успел переговорить с Болбом наедине. Велел отправить сообщение в Мелден через опорный пункт в Марвелоне, чтобы ребята закупили провизии для себя на одну осьмицу и для всех на две — забыл отдать соответствующее распоряжение "близнецу". Конечно, расчётные количества на человека в день все кандидаты в Кинжалы учили и недавно сдавали зачёт. Но он, как командир, обязан был сам всё предусмотреть. Запас был накинут на то время, которое понадобится им, чтобы добраться до точки встречи контрабандистов и назад, если не удастся взять припасов из Белвендома.

За завтраком Клед постарался вести себя вальяжно и кидать на Сюзену довольные взгляды. Попытка применить к ней внушение накануне была сделана по наитию и впервые, к тому же, нельзя было утверждать со всей определённостью, что она увенчалась успехом, и всё же он точно так же попытался впихнуть барону в голову впечатление своего наслаждения. Девушка вполне натурально краснела, хотя даже он не мог бы сказать, от чего именно, и это помогало делу.

— Я вижу, вы нашли общий язык? — поинтересовался наблюдавший за ними Расмус ближе к концу.

В его ироничном тоне был какой-то едкий привкус. Кажется, он ревновал? Нет, это зависть. Ну да, конечно, от него Сюзена шарахалась, а тут можно подумать, что ей понравилось. Как бы это чувство не толкнуло барона отобрать "игрушку"...

— Я бы сказал, ещё есть над чем поработать, — так же иронично отозвался Клед. — Малышка очень зажата. Били вы её что ли? — эту фразу он потрудился произнести тоном, который не предполагал ничего подобного всерьёз, тем самым особо изощрённо поддев подонка. — Я люблю, когда женщина податлива, как масло. Но не волнуйтесь, дайте время, и я доведу её до нужной кондиции.

Сюзена стала просто бордовой от стыда, зато у Расмуса мелькнула чёткая вспышка алчности, на которую Воин и рассчитывал. Нарождавшееся было стремление вернуть своё уступило место жадности получить больше: если более искусный любовник разбудит чувственность девицы, ему в итоге достанется спелый плод вместо зелёного яблочка, об которое он сдирал дёсны до сих пор.

Ближе к полудню Клед напросился на смотровую башню — сказал, ему надо понаблюдать за болотами, не объявится ли дым костра браконьеров. Расмус без особого интереса перепоручил его десятнику своего гарнизона. То ли и правда поверил в их историю, то ли наоборот, был уверен, что это уловка для отвода глаз. Хотя на самом деле Воину нужно было убедиться, что на маяке всё в порядке и дать знать, что у него тоже.

Клед без труда рассмотрел белую простыню, вывешенную из верхних проёмов башни маяка, даже при беглом обводе восточного горизонта подзорной трубой. Значит, всё спокойно. Однако, надо ещё подать ответный знак — при помощи бликов, за неимением других вариантов, — чего при десятнике лучше не делать. Может быть, Бельведер не так уж и прост, а доверил своему человеку проследить за гостем?

Воин продолжал не спеша разглядывать верхушки зарослей на болоте в надежде переупрямить провожатого. Через четверть часа десятник, наконец, заскучал и, убедившись, что гость собирается "пялиться в никуда" ещё довольно долго, оставил того наедине с часовым, смотревшим, кстати, в основном, в противоположную сторону. И после этого барон что-то рассказывает об охране границы!

Потянув время ещё немного, пока внимание солдата не притупится отсутствием начальства и событий, Клед встал к нему спиной и трижды медленно провёл трубой снизу вверх против солнца, что означало "ждём". Немного погодя повторил последовательность. И ещё раз. Простыня исчезла, сигнал принят.

Он обернулся на часового — похоже, тот задремал, облокотившись на парапет и уронив голову на руки. Хорошо, что погоды пока стоят относительно солнечные, и странная дымка на небе пропускает достаточно солнечного света. По дождю придётся выдумывать что-то другое.

Понаблюдав ещё немного за болотами, на этот раз действительно ради создания у барона нужного впечатления, Клед спустился к обеду. А после устроил тренировку с оруженосцем на палках, чтобы убить время, а заодно невзначай продемонстрировать Расмусу, что голыми руками их не возьмёшь. Кулан сражался неплохо, но были у него слабые места, которые не мешало подтянуть.

Только закончив и отправившись ополоснуться перед ужином, Воин вдруг осознал, что выполнял для Когтя почти ту же роль, что Ларис для него всего пару лет назад. Конечно, опыта у полноценного мохавенского Кинжала, который мог бы давно занимать ранг и повыше, было намного больше. Но ответственность за младшего вдруг приятно согрела замёрзшую душу. Не настолько, чтобы растопить лёд, но достаточно, чтобы перестать чувствовать себя статуей.

Этим вечером Сюзена уже сама сняла халат и пододвинулась к нему в кровати поближе. Полежала немного, опять ожидая чего-то, правда уже не напряжённо, а скорей с интересом. Клед, конечно, прекрасно понимал, чего именно, но хотел, чтобы девушка сама проявила инициативу.

— Можешь опять меня обнять? — спросила она наконец, когда он уже начал проваливаться в дрёму.

— Ты и сама можешь обнять меня, если хочешь, — лукаво ответил он. — Я не буду сопротивляться.

Клед понятия не имел, откуда знает, что именно делать и говорить, просто так казалось правильно. Словно кто-то нашёптывал ему верную линию поведения. Он же при этом даже не ощущал тех чувств, которые выражал интонацией. Но был достаточно непредвзят, чтобы понимать — это работает, а значит, нет причин сомневаться. Впрочем, ему было в достаточной степени всё равно, получится у него задуманное или нет. Результат был важнее для девушки, а он не знал её Истинного Пути и, соответственно, своей роли в нём.

Хотя нет, интерес всё же был, но скорее к тем странным ощущениям, которые вызывала в нём эта игра: он словно наблюдал со стороны за движением неких сил, толкавших их, словно две щепки по горному ручейку: встретятся или нет? И то, что он сам отчасти управлял потоком, не мешало ему сознавать, что у стихии есть и собственное мнение. Наверное, что-то похожее ощущали моряки, правя кораблём вдали от берега.

Поломавшись немного ради приличия, Сюзена наконец робко переползла ему под самый бок и обхватила руками. Клед, нарочно лежавший на спине, чтобы представлять наименьшую угрозу, выпростал одну руку и положил ей под шею, приобняв за плечи. Девушка устроила голову у него на груди и затихла. На сегодня он больше ничего не планировал, а потому позволил себе провалиться в сон.

Пробудился Клед затемно от желания. В объятиях спиной к нему лежала мягкая тёплая девушка, и ему спросонья показалось, что это Алрина. Плоть затвердела, упёршись в мягкую попку. Он осторожно сдавил руками грудь любимой. И тут же понял свою оплошность: грудь была намного меньше!

Воин окончательно пришёл в себя, собираясь отстраниться, но спящая Сюзена так хорошо отреагировала на его ласку, что он решил, этим стоит воспользоваться. Разбудить в ней наслаждение, прежде чем проснётся сознание, а с ним и все страхи.

Он осторожно нашарил соски, сжал их легонько. Сюзена томно вздохнула и откинулась на него, открывая ему поле деятельности. Продолжая одной рукой тихонечко мять её грудь, Клед запустил вторую между ног, не задирая рубашки, и легонько сжал. Девушка развернулась к нему ещё немного. Тогда он лизнул её ухо, не прекращая медленных движений руками. Сюзена мурлыкнула и открыла глаза.

В первый миг взгляд её был полон неги, но потом в нём появилась осознанность, а вслед за ней — страх. Клед тут же замер. Только в глаза ей смотрел настойчиво, с намерением внушить чувство безопасности, и прошептал:

— Тсс! Всё хорошо. Если хочешь, я прекращу. Только скажи.

На лице девушки отразилось смятение. Она знала, что должна испугаться, но приятные ощущения были ещё слишком свежи, к тому же, его руки, источавшие жар, продолжали лежать на чувствительных местах. Клед так легко читал её настроения! И с лёгкой улыбкой наблюдал, что же победит. Не таясь, что пристально изучает её.

Дыхание Сюзены участилось, грудь заходила ходуном. Она не могла решиться. Клед подтолкнул её, совсем чуток сжав обе руки. Девушка с глухим стоном привалилась к нему, обмякая. Он не стал её мучить, заставляя произнести это в слух. И так понимал, что победил. Но всё равно не собирался торопиться.

Клед прижал её к себе плотнее, чтобы она чувствовала его возбуждение, но сам продолжал ласкать её лишь руками и языком. Сюзена откинула голову, их губы встретились. Целоваться она, конечно же, не умела, поэтому он использовал её губы, как дополнительный очаг воздействия, щекоча и облизывая их языком, но не вторгаясь в рот. Приподнял её ногу, чтобы подпереть своей её лоно, всё так же, не оголяя интимных мест, прижал потеснее, захватил набухший сосок другой груди верхней рукой, аккуратно теребя его, а нижнюю погружал всё глубже, постепенно ускоряя сокращения...

Природа работала — Сюзена безотчётно вжималась в его ногу промежностью, которая изрядно промокла, и даже двигалась туда-сюда, пуская его руку всё глубже. Когда пальцы Воина провалились в пылающую ямку, вздохи Сюзены перешли в лихорадочное бульканье. Понимая, что точка невозврата пройдена, он задвигал ими смелее, и вскоре девушка вытянулась в струнку, издав протяжный всхлип. А подтверждением её удовлетворения стали лихорадочные конвульсии у него под пальцами.

Сюзена блаженно обмякла, но Клед ещё какое-то время не разжимал рук, пока биение её плоти не успокоилось.

— Ну как, понравилось? — спросил он её на ушко.

Девушка заворочалась в его объятиях и развернулась лицом. Глаза её восторженно сияли.

— Это было... волшебно!

— А по-настоящему ещё лучше, — тут же закинул он следующий крючок. — Но я думаю, на сегодня пока хватит, — и ослабил объятия.

— А как же ты? — прижалась она к нему опять и опустила взгляд в сторону уже начавшей опадать плоти.

— За меня не волнуйся, — Клед чмокнул её в носик и стал выбираться из постели, лукаво бросив напоследок: — Я подожду, пока ты будешь умолять.

Сюзена вспыхнула, спрятав лицо в подушку. Похоже, такая мысль казалась ей пока постыдной, но уже не столь невероятной, как раньше. В конце концов, она тоже встала с кровати и ужаснулась мокрой рубашке: "Надо срочно застирать!" Накинула халат и убежала.

Клед её не задерживал. Он добился всего, чего хотел. Но краешком сознания продолжал удивляться своему поведению. Откуда в нём это всё? Такое впечатление, что он сам не свой, а лишь отражение того, что нужно той или иной женщине. Это чем-то походило на посвящение Оступающихся, только намного приятней и правильней. Может, не только Бог-Разрушитель, но и какие-нибудь другие могут действовать через людей?

* * *

Умолять её Клед, конечно, не заставил. Просто дождался слов: "Я хочу по-настоящему", когда Сюзена следующим вечером разделась уже полностью и придвинулась к нему вплотную. Он тоже разделся, дал ей сначала разглядеть себя при свете свечей, потом потрогать. Долго ласкал, так чтобы девушка окончательно разомлела от неги, и только после этого бережно овладел ею. Думал довести её до кульминации и не мучить дальше, зная за собой склонность к затяжным концовкам, но, неожиданно для себя почувствовал, что развязка не заставит себя ждать. Только в последний момент вышел и пролил семя на живот девушки, не желая рисковать ни беременностью, ни той опасностью, которую представляли Воины для обычных женщин, хоть он и не успел пока ещё никого убить.

Сюзена была счастлива и цвела улыбкой помимо воли весь следующий день. У неё даже походка изменилась, и, глядя на её заманчиво покачивающиеся бёдра, когда девушка уносила посуду после завтрака, Расмус не без тени уважения заметил Кледу:

— Ну ты силён, брат!

— Сладкая девчонка, — заставил Воин себя спошлить с гаденькой усмешкой. — Надеюсь, ты не отберёшь её, пока я тут? Уж больно понравилась.

Барон на секунду замялся, а потом великодушно разрешил:

— Ладно уж, пользуйся. У нас с ней ещё вся жизнь впереди!

Какую-то часть Кледа подташнивало от роли сластолюбца, которую он разыгрывал перед бароном, но другая, холодная и расчётливая была удовлетворена: у него получилось защитить дочь смотрителя. Правда, теперь, когда цель сгладить травму, нанесённую девушке хозяином, была достигнута, у него пропал интерес к дальнейшим наслаждениям с Сюзеной. Да навредить ей своей связью с богиней Смерти не хотелось. Но играть партию нужно было до конца.

На другую ночь он ублажил её ртом, и когда Сюзена спросила: "А как же ты?" — соврал, что ему лекарь не велел частить с утехами. Так что в следующий раз она тоже отказалась "из солидарности" и дальше они просто спали в обнимку. Иногда Клед просыпался по утрам от возбуждения, но спускал это дело на тормозах.

Однако он не мог не замечать, что тепло другого человека рядом ему приятно и как будто бы заледеневшая душа понемногу отогревается в лучах любви Сюзены. Да, он чувствовал, что девушка в него влюблена, но ничего не мог с этим поделать.

Где-то через осьмицу, когда Болб с припасами давно вернулся, она наконец набралась дерзости спросить, не достаточно ли большой перерыв они сделали, и Клед согласился, что достаточный, подарив ей ещё одну ночь полноценной любви. Да и сам, если честно, уже достаточно "отдохнул" от впечатлений с прошлого раза. Он позволил себе немного более напористый темп, и партнёрша отозвалась с горячностью, так что кульминация не заставила себя долго ждать. Только семя снова слил на сторону.

Ещё через пару дней Сюзену утром стошнило, и седьмое чувство подсказало Воину спросить, давно ли у неё были "женские дела". Оказалось, что достаточно давно, месяца полтора-два назад. И глупышка даже не понимала, что это значит! Но Когтям анатомию преподали в достаточном объёме — пришлось пояснить, что она беременна. От барона.

Девушка загоревала, и Клед не знал, как её утешить. Но всё равно произносил фальшивые слова вроде "Ничего не бойся", "Всё будет хорошо", "Родители тебя не оставят", словно успокаивая лошадь перед боем, прекрасно сознавая, что там она может погибнуть. Единственным дельным советом, который он дал Сюзене, было скрывать своё положение от барона, чтобы у того не появилось лишних причин её преследовать.

Дни проходили скучно — примерно так же, как и первый: еда, наблюдения, тренировки. Единственное что, после охоты, затеянной однажды бароном, они немного "сблизились" и с тех пор по вечерам играли в нарды, выпивая. Клед старался потреблять намного меньше Расмуса, чтобы не терять бдительности и не сболтнуть что-нибудь не то. Но когда тот принялся настаивать на осушении кубка каждый раз до дна, обнаружилась ещё одна интересная способность, которую Воин, по всей видимости, вынес из Арки Смерти: если как следует сосредоточиться, у него получалось преодолеть воздействие алкоголя, словно винные пары сгорали в некоем внутреннем тёмном пламени.

Бельведер же, несомненно, затевал всё это не только от скуки, но и пытаясь вывести Кледа на чистую воду: расспрашивал и о Ладонях, и о Западной границе. Требовал какие-нибудь случаи забавные. Интересовался, каким образом Лориндену удалось заработать на "доказательство достоинства", ведь служивым столько не платят. Пришлось адаптировать историю с пещерой, в которой погиб Алан, как будто вместо гномов он нашёл в одном из ответвлений клад.

Интересовался хозяин также и тем, что слышно в столице про готовящуюся войну против нартов: когда она начнётся, собираются ли привлекать дружины баронов и тому подобное. Клед был уверен, что Расмус и сам всё прекрасно знает, но не стал умничать. Пересказал тому всё, что знал из услышанного в "Морском коньке", добавив немного от себя для достоверности: мол, набирается Дружина Совета в подмогу Воинам Смерти, те уже организуют укрепления в приграничной зоне, а про баронов речи не ведутся. Но он всё равно туда отправится, когда начнётся кампания — ориентировочно, следующей весной. Потому что это якобы позволит ему сократить срок "доказательства чести и достоинства".

Судя по реакции, Бельведеру было известно почти всё из этого, включая не самые распространённые сведения о том, что заправлять боевыми действиями будет Орден.

Народ об этом не судачил. Им знать не полагалось до поры до времени. Потому что Воинов Смерти, хоть и уважали, но всё же сторонились, считали безбашенными убийцами, в любой миг готовыми умереть (что было не так уж далеко от истины), и многие могли побояться идти под их начало. Тренировавшие новобранцев Кинжалы маскировались и перемежались с доверенными военачальниками Князей, от одного из которых — Южного — и мог узнать это барон. Раскрывать рекрутам истинное положение вещей планировалось уже после обучения, перед отправкой на передовую. После того, как они убедятся, что не так страшен Раген, как его малюют.

Трусы ворчали, почему "смертники" сами не разберутся с нартами. Хорошо проинструктированные глашатаи старательно разъясняли, что своими силами тем никак не справиться со столь многочисленным врагом, но основной удар Орден примет на себя. Подслащивали микстуру, так сказать.

Воин же решился включить это в свой пересказ, потому что нужно было как-то подтвердить свою причастность к посвящённым, и был рад, что не прогадал. Так же, как и с укреплениями, о которых барон услышал впервые, после этого, похоже, уверившись, что гость его и вправду не какой-нибудь самозванец с большой дороги, а вхож в круги власти хотя бы на побегушках.

Клед опасался только вопросов о самой Агабре, в которой никогда не бывал, но к счастью, Расмус ограничился общим вопросом: "Как там прекраснейший из городов?" Из чего Воин сделал вывод, что тот бывал там давно, возможно, вообще лишь раз, при принесении присяги Совету, и с чистой совестью ответил: "Всё так же прекрасен". Больше эта тема не всплывала. Да и, если подумать, ничего не доказывала — ведь и мошенник мог неплохо знать столицу.

Единственным верным способом вывести Воина Смерти на чистую воду было проверить притязания на титулы в Совете Княжеств, а на это должно было уйти больше времени, чем они проторчат в Белвендоме. Потом же, скорее всего, придётся и самому открыться, чтобы предъявить обвинение.

Через осьмицу наконец-то прибыл Кулак Смерти Кледа, вернее, та часть, которую собирались демонстрировать барону. Их любезно разместили в одном из залов внизу. "Всё равно не до балов, под которые их, видимо, строили", — кисло заметил барон.

Вест рассказал, что из шести разбойников, отправлявшихся на восток, в город вернулись только трое. Через сутки подоспел "близнец" с приказами. Дав ему отоспаться, он отправил их вдвоём с Мастом в Нивзен, чтобы доложить результаты начальству, попросить подкрепления и подтянуть остальных.

Тем временем половина Гавенской группы пришла за нарочными из "своего" притона в Нивзен, где те, очевидно, получили свою часть товара у троих головорезов, которые вернулись с маяка, не заезжая в Мелден. Воины сами сообразили, что смысла сторожить притоны больше нет, надо собираться на восток, и отправили пару Когтей в Гавен за остальными. Так что к моменту прибытия посланцев из Мелдена передавать весть дальше необходимости уже не было.

Узнав новости, Воины решили выдвигаться поскорее, чтобы Кледу с Болбом поменьше сидеть в замке у вероятного врага вчетвером. Начальство сразу откомандировало им Нивзенскую часть группы Сапра в составе четырёх человек во главе с ним самим, поскольку стало ясно, что на судах и складах эхины так и не найдут. И хотя эти ребята за время работы поймали банду разбойников, сбывавшей краденое в порту, и прикрыли лавочку занимавшегося скупкой барыги, с направлением решения основной поставленной задачи они ошиблись, поэтому теперь все поступали под командование Кледа.

В Нивзене оставили только двоих, чтобы поведать детали плана Гавенской группе: одного Воина и "близнеца", уже знакомого с местностью. Они всемером под началом Кестра должны были незаметно проникнуть по берегу на Маяк и в Карну, согласно замыслу Кледа. Отставание ожидалось дней на пять.

Начальство также обещало направить всех остальных Воинов и Когтей, занимавшихся поиском источника эхины, в сторону Белвендома, но на их сбор и перенацеливание требовалось какое-то время, за исключением группы из Кулака Сапра, работавшей в Мелденском порту, которую разрешили забрать сразу.

Таким образом в Мелдене собралось четырнадцать человек. К тому моменту Вест уже получил записку, отправленную Болбом из Марвелона, и Воины решили, что не стоит запугивать барона числом, превышающим то, на которое закупалась провизия. Поэтому шестеро остались там дожидаться второй группы и скупать запасы.

Хотя Зор, старший из Воинов Сапра в родном Мелдене, также предложил часть лишнего контингента замаскировать под рыбаков, отправившись вдоль берега под видом лова калкана, добыча которого как раз велась осенью и зимой. У него в порту появился должник со своим рыболовецким судном, на которое также можно было погрузить часть припасов для "береговой" группы, и улов пустить на те же цели. Ну и запасной отход морем на всякий случай лишним не будет. На подготовку им нужно было несколько дней. Дон остался с ними, как смыслящий в рыбалке и знающий восточное побережье.

Так что в замок в итоге прибыли восемь человек: четыре Воина и четыре Когтя. Двоих из них, похожих русым цветом волос, выдали за "близнецов", младший из которых якобы оклемался и снова встал в строй. Десятник ведь тогда в деревне не всех членов группы рассмотрел, кто-то оставался в комнате. Распознать подмену мог разве что тавернщик, сталкиваться с которым, да ещё и в компании людей барона, они больше не планировали.

В замке и на дворе сразу стало шумно. Бойцы Кледа перезнакомились в дружинниками Бельведера и вроде бы поладили. Не без соревновательной нотки, конечно, так что появилось развлечение — наблюдать за поединками. Всем было наказано не слишком выставлять напоказ свои способности, иногда поддаваясь или, по крайней мере, не одерживая победы влёгкую. В целом стало понятно, что хотя дружинников в замке у барона вдвое больше, при необходимости, Братья Смерти с ними справятся.

* * *

На четвёртый день после прибытия "дружины Лориндена" на Маяке вывесили тёмно-зелёное покрывало — значит, какая-то из групп уже прибыла. Клед отправил четырёх человек на разведку, якобы углядев дым от костра на болоте, и к тому времени, как те вернулись через пару дней, сигнал повторился ещё дважды. У "разведчиков" были сведения только о первых двух: "рыбаки" на баркасе и "рыбаки" на отдыхе в таверне. Значит, третий сигнал знаменовал появление тех, кто должен прятаться на маяке. То есть вся "береговая" группа из четырнадцати бойцов была на месте. А может, и какие-то ещё подкрепления успели собраться. В любом случае, по дороге они не проезжали и замечены людьми барона не были, что уже хорошо.

В замке народу тоже внезапно прибыло. Десять человек разбойничьего вида под командованием крючконосого горбуна с нависавшей на глаз с одного из век бородавкой. По описанию смотрителя Клед сразу распознал командира группы, которая должна отправиться за эхиной по болотам. Ощущался он намного опаснее, чем любой из баронской дружины, да и его люди тоже явно были закалены в нечестных стычках: постоянно оглядывались, словно ожидая ножа в спину; честные воины ведут себя не так. Расмус, однако же, сказал, что это посланцы Князя в помощь смотрителю маяка, и оказал им хороший приём, разместив отдохнуть в другой зале на первом этаже.

От Кледа не укрылось малодушие барона, которое косвенно подтверждало, откуда "ноги растут" у этой торговли. Ведь тавернщик был уверен, что помогать Зелту ездят люди самого Бельведера. Значит, они, как минимум, достаточно частые гости в замке.

Горбун сразу с большим подозрением отнёсся к соседям. Так и зыркал на них. Хорошо, что все головы были вымыты в баньке за пару дней до этого без посторонних глаз, даже "разведчики" успели освежиться с дороги незадолго до появления "посланцев Князя". Сушились все и так в заплетённом виде, во избежание разоблачения, теперь же косы было велено не переплетать вообще без крайней необходимости. А отросшие у подавляющего большинства бородки хоть немного должны были сбивать с верных догадок.

Но всё же горбун попытался вызвать Кледа на тренировочный бой, когда все развлекались уже привычными разминками после обеда. Воин ответил, что не в настроении, с видом, выражавшим брезгливость, который должен был дать понять явно желавшему прощупать его приёмы противнику, что барон Лоринден заносчив и считает ниже своего достоинства сражаться со "смердом". После этого он сразу отдал своим приказ сворачиваться для "военного совета", чтобы горбун ненароком не "прощупал" кого-либо ещё.

Они действительно засели в зале, выделенной Кулаку Смерти, выставив Когтей сторожить у всех проёмов, чтобы подали знак, когда кто-то попытается подслушать, и перевести разговор на на такой, который должны были услышать противники: будто они завтра собираются выступать на поиски браконьеров, следы которых обнаружили разведчики.

На самом же деле они, разумеется, собирались последовать за княжеским отрядом, который должны будут задержать Братья на маяке, чтобы захватить их, допросить и отправиться за эхиной вместо них. Необходимо было подать знак товарищам, но день был пасмурный, так что не побликуешь, да и опасно — вдруг горбун заметит. Бдительность у него явно повыше, чем у дружинников барона. В итоге Клед рассудил, что они используют дымовые шашки, запасённые для этой цели ещё в Обители, когда будут уже в пути. На маяке в любом случае увидят всадников, а по сигналу поймут, что с ними делать. Дружина же барона вряд ли разберётся, что к чему.

* * *

Однако ещё до ужина планы пришлось менять. Братья Смерти отсиживались в общей зале, предоставленной им хозяином, играя в нарды, чтобы давать горбуну как можно меньше пищи для наблюдений и поводов для провокаций. Это была единственная игра для ума, разрешённая в Ордене, поскольку она помогала вырабатывать стратегическое и тактическое мышление, так что знали её все.

Внезапно к ним заглянула Сюзена с кувшином компота и чарками на подносе, якобы предлагая освежиться. А сама с вымученной улыбкой на бледном, как полотно лице, отчаянно показывала Кледу глазами, что им нужно срочно уединиться. Он кивнул, мотнув головой в коридор, надеясь, что та поймёт — надо подождать снаружи. Потом как бы невзначай встал, вышел за дверь и там сразу обнял её, словно соскучившийся кавалер, а сам прошептал на ухо:

— В чём дело?

— Не здесь, давай в твоей спальне.

Мимо прошёл кто-то из слуг и Воин нарочито хохотнул, подталкивая девушку к лестнице шлепком по заду.

— Бегом-бегом, моя курочка. Я мигом управлюсь, тебя и хватиться не успеют, — и сам последовал за ней, усиленно изображая похотливого самца.

К счастью, от подобных речей на щеках девушки зарделся румянец, и она, довольно натурально захихикав, побежала, будто бы удирая от его приставаний, а он за ней.

Когда они наконец уединились, Сюзена снова стала смертельно серьёзной и тихо выпалила:

— Вас хотят отравить!

— Кто? Чем?

— Всё этот Белдин, горбун. Но хозяин с ним в сговоре. Я слышала, как он велел нашей кухарке сварить много слабительного, а десятнику подмешать его вам в питьё! — она достала из скрытого складками платья кармана стеклянный пузырёк с мутно-коричневой жижей. — Вот, понюхай.

Запах был тошнотворный. Но поразило Воина другое:

— Ты его украла? Не боишься, что попадёшься?

— Нет, я подменила на закваску для ронга. Она похожего цвета. Наши дружинники не отличат.

Мозг Кледа заработал очень быстро. Наверняка горбун либо догадался, что Лоринден здесь по его душу, либо перестраховывается. Хорошо, если их просто хотят вывести из строя, чтобы без помех удрать на встречу. А если просто облегчают себе задачу перебить? Наверняка дружинники Бельведера рассказали, что все его бойцы неплохи. Как те ни тушевались, совсем неумехами показаться после стольких лет муштры практически невозможно — наработанные инстинкты решают быстрее головы. Надо срочно что-то предпринять.

— Ты можешь вместо нас как-то подмешать это снадобье им? И дружинникам, и людям Белдина? Я так понимаю, они найдут некий повод пить что-то другое либо не пить вообще.

— Да, вам там готовят угощение из креплёного ронга двухлетней выдержки "на прощание". У него как раз вкус такой терпкий, что не особо заметно будет. Штука эта слишком дорогая, чтобы все упились, но на вас видать не жаль. Я знаю, они что-то очень нехорошее делают, раз забрали меня сюда. Ты ведь их ловить пришёл?

— Всё верно, умница моя, — Клед привлёк Сюзену к себе и поцеловал в лобик. — Так что, сделаешь?

— Сделаю. Есть у меня тут один помощник. Дурачок, сын кузнеца. Ему в детстве чушка на голову упала...

— Так, прости, а что на мой счёт? — перебил её Клед. И тут же сам себе возразил: — Нет, это тебе вряд ли доверят. Значит надо ждать подвоха либо за нардами вечером, в которые я играть откажусь... О чём барон может догадаться, судя по сегодняшним поединкам... Значит, за ужином это будет. Ты как раз... Нет, не будем рисковать. Я как-нибудь выкручусь, — он подумал, что в крайнем случае попытается пережечь эту микстуру внутренним огнём, как алкоголь, да и для облегчения лёгких отравлений был у них в походной аптечке порошок. — Но на всякий случай приготовь мне отвар дубовой коры, есть она у вас?

Сюзена быстро закивала, показывая: знает, что делать. А Воин продолжил размышлять вслух:

— В конце концов, с одним Бельведером я как-нибудь справлюсь и со здоровым. Надеюсь, он решит так же и про меня, если будет считать, что у него наутро образуется преимущество в людях. А ты приходи вечером со всем, что хочешь забрать. Мы подобрали тебе мужскую одежду. Только грудь придумай, чем примотать, чтобы поменьше выделялась. Один из наших Когтей смоется ночью, а ты с утра прошмыгни в их зал и держись вместе с толпой. Верхом-то хоть ездить умеешь? — Сюзена кивнула. — Вот и отлично. Я велю кому-нибудь оседлать для тебя коня. Всё, ступай, пока не хватились.

Девушка с каким-то невнятным всхлипом втянула воздух. Видно было, что ей страшновато, но в то же время глаза её загорелись азартом: как же, возможность отплатить обидчику хоть какой-то пакостью, и дорога на волю, к родным! Похоже, сейчас она не думала о том, что беременна, и что родителям ещё как-то надо будет выбраться с маяка, который они не могут просто бросить на произвол судьбы. Но об этом они все вместе подумают, когда остальное будет позади. Любая лестница преодолевается по одной ступеньке за раз. И сейчас главное было не вызвать подозрений...

— Стой, — поймал её Клед у самой двери, привлёк к себе и впился в губы крепким поцелуем.

Сюзена вспыхнула страстью и сомлела бы, но напряжение перед предстоящей опасностью не дало. Воину же нужно было оставить видимый след того, зачем они якобы уединялись. Ну и подбодрить девчонку не помешало.

— А мы успеем? В последний же раз? — всё ещё смущаясь своего желания, спросила она, переводя дух.

— Успеем, — пообещал ей Клед.

Сегодня нестрашно, если из-за серьёзных планов на утро, обременяющих голову, придётся её немного помучить. Один раз можно. Будет о чём вспомнить потом. Впрочем, перед сражениями Воинов к девкам не пускали, чтобы те не растрачивали силы понапрасну. Так что лучше будет даже если он и вовсе не прольёт семя. Но не попрощаться как следует с влюбившейся девушкой он не мог.

Вот ведь как интересно вышло: Клед полагал, что это он призван поправить её судьбу, а оказалось, взаимно!

* * *

За ужином Расмус предложил Кледу отведать "на прощание" особенного вина старой выдержки. Аналогия со сценарием для его бойцов была слишком очевидной, но Воин бесстрастно наблюдал за тем, как Сюзена наполняет его кубок. Потом она, как ни в чём не бывало, подошла к хозяину, и надо отдать должное его таланту притворяться, он лишь в последний момент как будто передумал:

— Знаешь, что-то мне к дичи хочется чего полегче. Налей-ка мне белого обычного.

Девушка вернула на тележку отравленную бутылку и, изо всех сил стараясь не показать своего волнения, налила барону из кувшина молодого вина собственного разлива — на южных склонах прилегающих к замку холмов были разбиты виноградники.

Клед невозмутимо поднёс ко рту свой кубок, сделал вид, что отпил, на деле лишь слегка смочив губы, чтобы убедиться в наличии своеобразного гниловатого привкуса, и скривился:

— Простите, барон, но на мой вкус вино слишком терпкое. Я пожалуй тоже выберу молодое, не обижайтесь, — и он повелительно махнул Сюзене.

Та с облегчением кинулась к нему с другим кубком с тележки и налила того же, что и хозяину. Лицо Расмуса какое-то время имело лёгкий налёт недовольства. Он предпринял ещё одну попытку:

— Зря вы так. Я же от чистого сердца. Это вино сам Князь нахваливал.

— Боюсь, я со своим солдатским воспитанием не большой ценитель старой выдержки, — парировал Воин. — Уж простите мне моё невежество.

Бельведер ещё немного подулся для порядка, но, в конце концов, видимо, рассудил так же, как Клед чуть раньше: один в поле не воин, справятся как нибудь. Он ведь не знал, что расклад поменялся. И не особо возражал, когда гость сказал, что хочет удалиться в свои покои сегодня чуть раньше, чтобы воздать должное его "гостеприимству" (сиречь служанке) в последний раз. В понимающей ухмылке барона была определённая доля злорадства, которое Воин не понял бы, не знай он причин.

Однако ни один план битвы не выдерживает столкновения с действительностью, как говорили на уроках стратегии. В частности, отряд горбуна вообще отказался пить перед отправлением в путь, разыграв из себя трезвенников. Клед оставил своим людям распоряжение выставить усиленный караул на ночь и быть готовыми к нападению головорезов, которые могли посчитать их лёгкой добычей.

Но Белдин принял другое решение. Ни свет ни заря его люди по-тихому оседлали коней и покинули замок. Кледа разбудил затемно стук в дверь одного из часовых, доложивших об этом, как и о том, что уже с час люди барона начинают спросонья наперебой бегать на двор с поносом и рвотой. Выругавшись, Воин приказал срочно собираться в поход и послать одного человека на башню. Он извлёк из походной сумы жестяную коробку с дымовыми шашками и передал бойцу красную, велев подать сигнал на Маяк о перехвате.

В этот момент проснулась сама разморённая ночной страстью Сюзена, с которой всё вышло примерно так, как Воин и ожидал, хоть это и стоило им лишнего часа сна. Но выпитый ими обоими вечером отвар коры дуба, похоже, помог — ни у него не было признаков малейшего расстройства, ни её не тошнило с утра.

Девушка сразу всполошилась и кинулась одеваться в мужской наряд, который примерила ещё с вечера и оставила на кресле рядом со своей скромной дорожной сумой.

Клед тоже быстро оделся — вещи были собраны с вечера — и потащил девушку вниз, к своим бойцам. Но перед выходом из комнаты она его на миг задержала:

— Погоди. Мне надо спросить что-то важное.

— Только скорее, — отозвался он, останавливаясь.

— Можно, я скажу своим, что это от тебя? — она показала на живот.

В разуме Кледа пронёсся короткий смерч из самых разнообразных мыслей: значит, вовсе она не забыла о своём положении, а просто отнеслась к этому трезво, понимая, что вместе им не быть и не докучая своими проблемами; а ведь Воины Смерти после второго посвящения, тем более, в Арке Смерти, а не просто на Дольмене, возможно, так же бесплодны, как и Отступницы — никто не проверял; что подумают о нём её родители, несмотря на то, что не он растоптал этот цветок, хотя вряд ли они ещё встретятся; но в то же время он понимал желание поруганной женщины как-то облагородить в памяти унизительный опыт, одаривший её новой жизнью, которая не виновата в способе своего зарождения. Времени на обдумывание всё равно не было, так что он просто кивнул, одним махом заметая все эти соображения куда-то на более позднее время.

Клед отвёл девушку вниз, к своим бойцам, и тут на него обрушился новый неприятный сюрприз от одного из Когтей, посланного седлать лошадей. Оказывается, план отравления включал не только людей. И видимо, эту часть выполняли люди горбуна, не поставив в известность хозяина, так что под раздачу попала вся конюшня. Выругавшись, командир приказал вязать дружину барона, а сам отправился к нему.

Охранявший покои хозяина боец тоже страдал поносом на дворе, так что Воин Смерти беспрепятственно проник внутрь и безжалостно вытряхнул сонного Расмуса из объятий другой служанки, кратко велев той: "Брысь!" Клед сразу приставил к горлу хозяина клинок своего меча и с едва сдерживаемой яростью сказал:

— Выкладывай всё!

Бельведер пытался прикинуться дурачком, но холодная сталь упёрлась в тонкую кожу на горле и тот обречённо поник:

— Вы здесь с самого начала по мою душу, да?

— Это зависит от того, кто заправляет поставками эхины: ты или твой князь? — Воин отбросил любезность, присущую знати.

— Ты же понимаешь, что я не могу наговаривать на своего господина? — обречённо поднял на него глаза Расмус.

Кледу очень хотелось рассечь шею этого мерзкого человека, чтобы его жалкая душонка перестала отравлять этот мир порочными поступками, но у него не было таких полномочий. К тому же, он действительно понимал. Горбун мог так же легко вернуться и в следующий раз порешить неблагонадёжного союзника, а судить Князя на пороге военного времени, когда в том числе от его дружины зависела оборона границ, тоже никто не станет.

— Значит так, — Воин убрал Меч в ножны. — Именем Совета Княжеств, ты до дальнейших распоряжений под домашним арестом. Идём, прикажешь своим людям сдаться, пока кто-нибудь не убился об моих бойцов.

Он подождал, пока барон наспех оденется, и проводил его вниз. Дружинники представляли собой жалкое зрелище: те, кого не прихватило раньше, проснувшись, не могли думать ни о чём, кроме как о необходимости срочно облегчиться. Это отчасти затрудняло их пленение из-за элементарного нежелания быть обгаженным. Тем не менее, полуодетый десятник пытался вяло размахивать мечом. Но после приказа хозяина о сдаче всех их, собрав оружие, заперли в хлеву, где было достаточно соломы, чтобы переживать последствия вчерашней подлости, обращённой против них самих.

Тут наконец пришла хорошая новость: Коготь со смотровой башни крикнул, что явилась подмога. Клед быстро взобрался наверх и увидел зелёный дым из полей на западе, чуть южнее дороги из Мелдена. Прерывания, вызванные по инструкции взмахами "достаточно широкого предмета", свидетельствовали о том, что прибыли остатки Братьев, занимавшихся другими направлениями поисков, в составе тридцати двух человек. Командир велел сигналить им на подход жёлтым дымом и отпереть ворота.

Через час группа всадников во главе с Фелном уже въезжала в Белвендом. Клед обозначил ему задачу: сторожить барона с дружиной, отправив кого-то с донесением в Сердце Смерти о последних новостях и требованием дальнейших инструкций. Реквизировал здоровых лошадей для своих солдат, и, взяв подкрепление из десяти бойцов и полудюжины замковых луков, устремился со своими к маяку.

Сюзена в мужском наряде вела себя примерно, не мешаясь под ногами, скакала в арьергарде, где ей было указано место. К счастью, на маяке к их прибытию уже справились с отрядом горбуна, благо своевременный сигнал позволил подтянуть бойцов из деревни и с болтавшегося рядом с берегом рыболовецкого баркаса. Четверо бандитов были убиты, шестеро связаны и сидели рядком у каменного подножия башни на сырой после утреннего тумана земле.

Девушка, едва спустившись с коня, бросилась к выбежавшим ей навстречу родителям, и все трое в слезах обнялись. После чего Зелт кинулся в ноги Кледу, пытаясь целовать ему руки в благодарность за спасение дочери. Воин, смущённый пониманием того, что чуть позже, когда выяснятся все подробности, радость не будет такой однозначной, сухо велел тому не мешать.

Он подошёл к горбуну и начал задавать вопросы о том, где и как планируется встреча для передачи товара. Тот лишь плюнул ему в лицо. Разумеется не достал, поскольку сидел, а Воин стоял. Видя, что этот орешек просто так не расколоть, Клед без сожаления располосовал тому горло и обратился к головорезу, сидевшему рядом. Этот был чуть менее стоек духом, но времени на пытки всё равно не было, и его постигла та же участь. Достаточно устрашённый третий бандит дрогнул и всё рассказал. Разумеется, он не мог напрямую подтвердить участие в этом Князя, хоть и знал, что их предводитель получает приказы от него напрямую. Но это дело суда, если тот вообще состоится. Задачей же Кледа было пресечь поставки, в которых каждый из этих людей много раз участвовал непосредственно.

Узнав всё, что требовалось, Клед отдал хладнокровный приказ казнить оставшихся. Расколовшегося бандита решил взять с собой, чтобы не ошибиться с местом встречи. Тот вроде как был готов на всё, лишь бы выжить. Но в нём явственно читалось понимание, что по прибытии его ждёт судьба собратьев, и он надеялся сбежать где-нибудь по дороге. Ну что ж, придётся сторожить его повнимательней. А на случай, если тому вдруг удастся оторваться, был дан приказ убить его выстрелом из лука в спину. Все эти действия входили в полномочия Кледа. Неподвластна ему была только судьба настоящих виновников, и он безжалостно выкинул заботы об этом из головы.

* * *

Семья смотрителя к тому времени послушно скрылась в своей башне, и ничто не мешало командиру действовать так, как следовало. Но предстоял ещё один сложный разговор с ними.

К тому времени, как Клед поднялся на второй, жилой этаж, Сюзена ещё не успела рассказать о беременности, и пришлось взять эту роль на себя. У него попросту не имелось времени на деликатность, а решать, что делать дальше, нужно было сейчас.

Только поймав укоряющий взгляд девушки, Воин осознал, что нарушил своё же разрешение соврать об отцовстве. Бросил на неё извиняющийся взгляд, но тогда он просто не подумал, а сейчас понял: во-первых, по тошноте мать всё равно догадалась бы, что зачатие случилось раньше; а во-вторых, родители должны знать об опасности, которая кроется в истинной крови ребёнка, чтобы принять правильное решение. Единственное исправление, которое он мог внести, это разрешение ссылаться на него, как на отца.

Инила сразу осознала, что им всем нужно покинуть маяк как можно скорее, пока барон под домашним арестом. Клед предложил смотрителю отставку под свою ответственность, хоть это и выходило за пределы его полномочий. Тот, недолго помаявшись, согласился, что иного выхода нет.

Деньги у Зелта были, как был и брат со своим хозяйством где-то неподалёку от Лапры. Клед однако же посоветовал не обосновываться там. Лучше убраться из Южного Княжества совсем — на тот случай, если барон и князь останутся безнаказанными, чтобы они не смогли силой предъявить права на ребёнка. На Маяке он оставил ребят, которые уже достаточно ознакомились с работой смотрителя, чтобы его заменить. Тому оставалось лишь передать им инструкции на особые случаи.

Дожидаться, пока семья соберётся в дальний путь, будущий Кинжал не стал. Только отправил ещё пару Когтей в Нивзен, чтобы уведомить Совет Княжеств об отставке смотрителя через своё начальство, минуя их явно предвзятого непосредственного господина. Он задержался лишь на то время, чтобы написать письмо, обрисовывающее ситуацию в общих чертах, которое можно будет представить Совету, если не как основание для действий против Южного князя, то хотя бы как повод собственноручно назначить сюда надёжного человека, а в идеале — учредить небольшой охранный гарнизон с прямым подчинением столичным властям.

Всё равно выступить получилось не раньше обеда и продвижение по болотам было достаточно медленным. Где-то шли в грязеступах, где-то плыли на плоскодонках, отталкиваясь от вязкого дна шестом. Взять с собой намного больше людей, чем было контрабандистов, не вышло именно из-за этого ограничения. Если новых грязеступов Дон и Маст, привыкшие к такой работе в Нивзене, могли наплести хоть по дороге из подручных материалов, то на три лодки с учётом припасов не вышло взять больше, чем по одному дополнительному человеку, и то третьим был пленный бандит.

В целом им повезло, потому что в холодный сезон люди на болотах были избавлены, по крайней мере, от таких напастей, как цветущий дурман и кровососущие насекомые. Но промокали почти все нещадно, поэтому на привалах, когда удавалось найти твёрдые клочки земли, приходилось жечь вонючие костры из сырого валежника и гонять подчинённых на разминках, чтобы не захворали. Хотя бы в этом отношении опыт бандитов помог, поскольку они возили с собой уголь для бездымных костров, но учитывая, что Воинам Смерти прятаться было не от кого, Клед рассудил в пользу съестных запасов, прихватив пару ополовиненных мешков исключительно для розжига.

Четыре дня ушло на преодоление болот, а под конец пятого пришлось лезть в гору, чтобы не опоздать на встречу. Ну хотя бы согрелись. Неплохой получился марш-бросок. В отношении тренировки для Когтей Клед был доволен, а то все эти наблюдения по городам да весям были слишком легки по сравнению с его собственным боевым крещением на Западной границе. Пару раз пришлось вытаскивать угодивших в трясину, но никого не потеряли.

Из-за того, что в самом начале на полдня задержались, когда Воины поднялись на невысокие здесь отроги Восточных гор, там, на небольшой каменистой площадке, с трёх сторон удачно прикрытой склонами, уже обосновался отряд поставщиков. Времени на подготовку не осталось. С сожалением взглянув на бандита, проделавшего вместе с ними этот нелёгкий путь, Клед приказал пустить его в расход: это было рациональней, чем оставлять двух человек его сторожить. После чего приказал четверым с луками обойти стоянку контрабандистов сверху и снизу, надеясь, что в сумерках те не свернут себе шею, и вышел на встречу с семью бойцами.

Смуглые чужаки, закутанные с ног до головы в чёрные одеяния, настороженно смотрели на них, держа руки на яблоках лёгких изогнутых сабель. В поле зрения их было восьмеро. Клед также чувствовал ещё пару человек за ближайшими скалами, видимо, лучников. Логично было предположить, что контрабандисты договорились встречаться с равным количеством сил. А значит, о дополнительных людях в его отряде могут догадаться. Впрочем, с этим он уже ничего не мог поделать, лишь понадеяться на чутьё своих Воинов.

Клед поднял руки в примиряющем жесте, приветствуя чужаков по обычаю пустыни, который рассказал покойный головорез:

— Да будет Солнце милостиво к вам днём, а Луна ночью.

— И вам милости, путники, — сказал главарь, сидевший на большом валуне у костра. — Вы заблудились?

Видимо, это и был Хас, с которым общался отряд горбуна, хотя данное бандитом описание подходило к любому из чужаков.

— Нет, мы пришли за товаром вместо Белдина.

— А сам он где?

Черноглазый мужик лет сорока с уверенным взглядом неплохо говорил на языке Княжеств, но большинство остальных, судя по ощущениям, ничего не понимали. Они лишь внимали реакции вожака, который несомненно подаст им сигнал к атаке, как только поймёт, что дело нечисто.

— С ним и его людьми случилась... неприятность, — Клед тщательно подбирал слова. — Мы привезли оплату, как договорено, Хас.

Он полез в поясной кошель и вынул увесистый мешочек с драгоценными камнями, снятый с тела горбуна, демонстрируя его предводителю разбойников. О содержимом они знали лишь по словам, поскольку мешочек был запечатан сургучом с каким-то особым оттиском: круг, пересечённый вертикальной чертой. Увидев его, главарь пригласил Кледа присесть на соседний камень пониже.

Очевидно, это послужило сигналом остальным убрать руки от оружия. Однако лучники из укрытий не вышли. Чужаки потеснились, подпуская к огню остальную часть группы.

Несколько человек отошли ко второму костру, над которым на вертеле жарился горный козёл, чья голова лежала рядом на большом валуне. Видимо, эти ребята прибыли загодя и успели поохотиться. Один из Воинов, прекрасно понимая задачу контролировать всех участников, подцепил пару Когтей пошёл к ним, якобы не желая слишком стеснять хозяев у основного очага. Он попытался завязать разговор о готовящейся на ужин добыче на языке жестов, и вроде бы даже что-то вышло.

Тем временем Хас распечатал мешочек и пересчитал драгоценности. Судя по его лицу, всё сходилось.

— Можно нам теперь увидеть товар? — с нажимом поинтересовался Клед.

Вожак махнул одному из своих людей, и тот выудил из кучи пожиток, сложенной на стороне пустыни, восемь небольших мешков — точно таких же, как они изъяли на маяке. Клед принялся дотошничать, развязывая каждый из них и пробуя по крупинке на вкус. На самом деле он тянул время, ожидая, пока его ребята, посланные в обход, выйдут на позиции. Дополнительные "точки" в ощущениях снизу появились довольно скоро. Понимая, что они близятся к лучнику, Воин громко сказал, чтобы перекрыть возможные шорохи:

— Вроде бы всё, как надо. Когда следующая поставка? Как обычно, через месяц? У вас там никаких сложностей не возникло? А то наш Белдин угодил в западню властей.

Он говорил, что попало, пока не почувствовал, как искра сознания нижнего лучника погасла. Практически бесшумно — не более шороха гальки под ногами топтавшихся у костра людей. Молодцы.

— У нас всё на мази, — ответил Хас. — Никаких изменений. Главное, чтобы вы не подвели.

Ощутив, что вторая двойка сверху на подходе, Клед жестом показал паре Когтей переложить мешки с эхиной на их сторону площадки, а сам подсел обратно к хозяину, заставляя себя болтать дальше.

— За нас не волнуйся. Мы нашли путь в обход маяка. Там сейчас власть поменялась немного и напрямик уже не пройдёшь, но барон по-прежнему в деле и будет хранить запас у себя.

Сверху посыпались камни — второй двойке не удалось сработать так же аккуратно, как первой. Хас мгновенно выхватил саблю, вскакивая, но Клед, предупреждённый седьмым чувством раньше, успел первым. Он наоборот пригнулся и полоснул мечом вожака под колени. Его Воины и Когти, также ждавшие этого момента, вступили в схватку с остальными разбойниками. Полетели стрелы — их стрелы, поскольку второй лучник врага также был устранён.

Клед выбил саблю ногой из руки вожака, упавшего навзничь за камень, на котором раньше сидел, навалился на него, коленями блокируя обе руки, одна из которых уже дотянулась до кинжала, но не успела его выхватить. Дал тому по морде, чтобы слегка оглушить, и приставил к горлу кинжал, выкрикивая:

— Всем стоять! Вы под прицелом.

Он знал, что контрабандисты его не понимают, но стрелы и сами за себя говорили. Клед не видел, что происходит у него за спиной, но чувствовал, что бандитов стало на пару человек меньше, несколько из них ранены, испытывая сильную боль. А также слышал лязг стали. У него немного поплыло восприятие — видимо, проба целых шести партий дурманящего порошка всё-таки оказала какое-то действие. Поэтому он сосредоточился на вожаке, прижав кинжал так, чтобы выступила капелька крови, и произнёс, вкладывая всю доступную волю в слова:

— Прикажи. Всем. Сдаться.

Хас несколько мгновений всё же поколебался, но потом до него, очевидно, дошло, что позиции его лучников уже заняты вражескими, а потому сопротивление обречено, и выкрикнул что-то на незнакомом языке. После чего послышался звон падающих на камни клинков и потасовка стихла.

Клед связал вожака и принялся его допрашивать, пока его люди связывали остальных и начинали хозяйничать в лагере. Тот не запирался, рассчитывая на то, что их пощадят — в конце концов, они ведь подданные другого государства. Рассказал, что они со своей стороны плывут вдоль пустыни в лёгких лодках, чтобы при малейших признаках шторма вытаскивать их на берег и потихоньку продолжать путь пешком. Но в этот раз погода им благоволила, так что прибыли они ещё утром.

Приходили они из небольшого княжества, которое было связано договором мира и торговли с соседними такими же. Разделявшая их "островки" пригодной для жизни земли пустыня делала непрактичным более тесное объединение. Соответственно, поскольку их князь получал хороший налог от торговли эхиной, в её производстве ничего незаконного не было. Не разрешалось только продавать её дома. А также заводить в те союзные княжества, которые были против. Поэтому торговля велась, в основном, с дальними странами. Из чего Клед сделал вывод, что изначально кто-то из их знати должен был побывать в том княжестве и договориться о поставках. Кто это был, Хас, разумеется, не знал — слишком мелкая сошка, подключившаяся к делу только после запрета дурманящего порошка в Свободных Княжествах, а раньше ввоз действительно осуществляли торговые корабли.

Поразмыслив немного над ситуацией, Клед пришёл к выводу, что прервать поставки лично он может только одним способом, и приказал казнить всех контрабандистов. Если повезёт, их хозяин догадается, что нет смысла больше посылать людей в эту сторону. А даже если пошлёт, то они никого не встретят. Впрочем, он, конечно, напишет отчёт, и, если Совет посчитает нужным, то донесёт через своих послов или капитанов до того князя, что не следует больше этого делать. Хотя, по большому счёту, они и так должны были знать, откуда ноги растут и могли бы сразу зайти с той стороны. Но его всё это уже не касается.

Тела сбросили в нашедшуюся неподалёку расселину, козла дожарили и наконец-то наелись. Переночевали в лагере, а утром пустились в обратный путь — желательно было успеть до прихода на маяк первых нарочных из притонов, которые явятся за эхиной. Остатки предыдущей партии беспрепятственно раздали тем, кто за ними явился, чтобы раньше времени не всполошить всех участников цепи.

К моменту возвращения смотритель уже покинул своё хозяйство, и Воины, более не скрываясь, расположились частично в Карне у того же тавернщика, а частично на маяке. Понадобился ещё месяц, чтобы полностью "выжечь" цепочку поставок. А вот с самими притонами предстояло разбираться уже магистратам городов.

Под конец Совет Княжеств как раз прислал на маяк нового смотрителя с целым семейством, включающим трёх молодых сыновей с жёнами и малолетним потомством. Им выделили во владение окрестные земли до реки, выведенные из подчинения Белвендому, разрешив их возделывать по своему усмотрению. Бельведера вызвали в Агабру на разбирательство, а вот про Южного князя до простых Воинов, занимавшихся этим делом, никаких сведений не дошло.

Когти отправились завершать своё боевое крещение в новых приграничных районах, а Клед с остальными Воинами вернулся в Нивзен. Все отчёты он составил и отослал ещё в период ожидания очередных посланцев за эхиной в Карне. И дальнейшая судьба этого дела его не волновала. Начался новый год, в котором ему предстояло очередное посвящение, после которого он наконец-то сможет продвинуться к главной цели своей жизни — возвращению Меча Кернуна.

Глава 33.

Клед: Кинжал Смерти

Вернувшись в Нивзен, Клед первым делом пошёл в Красный дом. Кто бы сказал ему ещё год назад, что он будет туда так стремиться? Но последний месяц измотал его переизбытком ярости, которая непонятно откуда постоянно копилась. Точнее, он подозревал откуда, но не ожидал, что это будет на него давить так сильно.

Отлов и казнь оставшихся нарочных были делом рутинным. Он дал каждому из Когтей возможность кого-нибудь убить, памятуя о такой необходимости для Наречения. Мало ли как там у них на востоке повернётся. И в то же время старался равномерно распределить Смертную Тень между Воинов, чувствуя, как она отражается на нём. В каждой партии бандитов приходилось брать кого-то на себя. В итоге Клед накопил её, наверное, больше всех, но ему казалось, что и те убийства, которые совершались не его руками, а лишь по его приказу, тоже каким-то образом добавляли гнёта.

Он частенько проводил дни на башне Маяка, наблюдая за морем, беспокойным и свинцовым в это время года. И только это, пожалуй, помешало ему превратиться в окончательного тирана, ещё не имея даже ранга, позволявшего командовать, а лишь временное учебное положение сравнимое с Ятаганом.

Конечно, группа потихоньку уменьшалась, по мере того, как отпадали задачи: сторожить барона в замке, заниматься маяком. А у оставшихся было мало дел, кроме того, чтобы сидеть и ждать, так что командир гонял их: на тренировки, заниматься хозяйством в таверне, чинить что-нибудь для жителей деревни. В результате расходы на содержание изрядно сократились, но дело было не в них.

Праздность подчинённых попросту бесила Кледа. А также лень, халатность и опоздания. И бурливший в нём гнев, похоже, добавлял тяжести к приказам, так что даже те, кто по рангу был ему ровней, в итоге стали его побаиваться и ходить по струнке.

Когда-то он мечтал распоряжаться так же властно, как Мохавенский Скимитар, поразивший воображение мальчишки своим непререкаемым авторитетом. Но сейчас, начиная понимать, откуда происходит такая сила, он был ей не рад. Хотя слово "радость" давно утратило свой смысл. Точнее было бы сказать, что питавшую эту силу ярость Клед находил тяжким бременем. И даже не саму ярость, а необходимость сдерживать её, чтобы она не разорвала его на части.

Тем более, что Вест однажды вечером напомнил судьбу Воинов Смерти, которые теряют над собой контроль. В принципе, эта история была известна всем Когтям, но тогда она воспринималась просто как страшная байка на ночь. А теперь приобрела вдруг новый смысл, и помощник явно рассказал её неспроста. За что Клед был ему благодарен.

Легенда о Безумном Воине гласила, что как-то раз послали Кулак Смерти подавлять мятеж, но жители селения были хорошо подготовлены и перебили всех, кроме командира. Кинжала обуяла Кровавая Ярость, и он один покарал всех мятежников. Однако потом не смог остановиться и пошёл рубить всех, кто встречался на пути. Он искалечил даже кучу своих Братьев, отправленных его утихомирить. Стрелы его не брали — успевал отбивать. Тогда собрались Скимитары с Ятаганами и устроили ему Чёрную Казнь — задушили его волю своей и Чёрными скимитарами порубили тело на куски, разбросав их по свету.

Клед тогда спросил, чем Кровавя Ярость отличается от Танца Смерти, но откуда Весту было знать? Он лишь мог предположить, что именно потерей контроля. В Танце Смерти вроде бы, наоборот, все чувства отступали и Воин сам становился безупречным оружием, тогда как Кровавая Ярость застила глаза в нарушение Кодекса. Поэтому Танец Смерти кончался вместе с последним врагом, а Кровавая Ярость требовала новых жертв без разбора.

Оглядываясь на всех командиров, которые встречались ему в Ордене, Клед понимал, что все они постоянно обуздывают гнев, а отсутствие злоупотреблений объясняется тем, что сорвавшихся, скорее всего, казнят или как-то иначе "умиротворяют". Может быть, не так показательно, как в легенде, раз никто из молодых Воинов не мог припомнить подобного на своей памяти, но, судя по результатам, наверняка. Скорее всего, и легенда эта рассказывается Когтям не зря.

У него не было ни малейшего желания выяснять, что же происходит с обезумевшими. Ему необходимо было без заминок пройти второе Посвящение. Поэтому Клед держался изо всех сил, и спустя какое-то время понял, что его воля и способность направлять свой гнев благодаря этому растут. Однако он постоянно чувствовал себя кипящий котлом, крышку которого грозит вот-вот сорвать.

Необходима была отдушина, клапан, куда спустить это напряжение, и снова Клед поражался продуманности орденских порядков, которые как раз для этой цели предусмотрели Красные Дома. Раньше он не осознавал, до какой степени это учреждение необходимо, просто не столкнувшись с подобным бурлением в себе. А теперь начал даже слегка понимать Меча, после которого Отступницы порой не выживали. Ведь его сила, ответственность и груз косвенных смертей были неизмеримо больше...

В общем, впервые в своей жизни Клед пришёл в Красный Дом, как жаждущий в пустыню. Отступницы явно почуяли его "груз", столь соблазнительный для них, и обсели его сразу втроём. Выпив по глотку из каждого предложенного бокала и лизнув каждую из женщин в шею, чтобы ощутить её вкус, Воин широким жестом сгрёб в комнаты всех троих. Их это только больше возбудило, заставив восторженно хихикать, ну а он и так уже был более, чем готов.

Подчинение — вот какая мысль будоражила его больше всего в таком состоянии. Поэтому, велев двоим раздеться и пока ласкать друг друга, Клед связал третью ремнями так, что она начала напоминать заготовку для буженины: он примотал её туловище к ногам, прислонил к стене и вонзился без предварительных ласк — она и так была уже мокренькой. Две других девушки тёрлись об него с двух сторон, но он велел им не отвлекаться при этом друг от друга.

Как он подспудно и ожидал, для него дело шло со скрипом, поэтому когда первую девушку накрыла волна конвульсий, он переключился на вторую, велев третьей пока освободить первую. Этой он связал только руки за спиной, поставив на колени на специально предназначенную для этого ступеньку пюпитра и продолжал наяривать стоя, пока и она не захлебнулась в волне наслаждения.

Пришёл черед третьей, которую Клед подвесил так же, как в прошлый свой визит, на крюк, разве что меньше времени потратив на ремни: стянул только руки между собой и ноги под зад, чтобы не болтались. Раскачивал он её с такой силой, что опасался порвать внутри, но в то же время жаждал этого и не мог остановиться.

Почувствовав после конвульсий третьей, что наконец-то, и у него подкатывает пик, Воин рыком велел девчонкам выстроиться в ряд, отставив попки. И умудрился одарить каждую своим семенем, пусть и неравномерно: когда струя только ударила, он вырвался из первой, вонзился один раз во вторую и после этого сразу в третью. Надеясь, что как-то распределил и Смертную Тень.

После этого он наконец-то ощутил себя блаженно пустым и повалился на кровать. Девчонки развязали висевшую товарку и все втроём пришли его благодарить. Облизали, кажется, с ног до головы, но Кледу было уже плевать. Он был почти что счастлив. Просто от того, что ярость отпустила. Даже на пару секунд провалился в сон, но затейницы не дали ему нарушить правила своими шаловливыми язычками, пришедшимися на чувствительные места.

Впрочем, теперь это скорее раздражало. Глубоко вздохнув, Воин отстранился, встал и начал одеваться.

— Всем досталось или кого-то обидел? — спросил он.

Они прекрасно понимали, о чём он. Женщины закивали: кто-то сильнее, кто-то слабее. Из чего Клед сделал вывод, что больше всего досталось второй, но эксперимент в целом можно считать удачным.

Поблагодарив Отступниц, он вернулся в казармы, чувствуя себя почти прежним и испытывая от этого какое-то стыдливое удовлетворение. Стыдливое потому, что он ещё смутно помнил, что когда-то обещал себе не использовать этих женщин вот так... Но тогда он ещё не представлял, от чего будет спасаться сам.

* * *

Облегчения хватило ненадолго. Воздух в Сердце Смерти действительно был каким-то стылым, словно от Арки по всей Обители распространялось некое омертвение. Хотя, возможно, впечатлений к этому добавляла зима: хоть и теплее, чем в Мохавене, бесснежная, но всё равно намного более унылая, чем у восточных берегов, где солнце показывалось хотя бы сквозь тонкие, похожие на дым тучи почти каждый день.

Лишь визиты в центральную Обитель Воинов всех рангов вносили небольшое оживление. Планомерно убиваемое дважды в день знакомыми с детства причащениями, читавшимися у самого источника безнадёжности и силы Ордена: "Всё живое в мире тленно. Все умрут и прахом станут. Век людской недолговечен. Всё, что создано руками иль даровано богами, Смерть бесстрастная отнимет. Сгинут радости, печали, планы, узы и надежды. Распадутся птичьи гнёзда, рухнут нор звериных своды, прогниют лачуги брёвна, разметает камни замков. И вельможа, и крестьянин перед временем бессильны. Только Смерть пребудет вечно, забирая дар у Жизни, что свой путь земной проделал по отмеренному сроку".

Также тяжело было после командования фактически небольшим Тараном, пусть и не в бою, вернуться в положение подчинённого, которому не надо ничего решать, ни за что отвечать и никем командовать, а наоборот, только слушаться приказов Ятагана. Сила-то, которую Клед почувствовал во время операции против контрабандистов, никуда не делась, опыт действий, приведших к успеху, не ушёл в ненасытные утробы Отступниц к Тёмной Матери. А спасение семьи смотрителя, немного гревшее душу, было его личной заслугой, не объяснявшейся учёбой в Ордене. Всё это стало его неотъемлемой частью и просилось в дело.

Именно этим Клед объяснял себе возникавшие при каждом традиционном вызове Меча порывы всё же вступить с ним в схватку. Внеурочные Обручения продолжались, хотя и не каждый день, зато глава Ордена, наладив командование в новом штабе у границы, стал чаще бывать дома. Даже вызывал Кледа на личный доклад по возвращении — хотел узнать из первых рук все подробности взаимодействия с бароном Бельведером, подозрения в адрес Южного Князя и, как ни странно, мотивы будущего Кинжала в отношении Сюзены.

Впрочем, кажется, с девушкой всё объяснялось просто — Меч заподозрил подчинённого во влюблённости. Однако искренне растерянный взгляд Кледа в ответ подобное предположение, закрыл вопрос, хоть и осталась у Армата некая озадаченность. Глава Ордена попросту не понимал, откуда при должном бесчувствии могут взяться такие порывы. Воин ничем не мог ему в этом помочь, лишь пожал плечами, предположив: "Благородное воспитание?" А про себя порадовался, так как счёл отклонение от нормы свидетельством того, что душа его действительно жива и имеет свой взгляд на вещи, не ограниченный Кодексом.

Также Меч посетовал на то, что Воин преждевременно сбросил Смертную Тень, и посоветовал походить в одиночку ночью по порту, чтобы нарваться до посвящения на каких-нибудь бандитов, которых можно будет без зазрения совести прирезать на месте. Хотя убийство и не было обязательным условием для посвящения, кроме начальной ступени, он считал, что следует принести Богине небольшую "дань" напрямую.

Пропуск за стены обители в неурочное время и ночные прогулки по опасным районам в какой-то мере снимали зуд желания бросить вызов Мечу, но не до конца. Тем более что большинство стычек оканчивались небольшой дракой, после которой любители лёгкой поживы бросались наутёк. И Клед не спешил нагрузиться Смертной Тенью, слегка опасаясь, что не дотянет до посвящения. Растягивал удовольствие, можно сказать. Продлевал себе пользование отдушиной.

Но когда попались действительно отбитые головорезы, пытавшиеся лишить его жизни ради кошелька, набитого кузнечными обитками, без колебаний убил двоих. Третий успел убежать, вовремя одумавшись. И на этом Воин счёл, что такое "подношение" будет достаточным, а сам он сможет его стерпеть — оставалось недолго. Тем более что Клед не испытывал действительного благоговения перед могущественной и страшной красавицей, с которой столкнулся в Арке. Даже слегка опасался, как бы она не прочла этого в его душе и не покарала при следующей встрече. Ему не приходило в голову, что богиню Смерти подобное отношение может лишь позабавить, учитывая, что власть над своей душой он при этом всё равно отдал ей.

Как ни странно, эти убийства почти не изменили ощущений Кледа. То ли он начинал понемногу привыкать к ярости, направляя её на тренировки и повседневные дела, от которых будущих Кинжалов никто не освобождал. То ли источник ярости был не в самой Смертной Тени, а в чём-то ещё, связанном с убийствами. Но в чём именно, оставалось только гадать.

Единственное, что поменялось — начало снова усиливаться желание помериться с Арматом силой. Клед даже пришёл как-то на утреннюю тренировку Меча и дерзнул спросить, не позволят ли и ему встать в круг нападающих. Следивший за площадкой Кинжал лишь ухмыльнулся — ограничений не было, просто он не верил, что какой-то обычный Воин продержится больше одного выпада. Поспорь он на деньги — проиграл бы.

Клед взял в качестве оружия тренировочный цеп, чтобы проверить теорию слабости защиты Меча от атак сверху. И даже чуть было не преуспел. Глава сбил деревяшку предплечьем в последний момент, что не прошло бы даром, будь цеп боевым, с шипами. Однако церемониальный бой должен вестись длинными клинками, так что толку от этой проверки было относительно мало. Кроме одного: в момент столкновения, Армат как-то особо пронзительно посмотрел Кледу в глаза, вызвав чёткое ощущение, что начальник чует его стремление бросить вызов и... неожиданно боится. Может быть, не самого подопечного, по сути сопляка, которого он выбил из круга на следующей же атаке, поднырнув под цеп и обозначив фатальный удар в печень, а скорее того, что милость богини может переключиться на более молодого и энергичного члена Ордена. И вот это уже давало реальный шанс на победу, если верить всем канонам Кодекса.

Больше Клед в бой не рвался, сосредоточившись на стратегическом обдумывании вопроса. И по всем статьям выходило, что лучше не рисковать. Ведь если он успешно пройдёт посвящение, а потом бросит вызов Мечу Смерти и проиграет, некому будет вызволять Меч Кернуна. Точнее, Армат, скорее всего, конечно же, приберёт его к рукам, вот только руки эти окажутся не добрыми, а если Алрина права, то и вовсе теми же самыми, что сейчас.

Поэтому имело смысл решать задачу в несколько этапов: сначала Посвящение, потом добыча Меча, а потом уже смена власти в Ордене. Хотя могло быть и так, что после войны ситуация как-то изменится, и у него появится шанс забрать реликвию, не ставя на карту жизнь, потеря которой обернётся невозможностью охранять артефакт. В конце концов, Истинный Путь уже приводил его к очень маловероятным встречам и в совсем невероятные места.

В общем, всё говорило за то, что лучше с этим повременить. Всё, кроме необъяснимого зуда где-то между лопаток, настойчиво нашёптывавшего, что, чем раньше он захватит власть, тем больше сможет исправить. Однако разум не видел из уже сложившейся ситуации иного выхода, чем война с нартами, даже если Алрина права и бойня приведёт к усилению богини Смерти. То есть сейчас смена власти никак не изменит ход событий. А посему Клед гасил этот зуд смутным обещанием самому себе о том, что посмотрит, как будет чувствовать себя после посвящения в Кинжалы. Которое всё-таки надо ещё пройти и остаться в живых.

* * *

Посвящения в Кинжалы проходили до основной волны весенних Наречённых. Неспешно — по одному в день. Сразу после завтрака. Для некоторых он оказался последним. Что заставило Кледа на какое-то время позабыть о поединке с Мечом.

Первым шоком стало то, что Фелн погиб в Арке — просто выпал оттуда израненным сабельными ударами. Они ведь столько времени провели вместе на площадке, да и потом под конец немного поработали, когда тот отвечал за домашний арест барона ал да Белвендома. С трудом верилось, что этот Воин, неплохо справлявшийся с самой большой группой Когтей, не прошёл испытания. Как и Болб, вывалившийся практически разодранным пополам каким-то зверем.

А вот Вест прошёл, хотя казался большим увальнем, чем Болб, насколько такое слово вообще применимо к воспитанникам Ордена.

Ещё один Воин из группы Сапра, производивший впечатление вполне успешного почти во всех дисциплинах, успел сыграть Свадьбу прямо в Арке, пока не пришла очередь Кледа. Он не мог не задаваться вопросом, какая в этих смертях логика. Даже рискнул спросить у Колена, на что Ятаган, однако же, жёстко ответил:

— Не забивай себе голову, Госпожа Смерть видит скрытые слабости лучше нас. Так что подстелить соломки не выйдет. Если сомневаешься, лучше откажись заранее, потому что тогда тебе точно несдобровать. Ты у нас и так ранний, тебя по-хорошему бы ещё годик погонять...

— Нет, я не могу ждать, — подобрался Клед. — Я буду готов.

Колен и сам прекрасно должен был знать, почему в его случае так ускорили процесс. Хотя сказал ли ему Ятаган всё?

— Ну, это так обычно положено, — поправился Колен. — А как по мне, если моё мнение чего-то стоит, то шансы у тебя есть, и получше, чем у некоторых.

— Спасибо, — Клед отдал Салют Смерти и удалился.

Он был благодарен за это скупое подбадривание. Наверняка, оно в обязанности Ятагана не входило, если вообще не нарушало их. Так или иначе, Воин устыдился своих сомнений, припомнив Кодекс, и настроился на победу. У него всё равно не было иного выбора.

В день испытания кусок ему в горло за завтраком не лез. Да и не стоит наедаться, если придётся рубиться, хотя Фелн со своим невозмутимым характером набил брюхо от души. Впрочем, вряд ли его спасло бы голодание. Так что Клед лишь слегка заморил червячка, потому что идти в бой без сил тоже не дело. Благо в этот единственный раз распорядок позволял Воинам вольность в размере порции.

В этот час на молельном дворе присутствовали только кандидаты в Кинжалы: уже прошедшие испытание и ещё нет. Остальных, Наречённых не хотели безвременно пугать более страшными результатами неудачи, чем бывали в их случае.

Перед Аркой его инструктировал Колен, как и всех остальных.

— Ну, принцип ты уже знаешь, — сказал Ятаган. — Но будь готов к тому, что всплывут более глубинные страхи и привязанности. И просто развеять их не выйдет. В этот раз ты должен победить их в бою, какими бы они ни оказались. В помощь могу сказать лишь то, что сил у тебя всегда будет достаточно. Помни об этом, даже если на тебя выйдет чудовище размером с гору. Это твой страх и он не сильнее тебя. Точнее, чем сильнее ты, тем слабее он. Всё понятно? — Клед решительно кивнул. — Вперёд.

Оттягивать момент истины Воин не стал и бодро двинулся под свод Арки, стараясь не заострять внимание на потере ощущений, которая, кстати, в этот раз была не настолько оглушающей.

Клед даже не представлял, какие ещё у него могли остаться страхи после прошлого раза, но туман тут же развеял его неведение образом Алрины, несущейся на него верхом во главе клина кочевников. С разъярённым лицом и двумя скимитарами. В общем, логично, наверное. У него не было ощущения, что в прошлый раз он действительно изжил все связанные с любимой страхи.

Пешком против всадников без оружия — задачка чуть посложнее тех, что им приходилось решать на тренировках. Но не решать её выбора не было. В последний момент Клед увернулся от лошади Алрины, крутанулся, хватая за ногу соседнего кочевника, и тот неожиданно легко выпал из седла. Видимо, нартов Воин не особо боялся. Остальные вообще промчались мимо, куда-то к воображаемым войскам за его спиной. Лишь айланна осталась, развернулась и снова двинула лошадь на него.

Клед подобрал с земли саблю испарившегося всадника, ушёл от копыт длинным кувырком в сторону, подождал нового налёта, снова ушёл. Какое-то время они так "танцевали", и чем дальше, тем яснее становилось, что ситуация ничейная. Этому немало способствовало то, что тело Воина не уставало и дыхание не сбивалось от столь интенсивной нагрузки, которая в настоящем мире уже начала бы его утомлять.

Однако Воин помнил ещё по Обручению, что чем дольше он остаётся в этом "нигде", тем слабее становится. Значит, надо менять расклад сил, и поскорей. Причём не тупо кидаться в атаку, а постараться понять, чем вызван такой страх. Пока Алрина в очередной раз разворачивала лошадь, Клед быстро спросил:

— За что ты хочешь меня убить?

— За то, что бросил меня, скотина!

Она послала лошадь вперёд, на этот раз пытаясь достать его и мечом, но он уходил низами, так что ей его было никак не достать.

— За то, что сделал несчастной и одинокой!

Ещё один наскок, ещё одна серия кувырков.

— За то, что честь рода для тебя важнее любви!

Клед рискнул и откатился не так далеко, чуть меняя траекторию, и подрезал лошади саблей одну из ног. Та упала на колени и Алрина легко скатилась на землю по её шее, оказавшись, однако, по другую сторону крупа. Пользуясь паузой, Воин крикнул:

— Это неправда! Я всегда буду любить тебя! Я вернусь за тобой! В этой жизни или в следующей!

— Лжец! Ты обручился с другой!

Девушка перескочила через самопроизвольно издохшую лошадь, наступив на неё ногой и обрушилась на него сверху, но Клед ждал этого и успел увернуться, перемахивая сам на другую сторону.

— Это ничего не значит! Ты же знаешь, мы встречались прежде и встретимся снова!

— И ты снова выберешь что-то другое, не меня! — её ярость не на шутку пугала, отдаваясь в костях неприятной истинностью.

Снова они поменялись местами, но тут мёртвая лошадь истаяла и Алрина бросилась на него. Клед отбивался, защищаясь, но не пытаясь ранить её. Хотя знал, что должен. Не только ранить, но и убить. Но у него не поднималась рука. Наверное, поэтому любимая представляла для него самого страшного противника, какого только можно вообразить.

Так, стоп, его враг не она, а собственный страх. Чувство вины, конечно, мешало с ним бороться, но не влияло на рефлексы. Отбросив клинки Алрины, Клед разорвал дистанцию и попробовал оправдаться:

— Помнится, тогда, когда я уплывал на корабле, ты сама меня прогнала, а я очень хотел быть с тобой, — и уже заканчивая фразу он почувствовал, что это не то, от оправданий силы только убывали.

— Хотел бы — был бы! — и нечем крыть.

Хотя всё это глупо, учитывая то, что он спорит не с настоящей Алриной, а с её образом из своей головы. Стоп! Но разве настоящая она его укоряла? Разве пыталась остановить? Вот и подвох. Всплыла в памяти как-то позабытая за ненадобностью строка Кодекса: "Стыд, вина, сомнения, обвинения, оправдания ведут к поражению, ибо они ослабляют". Значит, к чёрту их!

— Но это не мешает мне тебя любить!

Это тоже крыть нечем, но противница гнёт свою линию:

— Врёшь! Любил бы — женился бы, а не таскался по орденских шлюхам! — и снова кидается на него.

Клед почувствовал прилив сил и, отбив её натиск, пошёл в контратаку. Выбил оба скимитара из рук Алрины и спеленал их крепким объятием.

— Ты так на самом деле не думаешь. Ты знаешь, что я люблю тебя, — и он поцеловал её.

Разумеется, Клед не ощутил того пламени, что всегда разгоралось между ними двоими. Но откуда-то, совершенно непонятно откуда, он знал, что страх противоположен любви. И чем ярче он разжигал воспоминание о своей, тем сильнее чувствовал себя. Фальшивая Алрина сопротивлялась, что есть мочи, но он лишь крепче целовал её, при этом не забывая отслеживать руки.

Вот она втиснула их между телами и дотянулась до "когтей корса" под мышками. Он перехватил. Болевым приёмом заставил одну кисть разжаться, но вторая не поддавалась — мешала сабля. Пришлось бросить её и подключить обе руки. Они боролись за один кинжал, как дети: Алрина не пыталась использовать ни ноги, ни голову, чтобы получить преимущество, и Клед тоже сознательно медлил. Видимо, сейчас почему-то важно кто кого пересилит...

Внезапно его осенило: если он чего-то ещё и боялся, то это причинить вред любимой. А ведь такое вполне возможно, если она всё-таки попытается вернуться к нартам, отчаявшись, и окажется в стане врага. При прошлом посвящении он на самом деле отказался решать этот конфликт и каким-то образом проскочил, но теперь, видимо не выйдет. И в этом его слабость. На этом его может поймать Морена, если она действительно не простой человек, а ставленница или марионетка того демона, которого они зовут богиней Смерти.

Но ведь даже если ему придётся убить любимую, это не изменит ни его чувств, ни их нерушимой связи, проходящей через многие жизни. Мелькнуло какое-то озарение, словно тень воспоминания о том, что, возможно, они уже убивали друг друга в прошлом, если не сами, то чужими руками, и всё же это не помешало им снова встретиться и полюбить друг друга.

От этой последней мысли в сердце Кледа как будто разгорелось маленькое солнышко. Он вдруг понял, что значит убивать из милосердия — опять, не по опыту этой жизни, а какой-то совсем другой... И ощутил, как сила его рук крепнет, а Алрины — слабеет.

В конце концов её пальцы поддались, Воин довернул кинжал, направляя его сверху в сердце и с шёпотом: "Я люблю тебя", вонзил между рёбер. Явственно ощущая, как тот протыкает мышцы, связки, две плёнки лёгких, и наконец, средоточие жизни любимой. Откуда-то из таза норовил подняться ужас: "Что я наделал?" — но Клед сосредоточился на сиянии в сердце и сжёг эту тьму светом своей любви, запечатлев на губах айланны последний поцелуй.

Девушка в его руках растаяла. Но это был ещё не конец.

* * *

Откуда-то спереди, из клубов тумана, окрашенных в более тёмный цвет, словно грозовые тучи, послышались удары и стоны. Такие, что не совсем понятно, то ли кого-то мучают, то ли сношают. Но ощущение опасности склоняло ко второму предположению. Причём, по мере приближения, оно усиливалось, как будто впереди скрывалось огромное, ужасное чудовище, вроде того, которое Клед так и не увидел в Западных горах. Душа помимо воли норовила уйти в пятки, а ноги остановиться, но Воин, памятуя о своей задаче, заставил себя сделать ещё несколько медленных, осторожных шагов, пока туман не рассеялся, открывая ему страшную картину.

Небольшой пятачок земли, выступивший из тумана, усеивали трупы окровавленных и изувеченных женщин. Судя по татуировкам на груди, это были Отступницы Похоти. А на станке, похожем на те, которыми были оборудованы Красные дома, была распята измученная Алрина в синяках и ссадинах, которую методично, словно забивая гвозди, трахал Меч Смерти. О ранге свидетельствовала татуировка огромного аспида, покрывающая всю спину, плечи и затылок — он стоял задом. Вот только рост был выше нынешнего главы ордена, талия — тоньше, плечи — шире, и косица на макушке -не тёмно-русая, а чёрная...

Клед рванулся вперёд, но его остановила какая-то невидимая сила, словно он упёрся в стену — немного упругую, но всё же не поддающуюся. Он попытался обойти преграду сбоку, не снижая на неё напора, но она как будто окружала душераздирающую сцену кольцом. И почему-то казалось, что это сила воли неведомого Меча, бесчинствующего над его любимой. Всё, чего Воин добился — это вида чудовищной плоти мерзавца, похожей на било боевого цепа со множеством шипов. При каждом проникновении Алрина вскрикивала, уже совсем слабо, а супостат принялся ещё и душить её, сомкнув руки на горле, так что вскрики перешли в предсмертный хрип. Но при этом она продолжала смотреть на мучителя преданными глазами, словно принимая всё, что он делал, как благодать.

Самым ужасным при этом было то, что Клед ощущал и чувства палача — его жажду покорить, присвоить жертву без остатка, наслаждение своей властью над беззащитной женщиной и упоение её преданным взглядом, её готовностью отдать ему душу...

Смесь возбуждения и ярости, которую испытывал сам Клед, не в последнюю очередь потому, что узнал какие-то из этих ощущений по собственным последним визитам в Красный дом, душила его и мешала сосредоточиться, чтобы преодолеть невидимый барьер.

Но вот Алрина издала последний всхлип и обмякла. Меч ещё несколько раз подтолкнул мёртвое тело изнутри, слово выжимая из него остатки души, которые пил взглядом из её гаснущих глаз, как изысканный нектар. А потом повернулся лицом, наконец найдя минутку для противника, чьё присутствие осознавал всё это время. Преграда исчезла, однако Клед замер на месте в полнейшем остолбенении: это был он сам.

В мозгу лихорадочно пронеслась цепочка последовательностей, которые могут привести его к подобному состоянию, леденя кровь правдоподобием. А враг тем временем неспешно застегнул штаны и двинулся к нему, извлекая откуда-то из воздуха Меч Кернуна, горевший в его руках вовсе не божественным светом, а тёмным пламенем Карандара. При этом куда страшнее рассекающего всё оружия казалась его стальная воля, теперь давившая всем весом на Кледа, пригвождая того к земле. А ожившая голова аспида между бровей гипнотизировала вселяющим первобытный ужас взглядом.

Воин был на волосок от того, чтобы сдаться, предвидя неминуемую смерть и даже не желая выжить, чтобы стать таким. Мешала лишь притаившаяся на дне души капля неверия в то, что он и вправду может настолько исказить свою суть. Эта капля воплотилась в образе ожившей Алрины, внезапно обнявшей его со спины и шепнувшей:

— Ты не такой.

Клед ей горячо поверил, потому что нуждался в этом, как никогда, и медленно надвигавшийся Меч остановился. За его спиной отразился противовес айланне в виде неестественно прекрасной богини Смерти, которая с вызовом бросила:

— Но иначе тебе меня не победить!

Она запустила изящную узкую ладошку в штаны своего подопечного, и Клед почувствовал острое удовольствие Меча. И его жажду служить своей богине, которая казалась искажённым зеркальным отражением любви к Алрине. А та в свою очередь была лишь выражением тяги души к божественному Свету.

Как только Воин осознал последнее, он зажмурился и изо всех сил представил настоящий Меч Кернуна, который столько раз вызывал в воображении раньше, чтобы найти в себе силы не погрязнуть в жестокости и бесчувствии, культивируемых в Ордене. Не потерять себя, как говорила Алрина, описывая свои впечатления от прикосновения к реликвии.

Божественное оружие послушно возникло в его руках, наполнив светом до краёв и придав сил. Открыв глаза, он обнаружил, что клинок и правда сияет, как Солнце, отчего туман, окружающий площадку, тает, открывая бездну бесконечной пустоты, а богиня Смерти недовольно щурится, словно этот свет её слепит.

Давление чужой воли спало, Клед шагнул навстречу тёмному двойнику, и тот повторил его движение, как в зеркале. Продолжил, метя рубящим движением в шею, и само собой вспомнилось давнее упражнение с молитвой против страха, без труда разогнавшееся до боевых скоростей.

Защита спереди: "Я принимаю свой страх", прямой выпад: "и становлюсь его хозяином". Выпад отбит влево и клинок врага возвращается режущим ударом снизу. Блок влево вниз: "Я забираю силу страха", режущий на возврате: "и направляю её волей". Удар отведён по дуге и тёмный клинок возвращается рубящим сверху. Блок вправо вверх: "Воля — моё самое мощное", рубящий на возврате: "оружие против врага". С каждым словом силы прибывают, воплощая текст. Противник чуть отступает, провожая меч мимо себя сильным финтом влево, вынуждая повернуться, чтоб не выронить его. Пока он подшагивает снова для прямого выпада в открывшуюся печень, есть время крутануть оружие, выставив обратный блок вполоборота: "Воину Смерти некого бояться", и сразу по касательной колющий назад: "кроме самого себя". Теперь Клед понимает, что это значит. Его клинок поражает горло двойника и тот падает на колени. Финальным жестом Воин с разворота отсекает голову противнику. И в тот же миг всё окружающее тает, кроме богини.

Разверзшаяся под ногами бездна, в которой она без труда парит, вызывает безотчётное желание ухватиться за точёное тело — не из плотских желаний, а в порыве самосохранения, но Клед усилием воли заставляет себя расслабиться. Ведь всё здесь — иллюзия, а значит он изначально шагал по пустоте. И если та хоть чем-то подобна воде, на мысли о которой наводят чёрные локоны, медленно колышущиеся вокруг прекрасного лица, то не затянет его глубже, если не барахтаться.

В самом деле, стоит успокоить дыхание и воображение, как собственный вес перестаёт ощущаться. Теперь и он парит так же легко, как хозяйка этого места. Которая неуловимым движением оказывается вдруг вплотную, так что её скульптурные формы, прижавшиеся к Воину, начинают помимо воли волновать его плоть. Но он решает поступить с желанием так же, как со страхом — просто отпустить.

Богиня Смерти, явно легко читающая мысли и чувства Кледа, молча усмехается и впивается в его губы долгим-предолгим поцелуем. На животе её при этом открывается удивительно подвижная утроба, которая начинает жадно глодать его естество, высасывая Смертную Тень. Воин переживает одновременно острейшее наслаждение и безумную боль, по мере того, как в душу всё глубже впивается клеймо, поставленное ещё в прошлый раз. Дыра в центре разрастается, через неё теперь можно видеть бездну, а по краям каменеет широкое кольцо, словно часть чувств, ранее только спавших, отмирает навсегда.

Клед изо всех сил старался отслоить все эти ощущения от самосознания, оставить хоть крупицу настоящего себя в стороне, но они захлестнули его с головой. Покровительница Ордена играючи толкнула Воина за ту черту между наслаждением и болью, которую он так страшился пересечь с Петрой. И тот, обессиленный, но живой, выпал из Арки, чувствуя себя, как будто вернулся с того света. Но не весь.

Какое-то время Клед лежал пластом, приходя в себя. И Колен, подошедший его встретить, терпеливо ждал. Когда новоиспечённый Кинжал наконец зашевелился, Ятаган подал ему руку, чтобы помочь подняться, а потом перевёл свою хватку в Братское двойное рукопожатие, на которое подопечный едва нашёл в себе силы ответить.

Колен снял с безымянного пальца воспитанника медное кольцо и надел на средний бронзовое. Потом крепко хлопнул по плечу, от чего Клед пошатнулся, и передал его на попечение товарищей. Те тоже немного потрясли Брата во Смерти, поздравляя, но поняв, что тот крайне измождён, подставили плечи и увлекли за собой прочь с проклятого молельного двора.

* * *

Весь день до вечера Клед пребывал в оглушённом состоянии. Он был настолько опустошён, что казалось, даже обычные телесные чувства пропали. Не возникало ни малейших побуждений ни к каким действиям. Сначала он лежал там, где его положили — на собственной кровати — и пялился в потолок. Когда позвали на обед, пошёл и поел, но отнести грязную посуду и покинуть столовую тоже пришлось кому-то скомандовать. А потом довести обратно до казарм, потому что он застыл на дороге, когда остальные повернули на тренировочный двор, куда ему сегодня ступать не полагалось.

Товарищи даже вызвали ему Ланцета. Тот позаглядывал в разные отверстия на голове, поводил перед глазами молоточком, постучал им по коленям и локтям, чуть не поплатившись за это, когда тело пациента помимо воли молниеносно среагировало на "агрессию", и объявил, что ничего страшного: Клед просто потерял слишком много сил, пусть полежит, выпьет до вечера три раза "огненную реку", поспит подольше, и скоро оклемается.

Первую порцию восстанавливающего силы напитка принесли через полчаса. Крепкая настройка на терпких травах, пьющаяся исключительно горячей, действительно побежала по венам, словно огонь, вызывая хоть какие-то ощущения. Ударила в голову, согрела, разморила, и Клед уснул.

Разбудили его через два часа на заполудник, и на этот раз он сам выполнил все необходимые действия, без посторонних понуканий. Выпил вторую порцию "огненной реки", ждавшую в столовой, и при возвращении в казармы начал хоть что-то ощущать. Причём как-то всё одновременно: слышал разговоры Братьев, далёкие и близкие, удары учебного оружия друг о друга и конечностей по "болванчикам" на разных тренировочных площадках, отдалённые крики шакв и близкое чириканье вездесущих колтунков; видел снующих туда-сюда Воинов и дымы из монастырских труб, свинцовое небо и летящий на север косяк каких-то птиц, синие шишечки на тессах и молодую траву на земле, неровные камни в заборах и трещины в плитах дорожек; обонял запах моря, готовящегося на ужин жаркого с кухни, калёного железа из ближайшей кузницы и тонкий аромат хвои; осязал холодный ветер на щеках, которые отныне не придётся больше брить, и ощущал хмель целебного напитка в крови; а ещё чуял чей-то азарт, чью-то досаду, чью-то похоть и много подспудного гнева с разных сторон. Даже голова закружилась от такого обилия сигналов. Так что, дойдя до кровати, Клед снова провалился в спасительный сон.

К ужину он проснулся уже сам. Прислушался к ощущениям. Какофония улеглась, однако стоило ему сосредоточить на ком-то внимание, как он начинал понимать, что человеком движет. Не прямо сейчас, а вообще. Мощный Дар подкинула ему Смерть! Он о таком даже не слышал. Хотя он как нельзя кстати пришёлся бы Мечу, да и Скимитарам не помешал бы. А может, и Ятаганам. Впрочем, те не особо распространялись о своих способностях. Но он ведь догадывался, что они как-то "считывают" людей.

Не значит ли это, что богиня Смерти хочет, чтобы он сменил Меча на посту? Однако воспоминания о кошмарном образе себя в этой роли заставили Кледа тут же затолкать эту мысль куда-то подальше, хотя бы до завтра. Приняв после ужина последнюю порцию "огненной реки", он воспользовался накатывавшим от напитка расслаблением и снова провалился в сон.

А утром проснулся свежий и полный сил ни свет ни заря, ещё до подъёма. Неудивительно, учитывая, что предыдущий день он провёл фактически в спячке. Чувствовал Клед себя почти как прежде, ещё до Обручения, и даже вспомнил свою старую кличку — Ворон. Хорошее же было прозвище, подходящее.

Он вышел на двор, чтобы разогнать кровь разминкой. Потом понял, что так и не помылся после вчерашнего, и сходил в душ. Котлы дежурные только начинали топить, а за ночь вода остыла почти до уличной температуры, и теперь приятно бодрила, разжигая в теле знакомый огонь, мгновенно высушивающий кожу. Когтей каждое утро заставляли обливаться холодной водой, и теперь, вспомнив эти ощущения, Ворон решил, что надо возобновить подобную практику добровольно. Правда, отмыться в такой воде сложно, как и постирать вещи.

Он пробежался голышом до казарм за сменой одежды, а потом вернулся и поднялся в котельную, чтобы нацедить тазик с прогревающегося первым низа котла. Распарил лицо горячим компрессом и растёр мочалкой как следует, чтобы избавиться от начавшей выпадать щетины. Воинам запрещали бриться за три дня до посвящения в Кинжалы, чтобы волоски не остались под кожей, вызывая загноение.

После этой процедуры Клед почувствовал себя полностью обновлённым. Подбородок и щёки теперь были глаже девичьих, от чего он испытал определённое чувственное удовольствие. И, проводя рукой по лицу в пятый раз, вдруг осознал, что все его телесные чувства тоже усилились. Или только их осознание? Раньше он не обращал внимания на ощущение прикосновения одежды к коже, а теперь задним числом понял, что прежняя, пропитанная во время испытания всякими жидкостями тела, изрядно стесняла его ещё вчера. И принялся старательно её стирать. Как раз управился до общего подъёма.

Пока руки работали, ум тоже не бездельничал. Ворон задумался о том, почему на него напала такая слабость. Другие Кинжалы, успешно прошедшие посвящение, порой выходили легко ранеными, ушибленными или с больной головой. Но никто не лежал пластом. Может, это потому, что Тёмная Мать у него отсосала? Или... Неужели она так поступает со всеми?

Внезапно Кледу очень захотелось узнать ответ на этот вопрос. Казалось, он может многое прояснить. Вот только клятва, данная ещё Когтем — никогда никому не рассказывать подробностей ритуалов посвящения в Ордене — всё ещё действовала и как будто усилилась вместе с общим клеймом на душе. Ворон не смог даже собраться с мыслями, чтобы подобрать какие-нибудь обтекаемые слова, позволяющие выяснить интересующие его сведения. В конце концов он вынужден был признать, что ничего не выйдет. Хотя жаль.

Традиционное приглашение Меча Смерти к вызову после утреннего причащения застало Кледа врасплох. С одной стороны в животе что-то толкнулось, откликаясь, побуждая его заявить своё право. Сила сейчас бурлила через край и море казалось по колено, а горы — по плечо. Но в то же время рассудок действовал совершенно независимо и удержал его от импульсивного отзыва. Нашептал, что надо поразмыслить как следует. Ведь ещё неизвестно, хотела ли богиня Смерти возвысить его или же наоборот, убрать с дороги, толкнув на погибель. В итоге ни один мускул не дрогнул в теле, и даже намерение, которое можно было бы считать, Ворон успел затолкать обратно в "подвал" своего существа к тому моменту, как взгляд Армата дошёл до него в ряду свежеиспечённых Кинжалов и Воинов.

* * *

После завтрака, пока остальные бдели у Арки в ожидании результатов очередного испытания, Колен отвёл Кледа на традиционную тренировку Меча, чтобы оценить новые силы воспитанника. А сам Кинжал воспользовался этим, чтобы оценить своими новыми ощущениями силы Армата. Скорость реакций и широта видения Ворона значительно возросли, так что он даже продержался на площадке минут пять, пока не получил условный удар по жизненно-важным органам. И то, не слишком старался, понимая, что не стоит показывать всех своих возможностей на тот случай, если он всё же решится бросить вызов главе.

Конечно, Меч по-прежнему был быстрее всех и намного опытней самого молодого Кинжала в Ордене, но небольшой зазор на удачу при атаке сверху всё же оставался. Однако Ворон не стал его прощупывать из тех же соображений.

За время боя Клед понял несколько важных вещей. Во-первых, он вовсе не прежний. Чувства отрезало совершенно, даже ярость. А весь прилив сил объяснялся исключительно обострившимися телесными ощущениями. Впрочем, по сравнению с состоянием Воина, это была приятная перемена.

Во-вторых, Меч Смерти совершенно не считывался его новыми способностями, как будто на месте мотивов у него была полная пустота. Впрочем, это соответствовало первому впечатлению, что в Армате не осталось ничего своего, и он лишь проводил волю богини.

А в-третьих, родилась жутковатая в своей простоте догадка, что глава Ордена может и уступить ему, если слишком устал от занимаемой должности. Не зря ведь два высших ранга с поста уносят только вперёд ногами. У них не вышло бы доживать на подсобных работах, как у других ветеранов. Поэтому рано или поздно любой глава Обители обречён быть сражён в поединке, хотя бы по старости. Но если он умён, то прекрасно это понимает и вполне может сам выбрать момент. Хотя нужна видимая слабость, чтобы нашлись претенденты. Ну или дурак вроде него.

Но и это не самое худшее. После происшедшего в Арке Ворон осознал, что возможен и другой вариант: если Тёмная Мать напрямую прикажет нынешнему Мечу поддаться, он подчинится. А может, она способна по прихоти лишить его своих Даров в любой момент, и тогда он не соперник даже Кинжалу.

В общем, предстояло всерьёз рассмотреть версию о том, что богиня Смерти хочет поставить его, Кледа во главе Ордена. Чем он и занимался весь остаток дня. За исключением дообеденных поединков с другими свежеиспечёнными Кинжалами — теперь уже для практического освоения новых Даров.

Кстати, на товарищах чтение намерений не вообще, а непосредственно в бою, срабатывало. А вот у них подобная способность, похоже, отсутствовала. Ятаган слегка щурился, наблюдая за Вороном — видимо, заметил. Подозвал спустя какое-то время и сам встал против него.

Поначалу Клед всё так же напропалую пользовался новыми возможностями, а потом вдруг Ятаган "погас", стал пустым, как Меч. После того, как воспитанник пропустил несколько ударов, Колен остановил его и отозвал в сторонку. Спросил тихо, но утвердительно:

— Ты чуешь, что собирается сделать соперник?

— Ну да. Это ненормально для Кинжала? — Ворон уже и сам догадывался, но решил уточнить.

Колен прищурил один глаз и цикнул, чуть качнув головой:

— Это нормально для Ятагана. Думаю, Госпожа решила тебя выделить, зная о том, какую роль ты должен сыграть в этой войне.

Значит, Меч всё-таки рассказал ему. Клед не стал уточнять, что и раньше опережал свой ранг. Об этом наставника тоже скорее всего предупреждали. Вместо этого спросил:

— А как вы потом "спрятались"? Это ведь было намеренно?

— Верно. Всё очень просто. Не думай — действуй. И тогда сам Меч не сможет угадать, что ты сделаешь дальше.

Ворон чуть не вздрогнул — неужели Колен знает о его желании сразиться с главой Ордена? Он бросил на наставника пытливый взгляд, но в голове у того было пусто. То ли показалось, то ли уже демонстрирует, как надо. Впрочем, в любом случае это был крайне ценный урок. Клед быстро потупил глаза, пока сам не выдал лишнего, и шваркнул себя по сердцу, отдавая Салют:

— Благодарю, наставник.

— Рано, — бросил Ятаган. — Становись, продолжим. Пока ты не научишься делать так, как я сказал.

Что-то вроде радости согрело сердце Кледа приятной волной. Но всё же соответствующего чувства он не испытал — только его телесное проявление. И тут же постарался погасить свою реакцию, беря пример с наставника. Умение быть "нечитаемым" дорогого стоило в орденской среде. И не только. Ведь те же нарты обучались чему-то подобному. Как знать, быть может, вызволять божественный клинок придётся не в открытом противостоянии, а посредством тайной вылазки. Да и в бою пригодится, если Алрина права и предводительницу кочевников питает та же самая сила.

Конечно, Ворону уже удавалось делаться незаметным для обученной таким вещам айланны, но там была совсем другая ситуация — незаметная слежка, и оба раза потребовалось долго настраиваться. В бою у него не будет такой роскоши, как время. Мало того, сам азарт схватки противоречит созерцательному состоянию, в которое приходилось погружаться. Азарт, которого он не ощущал душой, но который вполне явственно бодрил тело даже сейчас.

К обеду стараниями Ятагана новый Кинжал уловил суть. Конечно, не освоил с налёта, но через раз начало получаться. Разумеется, наставник не мог посвятить ему одному слишком много времени, так что дальше поручил тренироваться самостоятельно. Подкрадываться незаметно к другим Кинжалам. Или к птицам. Ко всем, кого встретит по пути и не сочтёт слишком дерзким отвлечь.

Этим Клед и занялся после обеда. Формально он ещё на два дня был освобождён от полной нагрузки и дежурств по Ордену. Он начал с колтунков, но те были слишком беспокойными птичками, чтобы понять, улетают они сами по себе или из-за его приближения. Кинжал решил, что гнездившиеся в скалах шаквы — более надёжный индикатор и отправился на свой излюбленный утёс.

Однако там от упражнения "охота невидимки" его отвлекло море, как обычно завораживающее своим монотонным бегом и шумом. Ворон смотрел с утёса на тёмные волны и силился ощутить то, что чувствовал раньше, глядя на них. Пусть даже боль от потери любимой или печаль по погибшему другу. Или хотя бы ярость, терзавшую его на маяке. Но нет. Умом он понимал, что зрелище красивое и величественное, однако чувства оно совершенно не волновало.

Клед простоял так, наверное, минут двадцать, надеясь, что умеренно бушующая стихия расшевелит в нём что-то прежнее. Но в груди, словно в противовес беспокойным волнам, простёрся мёртвый покой безжизненной пустыни...

Впрочем, очнувшись от транса, в который Кинжал ушёл незаметно для себя, как и всякий раз раньше, он внезапно понял, что в голове всё же прояснилось, а в теле появилась лёгкость. Получается, море по-прежнему действовало на него, просто он этого не ощущал. Как мог бы не слышать глухой какой-нибудь бочки, катящейся на него со спины. Но она всё равно ударит, собьёт с ног, а при должном везении окажется полной вина или ронга.

Настроение слегка приподнялось. Всё-таки жутковато было лишаться привычных ориентиров, но если так надо для выполнения цели, а калекой он всё же не стал, просто променял одни чувства на другие, более совершенные... "Делай, что должен, и будь что будет!"

Эта цитата из Кодекса наконец-то вернула Ворона к насущной проблеме. Он сел на излюбленный камень, подстелив под зад орденский шарф и принялся разбираться: бросать ему вызов Мечу или нет?

Та реплика Колена заставила Кледа задуматься, с чего бы Ятагану желать сменить Меча? И почему самому не занять его место? Сколько-нибудь правдоподобных пояснений такой версии событий он не придумал, и вынужден был рассмотреть вероятность того, что наставник, наоборот, действует по указке главы Ордена, как его доверенное лицо.

И это возвращало к неприятной догадке о том, что всё решили за него. С подачи ли утратившего чувство собственного "я" Армата или самой богини Смерти, истощившей ресурс своего ставленника — по сути неважно.

В любом случае стоило сразу рассматривать самый худший вариант: что Тёмная Мать хочет сделать своим "хедивегом" его. Кледа не на шутку беспокоило такое совпадение их стремлений, учитывая, что он собирался играть против неё.

Получалось, что либо эти порывы изначально были внушены извне, либо кто-то из них чего-то не учёл.

В принципе, Ворон имел представление о том, как проявляется влияние богини Смерти, хотя бы по тем же отношениям с Петрой, которые развивались словно бы помимо его воли. Там шла игра на его собственных страстях. Но в данном случае ничего подобного он за собой не замечал. Наоборот, план его был достаточно взвешен, хоть и не вызывал воодушевления...

Ну, кстати, да. С Петрой он каждый раз поддавался слабости. Пока не нашёл вескую причину ей противостоять. А здесь, наоборот, ему совершенно не хотелось командовать этой огромной организацией, но он понимал, что надо. Что это единственный способ обезопасить Меч Кернуна от недобрых рук. И возможно, вырвать из-под власти Тьмы не одно поколение будущих воспитанников Ордена.

Отец говорил: "Долг всегда неприятен, но необходим. Удовольствие всегда приятно, но совершенно необязательно. Настоящий человек чести всегда выбирает первое перед вторым". И это во многом перекликалось с Кодексом Воинов Смерти. Разве что там не было ни единого плохого слова об удовольствиях. Наверняка, Тёмная Мать, если уж она так любит действовать через похоть, взяла какие-нибудь изречения древних или заморских мудрецов и удалила оттуда всё "лишнее" с её точки зрения.

Хотя, справедливости ради, он сам оказался не чужд удовольствий, типичных для рангов повыше. Как ни стыдился в юности, а под конец и сам стал практически насиловать Отступниц. Конечно, с их согласия и даже большого желания... Которое опять-таки обусловлено лишь посвящением, создающим порочный круг слива Воинами Смертной тени в ненасытную утробу Тёмной Матери. Но Клед наверняка сможет без этого обойтись, если сломать сам порядок, разрушить эту чёртову Арку.

Кстати, появление Меча Кернуна в руках образа Ворона-главы Ордена, свидетельствовало о том, что богине и так всё прекрасно известно от его целях. А даже если и не было до этого, то теперь-то уж точно. Но присутствовала в этом и хорошая сторона: больше нет необходимости скрывать этот образ, остерегаться прибегать к нему в случае нужды. Правда, пока такой нужды не было...

Или была? Клед призвал образ божественного оружия, представив, что сжимает его рукоять обеими руками и прислоняется к клинку лбом. Моля о большей ясности: какую игру затеяла Смерть?

И снова — ни былого окрыления, ни душевного подъёма, обычно наполнявших Ворона от одного воспоминания о реликвии. Неужели он навсегда лишился связи с ней, применив её образ в Арке Смерти?..

Но нет. Вдруг вся картина, вокруг да около разрозненных кусочков которой Клед ходил последнее время, сложилась в простую и понятную схему. Даже стыдно стало, что он сразу не понял!

Тёмная Мать действительно хочет поставить Лориндена, Хранителя Меча Кернуна, на должность главы своего Ордена, с этим самым волшебным клинком в руках. Почему-то для неё это важно. Она надеется или даже уверена, что настолько подчинит Кледа, искорёжит его душу, извратит его суть, что он станет похожим на того Меча Смерти в Арке, который убил свою любимую. А сам он в свою очередь надеется одолеть все соблазны и разрушить или, точнее, выхолостить эту страшную организацию. Которая и в самом деле извращает, корёжит и подчиняет сотни, даже тысячи людей...

Вопрос лишь в том, кто из них окажется прав? Он или богиня Смерти? Вот с кем предстоит главная схватка, а вовсе не с Арматом. То есть, за церемониальный поединок можно вообще не волноваться. Ну, разве что для порядка. Всё-таки представление для публики небывалое — глава Ордена не менялся более двадцати лет!

Хотя, он может и ошибаться. Возможно, Колен учит его лишь для решающего сражения, Меч Смерти будет защищать свой пост изо всех сил, а Тёмная Мать вовсе не лишит его своих Даров. Она ведь любит состязания, судя по всем порядкам в Ордене. И возможно, ей нужен вовсе не Лоринден, а сильнейший. В Вороне же она лишь разглядела больший потенциал, чем у Армата. Который и проявился в том жутком образе. Жутком, но правдивом — Клед действительно способен стать таким. А значит, может победить и без всяких поддавков. Если не будет сомневаться в себе.

Но тогда придётся командовать всем Орденом в предстоящей войне. И выиграть её. При этом всё равно каким-то образом лично отбив Меч Кернуна, потому что количеством против этой штуки не взять. То есть, на одну сверхзадачу больше. Так есть ли смысл? К тому же, это лишь отодвигает самое страшное испытание на ступеньку вверх, до которой всё равно придётся дойти.

А вот удастся ли Кледу превозмочь ту Тьму, которая уже давно и беспрестанно отравляет его душу, с самого момента Наречения... И будет ли вообще у той борьбы конец, или ему придётся держаться вечно, как какому-то сыну богов из "Легенд", которого заточили в пещеру, где на него постоянно капает яд, и не умирает он лишь потому, что возлюбленная собирает отраву в чашу, позволяя ему отдохнуть.

Вот только будет ли с ним айланна, чтобы спасти? И если будет, не сотворит ли он с ней тех ужасов, которые видел в Арке? Нет, в такое, конечно, не верилось. Но что, если тот образ был иносказательным? С неё ведь станется попытаться. И он не сможет отказаться от помощи. А она за это поплатится, как любая обычная женщина.

Ведь будучи Когтем он думал, что не станет сливать Тьму в Отступниц. Но тогда он не представлял, как она давит. И что если не избавиться от неё, то можно сойти с ума. Тем более, они её так жаждали... А в ранге Меча Смерти этой Тьмы будет намного больше. И каким он станет тогда? Уже ясно, что ещё более злым, бесчувственным и властным. Мог ли он представить себе ещё год назад, что будет гонять подчинённых? А два года назад — что убьёт человека просто за подлость натуры, как Кабана? Что, если после ещё парочки приобщений он совсем забудет себя? Если оказавшись на месте главы Ордена, просто не сможет вести себя иначе, чем двойник из Арки? Не сможет даже разорвать порочный круг по какой-то веской причине, пока неизвестной? Всё-таки, богиня Тёмная Мать или нет, она наделяет их небывалыми для человека способностями, а значит, точно могущественное существо. Вдруг, став Мечом, он просто не сможет ей противостоять? Вот это, пожалуй, страшнее смерти. Алрина была права...

Мысли остановились. Море гипнотизировало. Воображаемый Меч Кернуна открывал малопонятные связи, и все, как одна, не сулили ничего хорошего. Ни один путь не был лёгким, не вёл к счастью, но откуда-то в этот момент Клед знал, что и не за счастьем родился.

И вдруг призрачное видение гобелена судьбы растаяло от звона колокола, призывавшего к ужину. Ворон и не заметил, что смерклось, а сам он закоченел. Подхватил шарф, закутал шею, растёр руки и рванул в столовую бегом, чтобы согреться.

За ужином товарищи что-то рассказывали, потом было вечернее причащение, которое Кинжал отбубнил на автомате, нимало не стесняясь. И уже по дороге в казармы понял, что не будет вызывать Армата на поединок сейчас. А может, и вообще. Всё-таки риск стать таким, каким он увидел себя в Арке, слишком велик. Может быть, отыщется другой способ. Например, можно сбежать с Мечом Кернуна куда-нибудь за горы, уйти в пустыню Тропой Войны... Эх, спросить бы у Саната совета! Может быть, повезёт хотя бы встретить волшебника, и тот подскажет правильный путь. А пока не припекло, не стоит соваться в пекло. Всё-таки, прежнее решение было правильным: сначала добыть реликвию, а потом разобраться с остальным.

На том камень с души его спал, и Клед уснул крепким сном без сновидений, не дождавшись отбоя.

Интерлюдия 7.

Мара-искусительница

Мара нервничала. Эти чёртовы связи между Стражами уже столько раз норовили перевернуть кропотливо построенную ладью её планов! Когда притяжение перевесило всю ярость и подозрительность, которые она так старательно внушала своему Наречённому, казалось, что всё пошло прахом.

Но терпение в очередной раз окупилось. Там, где не справились её интриги, дело довершили собственные кармические узлы этих голубков. И он снова выбрал не то, что дало бы им обоим иммунитет от её влияния! Мара в этот момент испытала своеобразный оргазм, излившийся на изнанку мира триумфальным смехом: кажется, они способны наступать на эти грабли вечно!

И всё шло просто прекрасно: Страж вернулся к своей богине и прошёл посвящение! Даже два! Мара использовала этот шанс по полной. Ловко подцепила Стража на остатки властолюбия с его королевской жизни. Тщательно раздула еле тлеющие искры. Дала почувствовать сладость подчинения себе подобных — и в строю, и в утехах...

Но увы! Его чёртова рефлексия на этот раз сыграла против неё. Рыбка сорвалась с крючка. И теперь не выйдет одним махом объединить Орден с кочевниками после сбора жатвы. Хорошо, что основной план подразумевал поэтапность и мог вообще без Стража обойтись.

Впрочем, дело, конечно, не проиграно, только отсрочено. Просто нужно ещё разок качнуть маятник. Дать ему покомандовать уже в настоящей битве. Если он выживет в этой войне, Смертной Тени на нём будет хоть отбавляй, и костерок разгорится поярче.

Главное, чтобы Армат вовремя перехватил Меч Кернуна. И тогда у малька не останется выбора, кроме как брать власть в свои руки. А там уже она возьмёт его разум в свои.

Да, ярости, похоти и безжалостности к тому моменту в нём должно накопиться достаточно, чтобы маятник соскочил со своей оси в нужную ей сторону.

Смешные планы Стража по выводу ордена из-под её руки Мара вообще не воспринимала всерьёз. Он ведь сильно недооценивал власть страстей над собой. Которой весьма неплохо поддавался теперь, когда подрос. Так что пусть тешит себя иллюзиями пока что. Раз уж они играют ей на руку.

Хотя в Арке был опасный момент, когда будущий Кинжал превозмог противников силой любви. И даже осознал, что она противоположна страху. Но её стараниями не заострил на этом внимания и, кажется, даже забыл, что именно ему помогло. А на войне будет достаточно крови, чтобы ещё надёжнее отшибить память о светлом.

Лишь бы старый хрыч не вмешался. Хотя раскрученный маховик уже не остановить речами, а на большее он не решится.

Вот со Стражницей дело обстояло совсем плохо — она совершенно вышла из-под её влияния. А ведь такая была чудесная почва для всходов семян ненависти, посеянных всеми её потерями, сразу после того, как её бросил возлюбленный! Но тут Волхв успел...

Тем не менее, малышка собирается вернуться к Морене. Глупышка. Снова лезет в пасть к дракону. Значит, тоже рано списывать её со счетов. Будет ещё возможность поиспытывать эту новую веру в себя. А даже если не поддастся, легче будет устранить. Чтобы хоть Стража окончательно подтолкнуть к себе в объятия.

Самое тонкое место в этой части плана теперь — сохранить и волков и овец. То есть, по возможности поставить во главе Ордена Смерти Стража, а над ним утвердить власть своей аватары, как живого воплощения Богини. Разумеется для начала Морене придётся сдаться в плен, потом стать трофейной наложницей. Но это лишь путь в стан врага, где её искусство соблазнения и разжигания страстей выкует из подручного материала и нормального властителя с железной рукой вместо этого союзного непотребства, которое отыграло свою роль, достаточно ослабив страну, чтобы безнаказанно обгрызать пирог по краям, пока не назрел большой конфликт, и достойную Империю, которая будет вести войны и снабжать Мару обильной пищей ещё долго.

Всё, что можно для этого сделать — дать обоим сторонам решающей схватки приказ брать главного противника живьём. Но хаос войны, хоть и производит много нужной энергии, может смешать все планы. Кроме главного, который в её получении и состоит. Последующая подкормка — лишь побочный бонус. Нет — так нет. Тогда империю можно внушить и кому-нибудь другому, даже без помощи аватары. В мире людей всегда найдётся глупец, алчущий неограниченной власти и несметных богатств.

Впрочем, Мара в любом случае получит и душу Стража, и мощности для портала в мир валлов. Что это, если не успех? Даже Девлону придётся согласиться. И тогда можно будет переходить к следующему этапу, непосредственно ведущему к очередному Карандару. С козырями в виде Доспехов на руках.

Глава 34.

Алрина: Щит Хёдра

За пару осьмиц до весны Санат, часто сидевший с отсутствующим видом, когда не играл в зале, вдруг встрепенулся, велел Алрине собирать вещи и сообщил хозяину таверны, что назавтра они уходят. Тот был расстроен безмерно, просил ещё хотя бы дней пять повременить, но Волхв был непреклонен. На вопрос Алрины: "Куда?" — отрезал: "Увидишь". Ей было не привыкать вслепую подчиняться наставнику — доверие он вызывал безграничное. Но где-то на задворках ума поселилась тревога — предчувствие, что вскоре им придётся расстаться, а ей перейти к выполнению своего опасного плана, ради которого всё и затевалось.

Впрочем, отправились они опять скоропехом на юго-запад. Значит, ещё не в стан врага. Лошадь брать не стали, потому что Санат не хотел бросать скотину на произвол судьбы, что бы это ни значило. Поклажу из-за этого тоже пришлось ограничить, оставив многие вещи в чулане таверны. Даже тёплые, поскольку они якобы не понадобятся. Хотя лютню свою причудливую Волхв забрал.

Он вручил Алрине чётки из какого-то необычного фиолетового камня в тёмных и белых разводах с золотистыми искрами — где он только берёт подобные вещи? — и велел читать какой-нибудь стишок по кругу, повторяя его заново на каждую следующую бусину. Девушка вспомнила детскую песенку нартов: "Хур астур...", — и принялась старательно отсчитывать камешки, попутно их разглядывая. Некоторые были посветлее и напоминали цветы плошкарницы, другие, потемнее — ночное небо, окружённое Путём Мелвина. Тёмные ей нравились больше, они словно затягивали её в беспредельную даль, откуда все земные заботы казались мелкими и ничего не значащими. Наверное, так чувствуют себя звёзды...

На середине второго круга они ненадолго задержались в уже зацветающих землях, где Санат оставил лютню какому-то богатому купцу, застав его прямо на обеденном привале большого каравана. Говорили они на непонятном языке, одежда у людей тоже была чудная, а воздух значительно теплее, так что Алрина даже расстегнула кожушок. Но вскоре снова пришлось считать бусины, повторяя песенку. Она лишь краем глаза отмечала, как меняется почва — с травы на щебень, потом на камни, снег, снова щебень, траву, песок...

К концу третьего круга под ногами потянулась чёрная спёкшаяся земля, уходящая вверх, и Алрина не выдержала, оглянулась. Зрелище ей предстало удивительное: они взбирались по склону одинокой чёрной горы, стоявшей посреди пустыни — чёрно-красная потрескавшаяся земля, кое-где утыканная кучками растений, похожих издалека на заросли обыкновенной алтеи, только ростом с деревья. Солнце уже склонилось за гору, но всё равно сразу стало так жарко, что девушка была вынуждена скинуть кожушок и расстегнуть куртку.

Снова считать не пришлось, потому что они почти пришли. Санат сказал, что это южные земли, а гора — вулкан, время от времени извергающий раскалённую лаву и пепел, вот почему земля кругом чёрная.

Пока Алрина пыталась вместить такие неслыханные явления в свои представления о мире, Волхв подвёл её к тёмному зеву пещеры. Казалось, что это вход в преисподнюю. Жутковато было, но раз провожатый вступил туда без страха, то и Алрине пришлось подавить опасения.

Какое-то время они шагали во тьме, лишь слегка разгоняемой засветившимся перстнем Саната. Пещера спускалась вниз, становилось всё жарче. А потом вдруг идти стало трудно, словно девушку вместо сарлука запрягли в гружёную телегу, которая тянула её назад. Она начала отставать, задыхаясь, но Волхв быстро это заметил и взял её за руку, помогая. Казалось, ему продвижение здесь не стоит труда. Через пару шагов Алрине тоже разом полегчало, хотя и относительно: вроде как телегу отстегнули, жара спала, однако воздух остался таким же вязким.

Впрочем, спустя несколько мгновений она и думать забыла о своих неудобствах, потому что ощутила присутствие чужаков. Вот только что никого не было в ближайших окрестностях, и вдруг поблизости сразу несколько... Людей? Животных? Ощущения были странные. Она резко сжала руку Саната, пытаясь его остановить, но тот, мягко погасил её импульс движением, чем-то напомнившим Ху, и продолжал тянуть вперёд.

Вспомнив, что Волхв наверняка лучше неё ощущает других и даже на таких расстояниях, которые не снились вполне обученной Ходячей Смерти, не то что ей, Алрина подчинилась, хотя и не снизила боеготовности. Долго теряться в догадках ей не пришлось, потому что прямо перед ними вдруг зажёгся свет, и из него выступили грозные фигуры... карликов!

Расскажи ей кто о подобном, Алрина бы только посмеялась. Но бородатые существа ростом ей по грудь в металлической броне, ощетинившиеся почти полновесными копьями и небольшими самострелами, действительно ощущались, как вполне осязаемая угроза. Видно было четверых, но девушка ощущала ещё минимум двоих сбоку и чуть сзади. Казалось, они целятся куда-то им в ягодицы. И бороды у них как-то хитро заплетены в косы... Что-то это всё напоминало. Миг спустя с лёгким запозданием и ощущением чуда она опознала в карликах гномов, о которых ей рассказывал Кларед.

— Амар-да, эрэн-да, тарга-да, Ведагагч гэджхалык9! — гортанно произнёс Санат, словно выплёвывая каждый слог.

При этом он выпустил её руку и показал воинственной группе обе свои открытые ладони. Жест был универсальным: "мы пришли с миром". А слова, наверняка, означали приветствие. Гномы что-то залаяли в ответ, но тут старший гаркнул:

— Тагларах10! — и все умолкли.

Он опустил копьё, подошёл к Санату и хлопнул того по плечу — ну как, куда достал, то есть ближе к локтю, ибо Волхв был роста немалого даже для человека, и тем не менее, слегка пошатнулся от такого приветствия. Кажется, Кларед говорил, что сила у этих существ недюжинная. Все остальные опустили оружие и начали недоуменно переговариваться. Двое из "засады" тоже вышли на свет.

Старший гном представил товарищам Волхва, с которым они, судя по всему, были знакомы, при этом не сказав ничего похожего на имя "Санат". Из всей его лающей тирады выбивалось только слово "Симон", звучавшее скорее по-человечески, с забавной приставкой "чинхун11" и ещё целым ворохом зубодробительных слогов.

Потом, судя по жестам Саната, настала очередь Алрины. Она слегка напряглась, ожидая могучего удара в плечо, но, видимо, для женщин у коротышек был другой этикет. А может, для старших. По крайней мере, трогать Волхва никто из подчинённых не стал, все только уважительно поклонились, а главный гном не потрудился представить их поимённо.

Затем он отдал какое-то распоряжение своим, но Санат возразил, и командир, забавно всплеснув руками, пролаял:

— Сайн харгуй да12!

— Энхал зэргуй да13! — ответил Волхв.

После чего путники оставили гномов-часовых позади и углубились в тоннели, совершенно ничем не напоминающие тёмную нору, через которую они сюда пришли. Это были хорошо обработанные коридоры из светлой породы, довольно высокие даже по человеческим меркам и освещённые порослью какого-то неярко мерцающего мха, а может, грибов.

Алрине было трудно даже представить себе, сколько труда было вложено в то, чтобы вытесать в толще скалы такие ровные стены и пол, не говоря уж о том, чтобы вырастить такие длинные полотнища мха. Однако, Волхв ухмыльнулся, прочтя её мысли:

— Это ты ещё ничего не видела. Но у нас не экскурсия, так что будь добра, вернись к чёткам, иначе мы ещё дня три будем добираться до многоуважаемого Медноборода.

— Мы в другом мире, да? — всё же не утерпела она.

— Всё верно. И я хочу, чтобы ты сейчас не просто читала свою считалку, а настроилась на ощущение "солнышка" внутри. Здесь тебе будет труднее это сделать. Но добиться результата очень важно.

Девушка с сожалением отвела глаза от стен и уткнулась в чётки, что стоило ей большого труда. Внутри всё так и бурлило от любопытства. Если бы не слова Саната, она бы решила, что у неё поэтому ничего не получается с "солнышком". Пол под ногами тоже долго не менялся, и казалось, что время еле тащится. Пока Волхв не подстегнул:

— Старайся сильнее! — таким тоном, что её как ошпарило.

Оказывается этот отшельник-мудрец умел командовать похлеще ахсартагов, возглавляющих Своры! А ещё Алрине стало стыдно, потому что она поняла — ему не удаётся ускориться из-за того, что она никак не погасит суетные мысли. И в то же время этот приказ подействовал не хуже пинка, придав ей должное усердие.

Минут пять спустя девушка наконец-то преодолела тягучий барьер, мешавший ей ухватить знакомое ощущение, как полуденное марево летом порой не даёт разглядеть детали пейзажа вдалеке. После этого дело пошло легче, благо текст детской считалки очень даже подходил по смыслу для такого упражнения. Хотя разжечь внутренний свет так же ярко, как дома, не получалось. Алрина продолжала прилагать усилия, всё равно заняться больше было нечем. И почти довела "солнышко" до привычных размеров, но тут они пришли.

* * *

Санат был прав, когда сказал Алрине, что она ещё "ничего не видела". По сравнению с простыми ровными тоннелями в скале, место, в котором они оказались, напоминало королевские палаты, разве что довольно мрачные. Стена была полностью покрыта то ли мозаикой, то ли резьбой из тысяч ровных, но бесформенных плиточек, отливавших разными цветами в бледном свете всё того же мха, словно текущего по желобкам между этими островками. Основная порода была тёмно-коричневой, то с синим, то с бордовым отливом. Но кое-где попадались пластины пошире более ярких цветов. Они светились изнутри, проявляя рисунки, словно нанесённые поверх металлической нитью. И это был всего лишь прохожий коридор, а не помещение! Такой же, по которым они шли сюда. Только потолок полностью покрывал светящийся мох, чем-то напоминавший небо в неплотной дымке облаков.

Девушка настолько поразилась открывшемуся перед ней зрелищу, что не сразу заметила гнома, увлечённо что-то высекавшего по камню, оседлав некую помесь табуретки с лестницей на высоте человеческого роста. Звук не привлёк её внимания, потому что разнотонный звон — от большой кувалды до мелких молоточков — сопровождал их путь уже какое-то время, сливаясь в слаженный ансамбль, не тревоживший ухо. Он напоминал спокойный перестук огромного механического сердца, по которому понятно, что всё идёт, как надо.

— Амар-да! — громко произнёс Санат.

— Тунда ой ярхэг14? — проворчал гном, не отрываясь от работы.

Вот тогда-то Алрина и обратила внимание на кряжистого карлика с рыжей косой, связанной колечком на затылке. Голову его венчала причудливая конструкция, напоминавшая жаровню, в которой Эльри выпаривала экстракты отваров. В нижней чаше что-то горело, отбрасывая круг яркого света на участок стены перед лицом гнома и медные отблески на его курчавые волосы.

— Хэрам Хемдир Хлах15, — ответил Волхв.

Стук молоточков затих. Хозяин обернулся, одновременно рассовывая инструменты по кармашкам, которых на его кожаном фартуке было несколько десятков. Стало видно, что "жаровня" снабжена круглым стеклом спереди и зеркальцем сзади. А внутри, как живой, плясал огонёк. И волосы в бороде, заплетённой в две косы, сходящихся в одну, казались действительно медными, а не просто рыжими. Хотелось потрогать их, чтобы убедиться, но как-то невежливо..

— Так-так, — отрывисто сказал гном. Алрина даже не сразу поняла, что он перешёл на понятный ей язык. — И кто это "мы"? — он подкрутил что-то в жаровне, и ставший ярче луч полоснул девушку по глазам. — А, вижу. Стражница. И что у вас стряслося?

— Аватара Мары завладела Мечом Керуна. Есть обученный Страж, который собирается вступить с ней в битву. Но ему нужно подспорье для равновесия.

— Хирдыг16, мой друг. Я рассудил его отдать.

— Как? Кому? Зачем? — Алрина впервые видела Волхва удивлённым и, казалось, даже близким к гневу.

— Когда грани пространств треснули, я прозрел, что Проклятые придут за сокровищем, и счёл за благо спрятать его в другом мире. Теперь оно у Сирина.

— То есть, ты это сделал ещё до того, как мы запечатывали разлом, и ничего мне не сказал? — Волхв определённо был задет за живое, а девушка даже не подозревала, что подобное возможно.

— Как-то не до того было, прости, — невозмутимо ответил Меднобород. — Но я и не обязан был. Ты мне не хозяин. Щит моя ответственность. Я решил — я сделал.

Санат закатил глаза и воздел руки:

— А если с тобой что-то случится? Остальные должны знать!

— Я оставил запись в библиотеке. Так надёжней. Должен сам понимать.

Волхв шумно выдохнул, видимо, признавая правоту гнома, но явно не хотел так легко сдаваться:

— Но у Сирина ведь уже хранился Бумеранг.

— Ну а теперь у него Щит.

— А Бумеранг он куда дел?

— Сильфам отнёс.

— Что?! — Санат вытаращил глаза, снова набрав в грудь воздуха, но, видимо, слов, чтобы выразить своё возмущение, не нашёл, поэтому молча сдулся, мгновенно беря себя в руки, и уже почти спокойно спросил: — Ну и где же они его спрячут? В воздухе что ли?

Меднобород так же странно развёл руками, как начальник стражи в начале пути — ладонями вверх, но на этот раз смысл жеста был понятен: он не знал.

— Отведаешь медовых лепёшек? — спросил гном, как ни в чём не бывало. — Моя Красноглазка только утром напекла.

Хранитель хмуро покачал головой, но тут Алрина осмелилась кашлянуть, чтобы привлечь внимание — она с утра ничего не ела. Наставник понял её правильно и поправился:

— Рассиживаться нам некогда, друг, прости. Знаю я твои застолья — до завтра не управимся. Но если угостишь в дорогу, мы будем тебе признательны, — и добавил для воспитанницы: — Чуть позже перекусим в одном красивом месте.

Гном выудил из-за пазухи висевший на цепочке небольшой рожок, и подул в него, издав два протяжных тона, почему-то показавшихся зовом: "Мил-ка17!". Через минуту из-за угла показался другой гном. Точнее, гномиха, судя по совсем короткой бороде и четырём небольшим грудям, подчёркнутым тонкими поясами, которые в нескольких местах перетягивали затейливо вышитый наряд. К ним крепились на крючках разнообразные инструменты небольшого размера, о назначении которых можно было только догадываться. Правда, ничего красного в её глазах Алрина не заметила.

Гномы поперегавкивались между собой на своём гортанном языке, после чего Красноглазка ушла, напоследок сделав жест, который среди людей мог быть воспринят, как обещание дать в морду, но у сидящего на верхотуре гнома вызвал лишь ухмылку и такое же движение в ответ. Волхв тоже умилённо улыбался. Почему-то Алрине подумалось, что так у гномов может выглядеть воздушный поцелуй.

Санат с Меднобородом перебросились ещё парой лающих фраз, Алрине же оставалось молча страдать от любопытства, так как перебивать старших она не решалась. Несмотря на вроде бы приятельский тон, ощущалась в их разговоре какая-то важность.

Зато она успела разглядеть, что узорчатые пластины представляли собой тонкие срезы полупрозрачных пород, прикрепленные поверх площадок всё того же мха, который их и подсвечивал.

— Меднобород такой же Хранитель, как я, — наконец снизошёл хоть до каких-то пояснений Санат. — Удун на их языке.

Девушка почтительно склонила голову, не зная, как полагается реагировать на подобное заявление. Гномий Волхв? Как интересно! Однако подумать об этом ей не дала Красноглазка, вернувшаяся с внушительным свёртком в серой не то бумаге, не то ткани — Алрина не поняла даже на ощупь, когда Хранитель кивнул ей забрать угощение. Место в суме оставалось исключительно благодаря распоряжениям Саната, и то верхний клапан не дотянулся завязками до петли.

— Урджил дун да18! — Волхв стукнул себя в грудь тыльной стороной кулака и тут же разжал его ладонью вверх. Словно выпустил в небо заряд добрых пожеланий от сердца.

— Бутэл харэл да19! — отозвался гном с таким же жестом и вернулся к работе.

А люди пошли по коридору дальше. Пластинки с узорами кончились буквально за поворотом. Осталась просто гладкая переливающаяся стена с двумя желобками на уровне человеческих плеч, как будто поверхность зачистили для дальнейшего украшения, но пока не добрались до неё. Алрине показалось странным, что они никого не встретили, хотя перестуки молотков доносились с разных сторон.

За следующим поворотом стена утратила свои чудные переливы, зато освещение улучшилось, и уже не за счёт мха — похоже тут имелись световые шахты. До слуха начал долетать скрип колёс, гул каких-то приспособлений, лающие голоса и топот ног. Но поглазеть на других обитателей подгорного царства девушке не дал Волхв.

— "Солнышко", — внушительно обронил он. — И чётки.

Алрина спохватилась, что совершенно забыла про упражнение и необходимость отвлечься от окружения. Вернуть нужное ощущение оказалось немногим легче, чем в первый раз. Что же так отличает этот мир от её собственного? Увы, вопросов было больше, чем ответов. По крайней мере, пока.

* * *

На этот раз Алрина не успела и половину чёток перебрать, как Санат тронул её за плечо:

— Остановимся, перекусим.

Она подняла глаза и ахнула: они находились в огромной пещере с водопадом и озером. Берег с одной стороны был крутым, а с другой спускался к воде ступенями, стены которых покрывала какая-то зелень. На своде потолка напротив, высоко вверху зияли большие отверстия, через которые проникал дневной свет. Солнце, похоже, клонилось к закату. Волхв провёл Алрину поближе к водопаду по зелёным уступам. Растительность напоминала мох, только с очень большими чешуйками. А под водой они переходили в красноватые водоросли. С виду это всё походило на естественные образования, но слишком уж удобно располагалось, а на уступе даже можно было присесть, что они и сделали.

— Доставай лепёшки, — велел Санат. — И можешь задавать вопросы.

Девушка вынула из сумки свёрток, который дала ей гномиха, положила на камень между ними, и развязала тесёмки, вызывавшие ощущение не вполне тканевых, как и обёртка.

— Что это за материал? — спросила она.

— Цасгах, нечто среднее между бумагой и тканью из водорослей, — ответил Волхв. — Но тебе надо спрашивать не об этом.

Он взял коричневатую лепёшку, разломил её и стал жевать. Алрина последовала его примеру, чтобы собраться с мыслями и вернуться к главным вопросам. Действительно, сведения об этом мире ей вряд ли когда-либо пригодятся.

— Значит, мы идём за щитом для Клареда?

— Да.

— Он тоже из Доспехов Богов, как и меч?

— Верно. Щит Хемдира. Хёдра по-вашему.

— Тогда почему вы взяли меня?

— Мне лучше не трогать подобные артефакты. А Клареда теперь не вырвать из Ордена. Так что остаёшься ты. Прости.

— За что?

— Ну, что не тебе предлагаю. Во-первых, у него всё-таки больше шансов — со способностями, которые дало ему посвящение. По крайней мере, в открытом бою. Во-вторых, глупо было бы нести второй предмет к аватаре Мары самим. Даже доставлять его в тот же мир, рискованно. Но боюсь, без щита ему не выстоять против неё. Причём не только в физическом, но и в моральном смысле.

— Вы надеетесь, что щит склонит его отречься от Смерти?

— Честно говоря, да. Он ведь успел пройти уже два посвящения. И сам не осознаёт, до какой степени завяз в этой истории. Если Морена убьёт Клареда, то, боюсь, что ты его душу уже не догонишь.

— Почему?

— Ну, насколько я знаю замашки Проклятых, Мара сразу отправит его в высший мир "контрабандой", а тебе, чтобы попасть туда, надо не только умереть, но сначала дорасти до рождения там. Так что даже в лучшем случае ты можешь на полжизни опоздать.

Санат разломил остаток лепёшки надвое и стал жевать уже четверть. Алрина не стала повторять это странное действие, просто принялась за второй кусок.

Вкус у лепёшек был немного странный. Девушка не могла понять, из какой муки они сделаны. Пахло грибами, а на вкус чудилось мясо. Но при этом также ощущался дикий мёд. В небольшом количестве, так что сладкой булку не назовёшь. Впрочем, солёной тоже. Непонятный, в общем, вкус. Но довольно сытная...

— Есть и другая опасность, — вздохнул Санат. — Если Кларед убьёт Морену, это создаст между ними кармическую связь. Так что отречения из любви к тебе может уже не хватить, чтобы разорвать порочный круг. Конечно, для того, чтобы реализовать этот узел, Маре снова придётся воплощаться в аватаре. Но чего не сделаешь ради достижения цели?

— В смысле, даже если он убьёт Морену и отречётся от Смерти, Мара всё равно сможет затащить его туда, куда собралась?

— Боюсь, что так.

— А зачем ей это вообще?

— Полагаю, она хочет заполучить в своё будущее воинство Стража, чтобы облачить его в Доспехи, которые сейчас собирает.

— А самой не надёжней? Как-то же она справляется с Мечом.

— Один предмет ей по плечу, и то, не факт, что всякий. А вот навесить на себя сразу несколько вряд ли удастся. Всё-таки эти Доспехи воплощают в себе законы Мироздания, против которых Проклятые выступают. Основополагающим свойством, которое им мешает, является эволюция. То есть способности разумного растут по мере его развития. Тогда как они обычно стараются раздуть страсти, вызывающие деградацию. В общем, ношение Доспехов противоречит их целям. И чем больше их собрано вместе, тем сложнее примирить это противоречие. Я думаю, для них вообще единственный способ применить Доспехи против Богов-распорядителей — это одурачить какую-то достаточно продвинутую душу, чтобы та считала себя воюющей за правое дело. Вот поэтому, я думаю, они и стремятся заполучить Стража. Тебя ведь тоже хотели использовать. Именно поэтому Морена пыталась тебя сломать — чтобы запутать и подчинить. Если бы она заставила тебя убивать для себя, вас тоже связала бы кармическая связь, и кто знает, как далеко это могло зайти?

— Но как же тогда с ней вообще справиться? В смысле, как разорвать с ней все связи? Чтобы она потеряла над нами власть.

— Пленить и дать казнить кому-нибудь другому.

— Легко сказать! Но... Тогда не будет таких последствий?

— Последствия — это опыт, а опыт приносит душе рост. Не стоит бояться последствий. Просто можно усвоить урок легче, а можно тяжелее. С Проклятой на хвосте это, безусловно, будет сложнее. Но Пути Мелина неисповедимы. Своим давлением она рискует лишь сильнее закалить вас. Чем темнее ночь, тем дальше тебя может вынести её течение.

— Хотите сказать, чем хуже, тем лучше?

— В каком-то смысле. Главное — не сдаваться.

Волхв посмотрел на остаток лепёшки и отложил её. Свою Алрина к тому моменту прикончила и не прочь была добавить маленький кусочек. Она протянула руку к четвертинке и вопросительно подняла глаза на спутника. Тот улыбнулся и кивнул.

Пока Алрина доедала, Санат достал из сумки флягу, отпил несколько глотков, посмотрел наверх и возгласом привлёк внимание девушки, показывая себе за спину. Она посмотрела на водопад и ахнула: солнечные лучи падали прямо на струи, которые переливались, словно драгоценности! Казалось, порог, с которого стекала вода, состоит из алмазов. И в довершение водяная пыль расцвела радугой, особенно яркой здесь, в полутьме.

У Алрины захватило дух от такой красоты, она даже забыла жевать. Однако продолжалось представление недолго — буквально через пару минут всё погасло и стало выглядеть так же, как раньше. Правда, теперь она замечала, что в породе, по которой стекала вода, действительно были вкрапления каких-то самоцветов.

Внезапно раздавшийся звук шагов застал девушку врасплох. Только теперь она обнаружила, что на террасе были гномы — видимо, тоже приходили полюбоваться. Почему-то группами по трое, состоявшими из двух мужчин и одной женщины. А теперь уже расходились. Всё-таки, как легко её отвлечь! Или есть в этом что-то ещё?

— А почему здесь сложнее сосредоточиться? Ну, включить "солнышко". Да и гномов я не заметила. Это я такая растяпа или другой мир на меня как-то влияет?

— Всё верно. Здесь материя плотнее, а время разрежённей, чем в нашем мире. Поэтому любые проявления "тонких" субстанций и чувств затруднены. Все эти "токи", присутствие, которое ты ощущаешь — движения "эфира" от мыслей и эмоций других существ. Но у гномов эмоции слабее и инертнее, а мышление конкретней и медленней, поэтому колебания от них намного меньше, чем ты привыкла среди людей. Да и самих гномов не обучить тому, что умеешь ты и многие среди нартов, у них просто отсутствуют нужные способности. Тебе же сложнее разогнать свои "тонкие" поля, потому что они здесь буквально тяжелее, плотнее, материальнее. Но это поддаётся тренировке. Так что не прекращай. Сейчас мы спустимся ещё на один мир "ниже", станет ещё труднее. Но если тебе удастся и там включить "солнышко", я буду спокойней за тебя в компании Морены.

— Погодите, а что со временем? Что значит, оно "разрежённей"? Оно здесь идёт с другой скоростью? Быстрее или медленнее?

— Медленнее.

— То есть, за час здесь в нашем мире проходит больше времени? Сколько?

— Нет, меньше. Примерно три четверти часа. Потому что во времени главное скорость реализации причинно-следственных связей. То, на что в нашем мире у тебя уйдёт три четверти часа, здесь займёт час.

— Ничего не поняла.

— Не забивай себе голову, это тебе не пригодится. Достаточно знать, что мы не потеряем полгода, пока ходим тут, как могло бы быть при визите в мир повыше. Доедай и идём.

Алрина засунула в рот остаток лепёшки и приняла из рук Саната флягу, чтобы запить. Пока она складывала остатки трапезы в суму, которая теперь нормально закрылась, Волхв подошёл к краю уступа и наполнил флягу из водопада. А потом пришлось снова уткнуться в чётки и вернуться к растопке "солнышка".

* * *

На этот раз Санат предупредил Алрину о прохождении барьера между мирами заранее. Велел удвоить усилия по "солнышку", мол это должно помочь. Девушка не очень понимала, как их можно удвоить, ведь ей и так приходилось стараться изо всех сил. Ровно до тех пор, пока не навалилась тяжесть барьера. Казалось, её сейчас расплющит или, по крайней мере, оторвёт и отбросит от Волхва, который не пытался облегчить ей переход и даже не оборачивался.

Умом Алрина понимала, что тот не бросит её в другом мире навсегда, но всё равно испытала безотчётный страх потеряться под землёй. Паника накрыла чёрным покрывалом, однако, именно тьмы девушка боялась больше всего и краем сознания понимала, что страх — её главный враг. Она напряглась изо всех сил и, наверное, даже не удвоила, а утроила сосредоточение на внутреннем пламени. "Солнышко" полыхнуло так, что разом порвались и "покрывало" и барьер. А ещё какая-то граница восприятия.

Буквально на миг Алрина прозрела, что они уже в другом мире и совсем не так глубоко, как казалось недавно. Она ощутила, насколько отличается здесь среда. Воздух казался ещё плотнее, а время медленней, однако, это не давило, в отличие от царства гномов, а как-то расслабляло... Или дело было в "солнышке" и Санат не зря говорил, что оно поможет?

Девушка обратила внимание на наставника и вдруг поняла, что у того внутри постоянно горит ослепительный свет — видимо, такое же "солнышко", только неизмеримо ярче. Вот почему ему так доверяешь и рядом так легко принимать правильные решения... Наверное. А вовсе не потому, что они были знакомы в прошлых жизнях.

Волхв обернулся, реагируя на её взгляд, и одобрительно кивнул:

— Постарайся не упускать это ощущение всё время, что мы здесь будем.

Вскоре они выбрались из какой-то трещины в земле и оказались в узкой глубокой лощине. С двух сторон нависали скалы, подмытые водой. Похоже, здесь когда-то текла довольно глубокая река...

Местность постепенно повышалась, "берега" раздвигались, становились пологими. Открывался вид на горы вокруг, но совсем не такие, как в Серединных Княжествах. Они походили скорее на гигантские широко разбросанные холмы.

В лощине растительность, как ни странно, была скудной, видимо, из-за каменистого дна бывшей реки. Оставалось только гадать, почему оно не заполнилось перегноем и не заросло. А вот выше по склонам начинались рощицы и даже леса. Санат указал на одну из ближайших вершин и сказал:

— Нам туда.

Алрина прикинула, что обычным шагом топать ещё пару часов, как минимум, и думала, что придётся вернуться к чёткам. Но так хотелось поглазеть на другой мир хоть немного! Тем более, что предыдущего она, по сути, не видела. Поэтому девушка жадно оглядывала окрестности, ожидая оклика Саната. Однако, Волхв её не торопил.

В первую очередь бросалось в глаза, что солнце светит немного иначе. Тусклее и немного с отливом в красный, как бывает на закате, хотя сейчас стоял полдень. Растительность в целом очень походила на привычную, только с большим количеством красных листьев, особенно на верхушках и кончиках.

Сначала кругом попадалась, в основном, разнообразная трава и цветочки, потом пошли кустарники. И в них кто-то прятался! Наблюдал за ними. Кто-то непонятный: то ли зверь, то ли кто поразумнее. Ощущение отличалось как от людей, так и от гномов, но не походило и на животных.

— А здесь кто обитает? — спросила Алрина своего молчаливого спутника.

— Зверолюди, — лаконично ответил Санат.

— Они не опасны?

— Не для нас, — вот и весь ответ.

Но как не бояться неизвестности? Любопытство у обитателей кустарников явно зашкаливало, их было много, Алрине не удавалось всех отследить. Мягкий тычок в голень застал её врасплох. Девушка обернулась, подпрыгнув, и увидела странную помесь козлёнка с зайчонком совершенно чёрного цвета. Вот только мордочка у него была почти человеческой, разве что покрытой короткой шёрсткой.

Зверёныш тоже сначала отпрыгнул с перепуга от резкого движения, застыл на задних лапках, а потом остановился и потянулся к ней головой, принюхиваясь и виляя коротким пушистым хвостиком. Он был до невозможности милым, и Алрина невольно улыбнулась. А потом протянула руку и погладила. Создание восторженно захрюкало и лизнуло её в ладонь. Из кустов тут же выскочили другие похожие существа и обступили девушку. Они оживлённо повизгивали голосами человеческих малышей и тоже требовали внимания.

Алрина растерянно обернулась к Санату:

— Они все здесь такие дружелюбные?

Волхв явно пытался скрыть улыбку:

— Вообще-то это детёныши созданий, известных кое-где в нашем мире, как черти.

— Ой, — Алрина отдёрнула руку от пушистой толпы. — То есть они на самом деле опасны?

— Я же сказал, не для нас. Идём, а то до вечера не управимся.

Девушка попыталась продолжать путь, но чертята не желали уходить, тёрлись об ноги и мешали идти. Она притворилась сердитой, шикнула на них, топнула ногой. Зверьки отскочили, но недалеко и ненадолго. А тем временем из зарослей подходили всё новые, другие: копытные, кошачьи, лисьи, похожие на медведей, ежей, оленей, барсуков, помесь всего вышеперечисленного и совсем уж невиданные существа — от их многообразия шла кругом голова. И продвигаться стало решительно невозможно.

— Санат! — окликнула Алрина ушедшего вперёд Волхва. — Как мне от них избавиться?

Тот обернулся, уже не скрывая улыбки, и снизошёл до ответа:

— Их привлекает твоё "солнышко". Ты молодец, что не упустила его из внимания, но для зверья оно делает тебя подобным богине-матери, Дане. Так что они от тебя не отвяжутся, пока ты не научишься скрывать этот свет. Что тебе весьма пригодится рядом с Мореной. Иначе она всё поймёт.

— Не погасить, а именно скрыть? — недоуменно переспросила девушка. — Как это сделать?

— Объяснить не выйдет — слишком неуловимое ощущение. Но теперь ты знаешь, что это возможно. Подумай сама. Пусть поработает твоё воображение. А зверолюди послужат проверкой. Ко мне же они не цепляются, хотя мой Огонь Души не гаснет никогда. Но среди людей он почти всегда скрыт, иначе, поверь, от всякого рода последователей, поклонников и страждущих просто нет отбоя.

Алрина задумалась, пытаясь представить себе, как это можно сделать "солнышко" невидимым. И на помощь ей пришло довольно очевидное сравнение с природой — облака. Ведь за ними солнца не видно, хотя оно продолжает светить, иначе стало бы совсем темно. Осталось вообразить, каково́ остаться с другой стороны... Но потом вспомнились высокогорные летовья с Ордой. Она не раз поднималась на вершины с другими подростками, собирая дары природы, а иногда и сама в поисках уединения. И порой оказывалась выше туч. Можно было провести день на солнце, пока стойбище поливал дождь. А можно было, спускаясь обратно, намокнуть в плотнейшем тумане, которым оказывались облака на поверку, тогда как внизу весь день оставалось сухо.

Вот только воспоминания следовало подкорректировать — так, чтобы она одна сидела где-то на действительно высоком и недоступном пике, касающемся неба вершиной, которую отделяют от остального мира плотные грозовые тучи. Или не очень плотные. По надобности.

Алрина погрузилась в этот образ, отключившись от окружения. Покашливание Саната вернуло её в настоящий момент, и стало даже стыдно: разве можно было так терять бдительность на незнакомой территории? Впрочем, похоже, Волхв не считал обстановку опасной. К тому же, оказалось, что большая часть "попрошаек" разбрелась, остались только самые упёртые... Или глупые? Тот самый чертёнок, который первым боднул её в ногу, и несколько других существ.

— Давай теперь без ухода в себя попробуй. Выдели ощущение, которое поймала, чтобы не пришлось каждый раз воссоздавать образ, и примеряй его, а не всю ту картину, что ты себе нафантазировала. Понимаешь?

Алрина готова была помотать головой в отрицании, но внезапно вспомнила состояние "невидимки" от людей, которое каким-то образом объединилось с ощущением пребывания за облаками от остального мира, и она исхитрилась "натянуть" на себя это состояние, хотя пояснить, как именно, не смогла бы. Похоже, действительно, для некоторых действий достаточно было узнать, что это возможно. Или Волхв каким-то образом передавал ей свои умения прямо в ум?

— Идём, надо всё-таки продвигаться к цели. Неизвестно, сколько мы там ещё проведём. Могут быть осложнения.

С этими словами Санат снова развернулся и зашагал вперёд. Алрина поспешила за ним. Несколько зверьков всё ещё трусили за ней, хотя она была уверена, что "пригасила" "солнышко". Спустя какое-то время однако же спросила:

— А с этими что делать? По-моему, они просто по старой памяти за нами тащатся.

— Не обращай внимания — отстанут. Совсем не обращай. Я серьёзно. Они чувствуют малейшую вибрацию в свою сторону. Для молодняка это всё равно что приглашение к общению. Поэтому просто выброси их из головы. Через пару минут интерес без подпитки угаснет, и они о тебе забудут.

Алрине невольно подумалось, нельзя ли было так же "расправиться" с Арто в своё время. Впрочем, тогда не было бы повода завести отношения с Бреном, а это всё-таки одно из самых светлых пятен в её юности.

Зверёныши отстали, когда кустарник кончился и путникам пришлось карабкаться выше по камням. Возможно, там кончалась их территория, но эта мысль промелькнула и исчезла: Алрина была слишком сосредоточена на том, чтобы удерживать новое состояние "затуманенного солнышка", а то пару раз ослабляла внимание и сразу ощущала интерес множества невидимых обитателей склонов.

* * *

До цели добрались довольно скоро — солнце не прошло и полпути к закату. Пришлось пересечь несколько рощиц, а под конец, настоящую чащу из каких-то кривых деревьев, причудливо переплетающихся друг с другом. Они были похожи на помесь лиан и такки из Долины Восьми Озёр. Алрина готова была поклясться, что путь, которым они следовали, непроходим, но Волхв каким-то чудом находил дорогу. Или просто просил растения расступиться? Казалось, они обладали каким-то зачаточным разумом. А может, просто фантазия разыгралась от непривычного света и воздуха.

Верхушка горы была лысой, довольно покатой, но в одном месте всё же возвышалась скала, похожая на косой парус. Её окружали заросли колючего с виду кустарника. Санат направился в обход, к менее крутому склону — похоже их путь лежал на самый верх.

Волхв со знанием дела лавировал в лабиринте из остролистных кустов, предупредив, что важно о них не пораниться, так как растение было умеренно ядовитым. Но у подножия дорогу им внезапно преградил кусок тела гигантской змеи, недвусмысленно выгнувшийся в запрещающем "жесте"; его начало и конец терялись в зарослях.

Одновременно послышалось ушераздирающее шипение, и над большим камнем у скалы показалось почти человеческое туловище, покрытое чешуёй. Оно опиралось на камень парой задних лап наподобие жабьих, только размером с медвежьи. А верхние, больше похожие на руки, разве что с когтями и перепонками, были сложены на груди. Впрочем, это могли оказаться не единственные конечности, так как корпус колбаской уходил вниз, за камень, лишь немного сужаясь. Голова тоже представляла собой дикую помесь черт человека и ящерицы. Существо разинуло широкую пасть с острыми зубами-иглами и зашипело снова. Алрина невольно схватилась за "когти корса", однако, Волхва не впечатлила угроза.

— Прекрати, Хахт. Ты меня знаешь. Раз я пришёл, это важно.

Хахт упрямо зашипел в ответ и сделал волну змеёй, преграждающей дорожку. Только тогда до девушки дошло, что это две части одного существа и чем на самом деле заканчивается ящероподобное тело. Она попыталась представить, как оно выглядит целиком, но тут к спине что-то прикоснулось, ощутимо толкая её вперёд.

Алрина отскочила, оборачиваясь, и "когти корса" сами прыгнули в руки. Сердце колотилось, как бешеное. Она ведь никого не ощущала рядом! Впрочем, это оказался кончик хвоста твари, тянувшийся из-за кустов совсем с неожиданной стороны! Какой же она длины?

— Это друг. Ей можно доверять, — тем временем сказал Санат, и девушка поняла, что это ответ на жест хвостом, который тут же втянулся куда-то обратно в заросли.

— Он что, тоже понимает наш язык? — спросила она, пряча кинжалы на место.

— Нет, он не владеет языком, как и большинство местных зооморфных обитателей. Но понимает тон и общий смысл послания. Поэтому всё равно, на каком языке говорить. Хоть мычи. Главное — вкладывать в речь простые и чёткие эмоции. А это всё-таки проще сделать, концентрируясь на привычных словах, чем пытаясь имитировать "собеседника".

Хахт опять зашипел, вроде бы уже менее враждебно. Алрина на всякий случай немного "проредила" "тучи" на своём "солнышке", чтобы произвести положительное впечатление на грозного змеечеловека.

— Нам очень срочно, — продолжал настаивать Волхв.

Туловище покачалось над камнем — видимо, существо раздумывало. Наконец оно зашипело в последний раз и уползло в укрытие, где пряталось до того. Алрине показалось, что Хахт сказал: "Пеняйте на себя, я предупредил", но она понимала, что это чистой воды фантазии. Однако хвост поднялся, образуя достаточно высокую арку, чтобы путники могли пройти, не сгибаясь, и опустился за ними. Миновав стража, Санат полез на скалу, показывая девушке путь.

Подъём оказался не очень сложным. Под пиком скалы имелась небольшая площадка, на которой в огромном гнезде сидела здоровенная птица — больше человека — с необычным оперением, похожим на воронёную сталь с серебристыми прожилками. Голова её была спрятана под крылом.

— Сирин! — окликнул Санат.

Птица даже не шелохнулась — похоже, она глубоко спала. Волхв принялся звать на все лады, но существо не желало просыпаться. Тогда он со вздохом устроился на земле, скрестив ноги, бросил:

— Я пойду поищу его в астрале. Подожди тут, — и погрузился в медитацию.

Алрина тоже уселась на землю и воспользовалась случаем, чтобы перекусить. Санат мог подолгу обходиться без пищи и даже забыть, что не все способны питаться воздухом. А вот она изрядно проголодалась.

Девушка умяла ещё одну гномью лепёшку вприкуску сыром и солониной из их собственных припасов в дорогу. Попила воды из гномьего родника. Вытерла руки об единственное растение с крупными листьями на площадке, внешне похожее на лопух, но обдавшее её при растирании сильным пряным ароматом. И, видя, что никаких шевелений со стороны соседей по уступу не намечается, села помедитировать на внутреннем солнышке, чтобы снять тяжесть, давившую на грудь тем сильнее, чем призрачней становилось ощущение внутреннего огня при малейшем отвлечении.

Алрина успела довольно глубоко уйти в себя и раскочегарить "светило" так, что ей стало совсем хорошо, когда её вернуло в действительность движение рядом — Санат очнулся, поднялся и снова пошёл к гнезду:

— Сирин! Эй, Сирин! Да очнись же ты, старый стервятник!

Птица вздрогнула всем телом и медленно подняла голову. Девушка так и обомлела — на вполне себе птичьей шее красовалась совершенно человеческая голова со сказочно прекрасным лицом: белоснежная кожа, угольно-чёрные брови дугой, длинные ресницы и синющие глаза! Разве что вместо волос пёрышки. И тут Алрину осенило:

— Вы — птица Хумай? — выпалила она, забыв, что существо может её не понимать.

Ведь именно так изображали нарты мифическую вестницу счастья и беды! А ещё приписывали ей стальные перья, которыми она могла разить врагов. Конечно, всё дело в необычном цвете. Хотя только сейчас, глядя на неё, девушке пришло в голову, что доспехи ахсартагов с их чёрными стальными пластинками имитировали вовсе не броню валькирий, а как раз оперение вещей птицы.

Та уставилась на Алрину уничтожающим взглядом своих прекрасных глаз, изучая, словно букашку, которую собралась склевать. А потом вдруг прокаркала старческим противным голосом, обращаясь явно к Санату:

— Она тупая или слепая? Ты уже раз двадцать назвал меня по имени.

— Ой, простите, я не подумала, — устыдилась Алрина. — Конечно же, я слышала, что вас зовут Сирин, просто у народа, среди которого я выросла, в легендах описана птица, точно как вы.

— Я тебе не птица, а птицелюдь! — проворчал Сирин.

Алрину страшно забавлял контраст между ангельским лицом и голосом старой карги, но она старалась не подать виду, чтобы не разозлить Сирина ещё больше. Впрочем, тот, кажется, уловил её настроение — скривилсся недовольно, прокашлялся и заговорил совсем другим, чарующим напевным голосом:

— Свещать я тоже могу, но зачем это мне? — сделал паузу, словно ожидая ответа, а потом снизошёл до объяснений: — Хумай давно отошла в мир иной, небось уже человек или даже валл. Это моя мать и наставница, прошлый Хранитель нашего мира.

Алрина сделала что-то вроде поклона головой, выражая своё почтение. Получается, теперь она видела Волхвов уже трёх миров?

— Нам нужен Щит, — перешёл к делу Санат.

Сирин только крякнул с досады и переступил лапами.

— Что такое? Он у тебя? — насторожился Волхв.

— Да. Я на нём сижу.

Санат на миг прикрыл лицо ладонью, издав непонятный то ли всхлип, то ли смешок, но мгновенно взял себя в руки:

— Ну так вставай.

— А гнездо кто переделывать будет? Ты не дал мне восстановить силы как следует, — нахохлился Сирин, всем своим видом выражая нежелание покидать уютное местечко.

— То есть, ты свил гнездо поверх Щита?

— Ну а то! Так надёжнее. Очень удобное основание, знаешь ли. Самое удобное из гнёзд, что я вил за всю свою жизнь.

Волхв воздел очи горе, вздохнул и спросил:

— А Бумеранг ты куда дел?

— Сильфам отдал на хранение.

— И где же они его будут хранить?

— Так в воздухе же и будут. Он неплохо летает. А постоянно перемещающуюся цель труднее всего найти.

Сирин был явно доволен своей придумкой. А вот Санат чуть не застонал:

— Ты хоть понимаешь, что рано или поздно они наиграются и устанут, бросят этот чёртов Бумеранг, и его уже никто никогда не найдёт, даже если понадобится?

— Я подкинул им неплохую затравку, чтобы надолго хватило.

— Если их не займёт вдруг что-то другое. Его надо забрать.

— Ну тогда тебе придётся мне помочь. Я через огненный мир просто так не пройду. В тот раз Меднобород помогал — ждал меня там. Ему дальше спускаться слишком тяжело.

— А мне вообще так низко ходить не положено.

— Но у тебя есть проводник до самого низа, — Сирин кивнул на перстень Волхва.

Санат тяжко вздохнул, но признал его правоту:

— Ладно, выметайся из гнезда.

Птицелюдь со старческим кряхтением расправил огромные крылья, сделал ими мощный взмах, от которого поднялся самый настоящий ветер, и одним движением переместился на уступ повыше.

— Помогай, — велел Волхв Алрине.

И они принялись за разборку гигантского гнездилища, а Сирин командовал с верхушки:

— Поаккуратнее, чтобы потом сложить всё, как было!

Костяк конструкции состоял из довольно крупных сучьев, перемежающихся с хворостом помельче, а самые мелкие промежутки заполняла сухая трава. Поскольку птицелюдь был довольно крупным и, наверняка, тяжёлым, всё это спрессовалось в сплошную массу, которую в любом случае приходилось ломать.

— Запоминай внимательно, как всё было, — велел Санат. — Будешь восстанавливать, пока мы сгоняем туда и обратно.

Посмотрев, что многие мелкие ветки раскрошились, а трава превратилась в труху, Алрина сказала:

— Тут частично надо подновить хворост и траву. Только где их взять? Точнее, травы тут, может, и хватит, а вот веточки среднего размера... Мне как-то не по себе отходить далеко. Да и потом, пропустит ли меня назад Хахт?

Сирин, не снизойдя до ответа ей, запел что-то невообразимо красивое, но слишком коротко, чтобы девушка успела насладиться. Через минуту из-за скалы показалась верхняя, почти человечья часть туловища Хахта и тот что-то одобрительно зашипел. Потом посмотрел на Алрину по очереди каждым глазом, чуть поворачивая голову, прошипел что-то ещё и уполз обратно.

— Всё, теперь он будет тебя охранять. Можешь не бояться, — изрёк Сирин. — А веточки с травой мы тебе сейчас сообразим.

На этот раз он сильно вытянул шею вверх и начал издавать призывные звуки на разные птичьи голоса. Человеческое горло на такое способно не было, да и на груди у него вздулся воздушный мешок, топорща пёрышки — значит, схожесть всё-таки относительная.

К моменту, когда Волхв с Алриной заканчивали разборку гнезда послетались разнообразные и дико чудные не то птицы, не то... Горгульи? Грифоны? Летучие упыри? В общем, полный набор оживших сказок и легенд. Даже крылатый конь с человеческим торсом! Этот, впрочем, владел чем-то похожим на речь, только состоящую из невнятных звуков. И всем им Сирин что-то пропел, каждому на свой лад, после чего крылатые создания умчались в разные стороны.

— Вот, пегас ими покомандует, чтобы принесли, сколько надо, — сказал Сирин, раздав распоряжения. — Заодно поможет тебе всё правильно сложить, как я люблю. А ты, Улик, сходи пока с Хахтом побеседуй, нам тут надо ещё кое-что секретное обсудить.

Последняя фраза была обращена к крылатому коне-человеку. Тот фыркнул почти по-лошадиному, прокурлыкал что-то, по ощущениям весьма похожее на фразу: "Не о чем мне с ним беседовать", — но всё же распахнул крылья и спланировал вниз, под скалу.

* * *

Не успела Алрина спросить, почему Щит не скрывают от местных жителей, как были убраны последние ветки и оказалось, что артефакт хранился в чехле из тёмной пёстрой кожи, похожей на змеиную, причём одним куском, только с завязками по бокам...

Ну и огромный же он был! Чуть ли не в человеческий рост, и при этом круглый. Девушка не знала, чему дивиться больше: с какой гигантской змеи сняли такую широченную шкуру (с кого-то вроде Хахта?) или какой прок от столь громоздкой конструкции в бою.

Санат недовольно скривился:

— Ты что, на максимум его раздвинул?

— Ну да, а то как бы я на нём гнездо свил? — отозвался довольный собой Сирин.

— Как только умудрился...

— Меднобород помог.

— Подсоби, — обратился Волхв уже к Алрине.

Они взяли Щит с двух сторон и подняли. Тот оказался неожиданно лёгким для такого размера. И сердце сразу кольнула непонятная радость. Почти как от прикосновения к Мечу, но немного другая.

— Попробуй настроиться одновременно на Щит и на своё "солнышко", чтобы между ними возник контакт, — напутствовал Санат, — Ты это сразу почувствуешь. А потом представь, что Щит уменьшается до разумных размеров и дави на меня.

С первой попытки ничего не вышло. Алрина просто не понимала, как представить себе предмет, который ни разу не видел.

— Можно я хотя бы взгляну на него или потрогаю? — попросила она.

— Ну, при таком размере чехол будет снять тяжело — он натянут до предела. Можешь развязать одну сторону и заглянуть внутрь, — разрешил Волхв.

Они перевернули Щит лицом вверх и опустили на землю. Санат отошёл в сторонку, Алрина же благоговейно развязала шнурки, стягивающие кожу, приподняла её и увидела блестящий край из белого с золотым отливом металла, как у Меча. Только по поверхности, словно отблеск костра, бежал почти невидимый орнамент из бесчисленных завитков. Странная вычурность для боевого доспеха...

К тому же не верилось, что такая огромная металлическая махина так мало весит. Может, это обман зрения? Девушка протянула руку и потрогала божественный Щит. Нет, без сомнения, это тот же металл или очень похожий. А кроме того, в сердце сразу заструилась радость узнавания — не самого Щита, а шедшего от него ощущения некой исконной правды, которую подспудно всегда знал, но забыл, потерял за множеством сомнений, однако вот она... И стало ясно, что всё именно так и должно быть: для чистого сердцем, кто не далеко ушёл от этой истины, Щит Хёдра, как и Меч Кернуна, весит ровно столько, чтобы орудовать им без труда.

Покашливание Волхва вернуло Алрину в действительность. Она завязала чехол, на этот раз без труда настроилась на нужное ощущение, и огромный диск легко уменьшился под давлением двух пар рук. Девушка так и не поняла, каким чудом это произошло — то ли механически, то ли магически... Однако теперь его размер не превышал обычного круглого щита кочевников. Правда, он стал ощутимо толще, но вес не изменился.

Перемещая завязки на чехле так, чтобы было удобно закинуть его за спину, Алрина не утерпела и заглянула внутрь. Орнамент из "отблесков костра" уплотнился и теперь покрывал почти всю поверхность. С такой диковиной Кларед будет выделяться на поле боя, как дуб на прогалине...

— А нельзя его как-то замаскировать? — спросила она Волхва. — Уж больно приметная вещь.

— Это уже на ваше усмотрение. Можно попробовать натянуть поверх кожу, но, сама понимаешь, это только до первой рубки.

— Ну, возможно, большего и не требуется. В пылу боя окружающим будет уже не до того. Главное, чтобы раньше не спёрли.

— Ладно, на тебе гнездо, — сказал Санат, — а мы пошли. Когда вернёмся, не знаю. Но со строительством можешь не особо торопиться. Еда у тебя имеется — думаю, должно хватить. Если нет, попроси Хахта нарвать ягод — этот кустарник ему нипочём, а плоды там довольно вкусные, да и питательные тоже. Может, он и грибов тебе найдёт где-то в расщелинах. Чтобы не слопать ненароком кого-нибудь разумного...

— А всё-таки, мы что, Щит от местных не сильно прячем? — решила уточнить девушка.

— Ну как сказать... Никто же ничего не видел. С воображением у них тут не очень. Так что открыто демонстрировать всё-таки не стоит. Но и подвоха можно не ждать. Для Проклятых это слишком простой народец. Им могут разве что бешенство какое внушить, и то не так-то просто. Да и не знают они, что мы здесь. Тут больше любопытства местных стоит опасаться, но не на Лобной горе. Тем более, под охраной Хахта с земли и Улика с воздуха.

Санат отвернулся и махнул Сирину:

— Спускай сюда свою тушку. Зовёшь меня в ад — так вези.

Птицелюдь закряхтел, как столетний дед, и с преувеличенным трудом спланировал на площадку. Пригнулся к земле, и Волхв полез ему на загривок! А Сирин продолжал ворчать:

— Ты ж вес свой облегчить не забудь, а то не донесу...

— Не учи учёного, — в тон ему отозвался Санат. — И не прибедняйся — не такой уж ты и дряхлый.

Сирин разогнулся, тяжело разбежался и рухнул со скалы. У Алрины на секунду даже дыхание перехватило, но через миг странная парочка благополучно взмыла вверх.

— Не забывай про "солнышко" и про "тучи", пока работаешь! — крикнул ей напоследок Волхв, и девушка осталась одна в незнакомом мире со странными существами.

Не прошло и минуты, как на площадку наполовину взбежал, наполовину вспорхнул пегас и что-то вопросительно прокурлыкал. Алрина понятия не имела, что он спрашивает, но решила, что надо наводить мосты:

— Ты Улик? А я Алрина. Извини, я тебя не понимаю. Поможешь строить гнездо?

Она сопровождала свои слова жестами, и, как ни странно, коне-человек её, кажется, понял. По крайней мере он отозвался утвердительно и потащил ветки на распадок камней, служивший основанием гнезду.

— Нет, погоди! Так не пойдёт, — остановила его Алрина. — Надо сначала сделать площадку. Погоди, сейчас покажу.

Она подобрала крупный булыжник и пристроила его так, чтобы закрыть одну из щелей между камнями. Потом другой. В детстве они сто раз этим занимались, готовя подставку для столешницы, сундука или чего угодно. Подбор неотёсанных камней так, чтобы они прилегали друг к другу, требовал времени, конечно, но глазомер на подходящие тому или иному булыжнику места вырабатывался быстро.

Улик оказался сообразительным, к тому же расторопным — таскал булыжники со всех склонов, когда на площадке подходящие кончились. Кое-что даже сам пристраивал, хотя не всегда удачно. И вскоре они в четыре руки соорудили достаточно ровный "насест". Птицы тем временем натаскали сучьев и веток, свалив их кучей в сторонке.

Если Алрине случалось позабыть о "солнышке", ей становилось тяжело дышать и двигаться, а если о "тучках", то кто-то из помощников непременно начинал застревать на площадке, норовя к ней прикоснуться чем там уж у кого было. Поэтому совет Волхва оказался несколько излишним: сама обстановка не давала забыть о постоянной работе по выстройке себя, которая постепенно отошла фоном на второй план в сознании. И через пару часов девушка обнаружила, что ей больше не требуется особых усилий, чтобы поддерживать нужное состояние: разум привык как бы сам проверять внутренний огонь через небольшие промежутки времени и подбрасывать в него немного "топлива", которым служило внимание, а также выравнивать "облачный покров", одёргивая его, словно летнюю входную занавеску в юрте.

Вскоре солнце стало садиться. Пернатые помощники разлетелись, а Улика Алрина попросила остаться. Не по себе ей было одной ночевать, к тому же, под охраной огромного змея. Пегас закивал, но закурлыкал и начал показывать что-то руками. Из чего девушка сделала вывод, что ему надо отлучиться, но он скоро вернётся. Она согласно кивнула — а что ей оставалось? — и тот улетел.

Пока пегаса не было, она развела костёр, потому что становилось прохладно. Подумала и решила подогреть еду: разрезала лепёшку, затолкала внутрь солонину с сыром и немного поджарила всё это, нанизав на пару веток посырее. Сыр расплавился по краям — было очень вкусно.

Когда Улик вернулся, то чем-то смачно хрустел. Алрина предложила ему остатки лепёшки, но тот смешно скривился и замотал головой. Видимо, привык к сырой пище. А потом удивил её, угостив парой довольно больших грибов с плоскими шляпками. Девушка тоже поджарила их на костре, понадеявшись, что для неё они не ядовиты, как и для пегаса. На вкус оказались вполне ничего.

Пока Алрина заканчивала трапезу, Улик развлекался тем, что учился выговаривать её имя. В сумерках наступила такая тишина и покой, каких девушка давно не припомнила дома. Где-то внизу гомонили ночные жители склонов, но их на скале никто не беспокоил. Видимо, всё-таки уважали Сирина.

Вскоре на тепло выполз и Хахт, точнее, его верхняя часть, и вопросительно зашипел. Наевшаяся Алрина подобрела и пригласила змее-человека тоже к костру. Думала, он хладнокровный и хочет погреться, но оказалось, скорей — пообщаться. Они о чём-то переговаривались с Уликом, и это было ужасно забавно: пегас курлыкал, а змеелюд шипел, однако, при этом они, похоже, понимали друг друга.

Видя, что девушка клюёт носом, Хахт втащил часть своего бесконечного хвоста наверх и подставил ей в качестве опоры. Тот оказался тёплым, Алрина пригрелась и быстро уснула. Денёк-то выдался длиннее обычного, и весь в дороге, а потом ещё это гнездо...

* * *

Проснулась Алрина на восходе. Солнце уже выглянуло из-за гор — странное, чужое, бордовое, сразу напомнившее ей, где она. Но было ещё зябко. Девушка поднялась, чтобы согреться и обнаружила, что лежала уже не на хвосте Хахта, а под боком у Улика. Тот сразу встрепенулся, всхрапнул почти как лошадь, и поднялся на ноги.

— Алллрлина! — поприветствовал он её на свой лад.

Потом радостно закурлыкал, показывая на устроенную вчера площадку, но Алрина покачала головой:

— Сначала надо размяться, умыться, поесть.

Пегас так же радостно взмахнул головой и упорхнул куда-то в леса ниже по склону. Девушка же причесалась, переплела косу, сделала несколько упражнений, ополоснула лицо из фляги с гномьей водой, попила оттуда же и подумала, что надо как-то пополнить запасы.

Костёр думала было не разводить, чтобы не уменьшать собранные пернатыми зверолюдьми материалы для строительства гнезда, но очень уж хотелось хлебнуть горяченького — завтрак всухомятку лежал камнем в желудке, если приходилось спешить, а сейчас такой нужды не было.

Травы, купленные в городской лавке, оставляли желать лучшего, а собрать чего посвежей по дороге она не успела. Но запах вчерашнего "лопуха" ей понравился, так что она решила рискнуть и добавив его в отвар.

Вода в походном котелке только закипела, когда вернулся пегас. Снова принёс ей вчерашних грибов. Алрина его поблагодарила и спросила:

— Это можно есть? — и показала листья выбранной травы.

Улик, не долго думая, сунул один в рот, разжевал, двигая челюстями опять же, как лошадь — взад-вперёд из стороны в сторону. И вынес положительный вердикт, тряхнув головой. Волосы у него были светлые, длинные, жёсткие и росли ниже плеч, заканчиваясь клином где-то между лопаток — очень похоже на гриву.

Заварив тинче, девушка показала пегасу пустую флягу:

— Здесь где-то можно набрать воды?

Улик схватил сосуд и снова спорхнул со скалы. Правда, отсутствовал недолго — видимо родник был где-то совсем рядом. Вода была не такой вкусной, как кристально чистая гномья — слегка отдавала известняком, но в питьё годилась.

Подкрепившись, девушка с пегасом принялись за строительство гнезда. Он всё больше подавал, а она укладывала. Сначала Улик пытался указывать Алрине, что и как делать, но она надумала приспособить метод плетения корзин из лозы, чередуя большие сучья и ветки помельче, чтобы получалось плотнее. И коне-человек, немного понаблюдав, согласился, что так лучше.

Улик ещё дважды созывал пернатых друзей, чтобы принесли добавки, да посвежее веточек, чтобы гнулись хорошо. Так что вчерашние запасы частично не пригодились — можно и ещё будет костёр развести, если придётся снова ночевать.

Вскоре после полудня дело было сделано, и Алрина наконец-то присела поесть. Делать дальше было решительно нечего, так что она решила почитать.

— Алллрлина! — позвал Улик, когда она стала рыться в сумке.

Девушка подняла голову, и пегас прокурлыкал что-то в том смысле, что работа окончена и он полетел домой.

— Погоди! — остановила она его. — А ты можешь прилететь на ночь? Когда солнце сядет? А то я боюсь оставаться одна. Вдруг они ещё не вернутся?

Она сопровождала свои слова жестами, и пегас её, вроде бы, вполне понимал. Ответил что-то с шипением, явно намекая на компанию Хахта. Но присутствие рептилообразного существа совершенно не оказывало успокаивающего действия. Хоть ум и знал, что огромный змей её не тронет, но где-то подспудно таился страх, что питаться он должен кем-то как раз её размеров...

Так что Алрина немного развеяла "тучки" на своём "солнышке" и скорчила умоляющее лицо:

— Ну пожалуйста! У тебя же там нет беспомощных маленьких пегасят, которые без тебя погибают от голода?

Улик всхрапнул, словно засмеялся её шутке, и радостно замотал головой сначала отрицательно, потом утвердительно. В общем, вроде бы обещал вернуться.

В любом случае, оставалось только ждать, так что Алрина извлекла единственную имеющуюся у неё книгу, и устроилась поудобней на большом камне, подложив под седалище свой кожушок.

Ещё в Бравине Волхв вручил ей рукописную первую копию "Саги о Замке Малфир", которую она почитывала вечерами после работы, и до конца оставалось совсем немного.

Алрине так и не дали обзавестись этой книгой в юности, а потом она про неё как-то забыла до тех пор, пока не встретила Петру. После же стало немного не до этого, хотя они с Кларедом обсуждали любимое произведение. Конечно, вовсе не так, как обычно говорят о понравившихся историях, когда неважно, правда это или вымысел — главное, какие чувства они вызывают. А в свете недавних событий, показавших, что всё это не просто случилось на самом деле, но, возможно, и связанно непосредственно с их прошлыми жизнями.

Возлюбленный поделился с ней тем, что узнал от Саната, и сетовал, что не успел прочитать хранившуюся у них в замке копию, которая вернее отражала характеры. И хотя, по словам Волхва, там тоже не было всей правды, разумеется, читать ещё более далёкий от неё вариант, который можно приобрести в книжной лавке, интереса ни у кого из них уже не возникло.

И кто бы мог подумать, что книга сделает такой круг по Княжествам, чтобы вернуться к исконному владельцу. Конечно, если удастся с ним снова встретиться. В любом случае, Санат отдал её Алрине насовсем.

Кстати, сам Волхв вовсе не считал это цепью удивительных совпадений. Он уверял, что совпадений не бывает, а всё, что кажется совпадением — просто непонятая закономерность.

"Пути Мелина неисповедимы", — эта фраза как будто объясняла всё, хотя на самом деле — ничего. Она страшно злила девушку в начале обучения, в горах: казалось, это просто отговорка, чтобы не признаваться в неведении или, наоборот, не выдавать "тайных знаний". Так что один из "вечеров вопросов" Алрина специально посвятила этим самым Путям Мелина, и получила исчерпывающие ответы, которые, правда, вряд ли смогла бы растолковать кому-то другому. Но хотя бы начала понимать, что именно это может означать, хотя, исходя из сути фразы, наверняка ничего утверждать было нельзя.

Так, возможно, в момент потери книги Кларед не был готов её прочесть, и потому её "увели". Однако, в чужих руках ей тоже было не место, поэтому на неё наткнулся Волхв. А вот для Алрины могло быть важно прочесть именно такой вариант, поэтому книга в итоге оказалась у неё. Или всё вместе. Точнее могли определить только боги, наблюдая за Великим Гобеленом — оказалось, что в Сердце Мира, где эти боги обитают, есть такой артефакт, вживую отражающий переплетения всех судеб всех существ всех миров!

Для обычного же человека эта фраза означала, что невозможно предсказать, к чему приведёт то или иное событие, ведь каждый мог видеть, в лучшем случае, лишь свой собственный путь и не знал, как повлияют на общую ситуацию поступки других. Даже действия во благо часто вели к противоположным результатам, а несчастья, причинённые другими, порой помогали обрести счастье, о котором и не мечтал.

Но главный вывод из этой беседы, который воистину перевернул сознание Алрины, был таков: людские понятия о счастье и несчастье, носившие, в основном, телесный характер, как правило, вовсе не соответствовали тому, что шло на благо или во вред их душе.

Так, Волхв рассказал ей, что на самом деле история в "Саге о замке Малфир" закончилась совсем иначе, о чём девушка, в принципе, уже знала от Клареда. Но ей Санат поведал, как именно, взяв обещание не рассказывать возлюбленному, поскольку считал, что Алрине это знание пойдёт на пользу, а ему — нет.

В общем и целом, роман верно излагал события, однако, после основного повествования произошло ещё кое-что важное, серьёзно менявшее картину и посыл всей истории. А именно: леди Айеленна с лордом Марлином убили короля, супругой которого она должна была стать, и поженились. Убили не по злому умыслу, а защищая честь невесты, которая таки отказалась отдавать свою руку не тому, кому принадлежало сердце, когда жених попытался принудить её силой, но всё же... Подобный финал, по мнению Волхва, не способствовал воспитательной ценности книги, и потому о нём так никто и не узнал.

Не говоря уже о том, что сам лорд "Марлин", третий сын Южного Князя, взявшийся за вызволение королевской невесты в надежде получить собственный надел, независимый от деспотичного отца, погиб ещё при первом столкновении с Кагаром, и дело доводил до конца его оруженосец, сын одного из Мелденских пэров, обладавший южной внешностью, которую унаследовал Кларед. Он-то в итоге и удостоился любви леди Айеленны, а также баронства на севере (разумеется, ещё до "государственной измены", которую не стали рассматривать в этом ключе Князья, увидевшие при помощи Саната возможность получить якобы больше власти, войдя на равных в правящий Совет -по крайней мере без однозначного сюзерена, чьё слово закон). Но поскольку в книге оруженосец вообще не упоминался, видимо, с целью побольше запутать следы реальной истории, то удобней было всё-таки именовать героя лордом Марлином.

На самом деле княжич обладал довольно вздорным характером, что отразилось в начале данной книги, но потом, вместо реальной гибели, он как будто преобразился в свете испытаний и приобрёл черты благородного героя, которыми на самом деле изначально обладал оруженосец, бог весь почему прикипевший к этому кутиле, повесе и забияке, стремившемуся всеми не теми путями доказать, что он достоин лучшей участи, нежели надзиратель налоговых агентов отца. Быть может, потому что прапрадед Клареда тоже был третьим сыном и ничего лучшего, чем тот же налоговый агент, ему тоже не светило? По словам Саната, он неоднократно выручал княжича из пьяных потасовок, а потом и подбил на "подвиг", отражённый в книге, как лучший способ добиться чего-то большего. Так собственно и стал оруженосцем, действительно в итоге доведя дело до конца. И остаётся лишь гадать, корил ли себя основатель баронства Кастердом за гибель друга позже.

В действительности вообще всё было не однозначно. С одной стороны, если бы леди Айеленна и "лорд Марлин" остановились на том, чем закончилась книга, это могло сильно облегчить им карму за счёт преодоления личных интересов из соображений чести и долга. "Страданиями душа совершенствуется, — так сказал Санат. — Но не всякими, а только ради высшей цели. То есть, когда ставишь нечто большее и благое выше личных интересов. Самобичевание же ради самобичевания — это лишь блуждания по кругу в кармическом колесе. Хотя, будем честны, и правильные страдания — движение в нём же, но хотя бы по спирали с лёгким подъёмом. Улавливаешь связь? Поднимись над собой — и ты немного поднимешься по винтовой лестнице эволюции".

С другой стороны, король, относительно рано оставшийся сиротой, с возрастом всё больше потакал своей алчности. Он либо привёл бы страну к расколу и междоусобицам, либо подавил бы недовольных, установил тиранию и начал завоевательные войны, причиняя множество бед окрестным народам. Посему его смерть пошла на благо государству, и вообще, привела к образованию Свободных Княжеств в современном виде — под управлением Совета, в который входили четыре Князя и прочие влиятельные лица. Такой порядок вещей, сложившийся не без помощи Волхва, позволил сбалансировать интересы знати, богачей и простого народа, что привело к довольно долгому периоду процветания, который нынче подходил к концу. Но ничто не вечно под Луной, и за подъёмом всегда следует спад, а потом — новый подъём... Легко говорить, конечно, когда имеешь возможность всё это наблюдать веками. А вот когда живёшь прямо в период распада и вряд ли увидишь новый рассвет...

Эх, ладно! Алрина выкинула эти мысли из головы и снова сосредоточилась на тексте. К счастью, написан он был профессиональным писцом, очень красивым каллиграфическим почерком, так что читался легко.

В этом варианте леди Айеленна, которая в детстве казалась ей слишком мягкой и нерешительной, оттого и потерявшей свою любовь, что лишь повиновалась воле других, вызывала намного большее одобрение и... узнавание? В конце Волшебнику (Волхву?) даже пришлось убеждать её выполнить свой брачный обет со словами, которые в известном всем варианте она сама сказала лорду Марлину: "Вы выполнили свой долг, так позвольте же мне выполнить свой". Разумеется, тут это звучало как: "Он выполнил свой долг, так выполни же и ты свой". Но с одним немаловажным дополнением: "Отдавая долги, мы облегчаем душу".

Что, если это и вправду были они с Кларедом в прошлой жизни? И не навязали ли они себе этих самых "кармических узлов", убив стоявшего между ними наречённого жениха, пусть даже и оправданно? Как знать, не потому ли теперь для Клареда долг перед родом и честь стали важнее любви? А для неё? Да, возможно, она бросила бы всё ради личного счастья, если бы возлюбленный согласился... Но ведь не посмела оспаривать его решение, понимая, как это важно... Значит, тоже что-то вынесла из той истории? На чём-то обожглась?

Эх, знать бы, как закончилась их жизнь. Может, они пожалели о своём поступке? И потом это гнело их до конца дней? Интересно, в курсе ли Санат? Нет, скорее всего, он перестал пристально следить за парой после того, как угроза со стороны Проклятых была отведена. Или, по крайней мере, так казалось. Что ему каких-то отдельных два человека? Вероятно, он был занят судьбой Свободных Княжеств. Наверняка, было непросто уговорить Князей, оставшихся без короля, не разбиться снова на соперничающие державы...

От размышлений Алрину отвлекло громкое хлопанье крыльев, приближавшееся издалека. Она подняла голову — и действительно увидела подлетающую пару Волхвов, один верхом на другом.

Сирин изящно спланировал на площадку. Глаза его блестели. Казалось, путешествие взбодрило прикидывающуюся дряхлой птицу. Санат слез с его шеи и протянул странный свёрток, похожий по форме на лезвие косы, согнутое в рабочей плоскости. Очевидно, это и был божественный Бумеранг.

— На, спрячь получше и больше никому не перепоручай.

Сирин взял свёрток в клюв и ловко затолкал его в щель между камнями в основании гнезда.

— Погоди-ка, я должен проверить работу твоей ученицы... — проскрипел птицелюд, но сам не торопился в гнездо.

Он подобрал какие-то веточки, камушки, забил щель, потом ещё поскрёб мощными когтистыми лапами, чтобы запорошить следы каменной пылью, и только тогда вспорхнул в гнездо. Повозился немного и одобрительно крякнул:

— Хорошая работа. Спасибо тебе, добрая девушка. Гляди, как заплела — на корзинку похоже. Молодец, догадалась. С руками всё-таки намного удобнее!

Алрина вздохнула с облегчением — ей не хотелось подводить такую важную птицу, пусть и не своего мира.

— Ну, мы пойдём, — сказал Волхв и бросил Алрине: — Собирайся. До темноты успеем ещё.

Девушка стала складывать сумку, а Сирин прощаться:

— Ну что, Симеон Фарадович, надеюсь, ещё увидимся. Не в этой жизни, так в следующей.

И оба засмеялись, как будто эти слова были очень смешной шуткой. Но коротко, словно шутка была с грустным смыслом.

Алрина про себя отметила, что в каждом мире Саната называли как-то по своему. И когда они уже спустились с горы, спросила того, почему:

— За долгую жизнь, а точнее, несколько, у меня было много имён. Но Хранители живут долго и часто знают меня по старой памяти. А так вообще, я называюсь по-новому после каждой регенерации — на всякий случай, чтобы не вызывать вопросов, если вдруг попаду в легенды, вроде как в эту "Сагу" твою. Дочитала, кстати?

— Да. Вы случайно не знаете, герои не пожалели о последствиях? Ну, не тех, что в книге описаны, а про которые вы мне рассказали.

— А какая разница? Всё равно после смерти всё представляется иначе. То, о чём горевал, может обернуться во благо, и наоборот.

— Ну просто интересно, были ли они счастливы, несмотря ни на что? И кстати, они — это всё-таки мы с Кларедом?

— На последний вопрос я тебе не отвечу. Если сама не помнишь, значит тебе это знать не надо. А насчёт счастья... В последний раз я их видел, когда сынишке, Маверику исполнилось девять. Хлопот с новым баронством хватало, но мне кажется — да. Если отбросить сиюминутное, в глубине души они были довольны тем, как всё сложилось. Знаешь, одно счастье может быть разрушено жертвами, которые ради него принесены, а другое стоит и такой цены. Только самим людям решать, точнее их душам — отяготило это их или наоборот, освободило. Вроде того, как ты убила любовника, но ни о чём не сожалеешь.

Алрина и не заметила, как за этой небольшой беседой они оказались уже в хода в лощину — видимо, Волхв повёл их скоропехом, пользуясь тем, что её внимание занято, — но тут их остановил отчаянный крик:

— Алллрлина! Алллрлина! — курлыкал пегас, изо всех сил догоняя их.

Путники развернулись, поджидая крылатого коне-человека. Тот стремительно опустился на землю чуть поодаль, перейдя из полёта сразу в галоп, но тут же начал замедлять шаг, крыльями помогая себе погасить скорость. Подошёл тяжело дыша:

— Алллрлина! — и склонился над ней протянув руки.

Девушку так тронуло, что пегас, похоже, успел к ней привязаться, что она, не раздумывая, ответила на его порыв и обняла, привстав на цыпочки. Тот ещё что-то курлыкнул вроде "Я буду скучать", и она ответила:

— Я тоже, Улик. Удачи тебе.

Обратный путь, казалось, занял намного меньше времени. Возможно, потому что они больше нигде не задерживались, и поесть присели уже только дома, на склоне чёрной горы над чёрной равниной под жарким закатным солнцем.

Конечно, забавно получалось: если Волхв не хотел кого-либо оповестить о своём присутствии, он мог просто пройти несколько миров насквозь, и никто бы ни о чём не узнал. Но при переходах всё равно приходилось замедляться, так что с гномьей стражей они всё же попрощались. Хотя на часах стояли уже другие грозные коротышки, но они тоже знали Волхва — если не в лицо, то по описанию.

На этот раз граница не отталкивала, а наоборот, словно бы затягивала. И с каждым переходом дышать становилось всё легче, а в родном мире так и вовсе воздух показался сладким, особенно когда они вышли из вулканической пустыни поближе к родным местам.

— Вы не проводите меня в Новин к Клареду? — спросила Алрина на подступах к Западным горам Свободных Княжеств за обедом. — Ну, чтобы побыстрее.

— Он больше не в Новине, — возразил её провожатый. — А там, где ты прятала меч.

— В Селвидоме?

Волхв кивнул.

— Теперь там много Воинов Смерти и прочих солдат. Похоже, устроили базу поближе к противнику.

— Чёрт, как же мне тогда забрать скимитар?

— Думаю, Кларед тебе поможет, — уверенно ответил Санат и пробормотал под нос: — Всё сошлось в одной точке, значит, всё верно... — и снова громко: — Кстати, о скимитаре. Это будет мой тебе последний урок.

— Да, — встрепенулась Алрина. — Он как будто отравляет тебя изнутри. Я даже не знаю, поможет ли "солнышко"...

— Ну смотри, эти клинки замешаны на крови особо изощрённых зверств и заряжены энергией самого Девлона. Прикасаясь к нему, ты словно устанавливаешь с ним связь. Но на самом деле это не так. Это просто вибрации определённого толка. Используя своё "солнышко", ты, возможно, могла бы их переписать, но не следует этого делать, иначе Морена тебя сразу раскусит. Тогда как сейчас с "тучками" вокруг "солнышка" просто не сможет прочитать. Я рекомендую после использования Чёрного скимитара в битве уединиться где-нибудь и как следует "просветить" себя. Как если бы ты купалась в чистой родниковой воде после грязевого болота. Вообще не бойся поддаться какому-нибудь порыву вроде жестокости. Да, само по себе это плохо, но в твоём случае может быть необходимо, чтобы восстановить доверие предводительницы. Просто направь сам порыв в какое-то подходящее русло, не против невинных жертв. И поскольку ты делаешь это ради высшей цели, то всегда сможешь смыть эту "грязь" углублённой медитацией. Омоешься в лучах своего солнышка. Можешь попросить помощи у Мелина, если не справишься сама...

— Разве бог услышит какую-то отчаянную девушку среди множества миров?

— Ты об этом не беспокойся. Помощь бога-распорядителя работает совсем не так, как если бы кто-то попросил о помощи тебя или меня. Главное — искренняя мольба, чтобы ты сама открылась именно его частоте вибраций. Вот они-то тебе и помогут — облегчат твою ношу, очистят душу, сотрут вибрации Девлона, сознание прояснится, и ты сможешь продолжить свой Истинный Путь. Не сомневайся, это закон подобия, один из тех, на которых стоит мироздание — в смысле тот, который позволит тебе достучаться до любого из богов, точнее, до его вибраций. А закон прощения, которое обнуляет все грехи, придуман именно Мелином. Так что по сути, пока при тебе своя воля, твой Путь в твоих руках.

— Спасибо, — искренне поблагодарила Алрина.

Эта речь вдохновила её достаточно, чтобы наконец созреть распрощаться с наставником на склонах Восточных гор и вступить на опасную тропу внедрения в логово нартов. Но сначала надо увидеться с Кларедом. Вдруг удастся его переубедить, уговорить отречься от Смерти? Хотя бы после устранения Морены, если они оба его переживут. Возможно, способности Воинов Смерти всё же понадобятся наследнику Лоринденов в решающем сражении. Которого будет не избежать, если Алрине не удастся убрать её исподтишка. Но это всё потом. А сначала встреча с любимым...

Глава 35.

Клед: Кулак Смерти

Вскоре после получения ранга Кинжала Кледу вручили Чёрный Скимитар. На закрытой церемонии присутствовали только высшие чины, от Ятагана и старше, на тот момент находившиеся в Нивзенской Обители. При них объявили официальную задачу, для которой выдано специальное оружие: устранение предводительницы кочевников — любыми средствами. Какими именно, предстояло выяснить уже по ходу боевых действий. Командиры должны были оказывать посильное содействие. Для остальных Воинов Смерти этот клинок сам по себе был знаком особых полномочий.

Также Ворону поручили самостоятельно набрать себе Кулак. Если честно, он не ожидал, что формирование отряда и правда полностью отдадут в его руки. Всё-таки дело было чрезвычайно важное. Он даже растерялся немного.

— В чём дело? — спросил Колен. — Ты ведь уже командовал, можно сказать, маленьким Тараном. А для особых заданий командир всегда берёт только тех, кому может доверить прикрывать себя в бою и лезть в любую задницу, которую сочтёт подходящей, чтобы добиться цели.

— Да, но я не подбирал прежний отряд сам. Там были в основном равные мне и Когти. Я просто смотрел, кто на что больше годится. А теперь мне, наверное, понадобятся люди поопытнее. Как мне к ним подступиться?

— Вообще, для большинства поучаствовать в задании с Чёрным Скимиратом — возможность прикоснуться к легенде. Да, то, что ты младше, может потребовать приложения больших усилий для завоевания авторитета, но ты просто веди себя поуверенней. Не думай, что возраст даёт им преимущество. Многие выбрали остаться Солдатами или в Воинах трубят который год. А ты уже Кинжал, к тому же с особым поручением, которые кому попало не дают. Это ты оказываешь им честь, приглашая в свой Кулак. Понял?

Клед кивнул. Полезный взгляд на вещи.

— Но как мне подойти к составу группы? Можно ли брать новичков или лучше побольше опыта? И сколько я вообще могу взять человек?

— Слушай, предполагается, что всё это ты полностью решаешь сам, исходя из твоей задачи.

— Но мне пока неясно, как её выполнять. Надо поехать туда, осмотреться, нельзя ли решить дело малой кровью...

— Вот поэтому сейчас набери минимальный костяк. А дальше можешь доукомплектовывать отряд по ходу дела. Хоть в Обителях по дороге, хоть на форпосте. Тебе разрешено привлекать даже рекрутов из Дружины Совета, если кто-то вдруг согласится. Хотя для тех обычно своя шкура дороже и Чёрный Скимитар пустой звук...

— А по возрасту?

— Ну смотри, молодёжь тебе тоже может понадобиться. Одни задания требуют выдержки, другие наоборот молодецкой удали, так что вполне разумным будет и кого-то из свежепосвящённых взять. И кого-то из своих товарищей по обучению можешь привлечь — надёжный костяк, на который ты уже знаешь, что можешь положиться, не помешает.

— А я могу позвать других Кинжалов?

— Да, конечно. Если согласятся, это не проблема. К тому же, будет кому поручить командование отдельными группами, если придётся разделиться для каких-либо задач.

Ворон бухнул кулаком в сердце и отдал Салют Смерти в знак благодарности.

— А теперь становись, поработаем с твоим новым клинком. Тебе надо с ним освоиться. Будем тренироваться по часу каждый день. Остальное время можешь заниматься отрядом. Только не тяни. Лучше бы через пару недель уже выдвинуться.

Чёрный Скимитар действительно производил слегка гнетущее впечатление, однако, ничего подобного описанному Алриной, Клед не ощущал. Видимо, их потому и выдавали рангам не ниже Кинжала, что все те чувства, которые ощущались девушкой, как разъедающие душу — злость, ярость, мнительность — выжигались посвящением. Конечно, предстояло ещё проверить его в бою, но пока что его мрачность казалась лишь подходящей для орудия смерти.

Клинок из тёмного металла был немного тяжелее стандартного, к этому действительно следовало приноровиться. Благо в пару полагался обычный, но утяжелённый скимитар. Он спросил, не проще ли было выдать пару одинаковых клинков, но Колен ответил, что их ограниченное число, и некоторые утеряны, так что нет.

Зато работать тремя "конечностями", включая Хлыст Смерти, стало всё-таки проще. Контроль над собственным телом завораживал. Клед несколько раз ловил себя на том, что чуть не доставал Ятагана. Приходилось себя осаживать — не столько из пиетета к старшему по рангу, сколько из нежелания неожиданно занять его место, да и полностью продемонстрировать свои способности. На всякий случай, на будущее, для возможного поединка с Мечом.

* * *

В Кулак к себе из знакомых он взял Веста — всё-таки удобно, когда есть кому заведовать складской частью — и Кестра, который также успешно прошёл испытание. Оба с радостью согласились быть его "старшими".

Также Кестр порекомендовал лобастого жилистого парня из своей обители, который недавно стал Воином -Гевра: мол, глаз у того зоркий, реакция быстрая и рука меткая. Но и это не всё...

— Покажи, на что ты способен, — скомандовал Кестр.

Гевр огляделся, подбежал к кирпичной стене высотой в полтора роста, огораживающей гостевой дворик, в два касания, цепляясь за какие-то мелкие выбоины, взмыл наверх, прошёлся по узкому ребру до казармы, перемахнул на карниз, подтянулся, взобрался на крышу, удивительно тихо пробежался по черепице и спрыгнул на дерево на другой стороне, по которому шустро соскользнул вниз.

Ворон присвистнул — такое умение действительно могло пригодиться, и принял свежеиспечённого Воина в свой Кулак.

А ещё Клед очень кстати обнаружил среди недавно посвящённых Дона — тот тоже польстился на обещание алмазов и пропустил Вольницу.

Потом его внимание привлёк один коротышка по имени Чон, салидорец. Одни боги ведают, как он оказался сиротой в Свободных Княжествах. Но свой мелкий рост он компенсировал повышенной боевитостью, и не давал спуску никому из тех, кто вздумал над ним подшучивать. Разумеется, ему пришлось выработать своеобразную тактику боя, состоявшую в уворотах, подсечках, и потом уже отделывании лежачего, но пользовался он ею мастерски. Клед рассудил, что такой юркий малявка даже лучше Дона подойдёт на случай, если придётся куда-нибудь лезть через узкие проходы.

Довелось Кледу снова повстречаться и с Ларисом, который опять сопровождал Мохавенских ребят. Увидев, что подопечный так быстро стал Кинжалом, тот его искренне поздравил. От него пахнуло домом — воспоминанием о том, насколько же всё-таки в Мохавене Братья оживлённей, чем здесь. Хотя нет, не так уж намного, но всё-таки ощутимей. Захотелось поскорее отправиться в путь. Но предстояло выбрать ещё нескольких Воинов поопытней.

И тут, к своему удивлению, Клед увидел Сворта, который прошёл посвящение в Воины на год раньше него, но только сейчас был откомандирован своим Ятаганом для получения ранга Кинжала. Он сманил его тем, что так уже в этом году можно отличиться вместо того, чтобы ещё бог знает сколько проходить муштру в Новине с риском пропустить всё самое интересное на войне.

Ещё двух Воинов порекомендовали Ларис и Вест. Те были постарше, но без амбиций и вполне надёжны, по словам советчиков: Курт из Мохавена, прибывший с Ларисом — тот самый стражник, что когда-то обращался с Кледом приветливей прочих, не требовал особых представлений; а Борд из Нивзена, самый старший в группе (лет тридцати-пяти) и самый массивный, оказался прирождённым хозяином, которому нравилось обустраивать быт.

Борда в своё время прочили в Топоры, однако он не захотел повышать ранг, и хотя неплохо натаскивал молодняк в верховой езде в Гавене, кони ему оказались милее Когтей. А потом Армат забрал его в Нивзен, поскольку тот поладил с новым строптивым жеребцом Меча. Однако с тех пор жеребец поостыл, а Воину опостылела штабная работа. Он хотел "размять бока", пока ещё в хорошей боеспособной форме, а войны-то случаются не каждый день.

Клед спросил Колена, нельзя ли выделить им Стилета — шпион мог бы пригодиться для достижения цели. Однако Ятаган ответил, что на самом деле вряд ли. Заданий, требующих навыков именно Стилета, может набраться от силы одно-два за всё время, а эти особые Воины на вес золота и в данный момент практически все на восточных территориях, шпионят за нартами. Кто-то даже пытается внедриться в их войско под видом местных рекрутов, которых бывшие кочевники привлекают почётным статусом бойцов в своём обществе и хорошим пайком, что немаловажно в обедневших провинциях. Правда, в крепость таких, "пришлых" не пускают, но чем чёрт не шутит... В общем, совсем свободных Стилетов нет, а если понадобится под конкретную задачу, таковым можно будет разжиться в приграничном штабе, в Селвидоме, где они и сами будут базироваться.

Таким образом костяк Кулака был сформирован из восьми человек, не считая командира. Клед велел называть себя Вороном для пущей скрытности. Тогда Вест сказал, что товарищи в своё время прозвали его Филином за "вальяжность". А Сворт в Лупене, куда его перевели после Посвящения, успел получить погоняло Гарза. Оставалось только удивляться, как это не пришло в голову Когтям в Ладонях — он действительно напоминал большую серую молчаливую длинноногую птицу, особенно излюбленной стойкой на одной ноге. Впрочем, гарзы водились, в основном, на болотах, так как питались лягушками, а в окрестностях Мохавена болот практически не было.

Курт сказал, что его кличут Весельчаком, потому что он любит иногда пошутить; собственно, поэтому и не рвался дальше по рангам — боялся потерять чувство юмора. А Дона, что неудивительно, товарищи прозвали Куболем.

После этого как-то сама напросилась идея называть тогда уже всех в отряде не именами, а кличками. Чон, вполне себе без акцента говоривший на языке Княжеств, неохотно признался, что его прозвали Медоедом за хватку, но ему такое погоняло не нравилось. Клед со Свортом переглянулись, припоминая одного из троицы "петушков" и решительно согласились, что не годится такая кличка, надо придумать новую. Только какую?

— Слушай, я видел, как ты дерёшься, — сказал Дон. — Это какой-то пластунец!

— А ведь точно! — поддержал его Борд.

— Да ну, — заартачился Чон. — Пластунец — трусливый грызун. Только и знает, что падать.

— Так в этом вся соль, — заметил Курт. — По-настоящему весёлые прозвища, когда смысл наоборот. Например, здоровяка прозвать Малышом. А ты ведь и правда всегда норовишь повалить противника на землю.

— И если уж повалил, то ему пластунец, как говорят! — настаивал Дон. — Наоборот же страшное прозвище, — он засмеялся.

— Ну или можно оставить Медоеда, если тебе больше нравится, — флегматично заметил Вест.

Чон поразмыслил немного, шмыгнул носом и согласился:

— Ладно, Пластунец так Пластунец. Я и правда маленький. Пусть не знают, чего ожидать!

Оставалось наречь ещё троих.

Ну, Борда Курт сразу Батей окрестил, как самого старшего и большого; тот согласился, ему даже лестно было.

Гевра за умение лазить по любым вертикальным поверхностям в Гавене тоже иногда звали Куболем, но рядом с худощавым Доном он смотрелся намного менее вёртким, и вообще своей демонстрацией больше напомнил Кледу горных козлов, так что он предложил новую кличку — Архар. Тот был не слишком доволен и так набычился, что действительно стал очень похож на горного барана, с чем согласились уже все. Пришлось убедить паренька, что звание это почётное, а животное сильное и упрямое. И вообще, раз пристало прозвище, от него не избавиться.

Только для Кестра ни у кого никаких идей не возникло. И тогда он сам предложил:

— А можно я Ясенем буду?

— Почему Ясенем? — спросил Клед.

— Меня в детстве сестра так называла. До того, как я... А, ладно, неважно! В общем, это единственное прозвище, что у меня было.

— Хорошо! Будешь Ясенем, — и командир подвёл итог ритуальной формулой, вытягивая руку вперёд: — Мы — Кулак!

— Вы — ладонь, а мы — пальцы! — хором отозвались ребята, по очереди накрывая его кулак своими ладонями.

Ворон не стал выспрашивать при всех, но попозже улучил момент и спросил Кестра, что за история кроется за его поступлением в Ладони Смерти. Оказалось, что мать их умерла вместе с третьим ребёнком, грудничком, когда Кестру было лет семь. И четырнадцатилетняя сестра взяла на себя роль хозяйки дома. Потом отец погиб, и вскоре они оба оказались на грани потери жилья. Сестра была уже девкой на выданье, и ухажёр у неё имелся из более-менее зажиточной семьи мастеровых, но она не решалась из-за брата, который оказался бы лишним ртом. Вот он взял и ушёл в Орден, чтобы не быть ей обузой.

Это небольшое откровение вызвало у Кледа вполне отчётливые переживания: всплеск искреннего уважения к товарищу, поступившему самоотверженно ещё ребёнком; радость, что не ошибся в выборе помощника, чей внутренний кодекс чести был выше и чище, чем у иных благородных господ; и недоверчивое изумление от того, что, возможно, он неожиданно обрёл ещё одного друга и брата по духу. Он с чувством пожал Кестру руку и увидел ответное тепло в его взгляде: "За ту девчонку с маяка, спасённую от барона, я тебя ещё тогда зауважал".

А потом на ночь глядя, перед отбоем, Ворон ушёл опять на утёсы, возможно, в последний раз, чтобы поразмыслить над случившимся. В смысле, он испытывал чувства! Не телесные. Да, они длились всего несколько мгновений, но ошибиться было невозможно. Сейчас же всё снова молчало... Или нет?

Нет, он был взволнован своим открытием. Что, оказывается, не все чувства отрезало. А какие остались? Что он испытывал при том разговоре? Душевный подъём? Подъём духа? Да, наверное, всё дело в этом. Всё-таки в жизни нечасто выдаются моменты, которые настолько трогают. Но, получается, над ними Смерть не властна?

Очень интересное наблюдение. Значит, душа его вовсе не онемела. Возможно... Тёмная Мать лишь "оглушает" тело, а вовсе не выжигает душу? Так что человек плохо её чувствует, но при должном потрясении всё может вернуться? Как бывает с памятью после травмы, если верить курсу по основам здоровья...

За всем этим крылось что-то важное. Клед чувствовал, что находится буквально в одном шаге от некоего открытия, которое может полностью перевернуть его понимание происходящего в Ордене, точнее, дать ему отмычку, которая позволит вернуть души всех Братьев из кабалы Смерти... Но тут прозвонил колокол к отбою и мысль ускользнула. Пришлось идти спать. Завтра в путь.

* * *

Весна выдалась на удивление сухая. Но, как назло, стоило им выехать за ворота, начал накрапывать дождь. Вест, ехавший рядом в авангарде, оглянулся на город, словно прощаясь с ним. А Клед не стал — он был рад наконец покинуть Нивзен с его Обителью и Аркой Смерти, источающей замогильный покой. Он даже не стал натягивать капюшон плаща, как остальные, пока моросило не сильно — хотелось полнее вдыхать манящую свободу.

Хотя кто-то поспорил бы: смертельно опасное задание — так себе вольница. Но именно к этой цели толкала Кледа с отрочества собственная воля. А что такое свобода, если не движение к тому, чего желаешь? Впрочем, желал он, помнится, чего-то совсем другого, связанного с Алриной. В поход же этот толкал его долг чести, но выполнить его — тоже собственный выбор.

Так что, для кого как, а для него этот путь был весьма долгожданным. И каждая верста, ложившаяся под копыта лошади, приближавшая его к цели, словно снимала с души тяжкий груз — камень за камнем. Он чувствовал себя стрелой, пущенной в полёт к славной победе. Хотя отлично понимал, что может и не вернуться. Но от этого делался лишь бесшабашнее — не придётся решать других сверх-задач вроде свержения Меча и переделки Ордена...

Дождь кончился быстро, так и не полив как следует. Для дальней дороги это, конечно, хорошо, хотя по Княжескому Тракту, мощёному кадоровыми плитами и слегка приподнятому над землёй, в общем-то всё равно. А вот для посевов — не очень. Если так и дальше пойдёт, урожай может пострадать. И если война затянется до осени, с провиантом для войск могут возникнуть проблемы. Всё-таки хорошо, что он не стал торопиться в Мечи.

В последующие дни дождь всё так же моросил временами, но до серьёзного ливня дело дошло только к Мелдену, в связи с чем решили навестить Салема да пообсохнуть как следует в его заведении, раз уж вымокли, а ближайшая застава осталась позади.

Бывший Ятаган, мгновенно углядев Чёрный Скимитар в парных ножнах на спине, поздравил Ворона с новым званием и с особым заданием. Оказалось, он свою ногу тоже потерял как раз на одном из таких, хотя, что за задание было, на которое целого Ятагана послали, конечно, не сказал.

Дождавшись, пока посетители таверны разойдутся, да и свои отправятся спать в пристройке, отведённой как раз под проезжие Кулаки на десять-двенадцать человек, Клед подошёл к хозяину и завязал разговор о Чёрном Скимитаре. Он хотел узнать, как тот ведёт себя в бою. Мол, хотят всякие страшные легенды, что клинок кровожаден и сам заставляет убивать. Смешно прозвучало, конечно, но на байки, которые от рассказчика к рассказчику растут, словно снежный ком, как раз похоже. Не выдавать же Алрину ради такого дела.

Салем, однако, не усмехнулся вместе с ним, остался серьёзен:

— Ну, не то чтобы кровожаден, конечно, но есть немного. — Он подумал, подбирая слова. — Как начинаешь рубить, сложно остановиться. Клинок как бы питается твоей яростью и поддерживает её. А когда врубается в тело врага — это словно салидорского масла в огонь подлить. Но ты ведь Кинжал, у тебя должно хватить самодисциплины обуздать порывы. Иначе сам знаешь, чем кончает обезумевший Воин.

Клед закивал — ему как раз недавно эту байку напомнили, — поблагодарил хозяина и отправился к своим спать. В прошлый раз они ночевали в комнатах, потому что отряд был слишком мал. Но в пристройке было тоже неплохо: собственный очаг, перекладины на крючках в невысоком потолке — как раз для просушки одежды, большой стол посередине и куча лавок под стенами. Даже командирский альков нашёлся: угол возле печи, отгороженный ширмами, с узкой кроватью, небольшим столиком для письма и табуреткой.

Утром небо прояснилось, и отряд продолжил путь. Двигались со вьючными лошадьми, конечно, медленнее, чем в первый раз, но не намного. Благо запасов особых от них везти не требовалось — только оружие, инструменты и всякие походные принадлежности. В пути по Княжествам постой на заставах для Воинов Смерти централизовано оплачивался из казны Ордена. Когда придёт время съезжать с Тракта, тогда уже прикупят запасов на недолгий путь до Селвидома, где снова сядут на казённый паёк.

Проезжая мимо Белвендома, Кларед поинтересовался у хозяина заставы, на которой они ночевали, как поживает барон Бельведер. Оказалось, что тот чем-то проштрафился (тавернщик не знал, чем именно, зато прекрасно знал Ворон) и теперь ему было запрещено покидать пределы своей провинции, как и принимать гостей. В том числе закупать провиант в Марвелоне, ограничиваясь Номой. Так что сидел он смирно, и люди его на Тракт больше носа не казали.

Кинжал же прочёл своими новыми способностями то, о чём умолчал добрый хозяин: что он сам тут же и докладывал соглядатаям Совета, если кто-то нарушал запрет. Потому как ему эти баронские дружинники чем-то раньше досаждали, так что сложившейся ситуацией он остался доволен и был заинтересован её сохранить.

Конечно, наказанием за торговлю эхиной это было весьма условным, но хотя бы так. Про Князя же Южного и вовсе ничего в данном плане известно не было. В смысле, ничего особо не поменялось. Видимо, ему просто пригрозили. Или того меньше: ограничились тем, что лишили его возможности зарабатывать таким путём.

По дороге Клед думал о том, какие варианты стратегий у них имеются, чтобы достать Морену. Конечно, до попадания на место рано было размышлять, хотя, судя по сводкам разведки, она, в основном, сидела в Сагатдоме. И если высовывала оттуда нос, то это всегда было внезапно, скоротечно и под хорошей охраной. Причём вычленить какую-либо логику в её появлениях, чтобы спровоцировать похожую ситуацию, не представлялось возможным.

Так, однажды она подавила зарождавшийся в неком селении бунт "своим очарованием", и даже увезла оттуда новых рекрутов для своей "народной дружины". Но в другой похожей ситуации её ахсартаги просто отстегали пару самый буйных голов плетьми до полусмерти — и дело с концом. А в третьей забрали всё съестное, и мужчинам, способным держать хоть какое-то оружие, просто пришлось стать в ряды её войска, чтобы прокормить себя и семью.

В общем, не факт, что удастся подловить её на выезде, а даже если повезёт, понадобится больше людей. В связи с чем Клед решил "поддаться на уговоры" Дона заехать в Нивзенскую обитель. По словам Куболя, там точно был как минимум один Воин, который захочет пойти с ними. Этот Воин многому Дона научил в бытность Когтем. К тому же обладал отличной практической смекалкой — всегда находил интересные способы упростить задачу или обойти препятствие. И поскольку полномочия носителя Чёрного Скимитара позволяли набирать людей отовсюду, этим можно было воспользоваться.

В Нивзенской Обители их встретили, как полагается Братьям: забрали лошадей, чтобы Когти их пообхаживали, разместили в гостевых бараках, накормили.

Монастырь был построен примерно так же, как и Мохавенский — на краю города, но намного более вытянут в длину и задней стороной смотрел в сторону болот. Там повсюду витал не очень сильный, но довольно тяжёлый запах. Дон пояснил, что это от разделки яратиков. В дело шли не только кожи, процесс дубления которых был довольно вонючим сам по себе, но и варили мыло из жира, из жил крутили нити для сшивки непробиваек, а мясо солили и коптили. Всё это происходило на самых дальних задворках, но тем не менее, вездесущий запах въедался чуть ли не в кожу при долгом пребывании.

Тут же за обедом появилась возможность и отведать местную диковинку. Мясо яратика оказалось довольно нежным, хотя и со странным привкусом — буквально таяло во рту. По крайней мере, тушёное, в составе кулеша. Гостям почти всем понравилось, только Дон воротил нос, поскольку для него это была привычная и набившая оскомину пища. Ему больше нравилась обычная для всех остальных говядина — как ни странно, именно потому, что в ней отсутствовал привкус, от которого, по его словам, было трудно избавиться.

* * *

После обеда Дон ушёл искать своего "наставника", а Ворон отправился к местному Скимитару изложить дело, с которым пожаловал. Во-первых, из вежливости, а во-вторых, потому что сам толком не знал, как к этому подступиться.

Лоснящийся гигант встретил его не менее тяжёлым взглядом, чем когда-то Мохавенский Скимитар. Только после Меча Смерти Кледа подобное уже далеко не так впечатляло. Он начал излагать суть своего задания, но начальник Обители перебил его, что получил депешу и раздал соответствующие указания своим Ятаганам, выезжающим на войну, на случай, если их пути пересекутся. Услышав, что Клед хотел бы пополнить здесь свой Кулак, он поразмыслил с минуту и сказал, что всё устроит к вечеру.

Ворон думал, что ему порекомендуют кого-то конкретного, но Скимитар выступил после ужина на вечернем посвящении, когда все собрались у Башни Смерти. Он пригласил гостя стать рядом и сказал:

— Братья! Нас посетил носитель Чёрного Скимитара с особым заданием!

При этом по рядам волной прошёл лёгкий возглас удивления, поскольку многие, как и сам Клед ещё пару лет назад, считали данный клинок чуть ли не легендой. Подождав немного, пока смысл сказанного дойдёт до подчинённых, начальник продолжил:

— Ему нужны ещё люди. Дело опасное, и подробности всем я открыть не могу. Но это редкая возможность многократно преумножить свою Честь и получить право на повышение после, либо сыграть славную Свадьбу. Поэтому, если есть желающие, подходите завтра в гостевой барак к командиру, — он показал на Кледа. — И возможно, он примет вас в свой Кулак. Сами понимаете, бойцы нужны только лучшие или обладатели каких-либо других талантов, которые могут пригодиться на тайном задании. Возможно, даже в стане врага.

По строю Братьев прокатились противоречивые чувства. Кто-то явно был не так смел, как полагалось Воину Смерти, и испытал немедленный импульс держаться подальше от опасных походов в малом составе, но хватало и таких, кто загорелся идеей.

С Терном — старшим товарищем Дона — Клед познакомился ещё до ужина и этот невысокий русоволосый Воин с кудрявыми волосами, судя по выбивавшейся из косы поросли, ему понравился. Было в нём что-то тёплое, надёжное и неуловимо знакомое. Сообразив, в чём дело, он отозвал его в сторону и тихонько спросил:

— У тебя в роду часом не было амахаги?

У Терна в глазах сначала мелькнул испуг, а потом он, видимо, сообразил, что кому попало об их народе уже давным-давно неизвестно, а значит...

— Вы что, были в Краю Восьми Озёр? — еле слышно спросил он.

— Да. Меня даже прозвали Ал-Кледом, если тебе это о чём-то говорит...

Глаза у Терна округлились.

— Я помню, мать заставляла меня в детстве учить наизусть родословную, чтобы, в случае чего, я пробился к своим и нашёл родню. Она была амахаги, но её отец когда-то тайком переселился в Княжества, чтобы вылечить её, потому что там, в сырости болот она слишком болела, и он боялся, что она умрёт, как его жена. Отец у меня был местный, но он ненадолго пережил маму. А к своим я побоялся идти, вот прибился сюда. Но помню достаточно, чтобы знать — приставку Ал дают только тем, кто доказал своё мужество... Значит, вы заслужили уважение не только Меча, поручившего вам особое задание, несмотря на молодость, но и моих соплеменников на родине. И я буду вдвойне рад вам служить. Да и за Доном присмотрю. Привязался я к мальцу. Он был такой мелкий, когда появился у нас. Я узнавал в нём себя, так что...

— Хорошо. Мы — Кулак, — громко, для всех, произнёс Клед официальную формулу принятия нового бойца в отряд, протянув руку вперёд.

— Вы — ладонь, а я — палец, — отозвался, как положено, Терн и ненадолго накрыл его кулак своей ладонью, склонив голову.

Возвращаясь назад, к остальным, Ворон перешёл на менее формальный тон:

— Только давай в обиходе без выканья. Я младше тебя по возрасту, пусть и выше по званию. И потом, так ты сразу всем выдашь, кто у нас главный, а мы хотим этого избежать. И вообще всячески таимся. На всякий случай. Надо придумать тебе прозвище.

— Так я по жизни Суслик.

— Отлично! — прозвище отчего-то развеселило Ворона. — Слыхали ребята? У нас в Кулаке появился Суслик!

— Здорово, Суслик, а я — Весельчак! — хохотнул Курт.

Остальные, как и положено почти бесчувственным Воинам Смерти, лишь слегка усмехнулись. Но перезнакомились охотно и быстро поладили.

На другое утро Терн уже перенёс вещи в их барак, и Клед попросил его сразу же поработать советником при отборе желающих. Он-то местных не знал, а вот Суслик со многими не одного яратика разделал, как здесь говорили взамен привычного "пуда соли".

Хотя на практике оказалось, что мог бы и без этого обойтись: та самая способность считывать, что движет человеком, во многом помогала. Например, один из Воинов стремился вырваться из под власти допекавшего его Кинжала, полагая, что при молодом и "зелёном" командире ему задышится привольней, а это явно была не лучшая рекомендация. Сообщение Терна о том, что шпыняли этого лентяя за дело, в данном случае лишь подтверждало седьмое чувство, но по существу впечатления не меняло.

В целом из пяти Воинов троих пришлось отсеять по сходным соображениям. Двух остальных предстояло проверить на тренировочной площадке. Показали они себя вполне достойно. Один, молодой, даже удивил скоростью движений, ощутимо превосходящей среднего Воина Смерти. Эту свою способность он всё рвался применить в деле, да не складывалось. Посему ему дали кличку Стремглав, а второму — Сип, чисто за внешнее сходство: этакий мрачный, плечистый, ухватистый тридцатилетний мужик с хорошим боевым опытом, скучающий без "охоты".

Остальные вспышки интереса, которые Ворон почувствовал после речи Скимитара, видимо, погасли на свежую голову. Всё равно большинству из них предстояло вскоре участвовать в войне, а битва в строю отличается от заданий, выполняемых малым числом, которые предпочитал Сип.

Клед понял, что идея с кличками его посетила удачная, потому что если отряд ещё разрастётся, он просто запутается, кого как звать, и решил даже не напрягать память именами — как свою, так и чужую. Всё равно Вест записывал всех в ведомость.

Больше делать в Нивзене было нечего, посему Кулак Смерти, увеличившийся до двенадцати бойцов, включая командира, на другой день отправился дальше.

* * *

Продолжая путь на восток, Клед размышлял, как им найти лазейку к предводительнице нартов. Колен говорил, что несколько Стилетов пытаются затесаться в её войско. Однако, если они с Алриной правильно сложили стрелу с тетивой, умение орденских шпионов маскироваться под обычных людей не обманет Морену, ведь та связана с Тёмной Матерью, которая оставила на каждом из них свою метку в Арке Смерти. Так что надеяться на них вряд ли стоит. К тому же, задачи у Стилетов, скорее всего, другие — та же разведка, и они не станут подставляться, пока не наступит решающий бой. Поэтому хорошо бы самим попытаться провернуть то же самое, но с другими целями и людьми — обычными, которых не опознает ставленница Моры. Значит, надо поискать среди рекрутов Дружины Совета. А для этого имеет смысл завернуть в Гостердом.

Сказано — сделано. Чтобы не давать крюк, возвращаясь из Простена, свернули с Тракта в Манухе и просёлочными дорогами за два дня добрались до тренировочного лагеря, благо дождик временами хоть и накрапывал, но несильно и недолго — дорога раскиснуть вконец не успела.

Въехали в крепостной двор, когда уже начинало смеркаться. Муштра закончилась и будущие бойцы занимались своими делами — кто-то готовил еду на уличных очагах, сложенных во дворе из мохавенского кирпича, кто-то точил оружие, кто-то чинил одежду.

Вдруг слева раздался оклик:

— Мессир Кла... — голос осёкся. — Господин Клед!

У Ворона мороз прошёл по коже, когда он осознал, что его чуть не назвали прилюдно настоящим именем. Кто бы это мог быть?

Он оглянулся. От одного из очагов к нему спешил немолодой мужчина довольно боевого вида, в котором Ворон с удивлением узнал Стапа.

Командир спешился, оглянулся на своих, и расторопный понятливый Дон тут же подхватил повод. Он уже не в первый раз оказывался рядом в нужный момент — явно метил в "оруженосцы".

Стап же подошёл к своему барону с распростёртыми руками и крепко обнял, пробормотав: "Слава Кернуну, не обманул!"

— Какими судьбами? — удивлённо спросил Клед.

— Да вот, вас искал.

— Это как?

— Ну, я сообразил, что раз вы не вернулись, значит не выгорело дело это ваше. И рассудил, что тогда вы окажетесь на войне. А тут идут по нашему участку на юг несколько ребят из Кастера — вербоваться в Дружину Совета, — бывший улан махнул куда-то себе за спину. — Ну и я с ними махнул. Попросил у Князя отставки и все дела. — Он немного помялся, потом понизил голос, чтобы больше никто не услышал: — Сон мне был, что я вас встречу в этом войске, но я и не надеялся, что так скоро!

— Да уж. А мы случайно сюда заехали, как раз с целью найти несколько обычных бойцов в мой Кулак. Правда, у нас особо опасное задание...

Клед чуть вытащил из ножен чёрный скимитар, пригнув плечо, чтобы лучше было видно. Стап присвистнул.

— Пойдёшь со мной?

— Конечно! Для этого я сюда и записался.

— А ребята наши что — стоящие бойцы или других поискать?

— Нет-нет, нормальные ребята. Я их успел немного поднатаскать, и ещё погоняю. Они все будут рады пойти.

— Ты им рассказал? — Клед не стал уточнять, что именно, надеясь на былую понятливость внезапного верноподданного.

— Ну как же иначе? Они все надеются... — Стап тоже не стал заканчивать фразу.

Клед вздохнул и понизил тон:

— Только чтобы ни звука. Я Клед Корсун, Кинжал Смерти, и точка, понял? Проболтаются — убью. Я не шучу.

Стап по-братски бухнул кулаком в сердце, словно начиная отдавать Салют Смерти, но вовремя опомнился и распрямил ладонь, превращая это в простой человеческий жест:

— Я всё разъясню, можете не волноваться, мастер Клед. Только...

— Что?

— С начальником вашим надо как-то решить вопрос.

— Ну, для этого мы здесь. Сейчас доложимся, и я чуть позже к вам подойду. Где тебя искать?

— А вот, в том бараке, сразу за очагом, — Стап указал себе за спину. — Приходите на ужин.

— Нас двенадцать человек. И я должен о них позаботиться. Думаю, поужинаем вместе, а потом я приду к вам знакомиться.

— Добро!

Стап от души обменялся двойным воинским рукопожатием со своим господином, и тот пошёл догонять своих. Точнее, его чуть поодаль ждали Вест и Кестр, остальные отправились размещать лошадей. Вещи пока сгрузили в свободном углу, Чон остался их сторожить.

Запомнив дислокацию, Клед отправился к начальнику гарнизона. Заведовал им всё тот же Ятаган с забавной причёской, одновременно скрывавшей ранговое облысение по краю и косу: волосы были сложены в несколько раз, а потом распущены в несколько слоёв, создавая видимость густой шевелюры, собранной сзади в "гномий" свободный хвост; сверху же это безобразие прикрывал никогда не снимаемый на людях кожаный подшлемник.

В прошлый раз они виделись лишь мельком — Клед больше общался с начальником разведки, — но командир вспомнил недавнего Наречённого и преувеличенно удивился:

— Когда ты успел стать Кинжалом?

— Пришлось постараться. Ради особого задания, на выполнение которого я подхожу лучше всех. В силу определённых особенностей, — и он предъявил чёрный скимитар.

— Да, я получал депешу. Что тебе нужно?

— У вас тут есть несколько человек из Кастера во главе с бывшим сотником мохавенских уланов...

— Верно, он тоже из наших, был когда-то. Я его как раз в десятники метил.

— В общем, нам нужны несколько обычных людей. Отдадите?

Ятаган протянул руку, чтобы почесать затылок, но, видимо, вовремя вспомнил о причёске, и отдёрнул руку. Мимика у него была на удивление богатая для Воина Смерти, но в то же время немного деланная. Наверное, не приобщался с тех самых пор, как основали этот гарнизон, а может, и дольше. Но кроме того, похоже, он усиленно тренировался изображать эмоции, дабы не выдать рекрутам свою принадлежность к Ордену раньше времени.

— В общем, да. Конечно, — он пожал плечами. И вдруг как заорёт: — Теско!

В соседней комнате послышался грохот, словно кто-то упал с кровати или со стула, и через пару мгновений в кабинет заглянул всклокоченный писарь — его занятие было очевидно по чёрным нарукавникам и заляпанным чернилами пальцам.

— Так, с утра напишешь приказ о переводе кастерских рекрутов под начало... ???

— Кинжала Смерти Кледа Корсуна, — подсказал тот.

— Ты слышал. Пусть им выдадут, что полагается для дальней дороги. Вы в Селвидом направляетесь? — Клед кивнул. — Передай привет Малбету — он теперь там.

— Хорошо.

— Всё, свободны, оба. Дайте мне отдохнуть. И снять эту чёртову шапку наконец!

Клед отдал Салют Смерти и развернулся на выход, но в дверях вспомнил кое-что и задержался:

— Можно один вопрос?

— Валяй.

— Вы наладили сообщение... с соседями? — он опасался говорить прямо, зная, что история с доставкой алмазов из Края Восьми Озёр держится в тайне.

Ятаган сначала нахмурился, просверлив наглого чужака подозрительным взглядом с посылом: "А твоё какое дело?". Но потом, видимо, вспомнил, что докладывал ему тот же Малбет по поводу Кледа, провожавшего Петру в замок, и кивнул:

— Да, голубиная почта. Так даже надёжней. Понемногу, зато часто. — Он ухмыльнулся: — А ты что, соскучился по баронессе?

Клед, кажется, покраснел. Ремарка оказалась неожиданной, потому что он до конца не был уверен даже, рассказала ли она Мечу об их связи, а тут вдруг какой-то посторонний Ятаган недвусмысленно на это намекает. Однако в следующий момент Ворон сообразил, что это, скорее всего, просто обычная сальная шуточка, и постарался сделать как можно более каменное лицо.

— Ты не стесняйся. Если надо, мы весточку передадим. Но птиц туда отправляют только раз в месяц. Так что нескоро дойдёт.

— Нет, благодарю. Я просто хотел удостовериться, что со средствами проблем не будет. Наше мероприятие может оказаться затратным, — брякнул он первое, что пришло на ум, а зачем спрашивал на самом деле — вряд ли смог бы объяснить.

— Ясно. Ну, тогда можешь спать спокойно.

Ятаган одной рукой снова потянулся к голове с явным намерением её почесать, а второй нетерпеливо помахал — мол, иди уже. Ворон ещё раз отдал Салют Смерти и удалился.

Покормили их остатками "офицерского" ужина. Негусто, но у них ещё оставалось немного закупленной в Манухе еды. Вообще, по Тракту путешествовать было крайне удобно ещё и тем, что не требовалось тащить с собой провизию: заставы на дороге и опорные пункты в городах обеспечивали их и лошадей пропитанием. Однако, как только приходилось съезжать на просёлочные дороги — там уже только на свои запасы надежда, особенно по мере приближения к разорённым областям. Впрочем, в следующий раз они покинут Тракт только на последнем отрезке, и то, он не слишком длинный — всего пара дней верхом.

Потом Клед, как и обещал, пошёл знакомиться с земляками, которых оказалось четверо. До отбоя оставался всего час, так что знакомство вышло поверхностным, но ему было довольно того, что Стап поручился за ребят. В добавок к достаточной твёрдости во взглядах и ощущению преданности своему сюзерену, пусть и не утверждённому официально — то ли дядя с отцом в своё время внушали такое доверие люду, то ли бывший сотник успел вдохновить. Так или иначе, ощутить, что лично тебе кто-то вверился не просто по рангу, как Воины Смерти, а по велению сердца, оказалось приятно.

* * *

На другой день сборы заняли какое-то время: пока рекруты получили коней и дорожное обмундирование, пока все запаслись едой, выехали ближе к полудню. Но оно и к лучшему — с утра моросил неприятный холодный дождик. Впрочем, дорога на Простен была намного короче и лучше просёлков, которыми они прибыли в Гостердом — прежние бароны когда-то засыпали её всю толстым слоем каменной крошки, благо материалы были под рукой, и земля до сих пор сохраняла относительную ровность.

Накануне Клед велел всем кастерским придумать прозвища, у кого ещё не было, даже не мороча остальным голову именами. По дороге перезнакомились. Теперь у них в отряде, увеличившемся до семнадцати человек, были Свистун (за привычку насвистывать, от которой ему велено было избавиться), Скрипун (похожий на эту луговую птицу манерой прислушиваться к собеседнику, вытянув шею и немного склонив голову набок), Голубятник (пытавшийся дома разводить голубей) и Сивуха (за умение гнать самогон). То есть ещё два "представителя пернатых". Почти все примерно ровесники командира, только Сивуха немного постарше. Ну а сорокалетний Стап стал самым пожилым в группе, за что и был прозван Дедом.

Голубятник, кстати, заметил почтовых голубей в Гостердоме и страшно завидовал их выучке. Собирался примазаться на голубятню, но внезапно объявившийся барон родной провинции перевесил птиц. Клед рекомендовал ему особо не распространяться о гостердомских голубях, чтобы не подвергать дружину лишнему риску, хотя, какому именно, разумеется, не пояснял — тайные донесения на то и тайные. Однако, выходило, что он мог бы и не спрашивать Ятагана о способе связи — догадался бы сам, выслушав наблюдения земляка.

После обеда, когда совсем распогодилось, Стап позвал господина переговорить наедине. Они немного отстали от остальной кавалькады, чтобы находиться за спинами "своих", кастердомских ребят, от которых не было нужды скрывать, кто Клед такой.

— Знаете, в вашем замке жили какие-то люди, — осторожно сообщил бывший улан.

— Знаю. Когда я навещал родовое гнездо, там устроилась своеобразная семья с приёмными детьми.

Дед удивлённо вскинул голову:

— И вы их не прогнали?

— Я ведь не собирался там пока жить, — пожал плечами Клед. — А так хоть какой-то присмотр за замком.

— Добрый вы господин... Однако в преддверии войны, Князь наш решил, что разорённым замкам не помешает хоть какая-то защита, поэтому отправил туда часть своей дружины, ну и...

— Они выгнали сирот? — нахмурился Ворон, поёрзав в седле.

— В общем, да. — Стап прокашлялся. — Не ожидал я, конечно, что вы обе новости воспримете совсем наоборот, чем я думал. Плохая оказалась не новостью вовсе, а хорошая — плохой... Но не волнуйтесь. Наши ребята как раз провожали это семейство по дороге в Гостердом. Дружинники посоветовали тем обратиться к магистрату Мохавена — мол, возможно, найдут им какой-то заброшенный дом. Ну а я свой в Беляйке продать так и не смог. Так что, в общем, отписал его сиротам. Тесновато, конечно, им будет, но всё же лучше, чем ничего. Сомневаюсь я, чтобы наш магистрат им помог, а мотаться по городам да весям с малышнёй по холоду — не дело.

— Выходит, ты ещё добрее меня, — усмехнулся Клед. — А как сам-то?

— Сам-то? — бывший Наречённый помялся немного, а потом рубанул напрямик: — Сам скорее всего не вернусь. Сон мне был сегодня ночью...

— И ты всё равно пошёл со мной? — поражённо спросил Клед.

Стап кивнул — уверенно так, словно само собой разумеется:

— Такова, видать, моя судьба.

В душе у Ворона снова всколыхнулись те самые чувства, которые не онемели от печати Смерти: почему этот человек решил быть ему так предан, что даже сон с дурным предзнаменованием, в которые он явно верил достаточно, чтобы бросить всё и отправиться на другой конец Княжеств ему навстречу, не отпугнул его? Впрочем, если речь шла об Истинном Пути, то он мог понять Стапа... Оставалось только гадать, откуда тот мог знать о подобных вещах. А если не знал, то его доверию собственному чутью можно было завидовать. Впрочем, возможно, не знать даже лучше — не надо гадать, правильный ли ты сделал выбор, не свернул ли на кривую дорожку...

Клед не стал смущать старшего товарища вопросами, лишь спросил:

— Не жалко?

— Чего?

— Жизни.

— Если это ради правого дела... — он вопросительно посмотрел на командира, и тот уверенно кивнул. — Нет. Да и потом, смерть в бою, пока ещё крепок, лучше одинокой немощной старости.

Какое-то время они ехали молча, потом бывший сотник тихо сказал:

— Если позволите дать вам совет...

— Приму с радостью — ты ведь старше и опытней.

— Благодарствую. В общем, не жалейте солдат. Они вверили вам свои жизни, понимая, что могут с ними расстаться. Но только командир знает, как распорядиться подобным даром полезней всего. Так что не сомневайтесь, если придётся кого-то посылать на верную смерть. Если это спасёт остальных... хоть кого-то спасёт, то всё правильно. Иначе командовать не получится. А мне кажется, из вас выйдет хороший военачальник. Которому нет нужды напоминать, что и разбрасываться солдатским "мясом", как некоторые, негоже...

— Спасибо, Стап... То есть, Дед. Я запомню.

Клед показал бывшему Наречённому малый Салют20 и дал коню шенкелей, чтобы вернуться на своё место в голове колонны.

* * *

Следующим большим городом на пути был Астен. Несмотря на смутные времена, народ уже стекался на весеннюю ярмарку. Памятуя о неприятном опыте, Клед собирался обойти столпотворение людей стороной, но это вызвало крайнее недовольство Братьев — кто-то выразил оное вслух, а кто-то промолчал, но командир всё отлично почувствовал. Каждый Коготь в Ордене слышал множество историй про эту ярмарку, но не все на неё попадали. По крайней мере, вовремя, когда ловить воришек ещё казалось забавным.

В общем-то, причин ломать их волю приказом сейчас не было, как не было и причин спешить. Хорошо, когда бойцы не просто подчиняются, но ещё и любят командира. А с другой стороны, дашь слабину — потом пойдут разброд и шатания... Ворон колебался.

Но тут Вест в свойственной ему спокойной манере перечислил неплохие доводы в пользу того, чтобы заехать в город и даже провести там пару дней. Во-первых, для некоторых такая гулянка может оказаться последней. Во-вторых, на ярмарке можно найти кое-какие полезные приспособления, вроде "когтей" для лазанья по деревьям или той же подзорной трубы, которой им на этот раз не досталось. К тому же, сторговать их намного дешевле, чем если бы они искали нужного мастера у того дома. И потом, у дружинников хромает обмундирование, в астенской же Обители можно попробовать выбить им нормальные орденские вощёные плащи и дополнительную палатку — вдруг дождь польёт по-настоящему, когда они съедут с Тракта? А не выдадут — опять же купить. И наконец, там можно добрать ещё несколько Воинов Смерти в Кулак.

В общем, Клед, для вида крепко подумав, позволил себя убедить. Только ночевать в Обители ему не хотелось, но Чон, воспитывавшийся в Астене сказал, что знает опорный пункт, где как раз можно поселиться — постоялый двор, который держал их бывший Топор после того, как потерял руку на границе (как именно, Пластунец не знал, потому что о событиях там рассказывать не разрешалось).

Размещение на стороне было хорошо ещё и тем, что не придётся расставаться с земляками, ведь в Обитель не пускают жить посторонних. Так что они к вечеру устроились в "Одноруком Топоре", где им отвели целый малый зал.

Весельчак посмеялся с незатейливости названия заведения, но посторонние вряд ли поняли бы, насколько прозрачным оно было. Особенно учитывая то, что хозяин, лысый детина с комплекцией мясника по имени Декс, на вопросы о смысле вывески грозно демонстрировал приличную секиру своей целой правой рукой. Вместо предплечья левой был пристёгнут деревянный протез, конец которого довольно искусно изображал чуть округлённую ладонь. Декс довольно ловко орудовал ею, сгребая кружки со стойки, и не вызывал ни малейшей жалости, которую обычно испытывают к калекам.

Находился постоялый двор в стороне от южных ворот, на Столярной улице — относительно спокойной и тихой, вдали от большого рынка и прочих мест, привлекающих толпы людей. Состояние на ней, особенно вечером, было совершенно домашнее, почти деревенское. Клед даже удивился, что не весь Астен такой шумный и проходной, как те места, что он посещал ранее. На вопрос о том, не слишком ли место глухое для поддержания дела на плаву, Декс возразил, что как раз благодаря расположению на отшибе у него посетители, в основном, местные — мастеровые из ремесленных кварталов в округе, заходящие промочить горло вечером. Зато для своих всегда есть свободные койки, несмотря на небольшой размер заведения.

Утром Клед с Вестом отправились в Обитель Смерти, к Скимитару: Ворон — искать людей в Кулак, а Филин — за обмундированием, если местный глава даст добро. Астенский Скимитар был моложе многих и заметно живее, чем полагалось человеку, приобщавшемуся к Смерти в Арке четырежды в год. Да и шевелюра в необлысевшей части головы у него была достаточно буйная, рыжая, кучерявая, соответственно, коса — непривычно толстая для такой высокой должности, даже без вплетения дополнительных нитей, как часто делали остальные для придания прочности своему Хлысту Смерти.

Также Клед понял, что видел его в Астене, на тренировке Меча, ещё при своём Обручении, даже не догадавшись, что это глава одной из крупнейших Обителей. Взгляд его не давил подчинённых, как прочие, а вместо этого пронизывал насквозь, словно холодный ветер. Он спокойно выслушал все запросы Ворона, не перебивая его сообщением о получении депеши про особое задание, как другие начальники, помолчал немного, а потом сказал:

— Я выдам вам всё необходимое, если возьмётесь доставить кое-что в Селвидом.

— Хорошо. Что именно, можно узнать?

— Фургон с яратиковыми доспехами. Дело в том, что один кочевники уже умудрились угнать в довольно дерзкой вылазке. Так что надо держать ухо востро. Ну и гражданским подобное не поручишь, а мои люди по разным причинам застряли в дороге. У нас не хватает места для хранения, ведь через нас идут все припасы для войска.Гонять же туда-сюда половину Обители я не могу.

— Ладно, доставим, — согласился Клед.

Всё хлеб, учитывая, что на самом деле он не знал, насколько растяжимыми окажутся пределы снабжения специального отряда.

— А как быть с Воинами в Кулак?

— Смотри сам. У меня нет времени этим заниматься. Кажется, у вас уже есть один из наших. Пусть он тебе подскажет, куда пойти, на кого посмотреть. Можете, кстати, и соревнования посмотреть на предмет лучших Когтей из других Обителей. Если вам нужна подобная зелень. Мало ли — иногда малец на тайных заданиях сподручней взрослого. Не насторожит людей.

— Я над этим подумаю.

— В любом случае, груз будет готов на второй день после ярмарки. Раньше дороги забиты и ехать опасно. Время терпит? — Ворон кивнул. — — Только с размещением в Обители могут возникнуть проблемы в связи с ежегодными состязаниями.

— Спасибо, с нами ещё рекруты из Дружины Совета, так что мы уже устроились у вашего бывшего Топора.

— У Декса? Отлично. Тогда свободен, — Скимитар протянул ему записку с личной печатью, которую успел набросать.

Клед отдал ему Салют Смерти и вышел. В коридоре прочёл бумагу — там было распоряжение кладовщику выдать им всё по разряду "Б". Ворон понятия не имел, что это значит, но Филин пояснил: умеренное количество предметов средней редкости; то есть вощёные плащи выдадут и палатку тоже, "когти" — в зависимости от количества на складе, а вот подзорной трубы им не видать. Жаль, он надеялся тут удастся разжиться. Ну нет так нет — поищут на ярмарке.

Получив всё необходимое, Кинжалы вернулись обедать к Дексу. После Ворон взял Пластунца и вернулся в Обитель. Чон познакомил его с парой Кинжалов, которые занимались Когтями, а уж те, не сговариваясь, назвали Солдата Смерти по имени Шокт.

Это был здоровенный парень лет двадцати пяти, носящий забавное прозвище Два Удара. Очень высокий и статный, хоть скульптуры с него лепи. Лицом, правда не вышел — плоское, нос уточкой, губы огромные, как у темнокожих жителей заморского Юга, а глаза маленькие и узкие, словно у салидорца. Волосы тоже непримечательные — тонкие, русые, с уклоном в рыжину, но жидкая косица достаточно длинная и без выбивающихся прядей, как бывает, когда её кто-то проредит, победив в поединке.

Кличку свою он получил за вечные споры, что с трёх ударов пробьёт любой не железный предмет (в ход шли доски, кувшины, бочки, даже кирпичи), но на самом деле всегда хватало двух. Так же и в драках — после второго удара противник чаще всего вырубался. По просьбе Кледа Шокт даже продемонстрировал своё умение на расколотом щите и действительно чётко разделил половину на четвертинки.

Силушка у него вообще бурлила через край — он без особых усилий поднял здоровенный пенёк, служивший для колки дров. И похвастался, что его всегда звали поднять что-то особо тяжёлое. Но орденских нагрузок, очевидно, не хватало утомить здоровяка до такой степени, чтобы он перестал мечтать о подвигах. Именно такое побуждение прочёл Ворон за его мгновенным согласием вступить в особый Кулак. И командира это устраивало. Да и вообще, шло от Шокта какое-то солнечное тепло, ощутимое теми самыми, не омертвевшими чувствами.

Посвящение Два Удара не стал проходить не потому, что боялся погибнуть в Арке, а из большой любви к удовольствиям: он всегда на полную использовал все попущения в Ордене — что в выпивке на праздники, что в Красном доме. И вот этот свой вкус к жизни он не хотел терять, видя каменные лица Обручённых. Правда, податься ему больше некуда было, но роль Солдата вполне устраивала Шокта. До тех пор, пока не началась подготовка к войне, а всё никак никуда не брали, оставляя непосвящённых на большую атаку, и это было обидно. В целом, он чем-то напоминал Стремглава, но совсем по-другому: как горный ручей и полноводная река — оба пробивают путь к морю, только по разному.

Два Удара обещал переговорить ещё с парой товарищей на предмет пополнения Кулака. Командир предупредил его, что нужны выдающиеся бойцы или люди с уникальными умениями, а не кто попало. Шокт задумался, но заявил, что всё равно есть пара человек на примете.

* * *

Остаток дня Клед потратил, заглядывая на тренировки по всей Обители, кроме Ладоней — местные Когти ему точно ни к чему, даже лучшие — ещё вопрос. Разве что попадётся кто-то действительно стоящий. Но пока даже среди опытных бойцов никто второго взгляда не привлёк. Только под конец, когда уже начинало смеркаться, на одном из задворков обнаружился Воин, который упражнялся с кнутом, да так ловко, что сбивал с невысокой внутренней стены десять деревянных чурок из десяти. Его каштановая коса была достаточно длинной и плотной, чтобы предположить, что её не прореживали ни разу с самых Когтей при возрасте на пару-тройку лет старше Шокта.

— А с руки сможешь снять мелкий предмет, не поранив? — подошёл к нему Клед, доставая из-за пазухи сморщенное прошлогоднее яблоко, которое ему, среди прочего, выдали в столовой на заполудник.

Воин сначала окинул чужака неохотным взглядом, видя, что собеседник моложе, но потом заметил бронзовое кольцо Кинжала, оживился и сплюнул:

— Как мыши обосраться!

Ещё один остряк? И где они были весь его предыдущий путь в Ордене? Впрочем, Курт — как раз ошивался под носом, а Клед и не знал... Оказалось же, что его весёлые замечания об окружающем, здорово скрашивают путь и немного греют заледеневшую душу.

Видя озадаченный взгляд старшего по рангу, Воин исправился:

— Простите. Как нечего делать.

Ворон бровями показал приниматься за дело и поднял яблоко на вытянутой в сторону руке.

— Не хотите рукавичку надеть? — кивнул собеседник на заткнутые за пояс перчатки.

— Нет. Ты же сказал, что не ранишь.

— Ну, мало ли, многие перестраховываются.

И он без долгой подготовки взмахнул кнутом, ловко срывая подсохший плод с живой подставки. Кончик хвоста просвистел буквально на волосок от ладони, но не задел кожу.

— Впечатляет, — одобрительно кивнул Клед. — А что ещё можешь?

Воин обежал взглядом дворик, начал обходить его по кругу, словно ища, на чём ещё показать свою удаль, а потом внезапно развернулся и захлестнул рукоятку скимитара, торчащую из-за плеча Кледа, да так молниеносно, что тот не успел ничего сделать. Точнее, Ворон взметнул руку, но всё же успел сообразить, что за летящее лезвие хвататься не стоит, и не сомкнул пальцы.

Мастер кнута явно целился перехватить оружие, однако, пока оно летело к нему в руки, рассмотрел металл... Глаза его округлились, а кисть в последний момент совершила неуловимое движение, отбрасывая клинок в сторону, так что тот воткнулся в землю.

— Это то, что я думаю? — поражённо спросил Воин.

— Именно. Чёрный скимитар, — подтвердил Клед, направляясь за ним. — У нас особое задание. Пойдёшь в мой Кулак?

Он вытащил клинок из земли, обтёр кусочком ветоши, которую всякий Брат носил для этой цели в поясной петлице, вложил скимитар назад в ножны, а Воин всё это время мотал головой, то открывая, то закрывая рот, будто не находя слов.

— Если тебе надо подумать, время есть до конца ярмарки, — сообщил Ворон и добавил: — Я Клед Корсун из Новина. Буду ещё заходить. Но вообще, мы разместились в "Одноруком Топоре". Знаешь, где это?

— Да. Простите, я аж колтунков поймал21, и они мне все мысли разнесли по окрестным лугам, — выдохнул Воин. — Я Дагм Реслин.

Клед кивнул. Да, они однозначно поладят с Куртом, если Дагм решится. А ему можно с чистой совестью возвращаться на ужин в постоялый двор — день прошёл не зря.

На следующее утро Два Удара привёл одного приятеля, тоже Солдата, но Ворону не понравился его бегающий взгляд. Разве их тут в Астене не учили, что противнику и товарищу, а тем более командиру всегда надо смотреть в глаза прямо и твёрдо? Так что, несмотря на умение вскрывать любые замки, в том числе засовы и крючки, которое им могло бы и пригодиться, Клед ему отказал, даже не проверяя бойцовские качества. Не та душонка была у парня, что нужна для их дела — ненадёжная. И посвящение он явно не прошёл из страха. На чём только эти двое сошлись?

Впрочем, от Шокта повеяло облегчением, когда Клед вынес вердикт. Вероятно, приятель подловил того либо на жалость, либо на совесть — даже непонятно зачем, по большому счёту. Чуйка выдавала что-то невнятное вроде "примазаться к славе потом". Впрочем, ни он сам, ни его мотивы, не заслуживали долгих размышлений.

Дагм тоже решил присоединиться. Он сбивчиво поблагодарил за честь, извинился, что не сделал этого вчера: "Я просто обалдел от такой возможности, как тупарь на току!" Ворон в приказном порядке назначил ему кличку Кнут, правда, оказалось, что его так и звали -довольно очевидное прозвище.

Правда, помощник Скимитара сказал, что никак не сможет отписать ребят до окончания ярмарки, ибо сейчас кутерьмы с людьми и так выше крыши. А вот на следующий день уже можно приходить. Заодно и телегу оформят. Впрочем, это было к лучшему — зачем напрягать Декса лишними постояльцами, если они пока и "дома" на довольствии? Перезнакомятся по дороге.

На этом возможности Астена в плане пополнения Кулака, похоже, себя исчерпали. Зато начались состязания Когтей, которые Клед посещал весьма отрывочно, поскольку не верил, что там найдётся кто-то достойный внимания до Посвящения. Просто не видел применения юношам в их задаче. Только зря рисковать.

Впрочем, Дон с Гевром вызвались всё посмотреть за командира, и он позволил "птенчикам" совместить приятное с полезным: ему — уверенность, что ничего не пропустил, а им — возможность утолить любопытство времён обучения. Чон, видевший съезд Когтей каждый год, пошёл с ними за компанию, ну и чтобы не заблудились, да не забыли поесть в перерывах. Обедом кормили всех посетителей из числа Братии, не ведя учёт объёму порций, ибо лишнего народа съезжалось столько, что для этой цели имелась отдельная кухня, работавшая только во время состязаний — это Ворон и сам помнил ещё по своей юности.

Вест же со Стапом и ещё парой бойцов ходили по ярмарке, искали подзорные трубы. С когтями для лазанья им повезло — разжились на складе Обители. Сходил на площадь и Клед один раз — вспомнить, как всё было. Как он тогда поймал Алрину... И понял, что это девочка, спасшая ему жизнь. Как же всё-таки удивительно переплетаются судьбы! Впрочем, Санат говорил: "Пути Мелина неисповедимы". Эх, увидеть бы любимую ещё раз!

* * *

Дал Клед своим бойцам и возможность гульнуть перед опасным заданием, по совету Стапа, чей опыт командования был неизмеримо больше. Конечно, уланы — не Воины Смерти, но соображения для такой разрядки перед опасным заданием были общечеловеческими.

Они все вместе сидели по вечерам в общей зале и потягивали пряное вино, которое Декс готовил на диво хорошо. Конечно, при командире не особо разойдёшься, но в том и была задумка. А заодно — перезнакомятся поближе.

Как вдруг в заведение зашёл мужичок. Судя по косым взглядам завсегдатаев, не местный — чужак.

— Хозяин, дай-ка усталому путнику промочить горло, — с деланной любезностью подошёл он к стойке.

Декс с деревянной полу-улыбкой (вроде и в отставке уже, а эмоции Топору до сих пор не давались) налил и подал тому какого-то пойла. Гость же, наоборот, преувеличенно рассыпался в благодарностях и стал пить, охая да причмокивая, как будто полгода до этого умирал от жажды. А у самого глаза так и рыскали по залу. От чего взгляд хозяина, прекрасно всё замечавшего, наливался тяжестью...

Лицо посетителя Кледу было точно знакомо, только он не мог вспомнить откуда. Кто-то из компании, подкараулившей его в позапрошлый раз, чтобы побить? Человек Бельведера? Или Южного Князя? Мысль шарила по памяти и не могла ни за что уцепиться. Однако, судя по подспудному ощущению тревоги — точно кто-то из врагов.

Тем временем чужак допил свою кружку, облизался, но поставив её на стойку, сказал недовольно:

— Кисловато у вас винишко-то, пойду поищу получше.

И в этот момент в голове Кледа что-то щёлкнуло: это же так называемый муж воровки, которая отравила его в Ранвене! Первым порывом было вскочить и набить ему морду, но тут Ворон сообразил, что недовольство качеством выпивки — только предлог. На самом деле этот тип присматривался, есть ли тут кого ограбить, однако почуял опасность в лице Топора, да и Кледова Кулака, поэтому счёл за лучшее смыться. Компашка наверняка ждала снаружи и теперь пойдёт искать другое место.

— Куболь, — тихо позвал он Дона, — проследи незаметно за этим мужиком и его спутниками. — Тот открыл рот для вопроса, но Клед не дал ему себя перебить: — Не спрашивай, откуда — знаю и всё тут. Запомнишь, в какую харчевню они зайдут все вместе, и мигом сюда — доложить.

Парнишка сорвался с места, как только наводчик вышел, а остальные потребовали объяснений. Командир не стал им рассказывать свою позорную историю, просто спросил, кто хочет поохотиться на лиходеев. Вызвались все, так что пришлось выбирать. Решив, что четверых будет достаточно, чтобы скрутить воров, но не насторожить их раньше времени, Клед подрядил Ясеня, Стремглава и Два Удара. Велел переодеться всем в гражданское и спрятать волосы. Вещи подкинул Декс. А как переплести косы, Ворон продемонстрировал сам.

Дон вернулся в аккурат к моменту, когда все были готовы. Он провёл их до таверны "Сломанный грош", находившейся в более оживлённом квартале, поближе к рынку, но достаточно далеко, чтобы вокруг не околачивались патрули из городской стражи и Воинов Смерти. Куболь очень просился остаться и сам, но в план Ворона его присутствие не вписывалось. Впрочем, рассудив, что наружное наблюдение не помешает на случай каких-нибудь неожиданных ходов бандитов, командир оставил его на улице. Да, прохладно ещё, конечно, но раз сам напросился...

Благодаря выпитому за вечер ранее, особо не понадобилось увещевать всех расслабиться, чтобы не вызвать настороженности воров. Труднее всего это давалось как раз Кинжалам, чувства которых как раз были недавно выжжены в Арке Смерти. Но в компании четверых мужиков иметь парочку хмурых не диво.

Они зашли в таверну, слегка преувеличивая нетвёрдость походки, но стараясь излишне не шуметь, чтобы не привлекать внимания. Четвёрка воров, как и в прошлый раз, сидела в самой глубине зала и шумно веселилась. Пятая участница — в капюшоне у стойки. Клед выбрал стол у входа, чтобы наблюдать за действием с другой стороны, спрятавшись за спинами самых рослых товарищей. Два Удара взял на себя роль заводилы и потребовал кувшин пряного вина.

— Что мы ищем? — спросил Стремглав, сидевший рядом с командиром.

Ворон сделал знак обождать и присмотрелся к публике. Идеально подходил на роль жертвы молодой парень, сидящий по другую сторону у двери за небольшим столом. Он был совсем юн, ещё безбород и неплохо одет — возможно, сынок пэра или просто зажиточного горожанина. Кислая мина на лице выражала вселенскую тоску, а некоторая нетвёрдость движений свидетельствовала о том, что кувшин перед ним далеко не первый. А может, наоборот, это первая попытка юноши залить плохое настроение веселящим напитком. Как водится, безуспешная.

Клед обрисовал своим бойцам расклад, словесно указав всех участников разворачивающейся истории, и всё-таки рассказал вкратце про ограбление в Ранвене, чтобы завести разговор на какую-нибудь нейтральную тему. Ведь вся жизнь Воинов Смерти крутилась вокруг боевой подготовки да Отступниц Похоти, так что не выдать свою принадлежность к Ордену повседневной болтовнёй было сложно. А кроме орденской жизни оставалась только сравнительно недавняя Вольница. И хотя командир пережил в этот период события, довольно сильно на него повлиявшие, о большинстве из них рассказывать либо не мог, либо не хотел. Вот и пришлось пожертвовать не самым лестным происшествием, которое он, впрочем, к тому моменту сообразил, как преподнести в чуть более выгодном свете — просто сделал акцент на том, что раскидал напавших, даже не помня себя.

Затея удалась — после этого все по очереди начали делиться какими-то случаями, происшедшими с ними на Вольнице, а Кестр так и вовсе поведал целую историю, которой хватило бы на роман, потому что он ходил за моря на корабле.

Где-то между делом Два Удара отлучился "до ветра", заодно разведав, где тут чёрный ход на двор, который располагался примерно так же, как и в Ранвене — под лестницей, ведущей наверх, в комнаты постояльцев. Также он проведал на улице Дона и поручил тому задержать вторую женщину, если мужики вернутся в таверну без неё. Очень кстати на самом деле пришёлся пятый боец по зрелому размышлению, но Клед это понял уже потом, когда за разговорами восстанавливал в памяти схему действия грабителей.

Вскоре компания воров разделилась, оставив "мужа с любовницей" одних. "Жена" же, сидевшая за стойкой, переместилась за столик к юнцу — Клед не ошибся в определении жертвы. Наблюдать со стороны за тем, как она ведёт свою игру, касается его руки, словно в порыве чувств, пересиливающих робость, оказалось немного унизительно — от осознания того, как легко он повёлся тогда. Но душу грело скорое возмездие.

Юноша и до этого успел прилично набраться, но, разумеется, заказал ещё кувшин вина, так как "дама" помогла ему быстренько осушить предыдущий. Дальше всё пошло по прежней схеме: после того, как новое вино было разлито по кружкам, парочка, на самом деле внимательно наблюдавшая за нужным столиком под прикрытием объятий, собралась уходить. "Жена" испуганно попросила паренька закрыть её собой, и, пока он стоял спиной, быстро насыпала в его кружку яда из "зеркальца", которое извлекла из-за пазухи. Она успела спрятать коробочку обратно, так что у бедняги совсем не возникло никаких подозрений. Наоборот, пользуясь тем, что уже встал (а это далось ему с заметным трудом), он пошёл к трактирщику и обменял пару монет на ключ от комнаты — видимо, парень был местным и изначально не планировал тут ночевать.

Дождавшись, пока "жертва" вернётся за стол и осушит свою кружку, Клед отправил троих бойцов к чёрному ходу, чтобы перехватить разбойников, а сам поднялся вслед за парой, бросив хозяину за стойкой невнятное: "Я на минутку к приятелю". Тот был слишком занят, чтобы уточнять подробности.

Юношу развезло не по-детски, он едва переставлял ноги, и обманщица практически волочила его на себе. Клед рассчитал время подъёма неправильно и чуть не нагнал их наверху лестницы. А ведь парню надо было ещё отпереть дверь. Пришлось задержаться, сделав вид, что он возвращается в зал за чем-то забытым.

Задействовав своё шестое чувство, Ворон постоял на нижних ступенях, пока не уловил от "жены" облегчение — видимо, "жертва" наконец-то справилась с замком. Впрочем, это чувство тут же сменилось беспокойством, ведь дружкам уже положено было подняться, чтобы оприходовать незадачливого паренька, а их всё не было.

На самом деле за пару мгновений до этого командир услышал приглушённые звуки краткой борьбы под лестницей, свидетельствовавшие о том, что его бойцы аккуратно и быстро справились с поставленной задачей. Он поднялся наверх, уже не таясь, и женщина, всё оглядывавшаяся назад, направляя юношу в проём, внезапно узнала его. В глазах её мелькнул страх. Ворон хищно улыбнулся и в два шага сократил расстояние, проталкивая обоих в комнату.

— Твои дружки не придут, — с мрачным удовлетворением сказал он, толкнув её на кровать. При этом от души надавил на воровку волей, помимо роста и угрожающего тона. — Мои люди их повязали.

— Твою мать! — внезапно вырвался из его поддерживающей хватки юнец. — Наломали мне всю охоту!

* * *

Клед резко обернулся. Парень выглядел почти трезвым, за исключением налитых кровью глаз, а выражение лица сразу прибавило ему к возрасту лет как бы не десять. Женщина дёрнулась подняться, но Ворон, не глядя, уронил её назад тычком в грудину, намеренно причиняя боль — заслужила. А сам буравил взглядом "жертву":

— Кто такой? Что за охота? — спросил он в приказном тоне.

На тонком плане в парне внезапно прочиталась опасность раздражённой змеи. Ворон мгновенно пришёл в боевую готовность, но тут его ребята втащили в комнату обезвреженных бандитов, включая вторую женщину, и тактическое преимущество вернулось на сторону Кледа.

"Юноша" окинул их всех внимательным взором, со вздохом погасил раздражение и отдал Салют Смерти:

— Младший Стилет Брад Лоскин. Вы испортили мне задание, господин... Ятаган? — он явно был в замешательстве.

— Кинжал, — поправил Ворон. — С чего ты взял, что я Ятаган? И как вообще нас распознал?

Кольца-то они поснимали, не будь дураками.

— По ореолам. У вас прям такой жёсткий...

— Что с ними делать? — перебил его Два Удара, кивая на своего подопечного, начавшего приходить в сознание.

— Куболь, сообщи хозяину о попытке ограбления, пусть вызовет городовых, — распорядился Клед.

Дон усадил вторую женщину, которой успел связать за спиной руки, рядом с первой на кровать и спустился вниз.

Ворон пригляделся к Браду. Да, тот явно был старше, чем казался издалека. Несомненно, благодаря поведению, но и от природы ему досталась моложавая внешность.

— А я бы засчитал задание, — хмыкнул Клед, — раз ты даже меня надурил, прикинувшись наивной жертвой. Где твой старший?

— В Обители, ждёт "улова", — снова тяжко вздохнул Брад. — Блин, не бывать мне всё-таки полноценным Стилетом.

— Как его зовут?

— Топор Мотт Доблин.

— Хорошо, я завтра зайду, замолвлю за тебя словечко.

Особой надежды на лице Брада не появилось.

Зашевелился ещё один из воров, приходя в себя. До женщин уже дошло, с кем столкнулась шайка, и они изо всех сил корчили гримасы подельникам, чтобы те не рыпались.

— Ладно, если позволишь, нам надо кое-что выяснить до прихода стражи, — сказал Ворон. — Присмотри пока за бабами.

Брад бухнул кулаком в сердце в знак подчинения приказу и недобрым взглядом уставился на воровок.

Клед же подошёл к мужикам. Понял, что третий, изображавший неверного супруга, лишь притворяется бессознательным, пнул его ногой в подошву:

— Кончай свои игры. Против Воинов Смерти у вас нет шансов. — Тот досадливо крякнул и открыл глаза. — А теперь... Кого из вас я достал при прошлой встрече?

Два мужика посмотрели на третьего, а тот едва заметно вздрогнул. Достаточный ответ для Кинжала. Клед сгрёб его за грудки, занёс руку, как для удара в нос, и грозно спросил:

— Где моя книга?

У того на лице отразилось непонимание. Женщина, притворявшаяся его сестрой, отозвалась с кровати:

— Мы её продали в книжную лавку за пару грошей. В следующем же крупном городе. Кажется, это был Ковен... Да, точно Ковен — в Мохавен мы не заезжали тогда. Хозяин сказал, что это плохая копия известного романа и взял только для потехи... Нас надули?

Клед позволил себе издевательски усмехнуться, но ничего не ответил. На самом деле в груди у него внезапно разгорелась ярость, требовавшая прикончить этих придурков, но он её ничем не выказал и не собирался давать ей волю.

Вернулся Дон и доложил:

— За стражей послали. Они скоро придут.

Командир отвернулся к окну, как будто раздумывая, а на самом деле пытаясь погасить неуместные порывы. Какая дурацкая потеря единственной в своём роде копии! Самое ироничное в том, что книготорговец их, возможно, даже не обманул и действительно так подумал. Но не убивать же людей за идиотизм?

Откуда опять подобная кровожадность? Не иначе как Тёмная Мать всё-таки имеет над ним бо́льшую власть, чем хотелось бы. Чувства кажутся собственными. Если бы не знание себя на уровне памяти... Или он всё-таки стремится спихнуть вину за свои слабости на сторонние силы? Нет, "сомнения — путь к поражению"! К чёрту их, как и копания в себе. Главное не поддаться сейчас и не убить мразей... Треклятая Арка Смерти!

Наконец-то явились городовые. Клед предоставил Браду подачу жалобы на попытку ограбить, а потом присовокупил свидетельство об ограблении его самого два года назад, подтвердив свою честь извлечённым из поясного кошеля кольцом Кинжала — скрываться всё равно больше не имело смысла. Остальные участники засады подтвердили, что видели, как разворачивался обман сегодня.

Городовые обрадовались — им поступали весточки о подобных случаях из других городов, так что проблем с доказательством вины не возникло.

Когда воров увели в тюрьму, Брад потерянно сел на кровать.

— Чего приуныл, боец? — спросил задержавшийся Ворон, когда его подчинённые уже вышли из комнаты.

— Да провалил я к чертям задание. Вы не знаете Топора Стилетов. Причины неважны, только результат. Это был последний шанс...

— Так, отставить упадничество. Идём с нами, развеешься, — скомандовал Клед, и парень подчинился, поплёлся за ними.

Странное это вызвало чувство. Похоже, Брад был ровесником или даже чуть старше Ворона, а по поведению — как будто действительно младший. И причина не только во внешнем виде. Может, всё дело в том, что Лоскин до сих пор в ученичестве (подготовка Стилетов всегда занимала много времени), а Клед уже не впервые командует?

Пока возвращались в "Однорукого Топора", командир размышлял о том, насколько опыт может повлиять на человека. Ведь как-то так получилось, что Кестр и Вест согласились пойти к нему под начало, хотя были старше и сами недавно получили тот же ранг. Но в операции по поимке контрабандистов именно он оказался главным благодаря удачной догадке, и вот вчерашние товарищи уже не видят ничего зазорного в том, чтобы выполнять его приказы, да и сам он воспринимает подобное положение вещей, как естественное.

Не выходит ли, что власть, сколь угодно малая, нарастает по мере её применения, как снежный ком? Если подумать, то с силой именно так и происходит: чем больше тренируешься, тем крепче становишься. Разумеется, можно перегнуть палку, как тот же барон Бельведер со смотрителем маяка, но, наверное, всё же не зря Воины Смерти поднимаются по иерархии с самых низов. А правило "убить предшественника" выполняется, как оказалось, далеко не всегда. Взять того же Салема или Декса: если на их место и проводились соревнования, то вряд ли до смерти. И после войны, наверняка освободится ещё куча должностей. Интересно, как это происходит в обычное время? При нём старшие "по традиции" ещё не менялись. Впрочем, сам он вовсе не метил на место даже Ятагана — разве что сразу Меча, и то, лишь если удастся вернуться живым, после положенного по рангу ежегодного приобщения. Так что нет нужды это выяснять.

Однако в отношении Брада мысль о том, как на самом деле растёт уверенность Воина, стоило проверить. Так что, когда они вернулись к остальным, Клед предоставил товарищам рассказывать об этой маленькой вылазке, а Младшего Стилета начал расспрашивать, периодически подливая тому трезвящего травяного настоя, который тот запросил вместо вина:

— Расскажи мне про ореол. Как именно ты понял, что мы свои?

— Ну, я после Обручения начал видеть такие прозрачные контуры, которые окружают всё живое. Отчасти поэтому меня и взяли в Стилеты. А ещё за моложавый вид и природную ловкость. Я очень хотел в Стилеты, но Доблин меня недолюбливает...

— Не отвлекайся, ты говорил про ореолы.

— Ладно. В общем, они могут быть разных цветов и размеров. И меняться в зависимости от состояния и настроения. Но у нашего брата всегда окаймлены таким тёмным сиянием. Чем выше ранг, тем темнее цвет.

— И что же, мой ореол похож на Ятагана?

— Да. У Кинжалов обычно каёмка просто тёмно-серая, а у вас такая чернота, которой не всякий Ятаган может похвастать. Я засомневался только из-за возраста. Вы даже для Кинжала молоды... Хотя, о чём это я? Сам-то вот прикидываюсь юнцом, пользуясь природными данными. Ланцет говорил, у меня какое-то отклонение, даже борода не растёт.

— Нет, не в этом дело, — вздохнул Клед.

Видимо, его способности, которые обгоняли ранг, давали себя знать. То ли Петру благодарить за это, то ли проклинать... Впрочем, в предстоящем бою любое подспорье пригодится.

— А в чём?

— Неважно. Лучше скажи, все Стилеты так могут?

— Нет, что вы. Но бывает. Топор наш Доблин может, он и научил меня отличать настроение по цвету. Так намного легче людей провоцировать на нужные поступки.

— А что же тебя против банды в одиночку послали? Или вы не знали, сколько там человек?

— Ну почему же, знали. Я бы управился. У меня вот что есть.

Он отвернул полу кафтана и показал рядок небольших стилетов, сидящих в кожаных петельках.

— На кончиках парализующий яд. Мне достаточно было оцарапать каждого, и они уже не бойцы.

— А ну как скрутили бы?

— Не хочу хвастать, но это не так-то просто. Нас специально учили ужом выворачиваться из больших давок.

— А как же ты нейтрализовал отраву? — спросил Клед. — Я видел, ты выпил всю кружку.

— Так это же просто красавка. Я к ней привык. Она входит в ежедневный Напиток Смерти вместе с другими распространёнными ядами. Ну, чтобы выработать устойчивость. К тому же, нас учат "пережигать" всякие воздействующие на ум вещества внутренним огнём. Думаете, как я так быстро протрезвел? Просто выгнать их из тела всё равно надо, потому я это и пью лошадиными дозами.

— Интересно...

Клед вспомнил, как и сам проделывал нечто подобное на вечерних пьянках с Расмусом. А Стилетов, оказывается, напрямую этому учат. И ещё он принимает яды, чтобы выработать иммунитет, как Алрина... Полезный, пожалуй, человек. Интересно, какой ореол у предводительницы нартов? Может, удастся сманить этого парня, если уж полноценного Стилета им не дают? Да и набор умений у них может быть другим...

— А что ты ещё можешь?

— Ну... много чего. Так сразу и не перечислишь. А что?

— Да вот, у нас есть особое задание. Для которого выдали Чёрный Скимитар.

— Правда что ли? — удивился Брад. — Я думал, это легенда.

— Нет, такие клинки существуют. И один из них у меня.

Глаза у парня загорелись. Видимо, он понял, к чему клонит собеседник. Но промолчал. Ладно, справедливо. Клед должен сам озвучить предложение:

— Вот я и думаю — нам пригодился бы человек с твоими умениями, даже если ты и правда не получишь звания полноценного Стилета... Но я сдержу обещание и замолвлю словечко перед Доблиным.

— Ой, а может, ну его? — Брад явно воодушевился. — Ну провалил и провалил задание. Я бы лучше с вами пошёл. А то мне иногда кажется, что он меня специально в учениках маринует дольше всех, несмотря на потребность в нашем брате там, на Востоке. Вот правда, ни единой ошибки не спускает. Даже таких мелочей, которые остальным не раз сходили с рук...

— Ну, смотри. Переговорить мне с ним в любом случае надо, чтобы официально забрать тебя в Кулак. Но если тебе действительно по душе моё предложение, я могу и не выгораживать тебя.

— Да. Пожалуйста! Мне кажется, если я ещё год посижу в подмастерьях, то совсем перегорю. И не войду в силу, пока не начну выполнять настоящих заданий — не этой ерунды с мошенниками...

Высказывание Брада удивительно совпало с недавними мыслями Кледа, так что он кивнул:

— Ладно, оставайся, если хочешь. А завтра вместе пойдём.

— Ой, спасибо! — парень отдал такой Салют Смерти, что чуть дырку в груди себе не пробил и не смахнул кувшин с вином. — Я вас не подведу, вот увидите!

— Посмотрим. А прозвище у тебя есть? Мы тут все без имён стараемся обходиться.

Брад досадливо крякнул:

— Колтунком меня кличут с Когтей — за детский вид. Только мне это не очень нравится, сами понимаете.

— А по-моему, отлично подойдёт к нашей "птичьей" шайке. Верно, ребята? — обратился Клед к остальным. — Накидайте по-быстрому парню, чем хороши колтунки?

— Ну, если брать от противного, как меня — я, кстати, Пластунец... — сказал уже изрядно захмелевший Чон, — то птичка кажется маленькой и безобидной. От тебя не будут ждать подвоха.

— Да он, собственно, так и приманил воровку, — подтвердил Кестр. — Я — Ясень.

— Ну всё, считай приклеилось, — вынес вердикт Курт и представился: — Весельчак.

— А где же другие птицы? — недоумевал Брад.

— Я — Ворон, — озвучил Клед и по очереди назвал остальных: — Это Филин, Стремглав, Гарза, Скрипун, Голубятник. Достаточно? — Колтунок кивнул, повеселев. — Ну, не все клички птичьи, конечно. Есть ещё Батя, Дед, Архар, Суслик, Кнут, Сивуха и Свистун.

Уже перечислив всех, командир подумал, что слегка поторопился. Но если Брад прав насчёт отношения к нему Доблина (а ошибиться с его стороны было бы странно, если он читал настроения по этим своим ореолам), то всё нормально. Лишь бы Топор не заартачился. Ведь кто знает причины его неприязни к парню?

Колтунку постелили на свободной лавке, а поутру поделились завтраком. Они с Кледом и Вестом выпили отвара, перебивающего хмельной дух, и отправились в Обитель.

— Где тебя черти всю ночь носили?! — сразу заорал на подопечного Мотт Доблин, даже не обратив внимание на Кледа. — Опять провалил задание?!

— Я не специально... — начал было оправдываться Брад.

Но Клед его перебил:

— Мы ему помешали, сами повязав воров. У меня к ним были личные счёты.

— А ты кто такой? — Мотт прищурился.

Раздражение стекло с его лица, словно кто-то выплеснул на свежую грязь ведро воды. Видимо, разглядел "ореол" посетителя. Однако попытка принять уставное выражение лица застыла на полдороге, и Топор несколько раз сморгнул. Чтобы не вводить его в заблуждение своим "ореолом", Ворон представился:

— Клед Корсун, Кинжал из Нивзена с особым поручением.

Он, как обычно, чуть пригнул плечо, чтобы продемонстрировать край Чёрного скимитара. И решил, что нечего тянуть:

— Мы приняли вашего подопечного за наивного юношу, которого облапошили воры. Поэтому я бы сказал, что его игра удалась. Однако, если вы недовольны учеником, я с удовольствием заберу его в свой Кулак. Собственно, я пришёл просить вас отдать его мне. Нам нужен Стилет, пусть и недоученный.

Доблин в задумчивости выдвинул нижнюю челюсть вперёд, став от этого похожим на сарлука. Качнулся с носка на пятку и назад.

Думал он недолго, но реакция оказалась неожиданной:

— Так, Колтунок, сдрысни отсюда, — и пояснил Кледу: — На пару слов.

Когда Брад вышел, он поманил Ворона к стене, подальше от окна, жестом предложил присесть на табурет, сам устроился на кровати и тихо сказал:

— Тут такое дело, понимаешь ли, Кинжал... Там, откуда я родом, таких, как он, считали подменышами. Мол, не человек он вовсе, а дивы его подбросили. Ну, сам посмотри — парню двадцать пять, а выглядит чуть ли не как подросток. Борода почти не растёт: пинцетом повыдергает пару волосин — и что твой младенец. Ловок, как чёрт, конечно. Но дивам нельзя доверять, это все знают...

— Кто такие дивы? — спросил Клед.

Мотт посмотрел на него, как на дикаря:

— Ну, вилы, дивы, вся эта чудь, нелюди, не знаешь что ли?

Ворон приподнял брови, пытаясь сообразить, что значат незнакомые слова.

— Ты на Западной границе не был? По возрасту, вроде, подходишь...

— Был.

— Ну значит, должен был видеть. По крайней мере мелочь всякую. А вилы и дивы нечасто показывались. Они повыше будут...

— Кажется, я понял, о ком ты...

Клед вспомнил о странных встречах у гор. Однако Брад был совершенно не похож ни на гнома, ни на крылатую воительницу, ни на высоких полуневидимок с мелодичной речью. И уж точно не на звероподобных людей — у тех шерсти было побольше, чем у человека. А на бесплотных духов — и подавно. Впрочем, если у Доблина с детства сохранились воспоминания о каких-то местных сказках, а сам он чужаков не видел, судя только по описаниям...

— И вечно у него с заданиями что-то не то: вроде и выполнил, но не точно. То зеваку-беспризорника пощадит, когда сказано не оставлять свидетелей, то наоборот — измажет дом лихоимца навозом, когда велено выкрасть доказательства, не оставляя следов. И так каждый раз. Я потому всё никак его и не выпущу, что решить не могу, больше вреда или пользы он принесёт нашему войску. Стилет должен быть незаметен и надёжен, как клинок, чьё имя он носит.

Клед в ответ лишь приподнял брови. В перечисленных "неточностях" он видел лишь признаки благородной души. Не факт, что они помешают выполнять те задания, которые может дать он.

Видя, что предупреждение не впечатлило собеседника, Доблин махнул рукой:

— В общем, если тебя это не смущает, забирай. Дурень с возу — сарлуку легче. У меня сейчас ещё трое более прилежных ребят, а с этим я и так довольно намучился.

— Заберу, — сказал Ворон, поднимаясь. — Я так понимаю, вы здесь проездом? В смысле, у кого мне выправить бумаги?

— Да можно здесь же. Я после подойду к писарю и завизирую.

Таким образом Кулак Кледа вырос до восемнадцати бойцов и четыре дня спустя без особых происшествий отправился по Тракту дальше, неспешно сопровождая фургон с доспехами. Изначально Ворон планировал срезать через Москил, но маршрут пришлось поменять и продлить его до Арбена, чтобы не увязнуть с фургоном на просёлочных дорогах, а и вероятность нападения на Тракте была минимальной. А дорогу, что вела из Арбена на Селвидом, недавно укрепили для облегчения снабжения. Так что вместо пути, на котором Клед когда-то повстречал Алрину, пришлось выбрать тот, по которому они ехали с Петрой...

* * *

В Селвидоме и его окрестностях стало неожиданно людно. Ближайшие деревни были заселены Дружиной Совета и расширены деревянными времянками. В полях проводились учения. Патрули на дорогах состояли из троек: один Солдат или Воин Смерти и пара обычных бойцов.

Даже непонятно, как кочевники умудрились совершить здесь какой-то налёт, а больше вроде негде было. Разве что они пробрались к самому Нивзену. Или это было давно, когда здесь крутилось меньше народа. Так или иначе, Кулак Кледа никто не побеспокоил, и фургон с ценным грузом благополучно забрали на въезде в крепость.

Командовал гарнизоном знакомый по Западной границе Ятаган Раскин, который успел повысить ранг до Скимитара — видимо, как раз для командования войском. Не оставили же они одну из Обителей без главы? А может, позже тут рассчитывали сделать ещё одну... Кажется, в Нивзене ходили разговоры про расширении Ордена в случае удачной войны.

От косы у Раскина осталось, видимо, совсем мало, так что в Хлысте Смерти собственных волос уже вовсе не было видно, но хотя бы на верёвку он больше не походил — конский волос смотрелся намного солидней прежних нитяных прядей.

— Я тебя помню, — заявил он, выслушав рапорт. — Ты у меня из Песты ушёл в самоволку. Но умудрился договориться со злобными карликами, за что и был прощён.

— Так точно, — бесстрастно подтвердил Клед.

Взгляд Скимитара, бывший тяжёлым даже во времена его ятаганства, больше не оказывал на Ворона такого гнетущего воздействия. Как будто бы он оброс скорлупой, которая вполне выдерживала давление. Лишнее подтверждение мыслей о том, что воля тренируется так же, как брюшные мышцы.

— Ладно, иди к коменданту. Я выделю тебе с другими Кинжалами комнату на верхнем этаже. Воинов — в казармы на двор. А Солдаты у нас квартируют снаружи, вокруг оружейного склада.

— С нами ещё несколько рекрутов из Гостердома...

— Рекруты у нас все сидят по деревням.

— Мне не хотелось бы разбивать Кулак...

— Это не мои заботы, — взгляд Раскина резко прибавил в весе с десяток пудов, так что "скорлупа" начала гнуться. — Здесь такие порядки, иначе всех не вместить. Днём собирайтесь, где хотите, но чтобы я внутри крепости не видел никого рангом ниже Воина, а в здании — ниже Кинжала. Ясно?

— Так точно! — Клед бухнул кулаком в грудь и удалился, не желая больше испытывать терпение Скимитара.

Спасибо и на том, что их всех не отправили куда-нибудь на выселки. Собственно, Солдат Смерти в Кулаке был только один — Два Удара. Он решил попытать счастья вместе с кастерскими рекрутами — не ходить же, в самом деле, есть и спать отдельно от всех. Клед отправил их для начала в ту деревню, где они с Алриной полтора года назад поживились урожаем. Хоть чем-то знакомое место, пусть он до сих пор и не знал названия — Трака.

Мест в Траке не было, однако, пока Стап пытался договориться с местным комендантом, надзиравшим за починкой мельницы, переделанной в лесопилку, Сивуха умудрился дать работникам полезный совет, чтобы мельничное колесо не вылетало из пазов. Благодаря недавним дождям, очевидно, более обильным в горах, речушка сделалась бурной, и такой случай постигал их уже второй раз.

Выяснилось, что отец Сивухи был мельником, а Голубятник частенько помогал приятелю с работой. К тому же, именно благодаря неизбежным "просыпкам" зерна на отцовском промысле, Сивуха умел варить самогон. А в деревне имелись неучтённые запасы цахеры, собранные по подвалам да огородам. В пищу они уже не годились, а вот на самогон — в самый раз. Так что, узнав о "титульном" умении Сивухи, комендант тут же освободил всей кастерской братии дом, отправив менее незаменимых людей в деревню подальше. Пообещал бесперебойную поставку дров для производства согревающего и обеззараживающего напитка. И Двум Ударам позволил остаться.

Тем временем Клед размышлял, как бы ему узнать, что стало с чёрным скимитаром, который должен был лежать в подземелье. Он не знал, что Алрина собиралась делать дальше. А забрать этот клинок могла только если бы решила вернуться к нартам. Куда она не хотела ни за что. Но всё же, что-то его останавливало, не давало расспросить напрямую. Да и кто мог бы ему ответить? Разве что Скимитар, но у них явно были не те отношения, чтобы задавать такие праздные вопросы. Да и как он объяснил бы, что знал об оружии, благословлённом для Ордена самой Смертью, но не забрал?

И тут как раз откуда-то вернулся Малбет. Въехал на крепостной двор, когда Ворон шёл в казарму к своим бойцам, чтобы убедиться, что всех устроили. Волосы у гостердомского знакомца немного отросли и были связаны в хвост на макушке, открывая ятаганское облысение по краям. Рядом с Малбетом на лошади сидел невзрачный мужичок вполне гражданского вида. Интересно, его что, не касаются правила, озвученные Раскином?

Дождавшись, пока те спешатся у конюшни, Клед подошёл и поздоровался с бывшим начальником разведки Гостердома:

— Славной Смерти , Малбет. Помнишь меня? Клед Корсун.

— И тебе не разочаровать Невесту. Конечно, помню Ты провожал... баронессу ал да Малфирдом в свой замок. А потом что-то вынюхивал в Гостердоме. Надо же, как быстро ты стал Кинжалом!

— Да и ты, кажется, поднялся по службе? — он кивнул на серебряное кольцо Ятагана.

— Ну так давно пора было по должности. Нас тут многих повысили специально для Селвидома.

Точно планируют сделать здесь ещё одну Обитель. Хотя, почему планируют? По сути, она уже есть. Просто временная и с кучей дополнительных сил за стенами.

— Тебе привет из Гостеродома. От Ятагана.

— Спасибо, — взгляд Малбета наконец упал на рукоять чёрного скимитара, слегка отличавшуюся от обычных. — Ого! Это то, что я думаю, у тебя за спиной?

Клед кивнул и приподнял бровь в сторону незнакомца — мол, можно ли при нём говорить?

— Это Лепс Гроска, — представил мужчину Малбет. — Наш человек. Ты не смотри, что он выглядит как гражданский. Это Старший Стилет. Мы с докладом к Скимитару. Встретимся позже? Расскажешь, что тебя сюда привело. Я тут начальник безопасности.

— Ну, тогда ты уже должен знать. Разослали же депеши...

— В депеше всё слишком общо. А мне нужны подробности. Чтобы тебе же помочь.

Встретиться получилось только после ужина, в комнате Малбета, за бутылочкой какого-то крепкого вина. Поразмыслив, Клед не стал таиться и сообщил, что их цель — нейтрализовать ахсару. Спросил совета, с чего начать, и есть ли свежие разведданные, которые можно использовать, чтобы к ней подступиться. Малбет покачал головой, а на предмет проведения собственной разведки, посоветовал пообщаться с Лепсом — своих людей тот "палить" не будет, но может предоставить фору за счёт рекомендации, если есть кого внедрить поближе к Сагате.

Тут пришлось к слову сообщить Малбету свои подозрения о том, что Морена может вычислять Воинов Смерти, даже Стилетов. Правда, как именно, Клед рассказать напрямую не мог, поэтому, скрепя сердце, сослался на Алрину, которую Малбет, в общем-то видел — будто бы она им с Петрой так и сказала. Он внутренне приготовился защищать благонадёжность бывшей кочевницы, как когда-то пришлось перед Мечом, но оказалось, что пара подобных случаев уже произошла, а новые сведения их как раз объяснили.

Тогда Клед решился сообщить, что важнее устранения ахсары для них отобрать у неё некое мощное оружие, без которого победа в войне будет затруднительна даже при численном перевесе. Всё равно Меч рано или поздно должен был поставить военачальников в известность, чтобы они учитывали это при разработке стратегии. Малбет подтвердил, что им уже известно — Морену не взять числом, хотя совершенно не понимал, почему. И раз глава Ордена не счёл нужным объяснить, то Кинжал и подавно не собирался этого делать. Наступит момент — и они всё увидят сами. А до тех пор в подобное будет сложно поверить. И невозможно объяснить, не выдав всю свою подноготную, а это в планы Кледа не входило. Чем меньше людей знают подробности, тем лучше.

Однако, наступил идеальный момент, чтобы спросить о том артефакте, который Ворон якобы искал в Гостердоме — не нашли ли его здесь. Якобы он-то как раз и мог противостоять тому оружию.

— Нет, ничего такого.

На этот раз Малбет отвечал без усмешки. Видимо, сообщение от начальства, что у врага есть что-то подобное, пошатнул его неверие в "сказки".

— И вообще ничего странного не нашли? — Кледу нужно было вызнать, не обнаружен ли скимитар. — Может, на самом деле это не волшебная вещь, в которую, конечно, верится с трудом, а что-то попроще, вроде тех же Чёрных скимитаров?

Но Малбет лишь растерянно покачал головой. Не похоже было, что он что-то скрывает. Тем более от обладателя одного из таких клинков, перед которым нет нужды таиться.

— Но ты не будешь против, если я ещё раз проверю подземелье? Оно же тут есть?

— Конечно, валяй. На первом этаже по правую сторону возле одной из дверей стоит караул, они тебе покажут, как туда попасть.

Клед склонил голову в благодарность.

— А в Сагате есть подземный ход? Может, туда можно проникнуть таким образом?

— Нет, у них был тоннель через гору позади замка, но тот обвалился ещё лет двадцать назад. Теперь осталась только тропа к нему в горах. По ней можно проехать верхом вереницей. Только не до самой крепости. Они там недавно сложили что-то вроде форта между упавшими валунами. Так что тайком туда не пробраться. Но и бежать им некуда. Рабочий план пока что -осада. А вот Пестер будем штурмовать. Главный там один из ахсартагов — Дарго Дзеран. Бывалый боец, но без всяких магических штучек. К тому же, магистрат Стеры умудрился удрать вместе с казной через подземный ход и унёс с собой ключ. Пусть он и не гномий — старый замо́к сломался, и его пришлось поменять. Но нарты об этом не знают и вряд ли догадаются попробовать вскрыть дверь. А ещё он нарисовал нам подробный план. Может, там найдётся этот твой артефакт. Хотя, ты уверен, что это не то, чем владеет Морена?

Клед замотал головой:

— Нет, у неё это оружие давно, сам подумай. Я узнал о нём от кочевницы, когда Пестердом ещё был свободен, то есть нарты не захватывали замки южной линии, где оно вроде бы хранилось.

— Но они их уже разорили. Ещё до её воцарения. Может, тогда и нашли? А она разобралась, как его использовать. Так и власть захватила. Молодая же совсем пигалица, а как-то держит всех в железной узде. И потому дерзнула попереть на нас.

Кледу оставалось лишь пожать плечами:

— Может и так, но нельзя исключать, что таких артефактов два, один в противовес другому. Поискать всё же стоит.

— Согласен. Вреда не будет, — согласился собеседник.

Вскоре бутылка закончилась, а отбой подкрался вплотную, так что Клед покинул начальника безопасности и пошёл к себе спать.

* * *

На следующее утро Лепс нашёл Кледа сам. Оказалось, что Малбет уже сообщил ему о способности ахсары вычислять Братьев Смерти. И он хотел разузнать подробнее, каким образом. Потому что "спалили" далеко не всех, а значит, обнаружения можно избежать. Только надо понять, как именно.

Клед не мог рассказать напрямую, что их сталкивает между собой одна и та же могущественная сила. Это грозило поломать все устои, что было некстати в преддверии войны. Пришлось всё представить, как свои домыслы. Хотя, по большому счёту, так и было. Он сказал, что Морена, похоже, видит "печать Смерти" на душе. И узнал, почему Стилетам так успешно удаётся прикидываться гражданскими: они меняют не только внешний вид, но и восприятие, мысли, полностью вживаются в роль. Разумеется, его "домыслы" даже не предполагали рецепта успешного обмана, но Лесп всё равно нашёл лазейку: если определить это могла только сама Морена непосредственно, то достаточно не попадаться ей на глаза.

Правда, это никак не облегчало задачу Ворону, которому как раз нужно было подобраться поближе именно к предводительнице, но у него на этот случай были ребята из Кастера. Старший Стилет пообещал снабдить их рекомендациями тех, кто остался в ближайшей к Сагатдому Орде (кочевники назвали подразделения из местных тем же словом, что привыкли использовать сами, польстив им).

После этой беседы Клед зашёл на склад, чтобы взять одеяло, якобы для своих людей. Скатав его в трубочку и положив на плечо, он направился ко входу в подземелье. Когда стража спросила, кто ему разрешил, он со спокойной совестью сослался на Малбета — мол, начальник безопасности поручил ему ещё раз проверить подземный ход. Предупредил, что не вернётся тем же путём, а отправится в деревню. И его пропустили, показав условный свист для стражников на выходе из тоннеля, чтобы не приняли за чужого ненароком.

В самом подземелье пост, по счастью, отсутствовал, так что Клед, никого не опасаясь, полез в тайник и обнаружил свёрток с Чёрным скимитаром Алрины на месте! Он завернул его в одеяло и благополучно вынес, не вызывая ни у кого подозрений. А в Траке передал Деду и наказал спрятать понадёжнее.

Он не хотел показывать клинок начальству, полагая, что его отберут. А Ворону всё-таки казалось более надёжным выйти против Морены с двумя особыми клинками, если придётся биться в открытую. Иначе он сразу останется с одним. Почему Армат не захотел выдать ему пару, остаётся только гадать: то ли не понимал, что битва предстоит не с обычным человеком, то ли не верил до конца в сказочные свойства Меча Кернуна... Но Кледу невыгодно было доказывать ни то, ни другое. Клянчить же он не собирался. Лучше просить прощения, чем позволения. И то — если выживет. А победителей не судят.

Стап тут же отковырял плохо державшуюся половицу, примеченную им возле ларя в углу, засунул свёрток под неё и переставил ларь к другой стене, чтобы накрыть тайник. Под полом, конечно, было сыровато, но нарты неплохо завернули клинок. А бывший улан пообещал как-нибудь позже проверить и ещё раз смазать его. Остальные рекруты из Кастера в это время занимались хозяйственными работами, к которым их приставил комендант, чтоб не сидели без дела.

Спрятав оружие, Клед созвал своих земляков и изложил задачу, которую придётся выполнить кому-то из них. То есть попытаться сделать то, что не удалось Стилетам — проникнуть в стан врага и найти лазейку для более способных товарищей. Обычные люди не должны насторожить Морену. Хотя, если она могла читать мысли или намерения, деревенские парни, не привыкшие скрывать своё нутро, конечно, уступали тренированным шпионам. Но уверенности в её способностях не было, даже у Алрины, прожившей с ахсарой бок о бок много лет. А им всего-то и надо, что наблюдать. И постараться не думать о цели.

Вызвались все четверо. Но у Кледа имелись сомнения, что любой из них справится. Надо было выбрать того, кто лучше всех сможет скрыть свои намерения. Ворон дал им задание до завтра — придумать обманный манёвр. Если он не сможет почувствовать, что на самом деле затеял испытуемый, то есть вероятность, что и Морене это не удастся, если не привлекать специально её внимания, а тушеваться где-то на заднем плане, как и положено слугам.

Обратно Ворон поехал на телеге, которую комендант нагрузил распиленными досками — для расширения лагерей продолжающих прибывать дружинников. Она должна была довезти его до развилки, ведущей к замку. Однако по пути Клед увидел нечто столь любопытное, что спрыгнул с повозки, решив, что ещё успеет вернуться пешком к обеду.

Часть дружинников валила лес вдоль дороги, рассредоточившись группками по двое. И одна из пар вызвала у Кинжала ощущение, что у него двоится в глазах и в ощущениях. Один из стволов резво рубили, по очереди вгрызаясь топорами в древесину, два совершенно одинаковых паренька! Каштаново-рыжеватые, круглоглазые, невысокие, крепкие -как два жёлудя с одного дуба. Нет, он, конечно, слышал о близнецах, но настолько похожих не видел ещё ни разу.

* * *

— Эй, солдаты! — окликнул Клед близнецов.

Ребята остановились, синхронно стукнув кулаками по сердцу — видно, что уже обученные и распознают условное начальство, хотя удар, конечно, слабый, но на то они и миряне.

— Вы откуда?

— Из Найки, — ответили парни хором одинаковыми голосами — совсем прекрасно!

Найка была деревней к северо-востоку от замка.

— Я не о том. Откуда вы родом?

— Из Кремисдома.

— Ничего себе, далеко вас занесло, — удивился Клед.

Это была провинция, в которой в погиб Алан, на самом Северо-Западе Княжеств.

— Так ваши же всех и выгнали, — ответил один из парней.

Второй толкнул его локтем, но сказано было беззлобно, так что Клед не стал заострять внимание на предполагаемой дерзости, а продолжил расспросы:

— Это по сколько вам лет?

— Восемнадцать, — опять хором.

И ощущения при этом, словно у них на двоих одна душа, потому что чувства за словами при этом одинаковые.

— Родители живы?

— Нет, — снова хором.

— Отца задрал какой-то страхолюд ещё дома, — сообщил тот, что "дерзил", очевидно, имея ввиду зверолюдей.

— А матушка померла уже после переселения, — закончил его ответ второй.

— Мы год помыкались беспризорниками, а потом подались в Дружину, как по семнадцать стукнуло, — добавил первый.

Надо же, как слаженно отвечают! Что вместе, что по одному... В голове у Кледа начал складываться план.

— Как вас зовут?

— Дерк, — ответил первый.

— И Верк, — сразу за ним назвался второй.

— А как вы определяете, кому сначала говорить? — заинтересовался схемой их взаимодействия Ворон.

Ребята переглянулись. Как будто обменялись мнениями без слов. Интересно, они настроения друг друга чуют так же, как он их, или даже лучше?

— Я старше, — пожал плечами Дерк.

— На полсотни вздохов, — с лёгкой иронией уточнил Верк.

При этом опять не возникло ни малейшего впечатления, что он пытался действительно задеть брата. Оба парня производили на редкость мирное ощущение. И в этом был очередной плюс...

— А что вы скажете, если я предложу вам опасное задание?

— Насколько опасное? — осторожно уточнил Дерк.

Клед почувствовал его тревогу за брата.

— Внедриться в стан врага и кое-что там разнюхать.

— Да разве ж это опасно? — развеселился Верк. — Мы с ним на пропитание себе клянчили по большим городам, изображая сирот, которым не хватает средств доехать до дядюшки. Так что поднаторели изображать то, чего нету.

Очень хорошо! Однако был один нюанс, который мог им не понравиться:

— Я хочу послать только одного. А второй должен быть на подхвате. Сможете меняться местами так, чтобы никто не знал, что вас двое? Пока один сидит там, второй возвращается и докладывает мне, что обнаружил.

Братья весело переглянулись. И снова возникло ощущение, будто они чуть ли не мысли друг друга читают.

— Так мы тоже промышляли, — признался Верк.

— Сделаем, не вопрос, — подтвердил Дерк. — А куда пошлёте?

— Прямо в Сагату. Говорят, туда посторонних не пускают. Но вы ещё молодые и на вид безобидные...

Братья при этих словах обменялись задорными взглядами. Значит, кое-что могут? Тем лучше!

— Главное, какое впечатление вы производите. Если умеете биться, лучше не показывайте. Может быть, вам удастся подобраться поближе, чем орденским шпионам и разнюхать больше. Ну что, пойдёте в мой Кулак Смерти?

Перспектива стать членами элитного отряда, куда вход мирянам обычно заказан, блеснула в двух почти идентичных сознаниях одинаковым восторгом, и оба парня синхронно кивнули. Клед начинал понемногу их отличать. Дерк был самую малость прямодушней и приземлённей, а Верк — более озорной и бесшабашный. Наверняка, идеи проделок, о которых упомянул младший близнец, исходили от него же. А Дерк придавал им практичности, сглаживая опасные углы. Идеальная парочка!

— Ладно, тогда бросайте всё и пошли.

— Нельзя, — возразил Дерк. — Если мы сейчас бросим дерево, оно может упасть кому-то на голову или поперёк дороги.

— Да и от командира попадёт, — добавил Верк. — Кто же за нас дело закончит?

— Понял. Тогда так. Разбираетесь с этим деревом и дуете в Сагатдом. Спросите меня — Кинжала Кледа Корсуна. К тому времени я выправлю бумагу для вашего командира. Вернётесь домой, соберёте вещички, и завтра утром чтобы были в Траке. Найдете там Стапа, скажете, что от меня. Он вас временно разместит. А я приду, и обговорим детали плана. Всё ясно?

— Так точно! — парни в унисон бухнули кулаками по груди, с заметно большим усердием, чем в первый раз.

Опять повезло — решение проблемы возникло само, буквально нашлось на дороге. Что это, если не признак Истинного Пути? Может быть, не придётся сражаться с Мореной, а получится в итоге выкрасть клинок, если Мелвин, Кернун и прочие боги тому поспособствуют? С такими мыслями Клед поспешил в Селвидом, чтобы окончательно не опоздать к трапезе.

После обеда он первым делом оформил нужный приказ у секретаря. Потом снова пообщался с Лепсом, согласовывая с ним подсказанный случаем план. Старший Стилет сказал, что один из его людей печёт хлеб в "орде" местных, почти под стенами.

— Печёт хлеб? — удивился Ворон.

— На самом деле, постоянно применять побочные умения безопаснее, чем основные, — поделился с ним шпионской премудростью Лепс. — Если бы моим людям каждый день пришлось проходить военную муштру в качестве бойцов, то опасность выдать своё истинное мастерство грозила бы постоянно. А так... — он развёл руками.

Жест, который почти не встретишь у Обручённых — ведь это бесполезная трата мышечных усилий от переизбытка чувств, которые Арка отшибает, пусть и не насовсем... Ранговые знаки отличия у начальника Стилетов отсутствовали, как и косвенные, вроде облысения.

— А можно личный вопрос? — позволил себе любопытство Клед.

— Валяй.

— Какой у вас ранг?

— Ни один Стилет не поднимается выше Воина, чтобы не выдать себя отсутствием бороды и другими неподдельными признаками. Поэтому нам приходится больше тренировать ловкость и внимание, но с годами и опытом чувства всё равно обостряются, пусть и медленней чем у вас, получающих всё это в Арке даром.

— Хм... Понятно.

Ворон никогда не думал о своих способностях в подобном ключе. В конце концов, прохождение Арки — всегда смертельный риск, который трудно всерьёз счесть дармовщиной. Но мысль о противоестественности "мастерства в подарок" всё-таки пустила корни где-то на задворках сознания. В смысле, безвозмездно в этом мире что-то сделать для других может только очень добрый человек. И то, добро к нему вернётся, если верить в салидорские Весы. А Тёмная Мать, во-первых, не человек, а во-вторых, её сложно заподозрить в щедрости и бескорыстии. Так чем же Воины Смерти платят за резкое расширение доступных обычному человеку возможностей? Должно быть что-то ещё, кроме служения Её целям. Более вещественное... Смертная Тень? И весь их Орден служит лишь тому, чтобы кормить ненасытное чудовище чужими муками? Кледа передёрнуло. Видимо, права была Алрина — на плохую дорожку он вступил... Однако, омлет обратно в яйца не загонишь. У него были причины пойти на подобную сделку. И других способов поквитаться с нартами за истребление семьи и вернуть себе Меч наверняка он не знал. Теперь расплата уже скоро, так что он пройдёт начатый путь до конца. "Делай, что должен — и будь, что будет!"

Глава 36.

Последнее свидание

Зная, что в Селвидоме уже обосновался Орден Смерти, Алрина не пошла прямо в замок. Санат вывел её скоропехом в горы чуть выше той деревни, где они с Кларедом когда-то лакомились алтами, обнял на прощание и ушёл. Девушка постояла немного, мысленно прощаясь с наставником и последним, по видимому, в этой жизни другом; со спокойной порой своей жизни — самой счастливой, если не считать времени проведённого с любимым; и с посторонней поддержкой, которой отныне ей не видать. Глаза увлажнились, но слёзы так и не потекли. Что толку оплакивать прошлогодний снег? "Делай что должен — и будь что будет?" Кажется, так говорил айланн...

Алрина решила, что спустится сначала в деревню, а потом, если та по-прежнему пустует, двинется в сторону войск, чтобы не вызывать вопросов появлением из ниоткуда.

Она по ручью дошла до мельницы и обнаружила, что та вовсю работает. Только не мелет муку, а брёвна пилит. Ну что ж, если здесь собралось большое войско, логично наладить производство всякой нужной всячины на месте...

Не успела Алрина придумать, что соврать местным по поводу того, откуда она взялась, как её заметил пожилой, но ещё крепкий мужчина, стоявший на площадке для наблюдения за колесом. Судя по цепкому взгляду, опытный солдат, но не из Ордена. Вроде бы. И раз не бросился никому докладывать — сам старший. Он довольно ловко соскользнул вниз прямо по столбу, поддерживавшему площадку, чтобы не терять девушку из вида, и решительно направился к ней.

Таиться было поздно, а бежать бессмысленно, так что Алрина пошла навстречу и, не дожидаясь вопроса, сказала:

— Здравствуйте. Я немного заблудилась. Не подскажете, в какой стороне замок Селви?

Мужчина задержал взгляд на свободно обёрнутом вокруг головы палантине, словно тот вызывал у него какие-то смутные воспоминания, заметил "хвосты" висящего за спиной чехла со Щитом, "взвесил" котомку, затем придирчиво оглядел её кожаные штаны, торчавшие из-под кожушка, но ничего не сказал по поводу странного для женщины Свободных Княжеств наряда. Вместо этого спросил:

— А зачем же тебе туда, красна девица?

— Я кое-кого ищу.

— Там только Воины Смерти. А у них с мирянами связей нет.

Это звучало скорее вопросом, чем отказом, да и взглядом бывалый солдат продолжал её буравить, словно стремился прочесть мысли в голове. Алрина убрала "тучки" с "солнышка" и "поддала жару" в надежде, что рецепт Саната сработает. Конечно, она не ожидала, что на бдительного вояку её внутренний свет окажет такое же действие, как на чертят, но, может, хотя бы снизит недоверчивость?

— Вот как раз один из них-то мне и нужен.

Мужчина несколько раз моргнул, словно теряя нить разговора, но быстро оправился и спросил, хотя уже с заметно меньшим напором:

— И откуда же ты знаешь этого Воина Смерти?

— Познакомились на Вольнице.

Лицо вояки скривилось в однобокой понимающей ухмылке. Алрина, кажется, покраснела. Но так даже лучше — меньше подозрений в чём-нибудь похуже.

— И зачем же он тебе теперь? Разве не знаешь — кто стал Воином, тому уже не до мирских женщин.

Мысль Алрины метнулась в поисках достойного объяснения, согласующегося с версией "зазнобы", но глаза собеседника тут же снова подозрительно прищурились:

— Уж не принесла ли ты ему дитя в подоле?

Вот теперь щёки точно вспыхнули до самых ушей!

— Нет, — возмущённо отрезала она. — Это было год назад.

Прищур пропал — значит, поверил. Хёдр, кажется человек перед ней каким-то образом чуял даже намерение соврать. Алрина вздохнула и решила говорить правду. Разумеется, не всю.

— Я должна ему кое-что передать. Важное. Для него.

Похоже, честность ответа отвела подозрения, поскольку напряжение в лице собеседника сгладилось, однако, его место заняло любопытство:

— И что же именно?

— Простите, я не могу сказать.

Мужчина посмотрел на неё с лёгкой укоризной. Ну разумеется, таким заявлением любопытства не удовлетворить. Алрина попыталась вспомнить манеру разговора Саната, чьи слова никогда не вызывали ни сомнений, ни подозрений, ни дополнительных вопросов. Подкочегарила немного "солнышко", притухшее от недавней вспышки эмоций (так наставник называл поверхностные чувства) и, враз замедлив дыхание, спокойно добавила доверительным тоном:

— Это не мой секрет, а его.

Вояка хмыкнул, принимая ответ. Кажется, уроки волхва всё-таки худо-бедно работали.

— Ладно. Как тебя звать?

— Алина Марлин.

Алрина надумала представиться этим именем ещё по дороге сюда. Кларед всё равно знал все варианты, а в глазах остальных именно личина телохранительницы оставалась для девушки наиболее безопасной.

— А я Стап Коскин, десятник Дружины Совета, — наклонил голову собеседник. — И вот что я тебе скажу. В Селви тебе всё равно не попасть — туда даже меня не пускают. Но я пошлю кого-нибудь из своих ребят, чтобы вызвать твоего приятеля. Как его зовут?

— Клед Корсун.

Глаза Стапа мгновенно расширились, хотя он постарался сразу же взять себя в руки. Алрина поняла, что они знакомы, и, похоже, довольно близко. Сердце застучало быстрее. Но соображать, что это значит, было некогда: надо ковать железо, пока горячо — пока тот не успел придумать, как отпереться.

— Вы его знаете? — спросила она обнадёженным тоном.

Алрина, конечно, тоже почувствует ложь, вот только не в том положении, чтобы добиться правды...

Однако десятник не торопился с ответом. Он снова пристально изучил её с ног до головы, и вдруг, при очередном взгляде на палантин, в глазах его зажглось узнавание. Однако он ещё с минуту переваривал всё, что увидел и узнал, прежде чем наконец ответил:

— Да. Я как раз состою у него в Кулаке.

— А разве так бывает? — удивилась Алрина. — Вы же, вроде, не из Ордена. Или я ошиблась?

— Ты смотри, какая грамотная. Всё верно. Но у него особый Кулак, так что он имеет право взять на службу всякого, кого сочтёт полезным для дела. А мы с ним земляки, поэтому...

— Вы из Кастердома? — ляпнула Алрина прежде, чем подумала, что выдала чужую тайну, если ошиблась.

— Да... — протянул Стап, и лицо его приняло странное выражение. — А ты что ли знаешь, кто он по рождению?

Алрина медленно кивнула, не отрывая глаз от собеседника, чтобы убедиться, что они друг друга правильно поняли. Да!

Стап крякнул.

— Ну и ну! А ты непростая девушка. Но и спрос с тебя будет пристрастней, раз речь о моём командире. Что ты хочешь ему передать?

Воодушевление от того, что нашёлся ещё один человек, достаточно близкий Клареду, чтобы знать его родословную, к тому же служащий ему, возможно, не только в составе войска, улетучилось, и готовая расцвести на лице Алрины улыбка завяла:

— Я не могу вам сказать, что именно принесла.

Стап опять смотрел на неё с укоризной, словно говоря: "Этого мало". Алрина же тем временем пыталась спешно переварить остальное из сказанного десятником: у Клареда свой Кулак, значит, он уже Кинжал? Ну да, Санат же говорил про два Обручения. А если Кулак особый, значит, и поручение у них особое. И всему этому могло быть лишь одно объяснение: он каким-то образом напросился на охоту за Мечом. Хотя почему "каким-то"? Они обсуждали варианты, и хотя этот ему не нравился, проще всего было предупредить начальство, чтобы знали, с чем столкнутся, и вызваться устранять, а заодно попросить Чёрный скимитар. Если Кларед не решил вместо этого забрать Моренин, хранившийся в замке Селви... Впрочем, там его могли найти и другие, когда устраивали гарнизон. Но об этом она будет беспокоиться позже. А сейчас нужно опять "сократить дистанцию", ведь чуяла, что уже почти вызвала доверие.

Алрина снова сделала плавный вдох-выдох, подкочегарила приунывшее "солнышко" и добавила как можно уверенней:

— Но догадываюсь, что это имеет отношение к вашему особому заданию. Если он сочтёт нужным, то сам вам скажет.

— И откуда же тебе знать, какое у нас задание? — опять ощетинился бдительностью Стап. — Оно ведь секретное.

— Мы с ним это обсуждали. — Она опять старалась говорить, как Санат, как нечто само собой разумеющееся: — Ещё на Вольнице.

— Он обсуждал с тобой дела Ордена? — недоверчиво прищурился десятник.

— Это ведь не только Ордена касается, — вздохнула Алрина, решившись играть в открытую до конца. — Если вы в курсе подробностей. И если я правильно догадалась, что именно ему поручили... — она многозначительно посмотрела на собеседника.

Такие вещи не стоило говорить вслух напрямую. Только общие фразы. Поймёт — хорошо; не поймёт — всегда можно выкрутиться, мол, имел ввиду нечто совсем другое.

Стап задумался, барабаня пальцами по бедру, но Алрина уже прочла по его лицу, что не ошиблась, и десятник просто сопоставляет факты. Наконец, видимо, всё у него в голове сошлось и большая часть подозрений развеялась — плечи расслабились. Напоследок спросил уже почти будничным тоном:

— А он хоть знает, что ты ему принесла? Он тебя ждёт?

— Нет, -опять поблекла Алрина.

Она и так всю дорогу гнала прочь мысли о том, что Кларед может не захотеть её видеть. Вдруг, всю его любовь выжгли эти проклятые Обручения?.. Но, чтобы снова не возбуждать подозрительность десятника, добавила:

— Я нашла это уже после того, как он уехал на Обручение.

Стап кивнул, "сдаваясь":

— Ладно. Я пошлю за ним. Дальше пусть сам решает. Идём, подождёшь пока с нами. Проголодалась?

И хотя за его словами угадывалась какая-то задняя мысль, вроде необходимости присмотреть за загадочной гостьей, Алрина с облегчением согласилась — разговор её вымотал, время клонилось к обеду, а приглашение к тому же избавляло от необходимости куда-то себя девать в ожидании. Стап "галантно" указал ей идти впереди и проводил на мельницу.

Даже удивительно, как она вышла прямо на человека, который непосредственно подчинялся Клареду. Или это благодаря умению Саната появиться в нужное время в нужном месте? Или признак Истинного Пути? Как знать...

На лесопилке работали ещё два парня, которых Стап представил как Сивуху и Голубятника, а себя велел звать Дедом. Эти двое тоже были земляками Клареда и, судя по жгучему интересу к её персоне, тоже прекрасно знали урождённый титул своего командира.

Как же так получилось? Где он их нашёл? Но спросить она не успела, потому что за досками подошли ещё какие-то солдаты, судя по всему, посторонние, и её спрятали на втором этаже, где по-прежнему стоял большой жернов. Пилораму же устроили на первом.

Проехать на мельницу с большой телегой не представлялось возможным из-за горной местности, поэтому дружинники вывозили доски небольшими партиями на тачках. Стап попросил их найти и прислать к нему Свистуна. А когда носильщики удалились, накрыл стол принесённой ими едой. В небольшом котелке была тёплая каша с мясом, а в узелке — варёная репа. Еда нехитрая, но Алрина, изголодавшаяся по горячей пище, слопала её с удовольствием. Предложила заварить тинче, однако печку уже не топили , так что пришлось подождать, пока Стап её раскочегарит. Зато в конторе, где они столовничали, вскоре стало тепло и можно было снять кожушок.

Сивуха и Голубятник отдыхали, ожидая по приказу Деда, пока уляжется еда. И использовали это время, чтобы задать девушке кучу дурацких вопросов: откуда такая одежда, не боится ли она одна бродить по горам и как они познакомились с "господином" (не "командиром", значит, всё верно — это его подданные, хотя Стап сурово зыркнул на подопечных из-за такой оговорки).

Услышав, что Алрина была вторым телохранителем знатной дамы вместе с Кларедом, когда тот гулял Вольницу, парни надолго заткнулись с круглыми глазами — видимо, пытались переварить, как такое вообще может быть. Сообщать о том, что учили её те самые кочевники, с которым ребятам совсем скоро воевать, девушка не стала. Да не столкнут их "пути Мелвина" на поле боя... Описала лишь Ху, как бойчиху-отшельницу с далёкого Востока, взявшую её сиротой на воспитание. Тоже, в сущности, весьма урезанная версия правды.

Стап же, узнав, что не совсем был прав в своих предположениях о том, что Алрина — просто пассия Клареда, настроился к ней чуть положительней... или уважительней? Он ничего не сказал, просто девушка почувствовала лёгкое потепление с его стороны. И похоже, он ещё продолжал переосмысливать картину, которую нарисовал себе в уме после первого разговора.

Алрина же воспользовалась паузой, чтобы поинтересоваться, каким образом кастерские рекруты Дружины Совета нашли своего "уважаемого земляка" вдали от родных мест. При этом Стап наградил её одобрительным взглядом, оценив, что девушка блюдёт тайну его господина тщательнее "своих".

Парни наперебой начали рассказывать, как попали в Гостердом, но тут прибежал Свистун, которого Дед "куболем" откомандировал в Селви за Кларедом. Потом десятник вернул молодёжь работать, ибо "скоро придут за досками", и принялся рассказывать сам. Тем временем котелок с водой из ручья закипел, и Алрина заварила тинче из остатков "зверолюдиных" трав.

История оказалась крайне занимательной в том же плане, в каком девушка и сама вышла прямо на нужного человека сегодня. Словно их вели сами боги. Значит, всё правильно? И для них всех это Истинный Путь? С одной стороны, вдохновляет. А с другой, радости вовсе не обещает... Вдруг Кларед не захочет её видеть? Чтобы не рвать лишний раз душу. Всё ведь давно решено...

Алрина продолжала болтать со Стапом о малозначащих вещах вроде сухой весны, проблем с будущим урожаем, трудностях предстоящей войны... А у самой внутри с каждой истёкшей минутой натягивалась тетива беспокойного ожидания: придёт — не придёт?

* * *

Утром Кледа вызывал Скимитар — помогать разработать план штурма Пестердома. Точнее, запасной вариант — на случай, если ахсара там всё-таки окажется, хотя, судя по данным разведки, она почти безвылазно сидела в Сагате. Её "таинственное" оружие нельзя было сбрасывать со счетов, а раз уж Меч Смерти назначил Кледа охотником за Мореной, то и лезть "в пасть к корсу" предстояло ему со своим Кулаком.

Собственно, на совете, где присутствовали Малбет, Лепс и ещё три Ятагана, Ворон и пояснил, с чем им придётся иметь дело: клинок, который режет всё, как нож масло, и скорость его обладателя, о которой оставалось только гадать. Но если Алрина, вполне составлявшая конкуренцию Наречённому, считала её для себя запредельной, то следовало готовиться к худшему. Хотя на стороне Кинжала Смерти, скорее всего, будет лучшая выучка, которую, кстати, Раскин пожелал проверить лично, но как-нибудь "на днях".

При битве в открытом поле решение казалось Скимитару очевидным: просто засыпать её и ближайших защитников стрелами — отбить все никому не под силу. Кларед рассказал, что видел в детстве, и это лишь дядя, не Посвящённый Смерти, орудовавший тем же Мечом. Но он не мог ни объяснить, кто такая Морена на самом деле, ни поспорить, что лучников у нартов тогда было намного меньше. Ахсара не давала поводов считать себя дурой, и велика была вероятность, что она окопается где-то внутри крепости, куда не достанут стрелы, чтобы крошить нападающих своим волшебным клинком. В этом случае остальное войско должно было обеспечить подход к месту главной схватки Кулаку Кледа. То есть, им придётся участвовать в штурме, но находиться в резерве, чтобы не рисковать раньше времени.

С этими вводными Клед и шёл в казарму после обеда, чтобы собрать своих Воинов на тренировку. Больше им всё равно заниматься было нечем в ожидании полезных сведений от шпионов-близнецов. Завтра можно позвать и остальных из деревни, а сегодня...

— Мастер Клед! — окликнул его на полдороге какой-то Воин, шедший от ворот. — К вам тут пришёл рекрут из вашего Кулака.

Ворон сменил направление и вышел за стены крепости. Там его ждал Свистун, неспешно нарезавший круги поодаль от ворот на разгорячённом коне, чтобы дать тому нормально остыть. Увидев командира, Свистун спешился и поманил его к себе жестом. Парень выглядел возбуждённым, так что заинтригованный Клед пошёл навстречу, не заостряя внимания на нарушении субординации.

— К вам там девушка пришла, — тихо выпалил Свистун, вынудив собеседника подойти вплотную. — На мельницу. Назвалась Алиной Марлин. Говорит, у неё для вас что-то важное.

Услышав это имя, Клед даже не сразу сообразил, о ком идёт речь, но когда до него наконец дошло, что это имя Алрины, он сначала не поверил:

— Как она выглядит? Опиши.

— Ну, невысокая такая, светленькая. В кожаных штанах. И куртке в обтяжку. С весьма выдающимся... формами! — он показал руками наиболее впечатливший его участок на уровне груди. — И с длинной косой. Красивая, если бы не шрам на щеке...

Точно, она! Сердце пропустило удар. Или два. А в следующий миг, Клед уже отбирал у подчинённого повод и хлыст:

— Вернёшься пешком, — бросил он, взлетев в седло, и послал коня сразу в галоп.

Всю дорогу в уме билась одна мысль: что за чудо? Он ведь уже не чаял её увидеть. Хотел — да, но выбрасывал это желание из головы, как несбыточную мечту. А она возьми и исполнись...

Ближе к мельнице пришлось замедлиться, а потом и вовсе спешиться, пропуская людей, вывозивших доски в деревню на тачке. Оставшиеся полсотни шагов сердце стучало в ушах громче копыт по каменистому грунту. Навстречу вышел Стап и забрал повод, сказав:

— Она внутри.

Но Клед его уже едва слышал. Огромная птица в груди, которую он полагал погибшей в Арке, встрепенулась неожиданно мощно и потащила его вперёд, как на аркане.

В полумраке мельничной "конторы" было плохо видно, но взгляд его сразу приковала стремительно вскочившая с табурета фигура. Айланна!..

Они застыли в нескольких шагах напротив, впившись друг в друга взглядами, пытавшими: "Всё по-прежнему? Ты на меня не в обиде? Ты по-прежнему мой/моя?", и за эти долгие мгновения вся корка льда, покрывшая сердце Кледа, казалось бы, вечной мерзлотой, с треском полопалась и разлетелась. Он сделал решительный шаг на встречу и поймал любимую в объятия, крепкие, как Смерть...

Ещё несколько минут они так и стояли, напитываясь запахами, токами и теплом друг друга, словно умиравшие от жажды в пустыне, внезапно осознавшие всю глубину своей потребности напиться при виде оазиса...

Волшебный момент разрушила высунувшаяся из рабочего зала мельницы голова Голубятника. Клед свирепо посмотрел на не в меру любопытного подчинённого, мысленно метнув в него волевой приказ "Прочь!", подкреплённый воображаемым ударом по лицу табуреткой, и тот исчез, дёрнувшись, словно и правда получил по морде.

Ворон поднял лицо любимой от своего плеча, чтобы посмотреть ещё раз в ненаглядные голубые глаза, и обнаружил там слёзы. Он бы сам заплакал, если бы мог — от радости снова видеть её. Осушил влагу губами, любуясь знакомыми чёрточками, осыпал поцелуями драгоценные лоб, щёки нос, и наконец нежно накрыл её губы своими.

Словно свет потёк в него из её чутко отозвавшихся уст, смывая всю мрачность обречённости, размягчая все жёсткие углы, образованные отчаянием, оживляя пустыню, выжженную отказом от любви. Лёд стремительно таял, пустошь быстро покрывалась ростками отмерших чувств, тянувшихся к этому свету, согреваясь в нём и зацветая. И вскоре на смену весне пришёл летний жар вскипающей крови.

Но откуда-то сверху на темечко упала ядовитой каплей отрезвляющая мысль: "Ты теперь дважды Обручён со Смертью и несёшь погибель любой обычной женщине!" Пришлось оторваться и мучительно, словно отрывая часть себя, отстраниться от любимой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Клед хриплым шёпотом.

Алрина потёрлась лбом о его куртку, стирая наваждение, с большим трудом выныривая из блаженства разделённой любви в невесёлую действительность.

— У меня для тебя есть кое-что нужное, — ответила она так же тихо. — Но не здесь. Давай отойдём подальше.

Алрина накинула кожушок, лежавший тут же, на лавке, прихватила странный заплечный мешок, похожий на круглого жука с обвисшими по бокам крыльями, замотала вокруг головы фиолетовый палантин... Помнит, носит! Клед взял её за руку, словно боялся, что счастливое видение рассеется, и повёл прочь от мельницы, повыше в гору.

* * *

Найдя удобный камень, чтобы можно было на него присесть вдвоём, Клед начал снимать свой шарф, но Алрина его остановила:

— Погоди, я тебе кое-что покажу.

Она положила на плоскую поверхность свой заплечный мешок, развязала одну сторону и подняла широкий край, приглашая Кледа заглянуть внутрь.

Там лежало... нечто волшебное! Он сразу узнал неповторимый светлый металл, из которого был сделан Меч Кернуна, только это был щит! Рука непроизвольно потянулась к нему, и соприкосновение отдалось в самом нутре, словно Клед дотронулся до своей души, которую почти не ощущал с момента прохождения Арки...

Однако это лишь ярче подсветило выженную область в центре. На стыке живого и мёртвого нестерпимо защипало. Из левого глаза внезапно скатилась непрошеная слеза. Клед отнял руку от щита и досадливо смахнул её. Что толку оплакивать прошлогодний снег? Отрезанный ломоть обратно не приставишь. И даже если эту "пустошь" возможно оживить, сейчас не время. Впереди война, и победить Морену важнее, чем сохранить себя.

— Что это? — тихо спросил он, подняв глаза на любимую.

— Щит Хёдра, из тех же Доспехов Богов, что и Меч Кернуна, — так же тихо ответила она. — Отражает всё, в том числе и Меч.

Пусть кругом и не было никого, насколько хватало "шестых чувств" обоих, называть эти предметы вслух следовало с осторожностью, а лучше не называть вовсе, однако сейчас такая необходимость была.

— Где ты его взяла?

— Мы с Санатом ходили за ним в другой мир.

— Ты встречалась с Санатом?!

— Да, я провела с ним почти весь прошлый год. Он научил меня кое-чему. И теперь я собираюсь вернуться к нартам, чтобы попытаться предотвратить кровавую бойню изнутри.

Клед даже задохнулся от таких новостей. Он не знал, на что реагировать первым. Всмотрелся в Алрину внимательней, пытаясь понять, не сошла ли она с ума, не задумала ли самоубийство от горя разбитой любви... И только тогда заметил, насколько смягчились все её черты. Казалось, от злой кочевницы, к которой он когда-то не знал, как подойти, совсем ничего не осталось. Конечно, пока они были вместе, все эти защитные укрепления тоже пустовали, зарастая мягкой травкой и полевыми цветами, но сразу ощетинивались копьями, стоило речи зайти о приближении к ахсаре. Видимо, Санату удалось как-то снять эти страхи. И даже более того. В айланне появился некий внутренний свет — словно сфера в груди, внутрь которой не было пути боли и страхам: они бы просто растворились на подходе. И эта сфера наделяла любимую не сразу заметной, мягкой, но необоримой силой, подобной весне, рано или поздно растопляющей залежи снега даже в самых глубоких оврагах. Нет, Алриной двигало не желание саморазрушения, а решимость, подобная его собственной.

Вспышка восхищения, кажется, отвоевала клочок у пустыни в душе... Отразилась в глазах и вызывала в ответ солнечную улыбку. Но в то же время что-то внутри решительно протестовало против того, чтобы отпускать айланну одну в руки врага:

— Может, чёрт с ней, с ахсарой? Вступай в мой Кулак, — горячо сказал Клед, взяв ладони Алрины в свои. — Уверен, я смогу договориться и об этом. Мне выделили широкие полномочия. К тому же, пришлось рассказать о тебе Мечу Смерти, чтобы обосновать те сведения, которые у меня имелись. А их нужно принять в расчёт для победы. Прости. Но Петра тоже писала ему о тебе. И он даже интересовался, нельзя ли тебя привлечь к делу.

— Считай, я и так буду в деле. Не бойся, я не собираюсь глупо рисковать жизнью. И если мне не представится возможность выкрасть Меч или убить Морену до решающего сражения, то в нём-то уж точно я помогу. Тебе. А для этого может понадобиться перебить парочку ваших. Чтобы меня не заподозрили раньше времени. Но их в гуще сражения с тем же успехом может убить кто-то другой из ахсартагов. Надеюсь, это не проблема? Для тебя...

Инстинктивное возмущение столкнулось в Кледе с восхищением подобным... коварством? Нет, это была верная и холодная, как сталь лучших клинков, стратегия. Восхищение победило. Он привлёк Алрину к себе и поцеловал в лоб:

— Не знал, что ты можешь быть такой... хладнокровной.

— Осуждаешь?

— Нет, восхищаюсь! Но страсть как не хочу отпускать тебя туда в одиночку. Может, ты возьмёшь Щит?

— Сдурел что ли? — отстранилась Алрина. — Не хватало ещё дать Морене в руки два предмета из Доспехов! Чтобы убедить её в своей преданности, мне пришлось бы его отдать. Так что лучше уж пусть будет у тебя. Хотя мне не помешает кое-что другое. Ты случайно не знаешь, ваши не нашли скимитар?

— Нет, его нашёл я и спрятал.

— Отдашь?

— Конечно! Хорошо, что я не спешил предъявить его старшим. Думал оставить себе второй, как подспорье в бою, но Щит, конечно, лучше. Главное, чтобы у меня его не отобрали. Впрочем, похоже, на ахсару в любом случае натравят меня, так что вряд ли.

— Если хочешь, Щит можно раздвинуть и сделать больше. Он был ростом с тебя, когда мы его с Санатом нашли. Но там надо немного подшаманить, лучше я покажу тебе сразу.

Клед задумался. Но вскоре отверг эту идею:

— Нет, пусть остаётся, как есть. Так его легче будет спрятать. Лучше всё-таки не предъявлять такой мощный артефакт раньше времени. Да и в поединке с ахсарой, к которому всё грозит скатиться, такой размер удобнее. А раньше... думаю, меня прикроют ростовыми щитами товарищи. Чтобы было кого спустить на Морену. Кстати, как ты оценишь её мастерство в управлении клинком?

— Ну, мои сведения могли немного устареть. Хотя, с другой стороны, и учителей получше Брена ей брать вроде бы негде. Но в нашу бытность техникой она ему заметно уступала, взяла лишь за счёт скорости.

— Хорошо. Значит, у меня есть шанс. Или как думаешь?

— Шанс-то есть, однако... — Алрина тяжело вздохнула, -лучше бы тебе этого не делать. Оставь решающий удар мне.

— Почему? — удивился Клед.

Ему сразу вспомнилось, как Петра просила напарницу добивать врагов за ним во время путешествия в Край Восьми Озёр:

— Если ты о Смертной Тени, то мне и до Морены вряд ли удастся не заляпаться по уши...

— Нет, дело не в этом, — Алрина поёжилась. — Что-то я подмёрзла. Может, разведём костёр?

— Не стоит, нас могут вычислить по дыму. Давай я тебя погрею.

— Погоди, тут есть ещё кое-что для тебя.

Алрина запустила руку в чехол и извлекла со дна до боли знакомую толстую тетрадь в тёмном переплёте без надписей... Неужели?! Клед недоверчиво принял книгу из её рук, откинул обложку... Так и есть! Та самая первая рукопись 'Саги о Замке Малфир'!

— Какими судьбами?!

— Санат прикупил за гроши у какого-то букиниста. Я даже точно не знаю, где. Это было ещё до нашей с ним встречи. Похоже, твои воришки сами не поняли, что украли.

— Читала?

— Недавно закончила.

— Ну и как тебе?

— Волхв сказал правду, она не особо отличается от той, что я читала в детстве. По крайней мере, насколько помнится. События те же самые. Может быть, диалоги другие.

— Может, возьмёшь себе? — протянул Клед обратно чудом вернувшееся родовое сокровище. — Куда я с ней?

— А я так тем более! Ну ты сказал. Морене это нести? В любом случае, вещь твоя, и что с ней делать, решать тоже тебе. Может, успеешь почитать на досуге. Если он у вас есть.

— И то правда. Только давай я её положу пока обратно, наверное. Мне сейчас её больше некуда деть.

Клед запихал рукопись обратно в чехол для щита, всё же расстелил на камне шарф, сел и привлёк любимую к себе на колени, обняв расстёгнутой курткой. Она обхватила его за талию, положила голову на плечо и рассказала о кармических завязках, которые ей расписал Санат. Не очень понятно, но на выводы волхва (вот как правильно его называть, не "волшебник") можно просто положиться. Заодно любимая поведала о том, что на самом деле представляет собой Свадьба для души Воина Смерти. И как избежать подобного исхода.

— Может, отречёшься? — спросила она без особой надежды. — Из любви ко мне... Конечно, если ещё чувствуешь её...

Клед возмутился её сомнениями и решительно растопил их жарким поцелуем. Кернун всемогущий, как же он жаждал слиться с нею снова в "поцелуе" всем телом, в поцелуе душ, который столько раз возносил их куда-то в божественные сферы... Но нельзя, Хёдр побери! Он снова с трудом оторвался от любимых губ и ответил:

— Не могу. Способности нужны мне, чтобы победить Морену. И если всё выгорит, разорвать связь Ордена с нею. Ведь не одного меня она грозит забрать, куда там улетают все эти души...

— Как же ты это сделаешь? — удивилась Алрина.

— Придётся пройти Арку снова, чтобы бросить вызов Мечу Смерти. А когда я займу его место, то разрушу её и все Дольмены. Орден вполне сможет существовать и без них. Станут обычными воинами, без сверхъестественных способностей. Наша выучка ведь тоже немало даёт...

Теперь уже Алрина осыпала поцелуями его подбородок и приникла к губам, выражая своё восхищение. Клед ощущал его "седьмым чувством", и от этого вырастали крылья... Он пылко ответил, стараясь вложить в ласку всю свою благодарность, восторг и желание вознести айланну на пьедестал, защитить её от всех бед и окружить заботой. Но... Опять и снова "но"... Остановить Мору, похоже, некому, кроме них двоих. Ну что ж, если нельзя вместе жить, то хотя бы умереть вместе ради высшей цели им никто не запретит!

Долгим был этот поцелуй, как безмолвный разговор о вечности, которая одна лишь могла оправдать всё их отчаяние, решимость, желание и жертвы. Оба совершенно растрепались, разгорячились и разнуздались. Алрина развернулась лицом к Кледу, обхватила ногами его поясницу, и их разбухшие от страсти интимные места обменивались токами прямо через одежду.

— Я хочу тебя, — выдохнула она прямо в ухо Кледа.

Он застонал в ответ:

— Нельзя! Я для тебя опасен.

— Плевать! Я после этого полезу прямо в пасть к зверю. И хочу вкусить блаженства напоследок! Ты многих что ли успел убить?

— С последнего Обручения пока никого...

— Ну вот, видишь? Наверняка я не помру прямо под тобой... Хотя... Это заманчивая судьба по сравнению с той, что меня ожидает в логове Морены! — она хихикнула.

Клед тоже невольно усмехнулся, хотя какая-то часть ума возмущалась подобному безумию:

— Ну и шуточки у тебя!

— А что нам терять? Ну правда!

Она снова приникла к его губам, сжав тело руками и ногами изо всех сил. И эта безграничная готовность отдать себя до конца победила все опасения Кледа. Птица в груди наконец свободно расправила крылья, и это было так отрадно...

— Твоя правда, — вынырнул он из поцелуя спустя маленькую счастливую вечность. — Только давай не здесь. Я попрошу Стапа, чтобы он освободил нам домик в Траке на сегодняшнюю ночь. Хочу любить тебя без оглядки по сторонам и боязни застудить твои прелести. Заодно и скимитар отдам — он как раз там спрятан.

Алрина снова доверчиво прижалась к нему и теперь они сидели, просто обнявшись в ожидании, пока остынут. Потом поправили одежды, переплели друг другу косы и вернулись на мельницу.

* * *

Пока айланны дожидались темноты на втором этаже мельницы, они успели тихонько обсудить свои планы. В частности, вопрос, ставить ли в известность селвидомское начальство Кледа о том, что у них таки есть соратник в стане врага. Алрина не хотела рисковать, передавая весточки. Её истинные цели должны стать ясны Морене лишь в последний момент.

— Единственное, что мне помогло бы, — сказала девушка, — это если бы ваши на меня не слишком налегали, чтобы я точно дожила до того момента. Но я боюсь, что это и Морена заметит. Придётся полагаться только на себя. И на Истинный Путь...

Клед обеспокоился:

— Вообще-то, наш Скимитар собирается засыпать её стрелами, если битва будет происходить в поле. Но я думаю, она это понимает и не выйдет из Сагаты, которую мы будем брать осадой. А если всё-таки выйдет, то тебе тоже несдобровать, если ты будешь рядом!

Алрина нахмурилась, задумавшись, но чело её быстро разгладилось:

— Согласна, вряд ли она сама полезет под стрелы. Разве что ахсартагов своих пошлёт на прорыв. А могу я ей принести сведения про осаду в качестве дара? — и тут же возразила сама себе. — Нет, тогда она успеет подготовиться и усложнит вам задачу.

— Этого может не понадобиться, — возразил Клед.

— В смысле?

— Мне кажется, Тёмная Мать и так знает, что у нас в головах, благодаря Арке. По крайней мере, у Меча Смерти точно. Он ведь там часто бывает. Зачем? Возможно, приказы исходят от неё напрямую.

— Об этом я не подумала, — озадачилась Алрина. — В смысле, что Мора может управлять обеими сторонами... Тогда тем более, лучше ничего вашим не сообщать.

— А ты уверена, что Морена не читает мысли? — спросил Клед. — Даже я зачастую считываю намерения человека, а у рангов повыше это, кажется, развито ещё лучше.

— Не путай человека с Проклятой. Точнее, Морена только частичка Проклятой и связана способностями человеческого тела, которые вам в Арке каким-то образом относительно повышают, но всё ещё в рамках того, на что способен именно человек на пике развития, как тот же Санат.

— То есть?

— Тебе понятны другие люди, а Проклятой — нет. Для неё мы просто дойные коровы. Мы же не заморачиваемся тем, что думает корова, пока она послушно пасётся и даёт молоко? Судя по словам Саната, для Моры имеют смысл только заряженные чувствами мысли, причём, тем яснее, чем они ближе к области сил, которыми она питается — ненависть, ярость, похоть. Возможно, именно этого пыталась добиться Морена, когда лишала меня близких. И поэтому же она не догадалась, что я хочу сбежать. А сам побег могла списать на похоть, которая там действительно присутствовала и наверняка ощущалась ею в отличие от расчёта, который за этим стоял. Мои чувства оставались ей непонятны. А теперь она и вовсе не сможет меня прочесть.

— Прочесть-то, наверно, не сможет, — вовсе не успокоился Клед, — но ты же вся светишься! По одному этому можно догадаться, что ты её противоположность и потому противница. Да и зачем ей рядом люди, которых она не понимает?

— Затем, что сама она не сможет нацепить Доспехи там, где состоится решающий бой. Ей нужен один из нас — Стражей. Привязать к себе его душу, подчинить, чтобы поставить во главе войска нового Карандара...

— Но если она увидит хотя бы то, что я сейчас, то поймёт, что тебя не подчинить!

— А что ты видишь? — тут же полюбопытствовала Алрина.

— У тебя в груди словно сфера света, в которую не может проникнуть зло. Как солнышко, которое сразу оттаяло весь лёд, которым я оброс с последнего прохождения Арки.

Любимая тепло улыбнулась:

— Не весь, — и приложила палец к центру его груди.

Он уткнулся ровно в середину омертвевшего круга, как луч первозданного света, и вызвал такую боль, что у Кледа перехватило дыхание, но отразилась эта боль на лице Алрины. Он мягко убрал её руку, хрипло шепнув:

— Не надо. Мне нужна эта связь с Тёмной Матерью, чтобы совладать с её аватарой.

— Я переживаю за твою душу, — айланна проникновенно заглянула ему в глаза. — Ведь главная битва состоится не здесь. Если ты не отречёшься...

— Я отрекусь, но только после того, как выполню намеченное в этой жизни. Ведь насколько я понял, ей нужно и войско. Которым станут души Воинов Смерти, погибших за век существования Ордена, и тех поколений, которые придут после нас. А если я разорву этот круг, то может, и Карандара не состоится. Или вражеские силы окажутся значительно меньше. Или подготовка займёт больше времени.

Алрина вздохнула, признавая его правоту: подобной задачей больше заняться-то и некому, похоже. Однако...

— А что, если она знает этот твой план? Ты проходил Арку уже после того, как его придумал?

— Да, — нахмурился Клед. — Но это не имеет большого значения. Ведь, насколько я понял по видениям в Арке, она сама хочет сделать меня Мечом...

— А что ты там видел?

— Я не могу рассказать. Наши уста запечатаны клятвой. И это не вопрос чести. А некое... колдовство. Я хотел сравнить, что видели другие, но не смог даже обтекаемых слов подобрать.

Однако сам-то Клед помнил! Перед глазами встала ужасная сцена, как он-Меч насилует и истязает любимую... Впрочем, сейчас, когда она рядом, когда он омыт её светом и любовью, в вероятность подобного верилось намного меньше, чем тогда. Он сбросил наваждение.

— Теперь понятно, зачем это ей. Чтобы сильнее меня подчинить и поставить командовать Карандаром. Глядя на Армата, мне иногда кажется, что в нём не осталось ничего от себя. Эта чернота, — он указал на свою грудь, — разрослась у него на всю душу...

— И ты не боишься, что она тебя точно так же поглотит? — болезненно скривилась Алрина.

— Я чувствую, что не сможет. Нет у неё власти над душами на самом деле. Хотя... да, иногда опасаюсь. Но мне кажется, для этого надо прослужить ей много лет, как Армат. А если я отрекусь сразу после прохождения Арки...

— Лишь бы она не догадалась, что ты задумал! А то ведь может не выпустить тебя живьём.

— Ну, ты только что подсказала мне рецепт. Надо просто лишить этот план всяких признаков чувств — только холодный расчёт и, по возможности, даже не думать о нём. Насколько я понимаю, ты и сама собираешься действовать примерно так же? — Алрина кивнула. — Но свет же не спрячешь...

Она усмехнулась.

— Вообще-то Санат научил меня одному трюку. Сейчас попробую, если получится рядом с тобой... Наблюдай своим внутренним взором или чем ты там ощущаешь этот свет.

Алрина отсела подальше и погрузилась в себя. Успокоила сердце, радостно бьющееся от встречи с любимым, отчего "солнышко" само по себе уже немного утратило яркость. Нагнала плотных "туч" вокруг. Представила себя в стане врага. Вспомнила состояние, в котором провела большую часть жизни. Не достоверно, конечно, так как слишком изменилась, а приблизительно, хотя бы мимикой и телом, как советовал Санат — мол, у мышц память своя. И посмотрела на Клареда, вообразив, что это один из ахсартагов.

Айланн сморгнул и передёрнул плечами.

— Убедила. Даже напугала немного.

Алрина помотала головой, шумно выдыхая всё, что нагнела внутри — даже голова закружилась от такой резкой смены состояний. Зато проверила и убедилась, что это работает. Слова Саната, конечно, надёжны, но одно дело услышать, а другое — увидеть.

— И не забывай, что там вокруг действительно будут враги. А ещё мне наверняка придётся кого-то убить, чтобы снова попасть в ближний круг к Морене. Так что злости и замкнутости прибавится.

— Ну, тогда я за тебя спокоен, — невесело улыбнулся Клед.

— А я за тебя — нет! — упорствовала Алрина. — У меня есть "солнышко", а у тебя в этом месте провал.

Клед притянул её к себе, обнял со спины:

— У меня тоже есть солнышко. Просто оно не внутри, а снаружи, — и прижался щекой к её щеке.

У Алрины в горле встал ком. Но, по большому счёту, выбора у них нет, так что она ничего не сказала, лишь сжала покрепче обнимавшие её руки любимого.

— Ты пойдёшь сразу в Сагату? — спросил он спустя какое-то время.

— Нет, я собиралась сначала в Пестер. По крайней мере, там у меня есть шансы удрать в случае чего.

— В смысле?

— Если Морена приказала меня убить.

— Ничего себе риск! — Кларед разомкнул объятия и развернул её лицом к себе.

— Но я так не думаю. Иначе зачем оставлять мне проклятый клинок? Просто там также есть возможность восстановить доверие делами, ещё до того, как я с ней встречусь. Не знаешь, кто там главный из ахсартагов?

— Некто по имени Дарго Дзеран.

Алина улыбнулась. Кларед недоумённо поднял бровь.

— Это тот самый атаман, который не дал убить меня вместе с семьёй и решил принять в племя, — пояснила она. — Если верить Санату, он может оказаться одной из "душ поддержки". Да и от идеи оседлого образа жизни Дарго не в восторге. Наверняка, Морена послала его туда в назидание. Но мне это может сыграть на руку, если однозначного приказа считать меня предателем нет. Правда, я не знаю, не изменилось ли отношение Дарго ко мне после того, как я убила одного из его хедивегов при побеге... Впрочем, он мог решить, что убийца — Мадлен. Я ведь как-никак много лет терпела чёртова Бардза, а о том, что я вспомнила прошлое, никто не знает.

Кларед покачал головой, шумно дыша. Было ясно, что идея ему не нравится, но он тоже понимает, что иного выхода нет.

— В таком случае лучше тебе убраться из Пестера в Сагату, как можно скорее. Потому что вскоре мы будем его штурмовать, и мне не хотелось бы сойтись с тобой в схватке раньше времени.

На случай, если не удастся покинуть за́мок заранее, Клед рассказал ей про смену замка́ на входе в подземный тоннель. Ведь он знал, что она умеет вскрывать обычные, человечьи — авось и там разберётся. Конечно, к потайному ходу тоже наверняка вышлют отряд, но вряд ли большой, поскольку рассчитывают, что нартам дверь без ключа не открыть, а значит, там будет можно прорваться. Хотя, конечно, было бы проще, если бы Орден знал, что она своя... Алрина взвесила эту идею.

— Когда будет штурм?

— Точно не знаю. Думаю, через пару-тройку осьмиц. От погоды зависит. Но дожидаться лета Скимитар точно не станет.

Любимая покивала каким-то своим мыслям и отрезала:

— Нет, риск того не стоит. Думаю, Морена захочет видеть меня раньше. А даже если не успеет вызвать, я как раз выведу Дарго и ближайших соратников из замка этим путём, и тем самым как бы докажу свою преданность. Думаю, за спасение моей жизни когда-то в детстве он заслужил, чтобы я спасла его, пусть и ненадолго. Хотя... если у нас получится убить Морену, именно Дарго склонен будет увести остатки племени обратно на восточные плоскогорья. И, возможно, найти новые Тропы Войны. Собственно, они там и были когда-то, просто в последнее время здесь добыча намного богаче.

— Ну что ж, тоже неплохой повод исподволь отпустить вас, — быстро сообразил Клед. — В смысле, подсказать начальству, что нам выгоден этот атаман, не раскрывая тебя. Скажу, что вспомнил его имя по старым беседам, во время путешествия с Петрой.

— Ну вот и отлично, — облегчённо выдохнула Алрина.

Они ещё немного подумали, что важного можно обсудить заранее. Обоим было понятно, что в сражении планы летят к чёрту, и всё может выйти совсем иначе, однако разговор в любом случае вышел полезным.

— Ты, главное, помни одно, — сказала Алрина. — Если мы сойдёмся с тобой в решающей битве или раньше, тебе может показаться, что я полностью на стороне Морены. Возможно, мне придётся убить кого-то из твоих соратников у тебя на глазах... Однако главное не изменится, и я сделаю ход в твою пользу, но только в самый последний момент, наверняка. Верь в это! Не сомневайся во мне. Сможешь?

Клед вздохнул. Как угадать, сможет ли? Только одним способом. Приказать себе.

— Клянусь, — пообещал он и прижался лбом к её лбу. Потом спросил: — Но своему-то Кулаку я могу сказать, чтобы тебя не трогали? Вот четверо тебя уже видели. И они смогут передать остальным. Мы как раз будем подбираться к Морене — это наша главная задача.

— Думаю, да. Если они тебя не заложат. Поэтому лучше попозже, ближе к решающей битве. Но если они вообще не станут на меня нападать, это будет выглядеть странно. Лучше договориться о несмертельных столкновениях. Только как я узнаю остальных?

Клед задумался. Повязать ленточки на доспехи? Это, конечно, можно объяснить необходимостью на глаз отличить, сколько своих осталось рядом. Но так он лишь выдаст главный отряд врагу...

— Есть идея! — загорелись глаза айланны. — Вы можете сделать такие отдельные косички по бокам, как у ахсартагов, и вплести в них какие-нибудь металлические бляхи. Например, бронзовые монетки продырявьте — такие носят все их бойцы. У хедивегов серебряные треугольники, у командиров — золотые ромбы. Это позволит внести небольшое смятение в ряды врагов, которые привыкли реагировать на подобные знаки отличия, как на своих... Хотя бы секундное замешательство у них возникнет, но оно даст вам преимущество. А если ещё доспехи покрасите в чёрный цвет и нашьёте на них металлических пёрышек... Хотя, о чём это я? После штурма Сагаты у вас наверняка останутся образцы.

— Отличная идея! — вдохновился Клед. — Даже в чисто тактическом смысле, безотносительно тебя.

— Единственное, что может вас выдать — это цвет волос. У вас же не все тёмненькие, как ты? Ну вот, ты можешь приказать остальным покраситься в чёрный? Длина косы уже не так важна, и её не сразу видно... Для этого нужен крап, а поверх него синиль.

Алрина рассказала, как окрашивать волосы при помощи порошков из сушёных растений, которые видела в травяных лавках Бравина, значит и в ближайшем городе, Арбене, они тоже должны продаваться. Заставила Клареда повторить.

Эти совместные замыслы возродили давешнее чувство братства по оружию, которое то и дело поблёскивало в глазах обоих восхищением, выходящим за рамки обычной любовной связи, делая совершенно особенной. В тот момент никому из них не хотелось думать, что вскоре придётся выступать друг против друга.

Вскоре снаружи начало смеркаться, и айланны прекратили важные разговоры, тем более, что всё уже обсудили. Просто сидели в обнимку и, тихо млея друг от друга, ждали, когда Стап их позовёт.

* * *

Стап организовал всё в лучшем виде. Вызывался на другой день тоже работать на мельнице со своими ребятами, заодно и постеречь её ночью. Якобы Сивуха собирался кое-что поправить в механизме в нерабочее время. А заодно они, мол, обмозгуют сложное задание, которое выдал им командир (будто он для того и приезжал). Комендант был только рад добровольцам, особенно если этих "особенных" дружинников скоро куда-то заберут — они и так слишком редко вносили свой вклад в распорядок по дежурствам в деревне.

Скрипун смотался в Селвидом, чтобы предупредить других Кинжалов из Кулака Кледа, что командир сегодня не вернётся — переночует в Траке. Чтобы те его как-нибудь отмазали, если начальство станет искать. И чтобы ни за что не тревожили, если только нарты не начнут внезапно штурм замка с ахсарой во главе.

Также бывший улан набил свежей соломой матрас и подушки на единственной кровати, натопил печку, намудрил ужин и выдрал гвозди из нижнего крепления пары досок в заборе на дальней от дороги стороне, чтобы их можно было легко раздвинуть. Через эту щель во двор и проникли по его сигналу Кларед с Алриной, дождавшись, пока часовой, обходивший деревню, скроется за углом. А сам Стап ушёл спать на мельницу.

Несмотря на плотно закрытые ставни, любовники обошлись одной свечой — её света вполне хватало, чтобы поесть и, раздевшись, забраться в кровать. В доме было достаточно жарко и воняло брагой — зато дым из трубы при отсутствии хозяев легко объяснялся, ведь самогонки очень ждал комендант и его ближайшие помощники. Впрочем, носы достаточно быстро привыкли к запаху, особенно, хлебнув хорошо настоявшегося домашнего вина, пыльную бутылку которого Стап нашёл в каком-то подвале и, попробовав, сныкал для своего барона, на какой-нибудь подходящий случай.

Щит Хёдра они поменяли местами с Чёрным скимитаром в тайнике под ларём ещё перед уходом Стапа — тот должен был знать и хранить новую реликвию пуще прежнего, не жалея живота своего. Однако брать проклятый клинок в руки Алрина пока не стала — спрятала в тот же ларь вместе с оружием Кледа, чтобы никакие тени богини Смерти не омрачали их последнюю ночь. Кроме тех, что внутри, разумеется — от них никуда не денешься.

Свечу оставили гореть, чтобы насмотреться на любимого напоследок. Кларед вначале был непривычно осторожен: обнял айланну со спины, долго сидел так и гладил её по рукам, по ногам, по животу — ласково, не страстно. И не давал ей форсировать темп.

— В чём дело? — мягко спросила Алрина, уже порядком истомившаяся от его близости, но при том недоступности.

— Я не хочу спешить. У нас вся ночь впереди.

— Раньше ты не был таким медлительным...

— Я просто боюсь... — он умолк.

Не хотел рассказывать ей о том, что делал с Отступницами, а тем более, о видении в Арке, даже если бы мог.

— Чего? — нежно проворковала любимая, откидываясь к нему на грудь и целуя в шею.

— Себя, — в конце концов выдохнул Клед. — Что я причиню тебе вред. Не Смертной Тенью, а вот этими вот руками.

Он снова погладил её бархатистые бёдра — так ласково, как только мог.

Алрина поймала его кисть, поднесла к губам и стала покрывать поцелуями каждый шрам и мозоль. У Кледа защемило в груди.

— Я в это не верю, — прошептала она, всё-таки поворачиваясь боком в его объятиях, и начала целовать грудь.

Внутри у него запорхали зарянки, как когда-то давно, в прошлой жизни, хотя по сути всего год назад. А когда она лизнула его сосок, пламя всё-таки вспыхнуло, как сухая трава под полуденным солнцем. Плоть взвилась, и любимая, развернувшись окончательно, взяла дело в свои руки: уселась верхом, забирая его жезл Кернуна в своё сладкое, жаждущее лоно, впилась в губы горячим поцелуем, и все страхи вылетели в трубу.

Птица в груди разорвала путы, воздела свои мощные крылья и обняла ими любимую. Прижала к себе так тесно, что дышать стало трудно, и Кларед перестал сдерживаться, желая хоть раз обрушить на айланну всю мощь своей страсти. Она приподнимала бёдра, а он насаживал её обратно, нажимая на плечи руками, обхватившими спину, да ещё помогал себе вонзиться поглубже, рывками напрягая ягодицы. Темп получился чуть рваный и медленный, но хоть так можно было растянуть удовольствие. Впрочем, ненадолго. Шквал скопившихся чувств быстро достиг своего апогея и выбросил их, как раньше, куда-то в божественные сферы.

Ненадолго, однако, это мимолётное ощущение благости и света, сняло наконец страхи Кледа по поводу того, что он теперь какой-то заразный, порочный, заляпанный тьмой. Нет, в его чувстве к айланне по-прежнему не было места ни капле жестокости, властолюбия или желания подчинить, которые проявились в Красном Доме.

Они сидели, слипшись мокрыми телами, не желая разделяться и размыкать продолжавшие лобызать друг друга губы, пока от сладких, долго затихающих "поцелуев" довольного женского лона не накатила новая волна возбуждения. Удивительно быстро. Так было, наверное, лишь в первые дни их любви. А сегодня — последний...

Клед перевернул любимую на спину, прижав её колени к плечам — так он лучше доставал до самого сладкого бугорка у неё в глубине, который сейчас набух и сжимал головку его естества таким наслаждением, что из горла поневоле вырывались стоны... Главное не забыться и не всполошить часовых. Он гасил её и свои стенания поцелуями. Прижимал её к кровати всем весом так тесно, что Алрина не могла глубоко вдохнуть и лишь тихонько повизгивала, но лишь сильнее тянула его на себя, открываясь до донышка, до той самой сокровенной утробы, которая уже напрочь лишала обоих разума, захватив его плоть в ещё более тесный плен... Пока не взорвалась в блаженной конвульсии, выдавив его семя в ответном взрыве, и не вытолкала последующими сокращениями из себя.

Досмаковав этот сладостный миг поцелуями, влюблённые разделились: Клед хотел дать Алрине подышать полной грудью, хотя та неохотно его отпустила.

Потом обоим захотелось пить. Он встал, зачерпнул из ведра кружкой и поднёс её любимой. Допил остаток и снова полез к ней в кровать. Сел, опираясь спиной на стену, скрестил ноги, посадил её на колени боком и прижал к себе. Век бы не разделяться! Однако разгорячённые тела начали остывать, и он натянул сверху одеяло.

Айланна прижималась к нему так доверчиво, что казалось, весь последний год Кледу приснился. Если бы не пятно бесчувственной пустоты в груди, которое никак не участвовало в остальных переживаниях, уже дважды омывших его существо животворным огнём. Он решил сегодня наплевать на клеймо Смерти, сделать вид, что его нет. Ну мало ли, бывают у людей ожоги или раны, после которых в какой-то из частей тела чувствительность снижена или отсутствует. Не позволять же им портить этот блаженный, нежданный день счастья? Точнее, ночь...

Алрина же вообще ни о чём не думала. Что сейчас проку в уме, который лишь отравит прекрасный момент единения знанием о том, что он последний и с завтрашнего дня жизнь будет только хуже? Она вся обратилась в осязание, обоняние, слух и вкус, стремясь как можно полнее впитать любимого всеми фибрами своего существа. Радовалась, что два Обручения повлияли на него не так сильно, как она боялась и как боялся он сам. Да, прибавилось немного силы и напора, но их нельзя было назвать жёсткими. А может, этот напор придавало сознание, что больше нечего ни терять, ни придерживать на потом?

И пусть видений прошлой жизни на этот раз их не посещало, Алрина не могла не пожалеть о том, как глупа была, когда отпустила его на войну, не приласкав напоследок. Впрочем, кажется, тогда на кону тоже стояли судьбы народов. Но сейчас сложно было представить себе идею, которая стоила бы отказа от любви до того, как долг чести призвал айланна к сражению.

Она стремилась покрыть поцелуем каждый клочок его тела, обласкать за все те мгновения нежности, которых по глупости лишила его когда-то. И он отвечал ей взаимностью, наполняя все нервы и жилы живительным пламенем своей любви.

Когда они не целовались, то смотрели друг на друга неотрывно, стараясь запомнить каждую чёрточку, каждый изгиб, высечь в памяти, чтобы укрепить решимость и придать себе сил перед тем, что должно быть совершено.

Третий раз был намного более долгим и медленным. Он скорее напоминал их прежние игры, в которых айланн стремился заполнить её целиком изнутри и объять со всех сторон снаружи. Нет, пожалуй, сейчас они погружались друг в друга ещё больше, пользуясь тем, что ублажённые нервы не торопятся снова вознести их на вершину, наоборот, замедляясь, чтобы продлить этот безумный восторг. Слияние достигло такого растворения друг в друге, что в какой-то момент Алрина подумала — вот бы и правда умереть прямо сейчас, чтобы запечатлеть этот блаженный миг навечно!

Клед вошёл в какой-то раж, священное безумие, подобное легендарному Танцу Смерти, только прославляющее жизнь. Наслаждение уже давно достигло грани того, что казалось возможным выдержать, не лишившись чувств, но перешло эту грань, а сознание всё ещё было при нём, и границы восприятия, не находя иного выхода, расширились. Он казался сам себе не человеком, а каким-то божеством с победно раскинутыми крыльями и птичьей головой. Ворона?

Силы не иссякали, Клед словно черпал их откуда-то из-за пределов мира, вливал в любимую, и они возвращались к нему через её сияющий взгляд. Им больше не было нужды тесно прижиматься друг к другу, потому что протекающие меж ними незримые потоки окутывали их сплошным облаком и, казалось, даже немного светились.

Наслаждение было таким острым и длилось так долго, что превратилось в муку, самую сладкую на свете. Возможно, Клед натёр интимные места себе и ей, потому что появился привкус боли, однако он терялся в невыносимой сладости этого бесконечного соития, и остановиться было чуть более невозможно, чем продолжать.

Клед упивался податливостью любимой, ему казалось, она воплощает в себе мать-землю, принимающую в себя животворный дождь его семени. Похоже, в этом запредельном состоянии, он несколько раз излил его и даже не заметил — в смысле, не было обычного спада, потребовавшего бы восстановления сил. И её утроба тоже неоднократно взрывалась конвульсиями, но лишь ненасытно просила ещё и ещё...

В какой-то момент возникло странное желание упрочить эту добровольно отданную любимой власть над собой в некоем предельном действии. Остановить мгновение, умертвить её, посмотреть, примет ли она от него даже смерть... Руки сами собой сжались на горле айланны. Она даже не пыталась сопротивляться — наоборот, смотрела так, словно пыталась отдать ему душу, выдохнуть её с остатками воздуха и подарить ему... На глазах у обоих выступили слёзы от счастья полной взаимной отдачи.

И вдруг обычное сознание толчком вернулось. Явилось картинкой из Арки, когда Клед-Меч убивал любимую в соитии. И отрезвило холодным душем. Он отдёрнул руки, замер... Какой кошмар! Оживший наяву. Он чуть не убил её. От большой любви... Нет, он всё-таки безнадёжно искалечен Смертью!

Клед рванулся отстраниться, но Алрина поймала его за руки. Обхватила ногами, опрокинула на себя. Принялась целовать, двигать бёдрами, умоляя продолжать, и каким-то чудом любовное исступление вернулось, не отпустив его до конца. Словно тьма накрыла саваном лишь на мгновение, но айланна отогнала её, вернула его к свету, смыла своим "солнышком" порочные тени. Упоение властью погасло, сменившись таким же неистовым желанием служить.

Он поднял любимую так, чтобы она сидела на его поджатых коленях, облобызал её грудь, обхватил руками, тесно прижав к себе и сделал паузу, вонзившись, как можно глубже, пока выражал свои чувства в бездонном поцелуе. И словно это признание её своей богиней подействовало сильнее физических ласк, бёдра любимой задрожали, заходили ходуном сами по себе. Её начало трясти, а он, стараясь удержать священное безумие ещё хотя бы на пару мгновений, не давал ей оторваться, лишь снова рывками давил на плечи, хотя и так упирался в донышко утробы и целовал, целовал, целовал...

Но, как не удержать весенний сель плотиной, так и их в конечном итоге взорвал напор неистового экстаза, сносящего остатки разума. Клед едва успел прижать голову Алрины к своей, чтобы не переполошить всех часовых, поцелуем гася до невнятного мычания, рёв их общего торжества — тьмы над светом, любви над разлукой, жизни над смертью.

Когда сияющее великолепие единения наконец погасло, и сознание вернулось в действительность, любовники почувствовали себя вымотанными так, что не пошевелить ни ногой, ни рукой. Кларед бережно уложил совершенно счастливую Алрину на подушку и свалился рядом, из последних сил подтягивая одеяло. Обхватил её руками и ногами, словно говоря "моя навеки". И шепнул на ушко этим своим утробным мурашечным голосом, который появлялся у него после занятий любовью:

— Вздремнём немного? До рассвета ещё пара часов.

Алрина мурлыкнула что-то согласно-блаженное и тут же провалилась в сон. Однако через миг проснулась, потревоженная резким движением Клареда: он бесшумно сел на кровати и потянулся к ларю, на котором оставил свою одежду и пояс.

У плиты брякнула кастрюлька. Алрина тоже мгновенно подобралась. Свеча уже догорела и погасла, между ставень виднелась сероватая полоска — значит, прошло больше времени, чем казалось. Снова раздалось грюканье кастрюльки и приглушённое досадливое шипение — в доме определённо был кто-то ещё.

Кларед тихо достал из ножен на поясе кинжал и спросил:

— Кто здесь?

Человек подпрыгнул с перепугу, уронил кастрюльку и зачертыхался. Видимо, ушибся. Потом громко зашептал:

— Это Верк. Я что, хатой ошибся?

Кларед с облегчением вздохнул.

— Нет, не ошибся. Зажигай новую свечу, наша догорела.

Невидимый пока посетитель зашарил по печке, отыскал нужные принадлежности и запалил огонь. Кларед спрятал кинжал обратно в ножны.

— Подь сюда.

К кровати приблизился юноша и, увидев прикрывшуюся одеялом Алрину, вспыхнул, засмущался, отвёл глаза.

— Ой, простите, мастер Клед. Я не знал, что вы здесь и не один...

— Да не будь ты, как маленький, — раздражённо бросил Кларед. — Неси сюда свечу, говорю. Я вас познакомлю. Это тебе не шлюха какая-то, а наш человек в стане врага.

Верк повиновался, поднёс свечу поближе и вставил её в подсвечник вместо огарка прежней.

— Посмотрите друг на друга хорошенько и запомните, — принялся наказывать Кларед. — Это Аина, она будет помощницей Морены. А это Верк. У него есть близнец Дерк. А как вы там назвались?

— Берк.

Юноша дал волю любопытству, разглядывая Алрину, хотя смущение всё равно проступило на щеках румянцем.

— Они изображают из себя одного пацана, меняясь каждую неделю, — пояснил Кларед для Алрины. — Пока один работает, второй несёт нам сведения. Мы пытаемся найти лазейку, чтобы точечно напасть на ахсару или хотя бы выкрасть артефакт. Так что кто-нибудь из них должен ошиваться поблизости. Я помню, что ты не хочешь рисковать, отправляя весточки. Но если вдруг что важное, можешь сказать им. Они передадут твои слова напрямую мне. Поняла?

Алрина кивнула, в свою очередь пытаясь запомнить паренька. У того на лице появилось новое выражение — недоумения. Видимо, от того, что командир так открыто обсуждает с какой-то женщиной секретные планы своего Кулака. Впрочем, оно быстро уступило приятию: судя по всему, юноша сообразил, что, раз так, значит женщина эта — лицо доверенное, и при ней можно говорить, не таясь.

— Что там у вас, есть подвижки? — спросил его Кларед.

— Никак нет. Мы так и сидим в лагере у самых ворот Сагаты. Кашеварим, чистим оружие. Но внутрь никого постороннего не берут. Морена выезжала только раз и ненадолго — кажется, в ближайшую деревню. Говорят, там плетями забили кого-то до смерти. За воровство из общего котла.

Алрина поморщилась. Кларед приподнял бровь:

— Типа строгая, но справедливая?

— Вроде того, — согласился Верк. — Многие перед ней благоговеют. Красивая она, конечно. Но и жуткая. Лично я, будь моя воля, держался бы подальше. А многие мужики чуть не дрочат на неё... Ой, простите! — он неловко поклонился Алрине, дёрнув головой.

— Ничего, — усмехнулась она. — Я воспитана среди этих кочевников и знаю нравы простых мужиков. Чай не лилейная барышня.

Кларед обернулся и бросил на неё взгляд, полный какой-то непонятной муки. Но не стал ничего говорить при пацане.

— Ладно. Дуй на мельницу — остальные там. Скажешь Стапу, что мы уже проснулись, и можно выходить.

Верк замялся, оглянувшись на плиту с водружённой на место кастрюлькой, в которой ещё оставался чудом не вывалившийся густой кулеш.

— На мельнице поешь, — одёрнул его Кларед. — А это нам на завтрак. Аине ещё далеко идти. Марш отсюда!

Верк умотал, а они стали одеваться. Без разговоров и объятий. Волшебная ночь любви закончилась, теперь ждали дела. Но думать о них не хотелось. И рвать душу прощанием, как в Арбене, тоже.

Кларед подкинул дров в печку, раздул огонь. Они поели кулеша. Алрина заварила последние травы в "тинче".

— Что за аромат? — вдохнул он запах горячего настоя.

— Да это так, остатки роскоши. Набрала в мире зверолюдей. Щит хранился там.

— Надо же, ты не рассказала.

— Теперь уже и не успею. Ещё мы у гномов были. У них тоже есть свой волхв, называется Удун. А ещё я подружилась с пегасом.

— Да... Я бы послушал о вашем путешествии.

— Может быть, когда-нибудь. Если выживем оба...

В этот момент пришёл Стап.

— Я тебя провожу, — сказал Клед Алрине. — До наших последних застав. Обведу кругом. Придётся подняться в горы.

Она при помощи верёвок приладила свёрток с Чёрным скимитаром поверх кожушка за спину, попрощалась со Стапом, и айланны выскользнули за околицу тем же путём, что пришли вчера. Обошли деревню вместе с мельницей по большой дуге, поднялись повыше и направились на восток.

Алрина всё же вкратце пересказала их с Санатом путешествие.

Потом Клед попытался заговорить о том, как чуть не задушил её. Не просить прощения хотел (разве подобное прощают?), а подчеркнуть, что он для неё всё-таки опасен. Но Алрина его остановила, не дала сказать:

— Это всё неважно. Я люблю тебя. И была бы счастлива умереть там от твоих рук. Возможно, это тоже нездраво, но ввиду того, что мне предстоит, ещё неизвестно, что хуже. Так уж получилось. Я всегда буду любить тебя. Что бы ты ни сделал. Помни об этом. И о том, что в любой момент можешь выбрать любовь вместо Смерти.

Клед кивнул, помолчал и понял, что тоже должен выразить словами:

— И я. Люблю тебя и буду любить, что бы ты ни сделала. Но если на меня вдруг найдёт Кровавая Ярость или я стану Мечом Смерти и не смогу совладать с Тёмной Матерью, подчинюсь ей... Я хочу, чтобы ты меня убила и забрала артефакты. Отдала Санату или спрятала где-нибудь. Поняла? Я тоже буду счастлив умереть от твоих рук. И думаю, получится это только у тебя. Обещай!

Он остановился и взял её руки в свои, настойчиво глядя в глаза. Алрина вздохнула, но не стала ломаться, ужасаться и отнекиваться. Просто так же внимательно заглядывала ему в душу. И каким-то образом поняла, насколько важна эта просьба. Насколько велико доверие, позволившее её озвучить.

— Обещаю, — в конце концов твёрдо сказала она.

Возможно, поэтому, а может, потому что возлюбленные успели досыта напиться своей страстью перед разлукой, или просто повзрослели за прошедший год, прощание в этот раз вышло совсем другое, чем в первый. Когда последние посты Дружины остались позади, они обменялись братским двойным рукопожатием, лишь немного сдобренным коротким крепким поцелуем.

— До встречи на поле боя? — бросил он.

— Или в следующей жизни, — кивнула она.

И айланны разошлись, начав спускаться каждый в свою сторону — чтобы не напороться вместе на посты.

Глава 37.

Аина: Пестердом

Пора было снова отвыкать от родового имени и возвращаться в личину Аины Дарсан. Но всё её разомлевшее от страсти существо противилось этому.

Пока девушка спускалась с горы куда-то в направлении замка, занятого нартами, она тщательно нагоняла "тучек" на своё "солнышко", так прекрасно разгоревшееся от любви айланна, что было даже немного жаль гасить эту благодать. Но она шла в логово зверя, и если там заподозрят подвох, ей будет не до веселья. Так что лучше заранее настроиться помрачнее...

Однако ничего не выходило. Её просто распирало от счастья. Хоть всё оно и осталось позади, но привкус ещё пьянил голову, как вино после попойки. Ноги поневоле замедлялись, не желая шагать под покров злобной тьмы.

Алрина остановилась, проверила припасы: у неё оставалась половина гномьей лепёшки, которую, кстати, надо съесть. А также небольшой огрызок сыра и кусочек солонины из Бравина. Присев передохнуть на поваленный непогодой ствол, она сжевала лепёшку, запила её водой из фляги, повздыхала и решила, что позволит себе ещё ночь отсрочки. Тем более что, пересекая верхами отрог, частично разделявший провинции, она изрядно сократила себе путь.

Конечно, ночи были пока холодными, но в таком блаженном состоянии негоже являться на нартский суд. Она направилась к видневшимся чуть выше скалам, собирая по дороге верхние, сухие сучья валежника. Повезло — под огромными валунами, опиравшимися друг на друга, имелась выемка, образовавшая не то чтобы пещерку, а скорее землянку. Но находиться там сидя было вполне можно, и даже костёр вместить. Зато небольшой объём легче обогреть.

Алрина насобирала немного грибов, нашла заросший диким ячменем распадок и наскребла пригоршню неопавших прошлогодних семян. Приятным довеском послужила молодая саримса — эта острая травка украсит любую пищу. А также девушка с удивлением обнаружила на склоне чахлый кустик аклила — не знала, что он растёт за пределами Долины Восьми Озёр. Вот и отлично — будет тинче. Воды бы только найти. Впрочем, в горах по весне ручейков довольно много. Сориентировавшись в складках местности, Алрина вскоре нашла бежавшую среди камней небольшую струйку, достаточную, чтобы наполнить походный котелок.

Потом натаскала в землянку сосновых веток вместо подстилки, сложила из камней очажок под точкой схождения скал, чтобы дыму было куда уходить. С костром пришлось немного повозиться, добывая сухую растопку, потому что валежник был сыроват, а топора рубить его на части, чтобы добыть щепок из внутренней сухой древесины, не имелось. К счастью поблизости росло несколько сосен, поделившихся исподними сучками на смолистую стружку и шишками на утро. Так что через какое-то время в очаге всё же заплясал весёлый огонёк.

Остаток дня Алрина посвятила приготовлению похлёбки: очистила зёрна от плевел подручными камнями, немного растолкла их. Порезала грибы, мелко настрогала солонину, порубила саримсу. Сыр добавила уже по готовности. Получилось вкусно! Половину съела, половину оставила на завтрак. А иголочки аклила запарила в кружке.

К сумеркам землянка достаточно прогрелась. Алрина ещё обложилась камнями, накалёнными в очажке, и растянулась на сосновой подстилке, полностью накрывшись палантином. Долго не спалось, всё тело сладко ныло негой после вчерашнего, но в конце концов её сморило.

И снилось Алрине, что она возлжеит на облаке, как боги в иллюстрациях к "Легендам Серединных Княжеств" в дорогом издании, которое когда-то было дома, а потом в "библиотеке" Морены. Наряд тоже был подобающий: роскошный, воздушный, белый с золотом — даже трудно сказать, платье или просто хитро обёрнутая вокруг тела ткань, очень приятная на ощупь.

Рядом вальяжно развалился Кларед в чёрном костюме, расшитом золотом. Он был похож на Рагена из книги — мощнее, чем на самом деле, без косы, с непокорными кудрями и лукавой улыбкой. Айланн поигрывал с каким-то диковинным жезлом, время от времени меча с облака молнии вниз. А некоторые, совсем маленькие, отправлял в неё. Но это было чем-то вроде шутки, Алрине от этих разрядов делалось лишь щекотно.

Однако, в какой-то момент глаза его опасно вспыхнули, он приставил жезл к её животу и шарахнул от души, вызвав у неё внезапный экстаз. Она вспыхнула, как настоящее солнце, даже сама ослепла. А когда зрение вернулось, Кларед исчез. Облако же начало быстро остывать и темнеть, превращаясь в снежную тучу. Вскоре оно стало скопищем крошечных ледяных иголочек, которые кололи Алрину, как и шелковистое одеяние, вдруг превратившееся в посконное рубище. Девушка проснулась, стуча зубами.

Разумеется, костёр догорел, камни остыли, тело замёрзло, а щёку кололи сосновые иголки подстилки. Снаружи уже светало.

Алрина бросила на тлеющие угли собранные вчера шишки. Когда они разгорелись, подложила дровишек, поставила греться остатки похлёбки и тинче, а сама принялась растираться. Можно было бы вылезти наружу и немного поупражняться, но настроение не располагало. Сон показался дурным предзнаменованием, от вчерашней благости не осталось и следа. Пришлось даже приложить усилия, раскочегаривая "солнышко", зато прятать его за "тучами" теперь было не то что не жалко, а даже спокойней. Как и саму себя — за именем, когда-то придуманным на пару со злой старухой Барамой.

Поев и отогревшись, Аина засыпала костёр щебёнкой, которой кругом было больше, чем толковой земли. Потом почистила котелок, собрала вещи в котомку и распаковала чёрный скимитар. Портупеи у неё с собой не было — пришлось привязать ножны к поясу наискосок теми же верёвками, которыми крепился свёрток за спиной. Вот теперь можно спускаться, и желательно напрямую, насколько позволит рельеф, чтобы не проскочить мимо Пестердома.

* * *

По мере того, как местность понижалась, Аина всё внимательней старалась прислушиваться к окружению: наверняка Дарго выставил посты со всех сторон. Правда, многие нарты умели скрывать своё присутствие от обнаружения "шестым чувством". А вот птиц и зверей не обманешь. Точнее, если долго сидеть тихо, они, конечно, привыкнут, но стоит шевельнуться — и лес опять насторожится.

Так она и поняла, что попала в засаду, оказавшись на небольшой прогалине, где внезапно повисла тишина.

Аина остановилась, медленно подняла руки, показывая мирные намерения, и начала оборачиваться вокруг себя, пытаясь разглядеть часовых. Правда, подлеска тут почти не было, поэтому она довольно быстро сообразила, что смотреть надо вверх, на деревья. И действительно, на едва оперившемся молодой зеленью дубе имелось подозрительное "гнездо" из сосновых веток, за которым против неба угадывался человеческий силуэт.

— Эгас нэм цу! — поприветствовала человека Аина на нартском языке.

Слева послышался крик серой совы, означавший отбой тревоги. Аина опустила руки и повернулась в ту сторону. С осины, точно также задрапированной поверху сосновыми ветками, проворно спускался человек. Видимо, командир дозора. Вскоре он спрыгнул на землю и стало видно, что это женщина. Знакомая, хотя не очень хорошо, как и все, кто на полгода уходил на Охоту в Своре. Кажется, её звали Ахура (Солнечная).

— Надо же, кого Хёдр принёс, — хмыкнула нартка, подойдя.

— И тебе многих лет силы... Ахура?

Очевидно, та узнала Аину и отнеслась к ней настороженно, хотя не враждебно. Однако то, что бывший хедивег ахсары вспомнила имя, слегка смягчило её дежурный оскал.

— Какими судьбами? — поинтересовалась Ахура.

— Да вот, хочу вернуться домой.

Аина не делала попыток улыбаться или вести себя по-приятельски. Легенда, которую она доработала после беседы с Кларедом, предполагала, что её побег был чем-то вроде юношеского бунта. Разумеется, уверенно рассчитывать на то, что ахсара её простит, было нельзя, но при благоприятном исходе, хедивегу не стоило панибратствовать с простыми бойцами из чужой Своры.

— И где же тебя Хёдр носил столько времени?

— Пыталась покорить Свободные Княжества, — на этот раз Аина позволила себе кривую ухмылку надтреснутого самодовольства.

— И как успехи?

— Как видишь, — Аина развела руками, демонстрируя, что вернулась практически в том же, в чём ушла.

— Ну смотри, придётся тебе с нами подождать.

— Да я и сама могла бы дойти...

— Не стоит! -резко нахмурилась Ахура. — Подстрелят ещё.

— Ну, одного провожатого дай.

— Одного — для тебя слишком мало, извини. А двоих — для нас слишком много.

— Меня что, объявили врагом? — насторожилась Аина.

— Врагом — нет. Но и другом тоже. В общем, я не разбираюсь. Это Дарго тебе скажет. А мы просто в ответе за всех, кто тут шастает. Так что придётся тебе лезть на дерево.

Ахура наклонилась, сняла грубые перчатки и принялась развязывать верёвки на ногах. Аина только тогда обратила внимание, что к сапогам её были привязаны странные железяки. Они крепились к внутренней стороне голени и стопе, а на уровне щиколотки имели острые шпоры.

— Дай ногу, — велела Ахура, отвязав железяки. — Запоминай, как завязывать. Второй будешь сама.

Аина повиновалась. Нартка плотно примотала дивное приспособление к её сапожку и подала вторую часть. Девушка повторила все её действия. Ахура только потуже затянула верёвку и подала свои перчатки:

— Всё, полезай на моё дерево. Там есть место для двоих.

— А как? — растерялась Аина.

— Тьфу ты, Хёдр забери! — сплюнула нартка. Посмотрела на её ноги, на свои и крикнула: — Айнур, спустись, покажи.

На другом высоком дереве зашевелились ветви, и вскоре из-под соснового "шалаша" показалась тонкая фигурка, преспокойно спускавшаяся по дереву, словно по лестнице. А ведь в первый раз, с Ахурой, Аина не обратила внимания, как ловко та слезла.

Айнур оказался стройным юношей. Он приблизился бодрым шагом но без спешки, с достоинством. Похоже, это был сын кого-то из ахсартагов, едва оперившийся. Видимо, проходил первую притирку. Они всегда начинали с самых низов и нередко поступали в подчинение женщинам. Мол, вожак должен знать быт всех подчинённых не по наслышке. Такой воспитанник назывался "ногэн" и его до поры до времени следовало гонять в хвост и в гриву.

Все трое подошли к дереву предводительницы и Айнур медленно, шаг за шагом показал, как пользоваться "шпорами". На вид оказалось очень просто, но по первому разу было немного боязно вот так идти на большую высоту по почти вертикальному стволу. Так что Аина вздохнула с облегчением, когда добралась до толстых сучьев и смогла на них присесть.

— Кидай мне обратно "когти" и перчатки! — крикнула Ахура.

Аина сделала, что просили. Правда её обеспокоил вопрос, который она задала нартке, как только та поднялась к ней:

— А как мы спускаться будем?

— Дык верёвка есть, — продемонстрировала моток Ахура, устраиваясь на прежнем месте. Лук висел на суку. — На вот, привяжись, а то ещё закемаришь и свалишься.

Девушка не преминула воспользоваться советом. Но сидеть молча рядом с живым человеком на пороге возврата в прежнюю жизнь было слишком сложно. Разговор помог бы всё вспомнить...

— Откуда такие приспособы? — кивнула Аина на "когти" через какое-то время.

— Всегда были. Ты просто не застала старое вольное время. Раньше их использовали для засад на просеках, но потом всё поменялось. А теперь вот опять пригодились.

Они опять помолчали. Ахуре хорошо, у неё дело — беспрестанно оглядывать лес, Аине же сидеть было скучно, и через какое-то время она задала новый вопрос:

— А как там Дарго? Жив-здоров?

— Конечно. Так, не отвлекай меня. Сиди молча. Недолго осталось. В полдень нас сменят. Покемарь вон маленько.

Пришлось всё-таки заткнуться. Ахура права — разговорами можно выдать засаду, если кто-то окажется поблизости, и потерять преимущество внезапности в случае, если это будут враги. А ей вовсе не нужно зарождать подозрения в том, что она не на той стороне.

Ну, раз делать нечего, остаётся только медитировать, прикрыв глаза. Алрина сосредоточилась на внутреннем "солнышке", не забывая про "тучки", и постепенно замедлила дыхание. Пусть нартка думает, что блудный хедивег спит. Хотя это не было целью, просто чем медленней дышишь, тем меньше волнуешься.

И так она хорошо погасила волнение вместе со всеми мыслями, что не заметила, как пролетела пара часов. Очнулась только от шлепка Ахуры по ноге:

— Эй, просыпайся, смена пришла.

* * *

Отряд без приключений добрался до Пестердома. По пути Аина заметила ещё одну "сосновую" рощу на стволах совсем других деревьев. Похоже, Дарго перестраховывался, и пояс наблюдения был не один. Интересно, сколько же в замке нартов? Ахуру спрашивать Аина не стала, чтобы не раздражать лишний раз. Ещё пара часов — и она всё увидит своими глазами.

Перекусили по дороге солониной и сыром, не останавливаясь на привал. Аине тоже выделили по кусочку. Как раз хватило голод перебить.

Людей в Пестердоме оказалось очень много. Если учесть отсутствующих дозорных, похоже, тут была вся Сванская Свора.

Ахура оставила Аину с парой своих людей — Нэрко и Суртом — во дворе, а сама отправилась в замок вместе с Айнуром. Часть отряда поспешила в длинный барак у крепостной стены, а "гостью" повели к одной из юрт, плотно стоявших вдоль этого барака.

В юрте было тепло и вкусно пахло едой, котелок с которой стоял на раскалённых камнях у края очага. На хозяйстве оставался мужчина по имени Дрон. Ещё две-женщины из бытовиков зашли в юрту сразу вслед за воинами и помогли им разоблачиться. Видимо, умбалы22 Нэрко и Сурта. Аине тоже предложили раздеться, выделив уголок для вещей.

Конечно, после блюд, отведанных в Княжествах, особенно за баронским столом, запах кочевничьего кулеша не отличался изысканностью, но он напомнил Аине детство, Ташу и относительно беззаботный период жизни. И вообще, после многочасового сидения на дереве и довольно длинной прогулки по лесу, любая горячая пища казалась благом.

Нэрко и Сурт тоже жадно вдыхали запах, видимо, предвкушая "пир" после вахты на сухом холодном пайке. Однако они дождались свою "балхон"23, которая вскоре вернулась одна, без ногэна. Первым делом Ахура поцеловалась с Дроном — видимо, они недавно сошлись. И уже когда он начал её раздевать, сообщила, что Дарго ждёт Аину в замке после заполудника. А потом пригласила всех к котелку.

Наевшись, воины завалились отдыхать, партнёрши их отправились стирать пропахшие потом рубахи. Аина собралась одеваться, чтобы идти в замок, но Ахура её остановила:

— Куда это ты?

— К Дарго, — недоумённо ответила та.

— Сиди, за тобой пришлют, — скомандовала нартка и указала ей на сундук возле входа.

Пришлось подчиниться, поскольку до сих пор было непонятно, сторожила ли её Ахура, и выяснять наверняка охоты не появилось. Делать Аине было нечего, поэтому она сложила ноги крест-накрест и снова погрузилась в медитацию.

Впрочем, вскоре полог юрты распахнулся и внутрь шмыгнул Айнур. Найдя глазами гостью, он ей слегка поклонился и сказал:

— Дарго готов тебя принять.

Аина нашла глазами Ахуру, получила разрешающий кивок и со вздохом начала одеваться. Парнишка терпеливо ждал, косясь на чёрный скимитар, который никак не получалось приладить обратно — верёвка соскользнула с ремня и запуталась. Айнур хоть и стоял смирно, но его нетерпение ощущалось почти физически, так что в конце концов Аина махнула рукой и просто заткнула оружие за пояс. Не ради ногэна — Дарго сейчас тоже не следовало злить, заставляя слишком долго ждать.

Пестердом в целом был похож на другие замки, в которых успела за свою жизнь побывать Аина. В каждом имелись небольшие отличия, связанные с рельефом и площадью застройки, но поскольку создавались они все примерно в одно время и под одни условия — проживания одной семьёй со слугами в приграничной полосе при отсутствии серьёзных врагов (кочевники тогда таковыми не считались) — общего было больше чем разного. На первом этаже -парадный холл с центральной лестницей, кухня, столовая, несколько залов и служебных помещений, а выше — жилые и рабочие комнаты хозяев.

Сейчас замок кишел людьми — в основном, женщины и дети. Безвкусное убранство в виде пёстрых занавесей и грубых паласов, оставшееся, по видимому, от магистрата Стеры, местами перекрывали знакомые с детства кошмы да шкуры, служившие нартам и коврами, и одеялами, и ширмами. На глаза попалась жена Бардза, холодно кивнула Аине, но без ненависти во взгляде — уже хорошо: значит в его смерти беглянку не обвинили. Но что Нырда здесь делает?

Пока Аина поднялась на третий этаж, где обосновался Дарго, она с удивлением поняла, что тут живут семьи всех ахсартагов Сванской Своры. Это открытие её поразило, но она не успела над ним как следует поразмыслить: Айнур постучал в кабинет и, получив приглашение, запустил её внутрь. Сам входить не стал — остался снаружи, закрыв дверь с другой стороны.

Ну вот и настал 'момент истины' — Аина осталась с Дарго наедине, смело встретила его испытующий взгляд и какое-то время они молча 'прощупывали' друг друга. За два года, что они не виделись, атаман не то что постарел, но заметно осунулся. На лице его лежала печать какой-то тяжести. Горя? Он кого-то потерял?

Впрочем, сейчас не время спрашивать об этом. Сначала нужно выдержать этот мрачный взгляд. Девушке помогала память о том, что, по словам Саната, Дарго был одной из её душ поддержки. Поэтому он спас её тогда, в замке. И поэтому же теперь являлся наилучшей точкой возвращения в Орду.

Аина не считала, что замыслила предательство — ведь по сути нартов она не предавала, а даже в каком-то смысле спасала от худшей участи, которую считала уготованной им покойная Ху. Не вспоминала о роли Дарго в том, что лишилась родителей и дома — ведь знала уже, что виной всем этим бедствиям было распоряжение Морены, а точнее Мары. Аина думала лишь о том, что могло связывать их с атаманом в прошлых жизнях и чем ей обязана эта душа. Смотрела в ореховые глаза предводителя Сванской Своры и видела в них друга, а не жестокого кочевника. Друга даже помимо воли. Вряд ли он знал, почему расположен к этой девчонке с детства. Но просто не мог на неё злиться. Сдался и сейчас. Махнул, приглашая присесть за стол напротив себя.

* * *

Аина устроилась на баронском стуле, для чего скимитар весьма кстати пришлось вынуть из-за пояса и положить перед собой. И невольно усмехнулась. Дарго вопросительно приподнял бровь.

— Я помню тебя сидящим у костра, в юрте, на земле — и всегда на пятой точке со скрещенными ногами. А теперь устроился за столом, словно барон какой-то.

Дарго хмыкнул:

— Я сижу там, где удобней. Кресло в поход не возьмёшь, а на каменных полах долго не высидишь, даже на шкуре.

Он помолчал, слегка переменил позу и добавил:

— К тому же, я теперь действительно что-то вроде барона.

Однако при этом лицо его не выражало ни гордости, ни радости. Значит, Морене не удалось купить самого несогласного с оседанием в Серединных Княжествах атамана таким назначением. Хотя, судя по тому, что Аина видела, со стороны ахсары это может быть не столько подкупом, сколько подставой...

— Ну что, нагулялась? — перебил её мысль Дарго.

— Да, как видишь, — Аина развела руками.

— Нет, так не пойдёт. Рассказывай. Я так и не понял, что это было? Морена замяла твой побег, как что-то неважное. Мол, нагуляется — сама вернётся. Но меня такое объяснение не устраивает.

Аина помолчала немного, как будто решаясь, потом выдала:

— Я немного вспомнила о своей прежней жизни, до того как попала к вам.

Дарго едва заметно напрягся — чётче пролегли морщины под глазами. Аина внимательно следила за ним, но хотела лишь слегка припугнуть, а вовсе не насторожить против себя, поэтому тут же добавила:

— Помнишь, Морена как-то вытащила нас на ярмарку и меня нарядили знатной барышней?

— Нет, вы ходили с другой Сворой. Но мне рассказывали.

— В общем, я вспомнила, что действительно была как минимум из богатой семьи. Мне так понравилось изображать барышню, что я стала часто мечтать о том, как сложилась бы моя жизнь, если бы родители не погибли...

Говоря это, Аина образцово не дрогнула, ни лицом, ни голосом не выдав, что знает о роли Дарго в этом событии. Продолжала открыто смотреть ему в глаза, и его напряжение потихоньку спало. Ей это даже не стоило особого труда, потому что год, проведённый с Волхвом, как-то отодвинул эти события, лишил их заряда чувств. А может, это сделала свершившаяся месть. Так или иначе, от прежних замыслов извести всех нартов ничего не осталось. А Дарго она даже не прочь была спасти — вернуть должок, так сказать.

— Ну а тут притащили этого пленника. Он был такой красавчик! К тому же якобы запал на меня. Звал с собой, — Дарго хотел что-то сказать, саркастично приподняв бровь, но Аина его перебила: — Знаю! Это было наивно, и я просто видела то, что хотела видеть. Мне казалось, могут сбыться все мои мечты. К тому же, он правда меня зацепил. А я уж думала, что после смерти Брена ещё долго не смогу ни на кого смотреть...

Воспоминание о Брене неожиданно больно кольнуло, словно заноза, о которой забыли, не вынув, внезапно дала о себе знать. Но прятать эту боль Аина не стала — так достоверней. Хотя на несколько мгновений потерялась во всплывших из глубины души ощущениях. Пожалуй, она поторопилась, решив, что желание мести прошло безвозвратно. Лично Морене всё же стоит воздать за тех близких, которых она отняла у девушки уже в Орде...

— В общем, понятно, — прервал драматическую паузу Дарго. — Ты помогла ему сбежать? — Аина кивнула. — А Бардза убивать было обязательно?

Взгляд атамана сделался совсем тяжёлым. Аина потупилась, как будто виновато, хотя сожалела лишь том, что огорчила Дарго. И вовсе не рассчитывала отвечать напрямую перед ним. Придётся на ходу расширять сочинённое для ахсары объяснение. Вдохнуть поглубже, чтобы голос не дрогнул...

— Прости, я не уследила. Туда-то он меня пропустил, хоть и пришлось уговаривать, а обратно Мадлен всё сделал быстрее, чем я успела его остановить... — так, не тараторить, замедлить речь, сделать ещё один глубокий вдох: — Я собиралась оглушить Бардза, но Мадлен пошёл первым, и получилось так, как получилось...

— Оружие ты ему зачем принесла? И какое?

Так, а вот это опасный момент! Прикрыть глаза, чтобы взгляд не вильнул, и снова медленно вздохнуть, давая себе пару мгновений подумать. Планируя оправдания, Аина не сообразила, что по характеру раны поняли, каким клинком она сделана, а между тем, это было очевидно. Но выдумывать правдоподобную замену времени не было, оставалось сослаться на полуправду и играть глупышку до конца:

— Я не приносила ему оружия. — Аина вскинула глаза, когда могла позволить себе совершенно искренний взгляд, а потом снова опустила: — Он попросил в последний момент. Чтобы защищаться, если что. Ну я и дала ему один из своих "когтей"... — горло немного сдавило от лжи, но это нестрашно, поскольку может объясняться чувством вины. — На время побега.

Дарго пожевал губами, как бы взвешивая эту историю. Аина слегка проредила "тучки" на "солнышке" — чай не Морена, а обычный человек, должен отозваться положительно. Наконец атаман вздохнул, видимо, принимая объяснения, и задал следующий вопрос:

— Ладно. Но что же случилось в Пикердоме? Ведь это твоих рук дело? Или скажешь нет? Народ судачил, что это мы наказали барона за хитрость. Но я-то знаю, что мы этого не делали.

Иногда закрыться проще и достоверней, чем выбрать из гаммы связанных с ситуацией чувств только те, что будут отражаться в словах — например, те, что связанны с омерзением от поступка Мадлена и наклонностей Моргана — и убрать, допустим, кровожадную радость от долгожданной мести да Болирдомам, которая могла выдать полное возвращение памяти. Поэтому Аина стёрла с лица всякое выражение и ровно сказала:

— Он пытался пустить меня по рукам.

Дарго недоверчиво смотрел на неё, словно ожидая, что это шутка. А когда понял, что нет, внезапно хохотнул:

— Ну как есть, зверёныш! Значит, сердцеед тебя предал... И ты... — он хлопнул ладонью по столу и указал на неё пальцем: — Настоящее Дитя Войны! Где бы ты там ни родилась.

Аина несмело улыбнулась в ответ, на самом деле не зная как реагировать. Но одно было ясно: Дарго ей поверил, а значит, самая сложная часть позади. Он даже немного просветлел лицом, хотя веселье растаяло быстро, как первый осенний снег. И атаман продолжил допрос:

— Ладно. Но это было почти два года назад. Где ты была всё это время? И почему вернулась сейчас?

Тут начиналась хорошо продуманная часть истории, на все вопросы по которой Аина тренировалась отвечать с Санатом. Так что она спокойно изложила свою легенду:

— Ну, прибив этих титулованных кобелей, лишённых всякой чести, я поняла, что вовсе не хочу быть знатной дамой. Но мне всё ещё претило видеть Морену после смерти Брена. Пусть он это хоть сто раз заслужил...

Тут Аине пришлось сглотнуть внезапно образовавшийся в горле комок. Зря она спонтанно добавила последнюю фразу в попытке показаться намного преданней Народу Войны, чем есть. А в результате впервые ощутила то, о чём предупреждал Санат — как сильно ложь может ударить по телу. Она буквально чуть не подавилась этими словами. Да, формально Брен действительно пытался убить ахсару, и прилюдно Аина не могла оправдывать чужака, покусившегося на вождя Орды. Но в душе-то она была с ним согласна! Видимо, самые сильные чувства у неё остались в связи именно с этой историей, и не стоило её лишний раз ворошить...

— У тебя не найдётся, чем промочить горло? — спросила она.

Дарго полез под стол и извлёк оттуда оплетённую хамызом бутыль, достал из ящика два кубка и плеснул в оба. В бутыли оказался вовсе не привычный кочевникам нозт24, а вино — не очень хорошее, с горчинкой, но выдержанное; видимо, из замковых запасов.

Отпив половину, девушка продолжила:

— В общем, меня пьянил вкус свободы, и я пыталась найти себе место в Свободных Княжествах, — выдала она заготовленный заранее каламбур. — Однако — увы!

— Давай, давай, в подробностях, — Дарго долил ей вина.

Аина вздохнула и пустилась в полуправдивые рассказы. Часть с поисками работы в харчевнях изменений почти не требовала. Она даже рассказала, как огрела нахала при увольнении, чем снова вызвала весёлую ухмылку на усталом лице Дарго. Сохранила неизменным и найм к знатной даме в охранницы. Только не сказала, разумеется, кем эта дама была раньше. Зато для интереса решила приоткрыть, куда именно они ездили. Всё-таки Край Восьми Озёр был известен нартам как Мокрые Холмы по 'Песни об Озёрной битве', пусть она и меняла местами правых с виноватыми.

Разумеется, ни о роли Ордена Смерти в освоении пятого княжества заново, ни об алмазах девушка ничего говорить не стала. Но с удовольствием рассказала о впечатлившей её буйной растительности и местных жителях, немного приукрасив их боеготовность на всякий случай — только нартов там не хватало.

Дарго слушал внимательно, постепенно оживляясь и часто задавая уточняющие вопросы. Так что совет Саната говорить полуправду был просто отличный: столько фальшивых подробностей в жизни не придумаешь. И чем дальше заходил рассказ, тем больше расслаблялся атаман, тем большее доверие ощущала в нём Аина. Хотя, не исключено, что какую-то роль в этом играло вино и ослабший контроль над "тучками". Но в Пестердоме ещё можно, некого бояться.

Сложившаяся атмосфера была весьма на руку, когда подошло время описывать те полтора года, которые как раз надо было скрыть. Точнее, описывать их так же подробно было нельзя. Аина "честно" призналась, что сошлась с одним из наёмников и прожила с ним полгода в Арбене на деньги, которые им заплатили за сопровождение. Не станет же атаман выяснять подробности их личной жизни?

Впрочем, несколько вопросов о парне он всё же задал. К ответам на них Аина готовилась, поэтому без запинки рассказала легенду, которой пользовался сам Кларед на Вольнице, и охарактеризовала его, как надёжного товарища (до поры до времени), отличного любовника и интересного собеседника — не чванливого, как некоторые, а воспринимавшего её на равных, в том числе по хозяйству. У неё даже был заготовлен ответ на вероятный насмешливый вопрос Морены, о чём же они говорили ('да обо всём, но чаще всего о книгах, охоте, оружии'), но у Дарго такого не возникло.

— А как же к тебе вернулось это? — вместо этого кивнул атаман на чёрный скимитар.

Вот тут Аина не знала, был ли он в курсе истории с кражей Меча Кернуна и его последующей подменой в Селвидоме, поэтому существовал определённый риск в выборе версии для рассказа. Их было-то всего две: правда и будто бы она изначально забрала скимитар с собой. Но второй вариант явно отпадал, оставалось признаться:

— Не знаю, в курсе ли ты, но при побеге я украла у Морены тот меч, что мы увезли из последнего замка в лето, когда вы меня подобрали. Ну, о котором нельзя было говорить...

Дарго многозначительно приподнял одну бровь. Непонятно было, удивляется он новостям, подтверждает, что знал, или напоминает, что говорить о мече по-прежнему нельзя.

— Зачем? Продать хотела?

— Нет, ты что! Скорее хотела насолить Морене. Но ещё больше, наверное, сама им владеть. Как-то он мне приглянулся ещё тогда, в детстве... Помнишь, я всё порывалась его пощупать?

Атаман с ухмылкой кивнул. Аина, конечно, не собиралась выказывать свою осведомлённость о том, что это за предмет, тем более, что знала наверняка больше самого Дарго. Но глупость, которую она себе приписала в сердечных вопросах, следовало разбавить сообразительностью в остальном, если она хотела сохранить его уважение.

— К тому же, я понимала, что его действительно нельзя никому показывать. Хотя бы затем, чтобы меня не грохнули во сне за такой... необычный предмет. А Мадлен чересчур заинтересовался свёртком, даже не видя, что внутри. Так что, я спрятала его в Селвидоме, когда мы останавливались там на ночь. И потом, уже на обратном пути из Мокрых Холмов вернулась забрать, но нашла вместо него чёрный скимитар. Я так понимаю, Морена отправила кого-то на поиски, его нашли и заменили.

— Верно. Это был я. Точнее, мои люди нашли место вашего ночлега, когда мы наконец догадались поискать в другом направлении, а я подменил клинки по поручению Морены.

Вот же старый лис! Значит, всё-таки устроил ей проверку в том одном, в чём мог. Но тогда получается, и смотреть, на месте ли клинок, то есть, была ли она там снова, приходили его люди? Жаль, неизвестно, как часто они это делали. Зато, возможно, их донесения подтверждали её рассказ про второго любовника.

Однако хорошо, что Аина не стала менять сроки в подготовленной легенде. Изначально она хотела говорить, что прожила с любимым полтора года, чтобы не объяснять годичное обучение у Волхва. Но тот ей отсоветовал. Сказал, что время — самая предательская вещь для лжецов. Не слова других, как им кажется, а именно это неосязаемое, неуловимое и потому часто недооцениваемое свойство жизни. Ибо это сила, самая мощная и неумолимая. К тому же самая правдивая, не терпящая ни малейшей лжи. И потому именно о время чаще всего разбивается любое враньё.

Конечно, Аина не поняла его объяснений до конца, могла лишь принять на веру. Но теперь порадовалась, что рассказ не затрещит по швам из-за поправки момента извлечения клинка из Селвидома. Этого они с Волхвом не учли, потому что скимитара тогда на руках не было. Зато Санат предупреждал, что всего никогда не учесть заранее, потому и вдалбливал принципы построения хорошей легенды.

В этом случае правды говорить было никак нельзя, чтобы не выдать своей связи с Воинами Смерти. Аина обязана была забрать скимитар до того, как в Селвидоме устроили гарнизон. Правда, Дарго, наверняка, знал, когда именно это случилось, точнее, чем она. Но его люди вряд ли продолжали шнырять там после появления Ордена. А значит, Аина легко могла попасть в подземелье чуть позже последней проверки.

— Я восприняла это, как приглашение возвращаться... — она вопросительно посмотрела на атамана, и тот слегка неопределённо покачал головой, мол, "вроде того". — Но тогда оно мне совсем не показалось заманчивым. У меня вроде как начала налаживаться жизнь — любовь, товарищество, все дела... Мы провели лето вместе в Селвидоме, а осенью перебрались в Арбен. Вот только весной, когда кончились деньги, мой милый пропал...

Дарго прижал пальцами переносицу, давя улыбку.

— Смеёшься над моим несчастьем? — возмутилась Аина.

— Нет-нет, что ты, — уверенно ответил тот и заржал в голос.

Девушка словно на секунду увидела свою жизнь его глазами и против воли тоже засмеялась.

— Ну вот такая я невезучая в любви! — досадливо выпалила она сквозь смех.

— Значит, повезёт на войне! — Дарго протянул ей кубок, чтобы чокнуться: — Выпьем за это!

И снова веселье слишком быстро ушло из взгляда атамана, как вода из дырявого ведра. Осталось разве что немного теплоты. Только в этот момент Аина окончательно уверилась, что его изначальная мрачность связана не с подозрениями к ней, а с какими-то своими тяготами. Но от этой доброй искорки злость девушки как-то разом испарилась, сменившись уютным ощущением надёжности братского плеча. Почему-то рядом с этим человеком потери, которые раньше казались катастрофическими, стали мельче — ну, житейское дело, с кем не бывает? Всё можно пережить, если рядом есть товарищи... Да, пожалуй, это чем-то походило на то чувство братства по оружию, которое она некогда испытала с Кларедом. И если бы Аина сразу попала в Свору Дарго, а не мурыжилась с шальной ахсарой в становище, быть может, ей и бежать никуда не захотелось бы...

Задумчивый момент смакования слишком старого вина снова прервал атаман:

— Если я всё верно понял, это было ещё год назад? — Аина кивнула. — Ну и где тебя с тех пор носило? Только не говори, что ты нашла ещё одного умбала, а то я начну тебя жалеть!

— Нет, — невесело усмехнулась девушка. — Я ведь увела тогда у Керибранов выкуп, который вы от них требовали, и спрятала в надёжном месте, пока шум не уляжется. Ну а после этого... позора с последним умбалом решила, что больше не стану надеяться на мужчин. Вернулась и забрала сокровища, чтобы было на что жить, пока пыталась найти работу телохранительницей — всё-таки одна рекомендация у меня на счету уже была. Но не преуспела. У них там на женщин с оружием смотрят, как на сумасшедших, знаешь ли.

— Знаю, — ухмыльнулся Дарго.

Лицо его выражало язвительное превосходство. Хотя, кстати, у ахсартагов были не умбалы, а полноценные жёны на всю жизнь, которые не воевали, а, как и в Княжествах, сидели дома, растили детей сами, в отличие от остальных нартов, отдававших потомство в общие школы. Правда для ахсартажек это было скорее привилегией, нежели ограничением — ведь воинским искусствам они подростками учились, как и все. Но видимо, это чувство превосходства относилось к осознанию преимуществ Орды для кого-то вроде Аины, с выраженным боевым духом, не зависящим от пола. Своего рода воинское предназначение, веру в которое атаман не раз демонстрировал делом.

— В общем, нанял меня в итоге один старик, менестрель, в Бравине. У него какая-то диковинная лютня была — я так поняла, больше для её охраны. Правда, велел не показывать, что я боец, назвал дочерью. Пришлось опять разносить еду в таверне. Но когда "папаша" играет в зале, народ как-то посмирнее себя ведёт.

— А, слышали мы про того менестреля. Только стариком его никто не называл... -Дарго снова впился в неё глазами.

Аина пожала плечами:

— На самом деле он старше, чем кажется, — так часто говорил сам Санат, и это была чистая правда. Но приправить её понятной ложью не помешает: — Он просто волосы красит и умеет хорошо держаться на людях. Знал бы ты, сколько у него всяких снадобий в торбе. Молодые столько не таскают.

— Ладно, — легко сдался атаман. — Но ты так и не рассказала про скимитар. Когда ты его забрала?

— Да вот как раз перед этим. Так-то я в Ранвене сидела. Мужик, который подбирал команду той баронессе, пытался меня кому-то сосватать в охрану. Через него многие наёмники проходили. Вот они-то и принесли слухи, что Селвидом начали осваивать военные. Ну я и пошла за скимитаром, потому как чуяла, что пригодится всё-таки.

— И как же ты обошла Воинов Смерти? Ты же знаешь, что это они там гарнизон устроили?

— Конечно, — кивнула Аина. — Но тогда народу было ещё немного — они только начинали ремонтировать замок. И потом, меня же учили оставаться незамеченной. Выход из подземелья я разведала ещё тем летом, когда была не одна, а Смертники на тот момент — видимо, ещё нет. Так что я пробралась туда лунной ночью, ну и вынесла спокойно. А на обратном пути как раз встретила менестреля. Помогла ему отбиться от разбойников за Трактом. Там и разбойники-то были — одно название, — она припомнила тех ребят, что остановили их с Кларедом когда-то на пути из Москила. — Но это обеспечило мне наконец работу.

— Ладно, а почему не осталась с менестрелем?

— Он собрался плыть куда-то на Запад, за горы и сказал, что больше не нуждается в моих услугах.

— И ты вдруг решила вернуться? Накануне войны?

— Слушай, ну я уже поняла, что в Княжествах мне ничего не светит. Искать покровителя, как советовала баронесса? Увольте. С меня хватило Мадлена. В охрану меня не нанимают. Харчи разносить в таверне — ну точно не моё. Куда мне ещё податься? Тот старик дал хороший совет — понять, где моё место. Где я чувствую себя собой. И идти туда, даже если кажется, что в других смыслах там хуже, чем где-то ещё. Мол, на своём месте я всё равно буду чувствовать себя лучше. Ну вот я и вернулась. И пока не жалею. По крайней мере, сидя здесь с тобой, я впервые за долгое время чувствую себя нормальным человеком, а не говорящей коровой какой-то.

Последние слова тоже были правдой, если забыть про год с Санатом, но Аина достаточно погрузилась в воспоминания, чтобы верить в то, что говорит. Конечно, где-то на задворках ума теплилось понимание, что рядом с Мореной всё будет совсем не так. Но вдруг ахсара в наказание за побег отлучит её от своей персоны и оставит простым бойцом в Сванской Своре?..

— За это стоит выпить, — Дарго разлил остатки вина из бутыли и поднял кубок.

Аина от души чокнулась с ним, пожелав, чтобы последняя мысль исполнилась. Но в следующий миг с сожалением вспомнила, что в интересах дела ей всё-таки надо вернуться под бок к аватаре тёмной богини...

* * *

В дверь тихонько постучали.

— Да! — гаркнул Дарго и добавил, словно знал, кто за дверью: — Очень кстати.

Створка медленно отворилась, и в кабинет вплыла жена атамана — миниатюрная женщина с королевской осанкой, несмотря на поднос с солониной и сыром в руках.

— Я подумала, тебе не помешает закуска, — она выразительно посмотрела на опустевшую бутыль, стоявшую на столе.

Черты лица Дарго сразу смягчились, он стал больше похож на себя прежнего, разве что морщин прибавилось.

— Ты как всегда читаешь мои мысли, Ирдаг. Можешь ещё нацедить? — он забрал поднос и протянул ей бутыль. — Хотя лучше пошли Айнура, нечего самой тяжести таскать.

Ирдаг приняла бутыль и молча поплыла обратно. Дарго бросил вдогонку:

— И сколько раз тебе говорить — стучи громче. Тут очень толстые двери.

— Но ты же услышал, — она кокетливо подняла бровь, бросив на него взгляд в полоборота.

В глазах атамана вспыхнули озорные огоньки, и Аина внезапно позавидовала этой паре. Конечно, Ирдаг — нечто особенное, образцовая женщина, какой ей не стать никогда. Но то, что спустя столько лет между ними не угасла страсть...

Дверь закрылась, и прежняя мысль, зародившаяся ещё по дороге наверх, отрезвила Аину:

— Слушай, вы что тут, всей Сворой, включая тех, кто обычно летовал в становище?

С Дарго мигом слетело всё благодушие. Чело снова накрыла тяжёлая туча, которая омрачала его с начала разговора.

— Ну да, в этом смысл новых осёдлых владений, — ответил он с изрядной долей сарказма.

Похоже, Аина попала в больную точку, и причина тревог атамана именно в таком положении Своры. Ну что ж, подходящий момент, чтобы вскрыть этот нарыв:

— Но ты ведь не можешь не знать, что вас ждёт? У вас по соседству собирается огромное войско. И первым делом они пойдут Пестердом. У вас нет шансов!

Лицо Дарго стало жёстким, желваки заиграли:

— А какой у нас выбор, по-твоему?

— Нельзя было оставить тыловиков в Сагате?

— После того, как нам отдали завоёванный нами же Пестер? Ну и какой же дурак откажется от такого трофея? Остальные атаманы мне завидуют, дураки! Да и свои были рады, потому что в Сагате не протолкнуться.

— Разве в тесноте не лучше, чем в могиле?

— Не спеши нас хоронить! Настрой у Народа Войны боевой. И я не собираюсь его портить. Тебе тоже запрещаю. Поняла? — он грозно сверкнул глазами.

— Я всё понимаю, не волнуйся, — заверила Аина. — Меня сейчас беспокоит не их настрой, а твой. И реальное положение дел.

Дарго сразу сдулся и тяжело вздохнул:

— Ты права — мы как чушка на наковальне. Но что прикажешь делать? Вернуться всей Сворой, расписавшись в собственной слабости? Когда нам поручено защищать новые рубежи? Это перечеркнёт все наши достижения последних лет! Вместо первой Своры мы станем последней и будем лишь подбирать за другими объедки. После того, как у нас в руках был такой жирный куш. Меня даже мои хедивеги не поймут!

— А то, что их с семьями ждёт смерть они понимают?

— Они надеются на подкрепления из Орды. Я написал, но...

— Сам в это не веришь, — сделала вывод Аина по его лицу. — Я, кстати, тоже. Но разве нет каких-то других вариантов?

— Поднять мятеж? Не те настроения. Большинство предвкушает небывалую поживу. Да и не хочу я кончить как твой Брен. Впрочем, если бы верил, что есть смысл, то рискнул бы. Но сейчас это грозит лишь расколоть Орду, а общность — наш способ выживания. И что делать с согласными? Увести их обратно на плоскогорья? Сочтут трусом. Тем более, что это будет предательством остающихся... А если план Морены всё же выгорит, мы останемся в дураках, и те, кто за мной пошёл, меня же заедят. Нет, куда ни кинь, всюду клин, а так я хотя бы уважение к себе сохраню!

Заметно было, что Дарго уже сто раз всё передумал. Но не нашёл приемлемого выхода, и именно это на него так давило. Однако упаднический настрой вызывал протест у Аины, которой хотелось, чтобы он выжил и увёл за собой всю Орду из предстоящей мясорубки. Поэтому она ещё немного проредила 'тучки' на своём 'солнышке' и рискнула сильнее потянуть корса за усы:

— Ну то есть, ты покорно повёл всю Свору на заклание по указке Морены?

Взгляд Дарго сделался страшным:

— Ну уж нет, заклания им не будет! Мы всё-таки в какой-никакой крепости и дорого продадим свои жизни. Даже если мы проиграем, то основательно пощипаем вражеское войско. А если повезёт, то ещё и надолго задержим. Возможно, дадим шанс на победу остальной Орде. Если те разобьют остатки княжеских сил и Ордена Смерти, то забрать все Княжества уже не составит большого труда.

Аина смотрела на него, как на безумца.

— Прости, я думала ты против планов Морены.

Ноздри атамана гневно раздулись, но в этот момент в кабинет снова постучали.

— Да! — гаркнул Дарго громче, чем следовало.

Вошёл Айнур с полной бутылью, поставил её на стол, вопросительно глянул на атамана и, узрев выражение его лица, мигом ретировался.

Дарго молча разлил вино и осушил кубок. Лишь после этого, немного успокоившись, тихо процедил:

— Я по-прежнему против. Но вся Орда вышла на большую Охоту. И будь я проклят, если предам своих! Ты не подумала, что если мы уклонимся от битвы, трусливо сбежав под крылышко ахсары, как ты предлагаешь... — Аина воздела руки, желая сказать, что вовсе не это имела ввиду, но не так-то просто было перебить атамана, в чьём голосе вновь появился напор, пусть и немного отчаянный: — ...кому-то другому придётся занять наше место и стоять до конца, раз так надо для того, чтобы выиграли остальные!

— Я не... — попыталась вклиниться в паузу Аина, но Дарго явно понесло.

— Конечно, мне горько, что именно моя Свора заплатит жизнью за то, что я вовремя не придержал язык, споря с Мореной на военных советах... Но такова цена, которую платит предводитель. Цена, с которой согласились подчинённые, когда выбирали меня. А я в этих спорах пёкся как раз об их интересах. Нет уж, как по мне, погибать самому легче, чем видеть, как на верную смерть шлют брата. К тому же, погибать во славе, проявив напоследок всю доблесть, на какую способен. По крайней мере, мы принесём в Котёл Хоры что-то стоящее, и будущие поколения народятся отважными. Достойными Детьми Войны. Не то что эти земляные черви, у которых достаточно отобрать еду, чтобы они пошли в услужение к сильному... — последнее замечание относилось, судя по всему, к крестьянам Свободных Княжеств, попавшим под власть Орды.

Запал у Дарго наконец-то закончился, и похоже, ему полегчало. Видимо, он не рисковал поделиться тем, что его гнело, даже со своими хедивегами. Чтобы не подорвать их боевой дух. Ну и ну!

Аина немного опешила от таких откровений и уткнулась в кубок, небольшими глотками допивая вино, чтобы дать себе время осмыслить услышанное. Она, конечно, с детства чуяла, что Дарго отнюдь не чужда честь, но такое... Настолько глубоко она его никогда не знала и сейчас прониклась ещё большим уважением.

Однако от этого было лишь досадней понимать, что все благородные порывы вожака Сванской Своры просто уйдут на корм кровожадному демону... Как же его отговорить, не пытаясь заставить поверить в то, чего нельзя доказать?

Впрочем, сначала надо оправдаться в его глазах, ведь её вопросы прозвучали и правда малодушно.

— Я вовсе не имела ввиду бежать от битвы, — мягко начала Аина. — Я лишь хотела понять, так ли необходимо прямо всем ложиться костьми на этом рубеже? Может, будет достаточно просто основательно потрепать их силы? Пусть с большими потерями, не щадя себя... Но если хоть кто-то отступит в Сагату после того, как больше ничего нельзя будет сделать, разве остальной Орде от этого не станет лучше? И это ведь не умалит вашей доблести?

— Да как же мы их потреплем? Они там все скопом! Это всё равно, что пчёлы на медведя...

— Скорее муравьи на дохлого сарлука, — поправила Аина, и в ответ на скептический прищур атамана, уточнила: — Согласна, сарлук не совсем дохлый, но вы намного быстрее пешей Дружины, которая составляет основную массу. Намного опытней подавляющего числа новобранцев в ней. И почти все лучники, в отличие от них. К тому же, пчела оставляет жало и гибнет, а муравей хоть крошечный кусочек да откусит. И кусочков этих не бесконечное количество...

— Но всё же слишком много, — проворчал Дарго. Однако Аина видела, что шестерёнки в его мозгу уже завертелись, в глазах вспыхнул проблеск надежды, а чело начало разглаживаться. Вот и славно!

Девушка помолчала, давая Дарго время немного развить эти мысли, а потом заронила другую идею, попроще:

— Ну хотя бы жён с детьми вы можете отослать? Если назад нельзя, то куда-нибудь врассыпную, по заброшенным деревням. Пусть прикинутся беженцами с восточных окраин. Родом-то своим зачем рисковать?

— Если мы все погибнем, им будет не к кому вернуться в Орду.

— Зато останутся живы.

— Но перестанут быть нартами. Стоит ли одно другого?

— А если Морена просчиталась, и погибнут вообще все? Тогда это всё, что от нартов останется. Может, лучше так, чем совсем?

Дарго замолчал и снова наполнил кубки. Похоже, задумался.

— А сама-то что? — спросил он через какое-то время.

— В смысле?

— Если считаешь, что нас могут всех перебить, зачем вернулась? Жить надоело?

Чёрт, вот это самый неудобный вопрос. И ответа не заготовлено. Кто знал, что беседа зайдёт в такое русло?

Аина тяжко вздохнула, принимаясь сочинять на ходу:

— Ну вообще-то, я старика провожала... До Астена... — чуть не сказала "до Мелдена, где он сел на корабль", но вовремя сообразила, что менестрель пропал из Бравина не более осьмицы назад. — Дальше по Тракту, он сказал, безопасно... А оттуда сам понимаешь, ближе Пестердом... Ну и я уже только по дороге сюда увидела, какое там войско собирается... — так, надо ещё объяснить своё появление с юго-запада. — Я же решила срезать по Тропе Войны... Но в итоге пришлось подняться в горы, чтобы по верху обойти их патрули.

— И ты всё равно не передумала?

Чёрт, вот как развеять его подозрения? Пожалуй, немного искренности в этой похлёбке не повредит...

— Ну, я могла бы пойти сразу в Сагату, но точно не знала, не казнят ли меня за побег. Поэтому решила, что из Пестердома, в случае чего, будет легче снова сбежать, — Аина криво ухмыльнулась.

Дарго усмехнулся в ответ, некоторым превосходством — мол, не факт, что легче. Он-то не знал, что девушка рассчитывала скорее на невольную благосклонность атамана к своей персоне, чем на слабость дисциплины в его рядах.

— А если я всё же поняла приглашение скимитаром правильно... Прости, но я рассчитывала, что меня отправят в Сагату ещё до штурма Пестердома, и мне не придётся погибать вместе с вами.

Атаман неодобрительно скривился, и Аина сообразила, что перебрала с откровенностью. Тем более, что последнее замечание выставляло её более корыстной, чем на самом деле. И тут девушку озарила счастливая идея, как поднять доверие Дарго к себе.

— И потом, мне особо некуда деваться. Может, я и не настолько преданна нартам, как ты. Потому что оторвана от корней, и нигде не ощущаю себя своей. Но в таком случае, это вопрос выбора. Надо просто решить, куда прибиться, и разделить с кем-то судьбу. Даже если она окажется незавидной, — в глазах атамана зажёгся огонёк одобрения. — А больше общего у меня всё-таки с вами, чем с ними. Вот я и выбрала. Пусть до того, как увидела, что нам грозит, но не менять же теперь решение? Иначе чего оно стоит? — одобрение на лице Дарго переросло чуть ли не в гордость. — К тому же, я ведь могу и ошибаться. Хотя, честно говоря, я предпочла бы прежние времена — просто вступить в твою Свору и ходить вместе на Охоту... Но с другой стороны, если у Морены всё получится, может, я тоже стану баронессой, как ты, — она лукаво улыбнулась, чтобы шуткой немного припорошить высокопарность предыдущих слов. — И как мечтала в юности. Причём без всяких подлых покровителей!

И снова атаман усмехнулся вместе с ней. Значит, у неё всё-таки получилось наладить контакт. Пусть и при помощи полуправды. Но братские чувства к нему, стоявшие за её словами, были совершенно искренними, и такой успех радовал.

— Кажется, ты повзрослела, — уважительно провозгласил Дарго. — И за это я предлагаю выпить последний тост. Мы с тобой и так засиделись, а у меня есть ещё дела.

Допив вино, Аина спросила:

— Что будешь делать со мной? Отправишь в Сагату? Или оставишь тут? Я свободна или мне пойти к кому-либо под наблюдение?

— Да, чуть не забыл. Неволить тебя я не стану, конечно. Что за глупость? Ты же сама пришла, и по правильным причинам, как я только что убедился. Переночуй сегодня в бараках — там найдётся свободная койка. А завтра я пристрою тебя куда-нибудь. Отправлю Морене сообщение, посмотрим, что она скажет. Но ты имей ввиду, что я бы тебя в свою Свору принял, даже без поручителя.

Аина встала и приложила ладонь к груди в знак признательности — это действительно дорогого стоило. Если бы она знала, что так можно до того, как сбежала! Не мучилась бы так с выбором мастера. Хотя тогда всё могло сложиться иначе: она бы не встретила ни Клареда, ни Саната, а Морена при этом вряд ли поменяла бы свои планы. И даже если отпустила бы своего хедивега на Охоту, в итоге Аина всё равно оказалась бы сейчас здесь, в таком же положении, только без 'солнышка', понимания, что происходит, и обретённой, пусть ненадолго, истинной любви.

Впрочем, что толку оглядываться? Будущее впереди, и в нём хватает задач.

Выйдя от Дарго, Аина ощутила себя уставшей, будто она не беседу вела, а мешки ворочала. Но в то же время довольной, как после хорошо выполненной работы. Душу грело сознание того, что ей вроде бы удалось поправить настрой атаману. Значит, для Сванской Своры ещё не всё потеряно. А ей самой есть, что противопоставить обезнадёживающему влиянию Морены.

* * *

На следующий день, позавтракав из общего котла вместе с другими воинами, Аина решила, что не помешает закрепить вчерашний успех у Дарго, а заодно 'посветить' ему тут пока своим 'солнышком', чтобы опять не сорвался мыслями в пучину обречённости. Увидев его во дворе, она подошла и сказала:

— Я хотела бы остаться с вами, если от ахсары не поступит других распоряжений. Пристрой меня куда-нибудь к делу.

Атаман кивнул в знак признательности:

— Хорошо. Позанимайся пока с Айнуром. Кстати, это сын Бардза. Я потом и своих пришлю. Им не повредит научиться паре новых приёмов от почти Ходячей Смерти.

— Ты ведь должен знать, что пара уроков ничего не решат. Там годами надо перестраивать весь способ двигаться...

— И всё-таки. Раз уж ахсара забрала у нас Альвейд, это лучше, чем ничего.

— Погоди, — вскинулась Аина, — так Альвейд не с вами?

— Нет, теперь она её хедивег ахсары, вместо тебя.

— Вот как... — это осложняло ситуацию.

— Только по мне, скорее телохранитель. Эта северная красавица никогда не славилась ни стратегическим мышлением, ни заботой о ком-то кроме себя. И уж тем более, ни с кем не дружила. Вы же вроде с Мореной были подругами...

— Это слишком громко сказано, — возразила Аина. — Не уверена, что она способна на искреннюю дружбу. По-моему, эти двое как раз найдут общий язык.

— Не скажи! В таких вещах притягиваются противоположности. А одинаковым вместе скучно. Так что не переживай. Не думаю, что Альвейд смогла тебя полностью заменить. Да и потом, ахсаре-то уж точно не один хедивег положен.

Аина рассеянно кивнула. Получается, ей придётся не только Морену дурачить, но ещё и внимательную Альвейд. С которой она не общалась с тех самых пор, как её несостоявшаяся дешнэ убила Ташу. И не хотела общаться. А теперь придётся... Не говоря уже о том, что присутствие Ходячей Смерти под боком очень сильно усложнит попытку лишить ахсару жизни исподтишка. Если не сделает её вообще невозможной... Но не поворачивать же теперь из-за этого назад.

— Так что, позанимаешься с ребятами? — вернул Аину в действительность вопрос Дарго.

— Хорошо. Но мне придётся крепко подумать, что полезного я могу им дать за короткий срок.

— Договорились.

До обеда Аина выясняла уровень подготовки новоявленных учеников, гоняя их по лесу за стеной, с восточной стороны. Там было достаточно безопасно, а на замковом дворе не оставалось места для тренировок. Да и нечего всем подряд глазеть.

Айнур был года на три-четыре постарше сыновей атамана — Абраса и Бадзая, погодков, ещё не достигших возраста Охоты — и, соответственно, подготовлен лучше. Зато юные мозги братьев, пока не закостеневшие в привычных методах боя, лучше уловили суть упражнений, которые Аина им показала. А сводилась эта суть к управлению чужим равновесием вместо попыток пересилить противника.

Казалось, ногэн слегка презрительно отнёсся к науке, ведь его уже допустили, как минимум, к сторожевым заданиям. На лице его так и читалось: "Ну и зачем мне отклонять тело противника вплоть до падения, если я могу его просто сшибить ударом в лицо?" Видимо, прямолинейность отца передалась по наследству. Зато подросткам, которые пока не могли потягаться силой со взрослыми, это очень понравилось.

После обеда Дарго вызвал Аину к себе и сообщил, что освободил ей койку на последнем этаже. Представил соседке по комнате, Уардис, которая и проводила девушку на новое место жительства.

Помещение было крошечным и без окон — видимо, бывшая каморка для прислуги. Зато с тёплой стеной, возле кухонного дымохода.

Уардис, похоже, была полукровкой: по-ахсартагски красивое лицо, чёрные вьющиеся волосы с медными бляхами в косицах, точёный бюст... и кривые ноги, точащие из плоского зада, характерные для нарток. Не особо приветливая, но и не так чтоб враждебная, а главное — немногословная. Она поставила свечу на тумбу между койками, указала новой соседке на промятый матрас справа и свободную половину в узком шкафу для вещей возле двери.

— А кто с тобой раньше жил? — спросила Аина.

— Кое-кто провинившийся, — буркнула та и ушла.

Пришлось немного похлопотать по хозяйству: перетряхнуть матрас, найти чистой соломы, чтобы пополнить его нутро; разыскать хицау25 постельных принадлежностей (новая должность!), выпросить себе какую-то занавесь вместо простыни и старенькое шерстяное одеяльце. Подушек, ясное дело, было мало и всем не досталось, пришлось с благодарностью принять половину чьих-то огромных панталон, чтобы сделать валик под голову. Впрочем, благодарности оказалось недостаточно — бельишко полагалось отработать участием в стирке, и Аина договорилась на следующие три утра.

Ближе к вечеру Дарго снова послал за ней. В кабинете находилось ещё двое хедивегов — похоже, замену Бардзу атаман так и не подобрал. Один из них, Умар, постарше Дарго — невысокий, сухой, спокойный, с проседью в волосах — тоже участвовал в разграблении Сарена. Второй, Зарин, помоложе, пришёл на смену Дибру, убитому маленькой наследницей Мариндеров. И что любопытно, никто не держал на неё зла, кроме Бардза до последнего вздоха.

Стулья были заняты, пришлось опуститься на табуретку.

— Значит так, — сказал атаман. — Планы поменялись. Держать Пестер до последнего мы не будем. В связи с этим отсылаем тыловиков, как ты предложила, по деревням на вражескую территорию. Проще, конечно, было бы тут оставить, но местные жители могут опознать. Так что нужны твои советы — как не выдать себя в быту. Всё-таки ты там пожила, а нам нужды никогда как-то не было присматриваться, что да как. Сделаешь?

— Конечно, — с готовностью встрепенулась Аина.

То, что её предложение приняли, грело душу сразу с двух сторон: в плане влияния на Дарго и в том, что теперь часть Своры точно спасётся, а Мара получит чуть меньше жертв.

— Не спеши радоваться, — чуть осадил её атаман. — Это тебе на ближайшие пару дней задание: проследить за сборами, ответить на вопросы и так далее. Но. Мне нужно, чтобы ты поработала Ходячей Смертью. Сможешь?

— А что именно? — немного растерялась Аина.

— Мы, конечно, пооткусываем, как ты выразилась, по кусочку от этого сарлука везде, где сможем. Однако наибольший урон сможем нанести только отсюда, из крепости, когда они явятся нас брать. Но для того, чтобы организовать уцелевшим отступление, нам нужен подземный ход. А эта скотина, магистрат Стеры, похоже, забрал ключ с собой. Соответственно, я хочу, чтобы ты отправилась вместе с нашими 'беженцами', но по дороге откололась, нашла этого прохвоста и добыла у него нашу спасительную хамызинку.

— Если он не отдал его Смертникам, — скептически вставил Умар, очевидно, не в первый раз.

— И если они не заблокируют нам выход, — добавил Зарин. — Наверняка, его местоположение он тоже сдал.

— Так, давайте решать проблемы по одной! — оборвал их Дарго. — Если у этой канальи нет ключа, то есть сведения, куда он его дел. Либо ещё какие-то полезные знания о том, как открыть дверь. Снаружи иногда бывает секретный механизм. Пусть подробно расскажет, где выход, а ещё лучше — покажет. Поняла?

Девушка машинально кивнула, хотя думала уже о другом: очевидно, настал удобный момент, чтобы раскрыть выданный Кларедом секрет про запор. Главное — сообразить, как подать, откуда она это знает... Тем временем атаман продолжал:

— Значит так, наши разведали, что из Селвидома магистрат отправился в Арбен и поселился там у какого-то родственника в...

— Погоди, — перебила его Аина. — Возможно, не придётся никуда идти. Дадите мне посмотреть замо́к?

— Да обычный, гномий. Без ключа не открыть, чтоб их так.

— Просто я кое-что слышала... в той таверне в Бравине... — приходилось сочинять на ходу. — От одного слесарных дел мастера... Который похвалялся работой перед товарищами... — 'тучки' бы проредить, чтобы вызвать больше доверия... — Поскольку речь шла о гномьем замке́, которые нынче стоят лишь в за́мковых подземельях, я запомнила — вдруг пригодится... — так, слишком подозрительное везение, надо это как-то сгладить. — Он не сказал, конечно, где именно чинил механизм. Но вдруг именно здесь?

— А ведь правда, там заметно, что были какие-то работы с дверью, — оживился Зарин.

— Скорей всего, они просто восстанавливали то, что мы расковыряли, когда брали Пестер в первый раз, — попытался охладить его пыл Умар. — Я тогда был ещё в Агдейской Своре. Мы пытались разобраться, как вскрывать такие замки́, но для этого надо было вытащить его из двери. А под кладкой оказался какой-то странный сплошной серый камень. Похож на застывшую глину, только в сто раз прочнее. Мы пытались его раздолбать, хоть и был риск сломать механизм. Но поняли, что на это уйдёт не один день. А правило нигде надолго не задерживаться никто не отменял — безопасность Своры превыше всего. Ну и бросили это дело.

— Так вот, может, как раз и сломали механизм-то, — не умерил воодушевления Зарин. — Потому его слесарь тот и чинил. Время разобраться у магистрата было, в отличие от нас.

— Это было бы просто дивской удачей, — скептически отозвался Умар.

— И всё же, — явно приободрился Дарго. — Чем Раген не шутит? Ступай, Аина, взгляни. Зарин тебе покажет, где это. Если сможешь открыть — мы твои должники!

* * *

Провожая Аину на первый этаж, а потом в восточное крыло замка, Зарин поглядывал на неё с интересом. "Неженатый он что ли до сих пор?" — подумалось девушке.

— У тебя семья есть? — спросила она. — Жена, дети?

— Есть, но они ещё маленькие.

— Они здесь?

— Да, как и все.

— Отправишь их тоже, как 'беженцев', в Княжества?

— Разумеется. Опасно, конечно, но здесь ещё опаснее.

Они вошли в глухую кладовку, наподобие той, где находился потайной выход в Селвидоме. Возле неё стоял усиленный караул из четырёх человек — довольно разумно, на случай, если Смертники решат зайти с этой стороны. Хоть Алрина и знала, что не решат, а почему, не подумала спросить. Могла лишь предполагать, что при такой плотности заклятых врагов в замке, где даже от ребёнка можно ожидать удара кинжалом, диверсионный отряд не даст решающего преимущества.

Внутри горело два факела. Мешки с провиантом были растащены по углам и свалены в высокие штабеля, освобождая стену напротив двери, где, очевидно, и находился потайной ход. Часть кладки действительно выглядела новее окружения, хоть её и пытались затереть золой, чтобы придать вид постарше. Ну а неприметную скважину для ключа в виде щели между камнями рядом найти после этого было несложно. Нарты даже заботливо очертили мелом её и место предполагаемого проёма.

От Кледа Аина знала, что гномий замок в Пестердоме целиком заменили обычным. Ну как, наверняка, его сделали на заказ под нужные размеры и механизм передачи усилия, но принцип работы должен был остаться таким же, как у замков, которые все они учились вскрывать ещё в детстве.

Однако она решила не уточнять, что именно 'слышала от слесаря', поскольку этот случай давал возможность повысить свою ценность в глазах всей Своры. Если возникнут вопросы, можно сказать, что она схематически запомнила описанный принцип починки, но объяснить его сложно, легче сделать самой. Однако никто ничего не спросил.

Конечно, девушка точно не знала, как именно этот замок приделали к гномьим запорам. Но раз он работал, скорее всего, соединение упростили до предела.

Она поковырялась в скважине 'когтями корса', нащупала все поддающиеся места, включая необычный стопор вверху: пока его не нажмёшь, остальные части не движутся. Однако кинжалами вскрыть замок не получилось: расширяющиеся к основанию серповидные клинки не удалось бы полностью провернуть в такой узкой и глубокой щели; к тому же, нужно было как минимум три одновременных точки опоры, а у неё было лишь две.

Тогда Аина попросила дощечку с мелом. Тщательно, поэтапно, сверяясь с замерами по 'когтям', зарисовала конструкцию необходимой отмычки. А потом попросила дать задание кузнецу.

Зарин сопровождал её в кузню, что ещё можно было понять, но и после не торопился покинуть, так что девушка всерьёз начала беспокоиться о причинах. У двери своей каморки пришлось остановиться и спросить напрямик, как можно более миролюбиво:

— Тебе велели за мной присматривать или ты хочешь изменить жене? Я думала, у ахсартагов это не принято.

Зарин, кажется, немного смутился, но тут же скрыл это за дерзкой улыбкой:

— Верно, измена не принята. Но боевая подруга, одобренная женой, на время Охоты дозволена. А если мы их отправим...

— Нет. Извини. Ты, конечно, достойный мужчина, но это слишком внезапно. И мне пока совершенно не до того. Сам понимаешь, Морена может вызвать меня в Сагату в любую минуту.

На этот раз Зарин по-настоящему смешался:

— Понимаю. Извини. Вообще-то, не знаю, что на меня нашло... Ну то есть, ты тоже достойная женщина, но жена мне ещё не настолько надоела... Это как наваждение какое-то. Сам не понял, почему пошёл за тобой аж до сюда.

Аина спохватилась, что просто забыла уплотнить "тучки" после совета у атамана, а молодой хедивег оказался, видимо, особо чувствительным к свету её "солнышка". Она облегчённо выдохнула, одновременно сгущая "облачный слой":

— Вот и хорошо. Увидимся завтра? Когда кузнец изготовит отмычку.

— Да, конечно, — Зарин приложил ладонь к груди в знак уважения, как между равными, и поспешил ретироваться.

Отзанимавшись со временными дэлдешнэ в первой половине следующего дня, после обеда Аина вместе с Зарином и отмычкой пошла ковырять негномий замок. После получаса бесплодных попыток понялаобнаружила ещё один 'секрет': оказалось, что кроме стопора вверху, есть ещё часть, без нажатия на которую у основных рычажков нет сцепления с запорами, и на неё должно давить острие ключа. В общем, отмычку надо было немного подправить. Кузнец по приказу хедивега быстро всё сделал, и к заполуднику дверь была открыта.

Зарин решил, что негоже терять время, взял припасы, Аину, ещё пару человек, и они отправились исследовать, куда ведёт проход. Оказалось — в пещеру чуть выше и восточнее замка, что отлично подходило для побега в Сагату. Последнюю треть пути представлял собой подъём по цепочке естественных пещер, кое-где укреплённых каменными распорками и снабжённых "ступенями" в виде булыжников, крепко подогнанных в нужные места.

Вокруг раскинулся сосняк, так что позицию можно было оборудовать не только наблюдательным пунктом на случай подхода Смертников, но и несколькими засадами, чтобы справиться с ними.

Отряд поужинал и заночевал на природе, разделив одну большую палатку. Чтобы разведать ночную обстановку в окрестностях и обратный путь по земле наутро. Оказалось, что неподалёку от нужной пещеры и так располагался один из нартских дозоров на деревьях, который Зарин сразу распорядился перенести поближе.

* * *

В замке уже кипели приготовления: кузнец с помощниками ковали побольше 'когтей' для деревьев, наконечников для стрел и коротких метательных копий, кто-то строгал древки, кто-то собирал орудия воедино, а кто-то добывал им всем сырьё.

Продовольствие, припасённое для долгой осады, наоборот, понемногу отправляли поближе к Сагате, чтобы потом вывезти из-под носа Смертников и не оказаться нахлебниками, свалившись на голову Орде с пустыми руками и ущемив их рацион. Конечно, если бы вдруг явились подкрепления, припасы пришлось бы вернуть, но Дарго не рассчитывал на это всерьёз. Еду увозили бытовики, которые были не в состоянии серьёзно сражаться, но при этом либо не хотели расставаться со Сворой, либо не тянули на 'беженцев'. Часть съестного паковали тем, кто собирался уходить.

Покидать Пестер готовились ахсартагские жёны с детьми, старики и самые мирные бытовики : ткачи, пряхи, швеи, пекари, сыровары... В основном, женщины, которые давно не держали в руках оружия, потому что обычно летовали в становище. Остальные вспоминали боевые навыки, получаемые всеми нартами в детстве и юности. По крайней мере, для стрелков работы будет много...

Из запасов, собранных при подчинении провинции, извлекли одежду, обувь и предметы быта жителей Княжеств, разложив всё это на телегах во дворе, чтобы каждый мог выбрать себе соответствующий скарб. Несколько дней Аина проверяла, как они одеваются, поясняла, что как использовать, изымала лишние предметы, которые могли выдать принадлежность к кочевникам. И надо сказать, советы её пришлись весьма кстати, поскольку большинство 'беженцев' и на Охоте-то никогда не бывали. А потому не могли знать мелочей, на которые не факт, что и Свора обращала внимание. Например, не оборачивать косынки вокруг головы дважды с узелком на макушке — завязывать только на затылке. Не заплетать косички по бокам, взрослым женщинам не делать несколько косичек — только одну большую, мужчинам не заплетать волосы вообще — либо постричься, либо хвост. Женщинам не надевать штанов ни за что и никогда, даже под юбку.

Кочевницам последнее казалось кощунством: 'А как же пыль? А как же верхом? А как на землю сесть?' Аина пояснила, что на землю женщины Княжеств по своей воле никогда не сядут, верхом ездят только некоторые богатые дамы, и то в женском седле на одну сторону, а от пыли их защищают панталоны. Такого предмета одежды в Орде не водилось, а в трофейном добре нашлось слишком мало. Пришлось срочно укорачивать лёгкие летние штаны из светлых однотонных тканей, для чего некоторые были вынуждены сменять свои пёстрые шёлковые на варианты попроще у остающихся.

Отдельной печалью для уходящих стали украшения, которые они были вынуждены оставить на хранение близким: мужские бляхи различия для волос, большие женские серьги кольцами, многослойные бусы с монетами.

Аина ожидала наибольшего сопротивления от Мудрой, чья жилетка-монисто была не просто украшением, а своеобразной доской почёта. Но, видимо, всё-таки пожилая женщина не только за возраст получила своё звание. Худинэ сняла монисто, помолчала, повздыхала немного... и отдала его Аине! Та даже растерялась:

— Спасибо за доверие. Я постараюсь его сохранить, но...

— Нет, бери себе, пользуйся. Кажется, у тебя нет брони. А ты нам сейчас очень сильно помогаешь выжить. Делаешь мою работу. Даст Хора, встретимся — вернёшь. Ну а нет — желаю тебе дожить до моих лет и стать настоящей Мудрой!

Девушку почему-то так тронули эти слова, что на глазах выступили слёзы. Неужели она настолько размякла за год, проведённый с Волхвом? Ох, и трудно же ей тогда придётся в Сагате... Впрочем, через пару минут всё прошло, как не бывало.

Имелась ещё одна трудность: у чистокровных ахсартагов была довольно характерная внешность, которую не так-то просто скрыть. Но они всё равно пытались: пережигали чёрные волосы отваром ивашек, чтобы хоть немного их осветлить. Натирали смуглые лица, шеи и руки белой глиной с той же целью. Конечно, полностью иную кровь не скрыть, но они рассчитывали сказаться полукровками, если спросят — мол, один из родителей был горцем. Для подкрепления этой версии с каждой ахсартагской семьёй шёл кто-нибудь из нартов или кангов26 в качестве родственника с другой стороны. Уардис отправлялась с женой и детьми Дарго. Она хоть и была наполовину ахсартажкой, но сморщенное лицо, седые волосы и светлые глаза делали её не слишком отличной от местных старух.

Хорошо ещё, что общие школы остались в Сагате — видимо, Морена рассчитывала воспитать большинство детишек в духе верности себе. По крайней мере, не пришлось распределять толпу детей.

* * *

За осьмицу все 'лишние' люди покинули замок. Остающиеся переместились в деревни на границе с Сагатой, а уходящие постепенно разбрелись веером на запад, как и положено было беженцам. Ступать за Тракт, на внутренние территории, смысла им, конечно, не было, но пересечь границу влияния Княжеств и Народа Войны следовало по отдельности, чтобы не вызывать подозрений.

Аина советовала всё же воспользоваться Трактом, чтобы без риска добраться до 'бесхозных' баронств, в которых не должны особо допрашивать, если там осесть. На севере была целая череда разорённых замков, начиная с Пикердома и заканчивая Кастердомом. А вот на юге только Селвидом, куда следовало идти строго по Тракту, чтобы лишний раз не сталкиваться со Смертниками. Зато в тылу у Дружины Совета вряд ли кто-то ожидает увидеть кочевников, поэтому там может оказаться безопасней всего. Мол, если Орда победит, всё равно эти земли станут нашими. Хотя в такой исход Аина, конечно, не верила. Но ни к чему обременять спасающихся тревогой об остающихся. Им и так было страшно отрываться от племени, уходя малым числом на вражескую территорию. Разберутся по ходу дела. Главное, чтобы выжили.

Однако от Дарго она своих опасений не только не скрывала, но наоборот, при первом же удобном случае, высказала:

— Знаешь... Я всё-таки пообтёрлась в Княжествах пару лет... И мне кажется, вся эта затея крайне самонадеянна. Ты хоть представляешь себе, сколько там людей, какие территории? Орде ни за что это не удержать. А на новых рекрутов я бы надеяться не стала.

Атаман, уделивший ей время перед сном, в своём кабинете, за бутылем всё того же вина, разлил его по кубкам и возразил:

— Морена утверждает, что жители недовольны самоуправством князей и будут рады относительной свободе, справедливым законам, которые она установит, и всё такое... — под конец фразы в голосе его зазвучало сомнение, словно он впервые услышал эти слова со стороны.

— Ты сам-то в это веришь? — Аина насмешливо приподняла бровь.

Дарго скривился, приподнял кубок: "За наше здоровье!" И принялся прихлёбывать горчащий напиток. А девушка продолжала:

— Может, в Южном княжестве и недовольны. Слышала я, что у них князь так себе. А в восточном нет таких настроений. Разве что часть беженцев сетуют, что их не защитили от вторжения. Хотя многие всё равно надеются на Орден Смерти. Вглубь страны не идут, отсиживаются за Трактом, ждут, когда их земли освободят и можно будет вернуться.

— Ну, если люди чего-то ждут, это не значит, что так и будет...

— Понимаю. Я не о том. Просто... За последние годы вас научились бояться. Думаю, народ предпочтёт даже злого, но своего князя опасным чужакам, разорившим кучу замков вдоль границ и перебившим уйму баронских семей вместе с челядью.

Осушив кубок, Дарго неожиданно крепко хлопнул им по столу:

— Так зачем же тогда она всё это затеяла?

Аине пришлось соврать:

— Не знаю. Может, успех вскружил ей голову. А может, Азмар её одолела, — Аина сказала это словно бы в шутку, но Дарго вздрогнул, и она поняла, что, возможно, нащупала точку контакта. — Кстати, в детстве я часто слышала поговорку: "Не жадничай, а то Азмар одолеет". Я думала, это что-то старинное, из ваших легенд, но потом так говорить перестали. Почему?

Атаман шумно вздохнул и снова наполнил свой кубок. Заглянул к собеседнице, но та едва почала.

— Допьёшь — скажу, — выдал он ребяческий ультиматум с мрачным лицом, держа здоровенную бутыль на весу.

Аине пришлось залпом прикончить свою порцию и подставить кубок для новой. В голове зашумело, но, повинуясь жесту Дарго, она отпила вместе с ним ещё пару глотков: "За нашу силу!"

— Отец и дед учили меня не брать лишнего, — начал рассказывать он. — В детстве пугали Азмар, как и всех. Мы с молоком матери впитывали этот страх. Мол, брать лишнее тебя заставляет демон. Лишним ты кормишь его, он жиреет и заставляет хотеть всё больше. Он раздувает в тебе жадность, пока не доведёт до безумия. Однажды ты разинешь рот на такой большой кусок, который тебе не проглотить, и подавишься. Тут-то тебе и конец.

Дарго замолчал, уставясь в кубок невидящим взглядом, словно поймал какую-то мысль. Но вскоре тряхнул головой и продолжил:

— Потом, когда я подрос, появилось более разумное объяснение: если всё стадо коз перерезать, то сам столько не съешь — и мясо пропадёт, и молока лишишься, и шерсти на другой год не будет. Так мне объясняли, завещая не отбирать много на Охоте — достаточно, чтобы прожить безбедно, но не более. Мол, останется на развод — будет, что взять в следующем сезоне. И в следующем. И так без конца. Да и к чему в степи, в горах все эти картины, шкафы, столы, причудливая утварь и прочая дребедень, которой отягощают себя землекопы27?

Аина кивала и слушала, не перебивая. Ах, как удачно было бы, уговори Дарго сам себя... Атаман отпил ещё несколько глотков вина.

— Так мы и жили. Так жили все. Но Барама исподволь поощряла тех, кто брал больше. Хвалила, ставила в пример. А поговорку высмеивала — мол, нечего детей пугать страшными сказками, неправда это всё. И чем старше она становилась, тем больший вес обретали её слова. А потом подросла Морена... Я не знаю, откуда у ребёнка такие идеи! Но у старого Амзора им точно взяться было неоткуда, особенно, после того, как он занемог. Тут сомнений нет...

Хотя лицо Дарго, снова ушедшего в свои мысли, слегка противоречило последнему утверждению. Атаман машинально допил вино, потом некоторое время пялился в пустой кубок, и наконец опомнился. Подхватил бутыль и сделал Аине жест: "Допивай".

— Морена, как стала ахсарой, ещё на одном из первых советов отбрила Урадза28в ответ на эту поговорку как-то вроде: "Если тебя могут одолеть бабушкины сказки, какой из тебя ахсартаг?". С этим своим видом ядовитого превосходства, что твоя гюрза на крольчонка... Да разве ты сама не помнишь? С ней же была.

— Я не посещала советы, — напомнила Аина.

— Ах да, точно. А кстати, почему?

— Надо же мне было когда-то тренироваться...

Дарго одобрительно ухмыльнулся и поднял третий кубок: "За нашу жизнь!" Отпил пару глотков.

— В общем, после того случая, охота поминать эту поговорку у всех как-то пропала, сама понимаешь.

Дарго помолчал, смакуя вино, словно оно и не горчило вовсе.

— Да и какая теперь разница? — с досадой заключил он. — Похоже, Азмар одолела почти всю Орду!

Аина спрятала лицо за кубком, чтобы не показать своей радости, которую сложно было бы объяснить. Сказать напрямую о том, что Морена одержима демоном, она не могла. Тем более что Мара, скорее всего, и есть та самая Азмар! Не мог озвучить подобного и атаман Сванской своры. Хотя, похоже, смутные подозрения на грани суеверий у него всё же имелись. На большее Аина и надеяться не смела!

Остаётся лишь заронить мысль на будущее:

— А что бы ты всё-таки делал, если бы сам стал ахсаром? Например, если Морену убьют в предстоящей битве...

— Увёл бы всех обратно, в горы и не приближался к Свободным Княжествам лет десять! — не раздумывая, ответил Дарго. — Возродил бы старые тропы — на северо-запад и северо-восток. И старые порядки: бери, сколько нужно, не более... — на второй фразе его запал начал угасать, и закончил он совсем уж невесело: — Но пока ещё большой вопрос, удастся ли выжить нам самим.

* * *

Сыновья Дарго ушли. Айнур был занят подготовкой к обороне. Оставшись без учеников, Аина помогала, где могла: в основном — по хозяйству , иногда — на советах у Дарго. Починила свой любимый костюм из полоза, прохудившийся в паре мест на швах. Подогнала по себе монисто полнотелой Худинэ, ушив его в талии.

Конечно, в любой момент её могли отозвать. Но время шло, а ни подкреплений, ни распоряжений насчёт бывшего хедивега от ахсары всё не было. Так что Аина понимала: скорее всего, ей придётся сражаться вместе со Сванской сворой в безнадёжной битве.

И с каждым днём девушка волновалась всё больше. В таком положении она ещё не бывала. Одно дело налетать вместе с Ордой на неповоротливых провинциальных дружинников, когда Ходячая Смерть уже перебила стражу и открыла ворота, и совсем другое — сидеть по другую сторону таких же ворот и готовиться отражать нападение Воинов Смерти! Тревога грызла живот так, что кусок в рот не лез, но приходилось давиться, потому что одновременно Аину снедал небывалый голод. Видимо, от переживаний.

Пастухи давно уже погнали скот якобы на выпас повыше в горы, а на самом деле должны были кружным путём добираться в Сагату. В замке осталось буквально несколько голов, в основном ради молока, но таких, которых не жаль будет забить, если нападение по какой-то причине задержится дольше ожидаемой пары осьмиц. Пока же подъедали разведённую за недолгое время владения замком птицу, до последнего не трогая только несушек. Молока оказалось даже больше, чем нужно, так что Аина с удовольствием помогала делать творог одной из оставшихся нарток, немного смыслящей в этом. А взамен получала дополнительный перекус.

Тем временем кочевники организовали ряд конных налётов на Дружину Совета. В бой не вступали, просто проносились вблизи, расстреливая солдат из луков и тут же отступая восвояси. Несколько человек потеряли, конечно, но урона нанесли намного больше — если не мёртвыми, то ранеными. Когда враги начали выставлять дозоры из лучников, сменили тактику и ночью подожгли несколько деревень — так же, стрелами. В ответ Дружина начала окружать лагеря факелами и конными дозорами. Тогда нарты вообще прекратили налёты, ведь задача была откусить от врага побольше малой кровью. После этого лошадей понемногу начали отводить в Стеру, чтобы было, на чём добираться в Сагату, когда замок падёт, а остатки защитников выберутся через подземный ход.

Но на подходах к Пестердому для врагов готовили ещё одну неприятную неожиданность: засаду на деревьях вдоль дороги. При этом главным сюрпризом были её небывалые размеры: пятьдесят точек по три человека, разбитые на несколько групп, чтобы накрыть как можно большую протяжённость колонны. Туда направляли добрую половину воинов, которые должны были кинуть копья, дать несколько залпов из луков и уходить врассыпную — у кого как получится. Дорогу перед засадой планировали перекрыть, повалив несколько заранее подрубленных деревьев, чтобы остановить наступающее войско на нужном участке.

Выбор пал на дубняк — он хорошо ветвился и обладал более-менее пышными кронами, которые немного зачистили для удобства стрельбы. Схроны на деревьях замаскировали ветками долго не вянущей зеленики и занесли туда запас снарядов, чтобы потом только занять места, когда разведчики доложат о приближении врага. Для быстрого отхода натянули верёвки, ведущие подальше от дороги, а перед местами приземления устроили завалы из веток, чтобы задержать весьма вероятную погоню. Ещё один пост на двадцать бойцов был устроен на подходах к пещере, ведущей в потайной лаз — на случай, если туда всё же вышлют отряд.

Все окна на первом этаже заколотили, готовясь к неизбежному финалу, а для этого пришлось растерзать почти всю мебель. Но в замке оставалось достаточно ковров, которые некому было с собой забрать. Впрочем, до кроватей на верхних этажах не добрались, что было очень кстати, поскольку у Аины почему-то стало часто ломить поясницу. Она грешила на то, что застудилась во время последней ночёвки в горах по дороге из Селвидома.

К моменту, когда разведчики принесли весть о том, что войско Княжеств выступает в поход, всё было готово. Половина бойцов Своры сразу же собрали небольшой паёк и отправились к месту засады. С ними поехали последние несколько бытовиков — чьи-то особо преданные умбалы — с целью забрать коней и отвести в заранее условленное место. Таковым был назначен удобный распадок в часе пешком к востоку от выхода из подземелья. Чтобы те, кто спасётся, могли добраться до него и ускакать.

Последними из Пестера уходили кузнец, сильно расстроенный потерей хорошей кузни, имевшейся в замке, и целительница, которую еле уговорили дожидаться выживших в Стере. В ночь перед штурмом в замке осталось меньше трети всей Своры и примерно половина её воинов. Зато каждый при деле.

Несмотря на наказ разбегаться, с десяток человек из большой засады ночью вернулись в замок — тот оказался ближе всего. Их не преследовали, по крайней мере, всерьёз. Было трое легко раненых, которых перевязали и отправили в Стеру. Несколько вернувшихся невредимыми ушли их сопровождать. Остальные, разгорячённые стычкой, изъявили желание продолжить бой.

К сожалению, успешность нападения осталась неутешительной. С местом угадали почти точно, меткость тоже проявили хорошую. Однако врагов было так много, что их потери казались несчастным клочком травы, сжёванным лошадью на равнине.

После появления выживших, Аина, которую позвали перевязать раненых (не зря она всё-таки проводила время с Эльри), так и не смогла больше уснуть. Всё-таки ей впервые предстояло участвовать в обороне замка. Тем более, обречённой заранее. Когда нарты брали Сагатдом, перевес был на их стороне. А сейчас... Удастся ли спастись хоть кому-то из них? Что, если утром её жизнь оборвётся? И все планы, все старания закончатся ничем?

Она вызвалась сменить Уардис, клевавшую носом в надвратной башне. Не спать, так хоть с пользой. И остаток ночи медитировала, борясь за то, чтобы внутреннее 'солнышко' не гасло за грозовыми тучами страха.

Утром уже она начала клевать носом, но тут на открытое пространство перед замком начала высыпать Дружина Совета, и сон как рукой сняло. Пришлось наблюдать, как их ряды растут до пугающих размеров, как те деловито собирают штурмовые лестницы, строятся в боевые порядки, натягивают тетивы на луки, и от этого вынужденного ожидания Аину начало колотить. Толстая каменная стена уже не казалась такой высокой и надёжной: что-там — каких-то три человеческих роста, зубцы не такие уж высокие, крыши над боевым ходом нет, рва тоже. Да и как тут его выроешь — сплошной камень. Хорошо, что Аина в башне, но бойницы могли бы быть у́же, а тут почти целые окна. Только и радости, что железная решётка на воротах, которую не взломать. Однако нападающие, похоже, и не собираются — тарана-то нет. Явно делают ставку на стремянки. И если наверх полезут Смертники, защитникам несдобровать.

Дарго сновал по стене туда-сюда, раздавая указания. Нарты проверяли мечи, стрелы и кучи камней, собранных на стенах. Они облачились в свою костяную броню, и этот характерный стук до сих пор вызывал у Аины содрогание, напоминая о гибели Сарена. Со 'своей' стороны она слышала его лишь раз, при взятии Сагатдома.

Эльри была сто раз права, когда призывала Аину задуматься, действительно ли она хочет убивать людей. Нет! Теперь, после общения с Санатом, девушка поняла, что совсем не хотела этого! Она стремилась лишь к независимости, которую даёт в этом мире способность постоять за себя. Чтобы никто не мог вытворить с ней того, что сделали с её семьёй.

Но выбора не было. Ей придётся участвовать в этой бессмысленной бойне. Чтобы получить возможность остановить ту, кто всё это затеял. Или хотя бы её живое воплощение. А этот стук костей сейчас так явственно провозглашал, что обе стороны ведёт в атаку одна и та же сила — Смерть... Нет уж, лучше звон монет и бляшек на жилетке Мудрой!

А то, что придётся убивать... Ох, не зря Санат говорил об этом. Видимо понимал, что сделает с ней практика 'солнышка'. Когда осознаёшь, что можешь выбрать гармонию и благость, создать их внутри самостоятельно, становится так дико отвечать злом на зло! Ведь ненависть порождает лишь ненависть. Хотя теперь Аина лучше поняла слова Ху о том, что Ходячая Смерть должна быть беспристрастна, чтобы не перекосить Весы... И сейчас она, пожалуй, впервые будет просто орудием.

Волхв же сказал, что на поле боя невозможно оставаться нейтральным. Если не убьёшь ты — убьют тебя. Поэтому придётся принять одну из сторон. Что она и сделала. И не так уж важно, какую, по крайней мере, в этом конфликте, где все неправы — а бывает и так, что у каждого своя правда... 'Если понимаешь, что сражаться не за что, найди за кого'.

И Аина действительно готова была защищать Дарго. Как ни странно, учитывая то, что именно он лишил её семьи. Но не сам, а по указке Морены и наводке дяди Миграна. Если верить недавним словам временного 'барона ал да Пестердом' — а она верила — сам он никогда не стал бы заниматься подобным ради большей прибыли. Но хороший атаман не решает за Свору, а тем более за Орду, чьим голосом является вождь. Дарго просто слишком хорошо понимал своё место, не было в нём достаточно дерзости на бунт...

Да и враги по ту сторону были ничем не лучше. И не хуже — такие же люди. Одно утешало — новое знание, что души живут не единожды. Все, кто погибнет в этой войне, возродятся опять. И Кларед даже верил, что власть, которую Мара получала над душами в Арке, может быть преодолена.

Ох, только бы Клареда сегодня не послали в бой! И мальчишек его трогать не хочется... Аина знала, он сказал ей, что не должны, но внезапно эта мысль так овладела ею, что дыхание перехватило. Что, если всё-таки пошлют? Что ей делать? Конечно, она не поднимет на айланна руку, но увидеть, как это сделает кто-то другой... Не сорвётся ли она, ударив своих же в спину? Впрочем, ей ли переживать за статус предательницы? Ведь именно это в конечном итоге её цель...

К счастью, мандраж бил Аину только до того момента, когда Дружина Совета наконец-то пошла на штурм. Потом стало некогда: она и ещё несколько лучников стреляли по дружинникам, лезущим на лестницы сразу в нескольких местах. Воины Смерти, которых было в несколько раз меньше, держались в стороне, кроме лучников, целящих в башни, да ребят, оттаскивавших раненых из под стен. Но Смертники и защищены были лучше, и нередко уворачивались, так что на них было только стрелы переводить.

В Аину прилетело только один раз, и, к счастью, монетки спасли. После этого ею овладела странная эйфория и она умудрилась попасть точно в лицо тому, кто в неё стрелял. А может, кому-то рядом — неважно! Главное — страх уступил место задору. Захотелось даже с кем-то зарубиться вплотную, но Зарин, командовавший в центральной части стены, велел не высовываться. Мол, не хватало им ещё хедивега самой ахсары потерять.

Когда стену захлестнули в двух местах, уцелевшие стянулись в башни, заперли их изнутри и, пока двери ломали, быстро отступили в замок по лестницам, находившимся как раз в башнях. Входную дверь здания тоже заперли на окованный железом засов и завалили тяжёлой мебелью, а на верхний этаж отправили лучников — там заранее были заготовлены стрелы. Но времени они так выигрывали немного. Поэтому раненый в ногу Умар, подавая пример, остался там навсегда с кучкой храбрецов-добровольцев. Они прикрыли отход полусотни выживших во главе с атаманом через подземный тоннель. Аина была в их числе.

На той стороне их никто чужой не встречал.

Глава 38. Клед: Пестердом

Вернувшись в Селвидом после свидания с Алриной, Клед сразу после обеда попал на Раскина с его "проверкой мастерства", выражавшейся в самой простой и естественной форме — поединок на парных клинках.

Свежеиспечённый Кинжал после пережитого был слегка не в себе и никак не мог собраться, из-за чего чуть не лишился части причёски самым позорным образом. Почти презрительный взгляд мертвенно-невыразительных глаз свежеиспечённого Скимитара наконец заставил Ворона стряхнуть приятное марево последнего счастья и переключиться в нормальное боевое состояние. Десяток ударов сердца на разгон, и он подключил косу. Раскин оскалился в зверской улыбке: мол, другое дело!

Следующие полчаса превратились в непрерывное мелькание окаймлённых сталью учебных мечей и Хлыстов Смерти. Площадь поединка расширилась, в ход пошли подручные сооружения и предметы, собрались зеваки. Конечно, в жизненно-важные Кинжал Скимитара не достал, хотя пару раз был близок к тому, но и сам получил лишь поверхностные условные порезы!

В процессе Клед успел подметить у Раскина несколько интересных ходов и даже применить их в ответ, то есть чему-то научился. И впервые ощутил от тренировочного боя странное острое удовольствие, граничащее с возбуждением, более уместным в Красном доме.

Наконец Скимитар остановил поединок. Его стеклянные глаза блестели почти довольно.

— Недурно для Кинжала. Считай, убедил, — сказал он.

— Слабо сказано! — раздался голос Лепса из толпы. — Я такого вообще никогда не видел. Чтобы Кинжал бился почти на равных со Скимитаром? Далеко пойдёшь, Корсун! Если выживешь...

— Да, кстати, а кто научил тебя использовать одновременно и Хлыст Смерти? — спросил Малбет. — Вроде эта техника раньше была только для Ятаганов и старше.

— Колен, — ответил Клед. — Он и сам считал, что мне рано. Но показал, объяснил. А я освоил.

— Ну, Армат бы кого попало на такое задание не поставил, — сказал ещё один из Ятаганов, Горм.

Клед внезапно вспомнил, что видел его на тренировке Меча Смерти в Новине ещё перед своим первым Обручением. То-то лицо показалось ему знакомым! Видимо, Горм раньше служил в Сердце Смерти и знал Армата лучше других.

— Так, чего встали? — Раскин вновь принял грозный начальственный вид, хотя непонятно, как ему это удавалось при почти не меняющемся лице. — Дел что ли мало? А ну марш по местам!

И зевак как ветром сдуло. Кроме Ятаганов, конечно. Те спокойно собрались вместе и пошли за Скимитаром в замок — видимо, что-то дальше обсуждать. Может быть, даже самого Кледа.

Впору было загордиться похвалой начальства почти в полном составе. Или просто собственным ощущением, что мог противостоять старшему из них. Начать важничать. Но, во-первых, это было из разряда чувств, выжженных в Арке, а во-вторых, Кледу не давала покоя мысль, зароненная Лепсом: что это вовсе не его собственная заслуга, а прихоть Богини Смерти. И ещё неизвестно, чем придётся расплатиться за подобные дары.

Так или иначе, уважения к нему со стороны старших после этого боя прибавилось, и его чаще стали звать на военные советы. Даже спрашивали мнения. Хотя в обсуждаемых вопросах Клед мало что мог добавить к суждениям более опытных командиров. Зато у него была возможность протолкнуть те идеи, что они наметили с Алриной, и время убедить начальство не преследовать Дарго, если тот сбежит через подземный ход. В последнем Ворон был особо заинтересован, надеясь, что айланна будет вместе с атаманом, если не успеет уйти в Сагату до штурма. К счастью, ледяная пелена, мало-помалу вновь окутавшая сердце, выстуживала беспокойство её судьбе, иначе Клед вряд ли смог бы действенно решать свои собственные задачи.

На тех же советах он узнал, что разведчики, пытавшиеся подобраться поближе к Пестердому, не раз попадали в засады на деревьях. И порадовался прозорливости Веста, захватившего в Астене "когти". Правда, взяли всего две пары, полагая, что они могут пригодиться для проникновения за замковую стену. А в лесу, где сплошные деревья, и засады устраивались сразу на трёх-четырёх, нужно было одновременно использовать минимум столько же. Поэтому Клед выпросил разрешение заказать у кузнеца ещё пару — больше не дали, ибо тот и так был занят подготовкой к штурму по самое "не балуй", а в преимущественно степной Сагате подобные приспособления, скорее всего, уже не пригодятся.

Тем не менее, половину Кулака, проявившую наибольшую склонность к верхолазанью, Клед в оставшиеся до штурма осьмицы гонял по деревьям. Ограничиться четверыми было бы неразумно — вдруг кто-то Свадьбу сыграет? Поэтому тренировались в две смены, пока остальные, разбившись на команды, приспосабливались к бою в лесу. Архат стоял особняком, поскольку он и без "когтей" неплохо лазил, а с ними вообще порхал, что твой куболь.

Два Удара всё-таки перешёл в казармы под крепостной стеной, поскольку в подчинении деревенскому командиру ему делать было совершенно нечего, а каждое утро преодолевать путь от мельницы к замку оказалось совсем несподручно.

Стап через день гонял земляков из Траки в Найку на общие тренировки. Клед договорился с командирами вписаться в строевую подготовку рекрутов. Пока те пытались выполнить поставленные им задачи, Ворон муштровал свой Кулак продвигаться сквозь строй "черепахой", сомкнув вокруг него ростовые щиты. Правда, это не совсем отражало нужные условия — продавить защитников в узких коридорах замка, но для начала сошло.

А под конец Клед выпросил несколько тренировок в стенах Селвидома. Ятаганы даже выделяли лучших бойцов из Воинов Смерти на роль ахсары с окружением — каждый раз новых. Но это было скорее на руку, поскольку поведения Морены в подобной ситуации никто не мог предсказать, а так появлялась возможность приспособиться к разным тактикам. Ну и лично для Кледа — вдобавок расширить опыт поединков. Только кастерских рекрутов так и не пустили внутрь замка. Хотя вроде бы справились и без них. Разумеется, волшебный щит Ворон для тренировок не извлекал, пользовался обычным, деревянным.

Также Клед пытался применить то немногое, чему научил его дядя Белтар. Пусть это был всего один урок, и предполагалось, что Меч держать будет он, но ничто не мешало обратить этот принцип на противника. Чтобы оказаться готовым на случай, если вдруг у него выбьют чёрный скимитар, или паче того сломают — всё-таки вряд ли он ровня божественному клинку, мало ли что выдерживал столкновения на тренировках.

Приноравливался Ворон в узком кругу, среди своих, чтобы не пояснять посторонним, зачем ему такие странные приёмы. Для этого Скрипун, как оказалось, любивший столярничать в прошлой жизни, выстрогал деревянные пособия вроде тех, что когда-то сделал дядя, только намного изящней — почти как настоящие.

Начинал Клед с противников попроще, потому что на первых порах работать приходилось медленно. Заодно как следует изучил возможности своих подчинённых. Лучшим мечником в Кулаке оказался, как ни странно, Весельчак. Наверное, потому что, несмотря на низкий ранг, имел за плечами больше лет опыта, чем любой из Кинжалов, и не прекращал ежедневно тренироваться. Но когда понадобилось увеличить скорость, чтобы приблизить условия к поединку с Мореной, пришлось перейти на Ясеня, который тоже неплохо сражался, просто пока был не слишком искушён. Впрочем, если верить Алрине, Морена тоже. А Кестр ещё станет мастером. Если выживет...

По вечерам шла работа над внешностью. Красились в Траке, в домике кастерских рекрутов, где были для этого все условия, включая защиту от посторонних глаз. Ребятам хватало и дружеских насмешек товарищей за тряпки на голове, с которыми приходилось сидеть по паре часов. Дед быстро наловчился готовить из закупленных в Арбене порошков нужный состав. Хотя настоящим специалистом оказался Колтунок, что неудивительно, ведь изменение внешности являлось частью подготовки Стилета.

Красились, конечно не все — например, Ворон, Куболь, Пластунец и Весельчак сами по себе имели достаточно тёмные волосы, Гарза отказался наотрез, Суслик для ахсартага был слишком кучеряв, а кастерские парни и Два Удара совсем не вышли комплекцией. Да и вряд ли на всех добудут чернопёрых доспехов, особенно если Дарго с ближниками удастся удрать. Это не помешает им быть одним отрядом, ведь у кочевников тоже смешаны ахсартаги, нарты и куча представителей разных народов. Так что решили часть Кулака оставить, как есть. Кестр вздохнул с облегчением — видимо, пшеничные волосы играли какую-то роль в том, что сестра его в детстве называла Ясенем.

Пришлось немного повозиться с маскировкой Щита Хемдира, чтобы по крайней мере до боя не возникло вопросов. В итоге снаружи он выглядел, как обычный орденский щит, только чуть меньше и покрытый кожей с обеих сторон. За тонким сафьяном для изнанки пришлось посылать в Арбен Кнута, как наиболее смыслящего в кожевничестве. Только окантовка и умбон с донорского щита на самом деле держались на обтяжке, а не наоборот, поскольку приклепать их божественному металлу не представлялось возможным. Оставалось надеяться, что никто не станет присматриваться к креплениям. Стап обшил обрезками сафьяна даже локтевую скобу и рукоять, сделанные из совершенно непонятного материала: на вид — как камень; на ощупь — как дерево, но прочность, как у металла. Ну а с тем, что тип хвата отличался от стандартного орденского, предполагавшего только рукоять по центру, уже ничего не поделаешь.

Кстати, Щит обладал тем же свойством, что и Меч — не всякому по силам поднять. Но для Стапа он был всего лишь тяжёлым, так что бывший улан даже удивлялся, как командир его легко держит. А Кледу наоборот казалось, что даже сам он становится легче с этим щитом в руке. Как будто чёрная дыра в его душе размывалась, исчезая из существования, пока он его держал. Это не ощущалось, как исцеление, восстановление утерянного, но всё же незримый груз погребальной мрачности исчезал, заполняясь светящейся пустотой.

Стап работал втайне. Остальным Щит в неприкрытом виде не показывали. Даже тем, кто помогал подготовить маскировку. Сказали лишь, что под ней вещь крайне ценная — родовая реликвия — и её надо беречь, как зеницу ока.

За оставшееся до выступления время Дерк и Верк успели поменяться местами трижды. Впрочем, не принося никаких существенных новостей. Разве что небольшие происшествия, добавлявшие мелкие чёрточки в характер Морены. И хотя Клед уже знал от Алрины, что ахсара извращённо жестока, а от близнецов, что многие мужчины в Орде её, несмотря на это, боготворят, именно из этих казалось бы малозначимых донесений у него постепенно складывалось холодящее ощущение, что такой непредсказуемый противник может оказаться ему не по зубам. Впрочем, Ворон гнал подобные мысли прочь, поскольку выбора всё равно не было. Он отнюдь не надеялся, что айланна справится за него. Скорее, наоборот...

По вечерам перед отбоем Клед потихоньку читал рукопись "Саги о замке Малфир". Теперь казалось странным, что в детстве ему эта история виделась весьма романтической. Но было ли дело в возрасте, в печати Смерти на душе или в ином изложении, сказать сложно. Книга попросту не производила прежнего воздействия. Тем не менее, любопытно было почитать про себя и айланну в прошлой жизни, а также про Саната, когда уже знал наверняка.

Впрочем, что давало ему это знание? Чем ближе подходило время сражений, тем незначительней казалось почти всё, о чём обычно беспокоятся люди: счастье, благополучие, деньги, власть, покой, удобство... Вся его судьба, все решения и цели сходились теперь в одной точке: поединке с Мореной. Ради победы над ней он пожертвовал всем. Окажется ли этого достаточно? Как ни странно, даже этот вопрос постепенно перестал волновать Кледа. Он готов был идти до конца и отдать даже жизнь. "Делай, что должен — и будь, что будет". Теперь эта фраза из Кодекса заменила ему все остальные соображения.

* * *

Весна разгорелась на полную, совсем потеплело, когда треть распухшего от пополнений из Гостердома и Обителей Смерти войска наконец выступила на Пестердом. Брать туда всех не было смысла. Пятикратного превосходство в предполагаемой численности противника вполне достаточно. Остальные должны были несколько дней спустя не спеша двинуться севернее, чтобы выдавить отряды захватчиков, контролирующие окрестные сёла.

Судя по донесениям Стилетов, рассыпанных по двум занятым нартами провинциям, никаких движений от Сагаты к Пестердому не наблюдалось. Единственное, что заметили необычного — большой табун лошадей, согнанных под Стеру. Очевидно, кочевники планировали отступление. В случае поражения. Потому как до боя явно уже опоздали. Но занять земли вокруг замка заранее начальство нужным не сочло. С их точки зрения следовало сначала раздавить "муравейник", а потом уже зачищать разбежавшихся муравьёв.

Клед был этому только рад, ибо близнецы не видели у ахсары нового хедивега. Её роль, как и прежде, играла холодная северная красавица, Ходячая Смерть, по описанию в точности походившая на учительницу айланны. А значит, Алрина, скорее всего, оставалась в Пестере, с Дарго Дзераном. И при текущих раскладах у неё сохранялись все шансы сбежать.

Однако, поскольку Морена время от времени удивляла шпионов появлением в неожиданных местах, полностью отбросить возможность её присутствия было нельзя. Поэтому Кулак Кледа, как и планировалось, отправился со штурмовым войском, но в арьергарде, сопровождая Ланцета и телегу, везущую их и его снаряжение.

На второй вечер, последний перед штурмом, незадолго до того, как войску пора было бы остановиться на ночлег, Кледу стало не по себе. Он оглядывался в поисках источника угрозы, но всё было тихо. Как вдруг от начала колонны прилетел приказ: "Стой!"

Клед передал его дальше, как старший на своём участке — за ними шли ещё телеги снабжения — и спешился, гадая, что послужило причиной. Взгляд его почти тут же упал на зарубки от "когтей" на соседнем стволе — совсем свежие.

— Гарза, Архар, Пластунец, Суслик, — негромко вызывал он самых шустрых, — обуйтесь на всякий.

Он кивнул на ящик с "когтями", ехавший на телеге.

Бойцы только начали выполнять приказ, когда со стороны головы колонны послышался пронзительный крик какой-то птицы. Стремглава, которому нечего было делать в лесу в сумерках! Крик тут же повторился намного ближе, и в третий раз — почти над головой. Ну точно, условный сигнал. И за ним с опозданием на какие-то мгновения передали приказ: "К оружию!"

— Ростовые щиты! — успел крикнуть Клед своим вдобавок.

Остальные бросились к телеге, а самого его повалил на землю тщедушный Куболь. Или не он? Что-то ударило их обоих, Дон боднул Кледа головой в подбородок и обмяк. Сверху полетели стрелы, но через миг ребята уже сомкнули над ними щиты. Ворон аккуратно высвободился из-под мальчишки, готовясь вскочить, как только появится возможность.

Пронзительно заржали лошади — видимо, кого-то из них ранило. Заметались, сорвались, чуть не повалили "черепаху". Сверху посыпались ветки, шишки и крики: "Стой!" Видимо, верхолазы успели взобраться на дерево, к засаде.

Свист стрел в воздухе сразу прекратился. Только трещали сучья где-то наверху. Да доносился гвалт спереди — очевидно, нападению подверглась довольно большая часть колонны.

— Разомкнуть строй! — скомандовал Клед.

Ребята убрали щиты сверху и разбились на два полукруга, обращённых в сторону опасности, к лесу. Ворон встал и первым делом всмотрелся в верхние ветки. Их мотыляло немного в стороне — похоже, нарты заранее подготовили путь отхода, но сквозь уже распустившуюся листву толком ничего не было видно.

"Назад! Всем назад!" — прилетел приказ от головы колонны.

Клед сразу сообразил, что часть бойцов ломанулась вдогонку и повторил для своих, которых не различал в вышине:

— Всем назад! Вернуться в строй!

Если сейчас погнаться за кучей разрозненных групп, то можно лишь бестолково потерять больше людей. Кстати, как там Дон?

Клед наконец обернулся к подчинённому, которого уже ощупывал Ланцет. Куболь стонал, но шевелился. Рядом валялось короткое копьё. Крови видно не было. Значит, спасла броня. Ворон присел рядом.

— Как он?

Ланцет молча подал Кледу шлем мальчишки. Обтягивающая его кожа была рассажена, а металл каркаса сильно вмят.

— Можешь сесть? — спросил лекарь.

Он крепко перехватил Дона за руку и помог медленно подняться, но того сразу же вырвало на землю между ног.

— Тааак, — протянул Ланцет. -Сколько пальцев?

— Два? — неуверенно ответил парнишка.

Палец был один — указательный.

— Следи глазами.

Лекарь медленно поводил им из стороны в сторону, взгляд Куболя следовал с опозданием, с губ сорвался слабый стон.

— Голова болит, кружится?

— Угу, — поморщился Дон.

— Что случилось, помнишь?

— Да. Я... увидел — тень мелькнула... — не очень уверенно пробормотал он. — Хотел прикрыть командира! — задумался, что ещё упустил: — Засада! Я сейчас...

Дон попытался вскочить, но тут же рухнул обратно и снова вырвал. Лекарь протянул ему тряпицу, чтобы утереть рот.

— Не дёргайся, боец! Уже всё закончилось, — Ланцет повернулся к Ворону: — Положите пока на телегу, и пусть деньков пять полежит. Лучше не вставать, но в туалет недалеко можно. Только следите за ним, а то вдруг что померещится — и убредёт. Потом ещё раз проверю. Если станет хуже, зовите. Но покой должен помочь. А сейчас пойду посмотрю, что там у остальных.

Ланцет вернулся в седло, махнул рукой помощникам, которые тем временем проверяли хвост колонны, и они ускакали в голову.

Вернулись верхолазы — подошли пешком со стороны леса.

— Троих достали, остальные ушли, — отчитался Гарза и пояснил: — У них верёвки для отхода были натянуты, так они последний кусок обрезали, а там — завалы бурелома в кустах.

— Ничего, — сказал Клед, — далеко не уйдут. Завтра всех в замке накроем. Соберите пока лошадей, поищите пропавших.

И он снова обернулся к Куболю.

Филин с Весельчаком помогли товарищу подняться.

— А где шлем? — схватился тот за голову и пошатнулся.

— Испорчен твой шлем, — проворчал Филин, хватая его за руку и возвращая её на место, чтобы удобней было поддерживать. — Не дёргайся, дай себя отвести.

Клед подошёл вплотную, внимательно глядя Дону в глаза. Зрачки немного отличались по ширине, и парнишке не сразу удалось сфокусировать взгляд на командире. Но всё же удалось. И выглядел этот взгляд достаточно осмысленно.

— Поясни свои действия, — потребовал Ворон.

— Ну как же? — растерялся Куболь. — Я ведь... — он поморщился от боли, — вас защищал.

— Это вас в Нивзене такому учили? — Клед сам не мог бы сказать, почему рассердился. — А смысл? Я ведь тоже не голый!

— Так точно! — пробубнил Дон, потупив взгляд.

Словно ожидал наказания. Но разве Клед зверь, чтобы наказывать за подобное? Просто в Ордене это было совершенно не принято. И могло повлечь за собой нехорошие последствия, если заметит кто-то из старших. Надо сначала подумать, что ему сказать. Тем более, что сейчас Куболь явно не в том состоянии, чтобы сделать ему доходчивое внушение.

— Иди ложись, — буркнул Клед

— Я могу биться! — вскинулся Дон.

— В телегу, я сказал!

Вышло зло. Но иначе не скрыть было странную щекотку в солнечном сплетении. Вызванную тем, что кто-то, не думая, был готов отдать за него жизнь. Не будь на них всех брони...

Но размышлять об этом придётся потом, а сейчас надо проверить ущерб от нападения.

Одну лошадь ранило в круп копьём, она удрала, но недалеко — свалилась и хрипло дышала. Пришлось добить и позвать обозников разделать тушу, чтобы мясо не пропадало. Парочка других коней вернулись сами, остальные тоже недалеко ушли, благо заварушка кончилась быстро. Только мерин Стапа стоял у телеги и никуда не рыпался — кажется, он был глуховат.

Голубятника, как оказалось, ранили стрелой в руку — к счастью, несерьёзно. Перевязал помощник лекаря, задержавшийся в обозе, чтобы обработать несколько лёгких ран. Больше всего пострадавших оказалось впереди, среди Дружины Совета, как и следовало ожидать — всё-таки защита у обычных рекрутов была похуже. Орден не мог снабдить всех ни яратиковой бронёй, ни шлемами с железной прокладкой, ни, тем более, непробивайками.

Клед сходил на доклад к Горму, командовавшему штурмовым войском, и выяснил, что дорога впереди была завалена свежесрубленными стволами, но с засеки в передовой отряд не стреляли — подождали, пока колонна остановится. Зато засад на деревьях, чуть позади, на уже пройденном пути оказалось несколько десятков, и они атаковали колонну в нескольких местах, накрыв в общей сложности не менее трети. Недооценили, выходит, командиры противника.

С другой стороны, потерь оказалось не так уж много. Особенно, среди Воинов Смерти: одному попали в шею над воротом непробивайки, другой свежеобручённый снял шлем на марше, дурак, и получил стрелу в висок, а третьего затоптала раненая лошадь. Остальные отделались несмертельными ранениями.

Впрочем, объединённая Дружина по-прежнему численно превосходила врагов более чем вчетверо, даже если выжившие вернутся в замок. Примерно треть нартов перебили, остальным удалось уйти. Но это недалеко и ненадолго. Клед был совершенно согласен, что преследовать сбежавших по лесу на ночь глядя нецелесообразно — скорее всего, те продлили свою жизнь лишь до завтра.

Разумеется, о внезапности помышлять нужда отпала, но при текущем раскладе сил на неё всё равно всерьёз не рассчитывали. Расчистили завал, добрались до прогалины, где разбили лагерь, выставили усиленные караулы на случай других сюрпризов, приказали ночью броню не снимать, а в остальном продолжали по плану.

* * *

Встали с рассветом, насухо подкрепились и на заре подошли к Пестердому. Передовые отряды уже собрали штурмовые лестницы, когда подтянулся арьергард вместе с особым Кулаком, Ланцетом и обозом снабжения. Куболь всё рвался в строй — вроде бы тошнота прошла — но Ворон приказал ему оставаться на телеге, даже если вдруг остальному отряду придётся вступить в бой. Хотя ничто не предвещало.

Защитников казалось немного, но стрел они не жалели и в амбразурах дрались, как звери. Глядя, как растёт под стеной гора трупов, Клед содрогался где-то в глубине души, незатронутой Аркой. Казалось, что Дружину набрали просто как мясо на убой, и это просто чудовищно, так нельзя. С другой стороны, кто-то малодушный внутри него радовался, что не стал рваться в командиры и не то чтобы даже отдавать подобные приказы — это делали Ятаганы — а отвечать за них в том смысле, в каком на него давила Смертная Тень всех убитых в Белвендоме, не только своими руками, но и по его приказу. А с третьей, ум говорил, что подготовка Воинов Смерти намного серьёзней и длительней, поэтому бросать их вот так же на вражеские укрепления было бы безрассудно. Братья пока ограничивались выцеливанием стрелков в башнях и оттаскиванием из-под стен раненых. Ланцет отбыл в полевой лазарет, разбитый неподалёку, взяв в помощь нескольких молодых Обручённых.

Таранить ворота даже не пытались, поскольку магистрат Стеры достаточно подробно описал их устройство. Сразу за воротами имелась сплошная железная решётка, опускаемая из надвратной башни. Так что ломиться туда с тем, что могли собрать из подручных средств, не было смысла. А серьёзными осадными машинами, схемы которых имелись в учебниках, начальство их не снабдило. К тому же, потом предстояло тут укрепиться — вдруг кочевники контратакуют? — а восстанавливать ворота в случае слома старых было бы долго. По той же причине крепость не пытались поджечь. Гореть там могли лишь надворные постройки, которые ещё пригодятся, а захватить стены и здание это не помогло бы никак.

Видимо, другого выхода, кроме как забрасывать стены "мясом" не было — так подсказывал ум. Но душа всё равно испытывала отвращение к такому разбазариванию человеческих жизней. Нет, совершенно не факт, что он смог бы командовать этой войной!

А потом Клед углядел Алрину в подзорную трубу среди лучников в надвратной башне! Дыхание на миг перехватило, и он уже не мог оторвать от неё взгляд. И хотя закалённое в Арке Смерти сердце билось спокойно, где-то не дне души испуганным зайцем билось: "Только пусть она выживет, пусть она выживет и сбежит!"

Переживая за айланну, Ворон пропустил момент, когда нападающим наконец-то удалось прорваться на стены, определив это лишь по победному кличу. Сначала на одной стороне, а потом на другой. Вслед за Дружиной устремились Воины Смерти, чтобы напоить наконец клинки в ближнем бою. Дыхание замерло, но защитники заперлись в башнях и Алрина пропала из вида. Клед мог лишь надеяться, что они наконец-то сбегут.

Оставшиеся в резерве дружинники ликовали, Братья по Ордену одобрительно громыхали эфесами по щитам, а Клед внутренне обмирал, ибо для любимой наступил по-настоящему опасный момент. Ум его застыл в некой прострации до тех самых пор, пока соратники не высыпали из открытых ворот, возвещая, что штурм увенчался победой, и приглашая резервы внутрь.

Нет, лицо Ворона ничего не выражало, сохраняя образцовую каменность, пока он бродил по замку, осматривая трупы врагов. Которых, кстати, оказалось неожиданно мало — то есть люди с ночных засад вряд ли вернулись сюда, а куда подевались женщины с детьми и стариками, оставалось только гадать.

О том, что нужно собрать ахсартагскую броню и знаки различия, своему Кинжалу напомнил лишь Батя и, получив добро, занялся этим вместе с остальными ребятами из Кулака. А Ворон продолжал медленно нарезать бессмысленные зигзаги, высматривая, нет ли среди погибших Алрины, пока не наткнулся на Горма. Ятаган сообщил ему, что атаман с ближайшей свитой, судя по всему, покинул замок через подземный ход, как и предполагалось. Только тогда Клед вспомнил, как дышать полной грудью. Но внешне лишь безразлично кивнул. И, развернувшись, чтобы пойти выбрать себе с помощниками комнату, как было приказано, наткнулся на Дона, который, оказывается, практически дышал ему в затылок — как долго? — и молча пожирал командира своими большими глазищами.

* * *

— Ты почему не лежишь? — снова напустил на себя строгий вид Ворон.

— Так это, телегу разгружают... А я правда нормально себя чувствую! — встрепенулся Куболь.

Он попытался встать смирно, но его тут же повело в сторону. Клед подхватил упрямого мальчишку под локоть и сердито сказал:

— Тебе Ланцет велел лежать пять дней, значит, будешь лежать! Идём комнату искать.

— Так нам вроде в замке не положено...

— Это Раскин запрещал. А тут на пару дней, думаю, простят. Пока казармы оборудуют и найдут, куда всех распределить.

Они начали медленно подниматься по лестнице, потому что первый этаж наверняка займут под общие нужды: в большой зал уже тащили раненых, а в жилом коридоре стояла охрана — видимо, там расположится сам Ятаган с ближайшими помощниками.

Куболь неуверенно ставил ноги, временами грозил завалиться и постоянно сглатывал — видимо, давил тошноту. Пришлось усадить его на какой-то оставленный нартами коврик на первой же площадке и приказать не сходить с места, пока за ним не придут.

Оказалось, что, пока Клед бродил по замку, и второй с третьим этажи уже разобрали. Кинжалы занимали комнаты под весь Кулак. К счастью, Вест расстарался — тоже забил им место, правда, всего на десять человек. Если потесниться, можно впихнуть двенадцать, а куда девать остальных? Ну, кастерским, вероятно, всё равно придётся ночевать в палатках снаружи, с остальной Дружиной. Однако пара Братьев всё равно не влезет.

К тому же, соломенные тюфяки на холодных каменных полах при наличии лежачего подопечного командира не впечатлили. Он пошёл выше и на последнем этаже, под крышей, нашёл крошечную комнатку для прислуги на две кровати рядом с кухонным дымоходом. Чем-то она его привлекла, несмотря на отсутствие окон — наверное, странным ощущением уюта, которое казалось давно забытым, отмершим в Арке вместе с неуютом, какой могли бы ощущать солдаты в походе. Кажется, в последний раз он испытывал подобное в Арбене, когда валялся с Алриной в кровати зимними вечерами...

В общем, Клед решил, что обоснуется пока здесь, вместе с пострадавшим подчинённым. А потом заменит его на кого-то из своих Кинжалов, или даже на обоих — если втиснуть ещё одну кровать посередине. Впрочем, к тому времени, скорее всего, народ расселят по баракам, и им троим достанется помещение попросторнее.

Он спустился к Весту. Несколько ребят уже обустраивались. Взял трёх человек: двоих помочь Куболю подняться, а третьего — показать, какую комнату выбрал, и чтобы присмотрел потом за товарищем. Сам же пошёл взять свечей.

Впрочем, быстро добыть свет не удалось, потому что подводы с бытовой мелочёвкой, шедшие последними, ещё не разгрузили. Первоочередной задачей было накормить бойцов. Но и остальные Воины Смерти не сидели без дела: кто-то вычищал территорию от мертвецов и обломков, кто-то приводил в порядок бараки, удачно оставшиеся от предыдущих хозяев — будет сразу кров хотя бы Солдатам.

Клед был вынужден вступить в спор за ахсартагские доспехи и "украшения", которых нашлось всего три комплекта, один — изрядно порубленный. Два других Кинжала пытались забрать целые трофеи у Бати, поскольку, в отличие от него, побывали в этом бою. Слов о том, что доспехи обещаны Кулаку Кледа для особого задания, им не хватило. Пришлось потревожить Горма, предварительно подождав, пока тот закончит отдавать какие-то распоряжения. Разумеется, он решил вопрос в пользу Кледа. К счастью, на костяные доспехи претендентов не было — остальной Кулак тоже надо было как-то замаскировать.

После этого Ворон отправился искать обозного кузнеца, чтобы узнать, удастся ли починить испорченный доспех. Тот сказал, что времени на такую работу у него точно не будет, и посоветовал отослать вещицу в Астенскую Обитель — мол, там и мастер по тонкой работе есть, и загружен он меньше. Но в Астен следовало обращаться через Селвидом, а кого туда послать с таким поручением? Не хотелось лишаться одного из Кинжалов, посему выбор пал на Батю, как на самого опытного по части штабных тонкостей — если возникнут проволочки, он наверняка найдёт подход, чтобы добиться результата. Одному ехать по такой обстановке было неразумно, поэтому понадобилось ещё договориться, чтобы его взяли в отряд, собиравшийся возвращаться во владения Раскина завтра.

Потом Кледа поймал Ланцет, сообщил, что в замке нашли ледник, и настоятельно посоветовал прикладывать Дону на лоб холодные компрессы. Пришлось идти искать сначала подходящую тряпицу, потом сам ледник и нести подчинённому "лекарство" — остальной Кулак вовсю задействовали по хозяйству. К счастью, Дон не пытался больше бравировать, а спал, видимо, пригревшись у тёплой трубы — на кухне уже кашеварили.

Затем Ворона вызвал на доклад Ятаган, а там и ужин поспел, так что в каморку свою Клед вернулся уже ближе к отбою, наконец получив свечи и не забыв захватить еды для Дона.

Пока тот жевал, привалившись спиной к стене, командир отрядил Пластунца, отдыхавшего от хозяйственной суеты в свой черёд возле товарища, за новой порцией льда и наказал на другой день приносить свежего каждые четыре часа. Выглядел Куболь бледно и даже сам лёг сразу, как поел. За время отсутствия командира кто-то из ребят соорудил ему набитую паклей подушку.

Наконец они остались одни и наступил удобный момент поговорить, а Клед по-прежнему не знал, что сказать. Ясно одно: нельзя снова демонстрировать мальчишке злость после того, что он сделал. Ворон глубоко вздохнул, стараясь не допустить очередной вспышки и тихо спросил:

— Ну что, объяснишь, почему ты так поступил?

Дон попытался снова приподняться, но Ворон остановил его предупредительным возгласом. Потом понял, что подчинённому неудобно говорить с командиром в неравном положении и сократил дистанцию на неуставную — сел рядом на тумбочку, переставив на пол свечу, закреплённую на подобранном во дворе плоском камешке, за неимением подсвечника.

— Мне казалось, так правильно, — повздыхав, выдал Дон. — Можете объяснить, почему нет?

Внутри что-то кольнуло. Клед знал, что должен сказать Кинжал Смерти: что у каждого своя Свадьба и только Богиня выбирает черёд, "нечего лезть под венец вперёд Ятагана". Но не мог так кривить душой. Повздыхал в свою очередь, подбирая слова...

— По-человечески это правильно. Но в Ордене запрещена личная преданность кому-то из Братьев. Ты наверняка сам слышал сто раз, почему.

— Слышать-то слышал, но так и не понял. Как может быть по-человечески правильно, а по-орденски нет? Мы что, не люди?

Ах, какой хороший вопрос! Ворон сам бы хотел знать ответ. Армат, например, уже вряд ли. А они где-то на полпути? Причём в неправильную сторону. И Клед не может подталкивать ещё дальше туда эту благородную душу, которая явно видит в нём наставника... Но не может и отвращать её со стези, с которой поздно сворачивать. Хотя нет, Алрина подсказала выход. Однако вот так, с кондачка, не ляпнешь же боевитому юнцу, прогадавшему Вольницу: "Отрекись во имя любви!" Он поди и не знает ещё, что это такое...

Есть, конечно и третий путь — его собственный. Внутренний враг Ордена, мечтающий вырвать его ядовитые зубы, отравляющие души. Но затягивать на него кого-то ещё крайне опасно — для обоих. Надо зайти издалека, выразиться обтекаемо, пусть сам сделает выводы, к которым наиболее склонен.

— У меня был друг. Его звали Алан. Мы дружили, когда я только попал в Ладони. Наш Топор смотрел на это сквозь пальцы. Но однажды он вернулся с Приобщения и разлучил нас, отправив Алана в другую Обитель. Там Ятаганом был Раскин и однажды он заставил друзей сражаться друг с другом до смерти, чтобы преподать урок выжившему и остальным. Алан так впечатлился, что собирался уйти из Ордена ещё до Вольницы. Я встретил его на Западной Границе во время боевого Крещения. Но увы, он погиб, спасая меня...

Голос внезапно предательски дрогнул. Клед так и застыл, провалившись в себя. Так вот почему поступок Дона вызывал у него такие странные чувства. Чувства души, которые не умерли в Арке, вообще такие смутные и неопределённые, в отличие от обычных человеческих радостей, обид, горя, тоски, причина которых всегда известна. А эти... они есть, но разум просто не знает, как их понять.

— Так вы переживаете за меня? — совсем тихо спросил Дон, возвращая командира в действительность.

Клед прокашлялся, чтобы убрать внезапный комок в горле, открыл рот, но вдруг осознал — он понятия не имеет, что собирался сказать. Тогда он просто посмотрел в глаза Дону — открыто, насколько мог, надеясь, что парень сам прочитает ответ, который Ворон не может сформулировать. И тот ответил таким же открытым взглядом. Открытым и жадным — казалось, он пил то, что видел в глазах наставника, словно умирающий от жажды в пустыне. Это выглядело странно и смутило разум, но душа — даже покалеченная и наполовину выжженная — знала, что это важный момент, в который происходит нечто насущное для обоих... И Клед не отводил глаз.

А потом слова вдруг пришли. Даже не так — посыпались из него, словно град из внезапно собравшейся тучи:

— Да, я переживаю за тебя. Как за всякую чистую душу, которая доверилась Ордену. Это неплохое братство, но наша покровительница ворует души. И я хочу это прекратить.

Пока он говорил, разум бился в панике: "Что ты несёшь?! Ты же сдал себя с потрохами! А ну как парень сейчас испугается, не поверит и наябедничает на тебя Ятагану?" Но у парня в ответ лишь ярче загорелись глаза, и он выдал совсем уж несусветное:

— Я так и знал! Вы — наш спаситель!

Магия момента рассеялась, и Клед ошарашенно спросил:

— Чей "ваш"? И в каком смысле?

Настал черёд Дона смущаться.

— Ну... Мне сон был... И не один. Ещё до Обручения. Будто на Башне Смерти в Обители... сидит огромный паук... И когда мы читаем причащения... каждый вечер... он высасывает из нас силы...

Клед поразился такой прозорливости мальца. А ведь и правда, если подумать, Богиня Смерти не только забирала души после смерти, но и пила их силы при жизни... Да они ещё и тащили ей, как муравьи матке, Смертную Тень, которая по сути была... чем? Не остатками ли сил убитых людей? Получается, весь их Орден кормил огромного надмирового паразита! Но вслух он эти выводы озвучивать всё же не стал, только спросил:

— И у тебя не возникало желания сбежать?

— Возникало. Но... Всё равно было чувство... что я на своём месте. Не знаю, почему. — Куболь поёрзал на кровати. — Можно, я всё-таки сяду? Не по себе мне как-то лёжа о таком.

Клед помог Дону аккуратно приподняться и подложил ему под спину поверх подушки своё сложенное в несколько раз одеяло.

— Ну вот, — продолжил паренёк, устроившись, — пока не встретил вас.

— Что "пока не встретил меня"?

— Не знал, почему, — лицо его разгладилось. — А потом мне приснилось, что вы этого паука убили. Таким длинным сияющим мечом. — Похоже, воодушевление, заставившее парнишку приподняться, гасило боль. — И в Ордене сразу стало светлей.

Клед был в замешательстве, хотя по привычке скрывал это за непроницаемой маской, которая как-то сама собой вернулась на лицо. Что в целом неплохо — ему она нужна больше прочих в связи с его тайными планами. А тут вдруг вчерашний Коготь оказывается практически в курсе. Каким образом?! Мозг клюнул червячок сомнений: хорошо ли это? Тот, кто знает, может и помешать... С большим трудом Ворон заглушил этот мерзкий голосок, так похожий на попытки Петры очернить Алрину.

Куболь вдруг погрустнел:

— Вы наверно, думаете — я брежу.

— Нет-нет. Наоборот... — поспешно ответил Клед, пытаясь расшевелить закаменевшее лицо. — Но... — Получалось не очень. Возможно, потому что он ещё сам толком не понял, как реагировать дальше, и задал самый глупый вопрос: — Ты-то тут при чём?

— А я вам тот меч подал. Мне его какой-то старец вручил.

Ворон даже брови приподнял от удивления. Так может, эти сны — всё же происки Саната? При мысли о Волхве лёд, сковавший его нутро, наконец затрещал, но стужа не спешила сдаваться.

— То есть, ты решил, что без тебя мне не справиться? — спросил и сразу сам устыдился, как будто мысль ему нашептал всё тот же подлый голосок, а он не успел поймать ядовитые слова.

— Ну нет, — даже обиделся Дон. — Решил, что я вам пригожусь. Если не для победы, то хотя бы уберечь до неё...

"Даже ценой собственной жизни", — закончил не произнесённую мысль вдохновенный взгляд.

Какая беззаветная преданность! Ломающая все представления, так тщательно внушаемые Орденом: о том, что каждый сам за себя, и на помощь рассчитывать нечего. Совершенно рациональные и практичные. Ломающая своей нелогичной правильностью, поднимающей в душе непонятную волну. Светлую и мощную. Так напоминающую ощущения от прикосновения к Мечу Кернуна...

И эта волна наконец-то разбила сковавший лицо и сердце камень! Кажется, у Кледа даже глаза увлажнились.

— Выходит, ты Вольницу пропустил не ради обещанных алмазов? — тихо спросил он.

Куболь расхохотался, но тут же ойкнул и умолк, схватившись за голову. Однако улыбка продолжала искажать гримасу боли на его лице. Глаза Дона сияли счастьем обретённого взаимопонимания.

Чувство облегчения охватило и Ворона. Небывалого облегчения, чем-то напоминающего то, которое он ощутил, когда наконец понял намерения Алрины в отношении Меча Кернуна. Конечно, там было ещё кое-что — взаимная любовь. Но обретение верного соратника, которому можно полностью довериться, поскольку он разделяет твои убеждения, пожалуй, в чём-то подобно любви.

— Ну а когда... вы пригласили меня в Кулак... — добил его Дон, — всё окончательно... встало на свои... места... Это судьба!

Или Истинный Путь. Действительно, не у Кледа же одного он есть. Но как же это чудесно, когда твой пересекается и сливается с чьим-то ещё! Тьма избранной стези, как оказалось, окутавшая душу плотнее, чем хотелось бы, просто рвётся в клочья! О ней даже можно было бы забыть, хоть на минуту... Если бы не дыра внутри. В том месте, где должна была в ответ на подобное переживание возникнуть радость...

Куболь понемногу отходил от приступа боли. Лицо выровнялось, поза чуть расслабилась, одна рука опустилась на кровать. Ворон схватил её, крепко сжал её и горячо сказал:

— Послушай, это очень важно. Что бы ни случилось, ты не можешь сделать это за меня. Понял? Даже мне не факт, что удастся... — Дон открыл рот. — Не перебивай! Морена — аватара Богини Смерти, У неё вместо души — частичка сущности Тёмной Матери. Поэтому она, возможно, быстрее любого из нас. Но забрать у неё тот самый Меч должен именно я. Это моя судьба. С самого рождения. Он раньше хранился у нас в семье. Его не всякий мог поднять. Из троих братьев это удалось только мне, младшему. А потом их всех убили нарты. То имя, что я назвал да Болирдому — настоящее.

— Погодите, выходит, мы и наши враги служим одной силе? — спросил Дон, очевидно, не успевающий переваривать новости.

— Да, она сталкивает Орден с нартами, чтобы пожать небывалый урожай Смертной Тени! Но не это главное, что я хочу сказать. Чем выше ты поднимаешься по рангам, тем крепче власть Мары над тобой. Так её зовут на самом деле. И она не богиня, а Проклятая, враг настоящих богов вроде Кернуна, Даны, Мелвина...

— Тёмная Мать?

— Да. Она забирает души, принёсшие ей присягу — то есть, прошедшие Обручение в Арке — из-под власти настоящих богов. И продолжает использовать для своих коварных планов по завоеванию власти над миром, частью которых является эта война.

— Получается, мы все уже служим тому пауку? — лицо Дона вытянулось.

— Ну да. В общем-то, это и не скрывается, если осмыслить все наши названия. Поэтому, если со мной что-то случится, ты должен знать, как можно разорвать эту связь. Отречься можно во имя истинной любви. Не знаю, где ты её найдёшь. Но найди обязательно, чтобы не потерять в конечном итоге себя. Как наш Меч Смерти. Понял?

Дон второй рукой прихватил кисть Кледа, всё ещё сжимавшую его другую ладонь, и чуть кивнул со странной полуулыбкой, как будто уверенный в том, что чуть раньше предположил Клед: их товарищество — тоже форма любви. Да и наставника, наверное, по-своему любят. Просто не так, как женщину, а как отца или мать...

Клед присовокупил к куче и свою вторую ладонь. Чуть сжал, скрепляя негласный договор дружбы, и разнял руки.

— Только не говори никому обо всём этом...

— Конечно! — заверил парнишка. — Никто и не поверит. Насколько я люблю Терна... То есть Суслика! Он всегда уверял, что мои сны — просто кошмары. Так что я давно перестал об этом распространяться. Если бы вы не сказали то, что сказали...

— Даже несмотря на то, что я в твоём сне — спаситель?

— Ну мало ли. Я вижу суть. А вы могли это сделать из каких-то других соображений. Типа просто победы над нартами. Или вот, семейную реликвию вернуть. Даже не зная о своей роли.

Оставалось только поражаться мудрости этого юнца. Впрочем, как знать, возможно, в прошлой жизни он и был мудрецом.

Глава 39.

Аина: Сагата

В Стеру остатки защитников Пестера прибыли среди ночи. Точнее, не в саму Стеру, а на конный хутор неподалёку, где были собраны отправленные ранее из замка лошади. Строго говоря, добраться дотуда с лихвой хватило и тех, что ждали в распадке. Но полностью покидать провинцию придётся быстро и не налегке, так что ни вьючные, ни заводные не помешают.

Заправлял в городке Фидар — всё-таки был у Дарго третий хедивег взамен Дибра: чуть моложе атамана и как будто полукровка — сложение и черты лица ахсартагские, но кожа светлая и серые глаза. Он уже всё подготовил к отъезду, даже отправил телеги с провизией вперёд ещё с утра, после того как до Стеры добрались первые выжившие из засад и сообщили, какая сила двинулась на замок. Уехали они на северо-восток, чтобы попасть в Сагату кружным путём по Тропе Войны, и увезли с собой раненых. А остальные дожидались Дарго.

При виде атамана все вздохнули с облегчением и стали собираться в путь. Успевшие отдохнуть воины освободили места новоприбывшим и ещё до рассвета выдвинулись наперерез телегам, не напрямую в Сагату. Осторожность диктовала покидать провинцию по-возможности скрытно, чтобы местные жители ничего не поняли и не организовали какой-нибудь засады. Да и шпионов Ордена сбить с толку. Саму Стеру давно зачистили, отправив в Сагату всех боеспособных мужчин, которые вызывали хоть какие-то сомнения в том, что давно исполняли какие-то важные функции типа кузнеца, шорника, столяра, но поручиться наверняка было сложно.

Однако защитникам замка необходима была передышка после боя и скачки. К тому же, среди них тоже оказались раненые -легко, но за время дороги состояние некоторых ухудшилось от кровопотери. Уардис, получившая стрелу в плечо, была совсем бледной и еле держалась в седле. А вот царапины Айнура уже начали заживать. Сам Фидар и целительница остались с атаманом.

После того, как защитников отмыли, накормили, подлечили и дали немного отоспаться, Дарго собрал военный совет, куда пригласил и Аину. Она удивилась: в комнате были сам атаман, Зарин, Фидар... и она. При этом позвали её явно не для того, чтобы дать задание, как в прошлый раз...

— Ну что ты так смотришь? — ответил Дарго на её сомневающийся взгляд. — Я привык обсуждать важные вопросы вчетвером. Садись. Фидар, расскажи, что слышно от разведчиков.

— Остаток Дружины тоже потихоньку выдвигается в путь, но очень неспешно, волнами. Они расходятся веером по провинции, забирая севернее замка. Последние разведчики доложили, что враг занял несколько ближайших к Селвидому Пестерских деревень, а следующие подразделения пошли дальше. Такими темпами до Стеры они будут двигаться дней пять, если не больше, так что время у нас ещё есть. Во всяком случае, не похоже, что Смертники решили накрыть нас тут. Выглядит так, словно они планомерно занимают земли, загоняя всех в Сагату. А может, давая возможность нам удрать восвояси. Как будто Морену это напугает!

— А должно бы, — проворчал атаман.

Фидар взглянул на него удивлённо:

— Не припомню, чтобы ты когда-либо боялся боя.

— Это не страх, -огрызнулся Дарго. — А трезвая оценка ситуации. Посмотри, что осталось от Своры. Четверть? Или даже меньше. Сколько нас? Сотня? Полторы? Если считать бытовиков. Ну и кто мы теперь? Кем будем в Сагате? А какая часть войска напала на нас? Треть? Так и нас была примерно треть от Орды. И то, мы спаслись лишь потому, что подготовили отход. А из Сагаты, я так понимаю, бежать некуда.

Зарин согласно кивал. Хотя до битвы не разделял скептицизма Дарго. Видимо, это число врагов надо было увидеть своими глазами, попробовать с ними сражаться, чтобы проняло. Ведь по сути Народ Войны никогда не сталкивался с целым войском, да ещё и превосходящим их по численности в несколько раз...

— Ну, не забывай, что в Орде теперь есть ещё целая приёмная Свора из местных, почти равная по количеству нартам, — спокойно возразил Фидар. — И потом, Морена утверждает, что у неё есть какой-то козырь в рукаве, который даст нам преимущество в решающей битве.

Атаман довольно красноречиво скривился, но промолчал — видимо, не хотел расхолаживать своего хедивега. А вот Зарин оживился, явно поверив. Как у ахсары это получается? Подбить всех на самоубийственную войну, да ещё и надеяться на победу? Или люди сами настолько рады обманываться? Ответа Аина не знала.

Далее Дарго перевёл тему на обсуждение ближайших действий. Решено было отправить последние повозки вместе с частью людей, ранеными и целительницей прямо сейчас уже напрямую в сторону Сагаты — времени на объезд им не оставалось. Самим же тихо уйти под покровом ночи, объехав городок с востока. Кроме прочего, это давало время подтянуться возможным остаткам выживших из засад, поскольку некоторые явились пешком позже остальных, по разным причинам не попав к месту, где ждали кони.

Под вечер действительно приковыляла пара воинов: она подвернула ногу, а он — рассадил руку о сук. К счастью, неглубоко. Помогая друг другу, они забрали слишком высоко в горы, чтобы вовремя спуститься к конной заставе и провели полтора дня в горах, прежде чем им удалось спуститься вниз, уже восточнее условного распадка. Рану несколько раз обработали отваром емшана, так что выглядела она неплохо на взгляд Аины. Девушка дополнительно наложила заживляющей мази, оставленной целительницей. Паре удалось даже пару часов поспать в нормальных кроватях, прежде чем остатки нартов покинули Стеру навсегда.

Дарго повёл людей напрямую к Сагате. Они скакали всю ночь в свете ущербной Луны. Встречным патрулям из своих вкратце сообщили, что Сванская Свора разбита, а Пестердом потерян. Им указали ближайшую деревню, где можно было отдохнуть, Вису. Поели, освежились, задали корма коням и через пару часов двинулись дальше. К полудню догнали свои же телеги, которые выехали вчера, и дальше неспешно потрусили рядом с ними.

Аине так не хотелось думать о предстоящей встрече с Мореной, что разум её малодушно цеплялся за всякие маловажные мелочи. Например, глядя на Фидара, она заинтересовалась, может ли быть хедивегом атамана или даже самим атаманом не чистокровный ахсартаг, потому что видела подобное впервые. И решила спросить об этом Дарго напрямую, потому что ему, судя по выражению лица, тоже не помешало бы отвлечься от мрачных мыслей.

— У Фидара только четверть северной крови, остальная — ахсартагская, — ответил тот. — В целом нет правила, которое запрещает брать хедивегов из других народов. Просто считается, что ахсартагский уклад жизни больше способствует руководящим ролям. Нас с детства к этому приучают — отвечать за других.

— А откуда вообще пошло такое разделение?

— Скорее не разделение, а наоборот. Когда-то два разных кочевых племени объединились. Нартов было довольно много, но они вели полуголодное существование на плоскогорьях Хазии и ещё восточнее. Когда-то их вытеснили туда с родных земель более северные народы. Ахсартаги же пришли с юга, где их чуть не истребили в результате какой-то войны. Южан осталось мало, но они были воинственнее. Подмяли нартов под себя, однако решили не уничтожать, а управлять. Организовали Охоты, наладили более сытую жизнь. Так и стало считаться, что мы — лучшие вожди. Свою кровь старались беречь в чистоте, но понятно, что время от времени приходится её освежать. Это не запрещено. Главное, чтобы хедивег или атаман был воспитан в наших устоях, а не в этих нартских. Наши лучше подходят для управления, а их — для подчинения. Это все знают, поэтому даже если у атамана появится хедивег-неахсартаг, в случае смерти атамана, такому не занять главное место. Вот почему желательно иметь несколько хедивегов.

— А я как раз хотела спросить, сколько их должно быть.

— Количество никак не предписано, просто исходим из разумных соображений. Вон у ахсары ты была одна. Но думаю, это по молодости. В хедивеги обычно берут тех, кому могут доверять, как себе. А такие люди появляются не сразу и не всегда. Кроме того, они должны быть не просто верными друзьями и надёжными боевыми товарищами, но ещё и приносить пользу в управлении Сворой. Хотя область ответственности у них может быть разная, от чего и количество зависит. У меня как-то всегда складывается трое. А вот у Великого Амзора долго было два хедивега — как бы левая и правая рука. Но когда ахсар заболел, левая быстро "отсохла". Поговаривали, что не без помощи правой, но кто знает наверняка? Впрочем, Алгуз, хотя и не пользовался особой любовью, вроде бы успешно справлялся почти со всеми обязанностями ахсара, явно метя на его место. До тех пор, пока не убился самым глупым образом.

— Это каким же?

— Споткнулся о колыбельку кричавшей Морены и свалился глазом прямо на подставку для котла, перевёрнутую вверх ногами! Мозги навылет! Можешь поверить?

Аина лишь потрясённо покачала головой. Она понятия не имела, как такое возможно, но была совершенно уверена, что без влияния Мары тут не обошлось — то ли сама Морена задурила Алгузу голову своим криком, то ли Барама наколдовала, но уж слишком им было выгодно его устранение.

— И как же вы потом обходились без вождя?

— Ну, вообще-то Амзор был жив. Другое дело, что не вполне здоров. Хотя что за хворь, никто не мог определить. Он просто сидел и пялился перед собой. Никуда не ходил, ни за чем не смотрел. Но атаманы да Мудрые и так знали своё дело. К нему обращались только если возникал совсем уж спорный вопрос. Слушать он долго не мог и ответы давал односложные, но этого хватало. Да ещё Барама стыдила, чтобы не беспокоили больного по пустякам. Так что к ахсару стали обращаться всё реже. Тем более, что Морена, как чуть подросла, так сразу попыталась командовать вместо него! От горшка два вершка, а поди ж ты, осадить её никто не мог. Но и слушаться не желали. Виданное ли дело? Барама иногда передавала распоряжения Амзора про всякие новшества, хотя за ними всегда подозревали Морену: ну откуда старику в таком состоянии взять свежие идеи? Но с другой стороны, планы оказались рабочие, а поверить, что их придумал ребёнок, тоже было сложно. В общем, как-то так всё и шло.

— И никто не пытался устроить досрочные выборы вождя? — удивилась Аина.

— Ну, надобности-то особой не возникало. Орда процветала. А Барама отговаривала горячие головы — мол, вы и сами не дураки, справляетесь. Она же почти безвылазно сидела сначала с больной малышкой, а потом с больным ахсаром. С нами пошла за семь лет один раз тогда, когда тебя подобрали. Не желала отпускать одну Эльри, свою дэлдешнэ, заменявшую нашу целительницу, пока та рожала.

Надо же, как интересно! Особенно, если знать, что Морена — аватара Проклятой, а Барама — её жрица, и в том походе как раз добыли Меч Кернуна, хотя Кастердом никто не заказывал... Но об этом Аина говорить не могла, поэтому продолжила расспросы о различиях между главными народами, составляющими Орду:

— А что же, нарты совсем не хотят выбиться в главные?

— Они не то чтобы не хотят... Не привыкли. Причём так повелось давно, ещё до нынешнего уклада. Нарты жили кланами, где всё решал семейный совет. Традиция Мудрых, кстати, идёт оттуда. А после встречи с Трёхглазыми они совсем отказались от родовых связей, в подражание им. Я про тех великанов, которые обучили первых Ходячих Смертей. Это случилось в ответ на появление проклятых Смертников, где-то при моём прадеде. Тогда они ещё не занимали такого положения в Княжествах, а старались выслужиться перед Советом, нанося нам серьёзный урон на границах. На какое-то время пришлось даже перестать здесь Охотиться, хотя это были самые удобные угодья из всех направлений — и по доступности, и по скученности. На плоскогорья они за нами, конечно, не полезли, но почётного положения, видимо, добились, раз теперь командуют общей дружиной.

— Насколько я поняла, они уже и в Совете сидят, — подтвердила Аина. — По крайней мере, их главный, Меч Смерти.

— Не удивлюсь, если они совсем Княжества под себя подомнут и начнут завоёвывать соседей. Когда нибудь... — пожал плечами Дарго. — Но нас Трёхглазые тоже, можно сказать, благословили. Сказали, что ахсартагский дух сильнее и нужен Народу Войны, чтобы выстоять против этих одержимых демонами. По крайней мере, мне так рассказывали. Поэтому положение ахсартагов ещё укрепилось. Нарты не хотят видеть других предводителей — они верят, что только мы убережём их от гибели.

— Интересно... — протянула Аина.

Какую-то часть истории она уже знала от Ху, но основание для главенства ахсартагов как-то само собой разумелось, никто не мог его пояснить, когда она ещё интересовалась этим в детстве. Точнее, просто говорили, что они — лучшие предводители, и всё.

— Но ты всё правильно поняла, — внезапно остро взглянул на неё Дарго. — Если Морена тебя не востребует, я бы взял тебя третьим хедивегом. Конечно, если Сванская Свора вообще продолжит своё существование, а не будет распущена. С ахсары станется... Но даже если нет, восстанавливаться нам ещё долго. И я думаю, что ты в этом будешь полезна. Разумеется, если вообще выживем!

Аина никак не ожидала подобного. Она растрогалась, совершенно позабыв в тот момент о своей конечной цели, которая могла всё это перечеркнуть. Девушка не знала, как реагировать. Разве что...

— Даже если Морена распустит вдруг Свору, не спеши её хоронить. Вспомни о тех, кто ушёл. Думаю, некоторые из твоих сотоварищей будут такого же мнения. И однажды ты её возродишь. Если выживем, разумеется.

— Мне по душе твои речи! Ты мне в этом поможешь?

Взгляд атамана выдавал важность вопроса. Кажется, он хотел знать, готова ли она присягнуть ему на верность. Немного преждевременно, но...

— Помогу. Даже если Морена меня востребует, — Аина подмигнула Дарго. — Если выживу, разумеется.

Почему-то после этих слов девушке стало легко, и, поняв по благодарному кивку атамана, что разговор окончен, она ускакала вперёд — обдумать всё услышанное, уложить это в своей голове.

* * *

Немного погодя, когда Дарго снова остался один, Аина подъехала и спросила:

— А что ты будешь говорить по поводу тех, кто ушёл? Вдруг меня тоже спросят.

— Разве есть необходимость юлить?

— Ну, у Морены может возникнуть вопрос, почему ты отправил их не в наш тыл, а во вражеский.

— Если возникнет, отвечу, что избавился от балласта, — жёстко ответил атаман. Потом лукаво прищурился и добавил: — Пусть их враг пока покормит. А когда захватим те земли, встретимся.

Аина даже растерялась от такой мастерской бравады. Но на всякий случай сказала:

— Знаешь... Мне нечем это доказать, но... Я подозреваю, что Морена может читать мысли или намерения... Не все, а только заряженные страхом или злостью. Так что лучше обойтись без яда.

— Не учи сарлука тянуть упряжку, — проворчал Дарго. — Время для споров прошло. Сейчас наша задача выжить. Так что я не собираюсь тянуть корса за усы. Скажу всё, что потребуется. А там — козлят по осени считают.

У девушки немного отлегло от сердца. Значит, Дарго вовсе не такой прямолинейный правдоруб, как ей показалось. Умеет блефовать, когда нужно. В общем-то, логично для главаря большой банды, которой по сути являлась Свора. Но мало ли.

Теперь главное самой не проколоться с чувствами. Чем ближе они подъезжали к Сагате, тем неуютнее становилось Аине. Похоже, ей придётся иметь дело с Альвейд. Получится ли пересилить себя, не выплеснуть на неё злость за то, что та когда-то убила подругу? И как сама бывшая дешнэ к ней отнесётся? Не станет ли травить, оттирать?

Впрочем, всё, что Ходячая Смерть могла сделать (помимо убийства, которого не будет без приказа) — сущие мелочи по сравнению со способностями ахсары. Что, если Аина не справится? Выдаст себя, своё знание об истинной сущности Морены? Тем самым страхом...

Впрочем, об этом предупреждал Санат, как о первейшей ошибке неумелых лжецов, которых выдаёт именно боязнь разоблачения. Так что надо раскочегарить "солнышко", укутать его "тучками" поплотнее и вспомнить всё хорошее, что способно поддержать её веру в себя. А это немало: уроки Волхва, любовь Клареда, товарищество с Дарго. В конце концов, Аина несколько лет скрывала от Морены возвращение памяти, а потом успешно задумала и осуществила побег.

О сомнениях в том, что ахсара всё знала, просто попускала ради забавы, лучше не думать. Тем более, что теперь у Аины есть защита, которой не было тогда. Главное, верить в то, что говоришь, как она собиралась посоветовать атаману, пока не поняла, что он и сам так умеет. Пожалуй, у него можно даже подучиться той дерзкой уверенности, с которой он произнёс первую фразу заготовленного оправдания. Был в его словах какой-то мрачный напор, который понуждал воспринимать их как правду.

Несколько раз за день встречались конные патрули. С балхоном каждого из них Дарго поговорил, скупо сообщил о поражении и потерях. Те сочувственно кивали, уважительно прикладывали кулак к груди и двигались дальше.

Гонец с докладом о бое, которого Дарго отправил к ахсаре сразу по прибытии в Стеру, наверняка, давно достиг цели. Но Морена никого навстречу не высылала, так что непонятно было, какой их ждёт приём.

Вечер застал обоз уже в виду Северного Хребта, но решено было переночевать в поле. Ибо день и так был слишком долгий, а нашествие на ближайшую деревню в попытке распихать три десятка людей на ночлег по двадцати обобранным и запуганным дворам казалось более хлопотным. Отправили лишь пяток человек за водой и дровами. Бояться же на просторах Сагаты кочевникам было пока нечего.

Аине досталось тёплое местечко на одной из телег, с которых поснимали вещи, чтобы устроить лежанки для остальных. И за это она была благодарна Дарго — поясницу ломило немилосердно. Видимо, отвыкла проводить столько времени в седле.

Она ещё раз проверила раненых, которых уложили рядом — оба шли на поправку. И даже более: девушке показалось, что у неё на глазах образуется пара, наметившаяся ещё в горах. Но в походном лагере миловаться было неприлично, а отойти за кусты не позволяло здоровье, так что пришлось им молча зажиматься под видом "погреться". Аина невольно поймала их токи и тоже разомлела, хоть и чувствовала себя из-за этого немного воровкой. Против воли вспомнилась последняя, умопомрачительная ночь с Кларедом, стало совсем жарко... Да так она и уснула в блаженстве.

То ли благодаря приятному погружению в сон, то ли — привычной с детства ночёвке в поле, наутро от вчерашних тревог не осталось и следа. Аина без труда засветила "солнышко", а пару часов пути, оставшихся до Сагаты, работала над "облачным слоем".

У подножия уступа, на котором стоял замок, вырос целый городок из деревянных времянок: казармы, склады, кузни, кухни, конюшни, разные мастерские. Эта слобода снаружи была обнесена деревянным частоколом со сторжевыми вышками, на каждой из которых сидело по лучнику, но широкие ворота, перегораживавшие дорогу к замку, были распахнуты по дневному времени.

Женщин кругом наблюдалось откровенно мало, кроме нарток, стороживших некоторые двери. Но не успела Аина подумать о том, что мужское напряжение тут должно зашкаливать, как из длинного барака с красными занавесками, спотыкаясь и чуть ли не теряя на ходу штаны, вылетел мужик. Вслед ему с весёлым криком махали ручкой несколько откровенно разодетых... или даже скорее откровенно раздетых дам:

— Работать пора, оболтус! А то не получишь перо, чтоб вернуться!

Мужик с усмешкой завязал штаны и нырнул в небольшое строение напротив. Через забранное тонким тюлем окно виднелся паренёк лет пятнадцати, лениво качающий поршень маслобойки. Казалось, он спал на ходу, потому что очнулся и заработал палкой активнее, только когда получил подзатыльник.

Значит, шлюхи. Судя по виду, местные. Как и работники. Похоже, Морена решает проблему в своём духе.

Ворота Сагатдома были заперты, однако, завидев процессию своих, стражники их тут же распахнули. Немного отлегло — примут всё-таки. Но насколько дружелюбно?

Ответ на этот вопрос не заставил себя ждать в виде Морены, вышедшей им навстречу в богатом платье с кринолином. Ахсара лучезарно улыбалась. За спиной её маячила Ходячая Смерть, а по бокам сопровождали четыре молодых человека в ахсартажской "перистой" броне, вооружённые до зубов. Прямо настоящая... даже не баронесса, а, как минимум, княгиня!

— Вернулась, блудная душа! — Морена пошла навстречу Аине с лучезарной улыбкой.

Даже руки в стороны развела, словно для объятия. Вот только кринолин затруднял сближение, а наклоняться ахсара не стала. Да и Аина не полезла прикасаться к ней в пыльной дорожной форме со скимитаром на перевязи и луком за плечом.

Сначала в душе девушки шевельнулся страх, настолько фальшивой была эта любезность. Но она тут же вспомнила, что так было всегда. А мгновение спустя снизошло озарение, от которого Аина совсем успокоилась и перестала бояться разоблачения.

Ведь на самом деле аватара Мары совершенно не понимает людей; по крайней мере, не всех и не всё в них. Она действует на ощупь, играет роль, дёргает за струны просчитанными действиями. С кем-то выходит, с кем-то не очень. И тогда продолжает подбирать ключики, иногда через крайности, пока Тёмная Мать не ощутит тех эмоций, с которыми может работать напрямую. Пока человеком не овладеет похоть, как Арто, ярость, как Бреном, или страх, как Ташей.

Но в их случаях целью было пожрать силы души целиком, через смерть. Аину же Мара хотела использовать, да не одну жизнь, если верить Санату. И поскольку девушка с детства подыгрывала Морене, не смела противиться её затеям, Тёмная Мать полагала, что всё идёт как надо: ей удалось привязать приёмыша к своей аватаре узами дружбы. Тем более, теперь Аина вернулась, словно подтверждая расчёт, проявившийся в обратной подмене оружия. Проверить-то подобные чувства Мара не могла, так как была к ним слепа. Поэтому теперь Морена просто считала необходимым их подкрепить, действительно радуясь тому, что расчёт сработал.

И бывший хедивег не стала разочаровывать ахсару. Расплылась в такой же приторной улыбке и, так же "радушно" разведя руки в стороны, сказала:

— Ты такая красавица, настоящая королева!

Похоже, это искренне польстило Морене. Она с довольной улыбкой сытой хищницы развернулась обратно к замку, жестом приглашая Аину за собой.

— Идём, я тебя устрою, — полуобернулась к "забытому" Дарго, и добавила: — А вы пока расположитесь в холле. Я с тобой скоро побеседую, и потом решу, что с вами делать.

Прозвучала последняя фраза угрожающе. Аина бросила на атамана беспокойный взгляд, но тот оставался показательно невозмутимым. И подождал, пока ахсара удалится, чтобы не наступать ей на пятки, прежде чем вести своих людей в замок. Лошадей и телеги у них к тому времени уже забрали.

Женщины в сопровождении охраны поднялись на второй этаж, в знакомые апартаменты ахсары. Правда, будуар, судя по всему, теперь служил жилищем Альвейд. Но Морена велела той перебираться в свою опочивальню, уступив место Аине. Снизошла до пояснения:

— С тех пор, как сюда прибыла вся Орда, пришлось потесниться, уж извини. В твоих прежних покоях теперь живут мои телохранители, — она кивнула за спину, на оставшихся за дверью молодцев, снабдив последнее слово игривой интонацией.

Положение, конечно, лучше, чем ожидалось — за первой линией охраны, но если вторая прямо в спальне ахсары, да ещё такая, как Ходячая Смерть... Попытка обезглавить одну из сторон конфликта, чтобы Дарго увёл остальных назад, выглядит бесперспективно.

Пока Альвейд молча собирала свои немногочисленные пожитки, Морена ковырнула монетку на жилетке Аины:

— С каких это пор ты стала Мудрой?

Девушка чуть не ляпнула, что Худинэ временно дала поносить, но вовремя спохватилась: тогда пришлось бы отвечать на вопросы о том, куда делась Мудрая Сванской Своры. Пусть это лучше сделает Дарго. А монисто, если повезёт, примут за то, которое она получила "в наследство" перед побегом. И ответила обтекаемо:

— Просто другой брони не нашлось.

— Ничего, сошьём тебе новую. Если докажешь свою преданность, конечно. Но об этом потом! Располагайся.

Метнув как бы невзначай тревожный намёк, что расслабляться рано, ахсара кивнула собравшейся Альвейд на дверь в свою спальню и удалилась вслед за ней, заперев за обоими дверь.

Вещей у Аины особых не было — так, котомка с бытовой мелочью, палантин, который она решила всё же оставить на память, и оружие. Девушка сгрузила их в уголок рядом с диваном — туда же, откуда брала вещи Альвейд. Шкаф, похоже, служил только предводительнице. Туда Аина, на всякий случай, не стала даже заглядывать. Подумав, сняла и монисто, пока кто-нибудь, чего доброго, не узнал его — каждая такая жилетка была неповторимой.

Но задуматься, как её будут проверять, Аина не успела: Морена и Альвейд снова вышли, уже без вещей. Ахсара переоделась в обтягивающий наряд из кожи золотого полоза (наловили-таки!), очень напоминающий Аинин, только куртка более вычурная: длиннополый "хвост" сзади, по бортам оборки, а на груди и плечах что-то вроде сплошной подвески, сплетённой из латунной проволоки, золотых монет и самоцветных бусин.

— Я иду беседовать с Дарго. А ты жди здесь, — бросила она блудному хедивегу и удалилась.

Двое парней из стражи ахсары остались стоять у дверей. Аина не слышала приказа её не выпускать — Морена им просто кивнула. Но подразумевал ли этот кивок только охрану покоев или также их "гостьи", она не хотела проверять. Хотя поесть не мешало бы: время близилось к обеду. Впрочем, это лишь мелкое неудобство.

Что же за проверку ей устроит ахсара? Эта мысль напрашивалась, как самое опасное, что пока случилось в Сагате. Аина попыталась ею обеспокоиться, но внезапно поняла, что ситуация как раз на это рассчитана: заронить неясную угрозу и оставить бывшего хедивега маяться с мыслями о ней в одиночестве. Морена хотела, чтобы Аина терзалась тревогой, которая подточит её силы. Но после всех бесед с Санатом попасться на такую уловку было бы глупо.

Нет смысла переживать, Аина выполнит всё, что потребуется, потому что так надо ради очень важной цели. А сейчас лучше помедитирует на "солнышко", ибо это её самая надёжная броня. "Думай о защите, а не об атаке, — так учил Санат. — Первое прибавляет уверенности, второе её отбирает".

К тому же, после дальней дороги целесообразнее потратить свободное время на отдых. Так что девушка сняла обувь, повесила носки проветриться на подлокотник и растянулась на диване. К счастью, стражи оказались деликатными и прикрыли дверь.

Впрочем, дремоту быстро развеяла мысль о близости Меча Кернуна: он всего за одной дверью, и никто её не видит. Конечно, замок заперт на ключ, но Морена прекрасно знает, что для Аины это не препятствие. Даже странно. Провокация? Или она хранит божественное оружие где-то в другом месте?

Несколько минут девушка взвешивала риски и выгоды от попытки найти Меч прямо сейчас. Когда ещё представится такая возможность? Беседа с Дарго наверняка займёт какое-то время. Хотя, если стражи решат проверить... Да и следы взлома может заметить Альвейд... Но нелогичное желание ещё хоть раз прикоснуться к волшебному предмету пересилило.

Аина натянула обратно носки, чтобы не наследить влажными ступнями, если вдруг вспотеют, а вот ботинки обувать не стала, чтобы тише ступать. Включила шестое чувство, чтобы заранее ощутить, если кто-нибудь надумает войти. Тихонько нашла в котомке отмычки, соскользнула с дивана и легко вскрыла дверь.

Покои ахсары кричали роскошью. Где она только набрала всей этой парчи, тюля и резной мебели? Впрочем, у неё в становище была отдельная юрта, заваленная трофеями, которые ей привозили с Охоты. Наверное, теперь расставила их все здесь.

На стене даже имелась целая выставка клинков: разных размеров, вычурной формы, с богатой отделкой, из необычных металлов — золотистых, синеватых, серебряных. Но искомого среди них, конечно же, не было.

Аина встала посреди комнаты и внимательно огляделась. Мест, куда можно было спрятать длинный меч, хватало: деревянные панели, комоды, портьеры, ширмы... Суетиться, обыскивая все углы, душа противилась. Да и стояние столбом, если застанут врасплох, легче объяснить. Но пока никакой суеты за дверью не ощущалось. Так что девушка продолжала обыскивать помещение взглядом, силясь ощутить реликвию, прикосновение к которой оставило незабываемое впечатление где-то в душе...

При вспоминании об этом чувстве, Аину посетило некое наитие, подсказавшее ей убрать "тучки", сосредоточиться на внутреннем "солнышке", и разжечь его поярче, продолжая оглядываться. И когда её взгляд упал на изголовье кровати, она чуть не засмеялась: на самом видном и в то же время самом сподручном месте! Конечно, неискушённый посетитель, если таковой здесь при всей охране каким-то образом окажется, мог бы даже не признать рукоять оружия, казавшуюся частью декоративного узора, но для девушки она выделялась, словно алмаз среди россыпи стекляшек.

При ближайшем рассмотрении стало ясно, что декорировали изголовье специально, дабы замаскировать тайник именно для этого оружия, включив в резьбу, шедшую по верху, элементы, похожие на отделку рукояти: дуги из серебристого металла, охряная кожаная оплётка, медовые ониксы. Сама рукоять торчала по центру, меж двух скруглённых половин основной панели, словно "хвостик" яблока. Соответственно, чтобы добраться до Меча, нужно было встать на огромную кровать.

Помедлив с десяток ударов сердца, Аина решилась и подобралась к вожделенному предмету на коленях. Меч оказался утоплен вместе с ножнами в полый столбик, соединявший две половины изголовья. Она взялась за рукоять, чтобы извлечь оружие, и застыла.

По венам словно побежал прохладный свет, вызывая щемящее ощущение чего-то столь родного и правильного. Но вместе с тем он остудил голову и прояснил мысли.

Да, Меч у неё в руках, но что Аина будет с ним делать? Выбраться сейчас из крепости, кишащей кочевниками и окружённой целым городком местных рекрутов, совсем не выглядевших готовыми на бунт, практически нереально.

Да и что это изменит, даже если дело выгорит? Если не убрать саму Морену, большая битва всё равно состоится. Может быть, ахсара лично порубит намного меньше народа, но ей одной, даже с Мечом Кернуна, вряд ли удастся переломить ход боя, учитывая многократный численный перевес противника...

Да и не в этом цель аватары Тёмной Матери. А в чём, применительно к божественному клинку? Этот вопрос они с Санатом как-то не затронули. Точнее, Аине не пришло в голову спросить. Но если подумать...

Волхв говорил, что Орден Смерти похож на попытку собрать войско в другом мире. Более высоком по развитию, раз речь идёт о контрабанде душ. Войско во главе со Стражем, облачённым в Доспехи Богов. Значит, эти доспехи тоже должны туда попасть. Но как? По идее, точно так же, как Аина с Волхвом ходили в другой мир — через порталы, которые расположены в разных труднодоступных местах. Вон и учительница Ху, похоже, так же попала к валлам...

Эх, единственный реалистичный способ увести Меч из рук Морены — перепрятать его. Причём лучше в другой мир. А это под силу только Санату, потому что самой Аине ни за что не найти портал. Но Волхв не изъявил желания поучаствовать в "ограблении", которое имело бы смысл спланировать заранее. Видимо, дело в этом самом его принципе невмешательства. Аина не очень поняла основания, но поверила на слово, что они вызовут серьёзные последствия. Значит, они с Кларедом в этой борьбе сами по себе...

Кстати, а как Морена узнала, где Аина тогда спрятала Меч? Вряд ли она наугад обыскивала замки. Санат почувствовал, когда Стражница взяла волшебное оружие в руки, и даже примерно определил место. Может быть, и Мара тоже способна?

Девушка отдёрнула руку от клинка. Хёдр, вот что имел ввиду Волхв, когда говорил, что не всякую возможность получится реализовать. Ну, хоть узнала, где он хранится...

Аина, скрепя сердце, сползла с кровати, расправила примятое покрывало и тихонько вышла обратно. Заперла за собой дверь, сняла носки и легла на диван, будто даже не вставала.

Лёгкая досада омрачила сердце, словно тучка наползла на солнышко, воссиявшее ярче от соприкосновения с божественным предметом. И этот образ тут же напомнил, что надо вернуть на место "облачный слой". Чем Аина и занялась, надеясь, что успеет к возвращению ахсары.

Вот ведь жизнь на тайном задании — некогда даже попереживать, если что-то не сложилось...

* * *

— Вставай, засоня! Кушать будем! — весёлый голос сопровождался пинком коленкой вбок.

Аина рывком вырвалась из приятной дрёмы и села на кровати, судорожно возвращая разум в действительность и проверяя "солнышко" и "тучки" — всё путём.

Морена была в отличном расположении духа. Хотя судить по нему об исходе беседы с Дарго было бы поспешно. С ахсары станется радоваться казни. Но спрашивать нельзя. Альвейд по прежнему следовала за хозяйкой, как тень, безмолвно и бесчувственно.

Предводительница открыла дверь своих покоев (к счастью, замок не заело после отмычек) и пригласила Аину за собой. Пришлось поспешно обуваться. Но торопилась девушка, похоже, зря — ахсара ещё переодевалась, нимало не стесняясь ни открытой двери, ни присутствующих.

Она облачилась в третий наряд за полдня, представлявший собой странное смешение стилей: вроде бы домашние кочевничьи вещи в виде брюк, рубахи и халата, но исполненные с шиком знати — из дорогих нарядных тканей, изящного покроя, с разными излишествами в виде оборок, кружев и бисерного шитья.

Аина невольно задалась вопросом, кого Морена пыталась впечатлить: новых рекрутов, родных нартов или просто тешила саму себя? Возможно, впрочем, что всего понемногу.

Одевшись, ахсара указала жестом на круглый резной обеденный стол, за который женщины уселись все втроём. Вскоре молодые девушки, которым по возрасту как раз пора было выбирать себе дэшне, принесли снедь в хозяйской дорогой посуде. Служанок она себе что ли под видом соблюдения традиций завела?

Пища была такой же мешаниной двух культур, как и наряд ахсары: нартские твёрдые сыры и плоские лепёшки; квашеная репа, популярная в Княжествах у бедняков; буженина, запах который вдруг живо напомнил праздники из детства; солёные грибы с местными орехами; вроде бы кочевничий хэц29, но из риса с зайцем... Вряд ли эти блюда готовились для всех. Получается, и кухню Морена себе личную организовала, как настоящая баронесса?

Впрочем, при виде еды все мысли вылетели у Аины из головы. Живот забурчал так громко, что Морена рассмеялась своим картинным мелодичным смехом и небрежно пригласила угощаться.

Какое-то время за столом стояла тишина. Альвейд ела аккуратно и бесшумно, ахсара же без стеснения чавкала. Спасибо, что хоть не руками брала пищу и не вытирала их об волосы. В какой-то момент она подмигнула Аине, и та, к своему стыду, заметила, что тоже ест довольно шумно. Живо вспомнилась сцена с варениками в детстве, когда они только начинали своё общение. И пришлось немного одёрнуть себя, как бы сильно ни проголодалась — надо всё-таки следить за своим состоянием, чтобы не сверкнуть чем лишним.

Вино оказалось намного лучше того, что досталось Дарго в Селвидоме. Такого тоже не могло быть много, даже в самом богатом баронском замке. Даже удивительно. Неужели у них каждый день такой пир? Или это в честь Аины? Впрочем, чести от ахсары стоило скорее опасаться, нежели радоваться ей...

И верно: Морена позволила своему блудному хедивегу утолить первый голод, прежде чем перейти к главной цели этого застолья — допросу, замаскированному под дружескую беседу.

Впрочем, отработав все возможные детали на дотошном атамане Сванской Своры, Аина пошла уже проторенным путём, и ей ни разу за время разговора не пришлось почувствовать себя бегущей по тонком льду. Хотя некоторые вопросы были с подковыркой:

— Я слышала, у вас с умбалом в Селвидоме была такая горячая любовь, что привидение сбежало! Ты просто обязана рассказать мне позы. Хочу обогатить своё ночное меню, — Морена сладострастно облизнула жирные пальцы вместо того, чтобы промокнуть их салфеткой, как совсем недавно. — А то может и покажешь?

При этом она так посмотрела на Аину, что той стало не по себе. Неужели ахсара уже и женщин склоняет к сожительству? Она метнула быстрый взгляд на Альвейд, и у той действительно в глазах зажёгся огонёк, тревожно напоминающий Моргана... Этого только не хватало! И про привидение Морена откуда знает? Впрочем, сие как раз легко объяснимо, если вспомнить, чьей аватарой является ахсара. Чтобы души воровать, их надо прежде всего видеть...

Но что ей отвечать? Играть в распущенность Аина не собиралась. Санат советовал не пытаться далеко уйти в игре от собственной натуры. Девушка сделала вид, что поперхнулась от смущения. Точнее, она действительно поперхнулась, но нарочно — дала себе время подумать, пока прокашливалась. Опять же краска в любом случае к лицу прилила, как будто от излишней скромности. Но даже под страхом смерти невозможно было поделиться с этой тварью ни единым мигом пережитой с Кларедом близости, поэтому путь оставался лишь один:

— Если честно, я и не упомню. Он всё сам. Я порой сама не понимала, в каком положении нахожусь. Ну... затейник попался.

— Как Мадлен? — не преминула подколоть Морена.

— В сто раз лучше! — вырвалось помимо воли.

— Чем же? — живейший интерес.

— Чувственностью, — вспомнилось книжное слово, словно подсказал кто.

— О! Повезло тебе, подруга! Тем более рассказывай! — казалось ахсара готова съесть её воспоминания, полив сметаной.

— Э... Мнэ... — Аина помычала, словно подбирая слова, и тут снова пришло спасительное наитие: — Вообще-то он меня бросил. И мне больно об этом вспоминать. Вот просто словно душу украли!

Она вспомнила своё состояние после ухода Клареда и действительно помрачнела. Внезапно всколыхнулась боль потери, которую Аина полагала благополучно пережитой, и из глаз хлынули неподдельные слёзы, спасая её от дальнейших расспросов.

— Ну хватит, не реви, — тут же раздражённо осадила её Морена. — Ни одно из этих похотливых животных не стоит наших слёз, поверь! Плюнь и разотри! К Саману его в глотку! Давайте выпьем за нас, девочек!

Аина икнула, услышав истинное имя одного из богов, которых ей перечислял Санат. В Княжествах его называли Самханом, считали богом зимы и не особо почитали — разве что на зимнее солнцестояние, прося милости для спящей природы, чтобы по весне проснулась. А на самом деле он был чуть ли не верховным божеством, отвечающим за разум или что-то в этом роде. Вот так прокол со стороны Морены! Или снова провокация?

Девушка поспешила отогнать эти мысли — они ей ничего нового не давали. Зато позволили отвлечься от накатившего горя и переключиться, словно бы повинуясь приказу ахсары. Она ещё раз икнула для пущей убедительности, вытерла слёзы и протянула бокал поближе к разливающей Альвейд, которая слушала весь разговор очень внимательно, но совершенно не реагируя, будто не совсем живая...

— Давайте, — поддержала девушка Морену со вздохом.

Ахсара приторно улыбнулась в ответ, словно бы подбадривая, но, как обычно, слишком фальшиво, чтобы это сработало, будь Аина и вправду безутешна. Да и вся реакция Морены лишь подтверждала давнее подозрение, понятое лишь после знакомства с Волхвом: на самом деле аватаре тёмной богини совершенно наплевать на человеческие чувства, не входящие в её настоящее меню.

Обед затянулся на полтора часа, было выпито две бутылки довольно крепкого вина. Аина наконец-то наелась, вроде бы удовлетворительно ответила на все вопросы ахсары, и даже немного захмелела. Морена, впрочем, тоже. Она прямо от стола переползла на кровать и требовательно похлопала по обе стороны от себя. Альвейд беспрекословно пошла и легла рядом, правда, как бревно. Аине пришлось последовать её примеру.

— Эх, девчонки! — мечтательно сказала Морена, обняв их обеих за плечи и притянув к себе. — Вот разобьём войско княжеств, дойдём до самой Агабры, тогда нас ждёт настоящая роскошь! Как вам идея стать придворными дамами королевы?

Аина попыталась оценить выражение лица Альвейд, насколько видела одним глазом часть её лица из-за подбородка ахсары. Не похоже, что эта мысль вызвала у той какие-либо особые чувства. Впрочем, как и всё остальное. Сама же Аина совершенно точно знала, что Морена врёт. Но решила поддержать её, точнее, впечатление, что верит в их дружбу. Конечно, искренне не вышло бы, но можно ведь и пошутить немного?

— А почему придворной дамой? Я бы не отказалась стать княгиней.

— Ну, заработаешь — может, и станешь, — рассмеялась ахсара.

— Кстати, как я должна доказать свою преданность? — как бы между прочим спросила Аина, решив, что настал удачный момент.

— А... — Морена зевнула и бросила, как мелочь: — Поймаешь мне шпионов Ордена в нашей слободе, всего-то. Ерунда!

— Так это, как же я....

— Тсс, тсс, не сбивай мне сон. Не маленькая, разберёшься как-нибудь. Чай с двумя их братьями спала...

Оп-ля! Опять прокол. Или снова провокация? Аина ничего не говорила о принадлежности Клареда к Ордену. Но разве Мара не знала наперечёт всех своих солдат? И что тут скажешь? Остаётся только притвориться, будто счёл "оговорку" не стоящей нарушения желания ахсары. Тем более, Морена сделала вид, что и правда засыпает.

Аина немного полежала, размышляя, имеет ли право самовольно встать и уйти. Отключаться рядом со смертельно похотливой развратницей после таких взглядов в свою сторону она бы крайне не хотела, несмотря на то что её и саму заметно клонило в сон после сытного обеда. Даже если грязные намёки тоже были всего лишь провокацией с целью выбить её из колеи.

Сомнения разрешила Альвейд, сверлившая "соперницу" ревнивым взглядом через тот же зазор между подбородком и грудью ахсары. Кажется, за весь день Аина не услышала от Ходячей Смерти ни слова. Но смотрела она достаточно красноречиво, чтобы девушка с облегчением воспользовалась поводом осторожно встать и удалиться в будуар, на свой диванчик. Неизвестно, уснула ли Морена на самом деле, но останавливать не стала — и на том спасибо. На случай, если намёки на противоестественные отношения за столом всё же не были бравадой, Аина плотно прикрыла за собой дверь в спальню. Не из деликатности, а чтобы не подвергать себя излишнему смущению.

Поскольку делать было нечего, Аина очередной раз обследовала свою защиту — ярко ли светит"солнышко", не появилось ли прорех в "облаках" после такого разговора. Подышала медленно, прогнала из головы все непрошеные мысли о неприятных странностях ахсары и позволила себе провалиться в дрёму.

Некоторое время спустя её разбудили довольно недвусмысленные звуки. Ахсара страстно стонала, да так, что было слышно через дверь. Альвейд по-прежнему не издавала ни звука. Или туда успел войти какой-нибудь мужчина?

Внезапно Аину одолело раздражение. Да что за безумие они творят? Орда готовится к войне, а Морена средь бела дня ищет утех с другой бабой? Захотелось прямо ворваться в спальню и отхлестать обеих по щекам. Но это было бы бессмысленно и бесполезно. Если не самоубийственно. И что теперь, слушать подобное ежедневно? Нахлынуло ощущение бессилия и тщеты.

Однако владело оно девушкой недолго. Какая-то часть разума отлично помнила, что нельзя поддаваться эмоциям, и заставила её привычно перейти на медленное медитативное дыхание, обратив внимание в центр себя, на "солнышко". Тут же вспомнилось, что Морена пыталась вывести её из себя нарочно, поэтому, вероятно, и вела себя столь шумно. Непонятно только, с чего Аину это так взбесило. Разве что спросонья. Значит, надо быть бдительней и завести привычку первым делом по пробуждении натягивать мысленную броню. А сейчас остаётся лишь постараться не обращать на звуки внимания. Подумать о чём-нибудь другом. Не бесконечно же это их занятие.

Судя по свету, день клонился к закату. В каморке было душно и Аина обследовала узкое окно, с трудом добравшись до него через комод, заваленный какими-то вещами. К счастью, внизу обнаружилась откидная форточка, которую Аина и открыла. Но воздуха всё равно не хватало. Плотный обед лежал в животе тяжёлым комом — вот знала же, что лучше не спать сразу после еды. Страсть за дверью всё никак не утихала, и её звуки настырно лезли в уши. В общем, девушке страшно захотелось на волю.

Немного поколебавшись, Аина собралась и решительно отправилась к двери. Резко распахнула её и чуть не наткнулась на стражников, приникших ухом к створке. Никак слушали "концерт"? Девушка окинула их быстрым взглядом и заметила довольно явное возбуждение. Мелвин милостивый, в какой бордель она попала?! Ладно, это не её дело.

— Я могу пойти прогуляться по двору? — спросила она молодцев, насколько могла непринуждённо.

Один упёрся взглядом в её грудь и громко сглотнул, словно язык мешал ему ответить. Второй кашлянул и сипловато выдавил:

— Конечно.

Аина развернулась и пошла к выходу, нарочно замедляя шаг, чтобы не побежать подальше от этого разврата — понять причину спешки могли совершенно неправильно. Удаляясь, она слышала, как один из стражников толкнул другого и что-то зашептал ему на ухо. Очень хотелось надеяться, что не о ней. Впрочем, ну их к бесам. Скорей на свежий воздух!

Радости, надо искать радости. Хотя бы в том, что она оказалась свободна, по крайней мере, в перемещениях по замку, и никто за ней даже не следит. А вот и Дарго во дворе у походной юрты.

— Ну, как прошло? — спросила Аина, подойдя.

— Трудно сказать. Не прогнали — и на том спасибо, — философски ответил атаман. — А у тебя?

— Вроде ничего. Только дали задание найти Орденских шпионов в качестве проверки на преданность. Что будет со Сворой?

— Велели ждать решения, — криво ухмыльнулся Дарго.

— Хм, странно, а вернулась она довольная, словно бы уже придумала какую-то гадость.

— С неё станется. Но уже ясно, что гадость не будет явной. Завтра утром соберут военный совет, где я подробно отчитаюсь по тактике, стратегии и вооружению противника. А значит, ещё поживём немного.

— Ты не переживай. Мне кажется, она специально играет людям на нервах, чтобы вывести их из равновесия. Нельзя поддаваться.

Дарго многозначительно приподнял одну бровь с выражением лица, говорящим: "Не учи учёного, небось постарше тебя да поопытней". Аина смущённо улыбнулась в ответ, попрощалась и пошла своей дорогой. Остатки Сванской своры устраивались на ночлег снаружи, не стоит им мешать.

Девушка подумала, что сейчас было бы неплохо поразмяться, вспомнить старые упражнения, привести себя в боевую готовность. Но, во-первых, здесь было полно людей, а проверять так скоро следующую границу — ворота— она не хотела; во-вторых, солнце скоро сядет; а в третьих, тело, ещё не переварившее пищу, не особо жаждало напрягаться.

Для порядка Аина всё же обошла двор, который с трудом узнала — столько юрт и деревянных времянок заполнили пространство, что оно стало казаться намного меньше, чем раньше. Кто-то даже использовал фургоны и телеги в качестве жилищ. Тут и там из камней да глины были сложены большие уличные очаги, как в становище. Кто-то уже начинал готовить ужин.

Кони теснились под открытым навесом вдоль стены недалеко от ворот; и было их как-то маловато для такой толпы — остальные, видимо, на выпасе. Конюшня же в глубине двора оказалась переделана в школу: сквозь одно из высоко расположенных оконец виднелась заметно поседевшая голова Энилеи. Судя по выражению лица и времени дня, воспитательница рассказывала что-то о мире ученицам, занятым какой-нибудь ручной работой. Почувствовала взгляд Аины, обернулась и удивлённо улыбнулась ей. Девушка вскинула руку в приветствии, но отвлекать не стала — пошла дальше.

Проверила, целы ли "ступени" у задней стены, по которым она удрала отсюда в первый раз. Оказалось, даже больше: к ним проложили такую насыпь, что могли проехать и всадники, и телега при большой осторожности протиснулась бы. Да и горную тропу, ведущую из замка, расширили. Видимо, готовили запасной путь отхода за неимением подземного тоннеля. Правда, шансов на спасение оставалось мало: тропа была слишком открыта для обзора с равнины и слишком узка, чтобы быстро выпустить много людей.

За стеной намостили площадку, на которой сложили из камней что-то вроде вышки, где сидели под навесом часовые. Один не сводил глаз со двора, второй внимательно следил за чем-то, происходящим на дорожке. От Аины её скрывала ближайшая скала, но не оставалось сомнений, что тропа использовалась и стражники бдили подобающе опасным временам. В общем, этот путь к побегу был отрезан.

Аина прошла мимо, продолжая обход двора по периметру. У колодца напилась свежей воды и наполнила флягу. Эх, выпить бы сейчас тинче, чтобы помочь пищеварению!

И словно мир откликнулся на её мысли, за углом замка навстречу попалась Эльри! Увидев несостоявшуюся делдэшне, целительница всплеснула руками и приложила их к груди:

— Как же так? Какими судьбами?

— Да вот, вернулась, — Аина подошла с кривой улыбкой.

— Неужели тебе и в Княжествах не нашлось места?

Врать этой женщине, которая была с ней в детстве, пожалуй, добрее всех, Аине не хотелось, но и откровенничать причин не было:

— Выходит, что так, — ответила она и поспешила перевести тему: — Как там Барама? Не преставилась ещё? Что-то я её пока не видела.

— Ой, эта старая перечница ещё нас с тобой переживёт! Правда, сейчас у неё приступ подагры, от которого она ещё вреднее, чем обычно, так что находиться рядом просто невозможно. Давай не будем о ней, хватит с меня и того, что я половину каждого утра посвящаю ей. Может, попьёшь со мной тинче, расскажешь, что с тобой происходило?

— С удовольствием! Как раз хотела попросить у кого-нибудь трав. Переела за обедом, а свои кончились.

Они вернулись в северо-восточный угол двора, где у Эльри оказался свой сарайчик для снадобий среди хозяйственных построек. Внутри обнаружились две юных делдэшне, гордо предъявивших наставнице целый поднос каких-то светлых шариков, явно разложенных там для просушки. Целительница проверила, как они справились с заданием, несколько шариков отбраковала, но в целом похвалила за старание. Одной велела прибраться к ночи, вторую отправила за кипятком к уличным очагам.

— Что это? — спросила заинтригованная Аина.

— Белая губка, пропитанная воском, — ответила Эльри, аккуратно перекладывая шарики в горшочек.

— Я имела ввиду, для чего?

— А! Это затычки в уши. Из-за тесноты почти невозможно найти тихое место, и многим трудно выспаться, особенно после ночной стражи. Пришлось придумать такое вот средство.

— О! Мне тоже нужно. Дашь парочку?

— Конечно. Возьми, — целительница протянула ей два шарика. — Только на теле не держи, чтобы воск не расплавился. Вот, могу ещё дать коробочку, — она протянула видавший виды берестяной ларчик, в каких обычно хранила редкие семена. — Придут в негодность, я дам новые.

— Вот спасибо! — от души поблагодарила Аина.

Просто спасение, а не находка!

Вскоре сарайчик был приведён в порядок, а на жаровне с углями, где до этого плавился воск, воцарился котелок с кипятком. Эльри отпустила девочек, заварила тинче и принялась расспрашивать Аину о её жизни в Княжествах. К счастью, её не интересовали пикантные подробности, и девушка отделалась парой историй вроде того же увольнения из таверны и поездки в Мокрые Холмы, а также общими фразами о том, что встретила любовь, но совместной жизни не задалось. При этом Эльри как-то странно нахмурилась, будто хотела что-то сказать, но сдержалась.

Аину это устроило, поскольку развивать тему глубже не хотелось, и она перешла к расспросам об Орде. Слово за слово подобралась к Морене и поинтересовалась, что за бордель та устроила в Сагате и насколько всё далеко зашло.

— Ох, даже и не спрашивай! — сокрушённо покачала Эльри головой. — Очень уж много внимания она уделяет этому вопросу. Утверждает, что новых рекрутов важно не только накормить, но и удовлетворить в другом смысле — тогда, мол, на их верность можно будет положиться. Только мне пришлось взять ещё одну делдэшне из местных, чтобы справляться со срамными болезнями в слободе.

— Ну, я скорее имела ввиду эту её личную гвардию. И... Альвейд? — Аина спохватилась, что могла не к месту вытащить на поверхность грязное бельё предводительницы, и не стала уточнять.

Эльри только закатила глаза:

— Морена вообще странно ведёт себя в последнее время. Только между нами, но мне всё чаще кажется, что Азмар её таки одолела. Хоть она и запретила поминать эту поговорку. Все эти наряды, почётный караул, а по ночам... Впрочем, думаю, сама увидишь. Или услышишь. Но не моё дело лезть в чужую постель, пока там не наметилось телесной болезни. А с этим у ахсары, как ни странно, всё в порядке. Может, для того она себе и завела этакий гарем, чтобы не цеплять чего попало с кем попало...

— То есть, она никого не принуждает?

— Какое там! В этот её караул целая очередь стоит из влюблённых юнцов. Или даже одержимых. Она состязания устраивала, чтобы отобрать лучших бойцов из красавцев. Всё-таки их главная задача — охрана. А с бодростью другого рода у молодёжи проблем обычно нет. Хоть я и не пойму, от кого сторожиться тут, внутри.

— Значит, недовольных нету? В смысле, предстоящей войной.

— Ну, почти. Только самые бывалые настроены осторожно. А остальных она всех вдохновила зажигательными речами. Мол, разобьём Смертников, захватим все Княжества со временем...

— И ты в это веришь? — спросила Аина как можно ровнее.

— Моё дело — раненых в предстоящей битве латать. А там: поживём — увидим.

* * *

Когда Аина вернулась, уже смеркалось. Морены в покоях не было, но стражи всё равно стояли у двери и даже выглядели по-человечески, без признаков утечки мозгов ниже пояса. Похоже, обычно ахсара всё же передвигается по замку без почётного караула, с которым вышла встречать её. Только Ходячую Смерть с собой повсюду таскает. В общем-то, по уму, этого достаточно в стенах замка.

Поскольку делать было по-прежнему нечего, Аина решила, что можно лечь спать. Вот только надо озаботиться постельным бельём, если в Сагатдоме доступна такая роскошь. Ночную сорочку она, к счастью, прихватила из Селвидома. Пришлось обратиться к охране:

— Ребята, кто у вас тут заведует постельными принадлежностями?

— А зачем? Там в шкафу посмотри.

Речь шла о том самом шкафе, который Аина постеснялась открывать. Но раз сказали, что можно...

Внутри и правда не было одежды — видимо, ту ахсара держала в спальне. А здесь хранились занавески, скатерти, полотенца, салфетки, одеяла и несколько полок настоящего постельного белья.

Девушка выбрала что попроще да поменьше размером, и застелила кровать. Разделась, легла и стала думать, как она будет искать Стилетов Смерти в слободе.

Судя по словам Клареда, хотя бы один там точно был. Но раз сказано "шпионы", аватаре Тёмной Матери виднее. Она могла бы сама от них избавиться, но почему-то не стала. Очередной подвох? Впрочем, выполнять всё равно придётся.

Ладно, Аине-то как их вычислить? Она знала лишь то, что Стилеты не похожи на обычных Воинов Смерти, которых легко узнать по косам и каменным лицам. Наверняка, их специально тренируют не выделяться. А то и глаза отводить, насколько возможно. То есть, полагаться можно только на шестое чувство. Но достаточно ли его, чтобы различить Печать Смерти без всяких внешних признаков? Ну что сказать: не попробуешь — не узнаешь.

Наверное, нужно подстраховаться: походить незаметно, последить за людьми. Глядишь, какой-нибудь острый взгляд и выдаст опытного убийцу. Им ведь надо присматривать за делами в слободе.

По крайней мере, найдётся, чем заняться в ближайшие дни. Вынужденное безделье пока гнело больше всего.

Хотя нет, грыз душу и другой червячок: противоестественная связь между женщинами, свидетелем которой Аина сегодня стала. Дикость происходящего впечатлила её сильнее, чем хотелось бы. Вдруг поимки шпионов окажется недостаточно, чтобы вернуть доверие, и Морена будет настойчиво втягивать хедивега в свои постельные игры? И что тогда делать?

Тут девушка поняла, что есть границы, которые она ни за что не переступит. Даже если сорвёт задание. Впрочем, если у Мары и правда планы на Стражницу, вряд ли она поставит вопрос настолько остро. Значит, пришла пора научиться делать то, что хедивег так толком и не освоила до побега — говорить ахсаре твёрдое "нет" в ответ на её сомнительные затеи. Желательно так, чтобы не возникало желания предлагать ещё раз. Аина неоднократно видела, как это проделывает Волхв, но сможет ли она так же?

Ясно одно, эту червоточину надо каким-то образом залатать. Иначе Морена расширит её и отравит душу. А тогда Аина перестанет быть сама себе хозяйкой, что недопустимо в нынешних условиях. Если ахсара сможет влиять на неё, вся затея окажется под угрозой. Вспомнить хотя бы нападение Клареда тогда, в Селвидоме — несомненно, те мысли о предательстве были внушены ему Марой. Да и до этого Петра пару раз сбивала его с толка...

Санат советовал "омываться светом" после использования скимитара, который сам по себе оказывал чем-то похожее воздействие. Может быть, и тут поможет? Аина представила себя, стоящей под кристально чистым водопадом, пронизанным горизонтальными лучами солнца. Позволила свежести и ясности пропитать себя насквозь. И под их воздействием тёмный червячок, буравящий душу, начал растворяться....

Разбудил девушку разнузданный хохот над ухом. Который при этом умудрялся оставаться мелодичным. Опять Морена! И не одна. Так, "солнышко", "тучки", готовность к нападению... Всё, можно открывать глаза.

Ба! Да тут целый балаган! В будуар, кроме ахсары с телохранительницей, набились шесть парней из почётного караула, и все смотрят на Аину как-то слишком заинтересованно — глаза блестят в свете лампы, которую Альвейд держит у неё над головой.

— Идём с нами кувыркаться, — задорно говорит Морена, протягивая ей руку. — Мальчики доставят тебе удовольствие. Уж я прослежу! — и она снова заливается смехом, словно изрекла ужасно смешную шутку.

Какая-то старая часть ума Аины паникует, что её всё-таки затащат на оргию, или устроят оную прямо тут — что им стоит? Но новая, пропитанная светом, смотрит на них, как на убогих. Ну правда же, не люди, а говорящие животные. Что с ними спорить?

— Спасибо, я пас, — невозмутимо изрекает девушка сипловатым со сна голосом, отворачивается к нечестивой компании спиной и снова закрывает глаза.

Старая, привычная часть ума слабо вякает, что Морена ей сейчас такое устроит... Но та ничего не устраивает. Она просто опять хохочет, как будто нализалась макового молочка, и увлекает свиту в свою спальню:

— Тебе же хуже! Но если передумаешь, дверь открыта!

Аина мысленно пожимает плечами и пытается провалиться обратно в сон. Однако, включённая спросонья бдительность уже разогнала кровь, и нужно время, чтобы вновь успокоиться. Девушка помогает себе медленным медитативным дыханием. Старая часть ума рассыпается в ликовании о победе над демоном, которому столь долго боялась дать отпор. А всё оказалось так просто: железная уверенность в своём мнении, и ничего больше...

Почти удалось уснуть, когда с границы сна и яви Аину вновь выдернули в действительность звуки разврата. Похоже, она всё-таки продремала какое-то время, потому что с места в карьер так не раздухаришься. Кто-то из парней в спальне ахсары ритмично ухал, а женский голосок поскуливал как-то не в такт. Неужели, Морена может издавать подобные звуки? А нет, вот она перекрывает их своим задорным криком:

— Айрат, засади ей! Хабал, а ты ему! Боран, а ты ко мне!

Глаза у Аины расширились помимо воли. Это что же там такое творится? Хоровые стоны усиливаются, Альвейд — очевидно, это она скулила, больше некому — начинает орать, как архар в брачный сезон. Какой кошмар! За открытой дверью в коридор тоже слышится какая-то слишком ритмичная возня. И хриплый шёпот:

— Слышь, может, мы этой втулим по-быстрому?

Речь, очевидно, об Аине. Она незаметно подбирается и нащупывает под подушкой "когти корса". Но тут второй отвечает:

— Тебя в детстве что, сарлуку под копыта роняли? Это ж считай Ходячая Смерть. Она тебя вмиг сделает евнухом.

— Да вроде она недоучена.

— На тебя хватит.

— Блин, я не могу больше, тогда ты подсоби.

Аина даже знать не хотела, как именно один парень может помочь другому с перевозбуждением. Он отпустила "когти" и нащупала коробочку, которую ей выдала Эльри. Пока эти животные заняты, самое время заткнуть себе уши, чтобы не заметили, что она проснулась. Не то с них станется попытаться её уговорить. А в таком состоянии... Это вам не ахсара, которая всегда сохраняет способность соображать.

Пластичные шарики приняли форму ушного отверстия и наступила благословенная тишина. Ну как, почти. Но чем слабее звук, тем проще перестать обращать на него внимание. Да и шум крови в ушах помогает отвлечься. Надо закрыть глаза и попытаться снова уснуть.

Однако, оказавшись лишённой слуха и зрения, Аина поняла, что шестым чувством ощущает разлитую вокруг похоть. И что самое отвратительное, не может полностью от неё закрыться. Где-то на задворках сознания проскакивают искры возбуждения. Наверное, она даже могла бы ему поддаться, случись это всё до Клареда — жила же как-то с Мадленом, на чистой телесности. Но познав настоящую любовь и душевную близость, возносящую к звёздам, невозможно было вернуться назад к подобному скотству.

Возбуждение перешло в тошноту. Аине даже показалось, что её сейчас вырвет. Хёдр, кажется под диваном был ночной горшок. Но тогда нерадивые стражи уж точно поймут, что девушка не спит. Правда, можно надеяться, что неприглядное проявление той же телесности враз собьёт с них вожделение... Но как же не хотелось, чтобы кто бы то ни было из этого зверинца её сейчас вообще замечал! Не то она сорвётся в какую-нибудь крайность и, чего доброго, правда кого-то порежет. А тогда всем планам конец.

Кажется, придётся обратиться ко второму совету Волхва, на крайний случай (быстро же он наступил!) — помолиться Мелвину. То есть, Мелину. Точнее, подумать о нём, настроиться на божество.

Одна беда: Аина очень плохо себе представляла, какой он, этот Мелин. Кажется, он был самым красивым из богов в иллюстрированных "Легендах" на детский взгляд, а вот повзрослее казался чересчур слащавым и хрупким. Но это же просто фантазия художника, скорее всего, не имеющая ничего общего с действительностью.

В Княжествах Мелина почитали, как весеннего бога, приносящего дожди и первое тепло. Да и канги с севера рассказывали, будто у них считалось, что он пришёл, когда таяли снеговики. Вроде бы легенда гласила, что Мелин плакал по утерянной возлюбленной, но сердце его горело любовью так жарко, что согревало землю... Впрочем, вспомнив пояснения Саната про каждого из богов, можно было поручиться, что это полная чушь, очень приблизительная сказочка.

А что в этой сказочке могло быть настоящим? Если Мелин придумал закон прощения, значит, наверняка, любовь. Причём, любовь бескорыстная, безусловная. Не зря же обычная присказка называла его милостивым. Может быть, чувства к Клареду, ради которого она по большому счёту и сунулась в это логово зла, хоть чем-то сродни? Аина ведь отпустила его ради высшей цели и всё, о чём нынче мечтала, так это спасти его душу от Мары...

Неожиданно, даже как будто извне, всплыло чувство — светлое и ласковое, как летний ветерок. Неужели бог откликается? Впрочем, Волхв объяснял, что это работает не так. Но откуда же тогда взялась эта приятная волна, совершенно определённая и узнаваемая, как мелодия с детства известной песни? Навевающая воспоминания о том, как, засыпая на фургоне, маленькая Аина сочиняла сказки о созвездиях в небе... Окутывающая мягким спокойствием, тихой радостью и заставляющая забыть всё плохое, злое и грязное... Обещающая утешение где-то в конце пути и убаюкивающая ощущением нерушимой защиты души...

* * *

Спала Аина не совсем спокойно — что-то мешало, словно мухи всё норовили сесть на лицо, и приходилось мысленно отгонять их. Но под утро всё затихло, и она успела выспаться до рассвета.

Кругом стояла тишина, и, не желая никого тревожить, девушка выбралась за дверь, держа ботинки в руках. Стражники сменились, но выглядели не очень бодро — видимо, стояли с полуночи.

— Я на двор, — прошептала она, обулась и пошла.

Умылась у колодца и немного размялась в закутке между сараями, который приметила вчера, посещая Эльри.

На дворе потихоньку начинали шевелиться люди, затапливая очаги. Трав для тинче целительница Аине насыпала, но кипятка ещё ждать и ждать. Девушка отправилась на замковую кухню поискать чего-нибудь на завтрак. Там тоже потихоньку начинали суетиться заспанные кухарки. Ей выдали кусок вчерашней лепёшки и сыра, а главное — довольно скоро нацедили кипятка для заварки.

Поев, Аина поинтересовалась, есть ли в замке общие запасы одежды и кто ими заведует. Оказалось, что есть, а нужная ей хицау — чернокожая толстуха, как раз заявившаяся на кухню.

— Нет ли какой местной одежды попроще? — спросила Аина.

— Тебе для чего?

— Ахсара дала задание, а для него нужно побродить по слободе, не привлекая внимания.

— Ну, позавтракаю — пойдём, — согласилась хицау. — Подберём тебе, что надо.

К тому моменту как раз поспела пшённая каша — судя по объёму казана, для общего пользования — и Аина тоже навернула немного. Кто его знает, когда в следующий раз удастся поесть?

Одежду она выбрала чуть больше необходимого, чтобы скрадывала фигуру: посконную рубаху и длинный синий сарафан, который не стала подпоясывать, чтобы казаться толще. Ещё и косынку на голову повязала, как местные бабы — под подбородком, заодно скрывая приметный шрам. С обувью дело обстояло сложнее — пришлось взять ношеные лапти и намотать онучи. Думала сразу и приступить к делу, не откладывая в долгий ящик, но стражники на воротах её не выпустили. Только и сказали:

— Не велено.

Значит, всё-таки немного пленница? В принципе, разумная предосторожность. Вдруг Аина бы снова украла Меч и решила выйти внаглую через ворота, если уж задняя тропа отрезана?

Делать нечего, кроме как идти обратно в свою комнату — ждать, пока проснётся ахсара и соизволит выдать распоряжение. К счастью, против ожидания, недолго.

Морена от души посмеялась над нарядом Аины и сообщила, что та пойдёт с четырьмя ахсартагами — чтобы сразу вязать тех, на кого она укажет.

— Но они же выдадут меня с потрохами! — возмутилась Аина. — Как прикажешь не спугнуть в подобной компании того, кто сторожится, когда я даже не знаю, как их отличить?

— Ничего, они будут в сторонке. А когда надо, тихо позовёшь. В общем, разберётесь. Мне что, всему тебя учить? Некогда! — фыркнула предводительница, сбрасывая халат, чтобы облачиться в свой наряд из золотого полоза, который Альвейд уже держала наготове.

И правда, на утро ведь был назначен военный совет. Куда ахсара вскоре и отправилась, велев Аине ждать сопровождающих на крыльце. Девушка промаялась там полчаса, прежде чем к ней спустились четверо ахсартагов постарше Морениной свиты. А значит, поопытней. Ну хоть тут не подвела, о деле побеспокоилась. Хотя, ещё неизвестно, нужны ли они больше для задержания Стилетов или приглядывать за блудным хедивегом. По крайней мере, за ворота на этот раз выпустили без возражений.

Как раз на спуске из замка навстречу попался обоз с припасами из Стеры, который пошёл самым длинным путём. Значит, все остатки Сванской Своры благополучно добрались до Сагаты. И поди не знают, что сейчас на совете решается их судьба.

Сопровождал их почему-то Айнур — выслали навстречу? Но молодой ногэн не узнал свою временную дешнэ. Он вообще вниз не смотрел, гарцуя на лошади с таким осознанием своей важности, что девушка невольно задалась вопросом, попадёт ли он под чары Морены. Ведь именно на таких молодых, горячих и ещё не утвердившихся в жизни воинов рассчитана её будуарная игра. О которой, как ни странно, никто не шушукался по углам.

Впрочем, среди Народа Войны не было жёстких правил на парование. Обычно это были один мужчина и одна женщина в один период времени. Но изредка образовывались и более сложные союзы; если всех участников устраивало такое положение вещей, никто не лез в их дела. Так почему бы ахсаре не завести себе гарем на тех же условиях, если хватает желающих?

Вот в Княжествах это вызвало бы волну осуждения, да и мужики передрались бы за ценный трофей, а цена его после завоевания сравнялась бы с травой под ногами. Но тут словно никто не замечал, до какой степени извращены повадки ахсары...

Ладно, хватит об этом думать! Санат советовал не пытаться понять аватару Проклятой, потому что "если долго вглядываться в бездну, бездна начнёт вглядываться в тебя". Иными словами, изучая порочного человека, можешь и сам испортиться. К тому же, есть дела поважнее, которые ещё неизвестно, как провернуть.

Аина договорилась с сопровождающими, чтобы они делали вид будто сами по себе, и держались на расстоянии. А сама свернула с дороги на Стеру и медленно пошла вдоль главной улицы слободы, тянувшейся параллельно горам.

В поисках шпионов Аина глазела по сторонам, изображая деревенщину в городе, но вскоре обнаружилась оплошность: праздно шатающихся девиц тут вообще не наблюдалось. Какой-то ушлый мужичок в рабочем фартуке даже пытался заманить её в свою мастерскую, но, завидев ахсартагов, быстро ретировался.

Сопровождающие повели себя грамотно: не полезли ей помогать, а вступили в какую-то беседу у соседнего строения. Чуть погодя стало ясно, что они выборочно проверяли, кто как трудится, и выглядела такая проверка привычной для всех участников. В случае удовлетворённости осмотром, владельцу выдавали окрашенное крапом перо, которое и служило пропуском в бордель.

Похоже, женщины тут дефицит, и право на шлюху надо ещё заработать. Так что прогулка одинокой крестьянки, в которую Аина переоделась, грозила закончиться не очень хорошо, не будь рядом "представителей порядка".

Пришлось придумать себе какое-то дело. Например, поиски брата, у которого надо попросить помощи, потому что маменька заболела. Название деревни — Виса — она взяла с первой остановки на пути из Стеры в Сагату, а имя — Баск Олрин — у одного из наёмников Петры, который, кажется, был родом откуда-то из этих краёв.

Дальше Аина пошла с более деловитым выражением лица. Внимательно разглядывала людей, будто искала знакомых. Когда в открытых по летнему времени окнах кто-то из работяг казался ей подозрительным (например, по виду годился в воины, но явно не был таковым), заглядывала с вопросом про выдуманного брата, чтобы прощупать человека вблизи шестым чувством. Правда, определить однозначно ничего не могла, но решила запомнить и вернуться потом, если не попадётся ничего более внятного.

Встречные хоть и косились на неё, но ни о чём не спрашивали — видимо, это была работа хозяев лагеря, а раз те молчали, значит, беспокоиться не о чем. В общем, поход поначалу казался бесплодным, а выбранная личина неудачной, но менять было её поздно, по крайней мере, в тот же день.

Впрочем, немного погодя Аине повезло, и на удочку клюнуло. Похотливые взгляды девушка ловила на себе регулярно, несмотря на вроде бы скромный внешний вид, а вот один, прилетевший с угла боковой улочки, оказался заряжен совсем иначе. Словно кто-то попытался влезть ей в голову и там бесцеремонно пошарить.

Аина обернулась и увидел сапожника, тачающего новые ботинки на крыльце своей хибары. Мужик был не очень стар, но выглядел побитым жизнью. Щербатый рот тут же растянулся в приветливой, без пошлости улыбке. Ну просто образец доброго дядюшки! Если бы не тот взгляд... Ладно, сыграем!

Она направилась к сапожнику, нацепив подходящую случаю робкую улыбку.

— Здравия вам, добрый человек. Вы случайно не знаете Баска Олрина из Висы? Это мой брат, очень мне надо его найти.

— Не припомню такого. Но я здесь знаю только соседей, — прям сама добропорядочность! А в глубине глаз при этом странная пустота... — Почему бы тебе не спросить у наших почтенных хозяев? — он кивнул девушке за спину.

Оглянувшись, Аина увидела, что "свита" её обогнала и постучала в очередную дверь на главной улице. Одновременно девушка ощутила, как снова скользнул по ней неуютный пронизывающий взгляд сапожника. Специально отвлёк? Интересно, зачем?

— Я уже спросила, добрый человек. Они не знают. Но разрешили мне самой поискать.

Внезапно пришло в голову, что мужик проверял, как она реагирует. Возможно, заподозрил что-то неладное ещё по походке. Санат ведь упоминал, что, если человек прикидывается кем-то другим, его настоящее занятие часто выдают привычные движения, о которых обычно не думаешь. А она и забыла... Зато может ответить взаимностью:

— У вас случайно воды не найдётся? А то горло пересохло...

— Конечно-конечно, — сапожник не спеша отложил работу и направился в дом.

Аина внимательно следила за его движениями, не зная поймёт ли то, что увидит. Но ей повезло — сапожник шагал по-орденски: ноги чуть в стороны, ступни параллельно для большей устойчивости, наступая сперва на носок для бесшумности. У Брена она это считала забавной особенностью, но Кларед, ходивший точно так же, пояснил, что Когтей так тренировали. Ещё подивился её наблюдательности. А недоученная Ходячая Смерть просто привыкла обращать внимание, как человек перед ней держит равновесие.

Конечно, этого одного недостаточно. Охотники тоже часто ступают на носок, широкая постановка ног не редкость среди всадников, а параллельность стоп диктует та же устойчивость. Но вкупе со странными взглядами и с тем, что на неё обратили внимание явно не из животного интереса...

— Ты бы постереглась ходить тут одна, красна девица, — заботливо пожурил её сапожник, передавая кружку с водой.

— Спасибо, я стараюсь не сильно отставать от этих господ.

Аина нарочно отвернулась снова, как будто проверяя, здесь ли ещё ахсартаги. Поймала очередной пронизывающий взгляд и решила, что, в крайнем случае, Морена сама разберётся. А её дело забрать подозрительного гражданина.

Она допила воду, поблагодарила мужика, попрощалась... А проходя мимо тянувших время в паре домов от неё сопровождающих, тихо бросила им: "Сапожник".

Ахсартаги спокойно завершили с текущей мастерской, выдали хозяину перо и вернулись к сапожнику. Вроде бы тоже на проверку. Зашли с ним в хибару и... даже звуков борьбы не донеслось. То ли Аина ошиблась, то ли шпион решил играть свою роль до конца в надежде выкрутиться. Пару минут спустя трое вышли наружу — один вернулся назад, видимо, за конвоем, а двое движением показали, что готовы продолжать.

Немного погодя отставшие догнали товарищей, и дальше снова пошли впятером. За это время Аина успела заглянуть ещё в несколько помещений, получить умный вопрос, чем занимается брат, и на ответ "воин" — совет поискать его на тренировочном поле, которое располагалось к востоку от слободы. Но это успеется.

Обозревая таким образом посёлок, девушка поняла, что тут производят всё, необходимое для многочисленного войска ахсары — от еды и одежды до посуды и оружия. Материалы, судя по всему, безжалостно собирали со всех близлежащих земель. Так что тем, кто нашёл себе применение в этой новой Народной Орде, пожалуй, ещё повезло... до поры до времени.

Подавляющее большинство работников составляли мужчины. Но попадались и женские мастерские — прях, например. Все женщины там были наглухо затянуты в мешковатые платья, а двери охраняли по двое нарток с луками. Причём, явно от внешних угроз.

Наконец из очередной боковой улочки повеяло запахом свежего хлеба. Это была единственная верная наводка, имевшаяся у Аины. И её придётся использовать.

Девушка направилась к стоящему в тупичке большому дому с дымившейся трубой. Через широкие окна были видны полки с хлебом. Широкий замесочный стол драил от теста один из близнецов — уж который, Аине неведомо.

— Здравствуй, добрый юноша, — поздоровалась она, остановившись в дверях. — Не продашь ли мне немного хлеба? Проголодалась я очень.

Парень бросил на неё удивлённый взгляд, не прекращая чистить стол, и ответил:

— Мы не лавка. Хлеб не для продажи. Получите вместе со всеми к обеду.

Похоже, не узнал... Аина сделала шажок внутрь.

— Видишь ли, я не местная...

— А чего тогда бродите тут? — снова быстрый хмурый взгляд исподлобья.

Наверное, это второй близнец, который не видел Аину. Как же ему могли её описать? Она сняла косынку, делая ещё шажок:

— Брата ищу, — и повернулась к нему шрамом. — Баск Олрин из Висы. Его ещё Вороном кличут...

Парень еле заметно вздрогнул при упоминании прозвища командира, но этого намёка явно оказалось недостаточно. Тогда Аина расстегнула жилетку со словами "Жарко-то как!", стянула сарафан за спиной чтобы выделить грудь, и подошла совсем вплотную.

— Пожалей усталую путницу. Ну что тебе стоит?

— Не могу я, — пробурчал паренёк. — Мастера-пекаря спросите, когда вернётся.

Он даже глаз не поднял! Похоже, смущается от её близости. Решил, что девица соблазняет его ради краюхи. Но теперь Аина совсем рядом и может позволить себе прошептать так, чтобы никто другой не услышал:

— Дерк! Или как тебя там.

— Откуда вы... — он наконец поднял глаза.

И тут до него дошло. Челюсть отвисла да так и застыла.

— Рот закрой, — Аина мотнула головой в сторону улицы.

Дерк метнул взгляд туда, узрел ахсартагов, занявшихся проверкой большой мастерской в начале переулка, и мгновенно взял себя в руки, возобновив скобление деревянной поверхности. Из барака высыпали женщины, которых нартки-охранницы отогнали вглубь тупика, ближе к пекарне, сами став со стороны выхода на главную улицу.

— А далеко ли твой мастер ушёл? — спросила Аина в полный голос и шёпотом добавила: — Тебе надо срочно бежать. Насовсем. Прямо как есть, без сборов.

— Да он... хлеб повёз на поле солдатам, — чуть запинаясь проговорил парень — видимо, пытался одновременно осмыслить услышанное. Шёпотом спросил: — Почему?

— Некогда объяснять. Всех шпионов сегодня поймают. Не возвращайся. Ворон знает. Передай ему...

Кажется, кто-то из работниц, ждавших на улице, пока двое из ахсартагов проверят помещение, заинтересовался их разговором и потихоньку начал приближаться.

— Я тогда подожду, с твоего позволения, — громко проговорила Аина и отвернулась от окна, сделав Дерку знак брать с неё пример.

Парень достаточно быстро сориентировался. Ответил громко:

— Воля ваша! — отошёл к помойному ведру в углу, начал счищать в него тесто со скалки и тихо добавил: — Что передать?

— То, что я планировала, не получится. Ахсару всегда охраняет Ходячая Смерть, а Предмет — пара хороших бойцов. Тайный выход больше не тайный, сбежать тоже не выйдет. Запомнил?

Дерк кивнул, отложил скалку и громко сказал:

— Я пойду его поищу.

Снял фартук, на пути к двери шепнул "Спасибо!", спокойно прошёл мимо ахсартагов и свернул на главную улицу в сторону, противоположную тренировочному полю. Молодец!

И тут Аина запоздало подумала, что парень мог сделать петлю, чтобы предупредить своего покровителя. А тогда она останется без улова. Но и шпиона в слободе не будет, а одной смертью на совести меньше... Или как?

Она всё же неспешно прогулялась до главной улицы. Несколько работниц, сбившихся в кучку, проводили её заинтересованными взглядами, а та первая, что подбиралась к пекарне, даже порывалась подойти, но подруги её остановили. Аина запоздало поняла, что интерес у них вызывал не разговор, а предполагаемая товарка, свободно разгуливающая по слободе. К счастью, от расспросов, которые могли подорвать прикрытие 'наводчицы', её быстро отделили нартки с луками и ахсартаги. Старший смотрел на Аину деланно-равнодушно, но очень внимательно. Она лишь едва заметно покачала головой и, дойдя до угла, выглянула из переулка.

Дерка и след простыл — видимо, свернул в боковые улочки. А вот с другой стороны подъезжала куцая тележка, запряжённая сарлуком, которого вёл в поводу мрачноватый для пекаря тип, пронзивший Аину таким же острым взглядом, как "сапожник".

Девушка тут же принялась смущённо застёгивать жилетку и повязывать косынку. К моменту, когда пекарь с ней поравнялся, он выглядел уже добродушным простачком. Аина посторонилась, пропуская повозку, подождала, пока сарлука привяжут, и прикрыла глаза в ответ на вопросительный взгляд ахсартага, заметившего, как она следит за мужиком.

Далее повторилась вся процедура с сапожником. Аина не уходила, потому что запахи действительно раздразнили аппетит, и она надеялась урвать свежего хлеба. Благо работниц загнали восвояси, и некому было проявлять к ней излишнее любопытство.

От нечего делать подумалось: кто же испечёт хлеба завтра? Ведь и пекарь, и его ученик пропали. Впрочем, это не её печаль. Уж наверное, ахсартаги сами это понимают и найдут кого-нибудь на замену. В замке всё равно готовили нартские лепёшки в уличных печах. Да и прочую еду вряд ли брали из лагеря во избежание покушений.

Ахсартаги действительно милостиво разделили с ней буханку хлеба. Больше брать не стали. Сказали, что дойдут до тренировочного поля — и там пообедают все вместе. Всё равно его придётся тоже проверить. Ведь если за чем-то и имело смысл следить в Народной Орде, так это за тем, как их натаскивают хозяева для боя.

На восточном краю слободы обнаружились такие же ворота, что и в центре, тоже открытые. Видимо, местных запирали на ночь от греха подальше. Да небось ещё рассказывали, что защищают их же. Правда, запирали, похоже, не очень тщательно: под горой забор кончался на склонах, где его, наверняка, можно было перелезть. А тренировочное поле и вовсе было просто... полем, окружённым весьма условной изгородью, которая служила скорее для разметки, чем для сдерживания. Видимо, большинство местных всё-таки находились здесь по нужде, а не по принуждению.

Ахсартагов остатками обеда на полевой кухне покормили без второго слова. А вот Аине пришлось клянчить. Она не хотела раньше времени раскрывать свою с ними связь. Честно обошла всех командиров, чтобы любой наблюдатель убедился в её намерениях. Глянула, чему учат солдат — ничего особенного: обычные действия с копьями и щитами, какие нарты в детстве проходят, разве что в строю, поддерживаемом плетьми. И только потом с понурым видом подошла к повару.

Девушка действительно устала, проголодалась и была в раздражении, не зная даже, стоит ли искать дальше или Стилетов было всего двое. А если больше — и Морена об этом знает — то завтра придётся придумывать другой способ их вычислить.

Но, как часто бывает, повезло именно в тот момент, когда уже отчаялся. В ответ на жалобную просьбу покушать вперемешку со сбивчивыми объяснениями, что искала брата, да никто его не знает, повар одарил её таким же проникающим под кожу взглядом, как предыдущие двое шпионов. Интересно, у них там вообще отсутствует понимание, что в Орде есть чувствительные к подобному люди?

А по виду, кстати, не скажешь — дородный мужик. Хотя что мешает Стилету Смерти потолстеть, если он долго живёт жизнью обычного человека? Даже в Селвидоме встречались довольно плотные Воины из тех, кто постарше, хотя жирными, конечно, их было не назвать. Но если рост и комплекция способствуют, много сала не надо, чтобы показаться упитанным.

Аину внезапно осенила идея попытаться применить "солнышко", ведь обычно оно располагало к ней людей. А вот как отреагирует посвящённый Смерти? Она создала прореху в тучках и проникновенно попросила ещё раз. Глаза у собеседника еле уловимо напряглись, словно невидимый свет его слепил.

— Не положено, — поджал он губы.

Девушка продолжала усиливать сияние, а повар в ответ чуть ли не кривиться. Отлично — найден инструмент для проверки! Наконец, кашевар почти натурально смягчился, хотя казалось, что скорее сдался, лишь бы отстала:

— Попроси у начальства, — он кивнул на ахсартагов, о чём-то беседующих в сторонке с парой нартских тренеров. — Если разрешат — наскребу тебе остатков.

Аина прилежно проделала все предполагаемые телодвижения с жалобной просьбой. И получила одобрительный кивок, адресованный повару, даже не от своей "свиты", а от кого-то из нартов.

На обратном пути ей пришло в голову, что можно также проверить реакцию, которая у Стилета должна быть намного лучше какого-то кашевара. И, принимая миску с едой, девушка чуть не опрокинула её на мужика. Однако тот не дал ей даже разлить жидкий хэц, молниеносно перехватив ёмкость с мягким упрёком:

— Осторожней, а то так и останешься голодной.

— Спасибо, — смиренно поблагодарила Аина, играя свою роль до конца. — А ложку дадите?

— Ложки тут у каждого свои, уж извини! — развёл руками повар. — Свою не дам. Она мне для работы нужна. Попроси у кого-нибудь из хозяев, раз уж они тебе благоволят.

В последней фразе не было подозрения — скорее предсказуемый намёк пошлого характера. Но девушка не стала ерепениться — подошла опять к ахсартагам и в смиренной позе сказала:

— Ложку дайте, пожалуйста. А повара забирайте.

Прибором с ней поделился опять-таки один из нартов. Второй тут же деловито куда-то отправился. Очевидно, ахсартаги успели посвятить их в истинную цель своего посещения.

Кстати, забавно, как местные называют их хозяевами с такой интонацией, будто все захватчики — представители их обычного барона. Разве что чуть больше... страха? Нет, скорее покорности. Знания, что чуть что — несдобровать. В общем, не слабо их тут выдрессировали; и не сильно, до ненависти; а так — в самый раз.

Аина отошла к рощице, возле которой стояла полевая кухня, присела на брёвнышко и принялась поглощать хэц. Не так наваристо, как в замке, конечно — лука больше, чем сала, а мяса совсем не заметно — но голод утолить сойдёт.

Повара отвели за деревья и повязали, видимо, там. А она про себя решила, что на сегодня хватит. Если вдруг не всех поймала, Морена сообщит ей об этом, и завтра хедивег придумает другой способ поисков. Сейчас же слишком ломит спину от долгой ходьбы. А ведь им ещё возвращаться. Попроситься что ли на телегу какую? Или верхом...

К счастью, ахсартаги и сами не горели желанием тащить дебелого шпиона через всю слободу пешком. Они взяли тележку, на которой к полю подвозили воду от реки, протекавшей к западу от замка. Бочки, разумеется, сняли, благо те на две трети опустели..

Так Аина и доехала до замка, а там даже не поинтересовалась дальнейшей судьбой ни шпионов, ни осиротевших рабочих мест. Не до того ей было — спина разнылась, от полевой баланды подташнивало, срочно хотелось полежать. К счастью, Морена отсутствовала, и девушке удалось проваляться на своём диванчике достаточно долго, чтобы поправить самочувствие медленным дыханием, прежде чем вернулась ахсара.

* * *

— Ну что за хедивег? Всё время дрыхнет!

Морена опять толкнула Аину в бок коленкой. Благо та не спала, а просто медитировала, закрыв глаза. Казалось бы, странное для предводительницы целой Орды ребячество. Если бы та не делала это вполне сознательно, с целью расшатать внутреннее равновесие. Сейчас это ощущалось особенно чётко. И подумалось, что надо воспринимать подобные действия, как тренировочный бой с учениками. Ответить нельзя, но и позволить себя задеть тоже.

Аина со вздохом открыла глаза:

— Я не сплю. Жду тебя. Троих шпионов нашла.

— Да, я уже осмотрела твои трофеи. Молодец! А говорила, не знаешь, как искать... Иди теперь погуляй, у нас тут свои забавы. Разве что надумала присоединиться? — ахсара лукаво выгнула бровь.

— Да нет, спасибо, — совершенно равнодушно ответила Аина, поднимаясь.

По правде говоря, она была только рада, что не обязана томиться бездельем, выслушивая "кошачий концерт". Если они действительно опять будут дурью средь бела дня маяться, а не замышлять что-то против неё самой. Иначе с чего бы Морене вдруг "стесняться"?

Спасибо хоть перестала этим допекать. Выходит, действительно получилось заслониться? Санат говорил, что Проклятые и их прислужники меняют тактику, когда чуют, что тот или иной "крючок" не действует. И то правда, что толку теребить вымя безмолочной коровы?

Только как-то быстро сдалась ахсара. Хотя ещё не вечер... Но вдруг, если Аина чувствовала разлитые в воздухе токи похоти, то и её настрой на божество как-то ощущался остальными? Вносил диссонанс в эту "собачью свадьбу"? Хм... Интересно, если так продолжать дальше, они перестанут? Нет, это вряд ли. Скорее, Морена отселит несговорчивого хедивега, чтобы не портить атмосферу.

Впрочем, учитывая тесноту в замке, вряд ли на это стоит надеяться. Да и если слишком явно топтать им краснику, то, чего доброго, можно нарваться на более активное "соблазнение". Но тогда Аина будет в своём праве хоть зарезать, хоть покалечить непонятливых. Вряд ли ахсаре это нужно.

Ладно, что толку чинить телегу, которая ещё не сломалась? Делай, что должно, и будь, что будет.

Размышляя так, Аина вышла к центральной лестнице и с удивлением увидела спускавшегося сверху Дарго.

— Какими судьбами? — удивлённо спросила она.

— Да вот такими. Сванской Своры больше нет. Теперь мы личная гвардия ахсары. А, раз так, то я с хедивегами буду жить в замке. Остальным воинам разрешили сделать собственный барак вместо сараев для птицы у насыпи.

— А птицу куда денут?

— За стену, наверх. Там, говорят, уже намостили всякого в горах — чуть ли не огороды с пасеками, хоть и не представляю, как.

— Куда же вас с хедивегами впихнули? Мне сказали, в замке всё занято.

— Выселили парочку хицау на свои склады. И Эльри заодно...

— Ну, хоть буду знать, где её искать, если понадобится.

За разговором они продолжили спускаться и вскоре вышли из здания. Аина пыталась понять, какой же каверзой может грозить такая награда вместо ожидаемого наказания — ведь Морена не спустила бы нарушения своих планов — и не могла догадаться.

— Слушай, так в чём же подвох? — тихо спросила она, когда они оказались на дворе, где гомон и суета мешали случайно подслушать крамольный разговор.

— Это по сути тот же фокус, что с Селвидомом, только ещё безнадёжнее, — Дарго честно пытался превратить свой оскал в ухмылку, выглядело немного безумно.

— В смысле?

— Ну, мы теперь — её живой щит.

— Я думала, живым щитом будет почётный караул...

— Эти мальчики? — атаман скептично приподнял бровь, и тут же спохватился: — По одиночке они бойцы, конечно, неплохие, но выбирали их явно для других целей, — он ухмыльнулся, давая понять, что какие-то разговоры про ночные повадки ахсары в Орде всё же идут. — И заняты они в свободное время совершенно не тем — тренируют ловкость, поединки устраивают. Это не поможет им организовать внятную оборону. Разве что послужат, как последний рубеж. К тому же их там всего сколько? Восемнадцать? Нет, чую, именно нам придётся лечь костьми, прикрывая её отступление, когда вся эта затея накроется каменным одеялом.

— Может, в таком случае... — Аина оглянулась убедиться, что никто не прислушивается, и совсем понизила голос, — особого смысла прямо-таки ложиться за неё костьми уже и не будет?

Дарго не ответил сразу, чуток подумал, покачал головой:

— А что прикажешь делать — сдаться Смертникам? Нет, боюсь, у нас не останется выбора. Уже даже не за неё, а просто по позиции в бою. Ну да ладно, семи смертям не бывать, а одной не миновать. Я пошёл к своим, барак городить.

Аина же направилась в мастерскую Эльри — захотелось залить тинче неприятный привкус, до сих пор оставшийся от солдатского хэца. А заодно проверить, не обижена ли целительница таким обращением. Всё-таки важный человек для Орды, а её выгнали жить в сарай. Непонятно, что Морена себе думает.

Оказалось — нет, ничуть не обижена:

— Мне здесь будет даже спокойней, чем с теми тремя хицау. Знаешь, как говорят? Больше двух женщин в одной комнате — уже базар. Другие-то целительницы давно снаружи живут, да и Сванская в юрте, рядом с остатками Своры. Агдейская — в школе, с воспитательницами, а Гаргузская — вообще в горах над замком. Эта сразу сказала, что не полезет в каменный муравейник, ей надо быть на земле. И она в чём-то права. Правда, земля мне теперь противопоказана — застудилась я по-женски зимой об эти каменные полы. Но лучше уж одной среди трав и горшочков спать, чем как куски солонины в коробе — толком не отдохнуть. Мне настойчиво предлагали перейти к Бараме — та одна в целой комнате, пусть и маленькой, но... Мне рядом с ней кошмары снятся — засыпала пару раз, пока ухаживала. В общем, я лучше тут.

Эльри вместе с ученицами уже расчистила один из углов, и теперь они мостили лежак из неструганных досок на два небольших ларя. Однако расстояние между продольными брусками каркаса почти совпадало с шириной ларей, так что конструкция получалась неустойчивой.

Аина посмотрела на их мучения и велела делдэшне лучше заняться набивкой матраса, а сама сходила к строившему барак отряду Дарго и выпросила пару досок из снесённых стен между сараями, чтобы положить на лари, увеличив таким образом площадь опор. Товарищи по Своре даже укоротили их до нужной длины, чтобы не занимали лишнее место в и без того тесной каморке.

Когда кровать наконец-то была готова, а сарай убран от остатков соломы и прочего мусора, девочек отпустили, а Эльри с Аиной сели пить тинче. На этот раз целительница добавила в заварку липовый цвет и листья красники, получилось почти сладко.

— Вкусно, конечно, — похвалила Аина, — но мне бы сейчас лучше емшана. А то что-то мутит от солдатского хэца — перебрал повар с луком и салом.

— Тебе сейчас не надо емшана, — удивлённо возразила Эльри.

Не успела Аина спросить, почему, как в сарай заглянул один из Морениных "мальчиков":

— Хедивег Аина, ахсара ждёт тебя в своих покоях.

Девушка вздохнула и залпом допила тинче, поблагодарила хозяйку и пошла выяснять, что придумала для неё Морена на этот раз.

* * *

Оказалось, ахсара всего лишь пригласила хедивега на заполудник, который снова проходил в её покоях. Блюда были относительно лёгкие, и Аина воспользовалась возможностью заесть неприятное послевкусие от хэца лепёшкой с сыром и зеленью, воздержавшись от мяса. Морена подначивала подкрепиться получше, но девушка вежливо отказалась, сославшись на переедание за обедом.

Ахсара была одета в пышный халат из нескольких слоёв полупрозрачной ткани, как будто и правда только встала с постели. Но Альвейд — как обычно, бесстрастна, молчалива и затянута в чёрную кожу с кучей нашитых ножен и карманов для звёздочек.

Халат Морены выглядел очень дорогим — не всякий барон мог бы купить подобное своей жене. Разве что князь. Если позволит супруге выглядеть столь развратно. Скорей уж это наряд из гардероба наложницы падишаха. Но поскольку в южные земли Своры давно не ходили, оставалось только гадать о его происхождении. Впрочем, держала себя ахсара в нём вполне царственно. И как только ей удаётся сочетать в поведении черты шлюхи и королевы?

Морена подробно поинтересовалась, как Аина вычислила Стилетов, и та рассказала всё, кроме фокуса с "солнышком", не видя смысла хитрить. Разве что "пекаря" пришлось списать на удачу благодаря голоду, только сначала его якобы выдала походка, а потом взгляд. О пропавшем помощнике вопросов к "наводчице" не возникло, хотя в ответ запросто можно было бы пожать плечами: мало ли, увидел, как уводят начальника, и сдриснул; для этого даже необязательно быть пособником.

Ахсара казалась довольной. О том, остались ли в слободе другие шпионы, ничего не сказала, а хедивег не стала спрашивать: не велели продолжать поиски — и на том спасибо. Может, их планируют использовать в своих целях, для обмана противника.

Трапеза немного затянулась по времени, пока ждали вторую перемену блюд — сладкие лепёшки с вареньем. Аина, пользуясь случаем, задала пару вопросов о том, как устроена Народная Орда, и получила подтверждение, что порядки там примерно такие же, как у нартов между собой: приноси пользу — получишь кров, еду и одежду. Разве что сами для себя ничего не делали, только для других. И вообще никаких нахлебников: бабы с детьми остались в деревнях на хозяйстве. По крайней мере те, кто не умел чесать шерсть, ткать, вязать и не захотел податься в шлюхи.

Сам по себе факт, что бордели тоже набраны из местных девиц, ранее не промышлявших подобным (а кто промышлял, тот за старших), стал небольшим потрясением: сколько женщин согласились отдать своё тело в чужое пользование за хорошие харчи и отсутствие тяжёлой работы. Правда, им обещали ещё и алмазы после победы (то есть, зря Воины Смерти так старательно их скрывали, Морена знала!), но алчность немногим лучше похоти и лени. Разве что за глупость можно девок пожалеть, зная, что эти посулы — ложь.

В общем, ахсаре следовало отдать должное по части умения заставить людей плясать под свою дудку. Аину так и подмывало спросить, как именно та собирается побеждать превосходящее войско врага, но... При этом слишком легко было выдать своё понимание истинных замыслов Тёмной Матери, что означало бы бросить вызов Морене, а это ни в настоящие задачи, ни в роль "блудного хедивега" не входило.

Вскоре после еды Аину из комнаты выгнали, велев экипироваться на выход и взять с собой чёрный скимитар. Гадать, для чего, пришлось недолго. Ахсара быстро облачилась в свой "боевой" наряд из золотого полоза и вскоре вышла из спальни.

Когда три женщины клином — Морена впереди, Альвейд у неё за правым плечом, Аина за левым — в сопровождении шести молодых караульных спустились во двор, там уже подготовили сцену для неожиданного действа. К распряжённой телеге были привязаны все трое Стилетов, изрядно побитые, а вокруг собралась огромная толпа — кажется, все, кто жил в замке. Даже Барама стояла у передка, тяжело опираясь обеими руками на суковатую клюку, но при этом глядела на шпионов, как стервятник на будущий обед.

Ахсара подошла почти вплотную к пленникам, и свите пришлось последовать за ней. Выглядела при этом Морена неожиданно грозно, так что даже Аине стало не по себе. Но Стилеты смотрели дерзко, невзирая на то, что руки, вывернутые назад и вверх, за борт телеги, мешали им как следует поднять головы.

"Сапожник" укоризненно взглянул на Аину, видимо, узнав её, как виновницу своего разоблачения. Девушка смущённо отвела глаза. Хотя через миг разозлилась: кто бы её стыдил! Ладно бы ещё "пекарь", который мог воспринять её действия, как предательство, знай он, что она использовала для его поимки сведения, полученные от Клареда, а этот сам спалился. Взметнула взгляд, но мужичок уже смотрел на главную угрозу, как и остальные.

Ещё два шага ахсары, которые свита сделать уже не решилась, поскольку тогда оказалась бы с пленными нос к носу, и обстановка как-то неуловимо переменилась: словно внезапно над головами сгустилась гроза. И в то же время напало томление, побуждающее расслабиться, сбросить обмундирование, присесть или даже прилечь и потереться обо что... а лучше об кого-нибудь.

Быстрый взгляд назад показал, что такое состояние обуяло не только Аину, но и караул. Надо отдать им должное — никто не шелохнулся, однако, тела парней выдавали вполне определённую реакцию, а у Альвейд лицо сделалось хищным и в глазах зажёгся алчный огонёк. Так вот как Морена их всех совратила! Аина схватилась за ощущение "солнышка", как за спасительную соломинку. Не дай Мелвин и её заразят этим безумием! Морок тут же ослаб.

— Ну что, господа шпионы, кто из вас самый плохой мальчик? — задорно вопросила Морена.

Аина вернулась вниманием к главным событиям и поразилась, как переменились лица пленников: теперь они смотрели на ахсару с безнадёжным обожанием! Что это? Морена внезапно так сильна в колдовстве? Или... это тот самый "зов Тёмной Матери", который терзал Брена? Только он сопротивлялся, а эти Стилеты оставались верны своей богине... и узрели её во плоти? Из уголка рта "повара" даже потекла слюна, окрашенная кровью.

— Ну-ка, проверим...

Ахсара чуть ли не прижалась к "пекарю", стоявшему в центре, и провела по его телу ладошкой от паха до шеи, как будто лаская. А в конце внезапно схватила за горло, впившись ногтями в яремную вену. Жертва была вынуждена поднять голову и посмотреть ей в глаза. В них отразилась мука пополам с наслаждением, но ни капли прежней ненависти. Сцена затянулась, словно Морена через взгляд что-то делала с его разумом, так что веки "пекаря" затрепетали и глаза под конец закатились. Мужик захрипел, забулькал, но не сдержался и кашлянул кровью. Ахсара успела отстраниться.

Она перешла налево, к "сапожнику", проделала те же действия, но "добрый дядюшка" лишь глухо застонал и почти сразу прикрыл глаза, сдаваясь на милость пленительницы. После того, как Морена отошла, голова его безвольно повисла, из приоткрытого рта тоже закапала кровь. Им что, повыбивали все зубы? Или отрезали языки? Никто ведь не вымолвил ни слова. От этой мысли по спине прошёл морозец.

Тем временем ахсара обработала "повара" так же, как предыдущих двух Стилетов. Здоровяк показал самую бурную реакцию из троицы, истекая кровавой слюной и непроизвольно дёргаясь всем телом, пришедшим в слишком явственное возбуждение. Он даже быструю разрядку поймал, промочив штаны на срамном месте.

— Итак, у нас есть победитель! — радостно объявила Морена, указывая на "повара". — На кол его!

Барама, стоявшая рядом со здоровяком, засияла таким радостным оскалом, что у Аины волосы на голове зашевелились. Колдунья что, и вправду заранее учуяла свою добычу?

Четверо ахсартагов, видимо, заранее выбранных для этой цели, отвязали вяло трепыхающегося "повара" от телеги и потащили сквозь расступившуюся толпу к воротам. Видимо, жестокой казнью решили лишний раз припугнуть слободских. Один тип из Гаргузской Своры, славившийся своей жестокостью, нёс перед ними кол и деревянный молот. Старая карга заковыляла следом. С полсотни воинов при оружии деловито организовали сопровождение, а ещё несколько десятков нартов поплелись за процессией более праздно — явно поглазеть. Но основная масса осталась во дворе.

Аина попыталась понять, как же оценил увиденное Народ Войны. Они вообще разглядели, что именно делала Морена? Почувствовали ту же ауру, которая накрыла Стилетов и свиту ахсары? Не похоже. В глазах только азарт ожидания, что уготовано остальным; у некоторых мрачное удовлетворение — мол, получили по заслугам; у совсем немногих — брезгливость. И совсем ни у кого удивления способностям Морены или страха перед ними. Может, они ничего не поняли? Скорее всего...

— Этот гордец, — Морена перешла к "пекарю", — будет достойным подарком моей Ходячей Смерти!

Лицо Альвейд исказила хищная улыбка, которая смотрелась даже страшнее, чем сальные глазки Моргана, когда Аина привязывала его ремнями к кровати. Телохранительница ахсары самолично отвязала пленника от телеги, крикнула: "Разойдись!" — и потащила его в центр образовавшегося пространства. Поставила на колени и начала действовать странно: два прихлопа — два притопа... Пока окружающая толпа не подхватила ритм с улюлюканьем. Похоже, они становились свидетелями подобного не впервые. Вот откуда азарт!

Альвейд устроила настоящее представление. Она картинно ходила вокруг пленника, как в хороводе, время от времени внезапно кидая в него звёздочки, которые едва чиркали по коже, оставляя кровавые засечки.

Стилет, чьи руки остались связанными за спиной, сидел прямо, с непреклонным выражением лица. Сначала даже не дёргался — похоже, принял свою участь... Хотя нет, что-то в нём противоречило такому впечатлению. Странный тусклый огонь, горящий в глазах? Ах да, ведь для Воина Смерти это Свадьба! Как же надо исказить представления человека, чтобы он радовался собственной кончине? Однако мало-помалу тело начало его предавать, вздрагивая при новых порезах всё сильней и сильнее.

Тем временем Альвейд сужала круги. Потом достала пару "когтей" и начала наносить крошечные порезы, совершая вокруг "пекаря" Танец Ходячей Смерти, который так восхитил Аину в детстве. Только на этот раз он вызывал отвращение, потому что "противник" был безоружен и совершенно беспомощен от сотен кровоточащих ран. А под конец, под ускорявшийся топот-хлопот толпы, под аккомпанемент душераздирающих завываний "повара", долетавших снизу даже сюда, гроза Смертников вообще откровенно самоудовлетворилась трением об свою слабеющую жертву, прижимая её к себе кинжалами в почках... Финальным аккордом острые лезвия молниеносно вскрыли Стилету клином гортань.

И никто... никто из зрителей не был этим шокирован! Наоборот, они шумно выражали свой восторг. Кто бы мог подумать, что в ледяной северной красавице погибла великая артистка! Странствующие комедианты ей в подмётки не годились. Если бы не чудовищное содержание её "спектакля". Аину чуть не стошнило. Но на таком фоне никак нельзя было выделяться, и она подавила рвотный позыв. Почти. Когда очередь дошла до неё.

— Ну а этого барашка отдадим на заклание моему второму хедивегу! — объявила ахсара.

Всё это время она стояла рядом с "сапожником", не участвуя в буйстве толпы, но её взгляд и голос сочились блаженством, словно Морена получила удовольствие вместе с Альвейд. Или это радость от пополнения будущего воинства Мары очередной душой? А то и попросту наслаждение излюбленным лакомством Проклятой — смесью мучений жертвы и похоти палача...

Так может, это Морена наслала на всех безумие, чтобы покормить Тёмную Мать? Но тогда почему оно не подействовало на Аину? Которую, кстати, только что прилюдно объявили хедивегом! Казалось бы, можно выдохнуть. Если бы не то, что ей предстояло сделать.

Девушка внезапно почувствовала, как разгорячённая толпа ждёт продолжения, как накатывает на неё муторная ярость, похожая на ту, что отравила их последние полгода с Бреном. Хотя сейчас она не прикасалась к чёрному клинку... Ой, нет, оказывается, уже сжимала рукоять! И ощущала внезапно мощный позыв изуродовать последнего Стилета за все прегрешения Ордена: за то, что не защитили её родную семью, покалечили душу Брена, отобрали у неё истинную любовь — Клареда...

Вот только самая сокровенная часть души, скрытая в "солнышке", чётко осознавала, что эти порывы не свои, а наведённые. Как — сейчас было неважно, хотя молнией мелькнуло понимание, что многие вспышки ярости в её жизни, начиная с рокового удара Дибру в пах, приходили оттуда же. А истинная суть Аины — любовь — противилась насилию, но раз за разом приходилось его совершать, чтобы выжить. Соскальзывая всё дальше во тьму... Нет, надо держаться вниманием за "солнышко" изо всех сил!

От противоречивости чувств с новой силой накатила тошнота. Но нельзя сейчас опозориться, спасовав после того, как её наконец-то признали в нужном статусе...

Мелвин, что делать? Аина на секунду прикрыла глаза. Однако перед мысленным взором встал не благостный образ милостивого бога из "Легенд", а бесстрастный лик узкоглазого Хёдра оттуда же. И зазвучал в памяти голос Ху: "Оборвать жизнь того, чьё время пришло, бесстрастно, но неумолимо — вот в чём мастерство Ходячей Смерти и её служение". Да будет так!

Аина извлекла скимитар из ножен и подошла к "сапожнику" на расстояние удара. Морена посторонилась, давая ей пространство для манёвров.

Мужичок выглядел, как будто вот-вот лишится чувств, но при виде легендарного орудия Ордена Смерти встрепенулся в возмущении. Взглянул на ахсару, словно вопрошая: "Это то, что я думаю?!" Но та смотрела только на своего хедивега. Аина не глядя ощущала её испытующее и даже слегка провоцирующее внимание, но старалась отрешиться от него. Не получив ответа, Стилет перевёл на своего палача взгляд, вспыхнувший ненавистью. На этот раз Аина встретила его, не дрогнув.

Он должен понять, что финал данной пьесы не изменишь, и единственное, что она может сделать для него — это избавить от мучений. Ненависть быстро разбилась об её бесстрастие, но превратилась в вызов.

Тогда Аина открыла в "тучках" узкую прореху, не шире собственных зрачков, чтобы обречённого достиг хотя бы отблеск её "солнышка". Да, "повару" не понравился Свет, однако с Кларедом ведь было иначе. А значит, в каждой душе, невзирая на степень посвящения в Ордене, своя мера добра и зла.

"Сапожник" не прищурился — наоборот, всмотрелся, потянулся... Вызов испарился, глаза на пару ударов сердца потеплели, а потом в них прорезалась тоска... Ну слава Дане, кажется дошло!

Стилет мельком взглянул ещё на чёрный скимитар, словно тот каким-то образом расставлял всё по местам, и сдался. Принял то, что именно эта девушка его сейчас убьёт именно этим оружием, прикрыл глаза...

Аина взяла большой замах, чтобы разрубить ему гортань вместе с яремными венами, но в тот момент, когда клинок отправился в стремительный полёт, одновременно произошло две вещи: "сапожник" подался вперёд, навстречу смерти, а карающая рука внезапно дрогнула... Нет, не совсем так — она своевольно добавила в удар ещё силы, как будто гневаясь отдельно от хозяйки... И снесла голову с плеч! Кровь брызнула Аине в лицо, что позволило ей скрыть собственное удивление за нуждой проморгаться.

Толпа за спиной издала противоречивый вздох: часть с восхищением, часть с разочарованием.

— Ну что же ты так легко его отпустила? — укорила Морена.

— Я не палач, — тихо, но твёрдо ответила Аина. — И не циркач. Шпион покаран, твоя воля исполнена, моя ахсара, — она преклонила голову. — Так будет и впредь. Только не проси меня делать то, на что я не способна.

Кто-то в толпе захлопал её словам. Раздался голос Дарго:

— Отличный удар!

Его хлопки подхватили, сначала — несколько человек, видимо, из Сванской Своры, а потом и остальные присоединились. Ненадолго, но этого хватило, чтобы возмущение спало. Особо жадные до кровавых зрелищ, потянулись в слободу, к продолжавшему изредка взрёвывать "повару".

— Ладно, — смилостивилась ахсара. — А второму голову отсечь ты способна? Выставим их за ворота в назидание.

— А можно я сама? — подала голос Альвейд.

Хоть она и казалась удовлетворённой, в глазах ещё не погасли угольки алчности. Казалось, ей было мало содеянного. Азмар явно овладела душой северной красавицы.

Морена кивнула Аине, чтобы та передала товарке свой клинок.

— Поднимите его, — кивнула Альвейд на бездыханное тело.

Дарго с Зарином подобрали труп "пекаря" и привязали его обратно к телеге. Голова безнадёжно повисла.

— Подержи, — бросила Альвейд Аине. — Да покрепче.

Девушке пришлось влезть на телегу и потянуть мёртвого Стилета за волосы, чтобы открыть шею. Благо "пекарь" по Орденской привычке стригся не слишком коротко — было что собрать в пучок, за который она и уцепилась обеими руками, намотав пыльные патлы на ладони. Не сказать, чтобы Аина ощущала себя уютно, стоя на коленях вблизи от предполагаемой траектории удара, но проявлять малодушие сейчас было нельзя. Разумеется, она не сомневалась в точности Альвейд, только в её намерениях, но по-прежнему надеялась, что без веления ахсары та не станет её калечить.

Ходячая Смерть тем временем взвесила непривычный для себя клинок в одной руке, в другой, взмахнула им пару раз, крутанула кистью... На лице её при этом появилось почти детское выражение восторга, словно при виде чуда — очевидно, заряд Проклятого клинка действовал на любовницу аватары Проклятой иначе, чем на Аину или даже на Клареда. Но как именно — оставалось только гадать.

Наконец Альвейд наскоро примерилась и стремительно взмахнула клинком — только воздух просвистел. Руки Аины дёрнуло, но она удержала злосчастную голову. И тут же чуть не упала, потому что сопротивление внезапно исчезло. Благо на коленях выстоять намного проще, попросту сев на пятки.

Девушка хотела сразу же отбросить голову, оставшуюся у неё в руках, но пальцы запутались в волосах Стилета, так что пришлось немного неловко потрясти кистями. На мгновение накатила паника и тошнота опять подступила к горлу, но вскоре проклятая часть тела оказалась на земле, а несколько глубоких вздохов помогли совладать с недомоганием.

— Так, этих на колья и за ворота, — махнула ахсара в сторону трупов, а потом Дарго. — Остальные свободны!

Она по-королевски гордо развернулась, поманила пальчиком караул и направилась в замок походкой шлюхи. "Мальчики" поспешили за ней, как стая кобелей за течной сукой.

— Идём ополоснёмся, — внезапно заговорила с Аиной Альвейд, почти по-человечески, даже руку подала, чтобы помочь сойти с повозки. — У тебя лицо испачкалось.

А сама — вся в крови. Но довольна, как сытая жаба.

Однако смыть с себя следы ужасного представления действительно хотелось. Делать нечего — поплелись к колодцу, где Аина сначала напилась, потом получила ведро воды в лицо и тряпку, чтобы оттереть костюм. Следом понадобилось вылить несколько вёдер на Альвейд. Та вела себя так, словно бывшая ученица из подозрительной чужачки внезапно и правда превратилась в товарку. Только пробурчала: "Слишком сердце у тебя мягкое, а ум прямолинейный. Вот потому и не годишься как Ходячая Смерть", — но так, походя. И пришлось принимать эти знаки расположения, ибо они вписывались в то, за что Аина боролась, возвращаясь сюда: стать своей, чтобы в нужный момент нанести нежданный удар.

* * *

Спать Аина завалилась так рано, как только смогла, запечатав уши затычками, а лицо уткнув в спинку дивана. Во время казни ей казалось, что она достаточно отстранилась от происходящего, но теперь ощущала себя уставшей и грязной насквозь, словно полжизни отпахала на каких-нибудь рудниках. Ощущение "солнышка" ускользало, замедлить дыхание как следует не удавалось, и оставалось только взмолиться Мелвину. Но на этот раз покой не снизошёл на неё так же легко, как в первый. Хорошо, что Санат пояснил, как на самом деле работает молитва, иначе впору было счесть, что милостивый бог от неё отвернулся из-за содеянного сегодня.

Конечно, убивать ей уже приходилось, но почти всегда это было ради спасения собственной жизни или свободы. Кроме чёртовых казней в Сагате: наследника в самом начале и этих Стилетов сегодня. Почему же ей так дурно именно от них? Потому что убила беспомощного? Так Мадлен тоже спал. Или по чужой указке?

Поучения Ху о том, что нет смысла обременять себя сожалением, если жизненный путь человека подошёл к концу, не действовали. Как раз при казнях это было яснее всего. В отличие от тех же Керибранов, которые стали по сути побочными жертвами....

Хотя Волхв тоже как-то связывал отягощение кармы, которое тормозит развитие души, с сожалением о содеянном. Только непонятно, является ли сожаление признаком неправильности действия, или, избавившись от сожалений, можно карму облегчить?

Нет, не складывается. Ведь как раз злодеи редко сожалеют о своих зверствах. В таком случае они были бы самыми развитыми. А по словам Саната выходило, что им даже в следующий мир трудно попасть. Очевидно, всё это работает как-то иначе. Но как именно, непонятно и спросить не у кого.

Ладно, кажется, она отвлеклась от главной задачи — очиститься от невидимых, но вполне ощутимых и крайне мерзких следов участия в чудовищном действе. Мелвин Милостивый, где же ты?..

Какой всё-таки нужный оказался совет Волхва! Если бы не он, наверное, Аина уже поставила бы на себе крест и тонула в пучине отчаяния, а так есть спасительный маяк... Кстати, вот и ответ, почему теперь настроиться сложнее: сегодня она попала в омут Тьмы, и чтобы вернуться к Свету, нужно просто приложить больше усилий.

Какое-то время Аина бесплодно пыталась вернуть ощущение Милости Мелвина и начала терять надежду на успех. Но потом ей вспомнились путешествия с Волхвом между мирами. Может, тут всё работает так же? Чем "ниже" они спускались, тем сложнее Аине было раскочегарить "солнышко". Но когда она испугалась, что отстанет и потеряется в чужом мире, под землёй, то вложила в попытку все силы без остатка, и тогда свет полыхнул ярче всего...

Конечно, с перепуга сил всегда больше, а испугаться по заказу сложно, но... Если представить себе, что будет, не настройся она на спасительный Свет сегодня же... Морена ведь продолжит пятнать её душу грязью, воплощая цель Тёмной Матери — заполучить Стражницу под своё влияние... И чем это может кончиться? Сойти с ума, как распоясавшаяся Альвейд, у которой раньше и мужчины-то бывали не каждый год?

От этой мысли к горлу снова подступила тошнота, которую никак нельзя было проявить, чтобы ахсара не поняла истинного отношения "второго хедивега" к происходящему. Необходимость скрыть свои истинные чувства и подстегнула Аину приложить необходимое сверх-усилие. Тьма наконец раздалась, и — о, Дана! — душа, как измученный жаждой путник в пустыне, нащупала спасительный ручеёк божественной благости. Как ни странно, внутри, а не где-то снаружи. Эта струйка питала её "солнышко", окрашивая его свет в особо ласковые тона, и мягко растворяла все тёмные пятна. Аина упоённо припала к живительному источнику, как младенец к материнской груди, да так и уснула через какое-то время.

Однако сон ей приснился плохой. Точнее, поначалу всё было прекрасно — она радостно шла по ярким цветущим полям и залитым солнцем дубравам в тех же белых одеждах, что во сне с Кларедом-Рагеном... Но потом под босыми ногами что-то начало хлюпать. Когда жидкость сделалась липкой, Аина наконец вынырнула из своего блаженного состояния, чтобы посмотреть в чём дело. Оказалось, зелёная трава под ногами залита кровью! Девушка подняла глаза, а вокруг вместо кудрявых деревьев — лес из кольев! И на каждом торчат головы — то "сапожника", то "пекаря", через одну. Мерзко скалятся ей, как голодные волки, разевают пасти с отрубленными языками...

Аина проснулась в холодном поту и поняла, что на этот раз её точно вырвет. Выхватила из-под дивана ночной горшок и опорожнила желудок, стараясь не сильно шуметь. За окном уже серело.

Она сполоснула рот, запила водичкой вкус рвоты и села ждать, не попросится ли наружу что-нибудь ещё, прежде чем выносить горшок. И тут в пустой голове зажглась свечой одна-единственная мысль: не слишком ли часто её тошнит в последнее время?..

Когда у неё вообще в последний раз были женские дела? Хёдр, ещё в Бравине! Мелвин Милостивый, это же надо быть такой глупой! Вот почему Эльри сказала, что ей не нужен емшан! Ведь он входит в состав зелья для избавления от нежеланного плода...

Хёдр, Хёдр, Хёдр, Хёдр... Впрочем, бог справедливости тут точно не поможет. Разве что Дана. Да только как? Если вспомнить те же пояснения Волхва, настрой на богиню плодородия может поспособствовать разве что сохранению плода. А вот надо ли его сохранять, учитывая, на что Аина подписалась? Но это же от любимого! А-а-а, что же делать?!

"Дышать", — подсказал изнутри знакомый голос, то ли собственный, то ли Волхва. И она задышала, как учили её Санат и Ху — медленно, полной грудью, через силу выбросив из головы всё. Потому что, если не взять себя срочно в руки, то пойти прахом может не только дело, ради которого она здесь, но и вся её жизнь. А теперь и не только её... Так что, хоть лопни, в её положении самообладание — прежде всего. Вот какая она, шпионская доля, Хёдр побери!

И опять понадобилось сверх-усилие, зато результатом можно было гордиться — за какую-то сотню вздохов Аине удалось вернуть себе ясность мысли. Заслуга немалая — отодвинуть на задний план в голове проблему, которая должна изменить всю жизнь. Благодаренье Волхву, который заставлял девушку целыми днями просиживать в медитации почти полгода!

Первым делом Аина поняла, что нельзя принимать скоропалительных решений. Придётся обстоятельно подумать в свободное время, которое надо постараться себе организовать как можно скорее. А пока необходимо взять у Эльри коры дуба, чтобы не выдать своё положение ахсаре.

Рассудив так, Аина оделась и потихоньку, делая вид, что ещё сонная, побрела на двор — якобы выносить горшок. Хотя дело тоже нужное, но не главное.

Эльри всегда вставала рано — некоторые снадобья следовало готовить на рассвете. Но Аина застала её ещё в кровати.

— Разбудила?

— Нет, я уже проснулась. Что случилось?

— Дело важное есть.

— Запали свечу, сейчас встану. Только разминку доделаю, а ты пока рассказывай.

Целительница принялась шуршать в темноте. Её разминка подразумевала самомассаж и сидячую растяжку, а не махание конечностями, как у воинов.

Аина подняла шкуру, занавешивавшую окошко, и в сером свете утра отыскала на столе огниво. Зажгла свечу, потом принялась растапливать угли в жаровне для приготовления снадобий, чтобы заварить тинче — уличные печи ещё не разожгли. Молча. Не такой у неё был разговор, чтобы между делом его изложить. Она пыталась подобрать слова, но пока не выходило. Эльри не торопила.

Пока Аина сходила за водой, целительница оделась и смешала состав для тинче.

— Коры дуба добавь, — попросила Аина. — И мне с собой дай. Нужно много. Есть запасы?

— Есть. Вижу, ты, наконец, поняла, что с тобой происходит...

— Да уж! А ты-то как догадалась?

— Боже мой, да я же, кроме прочего, повитуха. У беременных кожа меняется, и повадки...

— Тсс! Мне надо сохранить это в тайне!

— Ну, мой рот на замке, но учила-то меня Барама. Если она тебя разглядит... Правда, зрение у неё уже не то. Хотя не знаю, как после вчерашнего... В общем, постарайся держаться от неё подальше. Только шила-то в мешке не утаишь.

— Знаю! — внезапно накатило раздражение, но теперь эти всплески эмоций были понятны. — Мне просто нужна пара дней, чтобы решить, что с этим делать.

— Хочешь избавиться? — удивилась Эльри.

— Не хочу! Но может прийтись. Понимать же надо. У нас тут такое на носу, будто сама не знаешь! И вообще... — рассказать, насколько высоки её личные ставки, Аина не могла.

— Ладно, если не хочешь, не стану лезть с советами. Я не знаю твоей ситуации. Но если ты хочешь скрытности, давай я лучше тебе буду делать сама отвар с корой дуба и другими полезными травками, а ты заходи на тинче утром и вечером. Пойдёт?

— Ой, спасибо большое! Очень кстати.

Аина и не подумала, что кто-нибудь — например, та же Барама — может по запаху, или даже хлебнув из любопытства, вычислить состав настоя и догадаться. Хотя Бараму она за несколько дней видела всего раз — вчера, поэтому не сильно волновалась насчёт древней старухи, которая, похоже, наконец-то сдала позиции. Но мало ли, кто-то из рожавших сам пил такой...

— Только всё же напомню, что рано или поздно заметят все. Да и костюмчик твой либо перешивать придётся...

— Не придётся! Нас обложат буквально через пару-тройку осьмиц, от силы месяц...

Эльри ахнула:

— Откуда ты знаешь?

— Так ведь мы со Сванской Сворой отражали первую атаку в Пестердоме, забыла? Всё, наступление уже началось. Теперь только вопрос времени, которое нужно им, чтобы закрепиться в Пестере и двинуться на нас. Учитывая, что наших там не осталось, это по сути лишь время на переброску войск. Хотя какие-то части уже в пути. А их там тьма тьмущая! Вам что, ничего не сообщают?

Эльри сидела, прикрыв рукой рот и качала головой:

— Может, воинам и сообщают, а я как-то не следила. Ну, знаю, что все готовятся к скорому сражению, но они ещё с зимы это делают. Мне-то что? Заготовить побольше губки, жил, тряпок да мази для ран — это занятие такое, бесконечное. Вот я и привыкла считать, что скоро — это ещё не сейчас...

Эльри ошеломлённо замолчала. Похоже, Аина невольно ошарашила целительницу не меньше, чем утреннее открытие — её саму. Каждая ненадолго погрузилась в свои мысли.

После тинче Аине полегчало, и внезапно разыгрался аппетит. Понятно теперь, почему она в последнее время много ест — вовсе не от нервов... Эльри тоже была не прочь позавтракать и они отправились на кухню. Уже рассвело, и каша для жителей замка должна была вскоре поспеть.

На дворе тоже затапливали печи и Аина, к своему изумлению, увидела Бараму, довольно бодро переходящую от одной к другой. После вчерашнего ковыляния с клюкой это казалось невозможным, но... Эльри что-то упоминала про вчерашнее.

Когда женщины зашли за угол, Аина остановила целительницу и зашептала удивлённо:

— Как такое возможно? Она же вчера еле ходила!

— Жертвоприношение, — мрачно ответила Эльри, как будто это всё поясняло.

— В смысле?

— Ну, она ведь вчера пошла с тем, кого посадили на кол?

— А ты что ли не видела? Я думала, все во дворе собрались.

— Я не охотница до подобных зрелищ. Стояла позади на подхвате — вдруг кому плохо станет, смотреть не стремилась.

— Ладно, но каким образом казнь связана с самочувствием Барамы?

Эльри оглянулась по сторонам, но поблизости никого не было — замок только начинал просыпаться. Придвинулась поближе и зашептала:

— Когда я была ещё маленькой и меня только привезли в становище... Раньше я ничего не помню, и смирилась с этим. Так вот, заговаривать память напрочь, как это сделали с тобой и со мной, умеет только Барама. Так что я её видела близко, как тебя сейчас. Это первое, что я помню. Она была похожа на одеревеневший от времени труп. Могла только сидеть. Когда она заговорила, мне показалось, что коряга ожила. Я тогда здорово напугалась. А через пару месяцев был какой-то праздник, и там тоже кого-то казнили, назвав это жертвоприношением богам. Вроде бы вражеского лазутчика. Я ещё мало что понимала в происходящем. Зато мне врезалось в память, что туда Бараму несли на носилках, а на другой день она уже шастала везде сама, и на вид сбросила лет двадцать, а то и тридцать. Молодухой, конечно, не стала, но и на корягу больше не походила — просто пожилая женщина...

— Хочешь сказать... — Аина даже замолчала от удивления.

— Я не знаю. Просто говорю тебе, что так уже было.

А ведь и Ху, скончавшаяся от возраста, утверждала, что Барама была стара ещё в её молодости. Тогда Аине это показалось преувеличением или путаницей в голове, которую настойчиво приписывали старой Ходячей Смерти... Теперь-то понятно — это делалось для того, чтобы обесценить слова недовольной новыми порядками блюстительницы валльских заветов. Но...

— Неужели никто больше не заметил? Не испугался? Не возмутился? Это же капец как страшно — бессмертная ведьма!

— Ну, с одной стороны, да — люди боятся непонятного и склонны ополчаться на тех, кто обладает странными силами. А с другой стороны, если такой человек уже пользуется авторитетом и занимает высокое положение, то проще сделать вид, что так и надо, ничего особенного не происходит. Вот как с этим гаремом ахсары...

На крыльцо замка вышло несколько воинов, и женщинам пришлось свернуть разговор. Аина только сжала руку Эльри:

— Спасибо, что предупредила. А то я сразу не поняла, о чём ты... — и они поспешили на кухню.

* * *

С завтраком вышла накладка: только Аина поела на кухне, как её позвала на раннюю трапезу Морена. Отказ, как обычно, не принимался. Пришлось из вежливости что-то поклевать.

— Прости, я уже поела. Не думала, что ты так рано встанешь.

— Нам пора возобновить тренировки с мечом, — безапелляционно заявила ахсара.

Мысль о том, чтобы после вчерашних казней снова взять в руки проклятый клинок, да ещё в свете сегодняшнего открытия, чуть было не привела к переводу продуктов.

— Что с тобой? — удивилась Альвейд, словно впервые видела недомогание.

— Кажется, я вчера траванулась солдатским хэцем, — пришлось соврать Аине. — Мне кажется, сало там было несвежее. А может, я просто отвыкла от такой пищи. В общем, боюсь, что сегодня я не смогу быть тебе достойным соперником, ахсара, прости.

— Ну так сходи к Эльри, — раздражённо бросила Морена.

— Я уже. Она дала мне отвара из коры дуба, но сказала, что лучше полежать и попить побольше, чтобы вымыть из тела дурные вещества.

Разумеется, Эльри ничего такого не говорила, но Аина посетила вместе с ней достаточно больных в становище, чтобы знать это сама.

— Ладно, тогда валяйся. Ты нужна мне крепкой и сильной. Как можно скорее. А мы тогда прошвырнёмся на посадки.

Морена сделала пренебрежительный жест рукой, который Аина восприняла, как позволение покинуть стол, что и выполнила с превеликим облегчением. Легла на диван и стала медленно дышать.

Но по-настоящему смогла расслабиться только после того, как ахсара со своим "первым хедивегом" покинули замок. К счастью вышли они из покоев достаточно скоро.

Альвейд всегда была одета одинаково — в свой кожаный облегающий костюм, а вот Морена на этот раз нарядилась в лиловые плисовые шаровары и бархатный приталенный жакет, расшитый по бортам шёлком и золотом.

За спиной у Альвейд был привязан наискосок длинный свёрток, подозрительно напоминающий Меч Кернуна. Морена же небрежно приказала отдать ей на время чёрный скимитар:

— По зрелом размышлении, я позанимаюсь с Альвейд.

Аина была только рада избавиться от мрачного оружия. Альвейд же, наоборот, жадно протянула руку за клинком, но Морена её отстранила:

— Тебе вредно с ним много ходить. Я понесу, а там поменяемся, — и забрала скимитар сама.

Расслабиться после их ухода получилось не сразу. Аине вдруг стало тесно в любимом кожаном наряде и она с завистью подумала про шаровары Морены, выглядевшие очень уютно, впрочем, как и мягкий верх жакета. Немного поворочавшись, она решила снова сходить к хицау одежды, вернуть слишком большой сарафан и попросить что-то более ордынское, а заодно заварить себе слабый настой, который можно будет попивать в течение дня.

Через час вернулась с шароварами, рубахой, жилеткой и кувшином питья от Эльри. Конечно, ткани были далеко не такие шикарные, как у ахсары, но вещи вполне удобные, приятные к телу. Не натягивать же ночнушку посреди бела дня.

На этом поводы отсрочить мысли о главном кончились. Надо решать, что делать с беременностью, раз уж мир снова пошёл ей навстречу и сразу же предоставил свободное время. Ни об одном из исходов даже думать не хочется. Но придётся.

Итак, какие есть варианты?

Встать прямо сейчас и уйти прогулочным шагом в Княжества, к тётке, оставив позади всю эту войну? Нет, она не может предать доверие Саната, а уж тем более оставить Клареда один на один в весьма вероятном поединке с ахсарой.

Избавиться от зародыша? Причём, немедленно, пока есть повод для оправдания плохого самочувствия. Нет, мысли отказывались даже поворачиваться в эту сторону. Аина физически не могла заставить себя убить плод своей истинной любви.

Хотя ради великой цели, если уж выбирать её, именно так и следовало поступить, чтобы забота о будущем ребёнке не подвела ни её саму, ни его отца в решающий момент...

Но, если в результате поединка Кларед погибнет, а она выживет... Исход неприятный, но вероятный... Она себя не простит! Ведь может остаться живая память о родной душе! То, что даст силы жить дальше...

Тем более, если вдруг Морена победит Клареда и останется в живых, больше некому будет её устранить, кроме Аины. Возможно, на это понадобится много лет, но ребёнок от любимого точно даст силы не поддаться её разлагающему влиянию и дождаться возможности...

В конце концов, Аина, как хедивег, может потребовать ахсартагской привилегии воспитывать дитя сама, не отдавая его в хьязар30 или оставляя там только при вынужденном отсутствии. И в самом крайнем случае перепоручить невыполненное задание ему... Ведь если уж Барама, обычный человек на службе Тёмной Матери, способна столько прожить за счёт жертвоприношений, то что говорить об аватаре Мары?..

И остаётся всего один выход: продолжать, как ни в чём не бывало. Скрывать пока своё положение от ахсары, благо недолго осталось до решающего противостояния, а там видно будет.

Если придётся вступить в схватку на стороне Клареда, их обоих, по идее, либо убьют... Хотя могут убить и одну Аину, но в любом случае, для неё смерть тоже более чем вероятна... Тогда нет смысла идти на уловки сейчас, чтобы избавиться от плода. А если они оба выживут, будет двойной повод для радости. И лишний мотив для восстановления титулов. Кларед отречётся от Смерти, они смогут пожениться, будут жить долго и счастливо...

Подобный финал вдруг представился настолько желанным и в то же время невозможным, что у Аины перехватило дыхание, из глаз брызнули слёзы... Разум застили две мысли: страстное "Дайте нам счастья, дайте!" и отчаянное "Ну почему, почему жизнь так несправедлива?!" Грудь разрывали по-детски упоённые, безутешные рыдания, доводящие до икоты. Пришлось остановиться, чтобы попить из кувшина...

Так, стоп, надо взять себя в руки. Конечно, беременной будет многократно сложнее себя контролировать... Но ведь это не повод убить будущую жизнь! Как там Волхв говорил? Чем сложнее условия, тем быстрее развитие? А значит, ближе рождение в следующем мире. На случай, если всё пойдёт по худшему сценарию...

"Дыши. Дыши. Плавно и медленно. Вот так. Успокойся. Всё в твоих руках. По крайней мере, отношение к происходящему".

А ведь знание того, что она теперь не одна, даёт силы! Да! Так они вместе с будущим ребёнком и справятся...

* * *

На другой день с утра всё-таки пришлось идти с ахсарой в горы заниматься, благо отвар Эльри помогал и тошнота отступила куда-то далеко на задний план, хотя по утрам и обозначала своё присутствие. За проведённый в постели день Аина укрепилась духом, как могла, и чувствовала себя готовой противостоять новым козням Морены.

Они втроём с Альвейд поднялись в горы по узкой тропе, которая начиналась там же, где и запасной путь из замка, но вела в противоположную сторону, на запад. Оказалось, что ближайшие склоны изрядно освоены и даже слегка обжиты. Их нельзя было назвать легко проходимыми, однако нарты постарались на славу: где-то расчистили, а где-то насыпали небольшие площадки между скал и выложили между ними ступени из камней.

Каждый такой пятачок явно служил некой цели: тут — охраняемые склады в пещерах, там — прорежённые заросли красавки. В одном месте — сотни мелких фляг из ханек на ветвях деревьев. В другом — странная конструкция из бычьих пузырей, натянутых на деревянный каркас.

— Теплица, — бросила Альвейд, заметив озадаченный взгляд Аины. — Выращиваем кое-какие полезные растения.

Чуть выше, в продолговатом распадке, несколько человек вязали из тонких лоз что-то похожее на каркасы для корзин. Другие обклеивали каркасы какой-то до боли знакомой бумагой... Страницы из книг! Неужели ахсара пустила на это библиотеку? Вот вам и любительница чтения... По камням на склонах сушились готовые изделия, напоминавшие высокие бумажные шапки. В огромном количестве.

— Что это? — удивлённо спросила Аина.

— Неприятный сюрприз для врага! — самодовольно заявила Морена, не вдаваясь в объяснения.

Разумеется, тревога за Клареда кольнула сердце Аины, но повода настаивать на ответе не было. Возможно, ей пока всё же не до конца доверяют. А по большому счёту и не её это дело. Оставалось надеяться, что загадочная бумажная угроза — оружие не для ближнего боя, а значит до айланна не достанет. Его ведь будут беречь, чтобы в конце натравить на ахсару.

Трое женщин поднялись в самый конец тропы, на лесистое взлобье, под которым протекала река. Там имелась достаточно ровная естественная площадка, уже утоптанная и без случайных камней под ногами. От солнца и лишних взглядов её прикрывали длинные лапы огромных седиров, хвоя которых источала приятный аромат.

Альвейд сняла со спины свёрток с Мечом Кернуна и подала Морене рукоятью вперёд. Ахсара жестом велела Аине извлекать свой скимитар. Пришлось подчиниться, хотя за мыслями об увиденном по дороге сюда, она не успела морально подготовиться. Только после того, как Аина встала в боевую стойку, Морена извлекла божественный меч из ножен.

— Нападай!

Тело быстро вспомнило прежние уроки, которые проводил Брен. Морена как будто уверенней стала обращаться с клинком — вероятно, заслуга Альвейд, хотя не похоже, что тренировки велись именно с волшебным оружием. Но всё равно, до великой мечницы ахсаре было далеко. Так что любой Воин Смерти, не знавший о её способности внезапно ускоряться, рисковал совершить роковую ошибку, сочтя её лёгкой добычей. Хорошо, что Кларед не принадлежал к их числу.

К ощущениям от чёрного скимитара Аина старалась не прислушиваться, спонтанно приняв решение поступать с ним примерно так же, как со звуками оргий, то есть, по возможности, игнорировать. Однако он снова сыграл с ней злую шутку, "подбив" руку сделать выпад глубже намеченного. Если бы не скорость реакций ахсары, на этом её жизнь и окончилась бы.

Аина внезапно испугалась, что Брен на самом деле вовсе не собирался убивать Морену, а его точно так же подвёл проклятый клинок, и, поспешно отступив, принялась оправдываться:

— Прости, я не хотела, у этого скимитара как будто есть своя воля...

— Ничего, — перебила ахсара, хищно улыбнувшись. — В предстоящей битве тебе это поможет, привыкай. А за меня не волнуйся. Я хочу, чтобы ты всерьёз пыталась меня убить. Как иначе я подготовлюсь к настоящему бою с Воинами Смерти?

Аине ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Хотя теперь движения сковывал страх, что внезапные дерзкие выпады в любой момент могут объявить покушением и убить её так же, как Брена. А Морена злилась на сдержанность и понукала стараться серьёзней. Но не подстава ли это с её стороны?

Скимитар тоже понемногу брал своё: его тёмная сила потихоньку просачивалась в сознание, поднимаясь по руке вверх, словно яд, только не онемением, а яростью. Агрессия боролась с опасением прямо в теле, и эта борьба утомляла похлеще самой тренировки.

Через полчаса Аина вымоталась до такой степени, что нависла угроза потерять над собой контроль. К счастью, в этот момент Морена остановила бой и вложила Меч обратно в ножны.

— Надо передохнуть, — сказала она и уселась на землю.

В первый миг Аина не могла поверить своему везению. Но в милость Морены верилось ещё меньше. А потом присмотрелась и поняла, что аватаре Мары тоже нелегко давалось орудование божественным клинком: на лбу блестели крошечные капельки пота, лицо осунулось, с него исчезло выражение превосходства, всегда таившееся где-то в изгибах глаз и губ.

Надо же, а ведь раньше казалось, что тренировки с Бреном были такими короткими из-за несерьёзного отношения Морены к боевой подготовке. Точнее, та сама создавала подобное впечатление капризным тоном. На деле же, выходит, маскировала за заявлениями, что хедивегу тоже надо позаниматься с мастером, вовсе не лень, а свою необходимость в отдыхе.

Но теперь, благодаря пояснениям Саната, с глаз словно спала пелена и стало очевидно, что не так уж просто аватаре Проклятой управляться с Мечом. Вероятно, ей божественный клинок был так же чужд и противен, как чёрный скимитар Аине...

И в этом таилась надежда! Ведь если в бою Морена устанет, у них с Кларедом появится шанс. Правда, его предупредить уже не выйдет, но если айланн продержится достаточно долго, то Аина сможет выждать нужный момент и сделать решающий выпад сама.

В тот день они сделали ещё два подхода. Итого три: один с Альвейд и два с Аиной. Причём подряд, разве что с перерывами. Значит, Морена всё же увеличила свою выносливость в отношении Меча за прошедшие два года. Или просто сильнее старалась теперь, когда главная битва на носу? Нет, наверное, всё же не зря этот клинок хранился в изголовье кровати.

Тренировки повторялись через день, и постепенно Аина уверилась в том, что Морене орудовать Мечом Кернуна даже сложнее, чем ей самой чёрным скимитаром. Выражение превосходства исчезало с лица почти сразу. Возможно, потому что было наигранным. Пот выступал на лбу где-то в середине подхода. А к концу, незадолго до перерыва лицо бледнело и вытягивалось.

Опасение, что требование атаковать всерьёз — подстава, довольно быстро прошло. Буквально после пары скоростных ударов Морены, которые оставили лишь вмятины на коже. То есть, будь на то её воля, Аина уже стала бы трупом. И такие удары обязательно наносились в каждом подходе. Словно намекая, что ахсара может в любой момент лишить хедивега жизни без всяких предлогов.

Поначалу это вызвало даже более глубинный страх — за свою жизнь, за ребёнка, за провал всей затеи со спасением мира от козней Проклятой. Аватара Мары чуть не создала трещину, через которую могла расколоть душу Стражницы. Но Аина истово молилась всем известным богам, и кто-то из них — кажется, Хёдр — ниспослал ей спасительное воспоминание.

В Кодексе Воинов Смерти, который иногда цитировал Кларед, были такие слова... Нет, дословно Аина не помнила, но смысл поняла так: если попрощаться с жизнью заранее, то страх смерти уже не будет иметь над тобой власти. Она наскребла в памяти несколько фраз, наверняка, безбожно переврав их: "Все живые прахом станут. Страх притягивает смерть. Нам некого бояться, кроме самих себя". И повторяла их перед каждой тренировкой всю дорогу до площадки.

Помогло. Постепенно Аина перестала бояться. Часть внимания освободилась для наблюдения за состоянием ахсары новым взглядом. И снова встал старый вопрос: зачем ей вообще эти тренировки?

Единственным предположением было то, что поддерживать нечеловеческую скорость постоянно Морена всё-таки не может. Санат вроде что-то говорил о чисто телесных ограничениях способностей. Значит, в настоящем бою ахсаре придётся частично полагаться на обычные умения. Она их, конечно, подтянула, но, Аина вполне успевала отбивать её выпады, Альвейд — и подавно.

Возможно, ахсара стремилась нащупать тактику чередования. Или раскачать длительность сверх-скоростных периодов? Хотя нет, за две осьмицы они не стали дольше ни на гран — каждый раз всего несколько ударов сердца. И хорошо, иначе страшно было бы представить смертоносность Морены в бою: одна пробежка сквозь строй и пары Кулаков как не бывало...

Однако, как часто можно ожидать таких стремительных выпадов, вычислить не удалось. Перерывы могли иметь самую разную длительность, вплоть до тех же нескольких ударов сердца. Видимо, не существовало строгого ограничения. А значит, не используешь это против неё наверняка.

Поборов страх смерти, Аина даже начала всерьёз пытаться достать ахсару, пусть и не особо веря, что удастся. Всё-таки здорово было бы прямо там, да ещё и по требованию самой Морены, убить её и тем самым предотвратить предстоящую бойню.

Подойдя к этому бесстрастно, как к обычной задаче, Аина вспомнила и в свободное время снова начала тренировать "движения без думания", как учил её Санат. В результате несколько раз чуть не поранила ахсару. Но именно что "чуть". Меч Кернуна по прежнему успевал уверенно отбивать скимитар, пусть и немного ближе к телу. Морена же только обрадовалась поднятию уровня сложности.

В итоге у второго хедивега не осталось сомнений, что так просто ахсару не возьмёшь. Надежда только на усталость. Ведь настоящий бой Морена не сможет остановить.

Кстати, освоив образ действий в обход разума хотя бы в тренировочном бою, Аина поняла, что Альвейд им давно владеет, и именно этим объясняется её непревзойдённая результативность. Теперь второй хедивег, пожалуй, мог бы потягаться с первым. И был бы даже не прочь — в учебных целях, чтобы упрочить свой новый уровень, не рискуя напороться на всерассекающий клинок. Но Морена ни разу не пыталась поставить их друг против друга. Да и Альвейд не предлагала, хотя поглядывала на бывшую делдэшне одобрительно.

С чёрным скимитаром Ходячей Смерти не давали долго работать — максимум, один подход в день. И у той каждый раз чуть ли не руки тряслись в предвкушении, а когда приходилось клинок возвращать, на лице появлялась тень чисто детской обиды.

Морена не повторяла объяснений, но Аина запомнила те первые слова, что Альвейд вредно долго держать это оружие. А второму хедивегу, получается, нет? Или дело в том, что первый уже и так полностью под властью Мары? Наверное, если перебрать всей этой тёмной силы, можно действительно сойти с ума или умереть, как Отступницы Похоти, а Ходячая Смерть ахсаре ещё явно понадобится в битве.

К сожалению, для Аины работа с проклятым клинком тоже не проходила даром. Хотя, вероятно, дела шли не так хорошо, как хотелось бы Морене. Потому что Аина неукоснительно соблюдала "гигиену души" по советам Волхва и после каждой тренировки очищалась Светом. Да, он ещё говорил, что не стоит бояться заступить на тёмную сторону, но не хотелось совершенно. И раз получалось удержаться, при этом не вызывая подозрений, то зачем?

Тем не менее общая усталость от нахождения во враждебной обстановке постепенно накапливалась. Ведь приходилось постоянно быть начеку, не только внешне, но и внутренне: не показать "солнышко", не впустить ярость, не поддаться страху, не выйти из себя, не отозваться на похоть "гарема". А тут ещё ребёнок во чреве растёт и тоже требует сил... Но вот как раз от ощущения, что стоишь на своём, несмотря ни на что, силы-то и прибавлялись. Точнее, даже не столько силы, сколько ощущение устойчивости среди жизненных бурь. И вера в себя.

Глава 40.

Последняя битва

Дружина Совета планомерно занимала провинцию Пестер, а потом и половину Сагаты, не встречая особого сопротивления — враг просто откатывался к замку. Только на последнем этапе начались сложности, но небольшие. Нарты действовали, как в Селви, по принципу кусающих медведя собак: там стрелковый налёт, тут поджог где-нибудь на рассвете иль в сумерках — и быстрое отступление. Очевидно, берегли силы для обороны Сагатдома.

Местное население не слишком-то радовалось освобождению, учитывая, что большинство их родичей и соседей состояли в Народной Орде, на которую наступали освободители. Пусть и загнаны были туда нуждой, а не доброй волей, но вроде как сильно не жаловались. Сельчане не роптали, конечно — дружине был дан строгий приказ не безобразничать, да и не было причин: снабжение из тыла поступало исправно. Но и помочь ничем не могли. Разве что по мелочи: штаб разместить, водой напоить, указать места для выпаса.

Всё это время Клед провёл в Пестердоме, где организовали ещё одну временную Обитель, грозящую стать постоянной. После того, как Горм навёл в замке порядок, Раскин перебазировался туда, как главнокомандующий. В Селвидоме остался за старшего Малбет; похоже, ему после войны тоже светило повышение. А Сагате, как ключевой приграничной крепости — новый хозяин в виде Раскина. Горм явно обустраивался как будущий Скимитар в Пестердоме, который завоевал. Всё по заслугам. А главное — неплохой способ пополнить Орден независимыми от городов и Князей Обителями, которые займут место разорённых баронств.

И уже шли разговоры о том, чтобы построить в Восточных Воротах пограничные форты по обе стороны прохода между горами, перегородив его стеной. Разумеется, тоже после войны, когда позволят средства и численность Братства. Для Князей это были слишком дальние земли, чтобы заниматься подобным самим, а главное — держать там постоянный гарнизон. Похоже, вопрос об этом не раз поднимался, но договориться о совместных действиях в Совете так и не смогли. А после столь серьёзного нашествия, стараниями Армата согласились отдать дело на откуп Ордену. Который таким образом приобретёт в государстве совершенно новый статус охранника границ! Конечно, сперва предстояло победить кочевников, но поражение никто всерьёз не рассматривал.

Правда, пока непонятно, где они собирались брать новые Башни Смерти, которые будут действовать так же, как имеющиеся. Ведь там явно замешано какое-то колдовство, а колдунов в Ордене вроде бы не водилось. Пока что ежевечерние причащения, как и в Селвидоме, читались у алтаря во дворе, наскоро сооружённого из поставленных друга на друга больших камней. Ключевым элементом служил тёмный полупрозрачный камень, похожий на осколок купола Башни Смерти, который водружали на верхушку алтаря на время ритуала, а в остальное время он хранился у начальника крепости. Давал этот осколок лишь едва уловимый фон привычного ощущения бренности жизни и вряд ли мог использоваться для Наречений... Впрочем, оно и к лучшему.

Клед потихоньку присматривался ко всей этой "кухне", чтобы понимать, что к чему и кто чего стоит, если придётся потом брать на себя управление Орденом. Подмоги-то в виде знаний от Мары, как у прежних Мечей, не будет. Благо он себя вроде бы неплохо зарекомендовал, и его приглашали на военные советы, хотя и не на все, а лишь те, что касались Сагаты и Морены.

По всему выходило, что скрыть всё новое войско за стенами крепости у нартов не выйдет, а значит предстояла как минимум одна большая битва перед осадой. Похоже, Народную Орду пустят под нож, чтобы проредить Дружину Совета, и только потом уцелевшие укроются в замке.

Впрочем, внутри нартов тоже немало — даже не понятно, как умещаются. По крайней мере, насколько успели насчитать находившиеся в слободе Стилеты, пока их не казнили. Судя по тому, что донесли слухи до тех шпионов, которые базировались в соседних селениях, в этом немалую роль сыграла новая хедивег ахсары, по описаниям совпадающая с Алриной. То есть, у айланны всё же получилось внедриться. Пусть и "вторым хедивегом", тогда как первым оставалась Ходячая Смерть.

Когда вернулся вне очереди Дерк и передал от Алрины сообщение, грудь Кледа залило приятной горячей волной. Это ощущение не согласовалось с полученными сведениями, просто, видимо, так отозвалась душа на привет от любимой. Особой пользы для дела в нём не было, ведь Клед и так настроен был сам сражаться с ахсарой. Но его порадовало то, что айланна не стала рисковать понапрасну, и, судя по последним новостям, выгадала себе весьма удобное место для поддержки, если ему таковая понадобится.

Однако Дерку он велел никому не рассказывать, что того предупредили. Сам, мол, отошёл по делам, а на обратному пути увидел, как Стилета вяжут, и решил не возвращаться. Клед понимал, что именно из-за его общения с Алриной в Траке Дерк спасся, а человек Лепса погиб, но остальные не оценили бы такого размена.

Хотя соблазн всё же поделиться с начальством наличием тайного союзника в стане врага был велик, когда Раскин сложил стрелу с тетивой и начал выспрашивать, не его ли "подружка" — тот самый новый хедивег, который угробил сразу троих Стилетов.

Но доказать её намерения наверняка Клед не мог, а если бы попытался, то ещё и себя опорочил бы, потеряв доверие из-за того, что выдал потенциальному противнику важные сведения. Поэтому он не отступил от прежней легенды, только привёл свои "домыслы" в пользу того, что Алрина Мариндер, несмотря ни на что, преследует свои мстительские цели, а вовсе не искренне служит ахсаре. То есть, делать её мишенью не стоит, поскольку она может оказаться полезной для выполнения их задач, как тот же Дарго Дзеран.

— Но ты же говорил Мечу, что она отправилась восстанавливать титул, а к нартам вернуться не может, поскольку дискредитировала себя убийством кого-то из верхушки?

Надо же, Армат посвятил Раскина в содержание их первой беседы! Впрочем, врать скимитару что-то другое было чревато.

— Это были лишь мои предположения, основанные на её словах. Она могла изначально быть со мной не до конца откровенна или же поменять мнение по какой-то причине. Например, тётка умерла и подтвердить происхождение стало невозможным, поэтому осталось только мстить, а от убийства как-то удалось оправдаться.

— Тётка жива-здорова, но девушка у неё не появлялась, — сухо сообщил Раскин.

Вот как! Они даже проверили... Клед пожал плечами.

— Не могло ли быть так, что она всё-таки изначально тебе врала обо всём?

— Я вообще-то чувствовал намерения людей ещё до Обручения, — так же сухо ответил Клед. — К тому же, на Вольнице мы столкнулись случайно. Она уже служила у Петры, когда я туда попал. Да и не было у меня никаких сведений, которые имело бы смысл добывать нартской шпионке. Были ли они у Петры и могли ли нарты узнать о её путешествии заранее, чтобы специально подослать человека, вам виднее. Но мне кажется, в таком случае Алине было бы логичней оставаться в Краю Восьми Озёр, тем более, что её приглашали, — к концу тирады тон Ворона стал ледяным.

Раскин кивнул, то ли принимая объяснение, то ли списывая суждение Кледа со счетов в силу предвзятости, и отпустил его жестом.

Но упрямый Кинжал напоследок всё-таки решил добавить ещё один аргумент:

— Вы также можете узнать мнение самой баронессы ал да Малфирдом по поводу этой девушки.

— Обязательно. Ступай, — процедил Скимитар сквозь зубы.

Разумеется, Кледу это мнение вряд ли сообщат. Но он сделал всё, что мог себе позволить.

* * *

А потом пришёл приказ от Меча брать ахсару живьём. Как обухом по голове.

— Зачем?! — обескураженно спросил Клед.

— Её хотят публично судить и казнить в Аграбе, — безразлично ответил Раскин.

Ну конечно, не ему ведь с нею сражаться! Клед и так не был уверен, что одолеет Морену в поединке, а пленить такого противника раз в двадцать сложней, чем убить!

С другой стороны, Алрина как раз толковала о каких-то завязках судьбы из-за которых лучше, чтобы убил Морену кто-то другой, не он. Чтобы не оставить Маре шансов снова привязать его к себе в следующей жизни... Хотя тут бы эту сначала достойно дожить!

Так или иначе, Ворону вменялось разработать соответствующую тактику для своего Кулака, и какое-то время они все вместе бились над этой задачей. Исходя из расчёта, что брать ахсару придётся уже в замке.

Сначала Клед подробно изложил обстоятельства и дал всем денёк на подумать. А на следующее утро к нему подошёл очень серьёзный Дон и отозвал в сторонку:

— Мне сон был опять. Привезли того паука в столицу в клетке. Но не казнили, потому что там он как начал плести паутину... И заткал все Княжества. Началась война, князья стали сражаться друг с другом за власть... В общем, нельзя брать её в плен, только хуже станет.

Клед кивнул, потому что даже без вещих снов опасался чего-то в этом роде. Ну в самом деле, зачем так усложнять им задачу? Публичная казнь — не оправдание. Зато, если вспомнить, что Морена — частичка Тёмной Матери, которая буквально диктует свои планы Армату... В общем, дурно всё это пахло. Но...

— Я с тобой согласен. Только мы не можем открыто не повиноваться. Меча нашего этот паук себе подчинил уже полностью, а средние звенья командной цепи понятия не имеют, с чем связались. Поэтому мы обязаны хотя бы сделать вид, что собираемся действовать, как приказано. А там — победителей не судят. Мертвецов — тем более.

После обеда Ворон повёл своих бойцов в горы обсуждать план подальше от лишних ушей. Дружинников не взяли, потому что и в гущу боя их бросать не собирались, но Стап настаивал, что пригодится, и, учитывая его опыт, Клед согласился.

— Если она такая непобедимая, — начал Весельчак, — может, просто запереть её, где она там окопается? Рано или поздно с голодухи ослабнет...

— Я же сказал, у неё в руках будет клинок, который рассекает всё, — возразил Клед. — Так что запереть её невозможно.

— Что, вообще всё? — недоверчиво переспросил Суслик. — Даже камень?

— Даже камень.

Видимо, им всё-таки сложно поверить в волшебство до конца, чтобы учесть его в своих расчётах.

— Прям любой толщины? — настаивал Суслик.

— Точно! — понял его мысль Ясень. — Смотрите, если её завалить в какой-то пещере достаточно толстым камнем, то на глубину меча она, может, и прорежет его, только вынуть-то как этот кусок, если он одной стороной продолжает за гору держаться?

— Ага, только как ты успеешь завалить вход таким большим камнем, даже если удастся загнать её в пещеру? — едко заметил Стремглав. — Она же не будет стоять и ждать, пока его сарлуки подтащат. Она, может, и вовсе в пещеру не побежит, с таким-то оружием. Покрошит нас, как капусту — и всё тут. Особенно, если поймёт, что мы её насмерть разить не собираемся.

— Да и способы есть расковырять большой кусок, если длины клинка не хватает, — добил идею Сип. — Пирамидками резать, по частям, как большой куб сыра. Или конусом вынимать, как яратиковый жир из бочки, а потом края соскребать.

— Ладно, а если навалиться числом? — предложил Два Удара. — Понимаю, при этом кто-то лишится жизни или конечностей, но Стремглав верно сказал: если осторожничать, она нас всё равно достанет по одному. Ведь ни броня, ни клинок не спасут. А так — не может же она рубить сразу во всех направлениях? Зацепить за руки...

— Или за ноги, — подал голос немногословный Гарза.

— Точно! Я могу ей под коленки кинуться сзади, — оживился Пластунец, — а вы заставите её отшатнуться.

— Как же, заставишь её с таким мечом... — усомнился Сип.

— Я могу подсечь ей ногу кнутом! — ожидаемо предложил Кнут. — Или руку зацепить. Если повезёт, то даже рабочую.

— Разрубит она твой кнут, — возразил Филин, сразу принявший условия игры.

— Нет, если кто-то отвлечёт!

— Можно вылить ей в лицо ведро воды, кисет песка развеять или углей бросить, — дополнил идею Архар.

— А лучше уксуса, — поправил Колтунок.

— Своим в лицо может попасть, — не одобрил Батя.

— Да и тащить уксус в бой — так себе идея, — согласился с ним Дед.

— Ладно, как насчёт яда? — спросил Колтунок. — В смысле чиркнуть по ней отравленной "звёздочкой"? Я довольно точно мечу.

— Так приказали ж не убивать, — возмутился Два Удара.

— А кто говорит про убивать? Есть составы, которые просто парализуют, если не переборщить...

— Может не сработать, — усомнился Клед. — Скорее всего, она много лет вырабатывала сопротивляемость, вроде как у вас. По крайней мере, её помощница так делала.

— А мы применим заморский, — не сдавался Стилет. — Ей-то где такой было брать?

— Ты забываешь, что Своры нартов каждый год гоняли по всем Княжествам и не только, — возразил Дед.

— Да, на три стороны света ходили, — припомнил рассказы Аины Клед. — Запад, восток и север.

— А мы с юга возьмём, заморский, — упорствовал Колтунок. — Как раз там есть жаба...

— Хорошо, — согласился Ворон. — Как вспомогательный вариант сойдёт, но рассчитывать только на это мы не можем. Если яд хотя бы замедлит её — считай, уже повезло. Идея с кнутом мне тоже нравится, но надо взять запасные — вдруг с первого раза не выйдет. Если там вообще будет, где развернуться. Остальное слишком громоздко, кроме кисетов с песком. Запаситесь все, кто выше меня. Главное, не бросить его в глаза своим же товарищам. У меня будет клинок и щит, которые могут отразить её Меч, значит, мне и атаковать в лоб. А остальные в это время тогда хватайте её за руки, валите назад, на Пластунца и чем-нибудь по голове приложите. Это не надёжный способ пленения, но, за неимением лучшего...

— По башке опасно, — возразил Филин. — Можно и насмерть зашибить. Разве что кулаком...

— Так я это, как раз руку набил! — оживился Два Удара.

— Ты её набивал на здоровых и крепких Братьях, — урезонил его Батя, — а хрупкой женщине можешь шею сломать. Или она и телом какая-то особенная? — обратился он к командиру.

— Вряд ли, — Ворон покачал головой. — Насколько я понял, она вроде нас: обычный человек с необычными способностями. Но, как дочь вождя, не особо усердно тренировалась. Полагается в основном на скорость и умение морочить людям голову.

— Колдовством? — насторожился Суслик.

— Не совсем. Точнее, нет, наверное... — Клед задумался, как же объяснить то, что рассказывала о Морене Алрина. — В общем, она словами и поступками играет на страстях, которые может усилить. Но нам разговаривать некогда будет, так что беспокоиться об этом не стоит. Хотя... Если она вдруг надавит на жалость или попытается соблазнить, и кто-то из вас заколеблется... — ребята дружно замотали головами в знак того, что не купятся. — Впрочем, ей незачем прибегать к таким хитростям, пока у неё в руке волшебный меч, а без него всё равно повяжем.

— Так может ей руку отсечь с мечом-то? — предложил Стремглав. — По-быстрому, если кто зацепит хоть ненадолго?

— Она может владеть обеими руками, — заметил Клед.

— Тогда и вторую отсечь, — не унимался Шокт.

— Помрёт от кровопотери, — обломил его Сип.

— Да и калечить как-то... — усомнился Ясень.

— Калечить не запрещали, — возмутился Стремглав.

— Ну, допустим, отсечь одним махом не всякому по силам, но подрезать сухожилия можно, — подумав, согласился Клед. — Если у кого-то будет такая возможность. На обеих руках. Но лучше хватать и вязать. Так что запаситесь каждый вдобавок мотком верёвки.

— Вы не забудьте, что при ней ещё и телохранители имеются, — напомнил Батя. — И даже телохранительницы. Которые, говорят, чуть ли не круче мужиков, по крайней мере, по ловкости. Сначала надо их ушатать, а потом уже навалиться на ахсару.

— Да! Кстати, очень важно, не забудьте! — подчеркнул Клед. — Красивую девушку со шрамом не убивать! Кто ещё не знает, спросите у наших дружинников, она заходила в Траку.

— Значит так, шрам тут, — вступил Дед, показывая на себе. — Грудь — во! Ростом примерно такая. Волос светлый, длинная коса.

Клед был благодарен за его вмешательство. Он не мог заставить себя сказать грубые доходчивые слова о внешности любимой. И так почти выдал свои чувства к ней словом "красивая"...

— Ну, светлая коса и у второй есть, но та вроде повыше, — поправил он Деда. — В общем, это Алина, один из хедивегов ахсары, а на самом деле её враг. В критический момент она нам поможет, но не раньше. А вот второй следует опасаться. Это Ходячая Смерть, она невероятно вёрткая, тоже отлично мечет "звёздочки" и косой может работать не хуже наших Ятаганов. Её лучше порешить первой.

— А эта Алина нас убивать не будет? — поставил вопрос ребром Гарза.

— Не должна, — Клед невольно опустил глаза. — По крайней мере обещала. Если вы её не вынудите...

Это был очень спорный момент, но то, ради чего приходилось идти на такой риск... Ворон вскинул голову и твёрдо продолжил:

— Скорее всего, у Алины будет самая удобная позиция, чтобы переломить бой. Но для этого ей надо до последнего притворяться, что она на стороне ахсары. Пока не предоставится возможность сделать ход наверняка, каким бы тот ни оказался — это уже ситуация подскажет. Поэтому атаки с её стороны будут, но не смертельные. И вы старайтесь делать так же. Не избегайте её, конечно, чтобы не выдать, но сосредоточьтесь на остальных. Когда больше никого не останется, думаю, она примкнёт к нам.

— А она-то знает, что ахсару убивать не надо? — спросил Дед.

— Нет, конечно. И сообщить мы ей не сможем, — Клед не слишком огорчился. — Но...

— Может, оно и к лучшему? — тихо спросил до сих пор молчавший Куболь.

Мысленно поблагодарив Дона за то, что поднял щекотливую тему, Клед решился:

— Поймите, ахсара — противник очень опасный. Помимо волшебного меча у неё есть способности, не меньше наших, если не больше. И не только по части боя. Поэтому, убить её будет вернее и проще, и то ещё не факт, что получится. Но, поскольку у нас приказ...

— То пускай Алина и убивает — мы приказ не нарушим, — подвёл итог сообразительный Суслик.

— Ну, полагаться только на неё я бы не стал... — сказал Клед. Понял, что прозвучало двусмысленно, и уточнил: — То есть, в её намерениях я совершенно уверен, но у нас, Обручённых со Смертью, подготовка всё-таки лучше. Поэтому, если у кого-то из вас появится шанс нанести смертельный удар, не сомневайтесь — действуйте. Я в обиде не буду и перед начальством вас оправдаю. В крайнем случае, возьму вину на себя.

— А ещё это может сделать ваша Алина, даже если не она удар нанесёт, — подсказал Суслик. — Ей-то Орден не указ, верно?

Ворон кивнул. Конечно, просить Алрину вписаться за кого-то из своих подчинённых он считал неуместным, но понимал, что если впишется он, то ради него айланна может и сама вызваться. Лишь бы все дожили до оправданий.

— А вдруг у начальства на ахсару свои планы? — усомнился Сип.

— Так сказали же, всё равно казнят, — возразил Два Удара.

— Мало ли, допросить вдруг надо сперва, — поддержал Сипа Архар.

— Да не о чем её больше допрашивать, если мы Орду разобьём, — сухо заметил Гарза.

— А где она взяла этот волшебный меч? Вдруг там ещё есть? — настаивал подозрительный Сип.

Судя по глазам ребят, этими вопросами он разжёг у некоторых такое же неуместное любопытство. Пришлось давить его на корню:

— Они знают, откуда меч, — заверил Клед. — И таких больше нет. Он хранился в Княжествах, в одном из баронских замков и был захвачен кочевниками при его разорении. Так что, если кто-то знает о нём больше, то это не ахсара, — он подумал о Санате.

— Говорю вам, это всё ужимки Совета перед народом, — авторитетно заявил сомневающимся Батя. — Многие роптали, что мы так долго не давали кочевникам отпор. Им ведь невдомёк, что Князья всё на Орден спихнули, а нас слишком мало против целой Орды. И сколько времени ушло, чтобы Совет убедить создать Дружину и найти, на какие шиши это делать. Не говоря уж о том, чтоб собрать рекрутов и обучить хоть чему-то... А показательная казнь — это демонстрация: мол, вот, наказали мы вашего обидчика. И вроде как они уже не виноваты, а герои. Не стоит оно нашего живота. Захотят — и с мёртвой придумают что-нибудь. Да хоть голову её пусть провезут на шесте по Княжескому Тракту. Это уже не наша забота.

— Всё верно, — поддержал его объяснение Ворон. — Никакого убытка ни Ордену, ни Княжествам от её гибели на месте не будет. Главное, чтобы все мы были заодно...

Он обвёл внимательным взглядом своих бойцов, и ни в одном не ощутил затаённого несогласия. У некоторых были сомнения, но предавать командира и товарищей они не собирались.

— Хорошо. Начальству я доложу наш текущий план, и завтра начинаем по нему тренироваться. Но если кто-то вдруг придумает действительно надёжный способ выполнить приказ, сообщайте.

На том и порешили.

* * *

Тем временем в Сагате тоже полным ходом шли приготовления к битве. Причём именно в поле.

Когда Аина это поняла, то сильно удивилась:

— Мы что, не собираемся обороняться в замке?

— Ты же сама видела, сколько их! — заявила Морена, как нечто само собой разумеющееся. — Здесь у нас нет ни малейшей надежды. Замок для нас ловушка.

— А там разве надежда есть? — не удержалась хедивег.

— Конечно. Ты ещё не знаешь, что мы для них подготовили.

— Так может, расскажешь?

— Устроим хаос и порубим. Не осилим всех сразу — отступим в крепость. Остатков Дружины не хватит на полноценный штурм, перебьём их потом по частям. Запасы имеются. Есть, на чём продержаться.

— Но там одних Смертников никак не меньше кочевников, а Дружина Совета чуть ли не вдвое больше Народной Орды. Как мы справимся с таким количеством? Представить не могу!

— А тебе и незачем. Начнём — сама увидишь. Твоё дело — прикрывать меня вместе с Альвейд, когда мы будем совершать вылазки, помогая на трудных участках. Броня твоя готова?

— Сегодня к вечеру должны отдать.

— Вот и отлично!

Аина уже примеряла новый костюм — дэшне доспехов хотел отметить, где и как у неё сгибаются руки и ноги с целью подогнать поудобней, чтобы в бою ничего не мешало. Она осталась довольна результатом и предвкушала обновку, как какая-нибудь знатная дама — бальное платье. Нравились ей ахсартагские, а точнее валльские "пёрышки" — словно крылья у птицы.

Броня караула ахсары, подготовленная для битвы, отличалась от традиционной. Сделанная из какой-то очень плотной кожи, как бы не яратиковой, она представляла собой не обычные верхние куртки и ноговицы, покрытые металлическими чешуйками, а панцирь, собранный из довольно жёстких пластин с крупными бляхами, прикрывавшими жизненно важные органы. В общем, это напоминало скорее доспехи Воинов Смерти, хотя и с определёнными отличиями, как будто кто-то взял их броню и перекроил по-своему. Что вызывало подозрения в сговоре между главами воюющих сторон. Впрочем, Мара, наверняка имевшая доступ ко всему, что знал глава её Ордена, и без того могла подсказать своей аватаре, где и когда нужный груз повезут в сторону войска, чтобы его перехватить.

Усиленную защиту ближнего охранного круга ахсары можно было понять, ведь им предстояло прикрывать главную троицу в тех самых вылазках. Также "мальчикам" сделали большие щиты, что освободило руки помощниц ахсары для второго короткого клинка, который наверняка пригодится в описанной боевой ситуации. Для отражения атак воительницам смастерили наручи со стальными вставками. Альвейд заказала с шипами, но Аина не желала следить ещё и за тем, чтобы своих не поранить.

Хотя нарты, которые обычно при налётах использовали костяную броню, наводящую ужас на жертв своим перестуком, за последнее время в Сагате все перешили её так, чтобы издавать меньше шума. Получилось что-то вроде стёганок с костяными вставками в каждой ячейке. Верхний слой покрывали чёрной тканью или кожей — видимо, чтобы издали ахсартаги меньше выделялись в общей массе. Так врагу будет труднее вычислить командиров.

Ахсаре тоже сделали помимо золотой, "парадной", боевую "чешуйку", со стороны неотличимую от ахсартагской, но вблизи металл казался другим, в чём-то родственным скимитару, как будто его не воронили, а он был чёрным изначально. Правда, спросить напрямую у Морены Аина не решилась. Кузнец же лишь подтвердил, что "пёрышки" ковал не он, их принесли готовыми откуда-то со стороны. Где аватара Мары взяла эти "другие пёрышки" в их нынешнем положении, оставалось загадкой.

Да и какая теперь разница? Сама конструкция такого доспеха была рассчитана скорее на защиту от случайной стрелы, чем на битву в строю с копейщиками. Хотя у кочевников, по большому счёту, ничего не было рассчитано на битву в строю. Засады, налёты небольшими отрядами — вот их конёк. Действиям более крупными соединениями они обучались последние месяцы, бог знает под чьим руководством.

Фактически Сворами продолжали командовать их атаманы, ахсара же только ставила задачи и рисовала общую стратегию на военных советах. Ну и подавала гениальные идеи, по словам Дарго. То есть проявляла себя с сильной стороны и использовала сильные стороны других, не вмешиваясь в уже отлаженные схемы. Но не брезгуя и показать, как воплощать те из своих идей, что оказались для нартов слишком новыми. Пусть идеи были и не обязательно её личной заслугой — Санат говорил, что Проклятые знают о мире намного больше любого смертного, ибо они наблюдали все народы и эпохи, — но об этом ведь никто не догадывался. Всё равно можно было считать, что свой авторитет перед ахсартагами Морена завоевала честно. Потому и закрывали все глаза на её частную жизнь.

Впрочем, пояснения ахсары не были отмечены излишней терпеливостью. Так она всего раз выехала на поле с хедивегами, караулом и гвардией Дарго, чтобы показать, как они будут действовать во время битвы, а дальше предоставила им тренироваться самостоятельно. То есть без неё самой, хедивегов и полного состава караула, который должен был присоединяться к учениям только в свободное от основной службы время.

Их отряд собирался оказывать поддержку на тех участках, где враг начнёт теснить или прорвёт ряды Народа Войны. Гвардия Дарго образовывала ударный клин, внутри которого строился круг из караула, обступавший ахсару с хедивегами. Клин гвардии нацеливался на главную угрозу как будто для лобовой атаки, но в последний момент распадался на два "крыла", которые окружали врагов и таберхалами загоняли их в "мешок". Внутри этого "мешка" круг караула раскрывался в дугу, Морена выходила на первый план и крошила тех, кто попал в западню. Гвардия в это время не давала никому больше прорваться внутрь, а караул — наружу. Альвейд и Аина добивали за Мореной тех, кого она сразу насмерть не сразит, чтобы главная ударная сила в её лице могла пройтись по всем, не увязая на одном месте. После чего круг караула опять смыкался, ахсара с хедивегами отступали первыми, а гвардия прикрывала их отход из боя.

Учитывая ограниченное время, которое Морена могла орудовать Мечом Кернуна, тактика казалась очень хитрой, действительно толковой и, скорее всего, совершенно неожиданной для врага.

Разумеется, на полевые учения, проходившие за восточными скалами, подальше от крестьянских глаз, ахсара божественный клинок не взяла. Оказалось, у неё сохранилась деревянная болванка Брена, которую Аина при побеге оставила в Сагате вместе с другими пожитками не первой необходимости.

Сердце на миг защемило от воспоминаний, захотелось прикоснуться к предмету, который столько времени провел в руках некогда близкого человека... Но потом пришло отрезвляющее понимание, что Морена, наверняка, использовала именно эту болванку для своих тренировок с Альвейд, а значит, от Брена на ней уже ничего не осталось... Да и сама Аина теперь была предана другому человеку.

Она вдруг заметила внимательный взгляд ахсары — видимо, той была любопытна реакция хедивега на вещь, связанную с первым умбалом. Проверяет, не осталось ли у "подруги" затаённой обиды за его убийство?..

Аина с медленным вздохом расслабила лицо и отвернулась. Рядом оказался Зарин — очень кстати, чтобы разрешить вопрос, который её озадачил перед тем, как болванку извлекли на свет:

— Вас что, прибавилось? — она кивнула на новых людей в гвардии Дарго.

— Да. Оказалось, в Орде хватает воинов, мечтающих защищать лично ахсару. Те, кто не прошёл отбора в караул, и те, кто даже не пытался, зная, что нужны только молодые красивые парни, — он хохотнул. — А к нам попросились. Ну, Морена разрешила, и мы приняли годных, пополнив свои ряды чуть больше, чем на треть. В такой мясорубке лишние люди нам пригодятся.

Сказано всё это было беззлобно, как факт. Зарин явно не думал ни о смерти, ни о семье, оставшейся где-то в Княжествах. Аина могла лишь позавидовать такой лёгкости. Но не успела, потому что Морена скомандовала "атаку".

Ахсара справедливо полагала, что угрозу прорыва чаще всего будут создавать именно Воины Смерти, а те сражались верхом. И потому одной из главных задач гвардии, среди прочего, было спешить как можно больше врагов, чтобы Морена могла быстро их поубивать, не размениваясь на конные манёвры с каждым противником. Разумеется, хедивегам предлагалось спешиться вслед за ахсарой, бросив коней на попечение кого-то из караула. А вот все остальные оставались в сёдлах и орудовали длинными пиками, подозрительно похожими на халы — длинные заострённые палки, с которыми юноши по праздникам состязались в боевой удали на конях. Только теперь на них красовались настоящие железные наконечники, снабжённые, помимо длинного плоского острия, ещё и крюком сбоку. И по несколько железных колец, закреплённых на разной высоте.

В передышке между подходами Аина спросила Дарго:

— Что за пики?

— Таберха́лы, — ответил тот удивлённо. — Ты их сто раз видела на праздниках.

— Да, но я не знала, что это боевое оружие.

— А откуда по-твоему взялись праздничные состязания? Не всё, что есть у Народа Войны — наследие валлов, кое-что и своё осталось. Соревнования в удали были лишь способом сохранить наследие ахсартагов с тех пор, когда нам ещё приходилось воевать конницей против конницы на далёкой прародине. У нартов совсем другой образ жизни, но и здесь таберхалы применялись в те годы, когда Смертники взялись за нас всерьёз. Именно благодаря этим пикам мы слыли для них серьёзными соперниками.

— Почему же я ни разу не видела такой наконечник?

— А вот эти тонкости ахсартаги держали, в основном, при себе. Не из жадности, а потому что это наша традиция, хранить которую кроме нас некому. Они передавались от отца к сыну. Но сейчас выбирать не приходится — это незаменимое оружие против конницы. Вот, смотри, — он проделал пару движений. -Если противник уклонится от острия, крюком на обратном ходу можно зацепить его за доспех и стащить с лошади. К счастью, благодаря тем же состязаниям, натаскать остальных в работе с боевой частью несложно.

— То-то я смотрю, у тебя древко старое, в зарубках и какого-то странного цвета...

— От отца досталось, а тому от деда. Это амбыр — очень крепкое дерево с прародины, в здешних краях оно не растёт. Но на южных склонах Хазии его иногда можно найти. Такое и без колец топором на колоде не перерубишь, не то что саблей в бою — пилить надо. Но у большинства обычный дуб, так что не помешают. А в нашей традиции вообще-то кольца вешаются за убитых вражеских командиров. Вот у меня, видишь эти два посветлее? За Кинжалов. Два самых тёмных от деда, а средние три от отца. Их ведь уже не снимешь, разве что в кузне расколоть, но портить трофеи нехорошо, пока вес в бою не мешает.

Аина почувствовала себя немного глупо из-за того, что столько лет провела в Орде и не знала о настоящем назначении халов. Хотя, кто бы ей об этом рассказал и зачем? Девочек ведь не обучали обращению с ними — это было чисто мужской забавой.

А ведь, если задуматься, целые снопы этих палок она видела во дворе и на складах. Просто за заботами о том, как не раскрыть себя и своё положение, не обратила внимания, что халы теперь с наконечниками. И не задумывалась, для чего их столько. Судя по количеству, этими хитрыми пиками вооружили всю конную Орду.

Похоже у кочевников действительно есть шанс против Воинов Смерти. Аина даже на миг испытала облегчение. Пока не вспомнила, что это представляет опасность для Кледа. Но тут уже ничего не поделаешь. Чем ближе подступал день сражения, тем сильнее давило осознание, что больше ничего нельзя изменить и все они обречены играть свои роли до печального конца...

— Все молодцы! — похвалила уставших воинов взмыленная ахсара в конце дня. — Продолжайте без меня. Главное, помните, что важно не попасть под моё Орудие Возмездия, — она подняла болванку над головой. — Иначе лишитесь того, что с ним столкнулось, будь то таберхал, конская нога или собственная шея!

Аина немного удивилась последним словам — вроде же волшебный клинок не разит без намерения владельца. Но потом решила, что в пылу боя Морена, скорее всего, не станет разбирать, кого рубить, а кого нет.

* * *

Орудием Возмездия Морена назвала Меч Кернуна, и всё чаще поминала его в последнюю осьмицу, после того, как рассказала о нём на сходке Народа Войны, собранной по этому случаю во дворе крепости. Основной целью, насколько поняла Аина, было поддержание духа бойцов после донесений о том, насколько большое войско стягивается к Сагатдому. Ведь кроме тех, кто отвоёвывал восточные провинции, подошли ещё части напрямую от Тракта. И оставалась вероятность, что им на помощь в случае нужды двинутся княжеские дружины, ныне этот самый Тракт охранявшие.

Для Орды ахсара сочинила легенду о происхождении Меча, которая искажала события, известные Аине от Саната, подавая их в нужном свете. Мол, якобы когда-то давно у нартов уже образовалось своё царство, но Княжества против них объединились, и их великого предводителя подло зарезали этим самым волшебным мечом, похищенным у нартских покровительниц валькирий, которые, по преданиям, получили его на хранение от самого бога войны Хёдра. И поскольку Хёдр такого не прощает, его Меч теперь обратится против врагов и приведёт Народ Войны к заслуженной победе.

На этом сходе Аина воочию убедилась, как искусно Морена умела поджигать сердца, преподнося, к примеру, те же былинные события из "Песни об Озёрной Битве" так, что почти каждый ощутил себя лично задетым и способным внести вклад в восстановление высшей справедливости. Это породило праведный гнев, желание возмездия и веру в собственную непогрешимость, которая придавала безрассудной храбрости.

Надо сказать, после представления ахсары, её упоминания о таком невероятном подспорье безотказно подбадривали людей, хотя большинство из них не видели его в действии. Видел только Дарго и те остатки его Своры, которые были на памятной Охоте. Они-то как раз помнили, что носителя Меча победила их же собственная Ходячая Смерть, но, похоже, делали из этого разные выводы. Кто-то воодушевился, считая, что раз Альвейд на их стороне, опасаться нечего. А Дарго в личной беседе дал Аине понять, что не слишком надеется на одного человека даже с чудесным оружием. Однако он не стал расхолаживать своих людей перед битвой. Говорил только: "На ахсару надейся, а сам не плошай!"

Крестьянам Сагаты, ныне составлявшим Народную Орду, перед выступлением ахсара тоже наплела чего-то пламенно-вдохновенного. Она представила врага источником всех прежних бед и пообещала в случае победы свободу, богатство и славу, заставив их повторить это, как клич. Речь была произнесена без доказательств зато с подкреплением в виде нескольких бочек пива, слегка сдобренного красавкой. Перед боем "воинам" обещали тоже налить "зелья храбрости", причём, памятуя о судьбе Арто, Аина подозревала, что концентрация красавки окажется намного выше.

Народную Орду вывели в поле перед Сагатдомом и поставили там лагерем за несколько дней до сражения, чтобы враг, собиравшийся в неполном дневном переходе, не застал крестьян врасплох и не смог сразу занять подступы к замку.

Первыми подошли свежие силы со стороны Княжеств: Солдаты Смерти и новые рекруты из Гостердома. Урадз предлагал ударить по ним, пока не подтянулись остальные, но Моргана отвергла эту идею, как слишком рискованную. Крестьяне выглядели не настолько благонадёжными, чтобы отправлять их в военный поход по родным полям, а кочевников было слишком мало, чтобы напасть даже на эту первую партию, не оголив полностью замок.

Дружина заняла ближайшую к Сагатдому деревню на берегу реки, Лозку, вежливо выдворив оттуда остатки жителей. В течение осьмицы с лишним к ним присоединялись части, шедшие через Пестер разными дорогами.

Образовался большущий лагерь, вокруг которого выставили временные укрепления и организовали серьёзные дозоры, так что конные налёты, и так терявшие действенность по мере приспособления к ним врага, совсем перестали приносить плоды. Поэтому разведчики лишь наблюдали за тем, как стягивается войско.

Единственное, чем Орда могла досаждать противнику на данном этапе — сливать в ту же реку свои нечистоты, собирая их по всему замку и слободе; то есть опорожнять ночной горшок приходилось в специальную бочку вместо выгребной ямы. Хотя значительного ущерба это не нанесло, поскольку Смертники быстро приняли меры: сплели из хамыза фильтры для мути поперёк неширокого потока, людей поили из деревенских колодцев, а для лошадей выкопали поильные ямы на берегу. Похлопотать им пришлось, конечно, но с таким количеством рабочих рук это небольшая проблема.

Кочевники давно знали, сколько групп зачищали провинции, так что смогли рассчитать время полного сбора за пару дней до оного. Тогда же прибыл ещё один отряд Смертников прямиком из Пестердома, по некоторым признакам, командирский. А в Сагатдоме начались последние приготовления, в которые и входила отправка крестьян в то место, где Морена считала нужным устроить сражение.

Старики и дети нартов переселились в горы, а все остальные, кто не был воином, но умел держать в руках лук, готовились стать в засады на подступах к замку.

Конечно, рощи перед Сагатдомом Орда за два года вырубила, но нарты проложили ходы на оконечности скал, выдающихся вперёд по обе стороны уступа с замком. На западе — прямо с гор, то есть с возможностью вернуться в крепость поверху, а вот на востоке раскол между склоном и скалами был глубже. Зато подняться они могли прямо на тропу, ведущую мимо бывшей каменоломни, а не обходить по равнине.

В обеих точках заранее подготовили удобные для стрелков места, а теперь туда перетащили серьёзные запасы стрел. До поля боя далековато, зато в самый раз прикрывать конницу на флангах при временном отступлении. На первый раз сгодится даже заманить преследователей специально в западню.

Слободских, кто остался, обещали забрать в крепость, если "вдруг" дело обернётся худо. Но Аина сильно сомневалась, что кочевники сдержат обещание — некуда ведь. Даже если многие полягут, при осаде лишних запасов не бывает. Однако крестьяне, похоже, не подозревали, какая сила на них движется, и верили в бодрые обещания разбить врага. Многие понадеялись на хозяев, которые их вроде бы исправно кормили-поили больше года. Хотя после вывода солдат в поле группа самых здравомыслящих мастеровых попыталась ночью сбежать из слободы по тем самым склонам в конце забора. Беглецов просто перестреляла нартская охрана, которая, оказывается, не оставляла слабый участок без внимания. Паре человек удалось ускользнуть, но их никто не преследовал — всё равно ничего полезного они не знали и навредить никак не могли. А убитых утром развесили по столбам, чтобы остальным неповадно было.

* * *

Накануне битвы Аина попала на военный совет атаманов вместе с Альвейд. Морена собиралась продемонстрировать свойства Меча, а то воодушевление командиров от первой речи начинало слабеть без подкрепления действием. К тому же им надо было точно знать, чего ждать. Перед сходкой ахсара лишь показывала необычный клинок, держа его высоко над головой, чтобы произвести впечатление и придать веса своим словам. А может, ещё за тем, чтобы запомнили вид Орудия Возмездия. Ведь после кражи его всячески скрывали и запрещали о нём говорить.

Совет, как всегда, проходил в бывшей баронской столовой. Присутствовали трое атаманов со своими хедивегами, а также четверо ахсартагов, командовавших Народной Ордой. В принципе, по положению старший над ними, Сокор, тоже соответствовал атаману, но никто его так не называл. Ведь крестьяне — не Свора, скреплённая верностью предводителю за время многих Охот.

Для начала ахсара вынула Меч из ножен, изящно взмахнула им пару раз, как бы демонстрируя, что умеет обращаться с подобным клинком достаточно хорошо, чтобы не задеть ни себя, ни окружающей мебели... А потом одним махом разрубила массивный дубовый буфет. Сверху вниз. Вместе с попавшейся по дороге посудой. Кончик меча прочертил глубокую борозду в каменной стене.

Большинство воинов не смогли сдержать возгласа удивления. Даже Аина, знавшая от Волхва, что возможности волшебного клинка намного мощнее, чем она когда-то видела в Кастердоме, была впечатлена. Пара человек подошли потрогать срезы всего, что было рассечено. Относительно молодой атаман Агдейской своры, Марсуг, подобрал особо поразивший его осколок — ровно обрезанную треть овального блюда — и поднёс показать своим хедивегам. Кусок фарфора пошёл по рукам. Слов никто не находил, мужчины лишь одобрительно крякали или растерянно качали головами.

Тогда Морена положила божественное оружие прямо на стол, за которым все сидели, и предложила желающим попытаться его поднять. После того, как Марсуг едва смог оторвать рукоять от столешницы, захотели попробовать все, но никто не преуспел. Некоторые и вовсе не смогли пошевелить клинок, словно он был приклеен к столу. Лучше всех получилось у Зарина, который приподнял гарду почти на локоть.

Дарго не спешил вступать в состязание. Ведь он понимал, что Морена прекрасно знала — именно он поднял Меч в Пестердоме. И только после кивка ахсары атаман её личной гвардии сделал свой подход. Без уверенности и бравады, основанной на предыдущем успехе — наоборот, со всей серьёзностью, словно считая это важным для себя испытанием. С заметным напряжением он приподнял клинок горизонтально на высоту своего пупка, и тут же почти уронил обратно, всем своим видом демонстрируя облегчение.

Однако Аине оно показалось немного наигранным. Возможно, Дарго вовремя сообразил, что ему ни к чему составлять конкуренцию Морене. Тем не менее, лицо его как-то по-особенному посветлело. И тогда Аина поняла, что эта демонстрация могла служить, кроме прочего, для прямого воодушевления командиров через то воздействие, которое она каждый раз ощущала, касаясь божественного клинка. Конечно, неизвестно, влияет ли он на всех одинаково, но, так или иначе, сидевшие за столом заметно приободрились, словно кто-то снял с плеч командиров тяжкий груз понимания, что завтрашний день станет для большей части их Свор последним.

Морена же, разумеется, пояснила происшедшее в свою пользу:

— Вот, видите, почему именно Дарго первым получил владения? И, несмотря на то, что не смог их удержать, теперь атаман моей личной гвардии. Ведь только самый умелый и доблестный воин, достойный милости Хёдра, может поднять его меч! А тем более, орудовать им.

Этим ахсара как бы одновременно давала понять, что является самым достойным воином в Орде и, в то же время, что отмечена особенной милостью достаточно почитаемого бога войны. Видимо, чтобы даже мысли сместить её не возникало — всё-таки подобная реликвия могла возбудить алчность в нечестивых душах.

Зарин с Федаром невольно покосились на Альвейд. Ведь на их взгляд именно Ходячая Смерть была самым умелым бойцом. Но северная красавица лишь преданно смотрела на хозяйку, убирающую Меч в ножны. Что наверняка добавляло ахсаре авторитета в глазах атаманов. Возможно, она забрала Альвейд к себе, не в последнюю очередь, именно для этого. Ведь та была последней Ходячей Смертью. Две предыдущих ученицы Ху сгинули где-то на Охотах, сами смену не вырастили, и Альвейд после Аины не пыталась. Несмотря на то, что воительницы, владеющие искусством валькирий, были самой грозной силой Орды, внушающей ужас. Впору задуматься о причинах такого пренебрежения, но были вопросы понасущней.

Например, почему Морена не предложила попробовать поднять Меч хедивегам.

Ну, допустим, Альвейд наверняка пробовала это сделать за закрытыми дверьми. И Аина не отказалась бы узнать, получилось или нет, и насколько. Предсказывать она не взялась бы, даже зная от Саната, что это оружие лишь управляется волей, как ахсара когда-то сказала Брену, а поднимается силой духа. Просто дух для Аины был не очень понятной и неуловимой субстанцией, хотя Волхв показывал. То есть касался её духа своим напрямую и поднимал его. В тот момент ощущения казались совершенно естественными и хорошо знакомыми, но что из них относилось к духу, а что к чему-то ещё... Уразуметь, как это свойство у Дарго может быть слабее, чем у Морены, Аина так и не смогла.

Впрочем, возможно, именно поэтому он не решался на мятеж, несмотря на своё несогласие с завоевательной стратегией. Тем не менее, в данный момент Аина понимала его, как никогда, даже если основная причина заключалась не в этом.

Исходя из того, как и зачем проводилось данное представление, совершенно не в интересах ахсары было показывать, что хотя бы один её хедивег мог размахивать этим мечом точно так же. Морена ведь должна была знать, что Стражница на это способна, пробовала и у неё получилось — тогда, в Селвидоме. Но этот вопрос никогда вслух не поднимался, словно не было никакой кражи.

В подобных условиях поднять божественный клинок по собственному почину означало бы оспорить, будто именно Морена избрана Хёдром для свершения мести. Что имело бы смысл только в целях мятежа, к которому не было никаких предпосылок. Аина всерьёз об этом задумалась на несколько ударов сердца, но ощутила, видимо, то же самое, что Дарго: бунт можно поднять лишь в среде, где уже бродит недовольство, какого тут и близко не ощущалось; всё остальное оказалось бы лишь бесполезным самоубийством.

Чуть погодя в дверь постучался разведчик, которого ждали.

— Всё, как ты и говорила, ахсара, — доложил он. — Они издалека увидели заграждения перед нашим лагерем и остановились на ночлег сразу за пределами видимости. Их видимости. Там небольшая складка местности. Но отсюда, сверху их можно разглядеть.

Командиры, как один, поднялись, и вся группа отправилась на стену посмотреть. У двух атаманов были подзорные трубы. Марсуг сразу предложил свою ахсаре, а Урадз поделился с Дарго после того, как сам обозрел. Потом и помощникам перепала возможность, кроме хедивегов ахсары — она отдала свою Сокору, а тот вернул Марсугу. Так что Аине пришлось довольствоваться невооружённым взглядом.

То, что разведчик назвал складкой, скорее походило на пологую волну. Так что со стены полчища неприятеля были хорошо видны в косых лучах клонившегося к закату солнца. Они копошились, видимо, разбивая лагерь, к которому ещё тянулись обозные телеги в сопровождении серьёзных охранных отрядов. Скорее, даже частей войска, которые завтра вступят в бой.

С высоты хорошо было видно, что наступающих раза в три больше, чем обороняющихся. По крайней мере, если сравнивать только два лагеря. Завтра к числу бойцов со стороны кочевников прибавятся две конных Своры и стрелки. Но всё равно численное превосходство нельзя было назвать иначе, чем подавляющим.

Хотя на лицах атаманов не отражалось той же обречённости, которую ощутила Аина. То ли благодаря недавнему воздействию волшебного меча вкупе с пламенными обещаниями ахсары, то ли знанию, что за сюрпризы заготовлены врагу. В любом случае, такие чувства следовало гнать подальше, ведь кто испугался, тот уже проиграл, а "блудный хедивег" вернулась, чтобы победить. И не других людей в большой войне , а того, кто её устроил, в личной битве. Завтра для этого обязана представиться возможность!

Аина подошла поближе к Альвейд и встала сзади, делая вид, что разглядывает лагерь неприятеля, как все. А на деле -чтобы ещё раз глотнуть воодушевления от божественного клинка, который первый хедивег носила для своей ахсары за спиной.

Альвейд, кажется, восприняла такое сближение неправильно, и подалась назад, в результате чего Аина оказалась прижатой к мечу. Но ради того, света, который полился ей в сердце, она не стала разубеждать развратную Ходячую Смерть в своих намерениях. В тот миг все мелочные опасения смело, как мусор ураганом.

И большие страхи не продержались дольше десятка ударов сердца. Какой смысл бояться? Делай, что должен — и будь, что будет! А уж что до́лжно делать Аина знала. Ощутив решимость, она мягко отстранилась.

— Пары часов им хватит, чтобы дойти до наших, — выдал свою оценку Дарго, возвращая Урадзу подзорную трубу, которую брал ещё раз. — Если мы не выступим навстречу...

— А мы не выступим, — безапелляционно заявила Морена. — Мы стоим ровно там, где нужно, чтобы сработал мой план. Сокор, ты помнишь всё, что надо сказать? Это обязательно. И фляги раздать прямо с утра, как построитесь.

— Помню, ахсара, — склонил голову командир Народной Орды, приложив ладонь к сердцу. Нет, к внутреннему карману. — Я заучил на память, как ты велела. Мои помощники тоже.

— Могут и ночью напасть, — мрачно выдал Урадз.

Он отдал подзорную трубу своему хедивегу, Кузану, и тот засунул её за пояс. Логично — Кузан останется сторожить крепость с небольшим отрядом, ему нужнее.

— Могли бы, если бы мы не вывели людей в поле, — возразила Морена. — Тогда у них была бы надежда застать нас врасплох. А так они видят, что мы готовы, и им тоже надо отдохнуть после дня в пути. Битва будет завтра, — глаза её блеснули предвкушением.

Убеждённый тон ахсары, казалось, успокоил всех, кроме Урадза, на челе которого оставалась тень сомнения. Он ведь был самым старшим в комнате и, несомненно, наиболее опытным в военных делах. А вот Аина сразу поверила аватаре Тёмной Матери, ибо кому как не ей знать повадки своего Ордена?

— Ну, усиленный патруль не повредит, — сказал Сокор.

— Мы, пожалуй, тоже переночуем внизу, — поддержал Урадз.

Его Свора должна была сражаться на правом фланге.

— Воля ваша, — щедро повела рукой ахсара. — Я в тактику не вмешиваюсь. Если вы считаете, что так будет вернее, ночуйте в поле. Главное, чтобы на рассвете все оказались на нужных местах. Марсуг?

— Ну, учитывая нашу роль в начале боя, я предпочту вывести людей на заре. Нам ведь обеспечат прикрытие?

— Обязательно, — Морена была сама благонадёжность, — надо ведь ещё сюрпризы вывозить. Пойдёте тогда за Барамой.

Аине смутно вспомнился туман, сгустившийся у Кастердома перед атакой. Он удивительно долго и высоко держался после рассвета, позволив Альвейд незамеченной взобраться на стену, перебить охрану и отпереть ворота. Ещё тогда показалось, что это дело рук Барамы, но в подобное всегда верится с трудом, а со временем странность забывается, как сон. Так вот зачем старухе требовалось омоложение перед битвой! Похоже, они снова увидят колдовство...

— Итак, вы все знаете, что делать. Сыграете свои роли — и результат будет намного успешней, чем вы ожидали. Это я вам обещаю. Как и то, что Орудие Возмездия прольёт больше вражеской крови, чем любой из ваших клинков. Мы победим!

Морена вскинула кулак, всем своим видом демонстрируя веру в сказанное, и атаманы повторили жест, явно испытывая подъём духа. Даже Аина на миг прониклась, хотя точно знала, что насчёт победы ахсара лжёт.

Порой её ложь граничила с безумием. По крайней мере, так мог бы подумать тот, кто не знал её истинных целей. Но если судить не по словам, а по действиям, все они были крайне практичны и здравы. Например, обычной оргии в тот вечер не было. Спать легли рано. Даже часовым у дверей велели отдыхать, положив подстилки поперёк прохода внутри гардеробной, у ног Аины.

Но спала она глубоко и крепко. И не потому, что полагалась на предсказание Морены о бестревожной ночи. На Аину снизошло то же отрешённое спокойствие, что и в день, когда она перебила Керибранов. Даже более совершенное — ледяное, без тени той ярости, что заставила её покарать обидчиков.

Нет, не ледяное — небесное. Словно разум, освобождённый Мечом Кернуна от оков страха и сожалений, воспарил ввысь, в божественные сферы, и ясно осознал весь расклад.

Аине не представилась возможность предотвратить бойню, на её исход она повлиять не в силах, зато аватара богини, заварившей всю эту кашу, будет у неё под рукой в обстановке, которую невозможно полностью контролировать. Нужно лишь дождаться момента для удара наверняка.

Конечно, у Клареда шансов больше, но и Аина не станет дольше ждать — либо поможет ему, либо попытается сама. И пусть их нерождённый ребёнок её простит — ставки слишком высоки. Выиграть можно, только вложившись целиком в один решающий шаг, ведущий к главной и истинной цели души: остановить зло. Больше никем не притворяясь и ничего не скрывая. Победа или смерть. Завтра всё решится.

* * *

Дружина Совета выступила на рассвете в боевом порядке. Народная Орда построилась на равнине перед своим временным лагерем, где-то за версту от замка. Барама, сидя перед воротами, набормотала целое море тумана, накрывшее непроницаемой для взгляда пеленой и войско, и слободу, и подножие крепости. После чего возглавляемая ею вереница телег спустилась на западные холмы у реки — сегодня наветренная сторона была именно там. Агдейская Свора спокойно и тихо потянулась за ними, чтобы присоединиться к Гаргузской, ночевавшей внизу, под прикрытием скал. В крепости остались только защитники и готовая к скорому выезду гвардия.

Морена со своими хедивегами, Дарго и Кузаном стояли в боевом ходу на стене и ждали приближения вражеского войска. Все три женщины были облачены одинаково: в ахсартагскую броню и лёгкие шлемы с кожаной брамицей.

Туман необъяснимым образом кончался посреди поля, поэтому расчёт был на то, что наступающие остановятся на своей половине: если не видеть противника, особо не повоюешь.

Ахсара часто поглядывала на запад, вслед незримым телегам, словно ожидала чего-то. Аина бездумно катала в руке камешек, который подарил ей Кларед, и думала только о том, встретятся ли они сегодня и как.

Дружина Совета остановилась, не дойдя до тумана около полутора полётов стрелы. И тут со стороны западных холмов в воздух начали подниматься... те самые "бумажные шапки"! Всё новые и новые... Казалось, их были тысячи! И все они, словно огромная стая причудливых птиц, тянулись напрямик к рядам противника.

Аина заворожённо следила за полётом. Как вдруг продвижение "шапок" замедлилось и словно бы сбилось с курса: вместо того, чтобы стремиться вперёд на небольшой высоте, они начали лениво забирать кверху.

— Какого лешего, Барама? — проворчала под нос Морена. И пару мгновений спустя, словно получила ответ, выругалась: — Старый хрыч! Ну погоди!

Она закрыла глаза и тихо загудела. Вскоре "шапки" снова полетели быстрее, перестав подниматься. Достигли рядов врага и начали вспыхивать, распадаясь.

При первых же вспышках раздался крепостной колокол, подавая сигнал нартской коннице, которая галопом рванула к противнику c луками. К тому моменту, как они вылетели на поле между противостоящими войсками, все "шапки" сгорели и опали, не вызвав каких-либо серьёзных возгораний. Аина успела подумать, что это был крайне странный и неудачный отвлекающий манёвр, когда в рядах Дружины Совета началось непонятное смятение и ропот. Вместо того, чтобы готовиться встретить врага, солдаты всё громче ругались, чихали и кашляли.

— Что происходит? — поражённо спросила Аина.

— Перец, — скупо пояснила Альвейд.

Так значит, целью "шапок" было не отвлечь и не поджечь противника, а временно лишить его боеспособности! Дорогое удовольствие, но в самом деле неожиданное и действенное! Лишь бы Кларед не попал под удар! Хотя вряд ли он на передовой, которую накрыло облаком перца.

Агдейская Свора пронеслась вереницей перед вражеским строем, выпуская стрелу за стрелой. Причинённый ими ущерб из такой дали оценить было сложно, но сумятица ощущалась. Впрочем, какая-то часть стрелков противника за первой линией сумела опомниться, так что около дюжины нартских лошадей закончили свой пробег до восточных скал без седоков. Хотя некоторые наездники успели сменить седло на освободившееся, потеряв, наоборот, своего скакуна — кочевников этому с детства учили, и на тех же праздничных играх был такой вид состязаний.

Морена застыла, вытянувшись в струнку и закатив глаза. Которые при этом бегали туда-сюда, словно во время сна. Интересно, что она видела или делала? Впрочем, дёргать её в тот момент никто не решился бы. Альвейд бдила над ахсарой, как стремглав. Похоже, Ходячая Смерть наблюдала подобное поведение не впервые. Единственная среди стоявших на стене старших, которые так же тревожно покосились на предводительницу, но промолчали. Аина последовала их примеру и вернула внимание к полю боя.

Туман быстро рассеивался, видимо, уже никем не поддерживаемый. Сквозь него начало проступать крестьянское войско. Командиры что-то кричали — наверняка, заученную напутственную речь, после которой нестройный многосотенный хор троекратно проорал придуманный Мореной лозунг: "За свободу, богатство и славу!"

Раздался удар колокола в надвратной башне, и Народная Орда с дикими воплями ринулась вперёд, едва пропустив мимо себя конницу. При этом ополченцы на диво неплохо держали строй, несмотря на красавку. А в том, что их напоили, сомневаться не приходилось — иначе откуда такое рвение?

Поначалу озверевшие крестьяне весьма бодро вгрызлись в ряды сбитого с толку врага, как будто не замечая ни щитов их, ни копий, ни падающих под ноги товарищей. Они смели первую линию, но вторая под руководством верховых командиров — очевидно, Воинов Смерти, — организовала достойный отпор, и продвижение Орды замедлилось.

Морена очнулась и коротко скомандовала:

— Выдвигаемся.

Аина коротко взмолилась Дане, чтобы та охранила растущее во чреве дитя, и отряд ахсары выехал за стены крепости.

На спуске им навстречу попались пустые телеги, возвращавшиеся с холмов. Морена с Барамой обменялись многозначительными взглядами. Наверняка, они затевали что-то ещё втайне от остальных.

В слободе кучка местных, похоже, всё же решила дать дёру под шумок, видя, что патрульных на опустевших улицах не осталось. Они крались вдоль домов на запад, к реке. При виде вооружённого отряда "хозяев", крестьяне неуклюже драпанули за ближайший угол. Однако нарты дружно сделали вид, что никого не заметили. В самом деле, теперь-то уже всё равно: даже если все слободские разбегутся, их сородичи-солдаты увязли в сражении и не смогут последовать дурному примеру. Да и то, лишь безумец побежит на поле боя, а больше особо и некуда. Хорошо, если эти беглецы не угодят под копыта Гаргузской Своры по дороге. Или под стрелы со скал. Впрочем, те вряд ли заранее выдадут себя...

Частокол охранялся совсем небольшими пикетами. При виде гвардии они проворно распахнули ворота, сегодня, по-видимому, ещё не открывавшиеся.

На вышках, как ни странно, сидели с луками не только нарты, но и несколько местных. Аина в своём отстранённом состоянии подумала, что так, наверное, всегда и везде: малая часть трусит, спасая свою шкуру с риском для жизни; ещё меньшая геройствует, защищая своих даже плечом к плечу со вчерашним врагом; а основная масса тихо сидит под столом, не высовываясь.

Выпустив отряд ахсары, слободские ворота закрылись на засов, словно отрезая прежнюю жизнь навсегда.

* * *

Гвардия доехала до опустевшего лагеря Народной Орды и остановилась примерно по центру поля. Там нижние ахсартаги насыпали небольшой вал и наскоро срубили "гнездо" для наблюдения за битвой. Дозорный постоянно выкрикивал оттуда, что происходит.

— Конница Смертников на обоих флангах! Слева вдвое больше! — последние слова перекрыл двойной удар колокола, донёсшийся из замка.

Судя по поведению присутствующих, это не требовало от них никаких действий. И действительно, немного погодя прозвучало:

— Марсуг и Урадз скачут навстречу Смертникам!

Очевидно, именами атаманов он обозначал Агдейскую и Гаргузскую своры, находившиеся каждая на своём фланге. Только как они могли выступить одновременно?

Ещё пара томительных минут, и:

— Марсуга теснят! Урадз пока держится! — и вскоре: — Урадз отступает!

Морена снова застыла в седле, закатив бегающие глаза.

— Наши стрелы слева!

Альвейд смотрела только на ахсару.

— Наши стрелы справа!

Видимо, Ходячая Смерть знала, чего ждёт.

— Конные Смертники слева отступают! Потеряли четверть!

А вот остальные — нет.

— Конные Смертники справа отступают! Потери вдвое меньше!

Аину начало напрягать бездействие.

— Сокор, выдвигай подкрепление, — вдруг негромко сказала Морена.

Глаз при этом не открыла и с места не сдвинулась. Сокор замешкался, словно хотел переспросить. Но тут же дозорный доложил:

— Нашу пехоту теснят по центру! — и одиночный удар колокола в замке.

— Батар, выводи Вторую Свору! — тут же гаркнул Сокор.

Наконец, хоть какое-то действие!

Один из ожидавших на валу ахсартагов (его не было на совете) вскочил на коня и помчался к своему подразделению, на ходу крича:

— Вторая Свора, выступаем!

— Выступаем! Выступаем! — вторили ему голоса подчинённых где-то впереди.

В полусотне шагов стояли шеренги крестьян с синим ленточками на рукавах, под цвет вымпела на шесте по левому краю, но они не сдвинулись с места. Перед ними торчал вымпел красного цвета, а зашевелился только жёлтый ещё дальше. Команды доносились оттуда:

— Хлебните зелья храбрости! — пауза в долгий вдох... — За свободу, богатство и славу!

Нестройный хор подхватил клич, постепенно подстраиваясь друг под друга, повторил его троекратно. Потом затопотали десятки ног, бегом спеша на помощь товарищам.

Интересно, как происходит управление войсками? Никто ведь не посылал гонцов. Очевидно, какой-то план действий составлен заранее, и в нём одни события запускают другие...

— Вторая свора вступила в бой! — закричал дозорный.

Марсуг напал сразу после догорания "шапок". А вот дальше сигналом к атаке служил, по всей видимости, замковый колокол: одиночный удар — пехоте, двойной — коннице.

— Наши теснят врага!

Наверное, Кузан сверху давал отмашку в зависимости от происходящего на поле. Но и Морена, похоже, наблюдала за боем внутренним зрением. Даже среагировала быстрее, чем дозорные.

— Наши сломали линию вражеской обороны!

Вот бы Аине так же — поискать Кледа всевидящим взором. Далеко ли он от передовой? Ведь где-то там люди бьются не на жизнь, а на смерть. Они же всё ждут...

— Дружина выдвинула подкрепления! Наших остановили!

Аина начинала нервничать. В поисках, за что зацепиться вниманием, чтобы не переживать понапрасну, покосилась на Дарго. Тот сидел так спокойно, словно не звенела сталь, не сшибалось дерево, не кричали люди и не ржали кони совсем неподалёку. Аина постоянно ловила себя на том, что хочет привстать на стременах, чтобы увидеть сама то, о чём кричит дозорный, атаман же и ухом не вёл. Всё-таки как много значит боевой опыт! Надо брать пример с него.

— Смертники выслали большой конный отряд в лоб нашей пехоте по центру!

Видимо, Альвейд заметила напряжённость Аины и втихую, за спиной ахсары протянула ей флягу.

— Что здесь? — шёпотом спросила второй хедивег у первого, чтобы не тревожить ахсару.

— То же, что дали для храбрости нашим новобранцам, — усмехнулась Ходячая Смерть. — Тебя не должно сильно торкнуть, ты ведь продолжаешь принимать яды? Я видела.

Вот что она подумала про отвар, который сестра по оружию так часто прихлёбывала! Счастье, что не проверила на вкус...

— Нет, спасибо, это будет уже перебор, — отказалась Аина.

— Ну как хочешь, — Альвейд сделала маленький глоток и снова повернулась к ахсаре.

Как же медленно тянутся мгновения... Надо дышать глубже.

— Прорыв справа! — дозорный протянул руку на юго-запад.

Одновременно Морена открыла глаза и скомандовала "Вперёд!", указывая в том же направлении.

Поскакали сразу галопом, как на пожар, но вскоре пришлось замедлиться, чтобы пробиться сквозь строй своих.

— Расступись! — гаркнул Дарго.

Впереди маячили Смертники в своих рыжих доспехах, кромсавшие крестьян в первых рядах. Жёлтые ленточки отвечали им яростно. А вот зелёные... Первая волна? Окровавленные и осунувшиеся, они стояли за спинами сменщиков с потерянным видом, некоторые потихоньку пятились назад.

— Глотните зелья храбрости! — заорала им Альвейд. — За свободу, богатство и славу! С нами вождь!

Крестьяне остановились, похватались за фляги, некоторые подхватили клич сразу, другие присоединились на повторе. Услышав команду, они словно разом обрели смысл. Где же их родной командир? Погиб?...

Достигнув вражеской кавалерии, голова ударного клина разделилась, топча дружинников по бокам от Воинов Смерти, и довольно быстро взяла тех в "клещи".

— Сшибай их, сшибай! — орал атаман.

Гвардия вовсю орудовала таберхалами: часть колола пехоту врага снаружи, но большинство стремилось спешить всадников внутри. Грянул и оборвался клич Смертников "Победа или смерть!", заржали раненые кони, и вот перед "сердцем" отряда не осталось гвардейцев — все ушли вперёд, продолжая затягивать "мешок".

— Спешились! — звонко скомандовала Морена.

Она одним движением извлекла Меч Кернуна из ножен и соскользнула с коня. Альвейд с Аиной последовали её примеру, караул расступился, кто-то подхватил поводья. Ещё десяток шагов — и перед ними пешие Смертники!

Ахсара налетела на них в прыжке, оттолкнувшись от крупа заколотого коня, через который перескочила, словно в реку бросалась купаться с пригорка. Хедивеги старались не отставать, потому что Морена не целилась, а орудовала Мечом наотмашь, оставляя много недобитков и не оглядываясь. Двигались они все так стремительно, что караул, следующий почти вплотную сзади дотаптывал и докалывал всё, что ещё шевелилось.

Надо отдать должное Воинам Смерти: будучи выбитыми из сёдел, большинство из них успевали перекатиться, подняться и с радостным оскалом броситься в бой... Вот только вгрызться в "берега" им не давали таберхалы, а ахсара косила Смертников волшебным клинком вместе с доспехами и оружием, как спелые колосья...

Дальше у Аины впервые сами собой включились "действия мимо разума", которые сложно уложить в связную картину.

Вот ей в лицо плюёт струя чужой крови — закрыть глаза. А тут рука безногого Смертника под ногами тычет мечом — рубить. Над головой пролетает Меч Кернуна — пригнуться. Однорукий Смертник скалится в лицо, тыча скимитаром — повернуться, пропуская клинок мимо себя, рубануть наотмашь назад... Наполовину вслепую, потому что с другой стороны опять летит Меч Кернуна и приходится уклониться от греха подальше. Но чёрный скимитар помогает, придавая руке смертельную твёрдость... Под ногами упавший набок труп — перепрыгнуть. Меч Кернуна поверху — нырнуть под него, перекатиться... Осколок обычного скимитара летит прямо в ногу — отскочить.... Верхняя половина Смертника, сползающая с нижней, валится в объятья, не выпуская клинка — поднырнуть, поймать на руку с кинжалом и отбросить на таберхалы караула... Какой-то шум в ушах... Нет, это зарождается рёв в окружении! И наконец неестественно гулкий голос ахсары:

— Назад! Отступаем!

Рёв рокочет мимо, как набирающая скорость лавина. Натиск врага отброшен, и хлебнувшая новую порцию дурманного пойла Народная Орда начинает теснить противника уже без участия гвардии. Которая остаётся на месте, как скала за откатывающимся прибоем, стягивается в строй поплотнее и отходит назад, за линию сражения, где можно наконец перевести дух...

Аина даже не помнила, как оказалась снова в седле. Пришла в себя и огляделась уже возле дозорной вышки. Первое, во что упёрся осмысленный взгляд — на миг прикрывшая глаза ахсара, вслед за чем снова раздался сдвоенный звон.

— Урадз и Марсуг пошли в атаку! — вскоре выкрикнул дозорный.

— Это что, она бьёт в колокол? — Аина выдала внезапную дикую догадку вслух.

— Нет, там стоит один из наших, которым она управляет, — ответила оказавшаяся рядом Ходячая Смерть.

Альвейд замызгана кровью, напоминая какого-то демона с чёрным лицом и белыми волосами — она сняла шлем. Впрочем, вряд ли второй хедивег выглядит лучше. Морена бледна до зелени, но глаза сияют пугающим счастьем сытого чудовища. Дарго утирает пот, пересчитывая бойцов... На глаз потерь мало, несмотря на то, что их бросили на лучшие клинки Княжеств. Фух!

* * *

Первую половину битвы Клед находился при ставке Раскина, на невысоком холме, окружённом резервами. Располагался он изрядно справа от центра поля, но к востоку местность в целом повышалась, так что обзор был отличный. Особенно с предусмотрительно приобретённой в Астене подзоной трубой.

С самого начала ахсара преподнесла им несколько неприятных сюрпризов.

Сперва летучие перечные бомбы чудесным образом сбросили свой едкий груз точно на передовые ряды пехоты, временно лишив ту боеспособности.

Потом массированный стрелковый налёт неожиданно перебросил ордынскую конницу, о которой разведчики знали из ночных наблюдений, с западного фланга на восточный.

Затем поразительно яростный напор вчерашних крестьян, достойный Воинов Смерти, снёс авангард.

Хотя, достойной следовало бы считать лишь сознательную отвагу, а эта скорее напоминала Кровавую Ярость, ослепляющую к боли и смерти: пехотинцы ломились вперёд прямо по телам павших товарищей, и кто-то из задних кажется даже дрался за освободившееся место в первой шеренге.

Умения у них, конечно, было не в пример меньше, из-за чего успех развить не удалось. Но в первые минуты боя безрассудство серьёзно ошеломило Дружину Совета и привело к ощутимым потерям.

Если бы не Кулаки Смерти, равномерно распределённые по ротам, чтобы служить движущей силой атаки, такая цепь успешных ходов, пожалуй, могла бы сломать весь строй и обратить войско в бегство.

И наконец, первая конная атака неожиданно захлебнулась. Обойти пехоту с тыла не дали нартские всадники, неожиданно ловко владевшие длинными пиками, о которых до сих пор только легенды ходили среди старичков Ордена. Особенно пострадал западный эскадрон — их и послали-то меньшим числом, чем на восток, поскольку полагали, что вся вражеская конница переместилась туда. А когда кочевники "дрогнули и побежали", оказалось, что это лишь хитрый манёвр, увлёкший Воинов Смерти под стрелы засад на крутых скалах по обе стороны замка.

Тем временем подошли подкрепления Народной Орды и с таким же безумным напором, как первая партия, опрокинули вторую линию Дружины совета. Третья с трудом остановила их продвижение. Тогда Раскин отправил свежий конный Таран Смерти на пехоту, и они, наконец, устроили долгожданный прорыв.

Однако тут произошло самое неожиданное: туда подоспел ещё один, относительно небольшой отряд, который окружил Таран и покрошил его на жаркое! Не без помощи проклятых пик, но они больше использовались, чтобы спешить Воинов Смерти. А в центре оцепления, отделившего Братьев от дружинников, основную резню устраивали три гибких фигурки, затянутых в чёрную кожу!

Лишь благодаря прошлому опыту Клед почти сразу догадался, что это женщины. Вот точно так же не верилось глазам, когда Ходячая Смерть легко избегала дядиных неотразимых ударов. И одной из этих женщин была, несомненно, она же — характерный рисунок движений, похожий на танец змеи, сложно забыть.

Вот только играла Альвейд отнюдь не первую роль. Другая дама, пониже, намного более прямолинейная, кромсала Воинов Смерти, словно стоячие мишени! Клед потянулся к ней шестым чувством, и чуть не обжёгся. Вот как, наверное, ощущалась со стороны Кровавая Ярость. Только здесь и намёка не было на потерю контроля над собой. Более того, смертоносная леди как будто красовалась с непростительно широкими замахами и разворотами, которые, впрочем, завершала слишком стремительно, чтобы кто-то из Братьев успел воспользоваться подобной небрежностью. И от этого к плотному смраду ярости густо примешивался аромат сладострастия, словно она не резала людей, а лобзала...

При этом клинок в её руке обдавал противоположным ощущением холодной ясности, казалось бы, несовместимым с первыми двумя. Для шестого чувства всё выглядело так, словно клубок мрачной тьмы орудовал лучом света. И это, конечно же, мог быть только Меч Кернуна. А держать его могла только сама ахсара. Которая, как оказалось, вовсе не стала отсиживаться в замке.

Морену на миг заслонила третья воительница. В подзорную трубу да в доспехах, разумеется, было не разглядеть наверняка, но сбившееся с ритма сердце подсказало Кледу, что это айланна. На подхвате, как и другой хедивег — добивает тех, кого ахсара лишь покалечила. Взгляд прикипел к любимой, как ни сложно было её удержать в ограниченном поле зрения прибора. Однако, очень скоро Алрину заслонили конные воины в рыжей броне, подозрительно похожей на орденскую. Руки сами собой опустились, а глаза уставились в пустоту.

Кледу понадобилось какое-то время, чтобы вынырнуть из смятения мыслей и чувств, вызванных увиденным. С одной стороны, та самая птица в груди вопреки всякой логике гнала его защитить любимую от своих же боевых товарищей. С другой, какая-то часть ума ужасалась смертоносности этого оружия, а другая ею же восхищалась. С третьей, жажда возмездия подсказывала, что до ахсары сейчас рукой подать, она увязла в бою, и такой шанс может не повториться... А с четвёртой, отсвет меча гасил праведный гнев и отрезвлял тактическое мышление — к ахсаре сейчас не подобраться. По крайней мере, в одиночку, и даже одним Кулаком.

Разгребать этот сумбур сейчас было не время и не место, поэтому Клед просто размеренно энергично дышал и волей гасил все порывы, которые в себе ощущал, до единого.

К моменту, когда он полностью овладел собой, летучий отряд отступил под прикрытием Народной Орды. Крестьяне, воодушевлённые успехом налёта ахсары, возобновили напор и окончательно сломали третью линию Дружины. В прорыв подоспела четвёртая, но вынуждена была занять глухую оборону. Нарты отправили в помощь своим ещё конницу, но Братья успешно отбили их атаку, на этот раз нанеся больший урон и заставив их отступить под прикрытие своих стрелков.

При всём при этом Клед продолжал ощущать Меч Кернуна. Намного слабее, чем раньше, но довольно отчётливо, как свечку в ночи — видимо, его вложили в ножны. Огонёк удалялся вместе с отрядом ахсары и остановился где-то на их исходной позиции. То есть, под прикрытие крепостных стен Морена пока не спешила...

* * *

— Эй, Корсун! — гаркнул с пригорка Раскин. — Иди сюда!

Клед спрыгнул с коня, бросил поводья Дону и трусцой поднялся повыше, к главнокомандующему.

— Что это было, по-твоему? — спросил тот, указав своей первоклассной подзорной трубой на место недавних событий.

— Ахсара с артефактом.

— Ты уверен?

— Да. Разрешите собрать Таран, чтобы отбить её от своих при следующей вылазке.

— Откуда ты знаешь, что она будет?

— Ну... — Клед замялся, не желая раскрывать свою связь напрямую с Мечом. — Грех не воспользоваться таким преимуществом снова. Разве она вернулась в замок? Вы же за ними следите?

— Да, следим. И нет, не вернулась. Правильно мыслишь. Думаю, будут ещё налёты. Но бросать людей в ту же мясорубку тем же способом снова — глупо. Так что не спеши под нож. Ты ж у нас такой один. Час твоей Свадьбы настанет.

— Ну или разрешите нам с Кулаком зайти к ним в тыл. Там даже если остались кордоны, мы же как раз оделись для этого. Увяжемся за их конницей при очередном отступлении...

— Нет! — Раскин метнул в Кледа пудовый взгляд. — Ваш балаган был бы хорош в замке, при столкновении нос к носу — выиграть пару мгновений, чтобы пустить в ход клинок. Но если дать им время приглядеться, вас быстро раскроют. Сбруя у вас совершенно другая, оружие тоже, не говоря о броне. Так что без боя вы до ахсары не доберётесь. А даже если доберётесь, ты видел её отряд? Вас просто задавят числом.

Насчёт маскировки Скимитар был отчасти прав. Только у трёх человек были ахсартагские "перья" и шлемы. Остальные набрали в Пестере обычных кожаных курток нартской выделки, которые натянули поверх своих непробиваек. А от костяной брони дружно отказались, как от чересчур шумной, решив, что и так сойдёт — ну мало ли, порвалась. А теперь выяснилось, что и противник заменил её на чёрные стёганки, которые уже не так просто потерять, тем более всем отрядом. Как и пики такой длины, которыми поголовно была вооружена кочевничья конница. Но...

— Но ведь такой шанс — она вне стен замка!

— Спешка хороша при ловле блох, котёнок, — внезапно почти пошутил Скимитар, забавно оскалив верхние клыки. — Ахсара от нас никуда не денется, даже если сначала придётся перебить всё её войско. Другой вопрос, как ей помешать кромсать наших Воинов пачками... Есть предложения?

— Нет, — растерянно ответил Ворон.

— Тогда иди погуляй. Дай командиру подумать.

Клед выдохнул служебное рвение и отошёл на десяток шагов, помахав своим, что пока нет нужды суетиться.

В поле пехота встала друг против друга, то вступая в вялые стычки, то вновь расходясь перевести дух. Пробить четвёртую линию напора Народной Орды не хватило, и пыл их явно иссяк. Но и Дружинники слишком устали, чтобы перейти в наступление. Конные отряды на флангах, очевидно, давали лошадям отдых после недавней атаки. В битве наступил некоторый спад, и главнокомандующий не спешил форсировать события, хотя резервы ещё оставались.

Вскоре Раскин снова вызвал Ворона и представил его незнакомому Ятагану.

— Это Тонз Лупич, ступай с ним. Пристроишь свой Кулак в хвост к его Тарану. Но заруби на носу — в пекло не лезть, если не будет верного шанса. Понял?

— Так точно!

Клед просигналил своим ребятам и они все скопом последовали за Тонзом на правый фланг, где уже собирался его Таран из свежих людей и лошадей. В стороне от пехоты, на уровне передовой. Крупный Таран, Кулаков десять — столько же людей у Морены.

— Значит, так, — инструктировал Ворона Тонз по дороге, — ждём красного дымового сигнала — это для нас. Означает, что отряд ахсары снова движется сюда. Мы мчим ему наперехват. Если не успеем до контакта, не беда — работаем молотом с тыла по наковальне основного фронта. На пехоту не отвлекаться. Ты держишься в хвосте и вступаешь в бой, только если нам удастся её окружить. Понял?

— Понял.

— Вопросы есть?

— Есть. Что, если нартская конница решит нас отсюда выкурить, прежде чем мы получим сигнал?

— Не твоя забота. Видишь Раста? — он кивнул в тыл, на отдыхающих всадников. — Он нас прикроет, если что.

— О! Он уже Ятаган?

— Знакомы?

— Я учился в Мохавене.

— Тогда ты знаешь, что за ним не заржавеет!

— Так точно.

— Всё, ступай. Занимайте места позади всех. По команде -с места в галоп. Не отставать!

Клед увлёк ребят на указанное место, передал приказания. Построил "коробочкой" с кастерскими рекрутами в центре. Проверил обмундирование. И, заняв своё место, прислушался к разговорам.

Сзади видно ничего не было, но передние Братья обсуждали неожиданное развитие событий: ахсара сама послала вперёд подкрепления, чтобы сдвинуть дело с мёртвой точки.

Однако ход, подготовленный против её смертоносного отряда, очевидно, развязал Раскину руки, и он тоже пустил в ход резервы. Звуки битвы нарастали, как шум внезапного шторма на море, и вскоре с командирского холма потянулся красный дымок.

— Вперёд! — гаркнул Тонз.

И они понеслись. Заложили небольшую дугу на северо-запад, чтобы обогнуть полосу, где прошёл бой — трупы и обломки оружия оказались бы не лучшей дорожкой для галопа. А потом устремились вдоль тыла Народной Орды, оказавшегося шагах в семидесяти — выходит, не так уж сильно враги продвинулись.

Отрезать летучий отряд чуть-чуть не успели. Настигли их буквально на стыке с задними рядами Орды. И ахсара снова всех удивила: она остановила атаку по изначальному направлению, и клещи, ощетинившиеся таберхалами, разверзлись не спереди, а сбоку — навстречу Тарану Тонза, поглощая его точно так же, как предыдущий.

Ятаган влетел в западню в числе первых. Кто-то в центре строя, видимо, из его заместителей, попытался остановить лобовое столкновение, столь невыгодное для Воинов Смерти, и скомандовал: "В линию!" Но выполнить приказ, растянувшись снаружи строя копейщиков, чтобы сражаться с ними, а не лезть в "мясорубку", удалось лишь малой части Тарана. Потому что от криков покалеченных в первую же минуту животных часть лошадей запаниковала — одни встали на дыбы, другие развернулись и понесли, разбивая строй...

Стадная паника нарастала лавиной, грозя увлечь все остатки Тарана. Но, к счастью, обезумевшие кони свернули подальше от битвы, к горам. А Клед, находившийся позади всех, успел отвести свой Кулак в противоположную сторону. Их скотинки, конечно, тоже поволновались, но не вышли из повиновения.

Однако атака Воинов Смерти захлебнулась. Те, кто успел выполнить предыдущий приказ, оказались в меньшинстве перед противником с существенно более длинными копьями. Конечно, они не сдавались, даже оказавшись на земле, с одним скимитаром или даже кинжалом. И многие Братья сегодня сыграли Славную Свадьбу. Но кочевники продолжали надвигаться неспешным шагом, не смыкая клещи до конца. Оставалась горловина, в которую они зачерпывали всех, кто попадался на пути. Чтобы напоить живущее в этом кувшине чудовище — с виду прекрасную хрупкую даму, для шестого чувства сочащуюся пугающей силой, всепожирающей яростью и ненасытной, неуместной на войне похотью...

Этот поток чуть не захватил Кледа, увлекая странной мрачной сладостью таких предельных, контрастных переживаний. Он готов был, как мотылёк, устремиться на это манящее пламя упоения Смертью, станцевать с нею последний, опасный, пленительный Танец... Но тут обволакивающую разум пелену тьмы разорвал ослепительный луч — Меч Кернуна! Ворон ухватился за него, как за спасительную соломинку, чтобы вынырнуть в действительность, и трезво оценить обстановку после мгновений, потерянных в дурмане Мары.

А картина была безрадостная. Похоже, не он один поддался наваждению. Часть Братьев, даже потерявших коня и копьё, устремлялись не куда-нибудь, а именно в "горлышко кувшина", на верную смерть. От Тарана, как организованного отряда, ничего не осталось.

К счастью, потеряли разум не все. Кто-то из Кинжалов крикнул: "Врассыпную!" И это выглядело логичным решением, чтобы сохранить остатки людей. Но только на первый взгляд. Клед даже начал сжимать бока лошади, когда вдруг осознал, что в текущем положении неорганизованное бегство грозит им всем бесславным концом. С командного пригорка поднимался жёлтый дым — сигнал коннице. А послать их в бой так скоро могли, только чтобы отразить нартскую. Значит им сейчас порознь никак не с руки обходить пешую битву с фланга, ибо тогда они угодят в конную. Остаётся только одно...

— Стоять! — гаркнул Клед неожиданно властно даже для себя. — Все ко мне!

Ворон всё же вынужден был пустить свой Кулак рысцой в сторону от "кувшина". Чтобы не догнали. Придётся формировать отряд на ходу. Некоторые откликнулись сразу. Другие — глядя на них. Все сохранившие трезвость мысли подтягивались к нему. Даже те, кто потерял лошадей. Набралась где-то четверть от исходного числа.

Вскоре пришлось остановиться, благо теперь позволяло расстояние до отряда ахсары, продолжавшего неспешно перемалывать одержимых Братьев.

— Назад нельзя — заявил Клед. — Там конница кочевников. Будем пробиваться насквозь! — он рубанул рукой в сторону сражающейся пехоты. — Построиться "ромбом"! Пешие в центр!

Братья шустро расположились вдолбленной ещё в Когтей "лесенкой". Сам Ворон, разумеется, оказался на острие. Фоном проскочило ощущение, что он бежит по воздуху, дерзко сиганув в пустоту. Прыгнув из грязи в князи. Но сомневаться и рассусоливать было некогда — если ахсара поймёт, что они задумали, то может настигнуть, и остатки Тарана разделят участь товарищей. А у Кледа ещё другие планы имеются. Вдох поглубже — и:

— В атаку! Победа или смерть!

— Победа или смерть! — грянул ответный хор.

И Ворон ощутил, что клич — это сила! Единая воля кучи людей, собранная в пучок острием намерения командира. Придающая ему остроту, рассекающую все препятствия на пути...

Крестьяне были слишком заняты битвой. Их командиры не успели понять, что происходит за спиной и развернуть людей. Можно было бы сказать, что Воины Смерти пронзили ряды Народной Орды, как нож масло. Если бы вперёд по бокам от Кледа сразу не вырвались Стап и Дон, и кто-то ещё за ними, отставая едва ли на полкорпуса. И если бы Стап не поймал телом копьё какого-то шустрого ополченца, нацеленное в командира...

Ворон даже не успел осознать происшедшее. Вот только что Дед сидел на лошади рядом — и вот он валится с неё назад, радостно улыбаясь своему барону. Всего миг, растянутый в памяти немым криком души. И вот его место в седле уже занимает кто-то из спешенных Братьев.

Добравшись до своих, "ромб" не стал задерживаться на передовой — распался и просочился сквозь ряды пехоты. Солдаты Смерти умели пропускать конницу, не ломая строй.

Оказалось, что Кулак потерял ещё Сипа, Сивуху и Скрипуна. Ворон кадоровым тоном отправил оставшихся двоих кастерских к близнецам в обоз — пусть хоть кто-то вернётся домой...

Деревянно сходил на доклад к Раскину, даже не запомнив, что говорит. И, получив заслуженный отдых, не знал, куда себя деть, вернувшись к Кулаку. Просто встал рядом с конём и стоял, глядя в пустоту, как отмороженный.

Тогда Дон осторожно взял своего Кинжала под локоть и отвёл присесть на чью-то перемётную суму в сторонке от командной суеты. Дал напиться из фляги. И стоял, легонько сжимая плечо, пока Ворон не начал оттаивать.

* * *

Вновь осознав, что дышит, Клед наскоро раскинул шестое чувство и, поскольку обстановка серьёзно не поменялась, дал себе ещё пару минут подумать. Что именно так вышибло его из колеи? Сегодня ведь уже погибло множество людей. Даже в этой их вылазке.

Не в том ли дело, что на этот раз команды, повлёкшие гибель, отдавал он? Но ведь было уже такое на маяке, ощущалось иначе и не осталось грузом на совести. Иначе он не прошёл бы второе посвящение. Нет, сейчас потрясение вызвала именно смерть своих.

Потому что Ворон впервые потерял кого-то из своего вручную подобранного и выпестованного отряда? Привязался к ним? Нет, не то — он прекрасно знал, что отсюда вернутся не все, и принял это.

То, что погибли не просто его солдаты, а подданные? И какого лешего они выперлись в первый ряд? Ставили же их вглубь. Хотя, потому и полезли наверное — барона защищали, чтоб их так. И вот это давило чуть посильнее, чем орденские жертвы. Для Братьев-то в смерти вообще трагедии не было, лишь бы она была славной. Шаг навстречу опасности не требовал от них такой самоотверженности, которая толкнула вперёд кастерских рекрутов.

Но взгляд вглубь себя подсказывал, что и это ещё не всё. Соотечественники сами, возможно, и не дерзнули бы нарушать порядок, если бы им не подал пример старший — Стап.

Да! Вот мысль о нём отозвалась болью где-то в глубине онемевшей души. Значит, именно в его гибели основная загвоздка.

Если подумать, он был первым, кто по собственной воле, едва опознав наследника, присягнул ему на верность. Вверил свою жизнь. Потом пошёл искать через всю страну. Привёл ещё подданных, возможно, передав им своё отношение — неизвестно, поступили бы они сами так же, даже если бы узнали, что Клед — их барон. Мало того, он предчувствовал гибель, и всё равно пошёл с ним. Отдал за Ворона жизнь — не по чьей-то указке, а по велению души. Такая преданность... Такая преданность... Мысль споткнулась о некое чувство, как если бы в уме существовало горло и в нём стал ком.

Клед сделал несколько глубоких вдохов, с каждым из которых понемногу выходила боль. А её место занимало невесть откуда берущееся тепло — словно невидимый лучик солнца пробился сквозь лёд, сковавший сердце, и согревал саднящую рану, заживляя её.

Такая преданность дорогого стоит! Но...

Сожалея о жертве Стапа, барон ал да Кастердом преуменьшил бы её значимость. Она заслуживала благодарности, такой же беззаветной. Не только за себя, но и за правое дело, которому послужил бывший Наречённый, защитив своего Кинжала.

Кроме того, пожилой сотник прошёл свой Истинный Путь до конца и воплотил свои высшие стремления. Проявил себя во всей красе, без страха и жалости.

Ворон мог лишь надеяться, что когда наступит его час, он точно так же сделает всё, что должен, не дрогнув. Тем более, в чём-то их цели похожи: Стап защищал Кледа, а Клед хочет защитить весь мир. И для этого ему, возможно, понадобится пожертвовать кем-то ещё. Кем угодно, даже айланной, если встанет вопрос, спасать её или убить Морену. Алрина поймёт. И возможно, поступит так же. Ничто не должно ему помешать. Победа или смерть! Так что, хватит копаться в себе — пора действовать.

Клед снял с плеча руку Дона, незаметно сжав её в благодарность, встал и огляделся. Передовая приблизилась ещё на полтора десятка шагов — похоже, третья волна нартской атаки была почти такой же успешной, как предыдущие. Столкновение теперь шло на уровне пятой линии, постепенно теряя накал — похоже, озверение крестьянского ополчения в очередной раз шло на спад.

Шестое чувство подсказывало, что мораль дружинников опасно снизилась. Если так дело дальше пойдёт, победа Княжеств перестанет казаться столь неизбежной. Пока ахсаре при помощи всех своих трюков и хитростей удалось разменять жизни солдат почти один к двум в свою пользу. Надо её останавливать — уже не ради того, чтобы захватить ценный трофей, а в целях самосохранения, и не дожидаясь, пока некому будет её защищать. С ней эта логика явно не работает.

Огонёк Меча снова ощущался на исходной позиции. Клед поднялся к главнокомандующему и дождался свободной минуты, чтобы изложить свои соображения:

— Ахсару надо остановить.

Он набрал воздуха для перечисления доводов, но Раскин сразу ответил:

— Согласен. Но как? Придумал, наследничек?

— Нет. Я предлагал...

— Ты предлагал ерунду. А мне нужен рабочий план. С учётом последней попытки. Что там вообще случилось?

— Я же докладывал.

— Ты изложил мне факты. И был слегка не в себе. Видимо, инициатива в голову ударила. Кстати, молодец. Но теперь мне надо, чтобы ты крепко подумал... Ты подумал?

— Немного... Почему я?

— Потому что, похоже, ты лучше всех понимаешь, что происходит. И я хочу знать, с какой смерти мой Ятаган сделал именно то, чего должен был избегать, а ты, без году неделя Кинжал, выкрутился?

— Вы же сами приказали не лезть на рожон...

— Но это не помешало остальным так поступить, хотя у них был похожий приказ. Точнее, не лезть в бутылку, то есть в клещи. А они сделали буквально именно это. Почему?

— Ну...

— Не мнись, как девица на выданье! Некогда. Если ахсара ещё что-нибудь учудит, мы рискуем опозориться так, как не бывало со дня основания Ордена — проиграть битву при двойном численном перевесе, да ещё и на ровном месте!

— Я думаю, она колдует, — решился Клед.

Колдовство встречалось настолько редко, что многие слышали о нём лишь в легендах, а потому считали сказками. Споры между верящими и неверящими могли тянуться бесконечно и никогда ни к чему не приводили. В орденской среде дело осложнялось ещё тем, что обыватели часто считали самих Воинов Смерти колдунами или ведьмаками, но Братья-то знали, что не колдуют, а просто используют дарованные Тёмной Матерью способности. Доказывать столь сомнительное заявление сейчас было не время и не место, но умолчать — означало утаить важные разведданные. Так что Клед обязан был попытаться: пошлют как контуженного — значит пошлют, по крайней мере, он сделал всё, что мог...

Однако, Раскин не стал тратить силы на споры, только спросил:

— Как именно?

— Мне кажется, она распаляет жажду убийства до такой степени, что человек теряет контроль над собой. Это, конечно, не Кровавая Ярость, но что-то в таком роде. Не знаю, может она и ополчение своё таким же способом накачивает.

— Нет, крестьяне прихлёбывают из фляг какое-то пойло. Стилеты говорят, похоже на действие дурмана или чего-то подобного. Кстати, и на дружинников наших её колдовство так не действует.

— А они нападали на пехоту после того, как расправились с нашими? — Клед устыдился, что даже не оглянулся назад тогда.

— Нет. Пехота сама справилась. Кто-то её вовремя направил в нужное место. Но на дружинников близость ахсары, наоборот, наводит жуть и оторопь. Причём во второй раз сильнее, чем в первый. Можешь это как-то объяснить?

— Думаю, это действует только на Воинов Смерти, — Ворон, конечно, не думал, а точно знал, но потрясать основы веры Ордена сейчас было точно некстати. — Благодаря посвящению. Похоже, магия ахсары тоже каким-то образом связана с Тёмной Матерью. И усиливается с количеством смертей.

— А почему ты не поддался? И ещё треть бойцов?

— Я могу только предполагать...

— Предполагай, не стесняйся!

— Обычный человек... боится смерти, а мы приучаемся к ней стремиться. Поэтому то, что их пугает, нас... манит? Но не всех одинаково. Кто-то ведь вообще остаётся в Солдатах, кто-то в Воинах, кто-то в Кинжалах и не стремится дальше...

— Хорошо, допустим я понял. Можно из этого вывести какую-то закономерность? Чтобы послать против неё тех, кто меньше подвержен этому... — Раскин покрутил пальцами в воздухе.

— Зову?

— Так ты всё-таки тоже его ощутил?

— Ну... да.

— А как справился?

— Я не уверен, что мой способ подойдёт другим.

— Всё равно расскажи.

— Её оружие... Ну, тот самый артефакт. Я прикасался к нему в детстве, и... Он действует противоположным образом — отрезвляет. Но мои родные братья, да и отец... реагировали иначе. Я почувствовал его вблизи, и это меня спасло. Ну и ещё расстояние, наверное. Хотя... может быть, не столько расстояние, сколько вовлечённость в схватку. Или просто степень злости... Возможно, твёрдое соблюдение Кодекса будет лучшей защитой, хотя на практике...

— Так, ладно, я понял. Нам нужны те, у кого поменьше посвящений, характер поспокойнее и желательно атаковать издалека.

— Но издалека мы её не достанем. А вблизи у них копья длиннее. К тому же... разве нам не приказано брать её живой?

— Приказано. Но не любой ценой. Мы, конечно, попытаемся, однако, победа важнее. Так что, если другого варианта не останется, разрешаю разить наповал. Под свою ответственность. Всё, иди, готовь свой Кулак. Выбери тех, кто, по-твоему, сможет сопротивляться этому зову вплотную. И напомни о Кодексе им. А мне надо ещё кое-что организовать.

В глазах Скимитара при этом зажёгся азартный огонёк, которого Клед никак не ожидал от этой кадоровой глыбы. Почуял достойного соперника?.. Безусловно, Раскин только что доказал, насколько быстро умеет принимать важные решения, не размениваясь на мелочные сомнения по вопросам, которые, по-хорошему, следовало обдумывать гораздо больше времени, чем у них было. Просто положился на мнение подчинённого, который явно изучал тему дольше и глубже. Этим он вызвал у Кледа прилив уважения и даже, пожалуй, восхищения. Лишь бы главнокомандующего не подвела излишняя самоуверенность.

— Так а к чему готовить-то?

— К перешей атаке. Только без натяжек, на количество не смотри, я соберу ещё надёжных людей. Попытаемся взять её малым числом под прикрытием общего наступления. У меня есть ещё два чёрных скимитара, так что мы с тобой будем на острие Кулака, а задача остальных — освободить нам руки, чтобы не отвлекаться на свиту, — он внезапно повысил голос, обращаясь к кому-то слева: — Достаньте мне чёрных кочевничьих курток и шлемов! Хотя бы две пары поцелее, но больше — лучше! — и снова Кледу: — Пригодится всё-таки ваша маскировка, когда сшибёмся со внешним кругом. Там даже мгновение замешательства даст нам преимущество. Переоденьтесь соответственно. Всё, ступай.

Ворон пошёл к своим бойцам, собрал их в кружок и сообщил неприятную новость — что ахсара всё-таки колдует прямо во время боя, и слова ей для этого не нужны. Что это нечто вроде бессловесного зова, который соблазняет даже не похотью, а яростью и жаждой битвы. Многие закивали головами — видимо, успели почувствовать во время налёта.

Потом командир спросил, все ли помнят заповедь Кодекса: "Гнев, ярость, страх, восторг равноценны поражению, ибо они ослепляют", и насколько следуют ей в бою. Ответы слушать не стал, тем более, что они были, по большей части, не очень членораздельными, просто внимательно смотрел на каждого, прощупывая шестым чувством.

В результате Клед отобрал Филина, Ясеня и Гарзу. В самообладании остальных уверенности не было, но и терять по глупому он их не хотел. Изложил задачу в том примерном виде, который обрисовал ему Скимитар. Велел Стремглаву отдать ахсартагское обмундирование Ясеню, ну а Филин и так был третьим носителем "перистой" брони. Так уж вышло, что остальным чернявым от природы, кроме командира, добытые экземпляры оказались либо велики, либо малы, а эти двое в своё время согласились покрасить волосы, в отличие от Кестра. Но сейчас, похоже, тщательность и не требовалась — достаточно голову покрыть, благо нартские шлемы в Пестердоме нашлись для всех.

С ними набился ещё и Колтунок. Сказал, что раздобыл того самого яда, о котором говорил ранее, и показал небольшую духовую трубку с маленькими дротиками. Божился, что в свалку лезть не станет, а займётся вплотную попыткой парализовать ахсару. Убедил, что все чувства для него — лишь средство достижения цели, и, если так надо, он их отключит; мол Стилетов этому дополнительно обучали, и он именно поэтому никак не отреагировал на вопрос о Кодексе.

Клед на всякий случай сказал им, что меч в руках ахсары способен помочь сопротивляться её зову. Хотя лично ему почему-то казалось, что пригодится это разве что Ясеню. Не всякий ведь отзывается на Свет радостью. Судя по прошлому, из всего Кулака Ворон готов был поставить лишь на Дона и Кестра, но в пекло с ним полезет только последний.

Постепенно возле них начали собираться другие Воины. Сказали, что им велено явиться к Кинжалу Корсуну за указаниями. И поскольку Клед понятия не имел, что именно задумал Раскин, напрашивался вывод, что указания требовались именно по части самообладания. Поэтому Ворон терпеливо всем повторял про важность помянутого постулата Кодекса, в двух словах описывая, чего следует ожидать. Знать он этих ребят, конечно, не знал, но "шестое чувство" ни в ком не нащупало слабины. Какой бы критерий ни выдал Скимитар командирам для отбора бойцов в особый Кулак, похоже, он срабатывал правильно.

Вскоре явился сам Раскин в сопровождении одного из своих Ятаганов, Друна. Оба старших чина были облачены в нартские стёганки и шлемы, а также вооружены чёрными скимитарами. Значит, Армат вовсе не так уж жадничал. Хотя не вполне ясно, почему этот запас вскрылся только сейчас. Ну да ладно. В данный момент Кледа больше беспокоил тот факт, что главнокомандующий действительно собрался лично вступить в бой.

— А... кто же будет командовать войском? — осмелился спросить Ворон.

— Флип, — ответил тот с таким взглядом, что дальше расспрашивать расхотелось.

Даже стыдно немного стало — уж наверное, Скимитар не бросил дела на самотёк, а Флип, как его основной помощник, вполне владел ситуацией. То же самое читалось во взгляде Друна.

Этот Ятаган ещё в Селвидоме присутствовал на всех военных советах, но был самым молчаливым и неприметным из всех. До такой степени, что Клед, машинально прощупавший его так же, как остальных членов собирающегося Кулака, только сейчас ощутил, насколько Друн присутствует в моменте и всё подмечает. Так, взглянув на Ворона, Филина и Ясеня, он сразу же поправил посадку нартского шлема на голове. Похоже, расслабленное лицо и "бледность" его намерений для "шестого чувства" объяснялись тем, что этот человек крайне мало думал и чувствовал, пуская всё внимание на слежение за обстановкой, как змея. Что, безусловно, делало его отличным кандидатом на участие в вылазке.

За ними подошла ещё пара Солдат с ворохом нартских стёганок, которые разобрали Воины из собравшегося отряда. Правда, их было человек в тридцать, а стёганок всего около дюжины, но они и не всем подошли по размеру. Кстати, оказалось, что кости со старой брони кочевники не выбросили, а зашили в ячейки новой.

Переодевшимся Раскин велел занимать позиции по краям и увлёк свой новоявленный Кулак к середине поля. В сражении снова наступил спад, однако в тылу Дружины зашевелились практически все резервы. Бегали гонцы, орали командиры, люди перемещались, строились, седлали коней.

На полпути их ждал Лепс со своим отрядом — человек двадцать Стилетов, которые присоединились к ним. Ребята были, в основном, просто в чёрной одежде поверх непробиваек, а вот их командир тоже где-то раздобыл ахсартагский перистый доспех. Впрочем, у цели, которой, очевидно, являлось большое скопление воинов, подопечные отделились и направились на передний край. Лепс же остался в Кулаке Раскина, свернувшем в сторону тыла.

Построение, в которое они вписались, начиналось сразу за линией столкновения и оказалось довольно мудрёным, как слоёный пирог. Впереди находились последние свежие резервы конницы. За ними, наверное, все оставшиеся Солдаты Смерти. Где-то на уровне пятого-шестого ряда орденской пехоты — редкая цепочка конных лучников, к которым как раз направились Стилеты. А остальная масса — пешие Воины Смерти.

Не Таран, а целая Катапульта Смерти, которая описывалась в учебниках, но ещё никогда не использовалась по причине отсутствия столь масштабных сражений. Скимитар просто гений, что вспомнил об этом. Однако место для ключевого Кулака оказалось совсем неожиданным — где-то на стыке Солдат и Воинов.

Расположив своих избранных бойцов и бросив: "Сейчас вернусь", — Раскин протолкался в сторону передовой. Сборному отряду оставалось только ждать. Многие озирались в поиске знакомых лиц, с кем-то здоровались.

— Ты что здесь делаешь, недоучка? — беззлобно подколол Лепс Брада.

— Видимо, то же, что и вы, — дерзко ответил тот, демонстрируя свою трубку для метания дротиков.

— А, так вот зачем тебе был нужен тот яд, — усмехнулся командир Стилетов. — Ну что ж, два духомёта надёжней одного. Постарайся не отставать.

Колтунок лишь самодовольно ухмыльнулся в ответ.

* * *

— Внимание! — гаркнул откуда-то спереди Раскин.

Оказалось, что он взобрался на лошадь кого-то из лучников, встал на седло и вещал, придерживаясь лишь за верхушку воткнутого в землю копья:

— Расклад следующий. Первой в атаку идёт конница. Когда она потеснит крестьян, тем на помощь должен прийти летучий отряд ахсары, который является нашей целью. О его выступлении сообщит красный дым. Для пехоты это сигнал готовности. Задача атакующей конницы — охватить летучий отряд с флангов. Конные лучники начинают стрелять в нартский отряд, когда между ними не останется наших всадников. Для пехоты это сигнал к атаке. Стилеты под прикрытием стрел проскользнут под пики противника и зарежут нескольких лошадей, образуя брешь. Задача пехоты — не дать кольцу нартов сомкнуться. Отжимайте их в стороны! Старайтесь растянуть в линию, разделить и завалить по одному! В середину не лезть, если есть другая возможность! Если нет, сосредоточиться на тех же копейщиках, разжимая кольцо изнутри! Помните Кодекс! Не давать волю гневу, ярости, страху! Вблизи от ахсары эта заповедь работает буквально. Не отступать! Резервы придут на помощь, как только мы свяжем боем летучий отряд. Это решающая атака! Победа или Смерть!

Мощный хор тренированных глоток так дружно повторил клич, что звук приятно отозвался в груди. Скимитар соскользнул с коня и вскоре вернулся к своему Кулаку, где продолжил наставления уже чуть потише, не надсаживаясь:

— Наш Кулак заходит с общим потоком по центру, прямо на ахсару. Стилеты стреляют в неё отравленными дротиками. Мы втроём блокируем чёрными скимитарами Морену и её помощниц. Остальные должны расчистить нам поле действий и не подпускать прочих врагов. Никому не отвлекаться от своей задачи. Всё ясно?

— Так точно! — хором ответили избранные.

Тем временем на передовую накатили дикие вопли Орды — видимо, последняя порция одурманенных крестьян вступила в сражение. Копейная конница тут же выдвинулась им навстречу.

Зелёный дым дал сигнал следующей линии Дружины подпереть ту, что держала оборону. И, судя по всему, вместе они выстояли, не подались назад под напором безумцев.

А вот с пригорка потянулся и красный дым. Значит, Кулаку Раскина тоже скоро в атаку.

Однако мгновения, полные отчаянных схваток и быстрых смертей где-то там, впереди, тянулись медленно. Чтобы не напрягаться заранее, от одного ожидания, Клед принялся медленно дышать, изничтожая в зародыше переживания по поводу того, что под ударом Катапульты окажется айланна. Вообще все мысли долой — один чёрт, в бою придётся действовать по обстоятельствам.

Вскоре на Ворона снизошёл некий странный покой. Странность заключалась в том, что сознание продолжало активно воспринимать окружение, даже отчётливей, чем обычно. Ба, да это же пресловутая бдительная отрешённость! Образцовая, как по учебнику состояний, из описаний Ожидания Смерти. Так вот оно значит, какое. А то, что казалось им в состязательных поединках — лишь плод юношеского самомнения. И правда, какое может быть Ожидание Смерти, когда настоящая смерть не грозит?

Голова сама собой повернулась, откликаясь на неясный раздражитель, и глаза тут же обнаружили причину — пристальный взор Друна. Каким-то образом Клед прочёл на его расслабленном лице тень одобрения, и понял, что этот Ятаган постоянно пребывает в подобном состоянии. Да, Раскин точно не ошибся в выборе.

Обмен взглядами продлился всего пару мгновений, потом Друн отвернулся. Клед тоже. К чему застревать на медлительных мыслях, когда факты становятся так быстро ясны?

А ещё оказалось, что шестое чувство включилось само и теперь сообщало Ворону примерный расклад ближайшего боя. Безумные волны Орды по бокам вгрызались в не слишком крепкие духом, но всё же упорные волей скалы Дружины. Совсем иначе ощущалась собранная и в то же время немного лихая лавина нартских копейщиков прямо перед ними. Часть её разбивалась об утёс решительной, но всё же местами искрящейся гневом конницы Ордена, а часть успешно крошила его на мелкие булыжники, которые падали оземь и катились в озеро беспросветной тьмы, поглощающей их один за другим. Над этим озером, пышущим отрадой безудержной ярости и жутью беспредельного сладострастия, реял, порхая, как птица, одинокий луч абсолютного света. Хотя нет — вот рядом с ним, на кромке тьмы, ещё один бледный огонёк. Знакомый. Родной. Живительный. Но такой крошечный на фоне остальных разрушений...

Все эти ощущения оставались снаружи, словно сам Клед находился в оке урагана, и бушующие вокруг стихии не могли коснуться его. Они не баламутили внутренний взор и не застилали внешний. Хотя поверх голов товарищей видно было немного. Строй спокойно и терпеливо ждал своей очереди.

Вот спустили первые стрелы конные лучники. Вторые. Третьи. Вот забились в агонии сразу несколько животных — очевидно, Стилеты выполнили свою задачу. Кто-то заорал: "Вперёд!" Но прошло ещё немало мгновений, прежде чем ряды на уровне Кледа смогли выполнить эту команду, устремляясь в атаку.

Маскировка части отряда сбила с толку лишь нескольких кочевников и не более, чем на миг, но, с реакцией Воинов Смерти, тот оказался для них роковым. Кони лучников оказались позади очень скоро. Края строя не так чтобы очень успешно разжимали клещи нартских пикинёров, но, по крайней мере, не давали им сомкнуться.

Довольно много Братьев вливались внутрь и атаковали внешнее кольцо оттуда. Но часть из них всё равно бросалась на ахсару в центре. А та слишком быстро уничтожала противников не знающим преград Мечом Кернуна, периодически перешагивая горы трупов, чтобы в них не увязнуть. На лице её при этом цвела с наводящая жуть улыбка.

Воины в орденской рыжей броне не давали окружить свою предводительницу, топча и коля тех, кто пытался проскользнуть между ней и пикинёрами. А хедивеги добивали всех, кто оставался в живых за спиной Морены, как два чёрных крыла Птицы Смерти.

— Назад! Смыкаемся! — донёсся чей-то гулкий приказ.

Но оглянуться, убеждаясь, что это нарты сообразили — пора сокращать потери, уже некогда. Перед троицей носителей чёрных скимитаров остался всего ряд Братьев, которого хватило лишь на пару взмахов божественного Меча.

И вот из-за спины уже летят в ахсару отравленные дротики. Но она играючи отбивает их мечом. Оба.

Раскин останавливается, чтобы дать Стилетам новую возможность. Колтунок и Лепс пускают следующие вразнобой. Что не мешает ахсаре снова отбить их изящной петлёй. Её движения производят противоречивое впечатление: то медлительные и не особо ловкие, то молниеносно точные. Она тоже вынуждена остановиться, потому что дальше Стилеты ставят на скорость, но увы, все отравленные снаряды пропадают втуне.

Забрызганное кровью лицо смертоносной противницы кажется одновременно прекрасным — совершенством черт — и ужасным — порочной улыбкой абсолютного зла, наслаждающегося чужими страданиями. И этим Морена, при отсутствии внешнего сходства, безошибочно напоминает Тёмную Мать в Арке. Она приковывает взгляд, манит какую-то первобытную, дикую, хищную часть существа — Зверя, побуждающего сделать шаг к ней прежде, чем осознаешь его. И поэтому родное лицо Клед замечает лишь тогда, когда Алрина отбивает обломок дротика, отлетевший в её сторону. Айланна тоже выглядит жутко из-за покрывающей её крови, но при этом лицо её одухотворено, а в глазах при виде любимого зажигается такой свет, что наваждение спадает.

Время, замедлившееся на мгновения остановки, снова набирает свой бег, когда Раскин бросается на ахсару. И уже неважно, поддался ли он зову или трезво решил использовать попытку до конца. Чёрный и белый клинки сталкиваются. Морена расцветает ещё более жуткой улыбкой — словно невеста, чей жених из барона внезапно стал князем у алтаря, за которым его ждёт эшафот. Друн кидается на подмогу Скимитару, но его блокирует Альвейд. Кледу же ничего не остаётся, кроме как схлестнуться с Алриной, радуясь, что, становясь в строй, он безошибочно выбрал нужную сторону.

Клед делает бессмысленный замах сверху, как при тренировочных поединках в Селвидоме, надеясь, что айланна вспомнит. И она не подводит — они старательно разыгрывают учебный комплекс из начального курса Когтей. К счастью, некому заметить подвох, потому что остальные заняты тем, чем должны — держат конницу на расстоянии. Кто-то даже успешно — то схватив пику и выдернув кочевника из седла, то сломав древко и подрезав коня.

Ворон может себе позволить подмечать обстановку, зная, что айланна не причинит ему вреда, ну а сами движения парного комплекса давно доведены до автоматизма.

Друн и Альвейд мечутся, как две змеи — равные противники, боем которых можно было бы залюбоваться, не имейся дел понасущней. Морена, судя по ухмылке, играет с Раскиным, нанося ему лишь мелкие раны кончиком волшебного клинка, но Скимитар, похоже, этого не замечает, распаляясь гневом всё больше... Хотя нет, в нём тоже мелькает непонятное сладострастие. Видимо, "стремление полностью проявить свой воинский потенциал в бою с достойным противником" из того же учебника состояний — Жажда Свадьбы...

— Кольцо смыкается! — внезапно звучит голос Лепса откуда-то сзади. — Надо отступать!

Клед позволяет себе оглянуться и видит, что остатки нартских всадников пятятся, смыкая поредевший строй за счёт сужения окружности — они уже буквально в десятке шагов, и своих в кольце осталось непростительно мало.

Мгновенный поворот головы не проходит даром — Алрина впечатывает локоть ему в грудину, вышибая дух, и вдобавок бодает головой, роняя на землю. Её губы при этом беззвучно шепчут: "Лежи", и айланна отступает к ахсаре. А та прекращает игры и, в очередной раз непринуждённо отбив чёрный клинок, с непостижимой скоростью и лёгкостью рассекает Раскина от паха до макушки. В этот момент голова Кледа как раз встречается с лежащим на земле телом. Ворона оглушает не столько сам этот удар, сколько выражение экстаза на лице Морены и ощущение его "шестым чувством". Ощущение за пределами добра и зла. То самое, что было в Арке, когда Клед видел себя жестоким Мечом...

Краем глаза он видит, как Друн ранит сбившуюся с ритма Ходячую Смерть в руку с кинжалом. Но небрежный взмах Меча Кернуна спасает Альвейд, снося Ятагану полголовы. А Кледа кто-то хватает за шиворот и тащит назад, за пределы кольца. Ворон успевает заметить, как крайний нартский всадник протыкает шею отчаянно повисшему на его седле Колтунку. Как опрокидывают Филина сразу трое озверевших крестьян. На краю зрения мелькает ещё кто-то из Братьев, режущий сбоку рвущихся только вперёд ополченцев...

И вот вокруг уже свои. Пропустив их, смыкают щиты впереди. А над пригорком вьётся синий дым всеобщей атаки и жёлтый для фланговой конницы. Дружина наконец подаётся вперёд, проминая врага, и за линией атаки остаются всего несколько человек: поцарапанный лицом Ясень, отпустивший наконец командира Гарза, раненый в правое плечо Лепс и ещё трое Братьев, очевидно, пробивших остаткам отряда дорогу к отступлению.

Хотя нет, от хвоста атакующего строя отделяется ещё десяток человек и возвращается к ним — Кулак Кледа.

Ворон садится, наконец вынырнув из ошеломления, и ощупывает себя — путешествие волоком не самая приятная вещь. Хотя неровности пути, по которому его тащили, ощущались приглушённо, это могло объясняться временным шоком. Но нет, вроде бы ничего не сломано и не рассечено. Только "перья" на спине посрывало. Не все, конечно, но заметно даже на ощупь.

— Командир, вы целы? — подбегает к нему Дон.

А душа при этом словно выпрыгивает вперёд, к тому, кого парнишка выбрал наставником...

— Да. Цел я, цел. Просто оглушён немного, — проворчал Клед, поднимаясь. — Спасибо, что вытащил, — он повернулся к Сворту.

— Мы — Кулак, вы — ладонь, а мы — пальцы, — невозмутимо ответил тот по уставу.

Но Ворон ощутил, что у него больше искренне преданных людей, чем он считал, а не просто подчинённых в силу орденской иерархии. Хотя понять, почему Гарза, который чуть старше, дольше в Ордене и не менее искусен в бою, принял Кледа, как сеньора, ему, видимо, не дано. Они обменялись крепким двойным рукопожатием.

* * *

— А чего это вы отбились от строя? — строго спросил Лепс спешившихся бойцов.

Он скинул безнадёжно продырявленную ахсартагскую броню, приложил к ране наскоро оторванный от рубахи подол, и сейчас, скривившись, застёгивал проткнутую копьём непробивайку. Заодно, видимо, решил навести порядок, как старший по положению среди присутствующих, пусть и не их непосредственный командир.

— У нас есть особая задача, — ответил за своих людей Клед. — И она ещё не выполнена.

— И как же вы собираетесь её выполнять по другую сторону фронта? — Лепс ехидно прищурился.

— Для начала надо определить, куда подалась наша цель, — ответил Клед и повернулся к отряду. — Где наши кони?

— Остались на месте под присмотром Свистуна и Голубятника, — ответил Куболь.

— Значит, возвращаемся туда. Заодно посмотрим с пригорка, куда нам лучше направиться, — решил Клед.

Он расправил плечи и повертел головой, приводя тело в тонус.

— Ладно. Действуйте, — разрешил Лепс и обернулся в сторону боя: — Эх, жаль, два чёрных скимитара на поле остались!

— Не остались, — вперёд выступил один из незнакомых Братьев, припадая на раненую ногу. — Один я забрал, — он извлёк клинок из своих ножен, — он отлетел из рук Друна в нашу строну. А второй Ходячая Смерть подобрала.

— Молодец. Как звать?

— Онст Дулбен. Из Скорина.

— Давай сюда, — властно протянул руку Лепс.

— Нам бы второй пригодился, — сделал к ним шаг Клед.

— Нет, Корсун. Хватит с тебя и одного. Ты сейчас отправляешься неизвестно куда. А если вы там Сыграете Свадьбу, этот клинок останется единственным оружием против ахсары. Так что я отнесу его Флипу. Только сначала схожу к Ланцету, подлатать эту дырку.

Он заменил клинок в ножнах на чёрный скимитар, отдав свой Онсту взамен, и зашагал напрямик к тыловому обозу, где устроился полевой госпиталь. Кледу оставалось лишь смириться с решением Старшего Стилета, тем более, что в нём был определённый резон.

— Мы с вами! — сказал Онст.

Незнакомые Братья устремились за Стилетом. У второго оказалась залита кровью подмышка, у третьего — прокол над лопаткой.

— Может, ты тоже? — спросил Ворон Ясеня. — У тебя щека до сих пор сочится.

— Да нет, ерунда, затянется.

Кестр стянул перчатку и утёр кровь тыльной стороной ладони, при этом слегка зашипев. Клед убедился, что порез действительно неглубокий и кивнул, соглашаясь.

— Как тебя вообще угораздило? — спросил Батя. — Ещё на лбу царапина. И у другого виска.

— Да так, глазомер на их пики оказался хреновый.

— Почему-то только для головы, — хмыкнул Суслик. — А вот у Гарзы слабое место — явно спина.

Сворт вывернул голову, пытаясь заглянуть себе за плечо, сообразил, что ничего не выйдет, и пощупал руками, но не дотянулся.

— У тебя тут между лопаток два надрыва, — Архар потыкал в них пальцами, обозначая места.

— Ладно, в лагере сниму — посмотрю, — решил Гарза.

— А у вас щит... оголился, — сказал Дон командиру.

И действительно, стащив бесценную реликвию с руки, Клед увидел, что кожа на лицевой части заметно рассечена чуть выше серёдки, обнажая сияние божественного металла.

Странно, Ворон не помнил, чтобы использовал Щит в этом бою — мимо нартских пикинёров волна пронесла их с достаточным запасом, да и сам он шёл ближе к правому краю потока, а Щит был надет на левую руку.

Хорошо ещё, что у него такое надёжное крепление, и что размер тогда увеличивать не стали. Иначе проще простого было бы потерять артефакт. Про который Ворон чуть не забыл, потому что не ощущал его веса. Но кулак на рукояти каким-то чудом всё-таки не разжал.

А вот кто и когда мог оставить эту отметину, оставалось загадкой. Может, обломок какого-то клинка на земле, на который Клед напоролся, пока его тащили волоком? Хорошо, что не спиной...

— Ничего себе, у вас наследство, — восхищённо сказал Кнут.

Он потянулся к прорехе, но быстро опомнился и остановил руку, подняв на Кинжала вопросительный взгляд. Ворон кивнул. Кнут потрогал металл пальцами, и в глазах его зажглось восхищение. Да и вообще, лицо посветлело.

Клед обругал себя за то, что совсем забыл про благотворное влияние Щита Хёдра, а ведь он, наверняка, помогал ему больше далёкого Меча против чар ахсары. Видимо, Ворон быстро привык к облегчению, которое тот приносил его выжженной душе в последнюю осьмицу, когда войско почти постоянно было на марше, а Щит — в руке. Но теперь это можно использовать. Он приказал:

— Кнут, расскажи всем, что ты почувствовал, прикоснувшись к этой вещи.

— Ну, какое-то... Облегчение? Вдохновение... В общем, хорошо мне стало.

— А теперь пусть каждый из вас потрогает его и запомнит, что чувствует.

Ребята один за другим подходили и осторожно дотрагивались до божественной реликвии. А Клед наблюдал "шестым чувством", кто как реагирует. В общем-то все так или иначе приободрились, только Батя пожал плечами, а Гарза не выразил ничего на лице, но внутренне всё же немного расслабился.

Дождавшись, пока каждый потрогает артефакт, Ворон пояснил, ради чего это затеял:

— Скорее всего, ощущения у всех немного разнятся. Но это неважно. Главное, что Щит обладает волшебными свойствами. Он способен не только отражать сокрушительное оружие в руке ахсары, но и противостоять её чарам. Даже лучше, ибо он будет ближе. Только это побочное свойство. Чтобы оно сработало, вы должны на него настроиться, вспомнить то, что недавно почувствовали. Тянитесь к нему мыслями, когда мы снова окажемся рядом с Мореной. Цепляйтесь за него вниманием, если почувствуете, что на вас накатывает нечто вроде Кровавой Ярости. Это защитит вас от влияния ахсары и поможет удержаться от опрометчивых шагов. Всем ясно?

Воины, собравшиеся вокруг командира кружком, дружно бухнули кулаками по сердцу в знак подтверждения.

— А теперь пора выдвигаться. Время не ждёт, — сказал Клед, но тут кое-что вспомнил. — Только сперва... Равняйсь!

Он повернулся к полю боя, где за продолжавшим теснить врага войском оставалось лежать всё больше трупов, и ребята спешно построились в линию по обе стороны от него.

— Сладкой Свадьбы вам, Вест и Брад! — Клед приложил кулак ко лбу, но тут спохватился, что прежним потерям последний Салют не отдали, и добавил: — А также... — чёрт, он так и не выучил имя! — Сип, Стап и... — остальные не были Женихами, но дани уважения всё равно заслуживали. — И Сивуха со Скрипуном!

Он наконец продолжил ритуальный жест, от души стукнув себя кулаком в грудь, а потом вытянул руку вперёд и раскрыл ладонь к земле, отпуская товарищей. Кулак дружно повторил жест за ним. На пару мгновений все склонили головы, и... пора было двигаться дальше.

— Всё, пошли! Точней, побежали! — скомандовал Ворон.

И первым устремился лёгкой трусцой к командному пригорку. Одиннадцать пар ног затопотали вослед.

Под размеренный бег в голове бродили невесёлые мысли. Например, что Клед зря по привычке пожелал Братьям то, что принято в Ордене. Ведь теперь-то он знал, что на самом деле это рабство для души. Пусть канон и обещал погибшему в бою Воину неземное блаженство, даруемое Богиней Смерти жениху на Свадьбе, но разве оттуда кто-то вернулся, чтобы это подтвердить?

Стапу, скорее всего, ещё повезло. Насчёт Наречённых в Ордене бытовало мнение, что судьбу душ, не прошедших полное посвящение, Тёмная Мать решает в зависимости от обстоятельств гибели — мол, если отличился в бою, то может принять. И в этом отношении бывший улан покинул живых вполне достойно. Но он, наверняка, давно, пусть и неосознанно отрёкся — когда выбрал семейную жизнь, предпочтя любовь к женщине служению Проклятой "богине". А остальные...

Впрочем, с этим уже ничего не поделаешь. Может быть, они встретятся там, в том, другом мире, куда забросит их Мара, и снова подружатся...

Свистун с Голубятником подскочили навстречу Кулаку, обшарили его взглядом, и ничего не сказали про потери, только стиснули зубы. Лица кастерских парней заострились и затвердели, словно они за последний час постарели лет на десять. В них читалась решимость, которую выразил за обоих Свистун:

— Мы пойдём дальше с вами. Вам нужны люди.

Да, Кулак сократился до двенадцати бойцов, но Клед не собирался менять распоряжения. Он уже понял, что вовсе не жалость толкнула его отстранить земляков от боевых действий.

— Нет. Вы останетесь сторожить наши вещи. И доставите их к осадному лагерю, если придётся ждать. А если мы погибнем, возвратитесь домой и сообщите кастерчанам... — он понизил голос, — что они теперь официально... "осиротели".

Верноподданные не стали спорить, видимо, усмотрев достаточную важность в новом задании, и, по-орденски бухнув себя кулаками в грудь (нахватались привычек от Братьев), вернулись к вещам.

Перемётные сумы, которые воины сгрузили на землю ещё в начале сражения, чтобы облегчить коней для атаки, теперь были заботливо сложены в небольшой тарантас, раздобытый Батей в Стере, ещё когда Кулак стоял в Пестердоме. На козлах сидел один из близнецов, помахавший Ворону рукой, когда тот его заметил. Второй в это время перевешивал торбу с зерном с одного коня на другого. Подойти они не решились, видимо, избегая привлекать к себе лишне внимание, чтобы их не отправили обратно. Похоже, близнецы пригнали повозку из обоза, увидев, что всё войско ушло в наступление.

Клед не стал их гнать. Кстати пришлись — Ясень пристроился к тарантасу в поисках заживляющей мази, которую Вест закупил в Астене как раз на подобный случай.

Командный пригорок практически опустел. Лишь чадили, догорая, цветные дымовые шашки, отыгравшие свою роль. Да несколько Воинов Смерти собирали оставленные командирами вещи, унося их куда-то по южному склону. Нынешний главнокомандующий, Флип, видимо, ушёл в атаку вместе со всеми. Вот и ладно, не придётся ни у кого отпрашиваться. Ворона преследовало горькое ощущение, что, полагаясь на чужие решения, он только упускал возможности и терял людей. Хотя разум подсказывал, что Раскин, скорее всего, действовал верно, просто ахсара оказалась им не по зубам. По крайней мере, в той обстановке.

Скимитар был прав в самом начале, когда говорил, что сперва надо изничтожить всё окружение Морены. Конечно, кроме Алрины. О чём мало кто знал. Но уж Клед бы нашёл какой-нибудь способ оттереть её на последнем этапе. Хотя, к тому моменту она и сама бы, скорее всего, уже переметнулась. Небось ещё знатно подсобив ему с главной задачей.

Кстати, вот кто проявил завидную выдержку! Только айланна не выдала себя раньше времени, и при этом умудрилась его спасти, подарив возможность ещё одной, более удачной попытки.

Но теперь всё же следовало убедиться, что ахсара покинула наконец поле боя и сегодня больше не доставит сюрпризов Дружине, а особому Кулаку шансов загнать себя в угол. Чтобы со спокойной душой подтянуться на осаду ближе к вечеру. А сейчас уже и пообедать не грех, как напомнили запахи, доносящиеся со стороны обоза. У них-то приём пищи происходил по прежнему расписанию.

Ворон сел на своего коня, чтобы оказаться повыше, и поднялся на вершину пригорка. Оттуда было прекрасно видно, как тщетно сопротивление жалких остатков Орды вполне ещё значимым рядам Дружины, пусть от неё и осталось меньше трети. Не будь крестьяне одурманены, давно обратились бы в бегство, спасаясь. Кто мог представить, что аватаре Мары удастся настолько успешно достичь своей цели — пожать урожай смертей побогаче? Впрочем, и с этим уже ничего не поделаешь.

Клед прикрыл глаза и начал шестым чувством искать огонёк Меча. В замке его не было. Слишком далеко или ахсара ещё не сдалась? Но она-то не одурманена, должна видеть, что битва по сути проиграна. Или припасла ещё какие-то сюрпризы?

Ворон стал искать ближе, прощупывая пространство между последним местом столкновения с летучим отрядом и подъёмом к замку, но ничего не нашёл вплоть до самой пены боевых переживаний, вскипавшей на линии соприкосновения. Хотя бешеная ярость крестьян наконец-то начинала идти на спад.

Но где же Морена? Внутренний взор метнулся налево — ничего. Направо — и вот она, "свечка" зачехлённой реликвии! Движется со скоростью галопа вдоль слободы на Восток! Там, на фланге сражается конница, но с тактической точки зрения фланг теперь ничего не решит. Так зачем же она...

Нарастающий победный рёв заставил Кледа открыть глаза и посмотреть на поле боя. Жалкие остатки пешей Орды драпали со всех ног, а воспрявшая духом Дружина гналась за ними с новыми силами. В замке судорожно забил колокол, очевидно, командуя всеобщее отступление. Поздновато спохватился...

— Всё, победа за нами! — сказал кто-то рядом.

Клед повернул голову и увидел Ясеня, который сидел верхом на своём мерине с довольным лицом, перепачканным зеленоватой мазью, и подзорной трубой командира в руках.

Но Клед не разделил его радости. Он отобрал у помощника трубу и зашарил объективом по полю, подтверждая догадки. Ибо внезапно понял, что задумала ахсара: она не спрячется в замке, так что им некого будет оттуда выкуривать, кроме кучки нартов, которые прямо сейчас удирают верхом с левого фланга от орденской конницы под прикрытием своих стрелков. Справа всадники, к которым мчится ополовиненный летучий отряд, всё ещё связаны боем, потому что с той стороны у них нет поддержки — то ли кончились стрелы, то ли лучники слишком быстро отступили. Но Морена не собирается их спасать — она хочет сбежать через Восточные ворота, и ищи её потом в горах...

— Ахсара удирает! — крикнул Клед так, чтобы услышали все, кто остался внизу. — По коням! В погоню!

Он махнул трубой, указывая направление, и вернул её Ясеню, у которого остался чехол. Сразу тронулся шагом по склону, обращённому в нужную сторону. Дождался, пока подтянется весь Кулак, точнее, Кестр из-за спины объявит, что все в сборе, и пустился в галоп напрямик, целясь в точку, где их пути должны были пересечься.

Ворон сразу прикинул, что Морена примет южнее места конной стычки на фланге, чтобы обогнуть выдающиеся вперёд скалы. И не прогадал: в то время, как облачённая в чёрное конница всё же бросилась на выручку своим, небольшой отряд в рыжих доспехах, не останавливаясь, помчался дальше, к границе Княжеств.

— А это не наши? — выкрикнул Весельчак, видимо, сбитый с толку орденской расцветкой брони.

— Нет, это ближний круг ахсары спёр наши доспехи! — ответил Гарза.

— Ещё до того, как мы попали в Селвидом, — добавил Батя.

Кони под отрядом ахсары явно устали и несли седоков уже не так резво, как тем бы хотелось. Орденские скакуны, накормленные и немного отдохнувшие, постепенно сокращали расстояние.

А ведь то, что нарты разделились, просто отлично! Это почти уравнивало силы — "рыжих" тоже осталось не намного больше дюжины. И на Кулак Кледа никто из зарубы под скалами не среагировал — то ли были слишком заняты боем, то ли всё же приняли издали за своих благодаря оказавшейся в остальном бесполезной маскировке. Теперь главное — догнать Морену!

* * *

Аина до последнего не понимала, что задумала дальше ахсара.

Из третьей вылазки вернулось меньше половины гвардии. Сам Дарго, к счастью, остался цел и невредим, разве что слегка поцарапан и вынужденно сменил коня. Она вообще не представляла, как он умудрился стянуть строй обратно в кольцо под таким напором и увести оттуда хотя бы половину отряда. Заметила лишь, что атаман активно командовал не только своей Сворой, но и Народной Ордой снаружи, благо тем любых властных окриков хватало, чтобы изменить направление движения, лишь бы впереди был враг.

При этом Дарго искусно лавировал между своими и Смертниками внутри круга, предпочитая уворачиваться от прямых атак и поражать чужих противников сбоку или со спины. С одной стороны такие манёвры не тянули на воинскую доблесть, а кому-то могли показаться даже трусоватыми или подлыми. С другой, выполнялись они с такой безжалостной результативностью, что впору было восхищаться. Ну а с третьей, ввяжись атаман плотно в бой, он не смог бы овладеть ситуацией и спасти их всех. Так что Аина всё же испытывала к нему прилив уважения. Как говаривала Эльри, надо смотреть не на перья, а в тарелку, особенно когда "голодный"31.

Разумеется, заметить всё это у неё получилось только благодаря встрече с Кларедом, которая теперь казалась одновременно невозможной и неизбежной...

Узнав айланна, Аина сперва испытала острый ужас от осознания, что тот в одном шаге от гибели. А потом их глаза встретились, и сердце расцвело вспышкой острого счастья — такого неуместного, абсурдного, но в то же время абсолютного, ни от чего не зависящего и придающего смысл всему.

А дальше всё представлялось сплошным чудом: и то, что ахсару занял кто-то другой, способный скрестить с ней клинки; и то, что Кларед естественным образом оказался напротив Аины — единственной из врагов, кто не собирался причинять ему вред; и то, что тренировочный комплекс, которому айланн учил её в Селивдоме, позволил, не договариваясь, изобразить поединок; и то, что сам он невольно дал ей возможность вывести себя из-под удара Морены ровно за миг до того, как злая кошка решила, что хватит играться со своей призовой мышкой и пора сворачивать представление.

И благослови Мелин того сухощавого парня, который прикрывал спину Клареда, а когда Аина его повалила, без промедления сделал именно то, что требовалось — вытащил айланна из окружения, в последний момент. Конечно, горстке ускользнувших Воинов Смерти предстояло ещё пробиться сквозь строй крестьян, но за это Аина почти не волновалась — сердце подсказывало ей, что любимый жив. Ну чем не чудо? Или просто судьба?

Отряду ахсары тоже удалось уйти. Караул не досчитался всего четырёх человек. Даже не все люди Дарго полегли костьми, как он опасался. Хотя это, безусловно, ещё не конец. Но на сегодня... Аина была совершенно уверена, что вылазки закончены — люди и лошади измотаны, изранены, их осталось слишком мало, да и Народная Орда вся ушла в бой. А зелье, придававшее крестьянам неукротимой ярости, с каждым разом выдыхалось всё быстрее, и маленькие фляжки из ханек были отнюдь не бесконечны...

В общем, генеральное сражение довольно очевидно приближалось к закономерному концу. Да, Народ Войны потрепал Дружину Совета намного сильнее, чем представлялось возможным при таком численном перевесе в чистом поле, но тем самым лишь оттянул поражение, не изменив расклад. Единственно разумным сейчас казалось отступление в замок, под прикрытие крепостных стен. Тем более, что так и планировалось заранее. Однако не тут-то было!

Разумеется, вырвавшись из боя, отряд помчался галопом назад, к слободе, но на полдороге Морена начала сбавлять темп, и всей компании пришлось под неё подстраиваться. Поскольку от непосредственной опасности они оторвались, причин настаивать на спешке не было. Кроме здорового стремления укрыться от вражеского войска, которое прямо сейчас громило остатки их собственного. Так что можно было понять раздражение в голосе Дарго, когда тот спросил:

— Может, всё-таки стоит убраться побыстрее и подальше?

— Не трусь, герой, успеем, — устало, но всё равно язвительно ответила ахсара. — Сначала мы посмотрим, нельзя ли ещё что-то сделать для наших бойцов.

Последними словами она даже как будто пристыдила атамана. Правда, ни он сам, ни Аина на это не купились. Хедивегу вообще стало не до словесных игр — азарт боя спал и дали себя знать последствия: муторно ныла поясница, саднили мозоли, натёртые сбившимися портянками, нещадно чесалась подсыхающая кровь на лице. Аина переживала за ребёнка, одёргивала себя, что на плахе нет смысла беспокоиться о причёске, злилась на Морену за такие колоссальные потери и мечтала, чтобы этот день поскорее закончился.

Если бы не "солнышко", сжавшееся до размеров горошины, но не погасшее, Аина, наверное, сорвалась бы в отчаяние. Так что, не имея возможности ничего поделать со всем остальным, она сосредоточилась на том, чтобы снова раскочегарить его хоть чуток.

До вышки отряд доехал уже шагом. Там оставался лишь небольшой пост: Сокор, дозорный и ещё пара нартов. Командир Народной Орды, лишившийся войска, выглядел немного растерянным и сильно раздражённым. Он подошёл к ахсаре и не слишком почтительно спросил:

— Теперь вы разрешите отступать?

Морена лишь посмотрела на него уничижительно, со вздохом выбираясь из седла.

— Наших теснят по всему фронту, — хрипло сказал дозорный.

Похоже, он тоже устал, понимал, что это конец, и ждал лишь разрешения заткнуться.

— Напоите лошадей, дайте им зерна и можете уходить, — наконец соизволила ответить Сокору ахсара. — Заберёте с собой раненых. Дарго, отправь в замок тех, кто больше не может сражаться. И пошли кого-нибудь сменить этого сипуна.

Она подошла к Альвейд, неожиданно нежно взяла ту за руку, осматривая рану, и заботливо спросила:

— Ты как?

— Ерунда, — та дёрнула щекой. — Я с тобой до конца.

— Спасибо, — она благодарно сжала руку первого хедивега и обратилась ко второму: — Аина, перевяжи её пожалуйста.

— Погоди, я только свой трофей заберу, — проворчала Альвейд и отвязала от луки седла прихваченный одним ремешком... чёрный скимитар!

Морена приподняла одну бровь в удивлении — действительно, как это больше никто не подумал об оружии её поверженного противника, а Ходячая Смерть даже ножны забрала? Тем не менее, ахсара с едким прищуром набрала воздуха, словно для порицания, но тут же передумала — выдохнула через нос, усмехнулась чему-то своему и покладисто сказала:

— Молодец. Оружие ценное. Только при себе его не держи. Отдай пока Борану. Пусть нормально приторочит тебе его к седлу.

Альвейд была явно недовольна расставанием с покорившим её сердце оружием, но поскольку это было не надолго и не далеко, без споров протянула его подошедшему ахсартагу из караула.

Все три женщины направились к телеге с припасами первой необходимости, стоявшей за пригорком. С неё уже разгружали остатки: почти порожние бочки воды, мешки зерна и корзины с едой. Кто-то занялся лошадьми, кто-то помогал раненым товарищам дойти до телеги и погрузиться на неё. В том числе Хабалу из караула с залитой кровью штаниной.

Ахсара с хедивегами первым делом смыли с себя кровь и заново наполнили фляги водой.

Потом Аина обработала неглубокую рану Альвейд при помощи мази и бинтов из целительского мешка, который ей было велено забрать с собой. Справедливости ради, Ходячая Смерть помогала всем, чем могла: разделась, натянула рукав, чтобы его удобней было срезать, промыла собственную рану, оделась обратно — и всё это почти не кривясь. Возможно, потому что как раз перед этим опустошила свою заветную фляжку с "зельем бесстрашия".

Аина наконец-то присела, разулась, намазала мазью мозоли и перемотала портянки. Альвейд принесла ей остатки пайка из корзин: по маленькому кусочку лепёшки, сыра и солонины. Села рядом. Хедивеги молча перекусили, запивая водой. Телега уехала к воротам слободы. Остальные тоже жевали и отдыхали. Морена снова стояла в трансе, почему-то лицом к замку, и что-то бормотала себе под нос.

После еды Альвейд отлучилась, как будто до ветра, но вернулась с новой ханькой — похоже, нашла где-то остатки от раздачи крестьянам. Вторую бросила Аине, и та не стала отказываться — на всякий случай сунула в целительский мешок, который приторочила к седлу. Конечно, для будущего ребёнка такое вливание отнюдь не полезно, но если ахсару снова потянет на подвиги, глоток красавки может спасти усталую мать от фатальной ошибки.

Тем временем Зарин, поднявшийся на вышку вместо осипшего дозорного, лаконично сообщал о том, что Дружина Совета, похоже, отправила в бой все резервы; что их Народная Орда тает, как весенний снег, но не отступает; зато отступает сильно поредевшая Гаргузская Свора — расчётливо, но безнадёжно; а вот Агдейская пока держится, хотя, возможно, просто не может оторваться.

При последних словах Морена встрепенулась и заявила:

— Мы должны прийти им на помощь. По коням!

Аина с кряхтением полезла в седло и, пока остальные приводили себя в боеготовность, разбирая таберхалы и натягивая шлемы, смочила всё-таки язык и губы в "зелье бесстрашия". По венам почти сразу побежал огонёк, придавая хоть немного бодрости.

С таберхалами вышла небольшая заминка, потому что многие были утеряны в сражении, но Морена велела караулу уступить свои гвардейцам:

— Мы будем на подхвате, следить, чтобы никто не сбежал. Для "коробочки" нас слишком мало, а Марсуг не знает, что делать, чтобы поддержать эту тактику. Да и я слишком устала, не смогу вам сильно помочь. Побудем в резерве на крайний случай. Это твой бой, Дарго!

Для игры на эмоциях ахсара явно отдохнула достаточно. Фраза про усталость прозвучала с подтекстом: "Я на последнем издыхании, но если понадобится, сожму зубы и вступлюсь", а последние слова были сказаны тоном: "Ты — мой герой!" Правда, атаман по-прежнему проявлял завидную сопротивляемость её чарам, но, похоже, был не против для разнообразия разрешить всё сам и по-своему.

Через минуту они уже мчались на Восток во весь опор! Хотя, конечно, "опор" этот был далеко не так резв, как раньше, из-за того, что лошади не успели толком отдохнуть.

В замке вдруг начал безостановочно бить колокол, и это мог быть только сигнал ко всеобщему отступлению. Причём, на этот раз его явно дала не Морена, увлечённая скачкой. Видимо, на башне сами разглядели, что дело совсем плохо, Народная Орда либо перебита, либо выдохлась и удирает. Получалось, что ахсара сознательно не давала спасительную команду, чтобы погибло как можно больше людей? Кстати, выглядела она уже почти сыто: алчный огонёк в глазах погас, посадка в седле расслабленная, на лице предвкушение чего-то как будто бы не кровожадного. Хотя, по ней разве скажешь...

К тому времени, как они доскакали, Агдейская свора всё же успела отступить под самые скалы, но Воины Смерти не отставали. Видимо, потому что стрелковой поддержки у нартов не осталось. Наверное, лучники ушли, как только забил колокол, ведь с этой стороны нельзя было вернуться прямо на гору, как справа — сначала приходилось спуститься на уровень земли.

Впрочем, бойцы Марсуга сражались достойно, устроив "вертушку": пока одни отбивались, другие описывали круг и налетали на врага с боков и сзади, а как только противник переключался на них, первые повторяли манёвр. Орденской конницы осталось ненамного больше, чем нартов, и трудно было бы предсказать, чем закончится этот бой, если бы не гвардия Дарго, рванувшая на помощь соплеменникам широкой дугой, отсекающей Смертникам путь к отступлению.

Однако ахсара не остановилась. Она крикнула Айнуру:

— Скачем дальше! — и весь караул вместе с женщинами в центре устремился за скалы, к Восточным воротам.

Только тогда Аина поняла, зачем они на самом деле отправились на этот фланг. Морена намеревалась сбежать насовсем! Вот почему она велела караулу оставить громоздкие таберхалы! Видимо, Мара выжала из этой битвы всё, что хотела, и бросала Народ Войны на произвол судьбы.

Похоже, сбывался самый худший сценарий из тех, что Аина продумывала, размышляя, как быть с ребёнком. Теперь у неё нет иного выхода, кроме как продолжать притворяться верным хедивегом ахсары бог знает сколько лет! Хёдр, Хёдр, Хёдр!

Хотя какой, к Рагену, хедивег? У них и Орды-то теперь нету. Как они будут дальше жить? И будут ли? Куда бежит Морена? Есть ли у неё подготовленное заранее убежище? Припасы? Деньги? Или они все поскачут, куда глаза глядят, и окопаются в каком-то другом государстве? Или остальных она тоже бросит после того, как они вместе пересекут пустынные плоскогорья?

Впрочем, какой смысл гадать? Мысли вдруг разбежались куда-то, как овцы без пастуха при виде волка. Похоже, в зелье была не только красавка, но и конопля. А может, и что-то ещё. Хёдр...

Какая-то часть сознания Аины утратила связь с телом и словно бы разлилась по окрестностям. На задворках ума билась мыслишка о том, что на такой скорости это попросту опасно, но воспаривший наблюдатель констатировал, что тушка и сама вполне уверенно держится в седле, значит, нет смысла нервничать. А есть смысл оглядеться, раз уж открылся такой необычный вид.

Хотя видом в привычном смысле слова назвать это было нельзя, потому что восприятие было не зрительным, а... Хёдр его знает, каким. Например, оставшиеся позади скалы ощущались, как пуховая подушка, а идущий за ними бой — как воронка небольшого смерча. Но самым чудесным было то, что Меч Кернуна, притороченный к седлу ахсары по другую сторону от Аины, мягко сиял вдохновляющим светом, который не мешали видеть ни ножны, ни круп коня...

И раз уж скачка не требовала внимания, Аина наслаждалась этим светом, впитывала его силы, грелась в лучах духовного солнышка. А потом позади вдруг зажглось ещё одно. Точнее, вплыло в поле этого странного "зрения" и продолжало потихоньку приближаться.

Какое-то время Аина заворожённо наблюдала за непостижимым явлением, а потом её внезапно озарило: точно так же, как Меч Кернуна, мог светиться только Щит Хёдра! Который несомненно был в руках у Клареда! Она его видела! Но не узнала под кожаной обшивкой! Значит, айланн их догоняет!

Аина чуть не засмеялась от радости. Не будет никаких скитаний, выжидания, поиска способов убить Морену самой. Всё-таки дело решится здесь и сейчас! У неё словно выросли крылья за спиной. Она набрала полную грудь воздуха, а на выдохе неожиданно вернулась в тело целиком, ощутив себя свежей и полной сил, готовой ко всему.

* * *

Судя по всему, Морена ощутила приближение Клареда на несколько минут позже Аины. Она пыталась пришпорить лошадь, но та явно приближалась к пределу своих сил, как и многие другие в отряде. До лесочка у горловины Ворот они явно не дотянут. Интересно, что она себе думала? Были у неё запасные? Или, если бы их не преследовали, она бы сбавила темп?

— Стойте! — скомандовала наконец Морена. — За нами погоня. Спешимся у той рощи!

Шагах в тридцати слева действительно стояла небольшая купа тонких деревьев, которую и рощей-то сложно было назвать. Скорее осиновые заросли. Но всё лучше, чем в открытой степи.

Когда остановились, услышали приближающийся топот копыт. Минуту-другую запаса использовали на то, чтобы расположиться между деревьями и противник не смог налететь на них верхом. Вот где пригодились бы таберхалы. Просчиталась всё-таки аватара Мары, не предвидела такой расклад? А если бы за ней погнался целый Таран? Хотя нет, скорее всего доспехи караула для того и украли у Ордена, чтобы издали выглядеть, как свои.

Да и не вышло бы у них сейчас конного боя, учитывая, что одна из лошадей пала, едва с неё слез всадник, остальные тоже выглядели как не жильцы — насилу их отогнали в сторонку. А пешком такое оружие больше мешало, чем помогало из-за длины. Не зря наконечники на халы надели только в преддверии большой битвы.

Меч ахсара от седла отвязала, но извлекать не стала, расположившись за спинами караула и призвав хедивегов к себе. Завела ту же песню, что и с Дарго:

— Настал ваш час, мальчики! У меня нет сил, сделать всю работу за вас, но в трудный момент я помогу!

"Мальчики", воспитанные а ахсартагской культуре, были только горды вступиться за предводительницу. Ну и, наверное, несмотря на всё, что они сегодня видели, интимные узы диктовали им защищать свою женщину. Вон как стоят — гордо, уверенно, несмотря на усталость, на лицах хищный оскал, сабли наголо.

Хедивеги пока просто наготове, не обнажая клинков. Сама же Морена держится спокойно, руки даже не на эфесе, а на поясе. Что, впрочем, понятно — бережёт силы для боя, ведь они ей нужны не столько орудовать, сколько терпеть боль или что она там испытывает от прикосновения к божественному Мечу. Зато Альвейд уже впилась в рукоять вожделенного проклятого скимитара и дышит всё глубже, словно напитывается его яростью.

А ведь "мальчики" вкупе с нападающими, наверняка, очередное, последнее "жертвоприношение". Интересно, что это — ненависть Богини Смерти ко всему живому или ненасытность, которую не зря приписывали Азмар? "Ну ещё кусочек впихну в себя, раз остался последний, чтобы не пропадал".

Про Клареда Аина старалась не думать. Для неё сейчас начнётся самое трудное: по возможности не навредить людям айланна, не дать им навредить себе, найти момент для удара по ахсаре наверняка и при этом не выдать себя раньше времени.

Кокетство Морены Аину не обмануло — по тренировкам она знала, что та уже достаточно отдохнула и сможет снова извлечь Меч. Правда, четвёртого раза на тренировках никогда не было, но время работы от первого к третьему сокращалось не так стремительно, чтобы ахсара при желании не успела нашинковать любого, кто не держал в руках чёрный скимитар или Щит Хёдра.

Увидев, что отряд ахсары сворачивает к небольшим зарослям, Клед обрадовался. Это значило, что они собирались спешиться. Конечно, тогда и атаковать их верхом не получится, но пешком Воины Смерти безусловно превосходили всех. Если Орденская подготовка в чём-то и уступала кочевникам, то именно в конном бою. А пики представляли бы самую большую угрозу, но к счастью, беглецы их не захватили, что упрощало дело, ведь и Кулак Кледа не вооружался копьями изначально. Просто редкостная удача! Даже странно, зачем нарты отдали им преимущество. Снова надеются на ахсару с Мечом? Впрочем, как только те покинули сёдла, стало ясно — им не оставили выбора загнанные лошади. Ну что ж, отлично!

Клед остановил Кулак шагов за тридцать до противника. Бойцы в Орденской броне выглядывали из-за тонких стволов, а чёрные доспехи трёх женщин виднелись за ними, на небольшой прогалине. "Рыжих" пятнадцать, а Братьев всего двенадцать — лошадей придётся просто бросить. Парни уже разбирали из седельных сумок всё, что заготовили для этой схватки. Но расклад ясен: на этот раз Морена прикрылась "мясом". То ли устала махать ненавистным Мечом, то ли избавляется от последнего балласта. Так или иначе, провернуть номер с окружением у нартов уже не выйдет, а значит, бой будет относительно честный.

Рассусоливать командир не стал, атаковать следовало быстро:

— Забудьте о пленении. Перебейте всех. Пешком им с нами не тягаться. Кроме ахсары и хедивегов, но предводительницей займусь я. Потому что только я могу отбить её меч. Не лезть под него! Нужны два человека, которые отвлекут хедивегов и оттеснят их в стороны. Стремглав, давай на правую помощницу. Помни про её скорость и звёздочки. Хотя она ранена в левую руку, но не факт, что серьёзно. А ты на вторую, Ясень. Только не забывай, что она наш союзник. Видел, что мы с ней делали там, в кольце? Нет? Базовый клинковый комплекс Когтей, она его знает, разыграйте его. Дальше, мне нужен прорыв сразу. Весельчак, Два Удара, Батя, Гарза, — выбрал он самых рослых, — сделайте для нас троих брешь. Если сами раздадутся — тем лучше, наша цель — попасть сразу в центр. А дальше — покажите всё, на что вы способны! Задача ясна? Тогда в атаку. Победа или Смерть! — вот хоть тресни, а лучшего клича сейчас не придумаешь.

— Победа или Смерть! — грянул Кулак в ответ.

И Воины Смерти ринулись вперёд, навстречу Свадьбе.

* * *

Клед не боялся ни смерти, ни Тёмной Матери, он переживал лишь за две вещи: что не сумеет убить Морену и что не сможет уберечь Алрину. Но шаги, когда ещё можно было мельком об этом подумать, истекали, как капли с листа после дождя. А изменить всё равно ничего было нельзя, поэтому он отринул последние страхи: "Делай, что должен — и будь, что будет!"

Кулак Смерти нацелился острием в прореху между стволами, и у нартов, стоявших на этом участке, не было выбора, кроме как выступить из-за деревьев, чтобы заблокировать проход. Но рослые Братья, бежавшие впереди, бросили в лица центральных противников по горсти песка и ударили в них щитами. Два Удара, оправдывая своё прозвище, сразу же оглушил одного кулаком по шлему, а Батя умело воткнул свой клинок второму между рыжих пластин. Весельчак и Гарза опрокинули их соседей, открывая путь к главной троице.

Альвейд с радостным оскалом извлекла чёрный клинок навстречу Стремглаву. Аина намного более сдержанно выставила такой же против Ясеня. Морена до последнего не шевелилась, смотрела на Кледа, словно надеялась остановить того взглядом. На миг он ощутил странный прилив сладострастия, напомнивший о том, что выделывала в Арке Тёмная мать, но Щит, за который Ворон крепко держался вниманием, погасил эту вспышку. Ещё мгновение потребовалось на то, чтобы заставить себя напасть на невооружённую женщину, но Кинжал Смерти напомнил себе, сколько людей она сегодня положила, и сделал выпад.

Морена успела выхватить Меч, парировать удар и отскочить, но при этом в глазах у Кледа как будто посветлело — он почувствовал родовую реликвию намного лучше, чем раньше. И если в бой он бросался с готовностью сразу же умереть, то теперь вдруг ощутил в себе какие-то скрытые силы для борьбы с той, кто одинаково легко косил Воинов любого ранга. И эти силы готовы проявиться, если ещё чуток поднажать, собрав волю в кулак. Два вдоха — и всё остальное, кроме ахсары, перестало для него существовать.

Клед начал атаковать, Морена отбивалась. С той самой улыбкой, которая говорила, что она лишь забавляется. Но Кинжал Смерти не ослаблял напора. Выпады следовали один за другим всё быстрее. Улыбка сползла с лица ахсары, она перешла в контратаку. И Ворон с удивлением понял, что успевает отбивать её удары.

Столкновения перемежались паузами, когда противники присматривались друг к другу и пытались найти слабое место, а потом сходились ещё стремительнее, чем раньше. Паузы становились всё короче и постепенно совсем исчезли. Остался лишь безумный парный танец клинков среди редких осин и почти таких же неподвижных прочих бойцов. Упоительный танец. Танец Смерти.

Первый замах противника разом избавил Аину от сомнений, что делать — видимо, Клед подговорил своих ребят поступать так же, как они с ним на поле. Ясноглазый Воин Смерти с на редкость открытым взглядом, не торопясь, разыгрывал с ней Орденский комплекс, так что Аина имела возможность хоть немного следить за остальным сражением.

Кларед на диво неплохо держался против Морены. Кто бы мог подумать, что айланн способен действовать с такой скоростью? А вот "мальчики" не оправдали снисходительного отношения Дарго: они давали достойный отпор Воинам Смерти, и, хотя постепенно проигрывали, забирали немало противников с собой. Первым пал самый пожилой, за ним самый рослый, а потом самый мелкий. Хотя каждый обменял свою жизнь на парочку вражеских.

Аина с ясноглазым Воином пошли на второй круг упражнения, когда он вдруг замер, а потом из его груди показался окровавленный чёрный клинок. Оказывается, Ходячая Смерть уже расправилась со своим шустрым противником и решила подсобить товарке! Как жаль, у парня был такой добрый взгляд...

— Не зевай, подруга, — Альвейд кровожадно ухмылялась.

— Спасибо, — выдавила Аина, сглатывая ком в горле.

На Ходячую Смерть тут же бросился с дерева другой прыткий Воин — он каким-то образом взбежал на ствол, чтобы обрушиться на неё сверху. Но Альвейд откатилась, и на подъёме пронзила своим проклятым клинком чернявого рослого парня, который только что прикончил Батара и находился к ней спиной.

Перед Аиной же оказался тот самый сухощавый товарищ, который вытащил Клареда из окружения. Похоже, он тоже целился на Ходячую Смерть, но не угадал с направлением — прыткий воин оказался ближе и бросился к Альвейд сам. Аина же, понимая, что нельзя стоять без дела, атаковала сухощавого условным замахом, и они завели орденский комплекс по новой.

От караула осталось всего четверо... Нет, трое — одному как раз вырвал глотку утяжелённым кончиком кнута парень, который, стоя чуть в стороне, выцеливал тех, кто окажется между стволами. Хабал бросился к нему, но свалился от подсечки кучерявого Воина, похожего на амахаги. Ещё одного ахсартага атаковал скимитаром юркий, как куболь, паренёк, наверное, самый молодой из отряда Клареда. Айрат же бросился к Воину с кнутом.

Айланн с ахсарой тем временем совсем перестали разрывать контакт и разогнались так, что напоминали смерч, чудом обходивший все препятствия. Как туда вообще втиснуться, чтобы помочь?

Прыткий Воин всё ещё играл в догонялки с Альвейд, Хабал кое-как одолел "амахаги", хотя сам был ранен, но его тут же добил "куболь", успешно расправившийся со своим врагом.

Айрат, чья левая рука уже свисала плетью, продолжал преследовать убегавшего "кнута", и они описали уже приличную дугу вокруг рощи, оказавшись с другой стороны. Там Воин Смерти ловко укоротил своё орудие на нужную дистанцию и разнёс балхону караула челюсть. После чего двинулся в сторону Ходячей Смерти, но та, в очередной раз отогнав "прыгуна", не дала "кнуту" шанса — метнула ему звёздочку прямо в глаз со вздохом: "Последняя..."

"Прыгун" не преминул воспользоваться тем, что Альвейд отвлеклась, и в очередной раз наскочил на неё с неожиданной стороны, но чёртова Ходячая Смерть словно почувствовала атаку спиной и встретила его чёрным клинком в живот.

Аина рванула на своего противника, чтобы сшибить его плечом наземь — она не хотела повторения прошлого раза. Прошипела вслед: "Лежи!" Сухощавый, не ожидавший такого манёвра, упал, но лежать не остался: он перекатился и снова вскочил на ноги совсем рядом с Альвейд, которая как раз выдернула клинок и освободилась.

— Берегись! — крикнула Аина прежде, чем поняла, что тем самым выдаёт себя.

К счастью, на оклик отреагировали оба, рывком развернувшись друг к другу, ну а к ней самой подскочил последний из троих оставшихся в живых Воинов Смерти, самый юный.

"Куболь" тоже выполнял учебный комплекс, но как-то с нажимом, даже с надрывом, с силой скрещивая клинки и заставляя Аину отступать. Ей приходилось вертеться, чтобы не наткнуться ни на дерево, ни на другие пары. При этом юнец буравил её горящим взглядом, словно пытался что-то сказать. В общем-то она даже догадывалась, что именно: паренёк явно знал о её роли и хотел, чтобы она наконец переметнулась на их сторону...

Вот только условий для выполнения её личной задачи всё не возникало. Чтобы появился шанс застать Морену врасплох, та не должна была заранее подозревать о предательстве. К ней с Кларедом вообще сейчас было не подступиться. Вот если бы они остановились, хоть на миг...

"Кнут" силился встать, сверкая единственным глазом. Поднялся на одно колено, но тут его настиг Айрат. Дополз чуть ли не на четвереньках и навалился со спины, всадив кинжал за ворот. "Кнут" отпихнул противника, повалил на землю и нанёс несколько быстрых ударов своим кинжалом. А потом сам повалился сверху. Дальше Аина снова была вынуждена поменять диспозицию и потеряла их из виду. "Куболь" продолжал напирать, загоняя её чуть ли не к вплотную к Альвейд — клинки звенели совсем рядом.

Вдруг за спиной раздался отвратительный чавкающий звук и юный противник Аины споткнулся, зацепившись взглядом за гибнущего, судя по отчаянию во взгляде, товарища. А в следующий миг ему прямо в лоб прилетел кинжал Альвейд!

Последний соратник Клареда повалился ничком, а Ходячая Смерть, как ни в чём не бывало прошла мимо Аины с насмешливым:

— Что-то ты совсем устала.

Она направилась к упавшему пареньку, Аина же быстро оглянулась и молниеносно оценила текущий расклад: Кларед остался один, а их трое, и ей в любом случае придётся сразиться с Ходячей Смертью, иначе та бросится на айланна и может оказаться той последней соломинкой, что переломит хребет сарлуку.

— Да, есть немного, — запоздало ответила она нарочито спокойным голосом.

Альвейд наклонилась за своим кинжалом, отскочившим в сторону, Аина подошла к ней вплотную и спросила:

— Ты его насмерть или надо добить? — голоса своего при этом она не почувствовала.

Альвейд, не разгибаясь, повернулась к "куболю", чьё лицо заливала кровь из рассечённого лба. При этом она оказалась нужным боком к Аине, и та без замаха всадила свой скимитар под мышку Ходячей Смерти. При этом впервые за всю стычку ощутив ярость и удовольствие проклятого клинка. Провернула его, впервые же радуясь сама тому, что кого-то убила... Альвейд сделала последний короткий вдох с таким лицом, словно напоследок испытала не боль, а острейшее удовольствие, и повалилась прямо на юношу.

В этот момент что-то в обстановке неуловимо изменилось. Точно, затих звенящий вихрь! Выдернув скимитар из тела товарки, Аина рывком обернулась и увидела, что Морена застыла шагах в пяти от Клареда, словно задохнулась. Лица, оттуда где стояла Аина — сзади и сбоку — видно не было. Кларед её достал? Нет, не похоже — айланн пользуется паузой, чтобы отдышаться, хотя, на удивление, не так уж сильно запыхался, но на лице его прежняя готовность к бою. Значит, это смерть любовницы так зацепила аватару Мары? Интересно, болью или удовольствием?

Впрочем, неважно. В любом случае, долгожданный момент настал. Не совсем идеальный, но другого, по-видимому, уже не будет. Аина не могла вклиниться в поединок на той скорости, с которой бились эти двое. Значит, надо вступать на своей, пока есть такая возможность.

Как можно бесшумней Аина ринулась на ахсару со спины, но та внезапно отмерла, сделала шаг в сторону, уходя от атаки, заступила ей за спину и сильно толкнула — прямо на Клареда. Тот отвёл в стороны чёрный, как ночь, скимитар и совсем оголившийся, сияющий белым, как день, Щит. Раскрыл руки, чтобы принять её на грудь, и...

Клед не понял, откуда в Морене внезапно прорезалась сила, чтобы его оттолкнуть. Кажется, она его даже не трогала. Ему вообще казалось, что сражается он уже не с ахсарой нартов, а с самой Тёмной Матерью, но и сам при этом является не вполне собой, а кем-то намного более могучим и... безупречным. Однако этот толчок произошёл кажется даже не на уровне тела, а на уровне разума — словно тёмный взрыв, на миг ослепивший и выбивший его из состояния Танца Смерти, а заодно отбросивший на несколько шагов.

Морена замерла, слегка закатив глаза. На лице её было странное выражение — непонятно, горя или экстаза. Клед воспользовался этими мгновениями, чтобы отдышаться и окинуть взглядом поле боя. Раген! Больше никого не осталось, кроме них двоих и айланны...

И Алрина не подвела — воспользовалась странным трансом ахсары, чтобы сделать свой ход: быстро подкралась к ней со спины для удара... Но не успела. Морена отмерла, молниеносно обошла атаку и с силой толкнула айланну на него.

Клед инстинктивно развёл щит и скимитар, чтобы принять айланну на грудь, а вот свести их назад не успел — Морена оказалась в каком-то шаге и с выражением извращённого удовольствия на лице вогнала Меч Кернура прямо в спину айланны!

Мир остановился. Боль за любимую пронзила сердце прежде, чем тело — собственная боль, а до разума только потом дошло, что Морене ничто не мешало проткнуть их обоих насквозь. Так она и сделала, подшагнув к ним вплотную, чтобы вогнать Меч Кернуна по самую гарду, и теперь беззастенчиво, даже с вызовом во взгляде, смаковала свой триумф.

Единственное, что оставалось Кинжалу Смерти — это вогнать чёрный скимитар ей в бок, в самое сердце. И выражение торжества на этом красивом, но порочном лице сменилось недоумением, страданием, яростью, экстазом — порочна до конца! Пальцы её на рукояти Меча разжались, глаза закатились, тело начало заваливаться назад, руки судорожно вцепились в Щит, не успевший буквально на ладонь, и тот сполз с руки, потому что Клед перестал его держать.

Но Ворон не радовался своей горькой победе — в данный момент она перестала что-либо значить. Он сомкнул объятия над и под соединившей айланнов реликвией, которая сейчас ощущалась как луч божественного света, благословляющего их союз... Обратил взор к любимой и, когда их глаза встретились, понял, что должен сделать последним. Вот она, настоящая Свадьба!

— Я отрекаюсь... — начал он.

Глаза Алрины зажглись счастливым светом, губы тронула слабая улыбка... Но голос изменил айланну в последний момент.

Падая навзничь вместе с айланной, Кларед коснулся губами её лба и додумал: "...от смерти во имя любви".

Дыхание остановилось. Свет в глазах померк.

Эпилог.

На круги своя

Вся жизнь пронеслась в сознании за один миг — от смерти до рождения. Подаренная радость и оборванные судьбы, счастье встреч и горечь потерь, пережитые лишения и обретённая сила, беспорядочные связи и боевое братство, дружба, чудеса и сознание выполненного долга... Долга было, кажется, больше всего. Долга, продиктованного честью. Честью, которая заставила пожертвовать всем светлым и окунуться во тьму. Честь и долг — два слова, руководивших его жизнью. Но теперь они превратились в пыль на ветру. Осыпались и улетели вместе с клеймом Мары, которое оказалось вовсе не сквозной дырой, а чем-то вроде большой пиявки.

Сверкнув в пламени любви, угасла последняя искорка сознания, и душа Стража устремилась по исчерченному звездами тёмному туннелю к сиявшему впереди свету. Звёзды на миг заслонила мрачная тень, словно чья-то жадная рука пыталась выловить душу из влекущего её потока, но лишь бессильно прошла насквозь и исчезла.

Свет ожёг Стража, но боль была благословением, очищающим от последней шелухи тяжёлого сна — человеческих эмоций, связанных с потребностями тела. Остались лишь стремления души — вверх по течению Эволюции, к Источнику Вечной Благодати.

Оказавшись в сияющем нигде, Он увидел возникшую рядом с собою Стражницу и ощутил окрыляющий прилив сил, всегда сопровождающий встречу с партнёрской душой. Никогда прежде не происходило это так быстро. Порой Ему приходилось дожидаться Её подолгу и потом подолгу ждать возможности отправиться вслед, порой наоборот, а иногда кто-то из них дожидался друг друга дважды. Это было самым тяжёлым, не считая того, когда они попадали в разные миры. Правда, такие воплощения, как правило, служили для чистки души и длились не слишком долго. Ведь для того и заключались подобные Союзы, чтобы вместе, помогая друг другу, поскорее преодолеть Сумеречную зону Мироздания, где становилась возможной работа душ в паре.

Но в следующий момент оба омрачились. Они были чуть дальше друг от друга, чем в прошлый раз, а к сияющему Источнику Благодати приблизились совсем незначительно, причём Она — чуть больше, чем Он. Несмотря на непреодолимое притяжение, здесь не существовало движения. Куда они попали, там и останутся. Значит, нужно двигаться дальше, снова погрузившись в сон.

Взглянув друг на друга, Они приготовились в Путь. Обычно каждый вступал на него в одиночку, но благодаря заключённому Союзу эти Идущие могли обозреть предыдущий отрезок и решить, как двигаться дальше, совместно.

В слепящем белом сиянии явился Первый. Его величественная фигура подавляла своей безудержной мощью, нерушимым величием и безграничной благостью. Идущие знали, что это всего лишь Ипостась верховного бога, но даже она заставляла их души трепетать, словно листья под ураганным ветром — того и гляди сорвутся с ветки. Просто невозможно лицезреть такое совершенство!

Однако смотреть нужно было только на Первого. Он, как и все последующие, явит им недавнюю жизнь, их последний сон, своими глазами. Не такой, какой она казалось им, а такой, какой её видит бог. А теперь и они узрят Истину — проследят свои нити в Великом Гобелене Событий; поймут, как повлияли на его Узор и как можно улучшить его в дальнейшем. В этом благословение Откровения, пусть они и мало поймут в начале.

Первый явил их жизнь в своём пронзающем насквозь свете, и Идущие увидели, что души их — всего лишь слабые лучики на фоне сумерек их пограничного мира. Несколько раз они вспыхивали ярче, но совсем ненадолго. Самоотречение немного усилило их светимость, но не шло ни в какое сравнение с тем пламенем, которым горела их Любовь, пока они были вместе. Так что до мира ангелов, где единственное мерило — Свет или Тьма, им ещё расти и расти. Хотя то, что они вообще выдержали взгляд Первого, хороший знак.

Склонив головы, Идущие провалились на следующий уровень и оказались лицом к лицу со Вторым. Лиловое сияние его Ипостаси было жёстким, непримиримым, исполненным непререкаемой силы и беспощадной правильности.

В его свете их жизнь была испещрена ломаными линиями малодушных решений, которые тут и там отступали от безупречных линий законов, поддерживающих порядок в Мироздании. Отступая, Идущие теряли силу там, где можно было её обрести. Хотя в ключевых точках выбор чаще всего согласовался с верным направлением, и это позволило душам стать крепче. Подвёл лишь один, зато самый важный поворотный момент, который мог привести к полному раскрытию потенциала и серьёзному росту, но они свернули не туда. А значит, и до дьяволов, чьи ценности определяются лишь Эволюцией и Деградацией, Стражам пока далеко.

Потупив взоры, Идущие низверглись к Третьему. Его Ипостась переливалась всеми цветами радуги, захватывая дух великолепием бесконечных возможностей.

В мире драконов они могли бы играться материей как заблагорассудится и воплощать любые фантазии. Но для этого необходимо обрести абсолютную внутреннюю свободу, а Идущие большую часть жизни брели в колее, проложенной для них другими. Прятали истинное лицо во избежание конфликтов с обществом, отказывали себе в реализации самых глубинных стремлений, выбирали из дозволенных вариантов вместо того, чтобы создавать свои. В общем, кривили душой и загоняли её в чужие рамки. Нет, и там, где всё измеряется вопросом "Быть или не быть?", то есть, Жизнь или Смерть, им пока делать нечего.

Следом перед Идущими возник Четвёртый, точнее, Четвёртая — до боли прекрасная, пьянящая одним своим видом. От золотистого сияния её Ипостаси душу невыносимо щемило, таким недостижимым блаженством манил её свет.

В глазах Четвёртой их жизнь сверкнула всего лишь одним великолепным ростком красоты, который совсем ненадолго зацвёл посреди пустоши, покрытой редкими кустиками импульсивных решений, приносящих радость. В остальном же их стезя представлялась испещрённой трещинами мелких страхов, рассечённой дорогами мёртвых принципов и посыпанной пеплом похороненных под оными чувств. Идущие отказались лелеять драгоценный росток, и пусть тот не совсем погиб, пустив за собой тонкую вязь благоухающего вьюнка, та была слишком слабой, чтобы оживить пустыню. Так что и мир дивов, меряющих всё Единением и Разделением, выбирающих только между Любовью и Страхом, для Стражей пока закрыт.

На этом квадра Светлых миров закончилась и пошли Сумеречные, в которых полюсами развития служили Добро и Зло.

Идущие предстали перед Пятым. Его Ипостась сияла чистым серебром, в котором не было места ни пристрастиям, ни сожалениям — только беспощадная оценка усвоения опыта: активность Духа, насыщение Души, а также насколько они в равновесии.

В его свете Идущие узрели свой жизненный путь уже не таким скудным на правильные решения: они были преданы главной цели, друзьям и друг другу, иногда помогали ближним, нескольких хороших людей спасли, а плохих покарали. Правда, далеко не всех, но на самом деле не всегда была такая возможность. А вот то, что корили себя за это, отягощало их души вечными спутниками: Гордыней, ибо не далеко не всё в людской власти; и Самобичеванием, ибо наказанием или наградой всегда является следствие поступков, а попытка лишить себя чего-то дополнительно ведёт к схождению с Истинного Пути. Который они чудом не потеряли из-за кажущегося конфликта между личным счастьем и общечеловеческим благом.

В мире валлов такой союз, который назревал между ними, представлял бы собой Истинное Партнёрство. У них было для этого всё: телесный резонанс, душевная связь, общие цели, сочетаемые навыки. Но Идущие отказались объединяться под влиянием сиюминутных чувств, которые руководили ими намного больше, чем разум. А без разума не расставить приоритеты. Они не смогли оценить значимость различных стремлений, отделить высокое от низкого, найти баланс между пользой для себя и для мира. Выбрав мир, они возвысили Дух за счёт Души. И тем самым показали неготовность перейти на следующий этап.

Наконец Идущие оказались пред очами Шестого. Его божественно прекрасное лицо они, наконец, смогли разглядеть в сердечном розоватом сиянии. Лицо это было преисполнено бесконечного сострадания и всепрощающей милости, которые позволили им наконец перестать тщетно тянуться к недостижимым идеалам и ощутить себя дома. Да, в мире людей они несомненно были на своём месте.

С трепетом воззрившись на своего бога, Идущие приняли отражение жизней своих в его свете. И всё стало ясно, как на ладони.

Душа Стража стремилась к любви и даже поддержала своей чуткой лаской нескольких нежных созданий. Но смыслом жизни Он избрал кровавую месть, которая прочертила вдоль его стези жирную линию Ненависти. И когда появилась возможность этот смысл изменить, Он не воспользовался ею — остался на старом пути, пути Разрушения, лишь сместив акценты с родовой чести на спасение мира. Взял ноту повыше, но не дотянул её до конца.

Отказавшись от поединка с Мечом Смерти, Страж не поднялся на следующую ступень. Страх принимать решения, ведущие к сотням смертей, лишил Его возможности оные предотвратить. Избегая ответственности за чужие жизни, Он не смог принять служение тысяч и перенаправить его в более достойное русло. Неохотно он принял лишь служение единиц — тех, кто в итоге погиб за него. А ведь их души такой поступок возвысил. Разумеется, лишь потому, что жертва была принесена добровольно, но в Нём было достаточно Света, чтобы вдохновить намного больше людей следовать за собой вместо пронизанного тленом культа Смерти.

Его собственное самопожертвование во имя высшей цели отягощалось тем, что он решил за двоих. Это привело любимую на край пропасти отчаянья, куда она чуть не свалилась. К счастью, вовремя получив поддержку, Она выбрала тот же путь — единственный, который ей оставался, чтобы крепчать духом, а не разлагаться душой.

Однако до этого жизнь Стражницы не блистала подвигами. Оказавшись в жёстких обстоятельствах, Она лишь терпела их, долгое время не пытаясь ничего изменить. Приспосабливалась, тушевалась, плыла по течению, цепенея от каждого нового удара судьбы. Душа Её померкла, обросла коростой страхов и иголками озлобления.

Единственное, что Она не утратила — это свою тягу к Свету. Не поддалась на посулы и провокации Тёмных сил, по крайней мере по-крупному — так, чтобы окончательно свернуть с Пути. Она изо всех сил цеплялась за то хорошее, что находила в окружающих, и смогла сохранить свою суть. Но Она слишком зависела от близких, не веря в собственные силы, и эти же люди удерживали Её на месте, не давая сделать шаг в сторону, куда тянула душа.

Когда Она наконец вырвалась из оков, пружина терпения, чересчур сжатая длительным примирением со злом, распрямилась слишком резко и привела к смертям, которых можно было избежать — например, просто удрав через тот же подземный ход и растворившись в Княжествах. Хотя всё сложилось именно так, что убитые люди получили по заслугам за все свои прочие долги перед Существованием. А Ей самой решительные действия вместо очередного трусливого отступления позволили распрямиться в полный рост и обрести самостоятельность. Которая, однако же, снова подломилась, как только Она встретила любимого.

Стражница так прикипела к Нему душой, что назначила Его смыслом жизни и поэтому утратила всякую опору, когда Он ушёл. Хотя Он сделал такой выбор именно из-за того, что страхи не позволили Ей принять его предложение о совместной борьбе против зла.

Правда, хватило совсем небольшого толчка, чтобы вернуть ей веру в себя и готовность всё же вступить сознательно на Истинный Путь, исполняя долг Стражей, взятый ими на себя когда-то давным-давно. Несмотря на то, что Идти пришлось в одиночку и в ущерб запросам души.

Однако результаты сложно было назвать успешными — война всё равно состоялась и собрала свою жатву. Дала Маре энергию на реализацию своих целей, которые ещё аукнутся где-то в Мироздании. Хотя миру людей полегчало от того, что из него забрали негатив, старательно нагоняемый последние десятилетия.

Лишь одна из задач Стражей была исполнена, пусть и ценой собственной жизни: аватара Проклятой развоплощена и не сможет дальше отравлять своим прямым влиянием целые народы. А вот непрямое осталось в виде её же Ордена. И хотя дымка Тьмы над Свободными Княжествами поредела, её источник — Обители Смерти — никуда не делся. Тёмный вулкан Арки продолжал потихоньку куриться и постепенно нагонит новых клубов мрака. Так что мир получил лишь отсрочку, но не спасение.

Да и Доспехи Богов остались без присмотра, а значит ими кто-то сможет злоупотребить. Открылась опасная воронка равных вероятностей для Порядка и Хаоса, и сложно было предсказать, кто в такой ситуации завладеет реликвиями. Которые, кроме прочего, давали власть воплощать самые дерзкие планы и склонять удачу на свою сторону. Конечно, при достаточной отточенности намерений. Но даже дурачок с одним страстным желанием получит шанс его осуществить, сломав порядок вещей сильнее, чем способен осознать.

Идущие подняли взгляд на своего бога, и тот показал им отмирающие ветви возможностей, которые не войдут в уже сплетённую Ткань Существования, не украсят своими переплетениями Великий Гобелен Событий.

Невероятно. Им было предначертано встретиться при любом раскладе, даже если бы Они отказались от того, что считали своим долгом чести. Который виделся теперь, как ужасное заблуждение, ведь оно требовало мстить и убивать, а в убийстве нет ни чести, ни славы. У людей, особенно знатных, эти понятия сильно искажены собственничеством и жаждой власти, но всё это утрачивает смысл с потерей тела.

Зато на душе остаётся тяжесть неспровоцированных убийств, совершённых по корыстным мотивам. Защита жизни и приказы в счёт не идут, как и кармическое воздаяние, но о последнем человек знать заранее никак не мог, только судить по случайному характеру события и отсутствию угрызений совести, если бы знал такие критерии и слышал свою совесть, что не всем дано, точнее не всеми достигнуто.

Так что на Стражнице висела вина лишь за Моргана, которого та убила с ненавистью, а на Страже — за Кабана, на котором тот выместил непрожитую горечь потери Алана. Оба злодея на самом деле задолжали миру чуть ли не больше всех прочих жертв боевитой парочки, но именно личная вовлечённость запятнала души Идущих едкими кляксами кармических связей с этими двумя. Правда не настолько жирными, чтобы тратить на их отработку целую жизнь, можно расплатиться в одном из следующих снов. Оба Стража решили, что лучше не откладывать в долгий ящик, чтобы освободиться для подъёма в следующий мир. На который надеялись ещё в прошлое Пробуждение, но скачок оставался довольно большой и они недопрыгнули. Однако, судя по тому, что почти полностью поняли взгляд Пятого на пройденный ими Путь, осталось недалеко.

И поскольку под конец Идущие отказались от подобных побуждений ради служения миру, теперь они смогли осознать, насколько сомнительный выбрали способ, желая очиститься от совершённых в предыдущей жизни неблаговидных поступков через соблюдение людского кодекса чести в этой. Но истинная, трансцендентная Честь оказалась не в том, чтобы взыскать зуб за зуб, а в том, чтобы хранить свои душу и дух в Чистоте. От тех самых гнева, мстительности, страхов, ненависти и лжи, в которых Они заляпались по уши, преследуя ложные цели. Ибо каждое чувство измеряется лишь тем, приближает оно душу к Божественному Источнику Жизни на плане Вечности, или отдаляет её. А с этой точки зрения Они наделали много ошибок — три шага вперёд и два назад. Хотя любая ошибка — лишь опыт, только которым и торится Путь каждого разумного существа.

Больше всего Идущих потрясли две упущенных возможности остаться вместе и до конца исполнить долг Стражей.

Если бы Она сразу согласилась на Его предложение отправиться в Сагату как "перебежчики", их ждала бы удача на уровне "так не бывает", хотя очень даже бывает, но только при бескомпромиссном следовании Истинному Пути — тогда сам мир, его ткань, сплетённая из сущности Создателя Омана и все его Дети, Боги-распорядители на стороне Идущего, ибо его Искра начинает светиться на Великом Гобелене, распространяя вокруг себя Гармонию.

Жадность Мары сыграла бы с той злую шутку. Мечтая подчинить хотя бы одного Стража, она не смогла бы отказаться от попытки заполучить обоих. Играла бы с ними в свои кошки-мышки, стараясь сломить, но только не устранением одного из пары, которое сделало бы второго чересчур опасным и неуправляемым. Однако сила Союза Любви защитила бы Их умы и сердца непроницаемым для зла щитом.

Они без труда нашли бы возможность обратить Меч Кернуна против Морены. У Стража была особая связь со всеми Доспехами Богов, наделявшая его на время боя с Проклятыми или их ставленниками непревзойдённым боевым искусством Хемдира. И Он бы её победил, будучи окрылён Любовью и имея огромное желание жить, а не подкошен готовностью умереть, как в состоявшемся бою.

Потом Стражница убедила бы Народ Войны, что Морена демон, заманивавший их на погибель, ведь подобные суеверия ходили в Сворах и раньше. А Дарго — первый кандидат в следующего ахсара — Её поддержал бы и вернул бы соплеменников к прежним устоям и местам обитания. Раскрыв всем историю кражи Меча Кернуна, которую Дарго также подтвердил бы, Стражи получили бы право невозбранно уйти с законно возвращённой добычей.

После этого Страж мог бы разрушить Арку божественным клинком, тем самым сломав схему Мары по сбору душ и Смертных Теней; Волхв подсказал бы, что делать.

А под конец Они восстановили бы титулы, доказав достоинство изгнанием кочевников с территории Княжеств, и зажили бы долго и счастливо в Кастердоме, охраняя Меч и плодя наследников.

Конечно, этот вариант был единственным, идеальным, почти сказочным и реализовался бы только в том случае, если бы они сделали всё-всё правильно, по велению души, без страхов и попыток подстелить соломки, шагнув в пустоту, поскольку тогда ещё многого не знали. Но он всё же был!

И даже избрав долг прежде любви, Стражи сохраняли возможность выполнить его лучше.

Она могла бы обратить Меч Кернуна против аватары Проклятой сразу, как только попала в Сагату — просто дождавшись её в спальне. Даже если бы нарты убили за это мятежного хедивега, отравляющий их аспид был бы обезглавлен, и Дарго потом уговорил бы свой народ вернуться домой, не дожидаясь истребления.

А Он, бросив вызов Мечу Смерти, победил бы в поединке, поскольку в этом Мара видела шанс наконец-то приручить Стража. При этом Он, как непререкаемый глава Братства, вполне мог отказаться проходить Арку сразу под предлогом того, что битва не ждёт и Богиня Смерти якобы напрямую приказала Ему отправляться на передовую. Где Он без коварных ухищрений Морены легко избежал бы побоища, даже если аргументов Дарго оказалось бы недостаточно — просто добавив к ним осаду и ультиматум.

Получив после победы Меч Кернуна, Страж опять-таки обрёл бы орудие, способное разрушить Арку Смерти и тем самым избавить Орден от влияния Проклятых.

Отречение во имя Любви сработало бы даже после двух Посвящений, и, если бы Стражница выжила, они всё равно могли бы пожениться — не сразу так чуть погодя, когда Ему нашёлся бы достойный преемник.

Так или иначе, в должности Меча Стражу было бы проще всего переориентировать Братство на новые ценности и завести более здоровые порядки, меняющие суть Ордена Смерти и его дальнейшее влияние на судьбу Княжеств.

Веер возможных веток будущего почти повсеместно демонстрировал, как Воины Смерти захватывают власть в Свободных Княжествах и оттуда пятнают мир Тьмой всё больше, повергая его в кровавый хаос. А от беглого взгляда на другой план душа холодела, такую страшную роль предстояло Братству сыграть во всём Мироздании. Им было уготовано стать войском одной из сторон в следующем Карандаре — войском Проклятых, которые мечтали переделать мир по-своему, свергнув существующих богов и отобрав у созданных ими существ свободу воли, а с ней и возможность развиваться, чтобы разводить их лишь как скот, кормящий новых хозяев эманациями своих переживаний в тех условиях, которые им навяжут, а не предоставят создавать самим...

В общем, Стражи способны были на большее, если бы твёрже стояли на своём и крепче верили в себя. Хотя и это всего лишь этап роста — чем больше испытаний они преодолеют, тем сильнее закалится алмаз их Духа, становясь всё прочнее, ярче и чище, и тем чаще они будут делать выбор в пользу Света, Эволюции, Жизни и Любви.

Разумеется, Идущие остались недовольны тем, как распорядились своей последней жизнью. На следующую оба пожелали условий, в которых от них потребуется полное самоотречение, принесение эгоистичных мотивов в жертву высокой идее. Пусть даже за счёт личного счастья, раз уж они не умеют распорядиться им правильно. Лишь бы недалеко друг от друга — иной столь же мощной поддержки для подвига духа, как душа-партнёр, не сыщешь. Только без соблазна снова скатиться в собственничество. Уж очень Им хотелось наконец-то освободиться от страстей и страхов, вечно плодящих ошибки и отягощающих души, так тянущиеся к Источнику Вечной Благодати, но неспособные приблизиться из-за собственного несовершенства.

И тогда милостивый бог показал им возможность исправить ошибки и искупить прегрешения, упорядочить хаос и преувеличить гармонию, улучшить судьбу своего мира и послужить на благо всех миров. Самую скорую и самую трудную. Но после такого печального сна о чести и долге, Стражи бестрепетно приняли предложенную судьбу, призывая все свои силы, чтоб их хватило в забвении сделать то, что должно.

* * *

Сам Мелин, стоявший в тот миг в Зале Судей вместо своей Ипостаси, благословил Идущих, и два крохотных сосуда жизни приняли души бок о бок в одну утробу. Новый Сон Стражей начался по местному времени лишь мгновением позже их последнего Пробуждения.

Мара сделает всё как надо, в этом Мелин не сомневался, слишком ей нужна эта пара. Ну, а чтоб у неё в таких идеальных условиях ненароком не вышло всё, как она считает нужным, он отправил Метку с заданием своему агенту в этом бедном мире, барахтающемся на краю Тьмы и Света, Седьмом Корневом из Двенадцати. Старый друг не подведёт. Да и души поддержки заждались возможности продолжить свой Путь, так что будет кому укрепить Стражей в их нелёгком служении Свету. Но последнее слово, как всегда, по законам Отца, за самими людьми.

* * *

Великое пиршество Мары, какого она не видала уже сотни лет, воистину украшенное изысканными ягодками в виде Скимитара и Ходячей Смерти, внезапно было прервано самым отвратительным образом: кто-то убил её аватару. Хотя почему же кто-то? Разумеется, Стражи, к Саману их в глотку!

Личный опыт смерти был для богини достаточно редким лакомством — острым, как жгучий перец, от которого у представителей южных племён, подзадоренных её алчностью, бывало, останавливались сердца! Но повторять его слишком часто не стоит. Всякий реальный опыт хоть немного меняет сущность, а Она и так совершенна! Ни к чему цеплять заразу из телесных воплощений с их слабостями и ограничениями. А то, не дай Девлон, и до сострадания этим тварюшкам можно докатиться.

Ну что же, слегка жаль — Морена могла бы ещё многого добиться на поприще Свободных Княжеств. Но с другой стороны, главная цель выполнена, энергия для создания портала в мир валлов набрана. И это уже успех! Армат же со временем восстановит Орден и на основе завоёванного авторитета сможет захватить власть без её непосредственной помощи.

Успехом можно было считать и то, что за убийство её аватары Стражи заплатили собственной жизнью. Как раз один из них в этот портал и пойдёт...

Мара протянула длань, чтобы поймать свой главный приз, главу своей будущей армии, но... Душа ускользнула! Пролетела меж пальцев положенным ей путём. Проклятый Страж успел отречься!

Вот тут Тёмная Мать не на шутку разгневалась! Да как так-то?! Почему она может вить верёвки из целых организаций и племён, а эти две несчастных искорки всё время нарушают её планы?

Однако не успела она выместить свою злость на каком-нибудь более податливом материале, как души вернулись. На то же место! Впору было не верить глазам. Если бы они у неё были. И если бы Мара способна была ошибаться.

Ещё пара мгновений молниеносных расчётов и гнев сменился восторгом — эти глупыши, видимо, остались недовольны тем, как постарались в прошлой жизни, и теперь сами вернулись к ней в руки! Только очень рискованным способом... Надо действовать быстро!

Барама! Барама! Сворачивай на юго-запад! Да поторопись!

Она показала своей верной прислужнице место, куда той надлежало направить телегу вместо того, чтобы потихоньку катиться к выходу из Княжеств, на встречу с ахсарой, которая теперь не состоится.

Бараме предстояло совершить самое большое в своей жизни колдовство. К сожалению, последнее. Испытанный сарлук, конечно, лучше необъезженных двух, но ничего, у Мары есть новая Жрица. А с таким сложным действом только Барама во всём этом мире и справится, тем более после недавнего омоложения. Потом можно и отправить её на повышение, в новый мир. Глядишь, как раз успеет завоевать там авторитет к появлению будущего командира.

Мара торопливо накидала в разум прислужницы все нужные сведения и переключилась на следующую цель. Следовало многое подготовить для того, чтобы на этот раз не упустить свою удачу и воспитать Стражей с пелёнок так, как нужно ей.

* * *

Кулак Смерти с особым заданием от Меча расположился на небольшой высоте в предгорьях у самых Восточных ворот. Кто-то из отборных нивзенских Воинов Смерти стоял в дозоре, кто-то прибирался вокруг костра после обеда, кто-то коротал время, играя в нарды. Колен же просто сидел неподвижно на большом камне.

Он не задавался, как другие, вопросом, зачем доверенного Ятагана отправили в обход войска на самый край Княжеств перехватить предводительницу нартов, когда для этой цели в самом войске уже был Кулак с особыми полномочиями во главе с тем, кто лучше всех знал свойства её волшебного клинка и сам был вооружён способным противостоять тому чёрным скимитаром, которого самому Колену, кстати, не выдали. Если Армат сказал, что так надо, значит, сама Богиня нашептала ему что-то в Арке.

А Колен добился своего положения, порой позволявшего командовать даже Скимитарами, не говоря уж о других Ятаганах, благодаря тому, что без лишних вопросов понимал, насколько глава Ордена стоит выше простых смертных, да и всех своих подчинённых, включая старшие ранги. Имел не один случай убедиться за свою долгую службу.

Особенно Меч ценил то, что Колена полностью устраивало такое положение и он не стремился, даже не желал занять его место. Да и какой человек в здравом уме пожелает регулярно испытывать то, что верный Ятаган порой читал в глазах Армата, когда тот выходил из Арки? И видел, что он делает с Отступницами после...

Поэтому он просто выполнял все распоряжения, даже если те казались ему странными, как тот же приказ натаскать Корсуна достаточно, чтобы повергнуть в поединке самого Меча. В конце концов, все они служили одной Богине, и если та пожелает сменить главу Ордена, кто они такие, чтобы противиться Её воле? Лишь Женихи, которые надеются на Славную Свадьбу и право занять достойное место в воинстве Её Мужей по ту сторону Смерти...

Внезапно разум Колена взорвался, словно чья-то невидимая рука вскрыла ему черепушку вместе с мозгами, положила туда что-то крайне значимое, и сразу же вернула всё на прежнее место.

Перед глазами на миг мелькнуло невыразимо прекрасное лицо — Её, единственной, кому мог посвятить себя любой мужчина с сердцем после того, как был удостоен чести встретиться с несравненной Богиней в Арке. И она запечатлела на его устах короткий, но такой сладкий поцелуй, что тело испытало мгновенный экстаз сродни тому, который в последнее время приходилось по полчаса и дольше выбивать в Красном Доме, только без мокрых последствий.

С ним такое случалось впервые, хотя Колен знал, что изредка, в особо важных случаях, Богиня Смерти может напрямую обратиться к любому из Обручённых, не только к своему Мечу. Сомнений не было — его коснулась сама Тёмная Мать! И поручила очень важное задание. Неважно, что тоже немного странное. Уж её-то приказы он тем более не станет подвергать сомнению. Хотя можно ли назвать приказом то, что не прозвучало? Он просто понял, куда должен ехать и что делать дальше. Сердце затрепетало, как пойманная птичка, от возможности лично послужить Богине!

— Внимание всем! — Колен слез с камня и подошёл к костру. — Сворачиваем лагерь, насовсем.

— Так вроде ж никого не видно, — сказал дозорный, в пару прыжков спускаясь со своей скалы. — Тот отряд на горизонте как заехал в рощицу, так и не выехал.

— Вот к той рощице и выдвигаемся. Теперь наша цель там. Нас почтила заданием сама Богиня Смерти!

Ребят это неожиданное известие воодушевило, и они зашевелились быстрее. Хотя спешить нужды не было. Но хорошо, что не осталось равнодушных — кого попало в Сердце Смерти не держали. А то, что его, Колена, роль простиралась гораздо дальше, чем их, подчинённым знать не обязательно. С них хватит и провожатыми послужить. Но душу грело то, что Богиня выделила именно его, да ещё и особым расположением отметила. Уж он расстарается. До смерти и дальше.

* * *

Петра меланхолично наблюдала за белокурым мальчиком, увлечённо игравшим с деревянными фигурками в своём уголке гостиной. Фигурки вырезал Рамон, а Эльба, обычно присматривавшая за ребёнком, отлучилась на кухню. Пяльцы с вышивкой давно лежали на коленях без дела — надоело бессмысленно тыкать иголкой. Да и вообще, не по ней все эти скучные занятия знатных дам! Порой хотелось выть, да не поймут. Но что поделаешь — либо жить так, либо не жить вообще, а ей теперь есть, ради чего!

Хотя обещание Тёмной Матери взять её в услужение всё никак не сбывалось. Петра еженощно молилась Богине Смерти в жертвенной пещере у алтаря, запомнившего такие пытки, что... Брр! Мороз по коже и восторг. Но та не отвечала. Лишь события столетней давности смутно проступали в уме неясными силуэтами. Похоже, в основании Ордена стоял мужчина, изобретательности и жестокости которого позавидовал бы сам Армат.

Молилась Петра потому, что выполнять бессрочное задание для Ордена в надёжно охраняемой и тщательно забытой дыре — занятие, конечно, несложное: знай следи за добычей алмазов да отправляй их своевременно на покровителям. Но скука её убивала! После стольких лет в центре Орденской жизни, в большом портовом городе с кучей пэров и активной светской жизнью, это каменное гнездо казалось тюрьмой — одни и те же лица и никаких событий серьёзней сорванной ветром черепицы. Хоть на стены лезь!

А ещё Петра жаждала большего. Ей отчаянно хотелось собственной власти, вкус которой она ощутила тогда, когда впервые смогла прикоснуться к Тёмной Матери самостоятельно, не через принесённую кем-то другим Смертную Тень. Она даже рискнула замучить одного охотника, которого заманила к ней Эльба. Пусть ищут его на дне бесчисленных ущелий, если есть кому. И вновь добилась внимания своей Богини. Но лишь затем, чтобы получить то самое обещание. И вот теперь ждала, ждала, ждала...

Первые полгода прошли ещё сносно — восстановление замка требовало много внимания, но при помощи Ордена быстро завершилось. Строение было крепкое, потребовалось только крышу подлатать, двери подновить, окна затянуть да обстановку заполнить.

Потом, убедившись, что всё идёт без обмана, амахаги привели ей наследника, которого Петра обещала усыновить. Это был один из потомков Ал-Акмела. Мать его прошлой зимой сгорела от лихорадки, и, хотя у мальчугана имелось две тётки, способных о нём позаботиться, совет старейшин счёл это знаком. Таким образом внук покойного Атара, принявшего власть новой баронессы над своим народом, стал ей приёмным сыном.

Поначалу Петра надеялась, что в ней проснутся какие-никакие материнские инстинкты, которые увлекут её дитятком. Женщина она в конце концов или кто? Судя по разговорам, которые ей доводилось слышать в обществе, мамочки никогда не скучали и находили кучу удовольствия в наблюдении за ростом маленького человечка.

Но его бесконечные вопросы, частичная беспомощность и неспособность долго заниматься одним делом лишь раздражали Петру. К счастью, Эльри, беременная от Рамона, проявила больше интереса к ребёнку и взяла его, в основном, на себя.

Однако совсем отстраниться от воспитания баронесса не могла, иначе мальчик вырастет с мышлением прислуги, а он всё-таки должен научиться повелевать! Под её чутким руководством. Чтобы не потерять тёплое местечко, когда он вырастет, а Орден перестанет так остро нуждаться в алмазах, либо они закончатся. Так что, хочешь не хочешь, приходилось проводить с недочеловечком хоть пару часов каждый день. К счастью, сейчас он устал от вопросов и разыгрывал какие-то свои фантазии среди гор подушек на толстом ковре.

Внезапно у Петры исчезла верхняя половина головы. Точнее, её так показалось. Все тяжкие думы смело прочь, словно разум её открылся воронкой до самых небес. Ощущение сопровождалось острым удовольствием пополам с болью, так хорошо ей знакомыми. Наконец-то! Тёмная Мать снизошла до неё!

Прикосновение длилось всего пару мгновений, но каким-то образом они вместили в себя такие планы на будущее, что захватило дух. Богиня всё-таки сдержала обещание, и теперь у Петры появилось Дело! Сложное и ответственное. На долгие годы. Однако сейчас надлежало подготовиться к приёму гостей.

Вернувшись в действительность, Петра судорожно втянула воздух — оказалось, она не дышала, пока воспринимала долгожданную благодать. Вышло так резко, что мальчик обернулся в испуге. Баронесса ласково ему улыбнулась. Недолго кудрявой бестии оставалось её донимать. Скоро у баронессы появятся два новых наследника. А амахаги... как-нибудь переживут.

Тут очень кстати вернулась Эльри.

— Что-то случилось? — спросила верная помощница.

— О да! — Петра блаженно усмехнулась. — Скоро у нас начнётся интересная жизнь. Но для начала мне нужна твоя помощь...

* * *

Направляя телегу в указанное своей высокой покровительницей место, Барама в первую очередь быстро просчитала, что ей понадобится для воплощения божественного плана. Из того, чем Мара не забивала свою Божественную голову и о чём Её жрице надлежало позаботиться самой.

Первым делом, нужна помощница, потому что сама Барама окажется в более чем стеснённом положении, а надо ведь ещё дотянуть до конечной точки, где Тёмная Мать обещала ей оставить кусочек сегодняшнего пирога из Силы, чтобы справиться с таким непростым заданием.

Опытная колдунья легко нащупала разум ученицы, оставшейся в замке, и протянула между ними ниточку связи, чтобы та услышала негромкие слова:

— Эльри! С ахсарой беда, мне нужна твоя помощь! Срочно садись на коня и скачи туда, куда я тебе сейчас покажу. Увидела? Хорошо. Горной тропой, разумеется, Смертников с той стороны пока нет. Только сначала прихвати... — и Барама перечислила список снадобий из тех, что наверняка имелись под рукой; остальное соберёт по дороге, благо многие травки уже зацвели.

Думаем дальше. Вдвоём да ещё с таким грузом им точно не проехать так далеко, как надо, по вражеской территории, особенно после того, как Смертники разведали Тропу Войны. Значит, нужна охрана. Мара, конечно, пообещала кого-то прислать, но кого и когда, оставалось неведомо. А Барама тем временем обнаружила бдительным внутренним взором отряд своих, оставшийся на равнине. Они перебили конницу врага и как раз огибали скалы, споря, возвращаться им горной тропой в замок, чтобы усилить оборону, или, пользуясь случаем, драпануть напрямую из Княжеств на родные плоскогорья.

О, а вот и тот человек, который ей очень пригодится! Снова запустив невидимые щупальца в чужой разум, Барама скомандовала:

— Дарго! Срочно сюда, ты мне нужен. С ахсарой беда! Забирай всех с собой. Я сейчас покажу, куда ехать. Увидел? Дуйте туда!

Так, ну вроде бы всё. На всякий случай подстегнув лишний раз немолодого сарлука, который и так трусил с предельной для упряжки скоростью, Барама использовала остаток времени, чтобы оглянуться на прожитую жизнь. Потом будет некогда.

Да, совсем не того она ожидала, когда спешно уезжала из замка тайной тропой под фальшивым предлогом помощи ахсаре, якобы лишившейся коня. Разумеется, Барама была в курсе плана бросить остатки племени на произвол судьбы ради более великих дел. У неё в телеге под сеном и собранные заранее дорожные сумки с самым необходимым были припрятаны. Но предполагалось, что они все вместе с хедивегами и караулом уедут из замка после того, как все туда отступят. Якобы для удара в тыл врагу, который требовал сложного колдовства и небольшой охраны. А потом вдруг Морена вышла с нею на связь издалека и велела выдвигаться одной к Восточным воротам, где ждал в лесочке с запасными лошадьми ещё один кандидат в ближний круг. Его не успели проверить в состязаниях на бойцовскую удаль, зато Айнур прекрасно умел обращаться со скакунами и до дрожи мечтал служить ахсаре. Кстати!

— Айнур! Айнур, это Барама, бестолочь. Я издали с тобой говорю. Бери свой табун и дуй туда, куда я тебе сейчас покажу. Увидел? Молодец. Мы нужны ахсаре, она не смогла до тебя доехать.

Ну вот, так-то лучше. Под всеми остальными кони наверняка усталые, если вовсе не загнанные вконец. А так по крайней мере дозору будет на чём охранять, пока она не свершит своё последние колдовство.

Вот чем обернулись дерзкие планы Тёмной Матери по приручению Стражей. Хотя надо отдать Ей должное — на этот раз Мара чуть не добилась успеха. А может, и добилась, раз ей удалось развернуть души обоих с положенного пути назад, в готовые зародыши, которые старая повитуха проглядела. Или как там Она это устроила? Вот только в итоге Морена поплатилась жизнью собственной аватары, и Барама уже не сможет помочь Богине ни лично воплотиться снова, ни какие-либо другие действия в тварном мире совершить. А новая жрица, ждущая их в конце дороги, когда ещё в силу войдёт!

Само существование замены помимо воли жгло колдунью ревностью где-то за грудиной. Но она не стала бы Мудрейшей, если бы не научилась игнорировать все эти раздражающие чувства. Ничего не попишешь, придётся уступать дорогу молодым! А за себя грех жаловаться.

Тёмная Мать щедро одаривала Бараму различными способностями, недоступными простому смертному. Давались они, как правило, для различных заданий, которых преданная прислужница за свой долгий век выполнила очень много. Она всегда получала лишь одно умение за раз, поскольку больше человеческий разум не выдержал бы. Но отобрать способность назад было невозможно, по крайней мере до смерти, которую колдунья очень долго водила за нос. Сколько именно, никто не знал, да и сама она перестала считать, перевалив "за сто". Именно так думали и все остальные уже примерно полвека...

С последним омоложением пришла надежда ещё на пару-тройку десятков лет. Но увы. Пришёл срок расплаты. Барама всегда знала, что этот момент рано или поздно настанет. А цель, в общем-то, была достойная. Пожалуй, дельце может и выгореть, если Стражей воспитать с рождения не среди мягкотелых добрячков, которых те по праву выбрали родителями в прошлый раз, а под присмотром Самой Тёмной Матери, вскармливая и направляя рукой её главной жрицы.

Ну а Барама... Что ж, она своё дело сделает. Внесёт свой вклад. В Зале Судей ей после такого "славного" прохождения своего земного пути лучше не появляться — провалится куда-нибудь на три мира вниз, в лучшем случае. А Тёмная Мать обещала забрать её выше, в валлов, которых никто из ныне живущих, кроме старой колдуньи, уже не помнит. Вот кому от рождения дана не снившаяся человеку мощь! И такое же непроходимое прямодушие. Стесав его "подарочками" от Мары да имея доступ к соседним мирам, ух что можно натворить! И вряд ли благодетельница обманет — как известно, испытанный сарлук лучше необъезженных двух. Потому-то Мудрейшая всей Орды и выбрала этого увальня...

— Н-но! — а то ишь, норовит замедлиться.

...За билет в лучший мир колдунья не пожалеет расстаться с прежней жизнью, которую, как ни странно, очень любила, даже в таком, "потрёпанном" виде. У старости есть свои преимущества: например, уважение, которым она пользовалась в Орде, как самая долгоживущая, что вызывало бы совсем иные чувства, выгляди она при этом моложе, чем "бабушка"; или отсутствие лишних ухажёров, ежемесячных кровотечений и звериной тяги к совокуплению, которое женщине только во вред — оставляет в ней дыры, пьёт её силу; а вот аппетиту и вкусу ничто не мешало, как и на голову превосходящему остальных опыту, позволявшему крутить-вертеть "молодёжью" даже без особых способностей. В целом Барама неплохо так пожила.

И завершение пути ей предстояло вполне достойное, что называется "с музыкой" — можно сказать, целый подвиг на пределе сил, небывалое действо о котором могли бы сложить легенды. Смертельный исход при этом очень даже в духе Богини. Её отличительный аромат, как у сильно действующих кореньев. Вкус, который колдунья научилась ценить, несмотря на терпкость. Ибо он всегда сопровождал возможность проявить власть над другими. Ничего не поделаешь, страх смерти — мощнейший из рычагов влияния. Страх и похоть. Но похоть действует лишь на противоположный пол, а страху подвластны все без исключения.

Теперь главное, чтобы какой-нибудь бдительный отряд Смертников не отправился в дозор самостоятельно. Командиру-то нынешнему Мара обещала отдать указание не соваться пока в эту сторону, но огромная толпа людей вроде войска дело такое — за всеми не уследишь. А ей, Бараме, скоро станет не до того, чтобы кого бы то ни было пугать или хотя бы прятать в тумане. Последнее колдовство потребует от неё всех сил и внимания.

Доехав наконец до жидкой рощицы, Барама слезла с телеги и огляделась. Полное торжество Смерти — одни трупы! Разве что пара кобыл ещё надсадно дышит, лёжа в сторонке. Смертные Тени не успели рассеяться, и Тёмная Мать их не забрала, оставила ей. Хорошо — всё пригодится!

Медлить было нельзя, так что колдунья прошла напрямую к Стражам и просунула руку между их животами, чтобы ощупать зародышей. Те казались живыми, несмотря на то, что сердце матери уж прилично как не билось. Да и тела обоих родителей, пронзённые Мечом Кернуна, не успели растерять той неуловимой свежести, что покидает всё живое с отлётом души буквально за несколько мгновений.

Всё-таки божественное оружие творит чудеса! Без него невозможно было бы осуществить предстоящее. Однако его влияние не обращает процессы вспять, лишь замораживает. И чтобы остальное окружение не начало брать своё, Барама должна будет подпитывать эту почву для драгоценных ростков собой все восемь оставшихся месяцев.

Но для этого нужно провести ритуал, с финалом которого пожилой женщине не справиться без посторонней помощи, учитывая положение объектов. А в ожидании придётся хоть немного "удобрить грядки" при помощи оставленного здесь "компоста".

Барама встала в ногах Стражей и монотонно загудела на нужной ноте, совершая руками пассы, собиравшие с полянки все остатки сил, которые ещё недавно наполняли ныне мёртвых бойцов. Это ей. Потом трижды обошла своих "подопечных" противосолонь, волоча за собой обмакнутую в их кровь ногу, чтобы оградить пару Чертой Смерти от безостановочного влияния живого. И наконец, взялась за рукоять Меча, чтобы через него направить свои жизненные токи в замершие на грани разложения тела.

Ладонь немного ожгло, но ничего — притерпеться можно. Это как держать горячий котелок без ухватки. Кипеть он уже какое-то время назад перестал, так что ожогов не будет. А боль для старухи дело привычное. Наверняка, Морене приходилось хуже.

Намного тяжелее было добровольно расставаться с энергией, служащей источником существования, к которому за свой долгий век Барама прикипела основательней, чем думала. Даже слёзы на глазах выступили. Но она не добилась бы положения главной жрицы Мары, проявляя жалость хоть к кому-то другому, хоть к себе. Надо, надо удержать их всех на этой стороне, пока не подоспеет подмога. Совсем чуть-чуть осталось. После ритуала станет проще — её жизнь потечёт к ним сама, как кровь женщины к младенцу в утробе.

Внезапно Бараме подумалось, что она в какой-то мере станет матерью для нового воплощения Стражей. Ведь именно её силы будут наполнять тела родителей. И это показалось горькой насмешкой "правильных" богов на краю оврага, склон которого ведёт к её собственному угасанию. Дети Мудрейшей давно погибли, не принеся потомства, и она с тех пор зареклась продолжать род, буквально выжгла в себе эту способность, тем самым вступив на нынешний путь служения Тёмной Матери, которая всегда пожирала своих условных детей. А вот поди ж ты...

Да где же этот Дарго?!

* * *

От бывшей Сванской Своры осталось совсем ничего — десятка четыре бойцов, от Агдейской — немногим больше, но вместе они изничтожили конницу Смертников с правого фланга. Остальное войско врага к тому времени стянулось к слободе и кажется, вот-вот захватит её. А может, уже прорвалось — из-под скал не разглядишь. В любом случае, держать этот рубеж собирались недолго — лишь бы дать всем своим укрыться в замке. Но победившие нарты опоздали.

Они, не сговариваясь, обогнули скалы, чтобы скрыться за ними от Дружины Совета, которая рано или поздно начнёт зачищать окрестности, а потом внезапно возникла заминка.

Марсуг погиб, как и один из его помощников. Дарго тоже потерял Федара. У Агдейской Своры остался всего один хедивег — Кадзал. Он, как и Дарго, собирался горной тропой вернуться в замок, пока была такая возможность. Дружина наверняка вскоре обнаружит этот проход, если ещё не знает о нём, и заблокирует его тоже. Но против неожиданно выступил Зарин:

— Какой смысл возвращаться? Ахсара сбежала и бросила нас на произвол судьбы. А без её затей Народ Войны обречён.

— Как сбежала? — не поверил Кадзал.

— Да вот так, — подтвердил Дарго. — Она была с нами, сказала, что побудет в резерве, а сама, не останавливаясь, рванула на восток.

— Хёдр! — выругался Кадзал. — Тогда тем более надо вернуться в замок, укрепить оборону.

— Нет, — возразил Дарго. — Вернуться надо за тем, чтобы уговорить всех сдаться. Точнее, я хочу договориться с врагом, чтобы они отпустили нас восвояси. Пообещав, что мы не вернёмся.

— А если они не согласятся? — возмутился Зарин. — У нас вообще-то семьи где-то там, в Княжествах остались, Дарго. Забыл?

— А у нас — в замке! — не менее запальчиво ответил Кадзал. — Не согласятся, так лучше погибнуть вместе, чем бросить их и сбежать. Куда? Что мы там будем делать? Без женщин и детей мы, считай, потеряли племя. Нет, Дарго предлагает лучший вариант. Я готов примкнуть к твоей Своре. Хотя нас всех осталось слишком мало. И я не знаю, что решат мои люди. Может, и лучше остаться отдельно. Тогда мой голос будет иметь больший вес, и я перед всеми поддержу избрание ахсаром тебя. Всё равно нам нужен новый. Надо было сразу тебя выбирать вместо этой развратной девки! — он сплюнул.

Стоявшие вокруг них воины загомонили. Похоже, среди них мнения тоже разделились: кто-то соглашался примкнуть к Своре Дарго, кто-то возражал, что должно быть наоборот. У Зарина тоже нашлись сторонники с обеих сторон. А он не сдавался:

— Я видел, какой-то отряд из наших тоже дал дёру в ту сторону вслед за ахсарой. Окопаемся за хребтом, подождём. Наверняка кому-то ещё удастся сбежать из замка. Или отсидеться в горах, а потом улизнуть вместе с женщинами и детьми.

— Это были не наши, — мрачно возразил Дарго. — Ты не заметил, что кое-кто из Смертников при последней атаке был одет в наши доспехи? И половине удалось уйти. Наверняка, у них есть специальный отряд, чьей целью была конкретно Морена. Под них и ту контратаку устроили. И потом, наверняка, это они за ней погнались. Все кони были во вражеской сбруе и ни одного таберхала...

Атаман замер, не закончив фразу, потому что у него начались видения — от усталости. По крайней мере, так он решил в первый миг. Но потом сообразил, что это и правда Барама говорит с ним издалека своим колдовским способом. Дарго это так ошарашило, что он просто кивнул в ответ на указания, не думая о том, видит ли она.

— Что случилось? — обеспокоился Зарин.

— Барама, — выдохнул Дарго. — Хочет, чтобы мы срочно ехали вон туда, — он указал туда, где находилась невидимая отсюда за складкой местности роща, не пытаясь разобраться, откуда знал направление. — Говорит, ахсаре нужна наша помощь.

— Вот ещё! — возмутился Кадзар. — Наверняка тот отряд догнал её. И поделом. А у нас есть новый предводитель, — он указал на Дарго.

"Новый предводитель" размышлял недолго. Сил на сомнения не осталось, так что он доверился чутью:

— Надо поехать. Хотя бы узнать, что произошло. А может быть, нам посчастливится отомстить за всё. Это ведь она заманила Народ Войны на погибель...

Бойцы зароптали, похоже, соглашаясь. Дарго позволил себе высказать вслух те мысли, которые давно бродили в его голове:

— Думаю, Азмар её давно одолела, потому-то Морена так и возненавидела эту поговорку. А мы, дураки купились на успех взятого нахрапом. Тоже поддались Азмар. Забыли берёгшее нас веками правило после наскока всегда отступать и долго не возвращаться...

Ропот усилился. Передние пересказывали задним слова атамана, и те присоединялись к осуждению бывшей предводительницы. Похоже, наконец-то настал момент, когда достаточно людей готовы были его поддержать. Дарго тяжело вздохнул и принял решение:

— Едем туда и сделаем так, чтобы у нас точно не осталось ахсары. Если что, окружаем её и атакуем разом. Думаю, хоть один таберхал она отбить да не успеет. А нам больше и не надо. Может, даже успеем вернуться в замок после.

Остатки двух свор единодушно вскинули таберхалы в знак согласия. Атаман пустил коня вперёд, задавая темп быстрой рысью. Скакуны у всех устали, ни к чему их вконец загонять.

Представшая перед глазами кочевников картина показала, что справедливость наводить уже нет нужды. В роще стояла одна Барама, держась за рукоять волшебного клинка, торчавшего из чьей-то спины. Мёртвая Морена лежала рядом, вцепившись в щит из такого же неведомого металла, что и меч. Что же здесь случилось?!

Однако разобраться атаману не дала старая колдунья, сходу начавшая командовать:

— Вас только за смертью посылать! Иди сюда, поможешь мне с ритуалом. А твои люди пусть пока посторожат да соберут, что найдут ценного. После этого сразу уходим на юго-восток.

— Как на юго-восток, зачем? — вмешался Кадзал.

— Не твоего ума дело! — огрызнулась Барама. — Орде всё равно конец, а так хоть спасётесь. Нас ждут в Мокрых Холмах.

— Но наши семьи остались в замке! Лучше помоги их вытащить оттуда своим колдовством. Тумана хотя бы напусти.

— У меня есть дела поважнее!

— Они могут подождать.

— Нет, не могут!

— Да тут уже все мертвы. Никуда не убегут.

Пока теперешний предводитель Агдейской своры препирался с Мудрейшей, Дарго разглядел кучу-малу, возле которой они стояли. Волшебный меч торчал из спины Аины! Значит, её заколола Морена. В боку которой как раз торчал чёрный скимитар. Неужели это Дитя Войны, поднявшее чуть не сломившийся дух атамана в Пестердоме и тем самым спасшее часть Своры, решилось наказать ахсару за предательство раньше него и одна против всех?

Впрочем, нет, вот скимитар Аины, валяется у неё в ногах, явно выпав из правой руки. Да и не в спину бы ей вошёл меч, даже если бы они закололи друг друга. То есть, Морену порешила не она. Почему же тогда ахсара убила своего хедивега?

Вокруг валялись трупы караула и того отряда, который за ними гнался. Судя по обуви и оружию, Дарго оказался прав — это были замаскированные Смертники. Значит, здесь произошла стычка, и все перебили друг друга. Но не виднелось ни одного тела, разрубленного волшебным мечом. Хотя в сражении Морена косила врагов снопами. Да ещё с такой скоростью, что Дарго готов был поклясться — Азмар не просто одолела ахсару, а вселилась в неё! Впрочем, могло быть и так, что это меч Хёдра придавал ей способности, хотя в это атаману почему-то верилось намного меньше. Но удар в спину Аине нанесла несомненно Морена. Почему же она больше никого не покалечила? Даже не сломала ни единого клинка!

Ответ пришёл озарением — чёрный скимитар мог противостоять мечу Хёдра, именно поэтому ахсара часто таскала вооружённую им Аину куда-то в укромное место на тренировки. Но вообще это было оружие Смертников, так что второй чёрный скимитар, убивший Морену, принадлежал им. Причём орудовал им кто-то превосходивший ахсару в скорости. Ну или демон покинул Морену, будучи призван Барамой лишь на время.

Кто же тогда сей безымянный герой? Вариант лишь один — тот самый парень, на котором лежит Аина, пришпиленная к нему волшебным мечом. Значит, Дарго ошибся, и хедивег защищала ахсару до последнего, а та, невзирая на это, достала врага сквозь неё?

И всё-таки нет. Руки парня пусты. Хотя это объясняется скимитаром в боку Морены и ярким щитом в её скрюченных пальцах — тот обращён к ахсаре лицом. Но сложены кисти доблестного Смертника как-то странно. Словно он обнимал Аину в последний момент. Да и её ладонь у него на груди, и совсем не в том положении, чтоб ударить кинжалом. Словно хедивег защищала его, а вовсе не ахсару. В этой картине явно крылась какая-то неожиданная тайна...

К тому же, Барама, с самого детства пестовавшая Морену, как родную внучку, и продвигавшая её в предводители, сейчас занималась вовсе не ею, а этими двумя! Или волшебным мечом? Вон как ухватилась, ни на миг не отпускает! Хотя видно, что ей очень хочется упереть обе руки в бока, доказывая Кадзалу известную всем с детства истину, что надо слушаться Мудрейшей, если хочешь выжить...

Спору нет, оружие чудесное, но что в нём проку, если его никто не может поднять? Точнее, поднять-то он сам кое-как поднимал, а вот применить не смог бы. Или в этом мече действительно, кроме боевых свойств, заключена некая мистическая сила? Победу она им, конечно, не принесла. Но вдруг Морена на самом деле не была достойна? Может, если Дарго потренируется, то осилит волшебный клинок и однажды возродит Орду? Всё-таки во второй раз он показался ощутимо легче первого. Да и ахсара, возможно, не просто так прятала его десять лет, а тоже привыкала?

Эта мысль внезапно перевернула шкалу ценностей атамана. Мудрейшая наверняка знает об Орудии Возмездия больше всех. И у неё есть план, который явно важнее гибели её драгоценной "внученьки". Хёдр, возможно привязанность колдуньи к этой дьявольской девчонке объяснялась изначально не сердечными чувствами, а её способностью орудовать этим мечом? И старая карга блюла вовсе не личные интересы ахсары, а действовала на благо всей Орды? Но просчиталась... Или нет?

В любом случае, прежде чем менять свои намерения, нужно понять, что задумала колдунья, зачем вызвала их сюда.

— Ты хочешь, чтобы я достал клинок? — перебил Дарго спор Барамы с Кадзаром, делая шаг к мечу.

— Нет! — резко воскликнула она. — Не трогай!

Так, совсем непонятно...

— Тогда что за ритуал ты хочешь провести?

Барама замолчала, набычившись. Не хотела говорить. Но атаману нужны были доводы посерьёзней, чтобы отступиться от оставшихся в замке соплеменников.

— Какова его цель? И зачем нам в Мокрые Холмы? Чем это важнее спасения остатков Орды?

Поняв, что просто так её на этот раз не послушаются, колдунья нехотя ответила:

— Пусть остальные отойдут. Я всё объясню, но только тебе.

Дарго сделал знак Кадзару, и тот отвёл остальных подальше.

— А что делать с мёртвыми? — спросил Зарин, руководивший теми, кто снимал всё ценное с трупов.

— Оставьте их! — ответила Барама. — Всё равно не успеем ни закопать, ни сжечь. Да и копать чем будете? Таберхалами?

Внезапно с востока послышался топот копыт. Скакунов двадцать приближались галопом. Бойцы бросились к своим лошадям. Дарго тоже хотел, но кто-то из дозорных крикнул:

— Это Айнур! С пустым табуном.

Пришлось ненадолго отложить разговор с Барамой. Так вот куда подевался сын Бардза! Он единственный из Своры не пожелал вступить в "гвардию", надеясь вместо этого войти в караул ахсары, но туда его принять не успели, а во время битвы атаману было не до того, чтобы интересоваться судьбой бывшего ногэна. Только что он делал с лошадьми на востоке? Впрочем, это очевидно — поджидал отряд Морены, чтобы предоставить смену уставшим в бою скакунам и позволить предателям удрать туда, где уже никто не догонит...

— Что происходит? Где ахсара? — подъехав, спросил Айнур у встречавшей его группы бойцов.

— Померла твоя ахсара, — мрачно ответил Дарго, выступая вперёд. — Но лошади нам пригодятся. Так что давай, выходи их, чтоб не запалить. Мы тут ещё ненадолго задержимся.

Парень явно растерялся, заглядывая за спины пеших соплеменников, которых чуть не предал, и обозревая печальную картину. До него медленно доходило, что все мечты пошли прахом.

— Барама! — крикнул всё же ногэн. — Зачем ты меня звала?

— За лошадьми, дурачок, — скрипуче ответила колдунья, не трогаясь с места. — Слушайся своего атамана.

Плечи Айнура поникли. Но потом он встрепенулся, обращаясь уже к Дарго:

— Я обогнал по дороге отряд Смертников, человек тридцать. Они двигались медленней и чуть южнее, но в том же направлении. Меня заметили, но в погоню не кинулись. Думаю, будут здесь через четверть часа.

— Понял, — атаман помрачнел. — Зарин, бросай мёртвых, собери оборону из живых. К нам скоро пожалуют "гости".

Дарго вернулся к Бараме, которая всё стояла, держась за рукоять меча, как привязанная, и, понимая, что времени рассусоливать нет, решил форсировать объяснение:

— Ритуал как-то связан с мечом? Хочешь сказать, что надежда ещё не потеряна? Орудие Возмездия поможет возродить Орду?

— Да, да! — обрадовалась его сообразительности старуха. — Видишь, ты и сам всё понял.

— Тогда почему его нельзя просто достать?

— А вот это та часть, которую никому знать не положено, — она понизила голос до шёпота, и Дарго вынужден был наклониться к Мудрейшей поближе. — Во чреве Аины осталось дитя, к которому перешла власть сражаться Орудием Возмездия. Это наш новый избранный. И я могу сохранить ему жизнь, чтобы плод дозрел и родился. Но для этого меч должен остаться там, где он сейчас. Мы заберём этих двоих, как есть, и уедем туда, где нас никто не потревожит. Мокрые Холмы как раз такое место. Там сейчас правит другая колдунья, которая нас примет и обеспечит всем необходимым. Вы с ней воспитаете из наследника меча великого предводителя, который и возродит Орду. На том же месте, где убили Ал-Ахсара и отобрали Орудие Возмездия. Так будет совсем правильно. Там меч обретёт наибольшую силу. Но для этого вам нужны ещё нарты и особенно ахсартаги, а канги из местных найдутся. Если же мы просто вернёмся в замок, то погибнем все до единого, а Смертники заберут меч, о котором прекрасно знают.

Дарго слегка обалдел от масштабности замысла. Разум отказывался осознавать его полностью сразу, плодил сотни мелких вопросов: важно ли то, что Аина не ахсартагского племени, кто отец ребёнка, почему "вам", а не "нам"... Но сердце уже признало правоту старой колдуньи — эта цель более важная и сложная. К тому же, по дороге была надежда найти свои семьи и взять с собой...

— Ну что понял? — спросила Барама.

— Хорошо. Я пойду с тобой. Но бросать своих тоже не дело. Их можно попытаться спасти, и потом они к нам примкнут. У меня был план. Подожди. Я должен предложить своим людям выбор.

— Ладно, только давай поскорее, — проворчала колдунья. — Трупы свежей не становятся, и если мы в ближайшее время не займёмся ритуалом, то все надежды пойдут насмарку!

Атаман собрал бойцов и обрисовал им ситуацию. Сказал, что уехать необходимо, дабы сохранить Орудие Возмездия и надежду на возрождение Орды. Но кто-то должен вернуться в замок и попытаться договориться о сдаче. А если всё получится, они смогут втихомолку присоединиться к тем, кто сейчас уйдёт, в Мокрых Холмах через пару лет, когда всё успокоится и приграничные земли Княжеств перестанут патрулировать.

Вернуться ожидаемо выбрал Кадзал. Большинство остатков Агдейской своры с ним согласились, но десяток человек — видимо, бессемейных — решили примкнуть к Дарго. С атаманом остались и большинство его людей за исключением пары человек, чьи раны позволяли ещё держаться в седле, но не выдержали бы долгого пути, и одного, успевшего завести новую умбалу в Сагате. В общем, сотня кочевников разделилась примерно пополам.

— Эй, Смертники подъезжают! — внезапно крикнул Айнур, продолжавший выгуливать лошадей.

Пришлось отложить прощание, всем повскакивать в сёдла и ощетиниться таберхалами.

Враги подъехали шагом, так и не обнажив оружия. Вперёд на пару шагов выехал командир — высокий сухощавый мужик со ржаного цвета косицей, свисающей из верхушки шлема, и совершенно невозмутимым лицом, словно перед ним не стоял более чем втрое превосходящий отряд. Выглядели все его воины чистенькими — явно не участвовали в сражении.

— Мы приехали помочь, — изрёк он и представился. — Я Колен, Ятаган Смерти.

Дарго даже не нашёлся, что сразу ответить. От Смертников можно было ожидать ультиматума о сдаче, несмотря на то, что кочевников было втрое больше. Но предложения о помощи?!

— И чем же вы нам поможете? — другого вопроса на ум не приходило.

— Мы проводим вас туда, куда вы направляетесь.

— И откуда же вам знать, куда мы направляемся?

— В Край Восьми Озёр, — уверенно ответил главный Смертник и добавил: -Нас послала Тёмная Мать.

Последнюю фразу он сказал, словно пароль. Вот только Дарго это совершенно не поясняло, откуда какие-то блудные Смертники могли знать план, о котором он и сам только что услышал. Но это сделала Барама, подавшая голос со своего места:

— Дарго, это и правда помощники. Я молилась богине, и она меня услышала!

Какой богине? Хёдр побери, что вообще происходит?

Пока Дарго пытался понять ситуацию, Колен спешился и подошёл к Бараме. Вёл он себя совершенно не враждебно, так что ребята его пропустили. Атаман сдался, тоже спешился и подошёл к Бараме.

— Вы поклоняетесь Тёмной Матери? — спросил у колдуньи Колен. Та кивнула. — Это то, что я думаю? — он указал на меч.

— Да. Тёмная Мать хочет, чтобы он остался у нас.

Колен наклонился к лежащему под Аиной парню и хмыкнул с лёгким оттенком досады:

— Корсун! И чему я тебя только учил?

Барама указала взглядом на Морену, и Ятаган, оценив расклад, снова хмыкнул, на этот раз скорее одобрительно. Окинул взглядом окруживших его кочевников и сказал:

— Вам надо избавиться от пик и переодеться.

— Во что? — развёл руками Зарин.

— Там, где мы бились, остались Орденские доспехи, — подал идею кто-то из ребят.

— Ну и как же нам их забрать? — скептически приподнял бровь Дарго.

— Мои люди этим займутся, — успокоил их Колен и отошёл к своему отряду, остававшемуся в сёдлах.

— Какой к Хёдру Тёмной Матери ты поклоняешься? — яростно прошептал атаман колдунье. — Что за бред?

— Успокойся, — тихо ответила та. — Я просто наслала на них видение такое. Теперь они уверены, что это их богиня сюда послала нас оберегать.

— А что ж ты сразу не сказала?

— Да я их не видела, только разумом нащупала где-то там, — Мудрейшая махнула рукой на юго-восток. — Не могла быть уверена, что это нужный отряд, пока командир не сказал, почему он здесь.

Тем временем отъезжающие собрались и почти все Смертники отправились вместе с людьми Кадзала в сторону замка. Ну, если правда союзники, то хорошо — как раз проведут. А если нет, кочевников всё равно больше. А если да, те как раз покажут пришлым, где был бой. Колен остался с двумя подчинёнными. Похоже, действительно доверяет.

Память вякнула, что это ведь кровные враги, но атаман был настолько опустошён, что цепляться за ненависть смысла не видел. Зато видел огромную пользу в таких провожатых и махнул рукой — если уж полагаться на Мудрейшую, то до конца.

— Ну что, может начнём наконец? — с нажимом сказала Барама.

— Что тебе нужно? — Дарго усилием воли прогнал все лишние мысли, а то и правда, завозились они что-то.

— Иди сюда. Возьмись за меч, — Дарго перехватил рукоять над её пальцами, которые так и не разжались.— Что ты чувствуешь?

— Ну... такое приятное... не сказать, что тепло, но как будто сил немного прибавляет.

— Прекрасно. А теперь ты должен захотеть отдать свои жизненные силы туда, вниз, этой паре, по мечу. Попробуй.

— Ты что, решила меня им скормить?

— Нет, дурачок, ты мне ещё нужен поднять эту штуку. Просто мне надо отойти, чтобы провести ритуал, и я не хочу, чтобы зародыш погиб. А для этого кто-то должен питать "пуповину", которой является меч. Потом ты соединишь их со мной, уже насовсем. Так что скармливать им я буду себя, а не тебя. Там ещё колдовать постоянно надо, так что ты бы не справился.

Так вот почему Барама сказала "вам", а не "нам"! Мудрость Мудростью, а как человека Дарго всегда считал старуху довольно скользкой, но при этих словах проникся уважением. Похоже, она настолько предана делу, что готова пожертвовать собой. Так что пожалеть сейчас своих скудных сил было бы мелко, тем более, что меч и правда их как-то восстанавливал. Только..

— Как?

— Представь, что на вдохе забираешь тепло из своего живота и выдыхаешь его в рукоятку. Отдаёшь им "дыхание жизни". Ну?

Атаман попробовал несколько раз, хотя сказать, получалось ли что-то, не смог бы. Но колдунья осталась довольна.

— Вот, так и стой, пока я не скажу.

К роще подъехал ещё один всадник. Это оказалась Эльри. Дарго устал удивляться. Наверняка, её тоже вызвала Барама. От него же сейчас зависела жизнь будущего возродителя Орды, так что атаман сосредоточился на выполнении указаний Мудрейшей.

Колдунья сразу пристроила целительницу к делу — мостить лежак на телеге. Сама же взяла из сумы ритуальную чашу, кинжал и пошла осматривать павших коней. Нашла одного ещё живого и начертив что-то на шкуре, перерезала глотку. Набрала крови в чашу, вернулась к мечу и скомандовала.

— Так, мне нужны четверо крепких ребят, — подошли несколько нартов. — Ты, ты, ты и ты. Станьте по обе стороны вот тут и вот тут, — она указала на плечи и бёдра соединённой мечом пары. — Пока я буду читать заклинания, вам может мерещиться разное, но вы не должны пугаться и дёргаться. Поняли? Хорошо. По моему знаку медленно поднимете их. Вместе! Вы за плечи, а вы за бёдра. А ты, Дарго — это очень важно! — должен одновременно с ними поднять Меч так, чтобы он, по возможности, не сдвинулся. Понял? Хорошо. Понесёте их за мной на телегу, подождёте, пока я лягу, и положите их вплотную ко мне. Всем всё ясно? Тогда начинаем.

Колдунья отпила конской крови из чаши, прикрыла глаза и постояла немного. Незаметно из её молчания зародилось гудение, очень низкое. Оно нарастало, повышая тон и вскоре сделалось неприятным. А закончилось внезапным криком-выдохом, который слегка напугал всхрапнувших коней.

Вслед за этим Барама пошла вокруг тел, быстро бормоча что-то монотонное под нос и роняя капельки крови из носика чаши. Раз десять обошла — даже голова закружилась. И тени мерещились какие-то средь бела дня, тянули стоявшим рядом кочевникам руки, но не дотянулись — и ладно. Дарго помогала сосредоточенность на "дыхании жизни".

На каждом круге Мудрейшая останавливалась напротив атамана и роняла капельку и на навершие меча, но кровь скатывалась с удивительного оружия, не оставляя ни малейшего следа. И оседала на ладони Дарго.

Наконец-то колдунья умолкла, остановилась в изголовье пары и вылила остатки крови на макушку Аине. Опустилась на колени, прижала губы к окровавленным волосам и, кажется, даже слизнула немного. Поднялась и сделала жест рукой вверх. Ребята повиновались, точно следуя полученным указаниям.

Для Дарго наступил самый сложный момент. Он до конца не был уверен, что сможет поднять Меч одновременно с телами, но накручивал себя, как мог: "Это действительно важно, не подведи Орду, атаман!" И клинок поддался — действительно легче, чем в прошлый раз, хотя не намного, но выскользнуть из рук не грозил. Не сказать, чтобы совсем не сдвинулся, конечно — бойцам пришлось сделать рывок, когда они переходили с тяги на толкание — но совсем чуть-чуть.

Дальше пришлось всем вместе семенить к телеге, потому что боком иначе не продвинешься. А там — поднять тела повыше, чтобы занести через борта. Дарго едва хватило длины руки, чтобы оставить меч в прежнем положении, но по силам всё удалось! Он даже не забывал "дышать" в клинок.

Барама уже улеглась с противоположного края и протянула оголённую руку поперёк телеги.

— Стойте! — сказал бойцам атаман. — Барама, руку-то убери.

— Не глупи, это самая важная часть ритуала. Ты должен проткнуть мою руку кончиком меча.

— Что?

— Давай, атаман! — тон Мудрой вдруг стал настолько приказным, что Дарго вздрогнул. — Целься между костями!

Он словно перенёсся в юность, когда сам был ногэном, и первый балхон заставляла его прыгать в ледяную горную реку. Но колдунье виднее. А он пару раз забыл выдохнуть в меч. Исправился. Подвинул руку Барамы, чтобы попасть, куда надо. Кивнул носильщикам и те начали медленно опускать тело. Острие клинка впилось в кожу старухи, но не проткнуло её.

— Да твою ж мать! — выругалась колдунья, и ребята замерли. — Дарго, ты должен захотеть проткнуть меня.

Вот оно как! Каждая подробность всё интересней. Но подумать об этом придётся позже. Атаман снова кивнул бойцам, уже начинавшим потеть от усилий в таком неудобном положении, и решительно выдохнул в последний раз, рассекая кожу, мясо, сухожилия, снова кожу и телегу... Но судить приходилось только по звуку, потому что никакого сопротивления не ощущалось. Обалдеть!

Наконец-то тела были уложены и мужчины смогли отойти от телеги. А наверх поднялась Эльри и начала наносить мазь на меч поверх Аининой раны. У Дарго даже не возникло желания поинтересоваться, какой в этом был смысл и не истечёт ли кровью старуха. Хотя меч его подпитал, душу саднила горечь потерь, а разум просто исчерпал способность удивляться. Он только спросил:

— А вонять не начнут? До Мокрых Холмов путь неблизкий.

— Не начнут, не переживай, — проворчала Барама.

Она лежала, расслабившись. По лицу и не скажешь, что у колдуньи проткнута насквозь рука. Только губы чуток шевелятся, словно продолжают периодически читать заклинания.

— Мокрые Холмы? — удивилась Эльри.

Похоже, Мудрая не успела ей ничего объяснить. Но Дарго понял, зачем её вызвали — теперь за Барамой придётся ухаживать.

— Да, мы уезжаем, — ответил он. — И ты вместе с нами.

— Дарго, там этот щит... — подошёл Зарин, — Его не поднять.

— Точно! — встрепенулась Мудрая. — Дарго, забери его и не спускай глаз! А лучше и руки. Он такой же, как меч. Ты поднимешь.

— Хорошо, — вздохнул атаман и повысил голос, обращаясь ко всем: — Переседлайте коней на свежих, кому больше всех надо! Как только вернутся Смертники с новой бронёй, уезжаем!

Он покосился на Колена, бесстрастно наблюдавшего за ритуалом со стороны — не обидится ли на пренебрежительное прозвище? Кочевники привыкли называть Орденскую братию именно так, и теперь будет сложно переучиться. Но Ятаган и бровью не повёл.

Вскоре вернулись Воины Смерти с дюжиной заводных лошадей — видимо, наловили по дороге своих же, оставшихся без седоков. Они были навьючены связками Орденской брони, сбруи и ботинок. Даже почти всем хватило, с учётом того, что некоторые нарты давно носили трофейную обувь, почти такая же броня была на мёртвом карауле, а сбруя — на конях покойных Смертников, которых Айнур к тому времени собрал в свой табун по округе.

Двоих самых мелких нартов, кому брони не хватило, посадили на козлы — будут изображать беженцев вместе с дамами, как выразился Колен. Своё старое распихали по углам телеги: "пёрышки" на дне, ботинки и шлемы под бортами, стёганки сверху. Ими же с одобрения Барамы завалили главный и самый подозрительный груз — трупы, накрыв всё это кучей нашедшихся в телеге одеял. Оставили только "окошко" для лица Барамы, а на торчащую рукоять меча надели лишний шлем. Другой, нартский, кое-как прикрепили к днищу, чтобы скрыть острие.

Дарго отказался расставаться с наследственным таберхалом, только снял навершие, которое спрятали в сене в головах телеги, а древко засунули в угол — как раз вошло по длине. Так же поступили с двумя другими орудиями из амбыра, которые сохранились у оставшихся ахсартагов.

Тела соплеменников нарты сложили в кучу и обнесли остальными таберхалами, воткнутыми в землю, чтобы хоть хищникам не достались. А Смертники своих даже не тронули, только оружие собрали, включая оба чёрных скимитара, поснимали с пальцев кольца и отдали каждому последний салют. Сказали, что души Братьев уже сыграли Славную Свадьбу с Богиней Смерти, попав в Воинство Её Мужей, а бренную оболочку пусть поглотит мир, питавшийся Смертью — так у них было заведено в походных условиях. Нелюди какие-то, ей Дане.

Зато хоть не возражали против того, чтобы кочевники забрали прочее нужное. Впрочем, того оказалось — ботинки и пара рубах, в которые Дарго замотал щит. Ничего более подходящего не нашлось, а тут и ткань была плотная, и цвет неброский-немаркий, какой-то болотно-зелёный.

Жрать хотелось ужасно, но во-первых, нечего было, во-вторых, не тут же костёр разводить? Оно им, конечно, везло, и пока что никто из войска не приближался, но так не могло длиться вечно. Ребята успели разделать тушу одного из павших коней, а у Смертников имелся запас крупы, лука, соли и сала. Котелки тоже были, в том числе лишние. Договорились сварить хэц, когда доберутся до леса на юго-восточной стороне, где и разобьют лагерь на ночь.

Пока отстающие заканчивали седлать коней, Колен и его подчинённые уже рассказывали более шустрым кочевникам, как надо держаться в непривычном седле, чтобы не выдать себя. Эльри обходила соплеменников, смазывая целебным составом лёгкие раны.

А Дарго, приторочив волшебный щит к седлу, позволил себе отключиться от окружающей суеты на пару минут и уставился в небо. Его голова была так же пуста, как эта бескрайняя синева, и атаман вдруг ощутил прилив беспричинного счастья. Все ужасы сегодняшнего дня куда-то отступили, как и мысли о потерях, и сознание долга. Остался только пьянящий запах степи, нагревшейся за день, и одна шкурная мысль: он выжил и на свободе!

Дарго наполнил грудь воздухом до отказа, задержал дыхание, сколько мог, а потом махом выдохнул весь груз печалей, которые просто не по силам тащить в столь дальний и ответственный путь. Жизнь продолжается! Пусть и такой ценой. Погорюет потом, когда доберутся. Может, даже напьётся в хлам, если будет чем.

Ощутив себя освежённым, атаман опустил взгляд назад, к бренной земле... И внезапно обнаружил прямо перед собой, по другую сторону коня, очередного нежданного гостя — высокого благообразного мужчину в непонятной хламиде, с проседью в длинных волосах и пронзительно синими глазами. Взгляд его не был ни злым, ни страшным, но почему-то заставил Дарго оцепенеть, словно во сне. Он мог лишь бессильно наблюдать, как пришелец, которого будто никто больше не видел, отвязывает от седла волшебный щит.

— Это я заберу, — сказал незнакомец спокойно, даже ласково, так что не возникло ни малейшего порыва ему возразить...

* * *

Волхв наблюдал за битвой с северных склонов. То внутренним зрением, то глазами стремглава, периодически проносившегося над степью. Вмешиваться было нельзя, но знать, как пройдёт столь важное сражение, он был обязан. Впрочем, поддержал пару раз Стражей прикосновением духа и мысли, чтобы не поддались ни злу, ни унынию, да и ясность важна во время боя. Подобное не возбранялось.

А вот препятствие колдовству при помощи сил, не подвластных простым смертным, даже поощрялось! С туманом, правда не вышло, поскольку гидры, духи воды, были в подчинении у Барамы довольно давно и вообще обладали большей инертностью. А вот сильфов, гнавших ветром к рядам противника подозрительные воздушные шары, Санат распугал легко. Исходя из чего усомнился, что старуха до конца понимает природу своих "способностей". Похоже, к ней просто привязали элементалей без особых объяснений. И воздушных — лишь недавно, так что она ещё не нащупала верный тон в управлении ими, весьма отличный от работы с гидрами, поэтому её получилось так легко сбить. Но потом ему по сознанию саданула напрямик Тьмой Мара и нарушила всю концентрацию. Точнее, пришлось сосредоточиться на противодействии ей, а иссяк напор лишь тогда, когда шары уже долетели.

Больше поводов Волхву не представилось.

К сожалению, оба Стража погибли. Забрав с собой аватару Мары — и только. План Проклятой удался, она нагребла столько энергии, сколько не представлялось возможным выжать из войны и в страшном сне. Обычно боевые потери бывали намного, намного меньше. Потому что проигрывающие бежали, а она умудрилась и это преодолеть. Впрочем, это было предсказуемо, раз Стражи не смогли остановить её раньше.

Не успела душа Волхва отскорбеть по всем погибшим, как запястье обожгло неповторимой смесью жары и холода, которая могла означать только одно.

Санат откинул рукав и действительно увидел гаснущее свечение Метки Мелина. Метка всегда содержала задание. Сложное, которое в двух словах, напрямую не передашь, нужно показывать. Значит, случилось ещё что-то важное.

Приложив запястье ко лбу, Волхв узнал, что именно. Надо же, какой сложный Путь выбрали Стражи! Но ничего, он им поможет. Вот только Доспехи заберёт.

Впрочем, над местом гибели аватары и Стражей сгущались какие-то каузальные вихри. Это означало, что там затевается какое-то замысловатое, маловероятное действие. Из послания Мелина можно было даже догадаться, какое — кто-то должен совершить великое, даже запрещённое колдовство, чтобы выбор Стражей реализовался. И таким человеком могла быть только Барама при значительной поддержке своей хозяйки, Мары. Позарилась на "подарочек" Проклятая, как и рассчитывал Мелин. И тем самым развязала Ему или Волхву руки на столь же значимое вмешательство. Когда-нибудь в будущем. Не стоит использовать необдуманно такой шанс что-то сделать, не нарушив равновесия в Мироздании.

Впрочем, этим дело, похоже, не исчерпывались. Вихри были слишком причудливые, многосоставные. Там произойдёт что-то ещё. Санат решил понаблюдать издалека, чтобы никого не спугнуть своим присутствием. Вдруг узнает что-то полезное. Он, конечно, начал спускаться скоропехом, но намного медленнее, чем мог бы. Иначе не проследишь.

Волхв нашёл сознанием пшёнку, свившую гнездо в кроне одной из осин. Птичка только недавно вернулась на кладку после потрясения, вызванного шумным боем. И слышал практически всё, что случилось, а кое-что и видел. Отметил про себя Дарго, который, пусть с трудом, но всё же поднимал Меч. Этого парня надо взять на заметку. Как потенциального агента, хотя, возможно, и неосознанного. Только он слишком потрясён пережитым. Как бы не сломался.

Дождавшись, пока он заберёт Щит, Санат коснулся его души, ненадолго соединяя её с божественным Доспехом, а сам в это время подошёл вплотную под отводом глаз. Мягко сковал волю взглядом и забрал своё.

После этого переместился к телеге, на которой почувствовал Меч. Протянул руку... И тут наткнулся взглядом на Бараму, которая выглядывала из вороха какого-то барахла, как суслик из норки.

— Ты что, дурак, старый пень? — проскрипела она. — Или чего-то не знаешь?

К сожалению, отвод глаз работал только до того момента, как на тебя обратят внимание. Услышав речь колдуньи, сидевшая рядом женщина обернулась и вскрикнула. Это всполошило окружающих воинов, они тоже заметили Волхва и сразу ощетинились сталью.

— Не трудитесь! — выкрикнула Барама. — Себе дороже. Он нам ничего не сделает. Верно?

Санат кивнул. И видя, что бойцы не торопятся возвращать оружие в ножны, подтвердил голосом:

— Я не причиню вам вреда! Я пришёл лишь за тем, что по праву принадлежит мне!

— То, что по праву, ты уже взял, — возразила колдунья. — А так-то у нас ничья, — она кивнула на горку рядом. — И вообще, ты разве не подслушивал? Я знаю, ты умеешь.

Старая перечница говорила как-то отрывисто. И постоянно что-то бормотала про себя в паузах. Колдовала. Но не против него. Интересно... Но главное сейчас — другое.

— Да, ты им тут всякого нарассказывала. Меня таким не проймёшь, должна бы знать.

— А ты приглядись, пощупай.

Волхв, конечно же знал, что под грудой барахла рядом с ней лежат тела Алрины и Клареда, пронзённые Мечом, но воспользовался разрешением, положил на них руку и проследил узор её запретного заклинания. Впрочем, запретным был сам результат — оживлять мёртвое. Хотя она не совсем и оживила, а... Мелин милостивый, старая карга, считай, пожертвовала собой, чтобы выпестовать новые тела Стражей! Правда, её прегрешений это не умаляло, да и мотивы... Но Санат никак не ожидал, что Меч Кернуна — основная фигура в этом колдовстве. Совершенно уникальном и штучном. Специально придуманном для данных условий. Хотя, логично. Откуда Проклятой взять Силу Жизни?

— Надо же, ты сказала правду, — он убрал руку.

— То-то же. А теперь проваливай, старый хрыч! Нам ехать надо.

— Ну так езжайте.

Волхв приподнял бровь и отступил от телеги. Но уходить не стал. Чисто из вредности.

Впрочем, и после того, как невиданная компания из злейших врагов отчалила на юго-восток, он ещё стоял какое-то время, взвешивая то, что узнал, и решая, что с этим делать. Не хотелось признавать, но старая карга была права. Главные агенты обеих сторон погибли — это ничья. Санат посчитал, что это даёт ему право самому забрать Доспехи, но не учёл, что и с другой стороны претендент найдётся. Значит, всё по справедливости, и каждый остался при своих. То, что нарты сами изначально украли Меч, не в счёт, потому что это совершалось равными силами.

Впрочем, возможно, всё к лучшему — Стражам пригодится божественный клинок. Как минимум, для поддержания духа и внутреннего света, что отнюдь не помешает в том логове мрака, куда они направляются — колыбели Ордена Смерти. А при наилучшем раскладе, чтобы завершить начатое и обезвредить эту кошмарную организацию, поставляющую Маре души для контрабанды в невиданных доселе масштабах.

Придётся ему поселиться где-нибудь в тех горах, неподалёку, чтобы иметь шанс втихомолку влиять на события. Но пока слишком рано. Надо вернуть Щит Меднобороду.

Волхв уже собирался уходить, по привычке окинул окружение напоследок проницающим взором и... обнаружил кого-то живого!

Он подошёл к черноволосому пареньку с рассечённым лбом. Тот лежал без сознания, едва дыша. Кровь ещё сочилась, но не сильно — в уголках уже свернулась и покрылась сукровицей. Причина обморока явно не в ране. Да и не обморок это — слишком долго. Мальчик-то из Воинов Смерти. А они сняли с него кольцо, словно с мёртвого.

И то правда — руки прохладные; наверное, у всех погибших в стычке сейчас примерно такие же. Сердце бьётся слабо и медленно. А вот мозг... Он отёк. Похоже, не первое сотрясение за короткое время. С нынешним уровнем врачевания пацана не спасти. А вот Волхв... мог бы, наверное, если хорошо постараться, но имеет ли право?

Санат уселся на землю, взяв юношу за руку. Вошёл в глубокую медитацию, потянулся разумом к Сердцу Мира и нашёл его Искорку на Великом Гобелене. Ба! Да это же душа поддержки Стража. Причём, одна из ближайших и наиболее развитых. Наверное, самая светлая. Даже удивительно, как он попал в сети Мары... Ах да! Специально, чтобы встретиться с Кларедом. В этой жизни он был крайне предан командиру. И похоже, между ними успела образоваться крепкая связь. А по способностям этот мальчик... Да! Он способен возглавить Орден. Если его подучить. И способен поменять там порядки. Если его направить. Можно прекратить воровство душ уже сейчас. Ну, по крайней мере, довольно скоро. Не дожидаясь, пока родится и возмужает новое тело Стража, чтобы перекрыть саму такую возможность. Тем более, мало ли, вдруг что-то пойдёт не так...

Единственное, что смущало — это тоже было недозволенное вмешательство. Ровно настолько же, насколько Барамино: не мёртвого оживить, конечно, но он ещё и не совсем мёртв. Или Мелин именно ради этого допустил жутковатое колдовство, а не в качестве козыря на непредвиденный случай в будущем?

Волхв нырнул ещё глубже в транс и вопросил своего Бога, можно ли ему исцелить это тело. Получил в ответ короткое "Да" и щедрую порцию божественной силы. Даже свою тратить не придётся. Что весьма кстати — им бы убраться оттуда поскорее, а не отсиживаться ещё час-другой, пока целитель придёт в себя.

Ну что ж, безымянный пока Воин Смерти...

Санат тщательно слил всю полученную Благодать в сложенные лодочкой ладони и наложил их на голову паренька, аккуратно прижав друг к другу края раны, хотя её можно и руками зашить, если целительной силы не хватит. Главная цель сейчас — мозг!

Прикрыв глаза, Волхв вливал в наблюдаемый внутренним взором орган животворящую силу. И тот поддавался, отёк спадал, тело оживало, начинало быстрей гнать кровь по венам...

Всё! Благодать закончилась, мальчик вне опасности. Санат открыл глаза и увидел, что даже края раны успели прихватиться друг к другу. Хотя она и не зажила полностью, но кровотечение остановилось и зашивать не придётся. Отлично!

Остаётся разрезать на одну полосу чью-то рубаху... Перебинтовать парню голову, чтобы рана не разошлась... И пойти приворожить где-нибудь пару лошадок. Всё равно он в себя не придёт ещё несколько часов, к тому времени можно оказаться очень далеко отсюда... И чехол от щита неплохо бы найти. А то единственный оставшийся змеелюд таких гигантских размеров — Хахт. Не убивать же разумное существо ради шкурки. Прадед-то его, Ёрмун сам погиб и кожу свою Умай завещал...

Скоропехом да под отводом глаз, применив немного догадливости да получив каплю удачи, верной спутницы Истинного Пути, Волхв быстро выполнил эти задачи. И, не успело солнце пройти по небу путь в ширину ладони, как жидкая роща, в которой за последние пару часов произошло столько всего судьбоносного, опустела. Остались лишь мёртвые воины, стремглав в вышине да пшёнка в гнезде, счастливая тем, что её будущее потомство наконец-то снова в безопасности.

— ===КОНЕЦ=== —

1 ан — приставка, обозначающая наследника, употребляется перед именами отца и матери, а также перед названием имения.

2 ал — приставка, обозначающая "господин, госпожа"; употребляется перед названием имения либо фамилией супруга.

3 о — приставка перед именем родителя, обозначающая "покойный".

4 "Скоро" (гном.)

5 "Дух глубин! Бегите, быстро!" (гном.)

6 Сволово — сплав свинца и олова 50/50% (пьютер).

7 Чамбук — гномий самогон с молочагой.

8 Заполудник — лёгкий приём пищи между обедом и ужином.

9 (гном.) 'Спокойствия, богатства и здоровья вам' — традиционное приветствие гномов, а также полное церемониальное обращение — 'низкорослый народ последователей Веды'.

10 (гном.) 'Заткнитесь!'

11 (гном.) 'уважаемый человек' (может применяться к любому разумному)

12 (гном.) 'Доброго пути вам!'

13 (гном.) 'Спокойной стражи вам!'

14 (гном.) 'Что ещё за переполох?'

15 (гном.) 'Нам нужен щит Хемдира'

16 (гном.) здесь: 'Увы, его нет'.

17 Милка, милая

18 (гном.) 'Плодотворных трудов тебе!'

19 (гном.) 'Успешных поисков вам!'

20 Малый Салют Смерти: приложить кулак к сердцу и тут же, у груди, раскрыть ладонь в сторону собеседника, не делая широких жестов. Принят между равными в неформальном общении.

21Ловить колтунков — удивиться до растерянности, помесь открытого рта (так что птичка залетит) и 'звёздочек', летающих в глазах, как стайка мелких птиц вокруг головы.

22 Умбал — партнёр, сожитель, без заключения брака

23 Балхон — предводитель отряда (нартск.)

24 Нозт — крепкий алкогольный напиток нартов (30R)

25 Хицау — (нартск.) хранитель, заведующий запасами.

26 Канги — приёмные члены Орды из других народов.

27 Землекопы — презрительное название оседлых людей кочевниками.

28 Урадз — тогдашний глава Гаргузской Своры.

29 Хэц — (нартск.) 'мешанина', кулеш из подручных продуктов: разные злаки, свежее и/или солёное мясо/сало, грибы, коренья, плоды и другие добавки.

30 Хьязар — общая школа-интернат для детей в становище Орды.

31 "Голодному лучше смотреть не на перья галэциу, а в тарелку с хэцем" (галэци́у — крошечная южная птичка с ярким оперением). Смысл: нуждающемуся следует судить [благодетеля] по пользе действий, а не по красоте жестов. Переделка ахсартагской поговорки "Галэциу сыт не будешь", северный вариант: "Колтунками".