— А ведь они были благодарны мне! — продолжал изливать душу здоровяк. — Люди, которых я убил. Помню это, будто это все было вчера. А ведь прошло больше четырехсот лет. Звучит как полный бред. Но для меня-то это было вчера!
В их деревне, в старом храме много лет обитало приведение одного самоубийцы. Я от Поводырей узнал об этой деревушке, сам-то я погружаться в транс, ну это чтобы четко и конкретно распознавать мольбы и голоса мертвых сквозь расстояние, этому я так и не научился. Меня как обычно направили. Я пришел в эту деревушку. После нескольких попыток сумел установить контакт с этим приведением, узнал его проблему и тайну, не дающую его душе освободиться.
Самоубийца оказался звонарем, рабочим обслуживающим храм. Священник этой деревушки послушником, которого был самоубийца, оказывается, вел разгульную жизнь. Ночью пьянствовал, насиловал проституток, а днем 'стряхивал с себя всю грязь' надевал на себя монашескую рясу и читал людям проповеди. Короче внешне был всеобщим мудрецом, оплотом нравственности и морали, главным учителем людей, а внутри прогнивал насквозь, был обычной мразью и подонком, прикрывшимся монашеской рясой. Лично я, зная человечество, ничего страшного в этом не вижу, ведь священнослужители тоже люди. Но вот тот самоубийца был с этим не согласен. Он видел ночную жизнь своего духовного наставника, ему не нравилось такое его поведение. Его нервы лопнули, когда в канаве неподалеку от деревушки нашли тело одной девчушки, которую до этого тот самоубийца видел в компании монаха. Поняв, что бессилен что-либо исправить он покончил собой, а приведение — его душа от несправедливости переполненная эмоциями, поселилась в стенах храма. Приведения часто обнажают грязь мира людей.
Злобное приведение того звонаря источало звук звона колоколов на протяжении целых ночей, короче некому не давало спать. Хотя все колокола давно сняли. Все кто отважился войти ночью в храм, говорили, что оно летало под потолком, выло и старалось напугать. Короче остановить его казалось невозможно.
То приведение потребовало от меня положить конец этому аморальному беспределу. 'Открыть всему миру правду'. И тут дело было серьезное, ведь речь шла о священнике, которого многие простые люди любили. Тот видимо хоть и был мразью, но лапшу на уши вешал грамотно, для простых людей был настоящим духовным покровителем. Да и как я понял — бог смертных это такая штука, которая пускай уж лучше будет, а то без него все катится к черту. Я решил рискнуть. Это было приведение простое стационарное, чья сущность закреплена за конкретным местом и помещением, такими движут лишь воспоминания. Они обитают лишь в местах пронизанных их прижизненными эмоциями, чаще всего гневом и недовольством. К местам, пропитавшимся их эмоциями, они фактически привязаны. Ночью мы сожгли храм, где обитало приведение. Уничтожили все объекты способные привязать эту душу к себе. Днем разобрали обломки храма и закопали в трех разных рвах. Это было рискованно, учитывая, что таким образом мы могли наоборот разозлить эту душу, но все прошло удачно. Мой план сработал, душа не сразу... но получила покой. Сначала побуянила, конечно, но позже растворилась. С тем священником я потом сам поговорил, тот обещал исправиться. Я не сделал того что требовало приведение, естественно никакой благодарности от ушедшей души не получил. Поэтому благодарность пришлось брать от местных.
Пришлось брать благодарность натурой, всегда это не любил. Дома у меня не было, я сам будто был приведением... В специально выделенный сарай благодарные деревенские натащили мне жаренного бараньего мяса, вина. Я загудел на несколько суток... а потом... видимо под утро что-то переключилось у меня в голове и я, взяв топор, пошел убивать все что движется... Я должен отчистить этот мир от порока и зла — так я говорил себе тогда... Ведь я давно стал терять грань между живыми и мертвыми. Все вокруг стало будто серым, мертвым. В каждом я видел неизбежный труп. Все утратило смысл, стало шуткой. И вот результат. Такое натворил, и ведь все помню, — усмехнулся великан. — Помню все безумные мысли, что вились в голове. Помню людей, которые в ужасе бежали от меня.
И это ребята, — не поднимая взгляда, говорил великан. — Я хочу, чтобы вы знали. Я очень. Очень сильно переживаю о том, что натворил. Мне очень жаль всех этих убитых мною людей, я себя не контролировал. Я раскаиваюсь, и клянусь, такого больше не допущу.
— Если хочешь, можешь поплакать, — проявляя артэонскую сущность, жалел великана Тард. — Я это серьезно.
— Че я баба что ли?! — резко отреагировал Хродор. — Я понимаю, что сам виноват в случившемся, но как я мог по-другому? По-другому я просто не мог спастись от шепота в темноте. Мои бесконечные пьянки все чащи перерастали в запои длиною в недели. Стали происходить провалы в памяти, еще задолго до моего срыва. Знаешь сколько раз я с дикого похмелья приходил в себя посреди леса! Однажды глаза еще не открыл, чувствую, замерз, как собака аж зубы стучат, глаза открываю, а я в утреннем лесу, заволоченном туманом, дубак такой, что вместо росы кругом иней, а я полностью голый! — великан своим рассказом рассмешил Тарда. — Не помню, кто я, где я, а самое главное не помню куда идти! Ну и вот, однажды случился один такой провал и вместо того чтобы поорать, попрыгать как обезьяна и убежать в лес я решил видимо что все вокруг погрязло во грехе, взял топор и пошел людей крошить... Самое жуткое, что я такое совершил, себя не контролировал, а все помню. Вообще все досконально. Когда успокоился, то был уже в цепях. Представь я же еще по лесам бегал от магов из 'Пламени Рассвета'! Пытался скрыться. И вот что страшно... А может эта уничтоженная деревня у меня была не первая? Были провалы длиною в дни, после которых я ничего не помнил. Может я во время своих провалов до этого уже убивал? Боюсь даже думать об этом, — великан совсем раскис.
— Не пойман не вор, — эхом по залу разнесся голос Крегера, сидящего в стороне ото всех.
— С убийцами это не работает. Куда деться от страха за свою душу? — обращаясь к старому магу, великан смотрел на колонну, за которой спрятался Крегер.
— Ты же магическое существо, тебя в реальности вообще быть недолжно. Пусть о своих душах люди парятся — только мы перед богом ответственны, тебя вся эта бредятина не касается, — голосом из-за колонны эхом, разносящимся по пустому огромному залу, говорил Крегер.
— Это все из-за полной луны, — спустя минуту великан снова продолжил оправдываться в первую очередь перед самим собой. — В этот период активности Тьмы от голосов мертвых, их стонов, воплей и мертвого шепота было просто некуда деться. Я не умел контролировать свой дар, и был 'слишком умен', чтобы упорно учиться, полному им овладению. Моя жизнь была слишком уж весела и беззаботна! В дни полной луны я стал слышать голоса мертвых постоянно, не только ночью, но и днем. Слышал, как они шепчутся, проклинают дневной свет. Зажатые в океане Тьмы они сами не помнят, кто они и я был единственным из живых, кто был способен их слышать. Своим нытьем они сводили меня с ума. Я просто пытался спастись от этого. И вот только теперь получил покой только благодаря этой штуке, — великан потрогал стальную пластину, прокрученную к затылку. — Эта пластина — все, что защищает меня от окружающей темноты. И от этого мне жутко. Что будет, когда я снова услышу их? Я к чертям свихнусь. А ведь они окружают нас, они повсюду в темноте.
— Ты их не услышишь, — снова голосом со стороны в разговор вклинился Крегер. — Если сам не захочешь, конечно. Лучше носи эту штуку на голове и следуй указаниям магов из 'Равновесия', они не дадут тебе сойти с праведного пути.
— Ты крайне необычный великан. Великаны бродят по миру отдельными семьями, всю жизнь кочуют, скитаются, живут по-своему, им нет дела не до людей не до проблем этого мира. Как так получилось, что ты облаченный в доспехи сейчас сидишь здесь? — Тард, вызвал улыбку у великана.
— Как я дошел до того что оказался здесь, сижу и говорю с тобой артэон? — языком ковыряя в зубах, задумался великан. — Да я с детства был не таким великаном, как мои родители. Отец учил меня, как пасти стада, как выживать зимой в лесу. Но меня это всегда напрягало. Я желал чего-то большего. В нашем краю отшельником жил один великан не такой как все, его звали Дормей. Старый великан, он всю жизнь прослужил наемником у людских королей. Под старость лет у него был свой дом высоко в горах и несколько сундуков с золотом. Он не пас стада коров, все, что ему нужно он просто покупал, выходя к путям торговых караванов. Он был свободен. Во время зимней охоты мы с отцом несколько раз приходили к нему в гости, чтобы немного отдохнуть, согреться, выпить хорошего вина. На стене у Дормея висел его огромный лук и колчан для стрел, оставшийся из былых дней его молодости. Я любил его истории о войнах, что гремели где-то там, на большой земле. Он говорил, что в людских армиях особо ценят великанов. Рассказывал, что со своим луком заменял собой целый стреломет! Да... После теплого дома Дормея в холодную хижину кочевников возвращаться было невыносимо.
Я был буквально болен легендой о Родскратосе и днях величия рода великанов. С тех пор как от отца услышал все это. Меня назвали в честь столицы той великой и единственной страны великанов...
— Я так понял это у великанов вообще самое распространенное имя, — прервал великана Тард, чем как бы намекал на отсутствие фантазии у этих громил.
— Я хоть и не перечил отцу, но ненавидел то, как он живет, — продолжал рассказ великан. — Мне не хотелось всю жизнь пасти коз и овец. Не без влияния Дормея, однажды я решил уйти в большой мир и попытать удачу. Тем более жена, которую мне избрали, на днях должна была прибыть из-за моря в сопровождении своего отца. А она страшная! Как крокодил, ей богу! Видел же великанш? Страшнее могут быть только гномьи бабы. У меня не было выбора, я просто сбежал. По картам Дормея я вышел к городам людей. Так я стал наемником. На протяжении многих лет воевал за разных людских королей, проливал кровь, неважно, чью и где и осушал бочки с винами каждый вечер! Это были веселые времена. В армии короля Абаса нас была целая дружина. Целая дружина солдат великанов! И командир великан и мы его солдаты — все из одного рода. Мы будто воплощали в себе величие предков — воинов Родскратоса. Нам не было равных, мы добывали королю Абасу все земли, что он желал! — с теплой улыбкой великан предался сладкой ностальгии. — И гладиатором поработать успел, веселил толпу, врубая огромный топор в чей-нибудь череп...
Глядя на него Тард не видел великана — магическое существо, существо другой природы. Хродор говорил, мыслил и жестикулировал как человек. От долгого общения с людьми и артэонами, скитаний по большому миру этот великан стал обычным его жителем. Не было в нем ни следа великанской самобытности, ни говора, ни повадок, ни таинственности существа магической природы, это был просто большой человек. А может он был таким с самого начала, поэтому и ушел от себе подобных.
— Но только мне видно не судьба была под конец службы уйти в горы, с мешком золота за плечами. Как сделал Дормей, — стараясь не смотреть на стоящее на столе вино, продолжал Хродор. — Во время штурма крепости... как ее там называли... в общем прибрежная какая-то крепость. Мы высаживались с кораблей. Все побережье простреливалось. Укрывшись за щитом, я едва успел крикнуть салагам, чтобы разворачивали дымную завесу, как снарядом от катапульты у меня выбило щит и несколько копий попали в тело, — пока его сознание заново переживало тяжелый момент, глубоко прорезавший память, он крепко охватил руками голову. — Я упал в воду и отключился... не знаю, сколько я 'проплавал'. Очнулся ночью, среди вынесенных на берег трупов. Я был мертв, не знаю, сколько по времени, моя душа хоть и ненадолго, но все же покинула тело. Сам понимаешь в нашем мире пронизанном Тьмой и магией возвращения с того света не проходят бесследно. За то время что был мертв, я насмотрелся мультиков про тоннель со светом в конце, но после помню... все заволокла Тьма, в которой я был не один. Я оказался в бесконечном океане темноты, из которого не выбраться, вокруг я чувствовал еще миллионы себе подобных. Они говорили, что я теперь один из них, что мне не сбежать, но что-то произошло, я вырвался из этого кошмара. Вернее что-то вырвало меня. Какой-то свет сияющий разными цветами. Магию описывают как силу переливающуюся цветами радуги...
Клиническая смерть это особое явление, как для Тьмы, так и для магии. Обе эти силы равные друг другу вступают в противостояние за душу каждого прошедшего через смерть. В мире магии каждый переживший клиническую смерть, побывавший мертвым на протяжении нескольких минут, а потом вернувшийся становится Говорящим с мертвыми. В природе Тьмы возвращение с того света это вообще излюбленная почва для появления всяких разных тварей. Тьма пытается проникнуть в душу каждого временно умершего, чтобы по возвращении в жизнь он стал чудовищем, очередным жутким порождением Тьмы. Получается так, что Тьма и магия вступают в противостояние за душу каждого пережившего клиническую смерть. Тьма пытается оставить в нем свою частицу, а магия пытается превратить в Говорящего с мертвыми. Но это только в том случае, когда речь идет о человеке, то есть о свободной душе. Я же существо магической природы, Тьма не может повлиять на меня. Ну, так, во всяком случае, говорят. Поэтому пережив временную смерть, я стал слышать мертвых. Стал тем, кого называют Говорящим с мертвыми или контактером. Однажды окутав тебя, мир мертвых уже не отпускает. С тех пор я, что живу, что не живу. Но все же лучше чем стать вместилищем для сил Тьмы. Можно сказать мне еще повезло.
— То есть ты слышишь мертвых от того что сам был мертв? — уточнил Тард.
— Да. Когда я оказался на том ночном пляже среди вынесенных на берег трупов, оставленных гремевшей днем битвой из меня торчало несколько копий, тело казалось невыносимой обузой, — продолжал свой рассказ великан. Его слушали, он продолжал. — Помню было так хреново, что я стал жалеть о том, что не умер. Но вдруг!.. Вся боль ушла, не успел я обрадоваться тому, что выжил, как увидел, что из воды вышла женщина, одетая в черное. Сперва я подумал, что это галлюцинация... Ее голос звучал у меня в голове, она просила не задавать вопросов и просто довериться ей. Взамен на услугу с моей стороны она обещала, что поможет мне выжить. Потом я понял, что мои глаза закрыты. Открыв их, я увидел приведение, сияющее в свете луны. Договорив, оно перешло в летучее состояние, и пронеслось сквозь меня. Тогда я впервые почувствовал Душевную Негу, вся боль ненадолго ушла. Из обрывков воспоминаний хранимых в ее призрачной памяти в ходе прямого контакта я точно понял куда идти. Не вынимая стрел, ой копий, чтобы не истечь кровью, я бросился, куда она показала. У берега я нашел обломки корабля в трюме, которого плавало ее тело. Обволоченное призрачной пленкой оно сохранилось идеально, как мумия. Несколько десятков лет ждало пока кто-нибудь придет и вытащит его. Вот ее душа, скитаясь вдоль побережья, нашла меня, и я помог ей. Я вытащил ее тело и захоронил его в лесу, на руинах одной давно заброшенной деревни, которую люди давным-давно покинули из-за другого неспокойного приведения, по всей видимости, ее муженька. Я похоронил ее рядом с мужем. Потом у меня случился просто нереальный приход. Никогда этого не забуду. Я оказался летним днем среди чистой ухоженной деревушки, и рядом стояли эти двое влюбленных, они поцеловались, и все закончилось, я снова провалился в дождливую реальность, оказавшись посреди заброшенной деревни, а рядом находились два приведения. Их души освободились от призрачных оболочек и оков проклятия. Ты видел когда-нибудь, как приведения получают свободу?
