Да и как подавить зарождающийся бунт в Городе? — В Городе, где подобных эксцессов не случалось наверное уже тысячу лет. В Городе, где жило такое количества народа, что даже его Четвертый Легион, казался маленькой лодочкой, в этом огромном людском море. ...А ведь бывало, одного только появления десятка стражи, не говоря уж о легионерах, хватало, чтобы усмирить любую толпу. Ибо граждане знали о том, что поступь Власти и Закона, может быть медленной или быстрой. Но в любом случае, — она будет неумолимой и беспощадной. И тот кто посягнет на Власть, будет безжалостно раздавлен, словно крохотное насекомое.
...Так чего же эти злыдневы дети, взбесились именно сейчас, когда он Ладий Родос только три месяца как взял в руки жезл Командующего, и еще толком не освоился на новом месте? Почему, обыкновенная Чистка квартала, обычно вызывавшая лишь недовольный ропот, — вдруг обернулась сотней маленьких стычек и откровенным сопротивлением Власти? С какой стати эти фигляры решили, что теперь на Империю можно плевать своими погаными ртами? — Или это они, узнав про смену командования Четвертым, вообразили, будто Командующим стал некомпетентный слабак, который спустит им подобное поведение?
— Тысячник Галф. — Рявкнул, взвинтивший сам себя Командующий. — Через пять минут выстроить резерв перед Балаганной линией. Затем, — командиров ко мне, на инструктаж!
Еще через полчаса, две, оставшиеся в резерве тысячи, не занятые в оцеплении, и не участвующие вместе с Ловцами и стражниками переворачиванием квартала вверх дном в поисках преступников, — тронулись вдоль Балаганной Линии. Это была центральная дорога, пересекающая Скомороший квартал с северо-запада, на юго-восток. Именно по ней-то и двигались обычные горожане, пожелавшие развлечься, не заходя дальше на территорию квартала, ибо все театры, балаганы и райки, выстроились вдоль этой линии. Ближе к центру стояли более-менее приличные театры, для разбирающейся публики, а чем дальше к стене, — тем качество исполнения и драматургия пьес, опускались все ниже и ниже, к откровенной пошлятине и примитиву. Соответственно и жители квартала проживающие "в центре" и "под стеной", сильно разнились богатством и авторитетностью....
Именно с захвата этой артерии, и решил Ладий Родос, начать умиротворение Скоморошьего Квартала. Легионеры шли не торопясь, что называется — основательно. Так, как их учили действовать при захвате вражеских городов. Впереди, на расстоянии видимости дозоры, которые выискивали возможных врагов, и тщательно следили за окнами на противоположных сторонах улицы, чтобы на головы идущей вслед передовой сотне, не летели камни, горшки или мебель. На перекрестках, пройдя квартал, передовая сотня останавливалась, и идущие следом за ней отряды, разбившись на десятки, зачищали дома арестовывая всех подозрительных лиц и уничтожая тех кто осмеливался хотя бы изобразить сопротивление. При пересечении с другими улицами, — новая сотня уходила в сторону, действую точно так же.... Так постепенно, не торопясь, легион втягивался в квартал, неторопливо захватывая его, и гася даже малейшие признаки сопротивления. ...Кровь лилась рекой, но на это уже мало кто обращал внимание.
Через какое-то время, Легион наткнулся на баррикаду. Довольно старательно и высоко нагроможденную. Но ни высота баррикады, ни зажженные перед ней костры, ни даже попытки актеришек ее защитить, — преградой для вышколенных, хорошо обученных и умеющих быть безжалостными, солдат Империи, стать не смогла. Ее захватили меньше чем за полчаса, с первой же атаки. Захваченных пленных, в назидание другим повесили на балконах домов и немногих деревьях, умудрившихся выжить в этом мерзостном кварталишке. А потом так же неумолимо и решительно, Легион двинулся дальше....
— ....Что ты делаешь? — Ловец, один из членов Охотничьего Совета, из последних сил пытался изображать вежливость, но было видно что он сейчас пребывает в конечной стадии ярости.
— А что делаешь ты? — Возвратил ему вопрос Командующий Четвертым Легионом. — Это твои люди тут допустили бунт, который мне приходится подавлять со всей возможной решительностью!
— Глупец!!! Жалкий тупица!!! — Ловец уже не мог сдержать своей ярости, и демонстрировать маску вежливости. — Ты поливаешь разгорающийся пожар маслом, надеясь потушить огонь? Для чего ты пролил кровь? Для чего "украсил" квартал, поразвесив тут трупы его жителей?
— Это им в назидание, чтобы навсегда запомнили Власть Империи!
— Отличная политика. Пока я пытался удержать ситуацию под контролем, пока договаривался со Старейшинами..., — ты начал резать их семьи и разорять дома.... — Ты просто разом уничтожил все мои усилия!
— К Злыдню все это. — Ладий Родос опять почувствовал что попал впросак, но терять свой авторитет перед каким-то там Ловцом, да еще и при стоящих в отдалении вестовых и офицерах его штаба он не мог, и потому закусив удила, бросился в бой. — Я солдат а не политик. И действую как солдат! Я не уговариваю! Я заставляю подчиняться моим приказам!
— Да. Не политик! ...Вот потому-то, Всегда. Повторяю "Всегда", когда легионерам приходилось действовать в Городе, — их отдавали в подчинение Ловчей Службе.
— ...В моем приказе ничего такого не было. — В голосе Командующего слышалось искреннее удивление и даже недоверие. Он уже участвовал в нескольких чистках, и когда был рядовым, и в чине десятника, но о том что Командующий Легионом при этом подчинялся Ловчей Службе, слышал впервые. Ладий Родос даже как-то немного растерялся, и суетливо и неловко указав на вестового, держащего корзину со свитками приказов, сказал. — Вон, если хочешь посмотри сам. Там о подчинении Ловчей Службе нет ни слова. Лишь о "совместной операции".
— Знаю. — Злобно буркнул Ловец, даже не посмотрев в сторону корзины. — После казни Мирного Соправителя..., вполне заслуженной, и смерти Зипписа Аптибала, бумаги и приказы Дворца и Сената, составляются кое-как. Тот писарь, забывший указать порядок подчинения Служб..., он больше ничего ни напишет, потому что я сам оторву его поганые ручонки. .... Но ты пойми..., — Ловец, после выявления лица, на которые обе стороны могли свалить все свои ошибки, немного успокоился и заговорил дружеским, и даже проникновенным голосом. — До того момента, пока ты не начал штурмовать квартал словно вражескую крепость, — Старейшины Актерской Гильдии, еще были на нашей стороне. Они и преданные им люди, ходили вместе с нами, и всячески увещевали бунтующих, не оказывать сопротивление. Объясняли, что мы пришли сюда за чужаками, а не за местными. И что никаких репрессий со стороны Империи не будет.... И нам уже это почти удалось! Еще бы немного, и местные сами начали бы давить своих бузотеров.
...Но после того как ты начал резню.... Теперь все пропало. Нескольких старейшин нам пришлось убить. Но остальные ускользнули, и теперь поднимают квартал на борьбу с нами. Какого злыдня, тебе понадобилось играться тут в штурм вражеского города?
— ...С такого злыдня, что твои верноподданные граждане, били моих людей ножами в спины и швыряли им на головы разную гадость. У меня почти два десятка раненных, и четверо убитых. Еще немного, и взбунтовались бы мои легионеры! Ты этого хотел?
-...Ты неспособен держать в руках собственных людей? — Вопрос Ловца был всего лишь полемическим приемом, преследующим цель, сбить оппонента с толку, и заставить оправдываться. Но увы, — задумывавшийся как легкий шлепок, — удар попал по слишком болезненному месту, и выбил остатки здравого смысла из головы Ладия Родоса.
— Не твое собачье дело! — Зарычал он вдруг, хватаясь за меч.... — Эй, дежурный, — нечеловеческим усилием воли Командующий удержал руку, порывающуюся вынуть меч и разрубить самодовольную рожу ублюдка-Ловца. Вместо этого он рявкнул подбежавшему дежурному. — Выкинуть отсюда этого бездельника. ...Если он не способен справиться со своей работой, то пусть посмотрит, как легионеры умеют делать свою!
Спустя примерно четыре часа, сопротивление в Скоморошьем квартале было почти подавленно. Не сказать чтобы легко. Чем дальше пробивались легионеры в глубь квартала, тем сильнее он сопротивлялся чужеродному вторжению. Чем ближе подходили к стене, тем плотнее становилось застройка, и тем меньше было чего терять жителям убогих домишек и трущоб. Потери от брошенных со вторых-третьих этажей предметов мебели, от ударов в спину при прочесывании кривых закоулков, или штурмов, превращенных в крепость зданий, уже перевалило за сотню. Раненных, — сотни за четыре. Сколько было вырезано жителей квартала, уже никто не считал. Ожесточение достигло предела, — легионеры перестали воспринимать актеришек как жителей Империи, и поступали с ними как с врагами, не щадя ни женщин ни детей. Начавшиеся случайно от опрокинутой лампы, или подожженные намерено в порыве отчаяния пожары, охватили немалую часть квартала, и постепенно перебираясь от дома к дому, грозили выжечь его полностью.
Никому из жителей больше не приходило в голову желание сопротивляться напирающим легионерам, — те у кого еще оставалось что-то ценное, — пытались воевать с пожарами. Те, у кого тут уже не оставалось ничего, — просто бежали.
...Бежали, через лазейки и норы, коих тут в трущобах действительно было предостаточно. Сбивались в толпы и группы, и прорывались сквозь выставленные заслоны. Убегали за городскую стену, и в соседние кварталы, разнося весть о том что Армия устроила резню!
Южные и Восточные кварталы, — те самые где жили беднота и всяческое отребье, постепенно пробуждались, как в прямом, так и в переносном смысле. — Слишком много злобы и ярости накопилось в людях, и сейчас, как многим казалось, было самое подходящее время чтобы выплеснуть свое недовольство жизнью, на улицы Города. Тем более что слухи о восстании против ставшей ненавистной Наследницы, о якобы складах оружия и легионерах, стражниках и даже Ловцах, готовых перейти на сторону восставших, давно уже бродили по Городу, будоража людей и заставляя их ожидать чего-то страшного, разрушительного, но в тоже время и освобождающего от старых устоев и правил.
Но куда сильнее слухов, — людей на улицы гнал страх. Гнал и превращал горожан в диких, бешенных животных.... Вековые устои рушились. Империя и раньше не была доброй матушкой для своих жителей, а скорее уж злой мачехой. Злой, но разумной и последовательной, когда правила, по которым тебя могли повесить или отправить на каторгу, были понятны и вполне разумны. И между Вершиной Власти и простым человеком, стояли Те, к кому можно было обратиться, кто прикроет или накажет. И этот "кто-то" был из своих, — из своего квартала, Гильдии, Касты.... Из своего маленького и понятного мира. Но вместе со знатью, от безумия Наследницы пострадали и представители этой прослойки.... И к простому человеку, оставшемуся одни на один с Империей, пришел страх. — Если уж даже люди, стоящие гораздо выше их на имперской пирамиде, могут быть уничтожены так просто, — чего ждать обычному подмастерью, грузчику, моряку, или преступнику?
Страх, выталкивал на улицы людей еще похлеще чем ненависть и злоба. Страх заставлял их браться за оружие, и идти на улицы Города чтобы драться яростно и свирепо....
А еще Страх слепил глаза и лишал разума. ...Потом, спустя дни, месяцы и даже годы, выжившие и сами будут мучительно стараться объяснить себе, что же их подвигло громить собственные кварталы, устраивать пожары в своих домах, выносить на улицы годами наживаемую мебель, и строить из нее баррикады....
Ночь еще толком не закончилась.... Солнце едва-едва показалось над горизонтом, а Страх, Злоба, вместе с вонью от пожаров и пролитой крови, уже расплывались над Городом черным пятном, будоража его жителей....
— Итак Аракаск, — ты все-таки решил пойти против меня?
— Нет.... Скорее мы пошли своей дорогой.
— Вы думали что я обманывал вас?
— Мы знали что ты не хочешь, чтобы мы шли с тобой.... Ты бы никогда не открыл нам путь в Империю! ...Мы..., лично я, — тебе поверил. Поверил в то, что ты говоришь о Хранителях и ловушке.... Да и почти все кто был там тогда, и видел тебя, — поверили в это. Но когда ты намекал нам на то что у нас есть возможность приобщиться к вашей, имперской магии, — ты был не слишком убедителен.
...А знаешь, — нельзя закрыть перед человеком дверь, и не дать ему никакой надежды на выход.... Человек либо разобьет дверь, либо убьется об нее в попытках сломать, но безвольно подыхать не станет. Ты предложил нам вернуться назад, и до конца нашего, не такого уж малого века, прозябать в ничтожестве. А мы рвались в Империю, потому что устали от своего ничтожества, и хотели нечто большее! Нам хотелось большего, мы задыхались в тех пределах, что установила для нас собственная природа. И мы решились идти до конца, и либо добиться чего-то, либо погибнуть.
...Разговор этот, или если точнее сказать, — допрос, — проходил все там же, за стенами города, в очередном уютном, и скрытом от глаз овражке.
Бой с колдунами прошел не совсем так гладко как это предполагалось. Колдуны оказались куда сильнее чем рассчитывал Аттий Бузма, и сумели показать несколько неожиданных трюков.
Начать с того, что полностью прикрыть засаду, он так и не смог. Колдуны что-то учуяли, и остановились шагов за тридцать от намеченной точки. Остановились, и образовав круг, начали что-то делать.... Явственно потянуло колдовством. Результатов его Аттий Бузма дожидаться не стал, и дал команду дядюшке Кастию и контрабандистам стрелять. Контрабандисты покорно стрельнули, но кажется ни в кого не попав. А вот дядюшка словно заснул. Тогда Аттий Бузма, не смотря на темноту и расстояние, выстрелил сам..., целился в того, чья фигура виделась ему окруженной самой сильной аурой. И вот он-то как раз и попал. — Фигура упала, и разлитое в ночном воздухе колдовство, стало словно бы чуть более прозрачным и незаметным. Но самое главное, — град промелькнувших мимо их голов стрел, произвел на колдунов сильное впечатление, — круг распался и ощущаемое давление колдовства стало куда послабее. Тогда Аттий Бузма поднял контрабандистов в атаку, и побежал под прикрытием их спин.... Из семи жуликов, до колдунов добежали только четверо. Один упал сраженный чем-то вроде сгустка огня, другой помер вообще непонятно от чего. А третьего банально подстрелили из арбалета. А тот кто это сделал, схватился за меч и бросился в бой. ...Прежде чем подоспевший Аттий Бузма смог добежать и прикончить его, — колдун успел убить еще одного из недобровольных слуг Аттия Бузмы, и одного ранить.
Тут ожил дядюшка Кастий и подоспел Авгар. Ловец, Гвардеец и Герой..., — против трех ничтожных колдунов, силы были явно неравны, и бой продлился не более полуминуты.
Дядюшка Кастий, прихлопнул своего из арбалета. Авгар, умеющий чувствовать колдовство, как-то умудрился избежать очередного "плевка" огнем, распластавшись на траве, а потом раскроил колдуну голову одним ударом своего меча. А Аттий Бузма бежавший к самому дальнему противнику, умудрился пропустить парочку ударов..., появилось ощущение, что какой-то злыднев демон, залезший ему в брюхо, пытается дотянутся и порвать сердце нашего героя, своими длинными, отвратительными, пропитанными ядом когтями.... Аттий Бузма очень явственно вообразил этого демона, его источающие яд когти, и как он расположился в его желудке.... Только тут он понял в чем смысл колдовства, и усилием воли выкинул жуткий образ из своей головы.... Но все произошедшее заставило его на долю мгновения пошатнуться..... И лишь отправленный в полет кинжал, как всегда достигший своей цели, унял внезапную боль в груди и чувство панического ужаса. Так что у нашего героя, в очередной раз появился повод порадоваться тому, что с тех пор как он повстречал в далекой пещере того старого ублюдка-колдуна, — он забыл что значит промахиваться....
