ВТОРАЯ ЧАСТЬ ЭТОЙ "РУКОПИСИ"
МОНСТР
Весенняя тропа, возникающая на несколько месяцев в год — путь через Фригнетские горы в углу на стыке Западной и Северной их горных стен. Эта продуваемая вечными ветрами тропа, пролегающая через вершины гор, таила в себе множество опасностей, пестря расселинами и крутыми подъемами.
Рэвул насквозь промерз пробираясь через каменные лабиринты меж горных вершин. Его пальцы скованные холодом почти не двигались. Даже появившаяся где-то сбоку внизу все еще прикрытая белой дымкой поздним утром Соленая Миля и открывающийся за ней бесконечный океан не произвели на него впечатления. Ему сейчас было не до любования красотами. Преодолев скалистую часть вершины, он вывалился на небольшое заснеженное плато на стыке двух горных стен. Внизу простиралась зеленная холмистая долина с разбросанными по ней мелкими городками и деревушками. Враждебная его роду, никогда им до этого не ведомая Страна Ворона была узнаваема сразу. От этих мест нужно было держаться как можно дальше, для здешних обитателей он враг. Тем более учитывая его нынешний внешний вид: в этой маске, с известным Людям Ворона мечом ничего хорошего его здесь ждать не может. Он побрел по уплотненной солнцем снежной шапке вершины горы в западном направлении, в сторону Соленой Мили, туда, где находился спуск завершающий весеннюю тропу. Глядя вниз с края крутого склона он улыбался, ведь он хотя бы не боится высоты, а то окончательно бы свихнулся.
У завершающего весеннюю тропу спуска с горы он увидел следы. Кто-то в одиночку забрался сюда и ушел к гребню горной вершины. 'Может это Люди Ворона, стерегут секретный проход в ожидании появления охотников за головами?' — подумал он про себя. В голове Рэвула возникли мысли о вражеской стреле или огромном валуне, которые могут поразить его, пока он будет спускаться по крутому скалистому склону. Или как еще нарисовала его фантазия, враг может подать сигнал и тогда Люди Ворона поймают его внизу и точно убьют. В любом случае чьи-то следы на вершине горы, где гуляет только ветер это ненормально. Обнажив меч, Рэвул решил проверить, чьи это следы. 'Неужели Людям Ворона известно об их тайном проходе?' — думал он, про себя тихо крадясь по скрипучему снегу.
От страха его сердце ускорилось в разы, из-за разреженного воздуха на такой высоте стала кружиться голова. За поворотом горы там, где снежное плато переходило в скалистый гребень, он увидел пещеру, из которой валил дым. Первой его мыслью было бегство. Зачем самому искать драки? Его цель месть армидейцам, а не Людям Ворона. Пещера далеко от спуска, может ее таинственный обитатель вообще не заметит его? Силой он заставил себя остаться на месте, собраться с мыслями, как учил отец выровнять дыхание — чтобы не дрожал меч, и тихо крадучись двинуться к пещере.
Тихо подкравшись, заглянув в пещеру, он услышал треск костра в ее глубине, из-за дыма ничего конкретного внутри разглядеть было нельзя. — Если хочешь согреться, то не лучше ли будет спросить у хозяина, чем без спроса вламываться с оружием? — сзади раздался спокойный старческий голос. Вздрогнув от неожиданности, дико испугавшись, едва не выронив меч, но внешне стараясь не выдать своего страха Рэвул тихо обернулся. На камне метрах в десяти сидел маленький старичок с длинной черной бородой, в меховой шапке, черном плаще, облепленном вороньими перьями. Дым, испускаемый его трубкой, быстро разносился проскакивающими на высоте ветрами в начале тихого солнечного дня.
— Ах, да! Извините, — видя, что старик не представляет опасности, поспешил Рэвул, убирая меч в ножны. — Просто я подумал, что это кто-то из Людей Ворона.
— Я и есть из Людей Ворона! — смеясь, пояснил старик. — Неужели невидно! — От каждого смешка, как и от каждого произнесенного слова из его рта вырывались клубы табачного дыма, которым были обильно наполнены его легкие. — Понимаю тебя. Кого-то встретить здесь, на заснеженной вечно одинокой верхушке горы это, по меньшей мере, странно. Раз уж мы встретились... За головами собрался охотник?
— Да... Наверное, можно и так сказать. Но не вашими. За армидейскими, — искусственно натянув улыбку, пояснил Рэвул.
— У-у-у Армидея. Далеко на севере. Так какие вести из Страны Волка. Что там с пришедшими к вам армидейцами? Какова их судьба?
— Да все нормально в Стране Волка, — Рэвул понял, что этот старик, как и весь мир кроме Духов не знает о произошедшем с его народом. — Живет потихоньку вроде как. А армидейских псов мы прогнали. Ушли они через Снежные Врата, — говоря о своей стране, внутренне он чувствовал ужасающую пустоту, но внешне улыбаясь, не подавал вида.
— Так, а зачем тебе понадобились головы армидейцев? — этим вопросом старик буквально припер Рэвула к стенке.
— Так они это... Месть за вторжение. Ну и это личное, один из них приставал к моей сестре, теперь я как бы должен отомстить, — на ходу Рэвул наплел первой ерунды, что пришла в голову.
— Ну и как же ты собираешься мстить? Ты хоть знаешь, где Армидея находится, вернее, что она из себя представляет? Даже если ты не умрешь по пути, то дальше армидейских стен ты не пройдешь, — старик, плохо скрывая улыбку, смотрел на Рэвула как на дурака.
— Просто постараюсь убить их, сколько смогу, — ответил Рэвул изо всех сил пытаясь держаться достойно, изображать из себя крутого охотника за головами, вернее безумного дикаря готового отправиться на край света ради мести. Но получалось у него это плохо. Выглядел он неуверенно, напугано, в его глазах была заметна усталость, слабость. Старик прекрасно видел это.
— Промерз поди, охотник за головами? — старик не стал мучить Рэвула дальнейшими расспросами.
— Да есть, немного.
— Раз за головами армидейцев... То высшим силам судить тебя. Я понимаю, что это вовсе не делает меня мудрее, но признаться честно я их тоже недолюбливаю. Лезут они везде и рано или поздно наткнуться на равный отпор. Конечно, удачи в твоем походе тебе пожелать я не могу. Но предложить немного согреться и выпить чаю в своей хибаре вполне способен. Ну что скажешь? — закончив он, кряхтя начал подниматься с камня.
— Было бы не плохо.
Следом за невысоким шагающим переваливаясь из стороны в сторону старичком в нелепом пернатом плаще, Рэвул вошел в пещеру. Вместо дров в костре пылали волшебные Огненные Камни. Под воздействием магии как некой силы влияющей на все, многие химические элементы меняли свои свойства, обретая волшебные нереальные характеристики. Многие полезные ископаемые, хранящиеся под землей, также превращались в залежи различных волшебных камней, элементов, становились возобновляемыми, как это принято в волшебном мире — бесконечными ресурсами. Огненные Камни это частицы подземных угольных пластов, под воздействием магии превратившихся в волшебный элемент, характеризующийся длительным горением и повышенным жаром. Огонь пылал у дальней стены этой маленькой компактной пещерки. Пол здесь был выложен соломой. Вокруг костра валялся всякий хлам: шкуры, старая посуда и прочие безделушки за долгое время притащенные сюда стариком. Вне куч хлама, в стороне от костра у стены стоял большой походный рюкзак, который непонятно как притащил на себе этот немощный с виду старик. Было понятно, что это лишь временное пристанище, кто такой этот старик, что он здесь делает, для Рэвула оставалось загадкой.
Рэвул бросился к огню и первым делом сунул в пламя окоченевшие пальцы. Старик начал рыться в кучах хлама, послышался звон раскатившихся по полу железных тарелок. — Сам понимаешь, гости у меня здесь бывают нечасто. Да и сам я здесь редкий гость. Поэтому о порядке я здесь даже и не думал, — кряхтя, стоя к Рэвулу спиной причитал старичок. — Здесь в тишине среди ветров я отдыхаю от того мира что остался внизу.
— Как вас зовут? — дрожа как осиновый лист спросил Рэвул. Согревшись от пламени костра, он затрясся, так что застучали зубы.
— Я же не спрашиваю у тебя имя. Вот и ты не испытывай меня этим... — тут старик резко прекратил копаться в своих старых пожитках, замер, его глаза закатились, руки расслабились, он выронил шкуру которую хотел дать Рэвулу для согрева. — Последний охотник за головами, — пока разум погрузился в хаотичные видения, не контролируя себя, не своим голосом старик назвал Рэвула.
— Как ты меня назвал? — насторожено уточнил Рэвул.
— Как?.. Да не знаю. У тебя надо спросить, что это значит, — засуетившись, что-то бормоча себе под нос, старик схватил шкуру и накрыл ею Рэвула. В его голове снова проскочило очередное видение, но пока нечеткое. Игнорируя настороженный взгляд Рэвула старик, обхватил его прозябшие руки и принялся их растирать: 'Так будет теплее', — пояснил он. От прикосновения к рукам Рэвула его посетило уже четкое видение. Он увидел его будущее: затмение разума, жуткое преступление, после гнев, ненависть ко всему миру, а в конце жуткого монстра сокрытого темнотой. Города в руинах, золотая Армидея в огне. Старик потерянно уселся на пол. Рэвул разглядывая его, понимал, что что-то не так, что-то недоброе происходит с хозяином пещеры. Что-то здесь не чисто. Почему он назвал его 'последним охотником'? И что было делать, врезать этому старику, воспользоваться его слабостью, захватить эту пещеру из гостя, превратившись в безумного бандита? Нет, для Рэвула это был не вариант. Или уйти? Теплое пламя так приятно ласкало, что от него не хотелось отрываться, вновь возвращаться в холод, царящий снаружи, не было никакого желания. Он просто продолжал сидеть у огня. Глядя на старика пустым взглядом уставившегося в одну точку, видя, что кожа его лица в просвете меж бородой и черной шапкой побледнела, он понял, что ему явно не хорошо.
— Что с вами? — поинтересовался Рэвул.
— Рэвул. Меня все зовут Этха, хотя мать при рождении сотни лет назад нарекла Этхаром, — тихо приходя в себя начал откровенничать старик. — Я пришел в Преферию, тогда еще молодую, за своим отцом — Духом, из очень далеких земель. Сейчас у высшего отца нас пятеро. Остальные четверо моих земных родственников рождены здесь в новой земле и разменяли по паре сотен лет. Как всегда у Намарьенов — каждый последующий продолжатель рода пока жив предыдущий все слабее и слабее. Их Намариэль все мрачнее и мрачнее. Последний брат вообще простой артэон, его Намариэль тусклая претусклая. Силы данной от отца на всех не хватает. Лишь я и второй сын сильны как Намарьены, поэтому мы и выбрали пути странников-хранителей. В миру нас нарекли шаманами. Помимо созерцания душ я также касаясь людей, вижу их прошлое и будущее. Но порой с ветром ко мне прилетают хаотичные видения о судьбах мира. Поэтому я и поднимаюсь сюда постоянно. Здесь бог говорит со мной чаще, — старик пришел в себя и взглядом уставился в Рэвула, теперь настороженно внимавшего его словам.
— И без своего уникального дара я вижу темноту в свете твоей души. Я понимаю, что ты врешь, вернее, серьезно недоговариваешь, — продолжал Этхар. — У меня множество таких пристанищ, — взглядом он обвел пещеру, — разбросанных в этих горах. Я поднимаюсь сюда и пытаюсь слушать этот мир, пытаюсь услышать высшие силы, что правят вселенной. Сюда на весеннюю тропу я прихожу часто. Все жду, когда кто-то явится из Мерзлого леса. Все жду ваших охотников за головами, хочу поговорить с ними, постараться отговорить их от глупой кровной вражды. Ведь вы уже достаточно нам отомстили, нашей вражде нужно положить конец. Несколько раз ваши охотники выходили из леса, бывали у меня в гостях в этой пещере. Я также согревал их у костра и угощал чаем. Меня немощного старика они не тронули, но и моим словам не вняли. Вы глупые и упертые. Да и действительно сложно вразумить человека выросшего в обществе, в котором охота за головами главная любимая традиция. Но я все равно каждый год прихожу в эту пещеру, все жду вас, пытаюсь вас вразумить, договориться о мире.
На днях до меня донеслись слова бога, как я их называю, об интересном страннике из Мерзлого леса. И я пришел сюда, в это старую забытую хибару, чтобы пообщаться с тем, кто придет с той стороны гор и если повезет, то заглянуть в его тайны. И я заглянул и... ничего хорошего не увидел. Но впрочем... это не мое дело. Неси свои тайны дальше странник, — договорив старик, поднялся и полез в свой рюкзак, достав оттуда чайник и одну кружку, вторую отыскав среди заледенелого хлама на полу. Наложив в чайник травы для заварки душистого чайного напитка, он тайком, трясущейся рукой подсыпал туда еще щепотку ядовитого порошка. Отправив Рэвула напрессовать в чайник снега, оставшись один, он открыл пазуху своего плаща, увешанную рядами позвякивающих стеклом разноцветных бутылочек с травяными настойками. Трясущимися руками отыскал маленькую бутылочку зеленого цвета. Выпив противоядие, немного поморщившись, он погрузился в сомнения. Он никогда никого не убивал, ни разу осознанно не лишал живых тварей жизни, пусть это были даже назойливые комары. Но увиденное им будущее было ужасно, он не мог такого допустить. Чаша весов перевешивала в сторону необходимости уничтожить зло в зачатке.
Снег тихо таял в чайнике, висящем над огнем. Согревшись пламенем костра после бессонной ночи в холодном лесу Рэвул начал засыпать сидя. Задремав он сидел тихо покачиваясь всякий раз приходя в себя в шаге от того чтобы упасть на пол и захрапеть. Нежелающий воплощения в реальности картин увиденного им будущего Этха продолжал терзаться сомнениями глядя на дремлющего Рэвула.
Вода из талого снега тихо закипела в чайнике. Пещера наполнилась запахами травяного чая с примесью легкого отголоска яда различаемого лишь Этхой. Ледяные железные чашки заполнились наваристым напитком. Передавая чашку Рэвулу, Этхар случайно снова коснулся его руки. Его сознание опять сотрясло мимолетное ужасное видение. Он увидел прошлое: приход армидейцев в деревню Людей Волка, последовавшую за этим битву с волками Мерзлого леса, как итог всего этого — разрушенную сожженную деревню, жители которой были уничтожены и сгоревшее великое древо. Не понимая всей сложности ситуации в целом, увидев лишь небольшую часть общей картины, он ужаснулся и по-другому посмотрел на своего гостя. Причины для мести у Рэвула были неоспоримые, его дом уничтожен и к этому как-то причастны армидейцы, к нему было сложно предъявить какие-либо претензии. Этха с пониманием посмотрел на своего гостя, дующего на горячий чай в своей кружке. Теперь ему было даже немного стыдно за свой поступок, как мог он, так поверхностно рассудив, так хаотично, второпях решать вопрос чужой жизни, какой же он теперь 'Мудрый' после такого? — Нет! Не надо не пей, — остановил он Рэвула в последний момент. — Я отравил чай, — сознался он и, выхватив кружку у Рэвула, выплеснул ее содержимое, затем проделав тоже с чайником. Содержимое своей кружки он оставил нетронутым, и чтобы успокоить нервы сделал из нее несколько глотков. — Я выпил противоядие. Надо выпить и яд, чтобы не было потом сонливости и прочих побочных эффектов, — щурясь от обжигающего кипятка, пояснил Этха.
— Если это что-то вроде мести за охоту за головами ваших людей, то извини. Правда. Я всегда был против этой идиотской традиции...
— Да не причем тут охота за головами, — оборвал его Этхар. — Это ты меня извини... И что ты даже не хочешь мне врезать или что-нибудь обидное сказать. Ведь я едва не убил тебя?
— Ведь не убил же. Да и знаешь, насквозь промерзнув этой ночью в черном лесу, не видя своего будущего, я понял, что уже мертв. Вопрос только в том, как я покину этот мир. — Он указал на чайник. — Давай заварим еще. Очень хочется согреться, — Этхар не стал возражать и вновь насыпал в чайник травы, а Рэвул набрал еще снега.
— Охота за головами это уже прошлое я же говорю о будущем, — пока повторно закипал чайник начал пояснять Этха. — Ты идешь в Армидею для свершения мести за свой погибший народ и мне сложно тебя винить, в чем-либо, но ты неправ. Я увидел твой путь. Он окрашен кровью. Если ты закончишь этот поход, ты создашь почву для ужасного зла. Именно желание остановить надвигающуюся бурю толкнуло меня к преступлению. Обычно мне не свойственны такие скоропостижные роковые решения. Не знаю, что на меня нашло.
— Да ладно, не убивайся, бывает... наверное. То есть ты предлагаешь мне не заканчивать этот поход, не идти в Армидею. А куда же мне тогда идти, по-твоему? Что делать то?
— Да действительно. Я в тебе не вижу ни гнева, ни злости, ни даже желания, стремления продолжать этот поход. Как и заинтересованности в его удачном окончании. Ты не ищешь мести! Для чего ты вообще идешь туда. Неужели просто так от нечего делать? Идешь только для того чтобы идти, из-за того что податься некуда? — удивился Этха. — Ты что идиот? — выпалил он, и удивленно подняв брови, замер в ожидании ответа.
— Ну-у-у нет. Неужели это так важно! Я иду потому что... — неловкая пауза тишины. — Я просто все также не заморачиваясь иду по жизни. Как и прежде даже не смотрю, куда она меня ведет, вот и все! — улыбнулся Рэвул. — Я иду, потому что... не знаю, наверное, заняться больше нечем. Знаешь, недавно я ощутил свою свободу. Я все потерял и теперь просто свободно бреду по миру. В моем положении делать умный вид, пытаться что-то исправить просто глупо. Все кончено. А так я хотя бы золотой город на прощание увижу. Прогуляюсь перед смертью, мир посмотрю. Почему бы и нет! — продолжал Рэвул, Этха его улыбки не разделял.
— Хотя нет. Есть еще огромный черный волчара такой — Баху. Это он каким-то образом показал мне путь и если я не буду следовать ему то как я понял он меня найдет и... не знаю... загрызет до смерти. Тем более там, на руинах деревни, там было что-то еще. Тени. Призрак моего отца — так, наверное, это можно описать. Он говорил со мной и велел мне следовать указам черного волка, — Рэвул посмотрел в сторону выхода. Среди клубов выходящего из пещеры дыма и ярких солнечных лучей вдалеке он увидел что-то вроде силуэта облаченного в черный плащ и маску из волчьей морды. Силуэт быстро исчез, пытаясь казаться мимолетным видением. — Есть что-то еще. Что-то обитает в темноте. Они идут за мной. Я слышал мертвые голоса среди звуков ночного леса и в вое ветра среди гор. Они идут за мной. Это находится сейчас там вне пещеры, — от собственных слов по его телу побежали мурашки. Этха настороженно посмотрел в сторону выхода. Чайник повторно вскипел и Рэвул наконец-то согрелся теплым чаем. Поднеся ко рту чашку, он оттянул вниз нижний ряд зубов своей маски из выпотрошенной волчьей головы. Не снимая маски, он согревался долго и протяжно швыркая горячим чаем, чем раздражал Этху.
— Частично это все козни окончательно освободившегося от морали Таргнера, — высказал предположения Этха. Раздраженный протяжным швырканьем гостя, который даже маску свою неудобную снять не удосужился, чтобы нормально чай попить, вместо советов или замечаний он просто отвернулся в сторону. — И да согласен, в твоей тени что-то поселилось. Это призраки, несущие в себе гнев своих покинутых тел. Они видят тебя орудием свершения своей мести, — закрывая глаза в свете своей Намариэль, помимо мерцания души Рэвула он видел те самые тени, о которых тот говорил. Темными расплывающимися силуэтами они ожидали снаружи пещеры. Одна из теней поняла, что Этха видит ее и перевела на него свой темный взгляд. Он тут же резко открыл глаза и, достав из-за пазухи какой-то порошок, сыпанул его в огонь. Пещеру заполнил едкий мерзкий дым. — Это чтобы отпугнуть незваных гостей с того света, — пояснил он.
— Согласен, тебе в этом мире больше некуда податься. У тебя остается только дорога в Армидею. Но идти туда ты должен вовсе не за местью. Преодолей себя, пройди с честью это испытание и не уподобься Тьме. Выбрось свой меч, ступи в золотой город с чистым от гнева сердцем и намерениями, припади на колени перед его простым народом и все им расскажи. Открой миру правду. И увидишь, они ответят тебе любовью, теплом и бесконечными попытками заслужить прощение за трагедию, в которой виновато их общество. Ты последний из своего рода, но долг твой не месть по принципу кровь за кровь. Ведь ты же не такой придурок...
— Верно, я другой придурок!
— Ты должен рассказать миру правду об инциденте в Мерзлом лесу и прямой к нему причастности военных из Армидеи. Пролей свет на эти страшные события. Накажи тайных кукловодов виновных в этом открытием правды и пусть их судит артэонская общественность. Как и любое общество, мир артэонов неоднороден. Есть правительство — кучка безумцев пытающихся править этим миром, погрязших в крови людей за южным периметром, а есть простые мирные граждане, обычные артэоны, разумные и справедливые. Ты должен достучаться, прежде всего, до их сердец. Открой им правду о гибели своей деревни, в красках досконально с кровью грязью. Все как было — горькую и суровую правду, а не удобную для артэонских политиканов прилизанную версию или вообще тайну, оформленную в виде государственной. И пусть артэонская общественность сама придаст суду свое правительство, безнаказанным оно не останется. Вот это будет и правильно и куда более действенно. Движимые чувством вины из-за причастности к трагедии Страны Волка тебя они впустят в свой мир, и ты сможешь начать жить с чистого листа. Да, то, что случилось с твоей деревней ужасно, но ты выжил и поэтому должен научиться жить дальше. Я даже не представляю, каково тебе. Но в этой жизни раньше времени конец наступает только для тех, кто сдается. Ты вместо того чтобы идти на поводу у разгневанных не упокоившихся душ и Таргнера, бессмысленно губя свою жизнь, наоборот должен научиться жить снова. Не сдавайся и жизнь никогда не окажется в тупике. Пока ты жив, жива и Страна Волка. В твоих детях должна продолжить течь кровь твоего народа, — после слов Этхи Рэвул наоборот погрузился в печаль. Про свое бесплодие и вечные из этого проблемы он умолчал. Ему стала понятна одна из причин, по которой Таргнер избрал его для свершения мести.
Этха закурил трубку. Пуская клубы дыма, он рассуждал вслух. — Сейчас в тебе злобы нет, но я ее видел, стало быть, она появится по пути. Путь не близкий, причины найдутся. Ты еще столкнешься со своими демонами. Лютая злоба еще заполнит твое сердце. Чтобы в темный час не поддаться ей и не натворить дел, нужно уяснить главное. Ненависть может быть обращена только к конкретному человеку и только в виду конкретных причин. Ненависть к обществу это глупость и бессмыслица, пустая трата нервов. Нет никакого общества, есть просто множество разных людей, ненавидеть общество это значит ненавидеть ничто. Это прописная истина но... Любое общество неоднородно, оно состоит из множества индивидов, самых различных: добрых и злых, рассудительных и резких, умных и не очень. Помимо откровенных подонков представляющих угрозу всегда есть те, кому просто не посчастливилось оказаться не в том месте не в то время и не в том обществе. Артэонское общество не исключение. Помимо ужасного откровенно ненавистного мне правительства, там есть добрые хорошие ни в чем неповинные создания. Я понимаю, что в объятиях ненависти и гнева это сложно, даже невозможно понять. Наоборот так легко, так хочется и так необходимо их всех разом ненавидеть и обвинять во всем. Но это полная чушь. Разделяя по цвету шкуры подгребать тысячи индивидов под одну гребенку, чтобы было кого ненавидеть и во всем обвинять это значит быть идиотом. Зайдя слишком далеко, ты неизбежно сам это поймешь. Но тогда будет уже поздно и дорога эта приведет тебя в пустоту и превратит в чудовище. В твоем случае в прямом смысле слова, — в процессе речи после глубоких затяжек долго выпуская дым, пояснил Этха. — Лучше научись рассудительности сейчас, пока ты согрет у костра и не чувствуешь боли.
— Я сейчас усну, блин, — полусонный пробубнил Рэвул пропустивший все мимо ушей. — Мне кажется, я даже до Армидеи не дойду. Сгину где-нибудь в лесах по дороге, — сказал он, с трудом открыв глаза и допив свой чай. — Но если дойду — клянусь, сделаю, как ты сказал. Реально убить себе подобного я не смогу, ни за что.
— Так может это... — вдруг осенило Этху, — ты сам с собой покончишь? Вон сигани с горы и дело с концом. Все разом кончится. Не будет ни проклятий, ни разрушений. Сам же говоришь, что ты уже мертв, идти тебе некуда, делать, что не знаешь. Так чего тянуть то? — на полном серьезе, но с улыбкой маскируя все в шутку, спросил Этха.
Рэвул усмехнулся. — Сигануть с горы говоришь?.. — задумался он. Его посетили мысли о смерти, которую он видел темной пустотой ужасающе затягивающей собой все. Ему стало жутко страшно. Жить не зачем, Этха прав, а выход такой правильный и в принципе логичный был так близко. Надо всего лишь спрыгнуть с горы. Шагнуть навстречу неизбежной пустоте разом, чем растягивать этот путь еще на тысячу шагов. Но сейчас от этих мыслей сердце обливалось кровью от страха. Нет. Внутреннее 'я' выражало резкое отторжение этих мыслей.
— Нет, сейчас я уже не могу этого сделать, как бы извини. Я уже сталкивался с безысходностью. Это было в детстве. Надо мной издевались все кому не лень. И сверстники, и отец, мне негде было спрятаться от этого кошмара. Я нашел выход — самоубийство. Тогда это имело смысл. Тогда все еще не зашло так далеко, все вокруг было ничем, тогда и надо было уходить. Попытавшись покинуть мир, я обрел друга, который вернул меня к жизни. Я отказался от смерти, заставил себя совсем смириться и через силу продолжить жить дальше. А сейчас — когда я перетерпел, пережил все издевательства, все трудности, я все же выдержал свое безумное детство. Как я могу уйти сейчас — когда я перетерпел все самое сложное? Надо было уходить тогда. Сейчас — когда столько бессмысленного бреда уже позади, я все же нашел себе место в этом мире, смирился с его законами и выжил. Стал тем, кто я есть — Рэвулом — для всех нелепым дураком, шутом. Воспринимая жизнь серьезно, я бы свихнулся. Нет, теперь я так просто не уйду. Пройти самое сложное и потом просто уйти, простив этому миру все, сейчас я просто не могу.
— Говоришь все сложное позади а по-моему наоборот...
— Нет, теперь пусть этот мир сам убьет меня. Сейчас для меня это просто, слишком уж просто умереть вот так легко шагнув с высоты. Теперь я уже пойду до конца. Я вот только получил ту полную от всего свободу, о которой всю жизнь мечтал, теперь я могу осуществить свои грезы. Я всегда хотел посмотреть мир, что за горами. Что может быть лучше смерти на фоне мечты всей жизни или движения к ней? Все равно сдохну где-нибудь по дороге. Не переживай старик, просто днем раньше днем позже. Все нормально, — с улыбкой ответил он Этхару.
— Если двинешься дальше, погрузишься во Тьму. Столкнешься с гневом и ненавистью, станешь ее частью, — предрек Этха.
— Да какая Тьма? Я обычный немощный придурок. Я точно не гожусь в ее слуги!
— Не зарекайся. В таких как ты, всегда обитает масса подавленного зла. Тебе предстоит еще долгий путь. Ты еще столкнешься со своим безумием. Убить я тебя не смогу, хотя и должен. Ступай с миром, но прошу, не забывай о сказанном мной, — пояснил Этха, стиснув трубку в зубах.
Уже поздним вечером спустившись с крутого горного склона, с наступлением полной темноты, как и велел Этха по краю зеленой неровной долины Страны Ворона, вдоль подножья горы он двинулся к Соленой Миле. В ночной мгле выйдя на шумящее волнами побережье, он двигался вдоль него пока не нашел кучу белых валунов разбросанно лежавших у самой кромки берега. Укрывшись среди камней, он решил переждать день. Этха велел двигаться только ночью и строго вдоль побережья. Это Страна Ворона, для здешних артэонов он один из свирепых охотников за головами из вечно снежного леса. Радушный прием его здесь не ждет. День выдался теплый и Рэвул как бродячий пес весь его проспал прямо на земле среди огромных камней. Ближе к вечеру он услышал карканье огромной вороны. В небе появился патруль, стерегущий эти земли. С верхней половиной лица выкрашенной в черный цвет, в легких доспехах, биноклем на шее, с торчащим из-за спины 'павлиньим хвостом' из огромных вороньих перьев для устрашения противника, наездник на спине огромного Ворокана паря на небольшой высоте осматривал свои земли. Рэвул прижался к самому большому из окружающих камней и замер затаив дыхание. Весь грязный и пыльный с высоты он сливался с землей, наездник его не заметил и упорхнул на юг вдоль побережья.
Еще пару ночей когда стихал крик чаек, под шумом волн и солеными ветрами он пробирался на север вдоль побережья Страны Ворона. Красотами любоваться было некогда, наличие вполне реальной угрозы держало в напряжении. Находя себе убежище для коротания дня, он прятался, ожидая темноты, которая своим покровом укроет его от посторонних глаз. Одну ночь он провел, укрывшись под перевернутой старой полусгнившей рыбацкой лодкой, вторую в корабле первооткрывателей Преферии в качестве памятника прямо на берегу, в натуральном виде, сохраненном Людьми Ворона. Корабль этот стоял будто скованный холодом, покрытый легким слоем неестественного льда, вечно хранившего его в первозданном виде вне воздействия времени. Этот берег был местом массовой высадки первопоселенцев, от остальных кораблей той эпохи некогда пришвартовавшимся к берегам новой земли, остались только гнилые останки, от чего береговая линия местами напоминала корабельное кладбище.
На третью ночь воды Соленой Мили тянущейся сбоку уперлись в Преферидский полуостров, огромным наростом выпиравший с западной стороны Преферии из самого ее из центра. Стена Тумана, тянущаяся белой полосой где-то вдалеке отмеряя границы Соленой Мили, вблизи Преферидского полуострова приблизилась к берегу. Дальше издавна отделяющая Преферию от остального мира стена белого тумана пересекала полуостров, извилистой линией, через водный путь из русел рек, проток и одного озера она тянулась вдоль стыка полуострова и Преферии. Таким образом, загадочный Преферидский полуостров к Преферии не относился, отделенный туманной стеной был частью большого мира.
На пути Рэвула Стена Тумана потянулась вдоль суши. На востоке, вдалеке закрывая звезды, черным исполином возвысился Пустой Вулкан. Это означало, что Страна Ворона официально закончилась, можно было уйти с продуваемого ветрами побережья.
Территория между Пустым Вулканом с восточной стороны и Стеной Тумана отделяющей Преферидский полуостров с западной стороны не была проклятой, ее не терзала Азура, там не водились необычные существа, поэтому на картах она названия не имела. Однако артэонские солдаты называли эти земли Черным Входом. Все пограничные силы артэонов севера были сконцентрированы перед Пограничьем, по ту сторону Пустого Вулкана черным гребнем делящего 'землю за туманом' пополам. Именно там пролегали все основные торговые и военные маршруты между Северной и Южной преферийскими Половинами. Эта местность с западной стороны гребня, разделяющего здешний юг и север холодного и мрачного Пустого Вулкана, удобно расположилась за Страной Ворона, отделяющей ее от враждебного юга. Полноценно охранять это место не было смысла. Черный Вход представлял собой каменистую возвышенность, 'вспученную' столкновением двух подземных плит образовавших Преферию. Десятки квадратных километров черных каменных пустошей. Среди черных каменистых впадин и глыб здесь повсюду зияли трещины, уходившие так далеко под землю, что было видно сияние Бури Азуры где-то там на глубине. Никакой растительности на этих черных камнях не было. Только уходившие в земные недра, зиявшие здесь повсюду трещины, по краям были обвиты наростами огромных желтых кактусов, светившихся в темноте каким-то болезненным свечением.
Уйдя с побережья, оставив позади долину Людей Ворона, пробираясь по каменной черной пустоши он позволил себе расслабиться и продолжил свой путь через сплетения каменных складок при свете дня. Тем более день выдался дождливым и ненастным. Черный гребень Пустого Вулкана обвил густой туман. От периодически обрушивающегося ливнем непрекращающегося дождя в этих каменистых пустошах негде было укрыться. Насквозь промокнув и продрогнув останавливаться, совершенно не хотелось, движение — было единственным способом поддерживать тепло в теле. Странно, но уже привыкший к недосыпу, жизни больше похожей на ад чередой нелепых меняющихся кадров мелькавшей перед глазами, он просто брел и брел вперед, не задаваясь вопросами. Из-за дождя по каменистой пустоши зажурчали ручьи. Мокрые камни стали скользкими, несколько раз свалившись, серьезно стукнувшись головой, проклиная все на свете, ругаясь матом на ненавистную жизнь, он брел, сам не понимая куда. В реальность его заставило вернуться оцепенение страха вызванного попавшимся по дороге деревянным колом с насаженной головой. Знакомое зрелище, можно сказать привычное. Однако вместо привычной его взгляду человеческой головы одного из Людей Ворона на конце этого кола была насажена голова существа иного. Из рассказов Рурхана он узнал это существо. Человеческая форма черепа, черная кожа, уродливый впалый нос, по-эльфийски заостренные уши и клыки вместо зубов — примерно так исходя из рассказов друга, он представлял себе орков. Голова на колу смотрела в сторону северо-запада, значит, потенциальный враг тех, кто оставил этот предупредительно-устрашающий знак приходит оттуда. В той стороне сокрытый туманной стеной раскинулся Преферидский полуостров, эта загадочная земля. Можно было вздохнуть с облегчением, путь Рэвула пролегал на северо-восток вглубь материка.
Страх и напряжение, возникшее после увиденной головы орка, пришлись весьма кстати. В ожидании орков или хозяев этих земель оставляющих предупредительные колья, вновь с оглядкой осторожно пробираясь по каменной пустоши он сумел заметить вдалеке летящего огромного ворона с наездником на спине. Невзирая на дождь, воздушный патруль с дозором проносился над охраняемой территорией. Рэвул сумел заблаговременно спрятаться за камень. Завернутый в дождевой плащ наездник на спине огромного ворона его не заметил и пролетел мимо. Еще спустя пару километров вглубь каменистой пустоши, почти в самом ее сердце Рэвул увидел вдалеке башню. Тонкий стержень башни высотою около пятидесяти метров наверху венчался громоздкой конструкцией похожей на гигантскую чашу. Эту башню называли Воронье Гнездо, потому что на ее верхушке располагалось самое настоящее огромное подобие вороньего гнезда. Сама башня была литым каменным шпилем без внутренних ходов, окон, дверей, просто каменная высокая подставка для огромного гнезда наверху. Это гнездо патрульные Людей Ворона использовали как базу для отдыха вовремя несения дозора по охране внутренней границы от пришельцев с полуострова и окраинных лесов северной половины.
Дождь закончился, как и этот серый бесконечный день. В ночной темноте Рэвул добрел до границ каменной пустоши. Шагнуть в живой мир в темноте он не решился. Среди камней найдя себе место поукромней, он просто присел и мокрый продрогший, но в конец, измотанный беззвездной прохладной ночью он не уснул, а просто отключился на несколько часов. Зайдя в Северную Половину через черный вход, с первыми лучами солнца с высокого валуна на окраине каменной пустоши он рассматривал раскинувшиеся впереди просторы Северной Половины. Справа вдоль всего северного подножья Пустого Вулкана тонущими в густых парах желтоватого тумана искривившимися сухими деревьями растянулись окраины Андарских болот. Слева Стена Тумана, отрезавшая полуостров снова уходила в море, вновь оставляя Преферии лишь небольшой кусок великого океана, именуемый Соленой Милей. Впереди шумели на ветру хвоей леса Северной Половины. Вот она земля артэонов. Рэвул двинулся на северо-восток, обойдя болота, он вошел в дремучие сосновые леса.
Все было непривычно для него в этом весеннем теплом мире. Свободная от снежного плена хвоя шумела на ветру. Встречались диковинные для него лиственные растения. Он видел такие маленькими кустиками, которые в отдельной комнате выращивала мама, для насыщения запаха дома благовониями их ароматов. А здесь целые лиственные леса шелестели на ветру. По земле текли ручьи, лишенные оков льда. Лесные поляны просто слепили его обожженные снежной белизной глаза своей зеленью и цветами. Леса поздней весны уже ожившие от зимней спячки пели голосами сотен птиц. Попытавшись поймать заинтересовавшую его зеленую лягушку на берегу маленького лесного озерка, он случайно заглянул в его водное зеркало. Он увидел свое лицо, высовывающееся из открытой зубастой волчьей пасти нелепой маски. Все вокруг зеленело, дышало теплом, а он в своем виде совершенно не вписывался в окружающий весенний покой. Здесь были ни к чему его жаркие шкуры и эта маска. Ему стало тошно, жарко, душно и невыносимо, резко захотелось их снять. Все с себя скинув, он почувствовал себя неудобно, неуютно во всей этой жизни пестрящей красками. Он ощутил себя будто голым. Быть может от того что в душе он уже мертв? В конце концов, ведь он не на прогулку сюда пришел, ни ради красоты природы вне зимней гибели, сияющей своей зеленью. В своем сердце он несет холод своей мертвой страны, на него возложен долг — в конце своего пути свершить месть. Он должен оставить сердце холодным. Впускать жизнь в свой погибший мир было бессмысленно, он уже умер вместе со своим родом. Он чувствовал себя полностью свободным и не хотел этой свободы лишиться, чем-то заинтересоваться, чем-то себя в этой жизни обременить. Во всей этой красоте, среди всей этой жизни он явление чужое. Вытащив из нее деревянный каркас, он натянул маску из волчьей головы. Вновь взглянув на мир из зубастой волчьей пасти, он почувствовал душевный покой, так ему было удобно. До ночи он брел по зеленым хвойным лесам.
Звездной прекрасной ночью в небесной высоте проплывали планеты спутники. В сухом весеннем лесу он не удержался и развел костер. Как и все в этом мире просто насобирав дров, а потом при помощи глобального заклятия 'Дарованное пламя' оставленного всем живым в пользование древними магами, касанием руки и произнесением известного заклинания он запалил огонь. Ночной лес наполнился криками своих обитателей, среди которых была масса хищников. Страх от доносившегося неподалеку жуткого лая развеял весь его сон. Одиноко сидя у костра, окруженный темнотой, оставшись наедине со своими мыслями, он неизбежно погрузился в свою внутреннюю пучину. Спокойно взглянув на все произошедшее, он неизбежно столкнулся с затаившимися в душе переживаниями. С болью запоздало приходило осознание трагедии постигшей его народ, кошмарность ситуации в которой он оказался. В сознании мелькали воспоминания десятков волков пытающихся разорвать его на куски, сцена убийства волками матери, руины разрушенной деревни. В ужас приводила мысль что ни свою мать, ни отца, ни сестру он больше никогда не увидит. Невыносимо тяжело было осознавать, что он теперь остался совсем один в этом огромном мире. У него больше ничего нет, за ним только пустота. Ему стало одиноко и страшно в окружающей темноте. 'Почему я? Почему меня не убили волки?' — бесконечно спрашивал он себя. Но сколько бы ни мучали переживания, какой тяжелой не была душевная боль, слезы у него не проступали.
В детстве другие мальчишки часто доводили его до слез. Чтобы не выказывать остальным своих эмоций из-за бесконечных обид он на всю жизнь отучил себя от слез. Тогда в детстве он свыкся с мыслью, что он не более чем нелепый придурок, подобие клоуна в этой жизни, что-то нелепое и бессмысленное. Он морально сдался, перестал бороться с собой, отчего попутно перестал чувствовать жалость к самому себе. Как шутил его отец — он выплакал все в детстве. И даже сейчас, когда пришло время пожалеть себя, заплакать так хотелось, но он просто физически был на это неспособен. Слезы, лечащие душу и своими потоками немного смягчающие боль, так и не появились. Внутри терзала жуткая душевная боль, но внешне реакция отсутствовала. Внутри бушующие эмоции должным образом вовне не выражались — это сводило с ума. Он просто бездвижно сидел, уставившись в одну точку. Просто не выносимой оказалась сухая — без слез, внутренняя боль позднего осознания ужаса ситуации, в которой он оказался.
Проснувшись у догоревшего костра, пришлось снова возвращаться в реальность пронизанную болью и сожалением. Его окутала жуткая депрессия. Считая себя мертвым он, наплевав на все, побрел в поисках смерти, оставив у костра свой меч отстегнутый вместе с ножнами. Но за мечом потом все-таки вернулся. Бледный как мертвец он безжизненно безразлично ко всему брел по лесу. Если вчера звуки леса его настораживали, он, аккуратно прислушиваясь, оглядываясь по сторонам, двигался, сохраняя осторожность. То теперь он просто брел туда, куда глядят глаза. Суицидальное полное ко всему безразличие заполнило его уставшее сознание. В лесах терзаемых Азурой, где можно было встретить самых необычных существ, его не пугали ни странные следы на земле, не пронесшееся в небе крылатое чудище с перепончатыми крыльями. Забредя во вселяющее ужас паутинное царство, раскинувшееся на десятки метров окутав окрестные ели, лишь немного запутавшись в липкой паутине, он, как ни в чем не бывало, брел дальше под присмотром множества не моргающих глаз здешнего многоногого огромного хозяина. В таком состоянии если даже на него и напал бы хищник, то он просто дал бы ему себя убить. В силу самой чудовищной формы проявления закона подлости в этом мире, бредя в поисках смерти, он ее так и не нашел. Он просто без приключений миновал, возможно, самую опасную часть своего маршрута.
На фоне алого заката лес окрасился в тусклые темно-рыжие тона. Наполняющая лес вечерняя прохлада поднимала вместе с теплым воздухом букет цветочных и травяных ароматов, вдыхать которые после пахнущего лишь свежестью морозного воздуха было непривычно для него. Он без сил рухнул на колени. От усталости из головы вышла вся дурь. И без слез, несмотря на тяжесть ситуации, на душе стало немного легче. Минул безликий день. Самое главное — прошло какое-то время. Как тяжело бы не было, если продолжать жить и двигаться во времени, душевные раны неизбежно зарастают. Наступает привыкание к тяжелым обстоятельствам. То, что еще вчера было осознано им как ужасный кошмар, сегодня спустя день было тем же кошмаром, но таких ужасных переживаний уже не вызывало. Его сознание свыклось с тяжелыми реалиями.
Он посмотрел на звезды. Единственное, что оставалось для него знакомым в этом зеленом мире так это вечное небо. Звезды здесь, был вынужден он признать, сияли все также. И самая крупная из них, так любимая ему, появляющаяся еще на закате предвещая наступление темноты, в Стране Волка, которая звалась Роксала — богиня надежды, все также сияла вопреки бесконечному мраку, который ее окружает. Но даже звезды такие знакомые почему-то сейчас, 'в контексте нынешней ситуации', казались ему какими-то холодными и враждебными. 'Это все из-за последних происшествий, — говорил он сам себе. — Если бы я сейчас сидел на льду одного из южных озер с полным мешком рыбы в ожидании утра, чтобы с первыми лучами солнца отправиться домой. Зная, что завтра я задобрю сестру рыбой, хорошенько высплюсь. Проснусь, а потом насыщусь пищей, скорее всего ухой, напьюсь синихалки и счастливый, пьяный пойду гулять по деревне. Я бы видел в этих звездах манящую далекую красоту как обычно. Так что звезды по-прежнему красивые это просто я дурак и мир вокруг меня как я понял, сошел с ума', — сказал он сам себе и слабо улыбнулся. Снова вернулся привычный Рэвул и спросил: что это такое со мной было? Спустя секунды его охватил приступ дикого смеха. Вспоминая прошедший день он хохотал, называя себя придурком. Его смех оборвали остатки паутины обнаруженные на одежде, ему стало жутко от осознания того какие чудовища благодаря Азуре обитают в этих лесах.
Наконец он вошел в пределы западного Мрачноземья олицетворяющего собой начало Срединных Земель — мир преферийских артэонов. Эти земли заселенные артэонами давно оттаяли от мрачного проклятия и цвели лесной зеленью. Уже начала себя проявлять Азура, поэтому в лесах Рэвулу раз в несколько десятков километров то и дело встречались антиазурные антенны — спиралевидные конструкции свыше десяти метров в высоту, от времени покосившиеся и местами покрывшиеся ржавчиной. Эти устройства защищали от выбросов Азуры территорию в несколько десятков квадратных километров вокруг себя. В следующие дни единственным приключением для него стало преодоление моста через реку Анулу. Эти леса пестрили поселениями примитивных артэонских обществ, следовательно, и хорошими дорогами, мостами, указателями и фонарями на перекрестках. Мост через среднюю по размерам Анулу, несмотря на низкий транспортный поток, был арочным и довольно капитальным. Когда-то мосты в Срединных Землях охраняли Эвалтийские РОВФ — разрешенные организованные вооруженные формирования, состоящие из наемников людей. Сейчас стараниями СБК количество РОФовцев было сокращено, мосты больше не охранялись, оставалось только не попасться охраняемому каравану. Транспортный поток здесь на самой окраине Срединных Земель был низкий и Рэвул без труда миновал мост.
Путь Рэвула, проложенный Баху, шел на север через тихие леса западного берега Андары. Здесь среди поселений неразвитых артэонов царила тишина и покой. В отличие от восточного берега, где почти не осталось артэонских поселений, зато раскинулась неспокойная Эвалта и земля была скованна мраком старого проклятия. Те земли еще именовались Мрачноземьем. В лесах там бродили банды разбойников, в борьбе с которыми, постоянными рейдами территорию прочесывал спецназ Армидеи. Здесь, на западном берегу царило артэонское спокойствие. В лесах лишь порой встречались какие-то статуи и прочие 'проявления искусства' стремящегося к самовыражению от безделья артэонского общества. Ну и естественно поляны для пикников и кемпинга. Прямиком на север вдоль артэонских земель, в обход их поселений и русел немногочисленных рек постоянно петляя, шла дорога Рэвула.
Двигаясь вне дорог и направлений напрямую через лесную чащу, вдалеке от посторонних глаз, порой мечом прорубая себе проход он начал чувствовать неладное. Сначала это было неуловимо. Вроде все нормально, но чувствовалось какое-то недомогание. Постепенно плохое самочувствие усилилось, становилось все хуже и хуже. Пока все тело не охватила неестественная хворь. Поднялся сильный жар, тело целиком стало ломить изнутри. Каждый удар сердца отдавался в голове ударом молотка по мозгу. Обливаясь потом, весь бледный он продолжал идти. Постепенно он понимал, что за страшный недуг сразил его. Понимание природы недуга наполняло жутким страхом. Он уже чувствовал подобное, когда из-за снежной бури, отрезавшей от деревни, больше месяца просидел в одном из дальних зимовий вместе с братом. Это были симптомы номакского голода.
Верхний слой питающей его тело номосферы разрушается, душа, уничтожая все изнутри просится наружу. Ему требовалась подпитка номакским эликсиром, но его не было. Тот, кто знал рецепт этого эликсира, тот среди номаков имел власть. Рэвул его естественно не знал. Ведь эликсир был единственным средством контроля над номаками физически идеальными как артэоны при этом в эмоциях хаотичными подобными людям. Рэвул не мог изготовить эликсир, а его номосфера тихо разрушалась, все тело изнутри прожигая болью. Времени почти не осталось, до Армидеи было не дотянуть. Боль, прожигающая тело стала невыносимой. Странным было чувство когда что-то неописуемое вырывается изнутри, это не болезнь, здесь лекарствами не спастись, от этой боли нельзя было укрыться, она не оставляла в покое. Сидеть было невозможно, боль прожигала мозг, без сил он продолжал двигаться вперед. Его номосфера через тело пыталась насытиться сама, буквально высасывая жизнь из окружающих простых форм жизни наполняющих лес. Рэвул брел среди травы, полевых цветов и лиственных деревьев. В его приближении трава и цветы чернели, вяли за секунды. Листья высыхали и опадали с деревьев. После него оставались лишь голые сухие стволы. Встревоженные лесные птицы разлетались в стороны. Это его номосфера через тело хаотично пыталась насытиться сама, высасывая жизнь из леса. После него среди лесной зелени оставалась мертвая черная полоса из погибших иссушенных растений. Он брел, видя как вокруг погибает лес, за секунды зелень чахнет прямо на глазах. В нынешнем положении ему это показалось не более чем видением, галлюцинацией. Неся с собой смерть, он двигался вперед, под настоящим осеним листопадом среди наполненного жизнью весеннего леса. Но жизни и тысячи высохших деревьев было недостаточно, чтобы хоть немного насытить номосферу. Он продолжал идти, как пассивный вампир, высасывая жизнь из окружающего леса.
В итоге боль стала невыносимой. Он без сил рухнул посреди лесной глуши. Его глаза помертвели полностью побледнев. Все живое, душистое и зеленое в радиусе нескольких метров от него, погибло, зачахло и почернело. Он кричал от боли, пока сознание принадлежало ему. Он был готов умереть, все равно в этом мире уже ничего не имело смысла. Смирившись с собственной гибелью, он ждал спасения от всех мук разом. Потом наступило помутнение, он не потерял сознание, он просто перестал управлять собой. Его сознание измученное жуткой болью перешло на второй план. Он лежал и тихо бредил что-то себе под нос, на доли секунды проваливаясь в сон. Казалось, вот и пришел его мучительный конец. Но тут произошло непоправимое. Он услышал женский смех. Это резко привело его в сознание, заставило встрепенуться.
Сначала это напугало его. Он, как и любой номак знал, как без эликсира насытить номосферу. Номаки существа, созданные искусственно, поэтому естественно свой голод насытить они никак не могли. Но был один ужасный способ, разработанный еще древними суперномами не желавшими подчиняться Духам. В эпоху рассвета номакского мира самые сильные его представители кровью платили за свою свободу, для Рэвула уподобиться им было страшнейшим преступлением. Сначала он и думать об этом не хотел. Но боль не отступала, и темные ужасные мысли начали заползать в его голову. Он отгонял их от себя, столько сколько мог. Поначалу это казалось безумием. 'Нет! Нет, не смей. Не думай даже' — твердил он сам себе. Его разумная составляющая еще была жива. Жуткая боль и неописуемый опустошающий голод, безумная жажда быстро разъедали воспаленное сознание. Тонкая светлая часть его личности быстро сломалась. Что-то щелкнуло в его голове, доведенный до отчаяния болью он перестал отдавать себе отчет в действиях. Как сумасшедший он залился безумным смехом. Как по заранее установленному плану в нем зашевелилась сила Баху переданная через укус в шее. Тело налилось неестественной чрезмерной силой. Он поднялся с земли. Боль выдавила из него все остатки личности, он вышел за пределы морали. Добро и зло, как и прочее разумное осмысление действий, перестали иметь значение. Мозг отключился. Все что в нем осталось это боль и голод. Движимый не разумом, а чем-то диким неестественным поднявшимся из глубин сущности, как дикий хищник, жаждущий крови он побрел в сторону, откуда донесся смех.
В лесной глуши таилось маленькое озеро. Тихо плещущаяся у берегов вода была покрыта слоем из желтых иголок, опавших с окружающих озеро лиственниц. Четыре молодые артэонки купались в еще холодной черной озерной воде. Они как русалки заманивали в воду двоих сопровождающих их парней. Оба крепкого телосложения, как проводники для прекрасных дам в хранящие опасность леса, с небольшими мечами блистая лезвием висящими на поясах. На одном висела легкая кираса. Выходцы из примитивных артэонских племен неотесанные, длинноволосые в простецких одеждах парни бросили жребий. Победивший накинул на друга единственную на двоих кирасу, за секунды скинул одежду, меч и полный радости бросился в воду к ожидающим прекрасным 'русалкам'. Девчонки завизжали, парень довольно захохотал, а оставшийся на берегу друг, тяжело вздохнув, остался стеречь развлекающихся друзей. Поглядывая по сторонам прислушиваясь к лесным звукам, он ожидал своей очереди. По другую сторону озера из-за сосновых веток за отдыхающими бледными безжизненными глазами, как жадный до крови маньяк наблюдал обезумивший от своего голода Рэвул. Как хищник он подкрался тихо и незаметно. Его уже не терзали вопросы морали. Все человеческое в нем отключилось. Зачем? Почему? Имеет ли он на это право? Все это уже не имело значение для него. В его мечтательной голове не мелькали мысли. Мозг был просто выключен. Сознание сковали пробудившиеся из глубин древние хищнические инстинкты. Только боль и жажда сейчас определяли его поведение. Его волновал только вопрос: как лучше все провернуть, как проще добраться до своих жертв и быстрее утолить голод?
Парень, оставшийся охранять друзей, увидел, что на противоположном берегу как от воздействия темных сил зеленые игольчатые лиственничные кроны желтеют, увядают прямо на глазах. Будто от ужасной жары сосны пожелтели за секунды. Их мертвые желтые иголки опадали и разносимые ветром осыпали озерное лоно. Номосфера Рэвула все также пытаясь насытиться, все также умертвляла окружающие его деревья и растения. Он все еще нес смерть окружающему лесу, что его и выдало. Парень, обнажив меч, предупредив друзей, отправился посмотреть, что за неведомая сила омертвила деревья. Но никого среди высохших безжизненных деревьев он не нашел. Выдав себя Рэвул скрылся, оставив только черную мертвую полосу среди весенней зелени тянущуюся следом, ведущую глубоко в лесные дебри. Друзья быстро свернулись и отправились домой, даже не подозревая, что за ними наблюдают. В присутствии двух крупных вооруженных парней напасть Рэвул так и не решился. Следом за компанией друзей он дошел до их дома.
Поселения примитивных артэонов на окраинах Срединных Земель имели облик укрепленных городов. Пограничные с этими районами леса юго-западной окраины Северной Половины таили в себе множество опасностей и незваных гостей, что заставляло заботиться о собственной безопасности и живущие здесь артэоны запирали себя за крепостными стенами. Хотя по своему укладу они жили простыми несложными артэ-племенами. Даже здесь в центре Арвлады под присмотром воинственной СБК полной безопасности никто не гарантировал, только не в этом мире. СБК охраняли границы, их блокпосты и заставы стояли во всех ключевых рубежах и опасных местах Арвлады. И в случае происшествия их помощь обязательно бы подоспела, все же полагаться лишь на силы СБК было просто неразумно. Жизнь на окраине накладывала свой отпечаток. Одними лишь крепостными стенами самооборона этих артэонов не ограничивалась. Хоть постоянной армии здесь и не было, однако почти все мужчины были воинами. Были физически развиты, владели военным ремеслом, имели оружие и в случае необходимости должны были занять место в рядах армии ополчения. Здешние мужчины, натасканные специалистами из СБК, были настоящими артэонами-солдатами, им было известно, что такое Малдурум. Святым долгом каждого здешнего воина было крещение огнем. В рядах армии СБК они отправлялись за периметр и должны были прослужить там год.
Карнерол — типичное поселение артэонов с окраин. Весь городок по периметру окружала крепостная стена. По постам стояли дозорные. Врата охранялись особо. Стражники, облаченные в стальные доспехи, были вооружены луками и мечами армии СБК. По большому счету среди преферийских артэонов только армидейцы имели собственное оригинальное военное снаряжение. Остальные артэонские вооруженные формирования в Арвладе, такие как защитники Карнерола, в виду неразвитости своих обществ все необходимое для войны получали из СБК, выступавшей для них своеобразным старшим братом. Среди других подобных артэонских поселений Карнерол выделяло то, что это был так называемый древесный город. Артэонская цивилизация очень много переняла или напрямую скопировала у эльфийской — более древней, более мудрой, наиболее родственной цивилизации. Эльфов вообще в шутку называли артэонами из мира магии и наоборот. Очень многое артэонами было позаимствовано у эльфов в области архитектуры и искусства. Древесные города пример полного копирования эльфийского быта. Несколько измененных Азурой огромных деревьев обвивались титаническими каркасами, на которых крепились переплетения лестниц и мостов как прямых, так и вьющихся, связывающих между собой платформы, на которых возводились жилые здания. Частично опираясь на крупные ветви, вдоль стволов под огромными кронами возводились целые жилые кварталы. Основные крупные здания чаще всего административного назначения огромными замками все же стояли на земле под деревьями.
Небольшой Карнерол включал в себя четыре окруженных крепостной стеной гигантских лиственных дерева разместивших под своими кронами небольшой артэонский городок. Огромные деревья высасывали всю влагу из почвы, погубив всех своих мелких конкурентов на десятки метров вокруг. Город окружала лишенная деревьев, заросшая густой травой открытая территория — природная простреливаемая зона. К городу было не подступиться, хранящие его стражники накроют лавиной стрел любого врага, что выйдет из леса.
Древесные города некогда очень распространенные среди артэонов сегодня остались явлением немногочисленным, скорее исключительным. Этот тип городской архитектуры практически вымер. Восхищение и впечатление, вызванные у артэонов чудесами эльфийских городов, их обвивающими волшебные деревья великаны архитектурными ансамблями, сегодня сошло на нет. Это было признано жестоким отношением к деревьям и вообще излишне ресурсоемким сложным занятием. Артэоны все больше прекращали мечтать, окончательно погружаясь в реальность.
Среди четырех девушек, купание которых свело его с ума, Рэвул особо приметил одну самую прекрасную из этих артэонок. Красавицу с русыми волосами. Однако внешность его не волновала. Сейчас он почти не замечал плоти. Он видел только сияющий в центре ее груди маленький шар артэнсферы, в которую была заключена ее душа. Как хищник по запаху чувствующий жертву, под воздействием номакского голода он видел лишь манящее сладостное сияние ее души дарующей жизнь. Она в компании друзей прошла за городскую стену, ворота за ними тяжело захлопнулись. Здесь не было тяжелых сложных механических нагромождений вроде метро или лифтов. Просто чистая магия. Деревья обвивали постоянно вьющиеся золотыми струйками потоки волшебной золотистой пыльцы. Подойдя к стволу дерева, попав в потоки пыльцы, жители Карнерола называли номер уровня и платформы. Дальше неведомая сила как на невидимом лифте, звеня окутывающей волшебной пыльцой, возносила их на нужный этаж или наоборот спускала вниз.
В городе текла размеренная артэонская жизнь. Сквозь стены и огромные листья гигантской кроны он видел, как сияет ее артэнсфера манящая его собой. Среди тысяч артэонов живущих в городке он видел лишь ее. Это лишало его покоя, сводило с ума. Как голодный хищник истекающий слюной он метался, желая больше всего на свете заполучить свою жертву. Прячась в лесной кромке, он обошел город. Жуткий шепот из тенистых углов в лесу указал ему на один изъян в неприступной стене. В его отравленном безумным голодом сознании под началом ведущей его темной силы быстро созрел план. Учитывая охрану и стены, попытка проникновения днем была сродни самоубийству. Как бы не манила сиянием та единственная артэнсфера, он решил подождать. Найдя себе темный уголок в здешних лесах, чудовище захватившее разум Рэвула дождалось ночи. Весь день, лежа в пустой норе местных крупных грызунов, он корчился от боли. Порой в его затянутом темнотой сознании случались просветы. Его сознание возвращалось, он мучился, не зная как быть. Но от боли номакского голода и следующей за ним неизбежной смерти было не спастись. Опираясь на боль, беспощадная вспенившаяся со дна личности дикая животная составляющая снова брала верх. Он снова терял над собой контроль. В его пораженном болью взбунтовавшемся сознании всплывали фразы, сцены из прошлой погибшей жизни. Он озвучивал вслух наиболее запомнившиеся моменты, из жизни вновь переживая их как сны наяву. В действительности он лежал в темной норе, трясясь как от холода, в то же время, обливаясь потом, и тихо бредил себе под нос всякую ерунду. То зависал безжизненными глазами в одной точке, то заливался безумным хохотом, пока не пришла ночь — пора действовать.
Ночью по велению темных сил обитающих в тени Рэвула опустился непроглядный туман. Понимая, что этот туман неспроста на стенах города удвоили охрану. Стражники множеством факелов осветили стены, лучами световых кристаллов разогнали туман с внешней стороны. В темноте он видел лишь сияние ее артэнсферы. Будто в мире для него больше не осталось ничего кроме этого манящего света среди темноты.
У самой городской стены еще много лет назад начали прорастать несколько деревьев. Артэоны удивились этому чуду и дали ему жизнь. Деревья не погибли и вымахали размером выше стен. Никакой опасности в этом никто не видел. Только городская охрана чтобы не лишать жителей живого чуда на всякий случай полностью заминировала все эти 'чудесные' деревья и территорию вокруг них. Потом чтобы не допустить случайной детонации обработав их кроны отпугивающими птиц и насекомых феромонами. От чего зеленая хвоя могучих сосен покрылась паутинообразной пленкой.
Движимый своей безумной жаждой, не понимая, что творит, он скрытый густым туманом, избегая прорезающих его лучей световых кристаллов, добрался до стены. Чудовище под личиной бледного, будто мертвого Рэвула, забралось на макушку самой огромной из вымахавших под стеной сосен. В помогающем ему тумане насланном темными силами и Духом Таргнером, взрывчатка вокруг деревьев и на них, не сработала. Дождавшись пока пройдет следующий по маршруту стражник он перепрыгнул через стену. Помогающий ему туман, обвив своими объятиями, смягчил падение. Он приземлился среди рядов катапульт с внутренней стороны стены. Дальше стояли военные палатки гарнизона местных ополченцев и рядом с ними стрельбище, где истыканные стрелами стояли соломенные пугала, имитирующие цели. Теперь его ничего не отделяло от манящего света той единственной артэнсферы, сияющей откуда-то свысока, почти с верхушки города обвившего ствол огромного дерева. Скрываясь от снующих туда-сюда стражников, он выбрался из гарнизона и проник в город. Дух, хранящий этих артэонов зная, что за этим монстром стоит Таргнер, решил не связываться с этим обезумившим себе подобным психопатом. Во избежание более крупных жертв и непоправимой катастрофы, которую предвещал их конфликт с Таргнером, здешний Дух разумно смирился с проникновением 'таргнеровского чудовища' на свою территорию, надеясь на то, что и дети его разумно его поймут и серьезно не осудят.
Он своим ходом по пересечению подвесных мостиков и лестниц, через дорожки вдоль огромных ветвей, укрываясь от гуляющей ночью молодежи, взобрался на самый верх города нагроможденного под кроной огромного дерева. В итоге он оказался вблизи белого двухэтажного дома на самом краю одной из жилых платформ на большой высоте. Близость заветного сияния той самой артэнсферы способной принести успокоение и спасение от боли заставила его сердце замереть. Видя сияние вне стен, движимый им как маяком во мраке, через окно он забрался в дом. Его жертва мирно спала в своей спальне на втором этаже. Со сноровкой серийного маньяка не отдавая себе разумного отчета в действиях, движимый лишь безумием он тихо прокрался на второй этаж мирно спящего дома. Проникнув в ее комнату ослепленный манящим сиянием он, не раздумывая, ударом рукояти меча по голове лишил девушку сознания. Взвалив на плечо ее теплое от сна тело, в одной ночной рубашке, он вышел из комнаты. В темном коридоре он столкнулся с ее маленьким братом, проснувшимся от шума в комнате сестры. Обезумившее чудовище в лице Рэвула замерло в темном коридоре в паре метров от маленького артэона. Мальчик увидел лишь темный силуэт, облаченный в маску из волчьей морды с мечом в руке, держащий его сестру на плече. Перепуганный мальчик, оцепенев от ужаса замер на месте. Поднеся к губам палец, обезумивший Рэвул, жестом велел ему не шуметь и растворился в темном коридоре. Мальчик так и остался, в оцепенении ужаса стоять на месте. С этих дней он никогда уже не будет таким как прежде. До конца жизни он будет твердить что его сестру унесло чудовище с волчьей головой — черный полу волк получеловек, жуткий образ которого никогда не оставит его являясь в ночных кошмарах. Даже несмотря на то, что он артэон, и будет жить в изоляции от травмированных эмоций, под опекой лучших артэонских психологов, ничто не спасет его от ужаса, который поразил его в эту ночь.
Также через окно, выбравшись с телом девушки на улицу, он услышал шепот из тумана подсказавший ему, что делать дальше. Спустившись на несколько уровней ниже по затянутым туманом навесным улицам, он добрался до самой длинной из огромных ветвей дерева-великана. Тем временем пропажу девушки уже обнаружили, город огласила тревожная сирена. В безысходности он сделал, как и предлагали шепчущие из тумана голоса. Огромная ветвь представляла собой что-то вроде здешней аллеи для прогулок. По проложенному тротуару с рядами лавочек и фонарей по бокам аллеи растянувшейся вдоль огромной ветви, он добрался до самого края. Ветвь-аллея выпирала из дерева, останавливаясь на уровне внешней городской стены. Освещенная светом факелов и световых кристаллов в густом тумане хранящая город оборонительная стена находилась почти под краем огромной ветви прямо внизу, отделенная десятками метров головокружительной высоты. С разгона, с огромной высоты, крепко сжав свою жертву в руках, с края огромной ветки он прыгнул в ночную пустоту затянутую туманом. Перелетев через стену, он должен был шлепнуться в паре метров от нее с внешней стороны, учитывая высоту разбившись на смерть. Но помогающий ему густой туман подхватил его и своими потоками тихо приземлил у лесной кромки окружающей город. С жертвой на руках он бросился бежать по ночному затянутому туманом лесу.
Он добежал до того озера где днем сиянием своей артэнсферы его жертва лишила его рассудка. Этот древний ритуал из легенд, сказок и приданий о великих предках из былых времен знали все номаки. Как искусственно созданные существа они не могли утолить свой голод отведенным природой естественным способом. Благодаря силам, действующим в этом мире, номаки сумели сами найти способ насыщения посредствам специального ритуала.
Глухой ночью на берегу затянутого туманом озера задрав ее ночную рубашку, он лезвием меча резанул себе кончик указательного пальца. Водя кровоточащим пальцем, он начертил на ее животе символ из семиугольника внутри с кругом перечеркнутым крестом наподобие буквы 'Х'. Его по-артэонски голубая кровь, сочащаяся из пальца, высыхая на теле жертвы, принимала привычный человеческий красный оттенок. Когда ритуальный символ был начерчен полностью, он снова окрасился в голубой цвет артэонской крови и намертво застыл, будто давно нанесенная краска. Скинув с себя доспех, раздевшись до пояса, посреди своей груди в том месте, где под кожей сияла его зачахшая номосфера, он нанес себе такой же символ. Затем взяв на руки тело девушки, он побрел в воду. Вода в этом ритуале использовалась как связующая материя. В паре метров от берега дно озера ушло из-под ног, на глубине он и ее бессознательное тело зависли в черной воде в паре метров друг от друга. Когда кислород в легких начал заканчиваться из ее тела, через начерченный на животе ярко засверкавший символ начала вытекать сияющая бело-синими переливами энергия ее души. Сияющая переливами расплывающаяся в воде энергия ее души жадно затягивалась номосферой Рэвула через символ на его груди.
Спустя пару минут высасывания жизни из молодой девушки его номосфера насытилась достаточно, голод отпустил его, боль в теле прошла. Сознание снова вернулось к нему. Снова вернувшийся привычный Рэвул оказался в кошмаре наяву. В кромешной ночной темноте озера рядом с телом девушки в белой рубашке без сознания как в невесомости, парившей в черной воде. Ее жизненная энергия все еще продолжала вытекать из тела. Рэвул разрушил свой ритуальный символ, резанув лезвием меча себя по груди в том месте, где он был начерчен. Он прервал этот ужасный ритуал. Задыхаясь, он первым делом вынырнул, отдышался и выкашлял воду из легких. Толком, не понимая, что происходит, Рэвул сразу нырнул за девушкой. Едва не утонув сам, он все же вытащил ее на берег, умудрившись не утопить свой меч в суете в черной воде чудом всунув его в ножны. На туманном берегу сидя возле ее бездыханного тела, он не знал, что делать, как помочь ей. 'Что я натворил! Боги что я натворил!' — в панике твердил он себе. Не зная, что делать, как ей помочь он заметался в истерике. В его памяти всплыли обрывки того как отец откачивал его дядю пьяного провалившегося под лед озера во время охоты. Вспоминая, как отец давил на грудь, пытаясь заставить сердце биться, он начал делать ей подобие искусственного дыхания, но никакого эффекта не наступало. Белая и безжизненная она лежала, не подавая признаков жизни.
Он услышал лай собак и приближающийся топот десятков ног стражников из города, идущих за девушкой. Для него это смерть. Он помнил каждый свой поступок в болезненном бреду, каждое действие, но не понимал, почему делал это. Будто что-то ужасное захватило его тело, сотворило злодеяние и ушло, оставив ему кучу кошмарных воспоминаний, от которых его пробирал самый настоящий ужас. Глядя на мрачный ночной лес дарующий возможность спасения он понимал, что его там ждет. Боясь своей совести, он решил остаться у ее тела и принять заслуженную кару за содеянное преступление. Но в последний момент какой-то импульс пронзивший мозг желанием жить, страхом перед темной пустотой смерти заставил его броситься прочь. В следующую секунду вылетевшие из-за деревьев стражники Карнерола позабыв о нем, бросились к телу девушки. Вдогонку за Рэвулом стражники спустили с привязи собак. Несколько огромных псов яростно преследовали обидчика своих друзей. Нагнав в туманном лесу собаки, начали рвать его на куски. После дороги через Мерзлый лес к своей деревне, имея опыт схватки с огромными представителями семейства псовых, мечом он убил двух собак, другие лохматые преследователи, испугавшись, разбежались в стороны. Он, не останавливаясь, бежал по лесу до самого рассвета пока не рухнул без сил.
После сна, вернее 'отключки' в несколько часов, погружение в реальность для него оказалось сродни падению с огромной высоты. Заглушающий разумную составляющую номакский голод и вызываемая им боль утихли. С возвращением к своему обычному 'я' приходило тяжелое разумное осознание всего содеянного. Он сидел на берегу огромной Андары. Могучая река тихо несла свои воды на юг. По дневному небу ползли дождевые тучи. Разом хлынул поток воспоминаний и эмоций, пережитых ночью. Глухая ночь, туман, черная вода и тело девушки, в белом одеянии парящее точно в невесомости. Первой эмоцией было раскаяние. 'Что я наделал?! Идиот... теперь я... убийца!' — с ужасом признался он сам себе вслух. Превратившаяся в ад жизнь окончательно его сломала. Измотанный непрекращающимся стрессом, полностью деморализованный он потерялся во времени и пространстве, просто безжизненно замер, сидя на земле. Ничего кроме раскаяния, отчаяния и воспоминаний прошлой ночи своими сценами, ввергавшими в ужас, внутри него будто не осталось. Утративший адекватность в виду последних событий, забытый всеми, от недостатка простого общения он начал разговаривать сам с собой озвучивая мысли вслух. — Как ты посмел?! Ты должен был умереть, но не совершать подобного. Как такое случилось? Я бы такого никогда не сделал! Точно! Это был не я, вернее я не контролировал себя! — Не я а тогда кто же? — Так может, она все-таки жива? Я вытащил ее из воды! — всплывшие в сознании воспоминания ее по мертвому бледного лица в последний момент, когда он оставил ее на том берегу разубедили его. — Она мертва. Это я. Я убил ее, — признался он себе. Несмотря на тяжесть душевных терзаний слез как обычно не было. Из-за чего в какой-то его внутренней части возникали сомнения в реальности своих переживаний. Отсутствие слез как бы говорило об отсутствии реального раскаяния. Он снова ощущал себя бездушным ублюдком. Желая вправить себе мозги, он ударил себя по щеке, еще и еще. — Нет! Мне жалко ее! Очень жалко! Никого никогда нельзя убивать! Я не понимаю, как я это сделал, но я очень раскаиваюсь! — криком доказывал он сам себе. В это время преферийская погода будто вторила его истинным переживаниям. Накрапывающий с небес дождь словно заменял ему слезы.
— Я должен был умереть вместе со своим народом. Куда я придурок поперся?! Умер бы тогда, не загубил бы невинную жизнь... Это если не считать иссушенных растений, — прорывалась его несерьезная составляющая, он улыбнулся. За эту улыбку он снова возненавидел себя и опять провалился в душевные терзания. На улице вечерело, он насквозь продрог под холодным дождем, тарабанящим по листьям окружающих деревьев. С приближением ночи из темных лесных углов снова послышался шепот. Вновь заговорили сопровождающие его тени. — Да в действительности! — согласился он с жутким шепотом. — Если так рассудить, то ведь это... они — армидейцы во всем виноваты. Это они пришли к нам и принесли с собой ужасные перемены. Из-за них мой народ погиб, а я оказался здесь. Я это просто... — не мог он сказать то, что так хотел услышать, — жертва обстоятельств, — выдавил он из себя, и его омраченной душе сразу стало легче. — Да если бы не армидейцы ничего бы этого не было! — после этих слов пустоту на его сердце начала заполнять лютая ненависть. Кулаки сжались от злости. — Это все эти ублюдки. Это все они! ... Постой, — оборвал он себя. — Кого я конкретно ненавижу? Что такое армидейцы? Это же целый народ, включающий в себя множество людей. 'Добрых и злых, рассудительных и резких, умных и не очень', — всплыли в нем слова Этхи. Ничто не дает права за грехи нескольких ненавидеть целый народ. Ему резко вспомнилось то мерзкое чувство, что возникало, когда он смотрел на Страну Ворона с высокой горы и когда Этха говорил о неприязненном к нему отношению со стороны Людей Ворона. Ему было непонятно и отвратительно думать, что его могут казнить только за то, что он один из Людей Волка. Да грехи его народа перед Людьми Ворона ужасны. Но его самого всегда пугали увенчанные головами колья стоящие вокруг их деревни. Ведь он ни разу не приходил к ним в обличии охотника за головами, на нем лично нет их крови. Он сам ненавидел этот ужасный ритуал охоты за головами. В чем он перед ними виноват? В начале своего путешествия он и вправду подумывал о том, чтобы отправиться в Страну Ворона и спросить: 'Почему? За что?'. В чем лично он виноват перед этим народом? Рискнув жизнью получить ответ на этот непонятный вопрос, и быть казненным или попросить прощения за грехи своего народа.
Вроде успокоившись, но, все еще тяжело дыша, он сидел один в сгущающейся темноте на берегу реки. Хоть он и успокоился, но все равно что-то темное давило на него сверху, болезненно терзало душу, не давало спокойно дышать. Также что-то существующее в реальности, жуткое и темное что смотрело на него из темноты опускающейся ночи, не могло оставить его в покое так просто. Тьма из реальности пыталась расшевелить темноту в его душе.
— То есть, если армидейцы в этом не виноваты, — под давлением темноты как физической, так и душевной снова поползли мысли в его голове. — Тогда кто виноват в убийстве несчастной девушки? Получается... я?! — он пришел в неописуемый ужас. После секундного облегчения, благодаря шепоту из темноты осознав, что может переложить свою вину на кого-то другого, всей этой ситуацией измученный, сведенный с ума он слепо зацепился за единственную возможность спасения от душевных мук. — Нет! Это они! Они уничтожили мой народ, и по их вине я оказался в этом кошмаре, — до ужаса боясь признать вину, спешно он начал убеждать себя. — Если бы не их вторжение я бы сейчас был дома. Это их вина. Армидея погубила мой народ! — крикнул он что есть мочи. Убедив себя в том, что какая-то сторонняя сила виновата во всем, он почувствовал облегчение. Такая версия правды погружала его в какой-то собственный жуткий мирок далекий от реальности, но ему в этом мирке было комфортно. Он успокоился. Боясь признать вину, пытаясь хоть как-то спастись от душевных терзаний он заставил себя поверить в лож просто произнеся ее вслух, его уставшему сознанию этого хватило.
Под холодным дождем в сгущающихся сумерках он, сжавшись, трясся от холода, пока в его омраченное сознание закрадывалась Тьма. Боясь признать свою вину, в своем помутившемся уставшем сознании убедив себя в том, что это лютые ненавистные артэоны виноваты во всем, таким образом, спася свою душу от терзаний, вполне естественно его стали наполнять гнев и ненависть, лютая злость по отношению к Армидее этих жутких артэонов олицетворяющей. Ему было комфортно и уютно в такой версии реальности, где он просто жертва, и в нынешней ситуации он не мог думать по-другому, просто не мог взглянуть на себя со стороны и понять, что ведет себя как полный идиот. Уж слишком измоталось и перегрелось его измученное сознание. Даже нарастающий бессмысленный гнев его не смущал. — Не забывай, ты должен отомстить. Отомстить! Отомстить! — слышался голос из напирающей ночной темноты, подливающий масла в огонь. Он остался один в темноте, всеми забытый, никому в этом мире ненужный, продрогший и уставший, злость и ненависть ко всему наполняла его душу. Окружающая Тьма давала ему почувствовать свободу от морали, открывшуюся ему сейчас свободу от всего, ведь у него ничего не осталось в этом мире, ему ни к чему больше быть Рэвулом, он может спокойно дать себе обратиться монстром. Ему больше нечего в этом мире стесняться, для него все кончено. Как следствие вся подавленная обида на своих соплеменников за все унижения, что он терпел всю жизнь, спасаясь лишь насмешками и несерьезностью. Все зло, что дремало в нем, вылезло наружу. Весь гнев и обида что он таил всю жизнь, наконец, выбравшись наружу, сконцентрировались на Армидее. В своей душе в действительности он ненавидел весь мир, это была обида на всю свою жизнь в целом, но перед его глазами стоял ненавистный золотой город. Теперь в его больном сознании Армидея была виновата во всем. Золотой город стал отдушиной для накопившихся в нем ненависти и гнева. Тьма из окружающего ночного мрака, пробудив зло в его душе, свела его с ума.
От злости у него заскрипели зубы. В воспаленном продрогшем измотанном сознании всплыла цепочка ложных безумных рассуждений, в конце которой он неизбежно пришел к выводу, что месть его единственный выход. — Я должен отомстить Армидее. Кровь за кровь, — сказал он вслух. Его сознание снова отошло куда-то далеко на задний план, душу насквозь пронзили ненависть и гнев, зато дышать было легко. На его лице даже появилась злорадная ухмылка. Убедить себя в виновности других в содеянном тобой преступлении — было единственным выходом для его измученного сознания. Меч все еще был в ножнах маска волка на голове, его путь еще продолжается. Наполненный гневом и ненавистью, в нынешнем состоянии во всем осознанно запутавшись, жаждущий мести, он был готов двигаться дальше. Поднявшись с земли, он спустился к берегу, чтобы ополоснуть лицо в холодной воде тихой реки. Едва он зачерпнул воды, взглянув в воду реки, в которой на него смотрело отражение, слабо различимое в сумерках, как его посетило страшное видение. Отражающееся в реке небо окрасилось в красно-кровавый цвет. Деревья в отражении горели или стояли скрюченными обугленными остатками. Вода в реке стала как кровь. Вне реки все вокруг заволок лютый мрак. А вместо своего отражения в зеркале кровавой воды он видел черного получеловека полу волка, пристально смотрящего на него волчьими глазами. Такое явление называли темной меткой — последствие провала между мирами, когда стирается тонкая грань. Видеть потусторонний темный мир могли только те, кто несут в себе жуткую злобу и настоящий гнев, те, кто на полпути, чтобы стать приспешниками зла. Подобные видения в этом мире были проявлением Третьей Силы мира живых именуемой — Тьма.
В круге Трех великих сил Тьма шла третьей — последней и обозначалась соответствующим черным цветом. Это была сила своим воздействием материализующая человеческое зло. Зло в этом мире было не просто совокупностью эмоций, благодаря Третьей силе здесь оно было вполне реальной материей. Грехи живых оборачивались проклятиями, а порой и обретали плоть. Мертвые вставали из могил, не все души находили упокоение.
Солнце — дневной свет дарующий жизнь — во всех мирах это символ, источник жизни (бытия). Когда солнце уходит, все заполняет темнота — олицетворение смерти, пустоты. В этом мире, когда солнце уходило, приходила Тьма. Под ее покровом все совершенное людьми зло обретало форму и плоть, грехи не оставались забытыми. Ее истинным источником был потусторонний темный мир, который на общеартэонском звался Аэтхейл. Здесь в этом мире без названия в точке столкновения галактик пролегала брешь между двумя реальностями. Между нашим миром — миром физических тел и Аэтхейлом — миром мертвых. Тьма есть проявление проникновения мертвого Аэтхейла в нашу реальность. Как вода для рыб Тьма была просто средой, в которой могли существовать порождения Аэтхейла в нашей реальности. Тьма делала возможным существование проклятий и проклятых. Вся сверхъестественная природа проклятий, сила и способности проклятых существ, идущие в разрез с законами нашего физического мира, также были возможны благодаря Тьме служившей некой средой, в которой в материализованном виде существовало зло.
'Зерном' Тьмы в нашей реальности была пустота, образующаяся в пространстве в отсутствии дарующего жизнь света солнца или по-другому темнота. Тьма сила, развивающаяся эволюционно, всех видов проклятий и проклятых было не перечесть. Ведь каждый день могли появиться новые. Единственное что делились они на два главных вида — естественные — те проклятия и проклятые что приходят в мир с Тьмой, потому как являются частью ее природы. И эволюционные — исключительные, порождаемые злом и грехами живых в каждом окутанном Тьмой мире отдельно. Аэтхейл сам по себе был уродливым разрушенным отражением нашей реальности, дополненным страхами. Там царила темнота пустота и холод. Материя существовала вне физических законов. Аэтхейл как говорят жил в тени нашей реальности, и отражал ее в себе. У каждого дерева, леса, горы и камня в нашем мире были свои уродливые мрачные мертвые копии в Аэтхейле, как уродливые тени подобные отражениям. Рэвул увидел в реке тень Аэтхейла, значит, дела у него были совсем плохи. Значит, Тьма звала его к себе, и он обуянный лютым гневом и злом был готов в ее объятия погрузиться.
У подходов к северным долинам, где леса Срединных Земель значительно редели, он преодолел Андару через самый северный самый малоиспользуемый из всех ее мостов. С мечом в руках. С голым торсом, с начертанным кровью символом перечеркнутым шрамом от меча в центре груди. С волчьей маской на голове, Рэвул вышел из Аламфисова леса. Через мертвую зону прострела он шагал к четвертым — центральным золотым воротам Армидеи. Странный одинокий приближающийся силуэт хранящими стены пограничниками был признан не представляющим опасности. Его было решено не ликвидировать на подходе, а задержать и допросить. В инструкциях для пограничников имелось одно ненавистное солдатам в Малдуруме правило: всякий нуждающийся кто с проблемами приходит к золотым вратам, должен получить помощь. Рэвул подошел прямо к воротам. Несколько десятков лучников с высоких стен держали его на прицеле. В стене метрах в пяти выше ворот открылась бойница.
— Кто такой? Зачем пришел сюда? — спросил высунувшийся из бойницы пограничник.
— Я... посол Людей Волка. Что по моему виду непонятно что ли? — он потрепал ухо своей волчьей маски. — Я принес вам весточку от своего народа. Пришел поговорить о ваших солдатах пришедших к нам в деревню. О дальнейших наших с вами отношениях! — щурясь от солнца, весь грязный пыльный как бродяга криком ответил Рэвул.
— Почему такой грязный и убогий? — услышав о солдатах, отправленных в Страну Волка, заинтересовался пограничник.
— Так дорога тяжелая была, — ответил он и бойница захлопнулась. Рэвул остался ждать. Прошло около получаса и в центре огромных ворот, открылась маленькая дверь. Грубый голос велел ему убрать меч в ножны. По ту сторону, в начинающем путь в город уходящем под землю темном прохладном тоннеле замерли ряды вооруженных пограничников, посреди которых стоял дежурный офицер, на эти сутки отвечающий полностью за весь настенный караул. Через коридор из солдат, пронзающих его ненавистными взглядами, Рэвул подошел к офицеру. Вооруженные солдаты взяли его в кольцо.
— Подполковник Персер — начальник караула, — в огне настенных светильников блистая золотистой броней с мечом в ножнах отдав честь, представился армидеец. — Какие вести из Страны Волка?
— Так вы ничего не знаете?! ... Рэвул... Меня зовут Рэвул, — прокашлялся он.
— Нет, конечно. Нашей публике ничего не известно ни о судьбе Страны Волка ни о пятом батальоне восьмого полка. Как и вообще об итогах миссии 'Таяние Снегов'. В нашем мире пока все это государственная тайна. Мы ничего не знаем. Так что там случилось? Что с нашими ребятами, где они? — с неподдельным интересом спросил офицер.
— Все нормально с вашими ребятами, как и со Страной Волка... стоит она пока, — после этих слов что-то кольнуло в его душе. Ему вдруг стало мерзко и невыносимо от всей этой ситуации.
— С тобой все в порядке? — видя не совсем адекватное поведение чужеземца, поинтересовался офицер. Провалившись в переживания Рэвул молчал, уставившись в одну точку. Его торчащее из открытой волчьей пасти лицо в омерзении скривилось.
— Да все нормально... — он вдруг резко засмеялся как сумасшедший. — Страна Волка передает вам большой привет! — с этими словами он резко достал меч и, пытаясь отрубить голову, лишь ранил шею закованного в броню и шлем офицера. Здесь в вотчине сильного Духа Аркея ни козни Таргнера, ни сила черного волка Баху оставленная в нем, Рэвулу не помогли. Его собственных сил растерянных в дороге хватило лишь на легкое ранение. На Рэвула набросились солдаты. Махая мечом, он начал отбиваться от них. Меч со звоном ударялся о щиты и броню солдат. В итоге стражники зажали его со всех сторон щитами и ударом плашмя развернутым лезвием меча пробили голову. Он упал на пол и десяток ног со всех сторон начали затаптывать его ударами тяжелых подошв. Его сознание погрузилось в темноту. Вполне логичный финал похода 'мстителя' Рэвула как обычно слишком много навыдумывавшего в своей голове. В действительности же очередная бессмыслица в его пронизанной их вереницей жизни.
Накаченный здешним наркозом он приходит в себя в белой комнате на операционном столе. Стоящий рядом, заслоняющим свет своим силуэтом, курирующий операцию маг, облаченный в белый халат, проводит над ним рукой и его сознание выключается надолго. В мире проходит несколько дней. После инцидента у ворот правительство открывает армидейцам тайну об инциденте в Стране Волка. Специальная комиссия занимается исследованием памяти Рэвула, выясняет его мотивы, степень виновности. Правительство своей вины во всем случившемся не видит и для полного понимания всей сложности ситуации всеми членами общества, все сохраненное в голове Рэвула за последние дни, выкладывается в Инфосреду на общий суд. От разных общественных объединений, студенческих обществ в адрес специальной комиссии определяющей виновность Рэвула приходят петиции о помиловании и заключения о невиновности. По результатам проведенных общественными организациями опросов мнения населения Рэвула также сложно было назвать виновным. Комиссия, возглавляемая правителем Кратоном, несмотря на протесты военных, приходит к заключению о невиновности. Когда его судьбу решили, общество 'остыло', основная масса забыла о случившемся, и все потекло своим чередом, Рэвул пришел в себя.
Он лежал на койке в лишенной окна камере военного изолятора где-то в глубине военных гарнизонов. Его голова и грудь были плотно обвиты бинтами. Вместо капельницы закрепленное на стойке рядом с кроватью пульсировало растительное подобие сердца. По специальным трубкам иглами вонзенным в тело Рэвула текло вырабатываемое пульсирующим сердцем живительное вещество. Вырвав из себя иглы этого местного подобия капельницы, он попытался подняться. Но безуспешно. Грудь пронзила сильная боль. Множество часов он лежал глядя в потолок темной серой камеры, освещенной светом из коридора, в котором порой были слышны шаги охранника.
Воспоминания содеянного и пережитого — убийство невинной девушки, вновь осознание гибели деревни, родных близких, нахлынувшие новой волной, уже не казались чем-то ужасным. Сейчас в спокойствии, в тепле путь в Армидею казался ему кошмарным сном. То ли он совсем смирился, вернулся истинный раздолбай Рэвул которому на все плевать или это артэоны чем-то его накачали, а то как-то слишком уж легко было на душе. Вся злоба и гнев, нахлынувшие на него в припадке безумия, с которыми он пришел к воротам Армидеи, сейчас казались ему нелепым бредом. Его это даже забавляло. Какой же ерунды он себе навыдумывал, как мог так заплутать в жизни? Ужасные, прожигающие мозг воспоминания совершенного преступления, несмотря на истинную их сверлящую душу тяжесть, легко гнались из головы. Он просто отдыхал, пока мог. Свет в коридоре погас, видимо наступила ночь. За дни без сознания он выспался на всю жизнь и теперь, сколько бы ни лежал с закрытыми глазами уснуть так и не смог.
— Прости, что так получилось, — из темного коридора внезапно раздался голос. Как обычно выйдя из темного угла, к клетке камеры подошел Фросрей. — Прости, что так получилось со Страной Волка. Должен признать это отчасти моя вина. Я был инициатором этой миссии. Если кто-то в этом городе и виноват во всем случившемся в Мерзлом лесу, так это я. Твоя ненависть должна быть обращена только ко мне. Знаю, что толку не будет, но все равно прошу — прости меня. Или ненавидь, но ненавидь только меня. Остальные ни при чем, — облокотившись на решетку с внешней стороны, просил поникший Фросрей. Рэвул молчал. — Мне самому очень тяжело после всего случившегося. Это в какой-то мере и моя трагедия. В Мерзлом лесу погиб мой лучший ученик. Наур. Он был мне как сын. Я отправил его туда, я, можно сказать, убил его, — голос мага дрогнул.
— Ты еще кто?! — Рэвул сначала вздрогнувший от внезапно раздавшегося голоса, с трудом привстав в постели с недоумением смотрел на мага.
— Маг Фросрей...
— Все понял, Рурхан рассказывал о вас, — это был первый маг, которого он увидел в жизни, по идее он должен был бы удивиться, однако сейчас ему на все было наплевать, он снова развалился в постели. — Почему меня не казнили? — спросил он бездвижно глядя в потолок.
— Ты что думаешь, так легко от них отделаешься? Ага, сейчас. Тебя помиловали. Они намерены вернуть тебя в нормальный мир. Показать тебе, что жизнь еще прекрасна, жизнь продолжается... снова научить тебя любить. И прочая такая ерунда. Я не силен в таких речах, но думаю, ты понял, как сильно попал. — Рэвул улыбнулся. — Так как насчет прощения или там ненависти? — интересовался Фросрей.
— Да какая ненависть! О чем ты? — скривился Рэвул. — Я просто сам дебил. Если кто-то и виноват здесь так это только я. Меня удивляет, только почему меня все еще не казнили. Какого черта я все еще жив? — непривычно шевелил он своими высохшими губами.
— Они вскрыли твою память и транслировали ее содержимое в массы...
— Как? Всю мою жизнь что ли?!
— Да нет, конечно. Только имеющий интерес промежуток последних дней. Твой путь из деревни до Волчьего Холма закончившийся здесь в Армидее. Не обошлось, конечно, без вскрытия отдельных пикантных подробностей и прочих извращенных фантазий твоего неудовлетворенного сознания. Но в массы вылилась 'полит корректная' прилизанная отражающая только суть версия. Можешь вздохнуть спокойно... Так вот! Я видел твой путь. Мое мнение совпадает с мнением общественности. Мне кажется, тебе себя винить не в чем, — пытался быть утешительным Фросрей.
— Я убил человека. Я блин убил человека! Артэонку, но это не важно. Все равно живого человека! — подскочив в постели превозмогая боль, Рэвул пытался смотреть на Фросрея. Сам, своими же словами он разбудил в себе ужас осознания содеянного. — На мне клеймо убийцы. Я падшая тварь. Единственное о чем я жалею так это о том, что не сдох вместе со всеми в своей деревне. Я как конченый дебил как всегда на все наплевав, отправился погулять перед смертью. Мир посмотреть! Теперь я здесь. Моя душа загублена самым страшным грехом. Мне теперь просто страшно умирать, блин. Хотя еще вчера я был полностью свободным, свободным от всего.
— Что такое ты, что такое я? Что вообще есть человек — наше внутреннее 'я'? Человек — сложное многогранное явление, сплетенное из множества составляющих. Любой человек это всего лишь тонкая оболочка личности поверх подсознательного хаоса. Ты это привычное состояние, отражающее лишь небольшую часть тебя истинного сокрытого внутри. Пока ты живешь нормальной привычной жизнью, задействована лишь небольшая часть твоей внутренней составляющей. И ты привыкаешь к этому, думаешь, что ты это только та часть, что проявляет себя в обыденной жизни. Но когда все меняется, не дай бог разрушается, и привычная почва уходит из под ног активируются другие составляющие твоего сложного 'я'. Наружу лезет такая... хрень, что думаешь уж лучше бы она и дальше дремала. В экстремальных ситуациях поведение отдельных индивидов может меняться полностью. Никто из людей, не сталкивавшихся с ужасом, не может знать, что он есть на самом деле. Два лучших друга оказавшись в западне, под угрозой смерти позабудут о дружбе и в случае необходимости — один сожрет другого. Потом будет каяться, возможно, но в условиях экстремальной ситуации, когда нами движут иные грани нашей сущности, в своих действиях, он греха видеть не будет.
Человеческое 'я' есть сложное явление. Мы во всем подобны людям. Ты оказался в сложной ситуации тобой двигали другие грани твоей сложной сущности. Грани, которым неведома мораль. Ты просто выжил, как бы банально не звучала эта фраза. Не пытайся своим разумным моральным 'я' осмыслить свое необъятное безумие, — стоя в темном коридоре, говорил Фросрей. Сам, оживив своих 'демонов прошлого', своими словами в первую очередь этот маг сам себя пытался убедить. — Учитывая обстоятельства, совершенное тобой нельзя назвать убийством. Тебя лишила здравомыслия ужасная жажда и порождаемая ею боль. Вдобавок тебя подстрекали темные силы. Ты был не в силах устоять. Твое хрупкое сознание резко пошатнулось. Я знаю, эта фраза уже звучала из твоих уст, но все же тебя можно признать жертвой чудовищных обстоятельств. И знал бы ты заранее, с чем тебе придется столкнуться в своем маленьком путешествии, через что придется пройти, ты бы 'сиганул с горы', когда была возможность.
— Я не артэон, эмоции контролировать не умею. Может я и рад с вами согласиться, но на душе все равно тошно и мерзко.
— Главное живи, время вылечит все, — нравоучения Фросрея прервал зажегшийся в коридоре свет. Послышались глухие шаги. Охранник, услышав голоса, шел проверить камеры. — Так мы договорились? В смысле ты ничего такого выкинуть не собираешься? Они попытаются вернуть тебя в нормальную жизнь. Не дай бог, ты причинишь им боль. Я хранитель их общества, если ты обидишь их... — заторопился Фросрей.
— Не бойтесь. Хватит с меня приключений.
— Отдохни. Тебя ждут тяжелые дни. Они теперь от тебя не отстанут, пока не научишься снова улыбаться, — договорив, на секунды потухшим в коридоре светом Фросрей исчез. Охранник — солдат прошел мимо камеры, осмотрев ее суровым взглядом. Рэвул непонятно зачем притворился, что спит.
Теперь после разговора с Фросреем ему стало стыдно. Он такое натворил, а они ему все прощают. Как же это оказалось тяжело для него. Сумасшедшим дикарем он пришел сюда и напал на охрану. Вместо справедливой кары ему 'больному ублюдку' — каким он себя считал, даровано прощение. 'Почему они не могли просто убить меня? Как было бы легко быть просто казненным' — размышлял он про себя. Самым болезненным было осознание нарушения, казалось бы, таких понятных и простых предостережений мудрого Этхи. Он все-таки поддался гневу, все-таки возненавидел армидейцев всех разом, повел себя как идиот. Пусть это и было весьма глупо, бредово и наиграно. Его мысли в больном бреду мотивировавшие агрессию в том вечернем лесу у реки сейчас казались глупыми, забавными. Гневная фраза 'во всем виноваты армидейцы' сейчас казалась глупой шуткой. Армидейцы накачали его чем-то очень действенным.
Неизбежно его держащуюся на чуде внутреннюю гармонию разрушили воспоминания об убитой молодой девушке. Образ ее бледного лица на берегу черного озера лишал его покоя. Вспоминая, как проникал в ее дом, как крался, будто жаждущий крови хищник, он сам себя начинал бояться. Все больше в себе он видел ужасное чудовище, дикого пса которого нужно срочно усыпить. Как он мог совершить подобное? Почему не сумел дать номакскому голоду себя убить? Почему вообще поперся в этот путь? Все его мысли поглотило чудовищное чувство вины за совершенное преступление. Его снова убивали бесконечные сожаления и ужас осознания того что ничего нельзя исправить. Наверное, выветрилось действие препаратов. В темноте ему стало тошно и невыносимо терпеть свою гнилую тушу омраченную загубленной невинной жизнью. Смерть стала бы для него сейчас настоящим спасением.
В коридоре снова зажегся свет, вновь приходилось возвращаться в реальность.
— Извини нас, пожалуйста, — послышался заплаканный хрупкий голос. По ту сторону решетки стояла девочка с вьющимися каштановыми волосами. Рэвул глядя на нее замер в постели, не зная как быть. — Мне очень жаль твою страну, — шмыгая носом, говорила она.
— Аврора! — из коридора донесся разгневанный мужской голос. — Быстро иди сюда! Девочка, шепнув: 'прости', нежеланно подчинилась и ушла.
Спустя часы решетка камеры с грохотом задвинулась в стену. В камеру вошли два охранника — закованные в броню и вооруженные резиновыми дубинами. Следом два врача в белых халатах, в белых масках скрывающих нижние части лиц. Судя по глазам, это мужчина и женщина. Избегая контакта с Рэвулом, не сталкиваясь с ним глазами, прохладно без эмоций они его осмотрели, сделали несколько уколов, убрали странную капельницу из камеры. Он вел себя также молча и отстраненно. Снова оставшись один, он так и лежал без сна, бездумно глядя в потолок. Ночная попытка подняться с постели оказалась удачной. Боли почти не было. Он подошел к решетке. Темный коридор с множеством камер тянулся в обе стороны. Свет горел только в его концах. Он был здесь совсем один. Еще пара дней одиночества в темной камере, множество уколов, таблетки и непонятные горькие жидкости которые под присмотром солдат приходилось глотать в приказном порядке. С него сняли бинты, и он окончательно пришел в себя.
Сразу шестеро вооруженных солдат топотом армейских ботинок подошли к камере. 'Значит так дикарь, — войдя внутрь, сказал ему явно прибывающий в Малдуруме офицер. — Та артэонка при помощи, которой ты пытался утолить свой 'голод', мертва. Лично я бы тебя давно бы казнил за подобное. Но мое 'гениальное' правительство тебя прощает. Тебе решили дать второй шанс. Поэтому я советую тебе отнестись с уважением к их великодушию. Знай, если ты расстроишь их, тебя отдадут нам, и тогда мы уже будем разговаривать по-другому'.
Рэвул стал как шелковый. Задавленному неискупимой виной, ему стало стыдно смотреть артэонам в глаза. Он измученный стыдом и переживаниями, покорно молчал. Ему хотелось только одного — чтобы его поскорей казнили.
Ему дали больничную белую одежду и костыль. От костыля он отказался, и его руки заковали в наручники. В сопровождении солдат по лестницам и коридорам его повели наверх. Изолятор, где он находился, был глубоко под землей. Было неописуемо приятно вновь вдохнуть свежий воздух, почувствовать дуновение ветра и увидеть голубое небо под утренним солнцем. Кругом на территории между двумя огромными стенами защищающими город возвышались заборы воинских частей, тянулись военные гарнизоны. Огромный разрастающийся под землей изолятор, на поверхности возвышался маленькой серой невзрачной постройкой. После глотка свежего воздуха его снова спустили под землю, где усадили в специальную бронированную кабинку метро и доставили прямо в ЦентрЦитадель, в ее подземные служебные уровни. На лифте, затем еще по нескольким коридорам его доставили в черновую версию тронного зала.
Окружив кольцом, солдаты провели его закованного в наручники через зал к трону, где ожидала делегация тех, кто решал его судьбу. Вдоль стен с рядами колонн и статуй стояли ряды солдат в золотистой броне. Блистая лысиной в полумраке, на троне восседал Кратон в строгом армидейском плаще. Рядом в строгом платье для официальных церемоний сидела по-артэонски седая Инрилия носящая неофициальный статус старшей из жен правителя. Напросившаяся сюда ее дочь Аврора — та самая девочка, что заплаканная приходила ночью к его камере, в армидейском плаще поверх зеленого платья, со стороны матери сидела на лестнице, ведущей к тронным креслам. Несколько армидейских министров облаченные в положенные золотистые плащи стояли сбоку от правителя. Внизу перед тронным возвышением с одного бока мрачными тенями стояли вечно закованный в металлический костюм, командующий Кэлос, отвечающий за безопасность всего мероприятия и рядом с ним Фросрей опустивший взгляд. А также еще несколько гражданских артэонов в разноцветных армидейских плащах стояли с другого бока. Все собравшиеся на неофициальный суд старались не пронзать пристальными взглядами ведомого к ним под конвоем Рэвула.
— То, что случилось с твоей страной ужасно. Простые соболезнования здесь неуместны. Это ужасная трагедия, — поприветствовав Рэвула, представившись, говорил Кратон. — Как ты считаешь, Армидея виновата в этой трагедии?
— Я бы и рад сказать иначе. Но... Нет, не виновата, — после небольшого раздумья, нервно позвенев наручниками преодолев внутреннее сопротивление он все же нашел силы сказать это вслух. Странно, но после этих слов он почему-то почувствовал себя предателем. — Виноваты отдельные люди... или артэоны, — он посмотрел на Фросрея и, избегая ответного взгляда, быстро опустил глаза.
— Хоть прямой нашей вины в произошедшей трагедии нет, так или иначе, мы участники этих ужасных событий. Частично вина за все случившееся лежит на отдельных должностных лицах и на мне лично как на правителе все это одобрившем. Это бесспорно. Мы недоглядели, просчитались, ошиблись. Одно понятно точно: мы никогда не должны были вмешиваться в жизнь вашей маленькой общины. Но прошлого нам не исправить, того что случилось не вернуть. Теперь все что нам остается так это сожалеть, скорбеть и не допустить подобных ошибок в будущем. Произошедшее ужасно, всем нам к этому причастным тяжело и скверно, но мы должны научиться жить дальше, жизнь продолжается. Прощение перед твоим погибшим народом нам не заслужить никогда, за это нас я думаю, осудит тот, кто свыше. Я как представитель Армидеи прошу тебя — последнего из трагически погибшего рода в той мере, в какой мы виноваты, прошу простить нас. Не возлагая на тебя никакой ответственности, не прошу говорить от имени погибшего народа, обращаясь только к тебе. Я прошу тебя лично Рэвул, прости нас, если сможешь, — говорил Кратон, восседая в кресле.
— Да я уже говорил вот с этим вот, — Рэвул пальцем показал на стоящего рядом Фросрея, — естественно... прощаю. Вернее как прощаю? Я сам убийца, ну вы же в курсе, мне ли кого-то обвинять? Я сам все что угодно отдал бы за прощение своей темной души. Естественно я не держу зла. Но я не думаю, что могу говорить от имени всех погибших Людей Волка, — Рэвул огляделся по сторонам мрачного помещения. Множество темных углов вокруг нагоняли на него страх. — Они еще где-то здесь. Они не упокоились и жаждут мести, — сказал он со страхом, как бы предостерегая армидейцев.
— Здесь под Светом Духа в вотчине великого Аркея нет Тьмы. Все зло осталось снаружи, сюда оно проникнуть не может. Здесь ты и мы в полной безопасности. Что ты видишь в тенях, что идут за тобой? — своим спокойным ровным голосом говорил Кратон.
— Не знаю... Я боюсь их.
— К великой печали твои родные погибли. С этим можно только смириться. Эти неуспокоившееся души не имеют отношения к твоим родным. В них остался лишь гнев и ненависть от былых жизней. Они оживший прах, лишь ведомые чудовищной силой обрывки личностей твоих погибших соплеменников. Они есть порождения Тьмы, существа уже новые, иные, хранимые в них обрывки личностей погибших лишь оправдание их бытия. Видеть в них своих родных это просто неразумно, — Кратон и все замерли в ожидании реакции Рэвула.
— Да я понимаю, — он тяжело вздохнул. — Они вызывали у меня лишь страх. Я же говорю.
— Твои родные погибли их уже не вернуть. Мы все очень скорбим по поводу этой трагедии. Но как бы горестно нам не было, мы не в силах изменить что-либо. Наши разговоры здесь не более чем сотрясание воздуха звуками. В соответствии с истинным устройством нашего сложного бытия весь наш мир просто вспышка, быстро возникшая и также быстро погасшая на теле нашей бесконечной вселенной. Для вселенной мы ничто. Нам бессмысленно рассуждать о прощении и вине. Истинно мы ничего в этом мире не решаем.
Рожденные здесь, зажатые суровыми условиями бытия мы мечемся как слепые котята. Наш мир суров, наша жизнь тяжела, порой мы не живем, а выживаем. И вынужденные выживать порой грешим или, пытаясь что-то изменить, совершаем ошибки. Не все то преступление что нам под давлением совести здесь таковым, кажется. Наши рассуждения здесь есть лишь наши заблуждения. Истинное устройство мира мы увидим, когда наш разум обретет свободу, тогда мы и найдем ответы на все тревожащие нас вопросы, сейчас об этом рассуждать бессмысленно.
Что случилось того не вернуть, мы можем лишь делать выводы, учится, становиться лучше, от преодоления проблем закаляться как сталь и как можно аккуратнее идти дальше по своему жизненному пути стараясь не совершать ошибок более. Я не прошу тебя простить нас от имени всех Людей Волка. Я прошу лишь тебя Рэд Волк, только тебя как человека простить нас за все прегрешения наши перед тобой.
Твой народ погиб, смирись с этим ведь этого не исправить. Но ты жив, прошу, прости нас и живи с нами как один из нас. Как последний из Людей Волка даруй нам возможность, вылечив твою душу хоть частично загладить свою вину за прегрешения. Пусть все зло, что было останется снаружи, как и неспокойные силы Тьмы. Пусть Армидея станет тебе новым домом, и ты поймешь, что твоя жизнь еще не закончена. Кто знает, может, и обретешь мудрость, при жизни дарующую тебе ответы на все тревожащие вопросы и проблемы? — Кратон договорил, все замерли в ожидании ответа Рэвула.
— А как быть с моей виной перед вами? Я как конченый идиот, повелся на поводу у гнева и безумия. Я пытался снова убить человека. Я ранил вашего солдата...
— Меня зовут Лорна Персер, — заговорила женщина из кучки простых артэонов — своеобразных присяжных стоящих слева от Рэвула. Она сняла с головы капюшон армидейского плаща. — Я супруга Керебела Персера — того офицера что вы ранили в шею у ворот, — такая резкая неожиданность напугала, зажала Рэвула стыдом. Судорожно глотая воздух, он не знал, что ей сказать, моргая перепуганными глазами. Успокоившись, он, стыдясь, опустил взгляд вниз, не смея смотреть ей в глаза. Она продолжала. — Я видела ваш ужасный путь, я знаю, через какие ужасы вам пришлось пройти. Я понимаю вас и донесла свое понимание до мужа. Он солдат, поэтому упертый и скрывающий эмоции. Поэтому только я пришла сказать, что не он ни я не держим на вас зла. Мы вас понимаем и если уж на то пошло то, безусловно, прощаем во всем. Наоборот я присоединяюсь к Кратону и молю простить и нас. Послушайте нашего мудрого правителя, примите его предложение. Пусть мы не в силах исправить случившегося, но мы хотя бы спасем свои души и проживем остаток дней без зла и новых ошибок все вместе, — молила она, теребя свой кулон на шее. Сжавшись от стыда как от холода, он, болезненно щурясь, слушал ее, боясь поднять взгляд.
— Простите, что так... получилось. Мне очень стыдно, я не знаю, что на меня нашло. Ну, или знаю, и от этого мне страшно. В любом случае простите меня. Но предложение вашего правителя я принять не могу, простите, — разочаровав ее, он перевел взгляд на Кратона. — Вы хорошие ребята. Умоляю, не поймите неправильно. Я бы и рад остаться но, к сожалению не могу. Мое место с моим народом. То есть — я как бы должен быть мертвым. Прошу вас, убейте меня. — Все ахнули, Аврора шлепнула себя рукой по лицу. — Нет ну или не убивайте. Зачем, правда, вам мараться. Просто отпустите! Отпустите меня. Я уйду, вы меня больше не увидите! Обещаю. Я сам найду себе смерть. Или отдайте меня на суд людям из того города на деревьях. Я убил девушку из их рода, они имеют право казнить меня. Пожалуйста, поймите меня. Я не могу так больше. Если вы действительно хотите помочь мне, то просто дайте уйти, — скривился он, понимая, что всех разочаровал. Аврора хотела сказать что-то, но восседающая на троне мать подозвала ее к себе, посадила на колени и прижала к груди покрепче, закрыв губы пальцем.
— Ну и кем вы тогда останетесь? — пока все тяжело вздыхали и разочаровано качали головами на него глядя, вновь слово взяла Лорна, супруга раненного Рэвулом офицера. — Неужели вам по душе это жаждущее крови чудовище, которым вы пришли к вратам нашего города? Ведь это последнее чем вы были в этой жизни. Неужели вы хотите остаться монстром? Я знаю, что вы чувствуйте. Мой муж в молодости возвращаясь из военных командировок после столкновения со злом, в основном своим, желал того же. Но у него была я. Вместе мы прошли через это.
Только если вы продолжите жить вы сможете доказать себе и вечности что вы не монстр а просто заблудившийся в жизни человек. Только снова проявив себя с лучшей стороны, вновь начав жить и любить вопреки всему злу этого мира, вы можете спасти свою душу. Вы еще можете измениться. Ведь у вас теперь есть мы и мы не оставим вас, только если вы сами не уйдете. Сейчас вам тяжело и мир кажется темным и убогим, но это не мир, это ваша душа помрачнела. Мир он вокруг все еще такой же зеленый и живой. Пожалуйста, не делайте глупостей, — не скрывая эмоций, на полном серьезе говорила она. У Рэвула от ее слов сдали нервы. Ее слова вызывали в его душе боль и жуткий страх. Ведь он уже смирился с гибелью, свыкся с тем, что он один в этом мире и всем на него плевать. Как к живому он к себе уже не относился и дальнейшего своего существования не видел. Ее слова все переворачивали внутри него. Все оказывается не так безысходно и убого как казалось, как хотелось бы. Оказывается, этот мир не так уж убог, как ему во всем разочаровавшемуся хотелось бы. Судьба дает ему шанс вернуться в мир живых. Но от этого было только хуже, только больнее. Ведь смирившись с погибелью и общей враждебностью очень сложно признать обратное, понять каким идиотом, ты был.
— Нет. Извините, но вы не правы. Вы ничего не понимаете. Я больной психопат. Придурок. Со мной серьезно, действительно что-то не так, — он смотрел на нее с искренним раскаянием, сокрушаясь от внутренней боли. — Я пробрался в укрепленный город, а затем в спящий дом. Вытащил оттуда девушку, а потом убил ее в водах черного озера. Знаете, о чем я думал, пока делал все это? Я себя торопил. Давай быстрее, быстрее — говорил я сам себе. И теперь вы мне пытаетесь внушить, что в том, как бы нет моей вины? Ну а кто же тогда виноват? Судьба, этот страшный мир? Нет, я лишил невинное создание жизни, только я несу за это ответственность. Вы говорите, что после этого я должен, как ни в чем, ни бывало жить дальше? Нет. Вы не знаете насколько ужасно мое положение. Я преступник и должен умереть. Будет лучше, если я умру. Просто поймите меня, и умоляю, отпустите с миром! — снова вызвал общее разочарование Рэвул.
'Парню нужно отдохнуть. Нужно время чтобы оправиться от душевных травм', — послышался голос одного из министров, обращающихся к Кратону. Простые гражданские артэоны, самые разные представители их общества исполняющие роль присяжных охая, ахая, тихо зашептались. 'Не глупи Рэвул!' — крикнул ему Фросрей.
— Я согласен со своими коллегами. Ты Рэвул еще не пришел в себя. Твое сознание слишком уж воспалено. Тебе нужно отдохнуть, — вынес вердикт Кратон. — Уведите его, — велел он солдатам.
— Стойте, нет! Подождите, — крикнул Рэвул, Кратон жестом остановил охрану. — Не можете убить меня, умоляю — просто отпустите. Выпустите меня, дайте мне свободу. Вы же не будете лишать меня свободы, снова заточив в эту мрачную клетку?! — дергаясь, пытаясь вырваться из крепких рук солдат, кричал Рэвул. — Или нет? — он замер, в ожидании ответа заранее понимая, что он будет отрицательным.
— Нет, это не лишение свободы. В данном случае речь идет о принудительной социализации. Ты сейчас не в себе, твоя нервная система травмирована, это путает сознание. Ты сам не отдаешь отчета своим действиям. Для твоего же блага, мы ради сохранения твоей жизни, берем на себя заботу о тебе, пока твое внутреннее самочувствие не улучшится. Учитывая твой общий суицидальный настрой — отпустить тебя значит убить. Мы просто физически на такое не способны. Не бойся, в клетку тебя никто не посадит, — договорив, Кратон дал отмашку рукой, и охрана снова потащила Рэвула.
— Ну почему же вы такие жестокие?! — едва успел он сострить, как его потащила охрана. — Ну, пожалуйста, ну отпустите. Я клянусь, не буду убивать себя. Просто поброжу по миру. Обещаю. Ну, пожалуйста! Вы не имеете права! — брыкаясь, пытаясь вырваться, кричал он, пока охрана волокла его по залу. Едва они вышли из зала один из солдат, получив одобрение у идущего рядом командующего Кэлоса, ударом в живот оборвал все крики и дерганья Рэвула.
Следом за Кэлосом охрана тащила беспомощное тело Рэвула по коридорам и лестницам до центрального лифта, стержень шахты которого прорезал всю сердцевину ЦентрЦитадели снизу доверху. Несколько верхних просторных этажей огромного небоскреба занимала основная резиденция Кратона. Несколько этажей между главными покоями правителя и лабиринтами кабинетов армидейских министерств и администраций занимала гостиница для персон государственного уровня. Для Рэвула выделили специальную комнату на одном из этажей этой особой гостиницы, так называемую комнату тишины для тех, кто любит уединение. В изобилующей строгим темным цветом комнате с огромными окнами почти во всю стену, стояла кровать и стандартная утварь — письменный стол, несколько шкафов; пылал камин и стоял накрытый стол для трапез; две двери вели в душевую и мини спортзал. Его усадили за накрытый стол, сняли наручники, предупредили, что если что-то пойдет не так, то охрана будет неподалеку.
На столе стояло множество разнообразных блюд, горели свечи. Отойдя от боли сковавшей живот, снова нормально задышав, он долго бездвижно сидел. — Не хотят, значит меня убивать. Ну ладно! — сказал он сам себе. — Тогда я им устрою... устрою им истерику! Буду вести себя как урод, заставлю их выпроводить меня! Да! Переверну тут все вверх дном для начала! — окрыленный 'гениальным планом', он подскочил, свернув со стола большой подсвечник. — Постой, а кто это будет убирать потом? Зачем кому-то доставлять неприятности и усложнять жизнь? — поразмыслив он, поставил подсвечник обратно на стол. — Нет, я не такой ублюдок. Другой, — он печально вздохнул. За дверью комнаты дежурили солдаты, чтобы избежать проблем, нужно было сидеть тихо. Его внимание привлек вид из окна. Боясь походить к стеклянной стене, под давлением интереса он тихонько подкрался и все же посмотрел в окно. После того как от нереальной высоты перестала кружиться голова ему открылся вид золотого города. Маленький серый круг Лунной площади под ногами, дымящая розовыми клубами обезвреженного дыма производств промышленная зона, за ней городские джунгли, а за ними Аламфисов лес. Вид, по его мнению, был почти как с горы.
Вечером под охраной солдат, вошедший в комнату доктор, обнаружил его лежавшим у окна, загибаясь от депрессии. Солдаты перетащили его на кровать. Доктор — милая девушка генной реанимации второго вида в белом халате, дала ему выпить успокоительное лекарство. Оставив на прикроватной тумбочке поднос с лекарствами, милым голосом пояснив какое от чего и зачем принимать. После визита доктора ему стало лучше. Немного поев, он опять завалился на постель. Опять все также без снов в ночной темноте он лежал глядя в потолок очередной клетки. Его не на шутку напугал свет, зажегшийся в комнате посреди ночи. Дверь в комнату захлопнулась, у входа стояла Аврора. Рэвул недоумевающим взглядом уставился на эту девчонку с каштановыми волосами и в зеленом платье. Она, улыбаясь, села за накрытый стол, где засохли некоторые деликатесы, и оторвала себе виноградинку.
— Я Аврора. Мне двенадцать лет. Я дочь Кратона — того лысого который здесь главный. Здесь я чтобы не давать тебе скучать. Это чтобы избежать лишних вопросов. Ты Рэвул, последний из Людей Волка. Напрасно считаешь себя кровожадным маньяком, и паришься, заморачиваешься по этому поводу. Пришел к нам с мечом в руках. Ранил охранника и вдобавок паришься еще и поэтому. Стыдишься нас за содеянное и просишь тебя убить. Это чтобы избавить тебя от лишних объяснений. Ну, так... как дела? — протараторив, она уставилась на него в ожидании ответа.
— И теперь ты ни за что от меня не отстанешь? — почему-то обрадовавшись появлению этого болтливого создания вырвавшего его из темноты и одиночества, внешне он пытался это скрыть. Пытался выглядеть хмурым и усталым.
— Ни отстану, ни за что! Да ты и сам не прочь немного пообщаться иначе тебе бы не приходилось сдерживать улыбку. Все равно ты не можешь спать. Ты как, собираешься пробовать? — она указала на стол. — А то ведь все скоро прокиснет, испортится, засохнет. В общем, разложится и наполнит комнату неприятным запахом. Ведь кто-то готовил это для тебя, старался, — видя его насквозь, она надавила на его совесть. Он встал и подошел к столу. Стараясь не столкнуться взглядом с ее наглыми зелеными глазами, он плюхнулся за стол напротив нее.
— Почему ты ходишь в этой больничной одежде? — указывала она на белую пижаму, одетую на нем. — Там, в шкафу полно одежды специально для тебя, — не дав ему ответить, продолжала она. — Постой так, а ты хотя бы душ принимал?
— Нет, — ответил он, поняв, только что она задала ему какой-то вопрос.
— Все я с тобой не разговариваю. Грязнуля! Хотя подожди, ты, наверное, даже не знаешь что это такое? — Не понимая толком, что она говорит, в ответ он пожал плечами. — Ладно, потом покажу тебе. Давай пока ешь, — сказала она, подавая ему пример и исключая ненужное смущение, составив ему компанию.
— Не боишься меня? Я же вроде как убийца, — спросил он, жуя всякую всячину ею спешно накиданную в его тарелку.
— Хватит! — рассмеялась она. — Я знаю кто ты на самом деле. Вижу тебя насквозь. Я не совсем человек, — прожевав, ответила она. — Намарьена. Это для тебя знакомое слово? — уточнила она, увидев изменения в его чувствах.
— Да мой друг — Рурхан, рассказывал мне. Я помню, твое имя Аврора.
— Оказывается, я произвела впечатление, — улыбнулась она. — Ну, раз он меня запомнил!
— Ты принцесса, как тебя можно не запомнить.
— Наследник — мне это больше импонирует. Тогда ты понимаешь, что я вижу тебя истинного и прекрасно понимаю, что ты на меня не бросишься. Я вижу твою душу, вижу, как ты страдаешь. Ведь где-то там внутри ты добрый человек. Из тебя бы получился сияющий ярко-ярко артэончик. Холод этого мира сделал свое дело. Все хорошее в тебе спряталось очень глубоко, прикрылось маской сарказма, черного юмора и ненужной иронии. Сложилась сложная ситуация и твой не блещущий интеллектом ум... Прости! Запутался в сложности хитросплетений жизни. И ты вообразил себя едва ли не слугой Тьмы, — Аврора, убрав улыбку, жалела его взглядом.
— Хватит заставлять меня краснеть, а то я сейчас подавлюсь, — смущенно ответил он.
— Бриться не собираешься? — поглаживая свой подбородок, она мгновенно переключила тему.
— А что-то не так? — испуганно он ухватил свою потрепанную неухоженную бороду, вымазанную в салате.
— Нет ничего. Все нормально, не пугайся. Просто ты выглядишь как бродяга.
— Я и есть бродяга. Но ладно, причешу, приведу в порядок. Так пойдет?
— Да нормально, — она протянула ему свой бокал, чтобы на ходу обученный ею этикетному минимуму Рэвул наполнил его шампанским. Ей пришлось кашлянуть, чтобы привлечь его внимание к пустому бокалу. — Так, а твой друг Рурхан, он ведь здесь живет с нами в отличие от всяких плохих не то рыжих, не то серых бородачей, — она вызвала у него улыбку. — Борода это, наверное, часть твоего образа, подсознательно сформированного для отпугивания людей и избегания контактов с окружающими? Что обусловлено твоей необщительностью и затаенной обидой на мир. Ведь где-то там под этой бородой ты молодой парень, по идее у которого вся жизнь впереди. Что-то я заговорилась... Так вот Рурхан — разве ты не хочешь, встреться с ним?
— Это что-то типа, не передумал ли я умирать? — он тяжело вздохнул. — Борода это нормально среди моего народа. Это ни какая, ни часть моего образа. В Стране Волка так ходили все. Мужчины. Если я останусь жить, — он улыбнулся, — тем более среди армидейцев. Знаю это глупо. Но мне кажется, это будет что-то сродни предательства своего погибшего народа. Только, пожалуйста, не обижайся. Вы хорошие, к вам претензий нет, это я урод, — говорил он, теребя край скатерти.
— Кстати я не понимаю смысл фразы 'последний из Людей Волка'. По-моему это к тебе не относится. Ведь вас двое. Есть еще Рурхан. То есть исходя из твоей логики он предатель? Прости, конечно, по-моему, он просто адекватный молодой человек. Он живет разумно, не обременяя себя никакими заморочками или глупостями. Позволяет себе впустить в жизнь что-то новое не зацикливаясь на старом. В отличие от некоторых... ладно это уже перебор, — под его улыбающимся взглядом согласилась она. — Твой народ неизбежно шел к трагедии, которая в итоге его и постигла. Наши солдаты в силу безумного стечения обстоятельств разделили эту трагедию с вами. Наши и ваши воины были единым целым перед этим злом. Ты сам был там, сам бился с волками Таргнера. И выжил во многом благодаря тому, что был един в той битве с нашими солдатами.
Эта трагедия также унесла жизни наших солдат, породив вдов и несчастных матерей. Инцидент в Стране Волка тоже задел наше общество. Все мы пострадали от этого зла. Эта наша общая боль, то, что по идее должно сделать нас едиными. О каком предательстве здесь может идти речь? Надо быть в край озлобленным уродцем, чтобы с такого ракурса рассматривать случившееся. Наоборот. Гибель твоего народа как ужасная трагедия делает единым целым нас и тебя — последнего ну или предпоследнего из Людей Волка. 'Единой болью скованные вместе наши судьбы теперь неразделимы...' — фраза из стишка. Тебе посчастливилось выжить и у тебя есть шанс начать все сначала. Наши двери для тебя открыты. Глупо губить свою жизнь из-за нелепых предрассудков и фанатичного бреда, — она заставила его серьезно задуматься. — Все вовсе не так как рисует твое запутавшееся измотанное сознание. Все намного проще, дело только в тебе. Да и к тому же! 'Жить с армидейцами — предать свой народ', — ломая голос, передразнила она, — чтобы думать так по-настоящему, нужно быть упертым узколобым напрочь лишенным извилин фанатиком. Ты не такой. И говоря об этом лохматом венике на твоем подбородке. О бороде превращающей тебя из юноши в пожилого бродягу. Сейчас ты свободен, и можешь избавиться от нее. Неужели ты еще не понял?
— Рурхан! Так он выжил! Он в Армидее? — вдруг резко дошло до него в порыве эмоций вызванных ее словами.
— И это все?! — ожидая иной реакции, немного расстроилась она. — Он выжил, да. Но он не в городе. Он проходит реабилитацию. Ему также тяжело, но он идет на поправку. Если ты не будешь валять дурака и будешь вести себя нормально, в ближайшее время думаю, ваша встреча станет возможной.
— Спасибо тебе за... старания. Правда. Большое спасибо. Но понимаешь... Как бы так лучше объяснить. Дорога в Армидею была длинной и трудной. По пути между делом я... как бы... убил человека! Я убийца, подонок, психопат, конченая тварь.
— Бред! Ты же себя не контролировал.
— Совесть и какой-то святой долг внутри обязывает мне гневаться на себя.
— Ну что за глупости!
— Мне тошно жить дальше после содеянного. Мне было бы проще отвалить на тот свет и все. Как говорил... твой отец — найти разом ответы на все вопросы, получить по заслугам и не париться. Пойми, я на самом деле вовсе не такой. Я никогда не распускаю нюни и до этого, вообще ни по какому поводу никогда не переживал. Я даже плакать не умею. Не знаю, откуда во мне столько соплей. Я же не настолько дурак. Если бы не это убийство, я бы и не заморачивался, клянусь. Я бы уже давно принял бы ваше предложение и хотя бы попытался начать жить с чистого листа. Пошел бы вон Армидею посмотрел. Вел бы себя смирно и попытался заслужить прощение за причиненные неудобства — ну то ранение охранника в шею. Я сам всю жизнь ненавидел свою общину и мечтал о свободе. Из рассказов друга я знаю... понимаю что такое Армидея и в глубине души мечтал бы стать свободным как и вы. Где-то в глубине души я очень этого хочу. А так я убийца, я сам себе противен. Мне надо поскорее сваливать на тот свет, — отодвинув тарелку упершись локтями в стол, он совсем поник.
— Знаешь, в нашем мире в основу всех монотеистический религий... да блин религий, где один бог! — видя разрыв мозга в уставших глазах Рэвула, она пояснила подробнее. — Только не говори, что не знаешь что такое религии! Так вот, в основу большинства религиозных культов, где один бог, положена идея о прощении. То есть если ты согрешил при жизни, но искренне истинно раскаиваешься или как в твоем случае считаешь себя подонком, психопатом, дегенератом, то ты можешь рассчитывать на прощение, — она видела, как внутри него что-то ожило. Он посмотрел на нее с нерешительной надеждой.
— Я полностью с этим согласна. Люди сами по себе нестабильные, подчиненные эмоциям блуждающие в жизни существа. Плюс наша жизнь очень тяжела и иногда загоняет в рамки и моделирует ситуации, в которых грех единственный способ выживания. Даже я хоть и не человек, но все равно порой под воздействием эмоций путаюсь в правильности решений. От нас не требуется быть идеальными. Пройти жизненный путь без греха способны лишь исключения. По-моему исключения с негативным окрасом — сумасшедшие: аскеты и прочие бегущие от жизни.
Нормальный человек, живущий полноценной жизнью, человек свободный не сможет на своем пути не оступиться. Поэтому вполне логично, что нам дарована возможность прощения ввиду нашего общего несовершенства. Главное это осознание своего злодеяния и раскаяние. И последующее воздержание от преступлений, конечно же. Это все что требуется от нас — нелепых и местами жалких. Ведь мы всего лишь люди. В нашем мире только Духи в виду своей абсолютной разумности несут полную ответственность перед высшими силами. Поэтому они и стараются не вмешиваться в дела смертных и в основном держатся в тени нашего мира. Они боятся греха и воздерживаются от него как могут. В древние времена Духам было проще наблюдать, как дикие варвары убивали их детей. Насиловали артэонок, мужчин массово казнили. И Духи смотрели на это, не вмешиваясь, потому что боялись согрешить в попытках адекватно остановить то безумие. Поэтому артэоны и стали защищать себя сами, что заставило некоторых из нас отвернуться от простой разумности и уподобиться людям. А Духи все также прячутся в тени, боясь своей ответственности в виду своей силы. Да и то у них это не всегда получается. Вспомни своего поехавшего Таргнера. Тогда чего же говорить о нас, о простых людях? Ну как простых, — не могла не добавить она. — Скажем так мы с тобой простые люди, просто в сложных необычных состояниях: номак и Намарьена, — говорила она, видя как внутри него что-то оживает, и светом души вновь зарождается надежда.
— Я каюсь без сомнений, — в первую очередь сказал он сам себе. — Но если я останусь жить, то можно сначала мне предстать перед судом родственников убитой мной девушки? Я хотел бы заслужить прощение у ее родителей... если это возможно. Пусть они меня изобьют, там убьют, в общем, делают со мной что хотят... Там, в темноте того дома на дереве был еще маленький мальчик. Я сильно напугал его. Если они простят меня, то тогда можно попытаться 'подобрать осколки жизни', — пытаясь скрыть взволнованное дыхание, говорил он, чувствуя как внутри снова оживает.
— Как пафосно: 'осколки жизни'! Нет, ну я люблю вставить что-нибудь эдакое, но даже мне далеко до тебя.
— В детстве Рурхан тайком читал мне книги. У его деда — челнока, хранилась пара детских сказок и еще какая-то взрослая нудная тягомотина. Это фраза из этой скучной любовной тягомотины, — едва договорив, он как следует, зевнул, и замер, сам удивившись этому после бесконечности бессонных ночей превращающих сутки в серую однообразную тянущуюся перед глазами ленту.
— Вот видишь. Все что тебе нужно было так это просто немного расслабиться, оторваться от своих проблем. И сразу сон возвращаться стал. Давай быстро попробуем десерт и потом так уж и быть я дам тебе немного поспать. Но имей в виду — завтра я приду снова! Мы пойдем гулять! Я не отстану от тебя, пока ты не вернешься к нормальной жизни, — в шутку она поставила условия. Рэвул особо не возражал.
После десерта она показала ему, как пользоваться душем и по секрету поделилась, что если переборщить дозу одного из оставленных врачом лекарств, то сладкий сон точно обеспечен. Она удалилась. Он, после душа, будто заново родившись, в свежей одежде, в чистой кровати уснул безо всяких лекарств.
— Вставай уже три часа дня! — принеся с собой шум и суету, открывая шторы, она будила Рэвула. Из шкафа она достала ему обычную домашнюю футболку и легкие штаны. Качественно сшитая одежда после грубых неотесанных лохмотьев из шкур казалась ему еще одним источником удовольствия, после душа и чистой ароматной постели.
Заставив его помочь убрать со стола остатки вчерашней трапезы, Аврора накормила его свежим завтраком. Лениво и неохотно он подчинялся ей, через силу возвращаясь в жизнь. Следующим пунктом в процессе его реабилитации Аврора видела прогулку по городу. 'Какой смысл сидеть в этой комнате прячась ото всех, если целый золотой город раскинулся прямо за окном?!' — восклицала она. Рэвула всегда переполнял интерес и жажда познаний всего нового и интересного. Эту, как и другие его особенности, она как Намарьена видевшая насквозь души других, видела в нем и легко манипулировала его поведением, все же оставляя право выбора за ним. Подтолкнутый к осознанию близости главного из преферийских чудес — того самого золотого города он согласился но с одним условием. 'Пусть стража оденет на меня наручники. — Аврора замерла с выражением 'какого черта?!' на лице. — Так будет спокойнее жителям города, которых мы возможно встретим. И в первую очередь так будет спокойнее мне. Без наручников я буду для артэонов Армидеи очередным дикарем, который жаждет стать частью их общества. В наручниках я буду типа крутым парнем, который особо не жаждет стать армидейцем, смотрит на все с пренебрежением, но подумывает о том, чтобы может быть соизволить остаться здесь, — он не смог больше говорить это с серьезным лицом и расплылся в улыбке. — Типа ты меня уговариваешь, умоляешь простить вас всех, остаться жить с вами, чтобы дать вам возможность заслужить прощение, а я такой еще подумываю над этим!' — рассмешил он ее.
— Ты чего хохочешь, убийца душегуб? — оборвала она в нем нарастающие нотки веселья.
— Зачем ты так?..
— Шутка. Шутка! Я шучу! — расхохоталась она. — Прости, я не смогла удержаться. Пытаюсь посмеяться над проблемами, чтобы их развеять. Знаю, получилось не в тему. Проблемы слишком критические. Прости. А если серьезно! Хочешь стать одним из нас? Жить с нами как Рурхан?
— Не знаю. Посмотрим, как ты меня уговаривать будешь. Пока я не готов простить увязшую в крови Армидею — тех, кто повинен в гибели моего народа! — он тоже решил ей подыграть. Они оба расхохотались. Она одобряюще похлопала его по плечу за этот черный, но все-таки юмор.
— Пойдем, наденем на тебя наручники. Так и вправду будет лучше. Может так нас отпустят погулять одних — вдвоем безо всякой стражи за спиной, — утянула его за собой Аврора.
Заковав Рэвула в наручники, Аврора сумела уговорить охрану не преследовать их. Они отправились свободно гулять вдвоем. От армидейского плаща Рэвул отказался, с его слов ему и скованности наручниками вполне хватало. Он не стеснялся выглядеть чужаком, даже наоборот желал быть чем-то инородным. День стоял пасмурный, преферийское небо было затянуто серым слоем облаков, но это никак не повлияло на поднимающееся настроение Рэвула. Они гуляли по Лунной площади, наручниками Рэвула приводя в недоумение встречающихся туристов из далеких уголков артэонского мира. Он слушал эту не смолкающую девчонку, старавшуюся разом объяснить и рассказать ему все на свете.
Рэвул сумел уговорить ее продолжить прогулку по запрещенной для посещения живыми промышленной зоне. Именно рассказ Авроры о промышленных кварталах вызвал особый интерес у Рэвула, он захотел увидеть мир здешних машин. Авроре самой было приятно хоть раз в жизни нарушить запрет. Немного поломавшись, она все же дала добро. В конце концов, он нашел для себя что-то интересное, что-то, что отвлекало его от переживаний и возвращало в жизнь — Аврора добивалась своей цели. Они прошли в не рекомендованную (что здесь означало запрещенную) для посещения территорию промышленной зоны несколькими кварталами окружающую центр города. Вместо запланированной экскурсии по достопримечательностям города, они брели в розовой дымке обезвреженных выбросов производства среди наполненных стальными шумами цехов, в которых, обеспечивая город всем необходимым, под наложенными чарами работали конвейеры. Аврора зазывала его пройти через промышленную зону и продолжить прогулку по вечернему городу. Посмотрев на живой, олицетворяющий тихий и гармоничный мир артэонов, цветущий зеленью золотой город, Рэвул почему-то его испугался. Аврора, не спрашивая утянула его за собой силой. Они прогулялись по источающим клубничный аромат городским улицам впечатляющим Рэвула своими размерами.
Он увидел, как живут артэоны. Никакой агрессии, только покой, тишина, бесконечная безмятежность и разумность, красота во всем. Прочувствовав, проникнувшись теплом мира артэонов, почувствовав шкурой, что это такое он почему-то едва ли не расплакался. Здесь все так прекрасно, а там вовне царит кошмар. И он как чудовище пришедшее из того кошмара, переполненный безумным гневом, желал на полном серьезе все это уничтожить. Больно когда мир тех, кого ты считал врагами, оказывается прекрасным, сложно осознавать свою глубинную неправоту. Видя, как ему просто так улыбаются случайные прекрасные прохожие, он стыдливо попытался спрятать свои наручники. Столкнувшись с миром артэонов, он почувствовал себя мерзким злым и убогим дикарем.
Аврора тянула его дальше, уже в уме спланировав для них прогулку-экскурсию по развлечениям ночного города. Но Рэвул сумел отказаться, объяснив это желанием доесть пирог, который они оставили на столе в гостинице. В конце концов, по мнению Рэвула у него впереди была еще целая жизнь, чтобы облазить весь город. Уже в темноте пройдя через промышленную зону, зайдя внутрь цехов — окончательно нарушив все запреты, посмотрев на живые стальные механизмы, увидев, как из универсальной материи делают разные вещи, в том числе искусственную еду, они побрели назад, и под светом фонарей кое-как выбрались из темных промышленных лабиринтов наполненных грохотом производства. Аврора только сейчас поняла что она, любящая бывать в уникальных местах, ни разу не задумывалась об экскурсии в армидейский сектор мира механоидов. Теперь она могла сказать, что повидала все в этом мире и сама их экстремально необычной прогулкой осталась довольна. Они много смеялись и весело провели время. Ее — девочку вундеркинда, большую часть времени, ведущую образ жизни затворницы изолировано живущей в окружении родных, очень забавлял незатейливый низкопробный юмор Рэвула. Идея о покаянии и раскаянии, которой его наполнила Аврора, даровала Рэвулу иллюзию прощения, вновь дающую возможность свободно дышать. Гуляя в обществе этой непоседы не прекращающей тараторить, выплескивая потоки информации, его дыхание то и дело перехватывало от призрачной, такой невесомой, незаметной, но все более ощутимой, реальной возможности новой жизни. Затемно они вернулись в гостиницу.
Тем временем земли преферийских артэонов огласил внушающий страх и тревожный трепет во всех их правителей и хранителей, Колокол Черного Рока. На вершине высокой башни возвышающейся среди гор северной окраины Преферии, в нескольких километрах севернее Снежной Высоты находился огромный колокол. Наложением чар превращенный в подобие сигнализации в случае необходимости способной предупредить все правительства и всех хранителей Арвлады о приближающейся опасности. Звон от удара в колокол разносился по Арвладе звуковой волной, которую всякий простой обыватель мог принять за очередные причуды своего терзаемого тремя великим силами мира. Только правители, вожди и шаманы артэонов и жителей Арвлады видели в пронесшейся с севера звуковой волне недобрый знак. Столь громкое название — 'Колокол Черного Рока' не было результатом фантазии преферийских артэонов. Магические устройства предупреждения об опасности подобные колоколу Арвлады вот уже множество столетий использовались всем артэонским миром. Название 'Колокол Черного Рока' было дано этому магическому устройству еще в незапамятные времена, когда оно было впервые изобретено магами.
Ударом в тревожный колокол Арвладу взбудоражили трое послов из Страны Ворона на огромных черных Вороканах прилетевшие в северные горы из своей далекой земли. На них не было традиционных черных в вороньем стиле одежд, лица небыли украшены черным. Они собирались явно второпях, накинув на себя только черные шубы, чтобы не замерзнуть по пути, проложенному в небесах. Как и положено, в наступивший темный час по зову тревожного колокола все правители и хранители Арвлады, заспешили на внеочередной Совет в крепость Снежная Высота.
Используя телепорт, главы всех артэонов Арвлады наспех за несколько часов собрались на тревожный совет, созванный по инициативе Людей Ворона. Армидейскую трибуну в Зале Заседаний заполнили Кратон, командующий Кэлос, Фросрей и несколько министров. Трибуна Срединных Земель была почти полной. Правитель СБК Рагнер-Кон прибывал в командировке за периметром. Восстановление ряда миротворческих миссий на юге встретило ожесточенное сопротивление враждебных сил и переросло в настоящую мини войну. Правитель СБК решил лично взять ситуацию под свой контроль, поэтому на совет вместо него прибыли лишь несколько высокопоставленных генералов. Трое послов Людей Ворона, стоя в центре зала, ожидали, пока гости усядутся, и начнется совет. Слово взял Салмерин — правитель Винсора — самого крупного из поселений Людей Ворона, Намарьен, третий из пяти детей Мэлога (Духа хранящего Страну Ворона). Намарьен за сотню лет, замерший в облике молодого человека, он не имел бороды и носил длинную неухоженную черную гриву. Скинув черную шубу, в черной подпоясанной рубахе, как вождь всегда с коротким клинком Людей Ворона на поясе, он начал обращаться к совету.
— Многоуважаемые хранители Арвлады! Знаю, у нас были разногласия, — вождь Людей Ворона покосился на трибуну СБК. — Но сейчас Страна Ворона как часть нашей маленькой мирной части света в наступивший темный час просит вашей помощи. Я говорю о событиях, произошедших в Стране Волка и их последствиях, — он встревожил трибуну Армидеи и дальше обращался только к ней. — Нам известно, что произошло в Мерзлом лесу. После уничтожения Страны Волка Таргнер, этот неспокойный Дух будто сошел с ума. События, к которым причастны вы — наши друзья армидейцы серьезно разозлили его.
Над Мерзлым лесом зарождается какая-то буря. Разъяренный Таргнер жаждет мести, он что-то затевает, готовиться явить нам свой гнев. Это уже не Воронка Таргнера, это неведомая разрушительная сила в виде зарождающейся сверхъестественной бури потоками невиданных энергий собирается над Мерзлым лесом. Эта сила способна уничтожить всех нас. На днях небо над Мерзлым лесом озарили вспышки света, из-за Фригнетских гор донеслись раскаты грома. Затем стал слышен непонятный звук, который все приближался и приближался. Десятки тысяч чудовищ обитавших в Мерзлом лесу напуганные неведомой силой затаптывая друг друга, неслись через перевал Снежные Врата. Огромные способные пройти по сугробам перевала белые медведи, гигантские снежные олени и кабаны. Вся эта безумная орава в ужасе понеслась по нашим землям. Деревушка Канисвел, что стояла у подхода к Снежным Вратам, полностью уничтожена. Перепуганные огромные звери просто снесли ее. Наши дозорные заметили надвигающееся стадо заранее. Большая часть жителей была эвакуирована на Вороканах. Однако многие погибли. Дело даже не в чудовищах Мерзлого леса стадами гуляющих по Долине Ворона. С ними мы сами справимся. Да и придет время многие из них сами погибнут, не сумев найти себе пропитание. Самое главное это Таргнер. Случившееся было лишь первым проявлением его ужасной мести. Он затевает что-то жуткое, губительное для нас. Возможно вся Арвлада в опасности, не только Страна Ворона. В этот темный час я спрашиваю у вас: как вы предлагаете нам быть? — спросил у всех сидящих в зале вождь Людей Ворона.
Зал замер в растерянности. Кратон, как и другие представители делегации Армидеи чувствуя свою вину, не знал, что ответить пострадавшим ни за что Людям Ворона.
— Все это ужасно, — все же встав для ответа, нарушил неприятную тишину Кратон. — Армидея причастна к трагедии постигшей Людей Волка. Все тревожные последствия и месть ужасного Духа должны в первую очередь расхлебывать мы. Я, наверное, выскажу мнение большинства армидейцев: нам очень жаль, что так получилось. Мы конечно окажем вам любую помощь в рамках своих сил. Ликвидация чудовищ бродящих в Долине Ворона, помощь в восстановлении разрушенной деревни, моральная поддержка всех пострадавших — все, что мы можем предложить. Что касается разбушевавшегося Духа... здесь мы бессильны. Мы оповестим высших хранителей своих обществ. И это уже дела Духов. Они должны сами собраться на свой совет и решить участь Таргнера, спасти нас от его гнева. Больше мы ничего предложить не можем. Нам остается только надеяться на то, что нас защитят Духи. В этот темный час единственное, что мы можем, что мы должны — так это сплотиться, держаться вместе и помогать друг другу. Быть сильнее и стараться просто жить как прежде. И надеяться, что эта буря скоро пройдет, — стоя со своей трибуны, говорил Кратон.
— Давайте так армидейцы! Вы берете на себя всю гуманитарную и психологическую помощь. А мы поможем разобраться с чудовищами Мерзлого леса, — кричал со своей трибуны генерал СБК. — Нужно также эвакуировать жителей других деревень прилегающих к горам. Еще лучше вообще обеспечить полную эвакуацию всех женщин, детей на безопасное расстояние — за пределы Долины Ворона. Куда-нибудь вглубь Арвлады, поближе к Срединным Землям. Оставить только мужчин для охраны деревень. Думаю, армидейцы помогут с разбитием лагеря, — прямолинейный и поверхностный генерал пытался использовать ситуацию для улучшения взаимоотношений с самобытным артэонским обществом Людей Ворона.
— Большое спасибо за поддержку в темный час, — вождь Людей Ворона отблагодарил генерала. — Но есть еще кое-что, то о чем изначально говорить я не решился. Те из жителей Канисвела, что выжили, когда их деревню сносили несущиеся огромные чудовища, говорят, что когда безумное стадо пронеслось, среди руин деревни они видели огромного черного волка, — эти слова заставили взволноваться генералов СБК знающих своих потенциальных врагов из Мерзлого леса. — И страшный голос звучал в воздухе среди ночной темноты, будто передавая послание. Выжившие говорят чудовищный голос разносимый эхом твердил: 'Это первый шаг. Отдайте мне последнего из Людей Волка. Отдайте, и месть моя обойдет вас'. Я, конечно, понимаю, что это может быть галлюцинацией вызванной последствиями шока. Но это слова нескольких сотен выживших, все они твердят одно и то же, — все также стоя среди трех трибун говорил посол Людей Ворона.
— Да двое из Людей Волка, последние двое выживших сейчас находятся под нашей опекой. Мы занимаемся процессом их социализации и приобщения к нашему — армидейскому обществу. Мы надеемся, что они будут жить среди нас и сумеют разделить наши ценности став полноценной частью наших обществ, — с места пояснял Кратон. — Думаю, что об их выдаче Таргнеру в качестве кровавого откупа ради нашего спасения не может быть и речи, — Кратон поднялся с места. — Если у кого-то есть какие-то возражения, поэтому поводу то прошу — говорите!
Кратон в основном обращался к трибуне СБК. Среди представителей Срединных Земель все сидели молча и как всегда безучастно глядя на своих развитых собратьев, выступающих их защитниками и рулевыми корабля под названием Арвлада. На трибуне СБК в отсутствии правителя генералы белокаменной армии — вчерашние солдаты привыкшие выполнять приказы не обдумывая их суть, переглянулись, понимая, что что-то надо сказать, но без Рагнера они решили промолчать. — Тогда как я понимаю, вопрос закрыт. Нам очень жаль друзья, что такая ужасная участь постигла вас, — Кратон обратился к Людям Ворона, — что за наши просчеты страдаете вы. Но все что мы можем предложить так это помощь в устранении последствий постигшего вас горя. Помочь в усмирении Таргнера мы не в силах. Это уже дела Духов. Нам остается только уповать на их мудрость, я бы сказал даже: молиться о спасении от Таргнера, — договорив Кратон замер в ожидании резкого несогласия, но в зале царила тишина. Несогласие неожиданным ударом поразило его в спину.
— Нет, ваше высочество, — неожиданно для всех рядом с Кратоном встал для ответа Фросрей. — Прошу простить меня дурака, но вы не правы.
— Ты что Фросрей! — удивился Кратон.
— Простите ваше высочество, но я вынужден с вами не согласиться, — тихонько сказал маг. Не обращая внимания на растерянный взгляд правителя и старого друга, Фросрей обратился ко всем. — Это я виноват в случившемся. Идея миссии в Мерзлый лес была моей затеей. Мой правитель говорит, что было бы разумнее, если бы Армидея понесла наказание от свирепого Духа вместо такой же ни в чем не повинной Страны Ворона. Так вот. Это не совсем правильно. Не Армидея, а я. Я должен был нести ответственность за произошедшее в Мерзлом лесу. Это моя вина, мое прегрешение и только я ответственен перед Таргнером.
Устав от постоянной войны с диким дегенеративным югом я просто не мог больше видеть, как страдают жители хранимой мною Армидеи. Яростно желая покончить с войной, я окончательно ослеп от своих разбушевавшихся мыслей и безумных эмоций. Я был готов уничтожить всех дикарей с юга лишь бы видеть свой город счастливым. Я сошел с пути светлого мага, да я оступился, эмоционально привязавшись к армидейцам и миру артэонов. Позволил себе что-то полюбить, и это затмило мое сознание. В желании усмирить дикий юг я был инициатором миссии 'Таяние Снегов', я пришел к идее необходимости вмешательства в жизнь Людей Волка. Мне казалось, я все продумал. Но я не учел самого главного: Духа Таргнера. И за мое неведение и слепоту кровью поплатились уже многие ни в чем неповинные создания.
Я считаю, логичным было бы мне отправиться к Таргнеру и молить у него о прощении. Я попрошу его забрать мою жизнь в обмен на прощение всех жителей Арвлады. Все вполне логично. Я все это натворил, мне за это и отвечать. Надеюсь, Дух растерзает меня, насытившись местью, и оставит этот мир в покое. Но так просто мне в Мерзлый лес не отправиться. Чтобы удостоиться разговора с этим безумным Духом мне нужен своеобразный пропуск, — Фросрей обратился к стоящему рядом Кратону, который все понял и, скрывая недовольство, отвел взгляд в сторону.
— Я прошу ваше высочество организовать миссию по доставке последнего из Людей Волка Таргнеру и дать мне возглавить ее. Под видом своеобразного доставщика я проникну в Мерзлый лес, добьюсь разговора с Таргнером и попрошу у него прощения. Умоляю вас ваше высочество, неужели вы не понимаете. Духам на нас наплевать. Думаете, они без нас не знают о том, что творит Таргнер? Они видят все. Смотрят на мир вне пространства и времени. Они бездействуют, потому что видят наиболее вероятный вариант неизбежного будущего, в котором мы сами должны спасти себя от гнева Таргнера. У нас есть возможность все остановить самостоятельно, они знают об этом и не станут помогать нам, вступая в конфликт с бешенным Таргнером. В этой ситуации мы должны полагаться только на свои силы. Моя жизнь или жизнь последнего из Людей Волка, ни что другое нас не спасет, — Фросрей обращался к Кратону, но говорил громко, чтобы слышали все.
— Вообще-то у нас их двое. Кого именно из двух последних Людей Волка требует это чудовище, позорящее мудрых Духов? — возмутился Кратон.
— Того, который с гневом пришел к воротам золотого города, — пояснил вождь Людей Ворона, — так говорили выжившие...
— Неужели вы не понимаете, что это не сработает. Это уловка. Очередное испытание, насланное на нас безумным Духом. Он не оставит нас без наказания уж вы мне поверьте! — рассердился, если так можно сказать, Кратон. — Точку в этом вопросе поставит сам Рэвул. Мы все ему объясним и поставим перед фактами, и если он выберет жизнь и откажется... Насильно тащить его туда я не позволю. Лучше уж нам всем погибнуть от проклятия сумасшедшего Духа, чем опуститься до кровавого откупа за свои временные шкуры!
Совет окончился. Все покинули Снежную Высоту, кто через телепорт, кто на спинах огромных Вороканов. Опечаленный Кратон не проронил ни слова. Никто никогда не видел его таким. Фросрея разрывало желание извинтиться перед правителем и верным другом, но видя явное недовольство Кратона вызванное созданной им ситуацией, он не решился.
Уже поздней ночью, после долгой прогулки и ужина Рэвул и Аврора, сидя на полу в комнате гостиницы кидая кости, двигая фишки по карте сказочной страны, играли в настольную игру. Рэвул тихо зевал. Аврора, наблюдая за поведением своего подопечного, была довольна улучшением его душевного состояния. Все, казалось бы, шло на поправку, но тут в комнату вошел Кратон. Рэвул тут же подскочил, не зная, как себя вести.
— А где же десять охранников? — видя, что отец вошел один, не могла не подколоть его Аврора.
— Хватит это не смешно. Присаживайтесь Рэвул, — подходя к ним, сказал Кратон.
— Рэвул пошел на поправку... — хотела обрадовать Аврора, но видя общий отрицательный настрой отца, она остановилась. — Пап что-то случилось? — ответом ей стал беззвучно появившийся в дверях комнаты Фросрей.
— Да, вынужден признать что-то случилось. Но и в темный час не обходиться без маленького счастья. Я говорю о Рэвуле. Ведь у вас как я понял в независимости от темноты, нависающей над миром все хорошо? — присев на пол рядом с Рэвулом, поинтересовался Кратон.
— Я же говорю, Рэвул восстанавливается. Все просто отлично, — чувствуя недоброе, замерла Аврора.
— Спасибо вам большое за вашу помощь. Вы не представляете, как я вам благодарен. Тем более после того что я сделал. Спасибо что простили меня и отнеслись с пониманием. Так, а что у вас случилось? — Рэвул сам решил внести ясность.
— Для начала хочу сказать, что я очень рад восстановлению твоей внутренней гармонии Рэвул. Должен сказать, что ты очень силен, раз смог найти силы жить дальше. А что касается последних неприятных вестей принесенных с юга, то думаю Фросрей, должен поведать о них, — приковал всеобщее внимание к магу Кратон. Не ожидавший такого маг, молча стоявший у двери, сначала замешкался, затем прокашлялся и двинулся по комнате. Он тяжело посмотрел на Рэвула и вздохнул. Рэвул поняв, что дело касается его, помрачнев замер, опустив голову, ожидая чего-то неприятного. Аврора не сводила со старого мага свой недовольный взгляд.
— Таргнер взбесился. Он угрожает уничтожить Арвладу, — упоминание Фросреем имени жуткого Духа как ножом резануло сердце Рэвула. Аврора, пытаясь поддержать помрачневшего Рэвула, взяла его за руку. — Он выдвинул перед нами требование. Если мы его не выполним, то он обрушит на нас свой гнев. А требует он выдать ему последнего из Людей Волка, того что с гневом пришел к вратам нашего города, — прямо пояснил Фросрей. Договаривать полностью он не стал. Посмотрев на старого мага, Рэвул сам понял, чего от него хотят.
Для Рэвула это стало тяжелым ударом. Вот только он снова позволил себе дышать, как все снова разом разрушилось. И зачем он пошел на поводу у этой девчонки, позволив ей вернуть себя к жизни? Каким же дураком он ощущал себя от того что позволил надежде на новую жизнь закрасться в свою душу. В итоге все пришло к логичному финалу — он должен разделить участь своего народа. Его мертвая страна звала его. Как мог он позабыть о мертвом Мерзлом лесе и темных силах, что идут за ним? И он был не против такого финала. Вот только вторжение Авроры и олицетворяемых ею артэонов, как и даруемые ими надежды на новую жизнь оказались совершенно бессмысленными. Ведь он едва начал этими надеждами проникаться, как его жизнь снова вернулась в привычное разрушенное русло. У него не было ни к кому претензий, просто повторно отворачиваться от жизни было немного болезненно. Жаль только что прожить достойную жизнь, добрыми делами и намерениями заслужить прощение за совершенное в безумии преступление и стать другим человеком ему было не судьба. Ему вдруг стало невыносимо тяжело и даже немного по-детски обидно. Несмотря на внутреннее потрясение, боявшийся показывать эмоции Рэвул внешне старался себя не выдать, старался держаться как обычно. Но внутреннее потрясение оказалось для него слишком значительным. Как бы он не старался сделать вид, что все нормально, и он все тот же раздолбай Рэвул, внутренняя обида и разочарование заставили его насупиться и помрачнеть.
— То есть если я правильно поняла, вы предлагаете выдать Рэвула этому неадекватному Духу ради нашего общего спасения?! — Аврора набросилась на отца. — И что ждет Рэвула в мертвом лесу? Вряд ли Таргнер хочет все исправить и возродить Страну Волка. Рэвула там ждет смерть и ужасная участь. Так, а вы зачем приперлись вообще?! То есть вы ищите понимания у Рэвула и давите на него с целью получения согласия?! Вы хотите, чтобы он стал нашим откупом безумному Духу? Да еще и сам дал согласие на это! — не отпуская руку молчавшего Рэвула, поддерживающе придвинувшись к нему поближе, не сдерживала эмоций Аврора.
— Да ладно, все нормально. Я все понимаю, — тихо сказал Рэвул.
— Нет Рэвул это не нормально. Не слушай этих злодеев...
— Аврора! Прояви уважение хотя бы к Фросрею! — Кратон остановил дочь.
— Нет, девочка права, — вмешался Фросрей все также стоя немного в стороне. — Ситуация просто ужасная и мы действительно примерили на себя маски отрицательных персонажей. Но иного выхода у нас нет. Поймите меня правильно, я не предлагаю отдавать Рэвула Таргнеру...
— Да нет, я же говорю все нормально. Еще вчера я просил о смерти и вот, похоже, ее получил. Похоже, мне повезло! — Рэвул выдал неуместную улыбку. — Такова моя участь, что сделаешь? Я должен вернуться на родину, там и остаться. Нужно закончить печальную историю Страны Волка. Все нормально, правда. Тем более я как бы получается спасу вас, если отправлюсь к Таргнеру. Пожертвую собой ради общего спасения! В любом случае моя жизнь не стоит ничего. Никто не должен страдать из-за продолжения моего существования, — положив игральные кости Рэвул поднялся и обратился к Фросрею. — Что я должен делать, чтобы уберечь вас от гнева Таргнера?
— Рэвул, все это не правильно, — Аврора едва сдерживала слезы. — Таргнер не господь бог. Есть в этом мире добрые Духи, которые нас от него защитят. Нам нечего бояться, мы в безопасности!
— Нет, Аврора, — ответил, поднимаясь с пола Кратон, — Таргнер уже давно творит что хочет. На днях все чудовища Мерзлого леса, напуганные этим всесильным монстром, перешли через перевал Снежные Врата. Целая деревня Людей Ворона была просто сметена. Почему его никто не остановил? Потому что перед этой бурей мы одни. Духи нам не помогут. Ни в этот раз. У нас есть возможность разрешить конфликт самостоятельно, поэтому помощь свыше не придет. Таргнер совсем обезумил... если так можно сказать о Духе. Не получив желаемое без боя он не сдастся. Конфликт между Духами может привести к гибели миллионов. Если пытаясь остановить взбесившегося Таргнера Духи вступят с ним в битву... Схватка богоподобных наделенных неограниченной силой существ своими последствиями может уничтожить Преферию. Весь мир ощутит последствия катастрофы вызванной столкновением Духов. Мы смертные разозлили Таргнера и мы должны его успокоить, потому что у нас есть такая возможность, — объяснил Кратон, сам жутко недовольный всей этой ситуацией.
— Все же вы не дали мне довести мысль до ума, — заговорил Фросрей. — Я не предлагаю выполнить требование безумного Духа. Жизнь Рэвула в качестве кровавого откупа никто отдавать не собирается. Изначально я заварил эту кашу, это моя вина. Я отправлюсь вместе с Рэвулом в логово Таргнера и предложу ему забрать мою жизнь. Я попрошу у него прощения за всех нас, попрошу его одуматься. Ведь это я во всем виноват. Цепочка событий, приведшая к гибели Страны Волка, началась с моих слов. Дух должен понять это. Может он насытится моей кровью? Рэвул нужен мне просто как пропускной билет. Эта идея безумна, но у нас нет других вариантов. Я предлагаю рискнуть. Может все сработает и Рэвул вернется обратно.
— Прости бедняжка, что так получилось. Прости, что на краю пропасти вновь научила тебя любить жизнь. Мы так и не посмотрели город... — печально глядя в глаза Рэвула сказала Аврора и молча удалилась.
— Спасибо тебе за все, — ей вслед ответил он. — Зачем вам жертвовать собой, может, просто отдадим меня Таргнеру и все. Зачем все усложнять. Нафиг я вам нужен? — когда Аврора ушла, Рэвул заставил Фросрея улыбнуться.
На следующий день Рэвул и Фросрей на военном трехмачтовом обшитом золотистой сталью фрегате отплыли из Армидеи на север. Фросрей одел свой привычный старый престарый плащ светлого мага положенного белого цвета. Облачение Рэвула было схоже с одеждой Рурхана для миссии 'Таяние Снегов', это вполне стандартная одежда для участников гражданских экспедиций, вот только от плаща он отказался. Их путь лежал между Стеной Тумана и преферийским берегом по водам Соленой Мили — доставшегося Преферии куска омывающих ее морей и океанов, шириной в двадцать четыре мили.
Судно военное — на верхней палубе похожие на хрустальные гаубицы стояли плазмометы дальнего радиуса действия. Большинство кораблей военного флота Армидеи были штурмового назначения. Их задачей было только высадить морскую пехоту на берег или, протаранив вражеское судно разрезать его пополам. Для этого дно корабля уходило под воду лишь на метр, и на носу имелся таран похожий на огромное лезвие. Трюмы стандартных кораблей были заполнены анабиозными капсулами, в которых в спящем состоянии размещалось до трех тысяч пехотинцев. Корабль, на котором отправились Рэвул с Фросреем, был в разы больше обычных штурмовых версий. Это было экспедиционно-разведывательное судно. Нижние части трюма были заполнены шлюпками, использующимися для разведки или нападения. Дно на несколько метров уходило под воду. В сокрытой под водой донной части имелись люки для выстрела абордажных капсул подводного типа похожих на торпеды, созданные для доставки десанта на вражеский борт, в которые в качестве начинки заряжались десантируемые солдаты. Только верхняя часть трюма была заполнена анабиозными капсулами, поэтому данный корабль мог везти на борту не больше тысячи человек пехоты. Капитан спал в одной из специальных анабиозных камер, управляя кораблем при помощи разума подключенного к системе. Помимо энергии тела капитана осуществляющего функцию разума корабля, также судно питала энерго-биотическая установка: огромное специально выращенное живое сердце, размещенное в специальном бронированном саркофаге где-то в сердцевине трюмов. Энергия тела капитана была лишь искрой запускающей огромное сердце корабля, своим биением вырабатывающее Аноромне — энергию живых тел, потоки которой растекались по энерговенам, буквально оживляя судно. Паруса, имеющиеся на всякий случай, были опущены, корабль по воде двигали несколько десятков весел рядами растянувшиеся по бокам. Никакого физического труда, веслами двигали специальные механизмы, запитанные на энергии Аноромне вырабатываемой с избытком. На палубе можно было встретить моряков в военной флотской форме из синих водостойких термокомбинезонов с плавательными жилетами поверх. До объявления тревоги наряд из десяти человек обслуживал огромное судно, остальная команда спала в трюме превращенная в куски льда.
Дорога пролегала через контролируемые артэонами, безопасные воды северной части Соленой Мили. Южная Соленая Миля — дорога вдоль берегов дикого юга сулила встречу с военными кораблями вражеских флотов и даже настоящими пиратами в водах самой южной окраины.
По берегу тянулись густые сосновые леса артэонской Северной Половины с мутировавшими примесями Азуры в виде сосен в болезненную желтую крапинку или лиственно-хвойных гибридов. Дальше начались предгорные равнины. И сами Северные Горы, заполнявшие собой всю северную окраину Преферии. Рэвулу они напомнили Фригнетские горные стены, такие же заснеженные, такие же высокие. Только здесь многие пики своими мрачными вершинами уходили далеко за облака. На побережье порой попадались аккуратные небольшие артэонские городки и чем дальше на север, тем менее защищенные тихие уютные деревушки. Не обошлось без экзотических поселений иных существ.
Рэвул стоя на палубе рядом с Фросреем удивленно рассматривал все вокруг. Он никогда и не мечтал отправиться в плавание на корабле. Это плавание, несмотря на свою цель и неопределенные жуткие последствия показалось Рэвулу настоящим путешествием. Интерес к миру Преферии открывающемуся с палубы, покачивающейся на волнах, глушил в любознательном Рэвуле все возможные душевные терзания и страх перед предстоящей встречей с разгневанным Таргнером. Стоящий рядом Фросрей, опершись о борт палубы, в противовес Рэвулу задумчиво смотрел в черную воду. Он единственный понимал всю тяжесть ситуации, ее возможные последствия и ловил себя на том, что испытывает легкую неуверенность, можно даже сказать боязнь перед встречей с Таргнером. День был солнечным, утром прошел сильный ливень, но тучи уже полностью разошлись. Дул слабый ветер, повсюду летали чайки, волны бились о борт. Сопровождающие корабль безобидные водные змеи, покрытые рыбьей чешуей, выпрыгивали из воды на многие метры, порой извиваясь, подлетали на уровень палубы.
Откуда-то из водных глубин послышался протяжный похожий на крик кита звук. Невиданные порождения Азуры, обитающие в океанских глубинах, давали о себе знать. В центре палубы, в центре раскрытого как цветок стального защитного купола, как и положено, горело голубое пламя. Древние маги, на своем давнем при давнем собрании создавшие голубое пламя вложили в эту силу множество различных особенностей использование многих из которых уже забыто и растерянно. Так, например уникальным было применение голубого пламени для защиты от водных порождений Азуры. Для защиты от водных чудовищ горящее голубое пламя заливали соленой морской водой — единственным, чем его можно было затушить. Чтобы не потухнуть волшебное пламя, сопротивляясь соленой воде, разгоралось сильнее и начинало испепелять обволакиваемые им дрова. Так из пепла сожженных дров появлялись голубые угли — производный от голубого пламени магический элемент, обладающий рядом уникальных качеств. Если бросить один такой маленький голубой уголек в воду то, погаснув в ней, он растворит в водном пространстве всю содержащуюся в себе силу голубого пламени. В том месте, где голубой уголек погаснет в воде, там все водное пространство на сотни метров вокруг наполнится жаром голубого огня, который испепелит все подводные порождения Азуры. Так и защищалось судоходство в этом мире.
Жаром голубых углей моряки распугивали или уничтожали жуткие порождения Азуры, обитающие в морских глубинах. Услышав крики морских тварей, донесшиеся откуда-то с той стороны туманной стены, чтобы избежать нежеланной встречи с морским чудовищем члены команды нагрузили голубых углей в стальную цилиндрическую тару и на цепи подобно якорю опустили ее в воду. Голубые угли воды не касались, не тухли в ней, а просто наполняли окружающее водное пространство убийственным жаром голубого пламени. Следовательно, никакого вреда безобидным порождениям Азуры вроде уникальной подводной растительности или тысяч видов разнообразных мелких рыбешек не наносилось. Через стальные стенки объемной цилиндрической тары в воде распространялся только слабый жар голубого огня, просто отпугивающий подводных мутантов. Сопровождающие корабль морские змеи сразу разбежались по сторонам, как и странные звуки голосов морских чудовищ из черной глубины больше не доносились.
Судно, подхватив ветер, дальше отошло от берега, прижалось ближе к туманной стене и понеслось на парусах. Ровная полоса туманного скопления как настоящая стена возвышалась на десятки метров над водой, оставляя остальной мир по ту сторону. Неуместно выглядящий среди ясного солнечного дня белый и густой стенообразный туман хранил в себе молчаливое таинственное зло, убивающее все живое, что пыталось пройти через его туманную обитель. С близкого расстояния в рваных клубах тумана волшебной стены можно было разглядеть исполинские каменные колонны. Возвышающиеся через каждые сто метров эти колоны пронизывали собой всю стену. Сложенные из каменных блоков огромные колонны в высоту с туманную стену были созданы при помощи таинственной и могущественной эльфийской магии. На просматривающихся из тумана фрагментах колонн можно было отчетливо разглядеть эльфийские магические руны. Фросрей пояснил, что эти колонны это своего рода оси, 'на которых держится вся полоса туманной преграды'. Эти волшебные оси не давали Стене Тумана разрушаться, буквально держали ее на себе, задавали высоту и ширину образующему стену туманному скоплению.
Корабль быстро шел на север, солнце начало клониться к закату. На берегу с западной стороны возвышались мрачные одинокие Северные Горы, на востоке все также возвышалась туманная стена. Почти весь день воодушевленный нежданным путешествием и красотами открывшегося мира Рэвул и мрачный погрузившийся в мысли Фросрей простояли на палубе у борта. Солдаты, вымыв палубу, сделав все, что только можно курили, отдыхая сидя на палубе.
— Больше всего в этом мире я не люблю воду и темноту, — глядя в глубокую воду Соленой Мили после долгого молчания вдруг заговорил Фросрей. — Оказываясь в этих двух средах, ты оказываешься почти беззащитным перед хищниками, которые обитают в них. Что в воде ты беспомощно барахтаешься как беззащитная букашка и можешь только ожидать нападения, что в темноте мечешься как слепой, заранее оказываясь в неравном положении с тварью, для которой темнота или вода среда существования. Все что ты можешь так это кричать от страха неминуемой гибели. То же самое мне кажется можно сказать и о Мерзлом лесе. Этот лес — игрушка в руках безумного всесильного психопата. Мы фактически отправляемся в разум сумасшедшего, где все подчинено законам его безумной воли. Там мы будем беззащитными, — будто просто рассуждая вслух, будто сам себе говорил Фросрей.
— Я все еще предлагаю вам просто отдать меня Таргнеру как он, и требует и быстренько свалить. Скажете остальным, что ваш план провалился. Вы предложили забрать себя вместо меня, а Таргнер отказался. Он заберет меня, а вы вернетесь домой, и будите нормально жить, как и раньше. Кто узнает, как оно было на самом деле? — стоя рядом с Фросреем говорил Рэвул пока соленый ветер трепал его бороду.
— Не все так просто, — улыбнулся Фросрей.
— Они могут проверить память?
— Я вижу, для тебя выкладывание содержимого твоих воспоминаний в общий доступ стало травмой. Что же, это была моя идея. Впору извиниться. Просто нам хотелось, чтобы народ Армидеи отнесся с пониманием к тебе.
— Просто эта мелкая девчонка достала надо мной подшучивать на эту тему, — в шутку пожаловался Рэвул.
— Аврора... — улыбнулся Фросрей, — будущий правитель Армидеи! — он заставил улыбнуться и Рэвула тоже. — Все намного сложнее Рэвул. Ты что думаешь, Таргнер задумал все это чтобы просто забрать твою жизнь, то есть его целью является твоя смерть? Нет, если бы это было так, ты был бы уже мертв, поверь мне. Этот неадекватный Дух придумал нам наказание, суровое и беспощадное. Ты просто часть задуманной им кары. Твой путь вряд ли закончится в Мерзлом лесу. Таргнер жизни тебя не лишит. Он использует твою душу и тело для наказания нам. От гнева Таргнера нам не спастись, я понимаю это и просто пытаюсь прояснить ситуацию. Я здесь, прежде всего, для того чтобы из первых уст узнать чего же он хочет, понять природу уготованной нам кары, понять и быть готовым.
Пока корабль несся по волнам Фросрей и Рэвул так, и простояли на палубе до самой темноты. В ночном небе три планеты спутника: сияющий лавовыми прожилками Одрис, красный Ирделий и бурый Кэмфис с севера на юг выстроились в ряд. По словам Фросрея это был хороший знак, несущий удачу всем смотрящим в ночное небо путникам. Спать в узком армейском кубрике при условии постоянной качки, оказалось неудобно для Рэвула. Он снова поднялся на палубу, и пока корабль миновал вечно одинокую северную окраину Преферии, Рэвул всю ночь любовался заснеженными горами, залитыми голубым лунным светом. Тишину лунной ночи в водах Соленой Мили на самом севере Преферии нарушила Азура. Вырвавшись из земли где-то за снежными пиками гор, скопление пассивных потоков Азуры ударило в небо выбросом в виде столба голубого света. Растворившиеся в озоновом слое пассивные потоки Азуры наполнили небо за облаками голубым сиянием, пришедшем на помощь разгонявшей ночной мрак луне. С рассветом миновав северные горы, тянущиеся вдоль одиноких северных окраин, выйдя в западную часть вод Соленой Мили, корабль плыл мимо земель Белой Долины. На берегу среди аккуратных лесов встречались белые гавани прибрежных городов величественной СБК. Дальше начались густые смешанные леса, тянущиеся до равнины перед Пустым Вулканом.
Корабль дошел до стыка Преферии с Преферидским полуостровом, делящим западную Соленую Милю на две части. Здесь туманная стена прижималась к берегу и дальше пролегала по водному пути на стыке огромного полуострова и Преферии, изолируя их друг от друга. Солнце клонилось к закату, Фросрей не желал медлить, ждать до утра, и решил двигаться дальше, несмотря на сгущающуюся темноту. На огромном корабле пройти по водному пути было невозможно, Рэвул, маг и еще четверо солдат сопровождения — морских пехотинцев, пересели в десантную шлюпку, механическим щупальцем корабля опущенную на воду. Огромный военный корабль остался на якоре качаться в водах Соленой Мили у входа в водный путь. Маг, сидящий на носу лодки, зажег защитное голубое пламя на наконечнике своего посоха. Лодка двинулась к берегу.
Небольшая лодка была обшита золотистой сталью, как и корабль, и двигалась за счет гребных валов по бокам. Солдаты дежурили с арбалетами наготове, после пробуждения из анабиоза выкуривая сигарету за сигаретой. Старший из группы солдат управлял лодкой при помощи пары простых заклинаний подобных командам, которые использует управляющий собачьей упряжкой. 'Ратурус!' — и гребные валы в соответствии с наложенными на них чарами поворачивают направо, 'Летурус' и лодка отворачивает влево.
Доплыв до берега, оставив позади Соленую Милю, лодка двинулась по маленькой протоке, с которой начинался водный путь, отделяющий Преферидский полуостров. Соленая морская вода, плещущаяся волнами сменилась стоячей болотной. Стена Тумана, уменьшившись в размерах, пролегала вдоль западного берега начинающей водный путь небольшой протоки. Таким образом, для прохода по водному пути на этом отрезке туманная стена оставляла лишь несколько метров водной глади вдоль восточного берега. Кораблю здесь было не пройти, поэтому они и пересели на лодку. Они плыли по тонкой водной границе, с восточной стороны раскинулся берег Преферии, с западной стороны за Стеной Тумана скрывался таинственный Преферидский полуостров. Русло протоки было извилистым и поросшим деревьями.
В вечерних сумерках находиться всего в паре метров от хранящей в себе зло былых времен стены жуткого тумана было особенно неприятно. Рэвул никак не мог избавиться от ощущения того что из тумана стеной свыше десяти метров возвышавшегося буквально под боком на него что-то смотрит. Вглядываясь в туманное облако, он видел в нем какое-то движение, пока Фросрей не отдернул его, велев не шуметь и не смотреть в зловещую белую туманную пелену, дабы не тревожить обитающее в ней зло. Солдаты также сидели тихо и смирно. Погруженные в Малдурум морские пехотинцы старались не контактировать с гражданскими лицами. Вдруг по туманной стене разнеслись вспышки света. Затем из стены раздался леденящий кровь чудовищный рев. 'Все нормально. Это стена предупреждает нас о своей опасности. Сработало что-то вроде сигнализации или оповещения об опасности, которую в себе таит стена. Это видимо из-за того что лодка прижалась слишком близко, поэтому стена пытается предупредить нас. Нужно прижаться ближе к берегу, и она успокоится', — поспешил успокоить всех маг. Побелевшего от страха, после жуткого нечеловеческого рева, буквально приросшего к своему сиденью Рэвула, это утешило слабо.
Спустя пару километров на юг по извилистому руслу протоки между кромкой берега Преферии и Стеной Тумана, водный путь входил в воды реки Аморо. Сейчас, когда снега сошли, а обильные летние ливни заставляли себя ждать, Аморо была небольшой рекой со слабым течением. Но в любом случае превышала в размерах оставленную позади протоку, Стена Тумана, возвысившись до привычных размеров, отделяла лишь ее половину, оставляя еще достаточно места, путники, пересекающие водный путь могли вздохнуть спокойно. Места было так много, что здесь мог пройти даже оставленный в водах Соленой Мили военный корабль.
Лодка спокойно неслась по течению реки. Все вокруг заволакивала ночная мгла, в затянутом облаками небе стали виднеться звезды. На преферийском берегу возвысились Белые Ворота — белая усеянная бойницами башня и разбитая вокруг нее база дежурившего пограничного батальона СБК. В ночной темноте пограничники СБК осветили лодку лучом света. Фросрей велел сидеть спокойно и просто плыть дальше. На темном берегу запылали факелы. Дежурившие в наблюдательном укреплении на берегу пограничники СБК естественно засуетились. К берегу вышел, судя по всему старший офицер, который долго и пристально рассматривал неизвестное судно в бинокль. Белые Ворота защищали водный путь от вторжения со стороны враждебного юга, насчет проникновения с внутренней — северной стороны никаких инструкций у здешних пограничников не было. По броне солдат сопровождения принадлежность лодки было сложно не определить. Пограничники решили не поднимать заградительную сеть и просто пропустить лодку.
Ночь в этих местах была холодной и сырой. Все русло реки заволокло туманом, где теперь была туманная стена, а где просто ночной туман сказать было сложно, поэтому лодка прижалась к берегу. Чтобы видеть хоть что-то Фросрей зажег ярче голубое пламя, пылая венчавшее его посох. Плывя в слепую сквозь туман, лодка резко во что-то врезалась. Это была мель, начало которой Фросрей так боялся упустить. Они доплыли до Преферидского брода, здесь река разливалась в ширину за сотню метров, течение усиливалось, и глубина воды падала ниже колена. Этот брод был единственным проходом связующим изолированную Преферию и Преферидский полуостров, за которым открывался остальной мир. Здесь пролегал единственный выход из Преферии.
От столкновения дна лодки с мелью брода один из солдат, сидевший на самом краю, свалился в воду. В его бронекостюме сработала система защиты от утопления. Из небольшого подобия стального ранца за спиной надулась воздушная подушка. Зажатого раздувшейся воздушной подушкой солдата как поплавок сильным течением потащило по каменистому дну. Фросрей и остальные солдаты бросились за ним вдогонку. Солдат все же сам схватился за подводный камень, дотянулся до чеки и спустил воздушную подушку. Подбежав к нему Фросрей понял, что пелена тумана обволакивающая их была вовсе не природного происхождения. Фросрей крикнул остальным, чтобы они стояли на месте и не приближались к ним. Солдата унесло прямо в Стену Тумана. Пока маг помогал солдату подняться, туман вокруг них ожил. Отовсюду стали раздаваться дикие крики, мольбы о пощаде и дикий смех. 'Это запечатленные этим живым туманом предсмертные голоса всех кто пытался пересечь белую завесу стены' — предположил Фросрей.
Вместе им было не спастись, и поэтому Фросрей решил привлечь внимание стены к себе. Маг велел солдату уходить, а сам произнесением заклинания затушив голубое пламя на конце своего посоха, остался стоять на месте. Туман обвил его плотным кольцом. Вселяющие ужас крики, исходящие из тумана теперь за ненадобностью смолкли. Воцарившуюся тишину стали нарушать странные щелкающие звуки. К магу не спеша поползло состоящее из тумана щупальце. На кончике медленно извивающегося туманного щупальца пульсировала, издавая странные щелкающие звуки сияющая сфера, служившая своеобразным подобием глаза. Маг видел свое отражение в сфере, невиданное существо своим необычным глазом изучало его. Маг прокричал заклинание: 'Лус-Волондер' и из его посоха разлетелись потоки света, разогнавшие туман, разрушившие щупальце. Издав болезненные звуки, туман на секунды отступил. Но Стену Тумана было не развеять простыми противотемными заклинаниями. Туман снова быстро окружил его и снова стал собираться в щупальце. Тогда Фросрей просто исчез. Туман вокруг него тут же сжался, туманные щупальца с сияющими сферами глаз на концах метались, ища буквально растворившегося мага. Стена Тумана, упустив жертву, издала протяжный стон.
Среди клубов затянувшего весь брод природного тумана, по колено в воде, едва удерживаясь на ногах от сильного течения, солдаты, прихватив с собой Рэвула, выбежали на берег. Все прекрасно понимали, что магу нужно помочь, но никто не знал, как это сделать. Пока Рэвул пытался добиться от них объяснения произошедшего, солдаты, понимая, что из проклятой стены мага было не спасти, только беспомощно переглядывались, не зная как быть. Фросрей в своем фирменном стиле беззвучно возник за их спинами.
— Как ты спасся? Стена не пропускает никого, — высказал общее удивление один из солдат.
— Неважно. Здесь мель, нам не проплыть. Нужно взять лодку и притащить ее к берегу. Мы все промокли, надо бы обсохнуть. Ну, быстрее, чего встали?! — обошелся без объяснений Фросрей.
Солдаты перевернули, а затем подняли лодку, обхватив ее за края. На руках они вытащили лодку на берег. Рэвул пытаясь помочь, держался за лодку сзади. Оставив лодку на берегу, немного углубившись в лес, они разожгли костер. Все побережье вблизи реки было заволочено туманом. Из туманных прибрежных сырых дебрей доносились протяжные тяжелые стоны. Солдаты пугали Рэвула рассказами о жутких водяных, обитающих в озерах и реках. Приятное теплое дарующее жизнь трескучее пламя костра этой сырой холодной ночью казалось невероятным сокровищем. Под приятным теплом костра всякие рассказы о чудищах и водяных не казались такими уж страшными. Мага посадили на принесенное бревно, солдаты и Рэвул сидели на корточках или на земле.
— Сила мага неподвластна никаким законам, подобно фантазии человека она безгранична. Магия сама по себе есть чистая абстракция. Бесформенная, никакая, лишенная всяких физических проявлений великая сила потоком, идущая из наших тел. Только наша фантазия способна придать ей форму. И если фантазия у тебя развита, мозг работает нормально, то направляй потоки магии, как хочешь, меняй реальность, как тебе вздумается. Придумывай любые заклинания, пространственные заклятия, игра не ограничена правилами. Все зависит только от того насколько ты умен.
В зависимости от интеллекта, следовательно, фантазии и стабильности нервной системы магического источника его сила может быть безгранична. Есть маги сильные — умные люди с высоким интеллектом и маги слабые — обычные тупицы, которым в силу непонятных причин досталась магическая сила. Магия реализуется через магический транс — долгая и нудная процедура отнимающая кучу времени. Нужно сидеть с закрытыми глазами и долго напрягаться, при помощи фантазии детально воссоздавать изменения которые ты хочешь принести в реальность. И вот чтобы всякий раз так не напрягаться придумали заклинания. Один раз изменил этот мир при помощи фантазии и нескольких суток транса, затем снова погрузившись в транс, все произведенные тобой изменения реальности закрепил за словами. И в последующем, если тебе снова понадобиться изменить реальность... подобным образом, то... просто произносишь нужные слова, и магия течет в нужном тебе направлении, все меняет вокруг. Так и появляются заклинания. Заклинания есть не более чем удобный способ использования магии, без транса, без изматывающей концентрации и напряга. Реализация магии при помощи слова.
Каждый маг знает множество заклинаний и применяет их в повседневной жизни, по мере необходимости изменяя под себя реальность. Есть общеизвестные заклинания, а есть индивидуальные придуманные тобой лично. Общеизвестные, то есть придуманные каким-то умным магом и открытые для общего доступа, открытые для всех, чтобы десять раз не изобретать велосипед. Использовать общеизвестные заклинания все равно, что идти по протоптанной тропе, а вот шагнуть в сторону и двигаться самостоятельно может не каждый. Не каждый маг способен свободно понимать магию, самостоятельно создавать заклинания, для этого нужно быть умным человеком, гением. А большинство магов простые люди, обычные тупицы. Я за свою жизнь придумал только два. И одно из них приносит мой плащ, который я дома бросаю непонятно где! — под треск костра Фросрей решил развеять свой мрачный неразговорчивый образ в глазах солдат и Рэвула, заодно отвлечь их от ненужных страхов в темноте. А то все как-то поникли. Видя, что его слушают и даже с интересом, маг продолжал.
— Все общеизвестные заклинания, разработанные былыми магами до нас, добрыми людьми собираются в удобные сборники, как наследство для потомков, чтобы десять раз не изобретать заново велосипед. Отсюда и появляются школы магии — сборники различных заклинаний придуманных древними магами, в разных частях нашего мира, или магами, состоящими в разных орденах. Одни и те же заклинания просто произносятся по-разному и имеют немного разный эффект. А так магия я же говорю это чистая абстракция, если ты умен и понимаешь эту силу, можешь самостоятельно направлять ее, то твори что хочешь, не обращая внимания на рамки и правила. Создавай, какие угодно заклинания и заклятия. Существующие общеизвестные заклинания они для дураков, для тех магов, что не достаточно умны чтобы магию самостоятельно понимать.
Короче... Все маги знают тысячи простых общедоступных заклинаний, их применением постоянно облегчают себе жизнь, помогают тем, кому считают нужным. Есть заклинания, придуманные первыми магами нашего мира тысячи лет назад, которыми пользуются до сих пор. Но маги бывают разные и ситуации в жизни бывают разные. Быть магом значит противостоять этому миру. Имея силу, ты обречен бросать вызов другим сильнейшим. Помимо войны с темными магами на своем пути в этом мире приходится встречать множество врагов необычных, сверхъестественных. Для борьбы за выживание маги вынуждены придумывать себе уникальные способы защиты от равного врага. Почти у каждого мага есть какая-то своя уникальная магическая фишка — своеобразное сложное суперзаклинание доступное только ему, которое как оружие можно использовать в схватках с равными соперниками. В зависимости от таких 'суперзаклинаний' маги делятся на классы. По-другому это зовется классовым навыком. Подобно сложной профессии или ремеслу классовому навыку нужно долго и упорно много лет обучаться. Тренировать свой разум, затачивать его под одно конкретное суперзаклинание, чтобы овладеть им как способностью и воплощать его идеально безо всяких проблем, безо всяких трансов и заклинаний, просто моментально по желанию. Грубо говоря, классовый навык это заклинание, реализуемое мгновенно, без погружения в магический транс.
Человеческий мозг хрупкая вещь. Скованные хрупкостью людского сознания маги за свою жизнь могут освоить только один магический класс. Лишь сильнейшие из нас, которых за всю историю можно на пальцах пересчитать обучались максимум трем магическим классам, и то однообразным, имеющим между собой схожие черты. Остальные, к которым отношусь и я, дабы не перегружать свой обычный ум обучаются одному классовому навыку либо из уже имеющихся, уже открытых магами нашего мира, либо пытаются разработать что-то новые, но чаще всего 'повторно изобретают велосипед'. Есть множество магических классов. Например. Самые известные это почему-то закрепившаяся за темными магами некромантия — заточка своего магического потенциала под управление мертвой плотью. Или ее противоположность негласное ремесло светлых магов витеромантия — умение испускать спасительный свет придающий окружающим и тебе силы, излечивающий любые увечья, раны, болезни. Говорят витероманта невозможно убить. Хотя многие мудрецы выделяют эти два класса уже в разряд магических ремесел, с этой точки зрения это персональное умение мага уже более сложное, чем классовый навык. Ведь вся сила некроманта направляется в русло контроля над мертвыми, весь его потенциал как мага затачивается под это. Некроманты слабы даже в плане реализации простых общедоступных заклинаний. Но я с этой классификацией не согласен. Просто есть классовые навыки простые ограничивающиеся одним суперзаклинанием и сложные представляющие собой комплекс умений вроде той же некромантии.
Классовый навык это всего лишь персональное умение мага, которое различает нас между собой. Но вообще-то осваивать классовую способность вовсе необязательно. Есть маги, которые не желают ограничивать себя, желают использовать свою силу свободно. Но, на мой взгляд, это все равно, что остаться голым. Да отношение к классу лишает тебя возможности свободно понимать магию, плавать в этом океане абстракции ты уже не можешь. Как маг ты становишься слабее. После обучения классу ты становишься ограниченным только общедоступными заклинаниями, сам разрабатывать заклинания ты почти не способен. Мозг не выдерживает нагрузки, так недолго овощем стать.
Твой классовый навык это, прежде всего твое оружие. Сложное емкое суперзаклинание свободно доступное тебе. В столкновении с равным противником — темным магом, если он не знает антизаклинания на твой классовый навык, считай он труп. Его от тебя ничто не спасет. Обучиться антизаклинанию на классовый навык все равно, что овладеть самим навыком, очень сложно. Да и не факт что антизаклинание спасет. Магов немного. И в холодной войне, которая идет между нами ты, как правило, уже знаешь, кто твои враги, к какому классу они относятся, поэтому заранее осваиваешь антизаклинание, чтобы быть готовым к схватке. Но есть классовые навыки, против которых вообще нет антизаклинаний.
Я же выбрал себе особый, редкий магический класс. Познанное мной суперзаклинание правильно зовется 'сумеречное странствование', магический класс — сумеречный странник. Таких как я зовут сумеречниками или тенями. Из всех устоявшихся персональных фишек магов именно эта показалась мне наиболее актуальной. Вся суть в том, что наш мир он как многослойный пирог. Он существует множеством слоев наложенных друг на друга. Я не говорю об Аэтхейле или высшем мире. Я имею в виду слои нашей реальности. Наш мир физических тел не так прост, как кажется. Параллельно с нами представленные в других состояниях не доступных нам, бок о бок, вокруг нас живут иные невидимые нам другие слои нашей реальности, если так можно сказать. Они наложены поверх нашего основного и самого простого. Какие-то иные вещества, объекты и предметы нашей физической реальности, представленные в иных невидимых для нас состояниях. У нашего мира есть своеобразное подобие тени, так называемая Сумеречная Зона, выведенная магами очень давно. Сумеречная Зона Физической Реальности — как ее называют. Точно не известно, в каких целях маги древности открыли 'Сумерки', сегодня на эту тему есть несколько гипотез.
'Погрузиться в сумерки' для мага это значит нарушить пределы видимой части реальности и перебросить свое тело в следующие ее слои — иные состояния жизни в этом мире. Ты просто выбиваешься из физических законов, и материя твоего тела за доли секунды трансформируется в иное сложное состояние. Можно сказать, ты рассеиваешься в пространстве. Это забавно, но самое сложное было заставить одежду расщепляться вместе с тобой и потом снова восстанавливаться. Поначалу по возвращении из Сумерек на мне оставались только лохмотья. Я уже думал носить специальный растворяемый плащ сумеречника, из специальной ткани, который сразу бы выдавал меня врагу и говорил о моих низких познаниях в рамках магического класса. Когда оказываешься в Сумеречной Зоне, ты видишь этот мир в серых тонах, почему это состояние и называют сумерками, там холодно и звук распространяется заторможено. И еще, там что-то есть. Будто там завелось что-то. Не знаю какие-то формы жизни что ли, в общем, я в этом состоянии подолгу не задерживаюсь. Я в идеале овладел и отточил сложнейшее заклинание перехода в 'Сумерки', я далеко не гений и чтобы не перегрузить свой мозг и не растерять использование этой покорившейся мне формы магической силы другим суперзаклинаниям я и не пытаюсь учиться. Не мучаю себя лишний раз и не перегружаю свой хрупкий человеческий мозг этой абстрактной хренью.
Я пользуюсь тысячами мелких заклинаний в повседневной жизни, а в основном так и остаюсь сумеречником. Это очень удобно, я могу исчезнуть буквально у всех на глазах. При том, что я не просто становлюсь невидимым, а буквально исчезаю полностью. Материя моего тела рассыпается в этом пространстве, и переходит в иное состояние. Самое сложное в состоянии сумерек это передвижение, там ты не идешь, а буквально барахтаешься в сумеречной невесомости. Один древний маг разработал 'сумеречное кольцо', которое после одевания открывало мир сумерек для любого смертного. Так вот этот древний магический артефакт был причиной не одной войны среди людских королей. Так что открыть для себя мир сумерек это дорогого стоит.
Когда я оказался в живом тумане этой жуткой стены, и противотемное заклинание не сработало против зла в ней обитающего, я просто погрузился в Сумерки и ушел прочь. Туманная Стена с таким, наверное, еще не сталкивалась! — усмехнулся маг.
— Что ты там видел? — поинтересовался Рэвул.
— Знаешь, как была создана стена? — Рэвул покачал головой, и маг продолжал. — В мире магии есть один интересный артефакт. Понятно, что это очередные волшебные камни. Просто термин 'природные магические образования' слишком заумный. Да и многие магические образования и в правду похожи на камни, кристаллы. Отсюда и растут ноги у этого дурацкого клише. Как только речь заходит о магических элементах, всегда употребляют термин 'камни' так проще и привычней. Так вот. Очередные волшебные камни — чумные камни. Этот магический элемент как пылесос может засасывать в себя зло от происходящих вокруг событий. Чаще всего чумные камни крепили к топорам палачей. Камни быстро впитывали в себя негативные волны от постоянных казней и становились черными как кристаллическое подобие угля. Заряженные людским негативом чумные камни использовали как оружие. Массового уничтожения. Стоило надломить кристаллическую корку камня, как зло накопленное внутри черным потоком вырывалось наружу и убивало собой все вокруг. В радиусе десятков километров от разряжающегося чумного камня природа начинала погибать, искусственные сооружения гнили и разрушались быстрее воздействия времени, людей и других живых существ поражала невиданная чума. Это свойства данного магического элемента только в обычном мире без влияния иных сил. В нашем же мире есть еще Третья Сила. Сейчас ночь, я ее не буду называть, чтобы не тревожить ночной мрак. Так вот от воздействия Третьей Силы, в нашем мире, как известно зло из осадков людских грехов это вполне реальная материя, которая способна материализоваться, принимать физические формы. В ночном мраке обитают всякие вурдалаки и призраки и прочая дрянь...
— Ну, все хватит! — прервал мага один из солдат. Сидя в ночном лесу, в котором лишь пламя костра отделяет от темноты слушать о порождениях Тьмы, было не очень приятно. Старого мага это рассмешило.
— Это называется Слиянием Великих Сил — когда одна сила влияет на другую. И в нашем мире под воздействием Тьмы... прошу прощения, — заставил встрепенуться солдат Фросрей и с улыбкой закрыл себе рот рукой. — В общем, чумные камни в нашем мире становятся больше чем оружием массового поражения. Зло накопленное в них благодаря влиянию Третьей Великой Силы можно материализовать в проклятие. Как пространственное — подобное Мрачноземью, так и разумное из плоти. Так и поступили эльфы. Когда на молодую Преферию стали нападать силы извне, было много крови. Многие короли людей из Межокеании видели молодой мир Преферии своей огромной колонией. Молодые государства новой земли отбивались, как могли. Гремели войны, вырезались целые деревни непокорных первых поселенцев. Множество зла оседало в пространстве. Эльфы быстро наполнили несколько чумных камней, и затем накопленное в них зло материализовали в Стену Тумана.
Я не знаю, почему именно туман. Скорее это просто иная сложная материя, которая внешне на обычный туман похожа. Форму стены эльфы задали своему детищу осознанно. Ведь вся их идея заключалась в том, чтобы из зла, накопленного из крови пролитой колониальными войнами за новый мир создать защитный барьер, который мог бы дать миру Преферии свободно развиваться. Не знаю, что я сейчас сказал, но думаю, вы поняли. Вся эта стена это порожденная из зла уникальная неподдающаяся описанию форма темной жизни, представленная в виде похожей на туман материи. Это следствие сложной природы мира Тьмы, — заговорился маг. — Даже не знаю, подчинена ли эта форма жизни общим законам нашего мироздания. Есть ли у нее душа? По-моему это что-то иное, автономное, существующее вне общих законов жизни. Что же я видел в тумане? Нет там никаких призраков-стражников, которыми так легко описывают живущее в этом тумане зло. По-моему вся эта стена живая. Не знаю, то, что я видел, это было что-то бесформенное, но живое, — еще больше запутал солдат и Рэвула старый маг.
— Я не понял ни черта, — тихо себе под нос сказал Рэвул.
— Не ты один,— поддержал кто-то из солдат, за что получил неодобрительный взгляд от своего офицера — старшего их группы отправленной для сопровождения лодки.
— Значит самое крутое, что вы можете так это растворяться в пространстве, исчезать? Я думал вы как бог, можете все что захотите. Получается, если на нас нападут, вы просто исчезнете? — хриплым сорванным голосом поинтересовался армидейский морпех. Отвечающий за него лейтенант шлепнул себя ладонью по лицу.
— Конечно исчезну! — засмеялся маг. — Мы сейчас одни в окружении Тьмы. Если нас отыщут охотящиеся во мраке твари, не будет не помощи, не подмоги. Мы все просто исчезнем!
Все сидели и молча пялились в костер.
— Стало как то страшнее да? — с тонким намеком поинтересовался у солдат Рэвул. Рядовые заулыбались под недовольным взглядом своего лейтенанта. — Значит вся соль этих сумеречников, ну таких как вы. Она заключается в том, чтобы убегать от врагов. То есть вы погружаетесь в свой сумрак и просто бежите? — с подковыркой спросил Рэвул. Вместо ответа, маг снял с шейной цепочки маленькую похожую на брелок железяку, которая в его руках переросла в острый внушительных размеров серебряный кинжал. Серебряное гладкое лезвие отражало в себе пляшущее пламя костра. — Успокойтесь вы что! Если я вас обидел, то простите. Убьете меня, а кого тогда Таргнеру повезете?! — зная, что маг его не тронет, изображая страх, Рэвул веселил солдат.
— Это Сумеречный Клинок, волшебный сплав без проблем и нарушений растворяющийся со мной в сумерках, а позже возвращающийся обратно. На лезвие этого клинка высохла кровь многих темных магов. Погружение в сумерки, на мой взгляд, самое простое, и в то же время эффективное и действенное из всех персональных умений магов, — прорезая Рэвула жутким взглядом начал говорить Фросрей. — Когда ты выбиваешь свое тело из физического пространства и просто растворяешься у всех на глазах подобно призраку в первых лучах солнца, тебя никто и ничто не может достать. В сумеречной зоне ты не подвластен ни Духам, ни даже богу, по-моему. Многие мои коллеги считают это умение слишком грязным и мерзким, когда речь идет о схватках с темными магами, например. По-моему все как раз очень просто. Исчез, затем как темный призрак, вырвавшийся из тени, появился у врага за спиной и перерезал ему глотку, забрал его мертвое тело с собой в Сумрак, растворил его в том пространстве и оставил там навсегда. Ни следов не улик, — говорил маг глядя на блестящее лезвие своего клинка старого, как и он сам. — Магам привычнее убивать на расстоянии. Лишать врагов жизни при помощи своей магической, а не физической силы. Лично марать руки они не любят. Но я не брезгую, главное, что это очень действенно. Но согласен лишая очередного злодея жизни, когда у тебя все руки в его крови, великим светлым магом отчищающим мир себя не чувствуешь. Да быть сумеречником морально тяжело, чувствуешь себя маньяком убийцей. Однако очень действенно, — успокоив Рэвула, он снова растворил клинок, в пространстве оставив от него только маленький обломок лезвия, который пристегнул к шейной цепочке.
— Сумеречный клинок незачем постоянно носить с собой. Его уникальный сплав прекрасно растворяется в сумеречном пространстве, в физической части реальности достаточно оставить только маленький обломок лезвия, чтобы клинок не растворился полностью. Это очень удобно, в любой момент клинок можно быстро реализовать в физическом пространстве, а так на шее обычно висит маленький брелок, который совершенно не мешает, — Фросрей объяснил удивленно смотрящему на него Рэвулу. — Погружение в сумерки всего лишь мой способ защиты от равных соперников. Моя персональная фишка. А так, в плане понимания и использования тысяч простых общедоступных заклинаний я один из лучших. Если нам не повезет и Тьма в одном из своих проявлений заметит нас, естественно я попытаюсь вас спасти. Или, во всяком случае, дать время, чтобы уйти, — под конец ответил Фросрей спокойно глядя на Рэвула задавшего ему этот глупый вопрос. — Давайте задавайте еще вопросы. Разговор будет отвлекать вас от ненужных тревог в темноте.
— Почему именно серебро? — вспоминая отражение пламени на лезвии кинжала Фросрея, спросил лейтенант. — Почему именно этот металл так опасен для тварей Тьмы? Ведь поэтому ваш кинжал как большинство нашего универсального оружия сделан из серебра. Человеческую глотку перережет любая сталь, а вот тела проклятых только серебро. Почему, в чем тут прикол?
— Тьма это явление развивающиеся в каждом окутанном ею мире по своему уникальному пути. Развивающееся эволюционно и постепенно. Почему именно серебро? Да это очевидно. Просто какому-то великому порождению Тьмы, да господи, очередному банальному Темному Властелину, — пламя огня пошатнулось, маг продолжал абсолютно спокойно, — конечно же, давно, наверное, в первой эпохе нашего мира, надавали под зад чем-то серебряным. Теперь они: все порождения Тьмы — все последователи того великого Темного Властелина, все бояться серебра. Потому что серебро погубило их босса. В нашем мире природа Тьмы, развиваясь эволюционно, натолкнулась на враждебный в силу обстоятельств элемент. В нашем случае это серебро. Что это был за великий представитель мира Тьмы, при каких обстоятельствах его пронзило серебряное лезвие — сегодня существует несколько версий. Наиболее распространенные известны вам с детства в виде сказок. По поводу менее известных... Это весьма неточная, противоречивая информация, думаю, нет смысла распыляться поэтому поводу. Особенно во Тьме, — максимально просто объяснил маг.
— Вам не надоело жить вечно? — поинтересовался Рэвул. В его нынешнем положении ему была близка эта тематика, непривычные мысли о жизни, смерти, смысле всего вокруг тянулись в его сознании.
— Это странно! — усмехнулся маг. — Обычно этот вопрос звучит наоборот. Кто сказал, что маги живут вечно? Формула зелья вечной жизни известна почти всем, но вот собрать ее ингредиенты практически нереально для мага одиночки. Ходят слухи о более простых рецептах бесценного для смертных зелья, но узнать эти рецепты также нереально как собрать ингредиенты для общеизвестной формулы! В основном маги используют зелье продления жизни. Его максимальный эффект лет сто, не больше. Но изготовление даже этого зелья является очень сложной задачей. В мире магии есть несколько простых элементов олицетворяющих собой жизнь. Элементы, которые, смешав с основой — то есть с водой, с примесью магии в виде специальных заклинаний, можно трансформировать в капли бесценного зелья. Самые распространенные это на выбор: кровь младенцев, лепестки первых цветов после зимы и волшебная трава исцилус — очень многофункциональный и мягко говоря 'редкий' магический элемент. С каждого младенца можно взять крови не больше десяти капель и то в первые сутки жизни, а для зелья нужны литры. В случае с лепестками цветов речь тоже идет о тысячах, причем строго символизирующего жизнь голубого цвета. Цвета воды. Сколько таких цветов существует в природе? — Фросрей увидел в этом что-то смешное и засмеялся в одиночку. — Волшебный исцилус тоже замучаешься искать. В общем проще умереть.
В любом случае зелье продления жизни это удел темных магов. Нам светлым магам обычно жизни продлевают Духи, вернее их общее собрание — Херенон — Великий Совет Духов. Духи видят в светлых мудрых магах свою опору в мире живых, единственных кто может помочь им в борьбе с Тьмой. Избранным магам предлагается разделить бессмертный удел с Духами, пока Тьма властвует в этом мире. Ведь у магов тоже есть свое естественное природное равновесие. Пока живы старые маги, новые не рождаются. Духи издревле пытаются создать себе крепкий костяк из светлых магов. Но эта теория армии света постоянно терпит крах. Бессмертие рано или поздно становится карой. Рано или поздно все маги покидают этот мир. Самый рекордсмен протянул семь тысяч лет. Стандартный 'контракт' Духи заключают на сто лет, потом можно отказаться и отдаться умиротворению смерти. И я удостоился внимания Духов. Вот уже семьсот восемьдесят шесть лет я брожу по этому миру. Устал ли я жить? Конечно, мое старое тело уже так давно ненавистно мне, я от него устал. Духи лишь продлевают жизнь, но не возвращают молодости, что очень правильно. Ведь светлому магу нужно держать свои эмоции под замком, а в молодом теле возникает масса соблазнов, поддавшись которым можно утратить здравомыслие и кануть во Тьму. В теле старика легче оставаться мудрецом. Все равно волочить свое немощное тело сквозь столетия очень тяжело. Но мне приходится это делать. Если раньше моя борьба определялась весьма абстрактными целями, то сейчас для меня все ясно и понятно. Я люблю Армидею и не брошу ее никогда, — маг тяжело вздохнул. — Чувствую, придется размениваться еще на сотню. Еще не на одну. И хорошо, что я старик. В своем старом теле я могу любить Армидею лишь душой, не позволяя себе лишнего, — улыбнулся Фросрей.
Легкий ветерок немного разогнал затянувший реку туман. Среди оставшихся клубов тумана плывущих над рекой Рэвул увидел странное звездообразное сооружение не менее десяти метров в высоту. Сооружение было построено прямо в воде, возвышалось прямо из речной мели. Туман разошелся еще немного. Звездообразная конструкция представляла собой подобие арки, в центре которой был вход в длинный тоннель. И это сооружение находилось прямо в белых клубах Стены Тумана. Это было что-то наподобие врат.
— Что это за место?
— Преферидский брод — единственные оставленные эльфами врата в Преферию. Только здесь смертному можно выйти во внешний мир. Да. Там в тумане можно увидеть звездообразную арку — это врата, проложенные прямо в Стене Тумана. Зная специальное заклинание через эти врата можно пройти, — в перерывах между затяжками сигареты пояснял Фросрей.
Дальше они побрели вдоль прибрежных зарослей. Маг с голубым пламенем на конце своего посоха шел впереди, освещал дорогу. Странные существа небольшого размера, перекрикивающиеся друг с другом странными звуками, произошедшие от каких-то лесных грызунов, передвигающихся на задних лапах, своими большими горящими глазами из темноты изучая вторгшихся в их владения чужаков, в свете голубого огня разбегались по сторонам. Солдаты и Рэвул тащили лодку следом за магом до окончания брода.
На рассвете река Аморо приближаясь к своему устью, разбилась на множество проток и ручьев. Стена Тумана полностью заняла собой центральный речной поток. Лодка понеслась по быстрому течению одного из боковых потоков. Воды реки стекались в Туманное озеро — единственное озеро во всем водному пути, а вернее доставшаяся Преферии только восточная его половина. Туманная стена, разделяя озеро пополам, выходила из потока Аморо, проходила посередине озерной глади и уходила на юг вдоль русла одного из ручьев. Преферийская — восточная половина озера застыла в мертвом мраке. Здесь в отличие от половины, оставшейся по ту сторону туманной стены, не водилось никакой жизни. Небольшой слой тумана всегда покрывал черную холодную воду. Из туманной воды возвышались мачты погибших кораблей. В воде среди иных корабельных обломков плавали иссушенные тела, всех кто попытался пройти через Стену Тумана. Эта для живых проклятая часть озера служила своеобразной сточной канавой, куда Стена Тумана 'выплевывала' остатки всех уничтоженных, 'переработанных' ею смельчаков решивших проскочить через нее. О борт лодки плывущей по озеру застывшему в мертвой тишине бились останки тел и обломки корабельного кладбища. Тела жертв туманной стены были иссушены и покрыты необычной прозрачной коркой, от чего они не разбухали в воде. Как и каким образом наступила смерть, сказать было невозможно, но способом необычным, сверхъестественным. Дальше по болотистой местности водный путь продолжался множеством проток и небольших ручьев. Заканчивала водный путь впадающая в южную часть западной Соленой Мили небольшая речушка Стеклянка — быстрая, холодная и прозрачная. Туманная стена опять занимала собой большую часть речного русла, оставляя путникам для прохода лишь немного места вдоль преферийского берега. При свете наступившего дня Стена Тумана уже не казалась такой страшной.
Водный путь закончился. Стена Тумана опять отошла от берега, оставив Преферии Соленую Милю. Путь вдоль побережья Страны Ворона, под присмотром стражников верхом на огромных воронах, парящих в облаках, занял больше суток. Новое созерцание Фригнетских гор оставило неприятный осадок и тяжесть в душе Рэвула. Некогда родные заснеженные пики теперь ассоциировались со смертью и пустотой. Возвращаться в оставленный дом совсем не хотелось, ничего хорошего его там не ждет. Прокручивая в голове свой путь в Армидею, пытаясь найти в этом бреду хоть какой-то смысл для себя, он все же нашел себе небольшое утешение. Не приди он в Армидею, чем бы тогда этот мир мог задобрить разбушевавшегося Духа? Последним из Людей Волка тогда остался бы Рурхан. Единственная для него в этой жизни родственная душа. Рурхан не побоялся двинуться навстречу мечте и нашел в большом мире любовь и новую светлую жизнь для себя. И он заслужил это, пусть живет с миром. В то время как его собственное существование не стоило ничего, за его плечами лишь пустота. Все правильно, все на своих местах. 'Духи властны лишь над телами. Наши души часть чего-то большего, они вне власти Духов. Все что может Таргнер, так это только забрать твою жизнь или изуродовать тело', — в первый день, стоя на палубе, неудачно пытался утешить его Фросрей. Поэтому чего ему было бояться? Ведь от своей жизни он давно устал.
Побережье Соленой Мили по ту сторону Фригнетских гор относилось к землям враждебного дикого юга. Рабейнкар — пограничный аванпост Людей Ворона, обеспечивающий охрану части Соленой Мили, связывающей побережье Страны Ворона с диким югом. Сделанная всем артэонским миром Преферии эта крепость состояла из десятков чашеобразных каменных балконов, сверху вниз разбросанных вдоль склона первой (если смотреть с севера) из гор в западной Фригнетской горной стене, у подножья которой билась волнами Соленая Миля. Службу здесь несли только воины из Людей Ворона. Огромные каменные балконы, архитектурно выполненные в виде птичьих гнезд, служили своеобразными посадочными площадками для Вороканов. С каждого из разбросанных по склону огромных гнезд большими железными воротами открывался вход в пещеру, выдолбленную внутри горы. Внутри пещеры были оборудованы помещения для житья несущих охрану границ воинов, с залами для размещения Вороканов. Также пещеры были соединены проложенной в горе системой тоннелей на случай обороны или нападения. Снаружи все огромные гнезда были связаны между собой проложенной вдоль склона перепутанной системой лестниц без перил и заграждений, что делало подъем по их ступеням занятием не для слабонервных.
Самая огромная чашеобразная конструкция, имитирующая гигантское гнездо, площадью свыше ста метров, располагалась в самом низу горного склона, всего метрах в пятидесяти от бьющихся о камни соленых волн. Здесь за большими вратами в горе располагались склады, обеспечивающие всем необходимым огромную военную базу. Самое маленькое из гнезд одиноко располагалось на самой вершине горы среди ветров, и служило подобием дозорной вышки. Остальные гнезда безо всякой логики были разбросаны по склону. Постоянный контингент Рабейнкара составлял свыше тысячи пар солдат-наездников и их Вороканов. Пограничники Страны Ворона по четыре месяца несли службу в этой продуваемой ветрами крепости. Огромные черные вороны Рабейнкара глазами своих наездников безупречно хранили простирающиеся вдоль Фригнетских гор воды Соленой Мили. Не раз пернатой эскадрильи удавалось уничтожать вражеские военные, пиратские корабли, приходящие с юга продолжать дела своих 'предков' — убивать и грабить 'артэонскую мразь'.
Лодка осталась качаться на волнах у горного склона. Маг и Рэвул поднялись по идущей вдоль склона лестнице на нижнее самое огромное из гнезд Рабейнкара. Каждая ступенька этой лестницы невольно наполняла Рэвула тревогой. Прижимаясь к склону, он старался не смотреть вниз. Истинная причина его нагнетаемого страха была вовсе не в увеличивающейся высоте, усиливающемся ветре и бьющихся с чудовищной силой где-то далеко внизу волнах. Ему впервые предстояло, увидится с Людьми Ворона, взглянуть в глаза тем, кто видят в нем последнего из своих некогда заклятых врагов. Над Соленой Милей где-то далеко на юге, черными точками парили несколько патрулирующих границу воронов с наездниками на спинах. Огромный ворон неожиданно появился откуда-то с небес. Пока птица, махая огромными крыльями, зависла в воздухе, наездник на ее спине изучил незваных гостей. Фросрей подойдя к краю лестницы, показал свое лицо, и местный стражник, удовлетворившись, снова устремился ввысь. Снизу похожая на огромную полукруглую чашу конструкция большого гнезда сверху оказалась огромной площадью, в центре которой пылал костер. На площади гнезда находились воины Людей Ворона в черных легких доспехах, с верхними частями лиц, закрашенными черным тенями, к их шлемам были приделаны очки защищающие глаза при полете; несколько огромных Вороканов, нахохлившись сидели вблизи костра.
На Рэвула уставились недовольные взгляды. Даже огромные вороны, вторя своим артэонским друзьям, казалось, недовольно смотрели на него. Вереницы наскальных лестниц уходили наверх к другим гнездам этой крепости, отличавшихся меньшим размером. Откуда-то сверху спустились местные командиры, вне боевого дежурства без доспехов и боевой раскраски. 'Почему он не в наручниках'? — поинтересовался закутанный в черную шкуру пожилой лишенный глаза артэон, являвшийся здешним начальником. 'Он идет по собственной воле', — ответил маг. Фросрей с местными командирами отошли поговорить в сторону. Рэвула задавили, обступив со всех сторон дежурные пограничники. Погруженные в Малдурум воины Людей Ворона, сквозь раскрашенные лица видели в нем нечто отвратительное и убогое. 'Извините, что... мои соплеменники приходили к вам... убивали вас. Я это... Ни разу не ходил охотиться за вашими головами. Вообще мне самому не нравилось все это', — попытался оправдаться Рэвул. Одетый в армидейские одежды, без знакомой многим здесь волчьей головы поверх боевого шлема, что-то невнятно мямлящий, интереса он у них не вызвал. Презренно поглядывая на чужака, солдаты оставили его в покое.
Воины Людей Ворона, выделили магу с Рэвулом самого могучего и быстрого из своих огромных воронов. Рэвул с трудом взобрался в наспинное седло огромной птицы. Фросрей кряхтя, залез следом и уселся за спиной Рэвула, взяв в руки поводья. Едва Рэвул успел натянуть на голову защитные очки и ухватиться за седло, как огромный Ворокан взмыл вверх и некогда казавшееся огромным нижнее посадочное гнездо Рабейнкара с каждой секундой начало уменьшаться в размерах оставшись далеко внизу. Вдоль склона, вдоль других гнезд крепости кружа голову высотой и резкими виражами, огромный ворон понес их вверх. Рэвулу это показалось невероятным аттракционом, страх быстро сменился адреналиновым удовольствием, от которого хотелось кричать. Несущий их Ворокан издавая громкое карканье, будто оправдывался перед своими попадающимися навстречу собратьями, на спинах которых сидели их постоянные наездники. Едва их Ворокан взмыл над заснеженным горным склоном, сопровождающие их еще трое огромных воронов, по сигналам своих наездников развернулись обратно. Радующийся полету Рэвул с высоты увидел родной все такой же заснеженный лес, сидящий за его спиной Фросрей отпустив поводья, воспользовавшись моментом, вонзил ему в шею шприц и ввел слабый транквилизатор. Не успев ничего понять, Рэвул лишился здравомыслия и потерял контроль над телом. 'Прости друг, это для твоего же блага', — произнес маг.
Не став мучать птицу страхом перед ненавистным лесом маг посадил ее у самого склона горы. Высадив Фросрея, огромный ворон быстро упорхнул назад. Маг остался в тишине заснеженного леса рядом с телом Рэвула. Будто демонстрируя недовольство Таргнера, все небо над Мерзлым лесом было затянуто голубыми по-зимнему хмурыми облаками. Состояние Рэвула напоминало сильнейшее опьянение. Он мог ходить и слабо ориентироваться в пространстве, но соображать и говорить был не способен. Поддерживая Рэвула за руку, маг вел его послушное тело за собой. На некоторых деревьях висели сосульки, снег местами подтаял — чары Таргнера отступали, лес медленно оживал. Также по пути маг увидел несколько орлов парящих высоко в небе. Ни Воронки Таргнера, ни температурной аномалии хранящей мерзлым этот лес, никаких чар Таргнера не осталось, все вокруг уже начало оживать, медленно отходя от власти безумного Духа.
Они пришли к Ледяному озеру, в котором обитал Таргнер. Небольшое круглое озеро со всех сторон было окружено заснеженными соснами. Центр озера был затянут огромной неподвижной льдиной, у берегов лед был растрескавшимся и между льдинами зияли трещины с черной ледяной водой. Маг усадил Рэвула на колени на берегу озера, сам отошел метров на десять назад. Фросрей приготовился к встрече с чем-то непознанным, пугающим.
— О великий Таргнер! Как и велел ты, мы артэоны Преферии явили тебе последнего из Людей Волка. Мы все очень скорбим по поводу участи Страны Волка. Это ужасное стечение обстоятельств, вина здесь лежит на разных сторонах. От имени народов севера Преферии прошу у тебя прощения и если это невозможно, прошу, скажи, чего ты хочешь? — крикнул маг. Ответа не последовало. В тишине над озером только ветер нес снежные хлопья. — Давай говори со мной, чего молчишь! — несколько минут простояв на холоде, не выдержав крикнул маг, стукнув посохом о землю. — Я уже удостаивался права говорить с Духами, для меня в этом нет ничего необычного!
— Вот так-то лучше, — ледяная вода в озере засияла светом сквозь трещины во льду, и послышался холодный неживой голос, разносящийся вокруг. — К чему все это твое лицемерие? — этому существу было непривычно произносить речь из физических звуков. Отдельные звуки, буквы пропадали или заменялись шипением как при плохой радиосвязи.
— Я пришел сюда, чтобы попросить...
— Я знаю, зачем ты здесь, — прервал мага неживой голос, разносящийся из центра озера. — Не меряй меня по лекалам живых, моя природа не подлежит твоему пониманию. Пока ты был под Светом своего Духа, мне были не видны твои помыслы. За время, что ты плыл сюда, я разглядел тебя насквозь. Твой приход сюда ничего не исправит. Ты думаешь, я способен испытывать эмоции, способен гневаться на вас? Ваши попытки одушевить меня являются бессмыслицей. Я принял решение. Альтернативы исключены.
— Так если ты все видишь, ты должен понимать что не народ Армидеи, и не Люди Волка виновны в произошедшем инциденте, а я. Я виноват в случившемся. Это была моя идея. Если бы не моя глупость Страна Волка была бы жива. Я примерил на себя роль стратега и потерпел крах. Я каюсь. Так забери мою жизнь, душу, сделай со мной что хочешь. Обреки на любые мучения, пожалуйста, вот он я перед тобой. Давай покончим с этой историей сейчас. Только прошу, не трогай ни в чем неповинных живых существ, не обрушивай на них свой гнев. Прошу пощади Преферию! — упав на колени, молил маг. Его посох упал на землю рядом.
— Не с твоих мыслей все это началось, а с Тьмы, что хитро закралась в твой внутренний мир став его частью. Ты не понимаешь, о чем я говорю. Твое мнение о себе гипертрофировано. Ты забываешь, насколько ты в действительности ничтожен, биологический организм, — сиянием из недр озера говорил Дух. Звуки произносимой им речи стали четкими и понятными. — Мне нет дела до Людей Волка. Эта совокупность диких субъектов обеспечивающих меня притоком душ рано или поздно все равно пошла бы наперекор установленным мной правилам. Ты, идя на поводу у проявления Тьмы, пытаясь быть хозяином этого мира послав сюда своих солдат, просто привел к вскрытию очевидных фактов и искусственному толчку назревающего бунта. Твоя истинная вина в произошедшем ничтожна.
Гибель Страны Волка есть следствие недовольства назревавшего в потомках дикарей, которых я когда-то приютил. Виновных в этом нет. Рано или поздно это должно было случиться. Полагать, что я разгневался на живых из-за вмешательства в мою заснеженную идиллию просто глупо. Мне даже ненужно видеть будущее. Зная основные закономерности этого мира, видя все и повсюду, мы существа прозванные Духами, просто прогнозируем развитие событий со сто процентной точностью без особых усилий. Ваш мир для нас прост и поверхностен. Если бы я был недоволен сложившейся в результате ваших действий ситуацией, я просто бы предотвратил ее в зачатке. Просто заморозил колонну ваших солдат на перевале, а заткнуть Людей Волка преподнеся им кровавый урок, не составило бы проблем.
Я недоволен вашим миром в целом. Слишком долго я смотрел за вами — за людьми со стороны, видел вашу грязь, вашу мерзость. Все вы живете в кровавой мясорубке, из которой не выбраться. Да вы как я понял, и не хотите, не желаете видеть и понимать. Вам этот мир, построенный на безумии и беззаконии, нравится, здесь вы во всей красе раскрыли весь свой темный потенциал. Вы настолько прогнили, что уже не сможете измениться. Я понимаю, что основная вина за весь окружающий ужас лежит не на вас. Но все же основную часть окружающего безумного веселия вы творите сами. Ведь у вас как и у всех индивидуальностей в этом мире есть выбор, есть оставленное творцом право выбирать, но вы сами себя превратили в скот, не без помощи темных сил конечно же... Но роль организаторов творящегося в этом мире кровавого веселья ничтожна, они вас только подтолкнули. Вы сами превратили свою жизнь в кошмар, сами охотно превратились в тупых животных, что вашим темным хозяевам и было нужно. Все вы тут букашки, мечущиеся в кровавом замкнутом кругу под колпаком зла. Этот мир не спасти.
И порожденные этим миром все вы ужасны. Ваша жизнь есть несправедливый кошмар, но ваши мудрецы, эти безумцы, что копошатся в грязи оставленной вами, ищут в ней логику и убеждают вас в том, что все нормально, все имеет смысл. Как же далеко все зашло. Я видел, как в подвале дома людям обозначенным рабами рубили руки в качестве наказания, что имело смысл только в головах безумных творящих это палачей. А на верхнем этаже того же дома хозяин всего этого кошмара тихо и безмятежно рисовал картину добавляя свой вклад в великое людское искусство. Ваше искусство это ваше оправдание тонким слоем намазанное на истинное разросшееся здесь животное безумие. Это даже не отголосок вашего истинного потенциала, это несчастная попытка самооправдания.
Даже обращение вас в артэонов не сделало вас другими. Наоборот артэоны стали логичной частью окружающего кошмара, завершением цикла зла поработившего этот мир. Вы люди — здесь безнадежны. Здесь вы никогда не признаетесь себе в том кто вы такие, следовательно, не станете лучше, не прозреете и не изменитесь. А разумные из Духов, что скованны своим страхом перед высшими силами будут всегда бояться вмешаться. Хватит с меня созерцания этого мира, я решил уйти. Сумев остаться безучастным в окружающем, пронизывающем все вокруг кошмаре я хочу уйти пока не увяз в безумии. Я уничтожил свой источник душ, материя моего тела уже требует подпитки, и я не собираюсь создавать новую кормушку. Хватит с меня и одной Страны Волка. Материя моего тела распадется и разумом в бестелесном состоянии меня понесет по вселенной. Лучше носимому космическими ветрами парить в пустоте среди звезд захватывая фрагменты разнообразных живых миров, чем наблюдать за жизнью людей в этом мире.
Да. Среди множества существ живущих в этом мире я смотрю только на людей, — предвидя вопрос, назревший в маге, решил пояснить Дух. — Я знаю, в нашем странном мире есть твари хуже вас, прямо олицетворяющие собой зло. Но вы люди здесь фундаментальная раса, для вас создан этот мир. Вы есть естественное завершение здешней эволюционной цепи. Выведенный самой вселенной вид для жизни здесь. Все остальные разумные существа этого мира просто намазанная сверху грязь, просто шелуха поверх основы. И с приходом других существ порожденных вторжением Великих Сил вы люди не утратили своих позиций. Вы расселены во всех уголках этого мира. Здесь нет места, где бы ни было упоминаний о вас. Вашими руками они правят этим миром. Поэтому мои претензии обращены только к вам — к людям, остальные виды неестественны, для меня они не имеют значения. Я устал наблюдать за вашей жестокой возней и принял решение уйти. Но уходя, было бы логично оставить после себя небольшое наследие, преподнести вам кровавый урок, напомнить о простых жизненных ценностях. Раз мне нечего терять я сделаю то, что другие разумные из Духов бояться: воздам вам кару за дела ваши. Может, вы хоть немного прозреете. Ведь только перед лицом ужаса люди способны на истинное раскаяние.
— Что нас ждет? — не поднимаясь с колен, обреченно спросил маг. Стоящий на коленях Рэвул под действием транквилизатора что-то промычал и, попытавшись встать, беспомощно свалился на снег.
— Обращаясь к природе Тьмы, я оставлю после себя проклятие. Он станет сосудом моей мести, — безжизненный голос имел в виду, лежавшего у кромки ледяной воды Рэвула. — Куда более логично было бы сделать вместилищем задуманного проклятия второго из них. Того что в миру обозначен Рурханом. Но вы армидейцы удивили меня. Из всех возможных вариантов будущего вы вершили самый маловероятный.
Рэвула я вам отправил как небольшую весточку. Его путь должен был закончиться смертью у стен Армидеи. Но вы армидейцы сумели изменить видимую мне судьбу. Вместо того чтобы убить этого недоумка вы оставили ему жизнь не оставив мне выбора. В моем видении будущего Рурхан должен был стать сосудом для материализации моего наследия. Это все ваш Дух вмешался, спутал все карты. Он не дал мне насытить тело Рэвула силой достаточной для мести. Вот если бы несколько голов ваших солдат от меча последнего из Людей Волка слетели бы с плеч, задуманное мной свершилось, вот тогда бы недоразумений не случилось. Вы должны были казнить Рэвула, оставив мне Рурхана. Но события сложились иначе. Из них двоих придется этому недоумку нести людям мое проклятие. — Валяясь на снегу, Рэвул как специально начал что-то громко нечленораздельно мычать, напевая своим мычанием какую-то мелодию, будто надравшийся до беспамятства пьяница.
— Неужели ничего нельзя исправить? — безнадежно спросил маг.
— Я сделал свой выбор. Судьба уже получила русло. Моему проклятию быть. Но поскольку цель проклятия все же поучительная я оставлю вам одну лазейку. Ступай к Поляне Праздников, на древе, увешанном ценностями погибших Людей Волка, найди бусы, некогда подаренные мне, именуемые Бусами Таргнера. Я явлю миру чудовище, и только обладатель волшебных бус сможет контролировать его, — произнес нечеловеческий голос, и наступила тишина. Затем все вокруг потускнело, краски помрачнели. Фросрею сначала даже показалось, что он провалился в сумерки.
По кругу из-за деревьев вышли семь силуэтов. Черные, размытые, растекающиеся как кляксы, будто плохо нарисованные, облаченные в черные плащи, вместо лиц маски в виде волчьих морд. Это были души семи жрецов Страны Волка неуспокоившиеся благодаря вмешательству Духа, ставшие призраками. После совершенного ими ритуального самоубийства возле последнего алтаря Таргнера где-то в глубинах Мерзлого леса, их тела давно испарились, и пепел развеялся по ветру. Души не получившие покоя остались для свершения проклятия оставленного Духом. Обычно призраки — неуспокоившиеся благодаря Тьме души мертвых при свете дня не появлялись. В солнечных лучах материя их призрачных тел просто не могла быть видна глазу. Даже тусклый свет первых лучей солнца делал их невидимыми. Только после заката, только в полной темноте призраки начинали видеть самих себя и становились видны для всех. При свете солнца их можно было встретить только в глухих всегда лишенных света и тепла помещениях, например в подвалах старых замков или в глубинах таинственных пещер, да и то не всегда.
Эти семь призраков были какими-то особенными, с собой они принесли какую-то темноту, что все заволокла в округе, в этой темноте их силуэты были видны при свете дня. Фросрей не желая во всем этом участвовать, растворившись в пространстве, перешел в сумерки и оттуда наблюдал за происходящим. Семь призраков окружив тело Рэвула, подняли его на руках. Что было, мягко говоря, странно, ведь призраки не могли касаться, взаимодействовать с физическим миром. Однако эти семь призраков в разрез с общими законами, благодаря особенностям которые в них вложил Дух Таргнер, держали тело Рэвула на руках. Призраки существа нематериальные, мертвые, несуществующие, воздействовать на окружающий мир не способные. Грубые нарушения законов физической реальности сверхъестественным вмешательством всегда порождали пространственно-звуковые дефекты. Несколько материализованных мертвых сущностей коснулись физического тела, стали взаимодействовать с ним вследствие чего возникло противоречие с законами физической реальности. От чего пространство вокруг как треснувшее зеркало наполнилось искажающими трещинами. Появление искажающих пространство трещин сопровождалось сверлящим нервы невыносимым звуком. Семь призраков погрузили тело Рэвула в воду и сами ушли на дно озера вместе с ним. Ледяная вода поглотила тело последнего из Людей Волка. Когда все утихло, маг вышел из сумерек, подобрал свой посох и в безысходности побрел через застывший в тишине Мерзлый лес. Не в силах изменить что-либо Фросрей чувствовал себя опустошенным. Было очевидно, что обещанная лазейка в проклятии Таргнера это какой-то подвох. Только в чем этот подвох заключался, пока можно было только гадать.
День подходил к концу. Затянутый тучами Мерзлый лес быстро заволакивал вечерний мрак. Облака быстро начали окрашиваться в темные ночные тона. В окружающей снежной тишине одиноко выли ветра. Маг пришел к Поляне Праздников. Под деревянным куполом, под стоящей в его центре в луче света лысой сосной он без труда отыскал Бусы Таргнера. Это было ожерелье из волчьих клыков с высеченными на них разнообразными узорами. Едва ему стоило снять эти бусы с дерева, как чудовищный вой со всех сторон огласил тонущий в вечернем мраке лес. Мага поторапливали. На бусах появились какие-то странные руны, будто выжженные огнем, маг, держа их в руке, почувствовал странную связь с чем-то огромным, что зреет в воде Ледяного озера. Фросрей недолго думая одел бусы себе на шею, хуже от этого уже все равно не будет.
В ночной темноте вода в озере сияла странным образом. От ледяной корки, под которой прятался Таргнер почти ничего не осталось. Избавившаяся от ледяного покрова вода испускала клубы жаркого пара. Лес вокруг наполнился воем оставшихся волков Мерзлого леса. Фросрей пришел на то же место на берегу озера. В озерной воде появилось какое-то движение. Огромная черная лапа схватилась за прибрежную ледяную кромку. Из горячей воды как из чрева матери на берег медленно выползла огромная черная кажущаяся бесформенной туша чудовища. Монстр, тяжело дыша, бездвижно лежал метрах в десяти от замершего в оцепенении мага. С громоздкой черной туши испарялась вода, ощетинивалась черная шерсть. Постепенно тепло материнского чрева озера породившего чудовище испарялось. Тушу монстра обжег холод этого мира. Чудовище издало жалобный вой. Монстр тяжело поднялся и присел на задние лапы. Издавая жалобные звуки, чудовище бездвижно сидело, обхватив голову руками. Тут нос монстра учуял стоящего рядом мага. Чудовище резко выпрямилось в полный рост. Это был черный раза в два выше мага получеловек полу волк.
Все в нем было от черного волка, только строение ног и кистей рук, как и манера передвижения, были людские. Тело монстра было укреплено мощными мышцами, длинные покрытые шерстью пальцы венчались огромными ногтями. Сверхчеловеческий слух, видящие в темноте глаза волка. Это существо было создано как идеальная машина для убийств. Свирепыми желтыми волчьими глазами чудовище смотрело на мага. Вот он предреченный родившийся из проклятия оставленного Духом черный рок несущий погибель всем артэонам и другим разумным тварям Преферии. Почуяв живое существо рядом с собой, услышав стук сердца и журчание крови в теле мага, не понимая, что он и где он, монстр был готов уничтожить, порвать на куски просто так безо всякой причины оказавшееся рядом проявление жизни. В нем не было ничего кроме свирепого безумия. Как обычно издав чудовищный леденящий душу рев, на полную раззявив свою огромную брызгающую слюной пасть, монстр двинулся к оцепеневшему магу.
Многие, почти все мудрецы будут ассоциировать внешний облик чудовища Таргнера с общей присущей этому Духу волчьей стилистикой. Страна Волка, своими подданными этот Дух в основном видел волков и сам себя ассоциировал с волчьим ликом. Вполне логично, что и своему наказанию, оставленному артэонам и людям, он придал волчий лик. На самом деле облик монстра был задан только внутренним миром послужившего для него основой Рэвула, особенностями его личности. У каждого живого разумного существа в Инфоматерии, или Инфосреде как здесь называют ее кусочек доступный артэонам, в этом вселенском информационном пространстве у каждого есть своя информационная аура. Некий след, который своей жизнью, мыслями чувствами о себе и о других все разумные живые существа оставляют в Инфоматерии. Формируя чудовище Таргнер, заглянул в 'инфоматериальную ауру' Рэвула и не увидел в ней ничего. Создавая чудовище из Рэвула, Дух пытался вытащить наружу его страхи, придать монстру лицо безумия свойственного Рэвулу как человеку. Но информационный след Рэвула был пустым, как и его жизнь. Только одна особенность. Страх того маленького мальчика который всем твердит о том что его сестру похитил черный получеловек полу волк, которого до конца жизни этот образ будет преследовать в ночных кошмарах. Отсюда Таргнер и вытащил этот жуткий образ человека-волка, из страха маленького мальчика, некогда напуганного Рэвулом прибывающим в безумии. И не только образ, но и саму природу чудовища Дух основал на том состоянии, в котором находился Рэвул, когда из-за номакского голода им овладело безумие.
В исходящем из озера пульсирующем свете, среди воя волков, топая огромными лапами еще не понимая как толком ходить, монстр, увлеченный только жаждой крови, двигался к магу. Фросрей сначала немного попятился, затем взглянул чудовищу в глаза, рукой коснулся бус висящих на шее. 'Я обладатель Бус Таргнера! Значит, ты приклонишься предо мной Чудовище Таргнера!' — прокричал маг. Огромный монстр остановился в паре метров от него. Опустившись на четыре лапы, своим огромным носом монстр понюхал мага, висящие на его шее бусы и издал еще куда более свирепый недовольный вопль, своим горячим дыханием растрепав магу волосы. Монстр попытался наброситься на мага, но невидимая сила, исходящая из бус на шее оттолкнула его назад. Покричав, побесившись, попытавшись наброситься на мага еще несколько раз свирепо рыча, монстр, застыл на месте.
— Приклонись предо мной! — сжав рукой висящие на шее бусы, крикнул маг, и огромная тварь послушно подчинилась. Огромный человек волк прильнул к земле, как бы приклоняясь перед магом. Видя, что бусы работают, Фросрей несказанно обрадовался. Озеро мгновенно погасло и вновь стало холодным. Волки замолкли, и наступила теперь привычная для этого леса тишина. Затем яркий поток невиданного света ударил в небо из центра темного остывающего озера и растворился в небесах. Как и обещал, Таргнер покинул этот мир, отправившись в бездну вселенной, где лишившись всякой плоти, проводят изгнание Духи. Над Мерзлым лесом расползлись выражающие недовольство Духа облака, и ночной мрак разогнали звезды и луна. В наступившей ночной тишине видавший виды Фросрей, быстро свыкшись со своим новым жутким подопечным, сел на спину огромного человека волка и велел везти его прочь из Мерзлого леса. Чудовище с магом на спине встало на дыбы, его колени из привычного людского положения с болезненным треском костей выломались в обратную сторону. Человекоподобные лохматые ноги монстра трансформировались в волчьи задние лапы, полу волк стал полностью подобен волку. На четырех лапах несясь со скоростью огромного волка, чудовище на своей спине понесло Фросрея в сторону весенней тропы.
Лодка, доставившая мага и Рэвула в Рабейнкар, добралась до побережья Страны Ворона. Четверо сопровождавших лодку солдат разбили лагерь на берегу вблизи стыка двух стен Фригнетских гор, там, где пролегала весенняя тропа. Солдаты вытащили лодку на берег, установили палатку и развели костер. Скинули бронекостюмы, вышли из Малдурума, купались в море, отдыхали. По условленному плану им предстояло в течение семи дней ожидать возвращения либо Рэвула, либо мага. Вдалеке, на фоне синего склона горы появилась быстро приближающаяся черная точка. В первую очередь, распознав большого черного монстра, солдаты по тревоге начали спешно облачаться в снаряжение. Каково же было их удивление, когда это оказался Фросрей явившийся намного раньше положенного срока, да еще и верхом на огромном черном волке. 'Думаешь безопасно тащить эту тварь в город? Вдруг это коварный план больного Духа?' — спросил лейтенант, старший из группы солдат, со страхом глядя на огромного волка. Увидев монстра, солдаты вооружились по полной, и копьями и арбалетами. 'Таргнер покинул этот мир. Это его наследие, — маг в присутствии солдат спрятал висящие на шее бусы под плащ. — Я полностью управляю монстром, опасности нет никакой, — маг с опаской огляделся по сторонам. — Наоборот нам нужно как можно быстрее вернуться в Армидею. Изучить это чудовище пока я его контролирую, и убить', — сказал маг глядя на монстра. — 'Лежать!' — дал он команду как собаке. Огромный черный человек волк наперекор внутренней злобе, покорно прильнул к земле и издал недовольное тихое рычание. Солдаты еще долго с ужасом рассматривали огромное чудовище, пришедшее с магом. В этом человеке волке не осталось и следа от Рэвула послужившего его основой.
Монстру на шею накинули петлю связанную из веревки, другой конец которой привязали к лодке, спущенной на воду. Монстр, по команде мага бегом несясь по берегу, потащил за собой лодку, подбрасываемую как пушинку на прибрежных волнах. Послушно выполняя приказы обладателя волшебных бус, монстр, двигаясь по суше, протащил привязанную к нему лодку через весь водный путь. Капитан корабля ожидавшего на той стороне Соленой Мили поначалу отказался запускать монстра на палубу. Команда по тревоге вооружилась до зубов. В итоге монстру разрешили вскарабкаться на палубу, но после обмотали принесенными из трюма цепями его огромные лапы. Цепи сковали друг с другом огромными железными замками. 'Видите, он совсем как ручной щенок', — шутил Фросрей, успокаивая капитана судна. На море разыгрался шторм, Соленую Милю будоражили огромные волны. По дороге в золотой город под проливным дождем и сильной качкой монстр скованный цепами бездвижно сидел в центре палубы. Солдаты старались обходить его стороной. По связи с корабля Фросрей сообщил в Армидею обо всем случившемся и оповестил о чудовище, что он везет с собой.
Шторм стих, корабль вышел, казалось в вечно спокойные северные воды, отражающие в своем зеркале заснеженные горы севера Преферии. Опустилась темнота, палуба засияла светильниками, в ночной тишине остались лишь несколько солдат несущих боевое дежурство. Фросрей убедившись, что с чудовищем все в порядке, спустился в каюту. Монстр сидел бездвижно, прикрыв светящиеся в темноте глаза будто дремал, хотя покой был ему неведом, его распирало безумие. При тусклом свете лампы, сидя на койке в узком спальном кубрике маг не сводил глаз со своих бус. Теперь это великая ценность, которая должна быть сохранена им, во что бы то ни стало. Нельзя утратить контроль над чудовищем. Он понимал, что его полностью поглощает дикая паранойя, связанная с сохранностью обретенного им артефакта. Все последнее время он ходит, не отпуская руку с этих бус. Его голову не отпускают мысли о происках темных сил жаждущих заполучить эту драгоценность, что дает контроль над чудовищем. Даже бредовые мысли о предательстве со стороны солдат какое-то время пульсировали в его голове. Выпив успокоительного, маг заставил себя выйти из плена глупых бредовых мыслей нагнанных страхами, сняв бусы и положив их рядом с собой. Маг уснул, даже не подозревая, кто идет за ним. Еще одно из наследий Таргнера, предводитель Черной Стаи, неестественно крупный волк черной масти Баху шел по пятам мага от самого Ледяного озера. Волк в ночной темноте следовал за кораблем вдоль горных склонов севера, для него в этой истории Таргнером была выделена особая роль.
Гавани Армидеи сияли золотом на солнце, как и весь город, за что их называли Золотыми. Со стороны вод Соленой Мили город защищала всего одна небольшая стена с вкрапленными в нее такими же небольшими военными башнями, набольшими воротами. За линией стены начинался причал, вдоль которого на волнах качались пришвартованные сотни кораблей военного назначения. Здесь в порту уже работали Сферы второй модели, размерами раза в два превышающие основную модель. Контактное поле этих крупных одноглазых местных роботов-шаров имело радиус двенадцать метров, поэтому они могли спокойно грузить целые контейнеры и прочие громоздкие грузы на корабли. Отсюда потоки гуманитарной помощи по Соленой Миле уходили на людской, разрозненный войнами, голодающий юг. Продовольствие для беженцев и жертв войн, сотрясающих юг, перевозили военные корабли, переоборудованные под перевозку груза за счет извлечения половины анабиозных капсул из внутренней части. Только в центре линии береговой обороны Армидеи отгороженная отдельной стеной раскинулась серебристая в эльфийском стиле гавань. Это был порт гражданского назначения. Вдоль растянувшейся полумесяцем набережной здесь качались серебристые двухмачтовые гражданские суда, используемые для круизов, экскурсий, а также множество, сотни мелких прогулочных лодок. Гражданские артэоны для своих романтических прогулок вдоль лона Соленой Мили, для любования лунной дорожкой или закатом на фоне преферийских берегов любили использовать небольшие гребные лодки. Здесь всегда было полно туристов со всех уголков артэонского мира.
Сегодня набережная была закрыта для посещения. Военные закрыли все ведущие сюда ворота. На причале столпились ряды военных начальников во главе с Кратоном под присмотром командующего Кэлоса. Все армидейские министры, большинство высокопоставленных генералов стояли на причале в ожидании прибытия корабля с Фросреем и его чудовищем. Меры безопасности были предприняты чрезмерные, ряды солдат растянулись вдоль всей береговой стены.
Бронированный фрегат подошел к причалу. Чтобы произвести впечатление Фросрей велел команде открыть грузовой трюм и вывалить трап. Из темного трюма по широкому грузовому трапу на свет вышел огромный человек-волк. Толпа ахнула, женщины министры просто боялись смотреть на монстра, отворачивались или прикрывали глаза руками. Чудовище недовольно скалилось и исподлобья озиралось на собравшуюся толпу. Следом за монстром с видом победителя вышел Фросрей. Солдаты, выставив копья, зажали в кольцо сошедшего с трапа монстра. 'В этом нет необходимости', — проходя мимо, сказал маг солдатам, взявшим монстра в кольцо.
— Это элементарные меры предосторожности, — механическим голосом из-под железной маски пояснил возникший на пути мага командующий Кэлос.
— И я рад тебя видеть старый друг, — сказал Фросрей, по-дружески обняв навечно закованного в сталь товарища и единомышленника. — Надеюсь, без меня происшествий не случилось? — улыбался маг...
— Что это такое? — указывая на чудовище, поинтересовался Кратон у подошедшего Фросрея. Министры, среди которых некоторые недолюбливали резкого мага, из-за спины правителя уставились на него в ожидании ответа.
— Это чудовищное недоразумение мой правитель, — скрыл радость от возвращения домой Фросрей. — Как я и говорил по связи это Рэвул или то, что когда-то было им.
— А как же Рэвул, он потерян для нас? — ошарашенная видом монстра произнесла одна из министров. Маг, недолюбливающий мягкотелых гражданских министров не желая отвечать, просто пожал плечами.
— Что теперь планируешь делать с этим? — озадаченно глядя на монстра интересовался Кратон.
— Он полностью под моим контролем и опасности не представляет. Пока планирую поместить его где-нибудь в военных гарнизонах в свободном бункере за оборонительной стеной города. Чтобы всем было спокойней. Таргнер как Дух сломался, можно сказать по-своему сошел с ума. Как наивная школьница этот Дух зациклился на мрачной стороне нашего мира и человечества, отчего перестал видеть краски, которыми сияет все вокруг. Все было решено, я был не в состоянии что-либо исправить.
Чудовище это наследие Таргнера, его наказание оставленное нам. Эти бусы, — маг демонстративно показал ожерелье из волчьих клыков всем министрам и генералам, — дают мне власть над ним. Вы представьте, на что способна эта тварь, ведь Дух оставил ее нам как свое проклятие, скорее всего это идеальная машина для убийств, я даже и думать не хочу о скрытом в нем безумии и силе, — маг покосился на оставшегося за спиной монстра. — Но пока эти бусы у меня это просто наш ручной щеночек. Что делает Бусы Таргнера невероятной драгоценностью. Нам нужно спрятать этот артефакт ото всех. Иначе Проклятие Таргнера обернется против нас, — сказал Фросрей, снова надев бусы на шею и спрятав их под одеждой.
— Так и в чем же смысл Проклятия Таргнера, в чем здесь подвох? Со временем ответ на этот вопрос мы узнаем. Самая главная проблема сейчас — Дух против того чтобы мы провозили чудовище в город. Армидея, как и любой из артэонских городов охраняется Светом Духа — защитным полем, которое не пропускает Тьму, а мы пытаемся сами эту Тьму в наш мир запустить. Как бы Дух не передумал защищать нас от Тьмы после такой выходки, — пояснил свои опасения Кратон.
— Как вы велите поступить мне? Увезти чудовище подальше? — Фросрей был готов выполнить любое указание.
— Нет, конечно, ты что старый друг? Мы не имеем права подвергать этот мир опасности, поэтому будет лучше, если чудовище останется у нас, под нашим присмотром. Нам остается только надеяться на понимание со стороны Духа, — пояснил Кратон, Фросрей согласно поклонился. — Пока чудовище под нашим контролем спрячьте его от посторонних глаз как можно быстрее. Спрячьте как можно более надежно.
— Как вы скажите. Именно так я и собирался поступить. Нужно только продумать какое именно мы выделим помещение. Это должна быть какая-то лаборатория. Я хочу его исследовать. Реакцию на серебро, свет, иные химические, магические реакции. Разгадав его природу, мы сможем убить чудовище и отпустить душу Рэвула в мир иной, — старался утешить министров Фросрей.
Тем же днем следовавший за кораблем черный волк Баху вышел к армидейским стенам. Возвышающиеся вдалеке позолоченные вражеские стены вызвали у него отвращение. Поморщившись, недовольно прорычав, волк ушел в Аламфисов лес и затаился, ожидая своего часа.
Монстра было решено разместить в складском бункере, где раньше хранились медицинские препараты на случай войны. Здесь были и пустые склады, где можно было разместить монстра и небольшие лаборатории, где смог бы работать Фросрей. На специальной бронированной кабинке метро, чудовище перевезли под городом, доставив его туда, где среди армейских гарнизонов, за первой из трех оборонительных стен и находился приготовленный для размещения монстра изолированный медицинский подземный склад. Фросрей при помощи нескольких ассистентов в белых халатах, без сна и отдыха преступил к изучению чудовища. Сначала исследование крови. Как и у всех порождений Тьмы, любые мутации или особенности на генном, биологическом уровне у монстра отсутствовали. Его сила заключалась в чем-то ином, непознанном, недоступном.
Под утро, борясь со сном маг, позабыв о волшебных Бусах привыкнув к своему монстру, вошел к нему в камеру за очередной дозой крови для анализов. Чудовище набросилось на него и разорвало бы, если бы не среагировавшая Арми — система управления городом, закрывшая задвижную дверь прямо перед носом разъяренного монстра. Немного посидев, подумав, придя в себя, в очередной раз, посмотрев в глаза смерти, маг пришел к выводу, что он только что провел еще один опыт в исследовании природы монстра — без Бус Таргнера власть над монстром пропадает. Значит, они всегда должны быть у него на шее.
Дав себе немного отдохнуть, выспавшись, приведя себя в порядок, снова облачившись в золотистый плащ государственного служащего Армидеи маг, продолжил исследования. Обычные транквилизаторы не сработали, только Зелье Вечного Сна дало результат. Драгоценное зелье, превращающее человека буквально в камень на многие тысячи лет, лишь ненадолго лишало монстра сознания. Армидейскому правительству пришлось влезть в огромные долги, чтобы из всех уголков артэонского мира наскрести этого редкого в виду сложности его изготовления зелья, в количестве достаточном для опытов Фросрея. Опытов в основном безутешных. Хотя Фросрей был готов и без усыпления начать работать с монстром (резать его на живую), но артэонскому чрезмерному гуманизму которым здесь пропитано все, он возражать не стал.
Зелье Вечного Сна имело массу способов бытового применения, и в виду сложности изготовления производилось артэонами в небольших количествах. Например армидейцы использовали эффект данного зелья в качестве наказания для преступников среди контролируемых ими людей. Суды подконтрольной Армидее Эвалты, по отдельным уголовным делам выносили приговор: 'несколько десятков лет мертвого сна, с последующим перестроением личности'. Преступнику вводилась небольшая доза 'Зелья Вечного Сна', отправлявшая его разум в долгое заточение без снов. В итоге после пробуждения, спустя десятилетия как результат: полная потеря памяти — амнезия, полная дезориентация, почти полное стирание былой личности преступника. Тут с ним уже работали артэонские специалисты-психологи: преступнику посредством гипноза и курса восстановительной терапии, как чистому листу придавали новую личность, заново объясняли, что такое хорошо и что такое плохо, заставляли забыть кто он на самом деле, и таким образом возвращали в жизнь. В большинстве случаев эта альтернатива смертной казни давала положительный результат.
Получив нужное количество зелья, пристегнув чудовище ремнями прямо к полу, усыпив его, при свете бестеневой лампы в импровизированной лаборатории Фросрей начал свои опыты. Тело чудовища обладало быстрой полной регенерацией. Отсеченные части тела восстанавливались за минуты. Кровь обладала особым свойством. В месте повреждения кровяные потоки будто застывали при контакте с атмосферой. В месте раны кровь трансформировались в вязкую желеобразную субстанцию, а потом и вовсе застывала, становясь подобием резины. По всей видимости, это была очередная форма защиты организма монстра. Таким образом, существо было защищено от кровопотери, вне зависимости от величины раны. Серебро причиняло ему значительный вред, и ничего более. Увечья, нанесенные этим опасным для тварей Тьмы металлом, даже повреждения им жизненно важных органов, у этой твари просто восстанавливались в разы дольше. Металл, зовущийся светлым, сражающий большинство рядовых порождений Тьмы — спасительное серебро лишь замедляло процесс его регенерации. Попытка отсечения головы затянулась надолго. Резак уперся в крепкий, казалось несокрушимый шейный позвоночник. Плоть быстро регенерировала, долго возиться с позвоночником не получилось, резак зажало в шее чудовища. После множества попыток непробиваемый позвоночник все же удалось надломить, голова упала с плеч. Но тело не погибло. Старая голова за несколько минут стала кучей праха. В течение десяти минут новая голова, выросшая на шее, приняла приемлемые контуры. В течение часа утраченная значимая часть тела полностью восстановилась.
Маг был вынужден смириться с тем, что было очевидным с самого начала: чудовище невозможно уничтожить не одним общедоступным способом, фактически невозможно убить. Что вполне логично. Ведь это проклятие оставленное Духом, возможно первый такой случай в истории их мира, во всяком случае, Фросрей о таких прецедентах не слышал. Таргнер сделал это чудовище неуязвимым, ведь оно олицетворяло наказание всем смертным оставленное им. Сначала Фросрея парализовало ощущение безысходности и бессилия перед Проклятием Таргнера. Но ведь он именно к этому себя и готовил. Он с самого начала знал, что так и будет, настраивал себя на такой результат, но в глубине души все равно надеялся на чудо, которого не случилось. Смирившись с тяжелыми реалиями, маг приостановил работу с монстром до следующего утра.
Проснувшись утром, в кубрике одной из казарм вблизи подземной лаборатории, где вел работы, Фросрей почувствовал подобие голода. Что было, мягко говоря, странно. Он маг, живущий сотни лет, его желудок давно атрофировался. Его осознанно омертвленный желудок просто не мог принимать пищу, только чаи из трав и хорошее вино. Отрешение от пищи еще один элемент поддержания разумности и мудрости в мыслях — необходимое требование к светлым магам. Он забыл про свой желудок уже давно, и вот его наполнило забытое чувство голода. Это казалось бредом, чем-то невозможным.
Выходя из пустой казармы, маг увидел в комнате командиров взводов одного из дежуривших сегодня офицеров. Тот, воспользовавшись тишиной сидя за своим рабочим столом, заварив кофе, достал заранее заготовленный бутерброд. При виде пищи у мага свело скулы, тело охватило странное недомогание. Маг быстро вышел из здания казармы и направился в бункер, где работал над чудовищем. Среди пустующих складов найдя себе темное уединенное помещение он, выключив свет, решил побыть один в темноте, решил все обдумать.
Все было ясно, его чувство голода связано с Бусами Таргнера висящими на шее. Вот он проявляет себя подвох, вложенный Таргнером в проклятие. Естественно, что просто так владеть и управлять чудовищем, создавший его Дух не мог позволить, естественно, что за то чтобы носить эти чертовы Бусы нужно чем-то платить, самому мучиться от проклятия. Фросрей чувствовал себя все хуже, тело слабело, а чертовы Бусы на шее, тяжелели. Голод усиливался, маг продолжал сидеть, ставя очередной опыт над самим собой, ожидая результатов. Ему становилось все хуже и хуже. Сначала это было похоже на голод, недомогание, затем на жажду иссушающую изнутри, сжигающую огнем. Однако хотелось вовсе не воды, хотелось чего-то иного, более жирного, калорийного. Что-то клокочущее в душе, что-то жаркое, воспламеняющее тело рвалось наружу, требуя утоления. От мучений иссушающей изнутри непонятной жаждой, сидя в темноте теряя счет времени, маг все больше слабел. Пытаясь понять, чего же он хочет, что может усмирить непонятную иссушающую тело жажду, перебирая мысли в голове, он случайно вспомнил окровавленные тела жестоко убитых людей, на которые за свою долгую жизнь в этом безумном мире достаточно насмотрелся. От воспоминаний крови и изуродованных тел, все внутри него замерло, мысли в голове перестали виться. Перед глазами встала кровавая картинка, а во рту начала вырабатываться слюна как у безумного хищника. Думая о крови он будто опьянел, ему хотелось ею упиться, мысли о ней погружали в эйфорию. Вот то чего хотело что-то ужасное, что клокотало в душе. Его наполняет жажда крови.
Испугавшись сам себя маг, решил, что лучше даст себе от этой жажды погибнуть, был готов приковать себя наручниками и навсегда остаться в этой темноте, чем этой жажде поддаться. Он продолжал сидеть, пока его самочувствие ухудшалось. Безумная жажда все сильнее иссушала его. Что-то жуткое внутри требовавшее крови не получая удовлетворения в наказание просто убивало его, а он просто продолжал сидеть не зная что делать. Обливаясь холодным потом, без сил лежа на полу в полной темноте он стал терять сознание. Провалившись в глубины своего уставшего сознания, он неконтролируемо оказался в теле чудовища. Он взглянул на мир глазами огромного человека-волка скованного ремнями на полу в лаборатории. Он почувствовал ту неописуемую жажду крови, что наполняет чудовище, ощутил эти жуткие ремни что сдерживают, лишают свободы, не дают выплеснуть клокочущее внутри безумие. Придя в себя, вновь очнувшись на полу в полной темноте, он чувствовал как та же жажда, что наполняет монстра, клокочет внутри него. Каким-то образом жажда крови, иссушающая чудовище передается ему, перетекает в его душу.
Теряя сознание, вновь приходя в себя, теряя понимание, кто он и где находится, Фросрей оказался в какой-то непонятной жуткой темноте. Он чувствовал, что в этой темноте он не один. Вдруг вокруг зажегся свет. В свете исходящем со всех сторон он увидел очертание окружающих деревьев. Он в каком-то лесу, только вопреки исходящему свету все вокруг какое-то черное, мрачное, будто это все тени. 'Ты вступил в противостояние с тем, что не сможешь победить, — раздался голос откуда-то из-за черных контуров окружающих деревьев. — Ты думал, все будет так просто, думал, ты сможешь что-то контролировать? Если ты повелевающий Чудовищем Таргнера не даешь ему свободы, то его безумие, жажда крови что копиться в нем с каждой секундой будет перетекать в тебя. Ведь ты с ним связан, ты теперь с ним одно целое'. Свет вокруг усилился и в его потоках маг увидел огромного черного волка, на расстоянии ста метров от себя, смотрящего на него своими желтыми глазами. 'Не сопротивляйся, это бесполезно. Или дай монстру свободу или сам вкуси крови, утоли жажду, что мучает тело, другого выхода нет'.
Придя в себя без сил лежа на полу, маг почувствовал, как теряет над собой контроль. Под давлением чудовищной жажды он сходил с ума. Мысли о том, чтобы пойти и насладиться сладкой жирной кровью еще час назад казавшиеся бредом, сейчас стали чем-то вполне логичным и естественным. Под давлением чудовищной жажды казалось глупым и бессмысленным, лежать здесь и мучиться от боли давая жажде убивать себя. Проклятие Таргнера отталкивающееся от сущности Последнего из Людей Волка, который послужил его основой, пыталось сделать с Фросреем, то же что номакский голод сделал с Рэвулом по пути в Армидею. Проклятие пыталось иссушить мага, чудовищной жаждой затмить его сознание и превратить в чудовище, жаждущее крови.
Неизвестно как бы Фросрей выбрался из плена проклятия, если бы дверь в комнату не открылась, и из коридора его глаза не прорезал бы свет. В мире минуло уже несколько суток, его все потеряли. Несколько солдат брошенных на поиски мага отыскали его истощенное тело в той темной комнате.
Он пришел в себя на больничной койке. К его руке была присоединена капельница, через которую по трубочке из стеклянного сосуда в его тело поступала питательная витаминная смесь красного цвета. Дежурившая медсестра, велев ему лежать спокойно, убежала за врачом. Нащупав чертовы бусы на шее, он успокоился. Пришел доктор и после разговора с ним магу все стало понятно. Жажда крови, передающаяся ему от чудовища через отягощающие шею бусы, не получая удовлетворения его обессилила, но не убивала. От этой жажды он должен был потерять над собой разумный контроль, свихнуться и либо дать чудовищу свободу или самостоятельно утолить эту жажду — самому стать чудовищем. Проклятие не оставляло ему выбора, еще пара суток в той комнате и он вышел бы из нее обезумивший, готовый упиться кровью, уничтожить все вокруг. Но он не просто человек с улицы, которому некуда податься, которого можно вот так просто свести с ума жаждой крови. Он один из важнейших людей в государственной машине Армидеи, лицо государственного уровня. Его отыскали, и пока он находился без сознания, сделали все, чтобы ему помочь. Были подключены лучшие артэонские алхимики по медицинскому профилю, которые нашли способ насытить его тело. Вопреки всякому проклятию его жажду утолили универсальной питательной витаминной смесью, очень дорогой, сложной в изготовлении. На простого солдата эту смесь тратить бы не стали. Каждая капля этой спасительной волшебной смеси была драгоценна, но ради спасения своего мага Армидея была готова на все. Таким образом, произошло то, чего проклятие не предполагало, артэоны нашли способ утолить жажду крови иссушающую мага, сумели восстановить его силы. На этот раз проклятие отступило.
Оправившись после истощения, придя в себя, маг как ему и положено недолюбливающий всякие изобретения, проявления алхимической науки недовольно посмотрел на капельницу, но выбора не было. Доктор пояснил, что это проклятые бусы на шее иссушают мага. Когда его принесли, они первым делом сняли с него бусы и он заметно, буквально на глазах пошел на поправку, однако чудовище в своей темнице взбунтовалось. Оно резко взбесилось, озверело. Стало метаться по бывшему медицинскому складу, ставшему для него темницей, биться в двери расшибая голову в кровь. Двери не выдержали бы гнева этой твари, поэтому пытаясь остановить все это они, вернули бусы на шею магу и чудовище тут же успокоилось. По мнению Фросрея все объяснялось тем что, сняв бусы с его шеи, они даровали чудовищу свободу. И все безумие, что мучило его, пока бусы были на шее, вновь вернулось в чудовище, и оно взбесилось. Одно было понятно точно — бусы всегда должны быть на нем, он теперь с этим чудовищем связан. Спустя сутки его выписали из госпиталя с условием, что он каждый день будет приходить для получения суточной порции витаминной смеси, не дающей проклятию иссушить его тело. Ради него Армидея была готова раскошелиться, потратить ресурсы, чтобы обеспечить подпитку мага не дав проклятию его иссушить и свести с ума. Таким образом, и чудовище осталось на привязи, под контролем и маг от перетекающей в него жажды крови не свихнулся.
Дневник Фросрея: Монстр. Запись пятнадцатая.
'Стало понятным бремя проклятия, ложащееся на плечи носящего Бусы Таргнера. Если я не даю свободу чудовищу, не даю ему утолить наполняющую его жажду крови, то эта жажда передается мне. И эта жажда должна была иссушить меня, свести с ума, оставляя мне два выбора: либо отпустить чудовище, сняв Бусы, либо дать жажде истощить себя, свести с ума, чтобы обезумив, я сам попытался ее утолить и натворил бы дел. Но мне повезло, я важен для артэонов, они спасли меня. Пока витаминная смесь, которой они меня пичкают, действует, пока все нормально'.
Маг решил использовать оставшееся мощнейшее из сонных зелий и провести еще немного экспериментов над монстром. Дневной свет в темноте ночи также не нанес значимых повреждений. Даже самые опасные вирусообразные проклятия не смогли разъесть плоть чудовища. Маг сдался. После официального объявления о прекращении экспериментов лаборатория, где все происходило, опустела. Маг снова остался один. Теребя драгоценные бусы отягощающие шею, в темноте на дне складского бункера он сидел у стены склада, за которой находилось чудовище.
Мир от чудовища не спасти, проклятие Таргнера нельзя убить, следовательно, нельзя остановить. Что делать? Поместить монстра в контейнер и утопить в океанской пучине? Силы Тьмы узнают о нем и как потенциально лучшего из своих слуг поднимут со дна морского, как и достанут отовсюду. Нет, тварь нужно держать вблизи пока есть бусы и он их хозяин. Уйти куда-нибудь вместе с чудовищем? Укрыться в какой-нибудь необитаемой забытой глухомани. Нет, там его добьет жажда, он свихнется и станет слугой Тьмы. Нужно оставаться здесь — под Светом Духа, тем более он прикован к госпиталю, где получает суточную норму энергетической подпитки утоляющей жажду, что из-за бус на шее иссушает тело.
Перебирая мысли в голове в поисках ответа на вопрос как быть, он видел только единственный выход. Если монстра нельзя убить, ситуация плачевна то единственное что он может так это лишь немного скрасить ее, развеять страх общества перед Проклятием Таргнера. Для этого пока монстр под его контролем и природа проклятия или происки Тьмы не преподнесли новых сюрпризов нужно его использовать, извлечь из его наличия выгоду. Нужно направить силу монстра в полезное русло. Если у артэонов создастся иллюзия полезности чудовища, они перестанут его бояться, это хотя бы временно смягчит тяжелую ситуацию и даст магу немного времени. Время — главное, что сейчас было нужно Фросрею. Время чтобы подумать и понять, что делать дальше.
К тому же, как и где можно с пользой для себя применить чудовище не было проблемой. Это прирожденная машина смерти, все, что эта тварь умеет так это убивать. С такими навыками он бы пригодился артэонам на диком юге. На юге сейчас ситуация сложная, армия несет потери пытаясь вернуть утраченные после 'кризиса Мак-Тауред' позиции. Там есть множество проблем, которые с легкостью можно было бы решить руками чудовища. Нужно убедить военных, что это всего лишь очередная форма верного преданного и безотказного биологического оружия. Бросить монстра в бой и дать ему возможность проявить себя. Ведь когда-то и Фросрей — помогая хранить границы и участвуя в битвах за периметром, проливая кровь наравне с воинами позабыв о всякой разумности светлого мага, заслужил любовь всех артэонов Арвлады. Артэоны любят своих защитников. Нужно просто показать, что это не чудовище, а их верный хранитель, оружие способное их защитить! Главное изменить общественное мнение, атмосферу, а как оно на самом деле — неважно.
Немного уговоров правителя, выслушивания критики министров и маг все-таки получил разрешение. В сопровождении охраны, ведь он теперь носитель драгоценного в силу обстоятельств артефакта, в составе огромной военной колонны он с чудовищем отправился на юг.
Конфликт, где можно было бы использовать монстра, долго искать не пришлось. Входом в южные земли служили густые Лортонские леса, тянувшиеся от Пограничья вдоль восточной стены Фригнетских гор, до диких южных степей. До образования Пограничья Лортонские леса считались географической серединой Преферии. Некогда в этих лесах жило множество диких варварских племен под главенством своих диких уже не вождей, но еще и не королей. После артэонской войны отчистившей преферийский север от людей, на юг вслед за массой беженцев потянулись осколки людских государств Северной Половины. Не все воины людей севера погибли в битвах с армией артэонов или позорно присягнули им. Многие понимая неравность сил, собрав остатки армий, ушли на юг.
Изгнанные артэонами остатки армий четырех государств севера Преферии буквально на ходу объединенные шустрым Северестом Мудрым — тем, кто оказался сильнейшим из множества наследников погибших северных королей, вторглись в Лортонские леса. Лишенные дома, крова, озлобленные и доведенные до отчаяния воины сборной армии Севереста в свою очередь изгнали или уничтожили все дикие, более слабые, менее развитые варварские племена, обитавшие в этих лесах. Расправившись с коренными жителями Северест — последний король людей севера на обобщенных законах и обычаях всех погибших людских стран Северной Половины основал в Лортонских лесах новое людское государство Эрекхайм. В новое государство стеклись все беженцы изгнанные артэонами с севера. Пока Эрекхайм креп и вставал на ноги как новое государство, остатки варварских племен Лортонских лесов, изгнанные с родных земель, бежали дальше на юг в дикие степи, где объединенные вождем Конухаром стали единым народом получившим название конухары.
Тем временем молодое государство Эрекхайм закалялось как сталь. Южная половина была уже занята и поделена давным-давно, хозяева здешнего людского мира не блистали мудростью и правили, опираясь на силу и террор. Правители диких южных земель не желали видеть нового игрока на своем поле. Против молодого государства Эрекхайм были развязаны три крупные войны. Также бывшие обитатели Лортонских лесов конухары ставшие степными варварами грезили идеей мести северным варварам, изгнавшим их, мечтали о возвращении в родные леса. Правители Южной Половины хорошо вооружали и всячески поддерживали конухаров в их стремлении уничтожить Эрекхайм, вернуть себе леса Лортона.
Молодое государство, основанное воинами из людей севера постоянно отбиваясь от мелких нападок степных варваров, отразило все крупные попытки своего уничтожения со стороны хозяев людского юга Преферии. Северест Мудрый — первый король Эрекхайма всю оставшуюся жизнь до глубокой старости вел оборонительные войны. Причина такой живучести и жизнеспособности Эрекхайма ни для кого из мудрецов ни была секретом. СБК с самого начала имели виды, стратегические интересы на изгнанные ими людские народы севера.
Для занявшей собой всю Северную Половину Арвлады — страны артэонов и добрых людей, для планомерного развития и процветания был необходим некий буфер, заградительный барьер способный защитить ее от южных орд. Создатели Арвлады — стратеги СБК между собой шутили: если бы Эрекхайма не было, то его нужно бы было создать. В Эрекхайме правители пока только формируемой, зарождающейся Арвлады видели ту самую силу, заградительный барьер, что мог бы защитить их от диких народов Южной Полвины, хотя бы на первое время. СБК тайком помогали Эрекхайму с самого начала его образования. Поставляли оружие, высылали сотни военных инструкторов обучающих армию Эрекхайма партизанской лесной войне, прямому военному противостоянию. Лучшие военные умы СБК нашептывали на ухо военным полководцам Эрекхайма правильные решения. Помощь продуктами, продовольствием, прочими необходимыми товарами это само собой.
Благодаря текущей с севера помощи и постоянной поддержке Эрекхайм быстро стал полноценным государством, выиграл все войны с югом и самое главное расположился меж двух преферийских половин, там, где и было нужно СБК. Теперь Эрекхайм надежно хранил формируемую на севере артэонскую Арвладу от постоянного противостояния с югом. Вместо солдат СБК в боях с нашествиями южных орд погибали мужчины-воины Эрекхайма. Главное что солдаты СБК оставались целы и ради этого власти белокаменной страны были готовы кормить и оснащать Эрекхайм столько сколько потребуется. Северест Мудрый, как и все его подданные, естественно ненавидел СБК за то, что они отняли у него дом, изгнали его народ с Северной Половины. Но понимая слабость собственных сил и безвыходность положения, ради своего народа король Северест вынужден был брать помощь от своих врагов, про себя ненавидя их, лишь для встреч с посланниками СБК пряча свои истинные эмоции и делая дружеский взгляд. Эту необходимость он себе объяснял заботой о народе.
Естественно, что Северест и все продолжатели его династии люто ненавидели артэонов, считали их врагами и также грезили о мести за изгнание. При этом неважно насколько щедро артэоны их кормили, для элиты Эрекхайма — потомков изгнанных артэонами северных народов, СБК все равно оставался главным врагом. И вот дипломатичный, способный контролировать эмоции король Северест умирает и его трон переходит к сыну. К тому времени Эрекхайм уже силен и закален в боях за свою независимость от правителей людского юга. Поэтому потомки Севереста ожидаемо объявили о разрыве всякой дружбы с артэонской Арвладой. Разумной необходимости выживать потомки Севереста предпочли эмоции — месть агрессорам, лишившим их дома.
Но самая главная причина восстания Эрекхайма, заключалась в том, что на самом юге ситуация сильно изменилась. Создав Арвладу СБК являющаяся преферийской марионеткой других могущественных тысячелетних артэонских империй, при поддержке своих теневых хозяев преступила к так называемой тайной войне с диким югом. Под руководством лучших военных инструкторов со всего мира в составе армии СБК были сформированы различные разведывательные и диверсионные подразделения руками, которых предстояло тайно уничтожить все людские государства юга, не прибегая к затратной и сложной полноценной войне. Артэоны руками своей разведки и шпионов приступили к переформатированию свободного юга Преферии под себя. Чередой революций, восстаний рабов и междоусобиц между вчерашними союзниками все крупные государства юга были уничтожены и раздроблены на мелкие куски. И когда земли дикого юга погрузились в хаос, бояться стало больше некого, власти Эрекхайма решили разорвать свои отношения с артэонами севера и объявили Арвладе войну.
Войска Эрекхайма стали нападать на границы Арвлады, пытаться спровоцировать артэонов на полноценную войну с ними, следовательно, со всем югом. Когда долгая череда провокаций ни принесла результатов, во все концы Южной Половины были разосланы послы. Потомки Севереста стали готовиться к огромному военному походу против артэонского севера, созывая для этого любых желающих. 'Пришло время великой мести', — так они говорили. Поняв, что контроль над Эрекхаймом потерян, тогда еще до появления проклятого Пограничья правительство Арвлады, олицетворяемое СБК, естественно не захотело видеть такое агрессивное государство у своих границ. Проект 'Защитное государство Эрекхайм' стратеги СБК решили уничтожить. Без вмешательства армии, силами разведки и спецслужб власти СБК с присущим им коварством стали расшатывать, дестабилизировать ситуацию, провоцируя внутри Эрекхайма гражданскую войну. В результате чего из-за спровоцированного спецслужбами СБК внутреннего конфликта, между наследниками погибшего короля, Эрекхайм, как и другие неугодные артэонам страны юга развалился на три враждебные части: Истхайм у побережья; Норгхорт на севере; центральный все тот же Эрекхайм. Несмотря на все трудности, государство воинов людей севера устояло. Потомки династии Севереста все же удержали ядро сотворенного их могучим предком Эрекхайма.
С годами, с десятилетиями все также закаляясь в постоянных оборонительных войнах с армиями дикарей приходящими с юга, выживая сам по себе, народ Эрекхайма превратился в одну сплошную гигантскую армию, сплоченную и единую. В эрекхаймцах исчезли все черты своих живших на широкую ногу северных предков. Ни искусства, не свободы, не чувств, только вдалбливаемая с детства необходимость защиты страны, насилием с малых лет прививаемый патриотизм. Никаких лишних знаний: мир плоский, 'стоит на трех китах', кругом одни враги. Как говориться: каждый мужчина солдат, каждая женщина мать солдата. Эрекхаймцы стали искусными воинами и безумными дикарями. И вот в таком виде Эрекхайм идеально вписался в южные земли. Оставшиеся короли дикого юга заключили договор о мире и признали Эрекхайм частью Южной Половины. В бесконечных разборках местных правителей, бессмысленных людских войнах преферийского юга вызванных хаосом, что посеяли артэоны, эрекхаймцы прослыли хорошими наемниками. Враждующие друг с другом правители раздробленного людского юга были едины лишь в ненависти к артэонам, в остальном их разделяли тысячи противоречий, поэтому поводов для войн было предостаточно. Работы эрекхаймским наемником хватало.
В дальнейшем Эрекхайм был объявлен стражником северных границ от артэонов 'с севера лезущих в чужие дела'. Все южные враги Арвлады платили щедрую дань эрекхаймцам за постоянные нападки на границу северных артэонских земель. Ладгарская Империя (уже сформированная на тот момент из крупиц былых стран) — главный южный враг Арвлады и лично СБК, один из бывших императоров которой лично платил золотом эрекхаймским полководцам за облаченные в шлемы головы пехотинцев СБК и армидейских морпехов. Сам Эрекхайм в Южной Половине был объявлен нейтральной неприкасаемой страной. Короли людского юга умно развернули силу эрекхаймцев против ненавистных артэонов севера. До образования окончательного разделившего две преферийские половины Пограничья эрекхаймцы не давали покоя пограничникам Арвлады. Война против Эрекхайма — прямое вторжение на юг, могло обернуться для Арвлады восстанием, объединением всех дикарей этот юг населявших. Старания артэонской разведки и многочисленных спецслужб результатов тоже не давали. Эрекхайм теперь был един, дальше его развалить не получалось. В правительстве Арвлады было решено отбивать незначительные нападки эрекхаймцев пока это возможно. Стерегущие границы войска Арвлады до образования Пограничья понемногу, но регулярно несли потери, отбиваясь от эрекхаймцев, давным-давно порожденных ошибками их же власти.
Затем образовалось Пограничье. Отрицательные потоки Азуры, извращающие любые формы жизни, что попадали в них, и обжигающая радиация, проклятой долиной разделили Преферию пополам. Эрекхайм как стражник Южной Половины стал больше не нужен. Уплата дани со стороны южных королей прекратилась и непривыкшие к земледелию и скотоводству искусные воины эрекхаймцы снова развернули свою силу в сторону дикого юга. Эрекхаймцы грабили и разрушали села и города людей юга, тысячами уводили людей в рабство. Тогда Ладгарская Империя, Грионский союз и варварские короли степей объединив свои силы, раз и навсегда приструнили жестокий Эрекхайм. Полностью это неспокойное государство устранить не удалось, после разгрома армии народ Эрекхайма разбежался по лесам. Какую-то часть руин поверженной страны заселили вернувшиеся в свои родные Лортонские леса конухары, какую-то за собой сумели оставить эрекхаймцы. Пока оставшийся Эрекхайм после сокрушительного удара медленно приходил в себя, неожиданно к нему вновь пришла помощь с севера.
Артэонам по-прежнему был нужен Эрекхайм — страна, открывающая собой Южную Половину. В ней они видели ключевой опорный пункт, через который должно было идти снабжение их 'миротворческих' войск и гуманитарных миссий включая многочисленные лагеря для беженцев, которые кормились из севера. Артэоны имея на Эрекхайм большие виды, после образования Пограничья собирались восстановить его полностью, выйти к побережью и возвести там порты, чтобы по воде отправлять на юг гуманитарную помощь и свои войска, чтобы не красться по краю Пограничья. В слабом Эрекхайме они видели свою будущую надежную марионетку, огромную военную базу для своих войск на диком юге. Поэтому пока Эрекхайм был слаб и лежал в руинах, ему требовалась помощь, артэоны не теряли время. В хорошей политике идущей абстрагировано от эмоций не может быть такого термина как враг, лишь в силу обстоятельств могут появляться соперники или оппоненты. И в Эрекхайме, несмотря на историю его происхождения, несмотря на злость осевшую в глубинах душ потомков изгнанных людей севера, артэонские политиканы и стратеги видели только партнера в силу обстоятельств. Тем более нынешнее поколение эрекхаймцев уже имело мало чего общего со своими предками, которых артэоны изгнали с севера. Эрекхаймцы приняли помощь от Арвлады.
В рамках военной помощи фактически сдавшемуся Арвладе Эрекхайму объединенные войска СБК и Армидеи вновь выбили конухаров обратно в степи, вернув опекаемым ими эрекхаймцам их земли в пределах Лортонских лесов. Инженерные батальоны артэонских армий помогали восстанавливать разрушенные города и села. В Эрекхайм потекла гуманитарная помощь. Нынешняя власть некогда могучего народа, позабыв о заветах предков, с потрохами продалась артэонам, лишь бы те и дальше помогали им решать проблемы и бороться с голодом. Далее степные дикари конухары под началом союза своих королей стянули все свои возможные войска к границе с Эрекхаймом. Назревала очередная война. Народ Эрекхайма сейчас был слаб, и артэонам пришлось самим защитить свой проект, в который уже было вложено немало сил.
Огромным лагерем на границе Лортонских лесов засели стерегущие границы Эрекхайма солдаты Армидеи и СБК. Их целью было защищать Эрекхайм, пока его собственная армия с ноля восстанавливалась глубоко в тылу. Сборная варваров со всех степей, созванная конухарами, двигаясь с юга с целью добить Эрекхайм, встретив на своем пути артэонских солдат, остановилась. Степные варвары, не желая вступать в войну с артэонами, также засели лагерем на окраине степей у входа в Лортонские леса. Артэоны могли уничтожить конухаров и всех других степных варваров, но молниеносной боевой операции из этого не получилось бы. Предстояла тяжелая кровопролитная битва, которой никому не хотелось. И степные варвары, не желая конфликта с артэонами, замерли, пока не зная, что делать. Так и замерли две армии друг напротив друга, но война была неизбежна. Эрекхаймский кризис нарастал, и тут как спасение на помощь артэонам пришел Фросрей со своим чудовищем.
Ранним утром компактными небольшими рядами артэонское войско вышло из лесов Лортона. СБК по центру, армидейцы с флангов. Артэонский боевой строй состоял из батальонов стоящих друг от друга на расстоянии нескольких метров, расставленных в шахматном порядке. (Батальоны здесь были подобием манипул в боевом строю древних римлян, то есть в бою были самостоятельными боевыми единицами. Управляемые при помощи телепатической связи образующие артэонское войско батальоны были способны выполнять индивидуальные задачи, различные приказы прямо в разгаре битвы. Батальоны также могли без проблем рассыпаться на роты, а роты на взвода. Отделяясь от батальона, роты и взвода в условиях боя также становились самостоятельными боевыми единицами, укрывшись по флангам стенами щитов врезаясь в ряды врага, могли выполнять приказы стратега координирующего битву со стороны.)
Разбитый в километре лагерь конухаров ожил. За минуты наспех собранное выстроилось вражеское войско, огромной хаотичной толпой растянувшись на километры. Степные дикари: единицы в громоздких неудобных доспехах, некоторые налегке в одних набедренных юбках, вооруженные тяжелыми мечами или топорами. Остальные в чем попало, кто с топорами, кто с копьями. Доспехи здесь могли себе позволить немногие, поэтому, будучи практически незащищенными, они старались выглядеть грозно. На некоторых разные пугающие маски из черепов людей и животных, лица и тела большинства воинственно раскрашены. В их рядах как обычно и дети и старики. Все это противопоставлялось профессиональным подготовленным артэонским солдатам, имеющим немалый опыт, лучше вооруженным и оснащенным, хоть и уступающим в численности. Как обычно: люди (дикари) брали числом, а артэоны качеством.
Подогреваемое своими выделяющимися блеском доспехов командирами варварское войско, стуча о щиты, под бой барабанов начало что-то скандировать на непонятном языке. Артэоны обычно в Малдуруме сходя с ума, тоже не прочь что-нибудь дружно поорать перед битвой, брызгая от бешенства слюной, почувствовав себя единой силой или раззадорив противника, но сегодня они стояли тихо. Темно-синие ряды армии СБК раздвинулись по центру, образовав коридор по которому, свирепо рыча и глядя на окружение исподлобья, вышагивал на четырех лапах огромный черный волк. Следом за монстром, опираясь на посох, шагал Фросрей облаченный в свой старый плащ белого мага. Раннее утро и небо затянутое черными тучами, от недосыпа все вокруг кажется особенно ненавистным. Впереди жуткое ненавистное чудовище, от которого невозможно избавиться как от собственного проклятия, кругом солдаты в Малдуруме — те же чудовища, от такого окружения магу было неприятно, внутренне его тяготило желание быстрее вернуться в нормальный мир, сбежать как можно дальше от этого ада. Давно он не сопровождал солдат в битвах и слишком изнежился среди артэонов.
Монстр вышел из строя на несколько метров вперед, рыча, он смотрел на ряды степных варваров. 'Убей их всех', — коснувшись бус, шепнул маг. Будто получив долгожданную свободу, издав безумный рев заставивший замолкнуть, замереть в ужасе вражеское войско, чудовище не четырех лапах бросилось в сторону врага. Артэонские солдаты укрылись за щитами. 'Убей сначала этого, лиши их головы', — тихо шепнул маг, несмотря на расстояние, несущийся на врага монстр его услышал. Маг смотрел в сторону разодетого в дорогие одежды и блестящие доспехи, узнаваемого сквозь расстояние вражеского полевого командира, восседая на лошади стоявшего посередине вражеского строя. По мнению мага, его убийство и должно было лишить врага 'головы'.
Шок от начального не понимая происходящего быстро прошел, и большинство вражеских лучников обрушили на монстра лавину стрел. Пригвожденный стрелами к земле монстр замер в десяти метрах от вражеского строя. Только враги начали свистеть и ликовать, чудовище после секунд затишья с жутким ревом зашевелилось. Мышцы его тела сами вытолкнули вонзившиеся стрелы. Многие из врагов по центру строя, лучше всех рассмотрев свирепого, поднимающегося с земли монстра, в попытке сбежать в панике пытались протиснуться меж толпы. Стоявшие сзади солдаты не давали пройти струсившим товарищам, порой силой выталкивая их обратно. Последовала еще одна лавина стрел, но прыжком взмыв в воздух монстр ее перелетел и, приземлившись, снес указанного магом потенциального вражеского командира, смяв его тело вместе с лошадью.
На монстра с мечами и копьями накинулась окружающая толпа. Разбросав по сторонам попавших под руку вражеских солдат, монстр встал на задние лапы которые, выломавшись в коленях, вновь приобрели человекоподобный вид. Стоя на задних лапах, тварь осмотрелась по сторонам. Чувствуя стук тысяч сердец, сочный запах плоти окружающих людей, на убийство которых он получил разрешение, монстр просто опьянел и с безумным ревом бросился в толпу. Пока монстр разбрасывал отчаявшихся сопротивляться смельчаков, толпа вокруг него расступилась и со всего вражеского строя в него посыпались новые лавины стрел.
Вновь засыпанного стрелами монстра, на время регенерации лежавшего в полубессознательном состоянии безумная вражеская толпа ранила мечами, пронзала копьями с диким криком. Вся эта бессмысленная попытка убить монстра была обречена, но все равно ему нужно было помочь. Тут уже подключились артэоны. Пока враг отвлекся на чудовище, убрав свои щиты, артэоны обрушили лавину разрывных стрел на передние ряды вражеского войска. Из леса за спиной артэонов в небо взмыли оставляющие в небе дымовой след десятки пучков плазмы — заработала артиллеристская поддержка.
Вокруг монстра вражеский строй сотрясла волна разлетающихся осколками взрывов от стрел, затем обрушились пучки плазмы также после взрыва разбрасывающие вокруг раскаленные капли, прожигающие и плоть и сталь. Окраины вражеского строя бросились бежать. Артэоны укрылись щитами, в них полетели незначительные ответные стрелы. Плазмометы продолжали работать по вражескому строю, сотрясая его взрывами и заволакивая дымом. Монстр сумел восстановиться и с ужасающим бешеным ревом снова бросился на вражескую толпу. Как кровавый ураган, двигаясь в разы быстрее, монстр начал рвать и убивать вражеских солдат. Своими огромными лапами он перемалывал все в кровавое месиво. И латы, и доспехи ломались и разлетались как игрушечные. Маг, с ужасом наблюдая силу монстра, медленно брел через поле разделяющее армии. Отброшенный ударом монстра обвешанный латами степной варвар, пролетев через поле, приземлился в нескольких метрах от мага. Видеть монстра в действии было жутко даже со стороны. Фросрею было страшно даже представить последствия потери контроля над монстром. Теперь более понятна была суть ужасного наследия оставленного людям, ушедшим Духом Таргнером. Что могут противопоставить люди монстру, сокрушающему армии? Маг по-новому ощутил важность висящих на шее бус. Теперь их ценность не оставляла сомнений. Бережно и боязливо поглаживая драгоценные бусы, маг удалился с поля боя. После недолгого сопротивления остатки варварского войска бросились бежать в разные стороны. Артэоны перешли в наступление и помогли монстру зачистить оставшегося врага.
Фросрей, как и большинство магов, да и не только магов, всех людей обремененных силой и ответственностью, естественно был одинок. Самых близких из своего окружения он мог назвать максимум коллегами. Как и большинство одиноких людей, которым было что сказать, он вел дневник, пересказывал свои мысли сам себе. Однако к привычке вести дневник его привело вовсе не одиночество. Еще подростком обучаясь в магической академии, где из него силой делали светлого мага, он был приучен высказывать свои мысли и переживания на бумаге. Таким образом, руководство академии контролировало своих учеников. Ведь в мире магии, как правило, все, что отражается в пространстве, если как следует попытаться можно тысячью разных способов узнать сквозь расстояние. То же касалось и информации изложенной физически (например записанной на бумагу). Чтобы знать, что твориться в головах у учеников, магам из руководства академии даже ненужно было тайком читать и изучать их дневники, они узнавали это все при помощи простых магических хитростей.
Дневник Фросрея: Монстр. Запись шестнадцатая.
'Меж мной и чудовищем есть прочная связь, можно сказать мы одно целое. Чувство единства было с самого начала, но лишь сейчас я ощущаю это в полной мере. Закрывая свои глаза, я могу видеть его глазами, чувствовать его носом, могу ощущать мир через него. Видя мир через него, я могу управлять им напрямую сквозь расстояния. В эти минуты я будто срастаюсь с ним в единое целое. Сначала это все было спонтанно, но со временем я научился этим пользоваться, теперь я внутренне понимаю, как это работает, но не могу описать словами. Я могу полностью управлять монстром, просто закрывая глаза.
Также мне передаются его чувства, ощущения. Во время битвы, когда монстр получил мощное повреждение головы, я почувствовал некий дискомфорт. Это не было похоже на боль. Скорее меня будто пронзила молния, резко и пугающе. Думаю, в дальнейшем мое слияние с монстром будет усиливаться.
Еще один из побочных эффектов нашего единства это обрывки воспоминаний Рэвула который составляет основу этого чудовища. Его воспоминания мелькают в моих снах. Я видел Страну Волка, белый снег, обрывки его детства, ледовое озеро и черную воду, изуродовавшую его жизнь. Не думаю, что эта тварь является продолжением Рэвула: использует его сознание или опирается на обрывки личности. Думаю, последний из Людей Волка мертв, теперь вместо него осталась только эта тварь. Воспоминания скорее являются чем-то остаточным, что со временем пройдет.
Пока все идет хорошо. В целом хорошо, я полностью контролирую ситуацию. Единственное что только приходится постоянно пить эту мерзкую витаминную смесь, заменяющую мне пищу, не дающую проклятию меня истощить. Теперь капельницу раз в сутки мне заменили бокалом этой мерзкой жижи'.
Военная база 'Форт-Дас' была центром подготовки бойцов специального назначения Службы Внешней Безопасности Армидеи. Здесь проходили суровое обучение будущие спецагенты, разведчики, шпионы которым предстояло контролировать, дестабилизировать — разрушать изнутри жизнь враждебных людских обществ на юге. База находилась в глубине долин приграничного сектора. Условия для жизни курсантов были спартанскими. База представляла собой учебный полигон с множеством деревянных продуваемых ветрами предназначенных для жилья курсантов бараков, окруженных забором из колючей проволоки с дозорными вышками, где дежурили лучники, на случай если у кого-то из курсантов сдадут нервы. Только для представителей инструкторской роты в стороне от рядов бараков стояла единственная оборудованная казарма. Обучение представляло собой курс выживания, предназначенный для отсеивания всех слабых. Целые дни издевательств и мучений. Обучаемые курсанты — прошедшие предварительный отбор опытные солдаты: морпехи, спецназовцы, участники боевых действий за периметром. А также заранее отобранная молодежь (среди которой когда-то был Вэйнон). Несмотря на ранний час база, была наполнена бешеными криками инструкторов для обеспечения дисциплины орудующих резиновыми палками. Озлобленные, доведенные до тихого сумасшествия курсанты покоряли полосу препятствий, отжимались в грязи, сидя на коленях, зубрили устав как священное писание. Для непосвященного, увидевшего со стороны происходящее безумие, это показалось бы бессмысленным адом. Но здешние курсанты сквозь мучения двигались к понятной только им безумной цели.
В центре базы находился вход в секретный бункер, где располагался оперативный центр управления Службы Внешней Безопасности Армидеи. В глухой комнате защищенного теплого бункера, в тайных кулуарах вне армидейских стен на очередной совет собралась вся верхушка военного армидейского командования. Во главе стола сидел навечно заключенный в сталь, подобный машине командующий Кэлос. По бокам от него сидели два его заместителя. Высшее военное командование Армидеи было детищем любящего поэкспериментировать правителя Кратона, который создал его на основе системы противовесов.
Справа от Кэлоса сидел молодой жестокий хладнокровный и гениальный, способный напрочь лишаться эмоций, в свои двадцать два года уже генерал Касмий. С иголочки отполированный генеральский мундир черного цвета без генеральских звезд. Хоть он и носил звание генерала, однако получил его сразу, вопреки порядкам военной машины. Поэтому чтобы не смешить окружающих стариков ради своих звезд в полях горбатившихся всю жизнь, будучи официально генералом на плечах генеральских звезд он не носил. Прилизанные гелем темные волосы, контрастирующие на фоне белого каменного лица. Кратон лично отыскал его и помог раскрыть беспощадному военному стратегу свой потенциал. С восемнадцати лет малолетний гений, самый молодой на свете будущий генерал Касмий был частью военного руководства. Он был простым гражданским артэоном, поэтому ростом был ниже всех остальных подчиненных ему военных командиров, но по этому поводу никогда не испытывал проблем. Напротив жестокого и гениального генерала Касмия сидел его антипод — старый артэон, всю жизнь отдавший службе генерал Персил, высокий двухметровый вояка с железной выправкой, глаза которого излучали добродушное тепло, 'Старый добрый дядька' — как отзывались о нем солдаты. По мнению Кратона два этих высших командира должны друг друга дополнять. Остальную часть стола заполняли прочие армидейские генералы, возглавлявшие различные службы. На другом конце стола напротив командующего Кэлоса сидел Фросрей впервые за долгое время посетивший тайный совет. После продуктивной командировки на юг, его чудовище дремало в своей темнице где-то в специально отведенном военном бункере в Армидее.
— Я начну? — молодой Касмий спросил одобрения у Кэлоса, который в свою очередь согласно кивнул. — И так что представляет ситуация за периметром сегодня, — не вставая говорил молодой стратег глазами опираясь на бумажку лежавшую на столе. — Во-первых, благодаря помощи Фросрея мы совместно с СБК сумели приручить Эрекхайм. Теперь это бунтарское государство наше с потрохами. Его безопасность мы обеспечили, ситуация там восстанавливается, случаи голодной смерти уже не фиксируются. Остается только проблема полного восстановления этого государства — присоединения некогда отколовшихся от него Истхайма и Норгхорта. Но решение этой проблемы на себя взяли спецслужбы СБК, пока нашей помощи они не запрашивают. Однако. На последнем нашем общем совете по безопасности наши белокаменные коллеги отвели нам ряд задач, решение которых до следующего совета мы должны обеспечить.
Повторюсь в тысячный раз: не потому что нам так приказали СБК, а потому что от этого зависит безопасность Арвлады! — сделав акцент, Касмий исподлобья посмотрел на пожилых в сравнении с ним генералов опустивших недовольные взгляды в стол. — Чтобы на данном этапе обеспечить относительную для нас стабильность в Запериметрии от нас требуется в очередной раз приструнить Ладгарскую Империю, не уничтожить, пока, а просто приструнить. Всем здесь сидящим известно, что Империя Ладгардов набралась сил и сегодня представляет для нас вполне серьезную опасность. Эта Империя может серьезно пошатнуть наш контроль над людским югом, который ради нашего блага должен оставаться диким.
На сегодняшний день наиболее логичным представляется откол — в смысле силовое отсоединение северных провинций от остальной империи. Этот проект уже старый, им больше десяти лет занималась разведка СБК, сейчас они передали его нам. То есть почва уже есть. Эти регионы наиболее плодородные из всех прочих провинций, причины их желания отсоединиться от Империи вполне логичны. К тому же до того как Империя поглотила эти земли там находилось вполне себе самостоятельное государство Болдрия. Все что нам нужно так это напомнить народу Болдрии о его утраченном суверенитете.
Благодаря работе проделанной СБК там уже действуют сепаратистские группировки, которые после крупного восстания пятилетней давности войсками Империи выбиты из всех крупных городов. Но после неудачного переворота эти группировки благодаря заслугам СБК не погибли. Они ушли в леса и горы, получив статус бандитских групп. СБК все еще финансирует и снабжает их, а также продолжает их обучение и поддержание боеспособности.
Также в городах Болдрии среди мирного населения сформирована агрессивная оппозиция. Работают провокаторы и агитаторы. То есть почва для финальной гражданской войны уже подготовлена. Нашу задачу я вижу в увеличении числа сепаратистских группировок за счет подготовленных боевиков из варварских королевств, усиление их оснащения и подготовки, а также продолжение работы по озлоблению гражданской оппозиции. Мы должны спланировать полноценное восстание способное выбить войска Империи из крупных северных городов. Если сумеем освободить крупные города, потом как обычно по отработанной схеме под предлогом недопущения геноцида и гражданского кровопролития мы должны обеспечить ввод заранее подготовленного контингента наших войск, наличие которых окончательно отрежет бунтарские северные провинции. Как обычно под видом миротворцев введем туда морпехов, как волков в овечьей шкуре, — позволил он себе лирическое отступление. — Убивать наших солдат ладгарцы не решаться. Если решаться уже начнется полноценная война. Тут уже помогут СБК. Войска должны состоять из морской пехоты, само собой, также спецназа. Господа генералы проработайте этот вопрос, пожалуйста, — два генерала командующие морской пехотой и силами специального назначения согласно кивнули. — Войска должны быть готовы уже через пару недель. Теперь разведка, вы наши глаза и уши, какая там конкретно ситуация. Что можете конкретного нам предложить?
— По вашему поручению мы разведали ситуацию, проверили информацию, предоставленную СБК, — начал пояснять усатый генерал — командир армидейской разведки западного сектора Южной Половины. — Ваши предложения считаю вполне актуальными. Почва для отделения северных провинций Ладгарской Империи подготовлена. В лесах сидят тысячи натренированных боевиков, которых благодаря работе провокаторов готова поддержать большая часть городского населения севера Империи. Потребуется множество ресурсов для увеличения численности и подготовки наших повстанцев. Нужно наладить каналы поставок оружия, продовольствия. Самым логичным представляется доставка по воздуху. Во всяком случае, первое время дальше мы проработаем наземные маршруты.
Все как обычно: нарастим силы и нанесем финальный удар. Главное чтобы, когда начнется бойня, коллеги из морской пехоты не протупили и вовремя обеспечили ввод миротворческого контингента. Никак в прошлый раз, — разведчик с упреком посмотрел на командующего корпусом морской пехоты, который силой заставил себя промолчать. — Понятно, что людей мало и как всегда не хватает, вы несете постоянные потери. Просто нужно понимать, что без нашей силовой поддержки это восстание опять захлебнется в собственной крови.
Войска Ладгарской Империи сильны, их не стоит недооценивать, — в итоге командир морской пехоты согласно кивнул, командир разведки продолжал. — Также естественно нужно продолжать работу провокаторов. Народ должен быть полностью превращен в безумное озлобленное на власть стадо. И надо бы как-то отвлечь правительственные силы перед восстанием. Думаю, как обычно серия терактов будет в самый раз. Подорвем правительственные здания. Думаю тут, диверсионное управление нам поможет, — очередной командир в полковничьих погонах согласно кивнул. — Только прошу вас, террористы должны быть из местных, а никак в прошлый раз. Это должно выглядеть как народное восстание, а не артэонская интервенция. Никаких наших агентов, только местные обученные боевики. Во всяком случае, до прямого ввода войск.
Еще по деталям. Есть один субъект: некто Пабло Актавиус. После десятилетней засухи в интересующих нас северных районах Империи, когда там прокатилась волна голодных смертей, с которой и начались все эти восстания и недовольства, эскалацию которых подхватили мы, вернее СБК. Тогда правителем Империи интересующий нас Актавиус был назначен префектом бунтарских северных провинций. Именно на нем все сейчас держится. Именно он сумел подавить все восстания, объединил все провинций в особый округ, нарастил армию за счет местных дружин. Только благодаря его грамотной политике прошлое восстание провалилось. Он опытный и хитрый стратег, держит ситуацию в ежовых рукавицах. Сам выходец из этих провинций, за что пользуется любовью и уважением здравомыслящей части населения интересующих нас земель. Он очень ловко умеет подавлять злобную толпу, вычленяя из населения здравомыслящую часть. Мы квалифицируем его как главную возможную проблему. Надо его убрать. Мы проработали этот вопрос. В Предфригнетских лесах есть охотничьи угодья, где он периодически проводит свой отдых. В его охотничьем поместье, садовник — наш агент, готов обеспечить переброс ликвидационной группы. Все готово для его ликвидации, нужен только приказ, — закончив доклад, командир разведки в ожидании ответа посмотрел на генерала Касмия.
— Значит этого вашего Актавиуса нужно убрать так ведь? — в поисках одобрения молодой Касмий посмотрел на пожилого генерала Персила, без одобрения которого его решения недействительны. Тот не возражал. Командующий Кэлос как обычно молчал. — Значит, считайте, вы получили приказ. Убирайте своего Актавиуса или как его там, только документально все правильно оформите, для отчета, — Касмий обращался к командиру разведки, который согласно кивнул. — Значит все как обычно: наращиваем число боевиков, дрессируем оппозицию, нагнетаем обстановку. Потом вершим военный переворот. Только самое главное чтобы в первостепенном порядке наши мятежники уничтожили всех представителей официальной власти. Не жгли ничего, не разрушали, а чтобы зачистили всех бургомистров, магистров, князей и прочих официальных лиц Ладгарской Империи. Пусть наши полевые инструкторы сделают акцент на этом. Также нужно проработать вопрос контроля и повиновения этих земель после переворота. Чтобы там не начался полный хаос. А то вспенится вся эта мразь, все зальется кровью виновных и невинных, и наши морпехи введенные в качестве миротворцев потом как обычно будут выходить оттуда с тяжелыми боями, едва унося ноги. Сразу нужно проработать вопрос следующей власти, чтобы не допустить хаоса. Ну, это уже потом, главное сначала вершить переворот, все остальное потом, — генерал Касмий рассуждал вслух.
— Что с варварскими королевствами? Многие из них окрепли, скоро они тоже станут костью в горле, — поинтересовался командир разведки центрального сектора.
— СБК эти вопросы берут на себя. Во всяком случае, ни о чем таком они не говорили.
— СБК это не боги, им неведомо все на свете. Дикари степных стран представляют явную угрозу. Мы изучали их, в ходе разведывательных мероприятий погибли двое наших ребят. Мы прогнозируем, что укрепившиеся варварские королевства неизбежно начнут сближаться. Они будут объединяться и разрастаться, мы можем получить новых крупных игроков, безумных и диких, с которыми потом будет справиться сложнее. Ниэнра пока лежит в руинах, но запущенные ее восстанием процессы набирают обороты. Все больше народы степей сплачиваются против нас, — не успокаивался разведчик из центрального сектора, чем приковал к себе холодный жуткий взгляд недовольного Касмия.
— Мы работаем под началом СБК и не идем им наперекор. Или Мак-Тауред вам было мало? О варварских королевствах они не упоминали и мы о них забудем. Временно. Мы сконцентрируемся на выполнении поставленных перед нами задач и постараемся не подвести своих союзников, — как можно спокойнее говорил Касмий. Разведчик решил больше его не раздражать.
— А что касается моего чудовища? — вклинился Фросрей. — Иначе, зачем я здесь? Как мы можем использовать чудовище в этой как всегда неспокойной ситуации за периметром?
Генералы делали вид, что погрузились в раздумья, ожидая пока как обычно осенит Касмия. — Что касается ликвидации этого враждебного субъекта под фамилией Актавиус. Раз уж все готово для переброса ликвидационной группы, так может вместо ребят, отправим нашего монстра? В чем сложность всех подобных операций? Выполняя задачу, после ликвидации цели наши ребята своим ходом возвращаются обратно через леса. Мощностей наших технологий пока хватает только на то чтобы незаметно забросить их туда, также вернуть их обратно мы пока не в силах. Разъясняю конкретно: наши ликвидационные группы мы доставляем только к месту выполнения задачи, выполнив которую, назад наши ребята вынуждены уходить самостоятельно крадучись через враждебные леса. Ведь именно тогда — на обратной дороге — во время отхода гибнет большинство наших солдат. Их замечают враги, настегает преследование или они попадают в ловушку. В этом вся причина. Думаю, уничтожив цель, сбежать через леса нашему монстру не составит труда! — в несвойственной легкой авантюристской манере предложил Касмий.
— Что за вздор! — заговорил антипод Касмия — пожилой генерал Персил. — Наши ребята работают чисто и аккуратно, не оставляют после себя следов. Эта тварь просто уничтожит цель, разорвет на куски. Представляете, как он наследит! Или вы хотите дать ладгарцам прямые доказательства нашего вмешательства в их жизнь? Чтобы вся эта дрянь потом попала в руки каких-нибудь независимых журналистов или других 'разумных артэонов' из всяких правозащитных обществ? Эти гуманисты со всего мирового артэонского сообщества, подстрекаемые врагами, нас просто загрызут. К тому же это может подорвать наш авторитет в глазах наших союзников на юге, ведь мы обещали им, что больше их терроризировать не будем. Мы можем запросто снова утратить контроль над диким югом.
Наша война зовется тайной, потому что ведется теневыми методами. Мы наносим удар исподтишка, а не напрямую. Так мы предупреждаем угрозу для нас, тушим ее в зачатке. Делаем врагов слабыми заранее, до того как они начнут кусаться. За счет чего наши солдаты остаются живыми. А вы предлагаете использовать чудовище? Нарушить все правила! Тогда уж давайте задействуем единицы биологического оружия. Они вообще и интересующего субъекта уберут и местных жителей в радиусе десятков километров уничтожат.
— В отличие от единиц биологического оружия, мощь и силу которых мы можем только направлять, монстра Таргнера мы можем полностью контролировать. Благодаря Фросрею. А что касается следов на месте преступления, то в этом я проблемы не вижу. Мы доставим монстра к цели, он ее уничтожит, а также разорвет всю ее охрану и прочих представителей окружения цели. Со стороны это будет выглядеть как нападение чудовища — одного из порождений Тьмы коих так много обитает в мрачной стороне нашего мира. Подобное порой случается. Твари Тьмы нападают на людей.
Заодно скомпрометируем темного мага что 'отвечает' за безопасность этих земель. Наш монстр тут же скроется, также не оставив никаких прямых доказательств нашей причастности. Что люди смогут предъявить нам? Это звучит, как безумие, но раз уж мы решили физически устранить цель, то какая разница кто это сделает? Целенаправленно, тихо и аккуратно наша ликвидационная группа или с шумом и кровью наш безумный монстр. Единственная разница, что в случае с монстром под угрозой не окажутся жизни наших бойцов. Да и самое главное жесткость и безумие это сейчас то, что нам нужно. Устрашение, показательная казнь, с кровью и грязью, открыто и никого не стесняясь. Пусть все правители дикого юга увидят, что у нас есть чудовище, и пусть трясутся от страха. Есть у кого возражения? — Касмий дал время для ответа, которого не последовало. — Значит, решено, применим монстра. И если Чудовище Таргнера теперь используется нами как оружие, то нужно дать ему кодовое имя. А то, что это за 'монстр'! Как то не по-военному.
— Рэвул, — предложил Фросрей.
— На горизонте замаячил еще один враг. Хартур — прибрежное государство в самой Южной окраине. СБК передали его контроль в наше ведение несколько месяцев назад. Мы изучили их и результаты нашей работы вовсе неутешительны. Это государство образовалось из союза нескольких племен, лет пятьдесят тому назад. Точная дата неважна. Находясь вдалеке — в стороне от основных горячих точек и сильных соседей Хартур быстро набирает силы. Их армия уже исчисляется сотнями тысяч. За последние десять лет хартурианцы провели две успешные войны, полностью подчинив себе окружающих слабых соседей. И это только заслуги их наземной армии. Куда более опасным является развитие их военного флота. Будучи отрезанными горами хартурианцы сейчас сконцентрировали все силы на развитии флота, который уже исчисляется сотнями кораблей. Мы прогнозируем, что скоро Хартур станет основным игроком в водах южной Соленой Мили, — также опираясь глазами на листок бумаги, доложил командир разведки восточного сектора.
— Как мы можем их расшатать? Ведь это зверье, их только надо стравить друг с другом. Нужно только найти причины для грызни. Религия, национальный состав. Какой темный маг хранит эти земли? — уточнил полковник из диверсионного управления.
— Религия — довольно свободная форма язычества. Одна на всех. Тут никаких внутренних разногласий. Национальный состав также крепок. Есть единая базовая народность хартурианцы от имени которых, и идет это государство, остальные мелкие слабые племена. Их мало, повстанцев из них не вырастить. Темный маг известен мало, его имя не имеет значения, он состоит в Темном Круге. Он лишенная индивидуальности марионетка жутких и всесильных хозяев. Наших основных врагов. Так что в виду сильных покровителей к нему тоже не прикопаться. Что делать с этим Хартуром мы не знаем, — разведчик, признавая бессилие, отрицательно покачал головой.
— Давайте просто введем туда морпехов и уничтожим их всех на хер! — как бы пошутил командир корпуса армидейской морской пехоты. Главный морской пехотинец в условиях тоталпрайма (артэонского общества в котором Дух всем заранее определяет роли как в муравейнике) — солдат, рожденный или можно сказать созданный Духом для защиты своей страны. Видя в нем лидерские качества, невероятную силу духа, низкий интеллект и почти полное отсутствие фантазии, характеризующие его как отличного солдата, Дух заранее отобрал его для этой должности и дал ему соответствующее тело. Его рост заметно превышал два метра стандартные для армидейского солдата. Громила всегда упирающийся в потолок выделяющийся из остальных генералов, обладающий нечеловеческой силой, будучи реэртоном (артэоном живущим в гармонии со злом) незнающий жалости, характеризующийся нестабильным, местами крайне неадекватным поведением с характерной склонностью к черному юмору, плюс низкий сиплый голос, будто он всегда в Малдуруме. Всегда на людях как танк, облаченный в броню, главный морпех можно сказать олицетворял собой возглавляемый род войск.
— Как-нибудь обязательно введем, но не сегодня, — с улыбкой генерал Персил. — Пока этот Хартур не представляет опасности его нужно оставить в покое. Ненужно ворошить осиный улей без причины.
— А по-моему нужно. И не только ворошить улей, но и при необходимости уничтожать его обитателей, — категорично возразил Касмий. — Вы, что забыли, зачем мы здесь? Наша задача обеспечение безопасности Арвлады, только ради этого мы существуем. Мы должны на ранней стадии выявлять возможные источники опасности и при необходимости ликвидировать или ослаблять их — делать безопасными для нас. Иначе потом когда они окрепнут, будет поздно и нашим солдатам опять придется умирать. Наша задача этого не допустить.
Мы должны ни на секунду не ослаблять контроль над Запериметрией. Преферия это наша территория. Мы уже хозяева здесь, — стуча по столу пальцем, с каменным лицом говорил Касмий. — И лишиться этого статуса в нашем случае значит быть уничтоженными. Государства людей на юге либо наши союзники и принадлежат нам, либо враги и должны лежать в руинах, существовать в условиях садистских диктатур и пожирать самих себя. Считаю необходимым вплотную заняться этим Хартуром. Приковать к нему пристальное внимание разведки, ввести наших агентов во все уровни власти.
Я хочу подробно знать, что за люди там живут, чем они дышат, что делают. Их быт, опора экономики, культура. Соберите мне полное досье на всех основных тамошних политических фигур. Кто они, откуда. Я хочу знать все. В любом случае у людей идеальных государств не бывает. Тщательно изучив их, мы в любом случае найдем, за что можно зацепиться, расшатать там ситуацию, заставить их рассориться друг с другом, позабыть о единстве и начать грызться как дикие псы. Гражданская война возможна в любом обществе, только нужно разглядеть причины. Ведь это люди: человек человеку волк, нам просто нужно найти способ им об этом напомнить.
Но сначала стандартная процедура: мы обязаны ради вежливости предложить им стать нашими марионетками... гм... союзниками, и отдаться нашей власти. Но раз уж Хартур существует под покровительством мага из Темного Круга, нашими союзниками они станут вряд ли. Поэтому нам стоит просто и вежливо предложить им остаться нейтральными и существовать в стороне от наших игр. С обязательным условием прекращения всех действий в направлении создания флота и наращивания армии. Нужно предложить им самим остановить свое развитие. И только если власти Хартура откажутся и изъявят желание пойти нам наперекор вот тогда мы должны их уничтожить. Засуха, голод, новая чума, да хоть прямое военное вторжение, мы не должны оставлять их в покое. Без нашего одобрения окрепнуть они не должны.
Тем более как я понял в планах у наших новых друзей хартурианцев создание флота. А за периметром может быть только один флот: у наших друзей — Грионского союза. Или вы хотите огорчить наших союзников из этих прибрежных Демократических полисных государств, позволив каким-то дикарям создать и развить свой флот? Так мы можем потерять весь свой авторитет в глазах наших запериметриальных союзников. Пока Грионский союз наш с потрохами, он не должен лишиться своего доминирования в водах южной Соленой Мили. Так что господа разведчики, диверсионное управление прошу, прикуйте свое пристальное внимание к развивающемуся Хартуру и проработайте этот вопрос. Через неделю я хочу слышать ваши первые предложения о том, как мы можем воздействовать на развивающийся Хартур. Пока развивающийся, — как конченый параноик, на полном серьезе и без капли иронии, как обычно повышая тон, говорил Касмий. Его командный холодный голос прорезал тишину мрачной комнаты подземного бункера. Генералы пока он говорил, сидели молча глядя в стол. Хоть они и видели в нем помесь разыгравшегося дитя и больного психопата все же его инициативы не раз помогали им. В любом случае они как солдаты просто привыкли выполнять приказы, которые в данном случае отдавал Касмий, беря ответственность на себя.
— На днях наши лаборанты вывели новую форму магического вируса, — заговорил начальник стратегических оборонительных арсеналов, не являющийся солдатом простой гражданский артэон, заметно уступающий в размерах всем остальным военным командирам. Вместо брони на нем армидейский плащ государственного менеджера необычного бордового цвета. — Такого мы еще не видели. На него не действует ни одно из имеющихся защитных заклинаний. Хранящим Запериметрию темным магам придется хорошенько попотеть, прежде чем понять, что за новая чума пришла в их земли. Понять, а потом еще и придумать, как остановить. К тому времени вирус выкосит большую часть живущего под их покровом населения. Может, испытаем его на Хартуре?
Как говорилось выше, все рожденные магами для облегчения себе жизни создавали магические ордена своего имени. С участниками таких орденов маги делились своей силой, даруя им доступ к использованию сил магии, становясь для них магом-источником — главой ордена. Участники орденов, получающие силу своего источника, именовались магами-пользователями, они были учениками и верными слугами мага даровавшего им силу. Выгоду из этой сделки имели все. Маг-источник получал верных и преданных слуг, помощников, опору, его маги-пользователи обретали его силу, что в корне меняло их жизнь и статус. Также и Духи обладающие силами богов, несоизмеримо превышающими силы магов, также могли открывать доступ к магии для своих артэонов. Духи становились магическим источником. Магами-пользователями, питающимися от силы Духов, разумеется, становились самые достойнейшие и мудрейшие из артэонов. Таких в миру звали артэонскими магами. Реализовали они свою силу, прежде всего в военной, оборонительной сфере. Всем были известны маги-воины, стоящие в рядах артэонских армий.
Понятно, что артэонские маги использовали свою силу не только в военных целях. Существовало так называемое промышленное, гражданское крыло артэонских магов — маги-ученые или алхимики (те самые алхимики, стоящие у создания всех магических технологий, что использовали артэоны). В Армидее помимо Магического Центра Специального Назначения, артэ-маги которого в рядах батальонов морской пехоты отправлялись 'нести свободу' за периметр, в неугодный дикий юг. Существовал также Научно-Промышленный Магический Центр. Сотрудники которого — маги-пользователи, получившие свою силу от Духа, в мире артэонов называвшиеся алхимиками, используя магию, разрабатывая магические технологии, обеспечивали Армидею всем необходимым.
Под их контролем функционировал промышленный центр Армидеи, восполняющий все потребности этого артэонского общества, полностью автоматизированный алхимиками при помощи магии. Они создавали биомеханоидов. Под их чарами работали все конвейеры всех заводов в промышленном центре Армидеи. Там среди грохота стали под контролем биомеханоидных организмов на конвейерных лентах автоматически создавались различные товары. Как простые продукты потребления, так и предметы, наделенные магическими свойствами, функциями. Там ковались волшебные артэонские бронекостюмы, тела для биомеханоидов, отдельные запчасти к ним, как и множество прочих волшебных устройств. Именно в лабораториях алхимиков выращивались все зверосмешенцы — биологическое оружие используемое Армидеей. Занимающаяся хранением всего магического оружия массового поражения Служба Стратегических Военных Арсеналов, начальник которой говорил сейчас, также относилась к Научно-Промышленному Магическому Центру. Поэтому ее руководитель — маг-ученый или алхимик был не военным, а простым гражданским артэоном.
— Вполне возможно, но после. Сначала дабы мировое артэонское сообщество не обвинило в нас в жестоком обращении с этими зверушками, мы должны предложить Хартуру сотрудничество, — услышав о новом вирусе от главного алхимика, Касмий заметно успокоился. В его глазах появилась довольная улыбка, говоря он, мысленно перебирал варианты, где они могут испытать свое новое оружие. Он снова перешел на спокойный тон. — Сначала нужно создать в Хартуре мощную агентскую сеть. Внедрить туда наших шпионов. Найти подход к ключевым политическим фигурам, отыскать среди них недовольных. А потом предложить сотрудничество, тонко намекая на то, что в случае отказа мы уничтожим их. Всех. Ну, или ослабим и в плане развития отбросим их обратно в каменный век. И вот если они откажутся и решаться проверить наши силы, вот тогда я думаю можно испытать наш вирус. Кстати, какое название он получил?
— Пока вместо названия только цифробуквенное обозначение. Но между собой военные алхимики назвали его 'Пучеглаз'. От его воздействия агония такая, что у жертв глаза вылезают из орбит, — начальник стратегических арсеналов развеселил нескольких военных коллег. — Смерть наступает в течение нескольких часов.
— Что касается внутренней угрозы! — воспользовавшись паузой тишины, заговорил командир Службы Внутренней Безопасности по линии Арвлады. — Разрешите доложить? — Касмий одобрительно кивнул. — Мы фиксируем активизацию потусторонних сил на территории Арвлады. В последнее время неспокойно в людских общинах СБК. Один за другим на людское население этих земель, несмотря на Свет Духа пронизывающий их, обрушиваются загадочные темные моры. Это самые настоящие эпидемии. Причем установить причину происхождения заразы зачастую невозможно. За последнее время зарегистрировано уже три странные темные болезни, в разных частях Белой Долины. Считаем, что эти болезни насланы кем-то специально. Также серия странных убийств прокатилась по людским общинам СБК. Кто-то убивает священнослужителей божественного культа этих людей. Причем именно тех из представителей людского бога на земле, которые лояльны властям СБК, любимы народом и выступают за мир и гармонию в существовании людей и артэонов. Ну, это типа артэоны сверху люди снизу и по-другому никак. Священников убивают жестоко и показательно. Это своеобразные садистские казни. Жертв уже пять. Это вызов. Убийца так и не пойман. Кто может осмелиться убивать на территории артэонов под Светом Духа?
Также в нескольких местах, в глубинах наших лесов были обнаружены следы свершения странных ритуалов. Следы от костра, в углях имеются различные примеси веществ, используемых в темных ритуалах. Мы считаем, кто-то снова пытается предать форму выветривающемуся злу из Мрачноземья. Трансформировать абстрактное зло из Мрачноземья в какое-нибудь очередное вполне конкретное чудище. Они уже давно грезят этой идеей. Прибавьте сюда активность Друхаров проникающих к нам из Пограничья на южных рубежах. Этих тварей кто-то натаскивает и контролирует. Мы считаем, за всеми этими фактами стоит кто-то один. У нас появился новый враг, который без сна и отдыха думает лишь о том, как причинить нам вред. Живет нашим уничтожением как целью, как машина. И мы не уверены что это темный маг. Уж слишком дерзко этот кто-то работает. Считаем что это демон. Демон-солдат выращенный здесь у нас в Преферии. Специально для нас.
Также нами зафиксирована серия других странных убийств, насколько нам известно, прокатившихся уже по всей Арвладе и землям юга. У всех жертв вырезаны сердца. Убийцы во многих случаях пойманы. Все они одержимые — то есть субъекты, с нестабильной психикой попавшие под влияние или перешедшие под полный контроль Тьмы. Кто-то руками умственно неполноценных готовит почву для чего-то. В каждом убийстве все по одному и тому же сценарию. Это не совпадение. Вопрос только в том кто они те, кто в данном случае олицетворяют собой Тьму, кто использует шизиков, заставляя их убивать? Скорее всего, это темные маги из Ордена. Кто еще может использовать Зов Тьмы так ловко? Вот только нам неизвестно эти маги они входят в Темный Орден напрямую, являются его ячейкой или действуют автономно, являются какой-то самостоятельной группировкой? Подробной информации у нас по этому вопросу нет. Кем бы они ни были, они также явно бросают нам вызов. Прибавьте к этому еще серию терактов на территории Грионского союза — наших главных союзников на юге, за безопасность которых теперь тоже отвечаем мы. Помните, тогда еще все собаки в землях союза разом взбесились. Как говорят, глаза собак засияли красным светом. Все псы в землях союза разом озверели и стали набрасываться на своих хозяев. Погибло несколько тысяч людей. Думаю без доказательств понятно, что это какие-то темные чары наложенные кем-то специально. Или говоря проще теракт. Я так полагаю, разработка антизаклятия на это доселе неизвестное темное заклятие ведется, чтобы такого с нашими союзниками больше не происходило. Из выше сказанного думаю, можно сделать вывод: кто-то пытается нас разозлить. И самое главное для чего они вырезают у людей сердца? Какой очередной безумный ритуал совершают, к какому злу готовятся? — представил свой доклад, вернее сборник своих опасений генерал, отвечающий за безопасность внутри Арвлады.
Слушая слова генерала о вырезанных сердцах Фросрей что-то вспомнил. Что-то зашевелилось в его памяти. Страницы из древней книги, на них рисунок, древо ветви которого увешаны людскими сердцами.
— Говоря о ваших вырезанных сердцах, — привлек к себе внимание генералов Фросрей. — За годы службы в своем ордене светлых магов я, кажется, встречался с чем-то подобным. 'Древо Сердец' — по-моему, так это называется. Ничего необычного. Это просто очередной ритуал контакта с дьяволами Аэтхейла. Они пытаются связаться со своими хозяевами, ничего необычного, только единственное что ритуал выбрали давно забытый. Вероятно, таким образом, они пытаются конспирироваться, думают, мы не догадаемся. По условиям данного ритуала нужно вырезать сердец, чтобы ими увешать ветви лишенной листьев осины. Сердца изымаются у счастливых людей в разгаре их счастья. Также для этого ритуала необходима Частица Тьмы — понятие растяжимое, что они будут использовать неизвестно. Тут важно другое. Просто так к дьяволам Аэтхейла не обращаются. Эти ребята являют собой зло. Если их потревожить без уважительной причины они разозлятся и в наказание убьют своих слуг. Если наши враги, ориентировочно темные маги, продавшие души Тьме, если они пытаются выйти на контакт со своими хозяевами из Аэтхейла значит, есть причина. Они что-то хотят попросить. Скорее всего, силы. Силы необходимые для сокрушительного удара по нам. Но вот что именно будет представлять этот удар? Какое зло они затеяли, к чему готовятся? Чем решили удивить своих хозяев? Вот в чем вопрос.
Жертв они выбирают не просто так, скорее всего, работают по руслу судьбы указанному каким-нибудь сильным медиумом. Их жертвы определены заранее, нужно только связаться с ребятами из Предсказательного отдела, чтобы они попытались разглядеть русло судьбы, оставленное нашим врагам таинственным медиумом. Если узнаем, кто следующая жертва или сумеем хотя бы установить круг жертв то сможем предотвратить эти убийства и серьезно вспугнуть тварей, которые это все затеяли, — пояснил Фросрей.
— Говоря об активизации темных тварей, — заговорил генерал Касмий. — Что у нас там с военной базой 'Иглария'? Мы уже знаем, что там произошло? — он обратился к одному из генералов командующему разведкой в западном секторе Южной Половины. Генерал, шелестя бумагами немного помялся.
— Что там еще такого случилось? — проявил интерес генерал Персил, высказав общую заинтересованность большинства членов совета.
— Сэр вообще-то эта информация она не для всеобщего пользования, — сказал ответственный за разведку генерал. Ведь за этим столом помимо военных сидели и гражданские лица.
— Что там за очередные тайны? Выкладывайте все как есть, — генерал Персил был явно недоволен тем, что он вообще ничего не слышал об упомянутой военной базе.
— 'Иглария' это военная база СБК замаскированная под миротворческую миссию. Две недели назад связь с базой пропала. Официально, контингент базы два полка десанта СБК заброшенные в эту глушь для приостановки кровавых конфликтов между местными дикарями. Местность, где стоит база, с недавних пор возымела стратегический характер, поэтому было решено тайно организовать там полноценный военный объект. Увеличивать численность и вооружение военного контингента не стали, уж слишком это заметно. Поэтому они обратились за помощью к нам. Под базой был вырыт большой бункер что-то вроде одного из наших Ульев...
— Совсем уже обезумили! — генерал Персил просто не мог поверить в то, что он слышит.
— Мы разместили там несколько тысяч единиц своего биологического оружия. Лучшие твари нашего производства годные для уничтожения пехоты врага. Сувы, Стеноломы-танки. Все оружие хранилось в герметичной таре, в специальных капсулах безопасность была стопроцентная...
— Но база в один прекрасный день перестала существовать?!
— Да. По каким-то причинам контроль над единицами биооружия был потерян. Контролирующие их феромоны просто перестали действовать. Это звучит как бред. Вероятнее всего твари пробудились сами, опять-таки по неизвестным нам причинам. И уничтожили базу, включая весь ее контингент.
— Хотите сказать, по территории Южной Половины сейчас разгуливает несколько тысяч жутких тварей выращенных в наших военных лабораториях? Которые по непонятным причинам обрели свободу?!
— Причины произошедшего устанавливаются, — будто оправдывался генерал ответственный за разведку в данном секторе. — В крови нескольких Сувов, которые были пойманы нами позднее в лесах, было обнаружено странное темное вещество магического происхождения. Считаем это очередной теракт...
— Или испытание, — высказал мнение Касмий. — У врага появилось оружие, ориентировочно имеющее в своей основе волшебное происхождение которое выводит из-под контроля наше живое оружие. Это причина задуматься. Вся наша оборона под вопросом.
— Главный вопрос не в этом, — не успокаивался старый генерал Персил. — А в том, какого черта мы опять пошли на поводу у СБК и разместили наше биооружие там? Эти выращенные нами твари они только для нужд обороны. Любое другое их применение или использование в мирное время запрещено сотнями конвенций. Это же СБК, конченные ненавистники людей, дай им волю и они всю Южную Половину уничтожат. Зачем мы вообще согласились на подобное! Предлагаю, чтобы подобные вопросы впредь решались за общим советом как сейчас, а не тайно по разрешению генерала Касмия, — высказался Персил, большинство генералов его поддержало.
Дальше многие генералы выясняли отношения между собой, вернее между возглавляемыми ими ведомствами, но выглядело это скорее как выяснение личных отношений. Только периодически встревающий Касмий приводил к логическому финалу перепалки генералов. Они задели вопрос Фринии — третьего из городов-полисов Грионского союза дружественного артэонской Арвладе. По мнению командира диверсионного управления, командующий разведкой в восточном секторе мало времени уделяет контролю над населением Фринии и вообще уровню свободного мышления населения Грионского союза. По его данным среди тамошнего населения в результате подъема уровня образования резко возросло число недовольных союзничеством с артэонской Арвладой. По мнению полковника из диверсионного управления следовало как можно быстрее активизировать агентуру и провести чистку среди населения Фринии. Выявить и устранить всех предводителей 'просвещенных' фринийцев поумневших настолько, что они стали недовольны политикой артэонов за периметром. На что командир разведки, естественно ответил в грубой форме, мягко говоря, пояснив, что он сам знает, что делает и не должен отчитываться перед: во-первых диверсионным управлением, во-вторых перед полковником. Конечную точку поставил Касмий, приказавший недовольному командиру разведки принять во внимание слова коллеги и усилить контроль над быстро умнеющим населением не только Фринии, но и всего Грионского союза в целом.
Фросрей сидя молча со стороны наблюдал за происходящим. Слишком давно он не посещал подобные мероприятия. Долгое отсутствие позволяло по-новому взглянуть на происходящее. Да, когда-то, будто ослепший он сам был частью всего этого. Еще до Касмия он возглавлял этот совет, воспринимал Запериметрию как шахматную доску и запросто вершил ее судьбу, игнорируя, что очередной шах и мат в данном случае означает погибель тысяч людей. Тогда в хладнокровии он не уступал молодому стратегу. Но сейчас от всего этого уродливого цирка на душе было тошно и тоскливо, хотелось выйти и не участвовать во всем этом. 'В случае с людьми политика и власть это всегда испытание. Невозможно быть хорошим политиком и остаться человеком. То же касается и артэонов. Все кто сидят вокруг это уже не артэоны. Не милые дружелюбные всегда улыбающиеся подобные детям создания, главная цель которых просто жить и быть счастливыми. Это артэонские правители — существа, выделившиеся из общества артэонов. На них возложена необходимость обеспечения выживания. Эта цель — главное, что движет ими. Кто-то здесь осознано, кто-то от безысходности. Контакт с безумием окружающего дикого мира превратил их в хладнокровных чудовищ' — глядя на собеседников маг пытался хоть как-то разумно оправдать их в своих глазах.
'Что за больной бред: использовать монстра для устранения выборочных целей! Может у Касмия совсем поехала крыша?'. Не одобряя Фросрей все же смирился с идиотским по его мнению решением.
— Что скажет Дух? — после подведения итогов совета генерал Персил до поры до времени молчавший в тени молодого антипода поинтересовался у такого же молчаливого командующего Кэлоса. Заключенный в сталь, командующий как обычно в последнее время абстрагировано от происходящего сидел во главе совета.
— Дух пока молчит, — человеческим голосом проходя сквозь стальную маску обретающим стальной механический оттенок, пояснил Кэлос. Эта фраза подводила логический итог совета. Дух корректив вносить не будет. Все решения Касмия принимают законную силу.
Операция по уничтожению 'вождя северных ладгарцев' как его называли, высшего советника Ладгарской Империи Пабло Актавиуса не заставила себя долго ждать. Объект, как и было запланировано, прибыл для отдыха в свое охотничье поместье в Предфригнетских лесах. Как назло объект прибыл в сопровождении своей семьи, но это никак не повлияло на планы армидейского военного руководства. Типичное зажиточное поместье в духе средневековой эпохи. Так далеко в лесной глуши, что сюда даже не ведут пронизывающие Империю дороги. Большой двухэтажный дом, окруженный помещениями амбаров и домов поменьше, где селилась прислуга. Вокруг за небольшой стеной глухие южные леса, поэтому в специальном укрепленном храме, где стоит алтарь поклонения местному богу, по центру в чаше под надежной охраной пылает спасительное голубое пламя. На севере все заслоняет возвышающаяся совсем рядом южная стена Фригнетских гор. Тихо опускается вечер, погода резко меняется усилившимся ветром, гонящим с океана дождевые облака. На ночь удваивается стража охраняющая поместье. В главном доме, в освещенном зале за белыми шторами идет праздничный ужин. Прислуга напряженно суетится.
Садовник — член сепаратистского движения уединился в отдаленном амбаре забитом сеном для коней. Сквозь щели в воротах он напряжено высматривает гуляющую вокруг охрану, выжидая удобного момента. Он еще не предатель еще можно передумать. Как всегда в последний момент начинают терзать сомнения. Именно его брата присоединившегося к лесным боевикам имперские власти в показательных целях жестоко казнили на глазах у толпы. Крики умирающего брата свели этого человека с ума, не оставив ему выбора. Желание мести заполняло его сердце и вдруг неизвестно откуда возникли артэонские агенты быстро его обработавшие, промывшие его мозги необходимостью скорейшего отмщения и вот он здесь — в темном амбаре, вздрагивает от каждого шороха боясь быть услышанным охраной.
Трясущимися руками он устанавливает телепортирующий маяк, представляющий из себя установленную на треугольной подставке шарообразную конструкцию размером с футбольный мяч. Тяжелый стальной маяк, как и все произведения здешних технологий, активируется заклинанием. Шар маяка начинает вращаться, отделяется от подставки и, взмывая на метр, закручивается в воздухе, создавая вокруг себя разовый портал. Все это дело сопровождается рядом беззвучных вспышек осветивших пустой амбар. Появление разового портала подобно трещине на старом зеркале искажает вокруг себя пространство. Через образовавшийся межпространственный проход, используя военный телепортирующий шлюз, расположенный в подземельях гарнизонов Армидеи в амбар расположенный в сотнях километров начинают проникать сотрудники армидейского спецназа. Они просто выпрыгивают из преломляющей пространство сферы портала, приземляясь на усыпанный сеном пол. Садовник, попятившись назад, споткнулся, упал и лежа на соломе, внутренне ужасаясь тому, что натворил, с ужасом в глазах наблюдал за происходящим.
Маяк в данном случае представляет собой не более чем указатель координат, основную нагрузку при создании прохода на себя берет телепорт в Армидее. Разовый портал по эту сторону как всегда нестабилен, он держится в течение пяти секунд и смыкается, испуская мощную воздушную волну, разметавшую в амбаре все сено, чудом не выбившую запертые амбарные ворота. Иначе грохот мог бы привлечь охрану. Телепортироваться успевают пять сотрудников спецподразделения. Их стальные бронекостюмы сверху обтянуты камуфлирующей плотной тканью разных оттенков зеленого, за спинами висят такие же камуфлированные плащи, капюшоны которых прикрывают головы. Лица украшены маскирующим окрасом. Быстро придя в себя после телепортации четверо бойцов вооруженные арбалетами с оптическими прицелами, поднимаются на чердак и через прорези окон берут под наблюдение все четыре стороны амбарного помещения. Вражеской стражи нигде поблизости нет, их переброска прошла успешно. Старший переброшенной группы обращает внимание на перепуганного садовника, трясясь от страха, лежавшего на полу. На голове этого офицера надет телепатический обод больше похожий на наушники, за спиной на лямке у него висит усиливающее телепатический сигнал устройство с тремя антеннами, обеспечивающее его связью с командным центром в оставшейся далеко Армидее. На его поясе помимо закрытых подсумков с гранатами всех мастей висит укороченный штурмовой меч, подсумок со стрелами и складной лук в чехле. Офицер подает руку и помогает подняться шокированному садовнику.
— Все в порядке. Вы выполнили свой долг. Поначалу оно всегда страшно, потом вы поймете, что поступили верно, — глядя в окруженные морщинами глаза шокированного садовника говорит офицер. Усадив садовника на стог сена, офицер жестом подзывает одного из солдат сверху, буквально взглядом велит ему присмотреть за очередным 'союзником'. Не дай бог у этого 'сморщенного пьянчуги' сдадут нервы и он, решив передумать, привлечет сюда охрану. Чтобы в случае необходимости быстро убрать садовника присматривающий за ним солдат убрав арбалет за спину, тихо и аккуратно достал нож, незаметно спрятав руку с ним под своим плащом. — Успокойтесь, главное не поддавайтесь панике, — стоя рядом с перепуганным садовником, сказал солдат, прибывающий в готовности перерезать ему глотку.
Офицер убрал разряженный телепортирующий маяк и вместо него установил новый принесенный с собой. 'Все в порядке, территория чиста. Все готово к переброске 'Рэвула', — доложил он по телепатической связи, пальцами сильнее прижимая к виску похожий на наушники обеспечивающий связь обод. Заняв амбар, присматривая за садовником, группа просидела до глубокой ночи. Снаружи пошел дождь, промокшая стража полностью позабыла об отдаленном амбаре. В темноте и холоде солдаты ждали сигнала о начале операции.
И вот по связи приходит долгожданный сигнал. Снова запускают маяк и через разовый портал, в амбар вваливается монстр. Стоя на четырех лапах, сверкая глазами в темноте, он осматривает стоящих перед ним солдат, за спиной одного из которых скрылся садовник. Жадно впитывая воздух, среди безвкусных для него артэонов он чувствует настоящую людскую плоть. Солдаты с гневом смотрят на монстра, просто не понимая, для чего командование решило использовать эту жуткую тварь. Своей шкурой сливаясь с темнотой, монстр приблизился к солдату, скрывшему за спиной садовника и, обдавая горячим дыханием, обнюхал его лицо, в оскале демонстрируя свои острые клыки. Монстр желал обнюхать, почувствовать спрятавшегося за его спиной человека. Но солдат глядя огромному человеку-волку в глаза не двинулся с места. Монстра сводило с ума отсутствие страха у солдат, но трогать их было нельзя. Разрываясь изнутри безумием и гневом, вынужденный служить хозяину волшебных бус монстр выбежал из амбара и в дождливой темноте направился к дому, где находилась цель.
Оставаясь верным воле Фросрея, следуя данным командам, удавив по пути несколько стражников, монстр быстро пробрался в спящий дом. После из дома стал доноситься грохот, крики и женский визг, в ужасе прочь понеслась стража. Двухэтажный дом охватило пламя. Монстр с окровавленными лапами выломав стену вырвался наружу и издав победоносный вопль, как и было установлено, после устранения цели скрылся в лесах отправившись обратно на север к своему хозяину. Все это время солдаты, слушая крики и вопли, наблюдали за всем происходящим из амбара. Тишину темного сенохранилища нарушил скрип дальней двери — у садовника сдали нервы, не выдержав тяжести греха, он бросился прочь и растворился в темноте. 'Пусть уходит. Должны остаться только изуродованные монстром трупы. Никаких тел с ранениями или стрелами', — пояснил старший группы, пока кто-нибудь из солдат не пустил стрелу в убегающего садовника. После солдаты с мечами наготове проникли в охватываемый пожаром дом. В дыму среди развороченной домашней утвари повсюду лежат изуродованные тела. На лестнице лежит тело маленькой девочки, по всей видимости, дочери устраненного объекта. На втором этаже в спальне на кровати лежит тело Пабло Актавиуса. Пульс щупать, смысла нет, тело буквально разорвано на части. 'Подтверждаю. Цель ликвидирована', — по связи передал старший группы. Пока не пришли солдаты Империи, группа артэонского спецназа спешно покинула пылающий дом, следом за монстром растворившись в ночных лесах.
Ранним утром Фросрей гулял по полю где-то в приграничном секторе. Вокруг на ветру колыхалась невысокая трава. После удачной операции с применением его чудовища военное руководство горит желанием продолжить эту практику. Генералы буквально упрашивают его еще раз дать им использовать монстра. Тогда в доме Актавиуса, когда монстр рвал на части охрану и прислугу, сминал и давил их тела, маг, находясь за множество километров, все видел его глазами. Он чувствовал, как теплая кровь омывает пальцы, увенчанные огромными когтями. Там в доме была семья Актавиуса. Маг будто сам лично убил этих детей. Предсмертный визг маленьких девочек до сих пор стоит у него в ушах. 'Все хватит, больше никакого монстра. Пусть Рэвул отдохнет в темнице в армидейских гарнизонах' — решил он сам для себя. Желая спастись от военных жаждущих использовать чудовище, он просто сбежал, временно пропал, дал себе отдохнуть от армидейских хлопот.
Маг просто бродил по диким краям впервые за долгое время, наслаждаясь тишиной и умиротворением рассвета. Но времени он себе на это отводил немного, скоро нужно было возвращаться. За последнее дни произошло множество неприятных событий. Провалилось восстание на севере Ладгарской Империи, и даже устранение Актавиуса не помогло. Вскормленные Армидеей сепаратистские войска потерпели поражение и снова вернулись в леса. Благо миротворческий полк морской пехоты успел подоспеть на помощь. Армидейские войска под видом миротворцев и под предлогом недопущения кровопролития, защищая только сепаратистов, засели в лесах на окраине севера Империи. Из-за чего имперские войска пока не решаются окончательно добить взращенных артэонами сепаратистов. Но так долго продолжаться не может. Он как обладающий магической силой понимал, что Армидея в этой сложной ситуации ждет от него помощи. Ему снова придется использовать силу для убийств и разрушения, но во имя благой, по его мнению цели, оставалось только правильно пройти по этой тонкой грани, не опустившись в крайности. Все как обычно: все для блага Армидеи. Но это потом, а пока он просто брел по бескрайним полям и наслаждался шумом ветра.
Причиной его бегства стало вовсе не осознанное желание временно уйти от всех. Устав метаться от бессмысленных переживаний по поводу проклятия, в поисках помощи Фросрей отправился найти Его. После той ночи больше года назад, когда Он предрек погибель Армидеи и явление чудовища с юга, Он исчез. Фросрей сейчас нуждался в помощи своего мудрого друга как никогда и с целью отыскать его, желая задать тысячи вопросов маг, никого не предупредив покинул Армидею. Фросрей обошел все места, где Он мог находиться, обошел все их тайные тропы. Все его хижины на севере были пусты, на месте всех его стоянок в горах и лесах уже давно не было свежих следов. Он просто исчез. Он либо сбежал, покинул Преферию, либо надежно скрылся ото всех. Не найдя его, Фросрей все же отыскал для себя кое-что другое. Нежеланно оторвавшись от политики и проблем Армидеи, маг обратил внимание на давно оставленный покой. Он остался один, услышал успокаивающий шум ветра в древесных кронах, коснулся покоя, который дарует уединение с природой. Такого покоя он не знал давно. Нежеланно оторвавшись от проблем, маг просто отправился погулять, побродить по лесам, отдохнуть в одиночестве, как он любил когда-то, когда его жизнь не была отягощена сотнями проблем.
Сейчас на рассвете он брел по полю, наслаждаясь утренней тишиной. Закрывая глаза в тишине, он видел магию. 'Закрывая глаза в тишине, маги не видят темноты. Переставая видеть мир, мы видим силу, переливающуюся всеми цветами радуги. Силу, чьи потоки невидимые глазу простых смертных выходят из наших тел собой, пронизывая все вокруг. Это, переливаясь цветами радуги бесконечным потоком невидимой энергии, из нас проистекает магия. Она проистекает из тел магов как из источников, своими потоками пронизывая все вокруг нас, управляемая нашим разумом дает нам возможность нам влиять на мир. Кто бы, что не говорил, а источником магии могут быть только люди, избранные природой или богом, не знаю, которых в этом мире называют магами.
Ее потоки постоянно струятся из тел магов и наполняют этот мир. Проистекая ее потоки, оседают в пространстве, этот мир тонет в ее невидимом океане. Это вполне реальная осязаемая материя, которая невидна простым смертным. Ее могут видеть только маги, закрывая глаза в полной тишине. Проистекая из наших тел, заполняя пространство вокруг, она дает возможность нам управлять этим миром при помощи фантазии' — старая запись из дневника Фросрея. 'И как человек, такая слабая ничтожная тварь может выстоять перед этой бесконечной силой, фактически стихией и подчинить ее себе? Поэтому темных магов в мире больше чем светлых. Погруженные в океан магической силы открывающей бесконечные возможности мы просто не выдерживаем. Мы ломаемся, теряемся в себе и превращаемся в чудовищ'. Насмотревшись на свою 'радугу', прочувствовав ее течение, открывая глаза снова привыкая к монотонной реальности, Фросрей погружался в тревожные мысли.
В тишине оставшись один, он столкнулся со своими внутренними проблемами. 'Что со мной стало, почему я не могу также преданно служить Армидее как раньше? Куда делось все стремление, инициатива?' — спрашивал он себя. Когда-то давно, вначале его жизни среди артэонов, когда он только сблизился с этими существами, среди них нашел великую красоту и был ослеплен ею, он готов был сделать все, дабы защитить их. Он с энтузиазмом бросался за периметр, помогал войскам и лично участвовал в сражениях. Председательствовал в совете безопасности до Кэлоса, ему предлагали должность командующего и он был в шаге от того чтобы ее занять. 'Выбирая себе путь в жизни нужно идти по нему до конца', — так он всегда говорил себе. Но сейчас он почему-то не может слепо идти по выбранному пути. Нет ни инициативы, ни желания. Вот сейчас, когда его помощь требуется Армидее, ему силой приходится заставлять себя. Хотя раньше он даже задумываться бы не стал. Так что изменилось с тех давних пор, когда он был полон энтузиазма?
Дело в спасении души? Погрузившись в тонкости политики, ради обеспечения безопасности погрязая в крови, массово обрывая жизни врагов преферийских артэонов, он стал терять понимание жизни как высшей ценности. Внутренне и по поступкам он уподобился темным магам. Это испугало. Одумавшись, он решил временно выйти из игры, жить с армидейцами, покровительствовать им, но в запериметриальную политику больше не ввязывался. И тот временный перерыв тянется до сих пор, он так и не может вернуться в военную сферу. Ведь он нужен армидейцам, прежде всего как защитник, просто так живя среди них, он не имеет смысла. Раньше это было нормально, он сидел на совете и лично принимал решения о том, как лучше обессилить, привести в полуразрушенное ослабленное состояние врагов, разрушить их общества изнутри, заставить людей самих убивать друг друга. Сейчас снова со стороны посмотрев на совет, на весь этот аморальный бред, ему стало тошно и неприятно. Мерзкое чувство созревало на душе от созерцания этих садистов считающих мир шахматной доской, не видящих за сухими фразами реальных человеческих жертв и разрушений вытекающих в последствия принимаемых ими решений. Ему было мерзко и неприятно даже думать о том, чтобы снова стать одним из них.
И вот здесь возникает главный вопрос: так почему он тогда не может уйти, вновь стать магом странником? Остаться одним из хранителей Преферии, но только в статусе свободного нейтрального светлого мага? Ведь он уже не служит Армидее как прежде. Но нет, уйти он не может. И причина тому проста и понятна, но он о ней боится даже думать. То, что когда-то безумно привязало его к Армидее, стараниями Духа не отпустит его никогда. И он как ослепший, обожженный великим светом раб будет вечно этому служить.
В итоге все просто. Раз он не может уйти, значит должен продолжать служить Армидее, оставаться полезным для этих артэонов. Идти по выбранному пути, пусть даже через силу. Он должен вернуться к военным делам ну или хотя бы помочь решить сложившийся Ладгарский кризис, иначе введенные туда морские пехотинцы опять могут оказаться под ударом. Убитые солдаты это вдовы и оставленные без отцов маленькие артэоны — проявления зла извне своим проникновением омрачающего внутреннюю артэонскую гармонию, хранить которую было его долгом.
Он никогда не отличался мудростью. Да он сильный маг, но вовсе не мудрый. И как такой лишенный мудрости человек как он оказался едва ли не главным мудрецом в глазах тысяч окружающих — он постоянно спрашивал себя. Его всегда сковывало довольно примитивное мышление, основанное на стереотипах и собственных заблуждениях. Он не был склонен к рассуждениям и просто принимал свои мысли за истину, ставил перед собой цель и стремился к ней как к единственной верной, не желая слушать никого вокруг. Порой он совершал серьезные ошибки, но редко когда серьезно переживал по поводу них. За такую излишнюю самоуверенность и нежелание рассуждать, пытаться слышать окружающих он постоянно подвергался критике от всех своих наставников. Хорошие наставники — учителя окружающие его по жизни, вот что зачастую отделяло его от стана темных магов. Как человек он был прост, его нельзя было назвать безупречно добрым, но и зла в нем тоже не было. Он никогда осознанно никому не причинял вреда, однако, в стремлении к правильной в своем понимании цели мог запросто заблудиться и порой совершить ошибку, перегнуть палку. Устремившись к цели, он мог слепо невзирая ни на что и на кого приводить этот мир в соответствие со своим пониманием добра и справедливости. Порой, прибегая к жестоким, кровавым методам, что приводило к непоправимым последствиям, наглядно демонстрирующим его неспособность рассудительно относиться к миру, что жизненно необходимо светлым магам. 'Если окружающие не хотят жить правильно, значит, их нужно заставить, пусть даже силой' — с этой фразой, услышанной из уст одного из своих былых врагов, он был согласен.
Так, где же тот стремящийся к своей цели несмотря ни на что упрямец, тот приводящий мир к равновесию в соответствии со своими идеалами, невзирая на чье-либо мнение? Ведь сейчас он по-прежнему служит Армидее, идет по этому пути. Проблемы Армидеи по-прежнему его проблемы, помощь этим артэонам цель его жизни сейчас. Ситуация на юге сложная, его участие возможно требуется как никогда, но что-то изменилось и он уже не может быть таким как раньше. Ведь всего-то нужно снова поставить перед собой цель, но внутри все будто погибло.
Он был из людей, что зависят от окружающей атмосферы. Ему повезло, что вначале его пути как мага у него были хорошие наставники и их идеи ставшие его собственными еще в нем живы. Однако сейчас он заблудился. Он не мудрец, а хороший солдат и грамотный исполнитель чужой воли, может в этом одна из причин его нынешнего внутреннего кризиса. Его всегда вели по жизни мудрые наставники. Под правильным началом он творил великие благородные дела. Действительно помогал этому миру. И с тех пор как он ушел от своих прошлых покровителей его разумным началом стал Кратон Краус — глава хранимой им Армидеи. Этот располагающий к себе мудрый, влиятельный философ к которому Фросрея просто как магнитом тянуло поначалу. Может это общение с ним, его влияние, как и проникновение в его ценности сделало Фросрея мягче, терпимее и отчасти рассудительнее. Он слишком долго жил в раю среди армидейских артэонов. По-другому стал смотреть на вещи, физически раскис — лишился былой стойкости. 'В любом случае неважно' — в итоге своих раздумий маг замер на месте. 'Нужно набраться сил и просто сделать свою работу, хватит ни к чему не ведущих рассуждений. Я просто выполню свой долг. Помогу войскам вновь приструнить ладгарцев. Только помогу отколоть эти чертовы северные провинции от Империи, а после снова уйду. Вернусь к обыденным делам и буду присматривать со стороны, пока моя помощь снова не потребуется. А сейчас у меня нет выбора. Ситуация сложилась сложная, без меня они не справятся'. Сжав кулаки, маг заставил себя увидеть очередную цель и, развернувшись, оставив рассуждения, побрел обратно, к ее выполнению. 'Надо возвращаться, хватит бродить среди ветров' — сказал он сам себе и действительно, а то его все уже потеряли.
Дабы подкрепить свои силы и еще раз все для себя понять, этим же днем, маг как обычно под покровом ночи тайком отправился в квартиру на верхнем этаже одной из армидейских многоэтажек. За окном стояла теплая звездная ночь. В темной комнате в нежной шелковой постели сладко, без переживаний и тревог спала молодая артэонка, прекрасная, как и все они. Голову, в которой мелькали цветные почти детские сны, укрывали светлые длинные волосы, пряди которых лежали поверх белого одеяла. В тишине и покое артэонской идиллии, так бережно хранимой, вдалеке от тяжести и ужаса внешнего мира, не зная ни о чем, она мирно спала. В покой и тишину ее комнаты, пронизанный холодом и проблемами, царящими вовне, темной инородной фигурой в ночном мраке вторгся Фросрей. Маг, выйдя из сумерек, просто возник посреди ее комнаты. Ароматы артэонского дома потеснил запах морозного ветра и лесной травы принесенный пришельцем несколько дней бродившим по лесам. Днями, добровольно работая в теплице в одном из ботанических садов Армидеи, выращивая цветы, уставая она, спала всегда крепко, позволяя своему ночному гостю оставаться тайным. Фросрей тихо приблизился к ее постели. Заточенное в старом немощном теле его сердце сохло от ощущения ее тепла и аромата. Вот она истинная причина его верности Армидее, как проклятие, мучительно прожигающее душу. Проклятие, мучающее и ненавистное и одновременно сладкое и желанное. Проклятие, от которого вопреки тяжести не хочется избавляться, проклятие от которого никто не сможет спасти. Хотя это уже не она, не та, что лишила его покоя, благодаря Духу это ее продолжение, но сердцу этого не объяснить. В ее присутствии оно замирает и наливается приятной тяжестью. Тихо и аккуратно тайный обожатель, позволил себе отодвинуть локоны ее волос. Лицо этой красавицы тяжелым теплом согрело душу мага. Будто перед ним снова лежала Она, прекрасная и неповторимая. Все-таки Армидея не отпустит его никогда. Слушая тихое дыхание в мирной тишине, сам не смея даже моргнуть, он понимал, что должен сделать все, чтобы этот покой остался нерушимым. Никакое зло извне не потревожит этот хрупкий кусочек мира, пока он жив. Маг сжал кулак, в котором смялись все его переживания и внутренние тяжбы. Пришло время действовать.
Дневник Фросрея: Монстр. Запись семнадцатая.
'Прошлой ночью я позволил себе несколько часов поспать. Мне тут же приснился жуткий, но красочный и яркий сон. Не сон, а скорее воплощение моих тайных переживаний вышедших наружу в виде сна. Набор цветных картинок из глубин сознания, принесших мои страхи, и не более того. Я видел Армидею, разрушенную, погрязшую в руинах. Золотой город, оставшийся руинами, лежит в ночной мгле и в небо уходят клубы черного дыма от охвативших все вокруг пожаров. Я отчетливо вижу погруженные в руины знакомые места и отдельные осколки некогда прекрасных любимых улиц. При этом там нет ни меня не других обычно участвующих во снах персонажей. Это просто набор сменяющихся картинок воплощающих мои переживания и тревоги. Это из-за Него. Мои тревоги подпитывают его слова, сказанные во время нашей последней встречи той далекой ночью. Его последнее оставленное пророчество. Ведь он предрекал конец, невероятную катастрофу, что сотрясет привычную нам Преферию и уничтожит мир ее артэонов. Катастрофу, боясь свершения которой Он ушел, оставив меня одного. Потом появился этот монстр. Так неужели он был прав, и я уже положил начало предсказанному им будущему? Интересно где он сейчас? Его помощь пришлась бы кстати.
Разумно осмысляя сам себя, подозреваю, что всему причина — мои изношенные нервы. Последнее время я постоянно напряжен и не могу от этого избавиться. С тех пор как появился монстр, я не ведаю покоя. Шею тяготят, чертовы бусы. Я безумно боюсь того что проклятие выйдет из-под моего контроля и постоянно думаю об этом. Как конченый параноик прорабатываю возможные последствия катастрофы, которой еще нет. Понимаю это и не могу заставить себя выйти из этого состояния. Это проклятие все больше тяготит меня. Проклятие Таргнера оставленное всем я все больше воспринимаю как свое собственное. Глядя на чудовище я чувствую страх. Боюсь не за себя, а за окружающих, страшно представить, на что будет способен монстр, получив свободу. И вот теперь мои страхи перекинулись на сны. Понятно, что Таргнер оставил это проклятие всем нам, но пока мир вокруг живет, я остаюсь с ним один на один. Я все жду, когда оно станет общим, когда проявится подвох оставленный Духом и монстр вырвется на свободу. Что очевидно станет окончательным тупиком для меня и погибелью для окружающих. Я могу только догадываться, какие силы сокрыты в чудовище и когда они явят себя. Хотя скорее все это просто переживания, вызванные нехорошим сном. Все это скорее является очередной бредовой паранойей, погружаясь в объятия которой я теряю самоконтроль. В целом пока все хорошо. Во всяком случае, лучше, чем могло бы быть. Единственное, что беспокоит так это потеря сил из-за жажды крови, которая передается мне от чудовища. Питательная смесь, что я пью, будто теряет эффект. Глядя в зеркало я вижу старого бледного как труп старика, проклятие берет свое, но никто не должен знать об этом. Ненужно лишних страхов. А так в целом все нормально. Пока нормально...'
Ладгарская Империя была одним из старейших людских государств Преферии. В центре северо-западных земель Южной Половины раскинулся огромный прекрасный оазис. Давным-давно когда Преферия только поднималась из дна морского, мощный поток Азуры вырвался из-под земли, дав толчок к бурному развитию жизни на небольшой территории, образовав подобие оазиса. Там раскинулись совершенно не вписывающиеся в северные регионы больше похожие на джунгли дремучие дикие кишащие жизнью леса. Прямо на деревьях круглый год росли разные невиданные фрукты, и люди быстро освоили эту территорию. Окруженные хвойными дебрями и северными степями джунгли Ладгарского оазиса, этого чуда природы, были богаты пищей и прочими ресурсами пригодными в хозяйстве и занявшие их люди стали быстро развиваться. Не зная голода и прочих проблем, торгуя богатствами своего леса, с окружающими соседями, будущая Ладгарская Империя начала подниматься на глазах. Она стала торговым центром всего преферийского юга, ее армия разрослась и окрепла. В скором времени вполне естественно народ ладгарцев начал изменять этот мир под себя. Войной или ее угрозой, они подчинили себе всех соседей и создали одно из крупнейших людских государств не только Преферии, но и всей северной Межокеании. У живущих вблизи Ладгарского оазиса народов просто не было шансов, Ладгарская Империя, имея ресурсное преимущество, неизбежно подчиняла их себе.
Как говорили генералы артэонских армий: кто контролирует Ладгарский оазис, тот владеет Южной Половиной. Земли Империи занимали собой почти весь северо-запад Южной Половины, включали в себя сорок одну провинцию. На сегодняшний день ее население исчислялось десятками миллионов. Причем большая часть населения проживала в оазисе. Весь пронизанный реками Ладгарский оазис заполонили разросшиеся миллионные города, кишащие жизнью, больше похожие на муравейники. Ладгарцы подобно артэонам пытались строить свои дома в высоту, возводя их гигантскими башнями к небу. Естественно для преферийских артэонов столь мощное людское государство в лице Ладгарской Империи стало главным врагом. После того как артэоны начали так называемое переформатирование дикого юга, силами артэонских спецслужб большая часть объединенных ладгардами народов, населявших провинции огромной империи, была поднята на бунт. Вдобавок артэоны сумели столкнуть сотрясаемую гражданской войной Империю с Грионским союзом — ее главным врагом. В итоге Империя была частично разрушена, большая часть ее земель, как и всего юга, после начала артэонами их тайной войны, была погружена в руины и хаос. Но центральная часть Империи — сам оазис и окружающие его провинции, сумела сохраниться и устоять под всеми невзгодами, что на нее насылали коварные артэоны. В итоге посчитав неразумным идти на Империю открытой войной, артэоны заключили с ее правительством договор, согласно которому ладгарды и думать позабудут о своем стремлении к лидерству на диком юге, не будут пытаться восстановить свою Империю, будут сидеть тихо и смирно, не мешая артэонам терроризировать юг.
Затем в силу внутренних причин артэоны изменили свой политический курс в отношении дикой Южной Половины. Внезапно артэоны прекратили свой террор, на время оставили в покое южные земли, даже вывели почти все свои войска под видом миротворцев на юге находящиеся. Свели на нет всю свою шпионскую, разведывательную и диверсионную деятельность. Артэоны просто оставили все стратегически значимые районы, за которые так долго бились, почти полностью вывели весь свой военный контингент. Вместо террора и контролируемого хаоса, оставив дикие народы юга в покое, власти СБК вдруг заговорили о диалоге, равном уважительном диалоге между севером и югом. С Ладгарской Империей был заключен договор о мире и дружбе. После ухода артэонов земли юга снова охватила волна хаоса, начался передел власти. Вновь повсеместно стали возникать и укрепляться новые государства, среди людских народов началась борьба за лидерство. Ладгарская Империя, также, не желая оставаться в стороне, полностью себя восстановила и даже заметно увеличилась в размерах. Окрепнув и набравшись сил, пошедшие на поводу у сил Тьмы люди нарушили установленное с артэонами перемирие, объединившись в многомиллионную армию, пошли войной на артэонский север. Эти события в истории Преферии получили название Южный Прорыв. Артэоны чудом сумели устоять. Во многом их спасло внезапно возникшее Пограничье, потоками отрицательной Азуры извергшимися из земли появившееся как раз во время Южного Прорыва. Большая часть солдат, той многомиллионной армии людей, попав под крупный выброс Азуры породивший Пограничье, превратилась в первых мутантов, для которых образовавшаяся потом проклятая пустошь цвета крови стала домом.
В ответ на Южный Прорыв артэоны были вынуждены снова вернуться на юг, снова восстановить над ним свой полный контроль. Переформатирование дикого юга началась заново. С годами благодаря старанию артэонских спецслужб государства дикого юга снова стали разрушаться одно за другим. Под разными предлогами стравливая людей, руками дураков, с мозгами, запудренными коварной ложью о свободе и просвещении артэоны снова погружали дикий юг в хаос, делая его слабым, не представляющим опасности. И вот форматируя дикий юг уже второй раз, артэоны уперлись в границы непокорной самостоятельной свободной Империи, и противостояние началось заново.
На сегодняшний день в северных провинциях неугодной артэонам Ладгарской Империи после второго неудачного восстания царил хаос. Выбитые имперскими войсками сепаратистские бандгруппы, засели в лесах у самых склонов южной стены Фригнетских гор. Чтобы не допустить их полного уничтожения все дороги и основные направления, ведущие к этим лесам, перекрыли батальоны морской пехоты Армидеи вмешавшиеся в конфликт под видом миротворцев. В городах севера империи разрушенных очередными военными столкновениями царил тихий террор. Население разрывалось напополам. Одни поддерживали сепаратистов и считали, что должны отделиться от империи и жить в демократии и свободе под покровительством артэонов севера, в суверенной стране Болдрии. Другие, более здравомыслящие, понимали, что артэонам нужен только хаос и разрушения, обещанная демократия всего лишь пыль, пущенная в глаза, простой обман. Только существование в составе Империи может обеспечить хоть какой-то мир и порядок. Естественно в этом конфликте на стороне артэонов выступали не особо умные не далекие от криминала люди и просто разозленная толпа. Как обычно: умные свободномыслящие люди, за которыми здравый смысл и полнейшие глупцы, предатели и просто дураки, за которыми артэоны. Обе части расколовшегося населения были готовы наброситься друг на друга, все северные провинции зависли в шаге от полномасштабной гражданской войны. Но пока имелась местная полиция, и сохранялись остатки Имперской армии, порядок, висевший на волоске, все же сохранялся.
В то время как деревни и сельскую местность повсеместно терроризировали мелкие сепаратистские группы, отколовшиеся от основных своих сил. Некоторые деревни были полностью захвачены боевиками. Тамошний народ был объявлен рабами. Имели место массовые казни и расправы. Неуничтоженные жители захваченных деревень были вынуждены кормить и всячески ублажать захвативших их бандитов. В то время как жители других деревень сумели сами обеспечить свою безопасность, не уповая на имперские войска, самостоятельно дав отпор, не дали бешеным боевикам себя поработить. В основной своей массе все же боевики растворились в лесах и оголодавшие озлобленные в край, доведенные до отчаяния нападали на деревни, грабили их и после, опасаясь имперских войск, снова уходили в леса, уводя с собой скот и женщин.
Имперские войска, в свою очередь, не желая гоняться за растворившимися в лесах боевиками, избегая конфликтов с солдатами Армидеи вмешавшимися под видом миротворцев, держали оборону в крупных городах. Удерживая от гражданской войны городское население, о деревнях они позабыли. Со стороны Ладгарской Империи в конфликт были готовы вмешаться людские армии, собранные на руинах уже погруженных артэонами в хаос земель. Все остатки варварских степных королевств готовы были выдвинуться единым строем против артэонов. Это не считая многомиллионной армии самой Империи. Со стороны Армидеи в ладгарский конфликт были готовы вмешаться войска СБК уже стянутые в около пограничные земли Южной Половины. Все зависло в шаге от крупной войны. Правительство Ладгарской Империи через независимую артэонскую прессу пыталось обратить внимание мировой артэонской общественности на вмешательство Армидеи в их гражданский конфликт. В артэонском мире в белых залах за высокими трибунами вынужденные обороняться армидейские дипломаты говорили о демократии и праве народов самим определять свою судьбу. Происходящее в северных ладгарских провинциях они называли попыткой тамошних народов обрести свободу от кошмарной Империи, а свои войска находящиеся там миротворцами, защищающими простой народ.
Во всем этом хаосе спецслужбы Армидеи через разовые порталы, открываемые внедренными агентами, не переставая отправляли своих сотрудников для поддержания хаоса и нестабильности в почти отделенных северных провинциях непокорной Империи. Во всех окрестных лесах и окраинах городов провокаторы, инструкторы боевой подготовки, помогающие боевикам и сепаратистам, как и ликвидационные группы армидейского спецназа, сотнями повсеместно проникали через открываемые разовые порталы. Чтобы не выдать себя, одеты они были преимущественно как местные жители или как боевики натасканных ими сепаратистских группировок. Через один из таких порталов на окраине одного из полуразрушенных городов, в охваченные бунтом северные имперские провинции проник Фросрей. Опять он сменил армидейский плащ на свои старые одеяния белого мага, вот только посоха он с собой не взял.
Старый сарай с протекающей крышей, с которой сочатся струи воды вечернего дождя смывающего кровь пылающего вокруг конфликта. Вырвавшись из открытого для него портала, спустя пару секунд придя в себя, маг осмотрелся по сторонам. Вокруг стоят боевики из сепаратистских группировок, облаченные в новые качественные выкованные в Армидее обычные доспехи, слегка запачканные сажей лесных костров. Кроме доспехов в их внешнем виде единства нет. Бородатые и длинноволосые представители севера, и выбритые на лысо безбородые южане. Для участия в этой войне под видом местных жителей, боевики-наемники были завезены со всех концов Южной Половины. Среди них отдельной фигурой выделяется командир — офицер армидейской Службы Внешней Безопасности, на нем такие же доспехи только почище, его внешний вид хоть и подражает местным нравам, но все равно он весь заметно белый и чистый на общем фоне. Как бы его не старались загримировать, что он артэон было видно сразу. Сам маг значительно изменился за последнее время. Обессиливание из-за бус, отягчающих шею, постоянное нервное напряжение из-за проклятия и как следствие почти полное отсутствие сна, делали свое дело. Бледность, заметная обезвоженность, синяки под глазами, но все равно присущая Фросрею серьезность, решительность и внутренняя сила, застывшие в суровых арабских чертах лица. Маг, с презрением и ноткой непонимания посмотрел на окруживших его наемников за деньги готовых разрушить что угодно. Их главный кукловод тоже симпатий не вызывал. Узнав в измотанном бледном старике Фросрея, армидейский офицер разволновался. 'Шестая ликвидационная группа. Задача — устранение лидеров местной власти. Вы нам на помощь, сэр?' — отдав честь, спешно доложил он. Не зная, что ответить Фросрей просто проигнорировал его. Решив положить конец затянувшемуся конфликту, маг отправился в леса. Его чудовище дремало в ожидании своего часа, где-то под армидейскими гарнизонами в специально отведенном для него бункере. Лежа в темноте, огромный человек-волк смотрел на мир глазами Фросрея, потому как из-за волшебных бус отягчающих шею мага был с ним связан. Все больше в монстре копилось безумие и распирала жажда крови, и все это не получая выхода перетекало в душу старого мага, высасывая из него соки в наказание за сопротивление.
Фросрей взобрался на самый высокий из холмов в центре Предфригнетских лесов, в местах, что в мире людей были обозначены как многострадальные северные провинции Ладгарской Империи. Рваные облака бросали на землю черные тени. За спиной заснеженные горы стеной, уходящие к морю, вокруг в лесах людские города охваченные войной. Восстание обречено. Эта бойня все меньше походит на гражданский бунт пусть даже и вооруженный, так больше продолжаться не может. Да и враг еще не пустил в бой свои основные силы. Темный маг, хранящий Ладгарскую Империю, пока ждет, можно только догадываться, что он задумал. В отличие от немногочисленных светлых магов — людей сумевших обрести невероятную силу и при этом остаться разумными и придерживаясь морали и справедливости направить свою силу во благо окружающих. Живущие лишь удовлетворением своих потребностей, погрязшие в людских пороках и желаниях темные маги больше всего жаждали власти. Движимые лишь своим эгоизмом и самолюбием, не заботясь ни о чем, они использовали свою силу для подчинения людей, порабощения народов. И дикие живущие вне Света Духов люди преклонялись перед ними.
Почти все людское общество в этом мире, что жило вне Света Духов, существовало под властью и защитой темных магов. В то время как немногочисленные (учитывая неустойчивую природу человека можно сказать исключительные) светлые маги, в силу своей мудрости, как они говорили: придерживались нейтралитета и исходили из общего блага, но все же в основном жили бок о бок с артэонами. (Только самые сильнейшие из светлых магов могли позволить себе жить отшельниками в стороне от всех или скитальцами бродили по миру.) Там где правили темные маги, все неизбежно заволакивала Тьма, под Светом Духов или вблизи него мудрым светлым магам было спокойнее.
Желая только особого статуса, власти, всеобщего поклонения и подчинения от своего населения при этом, не желая заниматься решением его проблем, вникать в тонкости политики, нести ответственность, темные маги не правили лично. Подчиняя себе людей и далее лишь наслаждаясь властью почивая на лаврах верховного правителя и не усложняя свою жизнь решением проблем властвования, темные маги давали народу самому создать себе власть. Неразвитыми, рабовладельческими людскими обществами чаще всего правили короли, цари или иные самодержцы и темные маги не желали изменять это правило. Пока народом правил король или иной самодержец, держащий дикое людское общество в ежовых рукавицах, дабы сохранить за собой высшую власть и верховный статус в подчиненном обществе темные маги, как правило, занимали должности представителей высших сил на земле — становились духовными лидерами своих народов. Чаще всего они становились для народа верховными жрецами или главами церквей. От воздействия Великих Сил в этом странном мире все смешалось, люди не развивались, и язычество жило бок о бок с полноценными религиозными течениями.
При более удобном для темных магов язычестве, сам маг провозглашал себя языческим богом, сошедшим с небес для управления людьми, и его магическая сила представала как сила бога. Естественно неразвитые людские общества, видя чудеса, что творит маг, безоговорочно принимали его как бога и приклонялись перед ним. Некоторые — наиболее развитые из людей этого мира доросли до более сложного единобожия, в политическом и моральном плане скрепляющего общество. В условиях монотеистических религий исповедующих поклонение одному единому богу-создателю маг представлялся как его сын или же прямой посланник. Таким образом, при любом представлении людей о боге маг, представляясь его посланником или им лично, ничего не делая получал полную тотальную власть над людьми. Забирая у людей все лучшее, за счет дани, подношений, даров от подвластного народа темные маги жили в роскоши и всеобщей любви, заменяя для диких людей бога. Жизнь аскета или странника просто по факту исключалась темными магами — людьми, от своей сверхъестественной силы привыкшими к вседозволенности, погрязшими в своем безумии, увязшими в пороках, желаниях, эгоистических потребностях использующих свою силу только для своего блага.
В качестве исключений также встречались общества, в которых маги желали сами править своим народом. Такие общества получили названия магических диктатур. Естественно ничего хорошего безумные темные маги людям дать не могли (те, кого звали светлыми магами, таким не занимались). Все магические диктатуры были закрытыми враждебно настроенными по отношению ко всему миру обществами. О жизни внутри них было мало что известно. Но одно было понятно точно: люди там жили в условиях жестокого кровавого диктата. Темные маги считающие себя богами правили, опираясь только на силу и террор не щадя никого. Такие общества напоминали скорее суровые тюрьмы, в которых люди становились лишенными свободы заключенными, жертвами ужасного садиста-палача в лице поработившего их темного мага. Магическую диктатуру и обществом то назвать было нельзя, скорее это были гипертрофированные секты безумных свирепых пророков, в которых люди жили, только так как им велит их богоподобный хозяин. Также темные маги, становясь у власти, начинали использовать магию для решения некоторых государственных задач. Например, на защите магических диктатур всегда стояли армии каких-нибудь зомби, злобных призраков или прочих чудовищ выращенных темным магом. В Преферии насчитывались три магические диктатуры, и все они были расположены бок о бок в юго-западном районе Южной Половины, образуя своеобразный союз.
Фросрей стоял на вершине холма. Окружающая Ладгарская Империя находилась под властью независимого темного мага Литарна Ладгарского. По своему классу этот сильнейший из преферийских темных магов был големовым мастером — создателем големов — порождаемых при помощи магии по своей сущности схожих с машинами (роботами) существ. Далекие побратимы големов — порождаемые артэонской алхимической промышленностью биомеханоиды как настоящие машины всегда создавались из стали и внешне походили на настоящих роботов из физико-технических миров. Биомеханоиды имели душу, обманным, неестественным путем заточенную в стальном теле, живущем в соответствии с установленной программой. Големы создавались из чего попало: той же стали, глины, камня само собой, дерева и даже льда. Они не имели души, у них отсутствовало сознание как таковое. По своей природе они больше походили на примитивных машин: не думали, не размышляли, жили лишь тем, что видели и безотказно подчинялись создателю. В условиях конкуренции с боевыми биомехами враждебной СБК темный маг Литарн создал свою армию големов из стали. Не раз армия стальных псов этого жуткого мага спасала Ладгарскую Империю, подчиняющуюся ему как наместнику бога на земле.
Нынешнее восстание благодаря армидейским спецслужбам охватившее северные провинции Ладгарской Империи неизбежно захлебнется. Армия стальных псов Литарна Ладгарского еще вмешается в конфликт. Морпехи-миротворцы окажутся под ударом, понесут потери, а мировое артэонское сообщество набросится на Армидею с обвинениями и под их давлением, на армию золотого города снова наложат кучу запретов, этих 'дебильных санкций'. Опять понаедет куча артэонских наблюдателей гуманистов, военным свяжут руки и возьмут их под контроль. Этого допустить нельзя. Армия чтобы обеспечивать адекватную защиту Армидеи должна быть автономной. Демократии и рассуждениям в военной среде не место. Нужно помочь увязшим в этом конфликте армидейцам, и сразиться с магом Литарном, вот уже во второй раз.
Фросрей сел на пень, закрыл глаза. Вокруг тишина, только шум ветра на вершине холма. Сначала он увидел свою магию, невероятную силу пронизывающую этот мир, переливаясь всеми цветами радуги исходящую из его тела. Почувствовав потоки этой силы, он растворился в них, будто выйдя за пределы своего тела. Затем все заволокла темнота. Он погрузился в магический транс, как называли это состояние маги. Сливаясь с потоками магии, маги, как правило, вспоминали то место или думали о том предмете, концентрировались на том явлении, которое хотят изменить. И вот в темноте транса перед Фросреем возникало явление, которое он хочет изменить. В темноте прорезалось небо, холм на котором он стоит, возникла примерная версия окружающего пейзажа. Одно правило: маг может изменить что-то в каком-то месте, предмете или ином явлении только при условии, что он сам лично бывал в этом месте, видел этот предмет или хорошо знаком с этим явлением. В темноте транса маг должен подлинно воссоздать, задать характеристики предмета, который хочет изменить или получить с нуля; доподлинно воссоздать место, в котором хочет что-то изменить; детально вообразить явление подлежащее изменению.
Фросрей желал обрушить дожди, ураган, непогоду на земли северных провинций Ладгарской Империи. В своем магическом трансе он оказался на том же холме, на вершине которого сейчас сидел в реальности. В его голове вокруг него раскинулись подлежащие магическому воздействию северные провинции. Затем при помощи фантазии маг должен представить как с явлением, возникшим в темноте транса перед ним, происходят нужные изменения. Фросрей представил, как над лесами Имперского севера сгущаются тучи, мощные дожди заливают эти земли. Дожди, которые не прекращаются и никакая сила не способна их остановить. Раскинувшиеся внизу леса заливает водой, реки выходят из берегов. Что-то идет не так, иллюзия рассыпается, дает о себе знать овладение классовым навыком лишающее возможности свободно познавать магию. Но Фросрей сильный маг, не в силу интеллектуальных способностей, а в силу магического источника в его теле. Ему приходится все воссоздавать снова. Так происходит несколько раз, пока перед ним не появляется нужная иллюзия в стабильном виде. В реальности Фросрей сидит на пне на вершине холма, закрыв глаза, а тучи уже сгущаются у него над головой, уже слышны раскаты грома. Проистекающая из него магия под воздействием фантазии уже начала изменять мир. В своем магическом трансе он стоит и смотрит на то, как окружающие леса заливает страшный ливень, небо заволочено чернейшими тучами, сверкают молнии, грохочет гром, и ничто не может остановить эту бурю. Он просто открывает глаза и все увиденное им, вся созданная им иллюзия переносится в реальность.
Нужные ему изменения стали происходить, вернее реальность при помощи магии стала изменяться в соответствии с его фантазией. Как правильно говорится: он наложил заклятие на нужные ему земли. 'Магия есть ожившая фантазия одного наделенного силой человека' — сказал один старый маг. Так оно и есть, фантазия Фросрея при помощи магии стала менять собой реальность. Пока он находился в трансе и разрабатывал свое сложное заклятие, в реальности прошло больше двух суток, для него как один миг. Его ноги подкашиваются, перед глазами все сливается, падая, ненадолго он теряет сознание. Такой долгий срок нахождения в трансе, потеря сознания, все это из-за овладения классовым навыком, затрудняющим свободное познание и самостоятельное использование магии.
Под воздействием чар Фросрея на охваченные хаосом северные провинции Империи обрушился мощный ливень. Несколько дней лили непрекращающиеся сильнейшие дожди. Из русел вышло множество рек. И бурными потоками вышедших из берегов могучих рек северные провинции отрезало от остальной Империи. Имперские войска, контролирующие бунтарские северные города оказались отрезаны, из центра прийти им на помощь никто не мог. Из-за разбушевавшихся рек, размытых дорог основные имперские войска просто не могли попасть в бунтующие провинции. Север Ладгарской Империи оказался полностью отрезан от центра. Тут то и зашевелились сепаратистские бандгруппы. Как темные силы зла, направляемые армидейским военным руководством вооруженные боевики, до этого сидевшие в лесах, под проливным дождем снова пошли на штурм крупных городов. Хранящие города, отрезанные имперские войска были обречены.
Он, конечно, мог бы попытаться снова погрузиться в транс, связать все созданные фантазией изменения со словами, таким образом, получив новое заклинание. 'Заклинание великой бури от мага Армидейского Фросрея Сумеречника' — так оно бы вошло в какой-нибудь сборник заклинаний, что стало бы его своеобразным наследием потомкам. Но из-за классового навыка он в использовании магии ограничен, чтобы не мучить себя он даже не пытается создать заклинание. Все его несколько суток транса остаются пустым трудом, не имеющим продолжения.
Под непрекращающимся ливнем сепаратисты уничтожили и обратили в бегство все имперские войска и представителей прошлой власти. Натасканные армидейскими инструкторами боевики быстро заменили предыдущую власть собой. Как и обычно пришло время массовых казней и террора, в расплату за сопротивление. Под видом миротворцев, 'для недопущения кровопролития' армидейские морские пехотинцы также следом за боевиками вошли в разрушенные города. Теперь даже если придет подкрепление из Империи, то толку от этого уже не будет. Убивать артэонских солдат ладгарцы не решатся, полноценная война никому сейчас не нужна. Вмешательство армидейских солдат ставило жирную точку в этом конфликте, во всяком случае, пока. Сразу сходу началась подготовка единой армии Болдрии, куда вошли все боевики из числа сепаратистов, а также почти все мужчины из местного населения. Север Ладгарской Империи был окончательно и бесповоротно отделен. Это была победа.
Пока шли ливни внесшие перелом в битву за ладгарский север, наславший их маг, все также продолжал сидеть на вершине холма. Кутаясь в насквозь промокшем плаще, он оставался как можно ближе к зачарованному им куску неба над ладгарским севером. Все это время он чувствовал помехи. Какая-то сила откуда-то с юга пыталась разрушить его заклятие и прекратить ливни. Темный маг Литарн давал о себе знать, схватка с ним была не за горами. Пока их поединок шел на расстоянии. Затянувшие небеса облака, обрушивающие нескончаемый ливень сторонняя неведомая сила, не успокаиваясь, пыталась разогнать. Но Фросрей вновь закрывая глаза, полностью концентрируясь, оставаясь наедине со своим сознанием, придерживая потоки исходящей из него магии в нужном русле, удерживал свое заклятие от разрушения. Пытающаяся разрушить заклятие сторонняя сила не успокаивалась и предпринимала новые попытки. От развернувшегося противостояния магов облака над ладгарским севером собирались в воронки, в мрачных облачных скоплениях проскакивали аномальные пространственные помехи, чудовищные молнии, все сотрясал чудовищный гром и даже на секунды проявлялись просветы. Но Фросрей оказался сильнее. Вымотавшись окончательно он, едва не потеряв сознание, все же победил в этом противостоянии. Его заклятие оказалось сильнее.
Все прошло, как и задумано. Реки вышли из берегов, основная имперская армия была отсечена, сепаратисты под прикрытием морпехов Армидеи захватили ладгарский север. Под проливным дождем алая кровь смывалась быстро, будто ничего и не было. Армидея выполнила задачи, поставленные СБК, это была победа. Только когда все было сделано обессиливший Фросрей разрушил свое заклятие, затопленную черной водой землю осветило солнце. Теперь оставалось только ждать, когда Литарн явится лично. Рассвирепевший от проигрыша в магическом противостоянии он не сможет удержаться от мести.
Маг, ожидая, когда за ним придут так и сидел на пне на вершине холма, закутавшись в свой немного высохший на солнце плащ. Вечером первого дня ожиданий враг явил себя. В вечерних сумерках холм окружили похожие на тени силуэты в черных плащах. На их поясах или за спинами в ножнах висели мечи, некоторые держали в руках копья. 'Значит, Литарн не осмелился прийти сам, прислал своих подручных' — увидел врагов Фросрей. Черные стальные посохи, разработанные лично Литарном, сейчас убранные за спины у мужчин, волшебные палочки, убранные в поясные чехлы у нескольких женщин затесавшихся в ряды слуг темного мага, все это предметы проводники, связывающие их с источником их магической силы. Члены ордена Литарна Ладгарского, маги-пользователи его силы окружили холм, на вершине которого их ожидал Фросрей.
Светлый маг все также бездвижно сидел на пне, не обращая внимания на окружившую холм мини армию в несколько сотен человек укрывших свои лица черными капюшонами. С наступлением ночи слуги Литарна пошли в наступление, двинувшись вверх по лесистому склону холма. В руках Фросрея возник его Сумеречный Клинок, на серебряное лезвие которого он смотрел с усталостью и неохотой. Маги-пользователи силы Литарна, его верные слуги, выполняя приказ, темными силуэтами в ночном мраке окружили лысую часть верхушки холма, где, все также сидя, их ожидал Фросрей.
Зная о силах этого светлого мага, одного из трех Хранителей Преферии окружившие его, приготовившись к обороне, ждали от Фросрея первого шага их схватки. Никаких действий со стороны Фросрея не последовало. В итоге один из темных служителей Литарна самый молодой и нервный пустил в старого мага огненный шар и по цепной реакции все его соратники последовали его примеру. Во Фросрея полетело с десяток огненных, ледяных шаров и даже пара разрядов молний. Фросрей ожидаемо растворившись в пространстве, перешел в сумерки. Все выпущенные в него волшебные снаряды попали в землю, в результате чего в месте попадания произошло возгорание, моментально переросшее в пожар быстро расползаясь, охватывающий холм.
— Приготовить оружие, держать оборону! — раздался командный голос. Темные маги ордена Литарна, при свете пламени огня обволакивающего холм, разогнав ночной мрак осветившего место их схватки, по команде аккуратно прислушиваясь к каждому звуку, вынимали из ножен свои мечи, приготавливали копья, занимали оборону. Они замерли на местах, спешно резко озираясь, осматриваясь вокруг, размахивая мечами, крутились на месте, ожидая нападения. Перешедший в Сумерки маг возникнув из пустоты, мог напасть, откуда угодно. 'Он явится из темноты как призрак, скорее всего из-за спины. Стойте на местах, но башкой крутите во все стороны. Он в любой момент может возникнуть из ниоткуда!' — раздавался командный голос старшего из этих темных магов. Пламя, разыгравшееся в месте попадания магических снарядов, расползалось, обволакивая покрывающие холм деревья. Пожар усиливался, в небо ползли клубы черного дыма. Магам-пользователям силы Литарна на окружающий огонь было наплевать, в полном напряжении крепче сжимая нервно трясущиеся мечи, они ожидали нападения призрака из темноты.
Фросрей был сильным магом. В случае прямого магического противостояния предметы-проводники этих магов-пользователей, скорее всего не выдержали бы напряжения и просто испепелились. Лишившись своей связи с магическим источником, вновь став простыми смертными эти слуги Литарна бросились бы бежать. Конечно, такой исход этой схватки больше бы устроил Фросрея, но такое противостояние отняло бы у него немало сил. Подобное противостояние, означавшее увязание в магическом трансе, привело бы к перегрузке мозга, почти полной потери контроля над обезвоженным телом. Измотанному магу едва осталось бы сил для отражения нападения нескольких безумцев из числа слуг Литарна, которые лишившись сил, все равно решились бы наброситься на него в рукопашную как простые смертные. Попытавшись решить все наиболее цивилизованно, попытавшись обратить их в бегство, при этом, обессилив сам, Фросрей бы, скорее всего, обрел свою погибель. Тем более среди всего этого сборища был один прямообращенный маг. Лучший ученик Литарна, предводитель этого сборища пришедшего за головой Фросрея. Он затаился среди этих темных рядов, стоя на заднем плане, как тайный козырь он не участвовал в схватке, его задачей было выждать удобный момент, чтобы нанести решающий удар. Его магическая сила дарованная магом-источником напрямую текла по его телу. Сила и способности прямообращенного не завесили от предмета проводника. Окажись Фросрей в измотанном состоянии прямообращенный сохранивший силу, просто добил бы его. Поэтому Фросрей решил как обычно, растворившись в сумеречной зоне физического пространства, нападая из темноты, из-за спины врага, находя и ударяя в слабые места, физически уничтожить своим Сумеречным Клинком одного за другим всех слуг темного мага. По-другому было никак.
Из холода сумеречной зоны видя все серым, размытым маг брел среди врагов, осматривая переполошенных темных магов ожидающих его нападения. Фросрей выбирал первую жертву. Он слышал о единственном прямообращенном приспешнике Литарна. Карос маг Литарна, заместитель и правая рука, управляющий орденом и заведующий охраной своего хозяина. Говорят, он был сыном Литарна сумевшим добиться внимания своего высокопоставленного отца. Как и большинство прямообращенных темных магов немного поехавший рассудком, после пережитой процедуры прямого наделения магической силой, проходящей довольно болезненно. В своих силах он почти уровнялся со своим создателем. Состоящий в первой десятке списка лиц подлежащих приоритетному уничтожению разведки СБК, он представлял вполне реальную опасность. И вот Фросрей отыскал его. Сидя верхом на коне, спрятав под капюшоном свое узнаваемое лицо, далеко не молодой Карос, находясь в стороне на склоне холма, на безопасном расстоянии ожидал начала схватки. Пока предводитель магов Литарна спокойно стоял в стороне, будучи уверенным в полной безопасности под покровом темноты, Фросрей его все же отыскал. Значит, ему и быть первой жертвой. Фросрей вырвался из сумеречного состояния и, напав на врага со спины, перерезал ему горло. Конь унес в темноту мертвое тело.
Темные маги на охваченной огнем верхушке холма все также стояли, замерев на местах в ожидании нападения. 'Он берет измором. Он бродит где-то в сумеречной зоне и выжидает момент. Стойте на местах, не расслабляйтесь ни на секунду!' — кричал остальным молодой инициативный желающий выслужиться маг. Вынырнув из сумерек, Фросрей утащил с собой этого темного карьериста. В сумеречном состоянии его неподготовленное тело, силой вырванное из привычной физической реальности, просто окаменело. Фросрей отпустил окаменевшее тело парить в темной сумеречной невесомости. С застывшим на лице изображением ужаса тело молодого темного слуги Литарна парило во мраке, постепенно тихо разрушаясь, осыпаясь по частям. Фросрей занялся остальными. Он нападал, вырываясь из сумеречного состояния как призрак пытающийся утащить врагов прямиком во Тьму. Возникал из ниоткуда у врага за спиной. Для уничтожения темных магов он орудовал своим Сумеречным Клинком или живьем утаскивал с собой в сумеречную зону неподготовленные тела и оставлял их там разрушаться в темной невесомости.
Темные слуги Литарна в ожидании нападения, в напряжении замерли на местах. Постоянно оглядываясь, ожидая нападения со спины, держали оборону от окружающей ночной темноты, пытаясь отбиваться от нападок сумеречного странника мечами и копьями. Порой лезвие Сумеречного Клинка ударялось о вражеский меч, и Фросрей потерпев неудачу, снова исчезал, укрываясь в сумеречной зоне. Если врагу удавалось отбиться от его нападения, ни с первой так с последующей попытки Фросрей, несмотря на сопротивление, добирался до своих жертв. Вырываясь из сумеречного состояния и снова растворяясь в нем, постепенно одного за другим Фросрей уничтожил большую их часть, спаслись лишь те, кто под конец все-таки одумались и бросились бежать. Расправившись с врагами, он без сил буквально вывалился из своего сумеречного пространства. Он выбился из сил, легкие горели, после часа возни с приспешниками Литарна все его тело ломила усталость. Сказываются годы, вернее усталость от жизни, от этого бренного уже давно доставшего существования.
К утру Фросрей снова сидел один на вершине теперь обгоревшего холма. Белый плащ покрыли высохшие пятна артериальной крови врагов, вырываясь фонтанами измазавшей его. Его все-таки задели пару раз. На груди и с правого бока кровоточили небольшие раны от вражеских мечей, которыми они тщетно пытались защищаться. Усыпанная телами слуг Литарна верхушка холма выгорела почти полностью. Пожар немного скрасил или скрыл следы прошедшей ночью резни, обугленные огнем останки тел, остались незаметными, лежать среди обугленных деревьев.
У подножья обгоревшего холма маг отыскал пещеру, в глубине которой разжег костер, желая согреться и хоть немного отдохнуть от ветров и неба. В пещерной темноте смена дня и ночи была незаметна. Непонятно через какое время снаружи стал доноситься чудовищный топот, будто приближалась армия великанов. Затем потолок его пещеры пошатнулся, уже знакомая неведомая сила попыталась засыпать мага в пещере. Фросрей закрыв глаза и уединившись с мыслями, без труда заставил потолок пещеры остаться на месте. 'Пришел значит', — вставая, прокряхтел Фросрей, вновь 'доставая' Сумеречный Клинок. Снаружи уже опять царила ночь, сверкали молнии, безумный ветер сносил падающие капли дождя. Обгоревший холм окружила армия стальных големов Литарна. Големы были выполнены в виде устрашающих огромных черных псов, с красными глазами, об их стальные корпуса хлестали подхваченные безумным ветром капли дождя. В центре армии стальных чудовищ, на тронном кресле, установленном вместо головы самого крупного из стальных псов, восседал темный маг Литарн — хранитель Ладгарской Империи.
Просто сказать, что он имел проблемы с лишним весом это не сказать ничего. Невероятно жирный распластавшийся в кресле бесформенной массой он сам был похож на чудовище. Вышедшие за пределы морали, подгибающие под себя мир, темные маги жили в свое удовольствие, не желая отказывать себе не в чем. Литарн Темный не мог отказать себе в наслаждении пищей и за сотни лет жизни превратил себя непонятно во что. Перемещался он в кресле на одной из своих стальных марионеток, потому-что сам ходить уже просто не мог или забыл, как это делать. Фросрей с отвращением смотрел на это погрязшее в самолюбии и безнаказанности жирное смрадное чудовище, олицетворяющее в его глазах правителя мира людей. Его белый старый плащ колыхался на ветру, омытое дождем серебряное лезвие застыло в руке. Страха не было вообще, что было ненормально. Фросрею пришлось что-то вроде заставлять себя бояться, ну или хотя бы опасаться предстоящей схватки. Вот мысли о возвращении к проклятию, перспектива снова остаться один на один с монстром полу волком вселяли в Фросрея тревогу и осадки страха, а армия стальных псов на этом фоне казалась чем-то обычным. Во всяком случае, что-то подобное он уже видел. 'Если я умру, монстр обретет свободу. Нужно беречь свою голову, рисковать нельзя' — нашел он причины для опасений, и сразу появилось чувство осторожности.
Явно недовольный темный маг бросил на Фросрея своих стальных псов. Фросрей выждав до последнего растворившись, перешел в сумерки. Прущие со всей силой и скоростью стальные чудовища, слепо выполняющие волю хозяина, когда маг исчез у них под носом, с грохотом и скрежетом метала, столкнулись друг с другом. От столкновения, раздавленные следующими сзади, многие стальные големы вышли из строя. Фросрей во мраке сумеречного пространства ясно видел жирную фигуру врага и двигался к ней. Убийством Литарна можно было разом отключить всю армию стальных чудовищ оставшихся в физическом пространстве. Неожиданно метрах в десяти от темного мага сумеречное пространство вокруг Фросрея начало сотрясаться непонятными помехами. Это Литарн восседая на троне вместо головы одного из своих стальных чудовищ, волновал сумеречное пространство, не давая Фросрею приблизиться к себе. Видимо Литарн времени зря не терял и конкретно подготовился к схватке с Фросреем, обучился антизаклинанию.
Фросрей, пытаясь преодолеть помехи, продолжал попытки приблизиться к врагу. Но волнения в сумерках были чудовищными, он не мог не преодолеть их, не успокоить. Затем буря в сумеречной зоне стала настолько сильной, что Фросрея начало выкидывать из нее. На доли секунды силуэт в светлом плаще возникал среди черных стальных чудовищ. Фросрей, остановившись, попытался сконцентрировать все силы на противостоянии волнениям, охватившим его сумеречную стихию. Вновь вступив в магическое противостояние с Литарном, погрузившись в транс, он пытался стабилизировать сумеречное пространство, но все было тщетно, в этой схватке темный маг все-таки брал верх.
Через минуты незримого противостояния Фросрея буквально выбросило из сумеречной зоны. Вывалившись из своей темной стихии, он оказался рядом с огромным стальным чудовищем в голове, которого восседал Литарн. Огромная стальная лапа голема Литарна поднялась, чтобы раздавить мага, также все стоящие вокруг стальные псы движимые данной еще в начале схватки командой хозяина: 'Раздавить' бросились ее выполнять. Фросрей изображая испуг сел на колени, укрывшись руками. Едва стальная лапа коснулась тела Фросрея, за доли секунды, сила которой он пропитал свое тело, вырвалась наружу. Следом за големом попытавшимся раздавить его лапой, вся армия стальных псов Литарна разом растаяла и разлилась раскаленным металлом. Фросрей тоже не терял зря времени и готовясь к поединку с Литарном, как с одним из потенциальных своих противников, еще несколько лет назад обратившись к антизаклинаниям, оставленным былыми магами, нашел магическую силу способную разрушить всех големов разом. Неведомая порожденная магией сила, наполнившая тело Фросрея, едва его коснулась огромная лапа, вырвалась наружу, и уничтожила всю ужасающую стальную армию, обратив ее в раскаленный металл.
Фросрей создав вокруг себя защитную сферу, укрылся от разливающихся волн раскаленного металла. Литарн когда держащий его стальной монстр растаял, вместе со своим черным троном рухнул вниз. Реализация антизаклинаний, как и других сложных заклинаний, требовала секундной полной концентрации, была невероятно трудной затеей. Направление магической силы в нужное русло на ходу, если судить по ощущениям то, будто тело увеличилось в разы, стало огромным просто великанским, а мозг так и остался маленьким без изменений. Чтобы двинуть руку размером с гору, маленькому мозгу нужно было не просто напрячься, нужно было буквально выжать из себя все ресурсы. Также и при использовании магии, при направлении потоков этой силы в нужное русло при помощи заклинания на ходу. Реализуя сложные заклинания, произнося заветные слова, за секунды сливаясь с магией, направляя ее потоки в нужное русло, маги перенапрягали свой мозг, выжимая из хрупкого человеческого сознания все возможные ресурсы, что порой даже приводило к смерти. Сидя на маленьком пятачке среди моря раскаленного метала испускающего едкие клубы дыма от капель дождя, сыплющихся с небес, Фросрей медленно приходил в себя. Дождь и молнии утихли, по всей видимости, Литарн принес отвратительную погоду с собой. Слишком уж нереалистично бушевала природа.
В глазах Фросрея все плыло, уши ничего не слышали. После реализации сложного заклинания даже руками двигать было тяжело. Но заклинание, уничтожившее големов по личной шкале Фросрея, было еще не самым сложным. Нужно было собраться с силами. Литарн не погиб. Волнения сумерек тоже дорого ему обошлись, он также где-то там за клубами дыма испускаемого остывающей сталью набирает силы для финального столкновения. Мало-мало придя в себя, шатаясь как пьяный, Фросрей побрел по прожилкам остывшего металла в поисках жирной туши Литарна.
Клубы оставшегося дыма резко рассеялись, на Фросрея огромным прессом обрушилась невидимая мощная сила. Всего в паре метров от него, оставшись в одном своем кресле, распластался Литарн, тоже выглядящий болезненно, бледно и измотанно. Маги вступили в прямое столкновение. Все также как и при реализации заклинаний: слияние с магией, глубокий транс, в котором маги уже не представляли врага при помощи своей фантазии, а напрямую видели его в темноте перед собой. Находясь в трансе, в глубине своего сознания и потоке магии они уже не представляли себе того как что-то плохое происходит с врагом. Фантазия здесь уже была не нужна. Все потоки магии они направляли только в одну цель — физически раздавить врага. Два потока магии из двух магов пытающихся друг друга раздавить сталкивались друг с другом, как воля двух богоподобных сил. Примитивные огненные шары, обычно используемые магами для уничтожения массовых простых смертных целей. Как и создание, вокруг себя разрушительных и убийственных силовых полей было бессмысленно в этой ситуации. Прямой поединок магов по своей сути был подобен столкновению стихий. Разных, уникальных, всемогущих разумных стихий пытающихся раздавить друг друга. Маги обрушивали друг на друга всю свою невидимую мощь. Побеждал тот, чей разум был стабильней и надежней, тот, кто выдерживал все перегрузки. Земля дрожала под ногами и разрывалась трещинами, облака растворялись в небесной выси, и ночь стала похожа на день. Два мага закрыв глаза, замерли друг напротив друга. Холм, возвышающийся за спиной Фросрея, с чудовищным грохотом треснул пополам. В их разрушающем все вокруг тяжелом противостоянии едва не лишившись сознания все же победил Фросрей. Под напором его незримой силы Литарн сломался и обессиленно распластался в кресле. Не сумев во время остановиться, Фросрей откинул его вместе с креслом на сотни метров назад. Когда Литарн как игрушка на своем огромном кремле под напором его силы повержено был отброшен назад и рухнул где-то там вдалеке, Фросрей, держащийся из последних сил, упал на землю как мертвый.
Спустя пару часов очнувшись среди дыма, лежа в центре воронки, будто оставшейся от чудовищного взрыва, Фросрей медленно восстанавливал контроль над телом. Сначала шевеление пальцами, затем кистями, руками. Все вроде в норме. Мозг не поврежден, он еще жив. Схватка с Литарном оказалась тяжелее, чем он изначально ожидал. В теле находиться было больно и невыносимо. Шли рвотные реакции, впустую тормошащие атрофированный желудок мага. Едва стоило встать на ноги, как перед глазами все опять поплыло. Постояв немного на месте, свыкшись с тяжестью, Фросрей, с трудом переставляя ноги, двинулся через дымную завесу. Он брел по земле превращенной их поединком в руины, среди трещин, ям и огромных вырванных из земли валунов. В руке сжимая Сумеречный клинок, он брел среди дыма по распаханной земле в поисках Литарна.
Вдалеке забрезжил рассвет. За пределами перепаханной их схваткой территории, у лесной окраины беспомощно валялась жирная туша Литарна. Обломки его разрушенного тронного кресла лежали вокруг. На ветру тихо колыхался парашют, прикрепленный к обломкам нижней части кресла. Этот заложенный в кресло Литарна парашют, раскрывшись во время полета, смягчил падение. Поверженный темный маг, жирной не способной самостоятельно передвигаться потной тушей беспомощно валяясь на земле орал как резанный брызгая слюнями.
— Чего разорался то? — напугав своей неожиданностью, раздался голос Фросрея.
— Ты! Ты-ы-ы! Ну что доволен тем, что натворил?! — ворочаясь на земле в попытках перевернуться лицом к подошедшему магу, прокричал Литарн.
— Вполне, — спокойно усаживаясь рядом, ответил Фросрей. Сумеречный Клинок он все также держал в руках.
— Ну и как ты оправдываешь это в своем больном воображении?! — наконец усевшись, шевеля отвисшим жирным подбородком, спросил Литарн. Он тяжело дышал и, ожидая смерти, с опаской смотрел на Фросрея.
— Я защищаю, что мне дорого... Нет. Вернее я защищаю, то единственное что может отвечать критериям ценности в нашем убогом мире, — отвечал Фросрей, по ходу рассуждая вслух. Уставший, измотанный их поединком он сел рядом с поверженным врагом. Он был настроен на разговор. Кто кроме главного врага с удовольствием выслушает его мысли, захочет погрузиться в его взгляды? Тяжело дыша, срываясь кашлем, он начал свой рассказ. — Я прочувствовал мир артэонов и узрел в нем великую ценность. Это просто прекрасно... Эта красота пленит, — перед его глазами возникла прекрасная молодая артэонка среди цветочного поля. — Нет, я не могу любить, — будто сам себя он убеждает в этом, — я просто вижу ценность. Великую ценность во всем их обществе в целом. Да. Эти существа живут в гармонии и счастье, что могут воспроизвести немногие иные обитатели нашего пронизанного насилием мира. Мир артэонов прекрасен, хрупок и раним. Я увидел это и с тех пор делаю все, чтобы обеспечить их безопасность. Не вы поганые твари заслуживайте права жить в этом мире, а они прекрасные и идеальные. Вы грязь, которая должна отчистить путь! Извиняюсь, может, это и было лишним, но по-другому в данном случае не скажешь.
Привязавшись к артэонам, найдя нечто безупречно светлое и прекрасное, что достойно защиты или гибели во имя, я четко, ясно определил для себя цель своей персональной борьбы. Меня больше не интересует вся эта абстрактная чушь об общем равновесии и гармонии всех без ущерба кому-либо, та самая бредятина, которой забивают себе головы светлые маги. Они на полном серьезе говорят о возможности всеобщей гармонии! Единственное что я понял за те сотни лет, что живу здесь: всем быть хорошо не может. Всеобщее благо — утопия, утонувшая в крови. В мире, построенном на принципах выживания, все кто пытаются выжить, кто борются за счастье, просто по факту являются врагами друг другу. Если не ты то тебя. Моя задача сделать так чтобы в этой борьбе победили артэоны. Так устроен наш мир. Одни погибают, чтобы другие жили. Старые цивилизации разрушаются и уступают дорогу новым. Так оно всегда было так оно всегда будет. Безопасность может строиться только на уничтожении одних во благо других. Всеобщая гармония чушь, которой тешутся светлые маги, летая в фантазиях не желая признавать реальности. Даже относительное равновесие полная иллюзия, банально кислорода на всех не хватит. Рано или поздно кто-то захочет большего или решит что ему мало места. Я же нашел в себе силы принять реальность, как есть. 'Мы не должны вмешиваться в естественные процессы, мы не должны принимать, чью либо сторону' — говорят мудрейшие из магов. Чушь!
А я вот взял и принял одну из сторон. Извини я реалист, и летать в облаках не умею. Я понял и осознал ценность артэонской цивилизации. Позволил им согреть меня своим теплом. Любовью... Ради их безопасности я уничтожу кого угодно, — будто пытаясь оправдаться, в поисках понимания он смотрел на жирную тушу темного мага, в руке сжимая серебряный клинок. — В мире, где гремят войны, половина жителей считаются рабами — вещами, орудием, которое даже не живет, а существует и каждый тиран творит что хочет, говорить о равновесии и общем благе это просто лицемерие. Мир артэонов это как остров среди океанов хаоса и разрухи. И дело здесь не только в моей любви к ним. В артэонах Духи раскрыли все лучшее и прекрасное, что есть в людях. Изначально они идеальны, совершенны и безгрешны. Они есть ступень превозносящая человечество на новый уровень! Чтобы не происходило с этим миром, проблемы не должны коснуться тихой идиллии артэонов. Таков мой выбор. Поэтому я здесь, — с полным серьезности и решительности лицом сурово закончил маг. Своим повысившимся под конец тоном, серьезно перепугав беспомощного Литарна, с ужасом смотрящего на серебряный клинок в его руке.
— Но зачем ты творишь все это? Почему сейчас? Что опять мы вам сделали. Чем народ Ладгарской Империи заслужил все это? Что же ты натворил с северными провинциями? Вы снова спровоцировали злобную толпу, они опять все разрушили! Будет голод, будут умирать слабые. Зачем все это?! Скажи мне, ведь ты тоже видел поля заваленные трупами детей? — задыхаясь, брызгая слюной, выдавил из себя чудовищно жирный Литарн.
— Эта идея, озвученная артэонскими стратегами давным-давно. 'Лишь слабый не представляет опасности', — спокойно ответил Фросрей, который вел себя так будто разговаривает со старым другом. Хотя свой клинок серебряное лезвие, которого тревожило темного мага, он все еще держал в руке. — Мир артэонов, как и любое общество неоднороден. Помимо стратегов и военных занимающихся обеспечением безопасности, контактирующих с внешним миром от чего лишенных жалости и сострадания. Там есть еще обычное мирное любвеобильное 'простое' население — существа, оставшиеся разумными готовые сострадать всем и вся. Скованные разумными законами, установленными разумной мирной частью артэонского мира мы солдаты обеспечивающие безопасность не можем уничтожить вас больных ублюдков с юга, как бы нам этого не хотелось. Немудрено, что это к лучшему. Геноцид, уподобление злу — это нам ненужно. Мы хотим отличаться от вас. Так значит, если, несмотря на превосходство, мы не можем вас уничтожить, мы должны сделать вас слабыми беспомощными и не представляющими опасности. Заставить вас самих пожирать себя.
Пока ваши общества лежат в руинах, города горят в пламени войны или вымирают от голода, пока вы слабы и беспомощны, живете пожирая друг друга, артэонская цивилизация, чувствуя себя в безопасности, живет и процветает. Таково неписаное правило жестокого равновесия. И я во всем этом кошмаре, один из тех, кто ввергает ваши общества в хаос и руины, обеспечивая безопасность артэонов. За последнее время вы набрались сил, поэтому пришло время вас ослабить. Наоборот, мне кажется, вы должны быть благодарны за то, что живете, страшно кошмарно, но живете. Мы предоставляем вам это право, — Фросрей продолжал говорить спокойно и легко, будто беседовал со знакомым сидя дома на диване.
— Раз уж артэоны создали сильную цивилизацию, вырвались вперед, естественно, для них крайне важно поддерживать, сохранять свое лидерство. А согласись: постоянным лидером можно быть только среди слабаков. Пока ваши общества слабы, артэоны остаются бесспорной высшей цивилизацией, лидерами во всем. Поэтому вы — люди юга будите вечно жить в хаосе и убивать самих себя, безумный жестокий мир не оставляет других вариантов. А артэоны навечно сохранят за собой звание высшей цивилизации.
Теперь конкретно о нынешней ситуации, почему мы нанесли удар именно сейчас. Ладгарская Империя вновь набралась сил, стала совать свой нос в чужие дела, и пришло время вас приструнить. Про устроенный вами Южный Прорыв и его последствия я вообще молчу, это во многом наша вина. Пользуясь нашей слабостью, вы просто восстановили свою империю в былых границах, молодцы. Претензий у нас к вам нет. Но мы не можем не ответить. Снова постепенно разрушить вашу Империю это для нас естественная приоритетная задача. Можно сказать, мы сделали первый шаг в этом направлении. Ну а пока вы еще лет десять свои северные провинции не вернете и, занимаясь решением этого вопроса, вы не будите нарушать порядок устанавливаемый нами в Запериметрии. Пока нам нужно чтобы вы просто не мешали, стояли в стороне. У нас как я понял сейчас есть проблемы посерьезнее. Как говорит владыка Касмий, да тот самый за голову которого ты пообещал отдать все южные провинции: 'Мы уже здесь хозяева'. Вы — правители юга тщетно сопротивляетесь нам, за что и несете кровавую плату. Отколов северные провинции Империи, развязав новую бойню на вашей территории вновь сделав вас слабее — мы просто восстановили равновесие, удобное для нас, — Фросрей закурил сам и вставил сигарету в трясущиеся губы жирного мага.
— Хочешь еще конкретики? Это тебе как урок, чтобы ты дальше таких ошибок не допускал, — пуская клубы сигаретного дыма, говорил Фросрей. — Несколько прибрежных колоний, которые вы разбили на южной окраине. В Имплейской Бухте, если мне не изменяет память. Вы что серьезно думали, что сможете где-то там, в стороне создать флот, а мы об этом не узнаем? Ведь вам же было сказано: никакого флота, никаких кораблей иначе мы вынуждены будем применить к вам определенные санкции, и вот считайте, мы их применили. Вот еще. Мы недавно приручили Эрекхайм. Наконец-то спустя десятилетия мы нашли ниточки, чтобы приручить этот бунтарский народ. А кто это там решил финансировать варварских королей из степей, чтобы те уничтожили продавшийся артэонам Эрекхайм? Не плохие ли ребята из Ладгарской Империи?
И забавно, что ты Литарн делаешь вид, будто тебе есть дело до судьбы народа Ладгарской Империи. Не ты ли две недели назад, когда имперские войска подавили бунт в южной провинции Конграхт, велел казнить всех женщин и детей убитых бунтарей. Какой тогда пришлось вырыть котлован, чтобы закопать трупы? Я понимаю, ты сейчас повержен, но вот только доброго владыку Ладгарской Империи из себя не строй. Ты для них главный палач и мы оба это знаем.
— Зачем вам этот Эрекхайм? Зачем вообще вы к нам лезете? Нет, раньше это было понятно, вы пытались нас контролировать, чтобы мы не пошли войной. Но сейчас есть Пограничье. Вы отрезаны от нас мертвыми пустошами. Там обитают разные твари и все обожжено радиацией. Не одна наша армия там не пройдет. Неужели все это только из-за наших попыток тайком создать флот? — вроде успокоившись, интересовался Литарн, не удержав сигарету своими пухлыми пальчиками.
— Эрекхайм, — начал светлый маг, тяжело вздохнув, — нам просто необходим. Видишь ли, артэонскому сообществу небезразлична ваша жизнь и ваши проблемы. Вот вы — правители юга, воюете, друг с другом, отношения выясняете и вам наплевать, что после ваших разборок в зонах конфликтов всегда остаются жертвы. Вы ведь выясняя у кого из королей фаллос больше, все разрушаете во имя своей власти и не думаете о последствиях. Вы порождаете тысячи беженцев, сирот, разрушаете дома и города. И вам нет дела до судеб тех, кто страдает от ваших войн. Вопросы власти и доминирования являются у вас определяющими. Вот у степных варваров уже третий год царит голод. Люди там умирают от недостатка пищи...
— Так ведь это вы устроили у них хаос, вы руками шпионов и предателей разрушили все степные страны! Это вы своим вмешательством не оставляете нам выбора! — недовольно прокричал Литарн.
— Я говорю о дне сегодняшнем. Когда степные народы уже голодают. И чем заняты их правители? Не в силах решить внутренние проблемы, да и как тираны самодержцы не особо заморачиваясь по этому поводу короли степей заключают с вами союз, чтобы воевать против Эрекхайма.
— А что еще им остается делать, когда у них остались одни руины?!
— Понятно, что вы тупо эксплуатируйте рабов, до экономических законов вам нет дела и кроме войны лучшего способа пополнить казну своих примитивных варварских стран вы не видите. Только грабеж, ведь экономикой у вас и не пахнет...
— То есть, по-твоему, мы сами во всем виноваты!
— И без нашего вмешательства жизнь на юге всегда была жестока. Войны гремят здесь, не прекращая, вы люди, будто не умеете жить мирно. Мы лишь пытаемся сделать этот южный хаос безопасным для себя. Просто хотим исключить войну с вами в зачатке для чего и делаем вас слабее. Среди нас нет святых, и мы не ангелы и вы не лучше. Просто мы сильнее, вот и все. В то время как вы остаетесь дикарями. В большей степени вы просто живете, так как вам свойственно. Вы постоянно воюете, выясняете друг с другом отношения. Ну, так, а что делать-то со всеми этими беженцами, голодающими, жертвами ваших конфликтов?
— Половина всех этих беженцев и голодающих это ваших рук дело!
— Вам на них наплевать, вы правители нашего мира людей памятники себе отливаете из золота, ведь власть вам от бога дана. А вот ненавистным вам артэонам на всех этих жертв ваших разборок не наплевать. Они там переживают из-за умирающих от голода детей — такой мелочи для вас господа правители людского мира. Не могут они про вас, про ублюдков забыть. Их разумность заставляет нас вам помогать. Нам нужен Эрекхайм, чтобы получить контроль над приграничной территорией Южной Половины. Чтобы наладить прочный и без перебоев поток гуманитарной помощи в зоны разожженных вами конфликтов...
— Если бы не вы, то половины всех этих конфликтов не было бы!
— Ведь оставшихся жертв и лишенное всего мирное население нужно кормить. Видишь, мы плохого не делаем. Все это ради общего блага в нашей Преферии.
— Ну, хорошо слепой глупец. Так, а сейчас то вы что натворили? Сколько беженцев и жертв вы породили этим восстанием. Да эти дураки северяне получили независимость и что дальше? Все северные провинции разорены войной, погружены в хаос и разграблены мародерами. Там царит беспредел. Те же боевики, которых вы завезли под видом сепаратистов, сейчас уничтожив наши войска, режут мирное население. Они установили свой кровавый террор, по факту они сейчас новая власть. Сепаратистские северные провинции захлестнет невиданный голод и вспышки эпидемий. Вот тебе конкретный повод прозреть. Ты говоришь о жертвах, которые мы оставляем после своих войн! Так, а сам то ты осознаешь все то, скольких людей убил или обрек на гибель когда помог кучке дикарей разрушить существующий порядок отколов эти проклятые северные провинции? Ты видишь кровь, что проливаем мы, но не замечаешь что у самого руки все алые от крови невинных. И что теперь с этим со всем делать? Неужели нельзя было договориться. Ты представь, сколько людей по твоей вине уже погибло и сколько еще погибнет ужасной жестокой смертью! — дергая свои отвисшим жирным подбородком начал повышать тон Литарн.
— Порядок, устанавливаемый одними в ущерб интересов других, всегда требует жертв. И к тому же. О какой такой помощи сепаратистам ты говоришь! — улыбнулся Фросрей. — Я никому никогда не помогал вершить восстание. Как и армия Армидеи вмешалась в этот конфликт в самом конце под видом миротворцев. Никакого участия в поддержке сепаратистов мы не принимали. Где твои доказательства? Это был сугубо гражданский внутренний конфликт, который мы силами миротворцев пытаемся только прекратить. Нам нужен только мир и стабильность. А что касается надвигающегося голода, то ты не бойся, тонны гуманитарного груза уже поступают на ваш отколовшийся север. Боевиков ненужных наши солдаты сейчас быстро зачистят. Мы еще на наших харчах из ваших северных провинций вырастим сильное государство — врага, с которым вы еще очень, очень долго не справитесь, — сидя взглядом уткнувшись в землю, говорил с иронией Фросрей пока ветер трепал его белый плащ. На востоке давно неторопливо проступала заря.
— Ладно. Ты... Вы победили, я признаю это. Все южные элиты признают ваше превосходство, — задыхался толстый Литарн. — Вы сильнее нас. Так подчините нас себе. Ведь мы уже давно ведем об этом разговор. Заберите нас под свое начало. Давайте объединяться, но на равных уважительных условиях. Если что-то в нас вам не нравится так давайте, мы это исправим. Ведь мы не против диалога. Мы плохие так научите нас жить правильно. Мы не отрицаем вашего превосходства и наши народы готовы приклониться перед вами. Подчините нас себе, делайте все что угодно, но прекратите нас мучить. Зачем вы все разрушаете? Или возьмите под свою власть или оставьте нас в покое!
— Подчинить вас! — усмехнулся Фросрей. — Зачем чтобы потом нести за вас ответственность? Мы не можем превратить вас в колонии, ведь нам не нужны ваши ресурсы. Мы просто не знаем, что делать с вами. Ведь вы безумное племя всегда хаотично плодитесь вокруг, вас не остановить. Вот мы вас и ослабляем, обескровливаем. Ваш юг, раз уж от него никуда не деться, нужен нам диким и лежащим в руинах. В свободном статусе, слабые и разрозненные, не представляющие опасности — вот какими вы нам нужны. Мы же типа за демократию и свободу выступаем. Так зачем нам лишать вас свободы?
— А как же проект 'Новопрайм'? Вы же хотели подчинить себе юг!
— Проект 'Новопрайм' предусматривал единовременное уничтожение всех существующих на юге политических элит, всех темных магов, всей вашей власти. Нам нужны были только ваши народы и земля. А также в среднем половина всего южного населения в соответствии с этим проектом должна погибнуть в ходе беспорядков, хаоса и междоусобных войн. Радуйся, что от этого проекта отказались. В общем, мы можем взять под свою опеку южные земли, только в измененном отчищенном виде. Только если тебя Литарн и других темных магов не будет. Пока у власти тираны свобода есть иллюзия. С вами мы диалог никогда найти не сможем. Мы с тобой враги при любом раскладе.
— Говоришь ты конечно ладно, — нарушил тишину обмякший на земле жирной потной массой Литарн. — Но вот только после всего содеянного, остаешься ли ты светлым магом. Или может ты уже давно один из нас, и просто заблудившись в своих предрассудках, носишь светлый плащ?
— Я светлый маг. Всегда им был и останусь, не дав себе кануть во Тьму! — недовольно крикнул Фросрей. — Я никогда не стану безумно жирным не способным контролировать свои гипертрофированные потребности больным уродом обливающимся слюной от тел маленьких девочек, — он с упреком посмотрел на Литарна даже не шевельнувшего своим наглым взглядом. — Свои пороки я сумею подавить, несмотря на силу и власть мне с рождения подаренные. В борьбе с соблазнами я не испытывал проблем, никогда. Я никогда не опущусь до твоего уровня, или уровня тебе подобных. Вот та тонкая грань, что отделяет меня от вас. Темным магом я никогда не буду, — уверенно сказал Фросрей. — Не волнуйся. Я творю зло лишь во благо. А не ради собственного удовольствия или внутреннего уродства.
— Значит, на все у тебя есть ответы. Творишь зло и великим спасителем — светлым магом, защитником несчастных артэонов себя считаешь. В упор не видишь тех разрушений и жертв, которые несешь? Я не понимаю что с тобой, ты будто чем-то ослеплен, не хочешь ничего видеть! — пытался достучаться до Фросрея Литарн. Казалось, это помогло, Фросрей задумался.
— Да, — Фросрей спокойно посмотрел на Литарна. — Я ослеплен. Я ослеплен миром артэонов и преданно служу ему, потому что просто не могу иначе. Но тебе жуткий жирдяй меня не понять.
— И не желаешь прозревать?
— Я верю в благоразумие артэонов. Неизбежно они приведут этот мир к лучшему будущему.
— Сначала, множество тысяч лет назад, когда артэоны только начали эту свою войну за свободу и просвещение людей, эта ложь имела смысл. Но сейчас, когда эта война тянется тысячелетия, а результат обратный. Люди все больше ненавидят вас и не желают вашей цивилизации, просто отказываются от ваших ценностей. Они привыкают видеть в вас врагов. От вашего воздействия человечество лишь наоборот еще больше замыкается в себе. Люди прозревают, понимают, что вы враги для них и одновременно деградируют. Видят в науке враждебный язык артэонов, прогресс в их понимании все больше становится чем-то разрушительным, уничтожающим имеющийся порядок. Благодаря вашему постоянному в основном военному вмешательству человечество все больше тянется к темным магам и увязает во Тьме. Сейчас, когда спустя уже, наверное, вечность этого противостояния пролито столько крови, а результаты абсолютно противоположны. Сегодня это уже все меньше походит на войну за свободу или попытку принести людям просвещение. Сегодня это уже просто откровенное истребление. Правда прорывается на поверхность. И этого уже не скрыть и не оправдать никакой гениальной ложью. Все больше становится понятным, что вы хотите только хаоса. Ваша истинная задача — наше уничтожение ради собственного блага. И как же долго вы думаете сохранить свое преимущество? Ведь этот мир ополчается против вас.
— Нет, — Фросрей своим упрямством казалось, пытался свести Литарна с ума. — Все не так. Просто сейчас идет переломный момент. Артэонская цивилизация вступает в фазу своего рассвета, она сильна, но все равно она еще только формируется, закрепляется в своем статусе. Артэоны пока еще играют с вами, экспериментируют, ищут разные способы сосуществования и при этом боятся свое лидерство потерять. Но неизбежно оптимальный способ сосуществования найдется, люди должны признать свою второсортность и дикость, вы темные маги должны исчезнуть. А пока мы просто делаем вас слабее, обеспечивая свою безопасность.
— Ты просто тупой, слепой и жалкий. Ты сам жертва артэонской лжи. Хотя быть может ты заставляешь себя во все это верить только от того что боишься признать реальность, в которой ты просто убийца, разрушитель? Вся эта свобода и просвещение просто иллюзия, морковка, подвешенная у носа осла, которую не достать, ее просто нет. И ты сам осознано или нет, веришь в эту ложь. Сам не понимаешь, что давно служишь истинному злу. Ведь только зло может править этим жутким диким миром — так сказал один мудрец. И тогда, чем же являются артэоны на самом деле, раз они фактически подмяли под себя этот мир?
Ты упрям. Тебя совсем не меняет время. Как видно твою твердолобость не изменит ничто. Ведь это артэоны говорят о свободном разностороннем мышлении, лишенном крайностей и ограниченности. Что подразумевает постоянную необходимость ставить под сомнение свою точку зрения, пытаться разносторонне рассматривать этот мир. Живешь ты среди них и совершенно ничему хорошему не учишься. И сильнейшие из светлых магов говорят о невмешательстве в дела смертных, потому что боятся последствий, осознавая потенциал своей силы. Ведь цена их ошибки может быть непомерно высокой. И даже Духи не вмешиваются в наши дела, несмотря на свою силу, не пытаются менять этот мир, ты никогда не спрашивал себя почему? Все имеющие истинную силу боятся примерять на себя роль бога. А ты, значит, не боишься, играешь в бога, не задумываясь ни о последствиях, ни об ответственности. Преступно для светлого мага ты занимаешь конкретную позицию, не подвергая ее сомнению, ставишь цель и двигаешься к ее выполнению несмотря ни на что. Без опаски используя магическую силу, ты смело пытаешься изменить этот мир в соответствии со своими представлениями, даже не задумываясь, а правильные ли они. Ты пошел по опасному пути. Смотри рано или поздно ты оступишься, и конец твой будет очень печален. На самом деле ты просто заблудился. Хотя о чем это я, ведь в твоих извращенных фантазиях ты всегда прав.
— Я понимаю, то о чем ты говоришь. Многие артэонские коллеги упрекали меня в подобном. Но такие как я необходимы этому миру. Порой, когда философствования и дебаты упираются в тупик, приходит время солдат и палачей наводить порядок. — Литарну хотелось заткнуть уши, он просто не мог больше слышать бред, что нес Фросрей. Который все продолжал. — Ведь этот мир жесток и не оставляет выбора. Чтобы жить здесь порой необходимо уподобиться злу. Этому миру всегда нужны те, кто просто действует, не боясь омыть свои руки кровью. Без компромиссов и рассуждений, не боясь ответственности, я просто следую к цели, которую считаю благой. Я не борюсь за счастье во всем мире и для каждого, потому что это борьба с пустотой, непонятно с кем. Цели моей борьбы понятны и просты. Меня заботит только благополучие артэонов, любой ценой, — Фросрей начал кряхтя подниматься с земли. Его белый плащ колыхался на ветру, серебряное лезвие сжимаемого в руке клинка блестело на раннем солнце.
— Убьешь меня? — со страхом глядел на серебряное лезвие Литарн.
— Сдался ты мне.
— А я бы убил тебя, будь я на твоем месте.
— Знаю. На данном этапе твоя смерть окончательно обратит в хаос Ладгарскую Империю. Все ее народы канут в пучину раздора и гражданских войн. Речь идет о судьбах миллионов людей. Нам этого сейчас не надо. Ведь мы добрые ребята, официально плохого не делаем. На тебе держится хоть какой-то мир и порядок большей части Запериметрии. Под знаменами Империи живут и умирают миллионы людей и все они зависят от такого мерзкого жирного куска дерьма как ты... Ну еще от Ладгарского жречества которое реально правит Империей. Кстати передавай своим тайным жрецам привет, скажи, что скоро мы, вернее ребята из СБК до них доберутся. Они умны, но и за нашими спинами далеко не дураки. Рано или поздно мы вычислим всех тайных мудрецов правящих Империей и уничтожим их всех.
Ну а пока, ты вернешься на свой темный трон и в той мере, в какой власть зависит от тебя, наведешь порядок в подконтрольных вашей Империи землях. И я тебя умоляю, хоть немного позаботься о народах, которые себе подчинил. Хоть ненадолго отвлекись от своего эго и посмотри вокруг. Перестань действовать только репрессиями и казнями за совершенные преступления, попытайся хоть немного вникнуть в проблему и решить ее заблаговременно. Обрати внимание на западные провинции, уровняй все народы и открой свободную равную торговлю для всех. Так ты победишь голод, и восстаний станет меньше. Мы пока к вам лезть не будем.
Когда натаскаешь новых прислужников (магов-пользователей) пусть они вместо того чтобы скитаться по миру в поисках ингредиентов для зелья продления жизни для тебя любимого хоть немного займутся делами в землях твоей Империи. Они твои глаза и уши. Вместо того чтобы скитаться по миру удовлетворяя твои алчные потребности они должны быть твоей опорой в управлении Империей включающей в себя миллионы судеб. Смотри, ведь твои жрецы тоже не спят, и давно устали от твоей жирной туши. Я подозреваю эти умные ребята давно не против обзавестись новым магом-покровителем. Лучше следи за своим окружением.
Естественно прекрати строительство флота и сократи регулярную армию хотя бы на миллион. Забудь про северные провинции, теперь это независимая страна Болдрия. Если ты сам сумеешь провести необходимые реформы и сам достаточно ослабишь свою Империю, быть может, мы и сядем за стол переговоров. Быть может, и оставим эту Империю тебе, — пока Фросрей говорил, темный маг с недовольством внимал его словам. Лежа на земле без сил Литарн отвел недовольный взгляд в сторону. — Ведь ты же сам говоришь что готов подчиняться, так докажи это на деле.
— Я говорил о равном диалоге.
— Его никогда не будет.
Едва Фросрей успел прочитать последние нотации, где-то в стороне, метрах в ста у лесной окраины зазвенел колокольчик. Обернувшись, Фросрей увидел группу людей примерно из десяти человек. Женщины, дети и пара плетущихся мужчин хромая на костылях устало плелись куда-то на юг, проходя мимо. С ними шла пятнистая корова на шее, которой висел колокольчик. Это были беженцы из разрозненных войной северных провинций. Оглянувшись назад, маг увидел еще сотни людей бегущих из северных охваченных войной Предфригнетских лесов. Пытаясь спасти свои жизни, они шли на юг, туда, где еще есть способная их защитить имперская власть. Сотнями, целыми караванами, погрузив на повозки все самое ценное, что успели они, бежали от власти боевиков, безумных артэонских наемников грабящих убивающих и насилующих устанавливая свой кровавый террор. Теперь на севере, в родных землях этих людей больше нет власти. И даже те, кто поддерживал восстание, свергнув имперскую власть, оказавшись в итоге без власти, в условиях хаоса и анархии оставшись один на один с толпами диких боевиков — сепаратистов которых они когда-то поддерживали, получили кровавый урок. Придя к власти, жестокие командиры отрядов наемников разграбили, что можно и кровью, террором и ужасом поставили на колени разграбленный разоренный народ. Всех кто поднимал голову, пытался возмущаться, тут же казнили. Прокатилась волна массовых расправ и казней мирного населения. Города были завалены останками тел и на площадях тлели костры, каждый день сжигающие в своем пламени всех кто недоволен властью хаоса и анархии. Естественно большинство людей, все кто могли, бежали от этого кошмара. В основном это были женщины, дети старики. Мужчины в основной массе были силой загнаны в ряды армии новой страны Болдрии якобы рождающейся из хаоса, или уничтожены. А те из мужчин, что сумели сбежать, спастись сейчас брели в толпе беженцев.
Все беженцы несли на себе следы насилия и ужаса охватившей северные провинции кровавой власти. Отрезанные уши, отсеченные конечности, на живо снятые скальпы и прочие увечья по всему телу. Спины женщин под разорванными одеждами были иссечены плетьми. У многих мальчиков как будущих потенциальных воинов были отсечены правые руки. Девочки, подвергшиеся изнасилованию замкнувшись в себе, брели как неживые. Немногочисленные мужчины или сумев дать отпор боевикам, шли с оружием или, побывав в плену, пройдя через пытки, были садистски изуродованы. Вдруг неожиданно после падения былых законов, резко получившие свободу рабы в основном мужчины, были единственными кто в этой толпе обреченных шагали навстречу новой жизни. Все грязные, вымазанные в копоти огня уничтожившего их города, растрепанные, убегая собираясь второпях, лишившиеся дома, не питая надежд на лучшую долю беженцы огромной массой брели чтобы элементарно спасти свои жизни.
Фросрей с ужасом смотрел на результат своих действий. Литарн злорадно улыбаясь, смотрел на ошеломленного светлого мага. Светлого? Или может просто носившего светлый плащ? 'Погляди на результаты деяний своих. Ведь это ты принес им такую кровавую свободу, своими обрушенными ливнями поддержав борцов 'за свободу народа и демократию'! Под личиной которых, были скрыты наемники убийцы и просто психопаты. Ты разрушил имеющийся порядок и утопил в крови былую власть и воцарился хаос. Все эти изуродованные лишившиеся всего люди это жертвы твоего стремления к понятным только тебе благим целям' — победоносно улыбаясь, подливал масла в огонь Литарн.
— Заткнись! — крикнул Фросрей и, потеряв над собой контроль, двинулся на ненавистного темного мага с клинком в руке. Задыхаясь и омерзительно пыхтя Литарн закричав, попытался уползти.
— Остановись! Посмотри по сторонам, — закричал Литарн, когда Фросрей прижав его ногой к земле, уже замахнувшись, поднял над ним лезвие клинка. Фросрей, вовремя остановившись, посмотрел вокруг. Женщины и дети измученные террором, охватившим их родные края, беспомощно смотрели на него как на палача, которому было бессмысленно сопротивляться. Фросрею стало стыдно и мерзко находится перед этими людьми. Позабыв о пыхтящей под ногой жирной туше темного мага, отшатнувшись, Фросрей просто замер, не зная как быть. Беженцы, ничего не говоря, обойдя его стороной, подняли темного мага хранящего остатки их Империи, для них олицетворяющего собой надежду на хоть какой-то порядок. Жирную тушу Литарна, недовольно кряхтящего и пыхтящего, положили на носилки и толпа беженцев, обходя замершую фигуру в светлом плаще, побрела дальше на юг в поисках спасения.
Фросрей впервые своими глазами видел жертв людского конфликта организованного им. Такое было выдержать непросто. Из его груди рвалось: 'Простите!'. Во все горло хотелось попросить у них прощения и покаяться. Глядя на проходящих вокруг беженцев, на которых пестрили следы насилия, причиной которого стал он, в душе Фросрей стоял перед ними на коленях и рыдал моля о прощении, но в действительности он, несмотря ни на что, сдержавшись, так и остался стоять на ногах, не выдав и следа своих истинных эмоций. 'Следование к своей благой цели до конца без компромиссов рассуждений и сожалений. Невзирая на принесенные жертвы'. Стиснув зубы, он так и остался, молча стоять на ногах, оставшись верным своим взглядам, пока поток беженцев тихо обтекал его. Люди, понимая кто он, не смели к нему приближаться, но одна маленькая девочка, толком еще не понимая ничего, подошла, попытавшись заглянуть в глаза несчастному по ее мнению 'дедушке в белом плаще'. Ее кожа была обожжена огнем от пожара, в котором сгорел дом и большая часть многодетной семьи. От детских локонов волос на изуродованной голове осталась только половина. Маг что-то увидел в этом изуродованном ребенке, что-то, что его сильно напугало. Он уже смотрел в эти глаза раньше. В его сознании мелькнули развалины сожженной деревни, горы сажи и пепла и среди них бледное измученное лицо ребенка. Его тогда до ужаса потрясла та картина, но тогда глядя на ту жертву безумия он был лишь наблюдателем, к страданиям того несчастного существа он был не причастен. Как раз наоборот он сам в тот момент был жертвой, и весь мир возненавидел за это, дал себе проникнуться гневом и отомстил злодеям по принципу 'кровь за кровь'. И вот он снова смотрит в эти измученные детские глаза, только сейчас эти страдания это его вина, косвенная плата за изменение ситуации на юге. Он сам стал чудовищем — эта правда больно ошпарила его. До ужаса испугавшись смотреть этому ребенку в глаза, не выдержав, маг, растворившись, перешел в сумерки, и одиноко побрел в их сером полумраке подальше от этого места. Спустя пару суток воздушный дозорный Людей Ворона, верхом на Ворокане в разведывательных целях облетая вражеские южные земли, заметил обессиленное тело Фросрея лежавшее в луже у подхода к Пограничью.
На время своей командировки на юг маг оставил монстра в сохранности, в Армидее под Светом Духа. Пока он помогал армидейским вооруженным силам вершить восстание в северных провинциях Империи, висящие на шее проклятые Бусы Таргнера, обычно тяжелые, сейчас наоборот полегчали. Чудовищная жажда крови, перетекающая в него из запертого в подземелье чудовища, наконец, получила удовлетворение. Он перерезал пару сотен темных слуг Литарна собственноручно и своими действиями обрек тысячи людей на севере Империи на уничтожение и ужасную участь. Проклятие, обычно мучающее его из-за отсутствия удовлетворения, сегодня осталось им довольно. В благодарность за удовлетворение жажды крови что-то темное, что поселилось в его душе, поощрило его тело, вместо боли и недомогания наполнив приятным и ласкающим теплом. Из леса вокруг до него доносился призрачный шепот. 'Молодец. Давно бы так', 'Это вовсе не страшно' — шептали жуткие голоса из окружающих лесов. Между деревьями боковое зрение улавливало темные силуэты с волчьими масками на лицах, которые тут же исчезали, стоило взглянуть на них. Все семь призраков сопровождали его, затмевая собой солнце, шли за ним по дневному лесу.
Удовлетворив поселившееся в душе зло, он надолго погрузился в эйфорию. Он чувствовал, как какая-то его часть всем этим наслаждается, требует продолжения. И нечто темное из-за связи с монстром осевшее в душе после небольшого успокоения потребовало еще, вновь начав наполнять тело болью, постепенно иссушать его, таким образом, запугивая, показывая, что идти наперекор будет больно. Разумеется, поддаться безумию он себе не дал. Остановившись, постучав себя по щекам, буквально силой он заставил себя протрезветь. Его снова подкосило недомогание, черные тени призраков, испустив злобное шипение, разлетелись по сторонам, солнце, омраченное ими, засияло как обычно. Осушив фляжку мерзкой на вкус витаминной смеси временно помогающей побороть жажду крови, он брел домой на север. Он брел через Лортонские леса, когда наступила ночь, в темноте во власти Тьмы, вне Света Духа жажда крови быстро его истощила. Не дав себе обезумить, пытаясь противостоять клокочущему в душе злу, бледный и обезвоженный дойдя до окраины Пограничья, он свалился без сил, где его и обнаружил дозорный из Страны Ворона.
Фросрея доставили в военный госпиталь в Армидее, где он, не дающий себе отдыхать, быстро встал на ноги. Первым делом маг отправился проведать свое проклятие. В темном помещении в глубине подземных бункеров он сидел в метре от монстра, тяжело вздыхая при взгляде на оставленное сумасшедшим Духом наследие. Он думал, размышлял над своей жизнью, пытался как-то все себе объяснить. Огромный человек-волк не сводил с обладателя Бус Таргнера своих свирепых желтых глаз. Монстр будто пытался сказать о своей ненависти к управляющему им уставшему магу. Но Фросрею сейчас было не до чудовища. В эту темницу он спустился, чтобы побыть одному, немного поразмыслить и заодно убедиться, что чудовище на месте. Он вспоминал глаза того изуродованного ребенка. Сначала он метался в своих мыслях, не желал соглашаться с очевидным. 'Все это жертва во благо. Я светлый маг в извечной борьбе выбравший себе сторону, поставивший себе конкретные цели' — говорил он сам себе, пытался себя успокоить. Но тщетно. В душе он понимал, что делает нечто неправильное, выходит за рамки и уже не достоин, носить светлый плащ, но также понимал, что у него нет выхода, к Армидеи он прикован душой. Затем он нашел силы заглянуть за страх, взглянуть на себя трезво, реально увидеть то чем стал сегодня из-за того что когда-то давно сошел с праведного пути. Он почувствовал облегчение, единственное, что оставалось так это смириться с изменениями, которые уже произошли. 'Я чудовище на службе артэонов' — сказал он сам себе. Он просто признал то, что и так давно было очевидным. 'Все ради безопасности артэонов Армидеи, даже горы трупов. Я выбрал сторону и теперь должен идти до конца, принимая всю тяжесть своего решения'. Он болезненно цеплялся за образ белого мага как за некий идеал, которому он должен соответствовать. Пытался как-то уложить свою жизнь в условные рамки этого идеала. 'Я не причиняю зла просто так. Дела мои ужасны, но они направлены на благо. Мною не движут собственные желания и потребности. Я живу лишь движением к цели. Я чудовище, но на службе светлой стороны. Делаю грязную работу, которую кто-то должен делать' — после длительных душевных терзаний пришел он к выводу.
По возвращении мага был созван военный совет. Все военные командиры выразили глубокую благодарность Фросрею за проделанную работу. Вновь облаченный в привычный армидейский плащ, расчесавший бороду, снова пахнущий одеколоном, приняв благодарность, заточенный в старом теле маг сообщил военной верхушке, что устал и решил временно выйти из игры отказавшись принимать дальнейшее участие в совете. Никто из командиров и не возражал против решения мага. Касмий объяснил всеобщие опасения по поводу Чудовища Таргнера. Фросрей носитель Бус Таргнера, это чудо что силы Тьмы не попытались отнять этот бесценный в силу обстоятельств артефакт у старого Фросрея. Касмий поведал, что серьезно переживал за жизнь мага, пока тот находился на юге, вне Света Духов. Ведь если с ним что-то случилось бы то чудовище, получив свободу, вырвавшись из своей темницы, оказалось бы внутри армидейских стен. Простое мирное население, простые артэоны оказались бы в опасности. Поэтому Касмий, высказав точку зрения всего высшего военного командования, попросил мага пока не участвовать в военных делах и посидеть в безопасности под Светом Духа в Армидее, вернуться к делам в Эвалте, но не покидать пределы безопасного пространства. Маг не возражал. Полевых генералов безумно интересовал вопрос возможности дальнейшего использования чудовища Таргнера в военных целях. Ответив согласием, успокоив генералов тем, что монстр станет своеобразной компенсацией за его отсутствие: 'Чудовище Таргнера в вашем полном распоряжении', после Фросрей удалился. После пережитого маг согласно с Касмием решил отойти от военных дел и просто отдохнуть. Но не исчезать, временно убегая ото всех, а заняться другими делами. Покинув темный зловещий военный бункер, где находился главный штаб, игнорируя метро, пешком выйдя из военных гарнизонов, маг побрел по любимому золотому городу, выросшему на его глазах, под его всецелой опекой.
Он снова брел среди архитектурного великолепия золотого города искусственно ограниченного рамками определенного стиля, в золотой ауре солнечных лучей Армидеи. Мир артэонов, все такой же прекрасный безмятежный размеренный и неизменный беспечно жил в своей легкой тишине. Красивые люди, красиво одетые не спеша гуляли по улицам, вели беседы, друг другу мило улыбаясь. Попадающиеся навстречу артэоны при виде своего любимого мага с улыбкой говорят: 'Здрасти!'. Слышится смех, в этом идеальном мире под покровом Духов все были счастливы, на глазах прекрасных прохожих не было и тени каких-либо переживаний или невзгод. После созерцания разрухи и хаоса раскинувшегося на юге мира людей все это окружение казалось красивым сном наяву. Прогулка по ставшей родной артэонской обители заставляла мага улыбнуться, снова начать дышать полной грудью. 'Ведь они и не ведают, что твориться там. Даже и не задумываются над тем, какой кровью и ужасом обеспечивается их благополучие. На какие жертвы и злодеяния я иду ради них'. По мнению мага, они и не должны знать и даже задумываться над тем, что твориться вовне. Внешний мир не должен коснуться своим холодом этой идиллии, никогда. В этом Фросрей и видел свою цель, окружающим благополучием он оправдывал свои злодеяния, по его мнению, совершенные во благо.
Здесь он человек, несмотря на то, что маг. Если не брать в расчет его магическую силу внутри он просто человек. Его поведение подчиненно эмоциям, нервная система нестабильна. Поэтому артэонская идиллия, впустив его к себе, установила некоторые защитные барьеры. Главным, из которых, было наличие психолога контролирующего его душевное состояние. Приставленный к нему специалист, пожилой с длинной белой бородой артэон стал лучшим другом мага, только с ним он мог говорить обо всем. И вот однажды специалист спросил его: 'Как лично для себя вы бы объяснили свою преданность миру артэонов?'. Фросрей ответил честно лишь наполовину, обратившись только к своему детству.
Он пояснил, что сам лично для себя задумываясь над своей привязанностью к артэонам, копаясь в себе в попытках отыскать ответ, почему он, нарушив все запреты, стал частью их мира и отныне защищал только их интересы в ущерб другим. Что преступно для светлого мага, которому положено исходить из идеи всеобщего равновесия и всеобщего блага. Но он все же пошел на это, навсегда предав своих бывших учителей, наставников, он стал частью Армидеи. Теперь его волнует только судьба золотого города, мир в целом отошел на второй план. Почему, для чего все это? Единственный ответ на этот вопрос он видел в своем детстве. Он родился в семье простых крестьян, в маленькой людской стране существующей рядом с артэонским государством. Артэоны хранили его страну. Под их опекой маленькая родина Фросрея жила по строгим законам и четким порядкам, не допускающим беспредела и нарушений человеческих прав. Он помнил артэонских солдат, блистая своей броней, в качестве хранителей и гарантов мира и законности, посещавших его деревню. Крестьяне в стране детства Фросрея обладали землей, обрабатывали ее, получали урожай, отдавая лишь небольшую строго установленную его часть помещику. В отличие от рабов никто не мучил и не издевался над этими крестьянами, ни разлучал семьи, продавая их как вещи, и раскаленным металлом не выжигал на их коже клейма, не нарушал их установленных артэонами прав. Будучи прикованными к земле эти крестьяне жили вполне свободно и редко даже могли позволить себе отдохнуть, порезвиться у костра в поле. Его матери повезло, и прежде чем сойтись с их отцом она несколько лет училась в открытой артэонами сельской школе. Ему и еще десятерым его братьям и сестрам мать рассказывала об артэонах как о прекрасных несущих свободу и просвещение существах. Даже спустя годы она была под впечатлением от контакта с 'прекрасными созданиями, что живут под Светом богоподобных Духов'.
Будучи ребенком Фросрей под влиянием матери также видел в артэонах нечто прекрасное и светлое. Потом у него стали проявляться силы мага. В стране под покровительством артэонов светлые маги быстро обнаружили его. Он навсегда покинул черноземный край в котором родился. Свою семью он естественно больше не видел. Только детством он мог объяснить приставленному к нему психологу свое предательство идеалов светлого мага. Хотя повзрослев пронизанный идеями классических светлых магов, которыми его напичкали учителя, когда впервые он сам лично ознакомился с артэонами, он их возненавидел. Сначала он увидел в них ступор мешающий человечеству встать с колен, но в процессе растянувшегося на сотни лет жизненного пути изменил свое мнение. В действительности же все было куда проще и сложнее одновременно. Конечно, очарование из детства сделало свое дело, но все же мир артэонов он полюбил вовсе не поэтому.
Сейчас по возвращения с юга теплым летним днем Фросрей не спеша прогуливался по улицам Армидеи. Прекрасные артэонки своей безупречной красотой все также греют душу мага, заставляя внутри старого измотанного тела оживать что-то прекрасное, давно подавленное. Резко как будто огонь в его душе вспыхивает боль. Все внутри будто парализует, он вспоминает о ней. Ведь где-то здесь, сейчас по этим улицам гуляет та, что лишает его сердце покоя. Ему становится страшно. Внутри его трясет. Сердце, безумно бьющееся в груди, на выдохе сдавливает тяжесть. Будто при столкновении с чем-то великим, превосходящим и недоступным Фросрей, сильный и своевольный маг в одно мгновение становится перепуганным немощным серым уродцем, трясущимся от страха. Красота артэонского мира снова давит на него. Опуская голову, боясь смотреть по сторонам, он старается сбежать. Быстрым шагом, накинув на голову капюшон, он спешит к своему армидейскому убежищу.
В одном из центральных кварталов золотой Армидеи возвышалась Башня Фросрея. Это была его лепта в уникальность достопримечательностей золотого города, его главный подарок хранимым артэонам. При помощи магии он создал небывалый по задумке и размахам аттракцион для развлечения детей, счастье которых ценил больше всего на свете (сам в далеком затянутом туманом детстве не видел ничего кроме чертового поля, к которому рожденный в семье крестьян он был прикован). На круглой площади свыше сотни квадратных метров маг при помощи своей силы буквально отключил гравитацию. Созданное Фросреем лишенное гравитации пространство диаметром за сотню квадратных метров в столбообразной форме возвышалось на километр над землей. На высоте лишенный гравитации столб Фросрея венчался огромной стальной плитой, наподобие крышки, ограничивающей пределы волшебного пространства. Внутри лишенного гравитации столба все было максимально приближено к космической бездне. Там приглушался звук, в невесомости по кругу парили разноцветные миниатюрные копии астероидов, внешне максимально похожие на реальных странников космических глубин. Как в космической бездне здесь среди скоплений миниатюрных астероидов плыли разноцветные туманности, от вдоха волшебной пыльцы которых, сладкая вата образовывалась сразу во рту. Подобно тому, как из скопления газов в космической пучине из пыли образовывались звезды, в лишенном гравитации поле Башни Фросрея из едва видимых неуловимых газов образовывались сладкие леденцы. Те леденцы что 'зарождались' среди туманностей сладкой ваты всегда были самыми вкусными и по-настоящему сияли как звезды, поэтому пользовались особым спросом у детей. Вовсе не из-за необычного вкуса, как правило, детям было безумно интересно засунуть за щеку сияющую конфету, все равно, что попробовать звезду на вкус. Лишенное гравитации пространство башни Фросрея не касались ветра, из него нельзя было вывалиться, как и проникнуть в него со стороны, капли шумящих вокруг дождей также не могли пробиться через поле невидимой стеной окружающее волшебное пространство. Особенно прекрасна была Башня Фросрея ночью, когда все вокруг заволакивала темнота и в небе сияли настоящие звезды, внутри пространство башни благодаря специальной подсветке было неотличимо схоже с настоящей космической бездной, представая ее леденцово-увеселительной копией для детей.
Заходя в пределы невесомости этой магической конструкции воплощенной лишь силой разума мага, чтобы воспарить в небо, было достаточно прыгнуть, оттолкнуться от земли и поплыть в невидимом океане уносящим вверх. Перемещаться в этой невесомости было все равно, что плыть в воде, нужно было грести руками и ногами. Взрослые стеснялись этого делать, поэтому все пространство Башни Фросрея обычно было заполнено только детским смехом. Дети всецело облюбовали этот огромный магический аттракцион. Веселясь, они барахтались паря в невесомости, лазили в пещерах внутри огромных астероидов, 'пробовали на вкус звезды' и 'космические туманности' пока мамы и папы ожидали внизу, порой просто боясь зайти внутрь лишенного гравитации поля. Только некоторые подобия 'Фиалки' и притащенные ими за руки 'Хьюго' несмотря на возраст не боящиеся дать волю живущим внутри детям радуясь и веселясь, резвились в невесомости Башни Фросрея.
На земле в центре башни невесомости невысоким золотым шпилем стояла настоящая маленькая башенка, где и жил маг. Здесь в центре необычного гигантского аттракциона заполненного детским смехом находилось его официальное жилище. Все отдыхающие всегда были увлечены необычным аттракционом, днем здесь всегда было шумно, и маленькую башню в центре никто не замечал. В свои апартаменты он добирался по специальному подземному ходу. Только когда у мага было настроение, он открывал наружную дверь башни или окно на верхнем этаже и дети приходили или заплывали к нему в гости. Он угощал их сладостями, рассказывал сказки, и выдуманные небылицы которые сказанные магом в глазах детей казались бесспорной правдой. Порой и взрослые приходили к нему за советом. Здесь в этой холодной пустой башенке, в единственной комнате наверху, где он официально жил, по сути, находился его рабочий кабинет. Днями снаружи доносился смех радующихся его дару детей, приятно заполняющий пустоту его апартаментов, слушая который маг, сидящий в своей темной башне, приятно 'прикасался' к окружающему миру артэонов. Мог даже улыбнуться. Ночью, когда аттракцион пустел, через небольшие окошки башни, видя, как одиноко в невесомости плывут каменные глыбы имитирующие астероиды, ярким светом загораются летящие с ними в потоке леденцы, имитирующие звезды, слушая голоса молодых артэонов гуляющих по улицам звездными ночами, потягивая крепкий чай, он погружался в свои обычные раздумья.
Вновь обожженный красотой Фросрей ворвался в свою армидейскую башню. Здесь все окна задвинуты ставнями, внутри царит полумрак. Только здесь, закрывшись, оставшись один, он спасается от мучающей красоты. Уже через час он сидел в своей комнате наверху и потягивал крепкий чай, эти приступы проходят также быстро, как и наступают. Ведь боль душевная это нечто другое в отличие от боли физической, она как бы есть, и как бы нет. После небольшого приступа он снова спокойно дышал. Но полностью забыть ее, освободиться он не может. Он знает, что сегодня увидит ее, это будет глупо, но что-то внутри подталкивает его к этой глупости.
Вечером прекрасная светловолосая артэонка с темно-желтыми, практически золотыми глазами в белом армидейском плаще по улицам города возвращается домой. Маг как обычно сначала возникает на крыше дома, с высоты видя ее идущей по улице внизу. Первый взгляд на нее обжигает сердце. Затем как обычно он возникает за шторкой в одном из кафе. Эта самая любимая его часть, здесь через большое окно кафе ее можно разглядеть во всей красе пока она проходит мимо. Это длится всего лишь несколько секунд. Удивительно но во время этих наблюдений он не чувствует ничего, в его душе наоборот появляется какая-то пустота. Однако он делает это постоянно, что-то толкает его к этой глупости раз за разом. И без эмоций видя ее с близкого расстояния, он поражается тому, как же она прекрасна, понимает, что влюблен в нее до ужаса и никогда не сможет освободиться от этого. Ему почему-то важно ее просто увидеть, убедиться, что с ней все хорошо, в то же время будто прикоснуться к чему-то прекрасному, успокоиться хоть ненадолго. Он знает, что боль от ее созерцания придет все равно, не сейчас, а скорее всего грядущей бессонной ночью. Как обычно завершая свое созерцание прекрасного, маг смотрит на нее из переулка напротив ее дома. Он видит, как она входит в подъезд, как обычно ощущая на себе его взгляд, она оборачивается, и видит пустой переулок. Маг исчезает, растворяется в своих сумерках и одиноко бредет среди серой гаммы.
Ночью начинается приступ. Мысли о ней вьются в голове, бесконечно обжигая душу, сердце замирает. Она кажется богиней и от ощущения того что самое прекрасное создание на свете мирно спит сейчас где-то здесь в одном из домов Армидеи, недалеко от него, голова идет кругом. Беспомощно он сжимается на полу в комнате своей башни. Ближе к утру все проходит. Он снова сидит в кресле, потягивая крепкий кофе. Следом за болью приходит облегчение. В силу каких-то необъяснимых причин он как обычно погружается в эйфорию. Настроение бессмысленно приподнимается, тело наливается приятным теплом. Как он говорит: 'мир артэонов принимает меня', теперь он может спокойно дышать воздухом Армидеи. Следующий приступ начнется где-то через пару недель, а может и больше, а пока можно дышать спокойно, главное случайно не встретиться с ней.
— Вольер для твари готов, как вы и заказывали, — наутро явившись к нему в башню, доложил специально отправленный из штаба солдат. Следом за этим солдатом маг отправился на территорию военных. Фросрей решил поставить последний из своих экспериментов. Где-то в подземелье под территорией военных для монстра была оборудована специальная укрепленная темница. Стены были обшиты непробиваемым железом, вход закрывался сразу несколькими такими же непробиваемыми люками. Маг запустил чудовище в эту темницу, из которой просто невозможно вырваться, а сам в специальной лаборатории под присмотром врачей и военных, снял с шеи проклятые бусы. На шее от бус осталась черная, будто обожженная борозда. Фросрей вздохнул с облегчением. Чудовище в темнице заметалось, издавая бешеный рев, стало биться о стены, расшибая себе голову в кровь, ломая все кости. Спустя десять минут стараний не сумев пробить стены своей темницы, переломав все кости тяжело дыша, монстр, свалился на пол. Чудовище не сумело вырваться, все окружающие мага врачи, военные и ученые зааплодировали, начало эксперимента было признано удачным. Чудовище взаперти и маг теперь может не носить на шее проклятые бусы.
Чудовище снова и снова повторяло свои попытки вырваться, свирепо кричало, выло, но стены темницы было не пробить. В итоге если эксперимент будет признан полностью удачным, чудовище было решено заморозить. А пока магу велели прилечь и ближайшие сутки не покидать помещение лаборатории находиться под постоянным наблюдением врачей, пока эксперимент не закончится. Фросрей сначала пытался сопротивляться, говорил, что чувствует себя лучше, чем когда-либо. И действительно вся бледность, изможденность прошли буквально на глазах, Фросрей выглядел как обычно, свежим и полным сил. Но все же он вынужден был врачам подчиниться и не зря. Уже ближе к вечеру его состояние начало резко ухудшаться. Будто жизненная сила вытекала из него. Шею будто сдавливала невидимая удавка, он просто задыхался. Проклятые бусы манили его, требовали возвращения на место. Темный шепот в голове обещал прекращение боли и мучений, только если все встанет на свои места и бусы вернуться к нему на шею. Никакие лекарства или витаминные смеси не помогали, он чах буквально на глазах. Несмотря ни на что он продолжал эксперимент.
Ночью, после наступления темноты он обессилил полностью и потерял сознание. Он снова оказался среди яркого света, за кругом которого в темном лесу снова стоял, блистая глазами огромный черный волк. 'При свете дня сняв бусы, до наступления темноты ты должен их кому-то передать. Ты хозяин Проклятия Таргнера, ты с бусами на шее взглянул первому человеку-волку в глаза, теперь проклятие твое бремя. И ты не можешь отказаться от него, ты можешь лишь его кому-то передать. Либо обреки на проклятие другого или умри. В течение нескольких ночей темнота высосет из тебя все соки, и ты погибнешь. Проклятие обретет свободу. Смерть — наказание за попытку обмануть проклятие. Не думаю, что у тебя хватит совести обречь на муки другого да и нет в твоем окружении того кто смог бы нести на себе бремя проклятия. Так что не мучай себя, верни бусы на шею и впредь не пытайся проклятье обмануть' — сказал ему волк.
Обливаясь холодным потом, весь бледный в полубессознательном бреду он попросил врачей вернуть бусы обратно себе на шею. Едва бусы оказались на шее, медленно маг все же пошел на поправку. Только с первыми лучами солнца он смог нормально дышать. Придя в себя, весь бледный и измученный, глядя на себя в зеркало он чувствовал себя загнанным в угол. Последняя надежда себя не оправдала. 'Мне нужно просто отдохнуть, собраться с мыслями' — говорил он сам себе.
В подвале армидейской резиденции Фросрея располагался его личный телепорт открывающий путь в его истинный дом. Привычно спустившись по винтовой лестнице вниз, через телепортирующий луч маг попал в другое темное подвальное помещение, но более обжитое, даже заполненное подобием домашнего запаха перебивающего сырость. В центре Эвалты — страны свободных людей живущих под контролем Армидеи на окраине самого крупного из ее городов Певенса возвышалась каменная возведенная людьми вручную башня обжитая магом и ставшая его настоящим домом.
Эвалта — амбициозный проект армидейцев, очередная попытка научить людей жить без рабства и тотального контроля со стороны артэонов, самостоятельно и свободно. Проект армидейских демократов и гуманистов, замерший на грани между крахом и рассветом, ставший жертвой спора между Армидеей и СБК желавшей его прекращения. Певенс — негласная столица Эвалты, располагался на берегу Андары. Со всех сторон этот город окружали укрытые цветами зеленые холмы.
Башня Фросрея стояла на северной окраине города возле границы леса. Здесь вне золотого города внешняя сторона его дома была представлена более грубой крепкой и большой башней, немного покосившись выглядящей мрачно при дневном солнце. Появление 'доброго волшебника' живущего в башне на зеленых холмах, раскинувшихся по пути к городу, всегда ждали десятки, а в выходные порой и сотни местных детей. Людская детвора резко отличалась от артэонской и не только внешним видом. Местные дети казались ему более живыми разнообразными, настоящими, пусть и не идеальными. Детей он любил больше всего на свете. В этом сложном мире для него это были существа еще неосознанные, ничего не смыслящие как следствие невинные.
Гладя лохматые головы, буквально облепившей его детворы, безмерно радующейся его появлению, он сам был безмерно рад. Девочки хвастались ленточками в волосах, мальчики просто жаждали внимания героя легенд и рассказов на ночь. Такого внимания к нему мир артэонов не оказывал. Дети не давали ему пройти радовались и в прямом смысле слова прыгали от счастья. Хлопком в ладоши маг вызвал зефирный дождь засыпавший сладостями все ведущие к городу зеленые холмики. Дети, наконец-то дождавшись, разбежались набивать рты сладостями, а маг побрел дальше в сторону города. Эвалта часть Армидеи, ее продолжение, благополучие ее жителей для мага было столь же важным, как и безопасность артэонов. Он любил этих детей не меньше маленьких артэонов, но здесь во внешнем мире было не до парков с аттракционами и развлечениями. Хотя бы школы построить и обеспечить всем детям равное свободное образование, для начала. А то местные религиозные общины, разумеется, с подачи СБК, пока неохотно впускают науку в свой мир. На весь крупнейший эвалтийский город действовало всего три школы. И то одного из учителей на прошлой неделе убили какие-то местные религиозные фанатики, причастность спецслужб СБК к этому инциденту устанавливается. В мире людей все всегда непросто — вздыхал маг. Фросрей брел в сторону города, собирая за собой огромный хвост жующих довольно улыбающихся галдящих детей. Тем временем со стороны города на него надвигалась вторая волна маленьких почитателей. Заставив Фросрея ошеломленно остановиться, будто собранная по сигналу колокола со стороны города ему навстречу двигалась огромная смеющаяся толпа, будто вся городская детвора разом увидела зефирный дождь и, радуясь, неслась, чтобы получить кусочек доброго волшебника. Даже стальные псы Литарна его так не пугали как эта веселая детская орава, радующаяся ему, движущаяся на него как несметное вражеское полчище.
Окруженный детьми, еще не раз, по их требованию обрушив зефирный дождь, маг демонстративно обошел город. Певенс естественно не шел ни в какое сравнение с армидейским мегаполисом. Это был типичный городок в средневековом стиле, в подарок от артэонов получивший совершенную систему канализации избавившую город от запахов человеческой жизнедеятельности, которыми были наполнены другие людские города этого мира. Фросрей брел по узким улочкам окруженный смеющейся детворой, чтобы все жители города видели, что он вернулся. Следующие по улицам повозки останавливались, давая пройти этому веселому шествию возглавляемому магом. Люди, завидев мага, отрывались от суеты рабочих дней, здоровались и улыбались. Жители Певенса уже заметно отличались от людей с юга. На них вместо простых льняных одежд и прочих простецких одеяний уже были шинели, сюртуки, фраки — в общем, более сложная более солидно выглядящая одежда. Это были еще не артэоны, но уже и не дикари с юга.
По пути маг обошел несколько проблемных домов, семей, поинтересовался их нынешними проблемами. Зашел и в городской совет, где все имеющиеся на рабочих местах чиновники сообщили ему о нынешнем положении дел и имеющихся проблемах. Начальник полиции, облаченный в мундир, встретив мага на улице, сделал ему подробный доклад как высшему начальнику, хотя официально Фросрей никаких должностей не занимал. Для местного населения он был просто хранящим их магом, которого эвалтийцы почитали выше всякой официальной власти.
Обойдя Певенс, под вечер маг вернулся в свою башню, оставив открытыми ее двери, он поднялся наверх и, заварив себе крепкий чай приготовился к приему посетителей. Тем временем жители Певенса и всей Эвалты уже тянулись со всех концов в обитель мудрого (в их глазах) мага в поисках помощи, спасения. Люди шли к нему со своими проблемами самого разного характера. Бытовые ссоры, раздоры в семье, тяжелое материальное положение, и даже просто покаяться. Узнав о возвращении мага люди, стекались к его башне со всех сторон. Фросрей хоть и не был умен, но все же из его души струилось тепло, которым он был готов поделиться с каждым. Он глупо и местами наивно был готов помочь каждому, делал все, что в его силах, и порой просто выслушивал, давая возможность выговориться некоторым ищущим понимания заблудшим душам. Всю ночь и до середины следующего дня маг принимал людей. Подарки что ему приносили некоторые посетители, что побогаче он отдавал посетителям что победнее.
Выслушав тысячи проблем, наконец, закончив прием и немного отдохнув, затем погрузившись в сумерки, маг пошел в обход по городам и деревням Эвалты. Он возникал на порогах неблагополучных семей, разрешал их внутренние проблемы, порой прибегая к гипнозу и даже запугиванию отдельных асоциальных личностей мешающих нормальным людям мирно жить. Здесь Фросрея боялись и почитали все. Тем, у кого были финансовые проблемы, маг оказывал помощь из 'Золотого Фонда' куда почти все эвалтийские богачи, купцы и простые люди по мере возможностей постоянно делали пожертвования. При помощи своего фонда маг заставлял людей делиться друг с другом, косвенно друг другу помогать. По возвращении в башню через пару дней, для мага пришло время погрузиться в истинную пучину людских проблем тревог и переживаний. Настоящих проблем, о которых никто так просто говорить не будет.
В самом низу его внешней башни, на уровне множества метров под землей, под телепортирующим шлюзом в пустой холодной комнате стоял колодец. Колодец в подземелье внешней башни Фросрея открывал путь в черную пучину подземных вод. Вода в мире магии ассоциировала собой жизнь, первичную основу, имеющуюся в каждом живом существе, пронизывающую все живое. Воду маги видели как некую абстрактную цепь, связывающую все живое воедино, и постоянно использовали ее связующее всепроникающее свойство. Помимо того что вода служила основой любого магического зелья, универсально использовалась при совершении ритуальных заклинаний, вода помогала магам следить за миром живых. Под воздействием магии многие химические элементы, природные явления меняли свои свойства. В мире магии вода запоминала и хранила информацию обо всех живых существах с организмами, которых контактировала напрямую или отражала общие переживания, мысли, тревоги тех вблизи кого протекала. Речная вода могла сказать многое о каждом живом существе, что утоляло ею жажду, могла поведать о народах, живущих вдоль ее берегов. Издревле пронизывающая все живое и отражающая в себе информацию вода помогала светлым магам слушать живой мир, видеть отягощающие его невзгоды и помогать смертным, с ними справляться. Фросрея более не интересовал весь мир, он думал лишь о безопасности Армидеи и являющейся ее продолжением Эвалты. Его не интересовали невзгоды живых, что несли в себе воды огромной реки Андары проходящей через всю Северную Половину. Чтобы слушать мысли, чувствовать настроение жителей Эвалты, выявлять только их проблемы и тревоги, чтобы помогать только им, Фросрей научился слушать подземные воды, что питают и пронизывают собой земли хранимой им людской страны.
Потоки подземных вод пронизывающих земли Эвалты: сюда стекали все дожди; ее черпали из колодцев все эвалтийцы; каждая капля, упавшая на поверхность эвалтийской земли попадала сюда. Эти воды хранили отпечатки мыслей а, следовательно, и переживаний, проблем жителей Эвалты, могли поведать все, что твориться в головах живущих вокруг людей. Маг, одев специальный водолазный костюм, спрыгнул в черный колодец и провалился в ледяную черную подземную пучину, куда 'стекали' мысли эвалтийцев, которые он хотел увидеть. Оказавшись в полной темноте, в окружении ледяной воды он позволил всепроникающей питающей жизнь стихии проникнуть в свое тело. Кислород в его легких источился, задыхаясь, потеряв сознание, он вошел в своеобразное слияние с черной водой открывшее ему тайны, что она хранит. Слившись с темнотой подземных вод, он начал видеть все отразившиеся в воде мысли, чувства контактировавших с нею людей. Его интересовали только жители Эвалты, и он мог всецело разглядеть их всех, проникнуть в сокровенные части их внутренних миров. Среди воспоминаний, мыслей, чужих мечтаний он выискивал проявления темной составляющей людского быта: все моральные отходы, людская грязь, проявляющаяся в насилии, жестокости, аморальности жителей Эвалты, все пороки и грехи о которых они ему никогда не поведают сами. Чтобы выявить проблемы и после помочь их решить он проникал в самые сокровенные темные уголки отголосков людских сознаний, видел кошмар и ужас, на который способны отдельные люди.
В Эвалте действовало проклятие гнилой метки. Наложенное двумя светлыми Хранителями Преферии, одним из которых был Фросрей, проклятие гнилой метки заставляло разрушаться, гнить тела преступников совершивших тяжелейшие преступления. Сегодня это проклятие действовало только на территории Эвалты и только на ее жителей. Загнивание тел преступников точимых проклятием не давало им уйти от правосудия. Однако проклятием охватывались только самые тяжелые из совершаемых людьми злодеяний, большинство форм людского безумия в виду низкой тяжести продолжали повсеместно омрачать мир людей.
Например. Домашнее — бытовое насилие: мужья, избивающие жен до полусмерти, когда им захочется, отцы и матери, измывающиеся над детьми. На насилие в отношении домашних животных, скота маг закрывал глаза, этот мир еще не дорос до осуждения этого кошмара. Все это зло всегда сопровождающее человечество гнилой меткой карать было нельзя, ибо большая часть человечества тогда сгнила бы от проклятия. Плач забитых женщин, визг перепуганных детей и жестокость полупьяных домашних тиранов. И маг видел все это, накопленное за время его отсутствия. Он дотошно копался в этих запечатлевших насилие обрывках, пытаясь понять, что это за люди, проблемные семьи, где они живут, чтобы хоть кого-то постараться спасти.
Также гнилой меткой не карались все разовые, случайные убийцы, жулики, мошенники оставшиеся безнаказанными. Преступники этой категории по требованию артэонов и общественности Эвалты Фросреем минувшей осенью были исключены из зоны действия проклятия гнилой метки. Поимками таких занималась эвалтийская полиция. Маг все же покопался среди отражений мыслей этих оступившихся личностей, выявил несколько наиболее вопиющих случаев, чтобы облегчить полиции задачу. Под взор Фросрея попадала и криминальная составляющая общества: сознание людей не желающих жить по правилам, не имеющих морали, жалости. Убийство людей, насилие, грабеж для которых являются чем-то естественным. Убийцы, бандиты — слой моральных отходов на теле общества. Такие долго не задерживались среди мирных людей, все они рано или поздно попадали под проклятье гнилой метки. Гния заживо, пытаясь избежать наказания, такие прятались у родственников, редко сдавались правосудию, чаще всего боясь заслуженного наказания, убегали от людей прочь, скрывались в лесах. Там в лесной глуши сбивались в банды, как неспособные выжить поодиночке хищники в стаю, терроризируя жителей фермерских краев и отдаленных деревень. Изучая информационные отпечатки в воде оставленные этими нездоровыми криминальными умами, маг пытался понять, где сейчас находятся бандитские группы точимых гнилой меткой, в каких районах. А также искал тех, чьи судьбы находились в шаге от участи быть пораженным гнилой меткой. Тех, кого еще можно спасти, наставить на путь истинный.
Пока его тело парило в невесомости воды, в полном мраке, сознание мага долго наблюдало всю грязь оставленную людским обществом. Он копался в ней, пытаясь четко для себя понять мотивы, степень вины, чтобы после постараться кому-то помочь, кого-то спасти или вершить правосудие по законам Эвалты. Среди всего зла и мерзости, видеть которые он привык, обнаружился один конкретный требующий немедленного вмешательства случай. Необычное исключение из правил. Вода отразила в себе мысли и эмоции одного ужасного субъекта. Он пастух, ему чуть более тридцати лет, пасет стада коз на берегах Андары, сам выходец из одной прибрежной деревеньки. Его сознание точит иссушающая душу жажда, некая неудовлетворенность лишающая его покоя. Тьма здесь не причем, это его собственное сумасшествие. Неописуемая не удовлетворимая жажда превращает его в чудовище. Он одинок, и в своем одиночестве теряется в своих больных фантазиях и желаниях. И вот, похоже, он нашел способ удовлетворения. Судя по информации, что маг сумел четко рассмотреть, он изнасиловал и жестоко убил уже двух женщин. Маг даже сумел разглядеть места, где он закопал останки тел своих жертв. Он работает чисто и аккуратно, эвалтийская полиция даже и не знает о нем.
К сожалению, людское общество без влияния Тьмы порой само порождает подобное. Такому монстру среди эвалтийцев было не место, его нужно было срочно остановить. Но почему его не затронуло проклятие? Ведь по всем признакам, за свои злодеяния он уже давно должен сгнить, получив черную метку посреди лба. Что это? Очередное проявление вмешательства Тьмы или нечто иное? По мнению Фросрея это помехи, некие ошибки в механизме функционирования проклятия, вызванные его вмешательством в его природу. Когда минувшей осенью по требованию гуманной общественности он в одиночку попытался внести изменения, в природу проклятия исключив из его действия убийц в силу обстоятельств, или разовых убийц, а также всех мошенников и жуликов. Тогда что-то пошло не так, маг едва не потерял сознание, перегрузив свой мозг плаванием в этой чистой бесконечной абстракции, проклятие едва не разрушилось. Но маг сумел его восстановить и внести изменения, но с тех пор случаются ошибки и некоторые преступники остаются безнаказанными, как и сгнивают заживо те, чьи грехи по идее не карались проклятием. Магу уже встречалось подобное несколько раз. И вот очередной днями тихий одинокий пастух, а в ночной темноте маньяк-психопат. Неважно чем обусловлен его иммунитет к проклятию, главное, что это этот субъект уже не человек, а сумасшедшее чудовище, которое нужно срочно остановить.
Закончив слушать воду, маг, кряхтя по опустившейся веревочной лестнице, вылез из темного колодца. Он долго сидел на стуле, вновь приходя в себя пока с него стекала ледяная вода. После темного холода подземных вод, согреваясь теплым одеялом и чаем сидя в комнате наверху башни, маг составил план проблемных семей, которые нужно посетить лично, какие нужно передать полиции. Пока помнил, составил список преступников, жуликов и прочих правонарушителей, чьи злодеяния, обладая небольшой тяжестью, не были затронуты гнилой меткой. Этот список он также собирался передать полиции. Остались только группы точимых проклятием бандитов в лесах и тот сумасшедший, что удовлетворяя свое безумие, убивает женщин и при этом остается чистым от проклятия. Что касается бандитов в лесах, то их уничтожение было задачей военных из Армидеи.
Эвалте было запрещено иметь свою армию, у нее была только полиция, вооруженная по минимуму, чтобы не представлять опасность для артэонской высшей власти. И армидейскому спецназу приходилось совершать рейды по эвалтийским лесам, зачищать Эвалту от отмеченных гнилой меткой бандитов и преступников. Обычно маг всегда составлял план мест где, судя по тому, что он разглядел в воде, могли находиться лагеря бандитов. Маг передавал этот план командованию армидейских вооруженных сил задействованных в Эвалте, но толку от этого было немного. Армидейское правительство не было заинтересовано в полном уничтожении бандитов заполонивших леса. Ведь пока по лесам бродят шайки и целые крупные банды проклятых заживо гниющих преступников, которым нечего терять ведь за совершенные ими преступления наказанием была лишь смерть, эвалтийское правительство, имеющее в своем распоряжении только слабо вооруженную полицию, находится в слабом зависимом от артэонов состоянии. Пока эвалтийской власти жизненно необходима помощь армидейских вооруженных сил, эта власть никогда не восстанет и не воспротивится воле армидейских артэонов. Поэтому спецназ Армидеи по большому счету лишь делал вид, что отчаянно борется с бандитами и преследует их в лесах.
Нет, конечно, особо зарвавшиеся преступные группы или отдельных бандитов, когда надо артэонские вояки быстро зачищали, а так в основном просто делали вид что помогают Эвалте и борются с ее опаснейшими преступниками. Артэоны не были заинтересованы в полном уничтожении бандитов, а люди — жители Эвалты от этого страдали. Мага всегда раздражало такое положение вещей, но он ничего не мог сделать. Еще этот маньяк-насильник на горизонте нарисовался, по идее которого нужно просто уничтожить, спасти его душу от доставшегося гнилого тела, но снова проливать кровь после последних событий магу совсем не хотелось. Не хотелось больше удовлетворять жажду крови, что наполняет душу из-за висящих а шее проклятых бус.
И тут его будто осенило. То ли он сам додумался до этой безумной мысли, то ли это Тьма нашептала ему, но так или иначе из головы этого было уже не выкинуть. 'Почему бы в борьбе со злом Эвалты не использовать монстра?!'. Ведь чудовище уже доказало свою способность четко выполнять его приказы. Он хозяин этого проклятия, монстр в его власти, так почему эта машина убийств должна просиживать без дела?
На следующий день, предупредив военных, маг выпустил чудовище из клетки. Монстр, выломав свои колени по-волчьи, перемещаясь на четырех лапах, вылетел из ворот и умчался прочь из города. А маг уединился в своей армидейской башне и, откинувшись в кресле, закрыв глаза, видел мир через монстра и полностью управлял им. Теперь он в идеале понял, как это работает и без проблем управлял чудовищем. Огромным черным волком, чудовищный монстр, не вписывающийся в окружающую летнюю красоту, несся через Аламфисов лес, растаптывая своими лапами прекрасные цветы, снося небольшие деревья. Дальше двинувшись через земли Эвалты. Маг вел чудовище через леса и пустыри, в отдалении от людских дорог и троп, в стороне от глаз случайных путников, жителей Эвалты и военных армидейских патрулей. Но как бы Фросрей не старался, полностью незамеченным монстру через Эвалту было не пробраться. Все завидевшие чудовище приходили в ужас, создавая почву для недобрых слухов.
Монстр добежал до одной маленькой деревни на берегу Андары в Южной Эвалте. Движимый волей мага монстр, выломав дверь, ворвался в дом, где проживал сошедший с ума пастух, терроризирующий своими зверствами округу, убивавший безнаказанно, в силу неведомой ошибки избежавший участи гнилой метки. Фросрей решил исключить ошибку в своем проклятии. На глазах матери чудовище схватило своей зубастой пастью тело единственного пусть и умственно отсталого сына. Развалив прихожую сельской избы, сжимая в зубах растрепав несчастного, монстр утащил его мертвое тело в своей пасти. По воле мага ужасая местный люд и приводя в состояние полной боевой готовности полицию и армидейские военные патрули, чудовище, сжимая в пасти, тело жертвы, демонстративно оббежало все крупные города, и встречающиеся по пути села. Свой показательный забег чудовище закончило в полдень следующего дня у фонтана в центре Певенса. Огромный черный человек-волк, запыхавшись, хоть немного выплеснув накопившуюся внутри жажду разрушений, выплюнув тело, завалился у фонтана лишенный дальнейших указаний хозяина. Вся полиция Певенса и армидейские военные оцепили площадь вокруг фонтана и окружили чудовище, наставив на него сотни заряженных луков и арбалетов. Солдаты были в курсе, что это за монстр, а эвалтийская общественность пришла в небывалый ужас. Армидейские офицеры с трудом сумели вразумить своих коллег из полиции Певенса. Все замерли в ожидании мага и завершения этого представления.
Маг не заставил себя долго ждать. Он просто возник в центре оцепления рядом со своим чудовищем. Фросрей велел полиции и военным отойти и дать возможность ему все объяснить перепуганному народу Эвалты. Власти Певенса быстро подсуетились и принесли трибуну для выступлений, заготовленную для праздничных речей и зачитывания жизненно важных законов. Монстр, лежал бесшумно, холодным полным свирепости и мощи взглядом прорезая перепуганную городскую толпу, которая кругом обступила трибуну мага.
— Дорогие жители Певенса и всей Эвалты! — с трибуны начал обращаться маг к перепуганной толпе горожан, в середине рабочего дня бросивших все свои дела из-за сложившегося переполоха. Кто стоял в рабочем фартуке, кто-то просто в грязной робе. За его спиной журчал городской фонтан знаменующий центр города, чудовище покорно лежало сбоку от своего хозяина. — Прежде всего, не волнуйтесь, причин для страха нет. Наоборот, сейчас вы в полной абсолютной безопасности, даю вам слово. Прошу прощения за этот цирк, но он был необходимостью, чтобы собрать вас здесь. Это существо, — маг указал рукой на человека-волка, — многие из вас, наверное, знают о его происхождении исходя из слухов. Те, кто полностью не в курсе. Это существо — полу волк получеловек есть продолжение меня, он исполнитель моей воли. Полностью принадлежит мне и не действует без моего разрешения. Следовательно, он, как и я сделает все для обеспечения вашей безопасности. Он вам не враг, а хранитель, мое продолжение. — Говорить о происхождении монстра, его природе, что он проклятие оставленное Духом всем: и артэонам и людям, маг не стал. Это могло бы помешать ему выставить чудовище в нужном свете.
— Теперь об этом убитом парне, — маг перевел взгляд на изувеченное тело, лежащее сбоку от трибуны перед монстром. — Его зовут Гай Фемингел, он пастух из прибрежных районов южной части Эвалты. Мое чудовище уничтожило его по моему прямому указанию. Сейчас я вам покажу, — маг спустился с трибуны и своим Сумеречным Клинком умеючи отсек голову у мертвого тела. Отсеченную голову маг бросил в фонтан и затем при помощи своей магической силы, прошептав заклинание, заставил воду отобразить фрагменты памяти, хранящиеся в мозгу убитого. Отобразить для публики, чтобы все увидели и поняли причину наказания этого человека. Спустя пары бессмысленных кадров маг отыскал то, что нужно. Площадь вокруг фонтана огласили крики жертв садистски убитых этим на вид невзрачным душевнобольным пастухом. Вода в фонтане отобразила картинку этих страшных сцен осевших в памяти убийцы. Люди, увидев и услышав, ужаснулись, толпа начала взволновано ахать и недовольно возмущаться. — Это отображение содержимого его памяти. Есть у кого сомнения в причинах понесенного им наказания? Этот непримечательный на вид мужчина зверски убил двух девушек. Их рассеченные тела находятся на берегу одного из озер на юге. Каким-то образом проклятие гнилой метки не задело этого садиста психопата. Но он не смог уйти от моего взора. Как я говорил: я вижу вас всех и все ваши злодеяния. Я решил придать этого убийцу заслуженному наказанию. Такие как он представляют угрозу в первую очередь для себя. Их сумасшествие мучает в первую очередь их больные головы. Я избавил его от мучений и защитил эвалтийское общество от зверя, выросшего под личиной этого человека. Я и раньше так делал, когда была необходимость. Есть люди, а есть звери — людей судят, зверей усыпляют. Просто сейчас у меня появился монстр. Чудовище, беспрекословно исполняющее мою волю, и я решил его руками вершить правосудие. Это существо действовало по моему приказу. Если у вас какие-нибудь вопросы к нему задавайте их мне, — несколько секунд толпа не подала ни звука, маг продолжал.
— Ваше молчание я принимаю как согласие и одобрение нового стражника порядка и благоразумия в мире Эвалты, стражника в лице чудовища принадлежащего мне! Сколько у нас сейчас проблем? Сколько бандитов омраченных проклятием сидит в лесах, сколько Армидея будет делать вид, что борется с ними? Я предлагаю нам с вами раз есть такая возможность использовать моего монстра, вашего стражника для того чтобы раз и навсегда покончить со всеми проклятыми бандитами не дающими вам — мирным гражданам жить спокойно. Впервые в жизни у нас с вами есть шанс самим покончить с бандитизмом в лесах, без чьей-либо помощи и мольбы о ней. Мы сможем покончить с преступностью при помощи моего — отныне нашего чудовища, которое являясь продолжением меня как оружие, как меч в руке готово исправно служить и сделать все ради вашей безопасности. И впредь я предлагаю использовать чудовище для того чтобы устранять новых бандитов, новых преступников которые решатся нарушить порядок в нашей Эвалте. Я хочу, чтобы мое чудовище хранило вас, служило вам, стало вашим стражником! Хранило вас как от внутренних врагов, так и от внешних. Чтобы пока это чудовище стоит на страже Эвалты не одна вражеская армия не осмелилась бы напасть на нашу страну свободных людей. Чтобы пока есть это чудовище, каждый агрессор задумался (речь, разумеется, шла о СБК).
Если увидите где-нибудь этого черного полу волка, то не бойтесь, знайте, что он отправлен мной, и он хранит вас! Если вы законопослушный гражданин то возрадуйтесь свершению правосудия, идущему в облике этого чудовищного волка, если нет, и в вашем сердце кроится Тьма, то можете прятаться или бежать, от правосудия в лице неостановимого чудовища, не знающего пощады вам все равно не скрыться. Отныне ваша безопасность мирные граждане Эвалты будет крепче вдвойне, это говорю вам я — ваш верный маг Фросрей! — маг сорвал овации. Чудовище лежало молча, отстраненно глядя на происходящее, будто затаившись в ожидании своего часа.
После своего триумфального выступления, раскрыв более подробно свои задумки эвалтийским чиновникам, отправив монстра в его темницу, маг дал себе отдохнуть. Он не любил растрачивать бесценное время на сон и проводил отдых за чтением книг, газет — общественное мнение всегда было ему интересно. Привыкший себя постоянно куда-то гнать перед отдыхом он как обычно долго не мог заставить успокоиться свое сердце, которое желая действий, билось как сумасшедшее. Успокоившись несколькими стаканами виски, вечером, уединившись в своей эвалтийской башне, усевшись в кресле, накрывшись пледом, читая ради развлечения книгу, написанную десятилетним ребенком маг, в полудреме боролся с объятиями сна. Гением он не был, на несколько часов в сутки сон его все же поглощал. В окружающей его комнате целая стена завешана разными грамотами и наградами артэонского мира. На отдельной тумбочке в железной рамке переливалась перевоплощающая материя — пусть и ни его личное открытие, все же вывести эту волшебную крайне странную нестабильную материю для мага было серьезным достижением. Несколько лет он работал над ее открытием, плавал в абстракции, напрягая мозг, ослабнув в классовом навыке, едва не утратив способность погружаться в сумерки. И все это только чтобы порадовать молодых артэонов подарив им Арку Перевоплощения сделав их ночные веселья еще ярче. На маленьком столике в бокале из-под вина высыхали остатки тягучей лекарственной смеси восстанавливающей силы, а то ведь жажда крови, не получая удовлетворения иссушающая душу, никуда не делась.
'Чувствую себя в последнее время загнанным, припертым к стенке. Сил почти не осталось. Как обычно я и не спрашиваю себя как до этого дошел, только пытаюсь понять, что делать дальше. Не жалуюсь, а борюсь, пытаюсь найти выход из сложившейся ситуации.
'Как я дошел до этого всего?' — вопрос, которым себя обременял, наверное, любой из магов. Ведь, несмотря на всю свою силу мы простые смертные, простые люди которым свойственно ошибаться или уставать. 'Почему я не могу жить как все вокруг? Почему не могу все бросить и жить в свое удовольствие, ведь я такой же смертный? Что неужели раз я маг то не имею права на счастье?' — подобное нытье не раз я слышал из уст своих коллег. И я их понимаю. Обремененные силой мы стоим где-то на одном уровне с Духами, несем ответственность за этот мир, но при этом являемся людьми. Существами, которые не любят ответственности, и хотят жить своими интересами. Да и наш разум, как и нервная система нестабильны. Быть может, внешне мы сильны, но внутренне хрупки и беззащитны. И многие из магов мечутся всю жизнь, пытаясь от всех сбежать, не желая обременять себя ответственностью, сам факт ответственности отрицая. Но в моем случае все решено. Да. Если ты рожден магом, ты не имеешь права на нормальную спокойную наполненную счастьем жизнь. Ты не такой как все, ты наделен силой, и эта сила выделяет тебя и возлагает определенную ответственность. Рожденный магом ты в ответе за этот мир, за его судьбу, хочешь ты того или нет. И любая попытка это отрицать, сбежать от ответственности это признание собственной слабости и ничтожества. И я никогда не спрашивал себя: 'зачем я делаю все это?'. Всю свою жизнь я свою ответственность за мир осознавал и не смотрел на счастливых смертных с завистью. Не вздыхал тяжело, свою силу как проклятие воспринимая. Не знаю, но почему-то мне никогда не хотелось пойти по дороге, забыв обо всем и где-то там найти себе тихий уголок.
Наоборот рожденный магом я всегда старался, как можно более активно участвовать в судьбе этого мира, пытаясь хоть что-то изменить в лучшую сторону. Выращенный как солдат, не отличаясь интеллектом, я шел по заданному мне пути, не спрашивая себя 'зачем?'. Наоборот свою силу я воспринимал как дар, глядя на окружающих простых смертных с жалостью, ведь они слабы и немощны, вся их жизнь, лишенная смысла одна большая попытка оправдать собственную слабость. Тем более что не родись я магом, был бы мертв уже многие столетия, ведь моя земная жизнь истекла уже давно. Как наделенный силой я должен участвовать в решении судьбы этого мира, постоянно за этот мир нести ответственность. Мир смотрит на меня, чего-то ожидая, требуя, у меня нет права остаться в стороне. В отличие от множества мне подобных, я это всегда четко понимал. Маг не может быть счастливым, среди всех в этом мире я и другие мне подобные из-за своей силы не имеем права на простое человеческое счастье. Обремененные силой мы обречены на вечную борьбу.
Вся проблема в том, что я вовсе не мудр и не особо силен умом. 'Надуманный философ' — услышал я однажды в свой адрес. Будучи силен как маг при этом, не обладая мудростью как человек, пытаясь воплотить свои идеи улучшения мира, я в этой жизни заплутал. Сошел с верного пути, был пленен и не заметил, как угодил в этот капкан, загнал свою жизнь в тупик. Не будучи мудрым в вершителя земных судеб я просто играл, и не заметил, как заигрался.
Сейчас я столкнулся с серьезной проблемой. Я просто не понимаю, как мне быть дальше. Но все равно я не жалуюсь, продолжаю биться, продолжаю действовать. И пока я жив, проклятие Таргнера не тронет этот мир' — задумался маг, да так что пролил свое виски. Снаружи грянул гром.
Преферийская погода снова разбушевалась, за круглым башенным окошком шел сильный ливень. В открытые двери башни вошел неизвестный гость, скрывшийся под дождевым плащом. Вода струями стекала с его плаща, ливень разошелся серьезный. Он поднимался по скрипучей лестнице наверх башни в жилые апартаменты мага. Скрипнув дверью, в комнату мага зашел солдат, разведчик СБК под плащ-палаткой облаченный в бронекостюм. — Можно к вам? — прокашлявшись, уточнил солдат. Отложив книгу, Фросрей уставился на него в ожидании. — Мы недавно пришли из командировки. Помогали Людям Ворона обеспечивать безопасность общих границ. Так вот, шаман тех артэонов просил передать вам, — солдат протянул магу конверт с запиской внутри. 'Я очень сожалею о случившемся. Но что случилось того уже не изменить. Ужаснейшее из проклятий обрело плоть. И я, увидев это заранее так и не смог ничего исправить. У меня не хватило сил на решительный шаг в тяжелый момент. Ведь я все мог предотвратить. Он сидел прямо передо мной. А у меня не хватило сил довести дело до конца. Он дошел до Армидеи. Теперь чудовище Таргнера увидело свет и уже поздно пытаться что-либо исправить. Армидея в огне и юг в руинах. А следом и весь преферийский мир содрогнется от него. Чудовище родилось не без моей слабости. Мне очень жаль, что так случилось. И простить себе этого я не в силах'. — Это записка, оставленная Этхой Мудрым — верховным шаманом Страны Ворона. Он мертв. Покончил с собой. Его нашли висящим в петле на самой верхушке горы, вблизи одной из его пещер, что находится на весенней тропе, — пояснил солдат, пока Фросрей читал записку на листке бумаги, который под конец, затрясся в его руках. — Большое вам спасибо за предоставленную информацию. Я могу вас как-то отблагодарить? — скрыв свой шок, сказал маг. — Да нет, спасибо. Свое вознаграждение я получил. Я лучше побыстрее домой. До свидания! — поклонившись, прежде чем удалиться движимый счастьем возвращения домой солдат хотел как можно быстрее закончить разговор.
— Вы как я понял офицер в звании капитана? — вдруг неожиданно задержал солдата вопросом маг.
— Да сэр. Десант СБК, зам командира батальона.
— Что неужели не нашлось рядовых или офицеров помладше, чтобы доставить мне сей конверт? — улыбнулся маг. Понимая то, какая темнота заполнит комнату, когда солдат уйдет маг пытался проникнуться хоть чем-то теплым.
— Я сам вызвался сэр. Сбагрил свое оружие командиру и полностью свободный налегке прискакал к вам, — улыбнулся в ответ капитан СБК. — Наш батальон был в командировке. Девять месяцев. Понимаете что это такое? Теперь мы дожили до возвращения домой. Что может быть прекрасней? Никакого юга и Малдурума, несколько месяцев только отдых и покой мира артэонов. Наш дом. Я просто хочу больше насладиться моментом. Плевать на дождь. Здесь дома даже капризы погоды кажутся чем-то прекрасным. После всего этого напряжения, что царит на юге, у границы, хочу насладиться покоем и миром нашей Арвлады. Ночью верхом пронестись по любимым цветочным лугам, утром напоить коня ледяной водой из ручьев на юге Белой Долины и слушая журчание воды утонуть в окружающем спокойствии. А дальше вернуться домой. Про супругу и детей я вообще молчу, а то от переизбытка радости боюсь, потеряю сознание сэр. Ничего на свете не может быть счастливее возвращения домой, и никакой дождь не может помешать этому, — улыбаясь, немного стеснительно капитан поделился с магом, который с улыбкой внимал каждому его слову. Фросрею было приятно проникнуться радостью вернувшегося домой обычного солдата.
Вечерний гость, хлопнув тяжелой наружной дверью башни, верхом умчался в ночную темноту. Маг серьезно потерял покой. Выкуривая сигарету за сигаретой, он размышлял над происходящим, мечась от мягкого кресла к окошку, открывающему залитую дождем ночную темноту. 'Армидея в огне' и прочие пугающие фразы не давали покоя. Ведь он некогда уже слышал их из уст своего ныне исчезнувшего друга во время их последнего ночного разговора, больше года тому назад. Ведь тогда сидя у костра, его последний друг увидевший будущее ценой собственной жизни предупреждал его, молил быть осторожнее, а он в ответ шутил и отнесся к возможно последнему разговору с ним крайне несерьезно. Где же он когда он так нужен? Фросрей готов был отдать все, чтобы просто посоветоваться с бесследно пропавшим первым из их тройки Хранителей Преферии. Теперь еще и Этхар прозванный Мудрым, тоже друг и хороший собеседник Фросрея, с которым у них всегда было много общих тем для разговоров, покончил с собой. Надвигалось что-то темное и жуткое. Маг чувствовал, что остался совсем один. Вокруг Проклятия Таргнера все больше сгущались краски, Проклятия которое Фросрей все больше воспринимал как свое.
С юга поглощая солнечный свет, очерняя облака, наползала темнота. Под воздействием этой темноты разрушились все городские купола и покрытые черепицей крыши Певенса. Затем весь город, разрушившись, растворился под темной тяжестью. Пришла очередь и внешней башни Фросрея, наползающая с юга темнота, обрушиваясь сверху начала разрушать и ее. Маг стоял в полном одиночестве беспомощно глядя на движущуюся смерть, он чувствовал полное бессилие и неспособность сопротивляться. Фросрей в ужасе очнулся в своем кресле. Судя по часам стоящим на камине, он отключился минут на пятнадцать не больше. Свечи в комнате потухли, комната погрузилась в ночную темноту, за окном все также барабанил дождь.
Маг, посреди ночи снова потревожив дремавших в карауле солдат, спустился на дно темного военного бункера в гарнизонах Армидеи, туда, где в темнице ожидало его чудовище. Сжимая в руке Бусы Таргнера, маг опять уселся напротив монстра с печалью и усталостью глядя на него. Сливающийся с темнотой черный монстр, наострив волчьи уши, не сводил с мага своих свирепых холодных глаз. — И как ты восстанешь? Как ты выйдешь из-под моего контроля? — глядя на чудовище спрашивал маг. — Я просто не могу себе представить. Что такого придумает Тьма, чтобы освободить тебя от моей воли? И неужели даже Свет Духа нас не спасет?! — Фросрей печально усмехнулся. — Я ведь все контролирую и не понимаю, что может пойти не так?.. Как ты обратишь Армидею в руины?..
Следом за дождливой ночью пришло солнечное утро, жизнь продолжалась. Пока проклятие было под контролем, нужно было извлекать из него выгоду. Фросрей руками своего монстра приступил к уничтожению бандитских группировок скрывшихся в лесах Эвалты. Слухи о чудовище Фросрея разнеслись повсюду, и многие фанатично настроенные граждане овациями встречали монстра, проносящегося через их города. 'Это идет правосудие Фросрея' — видя монстра, говорили некоторые граждане Эвалты. Бандиты в основном проклятые гнилой меткой, бежавшие от людей, в лесах сбившиеся в свои маргинальные банды, терроризирующие жителей отдаленных деревень и идущие через Эвалтийские леса торговые караваны, привыкли к постоянным рейдам солдат Армидеи ставящих своей задачей их уничтожение. Изучили тактику и методы работы охотящихся на них армидейских военных и незначительной эвалтийской полиции. Научились уходить от врага, растворяться в лесах. И тут на защиту народа Эвалты встало что-то новое, ужасное свирепое от чего нельзя было убежать. Чудовище, не бравшее в плен, не знавшее жалости и не идущее на компромиссы, при этом полностью контролируемое Фросреем, любящим мирных добрых людей и категорически ненавидящим аморальные отходы общества, не испытывая к ним никакой жалости. Одна за другой крупные бандитские группы в южных лесах Эвалты привыкшие уходить от преследования армидейского спецназа стали пропадать. В насиженных бандитских логовах оставались только разорванные трупы. Чудовище посеяло ужас во всех бандитах и преступниках Эвалты. В нескольких деревнях на южных окраинах Эвалты плотно связанные с криминалом местные жители вышли на забастовки, возмущаясь чудовищу Фросрея и наглости его хозяина, называли подобное бредом, перечащим эвалтийской демократии. В то время как в крупных городах севера, мирные законопослушные эвалтийцы которым было нечего скрывать, чудовищем и деятельностью хранящего их общество мага были довольны. И также выходили на митинги в поддержку Фросрея.
Спустя время руками чудовища маг уничтожил все крупные бандитские шайки на юге Эвалты. И уже взялся за крупные пронизывающие все эвалтийское общество криминальные синдикаты, контролирующие лесных бандитов и своими корнями, уходящие во власть. Как говорил маг: 'Я не успокоюсь пока человек-волк не насытиться кровью тех, кто совершает преступления чужими руками. Тех, кто стоит во главе криминальной пирамиды, организовывает и контролирует эвалтийскую преступность при этом, лично не марая руки в крови, оставаясь недосягаемым для проклятия гнилой метки'.
Простые люди все больше любили чудовище Фросрея. Толпа не могла нарадоваться своему новому защитнику. Крупные эвалтийские города жили в страхе и трепетании перед чудовищем, они уважали и одновременно побаивались мага, теперь еще обзаведшегося монстром. Преступность резко снизилась, все хоть раз видевшие монстра, приходили в ужас от того что эта машина смерти без суда и следствия может однажды просто прийти за ними. Пока толпа ликовала, приветствуя чудовище, мудрые люди понимающие несоответствие нового правосудия Фросрея действующему в Эвалте законодательству не смели возмущаться. Применение чудовища для наведения порядка было резким нарушением всех демократических основ заложенных при создании Эвалты, по сути — самосуд, убийство без суда и следствия. Но пока чудовище убивало бандитов в лесах, своим повсеместным появлением приводило в страх общественность в крупных городах, слепая толпа ликовала, приветствуя новое правосудие, основанное лишь на воле мага и силе монстра, умные люди под натиском всего этого предпочитали молчать. Ведь монстр может запросто прийти и за ними в один прекрасный день. Благодаря чудовищу Фросрея Эвалту сковал основанный на страхе порядок. Но мага это не смущало, двигаясь к своей цели, он не задумывался о методах.
Казалось, маг оказался в шаге от полной победы над эвалтийской преступностью, но тут его неожиданно вызвали в высокие кабинеты армидейского военного командования. Генерал Касмий лично в темном маленьком кабинете аккуратно пояснил магу неадекватность его действий. Бандиты в лесах Эвалты и слабая неспособная с ними справиться эвалтийская полиция были залогом, гарантом армидейской власти над Эвалтой. Бандиты должны сидеть в лесах, а люди в городах их бояться, чтобы население Эвалты в целом понимало свою зависимость от армидейцев, в особенности от армидейских вооруженных сил. Магу мягко предложили прекратить уничтожение бандитов в лесах и оставить эвалтийскую преступность в покое, дав возможность заниматься 'борьбой с ней' соответствующим силовым структурам. 'Иначе если преступников не станет, мы станем Эвалте не нужны. Наши солдаты не смогут законно там находиться, и народ в лице правительства восстанет и потребует больших свобод. Мы потеряем контроль над Эвалтой. Преступники в лесах, наши солдаты в Эвалте повсеместно, эвалтийская власть слаба и зависима от нас — это тонкое равновесие, ненужно его нарушать'. Маг был вынужден согласиться и остановить чудовище, временно оставив в покое эвалтийских бандитов. Но разрушать установленный при помощи чудовища порядок магу тоже не хотелось, поэтому он придумал другой способ. Чудовище стало просто бродить по городам и деревням Эвалты, пугая местный люд, поддерживая установленный на страхе порядок. 'Патрули' — как это называл Фросрей. Монстр обхаживал всю Эвалту, своим свирепым взглядом волчьих глаз приводил в ужас местных жителей, поддерживая страх в сердцах всех правонарушителей. Порой, конечно, по согласованию с военными чудовище с разрешения мага уничтожало отдельные шайки бандитов, теперь также как и армидейский спецназ лишь делая вид, что активно борется с ними. Так поддерживалось эвалтийское равновесие.
Вскоре военное правительство Армидеи снова проявило интерес к монстру. На очередном военном совете, на этот раз проходящем в кулуарах военного штаба за стенами Армидеи, Фросрея оповестили о ситуации на юге и об имеющихся ныне горячих точках, где можно было бы применить монстра. Фросрей дал согласие, и чудовище было переправлено на юг для выполнения боевых задач. Пока монстра как оружие везли в специальной клетке на спине одного из транспортников Б-2 в составе военной колонны уходящей на юг, Фросрей остался дома в Армидее. Маг продолжал следить за ситуацией в Эвалте, принимал участие в политической жизни Арвлады. Но когда требовалось и где-то на далеком юге монстра выпускали из клетки для выполнения боевой задачи, маг садился в свое кресло в одной из башен и, видя мир, глазами огромного свирепого человека-волка, слыша дыхание, биение огромного сердца монстра мысленно управлял им на расстоянии. Он видел убийства совершаемые чудовищем будто картинки, мелькающие перед глазами, привык смотреть на это на все со стороны, как зритель, ничего не ощущая.
Несколько месяцев монстр уничтожал неугодных артэонам политиков, правителей рабовладельческих государств юга, рвал солдат их армий. Наводил ужаса на непокорные артэонам людские земли. В нескольких прямых вооруженных столкновениях, во время атаки армия на армию монстр шел впереди армидейцев как главное оружие, как первым идущий в бой флагман. Его не брали ни стрелы, ни вражеские копья и мечи, хоть серебряные хоть зачарованные. И даже магические снаряды, заклинания магов-пользователей силы темных правителей юга не могли его остановить. Лишь получив серьезные увечья, для регенерации монстр ненадолго терял сознание. Сколько бы людские тираны не казнили своих подданных, приучая их бояться только себя, по югу поползли ужасные слухи о чудовище уничтожающем всех кто идет против новой артэонской власти. Что серьезно расшатывало авторитет рабовладельческих властей на диком юге, показывая его жителям, что их правители вовсе не боги.
Северные провинции Ладгарской Империи, которые благодаря артэонским спецслужбам получили свободу овеянную хаосом и кровью, сейчас силами артэонской армии были объединены в единое государство Болдрия. Все не пожелавшие сложить оружие боевики, использовавшиеся для организации вооруженного переворота и ставшие ненужными после свержения имперской власти, были уничтожены артэонскими войсками. К власти в Болдрии было приведено коллективное республиканское правительство, кровопролитие остановлено (когда население северных провинций сократилось в три раза), начал восстанавливаться порядок. У хранимой артэонами новой рабовладельческой республики Болдрии единственной проблемой была Ладгарская Империя, которая желая вернуть свой отколовшийся кусок, подтянула к границам своих бывших северных провинций многотысячное войско. Однажды ночью монстр совершал очередную самостоятельную вылазку в стан войск Ладгарской Империи на границе Болдрии. Целью подобных вылазок было устрашение и разведка. Маг как обычно в своей башне в Армидее, под Светом Духа, лежа в мягком кресле, мысленно направлял его.
Звездной тихой ночью, когда вся окружающая природа спала, сотрясаемый своими собственными выдуманными катаклизмами мир людей не ведал покоя. На южном берегу одной из рек отделяющих хищно затаившуюся Ладгарскую Империю от замершей в неопределенности Болдрии монстр прикрываясь темнотой, пробрался в лагерь имперских солдат. Фросрей изначально хотел разведать ситуацию глазами монстра, тайно проверить этот лагерь, в качестве устрашения разорвав нескольких часовых. Но глазами монстра, видящими в темноте, маг, среди палаточного городка, где спали солдаты, случайно обратив внимание на одну палатку качеством заметно отличающуюся от остальных, над входом в которую увидел знакомый до боли символ. Так ненавистный Фросрею знак, означающий принадлежность к Ордену Хранителей Ладгарда. Чьей задачей было что-то вроде охоты на ведьм, вернее уничтожение всех неугодных имперской власти вольнодумцев под предлогом их связи с темными силами.
И без влияния артэонов, в мире людей появлялись те, кто говорили о личной свободе каждого человека, и недопустимости рабства те, кто критиковали рабовладельческую власть и систему в целом. Да и артэоны желая расшатать изнутри общества людей всегда выискивали, выращивали таких всем недовольных вольнодумцев. Понятно, что людская власть с такими людьми тут же бесцеремонно расправлялась, чаще всего в качестве оправдания своих кровавых репрессий обвиняя вольнодумцев и еретиков в связи с темными силами или артэонами что у диких людей на юге было уже почти одно и то же. И это надо сказать работало. Обезумевшая толпа жаждала крови темных ведьм, одержимых дьяволом, а также предателей служащих разрушителям артэонам, которые если верить власти мира рабов были виновны во всех проблемах людей. И люди охотно верили. Тем более в обществе, замершем в диком состоянии, где кроме алкоголя других способов проведения досуга никто не знал, массовые казни, проводимые публично были главным способом развлечения толпы.
Всех кто был против власти в землях Империи, Хранители Ладгарда выискивали и демонстративно в целях устрашения карали жуткими пытками, муками, публично сжигали на кострах. Штаб-квартирой этого ордена был расположенный в центре имперских земель Ладгарский Институт Исследования Человеческого Сознания. В темных подвалах садисты и маньяки, считающиеся местными учеными, истязали и мучали людей, придумывая новые способы пыток, чудовищными муками измеряя предел человеческого терпения, называя все это исследованием человеческого сознания. И все это было легально и официально в обществе диких людей. Местная инквизиция в лице Ордена Хранителей Ладгарда не территории Империи действовала, не боясь никого, лучшие из ее членов удостаивались высших государственных наград. Фросрей жутко ненавидел, испытывал неописуемое отвращение к всякого рода инквизиторам, которые охотясь за ведьмами, постоянно убивали невиновных.
По воле мага человек-волк, сливаясь с темнотой, как идеальный хищник в своей стихии способный перемещаться незаметно, лучше исследовал военный лагерь. Обнаружив на его территории ямы, в которых сидели пленные, в одной из палаток звеня цепями и лезвиями различных пыточных приспособлений находилась своего рода допросная. Скорее всего, Хранители Ладгарда занимаются поиском шпионов, предателей и прочих артэонских агентов вблизи взбунтовавшихся провинций и среди беженцев. Сидящие в ямах пленники скорее напоминали крестьян, которые вообще не понимали, за что их задержали. В общем, типичные жертвы инквизиторов — как расценил их маг. В самой палатке, где разместились Хранители Ладгарда, из множества кроватей были заняты всего три. В одной кровати стоящей отдельно в углу какой-то пузан храпел лежа на спине в обществе двух рабынь исполняющих роль жриц любви. В двух кроватях у входа лежали двое совсем еще молодых людей, один из которых спал, другой читал книгу. У обоих на плечах татуировки, относящие их к ненавистному Фросрею ордену. Магу стало понятно, почему в качестве шпионов задержаны обычные крестьяне. В качестве инквизиторов выступают совсем еще новички, дилетанты, которые ради отчетности, скорее всего, схватили первых попавшихся им подозрительных личностей прямо на улицах.
Глазами незаметно перемещающегося в темноте чудовища, его чутким обонянием все разведав и разузнав, маг решил действовать. Эти инквизиторы совсем еще молодые и не определившиеся в жизни, возможно, избрали этот путь не по собственной воле. Возможно, инквизиторское ремесло перешло к ним по наследству, и у них просто не было выбора, возможно, их с детства воспитывали и готовили вот к такому вот виду государственной службы. Но для Фросрея все кто жгли людей на кострах, зверски пытали своих жертв наслаждаясь криками, были подонками, не заслуживающими прощения.
Когда Фросрей только начинал свой путь служения Армидее, один из генералов СБК под видом бродяг предложил ему прогуляться по миру людей. Старый артэонский военачальник хотел наглядно показать магу кто такие враги артэонов на самом деле и кто в этой извечной борьбе севера и юга прав, а кто виноват. Они пришли на площадь одного из городов в сердце Ладгарской Империи, где местные инквизиторы сжигали на кострах очередных ведьм, чем восстанавливали какую-то там справедливость, короче развлекали собравшуюся поглазеть толпу. Схватив Фросрея за руку, генерал заставил его вытерпеть все эти казни до конца. Маг конечно об этом знал и не раз слышал, но прежде, дабы придерживаться положенного светлому магу нейтралитета заставлял себя этого не замечать. Но сейчас отказываясь от заветов светлого мага переходя на службу артэонам, в переломный момент жизни он заставил себя все это увидеть. Он пришел в ужас и просто не знал что делать. Он мог только убить их всех, уничтожить всю эту ликующую от криков боли толпу, и тех, кто это устроил тоже, но это был не вариант. Поэтому он просто стоял и слушал жуткие крики сжигаемых в огне женщин. Он понял для себя: люди это стадо. Они будут радоваться любому злу, к которому их приучат. Виновны здесь те, кто все это устроил, кто приучил толпу это любить. С тех пор он люто ненавидит даже само слово инквизиция, от одного вида подонков, что творят все это, его переполняет гнев.
И вот сейчас все решил гнев. Недолго размышляя Фросрей, мысленно велел чудовищу уничтожить всех Хранителей Ладгарда спящих в палатке. Монстр послушно и с удовольствием принялся выполнять волю своего хозяина. Сердце мага застучало от гнева, он замер, ожидая кровавого, но заслуженного правосудия. Чудовище своими лапами принялось перемалывать в мясо всех ладгардских инквизиторов спящих в палатке. Маг, всецело наблюдая за происходящим глазами монстра, решил получить удовольствие от торжества кровавой справедливости. Стоило огромным когтям монстра пронзить кажущуюся такой мягкой плоть, как вдруг Фросрей всецело погрузился в тело чудовища. Из-за гнева, возникшего в его душе, из-за осознанного желания этой кровавой расправы маг на доли секунды очутился в теле чудовища в прямом смысле слова, полностью слился с ним воедино. Шкурой почувствовал бесконечную бездну безумия иссушивающую чудовище изнутри. И даже тонны крови жертв не могли насытить или хоть немного утихомирить неописуемое безумие, что клокочет внутри порождений Тьмы, заставляя их убивать.
Сдавливаемую в огромных лапах монстра влажную от крови плоть жертвы маг почувствовал так, будто смятое разорванное тело юноши он сжимал в своих собственных руках вдруг ставших чудовищными когтистыми лапами. Пока теплая кровь сочилась по огромным пальцам, маг в полной мере прочувствовал то, как приятно для монстра было раздавить жертву в своих огромных лапах, выжать из нее кровь и выдавить внутренности. Всецело разделил сладость от убийства, почувствовал, как внутреннее безумие, прожигающее сознание монстра, удовлетворившись кровью на секунду отступило, дав возможность с облегчением сделать несколько глотков воздуха, будто пропитанного сладостью. Слитый с монстром воедино он почувствовал неописуемое удовлетворение от насыщения жажды крови, сродни удовольствию это удовлетворение ласкало душу. И это удовольствие было не описать. Маг полностью пережил все секунды этого убийства вместе с монстром и после недолгого облегчения дарующего невиданное экзотическое наслаждение почувствовал безумие, снова поднимающееся из глубин чудовища. Гнев, вспенившийся в душе мага, на несколько секунд сделал его с чудовищем единым целым, на мгновение он почувствовал каково это быть кровожадным монстром.
Едва придя в себя, Фросрей, открыв глаза, в ужасе выпрыгнул из кресла и свалился на пол. Страх и паника, холодный пот и сердце готовое выпрыгнуть из груди лишили мага его самоконтроля. 'Что это было? Что я натворил идиот?!'. Безумие, бушующее внутри монстра, которое Фросрей несколько секунд чувствовал как свое, после слияния перенеслось в его тело. Он почувствовал жажду крови иссушающую изнутри, которую уже не утолить питательной витаминной смесью. Его глаза стали волчьими. Он вспомнил, что во время слияния помимо безумия чувствовал что-то еще. Что-то иное. Что-то черное холодное и мерзкое шевелилось внутри монстра. Это Тьма, ее частица, живущая в душе проклятого монстра. И он продолжал чувствовать ее. Эта темная мерзкая субстанция из души чудовища перенеслась в мага, он чувствовал, как нечто темное теперь переливается у него в душе. Произнесением заклинания, заперев все двери и ставни своей башни, оставшись в темноте, он попытался взять себя в руки. Но в голове уже слышался мерзкий шепот Тьмы, семь расплывчатых как кляксы черных силуэтов возникли по углам комнаты. Фросрей слышал их и понимал, что уже не является собой. Нечто темное клокочущее в душе заставило его встать и увидеть мир глазами волка. Сквозь стены башни он услышал биение миллионов сердец мирно спящего артэонского города, проникся сладостью и желанием почувствовать тепло их плоти, упиться их кровью. Он полностью утратил над собой контроль, оказался во власти Тьмы проникшей в него из-за полного слияния с чудовищем. В его руке возник Сумеречный Клинок. И неизвестно чем бы все закончилось, если бы комнату не озарил яркий свет.
Придя в себя, лежа на полу и тяжело дыша, маг услышал громогласный голос в своей голове. 'Только не под моим Светом. Пока я храню Армидею, этого не будет. Это было первый и последний раз, больше я тебе помогать не буду' — сказал ему Дух который, вмешавшись своим Светом, разогнал принесенную с Фросреем Тьму и можно сказать спас попавшего под влияние темных сил мага. Больше не чувствуя в душе мерзкую холодную частицу Тьмы, маг поспешно закрыв глаза коснувшись проклятых бус снова восстановил контроль над чудовищем которое полностью уничтожив лагерь имперских солдат, оставшись без контроля неслось к ближайшей деревне желая продолжить кровавое веселье. Маг остановил монстра, велев ему возвращаться в клетку в полевом лагере армидейских солдат.
На следующий день маг, без согласования с генералами велел монстру своим ходом вернуться обратно, а после снова запер его в темнице в армидейских гарнизонах. Как можно быстрее был собран экстренный военный совет. Не было большинства высших армидейских военачальников, как не было и командующего Кэлоса, зато обязательные генералы Касмий и Персил пришли послушать оправдания действий мага. Фросрей максимально аккуратно объяснил причины возвращения чудовища с юга и последовавшего за этим срыва нескольких боевых операций. 'Эти заигрывания с чудовищем до добра не доведут. Смотреть на мир его глазами, направлять его, чтобы снова оказаться бок о бок с Тьмой я больше не намерен'.
— Мы проработали возможные варианты дальнейшей судьбы Проклятия Таргнера, — начал пояснять Касмий. — Первый это заморозка чудовища. У нас все готово. Мы располагаем криогенными технологиями. Поместим наше чудище в специальную капсулу, зальем водой и заморозим. Став глыбой льда он не будет представлять никакой опасности. Главное потом обеспечить этому объекту соответствующую охрану. И пока сама тварь будет заточена в куске льда, у нас будет достаточно времени, чтобы разгадать тайну этого проклятия и остановить его. Второй возможный вариант дальнейшей судьбы проклятия это применение бомбы 'Черная Дыра', от действия которой все просто исчезает, засасывается в пустоту. Пусть чудовище нельзя убить, но перед миниатюрной поглощающей собой все черной бездной он будет беспомощен. Вывезем в северные пустоши на один из полигонов и дадим черной дыре его поглотить, заодно испытаем залежавшееся на складах оружие.
В ответ Фросрей недовольно покачал головой. — Нет, все не так просто. Не думаю, что материю тела чудовища можно вот так просто расщепить, — высказывал свои размышления Фросрей. — Даже отсечение головы этой твари не дало результатов. Таргнер создавая свое проклятие, продумал все имеющиеся у нас варианты его уничтожения. Эта тварь, это проклятие это месть безумного Духа всем нам. Какое же это великое проклятие, что это за месть безумного Духа, если эту тварь можно вот просто затянуть в черную дыру? Скорее всего, материя его тела просто не поддастся расщеплению и затягиванию в бездну, или будет спровоцирована ответная иная неведомая нам реакция. Думаю не надо говорить о том, как опасно применять это оружие. Появляющаяся в результате взрыва этой бомбы черная дыра всегда нестабильна, теоретически в любой момент способна перерасти в полноценную бездну способную затянуть весь наш мир. Думаю одно из двух: либо бездна просто не сможет поглотить его, либо миниатюрная черная дыра, встретив сверхъестественное сопротивление, перерастет в полноценную и тогда нам всем конец. Лично я не хочу никаких сюрпризов от Таргнера и поэтому предпочел бы не рисковать. Ситуация пока не настолько безвыходная, — после этих слов мага не спускающий с него глаз Касмий заметно улыбнулся. Несмотря на бледность и усталость маг еще контролировал ситуацию. Чудовище еще пока на защите Армидеи. — Также ненужно забывать о сложности создания этого оружия. У нас оно есть только благодаря помощи Духа, который наполнил меня силой в момент создания этой бомбы. Без поддержки Духа я бы на такой эксперимент не решился. Создать в пространстве полноценную черную дыру, а затем заточить ее в кристаллическую оболочку бомбы это очень опасная затея. Малейшая ошибка в ходе этой процедуры может повлечь секундное уничтожение такого города как Армидея. У нас этих бомб немного и пусть уж лучше они и дальше лежат на складе. Дай бог, чтобы нам никогда не пришлось использовать их.
Замораживать чудовище, но зачем? Все равно эти чертовы бусы у меня на шее, они не дадут мне покоя. Вдруг от заморозки твари жажда крови, что от него передается мне, усилится. Я слечу с катушек. Нет, уж пусть лучше тварь живет и периодически сама утоляет свою жажду смерти и разрушений, заодно помогая нам поддерживать порядок на диком юге. Ведь пока монстр, убивая, сам удовлетворяет свое безумие, я хоть немного дышу спокойно. К тому же практика применения чудовища в наших боевых операциях на диком юге дала положительные результаты, ненужно ее прекращать. Нужно извлекать пользу их проклятия пока это возможно.
Пока я еще в своем уме и полностью контролирую ситуацию. Эта тварь еще сослужит нам службу, я гарантирую это. Вчерашний инцидент заставил меня понервничать, но я не собираюсь прекращать извлекать выгоду из Проклятия Таргнера пока это возможно. Просто дайте мне время, я немного приду в себя. Если я столкнусь с некими проблемами в плане контроля над проклятием, я дам знать. Заточить монстра в глыбу льда мы всегда успеем. Пока ситуация под контролем, прибегать к подобным мерам еще рано.
— Так и быть, — удовлетворено сказал Касмий. — Раз витаминная смесь не дает нужных результатов, и вы Фросрей с каждым днем выглядите все хуже и хуже, пусть чудовище само удовлетворяет свою жажду крови. Благо врагов у нас немерено, хватит, чтобы удовлетворить жажду крови десятерых таких чудовищ. Пусть все идет, как идет, мы полностью вам доверяемся Фросрей. И ради бога, умоляю вас, начните уже по ночам спать. Это нормально, так все люди делают. И говоря о вашем жутком внешнем виде, наши алхимики сумели улучшить формулу питающей вас витаминной смеси. Они также настаивают на том, что нужно увеличить прием этой смеси до двух раз в день, утром и вечером. Пожалуйста, Фросрей прекратите капризничать, доверьтесь нашим медицинским специалистам, это для вашего же блага. А то вы выглядите как ходячий труп, на вас смотреть страшно.
— Хорошо, — тяжело вздохнув, согласился маг. Он был на все согласен, лишь бы только это совещание быстрее прекратилось. Ему хотелось поскорее уединиться. Он как обычно не выдал и следа своих переживаний. После того как Тьма через монстра забралась в его душу, его будто кипятком ошпарило. Ведь если бы не Дух неизвестно что смогли бы натворить силы Тьмы его руками. Если бы он прошлой ночью управлял чудовищем сидя в своей внешней башне в Эвалте, то все, ему бы пришел конец. Это чудо что все так совпало и Дух спас его. Ему было страшно снова смотреть на мир глазами чудовища, снова управлять им. Он боялся снова столкнуться с Тьмой, что наполняет монстра. Сначала жажда крови, а теперь и Тьма, которая напрямую проникает в него, это было похоже на страшный сон наяву. Но никто кроме него не должен знать о его страхах. Все вокруг должны быть уверенны, что он все еще контролирует ситуацию, что все хорошо. Следовательно, ему придется снова управлять чудовищем, чтобы все шло дальше, так как шло и ни у кого не возникло подозрений и ненужных страхов. Было сложно описать, насколько сильно он устал от всего этого.
'За боевые заслуги' монстру индивидуально под его характеристики был разработан специальный бронекостюм, как и у всех армидейских солдат золотистого цвета. Теперь монстр официально стал очередной боевой машиной, новым оружием на защите Армидеи. Вместо номерного обозначения заменяющего имя в бою, на его броне красовалась надпись 'Рэвул'. За время отсутствия чудовища в эвалтийских лесах, особенно в южной их части снова наплодилось бандитов. Облаченный в индивидуальную модификацию армидейского бронекостюма рассчитанную под огромного человека-волка. Бронекостюма который теперь стал его второй шкурой, монстр был отправлен магом на очередной рейд по лесам Эвалты. Разорвав на куски несколько бандитских шаек (заранее оговоренных с армидейским командованием), топая по земле окровавленными лапами, на фоне полной луны монстр огласил Эвалту протяжным леденящим кровь воем. Знаменуя возвращение правосудия Фросрея, заставляя всех правонарушителей сжаться от ужаса. Маг теперь проявлял осторожность, больше не управлял чудовищем напрямую. Мысленно отдавал команды, смотрел его глазами лишь, когда это было необходимо.
В честь дня основания Эвалты, помимо пышных гуляний повсюду, салюта озарившего небо над всеми крупными ее городами, в центре Певенса для не особо избалованного развлечениями эвалтийского народа прошел военный парад. Сначала по главной городской улице прошли колонны местной полиции, включая местное подобие полицейского спецназа, затем колонны отрядов РОВФ — местных частных охранников и различных вооруженных наемников, оказывающих содействие в охране порядка. Затем пошли золотистые ряды армидейских морпехов, подразделений пограничников, биотранспортники всех назначений. Между колонн биотранспортников тянущих артиллерийские системы, среди парадных расчетов, отдельно от всех облаченный в блестящую броню шагал монстр и толпа разогретая весельем, чествуя своих защитников, приветствовала его как одного из них. Фросрей среди принимающих парад армидейских военачальников с недовольством смотрел на этот каламбур. Он был против участия монстра в праздничном шествии. Пока горожане и сельские жители, забредшие в город на праздник простецким внешним видом бросающиеся в глаза, приветствовали чудовище как одного из своих защитников. Фросрей знающий внутреннюю бесконечную злобу, жажду крови и холодную бездну Тьмы, что наполняет проклятую душу чудовища, мог только с сожалением наблюдать за этой картиной. Ведь это проклятие, его задача разрушать, уничтожать все вокруг, он лишь ждет момента, чтобы вырваться на свободу и всех их уничтожить, разрушить все вокруг. Монстр, уловив недовольный взгляд своего хозяина, пронзил мага своими свирепыми волчьими глазами в глазных щелях золотистого шлема. Холодная неистовая злоба, усталость от неудовлетворенной жажды крови всегда присутствующие в волчьих глазах монстра сейчас исчезли. Магу показалось, что чудовище улыбается, смотрит на все вокруг и забавляется. Будто знает, что неминуемо его время придет и от его лап и когтей все зальется кровью.
Народная любовь к желающему лишь всеобщего разрушения проклятию дошла до абсурда. Несколько умельцев в центре одного из эвалтийских городов решили возвести памятник, изображающий огромного человека-волка. Этот монумент должен был символизировать собой прямое бескомпромиссное правосудие Фросрея окончательно избавившее Эвалту от преступности. Но маг, вмешавшись, все же сумел отговорить людей от этой глупой затеи.
После наведения порядка в Эвалте чудовище опять было отправлено на юг. Фросрей был осторожен и старался не допустить своего слияния с чудовищем, ограничиваясь лишь мысленно отдаваемыми приказами, стараясь не смотреть на их исполнение. Магу было велено оставаться в Армидее под Светом Духа, управляя своим монстром на расстоянии, и он не особо противился. Не возражая своему своеобразному отпуску, маг решил послушать советов и начать спать как обычные люди. Его стали посещать ночные кошмары. Снился Музей Обороны Арвлады — большое белое здание в Валгхейме — столице Страны Белого Камня. Маг любил это место. Помимо демонстрации всего вооружения, что стоит на защите Арвлады, кукольных реконструкций военных сражений и прочей военно патриотической мишуры у Фросрея — как главного защитника преферийской страны артэонов здесь была целая экспозиция, посвященная лишь его заслугам и достижениям. Эта экспозиция была единственным положительным моментом в его отношениях с СБК. Во сне, поднимающегося по высокой лестнице к белым вратам здания музея внешне похожего на храм, Фросрея сносит волна крови, вылетевшая из открывшихся ворот. Это кровь жертв, погибших от его рук во имя безопасности Арвлады. Во снах он видел мертвые сожженные деревни людей, оставшиеся после локальных войн на юге. Войн организованных силами их разведки, при одобрении или прямом участии мага. Обгоревшие изуродованные трупы местных жителей встают и окружают его, тянут к нему руки, пытаясь порвать на части. Магу снова пришлось прибегнуть к не магической помощи, которую он не любил. Ему прописали таблетки, от которых он вообще перестал видеть сны. Плюс, курирующий его психолог, стал беседовать с ним несколько раз в неделю. Он продолжал всецело контролировать чудовище, пытаясь использовать его на благо Армидеи. Все шло вроде нормально. Только чертовы бусы, тяготили шею. Чудовище находилось на юге, порой возвращаясь в Эвалту для поддержания порядка. Все шло своим чередом, пока не возникла очередная проблема.
Ричард Фрембл некогда, в годы, когда Эвалта в череде процессов своего создания разрослась и погрузилась в тихий хаос, еще только становясь полноценным государством, в те неспокойные времена он был известен как Ричард Серый. Тогда в молодости, пользуясь хаосом, царившим в Эвалте, только обретавшей свои черты, он был преступником жил на широкую ногу, грабил и убивал. И вот однажды его банда дала отпор группе солдат СБК проводившей осмотр одной из деревень будущей Эвалты. Превосходя числом, бандиты перебили солдат на глазах у местных жителей и по будущей Эвалте поползли слухи. Народ объявил Ричарда Серого героем, борцом с убийцами, которыми в глазах будущих эвалтийцев представали солдаты СБК. Люди сами в своих умах вырастили из него подобие местного Робина Гуда. И когда эти слухи дошли до самого Ричарда, ему понравилась эта идея, он решил соответствовать этому образу. Действительно несколько раз он и вправду грабил караваны и раздавал награбленное простым людям. В остальном все также оставался обычным бандитом.
Позже эксперименты артэонов над людьми дали свои плоды. Множество живущих под властью артэонов людских общин, резко получивших свободу стали государством свободных людей под названием Эвалта. Артэоны силой и жестким контролем не дали людям вернуться к привычному рабовладельческому образу жизни. Среди жителей Эвалты после периода первоначального накопления капитала сопровождающегося криминальными войнами и распределением власти появились богатые зажиточные люди имеющие власть и как следствие заинтересованные в стабильности и порядке без рабства. Эвалта стала страной свободных людей. Во всяком случае, центральные и северные ее районы. Прошла эпоха таких как Ричард Серый, бандитам и разбойникам в свободном гражданском эвалтийском обществе оставалось все меньше места. Его банда была уничтожена, а сам он исчез. Все думали, что он умер.
Нет, на самом деле Ричард Фрембл оказался неплохим предпринимателем и торговцем. Награбленные драгоценности он пустил в оборот и став зажиточным уважаемым человеком жил с чистого листа. Так может и прожил бы он в своем имении на севере Эвалты, если бы артэоны не заговорили о должности эвалтийского короля. Артэонам заинтересованным в стабильности и процветании Эвалты был необходим человек способный объединить разрозненное эвалтийское общество и помочь с решением проблем между севером и югом этой сраны свободных людей. Термин президент для дикой Эвалты пока не подходил, поэтому ограничились более созвучным здешнему люду слове 'король'. Хотя власть этого человека по задумке артэонов должна сильно отличаться от власти настоящих людских королей — деспотов и эгоистов самодержцев. Власть здешнего короля должна быть ограничена строгими законами, а основной его задачей кроме собственного благополучия должна была стать забота о народе.
Согласившись на предложение артэонов, решив стать эвалтийским королем, Ричард рассекретил свою личность, рассказав народу Эвалты, кто он такой. Эвалтийцы без всяких голосований все от севера до юга выступали за кандидатуру своего 'Робина Гуда', все же сумевшего провести 'белокаменных дуболомов' вокруг пальца. Естественно, что эта информация доползла до СБК и тут начались проблемы.
Несмотря на то, что на руках Ричарда Серого и его банды действительно была кровь солдат Страны Белого Камня, все же правительство СБК волновало вовсе не это. Нестабильность в Эвалте, провал всего армидейского эксперимента по созданию свободного без рабства человеческого общества среди рабовладельческого мира имел принципиальное значение для властей СБК. В состав СБК, как и любого другого артэонского государства помимо артэонов входили простые люди, живущие под артэонской властью, по разумным законам в специальных общинах.
В общинах СБК люди жили под тотальным контролем артэонов. Люди получали возможность свободно трудиться, частично торговать, но им было многое запрещено. Артэоны держали людей в однородном не допускающем разделения на бедных и богатых состоянии. Людям напрямую запрещалось богатеть, как-то выделяться из общей массы равных себе. В общинах СБК люди просто свободно жили по четким законам, не допускающим коррупции или исключений. Конечно, основная масса людей была вполне счастлива в таких условиях, но были и те, кто требовал перемен и свобод. И если у армидейцев бы все получилось, Эвалта стала свободным человеческим государством, естественно эхо этой свободы докатилось бы и до земель СБК. Жители людских общин Страны Белого Камня, имея яркий пример у себя под боком тоже потребовали бы перемен, а это уже могло разрушить весь артэонский образ жизни, установленный тысячелетиями. Это не считая глобальных идеологических противоречий стоящих между Армидеей и СБК. СБК просто не могли дать Армидее в этом споре победить. Власти СБК как могли, вставляли палки в колеса согреваемой под крылом армидейцев Эвалте. Они не желали таких радикальных перемен. На данном этапе глобального внутриартэонского идеологического противостояния, не желая становиться диктаторами, консервативные артэоны олицетворяемые СБК пытались не допустить революции мира людей в зачатке.
Ричард Серый — человек, вставший во главе эвалтийского общества, был тем, кто смог бы его сплотить, помочь решить ряд внутренних проблем. Таким образом, имея всеми любимого правителя, Эвалта смогла бы развиваться дальше, естественно СБК не могли этого допустить. С тех пор как Ричард Фрембл раскрыл свою личность, власти СБК объявили на него охоту. Оправдывая свои действия гибелью своих солдат от рук его банды много лет назад. Армидейцы чтобы не потерять вне гласного лидера народа Эвалты спрятали его в безопасности у себя под боком в Закхале — людском квартале Армидеи. Все это время армидейцы тщетно пытались договориться с СБК по поводу судьбы Ричарда, но власти Белого Камня были непреклонны. Тогда Кратон Краус — правитель Армидеи без выборов своим указом назначил Ричарда Фрембла королем Эвалты, народ которой в большинстве своем воспринял это как праздник. Живя в Закхале, под защитой Армидеи Ричард формально управлял страной. И вот СБК якобы устав ждать от Армидеи выдачи этого преступника, поставили ультиматум, по истечении которого они будут вынуждены отправить к стенам Закхала войско с целью задержания Ричарда Фрембла. И это войско будет готово своими силами устранить любые препятствия, что встанут у него на пути. Таким образом, СБК снова бросали вызов Армидеи. Армидейской власти нужно было решить, готовы ли они двинуться наперекор воле СБК и сделать шаг в сторону независимости, а заодно поддержать свой авторитет в глазах жителей Эвалты. Или же просто спустить ситуацию на тормозах, дать СБК задержать и казнить первого короля Эвалты, ситуация в которой после этого резко начнет ухудшаться. То есть, грубо говоря, снова потерять контроль над Эвалтой и дать СБК вытереть о себя ноги. Конфликтов наподобие Мак-Тауред никто не хотел, Кратон и все министры разрывались в раздумьях, искали разумный выход из этой ситуации, тем временем срок ультиматума подходил к концу.
В наполненном солнечным светом зале со стеклянными стенами в ЦентрЦитадели на высоте нескольких десятков этажей, когда после очередного заседания не в силах найти разумные выходы из сложившегося кризиса, все министры разошлись, остались только Кэлос, Кратон и Фросрей.
— В нынешнем состоянии, если войска СБК подойдут к нашим границам. То есть к пределам Аламфисова леса. В соответствии с существующими протоколами обороны наши ответные силы выдвинутся им навстречу. У нас хватит сил, чтобы дать им отпор. А дальше все зависит от того как далеко эти белокаменные безумцы готовы зайти, — сидя за длинным стеклянным столом для совещаний, на краю напротив своего правителя стальным голосом говорил командующий Кэлос заправлявший делами обороны.
— Нет, друг мой, наши солдаты не должны умирать. Не так бессмысленно. В этом мире, где существует Тьма, мы будем убивать друг друга во благо всему злу, что обитает в темноте? Это исключено, мы не можем допустить второго Мак-Тауред. Иначе мы как правители не стоим ничего, — подавлено уткнувшись взглядом в стол, говорил Кратон. Фросрей стоящий у окна с сопереживанием смотрел на своего подавленного правителя. Вместе они создавали Эвалту, вместе радовались ее успехам и торжеству свободы в мире людей. И вот сейчас его любимый правитель был подавлен. Фросрей не знал, как помочь и даже был готов сам выдвинуться навстречу армии СБК. Окончательно выйдя за все рамки, позабыв о статусе светлого мага разметать их ряды своей силой, уничтожить их всех или погибнуть в битве сними, взяв всю ответственность только на себя. — Ненужно друг мой. Оно того не стоит, и это все равно тоже не выход, — видя переживания мага, понимая его мысли сказал ему Кратон.
— Что если повести себя по-артэонски разумно? Дать этим дикарям из СБК вторгнуться в наши мирные земли и пусть делают что хотят. Пускай они уберут Ричарда, но это ничего не изменит. Эвалта все равно продолжит существовать. Да наступят определенные негативные последствия, но мы переживем их. А позже все же дадим эвалтийскому народу выбрать своего президента... ой, тьфу ты короля! Пусть СБК почувствуют себя бессмысленными чудовищами, — сев за стол для совещаний в одно из множества свободных стеклянных кресел предложил маг.
— Введение должности короля потеряет смысл, — с улыбкой выслушав Фросрея, спокойно объяснял ему Кратон. — Во всяком случае, утратит первоначальное сакральное значение. СБК добьются своего: нанесут удар в самое сердце нашей мечты. Вводя должность короля, я думал об изменении сознания народа Эвалты. Дав им самим выбрать себе правителя, я хотел, чтобы они почувствовали себя свободными еще больше. Согласен выборов не было, но думаю, волной демонстраций, что прокатилась по Эвалте люди дали нам знать о своем желании. Такой политической активности у людей я не видел никогда. Если отдадим Ричарда, мы лишим их возможности ощущать себя народом.
В сопровождении охраны из двух армидейских солдат в зал совещаний вошел виновник всей шумихи Ричард Серый. От былого лихого разбойника или умелого торгаша не осталось и следа. Теперь это был уставший старик за семьдесят лет, хоть и неплохо сохранившийся. На нем армидейский плащ, совершено неподходящий этому старому человеку. — Вы можете меня хоть здесь оставить в покое?! — тряся руками, сокрушался он на свою охрану. Армидейские пограничники выполняющие приказ даже не пошевелились. Только после одобрения Кратона солдаты удалились. — Мой повелитель...
— Прошу не называйте меня так.
— Хорошо Кратон. В общем Кратон вы знаете, я тут подумал и решил не доставлять вам больше проблем. Ведь вы уже наверняка обсуждали идею того чтобы сдать меня СБКашникам и покончить с этой шумихой? — ведя разговор Ричард Серый уселся за стол к остальным.
— Нет ну что вы, конечно нет, — улыбался Фросрей.
— Я вам советую так, и поступить, — рассматривая золотую ручку, оставленную кем-то из министров, говорил Ричард. — Сам толком не знаю, зачем вообще начал все это. Знаю, потом скажут, что я просто хотел власти. Но как мне хотелось бы верить — я делал это ради блага своей страны. В какой-то части мне и вправду было небезразлично будущее свободной страны людей. Вся эта идея свободы, перемен... Ведь сам я ценил свободу больше всего на протяжении всей жизни. Мне очень приятно видеть людей живущих без рабства и тирании. И глядя вокруг я видел некоторые ошибки, как мне казалось. Ошибки, которые нужно исправлять, что-то поменяв в нашей жизни. Казалось, став королем я смогу изменить что-то, хотя бы убрать те ошибки что видел, будучи простым торговцем. Видно не судьба. Про придурков из СБК я совершенно не подумал. В любом случае я уже свое пожил. Долгую и в целом нормальную жизнь, в конце которой не жалею ни о чем. Я уже устал лишь трепаться о своих былых похождениях и о своей безумной молодости, будучи немощным надоедающим стариком. Пришло время умирать. Я сам начал эту игру и не учел всех ее тонкостей, сам привлек к себе внимание и вот теперь у вас из-за меня проблемы. Отдайте меня этим полудуркам, обещаю я приму смерть достойно. Пусть у Эвалты появятся мученики, — он говорил, в своем голосе и повадках становясь то мудрым стариком, то малолетним хулиганом.
— Вы сильно заблуждаетесь мой друг, — начал объяснять Кратон. — По-вашему если мы отдадим вас СБК, наши разногласия с ними будут исчерпаны? Наше политическое противостояние идет с самого появления Армидеи. Эвалта дли них лишь повод чтобы покусать нас. СБК на всем протяжении нашей попытки научить людей жить свободно, как могут, вставляют нам палки в колеса. Если даже мы отдадим вас им, они все равно найдут новые причины для конфликтов и никогда не оставят нас в покое. Тем более пока Эвалта не будет трансформирована в общину по образу людских селений СБК. Грубо говоря, пока идея Эвалты не умрет. Так что успокойтесь, вы не являетесь для нас проблемой. Наоборот вы наш союзник в битве за свободу людей. И нашу независимость...
Фросрей сильно переживал, видя подавленность правителя. Не в силах найти себе место он ходил взад вперед по пустому читальному залу библиотеки, перебирая в голове разные варианты. Не зная, что делать, он решил пойти на крайнюю меру. Он отважился снова попросить помощи у своей личной Тьмы.
С огромным черным вороном, живущим на крыше его башни, на окраине Певенса, Фросрей отправил весточку одному из своих старых знакомых. Очередной кризис загнал его в тупик, он решил попросить помощи у больного темного ума, который своим садистским потенциалом не раз помогал ему выйти из кровавых передряг. Этот темный советник стоял во главе всех последних авантюр Фросрея. С вороном он отправил данные о месте и времени встречи. Облачившись в свой серый плащ, который из Фросрея мудреца в золотистом армидейском плаще, сразу делал его обычным неприметным бродягой. В таком виде маг часто бродил по землям Преферии. Только в облике строгого бродяги он мог по-настоящему увидеть этот мир без прикрас, понять кто по-настоящему добр, а кто просто лицемер. Так делали многие маги и не только. Фросрей отправился навстречу со своим темным старым знакомым.
Встреча была назначена вечером у небольшого трактира в центре одного из городков на южной границе Эвалты. Тайный собеседник Фросрея закутанный в черный плащ ожидал встречи, стоя на каменном крыльце трактира. Местные, живущие на границе, привыкли к странным личностям, скрывающимся под темными плащами. Может, убегая с юга, он облучился при переходе через Пограничье. И теперь он отвратительный мутант, обожженный Азурой, вынужденный бежать на север, под покров артэонов, где подобные уродства и искажения внешности не считаются поводом для казни или обвинении в проклятии, как это принято у многих народов юга. Быть может все проще, и он просто опасный преступник, приговоренный на юге к смерти. В любом случае раз скрывается под плащом, значит, есть повод и местные в большинстве своем такие же беженцы с юга, многие без гражданства, такие же нелегалы не задавали лишних вопросов. Поэтому Фросрей и выбирал для этих встреч южные окраины Эвалты, где чужаки это норма. Маг неожиданно возник за спиной у своего темного собеседника.
— Что перемещаться в пространстве просто гуляя по земле для тебя уже слишком просто. Недостаточно эффектно? Нужно обязательно возникать за спиной? — послышался загробный тяжелый голос.
— В 'сумерках' стираются расстояния. Там я 'плаваю' быстрее чем хожу здесь. Тем более тебя нужно устрашать, напоминая о своих способностях.
— Тогда объясни мне, зачем ты для путешествий на юг пользуешься телепортами? Чтобы быть как все?
— Откуда ты знаешь?
— Сам мне говорил.
— Чем дольше я там, тем труднее потом оттуда выбраться. Перемещаться на большие расстояния там опасно. Материя моего тела подвергается деформации в соответствии с законами сумерек нашего мира. Чтобы добраться до юга мне придется окончательно увязнуть в том пространстве, — стоя за его спиной, говорил маг.
Абстрагировано от окружающего мира в лучах дневного солнца, стоя в черном плаще, таинственное существо из-под черного капюшона пристально разглядывало людную улицу. В разгар дня, бродя туда-сюда, местные жители жили своей жизнью. Дети играли где-то на обочине. Какие-то мужики, раскуривая одну на всех трубку, сидели в тени одного из домов.
— Ты посмотри на них. Это задыхающееся само от себя стадо. Пока они живут, они ненавидят, друг друга. Им самим тошно от своего общества и своих жалких жизней. Они причиняют друг другу боль, не умеют ценить, что имеют. Просто живут, прожигая свои жизни. Бессмысленная биомасса. Но стоит произойти катастрофе. Огромный пожар, спаливший пол деревни или вражеская армия, пришедшая за новыми рабами. Неважно, что, но если что-то их всех разом уничтожит, они вдруг станут жертвами. Независимо от того какими тварями они были при жизни их будут вспоминать оплакивая. Все вдруг станут хорошими людьми. А может смерть многих из них будет облегчением для множества других людей и всего мира в целом? Общество людей — концентрация идиотизма, — пристально разглядывая людную улицу, мертвым сиплым голосом говорило существо.
— Ты больной психопат! — не выдержав за его спиной, рассмеялся маг. — Никак не могу к тебе привыкнуть!
Он развернулся лицом к магу. Из-под черного капюшона виднелось мертвецки бледное, безжизненное лицо. Под глазами черные впадины. Острый высохший бледный нос, маленькие сухие губы. Вместо одного из глаз просто белое бельмо. На бледной коже лица имелись борозды от шрамов, будто какой-то сумасшедший безо всякой логики исполосовал его ножом. Тяжелое дыхание, тяжесть при проговаривании слов и периодически срывающийся болезненный кашель. В единственном глазу застыло выражение ненавистного отношения к миру и тяжелая боль, точащая внутри эту, слабую на первый взгляд, тварь.
— Привет... могу я уже сказать 'друг'? — глядя на мага из-под капюшона тяжелым голосом говорил он.
— Нет, я тебе не друг. Ну и какие планы по уничтожению мира на этот раз?! — не мог не подколоть его Фросрей.
— После всей той боли, которой мне обходятся встречи с тобой, все это наше перемирие, ты еще издеваешься надо мной?
— Нет, а если серьезно, чем ты занимаешься? Как коротаешь время?
— Уничтожение мира это как-то примитивно и глупо, — теперь он, похоже, издевался над магом решив порассуждать вслух. — Конечно, я в своем сумасшествии через что-то подобное проходил, но сумел удержать себя. Да и речь шла не об уничтожении мира, а скорее о вызове всему миру в целом. Хотелось просто посмотреть, как вы затрепещите перед ужасом. Но я удержался.
В нашем ремесле дать проникнуть в голову маниакальной идеи изменения мира насильственным методом значит загнать самого себя в угол. Примитивные личности, что в истории нашего мира были одержимы подобным, привлекают к себе слишком много внимания и долго не живут. И то, что наш мир все еще существует, говорит о том, что такие ребята, несмотря на все свои старания, так ничего и не добились. Стремление к этой цели — долгий и тяжелый путь, а моя пустота требует крови постоянно. Тем более глядя на этот безрадостный в целом жуткий мирок я вполне доволен. Мне нравится быть лишь незначительной частью кошмара, который вы зовете жизнью. Причинять боль вам по-отдельности куда интересней, чем расправиться со всеми разом, — тяжело прохрипел он.
— Вот как! — забавлялся над ним маг, не в силах скрыть свою улыбку. — Вообще-то я пошутил, хотел тебя подколоть. А ты как всегда серьезен! — рассмеялся маг. — Людей тебе нравится мучить, нашел, чем хвастаться. Жизнь людей и так невыносима. А до артэонов тебе не добраться. Ты просто психопат, хватит корчить из себя крутого злодея.
— Тьма из ваших грехов еще породит вам палачей. Я же, несмотря на безумие, слаб и немощен, какой с меня уничтожитель мира? Я себя вижу неким подобием тени, — прекрасно зная о несерьезном отношении со стороны мага, он все равно говорил. Чтобы не выглядеть глупо на фоне смеха Фросрея, пытаясь придать словам несерьезный оттенок, он даже выдавал что-то вроде улыбки. Делал все, чтобы изобразить самоиронию.
— Значит вот теперь как! Теперь ты у нас тень! Или все-таки 'семя безумия'?
— Тень мира артэонов. Произрастающая из безумия! Вот как-то так. Я прибываю в темноте, со стороны наблюдая за этим миром, за вашей бессмысленной возней. Выжидаю, пока вы своими ошибками наплодите грехов, сами дадите мне повод, и лучше спокойно подожду своего часа. Дотошно покопаюсь в отходах оставленных вашими обществами, отыщу там все темное, за что можно зацепиться и обращу это зло против вас...
— Оригинально скажу я тебе, — продолжал демонстрировать свою несерьезность маг.
— Просто пока для себя я не вижу почвы. Когда придет время, я еще устрою вам сюрприз, оставшись незаметным для всех, как и подобает тени. Зря ты смеешься. Придет время, и мы еще продолжим этот разговор, — сковав лицо лютой злобой, под конец пригрозил он магу, но Фросрей все не мог избавиться от улыбки. Несмотря на попытки быть ироничным под конец темная сущность собеседника Фросрея все же вылезла наружу. В глазах мага он был психопатом, из-за отсутствия какой-либо связи с окружающим живым миром, теряющимся во времени. Он забывал, что говорил магу, а что нет. Фросрей слушая его пафосные рассуждения о самом себе, эти несчастные попытки самообмана, попытки оправдать свое зло уже с трудом сдерживал улыбку. Ведь он слышал этот бред уже множество раз. Про себя забавляясь над ним, маг все равно давал ему выговориться, а то вдруг он больше не захочет видеться. Для Фросрея это было чудовище тщетно пытающееся оправдать свое безумие принесением логики в свою пронизанную сумасшествием жизнь.
— Хочешь оставаться незаметным? Желаешь жить дальше? Но какой смысл в продлении существования подобного твоему? — давая ему выговориться, как психолог пациенту изучал его маг.
— Никакого! — безумно усмехнулся он. — А по-твоему в окружающей череде бессмыслицы хоть чье-то существование оправдано хоть чем-то? — упрекнул мага странный собеседник. — Я не думаю о своей жизни как о... жизни. Когда мой разум отчищен болью, я иду к цели — мести всем вам за то, что вы... этот мир сделал со мной. За то, что вы можете жить, а я нет. В остальное время я просто скитаюсь, прозябаю в темноте, со стороны изучаю вас, наблюдаю, это все что я могу. Да и как в моем случае можно говорить о жизни? Ведь жить это значит бояться смерти. Меня пугает лишь заточение. Например, в глыбе льда. Ведь так вы поступаете с древними проклятиями, которые не можете остановить? Я, как бы это глупо не звучало, хочу остаться свободным.
— Ладно Ортопс, 'древнее проклятие' ты мое! Пойдем внутрь, пока никто не обратил на нас внимание.
Маг в своем сером плаще бродяги и тот чье общеизвестное имя звучало, как Ортопс все также скрывающийся под черным плащом зашли внутрь трактира, усевшись за свободный столик в самом углу в стороне от всех, в части зала, куда напрямую не проникал солнечный свет. Тяжело топая по полу, монстр в черном плаще шел следом за магом.
— А ты значит, все также пытаешься спасти этот мир. Корчишь из себя супергероя? — усевшись за стол напротив мага, он поглядывал на него из-под капюшона своего черного плаща.
— Это ты у нас злодей из книжек! — Фросрей развеселил собеседника. — Я же просто беспокоюсь о поддержании порядка. Какой смысл ото всех этих публичных героев, большая часть подвигов которых выдумана и приукрашена? Они борются с преступностью, ищут себе равных соперников среди порождений зла. Лишь бы только победив очередного надоевшего всем гада напомнить всему миру о своей значимости, вновь заставить всех любить себя. При этом мир вокруг как был убогим, так и остается. Борясь с преступностью и разными крутыми злодеями этот мир не исправить. Как можно решить проблему, борясь лишь с ее последствиями? Это пустая трата времени. Чтобы помочь этому миру нужно что-то более глобальное, кардинально иное.
— И ты придумал, что именно нужно этому миру?
— Нет, поэтому я и молчу.
Официантка в красном пестром фартуке принесла им пиво. В этом заведении был всего один сорт этого напитка, кружку с которым обязательно должен был выпить каждый посетитель. Пышная румяная девушка с недоумением и опаской косилась на эту парочку, уединившуюся в стороне от остальных клиентов, столь немногочисленных в разгар буднего дня. С улыбкой посмотрев на нее из-под капюшона своего плаща показав, что он всего лишь немощный старик Фросрей щедро насыпал ей чаевых. Она довольная удалилась, теперь они могли спокойно продолжать разговор. Он потянул к кружке с пивом свои руки, будто облаченные в рыцарские перчатки из темного кроваво-красного стекла. Стекла или какого-то другого прозрачного материала, укрывающего тело, через который было видно его настоящие немощные, слабые руки. Кончики пальцев его 'стеклянных перчаток' венчались длинными острыми когтями. В стороне от всех он без опаски тянул свои когтистые стеклянные пальцы к кружке. Пододвинув пиво, он с наслаждением втянул его аромат, так и не сделав ни единого глотка. Потягивая пиво, вымазав бороду в его пене, маг с интересом наблюдал за ним.
— Вот ты говоришь о порядке, — надышавшись пивом, снова закутавшись в плащ и погрузившись в тень откинувшись на спинку кресла, начал он своим мертвым тяжелым голосом. — То есть тебе по нраву тот порядок, что царит в мире людей? Тебе по нраву мир, в котором у кого-то есть все, а у кого-то ничего. Их порядок, в жестокости которого лишь единицы знают, что такое счастье, лишь единицы по-настоящему живут, в то время как остальные довольствуются малым, погрязают в тяжести страданий. Это ужас, к которому все вокруг почему-то привыкли. На мой взгляд, если система неспособна сбалансировать саму себя она должна быть уничтожена. Человеческое общество есть та же система. Если людское общество в условиях своего порядка неспособно обеспечить достойное, равное для всех своих членов существование, не обделяя никого, то такой порядок, как и построенное на нем общество должны быть разрушены. Уничтожение всего живого единственный верный способ решения всех проблем. Можешь смеяться, но это факт, в котором я убежден после столь долгого наблюдения за вами. Этот круговорот сумасшествия, этот зверинец должен просто прекратить существовать, ради общего блага. Если все будет разрушено, уничтожено и только среди руин, когда ни у кого ничего не останется восстановиться справедливость. Это единственное возможное равновесие. Раз невозможно сделать всех счастливыми остается только сделать всех несчастными, разрушить и уничтожить мир людей недостойный существования, дать возможность всем обрести свободу. Как говориться не можешь сделать лучше, так сделай хуже и тогда многие одумаются, — спрятав лицо под капюшоном, закашливаясь, тяжело озлобленно прохрипел он.
— Знаешь, ты говоришь мне это почти при каждой нашей встрече! Одно и то же только по-разному. Эти твои попытки толкнуть меня к 'темной стороне' выглядели актуально ну первые раз пять! Сейчас это уже просто смешно. Может уже хватит? — не переставал подкалывать его маг, не скрывая улыбки. — Лучше расскажи, чем занимаешься в последнее время, как живешь? Если так можно сказать.
— Придерживаюсь нашего уговора, своей болью плачу за мир между нами, — закрыв глаза, он тяжело задышал.
— Тот факт что Преферию, ни на юге, ни на севере не устрашают серии жестоких кровавых убийств, говорит о том, что ты пока держишься. Неужели послушал моего совета. Неужели нашел себе тихое место, поставил там хижину и живешь в тишине вдалеке ото всех и шепота Тьмы? Или может, нашел какое-нибудь увлечение? Кроме расчленения человеческих тел! — от этих слов мага сказанных с издевательской улыбкой у собеседника под черным капюшоном от напряжения задергался глаз.
— Что отличает меня от тебя, от всех вас? У тебя внутри есть стержень, есть какая-то опора, которая дает тебе четко понять кто ты. А меня внутри всего трясет, я не понимаю, кто я. Поэтому я не всегда понимаю что творю. Ну а вообще... Пока я скажем так, просто жду своего часа, — подавляя что-то ужасное, что затрепетало в его душе, напряженно дыша, он старался говорить спокойно, скрывая безумие, что распирает его изнутри. — Я никогда не сплю. О каком домике и тихом месте может идти речь? Я даже не ведаю что такое покой. Удерживая свое безумие ради нашего с тобой мира, я всегда погружен в боль, она отрезвляет меня. Пока мои мысли со мной я всегда думаю. И рано или поздно найду выход из нынешней ситуации, я выйду из нашей с тобой затянувшейся схватки победителем. Ведь ты живешь, ты обременен тысячью проблем, ты и не помнишь обо мне. А я живу лишь тобой, лишь мыслью освобождения. Хоть мне и нравится с тобой болтать, но я так больше не могу. Не могу сдерживать себя. Наше с тобой перемирие дается мне слишком уж сильной болью. И когда придет мое время, — его мертвое лицо застыло в неистовой злобе, он не говорил, а буквально шипел от злости, своей когтистой лапой сжимая край стола, — я заставлю вас всех возненавидеть эту жизнь!
— Слышал, СБК организовали операцию по твоей поимке? — продолжал выводить его из себя маг.
— Они давно бегают за мной. Я бы сказал, охотятся не прекращая. И это идет мне на пользу. Нет времени расслабляться и всегда есть чем занять отрезвленный болью ум. Ты им наводки не давал? А то в последний раз они меня почти прижали. Пришлось залечь на дно в прямом смысле. Последние несколько дней я пролежал в болоте, — он показал магу бок своего плаща, на котором высохла болотная грязь. — Не знаю, сколько дней и ночей. Время я ненавижу, пытаюсь от него затеряться... Лежал на берегу и смотрел, как плавают лягушки в болотной воде. Теперь ненавижу лягушек! — будто выключив свое внутреннее напряжение, он опять говорил спокойно с присущей безумной ноткой.
— Можно подумать хоть что-то в этом мире тебе нравится!
— Потом прилетел этот жирный ворон. Знаешь он, единственный кто сопровождает меня в странствиях по тени вашего мира. Ты там корми его получше. А как у тебя дела? Как зверюшка Таргнера? Ты я смотрю, даже своей бледности лишился. Нет! Неужели все настолько хорошо?
— Да все нормально, пока вроде.
— Зачем тогда позвал меня? Неужели просто поболтать? А друг?!
— Я тебе не друг, не беси меня! Скажем так: мы с тобой собеседники пока это возможно. Я пригласил тебя, потому что мне опять нужна консультация твоего больного садистского ума. Опять назрели проблемы, которые не решить мирно.
Ричард Фрембл, ну тот первый объявленный президент, блин — король Эвалты про которого я тебе уже по любому говорил. Так вот ребята из СБК выдвинули ультиматум, если до сегодняшнего вечера мы его им не отдадим, они заберут его силой. Это просто какой-то бред! Я вижу, как все над чем трудился, распадается у меня на глазах и я не в силах остановить это мирным способом. Ведь эти уроды из СБК. Им наплевать на правосудие, не из-за крови своих солдат они хотят лишить Ричарда жизни. Они просто хотят унизить нас. Унизить Армидею в глазах народа Эвалты. Хотят показать, что они здесь хозяева, а мы никто. Общество Эвалты оно неоднородно, как и в принципе, все общества людей. Помимо граждан желающих жить свободно и понимающих что Армидея это единственный залог их мира и свободы, там есть вечно всем недовольная мерзкая масса. Либералы, философы, сторонники рабовладения и прочие разрушители порядка, например торговцы, привозящие товар с юга — общающиеся с тамошними дикарями, заражающиеся от них безумием, ну естественно ребята обещающие жизнь после смерти. Их церковь за вечный порядок, основанный на рабстве, поэтому всегда против нас. В общем, в Эвалте уже сформировалась эдакая оппозиционная тусовка — те, что говорят о свободе от артэонов и собственном пути развития. Какой такой 'собственный путь развития', возврат к рабству? Естественно, что все это глупости, козни СБК, желающей уничтожить нашу Эвалту. Это СБК взрастили большинство этих уродов желающих уничтожить нашу мечту изнутри.
И вот если СБК сегодня вероломно ворвутся в наш маленький мир. Привлекут к ответственности, то есть казнят, Ричарда Серого — первого названного правителя мира свободных людей Преферии — моральное ядро этого пока слабого только формируемого мира. Тогда в споре между гражданами, поддерживающими и надеющимися на армидейскую власть и этой оппозиционной неблагодарной мерзкой вечно всем недовольной массой в основном выращенной искусственно, при поддержке СБК, правда окажется на стороне последних. Армидея как защитник свободного государства людей Преферии покажет свою слабость. В глазах простых эвалтийцев мы раз и навсегда потеряем свой авторитет, покажем свою неспособность защитить их. Тогда СБК в открытую говорящие о своей ненависти к Эвалте покажут свою силу и верховенство в преферийском мире артэонов. Продемонстрируют простым эвалтийским гражданам тот факт, что у их страны вопреки нашим заверениям нет будущего. Ведь слово Армидеи не стоит ничего, СБК здесь главные.
Ну есть вариант того что такая агрессия белокаменных может разозлить жителей Эвалты, может сплотить их, но я не хочу проверять. Я хочу предотвратить надвигающуюся проблему и все ее возможные негативные последствия. Я не могу видеть, как мой мудрый правитель убивается из-за этого всего. Мечта, которую мы любили вместе разрушается какими-то уродами. Я хранитель Эвалты и я готов сделать все, чтобы защитить ее. Вот только лезть на рожон мне бы не хотелось. Я, конечно, могу наломать дров, вмешаться лично, пролить кровь солдат СБК, для меня в этом не будет ничего нового! Да и что мне терять старому дураку? Но мне бы хотелось остаться в рамках морали, ведь я официальное лицо Армидеи, я отвечаю не только за себя. Короче нужно выйти из этого кризиса как-то по-умному, не запятнав своего имени и имени своего правителя. Остаться светлым магом. Поэтому я прошу тебя помочь мне. Если у тебя есть какие-то предложения, то я готов слушать. Ты же знаешь, я в долгу не останусь.
— Да я слышал об этом вашем кризисе, когда он только надвигался, — узнав, что магу требуется его помощь, этот монстр успокоился и стал говорить спокойно и уверенно. — Пару дней назад мне в руки попала газета. Какой-то эвалтийский еженедельник. Так значит, СБКашники решили выполнить свои угрозы, — погруженный в свои мысли рассуждал он вслух. — Похоже, я знаю, как тебе помочь. Есть идея, как всегда безумная. Но я хочу сразу обговорить цену.
— Ну и сколько на этот раз?
— Восемь жертв, без разницы в половом отношении, — говорил он с предвкушением удовольствия, с каким люди делают заказы в ресторане.
— Ты наглеешь, это уже перебор. Хотя бы пять как обычно.
— Так и ситуация действительно сложная. Это тебе не северные провинции у всяких южных империй откалывать! Да и я в завязке уже почти четыре года, у меня уже руки трясутся. Сколько раз я тебе помогал. Ну, имей совесть!
— Ладно, семь. Но не дай бог, ты переступишь эту черту.
— На территории Эвалты и ты закроешь на это глаза. И укроешь мои следы от общественности. Не люблю быть в центре внимания, не хочу, чтобы какие-нибудь ищейки шли у меня по следу.
— Идет. Долбанный ты психопат! Жду не дождусь того часа когда мы снова станем врагами.
— Я не психопат. Я вижу себя освободителем, освободителем их душ из смердящих смертных оболочек. Наоборот их тела я довожу до состояния идеала, фактически превращаю в произведения искусства. Ну, это когда есть время.
— Не думаю, что зверски расчлененное или извращенно изуродованное человеческое тело можно сравнить с произведением искусства. Ты выглядишь жалко, когда пытаешься оправдать свое безумие. У тебя никогда не хватит силы признаться самому себе, что ты просто больной ублюдок, для которого его собственная больная голова это главная проблема, причиняющая жуткую боль и во всем этом кошмаре, только смерть единственное спасение. Спасение от самого себя.
— Я просто художник, который пишет свои картины кровью... — теперь уже он со скрываемой злорадной улыбкой выводил мага из себя.
— Замолчи! — не выдержал маг. — И давай ближе к делу!
— Знаешь, я тоже думал о том часе, когда мы снова станем врагами. Ведь мы оба знаем, что он когда-нибудь настанет. Интересно себе это представить. Я как обычно не смогу одолеть тебя сумеречный странник. Не в силах отмахнуться от тебя как от надоедливого москита я буду вынужден опять пуститься в бега. И ты снова по следам из трупов пойдешь за мной по всему миру. Но только сможешь ли? Бросишь ли свой золотой город или к тому времени его уже не будет? — после этих слов сказанных хриплым безжизненным голосом в голове мага всплыли его страхи. В его сознании мелькнули кошмары о Армидее в огне, огромная черная волчья морда и надвигающаяся с юга Тьма. Он с улыбкой наблюдал, за тем как Фросрею стало плохо. Маг, придя в себя, со всей силы ударил кулаком по столу.
— Еще одно лишнее слово и я причиню тебе боль Ортопс! Если ты хочешь чтобы наше нынешнее соглашение вступило в силу, лучше поделись со мной своими мыслями по поводу моей проблемы, и мы просто разойдемся! — непростительно сильно для человека наделенного силой разозлился Фросрей.
— Ладно, ладно. И кто же тут из нас психопат после такого? — с улыбкой говорил он. — Хорошо, хорошо. Все перехожу к делу, — под злым взглядом Фросрея он убрал ухмылку. — Они говорят, что в случае невыполнения ультиматума придут силой забирать этого вашего Ричарда Серого, так ведь? Так. Как это будет выглядеть? Небольшую группу их солдат высадят их летучки где-то у стен Закхала — где находится их цель, наш Ричард. Ведь в случае высадки на территорию самого квартала людей напрямую в соответствии с нынешним законодательством об обороне они рискуют попасть под лавины стрел местных стражников и даже солдат Армидеи. СБК не станут провоцировать вооруженные силы людей им нужно сделать все чисто и аккуратно. Поэтому высадившись у стен Закхала, они сперва предъявят требования о добровольной выдаче интересующего их преступника. Жители Закхала их требования проигнорируют и тогда они пойдут на штурм, уже в соответствии с законом.
Солдаты СБК силой проникнут за стены Закхала внутри которого место нахождение их цели им уже известно. Ведь их агенты повсюду. Официально Закхал ни часть Армидеи, впутывать вашу армию нет смысла. Только если тебе снова не нужна братоубийственная бойня. Единственные кто окажут им сопротивление так это фанатики из охранников Закхала, которые движимые ненавистью к вражеским солдатам набросятся на них, позабыв о своих жизнях. Но с этой проблемой матерые головорезы из СБК которые будут отправлены для задержания нашего бедолаги Ричарда, справятся даже не заметив. Единственное настоящее сопротивление или серьезная проблема, с которой могут столкнуться войска СБК при штурме Закхала это разъяренная толпа мирных местных жителей. Убивать мирных граждан они не станут, если даже станут, то выставят себя убийцами. Против них ополчится все население Эвалты, чье недовольство террористическими актами может докатиться до людских общин СБК и самое главное на них ополчится вся артэонская мировая общественность. СБКашных вояк уже не раз обвиняли в кровавости. Крупные артэонские государства из большого мира давно мечтают снова связать руки армии СБК, как и вашей, чтобы прикрываясь контролем за соблюдением человеческих прав 'жестокими армиями преферийских артэонов' снова свободно проталкивать здесь свои интересы и снова превратить Преферию в свой экспериментальный инкубатор.
Просто выведи толпу, всех кого можно. Десятки тысяч женщин, детей и разозленных мужиков. Пусть народ всей Эвалты встанет на пути армии СБК, пусть они офигеют. Пусть увидят, что просто так первого избранного правителя свободной Эвалты им не взять! Разозленная толпа должна полностью окружить все стены Закхала по периметру, не оставив нашим друзьям из СБК ни одной лазейки. Пусть живой стеной они не дадут солдатам СБК проникнуть внутрь...
— Ты думаешь, я не планировал подобного. Думаешь, я совсем тупой? — прервал его маг. — Ну, выведем мы несколько десятков тысяч разозленных эвалтийцев к стенам Закхала и что? Те солдаты, что придут за Ричардом будут к этому готовы. Они будут вооружены резиновыми палками, разными гранатами и прочими штуками для разгона толпы. Они профессионалы. Их командование предусмотрело такое развитие событий, и те, что придут за Ричардом будут профессионалами в плане подавления агрессии толпы. Таким способом, мы можем лишь выиграть время, а что делать дальше? Как в итоге решить проблему?
— Ты меня недослушал. Толпа, не пропускающая врага это только начало. Должна пролиться кровь. Дай мне договорить! — не дал он магу сказать, что пролитие крови проблемы тоже не решит. — Заставить ребят из СБК пролить кровь мирных граждан довольно-таки сложно. Они профессионалы как ты сказал. Но и вы я думаю не дураки. За долгие годы у вас наверняка есть какие-то скрытые структуры в эвалтийском обществе, смешанные с криминалом. Крепкие ребята, наемники, фанатики, которые в случае крайней меры готовы будут вести гражданскую, партизанскую войну с солдатами СБК или в случае необходимости смогут обеспечить кровопролитие мирных граждан, чтобы выставить врага в отрицательном свете. Провокаторы, которые, затесавшись среди мирной толпы, смогли бы взорвать ситуацию. Заставить солдат СБК самих пролить кровь мирных граждан или самостоятельно обеспечить такое кровопролитие, если враг не поддастся на провокации?
— Да конечно есть, — улыбнулся маг. — Но кровопролитие не решит дела.
— Кровь это только начало. Кровь мирных людей, простых ни в чем неповинных граждан Эвалты. Понимаешь, к чему я клоню?
— Не беси меня! Просто скажи прямо!
— Кто говорил, что Проклятие Таргнера покуда оно подконтрольно тебе будет защищать Эвалту от любого врага хоть внутреннего хоть внешнего. Не одна вражеская армия не подойдет к жителям Эвалты пока у них есть монстр-хранитель, — он заставил мага серьезно задуматься и воспарить духом.
— То есть ты предлагаешь мне натравить на них чудовище? — будто спрашивал сам у себя погруженный в мысли Фросрей, заметно оживившийся.
— Конечно, пусть прольется кровь невинных жителей Эвалты и следом их огромный лохматый защитник придет на помощь. Резиновыми дубинами СБКашники от монстра отбиться не смогут. Ну, будет какая-то хорошо вооруженная группа прикрытия, но думаю, монстр с ними разберется. Потому что вряд ли их в этой операции будет прикрывать Дух. Вряд ли это сверхразумное существо одобрит весь этот идиотизм. Без помощи Духа как простые смертные, несмотря на всю свою силу и опыт, солдаты СБК не смогут противостоять монстру. Он их уничтожит. И все официально останется в рамках правового поля.
Они вторглись незаконно? Вторглись! Монстр должен хранить Эвалту? Должен! Они не смогут обвинить вас в незаконности действий. Вы просто ответите им той же подлостью и мерзостью, с какой действуют они. Конечно, после гибели пары сотен своих солдат от рук монстра они будут еще долго злиться. Разорвут дипломатические отношения, прекратят все совместные проекты, включая военные. Постараются изолировать Эвалту, начнут смещать свои войсковые части к ее границам, санкции всякие начнут выдумывать и все такое. В общем, будут вести себя как придурки в бессилии. Но зато больше ни к вам, ни в Эвалту они не сунутся. Во всяком случае, если не окажутся настолько дебилами что объявят полноценную войну. Ну, тут уж что поделаешь, война так война. Вам придется обороняться и правда, и поддержка мировой общественности будет на вашей стороне. Да и не решаться они на открытую войну, они конечно дебилы, но не конченные. А так в мирное время, пока есть чудовище, сунуться к вам они побоятся. Единственное что во всем обвинят тебя. Ведь ты отдаешь монстру приказы напрямую, ты за него отвечаешь. Ну, тебе я советую сослаться на какое-нибудь заклятие, которое ты якобы наложил на монстра. Мол, заклятие — своего рода магический охранный протокол, в соответствии с которым чудовище в случае прямого вооруженного нападения на Эвалту встает на ее защиту автоматически без твоей воли. Ты же не виноват, что в качестве вооруженных солдат проливших кровь мирных граждан Эвалты оказались головорезы из СБК. А еще лучше я тебе советую на самом деле такое заклятие на чудовище наложить, в будущем пригодится.
— Нет, — ответил погруженный в мысли резко оживившийся маг, — не буду я никакого заклятия придумывать. Пусть обвиняют меня, пусть знают, что на моих руках кровь их цепных псов. Пусть знают о моей ненависти к ним. Что они сделают? Объявят меня персоной вне закона?! Да плевать мне на них, — смеялся про себя маг.
— Закроют твою экспозицию в Музее Обороны.
— Вообще пофиг.
— Ну, все. Я вывел тебя не только из депрессии, но и из вполне реального кризиса. Свою часть нашего уговора я выполнил. Теперь и ты выполняй свою, — поднявшись, Ортопс собрался уходить.
— Да, да конечно. Блин, как договорились. Но подожди! — остановил он собеседника. Ортопс с тяжелым грохотом недовольно вернулся на стул глядя на мага исподлобья. — Мы уже давно встречаемся. И я все хочу сказать дорогая... — начал с улыбкой маг.
— Я пошел!
— Да подожди ты! Серьезно. Раз я единственный твой собеседник, фактически единственный друг за тысячи лет твоей жизни или как там... 'скитаний по Тьме', как ты там говоришь. Открой мне эту тайну, пожалуйста, скажи мне как другу. Заметь, я тебя другом назвал! Это лишает меня покоя. Умоляю тебя, скажи мне, наконец, что ты такое и откуда? Хотя бы, в каких манускриптах древности есть хоть малейшие упоминания твоей сущности? Подкинь хоть какую-нибудь зацепку. Пожалуйста, — на радости маг как-то позабыл, с кем говорит.
— Светлый маг Фросрей Воин, Хранитель Арвлады! Мне нравится, что я знаю о тебе все, а ты обо мне ничего. Это дарует мне превосходство над тобой. Я же уже говорил тебе и не раз что сам не знаю, кто я. Ведь я как тень, порой преступаю черту, но все же никогда не лезу на рожон и умею оставаться для всех во мраке. Я иду сквозь эпохи и время, как и все вокруг, теряет смысл. К сожалению, сознание у меня слабое — человеческое и память тоже. Я просто не помню, кто я, и уже давно даже не задаюсь таким вопросом. Я просто тень. Даже для самого себя я непонятно что. Ну ладно! — оставшись довольным сделкой, хлопнув руками по столу, он начал вставать. — Пойду пасти своих козочек и козляток, дабы даровать им спасение от мерзких телесных оболочек, — он решил еще немного позлить мага на прощание.
— Только семь и не больше. Только посмей переступить черту! — сердито крикнул ему в след, также оставшийся удовлетворенным их встречей маг.
Пока пиво в кружке не выдохлось окончательно маг, сидел за столом погруженный в мысли и бушующие эмоции. Ему был противен его темный собеседник, в одной из своих половин он дико ненавидел эту тварь. В другой своей половине понимал, как он ему нужен. С тех пор как Фросрей стал фигурой политической, эта темная тварь стала неотъемлемой частью его внутреннего мира. Для него человека прямого и бескомпромиссного без хитроумия и коварства этого темного ума было невозможным уберечь Армидею, силой изменить мир Преферии во благо его любимого золотого города. И вот опять маг запросил его помощи. Результатом их сделки стали семь невинных жертв, которые это чудовище принесет на растерзание своему безумию в ближайшее время. Семь человек умрут, только за то, что маг опять оказался в безвыходной ситуации. Станут расплатой за его выход из очередного армидейского кризиса. И ему еще нужно будет скрыть от общественности последствия выплеска безумия Ортопса, этой кошмарной твари. Заставляя людей не замечать изуродованных трупов жертв, которые порой всплывают как плата за консультацию по очередной проблеме, которую миром не решить, маг чувствовал себя его соучастником. Или может, что самое страшное, он уже давно им являлся? Конечно, Фросрею было больно от продолжения этого кровавого торга. Он всегда говорил себе, что остановит эту тварь, сразу же когда его услуги будут больше не нужны. Но когда это случиться? Без помощи этого больного темного ума в перипетиях артэонской политики, сложности геополитической обстановки Фросрей бы чувствовал себя беспомощным ребенком. Это чудовище со своим безумием давно стало частью внутреннего мира мага, он в нем нуждался и без его помощи остался бы никудышным защитником Армидеи. Он слишком сильно впустил это зло в свой мир, сделал его своей частью, и понимал, что пока не может по-иному.
Через три дня после этого разговора, на армидейский пляж со стороны Закхала высадился десант СБК. Вопреки всем ожиданиям вооруженные силы СБК пришедшие за головой Ричарда Серого подошли к стенам Армидеи по водам Соленой Мили. Их обшитый сталью парусный корабль встал на якорь на безопасном расстоянии. Штурмовая группа на нескольких лодках высадилась на берегу. Войска СБК состояли из спецназа Внутренней Гвардии — части военной машины СБК отвечающей за безопасность внутри Арвлады, аналог армидейских пограничников. Командовали операцией по задержанию Ричарда Серого полицейские генералы, чьи подразделения занимаются поддержанием порядка в людских общинах СБК. Поскольку у полицейских уже был опыт в задержании опасных преступников. Отсутствие представителей реальной армии в этой операции как бы говорило о ее невоенном характере, якобы это была обычная полицейская вылазка с целью задержанию преступника.
Вместо запланированных магом тридцати тысяч к стенам Закхала для защиты своего народного правителя от ненавистной СБК вышла толпа в сто с лишним тысяч человек. Простые мирные граждане Эвалты съехались со всех ее концов, чтобы защитить свое будущее и высказать белокаменным агрессорам, свое недовольство их постоянным вмешательством в свою жизнь. Толпу простых рабочих и крестьян подогревали различные провокаторы, натасканные армидейскими военными. Хотя представители вполне реальных гражданских активистов в этой толпе тоже были. Заранее изготовленные в Армидее транспаранты и различные плакаты пестрили разнообразием лозунгов, 'СБК не пройдет'; 'Долой тиранию СБК' — гласили некоторые из них. Среди пока мирной толпы затаив оружие под плащами ожидали сигнала особые представители провокаторов. Войска Армидеи приведенные в боевую готовность замерли за ее стенами в ожидании последствий.
Едва силы СБК высадились на берегу их тут же начала закидывать камнями агрессивно настроенная эвалтийская молодежь. Силы СБК не обращая внимания на провокации со стороны местной молодежи, укрывшись щитами приготовив резиновые дубины, ровным строем двинулись к воротам Закхала. Толпа недовольных граждан Эвалты, встав живой стеной, не пропустила их. Как бы спецназовцы не пытались прорваться внутрь пройти через живую стену из людей у них не получилось. Затем начались переговоры. Полицейские генералы, возглавляющие группу задержания, пытались уговорить толпу пропустить их мирно. Обещали справедливый суд над преступником, пытались объяснить, кто такой на самом деле Ричард Серый, говорили о том, что вынужденные выполнить приказ они все равно никуда не уйдут и будут продолжать осаду столько, сколько потребуется. Но толпа, чувствуя свою силу, ничего не хотела слышать. Переговоры ничего ни дали, группа задержания, укрывшись щитами спецназа, стояла напротив все больше накаляемой толпы. Опустился вечер, люди начали уставать, а солдаты все стояли, у толпы все больше сдавали нервы. И вот под напором провокаторов толпа набросилась на солдат. Полетели шумовые и газовые гранаты. У мирных людей вдруг откуда-то появились палки, которыми они принялись стучать по щитам солдат, которые в свою очередь стояли, терпя безумие толпы. Потом в солдат полетели огненные коктейли. Выйдя из-за стены щитов, солдаты принялись орудовать дубинами, в клубах слезоточивого газа валя особо буйных наземь заковывая их в наручники и заталкивая в центр своего строя. Как бы не старались провокаторы заставить солдат пролить кровь, у них не получалось. И вот когда толпа снова пошла на штурм стены щитов, провокаторам ничего не оставалось как, запустив в солдат еще пару огненных коктейлей, спровоцировать их к новому наступлению и в заварившемся побоище самим пролить кровь нескольких граждан Эвалты. Затесавшиеся среди толпы вооруженные наемники воспользовавшись своими мечами, такие же люди, такие же граждане Эвалты, сами убили нескольких бедолаг из толпы таких же, как они. Естественно обезумевшая толпа во всем обвинила солдат и набросилась на них всем своим весом. Началось уже реальное противостояние, в солдат бросали все что можно, от чего в рядах СБК появились первые жертвы. По команде солдаты пошли в полноценное наступление, сшибая резиновыми палками всех на своем пути, они двигались к воротам Закхала, за которыми скрывалась их цель. Но тут темноту незаметно опустившейся ночи огласил протяжный вой.
Все замерли, и люди и солдаты. Огромный сливающийся с темнотой человек-волк выпущенный магом пробежал по вершине стены Закхала и прыгнул в центр строя солдат СБК внизу окруженных толпой. Чтобы исключить связь с армией Армидеи, с монстра сняли его золотистый бронекостюм. Огромное чудовище принялось своими лапами проламывать солдатскую броню, сминая их тела. Остатки строя СБК, прикрываясь щитами от толпы, были вынуждены отступить. В итоге до лодок из нескольких сотен задействованных в операции бойцов добрались всего несколько десятков. Чудовище, при поддержке вооруженных наемников скрывающихся среди мирной толпы, уничтожило большую часть группы задержания присланную СБК. И даже их Дух им не помог. Спасшиеся воины СБК уплывали на лодках беспомощно глядя на ликующую толпу и на чудовище, оставшееся на берегу. Его лапы были измазаны кровью, своими волчьими глазами сияя в темноте, монстр, скалясь, пристально смотрел на своих потенциальных спасающихся на лодке жертв, уничтожить которых маг ему уже не разрешал.
Последствия этого инцидента не заставили себя ждать. По решению СБК был созван Совет Арвлады. На совете делегация Белого Камня, не поддаваясь эмоциям, не желая выяснять, кто прав, кто виноват, просто поставила армидейцев в известность о том, что после крови их солдат пролитой чудовищем, 'пригретым Фросреем и Кратоном', никакого дальнейшего сотрудничества между ними быть не может. 'Арвлада существовала только под нашей защитой множество лет до появления армидейской армии. Также Арвлада будет существовать и дальше. Мы и дальше будем сами защищать наш родной дом. А Армидея и ее армия теперь свободны, пусть делают что хотят. Мы им больше не указ и между нами больше нет ничего общего. Пусть Армидея остается одна перед проклятием Таргнера' — мрачно изредка поглядывая на правителя Кратона, глава СБК Рагнер-Кон подытожил все сказанное ранее своими коллегами. Действительно, после этого СБК будто просто перестали замечать Армидею. Начался вывод войск из всех мест общего дислоцирования. СБК в срочном порядке прекратили свое участие во многих миротворческих операциях за периметром. Оставив на юге лишь незначительный военный контингент в самых проблемных районах. Даже своим солдатам они запретили официально общаться и замечать своих армидейских коллег. Все должностные лица СБК находящиеся в Армидее были отозваны, также как и армидейские были высланы. Также множество проектов внутри самой Арвлады направленные на помощь слаборазвитым ее жителям СБК также прекратили, ведь большинство этих проектов были организованы по инициативе Армидеи. На полном серьезе, в течение нескольких дней СБК полностью прекратили всякое взаимодействие и общение с армидейской стороной. Глава Армидеи Кратон Краус вроде как, получив полную свободу во всех отношениях, предчувствуя что-то недоброе, был не весел, как и все остальные его министры. Эта свобода скорее напоминала пустоту и одиночество. Будто Армидея осталась одна в темноте.
Хоть маг и пытался снова перестать тратить время на сон, предпочитая ему погружение в размышления и чтение книг, все-таки заточение в старом человеческом теле давало о себе знать. Фросрею опять снилась темнота, приближающаяся с юга. Проснувшись в поту, не желая снова погружаться в кошмары, он сел за стол, включив лампу, опять решил излить душу своему дневнику.
Дневник Фросрея: Четыре часа ночи, запись не имеет смысла. Это просто рассуждения.
СБК никогда ничего не делают просто так. В их высшем государственном совете при правителе Рагнере-Коне есть множество мудрейших коварнейших умов. Каждый их шаг на что-то рассчитан, за долгие годы я в этом убедился. И вот сейчас они вдруг резко оборвали все общение с нами, просто перестали нас замечать. Даже на Эвалту закрыли глаза. С одной стороны можно представить, что все это не очередная публичная постановка СБК, а вполне реальные последствия убийства нескольких их солдат руками нашего монстра. Может я впервые перехитрил их? Очередная политическая авантюра по ослаблению Эвалты, унижению армидейской власти для них обернулась провалом. Может они и вправду не учли чудовища, просчитались, и я поставил им шах и мат? Что-то я в этом сильно сомневаюсь. Зная их коварство, мне кажется это очередной коварный план. Но зачем? Каковы их цели на этот раз? Если предположить что все произошедшее они спланировали. То есть прекрасно знали о моей ненависти к ним и готовности защищать Эвалту любыми доступными способами. Знали что я использую чудовище для защиты того что мне дорого и просто спровоцировали меня. Получается, осознанно принесли своих солдат в жертву, но зачем? Ведь они действительно прекратили всякое взаимодействие с нами, просто перестали замечать Армидею, дали нам свободу. Даже в отношении Эвалты. Им вдруг стало наплевать даже на страну свободных людей — Эвалту — идею, которая всегда была им так противна, ведь ее развитие грозило разрушением подконтрольных им людских общин, всего образа их жизни. Уничтожение Эвалты для них было вопросом принципа. Ведь больше всего они боялись осложнений, которые наступили бы, если люди научились жить свободно и разумно.
Я уже молчу о том, какие последствия несет прекращение большинства миротворческих миссий за периметром. Ведь теперь все темные враждебные нам силы на юге получили свободу и скоро начнут набирать свою мощь, объединяться против нас. Мы уже потеряли контроль над ситуацией там, мы просто бросили многих своих союзников на юге, оставили на верную смерть. Все наши проекты на юге, что мы вынашивали долгие годы, СБК вот так просто уничтожили. Ладно, им плевать на союзников, очередной геноцид на юге уже я вижу, никого не заботит. Но они что на полном серьезе хотят новой полноценной войны с югом, который без нашего контроля быстро встанет под знамена очередного тирана рвущегося уничтожить артэонский север и все его составляющие. Как они просто наплевали на все это? Вот именно наплевали. Они ведут себя так будто все это уже неважно и всего этого скоро просто не станет. И как показывает наша разведка, в то же время они готовятся к обороне своих земель, возвращают войска на север, в западную его часть, укрепляют Белую Долину. Но от кого или от чего они сегодня собрались обороняться, к чему они готовятся на самом деле?
И тут на ум приходит самое страшное предположение. Что если Он посетил их и рассказал им о своих видениях и грядущем будущем Арвлады, которое он видел. Что если Он поведал им все то, что рассказал мне той ночью больше года назад? Ведь я его не послушал, я даже не прислушался к его советам, а что если они прислушались и теперь готовятся к обещанному им преферийскому Армагеддону? Если бы сейчас вернуться в ту ночь и лучше расспросить его, все бы отдал за это. Но тот наш с ним разговор был последним и чувствую я, последним для меня. 'Черный рок преферийского артэонизма'; 'Армидея в огне', что же это может быть? Единственное что приходит на ум, единственная явная угроза, что висит на горизонте это Проклятие Таргнера. Если еще учесть самоубийство Этхи Мудрого, который винил себя за то, что не сумел остановить тогда последнего из Людей Волка забредшего в его пещеру. Сомнений нет, речь идет о Проклятии Таргнера. Получается СБК готовятся к противостоянию с ним. И все их последние действия направлены на то чтобы оставить Армидею одну перед этим проклятьем. Дать проклятию Армидею уничтожить. Но как оно переступит через меня, ведь на данный момент я это зло полностью контролирую? Как обретет силу для уничтожения всей Арвлады? Пусть человек-волк бессмертен, пусть он силен, но у него не хватит сил, чтобы уничтожить СБК или Армидею, в конце концов, живущих под защитой Духов. И если речь идет об одном монстре, то почему СБК готовятся к его встречи как к полноценной войне?
Не важно, как и что, но надвигающееся будущее покрыто Тьмой. Грядут времена ужаса и кошмара. И перед наступающей с юга Тьмой я чувствую себя совсем одиноким. Я остался один на один с проклятием Таргнера'.
НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ
Джейсон пришел в себя в лишенном дневного света освещенном лишь лампой у входа темном узком помещении. Непонятно это был сон или уже реальность. После эффекта от препаратов, которыми его накачали течение времени, грань между реальностью, сном, галлюцинациями все это стерлось в его голове. Но сейчас его блуждания по дурманным снам закончились, он точно осознал сам себя, его сознание полностью восстановилось, он открыл глаза и осмотрелся.
Вот уже несколько суток его держали в изоляционной камере для испытывающих трудности при выходе из Малдурума. Узкий темный карцер со стенами, обшитыми мягким материалом чтобы не расшибить себе голову во время очередного приступа. Полумрак, одиночество и дурманящие сознание препараты, из-за которых он терял всякое понимание того что он такое. На нем белая пижама как на больничном пациенте. Оставленный от волчьего клыка шрам поперек лица залеченный целебной мазью, заживая с каждой секундой, немного саднил, неприятным ощущением напоминая о себе. Здесь было довольно прохладно, при этом ни кровати, ни одеяла или других предметов в узком мягком карцере не было. На руке он обнаружил следы от наручников характерными кровавыми бороздами окольцовывающие запястья. В голове всплыли звуки собственного безумного крика, распирающее внутри безумие, которое сдерживала только цепь наручников. Похоже, он изрядно побуянил, за что и оказался здесь.
Попытки вспомнить что-либо порождали в голове едва различимые обрывки. Его как потенциально буйного для безопасности медперсонала до полного выхода из Малдурума заковали в наручники. Потом что-то пошло не так, он не смог выйти из Малдурума, его возврат в нормальное состояние по каким-то причинам стал невозможен. Он набросился на сотрудников медперсонала, охрана усмирила его дубинками. Сколько бы его не молотили дубинками под злобные крики, успокоить его так и не смогли. Потом естественно применили транквилизаторы, перед глазами все поплыло и вот, он очнулся здесь. От воздействия дурманящих разум препаратов долговременная память была полностью заблокирована. Сколько он был без сознания и где вообще находился. Что конкретно случилось, какое задание они выполняли, почему он не смог выбраться из Малдурума? Что его напугало или с каким ужасом столкнулось его сознание, раз безумие Малдурума оказалось более желаемым? Он попытался вспомнить.
Первым делом в его сознании всплыли окровавленные клыки и огромные волчьи пасти, клацающие острыми зубами в попытках его разорвать. Бесконечный снег, мертвый лес и нескончаемые орды волков, затмевающие всякие шансы на выживание. Обрывки кровавых сцен из битвы в Мерзлом лесу больно били по артэонскому сознанию. От страха он забился в угол. От нарастающего ужаса жутких воспоминаний врезавшихся в сознание он начал дрожать. Забившись в угол, этот здоровяк трясся от страха, хаотично вспоминая все, через что пришлось пройти в Мерзлом лесу. От кровожадного свирепого чудовища, которым он был в Малдуруме, не осталось и следа. Теперь вместо меченого рядового 2/2/5 он снова стал артэоном по имени Джейсон. Своими истинными глазами ему было страшно смотреть на то, что в Малдуруме казалось обычным.
Снег, окрашенный волчьей кровью, вокруг рассеченные волчьи туши, он при возможности старается убивать волков как можно более жестоко, выворачивая их тела наизнанку, срывая с них кожу. Или вовсе не убивает их, оставляя раненных волков медленно жестоко умирать. Расправившись с очередным волком, он упал на снег, пытаясь сделать горящими легкими хоть пару глотков воздуха. И тут он видит рядом умирающего друга, которому волки, расковыряв закрывающие живот бронепластины, вытащили наружу кишки. Сходя с ума от боли, истекая кровью, в потоке эмоций не в силах самоотключиться, он просто лежит и орет. Его истошные болезненные вопли там для Джейсона были незаметны, это как легкая музыка на заднем фоне немного дополняющая картину происходящего. Это сейчас воспоминания криков умирающих сводят его с ума, то чудовище, в Джейсоне порождаемое Малдурумом в какой-то мере ими даже наслаждалось. В процессе дальнейших схваток с волками по пути к деревне, он краем глаза заметил как боевой товарищ, сражающийся рядом, поднял тело волка на руках, сломал ему позвоночник, швырнув его тушу об колено, а после пока волк еще жив, вцепился зубами ему в живот. Увидев, что Джейсон смотрит на него это кровожадное чудовище, которое где-то там было разумным артэоном, сейчас удовлетворяя какую-то свирепую понятную только ему самому жажду, это чудовище в золотистой армидейской броне все же застеснялось. Выхватив у волка клок мяса, швырнув в сторону тушу обезумевшего от боли животного, он улыбался Джейсону кровавой улыбкой, ожидая найти поддержку. Это сейчас эти воспоминания кажутся неописуемым кошмаром, а там Джейсон просто по-дружески подмигнул своему товарищу, жрущему волков живьем, совсем затерявшемуся в Малдуруме. И вот в процессе своих скитаний среди безумия бойни в Мерзлом лесу, он остается один среди мертвых снегов, понимая, что весь буквально с ног до головы измазан алой волчьей кровью. Ресницы на забрызганном кровью лице смерзлись на морозе. Там в Малдуруме все это было естественным, наоборот хотелось еще битвы, еще крови, мести за погибших друзей. И доктор Росс... В его голове снова зазвучал безумный смех пожилой артэонки, которым для него сопровождается тотальное погружение в безумие. Он закрыл уши, пытаясь заставить его замолчать.
Действие препаратов прекращались, воспоминания возвращались, накатывая кровавыми волнами. Какой-то бред о чести батальона и армидейской морской пехоты в целом, в Мерзлом лесу заполнял его больную голову, служил источником его безумной мотивации. Расчленив волчью тушу, он радостно крикнул: 'За морскую пехоту!'. Сейчас глазами артэона это было тяжело, просто невозможно вспоминать, ему не верилось что то чудовище порожденное Малдурумом это действительно он. В принципе все как обычно, как и у всех других артэонов при выходе из Малдурума. Казалось все произошедшее это страшный сон. От воспоминаний жалобного скуления, которое издавали волки, когда он, будучи чудовищем, беспощадно рубил их, сейчас на его глазах проступили слезы. Ему было жалко убитых зверей, тот факт, что волки в той ситуации пытались его убить сейчас в его гуманном артэонском сознании, просто игнорировался. 'Такого никогда не должно было происходить. Это все неправильно' — вытирая слезы, совсем раскиснув, не в первый раз говорил он себе, выходя из Малдурума.
И тут он столкнулся с главным. Вспомнил то зло, что из всего совершенного в Малдуруме так серьезно задело его до глубины души. Чувство колоссальной вины в попытках сбежать от которого он не хотел выходить из Малдурума. Смерть лейтенанта Конрада. Он считал себя обязанным жизнью Джейсону, вторгся в его личную жизнь, во внутреннем мире став его другом. Помниться он, возникнув из ниоткуда, просто пришел с подарком на день рождения Джейсона и в первую очередь сдружился с Кристиной. После того как этот в своем естественном состоянии не замолкающий балагур нашел общий язык с его королевой у Джейсона просто не было выбора, в безмятежности внутреннего мира они стали близкими друзьями. Во время боевого похода, в состоянии Малдурума сохраняя адекватность, прибывая в статусе офицера, этот лейтенант был единственным, кто беспокоился о Джейсоне, искренне пытался помочь. И в своей попытке спасти Джейсона от его же собственного безумия этот небезразличный горе лейтенант поплатился своей жизнью. Движимый своим безумием Джейсон дал волкам загнать себя в тупик, лейтенант Конрад отдал свою жизнь за то чтобы вытащить его. Действительно, если бы не жертва лейтенанта Джейсон бы остался в тех снегах навсегда. Если бы Джейсона не убили волки, движимый чувством мести за Рурхана, тогда, по его мнению, мертвого, он бы отправился с Вэйноном, вместе с другими мечеными и прочими безумцами, пошел бы в этой битве до конца. Увязший в безумии живым из той бойни он бы не вышел в любом случае. Лейтенанту Конраду пришлось пожертвовать жизнью, чтобы силой заставить Джейсона выжить, устоять перед манящим полной свободой сумасшествием Малдурума открывающим свои просторы в Мерзлом лесу.
Это был хороший и добрый по обе стороны артэон, среди рожденных солдатами таких очень мало и Джейсон своим безумием его фактически погубил. При входе в естественное артэонское состояние его сознание столкнулось с разумным осознанием ответственности, которую он нес за гибель Конрада. Тогда безумие Малдурума ему показалось более комфортным. Ведь для чудовища которым становился Джейсон в объятиях своего человеческого зла смерть лейтенанта была просто пустым звуком, в том состоянии он не чувствовал ни ответственности ни вины. В то время как артэон Джейсон просто не мог смириться с подобным. Из-за этого внутреннего противоречия, из-за осознания тяжести вины его сознание наткнувшись на подсознательное сопротивление, зависло в состоянии невозврата — где-то на грани между объятиями Малдурума и артэонской сущностью. Он просто не мог выйти из этого состояния, буквально завис посередине в неспособности освободиться от своего безумия и снова стать самим собой. После провала попытки стать самим собой, обратно вернувшись в объятия безумия, он слетел с катушек. Обезумив, в порыве своей агрессии он набросился на оказавшихся поблизости людей в белых халатах, и охране пришлось его успокоить, после к нему применили усиленный курс психотерапии, при помощи препаратов силой вытащив его из объятий Малдурума. И вот он пришел в себя, все вспомнил, столкнулся с виной, от которой пытался укрыться в своем безумии. На душе стало пусто и гадко, захотелось снова погрузиться в Малдурум лишь бы уйти от этих раскаяний. Ему пришлось силой заставить себя свыкнуться с погибелью друга, истинную ценность которого он дурак раньше не хотел понимать, а сейчас было уже поздно. Замерший взглядом в одной точке, он продолжал сидеть, забившись в угол темной узкой камеры мягкого карцера для буйных, пока внутри его убивала совесть и раскаяние.
Время сейчас теряло для него значение. Он долго оплакивал лейтенанта Конрада. Угрызения терзали сильно, но не убивали. Жизнь неизбежно продолжалась. Он обратил внимание на следы ногтей, оставленные на мягком настенном покрытии кем-то из тех, кто сидел здесь до него. Буйные психопаты, в которых превращались артэоны, выходя из Малдурума, не в силах смириться со злом, содеянным в его объятиях. Это место буквально хранило в себе безумные крики, мольбы о помощи, спасении сотен сходящих с ума в попытках снова стать артэонами после злодеяний Малдурума. 'Нужно выбираться отсюда' — вдруг ожил Джейсон, ему было тошно находиться здесь. То, что заставляет жить — семья, любимые, близкие родные, лучшие друзья. В случае с Джейсоном вполне естественный для артэонов теплый семейный круг, круг близких друзей и, конечно же, любимая, прекрасная супруга. Ведь он в шаге от всего этого, его счастье прямо перед ним. Пройдя через ад, он заслужил несколько месяцев покоя и счастья жизни среди артэонов. Осталось только выйти из остатков погружения в безумие, стать самим собой и тогда можно будет вернуться в свою нормальную жизнь. Рурхан! Как он, что с ним, нужно было срочно, первым делом узнать о его судьбе. Нельзя больше оставаться в этом полумраке, нужно выбираться отсюда. С трудом поднявшись на ноги, Джейсон дошел до двери. 'Все мне полегчало. Выпустите меня!' — крикнул он, кулаком стуча по двери.
Вернувшись в свой угол, он прождал еще несколько часов. Это было еще одно испытание. Тайно наблюдающие за ним врачи смотрели, как он себя поведет. Ведь не сумевший окончательно избавиться от побочных эффектов пребывания в Малдуруме долго не получая ответа с той стороны начал бы сходить с ума. Долбиться в дверь, кричать, рвать мягкое настенное покрытие карцера. Джейсон полностью став собой спокойно просидел в своем углу еще несколько часов.
— Джейсон? — через громкоговоритель карцер огласил женский голос.
— Да, — не зная куда смотреть, ответил он.
— Как ваше настроение?
— Хорошо. Все нормально. Я снова я. А что вопрос, про самочувствие уже устарел? — чтобы показать, что он полностью стал собой, Джейсон добавил улыбку.
— Ладно. Тогда как ваше самочувствие?
— Чувствую себя так, будто мною только что испражнился огромный черный дракон. Как будто я все еще измазан в злых темных фекалиях, — Джейсон пытался с юмором описать свое состояние. — Что я не прошел очередное испытание?! — крикнул он спустя пару минут тишины, но ответа так и не последовало. — Да я нормальный, пожалуйста, хватит уже! — он боялся снова остаться один в этом полумраке.
Спустя некоторое время дверь карцера отварилась. В свете загоревшейся на полную мощность лампы над входом в помещение карцера вошел командир его батальона, майор Калегром. Облаченный в черный нательный комбинезон, он с улыбкой смотрел на еще одного из своих солдат наконец-то пришедшего в себя. Джейсон, от такой неожиданности позабыв обо всем, подскочил на своих трясущихся с непривычки ногах и замер по стойке смирно. — Нет не надо, успокойся, не напрягайся. Тебе сейчас нельзя. Так как дела боец? Как самочувствие? — легко и радостно улыбался командир, по-дружески пожав Джейсону руку.
— Отлично сэр.
— Куришь? — в готовности дать сигарету поинтересовался командир.
— Нет, сэр.
— Это правильно. Готов отправиться домой?
— Так точно, сэр.
— Идем отсюда, — командир пытался помочь ему, взяв за руку.
— Нет, не надо. Спасибо сэр, я сам, — отказался от его помощи Джейсон. — Много наших полегло? — после этого вопроса командир помрачнел и опустил глаза
— Старайся пока об этом не думать. Думай о своей семье. Пойми радость момента, мы уже дома, — прежде всего он пытался успокоить Джейсона. — Полегло много ребят, — все же печально добавил он. — Но это уже моя забота.
Командир, придерживая Джейсона, повел его из карцера, по лестницам наверх какого-то мрачного лишенного окон здания. Не мудрено, что это был очередной бункер, артэоны любили закапывать в землю свои военные объекты, таким образом, пряча их от посторонних глаз. Вот только где этот бункер находился? Судя по стенам и затхлому воздуху, свидетельствующему об отсутствии вентиляции, точно ни в гарнизонах Армидеи. Поднявшись на пару этажей, так и не увидев солнечного света из окон, по очередному темному коридору бункера командир привел Джейсона в белую комнату. В центре комнаты, в ярком свете лампы стояли два стула, на одном из которых сидела молодая артэонка в строгой военной форме, ее волосы собраны в жесткий хвост, в руках она держала ручку и блокнот. На ее строгом лице было не разобрать эмоций. По краям комнаты вне света лампы освещающей ее центр стояло множество железных шкафов, каталки для переноски раненных и хирургический стол для операций, вернее процедур восстановления как их тут называли. Это была восстановительная комната, подобие операционной, сейчас оборудованная для нужд работы психолога. Командир, заведя Джейсона внутрь, закрыл за ним дверь. Тяжело вздохнув, Джейсон уселся в кресло напротив этой очередной 'мозгоправки', которая несколько часов теперь будет 'компостировать' ему мозги, делая вид, что способна помочь. Но от этого было не сбежать, процедура общения с психологом была обязательной при выходе из Малдурума особенно для буйных. Правительство должно перестраховаться, прежде чем снова впустить его в мир под Светом Духа.
— Здравствуйте Джейсон. Меня зовут доктор Эмма Ротстен. Узнаете мой голос? — пронаблюдав, как он сел в кресло, сразу сделав несколько записей, поинтересовалась она.
— Да вы тот голос из громкоговорителя в камере. Надеюсь, вы не психиатр? — с наигранной настороженностью спросил он. Пока она снова делала какие-то записи, в Джейсоне затрепетало нечто неконтролируемое, некая жажда, желание женского тепла. За доли секунды он инстинктивно раздел ее взглядом. Долгое отсутствие женской сладости делало свое дело. Как артэон он тут же заблокировал все эти неприемлемые в силу обстановки эмоциональные потоки и вернул над собой жесткий разумный контроль. Он осознанно вернул себя в тяжесть постмалдурумных переживаний, тяжестью вины за смерть друга давящих на него. От его мимолетного теплого отвлечения от переживаний не осталось и следа. Внешне он напряженно сжался и чтобы не смотреть на нее, чтобы легче уйти от дурных мыслей, отвел взгляд в сторону. Она, пристально посмотрев на него обо всем догадавшись, улыбнулась.
— Что с вами? Вы как то напряглись?!
— Я?! Нет что вы. Все нормально. Это, наверное, какие-то остатки Малдурума еще не выветрились, — прокашлявшись, спешно оправдывался он. Но легкая напряженность, зависшая в воздухе, ощущалась все сильнее.
— Тогда начнем!
— Давайте, но все же. Так, а вы еще психолог или уже психиатр? — зажато в ее присутствии, осторожно интересовался он.
— Сразу могу вас успокоить. Я психолог. Военный психолог. И сейчас мы будем помогать вам, снова вернуться в нормальный мир.
— Слава богу! — вздохнул Джейсон. — Я тут побуянил немножко. Боялся, что меня спишут в разряд конченых... дураков.
— Я проинформирована. Вы набросились на медиков со скальпелем. Заставляли их принять 'упор лежа' и отжиматься. А то ведь 'Они салаги не знают настоящей службы'! — иронизировала она.
— Да-а-а! — сейчас сам себе удивлялся он. — Я могу! Да могу такое, к сожалению, — ему стало стыдно, но она улыбкой переводила все в шутку. Они оба посмеялись.
— Расскажите мне как обычно, что у вас на душе. Я готова слушать, — без энтузиазма говорила она.
— А где доктор Росс? Она курировала меня, — поинтересовался Джейсон. Этот доктор, она прекрасная как и все молодые артэонки. Блестящая гладкая, будто шелковая кожа, белоснежная улыбка и приятный аромат. Чуть старше Джейсона. В ее обществе ему было все больше дискомфортно, во всяком случае, изливать душу молодой девчонке, обнажать свое безумие перед почти ровесницей было неприятно. Мудрая доктор Росс, пожилая артэонка с белыми волосами, была заботлива как мать, с ней он мог говорить обо всем. А эта вчерашняя девчонка в его глазах была плохой заменой любимого доктора.
Доктор Росс. Военный психолог, что работала с ним, помогала ему избавиться от симптомов Малдурума. Он был очарован ею. Мудрая, умная артэонка с годами как хорошее вино ставшая просто бесподобной. В реальности она никогда не одевалась в черное, скорее наоборот предпочитала светлые тона. Джейсон ведал ей детали своих злодеяний в Малдуруме, и от этого как от исповеди получал душевное облегчение. Его особое отношение, привязанность к доброму доктору, ее особое место в жизни Джейсона перешло с ним в Малдурум. В ее облике воплотилось его безумие. Сначала в Малдуруме он просто творил жуткие вещи, думая о том, как будет ей о них рассказывать, как будет ее удивлять, когда вернется домой, и однажды она сама пришла к нему в больных малдурумных галлюцинациях и попросила ее удивить.
— Это все из-за моего возраста? — поинтересовалась молодой доктор сейчас работающий с ним. То, что она артэонка по ее мнению подразумевало ее прекрасную внешность, поэтому она делала акцент лишь на возрасте. — Простите. Я знаю, будучи молодой артэонкой этически не красиво работать с пациентами, в основном являющимися солдатами, возвратившимися из долгой командировки. Представляю, какой дискомфорт я вам создаю. Но все же этой профессии, как и любой другой необходимы новые кадры. Поэтому появление подобных мне неизбежно. К тому же ехать к своим пациентам 'к черту на рога' именитые профессионалы не хотят. Такую работу предоставляют молодым. Думаю лет через двадцать, когда я наберусь опыта и моя внешность, в виду возраста не будет превращать пациентов в похотливых животных только тогда я стану настоящим психологом. Пока прошу меня простить.
— Нет, это вы меня простите... — спешно пытался оправдаться Джейсон.
— Доктор Росс ведет свою практику только в пределах Армидеи. В командировки во внешний мир она, насколько мне известно, не выезжает в принципе. Вы хоть понимаете где мы сейчас?
— Нет.
— Мы на пограничной военной базе Альфагейт. Куда остатки вашего батальона прибыли после инцидента в Мерзлом лесу. Здесь вы находитесь уже больше шести суток. И ваше нахождение здесь продолжится до тех пор, пока все члены вашего отряда не придут в себя после последствий погружения в Малдурум. Помимо вас еще несколько ребят из вашего батальона в виду душевных травм различной степени тяжести обзавелись психическими дефектами. Все они в основном подобно вам застряли в пограничных состояниях. Наша команда психологов и... психиатров специально прибыла из центра, чтобы помочь вам восстановиться. Вам не разрешили отправиться домой сразу из-за запроса военных следователей. Их специалисты работают с членами вашего батальона. Вас было решено оставить здесь на время проведения следственных действий. Необходимо установить полную детальную картину произошедшего инцидента. Наше правительство и общество в целом жаждут знать подробности и причины произошедшей в Мерзлом лесу трагедии, а может и катастрофы. Пока военное следствие не закончится, ваш батальон никуда не отпустят. К сожалению, вынуждена вас разочаровать. Пока время вашего возвращения домой остается открытым вопросом.
— Со мной будут работать следователи? Меня еще будут допрашивать? — она, в ответ, кивнув головой, закрыла глаза. — Вот блин! Еще несколько часов сидеть, ждать пока они все запишут. Эти бюрократы. И это после того что мы пережили? Бред! — лениво вздыхая, сокрушался Джейсон. — Хотя уже надо бы привыкнуть.
— Да, к сожалению, от бюрократии в военном ведомстве никуда не деться. Но есть и хорошая новость, во всяком случае, для вас. Вы все еще находитесь под опекой доктора Росс. Которая продолжит работу с вами, когда вы вернитесь в Армидею. Она ждет не дождется вас дома. Всех вас, ее 'любименьких', 'бедненьких'. Знаете. Передавая мне все ваши личные дела, она велела мне, прежде всего, позаботиться о вас! — улыбнулась она.
— Да доктор Росс очень заботливая.
— Вы и сами понимаете, что наш разговор с вами ограничится лишь этой встречей, но возможно еще парой сеансов, если вам вдруг станет одиноко. Поэтому нам как доктору и пациенту смысла нет сближаться. Мой разовый акт врачебной заботы был бы бессмыслицей. Но все же эту беседу мы вынуждены будем довести до конца. Так ведь?
— Как скажите мэм.
— Значит, начнем сначала. Вы сказали, что работа военных следователей это нудная бюрократическая волокита обремененная массой протоколов. То есть вас уже допрашивали. Также. Вы насколько я знаю, относитесь к категории солдат именуемых 'мечеными' в виду красных отметин на погонах. Не хотите рассказать мне об этом. Как так получилось, что вы еще совсем молодой парень уже переступили черту и оступились, совершив военное преступление? Я здесь чтобы слушать.
— А что в моем личном деле, с которым вас ознакомила доктор Росс вы не нашли ответы на эти вопросы?
— Джейсон успокойтесь. Не надо так напрягаться. Поймите ценность общения со мной. Я не знаю о вас ничего, вы могли бы рассказать мне все с самого начала, полностью излить душу как в первый раз. Ведь эти душеные травмы из Малдурума все еще тревожат вас. И как я поняла из записей доктора, всякий раз пытаясь снова облегчить душу, поделиться своими проблемами и переживаниями, рассказывая о пережитых травмировавших вас событиях вы пытались насытить свой рассказ какими-то подробностями новыми деталями чтобы сделать его интересным для Саманты... то есть доктора Росс. Потому что, делясь своими проблемами, вы рассказывали ей одно и то же десятки раз. Со мной все проще. Я не знаю о вас ничего. Вы можете просто рассказать мне все с самого начала, без приукрашиваний. Можете просто излить мне душу.
— Вы не поймите неправильно, я не такой. В смысле я вовсе не пытался язвить вам или выказывать свое недовольство вами как специалистом. Просто пока у меня все внутри как-то заторможено.
— Молодец, умница, — улыбнулась она. — А теперь просто расскажи мне все что хочешь.
— С чего начать?
— С чего угодно, во времени мы не ограничены.
— Спасибо, — с легкостью выдохнул Джейсон. — Все это началось в учебке. Ну, этого кошмара длиною в полгода после восемнадцати лет. Там я впервые погрузился в Малдурум, столкнулся с безумием, о котором и не догадывался, — он напряженно вцепился в подручники кресла. — Но там под жестким контролем офицеров моя ужасная рисуемая Малдурумом сущность не могла проявить себя. Потом ознакомительная командировка на юг длиною в два месяца, там тоже все прошло спокойно. Все началось позже, после отдыха в несколько месяцев нас снова отправили на юг. Это была уже полноценная командировка. Тут мое безумие стало лезть наружу. Во время одной из мелочных ссор я ранил сослуживца в ногу, меня больше месяца продержали в глубокой земляной яме. Думали, что там холод ночей и дождь выбьют из меня всю дурь. Мы долго сидели в лагере в лесах на границе Грионского союза...
— Грионский союз сейчас не так уж далеко от нас. От того места где мы находимся, — она заполнила паузу тишины.
— Да всего-то Пограничье и Лортонские леса. Пара сотен километров.
— Если по водам Соленой Мили, то это несколько часов пути.
— Да вы правы, — отвлекся Джейсон. — Мы просто сидели на границе наших южных союзников. Даже в патрули не ходили, мы вообще ничего не делали, просто простаивали. Вся наша задача заключалась в том, чтобы сидеть и фактом своего присутствия устрашать возможных врагов. От простоя и бездействия ссоры, мелкие стычки между погруженными в Малдурум чудовищами происходили постоянно. Простой в боевых условиях это как штиль посреди моря, это безумное испытание нужно уметь пережить. Вокруг той ямы, в которой держали меня, появлялись множество других. По соседству сидел очень интересный кадр 'покусанный белочкой'. Понимаете?! Ну, в смысле мучающийся от белой горячки. Первые несколько суток орал гимн Армидеи и морской пехоты! — Джейсон рассмешил ее.
— Хотя бы было нескучно.
— Да среди толпы сумасшедших скучно быть не может. Но мне было невыносимо там находиться. Знаете, будто жизнь оборвалась. Потом как оказалось, во время того простоя в ходе пьяных драк было убито несколько молодых солдат. Эти смерти наше командование чтобы снять с себя ответственность списало на боевые потери. Смешного в этом мало. В итоге... видимо волей божьей... или я не знаю... мое безумие, получило возможность выплеснуться. Случилась полноценная боевая тревога. Всех грешников повытаскивали из ям, все батальоны подняли по тревоге и построили. Грионский союз — наш главный союзник за периметром, он тоже не един и состоит из трех независимых друг от друга полисных государств. Два из них, южная Фриния и центральный Ираклид начали войну друг с другом. Поссорились из-за какой-то мелочи. Нас как миротворцев подняли с границы и перегнали в район конфликта. Мы должны были не допустить кровопролития, пока наши политики старались отговорить от войны власти наших главных союзников на юге. В предполагаемом районе боевых действий нашему взводу было поручено взять под охрану один из богатейших районов на окраинах Фринии — деревушка Холмы Страхиса. Это было живописное место, все фринийские богачи настроили там себе поместий. Наша задача была недопущение разграбления имущества в ходе возможных боевых действий. Мы разместились в храме в центре Холмов Страхиса. Ходили в патрули, следили за законом и порядком в этом райском уголке. Чтобы переждать надвигающуюся войну туда съехались почти все хозяева тамошних богатых поместий. Все с кучей слуг, рабов и прочего окружения, в общем Страхис оживился, — приступая к самому тяжелому, Джейсон остановился, думая как лучше описать, что последует далее.
— Во время одного из патрулей я увидел местных женщин. Поймите меня правильно, в Малдуруме, тогда еще в самом начале познания своего безумия я вообще не понимал кто я. Крыша ехала конкретно. Но тут я увидел обнаженную спину одной из девушек в белом легком платье. Как помню меня, будто молния ударила, если можно так выразиться, — он говорил тяжело и очень боязливо. Он стеснялся говорить о своем безумии, но через силу продолжал, в прямом смысле, силой заставляя себя. — Тогда мое больное сознание охватило желание, не желание, а жажда тела настоящей женщины. Ведь артэонки они как куклы, их тела доведены Духом до идеала, это уже какие-то произведения безупречного искусства, а не тела женщин. Ни естественного волосяного покрова, ни естественных запахов, почти. Все искусственно, прекрасно и косметически прилизано. Я вас не пугаю? — вдруг резко вышел он из погружения в воспоминания своего безумия.
— Я практикую всего пару лет, но поверьте мне, слышала и не такое. Продолжайте. Просто говорите.
— У меня во рту как у животного все заливалось слюной от одной мысли о настоящей женщине. Может это сексуальное воздержание так себя проявило в Малдуруме? Все-таки мы находились в командировке уже несколько месяцев. В общем, однажды просто, будто глаза открылись. Я себя почувствовал как злобный пес всю жизнь сидевший на цепи, с цепи сорвавшийся, но пока своей свободы не познавший. И вот я осознал свою свободу. Жажда плоти, не знаю какой-то грязи, больного наслаждения двигала мной. Неописуемая жажда, желание утолить которую перебивало все. Тогда, в том состоянии, все это сумасшествие казалось вполне оправданным, что оно того стоит. Вернее я вообще ничего не понимал. Не возникало ни сомнений, ни какого-то осмысления, моя разумная составляющая просто умерла. В моем случае это как настоящее раздвоение личности, сейчас вспоминаю это и прихожу в ужас, но тогда все было вполне естественным, нормальным, будто так и надо. Знаете будто только глаза мои, а все остальное внутри от какого-то чудовища. И вот как больное безумное животное с целью изнасиловать девушку или 'насытиться плотью в собственном соку' как я это тогда называл, ночью я сбежал из нашего лагеря. Я знал, что по ночам некоторые рабыни стирают вещи в ручьях между холмов Страхиса. Я подкараулил одну из таких. Лишил сознания, утащил в какой-то амбар, там привел в чувство, а после жестоко изнасиловал, наслаждаясь криками. Затем убил! Сделал то, что хотел с криками, грязью, как животное! — Джейсон замолчал, у него просто не было сил что-то говорить дальше. Чтобы скрыть разыгравшиеся эмоции, он закрыл лицо руками. Доктор Ротстен подала ему стакан воды.
— По статистике шестьдесят процентов преступлений совершенных в Малдуруме приходится на изнасилование. Жажда сексуального удовлетворения в принципе погранична с безумием. Из всех сводящих с ума желаний это самое осязаемое. Вы стали его очередной жертвой. Я надеюсь, вы понимаете, что, несмотря на угрызения совести, фактически не несете ответственность за злодеяния в Малдуруме. На самом деле, вне вашего отягощенного чувством вины сознания, вы в этом не виноваты. Фактически вина лежит на тех, кто вас туда отправил, научил убивать, показал, что такое Малдурум. Вы просто жертва чудовищных обстоятельств. Вот сейчас в своем естественном состоянии вы осознаете тяжесть содеянного, чувствуйте вину?
— Конечно! Шутите, я себя за это ненавижу. А как иначе, естественно ненавижу! Понятно, что в моей жизни, нет дня, когда бы воспоминания того звериного безумия меня не мучали. Самое страшное, что я все помню. Все досконально, понимаете. То больное наслаждение, запахи, даже мысли крутящиеся в голове в момент изнасилования. Понимаете, это в полной мере был я. Я, вот это вот тело видите, я издевался над этой девушкой и убил ее. И в то же время то был я лишь физически, — он посмотрел на доктора моля о прощении, понимании. — Внутренне, то было что-то другое, чужое. Вернее настоящий я спал, пока мое сознание находилось во власти лютого зла. И вот это сводит с ума. Мучает вопрос не только о моей вине, но и о том, что я вообще такое? Что за существо человек или это только артэоны такие придурки? Глубина человеческого 'я' она неописуема. В итоге все равно тело то одно. Фактически я и то чудовище мы с ним одно и то же. Это зло, которым я становлюсь в Малдуруме, это есть некая часть меня. Какая-то составляющая меня как человека.
— Но ведь эта составляющая спит где-то глубоко внутри вас и не может проснуться сама. И если бы у вас была возможность выбора, вы бы никогда не будили ее, так ведь?
— Это, безусловно. Никогда. Я же не идиот. Не мазохист!
— Это самое главное. Как граница понимание этого факта отгораживает вас от того чудовища сотканного из людского зла. Вы слышали про классификацию форм Малдурума? — Джейсон отрицательно потряс головой. — Эта классификация была предложена очередным мудрецом, скрывшим свое имя, чтобы мы не отвлекались от оставленных им идей. Так вот там Малдурум как некое явление был разбит на пять форм. Пятая форма — полное затмение, характеризуется полным подавлением разума, разрушением всяких остатков настоящей личности и одержимостью различными маниакальными жаждами и идеями. И у вас именно пятая форма. Вы такой не один, ведь этот безымянный мудрец на ком-то основывал свою классификацию! Просто поймите главное. Вы, настоящий вы это то, что вы сейчас — доброе, раскрывающее всю лучшее в человеке, тянущееся к миру и гармонии существо под названием артэон. То чудовище это ошибка, временное состояние в которое для защиты нашей общей родины, скажем так, вы вынуждено погружаетесь. Погружаетесь лишь на время, лишь для выполнения боевых задач. Там вы не контролируйте себя, ваше безумие берет над вами верх. Вы заложник жуткой системы, все совершенные там злодеяния это побочный эффект выполнения боевых задач нашей армией. Там вы оружие в чужих руках. Офицеры, недосмотревшие за вами виноваты в произошедшем больше чем вы. На вас, на настоящем Джейсоне не лежит вина за преступления Малдурума, ведь это ужасное состояние в своей пятой форме характеризуется полным фактическим раздвоением личности. Можно сказать, что то чудовище, которым вы становитесь в объятиях Малдурума эта полноценная другая личность, другое существо. Кровожадное чудовище, в котором нет ничего от настоящего Джейсона. Вы правильно сказали, у вас с ним просто одно тело, одни глаза на двоих, — она пыталась утешить его как могла. — А что касается тяжелых воспоминаний осевших в вашей голове, воспоминаний которые вы воспринимаете как свои. Скажите вы помните свои сны?
— Конечно.
— Помните мысли, что блуждали в вашей голове во время сна, запахи и даже вкусы? Но ведь это происходило во сне, а не в реальности. Это было, но было не по-настоящему. Также и в случае с этими воспоминаниями. К тем нехорошим воспоминаниям, осадком пребывания в Малдуруме осевшим в голове относитесь как к снам. Несерьезно. Это вас не касается, здесь для вас это должно быть чем-то несущественным. Сохранившиеся в голове обрывки действий вашей условной личности рисуемой Малдурумом и запомнившиеся события из снов это одна и та же... материя, скажем так. Для вас — настоящего Джейсона это нечто нереальное, абсолютно не касающееся.
— Спасибо, — шмыгнул носом Джейсон. Желая продолжать общение, он сделал вид, что задумался над словами этой милой артэонки, хотя в действительности уже не раз слышал все это из уст доктора Росс.
— Сейчас двадцать минут двенадцатого. День — среда. Скажите, чем вы, настоящий Джейсон, сейчас занимаетесь? — спросила она глядя на наручные часы.
— Сейчас лето. Если мои друзья не на смене Энергожертвования, то значит прошлым вечером, мы прогуляли до поздних звезд на небосклоне. А возможно и до рассвета. Мои маленькие друзья еще спят, — отвлекшись от всех переживаний, пусть и на доли секунды, он улыбнулся. — Рурхан! Господи! Я плохой друг. Как он, что с ним?!
— Он здесь, на территории базы. Жив и здоров. В полной безопасности ожидает вашего возвращения. Давайте вернемся в атмосферу вашего утра среды.
— Как он? Я имею в виду психически. Также кормите его таблетками?
— Подробнее о состоянии вашего друга поговорим позже. Пока это будет для вас стимулом к восстановлению. Сначала давайте убедимся, что вы полностью снова с нами.
— Так ладно мое утро. Наши маленькие друзья, лежебоки и лентяи спят. И будут нежиться в кроватях еще до двенадцати минимум. Мы с моей любимой сидим дома. Скорее всего, у меня. Никаких утренних пробежек, она бремена, но мы все равно уже встали. Мы с моими домашними за накрытым столом после завтрака сидим на кухне. Мои младшие брат и сестра играют во что-то, веселят нас собой. Моя любимая сидит у меня на коленях, в утреннем халате с чашкой кофе. Мы не можем надышаться друг другом. Беседуем с моей мамой пока отец, уткнувшись в газету, периодически вторгается в разговор, зачитывая для нас наиболее интересные статьи. Не нарушая общей идиллии, мы с ней шепчемся, решая, как проведем предстоящий день. Неважно, что она шепчет, главное быть к ней ближе, чувствовать нежность ее губ, — окончательно позабыл обо всей тяжести Джейсон. На его уставшем лице появился отголосок внутренней радости. Вот уже который раз подобный трюк безотказно действует на него. Сколько раз так поступала доктор Росс, но Джейсон все также, будто в первый раз желанно улетел в облака. — Если мои друзья на суточной смене, то я, скорее всего там, куда с друзьями мы обычно не ходим. Спортивный зал, футбол, волейбол. Разные артэоны, солдаты, гражданские, все мы в шумном спортивном зале развлекаемся спортом, — под теплом воспоминаний, будто с души упал тяжелый груз. Он глубоко вздохнул. Эти простые каждодневные вещи, простые будни мирной жизни, сейчас это все казалось чем-то бесценным, невообразимо прекрасным. Сердце болезненно сжалось.
— И ни слова о Малдуруме! — довольно заметила она. — Думаю кто вы по-настоящему — вопрос решенный.
— Вы так и не спросили, как я выжил.
— Не поняла? — наморщилась она.
— Вы знали о моих плечевых отметинах. Теперь знаете, за что я их получил. Вы военный специалист, вам известно о наказании за военное преступление. Я изнасиловал и убил девушку. Мои офицеры за такое должны были вывести меня перед всем строем и отрезать голову у всех на глазах.
— Как же вы выжили? — она поняла, что слишком рано улыбнулась.
— Вы все знаете. Вы все прочитали в личном деле. Вам все известно. Может больше не надо наивно продолжать этот разговор? Ну, в смысле продолжать, но только не делать вид, что я вам говорю что-то новое.
— Нет. Все совсем не так. Действительно что-то мне о вас известно. Я же не могла прийти на эту встречу неподготовленной. В заметках доктора Росс лишь общие факты. И прошлась я по ним довольно бегло. Скажем так, я знаю лишь общую картину о вас. Весь смысл всегда в деталях и мелочах. Узнать что-то из первых уст всегда интереснее. На самом деле моим следующим вопросом должна была стать причина ваших нынешних мучений. Что стало причиной вашего погружения в состояние невозврата. В силу чего ваше сознание перегрузилось настолько, что зависло на грани между Малдурумом и истинной сущностью? — она задела Джейсона за живое. — Чего вы так испугались, и что конкретно произошло с вами в этой командировке. Какую новую вину вы на себя навесили? — углублялась она, видя как некий страх, которым он жаждал поделиться, встрепенулся внутри него. — Но как хотите. Давайте сначала поговорим о прошлом.
— Знаете, простите... — вдруг стеснительно сжался Джейсон.
— За что?
— За то, что проявил своеволие в нашем разговоре. Вы доктор, вы задаете вопросы, вам виднее, о чем нам говорить. Поймите. Я вовсе не из тех, кто любит утомлять других своим нытьем... — стеснительно замыкался в себе Джейсон.
— Джейсон! — прервала она его. — Прекратите выстраивать барьеры в нашем общении. Все нормально, я здесь чтобы слушать. То, что вы поддерживайте разговор это нормально. Естественно и даже очень хорошо. Тем более беседа с буйными пациентами имеет минимальный предел по времени. У нас еще полчаса, — дала она Джейсону официальную причину выговориться. — Говорите, о чем считаете нужным, я скорректирую, если что. Выбирайте любую из затронутых выше тем.
— Раз уж мне вас еще полчаса мучить своим бредом, то тогда ладно. Сначала я поделюсь безумием, благодаря которому сумел уйти от наказания в условиях законов войны. Ведь там, в полевых условиях за совершенное преступление меня должны были прикончить, но мне посчастливилось... или наоборот. Но все-таки я выжил, — говорил Джейсон, она слушала с неподдельным интересом. — Когда животное внутри меня насытилось телом той несчастной. Весь в крови. Серьезно, мои руки были вымазаны в крови по локоть. Утром как есть, я пришел к месту нашей базы. Я и не пытался скрыть свое преступление.
— Что послужило причиной такого поведения. Вы в состоянии объяснить?
— Я жаждал наказания. Я понимал, что совершил нечто ужасное, мне хотелось, чтобы меня порвали на куски за это.
— Большинство оступившихся в Малдуруме больше всего боятся ответственности за свои преступления. До смерти боятся, что кто-то об этом узнает. Ваше поведение нетипично.
— Знаю, но это утешает слабо. Не смягчает вину. Я хотел справедливого суда, хоть ничего и не чувствовал, но понимал что натворил нечто ужасное. Знаете будто некая разумная часть меня, в том состоянии бессильная, не имеющая надо мной контроля, вдруг проявила себя. Безумное животное, насладившись, успокоилось и будто что-то разумное зашевелилось где-то внутри. Где-то глубоко внутри я желал получить по заслугам. Пока контролировал себя, я просто нес свое тело туда, где меня ждет заслуженное наказание. Раз я сам не мог там осознавать вины за содеянное, хотелось, чтобы меня жестоко судили другие, — договорив Джейсон, замолчал и опустил взгляд вниз. Крик отчаяния и ужас застыли в его глазах.
— И что произошло дальше? — подталкивала она его. Джейсон был так напуган, что вздрогнул от ее голоса вопросом нарушившего тишину.
— Тут начался полный конец. Трындец всему. Понимаете? — печально улыбнулся Джейсон. — Мы расположились в храме в центре Холмов Страхиса, я уже говорил об этом. К храму сбежалась толпа разгневанных местных жителей. Всем по большому счету было плевать на убитую невольницу, рабыню, ведь там она просто вещь. Разные наглые жирующие за счет рабов рожи, тамошняя интеллигенция, пришли выразить возмущение моим поступком. Меня с руками в крови сперва спустили в подвал. Там при свете свечей сержант долго орудовал своими кулачищами, воздавая тому животному, которым я там являлся первые шаги надвигающегося наказания, как мне казалось. Наш командир взвода, лейтенант Статум тоже довольно-таки молодой парень, собрал всех наших ребят в главном зале нашего убежища. Даже все патрули были отозваны. Местные долбились в двери храма, этих недовольных становилось все больше. Надо мной должен был случиться суд. Полевой военный трибунал, где за совершенное преступление мне должны были перерезать глотку и бросить подыхать в луже собственной крови. Я думал, меня вытащат, выкинут из храма, сначала отдадут на растерзание толпе, а потом прикончат. Но в итоге все случилось наоборот.
Ребята встали кругом, сержант приставил нож к моему горлу, тут я, конечно, понял, что хочу жить, но было уже поздно. Дергаться было бесполезно. В центр круга этого первобытного суда при свете факелов вышел офицер, мой командир взвода. Старший лейтенант Статум. И то, что он сказал, было ужасно, недопустимо, невозможно я бы сказал. Вы серьезно ничего не слышали об инциденте в Холмах Страхиса? — Джейсон будто специально затягивал развязку, но его действительно возмутил тот интерес, с которым слушала доктор. 'Как все они, эти гражданские могут не знать об этом кошмаре!' — распирало его изнутри возмущение и удивление одновременно.
— Нет, я ничего не знаю. Так что случилось дальше Джейсон? — вырвала она его из мыслей.
— Офицер велел меня отпустить! — Джейсон печально засмеялся. — Понимаете, он сам сошел с ума. Мы с ним поняли друг друга взглядами. И это чистый ужас как он есть. Там в кошмаре Малдурума, где мы рядовые — больные чудовища, жаждущие крови. Не все, но большая часть. Офицеры это единственное что должно держать нас на правильном пути. Ведь их специально отбирают, проверяют, контролируют. Наши офицеры теоретически разумнейшие из артэонов, прирожденные специально отобранные лидеры, те, что погружаясь в свое человеческое зло, сохраняют здравомыслие. Если представить военную машину в виде организма то они должны быть нашим разумом, нашими поводырями, теми, кто единственные способны спасти наши заблудшие души. Власть офицера над рядовым она тотальна, там мы полностью принадлежим им. Каждое их слово закон, их фантазия наполняет наши головы. Рядовые — психи, балансирующие на грани просто не способны сопротивляться сумасшествию, идущему от командира. Ведь офицеры как пастухи полностью контролируют наше безумное стадо. Представьте себе участь стада, если пастух от долгого одиночества в горах сошел с ума? Для солдата безумие командира в боевых условиях это верная смерть. Это катастрофа, просто конец света. Все разрушилось в один миг и не осталось ничего кроме безумия.
Велев меня отпустить, старший лейтенант Статум, задвинул долгую полноценную речь, в которой все перевернул, все извратил в головах десятков слушавших его ребят. Мой первый взвод почти весь состоял из новобранцев. Мы вместе проходили учебку и вместе продолжили служить. После обучения к нам, конечно, закинули нескольких ветеранов, но в целом все были моего возраста. Этот безумец говорил о свободе, о полной свободе от морали, что дает Малдурум. Наши настоящие жизни он называл неполноценным самообманом. Ведь только в Малдуруме наши глаза широко открыты, мы видим этот мир во всех красках. Он заставил всех ребят поверить в то, что их артэонские сущности — истинные они, это нечто неполноценное, что только в Малдуруме они живут по-настоящему. И молодые ребята, как покорное стадо пошли за этим сумасшедшим пастухом. Это было верное самоуничтожение. Но мне хотелось бы верить, что они жертвы. Ведь они молоды, их головы пусты, внутри только безумие Малдурума, они не могли воспротивиться рвущемуся изнутри желанию безумной свободы, которое так искусно подогревал этот психопат в погонах. Служили бы эти ребята у хороших офицеров, монстрами они бы не стали. Меня он назвал первым освободившимся, едва ли не героем, не побоявшимся свободы, что дает Малдурум. Я весь избитый, задыхаясь, лежал там окруженный толпой марионеток в руках сумасшедшего садиста. Тех людей, что снаружи долбились в ворота храма, этот разрушитель назвал врагами. Говорил о том, что они наши рабы, мы их хозяева. Только силой мы можем заставить людское стадо признать этот порядок. Кто-то из сержантов воспротивился. Он вызвал этого сержанта на дуэль. Они схватились в храме, на глазах у разгоряченной толпы. Старший лейтенант Статум убил сержанта, по каким-то диким животным обычаям продемонстрировав всем окровавленный нож, так он демонстрировал свою победу. Еще раз подтверждал свою правоту в глазах окружающих психов.
Потом началось веселье. Все эти сумасшедшие во главе со своим командиром, вооружившись до зубов, будто собрались в бой, двинулись из храма. Обуянные своей свободой они сначала перерубили всю толпу, что была снаружи, долбилась в ворота храма. После они двинулись в деревню. Пошли разрушать окрестные поместья и убивать их жителей. Это очень смешно, если так подумать, — непонятно для доктора улыбнулся Джейсон. — Мы ведь по идее миротворцы, должны защищать их! — из Джейсона вырвался приступ нездорового смеха. — Извините. В общем, я веселье пропустил, — потом он помрачнел и добавил, — а то неизвестно что еще я мог бы натворить там.
Тот сержант, что избивал меня в подвале, свое дело знал. Сперва я не мог дышать, потом голова стала кружиться. Я отполз в угол и там то ли заснул, то ли потерял сознание. В себя пришел уже вечером. Храм наполнял запах дыма и крики женщин. В центре закопченного пропахшего гарью и каким-то злом помещения храма горел огонь. На огне, на вертеле жарилась туша барана или другого животного. Эти сумасшедшие уничтожив пол деревни которую должны были защищать, стащили все награбленное в храм и устроили пир воинов — как они это называли. Это была чудовищная вакханалия. Эти безумцы пили вино, жрали всякую хрень, что притащили с собой. Фрукты, виноград в золотых вазах, жареное мясо. И так же с собой они притащили женщин. Они насиловали их, прямо там же где жрали. Но кто-то предпочитал уединение, уединялся со своей жертвой где-то в стенах храма. Девушки понятно рыдали, а эти безумцы издевались над ними. Ребята конкретно затерялись в Малдуруме. В углу валялись несколько изуродованных женских тел, уже изнасилованный отработанный материал. И еще тела мужчин, по всей видимости, плененные рабы, которые разожгли костер, приготовили все необходимое для этого безумного пира, после они стали не нужны и их убили.
Я брел среди этого рассадника насилия и ужаса. Они звали присоединиться, но я промолчал. То чудовище что в Малдуруме пробуждалось во мне, оно будто насытившись одной жертвой, уснуло внутри. Впервые мое безумие меня не тревожило, сердце билось ровно, внутри все спало. Недаром говорят: боль отрезвляет. Все мое тело ломило после побоев, несколько ребер были переломаны. В таком разбитом состоянии мне было не до безумия. Мое чудовище после кулачищ того сержанта забилось внутри в какой-то угол. Я не был собой, но и чудовищем не был. Я сумел воздержаться от участия, но знал, что стоит мне присоединиться мне это понравится. Каким-то чудом я не стал частью этого суицидального веселья. Прошел по грани. Сейчас вспоминая этот кошмар, больше всего меня пугает в той безумной вакханалии родная золотистая армидейская броня на этих животных. Они смеялись, убивали, наслаждались болью своих заложниц, — Джейсон всерьез задел доктора своим рассказом.
— Я брел со стороны глядя на этот кошмар. Вышел на улицу из храма, внутри которого расположился этот садистский пир. В лунной ночи, все окружающие храм огромные дома, богатые поместья, амбары, все пылало огромным пожаром. Они уничтожили все. На улице аж все заволокло дымом, падал пепел. И в дыме ясно чувствовался запах сожженной плоти. Ребята повеселились на славу. Я думал уйти в ночь или остаться. Но тут услышал звук наверху, где находилась колокольня. Это был мужской крик и стук брони как во время схватки. Снова пройдя через ужасный пир, стараясь не привлекать к себе внимания, а то эти психи уже начали ссориться друг с другом, вполне естественно их безумие стало обращаться против них же. Обезумившие в край, вдобавок пьяные, они стали набрасываться друг на друга, убивать друг дружку.
Дальше по лестнице, я поднялся наверх. Там в темной комнате у окна лежало тело в армидейской броне. Это был старший лейтенант Статум, его жестоко зарезали. Его убийца был в комнате, он сидел в темном углу. Это был сержант, который успокоил раз и навсегда сумасшедшего офицера. Сержант с окровавленным ножом в руке, все также сидя в темноте, пояснил, что этот трус, осознавая ответственность за то, что натворил, пытался покончить с собой, решил повеситься на колокольне. Сержант сказал, что этот озлобленный псих сделал все это лишь бы отомстить людям. Он свел ребят с ума лишь бы уничтожить этих несчастных людишек как можно больше, так он сказал. Так себя перед смертью оправдывал лейтенант Статум. И этот сержант решил заткнуть Статума раз и навсегда, чтобы он ребятам больше головы всякой ерундой не забивал. Заодно напоследок устроив ему ад. Сержант сказал, что нам нужно выбираться отсюда, все кто пировали внизу уже трупы. Он пояснил, что нужно забрать еще одного в подвале. 'Сейчас, — помню, сказал он, — только немного отдохну'. Я был согласен с ним, нужно было уходить. Я сел в темноте напротив сержанта, ждал. Но сержант так и сидел беззвучно, просто замерев на месте. Он просто самоотключился, не смог больше быть частью этого кошмара.
Я двинулся один. Веселье в основном зале затихало. Даже криков насилуемых женщин больше не было слышно. Кого-то убили, кто-то спал пьяный в стельку. Спустившись в подвал в темном помещении, где до этого били меня, я обнаружил одного рядового. Он был лишен брони, жестоко избит, его нога, ребра были переломаны. Также на его теле под нижним комбинезоном были ожоги от раскаленного железа. Руки были связаны веревкой. Увидев меня, он забился в угол и рыдал. Молил не трогать его. Оказалось, он тоже не разделил общего веселья, пытаясь вразумить ребят, он артэонизировался, став самим собой. Бессмысленно призывал всех к морали. Но ребята, или те животные, которые управляли их телами, его не послушали. Его спустили в подвал, где долго издевались и избивали.
Это был рядовой Джерими Конрад, я знал его еще с учебки. Он всегда был тихоней, особо не выделялся. В том подвале я объяснил ему, что не являюсь частью общего кошмара. Он, резко подскочив со слезами, умолял меня одуматься, говорил, что все это ужас, и мы должны выбираться отсюда. Я понял тогда что, следуя за ним смогу выйти из этого кошмара удержавшись от безумия. Я взвалил его на себя, мы начали выбираться. Но на лестнице встретили полупьяное чудовище. Он с мечом в руке спускался в подвал, как я понял, чтобы добить Джерими. Мы снова спустились в подвал и там, я схватился с этим чудовищем. Я убил его, я убил своего сослуживца. Победив в драке или скорее в грызне двух псов, я задушил его, что есть сил, сдавил глотку руками. Бросив его труп, мы с Джереми выбрались из этого кошмара. После несколько суток брели по лесам, избегали местных жителей. Перемещались только ночью. Хорошо, что нам не нужна не вода, не пища, иначе я бы здесь не сидел. Потом мы все же дошли до одной из наших застав. И вот что странно, то, что не дает мне покоя. Если бы я не оступился, случилось бы все это? Не я ли своим преступлением побудил лейтенанта Статума к действиям? 'Открыл ему глаза' — как он сказал мне... в одном из ночных кошмаров.
— А как вы считаете? Как, прежде всего вы объясняете себе это? — непрофессионально переживающая слушая историю Джейсона, молодой доктор даже немного растерялась.
— Простите. Но мне было бы интересно послушать ваше мнение. Вы же профессионал, а я то придурок.
— Ну, зачем вы так! Хорошо. Давайте рассуждать вместе. Вы сказали, дефективный офицер Статум был старшим лейтенантом. Так ведь?
— Совершенно верно.
— Насколько мне известно, в плане выслуги старший лейтенант это минимум три года службы?
— Так точно. Но угробивший мой первый взвод лейтенант Статум до этого еще служил сержантом. Насколько мне было известно, ему было двадцать пять лет.
— Тем более, все понятно. Приличный срок службы, множество командировок за периметр. Бог знает, через что этому затерявшемуся артэону пришлось пройти. Ведь мы оба знаем, какие ужасы порой можно повидать на диком юге. Лейтенант Статум — причина кошмара, который вы описали — типичный дефективный артэон затерявшийся в Малдуруме. За периметром он встретил что-то, с чем не смог согласиться. По роду своей службы многие подразделения на юге выполняют различные специфические задачи. Один пациент делился со мной тем, что ему приходилось убивать детей в ходе зачистки. А потом по велению тоже немного обезумившего, но только сержанта для отчетности стаскивать мертвые детские тела в огромную кучу. Бог знает, через что в том аду пришлось пройти виновнику вашей трагедии лейтенанту Статуму. Со стороны насмотревшись на людское зло, он возненавидел все человечество. Он дал своему собственному внутреннему злу свободно развиваться и его безумие, полностью захватив его разум, вполне естественно погубило его.
Просто этот случай нетипичен тем, что дефективный артэон оказался офицером и, прибывая в статусе командира взвода, помимо себя погубил все вверенное ему подразделение. Он сделал жертвами своего безумия весь ваш взвод. И теперь что касается вашей вины в произошедшем. Можно ли считать, что именно совершенное вами преступление спровоцировало командира вашего взвода к погружению в 'свободу'? На мой взгляд, нет. Этот ваш лейтенант Статум являющийся к вам в ночных кошмарах шел к своему уничтожению долгие годы. Все что вы описали, не могло случиться спонтанно. Ведь он армейский офицер — самый разумный из артэонов, тот, что в Малдуруме сохраняет адекватность, регулярно проходящий проверки на профессиональное соответствие, находящийся под жестким контролем психологических служб. Свою злобу, ненависть он сам осознанно копил в себе годами. Лично мне кажется, что он так и не стал безумцем. То есть он не затерялся в Малдуруме, не обезумел, он действовал вполне осознанно, отдавая себе отчет в действиях. Долго планировал свою месть человечеству и вот подвернулся удобный случай, идеальная атмосфера. Только он и его взвод, никаких других офицеров по близости, вокруг беззащитное мирное население, вот он и решил дать себе волю.
Совершенное вами преступление можно рассматривать лишь как некий толчок, не побудивший этого озлобившегося офицера к действиям, а лишь поторопивший его, подтолкнувший к действиям раньше запланированного им времени. То есть, как ни крути, ваш взвод был мертв с самого начала, с того момента как вы перешли в подчинение этого офицера. Он бы все равно погубил вас, не в этой боевой операции так в следующей. Вы лучше спросите себя, если бы вы не совершили того преступления, если бы лишенный над собой контроля, обуянный Малдурумом стояли в рядах своего взвода вместе с остальными когда ваш командир решил утащить вас в бездну безумия. Пошли бы вы за ним?
— Вы хотите сказать, — нерешительно рассуждал Джейсон, — что если бы я не изнасиловал и не убил ту девушку, то я тоже последовал бы за командиром и все равно бы натворил кучу зла и в итоге вдобавок погиб? То есть, по-вашему, то преступление меня спасло?
— А разве вы не были обречены? Командир, хороший командир в военное время подобен богу для своих солдат. Только задумайтесь, в тот промежуток времени ваш микромир существовал под властью свихнувшегося бога. Осознайте всю чудовищность ситуации. И именно то убийство выбило вас из общей массы, позволило не увязнуть во всеобщем безумии.
— Вы знаете! Доктору Росс до вас далеко. Она не позволяла мне такой свободы от совести.
— Так что стало с вашими ребятами? Я имею в виду ваш взвод, — она быстро сменила тему.
— Их всех уничтожили. Я же говорил они были трупами сразу после того как переступили черту. Местные войска, узнав об этом инциденте, осадили храм и после взяли его штурмом. Все те ребята или чудовища, это с какой стороны посмотреть были уничтожены. Для этой операции войска враждующих Фринии и Ираклида объединились вместе. Запросили разрешение у нашего командования и убрали наших дефективных ребят за то, что те покрошили их мирное население. Неудивительно, что вы об этом не слышали, скорее всего, наше командование утаивает информацию об этом инциденте. Судьба моего взвода теперь это байка, гуляющая среди солдат. Это интересно, но именно операция по уничтожению моего 'с ума сошедшего взвода' примерила поссорившиеся Фринию и Ираклид. Грионский Союз — наш главный союзник на юге снова зажил мирно. Агрессия со стороны артэонских солдат всегда сплачивает людей, ведь они нас боятся. Этот конфликт, в который мы вмешались как миротворцы мы же своим безумием и прекратили. Люди будто поняли, что ссориться друг с другом бессмысленно пока есть враг или жестокий старший брат, диктатор в лице артэонов севера. Мы своим безумием им об этом напомнили.
— Нет худа без добра.
— Да уж это верно. И теперь что касается причин моего нынешнего зависания в состоянии невозврата. Почему я не хотел выходить из Малдурума. То, что вас интересовало — то новое зло, что я добавил в копилку после инцидента в Мерзлом лесу. Это вина за смерть друга. Джереми. Джереми Конрад, тот самый разумный рядовой, из первого состава моего взвода, которого я спас из подвала той 'цитадели зла'! — улыбнулся он. — В которую превратили тот занятый нами храм мои сослуживцы. После всего этого кошмара, после допросов военных следователей, которые проходили дома в Армидее, а не здесь в шаге от кошмарного юга...
— Вы скоро вернетесь домой, не переживайте. Неважно где вы, важно, что сейчас вы уже в шаге от дома.
— Но все же когда дом за стеной как-то спокойнее. Так вот, после того как в тот раз мы вернулись домой, какая-то там комиссия расследуя обстоятельства случившегося пришла к выводу что Джереми был единственным кто действовал адекватно. Ему предложили пройти тест на офицерское соответствие. В то время как меня судил военный трибунал. Здесь уже на официальном суде в Армидее смертная казнь не выносится, хотя я ее заслужил. Какие-то умники в моих действиях во время произошедшего кошмара усмотрели попытки к исправлению. Во мне даже отдельные эмоции блокировать не стали, так выпустили в нормальный мир. Единственное что меня обязали пару раз в неделю ходить поболтать к доктору Росс. Меня было решено оставить на службе, только добавив красные отметины на плечи и лишив всех званий и наград.
Потом после нескольких месяцев отдыха, когда начались предшествующие командировке учения, тренировки, я не поверил своим глазам. Понятно взвод набрали новый. В основном молодежь, но и стариков тоже с других подразделений наприсылали. И вот я стою на плацу в строю среди неизвестных людей, в новом составе взвода, смотрю, идет. Джереми, этот тихоня, пока я отдыхал, получил офицера и теперь, оказывается, возглавляет мой взвод! — вспомнив приятный момент, Джейсон тепло улыбнулся, дальше ему говорить было уже тяжело. — Он сказал, что согласился стать офицером, только чтобы бы вновь не повторилась трагедия подобная той, что погубила наш с ним предыдущий взвод. Так он все объяснил. Представляете, я теперь меченый безумец, а он гадина такая, лейтенант, — Джейсон снова улыбнулся.
— Он считал себя моим другом, все твердил о том, что обязан мне жизнью. Все твердил что я спас его из того кошмара. В своем естественном состоянии его было не заткнуть. Он мог болтать, наверное, часами, с чувством юмора у него было, по-моему, не очень. Но тут он брал количеством, а не качеством. В Малдуруме, по-моему, он не особо менялся, это если сравнивать со мной. И вот представьте этот мой друг по несчастью, однажды просто вторгся в мою личную жизнь. Они очень сблизились с моей девушкой. И там... в Малдуруме он присматривал за мной. Мы с ним прошли три командировки. И если бы не он я давно бы остался где-то там. Ведь после того случая у меня окончательно башню снесло. Я просто стал каким-то озлобленным псом, просто все стал ненавидеть. Если раньше в том состоянии мое сердце стучало, как сумасшедшее, но все же порой успокаивалось, давая мне передохнуть, то тут оно всегда стало биться, как сумасшедшее не давая мне расслабиться. Мое безумие разрослось и если бы ни лейтенант Конрад, я бы уже давно себя уничтожил.
В этой командировке, в этом ужасном Мерзлом лесу, из которого казалось, нет выхода, Джереми все равно не оставлял меня одного со своим безумием. Понятно. В очередной раз, пытаясь спасти мою тупую голову, он погиб. Можно сказать, пожертвовал собой ради моего спасения. Он был таким замечательным человеком. И ради чего погиб? Ради меня что ли?! — повысив голос, упомянув себя, Джейсон сморщился, будто речь зашла о чем-то мерзком. — Вот то почему я не смог или подсознательно испугался выходить из Малдурума. Завис в этом 'состоянии невозврата' — как вы это называете. Я себя и раньше ненавидел, меня и так давила вина за все совершенное в ходе командировок и тут еще вина за смерть лучшего друга. Это забавно, но при жизни я его не ценил. И там в этом чертовом лесу, когда он умирал у меня на руках, я ничего не почувствовал. Ведь я был в Малдуруме, — Джейсон, в очередной раз, желая скрыть разыгравшиеся эмоции, закрыл лицо руками. Долгое время стояла тишина, которую всхлипываниями нарушал мучаемый совестью Джейсон. Молодой доктор молча выжидала.
— Скажите, а у вас есть какая-нибудь отдушина? — протянув этому здоровяку салфетку, чтобы вытереть слезы, доктор продолжала разговор. — Я имею в виду, многие солдаты в мирной жизни находят себе спасение от кошмаров Малдурума в каком-нибудь хобби или форме самовыражения. Например, искусство: живопись, стихи, может своеобразная музыка. Коллекционирование чего-либо. Необходимо что-то, какая-то яркая черта которая бы отличала вас настоящего от того чудовища из Малдурума. Как вы даете душе расслабиться, если вообще даете?
— Я как-то ничем особо не увлекаюсь. Футбол люблю, — Джейсон заметно занервничал.
— За кого болеете?
— Естественно за армейскую сборную Армидеи... Знаете... Можно сказать, что некая отдушина у меня все же есть. Но только это не столько необычно, сколько по идее недопустимо, преступно.
— Я вас не выдам!
— Свою боль, все эти кошмары из Малдурума я разделяю со своей супругой, — он всерьез удивил доктора. — Да знаю, это преступно, гражданские не должны ничего знать ни о Малдуруме, ни о настоящей жестокой реальности, что окружает нас. Но это, как и все в нашей совместной жизни было ее желание. Она сама, видя мои ну-у-у типа 'мучения' предложила 'разделить мою боль'. Она говорит, что пытается меня спасти. И я показал ей все то, что лишает меня нормальной жизни здесь. Дурак, знаю. Только после этого я понял, почему существам, выращенным в артэонской идиллии нельзя знать о настоящей жизни. Этими откровениями я скажем так 'утащил ее с собой во тьму'! — хоть он и улыбнулся, но все равно тяжесть на его душе была заметна. — Я омрачил ее. До этого она была обычной сияющей артэонкой, а после стала какой-то мрачной, утратила по-детски радостное понимание мира. И это касается не только внешнего вида. Я разрушил ее идеальный мир, можно сказать, вырвал ее из счастья артэонской идиллии, тупой придурок. Мало того что сам живу в тени своего безумия, — говорил он уже в порыве эмоций, — так еще и тащу окружающих в его темноту. Своим злом омрачаю душу той, что для меня дороже всего на свете. Во мне нет ничего хорошего, — окончательно поник Джейсон.
— Вы говорите что все 'показали' ей, если я правильно поняла. Как это?
— Через Инфосреду я открыл ей содержимое своей памяти. Все произошедшее со мной я представляю в виде от третьего лица. Мы оба погружаемся в мое сознание. Она просто стоит и смотрит на то чудовище, которым там являюсь я. Смотрит со стороны, и я стою рядом с ней. Держу ее за руку. Мы проходим через самые яркие моменты моего безумия, она видит кто я в полной мере.
— Такое возможно? — удивилась доктор.
— Конечно, все нечетко. Я же говорю: лишь яркие моменты, осевшие в голове. Для этого нужно поработать над своей памятью. Я долго готовлю это шоу у себя в голове. Воспроизвожу все произошедшее сам на себя глядя в третьем лице. Получается не очень, но этого достаточно, чтобы передать суть. Окружение местами размыто. У моего прообраза из воспоминаний всегда размыто лицо, ведь я не могу постоянно видеть сам себя в реальности. А потом я все это показываю ей. Она в прямом смысле слова переживает все эти ужасы, через которые прошел я. Это была ее идея, когда она чего-то хочет, я не могу сказать 'нет', даже если речь идет о кошмаре. Я не могу уберечь ее от нее самой. Ее воля свята для меня.
Она видела все. Все мои ужасы из Малдурума. Она смотрела на то, как я насиловал ту несчастную девушку. Желая над собой сурового суда, я показал ей все во всех красках. Она стояла за спиной изображения из памяти представляющего меня в Малдуруме, я настоящий стоял и держал ее за руку. Мы вместе слышали крики и мольбы о помощи и рычание чудовища, я думал, что сойду с ума глядя на себя со стороны. Она побелела от ужаса и не могла говорить. Я никогда не видел ее такой. Думал все мне конец. Думал, она бросит меня после этого, увидев то какое я чудовище в Малдуруме не сможет со мной разговаривать, смотреть на меня. Погрузившись в мои кошмарные воспоминания, мы лежали на кровати в ее комнате. Проснувшись, вернее выйдя из Инфосреды, я боялся смотреть на нее, это был не просто стыд, я будто умер внутри, еще раз подробно осознал какое я чудовище. Я хотел сбежать из комнаты, уже смирился с тем, что она будет ненавидеть меня. Но нет. Вместо этого она взяла меня за руку, уложила на кровать и приласкала, успокоила.
Мое безумно колотящееся сердце просто уснуло сладким сном. Вопреки всему увиденному она сказала, что я не чудовище, что я не должен отвечать за это безумие ведь я себя не контролировал. Мое чудовище осталось там, а здесь я настоящий и она любит меня несмотря ни на что. И знаете, это подействовало. Мне стало легко как никогда. Я впервые четко почувствовал и осознал границу, отделяющую меня от малдурумного чудовища. С самого первого погружения в Малдурум я старался убедить себя в том, что то чудовище это не я, но это не работало. Я терял понимание того где я настоящий, это мучило сильнее совести. Но только после того как она увидев мои грехи сказала что любит меня несмотря ни на что, только тогда я понял что то чудовище это не я. Я до сих пор теряюсь в двух своих половинах, но точно знаю что рядом с ней я настоящий.
Видя, что мне становится легче, она стала разделять мои ужасы со мной постоянно. Меня это спасало, но вот она изменилась. Стала мрачной и холодной в душе. В присутствии друзей, то есть малышей она все также сияет, несмотря на мрачный облик, но я знаю, внутри она холодна. Я изуродовал ее. Вернее она сама сделала это с собой, но все из-за меня.
— Могу вам сказать. Она вас действительно любит. Вы никогда не задумывались, что на самом деле являетесь нормальным парнем, просто почему-то плохие обстоятельства всегда складываются вокруг вас? Просто представьте.
— Спасибо, что не отступаетесь док. Пытаетесь утешить меня. Спасибо, правда.
— Так если вы скажем так, делите с любимой бремя своих грехов из Малдурума, у вас есть такая мощная психическая отдушина в виде нерушимой любви сглаживающей любую боль. Тогда зачем здесь я? Нет, бог со мной! Самое главное, зачем тогда вам доктор Росс?
— Думаю это совсем разные вещи. Похожие конечно, но разные. Я бы и рад сказать, что беседы с доктором Росс для меня формальность, галочка в списке необходимых дел по возвращении из командировки. Но нет, добрый доктор Росс мне тоже нужна. Она спасает меня от ужасов первых часов глазами артэона после ужасов Малдурума, она вытягивает меня из объятий зла. А Кристина помогает жить, ощущать себя собой. Получается, Кристина знает меня полностью и все равно любит, с ней я просто отдыхаю душой. В ее обществе мне ненужно притворяться и лгать, она знает кто я и при этом она человек из моего ближайшего окружения, любимая, супруга. Та кто сопровождает меня по жизни. Благодаря ей я не чувствую себя одиноким перед своим злом. А доктор Росс это просто врач, немного оздоровляющий мою душу.
— Все-таки в итоге, давайте конкретизируем. Вы боитесь снова возвращаться туда?
— Конечно, боюсь. Перспектива неизбежного возвращения туда никогда не даст мне жить спокойно. С тех пор как я узнал, что такое безумие я либо в его объятиях, либо в страхе перед неизбежным возвращением в него. Жизнь до восемнадцати лет, до Малдурума я вспоминаю как рай.
— Продолжайте бояться — это единственное разумное, что вы можете в условиях своего положения. Ваш страх перед безумием есть главное доказательство того что вы еще здоровы, — она пыталась заставить его смириться с неизбежным, заставить быть сильнее.
— Так если мы все сходим с ума. Тогда почему это продолжается? — Джейсон, как и многие другие солдаты, заканчивал беседу с новым доктором подобным вопросом. Уже не в первый раз, уже не желая услышать что-то оригинальное в ответ, это скорее был скрытый крик отчаяния.
— То есть вы спрашивайте о том, почему наша концепция обороны и защиты основанная на Малдуруме все еще действует, несмотря на наличие множества проблемных моментов? К числу которых, вы относите и себя.
— Да, почему мы должны мучиться и сходить с ума? — он спрашивал, вспоминая измазанные грязью боевых походов измученные лица всех сослуживцев, что повидал где-то там, в огне южных войн.
— Дело в том, что все не так как вам кажется. Вы не желаете видеть картины в целом. Если представить нашу армию как систему то в целом, несмотря на огрехи, она функционирует стабильно. По статистике из ста процентов солдат лишь пять сталкиваются с проблемами в Малдуруме. Остальные девяносто пять процентов действуют как от них, и требуется, выполняют свои задачи в соответствии с присягой и уставами. Вам просто не посчастливилось оказаться в числе тех проблемных пяти процентов. Несмотря на печальные случаи вроде вашего и прочие негативные побочные эффекты, в целом наша армия несмотря ни на что выполняет боевые задачи и справляется с ними на девяносто пять процентов из ста. Плохой ли это показатель, учитывая, что речь идет о военном ремесле?
Несмотря ни на что среди солдат есть и всегда будут те, кто готовы выполнять свой долг. В итоге можно ли признать нежизнеспособной систему, исправно функционирующую, на девяносто пять процентов? Лично, на мой взгляд, нет нельзя. Мне искренне жаль вас и других солдат но, к сожалению, нужно признать, что все же главный аргумент в пользу Малдурума это отсутствие альтернативы. Как по-другому мы сможем обеспечить свою безопасность? Если учесть что наши артэонские сущности, в которых раскрывается все светлое и прекрасное что есть в нас как в людях, от природы не предрасположены к насилию? Как артэоны мы разумны и как следствие слабы. Малдурум стал компромиссом между разумностью, артэонским стремлением к гармонии и необходимостью выживать в этом жестоком мире. Благодаря Малдуруму мы сумели остаться разумными и одновременно выжить, суметь защитить себя.
Я не спорю созданная нашими далекими предками концепция обороны, основанная на Малдуруме, в условиях которой наши мужчины несут на себе бремя выживания, сходят с ума от контакта со злом, а остальное общество существует, как и планировали предки: разумно, гармонично и свободно. Эта концепция ужасно несправедлива и даже просто по времени уже давно устарела. Но какая возможна ей альтернатива? Ведь мир враждебен. Темные маги, Тьма в лице тысяч ее порождений бродящих в ночи и идущие за ними орды дикарей и варваров юга желающих нас уничтожить. Духи — главное проявление великого спасительного света в нашем мире, главный враг Тьмы и всего олицетворяемого ею зла. Мы артэоны — главный ресурс за счет, которого живут Духи, поэтому нас необходимо уничтожить. То есть необходимость обороны для нас это факт. Но как ее обеспечить без Малдурума? Духи как великие и разумные существа несущие тотальную ответственность перед высшими силами, можно сказать перед богом, просто боятся измараться в грехах, потому что для них в отличие от нас это непростительно. Духи никогда не будут защищать нас, только мы сами можем спасти себя от полного уничтожения.
Так как же тогда быть? Реэртонизация — всеобщий отказ от идеальной сущности и попытки разумно ужиться со своим людским злом? Вы видели реэртонов-солдат, которых сегодня создает наше общество все для той же обороны? Эти артэоны всегда мрачны, они уже не могут жить в вечном счастье и гармонии. В случае реэртонизации наше общество уже не будет сиять как сегодня. И вы хотите, чтобы мы сдались? Чтобы все помрачнели, получается, все же сломались под давлением окружающего зла? Поколение за поколением, артэонское общество несмотря ни на что выживало, доказывая этому суровому миру свою жизнеспособность. И по вашему после всех усилий мы можем взять на себя ответственность и положить конец артэонизации — главному эксперименту Духов над человечеством. То есть показать бессмысленность попытки Духов спасти человечество от зла?
— Нет, конечно, — изображая понимание, ответил Джейсон.
— Не спорю, было время, когда мы жили в мире с нашими младшими братьями номаками. Эти существа видели в нас разумных прекрасных покровителей, которые должны вести их за собой. В ответ на наше разумное покровительство номаки защищали нас. Селились вдоль границ прекрасных артэонских городов древности, как щитом огораживая нас от остального мира. Они были надежными защитниками. В период рассвета артэонско-номакской эры артэоны лишенные отягощения Малдурумом, необходимости защищаться расцвели буквально как цветы. Все было так прекрасно, что даже мужчины в нежности полностью уподобились женщинам.
В Райноне, в крейсфальском музее есть такая картина: 'артэн-номакский рассвет'. Не слышали? Там запечатлен момент благодарственного подношения. Все происходит на рассвете в чистом поле. Мужчины артэоны, как и женщины, в белых платьях! Улыбаясь, держат в руках подносы с дарами, пока женщины исполняют танец для своих любимых защитников. Номаки, такие облаченные в доспехи воины, все стоят спиной. Из всех подобных полотен именно это правильно передают атмосферу того времени. Артэоны там какие-то свободные, радостные, а номаки серьезные и суровые. Это передает дух той эпохи. Но та эпоха, к сожалению, прошла, — говоря о приятной для себя теме, она сама отдыхала душой. — Сегодня мы сами должны обеспечивать себе выживание. И, к сожалению, ничего кроме Малдурума окружающему злу противопоставить мы не можем. Поэтому такие бедолаги как вы Джейсон, к сожалению, будут страдать и далее.
— Странно, прежде я не слышал таких подробностей о рассвете номаков. Надо будет попросить любимую лучше рассказать мне об этой артэонско-номакской эре.
— Не стоит, у этой истории грустный конец, — сказала она, захлопнув блокнот и надев на ручку колпачок. — Ну что же Джейсон, поздравляю вас! Вы полностью вернулись к нам и в скором времени отправитесь домой. Я думаю, военные следователи вас долго здесь не задержат. Пожалуйста, просто расскажите им все как есть. Теперь что касается вашего друга. Рурхан жив и если учесть, то, что ему пришлось пережить можно сказать, здоров и уже давно ожидает вас. Сейчас идемте, переоденем вас, вернем вам нормальный внешний вид и я отведу вас к нему.
— Простите доктор можно еще вопрос, — робко поинтересовался Джейсон. — Знаю, что я достал уже, — заставил он ее улыбнуться, — все же доктор, что я такое? По-вашему.
— Вы артэон. А артэон это такое состояние человека. Что есть человек — вопрос, мягко говоря, вселенски риторический!
— Нет в смысле, если судить по моему поведению в Малдуруме. Кто я как человек по-настоящему. Кем бы я был, если бы был человеком, если учесть что в Малдуруме я чудовище?
— А кто вы как артэон. Я имею в виду, что о вас говорят друзья, родные близкие. Как они характеризуют вас?
— Говорят что я спокойный, несокрушимо спокойный и тихий. Это понятно с тех пор как я узнал, что такое Малдурум короткими отпусками длиной в несколько месяцев меж бесконечных командировок! В домашней атмосфере я отдыхаю, бесконечно расслабляюсь, просто улетаю куда-то. Как бы это глупо не звучало: не могу надышаться воздухом покоя и мира. И при этом в Малдуруме, все наоборот, там я жутко агрессивный и раздражительный. Так может это, потому что как человек я больной психопат? То есть если бы был человеком, то был бы серийным убийцей или имел бы склонности к садизму. Как человек я чудовище, вот почему я так себя веду в Малдуруме?
— Ненужно забывать, что Малдурум абсолютизирует все наше человеческое зло. Запертое в Агрессивном блоке все зло свойственное нам как людям накапливается, разрастается, принимает абсолютные формы. Также ненужно забывать, что такие пороки как жадность, алчность, скупость, подлость и прочие второстепенные проявления людского зла, запертые в А-блоке, сливаются воедино, трансформируются в часть общей отрицательной массы и, выливаясь в чистое безумие, усиливают общую реакцию. При активации Агрессивного блока — в процессе погружения в свое чистое зло, практически все артэоны буквально звереют. Это что значит, что все они как люди на самом деле монстры? Жестокие садисты психопаты, мерзкие животные? Понятно у большинства после погружения в Малдурум со временем происходит так называемое привыкание, эмоции, нервы успокаиваются. Большинство как-то уживаются со своим злом, а некоторые нет. И вы из категории последних. Но это не значит что на самом деле вы как человек чудовище.
Давайте предположим, если бы вы не были артэоном, а родились бы человеком, ваша личность развивалась планомерно в гармонии со своим природным человеческим злом, безо всяких Агрессивных блоков. Мне кажется, вы бы были просто жестоким бескомпромиссным прагматичным человеком, идущим против общих законов при этом, не желая заявлять своих. Эдакий лидер без чувства ответственности и благих стремлений — антилидер. Что в проецировании на состояние Малдурума в условиях полного разрушения вашей личности делает вас жестоким, раздражительным, чрезвычайно сильным, жаждущим выплеснуть все что накопилось, желающим большего, чем дозволено... чудовищем. Будучи человеком бешеным маньяком психопатом, жаждущим крови, вы бы не стали! Поверьте артэоны имеющие реальные отклонения в психике, в Малдуруме ведут себя совершенно по-другому. Вот то настоящие жертвы безумия. Я, к сожалению, встречалась с подобными случаями. Поверьте мне вы не один из них.
— Спасибо вам. Мне действительно стало легче, — ответил Джейсон и даже улыбнулся. Но в действительности внутри него ничего особенно не шелохнулось, ведь почти все ее утешительные фразы и доводы он слышал уже не раз. Ему просто не хотелось расстраивать этого молоденького доктора.
— И вам спасибо за помощь мне в моей работе. Теперь как доктор и пациент мы уже вряд ли увидимся. Ваша доктор Росс признаюсь честно, вас всех ждет не дождется. И Джейсон давайте договоримся. Если встретите меня там в нашем общем нормальном мире. Не стесняйтесь, а просто поздоровайтесь! Хорошо?
— Да конечно!
Джейсон впервые за долгое время принял душ. Расслабляясь под каплями теплой воды, он понимал, что должен быть сильнее. Как бы ему не было погано на душе, как бы сейчас не хотелось снова вернуться в ту камеру для буйных с мягкими стенами и после всего пережитого в ней в качестве пациента остаться навсегда. Так ему было бы спокойнее. Но он не имел на это права. Родные, близкие друзья, его любимая ждали его дома, ради них он должен со всем справиться. Как бы он себя не ненавидел после всего содеянного его руками зла, ему придется вернуться в мир артэонов и снова стать счастливым ради них. После мытья чувствуя себя будто заново родившимся, заметно приободрившись, он надел чистый пахнущий порошком для стирки привычный армейский нательный черный комбинезон.
Дальше доктор Ротстен повела его наверх, к выходу из подземных катакомб центральной крепости базы Альфагейт. Спустя вереницы лестниц и облезлых коридоров затхлых катакомб они вышли на свежий воздух. На улице шел дождь, запахом которого Джейсон не мог надышаться. Ему в нынешнем состоянии холодный обычный дождь казался каким-то приятно теплым, едва ли не ласкающим. Здание центральной крепости подземными катакомбами, глубоко уходящее под землю наверху возвышалось чуть более чем на двадцать метров, это восемь полноценных этажей над землей. Здесь располагался штаб базы, здесь сидело все командование охраняющего границу военного контингента со всей Арвлады. Помимо армий СБК и Армидеи в небольших количествах здесь присутствовали воины большинства артэонских городов и общин из Срединных Земель. Центральную крепость квадратом окружала прочная стена с невысокими громоздкими караульными башнями по углам. Здание самой крепости, выступавшее военным штабом, тщательно охранялось. Караулы в темно-синей броне СБК стояли и на стенах и во внутреннем дворе крепости. Это не означало, что все это были военные СБК, просто большинство артэонов из Срединных Земель в виду низкого уровня развития не могли обеспечить всем необходимым своих воинов отправленных для защиты границ. Поэтому СБК приходилось вооружать и оснащать своих неразвитых младших братьев. Следуя за доктором Ротстен укрывшейся дождевым плащом, Джейсон вышел за ворота центральной крепости.
Сама база огромным военным городом из деревянных одноэтажных казарм и складов размерами побольше растянулась на километры вокруг центральной крепости. Простые скрипящие на ветру сетчатые заборы разграничивали места дисклокации военных Армидеи и СБК. Прямо на западе черным исполином все собой загородил Пустой Вулкан сейчас в дождь затянутый туманом. На юге затягивая в круговорот дождевые облака, громыхало красное Пограничье. Где-то там, на севере ожидал родной дом, от которого больше не отделяли горы или иные враждебные преграды. Вся здешняя 'военная техника' в дождь стояла укрытая брезентом. На территории гарнизонов СБК под брезентовыми накидками, защищающими от дождя их сталь, замерли в отключенном состоянии, фактически уснули биомеханоиды военного назначения — местные роботы служащие основной ударной силой белокаменной армии. В гарнизонах Армидеи, для биотранспортников давно были сооружены гигантские бараки, больше напоминающие собой очередные военные склады. В дождь никого кроме расставленных повсюду караулов на улице не было. Стоящие в карауле под дождем бойцы замотались в непромокаемые плащи. Все отдыхающие сейчас солдаты сидели в казармах и развлекались, как могли, в основном игрой в карты, бильярд в облаке сигаретного дыма, не без алкоголя конечно. Переоборудованные в баскетбольные и футбольные поля спортивные городки пустые мокли под дождем. Только какая-то армидейская рота в золотистой броне, с щитами, копьями и мечами в полной боевой экипировке несмотря на дождь маршировала по плацу. Джейсону сразу стало понятно, что это его коллеги, в очередной раз серьезно нашкодив, таким образом, претерпевают наказание, скорее всего за какую-нибудь пьяную драку. Спустя, наверное, полчаса блужданий среди сетчатых заборов, разграничивающих гарнизоны внутри базы, они дошли до нужной казармы. Следуя за доктором, Джейсон насквозь промок, но сейчас ему снова начинающему жить это совершенно не мешало.
Пройдя мимо дежурящего у входа в казарму охранника в армидейской броне, в большом коридоре с десятками однообразных дверей по обе стороны, доктор остановилась у входа в нужный кубрик.
— Джейсон я должна вас оповестить о странном непонятном для нас состоянии Рурхана. То есть о странных аномалиях в его внутреннем мире. У него скажем так, есть некие проблемы, учитывая то, что ему пришлось пережить это нормально, но все же. Мы наблюдали у него некие проблемы в функционировании нервной системы. Замедленные движения, слабое управление своим телом, речевая заторможенность. Он говорил и двигался, будто через силу. Учитывая тот шок, через который ему пришлось пройти, опять повторюсь, подобные нарушения не выглядят так уж странно. Но в этом-то вся и проблема — официально никаких нарушений мы у него не выявили. Сканирование на Зерцале Душ, не уловило никаких нарушений в деятельности его нервной системы и мозга.
Несмотря на явные проблемы в управлении телом, внутренне он полностью здоров. Это странно ведь подобные функциональные аномалии должны себя как-то проявлять. Но все же что-то необычное мы в нем обнаружили. И это очень странно на мой взгляд. Деятельность его мозга в плане происходящих процессов схожа с деятельностью мозга маленьких детей, младенцев которые только учатся ходить. Он будто учится заново управлять своим телом, — сама толком не понимая, с чем они столкнулись, она осторожно подбирала слова. — В итоге мы решили, помочь ему восстановится искусственным путем. Ему были прописаны сильнодействующие препараты, под воздействием которых он сейчас находится. Так же как и вас, мы ввергли его сознание в некий астрал, подальше от бренного тела и нервной системы травмированной пережитым в Мерзлом лесу. Надеемся что таким образом его тело и нервная система спокойно ни на что, не отвлекаясь, восстановятся сами. Ведь вам это помогло. Поймите это для его же блага. И мне кажется, если вам не безразлично его душевное здоровье вы должны сами дать ему следующую дозу таблеток. Вода и необходимые лекарства стоят на тумбочке рядом с его кроватью. Следующий прием вечером в восемь часов. Цикл приема лекарств продлится еще неделю. Теперь до свидания Джейсон, было приятно познакомиться, не забывайте здоровье вашего друга теперь частично в ваших руках. До свидания! — попрощавшись, она ушла по коридору, оставив Джейсона одного у двери.
За дверью в сером маленьком помещении кубрика, окно которого было закрыто шторкой, стояли две кровати. На правой из них, в военном нижнем комбинезоне сидел Рурхан, пустым взглядом уставившийся перед собой. На его шее под повязкой с заживляющей мазью багровела борозда, оставшаяся от петли из которой его вытащил Джейсон. Несмотря на воздействие лекарственных препаратов баночки, с которыми стояли на его прикроватной тумбочке, он все же заметил открытие двери кубрика. Отреагировав он медленно, тяжело, будто едва живой, повернул голову в сторону входа. Его взгляд был стеклянным и безжизненным. Сквозь эффект дурманящих препаратов которыми его здесь 'лечили' он все же узнал Джейсона и на его лице появилась едва заметная улыбка. Джейсон при виде друга, не скрывая радости, бросился к нему. 'Все дружище, все плохое позади. Мы скоро отправимся домой', — обняв друга крепко как никогда, говорил Джейсон.
Спустя несколько суток подкошенный в противостоянии с обитателями Мерзлого леса пятый батальон восьмого полка оперативного назначения морской пехоты Армидеи, отправленный для обеспечения провальной миссии 'Таяние Снегов', своим ходом подходил к четвертым главным воротам родного города. Следуя через предшествующую городской стене мертвую зону прострела облаченные в свою броню солдаты, тряслись на спинах огромных мамонтов. В сопровождении колонны никто из солдат ни шел. Приблизительно пол батальона осталось в Мерзлом лесу навсегда. Свободного места в наспинных кузовах теперь хватало для всех оставшихся. За закрытыми вратами города возвращающиеся остатки батальона ждали как героев. Инцидент в Стране Волка понаделал шуму. Для выживших солдат было решено устроить официальную встречу. Члены правительства, военное командование, все родные, близкие, а также прочие жители города желающие выразить поддержку вернувшимся бойцам, все они замерли в ожидании, в предпраздничной атмосфере по ту сторону врат. Вот он уже казалось дом, момент которого все так ждали, но на душе почему-то было тоскливо. Вновь ставшие самими собой солдаты, сидя в кузовах, молчали, каждый вспоминал какой-то свой кошмар, оставленный в Мерзлом лесу. Наверное, это нормально. Последние нотки переживания и вспоминание погибших, перед осознанием счастья возвращения домой, которое неизбежно заставит забыть или отвлечься от всего плохого.
Встреча ожидалась пышная, поэтому внешнему виду солдат было уделено особое внимание. Чтобы воплощать собой идеал солдатского внешнего вида, выглядеть, как с картинки в глазах толпы горожан, несколько суток перед отправкой домой Джейсон, и его сослуживцы отчищали, натирали до блеска, ремонтировали, подгоняли до идеала свое походное снаряжение и броню. Неизбежно долгая дорога заставила броню солдат потускнеть от пыли и грязи. Поэтому перед входом в Аламфисов лес колонна остановилась у маленькой речушки, в водах которой солдаты снова отчистили свою броню до блеска. Чтобы не измараться снова, войдя в безопасный Аламфисов лес, всех солдат загнали в наспинные кузова транспортников.
Джейсон в блестящей на солнце золотистой броне и Рурхан, на которого поверх армейской одежды для приличия накинули армидейский плащ сидели рядом в задней части наспинного кузова биотранспортника в самом хвосте подходящей к городу колонны. Состояние Рурхана так и не улучшилось. Специалисты, специально прибывшие в Альфагейт, так и не смогли понять, что с ним происходит, не смогли ничем помочь, поэтому просто развели руками. 'Он полностью здоров. Мы не выявили у него никаких странностей не на физическом ни на духовном уровне. Его душа и тело полностью здоровы, — объяснил Джейсону один из врачей, работавших с Рурханом. — Очевидно, что природа происходящего с вашим другом имеет психический характер. Но здесь, со здешним оборудованием мы не можем ничем ему помочь, не можем понять, что с ним происходит. Его нужно доставить в Армидею и как следует изучить'. Медики в виду отсутствия каких-либо реальных симптомов у Рурхана, предполагая несерьезность происходящего с ним, надеялись на его естественное выздоровление. Поэтому, не желая сразу превращать его в пациента психушки, решили отправить его домой естественным путем, то есть на спине мамонта в составе колонны. Рурхан должен был пройти начатый путь до конца. Джейсону наказали присматривать за ним. Специалисты полагали что общение с другом в естественной обстановке в наложение на осознание счастья возвращения домой — осознание окончания тяжелого приключения поможет его психике травмированной последними событиями. И Рурхан просто очнется, будто ото сна.
Джейсон с тревогой поглядывал на друга. Специалисты, понадеявшиеся на его выздоровление, похоже серьезно просчитались. Действие препаратов давно закончилось, однако Рурхан все также вел себя заторможено и очень странно. Движения будто давались ему с трудом, речь была прерывистая, вернее ему каждое слово с тяжестью буквально силой приходилось давить из себя. Он не мог элементарно удержать кружку в руках, а передвигаться мог только при поддержке Джейсона. Пытаясь сказать что-то, он долго заикался, в итоге выдавая что-то невнятное. Тело, будто его не слушалось. Как-то недавно посмотрев другу в глаза, Джейсон увидел в выражении его лица некую усталость. Рурхан выглядел измотанно, будто устал двигать свое тяжелое тело. И больше всего Джейсона поразил взгляд Рурхана, изменившийся до неузнаваемости. В его взгляде застыло неуловимое напряжение и серьезность, от былого спокойствия и безмятежности обычно читаемого в глазах Рурхана, будто не осталось и следа.
При подходе к дому уловив настороженный взгляд друга, Рурхан естественно натянул слабую уставшую улыбку, как бы говоря, что все хорошо. 'Как объясняются эти симптомы, что это вообще такое?' — Джейсон был всерьез озадачен состоянием друга. Это все нарушения в психике вызванные пережитым, в частности несколькими часами проведенными шеей в петле или это нечто необъяснимое вызванное влиянием их странного мира? В процессе пути, постоянно сидя рядом Джейсон, замечал, что Рурхан, несмотря на свой слабый контроль над телом, будто специально прячет от него свой взгляд. Но все же Джейсону порой удавалось заглянуть в его глаза, и он опять видел отчетливо читаемое сквозь усталость некое напряжение и суровость, несвойственные его другу.
Нынешний день выдался солнечным, жара стояла невыносимая. Мысль о том, как хорошо было бы избавиться от брони и окунуться в шумящие волнами воды Соленой Мили, кружила солдатам головы. 'Вот мы и дома', — в конце пути глядя на родные стены сказал Джейсон, Рурхан слабо улыбнулся. 'С-с-с-спасибо Дж-ж-сн, ты с-с-спас меня', — тяжело шевеля непослушными губами, выдавил в ответ Рурхан. Джейсон тяжело вздохнул. Вот, наконец, они подошли к дому, однако радость момента омрачало то, что вопреки ожиданиям Рурхан на поправку так и не пошел, похоже он серьезно обзавелся какой-то уникальной психической формой инвалидности. Джейсон во всем винил себя. Что он теперь скажет Фиалке, как все родные отреагируют, когда увидят вместо Рурхана непонятный овощ? 'Терпи дружище, держись', — Джейсон с тревогой в глазах крепче прижимал к себе Рурхана. Озадаченный состоянием друга он торопился как можно быстрее показать его специалистам, магу Фросрею, чтобы они наколдовали и вернули привычного Рурхана. В крайнем случае, за помощью можно будет обратиться к Духу — успокаивал себя Джейсон.
До ворот Армидеи осталось чуть более сотни метров. На вершине стены хранящей родной дом уже можно было разглядеть пограничников в родных золотистых бронекостюмах.
— Что такие кислые? — сидя впереди кузова первого транспортника, командир спрашивал у сидящих сзади солдат. — Не парьтесь. Не надо переворачивать все вверх дном. Вы не ублюдки, выжившие за счет погибших где-то там друзей. Вы просто счастливчики, которым повезло выжить. Вы это снова вы и мы уже дома! Представьте, теперь несколько месяцев вы не увидите мою рожу! — кто-то из солдат с легкостью улыбнулся в ответ командиру, кто-то опустил глаза.
— Сорн! — окрикнул Джейсона сержант Раймс. — Прости меня если я что сделал не так, — ставший артэоном, в котором ничего не осталось от малдурумного монстра Раймс добродушно улыбался.
— Да ладно. Там мы были чудовищами, — улыбаясь, ответил Джейсон. В радости возвращения домой все сияли от счастья, все плохое осталось где-то там.
Двое рядовых под номерами 2/3/12 и 13, Хэнк Ратакански и Медфел возвращенные к жизни Духом из-под снегов лавины уничтожившей группу смельчаков отправившихся с Вэйноном, сидели в кузове третьего транспортника. Устроивший истерику Ратакански не раз сломанный нос, которого уже давно зажил после вернувшего в жизнь сержантского кулака, наслаждаясь каждым вдохом, завороженно смотрел на стены родного города. — Ведь ты был на волоске от того чтобы покинуть это все. Видишь, как оказывается, много всего есть в этой жизни, — нарушил предвкушение чуда другом сидящий за его спиной Медфел. — Все мы пыль погибших звезд, или как ты там бредил! — посмеивался он над другом, заставляя его краснеть.
— Частично все это были твои слова. Мне просто нужно меньше общаться с тобой! — в шутку ответил Хэнк.
— Ах вот как! Я еще и виноват во всем?!
— Сложно описать, какое же это счастье — возвращение домой, — не отрываясь, глядя на родные стены сиял Ратакански. — Вся наша жизнь это небольшие проблески счастья среди бесконечной серой тягомотины обычных дней, различных трудностей, не дающих покоя. Когда окупающие эту жизнь моменты счастья наступают, заслуженно, выстрадано, главное уметь ценить каждое их мгновение, ведь это бесценно.
Джейсон, все же позволив себе проникнуться радостью возвращения домой, на мгновение, оставив где-то там все свои трудности, засиял улыбкой, которую был просто не в силах сдержать. 'Даже не верится. Да?!' — обращаясь к Рурхану, радостно воскликнул он глядя на родные стены, возвышающиеся из-за них крыши отдельных высоток и шпиль ЦентрЦитадели. Его сердце в успокоении замирало от счастья, которое само собой охватывало душу. Оторвав взгляд от родных стен, он посмотрел на рядом сидящего Рурхана ожидая увидеть в нем хотя бы отголосок радости подобной своей, но тут его теплые всплеснувшиеся эмоции быстро остыли. Лицо Рурхана скривилось, будто изнутри его точила неописуемая чудовищная боль. Его всего трясло как от холода. По бледному лицу стекал холодный пот. Его измученный взгляд застыл в направлении стен Армидеи, но только вместо положенной радости в его глазах отражался страх, самый настоящий ужас. — Что с тобой? — встревожился Джейсон. — Все... Все нормально, — тяжело буквально сквозь зубы процедил Рурхан. Весь его внутренний мир замер в чудовищном напряжении, будто внутри него шла тщетная борьба в попытках овладеть своим телом. Его трясло от чудовищного внутреннего напряжения, криком 'А-а-а-а!' — из него вышел отголосок внутренней боли. Будто силой пытаясь взять свое тело под контроль, он потерпел болезненную неудачу. Джейсон мог только с ужасом наблюдать за ним. Все также содрогаясь от непонятной чудовищной внутренней боли, игнорируя встревоженный взгляд друга, Рурхан перестав трястись, медленно успокаиваясь, замер, с ненавистью вместо радости беспомощно глядя на родные стены. — Врача! Медика сюда! — крикнул Джейсон.
Пока с головы кузова к ним двигался местный санитар, непонятный приступ, мучающий Рурхана, резко прекратился. Он беспомощно обмяк, на доли секунды потеряв сознание, будто что-то мучающее его изнутри резко прекратило свои потуги, чтобы не привлекать к себе общего внимания. Подоспевший медик поднял его голову и раскрыл глаз пытаясь разглядеть зрачок. — Вс-с-се... нормально, — тяжело дыша, выдавил из себя Рурхан. — Он в поряде, если учесть то, в каком состоянии он находится всю дорогу, — сказал медик, недоумевая глядя на встревоженного Джейсона. Рурхан с трудом снова уселся в кузове. — Все нормально. Нормально, — не поднимая глаз, обливаясь холодным потом, прошептал Рурхан. Джейсон обнял его, чтобы придержать изможденное тело друга. Он, переживая, смотрел на Рурхана, но тот тяжело дыша, сидел, не поднимая глаз, будто осознанно не желая смотреть на него. Джейсону было по-настоящему страшно, он не понимал, что происходит с Рурханом и никак не мог помочь.
Что это был за приступ? Будто какая-то сверхъестественная зараза неожиданно зашевелилась в теле Рурхана. Но военные врачи на базе ничего в нем не выявили. Но может это проклятие, может Тьма проникла в него? Проклятье, не увидеть никаким Зерцалом Душ. Он провисел несколько часов в петле, возможно на доли секунды он умер, побывал на том свете, может он что-то принес в себе оттуда? Всю дорогу он вел себя заторможено, толком не мог самостоятельно перемещаться, но подобных приступов не было. Будто что-то зашевелилась внутри него при виде ворот родного города. Что-то ужасное и темное, что боялось войти под покров Света Духа. Глядя на друга, который снова вернулся в свою привычную заторможенность, теперь сидел, не поднимая глаз, Джейсон проникся нешуточным страхом по поводу того что может скрываться под личиной Рурхана извлеченного им из петли, возвращенного с того света. Ведь в их мире, где правит Тьма подобное редко остается без последствий.
Пятнадцатиметровые четвертые ворота города, имеющие так называемое двухсекционное строение, сердцевину, вернее первую секцию которых составляла небольшая четырехметровая дверь обычно открытая целыми днями напролет, сейчас были полностью плотно заперты. Снаружи у ворот встречая колонну, стоял облаченный в парадную форму полковник в окружении двух своих помощников. Командир полка, в состав которого входил возвращающийся батальон, с прищуром глядел на подходящую колонну. Он был явно чем-то недоволен. Колонна остановилась, огромный бивень первого мамонта замер в паре метров от недовольного полковника. Солдаты быстро спешились. Толком так и не пришедшему в себя Рурхану солдаты без оков Малдурума ставшие вежливыми артэонами, аккуратно помогли спуститься. Первая рота батальона, пропустившая всю заварушку в Мерзлом лесу по приказу командира просидев у перевала Снежные Врата в ожидании остальных, поэтому оставшаяся нетронутой выстроилась, как и положено повзводно. Остатки потрепанных волками второй и третьей рот встали одним общим взводом. Рурхан вместе с придерживающим его Джейсоном стояли отдельно сбоку ото всех.
— Товарищ полковник, пятый батальон в место постоянной дислокации после выполнения задачи прибыл, — отдав воинское приветствие, командир батальона доложил недовольному полковнику.
— Понятно. С возвращением, — с приставленной к виску ладонью выслушав доклад командира, а после, по-дружески пожимая ему руку, ответил недовольный полковник. — Ну и что это такое? — поприветствовав командира вернувшегося подразделения, полковник спросил одного из своих помощников стоящих позади.
— Понимаю, виноват, — согласно кивая головой, признал офицер с майорскими звездами на погонах.
Позабыв о командире батальона, развернувшись к нему спиной, недовольный полковник начал отчитывать своего помощника. — Вы хотя бы понимаете что там, — он показал рукой на закрытые городские ворота, — их ждет официальная встреча. Эдакий праздничный прием. Их история наделала много шума, там и члены правительства, артэонская пресса и просто общественность. А вы посмотрите на них! — полковник указал рукой на стоящие позади остатки батальона командир, которого недовольно смотрел ему в спину. — Что у них за внешний вид, что на них надето?! Вы понимаете там, в честь их возвращения целый праздник устроили, следовательно, и форма у них должна быть праздничная. Парадная! Понимаете? — полковник кричал, помощник в звании майора виновато соглашался. — А почему они блин, в броне здесь передо мной стоят?! — продолжал повышать голос полковник. — Там их девочки студентки ждут с благодарностями, родители, близкие. А как они пойдут в этом потасканном железе позориться? И тебя и меня майор позорить заодно. Вот так, по-твоему, должна выглядеть морская пехота в глазах общественности? Все грязные и потасканные в куче потрепанного битвой железа бронекостюмов? Почему вы не проследили момент касаемо их внешнего вида? Ведь я же давал указание. Там их семьи ждут, понимаешь? Они уже в казарму заходить не будут, сразу после праздничной встречи по домам отправятся на заслуженный отдых. Приказ такой сверху: сразу отпустить ребят по домам. И что они теперь попруться в броне гулять по городу с девчонками или по домам к праздничным столам? — негодовал полковник.
— Согласен, виноват. Но когда я должен был осуществить их переодевание? Где-то в пути что ли? Или может сразу в Альфе, чтобы они сразу прямо из базы в парадной форме выдвинулись. Не шли, а прогуливались, без брони, без снаряжения наплевав на собственную безопасность ради торжественной встречи. Чтобы их всех в пограничном секторе Друхи перебили?! — возразил виноватый майор. Недовольный полковник немного перебрав мысли в своей голове не нашел что возразить в ответ.
— Извини командир! — недовольный полковник вспомнил о стоящем позади командире батальона и строе из нескольких десятков солдат после всего пережитого вынужденных наблюдать бессмысленные перепалки командиров.
— Да ладно ничего страшного, — убрал все эмоции командир батальона. Все еще не вышедший из плена переживаний из-за массовых потерь в Мерзлом лесу майор Калегром, сначала почувствовал облегчение, не услышав от полковника упрека по поводу большого количества погибших бойцов и вдобавок (по его мнению) непрофессионального поведения во время сложной боевой обстановки в целом. Но спустя доли секунды облегчение сменилось в нем недовольством. 'Внешний вид солдат его, видите ли, волнует. До погибших ребят ему видимо дела нет. Ему, как и всему этому миру' — думал про себя командир, исподлобья глядя в спину полковнику пока тот отчитывал своего помощника. 'Меня волнуют мои потери его вид солдат в глазах общественности. У всех у нас свои проблемы. Я и забыл, как глупо устроен этот суетный мир' — заговорил в нем артэон. И когда в итоге отчитав помощника, полковник обратил на него внимание, он отреагировал по-артэонски спокойно.
— Я понимаю официальная встреча, такое и раньше бывало, но почему мы не идем в казарму? Ведь снаряжение, вооружение нужно привести в порядок, аккуратно уложить на складе, а уже потом отдыхать. Что случилось? — недоумевал командир.
— Да еще и броню транспортников отмыть и в лучшем случае только вечером сесть за праздничные столы, ожидающие дома. Знаю, но для вас сделали исключение. Вы же там попали под серьезный замес. У тебя вон пол батальона уничтожено, — отвечал командир полка. — Кстати, очень жаль погибших ребят. Извини, что из-за этой суеты не коснулся этой темы раньше, — с запозданием оправдался он. — Так вот, вы же там скажем так, многого натерпелись. Через такой ад прошли. Вот и было велено вас не мучить, а дать возможность сразу отправиться на заслуженный отдых.
— Понятно, — согласился командир.
— Так блин! — схватился за голову полковник, думая как же выйти из сложившейся ситуации. — Дозорный! Эй, там за бойницей! — крикнул полковник и чуть выше ворот в стене открылся люк, откуда выглянул солдат в бронекостюме. — Быстро мне сюда пару сотен комплектов парадной формы! Бегом я сказал, иначе праздник сорвется! — крикнул полковник, люк в бойнице захлопнулся. — Слава богу, эти балбесы все примерно одного роста, — добавил он, посмотрев на ряды остатков батальона.
Все так и замерли. Солнечный день, палящие солнце, кругом пустырь простреливаемой зоны и все в шаге от дома. Колонна из пяти огромных мамонтов, строй из четырех взводов солдат, перед ними командир, полковник два его помощника, а позади огромные ворота, за которыми их всех уже давно ждали. Все, потея на жаре, замерли в ожидании в паузе некомфортной тишины. Покорно стоящие в строю солдаты, артэонизировавшиеся (ставшие самими собой, выйдя из Малдурума) радостные, довольные, сияющие улыбками, замершие в предвкушении радости возвращения домой, понимая, что последняя преграда на их пути к оставленному за родными стенами счастью настоящих жизней это армейский идиотизм, спокойно претерпевали последствия глупых ошибок командиров. — Ну что балбесы рады возвращению домой! — криком нарушил тишину полковник, обращаясь к солдатам. 'Так точно!' — бодро послышалось из строя. — Там вас девочки из студенческих сообществ ждут с благодарностями. Вы охламоны герои в их наивных умах. Они ждут, не дождутся обласкать, пожалеть вас, чтобы 'своим теплом' вернуть вас в нормальный мир. Мой вам совет! Под шумок успевайте их облапать сразу, а то не факт что вы их сегодня встретите в ночном клубе! — говоря командным криком, чтобы слышали все, полковник веселил солдат. 'Так точно сэр' — сквозь смех отвечали некоторые. Джейсон, слушая советы безумного полковника, смотрел на кольцо на пальце, обозначающее нерушимую связь с ней.
— А вы артэон или в Малдуруме? — в адрес полковника крикнул кто-то из задних рядов строя солдат.
— Артэон! — улыбаясь, ответил полковник. — Но это же естественно, — говорил он о совете, данном молодым солдатам, — дело то житейское. 'Он сумасшедший' — кто-то из строя, смеясь, охарактеризовал полковника.
Потом спустя минут двадцать со скрипом отворилась бойница над воротами. Пограничники сегодня стоящие в наряде по охране городских стен стали выкидывать комплекты новой парадной формы. Поймав себе комплект новой формы, разрывая целлофановую пленку в которую он был упакован, солдаты прямо там перед воротами скидывая с себя бронекостюмы, под смех пограничников на вершине стены спешно переодевались. Не описать, каким же счастьем было снова избавиться от брони на время боевого похода становящейся второй кожей. Это как последняя ступень избавления от безумия и возврат в нормальную свободную жизнь.
Все солдаты Армидеи благодаря вмешательству Духа ростом под два метра, поэтому, особых проблем с размером формы не возникало. Временно оставив Рурхана одного, Джейсон также как и все накинул свежую форму. Все вроде подошло, вот только фуражка оказалась ему большой и немного сползала на глаза. Парадная форма морских пехотинцев в Армидее была темно-зеленого цвета, а в остальном это все тот же китель с золотыми пуговицами, брюки, хромовые туфли и фуражка с кокардой. Вот только со званиями вышла заминка. Все одевали на себя тот комплект формы, который в порядке очереди успевали поймать. Солдаты пограничники тоже особо не разбирались и выбрасывали из бойницы все подряд. Несмотря на то, что погоны новых кителей были в основном чистыми, все же на погонах некоторых комплектов формы оказались сержантские, и даже офицерские звания. Так некоторые рядовые оказались в погонах сержантов, а сержанты, заслужившие свои звания наоборот стали простыми рядовыми оставшись без знаков различия. В дикой суете, времени обмениваться формой не было, да и рядовые, желая поиздеваться над сержантами, отказывались меняться кителями, поэтому все остались, в чем есть. Джейсону достались погоны не то, что чистые — без красных отметин, ставящих на нем крест, выделяющих его из всех, так и вдобавок с лейтенантскими звездами. Над Джейсоном, последним выжившим меченым, увидев лейтенантские звезды на его плечах, все окружающие солдаты хохотали, показывая пальцами. Сам Джейсон, вмиг став офицером, снова повесив на себя тело Рурхана довольно улыбался.
Один из сержантов одев китель, оказался в чистых погонах рядового солдата. — Так ты рядовой ну-ка бегом в хвост (в конец) строя упал! — прикалывались над этим сержантом его подчиненные. — Вы же у меня во время следующего полевого выхода умирать будите. Каждое утро по десять километром, с сотней отжиманий после каждого круга, вместо зарядки, если сейчас же не заткнетесь! — улыбался в ответ сержант. От радости возвращения домой все стали добрые и даже угрозы звучали с улыбками.
— Вы что так долго? Совсем обалдели! — высунувшись из бойницы над воротами, сам командир корпуса морской пехоты решил поторопить переодевающихся солдат. Все в удивлении от такой неожиданности замерли по стойке смирно. Кто-то из солдат, кто позже всех поймал свой комплект парадной формы и пока успел только скинуть с себя броню замер прямо в трусах или того хуже (например в одной натянутой штанине).
— Так это... товарищ командующий... — задрав голову вверх глядя на торчащего из бойницы генерала, попытался оправдываться за всех командир полка.
— Просто давайте быстрее. Вас заждались уже здесь! — прервав полковника, кричал из бойницы генерал.
Бойница захлопнулась, солдаты замерли на местах в ожидании команд. Командир полка огляделся. Снимая с себя броню, солдаты бросали ее, где попало, приказа аккуратно уложить снаряжение ведь не поступило. В атмосфере армии порядок обеспечивается жестким контролем и солдаты привыкают к нему, поэтому чуть только командиру стоит этот контроль ослабить и где-то недоглядеть, как солдат в независимости от своей исполнительности тут же даст себе свободу. Так все и сделали, просто наплевали на все, поддавшись стадному инстинкту. Мечи, бронепластины стальных доспехов, прочие элементы экипировки, все это радующимися возвращению домой солдатами разбросанное в дикой спешке кучами валялось на земле вокруг. 'Значит так! Теперь кто переоделся без разбора всю броню, оружие снаряжение собрать и закинуть на спины транспортников. Давайте, организовались, встали цепочкой и все быстро закидали наверх. Ладно, так уж и быть в казарме другие ребята за вас ваше снаряжение разгрузят, я прослежу. Ну-ка бегом! Бегом!' — крикнул полковник. Началась суета. Кто-то спешно набрасывал на себя парадную форму, кто-то собирал броню и закидывал ее наверх в наспинные кузова гигантских мамонтов.
Суета улеглась, наконец, все было готово. Командир, вернув Джейсона в строй, взвалил на себя Рурхана. Солдаты, офицеры, заместитель командира батальона, быстро сформировав строй, построились в колонну и ворота, наконец, отварились. Пятые врата с городом соединял кажущийся темным после солнечного дня, прохладный тоннель, плавно уходящий вниз, подныривающий под городские оборонительные стены и военные объекты, расположенные между ними. Расположенная посередине тоннеля подземная Площадь Встреч по центру от края до края была заполнена жителями Армидеи, пришедшими поприветствовать солдат нашумевшего в прессе пятого батальона восьмого полка. Едва на площади показались солдаты, как раздался взрыв аплодисментов, так — громко хлопая, мирные граждане встречали вернувшихся защитников.
Повседневный запах этого огромного подземного помещения в честь важной встречи был заменен приятным яблочным ароматом, которым в этот жаркий день были наполнены улицы всей Армидеи. Сияющие теплыми улыбками артэоны облаченные в армидейские плащи, все замершие в ожидании и прямо ощущаемый в воздухе покой внутреннего мира начавшегося за родными стенами — так своих защитников встречал родной город. Солдаты строем маршировали по белому мрамору Площади Встреч. Идущий сбоку командир, придерживая Рурхана, подавал счет под левую ногу: 'Раз, раз, раз-два-три!'. Идущие в строю солдаты, зная о том внимании, что сейчас приковано к ним старались идти ровно, не сбивая шаг, одновременно пытаясь разглядеть в толпе горожан своих родных и близких. 'Батальон! Смирно!' — метрах в двадцати от встречающей толпы крикнул командир. Солдаты сложили руки по швам, и перешли на строевой шаг. Джейсон маршировал в строю вместе с остальными и от строевого шага доставшаяся ему фуражка, оказавшаяся на пару размеров больше чем нужно, сползла к нему на глаза. Но маршируя по команде 'Смирно' двигаться было нельзя и Джейсону пришлось, как идиоту, чеканить шаг вслепую с фуражкой на глазах. — Строй! Повзводно лицом к встречающим становись! — крикнул командир, идущий сбоку строя, придерживая за руку Рурхана. Маршируя, единым ударом десятков ног сотрясая подземную площадь, строй солдат завернул и построился лицом к встречающей толпе в десяти метрах от нее. Все солдаты, как и положено, замерли по стойке смирно, но Джейсон все же сумел незаметно быстро закинуть фуражку обратно себе на лоб. Как и все стоя, смирно как штык, он пытался глазами найти в толпе встречающих своих родных. Оставшаяся снаружи колонна биотранспортников после того как ворота закрылись своим ходом направилась к пятым вратам города.
Встречающая толпа из друзей и родственников вернувшихся защитников, стояла за кордоном из солдат пограничной службы. С внешней стороны кордона для придания статуса официального мероприятия этой встрече стояли несколько армидейских министров в своих золотистых плащах, окруженные группой молодых артэонов разодетых в красное. В основном официально поприветствовать солдат пришли молодые девушки, активные участницы студенческих сообществ для организации официальной, символичной части приветствия, облачившиеся в красные армидейские плащи и красные платья, в руках букетами цветов они ожидали своего момента. Командир, подозвав к себе одного из своих заместителей Майора Сэллэнджа, до этого идущего во главе строя и передав ему Рурхана, отправился делать доклад министрам о возвращении батальона. Оглядевшись по сторонам увидев растерянность в глазах своих коллег, министр образования, решив взять инициативу в свои руки, робко вышла вперед, навстречу идущему с докладом командиру вернувшегося батальона. Не успела она сделать и пары шагов, как ее потеснил ворвавшийся откуда-то со стороны командир корпуса морской пехоты. Громила заметно выше любого из своих подчиненных, на работе постоянно облаченный в свой бронекостюм с генеральскими звездами на плечах. Он еще пару минут назад тропивший ребят криком из бойницы, за считанные минуты, пробежав вереницы внутристенных оборонительных коммуникаций, сотни метров лабиринтов подземных коридоров, изрядно запыхавшись, все же успел в последнюю секунду. Крошечная в сравнении с ним министр образования, просто утонувшая в тени этого громилы уступила ему место, про себя вздохнув с облегчением, а то ей гражданскому министру было бы дико принимать доклад от 'этого жуткого' военного командира.
Командир морской пехоты замер приставив ладонь к шлему в районе виска, с улыбкой глядя на шагающего к нему командира батальона также отдавая честь приложившего руку к фуражке парадной формы. — Товарищ, командующий личный состав пятого батальона восьмого полка оперативного назначения корпуса морской пехоты Армидеи по выполнении боевой задачи в пункт постоянной дислокации прибыл! — не убирая руку от виска, командир батальона доложил облаченному в броню выше его на пол головы генералу. Тот смотрел на него, улыбаясь. — Ты чего майор в старлеи заделался? — тихо с улыбкой спросил генерал, взглядом указывая на плечи доставшегося майору Калегрому парадного кителя, на которых красовались погоны с тремя маленькими звездами старшего лейтенанта. Толпа встречающих, как и вернувшиеся солдаты, замерла в ожидании, а главный морпех и командир батальона с руками приставленными к вискам в отдаче чести по военному, стояли перешептываясь, будто нарочно затягивая время. — Так суета такая дикая. Времени не было разбираться. Это хорошо еще, что рядовые погоны не достались, — тихо ответил командир батальона. — Извиняюсь за эту заминку с формой, — прошептал генерал. — Так ладно! — набрал он в грудь побольше воздуха. — Здравствуйте товарищи солдаты! — крикнул главный морской пехотинец. Стандартное 'Здравья желаем товарищ командующий' — криком десятков солдат раздалось в ответ. — Добро пожаловать домой! — эта фраза огромного генерала в броне была знаком к старту официальной церемонии.
Участницы церемонии официальной встречи, облаченные в красное, с цветами в руках двинулись в сторону солдат. После долгожданной команды: 'Вольно!' во все горло выкрикнутой командиром батальона, солдаты двинулись им на встречу. Солдаты в темно-зеленной парадной форме и приветствующие прекрасные армидейки в красном смешались друг с другом. Девушки улыбаясь, дарили солдатам букеты, всовывали цветы им в нагрудные карманы, под погоны. С кого-то снимали фуражки и своими нежными хрупкими руками надевали на головы венки. Дарили поцелуи, нежными губами мягко касаясь щек долгое время не видавших женской ласки солдат, в головах которых нежеланно мелькали наставления безумного полковника данные перед воротами. Но уже будучи артэонами ребята гнали эти больные мысли прочь, просто наслаждаясь теплом и лаской встречающих красоток в красном. Незначительные парни, не такие огромные как солдаты, обычные гражданские артэоны, следующие в толпе встречающих, также облаченные в красные плащи, выражая защитникам благодарность, жали вернувшимся солдатам руки и из лукошек которые они несли в руках, подбрасывали вверх горсти разноцветных лепестков. Солдаты, в первых объятиях родного дома уже отдыхая душой, брели среди ласкающего аромата женских духов и дождя из разноцветных цветочных лепестков, задыхаясь от следов нежных губ и ладоней на щеках и сердце. Среди девушек в красном были и настоящие подруги вернувшихся солдат, которые тут же с визгом вешались на шеи своим парням.
Все обвешанные цветами, с помадой от легких поцелуев на щеках солдаты прошли сквозь поток обласкавших их девиц в красном. Джейсон с чужой помадой на щеках удивился, что среди них не было Алексы, он долго искал глазами свою солнечную богиню, но почему-то, к его удивлению она пропустила эту возможность официально покрасоваться в ярком красном. За потоком нежной ласки красавиц в красном показалась толпа обычных жителей города пришедших сюда встретить своих детей или любимых мальчиков. Солдаты тут же разглядели в толпе встречающих своих родных и близких, и не в силах сдерживать эмоции бросились к ним. Целые семьи, любимые девушки, встречали своих родных, любимых защитников. Семьи воссоединялись под аплодисменты девушек в красном, выполнив официальную часть церемонии встречи оставшихся стоять на заднем плане.
Концентрация радости и счастья вокруг зашкаливала. Джейсон пытался высмотреть Рурхана, которого в общем потоке совершенно упустил из виду, но тут среди толпы он разглядел собственного отца. Пожилой артэон с прослезившимися глазами, ростом с сына, в классическом армидейском плаще. Его отец был солдатом, списанным в резерв многие годы назад. Обычный рядовой, который, боясь разрушить семью своей погибелью, решился обрести счастье только в самом конце своей военной 'карьеры', уже в поздние годы. Он просил Джейсона не повторять его ошибок и не отказывать себе в счастье, пока молод. Джейсон прижался к отцу крепко, как только мог. 'Спасибо что вернулся', — прижимая Джейсона покрепче, благодарил отец. Еще не отпустив отца, он почувствовал легкий аромат духов и нежные объятия матери сбоку. Она наоборот прекрасная артэонка в самом своем расцвете, кажущаяся совсем молодой на фоне отца. Она разделила любовь со списанным солдатом из-за спокойствия, ведь его она уже точно вряд ли потеряет и перспектива разрушения семьи из-за гибели отца где-то на юге семье Джейсона не грозила. Брак с армидейским артэоном-солдатом сулил собой не только сексуальное удовлетворение в виду физических характеристик супруга, в семейной жизни немногословный исполнитель приказов, безмерно ценящий мирную жизнь, был лучшей опорой для создания общего счастья. Таким и был в их жизни отец Джейсона. На ней какое-то темное с белыми узорами платье и волосы, завитые в кудряшки, армидейского плаща она никогда принципиально не носила. 'С возвращением любимый сыночек, — согрела она его сердце своим голосом. — Фуражка великовата!' — поправив сыну головной убор, заметила она. Его правую ногу обняла маленькая сестренка — аккуратно мамой и папой завернутое в маленький положенный плащик всегда забавляющее Джейсона милое создание, очередная 'маленькая Фиалка'. Джейсон аккуратно прижал к себе эту милую кроху. Младший брат пятнадцати лет, в отличие от старшего брата рожденный свободным или как принято говорить гражданским артэоном, подойдя со спины, подергал Джейсона за край кителя и когда высокий брат обратил внимание, помахал ему рукой. Не следящий за модой, все еще как маленький одеваемый матерью, слепо доверяясь ее вкусу и выбору, поэтому как послушный мальчик, облаченный в летний армидейский плащ, этот подросток, не покидающий пределов артэонского благополучия, не знал ничего и не о чем. Начитавшись книжек, изрядно перебарщивая с погружениями в виртуальный мир Инфосреды, даже и не догадываясь о реальной жизни, что царит за стенами города, он завидовал старшему брату и мечтал быть солдатом, как и он. 'У тебя хотя бы есть возможность стать героем' — погруженный в свои иллюзии и мечты говорил он Джейсону. В то время как Джейсон наоборот завидовал ему, 'ты не понимаешь своей свободы' — пытался он вразумить младшего брата. — Ты расскажешь мне все, что с тобой приключилось. Ладно, ну пожалуйста! — сейчас дергая за край кителя замершего в объятиях отца и матери старшего брата, уже начал донимать он. — Ни за что, — не поворачиваясь, ответил ему Джейсон.
— Значит, обнимаетесь все, а на меня плевать! — стоя сзади в шутку, заканючил младший брат.
— Ну, иди, давай обнимемся любимый братик! — покинув объятия отца и матери обернулся к нему Джейсон.
— Фу-у-у! Ты что мы же мальчишки. Это не по-мужски! — немного стеснительно кривлялся младший брат, до конца отыгрывая свой вредный образ.
— Значит, не по-мужски! — улыбаясь, наклонившись, Джейсон взъерошил светлую копну волос брата. — Ты просто глупый мальчишка! Ты просто ничего не понимаешь.
— Ну ладно, ладно, — нарушив свой образ, он крепко обнял Джейсона. — Но ты все равно мне расскажешь, по секрету, ну хоть что-нибудь!
— Нет, и не проси. Мне нельзя, ты же знаешь. Все что происходит там, там и остается. Радуйся тому, что тебе неведомо, что такое зло, — прижимая к себе брата, говорил Джейсон.
— Рурханчик! — не на шутку встревожив Джейсона, неожиданно воскликнула мать. Удивленно посмотрев в сторону куда улыбаясь, смотрела мать, Джейсон увидел Рурхана, который спокойно, как ни в чем, ни бывало, стоял самостоятельно, без чьей-либо поддержки. Сжимая в руках букет, который ему подарили красавицы в красном из первой волны ласки встречающего дома, накинув на себя капюшон своего армидейского плаща, Рурхан одиноко стоял среди радостных воссоединяющихся семей. Он выглядел потерянным, явно не понимал, где находится и что делать дальше. Первой к нему бросилась маленькая сестренка Джейсона, после и мать и отец приветствуя, тепло обняли Рурхана как не чужого для них человека. 'С возвращением малыш' — обнимая Рурхана, шептала мать.
— Я как будто проснулся от сна, — улыбаясь, радуясь встречи близких людей, сказал Рурхан, словами попытавшись описать свое состояние. Он аккуратно взял на руки маленькую, прижавшуюся к нему сестренку Джейсона.
Джейсон со стороны удивленно рассматривал друга. 'Еще пять минут назад он ходить не мог. Говорил тяжело, с заиканием, а теперь и ходит и говорит! Что происходит?' — недоумевая замер на месте Джейсон.
— Что-то не так? — младший брат не мог не заметить странного поведения Джейсона.
— Да нет, все нормально, — еще раз взъерошив его копну, ответил Джейсон.
— Мы представляем, каково тебе сейчас Рурхан. Мы готовы помочь тебе, чем можем, — положив Рурхану руку на плечо глядя ему в глаза, сказал отец Джейсона, как старый солдат прекрасно понимая, что такое разница между миром под Светом Духов и остальной темнотой вокруг. В ответ Рурхан растерянно промолчал. По его лицу было видно, что он искренне не понимает того что имел в виду отец Джейсона. Не понимая того что происходит, не став нарушать счастливого момента Рурхан просто улыбнулся.
— Малыш успокойся. Не переживай ни о чем, главное что ты дома, — видя некую потерянность в Рурхане успокоила его мать Джейсона, сняв с него капюшон, нежно погладив его голову рукой, уложив растрепавшиеся волосы.
— Джейсон! — увидев друга, будто первый раз после долгого расставания радостно воскликнул Рурхан.
— Здравствуй дружище, с возвращением! — улыбнулся Джейсон. Теперь глядя на друга он снова видел старого знакомого Рурхана, спокойного, размеренного, перенявшего нежность от Фиалки. — Здорово Рурх! — крикнул младший брат. — Ты что совсем ничего не помнишь? — осторожно спросил Джейсон.
— Да нет, ничего, — не убирая улыбки, задумался Рурхан. — А что-то случилось? — поверг он Джейсона в шок.
— Да нет. Все нормально, не переживай, — не выдавая своего потрясения ответил Джейсон. — Наверное, это действие препаратов, оно скоро пройдет, — дабы не нарушать всеобщую радость, подавив свои переживания и тревогу Джейсон, успокоил Рурхана.
— Главное что все хорошо, — мать успокоила Джейсона, погладив его по щеке. Она будто видела внутренние переживания всех своих домочадцев. Из-за темноты в душе Джейсона всегда проявляла к нему особое внимание.
— А где же все наши. Где Селина? — придя в себя, первым делом поинтересовался у Джейсона Рурхан.
— Точно, мам, где девочки? — Джейсон переадресовал вопрос матери. — И Хьюго!
— Ты же знаешь Кристину, для нее слишком просто вот так прийти и по-человечески порадоваться твоему возвращению...
— Что она задумала на этот раз?
— Вот уж не знаю. Сам увидишь. Нам лишь было велено сообщить, что они ждут вас, в парке. На вашем месте, — улыбаясь, пояснила мать.
Семья Джейсона, утащив с собой не желающего расставаться младшего брата, отправилась домой. Джейсон и Рурхан направились в парк, где их ожидали друзья. 'Гуляйте, отдыхайте, но не забывайте, что мы ждем вас дома!' — вслед пояснила им мать Джейсона. Они побрели по городским улицам, украшенным летней зеленью. Вначале дня пока молодежь отсыпалась после бурной ночи, городские улицы были заполнены строгими армидейскими плащами горожан среднего возраста. Которые неспешно прогуливались по улицам, вели неторопливые беседы с соседями, читали утреннюю прессу сидя на лавочках в парках. На площадях уже по завершении утренних пробежек, представители активной части молодых людей коллективно занимались гимнастикой. На часах было начало одиннадцатого, артэонский город все еще неторопливо пробуждался. По отдельным узким улочкам гуляли запахи кофе, и свежей утренней выпечки. В армии, где ты часть боевой машины и должен выполнять приказы в ущерб своим желаниям, расслабиться было невозможно просто физически. Джейсон, теперь освободившись от жестких рамок уставов и инструкций вновь обретя свободу хоть и временную, наслаждался пронизанной покоем аурой родного города и понятной только ему безопасностью, стабильностью этой прекрасной части мира изолированной от всего остального вокруг. Ему до безумия приятно было снова быть собой, осознавать свои действия и дышать полной грудью. Голова кружилась от одной мысли о грядущем отдыхе. Впереди встреча с друзьями, нежность любимой, дома родственники ждут за накрытым столом. Хотелось прогулять весь день до первых звезд, чтобы своими истинными глазами полюбоваться красотой ночных небес.
Рурхан сжимая в руках букет подаренный красавицами в красном, шел самостоятельно, наравне с Джейсоном счастливо глядя на все вокруг. Джейсон, по-дружески обнял Рурхана, чтобы на всякий случай не отпускать его от себя. Глядя на друга он видел того Рурхана которого знал всегда, чтобы с ним не происходило это прошло или, если это проявления Тьмы — то значит затаилось где-то глубоко внутри. В любом случае это был снова настоящий Рурхан, безмерно искренне радующийся происходящему. Джейсон, пообещав себе разобраться в причинах происходящего с другом, видя, что сейчас причин для опасений больше нет, просто поддался внутренней радости, позабыв обо всем. Он покрепче прижал Рурхана, и вместе сияя от счастья, они зашагали быстрее, двигаясь к 'их месту' пешком по улицам города игнорируя метро.
Где-то в западной части города, в нежилом районе среди школ и различных общественных центров, высотой в пять этажей округлый и широкий возвышался стальной саркофаг, покрывающий собой энергетический трансформатор распределяющий энергию Шини питающую несколько окружающих кварталов. От большого скопления волшебной зеленой энергии в трансформаторном ядре под стальным корпусом саркофага, вокруг громоздкой конструкции Шинитрансформатора возвысился дикорастущий парк. От излучения испускаемого большим скоплением жизнь облюбовывающей энергии Шини, вокруг стального саркофага вытянулись деревья высотой не меньше пятнадцати метров. Сосны и огромные лиственницы, под покровом которых тысячи мелких кустарников не оставили свободного места. Такие дикие парки огораживали решетчатыми заборами, по периметру которых устанавливали ряды лавочек для отдыха. В одном из мест обласканная Шини излучением обезумевшая растительность выперла дальше отведенных ей переделов. Огромные деревья на своих ветвях подняли одну из лавочек, и несколько громоздких блоков тротуарной брусчатки, могучие корни прорвали подземные каналы водоснабжения и в небо ударил фонтан холодной воды. Местные жители, удивившись, восприняли это как чудо и оставили все как есть. На месте бьющей вверх струи холодной воды, установили официальный фонтан, поливающий выпершие за ограждения деревья, так до сих пор и удерживающие на своих ветвях вырванную из земли лавочку. Вскоре повсеместно растительность этого парка вылезла за отведенные ей пределы, своротив собой еще не одну лавочку. Этот дикий не послушный парк не пользовался особой любовью у горожан, в его окрестностях было всегда пусто. Друзья Рурхана использовали это тихое всеми забытое место, когда желали остаться одни при этом, не покидая пределов шумного города.
Возле уцелевшей лавочки, с проросшими сквозь бетон огромными соснами за спиной, в трепетном ожидании Фиалка не могла устоять не месте. Заботливые подруги перед встречей с любимым старательно наложили на нее яркий макияж, облачили в темно-синее под цвет глаз по-летнему короткое платье с блесточками. В темно-синие теперь безо всяких узоров волосы, вплели темно-розовые ленты похожие на цветочные лепестки. Благодаря подругам сияющая красотой, раскрашенная как кукла, разодетая как принцесса она, глупо разволновавшись перед 'такой важной встречей', стояла в стороне от друзей, в отличие от нее, как ни в чем не бывало сидящих на лавочке. И тут она увидела Рурхана в компании Джейсона. Ее глаза тут же загорелись, а внутри все затрепетало. Расплывшись в улыбке, едва не потеряв сознание в виду своей эмоциональности, она, округлив свои бездонные глаза, растерянно замерла на месте. Джейсон отпустил Рурхана, который быстрыми шагами, срывающимися на бег, направился к любимой, такой сладкой, такой желанной для него Селине. Джейсон шел, нарочно отставая, давая Рурхану, первому понежится в объятиях друзей.
За несколько метров сердце Селины дрогнуло и она, заливаясь звонким смехом, бросилась в объятия любимого. Это оказалось неописуемым удовольствием — снова почувствовать аромат ее волос, трепетное биение маленького сердечка, родное бесценное тепло. Он прижимал к себе все сильнее ее хрупкое, желанное тело. Селина, сначала сияющая от радости и счастья, вдруг 'перезагрузилась', резко замерла, из ее глаз потекли слезы. 'Почему тебя не было так долго?' — со слезами на глазах, надув губки спрашивала она. Он немного отвык от ее резких эмоциональных перепадов и даже немного растерялся. 'Прости. Прости меня любимая', — успокаивал он ее, внутри ощущая пустоту. 'Что конкретно произошло, почему меня не было долго?' — 'оглядываясь назад' он не мог вспомнить ничего из последних дней, будто кусок был вырезан из памяти. При виде ее слез готовый сделать все только чтобы она не плакала, он забывал обо всем, Селина полностью поглощала его не давая погрузиться в страхи и переживания. 'Главное я с тобой. Остальное неважно. Теперь будем только мы вдвоем. Как и прежде. Так ведь любимая моя?' — ласково шептал он, прижимая к себе заплаканную глупышку сам едва сдерживая слезы. И тут Селина снова также резко сменила слезы на радость. Вытирая потекшую от слез тушь, шмыгая носом, она вновь засияла улыбкой полной счастья, ведь это действительно тот самый момент, которого она ждала так долго. Уже по-другому посмотрев в глаза любимого, обласкав его нежными ладонями, запищав от переизбытка эмоций, она принялась целовать его. Следом за губами распираемая счастьем она зацеловала Рурхану все лицо. 'Ты где был так долго!' — уже вся сияя, радостно лепетала она. Когда она немного успокоилась, он нежно снова прижал ее к себе. 'Я знаю зайка, я тоже безмерно рад снова быть с тобой. Прости, что оставил тебя. Прости', — задыхаясь от счастья, прижимая ее сильнее, Рурхан не мог ею надышаться.
Вторгшись новым ароматом его, сбоку обняла Алекса. Накрасившая губы яркой красной помадой, уже по-летнему жаркая в привычном легком полупрозрачном платье, укрывшаяся под белым летним положенным плащом, приветствуя приобняв Рурхана, не мешая их воссоединению с Селиной, светлая красавица просто поцеловала его в щечку. 'У нас еще будет время побыть вдвоем', — прошептала она. Хьюго, все такой же внешне невзрачный осознанно запустивший внешний вид. Неухоженные волосы до плеч, демисезонный армидейский плащ, несмотря на жару, снизу что-то серо-черное, мешковатое и мятое. Даже сближение с Алексой — сияющей красавицей трепетно относящейся к своей внешности никак не повлияло на внешний вид этого раздолбая. Она придерживалась по жизни свободы во всех отношениях и, не желая что-либо менять, никак не влияла на него. Поэтому все такой же неизменившийся Хьюго, улыбкой приветствуя Рурхана, по-дружески похлопал его по плечу.
Стоило Селине немного отдышаться, вновь взглянуть в его глаза, как она обхватила его шею сильнее и на ее синих глазах снова проступили слезы. В виду своей эмоциональности Фиалка ожидаемо снова заплакала не в силах поверить в свое счастье. Хоть Кристина и просила ее проявить разумность, временно заблокировать некоторые свои эмоции, чтобы не лить слезы, она решила все оставить как есть, хотела естественно прочувствовать свое счастье. 'Ути маленькая моя!' — Алекса едва сдерживая смех, умилялась своей глупой подруге, ласково приглаживая ее волосы. 'Тише, тише моя маленькая. Все плохое позади', — целуя рядок ее ароматных волос, крепче прижав к себе, успокаивающе шептал Рурхан. Она, тихонечко всхлипывая, повисла у него на шее, он, прижимая ее к себе, гладил ее волосы и шепотом успокаивал.
Пока все обнимали Рурхана, умилялись Селине, опять перенявшей на себя основное внимание, Джейсон, оставшись в стороне, не сводил глаз со своей королевы, также не мешавшей малышам обниматься. Сняв свою великоватую фуражку, Джейсон двинулся к ней. Кристина, улыбаясь под его взглядом, опустив глаза, чтобы не дай бог не разрушить свой образ — не выдержать и не броситься на желанного возлюбленного, она не торопясь поднялась с лавочки. Свой черный положенный плащ она держала в руке. Под длинным обтягивающим платьем стального серого цвета (для этой встречи она решила одеться ярче чем обычно) живота видно не было, внешне было совершенно не заметно, что она беременна. Такие сладкие для Джейсона черные губы и все такие же короткие волосы, едва свисающие ниже подбородка. Не в силах сдерживать улыбки, все еще пряча взгляд, она медленно пошла Джейсону навстречу. За пару метров до возлюбленного разрушив свой образ, позабыв обо всем поддавшись чему-то неконтролируемому теплому, безумному, едва удержавшись чтобы не запищать, она буквально набросилась на своего огромного 'малыша'. Он, зная о беременности, старался быть аккуратным, но Кристина от радости которую не могла скрыть прижималась к нему, что есть силы. В итоге Джейсон чтобы не дай бог не надавить на живот, как и обычно, опустился перед своей королевой на колени. Она, наклонившись, как подарком королевы наградила его поцелуем. Он мягко поцеловал ее живот. Глядя в глаза лаская его своими нежными ладонями, Кристина коснулась остатков помады, на его щеке оставленных в благодарность ему как защитнику приветствующими красавицами в красном, и с упреком подняв брови тепло улыбнулась. Затем коснулась остатков шрама от волчьих клыков на его лице, ее сердце болезненно кольнуло. Ей было страшно даже представить, через что ему пришлось пройти. Тяжело вздохнув, с пониманием глядя на него она гладила его руками, ласкала нежностью ладоней, периодически наклоняясь, даруя поцелуи, он, не сводя с нее глаз, целовал ей руки. Казалось, они могли вечно так смотреть друг на друга. 'Ты у нас теперь лейтенант', — улыбалась она глядя на погоны его кителя. 'Мы переодевались за пять минут до входа в город, прямо перед воротами!' — отвечал он, усмехаясь сам. 'Полный бред! Позже расскажешь подробнее', — улыбалась она. К ним подошли Алекса и Хьюго. Кристина касанием пальца за подбородок подняла Джейсона с колен. Алекса повиснув на его шее, без разговоров глубоко засунула язык ему в рот. Хьюго тоже прижался сбоку к своему большому другу, фактически заменившему ему старшего брата, ему действительно серьезно не хватало Джейсона.
Селина и Рурхан остались одни. Забывая, что он не Джейсон и достаточной силой не обладает Селина, повисла на его шее, задрав ноги от земли. Ему было приятно снова терпеть тисканья ее нежных ладоней, прочие приятные мучения этой глупышки. — Это мне букетик? — поинтересовалась она о букете, который Рурхан сжал в руке, которой придерживал ее за талию. — Не знаю... — растерянно начал оправдываться Рурхан, при виде любимой напрочь об этом букете позабывший. — Не знаешь? — она удивленно подняла брови, округлив свои прекрасные синие глаза, в которых Рурхан беспомощно утопал. — Тебе. Конечно тебе. Ну... как? Мне его самому подарили, прекрасные девушки, встречавшие нас у ворот. Подарки не дарят, но... Они ведь живые... и цветочки не должны просто так умирать, — обрадовал он ее, говоря ее словами. — Поэтому вместо того чтобы выкинуть я решил передарить их тебе. Вот, — после этих слов Селина и без того чрезмерно радостная просто засияла. — Моя же ты радость! — поцеловала она его. Букет в руках Рурхана сильно растрепался, но это не мешало ее радости.
— Фиалочка! — обратила на себя ее внимание Алекса. — Посмотри, кто у нас еще есть, — сказала она, поглаживая волосы Джейсона. Селина увидев своего 'большого малыша', про которого в потоке эмоций совсем позабыла, беспомощно обмякла, не покидая объятий Рурхана, глядя на Джейсона глазами полными любви. После все расступились, отойдя на безопасное расстояние, оставив Джейсона одного, и Селина бросилась к нему в объятия. Джейсон поднял эту малышку в своих объятиях и закружил, заставив ее визжать. Она бросилась хаотично зацеловывать ему лицо, щекоча своими губами. — И я тебя люблю малышка, — смеясь от ее поцелуев, сказал Джейсон. У Рурхана перехватило дыхание при виде Кристины. Быстро подойдя к нему, в ее внимании беспомощно застывшему на месте Кристина, схватив его за грудки, резко дернула его беспомощное тело на себя и горячо поцеловала. Спустя минуту Алекса постучала ее по плечу, 'Оставь мне немножко!' — улыбалась она.
— Куда теперь пойдем? — после всех объятий и поцелуев, держа Фиалку на руках, спросил Джейсон.
— Пойдем, погуляем. Покажем тебе, что все в порядке, город стоит и живет как прежде. Расскажем тебе все, что ты пропустил! — поглаживая копну Рурхана ответила Кристина.
— Нет! — воскликнув, Фиалка резко спустилась с Джейсона и перебежала в объятия Рурхана. — Мы с вами не пойдем. Нам срочно нужно домой. А то Шатун сорвет с себя праздничный колпак. Если этот хулиган его уже не сорвал! Тем более мамули просили меня как можно быстрее привести Мурханчика домой.
— Да малыши с нами не пойдут, — Кристина вернулась в объятия Джейсона. — Но ничего у нас еще будет время нагуляться всем вместе.
Фиалка щелкнула Рурхана по носу кончиком пальца и, хохоча, побежала от него в заросли дикорастущего парка, что все это время возвышались сбоку от них. Там на небольшой полянке среди кустов, куда из-за ветвей почти не проникало солнце, она легла на землю устланную зеленым покровом, перевернулась на спину и, звонко хохоча, ожидала идущего за ней, как медведь, ломая ветки прорывающегося через заросли Рурхана. Она хохотала и визжала, Рурхан зацеловывал ее и просто не мог остановиться. — Ладно, пойдем, не будем им мешать, — слыша смех Фиалки, сказала Кристина и друзья, отправились гулять по городу. — Когда-то мы все могли убежать за Селиной, — поддался веселым воспоминаниям Джейсон глядя на деревья, из-за которых доносился веселый хохот. — Все меняется и нам уже не по восемнадцать, — лаской ладоней по лицу, увлекала его за собой Кристина.
Они как обычно по возвращении Джейсона шли гулять по городу. На леса и дикую природу во время своих командировок Джейсон насмотрелся вдоволь, ему желаннее всего было просто, будучи самим собой, свободно погулять по родным улицам, увидеть родные места, надышаться ароматом улиц Армидеи, убедится, что все хорошо. Увидев, осознав, что его дом надежно защищен, самому почувствовать себя в безопасности. Их маршрут как обычно пролегал по городским улицам из места их встречи к центру города, где находился огромный футбольный стадион 'Золотая Арена'. Друзья футбол не любили, а вот Джейсон по возможности старался не пропускать игры. Для посещения футбольных матчей у него был свой второстепенный круг друзей, порой, изредка все же Кристина составляла ему компанию. Как правило, увидев любимый стадион в целости и сохранности, все тревоги отпускали Джейсона, он ощущал, что он дома.
Друзья брели по городским улицам, пахнущим яблочным ароматизатором, со времени праздника Первого Дня Лета прошедшего на днях город еще был украшен ленточками и цветными фонариками. Некоторые встречающиеся по пути горожане видя военную форму Джейсона, благодарственно жали ему руку. Вполне естественно, что в обществе разумных существ, существующем в мире полном дикости и как следствие непрекращающихся войн, солдаты пользовались заслуженным уважением. Друзья никогда не расспрашивали Джейсона о боевых походах, не просили его рассказать что-нибудь, что произошло в этот раз где-то на юге. Наоборот Джейсона только ласкали и не тревожили, не требуя от него ничего, давая просто отдыхать друзья, водя вернувшегося друга по родным улицам, наоборот сами рассказывали ему все, что он пропустил. Обычно живая Фиалка, захлебываясь эмоциями, рассказывала Джейсону 'все при все', стараясь ничего не упустить, она описывала чуть ли не все дни, проведенные без него. Даже порой вела для этого специальный дневник. Друзья лишь иногда вносили дополнения в этот эмоциональный рассказ. Теперь Фиалки не было, и ее пыталась заменить Алекса. Но сначала Хьюго как обычно рассказал Джейсону о счете футбольных матчей, которые тот пропустил и о грядущих намечающихся играх. На этот раз Хьюго особо порадовал Джейсона, сообщив, что раздобыл для него два билета на завтрашний матч.
Кристина прильнула к возлюбленному справа, слева прижавшись, следовала Алекса за руку ведущая Хьюго. — Вот! — Алекса довольно улыбаясь, показала Джейсону палец, на котором красовалось обручальное кольцо.
— Вы обручились! Значит, тайная мечта Хьюго сбылась! — улыбался Джейсон. — А то ведь он с детства особо неровно к тебе дышит.
— Да знаю. Малыш стал каким-то более спокойным после того как это случилось, — ответила Алекса поглаживая молчаливого идущего сбоку Хьюго. — Ну, так вот! — она снова переключилась на Джейсона. — Официальное празднование мы пока не проводили. Ждали тебя. Поэтому готовься! Скоро будем гулять несколько дней подряд, пока хватит сил. Пока мы ограничились официальной церемонией только для второстепенного круга друзей. Пришли все мои подруги. Мы взяли на ночь помещение кафешки на пристани. Ой! Ты бы это видел. На мне было длинное белое платье, фата. Все как полагается. Такой вечеринки у меня давно не было! — хохотала она. — Мы с малышом проснулись утром на лавочке в другом конце города, в полном беспамятстве. Я даже свою фату потеряла!
— Хьюго как ты это выдержал?! — с улыбкой спрашивал Джейсон.
— И не говори, — вздохнул Хьюго.
— Ну, ты что моя любимая плюшечка держался изо всех сил ради меня. Полностью пережил весь этот безумный шум рядом со мной до самого конца, — Алекса благодарно поцеловала Хьюго. — Вот за это я так люблю моего малыша. Надеюсь, что официальная часть в кругу родных и ближайших мне друзей! Будет еще веселее, — закончила она, с надеждой глядя на Джейсона.
— А как вообще Хьюго тут без меня. Как его контакт с реальностью? — Джейсон спрашивал у Алексы, с улыбкой поглядывая на друга.
— Все сложно, — погладив своего супруга по голове, сменила веселый на печальный тон Алекса. — Я тащу его из виртуальных миров в реальность как могу. Но ты же знаешь, — объясняла она Джейсону, — меня хватает уже конечно больше чем на пару дней, но не намного. Я еще пока хочу свободы, невзирая на брак. Хотя бы еще пару лет... ну ладно годик. Я люблю малыша честно! Но быть вечно рядом я просто не могу. Ночная жизнь, другие подруги и друзья, я не могу оставить все это. Не сейчас. Во время нашего отдыха друг от друга, пока я гуляю, где-то наверстывая упущенное, малыш, будучи полностью свободным, уходит от реальности. Днем задергивает шторы, ложится на спину и погружается в этот свой виртуальный мир, который он, несмотря на мои уговоры, попытки, все же предпочитает больше реальности. И даже разминку через положенные пять часов, по-моему, не делает! Я пыталась влиять на малыша, клянусь, но я люблю свободу и не могу по-иному. Пока во всяком случае. В наши совместные дни все нормально, мы вместе мы счастливы, но пока я не могу так постоянно. Я сама не идеальна, поэтому не смею силой вмешиваться во внутренний мир Хьюго. Я люблю малыша и не против брака, но не в ущерб своей свободе. Не сейчас, — Алекса неожиданно начала оправдываться перед Джейсоном и что-то совсем поникла. — Так что давай Джейсон помогай мне.
— Конечно красавица. Пока я дома, — прижимая Алексу к себе покрепче Джейсон, улыбаясь, посмотрел на Хьюго, — можешь ни о чем не беспокоиться. Увязнуть в Инфосреде я ему не дам. Буду возвращать его в реальность. Начнем с пробежек по утрам...
— Ну, нет, ну не надо. За что! — улыбаясь, придуривался Хьюго. Хотя внутренне слова Джейсона о пробежках и все что за этим последует, отдавались в его сознании невыносимым адом, серьезно он не возражал. — У меня же теперь есть моя королева. Она не подвергнет меня этим мучениям, — уповал на защиту Алексы Хьюго. — Так ведь ваше высочество?
— Как твоя королева я отдаю тебя в распоряжение Джейсона! — посмеялась над ним Алекса. — Тебе это будет полезно.
— За что вы так со мной!?
— Пойдем, сходим в поход на несколько дней. Затарившись пивом, дойдем до Лысой Горы. Поставим палатку, будем согреваться костром под тихим звездным небом. Ничего малыш мы тебя в реальность вернем, — продолжал дальше с улыбкой Джейсон, по большей части просто прикалываясь над Хьюго.
— Ну, тут я думаю нужно пояснить, — неожиданно вмешалась Кристина. — На счет увязания Хьюго в Инфосе можно не волноваться. Он ведь теперь во власти Алексы, и его свобода не будет долгой. Хьюго свободен только потому, что Алекса сама пока хочет свободы. Пока наша ветреная блондиночка еще погуляет годик, другой, а потом остановится, перестроит свою личность, станет мамой, — улыбаясь, Кристина полными любви глазами смотрела на подругу, — изменится одним словом. И вот тогда в мире Хьюго установится жесткий диктат, Алекса, сама лишившись свободы, просто запретит ему висеть в Инфосе сутки напролет. Они станут нормальной обычной парой.
— Да нет... — нерешительно возражала своей мрачной богине Алекса. — Полностью запретить малышу я не смогу. Немножко повисеть в Инфе ему можно будет, но не долго...
— Алекса добрая и любит меня! — прятался от Кристины за спиной своей возлюбленной Хьюго. Кристина смеялась над этой парочкой.
— А как Цветочек?.. В смысле... Селинка то как. Сильно горевала? — спросил Джейсон.
— Сначала да, — своим спокойным тоном, утопая в объятиях любимого, говорила Кристина. — Мне даже пришлось пожить с ней некоторое время. Потом вроде успокоилась.
— Мы отвлекали ее как могли. Кстати оформили комнату для Рурхана. Подарок к его возвращению. Все по-мужски сурово! Все в темно сиреневых и розовых тонах! Все завешено фотками с котиками, другими милыми картинками, ее рисунками, которые она специально рисовала, заставлено цветами! Целая стена наших фоток. В общем, все мило и пушисто. Ах да, на стене там висят несколько картинок с героями его любимых книг! В общем, у Рурхана теперь есть его место, в приятной родной атмосфере которого можно спокойно расслабиться и побыть одному! — говоря о Фиалке, едва сдерживала смех Алекса.
— Короче Селина сделала еще одну комнату для себя, но почему-то назвала это Комнатой Рурхана! — с улыбкой подытожил Джейсон.
— Главное что это было сделано с душой, — с улыбкой защищала малышку Кристина.
— Она же еще потащила Шатуна на какие-то там соревнования собак! — Алекса с улыбкой продолжала описывать причуды Селины, что так согревали сердце Джейсона. — Мы с малышом замучались над ней смеяться. Представляешь этого толстого ленивого неповоротливого увальня, такого кабана, который все понимает и при этом все равно ведет себя как дурачок! Одним словом нашего Шатуна вести на соревнования!
— Представляю!
— Я так давно не хохотала. Естественно этот медведь ничего не выиграл, за то всех посмешил!
— Бедный пес. Он просто не понимал, чего от него хотят, — вставил свое мнение Хьюго.
— Он просто толстый и ленивый, — возражала Алекса. — Шатуня не то что прыгнуть, даже просто перешагнуть через обруч, опущенный до земли не смог. Не захотел, наверное! В общем, такие участники тоже нужны. Кстати такой клоун как наш лохматый увалень там был не один.
— Была конкуренция?!
— Почему ты говоришь, что Шатун ничего не выиграл? — снова дал о себе знать Хьюго.
— Утешительный приз?
— Антиприз. Звание 'Лохматый Балбес', по-моему третьей степени! — улыбался вместе со всеми Хьюго. — Тут тоже была конкуренция. Были балбесы и похуже!
— Главное что наш Цветочек повеселилась на славу. Нахохоталась от души, — подвела итог Кристина. — А то она сильно мучилась... Мы не хотели тебе говорить. Прости. Без Рурхана нашей малышке было сложно. Она, то радовалась, гуляла вместе с нами, то грустила и плакала. Ее наивное сознание переживало боль приступами. Я плакала вместе с ней, — Кристина отвернулась, чтобы никто не увидел ее проступивших слез. Все дружно шмыгнули носами, даже Джейсон едва не прослезился, слушая о муках своей маленькой Селины.
— Теперь Рурхан здесь. Теперь все будет хорошо, — пытался он успокоить Кристину. — Кстати вы уже придумали имя малышу? Нашему малышу? — услышав слово 'Цветочек' в нежном произнесении Кристины Джейсон вдруг вспомнил о ее беременности.
— Думаем, — Алекса.
— Еще рано, — поглаживая живот Кристина.
— А вы как задумывались о детях? — Джейсон спросил у молодоженов.
— Да можно было бы. Понятно, что ребенок может заставить меня окончательно переписать свою личность ветреной блондинки. Так мной любимую. Если даже Хьюго уже заставил меня в среднем шестьдесят процентов своего времени сидеть дома или быть с вами. То, что же говорить о переменах, которые может принести ребенок. Когда я стану мамой? — неторопливо шагая обнимаемая Джейсоном, рассуждала Алекса. — В принципе я готова к таким разумным переменам. Думаю где-то, через год... пару лет! Я ходила в Храм Зарождения. В совете извинились, сказали, что пока потребности в восполнении численности населения нет. Сказали обратиться через год. Как раз. Не хочу рождать ребенка наперекор системе. А то неизвестно какую социальную роль ему припишут. Не хотелось бы, чтобы наш малыш остался изгоем не удел. Какая бы участь его не ждала, пусть он будет даже солдатом, но главное на своем месте. Поэтому мы пока подождем. Еще годик свободы!
— А про нашу Фиалочку пока речи не идет. Она сама еще ребенок! — всех заставила улыбнуться Кристина.
Друзья проходили по улице, расписанной к лету местной детворой разноцветными разнообразными рисунками. Джейсон увидел другого солдата идущего им навстречу, как и он в форме также неподходящей по размеру. Этот сослуживец Джейсона гулял в компании жены, ее подруги и двух маленьких детей. Он узнал Джейсона и опустил глаза. При виде его лица Джейсон моментально погрузился в атмосферу Мерзлого леса, где они посреди ледяного озера застряли, окруженные волками. Только что произошел взрыв антиазурных бомб, лед озера дымится испарениями, на льду развеяны останки мутантов. В ушах шум, все тело ломит, но сильный Джейсон, в Малдуруме подобный несокрушимой машине, быстро взяв себя в руки, поднялся с холодного льда, чего нельзя было сказать об остальных. У одного рядового случился приступ паники. Окончательно утратив над собой разумный контроль, он начал кричать и проклинать все на свете, предлагал окружающим дружно самоотключиться, не мучиться, не терпеть это безумие. Джейсон, ударом колена по лицу быстро вернул его в чувства, что привело в бешенство этого рядового. Завязалась драка. Во враждебном лесу полном свирепых волков они с Джейсоном схватились как дикие псы, вместо того чтобы сплотиться и выжить наоборот пытаясь убить друг друга. В итоге Джейсон оказался сильнее, он разбил в кровь своему сопернику все лицо. И что самое жуткое, там их даже не пытались разнять, там, в шаге от смерти всем окружающим было на все плевать.
Тем рядовым был этот прошедший навстречу сослуживец, который теперь просто радостный артэон в окружении своих родных. Джейсон вспомнил фрагмент малдурумного безумия связанный с ним так ярко, будто все это случилось мгновение назад. Отчего в мгновение потерялось спасающее ощущение того что в том холоде его телом вытеснив сознание управляло некое сотканное из зла жестокое чудовище. Ведь он своими глазами смотрел на мир тогда, и он четко помнил все это. — Джейсон! — вернула его в мир теплым голосом Кристина. Придя в себя, он огляделся. Теплый солнечный день, холод внешнего мира позади, вокруг любящие друзья. — Не уходи от нас. Будь с нами, — прижавшись к щеке нежными губами, шептала она. — Ну-ка возьми-ка меня на руки! А то ты совсем расслабился, — Кристина не хотела больше терять его. Джейсон послушно поднял ее на руки, Кристина дабы не дать ему снова уйти от реальности в свои кошмары прижалась к нему, ласкала и целовала его. Хьюго и Алекса пристроились по бокам Джейсона несущего Кристину. Они продолжали гулять, хихикая, рассказывали Джейсону разные веселые моменты их жизни за период его отсутствия.
По городским улицам они дошли до огромного футбольного стадиона. Стальная крыша этого строения напоминала гигантский складчатый панцирь, на лето, раздвигаясь складывающийся по краям, делая стадион открытым. Алекса предложила войти внутрь. Вне крупных игр это было пустое навеивающее тоску место. Пустые трибуны, пустое поле. Все замерло в тишине, в ожидании. На зеленом поле тренировалась команда профессионалов из сборной гражданских артэонов Армидеи. В углу за переделами поля, пиная мяч, играли какие-то мальчишки. Алекса посчитала, что так, придя сюда, Джейсону будет проще ощутить себя дома. Но как раз наоборот, своей пустотой это место нагнало на всех печаль, Джейсон так и не понял, зачем его сюда притащили. Немного посидев на скамейках, ребята быстро ушли. Здесь было нечего делать. Пройдя почти через весь город, периодически отдыхая на лавочках или на ковре зеленой травы цветущих парков, под конец все же воспользовавшись метро, в седьмом часу ребята дошли до серебристой армидейской гавани. Здесь качаясь у причала на волнах, их ожидала маленькая лодка. Джейсон аккуратно занес и усадил Кристину на сиденье.
— Прости Джейсон, но мы не поплывем, — стоя на причале, скрывая сожаление улыбкой, сказала Алекса. — Пришло время, вам остаться вдвоем. Тем более у нас с Хьюи уже нет времени. Нам надо срочно бежать! Мы и так уже опаздываем, — сказала она, поглядев на золотые наручные часики. — Не переживай у нас еще будет время побыть всем вместе. Целоваться не будем. Нацеловались уже!
— Куда это вы опаздывайте! — улыбнулся Джейсон, видя, что Алекса чего-то недоговаривает и главное Хьюго за ее спиной сразу отвернулся в сторону.
— У нас заседание... Клуба... — остановилась Алекса, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, — клуба Сексуальной Философии, — она будто созналась в замешательстве в каком-то преступлении и уставилась на Джейсона ожидая насмешек.
— Сексуальной ФИЛОСОФИИ? — улыбаясь, Джейсон с удивлением посмотрел на Хьюго, который в ответ только пожал плечами. — Дружище, что они с тобой сделали!
— У меня не было выбора, — глядя на Алексу, улыбаясь, ответил Хьюго. — Этого желало ее высочество, — добавил он, прекрасно понимая, что за этим последует. Полностью изученная Хьюго, полностью им контролируемая в виду своей легкомысленности, подверженности эмоциям, Алекса в их отношениях за счет его стараний сохраняющая безоговорочный статус богини, первостепенной королевы набросилась на него и, взъерошив волосы, наградила пылким поцелуем. Именно этого он и хотел: просто принадлежать ей, невзирая на ветер, гуляющий у нее в голове. Она просто была его богиней.
— Философии... Господи! Дожились — хаотичные половые акты теперь называют заседанием клуба! — не успокаивался Джейсон. — И почему же я не умер где-то там, в жестоком, но нормальном мире?!
— Вообще-то этим актам предшествует беседа. Обсуждение... скажем так тренинг. Это полноценное заседание. Во всяком случае, это так выглядит. Ой, да ладно, зачем я тебе объясняю! — махнула рукой Алекса.
— Мисс Белини очень хороший педагог! — как бы пошутил Хьюго.
— Эта секс бомба?! Она ничего такая! — сказал Джейсон и тут же почувствовал, как за рукав его дернула Кристина.
— Да она неописуемо прекрасна, — согласился Хьюго и получил толчок локтем в живот.
— Ну ладно Солнышко, для нее это нормально, но ты Хьюго! Даже мисс Белини не может оправдать собой это... сумасшествие. Подвел ты меня, сильно подвел друг, — Джейсон все же желал услышать что-нибудь вразумительное от Хьюго. Пошлую шутку или какое-нибудь другое проявление прошлого Хьюго, которого он знал. Но все безрезультатно, Хьюго стоя за ее спиной, просто улыбался, пряча от Джейсона взгляд. Алекса теперь была для него важнее всего, и он осознанно вел себя, как она хотела.
— Так ну-ка не смущай моего малыша! — возразила Алекса, пока Хьюго молчал. — Учитывая положение это единственный легальный, цивилизованный способ сохранить любовную свободу в браке. 'Сохраняя любовное многообразие в условиях брака, мы снимаем лишнее напряжение в отношениях, еще крепче сплетая свои узы'. По-моему как то так.
— Все мы чем-то жертвуем друг ради друга. Представь, скольким пожертвовала Алекса! Наше Солнышко лишила себя свободы. Пока частично. Но мы оба знаем, что это значит для нее. И это теперь такая своеобразная жертва Хьюи на алтарь их совместного счастья, — сидя в лодке, спокойно пояснила Кристина. Для Джейсона теперь это стало истиной, он замолчал, прекратив свои кривлянья. — Этот клуб для малышей и есть тот самый по-артэонски разумный компромисс между свободой и любовными узами. По-моему идея не плохая, — она как то странно смотрела на него. Это уже был определенный намек явно непонравившийся Джейсону.
— Ваше высочество вы конечно делайте что хотите, но меня, пожалуйста, в это не впутывайте, — пробурчал Джейсон, отвязывая от причала качающуюся на волнах лодку.
Помахав на прощание, Алекса и Хьюго быстро покинули причал. Джейсон расправил белый парус на маленькой мачте небольшой прогулочной лодки. Из ящика, закрепленного на мачте, достал 'карту путешествий' и подал ее Кристине. 'Карта путешествий' походила на ресторанное меню, здесь были указаны несколько возможных пунктов назначения с указанием напротив заклинаний, которые нужно произнести, чтобы лодка сама поплыла в выбранное место. Впрочем, лодка также была оснащена веслами для простых свободных прогулок. Кристина выбрала место, произнесла нужное заклинание, паруса лодки наполнились неизвестно откуда взявшимся ветром, и лодка сама собой двинулась в указанный пункт.
Прогулочная лодка вышла из гавани и свернула на север, в сторону возвышающихся где-то там одиноких синих северных гор. Тихо качаясь на волнах, лодка следовала вдоль берега, не отдаляясь больше чем на двадцать метров. Следом за золотыми прибрежными стенами города, после простреливаемой мертвой полосы окружающей город, на берегу потянулись заросли Аламфисова леса. Туманная стена загораживала собой горизонт, Соленая Миля этим вечером была на удивление спокойна. Золотыми буями была отмерена безопасная часть морских вод вблизи Армидеи. Безопасная территория тянулась на мили в обе стороны от армидейских причалов, как на север, так и на юг, и в ширину доходила почти до Стены Тумана. Артэоны могли свободно прогуливаться на лодках, купаться в море, не опасаясь за свою жизнь. Все защитные коммуникации, наполняющие эти воды жаром углей голубого огня, были расположены где-то под водой, скрыты от посторонних глаз. Где-то там, на дне возвышались стальные шарообразные конструкции, в которых тлели угли защитного голубого пламени, наполняющие эти воды жаром, отпугивающим всех кошмарных чудовищ сотворенных Азурой во мраке океанических глубин. К защитным шарообразным конструкциям вели сети подземных, расположенных под водной толщей тоннелей, через которые происходило обслуживание и контроль над работой этих защитных конструкций.
В полной безопасности лодка качаясь на волнах, несла их на север. Навстречу попадались другие небольшие лодки с молодыми парами или детьми под контролем кого-то из старших. Прогулочные суда больше размером были заполнены шумными компаниями или возвращающимися с отдыха на природе семьями. Шум волн, порывы ветров пришедших издалека, крик настоящих чаек. Без порождений Азуры, конечно же, не обошлось. Эти воды люди-предки армидейских артэонов на своем наречии называли 'водой плавающих камней'. Местные плавающие камни были возникшими под воздействием Азуры плавающими коралловыми образованиями за долгое время жизни в части возвышающейся над водой покрывшиеся каменной коркой. Большая, основная часть этих уникальных природных образований размещалась под водой. Редкие (их было не так уж много) возвышающиеся над водой гребни плавающих камней были самых различных форм и размеров. То округлые как торчащие из воды спины неведомых огромных рыб, то острые как скалы, или необычные, будто созданные художником сюрреалистом. Надводные части некоторых, самых крупных из плавающих камней в летнюю пору обрастали зеленым лиственным покровом. Эти дрейфующие на волнах очередные порождения Азуры растянулись по всей центральной части вод всей северо-восточной Соленой Мили. Для больших судов они опасности не представляли. Но прогулочной лодке несущей влюбленную пару приходилось заранее огибать редкие попадающиеся на пути плавающие камни. Примерно метрах в ста от берега на крупном плавающем камне, выпершим из воды острым углом, сидели почти лишенные перьев огромные птицы. Клювами на головах единственных покрытых перьями, эти порождения Азуры отчищали свои перепончатые обмоченные в воде крылья, которых у них было по четыре штуки.
Кристина облокотилась на Джейсона спиной, он прижал ее покрепче. Ветер трепал ее волосы, которые щекотали лицо Джейсона. Свежие пришедшие с моря ветра смешивались с приятным запахом ее волос. Впервые Джейсон мог расслабиться. Наконец-то вокруг не осталось никого кроме нее. Она знала о нем абсолютно все, знала, что он такое на самом деле, ей были ведомы все его тайны. Он впервые мог просто стать самим собой. Больше не было нужды улыбаться и скрывать свое истинное состояние. Ведь возвращение домой кроме радости было омрачено трезвым осознанием своих поступков, своего поведения в состоянии Малдурума. Возвращение домой для него было счастьем, сияющим ярко, но местами омраченным терзаниями совести. Совесть, раскаяние то мучали напрямую, то уходили на второй план, маячили где-то там не давая расслабиться.
Оставшись только с ней Джейсон, наконец, мог спокойно поникнуть, вздохнуть с тяжестью на сердце, предаться угрызениям совести. Она, легко поглаживая его, крепче сжимала его руку, обнявшую ее, давала ему свободно побыть собой, раствориться в своих переживаниях. Ведь по-другому было никак. Только сейчас столкновение со своими грехами для него было уже не так ужасно, теперь она была рядом. Кристина просто молчала, была рядом и одновременно давала ему полную свободу. Без слов, теплом, идущим через их тела, она давала ему понять, в полной мере ощутить что он, наконец, дома, все плохое снова позади.
Вот среди прибрежных деревьев Аламфисова леса показался серый утес, о крутой скалистый склон которого бились волны. В центре утеса со стороны моря, в неровностях его склона была высечена огромная терраса, возвышающаяся над водой на высоте примерно десяти метров. К террасе вели также высеченные в неровностях склона каменные ступени. В лодочной 'карте путешествий' это место обозначалось названием 'Тихий утес'. Их прогулочная лодка, пройдя через небольшое скопление плавающих камней, подошла к площадке, с которой начиналась лестница, ведущая на террасу. К разочарованию Кристины это милое местечко было занято. У входа на протянувшуюся по склону лестницу уже качалась небольшая лодка. Несколько молодых ребят разгружали из лодки небольшие ящики и несли их наверх на террасу. Это была подготовка к свадебной церемонии, которая должна была пройти в этом живописном ветреном местечке завтра утром. На руках перенеся Кристину на площадку, с которой начиналась идущая вдоль склона лестница, привязав к ней лодку, Джейсон стал помогать ребятам заносить на террасу все необходимое для завтрашнего празднования. Пока Кристина не спеша поднималась наверх, ребята таскали коробки.
Терраса была очень старой и неухоженной. За долгие годы, не без помощи потоков Азуры весь ее камень пронзили различные кустарники, плющи, многие из которых распустились настоящими цветами. Сейчас терраса и старая ведущая на нее лестница были похожи на ботанический сад. Посеревший камень террасы, изрешеченный проросшими сквозь него живыми стеблями, остался на заднем плане скрытый ковром разнообразной зелени. Колонны, возвышающиеся вдоль края террасы, как и удерживая ими, крыша частично обвалились. Расставленные по террасе памятники кумирам молодежи прошлых лет покрылись ковром зелени, как и все вокруг. Здесь стояли четыре длинных праздничных стола высеченные из камня, окруженные рядами стульев таких же бездвижных также высеченных из камня. В стене утеса был высечен огромный камин внутри с углями от ночных посиделок. Вокруг камина стояли несколько деревянных принесенных извне лавочек. Как пояснил один из молодых ребят, завтрашняя свадебная церемония вся полностью была одним большим сюрпризом. Платье для будущей невесты надели на специальный манекен, который установили в центре террасы. Манекен, облаченный в белое воплощающее счастье платье, накрыли шелковым покрывалом. В углу установили ширму для переодевания. Коробки с пивом, прочим алкоголем, закуской, свечами для празднования в кругу друзей составили под один из столов. В награду за помощь, Джейсону разрешили взять все что угодно из праздничных запасов.
— И вам не страшно так рисковать? — Кристина отвлеклась от созерцания красоты лона Соленой Мили. Пока ребята и решивший им помочь Джейсон суетились, подготавливая все для завтрашнего праздника она, опершись на старые поросшие плющом каменные перила террасы, любовалась видом, открывающимся с высоты. — Ну, в смысле вдруг невеста скажет, нет? — добавила она, не услышав ответа.
— Ну-у-у-у? — почесал затылок будущий жених, организатор всего рискованного сюрприза. — Формально это даже не свадьба. Это просто процедура обручения. Необычная. И вечеринка в честь значимого события. А что касается платья, то мне просто интересно — сойдемся ли мы вкусами? — собравшись с мыслями, ответил этот еще совсем молодой парень, студент второго курса университета.
После ребята ушли, и они наконец-то остались вдвоем. Они любили это место. Закат так манящий романтиков и большинство артэонов по вечерам отсюда виден не был. Алое закатное солнце опускалось по ту сторону утеса. Рыжие закатные мазки на волнах — единственный доносящийся до этого места отголосок последних лучей солнца. Поэтому по вечерам это место чаще всего пустовало и Кристина с Джейсоном могли остаться здесь одни, растворившись в любви позабыть обо всех. Кристина вернулась к краю террасы, оперлась на перила и устремила взгляд вперед туда, откуда совсем скоро должна начать наступление ночная темнота. Джейсон тихонько обнял ее, согрев теплом наперекор дующему с моря прохладному ветру. Внизу шумели волны, где-то далеко на воде качалась одинокая заблудшая прогулочная лодка. Еще пара часов и в небе должны появиться первые звезды. Свет солнца, питающий жизнь, заслоняющий собой окружающий космос, дающий всем живущим под ним почувствовать себя единственными обитателями этого мира, неизбежно отступал. С приходом ночи открывался окружающий бесконечный сияющий звездами истинный наш мир, кажущийся бесконечным. Джейсон впервые за долгое время своими глазами спокойно мог наблюдать успокаивающее наступление ночи, почувствовать холодный морской ветер и увидеть первые звезды на горизонте. Раствориться в покое наступающего вечера и своей настоящей сущности. От всего этого невероятным удовольствием наполняющего его душу Джейсон буквально пьянел.
— Устал бедняжка, — погладила она его. Ведь он помогал тем ребятам таскать коробки и устанавливать манекен.
— Хотел быстрее спровадить их. А то эти гражданские еще долго бы тут суетились, не давая нам остаться вдвоем! — улыбаясь, ответил он, вновь имея возможность вдоволь насмотреться в ее необычные глаза.
— Ты молодец, — сказала она глядя на его улыбку, а после снова посмотрела вдаль, где раскинулось шумное море. — Теперь расслабься и просто отдыхай. Никого нет рядом. Теперь снова только мы с тобой.
Он желал обнять ее, но она, абстрагируясь, отводила взгляд в сторону шумящего моря, не допуская сближения, пока все важное не будет сказано и Джейсон вновь не станет полностью самим собой. От ее сдержанного поведения теплые эмоции Джейсона угасли, всплыло все темное, что неизбежно должно было всплыть, затмив счастье возвращения домой. Он вспомнил о той ноше, что лежала на сердце после событий этой командировки. Облокотившись спиной на стоящую рядом колонну Джейсон, погрузившийся в нахлынувшие переживания, медленно опустился на холодный пол.
— Успокойся мой сладкий, теперь здесь только я. Нечего стесняться и глупо что-либо утаивать. Просто будь собой, дай волю чувствам, — сев к нему на колени и ласково поглаживая его, тихо шептала она. — Поведай мне все, что тебя гложет.
Джейсон первым делом эмоционально, в двух словах сообщил ей о смерти лейтенанта Конрада, в которой считал себя виновным. — Слезы это просто заложенная природой реакция нашего организма на горе и ничего больше, — призывала она его полностью дать волю чувствам. Но слез так и не последовало. Джейсону было тяжело, но лить слезы как в прошлый раз он не стал. — Расскажи мне о Рурханчике, как малыш пережил все это? — вытягивала она из него слова. — Я вытащил его из петли... — он не на шутку напугал ее.
Джейсон все также сидя на холодном полу, облокотившись спиной о колонну, молчал, погрузившись в нахлынувшие воспоминания прожигающие душу угрызениями совести и страхом от ужаса содеянного. За его спиной успокаивающе шумело море. Кристина, сидя у него на коленях ласкала его, целовала, не давая ему полностью увязнуть в своих переживаниях. Своим теплом она говорила ему, что он не один. Из-за погружения в тяжелые мысли, в голове Джейсона, едва заметным звуком, шумом где-то вдалеке раздался отголосок безумного смеха доктора Росс, в облике которой воплощалось его безумие. Незначительные отголоски, они порой бывает, проскакивают в голове. Желая от этого спастись, он сильнее прижался к Кристине для него источающей спасительное тепло и свет.
— После погружения в безумие сначала... как правило, все темнеет в глазах. Ты будто заново возвращаешься в свое тело. Все хорошее внутри смывает поток неописуемой черной мерзости. Самое жуткое, что если расслабиться, в какой-то мере это приятно. Сердце стучит как сумасшедшее. Твои глаза широко открыты, ты это ты, но ты уже по-другому смотришь на этот мир. Царство Малдурума, по-другому этого не описать. Внутри клокочет что-то ужасное. Дикой жаждой оно просится наружу. Будто тебя настоящего никогда и не было. Потом все немного затихает, ты привыкаешь, и зло становится привычным для тебя. Ты становишься... каким-то монстром. Когда я там причиняю кому-то боль, меня это забавляет, а здесь трясусь от ужаса, вспоминая, что творил. Здесь я чувствую себя сопливой перепуганной школьницей, с ужасом смотрю на самого себя в Малдуруме. Там я перестаю жить, но и, возвращаясь полностью вернуться к нормальной жизни не могу. Как же я устал от этого всего, если бы ты только знала дорогая! — неизбежно криком души вырвалось из Джейсона. — Невозможно описать, каково это разрываться на две половины. Ни в одной из них не ведать покоя. Моя жизнь разрушена. Ведь я не хотел этого. У меня не было выбора. И нет его до сих пор. Была бы моя воля, я никогда бы не возвращался туда. Я всегда боюсь что запутаюсь, забуду, где я настоящий. Вдруг мое чудовище пробудиться без моего контроля. Боюсь за тебя. Как меня это все достало. Этот ад, что за нашими стенами, созданный дикими тварями, которые просто не умеют жить мирно, этот Малдурум!
— Т-ш-ш-ш, все успокойся, — она прижала его голову к своей груди и щекотно тихонько гладила волосы. — Да конечно очень, безумно жаль Джереми. Но ты выжил. Думаю, Джереми хотел, чтобы ты жил... ради этого он и погиб.
— Теперь я должен жить за нас обоих, — пробубнил он.
— Твоя настоящая жизнь продолжается, но ты теряешь ее ценные моменты, глупо омрачаешь их. Зло должно остаться где-то там. Сейчас ты со мной, все плохое позади. Мы снова вдвоем, а значит все остальное неважно. Главное — ты снова вернулся ко мне, — сжимаемая в его объятиях, нежно шептала она. — Я понимаю, что и представить не могу каково тебе сейчас. Но все же, как обычно скажу: ты ни в чем, не виноват. Никакое ты не чудовище. Знаешь, почему тебе так тяжело? Все от того что ты пытаешься от своих переживаний убежать. Ты, как и все другие стараешься себе внушить, что все сотворенное тобой там зло это не ты, а некое чудовище порожденное Малдурумом. Вот в этом то и проблема. Кто-то на это способен, а ты нет. Ты не можешь уйти от совести, потому что не настолько глуп, чтобы жить иллюзиями, и ты прекрасно знаешь, что на самом деле все то зло — это был ты. Ты сотворил все эти преступления своими руками. Вся сложность в том, что ты как артэон уже не человек, а существо более сложное. Твоя сущность разложена на две составляющие. В одной идеализировано все хорошее, в другой все плохое. Но ведь та твоя плохая сущность это тоже ты, некая подавленная часть тебя как человека, которая вдруг резко получает свободу. И это истина, не пытайся убежать от нее, спастись ложью, внушая себе, что твое внутреннее зло это нечто инородное. Что подобно силам Тьмы оно захватывает твой разум и управляет твоим телом. Нет, твое зло это тоже ты. Вопрос только в том, в какой из двух своих сущностей ты настоящий. Какая из них для тебя предпочтительней? И тут думаю все очевидно. Та, в которой ты мой маленький малыш Джейсон! Так ведь? — засияла она теплой улыбкой, заставив улыбнуться и его. В поисках спасения он внимал каждому ее слову, пристально следил за каждым движением ее нежных губ.
— В действительности, в силу сложных переплетений нашей безумной жизни, на самом деле ты жертва своей ужасной темной сущности и всей нашей дегенеративной системы в целом. Ведь если бы у тебя был выбор, ты бы никогда в свое зло не погружался. Всегда жил бы своим настоящим 'я' и был бы моим любимым Джейсоном. Ты не чудовище. Чудовище я не смогла бы полюбить. Здесь со мной ты настоящий и остальное неважно! — она окончательно растопила его сердце. Легко вздохнув, он улыбнулся, засмотревшись в ее глаза, резко прижал ее к себе сильнее. Дальше на такой приятной ноте должен был последовать долгий продолжительный поцелуй, но момент был испорчен диким криком: 'И-и-и-их-у-у-у!' и последовавшим за ним звуком прыжка в воду, донесшимся с моря. Затем последовал крик: 'Бомбочка!' и еще один прыжок в воду с более громкими брызгами. — Вот блин испортили момент, — улыбнулась Кристина. — А ведь я еще хотела, как обычно сказать, что безмерно люблю тебя и без тебя жить не смогу. Не будет тебя, и я уйду за тобой следом. Выживая в том кошмаре, ты спасешь нас обоих. Мы оба жертвы твоего чудовища.
— Кристина! — вместо обычного 'ваше высочество' он назвал ее по имени. Он снова хотел вразумить ее, попытаться заставить ее выкинуть эти глупости из головы. Сказать, что она не должна концентрироваться на нем, должна быть сильной, способной в случае чего продолжить жить самостоятельно. Хотел что-то сказать про их будущего ребенка, но она, не желая слушать, закрыла ему рот, приложив палец к губам.
Кристина, оставив Джейсона на холодном полу, поднялась, заглянув за перила террасы. На очередной прогулочной лодке несколько совсем еще мальчишек без присмотра кого-то из старших прыгали в воду, волнующуюся усиливающимися волнами вблизи стены утеса, недалеко от террасы, где они уединились. 'Извините! — крикнула им Кристина, — Нельзя ли потише!'. Не споря со старшими, мальчишки повылазили из воды, и их лодка быстро уплыла обратно.
— Твоя главная проблема в том, что в объятиях безумия ты пытаешься сохранить над собой разумный контроль. Пытаешься бороться со злом, оставаясь в его власти. Этим ты мучаешь себя, — вернувшись к нему на колени, нежно шептала Кристина.
— Разрываясь между двумя своими половинами, ты знаешь, что тебе там было бы легче остаться чудовищем, просто растворится в безумии и пусть оно все катится к черту. Ведь мы артэоны тоже люди. А людям, как известно чтобы быть лучше нужно долго и упорно, постоянно работать над собой, а вот чтобы стать хуже нужно просто расслабиться, жить своими удовольствиями и ничего не делать. Также и тебе там было бы проще соскользнуть в пучину своего безумия, просто дать себе свободу. Твоему уставшему сознанию это принесло бы облегчение. Это проще чем пытаться бороться со своим злом, бесконечно убеждать себя в том, что здесь ты настоящий Джейсон, только здесь в своей лучшей половине ты это ты. Это бесконечная борьба с собой, попытки удержаться на светлом пути, это очень тяжело. Я знаю, ты устал, тебе было бы проще сдаться. И я ничего не требую от тебя. Я не пытаюсь заставить тебя измениться там. Это невозможно. То безумие тебе не победить. Перед ним ты беспомощен. Я лишь пытаюсь спасти тебя здесь. Чтобы здесь рядом со мной ты успокоился, четко поняв, где ты настоящий. Пускай там вокруг все заполнено Тьмой, но здесь со мной ты мой любимый Джейсон и ничто не сможет этого изменить.
Ты боишься себя в Малдуруме. Знаю, больше всего ты боишься, что твое безумие, получив над тобой полную власть, приведет тебя к смерти, и поэтому ты пытаешься ему сопротивляться там, что причиняет тебе лишь больше боли. Ты не сможешь противостоять своему безумию, победить его, это невозможно. Все что ты можешь так это выйти из Малдурума, вновь стать артэоном. Но находясь в Малдуруме, контролировать себя ты не сможешь никогда. Любая попытка изменить себя там выльется лишь большей перегрузкой твоего уставшего сознания. Ненужно этого. У тебя нет выбора. Нашему обществу всегда угрожает опасность и ты солдат, которому ролью отведенной в обществе, навязана обязанность защищать нас, от Малдурума тебе никуда не деться. Поэтому лучше смирись. Не сопротивляйся безумию, не мучай себя, прошу успокойся, слейся с ним. Там ты чудовище этого не изменить и от этого не сбежать. И даже если движимый безумием ты сам себя загонишь в угол и погибнешь, значит это судьба. Поверь мне, так будет проще. Я знаю что говорю. Ведь речь сейчас идет не о твоей жизни а, о нашей, — сидя у него на коленях Кристина коснулась своего живота. — Ведь если тебя не станет там, мы здесь погибнем тоже. Без тебя я жить не буду. Это наша участь, какой бы она не была, смирись с ней как с неизбежностью. От Малдурума нам всем не спастись, так уж устроена система частью, которой мы являемся. Поэтому прекрати мучить себя, ненужно отрываться от своего безумия пытаясь жить лишь лучшей частью. То чудовище это тоже ты.
Но как бы тяжело все не было, сейчас ты со мной, ты мой маленький любимый Джейсон, — Кристина поняла, что нагнала жути и решила немного развеять атмосферу, дав Джейсону улыбнуться. В действительности она говорила то, что было ему так безумно нужно, она его полностью понимала. Джейсон свыкался со своей тяжелой долей глядя на нее, слушая ее слова отражающие его собственные мысли. — Теперь дай мне тебя спасти! Раздели свой ужас со мной, — улыбнувшись, поцеловав своего Джейсона, она кончиками пальцев коснулась его висков. Джейсон закрыл глаза, и они вместе погрузились в его воспоминания.
Оказавшись в глубинах его сознания, они как обычно стояли, вдвоем держась за руки, пока вокруг них текли воспоминания заранее собранные Джейсоном в своеобразное слайд шоу. Сначала все вокруг было нечетко. Слышались голоса, обрывки слов, мелькали случайные образы, врезавшиеся в память. Колонна из пяти огромных мамонтов идущая к Пустому Вулкану, растянувшаяся вдоль нее рота солдат сопровождения. Мельком на доли секунды пронесся фрагмент с издевательствами сержанта Раймса. Джейсон и еще несколько солдат отжимаются в броне, пока все остальные отдыхают где-то в стороне, Раймс как всегда своим мерзким голосом читает нотации нашкодившим подчиненным. Километры заснеженных дебрей, снег окрашенный цветом крови, валяющиеся повсюду трупы волков, тела погибших сослуживцев.
И вот, наконец, нужный момент. Все вокруг обретает четкость. Держась за руку, они оказываются в центре поляны, на которой погиб Джереми. Джейсон смотрит сам на себя со стороны. У его изображения из воспоминаний размыто лицо. Он склонился над мертвым телом Джереми. Перед Кристиной открывалась картина произошедшего в таком виде, в каком ее видел и ощущал Джейсон. Она почувствовала мертвую тишину, опустошение, навеянное этим тяжелым для артэона Джейсона моментом. Дальше фрагменты схваток с волками. Десятки рычащих тварей, нападая со всех сторон, пытаются порвать его на куски. Джейсон также не отстает от них, рубит их жестоко, не добивает, оставляет на снегу кричать и умирать от боли. Кристина, наблюдая это бессмысленное насилие, от страха сильнее сжимает его руку. И вот тот момент, в котором он, перерубив свыше десятка волков, остановился посреди поляны заваленной телами этих 'лохматых тварей'. Тишина заснеженного леса наполнялась стонами недобитых волков, оставленных им умирать, наслаждаясь этими воплями, он опустился на колени перед своим безумием, возникшим перед ним в облике доктора Росс. Кристина его галлюцинаций не увидела, ей открылась только поляна заваленная телами волков в центре которой Джейсон с прояснившимся лицом, забрызганный волчьей кровью, улыбается глядя на заснеженные дебри манящие его. Эта картина наглядно передавала то, чем Джейсон является в объятиях Малдурума. Это чистое необъяснимое безумие, сейчас непонятное даже ему самому. Слайд шоу остановилось, все замерло. Дальше должна была последовать фраза: 'Да доктор Росс, как вы скажите', но этого он Кристине показывать не стал.
Ему стало стыдно, он не мог смотреть на себя безумного со стороны. Продержав Кристину за руку на протяжении всего самого страшного, он, наконец, отпустил ее, отошел в сторону, боясь на нее взглянуть. Исчезли трупы волков, исчезло замершее изображение Джейсона утопающего в объятиях безумия. В полной тишине, в его сознании они остались вдвоем посреди пустых декораций Мерзлого леса.
— Я все видела. Это было страшно, но это прошло, осталось где-то там в другой половине, сейчас далекой и недосягаемой. Здесь и сейчас ты это мой маленький малыш Джейсон. Я люблю тебя несмотря ни на что, — по снегу, который не скрипел под ногами, напоминая, что все вокруг иллюзия, она подошла к нему и позволила себя обнять, положив руки к нему на плечи. Они открыли глаза. В реальности они сидели на продуваемой соленым морским ветром террасе, небо над которой заволакивала ночная темнота. Она сидела у него на коленях, он крепко прижимал ее к себе. — И пусть моя любовь станет для тебя той самой гранью что отделяет от того кошмара, — прижавшись к нему прошептала она.
— Так оно и есть. Знаете ваше высочество. Если бы меня спросили... Рай для меня это место, где я могу остаться с вами один.
— Мой маленький романтичный глупышка! — прошептала она перед поцелуем.
Зажатая в сильных объятиях она неизбежно, как всегда становилась жертвой этого мощного, громоздкого монстра. Вся ее сильная лидерская сущность подпитанная женской властностью над ним и жизненной мудростью просто таяли, хрупко разрушались, едва ей стоило почувствовать грубость его сильных рук, его ощутимую силу и мощь. Прижимаясь к его могучей груди, она неизбежно становилась просто беззащитной глупой девочкой, разом стирались все черты сильной независимой Кристины. Она напряженно сжалась, задыхалась в предвкушении неописуемого безумного удовольствия, идущего сквозь грубость и беспощадную мощь, порой буквально разрывающую ее хрупкое тело.
— Я как обычно. В твоих объятиях становлюсь такой слабой и беззащитной, мне это так нравится! — сильнее прижимаясь к нему сияя от счастья, шептала она.
Он же прижимаясь к ней, отдыхал душой. Все зло позади. С ней он в безопасности от самого себя. Понимая, что умом и рассудительностью не блещет, он всецело полагался на ее мудрость и здравомыслие. Сам окончательно запутавшись в своей жизни, толком не понимая, кто он, Джейсон видел в ней путеводную звезду своим сиянием сквозь темноту, ведущую его в правильном направлении. Пока он с ней он не оступится, она не даст ему кануть в бездну, всегда найдет способ поддержать и безболезненно все объяснит, успокоит клокочущую внутри боль. Именно она всегда возвращала его в нормальную жизнь и заставляла вновь почувствовать себя живым, вопреки всему и злу и терзаниям что он приносил в себе из командировок на дикий юг. Она была его разумом и опорой и без нее в своей двугранной жизни, он давно бы потерялся, перестал понимать кто он на самом деле. Видя в ней невероятную ценность, не в силах словами описать ее значимость, он крепко прижимал ее к себе, отдыхал душой, понимая, что теперь он снова он. Он дома в безопасности, все чудовища оставались позади, когда она была рядом.
— А я как обычно не в силах описать, какую ценность вы для меня представляете моя королева! — задыхаясь от счастья, он говорил не своим каким-то тихим и нежным голосом.
Двое влюбленных растворяясь в нежности, не могли друг другом надышаться. Террасу, от последних лучей солнца отделенную стеной утеса, поэтому уже погрузившуюся в темноту, осветили несколько фонарей.
Оставив Джейсона на полу, она побрела по полуразрушенной террасе. Немного задержалась, полюбовавшись на свадебное платье. 'Малыш встань с пола, он холодный, — сказала она и Джейсон послушно через силу начал подниматься, — но если хочешь не вставай!' — слыша его недовольное пыхтение, она решила оставить за ним возможность выбора. Он тут же завалился обратно на пол.
Джейсон все также сидя на полу в полной безмятежности наблюдал за своей гуляющей по заросшим развалинам королевой, излив ей душу, избавившись от груза душевной темноты впервые за долгое время просто отдыхая. В углу террасы, где под лучами, днем проходящими через щели в полуразрушенной крыше, расцвели красные пышные цветы, которые облюбовали несколько необычно крупных бабочек. С крыльями, раскрашенными в желто черные цвета. Аккуратно наклонившись, не дыша, Кристина дала одной из бабочек переползти к себе на палец. Она аккуратно с бабочкой на пальце вернулась к Джейсону на колени. — Смотри, какая она маленькая, беззащитная, погладь ее, — умиляясь бабочке, предложила Кристина. Джейсон послушно, кончиком пальца очень аккуратно и бережно погладил маленькое живое существо. — В этом тяжелом мире принизанном насилием, где сильные творят, что хотят, а бог я так поняла, не смеет вмешиваться. Видишь, какая она слабая и беззащитная вопреки всему злу этого мира. И сейчас она беззащитна перед тобой. Маленькое по своему прекрасное проявление жизни и разве может возникнуть что-то другое кроме желания погладить ее? — глядя на бабочку говорила Кристина. — Нет, конечно, — ответил он. — Наоборот нужно сделать все, чтобы таким маленьким невинным существам ничего не угрожало, — немного стеснительно опустив глаза, пробурчал Джейсон. Удивительно, но магия Кристины работала, почувствовав маленькую беззащитную жизнь перед собой, при этом полностью понимая ее ценность, Джейсон точно понял, кто он на самом деле такой. Он почувствовал, как внутри снова окреп стержень артэонской сущности, он полностью вернулся. Было невероятно приятно снова прочно почувствовать себя настоящим, как будто буря внутри прекратилась и, несмотря на холодный ветер с моря, его заполнило необычное тепло как под мягким одеялом. — Видишь, ты снова мой маленький малыш, — сводя с ума нежностью губ, тихо прошептала она.
— Скажи любимая. Как ты поняла мое безумие? Ты до всего этого сама дошла или обратилась к каким-то книгам? — рассмешил он ее.
— Вот ты не мог, чтобы не нарушить ауру момента! Все что я хочу так это только спасти тебя. Это главное. Ну и да! В идеале зная все симптомы твоего безумия, я обратилась к специальной литературе, чтобы помочь тебе. Посоветовалась с психологами и как мне кажется, глубинно тебя поняла. И все это ради тебя хулиган! — успела она сказать, прежде чем завизжала от его щекочущих поцелуев в шею.
На обратном пути, Кристина произнесением заклинания из карты путешествий направила их лодку в море подальше от Армидейских гаваней. Лодка, движимая магией, остановилась где-то на середине Соленой Мили. Впереди возвышалась мрачная туманная стена, вокруг только тихое море. Сзади в последних лучах заката, уже освещенная светом ночных фонарей, сияла тусклым золотом Армидея. В полной тишине среди морских ветров, в убаюкивающей легкой качке издалека глядя на родной город, на фоне далекого огонька оставшегося от заката Джейсон чувствовал себя в безопасности. Армидея цела и невредима и продолжает жить, утаивая в себе солнечный лишенный насилия и зла мир под покровом Духа, мир частью которого Джейсон теперь снова может стать, пусть и ненадолго.
Они пешком побрели домой по улицам Армидеи. Джейсон забыл свою неподходящую по размеру фуражку в лодке, за что он еще получит от своего командира, но это будет потом. Сейчас в легкости нынешнего момента ничего не имело значения. Ночное небо помимо сияющих звезд украшали сразу четыре планеты спутника проплывающие среди крыш и куполов зданий золотого города. Многие улицы Армидеи преобразились в так называемые 'звездные аллеи'. Фонари, по ночам освещающие эти улицы, в автоматическом режиме на своих столбах сдвинулись ниже и замерли в полуметре над землей. Зафиксировавшись ниже уровня глаз, ночные фонари сегодня освещали только тротуары под ногами у гуляющих ночью горожан. На звездных аллеях ночные небеса не заслонялись искусственным фонарным желтым светом. Не покидая городских пределов, артэоны могли любоваться естественной красотой ночных небес, просто подняв голову вверх. Красотой такой чистой и ничем не нарушаемой, какая обычно открывается сквозь сосновые кроны где-нибудь в лесной глуши. Они брели под светом звезд, а фонари освещали только землю под ногами. Стало холодно и Джейсон, накинул на Кристину свой китель с погонами старшего лейтенанта, которым Джейсон был в глазах всех прохожих этим днем.
— Куда пойдем. К тебе или ко мне? — поинтересовалась она.
— Давай ко мне. Мои домашние нас уже заждались, — ответил он. — Кстати, ваше высочество давайте поторопимся, — забывшись с нею, он только сейчас вспомнил о своей семье, которая все это время ждала его дома. Наплевав на романтику, они воспользовались услугами метро.
У Джейсона дома их ждал праздничный стол, так долго томящийся в ожидании на белой скатерти. Несмотря на позднее время, никто из родных Джейсона не спал. Все, безумно соскучившись, ожидали его. Снова успокаивающий запах дома, внушающие покой родные стены, улыбки родных и приятное вино в бокале. Все, что еще недавно отдаваясь тяжестью на сердце, вспоминалось как невозможное, невероятное счастье. Посмеявшись, побеседовав обо всем за столом в гостиной его дома, уделив внимание его семье, Кристина и Джейсон наконец-то остались одни в спальне.
В четвертом часу ночи они все еще не спали. Все еще тяжело дыша и постепенно остывая после безумного и одновременно внеземного наслаждения, они лежали в теплой мягкой постели, довольно обнимаясь.
— Сейчас пару дней отдохнем, а потом возьмемся за учебу. Так ведь? — отдыхая на его груди, она не могла не подколоть его.
— Ну, зачем ты об этом сейчас напомнила?! — не выпуская ее из своих объятий, закапризничал он. — Я только что выбрался из одного ада, и ты бросаешь меня в новый. Вместо того чтобы отнестись с пониманием, пожалеть, дать отдохнуть!
— Ну, ты и засранец! — усмехалась она. — Ничего сейчас мы с тобой поднапряжемся и сдадим эту сессию. На этот раз уж наверняка, а то, сколько можно сидеть на одном курсе!
— Я же солдат. Блин. Зачем мне вообще вся эта наука? Зачем они нас мучают этим. Высшая математика, тонкости социологии. Читать писать умею, думаю, чтобы убивать этого достаточно.
— Ты как обычно ничего не понимаешь! Это для твоего же блага. Я бы сказала для спасения души. Чтобы твой маленький мир не ограничивался горизонтом, — шептала она, щекоча его губами, теплом дыхания снова заставляя его сердце биться чаще. — Чтобы ты понимал, что мы живем не на плоском куске земли стоящем на спине великого змея парящего вокруг солнца. И на самом деле все в нашем мире запутанно и сложно. Образование, расширение своих знаний о мире не даст тебе стать узколобым дикарем, окончательно увязнуть в безумии. Кто знает, может знание о сложности нашего мира когда-нибудь удержит тебя от совершения очередного злодеяния там.
— Не думаю, что знание какой-нибудь тригонометрии сможет перевесить мое безумие в том состоянии.
— Ладно, малыш давай спать! — устраиваясь на его груди поудобней зевнула она. — Быстрей бы утро. Я не могу так хочу увидеть Рурханчика, наконец, побыть с ним. Пожалеть его, погладить, — ее слова, вернее упоминание Рурхана заставило встрепенуться забытые переживания в душе Джейсона. На него снова резко нахлынули радостью отодвинутые на второй план опасения из-за состояния друга.
— Знаешь Кристина, я все хотел тебе сказать...
— Говори, малыш.
— Рурхан, с ним что-то не так...
Тем временем в спящем доме Фиалки царила темнота. Внизу на кухни стоял не убранный праздничный стол, накрытый в честь долгожданного возвращения Рурхана. Праздничные свечи на столе уже давно прогорели. В воздухе еще ощущалось счастье от праздника, пропитавшее этот дом. На сквозняке из открытого на ночь окна в гостиной шелестела бумажная вывеска во всю стену, гласившая 'С возвращением домой любимый наш'. Праздничные колпаки валялись на полу в гостиной. Только колпак, натянутый на Шатуна, валялся разорванными лохмотьями. За старания и терпение этому лохматому хулигану позволили немного свободы, и он тут же разделался с ненавистной штукой на макушке.
Селина и Рурхан, измотанные выплескиванием любви, уставшие от сладостных объятий, потоков ласки, и следующих за этим веселых разговоров ни о чем, крепко спали вот уже несколько часов. 'Рурхан' — разбудил его странный голос огласивший темную комнату. Голая, поэтому в его сознании безмерно сладкая и нежная, Селина сложив руки под подушку, мирно спала, дыша ровно и беззаботно. Он первым делом укрыл ее получше, погладил и тихонько поцеловал. Едва закончилось умиление любимой, он серьезно испугался, осознав, что его разбудило. Он слышал свое имя, будто кто-то, затаившись где-то в темном углу комнаты, позвал его. Сев в постели он осмотрел темную комнату. Сюда под покров Света Духа не проникнуть Тьме, да и никаких странных звуков больше не последовало. Он посчитал причину испуга сном, и едва положив голову на подушку снова услышал: 'Рурхан' — произнесенное все тем же странным голосом. Теперь он слышал отчетливо, отчего его волосы от страха встали дыбом. Он узнал свой собственный голос, только более грубый и лишенный эмоций. Селина от переизбытка радости спала крепко и все также беззаботно. Скованный страхом он тихонько поднялся в постели.
— Кто здесь? — тихонько чтобы не разбудить любимую спросил он. 'Не бойся' — что-то ответило его собственным голосом, раздавшимся громко и эхом раскатившись по комнате. Селина спала все также мирно, для нее ничего не происходило. Шатун, огромный лохматый пес лежал, не поведя и ухом, в своей койке дрых без задних лап. Понимая, что никто кроме него этого голоса не слышит, он испуганно замер в постели. Ему хотелось залезть под одеяло или с криком выбежать из комнаты. Но рядом была Селина, необходимость защитить ее обязывала встать и разобраться в чем дело. Набравшись храбрости, он слез с кровати, накинул халат. Свет чтобы не дай бог не разбудить свою малышку включать не стал. Ничего что можно было использовать, как оружие рядом не было. От безысходности он взял в руки самую большую из плюшевых игрушек, которыми была наполнена комната. Решив использовать игрушку как биту Рурхан, настороженно крался по комнате. Отойдя от кровати, он снова спросил только уже громче: 'Кто здесь?'.
— Я здесь, — откуда-то сбоку донесся его собственный только грубый и лишенный эмоций голос. Он посмотрел в сторону, откуда донесся голос, но кроме шкафа для одежды там ничего вернее никого не было. — Я здесь, — донеслось с другого бока. — Я повсюду, — донеслось откуда-то с потолка. — Я в твоей голове.
— Так все! Я, кажется, сошел... с ума, — игрушка выпала у него из рук. — Что со мной случилось? Все говорят, что я откуда-то вернулся. Жалеют меня за что-то. Но я ничего не помню! Что случилось, что происходит? — руками обхватив голову, он опустился на колени. — Малышка не слышит этого. Э... э... это голоса только в моей голове. Я... сошел с ума, — произнеся это, он пришел в ужас. В стоящем у стены огромном зеркале Селины по бокам обклеенном изображениями бабочек, сердечек, он увидел свое отражение. — В этой комнате никого нет кроме меня, — с ужасом глядя на себя в зеркале прошептал он. Встав на ноги, он бросился к окну и открыл его. Ночной прохладный ветер, всколыхнув шторы, ворвался в комнату. У него закружилась голова, он как, наверное, и каждый в подобной ситуации решил подышать чистым воздухом, прийти в себя, немного успокоиться. Он под Светом Духа, Тьме сюда не проникнуть, чтобы не происходило, это не выходит за пределы его головы.
— Да, это только в твоей голове, — тихо шепотом его собственный голос снова донесся из-за спины, откуда-то из темной комнаты. — Успокойся, давай просто поговорим.
— Заткнись, замолчи, — беспомощно шептал он, закрыв уши руками.
— Ты не сошел с ума. Я не просто голос в твоей, не бойся, я не причиню тебе вреда, — голос доносился до него, несмотря на то, что его уши были закрыты руками. Почему-то после этих слов произнесенных чем-то из темной комнаты Рурхан успокоился. Первоначальный испуг прошел, в нем появился какой-то интерес, он либо окончательно свихнулся, либо голос из головы был чем-то большим, чем его помешательством. — Что я, по-твоему? Психическая аномалия? По возвращении из Мерзлого леса твоя нервная система была полностью обследована, никаких нарушений выявлено не было. Если бы в твоей голове могли звучать голоса, они бы не пропустили тебя в свой внутренний мир, безопасность которого они так тщательно хранят, — это нечто говорящее голосом Рурхана становилось чем-то большим, чем просто сумасшествием.
— Так ладно, мы живем в необычном мире, здесь всякое возможно, — Рурхан попытался успокоиться.
— Молодец, теперь расслабься. Ты полностью здоров и, следовательно, я не просто голос в голове. И прошу, старайся шуметь тише, а то разбудишь ее. Закрой окно, а то в комнате уже прохладно, — это нечто становилось все больше убедительным. Будто отражало его собственные мысли. Из сумасшествия, голоса в голове это нечто подсознательно обретало для Рурхана образ собеседника. Пребывающий в шоке Рурхан закрыв окно, вышел в центр комнаты и напряженно замер. Земля уже ушла из-под ног, хуже уже не будет, он просто ожидал продолжения этого безумного сна.
— Эй, посмотри на меня, — снова раздался его собственный голос откуда-то сбоку. В месте, откуда звучал голос, стояло то самое большое зеркало обклеенное милыми картинками, перед которым Фиалка, прихорашивалась по утрам и вечерам. В зеркале он увидел только свое отражение на фоне ночной комнаты освещенной луной и светом уличных фонарей из окна. Отражение внезапно ожило, само посмотрело на него, и сделало несколько шагов вперед. К такому повороту он оказался не готов. У Рурхана подкосились ноги, он плюхнулся на пол, не сводя с зеркала глаз полных ужаса.
— Тише успокойся, только не кричи. Главное пойми, что я не плод твоего воображения, — глядя на него из зеркала как из окна говорило его отражение. Горько просмеявшись, уже перестав удивляться, Рурхан все-таки смирился с происходящим и решил... поговорить со своим воображением?
— Бред какой-то! — подавленно усмехнулся он. — Ну и кто ты? — с безрадостной улыбкой Рурхан смотрел на свое живое отражение. В отражении он совсем на себя не походил. Лицо было скованно серьезностью и суровостью, брови немного нахмурены и глаза полные решимости устремлены только вперед. По ту сторону зеркала Рурхан выглядел так, если бы вместо свойственных ему гуманности, нежности, желания покоя и добра, внутри его наполняла суровость, жестокость и бескомпромиссность.
— Тише. Ты можешь вести себя тише. Ведь мы оба не хотим разбудить ее так ведь? — его собственным лишенным эмоций голосом спросило ожившее отражение. Относясь к этому разговору как к проявлению сумасшествия Рурхан, с безрадостной улыбкой в ответ развел руками. 'Тебе виднее', — как бы ответил он своему воображению. — Прошу пододвинься ближе, — на полном серьезе просила эта галлюцинация в глазах Рурхана, галлюцинация, пытающаяся вести с ним диалог.
— Хорошо, давай я тебе подыграю, — Рурхан опустился на колени у самого зеркала. В уме он уже думал, как с первыми лучами солнца отправится к военным в психиатрическую службу за помощью и изоляцией от нормального общества. Его изображение по ту сторону зеркала смотрело на него серьезным злым даже каким-то недовольным взглядом.
— Ты считаешь меня галлюцинацией. А что если я открою тебе правду? — едва затих голос ожившего отражения в зеркале как в голове Рурхана, всплыли какие-то ужасные фрагменты из памяти. Волки, свирепо рыча, рвали чье-то живое тело прямо у него на глазах. От этих обрывков прорезавших сознание внутри все заполнилось ужасом и давящим неописуемым мерзким ощущением, осевшим в душе после той тяжелой минуты, когда волки рвали его семью у него на глазах.
— Что это было? — шокировано спросил Рурхан, понимание того что это какие-то воспоминания резко заставило его серьезно относиться к этому разговору.
— Это обрывки твоей памяти. Самые ужасные, кошмарные минуты твоей жизни. И чтобы защитить тебя от этого ужаса, я все это держу в себе, — сказало ожившее отражение в зеркале.
— Что ты такое? — серьезно спросил Рурхан.
— Я это ты. Я есть продолжение, часть тебя. Твоя улучшенная версия. Личность, которая как зеркало отражает тебя. Можно сказать я твоя противоположность. Во мне учтены все твои недостатки и слабости. Я создан чтобы сделать тебя — нас сильнее. Ты слаб, очень, просто преступно слаб для этого жестокого мира. Ты называешь это разумностью, рассудительностью, добротой. Но вне твоих розовых иллюзий в холоде этого мира это слабость. То, что делает тебя слабее. Я лишен всех твоих недостатков. У меня нет слабостей. И чтобы впредь тебе не пришлось беспомощно наблюдать за тем, как у тебя на глазах свирепые твари разрывают твоих близких, за этим я и пришел. Я не враг, я пришел, чтобы помочь. Грядут тяжелые времена, и только с моей помощью ты сможешь выжить.
— Все очевидно. Что-то ужасное случилось и чтобы скрыть это от меня, мое сознание породило вторую личность. Ну конечно! — обдумывая все сказанное из зеркала, рассуждал вслух Рурхан.
— Нет, я не порождение твоего больного воспаленного сознания. Все куда сложнее. Но об этом позже. Сейчас пришло время действовать Рурхан. Надвигается катастрофа и мы должны ее остановить...
В пятом часу утра облаченный в армидейский плащ с накинутым на голову капюшоном Рурхан или его тело управляемое чем-то иным, тяжело переставляя ноги, обливаясь потом от тяжести каждого шага, медленно следовал или следовало по пути к центру города. С тяжестью переставляя ноги, он или оно — неизвестное нечто медленно брело по пустому в такую рань зеленому парку, попавшемуся по пути. 'Стоять!' — раздалось из-за спины. Из-под капюшона плаща посмотрев назад уставшим, измотанным, но все равно суровым взглядом он увидел нескольких вооруженных солдат. Еще солдаты повыпрыгивали из зеленых заграждений по бокам и впереди. Его окружили. На него смотрели десятки наконечников копий и готовых сорваться из луков стрел. В небе взмахами своих крыльев нагоняя ураган зависла огромная крылатая тварь, похожая на черную летучую мышь. 'Руки вверх!' — снова раздался крик старшего из окруживших солдат. Тело Рурхана, будто марионетка управляемая кем-то подняло руки над головой. Один солдат приставил лезвие меча к его горлу, пока другой за спиной одел наручники.
Спустя десять минут тело Рурхана управляемое кем-то иным, поэтому с руками в наручниках за спиной, под конвоем из десятка солдат вели по коридорам подземных бункеров военной зоны Армидеи. Его завели в пустую комнату с большим зеркалом вместо одной из стен. Перецепив наручники, так чтобы они были спереди, его усадили в единственный стоящий в центре этой пустой комнаты стул, железный, прокрученный к полу. Все солдаты вышли из комнаты, оставив его одного в наручниках сидеть перед огромным зеркалом.
— И так кто вы? — огласил комнату голос, донесшийся из громкоговорителя, весящего у потолка над зеркальной стеной.
— Сначала скажите кто вы? — удивленно изучая наручники, кто-то грубым и строгим тоном голоса Рурхана ответил из его тела.
— Я генерал Наваро, начальник охранно-пограничной службы, — после паузы недовольно раздалось из громкоговорителя. — Теперь кто вы такой?
— Меня зовут Нахирон. Я странник, пришедший из глубин вселенной, которая зовется человеческим сознанием, — глядя на свое отражение в зеркальной стене ответил он. Хоть он и выглядел бледным и уставшим, с его висков еще стекали капли пота после проделанного с трудом пути, однако его глаза таили в себе напряжение, суровость и даже какую-то злобу, вернее отсутствие эмоций.
— А где же Рурхан. Что стало с ним?
— С ним все в порядке. Он здесь. Мы с ним одно целое. Для вас он просто спит. Я мог бы дать ему слово. Но зачем? Зачем устраивать весь этот цирк и впутывать его в наш разговор.
— Куда вы направлялись, когда мы вас задержали. Что вы хотели совершить?
— Сюда. В эту комнату. Я хотел поговорить с вами. Кто дал вам наводку? Откуда вы узнали обо мне?
После нескольких минут молчания, дверь допросной камеры отварилась, в нее вошли два генерала полностью вооруженные, в бронекостюмах и девушка, по всей видимости психолог, держащая в руках папку досье на Рурхана. Все принесли с собой стулья и уселись на них напротив него.
— Генерал Наваро? — уточнил он у севшего посередине темнокожего генерала в годах.
— Значит так, — нервно потерев лоб начал генерал, сидящий по центру в окружении своих помощников. — Меня подняли по тревоге в два часа ночи. Выдернули прямо из теплой кровати и сладких снов. Тревога была высшего уровня. Вся возглавляемая мною служба была мобилизована, прямо как в случае войны. По имеющейся информации в центре города должен был появиться незнакомец, незваный пришелец извне, возможно представляющий опасность. Мы сейчас находимся в городе крепости, сюда невозможно проникнуть без моего ведома. Я в курсе обо всех гостях из внешнего мира находящихся здесь. Я ума не мог приложить, кто и как мог проникнуть за армидейские стены. Изнервничался весь, едва ли ногти не грыз, гадая, кто же это может быть, и насколько этот кто-то может быть опасен. И к чему все это свелось? Мы просто задержали какого-то чудика страдающего раздвоением личности!
— Зачем вы меня унижаете...
— И что самое главное во всем этом абсурде. Кто выступил инициатором тревоги? Дух, понимаешь?! Дух — наш великий мудрый разум всегда направляющий нас, вдруг испугался чего-то и всполошил нас всех. Впервые за все время, что я служу, случилось подобное. То есть получается, ты собой встревожил не кого-то там, а лично Духа. И теперь я еще раз спрашиваю: кто ты нахрен такой? — раздраженный злой генерал реэртон (артэон всегда живущий в разумной гармонии со своим злом) не скрывал своих эмоций.
— Спокойнее, тише, — девушка психолог тормозила генерала.
— Значит, это Дух затеял такую важную встречу. Значит, он опасается по поводу меня. Опасается, потому что не понимает, не видит кто я. Я бы сказал это своего рода комплемент в мой адрес, — не спеша отвечать неизвестный гость как будто специально злил генерала. — Не бойтесь товарищ генерал, я не причиню вам вреда. Ни вам, ни кому бы то еще в хранимом вами городе. Я существо новое разумное, неразумных поступков я совершать не стану.
— Я повторяю...
— Не трудитесь. Я все понял. Теперь по порядку. Я не являюсь результатом психической аномалии, я это не личность, сотканная обезумевшим разумом пытающимся сбежать от реальности, — говоря, он исподлобья смотрел на генерала. — Я полностью новое существо. Разум человека подобен вселенной, проникнуть во все его закоулки, а уж тем более, полностью его понять даже Духам не под силу. И вот откуда-то из этой глубины и вышел я. Согласен, я не могу полностью отвечать критериям жизни, ведь у меня нет своего собственного тела, мне приходится теснить Рурхана. Все шаблоны рано или поздно приходится ломать. Я первое новое самостоятельное существо, родившееся неестественным непрямым образом. Появившееся на базе уже существующего организма.
Я зародился как последствие трагедии пережитой моим погибшим прообразом в Мерзлом лесу. Мой прообраз... прошу прощения Рурхан, оказался в безвыходной ситуации. Он был слаб и не смог выстоять перед тяжестью сложившихся обстоятельств. Единственный выход, который нашло его измученное сознание это самоубийство. Он повесился посреди своего разрушенного дома. И фактически он умер, навсегда остался в той петле, дальше был уже только я.
Более детально. Мой прообраз был настолько слаб, что даже повеситься нормально не смог. Его мозг от недостатка кислорода погиб в этой неумело скрученной петле, в то время как тело продолжало жить несколько мгновений, это была своего рода клиническая смерть. И тут произошло не иначе как чудо. По-другому описать свое появления я не могу. Когда мозг погиб вдруг неожиданно душа дающая жизнь, заточенная в номосферу на время жизни организма, в силу каких-то необъяснимых причин внезапно ожила, осознала саму себя как самостоятельный разум, не покидая телесной оболочки. Душа — высший разум, пришедший из высших миров, пробудился внутри тела, осознал себя самостоятельным существом, не покидая этой реальности. Мне кажется, что подобное чудо стало возможным благодаря тому, что мой прообраз не был человеком, он был номаком. Его душа из аморфной растворенной в пространстве ауры была трансформирована в номосферу — вполне реальное физически ощутимое состояние, своего рода новый орган, находящийся в теле. Поэтому душа, представленная в виде вполне реальной осязаемой номосферы, просто ожила внутри тела, когда телесный разум умер. Нервная система не функционировала, мозг погиб, я смотрел на мир глазами своей души на протяжении нескольких мгновений, мой чистый разум ничего не ограничивало. Я почувствовал себя богом.
Возможно впервые за существование всего сущего, душа не покидая тела, осознала саму себя как самостоятельное живое существо, при этом оставаясь в пределах этой физической реальности. Слышали эту бредовую теорию про то, что если душа не дай бог, не покидая пределов мира физических тел, то есть нашей реальности, вдруг разумно осознает саму себя как самостоятельное живое существо. То тогда когда рухнет главный из заветов божьих по идее все сущее должно разрушиться, верх станет низом, в общем, наступит полный тотальный коллапс. Так вот это все полный бред. Я это официально заявляю. Я был душой, ощущал мир, смотрел на него, будучи чистым разумом на протяжении нескольких секунд и мир еще цел. Никакого коллапса не случилось. Духи все врут. Разумный вопрос: зачем?
Выбирая между погибелью тела, последующей свободой, высшим миром и этой... 'реальностью', я все же решил остаться. На самом деле ситуация сложная, этот мир как всегда вопит нуждаясь в спасении и я решил остаться, помочь, раз уж появилась такая возможность, попытаться хоть что-то исправить. Обрести свободу от тела я всегда успею. Пустив в тело небольшой импульс, разогнав оставшиеся силы, я сумел дать этой смертной оболочке вторую жизнь. Первым заработал мозг, и пока нервная система 'спала' я решил сам себе с ноля прописать идеальную лишенную изъянов приспособленную для этого мира личность. В этом мое отличие от психических аномалий и 'чудиков с раздвоением личности' господин генерал. Я не хаотичное порождение больного ума, а осознанно разумно прописанная личность, искоренившая в себе все слабости прообраза. Только вот создал меня не бог и не законы вселенной, я сам создал себя. Поэтому я абсолютно новое неведомое этим миром существо, появившееся вопреки общим законам зарождения жизни.
Затем появился пульс, встрепенулась нервная система, тело ожило, душа встроилась в организм и снова угасла, я стал всего лишь человеком, но уже необычным. Единственной проблемой была петля, в которой висело тело. Пребывая без сознания, сам из нее я выбраться не мог. Тут на помощь пришел друг Джейсон. Он вытащил меня и вот я здесь, — он говорил грубым тоном, с полностью лишенным эмоций, холодным каменным лицом.
Доктор психолог сидела в шоке, не зная, что сказать, второй генерал, относясь к сказанному скептически, откинулся на спинку кресла. Генерал Наваро оглядев товарищей, понял, что кроме него некому продолжать этот безумный разговор.
— То есть, по-вашему, вы сейчас как бы, не просто человек. И что вы умеете, в чем ваша особенность. Вне фантазий? — относясь к нему как к умалишенному, спросил генерал.
— Во мне раскрыты все возможные силы человеческого тела. Никакой магии, только заложенные природой сверхъестественные силы человека, для раскрытия требующие искусственного вмешательства. Телепатия, телекинез, пирокинез, как вы это называете. Все силы, природой вложенные в глубины любой разумной сущности, просто прибывающие в зачаточном состоянии до искусственного вмешательства, во мне же все это раскрыто. Когда я был сверхразумом заточенным в теле, я над своим телом поработал. Моя душа, заточенная в номосферу, и есть тот самый искусственный источник, на который я опираюсь при использовании силы. Сейчас мне о своем потенциале судить сложно, ведь пока я слаб.
Для сравнения, чтобы вам было понятно. Суперномы, вы слышали о таких существах ходивших по этому миру в глубокой древности? Номаки некогда созданные Духами на основе идеи свободных артэонов. Артэоны свободные от Духов. Номаки это те же артэоны, которым с рождения ничего не было дано, зато они все в себе могли раскрыть самостоятельно. Их совершенству не было предела, и некоторые номаки добивались идеальных результатов, полностью раскрывали весь потенциал жизни. Суперномы обзаводились силой невиданной, неподчиняющейся никаким законам и даже бросали вызов Духам. За что их, наверное, и уничтожили. Я можно сказать последний суперном. Кто знает, может среди тех великих мастеров древности, и были подобные мне. Может быть, были до меня номаки неудачно покончившие жизнь самоубийством? Просто некоторые заинтересованные в этом силы стерли все легенды о них, об их истинной природе. Я не психопат товарищ генерал и главное доказательство это особое внимание Духа к моей персоне. Был бы я простым шизиком, ваш высший покровитель меня бы не испугался, — от Рурхана в этом суровом лишенном эмоций существе не осталось ничего. Даже выражение лица полностью изменилось.
— То есть если я все правильно понял вы какое-то там сверх существо. 'Последний суперном'? Но если вы так сильны тогда почему вы здесь и в наручниках? — услышав о суперномах, генерал стал серьезней вести разговор.
— На практике всегда случаются ошибки. В момент зарождения я не учел все погрешности. Поэтому столкнулся с некоторыми просчетами. Как оказалось корневая смена личностей, негативно сказалась на нервной системе. Говоря проще, нервная система была адаптирована под Рурхана, меня она не приняла. Войдя во владение своим телом, я не смог им управлять. Это как после мощной перезагрузки — всю систему пришлось восстанавливать с нуля. Мне пришлось пережить период своеобразного взросления, пришлось с нуля научиться владеть своим телом. И все бы шло нормально, для обучения владения своим телом, для перестройки нервной системы под нового пользователя мне бы хватило пары дней, но тут вмешались ваши врачи. После доставки на базу Альфагейт тамошние медики, не сумев понять, что со мной происходит, поступили как обычно. Приняв мое состояние за психические осложнения, вызванные пережитым, они просто накачали меня наркотой до беспамятства. Погрузили в астрал. Естественно в таком состоянии я не мог нормально адаптировать это тело под себя. Мое 'взросление' затянулось. Лишь выйдя из действия препаратов, я снова начал восстанавливать контроль над телом, продолжил учиться им управлять. До сих пор я не могу полностью управлять собой. Испытываю небольшие трудности, но это ничего, дело еще пары часов я думаю. Самый главный просчет был не в этом.
При создании своей личности я исходил из идеала, основанного на отсутствии слабостей. Я взял за образец имеющуюся личность Рурхана и по ней как по шаблону прописал свою. И видимо я перестарался, — он замолчал, опустив глаза вниз, признавая ошибку. — В своем стремлении стать сильнее я добился идеала, фактически я стал подобным машине. И в этом вся проблема. Серьезно просчитавшись, я полностью лишил себя эмоций. В отличие от Рурхана я сильный, не имеющий слабостей, но при этом внутри пустой как машина. Нет в этом мире того что могло бы причинить мне боль. Я просто не умею чувствовать, переживать. Вот она моя проблема. Я не могу испытывать эмоции, я не чувствую в себе души. Я не могу быть живым. Если бы сейчас вернуться назад и исправить эту ошибку... я был бы полностью идеален.
После, поняв ошибку, я силой пытался заставить себя чувствовать, хоть как-то уподобиться живому существу, но все безуспешно. Глядя на ворота города, понимая, что нахожусь в шаге от столкновения с жизнью Рурхана, которую решил продолжать, я довольно-таки смешно тужился, пытаясь выдавить из себя хоть что-то человеческое. Снаружи это, наверное, выглядело смешно, но внутри это было больно. Дальше я прошел за ворота города и здесь для всех должен был стать Рурханом, тогда-то я и понял, что не смогу продолжать этот цирк. Я никогда не смогу быть им. Когда я столкнулся с ситуацией, где мне пришлось выражать эмоции, быть живым, я оказался в тупике. Я не желал выдать себя, я хотел продолжать его путь... смотреть на мир его глазами, чувствовать, что он чувствовал, но только не совершать его ошибок. Поэтому чтобы выкрутиться мне пришлось реанимировать личность Рурхана. Заблокировав отдельные фрагменты памяти, чтобы он не мог понять, что происходит, я вернул ему управление телом, а сам отошел на второй план и лишь наблюдал, за тем как он счастлив, как он пожинает плоды сладостной встречи после долгого расставания. Как ему хорошо и весело с друзьями, с любимыми, родными. Мало того что я вернул его погибшую личность к жизни так мне пришлось еще и уговаривать его. Хотя его по идее вообще больше не должно было быть. Я должен был заменить его, став идеальной его версией для всех. Но я оказался неполноценен как живое существо. В своем стремлении быть сильнее, и избавится от всех людских слабостей, я перестарался и уподобился бездушной машине. Я серьезно просчитался. Стремясь к идеалу, не учел главного.
— То есть вы полностью все контролируете. А как же Рурхан, что теперь будет с ним. Вернее что вы с ним сделаете в дальнейшем? — поинтересовалась психолог.
— Рурхан мертв. Он убил себя, засунув шею в петлю. Не сумев в виду своей слабости пережить гибель родных, он выбрал смерть. Он фактически отдал мне это тело. Его смерть дала мне жизнь. Я спас нас обоих. Мне кажется, я имею право на существование, — говоря он, пригвоздил свой холодный взгляд к этой девушке задавшей неудобный для него вопрос, чем сильно напугал ее. — Что это? Где это я?! — вдруг испуганно крикнул Рурхан неожиданно вновь овладевший телом. — Кто вы все такие? Что происходит? — кричал перепуганный Рурхан на доли секунды очнувшийся в теле. Затем он резко успокоился, будто выключился, его голова бездвижно повисла, на секунды он будто умер. Затем его голова начала медленно подниматься, его лицо вместо испуга вновь сковало холодное спокойствие. Произошла смена личностей, телом снова овладел Нахирон. Вновь посмотрев на перепуганного психолога своим холодным взглядом, он улыбнулся безо всяких эмоций. Это была своего рода шутка.
— Не делайте так больше. Не мучайте Рурхана! — резко набросилась на него доктор психолог, страх на ее лице сменился недовольством.
— Никто его не мучает. Не волнуйтесь, он не будет помнить об этом, — отведя взгляд от перепуганной девушки, он накинул на себя капюшон от армидейского плаща, в который был одет. Он скрыл лицо в темноте капюшона, чтобы не быть похожим на свой прообраз, чтобы собеседники глядя на него не видели в нем Рурхана, он изо всех сил пытался быть новым самостоятельным существом. Дальше разговор он продолжал глядя на собеседников из-под капюшона, что в дополнение к его холодному, лишенному эмоций голосу выставляло его чем-то зловещим, вопреки всем его убеждениям. — Видите с Рурханом все в порядке. Я могу вернуть его в любой момент. Но опять-таки, зачем вам весь этот цирк?
— Я понимаю, что это прозвучит глупо, — заговорил скептически настроенный генерал. — Но раз вы чуть ли не бог, продемонстрируйте нам свою силу. Сделайте что-нибудь!
— Товарищ генерал давайте не будем здесь разыгрывать спектакль, — заговорил он, не шевеля губами, телепатически посылая информацию им в мозг.
— Ладно! — поспешил остановить его генерал и снова откинулся на спинку кресла.
— И все-таки меня как ответственного за внутригородскую безопасность, прежде всего, интересует ваша мотивация. Зачем вы пришли, что собираетесь дальше делать. Что у вас на уме? — поинтересовался генерал Наваро.
— А вот это очень хороший вопрос. В чем смысл жизни человека? Вернее может ли быть смысл в человеческой жизни? Какого-то вселенского смысла, высшей цели в существовании человека я найти пока не смог. И не думаю что найду. Все мы живем просто, потому что родились. Но, так или иначе, в этом-то и смысл чтобы наполнить жизнь смыслом самому. Для человека единственным смыслом существования я вижу постановку и стремление к цели, благой, высшей, поставленной разумно и осознанно. Я основывал свою сущность на базе Рурхана и цель для своего существования искал в его жизни. Нет, конечно, я задумывался о 'карьере супергероя', образно говоря. Думал о том, чтобы попытаться силой, а если придется и насилием толкнуть этот мир в лучшую сторону. Хоть немного, хоть в какой-то отдельной части. Но все же пришел к выводу о бессмысленности этих идей. Я досконально изучил весь жизненный путь своего прообраза и увидел лишь единственную ценность, ценность высшую и неоспоримую. Ценность, претендующую на смысл существования. Это любовь, забота, душевное тепло — то, что дарует счастье — его семья, его друзья. Ни те 'холодные трупы', оставшиеся в Мерзлом лесу, а его настоящая семья, которую он обрел здесь. Вся та любовь и счастье что он нашел в Армидее.
Я видел его воспоминания о жизни, начавшейся среди артэонов, видел переполняющие теплые светлые чувства, что он испытывал и это прекрасно, — он снова замолчал, опустив глаза вниз. — Это то самое что в нашем сумасшедшем мире является безусловной высшей ценностью, то самое что достойно защиты и борьбы за это. Раз уж я решил продолжить жить его жизнью своей целью я определил заботу, защиту и обеспечение безопасности прекрасных существ подаривших ему любовь. Если учесть что все они часть Армидеи, то и защита этого города такая же моя приоритетная задача. Мы с вами служим одному и тому же генерал. Я ваш с потрохами. Как говориться: 'ведь в нашем мире никому недолжно быть больно, ни человечку, ни кошечке, ни собачке, ни какому живому существу' — простите за этот неуместный бред. Вот уж действительно словами ребенка трактуется истина. Надеюсь, мы здесь сидящие все это понимаем. Насилие — это самое неразумное расходование энергии.
— Но ведь вы не можете чувствовать а, следовательно, и жить среди нас. Не можете полностью заменить Рурхана. Ведь поэтому вы 'реанимировали' его личность, когда вернулись в наш артэонский мир и столкнулись с необходимостью проявления чувств. Ваш начальный план потерпел крах, что вы собираетесь делать дальше? — взорвав генералам мозг, поинтересовалась доктор.
— Да начальный план, как и начальные цели существования, оказались недостижимы. Но, не видя других приоритетов, я продолжаю придерживаться начальных ориентиров. Я пока думаю, что будет дальше.
— Но вы не сможете полноценно существовать... вы не сможете полюбить. То есть продолжить жизнь Рурхана став его идеальным воплощением как планировали вначале, вы не сможете и, следовательно, у вас не получится жить в нормально мире, то есть среди нас. Где гарантия, что вы не пересмотрите свои цели, изначально обозначенные как смысл жизни? Где гарантия, что в процессе поиска новых стимулов к существованию, более полноценно узнав наш сложный мир, вы не обернетесь против нас? — психолог общалась с ним на какой-то своей волне недостижимой для генералов.
— Я что, по-вашему, 'человек' чтобы обманывать вас? — с упреком он посмотрел на нее. — Подумайте сами, если бы я исходил из необходимости причинения вам вреда или вашего уничтожения, или хотя бы допускал нечто подобное в дальнейшем, зачем мне тогда весь этот цирк? — его лицо замерло в холодной суровости, губы не шевелились, но голос эхом раздавался в головах собеседников. Снова напугав девушку психолога и заставив напрячься генералов, он ловко, легким движением вынул руки из наручников. — Если бы я хотел вас уничтожить, то сделал бы это уже давно, — сказал он, демонстративно тряся наручники в руке. Дверь тут же отварилась внутрь вбежали вооруженные солдаты, но генерал дал им отмашку велев оставить их наедине. — Ваши бойцы очень нервные это, несмотря на ядовитый газ, за секунды поражающий мозг заставляя биться в конвульсиях. Газ, которым вы в способны моментально наполнить это помещение в случае необходимости, — он произвел впечатление на генералов, старший из них по фамилии Наваро даже улыбнулся. — Не пытайтесь обмануть меня, обвести вокруг пальца, или пытаться что-либо скрыть. В отличие от вас дети Духов мне открыты просторы всей Инфоматерии. Я вобрал в себя все сокрытые знания о вселенной. Я знаю и ведаю все об этом мире не меньше Духов.
— Так ладно, хорошо, — схватился за голову генерал. Внутренне он силой заставлял себя серьезно относиться к этой беседе. 'Это не шизик, это Нах... Нахирон. Был бы он простым придурком Дух не отреагировал бы так на его появление' — говорил он сам себе, даже не представляя, что собеседник в теле Рурхана видит все его мысли. Сознанию адекватного человека даже несмотря на все продемонстрированные фокусы, было тяжело смириться с происходящим. Все же живя в мире, где действуют Три Великие Силы, законы физической реальности смещаются на второй план и чудеса это норма повседневности — человек привыкает к подобному. Различные существа, пришедшие из иных миров, необычные неописуемые явления перестают восприниматься как что-то необычное, все сверхъестественное становится чем-то внезапным и пугающим, но все же естественным как, например внезапный шторм или иной чрезмерный каприз погоды для человека из обычного мира. Разозленное прерванным сном сознание генерала сломалось и вынужденно смирилось с необычной сущностью собеседника. Тем более что за время своих боевых командировок он повидал существ куда более необычных. — Ты обладаешь некими силами и при этом ты на нашей стороне. Ты не желаешь нам вреда и это хорошо. Уважаю твое здравомыслие и разумность господин Нахирон... надеюсь я правильно произнес. Но пойми меня. Каким бы крутым ты не был для меня ты всего лишь очередной камень, упавший в мой огород. Но раз уж ты теперь есть — ты моя проблема. Поставь себя на мое место! Что я должен с тобой делать? Я не могу выпустить тебя в хранимый мною мир. Поскольку, несмотря на все твои доводы, толком даже... не понимаю что ты такое. Какие возможны мои дальнейшие действия в нынешней ситуации? По идее в целях обеспечения безопасности я должен изолировать тебя. Ты согласен со мной?
— Отчасти да, действительно как для начальника, отвечающего за внутреннюю безопасность, для вас было бы наиболее приемлемым изолировать меня. Не вдаваясь особо в подробности закрыть меня в какой-нибудь глухой камере, изучать или просто погрузить в анабиоз и забросить в хранилище одного из подземных бункеров в военной зоне. А еще лучше уничтожить так ведь? — генерал, мастерски скрывая свои эмоции, промолчал, поэтому он продолжил. — Но это невозможно. Я отношусь к вам с пониманием, и вы меня поймите. Я не могу согласиться на такие условия. И если вы на них будите настаивать, я буду вынужден перейти с вами в конфликт. Я надеюсь, вы понимаете, чем это чревато для вас, артэонов Армидеи в целом и для тела Рурхана в особенности.
Я взываю к вам ни как к боевому командиру, выполняющему обязанности, а как к человеку... вернее артэону, но какая разница? Прошу понять меня. Я существо свободное, я пришел в этот мир, чтобы полноценно жить среди вас и, продолжая жизнь своего прообраза быть частью разумного общества артэонов. Я хотел жить среди вас и помогать вам решать ваши проблемы. И ни в коем случае не конфликтовать с вами. Да согласен, на практике возникли определенные проблемы. Я сам того не понимая создал себя неспособным чувствовать, что сделало невозможным мое полноценное существование среди вас. Но ведь я вернул Рурхана, не в силах исправить ошибку я приспособился. Я все равно придерживаюсь начальной цели своего прихода в этот мир. Хотя бы просто, потому что на данный момент других возможных целей я не вижу. Возможно, со временем они появятся и тогда я сразу дам вам знать, и возможно в дальнейшем просто покину ваше общество. Но пока я намерен придерживаться начальной цели оставаясь среди вас. Я и Рурхан будем единым целым, будем гармонично существовать в одном теле, разделяя этот мир пополам. Все будет хорошо, никто из посторонних ни о чем не узнает. Безопасность внутреннего мира я не потревожу. Кстати говоря, о внутренней безопасности Армидеи. Вам товарищ генерал сейчас не обо мне беспокоиться надо, так ведь?
— О чем это вы?!
— Я говорю об угрозе пришедшей извне в беззаботный и радостный мир Армидеи, — этими словами он серьезно взволновал генералов. — И мы с вами господа военные прекрасно понимаем, о чем я говорю? — Девушка психолог в легком недоумении нахмурила брови. — Чудовище, которое маг Фросрей на днях привез в Армидею, — увидев высокую озабоченность в лице генерала Наваро, он обращался теперь только к нему. — Мы с вами господин генерал оба прекрасно понимаем, что этот монстр прямая угроза внутренней безопасности. Это проклятие оставленное Духом и подхваченное на крыльях Тьмы. Его невозможно убить, и с ним нельзя договориться. Им движет лишь безумная неописуемая жажда крови. Вопрос только в том, когда он выйдет из-под контроля старого обманутого Тьмой мага. Вся эта начальная возможность власти над монстром это просто ловушка, часть хитрого плана, цель которого запустить это зло в ваш город, открыть ему доступ за стены Армидеи. И тут бессмысленно уповать на защиту Духа. Свет Духа как некое поле защищает ваш город лишь от призраков, проклятий — нематериальных, бестелесных представителей мира Тьмы. Полтергейста или говоря нормально домового. А также от индивидуальных сверхъестественных способностей некоторых из обитателей темной стороны нашего мира. Как говорится: каждый демон в Свете Духа становится смертным. Свет Духа хранит вас только от нематериальных форм проявления Тьмы, которыми загажен весь мир вокруг. От тварей заключенных в стабильные физические оболочки — имеющих плоть и не имеющих сверхъестественных способностей Свет Духа не поможет. Вы сами должны защищать себя от таких порождений Тьмы. Для этого есть армия и прочные высокие стены. Но вот незадача, одну такую очень опасную свирепую неостановимую тварь вы сами на днях запустили в свой мир. Сами запустили смерть внутрь своих стен.
— Я его, что ли запускал! — повысил тон генерал Наваро, в словах Нахирона услышав свои страхи. — Была бы моя воля эта тварь, как и притащивший ее маг! Тоже, кстати, пришедший извне. Все бы они убирались отсюда. Если бы это зависело от меня, этой твари бы здесь не было!
— Так или иначе, неважно почему, но мы имеем то, что имеем. Проклятие Таргнера сбывается. Монстр внутри. И скоро публика, эта безумная толпа полюбит его. Вопреки мнению и предостережениям, таких как мы с вами, все привыкнут к монстру. Все позабудут о его опасности и вот тогда, он нанесет удар.
— Это все понятно, но зачем вы об этом говорите? К чему-то клоните или просто издеваетесь?!
— Вот это разумный вопрос, конечно постановка не совсем правильная, но да ладно. И я жду этого вопроса уже долго. Цель моего прихода к вам это защита, защита вас от надвигающегося зла. Я видел мир, как видят Духи, пусть и недолго. Будучи высшим разумом, ненужно обладать даром ясновидения, чтобы знать, что случиться завтра. Этот мир, несмотря на первичное ощущение хаоса все же безумно предсказуем, существует по четким законам, которых несчетное количество но, все же зная и учитывая их все, можно видеть все наперед. Глядя на мир глазами своей души — чистого разума, так как смотрят на мир Духи — я видел исход этой истории. Я не могу сказать вам конкретно дату и время, ведь я не ясновидящий, но это случится. Монстр выйдет из-под контроля. И вы отдельно взятый генерал, как и другие сохраняющие благоразумие военачальники не сможете образумить гражданскую общественность, одуревшую от стабильности и благополучия. Но роковой час придет и поэтому Армидея в большой опасности. Монстр освободится, и вы останетесь одни перед его силой и нескончаемым безумием. За грехи, свершенные вами, Дух отвернется от вас. Никто вас не спасет, никакая помощь не явится с небес. И единственные кому по силам хоть как-то смягчить неблагоприятные последствия это такие как мы с вами господин генерал. Но у нас мало времени, нужно поторопиться.
— Скажите конкретно: чего вы хотите?
— Зачем я пришел сюда? Я предлагаю вам свою помощь в борьбе с надвигающейся Тьмой господин генерал. Но только сначала мне нужна помощь от вас.
— И что вам нужно?
— Я могу бесконечно много, но сейчас я слаб. Даже мое тело еще не полностью подконтрольно мне. Сейчас запертый в этом теле внутри я как ребенок, я недавно родился и только начинаю жить. Мне нужно время чтобы вырасти и все необходимое, чтобы набраться сил, то есть в полной мере овладеть своими способностями. Мне нужно время, место и все прочее необходимое для раскрытия своих возможностей. Не хотелось бы убегать в горы и там, среди чистого воздуха, дождя и ветра познавать свою мощь. Как древние мастера суперномы в этих дурацких легендах, написанных на восточный лад. Мне хотелось бы все сделать в спокойной обстановке, здесь под вашим контролем разумеется. Я сейчас как кокон, которому нужно раскрыться, мне просто нужны соответствующие условия.
Я смогу раскрыть все свои силы, познать все возможности человеческого тела и тогда стану непобедим. Как номаки древности, раскрывая свой потенциал, возвышались над всеми смертными, становясь суперномами едва ли не богами воплоти, также и я смогу пройти по их пути. Моя мощь будет неописуемо велика и в отличие от вас — артэонов, мои силы не будут зависеть от воли Духа. Я стану сверхчеловеком навсегда. И вся моя сила встанет на защиту мира артэонов. Я стану главным защитником Армидеи, во всяком случае, в битве с Проклятием Таргнера, а дальше посмотрим.
— То есть вы хотите, чтобы мы предоставили вам место, например спортзал! Ну и еще различный инвентарь, чтобы вы могли тренироваться, развивать свою силу. Я правильно понял?
— Нет, речь идет не только о раскрытии своей силы. Мне также понадобятся некоторые материалы. Редкие, сложные, изъятые из оборота магические и физические элементы. Я хочу изготовить себе уникальное оружие и снаряжение. Чтобы во всех отношениях стать лучшим воином на защите Армидеи. Воином, способным идти наперекор воле Духа, быть сильным настолько, чтобы действовать самостоятельно, — он заинтриговал генерала, которому не нравилось быть скованным волей Духа. — Мой разум мало чем отличается от сознания Духа, что и делает нас своего рода соперниками. Я имею доступ к Инфоматерии, ко всем знаниям, что оставили погибшие межгалактические цивилизации. Самые величайшие цивилизации из магических миров, канувших в лету. Оружие, основанное на магии не поддающееся описанию. Представьте, сколько всего я мог бы дать вашей оборонной сфере? Любые мои чертежи и готовые устройства вы присвоите себе и будите использовать по-своему усмотрению. Превратите меня в один из своих секретных проектов, думаю на это генерал, вашей власти хватит. Так вы официально оформите мое служение вам, и я обещаю, вы не пожалеете.
— То есть я должен помочь вам раскрыть ваш потенциал, помочь вам стать сильнее. Ну, предположим мы поможем вам. Но что будет, когда вы обретете силу, как я смогу вас контролировать. Где гарантия того что вы не развернете свою силу против нас?
— Кроме моих слов других гарантий нет, вы не сможете контролировать меня. Я существо свободное и готов помогать добровольно. Вы, похоже, не понимаете господин генерал. Вы все здесь в опасности и я единственный кто может помочь вам, кто реально владеет ситуацией. Поймите, я ни на чем не настаиваю. Если вы хотите противостоять этому злу в одиночку так и скажите мне, и я уйду без колебаний. Все равно я не могу жить полноценной жизнью, не умею чувствовать и никогда не смогу стать частью вашего общества как изначально хотел. Мне было бы более комфортно покинуть ваш мир и поискать себе жизни соответствующей моей холодной сущности. Может быть, участь вечного странника или изгоя — обитателя каких-нибудь пустых холодных гор?
Я мог бы уйти прямо сейчас, но я понимаю, что вы не устоите без меня. Я видел беззаботный год жизни Рурхана проведенный среди вас. Этот год был исполнен любовью, простым человеческим счастьем и теплом, что, к сожалению, нужно признать — редкость в мире в котором мы с вами вынужденно существуем. Через глаза Рурхана я видел множество прекрасных существ, добрых и сияющих, их жизнь не должна заканчиваться насилием. И разумно понимая сложившуюся ситуацию, я не могу уйти от вас в данный момент. Моя разумность обязывает меня остаться и помочь вам.
Так уж получилось, что на выходе вместо идеальной безупречной личности я получился холодной пустой машиной напрочь лишенной эмоций. В мире живых, где правят эмоции, мне нет места, нормальной жизни у меня не будет. Зато я потенциально идеальная машина для убийств, я кроил себя для жизни среди боли и ужаса — грубо говоря, для реальной жизни в нашем мире. Лучшее место для меня это, пожалуй, война — когда разумные законы перестают действовать и мир скатывается в безумие. В мирное время я не имею смысла. А у вас в Армидее, похоже намечается безумное веселье с кучей трупов и огромным человеком-волком. Ну, куда я уйду от вас? Я просто не могу упустить такую возможность испытать свои силы в схватке с равным соперником.
Господин генерал я просто пытаюсь помочь вам в противостоянии надвигающейся опасности. Даже если вы откажитесь для меня мало что изменится. Я покину вас и где-нибудь там, среди ветров все равно познаю свою силу и обрету мощь. Просто я уверен в том, что если этот процесс будет протекать у вас на глазах, под вашим полным контролем вы увидите, что я не представляю опасности для вас. Вы перестанете бояться меня и начнете относиться ко мне более спокойно. Давайте так. Я вас понимаю. Вас подняли посреди ночи и безумно встревожили. И вся эта тревога свелась к беседе с неким чудиком, речи которого больше похожи на бред сумасшедшего. Вы разозлены, разгневаны и для вас это просто безумный сон и вы не желаете воспринимать все разумно, вы просто устали и ждете, когда это все закончится. Поэтому чтобы не заставлять вас шевелить уставшими жаждущими сладкого сна мозгами в потугах принятия сложного решения. Давайте найдем с вами золотую середину. Давайте остановимся на том, что вы пока временно посмотрите на меня, я покажу вам что могу, и решение о нашем дальнейшем сотрудничестве вы примите со временем, а не сию минуту.
Думайте сами господин генерал, хранимое вами общество стоит перед лицом опасности, перед лицом погибели. Я всего лишь предлагаю помощь. Вы можете отказаться от моих услуг в любую секунду, хоть прямо сейчас и я обещаю, вы больше никогда не услышите обо мне. Или мы можем хотя бы попытаться установить сотрудничество. Поймите ситуацию всецело. Рурхана больше нет, теперь есть только я. Я не желал такого развития событий, как и своего прихода в этот мир. Но, так или иначе, я существую, и вам придется иметь дело со мной. Остановить меня вы не в силах, как и контролировать. Единственное что вы можете так это согласиться на мои услуги, пока я их предлагаю. Либо отпустить меня. Ну, также вы можете привести ситуацию к конфликту, и тогда мне придется продемонстрировать свои способности в их нынешнем состоянии. Посмотрим, что из этого выйдет, — своим холодным, лишенным эмоций взглядом он уперся в терзаемого сомнениями генерала.
Генералы не зная как быть переглянулись. — Но вы будите соглашаться или нет?! — резко напала на них девушка психолог, ей просто надоело сидеть и наблюдать за этими 'старыми пердунами', со страхом относящимися ко всему новому.
— Ну, хорошо, давайте пока просто посмотрим, на что вы способны. И если ваши силы действительно высоки, и если вы и в правду нечто новое способное пойти наперекор Духу, и заинтересованы в сотрудничестве с нами, то тогда может и подружимся со временем. Ведь как вы сказали вначале нашей беседы: мы с вами вместе служим одним и тем же целям.
— Вы должны будите проработать вопрос о месте и всем необходимом оборудовании, что потребуется мне в будущем. И если вы действительно согласны сотрудничать, то вам придется проработать этот вопрос уже до вечера.
— Почему до вечера?
— Не забывайте что на данный момент, для нормального артэонского мира я всего лишь раздвоение личности. Оставаясь среди вас, я должен скрывать свое существование. Никто из мирных граждан не должен знать обо мне. Не стоит тревожить спокойствие хранимого нами мира. Днями Рурхан будет жить этим телом, проживая счастливую жизнь за нас обоих. Я смогу быть активен лишь по ночам. Поэтому все наши совместные работы будут проходить в темное время суток, втайне от нормального мира. Давайте договоримся о встречи завтра в двенадцать часов ночи, в вашем кабинете.
— Не завтра. Послезавтра. Придется решить массу организационных вопросов, до завтрашнего вечера я просто физически не успею.
— Вам виднее. Но смотрите, времени у нас мало. Тьма ждать не станет, — пугал он армидейских военачальников. — Надеюсь, на ваше благоразумие и прошу отнестись к этому серьезно. Я с вами шутить не собираюсь. Отлично. Раз уж мы все решили то мне пора идти. Дома в постели мирно спит теплая красавица, мне не хотелось бы тревожить ее. До ее пробуждения Рурхан должен оказаться с ней рядом. Поэтому мне пора. Но прежде генерал, можно кое о чем вас попросить?
— Смотря о чем.
— Мне нужно убедить Рурхана в своей необходимости. Чтобы он тоже понял сложность ситуации и помогал мне разыгрывать этот спектакль. Для этого я хочу показать ему монстра.
— Фросрей сейчас работает над чудовищем. Вроде как изучает его. Я не могу вас к нему отвести.
— Отводить меня никуда не надо. Я сам проберусь туда, используя шахты вентиляции и прочие служебные коммуникации. Мне просто нужно ваше разрешение. Чтобы когда сработает система тревоги... если вдруг сработает система тревоги вы не тревожились лишний раз, зная, что это я, — этими словами он развеселил обоих генералов.
Торопясь чтобы успеть до рассвета он пробрался на дно военного бункера, где располагалась темница, в которой держали чудовище. Желая показать чудовище Рурхану, он тихонько отодвинул щиток, закрывавший смотровую щель в огромной двери темницы монстра. Монстр, сидевший у дальней стены, скрываемый темнотой, резко выпрыгнул в луч света прошедший через дверную смотровую щель. Чудовище со всей мощи врезалось в дверь, удар был такой силы, что стены и пол вокруг задрожали. Вновь и вновь ударяя в дверь, свирепо рыча, клацая огромными зубами, скребя острыми когтями, движимый с ума сводящим запахом знакомой плоти монстр бесновал по ту сторону двери. Все что отделяло от участи быть заживо разорванным на части это огромная могучая дверь медицинского склада. Рурхан замерев в ужасе, смотрел на огромного волкоподобного монстра, рвущегося со всех сил, чтобы уничтожить его. — Видишь Рурхан. Это Проклятие Таргнера, оно здесь чтобы уничтожить всех преферийских артэонов и свой кровавый поход оно начнет с Армидеи. От твоего друга в этом монстре не осталось ничего. Все что ты любишь в большой опасности. Теперь ты понимаешь, о чем я говорю? Я просто пытаюсь помочь и без твоего содействия не справлюсь, — звучал голос Нахирона в его голове. — Да, теперь я понимаю, — глядя в смотровую щель, ужасаясь монстру, произнес Рурхан. — Прошу сделай все, чтобы его остановить.
Рурхана разбудила ее рука, которой она его тихонечко приобняла. Открыв глаза, он оказался в теплой постели, под одеялом согреваемый теплом красавицы лежавшей рядом. С растрепанными после сна волосами, помадой, смазанной вчерашними жаркими поцелуями, теплая после сна и уже сразу улыбающаяся для него она была прекрасна. Не понимая толком, что происходит, но душой чувствуя нависшую угрозу после всего пережитого ночью, он крепко обнял ее. Она все хихикала и щекотала его, норовя выскользнуть из его объятий, в ее мире все было безмятежно. В то время как его мир весь сузился до невозможности окруженный зловещей темнотой. Будто резко пробудившийся от долгого сна, заново возвращающийся в жизнь, он не помнил ничего из произошедшего в Мерзлом лесу. Он помнил Фригнетские горы, колонну, идущую через Снежные Врата, а дальше все просто стиралось, до момента, когда он 'проснулся' посреди Площади Встреч. Ему сказали, что его память заблокирована для его же блага. Отсутствие воспоминаний предыдущих дней образовывало внутри пустоту, неполноценность, не давало в полной мере почувствовать себя собой. Вдобавок этот Нахирон вторгшийся инородным злом. Что он такое было неважно, главное, что теперь он фактически захватил его тело, сделав Рурхана лишь гостем. Он сказал, что это временно, что грядут темные времена, и Рурхану без него не выжить. Но взявший внутри в заложники Нахирон, отходил на второй план на фоне того жуткого чудовища в темнице. Глядя на огромного черного волка он внутренне почувствовал неостановимую смерть, ожидающее своего часа бессмертное зло угрожающее Армидее, следовательно, всем его любимым и родным. Основой для этого чудовища стал его друг Рэвул, которого, следовательно, больше нет. Осознание смерти друга в тисках усложнившейся до безумия жизни прошло как-то по дальнему краю, не вызвав положенной душевной боли. Что случилось с другом, какая участь постигла его родную Страну Волка, он не мог себе даже представить. Но все свои страхи он должен сдержать в себе, никто вокруг ни о чем не должен знать, таково было условие Нахирона. Несмотря на внутреннюю пустоту и нарастающий страх перед монстром, не понимая, кто он теперь такой, чувствуя себя припертым к стенке он все равно ей улыбался. Она тем временем ласкала его, намекая на продолжение наслаждения прошедшей ночи. Он улыбался ей в ответ. Главное что во всей этой окружающей темноте у него появилась возможность побыть с ней, учитывая ситуацию это было просто бесценно, и поэтому он просто поцеловал ее.
Рурхан прожил беззаботно и радостно два дня. Сковавшую его подавленность от гнета происходящего расщепляли потоки теплых эмоций, вызываемые временем, проводимым среди друзей, любимых, родных. Желанно или не желанно, но он снова был счастлив, несмотря ни на что, пусть и на считанные часы. Храня в себе тайны Нахирона, зная о грядущей опасности порой при взгляде на любимых у него проступали слезы, но он как мог, скрывал их, говорил, что что-то попало в глаз. Друзья зная о кошмаре который он пережил, видя что сам он ничего не помнит, аккуратно держа язык за зубами топили его в ласке, не оставляли ни на секунду. Старались относиться к нему только с пониманием и его необычное поведение списывали на последствие пережитого. Селину от него так и вообще теперь было не оторвать. Джейсон тоже успокоился. Вопреки своим переживаниям глядя в глаза Рурхана он снова видел своего настоящего друга, только в каком-то подавленном, тревожном состоянии. Тем более Кристина выслушав его опасения по поводу возможности того что в Рурхана могло вселиться что-то темное, назвала это глупостью. Джейсон внутренне понимал что Рурхан, в независимости от того что с ним в действительности происходило, сам был в опасности и вместо нелепых подозрений и опасений ему просто нужна помощь.
Вечером второго дня у Рурхана закружилась голова, едва добравшись до постели, он уснул мертвым сном. Селина прилегла рядом с ним. В двенадцатом часу, когда город погрузился в темноту ночи, пришло время Нахирона. Тихонько чтобы не потревожить спящую красавицу, он выбрался из ее объятий. Первым делом он устранил собаку. Подкравшись бесшумно к спящему Шатуну, как и в прошлый раз перед своей беседой с Рурханом, он передавил нервный узел на шее пса и тот уснул мертвым сном на несколько часов, так что теперь не один шум его не разбудит. Стоя у кровати в темноте некоторое время он наблюдал за тем, как она спит, слушал ее спокойное дыхание. Он аккуратно коснулся ее кожи, вдохнул аромат волос и вместо положенных теплых ощущений внутри почувствовал пустоту. Он видел, ему были ведомы все эмоции, приятные и теплые, которые Рурхану дарило ее общество, но сам он этого почувствовать не мог, внутри он получился пустым и безжизненным. Потерпев неудачу в попытке почувствовать себя живым, он по идее должен был разозлиться, прийти в ярость, но нет, даже гнев не мог заполнить его душу, он был полностью лишен эмоций, пуст как машина при этом ощущая мир как человек. И эту ошибку, допущенную при своем разумном создании, он был уже не в силах исправить, оставалось только двигаться дальше.
Облачившись для удобства в обтягивающий спортивный костюм из эластичных материалов, который здесь обычно одевают для занятий экстремальным спортом, он подошел к окну. Золотой город мирно спал, только слышались откуда-то снизу смешки гуляющей ночью молодежи. Для них он чудовище, нечто чужеродное, что никогда среди них не приживется, но все же он должен им помочь. Хотя зачем? Почему сейчас он должен помогать им? Изначально он желал, заменив Рурхана стать частью их мира, жить среди них, будучи сильным идеальным независимым в отличие от своего прообраза. Хотел подобрать осколки жизни убившего себя Рурхана и став лучше сделать все для того чтобы она всегда улыбалась. Он видел жизнь Рурхана, он знал как дорого счастье в этом мире. И пришел в этот мир, чтобы сохранить то счастье, что было обретено его прообразом. Но допустил ошибку. Желая сделать себя сильнее, он перестарался, не учел всего в столь короткий срок, что был ему отпущен в умирающем теле. В итоге все разрушилось в одночасье. Так зачем теперь в ущерб себе продолжать придерживаться начальных целей, зачем продолжать этот спектакль? Глядя на ночной город он не находил разумного ответа. Что-то неразумное двигало им. Хоть он и не мог почувствовать ее тепло в отличие от своего прообраза но, копаясь в его памяти, он видел, понимал, как она прекрасна и сколько сладости, счастья собой излучает. Что-то на границе эмоций и разума подталкивало его к действию. Что-то сродни ответственности. Разумно пытаясь все осмыслить, он приходил к выводу, что должен остаться, должен попытаться помочь им пережить надвигающуюся бурю. Иначе, бросив их, он себе этого не простит.
Под покровом темноты он прибыл в кабинет генерала, с которым договорился о встрече. Вместо ответственного за внутригородскую безопасность пожилого генерала Наваро, в условленном кабинете его ждал молодой полковник, которому было велено курировать работу с ним. Он к подобному повороту был готов и поэтому, пропустив мимо ушей, имя своего куратора, просто отправился за ним следом. Они на лифте спустились куда-то в глубину подземных лабиринтов под армейскими гарнизонами. За коридором заполненным десятком до зубов вооруженных солдат, стальных тонов лабораторное помещение, заполненное столами с микроскопами, различными непонятными приборами, устройствами для исследования человеческого тела. На одном из столов он увидел папку озаглавленную надписью 'Проект Нахирон', и если бы мог то улыбнулся бы этой нелепой, по его мнению глупости. Окружающие были настроены серьезно. Здесь его встретили несколько человек в белых халатах.
Его опять обследовали вдоль и поперек. Просветили на Зерцале Душ, работающем по принципу рентгеновского аппарата, собой представляющем небольшую похожую на вертикально поставленный гроб коморку со стеклянными стенами, а также взяли кровь на анализ. Только потом его пропустили в специальную тренировочную камеру. Огромное помещение похожее на большой спортивный зал, скудно освещенное несколькими лампами на высоком потолке. Под потолком одной из стен, похожая на большой скворечник была закреплена наблюдательная комната, за большими окнами которой сидели люди в белых халатах, приготовившиеся наблюдать и фиксировать что-то интересное. Наблюдателей он не ожидал. 'Я здесь как рыба в аквариуме', — оглядевшись, сказал он себе. Это странное помещение служило экспериментальной камерой для исследования эффекта новых формул военного стимулятора АА24Н6 солдатами в шутку названного 'прививкой берсерка'. Данный военный стимулятор, ну или волшебное зелье военного назначения как здесь говорили, в разы увеличивал физические способности человека, делая его сильным и выносливым как машина, что в бою позволяло добывать победу. Но по истечению срока действия препарата солдат на время ставший невероятно сильным и несокрушимым как машина, жестоко и мучительно умирал. Военные алхимики Армидеи вот уже не первый год бились над тем как сохранить жизнь солдата после окончания действия этого препарата, при этом без вреда эффекту этого незаменимого в бою волшебного зелья, чтобы сделать его использование безопасным и постоянным. Чтобы армия Армидеи могла выполнять боевые задачи без помощи Духа и без его одобрения соответственно. В плохо освещенных углах этого помещения лежали огромные неподъемные для человека стальные ящики, плиты и огромные шары, висели канаты, закрепленные к потолку, груши для битья, много килограммовые штанги и несколько беговых дорожек. Сделать испытуемый здесь препарат безопасным было не сложно, главная трудность заключалась в сохранении всех его свойств. Подопытным вкалывалась облегченная формула 'прививки берсерка', и после они демонстрировали свою физическую силу на инвентаре, которым была заполнено это помещение. До сих пор так и не удалось создать облегченную формулу препарата, так чтобы он давал нечеловеческие силы и не убивал солдата после окончания срока действия. Сейчас все работы в этом направлении были остановлены и это помещение передали под исследование Нахирона.
В первую ночь, он сел на пол, скрестив ноги под собой, и просто погрузился в свои мысли. Первым делом он занялся внутренним устройством. Ничего интересного не произошло, он просто сидел и медитировал, погрузившись в себя. На протяжении последующих двух ночей он продолжал сидеть в позе лотоса посреди отведенной ему камеры, погрузившись в самого себя, медитируя, не спеша, обустраивая свой внутренний мир, всецело восстанавливая контроль над своей сложной сущностью, заставляя зевать ученых за стеклом наблюдательной комнаты. На четвертую ночь весь инвентарь заполняющий углы тренировочной камеры: огромные стальные шары, плиты, штанги которые, демонстрируя свои силы, тягали испытуемые находящиеся под действием 'прививки берсерка'. Все это беззвучно поднялось в воздух. Будто в испытательной камере установилась невесомость. Огромные стальные кубы, сделанные из тяжелейшего металла, которые испытуемые двигали с трудом, несмотря на свой вес, просто парили в воздухе. Нахирон все также сидел в центре комнаты, сложив под себя ноги, закрыв глаза, просто погрузившись в свои мысли, в то время как тяжелые многотонные железяки парили в воздухе вокруг него как в невесомости. Наблюдатели в белых халатах ахнули за стеклом своего скворечника.
Дальше ему понадобился инвентарь посложнее. Силой мысли вызывая пламя, он сжигал деревянные предметы разной сложности. Заставлял сгореть кусок бумаги внутри маленького конверта такого же бумажного, без вреда самому конверту. Деревянный стол по его желанию стал пеплом за секунды. Вихрь самого настоящего огня по его желанию заполнял тренировочную камеру. Огненные потоки окружали, обвивали его, по его желанию некоторые из них будто оживали, как призраки носились по камере вопреки всем законам физики. Следящие за ним местные ученые, наблюдая его возможности, проникались страхом к этому существу. Их доклады о Нахироне заставляли начальство серьезно задуматься.
Дальше он предложил прекратить ночные исследования собственных возможностей и перенести все эти процедуры на дневное время. Проявляя своеобразную заботу о Рурхане, он понимал, что их общему телу нужен покой по ночам. Полковник, курирующий исследование Нахирона ранним утром пришел домой к Рурхану и сообщил его родным, что теперь их 'Рурханчик' стал частью секретного научного проекта. Но ничего страшного, причин для переживаний или паники нет. Жизни и здоровью Рурхана ничего не угрожает. Все это необходимо для блага Армидеи. Под свою ответственность полковник попросил родных отпустить их любимого Рурханчика. Попрощавшись с родными Рурхан, ушел следом за полковником. Привыкшие верить защищающей их власти родные Рурхана постарались ко всему отнестись с пониманием. Каждый день Рурхан как на работу шел к территории военных баз, где передавал управление телом Нахирону, который в своей тренировочной камере где-то в секретном бункере с девяти утра до пяти вечера спокойно занимался самосовершенствованием, познанием своей силы. Вечерами тело снова возвращалось Рурхану, он мог побыть с любимыми, мог спать по ночам и хоть во снах отвлечься от путаницы, которой стала его жизнь.
Теперь занимаясь развитием своей силы, исследованием своего потенциала спокойно под покровом дня, он достиг практически предела своих возможностей. Он познал законы воздушного пространства, каким-то образом синхронизировал свое тело с течением воздушных масс и научился буквально отталкиваться от воздуха. Отталкиваясь от воздушного пространства как от воды, он парил как в невесомости. Ловил равновесие, одной ногой стоя на лезвие вертикально поставленного меча. И все это через бесконечные медитации, часы, проведенные в погружении в себя. Он сумел приручить все законы физического пространства, без магии одной лишь силой разума он мог влиять на этот мир. Желая понять природу этого существа (понять, чтобы потом использовать, попытаться воспроизвести) артэонские ученые, сколько бы ни исследовали его, пытаясь найти ключ к его способностям, обнаружить что-либо, хоть какие-то отклонения, аномалии в мозгу, в нервной системе, так и не смогли добиться результатов. Ведь по идее его сила не объяснялась магией или иным сверхъестественным вмешательством, это были просто возможности, силы сокрытые в человеке, однако найти ключ к пониманию этой силы лучшие умы Армидеи так и не смогли. Необъяснимость его сил заставляла местных ученых следящих за ним спорить часами.
Пока за ним тщательно следили, изучали его, он начал ознакомление с оружием. Он ускорял в разы деятельность своего мозга, двигался быстрее, чем человек в десятки раз. Разгонял себя так, что его движения размывались в глазах, наблюдающих за ним. Глаз простого человека просто не поспевал за его скоростью. Из всего опробованного оружия, ему приглянулся легкий небольшой восточный меч. Это легкое оружие как раз подходило для его скорости.
Он занимался с безумным нечеловеческим упорством и рвением, как машина совершенно не жалея себя. Когда пытаясь поймать равновесие, ненадолго зависнуть в воздухе, он падал, сильно ударяясь о пол, на его лице не появлялось никаких эмоций. Даже боль воспринималась им хладнокровно без эмоций, как не более чем еще одна из реакций тела. Он просто поднимался и снова пытался повторить не получившийся трюк. Когда он уходил, спадало железное оцепенение, которым он сковывал себя, Рурхану доставалось уставшее, ноющее после титанических нагрузок тело. 'Потерпи это все временно. Все ради общего блага', — пытался успокоить он свой слабый прообраз. Рурхану приходилось привыкать и сквозь усталость улыбаться и вести себя как обычно, быть самим собой и не пугать любимых.
И вот он понял что готов. Теперь даже воздух вокруг него пульсировал от ударов его сердца. Его познание и овладение силой, потенциалом тела, закончилось схваткой. Его врагами, вернее учебным пушечным мясом стали зверосмешенцы класса пехотные ликвидаторы СУВ (сухопутное уничтожение врага). Сувы как называли их солдаты, это чудовища выращенные военными алхимиками в армидейских лабораториях. Ужасные твари, с двумя парами глаз, с чешуйчатой как у рептилий кожей, вытянутым длинным телом, представляющие что-то среднее между ящерицей и змеей, перемещающееся на шести лапах. Были созданы для простого физического уничтожения врага огромными когтями своих лап. Сувы были быстрее и сильнее человека в несколько раз. На поле боя они уничтожали все живое, что не обработано дружественными феромонами. Этих тварей нельзя было контролировать, они не выполняли приказов, они были созданы уничтожать все живое, что видели, вернее, чувствовали даже сквозь стены. После выполнения боевой задачи единственным способом остановки этих тварей было их уничтожение. Не умея контролировать этих опасных существ, правительство Армидеи хранило их только для целей обороны. На случай если наступит конец всему и Армидея окажется под угрозой уничтожения и уже будет нечего терять, вот тогда, по мнению армидейских стратегов этих тварей разумно будет применить. А так они просто дремали в своих инкубаторах в ожидании своего часа, как и другие чудовища порожденные армидейскими алхимиками. Во время испытания 'прививки берсерка', которое проводилось в этом испытательном комплексе, подопытные не только демонстрировали свои силы, тягая тяжести. Для полной демонстрации сил подопытного на него обычно натравливали Сувов, также поступили и с Нахироном. Из нескольких стенных люков испытательной камеры на него выпустили сразу несколько этих быстрых прытких тварей, которые машинально приняв его за цель набросились, пытаясь порвать его на куски. Своим легким мечом, изрядно забрызгав себя кровью, он перерубил их всех за секунды, сорвав овации наблюдателей в белых халатах и генерала Наваро пришедшего лично увидеть силу своего нового союзника.
Закончив с физическим совершенством, он решил проработать свое защитное снаряжение способное дать ему преимущество в предстоящей схватке с Чудовищем Таргнера — битвой, которой он оправдывал свое появление. Сидя посреди своей испытательной камеры, под наблюдением ученых прячущихся в своем скворечнике, на куске бумаги он подготовил чертежи и кое-какие наброски своего будущего облика. Оружие он решил себе не создавать. Своим наблюдателям он объяснил, что главным оружием видел свои собственные руки. Любое оружие может подвести, только руки всегда останутся при нем. 'Мне кажется, я достиг идеала, при котором все что попадет ко мне в руки, может стать оружием. Не хочу себя ограничивать, хочу оставить себе свободу выбора, — пояснил он своим кураторам. — Внешний облик должен быть таким, чтобы в случае выживания после схватки с чудовищем и продолжения своего существования он подходил для участи вечного странника'.
Материалы нужные для своего будущего костюма он выбрал редкие и дорогие, он понимал, чтобы их получить нужно что-то дать взамен. Давно следящего за ним генерала и напуганных им умников в белых халатах нужно было чем-то задобрить. Инфоматерия была естественным природным информационным пространством связывающим собой всю вселенную, все разумные формы жизни, созданным наверное самим богом. В ней хранились все знания, запечатлелись все мысли всех погибших и существующих великих цивилизаций. Артэоны благодаря Духам довольствовались лишь Инфосредой — маленьким кусочком Инфоматерии загаженным виртуальными развлечениями артэонской молодежи, для которой этот бесценный подарок Духов был всего лишь игрушкой. Нахирону была доступна вся Инфоматерия, он, как и знающие все тайны мира Духи, имел неограниченный к ней доступ. В глубинах вселенского информационного пространства он искал знания оставленные погибшими могучими цивилизациями из магических миров глубокой древности вселенной. Его интересовало оружие созданное магами из былых магических вселенных. Основанное на магии, новое — невиданное для этого мира и разрушительное. Оружие, наличие которого сделало бы войны бессмысленными. При помощи, которого можно стирать врагов целыми армиями в порошок без вреда окружающему миру, чего не мог дать не один из образцов, имеющегося сейчас у артэонов магического оружия массового поражения. Он сам понимал, как опасна его затея, как опасно доверять артэонам такие магические секреты, ведь неправильное использование такого оружия иногда приводило к гибели целых миров. С разумной точки зрения эти знания должны навсегда остаться забытыми. Но ему нужно было заслужить доверие артэонов, нужно было выторговать у них все необходимое, для этого взамен нужно было предложить нечто ценное. Выбрав наиболее безопасные и действенные варианты, он создал несколько чертежей, списков необходимых заклинаний и конкретных инструкций для создания орудий смерти. Он хотел созвать совет из ученых и военных Армидеи чтобы продемонстрировать им свою плату за предоставленные услуги, а также на деле доказать свое желание сотрудничать. Но никого созывать не пришлось, артэоны позвали его сами.
По решению генерала Наваро, пребывающего в беспокойстве после наблюдения за способностями Нахирона, была созвана специальная комиссия. Видные ученые, многие с волосами, пронизанными артэонской сединой, высшие военные стратеги, включая генерала Наваро, полукругом сидели перед Нахироном. По задумке это не должно быть похоже на суд, это должна быть беседа. Все они собрались здесь, втайне от Фросрея, чтобы скажем так 'узнать о настроении Нахирона', пообщаться с ним, попытаться лучше узнать о его будущих планах и намерениях. В общем артэонское общество еще раз хотело убедиться в его дружественности. Заданных вопросов уже не повторяли. Кто он такой и как появился, все уже знали из официальных докладов генерала Наваро и других ученых. Поинтересовались о его состоянии с самого его появления в этом мире, как он себя ощущает сейчас. Ему было предложено раскрыть тайну своего существования и попытаться ужиться среди артэонов в своем нынешнем состоянии. По его словам это было невозможно, это уже будет не то, на что он рассчитывал. 'Это разрушит жизнь Рурхана, уничтожит его как личность. Разрушит тот ценный мир, что я вызвался защитить. Напугает ее. В чем смысл? Уж лучше я просто покину вас. Уж лучше не будет никакого Рурхана'. Самый главный вопрос, что интересовал собравшихся, это предсказанное им восстание чудовища. Но ничего конкретного, ни причин, ни возможного времени, когда это случиться, он назвать не смог. Кто-то из присутствующих военных пояснил, что это невозможно. Фросрей якобы все контролирует, чудовище вот уже долгое время задействуется в боевых операциях за периметром, успешно устрашает Эвалту. От страха перед монстром в Эвалте впервые воцарился порядок. Ни что не предрекает беды. Во всяком случае, сейчас — пока Фросрей все контролирует отказываться от услуг этой машины убийств просто глупо. Изолировать монстра в глыбе льда и спрятать подальше они всегда успеют. Даже в случае спонтанного выхода монстра из-под контроля ущерб городу и мирным жителям будет минимальным. 'Чудовище заперто на территории военных изолированной от города огромными стенами, да и темница монстра это самая настоящая крепость' — пояснил очередной военачальник. Комиссия оценила все предложенные Нахироном чертежи и схемы создания мощнейшего магического оружия. Эти материалы были отправлены на исследование. Нахирону было решено оказать полное содействие. 'Я представляю собой силу человека. Хочу бросить вызов магии и всему сверхъестественному, что пронизало этот мир. Я на стороне людей и воплощаю в себе потенциал и возможности нас как вида. Наш общий враг он где-то там скрылся в темной стороне этого мира. И самое главное. Был бы я порождением Тьмы или нес бы в себе темные намерения, разве Дух позволил бы мне находиться сейчас здесь?' — такой успокоительной нотой он закончил эту беседу.
Все необходимое заказанное Нахироном свалили прямо в его исследовательской камере, темной и сырой, но для него ставшей практически родной. Он все также сидел погруженный в себя посреди камеры, скрестив ноги под собой пока листы метала, сами собой взмывали в воздух, раскалялись, принимали нужные очертания, спаивались друг с другом. Силой мысли он, не спеша и дотошно создавал себе свой костюм. Тут он решил кое-что позаимствовать у артэонов, зачем изобретать велосипед дважды? Он решил изготовить себе обычный бронекостюм органического типа подобный тем, что носили артэонские солдаты. Только немного особенный, более крепкий и мощный. Его наблюдателей очень заинтересовали чертежи и строение его будущего плаща. 'Это не будет просто плащ, это будут сложенные крылья. Ведь так свои крылья носят демоны?' — пояснил он. Все чертежи его костюма военные также забрали себе.
Так прошло несколько недель. Рурхан ради родных заставил себя ко всему привыкнуть. Но как бы он не старался полностью скрыть свои переживания, его внутренняя мрачность все равно проступала в их с Селиной маленьком мире. Казалось, все было как прежде, они друг другу улыбались, им было хорошо вместе, однако временами в воздухе ощущалась какая-то мрачность. Во всяком случае, Рурхан уж точно не мог полностью в их счастье раствориться. Она чувствуя что-то неладное с ним, не получая правдивого ответа, вместо этого в ответ слыша что все как обычно хорошо, старалась заласкать его, отвлечь от всех проблем. В этот период искреннего счастья между ними не получилось. Они друг другу улыбались, старались любить друг друга каждую свободную секунду, но в воздухе ощущалось что-то темное, нависшее над всем вокруг. Какая-то всепоглощающая мрачность.
Одним солнечным днем Селина как обычно увела его за собой погулять по лесу. Подобные мгновения сейчас были на вес золота. В его присутствии полностью, будучи самой собой, она много дурачилась, много смеялась, напевала всякие песенки и сколько угодно любовалась разными птичками и зверюшками. Он, утопая в ее ласке служащей наградой за 'хорошее поведение' с теплой улыбкой молча наслаждаясь, наблюдал ее глупости, шел туда, куда она его манила. Совершив подвиг, он достал ей диковинный цветок, волшебно выросший на высокой сосновой ветке. Она, набегавшись наконец-то без сил, упала на пушистую траву, Рурхан облокотившись о дерево, не сводил с нее глаз. Впервые за этот день наступил момент, когда он остался один на один со своими мыслями. Давно он не отвлекался от своих страхов и переживаний, снова вернуться к ним было невыносимо тяжело.
Глядя на то, как эта безумно любящая его беззаботная глупышка играет с собакой, он наполнялся страхом. В какой кошмар превратилась его жизнь? Он сам себя не контролирует, сам себе не принадлежит. В его теле поселилось нечто чужое, холодное и грубое и теперь оно здесь главное. Тот, кто назвал себя Нахирон — незваный гость, вторая личность, теперь он контролирует его тело. Теперь Рурхан даже сам себе не принадлежит, не может полностью отвечать за свои действия ведь незваное нечто, поселившееся в нем, может в любой момент взять его тело под свой контроль. Теперь он сам всего лишь гость в своем собственном теле. Не думая о себе, он боялся только за родных, и главное боялся за свою любовь. Вдруг он его руками причинит боль этой красавице, разом уничтожит всю его жизнь? Та самая 'вся его жизнь' сейчас висит на волоске и зависит от воли существа непонятно поселившегося в нем. 'Ведь я же больной психопат, у меня раздвоение личности, я сам себя не контролирую. От меня нужно держаться подальше. Все должны держаться от меня подальше! Я должен ей все рассказать. Нельзя допустить, чтобы ей было больно' — разрывался внутри Рурхан. Облик Нахирона мелькнул перед глазами. 'Ах да, ты уверял что не тронешь их. Но можно ли тебе верить?' — глядя в пустоту Рурхан обращался к своей второй незваной половине.
— Что ты там лопочешь?! — услышала его Селина. Вспомнив о своем любимом Мурханчике, она сразу тянула к нему руки, звала его поласкаться.
— Хотел сказать, ты прекрасна! — он улыбался через силу.
— Скажи, что больше никогда не бросишь меня, — боясь потерять его она, как ребенок прижималась к его груди.
— Обещаю, — целуя ее волосы, он обещал ей, ощущая себя лжецом и просто мерзавцем, чувствуя, как ком встает в горле, ведь внутри него зияла бездна пустоты. Он не контролировал себя, больше себе не принадлежал но, боясь разбить ей сердце, скрывал весь ужас своего нынешнего положения.
Временами, оставаясь один, он пытался вспомнить. Целый кусок был вырезан из его памяти. Он помнил дорогу в Страну Волка, но никак не мог вспомнить, что случилась по ту сторону гор хранящих Мерзлый лес. Что такого случилось там, от каких ужасов его отгородил Нахирон? Это частичное беспамятство нагоняло еще больше темноты в его мир. Друзья старались отгородить его от остальных, зажали его своим обществом в своеобразный кокон, в котором он не мог узнать правды о случившемся с его домом. Если даже Рурхан и улавливал какие-то обрывки скрытой от него тяжелой правды, то тут уже вмешивался Нахирон, удаляющий из его памяти ненужные фрагменты. Рурхан ходил чистый как лист бумаги. Сейчас было не время для раскаяний и душевных мук, время для этого еще наступит.
Самым странным было поведение правителя Кратона и вообще всей армидейской власти, которая о Рурхане позабыла. Его прошедшего через ужас в Мерзлом лесу, обычного жителя Армидеи, не являвшегося солдатом, ласковое артэонское общество по идее должно было встретить отдельно, особенно. В лице представителей высшей власти попросить у него прощения за все случившееся, пожалеть его, помочь восстановиться после пережитых травм. Но о нем совершенно позабыли. Все из-за того что правитель Кратон видевший души своих подопечных знал о происходящем с Рурханом и велел своим министрам пока о нем забыть. Он ждал момента, когда с Рурханом можно будет объясниться.
Днями Нахирон, в темном подземелье под присмотром исследовал возможности своего тела, разума, овладевал ими, готовил себе внешний облик, в котором хотел предстать перед этим миром. Он созревал и становился все сильнее пока не пришел нужный час. Однажды ночью пока сознание Рурхана спало, а сам он видел сны, Нахирон овладел телом. На часах было начало второго часа ночи. Облачившись в спортивный костюм, он вышел через окно ее комнаты на четвертом этаже. Ночью он тайком проник в пустующую испытательную камеру проекта 'Нахирон'. Встав посреди этого темного пустого помещения, он осмотрел стены, ставшие для него родными. Здесь он стал самим собой, это темное пугающее место стало подобием его колыбели. Но это только начало пути, отправная точка. Закрыв глаза, он полностью сосредоточился, собрал все свои силы, так что воздух вокруг него загудел. Секунды затишья, а после все вокруг него начало рушится.
Обретя силу, он решил уничтожить место, давшее ему начало, решил стереть все улики, все следы своего существования. Стены огромной камеры обрушились, из прорвавшихся труб хлынула вода. Рухнула наблюдательная рубка, откуда за ним следили ученые. В лаборатории, где хранились все данные о нем, начался пожар. Он уже давно осилил способность проникновения в мысли других людей. Гипноз на расстоянии, телепатия. Он уже давно тайно управлял мыслями окружавших его артэонов, заставляя их совершать необдуманные поступки, заставлял их верить всем его словам. Готовиться к решающему в своем становлении шагу он начал задолго. Так, например все данные о его бронекостюме, все материалы о создании сверхмощного магического оружия которые он якобы передал артэонам в обмен на услуги с их стороны, все это хранилось в лаборатории отведенной проекту 'Нахирон'. Вмешавшись в сознания своих наблюдателей, которые думали, что все контролируют, он сделал так чтобы эти данные остались здесь и здесь исследовались, чтобы, когда придет время всех их разом уничтожить. Разрушение, вода и огонь уничтожили все данные, все сведения о секретном проекте в честь его имени. Как некоторые насекомые, пробудившись, разрушают кокон, он также разрушил вырастившую его испытательную камеру.
Он долго размышлял над дальнейшими действиями и с тяжестью принял это решение. Рассчитывая, что они поймут его, отнесутся по-артэонски разумно и не станут судить строго, он уничтожил все упоминания о себе. От грохота взрывов и разрушений в подземелье, где он разбушевался, уже спешили поднятые по тревоге солдаты. Он, тем временем сметая стены, направлялся к хранилищу, где созданный им костюм хранился. Одетый на манекен его золотистый как у солдат Армидеи уникальный бронекостюм ждал его. Не привыкший воздействовать на мир физически, силой мысли он спешно одевал костюм на себя. Пока он стоял на месте элементы его сложной брони сами облегали его тело, скреплялись между собой. Приняв свой облик, он быстро сбежал. Когда солдаты ворвались в разрушенную лабораторию, прорвались сквозь пожар и воду, затапливающую нижние уровни, обследовав все хранилища этого комплекса, они его не нашли. Поняв, что никакие материалы о секретном проекте и всех исследованиях не спасти военные покинули эту лабораторию и после ее помещения полностью затопили. Нахирон тем временем пробравшись по шахтам воздуховод, шахтам лифтов выбрался наружу и по крышам спящего города, отталкиваясь от воздуха и пролетая десятки метров, направился куда-то вглубь городских улиц.
Глубокой ночью, тихонечко дыша, в своей постели под теплым одеялом Фиалка, не ведая проблем как обычно крепко спала. Он проник в ее комнату через окно. Свою броню, довольно громоздкую чтобы не пугать ее, чтобы для нее все казалось сном, он прикрыл небольшим черным плащ-накидкой, свисающим от плеч до пояса, капюшон которого скрыл его лицо. Небольшой плащ нелепо немного прикрыл его грубую стальную броню. Шатуна он отправил в крепкий беспробудный сон, теперь даже не касаясь, просто на расстоянии протянул руку и велел собаке крепко заснуть. Теперь, наконец-то он полноценный и состоявшийся остался с ней один на один. В этой темной комнате больше ничто ее от него не ограждало. Он подошел к кровати и тихонько ее коснулся, она недовольно перевернулась на другой бок, он снова столкнулся со своей холодной пустотой. Снова убедился, что он не живой. Понимая, что не сможет понять ее ценность и красоту, ведя себя крайне неразумно, почти как человек, движимый чем-то не совсем осознанным он просто не мог развернуться и уйти. Поэтому продолжал этот бессмысленный спектакль. Он аккуратно ввел ей в шею дурманящий сознание наркотик. 'Селина' — отойдя от постели, тихо позвал он ее из темноты. Поднявшись в постели, она не понимала что происходит. В ее глазах все плыло, все казалось нечетким как очередной ночной сон. 'Я здесь' — донесся из темноты его голос. Она, немного испугавшись, замерла сидя в постели. В этом суровом низком голосе она не разобрала родные нотки. Протерев глаза, она разглядела темный силуэт, стоящий у открытого окна.
— Не бойся. Здесь нет ничего страшного, — сказал он.
— Кто ты? — замерев на месте от легкого испуга, тихонько шепотом спросила она.
— Думаю важнее не кто, а где. Где мы сейчас, по-твоему?
— Не знаю, — она огляделась. В ее глазах все плыло и расплывалось, окружающая темнота переливалась, будто потоки чернил. — В моей комнате. Но... все как-то странно...
— Как странно? — интересовался он, в ее присутствии стараясь говорить как можно мягче, нежнее, аккуратнее, будто боясь вспугнуть.
— Не знаю. Странно и необычно, будто это сон.
— Это и есть сон, обычный ночной сон.
— Ну а тогда кто ты? — под воздействием дурманящего сознание препарата легкий начальный испуг быстро выветривался и она постепенно расслаблялась.
— Не знаю. Это у тебя нужно спросить. Ведь это твой сон.
— А это случайно не страшный сон?
— Нет не страшный, а как раз наоборот. Один из тех снов, что после еще долгие годы вспоминаются приятно. Тем более. Чего боятся во сне, зная, что это сон? Ничего плохого здесь случиться не может. В любом случае все закончится утром, под теплым одеялом, когда солнце разгонит ночную темноту.
— Ну, тогда я тоже не знаю кто ты. Ведь я тебя не вижу, — свыкнувшись с тем, что это сон, спокойно зевнув, потянувшись, она еще раз протерла глаза. Решив встать, в наркотическом дурмане плохо управляя собой, будто пьяная, пока все кружилось в ее голове, босыми ногами она встала на ковер. Спустя секунды, все в ее глазах смешавшееся в кашу снова обрело черты. Он тихо подошел к ней и проникающий через окно свет уличных ночных фонарей, осветил его. Под черным капюшоном, голова накрыта стальным шлемом, верхняя часть лица скрыта черной маской. Он видел себя существом новым и не хотел, чтобы глядя на него окружающие видели его прообраз, поэтому и скрыл лицо. Вернее сделал себе новое лицо, скрыв его под черной маской, ставшей частью его внешнего облика, в котором ничего не должно остаться от Рурхана. Она замерла, не зная, что сказать, растерянно хлопая глазами, он чтобы ее успокоить опустился перед ней на колени. Несмотря на свою силу, мощь и полную свободу, вопреки всякой логике, здравому смыслу он приклонялся перед этой хрупкой девчонкой испуганно замершей перед ним в одной ночнушке. В чем был смысл этого, зачем он это делал, он не мог разумно объяснить себе. Его просто тянуло в эту комнату, с самого начала что-то неразумное необъяснимое толкало его к этому шагу.
— Ты какой-то страшноватый... — разглядев его, вновь замерев в легком испуге, тихонько сказала она.
— Страшноватый? Но это только внешне. Главное это что внутри — ведь ты сама так говоришь? Внутри я совершенно не опасен. Я твой неизвестный лучший друг. Для тебя, для вас — я дружелюбный и безобидный, — встав с колен, он подошел к ней вплотную. Почти голая, в одной легкой ночнушке держащейся лишь одной бретелькой за плечо, босиком она, не дыша замерла в его приближении. При попытке посмотреть на нее глазами Рурхана что-то дрогнуло внутри него. Какое-то фантомное осадочное ощущение встрепенулось в его внутренней пустоте, захотелось коснуться ее, вопреки пониманию невозможности попытаться еще раз почувствовать аромат и тепло. Насладиться ею, как и его прообраз. — Внутри я твой лучший друг.
— Ну, тогда ладно друг из сна! — вдруг неожиданно она подарила ему поцелуй. Она заулыбалась, ожила и вновь стала глупой беззаботной Фиалкой. — Извини, что испугалась тебя!
Он обнял ее за талью. На его губах осталось что-то приятное оставленное ее нежностью. Вот она в его объятиях, рядом с ним, но ничего не изменилось. Случилось то страшное, чего он можно сказать боялся. Это был единственный для него страх в этом мире. Он еще раз почувствовал пустоту в своей душе, столкнулся со своей внутренней неполноценностью. Несмотря на какой-то внутренний порыв, искреннее желание почувствовать ее, ощутить то приятное что заполняло Рурхана в подобные моменты, на его душе ничего не дернулось, внутри он был пуст. Он не Рурхан, он вообще не отвечает критериям живого существа, он не способен чувствовать а, следовательно, жить и в своей неполноценности он еще раз убедился. Это как, имея крылья прыгнуть с обрыва, в надежде взлететь, но вместо своей цели в небесах расшибиться о камни внизу. В очередной раз, потерпев неудачу пытаясь почувствовать себя живым, он должен был бы по идее разозлиться, почувствовать хотя бы гнев. Но даже гнева не было. Он не способен чувствовать, быть живым как бы не пытался. Он осознавал ее ценность и значимость, но почувствовать ее не мог, это было в какой-то мере больно. А она теплая и сладкая просто улыбалась, проводя рукой по его маске.
— Ты похож на моего любимого, — пролепетала она.
— Как скажешь. Ведь это твой сон. Я лишь плод твоего воображения, — не чувствуя гнева, не чувствуя ничего вообще, несмотря на внутреннюю катастрофу он продолжал отыгрывать эту сцену.
— А зачем ты пришел?
— Чтобы помочь вам. Защитить вас от надвигающейся опасности.
— Ты получается ангел хранитель?
— Как ты скажешь.
— А что мы будем делать? — сказала она, покинув его объятия. От действия препарата в ее глазах все плыло, в наркотическом дурмане ей хотелось двигаться, веселиться. Она закружилась, наблюдая, как комната вокруг нее растворилась, и она погрузилась в переливающееся облако, сияющее разными цветами. Ей это нравилось, она хихикала, кружась все сильнее.
— Пойдем, погуляем, — наблюдая за ней, предложил он. Ему понравилось просто на нее смотреть, просто изучать, наблюдать ее поведение, ее легкость, беззаботность. Это тоже что-то остаточное, что пришло от Рурхана, ведь он был его продолжением. Однако улыбки на его лице это не вызывало. Внутри он все также оставался холодным.
Взяв ее на руки, он подошел к открытому окну. Он аккуратно усадил ее на подоконник. 'Не бойся это всего лишь сон. Здесь нечего бояться', — успокоил он ее, когда она посмотрела вниз. Четырьмя этажами ниже сияла ночными фонарями пустая улица. Глядя в его знакомые, родные глаза она улыбнулась, дав ночному ветру растрепать себе волосы. Он оттолкнулся от стены, за его спиной раскрылись огромные черные неподвижные крылья. С огромными крыльями за спиной он завис в воздухе в нескольких метрах от нее, сидящей свесив ноги из открытого окна. В ее глазах все плыло, все происходящее воспринималось очередным нечетким сном. Даже его крылатую фигуру, зависшую в ночном мраке в паре метрах, она не могла четко разглядеть.
Оценив его во всей красе, поаплодировав ему, хихикая, она потянула к нему руки, требуя, чтобы он взял ее полетать с собой. Он взял ее на руки и, оттолкнувшись от подоконника ее окна, взмыл с ней в воздух. Его огромные крылья не двигались, они просто бездвижно висели за спиной. Крылья как воздушные шары, как некие полости, были заполнены чем-то, что делало его невесомым, давало ему возможность парить, зависать в воздухе. Чтобы перемещаться по воздуху с раскрытыми крыльями за спиной ему приходилось отталкиваться от чего то, порой даже от самой воздушной массы. Взмыв к вершине ее дома, он оттолкнулся от крыши, и они понеслись над ночным городом. Она, аккуратно удерживаемая в его руках, то пищала, то хихикала, все крепче и крепче прижимаясь к нему. Отталкиваясь от крыш домов, несколько раз взмыв выше облаков, к самой луне на километры над землей, оставив от Армидеи лишь маленькую точку и после, резко спикировав вниз заставив ее пищать, он носил ее над всем городом. Их небесную прогулку он закончил, приземлившись на вершину городской часовни — стоящей в центральной части города высокой башне на вершине с часами с четырех сторон.
Она никогда не забиралась так высоко. Весь город отсюда был как на ладони. Одурманивающий ее разум препарат также притуплял ее чувства холода и боли. Босиком в одной ночнушке летая над городом она не чувствовала холода летней ночи, наоборот ей было тепло и весело. Город внизу сиял огнями. Она подошла к краю, чтобы лучше все рассмотреть. Небеса в эту ночь были прекрасны. Помимо сияния звезд и полной луны небеса заполнил парад планет спутников. Помимо уже знакомых на небеса лениво выполз Планем — довольно крупный планета спутник, дальний как темно-зеленый Саптайн, но только черный, сожженный, будто кусок угля, с серебрящимися в свете луны прожилками льда. Пока она большими от удивления глазами любовалась видом ночного города под прекрасными лунными небесами, а ее сердце от возбуждения казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, он, оставив ее одну, остался за ее спиной в темноте.
— Иди сюда! — подозвала она его. Он тихо подошел и приобнял ее сзади. Ее сердце замерло от сильных крепких рук обхвативших талью, для нее это было необычным ощущением после мягких всегда ласковых объятий Рурхана. Не сводя глаз с ночного города, она благодарно ласкала щекотными поглаживаниями Нахирона, положившего голову ей на плечо.
— Если бы он осознавал, что имеет, — вздохнул Нахирон, не поднимая голову с ее плеча. — Селина, к сожалению, наша прогулка подходит к концу. Времени у нас совсем не осталось. Надвигается Тьма, — заставил он ее обернуться. — Я остался защитить вас и, похоже, пришло время. Ведь я, — несмотря на отсутствие эмоций, он улыбнулся, — ваш ангел хранитель. Пришло время, возможность мне оправдать свое появление, — едва он успел договорить, как город огласил звук тревожной сирены. Где-то вдалеке за городскими кварталами, за отделяющей город от военной зоны внутренней из трех оборонительных стен, раздался сильный грохот, будто что-то взорвалось. Откуда-то из-за стены с территории военных гарнизонов в небо устремились клубы черного дыма. Во всех домах и помещениях города все окна и двери с жутким грохотом начали задвигаться мощными железными ставнями. Город перешел на военное положение. — Он вырвался, — констатировал Нахирон глядя в сторону отделенных стеной военных гарнизонов, с территории которых в небо поднимался столб дыма.
— Кто вырвался? — встревожено крикнула она, пытаясь быть громче оглашающей город тревожной сирены. На мгновение сирена, предупреждающая об опасности, смолкла, чтобы своим воем с новой силой взорваться вновь. И в это мгновение город огласил чудовищный свирепый вой, получив ответ на свой вопрос, она испуганно прижалась к нему.
— Чудовище, опасность, беда, Тьма о которой я тебе пытался сказать. Теперь мне нужно идти, я должен сделать все, чтобы защитить тебя. Защитить вас всех. Да и тебе пора в кроватку. Сирена огласила город, на улицах никого быть не должно.
— Так ведь это же всего лишь сон!
— Разумеется красавица, для тебя это всего лишь сон. Я для тебя всего лишь мимолетное ночное видение. Но этому сну пришел конец. Если вовремя не проснуться этот сон станет страшным. Пришло время нам расстаться, — договорив, он снова опустился перед ней на колени. — Я долго размышлял по поводу своего дальнейшего существования. Я принял решение, что если выживу и избавлю вас от чудовища — я уйду. Покину вас, потому как по-другому не могу. Как бы я не хотел остаться рядом с тобой и всю жизнь хранить только тебя, я не могу. Я получился не умеющим чувствовать, не способным любить. Я физически не способен остаться среди вас. Поэтому я прошу. Знаю что для тебя это просто больной бред, но для меня это важно. Прошу тебя запомни этот сон, не забывай эту нашу встречу. Отпечаток в твоей памяти, пусть даже как мимолетного ночного видения — это единственное что может принести смысл в мое несостоявшееся существование.
— Хорошо, как скажешь, — растерянно поморгав глазами, ответила она, после улыбнувшись, погладив его лицо укрытое маской, как бы пытаясь его успокоить.
Он принес ее к окну ее комнаты. Тяжелую стальную пластину на время военной тревоги задвинувшую ее окно он заранее отодвинул силой своей мысли. Она перебралась на ту сторону подоконника, он остался за окном парить в воздухе.
— Все, возвращайся в постель, как следует, укройся и закрой глаза. Этот сон закончится, только если ты уснешь, — паря в воздухе по ту строну ее окна, говорил он.
— Прощай незнакомец из сна! — облокотившись на подоконник, она на прощание еще раз чмокнула его. Он, оттолкнувшись от стены, растворился в океане ночи. Селина как послушная девочка вернулась в свою кровать, закуталась в одеяло и не заметила, как погрузилась в настоящий яркий красочный сон. Железная пластина задвинула ее окно, завывание тревожной сирены оглашающей город, осталось по ту сторону, ее комнату заполнила тишина.
Разогнав по домам всех гуляющих ночью горожан, сирена успокоилась, все вокруг погрузилось в зловещую тишину. Окна и двери всех домов задвинулись стальными ставнями, улицы опустели, город приготовился к удару. Только солдаты — поднятые по тревоге пограничники группами прочесывали город, убеждаясь в том, что никого нет на улицах, что никому не нужна помощь. Где-то там, на окраине города за первой из трех оборонительных стен, на территории военных гарнизонов пылал пожар, в небо поднимались столбы черного дыма. Обретшее свободу чудовище уже причинило городу первый ущерб. Монстр все еще где-то там, среди огня, дыма и тел убитых им солдат.
Нахирон чтобы не быть замеченным прочесывающими город солдатами спрятался в тени под карнизом, на вершине одной из высоток в центре города. Перед ним возвышалась Башня Фросрея. В поле невесомости этого грандиозного детского аттракциона одиноко парили различной формы каменные глыбы, имитирующие собой астероиды, облака сладкой ваты, в ночи сияли сладкие леденцы, имитирующие звезды. Возможно, впервые эта громадная магическая карусель была пуста. Внезапно поле невесомости с грохотом заполнилось пламенем несущимся потоком снизу-вверх, все парящие в нем объекты, огромные имитации астероидов, включая крышу покрывая столб этого лишенного гравитации пространства парящую где-то высоко в небе, все разом сгорело и осыпалось пеплом. Поле невесомости исчезло, в центре некогда величайшего магического аттракциона для детей осталась только осыпаемая пеплом небольшая башня — апартаменты мага. Такое со своим творением мог сделать только создатель. Уничтожение Башни Фросрея для Нахирона стало знаком. Он скинул с себя черный плащ, которым для разговора с ней он немного прикрыл свою броню. В темноте закутка под карнизом крыши его уникальный внешний облик было не разглядеть. Больше не нужный черный плащ подхваченный ветром полетел вниз с крыши высокого здания. 'Подожди', — едва успел он сделать шаг к краю крыши, раздался богоподобный голос откуда-то из ночных небес. Понятно, это был Дух.
— Я могу все исправить. Остановить Проклятие Таргнера прямо сейчас. Пока есть возможность, потом ее уже не будет, — остановившись, глядя в ночные небеса ответил он.
— Если будешь действовать сейчас — ты все только испортишь...
Спустя несколько минут выломав ногой дверь армидейской башни Фросрея, внутрь нее ворвалась группа солдат. Топая тяжелыми ботинками, разъяренные морпехи по винтовой лестнице поднялись к его жилой комнате наверху башни. Выломав дверь комнаты, солдаты увидели мага. Дрожа как от холода, закутавшись в свой плащ белого мага, Фросрей, забившись в угол, сидел на полу. В руках он сжимал меч. Самый обычный наградной армидейский меч откуда-то со складов, такими одаряли отличившихся на службе солдат. Морские пехотинцы опешили, увидев своего мага-хранителя в таком состоянии. На письменном столе лежал его дневник.
Дневник Фросрея: Послесловие.
'Это мои последние слова, моя предсмертная записка. Способ хоть как-то оправдаться в глазах любимых мной артэонов, ну и немного мемуаров на прощание ведь полностью мою историю не знает никто. Имя мое данное с рождения забыто уже даже мной самим, да и это не имеет значения. В миру я известен как светлый маг Фросрей. Родился я множество сотен лет назад в черноземном районе в центре Межокеании в маленькой стране людей, что ныне уже не существует. В возрасте восьми лет, когда ярко начали проявляться мои способности, меня обнаружил светлый маг скиталец, передавший меня на попечение магического ордена 'Пламя Рассвета'. Это был орден светлых магов, ставящий своей целью охрану человечества от любых угроз исходящих от Тьмы, магии и Азуры.
Маги моего ордена действовали только на территории Межокеании и ставили своей задачей защиту только людей. Проблемы остальных рас нас не волновали, для этих целей существовали иные магические светлые ордены. Мы хранили людей только от проблем, возникающих от столкновения с паранормальным, потусторонним, мы не решали их внутренних противоречий, небыли миротворцами, не помогали предотвращать бушующие войны или их последствия. В целях эффективности маги моего ордена концентрировались только на защите людей от всего сверхъестественного, что пронизывает наш мир, в основном от проявлений Тьмы. 'Пламя Рассвета' был одним из сильнейших и крупнейших орденов светлых магов Межокеании, вот уже множество тысячелетий мои предшественники подавляли Тьму на территории этих обширных земель. Символом ордена был красный полукруг, от которого вверх расходились ярко красные лоскуты, олицетворяющий выходящее из-за горизонта рассветное солнце и расходящиеся от него во все стороны лучи. Всем служителям он наносился на плече в виде тату, также изображался на спинах белых плащей, что носили маги из нашего ордена.
Помимо Командного Совета мой орден состоял из двух крыльев. Инквизиционное крыло работало с людьми, населением. Занималось выявлением и уничтожением элементов Тьмы уже проникших в мир людей. Эти маги расследовали нападения на людей совершаемые разными тварями, выявляли среди людей одержимых и прочих безумцев 'продавших души' дьяволам Аэтхейла или из-за своего гнева и неудовлетворенности пожелавших слиться с Тьмой, получивших от нее крылья. Второе Ударное крыло ставило своей целью разведку, заблаговременное выявление и уничтожение представляющих опасность проявлений Тьмы. В этом крыле служил и я. Иерархия в ордене была жесткая. Дисциплина, подчинение Командному Совету, все как в армии. Люди любят все классифицировать и раскладывать по полочкам, чтобы было понятнее и проще. Но, по-моему, так только сложнее, ведь систематизированные общедоступные знания становятся обязательными для всех, ну или для большинства среди которого много тех, кому это совершенно ненужно. По классификации предложенной одним мудрецом желающим выделиться, а может и вправду кому-то облегчить жизнь, магические ордены подобные моему называли боевыми.
Меня не спрашивали, мне ничего не объясняли. В борьбе между светлыми и темными магами первые нашли меня раньше. Меня отмыли, чисто разодели и отправили учиться в магическую академию при ордене. Это было своеобразное кадетское училище, постепенно перерастающее в настоящую военную учебку. Никто не говорил мне о сложности устройства мира, мне просто показали, где черное, а где белое, где плохое, а где хорошее. Мне не давали права выбрать, меня просто воспитывали и обучали, выращивали из меня будущего бойца Ударного крыла моего ордена. Лишенный права выбора и фактически свободы я оказался в стане светлых магов. Свою собственную жизнь и счастье мне предстояло пожертвовать во благо укрепления стабильности и гармонии в мире. Немудрено, что это к лучшему, оказался бы я среди темных магов — меня уже давно не было бы в живых. Как темный маг, идя на поводу своих пороков и желаний, используя свою магическую силу лишь для улучшения собственной жизни наплевав на остальной мир — страшно представить в какое чудовище я мог бы выродиться. Ведь я никогда не отличался мудростью, да и чего уж там и умом тоже. Однако, несмотря на низкий уровень интеллекта, мои магические способности просто от природы были самого высоко уровня. Как говорили: магический источник в моей душе был в разы мощнее, чем у большинства. Такое бывает крайне редко, ведь сила мага в основном зависит от интеллекта. Но я был исключением. И без высокого ума и понимания своей абстрактной силы я был сильнейшим из магов, мне с легкостью и без напряга давалось большинство заклинаний. Но что касается самостоятельной разработки заклинаний, самостоятельного познания магии — с этим у меня всегда были проблемы. Мне повезло, у меня были воистину мудрые учителя и последующие наставники. Меня направляли в правильном русле, и вскоре я стал хорошим убийцей на стороне светлых магов.
Получив татуировку с восходящим солнцем на плече, став, полноценным членом ордена, не отличаясь мудростью и не особо задумываясь над моралью и сложностью мира, я с легкостью выполнял любую грязную работу. В какую бы материальную оболочку не вселились нематериальные сущности из Аэтхейла, я запросто уничтожал ее, даже если это был ребенок. Теория экзорцизма и возможность спасения души и тела человека в нашем ордене не приветствовалась. Мы были теми, кто действовали жестко и четко, сдерживали Тьму, невзирая на мораль и справедливость. И я стал главным орудием в руках своего ордена.
Но время шло. Я жил долгие века. Долгое время я наблюдал этот мир вокруг. Видел, как все меняется, не стоит на месте. И понимал что все не так-то просто, черное это не всегда черное как кажется на первый взгляд. Постепенно вопреки забитым в голову с детства представлениям о мире во мне формировались собственные взгляды и мысли относительно происходящего вокруг. Я начал проявлять собственную инициативу и не всегда слепо выполнять приказы. И все чего я добился так это повышения в иерархии ордена. Мои наставники не желали потерять надо мной контроль и поэтому решили подтянуть меня к себе поближе. Но даже близость к своим командирам не могла сдержать моих рассуждений, формирования моих собственных взглядов. Глядя на этот хаотичный мир, прибывая в постоянном недовольстве им, я позволил себе мечтать. В своих мечтах я с глупостью ребенка на полном серьезе грезил о новом лишенном мерзости мире, мире который можно было бы спасти от той бездны, в которую все катится вокруг.
Моя привычная на тот момент жизнь изменилась, когда после месячного отпуска я взялся за дело под кодовым названием 'Ортопс'. В материалах дела речь шла, об очередном представляющем опасность субъекте чье происхождение было неизвестно. Было неизвестно кто он и откуда. Нам так и не удалось установить к какой из Трех Великих Сил по своей природе он относится, нашими специалистами он был условно отнесен к Тьме. Ортопс это всего лишь имя, обнаруженное нами в документации другого более древнего магического ордена сталкивавшегося с этим существом множество тысячелетий назад. В более древних манускриптах, датируемых больше тридцатью тысячами лет, магами моего ордена также были обнаружены упоминания о нем, но только здесь его имя значилось как Трехликий. Сколько я знаю эту тварь его третьего лика так и не видел. Он одиночка, тень нашего мира — как он себя называл, желая выпендриваться в наших беседах.
Это существо ну или тварь как более правильно было бы его назвать, представляет собой слабое немощное тело покрытое наростами органического вещества. Эти наросты образуют собой некое подобие костюма или доспеха поддерживающего жизнь.
Его слабое болезненное тело, будто изуродовано чудовищной катастрофой, кожа бледная и иссечена шрамами, сам по себе он больше походит на труп. Я могу только догадываться о том, что с ним произошло. И это слабое нежизнеспособное тело заточено в некое непонятное для меня подобие костюма из необычного органического стекла. Я так полагаю, без этого костюма, учитывая слабость его тела, он бы не смог перемещаться, если вообще бы смог жить. Покрывающая его тело органическая броня вовсе не является хрупкой, наоборот она прочная и несокрушимая как сталь. Я зову ее стеклом только из-за того что она прозрачная. Его органический костюм, обволакивая тело, не является единым. Наросты органического стеклообразного вещества образовывают собой пластины, наросты, закрывающие отдельные участки тела, из-за чего его необычный поддерживающий жизнь костюм скорее напоминает некий стеклянный доспех, плотно скрывающий все тело. Цвет его необычной брони темно-красный, или кроваво-красный как он сам говорит. 'Цвет крови размазанной на сером полу' — так он однажды проболтался. Под прозрачным слоем красного 'стекла' его брони отчетливо видно его изможденное изуродованное ужасным разнообразием шрамов тело, слабое и немощное, будто мертвое. И вопреки истинному телу в своей броне он смотрится статно и даже грозно. Кроме лица все его тело укрыто этим стеклообразным веществом. На голове под красным подобием шлема из органического стекла не видно ушей, они будто отрезаны. В височной области вместо ушей из покрывающего голову шлема продолжающего его телесный костюм из органического стекла, торчат имитирующие ушные раковины длинные острые отростки.
О природе этого его странного костюма, как и о происхождении этой твари можно только догадываться. Естественно это что-то сверхъестественное, что-то дарованное Тьмой. В своем костюме он очень тяжелый. Чтобы не топать по земле своими облаченными в оковы красного стекла ногами, он носит сандалии со смягчающей резиновой подошвой, когтистые лапы скрывает под перчатками, а сам заворачивается в черный плащ.
Чтобы он там себе не выдумывал, каким бы суперзлодеем себя не ощущал, говоря простым языком, по сути, он всего лишь обычный террорист и в свободное время убийца психопат. Его мотивы это чудовищные неописуемые гнев и ненависть которые он испытывает к человечеству и всему живому. Им движет некая обида, помешанная с безумием. Причины его обиды на человечество можно только предполагать. Что с ним случилось, что превратило его в чудовище, жертвой какого кошмара он стал, учитывая, что его история берет начало десятки тысяч лет назад, это остается тайной. Сколько бы я не пытался вытянуть его на чистую воду во время наших бесед, все безуспешно. Он это очень хорошо скрывает или не помнит, потому что его человеческая память, вместив в себя жизнь длиной во множество тысяч лет, уже давно не работает. Или он просто боится что-то вспоминать. Не знаю, мне всего несколько сотен лет, а я уже, на полном серьезе почти не помню детства, маму, родной дом, и юношество, с каждым годом все это постепенно стирается из памяти. Слишком долгая жизнь превращает тебя в нечто серое бессмысленное, пустое существо без прошлого. Так или иначе, этот монстр, неважно кто он и откуда, но он есть и своим существованием представляет опасность, следовательно, кто-то должен его остановить. И, похоже, что этот кто-то это только я, других желающих не было.
Ортопс — сверхъестественная тварь, чья природа неизвестна, свою ненависть к человечеству которую он несет через тысячелетия, он вымещает в виде так называемых ударов — как он сам это называет. Его удары человечеству это, как правило, крупные злодеяния, акты его отмщения ненавистным людям. Он говорит, что не причиняет зла людям просто так. По его словам он просто обращает результаты грехов и ошибок смертных против них же самих. В своем воображении он видит себя неким теневым беспристрастным и жестоким мстителем, восстановителем жестокой справедливости, едва ли не божественной дланью воздающей смертным по их грехам. Но вне его фантазий, говоря простым языком, он обычный террорист. Совершает крупные теракты, убивает тысячи, сотни людей, а потом, как правило, залегает на дно на годы, десятилетия, он просто исчезает. Он сверхъестественное бессмертное существо, ему чужды людские потребности, он ничем не обременен, он может идти, куда глаза глядят или годами сидеть где-нибудь в пещере. И при этом он ненавидит все живое, жаждет какого-то только ему понятного отмщения.
Его мало интересуют простые люди, свой гнев он обращает в основном против артэонов, будто бросает вызов равному сопернику. Его враг на сегодняшний день это все мировое артэонское сообщество, по его мнению, воплощающее в себе все прекрасное, что в нашем мире есть. А эта озлобленная тварь естественно ненавидит все прекрасное. В его больных грезах артэоны как оплот света должны быть уничтожены и в мире не должно остаться ничего прекрасного. И в таком мире заволоченном Тьмой он больше не будет казаться уродливой тварью. Свои удары он совершает в хаотичной последовательности, в самых разных местах. Он долго выжидает, все тщательно планирует. Ему не нужна ни вода, ни пища, ни даже сон. У него ничего нет, он никуда не идет и никуда не спешит. Он просто скитается по миру. Единственное, что есть в нем так это неописуемое чудовищное безумие, что клокочет внутри, это единственное что им движет. Подобно тени, в облике случайного прохожего или бродяги он смотрит на жизнь вокруг, присматривается, вынюхивает, ищет почву для своего возмездия. Глядя на жизнь людей он подобно хищнику наблюдает за стадом травоядных со стороны, выискивая слабые места для нападения.
Последним его крупным терактом на территории Межокеании был взрыв Башни Содружества — небоскреба в центре Крейсфала одного из крупнейших артэонских городов. Теракт был совершен одним из артэонов-солдат затерявшихся в Малдуруме после кошмаров пережитых в ходе боевых действий во время последней командировки. Ортопс говорит, что своими терактами обращает наше же зло против нас, заставляет платить за свои грехи. Он сам нашел этого солдата, окончательно затуманил ему разум, обрабатывал и готовил его на протяжении нескольких недель, а после изготовил для него бомбу незаметную для систем безопасности, которыми оснащены города артэонского мира. Тот обезумивший артэонский солдат, попав в руки жуткого порождения Тьмы, став смертником подорвал себя и вместе с собой утащил жизни нескольких тысяч артэонов. В какой-то мере ответственность за этот теракт лежала на нас, на нашем ордене. Мы взяли на себя ответственность перед жителями Межокеании, пообещали хранить их, предотвращения таких злодеяний было нашей работой.
После этого теракта наш орден бросил все силы на поимку Ортопса, но все безуспешно. Эта тварь не оставляя следов, не имея привязанности к чему-либо снова просто исчезла. Чтобы мы не предпринимали, мы не могли найти его. Командный Совет ордена принял решение прекратить его поиски и заняться другими проблемами, которых как всегда хватало. Мои наставники снова дали уйти этой твари, снова решили ждать, пока он сам не проявит себя, начав готовиться к очередному своему удару. Учитывая, что у него нет мотивации и его враг это все живое, все человечество, но просто артэонов он любит больше, свой удар он мог нанести где угодно. Мне надоело все это, и я решил взяться за поимку этой твари и остановить его раз и навсегда. Пребывая в статусе магистра своего ордена, я мог позволить себе заниматься делами на свой выбор. В ордене мою инициативу не одобрили, мне не выделили помощников, и я взялся за это дело в одиночку. Так начался путь моей одержимости поимкой Ортопса, в одиночку я пошел по следу этой твари.
Помимо того что он обозленный на мир террорист одиночка где-то в тени плетущий свои козни, выискивая слабые места для своего удара, Ортопс это еще маньяк психопат. В перерывах между своими 'ударами', не в силах сдержать свое безумие он периодически проявляет себя. Он беспричинно жестоко убивает людей. Это для него как я понял средство заполнения досуга, своего рода хобби. В ходе наших бесед в темных забегаловках он объяснял свое пристрастие отсутствием ощущения жизни в самом себе. У него нет естественных запахов, нет пульса, он холоден как труп, якобы он даже не чувствует того как кровь течет в его жилах. Он не чувствует себя живым, хотя фактически живет. Убивая, разрывая, расчленяя своих жертв на куски, чувствуя внутренне тепло их тел, любуясь их внутренностями, наблюдая за тем, как их кровь теплой негой течет по его рукам, он будто прикасается к жизни, к чему-то живому и сам хоть ненадолго чувствует себя живым — как он сам говорит. Внутренний мир психопатов это загадка, лишенная смысла.
В его жертвах нет логики. Пол, возраст, у его жертв нет какого-то прослеживаемого единства. Оставленные им трупы могут иметь сходства только в пределах одной серии убийств — когда его жертв несколько. В остальном загубленные им жизни ничто не объединяет. Его серии убийств или единичные кровавые расправы также не имеют конкретной периодичности. Он убивает спонтанно, как дикий оголодавший зверь не в силах больше сдерживать свое бешенство, он просто срывается с цепи и убивает от одной до пяти жертв за серию, а потом снова затихает. Затишье — перерывы между сериями длятся от месяца до нескольких лет. О безумии этой твари можно судить по оставленным им телам. Жертвы, как правило, всегда жестоко истерзаны, изуродованы. На каждом залитом кровью месте преступления чувствуется его жестокость, садистская ненависть. Он редко мучает жертв, как правило, убивает быстро, но потом издевается над телами, уродует их, расчленяет. Признаюсь, идя по его следу, я стал видеть по ночам только кошмары. Еще одна странность, на местах преступлений всегда разбиты часы, если они, например, висели в доме жертвы. В наших беседах он оправдывал это нелюбовью к тому факту что пространство и жизнь измеряются временем. Он почему-то пытается во времени потеряться, забыть о нем, и всякое упоминание времени, например в виде тех же часов вызывает в нем отвращение.
При этом, несмотря на откровенное безумие, хаотичность в своих зверствах, вопреки жажде крови понятной только его больному уму эта тварь пытается корчить из себя интеллектуального убийцу. Будучи бешеным зверем, который единственное что только не жрет своих жертв, он пытается корчить из себя загадочного серийного маньяка. Буквально разрывая жертв на куски, удовлетворив свое безумие снова придя в себя, он пытается оформить убийство в каком-то своеобразном стиле, пытается внести логику в свое сумасшествие. Нелепо и смешно он пытается тщетно оправдать свое безумие. Будто стесняется или боится того дикого зверя что разрывает его изнутри. Изуродовав жертву, утолив свою больную жажду, он работает на публику, зная, что его убийства наделают шуму, пытается произвести впечатление на общественность. Не хочет, чтобы в нем видели бешеного зверя, отрицает свою сущность. 'Я пишу картины кровью' или 'Это мое искусство' — чаще всего так в наших беседах он пытался оправдать себя, забавляя меня, продолжая нелепо корчить из себя крутого серийного маньяка, на самом деле являясь простым бешеным зверем. То же самое с его терактами. Он называет это ударами, расплатой за грехи, обращением нашего зла против нас, якобы мы сами заслужили это, хотя на самом деле просто убивает людей или артэонов. Он бешенный жестокий маньяк психопат, который сам себя боится, всю жизнь ищет способы того как оправдать себя, объяснить свое безумие. Корчит из себя крутого суперзлодея, будучи обычным психопатом, просто психопатом сверхъестественным. Ну и бессмертным, идущим сквозь века.
И вот решив раз и навсегда остановить эту мразь, я пошел за ним по следу изуродованных тел его жертв. Узнав обо мне, он начал стараться, вопреки своему безумию убивать с характерным стилем, оставлять мне подсказки. Так начался наш с ним поединок, растянувшийся на долгие годы, ведь время не для меня не для него не имело значения. Сначала это было своеобразной игрой в догонялки, развлечением для него. Он оставлял мне подсказки о своих будущих жертвах, пытался быть оригинальным, придумывал загадки, головоломки. Даже убивать начал с периодичностью — три жертвы через три месяца. На местах нескольких преступлений он даже оставлял мне прямые послания, например, писал кровью, что это моя вина. Якобы раз я иду по его следу, то это на мне лежит ответственность за очередную растерзанную им девушку, ведь это я потерял отведенное им время, я не остановил его. Должен признать поначалу я даже повелся на это.
В своей погоне за ним мне пришлось пройти по всем землям Межокеании, он протащил меня через все захолустья. Единственным плюсом было то, что увлеченный мной он позабыл о своих терактах и полностью переключился на убийства, во всяком случае, вреда от него стало меньше. Неизвестно сколько бы длилось это преследование, если бы я не пошел по его следу в прямом смысле слова. Продолжая нашу с ним 'игру', удерживая его где-то вблизи себя, чтобы не втягивать кого-то еще не прибегая к чьей-то помощи, я сам поспешно овладел навыками следопыта. Я в прямом смысле слова пошел по его следам через леса как за диким зверем.
Как можно было поймать того кто ни к чему не привязан, кто сам не знает куда идет? Исследуя его следы, я был удивлен, увидев, чем он занимается. Остановившись где-то в болотной глуши в темном месте, куда из-за веток почти не проникает солнечный свет он сел на камень и просто просидел на нем около двух недель. Как можно поймать такого психа? Будучи каким-то неизвестным исключительным проклятием, лишенный всех естественных потребностей движимый своим безумием он просто бредет, куда глядят его глаза. Его ничего не держит, он ни к чему не привязан, в его поступках нет логики, он просто скитается где-то в стороне, и периодически выходя к людям, наблюдает за ними, выискивая себе жертв. Каким же я был дураком, когда пытался предугадать следующий удар этой твари. Я явно недооценивал его безумие.
И вот однажды, ранним утром скитаясь по болотам и лесным чащам пытаясь не потерять его след, я его все-таки нагнал. Он не стал убегать, случилась наша с ним долгожданная схватка. Тогда я впервые ознакомился с его вторым скрытым ото всех ликом. До этого я не обращал внимания, но покрывающее его органическое стекло в центре груди имеет круглую впадину, какое-то странное углубление. Руками схватившись за края углубления в груди он разломал свой костюм из органического стекла, сам взвыв от боли. Треснувшее стекло со звоном осыпалось, из разлома в его груди вместе с потоком черной трупной крови с жутким ревом вырвался поток какой-то красной материи, какого-то красного газа. Это было похоже на гигантскую стаю красных мух и жужжало также. Это жужжащее красное облако обвило его. На моих глазах он превратился в огромного метров пять великана, полностью состоящего из этого уникального органического стекла, костюмом из которого защищено его обычное тело. Когда вырвался его второй лик, он изменился не только внешне, внутренне он тоже перестал быть собой. Это был уже не Ортопс. Истинный Ортопс будто заснул внутри этого чудища. Это была безумная пятиметровая махина, пришедшая чтобы защитить свое истинное 'я', Ортопс же, как сердце дремал где-то в груди этой громадины, которая на вид казалась несокрушимой.
Эта громадина, снося деревья, бросилась на меня и я, вооружившись сумеречным клинком, перешел в сумеречное пространство. Я растворился прямо перед ним, к такому мой огромный враг был не готов. Видимо он впервые схватился с магом-сумеречником. Как 'назойливый москит' — как Ортопс меня называл, вырываясь из сумеречной зоны, как и с другими врагами, я пытался нападать на него исподтишка, пытаясь выискать его слабое место, наносил удары в спину, а после снова растворялся. Мой клинок бесполезно ударялся о его стеклянную броню. Я не мог ничего с ним поделать. При этом гигант, беззвучно замерев на месте, ждал моего очередного удара, и всякий раз, как только я возникал у него за спиной, проявляя невиданную быстроту, он пытался схватить или ударить меня своей огромной лапой. Я едва умудрялся увернуться. При этом я слышал голос Ортопса. Сначала в спешке своих молниеносных атак вырываясь из сумерек, я думал, что мне показалось. Затем я возник за деревом неподалеку, прислушался и четко услышал голос Ортопса. Голос звучал из глубины мощного тела этой бронированной твари. Он изнутри беседовал с тем чудищем, в которое превратился. Говорил что-то вроде: 'Тише мой маленький не торопись. Подожди, сейчас он нападет'. Ортопс изнутри беседовал с этим чудищем как с какой-то собакой, как с прирученным зверем. Вероятно, этот великан был лишен сознания, был чем-то безумным, что Ортопс направлял своим голосом изнутри. Это чудище, его второй лик что-то вроде цепного пса пришедшего защитить своего хозяина.
Поняв, что не смогу одолеть его клинком, не зная как быть, уйти я не мог. Я решил позлить его, попытаться вывести из себя. Так делают все сумеречники, когда встречаются с врагом, которого не могут одолеть. Я возник перед ним метрах в десяти и когда он кинулся, я исчез у него перед глазами. Так я и дразнил его, возникал перед ним, потом исчезал. Это сработало. Беззвучный как машина красный гигант просто рассвирепел. Не в состоянии поймать меня, бессмысленно гоняясь за мной, он стал вести себя как огромный безумец. Голос Ортопса внутри него замолчал. Гигант бесновал, не понимая, откуда я возникаю, бесился, вырывал, ломал деревья. Я уже стал искать овраг, в который его обманом можно было бы заманить и сбросить. В очередной раз, кинувшись на меня вместо этого просто пропахав землю, он, вероятно, вскипел от злости. Черные линии, покрывающие его броню, засияли красным, он издал протяжный стон. Сначала образующая его тело стеклянная броня пошла трещинами, он будто лопался от злости. Он безуспешно гонялся за мной, рыча от распирающей злобы, пока его красная похожая на стеклянную полупрозрачная броня стала осыпаться, вновь переходить в газообразное состояние. Разозлившись, буквально рассвирепев, он стал распадаться на глазах. Снося деревья, он удрал от меня, пока еще был в силах. Не знаю, что это было, природа этой твари мне не ясна. Так закончилась наша с ним первая схватка.
Дальше наши с ним игры закончились. Видимо испугавшись, он конкретно залег на дно. Впервые о нем ничего не было слышно в течение пяти лет. Отыскать его следы в лесу я также не смог, видимо зная обо мне, больше не желая нашей встречи, он начал их скрывать. Я даже забыл о нем. Вернулся в замок ордена, отдохнул, переключился на другую работу. Спустя десять лет он снова дал о себе знать коллективным убийством — три жертвы сразу и жестокость, как и дикость теперь просто зашкаливали. Будто зверь давно не чувствовавший крови он просто порвал своих жертв. Наша с ним схватка началась вновь, только на этот раз все было серьезно, без загадок, подсказок и прочих заигрываний.
Мой план по-прежнему заключался в том чтобы добраться до слабого повседневного лика этой твари и, всунув ему клинок в височную область, пронзив мозг, обездвижить его, а после сковать зачарованными цепями и доставить в Дортхол — специальную темницу в штаб-квартире моего ордена. Место, где мы держим подобных неостановимых монстров. Как правило, нет таких порождений Тьмы, которые невозможно уничтожить. У каждого проклятия есть четкий механизм функционирования, нужно только найти шестеренку, воздействие на которую остановит механизм. Нужно узнать страшную тайну, что в себе несет это чудовище, узнать причины его слияния с Тьмой, его историю в которой скрыт способ освобождения его души. Это как загадка, сложная, но ответ есть всегда. Сначала нужно поймать, изолировать его, чтобы исключить возможность причинения им нового вреда этому миру. Потом в спокойной обстановке, не торопясь, постепенно изучая его, ответ к его загадке мудрецы моего ордена нашли бы в любом случае.
На этот раз мне выделили помощника — мага следопыта. Эти служители нашего ордена были обучены суперзаклинанию 'Призрачный след'. Использование этого сверх заклинания давало возможность видеть призрачные изображения любых событий, когда-либо происходивших в каком-то определенном месте. Это магическое умение еще называют локальной перемоткой времени. Применяя его, можно сказать, маг в прямом смысле слова отматывал время назад на какой-то определенной территории, в каком-то определенном месте. Все случившееся предстает в виде магической голограммы со звуком во всех подробностях демонстрирующей произошедшее событие. Овладение этим невероятно сложным суперзаклинанием заменяло магу классовый навык, становилось его основным умением. При том, что его было сложно назвать умением, это было не более чем обычное заклинание, просто очень сложное. Короче овладевающие им маги больше ничего особого не умели, не могли чему-то еще значимому научиться, были фактически беззащитны в схватках с равными соперниками. Таких магов следопытов в нашем ордене было немного (желающих остаться слабыми ради общей цели много быть не может), но руководство ордена все же расщедрилось и выделило мне одного такого ценного специалиста. Теперь мне ненужно было разбирать следы, оставленные на земле, я шел за магической голограммой Ортопса, его следом оставленным в пространстве. Мог видеть все, что он делал и где бывал. Маг следопыт быстро вывел меня к нему, а после заблаговременно исчез, оставив меня одного для схватки с этим монстром.
Для следующей схватки я вооружился сумеречным копьем, длинным громоздким оружием, сегодня, наверное, мне уже не посильным. Мы схватились с ним в затопленной пещере. Он снова выпустил из своей груди своего цепного пса. На этот раз я сумел копьем пробить его броню в месте, где сходились две его стеклянные пластины. От полученного повреждения, он снова рассвирепел, от чего слой его прозрачной брони снова стал рассыпаться, он снова удрал. Дальше были еще несколько поединков, которые также заканчивались его бегством. Укрываясь от него в Сумерках, не давая ему раздавить меня, я быстро выводил эту злобную махину из себя. И всякий раз, мечась в попытках убить меня, устав гоняться за мной он приходил в ярость, и от своей злобы, не получающей удовлетворения, не в силах до меня добраться, начинал осыпаться на глазах и просто убегал. В процессе этих схваток я сумел еще несколько раз пробить его броню своим копьем. От повреждений лишь быстрее свирепея, он также начинал осыпаться на глазах и убегал. Признаться честно я устал гоняться за ним. Поняв, что в равной битве его не одолеть, я пытался заморозить его взрывом ледовой гранаты. Корку льда, сковавшую его в облике великана, он разрушил без особых усилий. Он тоже пытался преподнести мне сюрприз, пытался устроить мне несколько ловушек, но все безуспешно. У меня не получалось убить его, но я находил в себе силы продолжать погоню за ним. Действительно как надоедливый москит я преследовал его, не давая ему покоя. Он уже и не пытался сопротивляться, теперь он только убегал. И вот в процессе своего бегства, уже не зная где скрыться от меня, он покинул Межокеанию и перебрался в новый мир — Преферию. Так, идя по следу этого психопата, судьбой я был заведен в землю за туманом.
Когда я узнал о том, что Ортопс скрылся в Преферии, я очень удивился. Ее называли земля за туманом, от остального мира ее отделяла Стена Тумана — вечное неприступное защитное сооружение созданное эльфами при помощи их тайной магии. Эльфы по непонятным на тот момент для меня причинам изолировали Преферию от стального мира, оставив только один вход который сами стерегли. Никто без ведома эльфов не мог не войти, не выйти. Так почему, каким образом Ортопс пробрался в этот изолированный мир, почему самопровозглашенные стражники Преферии его пропустили? Тогда я не мог найти ответа.
Не оставляя надежды остановить Ортопса, гремя весящими на поясе зачарованными цепями способными его обездвижить я направился в Преферию. Территорию контролируемого на тот момент эльфами Преферидского полуострова я прошел без помех. Чувствовались взгляды эльфийских дозорных из дебрей Поющего Леса. Но меня не тронули, меня просто пропустили как, наверное, и Ортопса. Преферидский брод — единственный вход в Преферию. В середине водного пути — переплетения рек, что отделяют полуостров от Преферии, в том месте, где воды Аморо мельчают, разливаясь вширь и реку можно перейти вброд, там звездообразная арка сотворенная эльфами стоит среди белых клубов Стены Тумана. Эту арку внутри всегда наполняет смертельно опасный живой туман, лишь произнесение специального заклинания 'открывает ворота', разгоняет туман и через арку можно пройти. Заклинания я не знал, думал, эльфийский дозор меня остановит, я объясню им ситуацию, и эльфы пропустят меня, ведь вроде как мы с ними на одной стороне. Но местные стражи без препятствий дали мне пройти по своей территории. К моему удивлению арка была чиста от тумана волшебной стены, вход был открыт, по причине на тот момент мне не понятной меня пропустили, также как и Ортопса.
Все для меня оказалось ново в этом чистом еще неоскверненном новом мире. Я давно слышал о новой земле, что сотворил Дух в северо-западных водах рядом с Межокеанией, но никогда не бывал здесь. Преследуя Ортопса, я побрел по этим новым незнакомым мне землям. Все здесь показалось мне каким-то притягательно красивым, не удивительно ведь это были милые взгляду пейзажи северных широт. Зеленая хвоя, шумящая на ветру и возвышающиеся на северной и южной оконечностях высокие горы. Залюбовавшись здешними пейзажами, проникшись каким-то туристическим интересом позабыв про Ортопса, я отправился просто побродить по новым землям. И вдруг я увидел, я прозрел, можно сказать меня осенило. Я увидел воплощение своих давних мечтаний. Я увидел новый девственный мир, еще не оскверненный той мерзостью, что пронизала собой Межокеанию. Мир от всех отделенный Стеной Тумана, мир самостоятельный, еще только формирующийся.
Я понял мудрость эльфов, ценность той колоссальной работы, что они проделали, чтобы защитить, спасти этот мир. Да Преферия не была такой уж чистой и безупречной. Люди есть люди, их, к сожалению ничто не меняет. Здесь уже вовсю гремела война. Шло установление первых очагов силы, власть имущие решали, кто будет править в новом мире, какие земли кому принадлежат, и кто кому будет платить дань. Но здесь в отличие от Межокеании еще не было никаких политических фракций. Люди, артэоны еще не делились на блоки, не было ни развитых, не угнетенных народов, как и не нашлись пока причины для вечной кровной вражды. Несмотря на оборонительные рвы, высящиеся повсюду защитные крепости и сожженные огнем битв поля, здесь еще чувствовалась какая-то девственная нетронутость. Этот мир еще только формировал себя, еще не загнал себя в тупик, подобный тому в котором находилась Межокеания. И самое главное сюда еще не пришли не светлые не темные маги. Люди здесь пока не находились не под чьим влиянием, сами решали свою судьбу. В своем облике серого неприметного старого бродяги я просто прогуливался по этим землям.
Север Преферии на тот момент был поделен между четырьмя людскими государствами. Все полисы мира людей раскинулись в Срединных Землях сегодня заселенных артэонами. На юге раскинулся Балгрод — центр местной торговли, на северо-западе Исфолк — страна маленькая скромная, но гордая, на северо-востоке все заполонил Кроборг — побратим Исфолка, только более крупный. В центре Срединных Земель зажатый всеми упорно держался Огдан — главный соперник Балгрода. В лесах подальше от шума бушующих войн существовали маленькие людские племена, произошедшие от первых колонистов посетивших новый свет, а также безвредные общины артэонов. Разрушительная и беспощадная Страна Белого Камня тогда только набирала силу в дебрях Белой Долины.
Помню тот день, когда все изменилось. Заканчивая свое изучение нового мира, я брел по северным землям на границе Балгрода и Огдана. Нужно было заканчивать свое странствие и браться за работу, пока этот выродок Ортопс не продолжил свое дело в Преферии. Направляясь к реке чтобы послушать ее воды в надежде обнаружить след, хоть какой-нибудь остаток информации о преследуемом мною монстре, как помню я просто брел по дороге. В то утро по пути мне случайно встретилась небольшая деревенька. Колосящееся поле и несколько десятков домов рядом. Вот только эта деревня была полуразрушена. В этом месте пролегала линия фронта между двумя враждующими людскими странами. Множество домов были разрушены, сожжены. Но в деревне все равно кто-то жил. Местные жители — в основном старики, которым некуда было бежать, а также несколько десятков тяжело раненных солдат, за которыми ухаживали несколько монахов языческого культа, что исповедовали местные. Еды у них практически не осталось, поле наполовину сожжено, скотину, наверное, отняли вражеские солдаты.
Честно сказать это была не первая подобная деревня, что я встретил на дорогах молодой Преферии. Но предыдущие подобные оказавшиеся на линии фронта поселения все в основном были брошены. А здесь вопреки разрушениям кто-то жил. Почему-то именно здесь у меня кончилось терпение. Я знал, что не могу, не имею права вмешиваться. Как светлый маг я должен быть отстраненным, беспристрастным. Не обладая силой достаточной чтобы изменить этот мир полностью, я недолжен был вмешиваться, своей разовой помощью лишь нарушая естественный порядок вещей. Так я сделаю только хуже. Ведь вечно быть с ними я не могу, у меня другие цели. Решив их проблемы сейчас, я не спасу их, я лишь продлю их существование, лишь отстрочу их погибель. Ведь они не достаточно сильны чтобы жить, поэтому помощь им это не решение проблемы. 'Маги не должны решать проблемы за людей' — так говорили мне учителя. 'Человечество должно само решать свои проблемы, маги могут лишь подталкивать его в правильном направлении. Мы не имеем права помогать им постоянно, ибо своей помощью делаем их слабее, приучаем вместо надежды на собственные силы уповать на помощь свыше, ждать чуда с небес. Если мы возьмемся кормить человечество, то сами себя загоним в тупик. Чем больше мы магией будем насыщать его потребности, тем сильнее оно будет смотреть на нас волком, требовать все большего. Люди должны сами найти свой путь, маги не должны вторгаться в этот процесс. И если кто-то в ходе естественных процессов существования людского общества оказывается на грани гибели, то такова природа мира людей, магам ее не изменить'.
Но все же я остановился рядом с этой деревней. Ведь я всегда был не согласен с этими заветами светлых магов, с этой идеей отстраненности, невмешательства. Я долго бродил по этому миру, видел мир людей во всем многообразии от севера до юга. И везде я видел один и тот же кошмар: нищих умирающих на улицах вблизи заваленных едой торговых лавок или больных рабов выброшенных на помойку как мусор. Всегда мне было непонятно почему я должен относиться к этому как к естественным процессам. Почему мне запрещено вмешиваться? Почему имея силу, я должен постоянно бездейственно смотреть на тот ужас, что происходит вокруг? Не знаю, наверное, мне показалось, что я в Преферии — далеко от ока своего ордена, здесь меня никто не видит, никто об этом не узнает. Я все же решил помочь, решил сделать исключение единственный раз в жизни.
Я просто вошел в деревню. Увидев, что я не представляю опасности, местные окружили меня. В моем сером плаще приняв меня за бродягу, начали расспрашивать о новостях с далеких земель. Их интересовало, когда вновь сюда придут солдаты, в них еще теплилась надежда на то, что за ними вернутся, что их не бросят. В отсутствии еды мне предложили чистую воду, чтобы напиться с дороги. И тут глядя в их измученные глаза, я понял, что не могу их бросить и пафосно скинул с себя свой серый плащ и явил себя как маг, для демонстрации своей силы сверкнув молнией, они естественно попадали на колени. Я сказал, что помогу им, но обязательно после уйду. Первым делом меня потащили к одному тяжело раненому солдату. Я вообще-то думал о том, чтобы накормить их, но им было важнее, чтобы я помог раненому, успокоив его истошные крики, от которых здесь все уже устали. Как для мага, прости меня господи, ненавижу это — 'боевого ордена', оказание медицинской помощи при различных ранениях и поражениях в полевых условиях было обязательным моим умением. Я излечил юношу и отправил в глубокий сон. Дальше я решил наколдовать еды. Чем-то подобным мы занимались на средних курсах академии, но с тех пор я подобного не делал. Первый раз получилось не очень, воду я сумел превратить в непонятную белую тестообразную массу, но как оказалось очень питательную, местные с голоду с удовольствием принялись ее жевать. Уже к вечеру оказав помощь всем раненным, от понимания того что хотя бы этой ночью все эти измученные жизнью старики будут спать спокойно, мне становилось приятно на душе. Впервые в жизни я чувствовал, что помог кому-то. Помог по-настоящему, а не так как до этого. Мне понравилось это чувство, я ощутил свою силу, почувствовал себя настоящим светлым магом.
Уйти я так и не смог. Раз уж решил помочь так значит должен помогать до конца. Решил остаться, пока все раненные не встанут на ноги. Несколько суток я прожил среди них, не зная, что твориться за моей спиной. Слухи о добром светлом маге, первом маге, пришедшем в новый мир, уже разлетелись по всей округе. Местный люд со всех концов стал стекаться на встречу со мной. В основном это были больные, умирающие, те же старики, которым требовалась медпомощь, кто-то сам приходил, кряхтя, опираясь на трость, кого-то привозили на повозках родственники. Тогда-то я и понял, почему мне нельзя было вмешиваться. Но раз уж я сделал шаг в сторону, то решил идти до конца, наплевав на здравый смысл. Решил помочь всем нуждающимся по мере возможностей и пределов своих сил. Не мог же я просто убежать оттуда. Через несколько дней навстречу со мной при полном параде, в окружении тысячи солдат прибыл королевский посол из Балгрода. Я принял предложение и отправился на высшую встречу. В уме мелькали мысли, что я делаю что-то не то, что я слишком уж далеко захожу. Несмотря на здравый смысл, я продолжал углубляться в эту плохую идею. Сквозь страх и сомнение что-то рвалось из меня, что-то, что можно назвать безумным желанием по-настоящему проявить свою силу.
После пышной встречи во дворце, во время беседы в его личных покоях правитель Балгрода назвал мой приход к ним не случайным. Он сказал, что это судьба, ее подарок всем жителям Преферии. Светлый маг первым прибывший в новую землю. По его мнению, это было шансом на возможность построения нового мира, мира без влияния Тьмы и темных магов. По его словам у меня не было выбора, я должен был стать их покровителем, светлым магом — Хранителем Преферии. Вот почему эльфы пошли на такой риск — пропустили Ортопса, все это только чтобы я пришел к этой беседе. Так уж получилось, что мир людей всегда существует под покровом чьей-то силы, и если я уйду, откажусь взять этот мир под свою опеку и защиту, сюда придут другие, скорее всего темные маги. Они подчинят себе этот мир, вырвут его из собственного пути развития и силой, кровавым террором обрубят тягу к знаниям, подавят все разумные рвения людей, что могут сделать этот мир лучше. Они загонят этот мир в темное гниющие, но удобное для них состояние. Уничтожат идею нового мира и превратят Преферию в помойку подобную Межокеании. Меня пленила идея нового чистого мира, ради нее я готов был пожертвовать всем и естественно я согласился. Движимый лишь бушующими эмоциями, идеями осуществления мечты разумно я не понимал что делаю. Отодвинув на второй план свою прошлую жизнь, членство в ордене, я решил рискнуть и остаться, стать магом покровителем, защитником людей Преферии.
Четыре короля людских стран преферийского севера собрались на Великий как потом его назовут Совет. Все они приклонились передо мной, меня, как это бывает в таких случаях, публично попросили взять под свою защиту и покровительство народы людей севера Преферии. Только севера и только людей. Все остальные народы, представляющие опасность существа, люди с бушующего междоусобными войнами преферийского юга, все должны были стать врагами для меня, как и для народов, за которые мне впредь предстояло отвечать. Мне предстояло при помощи магии бороться с Тьмой на территории преферийского севера, обучать простым приемам этой борьбы местных солдат и возможно даже участвовать в военных походах, в оборонительных войнах. Вопреки внутреннему, скорее всего разумному сопротивлению, движимый лишь мечтой я взял на себя эти обязательства. Север Преферии был объявлен землей чистой от Тьмы.
Так из обычного солдата я стал важным политиком. Нежеланно, неосознанно, все просто как-то само собой получилось. Во мне будто раскрылось нечто, что дремало где-то в глубине все время до этого. Не могу сказать, что мне это не нравилось. Но лучше бы я так и остался простым скитальцем. Ведь тогда единожды свернув с правильного пути, я начал двигаться к своему безрадостному концу.
Став политиком первым делом я попытался заставить четыре страны людей севера прекратить все войны и распри между собой. Частично это получилось. Короли подписали ряд договоров и соглашений, воцарился хоть какой-то мир. Тьма тогда еще не успела пронизать эти новые земли, мои функции борца с нею сводились к моральному успокоению населения. Людям было спокойней и проще смотреть на этот мир, когда они знали что на их защите стоит светлый маг пусть и не великий, но готовый на все ради их защиты. Узнав о моих проделках, сочтя их полнейшим бредом, временным помешательством, мое членство в ордене было временно приостановлено. В Командном Совете ни в какую не хотели расставаться со мной, теплили надежду на то, что я еще вернусь. И так взяв под опеку людей севера Преферии, я получил над ними власть. Мне это все тогда казалось шансом подаренным судьбой. Возможностью попытаться реализовать все идеи, все, что накипело во мне. И пока во мне видели мага покровителя, внимали каждому моему слову, я естественно принялся учить людей жизни. Как и многим, кто был на этом месте до меня, мне казалось, что мир людей несовершенен, в нем есть масса ошибок и несправедливости. Естественно я возомнил себя тем, кто знает, как все эти ошибки исправить.
Столкнувшись с парой проблем, поняв, что в действительности все не так просто, я понял, что не совсем понимаю, чего именно хочу. Моя идея претерпела изменения. Из идеи нового чистого мира, его защиты, она трансформировалась в построение нового чистого от зла людского общества.
Принципиально отказавшись от храмов в мою честь и королевских чертогов, я вернулся в ту полуразрушенную деревню, с которой начал нести свою помощь преферийцам. Ко мне продолжали стекаться люди со своими проблемами, чаще всего имущественными, а также все больные, убогие, умирающие. Помогая всем нуждающимся, по мере сил, я начал потихоньку реализовывать свою идею. Я назвал это 'Школа Добра'. Каждый, кто хотел жить свободно и по совести, зарабатывать себе на жизнь честным трудом, все желающие могли прийти в мою обитель и жить под моей защитой и покровительством, обучаясь в школе добра. Даже преступники и беглые каторжники, рабы. Все кто тянулся к добру, свободе и гармонии, все могли прийти и жить под моим началом, учиться быть лучше вместе со мной. Ко мне потянулись люди со всех концов Северной Половины.
Я учил их правилам, по которым живет выдуманная мной община. Эти правила были нерушимыми законами, были суровы и требовательны, но все же просты. Так спать было можно не более шести часов в сутки, приходилось много и упорно работать, чтобы кормить не только себя, но и всех нуждающихся. Многие не выдерживали и уходили, но все же многие из тех, кто приходил, оставались. Я понял, что мир людей в целом не изменить. Я не смогу заставить их всех разом стать лучше. Есть правила, законы природы которые никто изменить не в силах. По-хорошему они не согласятся, а действовать по-плохому это значит уподобиться злу. Все потому что люди разные и всех их разом изменить, не прибегая к насилию невозможно. Вот я и решил изменить жизнь только тех, кто хочет измениться. Спасти лишь некоторых. Тех, кто согласны работать не покладая рук, как и подобает человеку. Жить без насилия и разделения на высших и низших. Способных в процессе жизни всегда стремиться стать лучше. Поэтому я и создал общину, чтобы под ее крышей собрать всех кто способен измениться.
Я управлял общиной. Продолжал помогать людям, излечивал их от болезней, пытался давать мудрые советы и порой выступал в качестве настоящего судьи. Все дары и подношения что я получал за свои услуги, я отдавал жителям своей общины. Да и сами люди: все купцы, богачи, слуги королей и даже крестьяне и бедняки слали пожертвования мне и моей общине. Это стало чем-то вроде вне гласного налога. Община росла и процветала. Вскоре моя Школа Добра начала расширяться, открылись еще несколько подобных общин в разных частях Северной Половины. Все было чудесно на мой взгляд. Под моим покровом люди трудились, всем обеспечивали себя сами и пытались быть лучше, жить в мире со всеми. Прошел год, целый год — самое прекрасное время в моей жизни. Войны между людьми севера практически прекратились. Все спорные вопросы короли решали через меня. Казалось еще немного, и я сумею объединить все эти народы, научу их существовать взаимовыгодно, чем принесу им мир. Тьма так и не проявляла себя, и я все больше превращался в фигуру политическую.
Меня почитали и уважали, предо мной преклонялись короли. Еще немного и они полностью доверятся мне, и тогда я заставлю их измениться в лучшую сторону. Казалось, моя мечта в новом воплощении оживает у меня на глазах. Меня исключили из ордена, но это было не страшно, ведь я нашел себе новое предназначение. В общинах моей школы находили себе родной дом все бездомные, отверженные и просто хорошие люди желающие жить не перед кем не приклоняясь и не причиняя никому вреда. В обычных городах и деревнях севера тихо текла обычная людская жизнь. Без войн, рвов и баррикад начала быстро развиваться торговля. Мои общины, существующие в тени, параллельно с обычной жизнью людей, этой шумной жизнью никак не замечаемые, жили по справедливым и разумным законам. Здесь без торговли, рабства, богатств и алчности, под моим строгим контролем простые люди просто жили как им, и подобает: много трудились и всем обеспечивали себя сами, пусть и не всегда ели досыта, но не опускались до мерзости и грехов. Конечно, не все было так гладко. Случались и войны и разные конфликты. И среди жителей моих общин порой проявлялись преступники и негодяи. Но все это было решаемо.
Дождавшись, когда Школа Добра (включающая уже десятки общин) окрепнет и заживет как организм, а государства людей севера сблизятся друг с другом и осознают бессмысленность войн (хотя бы в малой мере), я решил вернуться к задаче, для выполнения которой пришел в Преферию. Поимка Ортопса. Вроде об этой твари ничего слышно не было. Он где-то залег на дно, но это лишь вопрос времени, когда и где он снова проявит себя. Мы с ним враги, он ненавидит меня. В этом то и проблема. Теперь я больше не странник, теперь я кое-что имею в этой жизни, есть люди, за которых я отвечаю. Чтобы отомстить мне он причинит боль этим людям. Теперь уже ради защиты нового мира распустившегося под моим началом — ради своей мечты в очередной раз я задался целью остановить его. Я вновь собрался выйти на его след. Но где его искать, с чего начать поиски? Вход в Преферию хранят туманные врата, пройти через них он не мог. Все это время он вместе со мной находился на территории Преферии. Что странно. Целый год, что я осваивался в новом свете, он так и не проявил себя. Ни одной серии убийств или какой-нибудь другой пакости. Я уж думал, может он и натворил что-нибудь, но только далеко на юге, в диких землях вне моего взора. И так я, оставив вместо себя управителя — одного из своих преданных, достойных помощников, вновь отправился в погоню за этим психопатом, пока желая отомстить мне, он не причинил вреда людским народам Преферийского севера — тем за кого я теперь в ответе. Но тогда мне не стоило так напрягаться, он нашел меня сам.
Я шел по лесной тропе в сторону юга, он просто вышел мне навстречу. Как это ни странно он решил поговорить. Для пускания пыли в глаза он сказал, что знает о моем детище и моей новой жизни, что я обрел на севере Преферии. Что он якобы рад за меня. И теперь, когда у меня что-то есть, когда я якобы больше не псих, который гонится за ним, слепо преследуя цель его уничтожения, он предложил договориться. Он сказал, что также как и я, по-своему влюбился в Преферию, что также разделяет ценность нового мира лишенного темного влияния и глобальных противоречий. Лживый ублюдок! Он предложил мне перемирие. Дескать, он не может одолеть меня и эта бесконечное бегство ему надоело. По его задумке я спокойно возьмусь за управление народами севера, он не будет мешать мне, и не будет причинять вред моим подопечным. 'Ты останешься со своей мечтой' — как он сказал. А он обещает, что не будет пока совершать свои теракты. Заляжет на дно, исчезнет и будет вести себя тихо, не покидая Преферии. Но поскольку он не может жить, как все вокруг, он оставляет за собой право на возможность 'прикасаться к жизни'. Три жертвы раз в три года в моей обители — то есть на севере Преферии.
Тогда я первый раз заключил с ним сделку. Безуспешно попытавшись вывести его из себя, попытавшись заставить его явить истинные намерения, я все же согласился. Думаю, у меня тогда просто не было выбора. На этом мы с ним и разошлись. Но на прощание он напомнил мне, что это перемирие временное, что на самом деле мы все еще враги. Поэтому он не оставит меня, будет находиться рядом, как тень, всегда у меня под боком. Будет ждать момента, когда я оступлюсь, и сам предоставлю ему почву для удара способного раз и навсегда покончить со мной. Тогда я не предал значения его словам.
Север Преферии жил без войн и крупных бед, по-своему процветал. Ко мне росло доверие и любовь людских народов Северной Половины. Как бы я не пытался у меня не получалось объединить их всех в один союз. Люди есть люди, хоть и мыслят порой разумно, все же живут по воле эмоций. Спорные территории и прочие почвы для конфликтов не давали мне объединить находящиеся под моей опекой народы. Дойдя до предела своего влияния среди них, от должности верховного короля я отказался, хотя и знал, что только так смогу сплотить их. Я испугался прямо править ими, нести за них тотальную ответственность. Я не темный маг — никаких привилегий мне не надо, а добровольно брать на себя такую ношу было слишком уж непосильно для меня. Я управлял лишь жителями своих общин, стать членом которых мог каждый. Остальными людьми правили их короли, для которых я был просто покровителем. Я, конечно, вмешивался когда считал нужным, но в основном ограничивался только советами для мудрых королей. Для свободных людей севера я был, прежде всего, защитником, высшим судьей и немного мудрецом способным порой давать мудрые советы королям.
Шли годы, я ждал, когда придут суровые и темные времена. Ждал неизбежного проникновения Тьмы в хранимый мной кусочек мира. Мне казалось, что неизбежная беда придет с юга, но я ошибался. Зло пробудилось у меня под боком. Артэонская страна севера из-за цвета своих крупнейших городов прозванная Страной Белого Камня набралась мощи и зашевелилась. СБК разрослась и захватила собой всю Белую Долину — всю центральную часть западного побережья и все прилегающие к ней леса. Это чудовище уже так просто было не задавить, незаметно для меня оно слишком уж набралось силы.
Первые тревожные сигналы пришли из Исфолка — северо-западной из четырех людских стран живущих под моим началом. Пришли вести о столкновениях воинов Исфолка с неизвестными солдатами, облаченными в темно-синие доспехи. Это были первые проявления СБК, первые шаги перед надвигающейся катастрофой. Короли всех четырех государств людского севера собрались на совет, на который прибыл и я. На основании данных добытых разведчиками Исфолка, армия СБК уже к тому моменту описывалась как несметное хорошо подготовленное войско. Их города-крепости представлялись несокрушимыми. На основании данных разведки война с СБК была неизбежной и поэтому, не дожидаясь того когда станет поздно, пока в обороне созревающего монстра есть брешь, есть шанс его уничтожения, предлагалось незамедлительно нанести удар. Четыре страны людей севера были готовы объединиться ради этой тяжелой войны. Пока СБК была еще слаба, объединившись все вместе, люди севера были готовы уничтожить ее. Все были полны решимости и общая, одна на всех война с сильным соперником могла всех раз и навсегда сплотить, но в тот час я отговорил их. И за ту ошибку проклинаю себя, по сей день.
Тогда я обратился к истории. СБК уже давно, многие годы вставала на пути людей севера. Династия королей Исфолка на протяжении нескольких поколений периодически уже вела войны с этой непокорной страной артэонов. Не раз предпринимались попытки ее уничтожения, но все безуспешно. С тяжелыми боями молодая, слабая СБК удерживала свои позиции и всегда давала отпор. На протяжении десятилетий народы людей севера пытались уничтожить эту непокорную страну артэонов — единственное препятствие на пути полного завоевания Северной Половины Преферии. И единственным достижением для людских народов за все время этих стараний стало смещение границ белокаменной страны. Были крупные, кровавые затяжные войны, но СБК устояла несмотря ни на что, сохранив за собой владение большей частью Белой Долины. И вот сейчас СБК окрепла и уже сама стала проявлять агрессию, ее солдаты, облаченные в новую броню, сами стали нападать на наши приграничные крепости. СБК решили восстановить свои прежние границы — подумал я тогда. Я и предположить не мог, что затевают эти нелюди. Но все же своим подданным, тем народам, что доверяли мне, я предложил подождать. То, что все четыре людских государства готовы объединиться ради предстоящей войны — это было хорошо, но прежде, как официальный представитель людей Северной Половины я хотел отправиться в СБК в качестве посла. Решил сам лично все увидеть изнутри, узнать намерения врага, оценить его силу. И если не удастся договориться с СБК о мире, вот тогда нужно начинать войну — думал я тогда. Четыре короля тогда послушались меня и отсрочили свои военные планы. И этим промедлением можно сказать, я погубил их.
Бредя по Белой Долине, я сам узрел мощь первой преферийской страны артэонов. Белые города-крепости, десятки дозорных башен на всех возможных высотах, системы внутренних рвов, крепостей и прочих фортификационных сооружений разрослись по всей некогда пустой Белой Долине. Чтобы узнать намеренья, с которыми я вторгся в их владения, целое войско возникло на моем пути. Тела их солдат были полностью защищены броней, и это была на просто сталь, это уже было живое покрытие в момент надевания становящееся продолжением организма. В их темно-синих рядах стояли несколько магов-пользователей, запитанных от силы Духа, так называемые маги воины, наверное, на случай если я оказал бы сопротивление. Дети Духа Баура времени зря не теряли, переняли у своих сородичей с большой земли все технологии основанные на магии. СБК воплотила в себе силу, которую уже так просто не остановить. В ожидании беды глядя на юг я полностью проморгал развитие столь опасного врага.
В озерном Валгхейме — столице СБК меня приняли с подобающим уважением. Несмотря на то, что была ночь или вернее ранее утро, первый правитель Страны Белого Камня Намарьен, прямой сын Духа Кон-Артур принял меня в своем дворце. Там помимо охраны, десятков высших военачальников я впервые увидел Рагнера-Кона, будущего правителя. Тогда он еще был перепуганным бледным мальчишкой, из которого состарившийся отец силой делал будущего сурового правителя, свою замену. Также силой отец заставил его присутствовать на нашей встрече, это было видно по его недовольной бледной роже. Если бы тогда я знал что вырастит из этого, жалкого на первый взгляд, слабого мальчишки, клянусь, наплевав на все, я просто убил бы его прямо там. Правитель Кон-Артур вежливо пояснил мне что агрессия, проявленная СБК, все их нападения на приграничные крепости Исфолка это не более чем восстановление былых границ белокаменной страны. Они такие белые и пушистые просто возвращали себе то, что когда-то у них отняли. Он предложил мне оглянуться по сторонам, чтобы я мог еще раз увидеть и понять то какую силу теперь собой представляют СБК. Они больше не забитая в угол немощная страна артэонов, теперь они сила с которой нужно считаться. И как всякие имеющие силу по законам этого мира они имеют все права вернуть себе утраченное. Во всяком случае, Кон-Артур не видел никаких причин, чтобы выращенная им СБК и дальше продолжала молчать и оставаться в стороне. Я не мог с этим не согласиться, ведь сам своей магической силой оправдывал свое право на вмешательство в чужие дела, решение чужих проблем. Раз мне природой дана сила то было бы глупо не использовать ее — это, к сожалению, стало моим главным правилом по жизни.
Правитель Кон-Артур предложил мне заключить соглашение, по условиям которого СБК возвращают себе только былые границы, утраченные в ходе прошлых войн, и дальше замолкают. В дальнейшем с четырьмя северными странами людей, которые представлял я, должен установиться мир. Он прямым текстом сказал мне, что они не враги людям. Пусть люди живут по-своему, а СБК в пределах своих границ по-своему и никто друг другу не мешает. Единственное что только люди севера должны раз и навсегда позабыть о слабых неразвитых артэонских обществах прячущихся в лесах и далеко на севере, оставить их в покое и перестать пытаться их уничтожить или ограбить. Я согласился, договор о мире был заключен, я лично уговорил четырех королей его подписать. В дальнейшем армия СБК без проблем оттеснила Исфолк и отхватила многие северные земли этой страны. Армия Исфолка после небольшого сопротивления была почти полностью разбита. Оставшиеся три северные страны людей скованные соглашением о мире с СБК за своего собрата заступаться не стали, просто наблюдая со стороны дали артэонам спокойно уменьшить его территорию. Эта молниеносная война, своей молниеносностью встревожившая меня и прочих ответственных за защиту людей севера для армии СБК стала первым серьезным опытом, первой пробой перед предстоящей бойней. Армия СБК в разы превосходила все армии людей севера вместе взятые, и это было страшно для меня. Дальше как мы и договорились с Коном, наступил мир. И этот мир был ловушкой. Всего лишь отсрочкой надвигающейся катастрофы. СБК просто нужно было время, чтобы еще больше окрепнуть, еще лучше проработать свои планы предстоящего уничтожения всех людей севера. По-другому в этом мире не бывает, две равные силы никогда не смогут мирно жить друг рядом с другом, как я мог забыть об этом.
Меня по сей день мучает вопрос. Если бы я тогда не отговорил людей, не заключил это смертельное соглашение о мире и все четыре государства плюс мелкие лесные племена и народности, все люди севера разом восстали и начали великую войну. Сумели бы люди севера тогда уничтожить СБК, сумели бы победить и изменить историю? На мой взгляд, учитывая уровень подготовки и в целом мощь армии СБК — нет. Из этой войны ничего хорошего бы не получилось. Народы севера бы потерпели поражение и единственное, что изменилось так это то, что артэоны начали бы свой кровавый поход по изгнанию людей с севера на несколько десятилетий раньше намеченного ими срока. Хранимые мной народы севера были обречены в любом случае. Хотя может, я просто пытаюсь оправдать себя.
Потом, спустя несколько лет мира, как известно, начались события, нашумевшие на весь мир, создавшие безызвестной Преферии дурную славу на века. Даже сами артэоны, ненавидят, осуждают и попросту не понимают причин этого кошмара, чего же говорить об осуждении этих событий среди людей. Армия СБК неожиданно, без всяких предупреждений и объявления войны, напала разом на четыре страны людей севера, так начались события, которые официально пытались назвать Северно-Преферийской войной, но в народе этот ужас назвали Первой Чисткой. Это была не война, это было истребление. Артэоны в лице армии СБК в прямом смысле слова приступили к зачистке преферийского севера от людей. Мировая артэонская общественность, так переживающая по поводу соблюдения прав и свобод живых существ, на время отвернулась, силами лживых правительств не заметила кошмара, что сотворили артэоны в лице СБК на территории северной Преферии. Сокрытые от всего мира артэонов, их 'независимой' прессой, войска СБК приступили к отчистке севера Преферии от людских народов.
Как оказалось Кон-Артур тот еще лживый ублюдок, он врал глядя мне прямо в глаза. Весь этот план по зачистке севера, вся эта война, все это на протяжении многих лет готовилось в кабинетах военного руководства СБК при поддержке военных консультантов из артэонских империй с большой земли. Кон как первый правитель СБК сам лично продумывал все это и был готов реализовать лично этот жуткий план 'Создания Арвлады'. Но к тому времени, когда его армия была готова к этой 'войне' правитель Кон-Артур был уже стар. Уничтожение, изгнание людей с севера было лишь началом, следом за которым предстояла долгая и тяжелая работа по созданию и укреплению Арвлады — этой его мечты, страны артэонов. Старый разум правителя Кона не смог бы выполнить самую важную работу по превращению севера Преферии в страну артэонов. Поэтому эту участь, как наследство он уготовил своему сыну Рагнеру-Кону — второму правителю СБК, моему главному врагу, чья эпоха правления сейчас, когда я пишу эти строки, слава богу, подходит к концу что лично в меня вселяет надежду на перемены. Рагнер-Кон вырос из слабого перепуганного мальчишки в сильного жестокого воина, сменил своего отца и преступил к изгнанию людей с Северной Половины, с легкостью выполнив оставленную ему отцом миссию.
Сложно описать какую боль я испытал увидев уничтожение своих народов. Единовременным молниеносным ударом по всем столицам, всем крупным людским городам Северной Половины они 'обезглавили' четыре страны опекаемых мной людских народов севера. После уничтожения столиц и главных административных центров от былых стран остался лишь перепуганный народ. Одной из главных целей этого зверства, этого обезглавливания, было устрашение людей. Им нужно было спровоцировать панику, заставить людей добровольно бежать из Северной Половины. Эти погруженные в Малдурум — как они это называют, чудовища являющиеся их солдатами, эти монстры не жалели никого. Пленных не брали, убивали всех подряд. Их целью было вселение ужаса в сердца людей севера. Все что не могли уничтожить, они сжигали. От крупнейших городов, где еще вчера кипела жизнь сегодня остались только дымящиеся развалины, заваленные трупами. Все произошло так быстро, что я и понять ничего не успел. Когда я понял что это война, планомерное заранее спланированное уничтожение, что меня жестоко и подло обманули, было уже поздно. Вместо обещанного мира мне нанесли удар в спину.
Постараюсь описать, что произошло со мной тогда. Помниться я бродил по лесу, собирал коренья и травы для лекарственных зелий, когда увидел небо заполненное стаей стальных чудовищ армии СБК. Они двигались на восток, к Срединным Землям, вглубь земель обжитых людьми, туда, где находились крупные города, обозначенные ими как приоритетные для уничтожения цели. Двинувшись за ними следом, я вышел к одному из крупнейших торговых городов Исфолка, но от этого тихого по-своему красивого места, в котором я останавливался пару дней назад испить воды, сейчас остались одни дымящиеся руины. Они высаживались с воздуха. Люди, бросая все, в ужасе бежали в разные стороны. В небе над головой проносились новые стаи стальных машин направляющихся дальше, уничтожать другие крупные города и первостепенные цели. Одни крылатые машины высаживали десант, другие паря в воздухе сбрасывали бомбы. Открывшийся передо мной город был уничтожен в считанные часы, процесс его уничтожения шел к концу в момент моего появления, исправить что-либо я был уже не в силах. Вся наша оборона, рассчитанная на сухопутный удар, оказалась бессмысленной перед ударом с воздуха. Я беспомощно стоял и наблюдал весь этот ужас.
Я смутно помню, что случилось потом. Помню только фрагменты, в которых я оказался где-то в лесу, в глухой чаще, совсем один. Наверное, душевный страх, непонимание как быть, боязнь взглянуть в глаза людям, что доверились мне, все это загнало меня в этот угол. Меня мучала неописуемая душевная боль, беспомощность, бессилие, возможно впервые проступили слезы на глазах. Когда душевные терзания отступали, меня переполняли гнев, ненависть, лютая злоба. И самым страшным была неопределенность, я просто не понимал, что делать дальше, как быть в этой ситуации. Мое измученное сознание не выдерживая отключалось. И всякий раз, приходя в себя, открывая глаза, я снова чувствовал, как боль с новой силой парализовала меня. Я понимал что мир, который я хранил, которым наслаждался, был уничтожен. Сбылись мои страхи и опасения. Развитие ситуации пошло по самому чудовищному из возможных сценариев. Вопрос был в том, что мне делать дальше? Я люто возненавидел СБК, всех этих артэонов. Я понимал, что должен что-то сделать, но что? Больше всего я боялся поддаться гневу, дать волю своему злу и, используя силу начать мстить им. Кровь за кровь, месть — ворваться в Белую Долину и убить их солдат столько, сколько смогу, тогда это казалось вполне реальным, оправданным. Но подобные деяния могли заставить меня пасть во Тьму, уподобиться злу, обратиться темным магом. Ведь сила дарованная магией чрезмерна для человека, делает тебя практически богом среди смертных. Когда такая колоссальная сила находится в распоряжении хрупкого людского сознания, лишь один шаг в сторону может привести к катастрофе. Стоит лишь один раз оступиться, дать себе волю и твое сознание, почувствует каково это — просто, свободно использовать дарованную силу, просто делать что хочется, жить в повелении эмоций и желаний. Ты почувствуешь как это глупо и бессмысленно существовать всю жизнь, разумно сдерживая себя, подавлять свои желания и потребности ради сохранения человечности, понимания морали. Тогда в голове зародится разумный вопрос: куда же тогда девать свою силу? Глупо серо и безынтересно использовать во благо других, ради общего блага, вечно во всем себе отказывая? Даже не повеселиться и не пожить в свое удовольствие. Ответ будет очевиден.
Для человека наделенного той силой, что дарует магия достаточно лишь один раз дать себе волю и дальнейшая деградация будет неизбежна. Ты покатишься в пропасть ведущую во Тьму, где тебя, скорее всего, подберут темные властители, заинтересованные в разрушении всего живого и ты станешь их слугой — темным магом. Или же ты сам пойдешь дальше, утратив понимание ценности жизни, посчитав себя и свое эго выше всего на свете, увидев в себе нечто большее, чем просто человека. Используя силу лишь для себя, ты будешь разрушать все вокруг и также станешь вне гласной, самостоятельной частью общей Тьмы. Даже тогда, будучи лишенным всего, обреченный осознавать, что мир людей, который я хранил, уничтожается за моей спиной, я заставил себя сдержаться, сумел не дать воли эмоциям, подавить свой гнев и злобу. В тот момент, в душе сумел остаться светлым магом.
Придя в себя, не понимая, сколько прошло дней, я побрел, куда глядели мои глаза. После пережитой боли внутри я был полностью опустошен. Я знал, что самое страшное уже случилось и раз я не смог предотвратить этого, спасти всех их, то должен попытаться помочь хоть кому-то, всем возможным выжившим, которые где-то там остались одни, попрятались по углам, и сидят напуганные и беспомощные. Видит бог, тогда сумев подавить в себе весь гнев, я не собирался никому мстить, изначально в том кошмаре я хотел остаться просто жертвой, хотел проявить разумность и просто разделить боль со своими подданными, крови я не хотел. Я просто брел вдоль дороги. По пути мне попадались лишь вымершие, брошенные, полуразваленные деревни. Как и хотели артэоны, люди бежали в ужасе, все побросав. Вдоль дороги валялся всякий хлам, брошенные повозки, на обочине порой лежали облепленные мухами трупы. Все вокруг окутала какая-то странная тишина. Я брел вперед, желая отыскать места, где прошли бои. Как помню, в голове мелькали мысли, о том городе чье разрушение я наблюдал воочию. В местах основного удара должны были остаться какие-то раненные и прочие несчастные пострадавшие от кошмара устроенного армией СБК.
Все изменилось, когда по пути я встретил придорожную вывеску, оповещавшую всех путников о том, что в паре километров на север от дороги располагалась одна из общин моей школы добра. Я незамедлительно последовал в этом направлении. Во мне теплилась надежда на то, что эти белокаменные выродки, несмотря на все свое безумие, не могли посметь тронуть мои общины. Ведь Рагнер-Кон сам посещал их. Он правитель СБК сейчас устроивший геноцид людей севера когда-то сам восхищался моим детищем. Наблюдая жизнь в общинах моей школы добра, беседуя с ее жителями, он не мог нарадоваться, видя спокойную тихую жизнь людей, что под своим покровом я вырастил в стороне от шумной жизни человечества. Он также как и я ценил этот маленький островок, где люди могли спокойно жить, без рабства, торговли и прочих сложностей. Это было видно по его глазам, он был искренне восхищен и постоянно хвалил меня за благие начинания. По его инициативе целые делегации прекрасных молодых артэонов с разными развлекательными программами посещали участников моей школы добра. Добирались до их отдаленных деревень и устраивали всякие развлекательные концерты, праздники. Рагнер-Кон, несмотря на свою чудовищность, не мог оказаться настолько безумцем, чтобы уничтожить людей научившихся или пытающихся учиться жить без насилия и зла.
Едва ли не бегом я добрался до деревушки, где располагалась одна из моих общин. Вместо деревушки к своему чудовищному удивлению я увидел руины. Тогда я почувствовал себя на грани пропасти. Если СБК уничтожили жителей моих общин — самых невинных, добрых людей тщательно отфильтрованных мною из массы человечества, значит они настоящие монстры, чудовища, чью свирепость ничем нельзя было объяснить. Значит, в этом мире больше не осталось морали или какой-то логики, балом правит лишь безумие и сила. Только тогда глядя на руины своей общины я увидел в произошедшем чистый геноцид, настоящую рукотворную катастрофу лишенную всякого смысла. На тот момент ничто больше не могло оправдать СБК в моих глазах.
Оправившись от шока, я решил войти в разрушенную деревню, где когда-то жили веселые, добрые люди всегда тепло меня встречавшие. Дома были уничтожены, но трупов нигде не было. Видимо, перед тем как окончательно избавиться от пут морали и погрузиться в безумие, мне нужно было увидеть их тела, убедиться в чудовищности этого мира в целом и быть полностью уверенным в виновности СБК в частности. В центре деревни я обнаружил большой сожженный дом, заполненный обуглившимися телами, но с ума меня свело ни это. Вокруг дома, в котором были сожжены жители общины, также валялось несколько тел. По всей видимости, кто-то пытался оказать сопротивление.
На руинах той деревни в воздухе ясно ощущалось какое-то чистое безумие, лишенная логики животная дикость. Так бессмысленно и жестоко могут убивать только настоящие чудовища, которыми и были заблудившиеся в своем зле артэоны. За углом сожженного дома я увидел несколько распятых обугленных тел. Их распяли, а потом сожгли. Тогда я прибывал в глубоком шоке, мне сложно объяснить свое тогдашнее поведение. Не знаю зачем, но почему-то тогда я искал вход внутрь этого сожженного дома, этого места массовой казни. Когда я проходил мимо распятых останков, сожженными оставшихся висеть на крестах, что-то остановило меня, я случайно наткнулся на что-то краем глаза. Это было бледное лицо ребенка. Я встречался с подобным зверством на людском юге. В своем желании наказать врага, казнить его как можно страшнее за неимением инвентаря для жестокой казни, в полевых условиях так сказать, разные монстры порой прибегают к этому методу. Нет ничего страшнее для нормального человека, чем умирать, крича от боли зная, что на это смотрит твой ребенок. Видимо несколько мужчин из уничтоженной общины сумели оказать серьезное сопротивление, за что их наказали сначала распятием, затем сожжением заживо на глазах их детей, так чтобы, умирая от невероятной боли, они даже кричать спокойно не могли, боясь травмировать свое чадо.
По-моему, это была девочка. Завернувшаяся в грязное покрывало, присыпанное пеплом, она лежала, прижавшись к земле, отчего сливалась с мрачным мертвым окружением. Не знаю, почему чудовища, устроившие эту бойню, о ней позабыли, быть может, просто не заметили. Глядя в ее детские глаза, только представляя тот ужас, что они повидали я, едва не потерял сознание. Раздавались еще какие-то шорохи из одного разрушенного дома, может какая-то семья сумела укрыться в погребе, как это обычно бывает, всех уничтожить, как правило, редко бывает возможным. Те, кто уничтожали деревню, совершая преступление, естественно торопились, поэтому многое не заметили или забыли. Но тогда меня ужаснул только этот измученный ребенок. Если бы не ее бледное лицо я тоже прошел бы мимо, ничего не заметив. Не заметив этого ребенка тогда в том кошмаре, пройдя мимо, я, наверное, просто порыдал бы на пепелище, побился в истерике, кричал бы и проклинал этот мир. А затем отправился бы в СБК, в Валгхейм, желая взглянуть в глаза ублюдку Рагнеру-Кону и спросить: за что? Но я ее заметил.
Сидя возле сгоревшего трупа, который, по всей видимости, был ее родственником, возможно отцом, она просто молчала глядя в никуда. Она никак не отреагировала на мое появление. Будто неживая, она просто сидела глядя в одну точку. В нависшей мертвой тишине я слышал, как болезненно урчит ее пустой желудок. Бог знает сколько холодных ночей среди трупов она просидела так. Хоть ее сердце и билось, но судя по мертвым глазам, живой назвать ее было сложно. Тихо, аккуратно я пытался заставить этого ребенка прийти в себя, хотя бы просто взглянуть на меня, но все без толку. И как тогда среди руин, когда все вокруг разрушено, я мог помочь этому несчастному существу? Уйти я тоже не имел права. В нормальном мире, где действительно было бы что-то свыше, какая-то логика эта малышка была бы счастливым радостным ангелочком, безмерно радующим своих заботливых родителей. Так по идее это и должно быть, это элементарный здравый смысл. А здесь в этом аду, где сильные творят что захотят, среди мрачных сожженных руин и кучи трупов это существо есть жертва бессмысленного кошмара, и нет в окружающем хаосе высшей силы, способной помочь, способной что-то исправить или навести порядок. Так быть не должно, но это происходит, и эта закономерность не оставляет выбора. К сожалению, эта жертва безумия, как и все прочие слабые и беззащитные подобные ей, лишь очередное проявление бессмысленности нашего жесткого мира и никто этого никогда не исправит.
Тогда как мне помниться я увидел ну или узрел, что все окружающее есть ад с незначительными лучами света. Для меня вдруг все стало ясно. Как в аду здесь нет высшей морали или какой-то логики, только я придурок придерживаюсь каких-то правил. Привычный мир тогда рухнул в моих глазах. Это было последней каплей. Я прекратил жизнь этого несчастного создания, безболезненная смерть — это была единственная помощь, что я мог ей предложить. Во всяком случае, бросить ее там и уйти я просто не мог. Все эти мучения и боль что ожидали это существо в случае продолжения жизни в этом мире — я просто разом избавил ее от всего этого. Спас, освободив ее душу от тела, незаметно, без боли и мучений. Я прижал к себе эту малышку и усыпил ее навечно. Это все что я мог сделать. Вопрос о правильности моего поступка, что это было? Убийство или спасение — эта дилемма никогда не даст покоя моей измученной душе.
Не знаю, но почему-то именно в тот раз я почувствовал себя убийцей. Я долго метался, темные мысли все сильнее долбились в мою голову, и все сильнее мне казалось глупым пытаться остаться разумным в этом кошмаре. Мое терпение просто лопнуло.
Мои глаза заволокла пелена. К черту все это долбанное воздержание. Моральная само кастрация. Бессмысленно пытаться остаться человеком на куске шлака. Я впал в состояние аффекта, полностью утратил над собой разумный контроль. Заглушив в себе разумность, слушая лишь эмоции пульсирующие гневом и жаждой мести, я шел вперед, желая снести все на своем пути. Дав себе полную свободу, рассвирепев от злости, утратив над собой всякий контроль, я направился в сторону СБК. Позабыв обо всех заветах светлого мага, я жаждал уничтожить их всех. Убить их как можно больше — кровь за кровь, ну и если повезет то добраться до Рагнера и разорвать его куски, физически, своими руками безо всякой магии. Я устал терпеть жестокость этого мира, пришла очередь мне явить свое безумие — примерно так вились мысли в моей голове. Я понимал, что это конец, никакого 'потом' для меня уже не будет. Я уйду и унесу их за собой как можно больше и плевать, кто, что скажет обо мне в этом проклятом мире.
Это удивительно, но момент моей личной мести СБК совпал с началом сопротивления, которое сумели организовать народы севера. После того как столицы и прочие крупные города были уничтожены, были вырезаны все короли, главнокомандующие, была уничтожена вся власть, какие-то остатки армий и просто фанатики, воины не согласные с участью изгнанников сумели собраться и дать отпор агрессору. Остатки людских армий партизанами растворились в лесах, заняли крупные крепости и форты. Артэоны начали нести серьезные потери. Люди севера не дали изгнать себя так просто. Когда я полный решимости уничтожить все живое на своем пути двигался в сторону земель СБК воины людей севера, которым нечего было терять, повсеместно наносили болезненные раны, казалось победившему противнику. Война для СБК оказалась не такой уж молниеносной.
Они засекли меня по всей видимости сразу после того как я вошел в пределы границ СБК. Мне навстречу выдвинулась рота солдат. Я без разговоров напал на них. Растворившись в сумерках, исчезнув у них на глазах, возникая у них за спинами, я начал беспощадно резать их. Я убивал, убивал и убивал их. Орудуя клинком, разбрасывая их при помощи магии, я наносил удар, скрывался в сумерках, а после нападал снова. Как сильный маг я знал массу способов массового умерщвления простых живых целей, не обладающих сверхспособностями. Я мог просто рассыпать их тела на атомы, пусть и не всех, но большей части, но почему-то в тот момент я жаждал истинного отмщения, кровавой и жестокой расплаты для врага. Я орудовал своим клинком, перерезал их глотки. В последующем вспоминая самого себя в тот момент, я просто замираю от ужаса. Так много как в тот раз я, никогда до этого не убивал. Весь залитый их голубой, остывая, краснеющей на мне кровью я простился с теплящейся внутри сущностью светлого мага, мне было плевать, что будет со мной дальше, я просто уничтожал их. Подоспело подкрепление — несколько боевых магов, но они ничего не смогли противопоставить мне. Они лишь затянули нашу дуэль, лишь незначительно усложнили мне задачу.
Вот главная катастрофа в моей жизни, первопричина моей погибели. Выйдя за рамки морали, я дал Тьме поселиться в своей душе. Долгие годы потом я деградировал. Тот добрый маг, которым я был до этого, тогда умер. Дальше из ничего вырос Фросрей защитник Армидеи, безжалостный высокомерный убийца, в котором осталась лишь усталость, ну может какие-то крупицы морали. Тогда начался мой путь превращения в чудовище.
Не помню, какой по счету это был убитый солдат, но после очередной перерезанной глотки все вдруг остановилось. Меня окружил яркий белый свет, я не понимал, где нахожусь и не мог пошевелиться. Затем у меня перед глазами понеслись какие-то картинки. В замедленном действии я увидел падающее на землю тело убитого мной молодого солдата, затем меня отнесло от него на несколько километров и несколько дней вперед, и я увидел плачущую женщину, судя по внешности артэонку. Понятно это была убивающаяся с горя мать, сына которой я почти обезглавил секунду назад. Вот с такого 'гениального', как бы поучительного шага в нашу схватку решил вмешаться Дух. Баур — хранитель СБК решил все же заступиться за своих головорезов. Наконец-то высший хозяин соизволил разнять нас грызущихся псов. Этот 'великий гений' наверное думал что меня растрогает этот бред со страдающей матерью, заставит одуматься, но он не учел того насколько я был доведен до отчаяния.
Я так и продолжал висеть в пустоте заполненной ярким светом, не в силах пошевелиться, пока этот 'великий гений' изображая из себя бога, обращался ко мне раскатистым громким голосом, каким, наверное, должны говорить какие-нибудь языческие боги из дешевых нелепых легенд. Баур пояснил мне свое видение ситуации. Мол, под моим началом жили люди, под его началом существуют артэоны, по его мнению, мы что-то вроде коллег по работе. Якобы мы как верховные покровители должны защищать своих подопечных только от Тьмы или прочей непосильной для них опасности. Лезть в личные разборки своих подопечных мы не имеем права. Дескать, он, когда люди теснили его артэонов не вмешивался в эту грызню, как и подобает верховному покровителю, также и я сейчас не имею права вымещать свой гнев на простых солдатах, которых дома ждут семьи. Я как бы должен был проявить разумность и не встревать в кровавые разборки глупых смертных. По его мнению, все было просто: его дети в равной схватке, пусть и не совсем честно, но все же с легкостью уничтожили все народы, за защиту которых отвечал я, поэтому мне оставалось только принять этот факт и смириться. Проявить мудрость, как и подобает светлому магу. Висящий фиг пойми где, среди какого-то света, я не одобрил его слова, и просто недовольно промолчал. Дальше свет рассеялся, и я оказался на цветущем летнем поле в окружении берез. Эти события сейчас мне кажутся наркотическим сном.
Не понимая где нахожусь, я поднялся с земли. И едва удержался на ногах когда увидел что прямо передо мной, с наглой рожей, как будто ничего и не было, спокойно стоит он. В моих глазах главнейший враг, монстр и просто урод, виновник нашего кровавого торжества. Сам Рагнер-Кон правитель СБК стоял передо мной. Я на тот момент окончательно уподобился чудовищу, разумный контроль над собой утратил полностью поэтому, не раздумывая, сразу набросился на своего врага. И тут же в бессилии рухнул на землю. Мои руки были закованы в зачарованные цепи, которые когда-то придя в Преферию, я принес с собой. Я хотел заковать в них Ортопса, а вместо этого сам оказался в этих магических кандалах, полностью лишающих силы. Чем больше я бился в истерике, тем ярче сияли зачарованные цепи, высасывающие жизненную силу, тем больше я обессиливал. Полностью измотав себя, я мог только беспомощно смотреть на цепи, сковавшие мне руки. Чудовище, которым внутри я стал на тот момент, полностью успокоилось, через боль вновь пришло нежеланное осознанное понимание мира... '.
— Нравятся игрушки? — своим спокойствием говоря, что все хорошо и нет причин для паники Рагнер-Кон, поинтересовался у сидящего на лесной траве мага. Они находились на лесной полянке среди берез, на улице стояло солнечное утро. Черная земля под ногами содержала в себе вкрапления непонятного белого кристаллического вещества похожего на соль. Цветы, трава, мелкие кусты — все низкорослые растения в этом лесу были окутаны своеобразной легкой паутиной из той же странной белой 'соли', что говорило о том, что Фросрей находился где-то в дебрях Белой Долины — территории СБК. Именно из-за этого аномального белого кристаллического вещества пронизывающего почву и оплетающего паутиной низкие растения эта долина и получила свое название. Фросрей с руками, закованными в волшебные цепи, постепенно остывал после приступа бешенства. Пришедший в себя маг поднял измученный взгляд на собеседника, своей тенью заслонившего ему солнце. В глазах Фросрея он значительно изменился, возмужал. От перепуганного бледного мальчишки, или неопытного подростка которым он оставался в глазах старого мага, теперь понятно не осталось и следа. Полностью похожий на своего отца, как всегда облаченный в броню, чем демонстрирующий свой первостепенный статус главнокомандующего армии СБК. Даже бороду он опустил как отец, как все высшие военные командиры белокаменной армии, вот только выглядел в разы моложе, полным уверенности и сил. Задав вопрос, Рагнер-Кон взглядом указал на горящие зеленым пламенем зачарованные цепи, которыми были стянуты руки мага — те самые 'игрушки', которые он имел в виду в своем обращении к нему. Фросрей проигнорировав вопрос, сделал все, чтобы успокоиться, полностью прийти в себя. Закрыв глаза, он выровнял дыхание и пульс. Цепи, сковывающие его запястья, по мере его успокоения престали светиться зеленым цветом, перестали высасывать из него силу, и маг сразу почувствовал себя лучше.
— Удивительно, что они на тебе, а не Ортопсе, — удивив мага своей осведомленностью, Рагнер-Кон все же заставил его обратить на себя внимание. 'Откуда он знает об Ортопсе?!' — испуганно замелькали мысли в голове Фросрея. — Странно, согласись. Ведь когда-то ты клялся, что заточишь в эти кандалы истинное чудовище, оборвавшее тысячи невинных жизней. В итоге сам этим чудовищем оказавшись. И что касается Ортопса. Ведь ты обещал себе и всему миру, что остановишь его. Поимку этого неизвестного монстра как светлый маг ты сделал смыслом своей жизни. За этим ты пришел в Преферию. Но что вдруг изменилось, почему ты изменил разуму и здравому смыслу? Вместо устранения Ортопса, спасения от него невинных смертных, ты заключил с ним сделку, сам позволил ему убивать. И он убивал, уже отнимал жизни у невинных получив от тебя одобрение. Ты хоть задумывался, над тем, что в какой-то мере делишь с ним ответственность за его злодеяния совершенные после вашего перемирия? Ты дал ему добро, ты не остановил его. Просто попытайся осознать, то насколько сильно был затуманен твой разум. В какие дебри ты залез. Как видишь, мы за тобой наблюдали, так что святого тут из себя не строй. Все мы не без греха. Тем более тебе ли злиться на меня? Ты убил свыше сотни моих солдат, ты сам грешник, такой же, как и я, — лукаво и коварно говорил Рагнер. Договорив, он отошел немного в сторону, повернулся спиной, будто давая магу остаться одному, немного подумать.
Все лукавство и хитрость Рагнера никак не подействовали на измученного эмоциями мага. Фросрей вдруг взорвался приступом дикого смеха. Он смеялся как умалишенный, будто услышав самую смешную и гениальную шутку в мире. Рагнер про себя ужасался тому, что осталось от светлого сильного мага.
— Ах ты с...! — не переставая смеяться кряхтел Фросрей. — То есть ты своим приказом, руками своих солдат уничтожил сотни тысяч человек. Уничтожил все, что у меня было, разрушил мою настоящую жизнь, а теперь пытаешься заставить меня вести с тобою диалог?! Говоришь о том, что я не лучше тебя? То есть это у меня затуманенный разум, я заблудился в жизни, а то, что ты устроил геноцид народов севера — это нормально! Это я получается здесь придурок, ты адекватный человек?! Слушай, как там тебя... просто уничтожь меня, потому что я не остановлюсь. Слышишь! Никогда, ни за что в жизни я не остановлюсь. Даже сейчас, клянусь, если бы ни эти кандалы я бы выдавил твои глаза, сжал бы твою глотку так сильно, как только можно. Вырвал бы твой кадык. Медленно и с удовольствием убил бы тебя. И если мои руки когда-нибудь освободятся, я ведь исполню свои угрозы. Слышишь? Обязательно исполню, найду и уничтожу тебя самым жестоким способом на свете. Убью твоих людей столько сколько смогу. Единственный способ для тебя спасти свою шкуру это прикончить меня. Ну, или сам смотри, только потом не обижайся, — с земли глядя на своего облаченного в новенькую генеральскую броню собеседника говорил уставший и измотанный душевными терзаниями, ужасно выглядящий старый маг.
— Ну, убьешь меня, а что дальше? — не отступаясь, Рагнер пытался докопаться до настоящего Фросрея. — Куда пойдешь, что будешь делать? Убив меня, ты ничего не исправишь, только сделаешь еще один шаг в темную сторону. Безмерная магическая сила, наложенная на хрупкий людской разум и человеческое безумие, которому ты уже дал волю — ты даже не представляешь, к какой катастрофе смешение этого может привести. Это убьет тебя как мага и как личность. Станешь одним из этих дегенератов зовущих себя темными магами, — Рагнер не смог сдержать улыбки от столь пафосных речей, но так или иначе до мага нужно было достучаться, поэтому он продолжал отыгрывать высокомерного и сурового правителя. — Та оболочка нравственности и морали, в которой ты себя хранил, уже лопнула. Только послушай, сколько ненависти, сколько гнева звучит в твоих словах. А ведь чтобы оставаться на светлом пути таким эмоциям нельзя давать выход, также как нельзя отнимать жизнь у тех, кто заведомо слабее. Твоя дальнейшая деградация неизбежна. В чем смысл всех сотен лет, что ты прожил, существуя в условиях воздержания, постоянных запретов и жесткого самоконтроля только чтобы остаться человеком? Если под конец ты превратишься в убогую дегенеративную массу называемую темным магом? Где же тот светлый маг, которым ты был или являешься сейчас где-то глубоко. Ты еще можешь вернуться. Все зависит только от тебя.
— Заткнись! Зат-кнись! Вот только мораль мне читать не надо. Никакой жизни далее у меня не будет. Я не стал темным магом. Это ты ублюдок все отнял у меня, все разом уничтожил. Я не становился монстром, вы меня таким сделали, все у меня отобрав. Я так и останусь светлым магом, только закончу свою жизнь кровавой местью. Когда я уничтожу тебя, я покину этот мир. Дать себе деградировать, стать чудовищем — я не позволю! — все также с земли глядя на фигуру собеседника, заслонившую солнечный свет Фросрей продолжал кричать от бессилия.
— А что если я сказал бы, что у меня не было выбора? — скрестив руки за спиной, поверх свисающего сзади черного офицерского плаща не отступался Рагнер, с высока глядя на сидящего на земле, убитого горем мага. Ему было жутко наблюдать, то во что превратили Фросрея последние события, такого разрушения его личности Рагнер точно не ожидал.
— Ну, все хватит, заткнись. Не мучай, лучше просто убей или заткнись! — Фросрей не желал его слушать, не хотел больше разумно ничего воспринимать. — Я убил маленькую девочку или не девочку... Волосы были длинные. Вы твари заставили меня сделать это. Так мне казалось или кажется, я спас ее. Я не лучше вас. Я дал волю злу, наломал дров, не спорю. Но почему я еще жив? — маг замолчал, но вдруг что-то щелкнуло в его голове, будто пришло осознание слов сказанных ранее, его глаза снова налились злобой. — Чудовище! Убийца! Вот во что вы превратили меня! Так теперь убейте меня или потом не обижайтесь! — пока из его глаз телки слезы, сидя на коленях, безумно прокричал маг. Рагнер опустив глаза, изобразил сочувствие.
— Мне искренне жаль Фросрей. Во всем виноват только я. Я здесь убийца, а не ты, и поэтому прошу — не опускайся до моего уровня.
Маг немного проплакался, отдышался. Рагнер терпеливо ждал, немного отойдя в сторону.
— Что вам от меня надо?
— Вся эта молниеносная война, изгнание людей с Северной Половины — это наследие оставленное мне моим отцом. Он бы и сам это сделал, но к тому времени, когда все было готово, он был уже стар, поэтому эта участь перешла ко мне. План этой войны начал готовиться задолго до моего рождения. Все было организовано так, что я не мог отказаться. Моя воля ничего не решала, мой отец организовал все так, что я ничего не мог предотвратить или изменить. Можно сказать меня для этого растили и с детства пичкали этим предназначением, целью, которую я должен исполнить. Я всего лишь исполнитель, а не организатор. В какой-то мере я заложник этого кошмара, как и ты, — сделав максимально серьезное лицо, с натянутым сожалением говорил Рагнер. Несмотря на бороду, делавшую его похожим на грозного отца, внутри он был еще молодым артэоном, еще только вначале своего пути, в нем еще оставалось что-то мягкое. И пока где-то в глубине он действительно переживал по поводу содеянного, пока не все его слова были ложью, во всяком случае, не полностью. Суровым и беспощадным к врагам военным командиром, параноиком движимым идеей обеспечения мира любыми способами только для своей Арвлады, ему стать только предстояло. — Нет, конечно, твоя участь куда кошмарней, — под злобным взглядом мага начал оправдываться он. — Я ни в коем случае не сравниваю тебя с собой. Просто и ты меня пойми.
— То есть ты эдакий сочувствующий маньяк. Чудовище и монстр, который сопереживает своим жертвам, плачет вместе с ними, но все равно режет их на куски, — рассмешил его Фросрей.
— Вопреки своей участи главнокомандующего я стараюсь сохранить в себе совесть. Заставляю себя мучиться от нее. Это полезно. Так я пытаюсь сохранить в себе что-то живое, хотя и понимаю, что это не разумно учитывая наложенную на меня ответственность. Я просто делаю, что должен и пытаюсь оставаться нормальным, — теперь он насмешил мага, хотя в отличие от Фросрея сейчас он говорил на полном серьезе.
— Ладно, давай говори, почему меня просто не убили?
— Пойдем, я тебе кое-что покажу, — сказал Рагнер, помогая магу подняться с земли. Взвалив на себя обессиленного Фросрея гремящего цепью на руках, Рагнер повел его куда-то через заросли берез. В лучах утреннего солнца перед Фросреем открылась маленькая аккуратная как на картинке деревушка, раскинувшаяся за цветочным лугом. Аккуратные сложенные из деревянных щитов домики с торчащими кирпичными трубами печей. Запах дыма и скошенной травы наполнил душу мага приятной негой. Издалека среди домов были видны силуэты каких-то людей погруженных в суету своих будних дней. И самое главное слышался смех — дети не работали в поле, не пасли скот и с малых лет не были рабами, они просто играли, бесились и смеялись где-то на окраине деревушки, пока взрослые занимались своими делами. — Ну и что это? — придерживаемый Рагнером щурясь на солнце Фросрей рассматривал деревню.
— Это будущее. Будущее людей севера Преферии. Мы сейчас находимся в Белой Долине. Это одна из людских общин Страны Белого Камня. Все эти люди, что ты видишь — они полноценные граждане СБК наряду с артэонами живущими в белых городах. Главная моя задача — обеспечение их полной безопасности. Мы бережно храним эту жемчужину, наш стержень, наше достижение. Эти общины, их у нас тысячи. Миллионы людей расселенные по всей территории нашей страны спокойно живут под нашим контролем и защитой. Здесь все как в твоей Школе Добра. Мы переняли и развили весь лучший опыт наработанный тобой. Люди здесь живут без рабства, насилия и расслоения на высших и низших. Торговля как связующая сила, конечно, имеет место, но в строго определенных рамках и по четким правилам. Мы тщательно следим здесь за порядком. Здесь в прямом смысле слова воплощено все лучшее, что ты вырастил в своих общинах, плюс наши собственные наработки и нововведения.
Здесь все то же самое с одной лишь разницей. Твои общины были робким боязливым экспериментом. Ты был слаб, боялся и не мог полностью изменить жизнь людей. Как бы ни желал, ты не мог силой заставить всех людей жить правильно. Поэтому ты придумал свою школу, создал свои тихие уютные общины в стороне от пронизанной насилием и несправедливостью обычной людской жизни. Не в силах помочь всем, ведь большинство не примет разумные перемены добровольно, в своих общинах ты укрыл только тех, кто сами добровольно хотят, могут измениться, жить без грехов и подлости. Открою тебе секрет: люди сами не знают, чего хотят. В большинстве случаев к благим переменам человечество можно подтолкнуть только силой. И мы есть эта сила. Ты не мог изменить жизнь людей, боялся силой заставлять их существовать разумно, а мы не боимся. Мы не боимся выступить диктаторами там, где это нужно для общего блага. Благодаря нашим усилиям скоро все люди Северной Половины, а возможно и всего мира будут жить так, — он говорил, указывая на тихую мирную деревушку впереди, — спокойно трудиться, зарабатывая себе на жизнь честным трудом, ни о чем не бояться и знать что их человеческие права защищены, что они в безопасности. Здесь под защитой и покровом артэонов — старших и разумных братьев, ответственных за них, ни рабовладельцам, ни темным магам не достать их. Вот то для чего мы устроили всю эту бойню, решились силой отчистить север от былых людей, вернее от всей той грязи частью которой являлись жители этих твоих четырех людских стран севера.
Мы силой изменяем мир. Да мы многое уничтожили, много людей погибло, но только представь, сколько всего прекрасного мы можем вырастить на освободившейся почве? Здесь в Преферии, в Северной Половине после того как мы уничтожим, изгоним всех этих якобы 'свободных' людей, изживем пережитки людского безумия, мы можем с нуля создать мир, в котором нормальные люди будут жить спокойно и по справедливости под разумным покровительством артэонов. Нам дарована разумная благодать от Духов, и мы должны поделиться ею с людьми, должны помочь им. Это будет новый чистый свободный мир, до этого кажущийся сказкой. Здесь не будет ни рабства, ни преступности, ни коррупции, ни другой грязи свободных людских обществ. Темным магам никогда не проникнуть сюда. Мы научим людей жить правильно, а тех, кто не хочет, заставим силой, если потребуется. Полные решимости, без страха в отличие от тебя мы найдем способ привести общества людей и артэонов к общему отведенному природой равновесию. Мы воплотим идеи своих мудрых предков. Это будет воплощение нашей мечты — 'Арвлада' — страна людей и артэонов, которая займет собой весь север Преферии, — говорил Рагнер при помощи своего уникального дара изучая душу мага, видя как злость и гнев в ней медленно отступают, под давлением его слов и открывшейся картины.
Слушая не лишенные коварства речи Рагнера, Фросрей не сводил глаз с тихой мирной жизни людей протекающей в паре сотен метров от них за цветочным лугом. Дети, резвящиеся в поле в стороне от деревни, смеялись, гонялись за стадом играющих с ними лошадей под лай раздраженных этим шумным весельем собак. После всего пережитого увиденное согрело измученную душу мага, чем только причинило боль — слезы неконтролируемым потоком хлынули из его глаз. Ведь это была та самая тихая и мирная жизнь простых обычных людей, видеть которую он так всегда мечтал, но только в отличие от его Школы Добра эти люди находились под полной защитой артэонской армии, не имеющей в Преферии равных, и лично Духа. Безопасность — вот то чего он не смог дать тем людям, что доверились ему. Едва он решил согласиться с Рагнером лукаво манипулирующим его уставшим сознанием, как в его памяти всплыли фрагменты увиденного перед приступом бешенства, лишившим его человеческого облика. Руины одной из его общин. Мертвая тишина, странный скверный запах, поднимаемый ветром пепел. Сожженные, распятые тела, несколько артэонских стрел оставленные в разных местах. И маленькое живое существо для которого маг в окружающем кошмаре не нашел лучшего спасения чем смерть. Фросрея снова заполнила неописуемая злоба и обида лишь на время отошедшие на второй план.
— Обещание светлого и безоблачного будущего — я слышал это уже тысячи раз и уст тысяч твоих предшественников. Я видел, как суровая реальность разрушала самые благие идеи и сводила с ума многих власть имущих фантазеров подобных тебе. В итоге ты сам не заметишь, как скатишься к диктатуре, в которой от твоих начальных светлых идей не останется и следа. Спроси себя. Если изменить этот мир так просто, то почему мы все еще живем по уши в грязи? Да и к тому же! Ничто не способно оправдать те разрушения и смерти что вы устроили. Нельзя построить счастье на крови.
— Разрушения, смерти! А что мы, по-твоему, уничтожили? Мы уничтожили общество рабов и их хозяев, жирных бюрократов и чрезмерно властных садистов. Мы стерли всю эту людскую грязь, эту загнившую систему, отчистили почву для благого будущего! Ты хоть интересовался, как жили твои подданные, что не разделили идеалов твоей школы добра? Эти твои людские народы Северной Половины, которых ты так любил, закрывал глаза на их несовершенство и откровенные преступления. Они так издевались над своими рабами, что те дохли у них с нереальной скоростью. Буквально израбатывались до смерти под плетями жестоких хозяев. И что делали эти твои 'мирные' 'свободные' народы четырех северных стран? Они шли на юг с войной, разрушали жизнь тамошних слабых народов и волокли оттуда рабов тысячами. Надежный раб это тот, кто слаб, кто не представляет опасности, в нашем случае это в основном женщины, дети. Вот кто в основном были их рабами.
Эти твои мирные народы вовсе не такие мирные, как ты себе навыдумывал. Про жестокое отношение к женщинам, которые у твоих подданных были равными животным, я вообще молчу, это у людей повсеместно. А обезумевшие короли этих твоих четырех северных стран? Правители, которые, как и всякие параноики боящиеся потерять власть, своей инквизицией, разными карательными аппаратами губили, уничтожали людей тысячами только чтобы посеять страх, укрепить свою власть. Жесткие пытки в темных подвалах, публичные казни для развлечения толпы и сжигание людей заживо, — говорил Рагнер, видя как правда, больно ударила по магу. Не желая его слушать и не зная, что возразить Фросрей, развернулся и, отойдя немного в сторону сел на бревно в тени шелестящей листьями березы. Рагнер не останавливался и, сопровождая мага недовольным взглядом, продолжал упрекать его.
— Ах да, самое главное! Естественно эти народы севера, по-твоему, процветающие под твоим покровительством не были лишены главной черты этого вашего 'свободного человечества' — нищеты и голода. Нищие умирали прямо посреди улиц этих твоих процветающих северных городов. Так жили эти твои люди. Я согласен, во всем этом нет ничего необычного для нашего отсталого дикого мира. Большинство современных рабовладельческих обществ имеют подобные черты. Можно сказать, все люди так живут. О людском потенциале, силе людей и их способности к развитию все вокруг только говорят. Но эти твои народы севера, они ведь в отличие от всех остальных не были просто дикарями. Они жили под властью светлого мага. Все это зло процветало под твоим покровительством, и ты, боясь становиться диктатором, не желал вмешиваться, боялся попытаться силой изменить их жизнь к лучшему. Поэтому молчал. А СБК под моим началом представляет собой силу способную и не боящуюся толкнуть мир к разумным переменам, и мы не собираемся молчать.
И вскоре благодаря нам люди всей Северной Половины будут жить свободно и по разумным законам, без зла, как в твоей Школе Добра. Получается — я сделаю то чего ты не смог, — последними словами Рагнер, по всей видимости, задел что-то внутри мага, потому что Фросрей как-то странно на него посмотрел. — Ведь так, ведь я прав? Ты же сам был не согласен с насилием и беспределом, которым наполнены общества людей. Глядя на них ты всегда желал преподать им жестокий урок, сорваться хоть однажды, дать себе волю и силой научить их уму разуму. Но твой страх, этот забитый в твою голову бред об ответственности, наложенной на мага судьбой, необходимость воздержания от вмешательства в дела смертных, все это заставляло тебя молчать и дальше просто наблюдать, как люди пожирают сами себя. Вернее живут, как умеют.
— Ты несешь полную чушь. Не страх заставлял меня молчать и воздерживаться от резких шагов, а здравомыслие. Хоть мы с тобой и имеем силу, но кто давал нам право решать за людей как им жить? Кто ты такой для того чтобы решать за них? Только человечество, само способно найти для себя естественный разумный способ существования лишенный пережитков нынешнего безумия. Все что мы можем так это только помочь им. Только подтолкнуть их в правильном направлении, защитить от влияния темных магов и прочих злобных тварей, заинтересованных в хаосе и деградации человечества.
— Нет, к сожалению, ты не прав, — отвернувшись, отрицательно покачал головой Рагнер. — Люди это безумные твари, тысячи лет и тысячи невинных жертв нужны для того чтобы они прозрели. А в нашем мире, где действует Тьма, темные маги и прочие великие силы, незаинтересованные в развитии людей — силы делающие развитие человечества невозможным — люди будут вечно сидеть в грязи. Люди безумные твари, но они способны учиться, способны научиться быть лучше. Они могут стать лучше и, к сожалению, в нашем безумном мире без нашей помощи сами они так ни к чему и не придут. И, по-моему, тысячи лет существования нашего мира — непрекращающееся загнивание человечества этому подтверждение. Мы артэоны — разумные и безупречные создания способные существовать гармонично и счастливо, вопреки законам экономики и социальной системе делящей всех на бедных и богатых. Как и положено разумным существам наше общество всегда процветает, живет гармонично. Просто живет. Хоть мы и созданные искусственно. Но все же Духи открыли наши глаза, мы стали разумными, создали величайшую цивилизацию и поэтому не имеем права бросить людей — наших младших, глупых братьев, склонных к подверженности внешнему влиянию, даже если это голос Тьмы. Мы должны научить людей жить правильно. Они должны существовать под нашим влиянием. Мы артэоны как более разумные и сильные должны стать разумной опорой для безумного хаотичного человечества. Иначе я просто не вижу смысла в нашей силе.
— И в этом мире, о котором ты говоришь, только те люди, что живут под покровом артэонов, будут счастливы. А как же быть с остальным человечеством, со всеми этими дикарями, что заполонили юг? Их ты тоже попытаешься спасти? Или пойдешь по пути собратьев с большой земли, жизнь всех людей, что не войдут в число ваших светлых общин, обратишь в хаос и руины? Как обычно, на севере у артэонов процветание и мир, а на юге война и террор? В своих красивых речах ты прав лишь наполовину и многого не договариваешь. Не пытайся запудрить мне мозги, я знаю правду. Не хотите вы людей спасти, вам на них наплевать. Вы, как и любая цивилизация, добившаяся превосходства над всеми, прежде всего, думайте только о том, как свое превосходство удержать.
— Вопрос взаимоотношений с югом, это вопрос открытый. Давай сначала здесь на севере наведем порядок, а после посмотрим. Кто знает, быть может здесь в новой земле мы, и попытаемся изменить установленное столетиями равновесие между дикими людьми и артэонами.
— Как легко и даже красиво все в твоих речах. Так ты пытаешься скрасить, все что натворил? — не сдавался Фросрей, стоя на своем просто упершись.
— Вся мерзость и мразь, называемая рабовладельческим обществом людей — вот что мы уничтожили! — стоя над магом, Рагнер продолжал на него давить. — Мы просто расчистили путь для светлого будущего, которое способны построить. Больше не будет никаких бедных и богатых, угнетаемых и угнетенных. Отныне здесь — в Северной Половине все жители будут одинаковы и одинаково свободны. Новый мир свободных людей и всецело счастливых артэонов — вот то ради чего мы сражаемся. Да согласен, в ходе проводимого нами улучшения мира было уничтожено множество невинных людей. Но эти смерти лишь побочный эффект благих изменений что к сожалению мы вынуждены нести силой. Мы воюем против рабовладельческой власти, темных магов, тиранов королей, всяких прочих уродов которые считают себя лучше и выше всех вокруг. Против тех, кто лишают человечество свободы и не дают ему свободно дышать. Мы конечно не даруем им свободы, ведь людям она не нужна. Люди это дикие животные. Дай человеку свободу, и он сам себя уничтожит. Мы хотим просто заставить их жить разумно. Не всех, но хотя бы малую часть, тех, кого способны приручить.
Только с уничтожением былой власти и всего созданного ею общества здесь на севере мы можем построить новый мир, лишенный жесткости старого. А эти невинные люди, которых мы попутно уничтожили, простые люди — механизмы машины рабовладельческого общества, ресурс, за счет которого это общество существовало, их уничтожение жестокая необходимость. Иначе нам ничего не изменить. Мы решили начать с чистого листа — полная перезагрузка. Как говориться: 'хочешь новый, и прекрасный мир приготовься уничтожить старый'. Мы отняли у тебя все, что ты любил, разрушили все, что ты создал. Я не прошу простить меня или нас. Я лишь прошу понять: мы уничтожили, изгнали дикие народы людей севера, зачистили эту рабовладельческую мерзость, чтобы заменить ее на вот такие мирные простые людские общества, — Рагнер снова указал на тихую незамечающую их деревушку, впереди. — Общества, которые мы сможем распространить и вырастить с нуля по всей Северной Половине под своим разумным артэонским покровительством.
— Все равно это кровопролитие, это геноцид. Ты хоть отдаешь себе в этом отчет? Вы уничтожили тысячи невинных жизней. Знаешь, сколько злодеев оправдывают свои преступления добрыми намерениями? Или благим будущим как это делаешь ты. В чем твое отличие? — потрясывая своими цепями Фросрей упорно не желал соглашаться с этим коварным манипулятором, облаченным в сталь и черный навеивающий злодейские черты плащ, развивающийся за спиной. Рагнер стоя над ним, снова закрывал ему солнце.
— Я не попугай, чтобы повторять десять раз. Я изложил свою точку зрения, можешь быть с ней не согласен, это твое право. И кстати хочу тебя обрадовать. Твою Школу Добра мы сохранили, бережно и аккуратно, — после этих его слов Фросрей резко подскочил и уставился в него переполненным эмоциями взглядом. Пытаясь угадать эмоции, что своими словами он пробудил в собеседнике, Рагнер аккуратно продолжал. — Уничтожая политические центры людей севера, истребляя всех кто, посмел встать на пути или сопротивляться, мы не тронули ни одной из твоих общин. Я лично распорядился об этом. На время проведения основной фазы боевой операции по взводу солдат были высажены для обеспечения сохранности и безопасности участников твоей Школы Добра. Вот они первые ростки будущих благих преобразований. Мы истребили, изгнали все эту неспособную жить по справедливости людскую массу, а твои общины, в которых собраны проверенные нормальные люди — мы бережно сохранили. Мы сохранили твое наследие — то единственное благое, что ты создал. В скором времени под контролем наших солдат все жители твоих общин будут переселены сюда — на территорию СБК. Здесь они будут в полной безопасности и обретут тот дом, который ты им дать так и не смог.
— Ты меня, что обмануть пытаешься, думаешь, я совсем дурак?! — разозленный его словами Фросрей набросился на собеседника. — Или прикалываешься?! Издеваешься! — увидев в глазах Рагнера непонимание, маг решил пояснить лучше. — Ты думаешь, почему я психанул? Что, по-твоему, довело меня до такого состояния что я, утратив все разумное, пошел уничтожать все, что вижу. Убил целую кучу твоих солдат?! Я все видел своими глазами. Видел следы ваших преступлений. Я застал одну из деревушек моей Школы после вашего визита, еще теплую от пролитой крови. Там были одни руины, сожженные трупы сложенные кучей и ваши стрелы. Но вы убили не всех, — на мага нахлынуло воспоминание, ставшее самим тяжелым за всю его жизнь. — Чтобы спасти невинное существо, я вынужден был убить его. Вот что вы сделали со мной — вы превратили меня в убийцу!
Эти слова оказались внезапным ударом для Рагнера. Он всерьез озаботился сказанным, это читалось в его глазах.
— Бывает, что в ходе военных действий совершаются преступления. Военные преступления. Без этого зла не обходится не одна военная компания. Клянусь, чтобы не случилось с одной из твоих общин, я об этом не знал. Ведь когда я был еще подростком, ты сам показывал мне эти твои деревни Школы Добра. Я общался с этими людьми и вместе с тобой любовался их простой ни чем не осложненной мирной жизнью. Подумай сам: смог бы я уничтожить их? Главным пунктом боевой операции 'Создание Арвлады' было недопущение гибели жителей твоих общин. Я сам проконтролировал это. Видимо... — начал строить догадки ошарашенный Рагнер. — Скорее всего, один из взводов, отправленных для обеспечения безопасности этих людей, некорректно выполнил задачу.
Сам же знаешь, наши солдаты в состоянии Малдурума порой теряют над собой разумный контроль. Те руины, о которых ты говоришь — клянусь это ошибка, исключение. Мне лично доложили о полной безопасности всех участников школы добра. Если случилась такая ошибка, чудовищная ошибка о которой ты говоришь то это моя вина. За это можно попросить прощение. Но прошу, не теряй голову. Это война здесь без жертв и ошибок просто никак. Если подобное преступление было совершено, то давай разбираться с ним разумно. Давай проведем расследование, цивилизованно решим эту проблему. Накажем всех виновных в соответствии с разумными законами. Зачем терять голову и убивать левых непричастных солдат? Давай придерживаться разумных рамок.
Внешний вид Рагнера, его эмоции, глаза, выражение лица говорили о его честности. Он и в правду ничего не знал. Фросрей увидел лишь последствия одной ошибки, неразумно в порыве эмоций осудил целое по одному частному исключительному примеру. Магу стало немного неудобно. Все-таки в порыве своего гнева он жестоко убил слишком многих ребят из армии СБК. В любом случае он не должен был так поступать. Но, все же вспоминая уничтожение людского города, что он наблюдал воочию, понимая масштабы устроенной бойни, он все равно продолжил видеть в Рагнере врага. Он отнял у Фросрея все, уничтожил тысячи людей, чем бы он ни оправдывал себя, он чудовище незаслуживающее понимания. Да и Рагнер не особо в этом самом понимании нуждался.
— Все как обычно очень сложно. Но учти, я прощения просить не буду. Вы монстры и я не лучше, у всех у нас руки в крови по локоть. Все мы хороши, остановимся на этом. И теперь как я полагаю, ты попросишь меня о помощи. Ведь для этого Дух Баур доставил меня сюда? Поэтому мне сохранили жизнь, простили убитых солдат. Я нужен тебе как светлый маг хранитель для этой твоей Арвлады, этой новой прекрасной страны артэонов и людей о которой ты говоришь? Ты хочешь, чтобы я забыл обо всем, что вы натворили. Вот так запросто простил тебе уничтожение людей, которые доверились мне, позабыл о них, разделил твои идеи и примкнул к твоей Арвладе. Помог тебе в ее создании? Нет, и речи быть не может. Для меня это сродни предательству. Ты нанес мне удар в спину, уничтожил мою настоящую так любимую мной жизнь. Что неужели нельзя было договориться, хотя бы попытаться все урегулировать мирно?! Тайком ты мог посвятить меня в свои планы, и я увел бы этих людей туда, куда ты указал бы. Зачем сразу, вот так резко нужно было все уничтожать? Ведь всегда можно договориться, — едва ли не со слезами на глазах спрашивал маг.
— Нет, в этом случае договориться было невозможно. Я должен создать что-то по-настоящему новое, а для этого нужно разрушить старое. Это не мои идеи, я же говорил, я всего лишь средство выполнения плана отца. И если бы я поведал тебе о своих планах хотя бы за пару дней до начала операции, чтобы изменилось? Единственное что никакой молниеносной войны у нас бы не получилось. Ты бы рассмеялся, посчитал мои слова бредом и никогда не согласился увести свои народы с Северной Половины. Да и они не пошли бы за тобой, ты не имел над ними реальной власти, они бы не послушались тебя. Все случилось именно, так как должно было.
— Значит, мне здесь больше нечего делать, — тяжело вздохнул маг. — Я покину Преферию, мой путь здесь закончен. Я не буду считать тебя врагом, скажем так, я отнесусь к тебе с пониманием. Но и ты меня пойми и не проси о помощи. Я не могу помочь тебе, просто морально не имею права. Поэтому просто уйду и делайте вы здесь, что хотите, — договорив, маг развернулся и начал уходить. Зная, что Рагнер не сможет его так просто отпустить, не желая больше слушать уговоры, он хотел закрыть уши.
— Пока ты просто жил среди людей на севере, ты хотя бы интересовался ситуацией на юге? — ожидаемо не отставал от него Рагнер. — У нас есть сведения о трех темных магах, что уже подгребают под себя южные народы людей и не только. Один из них самый опасный Литарн Темный Големов Мастер уже подчинил себе несколько народов в северо-западных землях Южной Половины. Тьма подгребает под себя юг, и что мы можем противопоставить ей? Светлые маги пока не торопятся сюда к нам. Мы теряем этот новый мир, и ты вот так просто уйдешь, просто все бросишь?!
— Что тебя пугает? — остановился Фросрей. — Темные маги проникают сюда и это нормально, естественно. Темных магов их больше, их всегда было больше. Деградированным тупым ублюдком использующим силу лишь себе во благо быть легче чем мудрым сохраняющим здравомыслие мудрецом отрекшимся от всего, запретившим себе все земные радости ради сохранения человечности. Деградировать человек может сколько угодно, а вот измениться в лучшую сторону могут лишь единицы. Так же как людей много, а хороших среди них всегда мало, также и у магов. Темных магов много, они всегда брали числом. Светлых магов мало, но они мудрецы, их силы всегда выше, они лучше понимают магию потому как сохраняют рассудок здравым. Один светлый маг — сильный и мудрый колосс стоит сотни темных озлобленных дегенератов не сумевших остаться людьми, которых принято называть темными магами. Так оно всегда было. И то, что темные уже наползают в Преферию это нормально. Их больше, они как саранча. Их наползет сотня, будет казаться что все! Тьма победила! Но нет, потом, рано или поздно как гром среди ясного неба, как луч света с небес какой-нибудь светлый маг придет сюда и восстановит равновесие. Собой перевесит всех темных дегенератов, кого надо поставит на место. Так что не переживай, все нормально! — пытался иронизировать Фросрей.
— Но ведь ты и есть светлый маг, который пришел в Преферию. Ты не можешь так просто уйти. После той ответственности, что ты на себя взял, оставшись здесь, ты в ответе за новую землю. Ты тот самый единственный светлый маг, который должен установить равновесие и приструнить сотню этих темных гадов. Кроме тебя больше никто нам не поможет, никто не придет в Преферию. Единожды взяв на себя ответственность, ты не можешь уйти! — не успокаивался Рагнер.
— Ой, опять эти предназначения! — недовольно сморщился Фросрей. — Ты еще давай про пророчества или судьбу мне задвинь. Кто сказал, что я кому-то что-то должен? Я могу просто развернуться и уйти. Так я и поступлю, — снова развернувшись, попытался уйти маг.
— Ну ладно тебе наплевать на Северную Половину. Я понимаю. Было бы странно если бы ты разделил мою мечту об Арвладе после того что я натворил. Тебе наплевать на будущее Северной Половины, хорошо. Но как же народы севера, те люди, за которых ты отвечал, те, что доверились тебе! — зацепив мага последними словами Рагнер внутренне заликовал. Фросрей едва зайдя за ветки деревьев нежеланно остановился. — Хорошо ты потерял Северную Половину, но люди ее населявшие, они ведь живы. Людские народы севера, за судьбу которых ты отвечал, не все они уничтожены. Большая их часть сейчас беженцами покинула Северную Половину. Сейчас они собрались у подножья Пустого Вулкана, в районе Андарских болот, но мы собираемся выбить их оттуда, изгнать на юг окончательно. Мы вытесним их на юг, и что их ожидает там? Южные земли заселены дикарями и уже находятся под влиянием темных магов. Народы севера не смогут занять себе место в Южной Половине, без сильной поддержки они будут уничтожены. Мы не собираемся помогать им. Так что тебе решать маг.
— Дайка я сразу проясню ситуацию, как я ее вижу, — недовольно возвращался к Рагнеру маг. — Земли Южной Половины уже заселены и распределены между десятками народов, людей и не только. Свободного места на юге не осталось. То есть бежавшим народам Северной Половины, там нет места. Единственная возможная территория, которую могут занять изгнанные вами люди севера это где-то посередине между преферийскими половинами в районе пограничных лесов ну или где-то там, где-то в той области. И ты хочешь, чтобы я отправился туда и продолжил опекать людей севера, снова взял их под свою защиту, помог создать им новое государство. И это государство, сотканное из народов Северной Половины под моей опекой, так удобно и комфортно для вас расположится прямо посередине между севером и югом, прямо на границе двух половин. И вы окажитесь надежно защищенными от юга. Ты хочешь чтобы народы севера после того как вы поступили с ними стали своеобразным буфером, защитной зоной, оборонительным сооружением хранящим вас от дикого юга. И еще предлагаешь мне пойти и помочь им, чтобы защитный буфер был надежней, чтобы вдобавок к армии у них был еще и светлый маг, помогающий им выигрывать бесконечные оборонительные войны? Маг, движимый терзаниями совести за то, что однажды не смог защитить их, теперь готовый сделать все ради их защиты. И бывшие народы севера, зажатые посередине, будут постоянно воевать, с пытающимися прорваться южными ордами, нежеланно защищая вас от них. В то время как вы, ваша Арвлада, будите здесь спокойно процветать, жить без войн за спинами изгнанных людей севера. И ты меня хочешь в это втянуть, чтобы я вновь взял под защиту остатки некогда доверившихся мне народов, чем помог укрепить вашу безопасность. Стал нежеланным участником системы вашей обороны. Хочешь просто использовать меня? — Фросрей вплотную подошел к Рагнеру. Волшебные цепи, сковывающие руки мага, вновь засияли зеленым, что говорило о том, что его снова переполнила злоба и желание сделать что-нибудь плохое с Рагнером. — Ты думаешь, я настолько глуп? А я ведь все понимаю. Вы уничтожили народы севера, изгнали их. Я не смог защитить их, я тысячу раз виноват. Так пусть эти народы исчезнут полностью! Рассеются по Преферии, расползутся среди других народов. Все же лучше чем служить защитниками этой вашей Арвлады, построенной на крови.
— Они все погибнут. Ты сам это понимаешь. И не надо мне всего этого бреда про то, что они уже мертвы и это мы их уничтожили. Нет, эти люди, эти народы еще живы, они просто изгнанники и ты все еще несешь ответственность за них. Сам смотри, тебе решать маг, — Рагнер сказал все что хотел. Оставив Фросрея одного, теперь уже он побрел в сторону под недоумевающим взглядом старого мага. 'И что и это все?' — такое резкое завершение беседы сильно удивило мага. Рагнер не стал его упрашивать или пытаться в чем-то убедить, сказав все, что хотел он просто ушел.
— А как быть с этими штуками? — тряся цепями на руках, крикнул Фросрей. Он знал, что по истечении времени без заклинания продляющего их действие цепи сами опадут с рук, но ему просто нужно было что-то сказать уходящему Рагнеру, как-то его остановить, продолжить разговор, как-то поторговаться.
— Время придет сами отвалятся. Ты что забыл? — остановился Рагнер. — Знаешь, если ты все-таки решишься помочь изгнанникам севера, если в тебе все-таки проснется совесть и здравомыслие, знай, что мы вас тоже не бросим. Поможем оружием, едой, если придется. С голоду умереть не дадим. Ведь мы заинтересованы в таком надежном буфере защищающем нас от юга. Знай, что мы не против сотрудничества с ними, даже торговать с ними мы готовы, но только если ты присоединишься к ним. Без тебя они нам не интересны. Без тебя они погибнут, — сказал он все что хотел и снова поторопился демонстративно уйти, как бы говоря об отсутствии личной заинтересованности в светлом маге. — Вот что еще, — внезапно вспомнив что-то важное, он снова остановился. — Хочу сразу предостеречь тебя от одной ошибки. Когда вновь возьмешь... если снова возьмешь под свое покровительство остатки изгнанных нами северян ни в коем случае не пытайся повести их обратно на север. Они смогут жить только посередине или углубляться дальше на юг, на севере им делать нечего. Мы их не пропустим. Если они придут к нам войском, пусть даже под твоим началом, (если ты свихнешься настолько!) мы будем биться с ними до последнего.
Мы никогда и ни за что не допустим их возвращения. Будем вести любую войну неважно насколько тяжелую, но ни один из северных изгнанников не вернется назад. Иначе все наши нынешние старания и жертвы окажутся бессмысленными. Изгнанники северяне должны найти себе место за границами Северной Половины или погибнуть. Мой тебе совет: если ты хочешь для них блага, на самом деле — сразу отговори их от подобных инициатив и даже мыслей. Какой бы ордой люди юга или эти северные изгнанники не пришли к нам, мы будем воевать до конца. Южные орды смогут прорваться в Арвладу только через наши трупы и никаких компромиссов или договоренностей быть не может. Мы здесь хотим вырастить новый мир, мир свободных людей, не ведающих о рабстве и несправедливости, живущий под нашим контролем разумеется. Все дикие люди юга — носители заразных идей рабства и социального расслоения, мы недопустим этой грязи в нашем новом мире. Таков был изначальный план 'Создание Арвлады' заложенный моим отцом и я с ним полностью согласен.
— Тебе известно как густо заселен юг? — вдруг ожил и со скрытым коварством заговорил маг. — Каким числом измеряется ваша армия. Миллион, чуть более? В мире людей каждый мужчина это воин, ведь они не цивилизованные плаксы артэоны, которые даже перед лицом гибели способны отказаться от сопротивления. Ведь это же так неразумно опускаться до убийства, даже ради собственной защиты! — Фросрей не упустил возможности высмеять артэонов. — В случае необходимости мобилизовать вам будет практически некого. А людские народы Южной Половины уже сейчас в случае необходимости и полного объединения способны поднять армию в несколько миллионов. Заметь это только сейчас. А что же будет через пару десятилетий, ведь в отличие от артэонов численность людей ничем не ограничена?
Ты не думал что, превращая север в эту свою Арвладу, ты сам себя загоняешь в тупик? Ты сам разделил Преферию на две части, оставив людям юг. Изгнание людских народов с Северной Половины все человечество посчитает за унижение. Ненавидеть тебя и твою Арвладу они будут все вместе. И эта лютая ненависть будет объединять разрозненных людей юга. Они ведь придут сюда, попытаются уничтожить вас, отомстить, вновь вернуть отнятую Северную Половину. Хоть она им и не нужна, но просто из принципа, ради мести за столь крупное и коварное поражение в извечной глобальной войне людей и артэонов. Даже если они не смогут уничтожить вас, то будут постоянно испытывать вашу границу на прочность. Вопрос только в том, когда люди Южной Половины дозреют до идеи священной мести вам? Пара десятилетий? А может кто-нибудь подкинет эти идеи им раньше? Что же, постоянные оборонительные войны и бесконечное сдерживание южных орд — станут для вас хорошим наказанием за устроенную бойню, — маг говорил не в силах убрать свою злорадную ухмылку.
— И ты сейчас пытаешься внушить мне мысль о том, что я должен образумить изгнанных северян? — продолжал маг. — Должен отговорить их от участия в войне воплощающей месть людей юга вам совсем уже оборзевшим псевдо цивилизованным артэонам? Чтобы мои подопечные вместо того чтобы отомстить вам, присоединиться к остальным народам юга что изъявят желание нанести вам кровавый визит, как полные дураки наоборот собой обороняли вас от юга? Я что, по-твоему, совсем идиот?! Я светлый маг, я понимаю это, но твоя Арвлада построена на крови тех народов, за которые я был в ответе, поэтому в этом случае я, как и подобает светлому магу, лучше останусь безучастным. Придержусь нейтралитета! Пусть изгнанные народы севера повеселятся вместе с остальными монстрами дикого юга, которых объединит ненависть к вам, к вашей Арвладе — чистой и идеальной стране артэонов! Может быть, у них что-нибудь, да и получится, и они прорвут вашу оборону!
— Нет, не прорвут, — мрачно ответил Рагнер. — Это невозможно. Ты знаешь, кто за нами стоит? Вернее ты хоть догадываешься об этом? — Рагнер всерьез заинтересовал мага. — Мы не сможем проиграть, наша оборона никогда не падет. Даже если мы сами не сможем обеспечить свою безопасность, потерпим крах под натиском скопившихся южных орд, нам всегда помогут наши спонсоры из-за рубежа. Ты знаешь, о ком я говорю. Наши старшие братья — крупные артэонские империи со всего мира и самые главные из них, наши покровители из Межокеании — это Райнона.
Все крупные глобальные игроки, заинтересованные в процессах которые происходят здесь, не дадут погибнуть главному из их проектов. Райнонские политики вообще как я понял, видят в Преферии какой-то инкубатор для своих экспериментов. Они к чему-то готовятся, строят какие-то грандиозные планы по преображению дикой Межокеании и все свои идеи на практике они проверяют здесь в нашей новой земле. Преферия — изолированная от всего остального мира молодая пока политически не засоренная земля — это идеальная площадка для всяких социальных экспериментов, экспериментов с человечеством. Арвлада это идея райнонских стратегов нашептанная на ухо моему отцу. Ты что думаешь это мы сами, я сам все это придумал, всю эту бойню? Это же насколько нужно быть безумцем, чтобы самому до такого додуматься? Нет, это эти деятели из Райноны заразили моего отца всем этим бредом, да так искусно, что он считал эти идеи своими и не оставил мне выбора — заставил меня выполнить их.
Открою тебе секрет: мы — СБК можно сказать с потрохами принадлежим Райноне. Мы бы не выжили без помощи райнонцев. Десятки лет, когда мой отец правил страной, СБК существовала в окружении варваров — твоих любимых народов севера которые постоянно нападали на нас, мы выживали только благодаря поставкам оружия и прямой военной помощи от Райноны. Полагаясь лишь на свои силы, мы бы давно погибли. Мы устояли благодаря постоянной помощи извне, только немного сместили границы и все. Райнонцы можно сказать создали нашу армию. Они обучали наших первых солдат, присылали к нам военных консультантов — своих лучших воинов, они снабжали нашу армию самым передовым вооружением, помогали нам создавать военную инфраструктуру, развивать мощности для создания собственного оружия на основе алхимии. Если учесть то, сколько Райнона вложила в нас, мне кажется, можно сказать: современная СБК это полностью райнонский проект, мы выращены ими. Мы их гигантская марионетка в новом мире Преферии. У меня не было выбора. Думаешь для чего я все это начал, эту бойню, всю эту Арвладу? Долги. Мы должны Райноне по полной, за всю спонсорскую помощь, которую они оказывали нам в первое время, я уже говорил, что без этой помощи мы бы не выжили. А долги в мире артэонов нужно отдавать. Вот я и расплатился по долгам всей этой бойней, этой Арвладой, которая лично мне не особо интересна.
Теперь ты понимаешь, кто стоит за нами? Нас не победить пока в нас заинтересованы кто-то свыше. Даже если наступит такой час и оборона Арвлады лопнет, армия СБК будет перебита, дабы сохранить свой экспериментальный проект Райнона введет сюда войска. С огромным союзом десятков Духов и миллиардов их артэонов не справиться никаким ордам из Южной Половины. Тогда к чему все эти попытки? Зачем народам юга зря умирать, нападая на нас ведь уничтожить нас, они все равно не смогут? Я бы все-таки советовал тебе вразумить северян изгнанников. Все их попытки отомстить нам не увенчаются успехом. Пусть живут с миром, мы не против, но только ни в Северной Половине, — теперь Рагнер сказал все что хотел и окончательно ушел, скрывшись за деревьями.
Маг остался один закованный в цепи, один на один со своими мечущимися мыслями. Здравый смысл и эмоции, обида боролись внутри него. В итоге подавив свое недовольство и обиду на весь несправедливый мир, маг медленно зашагал в сторону юга, туда, где еще боролись за жизнь вовсе не ожидавшие его возвращения, по его мнению: преданные им, изгнанные людские народы севера.
'... Оставшись один, будто всеми брошенный я побрел в сторону границы двух половин Преферии. Не зная, что делать и как дальше быть, я просто шел через леса. Я знал, что теплый прием мои бывшие подопечные мне не окажут, и оттого было страшно, даже не страшно, а жутко стыдно. Ведь я предал их, не смог защитить от беды, которая так долго нависала, беды которую я должен был предвидеть и заранее предотвратить. Но бросить их сейчас я тоже не мог, поэтому, не торопясь я просто шел на юг. Ждал, когда наступят тяжелые времена, и моя помощь снова потребуется изгнанным людским народам севера.
Отгремели события на поле Северной Битвы — последняя попытка изгнанных народов дать отпор артэонскому агрессору. Людские народы Северной Половины, вернее, их скудные остатки окончательно покинули свои земли под натиском врага. Идя по их следу спустя пару месяцев, я застал строительство оборонительных крепостей на границе формируемой где-то там, на севере артэонской Арвлады. Увидел реставрацию крепости Аргосун, которую позже артэоны назовут базой Альфагейт. Я брел в никуда, не торопясь, даже не понимая, зачем и куда я иду. А в это время один из бывших высоких военачальников погибших людских стран севера, королевских кровей, сорока пяти летний Северест прозванный в народе Мудрым объединял под своим началом остатки армий людей Северной Половины.
В условиях, когда дела обстоят ужасно, и все замерло на волосок от гибели люди или разумно быстро сплачиваются и организуются для совместного выживания или безумно продолжают ссоры, выяснения отношений и быстро погибают, разрушив последнее что осталось. В случае с изгнанными преферийскими северянами все пошло по благополучному сценарию — они осознали свое единство, бессмысленность былых конфликтов и быстро сплотились под началом Севереста Мудрого — своего нового короля. Сплоченная Северестом армада, оставшаяся от армий былых государств людей севера, двинулась в Лортонские леса. Началась новая война, новое кровопролитие, ведь Лортонские леса были заселены десятками лесных варварских народов. Мои бывшие подопечные под началом Севереста после небольшого сопротивления полностью изгнали коренных жителей лесов Лортона. Тех из лесных варваров кого не уничтожили и не прогнали, обратили в рабство. Также они забрали себе весь скот изгнанных варварских народов, присвоили себе гектары пахотных полей. Так Северест Мудрый, отчистив Лортонские леса, заодно за счет бывших коренных жителей, пополнив армию своих рабов, основал государство северных изгнанников — Эрекхайм. В это государство стеклись все возможные беженцы с севера, которые еще не успели угодить в рабство к хозяевам диких земель Южной Половины. Население Эрекхайма резко возросло, и эта молодая страна быстро разрослась, заняв собой все леса Лортона.
Все это время я, завернувшись в свой серый плащ бродяги, для вида как немощный старик, опираясь о посох, бродил среди Лортонских лесов. Я все ждал своего часа, ждал того когда я понадоблюсь своим бывшим подопечным. А пока своими глазами наблюдал ужасы, что творили северяне под предводительством Севереста. Я видел, как целые деревни Лортонских варварских племен вырезались, уничтожались полностью из-за пары пригодных пахотных полей. Все женщины и дети без оглядки на возраст уводились в рабство. Воины Севереста создавали целые лагеря-тюрьмы, где размещали рабов, которые к тому моменту в виду избытка рабской рабочей силы пока были не нужны. Северест мечтал быстро создать мощное укрепленное в плане обороны государство, для этого требовалось много рабов, чем больше, тем лучше. Я бродил по Лортонским лесам, когда их сотрясали те ужасные события. Помогал женщинам и детям лесных варварских племен убегать в степи, сам выводил их заблудившиеся группы. Оказывал медицинскую помощь мужчинам воинам оставшимся защищать отход своих детей и жен, оставшимся дать отпор пришедшему с севера агрессору. Несколько раз я останавливал продвижение армий Севереста, тайком, незаметно, без улик, лишь бы не допустить очередной массовой бойни.
И вот бродя среди этого кошмара, я видел, как изгнанники с Северной Половины, людские народы, что когда-то жили под моей опекой, те, кого я считал жертвами, на самом деле оказались ничуть не лучше артэонов прогнавших их с севера. Они такие же чудовища, они также убивали тех, кто слабее, безо всякой пощады выгоняя их с родных земель. Это совсем не те люди, которыми я восхищался. Вместо того чтобы дать бой сильному сопернику они потекли на юг уничтожать тех кто слабее. Хотя чего я к ним придираюсь, они обычные люди, такие же, как и все. В те дни я наглядно убедился, что святых в этом кошмаре под названием жизнь не бывает.
Ведь у Севереста как и у Рагнера на мой взгляд был выбор. Лесные варварские народы в виду своей малой развитости, отсутствия нормального оружия понимали свою слабость перед пришедшими в их леса изгнанниками с Северной Половины. Воины Севереста — солдаты погибших северных стран, закованные в доспехи, для создания эффекта устрашенья украшенные перьями, и прочими грозно развивающимися на ветру побрякушками произвели сильное впечатление на коренных жителей лесов Лортона. Варварские племена были готовы сдаться без боя, были готовы платить дань пришедшему с севера огромному воинству. Конечно, были и не согласные, но таких народов было немного, их уничтожение для армии Севереста не стало бы проблемой. Но нет, у Севереста были свои планы, для их реализации ему нужна была земля, скот и множество рабской рабочей силы. Он желал построить свою собственную страну, подобно Рагнеру желал создать что-то новое, поэтому уничтожал, грабил, поглощал все старое что было. И во всей сложности этой жизни Севереста, как и его людей было просто глупо в чем-то обвинять, чего-то от них требовать. За их спинами также стояли дети и жены, старики — изгнанные, бежавшие бросив все что имели, голодные и не способные пережить зиму. Ради нового дома для своих соотечественников Северест устроил зачистку в Лортонских лесах, даже не понимая, что полностью уподобился артэонским агрессорам, так ненавистным ему.
Северест понимал, что правители поделенного дикого юга негативно отреагируют на появление новой силы на своей территории. Он с самого начала готовился к предстоящей обороне от южных орд, поэтому едва проступили границы Эрекхайма, как вдоль них уже стали возвышаться крепости и форты, сторожевые башни. А такое строительство требовало жизней тысяч рабов. Я прекрасно понимаю, почему Северест уничтожил, изгнал всех жителей Лортона. Ведь он всего лишь человек — вечный заложник чудовищных условий существования. Я все понимаю, но на душе все равно мерзко.
И вот за пару лет и одну зиму Эрекхайм — государство изгнанных людей севера, страна, вобравшая в себя черты народов ставших мне родными, наконец-то был завершен. Как и задумывали артэонские стратеги, изгнанные ими северяне, обосновались прямо посредине между двумя половинами, нежеланно стали защитниками, защитным буфером заслонившим Арвладу. С наступлением третей весны с юга в Эрекхайм пришли послы от южных владык. Все как обычно: предложение добровольного повиновения, объяснение необходимости уплаты дани владыкам Южной Половины. В общем как обычно перед крупной войной просили дать земли и воды. Естественно Северест отказался, не для того он сгубил тысячи рабов укрепляя границы своего Эрекхайма. И вот уже к лету с юга для уничтожения, наказания непокорного Эрекхайма пришла первая армия. Началась первая война — мой шанс снова стать необходимым для народов, которые когда-то верили мне. Я собирался получить доверие изгнанников северян, вновь попытаться хоть немного принести разумного в их дикий быт. Но я не понимал того как сильно тогда ошибался, ведь они уже эрекхаймцы.
Тогда сотни лет назад первыми на Эрекхайм напали ладгарцы — основатели великой империи Южной Половины и вместе с ними жители степей, среди которых были представители конухаров — бывшие коренные жители Лортонских лесов пришедшие вернуть назад свои земли. Люди видят мир, прежде всего глазами, любят всякие эффектные трюки и чтобы в их глазах ярко отметить свое возвращение я решил устроить самое настоящее шоу. В разгар первой крупной битвы воинов Эрекхайма и первой сборной южных орд я появился ярким светом, ослепившим всем глаза. Ну, типа как луч надежды, свет среди темноты и т.д. Сначала я снес будто ветром первые несколько рядов вражеского войска, затем вместе с воинами пошел в бой, перешел в сумерки и принялся кромсать врагов. В той битве я не был всесильным магом своей силой лишь подталкивающим дружественных солдат к победе, нет, я был настоящим, полноценным участником той бойни. Однажды дав гневу охватить себя, выйдя за пределы дозволенного, я изменился значительно, и не заметил, как внутренне угас. Я перестал быть чем-то, что выше всей этой мерзкой возни смертных, я вот так просто стал ее частью. Не испытывая внутренних моральных дилемм, я просто бросился в бой. Убивая тогда я уже не чувствовал какого-то внутреннего сопротивления, ощущения какой-то неправильности. В массовом обрыве жизней живых существ, я уже не видел чего-то недопустимого, похоже, для меня это становилось нормальным. Я окончательно заблудился в жизни, уже не понимал что творю.
Вот как хрупка, как склонна к разрушению человеческая сущность. Я всю жизнь существовал в полном отрешении, воздержании от всего, от всех желаний и потребностей, я бережно хранил свой рассудок от всего разрушительного. И единожды позволив себе оступиться, внутренне, незаметно для себя стал разрушаться. Еще вчера я смотрел на дикий мир со стороны, понимая, что не имею права вмешиваться, ведь я выше этого, а сегодня уже убиваю с безумными смертными наравне. Являюсь полноценным участником всех этих выяснений отношений. После ситуации, в которой я столкнулся с этим, в полной мере ощутив свою душевную деградацию, я пришел в ужас. Естественно испугался себя и зарекся, что такого больше не повториться. И вправду говорят нельзя вот так просто один раз отступиться от запретов, а после снова вернуться в разумные рамки. Деградация путь став, на который, свернуть уже трудно. Как же быстро все меняется, просто за мгновение и то, что вчера было недопустимым, неразумным, сегодня уже норма.
Такой как я никогда не должен был давать себе свободу. Я никогда не должен был выходить за пределы, отведенные светлому магу. Не тогда когда в порыве мести бросился отнимать жизни солдат СБК, а когда согласился остаться в Преферии, взял под свою защиту целые народы, тогда я оступился. Я никогда не должен был проявлять свою волю, так и должен был остаться слугой своего ордена, ничего не имеющим в этой жизни странником, существовать под опекой мудрых покровителей. Какой же я на самом деле дурак.
Так или иначе, первая битва за Эрекхайм была выиграна во многом благодаря моему непосредственному участию. После того как враг повержено отступил, солдаты Эрекхайма — вчерашние люди из народов севера, что когда-то доверились мне, увидев меня снова, все замерли в удивлении, не зная как быть. Кто-то внутри обрадовался, но большинство уже привыкли во всем винить меня, поэтому не скрывали гнева в глазах. Наступила неудобная тишина, ни я, ни они не знали что сказать. Неудобный был момент. Послышались крики командиров, солдаты, развернувшись, начали уходить с поля боя, я просто пошел за ними следом. Северест наблюдавший битву верхом на коне на безопасном расстоянии ни стал со мной разговаривать, просто проигнорировал меня. Все последовали его примеру.
Так оно продолжалось и дальше. Меня все игнорировали, делали вид, будто меня нет. Командиры напрямую запрещали своим молодым солдатам даже смотреть в мою сторону. Для них я был виноват во всем, действительно как их защитник я, мягко говоря, оказался никчемным. Меня продолжали не замечать. Меня никто ни гнал, но также никто не разговаривал со мной. Я бродил среди них как никем не замечаемая тень. Северест обсуждал свои планы с командирами, и я стоял за их спинами. Солдаты смеялись сидя у костров, а я все также стоял где-то в стороне. Меня как бы не замечали, но мое присутствие молча одобряли. Как бы они ко мне не относились, я был нужен им. Впереди предстояло еще много войн с южными ордами, без помощи мага устоять им будет сложнее. Я мог бы открыть рот, нарушить молчание, поговорить с Северестом о моей значимости для него и Эрекхайма. Я мог бы заставить их считаться со мной, ведь я такая же жертва артэонской агрессии, как и они. Но я промолчал. Большая часть воинства Севереста ушла домой в строящиеся города и обживаемые деревни Эрекхайма. Я остался на границе вместе с несколькими отрядами, оставленными временными пограничниками. В их городах и деревнях мне было делать нечего, я не требовал от них снова принять меня, мне было просто стыдно. Я был не намерен впредь вмешиваться в их жизнь. Хотел только защитить их, исправить свою ошибку, поэтому остался присматривать за границей. А по Южной Половине тем временем поползли слухи о сильном белом маге хранящим Эрекхайм.
Мы (я и несколько присматривающих за границей отрядов солдат Эрекхайма) отражали нападки степных дикарей. Пресекали попытки бандитов пройти на север. Меня казалось, уже привыкли не замечать, молодежь посмеивалась у меня за спиной, но так мне стало даже проще. Никакой ответственности, я отвечал только за себя и делал, что считал нужным. Не выполнял приказов и сам приказы не отдавал, просто помогал, где сам считал необходимым. Мой белый плащ совсем поизносился и стал серой рваной тряпкой. И вот спустя несколько лет, множество холодных зим, настало время второй крупной войны. Измеряемое сотнями тысяч войско из представителей всех людских народов Южной Половины пришло к границам Эрекхайма. Возглавлял эту сборную юга сильный темный маг, имя его я не скажу, не помню. Предстояла тяжелая кровопролитная война. СБК помимо оружия, прислали тысячи своих бойцов специального назначения спрятавших свои артэонские бронекостюмы под тряпьем, чтобы не выделяться в рядах эрекхаймской армии. Я стал нужен как никогда. Можно сказать, пришел мой час защитить их, сделать то, что раньше не сумел. Загладить вину.
Три дождливых месяца гремели сражения. После крупного наступления врага оборона Эрекхайма не устояла, враг прорвался в Лортонские леса. Началась долгая партизанская лесная война. Враг распадаясь на мелкие отряды пробирался среди плотных зарослей сосен. Воины Эрекхайма под началом инструкторов СБК устанавливали ловушки, организовывали засады для продвигающихся отрядов врага. Я, к тому времени будто отрезвев, как боящийся сорваться пьяница, старался воздерживаться, особо не вмешиваться в грызню. Ходил и помогал там, где это нужно. Оказывал медицинскую помощь, погружаясь в сумерки, совершал разведывательные рейды. Вмешивался при помощи своей силы, но не углублялся, не становился прямым участником, давал возможность солдатам самим защищать свою страну. В итоге финальная схватка, лоб в лоб произошла на поле вблизи Северхайма — эрекхаймской столицы. Решающей точкой стало убийство мною темного мага, что вел это огромное воинство, вернее к тому времени уже его остатки. Мой главный оппонент также держался в стороне, как и я, до последнего не проявляя себя. И вот во время решающей схватки я добрался до этого темного мага, что фактически означало победу. Много потеряв людей и обжитых земель, мы все же уничтожили врага, это была воодушевившая всех эрекхаймцев выстраданная победа, принесшая мир на долгие годы.
Военные инструкторы СБК, те, что выжили, отправились восвояси. А в полу сожженном Северхайме закатили пир в честь победы. Едва я хотел вернуться к границе, в ту крепость, где я обжил маленькую уютную комнату, меня остановили 'послы' от Севереста. Мне было предложено явиться на пир. Наконец-то они согласны принять меня — подумал я тогда. Следом за провожатым я прошел в центр Северхайма. На главной площади полуразрушенного, пустого города вокруг большого костра как дикари гуляли и плясали, праздновали победу уцелевшие воины и развлекающие их женщины. Меня подвели к самому костру, там с большим наполненным вином кубком в руке, в цветочном венке победителя, стоял один самый молодой из военачальников Севереста. Отсутствие самого Севереста, наглая пьяная морда этого молодого военачальника уже заставили меня насторожиться. В общем, вместо ожидаемой благодарности меня скажем так, послали куда подальше. Меня публично под всеобщее одобрение назвали предателем, лжецом, обвинили меня в изгнании с Северной Половины. Якобы если бы я в свое время не заставил королей северных стран воздержаться от войны с СБК, никакого молниеносного удара бы не было. Этот молодой полупьяный отморозок публично кричал всякие оскорбления в мой адрес, попутно обвиняя меня во всем, а толпа ему поддакивала, в конце даже зааплодировала. Мне наглядно пояснили, что я там не нужен и велели убираться прочь, в грубой форме.
Я стоял молча, без эмоций глядя на этого молодого придурка, якобы самого смелого здесь, который пытаясь меня разозлить под конец даже высморкался о низ моего плаща, чем только рассмешил меня. Плащ то был грязный и он себе им всю пьяную рожу вымазал. Я знал, что могу уничтожить его, наказать их всех, но я предпочел промолчать. Сначала признаюсь, меня это ударило. Я почувствовал себя каким-то униженным, оскорбленным, использованным и каким-то не знаю, хлипким что ли, бессмысленным. Я так старался ради них все эти годы, а в итоге получил кучу оскорблений от юного дурака, которому я не то, что в отцы гожусь. Мне сотни лет, я для него вообще считай господь бог воплоти. Все же я нашел в себе силы вытерпеть все это достойно. Я выслушал всю грязь, слитую в мой адрес и сжав кулаки не выдав ни единой своей эмоции просто ушел не опускаясь до того чтобы ответить этому пьяному наглецу. Уходя в толпе, что расступалась предо мной, давая мне пройти, на лицах некоторых людей я видел страх. Ведь впереди были еще войны, еще атаки, ведь противостояние с югом еще не закончено, наоборот оно только началось. Не все были согласны с решением правительства, боящегося, что старый маг вновь обретет любовь народа и отберет у этого несчастного правительства его драгоценную власть. Меня решили прогнать правители, а страдать от этого будут простые люди. Слухи о моем уходе и своеобразном ослаблении обороноспособности Эрекхайма разлетятся по югу, и на этой волне в недрах Южной Половины поднимется новая армия, начнется новая война. Но мне было уже все равно, я просто ушел.
Не многие смогли бы спокойно жить после такого оскорбления. Но я, как ни странно почувствовал себя лучше, морально чище, сильнее. Первый раз с тех пор как моя спокойная жизнь была уничтожена руками СБК, я снова почувствовал себя светлым магом. Ощутил этот еще не до конца разрушившийся моральный стержень, что все это время глубоко внутри еще сохранялся. Я мог бы его уничтожить, уничтожить их всех, я знаю возможности своей силы, так зачем мне ее демонстрировать? Ничего не ответив этим дуракам, я почувствовал себя выше, мудрее их — простых глупых слабых людей. Я снова почувствовал себя по-настоящему сильным.
Пока светлая нотка еще звучала во мне, я хотел продлить ее звучание. Я получил свободу. Больше никакой ответственности, вины и угрызений совести. Мне хотелось дарить радость всем живым. Теперь я сам по себе и больше никому ничего не должен и передо мной был целый огромный мир. Как же было приятно это осознать. Несколько дней просто гуляя по лесам Северной Половины, я вышел к морю, вернее его части здесь именуемой Соленой Милей. Меня потянул мир, что остался по ту сторону Стены Тумана. Я решил двигаться к Преферидскому броду, решил уйти из Преферии, думал, что мой путь здесь закончен на радости позабыв о самом главном, о том ради чего когда-то пришел в новую землю.
Дыша легко и впервые за долгое время, наслаждаясь красотой природы в разгар осени, в нависающем зимнем замирании, я брел по какой-то старой дороге на запад, в сторону Преферидского брода. Что-то странное издали привлекло мое внимание. Посреди дороги лежало выпотрошенное тело. Глаза выдавлены, кожа с лица снята, большинство органов были извлечены, убийца пытался употребить их в пищу, но его организм их отторгнул и смердящей кучей они лежали в стороне. В виду увечий тела пол установить было невозможно. Необъяснимая зверская жестокость и не мотива ни логики, почерк был узнаваем сразу. Резким ударом в мозг я вспомнил об Ортопсе. Насколько же я заблудился в жизни, что забыл об этой твари? Второе тело чуть дальше висело насаженное на сук дерева на обочине дороги. На теле были заметны следы пыток совершенных, пока жертва была жива. Также на животе красовалась выжженная надпись: 'Иди по моим следам'. Рука пригвожденного к дереву тела указывала на север. Судя по следам и спекшейся крови, все это произошло примерно час назад. Он следил за мной, знал, что пройду там и оставил это послание специально для меня... '.
Уже когда солнце стало клониться к закату, Фросрей немного задержавшись из-за сокрытия следов очередного преступления Ортопса, пройдя сквозь заросли кустов, наткнулся на небольшую скрытую высокими деревьями поляну. В центре из земли торчала замаскированная под земляную кучу крыша какого-то бревенчатого строения, основная часть которого располагалась под землей. Крыша была пробита по центру, будто что-то тяжелое упало сверху. Приготовившись к схватке с ним Фросрей, достал свой клинок, и аккуратно приоткрыв скрипящую старую дверь, спустился в эту землянку. Лучи закатного солнца освещали это помещение через огромную дыру в потолке. Через дыру было видно облака, плывущие в небесной выси, из-за хорошей вентиляции здесь мерзких запахов не было. Внутри помещения все выгорело, даже не выгорело, а было чем-то выжжено. В центре среди обуглившихся остатков какого-то длинного стола и прочего разного барахла, среди пепла от сгоревших вещей лежало несколько сухих останков сожженных человеческих тел. Вдоль стен стояли сохранившиеся большие укрытые шкурами кровати, на каждой из которых без проблем могло размеситься по нескольку человек. Пожар здесь не причем, от огня здесь бы все сгорело дотла. Такая правильность площади сгорания, даже не сгорания, а выжигания, характерна для плазменных снарядов артиллерийских плазмометов. Это было делом рук артэонов. Скорее всего, эта землянка — укрытие каких-нибудь лесных бандитов. Солдаты СБК обнаружили ее и нанесли удар артиллерией. Все бандиты принимали пищу, скорее всего, завтракали сегодня утром, когда их накрыло. Теперь от их тел остались только сухие угольные манекены. 'Но где эта тварь?' — с этой мыслью маг тихо крался, исследуя сожженную землянку. Скрип нескольких досок под ногой у мага пробудил Ортопса. Чудовище со слабым немощным мертвецки бледным телом, заточенным в мощный, прочный и похожий на грозные доспехи костюм из красного органического стекла, сидело на одной из сохранившихся кроватей в дальнем плохо освещенном углу комнаты. Мертвецки белое лицо Ортопса безжизненно застыло в непонимании того кто перед ним стоит, да и что вообще происходит. Насладившись расправой над несколькими жертвами, упившись кровью, он прибывал в состоянии эйфории, как он говорил: наконец дышал спокойно, поэтому немного 'придремал' в этой темной выгоревшей землянке. Затем он узнал мага, моментально сориентировался, вспомнил, где он, и коварно улыбнувшись, стал самим собой.
— Наше перемирие окончено, — резко выкрикнул маг, продемонстрировав врагу свой сумеречный клинок. — Готовься к боли или беги! — прокричав своеобразное предупреждение, Фросрей растворился в пространстве и перешел в сумеречную зону.
— Ну, зачем так резко то?! Это же не по канонам жанра. А как же длинный пафосный диалог предшествующий битве? — Ортопс испугавшись, прижался спиной к стене, чтобы Фросрей как обычно не напал сзади. Ожидая нападения сумеречного странника, он не знал куда смотреть. На его мертвом безжизненном лице проступила гримаса ужаса. — Нет! Боль! Прошу не надо боли! — укрывшись руками, вдруг неожиданно взмолился Ортопс, опустившись на колени. Выглядело это как-то наигранно и резко. Не ожидая такой реакции от этого психопата, видя, что он явно не настроен на конфликт, Фросрей выйдя из сумеречного пространства, тихо появился в паре метров от него. Маг всегда видел в Ортопсе чудовище, страдающее от самого же себя, что-то свирепо жестокое, но в то же время неосознанное, глупое и даже бессмысленное. По мнению Фросрея свирепым злодеем этот придурок просто прикидывался. И сейчас, он не превратился в стеклянного великана, вместо этого он взмолился о пощаде, видимо пришло время поговорить. Фросрей стоял с призрением глядя на него в ожидании объяснений. Тишину нарушил вырвавшийся из Ортопса смешок. 'Что?!' — недовольно крикнул маг.
— Прости, прости, только нет, нет, не делай ничего! Я тебя разыграл, но думаю, ты уже понял! — сдерживая смех, спешил объясниться он, пока Фросрей на него не накинулся. — Все же, признаюсь, было страшно. Кто тебя знает, ты же тот еще безумец, — глубоко вдохнув, он, снова стал серьезен. — Я хотел поговорить. Ну, скажем так: осмыслить продолжение наших с тобой отношений.
— Ты что идиот наделал? А если бы эти трупы... это твое послание нашел бы кто-нибудь другой вместо меня?! — кричал на него маг.
— Боишься, что кто-то узнает о нас с тобой? — он остановился, задумавшись над смыслом сказанного. — Считаешь, себя частично виновным, потому что фактически одобрил мои убийства? Все! Все! Понял! Уже закрыл рот... Эти трупы. Это разрешенные мне тобой несколько жертв как плата за наше перемирие. Серьезно, я уже несколько лет в завязке. Когда ты последний раз слышал о серии зверских убийств лишенных мотивации?
— И чем занимался, следил за мной?
— Был твоей тенью — так думаю, будет правильней. Какой же ерундой ты страдал последнее время! Воевал там с кем-то на юге. Ты хоть понимаешь, что последние несколько лет защищал Арвладу. Артэонов отобравших у тебя воплощение мечты?
— Знаю. Но если бы я не принял в этом участие, СБК не стали бы помогать Эрекхайму. Во всяком случае, не в таких количествах как это было. Я выступил своего рода гарантом помощи от СБК. Иначе опираясь лишь на свои силы Эрекхайм бы погиб, просто не устоял перед натиском юга, — маг сел на одну из сохранившихся кроватей у стены принявшись забивать табаком свою трубку.
— Уже чувствуешь себя здесь нормально? — Ортопс обвел взглядом окружающую мертвую землянку. За дырой в крыше медленно садилось солнце и в землянке становилось все темнее. Останки сожженных людских тел сжались среди углей, оставшихся от стола и прочей бытовой утвари посередине этого мрачнеющего на глазах помещения заброшенного где-то в молчаливом осеннем лесу. Откуда-то с потолка капала вода, залетали подхваченные ветром опавшие желтые листья. — Здесь в этой помойке, среди смерти и пепла? Ведь тебе, как и мне больше некуда идти. Вся твоя жизнь свелась к этой мерзкой землянке, за которой неизвестность. И ты уже ничему не удивляешься и просто на все забиваешь. Нынешнее окружение не пугает, ведь идти некуда и все стало бессмысленным. Я знал, что твоя деградация после массового убийства солдат СБК будет прогрессировать. Ведь внутри под этой маской сильного мага ты слабый подверженный саморазрушению человек. Быть может ты когда-нибудь и поймешь что такое бездна безумия, — говорил Ортопс, скрывшись в темном углу землянки. С грохотом посыпавшейся посуды отыскав где-то там кружку и, откупорив крышку нетронутой огнем бочки, он налил вина. Здесь в этой атмосфере мертвой тишины он чувствовал себя как дома. — Не самый лучший сорт, — констатировал он, втянув ноздрями запах вина в кружке. — О том чтобы прекратить все эти наши с тобой игры, ты не думал? Ведь ты уже не служитель своего ордена, сейчас ты уже какое-то непонятно что которому по идее должно быть на все наплевать. Ты, как и я, теперь свободен, так что, быть может, давай разойдемся миром? — сказал он, протягивая магу кружку с вином.
— Ты что несешь?! — маг недовольно выбил из рук Ортопса протянутую кружку. С дребезгом кружка упала, вино разлилось. Фросрею так не понравились его слова что он, перестав забивать трубку, убрал ее себе за пазуху. — О каком таком мире между нами ты говоришь? Ты что не видишь что на мне все еще светлый плащ...
— Вообще-то он серый и рваный... После массового убийства пограничников СБК, когда ты окончательно потерял голову, ты отправился на юг, там омывая руки кровью солдат войны, не касающейся судьбы мира, ты защищал свой Эрекхайм. Это что деяния достойные светлого мага? Ты грызешься со смертными на равных позабыв о том, что в отличие от остальных придурков вокруг обладаешь колоссальной силой, которая обязывает тебя быть мудрее. И после отступления ото всех разумных канонов ты не хочешь признать, что увяз во Тьме?! — Ортопс старался говорить спокойно и размеренно. И видимо чем больше он пытался выглядеть спокойно, тем сильнее тряслись его руки, выдавая клокочущее внутри него безумие.
— Не пытайся разозлить меня. Что еще за 'разумные каноны' такие? Нет никакого идеального добра, как и зла, и значит нет в идеале ничего правильного, праведного как и неправедного, неправильного. Есть лишь сила. Я делал, что считал нужным и если по твоим меркам я отступил от негласных заветов светлых магов, что же... можешь свое мнение засунуть себе куда подальше. Наоборот я сейчас переживаю внутренний подъем, полное духовное возрождение. Я обременил себя столькими проблемами что, вновь обретя свободу, понял какое это счастье. Кто бы, что не говорил, а для меня главное это мои собственные убеждения. Я чувствую себя светлым магом, следовательно, являюсь им, и мне плевать на твое мнение. Быть может, я еще вернусь в свой орден? Сейчас я чувствую себя сильным как никогда, я вновь хочу нести людям спасение. А то, что я спокойно уселся здесь и трубку решил закурить, так это я просто устал с дороги, но никак не, потому что мне некуда идти, — сидя на кровати, спокойно пояснил маг. Ортопс счел его слова смешными и больше не желая продолжать этот разговор сел напротив мага на другую сохранившуюся кровать.
— И тебя даже не интересует что это за место? — Ортопс имел в виду землянку, где они находились.
— Логово лесных бандитов?
— Бандитов, но не обычных. Этих бандитов со времен Первой Чистки в Северной Половине называют повстанцами...
— Первой Чистки?
— Ты я вижу, совсем ничего не знаешь. После первой попытки артэонов отчистить северную часть Преферии от людей, в лесах осело множество повстанцев. Не все люди были изгнаны во время первой попытки, Первой Чистки. Были уничтожены лишь четыре людских государства — эти твои любимчики, те, чьи остатки сегодня организовали Эрекхайм. В то время как многие лесные племена вместо бегства на юг наоборот бежали к северным горам, откочевали в сереные пустоши или углубились в лесные чащи. Вот СБК подумав около десяти лет, решили изгнать людей окончательно, началась Вторая Чистка. Да и люди, оставшиеся в Северной Половине времени не теряли. Организовали повстанческие движения, нападали на военные патрули СБК. Место, где мы находимся это стоянка повстанцев, здесь они отдыхали, прятались от белокаменного дозора. Эту землянку накрыло снарядом артэонского орудия сегодня утром. Но не все повстанцы, что обитали здесь, расплавились от плазменного жара. Двоим, удалось спастись, и я использовал их для послания оставленного тебе на дороге. Не косись так на меня. Все равно эти люди были уже мертвы. После инцидента на восточном побережье артэоны ни щадят никого, убивают всех без права на помилование.
— Что еще за инцидент на восточном побережье?
— Ты и вправду настолько не в курсе? И вправду ничего не слышал о судьбе артэонов Аркея?
— Просто расскажи мне!
— После образования Арвлады СБК гарантировали защиту всем артэонам Северной Половины, то есть гражданам этой самой Арвлады. И СБК с этой задачей не справились. Было одно маленькое артэонское племя — артэоны Аркея, они жили на восточном побережье. В районе золотых пляжей — красивом, наверное, с точки зрения живых месте. В общем, они жили в стороне ото всех, переезжать ближе не хотели, из-за чего обеспечение их безопасности от СБК требовало особых мер — было конкретным геморроем. И вот когда СБК начали Вторую Чистку, несколько тысяч повстанцев объединившись можно сказать в небольшую армию, атаковали поселение артэонов Аркея. Этих артэонов охранял целый батальон СБК, но для обезумевшей многотысячной людской массы это не стало серьезным препятствием. Батальон охраны был уничтожен, повстанцы начали массовую расправу над детьми Духа Аркея. Когда подоспела помощь от СБК от артэонов Аркея, вместо тысячи с лишним осталось чуть более сотни. Для повстанцев — людей смирившихся со смертью, это была священная месть, о жесткости с которой они убивали мирных артэонов и говорить бессмысленно. Естественно СБК после такого акта возмездия и удара по их репутации больше с людьми не церемонятся. Теперь всех представителей людских народов, которые не успели покинуть Северную Половину, убивают без разбора. В формате того что происходит вокруг я далеко не самое страшное чудовище, — под конец улыбнулся Ортопс.
— Значит СБКашники облажались по полной! — заметно обрадовался маг.
— Так, теперь ближе к теме нашего разговора. Ты считаешь, что вновь свободен, что означает конец нашего перемирия, чего я признаться сейчас не хочу. Неохота мне снова бежать от тебя, постоянно отмахиваться как от надоедливого москита. Тебе не объяснить как это больно, когда безумие и злоба переполняет и не может выплеснуться. Эта боль наполняет его, потом перетекает в меня. После каждой схватки с тобой я долго не могу спокойно дышать. Ладно бы если это убивало меня, но ведь кроме мучений затянувшаяся схватка с тобой ничего мне не дает. Я хотел открыть для тебя новые перспективы, чтобы скажем так, продлить наше с тобой перемирие. Я даже готов ради этого продолжить вести себя тихо.
— Ну и что это за перспективы? — усмехнулся маг, как обычно, не принимая всерьез Ортопса натянуто пытавшегося выглядеть адекватно.
— Ты думаешь, что свободен. Что в Преферии у тебя больше не осталось дел. Но это не так. У тебя есть возможность поквитаться с СБК, отомстить за уничтожение людей севера хранимых тобой. Даже не отомстить, а скорее как следует нагадить СБКашникам.
— Ну и как я могу это сделать? — заинтересовался маг.
— Артэоны Аркея безопасность которых, белокаменные идиоты не смогли обеспечить. Теперь эти жертвы просчетов СБК всерьез настроены сами обеспечить свою безопасность. Артэоны Аркея готовы отступить от артэонской первобытной гармонии, они хотят создать свое государство, научиться самостоятельно защищать себя. Только представь, сколько всего негативного могло бы принести в Арвладу развитие такого государства. Армидея — так они назвали свою мечту. Государство артэонов Аркея будет взращиваться на ненависти, ну ни ненависти, а негативном отношении к СБК. И сами политики СБК будут всячески препятствовать появлению Армидеи, и эти помехи также негативно скажутся на их отношениях в будущем. Только представь если эта будущая Армидея, станет сильным и мощным артэонским государством, на такой маленькой территории как Северная Половина ей будет тесно существовать вместе с СБК.
Нелюбимая, даже ненавистная для СБК, выросшая вопреки всяким планам Армидея будет гордой и независимой, обладающей собственным мнением, силой, она постоянно будет вставлять Белому Камню палки в колеса. Своим постоянным несогласием с СБК они будут не давать Арвладе развиваться. Это будет либо постоянное политическое противостояние, либо полноценная война или боевые столкновения. Конечно, СБК далеко не идиоты и понимают, что рано или поздно другие преферийские артэоны в силу тех или иных причин встанут на путь развития и на территории Северной Половины появятся другие артэонские государства. Но, во-первых этот процесс должен протекать естественно, но под контролем СБК, чтобы эти будущие государства, буквально выращенные СБК, оставались союзниками в статусе младших братьев. А Армидее толчок к развитию дала трагедия, они не желают быть младшими братьями для СБК, они хотят быть самостоятельной силой. Ну и самое главное это время. По замыслу СБК первые артэонские государства должны были начать зарождаться, когда Арвлада уже окрепнет, станет полноценным политическим образованием, когда все они будут едины и связаны одной целью. Это примерно лет через сто. Появление в Северной Половине сильного претендующего на независимость артэонского государства сегодня может внести неразбериху в процесс формирования и укрепления Арвлады, это может нарушить все планы СБК.
Армидея — это уникальный шанс вставить кучу больших палок в колеса белокаменной страны, нанести серьезный вред всем их планам. Я бы советовал тебе сейчас же отправиться туда на восточное побережье. Там где будущие армидейцы пока еще артэоны Аркея слабые, беззащитные, обиженные на СБК отходят от трагедии, что постигла их и пока еще только задумываются о создании Армидеи. На мой взгляд, под все тем же предлогом защиты ты должен проникнуть к ним, должен внедриться в общество артэонов Аркея, должен внушить, подогреть в них идею создания собственного государства (армии) пока они еще согласны. Возьми их под свое крыло и помоги вырастить Армидею и Арвлада никогда не будет сильной. Мы должны не допустить единоличного доминирования СБК, мы должны разрушить все их планы. Это единственная возможная для тебя форма мести, — Ортопс, не такой уж недоумок, когда это надо, заставил Фросрея всерьез задуматься. Маг так разнервничался, мечась в своих мыслях, что подскочил с кровати и принялся расхаживать по землянке, которую все больше заволакивала ночная темнота.
— И чего ты, таким образом, добиваешься? Всерьез пытаешься продлить перемирие между нами? — после метаний уточнил маг.
— Я заинтересован в уничтожении ну или ослаблении мира артэонов. Чем больше у этих самопровозглашенных властителей нашего мира будет проблем, тем больше смысла будет иметь мое существование. Просто это тот самый случай, когда наши с тобой интересы совпадают. В этом нет ничего особенного, ничего страшного, мы же никого не убьем. Единственное что создадим небольшую нестабильность в Северной Половине и в Арвладе в целом, — успокаивал мага Ортопс.
— Я все равно не могу понять, зачем тебе все это надо? Ты не то, что не умеешь жить, ты и не пытаешься понять мир вокруг. К чему тебе все это перемирие?
— Ты видимо не понимаешь, то какая бездна заполняет меня...
'... Я как полный придурок прислушался к Ортопсу, сам не понимая того что стал частью его темных планов по уничтожению не СБК и даже не Арвлады, а по уничтожению самого себя. Это была первая часть капкана, который он мне подготовил.
По истечении нескольких дней я добрался до селения артэонов Аркея, когда они еще не были армидейцами. Выйдя из лесу, я увидел маленькую деревушку на желтом песчаном берегу. Впереди шумел волнами кусок доставшегося Преферии моря, приносящий свежий ветер, слышались крики чаек. Становилось понятным, почему дети Аркея не желали покидать это место даже вопреки собственной безопасности. После нападения повстанцев прошло всего несколько недель, а от погромов и разрушений не осталось и следа. Ни сожженных острогов, ни домов и уж тем более ни капельки крови. Виноватые власти СБК сделали все, чтобы в рекордно сжатые сроки скрыть напоминания о своей возможно главной ошибке.
Едва мне стоило выйти из леса, показаться на поляне окружающей селение артэонов Аркея, как меня засекла охрана. Несколько десятков солдат СБК вооруженные арбалетами направились ко мне, меня окружили. Пока их командир пробирался ко мне через толпу солдат кто-то из рядовых узнал меня. 'Это он. Это этот 'нехороший человек' — убийца наших ребят. Я убью его и все такое' — кричал солдат, прицеливаясь в меня из арбалета. Однако выстрелить в меня не посмел. Подоспел их командир и уточнил у меня личность, я не стал отрицать кто я такой. Офицер велел мне сдаться, опуститься на колени и сложить руки за голову. Я естественно не мог с этим согласиться, попытался объяснить ему, что не считаю себя в чем-либо виноватым перед ними, поэтому оставляю за собой право на самооборону. Он стал кричать на меня, говорить о десятках арбалетах на меня направленных, угрожал мне. Когда ситуация накалилась до предела все мы услышали громкий голос велевший нам остановится. Невероятно громкий голос раздался прямо в наших головах. Тогда я впервые увидел этого высокого лысого человека в длинных красных одеждах, с мудрым выражением лица. Это был Кратон Краус — Намарьен — земной сын Духа Аркея и правитель его артэонов, будущий правитель Армидеи. Он велел солдатам остановиться, опустить оружие, мне он предложил пойти прогуляться.
Мы брели с ним вдоль берега Соленой Мили, беседовали обо всем, чаще всего мое примитивное мнение о происходящих в мире событиях, забавляло его, он, по-дружески улыбаясь, поправлял меня, сразу наставлял на путь истинный. Так состоялось мое знакомство с этим мудрым рассудительным и невероятно разумным человеком. Он сказал, что видит во мне смятение, что я потерялся в этом мире. Во мне сияет свет, однако нечто темное уже поселилось в глубинах моей души, и на тот момент я стоял на перекрестке между двумя путями: остаться светлым магом Фросреем или деградировать окончательно. По его словам только от меня зависело то, по какому пути я пойду дальше.
Я — непонимающий этот мир вспыльчивый, нерассудительный, немудрый, склонный к подверженности эмоциям всего лишь человек от вселенной наделенный колоссальной силой магии, в Кратоне я увидел нового мудрого наставника, лидера за мысли и взгляды которого был готов сражаться до конца. Я понял что, только держась под его началом смогу остаться нормальным. Моя сила и его мудрость могли бы изменить мир пусть и не полностью, хотя бы его маленькую часть под названием Преферия. Он мог получить верховенство надо мной, если бы захотел, потому что я был готов всецело отдаться его мудрости. Но нет, он желал всех вокруг себя видеть свободными, и поэтому сказал, что будет не более чем мудрым другом для меня. Он предложил мне остаться, жить среди них и вместе попытаться изменить наш мир к лучшему. Я объяснил, что всецело разделяю его идею — пока только замысел под названием 'Армидея'. Меня с ним и его народом объединяло то, что все мы жертвы СБК, их коварства или просчетов и ошибок. И поэтому мы должны создать Армидею вместе. Армидея в моих глазах — сильное и мощное государство преферийских артэонов наша общая защита, прежде всего от воли и ошибок СБК. Я пояснил ему, что готов лично служить Армидее и опекать ее народ, готов вырастить эту силу вместе с Кратоном. Он как обычно улыбнулся, пояснив, что не видит причин моих мотивов. Он видел во мне лишь что-то темное, нечто коварное, сравнимое с жаждой мести, что заставляло меня восславлять идею Армидеи. Он понимал, что мною движет какая-то нездоровая заинтересованность, не просто так я пришел к ним, однако не стал копаться во мне, оставив все на моей совести. Он лишь предложил мне — заблудшему в этом мире страннику, остаться жить среди его артэонов под Светом Духа, и может все темное в моей душе исчезнет, и я обрету новую жизнь. На самом деле им самим двигало некое коварство, он понимал, что я собрался уходить из Преферии. Я — общеизвестный первый светлый маг, что пришел на новую землю и если я уйду, Преферия останется только под гнетом темных владык уже во всю распространяющих свою власть с юга. Я был нужен Кратону и всей Арвладе в его лице, как оберег, защита от темных магов. Для него был нежелательным мой уход, и это была одна из причин, по которой он предложил мне остаться.
Так или иначе, я принял предложение и вместе с Кратоном мы взялись за создание Армидеи. Знакомство с его артэонами — оказалось одним из самых волнительных моментов моей жизни. Когда я — взращенный в стенах магической академии своего боевого ордена впервые своими глазами увидел мир артэонов, я его невзлюбил. Мне они показались 'зажиревшими богачами, пирующими наплевав на нищий мир вокруг'. Укрывшись от всего высокими стенами и сильными армиями, они живут, упившись своей гармонией думая только о себе. И в целом они что-то неестественное, ненатуральное, ненастоящее, созданное искусственно, нечто фальшивое, как и их красота, являющаяся не более чем подарком Духа. Мне предстояло серьезно изменить свое мнение о них.
Все также как и там, среди людей, когда меня вместо благодарности прогнали из Эрекхайма. Все выжившие после кровавой мести повстанцев чуть больше сотни артэонов Аркея на закате собрались в центре остатков своей деревни у большого костра, пляшущего на ветру, дующем со стороны шумящего под боком моря. Кратон представил меня им. Они мне улыбались, вели себя приветливо и всячески старались сделать все для моего комфорта в отличие от холодных людей. Ведь Кратон представил меня заблудившимся в жизни странником, которому некуда идти. И они сделали все, чтобы у меня появился новый дом. На них еще не было прекрасных шелковых платьев и удобных красивых одежд. Все были облачены в нечто серое и грубое сшитое своими руками. Безупречные лица артэонок еще не украшал яркий макияж, и поэтому их красота казалась естественной, природной. Я взял на себя обязательство по защите этих артэонов от любых бед. Своих ошибок я повторять не хотел и каждый день глядя на этих мирных прекрасных существ я был готов сделать все ради их защиты. В качестве защитника и хранителя я продолжил жить среди них. И дав себе коснуться мира артэонов, почувствовать его доброту и красоту я неизбежно, безвозвратно начал в нем утопать. В итоге я...
Войска СБК хранящие деревню ушли и под моей защитой, всецелой помощью и поддержкой мы начали создавать Армидею...'
Дальше жизнь Фросрея была неразрывно связана с Армидеей. Он все больше влюблялся в мир артэонов, увязал в нем. По мере развития Армидеи менялся его общественный статус. Сначала он был просто магом хранителем, пока Армидея еще сохраняла очертания деревни. Затем стал членом городского совета в связи с увеличением золотого города. Спустя годы на юге пал Эрекхайм, вернее умер Северест, и артэоны потеряли контроль над хранящим их Арвладу буферным государством, зависшим между двумя половинами. Потомки Севереста решили больше не служить артэонам, решили свершить великую месть вместо того чтобы продолжать оборонять себя и раскинувшуюся за их спинами артэонскую Арвладу. Эрекхайм вместо защиты границ Арвлады стал нападать на своих бывших кормильцев теперь, наоборот, за свои действия, получая щедрую дань от людских королей и темных магов, контролирующих юг, от тех с кем еще вчера воевал. Также через Лортонские леса (земли Эрекхайма) право свободного прохода получили любые армии юга, желающие также пустить кровь артэонским пограничникам, а может и прорваться в Арвладу. Далее правительство Эрекхайма стало собирать великую южную орду для великого похода на засевших в Северной Половине артэонов — великую святую для людских народов юга войну. Артэоны силами спецслужб СБК развалили зарвавшийся Эрекхайм на три части, рассорив между собой наследников короля Севереста. Эрекхайма не стало, Лортонские леса стали 'проходным двором'. И дальше нападки всевозможных южных варваров на границу, попытки ее прорыва стали постоянными. Войска СБК обороняющие границу Арвлады стали нести постоянные порой сильные потери. Не давая себя спровоцировать на крупномасштабную войну, не вторгаясь на юг, не давая, таким образом, своим врагам сплотиться, СБК разумно держали свои границы, платя за это жизнями своих солдат.
Силы СБК истощались, для защиты границ стали призываться воины из ополчений всех артэонских обществ Арвлады. Создание полноценной армии Армидеи, которому СБК поначалу так противились, а теперь в виду обстоятельств наоборот стали помогать, пошло семи мильными шагами. И вот армидейские пехотинцы присоединились к совместной охране границ Арвлады. Получив такого мощного союзника, войска СБК вместо тактики постоянной обороны перешли к тактике точечных ответных ударов. Зная, что благодаря армидейцам граница надежно защищена силы СБК стали тайком проникать за периметр (границу Южной Половины) и наносить удары потенциальному врагу. Уничтожались вражеские военные лагеря, совершались ответные теракты и партизанские нападения как акты возмездия. Дальше перед Армидеей была поставлена задача защиты вод восточной части Соленой Мили — после обеспечения надежной защиты сухопутных границ Северной Половины, то есть Арвлады, единственного возможного пути проникновения южного врага. Со стороны СБК воды западной части Соленой Мили были отсечены от южной их части выпирающим посередине Преферии Преферидским полуостровом. Открытой оставалась только восточная часть отведенного Преферии куска мирового океана, на берегу которого и располагалась Армидея. Для охраны своей части Соленой Мили Армидее пришлось создать свой флот и пехотные подразделения переделать в подразделения морской пехоты, как бы глупо это ни звучало на маленькой, отрезанной от всего мира земле Преферии, где все море составляет только куцая Соленая Миля.
Пока молодая армия Армидеи делала первые шаги на практике, чтобы поддержать солдат и поднять боевой дух всех уставших воинов Арвлады Фросрей скажем так, стал исполняющим обязанности главнокомандующего армидейской армией. Первым армидейским морпехам грело душу, что в отличие от остальных их за собой ведет сильный маг, которому несколько столетий. Фросрей лично поддерживал своих солдат во всех первых битвах, приободрял их и, используя свою магическую силу, местами помогал достигать победы. Дальше, когда Армидея окрепла, стала полноценным государством везде и в первую очередь в армии появились десятки высококвалифицированных командиров и начальников. Фросрей стал не настолько нужным как был когда-то и поэтому начал отходить от государственных дел. Да и сам он уже просто устал, поэтому специально для него была разработана должность высшего государственного советника. В армидейской государственной машине он стал всем и имел право влиять на решение любых вопросов, и одновременно его полномочия не были определены, официально для функционирующей государственной системы он был никем. Его уставший ум устраивала эта должность, и ее он занимал до конца.
После Второй Чистки на Срединные Земли опустилось проклятие, эти земли почернели и стали называться Мрачноземьем. В Преферию пришел второй светлый маг хранитель, которого впоследствии в народе назовут Первым Хранителем. Армидея преобразилась в огромный полис сияющий золотом в солнечных лучах, приближаясь к своим постоянным очертаниям. Армидейцы приукрасили свой внешний вид красивыми и удобными одеждами, косметикой, стали полноценными представителями развитых обществ. Маг преобразился вместе с ними. Ему стало нравиться следить за внешним видом, ухаживать за длинной бородой. Он полюбил одеколон и прочий приукрашивающий грим, его постоянной одеждой стал мягкий, гладкий и удобный золотистый армидейский плащ госслужащего. От заблудшей души без надежд и цели, которой он когда-то пришел к детям Аркея, ни осталось и следа.
Он все больше увязал в суете простых смертных. Получив доступ ко всем знаниям, что хранила артэонская цивилизация, начитавшись, изучив тысячи научных работ, ему полюбились идеи внедрения капиталистической системы взамен рабовладельческой как ключ к освобождению и преображению человечества. После рабочего визита к союзникам с большой земли по государственным делам, он стал активно продвигать идеи капиталистической стабилизации на территории Преферии. Правитель Кратон Краус, как и вся интеллектуальная верхушка Армидеи осознавая силу созданного ими государства, жаждали принесения каких-то перемен, кардинальных креативных изменений в мир Преферии и продвигаемые магом идеи о создании нового демократического государства свободных людей были всецело подхвачены ими. Заражение армидейцев идеей капиталистической стабилизации привело к тому, что на базе нескольких организованных Армидеей лагерей военных беженцев из дикой Южной Половины было создано государство Эвалта. Свободное капиталистическое государство, в котором люди будут жить по разумным законам, не допуская дикости и рабства без тотального контроля и надзора артэонов — Эвалта — раскинулось вдоль восточного побережья реки Андары. Эвалта была детищем Фросрея, которое одобрял и боготворил Кратон, а также все активные жители Армидеи. Маг от лица правительства Армидеи курировал и всячески опекал зреющую Эвалту, с которой проблем хватало всегда, поэтому Фросрею было чем заняться. Признаться честно, изначально Фросрей взялся за идею Эвалты только чтобы позлить СБК, вставить им очередную палку в колеса, но со временем видя, как эта страна распустилась, и люди в ней стали лучше, старый маг искренне проникся идеей свободного от рабства и артэонов общества людей.
Случилось в жизни мага и нечто совсем не вписывающееся в его историю. Нужно упомянуть об этом, а то сам он об этом никогда не расскажет.
Изначально Фросрей не собирался оставаться в Армидее навсегда. 'Я буду с ними, только пока они не окрепнут. Когда народ Армидеи встанет на ноги и почувствует свою мощь, тогда я уже буду не нужен. Я уйду' — так говорил он себе. В Армидее изначально он видел только своеобразную месть, даже не месть, а скорее пакость для СБК. Очаг силы, который не даст белокаменной стране полностью подчинить себе Арвладу, всегда будет мешать, имея свою собственную волю и силу. Тайно маг вел переписку с коллегами из ордена Пламя Рассвета, готовился вернуться в его ряды. И вот когда Армидея созрела, Фросрей был готов уйти, но у здешнего Духа были другие планы, он был против. Ему был нужен старый сильный маг как, прежде всего защитник его Армидеи. Во внешней политике Фросрей был просто незаменим. Жесткий и бескомпромиссный, плевавший на чужое мнение маг легко решал внешние вопросы, как на юге помогая солдатам в их боевых походах, так и на севере в противостоянии с СБК. Но никакие уговоры правителя Кратона, ни даже диалоги с Духом не могли заставить Фросрея передумать. Старый маг решил покинуть Преферию. Поэтому Дух решил пойти на хитрость и тайно мага к Армидее привязать.
Исследовав внутренний мир Фросрея Дух, увидел все его подсознательные желания и предпочтения и в соответствии с ними воспроизвел внешность одной из своих будущих артэонок. Можно сказать, Дух создал королеву сердца старого мага. Она оказалась немного смуглой, светловолосой, с глазами отливающими золотым цветом, будто вобравшими в себя ауру солнечного летнего армидейского дня. Эту красавицу назвали Злата, из-за цвета глаз, она росла где-то на улицах многомиллионного разрастающегося золотого города не замечаемая Фросреем погруженным в государственные дела. Когда потенциальной повелительнице сердца старого мага исполнилось восемнадцать, Дух устроил им якобы случайную встречу в одном из городских парков летней ночью. Но это не дало результатов. При взгляде в глаза красавице своей мечты ничего, вообще ничего не дрогнуло в душе мага. С детства приученный все в себе подавлять и от всего воздерживаться, дикий в плане чувств, тогда он еще был холоден и со стороны смотрел на окружающий живой мир из своего старого тела, сам себя частью этого мира не ощущая. Это потом артэонский мир, поглотив с головой, разнежил его, освободил в нем многое, что было подавлено. Когда первая попытка влюбить старого мага провалилась, Дух, видящий все наперед, решил прибегнуть к необычному, даже экстремальному методу.
Красавица Злата вместе с другими студентами прибыла в Эвалту на время летних каникул. Армидея в те годы еще только обретала свой окончательный облик, также как и Эвалта, этот молодой и амбициозный проект по созданию свободной от рабства страны людей находился в зародышевой стадии. Вот только несколько лет минуло с тех пор, как Эвалту назвали государством. Из себя она представляла лишь несколько городов, включая Певенс — будущую фактическую столицу, и немного деревень растянувшихся в основном вдоль берега Андары. Молодые армидейцы в студенческом возрасте были частыми гостями молодой Эвалты. Все это в рамках благотворительности, простой помощи 'бедным', 'несчастным' людям которых всегда так жалели мало что знающие о жизни простые гражданские артэоны. Молодые артэоны в рамках трудотерапии во время летних каникул помогали людям обрабатывать поля, ухаживали за стариками, работали при больницах. Гуляющую по шумной улице Певенса молодую глупую артэонку в силу ошибки, отставшую от своей группы, быстро заметили двое подозрительных людей с недобрыми намерениями. Эвалта тогда была рассадником преступности. Под предлогом помощи задыхающемуся 'наверное, чем-то подавившемуся' другу один из преступников заманил ее в помещение пустующего днем злачного заведения, в котором уже поджидал его напарник. Ее оглушили, потом спустили бессознательное тело в подвал, где воспользовавшись бессознательным состоянием девушки, преступники ее изнасиловали. Ее артэонская красота и сладость блестящей кожи сводили с ума двух заросших грязных воняющих луком и перегаром чудовищ. Одного раза преступникам показалось мало, и поэтому артэонскую красавицу было решено оставить связанной в подвале. Так Злата стала пленницей двух эвалтийских уголовников. Преступники не могли не понимать, что этим убивали сами себя, ведь наказанием за содеянное ими была только смерть, однако красота, безупречность тела артэонки затмевали собой все разумное, безвозвратно превратив этих двоих в безумных чудовищ.
Все произошедшее выстроенное как цепочка случайных событий было частью плана видящего все наперед Духа. Все было подстроено гениально с точностью до секунды, так что для текущей жизни это действительно была цепочка совпадений. Дух никого ни к чему не принуждал и сам прямого участия не принимал, он просто все грамотно подстроил, так что ответственности никакой не нес. Когда Злата оказалась в плену, как по заранее заготовленному сценарию Аркей голосом, раздающимся в голове, светом, заполнившим глаза, обратился к старому магу. Фросрей в этот момент спокойно сидел за письменным столом своей армидейской башни, работая над очередной своей диссертацией. Дух мысленно пояснил ему всю сложность ситуации чем не оставил выбора старому магу. Изнасилование, лишение свободы ни в чем не повинной артэонки приехавшей помочь 'несчастным' людям — подобный вопиющий случай мог серьезно омрачить все человеческое общество Эвалты в глазах артэонской общественности. Подобное могло заставить эмоциональную наивную часть артэонского общества в силу непонимания всех тонкостей, поддерживающую Эвалту как проект, всерьез взглянуть на вещи, понять, что люди не так уж и невинны. Потеряв поддержку большей части артэонского общества, тех самых простых гражданских артэонов, что движимы эмоциями и желают добра и мира всем вокруг, политикам Эвалту защищающим (к которым относился и Фросрей) было бы сложнее доказывать значимость своего проекта, необходимость его продолжения. В то время как критики несогласные с самой идеей общества свободных людей живущих бок о бок с артэонами получили бы еще один козырь в доказательстве ошибочности проекта 'Эвалта'. Что, учитывая в целом сложную ситуацию внутри молодой Эвалты: проблемы с повиновением эвалтийцев в плане их добровольного соблюдения установленных артэонами законов; неприятие капиталистических ценностей большим количеством граждан, все это могло привести к решению о прекращении Эвалты как проекта. К ее распаду и преобразованию из страны свободных людей в систему строгих общин живущих под тотальным контролем артэонов. Дух предложил магу, дабы не поднимать шумиху, самому тихонько разобраться с этой ситуацией.
Дух указал магу место, где уже несколько часов томилась пришедшая в себя, прибывающая в ужасе молодая артэонка. Ночью, когда преступники, изрядно накачавшись алкоголем в баре наверху, вновь спустились в свой ставший 'любимым' подвал, чтобы еще раз 'насытиться' своей желанной пленницей маг спустился за ними следом, чтобы скажем так 'задержать их с поличным'. Для неузнаваемости облаченный в черный плащ маг убил их обоих прямо на месте, освободил несчастную пленницу и, желая успокоить эту перепуганную девчонку, трясущуюся от ужаса, прижал ее к себе и вынес из жуткого подвала. Для артэонки как существа взращенного в некой идиллии, не знающей о боли и насилии произошедшее стало неописуемым, не осмысляемым кошмаром. Резкое падение с небес на землю, вернее погружение в самую пучину реальной жизни. Она не понимая, что происходит, с ужасом в глазах смотрела на своего спасителя, прижималась к его груди. 'Успокойся. Все хорошо', — прижимал он ее к себе покрепче.
После произошедшего в силу мощной психологической травмы она утратила разумный контроль над своей эмоциональной составляющей. Ее положили в военный госпиталь туда, где проходят реабилитацию солдаты, испытывающие трудности после погружения в Малдурум. В целях возврата разумного контроля над телом часть ее нервной системы была искусственно заблокирована. Она, разумно осознав себя, стала будто неживая. Замкнулась в себе и не реагировала ни на кого из окружающих. Старому магу, правителю Кратону и еще нескольким важным политикам долго и упорно пришлось упрашивать родителей Златы не предавать огласке случившееся. 'Эвалта молода как проект. Думаю ненужно объяснять, что общество людей неоднородно. Есть плохие люди, есть и хорошие. И два уголовника это еще не все жители Эвалты. Это просто два урода, два исключения из правил. Но донести это простое правило до всей артэонской общественности невозможно. Вдобавок у нас много влиятельных врагов, как в СБК, так и внутри Армидеи. Многие жаждут Эвалту как проект загубить на корню. Потоком лжи и гнилой пропаганды они затуманят простым артэонам головы, заставят отвернуться от общества Эвалты. Неужели из-за двух отморозков общество свободных людей, которое только начало вставать на ноги должно быть уничтожено?' — в коридоре у палаты, где лежала Злата, Фросрей пытался убедить ее заплаканную мать. Вроде получилось, произошедшее недоразумение удалось сохранить в тайне. Однако любые выезды молодежи в молодую страну людей Эвалту временно ограничили.
Спустя несколько недель Злата пришла в себя. 'Где мой спаситель?' — первое, что она сказала своей матери бросившейся ее зацеловывать. Фросрея вызвали в госпиталь, где в уплату за молчание мать Златы при поддержке правителя Кратона обязала его встретиться с дочерью. Маг тихонько вошел в палату, закрыв за собой дверь. От косметики на ней не осталось и следа. Розовые губы выделялись на бледном лице. Мага чем-то задела ее ненарушенная ничем лишним красота. Ему даже стало немного неудобно в ее присутствии, что сначала показалось ему непонятной дикостью. Ее лицо по-прежнему не выражало эмоций, глаза застыли в непонимании, потерянности. Увидев мага, она немного ожила.
— Что это было? — с глазами застывшими в боли спросила она.
Маг, не поднимая глаз, будто извиняясь за весь жестокий мир, подошел и сел на край ее кровати.
— Здравствуй Злата... Я... Мир вне стен города очень жесток, что я еще могу сказать?
Она снова ушла в себя, отвернув безжизненный взгляд в сторону. Фросрей с ужасом смотрел на это несчастное в его глазах создание. Его сердце стало болезненно сжиматься. Ему отчего-то до ужаса захотелось погладить ее светлые волосы, пожалеть ее как маленькую девочку.
После встречи с ней маг не мог найти себе покоя. Жалость, сострадание к этой красавице первое, что прожгло его душу. Вспоминая эту замкнувшуюся в себе девчонку, вызвавшую в нем странные теплые чувства, такие непривычные для него, он будто впервые в полной мере осознал жестокость жизни. Он даже не понимал, первая стадия чего назревает в его душе. 'Да может черт с ней с этой Эвалтой. Что я творю? Быть может действительно это рассадник человеческого зла и аморальности. Быть может людям и ненужно быть свободными. СБК правы и этих чудовищ нужно держать в строгом контролируемом состоянии?' — вспоминая глаза этой красавицы он уже был готов отказаться от своей Эвалты. 'Ничто не стоит страданий этого прекрасного создания. Даже капля слезы такой невинной девчонки это повод чтобы уничтожить эту Эвалту к чертовой матери!' — эмоции разыгрались в нем так сильно, что он даже подскочил из своего кресла. 'Остановись! Тише! Успокойся' — с трудом он заставил себя остыть. По мере того как эмоции остывали он пытался понять причины происходящего внутри, но пока не мог представить с чем столкнулся. Он чувствовал на себе ответственность за случившееся с Златой, ведь это он 'архитектор' Эвалты, это его проект за который он ответственен. Значит этот инцидент в какой-то мере его упущение. Но больше всего ему было просто по-человечески жалко эту девчонку, сам того не замечая про себя он уже называл ее малышкой. Его сердце просто скрипело от жалости, вспоминая ее наполненные болью глаза, он просто замирал. Всю ночь он так и не смог выбросить ее из головы, только о ней и думал, так и не догадываясь, что с ним происходит, он наивный думал это просто жалость.
С первыми лучами солнца он возник в ее палате. Она, как и вчера сидела в кровати, спиной облокотившись на подушку. Увидев мага, она отреагировала взглядом, но после все равно отвернулась в стену. Он тихо сел на край ее кровати.
— Привет Злата, — тихо сказал он, но ответа не последовало. Он просидел около десяти минут, она так и не отреагировала на его появление. Едва он собрался вставать, как она схватила его руку.
— Побудь со мной. Я могу разговаривать только с тобой. Остальные для меня померкли, — сжимая его руку своей мягкой нежной и теплой, но при этом глядя в стену сказала она.
— Так это у нас сейчас был разговор? — он снова сел на край ее кровати. Он просидел так час, пока она не отпустила его руку. Он приходил к ней каждый день. Чувствуя 'ответственность' за случившееся с этой красавицей, он решил быть с ней пока она не придет в себя. Через пару недель, этих их 'бесед', Фросрей по настоянию врачей на руках вынес ее из палаты. Он показал ей летний день, поставил ее ногами на зеленую траву, она неохотно со слезами начала оживать. Маг не мог на нее наглядеться. Ночью в кабинет его башни неожиданно вошел Кратон.
— Пришел поговорить. Я вижу твою душу мой милый друг. По-моему ты заблудился, — сидя с магом за его рабочим столом, выпивая чай, сказал Кратон.
— О чем вы ваше высочество?
— Ты совсем ничего не понимаешь?
— Нет, иначе я не просил бы пояснить.
— Я говорю о любви.
— О ЛЮБВИ?!
— Да о той самой, которой все возрасты покорны. И старые маги видно тоже.
— Что? — задумался Фросрей и быстро понял, о чем идет речь. — Нет! Нет, это невозможно! — он подскочил из-за стола и заметался по комнате.
— Ты позабыл обо всех своих делах. Твой маршрут каждый день пролегает от ее палаты до башни. И ночами ты не можешь выкинуть ее из головы.
— Нет, этого не может быть, — маг с ужасом смотрел на Кратона.
— Это может случиться с каждым, от этого никто не застрахован. Вопреки грозному внешнему виду внутри ты глупый как мальчишка Фросрей! И что ты собираешься делать дальше?
— Я не знал, клянусь. Вернее не понимал. Я никогда... Я даже не знал что это такое! Я разумный человек Кратон, вы же меня знаете, это была ошибка. Я запутался, извиняюсь. Теперь я все осознал. Я разумно прерву свое общение с ней. Больше я в эту палату не ногой. Завтра же я вернусь к своим делам, обещаю.
— Это не проходит так просто. Тебе будет тяжело.
— Я понимаю. Но это необходимо. Спасибо что вразумили меня ваше высочество. Я разумно исправлю эту ошибку.
— Надеюсь. Если тебе станет совсем уж тяжело, можешь прийти ко мне. Хороший виски и игру в шахматы, как и долгую беседу на всю ночь я тебе гарантирую.
Фросрей плохо понимал, какой ужас его ожидает дальше. Он влюбился по уши, просто как мальчишка. Он, как и все кто был на его месте пытаясь выкинуть ее из головы, наоборот полностью лишился покоя. Будто ослепленный ярким светом, когда свет померк, он оказался в темноте и столкнулся с болью. Разлученный со своей красотой он понял то, как от нее зависит. На первый взгляд все как обычно, симптомы, как и у всех. Естественно все его мысли сводились к ней. Ее образ стоял перед глазами, и от этого было не сбежать. Разумеется, встретившись с идеалом, невероятной (по его мнению) затмевающей все в этом мире красотой он не видел смысла в жизни, если этой красоты не будет рядом. Как обычно в таких случаях все вокруг потеряло цвета и смысл. Вся эта серая суета вокруг просто убивала, хотелось отдать все что угодно, лишь бы только снова увидеть ее. Его безумно тянуло в ту палату. Его просто ломало изнутри. И все в таком духе. Но в случае с Фросреем — с человеком, который в теле старика странствует по миру вот уже сотни лет, это все воспринималось необычно. Он как дикий зверь, никогда не знавший нежности, в душе темный мало погруженный в разные тонкости человек, столкнувшись с любовью, воспринял ее неправильно. Всю эту тяжесть на душе он воспринял как болезнь, как тяжелый недуг, необычным образом пронзивший его душу. Бороться с этим он решил как с болезнью. На несколько суток он заперся в своей башне и никуда не выходил, своего рода погрузил себя в карантин пока вся эта дурь не выйдет из него.
В темноте башни он разрывался от мощного внутреннего конфликта, между разумным и эмоциональным. Хоть разумно понимая, что это всего лишь артэонка, всего лишь пронизанный частицей Духа человек, одна из миллионов, но вопреки всякому пониманию она представала чем-то богоподобным в его глазах. Он понимал, что все это глупости, вся эта бессмысленная тяга к ней это ни к чему не ведущая мука, но в то же время вопреки всей ненависти к себе, он замирал, вспоминая ее образ. Ему хотелось все бросить и отправиться к ней, хотя бы просто немного побыть с ней рядом, просто увидеть ее. Несколько раз он едва не нарушил установленный карантин. Все эти: 'Заткнись, успокойся старый придурок!' или 'Она прекрасная артэонка, а ты жуткий старик, так чего ты хочешь?!' — не помогали. Разумно этого было не унять. В итоге нервный срыв и полуразрушенная комната в его башне. На пятые сутки заточения, сам в это не веря, он все-таки сумел вернуться к жизни. Тяжелые давящие душу ощущения развеялись, дышать снова стало легко. Все понемногу стало обретать краски, в голове стали течь мысли не касающиеся ее. Открыв ставни, он защурился от солнечного света. С трудом заставил себя вернуться к государственным делам, вспомнить про Эвалту оставленную им без присмотра. Жизнь продолжалась, медленно он пошел на поправку. Прошедшие несколько суток в темноте башни отразились ужасом в его сознании. Мысли о ней еще коробили душу, но день за днем он все больше снова становился магом Фросреем так нужным Армидее.
Она же во многом благодаря помощи мага стала быстро выздоравливать. После того как ее спаситель перестал приходить к ней, ей стало интересно что же случилось с ним, куда он делся. Или даже: 'за что он меня бросил?'. Спустя несколько недель она выписалась из госпиталя. Вернувшись к своей обыденной жизни, стала проявлять интерес к своему спасителю. Будто ее жизнь разделилась на две части и в ее новой половине начавшейся после госпиталя, ничего не осталось важного кроме личности мага Фросрея. Она ознакомилась со всеми его научными работами, многое для себя узнала, нашла много интересного в его взглядах на мир и решила, что узнает его получше.
Фросрей читал очередную лекцию о возможных путях дальнейшего укрепления прав и свобод людей в Эвалте. Она, на время лекции, скрывшись за черными очками сев на самом заднем ряду, не ища оригинальных способов, подошла к нему после лекции и, сняв очки, попросила оставить автограф на одной из его книг. Увидев его, она улыбнулась впервые за долгое время. Старый маг едва сумевший заставить себя жить дальше не совершив глупостей, столкнувшись с ней, посмотрел на нее обреченно, как на очередную, вставшую на жизненном пути опасность, неминуемую катастрофу несущую гибель. Тяжело вздохнув, он смирился с неизбежным. Он не мог развернуться и уйти, даже если это в дальнейшем приведет его к погибели. По ее воле, они пошли прогуляться по городским улицам. Взглянув в ее глаза, он потерял покой.
В ее присутствии сердце мага вышло из-под контроля и билось как сумасшедшее. Он впервые столкнулся с подобным и просто не знал что делать. За годы службы в своем ордене он смотрел в глаза ужасным тварям, а здесь боялся лишний раз двинуться, чтобы не дай бог не сделать что-нибудь неправильное. Внутри нервничая, просто разрываясь, разволновавшись как школьник, он опустил голову, боясь взглянуть на нее. Заговорив с ней, он начал заикаться. Впервые в жизни он чувствовал себя таким слабым и беззащитным. Видя странное поведение своего спасителя, она догадывалась, что с ним происходит и от этого ее наполнял странный интерес. Она наоборот, спокойно, с улыбкой наблюдала за ним. Ей было интересно, как эта неловкая для него ситуация будет развиваться дальше. Стараясь поддержать разговор, она что-то спрашивала у него, а он в ответ не мог связать двух слов, в голове образовался вакуум пустоты, а сердце билось так, что казалось, выбивало последние мысли из головы. Ему хотелось сбежать, но он продолжал идти с ней рядом. Ничего о любви не знавший старый маг впервые столкнувшись с этим неизвестным ему явлением, внутри стал слабым беспомощным мальчишкой. Она что-то болтала, сама же смеясь над своими шутками, а он молчал, лишь изредка улыбаясь, опустив голову, следовал рядом с ней, просто не зная как себя вести. Ситуация усугубилась когда она замолчала. Фросрей покрылся испариной от нависшей неудобной тишины. В условиях того бардака что творился в голове он боялся издать лишний звук. Она все понимая, глядя на мага улыбающимися глазами, решила не мучить этого 'дедушку' ведь он же все-таки спас ее, решила прекратить эту их прогулку. Она его отпустила словами: 'Ну ладно я пошла. Приятно было поболтать!', сказанными с иронией, в ответ, получив только согласное мычание.
— Я рад тому, что вы выздоровели, — сумел сказать он, оказавшись от нее на расстоянии нескольких метров.
— Значит, вы все-таки умеете разговаривать! — уже отойдя от него, обернувшись, засмеялась она.
— На безопасном от вас расстоянии.
— Я же хотела просто поблагодарить вас. Я уже это говорила, но вижу, вы только сейчас слышите меня. Спасибо что спасли меня. Вы действительно наш маг-защитник. До свидания, приятно было познакомиться, все я больше не буду вас мучить! — расплываясь в белоснежной улыбке, она ушла, помахав на прощание издалека. Маг смотрел ей в след, и на душе ему было почему-то приятно и легко. Первый раз его наполнила эйфория, порожденная растекающимися по телу потоками приятного тепла оставшегося от общества той, что любима сердцу. Он безумно хотел увидеть ее снова, но утопая в какой-то непонятной легкости, не смел, позволять себе этого. Только если она сама снова найдет его или судьба снова сведет их в каком-нибудь месте, он с удовольствием ей улыбнется. От бессмысленного преследования этой красавицы он себя удержал. И вот однажды после очередной лекции он почему-то так непонятно для себя вдруг ставший романтичным, глубоко вздыхая, сидел в пустой аудитории задумчиво глядя в окно. Постучавшись в открытую дверь, она попросила разрешения войти. Ей нужна была помощь при написании реферата по тематике одной из его книг. Он с удовольствием согласился помочь, перед этим едва не свалившись со стула при виде нее. Они снова пошли прогуляться, сначала его немного потряхивало, затем он постепенно стал вести себя адекватно, адаптировался к доселе неизвестным ощущениям.
В процессе общения маг привык к ней и заметно успокоился, даже стал шутить. Они обсуждали его научные работы, он пытался лучше изъяснить ей свои взгляды на жизнь. Она посчитала эту беседу увлекательной. Их встречи стали постоянными, это ее тянуло к общению с ним, он же бросал все сразу, как только она появлялась. Они часто гуляли по окраине Аламфисова леса, где-то далеко в стороне от всех. Маг держал себя в железных рамках, не позволяя себе ничего лишнего. Она стала для него чем-то вроде прекрасного сокровища, которым просто приятно любоваться, он для нее был самым необычным другом. Он выслушивал любой бред, какой бы она не несла. Для него было просто приятно слушать ее голос, главное чтобы она говорила, а вот что говорила — это уже неважно. Она делилась с ним своими девчачьими секретами и подростковыми проблемами, он был готов ее слушать и слушать и даже пытался давать мудрые советы. Однажды она даже подарила ему поцелуй. Маг остался безмерно рад, но попросил ее больше так не делать. Для нее это было всего лишь шуткой, а он после этого не мог спать несколько ночей, в тот раз его сердце похоже решило свести его с ума.
Дух добился своего — старый маг влюбился в Армидею в прямом и в переносном смысле. Теперь он был буквально пленен атмосферой красоты, в которую погрузился. Красоты, которую сам для себя придумал. Красота Златы в его воображении смешалась с цветочными и искусственными ароматами и великолепием золотого города, как и мира артэонов в целом. Как ему казалось, он нашел красоту, великую бесспорную ценность ради которой стоит биться. Стал от этой великой красоты зависим и уже не мог никуда уйти. В этом мире для него осталась только Армидея, невероятная бесспорная в его сознании ценность. Мир артэонов в дурмане плена артэонской красоты стал чем-то прекрасным, приятно ласкающим своим теплом. В то время как остальной мир потускнел, стал напоминать огромную помойку, даже стал вызывать какое-то отвращение. Живя среди артэонов, людей за их несовершенство, он стал ненавидеть. Сначала он естественно пытался удерживать себя от полной деградации, пытался сохранить в себе стержень светлого мага. Но деградация, если она началась процесс, остановить который сложно. Так разрушились его моральные ориентиры, началась его трансформация в безжалостное чудовище с сумасшедшим рвением готовое на все ради безопасности мира артэонов, чудовище которым он в итоге стал.
Заточенный в старом теле в ее присутствии, он чувствовал себя чем-то мерзким, что должно быть благодарно за то, что с ним просто разговаривают. Пока ночами она мирно спала, он сходил с ума, не зная, что делать, как от этого сбежать. Единственное что он мог так это только служить миру артэонов. Покорно стоять на коленях перед мучающей красотой. Дух не напрямую, но косвенно превратил этого светлого мага в чудовище, покорное, готовое на все ради безопасности своей богини и олицетворяемого ею мира артэонов.
Старый маг хоть и был ослеплен, но все же пришел к пониманию, что им манипулирует хитрый Дух. Но столкнувшись с этой силой, которая обжигает ярким светом и из свободного сильного человека превращает в жалкое немощное ничтожество, он ничего не мог поделать. Он боялся о своей любви даже думать не то, что упоминать. Для него это была какая-то высшая неописуемая покорившая его сила, которой бессмысленно было сопротивляться. Оставаясь с этим один, он ничего не мог поделать. Так старый не особо мудрый, но сильный маг оказался в полной власти Армидеи, вернее стоящего за ней Духа Аркея. У Армидеи появился готовый на все безумный цепной пес, способный, когда нужно забывать про жалость и мораль. 'Все ради благополучия мира артэонов'. Прямолинейный поверхностный человек, он не любил в себе копаться и не искал выходов из этой ситуации. Как и обычно он просто шел по выбранному пути до конца. Для Златы эти отношения были всего лишь шуткой, обычной дружбой, мимолетным увлечением. В то время как для очарованного ею Фросрея это была дождливая темнота с редкими просветами, минутами покоя.
Как-то однажды перебрав вина Фросрей ввалился в главный храм Аркея, входом в который служили одни из четырех врат ЦентрЦитадели, тогда еще только строящейся. В Центре храма на вершине колонны сияло белым цветом миниатюрное подобие луны. Перед этой луной опустившись на колени, он решил поговорить с Духом.
— Ну, здравствуй мой неразговорчивый друг. Я тут решил с тобой поговорить, можешь не отвечать как обычно. Я знал, как опасно для мага связываться с Духами. Вы манипуляторы людских судеб найдете тысячи способов как подчинить человека себе. И теперь я полностью во власти той красоты, которой ты меня пленил. Я не могу этому сопротивляться, и не могу сбежать. Ослепший, превращенный в устрашающее чудовище я сам боюсь за свою душу после всего зла, что натворил. Но временами я будто не контролирую себя. Когда речь заходит о безопасности мира артэонов я готов уничтожить все что угодно. Ты добился своего, она уже никогда не отпустит меня. Тогда в те далекие дни я должен был пройти мимо, должен был двигаться дальше так и, оставаясь солдатом на службе своего ордена, выполнять приказы, оставаться простым лишенным ответственности скитальцем. Должен был просто помогать смертным по мере своих сил и не иметь отношения к тому хаосу, что бурлит вокруг. Тем более я никогда не должен был утопать в мире артэонов, ведь за ним стоишь ты. Теперь я будто заложник, поздно что-то менять. Ты победил. Не в силах, что-либо исправить и после всего, что натворил мне, остается только быть чудовищем, позором среди светлых магов. И надеяться на то, что никто не узнает о позорной причине моей слепой преданности. Я не держу на нее зла, к этой красавице у меня нет никаких претензий. Она просто невинный ангел. Я должен ненавидеть тебя, но злюсь только на себя. Я сам связался с тобой, зная как это опасно для мага. Мне казалось, ты не сможешь меня достать, но видимо забыл, с кем связался, — стоя на коленях, он разговаривал с тишиной.
Неизбежно молодая и свободная она вышла замуж, после долгих слез и умалений своего обожателя простить ее за это. Но Фросрей не был идиотом, и все понимал, успокаивал ее и говорил что все хорошо, в действительности, в душе радуясь ее обретенному счастью. Одновременно долгими бессонными ночами все больше превращаясь в чудовище, все больше с ненавистью глядя на свое старое тело. Их отношения продолжались и после — Фросрей был желанным гостем в ее доме (контролировал ее мужа, устраивал ему допросы, за что периодически получал от нее). Духу требовалось и далее поддерживать контроль над магом, поэтому ее дочь получилась почти полностью похожей на свою пленившую Фросрея прекрасную маму. Сегодня уже правнучка красавицы Златы, поддерживает в старом маге любовь к миру артэонов. Эта молодая артэонка уже не знакома с вечным магом, с которым когда-то по лугам Аламфисова леса гуляла ее прабабушка. Она ничего не знает о странной дружбе своей далекой родственницы, но догадывается. Временами она ловит на себе чей-то взгляд и часто видит за спиной старого мага. Не чувствуя от него зла, она просто дает ему возможность на себя смотреть. Фросрей думая, что остается незамеченным все также за ней наблюдает, присматривает, в тайне является частью ее жизни. Порой ночами он проникает к ней в комнату и, затаив дыхание наблюдает за тем, как мирно спит эта красавица. Это, по его мнению, помогает ему в тяжелую минуту понять цели своей борьбы, убедиться в правильности своих действий. Это уже не любовь, уже нет той боли, да и столько лет прошло, все страшное позади. Теперь это приятная греющая душу ностальгия, огонек который просто приятно горит в душе, хотя временами сильно обжигает.
Нет смысла подробно останавливаться на всем этом и пересказывать долгую жизнь старого мага. Лучше сразу перейти к самому главному — к концу и показать освобождение монстра глазами Фросрея, вернее строками из его дневника.
'... Цепочка событий, приведшая к освобождению проклятия Таргнера — моему краху, началась с серии убийств сотрясших Эвалту. Я, как известно дабы чудовище не томилось без дела в темнице, использовал его для свершения правосудия в Эвалте. Чудовище стало моими руками в деле поддержания порядка среди свободных людей Арвлады. Всех жуликов, негодяев, укрывшихся от наказания преступников, что я различал в мыслях осевших в воде моего черного колодца я уничтожал руками чудовища. Этот черный человек-волк стал символом жестокого неотвратимого правосудия и моего тотального контроля. Простые мирные эвалтийцы полюбили чудовище, политиканы с эвалтийского юга, оппозиционеры, прочие негодяи обливали грязью и критиковали, потому что тряслись от страха.
Я прибывал исключительно на территории Эвалты или Армидеи, жил под Светом Духа, в полной безопасности. Монстр от моего имени терроризировал Эвалту, укрепляя порядок, построенный мною на страхе, все вроде шло хорошо. Я даже снова вернулся к своей научной работе. И вот общественность сотрясло одно ужасное преступление. Была жестоко вырезана целая семья в одном из городков в черноземном районе северной Эвалты, это конечно не центр, от Певенса далековато, но все же это шокировало всех. Ведь произошло это свирепое убийство в Эвалте под боком у Духа и в зоне действия проклятия гнилой метки. Я лично отправился на место преступления. Сначала я жутко разозлился думая, что это Ортопс не удержал себя. Естественно моей первой версией было безумие этой твари пригревшейся у меня под боком, но оказалось, в этот раз я обвинил его напрасно, я понял это сразу, как только вошел в дом ставший местом преступления. Ортопс в свойственной ему манере желая выпендриться всегда придает своим жертвам 'особое', так скажем возвышенное положение. Чаще всего он кладет тела в центре комнаты, укладывает на столы, тумбы или прочие подходящие квартирные возвышенности. Здесь же все жертвы были разбросаны. Лежали там, где их и убили. Сразу в глаза бросалась какая-то хаотичность, беспорядочность. На всех телах имелись характерные раны в районе живота и бедер — убийца сначала сделал четыре прокола ножом, будто имитируя проникновение клыков хищника, а после рукой вырвал все содержимое в зоне обозначенной проколами. Таким образом, раны были похожи на клоки мяса, вырванные зубастым хищником. Кроме засохших капель крови на полу других следов расправы в доме не было, скорее всего, убийца употребил в пищу все куски плоти вырванные из жертв. Это убийство больше напоминало нападения дикого зверя: все жертвы хаотично лежат в разных местах, будто там где их и нагнал хищник, убиты разными способами, плюс нанесенные после смерти раны похожи на вырванные зверем куски мяса, которые, скорее всего, были съедены. Тогда мне показалось, что человек это совершивший в прямом смысле слова чувствовал себя зверем, все место преступления буквально вопило об этом. Я даже не представлял насколько оказался прав. Стало понятно, что Ортопс был здесь не при чем. Я дал распоряжение местным полицейским проверить округу на предмет пропавших без вести. Безумец, совершивший подобное по всем правилам должен был попасть под действие проклятия гнилой метки, его телесная оболочка должна начать разрушаться на глазах, факт совершения преступления становится невозможно скрыть, ведь все написано буквально на лице. Такие загнивающие на глазах злодеи, боясь наказания, в большинстве случаев подаются в бега, скрываются в лесах, сбиваются там, в шайки как дикие псы, которые живут лишь ожиданием смерти. Поэтому после каждого крупного преступления приходится проверять всех пропавших без вести или внезапно исчезнувших. Полицейские приступили к поискам.
Я же первым делом отправился к своему колодцу, скрытому на дне моей эвалтийской башни. Там в очередной раз, погрузившись в темную подземную воду, слившись с ней, просматривая все 'стекшие' в нее мысли, изучая отголоски сознаний всех жителей Эвалты, я искал его. Я пытался найти, различить хоть какие-то упоминания об этом объявившемся маньяке, ну если повезет то проникнуть в его голову, увидеть его безумные мысли что отразила в себе всепроникающая вода. Но к своему удивлению я ничего не нашел. Это было очень странно, такое было впервые. Человек способный на такое злодеяние обязательно должен был как-то засветиться, наследить, оставить о себе упоминание в водном круговороте. Ведь это уникальный индивид, да чудовище, монстр, безумец, бешеная тварь, но уникальная личность, он просто должен был отразиться в воде. Прежде я всегда запросто выявлял всех таких убийц, ужасных, но все же исключительных личностей бродящих по эвалтийской земле. Но сейчас все было пусто. Все как обычно: хаотичные людские мысли, обрывки мечтаний, бесконечные желания и планы на будущее, но никаких следов этого таинственного убийцы. Что приводило к выводу: это был не человек.
Я несколько часов провел в темных подземных водах, но так ничего и не нашел. Понимая, что если задержусь еще, то могу остаться в воде своего колодца навсегда, едва собравшись оборвать сеанс, я вдруг что-то почувствовал, вернее, сумел понять то, что чувствовал с самого начала сеанса. Вода не могла отразить его, он был чем-то иным, чем-то чужим, потусторонним. Дарующая жизнь водная стихия просто отторгала его, своими потоками обходила стороной, и это выдавало его. Там где он бродил на тот момент, вода в его близи замирала, переставала впитывать в себя информацию, на время становилась мертвой материей. Вода, представленная в любых формах, буквально замирая в его присутствии, образовывала мертвое пятно на теле эвалтийской земли, и таким образом я мог с точностью установить, где он находится. К счастью вот уже несколько дней лил дождь, все в те дни было залито лужами. В момент сеанса я был слит с водой воедино, получал доступ ко всем информационным следам, что она хранила и временно став полноценной частью ее потоков, я увидел его, смог ощутить это пустое темное существо, так как его чувствует вода. Под проливным дождем я чувствовал каждый его шаг по земле, массу его тела, примерный облик, его жуткую внутреннюю пустоту. Это был человек, вернее это существо выглядело, как человек, но внутри оно было чем-то иным, чем-то диким, будто зверь натянул на себя человеческую кожу. Но тогда я не мог правильно выразить увиденное, не мог правильно истолковать его сущность. Он тоже почувствовал меня, понял, что я в каждой капле воды, что его окружает. Он находился в центре улицы одного из городков на севере Эвалты, брел среди толпы людей, подобно хищнику выискивал себе новых жертв. Осознание того что я слежу за ним никак не повлияло на его поведение, совсем не напугало его. Наоборот он всем своим видом стал показывать, что не боится меня, продолжая спокойно гулять по городу, давая мне уследить за каждым своим шагом. Почему он убивает граждан Эвалты? Не потому ли что я отвечаю за их жизни? Почему позволяет мне спокойно наблюдать за ним? Наверное, потому что его целью на самом деле являюсь я, а жители Эвалты это всего лишь средство, чтобы добраться до меня, нанести мне удар. Стало понятным — это неведомое чудовище бросало вызов лично мне.
Я решил ни с кем не делиться этой информацией и остановить этого убийцу самостоятельно. Решил принять вызов так сказать. С наступлением темноты вновь погрузившись в свой колодец на дне эвалтийской башни я, слившись с водой вновь почуяв эту тварь, взял контроль над Чудовищем Таргнера. Это было опасно: одновременно сливать свое сознание с водой и с чудовищем, мог не выдержать мозг, но я решил рискнуть. Мне казалось, что если эта тварь бросает вызов лично мне, то значит, я несу ответственность за всех убитых им эвалтийцев. Тем более я хранитель Эвалты, любая ее проблема касается меня лично. Поэтому я решил, что должен остановить этого убийцу, во что бы то ни стало. Человек-волк под моим управлением направился на север Эвалты, туда, где на тот момент бродило это непонятное чудовище.
Я чувствовал его передвижение, он, зная, что я вижу его через воду вокруг, окруженный дожем, специально для меня озвучивал все свои действия вслух, проговаривал свои мысли. Я, ощущая его перемещение, понял, что он проник в один из домов, в котором проживала очередная невинная семья — его новые жертвы которых он не торопясь хотел убить фактически прямо у меня на глазах. Боясь совершения очередного преступления, я гнал человека-волка со всех ног. Он уже начал свою кровавую расправу, когда монстр управляемый мной вломился в дом. Позабыв про свой контакт с водой, во мраке которой находился, полностью сконцентрировавшись на управлении человеком-волком, я глядя его глазами, хотел разглядеть этого таинственного убийцу, мне было интересно кто он такой. Также было необходимо убедиться в том, что мой монстр порвет его на части. И вот разрываемый гневом и злобой человек-волк, предвкушающий кровавую расправу, с моего полного одобрения ворвался в этот дом, проломил дверь и влетел в коридор. Неизвестный убийца, развернутый спиной стоял у тела одной из своих жертв. Едва рассвирепевшему человеку-волку стоило поднять свою когтистую лапу, чтобы одним ударом снести его, как вдруг ситуация резко вышла из-под моего контроля. Я помню лишь, что за миг до удара он обернулся, монстр увидел его лицо и его глаза... Взглянув в его глаза, чудовище резко по каким-то причинам остановилось, просто замерло, отказалось выполнять мою волю. И тут произошло непоправимое. Весь гнев монстра, все его безумие, что накопилось, кипело в нем в предвкушении крови, все зло чудовища, оставшись не выплеснутым, огромной волной передалось мне — носителю Бус Таргнера, через связь, которая есть между нами. Произошел тот же эффект что и тогда когда по ошибке я позволил нашим сознаниям слиться. Когда я, поддавшись гневу, лично убил руками монстра нескольких инквизиторов Ладгарской Империи. Тогда произошло полное слияние наших сознаний, я всецело погрузился внутрь монстра, совершил это убийство вместе с ним, всецело почувствовал его безумие, двигающее им желание убивать. И это безумие, включая Тьму, шевелящуюся в проклятой душе чудовища, все это тогда проникло в меня. Сейчас случилось практически то же самое, в меня волной хлынуло безумие чудовища, оставшееся не выплеснутым, я почувствовал жажду крови, которую уже никакой витаминной смесью не утолить. Но в этот раз мое сознание затмилось сразу, я утратил над собой контроль. Я просто отключился. В своих видениях в те секунды я снова оказался на территории СБК в тот далекий день несколько сотен лет назад. Меня заполнял гнев и жажда мести. Вокруг возникли солдаты СБК и в голове пульсировали мысли: 'Убей', 'Убей их всех'. И пока я настоящий летал в кровавых грезах, мое тело под контроль взяло лютое зло, только теперь не было рядом Духа, который мог бы помочь мне, сумел бы спасти меня от власти Тьмы, в которую я провалился.
Я пришел в себя на следующий день, на койке в военном госпитале. Безумный страх — первое что я почувствовал. Я понял что произошло. Из-за очередной мной допущенной ошибки, безумие и жажда крови из проклятой души человека-волка снова разом, мощным потоком хлынули в меня, затмив мое сознание сразу. И мое тело под контроль взяло какое-то безумное зло. Все как в тот раз, когда я позволил себе слиться с сознанием чудовища, только уже не было Духа, который мог бы спасти меня. Я ничего не мог вспомнить, мне было страшно представить, что моими руками могли бы натворить темные силы. По идее я движимый безумием, жаждой крови человека-волка должен был выбраться из своего колодца и отправиться разносить на куски рядом стоящий город Певенс, должен был начать кровавую расправу над людьми, что там живут. Лежа на той койке в палате военного госпиталя слыша, как в коридоре болтают санитары, я боялся пошевелиться, боялся ответственности за то, что я, возможно, натворил сегодня ночью. Ну, ни я а безумное зло моими руками, которое из монстра через нашу с ним связь проникло в мою душу. Но все обошлось. Во время прошлой такой ошибки меня своим светом спас Дух, сейчас меня спасло не иначе чем чудо.
Ведь в тот момент, когда безумие из монстра снова затмило мое сознание, я прибывал в слиянии с водой, мое тело плавало где-то в глубине колодца среди черных ледяных подземных вод, где мне открывались мысли и сознания жителей Эвалты. Выйти из слияния с водой это отдельная процедура, это еще уметь надо. Безумное жаждущее крови чудовище, захватившее мой разум, очнулось глубоко под водой, с легкими полными воды, оно просто захлебнулось. Но видимо, прежде чем утонуть то чудовище, которым в те секунды я стал, сначала забилось в истерике, каким-то образом при помощи моих магических сил сумело испустить разрушительную волну, которая разрушила мою башню и нашумела на всю округу. Безумный грохот среди ночи, разрушение моей башни, все это разбудило жителей Певенса. Они бросились к моей башне, попытались спасти меня. Подоспевший военный патруль вызвал по связи бригаду солдат-спасателей из Армидеи. Силами своих кинекторов армидейские спасатели за минуты разгребли обломки башни и извлекли мое бездыханное тело со дна того черного колодца. Меня на летучке доставили в военный госпиталь в Армидее, где тамошние врачи-алхимики совершили не иначе чем чудо, меня можно сказать вернули с того света. Они откачали мое тело, вернее оживили чудовище, которым я в ту ночь был, увидев, что мои глаза стали волчьими, меня, вернее мое тело пристегнули ремнями к койке. Связанное ремнями чудовище, в ту ночь поселившееся во мне так и не пришло в себя, под Светом Духа так и пролежало без сознания до утра. Как обычно, с первыми лучами солнца, когда мои глаза снова стали человеческими я пошел на поправку, доктора поняв, что я стал собой, расстегнули сковывающие меня ремни, спустя минуты я проснулся.
Итак, той ночью я утратил над собой контроль, вновь дал Тьме овладеть собой. Вот то чего хотел этот таинственный убийца — он каким-то образом заставил безумие монстра мощным потоком хлынуть в меня. Он хочет подставить меня, свести, таким образом, с ума чтобы... Чтобы я ушел со сцены, и проклятие получило свободу. Надо признать этот таинственный убийца победил в нашем первом раунде, можно сказать едва не убил меня. Самое ужасное во всей той ситуации — то о чем сначала я даже не подумал — это чудовище, оставшееся без моего контроля фактически получившее свободу. Но и тут все обошлось, что было очень странно. Оставшись без моего контроля, чудовище неожиданно само спокойно вернулось в свою темницу. Солдаты Армидеи: различные эвалтийские патрули, настенные пограничники, видевшие человека-волка в ту ночь, говорили, что он выглядел спокойным, не рычал и не смотрел на всех кровожадными глазами, монстр без сопротивления сам спокойно вернулся в заточение. Мне кажется, его спокойствие объясняется тем, что его безумие на тот момент в прямом смысле полностью передалось мне, я стал вместо него чудовищем в ту ночь, поэтому человек-волк на время успокоился. В предыдущий раз Дух своим светом не дал безумию монстра овладеть мною, в этот раз меня спасло какое-то чудо. Помню, я после всего этого, после очередной роковой ошибки, фактической смерти в черной воде, сначала испугался до чертиков, хотел спрятаться и забиться в угол. Но со временем нашел в себе силы двигаться дальше. Игнорируя все предложения о том чтобы успокоиться и отдохнуть, я собирался остановить этого неизвестного убийцу как можно скорее, пока мои нервы окончательно не сдали.
Помню, как с досадой под проливным дождем осматривал руины своей башни, разрушенной при помощи моей магической силы, фактически моими руками. Не мог поверить в то, что все это происходит со мной. Ситуация постепенно расшатывалась выходя из-под моего контроля. Все вокруг было оцеплено армидейскими солдатами, окружено перепуганными местными. Но, не обращая внимания ни на них, желая поскорей со всем этим покончить, первым делом я снова вернулся в черную воду своего колодца в сохранившемся подвале разрушенной башни. Я жаждал вновь увидеть его, вновь почувствовать, чем сказать ему, что я не намерен останавливаться, пусть, даже если в первом раунде он победил. Вновь слившись с подземными водами, я наткнулся на неприятный сюрприз, оставленный им. Он собрал кровь убитых им жертв, смешал ее с водой и эту воду вылил в землю. Когда я снова слился с водой вся боль и ужас из предсмертных мгновений его жертв болезненно врезались мне в голову, такой удар опять привел меня в бешенство. Поборов свой обычный гнев я все же его почувствовал, я увидел, как он ушел в направлении леса и дальше затаился, скрылся от моего взора. Одержимый его уничтожением я, выбравшись из своего колодца, дал распоряжение армидейским солдатам. Их командиры, с улыбками глядя на меня как на сумасшедшего, предлагали мне успокоиться, взглянуть на себя, посмотреть на то, что я натворил со своей башней, ведь я действительно выглядел как обезумевший. Бледный измученный, лишенный сил и будто одержимый поимкой неизвестного убийцы. Но я не слушал никого, твердил только о необходимости остановить этого зверя, бросавшего мне вызов. Я потерял покой, не желал замечать что-либо вокруг, не желал никого слушать, избегал встреч с правителем Кратоном, думал только об этом убийце. Тогда я не понимал что сам себе рою яму, убиваю сам себя как того и хотел мой враг.
Несколько батальонов армидейских солдат, включая местных полицейских, прочесывали лес, в котором скрылся таинственный убийца. Находясь в своей армидейской башне, задвинув ставни чтобы не слышать детский смех доносящийся снаружи. Оставшись один в тишине и покое, я попытался вспомнить внешний облик неизвестного убийцы, ведь я видел его глазами человека-волка. В памяти представало только размытое пятно и в центре слабо просматривающийся темный силуэт. Я никак не мог сконцентрироваться, четко вспомнить, что же я увидел тогда, в те доли секунды. Это было мучительно, я напрягался, пытаясь восстановить в памяти ускользнувшее мгновение, пытался вспомнить, что именно я видел глазами человека-волка. Я помнил только общий облик, расплывчатый как клякса силуэт. Концентрируясь, погружаясь внутрь себя, я что-то улавливал, среди размытых черт на доли секунды сумел разглядеть белый овал лица, но сразу после этого все снова ускользнуло. Его лицо снова и снова ускользало от меня. В итоге бессмысленно потраченные часы этих мучений привели меня в настоящее бешенство. Чтобы не разрушить еще и свою армидейскую башню заодно жутко напугав детей плавающих в поле невесомости, что ее окружает, я решил остановиться. Но тут я вспомнил. Вдруг резко, неожиданно. Его глаза. У него были глаза волка. Мне они показались знакомыми, я видел эти волчьи глаза раньше, почему-то помнил этот взгляд, но вот где видел, вспомнить тогда не смог.
Мне доложили, что солдаты прочесав лес не нашли даже следов неизвестного убийцы, что было ожидаемо, но зато нашли нечто другое, нечто странное. Я немедленно отправился на место странной находки. В лесу, глубоко в дебрях сохранившегося Мрачноземья, посреди оцепленной солдатами поляны была вырытая волчьими лапами яма. Эта глубокая большая яма была заполнена дождевой водой. К слову, на момент тех событий дожди шли, не прекращаясь уже больше недели. Дождевая вода в той яме была смешана с кровью. В этой кроваво дождевой каше плавали останки человеческих тел, которые мы аккуратно извлекли. Эти тела были целыми, если можно так сказать, никаких повреждений или отсеченных конечностей, вот только кожа с них была полностью снята. Вернее не снята, не стянута, не срезана, она будто слезла, идеально и гладко. Семь мужских лишенных кожи тел — как позже установят это тела семи фермеров пропавших на севере Эвалты за последний месяц, пропажу которых списали на нападения одноглазых волков, которые в последнее время наводнили окрестные леса. Я велел лучше обследовать затопленную яму. С самого ее дна эвалтийские полицейские подняли черную шкуру. Это была шкура огромного черного волка. Вокруг ямы все было истоптано огромными волчьими следами, и только под самый конец кто-то из полицейских разобрал на земле следы человеческих ног, идущие из ямы в лес. Я решил не спешить с выводами. Было понятно, что это последствия ритуала перерождения, трансформации, какая-то локальная малоизвестная форма этой магической процедуры. Убийца был волком облаченным в шкуру человека — вот она его сущность, которую я не мог разобрать, когда чувствовал его через воду.
По Эвалте разгуливал волк, воплотившийся в человека. Но кто он, зачем он это делает и почему бросает мне вызов? Только лишь потому, что я хранитель Эвалты или это было что-то личное? Какие-то такие предположения в виду моей глупости тревожили меня, сначала я не понимал, с чем столкнулся. У меня, конечно, возникли некие предположения, но все же я хотел наглядно во всем убедиться. Я связался с одним старым знакомым — магом следопытом из покинутого мною ордена, с тем самым который когда-то помогал мне идти по следам Ортопса. Я с трудом вспомнил его имя — Родрих, древний и ворчливый, мне пришлось попросить его о помощи, так сказать по старой дружбе. Уже вечером я встретил его у телепортирующего шлюза в Армидее. Мой внешний вид напугал Родриха, он, как и все велел мне успокоиться, остановиться, отдохнуть, но я не желал его слушать. На свой страх и риск прямо ночью мы отправились на место перерождения. В ночном туманном лесу, на территории жуткого Мрачноземья, мы отыскали ту самую яму ставшую трансформирующим чревом. Мрачные земли все еще шалили — из тумана порой доносился мертвый шепот и вместо криков животных из глубины лесов доносились вопли ужаса и боли.
Я разогнал облака и в свете луны Родрих отмотал назад время на том месте, в виде магической голограммы я увидел все произошедшее. Так как меня интересовал долгий период времени, он показал мне произошедшее в быстрой перемотке. Сначала на месте ямы появился огромный черный волк, я попросил его остановить и взглянул изображению волка в глаза, это были те самые — глаза убийцы. Волк вырыл яму, и пока ее заполняла дождевая вода, он спустил в нее несколько человеческих тел, у которых на тот момент была кожа. Волк сам погрузился в эту яму. Дальше, как и полагается — вспышка света и из воды поднялся взрослый, крепкий, длинноволосый мужчина. Волк переродился в человека, чья внешность является собирательным образом из тел семи его жертв. Родрих спросил у меня, что я думаю, и мои судорожные мысли быстро выстроились в цепочку. Это продолжение мести Таргнера, еще одно из его чудовищ. Сомнений нет, это вожак Черной Стаи, бывший стражник Мерзлого леса — огромный черный волк Баху. Мне подумалось, что он это еще один сюрприз от Таргнера, пришедший отомстить нам за участь Страны Волка и нашу косвенную в этом вину. Но я даже и предположить не мог, насколько особенная роль была отведена Баху во всем этом безумном спектакле — он пришел дать свободу Проклятию Таргнера.
Народ Эвалты из-за любви и уважения ко мне, начал восстанавливать мою, моей же силой разрушенную башню. Через строительные нагромождения и ряды рабочих я снова проник в уцелевший подвал башни и погрузился в свой колодец. Слившись с водой, я снова почувствовал его. Он находился уже на юге Эвалты. Узнав, что я снова слежу за ним, желая сыграть на моих нервах, он демонстративно убил очередного человека — бедолагу первым подвернувшегося ему в пустой подворотне. Он специально выводил меня из себя, провоцировал на очередной приступ гнева и я надо признать шел у него на поводу. Я был жутко разозлен, все его жертвы это проявление моей немощности как хранителя Эвалты. Он снова бродил по улице небольшого городка под дождем, вслух рассуждая о том кого бы ему прикончить сегодня. И тогда меня осенило: раз он всячески намекает на убийство, не скрывается, а наоборот провоцирует меня, значит, он хочет, чтобы я убил его. Он ждет нашей встречи. Я решил его перехитрить... '.
Баху — огромный черный волк, предводитель Черной Стаи, семи разумных волков-артэонов некогда созданных безумным Духом Таргнером, последняя весточка из погибшей Страны Волка. Получивший невиданную силу от ушедшего создателя, Баху должен был сыграть ключевую роль в осуществлении наказания оставленного всем смертным ушедшим Духом. Он пришел в Армидею из Мерзлого Леса следом за Фросреем, и все прошедшее время, затаившись в лесах Северной Половины, ждал своего момента. На сегодняшний день Фросрей вернулся с юга и теперь занимался только проблемами эвалтийцев, никуда надолго не отлучался и систематически использовал чудовище Таргнера для поддержания порядка в Эвалте, устрашения ее незаконопослушных граждан. Дожди, не прекращая лили на протяжении недель. Для Баху это было идеальное время для осуществления последней воли своего Духа. Использовав древний малоизвестный ритуал перевоплощения, он сменил волчью шкуру на человеческую оболочку, буквально сотканную из плоти семи жертв. Теперь в облике крепкого сильного мужчины, с грубыми чертами лица, большими клыками и длинными неухоженными волосами скрывающими лицо, облаченный в темные одежды, он бродил по улицам одного из городков на юге Эвалты. Днем его глаза становились человеческими, поэтому особого внимания он к себе не привлекал. Только с наступлением темноты у него проступали глаза волка, видящие во мраке ночи, в нем просыпался спящий днем жаждущий свежей плоти хищник. А пока днем все еще принюхиваясь к запахам как зверь, непривычно странно ощущая себя в теле человека, пытаясь по ходу привыкнуть к изменениям, Баху осматривал тихие улицы небольшого сокрытого в лесах эвалтийского городка.
Медленно бродя по улицам под накрапывающим дождем, удивляясь новым ощущениям и переменам, особенностям нового тела прямо на ходу, чем нередко привлекая к себе внимание прохожих, волк в теле человека выискивал себе новых жертв для предстоящей ночи. Таргнер — для всех сумасшедший или, по меньшей мере, странный Дух, для него был чем-то высшим, подобным богу. Таргнер выделил его из всех волков Мерзлого леса, дал человеческий ум, вечную жизнь. Баху любил своего создателя и верно служил ему. Теперь он был готов сделать все, чтобы выполнить последнюю волю создателя покинувшего этот мир. Маг не сможет вечно терпеть совершаемые им убийства, рано или поздно он придет за ним. Нужно только не сбавлять темп, убивать больше, безумнее, делать все, чтобы вывести из себя Фросрея, чей хрупкий человеческий разум является единственным, что сдерживает Проклятие Таргнера от полной свободы. Что-то подсказывало ему, что предстоящая ночь станет переломным моментом в их противостоянии с Фросреем. И вот он уже приглядел себе двухэтажный большой одинокий дом на окраине городка, в котором жила зажиточная крестьянская семья с кучей детей — чтобы раззадорить мага, лучше варианта было и не придумать.
С наступлением ночи слабый дождь перешел в ливень. В такую погоду весь городок сидел по домам у теплых печей, дымящих на всю округу. Топая по грязи ботинками снятыми с трупа какого-то бродяги, Баху вновь глядя на мир глазами волка, в виде крупного мужчины с неухоженной лохматой копной на голове в каких-то темных лохмотьях вместо одежды, через заборы, сараи и загоны для скота, пробирался к дому выбранному днем. Как обычно внутрь он проник через окно гостиной на первом этаже. Проникнув в дом, он снял ботинки и босиком беззвучно двинулся по темному коридору. Его сразу насторожила необычная тишина. Едва он попытался принюхаться, чтобы понять что происходит, как дверь дома выломалась, и внутрь влетели солдаты Армидеи. 'Стоять!' — крикнул кто-то из офицеров, пока рядовые врывались внутрь дома. Баху бросился бежать. Выбравшись из дома, он со всех ног бросился в город. Там среди узких улочек он оторвался от преследования. Решив, что преследование прекратилось, он попытался покинуть город и затаиться в лесах. Едва он вышел за пределы городских улиц, как на него обрушилась волна стрел. Стреляли со стороны леса, артэоны взяли в кольцо весь городок, вот почему особо гоняться за Баху никто не стал — армидейцам торопиться было некуда. Баху был в огромной ловушке.
Одна из стрел попала ему в спину, раненый он захромал в один из амбаров на окраине городка. Спустя пару секунд армидейские спецназовцы за ним следом вошли в амбар. В центре большого деревянного строения по бокам заваленного кучами соломы рыча и корчась от боли, на животе лежал волосатый здоровяк со стрелой в спине. Баху не просто принял облик человека, переродившись, он стал человеком в прямом смысле слова, после перерождения все 'сверхспособности' покинули его. Ну, разве что только в физическом плане он был в несколько раз сильнее обычного человека. А так его глаза становящиеся волчьими в ночной темноте и животная жажда свежей плоти, по сути, были единственным необычным, что осталось в нем от того могущественного волка. Поэтому простая стрела в спине свалила его с ног, и все что ему оставалось так это лежать и корчиться от боли и бессилия.
Солдаты, осторожно окружили обессилившего Баху. По словам Фросрея этого убийцу нужно было казнить на месте, никакого суда и следствия. Один из солдат достав меч, взмахнул его лезвием над шеей Баху, и в ту же секунду откуда-то из дальнего темного угла амбара раздался мертвый загробный голос: 'Я не советовал бы вам этого делать'. Дождь барабанил по крыше, снаружи раздавались раскаты грома. Из темного угла к удивленным солдатам вышло странное человекоподобное существо, 'Человек с дряблым немощным телом, заточенным в могучий костюм из красного стекла' — как утром напишет в отчете командир группы спецназа. Ортопс коварно улыбался. Несколько спецназовцев вооруженных арбалетами недолго думая выпустили в него заряженные стрелы. Одна стрела с разрывным наконечником попала ему в область живота, после хлопка оглушившего всех взрыва Ортопса отбросило обратно в темный угол, из которого он вылез. Едва солдаты вернулись к казни Баху, как из темного угла, куда секунду назад отбросило Ортопса, раздалось странное жужжание, облако красного газа вырвалось из темноты, половые доски амбара затрещали. Вместо того чтобы корчиться от боли из-за разрыва живота эта тварь начала увеличиваться в размерах. Солдаты, в страхе замерев, слушали, как в темном углу Ортопс трансформируется во что-то ужасное, большое. Половые доски, не выдержав треснули, огромная красная лапа показалась из темного угла и уперлась о пол в паре метров от ошарашенных спецназовцев. Сверкнувшая снаружи молния озарила амбар полностью. Солдаты на долю секунды увидели силуэт огромного красного существа, в которое превратился Ортопс. Спецназовцы, вопреки страху, зарядили в арбалеты стрелы, обнажили мечи, укрылись щитами и, выставив вперед пару копий, приготовились к атаке красного гиганта.
— Тише, тише мой родной, успокойся. Ненужно их трогать, сейчас их кровь будет лишней, — раздался мерзкий голос Ортопса успокаивающий огромную тварь, в которую он превратился. Никакой агрессии от выросшего в углу красного великана не последовало. — Лучше уходите отсюда, пока я сдерживаю его, — голос Ортопса звучащий из гиганта предостерег солдат. 'Это какая-то хрень. Это больше не наше дело. Идемте отсюда, пусть отдел паранормального этим занимается!' — сказал старший группы, и спецназовцы согласно с командиром быстро покинули амбар, позабыв про Баху. Ортопсу не нужны были проблемы с артэонами, он не стал трогать солдат, у него сейчас были другие цели. Когда собрав больше сил, вызвав магов из особого отдела, заручившись силой данной Духом, войска Армидеи спустя пару часов снова вошли в этот амбар. Ни Баху, ни Ортопса там уже не было, при том, что оцепление по периметру городка так и не снималось. Фросрей наутро, узнав о случившемся, просто вышел из себя.
'... Из доклада вояк я сразу понял, что речь идет о нем. Ортопс, эта тварь вопреки нашему 'перемирию' пошла мне наперекор. Он помог Баху, спас его от солдат, таким образом, доходчиво объяснив мне, что мы снова враги. Разозленный до ужаса, потеряв покой и сон, я решил отправиться в лес, и прежде всего, найти Ортопса и разобраться с ним. Тогда я не знал, чего добивается Баху, для чего он перешел мне дорогу, было понятно, что это очередной привет от ушедшего Таргнера. Я наивно полагал, что цель Баху проста: месть за погибшую Страну Волка, думал, он просто убивает по принципу кровь за кровь. Я даже и предположить не мог, что безумец Таргнер возложил на него миссию освободить проклятие. Одно на тот момент было понятно точно: Баху пытается вывести меня из себя, он убивает тех, за кого я отвечаю. Ведь это я главный виновник погибели страны Мерзлого леса. Я нужен ему, он пытается спровоцировать нашу встречу, хочет довести меня, чтобы я лично пришел и прикончил его, поэтому делать этого пока было нельзя. Сначала я должен был остановить Ортопса, нужно было прогнать эту тварь с территории Преферии, вспугнуть его, а уже потом никуда не торопясь, без помех остановить Баху руками армидейского спецназа. Таков был хаотично возникший в моем уставшем сознании план.
Использовать чудовище для устранения Ортопса, пока где-то там разгуливает Баху, было опасно. Человек-волк не мог убить последнего из Черной Стаи, видимо чувствуя какую-то родственную с ним связь оставленную Таргнером. Поэтому чтобы не допустить очередного погружения в безумие чудовища я решил сам лично устранить Ортопса, сделать все своими руками не полагаясь ни на кого. Во второй половине дня я отправился на поиски Ортопса. Я нашел тот амбар, в центре которого еще осталось пятно от крови Баху раненного в спину. Это говорило о том, что Баху теперь просто человек, с ним проблем не будет, главным было устранить из этой истории Ортопса. Как и прежде я нашел наиболее свежий уже знакомый мне след и побрел по нему в густую лесную чащу. Тогда мне даже в голову не могла прийти идея о том, что оба этих злодея теперь действуют вместе, ведь у них общий враг — я. Видимо я был настолько измотан, что даже не подумал об этом... '.
Фросрей шел по следу Ортопса. Следы петляли безо всякой логики, вели мага по болотам и пустырям мрачных земель. Фросрей понимал, что что-то не так, это было похоже на ловушку, но никаких других идей его уставшее сознание не выдавало, и поэтому он продолжал идти по следам Ортопса. С наступлением ночи он вдруг неожиданно вышел к большой мельнице стоящей на холме. Рядом с мельницей неуклюже раскинулся серый дряхлый дом. Мельница скрепя вращалась на ветру, несмотря на поздний час не в одном из окон большого двухэтажного дома не было ни намека на свет, как и на жизнь. Дом странно замер в мертвой тишине на фоне догорающего заката. Это Баху стал любителем больших домов и массовых расправ над беззащитными крестьянскими семьями, этот дом был, если так можно сказать: 'в его вкусе'. Было понятно, что в этом доме мага ожидает вовсе не Ортопс, но следы этой твари, по которым он пришел сюда, вели прямо к крыльцу, поэтому Фросрей, полагаясь на свои силы, на свой страх и риск пошел прямиком в уготованную ему ловушку. Маг понимал, чувствовал, что это ловушка, однако полагаясь на свои силы, думал, что сумеет дать отпор врагу. С вершины холма перед домом открылся вид, на небольшой городок, начинающийся у склона внизу.
Дверь в дом была выломана. Сразу у порога маг обнаружил первое тело. У мужчины, скорее всего хозяина дома, в разных частях тела были вырваны клоки мяса. Знакомый почерк. Сомнений нет — в доме мага ждал Баху. 'Так значит вот что задумал Ортопс — свести меня с Баху' — подумал он. Хоть Фросрей и решил не поддаваться на провокации и лично не убивать Баху, однако просто развернуться и уйти, бросив этот дом, он просто не мог.
Фросрей вошел внутрь, переступив через лежащее у порога тело. Откуда-то с кухни на первом этаже раздавались какие-то звуки. Маг произнесением заклинания зажег все лучины, свечи и прочие источники света в доме, звуки на кухне сразу же стихли. Большая комната, с длинным столом посередине служившая кухней для бывших хозяев, сейчас была похожа на рабочее место мясника — все было залито кровью. Несколько тел в разделанном виде были разбросаны среди кухонной утвари. Причем вырезаны у них были только так называемые 'филейные части'. Лохматый здоровяк, одетый и воняющий как бродяга — то чем сейчас был Баху, сидел за столом. Только волчьи глаза, светившиеся в полумраке сквозь свисающие волосы, говорили о его истинной сущности. На дорогой белой скатерти, в посуде из дорого кухонного хрусталя лежали свежие человеческие внутренности, дорогие фужеры были заполнены чистой водой. Волк в человечьей шкуре, играя в человека, ножом и вилкой культурно ковырял кровавое месиво в своей тарелке, отправляя аккуратно отрезанные куски себе в рот, которые жадно пережевывал как дикое животное голодное до крови. Он пытался корчить из себя стереотипного человека, пользовался ножом и вилкой, однако стоило кровавому мясу оказаться у него в пасти, как в нем пробуждалось животное. Жадно пережевывая мясо, он аккуратно вытирал губы белой салфеткой. Фросрей увидев кровь и разделанные человеческие тела, почувствовал себя плохо. У него закружилась голова, изнутри его сковало какое-то странное тяжелое ощущение. За долгое время службы в ордене, погони за Ортопсом он видел сцены куда более страшных и извращенных убийств, но почему-то именно сейчас ему стало плохо.
— Оставаясь внутри волком, я пытаюсь хотя бы внешне походить на вас. Раз я прикончил их, то логично было бы и сожрать. А то, что это такое, убивать и бросать мясо? — ковыряясь языком в зубах, Баху объяснил магу свою странную трапезу. — Но съесть их нужно культурно, ведь внешне я теперь вроде как человек.
— Значит ты Баху? — неважно чувствующий себя маг оперся о стол. Фросрей, наконец, лично смотрел в волчьи глаза таинственного убийцы, которого не смог покарать человек-волк.
— Ты угадал. Все что у меня было — погибло. Теперь у меня осталась только одна цель. Я пришел за тобой следом, а после 'переоделся' стал таким как все вокруг. Признаюсь быть человеком очень странно (положив нож и вилку, он начал осматривать сам себя). Много всего необычного, нового. Стало как-то холоднее, опаснее. Ведь ваше тело такое хрупкое, беззащитное. Ни когтей, ни шерсти, но в то же время масса новых ощущений. Но это только на первый взгляд вы кажитесь слабыми. На самом деле у вас есть сила, превосходящая любых животных. Ваш ум и тело... руки, предназначенные чтобы создавать. Вы слабы изначально, но вашей силе нет предела. Признаюсь честно я так до сих пор и не могу ко всему привыкнуть. Жаль, что побыл в этой шкуре так мало, — громким мужским голосом, немного ломая окончания из-за своих клыков, Баху говорил полностью спокойно и расслаблено, будто беседовал с другом. Он просто делился своими ощущениями с магом. И это его спокойствие показалось Фросрею необычным, ведь они вроде как враги и маг пришел, чтобы остановить его. Здесь было что-то не так.
— Где Ортопс?
— Он ушел, дав нам возможность побыть вдвоем.
— Хочешь отомстить мне? Я в твоих глазах виновник погибели вашей мерзлой идиллии? — не двигаясь с места, спросил напряженный маг. Каждый взгляд в сторону, каждое созерцание крови и прочего, даже заполняющий это помещение запах разлагающейся плоти больно ударял по сознанию Фросрея. Он, стараясь не смотреть по сторонам, держась изо всех сил, смотрел только в волчьи глаза человека, в которого переродился Баху.
— Что ты! Ничего личного. Освободить проклятие — это последняя воля моего Духа Таргнера. Я здесь только за этим.
— Освободить проклятие, убив меня?
— Можно сказать и так.
— Ну, так чего ты ждешь? Вот он я перед тобой.
— Все идет, так как и сказал Таргнер.
— Типа все предрешено?
— Просто убить тебя слишком легко. Тебя было решено заставить помучаться. Сойти с ума. Мы должны были встретиться здесь. И вот пришло время. Пришло время Проклятию Таргнера обрести свободу, — сказал Баху, поднявшись из-за стола.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас являешься обычным человеком? Что ты сможешь противопоставить мне? Ты уже труп. Это я пришел убить тебя.
— Так давай убей! Убей же! Убей меня! — радостно крикнул Баху и толкнул в грудь плохо чувствующего себя мага. От этих слов и сильного толчка в грудь в голове мага все поплыло. — Убей меня — только это мне и нужно. Давай дай свободу своему гневу и безумию, позволь Тьме всецело проникнуть в разум. Стань уже, наконец, ее частью, признай свою сущность. Ведь ты же этого так хочешь, ты безумно желаешь этого внутри. Уже долго ты видишь сны, в которых нет ничего кроме крови! — Баху специально кричал как сумасшедший, таким образом, пытаясь расшевелить безумие, проникшее в душу мага и дремлющее внутри него.
— Это чушь. Не было никаких снов, — отступал назад маг. От каждого слова Баху в его голове всплывали жуткие сцены изувеченных людских тел. Все ужасные сцены смерти, что он видел в течение долгой жизни, разом проносились у него перед глазами. Что-то ужасное зашевелилось внутри него.
— Что ты там бормочешь? Нет снов! Так конечно ведь ты все это время жил под Светом Духа, который защищал тебя дурака ото всех проявлений Тьмы. Но ведь сейчас ты вне Света, здесь — где-то вдалеке один во время, когда темнота опускается на мир. Ты можешь почувствовать, ты уже чувствуешь Тьму! Вот то почему у тебя кружится голова, скручивает желудок. Оглянись по сторонам, ты видишь людскую плоть, кровь. Как и у всякого порождения Тьмы с наступлением ночи при виде крови у тебя сносит башню, ты беспричинно жаждешь смерти и разрушений. Ты слышишь Зов Тьмы, ведь ее частица уже давно в тебе. А ты как думал старый кретин? Думал вечно скрываться под Светом Духа, думал, это тебя спасет? У тебя двусторонняя связь с чудовищем. Ты видишь его глазами, проникаешь в его разум и он способен также взаимодействовать с тобой. Через связь с ним Тьма проникла в тебя, и ты уже давно в ее власти, единственное, что тебя спасало все это время так это защита Духа, но сейчас ты здесь — во тьме ночи! И заметь, никто свыше не остановил тебя, Духи промолчали, значит пришло время Проклятию Таргнера обрести свободу, — он снова толкнул обессилившего мага в грудь. Фросрей упал на пол, в его голове звучали жуткие голоса, крики ужаса осевшие в глубинах памяти за время долгой жизни, все тело сковывала чудовищная боль. — Такова участь хозяина проклятия Таргнера: или ты даешь чудовищу свободу и позволяешь ему утолять жажду крови или эта жажда перекинется в твою душу. Или ты отпускаешь монстра или сам становишься частью Тьмы. А ты как хотел? Управлять проклятием без последствий? Мы только немного подтолкнули процесс проникновения его безумия в тебя. Так просто признай это, взгляни внутрь себя, убедись, что внутри тебя уже живет чудовище. Признай что ты часть Тьмы. Ты слышишь ее шепот, чувствуешь слюну, что вырабатывается во рту при виде крови в ночи, так почувствуй же жажду крови, Зов Тьмы. Дай волю себе или отпусти чудовище. У тебя нет выхода. Тем более что в твоем случае все очень просто. Ведь ты пришел убить меня. Так ведь? Так вот он я, просто убей меня, дай волю своему гневу и ты почувствуешь полную свободу. Вот он я — ужасный маньяк психопат, садист, так жестоко убивший стольких маленьких детей, вырезавший целиком несколько семей. Сколько на мне крови. Ведь ты ненавидишь меня! — он схватил со стола кусок мяса и выдавил из него кровь на лицо корчащемуся на полу магу, отчего в сознании Фросрея возникли жуткие кровавые картины, в его душе зашевелились все страхи, что-то чудовищное просилось из него наружу. — Я резал их также. Также жестоко! — сдавливая кусок мяса Баху орал как сумасшедший.
— Меня зовут Фросрей. Я светлый маг! — изо всех сил криком сопротивлялся Фросрей, чем веселил Баху, который просмеявшись со всей силы ударил старого мага ногой в живот.
— Давай злись. Ненавидь меня. Ты хочешь убить меня, чувствуешь, как зло распирает тебя изнутри, так не мучай себя просто дай ему свободу! Вот он я перед тобой — просто человек, придай меня наказанию, которое я заслуживаю. Ну, или можешь не убивать меня, — видя, что на Фросрея ничего не действует, сменил тон Баху. — Но Проклятие Таргнера все равно обретет свободу. Как же ты не понимаешь, из этого ада тебе не сбежать. Если ты не убьешь меня, то я убью тебя, жестоко, кроваво. С твоей смертью проклятие все равно получит свободу. Так что чудовище в любом случае сегодня освободится, вопрос только в том насколько это будет болезненно для тебя? Давай! Давай просто сделай то, чего так жаждешь на самом деле! — с этим криком Баху снова ударил мага ногой в живот. Фросрей задыхаясь, скрючился на полу. — Давай я помогу тебе понять, что происходит с тобой, — с этими словами Баху порезал себе руку серебряным лезвием ножа взятого со стола. Фросрей сквозь боль и шум в ушах вдруг резко почувствовал как все внутри замерло. Все звуки для него затихли, он слышал лишь странный стук. Это был стук сердца Баху. Фросрей чувствовал как теплая кровь, пульсируя, сочится из его раны, как каждая капля падает на пол. Он почувствовал, как жаждущий крови человек-волк встрепенулся в своей темнице, мучающийся от распираемой жажды крови он грустно завыл, и его безумие не получая выхода снова перетекало в душу старого мага. На доли секунды Фросрей провалился в жуткое видение, в котором он смотрел на мир глазами человека-волка, его руки, ставшие огромными когтистыми лапами, сжимали мягкую сочную человеческую плоть. После этого видения маг закричал, будто от боли. Но стук живого сердца становился все отчетливее и громче, все внимание Фросрея в эти секунды было приковано только к ране на руке Баху. Фросрей почувствовал как некая жажда, нечто чудовищное и в то же время теплое, приятное заполняет его изнутри. — Вот видишь, это просто капля свежей крови в ночной мгле. Теперь ты видишь, что с тобой происходит? Ты слышишь, как стучит мое сердце, этот стук раздражает до глубины души, так заставь этот стук прекратиться. Разорви, уничтожь эту плоть. Не пытайся этого сдержать, просто поддайся этой силе, — голос Баху эхом разносился в тишине, что заполняла сознание мага.
Фросрей не сводя взгляда с пореза на руке Баху, медленно поднялся с пола. Баху с улыбкой наблюдал за измученным магом. Вопреки невиданной темной силе, что парализовала его внутри, которой казалось невозможно сопротивляться, Фросрей все же нашел в себе силы остаться собой. Вместо того чтобы окончательно обезумить и наброситься на Баху, сделать то чего от него хочет частица Тьмы засевшая внутри, он взмахнув рукой отбросил врага своей магической силой. Баху, не успев удивиться, врезался в стену и разбил собой окно, едва не вылетев в него. Фросрей бросился бежать. Баху с расшибленным лбом бросился за ним следом. Остановившись в коридоре, Фросрей хотел перейти в сумеречную зону, раствориться, сбежать отсюда, но в состоянии, когда перед глазами все плыло, сделать это оказалось непросто. Замершего посреди коридора мага сбил с ног набросившийся сзади Баху. Они начали бороться, катаясь по полу. Баху нападал, наносил удары, а Фросрей пытался сбросить его, отмахнуться от него и сбежать из этого кошмарного дома. 'Давай убей меня, дай себе свободу!' — кричал озверевший Баху.
Фросрей сумел отбиться от него, встать на ноги и направиться в сторону выхода, но этот зверь не отступался. Баху, зарычав в прямом смысле слова, набросился на мага и снова повалил его на пол. Несколько раз, ударив старого мага головой об пол, в итоге Баху сломал ему палец, и тут у Фросрея кончилось терпение. Что-то темное и ужасное что сейчас просилось наружу все же начало овладевать сознанием мага. Рассвирепев, буквально шипя от злости, Фросрей 'достал' свой Сумеречный Клинок и пронзил им ненавистного выродка. После нескольких ранений Баху упал на пол, но Фросрей движимый чудовищным гневом продолжал наносить ему удары клинком. Пока острое лезвие пронзало плоть, у Фросрея от злобы скрипели зубы. Где-то на пятидесятом ударе Фросрей полностью потерял контроль над собой. Нанеся свыше ста ударов, буквально искромсав тело Баху, весь забрызганный кровью Фросрей остановился и замер, сидя на коленях. Его стеклянный безжизненный взгляд смотрел в пустоту. В его сознании случился очередной провал, его личность просто отключилась. Это уже был не Фросрей, от старого мага осталась только оболочка, его разумом овладело ужасное зло, которое под воздействием Тьмы проникнувшей из-за связи с монстром, развилось где-то в глубине души. Теперь это было чудовище, сотканное из гнева и ненависти, что пульсировали в глубинах души старого мага с давних времен. 'Ты выбрал самый мучительный из всех путей' — перед смертью с улыбкой произнес Баху. Глаза Фросрея стали волчьими, он бросился вперед как дикий зверь...
Пока его телом управляло безумное чудовище, Фросрей паря в глубинах своего сознания погрузился в мир снов и видений. Спустя множество сцен из долгой, бесконечной жизни Фросрей оказался на той дороге в Стране Белого Камня несколько столетий назад. Его окружили пограничники молодой армии СБК. В голове пульсировала мысль: 'убей', 'убей их всех'. Маг как тогда несколько столетий назад наполнился гневом, чувством мести, к этим извергам, отнявшим у него воплощение мечты, устроившим геноцид людских народов Северной Половины. И как тогда, поддавшись безумию, Фросрей достал свой Сумеречный Клинок и начал хаотично убивать солдат ненавистной СБК. Он убивал, убивал и убивал.
Убив всех солдат, в воцарившейся тишине своего сна маг опустился на колени глядя на окровавленное лезвие клинка, и тут он почувствовал, как некий холод проникает в его тело, почувствовал запах дыма и гари. Сон отпускал его, он возвращался в реальность. Сжимая в руке окровавленный клинок, Фросрей очнулся сидя среди разрушенного объятого пожаром маленького городка. Вокруг валялись мертвые тела, все подряд: мужчины, женщины, дети. Все кто не успел сбежать, все они были зарезаны его клинком. Где-то за спиной на высоком холме догорал огромный дом, в котором он оставил труп Баху. Фросрей с ужасом осознавал, что это не сон, это он, убил всех этих людей хоть и не помнил этого. Ступор, лютый ужас, какой-то неуместный страх перед всеобщим позором и осуждением. Мучительный, разрывающий приступ паники, желание разорваться от крика, но спустя секунды осталась только душевная пустота. Фросрей опустошенно замер на месте, не зная как быть, что делать дальше. После такого, по его мнению, он больше не имеет права существовать в этом мире. Это окончательный и бесповоротный тупик, он проиграл. Он допустил все это, его руками было убито множество ни в чем неповинных людей, теперь он сам чудовище, в прямом смысле. Вины не исправить, ничто в жизни неспособно искупить весь этот ужас. Он проиграл в растянувшейся на жизнь схватке с Тьмой, теперь осталось только не потратить свою жизнь в пустую. Единственное светлое, что он мог сделать в этой жуткой ситуации, по его мнению, так это пожертвовать собой во благо.
— Ну как дела светлый маг. Ой! Или уже не светлый? — переступая через тела убитых, из облака черного дыма от пожара, охватившего все вокруг, к Фросрею вышел Ортопс. Пропало его тяжелое дыхание, хрипота и измученный болезненный внешний вид. Губы изогнуты в улыбке, он не скрывал своей радости. Все как по заранее установленному сценарию. Эта тварь чтобы отыграть свою роль появилась в удачно выверенный момент. Ловушка для мага была продуманна до мелочей. — Ну, ты дал, конечно. Такого себе в наше время артэонского террора не всякие великие из мира Тьмы могут позволить. А ты вроде светлый маг, но устроил такую бойню, что просто обалдеть можно. Я даже не представляю, что будет, когда об этом узнают все вокруг! Что будешь делать: честно предстанешь пред судом и уйдешь из этого мира с позором или как трусливая тварь попытаешься скрыть свою вину, будешь цепляться за жизнь? — громко и понятно своим настоящим мерзким голосом говорил Ортопс. Теперь, когда маг проиграл в их противостоянии, Ортопс получил свободу и уже предвкушал ее последствия, ликовал. Фросрей обессиленный, загнанный в угол, повержено сидел на коленях, это означало, что Ортопсу больше не придется быть тупым зашуганным заикающимся безумцем, в которого его превращало долгое воздержание вызванное перемирием с магом. Теперь он стал сам собой. Ровная осанка, высокомерно задранный подбородок и черный плащ, победоносно развивающийся за спиной среди черного дыма. Фросрей никогда таким его прежде не видел, хотя думал, что знал этого мерзавца как облупленного, думал, что полностью изучил его безумную натуру, но нет, Ортопс оказался не так-то прост.
— Я так загонял себя, так измотался, что сдуру угодил в твою ловушку как ребенок, — упершись взглядом в землю, сокрушался маг. Теперь все страшное для него уже случилось, ему было больше нечего терять. Плакать и переживать, для него теперь было бессмысленно, поэтому Фросрей даже в такую минуту пытался выглядеть достойно.
— Наш с тобой поединок, растянувшийся на сотни лет, думаю, наконец закончен. Помнишь, когда-то еще в самом начале я сказал, что найду способ остановить тебя. Что не сегодня так пусть через сотни лет я тебя все же уничтожу? И вот этот момент настал! Теперь у тебя нет выбора. Либо предстать перед судом артэонов, опозориться на весь мир, признать, что ты проиграл Тьме, так сильно запутался и совершил ужасное злодеяние. И в лучшем случае тебя заточат в глыбу льда на сотни лет, если принудительно не заставят отречься от силы. Ну, или можешь бежать, пытаться спастись, но ведь ты знаешь, что этот путь приведет тебя в самую темноту, ты станешь темным магом окончательно. Тем более на тебе лежит Проклятие Таргнера, безумие чудовища, передающееся тебе, невозможно будет сдержать, оно будет только разрастаться, изнутри заполняя тебя. Сможешь ли ты кому-то передать это проклятие? Обречь мучиться кого-то другого вместо себя? Самое разумное, что ты можешь это покончить с собой. Самостоятельно убить себя — это единственный наиболее достойный выход. Ты проиграл, пусть и спустя сотни лет. Это тупик, признай это, — Ортопс не скрывал своей радости, наслаждался каждой секундой своего триумфа.
— Ой, как пафосно! Прям таки суперзлодей! И что же ты сделал? Сидел и ждал здесь? Всю работу сделал Баху, ты же, как обычно как крыса сидел где-то в тени и ждал, чтобы выпереться сюда и всякую пафосную чушь мне здесь гнать. Изображать из себя победителя? — в руке Фросрея возник его клинок, он медленно встал на ноги.
— Ты думаешь, твоя погибель ограничилась только с ума сводящей ловушкой Баху? Нет, двигаться к этому моменту ты начал уже очень давно. Я вел тебя к этому краху вот уже несколько столетий. Баху это просто средство, удачно подвернувшийся инструмент победы над тобой, к которой я шел сотни лет. Я не смог одолеть тебя в равной схватке неуловимый сумеречный змей, поэтому мне пришлось искать иные способы того как победить тебя. Ты думаешь, что пришел в Преферию следом за мной, я не зная где скрыться, сбежал сюда, и ты как неостановимый охотник за темными тварями преследовал меня? Нет, я привел тебя сюда осознанно. За время нашего долгого поединка ты изучал меня, и это нормально, ведь мы же враги. Но и я тоже не сидел без дела, я тоже изучал тебя, все почестному. Я тщательно изучил все твои старые дневники, которые ты думал что потерял. Я знал твои мечты, знал о твоих взглядах на мир.
Зная, что ты придешь за мной я прибыл в Преферию. Это я привел тебя в новую землю. Это была первая ступень твоей предстоящей погибели. Оказавшись в этой чертовой Преферии, ты позабыл про меня, ты увидел воплощение своих мечтаний или как ты там оправдывал свои бессмысленные поступки. Ты отвлекся, забыл о нашем поединке, стал заниматься проблемами людей, взял народы Северной Половины под свою защиту. Все как я и прогнозировал. Ты занимался какой-то ерундой, позабыв про меня, а я тем временем продолжал работать. Я всегда помнил про нашу с тобой схватку, ты всегда был врагом для меня. Не на секунду я не останавливался. Идея твоего уничтожения — цель моей жизни всех последних лет. Все это перемирие это обман, всего лишь ширма, все это только чтобы приблизиться к тебе, втереться в доверие. И ты полностью повелся на мои уловки. Совсем потерял бдительность, окончательно заблудился. Сам осознай, что ты творил все это время!
Ты выбрал себе сторону в вечной грызне смертных, убивал людей по причинам понятным лишь диким псам. Покинул свой орден, остался без мудрых наставников, решил, что сам по себе крутой маг, остался совсем один, стал заниматься какой-то ерундой, которая, не без моего вмешательства, привела тебя к погибели. И все это ты делал сам, не понимая к чему это все ведет. Клянусь, я даже не думал, что все сложится так удачно, удачно для меня! — произносил заготовленную речь Ортопс, наслаждаясь своим триумфом, а поверженный Фросрей молча слушал тяжелую правду. — Ты думаешь, что Тьма проникла в тебя недавно? После появления Проклятия Таргнера? Нет, часть Тьмы уже давно живет в тебе. Только подумай сам. Ты же полез в политику, стал частью этой аморальной, лицемерной дележки власти. Сам лично убивал всяких темных магов и прочих кто мешал власти артэонов на юге. Стал частью всей этой мерзкой игры политиканов. Ты сильный светлый маг, а опустился до такой мерзости! И вот когда ты стал фигурой политической кого ты впустил в свой мир, к чьим услугам ты обратился? А?! Верно, тебе стали нужны консультации моего больного коварного ума. Ведь сам ты прямолинеен и прост, вернее не очень-то умен, для политики у тебя кишка тонка. И тут ты обратился ко мне. Ты сам впустил меня в свою жизнь, сделал меня частью твоего внутреннего мира. Ты думал, что все контролируешь? Нет, это я манипулировал тобой.
Вспомни сколько безумных войн и геноцидов ты развязал на юге. Сколько безумных идей ты подкинул артэонским стратегам юг угнетающим? Ведь ты сам ненавидел себя за это. Вспомни, кто поселил большинство из этих идей в твоей пустой голове? Все это ты делал ради величия Арвлады или безопасности Армидеи? Нет, на самом деле все это было разрушением ради разрушения, безумными больными идеями которые в твою голову поселил я. Хотя чем все это отличается от внешней политики артэонов, я не знаю. Так или иначе, ты творил то безумие, которое я нашептывал тебе. Ты думал, что это твои мысли, но нет, это мой голос звучал в твоей голове. Я проник в твой внутренний мир, стал его полноценной незаменимой частью, что самое страшное — ты сам меня в него впустил.
Когда ты подался в политику, я поверить не мог, что ты настолько туп. Признаюсь, ты сильно удивил меня, победа над тобой не оказалась сложностью. Постепенно мы подошли к самому главному. Трагедия в Мерзлом лесу: уничтоженные Люди Волка, перебитый армидейский батальон, тысячи разрушенных судеб, гигантский бонус — Проклятие Таргнера, и во всем этом все косвенно обвиняют тебя. Ведь ты подкинул эту идею артэонским стратегам. Вспомни. Ты был так болен 'гениальной' как тебе казалось идеей вторжения в тихий и неприступный Мерзлый лес, что когда мудрый правитель Армидеи ее отверг ты побежал с ней к СБКашникам — своим врагам! Вспомни, чего ты хотел? Развития номакской цивилизации, ее последующего продвижения на юг и коренного преобразования Южной Полвины, что означало геноцид, кровавое уничтожение многочисленных ни в чем не повинных народов юга руками развитых номаков при вашей полной поддержке — разве это не безумие? Ведь ты нормальный человек, сами по себе такие мысли не могли родиться в твоей голове. Но ты был так болен мной, вернее заражен моими разрушительными идеями, что даже когда мудрый правитель Кратон тебя остановил, ты самостоятельно нашел способ протолкнуть эту суицидальную идею вторжения в Мерзлый лес, и привел всех к этой катастрофе. А теперь напрягись и вспомни, с чего все началось, кто поселил эту идею в твоей пустой голове? — Ортопс коварно улыбался глядя магу в глаза. Фросрей печально признавая правду, отвел взгляд в сторону.
— Это же надо! Думал что ты самый умный. Решил использовать этого парня Рурхана в 'геополитических целях', пробудить номаков, дать импульс развитию их Страны Волка, решил переломить геополитическую ситуацию в Преферии! — не успокаивался довольный Ортопс. — Ты заставил армидейцев полезть в Мерзлый лес — обитель безумного Духа Таргнера! Когда я посеял эту идею в твоем сознании, я даже не верил в то, что она сработает, но ты со своей глупостью признаюсь, сильно удивил меня. Нет ну понятно армидейцы тоже смертные, даже их правитель Кратон бывает тупит, но Духи, почему Духи промолчали? Почему Аркей или другие Духи, живущие в Преферии, не предостерегли вас смертных от этого безумного шага. Почему эти ваши мудрые покровители позволили вам отправиться в Мерзлый лес? Ведь они прекрасно знали, что Таргнер сумасшедший, что это не Дух, а буйный психопат со способностями Духа, вернее бога. Я знал Таргнера, за свою бесконечную жизнь мы уже с ним пересекались, он настоящий монстр. И вот он решил успокоиться, нашел себе тихий лес, наплодил артэонов-волков и номаков — Людей Волка, жил себе спокойно и никого не трогал, и тут вы вторглись в его пространство, естественно он вас наказал, причем очень жестоко. Все же странно, почему Духи не остановили вас, почему не предотвратили эту катастрофу? — всерьез задумался Ортопс. — В любом случае неважно. Главное что моя рисковая авантюра сработала.
Я поселил эту идею в твою больную голову, ты воплотил ее в жизнь, батальон армидейских солдат отправился в Страну Волка, в итоге все поумирали, а в армидейской темнице сейчас сидит огромный кровожадный монстр, который только ждет момента, когда обретет свободу. Я получил невероятное наслаждение. Как же это приятно — выигрывать! — не мог нарадоваться Ортопс. — И знаешь это проклятие, человек-волк, оставленный Таргнером как наказание всем смертным, я считаю его своим детищем, моим главным достижением, ведь я причастен к его созданию не меньше чем Таргнер, не меньше чем ты это уж точно. Признаюсь, я не планировал появление этого чудовища. Такое просто нереально спрогнозировать. Я знал, что Таргнер рассвирепеет, что обрушит на вас наказание. Я думал, что это будет какая-нибудь там вечная зима, которая накроет всю Преферию, ну что-то такое, обычное в его стиле, он ведь любит холод. То, что вы разозлите Таргнера настолько, что он создаст огромного неостановимого человека-волка готового уничтожить все живое в нашем мире! — Ортопс не выдержав рассмеялся. — Такого я себе даже представить не мог. Но все же, между нами, скажем так 'для истории', конечно, все это было моим злодейским планом с самого начала! Я как гениальный злодей заранее предвидел появление чудовища и без проблем реализовал свой план. Человек-волк — это мое детище, мой главный удар по артэонам!
Глубокой ночью, среди охваченного пожаром городка, разрушающихся от огня домов, в окружении десятков тел с ранами от Сумеречного Клинка старый маг стоял опустошенно глядя в никуда, а чудовище Ортопс за его спиной ликовало, наслаждаясь каждым своим словом.
— А ты хоть раз задумывался над тем, что будешь делать дальше? После меня? — маг, не поворачиваясь, поинтересовался у Ортопса.
— Двинусь дальше. Обрету свободу! Для начала выберусь из этой чертовой Преферии.
— Обретешь свободу? Но как, если твоя душа заточена в безумном теле измученном болью, и ничто тебя не спасет из этой жуткой клетки, которую ты называешь жизнью. Ты просто не можешь быть свободным, не ведаешь покоя, не умеешь понимать прекрасное. Ты не живешь а мучаешься, тщетно пытаясь доказать себе обратное. Я был не просто твоим врагом. Я был твоей целью, смыслом твоего существования на протяжении последних лет. Предметом твоей одержимости. Ты не сражался со мной, ты жил противостоянием со мной, это определяло смысл твоего существования. Теперь меня не станет, что ты будешь делать дальше, когда у тебя больше не будет цели? Ты снова останешься один в пустоте, темноте своего ужасного внутреннего мира. То неконтролируемое внутреннее зло, что ты сосредотачивал на мне, в бездействии обернется против тебя. Эта свобода станет для тебя темной пустотой заполненной собственной болью и расчлененными телами случайных жертв — последствий этих твоих тщетных попыток перенаправить свое безумие на кого-нибудь другого. Так будет пока ты не найдешь себе новую крупную цель, не придумаешь себе мотивы для новых злодеяний, все что угодно лишь бы снова отвлечь свое зло от себя любимого, мучить других лишь бы не пришлось причинять себе боль. Ты замкнут в круговороте ужаса и страданий, из которого не выбраться. Разве можно назвать твое положение победой?
— Я думал, ты лучше знаешь меня, — разочаровался Ортопс. — Неужели за столько лет ты меня не понял старый друг?
— Ну, так поясни мне 'друг'.
— Моя сущность разложена на два состояния. Одно из них это очищение болью. Причиняя себе боль, я скажем так, стабилизирую свое сознание. Мой разум становится чистым, холодным, мысли собираются воедино, не остается ничего лишнего. Второе состояния это свобода. Долго живя без боли, я становлюсь собой, мои мысли расплываются, неконтролируемо плывут в голове, я начинаю думать о всякой ерунде, даже хотеть чего-то. Я становлюсь похожим на людей. Долго воздерживаясь от боли, я убиваю других только чтобы усмирить то зло, что освобождается внутри меня. Признаться честно я не люблю боль, я ее боюсь, поэтому мне было проще вымещать свою боль на ком-то другом и оставаться свободным. Про удовольствие, что дарует прикосновение к жизни, я молчу. С момента начала нашего перемирия я был лишен возможности свободно касаться жизни, не мог убивать, когда захочу, поэтому мне все это время приходилось причинять боль себе, лишь бы мое зло не вырвалось наружу. Несколько столетий мой разум был отчищен, все это время я думал только о том, как победить тебя. Несколько столетий бесконечной боли и ничего постороннего — вот чем было наше перемирие для меня. Эти рамки, в которые ты меня загнал. Я чувствовал, что уже не могу так больше. И теперь, наконец, я вновь свободен. Теперь снова свободно могу удовлетворять себя. Я свободен, годы боли позади. Я счастлив как никогда, — своим безжизненным мертвым голосом громко и четко говорил Ортопс, медленно глубоко вдыхая и от предвкушения чего-то прекрасного (в его понимании) сладостно закрывая глаза. — Ты говоришь, что я остался один на один со своим безумием? Нет, я от него спасся.
— Признаться честно, где-то внутри я думал, что тебя можно спасти, что в тебе еще есть что-то светлое. Но нет, ты уже давно не человек.
— Я никогда им и не был.
— Но ты хочешь быть человеком. Глядя на живой мир со стороны ты ему завидуешь. Ты вечно врешь сам себе. Живешь в мрачной кровавой иллюзии боясь заметить мир вокруг. На самом деле в нашем мире есть много чего прекрасного, того что ласкает душу, наполняет внутри любовью и дарует смысл жизни. Я признаюсь, тоже не особо замечал все это. Но я хотя бы видел эту красоту. Порой, останавливаясь, я любовался снежными вершинами под сиянием луны, видел звезды сквозь шумящие на ветру сосновые кроны и даже отдыхал душой, глядя как счастливые родители ласкают свое маленькое забавное чадо. А тебе этого не понять. Ты привык видеть только насилие, аморальность и неадекватность — всю самую грязь, низшую прослойку нашего сложного, многослойного мира. Нет никакого ада вокруг. В аду здесь живешь только ты.
— Вам никогда не понять меня. У меня не было выбора...
— Ведь порой ты хочешь, пытаешься увидеть светлые стороны жизни но, чувствуя, как некая часть тебя выходит из-под контроля, становиться чуждой и враждебной, ты приходишь в ужас...
— Хватит! Замолчи!
— Теряя ощущение самого себя, ты сам себе причиняешь боль лишь бы почувствовать хоть что-то, хоть чем-то заполнить внутреннюю пустоту. Ты просто боишься признать, что мир вокруг он не только темный и дождливый, он еще светлый и сияющий, в идеале он черно-белый, никакой. Черного и ужасного вокруг хватает я не спорю, но светлого, прекрасного не меньше. От нас зависит то, каким является наш мир, от всех кроме тебя. От страха перед безумием ты не можешь мыслить свободно. Ты боишься смотреть на солнце или любоваться луной, потому что не умеешь понимать прекрасное и поэтому внушаешь себе, что вокруг царит ад и ничего не имеет значения.
— И как же ты думаешь, я таким стал? Думаешь, у меня был выбор? Я такой, каким меня сделали, вернее, сделал этот мир. И раз уж я стал чудовищем, так значит, такое допускается правилами нашего существования. Я как и все живу... существую. Так раз уж я чудовище то почему не имею права вести себя как чудовище? Ведь раз уж я такой ужасный существую, то почему не имею права ненавидеть этот мир, видеть в нем только темную сторону? Ведь кто-то должен это делать в черно-белом мире, не все же должны любоваться этим твоим солнцем. Раз мое существования допускается, то почему я не могу убивать, разрушать все вокруг — делать то, что мне свойственно?
— Опять эти тупые попытки самооправдания. Да брось! Ведь ты сам страдаешь от того чудовища что живет внутри. Слава богу, мы не животные и обладаем разумом. Наше главное отличие от несчастных животных в том, что у нас есть выбор. Глядя на ужасный мир вокруг мы понимаем, что не обязаны его терпеть.
— Суицид — и есть выбор, о котором ты говоришь?! — вновь расплылся в улыбке Ортопс.
— Я лишь предлагаю тебе помощь, — Фросрей развернулся к Ортопсу лицом. — Помоги мне, дай о себе хоть какие-нибудь зацепки, где искать упоминание о тебе. Любое проклятие это не более чем последствие былых грехов замкнутое в пространстве. Проклятие это загадка прошлого и, как и всякую загадку его можно разгадать. Определить механизм функционирования найти базовый элемент и воздействовать на него. Нет такого проклятия, которое нельзя разрушить. Я хочу освободить твою душу, я предлагаю спасение от этого кошмара. Помоги мне разгадать твою загадку. И я уйду из этого мира вместе с тобой, если хочешь.
— Если все проклятия так легко разрушить, то почему Чудовище Таргнера все еще в Армидее?
— Бывают исключения. Человек-волк это уникальное доселе невиданное проклятие. Он проклятие оставленное Духом, поэтому неподдающееся общей логике Тьмы и общей природе проклятий в целом. Боюсь это проклятие невозможно разгадать. Во всяком случае, не так просто.
— Я брожу по миру... по-моему уже вечность. Сильнейшие цивилизации разрушались у меня на глазах. Мир разрушался и восстанавливался снова. Тебе и не представить какой этой ужас — Армагеддон. Когда все вокруг умирает мучительно и страшно. А ты не подумал, что я тоже одно из таких проклятий-исключений и мою душу невозможно освободить?
— В твоей истории тоже замешаны Духи?
— Духи подобны богам они вне общих законов этой вселенной и поэтому творят что хотят, лишь только страх перед чем-то всевышним сдерживает их. Вопрос только в том, как долго этот страх будет воздействовать на них. Рано или поздно они ощутят свою вседозволенность. Нормальных Духов с каждым тысячелетием становится все меньше. Когда-нибудь этим богам, прячущимся в тени надоест терпеть этот безумный жестокий мир, они сойдут с ума. Наш мир висит на волоске, в шаге от хаоса и даже в шаге от смерти, но ты все равно пытаешься его спасти? Даже когда сам на пороге погибели. Ты говоришь о смерти как о спасении для меня, ты представляешь меня жертвой собственного безумия, но ты видишь лишь часть меня. А ведь в другой своей части я чудовище, — Ортопс будто застеснялся, закутался в плащ и скрылся в клубах дыма. Фросрей как обычно смотрел на этого психопата с недоумением.
— И это тоже часть меня, мое чудовище — это тоже я. Кто тебе сказал, что мне не нравится быть Ортопсом? Да иногда у меня бывают проблески, бывают даже приступы тошноты от очередного расчлененного тела, но это только иногда. Я с удовольствием утопил бы в крови остатки своей человеческой сущности, все эти слабости и чувства что еще живут во мне. С радостью остался бы только чудовищем. Потому что у меня есть все основания для этого. Да и смотрю я со стороны на этот мир, и мне совершенно не хочется быть его частью. Остатки моей человеческой сущности мучает мое безумие, и в этом споре моих половин я с удовольствием бы слился с безумием и окончательно стал тем, кем должен быть. Потому что мое безумие, оно родилось из гнева, из чувства мести, почти, как и у тебя. Ведь ты должен меня понимать. Только одно различие: твоим врагом были солдаты СБК мой же враг это весь мир, все человечество. Мой враг это весь этот ваш долбанный 'прекрасный живой мир', который существует и процветает вокруг, в то время как я мучаюсь в темноте. Это этот мир такое сделал со мной, меня изуродовали, и я вырвался на свободу только чтобы мстить. Мстить вполне заслуженно! Я чудовище! Хотя бы, потому что у меня нет выбора. После всего случившегося я не могу, да и не хочу меняться.
— Значит, наш поединок закончен, ты победил, — после небольшой паузы неожиданно заговорил Фросрей, Ортопс не сводя с мага своего безумного злобного взгляда, зааплодировал его словам. — Получается я как конченый придурок довел до массовой бойни, гибели десятков невинных жертв, причем от своих же рук. Вот это я подставился. Значит для меня все кончено. Ну, раз уж кончено, и делать мне на этом свете больше нечего, то, что мне мешает снова причинить тебе боль? Напоследок? — Фросрей демонстративно блеснув лезвием своего клинка, растворился, перейдя в сумеречное пространство.
Ликование быстро испарилось, сменившись неподдельным ужасом на лице Ортопса. Оглядываясь по сторонам, не зная, откуда ждать удара, он попятился назад. Он споткнулся, свалился на землю и в страхе быстро разломал свою грудину, взвыв от боли, сам боясь того что пробудил. Из него вырвалось облако красной газообразной материи, это облако обвило его, в то время как его собственная броня из красного стекла сначала будто расплавилась, стала жидкой, а затем обвиваемая облаком красного жужжащего газа начала увеличиваться в размерах. Задыхаясь, болезненно с криками Ортопс был поглощен разрастающимся красным стеклом, что покрывает его тело. Облако жужжащего газа вилось вокруг него, и материя красного стекла разрасталась, из чего-то бесформенного принимая свои законченные очертания. Вот спустя несколько секунд на земле лежало уже огромное красное чудовище, стеклянный великан — как называл его Фросрей. Хлипкое и немощное тело Ортопса было зажато где-то в центре, вместо сердца в груди этой огромной махины, вернее этого огромного костюма, мощного бронированного тела из того же органического стеклообразного вещества. Стеклообразная материя стала темной, не было никаких проблесков зажатого где-то там внутри немощного тела Ортопса. От основной личности в этом великане не осталось и следа. Во внутреннем плане это было уже совсем новое иное существо, безумное дикое, иная сущность или часть сложной многогранной личности Ортопса, которая пробуждалась, когда основной личности угрожала опасность. Это было способом его защиты. Этот великан не располагал воспоминаниями Ортопса, он ничего не знал о мире, не имел разума как такового. Он был подобен сторожевому псу, пробудившемуся только чтобы устранить опасность угрожающую основной личности. Видел цель и просто уничтожал ее, а уничтожив снова засыпал, давая Ортопсу овладеть телом. При этом Ортопс голосом из тела этой громадины помыкал им как собакой. Фросрей полагал, что стеклянный великан это есть концентрация, идеальное воплощение силы и гнева, что носил в себе Ортопс, олицетворение его внутреннего неконтролируемого зла, идеальное отражение одной из сторон этой сложной твари. Но он недооценивал сложности природы этого существа. Однако в чем-то логика Фросрея была верна. Если стеклянный великан это олицетворение всего безумия Ортопса, то значит, в нем должна быть скрыта еще одна форма, еще одна личность, выражающая его оставшуюся человеческую сущность в которой он, скорее всего слабый, немощный и жалкий. Ведь не просто так в древних манускриптах его имя значилось как Трехликий.
Стеклянный великан громоздко поднялся с земли, на которую минуту назад свалился перепуганный слабый Ортопс. В высоту это существо было около четырех — пяти метров, его голову покрывал огромный выпирающий на затылке уплотненный панцирь. Стеклянная маска треугольной формы образовывала лицо, глазные яблоки из того же бронированного стекла что и все тело, в центре которых имелись черные хрусталики зрачков. На треугольнике лица не было ничего кроме глаз. Поскольку рот отсутствовал, это существо всегда молчало, оно было просто не способно издавать звуки. Слышались только тяжелые долгие вдохи или выдохи через прорези похожие на жабры в районе лопаток на спине. Воздух был нужен не ему, а Ортопсу зажатому глубоко внутри него, где-то в середине его груди вместо сердца. Броня великана с головы до ног была иссечена переплетениями черных линий образующих абстрактные узоры. Все тело одна мощная броня, живым существом 'это' назвать было нельзя, это была своего рода машина порожденная Тьмой. Кончики его огромных стеклянных пальцев были увенчаны огромными когтями. Было в его образе что-то абстрактное, сюрреалистичное, непропорциональное. Из всего тела, в особенности из спины, торчали странные отростки, наросты, будто несформированные щупальца или застывшие брызги. Строение тела как у человека, однако, одна рука была больше и имела три пальца, вторая поменьше имела обычные пять пальцев. За спиной имелись огромные подобия крыльев, но летать это существо не умело. Сложенные за спиной будто крылья, отростки, использовались им как дополнительные листы 'стеклянной' брони. В случае необходимости это существо могло обтянуть дополнительной броней свою голову и грудь что делало его неостановимым, его удвоенная броня становилась просто непробиваемой, он мог проламывать собой стены любых крепостей. Вдобавок странный черный узор, покрывающий его тело. Эта тварь будто вырвалась из чьего-то безумного сна. Из самой глубины кошмаров Ортопса.
Огромная красная махина, встретившись со старым ненавистным врагом, сначала задергалась, запрыгала как обезьяна, издавая недовольное протяжное мычание. Затем подпрыгнув высоко, как только можно, с грохотом приземлившись на ноги, все же замерла, ожидая нападения мага. Листы дополнительной брони в виду ненадобности, закрепленные за его спиной, тихо подергивались как настоящие крылья. Черный дым, исходящий из окружающих руин обволакивал это существо. Оно уже встречалось с Фросреем, знало тактику сумеречного змея. Старый маг, как обычно решив вывести эту наполненную злобой махину из холодного спокойствия, возник перед ней метрах в двадцати. Стеклянный великан, как обычно снося все на своем пути, бросился на него. Маг исчез, перейдя в сумерки, красный гигант врезался в землю и кубарем прокатился по ней, влетев в горящий дом. Фросрей снова и снова возникая в разных местах, дразня эту дикую неосознанную тварь, исчезая у нее буквально из-под носа, привычно приводил это существо в бешенство. Красный гигант, быстро рассвирепев, гоняясь за магом издавая протяжные неописуемые стоны, разнес множество каркасов оставшихся от сгоревших домов пустого городка, что окружал место схватки. Успокаиваемый голосом Ортопса звучащим из его груди, он вроде сумел успокоиться. Под звук колыбельной, которую ему стал напевать Ортопс гигант, сумев подавить свой гнев, остановился, замер на месте, как и подобает в схватке с сумеречным странником и приготовился к удару врага. Фросрей возникнув на безопасном расстоянии, попытался снова его разозлить, заставить кинуться на себя, но ничего не получилось. Гигант, успокоенный колыбельной исполняемой заточенным внутри него Ортопсом, на провокации не поддавался. 'Эй ты, дубина, вот он я!' — кричал ему Фросрей, пытаясь его разозлить. В качестве ответа в тишине звучала только колыбельная, исполняемая мерзким голосом Ортопса, успокоенный гигант так и не двинулся с места.
Фросрей решил добраться до старых повреждений в броне врага, которые нанес ему сумеречным копьем во время былых поединков. Слава богу, пробоины, оставшиеся от былых схваток, хорошо знакомые магу так и остались на броне гиганта. Фросрей вывалился из сумеречного пространства буквально над головой великана. Маг хотел, упав сверху, нанести ему удар в область шеи, туда, где находился стык шейной и позвоночной пластин его 'стеклянного' панциря, там, где от удара сумеречного копья осталась главная брешь в его броне. Чудовище успело среагировать, своей огромной лапой попытавшись схватить мага. Фросрею пришлось снова раствориться, перейти в сумеречную зону. Тогда маг, возникнув у него за спиной, попытался добраться до другой менее значимой пробоины в его броне, также некогда нанесенной им при помощи сумеречного копья. Гигант успел среагировать, маг чтобы не быть раздавленным огромной лапой снова перешел в сумерки. Снова и снова Фросрей пытался вонзить лезвие своего клинка в трещины, имеющиеся в броне гиганта, оставшиеся от их предыдущих поединков. Великан под колыбельную Ортопса, подавляя свое безумие, стоял на месте, держа оборону, ожидая появления сумеречного змея, тщетно пытался схватить его, расшибить своей огромной лапой. Маг набирал обороты: нападал быстрее и интенсивнее, возникая из самых необычных мест.
Дополнительная броня великана отростками чудовищных крыльев продолжала оставаться за спиной. Обтягивая себя броней он становился менее подвижным, стать неповоротливой огромной махиной в схватке с сумеречным змеем было самоубийством, здесь нужна была не прочная броня, а наоборот скорость и реакция. В итоге Фросрей все же вонзил лезвие своего клинка, между пластинами его брони расковыряв былую рану, оставленную после их схватки несколько столетий назад. Внутри чудовища пульсировала боль, оно потеряло свое относительное спокойствие, будто сорвалось с цепи. Великан начал прыгать с места на место, стучать по земле кулаками от распирающей его злобы. Маг, находясь в сумеречной зоне из ее серой гаммы наблюдая истерику великана, как следует оттолкнувшись, совершил прыжок и в этой холодной серой невесомости без труда взмыв на нужное расстояние перешел обратно в физическую часть реальности, снова оказавшись над головой чудовища. Вновь упав на великана сверху, маг все же нанес ему сокрушающий удар, попав в место, в которое метил с самого начала. Его клинок вошел между двух пластин на стыке шеи и позвоночника. Сумев удержаться за клинок, по сути, повиснув на нем, маг весом собственного падающего тела сильнее раздвинул рану, так что поверхность брони треснула как стекло. Непривыкший к боли великан, издав протяжный стон, бросился бежать как обычно, по-другому спастись от мага сумеречника он не мог. Снося все на своем пути, громадина, растворилась в клубах дыма. Фросрей выйдя из сумерек, своеобразно попрощавшись со старым другом, решил больше его не преследовать. Он остался один в окружении тлеющих развалин, дыма и тел сотен людей убитых им в состоянии аффекта, со вспоротыми животами и перерезанными в его фирменном стиле шеями, вдобавок еще растоптанных лапами великана.
Наутро вся южная Эвалта была шокирована случившимся в маленьком неприметном городке, минувшей ночью ставшем местом схватки мага и Ортопса. Среди людей поползли жуткие слухи. Выжившие жители городка, чудом сумевшие спастись бегством, рассказывали, что все началось с пожара в центре их поселения. Загорелась местная церковь — единственное большое здание в городке, можно сказать его центр. Поднятые местной полицией люди естественно всей деревней, силами фермеров со всех окрестностей принялись тушить пожар, быстро распространяющийся. Но тут стало происходить что-то непонятное. Со слов людей кто-то или что-то, какой-то призрак, скрываясь среди клубов дыма распространяющегося пожара, начал убивать людей. Неся к огню ведра с водой, среди клубов дыма люди натыкались на мертвые тела. Этот некто возникал из темноты словно призрак, появлялся из ниоткуда. Некоторые кто все-таки видели призрачного убийцу, отказывались говорить, они не могли поверить в то, что видели. Некоторые все же с ужасом аккуратно описывали убийцу. Все были в шоке, никто просто не мог поверить в то, что добрый светлый маг Фросрей — хранитель Эвалты мог сделать подобное. Старики велели тем, кто моложе молчать, не нести ерунды, Фросрей не мог этого сделать, тут было что-то не так.
Поднятые по тревоге армидейские солдаты, обладающие информацией об орудующем на их территории неизвестном чудовище (Ортопсе), поэтому заранее запросившие помощи у Духа, обретшие силу для схватки с монстрами из мира Тьмы, как и полагается, окружили выгоревший городок. Ни мага, ни Ортопса они естественно не застали. Остались только обугленные руины и несколько сотен трупов многие, из которых были потоптаны огромными лапами. Оставшихся жителей городка бегством спасшихся от огня и орудующего в клубах его дыма призрачного убийцы, армидейцы разместили в окрестных деревнях. С выжившими стали работать эксперты криминалисты, прибывшие из Армидеи. Собрав свидетельства всех очевидцев призрачного убийцы, исследовав место преступления и тела убитых, артэоны криминалисты тяжело вздыхая, только переглядывались друг с другом, никто не хотел произносить очевидное вслух. Тот факт, что Фросрей был причастен к ночной бойне в маленьком городке, не оставлял сомнений. Сам маг бесследно исчез. Артэонские спецслужбы, собрав все доказательства, пока решили не предавать их огласке. Пока маг не найдется, инцидент в маленьком городке на юге Эвалты решили замолчать.
Красавица Злата, названная в честь прабабки, солнечным днем работала в ботаническом саду в центре города. Она, разговаривая с цветами как с живыми, бережно рассаживала их по горшкам.
— Должен признать это красиво, — услышала она голос за спиной. Обернувшись, она увидела Фросрея рассматривающего клумбу желтых тюльпанов. В теплице больше никого не было. Ее подружка куда-то бесследно исчезла. — Но в моей жизни так и не нашлось времени, чтобы разглядеть эту красоту.
Она узнала старого мага. В ее глазах он был не только Фросреем Хранителем Армидеи, было что-то еще. Она признаться честно давно внутренне готовилась к этому разговору. Сейчас в его присутствии она почувствовала что-то родное, будто какую-то связь, будто была знакома с ним с рождения. Она отряхнула фартук, сняла перчатки.
— А разве вы сейчас не любуетесь этой красотой? — прокашлявшись, осторожно спросила она.
— Чем вы здесь занимаетесь? В чем смысл этого? — руками касаясь цветов, под конец маг пытался понять что-то важное для себя.
— Мы дарим окружающим счастье. Эти цветы кто-то подарит своей любимой. Быть может, с этого букета начнется вечная прекрасная любовь. Приятно быть причастной к окружающему счастью. Все это выращено естественно и поэтому особенно прекрасно. В отличие от волшебных копий в эти цветы вложена любовь, каждый из них оригинален.
'Давай скажи, скажи, что так давно хочешь. Я ведь все знаю. Просто скажи это. И я помогу тебе, во всяком случае не оставлю одного' — рвалось из нее. При взгляде на старого уставшего мага глаза этой наивной артэонки наполнились жалостью.
— И что за это получаете? — Фросрей уходил куда-то в сторону.
— Благодарность. Самое теплое и нежное 'Спасибо' на свете! — улыбнулась она. — Ради такого стоит работать здесь.
— Выходит, вы делаете окружающий мир лучше, не покидая своей теплицы?!
— Счастье это просто — так мама говорила.
— Я тоже можно сказать пытался сделать этот мир лучше. Теперь я понял, в чем моя проблема, что я делал не так. Я слишком углубился в выдуманные сложности. Забыл о простых и самых важных вещах.
'Все это время я чувствовал боль. Настоящую, это не шутка. Это было больно, все это время жить под Светом Духа вместе с тобой. Из свободного человека, мага, ты превращаешь меня непонятно во что. Сталкиваясь с тобой, я ощущаю себя жутким уродливым монстром недостойным ходить под светом солнца. И вся эта боль, вопреки всему разумному всегда наполняет сердце тяжестью, не дает дышать. Это долбанное сердце наливается грузом и не успокаивается, хоть вырезай его. Ты лишала меня покоя и свободы хоть и не знала об этом. Я чувствую себя героем какого-то любовного романа, не думал, что буду нести такую чушь.
Ты вылитая прабабушка. Ты та кого я полюбил больше жизни. Он ведь специально сделал тебя такой, специально чтобы сохранить надо мной контроль. Я даже не знаю, чего от тебя хочу. Если я скажу, что люблю тебя, то сам же рассмеюсь над этим. Тебе принадлежит моя душа, и я ничего не могу с этим поделать. Мне хочется просто быть рядом, просто смотреть на тебя. Защитить от всего. Ты просто прекрасна, ты само совершенство. Ты самая прекрасная на свете, мне просто хотелось, чтобы ты это знала' — высказал накипевшее маг, но только в своих мыслях. В реальности он просто завис глядя на нее.
— С вами все в порядке? — она выдернула мага из его фантазий.
— Да все в порядке, — придя в себя, улыбнулся маг. — Знаете... Сегодня ночью, погода разгуляется не на шутку. Я бы сказал, грядет буря. Прошу вас останьтесь дома и лучше никуда не выходите. Уж поверьте старому магу, — так и не осмелившись сказать самого главного, не допустив глупости, Фросрей ушел, так и оставив все недосказанным, решив унести все с собой.
'Прошло около двух суток после ночи моего преступления. Позавчера моими руками были убиты сотни людей где-то в южной Эвалте. Я даже не знаю где точно. Я не помню этого, не я совершил это, но я в этом виноват. Это я попал в ту хитрую расставленную для меня ловушку. Оказался настолько глуп и слеп, что дал двум безумным тварям свести себя с ума. Следовательно, во всем, что случилось после, виноват только я. Меня все ищут, все ждут ответов, объяснений, а я боюсь, я скован страхом. Не перед судом артэонской общественности, а перед наступившей темнотой. Сейчас на часах двенадцать ночи, даже закрывшись в комнате в своей уцелевшей башне, здесь в центре Армидеи под Светом Духа вне зоны властвования Тьмы, я слышу голоса. Слышу жуткий шепот, который зовет меня оттуда из ночной темноты, что пронизывает весь мир вне владений Духа.
Весь день, скитаясь по лесам, я рассуждал как мне дальше быть. Точку в моих рассуждениях поставили ощущения, что начали возникать у меня с приходом сумерек — предвестием наступающей ночи. Сначала это было легкое головокружение, недомогание, поднявшаяся температура. Дальше я начал слышать голоса, какие-то призраки серыми тенями окружили меня. Они вились вокруг, пристально меня изучали, видимо теперь для них я был своим, хотя может это были всего лишь галлюцинации вызванные ухудшением самочувствия. Я слышал шепот, голоса, окружающее Мрачноземье звало меня в свои туманные дебри, сводило меня с ума. Я чувствовал, как земные черви копошатся у меня под ногами. Все стало ясным, когда я почувствовал, увидел что-то живое. Не помню конкретно, в общем, это были какие-то лесные грызуны. Я на расстоянии ощущал тепло их тел, стук их сердец лишил меня покоя. Я снова почувствовал как чудовище, смотрящее на мир через меня, встрепенулось в своей темнице и что-то темное зашевелилось в моей душе. Это была Тьма, ее частица, что осела во мне. Как и сказал Баху — раз я не даю свободы чудовищу, значит, его накопленное безумие перетекает в меня — такова участь носителя Бус Таргнера, о тяжести которых в свете суеты последних дней я полностью позабыл. Все что мне осталось так это отпустить проклятие или самому стать чудовищем, быть светлым магом я уже не смогу, для меня это конец. И вот пытаясь сбежать от Тьмы, выйдя из физической реальности, я, перемещаясь в сумеречной зоне, тайно пробрался в свою армидейскую башню и сейчас пишу эти строки. Не знаю, что еще сказать, не знаю, как еще затянуть последнее мгновение.
Я прожил длинную жизнь. И уходя, глядя на свой путь ничего хорошего не вижу. Лишь две катастрофы. Изгнание людских народов Северной Половины и грядущее освобождение Проклятия Таргнера. Однажды сойдя с правильного отведенного мне судьбой пути, подумав, что смогу идти по этой жизни самостоятельно, я ошибся. Я и сам не заметил, как оступился, в круговороте событий позабыл о всякой разумности и дал гневу и эмоциям свободу. Тогда во мне, в глубине моей души поселилась Тьма, единожды запятнав душу, я встал на путь внутренней деградации — начал движение к своему концу. И вот теперь я загнан в тупик окончательно. Имея силу и не имея достаточной мудрости чтобы ею правильно распоряжаться, будучи надуманным философом, я так и должен был оставаться исполнителем чужой воли, выполнять приказы и не пытаться что-то изменить. Но движимый глупостью, или чем там? Мечтами? Наивностью? Я с правильного пути сошел, и моя участь была предрешена тогда. Единожды стать чудовищем, дать эмоциям власть над собой и непростительным злодеянием пошатнуть свой моральный стержень, а после продолжить жить разумно, вновь вернуться в границы морали, способны немногие. Поэтому лучше не оступаться, не делать ошибок, всегда придерживаться рамок и не давать воли своему внутреннему чудовищу, никогда.
Никто не виноват в случившемся кроме меня. Это я тогда на руинах той сожженной общины моей Школы Добра сам дал себе свободу. Движимый местью я убил тех людей. Верее артэонов, солдат-артэонов. После той свободы лишь раз дарованной безумию началось мое внутреннее разрушение. Сначала моя жизнь осыпалась осколками, а после я вообще ослеп. Сколько зла во имя сохранности мира артэонов я обрушил на дикий юг, и сказать сложно. Я запутавшийся в жизни не особо умный человек, что недопустимо, когда ты маг. Тьма просто привела меня к логическому финалу. Свою участь я заслужил полностью.
Ах да! Зов Тьмы. Среди мудрецов нашего мира вот уже, по-моему, вечно идет спор по поводу наличия этого явления, его природы. Зов Тьмы согласно официальному определению — есть некое поле, распространенное в пределах пространства Тьмы, уникальное способное передавать информацию поле посылающее сигналы прямо в мозг, та самая сила, что пробуждает в тварях Тьмы жажду крови, заставляет их беспричинно убивать. Я официально заявляю, что Зов Тьмы существует. В арсенале Тьмы для воздействия на своих созданий на самом деле есть некое пространственное поле посылающие сигналы прямо в мозг, подталкивающее или провоцирующее к совершению злодеяний. Находясь вне пределов Света Духа, бродя среди лесов, напоследок я решил поставить последний в своей жизни эксперимент. Я забрался в одну из пещер Эвалтийского Холма, так глубоко, как только можно. И когда я скрылся глубоко среди камней все жуткие мысли, проскакивающие в голове, весь этот шепот и прочие сводящие с ума звуки прекратились, будто сигнал перестал поступать в мой мозг. Вдобавок проникнув в Армидею, вернувшись под Свет Духа, первые несколько минут я чувствовал сильную головную боль, мой мозг просто разрывался, будто я вышел из-под действия сильного наркотика, я чувствовал мощное недомогание. Это были симптомы утраты контакта с Зовом Тьмы. Вот то чем объясняется порой суицидальное безумное поведение тварей Тьмы, их неописуемая жажда убивать, они все несвободны, они все рабы, ими манипулируют. Зов Тьмы существует, я лично на себе это доказал. Пусть это будет последней моей пользой для общества.
Тьма уже во мне, мне никуда от нее не деться. Учитывая мою колоссальную магическую силу, я даже боюсь представить, что будет, если Тьма овладеет мной полностью. Выбор у меня либо отпустить проклятие и принести разрушение и смерть своей любимой Армидее или самому стать чудовищем, а этого я никак не могу допустить. Передать это проклятие кому-нибудь другому? Нет, сам пережив все это я не смогу другого обречь на эти муки. Это мое проклятие, пусть оно моим и остается. Да и тем более зная коварство артэонских правителей, я не могу оставить это чудовище в их распоряжении, бог знает, как они могут использовать его, для какой такой очередной безумной геополитической выгоды. У меня нет выбора, я решил уйти. Мой путь окончен, в равной схватке с Тьмой я проиграл, вина за этот проигрыш лежит только на мне. Теперь, когда моя жизнь загнана в тупик, и я стою перед выбором: просто плохое решение или очень плохое, я все же решил быть сильнее, не цепляться за это бренное существование, не выглядеть жалко как трус, а достойно уйти. Мой уход это не самоубийство, ни проявление трусости, это самопожертвование. Я не могу остановить монстра, я не могу остановить его сам, да и оставить это чудовище в распоряжение коварных умов из артэонской власти я не могу. Поэтому я пожертвую собой ради того чтобы оставить этому миру оружие способное уничтожить это проклятие. Я уйду, оставив оружие, отпустив чудовище, чем, не оставлю артэонам выбора, заставлю их это проклятие уничтожить.
Всегда маги могли разделить свою силу с этим миром. Выделить чистую магию как некую материю и пропитать ею любой предмет, создав величайший по своей силе артефакт или просто рассеять магию в пространстве подарив всем и всему окружающему великую благодать. Однако при этом дара магии лишившись, от своего дара отрекшись, став обычным смертным. Это можно сказать полноценное отчуждение своей силы магом, отказ от дара магии ради общего благополучия или спасения. Наиболее известный из артефактов вобравших в себя силу мага это Кубок Агнира. Один из величайших волшебных артефактов, в который древний маг Агнир переселил свою силу, умерев простым смертным. Теперь каждый, кто сделает глоток из этого кубка избавиться от всех болезней любой природы и сложности, спасется от любого личного проклятия, на него снизойдет благодать на долгие годы. Но артефакты подобные Кубку Агнира появлялись в мирные времена, когда маги просто несогласные с тяжелой реальностью ради ее изменения и преобразования жертвовали собой, обращаясь в смертных. Но бывали и времена тяжелых бурь. Тьма не дремлет и всегда обращает наше зло против нас, произрастает из наших грехов. На протяжении всех времен, когда из-за наших ошибок или ошибок совершенных до нас в наш мир приходили проклятия, чудовища грозившие уничтожением всего живого, в древности всегда находились маги, которые также жертвовали собой ради общего спасения — передавали свою магическую силу выбранному предмету, наделяя этот предмет невероятной мощью, даруя смертным шанс. Древние маги придумали и отработали этот ритуал, установив в нашем мире магический прецедент, и теперь мы — их последователи в час, когда Тьма снова приходит в непобедимом обличии, также можем пожертвовать собой ради спасения мира.
В ходе ритуала сила мага в прямом смысле слова перетекает в выбранный предмет. Это ритуал древний, который нас пытаются заставить забыть. Чаще всего выбранным предметом во времена тяжелых бурь становилось оружие дающее возможность эту бурю пережить — мечи, копья, порой даже стрелы. Так появлялись Мечи Света, Копья Смерти, всякие там Стрелы Ардэрона. Такой Меч Света, вобравший в себя силу одного мага или нескольких, как это бывало, начинал источать Великий Свет, становился универсальным оружием способным убить любую тварь, любое порождение Тьмы в независимости от сложности его природы. Будь эта тварь хоть тысячу раз бессмертной, перед Мечом Света никто не сможет устоять. И я в этот темный час, подобно великим магам прошлого не видя иного выхода, воспользуюсь своим шансом, 'перелью' свою силу в оружие и пусть оно в руках могучего война (который надеюсь, найдется) уничтожит проклятие Таргнера и успокоит душу этого несчастного Рэвула. Оригинальных путей я искать не стал, пусть это будет Меч Света, как и у большинства, а то копье это как-то ненадежно, стрела — так это вообще бред какой-то. Спустившись в подвал, в оружейную морпехов я взял наиболее приглянувшийся меч. Это необычный меч, я все-таки постарался, подошел к делу старательно. Наградное оружие, украшен всякими узорами, самоцветами, как раз подойдет для очередного бесценного магического артефакта. Теперь я передам ему свою силу, создам бесценное мощнейшее оружие способное победить чудовище Таргнера, надеюсь, найдутся воины способные правильно им воспользоваться. Во всяком случае, до этого находились.
Не знаю, какая связь между Тьмой и магией, почему передача магической силы оружию делает его универсальным, насыщая его Великим Светом. Бывали случаи, когда маги, уставшие от жизни, просто делились своей силой со всем миром. Они просто распространяли свою силу в пространстве. Тогда по всему миру волною проносилась благодать, люди исцелялись от всех недугов и болезней, деревья во всем мире зеленели, в пустынях шли дожди, и у всех поднималось настроение. В общем, мир ненадолго становился светлее. Также на наш мир порой обрушивались проблемы, возникали угрозы, которые силой магии решить не получалось. Например, однажды наше спутниковое солнце остыло, и начало быстро умирать. Тогда великий светлый маг Протерей, почитаемый мною, целенаправленно распространил свою силу в пространстве, и наше солнце ожило и теперь никогда больше не погибнет. То есть сила мага по его собственной воле и в рассвете сил (это важно) покинувшая его тело, попадая в пространство, становилась неописуемой, мощной богоподобной силой (простите за тавтологию) способной немного преобразить мир, спасти его, когда это невозможно сделать иными путями. Так если в светлые времена магия, распространенная в пространстве немного улучшала жизнь вокруг, то, наверное, во времена царствования Тьмы, когда ради спасения мира сила мага передавалась в оружие, так появлялась самая опасная и смертоносная вещь на свете. Это мое мнение.
И так...
Я ухожу, свою силу принося в жертву. Жалеть меня не за что. За годы службы Армидее я собственноручно убивал людей на диком юге, устраивал в тех землях хаос. Сложно сказать кровь скольких тысяч, а может и миллионов на моих руках. Я убивал правителей мира людей. Но ни тиранов и безумных властителей мира рабов, как заявляет пропаганда, наоборот, с такими поддонками мы сотрудничали, ведь только такие, те, у кого на душе нет ничего святого, готовы были творить со своими народами все что угодно. То есть были готовы сотрудничать с нами. Я в основном убивал разумных, по-человечески добрых справедливых людей, которые желали блага своим народом. Ведь под их началом их народы могли стать сильнее, следовательно, начать представлять угрозу для артэонов, чего допустить было нельзя. То ли я не заметил, как сам лично стал олицетворением зла, то ли просто стал частью, служителем зла этот мир уничтожающего? Я продал душу миру артэонов и не до конца понимал что творю. И ослепленный, только под конец стал задумываться.
Я решил пожертвовать собой, отдать самое ценное, что у меня есть, оставляя смертным шанс на победу в очередной битве с Тьмой. Я не умираю, нахожусь в рассвете сил, как и требует данный ритуал, и если бы был настолько слаб, чтобы цепляться за жизнь, то мог бы продолжить ее. Делаю это по своей воле. Как и всегда никакой жалости к себе. Никаких сожалений, угрызений или слез, моя погибель ничто в общем круговороте. Только среди всех бессмысленно живущих и также бессмысленно ушедших я жил, служа цели, полностью старался прожить каждую секунду с пользой, и умираю не сдаваясь. Я жертвую собой ради продолжения борьбы, которую вел всю жизнь, умирая эту борьбу продолжаю. Я ухожу, но знаю, что мою борьбу продолжат другие мне подобные, верю, что найдутся достойные войны, что продолжат мое дело, используют наследство оставленное мной. Я не считаю что проиграл, ведь последний удар он все-таки за мной. Надеюсь, этот удар будет сокрушительным. Напоследок, как и все, прошу простить меня. Простите за все, что было не так. Простите меня старого дурака'.
Дописав последние строки, аккуратно уложив в центре письменного стола свой дневник, облачившийся в новенький белый плащ маг, остановился, откинул все хлопоты и с наслаждением выкурил последнюю сигарету. Во всяком случае, бояться ему было больше нечего. Напоследок когда уже нечего было терять, он решил пойти на последнюю в своей жизни авантюру. Решил немного изменить природу проклятия, своего рода перестраховаться. В подвале своей армидейской башни в специальной урне он разжег огонь, затем сняв, наконец, с шеи проклятые тяжелые бусы, вздохнув с облегчением, он бросил эти бусы в огонь. В этот момент он, сквозь километры бетона и стали городских джунглей, услышал, почувствовал, как где-то на окраине Армидеи под землей в своей темнице монстр издал безумный рев. Вопреки разбушевавшемуся где-то там чудовищу, при помощи магии Фросрей заставил огонь уничтожить проклятые бусы. Бусы сгорели, и из огня повалил черный вобравший в себя зло проклятия дым. В руке маг сжимал копию Бус Таргнера заказанную им в мастерской в Закхале, втайне от всех на прошлой неделе. Копия повторяла оригинал один в один. Облако хранящего в себе зло проклятия черного дыма, издавая мерзкий шепот Тьмы и всякие прочие жуткие звуки, обвило мага, начав шевелить в нем все подсознательные страхи и зло осевшее у него в душе. Но Фросрей находился в таком состоянии, что ему уже было нечего бояться, ничего нового в кровавых картинках, что мелькали в голове, он не увидел. Просто отмахнувшись от несущего в себе лютое зло черного дыма, маг погрузился в свой магический транс. Слившись с магией, он представил, как этот черный дым вселяется в копию Бус Таргнера, что он держит в руке, пронизывает их собой и эта копия получает силу уничтоженного оригинала. Затем маг просто открыл глаза и иллюзия, которую он в своем трансе воплотил, перенеслась в реальность. Черный дым, который, не сумев воздействовать на мага начал пытаться вылететь из комнаты, просочиться в щели, но все безуспешно. Фросрей предвидев это, залепил все щели, плотно закрыл дверь в эту комнату. Черный дым, несущий в себе зло, вынужденно подчинился силе магии и мощным потоком пронесся через копию Бус Таргнера, пропитав их собой, передав им силу оригинала. Копия Бус немного почернела, стала тяжелой, все прошло, как Фросрей и задумывал, он сумел переселить силу проклятия из одних бус в другие. Одев новые Бусы на шею, маг снова почувствовал чудовище, все работало как надо.
Стоя посреди комнаты, маг с удовлетворением смотрел на новые Бусы Таргнера, все также дающие власть над чудовищем. У него все получилось, его это радовало. Он чувствовал в душе какое-то тепло, некий свет, что наполнял его в секунды этого рискового эксперимента. Это Дух помог ему, без помощи свыше у мага не хватило бы сил обуздать эту Тьму. Ведь вся эта авантюра была очень рискованной. В случае неудачи контроль над чудовищем мог быть потерян навсегда, и проклятие Таргнера тогда было бы практически невозможно остановить. Но магу повезло последний раз в жизни, все прошло гладко. В итоге он значительно изменил природу проклятия. Теперь оно было привязано ни к какой-то конкретной вещи, а к чертежам, набору параметров которыми вещь должна обладать. Теоретически теперь Бусы Таргнера может изготовить любой желающий знающий чертежи и в идеальной точности сумевший воспроизвести оригинал, совершив потом определенный ритуал. Теперь уничтожение Бус Таргнера не является проблемой, их можно создать снова. Теперь следующие поколения в случае необходимости смогут восстановить контроль над чудовищем, если оно сейчас не будет уничтожено и это проклятие продолжит свой путь. Маг с точностью до миллиметра описал Бусы Таргнера, изложил все в виде чертежей на бумаге, так на всякий случай, как наследство для следующих поколений. Затем все эти бумаги он сжег их дым, рассеяв на ветру, таким образом, рассеяв эту информацию в пространстве. 'Пусть каждый, кто достоин, сможет Бусы Таргнера создать и стать повелителем чудовища. Если в дальнейшем это будет необходимо' — глядя как на ветру рассеивается дым, сказал маг, таким образом, наложив заклятье.
Затем поднявшись наверх башни, в свои жилые апартаменты, маг окончательно снял с шеи проклятые Бусы, потерев обуглившуюся оставшуюся на шее борозду. Его самочувствие сразу ухудшилось, он опустился на пол, сжимая в руке проклятые бусы. Он услышал шепот из темных углов своей жилой комнаты. 'Отпусти его', 'Проклятие должно обрести свободу' — раздавался призрачный шепот из темноты. Его окружили семь призраков, расплывчатые, переливающиеся как кляксы, темные как тени, вместо лиц у них маски из волчьих морд. 'Какого черта? Я же в своей башне в Армидее, под Светом Духа?' — видя призраков, недоумевал маг. Ему было не понять, того какая катастрофа надвигается, ведь хранящий этих артэонов Свет Духа рассеялся за минуты до освобождения чудовища.
Бусы по воле мага растаяли в его руках. Расплавленное вещество, оставшееся от бус, растеклось на полу. Семь призраков со злобным шипением унеслись прочь, оставив мага, который впервые за долгое время мог позволить себе расслабиться. В это время чудовище, облаченное в свой уникальный золотистый бронекостюм, сидящее в своей темной клетке где-то там, на дне бункера в военной зоне, резко встрепенулось. Обретя свободу, человек-волк со всей силы ударился о ворота темницы, а затем издал самый громкий за все свое существование вопль. Фросрей сидя в комнате на вершине своей башни, с болью закрыл глаза, это оказалось тяжелее, чем представлялось. Несмотря на моральную тяжесть, физически на душе мага стало легко как никогда, проклятие отпустило его. В шаге от погибели он снова смог дышать свободно. Ночная летняя прохлада, колыхающая шторки открытого окна впервые за долгое время тихо ласкала его душу. Но он не имел права сейчас этим покоем насладиться.
Внезапно город огласила тревожная сирена, затем где-то за первой оборонительной стеной на территории армейских гарнизонов раздался мощный взрыв, засияло красное зарево и в небо стали подниматься клубы черного дыма. Теперь только оставалось ждать, когда с улицы донесутся крики ужаса и звуки разрушений, которыми наполнит его любимую Армидею уже освободившееся чудовище. Магу стало невероятно жалко ни в чем неповинных любимых армидейцев, которые пострадают из-за него. Жутко переживая, убитый горем маг завис в буквальном смысле, замер, пустым взглядом уставившись в одну точку. С улицы доносились звуки проносящихся строев солдат. Из плена душевных мучений, переживаний мага вырвал жуткий вой, которым чудовище после своего освобождения огласило город. Монстр уже выбрался наружу из своей подземной темницы, бог знает, сколько солдат уже погибли, пытаясь его остановить. Фросрею на душе было мерзко и больно от того что он уже ни чем не может помочь, он решил поторопиться со своей участью. Магу для полного освобождения осталось только уничтожить созданный им аттракцион для детей в виде башни невесомости, что окружает его армидейские апартаменты. Ничего такого маг прежде не делал. Чтобы спалить все астероиды, все туманности сладкой ваты, парящие в поле невесомости Башни Фросрея, ему пришлось поднапрячься. Вновь прибегнув к магическому трансу и собственной фантазии, маг наполнил поле невесомости огненным смерчем, спалившим все плавающие в нем имитации комических тел, так долго развлекавшие детей.
Полностью от всего освободившись, Фросрей взял в руки наградной меч, принесенный им из оружейных складов пехотинцев. Таким награждали только офицеров особо отличившихся в бою. Позолоченная ручка, инкрустированная бриллиантами, лезвие вдоль дола украшенное узором и самоцветами. Сев на пол, крепко сжав в руках меч, маг закрыл глаза и как следует, сконцентрировался. Случаи, когда маги отдавали свою силу, передавали ее чему-либо, делились ею со всем миром, были очень редки. За всю долгую историю этого мира такое случалось не более десятка раз. Маги тоже люди, просто так отдать несметную силу, расстаться с величайшей ценностью, которая только может быть у смертного, для человека это практически невозможно. История знает сотни мудрейших светлых магов, которые в тяжелые моменты, даже несмотря на угрозу гибели, не желали, отказывались расставаться со своей силой ради всеобщего спасения, боялись остаться смертными. Сила, которая возносит над всеми, дарует несметную мощь и при желании власть, сильно кружит людям головы, редко кто добровольно соглашается отдать ее во благо мира. Но верный своим идеалам Фросрей, расстался со своей силой не задумываясь. Все ради продолжения борьбы, ради достижения победы. Он до последнего был готов искренне сделать все, лишь бы спасти, защитить артэонов Армидеи.
Он сидел на полу, сжимая в руке меч в который потоком света утекала его сила, отчего сталь будущего Меча Света наливалась ярким свечением. По мере того как его сила вытекала из тела маг постепенно становился простым смертным. Сначала безумной болью о себе дал знать атрофированный желудок. Руки старика затряслись, тяжелый меч держать не было сил. Меч выпал из его обессиливших рук, комнату заполнила ночная темнота, Фросрей некогда бывший сильным магом, заточенным в теле старика, как в страшном сне очнулся простой смертной немощной старой развалиной. Сразу стало холодно, неуютно, даже дышать было тяжело. Слабый и немощный он забился в угол, крепко прижав к себе драгоценный меч. Даже сейчас он ни чувствовал к себе жалости, ему было наплевать на себя, для него было важным только, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Смогут ли армидейцы достойно использовать оставленный им дар? Его волновало только это. Спустя пару минут дверь его комнаты на вершине башни выломали разъяренные морпехи. Требующие ответов от старого мага разозленные солдаты ворвались в комнату. Увидев обессиленного дрожащего Фросрея забившимся в угол, солдаты удивленно замерли. Фросрей трясущейся рукой протянул им меч, при этом бессильно шевеля губами, пытаясь что-то сказать.
Наутро после роковой для Армидеи ночи, Фиалка, проснувшись, тихонечко приоткрыла глаза. В комнате было темно, хотя если учесть что она проснулась сама, то значит, на часах должно быть не меньше десяти утра. Рурхан тихо сопел рядом, для него эта ночь выдалась особенно тяжелой. Селина задумалась, вспоминая странный 'сон' который она видела этой ночью. Ночное видение размытыми обрывками мелькало у нее в голове, ничего детального она вспомнить не смогла. Только образ незнакомца с черной маской на лице, луна и прогулка по городским крышам — все как во сне. Незнакомец сказал ей что-то важное, но что — вспомнить сейчас она не смогла. Повернувшись на бок, она почувствовала, что одеяло чем-то зажато, на нем кто-то сидит. Не успела она испугаться, как мама Летиция тихонько погладила ее по голове. 'Тише милая все хорошо. Ночью произошло какое-то происшествие, сработала система защиты города. Окна дома закрылись железными заслонами, поэтому, несмотря на утро, святящее за окном солнышко, в доме темно как ночью. Наш дом временно превратился в крепость, чтобы не случилось мы в безопасности. Все хорошо милая', — мама успокоила Селину. Вторая мама Селины готовила завтрак на кухне, пес Шатун находился там с ней, охранял ее, пока она оставалась одна где-то в темной квартире. Тем временем кошки мяукая, лезли ласкаться к проснувшейся Фиалке. Медленно проснулся Рурхан. Все его тело после ночи в распоряжении Нахирона жутко болело, мышцы просто выли. В их разделенном напополам теле день по праву считался временем Рурхана, Нахирон не сумел оценить прелесть солнца и мира во всех красках, он пробуждался только по ночам. Несмотря на боль в теле, пока была возможность Рурхан, полез ласкаться к маме и своей любимой Фиалке.
Как и положено, в случае сигнала тревоги облачившись в специальные комбинезоны для погружения в акрополь, позавтракав при свечах, полив все растения в наполненной цветочными ароматами квартире, все семейство, включая зверей в ожидании расселось в гостиной освещенной светом ламп. Где-то во втором часу дверь их квартиры, по воле системы управления городом 'Арми' наглухо закупоренная стальным заслоном, автоматически отварилась с шипящим звуком, в гостиную вошли несколько солдат. Следом за солдатами в гостиную вошел генерал Наваро — начальник охранно-пограничной службы, отвечающей за безопасность внутри города.
— Мэм, в пределах города этой ночью произошло чрезвычайное происшествие. В соответствии с имеющимися протоколами в целях обеспечения безопасности все гражданские лица временно эвакуируются в акрополь. Город закрывается для любого посещения извне. Все это временная мера, как только опасность будет устранена, вы сможете вернуться к своей обыденной жизни, — окруженный солдатами генерал доложил маме Летиции.
— Что именно произошло? — уточнила мама.
— К общему сведению доступна лишь ограниченная информация. Маг Фросрей погиб, его чудовище этой ночью обрело свободу — это все что вы имеете право знать в нынешней ситуации. Пока чудовище не будет нейтрализовано, вы будете находиться в акрополе, — пояснил генерал. — Если больше нет вопросов, прошу вас проследовать следом за моими подчиненными, они доставят вас в безопасное место.
Пока все начали собираться, генерал пристально смотрел на Рурхана. Это был тот самый генерал, отвечающий за внутреннюю безопасность который допрашивал Нахирона, которого Нахирон уговорил с ним сотрудничать. Рурхан узнал его. Из-за одной головы на двоих все сотворенное Нахироном смутными воспоминаниями всплывало в памяти Рурхана. Он помнил тот допрос и этого военного командира который его вел. В голове Рурхана вдруг резко всплыли все действия его 'второй личности' совершенные прошедшей ночью. Он вспомнил разрушение лаборатории, в которой его вторая личность обрела силу, уничтожение Нахироном всех данных, которые скопили армидейские ученые, пока изучали его, работали с ним. Похоже, этот генерал был сильно разозлен поведением его 'ночной личности' и теперь пришел задать Рурхану множество вопросов. — Извините и прежде чем мы начнем вашу эвакуацию, позвольте мне поговорить с вашим молодым человеком? Я задам ему пару вопросов, надолго я его не задержу, — когда все были готовы к эвакуации, генерал обратился к мамам.
— Да, пожалуйста, задавайте ваши вопросы.
— Я хотел бы поговорить с ним наедине. Вы пока идите, спускайтесь и подождите у подъезда. Ваш молодой человек спустится к вам через пару минут.
— Что вы от него хотите? — разволновалась Фиалка.
— Он знает что. Может лучше он сам объяснит вам, — генерал переключил все внимание на Рурхана.
— Пожалуйста, оставьте нас. Клянусь это недолго, — Рурхан попросил родных.
Все, включая животных, безмолвную бабушку Селины спущенную солдатами со второго этажа, покинули квартиру. Рурхан сел на кресло в гостиной, внутри которой остались только генерал и двое солдат у дверей.
— И так думаю, ты сам понимаешь, чего я от тебя хочу. Поэтому сразу к делу, — усевшись на диван, продавив его своей броней начал разговор, устало выглядящий генерал. — Где он?
— Я не знаю... Хотя нет... подождите, — что-то мелькнуло в голове Рурхана. — Он ушел. Он сказал... он просил меня передать вам извинения по поводу всего случившегося. Он сказал, что по-другому было никак нельзя. Он ушел и вернется только когда придет его час — такое послание он просил меня передать вам, — видя недовольство генерала, с сожалением Рурхан передал его слова, от себя добавив: — Мне очень жаль.
— Значит, тебе жаль. Понятно. Но, а как быть мне? Я потратил на этого уродца несколько недель. Кучу времени, дорогого оборудования и труда высококвалифицированных специалистов. И что я получил взамен? Разрушенную лабораторию, уничтоженные данные исследований. Он меня кинул, понимаешь? По полной, как придурка. Это очень недружественно, сам понимаешь, поэтому я очень разозлен. Я знаю, что он прячется внутри тебя. Я хочу с ним поговорить, — сдержанно говорил генерал, разозлено сжав кулаки.
— Я это не он. Это он все контролирует, я сам полностью в его руках. Он пробуждается, когда сам захочет. Я здесь ничего не решаю. Он сказал, что ушел и вернется, когда это будет нужно. Это все что я могу вам сказать.
— Этой ночью чудовище Фросрея обрело свободу, в попытках его остановить погибло свыше трех сотен моих людей и неизвестно, сколько погибнет еще. Армидея в опасности, эта тварь все еще на свободе. Всем твоим родным и близким угрожает вполне реальная опасность, ты это понимаешь? Я отвечаю за внутреннюю безопасность, все произошедшее на моей совести. Этот твой Нахирон обещал мне помощь, он сказал, что знает, как остановить монстра. И сейчас — когда пришло время помочь, он вдруг пропал. Я не знаю, как мне быть. Эту тварь не берут простые транквилизаторы, ему наплевать на серебро, его фактически невозможно убить. Я пришел сюда, чтобы попросить помощи у этого Нахирона. Помощи, которую он мне обещал.
— Я все понимаю. Но ведь он же не сбежал, я же ведь здесь, значит, он все еще с нами. Он поможет, но только тогда когда... придет время. Он так сказал.
— Когда он поможет? Когда погибнут еще тысячи солдат?
Рурхан вышел из темного подъезда, его глаза с непривычки прорезал солнечный свет, тело согрело приятное тепло летнего дня. Помимо его семьи, домашних животных на поводках, и пары молодых цветков которые в горшках прихватили из дома его мамы, у подъезда его встречала Кристина. Ее семью уже эвакуировали пятнадцать минут назад, но она осталась, чтобы убедиться в том, что со всеми 'малышами' все будет в порядке. После вопроса: как Кристине позволили отбиться от эвакуационной группы, откуда-то сбоку подошел улыбающийся Джейсон, поднятый вместе со всеми солдатами по тревоге, он был облачен в броню, вооружен щитом и копьем, и также как и все военнослужащие сейчас обеспечивал безопасность эвакуации. Кристина еще раз подчеркнула выгоду от наличия своего собственного солдата в личном распоряжении. Рурхану было неописуемо приятно увидеть друзей в такой тяжелый час. Хьюго и Алексу уже эвакуировали, поэтому они больше никого не дожидаясь, все вместе отправились по улице в сопровождении Джейсона и еще не менее трех десятков солдат. Улицы города были пусты. Не работали фонтаны, все окна были задвинуты. Ни звука голосов, ни смеха, ни прохожих. Рурхан впервые увидел золотой город таким пустым и забытым. По всему протяжению их пути на каждом углу стояли группы солдат. По улицам двигались другие эвакуируемые семьи окруженные сопровождающими их военными. Своим ходом они добрались до центра города, до самой ЦентрЦитадели. Путь был неблизкий, однако отдыхать никто не соглашался, все понимали опасность и продолжали двигаться. Только уставшую Селину на полпути Джейсону пришлось взять на руки.
Под уходящим в небеса шпилем ЦентрЦитадели скопилась огромная толпа. Золотистая броня солдат блистала повсеместно среди массы простых горожан. В порядке очереди все артэоны под контролем военных через фойе в служебном входе ЦентрЦитадели проходили в лифты, которые спускали их глубоко под землю. Дождавшись своей очереди, на лифте спустившись под землю, друзья попали в главный армидейский телепортирующий шлюз. Расположенное на самом дне ЦентрЦитадели, в нескольких десятках метров под землей, гигантских размеров помещение, вдоль стен которого, сверху вниз пролегали шахты лифтов, в своем центре имело четыре телепорта выполненных в виде огромных врат, за открытыми дверьми которых вместо открывающегося пути сияли яркие лучи света телепортов. Через одни из этих врат друзья погрузились еще глубже под землю, попали в армидейский артэонский акрополь — огромное автономное убежище созданное Духом, расположенное глубоко под землей, не имеющее выходов на поверхность. Телепорты на дне ЦентрЦитадели были единственным, что связывало это подземное царство с миром на поверхности.
Главный зал артэонского акрополя представлял собой гигантскую площадь края, которой были сокрыты в темноте, раскинувшуюся под куполообразным потолком обвитым облаком из пара. Из центра потолочного купола прорезая темноту бил огромный луч телепорта, служащий единственным источником света в этом царстве вечного мрака. В полумраке по краям площади, повсюду висели, возвышались напряженно гудящие или беззвучно замершие механизмы, стрекочущие переплетения проводов, энерговены сияющие зеленым цветом. Все здесь было покрыто слоем пыли, застоявшийся запах разгонялся жаром горячего воздуха, который поступал откуда-то снизу. Оттуда же — снизу — из глубин этого стального царства доносился усиливающийся гул, медленно приходящих в движение турбин и механизмов. Под ногами через щели в решетчатом полу где-то там далеко внизу были видны разряды молний, проскакивающие меж гигантских гудящих устройств, медленно приходящих в движение, избавляющихся от покрова льда, который сковал их за годы простоя в подземном холоде.
Это место изнутри было больше похоже на космический корабль из физико-технических миров — из научной фантастики для этого мира. Здесь уже под контролем гражданских специалистов все артэоны в порядке очереди двигались к распределительным шлюзам, расположенным на границе между светом источаемым лучом телепорта и темнотой скрывающей края главного зала акрополя гудящей звуком работы тысячи невообразимых механизмов. У распределительных шлюзов граждане Армидеи укладывались в специальные цилиндрические капсулы, которые подобно кабинкам армидейского метро по переплетениям тросов и лабиринтам шахт как лифты уносили их тела куда-то глубоко вниз, в основное криогенное хранилище.
Следуя по темному нагревающемуся и сыреющему залу акрополя глядя на потолок Рурхан видел огромные кабели, пролегающие вдоль всей куполообразной крыши. Имеющие в центре белую сияющую жилу похожие на кишки прозрачные кабели расходились во все стороны от луча телепорта. Это были кабели-трубки для потока телепортирующей материи, Рурхан видел подобные, на таких основана циркуляция энергии почти всех телепортов, которые ему встречались в мире артэонов. Но зачем все это подземное стальное царство было обвито жилами для потока телепортирующей материи? Рурхан ненадолго задумавшись, решил не заморачиваться по этому поводу.
Пришла очередь грузиться в криокапсулы. Все попрощались друг с другом. Кристине досталось от специалистов осуществляющих погрузку в криогенные капсулы. Ее семья спустилась в хранилище уже давно, и она по инструкции должна быть среди них, но так как ее не оказалось, ее ячейку в хранилище заполнили кем-то другим из-за чего пошел сбой. Кристина извинилась и погрузилась в капсулу первой, таким образом, показав Рурхану и Фиалке что в этом нет ничего страшного. Каждая из мам Фиалки взяла с собой по кошке и по цветку, Селина успокаивала в руках перепуганного енота Джерри, Шатуна из-за большой массы тела погрузили в отдельную маленькую капсулу. Двери их стальных коконов плотно закрылись, и они унеслись куда-то глубоко вниз. Рурхана всего начало трясти, пощупав его пульс, кто-то из сотрудников, осуществляющих погрузку, заставил его глотнуть какую-то мерзкую таблетку. Улегшись в капсулу, он был приятно удивлен, на вид железная и холодная внутри она оказалась теплой и мягкой. Дверь капсулы плотно закрылась, все звуки для него пропали, он слышал только собственное дыхание и биение сердца. Его тело скрепили несколько ремней, и мягко дернувшись, его капсула понеслась по шахте вниз с невероятной скоростью. Его сознание медленно поплыло, он погрузился в приятный сон. Его капсула, добравшись до нужного места, резко остановилась, и его тело сковал холод, он был погружен в криогенный сон. Превращенный в ледышку он остался в железном коконе, висевшем в вертикальном положении, среди таких же коконов с членами его семьи и миллионов жителей Армидеи, в холодном темном подземном хранилище, которому не было ни конца, ни края. Только похожие на членистоногих биомеханоидные организмы осуществляющие функции ремонта и контроля над техническим состоянием криогенных коконов, стуча своими ножками, ползая здесь повсюду, создавали эффект жизни в этом холодном царстве сна глубоко под землей.
СХВАТКА
Где-то далеко, на самой северной оконечности Преферии, у южных подножий одиноких северных гор западнее Валхмура — города великанов, была расположена так называемая Карантинная Зона Арвлады или город проклятых — как это место называли в народе. В тени высокой горы раскинулись строгие однообразные бараки, по нескольку десятков объединенные в сектора, разделенные забором с колючей проволокой. От окружающего мира 'город проклятых' отделяла высокая стена, охранные вышки, на которых дежурили солдаты СБК. Один единственный вход был закрыт прочными воротами. В центре всех секторов для размещения зараженных, высокой черной дымящей трубой на фоне остальных бараков выделялся крематорий, где сжигали тела умерших больных. Это было по-настоящему мертвое место, все здесь было пронизано какой-то мертвой пустотой.
Простые, обычные, знакомые всем остальным мирам инфекции, болезни, основанные на вирусах, бактериях здешним жителям были нестрашны. Как известно давным-давно, еще вначале этого мира все живущие на тот момент маги собрались на свой Великий Совет, на котором единой волей всех наделенных магией было установлено множество глобальных заклятий в корне изменивших или облегчивших здешнюю жизнь. Так вот одним из важнейших наследий того древнего единственного собрания всех магов стало спасение человечества от всех естественных природных болезней и заболеваний. Какие-то болезни, например рак, были просто отменены, запрещены в этом волшебном мире, да вот так вот просто отменены по общей единой воле магов. Какие-то можно было запросто излечить. Например, грипп или простуду любой смертный мог запросто излечить самостоятельно, для этого насобирав несколько простейших трав, смешав их с водой (как и любое магическое зелье), нагрев все это на огне, произнеся общеизвестное несложное заклинание и получив исцеляющее от болезни зелье. Рецепты таких зелий передавались у смертных из поколения в поколение, с детства заучивались наизусть. Поэтому обычных заболеваний и инфекций этот мир не знал, но легче от этого смертным не стало.
В отсутствии природных заболеваний две великие силы: Тьма и отчасти Магия, приносили в этот мир новые невиданные недуги. Магические заболевания, некоторыми мудрецами именуемые магическими проклятиями или зловредными чарами, имели множество различных проявлений, природу этих явлений никто не мог объяснить. Это были волшебные аномалии, обрушивающиеся на смертных без какой-то четкой логики, не имеющие четких законов. Например 'Лживое носоудлинение' — когда у человека который много врет не с того ни с сего удлинялся нос, 'Ворчливое одряхление' — когда ворчливые хронически всем недовольные люди начинали покрываться бородавками, морщинами несмотря на возраст. Единственная возможность вылечиться самому в обоих выше указанных случаях, это перестать врать или стать добрее. Все недуги от магии было сложно назвать болезнями, скорее действительно это были своеобразные проклятия, чары, наложенные самой природой. Но традиционно все это было принято считать магическими заболеваниями, потому что от любого такого недуга мог запросто излечить, избавить самый обычный маг или прием специального магического зелья. Природу и закономерность магических заболеваний было невозможно определить. Из миллионов лгунов нос ни с того ни с сего мог удлиниться только у одного. Среди тысяч ворчунов в уродливого старого пня превращался только один несчастный. Никто не мог сказать, где, когда и кого поразит очередная магическая болезнь. Некоторые мудрецы говорили о природной предрасположенности отдельных индивидов к магическим заболеваниям, якобы магия поражает своими недугами только тех людей, которых можно спасти, указав на их недостатки, заставив их исправиться. Но эта теория не нашла подтверждения.
Если магические заболевания были скорее шутками природы, высмеивающими несовершенства человечества, то болезни, принесенные в мир Тьмой, были настоящим кошмаром. В отсутствии природных болезней Тьма в этом мире омрачала жизнь человечества настоящими эпидемиями, смертоносными морами. По своей природе это были проклятия, самые настоящие проклятия по законам природы Тьмы, периодически обрушивающиеся на смертных. Смертоносные эпидемии с фантастическими диагнозами выкашивали тысячи людей, до тех пока светлые маги не изобретали лекарство способное остановить этот смертельный вихрь. Источником темных эпидемий, как и у всех проявлений Тьмы, были грехи и кровавые ошибки человечества, а также проделки темных тварей и служителей Тьмы. В отличие от природных вирусов и инфекций болезни из мира Тьмы было невозможно как-то классифицировать, определить четкие симптомы и самое главное спрогнозировать. Это были проклятия, которые, как и большинство порождений Тьмы возникали из грехов и зла оставленного людьми.
В Преферии вспышка новой доселе невиданной темной болезни неожиданно произошла в северных окраинах Белой Долины. Страна Белого Камня, как и большинство современных артэонских государств больше чем на половину состояла из простых обычных людей. Артэоны (творцы культуры, солдаты) жили в белых городах, а люди (крестьяне, землепашцы) в общинных поселениях небольшими деревеньками, разбросанных по всей территории СБК. В нескольких таких людских общинных поселениях на самой северной окраине Белой Долины произошла вспышка невиданного темного мора названного 'поторопившаяся смерть'. Армия СБК немедленно оцепила людские поселения, в которых была зарегистрирована новая темная зараза, все зараженные были немедленно доставлены в 'город проклятых'. Симптомами болезни или можно сказать проявлениями проклятия было ускорение старения организма, все зараженные, несмотря на возраст моментально (в течение пары дней) старели и после умирали. Как было установлено, данная темная болезнь распространялась через взгляд в глаза зараженного. Каждый, кто смотрел в глаза стареющим с каждой секундой зараженным, также попадал под воздействие этого проклятия. Как правило, это были родные и близкие заразившихся. От эпидемии 'поторопившейся смерти' на территории СБК скончалось уже больше нескольких сотен граждан-людей.
В попытках установить причины новой темной болезни, чтобы предотвратить ее дальнейшее распространение, все зараженные с повязками на глазах, для лечения изучения и исследования были направлены в Карантинную Зону или город проклятых. Для борьбы с новой заразой власти СБК привлекли светлого мага Крегера в народе получившего прозвище Целитель. Его негласно называли третьим их трех магов Хранителей Преферии, для всех он был младшим братом двух других светлых преферийских магов. Пока сильный и бескомпромиссный Фросрей был вовлечен в военную сферу: помогал войскам Арвлады удерживать южную границу, оказывал содействие спецслужбам занимающимся контролем над ситуацией в самих диких южных землях, а великий и мудрый Первый из преферийских магов хранителей бесследно исчез, Крегер помогал жителям Арвлады бороться с их внутренними проблемами. Недавно он помог жителям юга Эвалты, спася их урожай, вызвав дожди на целые недели, чем возможно предотвратил очередной голодный бунт своенравных южных эвалтийцев. Затем помог артэонам в Срединных Землях ликвидировать последствия наводнения, своей силой заставив испариться большую часть воды в вышедшей из берегов реке. Помощь жителям Арвлады в борьбе с темными эпидемиями была его негласной обязанностью среди трех Хранителей Преферии, поэтому сразу после появления 'поторопившейся смерти' власти СБК призвали его помочь в борьбе с новой заразой.
В отличие от большинства магов он не выглядел таким уж старым, во всяком случае его лицо было не так сильно иссечено морщинами, в отличие от того же Фросрея. Длинные запущенные волосы, черная густая борода с вкраплением седины и длинные усы по-варварски заплетенные в косички. В чертах лица отражено нечто подлое, ненормальное. В его взгляде всегда заметна какая-то безумная усмешка. О его прошлом было мало что известно, что было очень странно, ведь тысячелетние маги, как правило, гордились своими подвигами, их достижения и великие дела создавали им репутацию в глазах смертных, заставляли всех их уважать. Тот же Фросрей среди жителей Арвлады был известен победами над множеством сильнейших тварей Тьмы, которые он совершил в давние времена, служа в своем ордене. Именно благодаря своей славе уничтожителя темных тварей, своим былым заслугам, Фросрей был негласно назначен магом, отвечающим за оборону Арвлады. А о Крегере, о его прошлой жизни было никому ничего неизвестно, из-за чего, несмотря на его помощь, несмотря на сотни темных эпидемий, которые он помог остановить, жители Арвлады относились к нему с недоверием, даже немного побаивались. Первый из трех светлых магов Хранителей Преферии просто нашел где-то этого Крегера, просто явил его народам Арвлады как третьего светлого мага хранителя. Кто был Крегер и откуда никто не знал, что порождало за его спиной множество слухов. Будучи официально светлым магом, он почему-то носил черный плащ мага темного, смотревшийся идеальным продолжением его черных длинных волос и бороды. Темный плащ, подтверждая опасения жителей Арвлады, говорил о его темном прошлом.
По просьбе СБК прибыв в город проклятых всего пару часов назад Крегер, уже сидел у мертвого тела, глаза которого были скрыты повязкой. Темная коморка одного из бараков в секторе, отведенном для зараженных 'поторопившейся смертью'. После появления этой новой заразы труба местного крематория дымила не прекращая. Та, что была маленькой девочкой еще несколько дней назад сейчас мертвой старухой с глазами, завязанными черной лентой лежала перед магом Крегером. Маг после нескольких часов борьбы за ее жизнь, всеми своими силами пытаясь остановить смертельные чары, когда ничего не помогло, сидел, курил свою трубку задумчиво глядя на мертвое тело. Свет в темную, заполненную табачным дымом камеру, поступал через небольшое зарешеченное окно. Маг стянул черную ленту с ее застывших мертвых глаз, теперь эта лента была ни к чему.
'Очередной труп, сколько бы я не пытался спасти ее, мертвый холод уже пронизывает ее пустое тело. Ведь это как бы плохо, трагедия, я не спас ее, но почему в душе мне так наплевать? Жаль, конечно, столько сил и времени потраченных впустую, но не более. Быть может все нормально, я просто опять заморачиваюсь, считая себя подонком требую от себя какого-то нереального сострадания? Ведь мне же не все равно, мне жаль и быть может этого достаточно? Какое пустое мрачное место этот город проклятых, здесь почти нет живых. Почему в последнее время мне становится комфортно в таких местах? Со мной явно что-то не так. Не надо углубляться в эти мысли. 'Поторопившаяся смерть' это проклятие, его не остановить силой одного мага. Я не смогу остановить его вручную, мои чары здесь бесполезны' — пуская дым, размышлял он. 'Значит нужно бороться с этим как с проклятием, а не с болезнью. Лекарств тут не изобрести. Чтобы разгадать загадку этого проклятия нужно найти его причину. Нужно отправиться туда, где эта зараза появилась. Нужно установить нулевого пациента — того или тех кто заразились первыми, нужно найти того смертного с которого это проклятие началось. СБК конечно проводят свое расследование, но без дела сидеть нельзя, время утекает, нужно помочь им. Мы должны как можно быстрее остановить эту заразу, пока она не распространилась. Во всяком случае, нужен жесткий карантин, все селенья, где зарегистрирована зараза нужно срочно изолировать. Так мы сможем хотя бы выиграть время. Дело серьезное, нужно проконтролировать действия СБК. Быть может лекарства мы и не найдем, пораженных этим проклятием смертных не спасем, зато узнав причину этого проклятия поняв с какого людьми сотворенного зла оно началось, укажем смертным на их ошибки, обяжем их быть лучше и впредь так не оступаться'.
Ненадолго задумавшись, отвлекшись, а после, снова очнувшись в темной коморке рядом с трупом, он тяжело вздохнул. Он уже не спрашивал себя, зачем ему все это надо, он просто делал, что должен по инерции. Любые рассуждения на тему: 'С чего я должен помогать им?' неизбежно упирались в отсутствие выбора. Просто делать было больше нечего. Мотаясь по всей артэонской Арвладе, бесконечно помогая ее жителям, он хотя бы отвлекался от своих душевных терзаний, переживаний по поводу жизни вылетевшей в трубу, и время летело незаметно. А время для него было важным, он знал, что доживает последние годы, поэтому просто ждал, не мог дождаться, когда эта жизнь закончится. И пока он еще живет, длиться этот его затянувшийся конец жизни, не имея других перспектив, будто загнанный в угол, он просто делал, что должен. Ах да, ну и, наверное, он еще пытается искупить грехи, во всяком случае, так он всем говорит.
Его размышления оборвали влетевшие в комнату два круглых механических одноглазых шара — Сферы — рабочие биомехи армидейского производства. Маленькие круглые не больше футбольного меча, железные биомеханоиды в радиусе шести метров вокруг себя окруженные контактным полем, в пределах которого они могут взаимодействовать с любыми неодушевленными предметами в независимости от веса. Сферы были в разы лучше спрутов СБК (таких же используемых для работы сферических биомехов, только вместо контактного поля оснащенных щупальцами), хотя армидейские Сферы были созданы по образу белокаменных спрутов. По общему договору СБК охраняли 'город проклятых', а армидейцы обеспечивали биомехами рабочего назначения выполняющими здесь всю работу. Местные маленькие роботы, обследуя мертвое тело, о чем-то переговаривались на своем механическом языке. Диагностировав смерть, оба Сфера зависли над мертвым телом, один в голове другой в ногах. Попав в радиус их контактных полей мертвое тело, будто обхваченное невидимыми руками, взмыло в воздух, а затем упарило из комнаты в сопровождении этих одноглазых железных шаров золотистого света.
'Что такое быть магом? Дар или проклятие? В конце своей жизни могу с точностью ответить на этот вопрос. Все зависит от человека, которому дар магии достался. Мудрый, сильный как личность, способный быть независимым ото всех человек, в своих желаниях сумевший не оступиться и не углубиться во внутреннюю темноту, для такого, безусловно, магия это дар, великий дар. А что если ты обычный человек, не умен, не гениален, один из тех, кто хочет просто жить? Тогда магия это бремя, тяжелая ноша сродни проклятию. Все на тебя смотрят и чего-то ждут, ты сразу не такой как все, ты должен быть над всеми, а что если ты не хочешь выделяться? Хочешь продолжать жить, как и прежде. На тебя смотрят как на дурака, значит, ты слаб и в мире, где царствуют сильнейшие не заслуживаешь иной участи кроме смерти. Ты должен просто освободить место', — дымя своей трубкой, никуда не торопясь, пользуясь минутой покоя и тишины, маг освежал в голове старые размышления. Тем временем на улице темнело, в его голове проскочила мысль о том, чтобы заночевать здесь, в городе проклятых, а потом утром, как и подобает нормальному человеку отправиться на поиски этого своего нулевого пациента. Размышляя о ночлеге, он оценивал койку, на которой сидел.
Дома как такового у него не было, поэтому даже койка в палате сектора для изоляции зараженных где-то в пустом пронизанном духом смерти городе проклятых, для него была приемлемым ночлегом. Он спал и не в таких местах, ему уже было просто нечего стесняться. Однако зная свою разрушительную внутреннюю натуру, вопреки усталости он не мог вот так просто дать себе отдохнуть. Он не хотел здесь увязнуть. Любой отдых для него всегда закачивался погружением в алкогольный дурман, поэтому он, можно сказать, боялся сорваться. Уж лучше подождать немного, потерпеть, прийти в нормальный бар, нормально отдохнуть, увязнуть там, на пару дней, а то и больше позабыв, кто он есть. А увязнуть здесь, в коморке города проклятых он не хотел. Из-за боязни сорваться, ему постоянно приходилось себя куда-то гнать, не давать себе расслабляться.
Собравшись вставать и отправляться в путь, облокотившись на свой деревянный посох, подтащив к себе походный рюкзак в котором бесполезным хламом дребезжали все его 'богатства', он все равно продолжал сидеть. Посидев, повздыхав и подумав, прежде чем встать, он все же решил дозаправиться. Для него этот мир уже давно просто серый фон со сменяющимися картинками, подробности которых его не интересовали, алкоголь оставался единственной радостью. Оглядевшись по сторонам в темной пустой комнате, прислушавшись, не идет ли кто-нибудь по коридору, убедившись, что он совсем один, Крегер трясущимися руками достал из походного рюкзака свою любимую фляжку. Бесконечная или бездонная волшебная фляжка, в которой всегда плескался хороший виски, которую нельзя было осушить до дна, была единственным его достижением как мага. Эта волшебная созданная им вещь, была единственной его ценностью в нынешний промежуток жизни. Сделав несколько больших глотков из своей любимой фляжки он, под грохот упавшего на пол деревянного посоха, довольно оперся спиной о стену, чувствуя как пьянящая нега, божественным теплом растекаясь по телу, уносила его подальше от мрачной действительности.
Содержимое фляги стало для него, что очки для слепого, без него он просто не мог смотреть на этот мир. Он называл это спасением, лекарством для души. Ведь у него якобы рухнули все мечты. Он ничего такого особого не хотел, он просто желал спокойно и безбедно жить, почему-то при этом позабыв, что он маг. И вот сейчас загнавший себя в эти рамки, согласившийся зваться светлым магом, отдавший управление собой в чужие руки, он просто делал то, что от него требовало общество. Ах да, 'общество', в его глазах — безумное дикое племя, которое его боится, ему не доверяет при этом чего-то от него постоянно требует, ждет помощи. Окружающее общество он ненавидел, но сквозь ненависть улыбался ему, старался вести себя прилично, и общество отвечало ему примерно тем же. И вот, все ненавидящий и от всего уставший спасение и силы он находил только в алкоголе.
Он сам не заметил, как сделал еще и еще несколько глотков. Позволив себе немножко прикоснуться губами к заветной фляжке, он автоматически накачался до полного опьянения. Его глаза остекленели, на губах появилась привычная ухмылка. Когда стало так хорошо, в таком приятном комфортном для него состоянии, о каком сне могла идти речь? Он что приложился к своей заветной фляге, чтобы спать? Ноги сами понесли его вперед навстречу приключениям. 'Пришло время спасать этот мир!' — сказал он сам себе, и пьяный рассмеялся, будто это была самая смешная шутка в мире. Шатаясь от стены к стене, спотыкаясь на ровном месте, он брел к выходу из барака, наполненного криками умирающих от 'поторопившейся смерти'.
При выходе полупьяный маг неожиданно натолкнулся на несколько алхимиков из СБК — местных ученых вирусологов. 'Что нет ни каких шансов?' — поинтересовался маг-ученый в белом комбинезоне. Крегер резко выпрямился, застыл по стойке смирно, даже его глаза застыли в трезвом выражении. Он мастерски умел скрывать свое опьянение, ведь это состояние в нынешний промежуток жизни было для него можно сказать привычным. В его глазах все плыло, а он, как ни в чем не бывало, вел разговоры с умными людьми. Вот только дистанцию ему приходилось держать не меньше пары метров, а то собеседники могли уловить его жуткий перегар.
— Нет, к сожалению, никаких шансов нет. Я сделал все что мог. Остановить эту заразу вручную невозможно. Во всяком случае, у меня не получилось. Примите извинения, — как ни в чем не бывало, ответил этот безумный маг. Для пущей правдивости он даже сумел состроить гримасу сожаления.
— И куда вы собрались?
— Нужно искать нулевого пациента. Нужно понять с чего это проклятие началось, иначе нам его не победить.
— Но ведь на дворе почти ночь!
— Медлить нельзя, — Крегер вызвал к себе уважение у местных вирусологов, при этом только чудом сдержав хмельную отрыжку.
Опираясь на посох, с походным рюкзаком за плечами маг двигался к выходу из Карантинной Зоны. В наползающих сумерках окружающие старые бараки и все это мертвое место в целом нагоняли жути. Но магу, который вечно навеселе после небольшой дозаправки из своей фляги все было нипочем. Он брел, что-то напевая себе под нос, будто не замечая ни криков предсмертной агонии доносящихся из некоторых мрачных строений попадающихся по пути, ни глядящих на него едва живыми взглядами здешних пациентов сидящих на крылечках некоторых бараков. Когда он подходил к стене отделяющей это проклятое место от всего мира откуда-то сверху донеслось: 'Почта летит!'. Один из солдат СБК стоящий дозорным на охранной вышке увидел вихрь золотистой пыльцы, приближающийся откуда-то с юго-востока. Маг Крегер замер на месте, с затаенным страхом он смотрел на приближающуюся почтовую птицу.
Для переноски почты в пределах безопасных земель Арвлады использовались почтовые птицы. С древних времен в качестве почтовых птиц в этом мире использовали специальную породу огненных фениксов. Птицы из мира магии, внешне похожие на орлов имеющие ярко огненное или золотистое оперение, в большинстве случаев имеющие длинный павлиний хвост, которые, как известно проживая жизнь, самовозгорались, а после из пепла возрождались вновь. Артэонскими алхимиками была выведена порода так называемых почтовых фениксов. Эти птицы, внешне ничем не отличались от оригинального вида, только перерождались они не после нескольких лет жизни, а всякий раз после сильной усталости. Выбившийся из сил почтовый феникс, моментально самовоспламеняясь, обновлялся, восстанавливался в пределах нескольких минут, а после новый перерожденный полный сил был готов дальше лететь хоть на край света, что делало этих птиц безупречными доставщиками почты. Таким образом, мучительный и болезненный процесс перерождения у почтовых фениксов был простым обычным делом пяти минут, и каждый, кто использовал для почтовой связи этих волшебных птиц, должен был создать для них самые лучшие условия. Это, как правило, большие просторные комнаты вместо узких клеток, мягкая пуховая перина для каждой птицы и еда только на золотых подносах иначе не задобрив этих волшебных птиц, их было не приручить.
Оповещая всех издалека о своем прилете для этого осыпая со своих крыльев золотую пыльцу, феникс приземлился рядом с Крегером. Солдаты на вышках разочаровано вернулись на свои посты. Этот феникс был из Армидеи, маг сразу понял это по золотистому ошейнику птицы. На шее Крегера под черным плащом висели два золотистых пера, одно от армидейской другое от белокаменной почтовой птицы. Таким образом, почтовые фениксы и тех и других без проблем находили этого вечного странника в любой части Преферии. Обычно ему всегда доставляли газеты, он любил быть в курсе последних новостей в мире. Бродил он всегда пешком, и так уж получалось, что странствовать ему приходилось в основном по метам, откуда смертные бежали из-за эпидемий или других невзгод. В какой бы дыре он не находился, где бы его не заставали почтовые птицы, на мерзком болоте попавшемся по пути или под проливным дождем где-нибудь в лагере беженцев на юге, он находил местечко поудобней, садился и читал газету наплевав на все комментарии в свой адрес. Но в этот раз к лапке птицы был привязан маленький свиток. Зная о том, что в последнее время происходит в Армидее, Крегер очень боялся страшных вестей оттуда. Делать было нечего, маг снял почтовый свиток с птичьей лапки. Едва он успел это сделать, как уставший почтовый феникс воспламенился, его золотистые перья посыпались с него пеплом.
'От Правительства Армидеи, Третьему Хранителю: Уважаемый светлый маг Крегер, в соответствии с обязательствами одного из Трех Хранителей Преферии взятыми вами на себя, мы — народ Армидеи просим вашей помощи. В результате серии чрезвычайных происшествий чудовище всем известное как Проклятие Таргнера получило свободу и теперь терроризирует наш город. Маг Фросрей в Преферии получивший прозвище Воин, бесследно исчез. Все наше гражданское население эвакуировано в акрополь, все наши войска переведены в военный режим: задействованы в борьбе с чудовищем и охраняют границы Аламфисова леса. Вовне ситуация сложилась критическая. Эвалта — государство свободных людей Преферии после вывода наших войск погрузилось в хаос. Разгул преступности, мародерство, вдобавок резкое обострение отношений между северной и южной частями эвалтийского общества. Эвалта без нашего контроля замерла в шаге от гражданской войны. Войска СБК вплотную подошли к ее западным границам, их цель — уничтожение народа Эвалты, в случае если мы в короткие сроки не сможем восстановить контроль над своим детищем. Во имя спасения Арвлады от гражданской бойни и геноцида людей аналогичного Первой и Второй Северным Чисткам, мы Правительство Армидеи просим вас великий маг Крегер прозванный в народе Целитель оказать нам помощь в уничтожении Проклятия Таргнера, поскольку в сложившихся обстоятельствах своими силами остановить это зло мы не можем. Обещаем, что в случае ликвидации чудовища мы немедленно восстановим порядок и мир на территории Эвалты, общество которой в виду обстоятельств мы были вынуждены оставить без контроля' — было написано в послании, извлеченном Крегером из золотистого почтового свитка. В углу листка бумаги дрожащего в руках мага, как и положено, красовалась армидейская печать в виде птицы заключенной в круг.
'Ну что же ты 'Фросрей Воин' так подкачал то?' — пробубнил себе под нос Крегер. Такие вести резко выбели из него весь согревающий душу хмель. Он знал о армидейском кризисе, он следил за тем, что там происходило, и все это время боялся, жутко боялся таких вот вестей. Ситуация стала развиваться по самому худшему из всех возможных сценариев. Фросрей не справился, Тьма подавила его; Первый Хранитель бесследно исчез больше года назад, теперь он остался один, вся надежды были только на него. И вот от такой ответственности ему становилось страшно. 'Ведь я же просто придурок' — всегда говорил он себе, ну какую на него можно возлагать ответственность? К тому же он переписывался с Фросреем, знал, что человека-волка невозможно убить. Как быть в подобной ситуации он просто не понимал.
— Чего завис то? — привели в чувства встревоженного мага прошедшие мимо солдаты СБК, у которых происходила смена караулов. 'Помочь! Значит, помощь им нужна!' — глядя на переродившегося феникса начал возмущаться маг. Умная помолодевшая птица смотрела на него как на дурака. 'А что я должен пешком, что ли до Армидеи топать?!' — возмущенно спрашивал он у птицы. Достав из свитка золотистую ручку, на обратной стороне бумаге он написал ответ: 'Пришлите мне транспорт'. Дождавшись ответа от мага, вновь с прикрепленным к лапке почтовым свитком птица упорхнула, чтобы не быть в темноте замеченной какими-нибудь тварями перестав сыпать золотистой пыльцой со своих крыльев. Крегер тяжело вздохнув, побрел обратно вглубь карантинной зоны. Он вернулся в ту камеру, в которой днем на протяжении нескольких часов пытался спасти умирающую от 'поторопившейся смерти'. Перед сном снова приложившись к своей бесконечной фляжке, он завалился на койку, которую до этого рассматривал в качестве места для ночлега. Холодная поверх досок накрытая одним прохудившимся матрасом кровать уставшему магу в алкогольном дурмане показалась самой мягкой и теплой в мире.
— Вот он. Я нашел его, — разбудили мага слова, донесшиеся из коридора. Солдаты, обрадовавшиеся тому, что среди десятков секторов Карантинной Зоны наконец-то отыскали спящего Крегера тихонько, на цыпочках вошли в камеру. Все солдаты СБК задействованные в охране города проклятых знали, что будить этого мага, который с утра пребывает в вечном похмелье это очень рисковое дело. — Эй, мистер Крегер, — аккуратно потормошил мага местный сержант. — Там за вами прибыл транспорт.
Недовольно подскочив, лохматый, помятый маг без слов, с выражением лица как перед смертной казнью, направился на улицу. Его рюкзак и посох, о которых Крегер напрочь позабыл, понесли сопровождающие его солдаты. У ворот его ждало крылатое чудовище похожее на огромную черную летучую мышь — зверосмешенец модели НС-12 стоящий на вооружении армидейской армии. Крылатое чудовище заковано в армидейскую золотистую броню, на его спине сидит также закованный в броню наездник. Маг ненавидел всех этих выращенных в пробирках армидейских чудовищ, однако другого транспорта от армидейского командования ждать было глупо. Спустя пять минут полета на юго-восток в сторону Армидеи Крегер внезапно велел наезднику свернуть на восток, 'Летим в Кефалию, нужно оттуда кое-что забрать!' — прокричал он сквозь ветер. Наездник, сидящий впереди спины крылатого чудовища, улыбнулся, прекрасно понимая, о чем говорит сидящий сзади маг.
Кефалия была артэонским городом, расположенным на восточном побережье Соленой Мили, в примерно сотне километров дальше на север от Армидеи, в том месте, где заканчивались северные долины и начинались густые леса Северной Половины, от границы которых было рукой подать до Аламфисова леса. По сути это была артэонская община — ни армии, ни правительства как такового, никаких социальных структур, это было простое артэонское ни чем не усложненное общество. Однако тепло костра и сырость лесных хижин оно сменило на городской интерьер и удобные квартиры. Кефалия была небольшим городком (чуть более десяти тысяч артэонов) окруженным круглой защитной стеной; городком подобно городам СБК возведенным из белого камня; имевшим схожую с белокаменными городами (своими прообразами) архитектуру. В отличие от Армидеи выросшей ввысь, этот городок был растянут по земле аккуратными длинными двухэтажными домиками на несколько хозяев, которые разделяли небольшие улочки. Кефалия была самым северным артэонским поселением Арвлады. Вдалеке от Срединных Земель, где расселилась большая часть преферийских артэонов, одиноко раскинувшись в преддверии пустых северных долин. Серди красочных пейзажей, куда ни в каком виде не доносился гром сражений у далекой границы с югом, надежно защищенная от диких южных земель огромной Арвладой, в полной безопасности и безмятежности Кефалия тонула в артэонской гармонии, простоте и покое.
Дух, возглавляющий и олицетворяющий Кефалию, относился к редкому и в какой-то мере уникальному 'виду Духов', которые олицетворяли себя с женским ликом, а не с мужским как в большинстве случаев. Что очень странно, ведь Духи, грубо говоря, это существа бесполые, вернее это существа совсем иной природы, к которым такие понятия как пол вообще не относятся. Лишь по приходу в этот физический дикий мир, в котором в виду его отсталости и дикости превалирует мужское, грубое начало, ассоциируемое с силой, чтобы иметь влияние и власть над смертными Духи уподобились существам мужского пола, уподобились богам для дикого мира. Имя Духа владыки Кефалии после прихода в нашу реальность изначально звучавшее как Солос, сейчас произносилось как Солофия. Это был очень странный и удивительный Дух, в чем-то даже немного безумный. Он никак не олицетворял себя в глазах смертных, не было у него своего искусственного культа. Его внешний облик в глазах смертных создавали сами артэоны. Наделенные талантом дети Солофии воспевали своего Духа в картинах, скульптурах. Этого Духа изображали в виде прекрасной девы с сияющими волосами, с нечеткими, размытыми чертами лица, с идеальным безупречным телом порой дополняя образ своего ангела положенными крыльями за спиной. Лишь в некоторых случаях самые смелые творцы позволяли себе попытаться воссоздать прекрасное лицо, которое должно быть у их любимого Духа, вернее богини. Этот безумный в хорошем смысле Дух подарил своим любимым артэонам самую настоящую звезду. В центре города на главной городской площади, там, где у большинства Духов демонстративно возвышаются их идолы, храмы или иные изображения искусственного лика созданного для глаз смертных, у Солофии возвышалась башнеобразная конструкция похожая на гигантский фонарь. На вершине этого гигантского фонаря обволоченная коконом из слоев затемненных защитных стекол сияла миниатюрная копия звезды из космических глубин. Сокрытая даже по ночам десятком рядов затемненных стекол Кефалийская звезда всегда освещала и согревала город. Благодаря собственному солнцу здешней достопримечательностью были белые ночи под звездным небом, отсутствовала потребность в другом ночном освещении улиц, за стены города никогда не проникала зима. Когда все вокруг засыпали глубокие снега в согретой собственной звездой Кефалии цвели сады и зеленели деревья.
Несущее Крегера армидейское крылатое чудовище начало снижаться к воротам Кефалии. Возвышающаяся в центре города Кефалийская звезда в дневное время, помимо рядов защитных темных стекол глушащих ее убийственный жар и свет, была накрыта куполом из стальных лепестков, что делало всю эту конструкцию больше похожей на огромный закрывшийся цветок. Свет звезды все равно струился сквозь щели стального купола, будто ожидая ночи, когда его полностью выпустят на волю. На севере за бесконечными долинами возвышались одинокие заснеженные горы, с запада шумела волнами Соленая Миля, на юге стеной растянулись леса Северной Половины. Здесь не было охраны или превратных стражей. Здешняя система управления городом 'Кефи' была аналогична управляющей золотым городом 'Арми'. Аналогично во время создания города молодая обладающая высоким интеллектом девушка была принесена в жертву, после чего ее душа а, следовательно, и разум были переселены в специально изготовленное механическое тело служащее своеобразным центральным компьютером осуществляющим управление городом. Стоило Крегеру подойти к вратам Кефалии как зашевелилось расположенное над ними механическое око. Система управления городом здесь именуемая 'Кефи' осветила мага лучом света из своего превратного глаза. 'Может уже пора меня запомнить', — недовольно бубнил Крегер, подняв руки вверх, пока луч света тщательно исследовал его. Только когда ненавистный луч погас, отсутствие враждебности Крегера было установлено в сотый раз, ворота отварились.
Теплом своего Духа согретая как любовью матери маленькая тихая Кефалия была современным воплощением артэонской гармонии. Здешние девушки понятное дело были нежны, прекрасны и свободны, но странным было, что парни ничуть не отличались от них. На здешних мужчинах не лежала необходимость защиты родины, Арвладу защищали воины Армидеи, СБК и других 'приземленных' артэонских обществ. О войне здесь говорили как о чем-то невозможном и абсолютно неприемлемом, всячески осуждая любое насилие, и подобно первым артэонам предпочитали разумную смерть безумному ответному насилию. Здешние мужчины стали погруженными в себя утонченными натурами, тянущимися к искусству, поэзии, следили за внешним видом и красотой. В этом артэонском обществе даже не было своей 'Пещеры' или другого места для отдыха молодежи. Для экстремальных ночных удовольствий и погружения в собственное людское безумие немногие представители здешней молодежи отправлялись в Армидею, Валгхейм и прочие центры артэонского мира в которых ночная жизнь молодых людей кипела безумием, бесконечным наркотическим и алкогольным сном. В самой Кефалии любое проявление людского безумия осуждалось и считалось неприемлемым во всех отношениях, поэтому здешние ночи были пропитаны той же артэонской гармонией, что и дни, молодежь не вела привычного ночного образа жизни. Собираясь на площадях, артэоны всех возрастов здесь слушали стихи, ночи напролет наслаждаясь винами, смотрели различные представления устроенные здешними творцами искусства, всякими творческими личностями. Даже среди некоторых артэонов общества подобные Кефалии считались скучными и монотонными.
Черной инородной фигурой Крегер шагал по белым миролюбивым улицам города под звездой. По мере отрезвления он все сильнее хромал на одну ногу, в отличие от большинства магов для которых посох был просто неотъемлемым атрибутом, частью образа, Крегер действительно опирался на свой посох при ходьбе. В последнее время боль в ноге все сильнее донимала его, вылечить ее не было проблемой, но на себя у него времени никогда не хватало. Опираясь на посох, все свои личные вещи, неся в потертом старом рюкзаке за плечами, маг, в голове которого трещал жуткий бодун, недовольно озираясь по сторонам, рассматривал всех этих 'гомиков' и 'принцесс' что попадались ему по пути. 'Под толщей своего превосходства и надежной защитой несокрушимых армий артэоны вырастили утопию совсем не вписывающуюся в рамки нашей сложной реальности. Целое общество слепцов, избалованных, изнеженных детей которые и не ведают о сложностях, что царят в этом мире что вокруг. Они не знают, просто не могут представить, что такое смерть от голода, нищета и они еще судят нас. Слепые, ничего не видящее как следствие тупые в плане понимания настоящей жизни, они еще пытаются кому-то помочь, кого-то спасти! Они здесь плачут только от счастья, когда на юге люди умирают с голоду и от разрухи что сеют войны. Четкой границей артэоны отделены от всего вокруг. И при этом они говорят, что мир вокруг не идеален, что его нужно менять. Но этот мир, что вокруг он же огромен, он естественен, он вырос сам собой. А артэонские общества, появившиеся искусственно это лишь небольшие, незначительные, незаметные на огромном теле островки. Так что же проще изменить, вернее, что здесь нужно изменить, чтобы все привести к приемлемой гармонии? Вывод: мир, вокруг учитывая его изначальную природу — нормальный, такой, какой есть, каким всегда был, это артэоны не вписываются в его реалии, на окружающем фоне выглядят чуждо. Артэонов не должно быть' — давным-давно, еще в молодости ознакомившись с миром артэонов, пришел к выводу Крегер.
Нельзя сказать, что его мнение с тех пор так и не изменилось. Он вообще был очень эмоциональным и все воспринимал в зависимости от ситуации. Вынужденный по вполне конкретной причине служить артэонам, фактически к ним судьбой привязанный, в глубине души он их все же ненавидел. Неудивительно, ведь он был всем недоволен. Он был недоволен своей жизнью и вполне естественно, что артэоны способные в этом мире быть счастливыми, обычно вызывали у него ненависть вопреки всему светлому, что он в них сумел разглядеть. Сейчас бредя по артэонскому городу, он не хотел смотреть по сторонам, не отрывал взгляда от земли. Сам того не заметив накинул на голову капюшон своего черного плаща, будто пытаясь укрыться, изолироваться от окружающей красоты и покоя, будто боясь заразиться аурой окружающей гармонии и любви, не дай бог впустить все это в свой наполненный привычной похмельной ломкой внутренний мир. Местные жители наоборот здоровались, всячески приветствовали старого вновь пришедшего к ним в гости мага, расступались перед его темной фигурой, улыбались вопреки его заметному недовольству. И вот среди толпы молодых людей прошедших мимо мага одна любвеобильная и радостная местная 'Фиалка' увидев в Крегере недовольного, больного несчастного дедушку, остановилась и, задумав нечто безумное, отбилась от своих друзей.
Крегер ничего не подозревая брел по белым улицам в поисках нужного дома. День выдался солнечный и жаркий. Внутри него, пульсируя, нарастало желание быстрее сбежать из этого давящего на него места. Из парка, раскинувшегося сбоку безлюдной аллеи, ему навстречу неожиданно выскочила прекрасная артэонка. Ее глаза были наполнены тревогой и паникой, которые она так искусно разыграла перед магом. — Мистер Крегер! Слава богу, я встретила вас! Помогите... Там! — она потащила мага за собой в дебри деревьев парка. — Что там случилось, поясни, — упирался недовольно скрививший лицо Крегер. — Мой друг! Ему нужна помощь! — она зазывала мага за собой. 'Твою мать!' — выругался про себя Крегер. — Ну что там еще. Ну ладно, давай показывай, — он не скрывал своего недовольства, — я же блин 'светлый маг'...
Зайдя за деревья, пробираясь сквозь лиственные заросли, пыхтя ломая ветки, матерясь себе под нос маг следовал за ее голосом: 'Сюда, идите сюда'. Затем ее шаги стихли голос тоже, маг остался один среди деревьев.
— Где ты! Эй! — кричал недовольный Крегер. Откуда-то сбоку послышался ее звонкий смех. — Это что какая-то шутка! — через деревья, он двинулся на ее смех, прорвавшись через древесные заросли, вырвался на небольшую поляну. Она тихонько вышла к нему навстречу. Сняв с плеч бретельки, придерживающие легкое летнее платье, также легко соскользнувшее с нее, она чтобы окончательно не травмировать мага прикрыла грудь своими светлыми волосами. При виде безупречного женского тела, нежной кожи сводящей с ума своим артэонским блеском, почувствовав аромат который казалось, пропитывал все вокруг, старый маг только тяжело вздохнул. Это глупое порождение нежности и безмятежности артэонского мира, улыбаясь, смотрела прямо в глаза этому темному страннику потрепанному жизнью. При виде этой безупречной красоты внутри мага ожило желание этой красотой насладиться как когда-то в дни своей беспредельной вольной молодости, сейчас приятно согревшее его старое немощное тело. При виде этой красоты в нем не возникало чего-то пошлого животного, только что-то возвышенное, будто он смотрел на неописуемую драгоценность или прекрасное произведение искусства. Ослепленный ее красотой будто светом, приятно согревшийся теплом воспоминаний молодости маг едва не улыбнулся. Вернее удержался с трудом, чтобы не улыбнуться.
— Ну и что... это... что это за издевательство? — немного растерявшись, маг старался смотреть ей только в глаза.
— Что такой унылый то? — улыбнулась она.
— Я еще вчера находился в городе проклятых. У меня на руках умерла девушка... вернее девочка которую я не смог спасти... Прости, но моя жизнь меня не радует.
— Я не говорю о твоей жизни. У меня вопрос только к тебе сейчас. Почему сейчас ты боишься впустить внутрь наше тепло? Тепло этого солнечного дня? — она тихо подошла и положила руки к нему на плечи. Крегер с улыбкой смотрел на это странное порождение артэонского мира, глупую дурочку в его глазах.
— Скажи, чего ты хочешь от меня странная девчонка?!
— Чтобы ты улыбнулся!
— И ты не отстанешь так ведь?!
— Ни за что!
— Ладно! Сдаюсь. Я просто с жуткого похмелья умираю. Плохо мне, я просто физически не могу разделить вашей артэонской эйфории.
— Все понятно. Как обычно, в общем! — рассмеялась она, а после сняла капюшон с его головы и, глядя в глаза, щекотно провела по его старому лицу кончиками своих нежных белых пальцев. Душа скрытая где-то глубоко внутри старого уставшего Крегера наполнилась воспоминаниями женского тепла, которым он в обильности наслаждался в своей беспредельной молодости, еще до того как загнал свою жизнь в тупик, единственным выходом из которого было сковать себя заветами светлого мага. Сейчас он наслаждался этой красотой как великой драгоценностью, одновременно перебарывая желание послать все разумное куда подальше и коснуться своими грязными ручищами это нежное хрупкое тело. — А по-моему дело вовсе не в похмелье. Это просто очередная отговорка. Ты боишься, ты закрываешься от всего прекрасного. Почему ты не хочешь остаться среди нас?
Снова артэонский мир, на этот раз в лице этой красавицы, ласковый и нежный, зовет к себе этого темного странника, зовет в свои объятия. Маг рухнул на колени и припал к ее ногам обвитым летними босоножками.
— Отдохни, просто забудь про все свои хлопоты, — склонившись, она, погладила голову припавшего к ее ногам мага.
— Нет, никогда я не смогу остаться среди вас. Моя душа прогнила, я конченый урод. Я просто хочу дожить хотя бы остаток жизни с пользой. Через силу заставляю себя быть нормальным. Получается у меня это с трудом. Прости красавица. Мне надо идти... времени мало, а проблем много.
— Любую душу можно излечить. Исправиться, стать другим, новым человеком никогда не поздно. Нужно лишь желание. Тем более это важно, если времени осталось мало. Ведь ты же на самом деле хороший. В глубине души ты добрый, но почему-то боишься это признать.
Поцеловав ее ноги, маг посмотрел на нее, не вставая с колен.
— Пожалуйста, просто отпустите, не трогайте меня. Дайте идти дальше, — сидя на коленях, Крегер молил эту красавицу олицетворяющую весь артэонский мир. — Вы меня совсем не знаете. Вам меня не понять. Я не имею права на счастье, не могу остаться среди вас. Вполне заслуженно. Не должен я меняться, должен так и остаться куском дерь... Для меня все кончено. Я один из тех, кого нужно просто отпустить и дать сдохнуть где-нибудь в стороне. Я ничего от вас не требую, просто не трогайте меня, дайте уйти.
— Стать прекраснее в душе на самом деле просто. Для начала нужно просто научиться улыбаться. Найти для себя в жизни что-то светлое.
— Нет, в действительности мир очень сложен. Есть клинические случаи, которые уже не исправить. Я ведь делаю все, что вы пожелаете, помогаю, ничего не требуя взамен, и вы просто оставьте меня в покое. Вы даже не представляете, — он обращался к ней на 'вы' как к королеве, — как тяжело мне дается быть этим дебильным светлым магом. Придерживаться этого образа хотя бы в глазах публики. Внутри я полный идиот, слетевший с катушек старый алкаш со способностями мага. Честно... я вообще не понимаю, зачем делаю все это.
— Но ведь делаешь. Что-то хорошее все же движет тобой. Хоть ты и носишь темный плащ, но по поступкам заслуживаешь носить светлый. Ты делаешь много хороших вещей, живешь, помогая другим и неважно как тяжело тебе это дается. Все видят лишь твои хорошие поступки, о бездне в твоей душе знаешь лишь ты. В итоге, по поступкам ты светлый маг, и неважно, что происходит у тебя внутри. Просто признай все как есть, дай нам себе помочь, перестань закрываться. Быть может, для начала избавишься от темного плаща? — лаская его по щеке нежными пальцами, шептала она глядя ему в глаза.
— Так ладно, — поняв, что миром этот разговор не закончить, она никогда не поймет его, он поднялся с колен, — мне пора, нужно торопиться 'спасать этот мир'. Сама понимаешь... Я же блин... 'Светлый маг'! А ты задерживаешь меня. Ты конечно божественная красавица и все такое, но мне пора... правда, — стараясь не смотреть ей в глаза Крегер торопился уйти. Она смотрела на него с улыбкой.
— Ты не забудешь, что я сказала? Про улыбку?
Крегер скривил морщинистую рожу в жуткой пародии на улыбку, продемонстрировав ей свои желтые зубы, а потом скрылся за ветками. Увидев такие кривляния от мага, поняв, что в нем нет ни капли мудрости, она рассмеялась. 'Вот дурачок!' — просмеявшись констатировала она. Крегера будто окатили кипятком, артэонский мир, постоянно зовущий его к себе, достал его уже вот такими вот сюрпризами. Хромая на одну ногу он ускорил шаг, теперь вообще не смотря по сторонам.
Дальше на пути Крегера попалась местная винная лавка. Здесь не было никаких рабочих биомеханоидов, всю работу по обеспечению незначительных потребностей города выполняли сами жители, разбитые на рабочие бригады. Рабочие, дежурившие сегодня в винной лавке, как обычно в жаркий день выкатили бочки на улицу и в тени террасы угощали винами прохожих горожан. Заставив себя не смотреть на разливающееся в кружки вино, Крегер старался скорее пройти это место.
— Мистер Крегер, не согласитесь ли вы отведать чашечку нашего лучшего вина? — окрикнул его в спину знакомый голос. Маг сразу узнал его по голосу, это опять был этот надоедливый здешний правитель — Гансель Третий, Намарьен — наследник силы Духа (или как говорят сын Духа, хотя и не прямой, уже пятое поколение в своем роде, то есть получается далекий праправнук своего сверхъестественного предка). Про себя Крегер называл его гомосексуальным эльфом — длинные темные волосы, белая кожа, всегда облаченный в длинные светлые одежды, вот только острых ушей ему недоставало. 'Вот блин!' — замерев на месте и пока не оборачиваясь, себе под нос возмущался Крегер, 'О мистер Гансель, давно не виделись!' — обернувшись, маг плохо изображал радость встречи своим усталым лицом.
— Для таких изысканных гостей как вы у нас есть особый сорт, — улыбался правитель Гансель, протягивая Крегеру чашку с вином.
— Караулил меня что ли... — подходя к винной лавке, бубнил себе под нос Крегер.
— Что вы сказали?
— Да нет ничего, — улыбнувшись, Крегер взял предложенную чашку с вином. — Это вас ваша 'Духиня' надоумила устроить эту встречу со мной. Указала, где и во сколько я буду проходить?
— Нет такого слова 'Духиня'. Наш Дух он такой же, как и остальные, только в глазах смертных ассоциирует себя с любвеобильным и заботливым женским началом. Вы необычный гость, как ни крути. Даже, я бы сказал важный гость, а встречать важных гостей это моя обязанность. По идее наша встреча должна была состояться во дворце, а не посреди улицы у винной лавки. Ваше здоровье! — правитель поднял свою чашку.
Крегер осушил свою чашку до дна, правитель обошелся лишь парой глотков.
— Хорошее вино?
— На вкус отличное. Истинно хорошее вино определяется отсутствием головных болей поутру.
— В этом плане это вино одно из лучших.
— Значит, налейте-ка мне еще я как раз с жуткого похмелья!
— Этот факт можно было и не уточнять!
— Видит бог, я не хотел сегодня напиваться, — проговорил Крегер, прежде чем осушить вторую чашку.
— Куда вы сейчас держите свой путь?
— В Армидею. Еще! — протянул он чашку рабочему винной лавки.
— Остановитесь Крегер, а то ОН будет недоволен! — с улыбкой предостерегал его здешний правитель.
— Он не узнает. Три чашки — это мое нормальное состояние!
— О господи! — правитель Гансель смеялся над этим безумным магом. — И все-таки, какие дела сегодня движут вами?
— Слышали, наверное, про этот 'Армидейский Кризис'? Блин... или как его там блин назвали?
— Чудовище Таргнера вышло из-под контроля и теперь терроризирует золотой город — это было ожидаемо, но все-таки все мы верили в лучшее и надеялись на то, что этого не произойдет. Как вы думаете, с какими потерями мы переживем эту бурю?
— Не знаю, все сложно. Наш Первый Хранитель пропал, Армидеец (Фросрей) сдулся, тоже считай пропал. Я остался один, а я всегда был третьим номером, их 'младшим братом'. Ситуация сложная, — проговорил Крегер глядя на вино плещущееся в чашке поднесенной ко рту. — Ваше здоровье! (сбегая от своих тревог, он осушил уже третью, хотя правитель не закончил еще и первую). Но как бы сложно не было, до вас это все не докатится, я обещаю. Эта буря вас не коснется.
— Я не беспокоюсь о нашей участи, и даже судьба отдельно взятого народа Эвалты меня не заботит. Меня беспокоит судьба всей Арвлады. Армидейцы желая сделать свою трагедию общей, увели свои войска с границы, теперь только СБК и несколько союзников держат оборону Арвлады в одиночку. В случае повторения Южного Прорыва сейчас мы будем практически беззащитны. Думаю на диком юге всем заинтересованным лицам известно о нашем слабом положении... Как бы мужчинам нашего города не пришлось брать в руки оружие. Этот 'Армидейский Кризис', его нужно прекратить как можно быстрее.
— Я понимаю и сделаю все для возвращения мира в наши земли, — ответил захмелевший Крегер. На теплом солнышке, после выпитого вина вновь глядя на мир веселыми глазами он довольно оперся о стойку. 'Армидейский Кризис', эпидемия 'поторопившейся смерти', все проблемы этого мира для его счастливой от хмеля души снова стали пустым звуком.
Поправив свое здоровье, вновь повеселев и улыбаясь прохожим Крегер, все-таки добрался до нужного дома. Длинный разбитый на двенадцать хозяев дом занимал собой сторону одной из улиц, нужная магу квартира была под номером десять, в самом конце улицы. Обычный дом, такой же, как и все: на крылечке коврик для ног, ящик для почты, вот только отсутствие на нем наклейки с указанием фамилии проживающей семьи говорило об отсутствии детей и одиночестве хозяина. Крегер набравшись смелости, нерешительно позвонил в дверь.
Дверь не сразу, но открылась, по ту сторону показался молодой человек, артэон не старше тридцати лет, скорее всего, невероятно наглый и самоуверенный ведь он был абсолютно голый (а кто еще открывает двери голышом?). Если описывать его словами Крегера то это был 'типичный тупой артэонский качок'. Мускулистое идеальное мужское тело, кубики пресса, он выглядел, так как, наверное, выглядели все артэоны тянущиеся к силе и физическому совершенству. Однако в его безупречном... по-артэонски безупречном внешнем облике не было той идеальности той безупречности, что была свойственна искусственной красоте артэонов. Его внешность была естественна, подарена природой, 'богом', а не Духом, это бросалось в глаза и среди артэонской обычной красоты делало его уникальным. Незначительная асимметричность в чертах лица, которую как неудачный штрих в картине Дух просто не допустил бы, говорила о том, что он был рожден простым человеком, и был артэонизирован (стал артэоном) уже после. Гладкая кожа была иссечена несколькими грубыми шрамами в разных частях тела, кожа на правом плече была обожжена. Его длинные темные волосы ('по-бабски длинные' — как говорил Крегер), шелковистые, ухоженные, свисали почти до пояса. Левая половина его лица была скрыта под длинными темными прядями. По всей видимости, он скрыл свое лицо под волосами в спешке, перед тем как открыть дверь, потому что из-под плохо уложенных темных локонов было видно борозду жуткого шрама обезображивающего левую часть его лица. Увидев на пороге Крегера, он без разговоров резко закрыл дверь, маг даже сказать ничего не успел. Дверь просто быстро захлопнулась с диким грохотом прямо у мага под носом. Удивленно поморгав Крегер, снова позвонил в дверь.
— Я же сказал тебе, что я завязал! Пошел вон отсюда!— недовольно раздалось из-за двери открывшейся после десятого звонка.
— Мир в опасности... это... пришло время нам спасти его! — едва сдержав смех, ляпнул Крегер.
Дверь с грохотом захлопнулась и закрылась на оба возможных замка. Голый молодой человек, тяжело вздохнув, недовольно покачав головой, стоял возле закрытой двери, ожидая пока Крегер силой вломится внутрь.
— Кто там милый? — донесся приятный женский голос с дивана в гостиной.
Молодой человек босиком направился к дивану. В гостиной было мрачно, в доме были зашторены окна, в самой квартире царил тихий бардак, различные мелкие вещи валялись, как попало. В этой темной квартире все пропахло сигаретным дымом. На диване лежала или вернее нагло развалилась молодая артэонка в одном халате. Увидев недовольство своего 'милого' она подскочила и уступила ему место на диване.
— Опять этот старый упырь нарисовался! — недовольно выпалил молодой человек.
— Не надо, не говори так, — успокаивала она его.
— Да пошел он!
Замки открылись сами собой, Крегер с улыбкой вошел в дом. 'А вот и я!' — с улыбкой крикнул он. Молодой человек, уже серьезно разозлившись, подскочил с дивана.
— Угадай, как я открыл эти замки? Магия! — Крегер еще сильнее злил молодого человека.
— Здравствуйте мистер Крегер! — крикнула девушка, не вставая с дивана.
— Камила? — глядя на нее маг пытался угадать ее имя. — Барбара? — девушка отрицательно кивала головой. — Стефания?.. Сейчас, сейчас подожди, угадаю...
— Анжелика, — ответила девушка.
— Да, да я помню.
— Вот уродец! Он еще бутсами своими грязными по моему ковру прошел! — схватившись за голову, ругался парень глядя на вошедшего в его дом Крегера.
— Да ладно, я же волшебник: наколдую, уберу! — ответил Крегер глядя на черные следы которые он оставил на белом ковре. Анжелика, лежавшая на диване, сочла это смешным. Она хохотала вопреки злому взгляду своего 'милого'. — Дорогой ты такой красивый когда злишься! — с улыбкой сказала она. Тут уже Крегер поддержал ее смехом.
— Да вы что сегодня меня с ума все решили свести! — не на шутку разозлился молодой человек.
В гостиную с фразой 'что случилось?' вошла еще одна девушка азиатской внешности в экзотическом костюме, явно предназначенном для постельных ролевых игр. — О мистер Крегер! — увидев мага, воскликнула она. — Когда вы пришли? Я сделаю вам коктейль! — улыбаясь, она направилась на кухню.
— Мне как обычно что-нибудь покрепче! — крикнул ей вслед Крегер.
— Нет! — резко отреагировал молодой человек. — Касима! — остановил он девушку, направлявшуюся на кухню. — Не надо ему никаких коктейлей. Он долго не задержится. Вернее он прямо сейчас уйдет! — сказал молодой парень, злобно глядя на Крегера при этом сжав кулаки.
— Нет, не уйду. Прости, только не в этот раз. Сейчас все серьезно, мне нужна твоя помощь, — с плохо скрываемым страхом остался стоять на месте Крегер. Больше всего он боялся того что этот молодой человек в порыве злости скажет ему что-нибудь обидное или вышвырнет его из дома как в прошлый раз.
— Ты старый больной психопат! — не сдержавшись, гневно выкрикнул парень.
Девчонки заохали. 'Тардес!' — возмущенно произнося его имя, они призывали его успокоиться. Парень, поняв, что сделал что-то неправильное, виновато опустил взгляд.
— Ты меня зовешь психопатом? Ты — человек, который открывает дверь голышом или что еще куда более жуткое, ходит так по квартире! Кстати оденься уже, я не могу уже больше смотреть на твое хозяйство, — отшутился Крегер. Девчонки, сидящие на диване, поддержали его смехом. — Девочки, — обратился он к ним, — вы не могли бы оставить нас. У нас сейчас будет серьезный разговор.
Девчонки разошлись по комнатам и начали одеваться. Со второго этажа квартиры спустилась еще одна белокурая особа, уже третья по счету подружка хозяина дома. Попрощавшись с магом, помахав руками, наслав воздушных поцелуев Тардесу, девчонки ушли, закрыв за собой дверь. Эти двое остались одни в гостиной, наступила напряженная тишина. Появление отца пробудило в молодом человеке подавленные переживания, до этого оставленные, будто в прошлой жизни. Разочарованность, неудовлетворенность жизнью проступили на его лице, замерли в его глазах. Исподлобья он устало смотрел на отца как на нечто ненавистное, отвратное и неизбежное. Крегер опустил взгляд, не зная, что сказать, какой такой шуткой разбавить ситуацию.
— Ты же знаешь, ты нужен мне. Без тебя я не понимаю, зачем вообще мне все это нужно. Без тебя я снова потеряюсь, — надеясь на понимание, сознался Крегер, но никакого ответа не последовало. Тардес, недовольно оглядев отца, ничего не говоря, вышел из гостиной. По лестнице вместо второго этажа он почему-то направился в подвал. В подвале было холодно и темно, это были идеальные условия для хозяина дома, здесь находилась его личная комната, его рабочий кабинет. Темнота и холод отпугивали его бесчисленных подруг, сюда они не любили спускаться, поэтому здесь он мог позволить себе побыть одному. Немного посидев на диване, поняв, что так он может просидеть и до вечера, Крегер, решив действовать, направился в подвал следом за сыном.
Темное подвальное помещение освещалось лучом света из щели приоткрытой двери комнаты. В самой комнате освещенной тусклой лампой стоял письменный стол, кровать, отдельно в углу стоял мольберт, в котором была закреплена недописанная любительская картина. Вся комната была завалена какими-то бумагами, кипами книг, картами и рисунками. Тардес лежал на кровати глядя в потолок, в нервном напряжении ожидая, когда спустится надоедливый старик.
— Господи! — раздался крик из приоткрывшейся двери. — Ты все еще не оделся! — закрывая глаза рукой, маг вошел в комнату. — Ты издеваешься надо мной... или пытаешься меня таким образом отпугнуть?
— Отец, я хочу серьезно поговорить, — поднявшись с постели Тардес накинул халат.
— Давай собирайся, я, как обычно жду тебя наверху, — боясь серьезного разговора, переводил все в шутку Крегер.
— Отец! — строго окрикнул он уходящего Крегера. — Стой. Я никуда не пойду. Я все... я завязываю. Я завязываю раз и навсегда, — Тардес вопреки насмешливому взгляду отца старался выглядеть максимально серьезно.
— Ой, началось... — начал кривляться Крегер.
— Отец взгляни на меня! Я полностью серьезен. Я трезв сейчас, полностью отдаю себе отчет.
— Опять хочешь, чтобы я силой отца из себя изображал. Опять будешь меня этим мучить?!
— Уж поизображай будь добр. Пойми, я не могу так больше. Я серьезно говорю, я больше с тобой никуда не пойду.
— Так ладно, — тяжело вздохнув, нежеланно примеряя на себя роль отца, Крегер вернулся в комнату. — Значит, ты решил завязать. И почему это? Что случилось?
— Что случилось?! А то, что я последние несколько лет говорил тебе о том, что устал, не могу я так больше, это ты забыл? До этого я еще сомневался, обдумывал все. Ну, или был в стельку пьяный, когда ты меня заставал. Теперь я твердо решил. Никуда я с тобой больше не пойду. Хватит с меня этого кошмара.
— Вы посмотрите-ка на него! Устал он, ведите ли. А я, по-твоему, не устал? Да меня также все это достало. Знаешь сколько раз, мне хотелось послать это все в задницу и свалить куда-нибудь подальше, но я же продолжаю этим заниматься. Продолжаю, потому что это... блин... это мой долг...
— Оригинально! Хоть сам-то поверил в то, что сказал?
— Ладно, не поверил, ты победил. Тогда так: у меня есть сила а, следовательно, и возможность помогать остальным, поэтому я не имею права на нормальную жизнь. Ну как?
— Все равно полный бред.
— И ты также имеешь силу достаточную, чтобы помогать смертным, поэтому ты такой же, как и я. Считай, что ты обречен. Мне также хреново, знаешь, как жутко у меня сегодня болела голова? Во всяком случае, до посещения вашей винной лавки... но все же я здесь. Просто я в отличие от тебя не плачу, не жалею себя. Не виду себя как баба!
— Отец, может быть, ты не заметил, но мне уже двадцать девять лет. Все я взрослый, я хочу быть полноценным счастливым человеком... то есть обычным артэоном, как и все вокруг.
— Где тот мальчишка...
— Опять этот бред!
— Где тот жаждущий приключений бесстрашный воин с огнем в глазах, готовый идти за мной хоть на край света? Ты только посмотри на себя. Посмотри, в какое чудовище, какую мерзость ты превращаешься. Следишь за волосами... Блин! Даже ухаживаешь за кожей. Как баба!
— 'Как баба' — это единственное что ты знаешь?
— Где тот лохматый бесстрашный мальчуган с добрым сердцем готовый помогать всем вокруг? Что с тобой случилось? Неужели это я вырастил тебя таким унылым гов...
— Далекие походы, ночи у костра, подвиги приносящие всеобщую любовь — все это круто когда тебе пятнадцать. Когда после сражения очередного Ночного Вурдалака толпа носит тебя на руках и, кажется, что весь мир покоряется тебе, это радует, только до тех пор, пока ты не начинаешь задумываться над ценой. Я уже взрослый, я все понимаю. Меня не впечатляет перспектива получить смертельное ранение во время одного из этих наших 'подвигов', лежать и умирать, корчась от жуткой боли, в одиночестве забытый всеми, захлебываясь собственной кровью. Я хочу просто жить как все вокруг.
— И что ты подразумеваешь под этим 'просто жить'?
— Жить свободно, быть частью окружающего мира без тени страха погибнуть в какой-нибудь дыре во время одной из наших вылазок. Быть свободным, развиваться как личность. Не знаю... там... может семью завести. Мне уже почти тридцатник. Уже давно пора.
— Какую нахрен семью? Что ты мне тут сказки рассказываешь! Ты проводишь дни в окружении сотен своих подружек. Совращаешь малолеток, тех, что глупее, уродец! Пьешь, морально разлагаешься. Ты проститутка по своей натуре, никогда у тебя не будет никакой семьи.
— С тобой невозможно разговаривать! — Тардес недовольно плюхнулся на кровать.
— Из-за того что многие у кого есть сила ведут себя как ты — думают только о себе — мы и живем в аду...
Тардес перебил отца приступом смеха от его последних слов.
— Согласен, сказано чересчур, — улыбаясь, признал Крегер. — Но все же... Ты хочешь жить, как все, но забываешь, что в отличие от остальных несешь ответственность за общую безопасность...
— Это тоже не впечатляет...
— И из-за твоего безрассудства однажды Кефалии может просто не стать. Это серьезно! Я вообще не понимаю, что с тобой происходит. Какая семья, какой возраст, когда это стало важным для тебя? Тебе же на все в этой жизни наплевать, 'вольная душа'. Ты весь в меня. Никогда не найдется такой красавицы, что сможет пленить твое сердце. Твое сердце принадлежит всем им разом. А понял! Это просто лень, твоя лень переросла все возможные пределы. Конечно, зачем идти куда-то, пытаться помочь этому миру рискуя собой ведь это так тяжко, так ненавистно, невозможно поднять свой зад с кровати! Лучше остаться дома и на все наплевать. Ведь я же, как и прежде предлагаю тебе возможность оторваться от однообразных дней обычной жизни, которые как ни насыщай разнообразием, все равно надоедают. Даю тебе возможность соскучиться по этой мирной жизни, пройдя через испытание понять ее ценность и самое главное снова напомнить миру о себе. Ведь ты угасаешь, становишься частью серой массы, о тебе забывают. Когда последний раз твое имя красовалось на страницах газет. Года три назад?
— Полтора.
— Уже полтора года ты разлагаешься, бесконечно отдыхаешь и совершенно не приносишь пользы. Слава от твоих былых свершений угасает, скоро девчонки перестанут тянуться к тебе. Ведь это образ твоей жизни: риск, адреналин, суровая игра с судьбой, а после победа, годы всеобщей любви и почивания на лаврах.
— Или смерть.
— Я лишь предлагаю тебе снова стать самим собой. Мы с тобой оба знаем, что только там — в мире полном опасностей, где твоя сила значит многое, ты по-настоящему живешь, здесь ты просто бледная тень самого себя, 'оружие, простаивающее без дела' — не смог удержаться! Завеса чудовищной лени поразила твой мозг, ты навыдумывал себе всяких страхов и поставил перед собой ложные цели. Давай вставай, просто встань вопреки своей лени. Над нашим зеленым миром снова нависла беда — возможность тебе снова проявить себя.
— Как ты заговорил! Когда это тебе вдруг стало не наплевать на наш зеленый мир? Вспомни, кем ты был раньше, тебе ли рассуждать о долге?
— Хочешь подискутировать?
— У нас вообще-то серьезный разговор.
— Я был слеп, я был кретином — ты это хотел от меня услышать? Моя прогнившая душа потянулась к спасительному свету лишь в конце. Я прозрел лишь к старости. И прозрел ли? ... Короче! К сожалению лишь под конец понял, что к чему в этом мире и хочу, чтобы ты не совершал моих ошибок.
— За меня не волнуйся, со мной все нормально. Искупай свои грехи, сколько хочешь. Рискуй своей жизнью, тем более она у тебя заканчивается. Только почему ты меня тянешь за собой?
— Любое действие порождает противодействие. Если есть зло, то должны быть и воины способные его остановить. А без тебя я просто дряблый старик.
— У тебя я вижу, крыша поехала окончательно.
— А это что такое? — маг увидел на полке свиток от почтовой птицы. Золотистый свиток такой же, как и тот в котором магу пришло экстренное письмо из Армидеи прикрепленное к лапке почтового феникса. — Тебе тоже присылали приглашение!
— Да, прилетала эта птица из Армидеи пару дней назад, я ничего отвечать не стал, она улетела.
— Ты не дал ответа, и они решили надавить на тебя через меня. Видишь, ты нужен этому миру!
— Мы идем в Армидею? — обреченно уточнил Тардес.
— Да. 'Армидейский Кризис', бессмертное Чудовище Таргнера вот уже больше недели терроризирует золотой город. Пойдем туда, посмотрим, что там за человек-волк такой нарисовался.
— Мне уже страшно.
— Давай собирайся, не выноси мне мозг. На трудном пути главное сделать первый шаг, дальше все пойдет само собой. Будет весело, это я тебе обещаю.
— А что случилось с дядей Фросреем, ничего по этому поводу не слышно?
— Никакой он тебе ни 'дядя'. Сдулся Армидеец, нет его больше.
Тардес начал неторопливо одеваться, по нескольку минут ища свои носки, потом кеды. Крегер осматривая его комнату, наступив ни туда в жутком бардаке, завалив несколько стопок книг и кучу грязной посуды, что на них стояла, остановился и рассматривал картины написанные сыном. Впрочем 'картины' это громко сказано, скорее это любительские зарисовки. Среди любительских зарисовок в глаза Крегеру сразу бросилась одна полноценная картина, она лежала отдельно, в стороне от остального беспорядка, было видно, что над этим изображением Тард работал очень кропотливо, долго и упорно. На этой картине была изображена сияющая светом обнаженная девушка с крыльями за спиной, красавица больше похожая на ангела стоящая среди темных деревьев.
— И это вместо того чтобы овладеть способностью 'ледяного доспеха' ты рисуешь облака над морем? — рассматривая мольберт недовольно качал головой Крегер.
— Не обращай внимание. Это так... бессмысленные попытки найти себя в мирной жизни. А что там с 'ледяным доспехом'?
— Я же говорил тебе, легкий способ овладеть этой способностью, вместо того что бы напрягать свой мозг всякой абстрактной ерундой, это просто графически представить, изобразить свой будущий желаемый внешний облик. И вместо того чтобы воссоздать свой облик в ледяном доспехе ты рисуешь всякую чушь? ... Ух, — недовольно скривился Крегер, разглядывая картины с эротическим содержанием. — 'Ледяной доспех' дает возможность, таким как ты, покрывать себя слоем непробиваемого льда. Метровым слоем! При этом значительно увеличивая массу тела в размерах — то есть по сути это возможность превращаться в огромного ледяного великана. В бою это значительно бы удваивало твои шансы. Ведь я пытаюсь заставить тебя овладеть этой способностью с двадцати лет, а ты засранец даже не помнишь того, что эта способность собой являет. Вот уродец!
— Сам понимаешь, у меня совсем нет времени на это.
— Вместо того чтобы 'кутить' сутками напролет лучше бы порядок навел, — сказал Крегер ужасаясь слою пыли покрывающему комнату.
— Так все уходи! — одевшись Тардес начал выпроваживать отца. — Мне надо подключиться к Инфосу. Нужно оставить всем друзьям сообщение о том, что я ухожу.
— Думаю, уже весь город знает о моем приходе. Всем и так понятно, что я пришел за тобой.
— Я должен на прощание пояснить девчонкам, что я их люблю и все такое. Давай иди, подожди наверху, минут через пять я поднимусь.
Отец вышел из комнаты, а Тардес лег на кровать, закрыл глаза и его сознание, по его желанию сообщилось с информационным пространством Инфосреды — миром управляемых снов как ее называли. Крегер сидя на диване в гостиной, прождал несколько часов, вот уже солнце начало катиться к вечеру, а Тардес все не выходил из подвала. Дверь дома открылась, в гостиную вломилась целая толпа молодых артэонов. Парни и девчонки, желающие этим вечером повеселиться, принесли с собой несколько ящиков со спиртным. Их смех и разговоры разом оборвались, когда посреди гостиной они увидели злобного мага. 'Здравствуйте. Мы пришли к Тарду', — оправдались они. 'Так все, выметайтесь отсюда!' — гнал их за дверь Крегер. 'Тард сказал, что его дом принадлежит нам всем', — выталкиваемый Крегером говорил кто-то из парней. 'Теперь Тарда нет, теперь здесь я!' — не желал ничего слышать Крегер. Выгнав их, он закрыл дверь на замок. 'Не дом, а проходной двор какой-то', — возмущаясь, Крегер уселся на диван. Время шло, хозяин дома так и не выходил из подвала. 'Тард ленивая скотина! Выходи, я все равно никуда не уйду без тебя! Не надейся!' — стуча посохом по полу, не вставая с дивана, Крегер пытался докричаться до ленивого сына, прячущегося в подвале.
Тардес медленно переваливаясь из стороны в сторону, не спеша вышел из подвала. Его лицо было отлежано, он протяжно зевал. Увидев отца, он с отвращением скривился, будто увидел что-то мерзкое и жутко надоедливое. 'Ты все еще здесь', — недовольно бубнил он себе под нос.
— Ну, ни сволочь ли? Я его здесь жду, а он там дрыхнет!
— Отвали... Я просто не спал почти всю прошлую ночь... Да и позапрошлую тоже.
— Знал бы ты, где я спал этой ночью.
Тардес направился на кухню.
— Ты надо мной издеваешься?!
— Я могу поесть перед дорогой? Последний раз насладиться пищей, перед тем как ты утащишь меня, хрен знает куда... Пойду, приготовлю омлет, сделаю салат, — Тардес издевался над отцом. Он знал как его отцу — вчерашнему темному магу тяжело даются воздержания мага светлого. Самый главный запрет необходимый для просвещения и полного абстрагирования от всего мирского — это отказ от пищи. Крегер любил поесть до тех пор, пока его желудок не атрофировался 'во имя следования по пути светлого мага'. При упоминании пищи у Крегера внутри все свело. Юмора сына он не разделил и посмотрел на Тардеса как на придурка, при этом недовольно пробубнив: 'Ты не ешь мяса, какой толк от такой еды?'. Спустя пять минут из кухни под раздражающее завывание, которым Тардес напевал себе под нос любимые музыкальные мотивы, из кухни стали доноситься приятные запахи пищи. Крегер устав давиться слюной раздраженно направился на кухню.
— Может, заночуем тогда, а завтра утром отправимся в путь. Уже поздно, топать через лес по темноте... сам знаешь, к чему это порой приводит, — сидя за кухонным столом с полным ртом говорил Тардес.
Маг, осмотрев содержимое нескольких чайников на плите, взял тот, в котором было что-то похожее на чай. — Лучше возьми кофе. Этому чаю уже неделя, если не больше, — посоветовал ему Тардес.
— В самый раз, — ответил Крегер, наливая себе черную жижу, которая когда-то была травяным чаем. — Что значит 'заночевать'? Это значит остаться у тебя до утра, чтобы ты опять своих подружек позвал, накачался спиртным, чтобы наутро я тебя вообще расшевелить не смог? Нам же в Армидею надо, ни в какую-нибудь дыру, а часть артэонского мира. Зачем идти туда пешком, если есть телепортирующее сообщение? Один шаг в портал и мы уже в золотом городе. Там и заночуем.
— Нет. Если хочешь чтобы я пошел с тобой — мы пойдем пешком. Это мое условие.
— Тард, не компостируй мне мозг. Сейчас дело серьезное. Армидейский кризис это тебе не борьба с 'террористами' на юге. Нет у нас времени, чтобы гулять по лесам. В другой раз.
— Ну, папа! Или я никуда не пойду! Ведь должен я получить какую-то пользу для себя. Я хочу пройтись по любимым местам. Хочу вновь прогуляться по тропам среди северных лесов, увидеть Плачущее озеро при свете луны. Я не был там сто лет. Какой смысл от приключения, если в нем нет долгого похода?
— Что со своими подружками ты туда не ходил? Совсем уже обленился, трутень.
— Мои девушки не особо любят походы на природу, всецело не понимают этой красоты. А те, что понимают, те интересные необычные личности, интересные девчонки — они не доступны для меня. Таким нужна любовь, долгие отношения, такие уже давно замужем. Или мы идем пешком или пошла эта Армидея куда подальше!
— Ладно. Заодно пройдем по землям Эвалты, посмотрим как там ситуация.
— А что с Эвалтой?
— После кризиса Армидея вывела оттуда все войска, там начался хаос...
Тард просто захлопнул дверь дома не став закрывать ее. 'Пусть друзья пользуются. Пусть дом наполняется весельем, даже когда меня нет. Мне скрывать нечего, в отличие от некоторых' — так Тард объяснил отцу дом брошенный открытым. Крегер как обычно смотрел на сына с непониманием.
Отец направился к воротам, а Тардес одевшись серо и неприметно, пытаясь остаться незамеченным для всех, направился в центр города. У Кефалии не было своей армии, Тардес был единственным здешним воином, что делало его местной главной знаменитостью. В городе ему были установлены два памятника. Один в главном парке, обязательно посещаемом туристами, там он изображен сражающимся с минотавром несколько лет назад напавшим на поселение артэонов Срединных Земель. Другой в центре города, на главной площади перед центральным дворцом, здесь он стоит в полный рост со щитом и мечом. Каменные доспехи второго монумента были украшены бриллиантами, своим блеском имитирующими наросты льда поверх брони, в глазах у этой статуи сияли синим, будто ледяные самоцветы. Это неверное еще одна особенность этого мира — здесь знаменитостями были такие как Тард. Ни известные общественные деятели, ни творцы искусства, развлекающие толпу лицедеи, и даже не политики. В диком необычном мире всеобщими героями и кумирами были отважные воины бросающие вызов Тьме.
В гармонии и безмятежности Кефалии присутствовал один все омрачающий элемент, кажущийся просто диким, который местными жителями, как и любыми другими артэонами воспринимался абсолютно спокойно. В центре города помимо главного дворца и площади, башни увенчанной Кефалийской звездой, также возвышался алтарь для жертвоприношений, неотъемлемый атрибут большинства артэонских городов. Похожее на пирамиду строение, на вершине которого возвышалось жертвенное ложе. Раз в полгода вокруг алтаря собиралась большая часть жителей города и специально отобранный артэон жертвоприноситель, под ритуальной маской скрывающий свою личность, пронзал ножом жертву, своей покинувшей тело душой питающую Духа. Жертвой был кто-то из молодых артэонов (здесь от пятнадцати до двадцати пяти лет) отобранный системой похожей на лотерею. Казалось бы, как разумные артэоны могли выставить это место умерщвления тысяч жизней в центр города, какие же они тогда разумные? Но здесь пожертвовать свою жизнь Духу было честью, долгом который исполнялся с радостью, жертвоприношения выходя за рамки разумного, походили на общегородские праздники.
В самом центре города под главным дворцом, под роскошными апартаментами для проведения встреч важных гостей Кефалии, в неприступном подземном бункере, куда посторонним в обычное время вход был запрещен, у Тардеса была своя собственная оружейная. Дверь в оружейную открылась сама собой. 'Здравствуйте мистер Тардес' — поприветствовала его 'Кефи' — здешняя система управления городом. С его приходом свет в огромных залах оружейной включился сам собой. На стенах здесь висело самое разнообразное оружие. Отдельный зал занимали различные тренажеры, на которых он должен был поддерживать свою форму. Стены главного зала были завешаны картинами и черно-белыми фото, воспевающими его подвиги. На большинстве изображений фрагменты его путешествий в далекие дикие южные земли или победы над очередными отрядами южных дикарей пытающихся прорваться через границу Арвлады. На одной картине запечатлена его победа над Харгаром — главарем банды орков долгое время терроризирующих леса юго-западной части Арвлады. При этом его постоянный спутник во всех приключениях — его отец, нигде изображен не был. Лишь на паре серых фото отразивших фрагменты из чьей-то памяти, на заднем плане можно было разглядеть темный силуэт отца, на картинах воспевавших подвиги Тардеса его не было и в помине. Это всегда задевало Тарда, ведь большинство его так называемых 'подвигов' были заслугами его отца. Это Крегер приходил за ним, вырывал его из плена мирной жизни, порой силой заставлял изнеженного артэонским теплом Тардеса оставаться мужчиной и идти вперед наперекор страху и сомнениям. Можно сказать Крегер делал всю основную работу. Без помощи, без силы этого безумного мага Тард не то, что не совершил и половины своих 'подвигов', он был бы мертв уже давным-давно. При этом артэонская пропагандистская машина, которой нужны были герои, яркие примеры для начинающих солдат всегда обходила Крегера стороной, приписывая все заслуги Тардесу. Да и сам Крегер не хотел славы, его устраивала роль тени своего 'бесстрашного' сына. В центре главного зала на подставке со специальной подсветкой красовались доспехи Тарда. В целом оружейная больше походила на выставочную экспозицию в музее, потому что таковой и являлась. Периодически сюда приводили группы туристов, это место обожали посещать почитатели (можно сказать фанаты) Тардеса, вернее почитатели не его лично а того образа что был ему создан пропагандистской машиной артэонского мира. Для тех, кто видел в Тарде могучего бесстрашного воина несущего свободу и мир в дикие земли, эта оружейная была чем-то вроде храма поклонения своему кумиру.
Его доспехи были бронекостюмом, стандартным обычным вроде тех, что носили солдаты Армидеи или СБК. Цвет его брони был стальной — нейтральный, он не относился не к одной из армий Арвлады. В обычной жизни черные длинные волосы всегда прикрывали левую половину его лица, скрывали от окружающих уродливый шрам. Также и стальной шлем его бронекостюма сделанный специально под него на время боевых походов полностью скрывал изуродованную левую половину его лица. Из-за шлема скрывающего половину лица, оставляя ему лишь один глаз чтобы смотреть на мир, в рядах солдат Армидеи и СБК его прозвали Одноглазым.
Он остановился обреченно глядя на свои доспехи. В нескольких местах на броне имелись сколы, вмятины и повреждения, оставленные от вражеских мечей, осколков разорвавшихся бомб. Сколько раз он находился на волосок от смерти, сколько раз был в шаге от того чтобы остаться инвалидом. Крепкая броня, защитив его тело, пестрила следами от сотни смертельных ударов предназначавшихся ему. От понимания этого ему становилось жутко страшно. Ладони покрылись испариной, куда-то глубоко внутрь пробралась дрожь. 'Нет, я не могу так больше' — глядя на ненавистные доспехи, ощущая на душе тяжесть, он сокрушался от жалости к самому себе. 'Это все этот старый урод! Это все он виноват!' — вскипев от злости, он ударил кулаком свой костюм. От удара залы оружейной огласил звон железа, из разбитого кулака потекла кровь. 'Этот старый пердун тянет меня в эту бездну. Я могу сказать ему 'нет'. Я должен сказать, ему 'нет'. Нужно пойти и послать его в задницу прямо сейчас. Раз и навсегда!' — он гневно кричал от собственной беспомощности. В его душе вспенилась вся накопленная на этот несправедливый мир обида, неудовлетворенность жизнью.
С наполненными злобой, лютым гневом глазами он направился к выходу. Гнева в нем хватило только чтобы дойти до выхода из главного зала. Вопреки разбушевавшимся эмоциям он понимал, что сам для себя является проблемой. Его жизнь легка и беззаботна и многие о такой жизни мечтают, но в этом то и была проблема — он не знал, чего он хочет. Устав от своей жизни, желая что-то в ней поменять, он просто не понимал, что именно его не устраивает, в чем причина его неудовлетворенности. Что будет после того как он скажет отцу окончательное 'нет'? Изменится ли его жизнь к лучшему? В этом то и проблема — нет, не изменится, будет только хуже, он это понимал. Отец был для него просто отдушиной, тем, кого можно было во всем обвинять и просто ненавидеть, только чтобы не признавать собственной глупости, склонности к саморазрушению. Сказав отцу окончательное 'нет' он останется с собой один на один и тогда ему точно конец, и будет некого винить. Заставляя эмоции утихнуть, разумно глядя на мир он это понимал.
Эмоции отступили, он стоял на выходе из главного зала оружейной. Позади в свете луча на подставке блистала его броня, впереди манил покоем мирной жизни выход из этого подвала. Глядя вперед вопреки всей душащей тяжести он разумно понимал, что этот путь ведет к ошибке. Это было легко: просто послать все к черту, вернуться домой, завалиться на кровать и ничего не делать, но это только на первый взгляд, а что будет дальше? Кем он станет тогда, что будет делать? Дальше писать свои 'картины' и развлекаться с подругами, которые к нему — к обычному артэону Тарду быстро начнут терять интерес? Как сможет он в глаза всей общественности сказать, что он устал, признаться в своей слабости, опозориться на всю Преферию, 'Одноглазый сломался' — чтобы так своими хриплыми голосами про него говорили солдаты. Ведь он слишком привык быть всеобщим любимчиком, его эго уже не уместить в рамки простой обычной жизни. Как сможет он взглянуть в глаза тысячам почитателей его воинственного образа, фанатам его подвигов, если станет простым артэоном? Как сможет придать тех, кто в него верит? Честь, уважение, всеобщая любовь угаснут, местами сменятся перешептываниями за спиной, из героя он станет антигероем, отрицательным примером для всех. Все эти бесконечное расспросы: 'Зачем?' 'Почему ты так поступил?' 'Что это трусость или слабость?' — ведь они никогда не оставят его в покое. В итоге в самом худшем варианте — участь изгоя единственный способ обрести покой. Если учесть его пристрастие к алкоголю, то перспектива прорисовывается печальная.
Стиснув зубы, ему силой приходилось заставить себя смириться с неизбежным. Участь простого серого артэона никогда не устроит его, без ненавистного тяжелого образа Тардеса Кефалийского великого преферийского свободного воина он ничто. Или жизнь в одиночестве в стороне от общества преданного им, бесконечное прозябание в череде однообразных дней или снова риск, снова опасность, снова этот чертов бронекостюм, слава, всеобщая любовь, надежды тысяч простых мирных артэонов. Что лучше жизнь в полной слабости и лютой ненависти к себе, но все же жизнь или смерть в облике героя? Тард вопреки эмоциям понимал, что выход из оружейной станет главной ошибкой в его жизни. Сквозь злость и усталость он вернулся к своему ненавистному костюму. Тут уже его мозг начала прожигать жуткая лень. Так тяжело так ненавистно было снова облачаться в это железо. Казалось, если он оденет бронекостюм, то умрет от жуткого нежелания в нем находится. С ленью все было проще: как обычно стоило сделать шаг ей вопреки, она начинала потихоньку отступать.
И было у него что-то еще, что всегда подталкивало его следом за отцом. То самое о чем, лишь только вспомнив, он чувствовал, как сердце замирало. Нечто прекрасное доступное только ему, что открывалось только там, в диком внешнем мире. Что-то что скрашивало собой любую тяжесть, заставляло забыть обо всем и от всего отвлечься. То, что собой манило в дикий внешний мир, не давало спокойно забыться мирной тихой жизнью.
После произнесенного им заклинания бронекостюм разложился на мелкие части — шлем, отдельные бронепластины, которые сами собой разлетелись по сторонам и стали парить вокруг подставки. Взойдя на подставку, на которой до этого стоял костюм, он оказался в центре исходящего из нее луча света, окруженный парящими частями брони. После произнесения второго заклинания части бронекостюма начали сами одеваться на его тело, с шипением и механическими звуками скрепляясь между собой. Предпоследними из всех элементов бронекостюма на его плечах скрепились мощные наплечные бронепластины, к которым был прикреплен черный свисающий до земли наспинный плащ такой, какие носили офицеры артэонских армий. Сам он не имел никаких званий, потому как не служил не в каких армиях, не выполнял, чьих-либо приказов, статус всеобщего любимчика, местной знаменитости заменял ему генеральские погоны. Последним на голову оделся шлем дополненный стальным гребнем. Половина его лица скрылась под слоем стали шлема, больше не было необходимости зачесывать волосы. Его длинные темные волосы, свисающие поверх брони, укрылись кольчужной накидкой прикрепленной к нижней части шлема. После установки контакта между 'органической' броней и телом носителя в некоторых местах на стали костюма засияли сине-ледяные узоры.
Поправив свисающую с плеч кольчугу, скрывшую под своей толщей длинные пряди, черный плащ, свисающий за спиной, он сошел с подставки. В большом подземном помещении оружейной его шаги раздавались эхом от веса килограммов стали, тяжести которых он совсем не ощущал. Каждое его движение сопровождалось легким скрежетом металла и скрипом кожаных ремней внутри скрепляющих броню. И вот так всегда: одев костюм, он будто ощутил свою силу, куда-то испарилась вся его депрессия и лень. Это как раздвоение личности, будто одевая костюм, он действительно становился Тардесом Кефалийским, тем воином, которым его видели все вокруг. Появилось заметное желание двигаться, проверить себя и эту броню на прочность, желание бросить себя в самую пучину. В глубине души запылал мальчишеский азарт. Вместо полноценного меча на обтягивающий пояс ремень он повесил только две пустые рукояти без лезвий. Подсумок с медицинскими зельями, подсумок с гранатами, только рукояти от метательных кинжалов, также повисли на поясе. Настоящий меч, с серебряным лезвием, укороченный штурмовой вариант в специальном чехле он забросил себе за спину поверх плаща. Туда же за спину повесил лук, при этом, не взяв ни стрел, ни колчана под них, также как и его пустые рукояти от мечей это был просто пустой лук. Громко топая жесткими подошвами армейских ботинок он направился к выходу из оружейной.
Он вышел из главного кефалийского дворца через центральный выход. Солнце было уже вечернее, клонилось к закату, после мрака дворцовых подземелий и искусственного освещения его глаза привыкли к нему быстро. Раздались аплодисменты и восторженные крики. При выходе из дворца его встречала огромная толпа. Здесь стояли в основном взрослые и совсем еще дети. Казалось, все его маленькие несмышленые и от этого самые преданные почитатели под ручку со своими родителями пришли посмотреть на своего кумира во всей красе. Его появление на публике в боевом снаряжении вызывало восторг у юных обожателей. Вот он момент его триумфа, огромная обожающая его толпа, следящая за каждым его шагом, готовая понести его на руках. Он снова главный любимчик, для них он герой, бесстрашный воин, безупречный лишенный изъянов пример для подражания. Переполненные эмоциями мальчишки тянут свои руки, чтобы прикоснуться к его броне. Тарду это очень нравилось, только такими минутами, как он считал, он по-настоящему жил. Вот только дойти до этих минут ему всегда было сложно. Теперь все самое сложное позади, он снова в своей броне, он снова победил себя.
Он решил устроить маленькое шоу, но перед этим огляделся, нет ли в толпе его отца, а то этот старый пердун потом будет еще долго над ним смеяться. Отца нигде поблизости не было, и он позволил себе немного поработать на публику. Вся его броня вопреки теплому летнему вечеру покрылась льдом, глаза стали по ледяному синими, будто скованные холодом куски льда. Проносящиеся возле него потоки теплого летнего воздуха леденели, наполнялись холодным паром и частицами инея, который таял через пару метров. В радиусе четырех метров от него температура резко понизилась, это называлось Сферой Холода, окружающие артэоны, чтобы не заледенеть расступались перед ним. Он достал одну из рукоятей мечей, что висели на поясе. За секунды на рукояти выросло ледяное лезвие, сначала оно было похоже на огромную сосульку, затем выровнялось, стало острым, точь в точь подобным лезвию настоящего меча. Он поднял вверх ледяной меч, вызвав эйфорию в окружающей толпе, маленькие несознательные сходящие по нему с ума артэонки пищали от радости созерцания своего кумира. 'Я отправляюсь в Армидею. Золотой город вот уже несколько дней терроризирует чудовище, человек-волк. Я отправляюсь, чтобы остановить его!' — пафосно специально для толпы сделав серьезное лицо, прокричал Тардес. Раздались бессмысленные аплодисменты, разгоняя почитателей Сферой Холода, под скандирование своего имени Тардес побыстрее сбежал, а то ведь ворчливый отец его, наверное, уже заждался.
У ворот города проводить его собралась уже другая толпа. Сотни его подружек и молодых друзей, среди них был местный правитель Гансель Третий и неприметной тенью на заднем плане у самых ворот стоял его заждавшийся недовольный отец. Здесь же Тарда ждал его конь Руфус, крупный черный жеребец уже подготовленный его друзьями для предстоящего пути. В местной конюшне среди милых пони и различных изнеженных артэонами ездовых лошадок со звездочками и ленточками, вплетенными в ухоженные гривы, которых использовали только для прогулок по местным природным достопримечательностям, Руфус был единственным настоящим жеребцом. Непослушный, своевольный боевой конь, прошедший со своим 'хозяином' немало передряг всегда не давал покоя местным конюшням, готовый оплодотворить все что движется, способный целыми днями свободно носится по северным долинам, высунув язык как собака, как правило, на ночь всегда запирался в отдельное стойбище, с толстыми стенами. Конь с огнем свободы в глазах смотрел на подошедшего лучшего друга, который почему-то был не особо весел. При виде друзей, улыбающихся подружек Тарду стало жутко грустно, его сердце болезненно сжалось от нежелания покидать родной тихий дом. Больше всего ему хотелось снять с себя все железо, обязательно послать отца куда подальше и пойти с друзьями гулять до утра, чтобы потом проснуться неизвестно где и с кем, долго смеясь вспоминать, что произошло вчера.
Девчонки таяли, тяжело вздыхая при виде своего любимчика в грозном боевом снаряжении. Парни, простые обычные свободные артэоны с завистью смотрели на Тарда единственного воина из их города, уходящего в 'очередное далекое странствие для борьбы со злом'. В то время как Тард наоборот завидовал своим свободным друзьям, которым не приходилось таскать на себе все это железо и рисковать своей жизнью, они не были знамениты, и пусть. На них в отличие от него не лежала никакая ответственность, они могли позволить себе просто жить и быть счастливыми — то о чем Тард всегда мечтал, во всяком случае, так ему казалось. Подружки дарили ему прощальные поцелуи, подарили букет белых роз, пропитанный ароматами их духов. 'Не грусти Тардик!' — хихикали они. Друзья жали на прощание руку, желали удачи. Правитель Гансель обнял Тардеса как родного, крепко прижав его к себе, ожидающий у ворот Крегер в омерзении скривил лицо при виде этих мужских нежностей. 'Ты снова уходишь наш любимый Тардес. Но как бы далеко от нас твоя дорога тебя не завела, помни, что мы любим тебя и ждем. Пусть наша любовь в твоем сердце 'там' согревает тебя. Присоединяясь ко всем, желаю тебе удачи и скорейшего возвращения!' — своим мягким голосом как обычно правитель благословил Тарда перед уходом.
— Пойдем Тард, пойдем, — Крегер силой отрывал сына от толпы друзей. Не желая смотреть на отца, Тард жутко недовольный, казалось готовый расплакаться, забрался на коня, сердце которого в предвкушении билось как сумасшедшее, раздались аплодисменты друзей, ворота города со скрипом открылись. Конь не спеша повез грустного хозяина, который чтобы не расклеиться окончательно старался не смотреть на друзей, оставшихся позади. Это поведение было нормальным для него, покинуть ворота родного города всегда было невыносимо тяжело, для его души принадлежащей друзьям. Какая-то запоздавшая подружка бежала со всех ног и тянула уходящему Тарду рюкзак с разными 'вкусняшками на дорогу'. Грустно повесивший голову Тард не спеша уносимый конем ее не заметил, поэтому рюкзак из рук запоздавшей подруги взял Крегер, чтобы не напугать эту артэонскую глупышку продемонстрировавший желтозубую улыбку. Без слов поклонившись провожавшей толпе маг, опираясь на посох, хромая побрел следом за Тардом. Ворота начали закрываться, изолируя беспечный артэонский мир от уходящего вдаль грустно повесившего голову воина верхом на черном коне и следовавшего за ним черной тенью мага.
Они брели по цветочным полям окружающим Кефалию. Грустный Тард покачиваясь в седле, дышал ароматом подаренного ему подругами белого букета. Где-то вдалеке со стороны южных лесов по реке Кефелии в речные ворота города под белым парусом заплывал корабль, скорее всего привезший из СБК домой кефалийских студентов. Тард был реэртоном — артэоном живущим в гармонии со своим злом. Он не знал, что такое безумие Малдурума и не ведал что такое артэонская идиллия, он не переключался между людским безумием и артэонской благодатью вобравшей в себя все лучшее из человека. Он был один и тот по обе стороны, эмоции частенько брали над ним верх, как например, сейчас он никак не мог избавиться от своей печали из-за расставания с домом. Солнце медленно приближалось к краю горизонта, окрашенные рыжим закатным заревом цветочные луга сменились полями зеленой травы, оставшаяся позади белая Кефалия становилась все меньше и меньше.
— Я говорил тебе, что этот правитель Гансель походу запал на тебя. Держись от него подальше, чувствую, он неровно дышит глядя на твою задницу! — отец пытался развеселить Тарда, но безуспешно, своим голосом он наоборот только разозлил недовольного сына. Где-то на севере под наступающей темнотой серебрились снежными вершинами горы северной оконечности, которым предшествовали долины, в успокаивающих просторах которых гуляли свободные ветра, с юга растянулись зеленые хвойные леса — все это вид родного дома, места до боли дорогие и приятные сердцу Тарда. Сейчас покидая дом, он осознавал бесценность всей этой красоты и не понимал почему все время до этого в круговороте алкоголя и сменяющихся подруг всегда находился в каких-то темных помещениях не находя времени чтобы выйти и насладиться окружающим видом. Спустя пару километров грусть отпустила его сердце, он выкинул в сторону белый подаренный ему букет. 'Шевелись старик нам еще топать и топать' — поторопил он сзади плетущегося отца, затем тряхнул поводьями и конь ускорил шаг. Отец, прихрамывая на одну ногу опираясь на посох, зашагал быстрее. Несмотря на хромоту и внешне дряблый старческий вид Крегер был еще крепок и вполне здоров, шагая быстрее, он пыхтел, но не отставал от ускорившего шаг коня.
— Идем за мной! — Крегер свернул с дороги и побрел к лесу напрямую. Тард остановил коня. — В Эвалте царит хаос, возможно уже идет гражданская война, на дорогах можно встреть бандитов, нам лучше идти моими тропами...
— Буду ждать тебя на Плачущем озере, — ответил Тард и после ускакал по дороге вперед.
— Тард! Сволочь! Стой... — прокричал отец вслед непослушному сыну.
Глубокой ночью Тард одиноко сидел на берегу маленького растянутого в длину озера. Откуда-то сбоку доносился шум водопада наполняющего это озеро водой. Он любовался лунной дорожкой растянувшейся на спокойной озерной воде. Уставший набегавшийся по окрестным лесам Руфус лежал неподалеку. Наконец оставшись один, здесь глубоко в лесу, где некого стесняться Тард, позволив себе свободы, снял шлем скрывающий 'ненужную' половину лица, с легкостью вздохнув, дав луне осветить свое уродство. Его левый глаз был сильно поврежден, фактически отсутствовал, как и вся левая часть лица, изуродованная жутким шрамом. Слабо видимый в тусклом лунном свете жуткий шрам, обычно спрятанный под шлемом или волосами, которого он всегда стеснялся, представлял собой борозду, оставленную, будто когтем какой-то неведомой твари Тьмы. В голубом свете луны, в полном одиночестве и мраке пальцами касаясь жуткого шрама, который вместе с лицом будто изуродовал его душу, Тард почему-то улыбался, будто на самом деле это была какая-то глупость, а не проблема, плохая шутка, разделившая его жизнь на 'до и после'. Окружающей тишиной и своеобразной свободой, что витала где-то в воздухе, тихим озером в лунном свете, такими ночами, такими моментами Тард оправдывал свои вылазки во внешний мир. Он чувствовал, что был не один в этой тишине, кто-то наблюдал за ним из темного леса. Тард улыбнулся, прекрасно понимая, кто или что смотрит на него. Его сердце замирало, предвкушая внеземное удовольствие. Но в следующую секунду тихую ночную идиллию нарушил пыхтящий, ломающий ветки, напролом прорывающийся через сосновые заросли Крегер.
— Ну, ты и гаденыш... Заставил же ты меня побегать. Еле нашел тебя. А если бы не нашел? — выронив посох от усталости рухнул на землю отец. Тард никак не отреагировал не его появление. Отец принес свой шум и суету в тихую ночную идиллию Тардеса, чем разрушил ее. Спустя пять минут затрещал костер, своим пламенем затмив красоту ночного леса в свете неполной луны. В рюкзаке, что предназначался сыну, Крегер отыскал зефир и насадил несколько его кусков на палку, которую повесил над огнем. Когда все было готово Тард, зачесав волосы, укрыв свое уродство, лениво подполз к огню. — Подложи себе под задницу травы, мягче будет, — предложил Крегер севшему на землю Тардесу. Тард недовольно скривил лицо, не желая его слушать. — Ну и ленивый же ты засранец. Лишний раз хрень пошевелишься!
Тард не слушал безумного старика стараясь абстрагироваться от его общества, смотрел на луну, сияющую сквозь сосновые ветки. Он снова почувствовал на себе взгляд из ночного леса, снова улыбнулся. 'Ну, когда же?' — глядя в темноту тихо спрашивал он так, чтобы отец не слышал. Он никак не мог дождаться уединения с чем-то прекрасным, прекрасно понимая, что виной всему является общество отца, пока старик рядом это прекрасное не придет. Влюбленно вздыхая, долго вглядываясь в темноту, среди темных грозных стволов он увидел яркий свет, из которого возникла необычная прекрасная девушка. Из одежды на ней были только босоножки на высоком каблуке. Только узоры ярко розовых линий на сияющей во мраке светлой коже — единственное, что покрывало ее тело. Розовые длинные ногти, губы, узоры над веками. Ее золотистые волосы были убраны в длинную косу, а за спиной этой внеземной красавицы возвышались расправленные белые птичьи крылья. Она якобы просто гуляла где-то там за деревьями, бродила среди ночного леса, светом разгоняя темноту, собирая цветы, наслаждаясь ароматом их букета. Так будто она всегда гуляла здесь, где-то в мрачных лесах в одиночестве без него. Тард замер не в силах оторвать глаз от внеземной красавицы, с обливающимся кровью сердцем ожидая внимания своей богини. Наконец соизволив обратить внимание на пристальный влюбленный взгляд, озаряя своим светом, этот ангел улыбнулся Тарду. Это было прекрасное видение, даровавшее силы и поднимавшее настроение ему как воину. Крегер увидев, что сын подобно умалишенному счастливо улыбается глядя куда-то в лес, посмотрел в ту же сторону и не увидел ничего кроме темноты.
— Уже успел грибов каких-то обожраться? Или это опять приступы твоих галлюцинаций? Ты давай еще начни с темнотой разговаривать как в прошлый раз, — голос отца такой мерзкий и противный вырвал Тарда из объятий приятного видения, которое тут же исчезло.
— Отвали от меня. Просто молчи.
— Что страшнее: быть шизиком, который в темноте видит голых баб или наркоманом? Лично для меня этой темной глухой ночью, когда я с тобой здесь совсем один было бы спокойнее, если бы ты был просто придурком, затмившим себе сознание какой-то галлюциногенной дурью.
— Ночь прекрасна, просто у тебя не хватает мозгов понять ее красоту. То есть я, по-твоему, либо болен либо полный дурак?
— Говоря о 'прекрасных ночах', знаешь, как меня достала вся эта природа! Это чертово пламя костра. У меня в отличие от тебя нет места, которое я мог бы назвать домом. Я уже устал от этого всего и не вижу в этой ночи нечего особенного. Для тебя это смена привычного на нестандартное, новое, из нас двоих только ты можешь понимать простую красоту природы. Видишь, как много ты упускаешь в своей жизни. Эта тихая лунная ночь и пламя костра... — Крегера перебили уже реальные звуки чьих-то шагов в кустах за его спиной. Видимо это было какое-то животное. — Ведь жизнь коротка, ты и глазом моргнуть не успеешь, (после шороха в кустах он говорил шепотом) как станешь настолько стар, что не сможешь дойти до этих мест, а после твоя короткая жизнь и вовсе закончится, и ты уйдешь, так многое в этом мире и не увидев. Такими ночами у костра на воле на свободе и измеряется настоящая жизнь. Рад тому, что увидел это все? Ведь это я вырвал тебя из плена ложных ценностей, что ты зовешь своей обычной жизнью.
— Не надо пытаться со мной разговаривать... делать вид, будто мы нормальные отец и сын. Мы оказались здесь только потому, что я на этом настоял.
— Смотри шире, если бы не я ты все еще сидел бы дома. Вот чтобы ты делал сейчас? — Крегер зная, что злость Тарда это несерьезно, пытался продолжить разговор.
— Жил нормальной жизнью, как и все.
— Гулял бы в компании друзей, конечно радуясь происходящему, но в глубине души понимая, что от постоянных гулянок пустотой заполняется твоя душа. Ты бесполезно прожигаешь жизнь.
— Да нет, сейчас уже дело к утру, скорее всего, сейчас я спал бы пьяный где-нибудь на полу в ночном клубе в Армидее! Ах да. Там же кризис. Значит в Валгхейме! — улыбнулся Тардес. Вопреки лени, ненависти к отцу силой вырванный из своей обычной жизни он чувствовал, как с каждой секундой будто становится чище в глубине души. Чистый прохладный ночной воздух свободой приятно обжигал сердце. Ничего лишнего, ложного, только тихая идиллия леса в лунном сиянии. Среди природы у костра, лишенный всех благ он отчищается от грязи, накопленной от похоти и разврата последних месяцев.
— Вот видишь! Кстати о сне, давай ложись спать, завтра... уже сегодня подъем будет ранний.
— Ты думаешь, что сможешь меня вот так запросто разбудить?
— А то!
— Эй, если не дай бог ты снова выкинешь что-нибудь эдакое... опять пропустишь через мое тело разряд молнии, я клянусь, я сразу уйду обратно!
— А как тебя иначе будить?!
— Кстати! Мы на Плачущем озере, я увидел, что хотел, так что теперь могу запросто уйти обратно. А что мне помешает?
— Сразу по башке посохом получишь! Трутень бесполезный.
— Старый мухомор! — вновь улыбнулся Тардес.
— Волосатая баба.
— Бородатый дикарь!
— Выбритый гомик.
— Несчастный алкаш.
— Тупой качок.
— Нестабильный психопат.
— А ты... а ты перекаченный имбецил.
— Нечто аналогичное уже было, ты проиграл!
— Гомосексуальный качок!
— Фактически это то же самое, ты топчешься на месте. Ты проиграл — волшебник, распугивающий детей перегаром!
— Очередной придурок, который думает что он художник, — все же отыгрался Крегер, серьезно задев Тарда.
— Это уже удар ниже пояса.
— Ладно давай спать... Одноглазый! Вот я вспомнил.
— Это тоже жестоко, уже за гранью смешного. Ладно, спокойной ночи. Старый алкаш!
Они начали устраиваться на ночлег.
— А кто за дозорного? — поинтересовался Тард.
— Руфус, — сумничал Крегер, чем привлек к себе недоумевающий взгляд лошади.
— Серьезно. Давай ты первые пару часов, потом я.
— Потом тебя не добудишься. Ну-у, если только не прибегать к экстремальным методам пробуждения ото сна...
— Отец! Я сказал я сразу уйду домой.
— Не надо никаких дозорных, просто спи. У меня чуткий сон, я сегодня трезвый.
Не боящийся низких температур, холод был его стихией, на спине спокойно лежа прямо на холодной земле, положив руки за голову, Тард смотрел в звездное небо. По мере того как догорал костер его взору все больше открывалась чистая бездна космоса украшенная звездной россыпью. Он как обычно поражался тому, как же давно последний раз вот так просто смотрел на звезды, в шуме и суете его мирной жизни ему было просто некогда. В потоке бесконечного хмельного веселья, блудной жизни, просто не оставалось времени, чтобы вот так просто побыть в тишине. Едва стоило ему закрыть глаза, приготовиться к встрече с чем-то прекрасным, как он услышал странное шуршание. Отец, посчитав, что Тард спит, дождавшись, когда костер почти прогорел, тайком полез в свой рюкзак и достал оттуда свою бесконечную фляжку.
— Отдай мне флягу. Дай ее сюда! — подскочив, недовольно крикнул Тард. Будучи единственным, кому судьба Крегера была небезразлична, единственным кто способен повлиять на этого безумного мага, Тард естественно не давал ему пить. Крегер всегда шутил, что таким образом Тард ему мстит. Он вырывает сына из объятий мирной жизни и тащит за собой навстречу очередной опасности, и Тард, по мнению этого безумного мага из принципа не давая ему пить, делает так чтобы и для него эти их совместные путешествия были невыносимы. Частично это было так, но все же Тард хоть и мало говорил об этом, но все же переживал за отца. И пока он был рядом, Крегеру приходилось забывать о своей волшебной фляжке.
— Дай ее сюда, я не шучу! — снова крикнул Тард, видя, что отец как маленький ребенок боясь расставания со своей любимой игрушкой, старается ее быстрее убрать куда-нибудь.
— Я все, я больше так не буду. Я просто уберу ее и все, — засуетился Крегер, старясь быстрее убрать флягу в рюкзак.
— Ты в любом случае отдашь ее. Отдай ее или я встану и заберу сам, — строго сказал Тард. Отец, тяжело вздохнув, вынужденно подчинился и протянул флягу. Выхватив ее у отца из рук Тард, снова лег на землю.
— Ты только там положи ее куда-нибудь. Так чтобы она не потерялась, — волновался за свою драгоценную флягу Крегер.
— Не переживай. Стащить ее, когда я усну не получиться, — Тард положив флягу под голову устроился на земле поудобнее.
— Главное чтобы она не потерялась, это же моя единственная драгоценность, — Крегер тоже завалился на землю, постелив под себя какое-то одеяло. Наступила тишина, костер тихо догорал. — Ну, может хоть глоточек? — нарушив тишину Крегер, снова не дал сыну отойти ко сну. — Ты то холода не чувствуешь, а я без этого не усну. Холодно же ведь!
— Нет. Спи! — недовольно крикнул Тард. — Распали костер получше, если тебе действительно холодно. — Крегеру тяжело вздохнув, пришлось смириться и завалиться спать на трезвую голову, что было для него непривычно.
Утихомирив отца, наконец, уснув Тард, снова озаренный ласкающим светом увидел ангела сопровождающего его во всех походах. Сначала ее образ возник размытым и нечетким, затем она будто приблизилась к нему, стала четче, он идеально рассмотрел ее красоту, затем почувствовал ее тепло, ласкающий аромат, когда она оказалась рядом. Его глаза были закрыты, но он видел тлеющий в реальности костер, скрючившегося на холодной земле рядом лежащего отца и только она во всей красе стоящая перед ним говорила о том, что это сон. Он спит, его глаза закрыты, она как обычно пришла к нему во сне так похожем на реальность. Этот ангел был его наградой за очередное согласие помочь отцу. Во всех его тяжелых и порой невыносимых путешествиях следом за отцом во внешний мир она всегда сопровождала его, поддерживала, не давала пасть духом. Ее ласка и приятное общество были заменой всего оставленного в мирной жизни.
Озарив своим светом, она унесла его с собой куда-то в рай, куда-то в облака. Сладость поцелуев ангела, нежность и аромат ангельской кожи, все это сводило Тарда с ума. Спустя несколько часов, под утро, когда отец уснул, Тард сияющий от счастья, тихо поднялся и подошел к озеру. Сидя на земле, он с улыбкой, очарованно он смотрел на водную гладь. В реальности ничего не происходило, просто тихое озеро в преддверии рассвета покрывающееся слоем тумана. В его глазах по воде гулял прекрасный ангел своим светом разгоняющий мрак. Гуляя по воде, рассматривая маленьких рыбок снующих под ногами, любуясь первыми лучами наступающего рассвета, позируя, обжигая красотой, она, улыбаясь, посматривала на него. Он не мог оторвать глаз от ее красоты.
— Мой прекрасный ангел скоро рассвет, как прекрасному сну вам пора бы исчезнуть. И вообще вам не кажется, что вы заигрывайтесь?! Это преступно для вас! — не в силах избавиться от улыбки Тард позабыв про отца, сказал во весь голос.
— Это ты делаешь меня такой. Я придумала это все только для тебя. Но ты знаешь, мне понравилось быть твоим ангелом. Это так странно. Мне нравится быть с тобой. Эта фантазия мне полюбилась не меньше чем тебе, — она рассматривала саму себя. — Значит, я заигралась?! Ах ты, хулиган! — засмеявшись, она, брызнула в Тарда водой. Брызги были вполне настоящими, заставившими Тарда защуриться, намочившими его броню. Проснувшись, Крегер не двигаясь, в шоке наблюдал за поведением сына и неизвестно откуда возникшими брызгами. Ангел не попрощавшись тут же исчезла, Тард понял почему. После рая, которым ему казалось общение с его прекрасным видением, он будто провалившись в темную пропасть, остался в обществе ненавистного отца. По его ощущениям это все равно, что очнуться в аду. Не желая разговаривать с отцом, хоть как-то объяснить ему происходящее, не оборачиваясь, он пошел прогуляться вдоль озерного берега.
Днем в двенадцатом часу они вышли на северный тракт, до границ Эвалты оставалась пара километров. Тардес сидя в седле, протяжно зевал, конь не спеша вез его по дороге, отец, пытаясь не отставать, пыхтел позади. После встречи со своей спутницей сопровождающей его в тяжести походов во внешний мир, Тард сначала выглядел приободрившимся, вновь полным сил. Вспоминая вчерашний приятный сон, великолепное ночное видение он тепло улыбался. И все бы хорошо, вот только ненавистная темная фигура отца осталась такой же ненавистной. При взгляде на отца вся прелесть воспоминаний ночи в компании ангела тут же улетучилась. Он вспомнил, где находится, что снова движется в неизвестность и впереди возможно ожидает смерть. Это были последние шаги, перед тем как путь зайдет так далеко, что повернуть назад будет нельзя. Сейчас еще можно развернуться, можно просто на все наплевав просто вернуться обратно. Он имеет на это право. Да и вообще, почему он не может сделать то чего так хочет? Или должен делать то чего не хочет? В чем проблема? Он свободный здравомыслящий человек, он не понимал, почему должен быть заложником всего происходящего. Пришло время проявить характер, показать себя, разрушить эти рамки, которыми его якобы сковал отец. В нем встрепенулось что-то принципиальное, но также как встрепенулось, это что-то также и угасло. Он понимал, что не может развернуться и уйти, и как бы тяжело от этого на душе не становилось, он смирился и только тяжко вздохнул. И как обычно его наполнила ненависть к отцу, который вечно во всем виноват, который снова тащит его непонятно куда. Затем воспоминания о ночи, проведенной с ангелом, снова скрасили происходящее. Она же уже подарила ему ночь, хоть она его и не осудит, но все же развернуться после такого он не мог, это будто взять предоплату и бросить дело, едва его начав. Злой на отца и всем недовольный он снова посмотрел на мир исподлобья, устало и через силу. Просто продолжил трястись в седле, следуя туда, куда ведет его дорога.
И вот покосившийся указатель с правого края дороги оповещал всех путников 'Добро пожаловать в Эвалту — демократическое государство свободных людей Арвлады и всей Преферии'. Войдя в границы Эвалты эти двое сразу насторожились. Территория людей, чей мир и без того обремененный тысячами сложностей сейчас скорее всего взорвался очередным кровопролитным конфликтом. Все вроде было тихо, несколько километров вглубь лесов Мрачноземья, никаких следов массового бегства людей, вроде брошенных вещей, всякого хлама и мусора на дороге нет, но все равно в воздухе висела, ощущалась какая-то тяжелая атмосфера. И вот еще через пару километров в воздухе почувствовался уже реальный запах дыма, но не мирного печного, а дыма от пожара спровоцированного насилием, огня войны с привкусом спаленной человеческой плоти. По левой стороне дороги показались, тлеющие, догорающие руины спаленной деревушки. 'Неужели все так плохо?' — глядя на тлеющие руины спрашивал себя Крегер.
Облако дыма рассеялось, спаленная деревня осталась позади. Тардес краем глаза заметил какое-то движение в дебрях мрачных лесов, это было точно не животное. 'Отец!' — он спешно предупредил мага.
— Я знаю, я заметил. Это дозорный. Он скрылся. Скоро узнаем в чьи владения мы зашли.
— Нужно держать ухо востро, — сказал Тардес, тормозя коня.
— Ненужно беспокоиться, — пыхтя, говорил Крегер, опираясь на посох, прихрамывая, выходя вперед. — Я же все-таки маг. Кем бы ни были наши враги — они простые смертные. Кучку стрел и копий я смогу отразить. Ты лучше подумай если впереди враги, то, как нам лучше уговорить их не делать глупостей, уговорить их сдаться добровольно. А то не хотелось бы задерживаться.
— Ой, ладно, хватит выпендриваться!
— Я же теперь вроде как светлый маг, стараюсь соответствовать.
Дорога вышла на поляну среди мрачных зарослей. Во всеоружии встречая гостей забредших на контролируемую ими территорию, по бокам поляны стояли вооруженные мужчины. На всех золотистая броня и оружие с золотистыми рукоятями производства Армидеи. Знаки, относящие их к каким-то вооруженным силам, у них отсутствуют, что, несмотря на хорошую экипировку, делает их больше похожими на шайку бандитов с большой дороги.
На дорогу вышел усатый мужичок с хищным прищуром. Это, по всей видимости их командир.
— Светлый маг Крегер Целитель?
— Да совершенно верно.
— Я Тапхар, меня здесь зовут Бес, я командир отряда ополчения Армии Севера. Вы пришли помочь нам или просто проездом?
— Какая еще 'Армия Севера'. Что уже началась гражданская война. Серьезно?! — Крегер все же надеялся на то, что все будет не настолько плохо. Во всяком случае, он до последнего не мог поверить, что на территории неприкосновенной артэонской Арвлады возможна полноценная война. Видимо для отморозков из СБК не осталось уже ничего святого.
— Естественно! Без 'Армидейского Ока' граждане Эвалты сразу позабыли обо всех разумностях и стали жрать друг друга, — вставил свою реплику недовольный всем происходящим, вдобавок не выспавшийся Тардес и сразу пожалел об этом. Десятки злых взглядов окружающих его вооруженных мужиков, вчерашних мирных граждан Эвалты, сегодня уже ее солдат, уставились на Тардеса, который явно сболтнул лишнего. Чтобы не спровоцировать конфликта, не смотреть в глаза озлобленным эвалтийцам, которых фактически сравнил с животными Тардес, признавая свою неправоту, опустил взгляд вниз.
— Куда вы держите путь? — поинтересовался командир отряда ополченцев севера Эвалты.
— В Армидею. Мы хотим помочь разрешить этот кризис. Остановить Проклятие Таргнера.
— Южане совсем озверели. Пока их основная армия спешно формируется и набирает силу мелкие диверсионные отряды... потенциальных смертников пробираются на нашу территорию... Но у нас и территории фактически пока нет. Нашим оплотом являются все крупные северные города, крупные промышленные центры в которых окрепли идеи просвещения. Диверсанты с юга ползут к нам, не прекращая. Их шайки поджигают мелкие деревушки, пытаются атаковать мелкие очаги нашего ополчения. Еще до начала надвигающейся войны они уже потихоньку ослабляют нас, наносят нам удары. Считайте, война уже началась. Их первоначальная задача отрезать нас от центра, от Армидеи. Так что все подступы к Армидее кишат диверсионными группами южан. На дорогах дальше к центру не безопасно.
— Простите, но ведь все вы жители Эвалты вчерашние беженцы с юга. Выходцы из разных южных народов, которые пытались укрыться в Эвалте от войн и тирании юга. Так ведь? — уточнил Крегер.
— Так, — улыбаясь, согласился командир ополченцев.
— Тогда о чем вы сейчас вообще говорите? Как так получилось что сегодня вы — граждане Эвалты за пару дней поделились на северян и южан, ведь вы по сути одно целое, — спросил Крегер, странно улыбаясь.
— Мы здесь на севере хотим остаться верными идеям капитализма, свободы и просвещения подаренного нам артэонами. Южане хотят выбить нас из-под власти артэонов. О какой-то свободе говорят. И хотят, чтобы мы в этот бред поверили. Нет, выйти из-под власти артэонов это значит убить себя. Без опеки Армидеи никто нас здесь людей терпеть не будет. Вся эта иллюзия свободы дорога в сторону уничтожения. И какая такая свобода без ока артэонов, как на диком юге? Возврат в дикость и безумие рабовладельческого мира, от которых, как ты правильно сказал, наши предки когда-то пытались бежать, что и сделало нас гражданами Эвалты? — не убирая улыбки, пояснил ополченец. Крегер явно удовлетворился таким ответом.
— Но я думаю вам известно о темной силе, что стоит за южанами? — предостерег Крегер. — Самостоятельно желать возвращения к рабству они не могут. Эту идею свободы от артэонов им кто-то внушил. Кто-то натаскивает, вооружает и оснащает эти диверсионные группы, которые приходят к вам с юга и, пользуясь хаосом, быстро готовит на территории южной Эвалты целую армию. Это те, кто заинтересован в уничтожении Эвалты как таковой. Те, кто хотят уничтожить всех вас уже очень давно, — Крегер сказал это громко, так чтобы слышали все ополченцы. — Вы воюете не с Южной Эвалтой, вы воюете с СБК, которая пытается руками южан уничтожить вашу Эвалту как страну. Вы противостоите своему давнему врагу, который, желая вас уничтожить, пытается остаться в тени. Вы это понимаете? — Крегер пытался обрисовать истинное положение вещей этим ополченцам.
— Ну и за нами стоит Армидея, — сказал ополченец, взглядом указав на свою золотистую броню. — Если будем верить в свои силы, то выстоим. Тем более выбора у нас просто нет.
— Вот это точно, выбора у вас нет. Задача СБК — всех вас уничтожить под видом гражданской войны. Они убьют всех, понимаете? Не верьте их словам, мира они не хотят, их задача ваше полное уничтожение. О правах человека они только говорят, а сами ни чем не отличаются от тех тиранов, с которыми на юге воюют. Главное держитесь, дождитесь помощи, а она придет. Я вам обещаю, — сейчас глядя на этих ополченцев вдруг проникшийся состраданием к человечеству, угнетаемому погаными артэонами, Крегер пытался их приободрить.
— Ты сказал дороги дальше опасны и что с этого? — не слезая с коня Тард, спросил у главного группы ополченцев.
— Хотел предложить вам пройти по безопасному пути, который мы контролируем для связи с центром — с Армидеей. Так вы быстро и безопасно доберетесь до туда.
— Но если мы по дороге встретим этих безумцев южан, — Тард посмотрел на отца, будто спрашивая у него разрешение, прежде чем сказать следующую фразу, — ведь мы их уничтожим. Вам же будет от этого лучше.
— Мне вообще-то хотелось вас попросить об одной услуге. Безопасный путь в центр сейчас лежит через Певенс (негласную столицу распадающейся Эвалты) — главный центр нашего сопротивления дикому югу, — командир группы ополченцев подошел ближе к Крегеру и стал говорить тише. — Мои люди устали. Они чувствуют себя брошенными, веры у них почти не осталось. Мне кажется речь светлого мага, одного из трех великих Хранителей Преферии могла бы взбодрить их, поселить в их сердца надежду. Если вы хотите помочь нам, то помогите сейчас.
Крегер согласился. Командир ополченцев, взяв с собой несколько своих человек, остальным велев продолжать удерживать вверенный рубеж, повел Крегера и Тарда через бурелом, напрямую через мрачные леса, безопасными тропами к городу Певенсу. Сидя верхом на коне Тардес, прикрываясь от лезущих в лицо веток, подозрительно рассматривал сопровождающих его местных ополченцев. Крегер и здешний полевой командир по прозвищу Бес шли впереди.
— Я вообще-то торговец или как нынче принято говорить предприниматель. Учился в университете, прошел полный курс. Вот пришлось взять в руки оружие. Когда в столице (Армидее) этот кризис начался, они для борьбы с чудовищем все войска из нашей Эвалты вывели. И что вы думаете? Демократичная и свободная Эвалта без жесткого контроля своих создателей продержалась недолго. Сразу по югу прокатилась волна восстаний и протестов. Требовали свободы от артэонов. Естественно волю получили все бандиты благодаря артэонам сидевшие в тени. Мародерство, массовые побеги из тюрем. Полный беспорядок. Мы на севере вроде как-то сумели организоваться, сумели сами навести порядок, но юг мы потеряли. Южная Эвалта всегда была неспокойной и существовала только за счет жесткого контроля армидейцев. И вот армидейцев не стало. Южные земли охватил террор, там все захватили преступники, пришедшие с юга террористы, прочие рабовладельчески настроенные безумные силы. Они там требуют возврата к естественному для людей образу жизни, ну то есть хотят вернуться к рабству, заявляют о том, что мы должны присоединиться к ним и вместе нанести удар по артэонам, отомстить за изгнание людей с Северной Половины. Чушь все это, сами дураки и нас к этому склоняют. Мы на севере жили по законам капиталистического взаимовыгодного мира, нас никто кнутом работать не заставлял, свободно жили и свободно торговали и это значит, я сейчас вместо того чтобы пытаться и дальше нормально жить должен к ним присоединиться и воевать против всех, то есть тупо погибнуть. Я что идиот? Мы решили, что зло это южное на свою землю не пустим. Фактически мы разделились на север и юг, местами гражданская война уже идет, — пояснил местный командир по прозвищу Бес. — Ну и тем более прибавьте к этому еще вашу темную силу, о которой вы говорите. Получается у южной Эвалты хорошие спонсоры, которые за ценой не постоят. СБК давно хотят нас уничтожить и вот, похоже, пришло время нам сразиться с ними.
— Так, а что, с южной Эвалты к вам никто не бежит? Что все южане как придурки встали под знамена этого темного воинства, которое желает все разрушить и вернуть всех к рабству, в каменный век? Понятно, что никакой рабовладельческой 'свободной' страны людей здесь на севере в Арвладе не будет никогда. То есть эта армия, что встает в южной Эвалте это просто кучка самоубийц, их всех уничтожат в любом случае. Чтобы вступить в ее ряды нужно быть конченым придурком. Я так думаю, все адекватные люди должны с юга к вам сюда потоком течь.
— Бегут, — согласился Бес. — Но, разумеется, не все. Видимо СБК им там хорошо мозги промывают. Поэтому желающих воевать за дикий юг самоубийц хватает.
— Ну и как Армидея сильно о вас забыла? — поинтересовался следующий за Бесом Крегер.
— Да нет почему? Вон оружие, снаряжение все нам доставили. Сначала даже военные инструкторы приехали, обучали нас. В первые дни, когда беспредел этот начался, они из нас — наиболее активных граждан, делали группы самообороны. Мы должны были полиции помогать порядок наводить. Но потом южная Эвалта слетела с катушек и нам пришлось защищаться. Именно благодаря тому, что мы были разбиты на группы самообороны, мы быстро сумели организоваться и собрать ополчение. Я лично серьезно настроен, до конца биться буду. Ну его нафиг весь этот рабовладельческий кошмар я свободу люблю. Какая такая 'честь человечества', за кого мне мстить? Я жить хочу. Я на ужасы 'свободной' жизни людей насмотрелся, в молодости работал помощником у одного влиятельного контрабандиста, бывал на юге, видел как там 'свободные' от гнета артэонов люди живут, никогда я такого кошмара на своей земле не допущу. Мне лично наплевать кто над нами сверху — люди или артэоны — лишь бы порядок был.
— Но серьезных столкновений с югом у вас пока не было? — уточнил едва поспевающий за Бесом маг.
— Были, но не у нашей группы. Мы как вы могли видеть, были отправлены северные рубежи охранять.
— Вам главное продержаться, это все ненадолго. Армидейцы сейчас свой кризис решат и сразу вернутся, спасут вас.
— В любом случае южную Эвалту придется уничтожать, вылечить ее уже вряд ли получится. Это наша война, мы должны помочь Армидее навести порядок. Все же... как быстро на юге все запылало. Про эту, про вашу темную силу здесь все давно знают. Понятно, что неспроста, не само собой все это случилось. Как можно хотеть снова стать рабами, жить как дикари? Ведь понятно же что ничего не будет, за этот бунт всех просто убьют. Зачистят как грязь, как уже бывало. Не будет рабовладельческой страны в центре артэонской Арвлады, это невозможно. Правильно ты маг говоришь. Южане конечно дикари, но обезумили они не сами, им помогли. Эта твоя темная сила их с ума свела. СБК специально южанам мозги этой ерундой о свободе и священной войне загадили. Это естественно. Ведь нам армидейцы помогали и помогают, обучают, вооружают нас. Без их помощи и поддержки нас бы просто не было. Сами мы бы даже от бандитов защититься не смогли, а теперь мы ополчение вроде настоящей армии, а ведь времени прошло чуть больше недели. Также и южанам помогли только не желающие стабильности армидейцы, а, к сожалению, жаждущие разрушения и войны СБК. Белокаменным нужно чтобы мы поубивали друг друга. СБК ведь войска к нашей границе уже давно стянули, говорят это чтобы защитить от нас Арвладу. Но какую серьезную опасность мы — эвалтийские дикари можем представлять? Понятно СБК пришли, чтобы нас уничтожить. Но почему они этого не делают? Не хотят сами руки марать, хотят, чтобы мы сами друг друга поубивали. Вот они и свели южан с ума, надоумили их войной против всего мира идти. Хотят нас стравить друг с другом как диких псов. И я что думаю. Ведь есть же там всякие мировые артэонские правозащитные организации, суды, быть может, как-то можно будет СБК привлечь к ответственности за то, что они с нами здесь творят сегодня? Там что нужно сделать, какие-то доказательства нужно собрать?
— А ты осведомлен, — Крегер был серьезно удивлен.
— Ну, так, пять лет в университете, — оправдывался Бес.
— Такому в университетах артэоны людей не учат. Ну да ладно, — маг решил все-таки не допытываться до своего собеседника. — Да нет, думаю бессмысленно, не получится их к ответственности привлечь. У СБК очень крутые покровители в мире артэонов, такие крутые, что СБК могут тут хоть все кровью залить и ничего им не будет. Все правозащитные организации это, чушь, ширма для отвода глаз, просто еще один обман. Еще один элемент артэонской политики основанной на лжи. Никто вам не поможет. Единственное что вы можете так это держаться, стоять до победного, держать оборону и ждать пока в Армидее порядок наступит. СБК сами нападать не станут, такая шумиха им не к чему, так что у вас есть шанс выстоять, просто продержитесь, пока мы в Армидее все не уладим. Я вам общею, сделаю все, чтобы этот кризис как можно быстрее закончился. А потом армидейцы вернуться и снова наступит порядок, — Крегер втянулся, как сам он это называл. Едва ему стоило сделать несколько шагов по этому пути, попасть в гущу событий, как его уже было не остановить. Эмоциональный, он уже переживал о несчастных людях угнетаемых СБК, в его глазах олицетворяющих беспощадных и коварных артэонов. Сам, будучи человеком, в этой очередной вариации противостояния артэонов и людей, он не мог дать СБК победить, уничтожить этих людей, просто из принципа.
По пути через лес, в местах дорог и сел, замерших в мертвой тишине, на пути попадались другие группы ополченцев. Вчерашние фермеры, работники мануфактур, торговцы, ремесленники сегодня лица, намазав камуфлирующей краской затаившись в лесах, слившись с природой, наставив капканов и ловушек, вооруженные до зубов ожидали появления врага. Приближаясь к очередной засаде, очередному опорному пункту ополченцев северян местный полевой командир Бес ведущий группу подавал странные знаки. Три раза ухнув как филин, получив ответные три уханья, местный командир получал разрешение на проход. Видя ополченцев попадающихся на пути Крегер, удивлялся тому, как быстро армидейцам удалось вчерашних мирных граждан превратить в солдат, вернее хороших партизан. Что это было для Армидеи, почему, зачем они так резко вывели отсюда все войска, просто бросив этих людей, ведь они не могли не понимать того какой хаос начнется если они оставят все без контроля? Это попытка проверить свою Эвалту на прочность, дать эвалтийскому народу самому определить свою судьбу или какая-то очередная попытка манипуляции общественным мнением, попытка Армидеи предать своему кризису общественное значение, якобы это проблема, касающаяся всей Арвлады? Крегер пока гадал.
Вскоре окруженный зелеными холмами показался город Певенс. Здесь вовсю кипела работа. Некогда красивый людской город сейчас больше походил на каторгу. Все мужчины, сейчас объединенные в Армию Севера Эвалты, готовили город к осаде. Шли работы по возведению рва вокруг всего города. Дополнительно вокруг города возводились каменные насыпи, которые на случай нападения врага должны были стать дополнительными линиями обороны. Работы хватало, мужчины все от мала до велика, работали не покладая рук, осознание вполне реальной опасности подгоняло всех. Вчерашний толстый владелец булочной тащил камни для насыпи, молодые ребята, еще вчера сражаясь на деревянных мечах о войне только рассуждая сегодня копая ров, с войной столкнувшись, были ей совсем не рады. Женщин нигде на строящихся баррикадах видно не было. Всех кто бесполезен для целей войны, для спокойствия ополченцев всех их жен и детей отправили в Армидею, в безопасность под присмотр артэонов. Как и сказал Бес: 'Певенс превращали в крепость', негласную столицу Эвалты — центр страны свободных людей, ее символ отдавать врагу никто не собирался.
На подходе к городу Крегера очень удивила разрушенная башня Фросрея. — Что война уже докатилась до этих мест. Или это вы предавшему вас Фросрею отомстили? — указывая на разрушенную башню, спросил Крегер.
— Нет, это Фросрей сам учудил. Сам разрушил свою башню, прежде чем исчезнуть. Восстановить ее мы так и не успели, — пояснил Бес.
Сначала Крегер пообщался с главами ополчения. Все якобы вчерашние градоначальники, да полицейские, вот только у некоторых из них военная выпарка и шрамы явно не из мирной жизни. 'Где же армидейцы набрали таких?' — спрашивал себя Крегер. Здесь же Тард встретил одного настоящего солдата из Армидеи. Высокий под два метра, кожа отдает артэонским блеском, только без бронекостюма, одетый как солдат ополчения военный инструктор консультирующий руководство Армии Севера Эвалты узнал Тарда, назвав его Одноглазым. Для Тарда выращенные Духом, будто в инкубаторе, громилы армидейцы все были на одно лицо, этого солдата он вспомнить не смог. Потом на работах по укреплению города объявили общий перерыв. Вчерашние мирные жители, сегодня солдаты ополчения жуя булочки и восстанавливающие силы батончики из военных сухпайков доставленных из Армидеи, задымили своими трубками и артэонскими сигаретами. Все ожидали приободряющей речи мага. Крегер упросил Тарда позволить ему немного промочить глотку. Якобы на трезвую голову он ничего толкового сказать не сможет, а этих ополченцев нужно срочно поддержать. У Тарда не оставалось выбора, ведь глядя вокруг на всех этих ополченцев, он сам прибывал в шоке. Ему не верилось в то, что он видит. Лишь со временем в его уставшее сознание приходило понимание того что это полноценная гражданская война на территории его родной Арвлады, что еще вчера казалось невозможным, немыслимым. К тому же ситуацию усугубляло то, что армидейцы вырастили из граждан своей Эвалты настоящих людей. Это были уже не тупые дикари подобные животным грязные и вонючие, для которых жизнь бессмысленный ад и смерть, по сути, единственное спасение. Это уже думающие, образованные люди, которые хотят жить, в жизни которых есть много чего хорошего, того ради чего стоит эту жизнь продолжать. В глазах этих людей виден страх, они просто хотят жить и солдатами стали поневоле. Тард был готов сделать все, чтобы помочь этим людям, поэтому разрешил отцу немного приложиться к фляжке. Но естественно приложившись немного, Крегер накачался до привычного состояния, он просто не мог нарадоваться, наконец, он сделал это, он снова посмотрел на мир привычными глазами и засмеялся над всей этой огромной черной шуткой. Войдя в нормальное состояние, довольный и счастливый спотыкаясь на ровном месте, маг отправился выступать перед ополченцами, решив устроить настоящее шоу.
Крегер поднялся на импровизированную сцену на окраине города вблизи места проведения работ по возведению баррикад, окруженную тысячами ополченцев пришедших послушать выступление. Маг чтобы приковать к себе всеобщее внимание, велел всем кто его слышал взяться за руки. Крегер коснулся одного рядом стоящего ополченца и через него, по всем другим защитникам Эвалты, которые взялись за руки, потекли потоки белого света, вместе с которыми приходила какая-то сила, изгонявшая из тела усталость и страхи. — Видите, — улыбаясь, говорил устроивший это шоу Крегер. — Вы видите, как течет сила вашего единства. Пока мы едины, нас не победить. Я просто наглядно показал вам эту силу. — Уставшие от работ и ожидания войны мужчины всех возрастов, конечно словами полупьяного мага не прониклись, но зато хотя бы заулыбались, отвлеклись от проблем.
— В этот тяжелый час, — во весь голос он уже обращался ко всем собравшимся, — всем вам пришлось стать солдатами и от этого никуда не деться, пришло время защищать свою родину. Я понимаю, что война это очень тяжело, вы еще не видели врага, а уже выбились из сил, смертельно устали. Ваши силы на исходе и, кажется, что надежды уже нет, вас бросили, оставили на растерзание южанам. Это не так. О вас помнят, Армидея никогда не забудет про вас. Наоборот этот кризис, он как тест, как суровый отбор показал, кто есть кто. Кто настоящие дикари, которые как дикарями были так ими и остались, а кто проникся идеями мира свободных людей. Южане это балласт на теле Эвалты мешающий развиваться вашей молодой демократической стране, этот кризис это наглядно показал. В то же время этот кризис показал Армидее, СБК и всему миру, что труды армидейских мудрецов по созданию общества свободных людей не прошли бесследно. Вы — проникшийся идеями свободы, равной торговли жители севера Эвалты вы этому главное доказательство. Защищаясь от дикого юга, вы доказываете свою свободу самим себе! — своей речью Крегер сорвал аплодисменты и безумные фанатичные крики. — Я пришел, чтобы помочь вам. Я отправляюсь в Армидею, чтобы остановить Чудовище Таргнера, прекратить весь этот бессмысленный кризис. Я сделаю все от меня зависящее. Чудовище будет остановлено и армидейская армия снова придет сюда и наведет здесь порядок. Но пока вам придется держаться, опираясь лишь на свои силы. Но я еще раз вам повторяю главное — вы не забыты! Стойте до последнего, ждите помощи, и я уверяю вас, помощь придет!
Вроде как, подняв боевой дух защитников Певенса, наслушавшись идиотских подколов от сына, Крегер услышав от ополченцев о новых дорогах в Армидею, ознакомившись с их картами, выбрал самый быстрый из всех путей через лес напрямую. Этой недавно проложенной в лесной глуши дорогой в Певенс и другие ключевые рубежи северного ополчения из Армидеи доставлялись еда и снаряжение. От сотен проехавших повозок с грузом образовалась приличная колея. Тард поиздевавшись над отцом, якобы в старике умер полководец, раз он такие речи солдатам толкать умеет, сейчас успокоившись, после встречи с ополченцами почему-то стал не весел.
— Д-а-а-а. Будет очень жалко, если дело дойдет до реальной войны. Эти простые мирные граждане должны мирно жить, а не умирать в бою. Может быть, мы должны остаться с ними, помочь им защищаться? По идее мы должны отправиться на передовую этой гражданской войны, а не на помощь армидейцам. Давай я останусь, помогу им защититься от южан, а ты отправляйся в Армидею, наведи там порядок? — переживал за ополченцев Тард. Следуя за отцом, он часто бывал на диком юге, за периметром, где насмотрелся на последствия гражданских войн. Гражданская война это словосочетание, мягко говоря, скрашивающее свое истинное содержание, не отражающее сути. Гражданская война это бойня, ужасная ошибка, в результате которой люди натурально начинают истреблять друг друга. Ведь цель любой такой войны это не ресурсы или власть это, прежде всего уничтожение несогласных, говоря проще обоюдный геноцид, когда одна часть общества начинает уничтожать другую. Бойня, в которой нет врага, победа над которым станет подвигом народа, по сути это просто уничтожение сопровождающееся разрушением всего — самоуничтожение народа. Тард не хотел, чтобы это зло коснулось народа Эвалты. Ведь убивать друг друга будут они, а воевать, по сути, будут СБК и Армидея которые стоят за спинами юга и севера.
— Да брось, успокойся ты, — резко отреагировал Крегер. — Откуда думаешь, у этой войны ноги растут? Почему этот Бес нас по дороге дальше не пустил? Быть может, чтобы мы с южанами не встретились, чтобы не узнали от них противоположную точку зрения?
— Тебе во всем мерещатся заговоры и тайны. Может это уже старческий маразм? — Тардес как всегда не воспринимал отца всерьез.
— Ведь эти 'северяне' как они себя называют, которые тебя так разжалобили, ты что думаешь, они родину, землю свою защищают что ли? Нет, они защищают только Певенс, ты же слышал их оплотами стали все крупные промышленно развитые города, которые, конечно же, все расположены на севере. То есть десятки маленьких деревушек они врагу отдали, дали спалить большую часть своей родины южанам, а вот Певенс они превращают в крепость. Они защищают не родину, а золото, которое лежит в банках Певенса, мануфактуры, заводы, прочие экономически значимое имущество. Они защищают свое привилегированное положение над югом. Южане, думаешь, почему бунтуют? Потому что они дикари, мирной жизни не хотят или СБК их там всех зомбировали? Конечно да, но в целом главная причина все же другая. Юг Эвалты это нищета, экономически отсталый неразвитый придаток к северу. Там люди едва ли от голода не умирали, это в лучшие годы Эвалты! Вот нищие голодные южане и получили возможность забрать у севера богатства, которые наполовину причитаются им. А то северяне себе все нахапали и делиться не хотят. И все банки, и все большие города у них, а у юга ничего нет.
Я не спорю помимо нищих и голодных в рядах формируемой армии юга, конечно, есть фанатики, психи религиозные которые ненавидят артэонов и грезят о священной войне, но уверяю тебя таких немного. В рядах южан много доведенных нищетой до отчаяния людей. Даже если будет серьезная гражданская бойня, то нам в ней делать нечего, это будет не наша война. Нам в это лезть незачем. Все что от нас требуется так это помочь армидейцам, остановить чудовище и пусть Армидея уже сама здесь порядок наводит.
Ты лучше этого Беса или других встретившихся нам лидеров ополчения вспомни. Бес сказал, что он вчерашний торговец, а ведет себя так, будто был солдатом всю свою жизнь. Если человек был солдатом и спокойно относится к войне, как к работе, это видно сразу, это читается в глазах. Армидейцы всегда тайно готовили Эвалту к возможной войне с СБК. Армидейцы в тени мирного общества Эвалты тайно вырастили целую мини армию, которая в случае агрессии СБК самостоятельно способна вести партизанскую войну, а также мобилизовать население для сопротивления. Это было сделано, чтобы еще раз предостеречь СБК от агрессии в отношении Эвалты, чтобы объяснить белокаменным, что так просто они до Эвалты не доберутся. Если полезут, то понесут серьезные потери, серьезно потеряют в своей боеспособности. Все участники этой тайной армии Эвалты — наемники, хорошо натренированные и подготовленные, в мирное время они, скорее всего, служили в полиции, набирались боевого опыта, участвуя в различных локальных конфликтах на юге. Все командиры ополчения, включая Беса, наемники из этой тайной армии выращенной Армидеей. Никакие они не вчерашние фермеры или торговцы, многие из них опытные головорезы. Это они перед нами спектакль разыгрывают, не верь тому, что видишь. А вот у южан таких головорезов нет, ну может только какие-то наемники с юга силами СБК тайно переброшенные в Эвалту. Так что южанам сложнее.
— Зря стараешься. Я же не раз говорил, что лично мне наплевать на все эти межправительственные заговоры, тайные армии которые тебе вечно мерещатся. Твое увлечение этим бредом прогрессирует. Нет, серьезно может быть тебе, все-таки обратится к специалисту. Поверь, сеанс с военным психологом из Армидеи для души будет более спасительным, чем содержимое твоей волшебной фляжки.
— Глядя на тебя — типичного элемента системы построенной на лжи я еще раз утверждаюсь в своей правоте. Тебе загадили голову, и ты уже подсознательно отвергаешь правду.
— Ты не исправим. Ну, хорошо предположим, что у Армидеи... О господи! Была 'Тайная армия' в Эвалте! Но ведь Эвалта официально в соответствии с общими законами Арвлады была признана нейтральной территорией, там запрещались любые армии и воинские формирования. Так почему СБК дали Армидее вырастить эту армию, почему не привлекли всеобщее внимание к такому наглому нарушению законов Арвлады под которыми Армидея, как и все подписалась? Или ты хочешь сказать, что вездесущие СБК не заметили создание этой 'тайной армии' у себя под носом, дали армидейцам вот так просто вырастить тайную вооруженную силу в Арвладе? Думаешь СБК настолько тупые или слепые?
— Ты встроенный элемент лживой системы видишь только верхушку огромного айсберга и пытаешься судить о происходящем, не понимая всей глубины. У всех есть свои тайны и у СБК и у Армидеи и у любого другого правительства. В нашем мире, разрываемом бесконечной войной за власть у всех главных игроков много тайн, у всех руки в крови. Все друг за другом следят и держат тонны компромата на тех, кто сегодня союзники, а завтра уже враги. Все стараются ухватить всех за яйца. Просто есть информация, которая для публики, то есть приемлемая ложь и та, что скрыта от глаз, то есть суровая правда, которая по общему договору является залогом всеобщего молчания. Армидея в нарушение законов Арвлады тайно выращивает армию в Эвалте, СБК финансируют террористов на диком юге и повинны в большем количестве тамошних войн, в десятках геноцидов которые они фактически спровоцировали. Идет борьба за власть и пока СБК и Армидея объединенные против людского юга считаются союзниками, они молчат о многих тайнах и всячески оправдывают в глазах таких слепцов как ты тот ужас что творят. Все становится ясно, когда они начинают ссориться. Вот тогда вся грязь всплывает на поверхность. Вспомни когда произошла Битва при Мак-Тауред, этот последний кризис в отношениях двух 'союзников', вдруг неожиданно у СБК появилась тайная тюрьма на юго-западе Арвлады, куда они свозили всех противников их 'демократии' на диком юге. То есть несколько десятков лет эта тюрьма стояла, там жестоко пытали и убивали 'врагов артэонов', все посвященные про эту тюрьму знали, но при этом все молчали и тут вдруг 'случайно' заметили это 'грубое нарушение законов Арвлады'!
— Про эту тюрьму все давно знали, просто не было доказательств жестокого обращения с заключенными, всех пыток, что устраивали СБКашники.
— На самом деле это ты не исправим.
Они шли через лес. Новая тайная дорога, сообщавшая Армидею со всеми очагами северного сопротивления, проходила в обход любых других населенных пунктов. Как всегда их вел Крегер, Тард плелся следом, а отпущенный Руфус где-то позади носился по полю и нюхал цветы. Внимание Тарда привлекло необычайное скопление огромных черных воронов, ну или каких-то порождений Азуры внешне похожих на ворон, которые стаей собрались в зарослях на обочине дороги. 'Что-то как-то странно себя ведут эти птицы', — сказал вслух Тард. 'Забей, давай быстрее, нам нужно успеть до темноты', — пыхтя начал быстрее прихрамывать впереди идущий Крегер. Тут вдруг неожиданно вороны резко разлетелись, что-то их вспугнуло. Тард остановившись, увидел, что в кустах лежит тело человека, которое уже облюбовала черная стая крылатых падальщиков. Он еще жив, он двинулся, шевельнулся, что и вспугнуло поторопившихся падальщиков. Тард сразу двинулся к лежащему в кустах телу. Крегер с улыбкой наблюдал за сыном. Старый маг заметил тело какого-то бедняги, облепленное стаей падальщиков на обочине дороги, заметил и осознанно прошел мимо, устроив Тарду очередной тест, при этом разыграв из себя торопящегося ворчливого старика. Разогнав птиц, Тард безо всякой брезгливости осмотрел тело какого-то несчастного. Это был мужчина в годах, заросший бородой, одетый в какие-то лохмотья. Оказавшись у Тарда на руках, он открыл глаза и прокашлялся. Крегер под хмурым лицом тщательно скрывал радость от поступков сына, который прошел его тест. Тард увидев человека, которому явно нужна помощь, не зная жив ли этот человек, без лишних слов бросился ему помогать. Его сын, под слоем лени и депрессии принесенной возрастными переживаниями, внутри в своей душе все равно остался все тем же добродушным мальчишкой небезразличным к чужим бедам. Вся проблема Крегера заключалась в том, что у него можно сказать, не осталось совести, если его что-то эмоционально не цепляло, то он мог запросто пройти мимо, не помочь там, где это нужно. Во всяком случае, совесть его никогда не мучила, ему потрепанному жизнью старому пьянчуге было безразлично, куда катится окружающий мир. Тард который сопровождал его во всех приключениях, своим душевным теплом фактически заменял Крегеру совесть — это полезное, необходимое для светлого мага качество. Сын был главной опорой, которая не давала этому заблудшему магу окончательно потеряться в этой жизни. Очередной тест был пройден, его сын остался таким, как и прежде, темная душа Крегера еще не потеряла главный в своей жизни ориентир. Радуясь и одновременно ощущая успокоение Крегер, с плохо скрываемой улыбкой наблюдал за сыном.
— Он живой! — радостно крикнул Тард.
— Мы так до Армидеи никогда не дойдем! — внутри скрывая радость, внешне изображал недовольство Крегер.
— Главная заповедь светлого мага: 'Не пройди мимо чужой беды, если ты в состоянии помочь'! Или ты забыл или ты вообще не знал? Никогда не слышал об этом?!
— Ты меня еще поучи! — Крегер шел на помощь сыну. Из себя он всегда изображал противовес небезразличному к чужим бедам Тарду. Всегда разыгрывал из себя ворчливого старика пытаясь сбить сына с праведного пути, отчего наоборот, светлые намерения Тарда еще больше закалялись. На фоне падшей души Крегера, на фоне вечного отрицательного примера в виде этого вчерашнего темного мага, душа молодого Тарда сияла еще ярче.
Им пришлось уйти с дороги и отыскать в лесу небольшую пригодную поляну. Тард взвалив на себя тело изможденного мужчины, перетащил его на поляну. Крегер как обычно сам занялся костром. Тарду был не страшен холод и, следовательно, огонь для согрева был ему ни к чему, он никогда не помогал отцу заниматься костром. 'Тебе надо ты и возись' — так он говорил, хотя на самом деле ему было просто лень. Но в этот раз в отличие от остальных Тарду не приходилось отворачиваться в сторону, пока отец возился с костром. Делая вид, что костер это не его дело. Сейчас Тард был вдохновлен, внутри него кипели эмоции, желание проявить себя. Он снова кому-то помогает, он снова полезен этому миру, его глаза горели жизнью, ему сейчас было не до отца. Костер, потрескивая, задымил. Крегер покопавшись в рюкзаке с 'вкусняшками для Тарда', который был закреплен на спине Руфуса, достал оттуда пакет молока. Смешав молоко с какими-то травами из своего рюкзака, нагрев эту смесь на огне, произнесением заклинания он превратил ее в восстанавливающее силы зелье, несколько глотков, которого дал мужчине, спасенному Тардом.
— Моя деревня! — едва придя в себя, спасенный мужчина собрался куда-то бежать.
— Тише, успокойтесь, — Тард придержал его за плечо не дав встать. — Вы в безопасности, но вам пока нельзя двигаться. Успокойтесь. Сейчас главное лежите, ненужно резких движений.
— Мы с мужиками, с жителями нашей деревни, женщин отправили в Певенс, а сами остались дома, скот, все нажитое добро защищать, — выпив последний пакет молока, как и все жертвы пережившие кошмар, обреченно глядя в сторону, рассказывал спасенный неизвестный мужчина, так и не назвавший своего имени. — Мы во всех этих разборках между севером и югом участвовать не хотели, только добро бы нажитое сберечь. Вооружились, чем могли и дежурили попеременно. Потом пришли они... Я и все жители моей деревни мы равийцы, ну это народ такой в Южной Половине, из центральной части ее степей. Я начал свою жизнь в южных землях, я видел, я знал, что такое война и беззаконие. От этого мы сюда и бежали.
Мне казалось, что этот хаос вызванный уходом армидейцев будет такой же войной, как и все остальные. Нам было плевать на то, что будет происходить. Север, юг, мы не относимся не к одной из сторон, меня не интересуют все эти разборки. Мы думали, все будет как обычно: придут какие-нибудь дикари, неважно северяне, южане или еще кто, мы отдадим им половину своего скота, расплатимся едой, воевать не пойдем, заявим о своей нейтральности. Ну, если придет шайка бандитов то с ней мы, наверное, справились бы. Но мы ошиблись, эта война не такая как остальные. Те, что пришли к нам в деревню... это были не люди. Вместо волос у них будто конские хвосты, глаза безумные и зубы заточенные для того чтобы рвать плоть подобно животным. Они не убили нас... кого-то убили, остальных взяли в плен. Всех связали и посадили в одном из амбаров. Нас не убили только потому, что наше мясо было негде хранить. Наши туши бы испортились, протухли, — его глаза наполнились ужасом, тело забилось в истерике. — Они жрали нас. На протяжении нескольких суток пировали, съедая человек по пять, по шесть в день. Меня назначили чем-то вроде уборщика, в одном из домов они устроили себе кухню. Я убирал внутренности... после разделки очередной 'туши'. Нас не поили и не кормили, мы нужны были им слабыми, беспомощными. Чтобы наши кишки были чистыми. Ночью я все же сумел вырваться из этой скотобойни. Добрался до тропы, на которой увидел движущихся солдат. Я узнал, это были солдаты Армидеи, они сопровождали колонну с грузом. Я остановился... зря. Стоило мне остановиться, я тут же упал без сил. Даже кричать сил не было. Солдаты прошли, никто не обратил на меня внимание. Видимо у них проблемы посерьезнее, чем какой-то бородатый придурок на обочине дороги.
— Ну и как тебе ополченцы южане? — после жуткого рассказа Крегер с улыбкой поинтересовался у Тарда.
— Это не южные ополченцы. Я понимаю бунт, восстание, но жрать людей? — задумался Тард.
— Судя по описанию это племя Коно из Песчаных Скал южной оконечности. Те, для кого вкусить людскую плоть, значит поглотить силу смертного убитого тобой...
— Чистое безумие...
— Не совсем. Сначала это было безумием, после Тьма внесла логику в это чудовищное проявление людского сумасшествия. Теперь благодаря влиянию Третьей Силы, вкушая плоть себе подобных, они действительно ощущают прилив сил, теперь людская плоть для них как наркотик. Но как эти дикари с далекого юга оказались здесь?! — Крегер подталкивал сына к нужной мысли.
— Есть только одна сила способная доставить сюда — в центр Арвлады этих каннибалов с южных окраин. Это СБК, — констатировал очевидное Тард.
— А что, на юге всегда было полно желающих поубивать и поразрушать, тем более посеять разрушения в центре ненавистной им всем артэонской Арвлады. СБК привозят, переправляют сюда разномастных дикарей со всего дикого юга, чтобы те бандами нападали, грабили и убивали людей здесь на севере Эвалты. Им нужно создать в умах эвалтийцев-северян представление о южанах как о дикарях, конченых безумцах уничтожающих целые деревни или даже жрущих человеческую плоть. Чтобы окончательно убить в северянах жалость, способность видеть во враге человека, вернее людей в южанах, чтобы надвигающаяся гражданская бойня была по максимуму кровавой. Без жалости, без пощады. СБК нужна война на уничтожение.
— Я все понимаю, но для участия в гражданской войне привозить людоедов... это уже чересчур. В какой дыре они только их нашли? Видимо СБКашники совсем долбанулись, — покачал головой Тард.
— Мне нужно в Армидею, в Певенс, нужно помочь моим соплеменникам. Нужно всем сообщить о нашем случае. Может, кто-то еще жив! — снова куда-то собрался пребывающий в шоке не назвавший имени мужчина.
— Успокойтесь. Вы находитесь в шоке, вам нельзя никуда идти. Отдохните, лежите, мы поможем вам...
— Ну, Тард! — с улыбкой Крегер пытался сбить сына с верного пути. — Мы должны добраться до Армидеи до наступления темноты.
— Понимаю. Ты сядешь верхом на Руфуса и мы быстро наверстаем упущенное.
— Руфус это не конь, а дуболом! Извини, — Крегер извинился перед лошадью. — Я все понимаю, но у нас нет времени, — он снова вернулся к разговору с сыном. — Хочешь помочь им — помочь им всем так останови Чудовище Таргнера, пусть армидейцы снова придут сюда и наведут порядок. Спасут деревню этого... мужчины.
— Картер, — представился спасенный мужчина.
— ...Спасут деревню Картера и еще десяток таких же. Это частный случай, ненужно за него цепляться. Решив проблему Картера, ты не спасешь Эвалту. Мы должны сконцентрироваться на главном и устранить корень всего этого кризиса, — Крегер играя в свои игры, склонял сына к 'темной стороне', изображая недовольство при этом плохо скрывая улыбку.
— Да брось... старый пердун, это дело пары часов. Как далеко ваша деревня или как она называется? — отшив отца полный решимости Тард обратился к Картеру.
Маг из своего наспинного рюкзака достал множество разных карт. На одной из них они нашли Эвалту, где была указана деревня Картера — Равийфилд. Условившись встретиться на границе Аламфисова леса, они разошлись. Крегер ведущий под уздцы Руфуса в седле, которого качался едва пришедший в себя Картер, направились вперед на восток. Тард побрел через лес в юго-западном направлении. Его враги ориентировочно простые люди, судя по описанию это представители племени Коно, людоеды с окраин южных земель, с такими он должен справиться без труда. В его сердце пылал мальчишеский азарт, ощущение силы и чувство превосходства над ожидающим впереди врагом кружили голову путая мысли, заставляя забыть о страхе. В душе горело желание проявить себя, заодно помочь кому-то, в столкновении со злом самому себе доказать свою душевную чистоту. Во всяком случае, на фоне жутких каннибалов четко понять, что он еще не самая падшая ленивая скотина какой он себе кажется после месяцев прозябания в мирной жизни.
Пробежав по лесу несколько километров Тард обнаружил для всех потерянный Равийфилд. Пустая всеми брошенная деревня. До кризиса ее население жило подобием общины. Множество крупных домов кучно настроенных на небольшом поле концентрировались вокруг огромных амбаров ну или складов, где хранилось общее имущество: скот, корма, собранный урожай — собственность общины. Тард, как и полагается, прежде чем нападать решил разведать ситуацию, изучить местность, позиции врага, возможные препятствия. Скрываясь за деревьями, он обошел вокруг деревни, пристально изучая происходящее в ней. Люди Коно в точности соответствовали описанию. На затылках их лысых голов торчали волосы, собранные в длинные жесткие хвосты, их передние зубы были заточены под клыки. Типичные дикари с юга, облаченные в потасканную кожаную пыльную броню. Они даже не скрывались. Никаких дозоров или конспирации, попыток скрыть от чужих глаз место своего жуткого пира. Их поведение было странным и нелогичным. Шайки по нескольку человек сидели у костров на окраинах деревни, громко разговаривали, смеялись, отплясывали какие-то свои танцы. По всей деревне безо всякого страха дикари-людоеды просто разгуливали, полупьяные шатались повсюду, они даже и не пытались скрыть свое присутствие, а наоборот вели себя так, чтобы даже самому глупому путнику стало понятно, что эта деревня захвачена какими-то дикарями. Некоторые из людей Коно повсеместно лежали на земле без сознания, то ли это было последствие злоупотребления спиртным то ли что-то еще. Скорее всего, захватившие деревню дикари, находятся под воздействием каких-то психостимуляторов, не контролируют свое поведение — пришел к выводу Тард. В голове всплыли слова отца о том, что задача таких бандитских групп уничтожающих маленькие деревушки на севере Эвалты вызвать гнев у ополченцев этот север защищающих, заставить север возненавидеть юг. Вот люди Коно так себя и ведут: никак не скрывают место своего преступления, а даже наоборот привлекают к нему внимание. Задача этих дикарей только лишь омрачить южан в глазах жителей севера. Они сами пешки в руках коварной СБК, которая их сюда и доставила.
Не покидая лесополосы обойдя деревню, Тард искал место, откуда было бы удобнее напасть. Сначала он хотел незаметно тайно пробраться внутрь, тихо и бесшумно уничтожить какую-то часть врага, прежде чем поднимется общая тревога. Но обойдя деревню места пригодного для тайного проникновения в стан врага, он так и не нашел. Со всех сторон деревню от леса отделяла сотня метров открытого поля, повсюду бродили люди Коно, незамеченным туда пробраться было невозможно. В его голове зародилась безумная лихая мысль, как обычно сначала он вроде отогнал ее. Затем после недолгих раздумий послав все к черту, решил просто действовать.
Тард просто вышел из леса и напрямую, открыто направился к деревне кишащей дикарями-людоедами. Люди Коно сидевшие у костра на окраине деревни, так, по всей видимости, организовав свой дозорный пост, не сразу заметили воина в серебристых доспехах вышедшего из леса. 'Я предлагаю вам сдаться!' — крикнул он во весь голос, но враги его не услышали. Повторять он не стал, главное он это крикнул, следовательно, теперь его совесть будет сидеть тихо и смирно. Глаза Тарда окрасились в ледяной синий цвет, затвердели как куски льда, температура вокруг него опустилась в разы, его броня за секунды покрылась инеем, потом обросла слоем белого льда. Только его черный плащ, сделанный из специального материала, немного побелев от инея, по-прежнему развивался за спиной. Зеленая трава на расстоянии метра от него за секунды смерзалась, погибала, сковываясь белым льдом. Потоки теплого летнего ветра, влетая в окружающую его Сферу Холода, превращались в облака пара и вихри снежной пыли. Из-за сковавшего льда потяжелев в разы, оставляя за собой белый заледеневший след среди зеленого летнего луга, Тард приближался к деревне. Он снял со спины свой покрытый льдом лук. Люди Коно по-прежнему не замечали его, поэтому Тард решил сам заявить о себе. В натянутой тетиве, сначала образовалась огромная сосулька, которая со временем обрела контуры ледяной стрелы. Одну за другой он выпустил несколько ледяных стрел поразивших всех дикарей сидевших у костра.
Прозвучал военный рог людей Коно собирающий всех дикарей для отражения атаки на занятую деревню. В Тарда полетела лавина из стрел. Попадая в него стрелы, максимум сбивали крепкий белый лед с его брони, который за секунды нарастал снова. Прикрыв рукой открытую половину своего лица — единственную открытую часть тела, не обращая внимания на бьющиеся об него стрелы, он продолжал приближаться к деревне. Одна из стрел попала ему в ногу, из-за чего он упал, но поднявшись скованный слоем льда, продолжил двигаться вперед. В десяти метрах от первых домов толпа в полусотню разъяренных мужиков, дикими криками обнажая свои заточенные острые зубы, бросилась на Тарда. Снеся ледяными стрелами еще нескольких из несущихся на него варваров, убрав за спину лук Тард, достал свои пустые рукояти от мечей. За секунды в пустых рукоятях выросли ледяные лезвия. Началась рукопашная схватка. Тард в разы быстрый и ловкий разрубал нападающих дикарей на куски, стараясь никого не оставлять в живых, он неостановимо продвигался к деревне. Это были плохие ребята, поэтому он считал, что спокойно можно расслабиться и просто расправляться с ними. Их разбрызгивающаяся теплая кровь в переделах окружающей его Сферы Холода падала на смерзшуюся под ногами землю кусками черно-красного льда или разлеталась по сторонам, красными брызгами окрашивая летнюю зелень. После прошлого неудачного боевого опыта от щита он отказался, поэтому орудовал сразу двумя ледяными мечами. Нападавшие дикари несколько раз попадали своими мечами и топорами по его ледяной броне, отчего небольшие куски льда откалывались, со звоном осыпались и вместо них за секунды нарастали новые, Тард ни чувствовал никакого вреда. Перерубив всех напавших дикарей оставив после себя полосу изо льда, изрубленных тел и кровавых брызг Тард добрался до первого дома деревни. Поверх его ледяной брони образовалась небольшая корка из заледеневшей вражеской крови.
Выросший в условиях артэонской идиллии под светом и покровительством разумного Духа, в изоляции от всех бед, он не знал, вернее, был просто не способен понять проблемы свойственные миру людей построенному на принципах выживания. Как говорил отец, Тард никогда не сможет понять или представить себе, что такое умирать с голоду или жить в нищете. Не обладая мудростью и достаточной рассудительностью Тард, просто не понимал этот дикий мир. Преступник в его глазах оставался лишь преступником — злодеем, недочеловеком, нарушившей разумные законы тварью. С большинством негодяев, которых встречал, странствуя по дикому миру он, не задумываясь просто расправлялся, просто лишал их жизни. Сначала это было попыткой воздать злодею по заслугам, нежеланием заморачиваться, попыткой сделать этот мир чище, сегодня эта темная нотка была подхвачена мраком, поселившимся в его душе из-за возрастных проблем, неудовлетворенности жизнью. Будто временами добродушный Тард душа компании уходил на второй план, его затмевал жаждущий славы Тардес Кефалийский беспощадный и жестокий к врагам, не желающий прощать человечеству его несовершенство. Во многом корень проблемы заключался в том, что в свое время не было рядом того кто мог бы вразумить, наставить его на путь истинный, заставить одуматься. Отец, испытывая отвращение к разным серьезным разговорам или нравоучениям, в глазах Тарда осознанно оставаясь в пределах образа придурка, ворчливого безумного старика, оставлял все как есть. Его ангел почему-то тоже молчала. Сейчас оглядываясь назад, видя кроваво-ледяной след, что остался в поле после расправы над полусотней людей Коно, он был доволен как человек, смотрящий на результаты своего труда. Для него это была просто разминка после месяцев простоя.
Встряхнув с себя окровавленный слой льда, Тард вошел в деревню. Меж домов он двигался к возвышающимся в центре амбарам. По пути истребляя небольшие группы людей Коно устраивающих среди домов засады, Тард искал амбар, в подвале которого со слов спасшегося из этого кошмара Картера удерживалось несколько десятков его односельчан — пленники или вернее килограммы свежего мяса для каннибалов. Дикари людоеды с юга — простые люди, они были слишком уж слабыми соперниками для него. От происходящего, от своего превосходства над врагом он чувствовал возбуждение и мальчишеский азарт, если бы скованное холодом лицо могло выражать эмоции, то на его губах появилась улыбка. Убивая злодеев, он чувствовал себя героем. Вот то почему ему нельзя было расходиться с отцом, вот тот момент, в котором Крегер должен дополнять его. Этот маг хоть и был безумен, все же сумел бы остановить сына, заставить его одуматься и попытаться сделать все с наименьшими жертвами. Но сейчас оставшись без присмотра отца, он, чувствуя свободу и силу, творил кровавую мясорубку просто истребляя злодеев. В то время как Крегер, оставшись без его компании, уже давно приложился к своей фляжке и вошел в естественное привычное состояние, даже немного перебрал. Этим двоим, нельзя было расходиться.
Из-за очередного угла Тарду по голове врезала огромная палица, от ледяной брони отскочило несколько стрел, очередная группа людей Коно набросилась на него. Среди дикарей оказался совсем еще мальчишка, перепуганный и неопытный, без воли притащенный на это поле 'их священной войны' своим безумным отцом. Пока Тард расправлялся с его соплеменниками, этот малец сумел зайти к нему сзади и ударил мечом по голове, после разозленный Тард в процессе драки одним ударом обезоружил его и этот мальчишка, испугавшись, заполз под крыльцо одного из домов. Тело последнего из напавших рухнуло на землю, Тард заметил трясущийся зад, торчащий из-под крыльца. Его это рассмешило. 'Где же людоед!.. Где же он! — замораживая все вокруг себя, тяжелыми шагами он подошел к крыльцу. — Вот же он! — Тард резко вонзил лезвие между досок крыльца. С той стороны не раздалось и звука, это была моментальная смерть. — Ну, ты что думал, что я тебя, не замечу что ли!' — забавлялся он, пока отойдя, не увидел что зарезанный им под крыльцом это совсем мальчишка. Тард резко стал серьезен, весь азарт кровавого развлечения, которым для него была схватка с людьми Коно, выбило из него разом. Вид мертвого мальчишки, убитого им резко заставил его одуматься. После детей солдат, с которыми приходилось встречаться на юге, его было сложно шокировать возрастом или полом врагов, но привыкнуть к подобному было невозможно. Пришлось позабыть о том, что вокруг враги, взять себя в руки, вести себя разумнее. Все что изменилось после этого так только то что, нарвавшись на очередную засаду между домов Тард, предлагал им сдаться, но дикари людоеды естественно набрасывались на него ничего не желая слушать, не давая даже договорить. И он все также продолжал рубить их, но, только теперь стараясь просто ранить, обездвижить, а не убить, и только затем, удостоверившись в том, что перед ним не ребенок, добить. Оставить этих безумных дикарей живыми в центре своей Арвлады безопасность, которой превыше всего, он просто не мог.
Долго искать нужный амбар ему не пришлось, чрезмерное скопление дикарей само выдало нужное строение. Перебив охранников, Тард вошел в амбар. На засыпанном сеном полу были отчетливо видны следы происходившего насилия, местами имелись высохшие пятна крови, валялись человеческие внутренности, выбитые зубы. Через люк в полу Тард спустился в подземный склад, в котором людоеды держали свою пищу в непортящемся живом состоянии. Резкий мерзкий запах сразу ударил в нос. Темное сырое помещение. Пол усыпан десятком человеческих тел многие, из которых еще содрогались в предсмертной агонии. Все залито свежей кровью еще не успевшей впитаться в земляной пол, их всех убили только что. Палач с окровавленным мечом стоит в центре осуществленной им жестокой расправы. Внешне он выглядит как один из людей Коно, только его лицо скрыто кожаной маской, а за спиной развивается черный плащ, по всей видимости, это главарь шайки людоедов. Теплая кровь смерзлась под ногами Тарда окруженного Сферой Холода.
— Это не убийство людей, это очищение от грязи. Как воин на защите Арвлады ты должен это понимать. Тысячи наших солдат погибли, чтобы отчистить север от этой мерзости. Этим злом мы восстанавливаем историческую справедливость, — на чистом общеартэонском безо всякого южного акцента главарь людоедов пояснил Тарду.
Тард в этом случае решив остаться верным своей жесткости и беспощадности к преступникам, не вступая в словестную перепалку, сразу набросился на главного людоеда. Людоед бросил на пол огненную лампу, та разбилась, и между ними образовалась стена огня. 'Мы с тобой боремся за одно и то же. Служим одной цели, мы можем просто уладить наши разногласия', — с той стороны огненной стены доносился до Тарда голос кровожадного палача секунду назад казнившего десяток ни в чем неповинных людей. Лежащие на полу тела убитых жителей деревни медленно начало пожирать пламя. Для Тарда использующего холод как оружие, огонь и жар были губительны. Кусками льда осыпались ледяные лезвия его мечей, из-за спины он достал свой настоящий стальной клинок припасенный специально для таких случаев. Набравшись смелости, немного растопив слой льда служащий его дополнительной броней, Тард перемахнул через огненную стену. Завязалась драка на мечах. Последний людоед оказался сильным соперником, он был быстр и искусно владел мечом не хуже Тарда. Пожар, охвативший подземный склад помогал людоеду в схватке с Тардом, ледяная броня которого начала потихоньку таять и в случае серьезного повреждения уже больше не нарастала. Сферы Холода, что окружала Тарда, было недостаточно, чтобы задавить жаркое буйное пламя, он начал слабеть. Весь потолок заволокло едким черным дымом.
Несколько раз он нанес Тарду удары, которые были бы смертельными, если бы не броня, покрытая сохранившейся ледяной коркой. От ударов его меча ледяной покров ослабленный огнем и жаром несколько раз осыпался с брони Тарда и больше не нарастал, в то время как броня этого людоеда оказалась крепче, чем у остальных его соучастников. Перелом наступил, когда людоед разбил Тарду нос. Голубая кровь из любых его ран, едва покидая плоть, тут же смерзалась на его заледенелом теле, все раны Тарда просто сковывались льдом в окружающей его Сфере Холода, кровопотеря была ему нестрашна. Тард отошел в темный угол подальше от огня, его кровь смерзлась в носу, и разозленный до предела он снова бросился на людоеда. Нанеся врагу серьезное повреждение, Тард взял инициативу, затем рубанул его еще и еще и вот обессиленный израненный людоед упал на пол. Пока враг, захлебываясь кровью, корчился на полу, Тард после победы вздохнув с облегчением, развеял свою Сферу Холода. Лед осыпался с его брони, глаза 'оттаяли' обрели естественный оттенок, кожа на открытой части лица обрела живой цвет. Из разбитого носа голубая кровь красными каплями стала падать на пол.
— Остановись! Я защитник Арвлады, как и ты! Ты совершаешь ошибку! Я солдат СБК... — успел крикнуть главарь шайки людоедов, прежде чем Тард зарубил его.
Тарду были неинтересны все эти подробности тайных игр и политических вакханалий, его вовсе не волновала личность убитого им главаря людоедов. Был ли он солдатом СБК или нет, Тарду это было безразлично. Для него враг — образ условного злодея, который всегда оставался всего лишь врагом, целью для уничтожения и более ничем. Он наивно, а может даже глупо, пытался сделать этот мир лучше, стараясь отгородиться от погружений в его сложность и глубину хитросплетений жизни — бился чугунной головой о каменную непробиваемую стену. Он просто убивал злодеев, спасал от них мир, но не задумывался над тем, что сам в эти минуты был полностью подобен им.
Весь подземный склад под амбаром заволокло огнем. Едва Тард успел выбраться наверх, как пол амбара обрушился. Пожар быстро охватил всю постройку, огонь начал перекидываться на другие строения. Тард вырвавшись из охваченного огнем и черным дымом подземелья, без сил рухнул на землю. Он устал как никогда, просто выбился из сил. Горящими легкими жадно глотал чистый воздух. Вроде все сделал, все как обычно: убил злодеев, раз и навсегда сделал этот мир немного безопаснее, но почему-то не ощущалось той приятной легкости и удовлетворения от свершенного жестокого правосудия, которое обычно наполняет его душу после подобных побед. Вместо этого внутри чувствовалась какая-то гадость, подсознательная неспокойность. От этой победы он не почувствовал себя лучше. Вроде все ровно, но что-то, ни то. Он что-то сделал не так. 'Я допустил убийство пленников. Никого не спас. Всех пленных жителей деревни убили из-за моего просчета' — пришел он к выводу, анализируя свои спутанные мысли. 'Вот тормоз! Но, я же хотел как лучше...' Он уже совершал подобные ошибки, не продумав все как следует, бросался в пекло из-за чего страдали невинные, даже отец однажды едва не поплатился жизнью за его легкомысленность. Движимый желанием проявить себя он полез на рожон, и несколько пленников поплатились за это жизнью. 'Думай, а потом делай. Думай, а потом делай! — повторял он себе как мантру, судорожно и со страхом, будто падающий с обрыва пытающийся зацепиться за что-нибудь. — Главное это не убитые злодеи, а спасенные жертвы... Я допустил убийство этих людей. Вот дебил'.
И снова, как и всякий раз до этого — он сидит один наедине со своей совестью, и мучается. Ему тяжело мерзко и невыносимо. Жизни нескольких людей оборвавшиеся из-за его глупости повисли тяжелым грузом на душе. Но так почему он постоянно совершает подобные ошибки? Опять его жаждущая проявить, испытать себя неконтролируемая натура подвела его, или это просто были глупость и недальновидность? Он знал о том, что враг удерживает пленников. В такой ситуации он ни в коем случае не должен был идти на открытый штурм, в открытую вламываться на территорию врага, забавляясь, играючи разрубая людей Коно, что попадались на пути. В случае с заложниками нужно было проявить максимум серьезности, напасть скрытно, незаметно пробраться во вражеский лагерь и прежде всего, освободить пленников или убедиться в их безопасности. Не подумав о возможных последствиях движимый азартным желанием проявить свою силу, дать себе размяться, он напал открыто, чем вспугнул врага и всех заложников сразу казнили. Он должен был действовать скрытно и прежде всего, пытаться, спасти пленных, или не зачищать эту деревню вообще, не вмешиваться, так хотя бы его совесть осталась чиста. Этот случай был еще одной возможностью убедиться, что без отца он просто глупый мальчишка.
Огонь обволакивал деревню, все дома вокруг Тарда уже вовсю пылали, испуская черный дым. Вместо того чтобы бежать отсюда он сидел и несмотря на внутреннюю неисправимость давая совести терзать себя, молча глядел на черные клубы от огня сжигающего деревню, таким образом пытаясь формально почтить память убитых пленных, показать богу что он раскаивается. Как обычно, наверное, в сотый раз, стуча кулаком о землю, он зарекался, что больше подобного не допустит, впредь будет собранным и сконцентрированным, сто раз подумает, прежде чем сделает что-либо, все-таки он был неисправим.
— Ты бесстрашный воин отбрось терзания и просто двигайся вперед, — звонкий приятный голос раздался откуда-то с небес. — В одиночку, даже при моей помощи, ни при каких обстоятельствах ты не смог бы спасти этих пленных. Вспомни мудрости воины: без жертв никак. В глубине души ты хотел как лучше, уж поверь, я вижу тебя. Твоей прямой вины тут нет. Это просто ошибка. Сейчас забудь о ней и просто двигайся вперед.
— Как скажите ваше высочество, — сев на колени, посмотрев в небо, Тард видел силуэт ангела всегда сопровождающего его в пути. Она парила на крыльях метрах в десяти над ним. — Я сделал все что мог. К сожалению, я освободил только их души. Хоть конечно сглупил, не подумал о возможных последствиях, — завороженно глядя в небо говорил он. Едва ему стоило услышать голос своего прекрасного ангела, как настроение его тут же нездорово поднималось, он просто забывал обо всем. Было достаточно лишь одного явления его богини, лишь созерцания ее улыбки и все переживания в нем испарялись.
Тард быстро зашагал в сторону Аламфисова леса, туда, где он должен был встретиться с отцом. Немного пробежав, под давлением лени придя к выводу, что дело не срочное, часом раньше часом позже, отец подождет, он перешел на обычный шаг. Бредя по лесу, он устал мучиться от переживаний по поводу казни пленных, этой его ошибки. Переживания накатывали волнами, с каждым разом щипая душу все сильнее, не давая забыться. Сияния его ангела заставившего его двигаться дальше хватило ненадолго. Под давлением совести, чувства вины все его мысли сводились к этой кровавой ошибке. Он решил оторваться от всех этих переживаний и дать себе немного развеяться, подумать о чем-то другом, дать душе немного отдохнуть. Он вспомнил друзей, приятные теплые моменты, вспомнил о планах, которые строил в мирной жизни, пока отец ее не оборвал. Ведь он хотел отправиться с подругами на Белокаменный пляж, прожить там несколько недель в палатке коротая ночи под звездами в приятной компании, хотел записаться на курсы философии нового времени, завести роман с учительницей по рисованию. Как много он всего хотел, и все это осталось где-то там, в жизни, которая временно остановилась. И эта жизнь казалась такой близкой, ведь к ней можно было вернуться прямо сейчас. Физически от дома его ничто не отделяло. Вопреки душе рвущейся домой, он продолжал шагать в сторону Армидеи, плохо понимая, зачем ему вообще все это надо. Желая отвлечься он, кажется, сделал только хуже.
Вспомнив о подругах, он дико захотел с ними пообщаться, увидеть их. Его голову опять стала будоражить безумная в данной ситуации идея. 'А к черту!' 'Ну, я же быстро' — Тард недолго смог сопротивляться самому себе. Сначала для безопасности он хотел забраться на дерево, но потом передумал и залег в кустах. Надежно как ему казалось, укрывшись от посторонних глаз, прямо посреди мрачного леса он лег на спину и закрыл глаза, а после сознанием сообщился с Инфосредой. Он решил виртуально встретиться с друзьями или оставить подругам сообщения, это при том, что свое спящее тело он оставил где-то в дебрях Мрачноземья, где помимо реальных хищников с наступлением темноты в лесной глуши местами пробуждается ужасное зло, еще оставшееся от крови пролитой здесь в былые дни.
Уже затемно он дошел до места, где они договорились встретиться с Крегером. Отца естественно и след простыл. Скорее всего, Крегер ушел глубже в Аламфисов лес, нашел место безопасней, оставив ему подсказки на деревьях которые в темноте было не прочитать. Тард мялся, не зная, что делать, как быть. Идти в Армидею или остаться где-нибудь неподалеку найти пригодное для ночлега место и дождаться утра? А может отец не стал его ждать и уже в Армидее? Его голова была наполнена радостью и весельем от виртуального общения с друзьями, злясь на себя, он никак не мог заставить себя думать над выходом из сложившейся непростой ситуации. Едва вспомнив о хищниках, бродящих в темноте, как в ночном мраке он почувствовал на себе чей-то взгляд. В темноте между деревьев, метрах в десяти от него зашевелилось что-то огромное и черное. Едва Тард достал меч, как из темноты сияя ярким светом, вышел его ангел, в которого воплотилось то черное и бесформенное что секунду назад смотрело на Тарда из мрака. Она лишь улыбнулась, а после беззвучно растворилась. Затем ее свет засиял откуда-то из зарослей сбоку. Она указывала ему выход из этой ситуации — дорогу к отцу, всецело доверяя ей, Тард бросился за спасительным светом. Своим светом, смехом, произнесением его имени, она звала его за собой. Ожидая следующего за ее светом Тарда на цветочных полянах среди сосен Аламфисова леса, она уводила его дальше в эти чудные безопасные лесные дебри. Весело смеясь, она растворялась сразу, как только Тард видел ее, а после снова появлялась светом откуда-то из темных зарослей. Она действительно вела его, указывая путь. Это была не галлюцинация, не злая шутка больного ума или побочные эффекты погружения в Малдурум. Ему вообще не было знакомо это состояние, он был реэртоном, всегда разумно существовал в гармонии со своим злом, его разум был всегда стабилен. Его ангел действительно существовал.
На самом деле роль ангела в глазах Тарда исполняла та самая 'Духиня', которой наш молодой воин принадлежал как артэон. Дух в миру известный как Солофия, артэоном которого был Тард, всегда сопровождал своего единственного воина во всех его походах. Он (Дух) а точнее оно известное своей тягой к женскому ласкающему началу специально для этого создало себе облик ангела, будто сошедшего с картин мастеров пытавшихся достойно воспеть его (Духа) или 'ее' (Солофии) фантастическую красоту. 'Нет в мире зла, которое смогло бы устоять перед союзом людей и Духов'. Солдаты Армидеи, СБК, любых других артэонских армий встречая на пути врага превосходящего в силе, обращались к своим Духам и просили у них помощи. Если солдаты бились за правое дело, а на пути у них стояло настоящее зло то Духи без труда наполняли сверх силой людскую плоть своих артэонов, в зависимости от противостоящего врага делая их сверхбыстрыми, неимоверно сильными, даже порой невидимыми или устойчивыми к огню или воде, и так далее. Предела возможностям и силам, которыми Духи, через свои частицы, оставленные в артэнсферах могли наделить своих артэонов, не было. Духи подобно богам из мифов помогали и всячески оберегали своих воинов, если те преследовали благие цели, что делало артэонские армии стоящие на праведном пути фактически непобедимыми.
А Тард был один у своего Духа, как единственный сын у любящей матери. Всеобщий любимчик, местная знаменитость, единственный воин у своего ласкового Духа, он разумеется пользовался всемерной поддержкой своего сверхъестественного покровителя. Солофия, ладно, черт с ним — 'она' вела себя так, будто была в него влюблена (что является лишь красивой метафорой, ведь Духи, как считалось, не могли испытывать эмоций). Душа Тарда в глубине сияла наивным детским добром, как человек он был неравнодушен к чужим бедам, только слишком уж легкомыслен, Солофию вполне устраивала мораль и взгляды на мир присущие Тарду, поэтому 'она' даровала ему свою полную поддержку. Отвлекаясь от своих 'духовных' дел, временно забывая про Кефалию в специально придуманном для этого обличии ангела, 'она' всегда сопровождала Тарда, всегда поддерживала, не давала пасть духом и помогала выбраться из многих передряг. Когда его ледяная броня и Сфера Холода подводили его, Солофия как Дух даровала Тарду силы достаточные чтобы одолеть любого противника. При полной поддержке Духа став невероятно сильным он без труда в одиночку справился с огромным минотавром, выследил и уничтожил банду орков, прорывавшуюся в Арвладу с Преферидского полуострова. В боях во время миротворческих операций на диком юге перед началом основной битвы он мог в одиночку пробраться в стан врага и вырезать приличную часть вражеских сил еще до начала битвы. Все воины Арвлады замечали полную поддержку, которую Тарду почти всегда дарует его Дух, появление на поле боя этого молодого воина в серебристых доспехах для защитников Арвлады всегда означало формальную победу, 'Одноглазый с нами, мы не можем проиграть' — говорили солдаты.
Этого прекрасного ангела кроме него никто не видел, 'она' являлась только Тарду. Отчего порой общаясь с ней Тард, выглядел как сумасшедший шизофреник. Он никогда не называл благотворящего ему Духа по имени, он с уважением и любовью назвал Солофию 'Мой ангел', обращаясь к 'ней' только с колен. Именно колющее сердце желание увидеть своего ангела подсознательно служило чуть ли не основной мотивацией для Тарда. Только чтобы там, у костра в ненавистной броне, в сыром лесу остаться с 'ней', моментально оторваться ото всех невзгод почувствовав нежность губ настоящего ангела, он в итоге преодолевал свою лень и шел следом за отцом навстречу опасностям и злу этого мира. Он был действительно влюблен в этот мираж, и эта любовь не давала ему полностью забыться мирной жизнью, эта любовь тянула его в далекие странствия следом за отцом. Лишь бы увидеть ее, удостоиться ее поцелуя. Возможно, поэтому он вел блудящий вольный образ жизни, и ни одна из артэонских красавиц не могла покорить его собой. В глубине души он был болен недоступным идеалом, был по-настоящему влюблен в своего ангела, которого на самом деле нет, ведь все это была очередная игра Духа, очередная шутка почти бога над обычным смертным. Ангел, в которого он был по-настоящему влюблен, в действительности был не более чем очередной системой контроля, средством манипуляции, созданным Духом. Во всяком случае, так это все задумывалось изначально, но сегодня 'это все' немного вышло за пределы дозволенного. Это все больше напоминало полноценные отношения, видимо этот Дух заигрался.
И вот вместо ангельского света из-за деревьев показался желтый свет огня. Там за деревьями его ждет недовольный отец. Не желая встречи со своим старым ворчуном Тард замер на месте. Его ангел, возникнув у него за спиной, тихонько коснулась губами его щеки и, игриво хихикнув, растворилась. Согретый ангельской нежностью Тард, которому теперь было все ни по чем, вышел в свет от костра. Услышав приближающиеся шаги, замерев в готовности отразить нападение сил Тьмы Крегер застыл у огня с посохом в руках. Но вместо сил Тьмы к огню вышел блудный сын.
— Молчи! Замолчи. Ничего не хочу слышать, — сразу заткнув отцу рот Тард сел к костру ведя себя так будто ничего страшного не произошло. — Привет Картер! — он заметил сидящего у костра Картера замотанного в одеяло.
Крегер, на протяжении уже нескольких часов не находящий себе покоя, переживающий по поводу того что могло случиться с Тардом, почему он так задержался, после такого наглого хамского появления сына просто растерялся, стоял и моргал не зная что сказать. Радостный Руфус подбежал лизаться к своему вернувшемуся другу.
— Что с моими деревенскими? — поинтересовался Картер.
— К сожалению... никого, спасти не удалось.
— Это горестно, — сделав печальный вид, добавил Крегер.
— Но злоумышленники не остались безнаказанными. Я отомстил. Все людоеды уничтожены, — Тард пытался хоть как-то утешить Картера, который теперь кажется, остался единственным мужчиной из своей деревни. Картер кивнул, одобряя действия Тарда, а после замолчал, ушел в себя и больше никак не реагировал на происходящее.
— Я понимаю, ты убил всех людей Коно... — дал о себе знать недовольный отец.
— Началось! — раздраженно воскликнул Тард.
— Ну и сколько их было! Сто? Пятьсот? Ты что каждого из них убивал по нескольку минут? Убивать долго и мучительно это садизм, казнь, это уметь надо, для такого у тебя кишка тонка. Так, где ты пропадал так долго?
— Бредя по лесу, я жутко захотел пообщаться со своими девушками. Поэтому лег посреди леса и соединился с Инфосом!
— Серьезно?! — Крегер посмотрел на Тарда как на полного придурка.
— Нет, конечно. Я что полный идиот! Я же не придурок... знал, что там заложники, старался действовать тихо и аккуратно, чтобы не вспугнуть врага. Я напал только с наступлением темноты, — соврав на ходу, Тард спасся от отцовских насмешек и упреков. Отец отстал, но Тарду стало мерзко от своих слов. Посмотрев на поникшего Картера, он хотел, послав отца куда подальше, рассказать ему все как есть, как все было, что он просто не подумал о судьбе его односельчан. Хотел излить душу, покаяться, рассказать, как он переживает из-за всего случившегося. 'Прости Картер' — все, что вышло из Тарда под давлением совести. Но Картеру уже все было безразлично.
С первыми лучами солнца они вышли на нормальную дорогу и двинулись в Армидею. Затянутый утренним туманом Аламфисов лес пах сырой травой. И вот туманная дымка рассеялась, и вдалеке появилась армидейская стена. Маленькая дверь в центре огромных четвертых ворот отварилась перед ними. Тард сидел верхом на Руфусе, поникший Картер сидел за его спиной, а Крегер опираясь на посох, хромая брел впереди. Оставленная артэонами Армидея сырым туманным утром казалась серой и печальной. Атмосфера золотого города погибла после ухода его жителей. Но Армидея не была пустой, как раз, наоборот, здесь сейчас творилась такая суета, которую привыкшие к артэонскому спокойствию городские улицы, наверное, себе и представить не могли. Все женщины, дети, старики, больные, а также мужчины не пожелавшие вступить в ополчение, все мирное население не только севера, но и частично юга Эвалты для безопасности было размещено за стенами золотого города. Армидея стала гигантским лагерем беженцев. Из-за хаоса охватившего окрестные земли, в поисках спасения и безопасности людская Эвалта прорвав все кордоны, ворвалась в артэонский мир, быстро изменив Армидею — его частичку под себя. По указу правительства, можно сказать город был отдан беженцам на растерзание. Беженцы были размещены в пустующих квартирах, спящих в артэонском акрополе хозяев.
Люди быстро растоптали все следы артэонской идиллии и подстроили город под свой быт. Улицы уже пахли отходами человеческой жизнедеятельности, да и сами эти отходы порой валялись прямо на улицах. Между жилыми домами от окна до кона были натянуты веревки, на которых сушилось белье. На улицах можно было встретить гуляющие стада коров или коз, которых некоторые хозяева додумались прихватить с собой. В холодной обесточенной Армидее метро естественно не работало, да и вряд ли Руфуса туда бы пустили, поэтому им пришлось идти пешком по брошенным артэонами, поэтому временно обжитыми людьми улицам бывшего золотого города сейчас изменившегося до неузнаваемости. Снующие по улицам люди расступались перед конем Тарда, отец, не отставая следовал за этим ледоколом. Через потоки людей они продвигались к городскому центру.
Несмотря на ранний час, вокруг царила жуткая суета. Погруженные в заботы толпы людей текли на встречу друг другу, по улицам хихикая, играя друг с другом, бегали дети одетые как оборванцы. Среди людской массы, блистая броней, выделялись армидейские солдаты. Исполняя функции полицейских, солдаты контролировали порядок и соблюдение законов временно населившими Армидею гражданами погрязшей в хаосе Эвалты. Солдаты стояли на всех углах, прогуливались по улицам, патрулируя город. В Армидею эвакуировали мирное население со всей Эвалты, включая женщин, детей и стариков превращенного в крепость Певенса. Следовательно, где-то здесь находились родные и близкие Картера. Передав Кратера солдатам эти двое двинулись дальше в центр города, навстречу со здешним начальством, в самую ЦентрЦитадель.
Крегер вообще довольно эмоциональный человек, сейчас прибывающий в безразличии ко всему, просто по этой жизни болтающийся, вообще не имел какой-то твердой жизненной позиции, ко всему относился сиюминутно. Но, не блистая интеллектом, довольно простым взглядом на этот мир глядя, в извечном споре, противостоянии людей и артэонов, он, конечно, был на стороне людей. В молодости он естественно прошел через период ненависти к артэонам и сегодня, будучи ворчливым стариком, ненавидел их уже, будто по привычке. Но сейчас глядя на помойку, в которую люди превратили Армидею, он наполнялся ненавистью к человечеству. Вот оно различие людей и артэонов, тот самый момент делающий артэонов предпочтительнее. Он любил Армидею, ему нравилась гармоничность, чистота артэонских городов. Но сейчас наблюдая весь этот беспорядок, хаос которым наполнилась некогда прекрасная тихая артэонская обитель, он видел в снующих по улицам людях стадо диких свиней. Смотрел на них злобно исподлобья, ему хотелось накинуть на голову капюшон лишь бы закрыться от ужасной окружающей вони, пришедшей на смену аромату улиц артэонского города.
В ранний час на площадях были организованы пункты раздачи еды. Солдаты раздавали людям завтрак: булка хлеба на человека, для малышей сладкие булочки и суточная норма чая, выдаваемая утром. Толпа беженцев, в этот ранний час заполнившая городские улицы в основном текла к площадям, где раздавали пищу и обратно.
Люди постепенно обживаясь, тихо, не спеша разрушали город. Ночи стали холодными, для экономии энергии квартиры не отапливались в полном объеме, поэтому заселившие артэонские жилища люди искали способ обогреться самостоятельно. Несколько стариков ломали деревянные ставни, украшающие литературное кафе, где еще вчера прежние хозяева с присущей им аристократичностью наслаждались произведениями классиков и цитировали современников. В отсутствии артэонов вся деревянная домашняя утварь, что составляла интерьеры и утонченные дизайны их квартир, также шла для растопки каминов. Даже деревья в парках уже потихоньку стали вырубать. Кишащие на улицах солдаты в силу тяжелой обстановки не желая создавать конфликтов делали вид, будто ничего не замечали, никаких приказов и инструкций ведь на этот счет не поступало. Про грязь и мусор на улицах можно было даже не упоминать. Во всей Армидее в отсутствии хозяев все стало грязным, никому ненужное покрылось пылью или было сломано, расхищено, разобрано на дрова или другие бытовые нужды. Зеленые парки, где еще вчера неспешно разгуливали артэоны, сегодня никому ненужные зарастали травой. Лавочки в парках, на которых артэонская молодежь проводила летние ночи, где еще вчера были слышны признания в первой любви, новыми обитателями Армидеи, также были разобраны на металл и дрова. Головы людей были забиты проблемами выживания, у них не было времени на романтику и рассуждения над жизнью свойственные артэонам. На улицах редко можно было встретить облаченные в черные, будто траурные армидейские плащи фигуры истинных хозяев города. Пробуждаясь из акрополя, некоторые артэоны укрыв лица под капюшонами плащей, печальными одинокими незаметными для окружающих 'дикарей' фигурами бродили по родным местам и лишь молча наблюдали, как толпа 'невежественных варваров' разбирает их город на части. От некогда прекрасного золотого города остались только коробки домов. По своей сути это уже был очередной людской Певенс, наполненный суетой и шумом.
— Видно Проклятие Таргнера потрепало Армидею серьезнее, чем я мог себе представить, — пришел к выводу Тард, разглядывая то, во что превратился золотой город.
'Одноглазый!' — солдаты, патрулирующие улицы узнавали Тарда и, улыбаясь, здоровались с ним. Крегер накинув на голову капюшон, старался укрыться от любого стороннего внимания, в то время как Тард вел себя совсем противоположно. Воин в броне нейтрального стального цвета, половина лица изуродована в схватке со злом и поэтому укрыта специфическим шлемом, восседающий на черном лихом коне — Тард будто сошел с картинки, люди на улицах шептались: 'Это он!' 'Это же Тардес Кефалийский!'. Наступил момент славы для Тарда. От ощущения своей 'заслуженной' узнаваемости ему было приятно и лестно, не имея тяги к скромности, он всецело наслаждался особым вниманием окружающих. 'Вот она слава — то ради чего я пахал все эти годы. Давайте любите меня!' — смеялся он про себя. Еще никогда ему не было так приятно следовать по улицам Армидеи. Зная, что его образ узнаваем для каждого второго эвалтийца, он выпрямил спину, расправил плечи и сделал серьезное лицо. Желая не обмануть представлений о своей персоне он, изо всех сил наиграно пытался выглядеть как изображение с картинки, он буквально позировал перед толпой эвалтийских мальчишек провожающей его восхищенными взглядами. Не лишенный артистизма, снаружи и вправду выглядящий как статный матерый воин внутри он едва сдерживал смех. Он понимал, что все это глупо, но все же всеобщая узнаваемость приятно ласкала его привыкшую к славе и особому вниманию натуру. Удержаться от соблазна было трудно. Его попросили дать автограф, он, не задумываясь, слез с лошади. Он шутил и разговаривал с толпой мальчишек, что видела в нем героя. 'Мистер Тардес, а вы остановите чудовище?' — детским голосом раздался неизбежный вопрос.
— Не знаю. Посмотрим, — с улыбкой ответил Тард рукой взъерошив копну волос мальчишки.
Верхом на коне следуя по людной улице, Тард задержал взгляд на фасаде одного из зданий, разрушенном будто войной. — Помнишь ту мою армидейку на которой я чуть не женился? — спросил восседающий в седле Тард у идущего следом отца.
— Да помню... горячая была штучка...
— Отец! — с отвращением скривился Тард. — Я вспомнил ее, потому что вот, — он указал на разрушенный фасад. — Она любила это кафе. Мы часто ходили сюда, — Тард удивлялся тому, как сильно был изуродован город, если учесть, что от любимых мест остались только воспоминания. Люди сейчас казались ему подобными саранче, которая поглощала все, до чего могла добраться.
Двигаясь по людной улице, он все также чувствовал себя знаменитостью, наслаждался своей звездностью в глазах простых жителей Эвалты. Его довольная ухмылка резко пропала, когда за восторженными взглядами своих почитателей в лице мальчишек он увидел глаза их матерей, жен, чьи мужья остались где-то там воевать, простых женщин, разом лишившихся всего что имели, бежавших бросив свои дома. В этих глазах застыло отражение горя. Он увидел глаза маленьких перепуганных чумазых детей жующих артэонские булки, детей которые даже не понимают, где они оказались, и почему им пришлось бежать из дома. Заметил какого-то худого голодного пса, который потерянно в толпе ищет своего доброго хозяина, которого забрала эта 'война'. Он увидел последствия очередного конфликта мира людей, как обычно — тысячи разрушенных судеб. За полными удивления и восторга глазами мальчишек видящих в Тарде героя легенд, он увидел глаза тысяч несчастных людей. На него смотрели с надеждой на спасение, серая измотанная толпа взрослых из числа беженцев, провожая Тарда взглядами полными печали и горя, безмолвно молила его помочь. Для них Тард — не герой из легенд, накрученных артэонской пропагандой, он защитник пришедший спасти их, проблеск надежды, тот, кто способен прекратить этот кошмар и дать этим людям возможность вернуться домой к своим мирным жизням. От наслаждения славой в такой тяжелой обстановке Тард почувствовал себя пирующим во время чумы эгоистом. Внутри ему стало стыдно. Повесив голову, он понял, какую ответственность на себя возложил, войдя в золотой город, в это пристанище тысяч беженцев, вынужденно покинувших готовящиеся взорваться гражданской войной родные земли.
При виде измученных потерянных людей, обращая внимание на их глаза полные горя, что-то сдавило его сердце. Произошло протрезвление, для него это была необходимая встряска, помогающая из плена ложных бессмысленных ценностей вернуться к правильным ориентирам. Тард резко позабыл о своей лени, мирной жизни манящей сладкими ночами скрашенными компаниями подруг. Все сомнения по поводу того что он делает, 'нахрен он вообще сюда пришел?' — все это разом выбило из его головы мощным потоком погружения в реальность. 'Так ведь я для этого сюда и пришел. Пришел помочь им' — он заметно приободрился, снова задышал полной грудью, будто сам в себе почувствовал невероятную силу, о которой позабыл. Меж серыми людьми сияя своей красотой, появился его ангел, красавица расплылась в сияющей улыбке, чем подтверждала правильность пути своего воина. Тард улыбался ей в ответ, 'Да ваше высочество, теперь я все вижу', — говорил он ей. Как обычно только под воздействием нахлынувших эмоций, что преступно для артэона — существа способного разумно контролировать свой внутренний мир, Тард ощутил смысл своих действий. Исчез его исподлобья уставший всем недовольный взгляд, теперь он понял, зачем сюда пришел, он должен помочь этим людям. 'А ведь если бы не старик я бы сейчас разлагался дома, а все эти люди здесь страдали. Все-таки хорошо, что есть этот старик способный вернуть меня в реальность', — Тард совсем по-другому посмотрел на плетущегося позади отца.
— Знаешь... отец. Спасибо тебе. Действительно, если бы тебя не было, я бы сейчас где-то там морально разлагался, пока эти люди здесь страдали. Спасибо что не даешь мне остаться бессмысленным уродом, — восседая в седле Тард не поворачиваясь, сказал плетущемуся сзади отцу.
— Что ты мать твою несешь?! — Крегер видящий в сыне только блудливого шатающегося по ночным гулянкам наркомана, подумал, что Тард успел уже что-то употребить или занюхать. По-другому внезапные откровения сына его больной ум объяснить не мог.
— Шевелись старик! Давай быстрее покончим с этим, — крикнул Тард, разогнав тихо ковыляющего Руфуса. Крегер своим непониманием разрушил всю прелесть момента духовного подъема сына, чем опять разозлил его.
В отличие от сына рассматривающего улицы восседая в седле, плетущийся внизу Крегер не видел того что открылось Тарду. Старый ворчливый маг видел только то, что было у него перед носом. Недовольный взгляд он бросал на то, что осталось от артэонского золотого города. Окружающих людей за ту помойку, в которую они превратили некогда прекрасную Армидею, он ненавидел. Несколько странных личностей снимали черепицу со здания районной библиотеки, в одном из дворов прямо посреди детской площадки как в обители дикарей был установлен вертел, на котором вращалась обжариваемая над огнем свиная туша. 'Люди это стадо диких животных. Действительно нет такого места, которое они не смогли бы превратить в помойку' — исподлобья глядя по сторонам проворчал Крегер.
— Да брось, ты же любишь людей. Я думал это артэоны для тебя уроды. И вообще ты говоришь так, будто сам не человек, — подшучивал над отцом Тард.
— Так я по себе и сужу! — усмехнулся Крегер.
— Оглянись вокруг, кого ты видишь? Женщины, дети, в глазах которых замер ужас от непонимания царящего безумия. Эти несчастные люди без причины пострадали от безумия нашего мира. Стали жертвами всей этой идиотской сложности. Их нормальные жизни были оборваны ни за что ни про что. Будто им своих проблем было мало, тут еще на голову свалилось это Проклятие Таргнера. В охватившем их родные земли хаосе пожелавшие остаться верными мудрости и заветам артэонов, они были вынуждены бежать спасаться от безумия. Желающие остаться свободными, жить по разумным законам они спрятались здесь, за стенами Армидеи — последнем месте, где могут гарантировать их права и свободы. Мы должны понимать, что именно из-за этих людей мы сюда и пришли. Мы должны помочь армидейцам, чтобы они потом помогли этим людям, и в Эвалте снова восстановился порядок, и все эти беженцы спокойно вернулись в свои оставленные дома. Пусть разрушенные, пусть сожженные, главное в родные земли — домой. Чтобы семьи воссоединились, чтобы отцы не умирали на очередной бессмысленной войне, а воспитывали детей, мы должны прекратить этот дурацкий кризис, — как мог 'прозревший' Тард пытался поделиться с отцом своим прозрением.
— Прозвучало неплохо. Но что-то как-то меня не зацепило, — оставался неисправим отец, кряхтя едва успевающий за ускорившимся Руфусом.
Пока сын верхом на лошади стремительно двигался вперед, в одном из переулков Крегер увидел, как парочка мужчин криминальной внешности прижала к стене какого-то перепуганного явно слабого мальчишку, лицо которого уже пестрило следами от побоев. Выбивание долгов, личные счеты, неважно, дело пахнет преступлением. Крегер тут же посмотрел на Тарда, будто на свою совесть, взглядом спрашивая как быть в этой ситуации. Тард восседая в седле теперь глядя только вперед не заметил того что происходило в переулке в стороне от основной улицы. Крегер поняв, что его 'совесть' оказалась слепа, решил тоже ничего не замечать, оставить все как есть и просто пройти дальше. Ему была не чужда простая человеческая мораль. Как маг — а это в первую очередь сильный человек он понимал, что за слабых нужно заступаться. Но не было в нем стержня, не было того стремления помогать, что было свойственно Тарду. Без нужного стимула, толчка со стороны общества или обстоятельств он мог пройти мимо умирающего, как и большинство из толпы, просто разведя руками. Такое поведение он называл: 'быть обычным человеком таким же, как и все'. Вдобавок, в силу внутренней необъяснимой странности он сдерживал себя в определенных темных рамках, не давал себе полностью стать этим 'дебильным светлым магом'. Носил темный плащ, осознанно не давал себе переступить некую черту, за которой он станет хорошим безупречным носителем добра и справедливости. В целом не отказываясь этому миру помогать но, пройдя мимо одного отдельного преступления, он оставался чем-то непонятным, темным снаружи светлым где-то внутри — безумным магом Крегером и от этого чувствовал себя спокойно. Ему казалось, что заявив себя как светлый маг, помимо ответственности которую он на себя возложит, которую он так боится. Он также бросит этому темному миру вызов, а этого он боялся еще сильнее. Ему было комфортно оставаться непонятно чем, без ответственности и серьезных проблем. Он также ненавидел быть героем, боялся всеобщего внимания, ему ненужно было всех этих 'слюней, соплей, любви и благодарности'. При виде того что два урода посреди белого дня избивают слабого и погруженным в свои проблемы 'всем' на это наплевать внутри него конечно что-то зашевелилось, возникло какое-то резкое несогласие с таким положением вещей, ведь он не был идиотом. Если бы вокруг никого не было, то он, возможно, вмешался бы. Разделался бы по-быстрому. В нынешнем случае он просто превратил бы обоих преступников в пепел, сделав мир немного чище, но улица была многолюдна, любящий быть героем Тард ничего не заметив прошел мимо и Крегер просто прошел следом.
Все золото и прочие личные вещи артэонов, которые могли быть восприняты людьми как драгоценности, для сохранности на время эвакуации были собраны в разбросанных по городу домах культуры, стальные ставни которых, были опущены, двери плотно закрыты. Дома культуры временно были превращены в огромные хранилища. По пути этим двоим, попалось одно такое разграбленное хранилище. Вокруг все оцепили десятки солдат, на месте преступления работали офицеры морской пехоты для новых обитателей Армидеи исполняющие роль полицейских следователей. Все тщательно документировалось, опрашивались свидетели.
— Вижу в Армидее, нашли убежище не только невинные жертвы надвигающейся гражданской войны, — глядя на разграбленное хранилище ценностей, вспоминая сцену в переулке потягивая трубку, бурчал Крегер.
— Официально эти личности зовутся 'мужчинами отказавшимися принимать участие в предстоящей гражданской войне'. Кто не хочет защищать свой дом? Трусы, а также преступники и мошенники. Проникновение криминальных элементов с потоком беженцев было неизбежным. Когда ворота Армидеи открылись для эвакуации, всех проверять и отфильтровывать законопослушных от преступников, было некогда. В заполненной беженцами Армидее процветает криминал, а у солдат голова совсем другим забита. У армидейцев сейчас хватает головной боли, — высказал свое мнение едущий на коне Тард.
— Вот я и говорю, вот это и странно. Что здесь делают все эти люди? Ведь Армидею вроде как терроризирует Чудовище Таргнера. Что вообще происходит? Где следы нападений монстра, где пустой пребывающий в военном положении город?
— Думаю все просто. У этих людей нет выбора. Либо гарантированная смерть от горе революционеров движущихся с юга, желающих уничтожить всех кто был верен артэонам или опасность умереть от лап армидейского чудовища. Первый случай гарантированная смерть, второй лишь ее опасность. Эвалта скоро взорвется кровавой бойней, разумные законы для ее жителей продолжают действовать только в пределах стен Армидеи. Люди, которых ты видишь вокруг — ядро свободного мира Эвалты, который так долго выращивали армидейцы. Эти бедолаги хотят остаться свободными и поэтому они здесь, — разглядывал окружающих людей Тард. — Ничего, скоро мы освободим этих вынужденных беженцев из золотых стен. Мы остановим Чудовище Таргнера! Ведь так папа?!
Вместо того чтобы недовольно буркнуть: 'Не называй меня папой' как это бывает обычно, Крегер серьезно нахмурившись промолчал. 'Остановим Проклятие Таргнера' — это же блин невозможно! Крегеру хотелось развернуться и броситься бежать из Армидеи, он просто не знал, как быть. Напоминание того что вся надежда лежит только на нем рождало внутри него панический страх. Нет больше Фросрея, Первого Хранителя, теперь все вокруг надеются только на него. Он уже чувствовал, как на него устремляются тысячи жаждущих помощи взглядов. 'Я же тупой алкаш, куда я нахрен полез?' — сокрушался он про себя.
Как будто специально, чтобы еще сильнее напугать Крегера им по пути встретилось напоминание о чудовище, терроризирующем город. Почти в самом центре, на границе жилых кварталов и промышленной зоны один из перекрестков был оцеплен солдатами. На асфальте остались следы от луж крови, следы от взрывов гранат, на одном из домов была видна дорожка следов огромных когтей. Напав прошлой ночью, чудовище убило нескольких солдат, а затем при помощи своих когтей вскарабкалось наверх по стене одного из домов и скрылось в темноте. Тард и Крегер будто поменялись местами. Теперь наоборот Тард позабыв обо всем, желал двигаться вперед, желал остановить чудовище, прекратить весь этот кризис, в то время как Крегер наоборот хотел отсюда сбежать. 'Как же далеко чудовище забралось!' — поражался Тард, имея в виду место нападения чудовища, ведь это был уже центр города.
Промышленная зона в условиях дефицита энергии впервые замерла в беззвучном молчании, работающие без устали биомеханоиды, различные конвейеры были отключены. В мирное время блестящие на солнце стеклянные стены ЦентрЦитадели, за которыми располагались бесконечные кабинеты армидейского государственного менеджмента, сейчас были задвинуты стальными заслонами, подобно окнам всех домов в городе. На время перехода города в военный режим, обычно серебрящийся в лучах света центральный армидейский шпиль, сейчас выглядел серым и угрюмым, как и вся Армидея покинутая артэонами. Предшествующая главному армидейскому 'офису' Лунная площадь была окольцована рядами оцепления солдат. Командиры военной охраны сразу узнали двух гостей и пропустили их без проблем. У главного входа в ЦентрЦитадель Тарда и Крегера встречала толпа журналистов. Здесь были сотрудники информационных агентств из всего артэонского мира, 'Армидейский Кризис', похоже, стал главной сенсацией последних дней. Те, что распространяли информацию через виртуальное пространство Инфосреды, накапливали материал прямо у себя в сознании, собирали информацию глазами и ушами. Наблюдая воочию происходящее событие, такие журналисты после, соединяясь с Инфосредой, выкладывали информацию прямо из своей памяти, делая все увиденное ими, включая их собственные мысли и комментарии по поводу выложенного материала, доступным для всех артэонов пользующихся виртуальной средой. Такие журналисты обычно надевали на глаза специальные очки, чтобы все лучше разглядеть, также на время интервью вставляли в уши специальные слуховые трубки для большей четкости звуков, отчего выглядели очень глупо. Но это в основном для молодежи. Те журналисты, что работали для печатной прессы, для аудитории тех, кому за пятьдесят, кто уже староват для странствий по Инфосреде. Такие журналисты работали блокнотами и ручками, чтобы потом перенести все на полосы печатного издания. Тард, улыбался и охотно давал интервью, при этом, не слезая с коня. Крегер расталкивая сотрудников артэонской прессы, старался быстрее укрыться от них в ЦентрЦитадели.
Следом за каким-то полковником на лифте они поднялись куда-то на самый верх, на этаж где располагался просторный зал с окнами во всю стену, стеклянной мебелью, где за длинным столом в мирное время заседал совет министров, а сейчас заседали командиры переведенного на военный режим города. Тард сразу всех узнал и, улыбаясь, пошел здороваться, Крегеру некоторые личности оказались неизвестны. За длинным стеклянным столом, рассчитанным на двадцать четыре министра и верховного правителя, сидел закованный в броню громила командир корпуса морской пехоты, напротив него в повседневной офицерской шинели с большими звездами на плечах сидел пожилой генерал Персил, тот, что в высшем военном командовании Армидеи отвечал за человечность. В помещении было накурено, на столе помимо пепельниц лежали какие-то чертежи, схемы подземных коммуникаций и прочая документация. Цветы, которые в обычное время стояли на столе для совещаний, когда в этом зале совещались мирные министры под руководством правителя Кратона, сейчас валялись в урне у входа вместе с вазами. Молодой всегда серьезный и строгий, с темными волосами прилизанными гелем, с подчиненными жесткий и беспощадный, на людях замкнутый и неразговорчивый, генерал Касмий как обычно в своей манере стоял в стороне. Непростительно молодой верховный артэонский стратег, задумчиво глядел в окно, неспешно потягивая сигарету, он даже не пошевелился, когда в комнату вошли. В отличие от своего добродушного противовеса в военном командовании, Касмий подошел к делу серьезно, в городе было объявлено военное положение и он, как и подобает генералу в таких условиях, был облачен в броню, чистую, новую, блестящую золотистым оттенком, за его спиной висел положенный здешнему офицеру черный плащ. Тард пожал руку генералу Персилу: 'Отлично выглядите', затем командиру морпехов для него просто Майку: 'Привет здоровяк'. Пришло время пожать холодную руку Касмия, который все также смотрел в окно, не желая замечать того, что происходит у него за спиной. Крегер стоя у входа, скривившимся лицом разглядывая всех собравшихся, ограничился общим: 'Здрасти'. 'Ты я вижу, свою броню вообще не снимаешь!' — Крегер не мог промолчать глядя на старого знакомого — главного морпеха или просто Майка.
— Мы вас уже заждались. Где вы задержались? — подал признаки жизни Касмий, пожав руку Тарду.
— Скажите спасибо, что вообще пришли, — тихо буркнул Крегер.
— Ты чего это сегодня при параде? — Тард не смог оставить без внимания внешний вид Касмия, крайне необычный для его персоны.
— Армидея переведена на режим военного времени. Ношение бронекостюма неотъемлемый признак полной боеготовности. Как армейский командир в данное время я обязан быть готовым к любым испытаниям вместе со своими солдатами. Я выгляжу, так как и должен выглядеть командир в военное время, ни то, что некоторые, — Касмий недовольно покосился на своего напарника генерала Персила сидевшего в повседневной шинели. — Так все же учитывая вашу скорость передвижения и длину пройденного пути, вы должны были прибыть вчера. Что вас задержало?
— Земли Эвалты теперь полны опасностей. Я зачистил одну из захваченных деревень. К сожалению никого из жителей спасти не удалось... Знаешь кто ее захватил? — Тард разговаривал с Касмием как с другом. Касмий, шокированный тем, что Тард запросто обращался к нему на 'ты' внешне изобразил заинтересованность. — Дикари с юга! — повелся на поддельную заинтересованность Тард. — Люди Коно... из этих как их там...
— Из Песчаных скал южной оконечности, — подсказал сыну Крегер.
— Племя, именующее себя Люди Коно с самой южной оконечности... интересно, — делая вид, что сказанное оказалось для него сюрпризом Касмий, уселся во главе стеклянного стола.
Крегер недоумевая, смотрел на молодого Касмия, который внешне похожий на страдающего странностями артэонского подростка, вопреки неподходящей внешности, сидел за столом с высшими генералами и был облачен в элитную армидейскую броню. 'Что это еще за пацан?!' — смеялся про себя Крегер. Он знал и генерала Персила и громилу Майка — главного морпеха, но вот темную личность Касмия наблюдал впервые. Он вспомнил какой-то краем уха услышанный треп о системе противовесов, на которой построена высшая военная верхушка Армидеи (ведь Армидеей управляет креативный правитель Кратон, поэтому у армидейцев все экспериментальное, все ни как у людей). У безмолвного заточенного в броню, подобного машине (который по некоторым слухам чем-то таким и является) командующего Кэлоса — высшего командира армидейских вооруженных сил есть два заместителя: один хороший и добрый, понятно это покрытый артэонской сединой Персил, второй жестокий и беспощадный. И этот наглый темноволосый мальчишка с белым каменным лицом, которое казалось физически не способным выражать эмоции — генерал Касмий и был тем самым злобным умом армидейской армии?! Глядя на него Крегер едва сдерживался, чтобы не улыбнуться открыто.
— Доложите ситуацию, — стоя где-то в стороне ото всех, пробурчал Крегер.
— Ситуация критическая, — своим хриплым голосом начал пояснять громила Майк. — В соответствии со сложившимися обстоятельствами все мирное население в целях безопасности эвакуировано в акрополь. Город брошен. До восстановления безопасности Армидеи такое положение вещей будет сохраняться. Причину кризиса устранить не получается. Наши потери уже превысили три тысячи солдат. Решение вопроса восстановления безопасности значительно затягивается...
— Почему вы вывели войска? Почему все разом бросили! — едва дослушал генерала Тард.
— Какие войска, откуда конкретно? — скрывая раздраженность от начавшихся расспросов, устало потирая лоб, уточнил Касмий.
— Из Эвалты, от границы с югом!
— Что касается границы молодой Тард, то здесь мы ничего особого не сделали. Да мы отвели войска от границы с Южной Половиной, чем нанесли ущерб нашей общей безопасности, но в этом нет никакого предательства. Мы просто ответили СБК той же монетой. После небольшого инцидента, когда Чудовище Таргнера разорвало нескольких солдат 'белокаменной', власти СБК прекратили с нами всякое сотрудничество. В том числе они отказываются помогать в разрешении нынешнего кризиса. И мы в ответ прекратили всякое сотрудничество с ними. С ними — следовательно, со всей Арвладой, которую СБК, по сути, олицетворяют. Оставленные одинокими перед своими проблемами, мы вполне разумно в ответных мерах приостановили выполнение своих обязанностей в рамках Арвлады, — красиво вешал лапшу на уши Касмий. Крегер, которого сын считал безумцем, помешанным на идее правительственных заговоров считал, что отказ Армидеи от охраны границ с дикой Южной Половиной был ничем иным как наказанием, с признаками шантажа. Это было время данное СБК, чтобы подумать. Чтобы войска СБК столкнувшись с проблемами при защите рубежей Арвлады, поняли выгоду от сотрудничества с Армидеей, и белокаменное правительство прекратило свои 'обиды' и помогло армидейцам в их битве с Проклятием Таргнера. 'Армидея увела войска от границы, чтобы сделать свой личный кризис общей проблемой всей Арвлады' — на днях прочитал Крегер в одной из газет белокаменной страны.
— Ну, хорошо. А тогда Эвалта то здесь причем? Вы создали эту 'страну свободных людей', это ваше детище, вы несете за нее ответственность. Я прошел по дороге с севера, я видел, во что превратилась Эвалта. Она распалась на север и юг, две половины, зависшие в шаге от войны. Да война там уже идет, пока не так сильно, но идет. Вы вывели оттуда войска, и эти земли охватил хаос. Простите, но СБК здесь уже не причем, за Эвалту отвечаете только вы. Вы хоть понимаете, что виноваты во всех смертях, во всем хаосе что захлестнул земли Эвалты после того как вы оттуда свои войска убрали? Вы просто обрекли миллионы мирных граждан выращенной вами же свободной страны на верную смерть, — поддался эмоциям Тард. Даже Крегер удивился тому, какие силы зашевелились в душе сына, как он проникся всей этой трагедией.
— Мы прекрасно понимаем свою ответственность перед народом Эвалты. Как вы видите мистер Тард мы дали этим людям спокойно разнести по кусочкам наш город. Впустили их в святая святых — в пределы артэонского мира. Ситуация сложная, людей не хватает, простите но в данный момент у нас нет сил чтобы обеспечивать безопасность Эвалты. Как можно кому-то помогать, когда у тебя у самого куча проблем? Чтобы не потонуть под грузом сложившихся трудностей мы отсекли все второстепенное и, собравшись с силами, сконцентрировались на главном — защите Армидеи. К сожалению, пока, ввиду сложившихся обстоятельств брошенный золотой город — единственное безопасное место для жителей Эвалты. Мы готовы впустить сюда всех желающих. Их безопасности за пределами наших стен сейчас мы гарантировать не можем.
— Я слышал, что вы уже давно собирались выкинуть что-нибудь подобное, — подал голос Крегер. — Вывести войска из Эвалты, чтобы начавшаяся после этого грызня, гражданская война наглядно показала вам кто из эвалтийцев проникся вашими идеями капитализма, и свободы, а кто нет. Дать возможность Эвалте отфильтровать саму себя. Чтобы потом вмешаться в эту гражданскую войну на стороне капиталистов-северян и законно вырезать, зачистить плохо контролируемую вами южную Эвалту?
— Папа успокойся, — с улыбкой на отца смотрел Тард. После слов отца Тард все с той же улыбкой посмотрел на генерала Касмия, как бы говоря ему: 'Это бред сумасшедшего старика, не слушай его'. Касмий долго напряженно и пристально смотрел на Крегера.
— Политические решения всегда многослойны. Возможно, вы подковырнули лишь один из слоев, лишь один из нескольких мотивов. Всей картины вам не понять. Чтобы разбираться в политических играх, нужно быть политиком самому, — после паузы как можно более мягко ответил Касмий.
— Так стоп, я не понимаю, — вдруг стал серьезен Тард. — Какого черта? Зачем вы разместили всех жителей Эвалты в Армидее? Ведь вы же плачете, что этот город терроризирует Проклятие Таргнера, разве здесь не эпицентр опасности? Поэтому вы эвакуировали артэонов, так, а за каким хреном этих людей сюда затащили? Почему не разбили лагерь беженцев где-нибудь в стороне, в безопасности, например, где-то в северных равнинах, подальше отсюда? — Тард искренне пытался понять, что происходит.
— Это чтобы правильно стимулировать таких как мы — тех, кто придут им помогать. Так ведь? — коварно улыбаясь, Крегер адресовал Касмию. Вот она наступила, долгожданная возможность Крегера уличить артэонских правителей в их лжи. Пожилой генерал Персил и главный морпех Майк опустили взгляды вниз, Касмий также хранил суровое молчание. Всеобщее внимание было приковано к Крегеру, который сбросив свой рюкзак и положив посох не спеша сел за стол к армидейским генералам. — Ведь город брошен и пуст, неприкосновенные артэоны, чья безопасность превыше всего естественно спрятаны в подземном хранилище и мирно спят. У вас у самих, как я понял, не хватает сил, чтобы справиться с чудовищем, и вам нужна помощь извне. Но для чего помогать вам? Кто станет защищать пустующий город? Армидея конечно прекрасна... была прекрасна, во всяком случае, но все равно без страдающих жертв это просто груда метала и стекла. Без поддержки и помощи СБК ваш кризис может продолжаться очень долго. Вам нужна помощь со стороны, из 'независимых источников' — таких как мы. Но таких как мы нужно убедить, нужно чем-то стимулировать для помощи вам. Для этого вы дали разгореться 'пожару в Эвалте', выведя оттуда войска. Таким образом, вы получили сразу несколько козырей, несколько причин обязывающих всех помогать вам. Во-первых, это Эвалта стоящая на гране войны, гражданской войны в центре Арвлады, такого быть недолжно и решить эту проблему можете только вы, но для этого нужно сначала помочь вам справиться с Проклятием Таргнера. Про то, что в результате всей этой аферы Эвалта очистит саму себя, и вы ярко увидите, где заканчивается проникшийся вашими ценностями север, а где начинается дикий юг, про это я вообще молчу. Ну и самое главное — хаос и беспредел в Эвалте дал вам возможность наполнить пустой город массой бедных и несчастных беженцев, что и создало стимул, мотивацию для таких как мы с Тардом. И когда ваш зов о помощи даст результаты, когда такие вот бродячие нейтралы как мы придут помогать вам, пройдясь по Армидее, они увидят не пустующий город, а забитый до отказа лагерь для беженцев, которые естественно страдают от всего этого кризиса и безумно хотят вернуться домой. Это же любого способного сострадать сразу обяжет сделать все, чтобы помочь этим несчастным беженцам вернуться домой. Я больше чем уверен, что на моего глупого Тарда это подействовало...
— Отец! — усмехнулся Тард, а после серьезно задумался.
— На самом деле этот кризис для жителей Эвалты вы создали сами, — с коварной улыбкой продолжал Крегер. — Вы втянули этих людей в вашу личную проблему, чтобы приковать к ней общее внимание. Проклятие Таргнера это не повод чтобы бросать Эвалту, вам просто нужно было придать своей проблеме характер общественной трагедии, вот и все.
— Знаете что... — как обычно за всех армидейских военачальников отвечал Касмий. — За все время этого 'кризиса' в процессе отражения ночных нападений чудовища наших солдат погибло уже свыше трех с половиной тысяч, в то время как мирных жителей Эвалты временно населивших наш город погибло всего сорок человек. На ночь все окна и двери домов изолируются стальными заслонами, город превращается в крепость, на улицы выходят тысячи наших солдат, многие из которых гибнут... каждую ночь. Лишь однажды чудовище расковыряло один из изолированных домов и убило временно проживающих в нем беженцев, было убито несколько семей, всего сорок один человек. Мы кормим этих людей, мы о них заботимся и обеспечиваем их безопасность как можем. Здесь они в полной безопасности. А что касается этих ваших предположений о том, что мы якобы осознанно дестабилизировали ситуацию в Эвалте, бросили ее, вывели оттуда войска... И все это! — мрачно усмехнулся Касмий. — Только для того чтобы создать в глазах таких как вы стимул помогать нам?! По-вашему мы наполнили этот город беженцами. Людьми, которые бежали от ужаса охватившего их земли, людьми которые спаслись за нашими стенами и каждую ночь сотни наших солдат гибнут ради безопасности этих людей. По-вашему мы все это сделали только чтобы привлечь сюда, таких как вы? Местами мы чудовища не спорю, но вы нас явно переоцениваете.
Если говорить о хаосе в Эвалте, то он начался независимо от нашей воли. Когда чудовище освободилось, нам потребовались солдаты чтобы осуществить план-перехват твари, когда она снова выползет терроризировать наш город. Мы вывели часть войск из Эвалты, мы ослабли, чем тут же воспользовались СБК. Это СБК первыми стали вооружать дикарей в южной части Эвалты, стали провоцировать население тех земель на войну с нами и 'любимым' нами севером. Сначала несколько крупных южных городков заявили о своей независимости, затем на их базе СБК принялись формировать 'Армию Юга', а дальше все пошло по нарастающей. Чтобы не увязнуть в нарастающей гражданской войне, нами было принято решение временно полностью вывести войска из Эвалты. Мы физически не смогли бы противостоять Чудовищу Таргнера и 'успокаивать' безумную часть жителей Эвалты, скрытно воевать с СБК. У нас бы не хватило сил биться на два фронта. Но это так к слову. Мы вас здесь не держим, если не хотите помогать нам, то, пожалуйста, уходите, мы справимся сами.
Наступила пауза напряженной тишины.
— Так все хватит! — Тарду надоели все эти дискуссии, как всегда больше всего его раздражал 'этот безумный старик' явно помешенный на теории заговоров. — Плевать кто, как, с чего это все началось! Хватит этого политического бреда. Папа! — обратился он к отцу. — Тише успокойся, прекращай нести всю эту чушь, — велел он отцу, Крегер замолчал и приготовился слушать. — Касмий! Не обращай на этого старика внимания, ему заговоры на каждом углу мерещатся, просто не отвечай ему. Неважно с чего все это началось, главное, что жизни миллионов людей разрушены, где-то в Эвалте уже почти идет внутренняя война, а где-то в округе лазает жуткое Чудовище Таргнера и с этим нужно что-то делать. Там на улицах тысячи измученных людей, им холодно, голодно и они заперты здесь. Нужно им помочь, дать возможность вернуться в свои земли, все остальное неважно... Но я все равно никак не могу понять, — Тард перевел взгляд на Касмия. — Почему вы не можете остановить это чудовище? Я понимаю, эта тварь бессмертна, сильна, быстра, как и все твари Тьмы — это специально созданный убийца людей. Это понятно. Но вы не слабое людское племя, которое в подобном случае сидело бы у костра, вымаливая прощение у выдуманного бога. Ведь вы артэоны, на вашей стороне Дух. Что неужели Аркей не может наполнить ваших солдат силой достаточной, чтобы одолеть эту тварь? Зачем вы раздули весь этот балаган: 'кризис'; 'катастрофа'?
— Видите ли, мистер Тардес вы только что коснулись сути Армидейского Кризиса. В этом то и суть нашей проблемы — мы остались без помощи Духа. Наш Дух бросил нас. Просто бросил. В схватке с этим чудовищем нам совсем никто не помогает, мы остались одни. Без сверхъестественной помощи Духа наши солдаты простые смертные ни на что неспособные в схватке с этим свирепым бессмертным монстром. Поэтому каждая ночь уносит по нескольку сотен наших воинов, — продолжал за всех говорить Касмий.
— Что?! — замер в удивлении Тард. Он не мог поверить тому, что услышал.
— Да, наше положение критическое дальше некуда. В этот тяжелый, трагический момент Дух просто кинул нас. Дух оставил нас без своего Света именно в ту ночь, когда освободилось чудовище. Почему? Не знаю. Причин сотни, какая верная точно не скажет никто. Как и у всякой власти у нас руки в крови, причин для гнева Духа и последующего наказания предостаточно. Например 'Большая Казнь', под таким названием этот инцидент прошел в наших сводках, скажем так это официальная причина, для интересующейся политикой публики. Еще в первый день после освобождения монстра, когда артэоны Армидеи были эвакуированы, мы начали вывод войск из Эвалты, тогда вблизи одного небольшого городка на северной границе нашими руками Духу в жертву были принесены сразу шестьдесят человек — граждан Эвалты. Мы готовились к долгому затяжному кризису, поэтому решили сразу заранее 'накормить' Духа как следует. Пожертвованной нами энергетической подпитки по нашим расчетам должно было хватить Духу минимум на полгода — время как раз достаточное, чтобы разрешить наш кризис восстановить мирную жизнь и снова восстановить порядок жертвоприношения. Все убитые граждане Эвалты были добровольцами, все сами пожелали пожертвовать свои жизни Духу, но наш 'мудрый' Аркей такой заботы не ободрил. Вместо благодарности он разгневался на нас.
Да и в целом... нашему Духу уже давно не нравилась наша внешняя политика. Аркей открыто не одобрял все наши действия в отношении людского юга. Все эти бесконечные геноциды на юге, вечные южные войны, множество из этих кровопролитий организовали мы. Думаю это пояснять не надо. Естественно Дух не может, как разумное существо просто не имеет права согласиться с такой кровавой платой, что мы несем за контроль над южными землями. Наши разногласия с Духом тянутся уже давно, это было лишь вопросом времени когда наш Аркей созреет для того чтобы преподать нам кровавый жестокий урок. Ну вот, дождались, Дух решил нас проучить, но время выбрал, к сожалению самое неподходящее. Как раз когда мы слабы как никогда. Если спросите мое мнение, то истинной причиной гнева Духа стало само Чудовище Таргнера. Ведь Дух своим Светом защищал Армидею от Тьмы, берег нас от бед. Аркей с самого начала был против проникновения чудовища в наш внутренний мир. Кратон часто говорил, что Дух если бы умел злиться, то просто ненавидел бы нас, ведь мы ослушались его, так как никогда, переступили грань всякого дозволенного. Вопреки прямому запрету Духа мы ввезли чудовище внутрь армидейских стен, нарушили главную ценность — неприкосновенность внутреннего мира. Когда мы сами впустили чудовище в Армидею, Дух промолчал и теперь, когда Проклятие Таргнера вышло из-под нашего контроля и ночами терроризирует наш город, Дух просто ушел, покинул нас, мол: сами впустили это зло сами с ним и разбирайтесь.
Опять-таки это только лишь мое видение причин Армидейского Кризиса. На самом деле причин для гнева Духа тысячи, мы слишком уж часто шли наперекор его воле, за что в итоге он и решил нас наказать. На самом деле причины неважны. Сейчас главное что в такой сложной ситуации мы остались одни, брошены Духом и совершенно беззащитны... беспомощны. Поэтому мы и позвали вас. Без помощи Духа, мои солдаты, какими бы они не были профессионалами, бывалыми воинами, ничего не могут противопоставить Чудовищу Таргнера. Каждая ночь уносит жизни сотен моих людей. И вы понимаете, что мы не можем бросить город. Если мои солдаты не будут по ночам выходить на городские улицы, чудовище добреется до прячущихся в артэонских квартирах беженцев. Мы в западне. СБК не слышат наших просьб о помощи, с Райноной мы не имеем дел. Зная о том, как ваш добрый Дух соблаговолит вам мистер Тардес, мы просим вас помочь нам. В свою очередь мы обещаем, что если вы остановите Чудовище Таргнера — поможете нам разрешить наш кризис, мы наведем порядок в Эвалте в считанные дни. И все эти несчастные беженцы, которых вы видели в городе, вернуться домой, никакой гражданской войны в Эвалте не будет. Это я вам обещаю.
Слова Касмия заставили Тарда всерьез переосмыслить происходящее.
— Ребята, — со своей обычной сейчас крайне неуместной ухмылкой Крегер обратился к армидейским высшим командирам. — А вы вообще, чем здесь занимаетесь?!
Майк (командир морской пехоты) и Касмий после такого вопроса посмотрели на Крегера как на полного дурака.
— Мы высшее военное руководство, на время военного положения просто высшее руководство. Осуществляем управление городом до устранения угрозы и восстановления нормальной жизни, — пояснил генерал Персил.
— Высшее военное руководство? Ну а тогда где командующий Кэлос...
— Где правитель Кратон? — вдруг резко оживился Тард.
— Где начальник службы отвечающей за внутреннюю безопасность?
— Начальник охранно-пограничной службы генерал Наваро временно отстранен от выполнения своих обязанностей... — прокашлявшись грубым хриплым тоном, начал пояснять командир морской пехоты.
— После освобождения чудовища нам нужен был 'козел отпущения' так сказать. Всю вину за случившееся мы списали на генерала Наваро и его пограничную службу, — добавил Касмий.
— Наваро отстранен, теперь я отвечаю за внутригородскую безопасность. До прекращения кризиса пограничники списаны на второй план, теперь мы — морпехи все контролируем и за все отвечаем. Правитель Кратон в отключке, спит в акрополе вместе с остальными гражданскими управленцами, пока кризис не разрешен мы здесь главные. А командующий Кэлос... — Майк, замявшись в поисках помощи, посмотрел на Касмия.
— Командующий Кэлос временно отсутствует — это все что вы должны знать, — ответил Касмий.
— Где Армидеец? — задымив своей трубкой, поинтересовался Крегер. Генералы также закурили, Тард отошел от стола, который обволакивало облако сигаретного дыма.
— Фросрей совершил ритуал 'самопожертвования мага'. Он избавился от своей силы и в качестве простого смертного, в облике немощного старика отправился в южные земли в поисках кары за свои былые грехи. Так он сам решил, мы не смогли его остановить, — в перерывах между затяжками говорил Касмий.
— А Фросрей еще меня называл сумасшедшим! — улыбнулся Крегер.
— И вы просто так отпустили его на юг! Ведь он знает кучу ваших государственных тайн. Вы не подумали, что на юге он может попасть не в те руки. Может быть пленен нашими врагами. Под пытками и мучениями он может рассказать врагам все ваши тайны. Через него враг может узнать практически все об обороне Армидеи, — стоя в стороне, возмущался Тард. Похоже, ему одному было жалко 'дядю Фросрея'.
— Мы же не настолько дураки, — улыбался Касмий. — Фросрею стерли память. В свое последнее странствие он отправился просто немощным стариком, который лишь знает о том, что грешен, виноват перед людьми юга. А вот грехов своих, как и былой жизни, он не помнит.
— И вы отпустили его? Немощного, ослабленного старика, который ничего не помнит и не осознает что творит. Быть может, он действительно свихнулся, а вы ему подыграли? — возмущался Тард.
— Такова была его воля, из-за уважения мы не стали ему перечить. Фросрей считал себя виновным в освобождении Проклятия Таргнера. Чувство вины и стыда не оставляли ему права помереть в теплой постели. Пока его ноги ходили, он хотел обрести ту кару, что заслужил, — Касмий.
— Во что он перелил свою силу. Какой магический артефакт он создал? — Крегер.
Касмий и Персил странно переглянулись
— Это темная история. Нам он пояснил, что распространил свою силу в пространство, просто 'развеял ее по ветру'. Нам он не оставил ничего, — за всех отвечал Касмий, как обычно.
— Что вы мне тут лапшу на уши вешайте! Сила мага не может просто развеяться в пространстве. Рассеиваясь в пространстве, покидая тело носителя, выделяется чистая магия, которая как высшая благодать собой облагораживает мир вокруг. Что-то я не видел, чтобы окружающие леса преобразились, расцвели вопреки всему, у людей болезни тоже не излечились, хотя бы на территории Северной Половины. Новых звезд на небе тоже не зажглось и солнце лучше согревать не стало. Даже никаких сияний на небесах. Развеянная в пространстве сила мага не может просто так раствориться. Я прекрасно знал Фросрея, чтобы он так просто расстался со своей мощью! Куда он перелил свою силу, во что трансформировал? В оружие? — Крегер заставил Касмия нервно поерзать на стуле.
— Когда мы нашли изможденное тело Фросрея, никаких магических артефактов при нем обнаружено не было. Это данные официального отчета — все, что нам известно, — Касмий мастерски скрывал эмоции под каменным лицом. Крегер подозрительно смотрел на армидейских командиров, понимая, что они чего-то серьезно недоговаривают. Нависла пауза напряженной тишины.
— Чем конкретно является наш враг на этот раз? — разрядил обстановку Тард.
— Это антропоморфный волк, около четырех метров в высоту. Зверюга черный как ночь. Обладает нечеловеческой силой, видит в темноте. Идеальный хищник для людей. Серебро доставляет ему лишь незначительные повреждения, способные лишь временно вывести из строя, фактически его невозможно убить. Он приходит только по ночам, обычно оглашая город чудовищным воем, — пояснил генерал Персил.
— Ну что маг Крегер — спаситель, посланный нам судьбой, наша последняя надежда! Фросрея Воина теперь тоже больше нет. Ты остался последним из трех магов Хранителей Арвлады. Теперь вся надежда только на тебя, — с улыбкой проговорил громила Майк.
Взгляды всех уставились на Крегера, который не знал что сказать. Тард никогда не видел отца таким. Напоминание об ответственности, слова вроде: 'последняя надежда' или 'последний из трех хранителей', всерьез напугали старого странного мага. Его сердце замерло в груди, по телу проступила испарина холодного пота, он побледнел. Теперь даже Фросрея больше нет, он больше не придурок, который всегда стоит в тени, он центровая фигура, теперь все зависит от него. И от напоминания об ответственности Крегеру стало жутко не по себе.
— У вас есть что-нибудь выпить? — отошел от провала в бездну страхов Крегер.
Генерал Персил откуда-то достал бутылку коньяка, налил себе Майку и Крегеру. В зале министерских совещаний впервые запахло коньяком и свежим лимоном. Пока 'старики' лечили нервы, Касмий и Тард не находили себе покоя, один как обычно смотрел в окно другой расхаживал вдоль стола.
— Как чудовище проникает в город? Вернее где его логово? — поинтересовался Тард.
— Какое логово? Кто сказал, что чудовище вообще покидало Армидею, — нагонял жути огромный Майк. — Все это время чудовище не покидало пределов города. Даже сейчас оно где-то там под нами.
— Армидея, сам город, что открывается взгляду это лишь верхушка айсберга, — подробно пояснял Касмий. — Под городскими улицами различные коммуникации для обеспечения нужд города огромным пластом уходят под землю на десятки метров. Система водоснабжения, энергоподачи, переплетения коридоров и сотни различных технических помещений сейчас спрятаны под нами. Добавьте сюда еще лабиринты метро. Вся эта инфраструктура это целый подземный город, который до поры населяли только биомехи рабочего назначения. Ну и под всем этим расположены еще несколько уровней пустых помещений, огромный мега бункер, простирающийся под всем городом — Второй Акрополь, специальное убежище, которое мы создали для спасения жителей Эвалты от различных опасностей. Это бункер, в несколько огромных уровней созданный чтобы в случае необходимости разместить в себе несколько миллионов людей — население Эвалты. Чудовище укрылось где-то в этих подземельях, если судить по данным датчиков Арми чудовище находится где-то на самом дне, во Втором Акрополе. Днем он прячется там и только по ночам выползает наружу. Вниз за ним спускаться, смысла нет. Там вы окажитесь в кромешной темноте и жутком холоде — в его стихии. Мы организовали операцию по поимке монстра во время его дневного сна. В подземелье спустились несколько тысяч наших лучших солдат, назад вернулись сотни. В принципе мы можем затопить все эти подземные коммуникации, но это крайняя мера. В случае затопления мы потеряем большую часть мощностей города, вся система энергоснабжения выйдет из строя. Плюс на данный момент мы не обладаем достаточным количеством энергии, чтобы потом выкачать всю эту воду. То есть если затопим все это подземелье, то затопим, считайте навсегда, Армидея — в этом случае 'город на воде' останется без энергии на долгие годы. Да и монстра мы, таким образом, не убьем. Этот вариант даже не рассматривается. Остановить чудовище можно только ночью, когда оно само выползет на охоту.
— Пробовали транквилизатор? — Тард.
— Простые сонные зелья его не берут. В условиях, когда Дух, решив преподать урок, бросил нас, все наши маги-алхимики, запитанные на его силе как на источнике, все лишились своих способностей, изготовить что-либо сами мы просто не в состоянии. СБК нам помогать не хотят, а брать что-то в долг мы не намерены. Мы можем попросить о помощи Райнону, которая только и ждет, когда мы обратимся к ней. Райнона с радостью нам поможет, но в уплату долга нам придется утратить часть собственной независимости. Отказаться от Эвалты — этот пункт думаю, будет естественным. Мне кажется лучше умереть свободными, чем лечь под кого-то, существовать управляемыми извне, обслуживать чужие интересы вместо своих. Не думаю, что мы в настолько критическом положении, чтобы брать что-то у райнонцев в долг, просить их о помощи, потому что потом платить придется суверенитетом. Армидея в мире глобальной артэонской политики нейтральна, то есть свободна в своих решениях, мы лучше погибнем, чем утратим этот статус...
— Да и вообще в целом мы больше склоняемся в сторону глобальных взглядов, поэтому нам с райнонцами просто по факту не по пути, — добавил генерал Персил.
— Так что зельями способными усыпить эту тварь, мы не располагаем. Но может, вы добудете такое зелье где-нибудь! — улыбнулся Касмий.
— Ты наглая рожа. Где ж я тебе его возьму! — отреагировал Тард.
— А зачем всякие зелья. Разве Крегер не сможет просто заморозить его? — недоумевал генерал Персил счастливый и довольный после нескольких рюмок.
— Нет не смогу, — заторможено покачал головой Крегер приближающийся к привычному состоянию. — Кстати, отличный коньяк. Мое суперзаклинание работает как бомба. Я не могу выборочно поражать цели. Если я использую 'ледяной взрыв', то несколько кварталов Армидеи разом превращу в лед. Можно было бы попробовать, если бы город был пуст.
— Я смогу заморозить его. Только при близком контакте. Только если тварь попадет в мою Сферу Холода, — предложил Тард. — Так ладно хватит рассуждать! Этой ночью мы просто выйдем на схватку с этим чудовищем. Посмотрим, что из себя представляет Проклятие Таргнера. Других вариантов нет.
— Армидея огромна. В ночном городе вы просто замучаетесь его искать. Можете всю ночь пробродить, но так и не встретить монстра, только если он сам не захочет на вас напасть, — Майк.
— Нужно устроить ему ловушку, — генерал Персил.
— И как вы себе это представляете? — Касмий.
— Ненужно никаких ловушек, — был полон решимости и оптимизма Тард. Ему на ум пришла очередная безумная глупая идея, но в нынешней ситуации по-другому было никак. — Выманим монстра, как в той легенде... сказке... как она... Блин название забыл. Ну, это же классическая история, все вы ее знаете! Короче мы выманим монстра на себя. Этой ночью никакие ваши солдаты на улицы города выходить не будут, чтобы не отвлекать его, чтобы чудовище сконцентрировалось только на нас. На ночь как обычно вы закроете всех беженцев в домах, и они будут сидеть там тихо при тихо. Превратите город в крепость, закройте все ставни, нужно чтобы с наступлением темноты город был полностью пуст и беззвучен. Вы выделите нам какое-нибудь заметное выдающееся помещение в центре, организуете нам там стол, что-то вроде пиршества. Мы будем петь гулять и веселиться и монстр, сам приползет на звуки нашего веселья! Так уже тысячу раз бывало и не только за долгую историю нашего больного мира. Ну, это как в той сказке...
Командир морской пехоты и генерал Персил с улыбками, смотрели на Касмия, ожидая его вердикта.
— Полный бред, — высказал свое мнение Касмий. — План безумный, даже идиотский, но альтернативы я чувствую, нет. Посмотрим...
— Ну, вы и хитрые рожи! Получается, вы решили, воспользовавшись нашим бедственным положением попировать за наш счет? — не мог не подшутить над Тардом громила Майк.
— У тебя есть какая-то другая идея, так изложи ее? — ответил ему Тард. В ответ тишина. — Можно конечно обойтись и без гулянки. Но тогда нужно будет придумать, как по-другому создать шум, живой шум в ночи способный привлечь монстра.
— Посмотрим, — задумчиво ответил Касмий.
— Хорошего вина нам на ночь организуйте. Только обязательно, — выставил свое условие Крегер.
— Еще, — всех остановил Касмий. — Наш большой черный волк это проклятие использующее душу живого существа. Его основой стал номак, последний из Страны Волка, по имени Рэвул. Так что, как от нас требует концепция гуманизма, прежде всего мы должны не убивать эту тварь, а попытаться поймать, обездвижить, доставить для исследования, чтобы потом, поняв природу проклятия разрушить его, освободить душу и при возможности спасти тело несчастного Рэвула. Все сложно. Мы. Должны. Проявить гуманность. Что?! Не смотрите так на меня! Я должен был вам это сказать.
Слова Касмия всех только рассмешили.
Возле ЦентрЦитадели, на Лунной площади Тард прощался с Руфусом. В Армидее не было конюшен, на время схватки с чудовищем своего верного друга Тарду оставить было негде. 'Ну ладно давай топай. По пути назад поносись по северным лугам как следует, неизвестно когда я еще вернусь. Если что, то будь свободен за нас обоих и не слушай никого вокруг' — не без грусти говорил Тард глядя коню в глаза. Руфус недовольно повесив голову, несколько раз оглянувшись, пытаясь разжалобить Тарда (а вдруг он передумает), в итоге тихо покинул площадь. Сразу после тяжелого прощания с верным другом, мозг Тарда прорезал ненавистный голос отца из-за спины: 'Где ты пропадаешь, блин! Идем у нас много дел'.
Следом за отцом Тард поплелся куда-то в сторону армидейских гаваней. На вопрос: 'Куда мы?', Крегер пояснил, что ему нужно кое с кем посовещаться.
Дело было серьезное, и Крегер решил попросить совета и помощи у мудрейших из светлых магов, которых знал. Для этих целей военное руководство Армидеи согласилось потратить драгоценную энергию и запустить телепорт, чтобы открыть Крегеру путь в штаб-квартиру ордена светлых магов под названием 'Равновесие'. Главный телепортирующий терминал и серебристая армидейская гавань были главными вратами, через которые в золотой город попадали туристы из всех уголков артэонского мира, что своеобразно их объединяло. Следуя этой логике, эти пути в город располагались рядом, фактически были объединены в один комплекс. Здание терминала футуристической планировки возвышалось сразу за гаванью. В пустой прибрежной части города тоскливо дул холодный морской ветер. Международный терминал обычно шумный и многолюдный сейчас, как и весь город был полностью пуст. Пустые залы ожидания, теперь сами будто грустно замерли в немом ожидании. Тард не раз бывал здесь в мирное время, в компании подружек гулял здесь как турист. Вкус пива, легкий женский смех, вокруг группы туристов со всех уголков артэонского сообщества и весь этот мир как на ладони, в беззаботной голове только мысли: 'Где бы провести эту ночь?' — на каком-нибудь далеком пляже на другом конце света или где-нибудь в ночном клубе в центре какой-нибудь артэонской столицы. Сейчас даже освещение не работало. По просторным залам международного армидейского терминала погруженным в пустую безмолвную темноту, при свете струящимся из посоха Крегера, они пробирались как по далеким неизведанным пещерам в каких-нибудь зачарованных горах. Куда идти было понятно сразу. Работающий телепортирующий шлюз помимо яркого света наполнял эти пустые помещения усиливающимся гудением. Для Тарда путешествия через телепорт были обычным делом, но все же отходил он от таких путешествий всегда долго и мучительно. Его организм был просто неспособен привыкнуть к процедуре телепортации. Орден 'Равновесие' — где-то Тард о нем уже слышал. Не зная толком, куда направляется, следом за отцом он шагнул в яркий луч света телепорта.
— Побудь здесь. Я быстро. Скоро вернусь. И ничего здесь не трогай, никуда не ходи, это серьезное заведение, — приходя в себя после процедуры телепортации, толком ничего не видя, Тард слышал голос отца. — Что я сейчас только что сказал? — эхом в его голове раздавался голос Крегера.
— Отвали от меня! — недовольно фыркнул Тард, лежащий на каком-то холодном полу.
— Ладно, — удовлетворился Крегер. — Побудь здесь, я мигом.
Стуча посохом Крегер, ушел по какому-то мрачному коридору, бросив Тарда непонятно где. Придя в себя, Тард огляделся по сторонам. В ярком свете от луча телепорта, что остался за спиной, вырисовывалось круглое помещение, понятно, это телепортирующий шлюз. Из шлюза выходил длинный коридор, освещенный какими-то тусклыми световыми кристаллами. Здесь было довольно-таки прохладно. Пустое прохладное помещение, пустые коридоры, где он оказался Тард не мог даже предположить. 'Куда он ушел? Ни фига себе, бросил меня здесь! — запоздало возмущался Тард. — Он совсем офигел. Мне же тоже интересно. Где мы вообще?'
Крегеру было тяжело и жутковато снова возвращаться в эти стены. С этим местом у него были связаны неприятные воспоминания. Чем дальше он шел по коридору, тем сильнее ощущал внутреннюю дрожь. Это был неосознанный страх, нечто подсознательное, жуткое нежелание возвращаться сюда. Пара глотков из своей заветной фляжки и все страхи развеялись. Длинный коридор с замаскированными в стену дверьми, заканчивался винтовой лестницей, на следующем этаже которой его уже встречали. Молодой маг с длинными светлыми волосами, в белоснежных длинных одеяниях приветствуя, поклонился Крегеру. На спине белого плаща этого мага были изображены весы — символ этого магического ордена.
— Вижу, что от вашего прорицателя все же есть толк, — проигнорировав приветствие, прошел мимо Крегер.
— Ненужно быть прорицателем, чтобы знать о пришедших гостях. Заработал телепорт, моя обязанность встретить всякого пришедшего к нам, — мягким и плавным тоном отвечал маг. — Подождите... — он обогнал Крегера. — Вот теперь следуйте за мной. Вас уже ждут.
Пыхтя, стуча посохом, Крегер направился за магом в белоснежных одеждах. Проделав длительный путь по тускло освещенным пустым коридорам Крегер попал в помещение больше похожее на зал судебных заседаний, только очень мрачное, в духе здешнего окружения. Вдоль стен на скамьях в несколько рядов сидели уже ожидавшие его маги, старые, как и он сам, все в белоснежных одеждах. У стены напротив входа за отдельным столом как судья восседал самый старый, самый главный здесь маг. 'Он пришел', 'Это действительно он' — узнавая Крегера, переговаривались маги.
— Здравствуй Крегер, мы очень рады видеть тебя снова. Ты ничуть не изменился, — пояснил главный маг — настоятель этого ордена.
— Здрасти. Я вас тоже... вроде помню. Вы тоже не изменились. У вас все также мрачно и холодно, — вокруг было слишком много знакомых, Крегер старался обращаться только к здешнему начальнику.
— Ведь не ради ностальгии ты снова пришел к нам?
— У вас же вроде как есть прорицатель, по воле которого надо полагать вы здесь и собрались. Зачем лишние дискуссии, если вам уже известна цель моего визита? Я пришел просить помощи, — Крегер вызвал волну перешептываний среди окружающих магов. — Ведь вы когда-то взялись наставить меня на путь истинный, излечили мою душу, так прошу, как ответственные за меня, те, кто продлили мне жизнь — помогите мне. Кроме вас мне больше не к кому идти. Серьезно, мне сейчас нужна помощь, любая хоть просто мудрый совет. Все, наверное, слышали о 'Армидейском Кризисе', так вот правительством Армидеи я был вызван для помощи. Я согласился помочь им. Ни ради золотого города, ради тысяч простых людей — жителей Эвалты, тех, чья нормальная жизнь зависит от армидейцев. Видите, я исправляюсь, иду по пути светлого мага, помогаю людям. Я искренне пытаюсь исправиться, стать лучше как вы и хотели. Про то, что я ваша лучшая реклама, лучшее доказательство эффективности всего вашего заведения, думаю, упоминать не стоит! Я не забыл ни один из ваших заветов, живу, как вы и требовали... стараюсь во всяком случае. И в благодарность прошу вас помочь мне. Я остался один, без мудрости 'старших братьев' совсем не знаю, что мне делать. Теперь даже Фросрей выбыл, все теперь от меня зависит, и я просто боюсь всей этой ответственности. Я в шаге от того чтобы послать все это куда подальше и свалить куда-нибудь бросив все эти чужие проблемы. Помогите мне, я на грани, дайте хотя бы совет как быть, как остановить Проклятие Таргнера? — постаравшись убрать привычную по жизни ухмылку, как можно искренне молил Крегер, хотя получалось у него довольно наиграно. Как бы он ни старался, постоянная ухмылка даже сейчас не оставляла черт его лица.
— По воле оракула все мы собрались здесь. Пусть оракул ответит тебе, — строго как вердикт пояснил главный маг.
С одной из скамей поднялась пожилая женщина, как и все здешние маги в длинных белоснежных одеяниях. Все остальные маги уважительно опустили взгляды вниз, только Крегер наплевав на все этикеты, специально смотрел прорицательнице прямо в глаза.
— Будущее уже определено. Я вижу будущее Преферии, и я тебя не обрадую свободный маг, — она говорила глядя куда-то перед собой игнорируя придурка Крегера специально пристально ее разглядывающего. — Преферия потерянно и безнадежно разделена на две половины, одна процветает, другая чахнет, только сильная встряска может снести все нынешние несправедливые границы и принести мир, 'мир для всех' в этот изолированный край. Я видела будущее, грядет буря, погибнут сотни, миллионы. Миллионы погибнут, на их костях тысячи будут жить счастливо и построят достойное будущее. Таково неизбежное грядущее. Это судьба. Такова плата за восстановление разумного равновесия. Даже Он понял это. Тебе Крегер этого не остановить.
— Что... что это вы несете?
— Не забывай что свободен, прояви настоящую так необходимую этому миру разумность. Докажи что ты изменился, — сказал главный на этом собрании маг.
— Бросить армидейцев — это не разумность, это чудовищность!
— Только не надо корчить из себя слугу света. От твоего перегара просто невозможно дышать. Все мы тут знаем кто ты. Несмотря на все твои попытки в душе ты все равно темный маг, каким был таким и остаешься. Нет ничего такого в нашем мире, что можно было бы исправить, изменить полностью. Твоя душа запятнана грехами, она просто не знает, как это жить по-иному. Внутри под этой маской тебе, как и прежде на все наплевать. Даже сейчас на осколках жизни ты думаешь только о себе, — посмотрев Крегеру в глаза, прорицательница старалась сразу поставить его на место. Вопреки напоминаниям о былом безумии, всем попыткам унизить и ткнуть в темную сущность, внутри под темной оболочкой Крегер наоборот чувствовал себя только лучше. Под этим гнетом наоборот, будто из принципа что-то светлое лишь закалялось в его душе. — Ты смотришь на мир все с той же безумной ухмылкой. Пройди мимо темный маг, и мы продолжим называть тебя светлым. Покинь Преферию, новый мир получает второе дыхание, тебе в нем нет места. Не пытайся противопоставить себя нам, после твоих 'былых заслуг' это выглядит просто глупо.
— Если это не очередное испытание, посланное мне вами, то я просто не понимаю что с вами не так. Хотите сказать, что с освобождением Проклятия Таргнера в Преферию придут огромные разрушения и миллионы погибнут? И это блин! 'Разумные', 'необходимые' перемены, по-вашему? Хотите сказать, Он тоже увидел это и поэтому решил остаться в стороне, исчез и все бросил? Хотите, чтобы я поступил также?.. Но... Вы же сами знаете, насколько запятнана грехами моя больная душа, мое время уходит, все тяжелее мне становится шевелить своими старыми ногами. У меня и без того почти не остается времени, чтобы искупить свои 'былые заслуги', хоть одумавшись кому-то помочь. Я просто не могу пропустить надвигающуюся возможность облегчить свою совесть. Тем более ведь речь идет о гибели миллионов, 'ничто не стоит слезы ребенка' и вся такая фигня, — противопоставляя себя этим 'разумным' белым магам темной фигурой на их фоне Крегер дышал легко как никогда. Вот оно в его понимании истинное лицо разумности и добра. В этом мире, построенном на принципах выживания нет никакого добра, просто есть сильные, стоящие над всеми, которые ради сохранения своего положения добром пытается прикинуться. И когда ситуация выходит из-под контроля и все катится к черту, они спокойно говорят об уничтожении миллионов полностью уподобляясь злу. Истинное добро оно есть, вот только произрастает и существует оно в стороне от власти. Власть добру всегда противоположна.
— Если ты дальше пойдешь по этому пути, пытаясь биться с самой судьбой, ты не устоишь. Тебя постигнет ужаснейшая участь, великое горе, какое только может обрести человек в твоем положении, — продолжала давить на него прорицательница.
— Похмелиться нечем будет?!
— Остановись. Мы просим тебя. Дай судьбе исправить ошибки смертных. Нынешнюю Преферию не спасти, да и зачем спасать этот несправедливо разделенный мир?
— Я считал вас мудрыми...
— Сойди с этого пути, мы просим тебя, одумайся. Вспомни, кто ты есть. Раньше тебе было наплевать на всех кроме себя. Откуда вдруг взялось в тебе все это нездоровое напряжение? Вздохни спокойно, расслабься, вновь стань собой, просто отдохни, ведь ты устал, ты измотан, у тебя нет сил для этой битвы. В тебе нет морального стержня необходимого для битвы с самой судьбой, ты не устоишь. Так просто дай необходимому случиться. Молим тебя! Вними нашему совету.
— Не вашему, а твоему, — глядя на прорицательницу стоял на своем Крегер себе под нос, тихонечко добавив: 'тупая баба'. — Короче помощи не будет...
— Пусть это будет тяжело, пусть мучительно, но отпусти все это, просто дай себе вздохнуть свободно. Дела достойные отпущения грехов еще ждут тебя впереди, ненужно так глупо губить свою жизнь. Ты ждал нашего совета, так одумайся, научись мудрости и не цепляйся за эмоции.
— Ай! Да ну вас на фиг, — махнул на этих магов Крегер.
— Крегер! — возмутился главный на этом собрании маг.
В это время Тард, не зная где находится, по самой атмосфере, что хранили в себе окружающие мрачные стены, понимал, что это не то место где можно спокойно разгуливать. Никаких символов или флагов говорящих случайным гостям о названии места, где они оказались. Просто невзрачное техническое помещение. Значит это место закрыто для свободного доступа, те, кто сюда телепортируются заранее знают, куда и зачем идут. Конструкция телепорта также необычная, как он запускается непонятно. В безысходности Тард так и продолжал ждать отца в телепортирующем шлюзе. Вдруг неожиданно гудящий луч телепорта за спиной резко погас, помещение шлюза погрузилось в темноту. Только тусклый свет из коридора не давал потеряться в пространстве. Было совсем нестрашно, просто немного неприятно, его ненависть к бросившему его здесь отцу закипела в нем с новой силой, сжав кулаки он был готов наброситься на этого безумного старика, когда тот вернется.
Внезапно, тишину, что заполняла окружающую темноту, нарушил женский плач, донесшийся из коридора. После секунд удивления Тард решил посмотреть что там. Достав из-за спины свой настоящий меч, он тихонько начал красться вперед. В коридоре метрах в десяти он увидел светловолосую девушку в белом платье которая, прижавшись к стене, рыдала, укрыв лицо руками. От женского плача на душе Тарда будто заскребли кошки, он подсознательно очень агрессивно относился ко всему, что причиняет боль прекрасной половине. По коридору, освещенному слабо пульсирующим светом из кристаллов не убирая меч Тард, тихо приближался к ней. С расстояния в пару метров он отчетливо разглядел ее кожу нездорового, мертвого цвета, прожилки черных вен будто застыли в трупном окоченении, и самое главное в ее присутствии подсознательно не возникало ощущение близости живого человека. Вопреки тому, что видят глаза Тард, чувствовал, что он один в этом коридоре.
Будто почувствовав приближение Тарда, она резко перестала плакать. Зависла леденящая кровь тишина. Она начала медленно поднимать голову. Едва из светлых локонов должно было показаться лицо, с диким воплем, она вдруг просто растворилась и исчезла. Тард выдохнул с облегчением, это был всего лишь призрак, но 'какого черта ведь сейчас самый разгар дня?'. Призраки, как существа, пришедшие из загробного мира, были порождениями Тьмы, они обитали в лоне этой силы как в некой среде, которая возникала только с наступлением темноты. Когда дающий жизнь свет солнца уходит за горизонт тогда мир заполняет темная мертвая пустота, в которой и возникает Тьма. Все порождения Тьмы, даже если они имеют вполне реальную физическую плоть, днем во время торжества всего живого, в отсутствии своей темной стихии в основном лишаются своих сил, спят, пережидают время слабости, прибывают в неактивном состоянии. Призраки так и вообще при свете дня, с рассеиванием Тьмы, просто исчезали, их призрачная материя переходила в невидимое состояние. Только с наступлением темноты призрачные силуэты снова становились видимыми. По общему правилу днем призраков можно было увидеть только в темных лишенных света и тепла помещениях, да и то не всегда. Для того чтобы поддерживать призрачную активность в дневное время, когда Тьма отступает, по общему правилу помещение должно было хранить в себе негативную энергетику или быть проклятым. Чаще всего это какие-то старые замки иные заброшенные темные места, хранящие в своих стенах зло от чудовищных грехов. Видимые днем призраки в основном сами являются элементом проклятия окутавшего какой-нибудь старый дом. Во всяком случае, так гласила официальная теория, которую знал Тард. Ему было жутко даже задумываться над тем, в каком месте он находился, если призраки спокойно разгуливали здесь днем. 'Я убью его, когда он вернется' — он все злился на отца затащившего его сюда.
— Помоги мне. Пожалуйста! — призрачный женский голос доносился до Тарда из глубины темного коридора. Это был не болезненный вой, не жалобное скуление, ни случайные обрывки фраз осевшие в остаточной памяти обычно свойственные призракам, это была полноценная фраза, подходящая под ситуацию. Призрак общается с ним. Значит, это не просто призрак, вернее очень необычный призрак, часть какого-то древнего проклятия, призрак очень сложной природы, если так можно сказать. Силуэт девушки в белом платье возник в коридоре метрах в десяти от него. На этот раз она стояла к Тарду спиной и будто зазывала за собой. Он понимал, что это глупо, лучше не знать мрачные тайны, которые хранит это жуткое место, куда затащил его отец. Однако внутри него загорелся интерес, теперь он не мог не узнать тайну этого призрака, тем более, вдруг здесь происходит что-то ужасное, что-то, что нужно предать огласке и суду. Он как член Гильдии Стражей Света не мог не пойти и не разобраться в чем тут дело. 'Не бросать же девушку в беде!' — в итоге улыбнулся он. Тард огляделся по сторонам, его ангела нигде видно не было, видимо из этой передряги ему придется выбираться самому.
Убрав меч он, пошел следом за призраком, молящим о помощи и силуэтом в виде девушки в белых одеяниях манящим за собой. По длинному коридору он дошел до винтовой лестницы, той самой по которой вверх ушел его отец. Голос призрака мольбами о помощи доносился снизу. 'Она' стояла в лестничном проеме несколькими этажами ниже, видимо случайно обнажив Тарду свое лицо после естественно снова растворившись. Увиденное немного шокировало Тарда за долгие годы странствий с отцом повидавшего всякой дряни. У этого призрачного образа лишь копирующего былой физический облик отсутствовали глаза, из пустых глазниц красными потоками, будто слезы по бледной коже стекала кровь. Немного отдышавшись после небольшого шока, снова на всякий случай, достав меч, Тард пошел за следом за призраком голосом заплаканной женщины, молящим его помочь. 'Что это за место, куда меня затащил этот старый псих?' — недоумевал он.
Тремя этажами ниже одна из замаскированных в стену дверей резко открылась рядом с ним, как бы приглашая войти. Мрачная лестница дальше уходила вниз. Выравнивая дыхание чтобы избавиться от легкой дрожи в теле Тард, крепче сжимая меч, в полной готовности и напряжении вошел в открывшуюся дверь. Очередной длинный коридор, освещенный такими же тусклыми световыми кристаллами расположенными на большем расстоянии что делало этот коридор темнее того что остался тремя этажами выше. Здесь вместо незаметных глазу тайных дверей по бокам располагались закрытые решетчатыми дверьми тюремные камеры, похоже, его занесло в какой-то тюремный блок. Манящий его силуэт девушки в белом, указывая конечную цель, прошел сквозь решетку второй камеры слева. Воздух на этом этаже был пропитан гарью, с отчетливым привкусом горелой плоти. Мертвую тишину коридора резко, внезапно нарушил чудовищный болезненный нечеловеческий вопль откуда-то из глубины этого тюремного блока, сердце Тарда серьезно встрепенулось. Решетки камер и стены вблизи них чтобы сдержать своих необычных заключенных были исписаны рунами, нанесенными на первый взгляд красной краской, на самом деле это была ягнячья кровь.
За решеткой первой камеры слева вились какие-то клубы красного тумана или дыма, которые неожиданно стали пульсировать в ритм с дыханием напряженного Тарда даже сейчас не теряющего своего интереса ко всему необычному, вопреки страху пристально изучая содержимое клеток этой необычной темницы. Что-то в темноте клетки оставшейся за спиной заставило Тарда резко оглянуться, как это бывает в случае ощущения на себе чужого взгляда. Обернувшись Тард начал пристально вглядываться в темноту за тюремной решеткой, слабо различив в ней какое-то движение. Жуткий нечеловеческий рев с оттенками мучений и боли доносящийся из конца коридора раздался с новой силой, Тард видимо уже к нему привык, поэтому сдержав свое сердце, просто закрыл глаза. Он все еще стоял у решетки первой камеры справа, из темноты которой на него кто-то смотрел. Едва ему стоило приблизиться, чтобы попытаться рассмотреть то, что смотрит на него из камеры, как из ее темноты вылетел огромный зубастый человекоподобный монстр, который разъяренно врезавшись в решетчатую дверь, потянул к Тарду свои когтистые ручищи. Это был необычный орк с зеленой кожей, Тард никогда таких не видел, высокий и здоровенный, облаченный в одну набедренную повязку. Необычная для орков зеленая кожа была почти полностью исписана татуировками как у матерого уголовника. Скаля свои огромные клыки, орк не сводил с него дикого, жаждущего крови взгляда. Не без испуга резко отринувший на безопасное расстояние Тард, сначала хотел обрубить высунувшиеся из клетки руки, затем понимая, что этот монстр ему ничем не угрожает, глядя на запертого в клетке орка издевательски улыбнулся. Орк, жадно хватая запах свежей артэонской плоти, печально смотрел вслед резко утратившему к нему интерес Тарду. Во второй камере справа, в стеклянной капсуле заполненной водой, подключенной к жизнеобеспечивающей аппаратуре, дыханием подавая признаки жизни, в глубоком сне, во весь рост замерло существо больше похожее на гибрид человека и растения. И вот она — вторая камера слева. Сквозь решетку внутри камеры было видно устройство похожее на железный поставленный вертикально гроб, подключенный к какой-то контрольной аппаратуре. Рядом с дверью камеры маленькая пояснительная табличка, какие-то иероглифы, какие-то цифры, и внизу надпись на понятном языке: 'Слепая Сирота'. 'Помоги мне, спаси меня' — женским голосом раздалось из камеры.
— Я бы на твоем месте этого ни делал, — вдруг неожиданно на общеартэонском безо всякого акцента спокойно пояснил оставшийся позади орк, повисший на клетке своей камеры наблюдая за действиями Тарда. — Это же Слепая, хрен знает, сколько живых она выкосила. Ее с трудом поймали. Я убийца, а не самоубийца, — пояснил орк. Но было уже поздно, Тард не отрываясь, смотрел в камеру, за решеткой которой стояла девушка в белом, теперь она не скрывала лица. Глядя в пустоту ее вырезанных глаз Тард попал под чары этого проклятия.
— Но как я могу оставить ее одну... В этой темноте? — с этими странно произнесенными словами, околдованный невиданными чарами, не совсем отдавая отчет в своих действиях, не послушав комментария от 'разумного' орка, он коснулся решетки. Резкий разряд схожий с электрическим, пронзил его тело, Тарда ударом стальной брони отбросило в дверь соседней камеры. Распластанный он лежал на ледяном полу, медленно приходя в себя, в его глазах все плыло, руки, ноги онемели и не слушались. Из камеры с 'Слепой' послышалось недовольное змеиное шипение. Вместо безглазой особы в белом, примерив на себя свое истинное обличие не познавшая упокоения душа, выползла сквозь решетку камеры в виде темного полу размытого силуэта существа похожего на оживший женский труп, перед этим долго завалявшийся в канаве: грязное изорванное платье, грязные засаленные волосы, гнилая темная кожа. Злобно шипя, она смотрела на Тарда своими пустыми кровавыми глазницами.
Недовольный разгневанный невозможностью своего освобождения призрак, набросившись, вселился в беспомощное тело Тарда. Терзаемый в объятиях злого призрака он потерял сознание и погрузился в чужой кошмар. Жуткие кадры из воспоминаний измученной души чье изуродованное тело сгнило давным-давно: боль, страдание, ужас беспомощности перед кошмарным злом, олицетворяемым престарелым властным мужчиной, изнасилование, грубое разрывание белого платья, выдавливание пальцами глаз. Вырвавшись из погружения в самый чудовищный сон, который только можно себе представить, едва придя в себя после объятий злобного призрака Тард прибывая в полном шоке, не понимая, что творит, подскочил и побежал со всех ног, куда глаза глядят. Все перепутав в голове, вместо выхода он наоборот побежал вглубь по темному коридору. В других камерах также царила темнота, из которой за проносящимся мимо Тардом наблюдали горящие хищные глаза, в одной из них забившись в угол, сидело какое-то лохматое чудовище, в другой заполненной паутиной замер мерзкий паукообразный монстр. Тард добежал до конца коридора. Яркий свет прорезал глаза, откуда-то сбоку совсем рядом слышалось усталое животное рычание, звон и скрип цепей. Отдышавшись, полностью придя в себя, оглядевшись, он увидел большое научно-магическое исследовательское помещение (какую-то местную лабораторию). За парой длинных столов заполненных разной магической атрибутикой к стене был прикован замотанный цепями огромный тролль. К голове закованного в цепи клыкастого чудовища, будто прибитые гвоздями были прикреплены какие-то провода. От головы тролля провода тянулись к головам десятка людских тел распятых и на специальных подставках, развешанных вдоль стен. В лаборатории находились два мага в светлых одеждах своего ордена, один стоял на подъемнике, копаясь в каком-то оборудовании рядом с головой тролля, второй, внизу сидя за письменным столом, по всей видимости, документально фиксировал процесс какого-то чудовищного эксперимента. Тролль, ерзая в цепях, тяжело дышал и беспомощно, измученно повесил голову.
'Как видно вселить человеческое сознание исследуемому объекту не представляет трудности. При должной обработке он говорит и мыслит как человек. Вот только неконтролируемая чудовищная агрессия, жажда разрушений даже при наличии вполне человеческой манеры мышления не отпускают сознание испытуемого... Будто он заколдован, чтобы быть злым', — просто проговаривал вслух тот, что стоял на подъемнике, второй внизу его внимательно слушал. 'Лучше просто убейте меня', — измученно проговорил огромный тролль. Для Тарда увиденное стало очередным шоком. Он видел троллей раньше — это рычащие безумные твари магической природы, прячущиеся в глубинах гор и пещерах в лесной глуши, это дикие твари подобные животным, они ни то, что разговаривать, они даже мыслить, скорее всего, не способны.
— А ведь ты мог бы быть подобным нам Луи, — стоящий наверху маг обращался к великану троллю. — Возможность жить, мыслить. Мы вселили в тебя сознание десятка умнейших людей (он имел в виду те трупы, что висели рядом, с чьими мозгами была соединена голова тролля). Они-то мертвы, им уже их знания ни к чему, но ты мог бы получить к ним доступ и вместо чудовища сгубившего немало скота и пастухов мог бы стать первым переломным моментом в эволюции нашего магического мира.
— Я чудовище! Я тролль! — заерзав в цепях, закричал чудовищный великан.
— Что скажешь? — маг сверху обратился к тому, что сидел внизу.
— Обнуляй его.
Маг сверху со словами: 'Прости, прощай Луи', двинул рычаг и по проводам, что шли в мозг тролля откуда-то с потолка, потекло здешнее электричество — зеленая энергия Шини с примесью каких-то белых потоков. Тролля начало будто жарить током, чудовище издало чудовищный вопль, тот самый который не раз пугал Тарда пока он брел по коридору. 'Это что еще такое?' — удивленно глядя через огромные линзы своих странных очков один из магов заметил Тарда замершего у входа в их лабораторию. На заднем плане безумные вопли тролля резко прекратились, 'поджаренное' чудовище, не выдержав потеряло сознание, огромная голова беспомощно повисла. Все оборудование отключилось, наступила тишина. 'Я тут это...' — попытался оправдаться Тард, но тут помещение огласило заклинание: 'Инситурес!' — произнесенное одним из магов. Тард беспомощно замер на месте, не в силах пошевельнуться, будто зажатый самим воздухом в тиски, даже губы не слушались его. И тут что-то пошло не так. У зажатого в невидимых кандалах Тарда вдруг сильно закружилась голова, тело пронзила невыносимая боль, он обмяк в шаге от потери сознания. Оба мага, серьезно не понимая, что происходит с Тардом, рассматривали его и удивленно переглядывались друг с другом. Своим заклинанием они хотели лишь обездвижить его, ухудшение состояния Тарда происходило не по их вине.
— Отпусти его, — один маг велел другому. Невидимые кандалы отпустили тело Тарда, он без сил рухнул на пол. Один из магов пытаясь понять, что за неведомый недуг напал на их нежданного гостя, решил его осмотреть. Зрачки Тарда замерли и не реагировали на свет, дыхания почти не было. Подняв голову незваного гостя, маг резко отскочил от него в сторону. На щеке Тарда проявился след от прикосновения женских губ вместо следов помады отчерченный помертвевшей кожей. 'Он контактировал со Слепой', — испуганно глядя на коллегу констатировал осмотревший Тарда маг. 'Это невозможно, она же заперта в спиритической камере', — едва второй маг успел договорить, как внезапно пришедший в себя Тард набросился на его коллегу сзади и, приставив к его шее сосульку, крикнул: 'Замри на месте или я убью его!'.
— Хорошо, только ты успокойся, — вполне стандартно прозвучало от мага в странных очках, после того как какой-то безумец непонятно откуда взявшийся, взял его коллегу в заложники.
— Руки! Подними руки вверх! — удерживая одного из магов за шею, прикрываясь им как щитом, едва держась на ногах, кричал Тард, за секунды побледневший и выглядящий жутко, будто находясь при смерти. — Стой, где стоишь! — он сильнее вдавливал ледяное острие в шею взятого в заложники мага.
— Успокойся или ты уже нежилец... — маг в странных очках пытался вразумить Тарда взявшего его коллегу в заложники.
Прикрываясь одним магом, не слушая второго Тард, несмотря на внутреннюю ломку и боль во всех уголках тела вышел из лаборатории. Вырубив, взятого в заложники мага, он со всех ног бросился бежать. Темный коридор огласила тревожная сирена. 'Ладно, пока', — сказал запертый в клетке разумный орк, когда Тард пронесся мимо. Выбежав на винтовую лестницу, подгоняемый звуком сирены оповещавшей здешних стражей о тревоге, о чужаке, незаконно разгуливающем по этой жуткой обители Тард, помчался наверх. 'Где я оказался? Мне конец! Отец! Я убью его!' — пульсировали мысли в его голове. Дверь в коридор, ведущий к телепорту, была заперта, он побежал наверх. Ему казалось, что резко нахлынувшая боль была следствием чар наложенных магами из лаборатории, теперь чтобы не случилось, несмотря на пронзившую тело слабость, он решил живым не сдаваться. По лестнице он пробежал этажей двадцать и вот она нормальная человеческая деревянная дверь. Выломав дверь, он закрыл руками глаза, яркое солнце ослепило его.
Когда глаза привыкли, ему открылся удивительный вид. Он стоял на вершине высокой башни, одной из десятков башен огромной раскинувшейся вокруг крепости. Отдельные строения вокруг венчались куполами или уходили в небо башнями. Как корабли, пришвартованные к пирсу, к вершинам нескольких башен веревками были привязаны своеобразные дирижабли, представляющие собой самые обычные деревянные корабли сотнями веревок привязанные к продолговатым воздушным шарам. По бокам воздушных кораблей вместо весел имелись пернатые огромные крылья, за ненадобностью привязанные к корпусу. Разреженный кислород вскружил гудящую голову Тарда, сильный ветер едва не снес с ног, вокруг плавали облака, до небесной синевы казалось можно достать рукой. Он находился на чудовищной высоте. Внизу под обрывками облаков во все стороны раскинулся синий океан. Сначала ему показалось что крепость, в которой он оказался, стоит на вершине горы, на самой вершине высокой горы обвитой облаками, но приглядевшись, понял, что никакой горы нет, крепость расположена прямо на облаке.
Волшебные небесные замки, он давно о них слышал, всегда мечтал побывать на одном из таких, но, к сожалению, его долгожданное посещение этого диковинного места оказалось похожим на кошмар. Это волшебное архитектурное сооружение, как и большая часть великого волшебного наследия, было создано главными творцами магического мира, его хранителями и негласными правителями — эльфами. Давным-давно, в хаосе начальных времен, первые эльфы настроили множество таких небесных крепостей. В те стертые из памяти смертных времена бушевали войны, все делили этот мир, выгрызали себе в нем место. Основное предназначение таких небесных замков под стать эпохе было военным. Это были несокрушимые почти недосягаемые воздушные крепости и одновременно небесные корабли способные доставлять огромные армии прямо к цели. При помощи магии научившись управлять силой ветров, для этого создав Ветреные Камни большинство из которых в нынешнее время потеряны, эльфы, чей век выпал на те суровые времена, заставляли эти облачные крепости парить по небесам подобно огромным кораблям. Основной задачей облачных замков была оборона, они всегда 'вставали на якорь' где-нибудь в глубинах океанов или среди недосягаемых для смертных вершин скалистых гор. Порой их использовали и для нападения, армии эльфов и их союзников в прямом смысле слова падали противнику прямо на голову с одного небольшого незаметно подплывшего облака. Дни тех воин давно прошли, большинство небесных замков были уничтожены в боях или в связи с ненадобностью демонтированы самими создателями. Но несколько экземпляров этих облачных крепостей все же дожили до нынешних дней. Семь из них правители мира эльфов передали в пользование Всемирному Совету Светлых Магов, когда он еще функционировал. Скорее всего, облачная крепость, в которой оказался Тард, была одной из тех сохранившихся, что эльфы некогда передали в пользование светлым магам. Быть может это носимый ветрами Крэторес — парящий над всем миром как дрейфующий корабль в воздушном океане или Иротас — лишенный системы управления, навечно поставленный на якорь где-то посреди Мирового океана?
На десятках дозорных башен разбросанных по всей продуваемой ветром небесной крепости зашевелились здешние стражники. Это были облаченные в доспехи наполовину люди наполовину орлы. Орхары — так эту расу называли артэоны. Это была очередная разновидность иноморфов. Иноморфы — очередные мутанты, порожденные Азурой. Животные в результате долгих мучений принесенных в животный мир Второй Силой трансформировавшиеся в стабильных разумных гуманоидов. Иноморфы своим многообразием, расселившись по всему миру, ныне во многом составляли конкуренцию людям — фундаментальной базовой разумной расе. Этот мир сегодня насчитывал десятки иноморфических рас, произошедших от самых разных животных. Сами себя эти существа называли зверолюдами, чем равняли себя с людьми, показывая свое нежелание быть чем-то второсортным. Иноморфы — прижившееся название, обозначающее всех этих многообразных существ, разбитых на десятки рас в зависимости от животных давших им начало, было дано им естественно артэонами. Это название подразумевало некую инородность, чуждость этих существ, будто оттесняло их на второй план на фоне людей, и самим зверолюдам не нравилось, однако прижилось.
У орхаров было человеческое один в один без отличий тело, только голова от орла, а также развивающиеся за спиной мощные орлиные крылья. Эта иноморфическая раса относилась к виду однополых. Все особи орхаров без исключений были самцами. Для размножения им подходила самка любой другой гуманоидной расы. Все мужчины, все сильные, независимые свободные человекоподобные орлы орхары были странниками, вечными одиночками, кочевниками без страны, родины и дома.
Вначале жизни они всегда были изгоями, затем выживая, становились вечными странниками, странствующими любовниками, романтиками с большой дороги. Склонность к алкоголю, азартным развлечениям и бесконечным половым сношениям, представители этой расы в большинстве своем будто воплощали идеал свободного независимого и сильного мужчины. Рожденные непохожей чужеродной матерью, ненужные беззаботному страннику отцу маленькие орхары едва начиная что-то понимать, бежали ото всех. Всегда изгои, уродцы в тех обществах, где родились, собой символизирующие блудливость своих матерей, в основном они убегали и выживали сами. И если им удавалось стать сильнее, закалиться как сталь, они выживали и превращались в таких же блудливых сильных независимых странников разбрасывающихся своим семенем направо и налево, как и их отцы. Естественно представителям этой расы было свойственно связываться с криминалом, ввязываться во всякие грязные дела. По данным криминологической статистики по Межокеании, собираемой светлыми магами из ордена 'Пламя Рассвета' восемьдесят процентов инородных изнасилований людских женщин приходилось на орхаров. Эти ребята были повсеместными клиентами тюрем этого мира. Свободные и независимые, с детства приученные выживать самостоятельно орхары были всегда сильны и духом и физически, что делало их хорошими наемниками и желаемыми участниками для любых армий смертных. Короли мира людей, правители народов иноморфических рас с удовольствием нанимали этих полулюдей полу орлов к себе на службу. Во многих великих битвах, что врезались в историю этого мира, принимали участие воины орхары. История помнит многих великих и доблестных воинов из представителей этой расы, есть целые легенды об отдельных армиях и отрядах состоящих из людей-орлов. В хороших руках они приносили пользу, служили свету. Артэоны также нередко прибегали к услугам этих прославленных наемников. По всей видимости, светлые маги из ордена 'Равновесие' в штаб-квартиру которых Крегер привел Тарда, также для охраны своего небесного замка наняли целый отряд из воинов-орхаров.
Полулюди полу орлы, в сияющих на солнце доспехах махая огромными крыльями, что за спиной, с копьями в руках окружили башню, на вершине которой оказался Тард. Едва разглядев вокруг себя крылатых стражей бледный, будто находящийся при смерти Тард, скинув шлем, схватился за голову, которая казалось, сейчас взорвется, как и все пронизанное чудовищной болью тело. В его глазах все поплыло...
Крегер, недовольный результатами разговора с 'разумными' как ему до этого казалось магами, стуча посохом, шагал по тусклым коридорам в сторону телепортирующего шлюза. Одна из незаметных глазу сливающихся со стеной дверей этой волшебной крепости неожиданно отворилась сбоку от него. В ярко освещенном светом из большого окна рабочем кабинете заваленном книгами, бумагами и прочей научной ерундой за письменным столом сидел старый маг, что председательствовал на совете, который с таким недовольством покинул Крегер.
— Заходи, — предложил старый маг.
Крегер осматривая кабинет, вошел внутрь.
— Не обижайся. Пойми это всего лишь воля оракула. Мудрость, с которой мы должны считаться.
— Я понимаю. Мне так даже в какой-то мере проще, — усевшись на стул, ответил Крегер. Он был совершенно спокоен, как обычно у него не было ни к кому никаких претензий.
— Собираешься продолжить?
— Конечно. Армидейцев бросил Дух. И за чужие грехи в этом кошмаре как обычно поплатятся невинные — в данном случае это жители Эвалты. Ситуация сложная, я... ну как бы должен помочь им. Тем более я уже дал слово.
— Молодец. Иди к цели, что считаешь благой несмотря ни на что. Главное не останавливайся и никого не слушай, тем более кучу старых зануд, таких как мы! — улыбнулся старый маг.
— Да я знаю. Ты уже говорил мне это. Ой! Вы! Вы уже говорили мне это!
— Без мудрого совета и помощи я тебя не отпущу. Не думай о бессмертии человека-волка, тебе нужно ни убить, а остановить его.
— Мой сын спец в заморозке. Сегодня ночью встретимся с этой тварью, посмотрим, что из этого получится. Кстати торопиться надо, — посмотрев в окно, за которым сиял день Крегер не носивший часов, потерянный во времени, быстро поднялся со стула.
— Успокойся, преферийское время отстает от нашего на пару часов. Значит у вас сейчас около трех часов дня. Подожди. Значит, это правда — Дух бросил их. Преферия воистину обитель безумных Духов. Раз уж дело такое серьезное мы решили выделить тебе помощника. Пойдем, спустимся в наше хранилище, — поднявшись, старый маг, направился к выходу из кабинета, предлагая Крегеру следовать за ним.
— И это. Я тут пацана своего с собой притащил. Ну, он как бы дурачок такой, детство все у него в одном месте играет. Любит он там всякие загадочные, необычные места посещать, чтобы потом выложить содержимое памяти в Инфосреду эту. Молодой глупый он еще. Любит перед девчонками перед друзьями похвастать. Можно я ему здесь устрою экскурсию небольшую, покажу ему вашу скромную обитель?!
— Конечно, хочешь, я сам ему все покажу?
Тут крепость огласила местная сирена, оповещавшая о тревоге из-за проникновения чужака.
— А ты где мальчишку-то своего оставил?
— Возле телепорта. У него всегда после этих перемещений отходняк небольшой. Я его там оставил, велел подождать. Я ему строго настрого велел сидеть и ничего не трогать, ждать меня там и никуда не ходить.
— Похоже, он тебя ослушался.
Крылатые стражники окружили беспомощное тело Тарда на вершине башни. Не успели орхары приблизиться к Тарду, как из башни выбежал один из тех светлых магов, что работали над троллем в лаборатории, когда в нее проник незваный гость. Поднявшись свыше десятка этажей маг, тяжело дышал. 'Остановитесь, не трогайте его... он... контактировал со Слепой! Слепой Сиротой ну этой жуткой тварью', — не успев отдышаться, выпалил маг. Орхары стражники, услышав имя жуткого проклятия, разлетелись по сторонам. Побелевший как труп Тард продолжал лежать без сознания.
Крегер следом за настоятелем ордена 'Равновесие' спустился куда-то в нижние уровни небесной крепости.
— Добро пожаловать в наше скромное хранилище, — пояснил настоятель ордена.
За распахнувшимися массивными дверьми открылся огромный зал. Высокие подпертые колоннами потолки, пол был усеян люками от криокапсул, в глубине каждой из которых дремало что-то живое.
— По собственной инициативе мы храним лучшие сильнейшие умы артэонского мира, уберегаем их от времени, пока не придет пора им проявить себя, — указывая на огромные люки криокапсул, пояснял настоятель. — В основном это естестворожденные маги подобно чуду появившиеся на свет среди артэонов. Или просто сильнейшие из светлых магов, когда-либо ходивших по земле, разделивших наши ценности. Все они главные помощники Духов, их собеседники и единомышленники. Те, что образуют собой великую армию светлых магов готовую встать против Тьмы на стороне артэонов и Духов. Их тела скованны льдом и неподвластны времени, их разумы переведены в состояние астрального сна — рассеяны в пространстве. Пока их тела заточены здесь, они смотрят на мир как Духи, подобно нашим сверхъестественным владыкам эти великие смертные умы сейчас повсюду и нигде.
Заглянув через заледеневшее снаружи стекло верхнего люка одной из криокапсул под слоем льда Крегер увидел очертания человека смиренно застывшего в позе лотоса. Всего криокапсул люками торчащих из пола было не больше пары десятков, но размах отведенного для их хранения помещения поражал. Это было не хранилище, это был полноценный дворец для хранения тел великих мудрецов.
— Все эти великие маги артэонского мира чтобы не растрачивать свое время впустую сами выбрали быть заточенными здесь. Мы храним их, пока не наступит нужный час. Это своего рода наше оружие, к которому мы в случае необходимости можем прибегнуть. Только если наши враги сойдут с ума и попытаются устроить нам Армагеддон, мы прибегнем к помощи этих великих владык достигших высшего просвещения. Пока они спят и вместо снов витают в пространстве где-то рядом с Духами, — показывая хранилище, довольно хвастался настоятель ордена.
— А кто, по-вашему, наши враги?
— Все кто не с нами! Нам сюда, — настоятель повел Крегера в какой-то отдельный отсек. Отдельное небольшое хранилище, большинство из криокапсул пусты и выдвинуты из пола. — Здесь у нас хранятся экземпляры поменьше размахом. В принципе это тоже великие воины или маги, служащие свету, просто оступившиеся в жизни, но желающие исправиться, искупить грехи...
— Да знаю. Сам едва не оказался здесь, — мрачно пояснил Крегер.
— Но тебя сочли стабильным и способным к самостоятельному разумному существованию. А эти ребята, несмотря на начальные благие намерения, могут запросто оступиться. Если ты пойдешь поручителем, то мы можем выделить тебе одного помощника из этого хранилища. Под твою ответственность, конечно же. У нас как раз уже несколько сотен лет храниться один подходящий для твоего случая экземпляр.
— Может, выделите мне помощника из основного хранилища?! Помощь великого светлого мага в Армидейском Кризисе как раз не помешала бы!
— Сожалею, но ситуация в Преферии не настолько важна чтобы будить кого-то из великих владык. Но наш вариант тебе понравится, — настоятель подвел Крегера к люку одной из ледяных усыпальниц. Криокапсула шипя, выдвинулась из пола. В центре гигантской сосульки было различимо тело громоздкого человекоподобного существа на время заморозки облаченного в полосатую пижаму как у заключенных. Из небольшого ящика рядом с капсулой настоятель достал документы, поясняющие все данные хранящегося экземпляра. — Нам известно только его имя — Хродор. К нам он попал больше четырехсот лет назад. Как и большинство хранимых нами необычных уголовников, он был доставлен к нам по собственному желанию. Он великан магической природы...
(В этом мире великаны, как правило, встречались двух типов: одни порожденные Магией другие Азурой. Без своих крупных выбросов кипящая в недрах этой планеты вторая великая сила Азура, постоянно пронзала этот мир своими блуждающими потоками имеющими отрицательное свойство. Одним из проявлений воздействия таких потоков на формы жизни был КВ-эффект, в результате которого у живых существ через несколько лет после рождения начинали проявляться мутации затормаживающие развитие организма или наоборот убыстряющие его. Так появлялись всем известные карлики и великаны. Если, например альтернативой карликам мутантам в мире магии некоторые безумные ученые называли хоббитов, а некоторые безумцы и вовсе приписывали сюда гномов, что было весьма спорно, то у порожденных Азурой мутантов великанов в мире магии имелись вполне реальные бесспорные аналоги. Только если великаны порождения Азуры были мутантами: имели множество врожденных дефектов, болезней, были обременены физическими уродствами. Выглядели болезненно, чаще всего имели горбы, непропорционально длинные руки и ноги, неправильное строение черепа, выражающееся в слишком больших лбах или длинных носах. Великаны магической природы на фоне своих аналогов из мира Азуры выглядели сильными и здоровыми необычно высокими, громадными людьми, как и должны, выглядеть великаны. Естественно аналогичность видов (когда практически одни и те же существа даже называемые одинаково встречались в природе магии, Азуры и даже Тьмы) не ограничивалась примером одних лишь великанов, так например, в природе Азуры были свои кентавры, свои грифоны, вернее мутанты схожие с этими волшебными существами. Некоторые мудрецы в шутку называли эльфов альтернативой артэонов в мире магии. И так далее.)
— Это необычный великан. Вот его досье, — демонстрируя Крегеру бумаги, настоятель продолжал рассказывать о существе, заточенном в глыбе льда. — Он наделен уникальным даром, он один из Говорящих с мертвыми. Кто он и откуда, как жил большую часть жизни нам неизвестно. Нам известна его судьба только после обретения дара. Общаясь с неуспокоившимися душами умерших, он долгое время помогал им обретать покой. Был скитальцем, бродил по всей Межокеании, как и подобает толковому контактеру, он помогал найти покой всем задержавшимся в этом мире душам, чьи мольбы о помощи слышал в ночной темноте. С ним даже работали маги из 'Пламени Рассвета'. Ни личной жизни, никаких привязанностей. Как он говорил: мертвые заменяли ему и семью и друзей. В общем, был профессионалом своего дела! Но у него был небольшой изъян — пристрастие к алкоголю. Как он сам пояснял, в периоды полнолуния — активизации Тьмы и мира мертвых во всем его многообразии, он не мог спать на трезвую голову. Шепот в темноте в дни полной луны не давал ему покоя. Такое бывает, когда интеллектуальных способностей субъекта недостаточно чтобы полностью овладеть даром общения с мертвыми. Сам он подавить эти голоса не смог. Как результат, вследствие злоупотребления спиртным однажды он утратил над собой контроль. На почве алкогольного токсикоза он разрушил небольшую деревню. Убил свыше двадцати человек. Альтернативой смертной казни выбрал заточение у нас. Еще один пример того как опасно заигрывать с алкоголем. А Крегер?!
Крегер пожав плечами, принялся копаться в своем рюкзаке, отыскал там свою заветную фляжку и под улыбающимся взглядом настоятеля сделал из нее несколько глотков. 'Да уж действительно, — согласился этот безумный маг, — больше пить не буду... и меньше тоже!'.
— Смотри не попади к нам второй раз!
— Работа у нас нервная, без допинга никак, — мрачно ответил Крегер, дополнив это смачной отрыжкой и после стандартным 'извините'.
— Так значит, что же собой представляет Чудовище Фросрея?
— Чудовище Фросрея?! У нас его зовут Чудовищем Таргнера! Говорят это получеловек полу волк в два раза выше армидейского солдата.
— Думаю, для схватки с этим порождением Тьмы наш четырехметровый Хродор, — настоятель указывал на кусок льда, в котором на века застыл великан, — орудующий огромным топором подойдет идеально. Нам неизвестно его прошлое, но многочисленные шрамы и швы на теле говорят о немалом военном опыте. Скорее всего, он был наемником. Ведь в армиях людских королей великаны всегда ценились. Мы пытались рассмотреть его память, но его жизнь четко разрезана на 'до и после' пережитой им клинической смерти. Вероятно, в виду душевной травмы его восприятие себя претерпело изменения. Исследуя его память, мы просто натыкаемся на обрыв, будто за ним другая жизнь. Хотя он сам, наверное, помнит кто он такой, но мы этого разглядеть не смогли. Можно было конечно копнуть сильнее... но это опасно. Так что... кем он был до того как умер мы не знаем. Ну что возьмешь его?
— Конечно, все же лучше чем ничего.
Настоятель произнес заклинание, стальной корпус капсулы раскрылся, лед внутри него, тая на глазах, поплыл потоками воды.
— Он осознанно сам захотел искупить свои грехи, передав свое тело в наши руки. Свою жизнь он считал оборванной, поэтому полностью доверился нам. Мы поработали над его сознанием, — глядя на проступающее из тающего льда огромное тело говорил настоятель. — Гипнотически мы ограничили функционирование отдельных сторон его личности, частично блокировали нервную систему, кое-что удалили из памяти. Зачистили самые тяжелые и трагические моменты, сделали его чистым как лист бумаги. Хотя учитывая необъяснимую аномалию, с которой мы столкнулись при исследовании его памяти, у меня лично сомнения по поводу того что это сработает. Но будем надеяться, что он не вспомнит кто он такой. На затылок мы установили ему блокирующую пластину, ограничивающую его контакт с душами мертвых, ради его же блага...
— Так он не сможет общаться с мертвыми? Блин! Думаю если кто и должен знать, как остановить Чудовище Таргнера так только ребята из загробного мира. Хотел через него спросить совета у призраков из древности.
— Приведений если уж на то пошло, — поправил настоятель
— То есть он лишен своих способностей, сейчас он просто огромный танк с топором в руках? — спросил Крегер, настоятель положительно кивнул. — Толку от него будет не много.
— Ему нельзя общаться с мертвыми, именно плохое овладение своим даром — неспособность подавить их голоса в период полнолуния лишало его покоя. Это лишало его сна. Попытки заглушить шепот из темноты алкоголем, привели его к чудовищному преступлению. Хотя сам по себе, так скажем исходя из своих психологических характеристик, он представляется как вполне адекватный субъект. Мы сделали все, что могли, чтобы изменить его сознание и при этом не превратить в овощ. Для всеобщего блага в своем нынешнем состоянии он является самим собой лишь наполовину. Первое время будет вести себя заторможено, теряться в пространстве. Старайся лишний раз не разговаривать с ним. Не давай ему повода лишний раз проявлять эмоции. Строго контролируй его, не выпускай из вида. А то в случае всплытия заблокированных воспоминаний он может снова пережить ту трагедию, из-за которой оказался здесь. Он может слететь с катушек. И тогда своим топором таких дел натворит...
— Брать с собой этого огромного маньяка все равно, что стоять рядом с плохо запертой клеткой с голодным зверем! При этом обмазавшись, свежей кровью и...
— Да это очень рискованно Крегер, все под твою ответственность. Но ты можешь и отказаться от такого поручительства. И Хродор продолжит спать у нас до самого судного дня, а то от него все отказываются. Никто не хочет ручаться за него...
— Ладно, хватит давить на жалость! — улыбнулся Крегер. — Конечно, я беру его.
Лед растаял, из капсулы на залитый талой водой пол вывалился гигант в полосатой пижаме заключенного. Великан, открыв глаза, медленно приходил в себя. Длинная косматая борода, длинные волосы, выбритые на затылке, к которому шурупами прямо к черепу была привинчена стальная пластина блокирующая его контакт с душами мертвых. Руки под рукавами пижамы были исписаны татуировками в виде каких-то магических рун. Лохматый неухоженный он больше походил на огромного гнома, или гигантского 'викинга', чем на настоящего великана, как показалось Крегеру.
— И так представьтесь нам уважаемый, — осторожно обратился к великану настоятель.
— Кто я? Спрашиваете меня кто я?.. Не знаю... — своим громким на фоне простого человеческого голосом ответил великан, протирая глаза, позабывшие каково это смотреть на мир. Дрожа от холода этот гигант, немного испуганно оглядывался по сторонам. — Где я вообще? — Прекратив дрожать, великан вдруг резко замер и тихонько пальцами коснулся стальной пластины, привинченной к его затылку. На лице этого гиганта проступили удивление и страх одновременно.
— Ну что Хродор! — своей неожиданной репликой Крегер заставил настоятеля вздрогнуть. — Пойдем, перемочим всех этих гадов, тварей, порождений Тьмы?!
— Конечно! — улыбнулся великан. — Только мне одеться надо. Где блин мой топор?!
— Он мне нравится! — улыбнулся Крегер.
— Тише Хродор, успокойтесь. Ни нервничайте, не поддавайтесь эмоциям так резко. Вам пока нельзя, — настоятель успокаивал великана. При попытке встать Хродор распластался по полу, Крегер не сдержавшись, рассмеялся над этим зрелищем. Оповещенные о пробуждении одного из потенциально опасных пациентов в хранилище вошли вооруженные арбалетами орхары стражники, укрывшие в помещении свои крылья под специальной броней и кольчугой. — Не пытайтесь пока встать, — настоятель объяснял великану, — ваши мышцы атрофированы. Это последствие долгого сна, в котором вы прибывали Хродор. Вам нужно время чтобы восстановиться. У вас начинается новая жизнь.
— Ладно Хродор давай приходи в себя потом мы с тобой пойдем, разнесем этот мир в пух и прах! Выпьем чего-нибудь...
— Крегер! — отдернул его настоятель.
— Я шучу! Шучу. Это была просто шутка, — видя, как сильно разгневал настоятеля, спешно оправдывался Крегер.
Следом за настоятелем Крегер вышел из хранилища. За кольцом орхаров окруживших лежавшего на полу медленно приходящего в себя великана уже стояли два мага в белых одеждах ордена, прибывшие чтобы помочь Хродору восстановиться после нескольких сотен лет сна в куске льда.
Тард пришел в себя в теплой постели, без стальной брони, в маленькой комнатке согретой камином. Отец сидел рядом.
— Что со мной произошло?
— Ты контактировал с опаснейшим проклятием центральной Межокеании, этого злого призрака светлым магам кое-как удалось нейтрализовать. А ты пытался освободить его. Это зло овладело твоим умом, но когда ты коснулся решетки его темницы, тебя хорошенько долбануло защитными чарами. Злой призрак разгневался и попытался высосать твою жизненную силу, но собственная сила этого порождения зла была нейтрализована, поэтому урон, который ты получил, оказался не смертельным, и светлым магам ордена удалось тебя откачать.
— Ты почему меня там бросил, а старый урод?! — все вспомнив, Тард потянулся к отцу, чтобы как следует его толкнуть.
Крегер с улыбкой, подскочил со стула и отпрыгнул на безопасное расстояние.
— Извини, я просто это... Торопился! А ты на себя посмотри! Как ты меня опозорил...
— Клянусь, я убью тебя, — пока не в силах встать с постели скрипел зубами Тард.
— Подставил ты меня в глазах мудрых коллег. Мы столько времени потеряли. По преферийскому времени уже шестой час дня. Я оставил тебя всего на пару минут, а ты уже побрел гулять по чужому замку, как маленький ребенок ей богу. И главное сразу полез в подвал к каким-то опасным призракам и едва жизнью не поплатился за пустоту в своей голове! Как мне теперь смотреть в глаза магам из этого ордена? Ведь теперь они тоже знают, какой у меня пустоголовый сын!
— Клянусь, когда встану я, врежу тебе между ног! — злился Тард.
— Думаешь, это причинит мне боль?!
— А что нельзя было сказать, что мы оказались, хрен знает где! Здесь бродят всякие опасные призраки, чудовища. Мол: 'Тард будь осторожней!'. А ты старый урод просто бросил меня там. Я понимаю, ты раздолбай — тебе на все наплевать. Но ведь это уже просто идиотизм какой-то! — изливал негатив Тард.
— Сам виноват... ты долго отходишь после телепортации...
— Где мы вообще? — эмоции у Тарда стали остывать.
— Что во время экскурсии, которую сам себе устроил, ты этого еще не узнал?!
— Просто. Скажи мне. Где мы!
— В цитадели ордена 'Равновесие'. Эти ребята — светлые маги, все в основном ученые, ну или алхимики. Они называют себя 'Научно исследовательским институтом белой магии'. В битве с Тьмой они наши мозги. Придумывают антизаклятия на всякие темные заклятия. Размещают в своих волшебных темницах различные темные проклятия, которые невозможно остановить, таким образом, спасают от них мир. Изучают все эти проклятия, ищут способы их устранения. Занимаются другой магическо-исследовательской работой.
— Эксперименты всякие ставят. Мучают троллей... Ты уже бывал здесь раньше?
— ... Да.
— Почему не рассказывал мне об этом месте?
— Я был здесь в качестве пациента, — опустив взгляд, признался Крегер. — Ради тебя я был вынужден сдаться им. Артэонский суд в лице СБК признал меня виновным в куче разных преступлений. Меня хотели казнить. Но какие-то хитрые артэоны вывезли меня с Преферии. Меня решили использовать. Прислали сюда. После нескольких безумных опытов они увидели, что во мне осталось что-то хорошее. Сначала у меня хотели стереть память, изменить, ограничить личность, заморозить на долгие годы, чтобы я потерялся в пространстве, забыл кто я и начал с чистого листа служение свету. Я сумел их убедить в том, что могу исправиться и так, безо всяких личностных перестроений... И все это ради тебя засранец неблагодарный!
— Знаешь, безумный старик но, по сути, я знать тебя не знаю. Кто ты и кем ты был до меня, — рассуждал Тард серьезно удивленный некоторыми подробностями из жизни отца.
— Ладно, хватит разлеживаться. Патлатый увалень. Вставай давай, нам пора двигаться дальше...
Тард встав на ноги, вновь облачившись в броню, шел следом за отцом по коридору к телепорту.
— Я так полагаю, продолжение экскурсии по этому воздушному замку ты уже не желаешь?! — не мог не подколоть сына Крегер.
— Спасибо папуля, я уже сам тут все посмотрел. Даже успел взаимодействовать с некоторыми достопримечательностями этого чудного места, вроде 'Слепой Сироты'! — с самоиронией отвечал Тард. — Это что еще такое! — что-то увидев возле телепорта, он удивленно замер.
У гудящего луча работающего телепорта их ждал облаченный в доспехи с огромным топором за спиной, пришедший в себя, повеселевший и готовый к приключениям великан Хродор. Его броня, как и у Тарда стального нейтрального цвета, на протяжении его ледяного заточения бережно сохраненная магами ордена прождав своего хозяина несколько столетий, блистала как новенькая. Блокирующая пластина, привинченная к затылку великана, была скрыта под специальным расширенным на затылке шлемом. Помимо великана у телепорта стоял один из магов ордена, в руках он держал какие-то бумаги. 'Вот мистер Крегер подпишите и ознакомьтесь с этим, — маг протянул Крегеру бумаги. — Это договор, перекладывающий на вас ответственность за нашего пациента. Подтвердите, что обязуетесь следить за Хродором, и готовы отвечать за его действия'.
Пока Крегер подписывал бумаги Тард остался с великаном наедине.
— Здрасьте, — задрав голову, немного растерянно поприветствовал великана Тард. Он, мягко говоря, был удивлен этим сюрпризом, раздолбай отец как обычно ничего ему не рассказал и не объяснил. Судя по бумагам, которые на подпись сунули отцу, он сам обо всем догадался. Для него встреча с Хродором оказалась, мягко говоря, неожиданностью.
— Привет. Спасибо что спасли меня из этой кошмарной клетки, — чтобы не напугать Тарда изобразил улыбку великан.
Тард удивленно с ожиданием объяснений посмотрел на отца.
— Тард это Хродор, Хродор это Тард, — на ходу представил их Крегер. — Мы зачем сюда пришли? За помощью! Этого крепыша ребята из ордена выделили нам в помощь. Он идет с нами, все же лучше чем ничего, — объяснил он Тарду.
— Не бойся, я буду себя хорошо вести, — решил успокоить Тарда великан.
— Да я и не боюсь. Просто о появлении нового члена в команде нужно предупреждать... ну или просто никогда не связываться с отцом придурком.
— Ну что Хродор, готов повеселиться, крепко надрать кому-нибудь зад? — улыбаясь, спросил Крегер.
— Давай просто быстрее свалим отсюда, — не желая разглагольствовать, устало ответил Хродор. 'Удачи вам', — пожелал маг из ордена, все трое шагнули в телепорт.
Великаны магической природы были извечной разумной расой мира магии, наряду с эльфами, гномами эти существа почти всегда населяли магические миры. Говорят: под влиянием магии первые гномы рождались из камней на лесистых склонах гор, первые эльфы из вековых деревьев в лесных чащах, ну а первые великаны рождались из земной тверди расколотой землетрясением. Внешне это были высокие (от четырех до шести метров) крепкого коренастого телосложения люди. Всегда сильные, всегда здоровые, всегда самостоятельные и свободные. В отличие от высших разумных рас магического мира великаны не создавали своих государств. Они были вечными кочевниками. К кочевому образу жизни этих существ подталкивала их природа. С гипертрофированным телом прилагались и гипертрофированные потребности или, грубо говоря, у великанов был зверский аппетит. Им постоянно требовалось много пищи. Для наполнения своих огромных желудков им приходилось иметь большие стада овец, коз, коров. Огромные стада, которые содержали великанские семьи, нужно было кормить, для этого требовалось постоянно кочевать, перемещаться по лесам. Тем более великанам было просто не зачем сбиваться в государства. Большие и сильные они вполне могли позаботиться о себе сами. Им были нестрашны хищники, водящиеся в лесах. Благодаря своим размерам и силе великаны могли позволить себе быть свободными.
Самое главное, великанам можно сказать было попросту запрещено создавать свои государства. Объединение таких больших, сильных существ порождало собой силу способную покорить полмира, что самое главное силу неразумную, жестокую и по своей природе темную. Великаны не отличались особой мудростью, и пока они бродили по этому миру разрозненными кочевниками, оставались нейтральными они элементарно не представляли опасности, существовали в мире вместе с остальными.
В истории мира, о котором идет речь, имело место первое и последнее государство великанов — Родскратос. И времена те давние были вписаны в историю как темные и суровые. Все началось, как обычно с появления лидера способного объединить под собой всех великанов мира. Имя этого великана было Родсор, история его запомнила под прозвищем Родсор Разрушитель. Сначала он сумел объединить несколько сотен великанов в небольшой город. У стражников мира магии — у эльфов и всемирных миротворцев артэонов появление этого города сразу вызвало озабоченность. Но Родсор самопровозглашенный король великанов оказался мудр и хитер. В самом начале он сумел убедить и эльфов и артэонов в безобидности своей идеи, с его слов будущий город великанов никогда не выйдет за пределы отведенного ему леса и навечно останется нейтральным. Время шло. Все новые великаны прибывали в свой первый город. Набравшись нужных сил, когда город великанов разросся до нескольких тысяч, Родсор вопреки всем договоренностям с эльфами объявил о создании первого государства великанов — Родскратоса. Тогда королю великанов уже были не страшны ни эльфы, ни даже артэоны, все великаны под его началом были больны его идеями, все были готовы умереть, защищая свой первый город. Родсор ожидал войны, но ее не последовало. Артэоны и эльфы предложили великанам подписать новые договоры о союзничестве и нейтральности. Родсор готовя войну против всего мира, продолжал договариваться с артэонами, называл их союзниками, хотя заранее считал врагами. Великаны, наконец, объединившись, почувствовали свою силу, и естественно не собирались ограничиваться пределами отведенного им лесного края. Под руководством Родсора создав свою великую армию, великаны без проблем захватили множество окружающих плодородных земель, изгнав или уничтожив их жителей. После расширения границ великанского государства артэоны и эльфы разорвали с ним все отношения и назвали великанов врагами, а их государство новой империей зла. Естественно пищи, что новому государству приносили скотоводы, и земледельцы из числа великанов, не хватало. Во избежание голода великаны были вынуждены прибегнуть к услугам рабов. Воины-великаны Родскратоса совершали набеги на окрестные земли, обложили данью всех своих соседей. В разрастающееся государство великанов со всех концов света текли армии рабов.
Артэоны и эльфы, запоздало признав великанов врагами, а их разросшееся государство новой мировой опасностью установили границы выход, за которые для воинов Родсора означал начало войны с артэонско-эльфийской коалицией. Великанов становилось все больше, их страна становилась все крепче. И король Родсор стал готовиться к мировой войне. Великаны, почувствовав свою силу, уже не боялись никого и ничего, Родсор уже начал мечтать о создании нового мира под властью великанов. Если учесть что великаны на захваченных землях оставляли после себя сожженные города, деревни и горы трупов мир этот должен был стать безрадостным и мрачным. Видя артэонов и эльфов в качестве своих будущих врагов, король Родсор, был вынужден заключить союз с Тьмой. Темные маги и материализованные демоны, приведя за собой свои орды, встали под знамена Родскратоса. В это время эльфы и артэоны сумели заручиться поддержкой разумных драконов. Драконы, вернее те из них, что были разумны, как существа доминирующие в мире магии всегда в великанах, вернее в объединении великанов видели своих главных соперников. Драконы не одобряли саму идею государства великанов. И, слава богу, артэонам удалось переманить этих существ на свою сторону.
Говорят, что именно из-за союза с драконами эльфы и артэоны не попытались уничтожить великанов сразу, даже не предпринимали таких попыток. Артэоны просто ждали, когда разумные из драконов созреют чтобы встать на их сторону.
Случилась великая война. Артэонско-эльфийская мировая коалиция при поддержке разумных драконов представленных тремя драконьими орденами сразились с великанами и Тьмой, что стояла за ними. Тяжелыми потерями и разрушениями Родскратос — первое и последнее в этом мире государство великанов было уничтожено, выжжено пламенем драконов. Первый и последний король-великан Родсор, уже постаревший, в возрасте двухсот пятидесяти лет был убит при обороне Хродора — столицы Родскратоса. По завершении этой войны артэонами был принят всемирный акт 'О запрете великанских царств', 'И не будет более и впредь недопустимо в этом мире, каких бы то стран, государств и городов великанов и прочих их объединений' — было сказано в том акте. И с тех пор великаны снова разбрелись по миру простыми кочевниками, как и прежде отдельными семьями. Теперь они снова живут в мире со всеми и только вспоминают времена славы своего рода. Только не поймите не правильно, великаны вовсе не были плохими, не были подобны порождениям Тьмы. Просто их объединение порождало собой силу, которой было тяжело разумно мириться с маленьким миром вокруг. Но это что касается великанов магической природы. В то время как великанам порождениям Азуры можно было создавать города, эти хоть и большие, но в основном больные слабые существа не представляли не для кого опасности, в отличие от своих аналогов магической природы. Например, тот же великанский город Валхмур на севере Преферии был основан и населен великанами природы Азуры.
Великаны магической природы были раза в три больше человека, и их жизнь раза в три превышала человеческую. Средний их возраст варьировал от ста пятидесяти до двухсот пятидесяти лет. Они кочевали по миру семейными парами. Их род был скуден на потомство, как правило, за всю жизнь у одной такой пары рождались не больше трех детей. Прибавьте сюда еще тот факт, что многие великаны предпочитали жить самостоятельно и вовсе не оставляли наследников. Поэтому великанов в этом мире на сегодняшний день было немного.
В темноте зажегся луч телепорта, первым из него вывалился Крегер. Сначала Тард долго отходил от процедуры телепортации, затем свет солнца прорезал глаза великана при выходе из темных залов армидейского терминала. Крегер хоть и торопился, но, не желая примерять на себя роль лидера, закурив трубку, ждал то одного, то второго члена 'их команды'. Небеса скрылись под слоем облаков, прошел дождь, оставивший после себя лужи на улицах Армидеи. Все временно населившие город беженцы в такую погоду разбрелись по отведенным им артэонским квартирам. Пустые улицы технологичной Армидеи, наполнились непривычным запахом печного дыма. И без слоя серых облаков скрывших солнце дело шло к вечеру, поэтому глаза Хродора несколько столетий не видевшие солнца, привыкли быстро. Великан был огромен, плотен, коренаст и силен, выглядел гордо, будто в нем еще пылал огонь его великих предков устроивших одну из величайших мировых войн. Оглядевшись по сторонам, Хродор не мог поверить своим глазам.
— И где это ты говоришь, мы оказались? — уточнил великан у впереди идущего Крегера.
— В Армидее, в артэонском городе. Это друг мой Преферия — ото всех сокрытая загадочная земля, — пояснил Крегер.
— Я слышал, что Преферия дикая и необузданная дыра, где кроме лесов и болот ничего нет, — удивленно разглядывал армидейские многоэтажки великан.
— Ты спал дольше, чем можешь себе представить. Забудь все, что ты знал о мире, все уже сотни раз поменялось.
— Постойте-ка, — вмешался Тард. — Но ведь тебя ввели в курс дела. Ты знаешь, куда и зачем мы пришли?
— Да сказали, что нужно сразиться с каким-то там чудовищем, очередным проклятием. Все подробно объяснили, но думаешь, я их слушал что ли? Мне было главное быстрее свалить оттуда! Они-то думают, что в овощ меня превратили, думают, что проникли в мое сознание и заставили меня стать другим. Но я-то все вспомнил, сразу все вспомнил, как только пришел в себя. Это их аккуратное вмешательство в мой мозг ничего не дало. Я полностью помню и знаю, кто я, — пояснил великан.
Крегер остановился и с опаской посмотрел на великана.
— То есть ты все помнишь, ты это в полной мере ты? — уточнил Крегер. — Ха! Ничего себе! И ты помнишь, за что попал к ним? А они-то думают, что изменили тебя! Всегда говорил, что перестроение личности это полная чушь.
— Видимо их магия не сработала, может это как-то связано с той штукой, которую они мне к башке привинтили. Ничего у них не вышло. Я сначала прибывал в какой-то прострации, а потом резко такими постепенными отрывками вспомнил, кто я. Вспомнил все эти их мучения и процедуры, которые они проводили надо мной.
— Так почему ты все еще не схватил свой огромный топор, не размазал нам бошки и не пустился в бега?! — с улыбкой уточнил Крегер. Тард положив руку на плечо, поближе к рукояти меча, на всякий случай зашел великану за спину.
— Я же не полный придурок. Понимаю, что понес наказание заслуженно. Я хочу исправиться, как и ты Крегер. Да! Да они рассказали мне кто ты. Я не собираюсь нарушать никакие законы и подставлять вас ребята. Устранение Чудовища Таргнера, а после свобода это при условии хорошего поведения и этой штуки на затылке — это условия моего помилования. Все равно все кто знали обо мне как о чудовище устроившим Меджинскую бойню, уже давно умерли. Много воды утекло, я хочу начать новую жизнь. Вернее нормально закончить старую. Давайте быстрее покончим с этим чудовищем и разбежимся по-хорошему, — пояснил Крегеру великан.
— Меджинская бойня?! — с удивлением из-за спины гиганта уточнил Тард.
— Да я тогда перепил жестко. Перемкнуло меня ближе к утру. Ну и я, орудуя своим топориком, разнес в щепки целую деревню карликов... тьфу ты — людей. Это для меня они карлики!.. Вот. Да я тогда пропил несколько суток. У многих людей из числа диких за преступления совершенные на нетрезвую голову ответственность смягчается. Так какие ко мне вопросы! Очнулся с дикого похмелья уже в кандалах. Много людей покрошил. Но сейчас все нормально, я к алкоголю больше не притронусь. Клянусь, — глядя сверху вниз, объяснил Тарду великан.
— Да уж это успокаивает, — не переставал удивляться Тард. — То есть ты проспал сотни лет в глыбе льда, проснулся, не понимая где ты, и толком что ты, и просто так сразу бросился в бой?
— А что я забыл сделать?
— Ты даже не знаешь точно, куда и зачем тебя притащили. Тебя даже не интересует то, как изменился мир? Нет, просто если бы я был на твоем месте, я бы первым делом узнал все о переменах в мире. Что появилось, что исчезло. Нагнал бы все что упустил. Ну не все, но хотя бы главное. А ты даже не знаешь толком, где оказался!
— Да вообще по фигу. Наплевать, — не задумываясь, ответил великан.
Тард сразу сменил отношение к великану с нейтрального на негативное. Слова 'по фигу', 'наплевать' — он увидел в великане очередного отморозка, огромного, скорее всего не отличающегося умом, которому на все плевать. Ведь слово 'наплевать' по жизни обычно было свойственно ему самому, он сам был одним их тех, кто не особо задумывается над происходящим вокруг. В великане он увидел черты обычно свойственные себе, а он прекрасно знал себя, осознавал все свое внутреннее несовершенство и гнилость, склонность к саморазрушению, неизбежность ошибок. Можно сказать великан на первый взгляд, показавшийся ему интересным (все-таки существо другой природы) сейчас отпугнул Тарда своей схожестью с человеком, слишком уж чрезмерной.
— Сперва я получу свободу. Уничтожим чудовище, я докажу этим магам что изменился а потом все узнаю о нынешнем мире. Нагоню все, что упустил за сотни лет. А пока это все просто ненавистная работа, которую надо сделать. Наплевать где мы, главное, что когда все закончится... если закончится нормально я свалю отсюда в родные края, — постарался пояснить лучше великан.
Крегер поднялся в ЦентрЦитадель, чтобы с военным начальством еще раз обсудить детали предстоящей ночи. Великан стоял на Лунной площади, беседовал с армидейскими солдатами, проявлявшими интерес к этому огромному воину. Тард решил пойти прогуляться по городу, немного развеяться. В восьмом часу вечера по промоченным дождем армидейским улицам потоки беженцев устремились к площадям, на которых раздавали положенный ужин. Военные медики спешно проводили медицинский осмотр всех нуждающихся прямо на площадях. Все торопились, нужно было успеть до темноты, да и в надвигающихся сумерках чудовище могло появиться в любой момент. Несмотря на спешку некоторые люди, встречающие на улицах Тарда, сначала терялись, не зная, что сказать, потом улыбались и здоровались. Гуляя он случайно вышел на одну из площадей, где раздавали ужин. Несмотря на общую суету, некоторые люди, узнавая Тарда останавливались, приковывали к нему свои наполненные надеждой и ожиданием взгляды. Тарду стало как-то неудобно, ведь он все еще не спас этих людей, пока никак им не помог, он решил быстрее пройти эту площадь. Где-то в центре толпа доведенных до отчаяния людей окружила его. 'Вы пришли спасти нас?' — спрашивали люди. 'Да конечно' — отвечал он. Люди заранее благодарили его, низко кланялись. Сердце Тарда сжалось, ему захотелось как-то приободрить этих людей. Он запрыгнул на бортик находящегося в центре площади неработающего фонтана. Оказавшись на возвышении, он решил обратиться ко всем людям, собравшимся на площади.
— Уважаемые жители Эвалты! — начал он во весь голос, вся площадь замерла. — Меня зовут Тардес Кефалийский. Многим из вас я известен, многим... тем, кто не знают что такое газеты — наверное, нет. Те, что не слышали обо мне — из какой дыры вы выбрались ребята?! Я воин поклявшийся защищать и хранить Арвладу и Эвалту как ее неотъемлемую часть. У меня есть сила, сверхспособности всякие. Я в одиночку победил минотавра, которого перепуганный народ знал под именем Тоггар, уничтожал банды орков в юго-западных лесах, я отчистил Арвладу от нескольких темных магов. И сегодня я пришел сюда, чтобы помочь вам, остановить Чудовище Таргнера. Сегодня ночью мы сразимся с этим человеком-волком, и все будет как обычно: либо он нас, либо мы его. Либо я сегодня погибну, либо вы завтра этот идиотский кризис закончится, и вы начнете возвращаться в свои дома, к своей оставленной мирной жизни. Шанс конечно не велик, но дело в том, что этот монстр у меня такой не первый, а эта тварь наверняка еще не встречалась с таким воином как я! Тем более за моей спиной как всегда будет великий эм... светлый маг Крегер Целитель. Надеюсь, бог поможет нам. В любом случае я сделаю все, чтобы помочь вам, спасти Армидею и Эвалту от этого проклятия и как обычно буду биться до конца! — Тард сорвал овации. Люди впервые улыбались за долгое время. Толпа еще долго аплодировала. Армидейские солдаты, которые контролировали процесс раздачи пищи на площади, тихонько смеялись над Тардом. Но ему было все равно, он сделал что хотел: поселил надежду в сердца людей, дал им возможность улыбнуться. Довольный собой Тард уже под покровом темноты вернулся к ЦентрЦитадели.
— Где тебя носило? — набросился потерявший его Крегер.
— Знаешь отец, — чувствующий себя героем возбужденный Тард спокойно ответил, — я всегда любил все эти приключения. Я просто ненавидел твою унылую старую рожу! Которая всегда маячит где-то рядом.
— Ну, ты и засранец! — вместе с сыном смеялся Крегер.
Все стеклянные окна, двери в городе задвинулись стальными заслонами, каждое строение превратилось в крепость. На улицах зажглись фонари. С наступлением темноты город опустел и застыл в мертвой тишине. Как и было установлено наспех согласованным планом 'Пир для чудовища' даже армидейские солдаты в эту ночь не вышли на улицы. Тард следом за Крегером быстро шагал по пустым темным улицам. Для их ночной авантюры армидейское командование выделило помещение одного из домов культуры. Огромные двери этого трехэтажного здания в одном из центральных районов единственные во всем городе были открыты этой ночью, струящимся из них светом зазывая внутрь. За дверьми в просторном желтом зале, освещенном тремя большими люстрами, стоял длинный накрытый как для пира стол. Крегер велел Тарду войти внутрь, а сам остановился на улице.
— Ищешь уединения. Стал романтиком или решил тайком приложиться к своей фляге?! — шуткой Тард скрывал реальное беспокойство. Пристрастие отца ему не нравилось.
— В зале меня ждет артэонское вино. Надеюсь, — стоя спиной, ответил Крегер. — Полнолуние, — глядя на сияющую над городом луну, продолжал он. — Пытаюсь определить фазу луны.
— Ты что не слышал о лунных календарях? Можешь приобрести себе такой в любом городе артэонов!
— Все эти изобретения делают вас слабыми, отучают выживать. Наш монстр если судить из публикаций в прессе, довольно молодой. Надвигающееся полнолуние будет первым для него. Первое полнолуние мучительно для всех новоиспеченных тварей Тьмы. Наш монстр чтобы пережить ломку первой полной луны, скорее всего, сбежит подальше, заползет в какую-нибудь нору, исчезнет надолго. От нескольких дней до нескольких недель. У нас есть несколько дней до полной луны — время для того чтобы остановить чудовище иначе оно исчезнет надолго. Потом вернется с новыми силами, когда уже станет полноценной частью Тьмы. А у нас за спиной надвигающаяся гражданская война в Эвалте. Остановить эту войну мы можем, только разрешив армидейский кризис — избавив Армидею от чудовища. Промедление из-за полнолуния может вылиться сотнями, тысячами жертв. Ну и к тому же не хотелось бы здесь надолго задерживаться — это конечно главное. Эта дыра (Армидея) в своем нынешнем виде совсем мне не нравится, — Крегер не мог не ляпнуть под конец какую-нибудь ерунду, а то он стал звучать слишком уж серьезно.
За столом что-то жуя, с усами, измазанными каким-то соусом, их уже ждал Хродор. Трапезничая, великан сидел прямо на полу. Иначе сев на стул он бы просто не поместился за маленький, рассчитанный для людей стол, да и не было здесь стульев его размера. Его великанский топор, обычно весящий у него за спиной, валялся рядом на полу. Ночная темнота, пронизанная сыростью дождя, осталась за открытыми дверьми зала.
— Они что серьезно воплотили мою идиотскую идею? — увидев все это замер Тард.
— Лучше никто ничего придумать не смог. Попробуем этой ночью поймать эту тварь на живца. Кто знает, может он клюнет, — пытался успокоить его Крегер. — Ведь в той легенде получилось же! Может твой план впервые сработает.
Тард посмотрел на ломящийся от еды стол и после с непониманием посмотрел на великана. Хродор что-то пережевывал, при этом смачно чавкая.
— В нынешних условиях — когда мы находимся в городе, переполненном полуголодными беженцами — насыщаться пищей, это пировать во время чумы, — исподлобья глядя на накрытый стол, говорил Тард.
— Да плевать. В нашем мире, когда тебе хорошо кому-то всегда тяжело и невыносимо. Я был глыбой льда несколько сотен лет. Что я права не имею? — ковырял в зубах великан.
— Не слушай его, — вмешался Крегер. — Он же у нас артэон. На всю голову артэон, я бы сказал.
— Так мерзкий артэонский неженка, дайка угадаю! Ты еще и вегетарианец?! — шутя, с улыбкой говорил великан.
— Употребление мяса при условии отсутствия потребности в пищи это чистое варварство, — не поддаваясь на провокации Тард сел за стол и налил себе вина. — Распоряжусь, чтобы все остатки нашего пиршества раздали простым людям, несчастным беженцам.
— Я с тобой больше не разговариваю! — все шутил великан.
Тард сидя напротив великана, скинув шлем, зачесав волосы так чтобы было невидно изуродованную часть лица, стал пробовать свое вино. 'Знают чем нас подкупить', — вытирая губы бородой, сказал довольный, сытый великан. 'Ты же вроде со мной не разговариваешь?' — ответил Тард. Крегер как человек, вернее, когда он был человеком, в те времена, когда он жил ни в чем себе не отказывая, любил поесть. Но встав на путь светлого мага, он в принудительном порядке отрекся от пищи. Бросив тяжелый взгляд на заставленный едой стол, тяжело вздохнув, он, взял со стола две бутылки вина, один стакан, стул сам поплыл по воздуху за ним следом. Тард ограничивать его не стал, прекрасно понимая, что этому старику периодически нужно расслабляться. 'Только сильно не налегай', — все-таки он не мог промолчать.
— Не ищи в этом спасения, это яд отравляющий душу, — взглядом указывая на бутылки вина в руке у Крегера, предостерег Хродор. — Уж ты поверь мне.
— У всех свои радости и, похоже, для меня эта единственная, — старался как можно быстрее отойти от стола Крегер. Спрятавшись за колонной у стены, отдельно от всех, он сел на стул, закурил свою трубку и присосался прямо к горлышку бутылки, позабыв про стакан. Охмелев, войдя в свое нормальное состояние, Крегер только сейчас понял, как соскучился по хмельной сладости, как давно не наслаждался ею в спокойной обстановке, как же давно не отдыхал. Наличие Тарда поблизости и нависшее Проклятие Таргнера лишившее покоя, заставили его надолго о единственной радости позабыть.
— Представь себе жизнь без радости и удовольствий, в серости постоянного от всего отрешения. Это даже не жизнь, а существование. Даже не существование, а бессмысленность какая-то. И так живут светлые маги, — зная, что его голос эхом разносится по большому помещению, сидя за колонной отдельно от всех заговорил Крегер. После входа в свое привычное состояние у него как обычно развязался язык. Обращался он, по всей видимости, к великану, решил ему полноценно ответить. — Попробуй-ка пожить только интересами общества, забыв при этом про свои собственные. Есть кучка гениев эдаких исключений, которым это по плечу, все остальные сходят с ума. И я не исключение. Ведь все же мы люди, всем нам хочется всего и сразу. Сила мага колоссальна, обладая ею очень тяжело не поддаться соблазнам, просто невыносимо порой сдерживать просящееся наружу человеческое безумие. Жизнь меж двух огней: дать себе свободу, поддаться бездне человеческого саморазрушения или само изолироваться от всего прекрасного, приятного ради человечности. Или болтание где-то посередине. Говорят, добровольно светлыми магами не становятся. Да и кто может захотеть такой жизни, кроме небольшой кучки исключений, сумасшедших, избранных? Однако выбрав праведный путь на нем еще нужно удержаться. Каждый спасается, как может. Кто-то находит спасение в искусстве. У кого-то есть спасающее хобби. Кто-то постоянно медитирует, пытаясь удержать внутренний баланс. А это мое спасение, — сказал Крегер, пьяными глазами обреченно глядя на стакан с вином, он просто рассуждал вслух. — Без этого я... просто взорвусь. Не судите строго. Я ведь просто человек. Тем более меня как щенка все оставили без присмотра. Не могу сказать, что это плохо. Я будто сорвавшийся с цепи. У меня сейчас свобода. Даже Фросрея не стало, а Он как я понял, не вернется.
— Он вернется, и ты получишь за свое пьянство, — ответил ему Тард.
— Он просто бросил всех нас...
Наливая себе еще вина, Тард почувствовал тяжелый пристальный взгляд великана. Гигант, сидящий за столом без стула, прямо на полу, просто прирос взглядом к желаемому напитку, наливаемому в бокал.
— Ах да тебе же нельзя. Извини, — Тард хотел поставить на пол и бокал и бутылку, убрать все это куда-нибудь подальше, спрятать от великана и налить себе чего-нибудь другого.
— Да не, ты не смотри на меня. Пей. Делай что хочешь. А я от этого всего воздержусь. Я контролирую себя, все нормально. Мне как-то прошлого раза хватило! — улыбнулся великан.
— Как это так тебя угораздило? Нет, ну я тоже бывает, под этим делом теряю память, там глупости всякие совершаю. Но никакой агрессии, просто могу подурачиться вдоволь, — сам собой начал заводить разговор Тард. — Иначе я бы с этим завязал.
— Да я сам виноват. Этот приступ безумия для меня не был такой уж неожиданностью. Я к этому шел уже давно. — Видя, что Тард его слушает, великан начал свою исповедь, других тем для разговоров все равно не было. — Я же этот... как его... блин... Говорящий с мертвыми! Ну, или контактер — как ребята называют таких чудил как я. Моя работа заключается в том, чтобы находить неуспокоившиеся души и помогать им обретать покой — устранять причины, держащие их в физической реальности. То есть я могу общаться с ними. Впадать в специальный транс, слышать их сквозь расстояния, с этим проблем не было. Вот только потом заставить их заткнуться у меня не выходило. Шепот, пронизывающий темноту ночи в дни полной луны (трое суток до полнолуния, само полнолуние и трое суток после) не давал мне покоя. Во время полной луны, когда вся Тьма гудела, я просто не мог прекратить слышать эти голоса. Этот мерзкий шепот. Они издевались надо мной, донимали меня. В темноте я слышал мертвых постоянно, сквозь расстояние, своей болью они взрывали мне голову. В полнолуние я буквально не мог обрести покой ни на секунду, не мог элементарно уснуть. Мне казалось, я слышал их постоянно, не только приведений, но и призраков, всю Тьму...
— Приведения и призраки?.. — недопонял Тард.
— Ну, можно и по-другому: призраки и темные призраки. Одни порождения магической природы, другие природы Тьмы.
— Приведения — магия, призраки — Тьма?
— Мир мертвых разнообразен. Так ты совсем не в курсе? Я еще думаю, почему тебя не смутило, когда я заговорил о голосах мертвых.
— Оказывается, я в этом совсем не разбираюсь.
— Если ты не забыл — я великан, существо магической природы.
— Есть еще великаны порождения Азуры...
— Это не великаны, не оскорбляй мой род, — ожидаемо агрессивно отреагировал Хродор. — Я, конечно, понимаю что души у нас одинаковые... Но Тьма никак не может повлиять на меня, я вне ее досягаемости, в отличие от вас простых живых существ. Я порождение магии — другой силы равной Тьме. Поэтому мой дар — моя способность слышать мертвых он от магии дан, а не от Тьмы. И это странно, так ведь? Ведь официально Тьма повелевает загробным миром и всеми контактами с ним.
Приведения это существа возможные благодаря магии...
— Существа магической природы.
— Без разницы. Приведения это те самые не нашедшие покоя души, о которых ты слышал из сказок. Они совсем не страшные. Те самые фантомы — полупрозрачный силуэт, повторяющий свой прижизненный облик, серый и угрюмый или отдающий синими холодными мертвыми тонами. Они светятся при луне, вбирая в себя ее свет и пропадают — становятся невидимыми в лучах солнца. Это души, которых оставили в этом мире какие-то незаконченные дела, какие-то яркие эмоции. Любовь, забота, порой гнев, ненависть, но не зло. Они не смотрят на мир гневно, желая гибели всему живому. Привидения даже с физической реальностью контактировать не могут. Никак не могут взаимодействовать с этим миром и не могут причинить никому никакого вреда. Все что они могут так это воспроизводить обрывки сказанных при жизни фраз, выть. Ну, еще при помощи прямого контакта могут погрузить в свои кошмары, это в том случае если приведением движет гнев. В общем, все, что могут так это немного напугать. Чаще всего они являются прямым напоминанием смертным о разных важных делах, которые нужно сделать, закончить или о которых не следует забывать. Их прозрачные тела состоят из эктоплазмы, именно это вещество и светится при луне. Даже если причина оставившая душу в этом мире не устранена, через сотню с небольшим лет эктоплазма высыхает, выветривается, и душа все равно получает свободу от призрачного тела. По внешнему виду можно понять возраст приведения, если оно старое и блеклое, порой едва заметное значит ему уже десятки лет, эктоплазмы в нем почти не осталось.
— Ты прямо ходячая энциклопедия! — улыбкой Тард разбавлял общение.
— Спиритология была единственной книжкой, вернее книжками, которые я читал. Но это приведения — существа магической природы, совсем не страшные... в основном... если к ним привыкнуть. Это скорее ожившие воспоминания из прошлого, которые пытаются о чем-то сказать или что-то незаконченное завершить. Они сидят в своих замках или кладбищах, воют там и никого не трогают.
Призраки это совсем другое. Это твари Тьмы. Души. Проклятые души, которые из-за влияния Тьмы не обрели покоя, не ушли на тот свет, а стали новыми существами, жуткими и ужасными. Призраки это души пропитанные эмоциями. Прожженные эмоциями. Эмоциями, так сильно кипевшими при жизни, что после смерти они впитались в душу и не дали ей покинуть этот мир. Чаще всего это гнев, злоба, ненависть. Даже если это любовь, то все равно с примесью ненависти, того же гнева. Приведение это душа, заточенная в тело из эктоплазмы, призрак это душа, сохранившая в себе эмоции — часть погибшей личности. Душа, не сумевшая отчиститься от смертного тлена, которая даже не понимает, что тело погибло. Это запутавшееся, озлобленное, напуганное, ужасное создание. Внешний облик призраки могут принимать, какой угодно. Начиная от копирования прижизненного облика, что делает их похожими на приведений, что и вызывает путаницу. Заканчивая воплощенными страхами из глубин погибшего сознания. Я видел огромных черных псов, летучих мышей со светящимися красными глазами. Это ужасные твари, однако, контактировать с физической реальностью, в основном, они также не способны. Все что могут многие из них так это выть, кричать, пугать, также повторять обрывки прижизненных фраз, въевшиеся в память. Еще своим контактом они могут погрузить смертного в свои кошмары, заставить живущих увидеть и почувствовать свою боль.
— То есть разницы между ними почти никакой?
— Одни от магии, другие от Тьмы вот и вся разница. Эти две силы всегда противостоят друг другу, бьются за души смертных, Тьма все уничтожает и очерняет, а магия все же нужно признать — пытается спасти. Во всяком случае, магия хоть что-то приносит хорошее. Ну и если говорить о погружении в кошмары при контакте. При погружении в кошмары гневного приведения человек просто прочувствует боль, которую в себе несет душа, очнется спустя какое-то время, конечно испугается, но ничего плохого не произойдет. А вот после погружения в кровавые кошмары призрака у некоторых может не выдержать и поехать крыша. Призраки есть порождения зла — Тьмы. Есть еще призраки, связанные с проклятиями, являющиеся частью проклятия, они порой даже могут взаимодействовать с физической реальностью, но такие призраки это вообще отдельная тема. У призраков нет как таковых тел, это просто души с отпечатавшимися остатками личностей. В них нет эктоплазмы, однако спустя сотни лет странствий в темной стороне мира, долгих завываний в каком-нибудь замке они также исчезают. Пропадают, как старые воспоминания, когда время уходит, этот мир меняется и забывает их. Но в отличие от приведений они не получают покоя, не уходят на тот свет. Они остаются в нашей реальности и переходят в иное состояние. Так появляются Бестелесные или Шептуны, шепчущие в темноте — как их еще называют. Те самые, что донимали меня по ночам, особенно в дни полной луны.
Бестелесные это призраки чьи души не нашли покоя с древнейших времен, тысячи лет они обитают во Тьме и не могут из нее выбраться. Их призрачные тела давно испарились, размылись под течением времени и они стали Бестелесными — голое сознание лишенное всего, бессмысленно парящее в пространстве. Их затягивает гравитация планеты, они просто беспомощно парят в пространстве как в пустоте. Они заполняют собой темноту. Таких душ, так и не получивших покоя с начала нашего мира наплодилось уже много. Вспомни этот бред которым чаще всего забивают голову быдлу — приведения исчезают после того как испаряется эктоплазма, якобы проблемы с этим нет. Но ведь ты понял, что приведения это не призраки. Приведения это жалкая четверть от мира мертвых. Это бред, это непонимание, отсутствие понимания разницы между призраками и приведениями. Бред, натянутый на глаза чтобы всех успокоить, скрыть масштабы надвигающейся катастрофы. На самом деле призраки никуда не деваются, они просто переходят в бестелесное состояние и продолжают обитать во Тьме. Этих Бестелесных за все время существования нашего мира накопились миллионы, если не миллиарды. Именно их чертов шепот, взрывал мою голову во время полнолуния. Не вой 'молодых' приведений в далеких забытых местах, а вот именно шепот этих бестелесных призраков из глубин времен, шепот, от которого не скрыться. И это для меня непонятно. Для чего в тени нашего мира копятся все эти Бестелесные? Что обычно присутствует в большинстве приданий о конце света? 'И мертвые восстанут из могил...', — после этих слов Хродора колыхнулось пламя на свечах стоящих на столе. Тарда согретого вином уже было сложно чем-то напугать. — Тогда я даже знаю, о каких мертвых идет речь.
Еще я слышал от кого-то из контактеров, — пытаясь вспомнить имя своего бывшего друга, великан задумался. — Так вот он пофилософствовать любил и часто говорил о том, что в любой системе образуемой индивидами всегда появляется тот, кто понимает ее законы и начинает использовать их себе во благо. Также и в мире призраков есть такие кого я просто не могу описать. Те, что научились жить в мире мертвых что ли... Это, скорее всего призраки из глубокой древности, они прибывают в бестелесном состоянии уже очень давно, но в отличие от других бестелесных они не аморфное голое сознание. Эти бестелесные призраки способны свободно перемещаться в пространстве, говорить, вернее, вступать в контакт с такими как я. Они не хотят получать освобождения, они вообще не считают себя проклятыми. Им нравится находиться в призрачном состоянии, они называют себя свободными, иными существами. Мы называем таких Древними или Поводырями. Эти призраки сами находят нас, сами вступают с нами в контакт. Они ничего не требуют от нас, а наоборот помогают нам. Они говорят, что знают все о мире, ведают обо всех тайнах вселенной, и действительно порой знают все наперед. Поводыри направляют и сопровождают Говорящих с мертвыми — таких как я, помогают избежать опасностей и выпутаться из передряг. У меня было восемь Поводырей. Они долгие годы сопровождали меня. Я дал им имена. В полной темноте закрывая глаза, я мог видеть их очертания. Темные силуэты в темных одеждах. Весь круг моего общения долгие годы ограничивался ими. Я от них всяких знаний нахватался. За долгие годы скитаний по темным и заброшенным логовам приведений мои Поводыри стали моими друзьями и семьей. Когда я начал спиваться они покинули меня, я окончательно остался один. И что же делать? Только пить еще больше! И вот в итоге я сижу здесь, с этой штукой на затылке заменяющей намордник. Доигрался. Если бы на мне не было этого намордника, я мог бы попытаться обратиться к Поводырям, спросить у них совета, узнать как нам остановить это ваше Чудовище Таргнера. Они-то наверняка что-нибудь подсказали бы. Может снять эту пластину, если бы мой дар разблокировался, я мог бы узнать у мертвых как нам решить эту проблему?
— Это невозможно. Пластину блокирующую твое общение с мертвыми не снять, не повредив твой мозг. Все сделано так чтобы в случае если ты выйдешь из-под контроля и попытаешься избавиться от блокирующей пластины — ты умер. Маги из 'Равновесия' это те еще уроды, они все продумали. И эта штука на затылке это условие твоей свободы. Ты не умеешь контролировать свой дар, ближайшее полнолуние снова сведет тебя с ума, поэтому прости дружище, но лучше просто смирись, — ответил великану Крегер.
Хродор насупился, замолчал, обиделся. Этот бедняга действительно теплил надежду на полную свободу.
— Значит, тебе как порождению магической природы была дарована возможность общаться с приведениями, они тоже из мира магии. Но и призраков ты почему-то тоже слышишь? — Тард пытался отвлечь расстроившегося Хродора от его обид.
— Ты меня и вправду слушал? — не сразу ответил расстроившийся великан. — Ты ковырнул самую суть. Это главное отличие призраков от приведений. Приведения получают свободу, их души покидают этот мир. Призраки, отягощенные злом, поглощенные Тьмой просто переходят в бестелесное состояние их души если и обретут покой когда-нибудь то, наверное, только после всеобщего Армагеддона. То есть призраков невозможно освободить. Они для чего-то копятся в этом мире, наполняют собой темноту. Сущность моего дара в том чтобы помогать заблудшим душам обретать покой. Мой дар он дан от магии, я помогаю только приведениям — порождениям магической природы, как и я сам. Я должен слышать только приведений, помогать только им. Но призраков я тоже слышу, хотя это идет в разрез с всякими законами. Это все из-за того что призраки и приведения похожи... Нет. Они одно и то же. Абсолютно схожие по своей сути существа просто одни произрастают из магии другие из Тьмы. Разницы никакой, и те и другие это души, не обретшие покой. В нашем мире, где помимо магии есть еще и Тьма мир мертвых очень разнообразен, я слышу его весь. Вся причина в том, что магия и Тьма как две силы по своей сути очень похожи.
Я слышал, у меня есть что-то вроде аналога в мире Тьмы. Ловец душ — сильный медиум способный управлять призраками, подчинять их своей воле... и, следовательно, приведений это тоже касается. Тоже своего рода Говорящий с мертвыми. Но он не дарует им свободы, он просто использует мир мертвых в своих целях.
— Значит, это призраки не давали тебе покоя? — продолжал разговор Тард.
— Бестелесные. Шепчущие в темноте. Они просто мучали меня. С тех пор как я услышал их, я не мог спастись. Казалось они у меня в голове. Особенно тяжело приходилось в дни полной луны, когда вся Тьма бурлила. Хотя я по идее вообще не должен их слышать. Это можно подавить, это можно контролировать. Полностью раскрыв и познав свой дар можно заставить все ненужные голоса замолчать, но для этого у меня, как оказалось, недостаточно интеллекта. Я не мог полностью осознанно контролировать свое общение с мертвыми, прекращать слышать их, когда это мне нужно. Был другой выход — специальный оберег. Проблем бы не было, если бы этот оберег представлял собой какие-нибудь бусы, носимые на шее. Но нет. Это были две гигантские ушные затычки, исписанные защитными символами. Носить почти постоянно эти штуки в ушах было невозможно. Я долго мучился. И, как и в любой кошмарной безвыходной ситуации, спасение оставалось только в одном. Истина в вине... покой для души в водке. Бочка пива единственное, что спасало меня, помогало пережить ночь в тревожный для всей Тьмы период полнолуния. Выпивка стала для меня единственным успокоительным и снотворным. Так я глушил ломку полнолуния, и не заметил, как совсем увяз. Ну как обычно. Сначала говорил себе, что это только чтобы пережить полнолуние, что я смогу завязать с этим в любую минуту. Но с каждым разом это затягивало меня все сильнее и сильнее. Я и не заметил, как совсем спился. Видимо я слишком много общался с людьми и сам стал почти человеком. В плане жизненных проблем я имею в виду. Перед своим преступлением я пил на протяжении трех дней, так чему тут удивляться? Результат был, ожидаем, — несмотря на все попытки скрыть истинные эмоции, на лице великана проступало сожаление и страх, его взгляд под грузом уперся в стол.
— А ведь они были благодарны мне! — продолжал изливать душу здоровяк. — Люди, которых я убил. Помню это, будто это все было вчера. А ведь прошло больше четырехсот лет. Звучит как полный бред. Но для меня-то это было вчера!
В их деревне, в старом храме много лет обитало приведение одного самоубийцы. Я от Поводырей узнал об этой деревушке, сам-то я погружаться в транс, ну это чтобы четко и конкретно распознавать мольбы и голоса мертвых сквозь расстояние, этому я так и не научился. Меня как обычно направили. Я пришел в эту деревушку. После нескольких попыток сумел установить контакт с этим приведением, узнал его проблему и тайну, не дающую его душе освободиться.
Самоубийца оказался звонарем, рабочим обслуживающим храм. Священник этой деревушки послушником, которого был самоубийца, оказывается, вел разгульную жизнь. Ночью пьянствовал, насиловал проституток, а днем 'стряхивал с себя всю грязь' надевал на себя монашескую рясу и читал людям проповеди. Короче внешне был всеобщим мудрецом, оплотом нравственности и морали, главным учителем людей, а внутри прогнивал насквозь, был обычной мразью и подонком, прикрывшимся монашеской рясой. Лично я, зная человечество, ничего страшного в этом не вижу, ведь священнослужители тоже люди. Но вот тот самоубийца был с этим не согласен. Он видел ночную жизнь своего духовного наставника, ему не нравилось такое его поведение. Его нервы лопнули, когда в канаве неподалеку от деревушки нашли тело одной девчушки, которую до этого тот самоубийца видел в компании монаха. Поняв, что бессилен что-либо исправить он покончил собой, а приведение — его душа от несправедливости переполненная эмоциями, поселилась в стенах храма. Приведения часто обнажают грязь мира людей.
Злобное приведение того звонаря источало звук звона колоколов на протяжении целых ночей, короче некому не давало спать. Хотя все колокола давно сняли. Все кто отважился войти ночью в храм, говорили, что оно летало под потолком, выло и старалось напугать. Короче остановить его казалось невозможно.
То приведение потребовало от меня положить конец этому аморальному беспределу. 'Открыть всему миру правду'. И тут дело было серьезное, ведь речь шла о священнике, которого многие простые люди любили. Тот видимо хоть и был мразью, но лапшу на уши вешал грамотно, для простых людей был настоящим духовным покровителем. Да и как я понял — бог смертных это такая штука, которая пускай уж лучше будет, а то без него все катится к черту. Я решил рискнуть. Это было приведение простое стационарное, чья сущность закреплена за конкретным местом и помещением, такими движут лишь воспоминания. Они обитают лишь в местах пронизанных их прижизненными эмоциями, чаще всего гневом и недовольством. К местам, пропитавшимся их эмоциями, они фактически привязаны. Ночью мы сожгли храм, где обитало приведение. Уничтожили все объекты способные привязать эту душу к себе. Днем разобрали обломки храма и закопали в трех разных рвах. Это было рискованно, учитывая, что таким образом мы могли наоборот разозлить эту душу, но все прошло удачно. Мой план сработал, душа не сразу... но получила покой. Сначала побуянила, конечно, но позже растворилась. С тем священником я потом сам поговорил, тот обещал исправиться. Я не сделал того что требовало приведение, естественно никакой благодарности от ушедшей души не получил. Поэтому благодарность пришлось брать от местных.
Пришлось брать благодарность натурой, всегда это не любил. Дома у меня не было, я сам будто был приведением... В специально выделенный сарай благодарные деревенские натащили мне жаренного бараньего мяса, вина. Я загудел на несколько суток... а потом... видимо под утро что-то переключилось у меня в голове и я, взяв топор, пошел убивать все что движется... Я должен отчистить этот мир от порока и зла — так я говорил себе тогда... Ведь я давно стал терять грань между живыми и мертвыми. Все вокруг стало будто серым, мертвым. В каждом я видел неизбежный труп. Все утратило смысл, стало шуткой. И вот результат. Такое натворил, и ведь все помню, — усмехнулся великан. — Помню все безумные мысли, что вились в голове. Помню людей, которые в ужасе бежали от меня.
И это ребята, — не поднимая взгляда, говорил великан. — Я хочу, чтобы вы знали. Я очень. Очень сильно переживаю о том, что натворил. Мне очень жаль всех этих убитых мною людей, я себя не контролировал. Я раскаиваюсь, и клянусь, такого больше не допущу.
— Если хочешь, можешь поплакать, — проявляя артэонскую сущность, жалел великана Тард. — Я это серьезно.
— Че я баба что ли?! — резко отреагировал Хродор. — Я понимаю, что сам виноват в случившемся, но как я мог по-другому? По-другому я просто не мог спастись от шепота в темноте. Мои бесконечные пьянки все чащи перерастали в запои длиною в недели. Стали происходить провалы в памяти, еще задолго до моего срыва. Знаешь сколько раз я с дикого похмелья приходил в себя посреди леса! Однажды глаза еще не открыл, чувствую, замерз, как собака аж зубы стучат, глаза открываю, а я в утреннем лесу, заволоченном туманом, дубак такой, что вместо росы кругом иней, а я полностью голый! — великан своим рассказом рассмешил Тарда. — Не помню, кто я, где я, а самое главное не помню куда идти! Ну и вот, однажды случился один такой провал и вместо того чтобы поорать, попрыгать как обезьяна и убежать в лес я решил видимо что все вокруг погрязло во грехе, взял топор и пошел людей крошить... Самое жуткое, что я такое совершил, себя не контролировал, а все помню. Вообще все досконально. Когда успокоился, то был уже в цепях. Представь я же еще по лесам бегал от магов из 'Пламени Рассвета'! Пытался скрыться. И вот что страшно... А может эта уничтоженная деревня у меня была не первая? Были провалы длиною в дни, после которых я ничего не помнил. Может я во время своих провалов до этого уже убивал? Боюсь даже думать об этом, — великан совсем раскис.
— Не пойман не вор, — эхом по залу разнесся голос Крегера, сидящего в стороне ото всех.
— С убийцами это не работает. Куда деться от страха за свою душу? — обращаясь к старому магу, великан смотрел на колонну, за которой спрятался Крегер.
— Ты же магическое существо, тебя в реальности вообще быть недолжно. Пусть о своих душах люди парятся — только мы перед богом ответственны, тебя вся эта бредятина не касается, — голосом из-за колонны эхом, разносящимся по пустому огромному залу, говорил Крегер.
— Это все из-за полной луны, — спустя минуту великан снова продолжил оправдываться в первую очередь перед самим собой. — В этот период активности Тьмы от голосов мертвых, их стонов, воплей и мертвого шепота было просто некуда деться. Я не умел контролировать свой дар, и был 'слишком умен', чтобы упорно учиться, полному им овладению. Моя жизнь была слишком уж весела и беззаботна! В дни полной луны я стал слышать голоса мертвых постоянно, не только ночью, но и днем. Слышал, как они шепчутся, проклинают дневной свет. Зажатые в океане Тьмы они сами не помнят, кто они и я был единственным из живых, кто был способен их слышать. Своим нытьем они сводили меня с ума. Я просто пытался спастись от этого. И вот только теперь получил покой только благодаря этой штуке, — великан потрогал стальную пластину, прокрученную к затылку. — Эта пластина — все, что защищает меня от окружающей темноты. И от этого мне жутко. Что будет, когда я снова услышу их? Я к чертям свихнусь. А ведь они окружают нас, они повсюду в темноте.
— Ты их не услышишь, — снова голосом со стороны в разговор вклинился Крегер. — Если сам не захочешь, конечно. Лучше носи эту штуку на голове и следуй указаниям магов из 'Равновесия', они не дадут тебе сойти с праведного пути.
— Ты крайне необычный великан. Великаны бродят по миру отдельными семьями, всю жизнь кочуют, скитаются, живут по-своему, им нет дела не до людей не до проблем этого мира. Как так получилось, что ты облаченный в доспехи сейчас сидишь здесь? — Тард, вызвал улыбку у великана.
— Как я дошел до того что оказался здесь, сижу и говорю с тобой артэон? — языком ковыряя в зубах, задумался великан. — Да я с детства был не таким великаном, как мои родители. Отец учил меня, как пасти стада, как выживать зимой в лесу. Но меня это всегда напрягало. Я желал чего-то большего. В нашем краю отшельником жил один великан не такой как все, его звали Дормей. Старый великан, он всю жизнь прослужил наемником у людских королей. Под старость лет у него был свой дом высоко в горах и несколько сундуков с золотом. Он не пас стада коров, все, что ему нужно он просто покупал, выходя к путям торговых караванов. Он был свободен. Во время зимней охоты мы с отцом несколько раз приходили к нему в гости, чтобы немного отдохнуть, согреться, выпить хорошего вина. На стене у Дормея висел его огромный лук и колчан для стрел, оставшийся из былых дней его молодости. Я любил его истории о войнах, что гремели где-то там, на большой земле. Он говорил, что в людских армиях особо ценят великанов. Рассказывал, что со своим луком заменял собой целый стреломет! Да... После теплого дома Дормея в холодную хижину кочевников возвращаться было невыносимо.
Я был буквально болен легендой о Родскратосе и днях величия рода великанов. С тех пор как от отца услышал все это. Меня назвали в честь столицы той великой и единственной страны великанов...
— Я так понял это у великанов вообще самое распространенное имя, — прервал великана Тард, чем как бы намекал на отсутствие фантазии у этих громил.
— Я хоть и не перечил отцу, но ненавидел то, как он живет, — продолжал рассказ великан. — Мне не хотелось всю жизнь пасти коз и овец. Не без влияния Дормея, однажды я решил уйти в большой мир и попытать удачу. Тем более жена, которую мне избрали, на днях должна была прибыть из-за моря в сопровождении своего отца. А она страшная! Как крокодил, ей богу! Видел же великанш? Страшнее могут быть только гномьи бабы. У меня не было выбора, я просто сбежал. По картам Дормея я вышел к городам людей. Так я стал наемником. На протяжении многих лет воевал за разных людских королей, проливал кровь, неважно, чью и где и осушал бочки с винами каждый вечер! Это были веселые времена. В армии короля Абаса нас была целая дружина. Целая дружина солдат великанов! И командир великан и мы его солдаты — все из одного рода. Мы будто воплощали в себе величие предков — воинов Родскратоса. Нам не было равных, мы добывали королю Абасу все земли, что он желал! — с теплой улыбкой великан предался сладкой ностальгии. — И гладиатором поработать успел, веселил толпу, врубая огромный топор в чей-нибудь череп...
Глядя на него Тард не видел великана — магическое существо, существо другой природы. Хродор говорил, мыслил и жестикулировал как человек. От долгого общения с людьми и артэонами, скитаний по большому миру этот великан стал обычным его жителем. Не было в нем ни следа великанской самобытности, ни говора, ни повадок, ни таинственности существа магической природы, это был просто большой человек. А может он был таким с самого начала, поэтому и ушел от себе подобных.
— Но только мне видно не судьба была под конец службы уйти в горы, с мешком золота за плечами. Как сделал Дормей, — стараясь не смотреть на стоящее на столе вино, продолжал Хродор. — Во время штурма крепости... как ее там называли... в общем прибрежная какая-то крепость. Мы высаживались с кораблей. Все побережье простреливалось. Укрывшись за щитом, я едва успел крикнуть салагам, чтобы разворачивали дымную завесу, как снарядом от катапульты у меня выбило щит и несколько копий попали в тело, — пока его сознание заново переживало тяжелый момент, глубоко прорезавший память, он крепко охватил руками голову. — Я упал в воду и отключился... не знаю, сколько я 'проплавал'. Очнулся ночью, среди вынесенных на берег трупов. Я был мертв, не знаю, сколько по времени, моя душа хоть и ненадолго, но все же покинула тело. Сам понимаешь в нашем мире пронизанном Тьмой и магией возвращения с того света не проходят бесследно. За то время что был мертв, я насмотрелся мультиков про тоннель со светом в конце, но после помню... все заволокла Тьма, в которой я был не один. Я оказался в бесконечном океане темноты, из которого не выбраться, вокруг я чувствовал еще миллионы себе подобных. Они говорили, что я теперь один из них, что мне не сбежать, но что-то произошло, я вырвался из этого кошмара. Вернее что-то вырвало меня. Какой-то свет сияющий разными цветами. Магию описывают как силу переливающуюся цветами радуги...
Клиническая смерть это особое явление, как для Тьмы, так и для магии. Обе эти силы равные друг другу вступают в противостояние за душу каждого прошедшего через смерть. В мире магии каждый переживший клиническую смерть, побывавший мертвым на протяжении нескольких минут, а потом вернувшийся становится Говорящим с мертвыми. В природе Тьмы возвращение с того света это вообще излюбленная почва для появления всяких разных тварей. Тьма пытается проникнуть в душу каждого временно умершего, чтобы по возвращении в жизнь он стал чудовищем, очередным жутким порождением Тьмы. Получается так, что Тьма и магия вступают в противостояние за душу каждого пережившего клиническую смерть. Тьма пытается оставить в нем свою частицу, а магия пытается превратить в Говорящего с мертвыми. Но это только в том случае, когда речь идет о человеке, то есть о свободной душе. Я же существо магической природы, Тьма не может повлиять на меня. Ну, так, во всяком случае, говорят. Поэтому пережив временную смерть, я стал слышать мертвых. Стал тем, кого называют Говорящим с мертвыми или контактером. Однажды окутав тебя, мир мертвых уже не отпускает. С тех пор я, что живу, что не живу. Но все же лучше чем стать вместилищем для сил Тьмы. Можно сказать мне еще повезло.
— То есть ты слышишь мертвых от того что сам был мертв? — уточнил Тард.
— Да. Когда я оказался на том ночном пляже среди вынесенных на берег трупов, оставленных гремевшей днем битвой из меня торчало несколько копий, тело казалось невыносимой обузой, — продолжал свой рассказ великан. Его слушали, он продолжал. — Помню было так хреново, что я стал жалеть о том, что не умер. Но вдруг!.. Вся боль ушла, не успел я обрадоваться тому, что выжил, как увидел, что из воды вышла женщина, одетая в черное. Сперва я подумал, что это галлюцинация... Ее голос звучал у меня в голове, она просила не задавать вопросов и просто довериться ей. Взамен на услугу с моей стороны она обещала, что поможет мне выжить. Потом я понял, что мои глаза закрыты. Открыв их, я увидел приведение, сияющее в свете луны. Договорив, оно перешло в летучее состояние, и пронеслось сквозь меня. Тогда я впервые почувствовал Душевную Негу, вся боль ненадолго ушла. Из обрывков воспоминаний хранимых в ее призрачной памяти в ходе прямого контакта я точно понял куда идти. Не вынимая стрел, ой копий, чтобы не истечь кровью, я бросился, куда она показала. У берега я нашел обломки корабля в трюме, которого плавало ее тело. Обволоченное призрачной пленкой оно сохранилось идеально, как мумия. Несколько десятков лет ждало пока кто-нибудь придет и вытащит его. Вот ее душа, скитаясь вдоль побережья, нашла меня, и я помог ей. Я вытащил ее тело и захоронил его в лесу, на руинах одной давно заброшенной деревни, которую люди давным-давно покинули из-за другого неспокойного приведения, по всей видимости, ее муженька. Я похоронил ее рядом с мужем. Потом у меня случился просто нереальный приход. Никогда этого не забуду. Я оказался летним днем среди чистой ухоженной деревушки, и рядом стояли эти двое влюбленных, они поцеловались, и все закончилось, я снова провалился в дождливую реальность, оказавшись посреди заброшенной деревни, а рядом находились два приведения. Их души освободились от призрачных оболочек и оков проклятия. Ты видел когда-нибудь, как приведения получают свободу?
— Нет, — ответил Тард.
— Там целое представление. Сначала понятно: яркая вспышка света, такая взрывная волна проносится по округе, потом окруженные лучами света, уходящие души последний раз предстают в своих смертных обликах, а после покидают этот мир, и сразу минуя Аэтхейл, отправляются в высший мир. Но в случае, когда их освобождает контактер они, перед тем как исчезнуть одаряют своего освободителя Душевной Негой. Тогда я в первый раз полноценно почувствовал, что это такое, потом меня было за уши не оттянуть от ремесла контактера.
— Душевная Нега? — удивленно Тард.
— Даже и не слышал об этой благодати? — уточнил великан. — Это великое благо доступно только контактерам, оно является благодарностью за нашу работу. Когда ты освобождаешь очередное приведение, то душа, избавляясь от призрачного тела, в последние секунды пребывания в этом мире становится самой собой. Тот свет, которой возникает, когда приведение получает свободу — это сияние души. Перед тем как покинуть этот мир освобожденная душа, как бы благодарит тебя, проходит сквозь твое тело, и ты чувствуешь невероятную благодать. Это невозможно описать, это лучше любых наркотиков, — великан закрыл глаза, вспомнив о невероятном удовольствии. — Душа величайший источник энергии в нашей вселенной, когда она проходит сквозь твое тело, то ее энергия прибавляется к энергии твоей души, тело наполняется приятной живой силой и твой мозг просто улетает. Первые несколько минут это невероятное удовольствие, неописуемое наслаждение. Вся боль, все тяготы просто покидают тебя, и ты чувствуешь невероятную благодать, просто лежишь и кайфуешь. Помимо этого все твои болячки, раны, ссадины, любые увечья — все восстанавливается, твое тело просто обновляется.
Когда благодарная душа той утопленницы в первый раз подарила мне это внеземное наслаждение, из меня торчало несколько стрел, вернее копий. Ну, я же рассказывал. Так вот когда я пришел в себя, эти стрелы лежали рядом, мое тело просто вытолкнуло их, ни осталось, ни шрамов, ни боли, только неописуемая благодать. Вот что такое Душевная Нега. Это благодарность души освобожденной тобой из призрачного состояния, неописуемое удовольствие для мозга, исцеление для тела. После 'основного прихода' эта благодать наполняет тебя еще несколько недель. Еще долго ты чувствуешь невероятный прилив сил. Любая положенная в рот пища кажется гнилой грязью на фоне той благодати, что наполняет тебя. Несколько недель тебе даже еда не нужна, только вода. И спишь как младенец, сладко-сладко и не замерзаешь от холода. Я помню несколько лет жил вообще без еды. Бродил по миру освобождал души и жил только Душевной Негой полученной в качестве гонорара за услуги мертвым. Это великое наслаждение доступно только Говорящим с мертвыми. И ради этой прекрасной Неги, ради этого великого наслаждения подобные мне всю жизнь скитаются по миру, освобождают души от призрачных оков.
— То есть все Говорящие с мертвыми это наркоманы, которые даруют свободу несчастным душам только чтобы получить очередную дозу?! — шутя с улыбкой, спросил Тард.
— Да нет! — улыбнулся Хродор. — Все куда сложнее. Говорящий с мертвыми это скорее призвание. Ведь это ремесло предполагает полное одиночество, бесконечное скитание по миру, по мертвым всеми забытым его уголкам. Вокруг тебя не будет никого кроме мертвых. И под старость лет ты, скорее всего, сойдешь с ума! А что касается Душеной Неги, но ведь такие как я должны получать что-то за свой труд? Должен же быть какой-то стимул?
— А разве эта твоя Нега не спасала тебя от ночей полной луны?
— Спасала, конечно. Но ее эффект временный. А полнолуния бывают постоянно, и вся темнота заполнена Бестелесными, ну этими Шептунами. Никуда от них не деться. Никогда не забуду свою первую полную луну. Это было невыносимо.
— Все же людей вернувшихся с того света в основном окутывает Тьма. Они становятся ее порождениями. Значит, получается, большинство Говорящих с мертвыми это существа магической природы, пережившие клиническую смерть?
— Большинство? Контактеров в этом мире всегда было мало. Нет, для этого необязательно быть эльфом или великаном. Из всех контактеров, что я встречал на своем пути, больше половины были людьми. Сам же знаешь, магия влияет и на людей тоже, как и на все живое. Люди после временной смерти, ставшие Говорящими с мертвыми — это счастливчики, можно сказать, спасенные магией от Тьмы.
— А можно завязать со всем этим? Перестать быть контактером. Мертвые не дадут?
— Тебя найдут Поводыри. Как у меня было. Я помог той первой утопленнице, она впервые одарила меня Негой. Долго я прибывал в эйфории, но затем меня отпустило, и я снова оказался в реальности. Едва я сообразил, что делать дальше, как меня стали посещать видения. В голове проскакивали какие-то обрывки, их было сложно разобрать. Мельком я видел дом, родителей, огонь и разруху... Я не мог понять что это, не понимал что происходит, не понимал смысла этих видений. Это был мой первый Поводырь. Что-то заговорило со мной из темноты, среди чертового шепота я услышал четкий разумный голос. Я мог говорить с ним. Это он послал мне эти видения, понять смысл которых мне только предстояло. Он был невероятно мудр, он ведал мне обо всем. Его было невероятно приятно слушать. Он сказал мне, что я должен двигаться на юг.
У великана неожиданно навернулись слезы, шмыгнув носом, он продолжал свой рассказ.
— Моих родителей убили короче. После того как я покинул родные горы... На мой родной край давно покушались орки. Эльфы были согласны помогать, но только при наличии ополчения из рядов самих великанов. Когда пришел тревожный час, когда моему отцу и другим великанам пришлось встать на защиту родных земель. Меня там не было. Орды орков говорят не знали конца, эту атаку они давно планировали. Ополчение из нескольких десятков великанов было разбито. Эльфы смирились с потерей этих земель, они просто ушли. Мою мать как я понял, убили сразу. Я увидел лишь хлам, сожженный, давно раскиданный ветром. Все что осталось от дома.
— Мне жаль друг, — выразил сожаление Тард.
— Все нормального, я отомстил, — ответил Хродор, набрав больше воздуха в грудь. — Великаны и эльфы, существа магической природы не могут становиться приведениями. Наши души не несут ответственности как люди. Знаешь, как на юге Межокеании называют нас разумных магических существ? Черноходы. Мы заходим в этот мир с черного входа и с черного выхода уходим, не неся при этом ответственности за все сотворенное здесь. Ведь богу на нас наплевать, нас создала магия, нас вообще в этом мире быть не должно. Мой первый Поводырь донес до меня гнев и ненависть, что в себя вобрала душа моего отца, прежде чем покинуть этот мир. Мой отец должен был стать лютым призраком, если бы не был великаном. В видении, что Поводырь показал мне, отец просил только отомстить.
Я сделал, то чего желала душа отца. И все логично. Остался бы я с родителями, был бы я простым пастухом, овцеводом, я бы погиб вместе с отцом пытаясь защитить родные края. Но я стал воином, я научился убивать. Я выследил и перебил несколько патрульных групп орков. Убивал их жестоко, не жалел никого. От одного из главарей я узнал, что не всех великанов перебили. Многих увели в горы, в старые гномьи копи. Из слабых, больных, меленьких великанов, как и из всех слабых, кто не способен в этом мире оказать сопротивление, из них сделали рабов. В горах они добывали для орков драгоценные камни. Я пробрался в копи. Сначала хотел освободить рабов. Но потом увидел, что рабов-великанов почти не осталось. От чудовищной работы, они все уже давно умерли. Но шахты гудели, работа кипела. Орки натащили других рабов со всех окрестных земель. Там были и люди и гномы... Добравшись до склада огненного порошка я взорвал, похоронил всю эту кровавую каторгу. Потом еще принял бой. Перебил отряд орков, примчавшийся к горе на звуки взрыва. Меня ранили, но я убил их всех. Я отомстил, я сделал то ради чего остался в этом мире. И только тогда я осознал, что остался совсем один.
Мой дом был уничтожен, идти было некуда, даже в наемники возвращаться смысла не было. Но тут со мной снова заговорил Поводырь. Их стало уже двое. Они повели меня по миру, который по-новому открылся передо мной. Они объяснили мне мою свободу, необходимость жить дальше. Они ведали мне обо всем, рассказывали о тайнах вселенной, об иных мирах. Слушая их голоса из темноты сквозь звуки дождя, я брел по этому миру вовсе не одинокий, вовсе не лишенный всего. Закрывая глаза в темноте, я видел их очертания. Они стали мне и друзьями и семьей. Скитаясь среди лесов, я совсем не хотел возвращаться в этот пронизанный проблемами мир живых. Поначалу я даже поселения смертных старался обходить, совсем одичал. Затем привык. Тогда моя жизнь только началась, так я и стал Говорящим с мертвыми, причем профессиональным.
— Ты не думаешь что твое пристрастие к алкоголю. Вернее пьянство как решение всех проблем это следствие твоей жизни среди людей? Ты слишком много взял от них, — Тард говорил, будто забывая, что артэоны тоже люди.
— Не спорю. Я много взял от людей. Причем много плохого. Сильно изменился. Все равно причина моих бед я сам. Я не боюсь это признать. То, что я склонный к саморазрушению дурак это только моя вина. Ну, может еще только судьба злодейка виновата, — Хродор все-таки заставил Тарда по-другому на себя посмотреть.
— А быть контактером это весело! — быстро пытался сменить тему Хродор. — Наслаждение Душевной Негой, когда живешь в мире мертвых тебе наплевать на мир живых — тебе не до чего нет дела, ты по-настоящему свободен. И пусть года сменяют года и меняются эпохи. Идешь туда, куда мудрые Поводыри тебя ведут. Да еще так благодарные людишки, спасенные тобой от очередного гневного духа, где золота тебе подсыплют, где накормят и напоят еще и спать уложат. Было время в одном краю, в какую деревню не зайду — везде мне благодарны, везде меня тепло и радушно встречают. Весело было. И как говорят, после смерти души всех контактеров напрямую сразу направляются в высший мир, минуя жуткий Аэтхейл. Только это чертово полнолуние, ужаснейшая ломка. Не сумел я полностью свой дар освоить, никого не слушал, в итоге наломал дров. Может и вправду с этой пластиной на затылке мне будет лучше.
— А как, по-твоему, эти твои Поводыри ну или Древние, которые вели тебя, это кто такие? — тронутый историей великана интересовался Тард.
— Не знаю, — ответил великан. — Говорят что возможно это Духи, лишившиеся физической плоти из-за нехватки энергии душ и теперь скитающиеся где-то среди нас. Или может это призраки — Бестелесные из других древних уже давно погибших миров, также окутанных Тьмой, живущие в бестелесном состоянии так долго, что адаптировались к нему, стали какими-то 'новыми существами'.
— Разговор в двенадцать часов ночи. Тема 'Спиритология', устройство мира мертвых. Нормально так, — заставил всех улыбнуться Крегер.
— Все в нашем мире интересно и разнообразно, если углубляться в тему. Я про призраков ничего и знать не знал. Не думал что у мертвых тоже своя 'природа', — поделился впечатлениями от рассказа Тард.
— Тебе же уже пояснили — есть такая наука 'Спиритология', — опять встрял в разговор Крегер.
— Вот я и говорю. Эти Поводыри они знают все обо всем. Они могут помочь нам найти разгадку Проклятия Таргнера. Вот если бы я мог с ними поговорить...
— Пластину не снять, не повредив твой мозг, — пояснил Крегер. — Тард! Не углубляйся ты с ним в эти темы, он же вот только успокоился.
— Ну, давайте хотя бы попробуем, ну пожалуйста!
— Хродор! Не веди себя как маленький, — отчитал его Тард.
— Ладно. Хорошо. Но я с вами злодеями, больше не разговариваю, — уже не обижался, а только кривлялся Хродор. — Принести еще вина? — указывая на стоящие у стены бочки сам спустя пару минут тишины предложил великан.
— И это... хотел сказать спасибо вам ребята, за то, что поручились за меня, не испугались меня взять. А то я бы так и остался сосулькой до самого конца света, — сказал Хродор, пока представилась удобная пауза тишины.
— Да не за что, — ответил за отца Тард.
Хродор излил душу, Тард уже немного охмелев, покачивался на стуле, борясь со сном. Стрелка на часах показала двенадцать. Полночь. А чудовища все не было. Из угла за колонной, где от всех спрятался Крегер, послышался звон бутылки упавшей на пол. — Эй ты, 'голос из темного угла', ты давай-ка там притормози нам еще с чудищем биться! — шутил над отцом Тард. Хродор посмеялся.
— Ты как с отцом разговариваешь?! — сонно промямлил Крегер.
— А ты значит артэон? — заводил новый разговор великан.
— Ну да.
— А твой отец обычный человек. Ну, вернее маг, но обычный человек? А как так получилось? — великан не давал Тарду заснуть.
— Это у отца надо спросить. Свою настоящую мать я знать не знал. На твой вопрос может ответить только пьяный хмырь сидящий за той колонной! — ответил Тард, посмотрев в темный угол, где сидел отец, который промолчал.
— Так, а ты колдун или как?
— Нет, я не маг. Мне это наследство не передалось, может это и к лучшему. Но простым человеком я тоже не остался. Я один из тех, кого называют Воинами Стихии.
— Что это?! — великан усмехнулся, услышав очередное нелепое придуманное людьми название очередного проявления магии.
— Четвертый контакт...
— Четвертый контакт?
— Четыре контакта магии с реальностью. Согласно этой классификации ты великан — магическое существо — вторая форма контакта.
— Хватит перегружать мне мозг, после долгого сна он плохо работает! Ладно, умник, просто поясни лучше.
— Первый контакт это непосредственно олицетворение магии сама ее суть — маги — источники магии, люди, чья фантазия изменяет мир. Второй контакт появление с нуля живых самостоятельных существ магической природы, полностью автономных и оригинальных, к которым относишься и ты. Различные волшебные деревья также относятся сюда. Третий контакт — влияние на неживую природу. Это повсеместное естественное образование различных волшебных артефактов служащее следствием движений магических потоков. Возникновение, образование различных волшебных камней, кристаллов, растений, других более сложных магических артефактов. Например, камни контроля огня, рождающиеся в жерлах извергшихся вулканов, кристаллы исцеляющего света, рождающиеся на полях крупных битв и массовых геноцидов. Эти артефакты появляются сами собой как грибы после дождя. Это последствия природного, естественного влияния магии, реакция магии как стихии на происходящие события. С этой точки зрения магия представляется как некая энергия, выходящая их тел магов, накапливающаяся в пространстве, пронизывающая, преображающая наш мир. Поиск и сбор самовозникающих магических артефактов это целое ремесло, опасное ремесло. Был у меня один такой знакомый... Ну и четвертый контакт — воздействие магии на уже живущих в этом мире обычных существ. Это появление у смертных различных магических способностей, болезней, изменений в особенностях организма. Я что-то вроде повелителя холода, Воин Стихии, это магическая способность дающая возможность управлять холодом как стихией.
— Забавно, но я никогда не слышал об этих контактах.
— Воины Стихии или повелители стихии. Никогда не слышал о чем-то подобном? — Великан отрицательно потряс головой и приготовился слушать. Тард продолжал. — Те, кого, как говорят: выбирает стихия. Это магическая способность, очень редкая в мире магии. Как там говориться то... 'Тысячи утонут и только один, потом вернется к жизни и сможет управлять водой, тысячи замерзнут от холода и только один вернется и будет управлять холодом, тысячи сгорят...', ну и так далее. Короче. В общем, стихия в каком-то своем проявлении сначала убивает тебя, потом благодаря тому, что в нашем мире действует магия, ты возрождаешься и становишься способным убившей тебя стихией управлять. Обретаешь магическую способность. Убивая, стихия как бы пропитывает тебя, пронизывает насквозь и, возрождаясь, ты становишься ее частью. Это происходит крайне редко, стихия выбирает одного из миллионов убитых ею. Я Воин Холода... ну или повелитель холода как-то так... Могу контролировать температуру вокруг себя. Там стрелы-сосульки, ледяные мечи, много чего необычного умею.
— Обморозился при переходе через горы?
— Нет... Кстати переход через горы это настоящая жесть! Просто офигеть можно.
— Просто окоченеть можно! Испытание так испытание. Всегда ненавидел этот ледяной ад с воющими ветрами. Старался всегда обходить, эти чертовы горы.
— Нет, я нигде не замерзал, не умирал... слава богу. Эта способность у меня врожденная. У меня же папочка, блин, типа 'крутой маг'.
— Ну-ка воин холода. Прояви свою силу. — Великан протянул ему кружку с газированной водой. — Охлади-ка.
Тард коснулся кружки, та мгновенно заледенела, а ее содержимое испарилось. Белый пар, в который за секунду превратилась вода, струящийся из заледеневшей кружки осыпался на стол снежинками. — Ничего себе! — великан удивленно смотрел на заледеневшую пустую кружку. Тард с улыбкой наблюдал за ним.
— Что он там сделал? — кричал из-за своей колонны Крегер.
— Превратил воду в снежинки, — ответил Хродор.
— Возможность мгновенного испарения. Я давно пытаюсь заставить этого засранца обучиться этой способности. Значит, он ею все-таки овладел. Молодец.
— Спасибо папуля, — Тард специально злил отца.
— Откуда шрам? Если это не личное, — Хродор продолжал разговор.
Тард будто чего-то испугался, резко нахмурил брови, откинулся на спинку стула и схватился рукой за шрам скрытый под волосами. Похоже, Хродор ковырнул его внутреннюю бездну. Ему стало страшно, великан понял это. Тард, всегда простой и улыбающийся вдруг стал серьезен и даже хмур.
— Если хочешь, можешь не отвечать...
— ... Это след от столкновения с самым чудовищным и жутким врагом, какого только можно встретить... с которым я, справиться оказался не в силах, — поглаживая обезображенную часть лица под волосами, с ощутимым страхом в голосе, говорил Тард.
— Да это сам он себя полоснул, придурок этот. Еще сидит тут всякую чушь несет! — вдруг резко вторгся недовольный голос Крегера.
— Отец! — злобно крикнул на него Тард.
У Хродора даже глаза расширились от удивления, великану стало смешно, но внешне он старался свой смех подавить. Тард тяжело задышав от злости к отцу, сидел, не зная, что сказать.
— Есть у тебя сигареты? — спросил Тард у великана. — Я вообще-то не курю, вернее, курю только когда нервничаю.
Не найдя сигарет, вместо этого налив себе полный бокал вина Тард осушил его разом.
— Ты что... — великан, едва сдерживая смех, как можно более мягко обращался к Тарду. — Действительно сам себя резанул?! — Хродор уже не скрывал улыбки.
Слыша проскакивающие смешки, видя улыбку на лице великана Тард, почувствовал облегчение. Уж пусть лучше над ним смеются, чем смотрят на него как на сумасшедшего, так ему было легче.
— Да, — увидев улыбку великана сбросив с плеч груз, Тард тоже улыбнулся, но только безрадостно. — Это долгая история...
— Мы никуда не торопимся...
— Понимаешь... тебе знакомо чувство, когда ты чем-то занимаешься, умеешь это, делаешь это всю жизнь, но внутри понимаешь что это не твое...
— Ну, вроде...
— Меня с детства учили, готовили ко всему этому. Чокнутый папаша просто приходил и забирал меня, вырывал из нормальной жизни. Отдавал меня армидейским сержантам и те гоняли меня по полной. Обучали рукопашному бою, азам выживания и всякой прочей военщине. Даже чокнутый папаша меня периодически чему-то обучал. Из меня делали мужчину, воина, будущего верного помощника своего отца — светлого мага Крегера. Меня растили как защитника Арвлады, ее военную собственность. И при этом никто не удосужился спросить мое мнение. Хочу ли я этого всего? Нет. Меня просто готовили для этой работы, просто обучали, делали из меня воина и не спрашивали ни о чем. Будто у меня нет мнения, и никогда не будет. Меня просто ставили перед фактом что у меня есть сила достаточная для того чтобы помогать нуждающимся и слабым и поэтому я должен быть сильным, должен быть воином. И я в детстве, не понимая ничего, просто слушался, просто делал, что от меня требовали, просто впитывал тот патриотический зомбирующий бред, которым мне гадили в голову. Но со временем я стал, как бы взрослеть, понимать, что никому ничего в этом мире не должен. Я свободен, как и все. И прежде чем делать из меня это чучело, — он указал на себя закованного в доспехи, — меня нужно было спросить.
Мне не нравилось, когда отец в детстве приходил и вырывал меня из мирной жизни. Я любил свою опекунскую артэонскую семью, любил маму, хоть она была мне и не родная. Любил друзей, любил мир артэонов и не хотел его покидать. Но неизбежно приходил этот кряхтящий, пердящий опирающийся на посох старик, который забирал меня, ввергал в какую-то чудовищную мясорубку, бесконечно требовал, чтобы я был сильнее. Когда все мои сверстники гуляли с девчонками, радовались, просто жили, я в тренировочном лагере вместе с армидейскими солдатами уже сдавал нормативы рядового бойца. Он ведь ничего не объяснял мне, просто говорил, что я должен быть сильнее, просто ставил перед фактом, что якобы на мне лежит какая-то ответственность. Какая нахрен ответственность?! И тогда в детстве я просто принимал это как истину, потому что был глуп...
— Ты и сейчас не изменился, — дал о себе знать Крегер.
— Заткнись! — рявкнул Тард. — Но сейчас-то я вырос, поумнел как бы! И вот я бесконечно спрашиваю себя: зачем, за каким чертом мне все это нужно? И самое смешное — не нахожу ответа. Но понимаю что уже поздно. Меня уже сделали этим, — он снова указал на себя закованного в броню. — Я понимаю, что не хочу идти следом за отцом навстречу этим долбанным 'ПРИКЛЮЧЕНИЯМ'! Я этого старика просто ненавижу, но все равно иду за ним. Иду потому что уже поздно что-то менять. Я тот, кто я есть. Но я не выбирал этот путь. Вопреки своей воле я блин: 'Тардес Кефалийский' и без этого уже не смогу. Все это меня жутко бесит, — под конец Тард аж заскрипел зубами.
Великан слушал Тарда, едва сдерживая улыбку. А Тард слишком уж поддался эмоциям, без сигареты ему было тяжко, он беспомощно закрыл лицо руками.
— Так, а шрам то откуда? — дав Тарду остыть, с улыбкой поинтересовался великан.
— Ах да, шрам! — они оба засмеялись. — Мы возвращались из-за периметра. Я, рота армидейцев, этот долбанный старик (он имел в виду отца, который все слышал и, улыбаясь, сидел где-то там за колонной). Лечили на юге людей от какой-то темной проказы. Все вроде вылечили. Едва вошли в Арвладу, старик куда-то пропал, наверное, наглотавшись из своей фляжки, вывалился из кузова на обочину. Армидейцы предлагали докинуть меня до Кефалии, до дома. Но я отказался. Была поздняя весна, природа расцвела и уже вовсю благоухала. Я хотел сам пройтись по родным северным лесам, прогуляться, почувствовать долгожданную свободу, начавшийся отдых. Я брел по лесу, ночь была теплая и прекрасная. Весенний воздух вскружил голову. Я помнится, представил, что творится в моей родной Кефалии в эту чудесную ночь. Девчонки уже облачившиеся в шелковые платья гуляют с нормальными свободными мальчишками. Ночью в свете Кефалийской звезды все в городе зеленеет, пестрит красками, нормальные артэоны просто живут, отдыхают, наслаждаются жизнью. А я иду и мои берцы измазаны в грязи болот дикого юга. Броня вся грязная, пыльная и сам я весь лохматый как дикарь. Как я — такое чудовище могу вторгнуться в этот идеальный мир под Кефалийской звездой? Мне стало так... мерзко от самого себя. Конечно, дома все мне будут рады. Меня встретят как героя. Прекрасные артэонки будут вешаться на шею, мне — такому грязному лохматому чудовищу, которое еще вчера своим мечом кроваво по животному доказывало свое превосходство над жителями юга? Мне стало страшно возвращаться домой. Сам себе я там казался чужим.
Это было пять лет назад. Я тогда как раз переживал ломку по поводу того кто я: Тардес Кефалийский которым меня без моего одобрения сделали или просто артэон Тард? Чего я хочу? Жить нормальной жизнью или вечно скитаться за долбанным стариком, чтобы заслужить обрывки славы и не подвести тех, кто меня любит и в меня верит. Это был переходный возраст, дело естественное. Как бы я ни ненавидел отца, все же без Тардеса Кефалийского я был никем, не мог я все бросить, как бы, не хотел. Тогда я решил, что хватит разрываться напополам, раз уж решил быть чудовищем, живущим во внешнем мире то должен покончить с жизнью простого артэона Тарда. Я решил, как-то отстраниться от сладкой родной жизни в мире артэонов, стать чудовищем окончательно, немного адаптировать себя для жизни среди боли и холода. Ведь мой папаша хочет меня таким видеть. Не знаю, наверное, это было весеннее обострение, пьянящий теплый воздух весенней ночи вскружил мне голову. Я сошел с дороги, развел костер... Обжог рот спиртом из фляги. А потом своим походным кинжалом резанул себя по роже. Так мне казалось для артэонов я стану монстром, они испугаются меня, станут сторониться, и я полностью отдам себя в распоряжение отца.
Великан залился диким хохотом, Тард глядя на него безумными глазами только улыбался.
— Ничего себе. Вот это тебя торкнуло! — смеялся великан.
— Да я переборщил немного. Не рассчитал сил, резанул слишком сильно, — Тард поднял волосы и во всей красе показал свой шрам, навсегда изуродовавший половину его лица. Основной шрам начинался со лба, проходил через глаз и заканчивался внизу щеки, параллельно шли другие более слабые борозды. — Зацепил глаз, — вместо глаза у него осталось пустое бельмо. — Теперь солдаты зовут меня Одноглазым. Это забавно. Когда я жестко резанул себя, я даже не заметил, как вместе с кровью вытекла сопля, являющаяся моим глазом!
Великан просто надрывал живот, молил прекратить смешить его, Тард засмеялся вместе с ним, и от этого на его душе становилось легче.
— Ну и как? Девчонки отстали от тебя?!
— Ты что шутишь? Наоборот теперь этим глупым артэонкам меня вдобавок ко всему еще и жалко. Теперь я могу буквально выбирать себе любую, едва мне стоит напомнить о том жутком чудовище, что напало на меня в лесу и лишило глаза. И как я от этого страдаю!
— Чудовище?! — закатывался от смеха великан.
— Когда я под утро заявился домой, истекая кровью, с изуродованной половиной лица я же не мог сказать что это я дурак сам себя полоснул. Я всем наплел, что на меня напал неизвестный жуткий монстр! Армидейцы даже подняли по тревоге солдат, прочесали все окрестные леса. Мне даже страшно стало, а вдруг они найдут какие-нибудь улики и узнают правду. Но все обошлось, солдаты ничего ЕСТЕСТВЕННО не нашли, общество поверило мне на слово. Хотел избавиться от излишнего внимания, а наоборот стал все больше притягивать к себе артэонов. Девчонки теперь так и вовсе за мной толпами ходят, все хотят меня пожалеть. Ведь я пострадал, защищая их! — эти двое продолжали смеяться. От смеха великана дрожал стол. Тард осушил еще бокал вина. — Ну, это официально!
— А кто во всем в этом виноват? — когда они просмеялись нарушил тишину Тард. — Это все из-за этого старика, который лишил меня права на нормальную жизнь! — он указал на колонну, за которой спрятался Крегер.
— Не надо меня винить в своей глупости, — не шевелясь на своем стуле, едва шевеля губами, ответил спящий Крегер. — Ты преступно для артэона заблудился в эмоциях. Не смог удержать себя от безумия, созревшего в тебе после всего ужаса, что мы повидали за время наших странствий. Как артэон ты должен был выявить признаки дефективности и блокировать эмоции, не дав своему безумию поразить разум. Но ты не справился, так, причем тут я?
— Мне тоже кажется, что Крегер ни в чем не виноват, — высказал свое мнение великан. — Никто тебя не держит, и сейчас ты можешь просто уйти. Как бы ты не злился на Крегера, ты сейчас находишься здесь по своей воле.
— Да я понимаю, — тяжело вздохнув, признался Тард. — Просто знаешь... раньше в молодости, я рвался следом за отцом навстречу приключениям. Мне нравилась слава, повсеместная известность. Когда я в одиночку... Хм... Не без помощи отца конечно же сразив очередное чудовище возвращался домой толпа носила меня на руках, это кружило голову. Тогда казалось, что только у меня у одного в этом мире жизнь настоящая. Я рвался к новым подвигам, к славе, к победам, обожал благодарность, которую мне за это щедро воздавали. Все артэонки в Преферии были мои. Куча друзей, самый большой дом в родном городе, в котором я мог устраивать шумные вечеринки. Это была не жизнь, а сказка для мальчишки. Но потом ты знаешь... я просто вырос. Все приелось, все достало. То, что еще вчера впечатляло, сегодня неизбежно стало обычным. Знаю, что это глупо, но я стал задумываться о смысле жизни. Смотрю по сторонам и вижу что мои вчерашние друзья и подружки сегодня уже обзаведшиеся детьми образцовые семьи, у них все серьезно, а я все такой же дурак. Из моего дома по ночам все также разносятся звуки веселья. Только мои друзья теперь лет на десять меня младше. Я понимаю, что живу неправильно. Это чудо что после всего того через что мне пришлось пройти я до сих пор жив, что меня не убили.
И в этом вся проблема. Надо признаться себе — я должен был умереть молодым. Навечно остаться героем, молодым, счастливым и радостным, но я выжил. Я пережил свой пик и начался неизбежный спад. Я понимаю, что уже не могу жить, так как жил раньше, моя жизнь это нечто неправильное, бессмысленное, идущее в никуда. И что мне делать? Отказаться от службы, наконец, послать отца куда подальше, попробовать начать новую жизнь. Убраться дома, выбрать наиболее подходящую девчонку, жениться на ней, обставить квартиру мебелью в ее вкусе, обзавестись детьми, стать простым гражданином и ждать только когда мне доставят, свежую газету? Что за чушь! Я никогда не смогу жить так. Это как-то серо, глупо и уныло. Просто лишено смысла. Семья это чрезмерно большая ответственность. Как я буду жить без свободы... ну еще адреналина и славы? Со мной все в порядке. Просто у меня, как и у всех других, кто получил славу в раннем возрасте, сейчас наступил период, когда разгульная жизнь стала невмоготу, я вышел из определенного возраста и сейчас мне хочется, не знаю... какой-то серьезности что ли. Хоть моя душа и устала и требует от меня каких-то разумных перемен, но мое прожженное всеми грехами тело никогда не даст мне измениться. Хотя кто знает, может я когда-нибудь, и найду причины измениться, например, влюблюсь, — сказал Тард и в эту секунду боковым зрением заметил своего ангела возникшего в углу. Ангельская красавица, озаряющая все своим светом, воплощавшая в себе его идеал как обычно своим появлением, заставила сердце своего обожателя практически остановиться. Она, не убирая светлой улыбки, неодобрительно кивала головой. — Хотя и это вряд ли. Я никогда не смогу кого-то полюбить. Ведь я уже люблю... — зачарованно глядя на своего ангела произнес Тард. Великан в попытках понять что происходит, посмотрел в угол, к которому прилип влюбленным взглядом Тард и ничего в нем не увидел.
— Кого любишь то? — нахмурив брови Хродор, стал даже немного побаиваться Тарда.
— Недоступный недосягаемый идеал в сиянии, которого все остальные красавицы всего лишь смертные.
— Да Тард! — выслушав рассказ Тарда, все еще посмеивался великан. — Мне бы твои проблемы. Все равно я не понимаю, почему в итоге ты просто не свалишь отсюда прямо сейчас. Зачем ты сидишь здесь. Ты же, ну блин... — великан немного застеснялся, — 'молодой и красивый', артэон тем более, перед тобой вся жизнь, а ты торчишь здесь. Я бы на твоем месте прямо сейчас ушел бы домой и пошло оно все! Ну ладно ты любишь славу, это понятно, но ты хоть понимаешь, что можешь умереть? Как я понял, ты был героем в молодости, а сейчас ты...
— Унылая тень самого себя, — добавил Тард.
— Как-то так да. Просто так всем и скажи: я устал и уже стар для всех этих ваших приключений и пошли вы все. Это нормально, ведь как ты сказал пик твоей жизни прошел, тебе просто нужно самому себе в этом признаться. Ладно, я конченный, заблудившийся в жизни, и мне здесь за мои проступки самое место, но зачем тебе этот монстр и все эти проблемы я хоть убей, не понимаю. Что все дело в Крегере? Да нет, послать этого старика, куда подальше я так понял, для тебя дело обычное. Так в чем дело? Просто убегай отсюда прямо сейчас.
— Да нет, дело не в славе и популярности, — задумался после слов великана Тард, — вернее не только во славе и популярности. Есть что-то еще, почему я сижу здесь. Я не знаю, как сказать. Ну, есть у меня эта... как лучше сказать то... Супергеройская нотка что ли? Мне почему-то не безразличны страдания других, — Тард немного стеснительно заулыбался. — Даже когда я дома меня тревожит зло, что пронизывает мир вне Света Духа. Чем прекраснее и беззаботнее моя жизнь, тем тревожнее мне за этот мир, увязший в проблемах и страданиях. Это или совесть или сумасшествие, хотя, наверное, в нашем сложном мире это одно и то же. Не знаю, почему, но когда я кому-то помогаю, я сам себя чувствую лучше. Приходит какое-то удовлетворение, будто камень падает с души... Я-я-я-я не знаю. Я ну-у-у-у... умею себя ставить на место тех, кому плохо... Знаю это глупо... Не могу я все бросить и вот так уйти...
— У тебя есть чувство справедливости и сила достаточная, чтобы этот мир с этой справедливостью уровнять, — Крегер ясно и четко ответил за сына.
— Ну, или как-то так, — согласился Тард. — Но это опять-таки лишь одна из причин. Естественно главное, почему я здесь, это то, что я жаждущий славы влюбленный в себя кретин, который просто хочет возродить свою угасающую известность, — глядя на колонну за которой спрятался отец, Тард недовольно сказал это сам. А то безумный старик неизбежно добавил бы что-нибудь подобное. В честь такого откровения от сына спрятавшийся за колонной Крегер торжественно поднял стакан с вином.
— Ну, естественно, как же без этого, — едва успев договорить великан, протяжно зевнул. Все полусонные замолчали, пока Тард и великан боролись со сном, из-за угла Крегера послышался храп. Дождь на улице за открытой дверью зала только усиливался. И вдруг сон всех троих разогнал чудовищный вой, раздавшийся откуда-то издалека, из другой части города.
— Чудовище нарисовалось, — протирал сонные глаза Тард.
— Что-то мы про него забыли. Представьте: мы тут сидим, а он там город разносит! — усмехнулся великан. Тард выдал усталое подобие улыбки.
— Так, его нужно как-то приманить к нам, — подскочил со стула и засуетился Тард.
— Есть какие-то идеи? — полный спокойствия сидел, не пошевелившись, великан.
— В той сказке... э-э-э... легенде чтобы приманить чудовище воины пели и плясали, создавали веселье так ненавистное монстру. В общем, шумели, как могли, — глядя в дождливую темноту говорил Тард.
— Если бы я выпил, я бы так спел и сплясал. Сюда бы не только чудовище, сюда бы все вурдалаки с окрестности сбежались бы, — косился на бутылку с вином великан.
— Так выпей дружище! — из-за колонны раздался голос пьяного Крегера. — Не бойся, я разрешаю.
— Спасибо тебе Крегер, я твой должник. Я немножечко только глотку смочу, — облизываясь, великан потянул к маленькой для него бутылочке свои огромные пальцы.
— Нет! Ты что совсем что ли! — единственный здесь сохраняющий адекватность Тард треснул великану по пальцам и, схватив бутылку, убрал ее от него подальше.
— Крегер! — начал кривляться Хродор. — Скажи этому злодею, он мне не дает выпить! — в шутку капризничал он.
— Тард ну зачем ты издаиваешься над человеком... — изрядно охмелевший тяжело шевелил губами Крегер. — Ой, блин! Великаном?
— Так вы два придурка! — разозлился Тард. — Хродор! Ты что забыл до чего тебя довела последняя пьянка? — отчитал он великана. — Ты старый сумасшедший! — он обратился к отцу, прячущемуся за колонной. — Ты что забыл, зачем мы здесь, забыл, что ты отвечаешь за Хродора? Короче старый алкаш, будь серьезней или нашим с тобой приключениям конец!
— Как скажешь дорогая, — голосом из-за колонны ответил Крегер. Великан нашел это смешным.
— Я только хотел помочь приманить монстра, — расстроено говорил лишившийся единственной радости великан. — Учтите, что на трезвую голову я петь и плясать не буду. Хотя если бы была великанья волынка, вот я бы на ней сыграл...
— Великанья волынка? Точно! Это же культурный центр, — вдруг резко в голове Тарда созрел план. — Ну, я имею в виду помещение, в котором мы находимся. Здесь было что-то вроде музея и библиотеки для открытых чтений. Все музейное имущество, скорее всего, спустили в подвал. Мы можем спуститься туда и поискать там какой-нибудь знакомый тебе инструмент, — он говорил, обращаясь к великану.
— Не надо никуда идти, — со звоном попадавших бутылок, вдруг резко подскочил со своего стула Крегер и, качаясь, направился к столу. — Дай мне свою голову. Закрой глаза. Вспомни эту свою волынку, как ты играл на ней, как она конкретно выглядит, — он положил руку на голову, опустившегося на колени великана. — Все понятно, — спустя пару секунд заглянул в мысли великана Крегер. — Мне нужно железо и дерево.
Они перевернули накрытый стол, на котором оставалось еще много чего недоеденного. Раздался звук разбитого стекла, с дребезгом по полу покатились куски фарфора. Крегер велел великану снова сесть на колени и представить свою волынку, потом снова положил руку ему на голову. Деревянно-железный стол начал таять на глазах. Из пара, в который превратился стол медленно прямо в воздухе начала появляться волынка точь в точь как из мыслей великана. Готовый музыкальный инструмент огромных размеров с грохотом упал на пол. Хродор разглядывая подарок от мага, пояснил, что он будто держит в руках тот самый инструмент из детства. 'Не обольщайся, она не стабильна, скоро растает, — Крегер прервал любования великана. — Лучше поторопись'. Великан, усевшись поудобней, что есть силы, дунул в свою волынку. Сначала раздался чудовищный разрывающий барабанные перепонки рев, затем стала проявляться какая-то мелодия. Это была действительно музыка для великанов, основное назначение этого инструмента ни столько услаждение слуха, сколько необходимость этим чудовищным звуком в ночи заявить о себе всем хищникам в очередной долине, в которую занесла судьба кочевника. Человеку звук великаньей волынки выдержать было сложно. 'И этот ужас у великанов называется музыкой!' — в шоке заткнул уши Тард, даже из Крегера моментально выбило весь хмель. Старый маг, будто пытаясь спрятаться от этой 'музыки', вернулся обратно на свой стул за колонной.
Доиграв песню, будто вырубленную великанским топором из пары чередующихся нот, великан тяжело дыша, довольный распластался на полу. Вой чудовища раздался уже где-то неподалеку.
— Он услышал, скоро придет сюда, — сказал великан, тяжело дыша, после сыгранной песни, любуясь волынкой, будто пришедшей из детства.
— Да я и не сомневаюсь. Как этот ужас можно не услышать? — приходил в себя обалдевший Тард.
Леденящий душу вой огромного волка раздался совсем рядом. Хродор крепче сжав топор, не сводил глаз от входа в зал, из темноты которого должен был появиться монстр. Из-за колонны, где спрятался Крегер, снова послышался храп.
— Отец подъем! — Тард буквально вытолкнул полупьяного Крегера со стула, на котором этот безумный маг, позабыв про чудовище спокойно дремал. Злобно ворча Крегер, был вынужден прийти в себя. Тард отойдя в сторону сел на колени и обратился к Духу. 'О мой ангел! Прошу вас, помогите мне, так как вы всегда помогаете мне', — с теплой улыбкой он будто обращался к своей проверенной любимой подруге при этом глядя в стену. Его озарил ангельский свет, как обычно в облике внеземной красавицы с ангельскими крыльями к нему явился Дух. Вместо стены в его глазах возник длинный освещенный ярким светом коридор, по которому она подошла к нему. Она тихонько поцеловала его в губы. Его артэнсфера загудела, разгоняя по телу невероятную силу, глаза на доли секунды наполнились светом. Встав с колен, он стал сверхсильным, сверхбыстрым готовым к схватке с чудовищем, силы которого стократно превосходили силы Тарда как человека. Затем привычно его глаза приняли ледяной синий цвет, броня обросла слоем белого льда.
Тард быстро накинул свой шлем, достал из-за спины настоящий меч, серебряное лезвие которого в окружающей его Сфере Холода покрылось слоем инея. Вооружившись посохом, топором и мечом все трое вглядывались в заливаемую дождем темноту, начинающуюся за дверьми зала. Раздался еще один протяжный вой, уже где-то метрах в десяти. По стене с внешней стороны впиваясь когтями в камень, проползло что-то огромное. Сухой теплый зал наполнило рычание из дождливой темноты. Спрыгнув откуда-то сверху, снаружи в дверном проеме появилось что-то огромное и черное. В темноте засияли желтые волчьи глаза. Огромный человек-волк на четырех лапах медленно вошел в свет зала. С черной промоченной холодным дождем шкуры капала вода. Чудовище, носом хватая воздух, пыталось распознать, кто стоит перед ним.
— Тише Тард, не торопись, это, по сути, животное, выжди момент, — придерживая сына за плечо, приговаривал Крегер. Но тут раздалось безумное: 'А-а-а-а!' — Хродор схватив топор обеими руками, бросился на монстра. Огромный человек-волк и великан столкнулись друг с другом. Оба успели зацепить друг друга: монстр когтистой лапой ударил по голове, великан снес его топором. Оба разлетелись по сторонам. Крови не было. В рассеченном плече монстра кровь моментально загустела и рана начала быстро зарастать, с треском восстанавливались переломанные кости. Пока чудовище, регенерируя, лежало на полу, великан сумевший остаться на ногах только немного потряс головой, которую от удара защитил шлем. Очухавшись после удара Хродор, хотел разрубить монстра напополам, но чудовище выскочило прямо из-под топора. От сильного удара огромное лезвие вонзилось в пол. Монстр набросился на безоружного великана, повалил его, пытаясь впиться своими клыками в шею. Тут сзади подоспел Тард. Он воткнул меч чудовищу в спину, заставив его забыть о великане и наброситься на себя. В схватке он сумел увернуться от нескольких ударов разъяренной твари, резанул ее еще пару раз, но в итоге чудовище зацепило его своей огромной лапой. Тарда через весь зал отбросило к стене. От такого удара он должен был расшибиться в лепешку, но его спасла ледяная броня. Он резко подскочил, достал лук и выпустил в несущегося на него монстра несколько ледяных стрел. Последняя стрела попала монстру в голову, отчего огромный черный волк просто рухнул на пол и, покатившись кубарем, снес Тарда и прижал его своей тушей. Хродор в это время пытался вытащить застрявший в полу топор.
Пока монстр регенерировал Тард, сначала попытался вылезти из-под него. Но затем увидел, что Сфера Холода окружающая его начала замораживать тело монстра, поэтому он решил ей помочь. Всунув руку в одну из ран чудовища, он запустил свой холод внутрь него. Человек-волк, моментально придя в себя, взвыв от боли холода, бросился бежать. Тард встав на ноги, бросился за ним. Чудовище запрыгнуло на стену, взобралось повыше, дождалось, когда рана на его голове от попадания ледяной стрелы зарастет и само бросилось на Тарда. В битве Тард снова ранил чудовище пару раз, умудряясь уклоняться от огромных лап, в итоге израненный монстр, ударив наотмашь, сумел зацепить Тарда. Его снова отбросило через весь зал к другой стене. Пока он не пришел в себя после удара, человек-волк несся к нему со всех ног. Великан плюнул на топор и решил разобраться с чудовищем голыми руками. В метре от Тарда великан снес монстра собой, повалил его на пол, затем схватил и, раскружив, бросил его лохматую тушу в другую сторону зала.
Пока Тард приходил в себя, его осыпавшаяся от удара ледяная броня нарастала снова, великан в одиночку бросился на монстра. Он стал биться с монстром голыми руками. Хродора невероятно удивило, то, что череп чудовища выдержал несколько ударов его огромными кулачищами. Хродор разозлился. Попытался порвать чудовищу пасть, сломать ему позвоночник о колено, затем тушей монстра снес большую чуть колон с одной из сторон зала. Потолок чудом не осыпался им на головы. Великан не зная как еще пытаться убить чудовище, которое вдобавок к своей неуязвимости еще и сильно брыкается, так и норовит вцепиться в шею, совсем выбился из сил. И тут чудовище повалило его с ног, вцепилось в шею и начало душить. Если бы не подоспевший на помощь Тард великан был бы убит.
Они вместе набросились на тварь. Тард прикрываясь великаном, исполосовал монстра. Чудовище свалилось на пол, великан схватил его, Тард попытался отсечь ему голову, но безуспешно: лезвие стукнулось о кажущийся непробиваемым позвоночник. Разъяренный монстр вырвался, по одной из колонн взобрался на потолок и сверху спрыгнул на великана, буквально расплющил собой этого здоровяка. Пока Хродор остался лежать без сознания, чудовище набросилось на Тарда. Монстр сдавил его голову в железных тисках своей пасти. Казалось еще не много и ледяная броня треснет, железо шлема сомнется, и голова расколется как грецкий орех от удара молотка. Все, казалось бы, выхода нет, но тут, как и в сотнях, подобных ситуаций до этого, раздалось заклинание: 'Инситурес!' — прокричал Крегер. Как обычно стоя в стороне, маг вмешался только когда наступил нужный момент. Крегер стоял, направив посох на цель как оружие, чудовище по его воле замерло как каменная статуя, Тард выскользнул из его пасти. Маг повел посохом в сторону, тушу чудовища невиданные силы понесли туда же. Маг, заставляя неподвижную тушу монстра парить в воздухе, водя своим посохом, несколько раз ударил его о стены, а затем обездвиженное тело огромного волка, нашпигованное переломанными костями, бросил об пол.
— Тард соберись. Ну что с тобой сегодня! Давай быстрее, быстрее, интенсивнее, — даже сейчас подшучивал над сыном Крегер. Тард решил заморозить тело чудовища, для этого пронзив его тушу огромной сосулькой, чем пригвоздив его к полу, усилил свою Сферу Холода и дополнительно, чтобы ускорить процесс, засунул свою ледяную руку в тело твари. Чудовище снова пришло в себя и снова обезумевшее от боли врезало по Тарду своей огромной лапой. Он снова отлетел и со всей силы врезался в стену. Этот удар уже достал его. Голова кружилась, перед глазами все плыло, ледяная броня защитила от удара, как и прежде переломов не было, но его мозг уже не выдержал такой встряски. С трудом встав на ноги Тард, свалился без сил. Огромное чудовище неслось на него со всей своей мощью. Но вдруг время остановилось. Тарда снова осветил ангельский свет. Его ангел спустилась к нему, подняла его с колен и увела из-под летевшего на него монстра. Отведя его на несколько метров в сторону, ничего не говоря и как обычно тепло улыбаясь она прошла сквозь него и от этого боль отпустила его тело, он почувствовал прилив сил. 'Спасибо вам' — поблагодарил он свою хранительницу. Время вернуло нормальный ход. Чудовище врезалось в пол, прокатилось по нему не меньше десяти метров, врезалось в колонну.
Монстр подскочив, не понимая, как это обездвиженная жертва ускользнула от него, издав свирепое недовольное рычание, снова бросился на Тарда. Тут время снова остановилось. Тард начал кромсать замедлившего свой ход монстра. Это не время остановилось, это благодаря вмешательству Духа его мозг стал работать быстрее в разы. Быстрый как вспышка и заметно прибавивший в силе Тард, изрубил чудовище, туша которого беспомощно рухнула на пол. Время для него снова вернуло свой ход. Как обычно Дух не помогал ему выигрывать, а лишь наставлял на нужный путь, решающий удар он всегда наносил сам. Медленно и осторожно он приближался к чудовищу, чтобы, наконец, отрубить ненавистную волчью голову. Израненное чудовище уползало от него. Израненное и изрезанное чудовище все равно продолжало сопротивляться, не давая Тарду приблизиться. Свирепо рыча, клацая зубами огромной пасти, чудовище пыталось схватить его. Тард рубанул монстра по голове, тот вроде свалился без сознания. Тард в попытке срубить уже доставшую волчью голову снова опасно приблизился к чудовищу, которое опять оказалось шустрее. Даже весь изрезанный монстр все же сумел в последний момент достать Тарда своей огромной лапой. На этот раз удар был не сильным, Тарда отбросило всего на пару метров, но этого было достаточно чудовищу, чтобы встать на ноги, издать болезненный вопль и вновь заползти на одну из колонн.
Пока чудовище висело на колонне как кошка на дереве, его раны заросли. Оно с новой силой набросилось на Тарда сверху. В себя пришел великан, который разозленный до предела все же выдернул свой топор из пола. Он снова пришел на помощь Тарду, вместе они зажали изрезанного мечом и изрубленного топором монстра в углу. Великан что есть силы, врубил топор в чудовище, и оно как обезумевшее от боли животное бросилось напролом. Монстр с топором, торчащим из правого бока, разбрасывая лохмотья своей загустевавшей крови начал метаться по залу, заполз на колонну, спрыгнул с нее и умчался в дождливую темноту. С криком: 'Мой топор!', великан бросился за ним следом. 'Постой, нужно оставаться на свету!' — пытался остановить его Тард. Спустя пару секунд великан буквально влетел в зал. В темноте быстро получив от монстра, Хродор пытался вернуться в свет зала, и чудовище уже перед входом толкнуло его в спину, отчего великан влетел в зал и на животе прокатился несколько десятков метров. Лицо Хродора было оцарапано, из следов оставленных острыми когтями текла кровь. Тард с луком в руках стоял в дальнем конце зала. Он велел оставшемуся безоружным великану уйти в сторону. Едва великан спрятался за колонной, чудовище, злобно рыча, озираясь по сторонам, осторожно вошло в зал. Великанского топора в его боку уже не было.
Монстр со всех сил бросился на Тарда через весь зал. Тард выпустил ледяную стрелу, попав чудовищу в голову. Это конечно затормозило монстра, но огромный волчий череп пробить не удалось, поэтому его обладатель продолжил нестись на Тарда. Тард выпустил еще стрелу. Снова попадание в голову, но чудовище только немного тряхнуло головой. Только когда чудовище оказалось в нескольких метрах, Тард почти в упор, выпустив третью стрелу, чудом сумел попасть в первую уже торчащую в волчьей голове. Третья стрела подтолкнула первую, которая пробила череп монстра и добралась до мозга. Монстр, сотрясаясь в конвульсиях, распластался на полу. Из раны в голове чудовища потекла красная горячая кровь, ледяная стрела в его мозгу должна была скоро растаять. Тард не забывая про осторожность уже который раз за эту схватку двинулся к чудовищу, чтобы, наконец, уже отсечь ему голову. Снова быть отброшенным к стене ему не хотелось. Тут подбежал великан, крепко схватил чудовище, чтобы оно не дергалось: 'Руби башку!' — крикнул он. Тард что есть силы, рубанул шею чудища. Меч уперся в позвоночник. Тард рубанул еще и еще, и вот позвоночник кажется, треснул. Следующий удар должен был стать решающим. Замах, удар и неожиданно все пространство зала, будто сломанное зеркало, наполнилось трещинами, уши прорезал невыносимый сверлящий нервы звук. Тард отпустил меч, закрыл уши, глаза и отшатнулся в сторону. Лезвие его меча в сантиметре от шеи монстра держала рука, после появился силуэт, которому эта рука принадлежала. Появление пространственно-звуковых дефектов вызвало нарушение физических законов вторжением проявлений Тьмы. Призрак — нечто мертвое, физически не существующее, чего не должно быть, схватил лезвие меча и не дал отсечь чудовищу голову. Призраки семи жрецов Страны Волка явились защитить чудовище. В черных плащах, вместо лиц волчьи маски, размытые, будто чернильные кляксы призраки окружили тело чудовища. От появления призраков голова великана казалось, едва не взорвалась, мучаясь от боли, скинув шлем, он крепко сдавил ее руками. Призраки что-то говорили ему, их голоса ломились в его голову вопреки блокирующей пластине на затылке, это вызывало в голове великана чудовищную боль. Хродор с криком убежал и не без страха забился в угол. Тард из-за появления пространственных помех сопровождающихся невыносимым звуком закрыв глаза и уши также отойдя на безопасное расстояние, ничего сделать не мог. Призраки подняли на своих руках тело чудовища и вместе с ним направились к выходу. Пространственные трещины, искажая пространство, резали уши, наполняя все помещение зала. Мучаясь от боли в ушах, Крегер все же не дал призракам исполнить задуманное, выдернув оттуда Тарда, он обрушил потолок. Огромные потолочные плиты придавили чудовище. Это вспугнуло призраков, они ушли, пространственные помехи тут же исчезли. Пока все приходили в себя, чудовище выбралось из-под обломков. Уставшими от боли глазами монстр посмотрел на стоящего перед ним Крегера, который не стал ничего предпринимать и монстр убежал, растворился в ночной темноте.
— Ты что творишь старый? Ты дал ему уйти! — гневно накричал на отца Тард пронесшийся мимо. Тард позабыв о всякой осторожности, бросился следом за чудовищем. Крегер, как ни в чем не бывало, стоял на месте. 'Что это он такой злой? Видимо я сильно шандарахнул его!' — думал про себя Крегер. И в правду, желая вытянуть сына из-под зоны падения обломков, чтобы его не погребло вместе с чудовищем, Крегер при помощи своей силы отбросил Тарда назад, но силу видимо не рассчитал. Тарда отбросило почти как от удара лапы монстра.
— Видел этих призраков? — когда все затихло, дал о себе знать великан. Хродор выглядел бледным и испуганным. — Эти призраки, они необычные. Это гневные духи, какой-то уникальной природы. Они ни часть проклятия. Им что-то нужно от чудовища. В них знаешь... В них будто теплится жизнь. Они будто не совсем мертвы. Они оберегают монстра, помогают ему, потому что он им нужен для чего-то... Они, будто собираются переродиться. Именно благодаря жизни, что теплится внутри этих призраков они и контактируют с реальностью, касаются предметов. Нарушают нерушимые законы.
— Вопрос только в том — что этим призракам надо? — подытожил Крегер. — Это проклятие уникально, оно создано Духом. Безумным Духом Таргнером. Это он сделал этих призраков необычными вопреки общей природе. В этом проклятии нет ничего спонтанного и хаотичного, здесь все просчитано. Эти призраки сыграют свою роль, нам остается только ждать какую.
— Так подожди! Я что-то уже вообще перестал понимать, что происходит. Эти призраки — это сущности природы Тьмы. Какого черта они делают здесь в артэонском городе, под Светом Духа или мир окончательно сошел с ума?
— Этих артэонов Дух покинул. Просто бросил их. В этом смысл Армидейского Кризиса — возможно впервые за всю историю нашего мира Дух бросил своих артэонов в тяжелый час на произвол судьбы. Почему мы и помогаем им. А ты думаешь, для чего я тебя сюда приволок?! — с улыбкой Крегер ответил великану.
Тард следом за чудовищем несся по дождливым пустым улицам. Чудовище следовало по крышам, перемахивая с дома на дом. Треск черепицы, топот огромных лап, снесенные отопительные трубы выдавали перемещение монстра. Но через пару кварталов все звуки затихли, чудовище, будто растворилось в ночной темноте. Тард остался один посреди пустой заливаемой дождем улицы. Только стук капель дождя нарушал тишину. Минут двадцать спустя Тард вернулся в зал. Крегер стоял, потягивая трубку, великан устало сидел у уцелевшей колонны. Из-за дыры в потолке, обломки которого Крегер уронил на чудовище, в помещение струями стекал дождь. Также из-за дыры в потолке освещение в зале погасло, теперь это было темное холодное, сырое, как и весь дождливый город помещение. Тард недовольно посмотрел на отца, в его взгляде читалось: 'ты дал ему уйти', Крегер понимал его без слов.
— Как можно победить в равной схватке того кому неведомо понятие чести? Наш нынешний враг подобен животному. Ему не ведомы честь и достоинство, им движут лишь инстинкты и безумие. Мы причинили ему боль, и он просто сбежал как испуганное животное. Бессмысленно за ним бегать. Так можно гоняться бесконечно, — объяснялся Крегер. — Это не равный соперник, это просто безумное животное.
— Тогда скажи мне 'мудрый' отец, что нам делать дальше? И почему ты решил, что это безумное животное сейчас не пойдет и не расковыряет один из домов, в котором укрылись беженцы? — как обычно злился на отца Тард.
— Я слишком не рассчитал силы. Пытаясь спасти тебя из-под обломков, я сильно отбросил тебя назад, хорошенько долбанул об пол. Извини, — Крегер пытался успокоить сына.
— Кто тебе сказал, что я злюсь?
— Ты там мой топор не видел? — вмешался великан.
— Нет, не видел.
— Жалко, необычный же был топор. Это была зачарованная мертвыми сталь. В него могли вселяться приведения, от этого он мог оживать. Точить его не надо было. А еще если он был наполнен энергией души, то сила каждого удара усиливалась в десять раз...
— Какой тебе толк от этого топора, если у тебя эта штука на затылке? Твои способности блокированы, ты просто великан. Никакие мертвые тебе помогать не будут, — недовольный результатом схватки Тард был суров.
— Да я знаю. Я же говорю жалко просто...
— Завтра пойдешь в местную оружейную и возьмешь себе другое оружие. Или поищешь свой топор при свете дня. Монстр его далеко упереть не мог. Скорее всего, он валяется здесь где-нибудь на крыше... — не получая ответного недовольства от великана Тард успокоился. — Ну, или поищем его вместе. Только завтра утром, когда взойдет солнце.
— Чудовище не расковыряет ни одну из квартир с беженцами, а заползет в свое подземелье и будет сидеть там. Мы дали ему по соплям, как и всякая дикая тварь получившая отпор он заползет в свою нору и будет зализывать раны. И нападет он, только когда снова наступит удобное для него время — не раньше следующей ночи. И его теперь больше не интересует город. Ни Армидея, ни солдаты, ни беженцы, его теперь никто не интересует. Ему нужны только мы. Мы приковали к себе его внимание, это главное. Внутри него все будет кипеть, его будет распирать безумие и неутолимая злоба, как и прежде, но теперь все его безумие будет концентрироваться только на нас. Как хищник, так и не вкусивший сладостной плоти, он будет охотиться только за нами. В ночи будет искать только наш запах, распирающее его безумие толкнет его на реванш. И у нас ровно день чтобы подготовиться к следующей схватке. Нам нужно извлечь уроки из произошедшего и к следующей ночи приготовить твари настоящую ловушку. Теперь это наша с ним схватка, — пояснил Крегер. — А теперь пойдемте-ка, поспим, — зевнув, добавил он. Все очень устали и согласно зевали.
Их разместили в одной из армидейских казарм. Великан после того как ему обработали царапины на лице, свалился без задних ног, это был его первый здоровый сон за сотни лет. Тард, отделавшийся лишь парой ушибов, все продумывал в голове прошедшую схватку с чудовищем, все думал над своими ошибками.
— Тард, — позвал его в сторону от всех Крегер. — Это чудовище... Его, похоже, не убить. Мы ничего не можем поделать. Мы никого не спасем. Сожалею... сильно сожалею. Может нам нужно свалить. Просто свалить отсюда, пока не поздно? — с неподдельным страхом в глазах говорил Крегер.
— Ты что одурел! — резко отреагировал Тард. — Мы никуда не пойдем. Мы не имеем права. Раз согласились помогать так пойдем до конца. Мы останемся и поможем, это в любом случае. Понятно? Ну, вернее хорошо?
— И понятно и хорошо.
Тард уснул, Крегер все сидел, думал, покуривая трубку, пуская кольца из дыма.
— Эй Тард, эй вставай, — отец тряс его за плечо. Судя по ощущениям Тард, проспал не больше пары часов, его глаза просто не хотели открываться. 'Отв... ли' — недовольно буркнул он перевернувшись на другой бок.
— Тард ну вставай, — не отставал отец.
— В жопу иди!
— Тардик ну солнышко, ну просыпайся, давай! — едва сдерживая смех, издевался над ним Крегер, вдобавок поглаживая его по голове как маленького.
— Ты с-с-с... Старый психопат! — разозлено подскочил Тард. Гнев выбил из него все остатки сна. Крегер смеясь, отпрыгнул на безопасное расстояние. — Что тебе нужно старый маньяк?!
— Мы не должны ждать следующей ночи. Зачем ждать, когда тварь нападет? Мы должны спуститься вниз в его логово. Должны застать его врасплох, нанести удар сами, когда он не ждет. К тому же если его повадки подобны животному, то в своем логове он удирать не станет. Будет вынужден защищаться. И самое главное там глубоко под землей, где нет ничего живого, я могу применить ледяной взрыв, — просмеявшись пояснил Крегер.
— Я убью тебя старый ты псих. Клянусь. Вот только дотянусь до тебя, — бубнил Тард, протирая глаза, которые все не хотели открываться.
— Толщина опорных конструкций достаточная, полностью они не промерзнут. Поэтому город не обрушится. Раз не можем остановить эту тварь, так давай ее просто заморозим. Как всегда. Ведь ты же сам хочешь помочь этим людям, так давай: вставай и действуй!
Сначала чтобы случайно не превратить Хродора в кусок льда, его с собой брать не хотели, но после непродолжительной дискуссии решили что применение 'Ледяного взрыва' это крайняя мера, решили все-таки для начала попробовать побороть чудовище классическим способом, устроить второй раунд их схватки. При более активном участии мага обездвижить монстра и дать Сфере Холода Тарда превратить монстра в ледышку. Ну а если не получится то, уже тогда дав Хродору отступить, уже спокойно заморозить все армидейские подземелья силой Крегера. Все-таки когда речь шла о спуске в жуткие подземелья обитель кровожадного монстра, с этим огромным танком с топором и в броне было как-то спокойнее. Топор великана, брошенный посреди улицы, владельцу вернули солдаты. Вся троица отправилась в армидейское подземелье. В виду нехватки энергии лифты и механические подъемники не работали, спускаться пришлось своим ходом, да еще в полной темноте. Через канализационный люк, дальше еще по нескольким шахтам лифтов и они выбрались в армидейское метро. Они оказались в парке для транспортных кабинок. В ярком свете с наконечника посоха Крегера показалось огромное помещение, пронизанное тысячей тросов, на которых висели кабинки. Где-то во мраке, в глубинах огромного парка периодически проскакивали зеленые разряды энергии Шини затерявшиеся в переплетениях системы городского энергоснабжения. Дальше дорога вела по переплетениям лестниц между технических этажей. Двери в различные технические помещения были плотно закрыты. Потом снова шахты лифтов, многие люки которых были выломаны, по всей видимости, чудовище этими путями выбирается наружу. Несколько сотен метров пришлось пройти по трубе с нечистотами, по колено в воде. На поверхности располагался артэонский город, поэтому сюда в основном стекали отходы производства.
— Какая вонь! — сморщился Тард.
— Да ладно, это естественно, — усмехнулся великан. — Неотъемлемая часть любого города.
— Ты что! Он же артэон — идеальный человек, безупречное живое существо, как такое может быть естественным для этой божьей неженки? — даже в заполненной нечистотами трубе Крегер не упускал возможности подковырнуть сына. Тард в ответ показал ему средний палец. Великан про себя поражался этой странной парочке.
Чем ниже они спускались, тем холоднее становилось. И вот, наконец, внизу очередной лестницы на глубине в несколько десятков метров под землей показались стальные ворота, 'Второй Акрополь; Блок 'С' гласила надпись над входом. Тард натянул ледяную стелу, великан крепче сжал топор, маг, как и положено, стоял за их спинами. Арми распахнула двери.
В мертвой тишине в свете из посоха Крегера из вечного мрака показалось огромное помещение. Повсюду стояли каркасы, на которые в случае необходимости можно было натянуть палатки и разместить здесь сотни, тысячи человек. Все это когда-то создавалось для защиты жителей Эвалты, например, на случай войны (прямой агрессии СБК) или какого-нибудь другого бедствия, чтобы можно было разместить тут их всех, в безопасности дав возможность переждать любую бурю. Огромное простирающееся под всей Армидеей убежище, целый подземный город. Откуда-то доносился звук капающей воды, наверное, прохудилась система водоснабжения. Тихо и осторожно, прислушиваясь к каждому шороху, они двигались по подземным холодным лабиринтам, ставшим логовом для человека-волка. Первый уровень Второго Акрополя состоял из залов с палаточными каркасами и трубами с водой, соединенных коридорами. Холодный воздух пах сыростью. 'Интересно сколько времени в эти подземелья никто не спускался?' — задавался вопросом Тард. Ему не верилось, что где-то наверху расположен технологичный артэонский город и это его подземные коммуникации. Слишком уж сильно все здесь было запущено. Это место скорее напоминало подземелье какого-нибудь города погибшего давным-давно. Никаких признаков монстра, только периодически доносящийся странный грохот откуда-то из глубин этих вечно темных подземелий. Странный грохот, по словам Крегера, был следствием остывания генераторов на верхних уровнях.
И вот в свет, которым разгонял темноту Крегер, попали какие-то ржавые лохмотья. Элементы артэонских бронекостюмов после гибели носителей уже почти совсем развалились, сталь почти превратилась в труху. Местами на полу было видно бурые пятна — старая кровь. Они проходили, то место где погибли армидейские солдаты, до них спустившиеся в подземелье и попытавшиеся сразиться с чудищем. Тела всех погибших солдат артэонов уже давно рассеялись, только остатки их волшебной брони напоминали о произошедшей бойне. Место гибели сотен солдат от лап монстра своим видом не вселяло оптимизма в эту троицу. Среди ставшей трухой брони Тард нашел странные контейнеры, как оказалось это упаковки с липкими бомбами для подрыва мостов и стен. Оставался вопрос: что именно собирались взорвать армидейские морпехи? Дальше в одном из коридоров на полу Тард нашел свежую слюну чудовища. Оно было где-то рядом, могло напасть в любой момент. Крегер достал карту подземелья. По его словам, чудовище должно находиться где-то на самом нижнем уровне. При помощи карты они дошли до туннеля спиралью уходящего вниз, соединяя между собой уровни Акрополя. Тоннель был таким широким, что в нем могли разъехаться сразу несколько телег, это был даже не тоннель, а настоящая подземная дорога.
У великана закружилась голова. Жуткий холод и мрачные стены этого подземелья, как и многометровый пласт земли и металла над головой давили на нервы. На самом деле все трое чувствовали себя здесь неуверенно, всем было тяжело. Состояние было странное, приходилось постоянно удерживать себя от паники, гнать из головы глупые страхи вроде обвала покосившихся стен. Здесь глубоко, в кромешном мраке, кажется, неимоверно далеко от живого мира можно кричать сколько угодно, сколько угодно звать на помощь все равно тебя никто не услышит и никто на помощь не придет. Эти подземелья казались дорогой в один конец. И самое главное это чудовище, ожидающее где-то в глубинах этого холодного мрака, тварь, для которой эта тяжелая атмосфера была родной стихией. У входа в соединяющий уровни тоннель они решили передохнуть. Великан, чувствуя себя нехорошо, сел на корточки и оперся о стену. Дышать было тяжело всем. Откуда-то из глубин подземелья донесся чудовищный рев. 'Это уже не скрежет остывающего металла' — сказал Крегер глядя в уходящий вниз тоннель. Чудовище дало о себе знать, значит, они на верном пути и от этого жуть пробирала еще больше.
Крегер достав из-за пазухи несколько баночек с разными жидкостями, якобы решил смешать великану успокаивающее зелье, а то здоровяк что-то совсем раскис. На самом деле он тайком от Тарда дал великану глотнуть из своей волшебной фляги. Громила, сделав несколько глотков, так присосался, что Крегер едва сумел его оторвать. Тард не замечая того что происходит за спиной, вглядывался в темноту тоннеля ведущего вниз. Он увидел, как где-то во тьме забрезжил свет. Его ангел гуляла где-то там. Она, как обычно, сияя улыбкой, вышла к нему из темноты. Ее яркий свет опалил глаза Тарда, он временно ослеп, но спустя секунды снова прозрел и теперь мог видеть в темноте. Его ангел, послав воздушный поцелуй как обычно растворилась, а для Тарда мрачные коридоры больше не ограничивались участком освещаемым светом, исходящим из отцовского посоха, теперь он видел все вокруг.
— Отец приглуши свет. Пока я вижу в темноте я пойду впереди. Буду тихо и незаметно красться метрах в ста от вас, а вы плетитесь позади. Разговаривайте о чем-нибудь, привлекайте к себе его внимание. Если он клюнет на вас, я при полной поддержке Духа разделаюсь с ним, — объяснил Тард.
— Твой Дух все-таки вспомнил про тебя? — все подшучивал над сыном Крегер.
— Просто делай, что я сказал, — теперь уже Тард издевался над отцом, изображая из себя командира, не упускал возможности позлить его. Тард крепче сжав свой серебряный меч, двинулся в темноту.
— Но ведь человек-волк тоже видит в темноте, — сказал Крегер. — Какой смысл?
— Просто делай, что я сказал! — сдерживая смех, уже из темноты крикнул Тард. Крегер и Хродор переглянулись, пожали плечами и не спеша двинулись за Тардом.
— Слышь колдун, — на великана подействовало содержимое заветной фляжки Крегера. — А ты светлый или темный, я все ни хрена не могу понять. Ты вроде нормальный, а плащ носишь черный? — заплетающимся языком говорил Хродор.
Крегера рассмешило такое поведение собеседника. 'Ладно, бедняга просто давно немного не расслаблялся' — думал он про себя.
— Нет ну я просто... Ты не подумай только. Просто наш 'командир' велел нам разговаривать о чем-нибудь, привлекать к себе монстра... — не получив ответа оправдывался великан.
— Я понимаю, — улыбался впереди идущий Крегер. — Ты знаешь, что разница между темными и светлыми магами весьма условна, я бы даже сказал, просто придумана. А называть мага Колдуном это оскорбление?
— Нет, не знаю.
Просторный тоннель, открывающийся в тусклом неровном свете, огромной спиралью уходил вниз.
— В чем, по-твоему, разница между темными и светлыми магами?
— Одни плохие другие хорошие.
— Если понимать примитивно, то условно да это так. На самом деле все немного сложнее. На мой взгляд, жесткое разграничение темной и светлой магии напрямую связанно с появлением мира артэонов. Имеется в виду не само появление артэонов как существ, а появление глобального артэонского сообщества, которое сегодня фактически правит миром. Изначально темные маги это люди, которые получили от природы магическую, колоссальную силу и не выдержали под весом этой силы, морально или психически сломались. Человек по своей натуре эгоистичное животное, для которого важны лишь собственные интересы, не без исключений, конечно же, но все же. И получая магическую силу человек, не меняется. Он хоть и обретает силу бога, но внутри остается таким же животным. Неудивительно, что многие маги, выбирая между роскошной жизнью, полной вседозволенностью и тупым бессмысленным служением этому миру... Какому еще блин 'миру'?! Естественно все нормальные ребята, не страдающие шизофренией, выбирают жизнь в своих интересах. Обладая магией, ты можешь без труда подчинять себе целые народы, стать богом в глазах диких людей. Можешь стать выше любых королей и обеспечить себя несметными богатствами, — по пути рассказывал Крегер. Оставшись без Тарда, они снова и снова на ходу прикладывались к волшебной фляжке Крегера. За разговором и хмелем, затуманивающим головы, окружающее подземелье перестало быть темным и пугающим.
— Конечно, отклонения были всегда. Человек помимо эгоистичного животного еще и очень нестабильная тварь. Психика человека очень хрупка. Как говорил один мудрец: предел совершенства у человечества, наверное, все-таки есть, но предела деградации точно нет. Нет такого ужаса и безумия до глубин, которых не мог бы пасть человек. Людям только дай повод, чтобы сойти с ума. Магия — вся сила и власть, которую она способна дать, естественно негативно влияют на человеческое сознание. Получив власть бога человеку трудно остаться просто человеком. Слишком уж велик соблазн. И единожды выйдя за пределы дозволенного, дав свободу своему безумию, в нормальные рамки вернуться практически невозможно. Осознавая в себе силу мага, автоматически возвышаясь над остальными смертными большинство, естественно начинает считать себя богами, подчиняя себе людские общества, становятся их властителями, святыми, величайшими совершеннейшими существами. У многих от власти и силы что может даровать магия, просто едет крыша, такие во все времена и были темными магами.
Ведь маг, настоящий, естестворожденный, это кто такой? Просто человек, которому великая сила упала с неба, была просто дарована природой, он ее не заслужил, он к ней не стремился, не стал ради этого лучше, не приносил никаких жертв. Она ему просто дарована и все. И этот человек, он в большинстве случаев такой же обычный, как и все. Кто сказал, что он должен быть мудрецом и великим спасителем? Ведь это же человек! Человек! Ты только вдумайся. Ленивая тварь, которая не любит ответственности, но любит жить в свое удовольствие. И кого-то еще удивляет появление темных магов?! Меня удивляет, что светлые маги вообще имеют место в нашей истории и жизни.
Ну, еще не надо забывать про власть.
Власть — колоссальная абсолютная власть даже лучших людей всегда превращала в уродов. Зло в большинстве своем произрастает из власти или из желания эту власть заполучить. Короче власть и зло взаимосвязаны, одно вытекает из другого. Говоря о власти, я имею в виду власть абсолютную, то есть власть без ответственности, полную, безграничную. Власть, обремененная ответственностью это не власть, это тяжелая, ответственная... невероятно ответственная работа. Власть абсолютная, власть без ответственности это величайшее из сокровищ для смертного ума. Чаще всего живущие своими интересами маги не со зла, а просто подчиняясь своей человеческой природе, в стремлении к красивой полноценной жизни взбираются в высшие эшелоны власти, чаще всего становятся абсолютными всесильными правителями людей, естественно зачастую тиранами. Ведь благодаря своей силе им ненужно не перед кем нести ответственность, даже перед богом, ведь многие из них сами себя начинают считать равными всевышнему. Когда все вокруг стоят перед тобой на коленях и все вокруг подчиненно только тебе, твои интересы и желания подобны воле божьей — в таких условиях сложно остаться нормальным человеком. Как говориться: если ты уже взобрался на вершину власти значит, ты уже урод, не сумевший найти для себя разумный образ жизни. Подчиняющие себе общества людей маги, живущие лишь эгоизмом и бесконечным самолюбием, всегда неизбежно превращались в чудовищ, во тьме своих пороков сходили с ума.
И без увязания во власти, магу, как и всякому сильному человеку сложно придерживаться норм морали. Зачем беспокоиться о разумности своих поступков, если ты силен настолько, что среди смертных не найдется тех, кто смог бы привлечь тебя к ответственности? В общем, причин для деградации у магов, как и у любых сильных, а тем более властных людей всегда было предостаточно. Магическая сила это серьезное испытание для психики человека.
Те что, будучи магами, сошли с ума, безумцы, просто психопаты, полноценные шизофреники, не выдержавшие груза магической силы, такие стояли у истоков темной разрушительной ветви магии. Вспомни любого темного мага, в особенности темных ведьм. Любое их изображение. Вспомни их безумные мрачные наряды, какие-то торчащие рога, безумные черные платья, шляпы. Нормальный человек станет так одеваться? Вернее так одеваться будет только сумасшедший. Всегда необычный, безумный внешний вид, странные повадки, жажда власти, одержимость больными идеями всегда присущие темным магам — все это объясняется простым сумасшествием. Это психически нездоровые люди, реально двинутые психопаты, только в отличие от остальных психопатов наделенные магической силой. Их самолюбие и эгоизм достигли своего предела, погруженные лишь в себя, свои потребности и желания они заблудились в своем человеческом безумии, тронулись умом. Благодаря своей магической силе возвысившись над стадом простых смертных но внутри простыми смертными оставшись они творят зло от того что сами не знают чего хотят, просто не знают чем себя занять, затерявшиеся в этой жизни они уже не понимают что такое мораль. Ну, или порой они уже настолько тронулись, что ими движут какие-нибудь голоса в голове заставляющие их уничтожить наш мир или они настолько сходят с ума что, как и все великие безумцы становятся одержимы идеей захвата власти над всем миром. Но это все безумцы, люди сведенные магией с ума, классические темные маги, родоначальники всей темной магии.
И в этом-то вся и проблема. Это меня и пугает. Принято считать магию даром для мира. То есть нам повезло, что мы живем в мире магии, потому что для нас здесь невозможного нет. То до чего разумным видам в других мирах нужно долго и упорно расти, мы для себя можем просто наколдовать, просто создать из ничего. Но при этом все как-то забывают, что в мире открытом для магии смертные магией наделенные могут все, это для них, а не для мира нет ничего невозможного. Только представь такая колоссальная сила, сила фактически бога, возможность создавать вещи из пустоты — все это даровано простому смертному, простому человеку. При помощи своей фантазии маги меняют физическую реальность, как хотят, и ничто неспособно воспрепятствовать им. В мире магии сила бога, в силу какой-то ошибки, по-моему, сосредоточена в руках слабого, нестабильного, потерянного существа — простого смертного — мага, обычного человека. Разве это не пугает? А что если он — наделенный магией — сойдет с ума? Мир магии прекрасен только на первый взгляд, только наполовину. Он может быть пестрящим красками миром бесконечных возможностей, оживших прекрасных фантазий и также может быть преисподней покрытой мраком. Мир магии это мир, в котором безумие одного психопата может выйти за пределы его черепной коробки и омрачить собой окружающую реальность, просто изуродовать ее. Мир магии это фактически, наполовину, порой и почти полностью мир оживших ночных кошмаров выползших в реальность из голов темных магов. Законы физической реальности здесь идут к черту, ничто не спасет смертных от безумия магов.
— Меня учили, что мир магии это мир оживших людских фантазий, — возразил великан.
— Отчасти, наполовину, — согласился Крегер. — Все зависит от тонкой материи — добра в душах тех, кто этой магией наделен. Магами могут быть только люди, только представители фундаментальной изначальной расы единственные из всех смертных имеют доступ к этой силе. И вот это вот жутко. Я знаю людей, я сам человек, могу тебе сказать со стопроцентной уверенностью — люди это дикари, жуткие создания. Но вопреки всем моим страхам, каким-то чудом наш мир пока стоит. Слава богу, вопреки всему всегда были и есть настоящие светлые маги — спасители нашего овеянного темнотой мира.
Всегда были те, кто составлял противовес темным магам. Порой магическая сила все же достается достойным, мудрым людям. Есть такие, их единицы, но они есть, разумнейшие люди которые, обретая магическую силу, не только не поддаются соблазну ее использования в своих корыстных интересах и человеческих потребностях, но и наоборот осознают свою силу как великую ответственность. Кто бы, что не говорил, но магическая сила для человека это, прежде всего колоссальная ответственность и, слава богу, есть люди способные это понимать. Разумные, как следствие добрые люди, чей разум стабилен, получая магическую силу, сумев не поддаться соблазнам, становятся светлыми, белыми магами, стоящими у истоков белой магии защитниками этого мира. Их доброта, служение свету объясняется простым разумным взглядом на мир. Это люди, которые, становясь магами, забывают про себя, начинают служить этому миру, при помощи своей силы помогают всем нуждающимся, те, кто неизбежно встают на пути зла. Великие, мудрейшие из людей, мудрость которых подкреплена величайшей силой.
Для понимания и как следствие использования магии нужно развитое абстрактное мышление, стабильный разум, высокий интеллект. Чем умнее человек, тем сильнее он как маг. Поэтому я слабый маг! — Крегер сам высмеял свои интеллектуальные способности. — Классические темные маги — безумцы магической силой сведенные с ума понятно высоким интеллектом не обладают. В простой жизни они используют простецкие бытовые заклинания и прочие не требующие напряга магические приемы. А для встреч с равными соперниками они и создают магию хаоса и разрушения, ведь чтобы разрушать и уничтожать особого ума ненужно. Поэтому белые маги всегда сильнее. Их интеллект, разум, не поддавшийся соблазнам и удержавшийся от деградации, все это помогает им лучше, глубоко понимать магию, создавать более сложные суперзаклинания, разрабатывать и использовать сотни общедоступных сложных заклинаний. Один светлый маг, как правило, стоит сотни, а то и тысячи темных. И это не удивительно, ведь светлых магов всегда было мало. Зло чаще всего берет числом, а добро качеством. Деградировать полностью, быть тупым животным или сойти с ума может каждый человек, это не сложно, а вот побороть в себе все людские пороки, отречься от всех людских радостей, и все это только чтобы сохранить в себе светлое начало, могут лишь единицы. На одного светлого мага приходится сотня черного отребья. Светлые маги это интеллектуальная элита, высшая каста в иерархии магов, стать таким почти невозможно. Это верные помощники Духов, последняя надежда для нашего падшего мира. Люди, получившие колоссальную силу и избравшие путь следования к просвещению, спасению души, они скитаются по миру, пытаются понять его истину, ищут диалога с богом.
Но таких единицы. По-моему все это отклонения. Настоящие темные и истинные светлые маги это всего процентов двадцать от магического сообщества. Я так думаю. Основная масса это просто маги, обычные люди наделенные магией, которые при этом не сошли с ума, не прониклись желанием захватить мир, но и гениальными мудрецами тоже не стали. Те, что став магами остались самими собой, простыми людьми. Понятно темные и белые маги всегда враждовали, одни пакостили, другие останавливали их, но были и те, кто хотел просто жить. В былые времена таких звали просто маги, и носили они разноцветные плащи, сейчас постоянно идут разговоры о выделении касты серых магов — тех, кто не темные и не светлые, те, кто хотят просто жить, несмотря на магическую силу, эдакие нейтралы. Что если у меня есть сила, то я должен желать захватить мир или всю жизнь существовать как аскет и бороться со злом забыв при этом про себя? Серди магов, всегда были те, кому вместо королевской участи было достаточно роли лекаря в каком-нибудь тихом уголке. Даже если ты хочешь большего и, например, подчинил себе какое-нибудь маленькое лесное племя, стал для этих дикарей богом, то зачем тебе при помощи какой-нибудь темной пакости превращать этих дикарей в каких-нибудь тварей Тьмы которые добудут тебе полмира, зачем бросать вызов судьбе? Большинство магов даже если и лезут во власть, становятся богами для смертных, то все равно продолжают просто жить дальше. Купаются в роскоши, пользуются всеми благами, но не выходят за пределы дозволенного, не бросают вызов судьбе. Всегда были те, кто хотел просто жить, уж поверь, я сам был таким.
В древние времена желание жить в свое удовольствие не делало тебя автоматически темным магом. Большая часть магов, тогда не относилась ни к темным, ни к светлым, даже делая себя богами для смертных эти маги, просто жили, единственное зло, которое они могли себе позволить так это пышные пирушки каждый день и жаркие оргии. И это нормально. Кто сказал, что если я, будучи магом, хочу жить в свое удовольствие, то я сразу чудовище? Кто сказал, что если я маг то я какой-то там избранный, на мне лежит какая-то там ответственность за этот мир? Что я кому-то чем-то обязан? Что за чушь! Даже в Первом Акте Великого Совета Магов сказано: 'Правьте людьми, живите себе во благо, но оставайтесь разумными, будьте для людей сильными покровителями и свободно пользуйтесь их благодарностью', — вот как рассуждали маги древности. Тогда все было нормально. Мир был свободен.
Крегер и Хродор остановились, немного передохнули, приложились к волшебной фляжке и, хорошенько дозаправившись, весело двинулись дальше.
— Как я понимаю, все изменилось, когда пришли артэоны, — продолжал экскурс в историю магии Крегер вошедший в привычное приятное состояние. — Когда артэоны выросшие под Светом Духов, окрепли, закрепились в этом мире как одна из сил и трансформировались в одно огромное глобальное сообщество тогда и началось это разделение, эта война между темными и светлыми магами. Артэоны как бы сказали: вот вы видите, мы разумные, добрые, существа, воплощающие в себе и своем обществе все лучшее, что есть в людях и человечестве, так ведь? Ну, маги согласились, спорить было глупо. Тогда артэоны как бы сказали: раз мы разумные, способные существовать гармонично и свободно существа, значит, мы та самая сила, которая способна привести этот мир к лучшему будущему, мы тот самый свет, который способен развеять Тьму. И с этим тоже никто не спорил. Артэоны сумели выставить себя неким мерилом добра и морали, эдакими воинами света, все кто с ними тот на светлой стороне, все кто против них тот автоматически злодей. Поначалу артэоны действительно показали себя с лучшей стороны, они действительно сумели приструнить Тьму по всему миру. Да и их общества, построенные на любви, заботе, уважении, воплощающие в себе гармонию говорили за них сами. Никто не возражал против того что артэоны это сила способная изменить наш мир, тогда все надеялись что в лучшую сторону. И тогда артэоны негласно дали понять всем магам мира, что пришло время перемен. Мол, хватит магам просто так жить в свое удовольствие, бессмысленно прожигать свои жизни, склоняясь то к свету, то к Тьме. Отныне раз артэоны это сила, бьющаяся за правое дело то все маги, что будут биться вместе с ними это воины света, все кто откажутся те служители Тьмы, нейтралов среди магов быть не может. И это не шутка. Артэоны серьезно собрали у себя всех сильнейших белых магов древности и организовали Совет Великого Света, на котором был принят этот дебильный Кодекс Светлого Мага. После этого все кто соответствует этому кодексу те светлые маги, кто нет, тот злодей и должен понести наказание.
Артэоны очень умно и хитро подчинили себе магов, установили правила игры удобные для себя. Великие светлые маги древности, пришедшие на этот Совет Великого Света, сделали это, потому что были недовольны тем, что большая часть магов живет тупой серой массой, дико прожигая свою жизнь, они пытались изменить это. И артэоны хитро использовали недовольство светлых магов древности в своих целях. После установления артэонского диктата, после жесткого разделения на светлых и темных и началась война между магами. Сегодня если ты не светлый маг и не стремишься им стать, не живешь священными заветами и мудростью, значит, ты не тянешься к свету, значит, ты маг темный и должен быть уничтожен. То есть, по сути, все это разделение на светлых и темных магов, само по себе выделение светлой магии это не более чем способ подчинения, приручение магов коварными артэонами. В действительности нет ни светлой, ни темной магии, есть только мы маги — простые люди, среди нас есть и плохие и хорошие и есть те, кто хотят просто жить.
Сегодня артэоны добились своего, они полностью контролируют мир магов. Производство белых магов поставлено на поток. Сотни белых магических орденов по всему миру отыскивают новорожденных магов и вербуют их в свои ряды. Эти ордены это полноценные военные организации, там тебе не рассказывают о сложности бытия, не поясняют истинное устройство мира, чтобы в итоге ты сам мог выбрать, что для тебя лучше. Нет, там с детства вдалбливается одна единственная точка зрения: как человек ты чудовищное животное и поэтому должен во всем себе в жизни отказывать, жить скованным тысячами запретов без радости и простых наслаждений. Только так ты останешься разумным, только так ты будешь воином света. Ты должен жить в постоянной борьбе с самим собой, ты должен помогать слабым, бороться с Тьмой. Ты солдат, ты должен, должен, должен! Действительно у артэонов и Духов сегодня есть целая армия светлых магов. Духи продлевают жизни мудрейшим, сильнейшим из магов. Ведь у магов в мире есть свой баланс, наша численность регулируется законами природы и пока живут маги нынешние, новые не рождаются. То есть эта армия светлых магов, тех, кому Духи подарили вечную жизнь, она составляет около десяти процентов от общей возможной численности магов в нашем мире. Несколько сотен магов сегодня фактически служат артэонам и это сильнейшие, мудрейшие из нас, те, кого Духи не хотят отпускать. Разделив магов на светлых и темных артэоны, фактически взяли этот мир под свой контроль.
Но есть еще и Тьма, которая тоже почти на все в нашем мире влияет. Эту силу нужно учитывать везде, она везде старается залезть. Задача Тьмы очень проста — уничтожить наш мир. Тьма, как известно, питается от людского зла и такое его проявление как темные маги не могло остаться незамеченным ею. Есть Всемирный Темный Круг — мировая организация, которая вербует темных магов, создает из них своего рода 'Армию Тьмы'. Служители этого всемирного магического ордена 'продают' свои души дьяволам Аэтхейла, за что получают невероятную силу. Говорят, что целью Темного Круга является уничтожение нашего мира, прекращение существования этой точки столкновения, где сошлись три великие силы мира живых, этого недоразумения которого во вселенной быть не должно. Во всяком случае, фактом является то, что Темный Круг является единственной силой, которая стоит на пути артэонов и их армии светлых магов.
И я во всей этой вакханалии стою где-то посередине. Я одинаково ненавижу и тех и других. Вроде светлые маги правильные вещи говорят: мол, слабым помогать надо, биться за правое дело, но все это обманка, придуманная артэонами только чтобы подчинить тебя. Артэоны всегда так делают: не говорят правду, всегда играют на людских пороках, желаниях, стремлениях и грамотно манипулируя всем этим, подчиняют себе окружающее стадо. Стать светлым магам это значит негласно подчиниться артэонам, а я их не люблю. Но и идти в служители Тьмы я тоже не хочу, для этого нужно быть полным придурком. Я хочу просто жить, жить в свое удовольствие, но мне не дают. Говорят, что я должен выбрать сторону, но я не хочу.
Но это все так, к слову. А ты, значит, спрашиваешь, почему у меня плащ черный, а сам я вроде как светлый маг?! — остановившись, Крегер с улыбкой посмотрел на великана. — Так это, потому что за мои грехи меня прозвали темным магом, вполне заслуженно. Тут наши с тобой истории схожи, — говорил Крегер идущему за ним великану. — Я тоже в свое время натворил дел. — Хродор улыбнулся, ему и вправду стало немного легче на душе и не только из-за содержимого волшебной фляжки Крегера. — Сейчас я вроде как на стороне света, — продолжал Крегер, — а плащ ношу, потому что мне в нем привычно. Но опять-таки я же тебе говорю, что разница между светлыми и темными магами — чистая условность. Не всегда все внешне светлое внутри является добрым.
— Это все конечно интересно, но ты в своем рассказе упомянул светлых ведьм. Какие еще 'светлые ведьмы'! Разве ведьма сама по себе не служительница Тьмы? Или я опять не в теме? — поинтересовался великан.
— А как, по-твоему, называется маг женского пола?
— Да хрен его зн... магиня?! Баба-маг?!
Крегер иронии великана не разделили, его не на шутку взбесило слово 'магиня'.
— Ведьма это женщина, наделенная магической способностью. Женщина-маг. Как и все маги, они бывают темными и светлыми. Мы живем в диком мире, где правят законы силы, а, следовательно, общества являются патриархальными. У нас повсюду мужики у власти. Вполне естественно, что нынешние патриархальные общества слову 'ведьма' обозначающему сильную женщину способную себе позволить независимость, придали негативное, отрицательное, даже разрушительное значение. Как видно эта грубая пропаганда работает, если даже ты — великан, существо для мира людей стороннее, видишь в ведьме только служительницу Тьмы. Конечно, нужно признать, что это не только заслуга грубой пропаганды мужиков правителей. В том диком состоянии, в котором людское общество сегодня представлено в нашем мире женщины находятся в униженном, угнетенном состоянии. В большинстве людских обществ женщины равны животным, порой им даже голос подавать без разрешения мужчины хозяина нельзя. Вполне естественно, что выросшие в таком жестоком обществе женщины, обретшие магическую силу, выбирают путь Тьмы. Женщинам, по-моему, обидно за свой вечно униженный род, они все вокруг ненавидят и, обретая магическую силу, желают этому миру только уничтожения. Нет ничего ужаснее лютого женского гнева, особенно гнева ведьмы. Большинство ведьм действительно служительницы Тьмы, но бывают и светлые ведьмы — мудрые и невероятно сильные женщины.
— Ну и как же я тебя оскорбил? — великан продолжал разговор, так ловко отвлекающий его от окружающей тяжелой атмосферы. А то Крегер что-то замолчал.
— Что-то я тебя не понял?
— Ты сказал, что колдун для тебя оскорбление.
— Потому что Маг это Маг, а колдун это колдун — ничто.
— А ну тогда все понятно!
— Маг это человек от природы наделенный невероятной силой, великим даром, эдакий избранный из всех. Тот, кому доступна магия, а колдун это просто человек доступ к магии получивший.
Магию изначально активирует абстрактное мышление, фантазия. Для того чтобы использовать магию, изменить для себя мир нужно долго и упорно концентрироваться, слиться с потоками магии, забыть про все остальное. Погрузиться в этот чудовищный транс, в котором часы текут как минуты. Потом еще при помощи своей фантазии представить то, что ты хочешь в реальность принести, и только тогда, возможно физическая реальность измениться в соответствии с твоим воображением. Постоянно так напрягаться, это просто свихнуться можно. Ну, ты видел, как выглядят поединки магов, они, как правило, закрывают глаза, концентрируются, погружаются в свой транс и просто стоят, в то время как мир меняется вокруг них, рушится.
Чтобы не заморачиваться, чтобы постоянно не напрягаться и не концентрироваться уже совершенные магические преобразования для удобства закрепляют за заклинаниями. Это чистая абстракция. Маги закрепляют все созданное при помощи фантазии во время погружения в транс за конкретными словами. И чтобы не напрягаться всякий раз, когда захочешь использовать магию, чтобы всякий раз не впадать в транс, просто произносишь слово-заклинание, закрепленное за иллюзией, которую ты до этого уже в трансе создал, и реальность изменяется снова безо всякого напряга... Черт вот это ты меня озадачил! Объяснять тебе, что такое заклинание здесь — где-то в темном убогом лабиринте, в котором мы возможно умрем! Ну, я надеюсь, ты понял, что я имел в виду.
Короче заклинания это способ облегчения жизни мага, различные магические приемы реализацию которых маги закрепляют за словами — то есть заклинаниями. Ты произносишь слово-заклинание, и магия вершится без напряга мозга, ненужно снова погружаться в транс. Это просто такое проявление лени, чтобы всякий раз не напрягаться. Слово можно выбрать, какое угодно, дело фантазии, хоть 'Абракадабра', без разницы. Но все всегда стараются выпендриться, внести в слова заклинания какой-то смысл. Чаще всего берут слова из языков и диалектов каких-нибудь древних уже погибших великих цивилизаций. Короче, например тебе нужно чтобы с небес пошел дождь, просто закрываешь глаза впадаешь в этот дебильный транс, а затем представляешь, как дождь идет с небес. В трансе иллюзия оживает, ты открываешь глаза, и дождь начинает идти в реальности. И чтобы создать заклинание нужно в транс вернуться, снова воспроизвести нужную фантазию, а затем произнести слово, например 'Абракадабра' и все заклинание создано, конкретная иллюзия из транса закреплена за словом. Если ты в дальнейшем произнесешь 'Абракадабра' то дождь просто сам собой пойдет с небес, в транс тебе погружаться уже ненужно. Так и работает магия.
Ну и когда эти заклинания создаются всех их маги для удобства, чтобы не забыть, как правило, записывают. Сначала для себя несколько наиболее важных часто требующихся как обычно записываются на бумажке, но после неизбежно появляются целые сборники заклинаний. Зачем изобретать велосипед дважды? Придумал заклинание, поднапрягся, а потом взял и поделился им с остальными, чтобы ребятам жизнь облегчить. Так и появляются школы магии. Например, такое простое заклинание как создание воды из воздуха. Без еды маги могут научиться жить, без воды нет, это жизненно важно для нас. На севере Межокеании это заклинание звучит как 'Эхтоат' и там для этого обязательно требуется чаша, в которой должна появиться вода, в южной межокеанской школе магии это заклинание 'Ихтин-Эбуль-Хамини', эти ребята подошли к делу серьезнее и там достаточно просто сложить руки лодочкой. Названия и процесс реализации одних и тех же заклинаний и разделяет магов на школы. Ну и если появляются сборники заклинаний, то эти заклинания становятся общедоступными. Есть единые заклинания, которыми пользуются маги по всему миру, есть заклинания, которыми даже простые смертные могут пользоваться, например все наследие Великого Совета Магов. Все эти глобальные заклятия. Например, то же 'Дарованное пламя', при помощи которого любой смертный может создать огонь.
Колдуны это простые обычные люди, от природы магией не наделенные, но самостоятельно научившиеся использовать общеизвестные заклинания. Все что для этого требуется так это сборник заклинаний или феноменальная память и предмет проводник пронизанный силой мага. Чаще всего предметом проводником выступают волшебные палочки, которые можно купить в любой волшебной лавке. Деньги в этом мире нужны всем и даже порой магам. Не всем же быть великими темными или светлыми магами, не всем же подчинять себе целые народы и становиться богами в глазах смертных. Многие маги, те, что послабее да по скромнее изготавливают эти палочки, вкладывают в них частицы своей силы и потом продают. Многие магические ордены, финансируют себя за счет продажи разных магических поделок. Как правило, клиентов в этом бизнесе хватает. Но и цены на этот специфичный товар зашкаливающие, не для простых крестьян. Чаще всего колдунами становятся умнейшие из смертных. Какие-нибудь гении жаждущие обрести магическую силу. Все наследившие в истории колдуны это в основном короли-колдуны — умные люди, оказавшиеся у власти, невероятно богатые и решившие свою власть подкрепить магической силой. У нас в Преферии на юге, если мне не изменяет память, сейчас находятся два государства управляемые королями-колдунами. Понятно, что глупый или обычный, простой нормальный человек колдуном не станет, зачем вообще так напрягаться в этой простой жизни? Вот именно что колдуном нужно стать, нужно к этому стремиться. Но колдун неважно каким-бы умным человеком он не был, все равно всегда будет слабее мага. Сила и возможности колдунов ограничены списком заклинаний, сами они магией не наделены.
Поэтому называть мага колдуном это как бы унизительно, неприлично, так можно не на шутку разозлить некоторых магией наделенных. Просто на будущее учти. Мне-то в принципе наплевать, но есть маги, для которых весь этот бред серьезен. Хотя это странно. Ведь порой магией от природы как назло наделяются конченые дураки, полные дегенераты, легенды мира темной магии, а колдуны это всегда целеустремленные умные люди, сами пожелавшие и научившиеся магии, те, кто могли бы быть великими магами и больше достойны обладания магическим даром, — бредя по тоннелю, рассказывал Крегер.
Тем временем тоннель вьющийся гигантской спиралью подошел к своему финалу. В темноте в сотне метров впереди уже начинался нижний уровень огромного подземного убежища рассчитанного на размещение сотен тысяч людей. Разговор великана и мага прервал появившийся из темноты Тард. Он пояснил, что впереди тоннель упирается в заполненный большими контейнерами просторный склад, в котором он заметил какое-то движение, судя по силуэту это их чудовище. С его слов оно перемещалось где-то там впереди в полной темноте, пряталось среди контейнеров. Монстр, по всей видимости, принюхивался, пытался по запаху и звукам на расстоянии понять, кто именно забрел в его владения. Сейчас чудовище пропало, по всей видимости, затаилось, решило устроить ловушку. Раз оно заинтересовалось ими, заметило их вторжение, затаилось там где-то и ждет, то, следовательно, идти вперед глупо. Идти вперед значит угодить в его засаду. Поэтому Тард не сумев придумать ничего лучше, велел этим двоим стоять на месте и дальше привлекать монстра к себе, пока сам он тихонько проберется вперед и попытается напасть на него первым, сразится с ним в темноте.
Тард ушел вперед. Великан и маг остались стоять на месте. 'Эй ты чудовище! Тварь чертова, — крикнул великан, который благодаря Крегеру пребывал в нетрезвом состоянии. — Иди к нам, мы ждем тебя!'. Крегера это рассмешило, но его улыбка быстро исчезла, когда в ответ из темноты донесся свирепый рев. Послышались звуки топающих лап, разъяренный монстр несся на них со всех сил. Тард еще не успев выйти из тоннеля, зная, что монстр видит в темноте, быстро спрятался за выпирающим из стены углом. Когда чудище увлеченное светом, исходящим из посоха мага пронеслось мимо, Тард вылетел из-за угла и набросился на него. Видя в темноте Тард, успев первым нанести чудовищу болезненную рану, увернувшись от его огромной лапы, нанес еще несколько ударов мечом, и монстр завалился на пол. Тард продолжал его кромсать. Перевозбужденный он резал и резал тушу монстра, рубил и рубил его. Теплая алая кровь хлестала фонтаном, забрызгала его всего, но он не мог остановиться. Спустя пару минут подошли маг и великан. В свете из волшебного посоха сначала показалась заледенелая лужа крови, затем лохматая смерзшаяся туша чудовища, изрубленная в лохмотья. Тард измазанный в крови, тяжело дыша, будто стесняясь, стоял лицом к стене.
— Я убил его, — тяжело дыша, прохрипел Тард.
Удивленный маг решил осмотреть тело чудовища. Великан не отпуская топор, не спускал глаз с туши монстра, чтобы если тот шевельнется порубить его на лохмотья окончательно.
— Скажи мне бесстрашный убийца чудовищ, а тебя не смутило что кровь у этой твари жидкая. Особенно когда ее фонтан брызнул тебе в лицо? — с издевательской усмешкой Крегер смотрел на Тарда.
— Какого х... — начал соображать Тард.
— А еще у этой твари шесть лап, — дальше разглядывал тушу монстра Крегер.
Тард потерянно склонился над тушей истерзанного им чудища, он просто не мог поверить в то, что видит. Великан, не выдержав рассмеялся, 'Прости Тард, не смог сдержаться' — оправдывался он. Перед ними лежала изрезанная туша шестилапого медведя, крупнейшего хищника лесов Северной Половины.
— Но как такое возможно? — Тард уже окончательно перестал понимать, что происходит.
— А я еще думаю, почему воздух здесь не такой затхлый! — усмехнулся Крегер. — Эти твари слепые, любят всякие темные норы. Наверное, попав в эти темные лабиринты, этот медведь был рад как никогда. Армидейские войска больше не патрулируют границы своего прекрасного Аламфисова леса вот всякая нечисть и заползает, топчет красивые цветы.
— Но как он оказался в этом подземелье? — недоумевал Тард.
— Думаю, в этом подземелье нас ждет еще масса сюрпризов, — глядя вперед, в темноту, сказал Крегер.
Маг коснулся лапы медведя, произнес какое-то заклинание, как и все маги неразборчиво себе под нос, чтобы никто не услышал. Следы медведя засияли на полу зеленым призрачным светом. — Идемте, — идя по следу, звал за собой остальных Крегер. — Не бойтесь, нашего человека-волка в этих подземельях мы теперь встретим вряд ли.
Бредя через подземные пустые склады, они не раз находили норы, которые уже начал себе рыть в полу убитый Тардом медведь. Подсвеченные в темноте призрачным зеленым светом следы шести медвежьих лап, по длинному узкому коридору вывели их к очередным железным дверям. Двери были выломаны. По официальной карте, что была у Крегера никаких дверей здесь быть не должно, на карте это место значилось как 'шахта вентиляции 'Б'. За выломанными дверьми еще один узкий коридор лестницей уходил наверх. Сразу после входа в этот коридор, в лица всем троим, ударил поток воздуха — сквозняк. После затхлого сырого воздуха подземелий свежий воздух, идущий сверху, казался сладким, от каждого его вдоха сердце начинало биться все радостнее. По пути наверх им попадались другие огромные двери, разделяющие эту лестницу на секции. Некоторые из этих дверей были выломаны, некоторые просто силой раздвинуты. На ступеньках в нескольких местах лежали клочья медвежьей шерсти, оставленные, по всей видимости, шестилапым хищником, которого прикончил Тард, сомнений не оставалось, коридор по которому они поднимались, ведет на поверхность. И вот прошагав, наверное, больше километра по лестнице наверх они оказались в каком-то темном помещении. Здесь уже было тепло, стены не давили на психику, значит они уже на поверхности или где-то не далеко. В свете с наконечника посоха мага в центре помещения показался большой великанских размеров стол, с такими же стульями. Такая же великанская печь, кровать за шерстяной шторой, они оказались в чьем-то жилище. В доме кого-то очень большого. Над головами вместо потолка висели переплетения огромных корней
— Домик под деревом, — похоже, узнал это место Тард. Оглядываясь по сторонам, он увидел спасительный лучик света, бьющий из щели в стене. Двинувшись в темноту, он ногой выбил слабо держащуюся на петлях круглую дверь. В глаза всем ударил непривычно яркий болезненный свет. — Ты... ты, что не мог предупредить что ли?! — закрыв глаза руками, кричал Крегер. Тард вышел наружу и вдохнул чистого лесного воздуха. Снаружи шумела на ветру хвоя, вокруг пестрили цветы, на улице стоял теплый солнечный день. За его спиной возвышался великанских размеров дуб — очередной мутант, порожденный Азурой, стоящий здесь еще с тех времен, когда этот лес еще не был украшен Духом и не был артэонами назван Аламфисовым. Внизу ствола великанского дуба среди его выперших огромных корней имелась большая дверь, ведущая в подземный дом из которого только что вышел Тард.
— Это Домик под деревом. Здесь на севере Аламфисова леса жил добрый великан по имени Румпиль. Артэонские детишки, гуляя по лесу, приходили к этому великану в гости. Он их согревал у камина, рассказывал им всякие сказки. Официально Домик под древом это что-то вроде аттракциона для детишек. А я еще думал, зачем артэоны держат этого великана у себя в лесу. Еще кормят его? Оказывается, этот великан был стражником тайного входа в армидейское подземелье. Великан Румпиль это всего лишь образ, персонаж, роль которого за долгие годы исполняли несколько разных великанов. Румпиль сказочник-смотритель открывал артэонской ребятне дорогу в сказочный мир... заодно присматривая за тайным входом в Армидею, — когда глаза привыкли, осматривая дом, Крегер объяснял Хродору.
— Великан-то, какой? Настоящий или мутант? — единственное, что интересовало Хродора.
— Порождение Азуры. Житель города Валхмура что на севере — это местный город великанов.
— Никакие это не великаны. Это мутанты. Ну и где же он? Где этот Румпиль артэонский слуга?
Крегер и великан осматривали великанское подземное жилище. Дверь, открывающая вход в спуск, ведущий в армидейское подземелье, была замаскирована под стенной шкаф. В одном из углов великанской хижины они обнаружили следы борьбы: жуткий бардак, следы когтей чудища, высохшие бурые пятна и еще очень странный резкий запах. Там же, под грудой разбросанных вещей был обнаружен вход в великанский погреб. В погребе нашли хозяина, вернее смотрителя этого дома. В полном мраке среди полок с какими-то банками истерзанное в клочья тело великана было разбросано кусками, поедаемыми жуткими крупными насекомыми многоножками. Запах в погребе стоял просто отвратительный. Едва захлопнулась огромная крышка жуткого погреба, как надышавшись свежим воздухом, снаружи пришел Тард. 'Там вокруг хижины валяется труха, оставшаяся от артэонской брони, как на месте той бойни в подземелье. По всей видимости, чудовище перебило здесь вторую группу армидейских солдат', — пояснил Тард.
— Значит, вот для чего они спускались в подземелья. Они пытались завалить этот тайный вход, по которому мы вышли сюда. Вот только чудовище они пытались оставить снаружи или внутри подземелий? — задумался Крегер.
— Скорее всего, снаружи. Им было главное обезопасить себя, лишить монстра входа в город, оставить его за высокими стенами. Это единственное разумное, что они могли. В этом и была вся сложность. Скорее всего, действовали днем — когда монстр, как и сейчас обычно покидает подземелье. Первая группа, скорее всего, пришла отсюда — снаружи и по плану должна была отвлечь монстра, в это время вторая группа, которую мы обнаружили перебитой в подземелье, должна была пройти незаметно через подземные лабиринты и, установив бомбы завалить этот секретный ход оставив монстра снаружи, — высказал свои предположения Тард.
— Возможно, — согласился Хродор. — Среди ошметков брони нужно найти эти липкие бомбы и обвалить этот секретный вход в подземелье. Сделать то чего не смогли армидейцы. Чудовище сейчас, скорее всего снаружи, бродит где-то в лесу. Завалим вход, и монстр больше не проникнет в Армидею.
— И что тогда? Чудовище, оставшись снаружи, пойдет терроризировать мир вокруг. Пусть лучше уж он донимает Армидею, причастную к его возникновению, — вдруг возмутился Крегер.
— Никакой мир он терроризировать не будет. Это же не живое существо, не умеет наш волк мыслить свободно. Сам же знаешь. Это же оно — проклятие, им движут конкретные цели и задачи. Его задача уничтожить Армидею, гнев монстра направлен только на этот город. Никуда он отсюда не уйдет пока стоит Армидея, изначально он ее проклятие. Завалим этот вход и устроим твари засаду. Будем ждать его в этой подземной хижине. Рано или поздно разрывающее изнутри безумие приведет его к нам. Мы снова сразимся с ним. Неважно победим мы или нет, но в Армидею он уже не проникнет, — Тард оставался на стороне артэонов, думал в первую очередь о безопасности людей беженцами живущих в городе.
Пока великан и Тард в поисках бомб копались в трухе, оставшейся от бронекостюмов, Крегер изучал следы вокруг огромного дуба. 'Странно, а где же следы волка?' — задумался Крегер. Вблизи выхода из подземной хижины и в окрестностях имелись только следы от солдатских ботинок — следы тех армидейских солдат, которых здесь перебил монстр, старые следы великана-смотрителя и еще следы чьих-то босых ног, причем довольно-таки свежие. Сначала маг не мог ничего понять, но потом его осенило.
— Это оборотень... — сорвалось у мага с языка.
— Чего? — не расслышал Тард.
— Здесь нигде нет следов нашего огромного волка, разве что только несколько исключений в месте бойни. Огромный волк из домика не выходил. Из свежих следов здесь есть только отпечатки босых ног человека. Обычный человек босиком сегодня утром вышел отсюда направился в лес и больше не возвращался. Все дело в том, что днем наш монстр превращается в человека, вот почему он нападает только ночью. Это оборотень — монстр способный возвращаться в человеческое обличие, первый в истории эволюции Тьмы полу волк получеловек. Огромный свирепый оборотень, — будто разгадал загадку тысячелетия Крегер.
Отыскав липкие бомбы, залепив ими, потолок в нескольких местах ведущего в подземелье коридора, они раз и навсегда завалили этот секретный вход в Армидею. Крегер оставшись по ту сторону заваленного прохода, через подземелья побрел в Армидею, чтобы сообщить артэонам об успешном уничтожении тайного входа и блокировке монстра за городскими стенами. И если других секретных входов в Армидею нет, также наказать артэонам на эту ночь выставить как можно больше солдат на окружающие город стены и привести в боевую готовность всю имеющуюся артиллерию. Главное теперь было не пропустить чудовище в город, хотя учитывая высоту стен, проникновение монстра было вряд ли возможно. Тард и великан решили пойти по следам и постараться отыскать 'оборотня' в лесу, пока при свете дня он пребывает в человеческом обличии, это если теория Крегера была верна. Договорились встретиться вечером у Домика под деревом. 'Чудовищу неизвестно, что секретный вход завален, ночью он как обычно придет в эту хижину, чтобы проникнуть в Армидею. Здесь мы с ним и столкнемся. Это если днем вы его не отыщите в лесу' — Крегер объяснил свой план Тарду и великану.
Рэвул, как ни в чем не бывало, спокойно сидел на высоком холме глядя на шумящую волнами Соленую Милю. Вместо одежды какие-то черные лохмотья, висящие на нем, колыхались на ветру. Позади, пестрил летними красками Аламфисов лес, без артэонов Армидеи погрузившийся в какое-то пустое спокойствие. Заросли многие лесные тропы, в густых дебрях больше не звучал веселый смех, даже щебетание птиц смолкало с каждым днем. Дующий с моря ветер трепал черные лохмотья, висевшие на нем вместо одежды. В приближении темноты его глаза изменились, теперь вместо обычных человеческих они стали желтыми волчьими. Смотрелось жутковато. В остальном внешне это был все тот же Рэвул: не то рыжая не то серая брода и длинные растрепанные волосы. Зато внутренне он изменился полностью, или просто считал что изменился. Во всяком случае, выражение лица у него теперь было серьезным как никогда. Здесь на этом холме дующий ветер, несущийся с моря, завывал в ушах, хоть на время, перебивая голоса семи злобных призраков, что постоянно шумели у него в голове. Днем, когда ему давали передохнуть он постоянно приходил сюда. О том, что с ним сейчас происходит, он старался не думать. Он почему-то запросто убедил себя в том, что главное в жизни это настоящий момент, 'жизнь продолжается остальное неважно'. Он просто сидел, и пока была возможность, просто отдыхал.
Дело шло к вечеру, скоро внутри проснется чудовище, значит, нужно плестись к Домику под деревом. Босыми ногами он брел по уже известному пути. В лесу из-за каждого темного угла доносился жуткий загробный шепот: 'Мы должны отмстить. Уничтожить Армидею, уничтожить все. Месть — единственное, что у нас осталось. Месть кровная, жестокая месть'. В тенях вековых сосен ему виделись силуэты призраков жрецов Страны Волка. Призраки никогда не оставляли его, они всегда были где-то рядом. Не общаясь ни с кем из живых, существуя в кошмарном сне, в пустоте и полном одиночестве окруженный только призраками он сам себе казался мертвым. Своим мертвым спутникам он был обязан многим. Ведь это семь призраков отворили дверь армидейской темницы, за счет чего он в облике чудовища выбрался на свободу. Это не считая различной другой их помощи. Солнце спряталось за тучи, в сгущающемся вечернем мраке цветы под соснами стали испускать слабое свечение. Он снова услышал шепот призраков. 'Они идут за тобой, они ищут тебя', — разобрал он в загробном шептании. Призрак в облике жреца с волчьей маской на лице появился за деревьями и указал рукой в сторону, откуда исходила опасность. 'Иди, посмотри сам', — говорили призраки. Рэвул осторожно подкрался к дереву и посмотрел сквозь ветви. Тард и Хродор осторожно двигались по темнеющему лесу, искали его.
Крегер поговорив с армидейскими командирами, уже возвращался к Домику под деревом. Тард и великан, желая поймать монстра, что-то загулялись и, несмотря на наступающую темноту, продолжали брести по следу босых ног предполагаемого оборотня. По пути они нашли золотистые обломки огромного бронекостюма, которым монстра, когда он был еще Чудовищем Фросрея, наградили армидейцы. И вот уже в сумерках Тард заметил какое-то движение за деревом, за которым прятался Рэвул и, натянув тетиву начал заходить сбоку. Великан с топором двинулся напрямую. 'Быстрее, быстрее беги!' — призраки гнали Рэвула, который бросился бежать со всех ног. Ледяная стрела Тарда воткнулась в дерево, пролетев в миллиметре от его головы. Великан, своим могучим топором снеся небольшие сосны, выпрыгнул из-за деревьев. Рэвулу ничего не оставалось, как прыгнуть в попавшуюся на пути канаву заполненную водой.
— Он где-то здесь. Ты видел его? — великан спрашивал у подоспевшего Тарда, который подтверждая, кивнул. Разделившись, прислушиваясь к каждому звуку, великан и Тард прочесывали окрестную местность. Рэвул сидя в ледяной луже, трясся от холода. Вдруг его тело изнутри будто сковала чья-то железная хватка, дрожь резко прекратилась, разом замолкли все звуки. В его галлюцинациях в полной тишине из леса на него вышло его ненавистное чудовище. Огромный черный человек-волк, рыча и скалясь, смотрел на него своими свирепыми волчьими глазами. 'Нет, пожалуйста, не надо', — беспомощно глядя в свирепые глаза молил Рэвул. 'Это твое единственное спасение, иначе они найдут тебя. Найдут и убьют', — шептали в его голове призраки, как бы уговаривая его. Монстр бросился на Рэвула, и своей пастью сдавив ему шею начал душить. Вне больной головы Рэвула, в реальности его тело содрогаясь в жуткой конвульсии медленно и болезненно начало трансформироваться в огромного черного полу волка получеловека. Он погрузился в черную воду канавы, затем поднялся из нее став больше на несколько метров. Его лицо болезненно вытягивалось в волчью морду, зубы превращались в огромные клыки. Черные лохмотья, висящие на нем вместо одежды, перетекали в черную шкуру, покрывающую монстра. Процедура превращения проходила болезненно, кости с треском удлинялись, выламывались, меняли строение. Огромными когтями от боли скребя землю, чудовище, пробуждаясь, издавало болезненные стоны.
Великан снес топором еще не до конца трансформировавшегося монстра. Пролетев несколько метров, врезавшись в дерево, быстро встав на ноги, монстр вырвал это дерево с корнем и его стволом снес несущегося на него великана. Чудовище обладало неописуемой силой. Хродор получив по ребрам, полетел как бейсбольный мячик, снося собой небольшие сосны. В голову монстра полетела ледяная стрела. Оборотень закрыл голову лапой, в которую воткнулась стрела. Увидев покрытого ледяной броней Тарда, врага с которым он уже встречался, оборотень зарычал злобно скрепя зубами и, бросившись на огромную сосну, взобрался по ее стволу и скрылся в кроне. Тард, видя как, содрогаются высокие вековые сосны под плотными кронами, которых ползет монстр, понял, что лук бесполезен. Чудовище, перепрыгивая с дерева на дерево, добиралось до высокой сосны, чтобы взобравшись на ее макушку, с высоты обрушится на маленького стоящего внизу Тарда, просто смять его своей тушей. Тард достал из поясного подсумка гранату, бросил ее рядом с собой, отвернулся присев на одно колено и закрыл уши. Огромный черный волк спрыгнул на него сверху. Свето-шумовая граната взорвалась. Чудовищу обожгло глаза, оно потерялось в пространстве и рухнуло на землю неуправляемой тушей. Тард снова рубанул монстра по шее и едва успел увернуться от его огромной лапы. Оборотень, схватившись за распоротую шею, бросился бежать и быстро скрылся за деревьями. Тард бросился к великану.
Хродор не хотел приходить в себя. Вокруг сгущалась темнота из глубины, которой доносился протяжный вой. Чудовище неизбежно придет за ними снова, у Тарда в одиночку в темном лесу не было шансов против этой бессмертной машины. Бросить великана он не мог, так же, как и тащить на себе этот огромный шкаф, облаченный в доспехи. Тарду ничего не оставалось, как беспомощно стучать великана по щекам, пытаться докричаться до него, привести в сознание. Темнота все больше сгущалась, чудовищные протяжные вопли становились все ближе. Тард уже смирился с погибелью, решив достойно принять смерть, защищая лишенного сознания товарища. Как обычно к нему на помощь пришел его ангел. Озарив его светом, безмятежная, беззвучная и легкая красавица с ангельскими крыльями своей красотой приковавшая все внимание Тарда, как обычно своим появлением заставила этого воина позабыть обо всем. Спустившись якобы с небес по какой-то сияющей белой лестнице, своими сияющими босоножками ступив на лесную траву, она коснулась головы великана, и тот резко пришел в себя. Из компании сияющего прекрасного ангела из-за своей красоты кажущегося сном, Тард резко провалился в общество дикого великана который, придя в себя не помня, кто он и где, начав орать как сумасшедший, едва не снес топором своего напарника. Тард увернувшись от топора, с трудом заставил великана успокоиться и одуматься. Становилось все темнее. Смысла в схватке с монстром в темном лесу не было, нужно было бежать, отступать к Домику под деревом. Хродор взвалил на себя Тарда, повесив его себе на спину как небольшой рюкзак и снося деревья, бросился бежать.
В Домике под деревом к удивлению было тепло и уютно. От магии Крегера в огромной печи потрескивал огонь. Сам маг, насосавшись из своей драгоценной фляги закрыв глаза, тихо сопел развалившись в великанском кресле. Снаружи раздался протяжный вой, заставивший Крегера проснуться. Маг тревожно посмотрел на дверь, за которой начинался ночной лес. 'Где же эти двое?' — встревожившись из-за сына он, ворочаясь, стал сползать с огромного кресла. Дверь открылась, едва не слетев с петель, 'эти двое' влетели внутрь. Великан в броне, с Тардом за плечами, пронесшийся пару километров по лесу задыхаясь без сил, рухнул на пол. Тард быстро закрыл дверь, замкнув единственный уцелевший засов, 'Нужно ее чем-то забаррикадировать' — крикнул он. 'Вас где дураков носило? — не разделяя суеты и тревоги сына спокойно зевая, интересовался Крегер. — Я же сказал...' — не успел он начать отчитывать Тарда, как дверь выломалась и из темноты в освещенное светом из камина помещение домика, топая четырьмя когтистыми лапами, вошел оборотень. Вместе с холодом снаружи залетели какие-то темные силы, пламя в камине тут же погасло, из согретого домика выдуло все тепло, все заволокла темнота.
Маг стукнул посохом о пол, наконечник посоха засиял ярким светом, осветив подземное жилище. Завязалась схватка. Тушей монстра сломали великанский стол, великан отброшенный ударом оборотня в щепки смял один из больших стульев, сломали, кровать, большой стеной шкаф, разнесли всю эту хижину. Оборотень, раскидав великана и Тарда ломанулся к тоннелю, ведущему в армидейское подземелье. В тоннеле он натолкнулся на завал, попрыгал, побесился, порычал, поскребся когтями о камни и после ломанулся обратно. Тут его уже встретили. Тард и великан набросились на монстра одновременно, дополняя друг друга. Пока великан пер на монстра, принимая на себя его основные удары, Тард ловко и быстро снова изрубил тварь своим серебряным мечом. Чудовище опять изрезанное свалилось без сил. Великан в попытках топором размазать череп, который оказался невероятно прочен, просто заколотил голову монстра в пол. 'На, ты попробуй' — отходя в сторону, великан передавал эстафету Тарду. Тард усилил свою Сферу Холода. Его окружили потоки ледяного белого воздуха, лед и белый иней поползли от него по полу. Он подошел к монстру и, всунув руку в его тело, пытался заморозить его. Раны чудища быстро зарастали, оно уже начало дергаться, постепенно приходя в себя. Крегер понимая, что эта очередная попытка ни к чему не приведет, велел сыну отойти. Когда чудовище снова пришло в себя Крегер при помощи своей магической силы, на расстоянии зажал его в невидимых волшебных тисках, а потом, водя посохом из стороны в сторону, заставил монстра немного полетать. Чудовище билось о стены, доламывая хижину, билось о пол, потолок, пока все внутри него не переломалось и оно не превратилось в мешок размолотых костей. Вроде уже окончательно выведенное из строя чудище было сокрушительно брошено магом на пол. Тард снова попытался приблизиться к нему, но оно снова задергалось. Понимая, что эту тварь умеренными методами не остановить Крегер тяжело вздохнул, придется действовать радикально.
Закрыв глаза, маг полностью сосредоточился. Затем опустился на колени и, открыв глаза, хлопнул в ладоши. Из его тела вырвалась волна холода, сковавшая льдом чудовище, заодно великана, весь этот 'домик', включая дерево под которым он находился, холодом уничтожившая весь лес на несколько километров в округе. Заморозив лес, волна холода донеслась до армидейских стен. Это был 'Ледяной взрыв' — суперзаклинание доступное Крегеру. Магов подобных Крегеру в магическом сообществе в шутку называли террористами. Суперзаклинание — основное главное заклинание постигнутое магом, можно сказать его персональная способность, то главное, что отличает этого мага от остальных. В первую очередь оно нужно для дуэлей с другими себе подобными и прочими сверхъестественными врагами, это своего рода персональное оружие каждого мага. Маги очень деликатно подходили к выбору своего персонального умения. В основном выбирали что-то, что может пригодиться и в обычной жизни, при помощи чего можно будет не только уничтожить врага, а также склонить перед собой на колени обычных смертных. Выбирали что-то сложное, многослойное, устрашающее и эффектное. Но всегда были маги, которым не по душе были все эти требующие напряжения и концентрации дуэли магов и прочие сверхъестественные противостояния, эффектные приемы. Были среди магов такие, кто хотел не более чем обезопасить свою жизнь, такие придумывали для себя суперзаклинания защитного или по-другому террористического типа. Так чтобы при встрече с равным врагом не заморачиваться не устраивать дуэли, а бахнуть разом и чтобы все закончилось. Такое суперзаклинание невозможно использовать в мирной жизни, оно не приносит никакой пользы, зато эффективно поражает любых врагов, можно сказать надежно защищает.
Крегер освоил 'Ледяной взрыв' — самое простое, распространенное из суперзаклинаний террористического типа. Его действие было подобно настоящему взрыву, только вместо разрушений все вымораживало на километры вокруг. Спасти противника от превращения в ледышку могло только знание антизаклинания, применение которого также сильно изматывало, и обучиться ему было невероятно сложно. Овладение таким защитным, пассивным, неконтролируемым, но зато очень действенным, разрушительным суперзаклинанием поглощало большую часть силы мага, даже не все средние по сложности заклинания такой маг мог освоить, зато он был надежно защищен от встреч с равными врагами. Именно овладение защитным, террористическим персональным умением делало Крегера как мага слабым, даже не слабым, а скорее ограниченным в создании, освоении и использовании магических приемов и заклинаний. Ему были доступны только простейшие из заклинаний, ну и некоторые средние по сложности. В Преферии ему отводилась должность целителя, борца с различными сверхъестественными болезнями. Зато он был опасен как настоящий террорист, в любой момент он мог 'бахнуть' и выморозить все на километры вокруг.
Из-за своей слабости или ограниченности в познании и использовании магической силы, он и нуждался в силе Тарда, без помощи которого как маг на службе Преферии был неполноценен. Они работали слажено, гармонично дополняя, друг дружку. В итоге получалась классическая схема: мудрый (ну в данном случае это, конечно же, в кавычках) маг — наставник, покровитель и молодой воин с горящим сердцем, во всяком случае, в таком идеале их видел мир. Тард делал грязную работу (за что получал всю славу), а Крегер стоял в стороне и вмешивался в крайнем случае, если требовалось. Но каким бы неостановим не было очередное порождение Тьмы, вставшее на их пути, Крегер всегда мог использовать свой ледяной взрыв, просто превратив в кусок льда любую тварь. Тард был воином стихии холода, ему замораживающая все живое волна была не страшна, но сейчас случай был необычный — с ними был великан Хродор.
Все вокруг было скованно льдом, покрыто толстым инеем, промерзло насквозь. Дуб-великан под корнем, которого они находились, полностью превратился в лед и пошел трещинами. В эпицентре ледяного взрыва воздух промерз настолько, что с неба посыпался снег. В радиусе нескольких километров все живое просто погибло, наступила настоящая мертвая тишина. Чудовище беззвучно замерло, превратившись в ледяное изваяние. Но и великан Хродор также стал куском льда. Тард, волной холода сбитый с ног, встав, оглядевшись, увидев Хродора злобно посмотрел на отца.
— И все дела! — сидя на корточках держась за голову, говорил Крегер. Применение суперзаклинания заметно измотало его. Его голос в окружающем ледяном царстве разносился эхом.
— Ты что безумец наделал? — напал на отца Тард, указывая на заледеневшего Хродора.
— Ой, да ладно! Главное чудовище остановлено, — вставая на ноги, пытался улыбаться Крегер, выглядящий болезненно и устало. — А это мы сейчас исправим... Постараемся исправить...
Маг, медленно устало опираясь на посох, подошел к ледышке, которой стал Хродор и, коснувшись ее рукой начал произносить какие-то заклинания. Неожиданно свет, исходящий из наконечника его посоха начал тускнеть, будто барахлить. Отовсюду из окружающей темноты послышалось призрачное шептание. Наступающий со всех сторон мрак задавил лучи света исходящие из посоха Крегера. Чудовище, скованное льдом погрузилось во мрак. В темноте появилось какое-то движение, призраки семи жрецов Страны Волка снова пришли помочь чудовищу. Крегер вместо того чтобы при помощи магии противостоять Тьме (как нормальный маг), произнести какое-нибудь противотемное заклинание, восстановить свет из своего посоха, бросился к заледеневшему чудовищу. 'Нет. Нет, ребята, только не снова!' — встав на пути одного из призрачных силуэтов, возмущался Крегер, но призрак спокойно прошел сквозь него. Семь призраков коснулись ледяного кокона покрывающего тело чудовища, и пространство опять прорезали помехи. От появления пространственно-временных дефектов, вызванного ими сверлящего нервы звука превращенное в ледяное изваяние могучее дерево, под которым они находились начало разрушаться. Торчащие из потолка обледеневшие корни как огромные сосульки начали ломаться и падать на пол. 'Спасай Хродора!' — кричал Тард. Крегер подбежал к великану и начал судорожно произносить какие-то заклинания. В темноте за его спиной послышался треск льда и рычание монстра. Благодаря вмешательству своих семи мертвых защитников, оборотень освободился от ледяной ловушки и бросился бежать из обрушивающегося Домика под деревом. Великан благодаря стараниям мага пришел в себя под слоем льда и, приложив максимум усилий, сам разломал ледяную корку. Великан, крича и задыхаясь просто вылетел из ледяного кокона, да так что с дури случайно сшиб рядом стоящего Крегера. Старый маг стукнулся головой и потерял сознание. 'Это поделом' — пояснил великану Тард поднявший отца и потащивший его на себе к выходу. Удар, которым великан случайно снес мага, станет расплатой за заморозку. Едва они выбежали на улицу, насквозь заледеневшее гигантское дерево треснуло и, разрушаясь, начало рассыпаться, будто стеклянное, погребя расположенное под собой великанское жилище.
Спустя пару часов теплый летний ночной воздух размыл весь холод, принесенный ледяным взрывом Крегера. Лед начал таять, все вокруг заполнили лужи как в середине весны. Крегер так в себя и не пришел. Дело было не столько в ударе, случайно нанесенном ему великаном, сколько в усталости и алкоголе, влитом в себя этим безумным стариком. По большому счету Крегер просто крепко спал, отдыхал после ледяного взрыва и не желал просыпаться, просто выспался, как следует впервые за долгое время. Найдя себе укромный уголок в лесу, с грузом в виде отключенного Крегера, Тард и Хродор просидели до утра, не смея никуда дергаться, все ждали нападения монстра. За всю ночь только один раз протяжный вой донесся откуда-то издалека. Только утром когда расцвело, они двинулись в Армидею.
Медики сделали Крегеру несколько уколов и положили в постель. Тард и великан тоже завалились спать без задних ног. Тард настолько устал, что сны просто текли у него в голове неконтролируемым потоком, окрашенные мыслями и переживаниями. И вот снова сквозь сон раздался мерзкий голос отца: 'Тард вставай'. 'Я тебя убью с...' — не открывая глаз, поднялся в постели Тард. У Крегера созрел новый план, он жаждал им поделиться, Тард потягивая кофе в казарменной столовой, устало глядя в одну точку совершенно не хотел его слушать.
— Сам выспался и теперь решил поиздеваться надо мной.
— Пока я был в отключке, мне пришло видение. Меня будто осенило. Что значит получается? У нас есть чудовище и его невозможно остановить. Но мы забываем, что у нас есть и другое чудовище, с которым мы тоже не можем справиться уже очень давно. Понимаешь, к чему я клоню?! — с безумной улыбкой Крегер смотрел Тарду в глаза.
Тард подавился кофе. — Ты больной психопат. Серьезно. Тебе лечиться нужно, — прокашлявшись, Тард привычно смотрел на отца как на умалишенного. — Ты всерьез прислушиваешься к своим галлюцинациям?! Это не видения, это твой больной мозг играет с тобой в игры.
— Я говорю о Оренатор. Об этом чешуйчатом сепаратисте, вторгшемся на север Преферии. Нужно стравить двух этих чудищ и пусть они пытаются убить друг друга! — Крегер был возбужден, так будто придумал что-то воистину гениальное.
— Гениально! То есть ты не знаешь, как остановить нашего оборотня и поэтому от делать нечего, решил устроить шоу! 'Битва чудовищ'? Если тебе так скучно, то можешь пойти выброситься из окна. Убей себя, но подвергать опасности мир не смей.
— Ты не хочешь меня слушать. В жерле драконьего пламени расплавляется даже сама земля, не говоря уже о металле или... живой плоти. Кто знает, может наша рептилия и испепелит нашего оборотня, просто расщепит его на атомы, превратит в кучу пепла. Или наоборот. В любом случае кто бы ни проиграл в этой схватке мы в выигрыше.
— Этот твой Оренатор стар и немощен. Тем более он вполне адекватен, ведет себя нормально, соблюдает общие законы и придерживается нейтралитета. И какой такой север он у тебя отнял? Дикари Колты все равно никогда не были частью Арвлады. И тем более это же зверушка, большая страшная, но зверушка, нас потом гуманная общественность по судам затаскает за такое обращение с животными.
— Этот борзый дракон сам сказал, чтобы мы нашли ему равного соперника. Пусть типа приходит любой, я со всяким сражусь. Это его воля. Грех не воспользоваться таким безумным положением вещей. И что страшного может случиться? Что такого страшного может произойти с этим миром, который повидал все? Все вокруг просто чья-то затянувшаяся шутка, мы просто сделаем эту шутку немного веселее!
Тард увидел нездоровый блеск в глазах отца, его это насторожило, он сразу стал серьезен.
— Хочешь мое мнение? Это бред полный!
— В этой ситуации пытаешься остаться моралистом? Да брось! Дракон должен быть в каждой подобной истории.
— Делай что хочешь, но я этой ерундой заниматься не стану. Ты пойдешь один, — Тард старался вести себя сдержанно.
— Ладно. Не один, а без тебя.
— Остановись, слышишь, пожалуйста, не надо инициатив из глубин твоего больного ума, — спустя секунду Тард уже молил безумного старика одуматься. — Хватит уже воспринимать мир несерьезно. Это тебе уже на все наплевать, это только для тебя все происходящее затянувшаяся шутка. А здесь вокруг тысячи людей, которые могут пострадать. Будь адекватен или останешься один!
Когда Тард идти отказался Крегер поднял великана. Хродор тоже любитель приключений на одно место, бодро подскочив, без особых уговоров был готов идти в новое странствие, заодно посмотреть на северные горы Преферии, он где-то что-то слышал об их красоте.
— Натравить на нашего оборотня жуткого дракона из северных долин это... я даже не знаю, как описать. Это не сумасшествие, это просто абсолютнейшая бредятина! Это все равно, что для растопки печи использовать огненную бомбу. Чтобы остановить одно чудовище ты собираешься растормошить другое. Ты хоть понимаешь, чем это может все обернуться? К каким жертвам привести? Это не шутки. Мы вытравили чудовище из города. Если других входов в город нет, то чудовище движимое звериным гневом следующей ночью в попытке снова прорваться внутрь выйдет к городским стенам. Всех солдат Армидеи нужно выставить на стены, нужно ни в коем случае не дать чудовищу проникнуть в город. И мы как пообещавшие помощь армидейцам, жителям Эвалты, должны сегодня ночью стоять на городских стенах вместе с солдатами. Мы должны помочь им, не допустить проникновение чудовища внутрь, а не шататься по драконьим логовам! — дав волю эмоциям, накричав на отца Тард замолчал. Он умел слышать себя со стороны, как ему, во всяком случае, казалось. Он понимал что звучит как истеричка, якобы натурально истерит, ему не нравилось свое собственное поведение, но безумный отец не оставлял другого выбора. Сам привыкший быть раздолбаем, он не любил читать нотации, сам чувствовал к себе отвращение в подобные моменты. Но такая уж роль была у Тарда в отношениях с отцом. Кто-то должен был сохранять рассудок пусть даже и ощущая себя истеричным нытиком.
Крегер стоял молча, с видом нашкодившего мальчишки, который все понимает, но не собирается отказываться от участи хулигана.
— Дайка угадаю: я как обычно никак не смогу тебя остановить? Все разумные доводы как обычно бесполезны, да? — Тард снова жалел о том факте, что Крегер его отец. Крегер молчал, отвернувшись в сторону. — Хорошо, тогда я выскажусь! Ты сам вынудил меня!
— Ну, давай.
— Отец, ты просто полный идиот, старый больной алкаш-маньяк, в конец обезумевший, у тебя просто едет крыша, пора уже признать это. Тебе лечиться пора! — Тард в порыве гнева схватил отца за грудки. В такие моменты, в порыве гнева ему больше всего хотелось врезать этому старому психу как следует, запереть его в камере, только чтобы остановить его, выбить дурь из его старой башки. Но в последний момент он как обычно остановился, отец есть отец, пусть он даже безумен.
Даже Хродору это показалось чересчур. Крегер выслушал все спокойно, даже глазом не моргнув, будто для него это было уже привычным.
— Ты закончил? — спокойно все перетерпев, как ни в чем не бывало, спросил Крегер.
— Да закончил, — тяжело дыша, внутренне успокаивал себя Тард.
— Значит, мы с Хродором выдвигаемся сейчас же.
— Господи, ну нет, ну не надо никуда идти! — Тард уже натурально умолял безумного отца.
На улице стоял немного облачный, но все же, теплый сухой день. Крегер и великан собирались отправиться в северные долины. Перед их уходом солдаты принесли в казарму настоящую великанью волынку. 'Вот мистер Крегер военное командование выполнило вашу просьбу', — пояснил старший сержант, указывая на великанский музыкальный инструмент. Великан взял огромную волынку в руки. 'Спрячем ее в лесу', — пояснил маг. 'Если все пройдет, как задумано, нам нужно будет как-то приманить монстра, который бродит в лесу. На обратном пути отыщем волынку и призовем с ее помощью нашего оборотня. Вызовем его на битву. Он уже слышал ее звучание. Для него это как вызов, он должен будет прийти'. Великан закинул волынку себе за спину, и они побрели в Аламфисов лес. 'Будь осторожен, наш оборотень где-то здесь', — Крегер предостерег великана, когда они зашли в лес. Даже голосов птиц слышно не было, утопающий в тени сосен Аламфисов лес казался пустым и безжизненным. Крегер думал, где бы лучше спрятать волынку, так чтобы ее потом можно было запросто найти, но тут внезапно Хродору стало плохо. Великан схватился за голову и упал на колени. 'Что случилось?!' — бросился к нему Крегер.
— У меня голова сейчас взорвется! — крикнул в ответ Хродор. — Там, — великан указал куда-то вперед. — Там что-то пыталось заговорить со мной. Звуки. Это голос?
Выставив вперед посох Крегер осторожно двинулся вперед. За ближайшими деревьями, в небольшом холмике он обнаружил вход в пещеру. 'Опасность. Зона паранормальной активности. Министерство Обороны Армидеи. И дата' — гласила табличка у входа в пещеру. Сам вход в пещеру был перетянут желтой лентой.
— Что там? — великан поинтересовался у вернувшегося Крегера.
— Пещера. В ней, скорее всего какой-то призрак. Ой, прости приведение, раз ты услышал его. После начала всего этого кризиса, когда защитный Свет Духа оставил эти места, вся местная нечисть, что до этого была подавлена сейчас начала лезть наружу. Армидейские вояки из службы паранормальной защиты выявили и пометили это место, как, наверное, и все прочие, где зашевелилось раньше подавленное Духом зло. Но теперь Духа нет. Тебе нужно уйти от этого места подальше.
— Он кричит. Он зовет на помощь. Но пластина, — великан коснулся железяки привинченной к его затылку, — блокирует сигнал. Я не могу разобрать его зов. Вместо этого только боль в голове, которой отдаются его крики.
— Он?
— Да. Это неуспокоившаяся душа мужчины. Воина, — Хродор анализировал обрывки своих видений.
— Мужчина воин, в центре Аламфисова леса — в неприкасаемой обители артэонов? Странно, быть может это армидейский солдат?
— Нет, не армидейский.
— Ладно, вставай, — Крегер вонзил в землю свой посох, Хродор поднялся, опершись на него. — Кстати это отличное место чтобы спрятать нашу волынку. Я искал какое-нибудь приметное место, которое можно было бы запросто найти даже ночью. В темноте рядом с этой пещерой ты ведь услышишь зов этой души не обретшей покой?
— Услышу. Но только давай отойдем от этой пещеры подальше.
— Да. Спрячем нашу волынку метрах в двадцати. Тридцати. На север от этой пещеры. Вся надежда на тебя Хродор, думаю, в нужный момент ты услышишь это приведение и приведешь нас к месту, где спрятана волынка.
Спрятав инструмент в лесу, в тридцати метрах от пещеры из которой Хродор услышал мертвый голос, они вернулись в город. 'Пешком топать долго. Воспользуемся телепортом, срежем путь' — объяснил великану Крегер. Телепортом из Армидеи за одну секунду они попали в Кефалию. Дальше через родной город Тарда двинулись на север, к возвышающимся заснеженным горам. Крегер раз уж так получилось, решил воспользоваться Руфусом: 'Все равно этот дуболом без дела простаивает в конюшне'. Маг сел верхом на черного жеребца, великан просто прибавил ходу, до темноты они планировали добраться до нужного места.
— Скажи, а почему ты позволяешь этому мальчишке так с собой разговаривать? — на ходу спрашивал великан.
— Да ладно это нормально в наших с ним отношениях. Негласная обязанность у него такая — отвечать за здравый смысл. Ведь надо признать, он прав. Моя очередная идея воистину безумна. Странно, что ты согласился идти со мной, — даже сидя на коне обращаясь к великану задирал голову маг.
— Я всегда не прочь прогуляться!
— Как бы глупо это ни звучало, но: в моем мире он здравый смысл и совесть. Без него я просто темный маг, тупой алкаш. Вернее не темный и не светлый, я никакой, я просто человек. Но в нашем мире, если ты не светлый маг, если ты не тянешься к элите, значит ты часть Тьмы. Тард и есть то самое, что подталкивает меня к свету, без него я не смогу дальше быть нормальным, вернее останусь просто собой. Он самое ценное, что есть у меня в жизни, то, что заставляет меня ощущать себя человеком.
— Если он так бесценен для тебя, за каким 'Х' ты таскаешь его за собой следом? Ведь его рано или поздно просто убьют. Возможно, убьют, — исправился Хродор после недовольного взгляда Крегера. — Скорее всего, у тебя на глазах.
— Ведь я же говорю что без него я ничто. Он, то единственное что заставляет эмоции шевелиться во мне. Не было бы его, мне было бы и дальше наплевать на этот мир. Я не злодей, тяги к разрушению и уничтожению у меня никогда не было, мне вообще ничего не надо, просто во всем этом мире меня интересую только я сам, мне по барабану, что творится вокруг. Я обычный человек. Именно Тард стал той самой силой, что толкнула меня к участи светлого мага. Только благодаря ему, я начал пытаться быть полезным обществу. В наших с ним странствиях это не я спасаю смертных. Это Тард помогает им, я же просто защищаю его, с погибелью остальных я могу смириться. Я только вытаскиваю этого пацана из плена артэонского мира, наставляю его на путь, дальше он двигается сам. Дальше я сам следую за ним, только помогаю ему. Это он тащит мою душу к свету, без него я непонятно что, не более чем простой человек наделенный силой мага. Если его не станет... я с ума сойду... светлому магу Крегеру, просто наступит конец.
— Глядя на тебя я все думал, зачем тебе все это надо. Так оказывается причина в нем, в Тарде?
— Я старый человек. Мне жить осталось, может еще пару лет. Чего мне бояться? Если бы Тарда не было, я бы давно сбежал из этой Преферии, от этих артэонов. Просто исчез бы. А пока есть Тард, есть и светлый маг Крегер. Этот спектакль продолжается.
— А ты как на светлую сторону перешел? Все как обычно: влюбился в прекрасную артэонку? Это была мать Тарда?!
— Настоящая мать Тарда обычная шлюха, одна из тысяч, что ублажали меня в мои лихие дни. Она вообще не имеет значения.
— Ах да, он же был рожден человеком. А как так получилось что теперь он артэон?
— Я его пристроил! Я понимал, что нормальная счастливая жизнь в этом мире ему будет обеспечена только среди артэонов, я боялся оставить его в холоде и жестокости мира людей. А, по-твоему, почему я теперь служу им? Все из-за него, все только ради этого засранца. За то, что артэоны приняли его к себе, я обязался служить им, блин: верой и правдой.
— Значит, вот почему тебе приходится так неумело изображать из себя светлого мага. Вот как ты продался артэонам. Все из-за благополучия сына. А он так себя ведет. Сначала Тард показался мне нормальным.
— Да нормальный он. Это я придурок, я же говорил он отвечает за здравый смысл. Он ни о чем не знает. При нем я всегда был светлым магом. Я принес его к артэонам еще младенцем, ему неизвестны подробности моей прошлой жизни и своего рождения. Он, конечно, догадывается, но, ни о чем не спрашивает, и так нам обоим легче.
— Значит, свою жизнь ты провел в странствиях, был свободным?
— Да нет, в моей жизни все наперекосяк, не был я свободным.
— Почему?
— Я был неопределившимся. Долго рассказывать.
— Наш долгий путь только начался. Звук твоего голоса и я уверен необычная история жизни были бы лучше воя ветра среди пустошей. Я ведь тоже не вчера родился. На своем пути мне приходилось встречать магов, но все они были... 'нормальными', — великан рассмешил Крегера, — относились к числу светлых, были скучными и какими-то однообразными. Их головы были забиты одной и той же скучной идеологией. Они не живут, они служат каким-то там целям. Ну, типа добру, свободе, там... справедливости. Это понятно. Мне интересно послушать действительно свободного и своенравного мага, уникального независимого от всех. Хотя бы узнать: каково это быть смертным богом или по-другому свободным и независимым магом? Как я понял, тебя не воспитывал орден, ты был предоставлен сам себе, ну и как же ты жил?
— Действительно, мне повезло побыть свободным магом. Но в жизни такой нет ничего хорошего — вынужден я признать. Имея силу лучше действительно служить какой-то цели и быть ограниченным в свободе. Иначе вся твоя жизнь будет катиться кубарем всегда на грани бездны. Подобно всем смертным — глупый и местами наивный незнающий истины, живущий лишь своими взглядами зачастую неправильными ты будешь тыкаться в поток этой жизни, пытаясь найти себе в ней место, но только в отличие от остальных цена твоих ошибок всегда будет роковой. Ведь ты обладаешь великой силой.
— Прошу прощения, но можно попроще?!
— Ладно, постараюсь быть понятным для тебя! Мне была до фонаря вся эта война светлых и темных магов. Я всегда считал себя адекватным человеком, поэтому пер наперекор этому миру всегда только ради самого себя любимого. Судьба мира, необходимость делиться своей силой со всеми своими смертными братьями — ну что это за бред? Думал я тогда! Я желал жить только для самого себя. Моя лихая молодость пролетела так быстро, что я ее даже и не почувствовал толком. Было время, когда я жил как хотел и делал только что пожелаю, сейчас я могу только с грустью вспоминать былые дни. Сейчас: тяжело вздохну, — он тяжело вздохнул, как обычно вздыхают, предаваясь ностальгии. — И так! Мои способности стали проявляться поздно, где-то годам к пятнадцати. Я был рожден рабом, пока я стал понимать, что к чему меня перепродали сотни раз, так что: 'кто я?' 'где мой дом?' — я не узнаю никогда. Да и это не особо интересно. Мой последний, основной в жизни хозяин был часовщиком, я был его помощником. Не пыльно, во всяком случае, лучше, чем горбатиться в шахте или на поле. Хозяин, правда, был строгий, даже не строгий, а скорее требовательный. Мог жестоко наказать. А потом когда понял, что оказывается я маг, убивать его я не стал, просто разнес в прах всю его мастерскую и скрылся — отправился, куда глаза глядят!
Я долго скитался по миру, всему учился сам, постепенно осваивая свою силу. Еду, правда, добывал воровством, при помощи магии заставить пару пончиков незаметно скатиться в твой карман, было несложно, то же самое с деньгами. Я не желал всю жизнь бродяжничать. Меня бесил утренний холод и... и в целом неопределенность. Я смотрел на этот мир, пытался понять его, выбрать для себя кем или чем я хочу быть. И глядя вокруг я быстро понял главную ценность человеческой жизни — богатство. Кучи денег, золота, бриллиантов — все это могло вырвать меня из объятий серой массы и вознести на верхушку людского племени. Полный достаток, вседозволенность и немного власти — вот то чего я захотел. Вполне нормально для человека, я считаю.
Окружающие пустые долины, изредка покрытые кустарниками, продувал ветер, несущийся с востока, впереди непреступной стеной возвышались горы северной оконечности. Маг, ехавший на коне, не спеша рассказывал историю своей жизни, а великан Хродор не без интереса слушал его.
— Я решил скопить богатство, вписать себя в родословную какого-нибудь знатного рода, вклиниться на самый верх разделенного на сословия дикого общества и, наплевав на всех жить в роскоши, ни в чем себе не отказывая, — с улыбкой Крегер вспоминал свою молодость. — Свое будущее богатство я понятное дело решил наворовать. Не зря же мне досталась сила мага. После небольших 'тренировок' я научился, расплавлять любой метал своим касанием, из разных сборников разузнал все возможные заклинания для взлома замков. Помню, сначала я попробовал ограбить банк. Едва унес ноги. Я сразу понял, что это слишком уж просто — зайти и взять кучу денег из хранилища банка. Что-то тут не чисто. И действительно. На двери хранилищ банка были наложены защитные чары, которые не только невозможно было взломать, так еще и попытка взлома лишила меня сил. Я едва удрал оттуда. Был бы чуток умнее, то не полез бы. В мире, где бродят подобные мне сверхъестественные воры вполне естественно есть и хитрые владельцы, научившиеся соответствующим образом защищать свое имущество. Нужно было сразу догадаться.
В молодости я был напористый, сильный не то что сейчас, так просто меня было не сломить. Я не отступился. После первой неудачной попытки понял только, что путь к моей мечте будет длиннее, чем я думал. Я нашел себе цели попроще — стал грабить ломбарды, простые торговые лавки, когда они закрыты на ночь. Постепенно в моем лесном тайнике богатства становилось все больше и больше. Своим будущим дворцом я избрал один старый заброшенный дом. Большой такой здоровенный домина — фамильное гнездо какого-то знатного рода. Бывшие владельцы один за другим все умерли в течение нескольких лет, от разных причин, но местным этого хватило. Дом окрестили проклятым, окна наглухо заколотили. Я выяснил, что все члены некогда знатного рода мертвы или не знают о своем наследстве. Я решил явиться миру под именем барон Филип Флангорнский — якобы обнаружившийся наследник погибшей благородной семьи желающий воскресить фамильное гнездо. Много средств потратил, чтобы подделать родословную, вписать себя в древо погибшего рода. Все получилось удачно. Я скажем так, скопил, ну или вернее наворовал достаточно, грабить банки я все-таки научился. Только одного золота мне хватило бы на десять жизней. Восстановив дом, я с легкостью вписался в высшую знать одного людского государства в глубине Межокеании. Страна после государственного переворота и свержения власти темного мага вот уже больше ста лет лежала под артэонами. Все было прекрасно. Для всех я стал бароном Флангорнским. Несколько лет один сплошной праздник. Бесконечные пьянки, вечерники и праздники высшего общества. Я соблазнял графинь и разных глупых принцесс. Жизнь неслась безумным темпом.
Я отмечал третий день рождения в шкуре барона. И на празднике упиваясь шампанским, за разными глупыми беседами, случайно натолкнулся на странного гостя. Это был агент светлых магов, что-то вроде вербовщика. Он сказал, что они все знают обо мне, кто я и как заработал свое богатство. Мне ясно и четко пояснили, что якобы в мире, разрываемом войной между мировыми темной и светлой ветвями магии, не может быть нейтралов или неопределившихся. Недостойно магу прятаться под маской смертного. Спросил: 'хочу ли я присоединиться к ним?'. По его словам во мне скрыта колоссальная сила, которая неизбежно явит себя, вопрос был, только в каком обличии? Если я как человек неразумен, если во мне нет добра и чувства справедливости, я не способен тянуться к свету значит, я не могу или не хочу быть светлым магом, значит я потенциальный темный маг. Грубо говоря: если я не с ними значит я против них, все как обычно. Каждый человек от природы наделенный магической силой, не желающий работать над собой, не желающий стараться стать лучше, бороться со своим внутренним злом — каждый обращается во Тьму. Такова была их идеология. Просто так отсидеться в стороне прячась от всех не получится. Если я не один из них значит я автоматически будущий темный маг — враг всего живого, чудовище, использующее свою силу лишь в личных эгоистических целях, значит, меня нужно уничтожить. Беседа проходила в атмосфере праздника, все было сказано весело, шутя и ненавязчиво. Вербовщик светлых магов выглядел приятным веселым человеком. Очень вписывался в окружающую атмосферу. Даже угрозы он сводил к шуткам. Они не давили на меня, оставляя право выбора за мной. Как он пояснил: мне было уже много лет, в таком возрасте из меня уже не сделать солдата, было бессмысленно запугивать меня или заставлять, в таком возрасте я должен был прийти к ним сам. Мне дали время подумать.
Естественно я даже думать не стал. Я что сумасшедший, зачем мне все это надо? Тем более вербовщик сразу пояснил, что шанс того, что я в таком возрасте осознанно изберу путь светлого мага, очень невелик. То, что я вырос сам по себе это их вина, они меня упустили, следовательно, если в возрасте двадцати двух лет я откажусь вступать в их ряды, они отнесутся к моему выбору с пониманием. Так он сказал.
Подобно всем людям, столкнувшимся с серьезными проблемами, я ушел в запой. Затем страхи со временем сами собой отступили, и я продолжил жить как раньше. Ничего плохого не происходило, я даже стал снова возвращаться к привычной жизни богача...
Лучшая часть моей жизни оборвалась, когда за мной пришли ликвидаторы — маги убийцы магов. Природа магии подчинена определенным законам. Главный из них это закон численности магов. Нас в этом мире определенное количество, всего несколько тысяч. Цифра непостоянная, она всегда варьируется, но не сильно. И пока живы ныне существующие маги, пока предел нашей численности, достигнут, новые маги не рождаются. И раз уж я отказался стать светлым магом — меня решили уничтожить, чтобы я не занимал в пустую отведенную природой магическую квоту, чтобы я освободил место. И кто знает, может маг, который родится мне на замену... вернее родился бы, все-таки избрал бы путь света. Был бы более полезен миру, чем я. За убийцами, пришедшими по мою душу, само собой стояли светлые маги. Но одеты были те убийцы во все черное. Я чудом сбежал от них. Мой дом, все мое имущество — все было уничтожено. Официально последний из рода баронов Флангорнских сгорел в пожаре, уничтожившем родовой дом. Я снова став собой побрел по миру простым бродягой.
— Думал, так просто будет обмануть весь мир и прожить богачом?!
— Решил что я самый умный. Так закончилась так называемая первая часть моей жизни. Вторая началась со страха. После покушения чудом уцелев, я, естественно подался в бега. Просто растворился. Долгое время я как крыса прятался по темным норам, по разным подвалам, амбарам. Трясся от страха, оглядывался по сторонам, в ночи прислушивался к каждому шороху. Расслаблялся только алкоголем, наверное, тогда я спился. Так прошло несколько лет: в страхе, бродяжничестве, бесконечном запое. Тогда мне казалось, что моя жизнь закончена.
Потом... в общем моя депрессия кончилась когда я оказался в племени тех дикарей. Как я туда попал то?.. Ах да! Скитаясь по разным злачным заведениям на задворках мира, я видимо конкретно перепил однажды. Уставший, дико злой, обиженный на несправедливый мир на пьяную голову, смелый и храбрый я вдруг решил, что хватит с меня терпеть все это, бесконечно бегать и прятаться. Я решил дать бой магам убийцам. Смутно помню, в тот вечер ноги понесли меня в лес, я решил поупражняться в своих магических способностях. На пьяную голову, когда и море по колено решил что тренировками сумею развить свои магические способности, более тонко углублюсь в познание магической материи в итоге стану достаточно сильным чтобы дать отпор тем, кто пытается меня убить. Только немного поупражняюсь! Одним словом: я конкретно перепил! Ну, в общем, изверг я несколько молний, озарил лес светом, вроде как потренировался, 'сделал шаг на пути развития своей магической силы', перенапрягся, а потом просто вырубился, захрапел видимо прямо в лесу.
Очнулся, представляешь, в какой-то юрте! Вокруг дикари какие-то. Это было племя 'Найромни'. Может, слышал? Обитает где-то в лесах на восточном побережье. Где-то за Сломанной скалой. Где точно сейчас не вспомню.
— 'Найромни'? Где-то может, что и слышал, — задумался великан. — А сколько лет назад было все, о чем ты говоришь?
— Не знаю. Лет тридцать с копейками.
— Тридцать лет?! — удивился великан. — Так, а тебе самому-то, сколько? Вернее сколько лет ты ходишь по земле маг?
— Мне всего шестьдесят два года. Да я знаю, я ни крутой маг, а простой обычный человек. Мне не сотни лет. Я живу лишь отведенный мне срок и ни разу не продлевал свою жизнь. В мудрые помощники Духов я не гожусь, никакими зельями продления жизни пользоваться не собираюсь. Хочу умереть нормально. Мне, конечно, пришлось поднапрячься пособирать кореньев для лечебного зелья это, потому что у меня ноги отнимались, а так никакой продлевающей жизнь дрянью накачивать себя я не собираюсь, умру, как и положено. Нет ничего глупее, чем бежать от смерти.
— Должен признать для шестидесятилетнего обычного старика ты неплохо выглядишь.
— Я же говорю: мне пришлось прибегнуть к небольшому допингу — пришлось накачаться волшебно-лечебной мерзостью, чтобы ноги слушались, а так я это не какой-нибудь там трехсотлетний древний полутруп, который мертв в душе, я молодой по меркам магов, проживаю только отведенный мне природой срок. Я же говорил: я обычный человек с магическими способностями. И жить сотни лет я не собираюсь, мне и шестидесяти выше головы хватило.
— А мне получается уже больше четырехсот лет. Я живое ископаемое сотни лет, хранившееся в куске льда. А ты меня еще про какое-то племя спрашиваешь. Я застрял в мире, отстающем от реального на четыре сотни лет. Для меня Преферия это дикая и малонаселенная земля, где почти нет артэонов. Я очень медленно постепенно возвращаюсь в реальность. Я как кусок замороженного мяса, который еще только оттаивает, мне приходится заново все познавать. Ты что-то рассказывал про дикое племя, в гостях у которого очнулся после очередной пьянки, — Хродор желал дослушать рассказ мага, а то рассказчик, погрузившись в мысли и воспоминания замолчал, ушел в себя.
— Несколько охотников племени Найромни во время охоты в ночном лесу увидели мои пьяные фокусы. Дело в том, что это племя уже жило под покровительством одного мага. Как это бывает один мудрый маг, во всей этой неразберихе желающий остаться нейтральным, пытаясь сбежать от суетного мира, гостем пришел к племени Найромни, затем заслужил доверие и уважение его жителей. При помощи своей силы тот маг помог жителем племени решить все их проблемы, волшебством облегчил и упростил им жизнь и главное — установил разумные и четкие, справедливые законы, живя по которым люди Найромни позабыли, что такое проблемы. Люди Найромни признали того мага своим верховным покровителем, мудрым правителем и защитником. Но тот старый маг уже давно умер, и с тех пор брошенное племя жило в ожидании пока их магический покровитель и защитник, вернется в новом обличии. Эти дикари жили в лесу, в полном отрыве от остального мира. Не знаю, как это я забрел на их территории. Их охотники, увидев вспышки света и богоподобного человека, что извергал их — то есть меня пьяного в стельку сразу все приняли за волю господню и подарок судьбы. Во мне эти дикари увидели своего нового мага покровителя, смертного бога посланного им судьбой.
Это было забавно. Представь: у меня башка с бодуна гудит, я вообще не понимаю, где нахожусь. А они все приклонились передо мной, встали на колени. Делать было нечего, я остался править этими дикарями. Скажем: великодушно согласился побыть для них богом! Удивительно, ведь изначально я не хотел ничего этого, меня как-то судьба сама подтолкнула. Я о таком даже не думал, эти дикари сами провозгласили меня богом. Меня эта мерзость как-то сама затянула. Я быстро вошел во вкус. И естественно мне понравилось быть богом для смертных. Я был центром всего, все стояли передо мной на коленях, моя воля была священна. Однако вопреки всему поначалу я пытался остаться человеком. Пытался быть мудрым правителем, помогал своим подданным как мог. Тогда я согласился и всецело принял идею того что истинная участь магов — это правление людьми. Маги должны стоять во главе людского общества — только так мы можем истинно служить смертным, нести за них ответственность, решать их проблемы как свои собственные. Только так мы можем всецело реализовать свой потенциал и быть едиными с человечеством. Ни короли, ни самопровозглашенные правители должны стоять во главе людского общества, а маги в статусе высших правителей должны нести ответственность за подданных людей. Читая мемуары великих магов древности, я часто наталкивался на эти идеи, но до этого был с ними не согласен. Но тут я почувствовал сладость власти.
Не помню, сколько лет я прожил правителем племени Найромни. Скудные лавры правителя лесных дикарей быстро перестали меня удовлетворять. Мясо лесных животных и всякие травяные настойки быстро приелись. Мне захотелось чего-то большего. Мне хотелось стать правителем нормальных людей, найти себе какое-нибудь маленькое королевство, в котором живут нормальные привычные для меня люди, которые не ходят в набедренных повязках и не пляшут у костра. Там где в качестве благодарности, подданные, вместо туши животного жаренной на вертеле поднесут мне нормальное мясо в нормальной посуде, с вином и пивом в золотых кубках. Ну, это грубо говоря.
Я сбежал от своих дикарей, просто сбежал. Понимаю, что поступил неправильно, но вот такой вот я неблагодарный кретин. Поиск нормальных цивилизованных людских обществ свободных от власти магов и привел меня в Преферию. Только здесь еще можно найти нетронутые людские королевства. Я долго бродил по земле за туманом. В барах, у придорожных костров общался с разными бродячими торговцами, просто странниками, собирал информацию о местном мире людей. Вскоре я нашел людское общество, потерянное и заблудшее, которое я, как мне казалось, смог бы привести к лучшему будущему.
В рассказах разных путников с большой дороги я нередко слышал о маленькой людской стране, которую большинство рассказчиков называли Валгон. Типичная дикая страна, затерявшаяся в Лесистых Горах Южной Половины. Один большой город, ну как большой, свыше сотни тысяч человек и куча небольших деревушек и ферм вокруг. По слухам Валгон вот уже несколько лет заливал кровью невинных крестьян очередной самопровозглашенный король-тиран. Тиран пришел к власти в ходе государственного переворота, по моему мнению, поддержанного, проспонсированного артэонами, вот уж не знаю, какие интересы у СБК были в этой глуши, но грамотность действий народных революционеров в данном случае говорила о тщательной подготовке. И так я решил покорить жителей Валгона, свергнуть мучающего их тирана, чем заслужить их расположение, а после принести этим людям мир покой и просвещение.
Крегер непонятно для великана рассмеялся, сквозь смех, прося простить его. Безумный маг будто подошел к самому смешному моменту в своем рассказе.
— Я вломился в город Валгон через главные ворота. К черту! Я просто вынес их. Разметал всю королевскую охрану... Вломился в дворец и прямо на месте без суда и следствия убил самозваного тирана. Да, — улыбался Крегер, — раньше я мог, действовал как отморозок, на все наплевав. О чем я только думал? Убив этого тирана, я нога на ногу развалился в его тронном кресле, ожидая пока перепуганный местный люд, пришлет каких-нибудь переговорщиков.
Местные госслужащие. Все эти жирные лизоблюды и прочая придворная откормленная мразь, которая даже удивиться не успела когда я за пять минут сверг их короля. Все они, включая государственную охрану и имеющуюся в городе армию, в тот же день присягнули на верность мне. Простой люд в тот же день собрали на площади, где я выступил с заранее заготовленной речью. Я сказал все как обычно: мол, вот я такой белый и пушистый принес вам свободу и просвещение. Что больше не будет никакой тирании и рабства, а гарантом этого остаюсь я — крутой светлый маг, который отныне будет их верховным правителем и защитником. Единственный вопрос, который помню, тревожил меня тогда: чем я отличаюсь от тирана убитого мной? Меня волновал даже не сам этот вопрос, а то, как мне оправдаться в глазах простого люда, как сделать свою власть законной? Я не придумал ничего лучше, чем уповать на волю всевышнего. В глазах простого люда свое появление я постарался оправдать проявлением судьбы, спасением, посланным этим людям самим всевышним.
За разговором, вернее за долгим рассказом Крегера они дошли до небольшого ручейка одиноко бегущего среди зеленых равнин. Отпустив Руфуса побегать, они уселись передохнуть у маленького костерка треплемого ветром. Пришло время заняться тем ради чего Хродор, по сути, и пошел в этот поход — приложиться к содержимому драгоценной фляги под приемлемую закуску.
— Сначала я старался. Правда, — продолжал свой рассказ, вошедший в свое привычное состояние Крегер. — Отменил рабство, даже конституцию написал. Поначалу я всегда твердил себе о том, что это не подданные, это глупые дети за которых я отвечаю. Я должен жить только их проблемами, должен заботиться о них, быть разумным, в меру строгим правителем, своего рода отцом. И поначалу так оно и было, я действительно решал их проблемы, помогал им во всем. Но со временем я не то чтобы стал выдыхаться, я даже не устал, мне просто стало интересно другое, я просто забил. Я скажем так, зажирел. С головой погрузился в свои потребности и интересы, тратить время на то чтобы заниматься правительственными задачами стало невозможным для меня. К тому времени для большинства я стал богом. Меня любили, на меня молились как на бога, и сам я стал считать себя чем-то большим, чем просто куском дерьма, каким на самом деле являюсь... всегда являлся, живя в этом мире простым смертным. Я сам не заметил как под давлением власти и вседозволенности стал тем еще тираном.
В рядах госслужащих у меня была кучка верных, до ужаса преданных мне фанатиков внимавших каждому моему слову. Они смотрели за страной, они контролировали выполнение законов, которые для людей написал я, в то время как мне на своих подданных стало уже совсем наплевать. Моя жизнь превратилась в бесконечную вечеринку. Я утопал в алкоголе и безумных оргиях. Как только мои помощники, вместо меня правившие страной спрашивали у меня как решать тот или иной вопрос, я, не задумываясь, нес первый бред, что приходил мне в голову или вообще предлагал им самим решить проблему по своему усмотрению. Все вокруг было подчиненно только мне. Мне не до чего не было дела. Любые мои фантазии, любое безумие, они повиновались всему. По совету гнилых языков из числа моих советников проводились процедуры любования меня. Люди шли и просто целовали мне ноги. Мне сказали, что это необходимо, что так черный люд будет чувствовать над собой мою божественную власть. Я слушал эти гнилые языки как дурак.
Потом, помню, мне стало страшно. Я стал трястись за свою гнилую шкуру. Знал, что рано или поздно за мной придут, ни те так эти. Меня попытаются убить или подчинить себе. Я шагнул слишком далеко, быть нейтралом уже поздно. Тогда же я подружился с магом Литарном Темным — верховным правителем Ладгарской Империи. Ну как подружился, он просто со своей армией стальных чудовищ заявился в мой Валгон. Я не стал сопротивляться и согласился платить ему дань. Так или иначе, мы с этим темным для артэонов магом стали своего рода друзьями. Литарн посоветовал мне обучиться суперзаклинанию, избрать уже для себя какое-нибудь персональное магическое умение. И тогда я не придумал ничего лучше, чем стать магом террористом. В перерывах между пирушками и оргиями, я освоил 'Ледяной Взрыв' — суперзаклинание разрушительного типа, при реализации превращающее все живое в лед на километры вокруг меня, чтобы если враги придут за мной разом просто смести их всех. Утащить их всех за собой, прямиком в чертово пекло, которым вопреки всем удовольствиям мне казалась собственная жизнь. Вырваться из этого круговорота насилия и разврата было невозможно. Самостоятельно невозможно.
И вот как помню, однажды я проснулся в клоаке, в которую превратился тронный зал. После вчерашнего веселья кругом валяются пустые бутылки, пол залит воском от свечей. На шкурах спят какие-то голые бабы и еще какие-то жирные мужики жутко храпят. Вонь стоит как обычно невыносимая. Меня стошнило от этого всего. Я решил пойти прогуляться, впервые за несколько лет пройтись по своему городу, посмотреть, как он живет. Облачился в серый незаметный плащ и пошел по улицам. Меня сразу насторожила какая-то тишина. Повсюду на улицах стояла вооруженная стража. Редкий прохожий, не глядя по сторонам, несся со всех ног, желал быстрее пробежать, не привлекая к себе внимания. И самое главное — противное мерзкое карканье и стаи ворон-мутантов летающих над городом. Падальщики, чующие мертвую плоть, они парили над погрузившимся в тишину Валгоном. Я примерно понимал, что происходит, но не хотел верить, пока сам не увидел.
Зайдя за очередной угол, прямо в центре города я увидел огромную яму, заваленную гниющими трупами. И тут я вспомнил. Ведь на убийство половины из всех этих несчастных я лично отдал приказ или разрешение. Когда я, просыпаясь с дикого похмелья как неподвижное бревно валялся в расслабляющей ванне, мои помощники уже давно ставшие профессиональными инквизиторами спрашивали меня, как быть с очередным недовольным бунтом я, не желая вдумываться в детали давал добро на наказание непослушных. Я одобрял массовые убийства и даже не осознавал этого, меня ничего не интересовало кроме себя. Насколько сильно я потерялся?
Пока я развлекался, наслаждался участью смертного бога, несколько тысяч жителей Валгона умерли от голода вызванного несколькими неурожайными годами. Голод провоцировал массовые бунты. Еще несколько тысяч людей уничтожила выращенная мной инквизиция. Я оставил управлять городом кучку жестоких безумных психопатов. Они неверно истолковали оставленные мной законы, извратили их суть. Они в условиях моего наплевательского отношения, с моего фактически одобрения установили кровавый террор, жестоко убили, сожгли, повесили больше половины жителей города. А я ничего этого даже не заметил.
Повешенные трупы висели прямо на улицах как вывески торговых лавок. На площадях тлели инквизиционные костры...
Я же хотел как лучше. Клянусь, вначале я хотел изменить жизнь этих людей к лучшему. Среди жуткого и ужасного мира я желал создать что-то хорошее, безо всяких артэонов и прочих извращений. Я хотел стать их отцом и заботиться о них как о детях. Власть превращает неподготовленный ум в чудовище. Мое правление вместо света привело это общество к погибели и ужасу. Смертным богом быть трудно. Я не выдержал тяжести этого бремени.
Помню я вышел на людную улицу. Увидел своих подданных: серое жуткое смердящее быдло. Быстро семенящий по улице, не смеющий смотреть по сторонам серый люд, наглые шлюхи, разгуливающие вперемешку с вооруженными стражниками и инквизиторами. Они что-то говорили, но я не слышал звуков. Мне все надоело, я устал все это терпеть. Мне просто хотелось, чтобы этот ад прекратился. Сквозь жуткую боль в сердце я решил остановить все это в ту же секунду, смыть всю эту дрянь с лица земли. Суперзаклинание кропотливо отточенное мной для защиты от тех, кто придут по мою голову, я впервые опробовал его на живых целях. Ледяным взрывом я просто уничтожил всю эту грязь. Несколько тысяч жизней оборванные одним мигом. Все на километры вокруг в одну секунду сковал лед и холод, с хмурого неба посыпались хлопья снега. Замерзшие вороны падали на землю и рассыпались как стеклянные. Наступила тишина, желанная, такая прекрасная. Я никогда не должен был становиться богом для людей, только не такой придурок как я... Так я стал темным магом, стал злом, в одну секунду или был им всегда и просто медленно к этому шел, — тяжелые воспоминания вопреки времени все еще болезненно щепали душу Крегера. С болью глядя на возвышающиеся на севере заснеженные холодные горы, он замолчал. — Я же хотел как лучше. Правда. Но вот только забыл что я всего лишь человек.
— Есть в твоей истории что-то похожее на мою, — усмехнулся Хродор. — Меня тоже мучает совесть. Поэтому можно сказать мы оба сейчас здесь.
— Да нет. В моем случае совесть не причем. Ты не представляешь насколько я конченный в душе. Я согласился служить артэонам только ради будущего Тарда.
— Даже боюсь спросить, когда же ты обзавелся им...
— Тогда же и обзавелся. В тот же миг когда разом оборвал тысячи жизней. Я брел среди ледяных манекенов, и тут что-то нарушило мою прекрасную тишину. Это было какое-то движение, движение внутри одного из ледяных изваяний. Ощущение пустоты ушло, я четко почувствовал, что не один в этом ледяном царстве, рядом со мной шевелилась жизнь. В животе одной из заледеневших женщин шевелился ребенок, это было не иначе чем чудо. Я достал его. Знаешь!.. Живот треснул как стекло, я просто достал его из ледяной утробы. На моих руках шевелился младенец. Он был синий и холодный, но живой. Потом синева сошла с его кожи, он закричал, заплакал, как и все новорожденные. У меня видимо от нервов крыша совсем тронулась. Этот младенец в моем болезненном сознании предстал великим чудом, божьим даром, данным взамен тысячи падших жизней стертых мною. Мне показалось, что сама судьба дает мне возможность искупить вину за тысячи убитых. Рыдая как конченый психопат, я решил, что должен сохранить эту жизнь, этот божий дар, во что бы то ни стало. Иначе моей падшей душе не спастись.
Я сильно, слишком уж сильно привязался к своему чуду. Я будто чувствовал что это продолжение меня, моя плоть и кровь. Естественно желая прекрасного светлого будущего для своего дитя я не нашел вариантов лучше чем отнести его к артэонам. Только там под Светом Духов он может быть счастлив в этом мире. Младенец был артэонизирован и встроен в артэонский социум. Как позже оказалось ребенок мой. В потоке бесконечных оргий я обрюхатил немало шлюх (по-другому я их назвать не могу), и та, что подарила мне Тарда, просто была одной из них. По всей видимости, Тард должен был стать магом, моя магическая сила должна была передаться ему по наследству. Обычно магическая сила редко передается от отца к ребенку, рождение мага от мага подобно редчайшему чуду. Это был тот самый редкий случай. В Тарде теплилась магическая сила, он должен был родиться на днях и стать полноценным магом подобно мне, но я волной холода убил его вместе с матерью, прервал естественный процесс. Магия, чей источник сиял внутри него, не дала ему погибнуть, его тело впитало мой холод. Выжив, он покорил себе холод как стихию. Стал этим... Воином Стихии.
За артэонизацию Тарда, его будущую счастливую жизнь я расплатился свободой. Присягнул на верность артэонам. Так я и стал типа 'светлым магом'. И это стоило того. Я полюбил Тарда как сына. Он самое ценное, что есть у меня в жизни. Именно его наличие заставляет меня быть похожим на человека. Без него я просто старый алкаш, которому не до чего нет дела.
— Ты говоришь, что делишь жизнь на две части...
— Сейчас я не живу. Я жил тогда, неправильно, греховно, но жил. Сейчас я существую, служа каким-то безумным совершенно мне непонятным, но все же! Надеюсь благим целям!
И знаешь, — отвернувшись в сторону, задумался Крегер. — Такая жизнь, как бы это безумно не звучало, меня устраивает. Мне больше не в чем себя винить и не за что ненавидеть. Я больше никуда не тороплюсь и не спешу. Я бродяга, у которого ничего нет. Я должен ничего не иметь, ни собственности, ни власти. Только так всеми забытый я могу остаться человеком и не смогу кому-то причинить вред. Пусть жизнь несет меня по своим порогам. Они хотят видеть меня светлым магом, хотят, чтобы я помогал им? Хорошо. Говорят, что должен отработать какие-то грехи? Мы живем в мире, где отец может насиловать свою маленькую дочь. Какие грехи у меня могут быть перед этим миром? Я согласен зваться светлым магом, согласен помогать, но не надо принуждать меня. Под присмотром магов из 'Равновесия', лишенный всего, я, наконец, спокоен. Я просто доживаю остаток дней, несусь по течению жизни и совсем не смотрю, куда оно меня тащит. Коротаю время, да еще порой и помогаю кому-то!
После своих откровений Крегер замолчал надолго. Они все также отдыхали у костра, Хродора разгоряченного спиртным начало клонить в сон. Ничего не сказав Крегер, встал и побрел в направлении северных гор. 'Стой безумный маг!', — бросив догорающий костер, пошел за ним следом Хродор. Блистая на солнце, у подножия гор текла речушка Аврия. Единственный мост на ту сторону находился в нескольких километрах на восток, выше по течению. Речушка хоть и небольшая, все же жутко холодная, переходить ее вброд, значит продрогнуть до костей. Крегер не желая лишний раз напрягаться, никаких полезных в данной ситуации заклинаний (вроде хождения по воде) вспомнить не смог. Пришлось топать до моста.
Издалека показались купола шатров города племени Колтов. Город носил название Амхазис.
Иноморфы (зверолюды) или по-другому иноморфические расы это вчерашние животные в ходе длительных изменений и преобразований, вызванных влиянием Азуры обзаведшиеся разумом, сознанием и творческим мышлением. Мутанты, которым в ходе цикла длительных чудовищных изменений посчастливилось преобразоваться в стабильный новый вид. Им были больше нестрашны влияния Азуры, теперь они были новыми полноценными существами, больше не подверженными никаким изменениям. Теперь это самостоятельные разумные расы, во многих своих проявлениях достойные занять место на одном уровне с людьми. Все же полноценными разумными существами назвать их было нельзя. Во всяком случае, свободными во всем и многогранными подобными людям они точно не являлись. Хоть они и стали разумными, однако в них теплилось еще много животного, дикая природа, будто не хотела полностью отпускать их.
Главное внутреннее отличие иноморфов от людей заключалось в наличие так называемых естествообразующих инстинктов. В каждый из иноморфических видов самой природой был заложен определенный набор глубинных инстинктов регулирующих их жизнь. У диких животных заложенные природой инстинкты определяли образ жизни, методы выживания и приспособления, заложенные на генном уровне, эти инстинкты сами собой передавались из поколения в поколение. Также и у иноморфов (вчерашних животных) имелись корневые базовые инстинкты, определяющие их образ жизни, которые также подобно заложенной природой программе сами собой передавались из поколения в поколение. Эти существа подобно людям расселившиеся по всему миру, проживающие в самых разных уголках, куда бы их ни закинула судьба, везде существовали по одним и тем же правилам, строго следовали отведенному им природой образу жизни. Они не были свободны в плане своей участи, природа, которая будто не желала отпускать их, каждому из их видов прописала естественный единственный возможный образ жизни. Естествообразующие инстинкты были подобны неписанному своду законов, это своеобразная генная конституция, заложенная самой природой, жить наперекор которой иноморфы в большинстве своем не умели. Эти существа хоть и были разумны, однако свободой в плане выбора судьбы не обладали.
Люди были многогранны и свободны. Воплощали в себе все грани добра и зла. Людей можно было встретить честных и порядочных, лживых и аморальных. В этом мире людей звали фундаментальной, базовой разумной расой существующей от начала мира, которой, как говорили — бог даровал полную свободу. В то время как представители иноморфических рас скованные естествообразующими инстинктами таким внутренним разнообразием не отличались. Иноморфы в разных своих видах воплощали отдельные стороны и качества многогранного человечества, чем ярко показывали свою второсортность по отношению к базовой фундаментальной расе. Некоторые виды иноморфов были спокойными и миролюбивыми, другие злыми и агрессивными. Как и все в этом мире, скажем так 'в духе основных здешних тенденций' все многообразие иноморфических рас, прежде всего, делилось на светлые и темные расы. Некоторые виды иноморфов даже олицетворяли или идеализировали в себе отдельные пороки, не самые приятные стороны человеческой натуры. Из рассмотренных ранее рас в качестве примера можно привести орхаров. На внешний вид полулюди полуорлы, имеющие за своей спиной орлиные крылья дающие свободу и открывающие мир. От природы они всегда имели крепкую мускулатуру и если посмотреть на них глазами женщин: сексуальный, сильный, мужественный внешний вид. Орхары сильные и независимые всегда были странствующими одиночками, вели блудливый, разгульный образ жизни. Для них в мире не было ничего ценного кроме самих себя. Эти иноморфы будто олицетворяли собой, идеализировали в себе образ сильного независимого мужчины, быть сжатой в сильных грубых объятиях которого мечтают многие из женщин. Также ранее упомянутые ордане — гуманоиды с голубоватым оттенком кожи, вытянутой клыкастой пастью и черными щупальцами вместо волос, существа, встретившиеся нашим героям в лесе Азурморе. Ордане были вечными кочевниками, воплощали в себе все стереотипы и особенности кочевых культур. Эти существа жили вечным странствием, потому что так им было отведено доставшимися им от природы естествообразующими инстинктами. Они были кочевниками и просто не могли жить по-иному.
Люди были свободны а, следовательно, изменчивы, непостоянны, хаотичны. Их общества свободные в определении своей формы кипели, бурлили в своем хаосе, суете перемен. Чего нельзя было сказать об обществах иноморфов. Следуя естествообразующим инстинктам, иноморфы создавали свое общество, подобно людям возводили целые города, обустраивали быт, достигали определенного прогресса, а дальше останавливались. Подобно тому, как животные движимые инстинктами занимают свою нишу в окружающем мире, приспосабливаются к окружающей среде, находят себе место, также и иноморфы находили себе место в этом мире, а дальше замирали, просто переставали двигаться дальше. Если общества людей бесконечно подверженные изменениям, взрываются революциями, порой деградируют, порой восходят к пику своего прогресса, но никогда не стоят на месте. То обществам иноморфов присущи такие черты как стабильность, постоянство, правопреемство. Тысячи лет иноморфы могут жить без перемен, сколько бы ни сменилось поколений, а потомки будут жить также как предки. Да, они не знают что такое прогресс и развитие, не ведают что такое экономический и культурный подъем, но в то же время они не знают таких понятий как кризис, хаос, деградация. Под воздействием естествообразующих инстинктов вырабатывая для себя приемлемый образ жизни, иноморфы создают стабильные, постоянные, сильные общества.
При наличии разума, возможности творческого мышления, способности создавать, при этом как существа, обремененные глубинными инстинктами определяющими образ жизни, иноморфы одного вида как правила схожи между собой. Выросшие в однотипных обществах, впитавшие в себя все черты своего вида они, как правило, становятся частью большой массы — разумной стаи, за крайне редкими исключениями. Такое понятие как личность у иноморфов проявляется крайне редко, как правило, вообще стирается. У них очень туго с искусством и это естественно для общества, в котором качества личности уходят на второй план, в то время как на первом плане всегда стоит потребность и интересы общества, стаи, общины. Все прекрасное они, как правило, заимствуют, или отнимают у людей. К артэонам они тянутся как к богам, хотя стесняются этого, скрывают.
Большинство иноморфов произошли от животных, или как говорят — имеют в своей основе животное. Например, те же орхары это понятно орлы измененные Азурой. Хотя и от человека, за долгую историю влияния Азуры, произошло немало иноморфических рас. Это были исключительные случаи, когда наоборот люди попав под влияние Азуры, обзаводились инстинктами и уподоблялись животным. Этих рас было немного, поэтому выделять их в отдельный вид, придумывать им очередное сложное название никто не удосуживался. По поводу тех же орданов среди ученых не утихают споры относительно происхождения этого вида. Отсутствие шерсти, гуманоидное строение тела и множество других мелких черт, позволяющих говорить о том, что возможно начало этой расе дали люди, скорее всего целое людское государство, когда-то попавшее под выброс Азуры. Многие из ученых тех же великанов и карликов природы Азуры относят к иноморфическим расам, произошедшим от людей. Самый бесспорный пример иноморфической расы имеющей в основе человека это мапаны — лесные люди (местные йети), человекоподобные громадные существа покрытые шерстью. Человеческие корни этих иноморфов не вызывают споров. В Преферии они обитают в юго-западных лесах Северной Половины, на территории Арвлады. Эти существа почти безвредны и миролюбивы и поэтому во время Первой и Второй Северных Чисток (когда артэоны изгнали людей) они удостоились права спокойно жить под защитой артэонов.
Жители племени Колтов, чей город раскинулся перед магом и великаном, относились к иноморфической расе именуемой радгарами. Это были иноморфы редкого смешанного типа. Животными, давшими начало первой половине этой иноморфической расы были либо волки, либо псы, в общем, представители семейства псовых. Эта так называемая первая половина была мужской, в миру мужчин радгаров так и называли — люди-псы. Женская половина этой иноморфической расы имела в своей основе кошек, пантер, тигриц, в общем, представителей семейства кошачьих. Такое смешение было очень странным, в какой-то мере противоестественным, если учесть взаимоотношение кошек и собак в обычном мире. Но Азура уродуя, изменяя живой мир, часто делала невообразимое возможным. Мужчины-псы и женщины-кошки жили одной единой расой.
Если говорить о том, что все иноморфы в своих отдельных видах воплощают отдельные стороны и особенности многогранного базового человечества. То мужчины радгаров — люди-псы — были олицетворением и идеализацией варваров. Как и любым варварам, им было по душе воевать, грабить, убийства доставляли им радость. Каждый мужчина у радгаров должен быть воином. Как и для большинства иноморфов превыше личных интересов для них стояли интересы общины — своей разумной стаи. Они защищали только свой дом. А если и нанимались наемниками в различные армии, участвовали в каких-нибудь далеких от родных земель войнах то только ради боевого опыта. В большинстве общин радгаров мужчина должен был не менее десяти лет своей жизни (то есть ее четверть) провести в войнах. А если какую-то прибыль из своей военной службы они и получали (например, плату за службу, добро награбленное в ходе войн), то все это шло не в личную, а в государственную, общинную казну или сокровищницу общины как ее называли радгары.
Средний мужчина людей-псов достигал в высоту двух с половиной метров. Его тело было предрасположено к быстрому физическому развитию. При правильных тренировках его мышцы становились как камень. Люди-псы были выносливее и сильнее людей. Тем более в бою они всегда могли отхватить врагу пол головы своей зубастой пастью. Взросление организма у этих существ в отличие от людей происходило в течение двух лет. За два года небольшой щенок вырастал в огромного рычащего человека-пса с повадками варвара. В Преферии воины племени Колтов принимали активное участие в охране границ Арвлады, бились вместе с солдатами СБК и Армидеи. Помимо города Амхазиса (главного логова Колтов), здесь на севере вблизи гор на побережье Соленой Мили имелась колония, принадлежащая этому радгарскому племени, там, на волнах качались двадцать военных кораблей, так, что и водную границу они тоже помогали защищать. Война для мужчин в их обществе была делом жизни и артэоны умело пользовались услугами этих людей-псов всегда желающих повоевать. Артэоны Преферии считали невероятным успехом дружбу с племенем Колтов, действительно чудовищ лучше иметь в числе своих друзей, нежели чем врагов. В целом радгары вели уединенный, изолированный от всех образ жизни. Сами они не начинали войн. Они не пасли скот, не сеяли поля (сколько бы их к этому не склоняли артэоны). Кормили радгарскую общину всегда мужчины охотники. Что охотники добывали тем община и питалась. Эти существа хоть и жили городами, порой довольно большими, тянулись к культуре, все же пропитание себе добывали как дикари и не желали меняться. Один город — свыше сотни тысяч особей — одна большая община, нет таких понятий как личные проблемы, все проблемы общие. Если голодают, то голодают все. Они как будто плевали на все социальные особенности человечества. Торговали в основном только с артэонами и то по мере надобности.
Получается, мужчины радгаров были олицетворением варваров — в большинстве своем громадные лохматые рычащие воины. Для них в жизни не было ничего интереснее, чем помереться с кем-нибудь силой, их заботила только безопасность общины. Как и всяких свирепых варваров усмирить мужчин радгаров могла только божественная женская красота. Женщины радгаров, которых еще называли райнерии (многие ученые выделяли их в отдельную расу) в большинстве своем были прекрасными девами-кошками, стройными как прекраснейшие из людских красавиц и при этом изящными, легкими как кошки, обладающими какой-то своеобразной чарующей, даже безупречной красотой и грацией. Только эти наполовину девы наполовину кошки своей красотой могли поставить на колени своих диких и непокорных мужчин. Красота рейнерии выходила за пределы племен радгаров. Многие воины из числа людей не могли устоять перед зеленоглазыми полуженщинами полу кошками, подвергая опасности свои жизни ради ночи в компании этих созданий. Даже Тард едва не поплатился головой за ночь, проведенную с одной из рода Колтских принцесс. Мужчины Колтов объявили на него охоту, не желающему бегать от этих 'диких собак' Тарду, пришлось прийти в Амхазис и лично просить у них прощения. Для людских королей иметь в своем гареме красавицу рейнерии считалось невероятным достижением, лучше всех других доказывающим силу, власть и богатство. Радгары оберегали своих прекрасных женщин как величайшее сокровище. Их естествообразующие инстинкты заставляли мужчин этого вида стоять на коленях перед своими королевами.
Артэонов из-за отсутствия естественных запахов люди-псы, обладающие острым нюхом, называли безвкусными или пустышками. Аромат артэонских тел, неестественный, неприродный радгаров не впечатлял. 'Только глупый ум разделяет запахи на вонь и ароматы. В действительности все запахи сложны' — так объясняли свою позицию люди-псы.
Амхазис — город Колтов был окружен стеной из живых деревьев, посаженных специально рядом друг с другом и дополнительно стянутых веревками. Это больше напоминало не защитную городскую стену, а огромную живую изгородь. Стена заснеженных темно-синих северных гор, до которых оставалось чуть более мили, утопила в своей тени город Колтов. Мост через Аврию упирался прямо в ворота города. Чтобы попасть на ту сторону, нужно было обязательно пройти через поселение радгаров. Хродор своим огромным кулаком постучался в ворота. Откуда-то сверху показалась рыжая лохматая собачья голова.
— Кто такие? — принюхавшись спросил человек-пес.
— Это я светлый маг Крегер в Преферии получивший прозвище Целитель. Да я был у вас, лечил вас там... Ну по любому лечил вас от каких-то болезней. Помогал вам справиться с какими-то темным эпидемиями, я помню, я был у вас уже несколько раз. Ты что не узнал меня что ли? Открывай, давай! — ответил Крегер. — Псина тупая, — тихонько добавив себе под нос.
Ворота отварились, маг и великан вошли внутрь. Снаружи город казался незащищенным, даже превратный рыжий человек-пес выглядел заспанным и усталым, но внутри находились несколько десятков вооруженных до зубов стражников. Броню и снаряжение Колты покупали у армидейцев, вернее оружием Арвлада платила этим людям-псам за помощь в охране своих рубежей. Только единственное — мечи — громоздкие неподъемные для человека, они ковали себе сами. К персональному оружию отношение у этих существ было трепетное — мечи здесь передавались по наследству, получали имена и хранились как священные родовые реликвии.
— Мы сейчас вроде ничем не болеем. Так зачем ты пришел к нам маг Крегер? — поинтересовался начальник стражи — огромный черный человек-пес мордой похожий на ротвейлера.
— Я пришел попросить ваше правительство кое о чем...
— О чем? — ротвейлеромордый остановил Крегера.
— О разрешении пройти на ту сторону.
— Чего тебе нужно от великого змея?
— Хочу поговорить с вашим драконом, кажется, я нашел ему равного соперника.
— Битва с равным соперником? Что может быть достойнее! — воскликнул огромный человек-пес.
Город был довольно-таки большой, тянулся между рекой и горами на несколько километров. Все дома были шатрового типа, представляли собой деревянный каркас сверху обтянутый шкурами. Некоторые дома достигали в высоту трех этажей, и даже эти местные многоэтажки были деревянными каркасами сверху обтянутыми шкурами и тканью. Основную часть города составляли обычные небольшие шатры. Строить полноценные капитальные дома эти существа не в какую ни хотели. Все эти шатровые конструкции, особенно возведенные ввысь, с легкостью продувал ветер пронизывающий северные долины, сколько бы зимой здесь не горели печи, внутри все равно было прохладно, люди в таких условиях жить бы не смогли. Но в этом, то и было отличие радгаров от людей — им покрытым шкурой душные, не дышащие, деревянные клетки были не по нраву, они прекрасно себя чувствовали в своих всегда проветриваемых шатрах. У главных ворот, открывающих вход в город, как и в самом городе на местных площадях обязательно возвышались деревянные статуи драконов (высеченные, будто тупыми топорами или тупыми умельцами), это не считая драконьей символики встречающейся здесь в разных мелочах.
В городе жизнь текла своим течением, порой срываясь суетой. Только местные мужчины-воины в данное время свободные от охоты и военной службы не спеша прогуливались по улицам. Все остальные суетились погруженные в дела, для блага общины нужно было много работать. Вся основная работа по обеспечению нужд общины ложилась на плечи так называемых тинрели и тагну. Тинрели это, грубо говоря, местные некрасивые женщины, те, кому от природы не досталось красивой внешности, не посчастливилось войти в число принцесс общины. Тинрели много и упорно работая, становились крепкими и коренастыми, эти женщины-кошки отличались от мужчин только ростом. Тинрели занимались заготовкой дров, сидя на улицах между шатрами шили и вязали одежду, в местных кузнецах махали огромными молотами, занимаясь починкой снаряжения воинов и заточкой мечей. Тагну это в переводе на язык первых радгаров звучало как незнающий чести. Тагну были мужчинами, чья мускулатура в результате природного дефекта не была способна к развитию, эти люди-псы были слабыми и низкими, поэтому не могли быть воинами, с ними обращались как с мусором, в иерархии общины радгаров тагну занимали самое нижнее место, считались подобием местных рабов. Тагну были помощниками, подмастерьями тинрели, даже не всякую работу им можно было доверять. Забитые, изможденные работой местные мужчины, не ставшие воинами, сновали повсюду следом за тинрели. В обществе радгаров не было такого понятия как семья. Воспитание и забота о молодняке были делом всей общины. Всех новорожденных щенков и кошечек без разбора собирали в кучу, дальше их воспитанием занимались специально выделенные тинрели. Местная детвора носилась и резвилась на специально выделенных игровых площадках, присматривающие за ними воспитательницы кричали на играющих щенков, когда те, бегая, переходили на четыре лапы, заставляя этих хулиганов привыкать ходить на двух ногах подобно людям. Пока еще маленькие забавные кисы — те, что в будущем войдут в число местных принцесс, станут главным местным сокровищем, воспитывались отдельно.
В центре поселения на главной площади открывалось зрелище, от которого Крегер всегда морщил лицо. Здесь на кольях висели тела так называемых местных умников. Порой среди иноморфов рождались отдельные особи, в которых естествообразующие инстинкты были слабы или вообще отсутствовали, что-то вроде мутации, разового отклонения. Это были эдакие вольнодумцы иноморфического мира — существа способные мыслить свободно, способные со стороны посмотреть на жизнь своей общины построенной на диктате естествообразующих инстинктов. Такие способные свободно мыслить иноморфы естественно были не согласны с общими местами по животному жестокими законами своих общин, они естественно не желали этим законами подчиняться, восставали против своих разумных стай. В основном такие не похожие на остальных, несогласные, свободомыслящие иноморфы убегали из своих полу диких полу разумных обществ. Зачастую находили себе пристанище среди людей. История этого мира знает немало поэтов и художников из числа иноморфов рожденных способными мыслить свободно. Иноморфические вольнодумцы, рожденные среди радгаров, естественно не были согласны с униженной страдальческой участью, что доставалась тагну — мужчинам, не ставшим воинами, не желали преклоняться перед своими принцессами, они требовали перемен, выступали за революцию — отказ от жизни по принципу естествообразующих инстинктов. Естественно радгары таких своих революционеров сразу сажали на колья, сжигали или как-то по-другому жестоко казнили. Крегер видя гниющие тела, насаженные на колья, выставленные здесь на всеобщее обозрение, заставлял себя видеть в этом четкую, жестокую, но нерушимую закономерность, пытался отнестись к этому с пониманием. В обществе разумных существ, что существует по жестокому диктату инстинктов, живет едино и слаженно как один большой организм, на появление элементов, не вписывающихся в общие законы, реагировали быстро и жестоко. Всех кто был не таким как остальные, тут же уничтожали, подобно тому, как организм избавляется от всех вредоносных тел, и не было ни эмоций, ни рассуждений, ни несогласных. Все в духе иноморфов — стабильно и отлажено. Хродор увидев то же самое, радгаров возненавидел, 'Тупые животные' — буркнул он себе под нос.
Неожиданно, совсем не вписываясь в окружающий город, над куполами шатров возвысилась огромная пирамида — главный дворец Амхазиса. Самая настоящая пирамида, сложенная из каменных блоков. Неизвестно у кого и где радгары переняли свои архитектурные предпочтения, однако пирамиды возвышались в центре большинства их городов. Крегеру с Хродором пришлось долго постоять у дверей главного дворца, подождать пока 'правительство' племени Колтов будет готово принять их. Спустя час, здешнее правительство, если его так можно назвать, собралось в круглом зале главного дворца. Во главе общин радгаров, как правило, стояла королева — самая прекрасная из их женщин избираемая сроком на год. Королева была скорее лицом, нежели чем реальным правителем этого дикого племени. Избиралась высшая правительница из числа принцесс — гарема из нескольких тысяч прекраснейших из женщин радгаров. Реально правил общиной, стоящий за спиной королевы консульский совет, куда входили двенадцать старых военачальников и три мудрейшие из бывших королев. В круглом зале Крегера ждали несколько участников консульского совета и королева, перед которой ему, как и пришедшему с ним Хродору пришлось приклониться.
— Я иду к хранителю ваших земель. Хочу сообщить Оренатор о том, что в Преферии для него появился равный соперник. Я пришел спросить вашего разрешения, пройти вглубь ваших земель, — пояснил королеве Колтов Крегер.
Восседающая на троне королева, черная как пантера, облаченная в сияющее серебристое воистину королевского размаха платье, выслушав мага, не сводила с него своих кошачьих глаз. За ее спиной, позади трона, несколько военачальников из консульского совета о чем-то совещались.
— Вы же меня знаете, я всегда был готов помочь вам. Я всегда помогал вам, — прижатый кошачьим хищным взглядом Крегер пытался заполнить неприятную тишину. — Я мог бы пересечь Аврию ниже по течению, но ведь я же, пришел к вам, как и положено.
— И что это, одолжение? — нежным женским голосом поинтересовалась королева.
— Нет, уважение.
В итоге один из военачальников шепнул что-то королеве на ухо, та от своего имени дала магу разрешение на проход через их земли.
Когда Крегер и Хродор покинули Амхазис, на улице уже смеркалось. Нужно было торопиться. Колты этим двум чужакам остаться на ночлег естественно не предложили. Поэтому от города людей-псов они быстро двинулись к горе, понимая, что ночь не самое лучшее время для посещения драконьих логов. Но делать было нечего. В наступающей темноте над заснеженной вершиной появились первые звезды. Во мраке небес лениво проступала одна из девяти планет-спутников — бурый Кэмфис наполовину спрятавшийся за горой. Ночь наступала тихая, ничто не предвещало беды и это тревожило Крегера, ведь смерть зачастую приходит, когда совсем не ждешь, в большинстве своем настегает из тишины в одно мгновение. Уж лучше бы гремел гром или бушевал шторм Азуры — думал про себя маг. Ему было страшно даже думать об обитателе горы, которая грозной стеной напирала на него. Наступал момент, когда безумная выдумка становилась реальностью и перед возникающими из всего этого проблемами и угрозами, становилось страшно. И вот они ступили на землю у подножья горы, землю, выжженную внеземным пламенем все сущее превратившим в мертвую черную пыль.
За время движения по северо-аврийской долине как называлась территория от города Колтов до горы, не покидало ощущение тяжести чужих взглядов. Это о себе давали знать охотники Колтов стерегущие эти земли, слившиеся с окружающей средой, наблюдающие за чужаками, пристально изучающие их. У каждой группы здешних стражников имеется сигнальный рог, звук которого будит чудовище, обитающее в горе. Имея у себя на пороге такую хорошую сигнализацию, огнедышащий хозяин здешних земель мог спать в своей пещере, ничего не опасаясь.
Драконы были самыми распространенными существами магической природы, встречались почти во всех мирах окутанных магией. Эти существа по своей природе не были зверьми, но и полностью разумными их назвать было нельзя. Драконы стояли где-то посередине между животными и разумными расами. Говорят, что все магические существа произросли из людских фантазий и представлений о самих себе, о мире, о законах природы. Если верить этой теории то драконы точно произошли из страха человека перед вулканами, выросли из фантазии ставшей попыткой дикого человеческого разума объяснить для себя природу огненных извержений сотрясающих горы. Фантазия эта подхваченная магией была материализована в живое существо, в существо магической природы. Драконы изначально представляли собой подобие живых вулканов. Таких драконов (всех драконов изначально) было принято называть дикими. Не вкусив пищи самостоятельно, потребности в ней изначально они не имели. Также как не имели потребности в чем-либо вообще, наоборот они сами являлись бесконечным источником огня — их тела волшебным образом вырабатывали пламя. Они не любили солнце — этот бессмысленный источник огня и света. Им по душе был холод. Они находили себе глубокие пещеры в недрах гор и кратерах остывших вулканов, закапывались в них и спали там столетьями не желая быть частью живого мира. Только раз в несколько сотен лет, когда пламя накапливалось в их утробах, они просыпались, выбирались на поверхность и подобно извергающемуся вулкану выплескивали накопившийся огонь. Драконы выплескивали пламя и одновременно отгораживались от остального мира, устанавливали между собой и живыми стену огня, а после полосу выжженных, мертвых земель. Выплеснув пламя, немного полетав в ночное время над своими владениями, драконы снова засыпали, чтобы через пару сотен лет проснуться вновь, когда пламя снова накопится в них (опять-таки подобно вулканам). Территория в радиусе нескольких километров вокруг драконьей пещеры у смертных считалась мертвой землей, все там было засыпано залой и пеплом, все живое, что не погибло в смертоносном пламени, то сбежало, покинуло эти мертвые места. Дикие драконы впадали в подобие анабиоза, но при этом сон у них был очень чуткий. Стоило чему-то живому приблизиться или упаси господи войти в пещеру, как спящий в ней дракон тут же просыпался и снова заливал все живое вокруг своим огнем. Так жили так называемые дикие драконы, вернее все драконы изначально.
Так как же драконы переставали быть дикими и становились разумными или по-другому говорящими? Драконы не умели разговаривать, понятно их зубастые огромные пасти кроме дикого рева ни на какие другие звуки, а уже тем более на членораздельную речь, были не способны. Однако они могли общаться между собой, в каждого дракона была заложена возможность телепатического общения (именно эта особенность отличала их от животных мира магии). Драконы общались друг с другом на расстоянии прямо во время сна в глубинах своих пещер. Говорили друг с другом они на каком-то своем нематериальном языке. И вот однажды в глобальный драконий диалог вклинились маги. Маги расшифровали телепатический сигнал драконов и сумели установить с ними контакт, фактически заговорили на их языке. Говорят в этом мире впервые контакт с драконами установили древние маги-короли, которым нужны были надежные стражники их несметных сокровищ. У драконов изначально была одна странная необъяснимая особенность — тяга к золоту. Часто эти огромные крылатые рептилии сами себе рыли норы, в основном где-нибудь в горах, там, где пролегали золотые или бриллиантовые жилы. Приятнее всего огнедышащие ящеры чувствовали себя, будучи окруженными золотом, впадая в сон в своих подземных золотых пещерах. Зная об этой особенности, несколько магов рискнули заговорить с драконами, предложили этим обожателям драгоценностей из своих пещер перебраться в роскошные сокровищницы стражниками которых, им предлагалось стать.
Контакт с магами (неважно по каким причинам он изначально произошел на самом деле) навсегда изменил драконов. Заговорившие с разумными существами драконы неизбежно изменились. Общаясь с магами, некоторые драконы многое узнали, поумнели, проявили интерес к окружающему миру, и больше в свои подземные пещеры возвращаться не пожелали. Драконы потянулись к окружающему живому миру, постарались найти себе в нем место. Приобщение драконов к жизни завершилось полностью после вкушения ими пищи. Однажды ради интереса попробовав кровавую еще теплую плоть, драконы стали испытывать голод, теперь пища нужна была им постоянно, так они окончательно приобщились к жизни и уже больше не могли вернуться в свои подземные норы. Так и появились разумные или по-другому говорящие драконы.
Покинув свои пещеры, драконы осознали свое превосходство над окружающей жизнью, в полной мере осознали свою силу и мощь. Огромные огнедышащие ящеры, в большинстве случаев покрытые непробиваемой чешуей подобной природной броне, драконы стали самыми страшными хищниками в природе.
Дикие драконы так и продолжали спать в своих пещерах, пробуждаясь, раз в несколько сотен лет, подобно вулкану выжигая огнем все в радиусе десятков километров вокруг своих логов. Разумные драконы обрели имена среди смертных, объединялись в ордены, распространились по всему миру, их количество исчислялось тысячами. Прослыв страшнейшими хищниками, непобедимыми чудовищами выжигающими целые края, разумные драконы стали настоящим кошмаром для смертных. И вот тогда наступил драконий кризис, как те темные времена называли в этом мире. Этот мир погрузился в тяжелую суровую и голодную эпоху, урок которой смертные не забудут никогда. Большая часть земли превратилась в пустыню, выжженную смертоносным пламенем, в холоде долгих зим полностью вымерли многие иноморфические расы древности. Даже человечество едва не оказалось на краю полного вымирания. Ну а артэонов в те темные времена защитили Духи, ведь огнедышащие ящеры оказались совсем не тем врагом, с которым дети Духов могли бы справиться сами.
Вкусив пищу, избавившись от своей хладнокровности, став полноценными живыми существами драконы стали быстро размножаться. Их численность возросла в разы, они заполонили весь мир. Гигантские ящеры, чью чешую не брали не стрелы не копья, способные летать и вдобавок ко всему дышащие огнем, чтобы остановить одну такую тварь требовалась целая армия людей. Крупные стаи драконов не мог остановить никто. Драконы пронеслись по этому миру подобно огромной саранче, оставив после себя выжженные руины. Этот мир познал самый страшный и самый чудовищный из всех кризисов, что когда-либо его сотрясали.
Переломный момент наступил, когда драконы, опустошив этот мир стали голодать сами. Как обычно когда баланс жизни был грубо нарушен и смертные не смогли этого предотвратить, природа сама начала восстанавливать свое равновесие. Драконы стали пожирать сами себя. Появились стаи драконов охотящиеся на других драконов. Тогда чтобы прекратить весь этот кризис несколько наиболее разумных сильных драконов при поддержке магов и артэонов сформировали первую и единственную драконью армию. Задачей этой армии или вернее самой гигантской драконьей стаи на руинах погибающего мира стало его спасение. Первоначальной задачей стало уничтожение разумных драконов, сокращение их численности до приемлемой величины, затем последующая стерилизация всех разумных драконов с целью недопущения аналогичных кризисов в будущем и разработка магами и артэонами Драконьего Акта — свода правил по которым драконам предстояло жить.
Сильнейшие драконы, сбившись в стаю, уничтожили всех слабых, отчистили этот мир от других себе подобных. По окончании драконьего террора жизнь начала восставать из пепла, мир стал постепенно восстанавливаться. Затем маги разработали волшебное зелье ограничившее процесс размножения разумных драконов. После принятия зелья каждый дракон из числа разумных подобно своим диким собратьям мог оставить после себя потомство максимум из двух особей. Законы Драконьего Акта были внедрены в сознание драконов гипнотически опять-таки при помощи специального зелья. Драконы дикие твари, у них не может быть конституции, Драконий Акт это не закон, а программа, при помощи магии записанная в сознание и передающаяся из поколения в поколение. В соответствии с Драконьим Актом огнедышащим ящерам было начертано вести оседлый образ жизни. Драконы селились в горных пещерах или в глубинах дремучих лесов, охотились подобно всем животным. Могли отказаться от пищи и жизни, поселиться в древней сокровищнице или золотой пещере, снова проводить большую часть жизни во сне, просыпаясь только чтобы сожрать очередных смельчаков пришедших за сокровищами или избавиться от накопившегося огня. Или как чаще всего бывает нагоняя на смертных ужас разумные драконы, подчиняли себе целые народы, заставляли платить себе дань. Драконы, опираясь на свою силу, объявляли какую-то территорию своей, подобно Духам для артэонов обещали всем ее жителям защиту и покой, сами селились в пещерах или в храмах возведенных смертными в их честь. Такие драконы жили в пещерах или храмах, питались дарами и подношениями которые им совершали подчиненные народы и дальше своей территории не вылезали. То есть драконам разрешалось терроризировать мир, главное только чтобы они не лезли на территории артэонов и эльфов.
Оренатор был первым драконом, поселившимся в Преферии. Это был необычный дракон. В любом правиле есть исключения. И поэтому течение жизни неизбежно приводило к тому, что появлялись разумные драконы не желающие подчиняться Акту, бунтари не пожелавшие жить мирно. Таких драконов называли странниками, они скитались по всему миру, если были голодны, то запросто могли выпотрошить первую попавшуюся деревню, ради развлечения они выжигали леса, нападали на артэонов и эльфов. В общем, творили что хотели. Как правило, ради поддержания равновесия сильнейшие драконы из числа разумных, магами объеденные в специальные ордены, сами расправлялись с зарвавшимися собратьями. Оренатор был одним из драконов странников. Это был старый дракон готовящийся отойти на тот свет. Относился он к породе северных игломордов — его голова и частично шея были покрыты похожими на ежовые колючки шипами. Как и все представители северных видов, он был не самым крупным по драконьим меркам. Чешуя непробиваемостью не отличалась. Зато в отличие от представителей крупных южных пород, закованных в броню непробиваемой чешуи, природная защита этого вида могла снова отрастать в случае повреждения. Как и у всякого дракона странника, вся старая чешуя Оренатор к старости была покрыта сколами, а кожа шрамами от долгой бурной жизни. Всю свою жизнь он был волен и делал что хотел. Несколько десятков лет прожил стражником сокровищ у одного великого мага-короля, пока ему не надоело. Он скитался по миру, убивал, пожирал, кого хотел и грабил, что хотел. В его пламени сгорела не одна деревня смертных (для него карапузов). Многие и не только драконы из орденов дружественных артэонам пытались его остановить, но он оказался сильнее и хитрее. Как это не странно для дракона странника — дракона преступника, Оренатор дожил до старости.
В последний раз, проносясь по миру, в поисках смертного одра, желая найти спокойное и тихое место, Оренатор прилетел в Преферию. Из всех пещер нового света ему понравилась та, что имелась у южных склонов гор северной оконечности. Выбрав себе 'место жительства' он предложил рядом живущему племени Колтов подчиниться ему, выйти из под власти 'поганых артэонов'. Колты согласились. Племя людей-псов в обмен на независимость и 'свободу ото всех' стало кормить дракона, совершать ему подношения. С этих пор территория на северном берегу реки Аврии была объявлена вышедшей из состава Арвлады. Артэоны правители Арвлады, которым хватало проблем с южной границей, не желая связываться с драконом, не обратили внимания на этот акт сепаратизма. Колты хоть и провозгласили себя независимыми, однако главное что от них требовалось как от граждан Арвлады — участие в обороне — они выполняли, поэтому трудно сказать, в чем именно эта их свобода и независимость от поганых артэонов проявлялась.
Колты своей архитектурой и искусством не славились, поэтому пещера их покровителя так и осталась просто пещерой. Никаких тебе грозных статуй у входа, фресок воспевающих хозяина этих земель или других признаков как-то выделяющих драконье логово здесь не было. Это была обычная пещера, которой предшествовало полмили выжженной земли.
— Оренатор старый дракон, — Крегер еще в Армидее, за чашкой чая объяснял только проснувшемуся Хродору подробности своей затеи. — Старый дракон странник это все равно, что старый преступник, на его совести множество грехов и злодеяний. У него по миру множество врагов. Везде где он бывал, осталось множество тех, кто желают ему отомстить или покарать его за свершенные преступления. Подобно большинству драконов странников на склоне лет он оставил всем своим врагам и всем возможным мстителям возможность равного поединка с собой. Этот ритуал... не помню, как он называется... Короче эти драконы надрезают себе крайние огненные железы. Делают такие надрезы в районе шеи, из которых когда они спят, вытекает их слюна. Драконья слюна на воздухе превращается в пламя, которое горит красным костром. Каждый, кто похитит это пламя, тот бросит дракону вызов.
— А топать-то далеко? — Хродор еще думал над участием в этой авантюре.
— Да нет, мы воспользуемся телепортом. Шагнем до Кефалии, а дальше пара часов пути и окажемся в городе Колтов. Мы проберемся в драконью пещеру, похитим пламя, а потом пометим им нашего оборотня. Дракон увидит его, увидит в нем объявленного соперника.
— Как похитим пламя, как это пометим оборотня? — нахмурив брови, спросонья Хродор пытался вникнуть в слова мага.
— Это ритуал последней схватки... по-моему он так называется. Дракон старый, отмороженный, ему все равно умирать вот он и хочет поразвлечься напоследок, якобы дает смертным шанс мести. Похитить пламя это просто термин. Все что нужно так это поджечь факел от красного предсмертного пламени дракона. Куда бы ты ни пошел с этим факелом, дракон будет видеть, и чувствовать это волшебное пламя на расстоянии, ведь это его частица, он будет следовать за ней. Вызов считается брошенным, схватка начинается, только когда пламя погаснет и там где оно погаснет. Дракон в своей предсмертной схватке как бы дает своим противникам фору, даже дает возможность заманить себя в ловушку. Пришедшие похитить пламя, решившие бросить дракону вызов всегда приходят подготовленными, у них всегда есть оригинальный план того как прикончить старую рептилию. Чаще всего устраивают какую-нибудь ловушку и тушат пламя прямо в ее центре, заставляя, даже обязывая дракона в нее залезть. Или выманивают дракона на какую-нибудь удобную для них территорию. Каждый огнедышащий, отважившийся на последнюю схватку, должен прийти туда, где пламя будет потушено, туда, где вызов будет брошен. Можно также пламенем пометить самого себя, приковать внимание дракона к себе. Так делали некоторые великаны, которые в одиночку бросали драконам вызов. Ведь дракон не сможет успокоиться, пока не убьет помеченного его пламенем. Залезет в любую ловушку, придет биться с меченым хоть на край света.
— Как это пометить себя пламенем?
— Ты что! Думаешь, тут будет что-то оригинальное?! Конечно, затушить пламя своей кровью!
— Ах да! — расхохотался великан. — Ну, конечно же, как же иначе!
— Мы просто похитим пламя, а затем затушим его кровью нашего оборотня. Пометим нашу зверушку, обяжем дракона убить ее. Кто знает, может Оренатор избавит нас от этого проклятия? Конечно, это не совсем честно. Помню, когда этот буйный дракон заявился в Преферию, начал тут хулиганить. Нарушил территориальную целостность артэонской Арвлады, дал возможность Колтам называть себя свободными, артэоны сразу наехали на него. Фросрей этот блин... 'Воин'! — рассмеялся Крегер. — Короче наш местный маг воин отправился поговорить с ним, выяснить отношения так сказать. Оренатор ответил, что с удовольствием сразиться с любым кто придет к его пещере, с любым кто бросит ему вызов. Для последней схватки он в недрах своей пещеры оставляет предсмертное пламя. 'Дайте мне равного соперника, если сможете' — так Армидеец цитировал дракона. Вот мы и нашли Оренатор равного соперника. Думаю, прокатит.
Сейчас в опустившейся темноте у самого входа в драконье логово Крегер стал совсем не весел. Сейчас вся эта затея с драконом ему самому казалась полным бредом. Хродор наоборот, набираясь смелости, готовился взглянуть прямо в глаза главному врагу рода великанов.
— Если что сразу беги, не думай о нас. Спасайся сам, а то мне Тард за тебя точно голову оторвет, — Крегер давал напутствие Руфусу, прежде чем отпустить его. — Хотя если дракон убьет меня то... Ну моя смерть думаю расстроит его меньшее чем твоя или наши вместе. Короче беги, — Руфус умчался, недослушав Крегера.
Тихо крадучись маг и великан вошли в непроглядный мрак пещеры. Вроде все тихо, хозяин пещеры где-то в ее глубине, 'отдыхает где-то в дальней комнате своей холодной пустой квартиры'. Однако в окружающей темноте слышалось какое-то движение, слышалось склизкое неприятное шипение. Маг стукнул посохом и пещеру вокруг них озарил свет. На них смотрели сотни глаз горящих в свете из посоха мага. Невысокие, размером с собаку тощие высохшие рептилии, похожие на уродливых драконов-карликов. На их спинах бессмысленно висели пародии на драконьи крылья. Сотни тощих тварей злобно шипя, голодными глазами смотрели на чужаков, зашедших в их логово. Маг ярко сверкнул светом из посоха, сопроводив вспышку громким хлопком, твари испугались и бросились бежать.
— Драгны, по-моему, так называют этих тварей, — объяснял Крегер. — Наш дракон пытается оставить потомство. После стерилизации проведенной магами по завершении драконьего кризиса. Ну, слышал, это когда драконы поумнели и конкретно потрепали наш мир?
— Великаны в те страшные дни оказались слабы, не смогли остановить этих разбушевавшихся зверушек, — с досадой за свой род говорил великан, чем забавлял наблюдающего за ним Крегера.
— Все кончилось тем, что драконы, желая остаться разумными дали древним магам себя стерилизовать. Теперь каждый дракон может оставить после себя не более двух наследников. Чаще всего одного. То есть не более двух детенышей становятся такими как мамка. А яиц они несут также как и раньше. Драгны это не получившиеся драконы, зря снесенные яйца, жертвы согласия драконов на стерилизацию, — объяснил Крегер как обычно идущий впереди.
Драконы не делились по половому признаку. В своей драконьей юности и в рассвете сил они были мужчинами (вели свободный образ жизни), к старости становились женщинами (пытались оставить потомство). За долгую жизнь у драконов могло быть много имен, но главное их имя среди смертных чаще всего было среднего рода. Оренатор как старый умирающий дракон в своей пещере также пытался оставить себе замену в этом мире. Тысячи драгнов — неудавшихся драконов, жутких, болезненных уродцев внешне лишь отдаленно напоминающих здоровых драконов, заполонили пещеру Оренатор тщетно пытающегося (пытающейся) оставить после себя хотя бы одного полноценного потомка.
По полу холодной темной пещеры стелился странный зеленоватый туман. Местами из зеленоватой дымки торчали шляпки растущих в пещере грибов, попадались кости животных обглоданные драгнами. Местами по стенам сочилась неприятная зеленая жижа неизвестного происхождения. Они брели не по пещере, а по норе огромной твари, многие проходы которой были вырыты в камне драконьими когтями. Поэтому коридоры здесь были просторными, большими даже для Хродора. От главного коридора ответвлениями шли залы, заваленные растрескавшейся яичной скорлупой, истоптанные лапами драгнов. В одном из залов пещеры раскинулось целое подземное озеро. 'Вот она драконья усыпальница, — глядя на подземное озеро, говорил Крегер. — После того как дракон умирает, исчезает волшебная прослойка которая удерживает пламя в его брюхе. Пламя прожигает плоть мертвого дракона, растекается повсюду, гигантским пожаром убивает все вокруг. Если дракон умрет в лесу, то лесу конец, в чудовищном пожаре он выгорит полностью. Поэтому драконы стараются отходить на тот свет в каких-нибудь подземных озерах, вроде этого'. Из темноты впереди постоянно раздавались похожие на безумный смех и перешептывания звуки, изучающие их драгны, будто обсуждали увиденное и потешались над двумя зашедшими к ним в гости уродцами.
Коридор пещеры резкими обрывами уходил вниз под гору. 'Какие они тощие эти твари' — великан имел в виду драгнов.
— Эти несчастные неполноценные драконы не любят дневной свет, а ночная темнота наполнена хищниками. Они редко покидают пещеру. Это детеныши, на которых наплевать матери. Они голодают, жрут друг друга. Ну, или случайных животных, которые забредут к этой гиблой пещере, — едва освещающий дорогу Крегер успел договорить, как за следующим поворотом каменного коридора они натолкнулись на тысячу голодных драгнов. Стая из еще тысячи мерзких не получившихся драконов зажала их сзади. Доведенные голодом до отчаяния драгны, напали с обеих сторон. Великану пришлось изрядно вспотеть, чтобы перерубить, перетоптать, переломать свыше тысячи мелких больно кусающихся букашек. Крегеру, на которого в основном и нападали драгны, пришлось напрячься и вспомнить заклинания способные разбрасывать по сторонам небольшие живые цели. После этой небольшой схватки пол пещеры стал зеленым от мерзкой крови драгнов. Оставшиеся драконьи уродцы, визжа, разбежались по сторонам.
Дальше, ближе к сердцу пещеры стены коридора были закопчены, воздух был пропитан гарью. — Если он услышит наши шаги и ему это не понравится, он подаст в этот тоннель свое пламя. Видимо он уже так делал. Нам даже спрятаться будет негде. Мы станем прахом за секунды, — Крегер делился с великаном своими страхами.
— Ты лучше посох свой нормально держи, — Хродор не мог оставить без внимания тряску в руках Крегера. А то ведь он своим посохом им дорогу освещает.
— Да все нормально. Это я просто в себя прихожу. Трезвею. От страха наверно... Аж башка сразу заболела...
И вот, наконец, в свете струящимся из наконечника посоха, трясущегося в руках мага, в холоде под горой главный коридор пещеры заканчивался, перерастая в огромный зал. Высоченный потолок, увешанный сосульками сталактитов, был скрыт во мраке. В центре подземного зала безо всяких дров, прямо на камнях ярким большим костром пылал красный огонь. Предсмертный огонь — как и говорил безумный маг. Вместо дыма из красного огня струился тот самый расползающийся по полу зеленоватый туман.
— И где же дракон? — с опаской озираясь по сторонам, перебирая в руках топор, шепотом поинтересовался Хродор.
В огромном пещерном зале, слабо освещенном пляшущими бликами красного огня, все углы были скрыты темнотой. Дракон если и прятался в одном из темных углов, то почему-то не проявлял своего присутствия, это напрягало.
Все было тихо. Крегер аккуратно подкрался к красному пламени. Маг уже потянулся посохом, чтобы на его наконечник взять частицу волшебного огня. Неожиданно в красное пламя откуда-то сверху упала струя какой-то жидкости. Пламя взорвалось с невероятной силой, опалив магу брови заставив его отпрыгнуть на безопасное расстояние. Крегер затушив свои усы и бороду, с ужасом посмотрел вверх. Струя жидкости упавшая в пламя была драконьей слюной, той самой сочащейся из надрезанных огненных желез во время сна. Темнота под куполом пещеры пришла в движение, послышалось недовольное рычание. В темноте наверху зашевелились огромные крылья. Дракон находился прямо над их головами, спал как летучая мышь вниз головой, вцепившись когтями в камень. Красное пламя, разгоревшееся от слюны, сбавило обороты, продолжив гореть как обычно, силуэт огромного дракона снова скрылся в темноте.
Крегер не сводя глаз с укрытого темнотой потолка, быстро поджег наконечник своего посоха в красном огне. Прежде чем сбежать отсюда ему пришлось вразумить Хродора, а то этот безумный великан, желая побороть свой страх, уже настроился на последний бой — схватку с драконом. От избытка адреналина обильно матерясь Крегер, шепотом разъяснил великану бессмысленность его затеи и силой потащил его за собой. Они тихонько вышли из драконьей усыпальницы. Едва им стоило оказаться в коридоре, красный огонь тут же погас. Из зала, погрузившегося в темноту, раздался драконий рев, затем пещеру сотрясло землетрясение, с пошедшего трещинами потолка посыпались камни — дракон проснулся. 'Бежим!' — крикнул Крегер. Ярким светом из посоха, распугивая драгнов, они неслись по коридорам пещеры. Поток драконьего пламени, несущийся следом, нагнал бы их, если бы они во время не заскочили в один из боковых залов.
Они едва успели выбежать из пещеры, как из нее вырвался очередной поток драконьего пламени. Из пещеры доносился дикий рев, слышались тяжелые шаги — дракон недовольный своим пробуждением шел за ними. Как можно быстрее они скрылись в ночной темноте. Хродор схватил старого мага и, прижав его к себе одной рукой, несся со всех ног. Крегер, которого фактически нес великан, кряхтел и ворчал, говоря Хродору о том, что нужно сбавить темп, а то он стар для таких встрясок. Вопреки желанию Хродор не мог бросить этого старого ворчуна. Ожидавший их Руфус вылетел им на встречу. Свалившийся на землю маг, отряхнувшись, пересел на коня, и они понеслись со всех ног. Когда они были уже далеко, окрестности огласил безумный драконий рев, исходящий из-под горы. Темноту ночи разогнало желтое зарево — дракон испустил струю своего пламени. Маг остановил коня и тревожно посмотрел на гору, в ночи освещенную пылающим у ее подножья желтым заревом драконьего огня. В крике дракона он слышал свирепый гнев. Частица красного огня колыхалась на наконечнике его посоха. Как бы этот похищенный огонь не стал роковым для Арвлады. Он только сейчас понимал, что именно пробудил. 'Ведь ты же сам оставил эту возможность равной схватки' — глядя на гору, Крегер надеялся, что гнев дракона коснется только чудовища и возможно его, но никого больше. Великан бежал со всех ног, Крегер гнал коня. 'На фиг город Колтов!' — крикнул маг, направляя Руфуса прямиком к реке. Они полу перешли, полу переплыли ледяные воды Аврии. Выйдя за пределы земель дракона, они немного сбавили темп.
Пока двое, по его мнению 'придурков' ушли творить безумие, сам Тард не сумев остановить отца остался в Армидее. Днем, когда Крегер и великан шли к драконьей горе, Тард помог армидейским солдатам спустить всех наводнивших золотой город беженцев в специальное подземное убежище. 'Вы выдворили чудовище из наших подземелий. Большое вам спасибо. Теперь уровни Второго Акрополя безопасны, мы можем спустить туда людей и разместить их как положено. Там они будут в стопроцентной безопасности', — объяснил Тарду один из генералов.
— Вы хотите осыпать оборотня градом артиллерии, когда ночью он выйдет к городским стенам. Если выйдет? — глядя как солдаты расчехляют огромные плазмометы, Тард спрашивал у генерала.
— Если он сунется в зону прострела, мы устроим ему огненный ад, после чего я уверяю, тварь забудет дорогу к нашим стенам, — скрестив руки за спиной, держа осанку, ответил генерал.
— А почему бы не использовать снаряд 'Черной Дыры'? — Тард заставил генерала улыбнуться. — Ведь у вас же есть это оружие! Открытая мини черная дыра затягивает в себя все и не оставляет ничего. Она также просто поглотит чудовище. Какой бы регенерацией не обладала эта тварь, от черной дыры ему не спастись. Раньше монстр находился в вашем подземелье, и использовать это оружие было нельзя. Понимаю, можно было разрушить какие-нибудь ваши коммуникации, обрушить под землю приличный кусок золотого города. Но ведь сейчас тварь снаружи. Какой риск?
— Ты мало что понимаешь Тардес, — выслушав до конца, с легкой улыбкой отвечал генерал. — 'Черная Дыра' это оружие стратегическое. Во-первых, у нас его немного, то есть растрачивать его просто так мы не можем. Вот если огромная вражеская армия подойдет к нашим стенам мы можем пальнуть по ней парой таких бомб, и то только для того чтобы уничтожить командование врага или поразить другие важные цели во вражеском строе. А эта тварь, она одна и к тому же быстрая и юркая, нет гарантии того что мы по ней попадем. А 'Черная Дыра' это оружие стратегическое, оно нужно, прежде всего, чтобы просто лежать на складах и одним фактом своего наличия всяких придурков вроде той же СБК удерживать от всяких глупостей. Это своего рода фактор сдерживания, гарант мира между нами и нашими 'союзниками' из СБК. Во-вторых, это оружие нестабильно, результаты его применения могут быть непредсказуемыми. Миниатюрная черная дыра может запросто перерасти в полноценную, и вот тогда нам всем тут конец. Каждое использование этого оружия это риск. Не думаю, что мы сейчас в настолько безвыходном положении, чтобы так рисковать, — ответил генерал.
Наступила ночь. В боевую готовность были приведены все артиллерийские системы обороны города. Вершину внешней стены заполонили ряды солдат вооруженных луками. Чудовище где-то снаружи, с наступлением темноты оно постарается проникнуть в город. Единственный тайный вход, идущий через Домик под деревом, был завален. Поэтому, как ожидалось движимое гневом чудовищное Проклятие Таргнера должно выйти к стенам Армидеи. Монстр попытается в наглую перемахнуть через стены, по-другому ему в город не попасть. Тард встал на стену вместе с остальными солдатами.
На высоте стены в ушах завывал ночной ветер. И вот откуда-то с северо-западного направления из Аламфисова леса раздался чудовищный вопль. Армидейские солдаты в соответствии с приказами стояли на стене, разбитые на дозорные группы. Каждый взвод контролировал отведенный ему участок стены и внешнего пространства, перемещаться без приказа они не имели права. Услышав чудовищный вопль в стороне от своей позиции, солдаты могли только переживать или радоваться о том, что бой примут не они, а сослуживцы с северо-западного направления. Тард никакими приказами скован не был и поэтому сразу двинулся в направлении, откуда ожидалась атака монстра. С грохотом заработала артиллерия, в темноту полетели осветительные снаряды — стеклянные шары размером с мяч, в которые при помощи магии был заточен солнечный свет. Стекло разлеталось при ударе о землю и свет, освобождаясь, оставаясь в виде стабильного сгустка, освещал территорию в несколько десятков метров вокруг. Запускали эти снаряды здешние гаубицы вместо пороха (неработающего в этом мире из-за магического запрета), использующие все ту же волшебную пыльцу аналогичную той при помощи, которой летают феи. Осветительные снаряды кучно сыпались в северо-восточной стороне, от леса до самой стены, освещая почти все это пространство. И вот в радиусе освещаемой зоны одного из световых снарядов промелькнула тень чудовища быстро движущегося к стене. Сорвавшись залпом, в место примерного нахождения монстра, прорезая темноту, полетели снаряды местной артиллерии и тучи стрел.
Оборотень с несколькими стрелами в теле, израненный осколками, все же вылетел к стене и высоко подпрыгнув, попытался взобраться на нее, своими когтями впиваясь в каменные блоки. Лучники на вершине стены по команде буквально нашпиговали оборотня стрелами. Он свалился вниз. Его тело выталкивало стрелы, раны быстро зарастали. Не успел оборотень прийти в себя, как рядом с ним разорвался осколочный снаряд местной артиллерии. Затем обрушился шквал таких снарядов. Территория простреливаемой зоны под стеной взорвалась одним большим взрывом от десятков попаданий разом. Едва чудище успевало регенерировать, как очередной снаряд сносил его с ног. Артиллеристские наводчики будто издевались над монстром, взрывами бросая его в разные стороны как мячик. 'Теперь осколочный-серебряный' — кричал заряжающему один из командиров орудий. Стали падать снаряды с серебряной начинкой. Из темноты стали доносится болезненные взвизгивания. И вот волной очередного взрыва чудовище отбросило за пределы освещенной зоны, оно сбежало. 'Теперь он больше не полезет к нашим стенам!' — радостно вслух озвучил мысли один из командиров стоящий рядом с Тардом.
Раздался жалобный протяжный вой. Казалось, чудовище было повержено, получило отпор и жалобно скуля, растворилось в темноте, но это только казалось.
Пока Чудовище Таргнера терроризировало Армидею, в Эвалте оставшейся из-за этого без присмотра, зрело другое зло. Эвалта — искусственно созданная страна свободных людей живущих без рабства по разумным законам, под контролем армидейского ока. И в мирное время эта страна свободных людей была разделена на две части: развитый тянущийся к артэонам север и бедный дикий юг, жители которого вчерашние беженцы с дикой Южной Половины. Сегодня, когда из-за Армидейского Кризиса Эвалта оказалась брошенной, пока ненужной своим покровителям, хищная Страна Белого Камня пыталась извлечь их этого выгоду для себя. СБК имея не малый опыт в разрушении людских обществ изнутри, уже вычленила из населения Южной Эвалты всех дегенератов, подонков и просто чудовищ в человеческой упаковке назвав все это Армией Свободы. Дополнив 'Армию Свободы' наемниками с дикого людского юга, хорошо вооружив и подготовив весь этот сброд, СБК были готовы к тому, чтобы его руками начать в Эвалте полноценную войну, самую настоящую резню. Заставить население Эвалты уничтожить само себя — так они это называли. СБК была противна и неприемлема сама идея страны свободных людей в артэонской Арвладе, власти белокаменной страны всегда были готовы уничтожить Эвалту как общество, но больше они хотели нанести удар по Армидее, уничтожить главное детище правителей золотого города. И вот казалось, сама судьба подкинула СБК возможность раз и навсегда покончить с недоразумением под названием Эвалта. Отдельные группы олицетворяющей дикий юг Армии Свободы уже пошли в наступление. Ополчение севера подпитываемое армидейцами пока держит позиции и не пускает выращенное СБК зло к главным городам Эвалты. Так или иначе, местами война уже началась. Каждый день Армидейского Кризиса, каждый день пока армидейские солдаты не могут прийти в Эвалту, и навести в ней порядок, каждый день, оборачиваясь войной, уносит жизни эвалтийцев.
Задуманная СБК война в Эвалте еще только надвигалась. Армия Свободы пока только подходила к рубежам севера, прощупывала почву. В это время эвакуация мирного населения из всех городов и деревень эвалтийского севера вовсю продолжалась. Все женщины старики и дети пытались спастись от надвигающейся войны. Бойцы ополчения севера продолжали сопровождать колонны беженцев в Армидею. Для беженцев главное было дойти до Аламфисова леса. Хоть армидейцы из-за кризиса почти не защищали свои рубежи, однако в сознании простых эвалтийцев Аламфисов лес представал как территория артэонов, что подразумевало безопасность. Очередной караван с беженцами только с наступлением темноты добрался до границ Аламфисова леса. Ночью в терроризируемую чудовищем Армидею, идти не имело смысла. Эти люди не знали о том, что чудовище оказалось вне армидейских стен и этой ночью бродит где-то по лесу. Беженцы под защитой солдат-ополченцев решили остаться в лесу на ночлег, а утром двинуться в Армидею. Но в силу чудовищного стечения обстоятельств в эту ночь чудовище получившее отпор у армидейских стен, израненное серебряными осколками снарядов, обезумевшее металось по лесу, от злости сносило деревья, беспомощно вопило. И вот оборотень в своих мучительных припадках, сходя с ума от распирающего безумия, случайно почувствовал запах костра доносящийся откуда-то с границы леса, прислушавшись в шуме ночного ветра, разобрал голоса людей. Оборотень напал и разорвал на части всех людей пытавшихся спастись от войны. Выжил только один солдат из ополчения, который на следующий день едва ковыляя на ногах, истекая кровью, добрался до ворот Армидеи. Единственный выживший рассказал об участи постигшей их караван.
Днем Тард стоял на стене и смотрел на север, туда, куда отправился отец. Пошел второй день, но не обещанного дракона способного остановить чудовище, ни отца с великаном, никого не было. И день как назло выдался дождливым и серым. Никто не поможет и посоветоваться не с кем, придется думать самостоятельно. Едва он успел обрадоваться отпору, наконец данному оборотню, так долго терроризировавшему Армидею, как наутро пришли вести о колонне беженцев ночью разорванных в клочья на окраине Аламфисова леса. У него внутри все оборвалось, он никак не мог смириться с этим, не мог себе этого простить. Он нес ответственность за эти жертвы. Ведь оставить чудовище вне армидейских стен это была его идея. Он, а не безумный отец предложил это. Золотой город теперь в безопасности и может позволить себе ненадолго, но все же, вздохнуть спокойно, а вот окружающий мир наоборот оказался под угрозой. Пока чудовище разгуливает где-то по лесу в округе, еще тысячи беженцев желающие покинуть готовящуюся взорваться гражданской войной Эвалту, находятся в опасности. Но по этому поводу вроде как можно было не волноваться. Армидейцы утром отправили несколько батальонов своих солдат во все поселения Северной Эвалты, где еще остались жители. Днем пока чудовище неактивно, пока оборотень прибывает в человеческом обличии, армидейцы решили эвакуировать всех оставшихся возможных беженцев, чтобы за стенами Армидеи обеспечить их безопасность. Всех женщин и детей чуть ли не в приказном порядке солдаты под контролем бойцов из ополчения грузили на повозки. Несколько последних караванов беженцев под охраной армидейских солдат выдвинулись в золотой город. Таким образом, армидейцы пытались впредь не допустить событий прошедшей ночи, разом организовано эвакуировав всех, кому угрожает надвигающаяся гражданская война. Чтобы беженцы не текли в Армидею небольшими группами, пока в Аламфисовом лесу обитает чудовище это не безопасно. Поэтому армидейцы решили просто вывезти их всех разом. В городах и сохранившихся деревеньках севера Эвалты остались только держащие оборону ополченцы. Но тут возникала главная проблема — это бойцы ополчения, держащие оборону на севере Эвалты, оставшиеся без нормальной связи с центром (с Армидеей), лишенные стабильных поставок продовольствия и оружия из-за того что в Аламфисовом лесу теперь разгуливает монстр. Разумеется, при свете солнца пока чудовище неактивно, в дневное время какие-то караваны с едой и оружием для северных ополченцев могут вырваться из Армидеи, но все равно, нормальная стабильная связь потеряна. И где гарантия того что чудовище не нападет днем? Теперь ополченцам севера будет сложнее устоять перед безумной Армией Свободы надвигающейся с юга. Выпустив чудовище в Аламфисов лес, они фактически отрезали Армидею от Эвалты, от всего остального мира, как же Тард сразу об этом не подумал.
Едва узнав о караване беженцев, который ночью уничтожил монстр, Тард первым делом бросился к армидейскому командованию, предложив поднять солдат и прочесать Аламфисов лес, найти оборотня днем пока он прибывает в человеческом обличии и попытаться остановить его. Касмий сразу отказался от этой затеи, предложив Тарду остыть и для начала успокоиться. Во-первых, учитывая опыт прошлой дневной вылазки, когда их солдаты попытались завалить тайный вход в Армидею, оборотень, едва почуяв опасность, сразу превратился в чудовище. Свет дня для него не играет никакой роли, он превращается в чудовище, когда захочет. Также ненужно забывать что оборотня оберегают семь темных призраков. Эти призраки помогли ему сбежать из армидейской темницы, фактически выпустили его и помогали еще много раз. Призраки, опекающие оборотня, предупредят его, и он сам будет ждать их в лесу. Их постигнет та же участь что и две группы солдат отправленные для обвала секретного входа в Домике под деревом. Во-вторых, Армидейский Кризис продолжается, их солдаты без помощи Духа есть простые люди, они ничего не смогут противопоставить чудовищу. Оборотень их всех уничтожит. 'И самое главное, — под конец пояснил Касмий. — Чудовище днем прибывает в неактивном состоянии, своеобразно отдыхает. И пусть отдыхает, ненужно его злить. Мы сейчас пытаемся эвакуировать оставшихся беженцев с северной Эвалты, чтобы не допустить повторения трагедии минувшей ночи. По нашим расчетам все несколько последних караванов прибудут в город до наступления темноты. Сейчас лучше сидеть спокойно и надеяться на то, что караваны с оставшимися беженцами доберутся без проблем и оборотень их не заметит. Ночью чудовище снова выйдет к нашим стенам, мы снова его прогоним залпами артиллерии. В целом ситуация остается контролируемой. В северной Эвалте остаются только ополченцы, всех женщин и детей мы эвакуируем. Трагедия минувшей ночи больше не повторится, это мы можем гарантировать. Всех кто хотел спастись от гражданской войны, мы разместим за стенами нашего города. В безопасности благодаря вам Тард', — пояснил Касмий.
— Грядущей ночью после того как вы артиллерией отгоните чудовище от своих стен, оно снова развернется и пойдет уничтожать все живое что встретит на пути. Ведь мы в центре Арвлады, вокруг проживает множество невинных живых существ, — высказал свои переживания Тард.
— Давай не будем делать скоропостижных выводов и подождем развития ситуации, — стоял на своем Касмий.
Касмий на пару с генералом Персилом уговорили Тарда успокоиться и спокойно все обдумать, не действовать на горячую голову, а остыть, придумать нормальный план дальнейших действий. Глядя на них Тард понимал, что борьба с чудовищем их теперь не особо волнует. Чудовище за городскими стенами, Армидея в безопасности, а то, что теперь их проклятие угрожает всему окружающему миру (как и говорил безумный старик), это их не волнует. Они могут сидеть в изоляции, отрезанные от мира гуляющим по Аламфисову лесу оборотнем сколько угодно, ведь теперь самой Армидее ничто не угрожает, поэтому остальное здешних военачальников заботит мало.
Тард понимал, что это он оставил чудовище за городскими стенами, следовательно, он несет ответственность за каждого человека, которого убьет разгуливающий вне Армидеи оборотень, за все злодеяния, которые чудовище может совершить. Было страшно представить, что еще движимое гневом чудовище, из-за него спокойно разгуливающее на свободе может натворить. И Армидейцы сумевшие обезопасить себя теперь не особо-то и горят желанием помогать ему дальше бороться с чудовищем. Он остался с этим проклятием один на один. Нельзя просто так сидеть, прячась за стенами, нужно что-то предпринять — думал он. Но что же делать? Вернуть чудовище обратно в Армидейское подземелье?! В его нелюбящем долгих рассуждений сознании крутилась только одна безумная идея, оставалось только с ней смириться.
Сейчас размышляя над происходящим этим серым дождливым днем стоя на армидейской внешней стене и глядя на север, для всех на этой стене он стоял один, в действительности с ним был его ангел. Ангельская красавица, которую видел только он, сидела на крае стены и внимательно слушала его мысли.
— Я не смогу сидеть, сложа руки. Это чудовище убивает людей. Это мы выпустили эту тварь из армидейских подземелий. Я должен это сделать, — вслух Тард объяснил своему ангелу. Она, сияя белой улыбкой, поднесла палец к губам, указав на двух солдат, что стояли на дозорной башне за спиной Тарда. Она намекала ему, что нужно говорить тише, а то Тарда примут за сумасшедшего. — Да и плевать, — посмотрев на стражников, ответил Тард. — Ничего оригинального я придумать не могу. Да и времени рассуждать нет. Делать нечего: нужно выйти из городских стен и ночью сразиться с чудовищем, приковать его внимание к себе, отвлечь его от остального мира, не допустив новых жертв. Бог знает, что еще движимый гневом монстр может натворить, он может добраться и до Срединных Земель и до Кефалии... Тем более в Эвалте твориться хаос, где гарантия того что армидейцы полностью эвакуировали всех беженцев? В ходе всех войн и невзгод всегда есть те, кто не желают покидать родные дома, что будет с этими жителями Эвалты? А с теми беженцами, что тянутся с юга? Армидейцы только сделали вид, что эвакуировали всех, якобы сделали все от них возможное, просто сняли с себя ответственность. Они просто говорят, что эвакуировали всех, лишь бы меня успокоить. Эвалта огромна, там миллионы людей, даже искренне желая эвакуировать всех их, армидейцы могли многих упустить. Чудовище, разгуливающее на свободе, угрожает еще многим людям. Все из-за моей глупости и недальновидности. Нужно пережить хотя бы эту ночь без потерь. Отвлечь чудовище сегодня ночью. А завтра быть может, отец уже вернется. Знаю. Это звучит как полный бред. Но это единственное решение, что я могу предложить.
— Пережить хотя бы одну ночь, — нежный женский голос зазвучал в голове Тарда. — Ты считаешь, что должен пережить хотя бы одну ночь, один раз выстоять перед темнотой, перед которой остался один. Но ты не прав. Ты не один. Не превращай это в личную проблему. Есть еще целая огромная Армидея с миллионом солдат. Это, прежде всего их проблема.
— Нет, им теперь на чудовище и на Эвалту наплевать. Главное что Армидея пока в безопасности, остальное для них не имеет значения.
— Но ты можешь погибнуть. Там, в темном лесу на его территории моей помощи тебе не хватит.
— Это вопрос принципа. Ждать от Армидеи помощи бессмысленно, их бросил Дух. Они простые смертные. Придется действовать самому. Нужно дождаться ночи. Днем, пока оставшиеся колонны беженцев собранные армидейцами тянутся в город чудовище злить не стоит. Пусть оно сидит в своем логове спокойно. С наступлением темноты я отправлюсь в лес и сражусь с ним. Другого выбора нет. Тем более если не все колонны с беженцами успеют до темноты войти в город, кто-то должен будет отвлечь оборотня на себя. Сидеть в Армидее, пока чудовище бродит где-то там я точно не смогу. Я банально не смогу уснуть. А без покоя на душе эта жизнь теряет легкость. Я предлагаю неразумное, но все же единственное возможное действие в нынешней... дебильной ситуации.
— Пойми, я просто не хочу потерять тебя. Если ты пойдешь в этот лес, то... дальше я твоего пути не вижу. Кефалия далеко на севере, также как и Срединные Земли отрезаны рекой. Им чудовище не угрожает. Остаются только считанные десятки беженцев, что будут тянуться в Армидею из охваченной войной Эвалты. И чем тогда объясняется необходимость такого риска? Жизнь нескольких десятков посторонних людей перевешивает риск смерти? Это в мире, где люди каждый день мрут миллионами. В чем здесь важность лично для тебя?
— Не знаю, — стеснительно улыбнулся Тард. — Спасение нескольких десятков жизней, наверное, это важно. А что еще тогда может быть важным? Если уже это не претендует на ценность, то я просто не знаю... Нельзя убивать людей, так не должно быть. Все должны это понимать. А тех, кто этого не понимает нужно останавливать. Подобное не должно сходить с рук, никому. Простите ваше высочество, но я не могу отступить.
В ответ его ангел ничего не сказала. И без того много наговорив, она только улыбнулась и пожала плечами, а после упорхнула растворившись светом в небесах. 'И как это понимать, ваше высочество. Вы со мной мой ангел или нет?' — глядя в дождливое небо, спросил Тард, но ответа не последовало.
Он спустился в картографический отдел одного из военных штабов. Решил ознакомиться с географией Аламфисова леса, изучить место предстоящей ночной схватки. Офицеру, угостившему его кофе, он поведал о своих планах на предстоящую ночь. Офицер, выслушав его, рассмеялся, назвал его сумасшедшим и ушел. Спустя десять минут в комнату, где Тард сидел с картами прилетел генерал Касмий.
— Куда делся Крегер? — пригладив растрепавшиеся при беге волосы, сделав привычное каменное лицо, поинтересовался Касмий.
— Ушел, — совсем не знал, что ответить Тард, ведь правду говорить было нельзя, а то у отца могут возникнуть серьезные проблемы, вроде уголовной ответственности за проникновение в логово дракона без соответствующего разрешения. — У него, похоже, есть какая-то оригинальная идея того как остановить чудовище. Что же! Нам остается только уповать на его 'мудрость'.
— Ты собрался в одиночку сразиться с чудовищем в ночном лесу? — Касмий смотрел на него как на сумасшедшего.
— Вы же мне помогать не хотите, чудовище вас больше не волнует. Что собираетесь делать? Начать переговоры с СБК, будите молить их о помощи?
— Я просто предлагаю подождать. Не торопиться, а как следует обдумать дальнейшие шаги.
— Нет, ждать я не могу. Вы думаете, ждите, я же не против, только меня не трогайте.
— То, что ты задумал — это самоубийство.
— Отец, я думаю... Должен вернуться утром. Завтра утром. Думаю должен. Нам нужно продержаться одну ночь. Кто-то должен отвлечь чудовище сегодня, привлечь к себе его внимание. Это необходимо чтобы не допустить новых сторонних жертв. И это буду я.
— Я конечно не против твоего самопожертвования ради решения нашей проблемы. Только если твоя жертва будет иметь пользу. Но в данном случае ты просто бессмысленно расходуешь себя. А ведь ты ресурс важный в нашей обороне, — как есть пояснил Касмий.
— Господи, какой же ты скучный! — бросив карты начал собираться Тард. — Как вижу, слухи у вас разносятся быстро. Очень быстро.
— Мне был сделан официальный доклад. А ты что собирался уйти, никому ничего не сообщив? Ночью, один в лесу ты будешь лишен шансов...
— Так все тихо! Т-ш-ш-ш! — не желал ничего слушать Тард.
— Вероятность того что ты погибнешь свыше восьмидесяти процентов!
— Знаешь, завтра утром, вернувшись обратно я, планирую съесть огромный хот-дог, запив его какой-нибудь фруктовой газировкой. А через примерно так... неделю, планирую усладиться обществом изнеженных сексуальных молоденьких артэонок, сразу двоих. Все нормально не парься, — похлопав Касмия по плечу Тард, направился к выходу из помещения.
— Ты не думаешь о последствиях? Глупо, но видно в твоем случае это работает, — сквозь зубы говорил Касмий. — Возьми тогда с собой какое-нибудь приемлемое оружие. Что-нибудь из наших стратегических запасов. Хоть как-то увеличишь шансы на победу.
— Хочешь, чтобы я уничтожил себя, утащив с собой это чудовище?!
— Теперь я утратил всякое понимание тебя. Чего же ты вообще хочешь?
— Я собираюсь выжить. Я уповаю на своего ангела... Ой блин! — оговорился Тард. — На Духа. Ладно, пойдем, посмотрим, что у вас есть.
— Подожди, — Касмий остановил Тарда. — Твое решение принято в спешке. Это следствие замешательства, ошибка. Давай может, как-то согласуем наши действия. Чудовище снаружи это положительно для нас, но окружающий мир поставлен под угрозу. Это недопустимое положение вещей, мы понимаем это, как и ты. В смерти ни в чем неповинных беженцев этой ночью частично виноваты и мы тоже. Давай разработаем военную операцию по отвлечению чудовища. Задействуем наших солдат, — предложил Касмий.
— Не хочешь отпускать меня?!
— Не хочу твоей напрасной смерти. Только не в нынешних условиях.
— Спасибо за заботу. Брошенные Духом вы просто люди. Без помощи Аркея ваши солдаты простые смертные. Просто пушечное мясо, корм для оборотня. Толку от вашей помощи не будет. За мной все еще стоит Дух, будем надеяться, что хоть он нам поможет, — Тард посмотрел в один из ближайших темных углов, однако никакого ангела там не увидел.
Следом за Касмием Тард спустился в главное военное хранилище Армидеи расположенное под кварталами промышленной зоны в самом центре города. Пройдя через множество дверей, комнату сканирующих лучей они оказались в зале больше похожем на библиотечный, только вместо книг на железных полках стояли черные ящики с бирками вроде: 'Огненный взрыв первой степени'; 'Газ телесного разложения'; 'Вспышка выжигания глаз'; 'Газ озверения'. Все бомбы с начинкой 'Черная Дыра' — главное стратегическое оружие обороны Армидеи, находились в отдельном хранилище расположенном уровнем ниже. Касмий рекомендовал Тарду взять бомбу 'Ледяного Взрыва третьей степени' конечно мощность этой волшебной бомбы недотягивала до мощности классового заклинания Крегера, однако превратить в кусок льда чудовище, находящееся в паре метров было вполне возможно. Тард отказался, лед и холод, в борьбе с оборотнем они уже использовали, к сожалению безрезультатно. Ему вспомнились слова отца: 'что если огонь сможет превратить чудовище в прах, в пепел, просто расщепить его на атомы?'. Он решил взять бомбу 'Огненный взрыв третьей (максимальной) степени'. Волшебная бомба, как и все другие аналоги, представляла собой железный круглый шар, исписанный рунами, едва умещающийся в ладони взрослого человека. Тард поднес этот шар к уху. Было слышно, как внутри него гудит сила способная выжечь все в радиусе километра — смертельный огонь, магически заточенный в тонкие стальные стенки этого шара. 'Я максимально покрою себя слоем защитного льда, а затем активирую бомбу, когда оборотень будет рядом. Быть может, удастся обратить его в прах, сделать его регенерацию невозможной', — объяснил свой выбор Тард.
— Уверен, что твой лед выдержит жар Огненного взрыва? — Касмий остановил Тарда своим вопросом.
— Касмий!
— Слушаю.
— Заткнись! У меня от страха и так мурашки по коже. Ты что хочешь, чтобы я совсем свихнулся?
На белом безжизненном лице генерала Касмия было невозможно разобрать эмоций, но его зубы скрипели от злости, после общения с Тардом.
Тард вышел из городских врат, прошел по распаханной свежими взрывами простреливаемой территории. Едва зайдя за деревья, он нашел четкий след оборотня, по которому и двинулся вглубь Аламфисова леса. По следам чудовища израненного серебром, спасавшегося от артиллеристских залпов, спустя пару часов он вышел к месту, где ночью был перебит караван беженцев из Эвалты. Он знал, что это жуткое зрелище ожидает дальше на пути из следов оборотня, поэтому осознанно пришел сюда. Тела убитых оборотнем стали попадаться ему задолго до места основной бойни. Многие пытались убежать, спастись, но ночь была долгая, и чудовище выследило почти всех. Это была поляна на обочине старой дороги идущей через Аламфисов лес с севера. На месте самой бойни в тени под кронами могучих сосен тихо колышущихся на ветру, среди перевернутых повозок лежали изуродованные тела. Многие были разорваны, внутренности валялись вперемешку с оторванными конечностями. Не смысла, не логики. Ни животное, не ради пищи, просто чудовище, просто безумие, неописуемое зверство которое ничем нельзя объяснить. Содержимое одного из мешков с вещами из-за ветра разлетелось по округе. Детские вещи: какие-то рубашки, кофточки, теперь это просто мусор. Тард заставлял себя на это смотреть. Брызги крови на деревьях были еще свежими, казалось если прислониться к земле в этом месте, то можно услышать крики. Испытывая гнев, он смотрел на это бессмысленное зверство. 'Для чего все это, в чем причина?' — глядя на все это спрашивал он себя. Необходимость остановить тварь это совершившую была естественной. Мотивация получена, стресс мобилизует все доступные ресурсы тела, и без помощи Духа усталость пропадает. Самое главное пропадает страх. Столкновение с безумием затягивает полностью, не оставляя возможности поддаться здравому смыслу, на все плюнуть, вернуться в Армидею и как следует выспаться. Теперь просто нет возможности вернуться назад. По веренице более свежих следов он двинулся дальше.
Прекрасные цветы обычно цветущие под могучими соснами повсеместно вяли, просто погибали. Брошенный создателем, как и Армидея, Аламфисов лес быстро угасал. Все вокруг страдало от этого Армидейского Кризиса. Ему нравился этот сотворенный Духом лес. Окружающая угасающая атмосфера, в которой все было готово в любой момент сорваться в бездну, давила усиливая страх зашевелившийся где-то в глубине с наступлением темноты. Солнце опустилось к закату, все вокруг тонуло в тенях деревьев. Главной здешней достопримечательностью в прошлые годы, тем, что манило сюда мечтательную молодежь, романтиков и прочих среди которых был Тард, были цветы в ночи источающие свечение как звезды. Сейчас в опускающейся темноте оскудевший цветочный ковер был мрачным и безжизненным, здесь впервые ярко ощущалось опустение, окутавшее эти места.
Тарду на пути встретился большой алый цветок. Его стебель был сломан пополам и верхняя часть, беспомощно повисла, держась на честном слове. Но в прожилках алых лепестков еще теплился свет, цветок был еще жив. 'И зачем я только обратил на это внимание' — глядя на цветок, улыбнулся он. В темнеющем лесу оглядевшись по сторонам, он убедился в том, что никто не увидит его глупого поступка. Он поднял отломанную верхнюю часть цветка, соединив обе половины. После контакта со стеблем лепестки снова засияли ярким светом, цветок, будто ожил. Место надлома он скрепил небольшим наростом льда, убрал руки и восстановленный цветок продолжил сиять. 'Это удивительно — видеть обычно губительный и холодный лед, служащим во благо жизни' — думал он, глядя на ледяной нарост которым он скрепил надломленный стебель. Здесь в темнеющем лесу, когда он был совсем один, наедине с самим собой, из него струилось какое-то сакральное добро. Зная что за свой хороший поступок он не получит ничего, сделав это для себя, он ощущал как сияет душа. В состоянии такой моральной чистоты даже смерть была нестрашна. Животных он признаться честно любил больше чем людей. Вернее животных в этой дикой жизни ему было больше жалко, чем людей. Он понимал, что это глупо. Четвероногие друзья, прирученные людьми, во всей этой безумной жизни виделись ему совсем беззащитными. Коня Руфуса он всегда считал своим единственным настоящим другом, ведь конь не болтал всякую ерунду, молчанием был всегда со всем согласен и был готов молча следовать за ним куда угодно. Растения из всех форм жизни ему казались самыми прекрасными, беззвучные просто существующие в его глазах они были чем-то источающим недоступную великую мудрость. Это было что-то артэонское, какое-то проявление изнеженной артэонской натуры, которой неведомо, что такое жестокость настоящей жизни, необходимость думать о выживании. Алый цветок, излеченный им, был сломан кем-то, кто-то прошел здесь. В свете струящимся из лепестков на земле был виден след, человеческий след. Здесь чудовище переродилось человеком.
Оборотень, снова ставший человеком — Рэвул, сидел на небольшой поляне, разглядывая какие-то белые бусы которые теребил в руках. Тард с серебряным мечом беззвучно подкрался к нему сзади.
— Ну, давай. Чего медлишь-то? Ха... Рубани мне голову, посмотрим, что будет, — не поворачиваясь, сказал Рэвул.
— Рубить тебе голову бесполезно? — спросил Тард замерший в метре от Рэвула.
— Сам не знаю. Обычно когда мне больно он выходит наружу...
— Он?
— Да чудовище что прячется во мне. Обычно когда мне больно или приходит темнота, он сразу начинает шевелиться внутри, просыпается. А что если отрубить мне голову? То у него она отрастет заново? Или может все это кончится. Ведь ты за этим сюда пришел, хочешь положить всему этому конец? Давай попробуй. Или Он как обычно придет и просто покончит с тобой, — поднявшись, устало глядя на Тарда, говорил Рэвул.
— Какие планы на эту ночь?
— Какие планы, что ты говоришь?! — сорвался, повысив тон Рэвул. — Думаешь все так просто? Ты даже не ведаешь, каково это быть мной сейчас!
— Хочешь сказать. Ты и чудовище. Вы разные? Не одно и то же? — с недоверием смотрел на него Тард.
— Я лишь помню все, что он творит. Все увиденное его глазами отражено во мне как нечеткий старый сон. Вот, — усталый и измученный Рэвул, протянул Тарду белые бусы, что были у него в руке. — Это, по всей видимости, принадлежало одной из жертв. Наверное, случайно, зацепилось за его огромный палец, а потом оказалось у меня в руке. Надо же здесь еще остались следы крови, — Рэвул сам рассматривал свои бусы.
— И о чем это говорит? — глядя на очередного психа, тяжело вздохнул Тард.
— Мне приходится смотреть на эти ужасы. Видеть разорванных им людей. Я вижу и чувствую через память все его злодеяния, все его безумие. И никуда не могу от этого деться, — уронив бусы, обреченно говорил Рэвул. — Я будто в тюрьме из ночных кошмаров.
— Ну, хорошо. Ты это не Он. Ну, так, а когда Он придет?
— Темнота заволакивает мир. Уже скоро, — Рэвул глубоко вдохнул и закрыл глаза. — Он уже шевелится внутри, — его глаза снова стали волчьими.
— Хочу сразиться с ним. Как мне устроить с ним встречу на своей территории?
— Да просто иди туда, куда хочешь его заманить. ОН пойдет по твоим следам. Я помню тебя или можно сказать, уже знаю. Только учуяв твой запах, он сойдет с ума и пойдет за тобой хоть на край света.
— Ладно, спасибо.
— И это... Ты что там цветочку помог?
— Значит, видел все-таки, — разоблаченный с улыбкой сознался Тард.
— Так я же сидел здесь. Тебя было видно из-за деревьев, — Рэвул заставил Тарда покраснеть.
— Все мы сумасшедшие в какой-то мере. Не бойся, нормальных или полностью свободных среди людей нет. Ладно, я пойду.
— Да давай. А то времени уже мало осталось. До встречи, как бы.
Рэвул глядя Тарду вслед, остался на поляне, погружающейся в темноту. Тард едва скрывшись за деревьями, перешел на бег.
Приближаясь к полнолунию здешнее ночное светило, горело ярко, лаская мир, погруженный во мрак приятным голубым светом. По ночному лесу оборотень несся по следам Тарда. Прорвавшись через очередные заросли деревьев чудовище, неожиданно вылетело на лед. На карте это место обозначалось как озеро Водвуд. Сейчас это была белая ледяная гладь, раскинувшаяся посреди шумящего жизнью лета. Тард с серебряным мечом в руке, стоял в середине озера превращенного им в ледовую арену для схватки с монстром, арену на которой у него будет преимущество. Чудовище сначала распласталось как корова на скользком льду, затем учуяло Тарда и, скребя когтями, бросилось на него со всей силой.
Когда оборотень оказался в десяти метрах Тард топнул ногой, тонкое покрывало льда треснуло, в небо устремились клубы пара превращающегося в снежинки, и чудовище скатилось в яму. Глубокую воронкообразную ледяную яму в толще льда, широкую сверху сужающуюся к концу, на глубине на самом дне узкую как колодец, с высокими скользкими стенами, созданную Тардом в самом глубоком месте озера. Чудовище попыталось выбраться, вскарабкаться по скользким стенкам, но все безуспешно. Чудовище дергалось, бесилось, злобно рычало, но места внизу было так мало, что оттолкнуться для прыжка было невозможно, а когти беспомощно скребли по белому льду. Пытаясь выбраться, чудовище скатывалось назад. Тард довольно смотрел на беспомощного оборотня, беснующего на дне ледяного капкана. 'И что теперь с ним делать? Бросить здесь и уйти или подежурить тут до утра? Дневное солнце растопит лед, сделает его мягким и чудище выберется наружу. Но ведь не могу, же я здесь караулить его вечно! Нужно пойти сходить в Армидею, передохнуть немного, чего-нибудь перекусить, а утром вернуться. До утра он все равно не выберется. Или может сбросить туда огненную бомбу? Нет, огненный взрыв испарит всю воду, превращенную в лед. Я уничтожу озеро. Ладно, подождем до утра'. В нем все еще теплилась надежда на то, что отец скоро вернется и что-нибудь придумает.
Только Тард собрался отойти, уйти на берег, разжечь костер, как ледяную гладь сотряс мощный толчок похожий на землетрясение. На дне ледяного капкана сужающегося до пары метров, ногами упершись в одну стену, плечами и головой в другую, пытаясь разогнуться в полный рост, едва не переломав себе все кости, чудовище сдвинуло ледяную толщу. Тард и не думал, что монстр окажется настолько сильным. Лед треснул, трещины разошлись по всей глади заледеневшего озера. Ледяные стены ямы также пошли трещинами. Дело было плохо. Тард достал волшебную бомбу с огненным взрывом, подошел к самому краю ямы, чтобы сбросить ее туда. Чудовище давило со всей силы, ледяная толща вокруг ямы растрескалась сильнее, с грохотом разошлась глубокими трещинами. Тард упал, ногой провалившись в трещину, бомба, оставшаяся не активированной выпала у него из руки и скатилась в яму к чудовищу. Поднявшись на ноги, он недолго думая решил покрыть себя слоем ледяной брони и спрыгнуть в яму к чудищу чтобы, там быстро отыскав бомбу, активировать ее, спалить здесь все в огненном вихре. Только он поднялся на ноги, как из ямы вылетело чудовище. Оборотень взобрался вдоль одной из трещин, своими когтями впиваясь в растрескавшийся лед, и набросился на Тарда, снеся его с ног. Защитный слой льда, покрывавший Тарда, не дал чудовищу пронзить его когтями. Распаров монстру брюшину он выскользнул из его объятий. Тард бегом бросился по скользкому льду, оборотень бросился за ним. Подошвы Тарда покрыл слой специального льда, поэтому на ледяной глади он чувствовал себя как на земле, чего нельзя сказать о монстре. Тард резко остановился, оборотень, не сумев также ловко затормозить, покатился кубарем по льду. На скользком льду оборотень оказался беспомощным. Тард используя преимущество, накинулся на него и серебряным лезвием пронзил твари грудь, с трудом добравшись до сердца. Задыхаясь, истекая кровью изо рта, монстр бросился бежать.
Оборотень бездыханно свалился у берега заледенелого озера. Тард сжимая меч, покрытый слоем инея, стоял в центре ледяной арены, ожидая нападения монстра. Восстановившись, снова задышав, впиваясь когтями в лед, монстр поднялся и устало посмотрел на Тарда. Его безумие не давало ему уйти, следуя вдоль берега, готовясь к нападению, монстр не сводил с Тарда своих волчьих глаз. 'Давай иди сюда! Давай!' — кричал ему Тард. Звук биения сердца Тарда сделал свое дело, монстр бросился на него, разогнавшись, полетел по льду как пуля. Тард отскочил в сторону, чудовище как рассвирепевший буйвол пронеслось мимо. Оборотень снова добежал до берега и снова развернулся и пулей понесся на Тарда. Уклоняясь от проносящегося монстра Тард, одновременно пытался зацепить его мечом, в итоге задев его пару раз, распоров монстру плечо и бок. На пятый забег чудовище извернулось и свалилось на Тарда, придавив его собой. Монстр сжал его тело в своей зубастой пасти и принялся трепать его как куклу. Ледяная броня поверх бронекостюма который раз спасла его от острых зубов. Тард все же сумел извернуться и выколоть оборотню глаз. Чудовище, взвыв от боли, выбросило его в сторону. Тард свалился на лед. Яма, на дне которой осталась бомба огненного взрыва оказалась в двадцати метрах от него. Тард бросился туда. Оборотень едва не нагнал его у края ямы, но Тард все же, успел в нее спрыгнуть.
Хоть он и был покрыт ледяной броней все же от падения с такой высоты его нога, похоже, сломалась. Он, корчась от боли, подполз к бомбе и как единственную надежду на спасение сжал ее в руках. Оборотень остановился у края ямы, дважды попасть в один и тот же капкан как умное животное, он не хотел. Тард прижал к себе бомбу так, будто она была бесценна. Он собирался испепелить монстра, который для этого должен оказаться в самом эпицентре взрыва, то есть получается рядом с ним. Но монстр слазить к нему не собирался. Чудовище стояло у края ямы и, злобно скалясь, ожидало своего часа. После трепки в пасти монстра несколько его ребер были переломаны, скорее всего, имело место внутреннее кровотечение, это не считая того что если бы не Сфера Холода замораживающая все его раны он истекал бы кровью. От боли в сломанной ноге все серело в глазах. Беспомощно лежа на дне ямы, он чувствовал, что находится в шаге от потери сознания. 'Давай, вот он я! Иди сюда!' — кричал Тард. Но чудовище только рычало и принюхивалось, ожидало, не собираясь спускаться за ним в яму. В шаге от потери сознания ему ничего не оставалось, как сковать себя максимальным слоем льда, активировать бомбу и будь, что будет. 'Это же чистое самоубийство' — говорил он себе, когда все меркло в глазах. Выбора не было, потерять сознание в этой ситуации, значит дать чудовищу порвать себя на куски. Готовясь к взрыву, он покрыл себя максимальным слоем льда, в прямом смысле слова заморозив свое тело. Заледенелыми губами он прошептал заклинание и что есть силы, подбросил вверх активированную бомбу, засиявшую рунами. На высоте трех метров от него раздался мощный взрыв. Огненным вихрем чудовище отбросило в сторону. Следом за взрывной волной, пламя быстро летящим потоком превращало заледенелую озерную воду в пар. Тарда оказавшегося в самом эпицентре взрыва сначала окутал огонь, его ледяная броня отлетела кусками, просто растворилась, потом взрывная волна отбросила его и понесла в потоке огня и ледяных глыб.
Предыдущим днем, когда Тард, как обычно злясь на отца, еще только набирался храбрости чтобы отправиться на схватку с чудовищем в ночной лес, Крегер и Хродор со всех ног неслись в Армидею. Почти весь занявший обратную дорогу день, оказался дождливым. Похищенное драконье пламя на кончике посоха мага горело красным, вопреки идущему с небес дождю. Нервы Крегера начали сдавать. Ему мерещилась погоня. Постоянно с ужасом оглядываясь назад, глядя в небо, он ждал дракона, который прилетит и испепелит их. Все его переживания по поводу правильности всей этой авантюры с драконом, перетекали в страх. Он гнал Руфуса как сумасшедший. Когда они добрались до северных лесов, Хродор остановился, у него просто не было сил бежать дальше, он настоял на отдыхе. 'Он где-то здесь. Он скоро прилетит. Прячься, а то он убьет нас! — спрятавшись в зарослях травы, кричал Крегер. — Не сиди так просто. Ложись ко мне сюда. Найди себе укрытие!' — безумный маг своим приступом паники, будто специально решил испортить Хродору отдых.
— Ну, ты старый безумный маг! Успокойся. Нет здесь никакого дракона, — Хродор старался звучать спокойно, хотя внутренне был разозлен. Его жутко достал этот паникующий старик. — Возьми себя в руки!
— Давай может, затушим это поганое пламя. Может он нас простит, может он от нас отстанет? — трясся в зарослях травы Крегер.
— Ты что! И думать не смей. Хочешь сделать так, чтобы все это было зря? Мы с тобой залезли в логово дракона, я никогда еще так не рисковал своей жизнью. Возьми себя в руки и доделай что начал! Понял?
— Ладно, только не ругайся.
С наступлением сумерек они добрались до границы Аламфисова леса. В полной темноте дошли до места, где спрятали великанью волынку. Ну как дошли? То есть примерно дошли. В темноте Крегер никак не мог найти место, где именно спрятал великанский музыкальный инструмент. Сколько бы Хродор не носился по лесу зов приведения из той пещеры так и не прорезал его голову болью. Опасаясь за Руфуса, вернее гнева Тарда, что обрушиться на него, если с этим конем что-нибудь случится, Крегер его отпустил, велел бежать. Его все не отпускала паника, ему все казалось, что вот-вот прилетит дракон и всех убьет. И тут в темном ночном небе над его головой действительно раздался драконий рев. Что-то огромное затмевая звезды, пронеслось над головами. Великан упал в траву и затаился. 'Что же ты делаешь! Зачем прячешься! Ведь я же просто старый сумасшедший паникер. Никакой дракон никогда не прилетит, это же все мои выдумки, блин!' — упрекал великана Крегер.
— Давай быстрее найдем уже эту чертову волынку! — перешел на крик Хродор.
— Ты же крутой, ты же не боишься драконов!
— Быстрее!
Глядя на красное пламя обволакивающее наконечник его посоха, Крегер тяжело вздыхал. 'Я же говорил, что это поганое пламя нужно потушить' — говорил он сам себе.
Пока Крегер и Хродор метались по ночному лесу в поисках волынки, где-то в паре километров от них Тард пришел в себя. Он лежал в воде еще оставшейся в центральной части озерного котлована. Все вокруг заполнил пар, в который превратилась озерная вода, все было как в густом тумане, ничего не было видно. Вдоль берегов испаренного озера еще остались наросты льда. На обнаженном озерном дне местами возвышались ледяные изваяния окутанные облаками белого пара. Сначала он ничего не понимал, где он оказался, что случилось. Первое чувство — боль, жуткая чудовищная боль. Дышать было просто невозможно, легкие буквально горели. От ледяного кокона, которым он покрыл себя почти ничего не осталось. Боль в ноге, в ребрах, ломило все тело. Не успел он толком прийти в себя как услышал звук — шлепанье огромных лап по воде. Оборотень огромной тенью среди белого пара искал его, принюхиваясь, прислушиваясь к каждому звуку. Тард закрыл рот рукой, закрыл глаза и замер беззвучно.
Крегер и Хродор со страхом поглядывая в ночные небеса, продолжали носиться по лесу.
— Хватит бегать туда-сюда! Вспомни какие-нибудь ориентиры! — кричал Хродор.
— Твоя головная боль от услышанного зова неуспокоившейся души — вот наш главный ориентир! Это у тебя нужно спросить, где эта чертова пещера с тем приведением. В тридцати метрах на север от нее спрятана эта чертова волынка! — кричал в ответ Крегер.
— Выведи нас к нужному месту хотя бы примерно. Сразу, как только у меня заболит голова, я тебя сообщу!
— Когда мы ее прятали, был день, а сейчас ночь. Ночной лес он весь однообразный!
В процессе беготни Хродор споткнулся и скатился в овраг. Ворча и проклиная тот день, когда связался с Крегером, он, поднимаясь с земли, внезапно увидел белое сияние за темными стволами деревьев. Сначала он принял это за ночной свет Аламфисова леса, что источали его цветы, но сияние это было иное, какое-то чистое и приятное. За деревьями Хродор увидел ангела, ту самую великолепную красавицу из грез Тарда. Хродор не поверил своим глазам и пощупал пластину, приделанную к затылку. 'Пластина на месте, но как такое возможно?' — задумался он. Ангела Тарда он ошибочно принял за приведение. Ангел звал его за собой, и великан пошел за ним следом. Свет ангела исчез в том месте, где прошлым днем Крегер спрятал эту треклятую волынку.
Хродор невероятно обрадовавшись, быстро достал великанский инструмент и исполнил ту же мелодию что и в том зале в Армидее, перед первой схваткой, мелодию уже знакомую чудовищу. Великанская мелодия казалось, собой сотрясла весь ночной лес. Дремавшие на ветвях птицы разлетелись во все стороны. Оборотень, топая по оставшейся воде в центре озера испаренного взрывом, услышав знакомую зовущую его мелодию, остановился. Немного порычав, будто выбирая между Тардом и теми, кто дразнил его ненавистной мелодией, выбрал последних. Чудовище умчалось туда, откуда исходил ненавистный звук. Тард выдохнул с облегчением, наконец-то прокашлялся.
Следуя к источнику ненавистного звука, оборотень выбежал на небольшую поляну, в центре которой лежала великанья волынка. Движимое безумием чудовище набросилось на 'музыкальный' инструмент и принялось трепать его. Резко единственное облако в ночном небе рассеялось, и освободившаяся луна осветила поляну. В спину чудовищу прилетел великанский топор. Следом и сам Хродор набросился на оборотня. В процессе схватки израненный, переломанный великанским топором, оборотень все же завалил великана на землю, пытаясь вцепиться ему в шею. Подоспел Крегер. Маг снова заставил чудовище замереть в пространстве.
— Хватай мой посох. Затуши драконье пламя кровью этой твари! — кричал Крегер освободившемуся Хродору. — Я пока 'подержу' его.
Маг 'удерживал' чудовище в обездвиженном состоянии в центре поляны. Хродор взял посох на кончике, которого пылало драконье пламя, и положил его на землю под замершего оборотня, которому после своим великанским кинжалом распорол брюхо. Кровь должна была хлынуть потоком, затушив собой частицу драконьего пламени, но ничего не произошло.
— У него кровь не течет! — крикнул Хродор. Кровь чудовища в ранах сразу становилось тягучей как резина, и никогда не текла. Также и сейчас из распоротого великаном брюха не упало ни капли. Тем временем оборотень, рыча сопротивлявшийся чарам мага, моргнул. — Слышь Крегер, он моргает! — успел крикнуть Хродор, прежде чем чудовище разрушило чары мага и словно освободилось, выпрыгнуло из невидимых оков. Для мага разрушение его чар это сильный, болезненный удар, это все равно, что ударить молотком прямо по мозгу. Из-за разрушения чар Крегера отбросило назад на несколько метров, он потерял сознание. Чудовище, видя, что маг уже не представляет опасности, набросилось на Хродора. Великан снова принялся махать топором, пытаясь зацепить им чудовище. Несколько раз, серьезно задев оборотня, пригвоздив его топором к дереву, неудачно попытавшись отрезать ему голову кинжалом, великан выбился из сил. Чудовище израненное, убежало, скрылось в ночном лесу. Великан без сил опустился на землю, и в этот момент чудовище вернулось и набросилось с новой силой. Оборотень повалил измотанного великана и, ударив головой о камень, лишил его сознания. Разделавшись с Хродором чудовище, немного подождав, нормально регенерировав, восстановившись, направилось к Крегеру, только начавшему приходить в себя.
Маг успел остановить чудовище в паре метров от себя. Обессиливший из-за разрушения своих чар, едва успевший прийти в себя Крегер сдерживал чудовище из последних сил. Оборотень уже разрушивший чары мага пытался сделать это снова, он просто изо всех сил пер на жертву вопреки невидимой стене. Когда силы мага почти иссякли и монстр, приблизившись уже на метр, был готов прорвать невидимую стену очередных чар и порвать Крегера на куски, на помощь подоспел Хродор. Разозленный великан буквально вонзил в тело монстра посох, на кончике которого пылало драконье пламя. Пронзил тело оборотня, а затем провернул посох внутри него. Хродор все же нашел способ затушить красное пламя кровью чудовища, он затушил посох прямо в его теле. Дымящийся на наконечнике посох упал на землю. Крегер, наконец, сам разрушил свои чары удерживающие оборотня в обездвиженном состоянии, задыхаясь от усталости, этот старик распластался на земле. Чудовище, заскулив, попятилось назад. Затушенное в его теле волшебное драконье красное пламя в прямом смысле слова растеклось по черным венам едкой кислотой. Взвыв от непонятной боли, оборотень умчался прочь. Великан и Крегер, несмотря на бессилие, усталость, рассмеялись так, будто это была победа.
Оборотень несся по ночному лесу. Вдруг что-то огромное набросилось на него сверху, из ночных небес. Его придавили огромные лапы, огромные когти вцепились в его спину. Затем огромное крылатое чудовище подняло оборотня в воздух, и с высоты со всей силы швырнуло о землю, после струей огня извергнутой из пасти спалив его и все вокруг. Крыльями, разогнав остатки пламени, огромное крылатое чудовище опустилось на землю. Среди разлетающихся по сторонам клубов дыма появилось обожженное тело чудовища. Оборотень быстро регенерировал и уже начал шевелиться, драконий огонь не оказался смертельным для него. Дракон, недовольно зарычав, взмыл в небо.
Крегер и Хродор смеясь, обсуждали произошедшую схватку, отряхиваясь, поднимались с земли.
— А как... ты нашел свою волынку? — тяжело дыша, спрашивал Крегер.
— Приведение из пещеры мне подсказало. Я почему-то его увидел. Знаешь, это была прекрасная обнаженная дева с крыльями. Это почему-то был ангел. Как я мог его видеть, если на моем затылке блокирующая пластина? Или она не работает?
— Работает. Это было не приведение из пещеры, — задумался Крегер. По картинам, что рисовал сын, по его случайным оговоркам он догадывался о том, вернее о той, с которой Тард разговаривает, когда остается один в лунном лесу. Он сам почти увидел этого ангела пару раз. Из темных безвыходных ситуаций его несколько раз выводил приятный ангельский свет.
Дракон пронесся над их головами, сделал круг, а затем приземлился на поляне метрах в десяти, злобно рыча и глядя на них. Крегер обреченно замер, готовясь к расплате за пробуждение огромной злобной рептилии. 'Бежим! — крикнул великан, — Бежим в пещеру!' — бросившись бежать он, потащил за собой Крегера, который едва успел подобрать свой посох. Поток драконьего пламени, испепеляя деревья, понесся за ними следом. За холмиком пещеры, где обитало приведение, чей зов должен был помочь найти волынку, они укрылись от огня спалившего все вокруг. Хродор разорвав желтые ленты, которыми эту зону паранормальной активности пометили артэоны, закинул Крегера в пещеру, где обитало приведение, затем протиснулся в нее сам. Пещера внутри резким колодцем уходила вниз. Крегер свалился на дно пещеры, и едва он успел встать и отряхнуться, отшатнуться в сторону, как сверху огромным камнем свалился протиснувшийся в узкий пещерный проход великан. Снаружи все обволакивал огонь, в языках которого гибли деревья Аламфисова леса. Пещеру освещал желтый свет огня бушующего снаружи.
— Маг! — Крегер услышал чудовищный голос в голове. — Так для чего же ты все-таки разбудил меня? — чудовищный голос изнутри сотрясал его голову.
— О великий... как там тебя... Оренатор! — стоя на дне пещеры во весь голос кричал Крегер. Говорить на драконьем языке — общаться телепатически он не умел. — Великий Оренатор! Я нашел тебе равного соперника. Ведь ты сам оставил смертным право бросить тебе вызов!
— Смертным, а не тварям Тьмы. Ты похитил пламя. Значит, ты бросил мне вызов. Я должен убить тебя, — в голове Крегера звучал голос дракона находившегося снаружи у входа в пещеру. Вне пещеры прекрасный лес уничтожал пожар, виновный в нем дракон был скрыт за стеной огня.
— По правилам, бросившим схватку, считается тот, кто помечен пламенем. И это никак ни я! — вглядываясь в огонь, что бушевал вне пещеры, кричал Крегер.
— Ритуал я обязан соблюсти, и ты воспользовался этим. Ты сжульничал, решил использовать меня! — Стены пещеры задрожали. — Хорошо коварный маг. Я исполню ритуал. Но покараю тебя тем же коварством, с каким ты использовал меня! Месть моя обернется кровью на твоей совести. — Огромная драконья морда показалась в проеме входа в пещеру. Хищные драконьи глаза пронзили взглядом Крегера. — Месть моя будет ужасна! — от взмаха драконьих крыльев потух пожар, что бушевал снаружи пещеры, сам дракон улетел.
Крегер остался один в темной пещере. Он был рад тому, что дракон улетел, но последние его слова, раздавшиеся в голове, вселяли ужас. Сзади послышались тяжелые шаги. 'Хродор, ты как?' — не поворачиваясь, спросил Крегер. Вместо ответа раздалось мерзкое шипение. Обернувшись, маг увидел полуразложившийся лишенный руки труп, в обрывках одежды стоявший в метре от него. Злобно шипя, мертвец набросился на Крегера. Все что вспомнил Крегер так это простейшее противотемное заклинание, он сверкнул ярким светом из посоха, лишь отогнав ходячий труп. Только потом он вспомнил подходящее в этой ситуации заклинание, что-то пробормотав себе под нос, он легонько кончиком посоха коснулся ходячего мертвеца, которого отбросило на несколько метров в дальний угол темной пещеры.
Зомби — ходячие мертвецы, были неотъемлемой частью природы Тьмы. В мирах окутанных Тьмой каждый труп забытый всеми, мертвое тело, долго пролежавшее где-то в темноте, неизбежно оживало, превращалось в зомби — неживое существо которым движет только голод. Мертвые тела в природе Тьмы вообще были второй по значимости основой (после людского гнева) для возникновения различных темных сущностей и проклятий. В этом мире овеянном Тьмой люди никогда никого не хоронили, здесь не было кладбищ. Дабы уберечь тела умерших от Тьмы их всегда сжигали, прах развеивали. Естественно, что не всех удавалось проводить в мир иной, как подобает. Например, люди умирали в войнах, в пылу сражений, их тела оставались на полях битвы, становились кормом для разных падальщиков. Однако тела погибших в бою, оставшиеся на поле битвы почти никогда не превращались в зомби. Битвы гремели на открытых пространствах, тела погибших в них оставались лежать чаще всего на полях, под светом солнца, луны и звезд. В зомби превращались только забытые тела оставшиеся лежать где-то в темноте, например, в каких-нибудь подземельях или в глубоких пещерах, в местах о которых забыли живые. В местах, где не звучат голоса людей, куда не проникает свет. Все мертвые тела забытые всеми оставшиеся лежать в темных местах забытых жизнью, в этом мире под воздействием Тьмы всегда становились зомби — ходячими мертвецами.
'Зомби в нескольких километрах от Армидеи — какого черта? Понятно что этот мертвец ожил недавно, после того как Свет Духа покинул эти места. До этого он был просто мертвым телом, сохранившимся вопреки времени, которое лежало здесь очень долго. Но ведь это же Аламфисов лес. Неужели артэоны постоянно гуляющие здесь никогда не спускались в эту пещеру?' — повиснув на своем посохе, переводя дыхание, размышлял Крегер. Затем он обратил внимание на резкий крутой спуск идущий снаружи. Пещера больше напоминала колодец с кучей темных углов. 'Получается, артэоны гуляли снаружи и наведали о трупе, что лежал на дне этого склепа? Потребовался уход Духа, и возвращение в эти места Тьмы, чтобы об этом позабытом трупе вспомнили'.
Разделавшись с зомби, переведя дыхание, Крегер зажег свет на кончике своего посоха и осветил пещеру. Хродор сидел у стены, руками пытаясь стянуть с затылка блокирующую пластину. 'Ты что творишь!' — кинулся к нему Крегер. Не успел он сделать и пары шагов как возле Хродора возник полупрозрачный силуэт. Приведения магической природы казались совсем не страшными для повидавшего всякой нечисти Крегера. Типичный фантом, воспроизводящий свой прижизненный внешний вид, только полупрозрачный, невзрачный как старое воспоминание, окрашенный в синие холодные тона. Как и сказал Хродор, это был мужчина воин, в броне, в кольчуге, он стоял, сжимая в руке полупрозрачный меч. Приведение взвыв, кинулось на Крегера, лезвием меча, будто ударив его по голове. Призрачное лезвие прошло через голову мага, в его сознании пронеслись какие-то ужасные сцены из прошедшей жизни лишившей покоя эту душу. Какие-то поля битв, сгоревшие деревни, жизнь, прожитая впустую, ощущение полной собственной бессмысленности и лютая неописуемая ненависть к артэонам. В итоге смерть от голода и жажды. 'Ну и что такого?' — совсем не испугался Крегер. Приведение растворилось, пещеру наполнили болезненные крики и безумный смех. 'Ой, как страшно!' — издевался над приведением Крегер. 'Оставь его, дай ему освободить меня', — эхом по пещере разносился мертвый голос. Крегер игнорируя беснующуюся душу, подошел к Хродору и одернул его за плечо. Хродор расковырявший до крови те места, где пластина шурупами была привинчена к голове, остановился, затем злобно посмотрел на одернувшего его мага. Великан будто взбесился, толкнул Крегера в живот и бросился бежать. Обезумевший Хродор вскарабкался к выходу из пещеры и скрылся в темноте. Крегер пролетев несколько метров, упав на каменный пол, лежал и корчился от боли, кряхтя, проклиная обезумевшего великана. 'Какого черта на него нашло?' — недоумевал он. В темном углу злобным шипением о себе дало знать зомби, которое уже ползло к оказавшемуся на полу Крегеру...
У племени Колтов (тех самых людей псов живших под властью дракона) была специальная должность — сказитель. Самый умный (в меру), разговорчивый из людей псов два раза в месяц ведал дракону обо всем, что творится в мире. Сказитель через специальный тайный проход приходил в пещеру, в самый главный зал, где спал дракон и вслух ведал последние новости, а хозяин пещеры их слушал, скрываясь в темноте. Так что Оренатор был осведомлен обо всем происходящем. Он знал о Армидейском Кризисе, о чудовище. Желая наказать Крегера — безумного мага, что посмел использовать его, Оренатор снова отыскал в ночном лесу оборотня, опалил его огнем, а после схватил обугленное тело и с ним взмыл в воздух.
На армидейской стене этой ночью как обычно выстроились ряды солдат. Все ждали, когда снова явится оборотень. Но вместо этого ночную темноту озарили огненные вспышки где-то в северной части Аламфисова леса. В итоге вместо человека-волка в лунных небесах появился куда более опасный крылатый монстр. 'Дракон!' — раздался крик кого-то из солдат. 'Огонь на поражение!' — раздалась команда. Выстрелы плазмометов, волны стрел из луков и тысяч стрелометов, смертоносные лучи местных средств противовоздушной обороны, взмыли в небеса. Дракон, уклоняясь от оборонительного огня, пронесся над стеной, опалил ее огнем, погубив несколько десятков солдат, полетел над городом и с небес как бомбу сбросил свой 'сюрприз'. Оборотень свалился на одну из городских улиц. Город ночью был пуст, поэтому чудовище, восстановившись после драконьего пламени и падения с высоты, осознав, где оно находится, быстро бросилось к очередному канализационному люку и скрылось в нем. Чудовище снова оказалось внутри армидейских стен, город оповестила тревожная сирена.
После того как чудовище оказалось выдворено из города всех беженцев военное командование спустило в подземные бункеры, во Второй Акрополь, думали так будет надежнее, никто не мог себе даже представить что чудовище снова каким-то образом окажется в городе. Действительно, обещанная драконом коварная месть безумному магу Крегеру оказалась жестока. Чудовище проникло в подземелье наполненное беженцами. Началась эвакуация, навстречу потоку спасающихся людей в подземелье спешили солдаты. В толпе людей в панике выбегающих из армидейских подземелий встречались забрызганные кровью, заплаканные, перепуганные люди которым чудом удалось спастись. Монстр убил несколько десятков беженцев и несколько сотен солдат, прежде чем все беженцы были подняты на поверхность и все возможные входы в подземелье заблокированы.
Наступило утро. Все беженцы были снова распределены по квартирам, окна и двери которых были задвинуты железными заслонами. По улицам города снова разбрелись солдаты. К полудню вопреки страху люди вынужденно стали тянуться на площади, где были развернуты пункты раздачи пищи. Солдаты успокаивали людей тем, что при свете дня бояться нечего, чудовище нападет только ночью. На поиски Тарда была отправлена целая экспедиция. Солдаты, двигаясь по следам, обнаружили его тело лежащим на берегу испаренного озера. Крегера с Хродором и след простыл.
На часах было около двенадцати. Солнце пробиралось сквозь тучи оставленные утренним дождем. Люди, населившие Армидею, преодолевая страх, потоком шли на площади за обедом. Многие беженцы покидали город. В основном все бежали на север, подальше от этих мест. Кто-то решил вернуться в родные края. Охваченная гражданским конфликтом Эвалта отчаявшимся людям, казалась более безопасной, чем Армидея, за стенами которой вновь обитает чудовище. Таким образом, жизнь пыталась течь дальше вопреки опасности и постоянной угрозе смерти.
Вопреки всем правилам, неожиданно для всех чудовище напало днем. Когда светило солнце, казалось не оставляющее места Тьме, улицы города наполнились людьми. Чудовище вырвалось из канализационного отсека, ворвалось на одну из людных улиц. Огромный черный оборотень, в свете дня выглядящий чем-то чужеродным, совсем не вписывающимся, принялся беспорядочно рвать людей на куски, разбрасывать их как кукол. Город огласила сирена. Все возможные солдаты, поднятые по тревоге, быстро стягивались к месту учиненной чудовищем бойни. Буквально за несколько минут улицы города опустели. Люди разбежались по домам, все двери и окна которых задвинулись заслонами, на улицах остались только солдаты и чудовище.
Оборотень стоял в центре улицы, окруженный разорванными телами, лужами крови. После нескольких десятков зверски отнятых жизней чудовище дышало с облегчением. Десятки сердец замолкли и больше не сводят с ума своим биением. Сладкая с ума сводящая плоть разорвана, вокруг больше нечему обнажать жажду крови. Мертвая тишина — единственное, что даровало успокоение. И оборотень вроде успокоился, но ненадолго. Повсюду в округе раздаются звуки шагов. Доносится запах артэонской плоти закованной в сталь. Армидейские солдаты оцепляют место нападения чудовища. Они не торопятся нападать, и это для чудовища становится интересным, похожим на игру. По заранее заготовленной инструкции солдаты только зажимают чудовище в угол, блокируют место его нападения. Дальше разведка должна сообщить координаты и артиллерия должна стереть оцепленную территорию. Но тут, заслоняя собой лучи солнца, в небе пронеслось что-то огромное. Солдаты получают приказ 'Отбой', 'Полное отступление' и спешно покидают этот квартал.
Чудовище уже присматривающее крышу, на которую было бы удобнее забраться, чтобы сверху напасть на солдат, находящихся на соседней улице, вдруг прислушалось. Снова звуки шагов, солдаты уходят, они отступают. Неожиданно для оборотня вокруг него снова наступила тишина. И тут же внезапно что-то огромное сбило оборотня с ног, пронеслось под ним в метре над землей, прокатило его по своей огромной усеянной шипами спине и в конце ударом хвоста врезало в стену. В месте, куда врезался оборотень, стена пошла трещинами, сам он, отделавшись парой переломов, поднимался на ноги, когда его заслонила огромная тень. Дракон предстал перед ним во всей красе. Огромная, раза в три больше оборотня рептилия, покрытая, будто стальной чешуей, с головой усеянной шипами, растопырила свои перепончатые крылья. Два чудовища предстали лицом к лицу. Оборотень, заметно уступающий в размерах, ощетинился, и нападать не спешил. Увидев такого необычного соперника, он принюхивался, пытался лучше разглядеть того кто заслонил ему солнце. Дракон издал устрашающий вопль. Оборотень первым бросился в атаку.
Увернувшись от драконьей пасти, оборотень прыгнул и вцепился зубами в вытянутую драконью шею. Его пасть сжималась как стальной капкан, однако зубы не могли прокусить чешую. Дракон взглянул вверх. У одного из рядом стоящих домов удобно выпирал крепкий карниз. Расправив крылья, дракон взмыл в воздух, изящно изогнувшись, пролетел в паре сантиметров от карниза, счесав с себя надоедливого черного волка. Оборотень после удара о карниз с высоты свалился и ударился об асфальт. Не успел он прийти в себя, как с небес улицу залила струя огня. Спалив сразу пол квартала, дракон приземлился на заволоченную дымом улицу, оборотень набросился на него со спины. После неудачной атаки оборотень скрылся от ответного огненного потока в ближайшем канализационном люке. Дракон, решив вытравить оборотня, пустил мощную струю пламени в прямо канализацию. Несколько окружающих домов обрушились, уже целый квартал был охвачен огнем.
Гоняясь за оборотнем, Оренатор полностью выжег несколько кварталов, почти половина центральной части города была охвачена огнем. 'Господи!' — пребывал в шоке Касмий с высоты пустующей ЦентрЦитадели глядя на охваченные огнем кварталы. Брошенные Духом артэоны могли только беспомощно наблюдать за битвой двух чудовищ, разрушающей их город. Где-то среди клубов черного дыма оборотень снова вцепился дракону в шею, чешуя все также не поддавалась его зубам. Оренатор снова счесал с себя надоедливого волка об первую удобную крышу, но только в этот раз его чешуя не выдержала. Оборотень впился слишком сильно и зубами сумел сорвать несколько чешуек с шеи дракона. Оренатор пришел в ярость и снова обрушил поток пламени. С высоты он выжигал город огнем, не собираясь опускаться вниз. Оборотень, скрытый облаками дыма разбежался и прыгнул на дракона, удачно вцепившись ему в шею. В то место, где чешуя оказалась, сорвана, оборотень впился одним зубом, но этого оказалось достаточно, чтобы прокусить кожу и пустить кровь. Хватило одной капли бесценной драконьей крови (кровь дракона в мире магии всегда считалась универсальным, редким артефактом) чтобы оборотень обезумил, и его челюсти автоматически сжались, так что не оторвать. Дракон снова попытался счесать оборотня об удобную крышу, но тот, наоборот, от каждого удара о выступ стены или карниз лишь сильнее сжимал пасть, лишь сильнее разрывал рану в драконьей шее. Армидейский бульвар — несколько сотен метров прямой широкой улицы сейчас, как и большая часть центра города был охвачен огнем. Пытаясь содрать оборотня со своей шеи, Оренатор извернулся и пролетел над всем бульваром на высоте полуметра, он просто стер об асфальт вцепившегося в него оборотня. Останки черного волка отвалились с драконьей шеи. Оренатор освободился, взмыл в воздух, и чтобы не дать оборотню восстановиться обрушился вниз, извергая из себя огненный вихрь. Стертое об асфальт тело чудовища сгорело в красном огне. Дракон, крыльями разогнав языки пламени, опустился рядом с тем, что осталось от оборотня. Он истекал кровью из раны, оставленной на шее, но хотел удостовериться, что враг мертв. Спустя пару минут оборотень, как обычно начал регенерировать. Обуглившаяся плоть неизбежно начала восстанавливаться. Дракон издал недовольный рев, он сам убедился в том, что Проклятие Таргнера невозможно остановить.
Фактически признавая поражение, Оренатор огляделся по сторонам. Армидея объята огнем, коварному магу он за коварство отомстил. Ведь это Крегер пробудил его, следовательно, он повинен во всех этих разрушениях, сам себя он видел неуправляемой стихией, и как стихия не считал себя виновным в причиненных разрушениях. Он схватил оборотня пока тот не пришел в себя и вместе с ним взмыл в воздух. Обгоревшая туша оборотня свалилась в Аламфисов лес, немного 'похулиганив' дракон вернул его туда же откуда взял. Оренатор полетел домой, в родную пещеру, зализывать рану. Но стоило ему отлететь на пару километров, он почувствовал что-то странное. Огненная метка, что текла по жилам оборотня лишая дракона покоя. Оренатор столкнулся с чарами обязывающими завершить ритуал последней схватки. Он не мог так просто улететь, пока помеченный его пламенем жив. Но ведь оборотня невозможно убить? Оренатор попытался сопротивляться чарам, но далеко улететь у него не получилось.
Для существа покрытого непробиваемой чешуей, простая рана в шее была очень серьезным уроном. Под слоем мощной чешуи кожа драконов была очень слабой, кровь сворачивалась долго. Оренатор можно сказать истекал кровью.
Оборотень, постепенно восстановившись, пришел в себя посреди цветочной поляны. В небе над ним пронеслась тень дракона. Оренатор лишенный покоя из-за чар последней схватки, недовольно рыча, летал кругами, будто набираясь сил перед решающим броском. И вот дракон отлетел на несколько сотен метров и по прямой понесся на оборотня, который рванул ему навстречу. Оренатор опалил огнем прыгнувшего на него гигантского волка, ударом хвоста швырнул его на землю, а после взмыл на большую высоту и камнем ринулся вниз. Дракон со всей силы врезался в землю в паре метров от размазанного о землю оборотня. Удар был такой силы, что все внутренности дракона смялись, переломались кости и лопнули железы источающие пламя. Раздался небывалой мощности взрыв. Потоки пламени моментально охватили несколько квадратных километров. Оборотня находящегося в самом пекле обратило в прах. Старый дракон погиб, сам себя, расшибив о землю, надеясь утащить оборотня за собой на тот свет, пожертвовав собой лишь бы победить в своей последней схватке. Драконья смерть всегда источник невиданных пожаров. Места, где погибают драконы, всегда уничтожает огонь, поэтому они умирают или в воде или в специальных кладбищах где-нибудь в пустынных мертвых долинах. Оренатор погиб, превратив себя в живую бомбу в самом центре Аламфисова леса. Лес был обречен. Уже через несколько часов пламя охватывало почти всю северную его часть, и огонь не собирался останавливаться. Армидейские солдаты, с высоты городских стен, сквозь дым глядя на пламя уничтожающее их родной лес надеялись, что это драконье пламя вместе с лесом уничтожило и оборотня тоже. 'Главное чтобы это пламя не было напрасным' — сказал кто-то из сержантов, стоя на городской стене, глядя на охваченный огнем Аламфисов лес.
Ранним утром после тревожной ночи, в туманном лесу Крегер нашел Хродора лежащим на земле в окружении сотен ворон. Его огромное тело было буквально укрыто покрывалом из этих черных птиц. Множество ворон сидели на окружающих деревьях и земле вокруг. Едва Крегеру стоило появиться, как огромная воронья стая с недовольным карканьем разлетелась по сторонам. Великан дрожал, частично от холода и стыдливо прятал лицо руками. На вопрос: 'И как же ты нашел меня?' — Крегер показал великану небольшой зеленый камень, пояснив, что вторая его половинка спрятана в железной пластине, прикрепленной к затылку Хродора. Стоило магу взять свой кусочек камня в руку как, закрывая глаза, он увидел великана, увидел, что тот делает и куда идет.
— Думаешь ребята из ордена 'Равновесие' дураки? Они дали мне это, — говорил Крегер глядя на свою половинку волшебного камня, — чтобы я мог запросто найти тебя, если ты убежишь. Не забывай, я несу за тебя ответственность.
Крегер недовольно кряхтя, все же решив прибегнуть к магии, при помощи пары заклинаний организовал костер. Ничто так не возвращает к жизни как пламя костра. Согреться у огня в сложные моменты порой это все равно, что снова коснуться жизни. Великан подполз к огню, согрелся и немного 'оттаял' — пришел в себя.
— Знаешь маг, — глядя в огонь говорил великан. — Магия и Тьма очень похожи. Говорят, магия берет за основу фантазии людей, а Тьма страхи. Так вот. И магия порой произрастает из страхов. Что я натворил? — готовясь услышать что-то ужасное, спрашивал великан. В голове Хродора произошел провал, на несколько часов он утратил над собой контроль, сейчас ничего не помня, он боялся даже думать над тем, что мог натворить.
— Ты пытался сорвать пластину с головы. Мог повредить себе мозг. Ну как ты себя чувствуешь?
— Да нормально все вроде. О мозге говоришь. Я ведь существо волшебной природы, у меня не все как у вас. Может мне этот мозг не так уж и нужен, — Хродор пытался быть ироничным. — Ни черта не помню. Пришел в себя, когда уже несся по лесу. В голове одни мысли: 'Бежать', 'Убегать'. Промчался, наверное, километров десять. Я уже испугался, думал, снова наломал дров.
— А ведь ты наломал дров. Убил несколько людей, я нашел их трупы на дороге. Размазал им головы топором. Сожалею Хродор...
— Твою мать! — в ужасе подскочил великан.
— Шучу. Это шутка! — рассмеялся Крегер, как и в случае с Тардом отпрыгнув на безопасное расстояние. Великан с облегчением снова завалился на землю. — Это была моя месть тебе. Ты со всей силы врезал мне в живот, у меня аж в глазах все посерело. А потом свалил, бросив меня в той пещере вместе с этим зомби...
— Извиняться уже не буду...
— Да я же говорю, я тебе отомстил. Хоть посмеялся. Видел бы ты свою испуганную рожу!
Их костер тихо потрескивал. Великан лежал на земле бездумно глядя в сторону.
— Знаешь, — не глядя на собеседника начал Хродор. — Они могут многое поведать. Они чаще всего описывают смерть. Вот уж о чем, о чем, а вот о смерти я знаю все досконально. Ты, твоя душа, это твой разум. Тот самый стержень, на котором все держится. Умрет только тело. Разом исчезнут все эмоции, все чувства, ощущения. Твой чистый глубинный разум, сейчас спрятанный под толщей личности, в тот момент получит свободу. Лишившись тела, ты будто избавишься от грязи, очнешься чистым безупречным существом, голым разумом, лишенным плоти и невидимое течение унесет тебя в высший мир.
Оказывается, мы сейчас находимся в Мрачноземье. Эти земли омрачило ужасное зло, большая беда. Война? Здесь были жестоко оборваны жизни тысяч людей, чьи сердца были заполнены страхом, злобой и желанием мести. Зло в нашем мире, благодаря Тьме это вполне реальная осязаемая материя, возникающая в людях. Людей убивали. Физические оболочки уничтожались, души убитых став душами жертв отправлялись в высший мир, напрямую минуя Аэтхейл и страшный суд. Все зло из этих душ невидимой глазу материей разливалось в пространстве, омрачая собой этот лес. Теперь этот лес пронизан злом. Неизвестно когда он восстановится и вообще продолжит ли жить.
Они еще часто говорят о Аэтхейле и устройстве вселенной. Жуткий и дикий мир физических тел, где мы находимся сейчас и невероятно далекий от нас высший мир — мир мысли, мир оживающих мечтаний отдыхающих душ, оба мира вечно существовали параллельно друг друга. Смертным разумом не осознать что такое вечность... Однажды когда-то давно по воле высшего разума оба мира соединились. Безумный физический мир, в котором все пожирали друг друга, где все погрязало в хаосе, получил смысл и логику. Все живое получило душу, у всего появилось продолжение и смысл. Больше ничего так просто не умирало и не терялось в потоке хаоса. Апогеем революции стало появление разумной жизни, которая все-таки зародилась, пробилась сквозь толщу хаоса и дикости. И разумные существа стали менять этот мир и возникли целые разумные цивилизации. И этот жуткий мир хоть ненадолго, хоть местами, но избавился от дикости и хаоса. Но не всегда разумные существа шли по разумному пути, так и появилось зло.
Возвращаясь в мир мысли после жизни в дикости физического мира души стали приносить с собой зло накопленное в процессе этих жизней. Злу этому не было места в высшем мире. Потребовалась защита. Защитный барьер, который мог бы встать между двумя мирами и помочь отчиститься душам отягощенным злом. Так появился Аэтхейл — созданный мир, вставший между двумя основными мирами, эдакий стражник высшего мира. Аэтхейл можно назвать адом. Неважно, каким он создавался, сегодня наполненный злом, осевшим из людских душ он стал ужасным, сотканным из кошмаров местом. Аэтхейл как пограничный мир вобрал в себя черты обоих основных миров. Там есть физическая материя, но она хаотично парит в пространстве, изменяется под действием мысли. Вместе с Аэтхейлом были созданы и его хозяева, его боги — дьяволы Аэта. Мыслями этих существ управляется этот странный мир. Дьяволы отчищают души от зла болью и ужасом, заново погружая души в физические оболочки, пуская их по девяти кругам ада. И души, отчистившись после жизни здесь, спокойно уходят в высший мир, а зло болью и ужасом выбитое из них оседает в пространстве Аэтхейла, наполняет его.
В отличие от нашего физического мира, где все измеряется расстоянием и размерами Аэтхейл разбит на измерения и время там не играет роли. Для каждого физического мира, для каждой планеты, где зародилась разумная жизнь, в Аэтхейле есть свое измерение. Измерение, являющееся тенью нашего мира похоже на ад, как и во всех этих людских представлениях о жутком загробном мире в котором грешники мучаются за грехи там все объято огнем и пеплом. Почему? Потому что мы сами его таким сделали. Почему демоны, что проникают в наш мир это жуткие твари с крыльями, почему всякие вурдалаки и прочая нечисть, что всегда пугает вас, людей, выглядит так, будто соткана из ваших страхов? Потому что они сотканы из ваших страхов. Вы сами задали им форму. Здесь у нас, на нашей планете пролегает брешь между физическим миром и Аэтхейлом. Тьма это последствие проникновения Аэтхейла в нашу реальность. Все твари Тьмы изначально нематериальные сущности, не имеющие физической плоти, своими страхами вы сами определяете их внешний вид. В тварях Тьмы воплощаются, материализуются ваши страхи, поэтому они вас и пугают. И также Аэтхейл в целом — мир, сотканный из страхов всех разумных живых существ из всей вселенной, разбитый на измерения — персональный ад для каждой планеты.
Не хотелось бы там оказаться, — закончил свой рассказ Хродор. Крегер, не спавший всю ночь, сидел тихо подремывая. Уставший голос великана, делившегося всем услышанным от мертвых, для него был как снотворное.
— Они много чего болтают. Много о чем ведают. И ведь не один контактер никогда не писал книг, никогда не делился с живыми своими знаниями, полученными от мертвых. Я никогда, никому из смертных не рассказал об Аэтхейле. И сейчас они кое о чем мне поведали снова, — эти слова великана заставили Крегера проснуться.
— О чем же? — поинтересовался сонный маг.
— Это Поводыри, не знаю, сколько их, но не один. По-моему. Они снова нашли меня. Когда я находился в той пещере с приведением благодаря паранормальной активности, что наполняла это место, я услышал их, я их почувствовал. Они сказали немного, да и понял я не все. Они зовут меня. За последние столетия Говорящих с мертвыми стало очень мало. Таких как я, сейчас почти нет. Мир переполнен привидениями. Это настоящий кризис мертвого мира, который неизбежно коснется мира живых. Я нужен им, они зовут меня.
— Ну и что, — сонно мямлил Крегер.
— Они рассказали мне, как избавиться от блокирующей пластины не повредив мозг... — этими словами великан серьезно взбудоражил Крегера.
— И что теперь? — уже напряженно спросил Крегер.
— Они зовут меня. Я может один из последних контактеров на нашем веку. Но я не буду тебя подставлять. Не уйду без твоего одобрения. Ведь ты ответственен за меня.
— А если... предположим, я скажу что тебе нельзя никуда идти. Ты послушаешься? — как-то пугливо поинтересовался Крегер. Когда надо было быть жестким и проявить лидерские качества, он предпочитал промолчать.
— Ну, тогда скажи, когда я получу свободу?
— Сам же знаешь. Когда мы остановим чудовище.
— Так ведь мы не знаем, как это сделать. Я бы как раз у них все спросил. Поставил бы им условия: если вы хотите чтобы я начал помогать вам, то помогите мне, подскажите, как остановить Чудовище Таргнера. Древние или Поводыри они знают все.
— А что если чудовище вообще нельзя остановить. Что если никто не знает, как его остановить. Они просто уведут тебя за собой. Ты сбежишь — нарушишь условия своего освобождения. Маги из 'Равновесия' или 'Пламени Рассвета' тебя найдут.
— Что будем делать? — тяжело вздохнув, смирился великан.
— Нужно идти обратно. Хватит валяться.
В разгаре дня Крегер и Хродор брели по Аламфисову лесу обратно в Армидею. И тут где-то сбоку раздался мощный взрыв. В небо поднялся огненный грибок. Все начал заволакивать едкий дым, откуда-то сбоку лавиной приближался пожар. Это дракон Оренатор пробужденный ими, пытаясь уничтожить оборотня, расшибся о землю, что и стало причиной взрыва и чудовищно быстро распространяющегося огня. 'Бежим, быстрее!' — крикнул Крегер, бросившись в сторону Армидеи. Хродор остался стоять на месте. Великан сначала потерялся в дыму, но после вернулся, нагнал Крегера, все-таки одумался. Они оба понеслись с огнем наперегонки.
Аламфисов лес пылал весь день и всю ночь. Армидея оказалась островком среди моря огня. Драконьим пламенем чудный сотворенный Духом лес был уничтожен полностью. Наступило тяжелое, невыносимое утро. Все вокруг было заволочено белым дымом как туманом. Армидею засыпало пеплом как снегом. Городские улицы наводнили миллионы разных мелких жучков и насекомых, спасшихся от огня. Центральные кварталы города, пылающие после схватки двух чудовищ, удалось потушить только утром. Улицы выгорели, стали черными, однако дома переведенные в военный режим, превращенные в крепости, устояли. Беженцы что прятались в них, в основном выжили. В общей сложности из-за разрушений домов в драконьем пламени погибло чуть более тысячи человек, 'Не так много, как могло бы быть' — после прочтения отчета о потерях и разрушениях высказал свое мнение Касмий. Солдаты с марлевыми повязками на лицах разгребали завалы, оставшиеся после визита двух чудовищ, вытаскивали из-под них трупы людей. Крегер, которого без проблем пропустили в город (ведь никто пока не знал что дракон это его вина), стараясь не смотреть по сторонам, брел по улицам незаметной тенью, накинув на голову капюшон своего черного плаща. Оценивая разрушения принесенные драконом он приходил в ужас, ему было страшно думать о том что с ним сделает общественность после того как узнает что это он виноват в визите Оренатор.
Тард, чудом выживший в ночной схватке с монстром, с многочисленными переломами, перемотанный бинтами, накаченный целебными зельями, лежал на койке в военном госпитале. Выспавшись на сто рядов, он смотрел в потолок.
— Эй! Псс! — услышал он из-за приоткрытой двери в палату.
В коридоре не осмеливаясь войти, с лицом нашкодившего котенка стоял отец. Тард не злился, не скрипел зубами, ему уже было все равно.
— Уйди.
— Что все так плохо? — спросил Крегер.
— Отстань от меня, я тебя не слушаю, — отвернулся к стене Тард.
— Что с тобой случилось? Это дракон?
— Нет, оборотень в ночном лесу.
— Главное ты выжил, — Крегер вошел в палату, Тард не хотел его замечать. — Тард ну прости. Будто ты сам никогда не совершал ошибок!
— Совершать ошибки и жалеть об этом это одно, вести себя как полный придурок это совсем другое! Не у меня прощение проси. А вон у них — у тех людей, что наблюдают за тем как из-под завалов достают их друзей и знакомых.
— Я виноват. Я дебил. Я кретин. Я полный придурок. Ну, прости! — не отставал отец.
— Ты такое натворил. Столько людей погибло, а ты переживаешь только потому, что я тобой недоволен. Ты что совсем!
— Ну, Тардик, ну солнышко, прекращай, — начал придуриваться Крегер, подойдя и погладив по голове как маленького отвернувшегося к стене сына. Таким образом, он пытался заставить Тарда взбеситься, выйти из себя, главное перестать дуться на него.
— Отвали! — замотанный в бинты тяжело засмеялся Тард. У него не было сил злиться на отца. — Господи за что мне все это!
— Ладно, давай расскажи мне про свою схватку с оборотнем в ночном лесу.
— Не пытайся со мной заговорить, я тебя не слушаю! — Тард убрал улыбку с лица и, отвернувшись, смотрел только в стену. 'Не слушай его, думай об убитых, о разрушениях, о жертвах. Не слушай этого кретина', — лежа на больничной койке не в силах сбежать от этого старого придурка говорил себе Тард. — Просто отвали от меня! — крикнул он вслух.
— А они в курсе вообще, что это я дракона наслал. Как они настроены. Мне как подаваться в бега или как? — иронизировал Крегер.
— Значит, как творить безумие, идти на безумные авантюры это ты горазд, а вот отвечать боишься?!
— Я же человек.
— Сказал бы я тебе кто ты. Хочешь, чтобы я простил тебя? Ладно...
— Уже простил?!
— Не я должен тебя судить, а они. Ты должен предстать перед трибуналом. Ответить перед солдатами, перед беженцами, перед Армидеей. Если ты честно получишь по заслугам, я тебя прощу.
— Ладно, можешь меня не прощать.
— Нет, отец, ты ответишь за свой поступок. Ты должен получить наказание и осознать свою вину в полной мере, чтобы больше такого не делать. Ты должен получить урок.
— Где мой настоящий адекватный сын. Что это за уродец передо мной?!
— Ты не оставил мне выбора.
— Значит, решил сдать меня. С потрохами. Меня? Своего отца!
— Прости отец, но в этом случае мне придется побыть уродом.
— Хоть представляешь, что со мной будет? Что они со мной сделают? — старался выглядеть жалобно Крегер.
— Представляю. Ты это заслужил. Натворил дел, так ответь теперь. Ведь ты же чокнутый. Это как тогда на юге в землях тех дикарей, когда, пытаясь потушить лес, ты поджег его с другой стороны, просто полностью все разом спалил, молодец! Ты творишь безумные поступки, не думая о последствиях. Так оно всегда было. Просто этот случай — апогей твоего безрассудства. Ты ответишь за свой поступок, даже если мне придется заставить тебя силой.
— Заставишь силой? Ты же прикован к кровати! Не смеши меня инвалид. Да и это. Я же хотел как лучше. Я действовал исходя из желания всех спасти...
— Понимаю папа. Но на фоне результата это не имеет значения, — стоял на своем Тард. Отец сдался, замолчал и повесил голову.
Спустя пару дней, когда Тард встал на ноги, в зале совещаний армидейских министров собралась куча генералов осуществляющих управление переведенным на военное положение городом. Крегер просидевший в камере изолятора больше суток, с наручниками на руках, стоял перед ними с опущенной головой. Старый безумный маг изменился значительно. Он будто все осознал, понял свою вину, и сейчас возможно впервые чувствовал себя виноватым. Во всяком случае, внешне он таковым выглядел. Только молчал, с лица, из глаз исчезла его безумная усмешка, он был полностью серьезен.
Недовольные общим положением вещей генералы, уставшие от всего этого кризиса, собрались решать дальнейшую судьбу Крегера на голосовании. Тард ненавидящий себя за то, что сдал отца с потрохами, считающий себя предателем сидя среди генералов, опустил голову также как отец. По закону за содеянное в отношении Крегера нужно было возбудить дело, после, как и любого другого мага повинного в гибели тысяч людей, его следовало доставить в ближайший высший белый суд. Несколько судий из числа высших светлых магов и прочих великих мудрецов артэонского мира, должны определить его судьбу. Для жителей Арвлады такой ближайший высший суд находился в Райноне, с которой у всех преферийских артэонов был заключен соответствующий договор.
В зале царила напряженная тишина, никто не знал что сказать, вернее с чего начать.
— Так все хватит, пора внести ясность, — не выдержал и встал из-за стола генерал Персил. — Наше положение критическое, а мы сейчас пытаемся сделать его еще более сложным. Этот старик последний светлый маг, который у нас есть, который помогает нам. Учитывая ситуацию, он одна из наших последних надежд. Предлагаю ситуацию с драконом считать ошибкой. Хоть это и аморально, но у нас нет другого выхода. Крегер хотел как лучше, нужно думать в первую очередь об этом. Понятно погибло много людей. О разрушении городского имущества и речи не идет. Однако в данной ситуации это все не имеет значения. Важен результат. Если все прошло, как планировал Крегер и чудовище уничтожено в драконьем пламени, то значит, мы должны не привлекать к ответственности, а наоборот поблагодарить этого мага.
Касмий как обычно стоявший отдельно у окна, улыбающимися глазами смотрел на своего старого напарника, который неожиданно решил взять слово.
— Напоминаю, что завтра для тварей Тьмы официально начинаются дни полной луны, — продолжал Персил. — Если чудовище выжило, то оно заляжет на дно. Исчезнет на долгие дни или недели. С гражданской войной в Эвалте мы не имеем права на затягивание кризиса.
Предлагаю считать, что этого трибунала не было. Официально Крегер к появлению дракона непричастен. Все находящиеся здесь генералы должны проконтролировать, чтобы никто среди личного состава не узнал правду, чтобы не поползли никакие слухи. В нынешней ситуации в глазах солдат Крегер должен оставаться светлым магом хранителем, последним, стоящим на защите Армидеи и всей Арвлады. Хотя бы просто, потому что подобное вселяет надежду в сердца простых ее жителей. Ведь для них Крегер 'светлый маг'. Есть, у кого что возразить? — генералы не стали перечить своему командиру. — Инцидент исчерпан, — подытожил старый генерал.
— Вы что тут устроили? — дождавшись, когда напарник договорит, взял слово Касмий. — Вы старые совсем из ума выжили? — этот совсем еще мальчишка нагло смотрел на пожилых командиров. — Какой трибунал, какой высший суд? Что хотел сделать Крегер? Пробудить дракона, чтобы тот уничтожил нашего оборотня. Но дракон оказался коварен и в качестве мести за причиненные неудобства разнес центр города, также напрямую или косвенно убив пару тысяч человек? Вы только вслушайтесь в сказанное. Это же просто какая-то черная шутка, — этому хладнокровному чудовищу было абсолютно наплевать на погибших людей. — Вся суть проблематичности сложившейся ситуации в том, что наш светлый маг и защитник полный идиот...
— Спасибо Касмий — Крегер совсем по-другому посмотрел на Касмия. Для него слова этого мальчишки были чем-то сродни понимания, так необходимого таким как Крегер.
— Но другого-то светлого мага у нас нет. Это не преступление, а какая-то пакость на уровне нашкодившего мальчишки. Он, как и большинство хулиганов, хотел, как проще, но получилось как всегда. Да результат получился кошмарным, но действовал-то он исходя из благих побуждений. Пытался нам помочь, как бы дико это ни звучало на фоне разрушений ставших результатом его 'помощи'. Этого безумного мага за эту выходку нужно не к трибуналу привлекать, а в угол поставить и по попке постучать. Не надо сидеть здесь с умными лицами и обсуждать всю эту нелепую шутку. Это же всем нам известный Крегер, остановимся на том, что он хотел как лучше.
Вечером Крегер стоял на внешней городской стене вместе с солдатами глядя на догорающий Аламфисов лес. Слухи все-таки просачивались. С ним не разговаривали. На него старались не смотреть. Аламфисов лес еще пылал. Черные клубы дыма еще поднимались с выжженного пейзажа. Маг с надеждой смотрел на дымящийся лес. 'Главное только чтобы чудовище погибло, чтобы все это не было напрасным' — думал он. Солдаты за его спиной о чем-то болтали, смеялись. Сквозь облака дыма пробивалась полная луна. Вопреки всему откуда-то из глубины выгоревших пустошей раздался затяжной вой. Внутри у Крегера все оборвалось. Закрыв глаза, он едва удержался, чтобы не потерять сознание. Это оказалось сильным ударом для него. 'Чудовище выжило. Все было напрасно', — сказал он вслух. Боясь оглянуться и посмотреть на стоящих за спиной солдат, чувствуя себя полным придурком и убийцей тысячи людей, он глазами полными ужаса смотрел на исходящий из леса дым. Теперь ему было не обрести прощения, никак не объяснить своего поступка общественности, все, что он принес это только разрушения.
ДИКИЙ ЮГ
Где-то в глуши северных лесов лежа в густой траве Рэвул, закрылся руками от света солнца. Мокрый от холодного пота он изнемогал от чудовищной боли ломящей все тело. Стоял погожий солнечный день. Жизнь вокруг в летнюю пору била ключом. Под щебетание птиц с цветка на цветок неспешно порхали бабочки. В окружающей живой атмосфере чем-то черным и чужим казался изнемогающий от боли Рэвул. Для него окружающий летний лес утратил все краски. В его темном измученном внутреннем мире наступил тяжелый период — полнолуние. Для Рэвула, вернее для той темной твари, что поселилась в нем, это была первая полная луна. Чудовище благополучно спряталось в нем, оставив его мучиться от боли. Первое полнолуние самый тяжелый и болезненный период для всех новоиспеченных тварей Тьмы. В ночи полной луны как говорят, Тьма закипает, она буквально начинает бурлить. Тьма как сила усиливает свое влияние. Все проклятия приходят в действие, темный шепот слышится из всех возможных темных углов. Все твари Тьмы, имеющие физическую оболочку (различные чудовища, монстры всех мастей) испытывают прилив сил, активизируются, движимые жаждой крови выходят на охоту. Однако к силе, которую дает полная луна нужно привыкнуть. Первая луна для новоиспеченного порождения Тьмы это период болезненного привыкания. В среднем только с третьего раза полная луна становится наркотиком для тварей Тьмы, первые несколько полнолуний это жуткая боль и дикая ломка.
Ночью, когда всходила полная луна, в потоках ее света Рэвула, будто разрывало на части. С рассветом становилось легче. К полудню оставалась только боль в голове и недомогание. И так на протяжении нескольких суток. Приходя в себя, в течение дня Рэвул слонялся по лесу как призрак. Бежать было некуда, от кошмара первой полной луны было не спастись. Изможденное сознание, не ведавшее покоя, пытаясь укрыться от жуткой боли увязало в галлюцинациях. Сон и реальность путались в голове. Он то беседовал с Рурханом, то выслушивал упреки от мертвого отца. То проваливался в бездонный темный океан, в котором возникали сцены из жизни. Также ему виделись места, в которых он никогда не был, люди которых он не знал. Он будто видел чьи-то чужие воспоминания. И вот, наконец наступившим днем, когда боль прошедшей полнолунной ночи почти отпустила его, лежа на земле, в череде галлюцинаций сумев открыть глаза, придя в себя и устало посмотрев в небо, он услышал воронье кряканье. Его окружили несколько десятков ворон. Это походило на очередную шутку измученного мозга. Вороны взлетали и, пролетая над ним, осыпали его перьями. Он просто лежал и наблюдал эту очередную, как ему казалось галлюцинацию. Происходящее действительно напоминало сон. Черные перья падали на него и таяли, превращаясь в черную жижу, которая потом впитывалась в его тело. После дождя из вороньих перьев в его глазах стал проскакивать образ. Образ женщины. Женщины облаченной в черное обвисшее лохмотьями платье, похожей на ворону с растрепанными черными перьями. Она звала его. Он слышал ее голос в голове. Она видениями указывала путь, указывала, как добраться до нее. Она обещала спасение, освобождение от боли. 'Они отняли у тебя дом. — Под звуки ее голоса он видел сначала свою уничтоженную деревню, потом как ни в чем не бывало стоящую Армидею. — Я помогу тебе отомстить. Укажу путь, подскажу, что делать дальше'.
После странных видений он очнулся все также посреди леса, лежа на земле, далеко за полдень, под проливным дождем. Прошло уже три ночи после полной луны, он пережил свое первое полнолуние в статусе твари Тьмы. Боль полностью утихала, возвращались окружающие звуки и цвета. В голове была только одна мысль: нужно идти на юг. Что-то зовет его туда. День как назло выдался дождливый, нигде от чертового дождя не укрыться, нормально отдохнуть после пережитой муки полнолуния все равно было нельзя. Делать было нечего и бледный, измученный Рэвул, босоногий, в своих проклятых черных лохмотьях, на трясущихся ногах побрел в южном направлении. 'Полнолуние наступит снова и снова будет боль. Я помогу тебе от этой боли спастись', — помнил он женский голос, который звучал в тех странных видениях. После пережитого ему было страшно даже думать о следующем полнолунии, его сознание цеплялось за призрачную возможность от этой боли спастись. Отрезвившимся сознанием он понимал, что эти видения принесенные стаей ворон были чем-то большим, чем просто галлюцинацией, она ждет его на юге. Ему она обещала спасение от боли, чудовищу которое он носит в себе, обещала указать дальнейший путь. Кто она? Ведьма или какое-то иное порождение Тьмы можно было только гадать. Быть может она просто образ, за которым спряталось нечто жуткое и темное? В любом случае что-то зовет его на юг, ему в подробностях указали путь, он чувствует как чудовище, дремлющее внутри него, рвется туда. Если он не пойдет сам значит, его принесет туда чудовище, которое обязательно пробудится, если он пойдет ему наперекор. От безысходности он просто брел на юг, туда, куда ему велело нечто темное, что хочет с ним встретиться.
Не успел он пройти и сотни метров, как где-то сбоку совсем рядом раздался громкий треск — сухая сосна завалилась в нескольких метрах от него. Следом раздалось свирепое рычание. Рэвул увидел слепого медведя, стоявшего на заваленной сосне носом хватавшего воздух, пытаясь разобрать, кто попался ему на пути. Страх это, как правило, боязнь потерять что-либо, пусть даже собственную жизнь, а Рэвул находился в таком стоянии, что терять ему было нечего, и бояться, следовательно, тоже. Его жизнь похожа на ад и случайно встреченный слепой медведь не может сделать ее хуже. Он с наплевательским выражением лица остановился и дал медведю полную свободу. Огромный хищник одна только голова, которого была с половину Рэвула, аккуратно приблизился и понюхал гостя своих владений. Что-то ужасное зашевелилось внутри Рэвула. Его глаза стали волчьими, откуда-то изнутри него раздалось свирепое рычание. Чудовище, проявив себя, решило отпугнуть случайно попавшегося на пути хищника. Медведь, почувствовав зло, которое несет в себе Рэвул, резко отскочил назад, заскулил и, не оглядываясь, убежал. Проявив себя, чудовище, спящее внутри него, уже не могло утихнуть. Начался мучительный процесс трансформации. Вопреки дневному свету, он превратился в монстра и дальше уже в облике огромного черного волка продолжил путь.
Ноги оборотня выломались по волчьему, на четырех лапах он несся со всех сил снося собой маленькие деревья, перепрыгивая овраги. Безумная тварь Тьмы выжимала из себя все накопленное безумие. Чудовище неслось с невероятной скоростью, выжимая из себя все силы, разрывая мышцы и сухожилия в клочья. Его также манило нечто ожидавшее где-то на далеком диком юге. Пробегая через земли Эвалты, стараясь держаться леса, огромный черный монстр распугивал стада овец и коз, приводя в ужас пастухов которые вместе со своими стадами в глубине лесов укрылись от гражданской войны сотрясающей эти земли. Проносясь на всей скорости, в диких лесах чудовище распугивало стада каких-то пушистых антилоп и крупных диких коз, не упуская возможности упиться кровью тех парнокопытных, что не успевали убежать. Проносясь через долины предшествующие Пустому Вулкану, чудовище вспугнуло очередную стаю диких коз, что разозлило охотящегося на них хищника. На оборотня набросился огромный саблезубый тигр. По размерам во много превосходящий незваного гостя тигр как хозяин этих земель сначала несколькими ударами быстро прижал монстра к земле, но у обычного животного против этой твари Тьмы не было никаких шансов. Монстр не сразу, но все же повалил тигра и зубами впился ему в шею. Почувствовав кровь, он не мог остановиться, пока не разорвал тигра на куски. Протяжным воем, будто отметив свою победу, с черной шкурой влажной от брызг теплой свежей крови, оборотень продолжил путь. К ночи он добрался до Пограничья и под покровом Тьмы пересек эти погубленные Азурой земли. Дальше с рассветом начались Лортонские леса — вход в Южную Половину, ворота в дикий мир людей.
Днем силы монстра иссякли. Все безумие выплеснулось в беге. Задыхаясь от усталости, безумная тварь Тьмы рухнула на землю. Время монстра закончилось, он начал засыпать. Начался процесс обратной трансформации, протекал он быстро и не так болезненно как превращение. Ноги выломались по-человечьи, тело уменьшилось в размерах. Черная шкура перетекла в черные лохмотья заменяющие одежду. Рэвул став самим собой сначала как обычно шокировано подскочил, вспомнил, кто он и где, и после без сил рухнул на землю, сначала решив отдохнуть. 'Нужно двигаться дальше'; 'Нужно идти на юг', — жутким шепотом зазвучали голоса семи призраков в его голове. 'Да знаю, знаю', — подгоняемый силами Тьмы он лениво поднимался с земли. Он не спеша побрел по Лортонским лесам. Здешние сосны были гораздо выше северных карликов. Окружающий лес был дремучим и густым.
Его сопровождали несколько ворон, неизвестно откуда взявшихся, следящих за ним с веток. Просто гуляя по лесу, отдыхая от боли и чудовища при свете дня пока была возможность, он, задумавшись видимо начал брести не туда. Сначала закаркали пернатые сопровождающие. Затем в его голове снова зашептали голоса семи призраков. В тени между деревьями появился размытый, будто обвитый черным дымом темный силуэт человека с волчьей маской на лице рукой указывающий в сторону юга. Едва ему стоило отклониться, как его быстро наставили на правильный путь. Безразличный ко всему происходящему уставший Рэвул вынуждено подчинился, он просто делал то, чего от него хотели, не желая идти Тьме наперекор. 'Там ты найдешь ответы на все вопросы. Она знает все', — призрачный шепот, звучащий в его голове объяснял ему цели этого похода, поддерживал в нем мотивацию. И вдруг призрачный шепот резко прекратился, а вороны резко разлетелись, до Рэвула вместе с ветром откуда-то спереди донесся запах дыма. 'Что это напугало призраков?' — решив проверить, он двинулся туда, откуда доносился дым костра. На небольшой поляне усыпанной старой осенней листвой горел костер, у огня сидел человек, как на первый взгляд казалось — в костюме из красного стекла. Его лицо было измученным и бледным, все его внимание было приковано к Рэвулу. Пока Рэвул в непонимании завис, замерев на месте, человек резко поднялся.
— Монстр внутри тебя уснул. В этом лесу ты от меня не убежишь. Здесь никто не услышит твой крик, — сказал Ортопс жестом предлагая сесть у костра. Оставив где-то свой привычный черный плащ, под которым обычно скрывается от окружающих, он предстал во всей красе. Его доспехи из красного стекла были украшены узорами черных линий.
— Вот блин. Полнолуние же ведь уже прошло. Должно же уже отпустить, — протирая глаза, подходя к костру, бубнил Рэвул.
— Отпустить? Ты о ломке первой луны? Знаешь боль это единственное что ты теперь будешь чувствовать. И в этом весь ужас — к ней невозможно привыкнуть. Ты считаешь, меня очередным детищем своего уставшего от боли разума?
— Нет. Конечно, нет. Ты просто стеклянный человек, который просто сидит тут в лесу и ждет меня у костра. Ничего необычного, в принципе, — Рэвул считая все галлюцинацией подойдя к костру, спокойно сел рядом с Ортопсом.
— Значит костер тоже ненастоящий? Так протяни в него руку. Потрогай пламя.
Рэвул относящийся к своей нынешней жизни как к затянувшемуся и давно не интересному сну, с мыслью: 'Да пофиг, почему бы и нет?!' сунул руку в огонь. Обжегшись, едва он начал выдергивать руку из огня как ее схватил Ортопс.
— Ты что творишь?! — крикнул Рэвул. Запахло паленой кожей. Из объятий Ортопса было не вырваться. Огонь начал уничтожать руку, резкая нестерпимая боль поразила мозг Рэвула, он закричал и задергался, пытаясь вырваться.
— Говорю тебе, что все это реальность, — удерживая руку Рэвула в огне, шептал Ортопс. Рэвул пищал от боли, матерился, дергался и молил отпустить. Стеклянные когтистые пальцы сжались так, что из них было не врываться. — Пора проснуться, — Ортопс был совершенно спокоен, болью Рэвула он буквально наслаждался.
Внезапно из тела Рэвула раздалось злобное звериное рычание, его глаза стали волчьими. Внутри него зашевелился монстр. Ортопс тут же отбросил Рэвула и в ужасе отскочил в сторону. Чудовище, немного порычав, подергавшись внутри Рэвула, отпугнуло Ортопса, и этим удовлетворившись снова успокоилось. Глаза Рэвула вновь стали человеческими. Можно сказать Ортопсу повезло. Чувствуя зло, которое исходит из Ортопса оборотень, дремлющий в глубине Рэвула, не мог не отреагировать. Чудовище, после длительной пробежки выбившееся из сил, лишь немного порычало, но пробуждаться не стало, проявив себя, снова уснуло, продолжив набираться сил.
— Приятно познакомиться. Меня зовут Ортопс, — говорил он, вновь аккуратно подходя к Рэвулу чудовище, внутри которого вроде снова уснуло. Рэвул после того как его глаза стали человеческими корчась от боли, лежал на земле. Скрючившись на земле Рэвул, прибывая в шоке, разглядывал обожженную руку. Никаких слез не было. Постанывая, он только тяжело дышал. — Так значит, чудовище приходит, когда тебе больно? Оно тоже защищает тебя? — спрашивал Ортопс, но Рэвул не отвечал. — Возможно, у нас больше общего, чем я думал, — Ортопс закрыв глаза удовлетворенно глубоко вдохнул. Он наслаждался этим моментом. Находящийся в шоке Рэвул лежит перед ним и содрогается от боли им причиненной, Ортопсу это приносило удовлетворение. — Представь, сколько людей сейчас в этот момент счастливы, живут своими жизнями, а ты лежишь здесь всеми забытый и мучаешься от боли? — издевался он над скрючившимся на земле Рэвулом.
— Ничего себе! Так я что могу сдохнуть, когда являюсь человеком? — рассматривая свою обгоревшую руку, вдруг удивленно воскликнул Рэвул.
— Что жизнь ни мила? — разочаровался Ортопс. Все его удовольствие разом обломалось. От жертвы он ждал чего угодно, но только не удивленных восклицаний.
— Если я умру в человеческом обличии, чудовище умрет тоже? Получается, я остановлю его? Представь. Стану героем! Помогу людям. Спасу всех от монстра, — разглядывал он обожженную руку, которая не собиралась восстанавливаться.
— Да нет. Думаю, чудовище не даст причинить тебе вред, не даст даже тебе самому причинить себе боль. Любая боль, причиненная тебе, пробудит его, а он бессмертен, — бубнил разочарованный Ортопс. — Что вообще за бред ты несешь? О какой помощи людям говоришь? Если ты угробишь себя вместе с чудовищем, все просто вздохнут спокойно, продолжат жить дальше и о тебе никто не вспомнит. На тебя всем плевать. Мир о тебе не узнает.
— Зато я хоть раз сделаю что-то хорошее. Это будет подвиг перед богом.
— Да ну тебя! — недовольно буркнул Ортопс, утратив всякий интерес, он отошел от Рэвула и сел на другом краю поляны. Рэвул его сильно разочаровал.
— Ты что обиделся что ли? Да ладно! Не обижайся. Просто сейчас, когда чудовище во мне моя смерть многим облегчит жизнь. Если я сам сделаю это, то многим помогу, и это будет лучший поступок в моей жизни, — теперь уже казалось, Рэвул издевался над Ортопсом.
— А я целую речь приготовил. 'Ты отправляешься на юг. Так значит привыкай к боли' и все такое. Я хотел стать твоим проводником в дикий мир. Хотел провести тебя по самой низине и показать что такое дно этого мира, — обиженно глядя в сторону говорил Ортопс.
— Так проведи, покажи. Я же не против, — позабыв об обожженной руке, Рэвул сел к огню. — Не обижайся ты... как там тебя...
— Я не обижаюсь. Ты просто неинтересный. Ладно, пойду, найду себе какую-нибудь другую беспомощную жертву. Ведь я же теперь свободен! Например, маленькую девочку и оторвусь на ней, а все из-за тебя. Все из-за того что ты оказался мне неинтересен.
— Скажи, что ты пошутил.
— Пошутил. Найду себе какого-нибудь мужика, толстого в годах, поиграю с его трупом.
— Странный ты какой-то.
— Ну ладно, — сказал Ортопс, вдруг резко поднявшись, оглядевшись, прислушавшись и собравшись уходить. — Ненавижу время... Скованные им мы все будто пленники, — после этой фразы он вдруг завис на несколько секунд взглядом в одной точке. — Должен признать, что это чертово время не оставляет нам выбора. Этот разговор закончен, мне пора, — с этими словами он скрылся в лесу.
— Я сейчас хоть где нахожусь-то вообще... — Рэвул крикнул ему в след, но ответа не последовало, Ортопс ушел, просто беззвучно растворился. Рэвул остался один в полной тишине. Почему-то ему на этой поляне было как-то не по себе, будто кто-то смотрел на него, тщательно его изучал, скрывшись где-то за деревьями. 'Это ты как там тебя... Ортопс! Я вспомнил! Чего прячешься там, давай выходи!' — крикнул Рэвул, но ответа не последовало. В нависшей тишине только ветер шумел в кронах окружающих сосен. За его спиной раздался треск — звук сломавшейся ветки. Он повернулся, чтобы посмотреть, что там такое. У края поляны, за деревьями лежал какой-то странный пень или, вернее какое-то странно изогнутое бревно. Неважно, что это было, но оно выглядело как-то странно, совсем не вписывалось в окружающий лес. Решив оставить странный пень в покое Рэвул повернулся к огню. 'Что это был за странный тип?' — думал он об Ортопсе вновь принявшись рассматривать свою обожженную руку. В это время за его спиной странный пень неожиданно ожил, тихо поднялся, подкрался к нему и ударом дубины по голове лишил сознания.
В глазах Рэвула все плыло. Он пришел в себя привязанный к шесту, его окружали какие-то безумные, как ему показалось, люди. Это были самые настоящие дикари в набедренных повязках, с телами, разукрашенными черно-белыми полосами как у зебр, в бусах из костей, с костяными серьгами в ушах и носах, ирокезами на головах. Два здоровенных бугая на плечах тащили шест, на котором болтался привязанный Рэвул, еще пара десятков человек с копьями и деревянными вытянутыми щитами шли по бокам. Некоторые из этих лесных воинов были облачены в костюмы сливающие их с природой, вроде того человека-пня что вырубил Рэвула. Что-то напевая на своем безумном языке, на ходу довольно отплясывая, радуясь своей добыче, они куда-то тащили Рэвула через лес. Какой-то маленький мальчишка не больше десяти лет, уже в черно-белом окрасе как у взрослых, самый маленький из этой стаи лесных охотников заметил, что Рэвул пришел в себя и сообщил об этом взрослым. Спустя пару секунд Рэвула снова отправил в сладкий сон огромный кулак.
Ему снилось, что он стоит на краю высокого обрыва. Внизу обрыва лесное маленькое озеро, сзади лес. Он стоит лицом к обрыву в шаге от высоты, из-за спины со стороны леса раздаются звуки, какие-то голоса, шум, там пульсирует жизнь, все куда-то спешит, бежит, постоянно движется. Впереди озеро своим чистым лоном внушающее покой и умиротворение, там нет шума, суеты, озеро олицетворяет собой покой. Шаг назад суета и спешка, вперед покой и необъятное лоно природы. Рэвул сделал шаг вперед и прыгнул в озеро, ему хотелось покоя, хотелось раствориться в его водах. Его тело замерло в предвкушении, но что-то пошло не так. Внезапно вода в озере почернела, из нее выпрыгнуло его чудовище. Огромный волк схватил его своей огромной лапой и утянул в воду так и не дав почувствовать природного покоя, которым изначально манила озерная вода.
В реальности Рэвула все также на шесте по лесу волокла кучка дикарей. В этом странном мире люди сбились со своего пути развития, жили, как попало. Средневековье сосуществовало рядом с железным, а то и с каменным веками. Среди серости и однообразности людских стран можно было встретить зачатки ренессанса или наоборот регресс, деградацию. Рэвул оказался в плену людей вообще выпавших из рамок цивилизаций.
Ему в лицо вылили ведро холодной воды. На улице стояла ночь. Он сидел на коленях, руки были связаны за спиной. Его окружает толпа дикарей раскрасивших тела в черно-белые полосы. На некоторых помимо набедренных повязок висели украшения из костей. Женщины с голыми отвисшими грудями или в каких-то одеждах из перьев, мужчины в основном в одних набедренных повязках были вооружены копьями. За их спинами горел огромный костер. Рэвулу происходящее казалось больным похмельным сном. 'Что это за существа похожие на людей, что вообще происходит?' — он просто недоумевал. Вышел главный дикарь в маске из человеческого черепа, он схватил Рэвула за волосы, поднял с земли, осмотрел и обнюхал, что-то бормоча себе под нос на своем чудовищном языке. Затем местный вождь, швырнув оцененную добычу на землю, что-то проорал и толпа окружающих дикарей под восторженные крики, набросилась на Рэвула. Последовало несколько ударов палками, затем они вероятно решили его буквально затопать. Они что-то орали, избивали его и топтались по нему. Несколько десятков рук принялись срывать с него черные лохмотья, что висели на нем вместо одежды. Черные лохмотья сначала затрещали, начали разрываться затем неожиданно стали жесткими и будто живые черные щупальца лоскуты этого странного одеяния начали притягиваться обратно к телу Рэвула, снова обвивать его. Один абориген все же сумел оторвать маленький кусочек, черная ткань у него в руках обратилась в клочок черной шерсти, Рэвул почувствовал боль в том месте, где был оторван кусок его оборотнического одеяния. Так и не сумев раздеть Рэвула, поняв, что тут замешаны темные силы, дикари в ужасе расступились, глядя на него как на дьявола. Затем местный вождь снова что-то прокричал, толпа отреагировала на это свистом и неописуемыми криками.
Рэвула забили палками. Затем облили какой-то жидкостью. Лысый дикарь, с умным видом набрав в рот какой-то гадости из чашки из человеческого черепа, впрыснул ее Рэвулу под кожу, через маленькую иголку, зажатую во рту. Из-за попавшего в организм яда у Рэвула закружилась голова. Странная жидкость, которой его облили, стала затвердевать, его, будто заворачивало в кокон. Под восторженные крики толпы его от главного костра через всю деревню, состоящую из пары десятков юрт, провели в большую крайнюю хижину. Внутри огромной темной хижины его привязали к какому-то шесту и оставили 'доходить'.
Каждое движение казалось пыткой. Тело то непослушно обмякало, то снова слушалось. Когда в глазах перестало двоиться, у противоположной стены он увидел нескольких перепуганных женщин. Какие-то очередные дикарки. Толстые настолько, что кожа обвисла складками, под лохматыми волосами их отвисшие груди свисали почти до пояса. Собой они напоминали что-то вроде дойных коров. Они сидели, дрожа от страха, с ужасом в глазах глядя на Рэвула. Сами себе закрывали рты руками, видимо боялись кричать или вообще издавать какие-либо звуки. Они были не похожи на дикарок что снаружи, те выглядели воинственно, а эти запугано и подавленно. Судя по внешнему виду, они точно не из этого племени.
— Ну и как тебе первое общение с настоящими людьми? — из темного угла хижины неожиданно появился Ортопс. Несколько толстых дикарок присутствующих в хижине забились в угол и закрыли глаза, от страха не смея издать и звука. — Ты видел только Страну Волка, затем только артэонов. А после мира артэонов, в котором даже воздух пропитан чем-то приятным и ласковым это все кажется адом. Добро пожаловать в мир людей. Дикий, ужасный, жестокий мир. Привыкни к боли и тяжести и перестань удивляться, — склонившись над обездвиженным Рэвулом говорил Ортопс. — Что там? — Ортопс посмотрел туда же куда был направлен взгляд Рэвула, там, в углу дрожа от страха, забились несколько перепуганных толстых дикарок. — Ах, это, — глядя на измученных пленниц Ортопс оставил Рэвула и побрел по хижине. — Тебе, наверное, интересно, где ты оказался? — издеваясь над отравленным Рэвулом мучающимся от боли, спрашивал Ортопс в ответ, слыша только хрипение и тяжелое дыхание. — Не надо не перетруждайся, не говори ничего. Я все объясню. Ты в плену у племени дикарей людоедов. Раньше как я знаю, еды в этих лесах было много и племен жило много. Сразу несколько народов лесных дикарей объединенные в большие племенные союзы. Потом Азура обработала эти земли и племена стали голодать. Ну и самые крутые дикари быстро стали людоедами. Теперь они жрут друг друга. Эти пленницы, — он указал на запуганных женщин, — еда, как и ты. Их племя было уничтожено, их мужей и детей уже давно сожрали. Просто эти женщины здоровые и сильные, они были отобраны местным шаманом, их оплодотворили местные лучшие охотники. Скоро они родят людоедам потомство. Зимы стали холодными. Их скорее всего тоже сожрут после того как они принесут детей людоедам. Вернее сожрали бы... Но ты не переживай, отдохни, — он издевательски погладил по голове мучающегося от действия яда Рэвула застывшего привязанным к шесту. — Все нормально. Отряд эрекхаймских солдат думаю... — Ортопс снова столкнулся с проблемой, когда речь зашла о времени, от внутреннего недовольства его всего передернуло. — Отряд солдат в паре часов пути от этого места. Те ребята, что идут сюда это добытчики рабов. Дикари, пленившие тебя — их будущие рабы. Ты с виду сильный крепкий, не будешь выпендриваться тоже уйдешь вместе с солдатами. Все отдыхай, — Ортопс успел договорить, прежде чем Рэвул окончательно отключился.
Рэвул тяжело открыл глаза. Первое что он увидел это красное рассветное солнце, появившееся из-за деревьев. Местами на его теле, лице и волосах осталась корка от той странной затвердевшей на нем жидкости, обвернувшей его в подобие кокона. Он лежал посреди разрушенной хижины. Все вокруг было объято дымом. Отовсюду доносился женский крик и плач. Из дыма возник грозный силуэт. Крепкие руки схватили его и поставили на ноги. Перед ним стояло несколько солдат облаченных в доспехи, вооруженных ятаганами. Бородатые морды в боевом окрасе застыли в безразличных выражениях. Отморозки вот только перебившие несколько десятков людей, они выглядели совершенно спокойно. Убийство людей было их работой. 'Эрекхаймские солдаты' — слова Ортопса застыли в его голове. Странно, но о пограничном государстве Эрекхайм зависшем между двумя преферийскими половинами, что раскинулось южнее, в центральной части лесов Лортона он знал многое, только непонятно откуда. Ведь он просто дикарь, мир для которого еще вчера ограничивался только Фригнетскими горами, еще вчера о большом мире он не знал ничего. Громилы в доспехах, приставив лезвие меча к горлу Рэвула, осмотрели его и, посовещавшись на каком-то варварском языке, позвали кого-то. Пришел еще один облаченный в доспехи эрекхаймский вояка, но только старик, он лучше осмотрел Рэвула, пощупал, затем что-то спросил на своем языке. Рэвул ничего не ответил, за что сразу получил несколько мощных шлепков по лицу. 'Ни хрена не понимаю, что ты несешь', — тяжело дыша от злости вызванной болью, устало прохрипел Рэвул. На лицах эрекхаймцев возникло удивление. Старик что осматривал Рэвула, что-то крикнул и прибежал другой молодой эрекхаймец. Их язык был похож на собачий лай, хоть они и облачены в доспехи (что как бы говорило об уровне развитости цивилизации), но все равно по своей сути эти животные были ни чем не лучше тех дикарей людоедов, что пленили Рэвула.
— Говоришь по-артэонски? — спросил молодой эрекхаймец.
— Думаю глупо спрашивать, что происходит? — едва держась на ногах, ответил Рэвул.
— Ты умирал. Тебя накачали ядами и бросили. Как бы замариновали. Мы откачали тебя. Так радуйся, ты будешь жить.
— Чему же тут радоваться? — устало прохрипел Рэвул.
Угрожая лезвием меча, приставленным к горлу, ему велели заткнуться и двигаться вперед. Но его ноги не слушались, отходя от яда, он падал, не мог идти. Закованные в доспехи варвары, не желая возиться с ним, просто причинили ему новую чудовищную боль. Воздух прорезали удары хлыста, Рэвул взвыл от боли огнем прожигающей все тело. Боль мобилизует все ресурсы, заставляет двигаться, даже когда сил совсем нет. Желанно или нет, но вопреки себе Рэвул встал и пошел, куда ему велели, готов был делать все, лишь бы ему не причиняли боль. Чудовище подозрительным образом молчало. Где же оно, если оно приходит, когда ему больно, приходит защитить его? Ни глаз ставших волчьими, ни рычания доносящегося из тела, оно просто никак не реагировало на происходящее.
Вне разрушенной хижины руины, оставшиеся от деревушки дикарей, местами все еще были объяты огнем. Все уже догорало. Он поскользнулся, едва устояв на ногах. Под ногами не грязь, а слякоть из крови, желчи, перемешанных с песком. Запах стоял специфический, казалось, будто воздух пропитался самой настоящей мерзостью. Повсюду валялись трупы. В основном мужчины, все из племени дикарей людоедов кто могли и попытались оказать сопротивление. Копья с наконечниками, высеченными из камня, как и деревянные щиты, воинов диких лесных племен, не шли ни в какое сравнение со стальными доспехами кольчугой и коваными мечами солдат из Эрекхайма. Ярко проявлялась разница цивилизаций. Воины представители развитых людских обществ, живущих государствами, без труда расправились с маленьким племенем лесных дикарей. От лесного племени, люди которого, еще вчера, пленив Рэвула, довольно отплясывали у костра, отмечая удачную охоту, сегодня утром уже ничего не осталось. Эрекхаймские солдаты, пришедшие за рабами, убили всех, кто пытался оказать сопротивление. 'Что за дурдом. Куда я попал?' — в ужасе глядя по сторонам видя последствия ночной бойни, говорил сам себе Рэвул. В голове вертелись только слова Ортопса, о том, что это ад. 'Настоящий ад', — согласно добавил бы Рэвул.
Эрекхайм, как и две его части отколотые в ходе внутренних конфликтов спровоцированных коварными артэонами (Истхайм у побережья и Норгхорт на севере) находился в так называемой центральной части густых лесов Лортона, на юге доходя до границы со степями. Именно те земли были наиболее плодородными, пригодными для сеяния урожая и создания государства соответственно. Северная самая дремучая часть Лортонских лесов считалась дикой и была заселена десятками мелких лесных диких племен. Эти земли были своеобразным инкубатором легко добываемой рабской силы. Воины из Эрекхайма регулярно наведывались в эти леса и уводили лесных дикарей в рабство целыми племенами. Когда-то поток рабов тек отсюда, почти не прекращая. Люди из диких лесных племен на севере лесов Лортона, неразвитые и слабые легко обращались в рабство, поэтому мало стоили и хорошо продавались по всей Южной Половине. Но потом (как и сказал Ортопс) эти земли после очередного выброса Азуры, в очередной раз изменившись, неожиданно оскудели. Все звери, на которых охотились лесные дикари, вымерли, изменились или ушли из этих мест, ягоды и грибы исчезли тоже. Лесные дикари, населяющие север Лортонских лесов стали также вымирать. Самые сильные из этих племен быстро стали людоедами, стали нападать на те племена что слабее и употреблять в пищу их жителей. Но даже сегодня когда северные Лортонские леса практически опустели, группы лихих солдат из Эрекхайма еще наведываются в эту глушь и порой находят дикие слабые для них лесные племена, которые так легко грабить и обращать в рабов. И Рэвул просто случайно оказался в гуще этих событий.
Всех женщин, детей, сдавшихся мужчин из уничтоженного племени сгоняли как скот на окраине догорающей деревни. Людей сбивали в колонну по нескольку десятков человек, а потом всех руками привязывали к одному огромному шесту. Всего таких человеческих связок получилось пять, Рэвула прицепили к самому концу последней. Судя по довольным мордам эрекхаймских вояк этот рабовладельческий рейд принес отличный улов. Дети и женщины, лишенные свободы, рыдали, а поработившие их варвары довольно улыбались, уже прикидывая, сколько денег они получат за этот товар. 'Все вы теперь рабы. Бежать не получится. Или смерть или повиновение. Просто смиритесь с этим и делайте, что от вас требуют', — молодой эрекхаймец говорящий на общеартэонском истолковал Рэвулу слова своего командира обращенные ко всем новоиспеченным рабам. Под звуки ударов плетей рассекающих плоть и командные выкрики колонна свежих рабов в сопровождении эрекхаймских вояк двинулась на юг. Рэвул, как и еще несколько десятков будущих рабов, привязанный к одному на всех огромному шесту волочился в самом конце. Несколько раз он терял сознание прямо на ходу. Теряя сознание, он вис на шесте, к которому был привязан и волочился по земле как мешок. Идущий впереди дикарь, которому из-за одного шеста на всех, фактически на себе приходилось тащить теряющего сознание Рэвула, постоянно возмущался и что-то недовольно бубнил на своем кошмарном языке. 'Да замолчи ты. Надоел', — отмахивался от него Рэвул. Но тут их разговор услышали эрекхаймцы идущие в сопровождении колонны новых рабов. Несколько ударов плетью и Рэвул уже был готов даже бежать лишь бы не испытать снова жгущую боль.
Несколько суток они находились в пути. Короткие привалы, во время которых рабам, сбитым в связки, разрешалось только присесть. Руки, привязанные к шесту, лежавшему на плече, постоянно поднятые вверх уже просто не ощущались. 'Какое же это счастье просто прилечь' — едва волоча ноги, мечтая, смотрел на землю Рэвул. Еды и воды будущим рабам почти не давали, да и сами солдаты их сопровождающие, ели не часто, наверное, поэтому и торопились. Идущий впереди дикарь на вторые сутки сам потерял сознание и бездвижно повис на общем шесте, теперь наоборот Рэвулу приходилось частично тащить его на себе. Сначала они шли лесом, постоянно петляя, изменяя маршрут. Иногда от эрекхаймских солдат поступал сигнал 'тревога' на местном ломаном языке, рабы в связках останавливались и, приседая, тихо опускались к земле. Когда опасность миновала, сопровождающие колонну солдаты подавали сигнал и все тихо и осторожно продолжали двигаться дальше. 'Когда же уже проснется монстр?' — Рэвул был готов на все, лишь бы эти мучения прекратились. Впервые он желал появления черного волка скрывающегося в нем. Уставший и обессиливший, от безвыходности он уже был готов смириться с тем, что монстр уничтожит всех его друзей по несчастью — будущих рабов идущих с ним в связке, все равно их жизнь превращена в кошмар и ничего хорошего им уже не светит. Главное, что чудовище доберется до тварей в доспехах, которые творят весь этот ужас. Тем временем сопровождающие будущих рабов эрекхаймские солдаты — те самые ненавистные Рэвулу твари в доспехах, шли спокойно, о чем-то беседуя. По всей видимости, обсуждали свои насущные житейский проблемы, как это обычно делают люди занимаясь работой. Вот только их работой было превращение в ад жизней десятков людей.
Подгоняемая плетьми колонна быстро миновала кусок степей, и снова вошла в лес, только уже редкий лиственный, здесь рабам дали немного расслабиться позволили сбавить темп. Находясь в объятиях постоянной боли и неописуемой усталости просто передвигая ноги, Рэвул не мог думать ни о чем, все его мысли сводились к желанию упасть на землю и уснуть. Но боль, как и неописуемые неудобства, продолжалась, сводя с ума, изматывая, пытаясь спастись от этого его измученное сознание начало отключаться. В потоке мимолетных видений отражающих сцены из пережитой жизни под давлением совести он вернулся на берег того озера ночью. К трупу утопленной им артэонки. 'Мне поделом все это. Я заслужил мучения', — шептал он сухими губами. Чувствуя вину за убийство, он заставлял себя по-иному смотреть на кошмар, в котором оказался, в нем испарялись последние остатки жалости к себе.
Началась нормальная дорога. По пути стали попадаться пахотные поля, деревушки, виноградники. В лучах утреннего солнца затуманенным измотанным взглядам будущих рабов открылся огромный город, раскинувшийся на побережье Соленой Мили. Медгара — город-полис, первый из трех городов государств образующих собой Грионский союз. Три города-полиса образующих союз раскинулись вдоль побережья в северо-восточном углу Южной Половины, сразу за Лортонскими лесами открывая собой преферийский мир людей. Медгара был северным из трех городов — открывал собой земли союза для путников с севера. Грионский союз на сегодняшний день был главным союзником артэонов в Южной Половине, как говорили — лежал под артэонами. Первое из 'артэонщины' что бросалось в глаза это местные солдаты оснащенные оружием, доспехами производства СБК.
Официально, во всяком случае, как это хотели представить артэоны, Грионский союз был опорой свободы и демократии среди дикости Южной Половины. В действительности демократия здесь была. Здесь не было царя, не было тирании. Местные граждане сами выбирали свою власть. Однако все эти прекрасные права и свободы здесь полагались только гражданам. Только люди-граждане Грионского союза могли быть свободными, жить как люди, участвовать в голосовании, служить в армии. В остальном это было типичное рабовладельческое общество со всеми вытекающими отсюда последствиями. Демократия на фоне рабства, разговоры о всеобщих правах и свободе, любви к человеку на фоне рабов — людей которые людьми не считаются. И смех и грех. Здешние граждане жили, свободно наслаждаясь своими правами и свободами, а рабы как пахали в полях, так и пашут, и никто им свободу даровать не спешит. Но артэоны вырастившие из союза трех городов-государств себе мощного союзника, опору в южных землях, закрывали глаза на все его несовершенство. Артэонская пропаганда рисовала из Грионского союза свободное во всех отношениях государство без изъянов. Все внимание артэонской прессы формирующей мнение артэонской общественности концентрировалось только на жизни людей граждан Грионского союза, как они хорошо живут и как они свободны, об армии угнетенных рабов кормящей это 'цивилизованное гражданское общество' артэоны просто не говорили, не замечали этого. Люди-граждане Грионского союза были жестоки к своим рабам, в среднем люди, рожденные в рабстве, здесь доживали до пятнадцати — двадцати лет, а после умирали измученными обезвоженными невыносимой жизнью стариками. Но претензий по поводу нарушения человеческих прав и свобод у артэонов к Грионскому союзу, конечно же, не было, сегодня в глазах ослепшей артэонской общественности это было цивилизованное и, конечно же, демократическое государство, отчаянно противостоящее тирании дикого юга. Во всяком случае, сейчас пока это было артэонам выгодно. Сегодня Грионский союз это большое, богатое союзное государство, развитое, прогрессивное (в сравнении с остальными странами Южной Половины), выращенное артэонами только с одной целью — создать в южных землях противовес, соперника для непокорной Ладгарской Империи.
Город в архитектурном и культурном плане представлял собой античность, помешанную со средневековьем. С востока все застилало морское лоно, дул приятный ветер, в воздухе слышался крик чаек. С севера границу Медгары отчерчивала высокая гора, в склоне которой высоко от земли был высечен огромный замок. Из горной стены возвышались разные купола, башни. В замке обитал темный маг, хранящий этот город. Грионский союз, прежде всего, проистекал из дружбы трех темных магов захвативших власть в полисных городах, позже объединивших эти города и свои силы в союз. Получается, Грионским союзом повелевали темные маги, но этот факт тоже никак не смущал артэонов которые вроде как официально против темных магов, против их тирании и паразитировании на людском обществе. Артэоны ведя дела с Грионским союзом как со своим союзником на юге, контактировали с местным Сенатом, избираемыми чиновниками, с темными магами они не имели дел. Это официально. Артэоны в глазах своей общественности не признавали троицу темных магов контролирующих Грионский союз. Называли их темными, преступниками, ступором развития демократии, но это официально, не официально сотрудничество, конечно же, было. Так артэонам было удобно. Во-первых, это темные маги: преступники, враги прогресса и просвещения с которыми у артэонов официально не может быть ничего общего. Поэтому сотрудничество с ними уже просто по факту приходилось скрывать. Во-вторых, в таком непризнанном состоянии артэоны могли в любой момент свергнуть магов, поднять против них бунт, списать на них любые свои промахи. Но пока все было хорошо артэоны и троица темных магов правящая Грионским союзом были негласными друзьями.
Маги хозяева союза жили себе во благо, купаясь в роскоши, официально не поддерживали ни артэонов, ни светлых магов, ни группировку темных магов юга. Артэоны знали, как простой люд южных земель ненавидит их, поэтому свое покровительство над Грионским союзом скрывали и здесь, в глазах народов юга этот союз был просто сильным людским государством с развитой демократией, ведущим на юге свою собственную игру. Грионский союз тайно управляемый артэонами вел мощную пропаганду демократии и свободы в южных землях, пропаганду губительную для рабовладельческих обществ. Противостоял Ладгарской Империи во всем. Медгара принадлежала магу Рудгеру Бессмертному, магу темному, но не безумному, артэонское правительство он вполне устраивал. Три темных Грионских мага брали спонсорскую помощь от северных артэонов. Получали еду, оружие, помощь военных инструкторов в подготовке армии и даже имели доступ к некоторым алхимическим технологиям. Благодаря покровительству артэонов, Грионский союз набрался мощи, обеспечил свою безопасность, подчинил себе разрозненные народы степей и получал неплохую дань от всех окружающих его мелких слабых варварских обществ. Между продавшимся артэонам Грионским союзом и несдающейся самостоятельной Ладгарской Империей вот уже множество лет шла ожесточенная война. Уступая дорогу бесконечным грузовым повозкам, гонимая кнутами колонна рабов, в хвосте которой плелся Рэвул, вошла в город Медгару.
Город, вмещающий в себя целое государство, был огромен, его население примерно оценивалось в пять миллионов человек. Окраинные районы города состояли из каких-то шалашей, буквально нагроможденных друг на друга, видимо это были местные трущобы. Узкие заваленные хламом улочки кишели людьми в жару прикрывшими требующие того части тела какими-то тряпками. А ведь Грионский союз был богатейшим государством юга, получить его гражданство было мечтой для многих. К появлению на улицах колонны перепуганных измученных людей привязанных по нескольку десятков к длинным шестам, подгоняемых кнутами, все здесь относились спокойно. Горожане спокойно расступались, давали колонне пройти. Местной особенностью или странностью были так называемые цветы-уши и цветы-глаза, растущие из земли в разных частях города. На первый взгляд это были самые настоящие цветы просто необычно крупные, у которых к большому удивлению в центре среди лепестков имелся самый настоящий человеческий глаз или человеческое ухо. Эта на первый взгляд глупость, которая пугала многих гостей города была проявлением магии, вернее воли мага Рудгера Бессмертного хранящего эти земли. Таким образом, этот маг, не лишенный паранойи, следил за своим городом. Через эти цветы он всех видел и слышал все, о чем говорят подданные.
Дальше ближе к центру дома становились аккуратнее, достигали в высоту до трех этажей. Среди здешних улочек огромной площадью огороженной стеной раскинулся конечный пункт — рынок рабов. На большой площади раскинулись десятки торговых лавок больше похожих на большие сцены, на которых стояли рабы на любой вкус, всех расценок. Надвигалось время уборки урожая, товар был нарасхват, рынок кишел покупателями. Местные 'оптовики' уводили гремящих кандалами рабов десятками. Сами рабы всех цветов кожи, возрастов и любого пола, для любых услуг, забитые, запуганные, закованные в кандалы, как выставленный на витрину товар молча стояли под палящим солнцем.
Колонну, в хвосте которой плелся Рэвул, привели к одному из зданий на территории рынка. Наконец-то всех отвязали от шестов. Измученные будущие рабы без сил падали на землю. Для Рэвула это оказалось невероятным удовольствием — просто опустить руки вниз. Группа добытчиков рабов в лице солдат Эрекхайма получила свое золото за доставленный товар и ушла. Появились профессиональные надсмотрщики. Они были уже без брони и доспехов. Хлыстами и криком эти громилы, для которых бить людей это работа быстро загнали рабов в помещение. Всех рабов начали осматривать, ощупывать, высматривая болезни и увечья, так сказать 'бракованный товар' пытались отсеять сразу. Нескольких симпатичных дикарок и тех, что были беременны, сразу же увели куда-то. В порядке очереди веревочные наручники всем срезали и тут же заковывали руки и ноги в тяжелые железные кандалы соединенные цепями. Откуда-то спереди стали доноситься крики. У Рэвула стоящего в хвосте выстроившейся очереди новоиспеченных рабов глаза расширились от ужаса, когда он увидел что ожидает дальше. Следом за надеванием кандалов рабам выжигали клейма прямо на лбах. В нос ударил уже знакомый запах горелой кожи. Женщины просто визжали, теряли сознание не в силах пережить эту чудовищную боль. Дети плакали, рыдали с ужасом глядя по сторонам, ища спасения, не понимая, что происходит. Но надсмотрщиков крики, обмороки только забавляли. 'Забудьте что вы люди, теперь вы вещи', — на нескольких языках включая общеартэонский, сказал главный надсмотрщик. Сразу двое громил из числа надсмотрщиков схватили его, заломили ему руки, заставив замереть и не дергаться, после кусок раскаленного металла, коснулся кожи Рэвула и выжег ему знак в виде пятиугольника в середине лба. Боль была невыносимая. В порядке очереди подойдя к установщику клейм, босоногий, он вляпался в лужу, но это была не вода, а содержимое мочевых пузырей людей, не выдержавших боли. От такой боли и Рэвул тоже опустошил бы мочевой пузырь, если бы был на это способен.
Затем их выгнали куда-то на задний двор. Здесь уже выглядящие умно, более богато одетые их рассматривали и изучали профессиональные оценщики. Тут уже рабов разделяли по группам, кого на продажу кого в качестве налога на госслужбу, обрабатывать гектары государственных полей. Рэвула привыкающего к клейму раба на лбу, снова осмотрели, пощупали мышцы и почему-то пространство между ног. Чем-то непонятным он этого оценщика заинтересовал, тот улыбаясь, как-то странно посмотрел на Рэвула. Оценщик подозвал к себе одного из громил надсмотрщиков и дал какую-то команду на непонятном языке. Рэвула схватили за руки и вырвали из толпы новоиспеченных рабов. Его привели в какой-то подвал освещенный пламенем факелов и завели в узкую комнатку огороженную шторой. Он чувствовал себя скитающимся по дебрям ада. Его голова бездвижно повисла, не глядя по сторонам он уставший и измотанный не в силах сопротивляться, давал делать с собой все что угодно, лишь бы только не чувствовать снова жгущую боль плети. Ему было жутко даже думать над тем, какая новая пытка его ждет. Стиснув зубы, он ждал появления монстра, не мог дождаться, когда оборотень вырвется из него и уничтожит все вокруг, прекратит этот кошмар. Но чудовище когда оно было нужно, как назло молчало, и это было странно. Тем временем первоначальный шок проходил и боль от клейма, выжженного на лбу начала сводить с ума. Его ручными кандалами пристегнули к проволоке, что тянулось вдоль потолка. Рэвула, которого казалось уже сложно чем-то удивить, обдало будто кипятком, когда подняв голову, он увидел что перед ним. В центре комнатки на каменном ложе, будто распятая лежала обнаженная девушка. Ее разведенные по сторонам руки цепями, идущими от кандалов, были пристегнуты к полу. Чумазая и забитая, она тяжело дышала и не издавала ни звука. Лицо, скрытое под растрепанными волосами, она отвернула в сторону. Помещение было заполнено запахом грязного женского тела. Вдоль стен комнатки стояли несколько надсмотрщиков. С похотливыми взглядами они, смеясь, указывали Рэвулу на тело несчастной. Рэвул не сразу, но все-таки понял, чего от него хотят. В сравнении с людьми — с другими рабами, которых привели вместе с ним, внешне он выглядит крепким сильным и подтянутым, не худой и не толстый. Среди толпы худых и щуплых дикарей людоедов вместе с которыми его привели, он выглядит нормальным здоровым человеком, поэтому рабовладельцам нужно было его семя. Из-за соседней стенки раздались животные крики, стоны которыми сопровождался половой акт двух рабов, а также смех наблюдающих за этим надсмотрщиков. Рабов сводили как животных, их просто буквально силой заставляли размножаться, людей в этих существах здесь никто не видел. Несчастная девушка, оплодотворить которую должен был Рэвул непростительно молода, это фактически девочка, ее худое тело пестрит шрамами, ожогами, она молчит, не издает ни звука, уже привыкшая к этому кошмару она просто ждет, когда это все закончится. Сердце Рэвула сжалось от жалости, на нее глядя, но он ничего не мог поделать, в нынешней ситуации никак не мог ей помочь. От осознания происходящего кошмара и ощущения безысходности он вдруг взорвался безумным смехом, видимо его нервы окончательно сдали.
— Ой, нет ребята! — глядя на женское тело говорил Рэвул. — Я не могу. Я в этом плане не мужчина. Правда, — оправдывался перед надсмотрщиками Рэвул.
— Давай не стесняйся, — с чудовищным акцентом проговорил один из надсмотрщиков, раздвинув ноги пристегнутой девушки, продемонстрировав Рэвулу, что между ними.
— Да я не стесняюсь, я, правда, не могу. Я в своем племени мужчиной не считался. У меня из-за этого вечно проблемы были, — продолжал оправдываться Рэвул. Его ударили плетью, еще и еще. На его спине уже не осталось живого места. Стиснув зубы, он старался терпеть. Все вокруг — какой-то бред, не поддающийся описанию и оправданию идиотизм, 'Что вообще происходит?' — Рэвул от безвыходности вдруг снова взорвался приступом дикого смеха. На него обрушился шквал ударов. Смех Рэвула сменился безумным криком, нисколько боли сколько отчаяния. Палачи смеялись, для них происходящее было развлечением не дающим скучать на работе. Не за что досталось и девушке. 'Что же вы творите, что же вы как животные', — прежде чем отключиться, услышав крик девушки, бредил себе под нос Рэвул. Потеряв сознание, он повис на проволоке, к которой был прицеплен наручными кандалами.
Он пришел в себя в каком-то амбаре. Вокруг лежа на сене, разбросанном по полу, спали какие-то люди, судя по внешнему виду рабы. Пульс мучительно отдавался в клейме, выжженном на лбу. Руками, закованными в кандалы, он аккуратно коснулся рабской метки, к этому куску выжженной кожи в центре лба нужно было привыкнуть. 'Почему чудовища нет, когда оно так нужно?' — спрашивал он себя. Монстр даже не думая шевелиться внутри, будто затаился и чего-то ждал или пытался преподать Рэвулу какой-то урок. В любом случае такое долгое отсутствие монстра было странным. Ведь Рэвулу было больно, ему множество раз, причиняли невыносимую боль, но монстр не пошевелился, не пришел, чтобы его защитить. Значит, монстр не защищает его, он приходит, когда сам захочет. Сквозь щели амбара проступили лучи солнца. Через щель под потолком в помещение влетел огромный черный ворон, который сел рядом с Рэвулом. Ворон прилетел напомнить Рэвулу о цели его странствия по дикому югу, о предстоящем длинном пути, в конце которого его ждала девушка-ворона из видений, обещавшая спасение от боли следующего полнолуния. 'Я знаю дружище, — Рэвул обращался к смотрящему на него ворону. — Только вот видишь, — он демонстративно потряс кандалами. — Скоро монстр проснется и этому кошмару конец'.
— Так зачем ты ждешь пробуждение монстра? — вдруг раздался призрачный шепот в его голове. Окружающие краски стали мрачнеть, амбар стала заволакивать какая-то темнота. — Не жди пока он придет и спасет тебя, просто разозлись сам. Дай себе волю, хватит терпеть все эти издевательства, мириться с этим безумными миром, просто дай волю гневу, что накопился в душе. Слейся с ним, слейся воедино со злом, что поселилось в тебе.
После этих слов призрачным шепотом раздавшихся в голове, глаза Рэвула стали волчьими, что-то темное зашевелилось в его душе, будто ожидая разрешения. Рэвул с ужасом ощутил, как безумие монстра заклокотало внутри него. 'Нет!' — вдруг опомнившись, он резко закричал. Опираясь на лютый гнев и ненависть Рэвула ко всему окружающему, его искреннее желание того чтобы этот кошмар прекратился что-то темное внутри стало поглощать его, попыталось слиться с ним воедино. Ведь это он сам дал этому злу свободно развиться когда, обозлившись, желал пробуждения монстра и уничтожения, гибели всего что его окружает. В самый последний момент, когда зло уже начало затягивать его в свои объятия, он сумел одуматься. Он будто вырвался из объятий Тьмы, которая желала его полностью поглотить. Сумел остаться собой. Окружающих рабов, без задних ног, дрыхнущих на сене его крик: 'Нет!' не разбудил.
— Но ведь ты ненавидишь все это, — снова раздался призрачный шепот в его голове. Тьма не отступала, пыталась затянуть его в свои объятия полностью. — Ты возненавидел человечество. Ты ненавидишь все вокруг, мечтаешь, чтобы весь этот кошмар закончился, внутри ты наполнен гневом. Ты ненавидишь эту жизнь. Так просто дай свободу своему собственному злу. Загляни внутрь себя, сам осознай свое безумие, — размытый нечеткий силуэт темного призрака в волчьей маске возник перед Рэвулом. — Слейся с чудовищем, стань единым целым со своим злом. И тогда ты станешь силен, возвысишься над окружающим безумием и впредь не найдется в этом мире того что могло бы причинить тебе боль. Тьма лишь предлагает тебе спасение. Или ты останешься в рабстве навечно, ничто кроме единства со своим злом не спасет тебя из этого кошмара!
Закрывая уши Рэвул, все равно слышал призрачный шепот. В его глазах мелькали сцены окровавленных разорванных в клочья человеческих тел — фрагменты, оставленные в его памяти чудовищем. Теплая кровь ассоциировалась с успокоением, удовлетворением, одновременно пробуждала какую-то животную жажду. От призрачного шепота он чувствовал, как в душе оголяется бездна, в которую от безысходности так хочется спрыгнуть. Ведь он действительно пропитался лютой ненавистью к людям, готов был сделать все, лишь бы вырваться из окружающего кошмара. От вспенившегося в душе зла его сердце забилось как сумасшедшее, он будто зверел, был готов слиться с чудовищем воедино. 'Нет, успокойся!' — говорил он сам себе, пытаясь утихомирить пробудившееся внутри безумие, не слушать призрачный шепот. Но ведь он сам все это начал, сам дал злу в душе окрепнуть. Желал пробуждения чудовища, прекрасно понимая к чему это приведет, но желал, ожидал этого. Ждал когда монстр придет и уничтожит, разорвет на куски всех этих диких людей, зальет все кровью и Тьма воспользовалась этим. Сейчас он чувствовал, как внутри его заполняет холод, слабость, но стоит только шагнуть в темную бездну, открывшуюся в душе, как внутри все наполнится теплом, он почувствует силу. Он сольется с чудовищем воедино и сможет сам заставить всех этих жутких людей замолчать, прекратить окружающий кошмар, погрузить все вокруг в мертвую тишину. И ему так хотелось этого, его будто сошедшее с ума сердце, разбушевавшееся в груди, его к этому подталкивало. Внутренне он желал стать сильнее настолько, чтобы никто больше не смог причинить ему боль. Хотел прекратить этот кошмар. Он был готов погрузиться в исходящее из бездны тепло, слиться со злом, что шевелится внутри, но в шаге от пропасти чудом одумался. Поняв, что это не выход, будто испугавшись и отскочив в сторону, он твердо сам себе сказал 'нет' и Тьма, зашевелившаяся в его душе, ослабленная светом солнца наступавшего дня, затихла. Он понял, как опасно заигрывать со своим чудовищем, желать его пробуждения. Также стало понятным, почему чудовище не пробуждалось, почему оно именно сейчас затихло, оставив его одного в окружающем кошмаре мира диких людей. Тьме нужно было, чтобы он этот мир возненавидел, чтобы обозлился на дикое человечество, во всем разочаровался и дал свободу шевелящемуся внутри злу, полностью с ним слился и стал единым с тем чудовищем, что дремлет в нем. В последний момент он сумел одуматься, не дав Тьме поглотить свою душу. Во многом его спасло солнце, вставшее над этим миром, во мраке ночи зло так просто его бы не отпустило.
Рэвул пришел в себя, тяжело дыша. Его сердце постепенно успокаивалось. Внутри него развернулась самая настоящая борьба, он находился в шаге от темной бездны, но все это происходило в его голове. В действительности он просто просидел несколько минут, закрыв глаза и уши, под конец, прошептав 'нет'. Открыв глаза, сумев не поддаться Тьме, он снова увидел окружающий мир во всех красках. В своем личном поединке с Тьмой на этот раз он сумел устоять, удержав себя от бездны, не дав себе стать с чудовищем единым целым. Ворон, пронзающий его своим взглядом, улетел недовольно каркнув. В первых лучах солнца сумев остаться самим собой — несчастным рабом, закованным в кандалы, лишенный свободы он все равно вздохнул с облегчением. Главное он сумел остаться самим собой. И теперь, по всей видимости, ему предстоит быть рабом еще долго, и Тьма еще предпримет попытки поглотить его. Но пока он сумел устоять, не дав Тьме поглотить себя. Во всяком случае, впредь желать пробуждения чудовища он не будет, больше не будет заигрывать со злом, что поселилось внутри. Будет осторожнее, ведь гнев в его душе может его погубить и в следующий раз быть может, он не сумеет устоять и шагнет в бездну.
Спавший рядом бородатый, заросший, как и все рабы, мужик в каких-то лохмотьях, открыв глаза увидев, что Рэвул проснулся, быстро подскочил и куда-то убежал, по всей видимости, умчался предупредить кого-то. Спустя пару минут, в амбар вломились местные надсмотрщики. Приказами, не забывая про плети, они подняли спящих рабов и куда-то их погнали. Рэвул на все наплевав, остался лежать, не двинувшись с места. К нему подошел один из надсмотрщиков. Со старым клеймом раба на лбу, одетый приемлемо по местным меркам в руках он сжимает плеть.
— Говоришь по-артэонски? — спросил почти без акцента надсмотрщик.
— Вы тут, что все с ума посходили?! Что творите безумцы, — после радости от победы над Тьмой Рэвул вернулся в состояние шока. Вынужденный взаимодействовать с окружающим кошмаром, он вспомнил, где находится, снова погрузился в гнетущую атмосферу рабовладельческого мира. Он просто не мог понять происходящего, не мог поверить в тот ужас, который пережил. Выросший в изолированной Стране Волка дальше видевший только артэонов, он не мог уложить в голове кошмар, в котором оказался.
— Родился на севере среди артэонов? А на юге значит впервые?! Хм... Ты теперь раб. Давай вставай...
— Раб? Это?.. — Рэвул рассмешил собеседника.
— После законности и разумности мира под артэонами все происходящее кажется кошмаром. Но ты привыкнешь, как и я. Ты теперь собственность города государства Медгара. Будешь делать, что тебе скажут и когда скажут. Забудь про самого себя, ты больше себе не принадлежишь.
— А если я не хочу?
— Ты будешь делать, что тебе говорят, вопрос только в том, сколько тебе для этого понадобится боли и какого характера.
— Ты же ведь тоже не из этих мест. Из мира артэонов? — продолжая лежать на полу, спрашивал Рэвул.
— Я старший раб. У меня и у моих ребят задача проконтролировать выполнение работы вами — простыми рабами. Но я такой же раб и если вы что-то не выполните, то накажут меня. Я отвечаю перед хозяином. Поэтому, — он толкнул Рэвула ногой, — давай вставай, у нас много работы.
— Разве ты не хочешь сбежать? — не собирался вставать Рэвул.
— Я торговец из южной Эвалты. Оказался здесь по дурости. Проигрался в карты. Вернее сам себя поставил на кон. Отдал свою свободу фортуне. И как видишь, проиграл. Думаешь, мне нравится здесь? Неважно как ты здесь оказался, главное, что отсюда бессмысленно бежать. Забудь думать о побеге. Потому что идти некуда, нам с тобой до дома не добраться. От севера нас отделяют тысячи километров. Дикие леса, болота, мертвое Пограничье, ну и самое страшное это пограничники Арвлады. Погруженные в Малдурум безумцы просто убьют тебя. Беженцев они пропускают по выбору. Пересечение границы это как игра в рулетку. Да ты и пределов союза не покинешь. То, что ты раб у тебя на лбу написано. Буквально. Это общество жестоко к ослушавшимся рабам. В назидание другим тебя казнят самым страшным образом. Так что бежать бессмысленно. Здесь тебя будут кормить, при необходимости лечить, ночлег тоже будет. Ты теперь как скот, только тебя жрать не будут, на тебе будут пахать. А там где-нибудь, ты просто сдохнешь в каком-нибудь лесу. Или жизнь раба или смерть, бежать бессмысленно и глупо, да и некуда, смирись с этим.
Никакие аргументы не подействовали, только после удара плетью Рэвул поднялся с пола.
— Тебе еще повезло. Тебя забрало себе государство. Будешь работать в поле. Если будешь честно трудиться, то все будет нормально. Может, даже до старости дотянешь. Здесь никакой хозяин садист тебя мучить не будет, — по пути к полям рассказывал местный старший раб.
Рэвул оказался на картофельном поле кажущимся бескрайним. Ему и еще нескольким рабам приходилось полоть, окучивать картофельные кусты. Солнце в безоблачном небе сегодня дарующее Преферии погожий яркий день, в поле превращалось во что-то ужасное и ненавистное, от него некуда было спрятаться. В принципе ничего тяжелого в доставшейся работе не было, вот только ее объемы не давали расслабиться. Чтобы успеть приходилось все делать быстро, постоянно торопиться. Рэвул с непониманием смотрел на своих друзей по несчастью. Женщины, мужчины и пара мальчишек все рабы долгие годы. Они уже смирились с такой жизнью. Быстро и молча они работали, не поднимая глаз, не останавливаясь, не глядя в небо, не о чем не мечтая. Здесь не могло найтись друзей. Тяжелая и невыносимая жизнь раба делала людей нервными и замкнутыми. Когда у всех вокруг нервы на пределе ссоры и склоки случались из-за пустяков. Профессиональные надсмотрщики — свободные люди контролирующие работу рабов появлялись в поле крайне редко. Они только принимали выполненную работу у старших рабов. Старшие из рабов перед ними отчитывались и получали новые указания. Настоящие надсмотрщики здесь с кнутами не ходили и вообще с рабами не общались. Кнуты, плети, палки были только у старших рабов. Классическая схема: если хочешь подчинить и контролировать отдельно взятую массу людей — рассорь их. Заставь людей рассориться, расслоиться, не дай им сплотиться, ополчиться против тебя. То же самое и с рабами. Для эксплуатирования рабской массы из числа рабов выделялись самые сильные и дерзкие в основном мужчины. Они назначались старшими рабами, им разрешалось не работать лично, однако на них возлагалась ответственность за выполнение работы. И вот уже старшие рабы, такие же рабы, как и все, такие же помоечные псы, как и остальные, становились немного выше остальных помоечных псов и вот уже они, чтобы не работать самим кнутами, плетьми, руганью и болью заставляли других рабов пахать. Получается, рабы эксплуатировали сами себя. А надсмотрщики из числа свободных людей были такими непричастными начальниками, которые только приходили, принимали работу, общались со старшими рабами, сами не марая руки. Конечно, бывали ошибки, и бунты рабов периодически вспыхивали, но это скорее в порядке исключения. В целом рабовладельческая система работала отлажено. От долгого нахождения в этом кошмаре вообще терялась вера в то, что люди могут жить как-то по-иному. Общества людей, где все были свободны, здесь казались фантастикой.
Первый день Рэвулу казалось, что все не разговаривают из-за злости и усталости привычной для рабов. На второй день он понял, что большинство его коллег по несчастью представители разных народов. Здесь был сброд из всех уголков Южной Половины. Все эти люди просто говорили на разных языках. Также у некоторых мужчин, которые, по всей видимости, много болтали, языки и вовсе были отрезаны, видимо в связи с ненадобностью.
Еда по расписанию, три раза в день. В основном какая-нибудь крупа, отваренная с солью, чаще всего рис. Старшие рабы ели то же самое, что и остальные. Посидеть с чашкой каши минут десять было единственным здесь возможным отдыхом за целый проклятый день.
— И вы что собираетесь вечно здесь пахать, пока не сдохните? — бросив работу глядя на окружающих неизбежно заговорил Рэвул. — Я конечно не бунтарь, но это же не жизнь. — На него никто не обращал внимания, все продолжали работать. Больше всего его поражали глаза людей, которых он тут увидел. В них зияла пустота, не просто отсутствие эмоций, а самое настоящее отсутствие жизни, привыкание к кошмару, согласие с тем, что твоя жизнь не имеет смысла. — Давайте убежим. Все вместе разом. Просто дружно встанем и побежим. Какая разница убьют нас или нет, или как нас убьют. Все равно это не жизнь, — он искренне пытался достучаться хоть до кого-нибудь. Все молча продолжали работать, никаких эмоций ни в ком не вспыхнуло, крик души Рэвула остался незамеченным, во многом из-за того что мало кто понимал язык на котором он говорит. В ответ только один мужик из числа простых рабов треснул его по затылку и велел продолжать работу.
С самого начала Рэвул поглядывал на лес что виднелся где-то далеко на окраине гигантского поля. Смириться с участью раба он никак не мог. Чудовище внутри него не пробудится, а Тьма только ожидает удобного момента, чтобы поглотить его. Выхода не было, нужно было что-то предпринимать самому. Глядя на людей вокруг он приходил в ужас, никак не мог свыкнуться. Он видел женщин которые никогда не испытают радости материнства, ведь здесь их просто сводят друг с другом как животных, просто разводят как скот. Детей без детства. Все грязные заросшие, одетые в лохмотья люди которые почему-то людьми не считаются. И только это чертово поле, которому нет ни конца, ни края и бесконечная работа пока однажды из-за тяжести жизни у тебя не остановится сердце и тебя не выбросят в мусорную яму. Он больше не мог здесь находиться. Вечером второго дня он просто встал и побежал, гремя своими кандалами. Он был не усталым, он был изможденным, полностью обессиленным. Вдобавок с тяжелыми железками на руках и ногах, как бы он не старался, он не бежал, а будто быстро шел по меркам нормального человека. Старшие рабы могли бы запросто догнать его, но они издевательски просто шли за ним быстрым шагом. Рэвул задыхался, его легкие горели, из глаз должны неконтролируемо потоком хлынуть слезы, но плакать он не мог. Он просто пищал от бессилия пытаясь бежать быстрее. Следующие за ним старшие рабы смеялись, им было интересно, сколько он пробежит. В итоге Рэвул все-таки добрался до желаемого леса. Манивший его свободой желанный зеленеющий в дали лес на деле оказался небольшой полоской, за которой ему открылось новое поле. Бесконечное поле тянущееся казалось до горизонта. На новом поле все те же рабы, такие же измученные люди испуганно уставились на него. И тут свои старшие рабы с палками наготове уже движутся к нему. Бежать некуда, выхода нет. Он без сил и надежды рухнул на землю.
Его похлопали по щекам и дали выпить воды. Он поднялся на ноги и лишившийся надежды послушно побрел назад. Его не били, на него не кричали. 'Бежать бессмысленно, я же тебе говорил', — пояснил старший над ним раб. Его привели обратно. Опускался вечер. На небе появились первые звезды, но о красоте ночных небес в царящем здесь безумии не было и речи. Здесь даже сияющие над головами звезды казались чем-то издевательским и зловещим.
Бригада рабов, к которой относился Рэвул, была построена как строй солдат. Измученные уставшие после трудового дня люди дрожали от страха ожидая того что сейчас начнется. Рэвула поставили перед всеми. 'Это Рэвул, — держа Рэвула за шею начал пояснять старший раб. — Рэвул решил, что он самый умный и попытался убежать. Так давайте покажем ему, что так делать нельзя'. Криком раздалась команда: 'Лежать!' — все рабы разом упали и прижались к земле. Послышались звуки плетей и жалобные всхлипывания. 'Лежать сволочи, лежать твари!' — расхаживая с палками, орали старшие рабы. 'Встать!' — все быстро подскочили. Снова 'Лежать', снова 'Встать', уставшие после трудового дня люди падали и вставали по команде. Серьезно калечить или убивать других рабов старшие рабы без разрешения не могли, поэтому они просто издевались.
— Вы что творите! Я же пытался сбежать. Так накажите меня! Оставьте их в покое, пожалуйста. Остановитесь! — удерживаемый за шею крепкой рукой молил своего старшего раба Рэвул. Ему было неописуемо жалко мучающихся из-за него людей, он содрогался в истерике, но мучители были непреклонны. Его в наказание заставляли смотреть на мучения других. От неописуемой душевной боли, переживаний из-за наблюдения за людьми которые мучаются из-за него, внутри него будто что-то умирало, но он ничего не мог поделать.
Рэвула кандалами пристегнули к столбу, а других рабов бегом погнали по маршруту, по которому пробежал Рэвул. Их заставили встать на четвереньки и бежать подобно собакам, при этом, не задевая картофельных кустов. В итоге бригада Рэвула легла спать только в два часа ночи вместо положенных двенадцати, а подъем будет, как обычно в пять часов, с первыми лучами солнца. Рабы, уставшие вдобавок еще и измученные тяжело дыша, толпой завалились в свой амбар и попадали спать на сено. Затем в амбар втолкнули Рэвула и двери захлопнулись. Он оказался один окруженный озлобленными людьми, которые мучились из-за него несколько часов. Его оттаскали за волосы, повалили на пол и забили ногами. Даже женщины набрасывались на него желая врезать ему как следует. Избитый он, тихо скуля, просидел около двери всю ночь. Он не мог спать не из-за физической боли, а из-за морального опустошения. Смотреть на то, как другие мучились из-за него, оказалось, наверное, самой страшной мукой за всю его жизнь.
На следующий день он утратил всякую надежду. Он стал рабом. Он стал быстрее работать и, как и все молчать, не поднимая глаз смотреть лишь, что делают руки. Где-то к полудню в поле появился человек непривычного для этих мест вида. Опрятно одетый, чистый, точно не надсмотрщик. Он подошел к старшим рабам Рэвула и показал им какую-то бумагу. Насвистывая какую-то мелодию главный из старших рабов, тот, что говорил на артэонском, подошел к Рэвулу в глазах которого стал дьяволом за последние дни. Он толкнул Рэвула ногой, тот упал, высыпав из ведра подкопанную картошку.
— Вставай дубина. Тебя выкупили, — сказал он Рэвулу. — Какой-то частный хозяин. Ты уходишь отсюда. Но не радуйся, не факт что там, куда ты идешь, тебе будет лучше.
Его посадили в повозку и повезли из чертовых ненавистных полей обратно в город. Там его выгрузили на рынке рабов. Какие-то люди согласовали какие-то бумаги, и надсмотрщик, схватив за кандалы поволок его туда, где ждал покупатель. Его выбросили на безлюдную улицу за рынком. Покупатель в черном плаще стоял перед ним. Это был Ортопс. Черный плащ, идеально скрывал тело, покрытое стеклянной скорлупой, выглядывая из-под капюшона которого, он смотрел на Рэвула, скривив сухие губы в издевательской улыбке.
— Не думал, что буду рад видеть тебя стеклянный человек, — улыбнулся Рэвул. Выброшенный из дверей черного входа рынка, кубарем прокатившийся по земле он не собирался с нее подниматься. Наоборот радуясь освобождению, радостно вдыхая воздух Рэвул устроился поудобней, улегшись прямо посреди улицы. Каким же для него сейчас это казалось счастьем — просто спокойно полежать. Развалившись посреди дороги, он с неописуемой радостью снова смотрел в небо глазами свободного человека.
— Мой тебе совет на будущее. Не пытайся привыкнуть к боли. Это невозможно. Всякий раз она будет отдаваться кошмаром. Приучи себя, что она будет всегда. Перестань бояться ее приближения. Итог твоего первого контакта с человечеством: 'Чтобы понять, что такое счастье нужно сначала пройти через ад'. Так? — спрашивал Ортопс у Рэвула, развалившегося посреди улицы как бродячий пес.
— Я бы сказал: чтобы узнать, что такое свобода нужно сначала ее потерять, — все также лежал на земле Рэвул.
— Ну и как тебе мир людей? — коварно спрашивал Ортопс. Рэвул помрачнел и ничего отвечать не стал. — Вставай. Хватит валяться. — Рэвул на него не реагировал. — Эй, не забывай ты мой раб — я купил тебя, я твой хозяин, — сказал Ортопс, бросив Рэвулу в лицо договор о продаже и переходе права собственности. Кусок бумаги потащило по улице ветром. — Давай подчиняйся серый пес! — с пародией на улыбку добавил Ортопс.
— То через что я прошел... Это не может быть мир людей. Ты, наверное, затянул меня в какой-то кошмар. Это все наверняка было не по-настоящему! — неохотно поднимался с земли Рэвул.
— Нет, это как раз и есть мир людей. Суровая реальность. Как она есть без прикрас. Только вдумайся. Здесь количество рабов в несколько раз превышает количество свободных людей. То есть на одного свободного человека приходится трое, а то и больше невольников. Если рабы разом все восстанут, они сметут, разрушат до основания, весь этот чертов город. Но никакого бунта нет. Рабы покорно пашут и только ненавидят жизнь. Все логично. Люди животные, их общество это стадо. Кто управляет стадом? Один пастух. Также и у людей. Правят обществом и живут красиво только горстка избранных. Остальные живут, как попало, существуют только чтобы делать красивой жизнь правящей горстки избранных, — шагая с Рэвулом по улице, говорил Ортопс.
Рэвул смотрел на него с юмором, и все его человеконенавистнические взгляды воспринимал как шутку. Старался к его словам относиться несерьезно, не слушать его.
— А куда мы идем?
— Выпить, — ответил Ортопс.
— Вот это было бы кстати.
— Продолжаем нашу экскурсию. Медгара один из трех городов Грионского союза. — Ортопс на фоне мира людей больше не казался таким уж лютым чудовищем. — Союз трех городов — главная опора артэонов, демократии и свободы в Южной Половине. Одно из самых цивилизованных людских обществ на преферийском юге. Когда у местных жителей какие-то проблемы они как цивилизованные идут в суд, а не хватаются за оружие. Это значительный прогресс.
— Если это самое цивилизованное, тогда страшно представить, что собой представляют самые дикие здешние общества.
Они завернули за угол, и зашли в первый попавшийся трактир. В прохладном недоступном для палящего солнца помещении Рэвул стал засыпать на ходу. Бармен толстый мужик в годах в этой забегаловке работающий также за официанта принес им два пива. Ортопс как обычно только понюхал содержимое своей кружки, а дальше откинулся на спинку стула и наблюдал, как Рэвул марает усы и бороду в пене.
— Накинь на голову свой потрепанный капюшон. А то знак раба на твоем лбу может привлечь к нам ненужное внимание, — посоветовал Ортопс.
— А как же быть с этим? — Рэвул демонстративно потряс огромными кандалами на руках.
— А это оставь. Они мне нравятся. Ведь ты мой раб не забывай это!
— Пошел ты!
— Знаешь, сколько я на тебя потратил денег...
— Боюсь подумать, где ты их взял.
В памяти Ортопса всплыло расчлененное тело, кожа лоскутами срезаемая заживо, растекающаяся по полу кровь и маленькая домашняя собачка, в ужасе забившаяся в угол. От этих воспоминаний он с наслаждением закатил глаза. Зверское убийство владельца одного из богатых домов в центре еще долго будет не давать покоя местным стражам правопорядка. Также как и подожженная кем-то главная городская башня, на вершине которой возвышались главные городские часы.
— Мне пришлось потрудиться ради этих денег, — Ортопс разглядывал свои когтистые стеклянные пальцы, с которых сегодня утром стекала кровь. — Моя деятельность несет исключительно социальную пользу. Я отчищаю их мир от грязи.
— Что это такое? Прикольная штука, — Рэвул впервые попробовал пиво.
— Это друг мой пиво...
— Слышал, но не думал что попробую...
— Ты никогда не пробовал пива?
— Я никогда не был в мире людей.
— Выращенный в изолированной Стране Волка, дальше видевший только артэонов, только самую прекрасную верхушку гигантской глыбы грязи и дикости под названием человечество ты, наверное, будто с луны упал, понятия не имеешь, что за кошмар творится вокруг? Ты ведь ничего не знаешь о виде, к которому относишься?
— Да нет знаю. Я человек. От природы.
— Но ты не знаешь кто такие люди. Ты и не ведаешь, к чему относишься по цвету шкуры. Люди это ужасные животные. Даже не животные, а полуживотные. Даже животными вас назвать нельзя. Ведь животные находят себе место в этом мире, умеют жить в гармонии хотя бы с окружающей средой, с природой. А люди все разрушают, не умеют жить в гармонии ни с собой, ни с природой. Они несут с собой лишь хаос и опустошение. Ты сам убедился в том, что люди настолько жуткие твари, что им проще превратить другого себе подобного в кусок испражнений, лишить его всех прав, свободы, сделать рабом, лишь бы не работать самим. Здесь в мире людей в то время как некоторые бесконечно отдыхают, занимаются только собой, сидят в саунах, развлекаются игрой в настольные игры и суют себе перо в горло, чтобы все съеденное вывалилось из них и они могли больше сожрать на очередной пирушке... Какая мерзость, — скривился Ортопс от собственных слов. — Другие не ведают что такое отдых, умирают из-за рабского труда на износ или голодают. Добавь к этому антисанитарию, вонь, бесконечные болезни и войны — постоянная угроза смерти от меча какого-нибудь варвара. Жизнь людей — это ад, но этот ад они творят сами. Знаешь, что оказавшись в безвыходной ситуации, например на необитаемом острове, начав голодать один человек не задумываясь, сожрет другого. Как животные. Этим вы и занимаетесь — пожираете друг друга. Всю жизнь вы все опустошаете, обезвоживайте, включая друг друга, все ради самого себя любимого. Человек человеку и ни друг и ни волк, а средство восполнения собственных потребностей. Рабовладельческое общество, в котором одни люди это вещи других есть наглядная тому демонстрация. И что самое страшное — здесь нет святых и невинных, есть только те, кто сегодня жертвы. Даже сочувствовать некому. Каждая из тварей, которых ты видишь здесь вокруг, заслужила свои мучения. Людям наплевать друг друга. Их логика: пусть происходит все что угодно, но только не со мной. Рабовладельческое общество это зеркало, показывающее собой сущность человечества. Люди это самолюбивые эгоистичные разрушительные твари. Ты согласен? — пряча лицо под капюшоном Ортопс, не сводил с собеседника взгляд.
Несмотря на пережитое внутренне Рэвула коробило от слов Ортопса, он чувствовал резкое несогласие с этим чудовищем. Что-то светлое возникшее на подсознательном уровне не давало ему права во всем разочароваться. Будто где-то в глубине, на уровне подсознания он понимал, что происходящее вокруг ошибка, последствия жуткой катастрофы человечество постигшей. Человечество почему-то предстало в его глазах жертвой каких-то неописуемых темных сил, 'почему?' он даже сам себе объяснить не мог. В его душе валуном, препятствующим грязевому потоку, встало необъяснимое несогласие, будто глядя в глубину себя и по себе судя, он знал что под внешним жутким слоем человечество (частью которого он является) может больше. Ему хотелось что-то возразить, неважно, что, но лишь бы не соглашаться с Ортопсом. В его жизни в последнее время и так много темноты, он в ней живет, но пока он вроде держится, цепляется за какой-то островок света, пытается быть человеком (как бы это глупо не звучало в нынешней ситуации). Тем более Тьма поселилась в его тени и жаждет полностью затянуть его в свои объятия. Сейчас ему было необходимо сохранить в себе человечность, остаться собой. А слова Ортопса размывали в его душе последнюю надежду. Он понимал, что если согласится с ними, то полностью соскользнет в темноту. А ведь на осознанном уровне согласиться так хотелось, после пережитого, этого чудовищного знакомства с человечеством, ему было сложно заставить себя видеть что-то светлое в людях.
— Да люди ужасны, но ведь не все они чудовища.
— Ой, опять! Началось! Вечно только один аргумент: 'Но ведь не все'; 'Но ведь не все же люди плохие!'. Вечно одно и то же. Хорошо! Человеческое общество — куча фекалий. И есть в этой куче, огромной куче пара светлых моментов. Вопрос. Оправдывает ли горстка адекватных людей целую огромную кучу фекалий?
— Знаешь... Я сам тот еще кусок этих твоих... За свою жизнь я не сделал ничего хорошего. Только наоборот морально разлагался, совершал ошибки, бесконечно пьянствовал. Но я постоянно стремился быть лучше... Ладно это перебор. Старался ну или думал о том, как не совершать ошибок дальше. Во всяком случае, я понимал, что моя жизнь неправильная и думал о переменах.
— Специально злишь меня?
— И совершая ошибку, всегда сожалел, переживал об этом. И не было раза, чтобы не переживал.
— Да замолчи ты уже, наконец...
— Да я ужасная тварь, но я пытался быть лучше. Хоть это никогда не получалось но я все равно всегда пытался. Всегда сожалел по поводу ошибок. Думаю что тоже и с людьми в целом. Мы несовершенны, в нас много ошибок и изъянов, фекалий этих твоих, но мы стремимся стать лучше. Также и этот кошмар, из которого ты меня вытащил — это ошибка, которую стремящиеся к совершенству люди со временем исправят.
— Ты чертов дикарь, который не пробовал пива. Откуда ты знаешь столько умных слов? Или ты не тот дикарь Рэвул из Страны Волка, о котором я слышал?
— Сам не знаю что со мной, — рассуждал на ходу Рэвул. — Эти знания... мысли. Они наполняют мою голову, просто наполняют. Откуда они взялись, не знаю. Не только знания, но и воспоминания, мысли чужих людей откуда-то осели во мне. Мне кажется это как-то связано с чудовищем. Я будто впитал в себя жизни убитых им. Я расхожусь на другие личности...
— Что-то с тобой совсем неладное, — Ортопс всерьез задумался над происходящим с Рэвулом.
— Я никогда не соглашусь с тобой. Просто не смогу. Ты пытаешься все разрушить окончательно. Тянешь меня в какую-то бездну... из которой сам выполз.
— Не поздно ли корчить из себя святого? Оглянись вокруг, твоя жизнь разрушена. Тебе не за что даже зацепиться!
— Наоборот. Попытаться спасти хотя бы душу — все, что я могу. Попытаться стать лучше никогда не поздно. Даже на руинах. Тем более на руинах.
— Ты врешь сам себе. Внутри ты такой же, как и я. Пустой. Нет в тебе добра. А пустота всегда заполняется безумием.
— Человек сам вершит свою судьбу, — Рэвул серьезно рассмешил Ортопса. Мерзкий, срывающийся кашлем, хрипящий смех, сначала было непонятно, то ли он плачет, то ли смеется. Смеясь, он не мог остановиться.
— А по-моему люди слабы и немощны, всегда зажаты среди обстоятельств. Они придумали слово судьба — неизбежность. Этот мир делает вас такими, какими захочет, — просмеялся Ортопс. — Ну, хорошо внезапно поумневший ты мой дикарь! Предположим рабство это какая-то ошибка, которую люди изживают со временем в процессе своего развития. Не спорю человечество на многое способно. В нормальных мирах, подчиненных законам физической реальности люди создают величайшие цивилизации, они покидают пределы отведенных им миров и странствуют среди звезд. И нет такого предела, до которого люди не смогли бы дойти. Это понятно, с этим никто и не спорит. Но что мы имеем в итоге. Вначале пути люди чудовища дикари, для которых нет ничего святого, дальше, если повезет, люди способны вырастать в великих существ, строить великие цивилизации. То есть рабовладельческое общество со всеми его ужасами это основа, первая базовая стадия человеческого существования. А порой и единственная. Вопрос только в том, где люди настоящие? У истоков, в своей дикости и безумии на первой стадии, которая есть всегда, во всех мирах, или же в последующих стадиях своего развития которых может и не быть? Наш мир подтверждение тому, что люди могут вечно сидеть в грязи.
— Почему. А как же артэоны? Они ведь те же люди, просто их эволюция была совершена искусственно, — допив свое пиво Рэвул, пододвинул к себе нетронутую кружку Ортопса.
— Артэоны это не люди. Уже давно не люди! — резко возразил Ортопс. — Это уже совсем иные существа, живущие совсем другими вершинами. Артэоны играют в людей, а не являются ими. Вы номаки и не люди и не артэоны, самый бессмысленный эксперимент когда-либо поставленный над человечеством. Вас номаков вообще быть недолжно, вы пережиток прошлого, выбросьте сами себя из головы. И возвращаясь к нашему вопросу. Так, где люди настоящие? В своем неизбежном начале, которое мы видим вокруг или призрачном будущем? Где явление бесспорно, в своем начале, в своей основе или же в процессе развития? Ответ очевиден. Люди могут хоть, сколько развиваться, но от своей кошмарной сущности им не сбежать и стоит их миру лишь немного пошатнуться, как они сразу скатятся к своему началу и, как и прежде начнут жрать друг друга.
— И все-таки артэоны это люди. У меня был... или есть... друг. Он был принят в мир артэонов. Он удостоился любви одной из этих прекрасных существ, лучших из людей. И в его рассказах я не видел каких-то прекрасных иных созданий. Рассказывая об артэонах, он всегда говорил 'люди'. Артэоны это люди они также... любят...
— То есть ты не можешь умереть и пользуешься этим! Смотри, я же ведь могу причинить тебе боль, — Ортопс приведенный словами Рэвула в бешенство перешел к угрозам.
— Артэоны также чувствуют, живут. Это простые люди, в которых развито все лучшее. Все лучшее, что есть в людях.
— Я не могу тебя убедить. Ты не хочешь слушать. Ты просто уперся. Следовательно, наш спор идет в никуда. Пойдем, пройдемся, немного развеемся.
Они вышли из забегаловки, и пошли просто гулять по улицам. Ортопс скрывшийся под черным плащом как слуга какого-то темного мага и Рэвул гремящий кандалами не спеша брели, куда глядели глаза. Рэвулу вспомнился день, когда он также с наручниками на руках следом за смешной девчонкой гулял по миру артэонов. Действительно там даже воздух пах чем-то прекрасным, все вокруг просто тонуло в эстетической гармоничной красоте сдавливающей сердце. А здесь воздух был пропитан запахом помоев и отходов человеческой жизнедеятельности. Там во всем ощущалась легкость и простота, здесь все источало тяжесть и зловоние. Но больше всего воняли сами люди, одетые как попало, серые и невзрачные.
— Значит, я ошибался, когда решил что у нас много общего, — заговорил Ортопс. — Я думал твое чудовище также как и мое приходит, чтобы защитить тебя, пробуждается, когда тебе больно.
— Нет, эта зверюга самостоятельная, приходит, когда ей вздумается. Голосами призраков Тьма призывала меня слиться с чудовищем, разозлиться и, желая разнести все в пух и прах осознанно обратиться монстром и остаться им навсегда. Но я в последний момент сумел одуматься. Нет, мое чудовище и я это разные вещи, никогда я не допущу своего слияния с монстром.
— Все-таки у нас есть что-то общее, — выслушав Рэвула, признал Ортопс. — Ведь они также хотели, чтобы я сросся, стал единым целым со злом, что они вырастили во мне. Но я сумел устоять, и это зло осело во мне чем-то сторонним. Оно пробуждается только чтобы защитить меня. Выходит, выкупив тебя из рабства, я спас тебя из плена Тьмы, которая желает захватить твою душу? Я спас тебя, сделал хорошее дело, вот идиот, — разгневался на себя Ортопс.
Они находились не в центре, но и не на окраине, это была середина города, можно сказать один из здешних спальных районов в стороне от рынков и мастерских. Здешние дома не казались шалашами, но и до роскоши домов из центра они тоже недотягивали. Каменные двухэтажные домики с крышами укрытыми черепицей были кучно навалены друг на друга, оставляя меж собой небольшие улочки. 'Осторожно!' — крикнул Ортопс, Рэвул едва успел увернуться от содержимого ночного горшка, выплеснутого на улицу из окна ближайшего дома.
— Вот взгляни, — на одном из перекрестков Ортопс указал на тощего едва живого старика, который, опустив глаза, просил милостыню. — Социальное расслоение. Нищета. Одни люди живут в достатке и могут многое себе позволить, — он указал на открытое окно одного из домов, по всей видимости, окно кухни, из которого доносились запахи приготовленного обеда. — Другие подыхают от голода, — он вернулся к старику, просящему милостыню. — И это снова нормально для мира людей. Это очередная демонстрация природы человека. Люди это ужасные твари, ты все еще с этим не согласен? — спрашивал он у идущего рядом Рэвула.
На этот раз Рэвулу возразить было нечего. На лбу умирающего с голоду у всех на глазах старика, он увидел знакомую метку. 'Он раб?' — спрашивал он у своего проводника.
— Да, скорее всего, — ответил Ортопс. — Старый, скорее всего больной раб. Он стал ненужным хозяину и его просто выбросили, как мусор, оставили умирать. — Ортопс остановился напротив старика. — Тяжелая жизнь полная мучений и после смерть где-то на задворках в полной никому ненужности. И никто даже хорошего слова не скажет. Окружающие только рявкнут и отгонят подальше, как прокаженного. Вполне естественная закономерность для мира людей. Кому-то все, а кому-то нечего, — рассуждал он глядя на старика.
— Какая закономерность. Ты бредишь что ли?! — резко не согласился Рэвул, подойдя к старику. — Вставайте, пойдем, — сказал он старику, поднимая его с колен. Старик смотрел на Рэвула, не понимая, чего от него хотят, почти беззубый, он только что-то беспомощно мычал. — Идемте отсюда куда-нибудь, вам нельзя здесь оставаться, — старик жутко вонял, но Рэвул продолжал пытаться поднять его с земли. Его Страну Волка сложно было назвать цивилизованным обществом. Да в ней было много изъянов, не все было гладко, но все ее жители, несмотря на ссоры, различия, распри, кровную вражду между родами все равно все были единым обществом, подобием волчьей стаи. Когда наступали суровые времена, все забывали о разногласиях и совместно решали проблемы, все были едины. Люди Волка никогда не оставили бы одного из своих вот так умирать у всех на глазах. Тем более старика. К старым людям у племени Рэвула было особое, уважительное отношение. Поэтому нынешняя картина абсолютно нормальная для большого города людей вызвала в нем резкое несогласие.
— Что ты делаешь безумец? — смеялся Ортопс над Рэвул взвалившим на себя старика.
— Нельзя это так оставлять!
— Потащишь 'это' с собой! И ты сможешь помочь ему?! Как? Не забывай, что дремлет в тебе. Ведь он неизбежно проснется и что тогда? Ах да я понял. В этом суть твоего плана. Ты хочешь даровать этому старикашке высшую свободу. Я не спорю для таких жалких тварей как люди смерть — единственное спасение. И поэтому ты решил прикончить этого старика, отдать его на съедение своему оборотню? Не забывай, кто ты теперь и куда идешь. Не забывай, что ты несешь в себе. Ты ни чем не сможешь помочь этому несчастному. Ты сам себе не принадлежишь, — с улыбкой Ортопс смотрел на застывшего Рэвула. Старик вонял так дико, что Рэвула вытошнило бы, если бы он был на это способен. Сначала старик казался изможденным, едва живым, его сухие губы бездвижно застыли, будто умирая, он бездвижно повис на руках Рэвула. Но затем Рэвул среди вони почувствовал запах перегара, старик был не при смерти, он был до потери пульса пьян. Это заставило Рэвула остановиться. — Ну, так чего застыл? Если не можешь помочь то и не пытайся, брось этот мусор, — не успокаивался Ортопс.
— Нет. Так нельзя, — уперся Рэвул. Он чувствовал, что не может бросить этого несчастного вопреки всему. Ему казалось: если бросит то станет таким как Ортопс, уподобится злу.
— Эй, на нас уже все люди смотрят! — не успокаивался Ортопс. Действительно вся улица наблюдала за странным поведением Рэвула. И даже большой черный ворон, сопровождающий его в пути, сидя на ближайшем карнизе, казалось, смотрит на него как на дурака. — Мы слишком много внимания привлекаем к себе. Вдумайся в абсурдность ситуации. Ты периодически превращаешься в огромного монстра, убиваешь людей тысячами, упиваешься их кровью. И еще продолжаешь сопротивляться? Пытаешься кому-то помочь?! Скажи, а кто поможет тебе? — Ортопс издевался над Рэвулом.
— Это чудовище убивает, а не я!
— Действительно не ты? А почему ты тогда помнишь все его поступки. Ведь ты помнишь пульсирующую плоть, разорванную огромными сильными лапами в клочья. Почему? Потому что у вас одна на двоих память? — после этих слов Ортопса в голове Рэвула что-то промелькнуло. Он увидел то, о чем говорил Ортопс. Лужи крови, плоть, сдавленную в огромных лапах. Он схватился за голову, пьяный старик упал на землю. — А может чудовище это и есть ты, какая-то часть тебя, что до этого спала где-то внутри? И ты глупо пытаешься от этой своей части абстрагироваться, лишь внушаешь себе, что чем-то от чудовища отделен. Ведь об этом Тьма тебе и пытается сказать: ты и чудовище — одно и то же, — Ортопс добивал Рэвула.
— Нет! — закричал Рэвул. — Чудовище это не я! Пошли вы все вместе с вашей Тьмой. Я вижу все, что он творит как старые сны. Я не хочу этого кошмара. Оно действует против моей воли, — придя в себя после секундного помутнения, он снова попытался взвалить на себе старика.
— Вот кретин! — разозлился Ортопс. Он подошел, оттолкнул Рэвула в сторону, а потом встал перед стариком. Достав из-за пазухи черный мешочек, он высыпал из него горстку монет на землю перед стариком. Тот, несмотря на опьянение, сразу распознал блеск золотых монет и потянулся собирать их. — Сразу задвигался, сразу ожил, а когда ты его поднял, он даже шевелиться не хотел. Вот видишь, им не нужна помощь. Такова их жизнь, бессмысленно их жалеть, — он сверху смотрел на старика ползая на четвереньках собирающего монеты. Ортопс пятился назад и издевательски бросал монеты, заставляя пьяного старика ползти за ним по улице.
— Прекрати. Не издевайся, — переживал Рэвул.
— А то что? Не забывай ты мне не друг. Ты мне совсем не интересен, — ответил Ортопс, затем потряс мешочком с оставшимися монетами перед лицом старика и с криком: 'Взять!' кинул мешочек на другую сторону дороги, с улыбкой наблюдая, как пьяный старик бесконечно падая, пытается встать на ноги, чтобы добраться до монет. — Могу я хоть какую-то радость для себя из всего этого извлечь?
После инцидента со стариком немного позлившись на Ортопса, Рэвул вроде успокоился. О том, что в нем дремлет монстр, который если проснется то половину города погрузит в руины и завалит трупами, этот раздолбай даже не задумывался. По идее ему — носящему в себе жуткое чудовище, нужно было быстрее сбежать куда-нибудь в лес, подальше от людей, чтобы не допустить жертв и разрушений, но он не о чем, не задумываясь, просто гулял по улицам неизвестного города.
Они просто гуляли, бродили по улицам. Вышли на широкую большую дорогу, проходящую вдоль всего города от внешних ворот до центрального дворца. Здесь было шумно и людно. Люди брели во всех направлениях. По бокам улицы стояли торговые лавки. Кто-то гулял, кто-то куда-то спешил. Рабов на фоне свободных людей было видно сразу и это не только из-за метки в центре лба. Хотя внешне рабы хорошего хозяина были неотличимы от свободных людей, да и среди свободных граждан Медгары было много нищих. Вот колонна из десятка рабов соединенных одной цепью, гремя кандалами, прошла мимо них. На дороге пассажирские закрытые кареты чередовались с тяжелыми повозками, везущими разные грузы, которые тянули лошади, ишаки и прочие странные животные мутанты, появившиеся благодаря Азуре. Вот с десяток рабов на плечах несут носилки, на которых в кресле под навесом восседает какой-то толстый важный человек. Сбоку от дороги один из частных домов был окружен садиком, в котором работали, собирали яблоки и вишню рабыни, все женщины, не сказать что сильно усталые и измотанные. И вот какой-то опрятно одетый человек идет и с улыбкой о чем-то беседует с рабом с меткой на лбу одетым в лохмотья, тот самый редкий случай, когда хозяин адекватный человек и вопреки общему безумию раб воспринимается как друг, а не вещ. Несколько рабов разгружали повозку, взваливая себе на спины, тяжелые, кажущиеся неподъемными огромные мешки и заносили их внутрь одного из трактиров, на них было страшно смотреть. Рэвулу действительно повезло, что он оказался в поле. Со слов Ортопса главное везение Рэвула заключалось в том, что его не угнали работать на шахты, вот где была бы настоящая каторга.
Они зашли в элитные кварталы. Здешние дома были большими, окруженными пышными зелеными садами, где-то недалеко била волнами о местную набережную Соленая Миля.
— Эй, смотри! — придурок Ортопс тряс Рэвула за рукав, желая ему что-то показать. Открылась странная картина. За оградой в саду одного из больших домов на кресле не шевелясь, сидел жирный боров в длинном белом хитоне, как и все здешние богачи, с венком на голове. Вокруг него крутилась маленькая женщина. Она похожая на маленькую птичку чистила, обслуживала этого жирного неповоротливого борова. Специальной щеткой безо всякой пасты он чистила желтые зубы, чистила уши, причесывала волосы, массажировала ноги. Она суетилась, боясь сделать что-то н так, а он нагло сидел только иногда что-то недовольно рявкая, поторапливая ее.
— Она не рабыня? — поинтересовался Рэвул.
— Хуже. Жена. Это дикое людское общество. Как и в любом диком обществе, здесь все построено на силе. Правят этим обществом мужчины — ну типа воплощающие в себе силу. Женщины здесь не считаются людьми. Они с рождения равны животным, по статусу подобны рабам. Никто здесь не спрашивает их воли. Им даже разговаривать в присутствии мужчин запрещено. Сначала она принадлежит отцу, затем после выгодной сделки, которую называют браком, отец отдает ее, не спрашивая согласия, мужу которому она принадлежит дальше. Любовь здесь исключение, редкое исключение. Женщины здесь не более чем вещи, — пояснил Ортопс.
— Зачем ты мне показываешь этот идиотизм, — старался быстрее уйти Рэвул.
— Подожди. Ты еще самого интересного не видел. Она же ведь еще обязана подтирать ему жирный зад!.. — смеясь Ортопс, догонял Рэвула.
— Мой отец, он был придурком и порой бил мою мать. Мне было жалко маму. 'Я имею на это право' — так отец говорил мне, — Рэвул пояснил свое отвращение к увиденному.
— Страна Волка тоже была далека от совершенства.
— Типичное дикое общество. Там тоже правила сила. Дальше можно не объяснять.
Бредя по богатым кварталам, они дошли до главного дворца. После свержения монархии под кураторством артэонов, дворец назывался Здание Сената, здесь заседали местные правители. Огромный дворец, сложенный из каменных блоков, вырос без магии, возведенный собственными силами людей. Было страшно представить, сколько рабов погибло, чтобы построить эту громадину. В то же время построенный вручную, грубо, местами не совсем умело, грозный громоздкий дворец воплощал в себе какое-то безумное истинное величие людей, являлся собственной заслугой здешнего дикого человечества. В богатых кварталах странную парочку быстро заприметила здешняя стража. Их попытались задержать, но едва Ортопсу стоило поднять руки вверх, раздвинуть свой черный плащ, солдаты, увидев его тело, замерли в страхе. Увидев в Ортопсе тварь Тьмы, солдаты осторожно поинтересовались, чего он хочет и зачем пришел в их город. Ортопс пояснил, что не хочет проблем и с удовольствием уйдет, если их отпустят. Старший из стражников не желая проблем, велел отпустить странную парочку. 'Убирайтесь из нашего города', — сказал он Ортопсу с Рэвулом в след.
Первым напоминанием были вороны, облепившие все возможные карнизы домов на пути Рэвула. Затем среди толпы людей бредущих по улице в его глазах возник расплывчатый силуэт человека в волчьей маске. Вороны и призраки напоминали ему о пути, с которого он свернул. Рэвул попрощался с Ортопсом, поблагодарил его за освобождение и 'экскурсию'. 'Ладно, мне пора идти', — он начал уходить.
— Подожди, — Ортопс схватил его за руку. — Слышишь это? — Ортопс имел в виду отголоски восторженных криков десятков людей, что доносились откуда-то неподалеку. — Пойдем, я тебе кое-что покажу, клянусь это последнее. А потом иди куда хочешь, больше я от тебя ничего требовать не буду. Считай, мы будем квиты.
Судя по звукам где-то там за парой улиц, будто проходил какой-то праздник. Во всяком случае, опять же судя по звукам, толпа там собралась приличная. Следом за Ортопсом они вышли на огромную площадь заполненную людьми. В центре площади стояла большая сцена. 'Что могло собрать здесь столько людей?' — не понимал Рэвул. Ортопс с какой-то нездоровой улыбкой, ничего не объясняя схватил Рэвула за руку и как ледокол потащил его через толпу прямо к сцене. Рэвул впервые оказавшись на подобном мероприятии, не мог понять, что происходит. На сцене происходило какое-то действие, но пока Ортопс тащил его через толпу нормально разглядеть происходящего, он не мог. Только когда он оказался у сцены, и отрубленная человеческая голова свалилась сверху и скатилась едва ли не под ноги, он догадался что это за 'праздник'. День казни. В отсутствии нормальных развлечений, какого-либо внятного времяпрепровождения досуга для серого простого люда массовые казни были своего рода развлечением. Толпа всегда с удовольствием собиралась и наблюдала, как преступников отправляют на тот свет. Поэтому и место казни собой представляет самую настоящую сцену. На сцене двое. Палач — здоровенный мужик в положенной маске и еще какой-то хилый мерзкого вида молодой тип — что-то вроде ведущего или тамады, он шутит, комментирует происходящее, вселит толпу. Саму сцену от толпы отделяло оцепление из солдат.
— Следующий Октобиус Фарлес торговец из Ниэнры. Преступление: многоразовое тайное осуществление торговых сделок на нашей территории без уплаты налогов в нашу казну. Какой хитрый да? Ну что же! Чтобы всем торговцам чужеземцам неповадно было. Смертная казнь! Отрубание головы, — надрывая голосовые связки, кричал ведущий этого безумного развлекательного шоу для граждан Медгары.
Палач в маске привел трясущегося от страха, бледного мужичка. Тот рыдал, естественно просил пощадить, отпустить его. 'Хочешь что-нибудь сказать перед смертью?' — подошел к нему ведущий. 'Я хочу жить!' — истерично закричал приговоренный. 'Да они издеваются, все одно да потому!' — потешаясь над предсмертной истерикой приговоренных, веселил толпу ведущий. Палач заковал несчастного в колодки, а после топором с пятого удара отсек ему голову. Сейчас глядя на ликующую при виде смерти толпу Рэвул действительно увидел в них животных. Он хотел развернуться и уйти, но безумная толпа окружала со всех сторон, через нее было не протолкнуться. Ортопс загнавший Рэвула в этот тупик стоял рядом, коварно улыбаясь.
— Теперь следующий приговор. Милена Горгонат. Двадцать пять лет. У-у молоденькая! Преступление: измена. Приговор: публичная казнь по решению мужа! — кричал со сцены ведущий. — Да, измену нельзя поощрять. Смертная казнь за подобное вполне логичное наказание! Даже былые боги за это ее к себе не примут.
Женщины, которые стояли в толпе замолкли. Вблизи сцены были сложены два кострища специально для дня казни. Один костер уже догорал, вместе с дровами в нем тихо тлел труп. Палач привел девушку. Мужская часть глазеющей толпы сразу оживилась. 'Шлюха!' — освистывая, бросаясь помидорами, камнями кричало пьяное быдло. Девушка, в сером платье, закованная в кандалы шла, молча опустив голову, стараясь не обращать внимания на окружающих чудовищ. Ее пристегнули к столбу в центре сложенного кострища. Палач зажег факел. Ведущий, решив немного развеселить толпу, предложил всем дружно досчитать до пяти. Пока толпа считала девушку начало трясти от страха, отвернувшись, она зарыдала. 'Пять!' — наконец мужским голосом крикнула толпа. Палач бросил факел, дрова облитые маслом быстро воспламенились. Она закричала. Крик был такой безумный, что даже жаждущая крови толпа на несколько секунда замерла, задумавшись над правильностью происходящего. Рэвул не мог терпеть этот крик, внутри него все затряслось. Истошными криками доведенный до отчаяния поняв, что больше не может этого терпеть, от безысходности он, бросился на сцену, пытаясь это прекратить. 'Остановитесь, одумайтесь!' — кричал он. Ортопс расхохотался глядя на него. Все чего добился Рэвул так это удара в живот, от боли которого он свалился на землю. Схватившись за живот, он скрючился на земле. 'Я же тебе говорил, что люди это кошмарные твари. Сколько еще нужно крови и боли, чтобы ты признал это?' — шептал ему на ухо Ортопс.
Все вокруг продолжал оглашать женский крик от кошмарной боли. Рэвул просто не мог это слушать, лежа на земле, закрыв глаза, он тихо скулил от боли в животе, собственного бессилия и чудовищности окружающего кошмара. И вот, наконец, его глаза стали волчьими, чудовище уже уставшее сидеть внутри него, все же решило выползти наружу. В момент предшествующий трансформации он провалился в свое сознание. Под давлением криков сжигаемой заживо девушки в глубине сознания он оказался маленьким в родном доме в момент, когда пьяный отец где-то в соседнем помещении бил мать. Он забрался под кровать и также мучился, слушая крики и мольбы матери. Затем помутнение и вот он оказался на руинах родной деревни, а перед ним стоит огромный черный волк, и в волке воплощается сила, недосягаемый покой, спасение от окружающего холода и кошмара. 'Заставь себя увидеть истинное лицо этого мира. Освободи себя от морали, дай себе свободу и проникнись Тьмой. Твои попытки в этой бессмыслице остаться человеком просто смехотворны', — слышал он голос Ортопса. И вот он уже снова на берегу того проклятого озера смотрит на труп убитой им артэонки. 'Ты ведь убил меня. Ты сам чудовище, — открыв глаза, сказал ее труп. — Теперь обернись!'. Он обернулся и увидел свое ненавистное чудовище. 'Давай, пробуждайся. Давно пора', — сказал он глядя в глаза огромному черному человеку-волку, так долго спавшему внутри него. Оборотень как обычно набросился на него и принялся душить.
В реальности Рэвула снова затрясло в дикой конвульсии. Издавая жуткие звуки, он стал превращаться в чудовище. Черные лохмотья, висевшие вместо одежды перетекали в шкуру, лицо вытягивалось в волчью морду, руки и ноги обзаведшись огромными когтями, начали удлиняться, мышечная масса быстро увеличивалась. Наконец лопнули рабские кандалы. Ликующая как на празднике пришедшая поглазеть на казни толпа резко замолчала, нависшую жуткую тишину нарушил болезненный вопль переживающего мучительную трансформацию оборотня. Толпа горожан, глазевшая на казни с криками и визгом в ужасе начала разбегаться. Ортопс увидев монстра прячущегося в Рэвуле, также бросился бежать вместе со всеми. Толпа разбегалась, а оборотню будто передались эмоции Рэвула. Еще толком не приняв нужный облик, он запрыгнул на сцену и ударом лапы снес голову ведущего это жуткое шоу, затем схватил палача, выбил из огня обгоревшее тело казненной девушки и вместо него сунул в огонь тело этого недочеловека. Палач, объятый огнем вопил как поросенок, пока не умер от болевого шока. Оборотень, швырнув в сторону дымящееся тело, издал свой обыденный протяжный вой. Чудовище оказалось в самом центре заполненного людьми города.
Здесь не было сирены, оповещавшей о катастрофе, ее заменяли крики ужаса. Жители и многочисленные гости Медгары бежали как можно дальше от кварталов объятых огнем. Где-то в центре города окруженный дымом среди сотен трупов по улице брел оборотень. В порыве начального безумия он порвал на куски уже достаточно людей, утолил жажду крови, сейчас он просто играл со своими жертвами. В поисках новых жертв монстр не торопясь брел по обезлюдившей улице. Где-то в следующем доме он чувствовал биение сердца, слышал звуки дыхания. Сердечко маленькое и быстрое, это ребенок, скорее всего забытый в панике, прячущийся где-то под кроватью в одном из домов. Но вот чудовище внезапно почувствовало что-то живое прямо у себя под носом, это солдат, один из стражей, выживший после удара его лапы, он без сознания, но дышит. Оборотень тут же разорвал его на несколько кусков. Кровь вперемешку со слюной капала из пасти, топающие по земле громоздкие лапы, венчались острыми когтями. Он дальше не спеша двигался к дому, где его ждало напуганное беззащитное создание, сводящее с ума биением своего сердца. Неожиданно все озарила вспышка света. На окутанной дымом безлюдной улице перед чудовищем возникла фигура в черном плаще. Маг хранитель Медгары, которого звали Рудгер Бессмертный, явился, чтобы остановить чудовище. Не считая черного плаща, это был обычный маг. Старый, уставший, как и все нормальные маги, с длинной бородой и усами. 'Кто наслал тебя чудовище?' — спросил маг. Оборотень, снося все на своем пути, бросился на него. Все вокруг снова озарила вспышка света, чудовище, прыгнувшее на мага, провалилось куда-то в невесомость. Казалось через мгновение, Рэвул очнулся в степи под проливным дождем.
В мире минули сутки, а для Рэвула это был один миг. Что с ним сделал маг, сколько прошло времени, было непонятным. Он сидел на земле под проливным дождем, совсем один, кругом только бескрайняя степь. Как оказался здесь он не мог себе даже представить. Метка раба на лбу пропала, как и шрамы от плетей на спине. Его тело полностью обновилось, стало таким, каким было, на момент когда он был проклят. Ни боли, ни усталости, на душе легко как никогда. Тьма, идущая по пятам, снова напоминала о себе, не давая вздохнуть спокойно. Стая ворон, издавая ненавистное карканье, закружила в небе. Вороны поторапливали его, служили напоминанием о том, что нужно двигаться дальше. Стоило ему подняться, как вороны всей стаей упорхнули куда-то на юго-запад, стало быть, и ему нужно двигаться в том же направлении. Дул сильный ветер, неверное привычный для степей. Черные лохмотья, заменяющие одежду, насквозь промокли, и весели треплемые ветром. В нынешнем окружении ему было спокойнее, комфортнее, чем в центре города людей, где все кажется лишенным свободы. Снова свободный, без рабских кандалов босыми ногами он брел по лужам. Вороны стаей вились вокруг, размытыми силуэтами в волчьих масках среди окружающих просторов возникали призраки указывающие путь.
Степи были одним из немногих регионов преферийского юга почти нетронутых Азурой. Это была самая обычная степь с редкими одинокими деревьями, колосящейся пожелтевшей на солнце травой, выглядящая так будто и нет никакой силы изменяющей все живое в этом мире. Хотя и здесь были свои Сиреневые Луга, благодаря Азуре раскинувшиеся в где-то в глубине степных просторов.
Холод, как и боль не дает мечтать, не дает задуматься или уйти в себя. Насквозь промокший на сильном ветру промерзнув до костей, он просто брел вперед и смотрел себе под ноги. И по идее он должен был жалеть себя, но нет, 'я заслужил это', — с улыбкой говорил он себе, пытаясь объяснить происходящее карой за утопленную им артэонку. В его понимании это искупление вины. Он просто брел туда, куда его вели вороны и призраки. Затянутое тучами небо было серым, непонятно то ли это день, то ли вечер. Он вздрогнул от неожиданности, когда среди колышущейся травы, увидел чей-то силуэт. Будто перед ним, метрах в десяти, на коленях сидел человек. Чего ему было бояться? Что еще такого ужасного могло с ним произойти? Он пошел посмотреть. Действительно это был стоящий на коленях, вернее навечно замерший в позе на коленях человек. Из его спины торчало копье. Дальше еще десятки трупов, а дальше еще сотни. Все солдаты, повсюду вонзенные в землю стрелы, копья, разбросанные элементы брони. Поле брани. Здесь недавно, возможно несколько дней назад гремела битва. Он находится где-то в центральных районах степей. Степи, сегодня разбитые на мелкие легко контролируемые варварские королевства были вотчиной Грионского союза, за которым стояли артэоны. Именно артэоны силами своих спецслужб под разными предлогами заставили жителей степей рассориться друг с другом и разрушить все свои союзы и государства. А после войн и междоусобиц, которыми сопровождалось самоуничтожение степных государств, среди руин возникло множество слабых не на что неспособных варварских королевств, которые себе подчинил Грионский Союз. Сегодня степи были территорией хаоса, минимальный порядок поддерживался только в крупных городах, оставшихся от былых государств. На остальной территории степей, как и положено, в условиях хаоса человеческая жизнь не стоила ничего. Но даже сегодня когда практически все в степях было погружено в руины, живущие на этих землях народы варварских королевств, пропитавшиеся гневом друг к другу, друг друга ненавидящее и во всем обвиняющие, продолжали воевать друг с другом, поэтому мелкие стычки и крупные конфликты здесь происходили постоянно. Территория степей была завалена трупами людей и усеяна полями брани.
В детстве Рэвул слышал о войнах, что гремят на диком юге, тогда его мальчишеское сознание завораживали все эти истории. В реальности все оказалось кошмарно. Кругом валялись тела. Многие трупы тонули в лужах от льющегося с небес дождя. Местные падальщики уже обработали это место, в обглоданных телах было не разглядеть погибших воинов. Бредя среди тел, любуясь на все это Рэвул неожиданно рассмеялся, будто сумасшедший. Его вдруг дико рассмешило все это. Или он дошел до крайней степени шокового состояния, или окружающее в действительности было чем-то смешным ну или нелепым и бессмысленным, совсем не обязательным. Существом, пришедшим со стороны, глазами стороннего наблюдателя глядя на безумие мира людей он смеялся. Ему было сложно представить уважительные причины гибели такого количества людей. Как вообще все это можно было объяснить — он не мог себе даже представить. 'Ребята, ну что с вами не так?!' — с улыбкой глядя на трупы спрашивал он.
Спустя час следования по степи он вышел на дорогу. 'Нужно держаться дальше от дорог', — звучал в его голове призрачный шепот. Немного вдалеке у дороги он увидел странную вывеску. 'Требуйте своей свободы!' — гласил призыв, написанный на той вывеске. Это уже было делом рук артэонов, вернее Грионского союза здесь артэонов олицетворяющего. Под такие лозунги артэоны и уничтожили все людские государства степей, вернее заставили народы степей самостоятельно свои страны уничтожить, сделав себя беспомощными и беззащитными. Обещанная свобода для этих мест на практике обернулась хаосом, выгодным артэонам. Или жестокость рабовладельческого мира или хаос свободы от артэонов. В действительности это больше напоминало черную шутку — говорить о свободе в мире людей — мире свободы лишенном. Если эта издевательская вывеска возвышается здесь то, по всей видимости, где-то неподалеку находится какой-то крупный населенный пункт. Призыв был написан на местном языке какими-то иероглифами, которых Рэвул просто не мог знать, однако он их прочитал. Он мог только задумываться над тем, какого черта с ним происходит. Сам себе все эти знания, чужие воспоминания, непонятно как наполнившие его голову, он никак объяснить не мог. Свернув с дороги, немного углубившись в степь, он что-то заметил краем глаза. Армидейский солдат, лучник в золотистой броне стоял в ста метрах, не сводя с него глаз. Рэвул даже растерялся, остановился, замер, не зная, что делать. Огромный армидеец так и стоял бездвижно, не сводя с него глаз. Он просто засек искомый объект и наблюдал его. 'Так будешь ловить меня или как?' — сам спросил у него Рэвул. Ответа не поступило. 'Я ухожу. Я убегаю!' — он пытался добиться хоть какой-то реакции. 'Ну и хрен с тобой', — Рэвул двинулся дальше.
Периодически чувствуя на себе чужие взгляды откуда-то из зарослей высокой травы, постоянно осматриваясь, ожидая нападения, он двигался дальше. Спустя некоторое время посреди степи он услышал крики: 'Помогите! Пожалуйста, помогите!'. Он увидел мальчишку, с грязным измазанным в саже лицом, в простецкой одежде, по всей видимости, сына местного крестьянина. Рэвул смотрел на него с мыслью: 'А не видится ли мне все это?'.
— Пожалуйста, помогите, — мальчишка схватил его за руку. — Моя деревня, там пожар. Пожалуйста, нужна ваша помощь.
Рэвул огляделся по сторонам кругом глухая степь и рядом только этот неизвестно откуда взявшийся пацан. Понимание принес ветер, который донес до него запах дыма, в действительности где-то неподалеку что-то горело, и самое главное глаза мальчишки, наполненные страхом, даже не страхом, а лютым ужасом, будто он видел нечто большее, чем просто пожар. 'Ну ладно пойдем', — Рэвул дал ему утянуть себя за руку. Вскоре он увидел поднимающиеся с земли клубы черного дыма, разносимые ветром. Небольшая деревушка на берегу небольшого озера остатком былого погибшего процветающего государства замерла среди пустых продуваемых ветром степей. Деревушка, полностью объятая огнем, будто она не сама загорелась, а ее разом подожгли по чьей-то злой воле. И никто не тащит воду из озера, не тушит пламя, все пусто, будто все жители куда-то делись. По дороге следом за мальчишкой, он забежал в деревню. Дома вокруг пылали, жар, и едкий дым не давали открыть глаза. 'Где твой дом?' — прикрывая глаза рукой, кричал Рэвул. Но мальчишка неожиданно замолчал, виновато опустил голову и остановился на месте как вкопанный.
— Мистер Рэвул! — неожиданно раздался мужской грубый голос. Приглядевшись, среди огня и дыма он увидел армидейского солдата в золотистой броне. — Я полковник Сайхорн командующий боевой операцией по вашей поимке. Вот мы и встретились.
Вдруг неожиданно ветер разогнал пламя, огонь утих, дым исчез. Рэвул увидел, что окружен несколькими десятками армидейских солдат, они взяли его в кольцо. Их лица укрыты забралами, их дикие хищные малдурумные взгляды уставлены на него.
— Странно вы как то меня ловите! — усмехнулся Рэвул. — Я тут шел и...
— Что странного? Наша разведка засекла вас. Наши люди сопровождали вас, контролировали ваше передвижение и вот вы оказались в нашей ловушке, — продолжал армидейский полковник, солдаты вокруг стояли молча, не двигаясь.
Рэвул с упреком посмотрел на рядом стоящего мальчишку заманившего его в эту ловушку, тот не поднимал головы, а из его глаз текли слезы. 'Чего ты плачешь?' — пытался понять Рэвул. В эту же секунду окружение солдат расступилось, и Рэвул увидел причину слез мальчишки. Несколько солдат вели женщин с руками, за спиной закованными в наручники. 'Мама!' — воскликнул мальчишка и бросился на шею к одной из плененных женщин. Солдат ударом в грудь отогнал его. Женщин, старух, девушек в несколько рядов усадили перед Рэвулом. Они сидели молча, их взгляды были устремлены в землю. Рыдала только та, что смотрела на своего сына — того самого мальчишку, заманившего сюда Рэвула, который также обливался слезами глядя на мать. К горлу каждой из женщин армидейские солдаты — безумные чудовища в Малдуруме, в которых не осталось ничего от артэонов, приставили по лезвию ножа.
— Мы подумали, что гибель мужчин не окажет на вас нужного психологического эффекта. Взяли только женщин, — абсолютно спокойно говорил полковник.
— Что? — Рэвул не понимал ничего из того что происходит.
— Неправильный ответ, — сказал полковник и в ту же секунду один из солдат перерезал горло одной из женщин. Тело рухнуло на землю, кровь потекла потоком по траве.
— Чего?! — у Рэвула от ужаса расширились глаза.
— Снова неправильный ответ, — сказал полковник, и горло еще одной их женщин было перерезано, второе тело рухнуло на землю. Женщины, которым видимо перед этим было велено молчать, сейчас видя, как их убивают одну за другой все стали рыдать.
— Остановитесь! — обращаясь к полковнику, перекрикивал женский плач Рэвул. Полковник промолчал, пожал плечами, и горло еще одной из женщин было перерезано.
— Вы знаете, что такое Малдурум, мистер Рэвул? — спокойно спрашивал полковник.
— Мал... Чего? — с ужасом в глазах Рэвул, просто не понимал чего от него хотят.
— Неправильный ответ, — на землю упало еще одно тело с перерезанным горлом. — Малдурум это свобода, — глядя на Рэвула безумными глазами говорил полковник. — Прежде всего, свобода от морали. И мы здесь, — полковник указал на себя и окружающих солдат, — стоим перед вами полностью свободные. Свободные от всего, — в голосе полковника появилась пугающая хрипота.
— Вы же артэоны... Вы же, как их там... Миротворцы, — в шоке едва шевелил губами Рэвул. Убили еще одну девушку. — Да хватит! Остановитесь! — крикнул Рэвул и сделал несколько шагов вперед, приблизившись к полковнику. Всего шагов он сделал около трех и стольких же женщин практически обезглавили в ту же секунду.
— Каждое ваше неверное слово или движение — смерть одной из них, — объяснил полковник. Припорошенный сажей, среди огня и дыма, с лицом застывшим в гримасе агрессии и ненависти он был похож на дьявола в аду.
— Хорошо! Хорошо! — Рэвул едва сохраняя сознание, поднял руки и опустился на колени.
— Мы на диком юге, здесь не действуют законы и порядки цивилизованного севера. Мы здесь во власти Малдурума, что исключает любые законы и нормы. От безумия здесь ничто не спасет. Здесь на юге люди мрут тысячами, миллионами ежегодно. Ужасные условия существования, антисанитария, болезни, голод, добавьте к этому войны и преступность. Жизнь человека здесь не стоит ничего. Никто не заметит уничтожения одной маленькой южной деревушки. Этого ничего никогда не было. Но это не исключает того факта что все эти смерти они на вашей совести. Вы вынудили нас пойти на эти крайние меры.
— Чего вы хотите? — Рэвул боясь пошевелиться, покорно стоял на коленях. Он понимал, что в лице артэонского солдата общается с конченым психопатом, поэтому старался быть осторожным.
— Подчинения от вас. Наша задача задержать вас. Что весьма проблематично. Какой смысл бегать за вами, пытаться вас поймать, если в себе вы носите чудовище? Представляете опасность? Попытка задержать вас силовыми методами, скорее всего, приведет к пробуждению чудовища, которое вы носите в себе. Что делает ваше задержание и погоню за вами невозможными и бессмысленными. Поэтому мы решили задержать вас, когда вы находитесь в человеческом обличие, не прибегая при этом к насилию. Мы решили создать условия, в которых вы бы сами добровольно согласились бы выполнять наши требования и согласились дать нам одеть на вас наручники. Для этого мы и устроили все это. Поставьте себя на наше место. Как нам по-другому задержать вас, как остановить то безумное чудовище, что вы носите в себе? — с заметной ухмылкой расхаживая среди трупов и свежей крови, говорил армидейский полковник. — Ведь вы сами должны понимать, что ваша свобода граничит с угрозой для всего живого в Преферии. Мы пытаемся остановить ваше чудовище, пытаемся защитить мир от того зла что вы носите в себе, пытаемся спасти миллионы. Вот только, к сожалению, нам пришлось прибегнуть к весьма аморальному и чудовищному методу. Мы просто создали среду необходимую для вашего подчинения. — Полковник увидел ту женщину, на которую смотрел заплаканный мальчишка, забрал ее у солдата, а затем посадил перед Рэвулом и сам приставил нож к ее горлу. 'Мама!' — обливаясь слезами, где-то рядом бился в истерике мальчик. У Рэвула ком подкатил к горлу, но слез как обычно не было. Он, застыв, не смея даже моргать, смотрел только на безумного армидейского военного командира. — Так как, вы намерены подчиняться? Или вам нужно еще крови?
— Я сделаю все, что скажите, — Рэвул даже лишнее слово боялся вставить.
— Отлично. Замрите. Держите руки над головой, — не убирая нож от горла женщины, говорил полковник. — В наручники его, — велел он солдатам.
— Господи! Снова наручники, — не шевелясь, взмолился Рэвул.
Двое солдат подошли к нему. Один заломил руки, другой начал одевать наручники. Неожиданно между полковником и Рэвулом что-то упало. Рэвул даже не заметил этого. Следом все вокруг озарила яркая, оглушающая вспышка света. Это была местная световая граната. В окружающем свете послышались звуки борьбы, скрежет стали, крики солдат. Сознание Рэвула снова покидало его. Прежде чем отключиться он успел почувствовать, сильные руки, подхватившие его тело. Рэвул отключился, а его тело, закинув на плечи, кто-то потащил на себе как мешок.
— Старший... Старший... Старший лейтенант, — в глазах у Рэвула все плыло, звуки раздавались эхом, он слышал новый грубый мужской голос. — Старший лейтенант... Лейтенант Кэйбл. — Рэвул наконец-то смог видеть. Перед ним сидел солдат в темно-синей броне СБК, накрытой камуфлированным плащом. На поясе под плащом висит меч, колчан стрел, и арбалет болтается на лямке за спиной. Свою бейсболку он сменил на положенный шлем, только немного необычный отличающийся от тех моделей, что носили простые солдаты СБК. В случае необходимости после произнесения специального заклинания все его лицо могла скрыть защитная стальная маска, которая в обычное время была раздвинута по бокам шлема четырьмя элементами. У него все та же аккуратно подстриженная маленькая бородка и усы. Его нос после встречи с армидейским здоровяком Вэйноном в битве при Мак-Тауред разбитый в кровь сделал его легендой. Вместе с Вэйноном миром окончив ту бессмысленную братоубийственную бойню среди холмов в Мак-Тауред, он нежеланно приковал к себе всеобщее внимание, обрек себя на ту же участь что и Вэйнон. Среди солдат стал повсеместно узнаваем. В свои тридцать пять лет он все еще старший лейтенант, только по вине своего характера. Он реэртон — артэон живущий в гармонии со всеми сторонами своей человеческой сущности, всегда одинаковый, всегда являющийся самим собой. Возвращаясь во внутренний мир артэонов, он не любил подавлять порой вспенивающееся внутри безумие, вел себя естественно, что и являлось причиной всех его проблем. Его разжаловали из капитана в старшие лейтенанты вот уже несколько раз, наказывали как угодно, но военное командование не могло позволить списать его из-за ценнейших профессиональных навыков. Его отношение с начальством особенно со стратегами (тыловыми крысами, по его мнению) были очень сложными, однажды даже дошло до драки, за что он и лишился капитанского звания во второй раз. — Служба внешней безопасности министерства обороны Страны Белого Камня, — полностью представился Кэйбл.
Между ним и Кэйблом потрескивал костер, согревающий приятным теплом. Дождевые тучи отступали с неба, и за ними следом наползала ночная темнота. Был поздний вечер. 'Рэвул. Ты в порядке?' — снова послышался голос Кэйбла.
— Да, — не понимаясь с земли, закивал головой Рэвул. — Откуда знаешь мое имя?
— Ты теперь вроде как знаменитость. Среди военной разведки тебя знают все.
Рэвул сел и огляделся. Рядом сидел только Кэйбл потягивающий сигарету. Они находились на небольшом холме среди степей, окруженные какими-то каменными десятью идолами. Круг из десяти идолов восславляющих каких-то божеств на вершине холма среди степей — они находились в каком-то святом для местных жителей месте.
— Что это за место? — первым делом спросил Рэвул.
— Святыня степных дикарей. Местные бывают здесь два раза в год, во время религиозных праздников. Совершают здесь всякие обряды. В остальное время, дабы не разгневать богов они сюда не приходят. Это самое безопасное место в этих степях. Здесь нас местные не достанут. Но вот армидейцы... они идут за нами. Так что ты давай быстрее в себя приходи. Нам нужно валить отсюда, — сказал Кэйбл, докурив сигарету. — Пить, есть хочешь?
— Ты помогаешь мне?
— Я спас тебя от кучки сумасшедших безумных маньяков уничтоживших без видимой причины целую деревню людей. Убивших нескольких женщин как я понял у тебя на глазах.
— В одиночку?
— Я вытащил только тебя из того кошмара.
— Зачем?
— Это мое задание.
— Но ведь во мне чудовище. Мое нахождение на свободе граничит с опасностью для миллионов, — Рэвул говорил словами армидейского полковника из охваченной огнем деревни. Эти слова въелись в его душу, он был согласен с ними.
— По-твоему то, что произошло в той деревне, это нормально?
— Нет, но они могли остановить меня. Вернее чудовище, спящее во мне.
— И что бы они сделали? Что было бы с тобой? Тебя, твое чудовище усыпили бы, закрыли в каком-нибудь бункере, темнице, посадили на цепь. И стали искать способы того как убить тебя, ну то есть твое чудовище. Я получается спас тебя. Где же твоя благодарность? Только не говори мне, что думаешь о судьбе мира. Не смеши меня.
— Мне наплевать на себя. Я уже мертв. Поэтому... да! — усмехнулся Рэвул. — Мне не безразлично, сколько еще людей убьет мое чудовище.
— После всего того что повидал. Ты еще различаешь в этом мире какие-то ценности?!
— Что будет с жителями той горящей деревни?
— Их всех полностью зачистят. Их уже убили, как ненужных свидетелей. Армидейцы уничтожат все улики, указывающие на них, и замаскируют уничтожение деревни под нападение варваров из Солтенских лесов. Типичный случай, такое в этих местах часто бывает.
На вершине холма дул холодный ветер. Со всех сторон грозными лицами смотрели каменные воплощения богов местных людей. Тихо опускалась ночь. Кэйбл зная, что за ними охотятся несколько батальонов армидейских солдат, заметно нервничал, Рэвулу было все безразлично.
— Вставай. Нам пора идти, — поднявшись, сказал Кэйбл.
— Я никуда не пойду. Пусть приходят армидейцы. Пусть они остановят мое чудовище. — Рэвул отпарившийся в этот поход от безысходности, толком не понимая, что творит, во многом от страха перед тем злом, что в нем поселилось. Теперь осознав возможность остановить чудовище, всей душой зацепился за нее. Сдать себя в руки армидейцев и пусть они, спрятав его в каком-нибудь бункере, спасут мир от его чудовища. Это был единственный выход. Ему было странно, как же он сразу до этого не додумался.
— Не хочешь? — спокойно уточнил Кэйбл. — Принуждать тебя я не буду. Тащить тебя силой на другой конец Южной Половины я не смогу, — Кэйбл затушил костер водой из фляги и сел рядом с Рэвулом, который после всего с ним произошедшего боялся каждого движения очередного чудовища встреченного на диком юге. Бедняге Рэвулу казалось все они здесь психопаты, от которых нельзя ждать чего-то хорошего. Прижавшись к земле, он ждал, когда Кэйбл явит свое безумие.
— Я вызвался добровольцем для этой миссии, — сидя рядом с Рэвулом совершенно спокойно начал говорить Кэйбл. — Меня к этому обязал мой долг. Никто не сможет справиться с этим лучше. Моя миссия незаконна, официально никем не санкционирована. По идее я сейчас нахожусь в базе Альфагейт, что на той стороне Пограничья. Все началось с разведданных каким-то образом попавших в руки к одному моему знакомому генералу. Эти разведданные, это какое-то пророчество неизвестно от кого и когда полученное. Во всяком случае, я этого не знаю. Это пророчество было ужасным, но некоторые его моменты, несмотря на кошмарность, в виду обстоятельств представлялись необходимыми переменами для нашей зашедшей в тупик Преферии. Там говорилось о приходе в наш мир чудовища, которое принесет немало бед и множество разрушений и смертей. Но главное, чудовище должно будет уничтожить Армидею. Сначала для контроля за свершением этого пророчества была создана оперативная группа. Когда подтвердились несколько фактов из предсказанного несколько генералов, других военных командиров и солдат, включая меня, вступили в заговор. Мы назвали себя 'Силовыми реформаторами'. Не смотри так на меня, не я придумывал название, я просто солдат. Мы те, кто не боится принести в жертву миллионы жизней ради благих перемен и лучшего будущего для всех.
Понимаешь Преферия сегодня, она задыхается, в политическом плане находится в глубоком кризисе. Мы разделены на две Половины обреченные на вечную вражду. Но война или противостояние идет и внутри Половин. В артэонском севере появились два полюса силы, которые не способны разумно сосуществовать без противоречий, все это приводит к хаосу. Существование двух полюсов силы порождает постоянную войну, вечное противостояние. Только когда один из полюсов будет уничтожен, оставшийся станет великой силой способной собрать всех под себя, все вокруг себе подчинить. Вот только тогда наступит мир, будет обеспечен порядок. Всей Преферии сегодня необходима встряска, коренное кровавое жестокое потрясение способное все изменить. Назови это революцией, если хочешь. И ты несешь Преферии эти необходимые изменения.
Да умрут тысячи, миллионы. Многое будет разрушено. Это ужасно. Но эти смерти и разрушения приведут в итоге к новому порядку и равновесию. Тот ужас, что ты несешь в себе, сегодня необходим нашему задыхающемуся миру. Ты уничтожишь Армидею, положишь конец противоречиям внутри артэонского севера, восстановишь здоровый баланс. И я здесь чтобы помочь тебе в этом. Вспомни Рэвул для чего все это. Ведь ты должен отомстить, ты должен отомстить Армидейцам, — от этих слов Кэйбла внутри Рэвула снова взбудоражилось зло, его глаза стали волчьими. — Ты был оставлен в этом мире ради мести. Вспомни о чести своего рода, который погиб ни за что. Все из-за Армидеи, так ведь? Это армидейцы своим вторжением принесли вам уничтожение. Если бы не Армидея ты сейчас сидел бы дома у очага вместе с родными. — Хоть слова о доме ничего и не тронули в душе Рэвула, совсем ничего, все же слова о мести всколыхнули поселившееся в его душе зло, которое буквально заставляло его пьянеть, терять над собой контроль. Вновь согретый всколыхнувшимся в душе злом, с волчьими глазами он слушал коварные речи Кэйбла. — Ты должен уничтожить Армидею, ты должен отомстить и принести нашему миру благие перемены.
От того что его чудовище нужно этому миру, Рэвулу легче не стало. Ему стало страшно за окружающий больной мир, что хорошего может их всех ждать, если кровь смерти и разрушения это чуть ли ни единственный способ принесения благих перемен? Как все дошло до этого тупика, выход из которого только полное всего уничтожение? Это же насколько нужно быть твердолобыми, безумными и не уметь уступать, чтобы довести до такого положения вещей — думал он. Да и к тому же он что-то совсем позабыл о себе. Ладно, если бы армидейцы могли просто сразу убить его вместе с чудовищем. Нет, не зная как убить его, армидейцы пытаются его задержать, а ему не очень-то хотелось снова возвращаться в армидейскую темницу. А что если чудовище, желая его проучить, снова спрячется в нем, оставив его армидейцам на растерзание. В попытках остановить Проклятие Таргнера они будут ставить опыты на нем, будут мучить его в бесконечных попытках убить. От такой перспективы ему стало жутко. Нет, уж лучше отправиться следом за Кэйблом навстречу неизвестности, чем угодить в армидейскую темницу. Опускалась темнота. Сопровождающие его вороны кружили в небе. Размышляя, он сидел глядя на догорающие угли раздуваемые ветром. Кэйбл понимая, что нужно двигаться дальше, сидеть здесь времени не было, встал и посмотрел на Рэвула.
— Так куда ты идешь? — спросил Кэйбл.
— Там... — Рэвул вспоминал свое видение, пришедшее, когда его осыпал дождь из вороньих перьев. — То, что показывала мне девушка похожая на ворону. Там была гора. На горе город, он заброшенный, пустой, мрачный и на его окраине возвышается башня, широкая в основании к верхушке расходящаяся пятью мелкими башенками, изогнутыми словно пальцы. В башне стоит зеркало...
— Все понятно, — Кэйбл узнал место, о котором говорил Рэвул. — Вставай дружище. Идем, изменим этот мир к лучшему. Изменим кроваво, но изменим, — сказал Кэйбл, протягивая Рэвулу руку. То, что у собеседника глаза стали волчьими и засветились в наступающей темноте этого безумного вояку совсем не пугало. И Рэвул дал руку встал и пошел следом за Кэйблом.
— Давай быстрее, поторапливайся! — уже спустя пару минут кричал Кэйбл плетущемуся сзади Рэвулу. От одинокого холма среди степей, они двинулись на юг. Уже в кромешной ночной темноте они добрались до какой-то очередной деревни потерянной среди степей. Деревня небольшая, в эту холодную завывающую ветром ночь дым шел из труб только нескольких домов в центре, остальные дома, особенно на окраине, заброшенные, полусгнившие замерли в темноте черными безжизненными нагромождениями. В окошке одного из окраинных домов теплился лучик света. Кэйбл открыв, вернее отодвинув отломанную дверь, вошел внутрь, зазывая Рэвула за собой. Дом представлял собой избу — одно большое помещение с печью в центре. Внутри было пусто, бежавшие жители все унесли с собой или мародеры вычистили все, что осталось брошенным. На полу горела маленькая свечка. 'Я уже заждался', — раздался уставший мужской голос. Рэвул сильно удивился тому, что в доме кто-то есть. Их с Кэйблом встречал какой-то старик, одетый в какие-то грязные лохмотья, уже со знакомым Рэвулу знаком Грионского раба на лбу. Как у типичного раба, его борода и волосы длинные и запущенные.
— Знакомьтесь. Рэвул это Чарльз. Ну и, наоборот, — на ходу познакомил их Кэйбл, пройдя внутрь, сбросив с себя камуфлированный плащ, начав снимать оружие.
— Привет, — сказав с улыбкой, как обычно Рэвул пытался быть вежливым с посторонними. Но Чарльз ничего не ответил. Старый раб, увидев волчьи глаза гостя, сияющие в темноте замер посреди избы. Но никаких вопросов задавать не отважился.
— Ну что Чарльз. Ничего страшного не произошло? — спросил Кэйбл с опаской глядя в окно.
— Да нет, все тихо. Я даже людей в окно ни разу не видел. Такое ощущение, что эта деревня полностью мертва, — ответил Чарльз.
— Да нет, в центре еще кто-то живет, — отошел от окна Кэйбл. — Тебе как, пища требуется? — спросил он у Чарльза.
— То, что ты дал утром вот только закончилось. Ничего потерплю.
— Что это за место? Почему эта деревня почти полностью мертва? — стоя в дверях, спрашивал Рэвул.
— Не знаю. Точно сказать не могу. Возможных причин десятки. Нападение дикарей из соседних лесов, эпидемия, продажа в рабство за долги хозяина. Сам выбери себе любую, какая нравится, — ответил Кэйбл, постелив себе в углу свой плащ, а после завалившись на него прямо в броне. — Ты чего стоишь то? Проходи, — сказал он Рэвулу. — Чувствуй себя как дома. Мы здесь задержимся до утра. Чарльз?
— Слушаю, — Чарльз также как и Рэвул замер на месте, только посреди избы.
— Затопи, пожалуйста, печь, — попросил Кэйбл.
— Не страшно если увидят дым? — высказал опасения Чарльз.
— Я же здесь. Теперь не страшно. И где твое оружие, которое я тебе дал?
— Вот, — Чарльз показал армейский кинжал. — Я его спрятал в складке рубахи, так что ничего. Живым если что не дамся! — пошутил Чарльз, лезвием проведя себе по шее.
Чарльз ушел за дровами, а Рэвул в отсутствии мебели сел на пол, облокотившись спиной о стену. Чарльз принес какого-то хвороста и в печи затрещал огонь. 'Так, а ты тоже раб, или как?' — вопросом нарушил тишину Рэвул. Чарльз с Рэвулом неизбежно разговорились. Чарльз оказался беглым рабом, которого спас, вернее пытается спасти Кэйбл. Несколько лет он проработал счетоводом в торговой лавке, которая принадлежала купцу из Эвалты — страны людей укрывшейся среди мира и благополучия артэонского севера. Поэтому он в идеале владеет общеартэонским языком. Дальше в их разговор вклинился Кэйбл, лежавший на полу в углу подстелив под себя плащ, который решил внести ясность. Кэйбл пояснил, что в древние времена, когда артэоны только сумели обеспечить свою безопасность, только закреплялись в этом мире как сила, когда артэонские солдаты под видом миротворцев еще не увязли по локти в крови войн устроенных самими же артэонскими правительствами. В те времена, когда артэоны еще мечтали сделать этот мир лучше, у артэонских солдат был священный долг: 'Спасительный Ход'. Спасительный Ход это своеобразный священный обряд обязательный для воина первых артэонских армий. По правилам артэонский воин на склоне лет, облачаясь в одежды нищего бродяги, отправлялся в странствие по миру людей, где должен был совершить определенное количество добрых поступков, а также помочь всем кого бы ни встретил на пути, в особенности беглым рабам и бездомным. В нынешние времена все изменилось, однако Спасительный Ход артэонские солдаты еще совершают. Кэйбл уже говорил, что находится на юге незаконно, нет никакой санкционированной боевой операции, способной оправдать его прогулку по южным землям. Фактически он просто сбежал. Его пропажу обязательно заметят, и по возвращении у военного следствия к нему будет много вопросов. Тогда Спасительный Ход по диким землям во имя добра и справедливости станет его оправданием. Беглый раб Чарльз нужен был ему для отмазки. Вот, дескать: я не просто так без спросу бродил по южным землям помогая сбыться Проклятию Таргнера, я брел по диким просторам Южной Половины пытаясь помогать людям, совершал Спасительный Ход, вот даже беглого раба которому нужна помощь, с собой привел. А без спросу ушел так это, потому что решил все как в древности сделать, по зову сердца своим ходом от начала и до конца пройти весь путь. А там глядишь и военные шишки из тайного общества 'Силовых реформаторов' подтянутся, помогут, и память Кэйбла по возвращении исследовать не будут, поверят на слово. А то по военным законам ему за побег с военной базы и прогулку по дикому югу положен трибунал, и Спасительный Ход будет его единственным оправданием. Со слов Кэйбла пять дней назад он тайно покинул базу Альфагейт и вчера утром на севере степей встретил Чарльза. Теперь он ведет этого беглого раба за собой. Если верить Кэйблу, то по окончании их путешествия Чарльза в Северной Половине в какой-нибудь спокойной безмятежной людской общине в Белой Долине под покровом СБК ждет новая жизнь, вернее спокойная старость. Как сказал Кэйбл, там Чарльз сможет трудиться себе во благо, там, в условиях правопорядка и законности никто не тронет его и пальцем, там он сможет дожить свою жизнь спокойно, как человек, а не раб.
— Тогда почему ты в военной форме? Ты же сказал, что этот ваш Спасительный Ход совершается в одежде бродяги? — спросил Рэвул.
— Не знаю. Так я в этом аду чувствую себя собой.
— Я говорил ему, что если его поймают в таком виде, то не просто убьют. Его будут долго и мучительно потрошить, — все также сидел у печи Чарльз. Кэйбл ничего отвечать не стал. Рэвулу не спалось, похоже, Чарльзу тоже. Он сидел, все также облокотившись о стену, а Чарльз сидел у печи.
— У меня все наперекосяк, — слушая, как в печке трещит огонь, начал свою историю Чарльз. — Ты даже не представляешь, какое это счастье просто сидеть у печи и согреваться сколько хочешь. Если ты сидишь у печи и греешься, сколько хочешь, значит, ты свободен. Помню, как нас гнали на холод валить деревья, — Чарльз осматривал свои на сто раз отмороженные руки. Рэвул на своей шкуре испытав ужас рабства, с сочувствием слушал тяжелый рассказ Чарльза. — А ведь начинал я свою жизнь как сын одного из высокопоставленных графов. До восьми лет я прожил богатую счастливую жизнь. Даже успел получить какое-то образование, пока все не разрушилось. В моем королевстве случился государственный переворот. Короля казнили, а на всех его помощников объявили охоту. Моего отца убили... Его труп последнее, что я видел, прежде чем раз и навсегда покинуть дом. Что стало с матерью, даже не знаю. Наш замок сожгли. Меня забрали в рабство. Всю жизнь я работал на своих врагов, убирал за ними. Меня покупали, продавали. И все бы ничего, но только... Не знаю, как объяснить. Вся проблема в том, что я не родился рабом изначально. Я помню детство и никогда его не забуду. Я попробовал на вкус что такое нормальная жизнь, даже немного узнал об этом мире и все это разом оборвалось. Я всегда мучился из-за того что не могу быть таким же рабом как остальные. Не могу быть таким же... тупым. Не могу воспринимать жизнь раба, не могу с ней смириться. Потому что я знал, что такое свободная жизнь и из-за этого постоянно мучился. Всем было тяжело, но мне было тяжелее вдвойне. Лучше бы не было у меня никакого детства. Лучше бы я был рожден рабом и не ведал ничего кроме рабской участи. Так я хотя бы был на своем месте, — помешивая в печи угли, тихо рассказывал Чарльз. — На своего последнего хозяина я пахал долго. Несколько лет. Я был умнее других рабов. Меня перевели работать в дом, обслуживать 'его высочество'. Долгой и упорной работой, заслужив доверие старшего по дому раба, я получил немного свободы, и когда выдалась удачная минута — сбежал. Убегая я ни на что хорошее не рассчитывал. Со смертью смирился. Все что хотел так это хотя бы умереть свободным. Но вдруг встретил Кэйбла...
— Я тебя понимаю. Я даже не представляю, что было бы, если я задержался в рабстве хотя бы на день, — познавший ужас рабства теперь на все по-другому смотрел Рэвул. — Это безумие какое-то, — сказал Рэвул, посмотрев в угол, в котором лежал Кэйбл. Он ожидал услышать от артэона что-то вроде: 'Это не безумие это мир людей', но Кэйбл спал.
Неизбежно все замолчали, и даже Чарльз прикорнул сидя у печи. Оставшись один в темноте Рэвул начал мучиться душевными терзаниями. 'Я иду, и целью моего похода является уничтожение Армидеи. Но зачем?' — лежа на холодном полу, говорил он себе. Он вспомнил артэонов, смешную девчонку с вьющимися каштановыми волосами по имени Аврора, с которой он гулял по золотому городу. Они были добры к нему, они были готовы простить ему его преступление. 'Зачем уничтожать все это?' — вспоминая ароматные улицы золотого города, спрашивал он себя. 'Нет, я не могу, зачем мне все это надо? Я этого не хочу...' — сказал себе Рэвул и его глаза в тот же момент стали человеческими. Будто поднятое по тревоге внутри него зашевелилось зло. Тьма не желала его отпускать. Тела, разорванные чудовищем, теплая кровь, стекающая по огромным когтистым пальцам, забурлили в его памяти. Перед глазами он увидел мертвую деревню труп матери, лежащий на снегу окруженный семью черными силуэтами людей в волчьих масках. И напоследок безумного армидейского полковника с руками в крови посреди охваченной огнем деревни. 'Мы должны отомстить! Воздать им за все!' — жутким голосом звучало в его голове. 'За что мстить?' — мучаемый темными силами, в душе пытающийся сопротивляться, весь мокрый от пота сидя у стены, спрашивал у темноты Рэвул. Тогда Тьма, не сумев сломить его, решила зайти с другой стороны. В его сознании всплыла полная луна и боль, которую она причиняла своим влиянием. Затем перед глазами возник окутанный темнотой силуэт девушки в платье, будто из вороньих перьев. 'Я спасу тебя от боли следующей луны', — говорила она. 'Ладно. Хорошо. Я иду, только чтобы спастись от боли. Мне некому мстить. Гибели Армидеи я не хочу. Этого желает чудовище, а не я', — сказал он себе, сняв, таким образом, с души тяжелый камень. Рэвул смирился с продолжением этого пути, Тьма этим удовлетворившись, отступила. Боль и видения ушли, он снова задышал полной грудью, его глаза все же остались людскими.
Наутро только Кэйбл выглядел здоровым и отдохнувшим. Рэвул и Чарльз оба погруженные в свои переживания казались уставшими и потрепанными. Особенно Рэвул после бессонной ночи в темноте выглядел бледно и измучено.
— Мы двинем на юг. Выйдем в Синий Лес, а через него в Туманные Холмы. Так думаю, будет безопаснее всего, — пояснил всем Кэйбл. — Еще заскочим в Виниту.
Винита была крупным лагерем для беженцев затерянным где-то в южной окраине степей. Лагерь был организован армией СБК. В былые времена в южной окраине степей располагалось большое людское королевство Степной Карганат. Эти районы были хорошо заселены, люди жили в основном в больших городах или их окраинах. Затем оклемавшись от Южного Прорыва артэоны снова стали восстанавливать свой контроль над югом. И снова столкнулись со своим старым врагом — Ладгарской Империей, которая разрослась и укрепилась за время артэонского бездействия, и так просто ее было уже не задавить. Власть и влияние Империи в южных землях возрастали с каждым годом, ее уничтожение для артэонов в лице СБК было приоритетной задачей. Разрушить непокорную Империю изнутри (устроить государственный переворот) артэоны не смогли, объявлять открытую войну не решились, поэтому начали так называемый процесс переформатирования южных земель. Сначала они подмяли под себя Грионский союз, фактически сделав его своей марионеткой на юге. Затем силами Грионского союза начали отнимать южные земли из-под возрастающей власти Империи. Первым делом взялись за степи — самый обширный регион Южной Половины. Все государства и союзы степей в ходе различных революций и бессмысленных гражданских войн, организованных артэонами, были разрушены и превращены в слабые мелкие разрозненные варварские королевства, которые стали платить дань Грионскому союзу. Степи были погружены в так называемое состояние контролируемого хаоса, теперь артэоны могли делать с их жителями что хотели.
Однако в ходе первых потрясений объявилось одно государство — Степной Карганат, которое не покорилось расползающемуся с севера хаосу артэонов. После организованного артэонами бунта в нескольких северных городах Карганата и якобы добровольного отречения его действующего короля от власти покровительствующий этому обществу темный маг сумел заставить вождей основных племен объединиться и избрать нового правителя. Не побоявшийся пойти против артэонов спасший свое общество карганатский темный маг объединился с избранным королем и вместе они не дали обратить свою страну в руины. Занимающий собой всю южную окраину степей Степной Карганат не только не развалился, а и наоборот укрепился. Войной Грионский союз идти на эти земли не решился. Артэоны долго искали способы того как заставить непокорную страну уничтожить саму себя. И причина нашлась. В Карганате как и в большинстве государств современного преферийского юга остро стоял религиозный вопрос. Как и обычно, в этом мире, язычество не хотело уступать напирающему единобожию. В Карганате основной считалась вера предков, то есть язычество. Единобожники стояли в стороне и проповедовали где-то на окраинах. Тогда Грионский союз объявил себя центром Единобожия и религии на диком юге, после чего началась активная работа по превращению разных течений единобожия на территории Карганата в одну большую террористическую группировку, борющуюся с мешающим развитию кровавым языческим режимом, с этим пережитком прошлого. Так в Карганате началась религиозная война, которую его власть не смогла подавить. Как следствие Карганат был развален, как и все государства степей, на несколько варварских королевств подконтрольных Грионскому союзу. Хоть Карганата уже нет, но религиозная война в этих землях еще идет. Одно из варварских королевств, отколовшихся от Карганата, осталось языческим, и поэтому было вынуждено держать оборону от окружающих сторонников единобожия, последователей новой веры. К тому же многие жители бывшего Карганата не желали отрекаться от веры предков и оставались язычниками. Из-за чего в этих краях разразился массовый геноцид на религиозной почве. Последователи новой веры, благодаря поддержке артэонов повсеместно захватившие власть безжалостно убивали, жестоко казнили, сжигали заживо всех, кто не хотел их веру принять. Артэоны утратили контроль над ситуацией и дипломатически этот геноцид остановить не смогли. Поэтому руководством Арвлады было принято решение о создании миротворческой гуманитарной миссии 'Мир для южных степей'. На территорию бывшего Карганата были введены миротворческие войска СБК. Под городком Винита был обустроен лагерь беженцев, где все гонимые язычники могли укрыться от преследователей.
Миссия 'Мир для южных степей' вот уже несколько лет как была закрыта. Однако лагерь для беженцев под Винитой так и продолжает стоять. Защита беженцев это скорее оправдание. Лагерь под Винитой это крупная военная база артэонов в южных землях. Ее постоянный контингент составляет около десяти тысяч солдат СБК. Так вот вопрос, для чего артэонам нужна эта база, для того чтобы охранять беженцев или для того чтобы держать ситуацию в этом районе под контролем? Очевидно, что охрана беженцев это всего лишь прикрытие для размещения своих войск в южных землях, чтобы это не выглядело как оккупация, чтобы все было замаскировано под принесения мира и покоя в неспокойные южные земли. Маскировка военной агрессии под миротворчество была излюбленной фишкой 'гуманных и справедливых' артэонских правительств. Ведь они должны поддерживать статус разносчиков свободы и просвещения хотя бы в глазах своих подданных.
День снова выдался дождливым и мерзким. В нескольких местах по пути им встречались колосящиеся среди степной травы хрустальные васильки. Это уже проявление магии. Эти волшебные цветы всегда произрастали в местах, где часто льется кровь, они будто отражали в себе пролитые по погибшим слезы. В этих местах после разрушения всех степных государств и прихода обещанного артэонами 'просвещения и свободы' кровь теперь льется постоянно. Периодически по пути старыми покосившимися домами встречались заброшенные деревни. Ни болезнь, ни эпидемия, а простое отсутствие порядка, искусственно посеянный хаос убивал эти земли. Артэоны лишь создали условия для хаоса, заставили обманутых людей под лозунги о свободе и демократии своими руками уничтожить существующий порядок. И тогда начался хаос, люди стали пожирать друг друга, и в прямом и в переносном смысле. Кэйбл шел впереди и постоянно всех поторапливал. В степях на открытом пространстве он постоянно напряженно оглядывался по сторонам и постоянно смотрел в небо. 'Быстрее. Быстрее!' — поторапливал он плетущегося за ним Рэвула, старого Чарльза он не трогал, тот тихо плелся, отставая от Рэвула на несколько метров. В небе вдалеке появилась какая-то точка, 'Твою мать!' — увидев которую выкрикнул Кэйбл. 'Ложись!' — велел он Рэвулу и присыпал его травой, потом то же самое сделав с Чарльзом. Сам Кэйбл накрывшись обратной серой стороной своего камуфлированного плаща, залег неподалеку. 'Лежите и не двигайтесь', — велел он всем. К ним приближалась гигантская ворона или Ворокан, на нем артэон — воин Людей Ворона с небес, патрулирующий эти земли. Вороний всадник на высоте двадцати метров пролетал над степями. Он искал их, вернее Рэвула, помогал армидейцам. Всадник пролетел, чудом их не заметив. Рэвул присыпанный травой наконец-то чихнул. 'Идемте!' — уже всех поторапливал Кэйбл, не давая возможности передохнуть.
Среди степей им по пути неожиданно попалась старая дорога, идущая в нужном им направлении. Дорога старая и уже почти заросшая, но все равно идти по ней было приятнее и легче чем пробираться через бесконечные травяные заросли. Кэйбл предложил сойти с дороги, но лентяй Рэвул упросил его на дороге остаться. 'Дай нам отдохнуть хотя бы в пути. Подумай о Чарльзе, он старый и уставший, ему уже просто невмоготу идти по этой бесконечной траве' — заканючил Рэвул. Чарльз промолчал, Кэйбл тяжело вздохнув, согласился. Следуя по старой дороге, спустя час они вышли к руинам старого заброшенного городка обнесенного высокой стеной. Сначала среди степей вдалеке они увидели черную покосившуюся от времени стену, скрывающую за собой мертвый заброшенный город. На подходе к городу сбоку от дороги валялась все та же вывеска: 'Требуйте своей свободы!'. В паре сотен метров от городских стен начиналось самое настоящее поле из старых полусгнивших человеческих тел насаженных на колья. Поле из насаженных на кол трупов окружало весь городок по периметру. Городская стена в нескольких местах проломана, по всей видимости, город взяли штурмом. Сам город дотла сожжен. Рэвулу на душе стало как-то мерзко и грустно, обидно за дикое человечество при виде этого зрелища. Не слушая Кэйбла, он шокировано глядя по сторонам побрел по полю гниющих на кольях трупов. 'Рэвул! — кричал его Кэйбл. — Остановись!'. Но Рэвул не слушая его, брел вперед. 'Я же говорил, нельзя было идти по этой дороге!' — выругался сам на себя Кэйбл. 'Постой здесь', — велев Чарльзу ждать на месте, Кэйбл бросился следом за Рэвулом.
— Мир без покрова Духов, мир 'свободных' людей. Это дикий юг. Ужас как он есть во всей красе, — стоя за спиной замершего посреди поля гниющих на кольях трупов Рэвула, сказал Кэйбл. Таким образом, он пытался объяснить Рэвулу все окружающее.
— Быть может это просто артэонская свобода и просвещение, демократия в действии? — повернувшись, с глазами полными ужаса ответил Рэвул. Окружающие полусгнившие обклеванные птицами останки тел насаженные на колья колыхались на ветру.
— Тише Рэвул, успокойся, — принялся уговаривать его Кэйбл. — Не артэоны убили всех этих людей, а другие люди. Мы лишь создаем условия, вбиваем почву у них из-под ног, а разрушают и убивают они сами. Не надо судить нас. У нас с людьми вражда, постоянная непрекращающаяся война. И в этой войне мы просто оказались умнее, додумались до революции, научились заставлять людей самих уничтожать себя. Здесь все почестному. У нас с ними война, а на войне все средства хороши.
— И к чему это все идет? Вы хотите, таким образом, всех их полностью уничтожить? Хотите свести человечество с ума?
— Нет, конечно, нет. Всех их уничтожить невозможно. Они живучие, чтобы мы с ними не творили, они всегда восстают из пепла. Мы просто хотим их ослабить, сделать неопасными для нас. Пытаемся контролировать ситуацию и уничтожать врагов в зачатке с наименьшими затратами. И пожалуйста, прошу, — Кэйбл подошел к нему ближе, — не говори не о чем Чарльзу. Он не должен знать правды. В его глазах артэоны должны оставаться разумными добрыми носителями света и демократии, а все окружающее — безумием людей. Иначе правда просто погубит его. Ты просто уничтожишь последнюю надежду в его сердце.
— В глазах Чарльза люди просто дикари, которые сами такое творят с собой. Он не знает о темной силе, которая подталкивает человечество к безумию?
— По-твоему мы это какая-то темная сила?! — усмехнулся Кэйбл. — Нет, мы просто живые существа, которые борются за существование в этом мире. Просто среди всех конкурентов мы оказались умнее всех.
— Ладно, только ради Чарльза, — согласился успокоиться Рэвул.
— Идем, нам предстоит долгий путь, — звал его к выходу из поля повисших на кольях трупов Кэйбл. Рэвул неохотно поплелся за ним. — Ведь именно ты, вернее твое чудовище должно будет исправить сложившееся ужасное положение вещей, в условиях которого на севере мир и порядок, а юг лежит в руинах. Если пророчество не врет, то ты приведешь к равновесию обе преферийские половины.
— Ага, все к чертям уничтожив! — усмехнулся Рэвул.
— Какой мир такие и реформы. Порой, чтобы создать что-то прекрасное, нужно уничтожить ужасное старое.
Они двинулись дальше. Уже за полдень начал накрапывать слабый дождь, перерастающий в ливень. В южных степях стали появляться деревья, а следом и небольшие рощи. Вот окруженная небольшим лесом среди степей появилась Винита. Самого городка, в честь которого была названа военная база, давно нет, теперь это просто разговорное название самой базы. Местный артэонский контингент — только солдаты СБК, в количестве десяти тысяч. По периметру сетчатый забор, обвитый колючей проволокой, за ним несколько квадратных километров, на которых располагались беженцы и охраняющие их солдаты. Сразу за внешним забором тянулись ряды палаток для размещения беженцев. За городом беженцев, тянущимся на километры, шла внутренняя уже капитальная стена, за которой был расположен военный гарнизон — сердце военной базы, где размещались солдаты СБК. Вдоль всего сетчатого забора с внешней стороны ограждающего базу на вышках дежурят арбалетчики. Кэйбл на подходе к воротам снял плащ, чтобы дозорные видели его темно-синюю броню. Рэвулу и Чарльзу он велел поднять руки над головой. Им спокойно дали подойти к самым воротам. Под проливным дождем, стоящие на вышках арбалетчики в темно-синей броне СБК даже не смотрели на них, складывалось такое ощущение, что им было просто наплевать. Артэонская военная база не самое лучшее место для Рэвула. Его вороны неодобрительно каркая, разлетелись по сторонам. Однако после 'ловушки' устроенной армидейцами в той горящей деревне золотистая броня вызывала у него отвращение, а вот темно-синяя броня СБК почему-то наоборот успокаивала, видимо это как-то было связано с адекватным Кэйблом.
— Кто такие? — с той стороны сетчатого забора спросил дежурящий в дождливый день на воротах сержант, одетый в плащ-палатку поверх темно-синей брони.
— Ты что мою броню не видишь?! — ответил ему Кэйбл.
— Удостоверение! — требовал сержант.
— Нет у меня удостоверения. Давай так меня почувствуешь. Я артэон. Я здесь совершаю Спасительный Ход, — Кэйбл указал на Рэвула и Чарльза стоящих за спиной. — Вот виду заблудшие души к лучшей жизни. Я без спроса свалил. Так что я здесь без одобрения начальства, сам понимаешь.
— Спасительный Ход наша святая обязанность, но только без Малдурума, — открывая замок на воротах говорил сержант. — Но без Малдурума, как можно глазами артэона смотреть на дикий мир? — сержант открыл ворота, положил руку на плечо Кэйбла и почувствовал его артэнсферу. — Ладно, артэон, проходи, — скрипнув воротами, сержант запустил всю троицу. — Эй, ты! — крикнул он рядовому, с копьем, стоявшему у ворот, — Жмота сюда позови.
Сержант замкнул ворота, а рядовой убежал звать какого-то 'Жмота'.
— Че мы так пройдем? — поинтересовался у сержанта Кэйбл.
— Шутишь что ли? Сейчас придет прапор, он сегодня на воротах ответственный, с ним говорить будешь. Стойте, ждите.
— Да я это... — Кэйбл едва удержался от того чтобы назваться Кэйблом, сказать что-то вроде: 'Я Кэйбл, звезда битвы при Мак-Тауред, ты что меня не узнаешь?'. — Я знаю командира вашей базы генерала Хамиля. Я так к нему пройду, он меня так пропустит.
— Нет. Не компостируй мне мозг. Сейчас прапор придет, с ним поговоришь.
Спустя пару минут, у ворот нарисовался заросший неухоженной бородой артэон лет сорока с прапорщицкими знаками различия на бронепластинах. Чрезмерно хозяйственный и ответственный, даже в полевых условиях строго выполняющий свои обязанности начальника склада, не дающий и куска хлеба без соответствующего разрешения, среди окружающих безумцев он обзавелся соответствующим прозвищем. Судя по внешнему виду, он находился здесь уже долго, его броня выглядела старой, неухоженной и затасканной. Да и артэона, в этом заросшем дикаре идеально вписывающимся в реалии юга, было увидеть сложно. Сейчас он выглядел заспано и устало, видимо его только что разбудили. В его глазах застыл вопрос: 'Какого черта?'. 'Жмот это к тебе', — сержант указал подошедшему прапорщику на Кэйбла, а сам скрылся в стоящей у ворот палатке.
— Старший лейтенант Кэйбл. Я к генералу Хамилю со срочным поручением, — не предъявив никаких удостоверений, бумаг, наговорил чепухи Кэйбл. Услышав имя незваного гостя, старый прапорщик улыбнулся.
— Ну, хрен с тобой пошли. Эти с тобой? — он указал на Рэвула с Чарльзом. — Их нужно будет обыскать. Кстати Жмот, — только под конец представился прапорщик, протянув руку Кэйблу. — Буди кинолога! — крикнул Жмот ближайшему рядовому. — Он дрыхнет в моей палатке...
Немного погодя, у ворот появился кинолог с огромной овчаркой на поводке. 'Лицом к стене', — Рэвулу и Чарльзу велел Жмот. Рэвул послушно встал спиной к солдатам и оперся руками о сетчатые ворота. 'Оружие взрывчатые, отравляющие, наркотические вещества с собой есть?' — ощупывая Рэвула, говорил солдат.
— Нет, конечно. У меня и карманов то нет, — ответил Рэвул не понимая почему ни у кого здесь не вызывают опасений висящие на нем вместо одежды черные лохмотья сделанные непонятно из какой ткани.
— Я сказал, оружие, взрывчатые вещества есть! — дубиной ударив Рэвула по почке, неожиданно взорвался диким криком осматривающий солдат. Боль была такая, что Рэвулу захотелось опуститься на землю и схватиться за отбитый бок. — Я сказал стоять смирно! — прижал Рэвула к забору безумный солдат. 'Да не надо ребята успокойтесь', — слышался из-за спины голос Кэйбла. 'Да все нормально', — довольно успокаивал его Жмот. 'Фас!' — послышался крик кинолога, и огромная псина, срываясь у него с поводка, бросилась на Рэвула. Свирепая овчарка замерла в паре сантиметров от Рэвула, кинолог казалось, едва удерживал ее на поводке. Брызгающая слюной огромная пасть клацала в паре сантиметров от промежности Рэвула. — Смотри, будешь врать мне, она откусит тебе яйца, — говорил Рэвулу на ухо осматривающий солдат. По спине Рэвула тек холодный пот, он в ужасе вжался в забор. — Так как? Ты представляешь для нас опасность? — уже с улыбкой спрашивал стоящий за спиной солдат.
— Нет. Конечно, нет! — кричал в ответ Рэвул.
— Ладно, живи, — все прекратилось в одно мгновение, безумную собаку оттащили от Рэвула.
— Этого не надо мучить он старый, — сказал Жмот глядя на Чарльза. Рэвул отходя от шока, сполз вниз по сетчатой стенке, от которой теперь боялся отойти. — Удивительно, он даже не обмочился! — Жмот еще издевался над Рэвулом.
— Он полон сюрпризов, — пояснил Кэйбл. Солдаты рассмеялись. 'Ладно, дружище не таи зла!' — кто-то из солдат, смеясь, похлопал Рэвула по плечу.
Жмот повел их за собой через лагерь. Под проливным дождем лагерь беженцев, как и вся база, выглядел серым и убогим, да, наверное, таким он был всегда. Атмосфера здесь была загробная, дождь идеально дополнял ее. Они брели между рядов старых серых палаток. Под ногами из-за дождя месилась грязь, ею казалось, здесь было измазано все вокруг. Тяжелую атмосферу нагнал жуткий лай собак. Они проходили мимо здешнего кинологического вольера. Лохматые специально выращенные четвероногие чудовища лаяли, брызгая слюной, свирепо рычали глядя на Рэвула, и все что от них отделяло так это маленькая шатающаяся решетка. Пока несколько собак облаивали прохожих, другие несколько внутри вольера разрывали на куски плоть какого-то животного. От гуманного отношения к животным, которым был пронизан артэонский мир, здесь не осталось и следа. Погруженные в Малдурум чудовища, являющиеся артэонскими солдатами, вырастили из собак таких же монстров как они. 'Взять их. Взять!' — кричал кинолог собакам, сидящим в вольере указывая на проходящего Рэвула. Собаки так рассвирепели, что казалось, вот-вот были готовы снести решетчатую стену вольера, а кинолог улыбался и смотрел на Рэвула. Это было что-то вроде шутки. Дальше появились беженцы. Серые унылые обездоленные люди. Они молча сидели возле палаток прямо под дождем. Как понял Рэвул, в самих палатках шла уборка и пока одни убирались, другие оказались выгнаны на улицу. Рэвул увидел мать с пятью детьми, старика без ноги и глаза, какую-то девушку с отрубленной рукой. Жертвы геноцида, чудовищной жестокости, которая захлестнула эти земли, не без помощи артэонов. Вороны, сопровождающие Рэвула, с удовольствием вернувшиеся, неплохо вписывались в окружающую гнетущую атмосферу. 'Да эти вони озверели. Они тут убивают друг друга из-за бога. Выясняют, чей бог лучше. У людей все как обычно', — Жмот ответил на вопрос Рэвула о том, что здесь происходит.
— Как вы их назвали? — Рэвул думал, что не расслышал.
— Вонь — человек. Вони — люди. Ну, наверное, вонючки это человечество! — смеялся Жмот.
Периодически среди палаток беженцев попадались часовые — солдаты вооруженные копьями, которые должны следить за порядком в лагере. Некоторые в строгой броне с каменными лицами замерли по стойке смирно на постах, как и положено, на шеях других висят бусы, их броня разукрашена в цвета нарядов здешних аборигенов, некоторые вообще стояли без брони, что явно не соответствовало уставу, но всем здешним командирам похоже было наплевать. Некоторые часовые, покинув посты, стояли друг рядом с другом и о чем-то веселом беседовали среди сидящих под дождем печальных беженцев. В закутке между палатками двое солдат били какого-то хилого дохляка из числа людей. Жмот остановился. 'Что делаем ребята?' — спросил он. 'Вонь хулиганит. Не слушается. Воспитываем' — пояснил один из солдат, после ударом по лицу отправив в нокаут непослушного беженца.
Где-то за рядами палаток горел огромный костер. Вокруг костра на коленях сидело несколько десятков человек. Шаман, одетый в ритуальную глупую маску несмотря на дождь, отплясывал у костра какой-то танец. Обряд поклонения местным богам, то за что и страдают эти люди. Поклоняться спокойно своим богам они теперь могут только на территории этого лагеря. И ради чего они страдают? Ведь никто не мешает им отречься от своих богов признать одного единого бога, который победил в округе и идти спокойно жить дальше. Но нет, они сидят здесь под защитой артэонов и продолжают молиться богам предков, несмотря на опасность и угрозу жизни. Самое странное, что на окраине, сидящей на коленях толпы восхваляющей своего языческого бога, также на коленях стояли несколько артэонов из числа солдат. Разукрасив свою броню цветами одежд аборигенов, обвешав себя разными бусами, они не особо отличались от окружающих дикарей. В ходе долгой командировки, затерявшиеся в Малдуруме чудовища, они позабыли о своих артэонских сущностях оставленных дома и став частью этого дикого места вместе с аборигенами на полном серьезе молились какому-то языческому божеству. В своем Малдуруме, окончательно обезумив, они уверовали в языческих людских богов, и это всего за восемь месяцев командировки.
Рядом с одной отдельно стоящей палаткой толпилось множество солдат. Из палатки доносились сладостные стоны. Там разворачивалась настоящая оргия. Это что-то вроде местного борделя. Ублажающие солдат девушки были из числа беженцев. 'Должны же мы получать хоть какую-то благодарность от этих тварей', — с улыбкой пояснил прапорщик Жмот. Вышедший из палатки полуголый солдат артэон весь в татуировках вроде 'СБК — сила' на плече, стоял и довольно затягивался сигаретой. Какой-то старик, видимо из числа беженцев ведя под руку какую-то девушку печального серого вида, подошел к солдатам, что стояли у палатки любовных утех. Старик что-то сказал им, солдаты пощупали девушку и, рассмеявшись, пропустили ее в палатку. Взамен старику один из солдат передал какой-то сверток из бумаги. 'Знаешь, за что они тут отдаются? — Кэйбл с улыбкой спросил у Рэвула. — За сахар и хлеб!'. Казалось, убогость этого места проникала в душу Рэвула и разлагала ее изнутри. Ему хотелось побыстрее отсюда сбежать.
— Скажите, пожалуйста, а что вы здесь вообще делайте? Для чего все это? — Рэвул спросил у Жмота ведущего их через лагерь беженцев.
— Да черт его знает, — Жмот закурил сигарету и тут же какой-то беззубый мужик из числа беженцев подбежал к нему. Скрепя сердцем Жмот дал этому попрошайке пару сигарет. — Говорят, несем свободу и просвещение! — с улыбкой сказал Жмот, и они вместе с Кэйблом рассмеялись, видимо это для них была самая смешная шутка, какую только можно придумать. — Местные тут убивают друг друга. Вернее озверевшая толпа убивает тех, кого называют язычниками. Сначала мы пришли сюда, чтобы защитить их. Какого черта мы здесь делаем сегодня? Я сам себя спрашиваю об этом каждый долбанный день, — под конец печально вздохнул Жмот.
Они вышли на пустырь, раскинувшийся среди рядов палаток. По одну сторону была развернута полевая кухня, где беженцам раздавали паек, по другую сторону солдаты СБК, здоровенные и крепкие как армидейцы в одних шортах играли в футбол. Рэвул казалось, уже ко всему привык, но его глаза снова расширились от ужаса, когда он увидел, что солдаты используют вместо меча. Вместо меча здоровяки СБК гоняли по полю человеческую голову. Их кроссовки, как и ноги, покалено были измазаны в брызгах крови, но солдат это не смущало. Они веселились, бегали, играли. 'Ушел!' — раздался крик, отрубленная голова заменяющая мяч улетела за пределы поля. Кто-то из кровавых футболистов достал другую из сетчатой корзины, в которой было еще не меньше пяти настоящих человеческих голов. 'Да это разведка отдыхает. Ребята только что из рейда вернулись, пусть повеселятся!' — пояснил Рэвулу Жмот.
На другой половине пустыря беженцам раздавали ужин. Стояли палатки, дымили полевые кухни. На ужин была тягучая серая каша. Повара, как и работники здешнего пункта питания, были также из числа беженцев. Солдаты СБК только в качестве караульных с копьями стояли в разных местах, якобы контролировали процесс раздачи пищи. Где-то за палаткой два солдата издевались над каким-то умалишенным парнем из числа беженцев. За кусок мяса заставляли его выть, лаять и стоять на коленях. Умалишенный выполнял все команды, и даже язык высунул как собака, издевающихся над ним караульных это невероятно веселило. В итоге кусок мяса они ему швырнули в лужу.
Седом за Жмотом через палаточный город беженцев они пробирались к центру всей этой военной базы. Где-то среди рядов палаток столпилась куча беженцев. Несколько спецназовцев вернувшись из рейда, привели с собой местных бандитов виновных в убийствах и преследовании язычников. Беженцы злобно смотрели на троих бандитов, ведь пытаясь спастись от таких уродов они и оказались здесь. Командир группы спецназа решил отдать бандитов на растерзание беженцам, чего по всем инструкциям делать ни в коем случае было нельзя. Но здесь в этой серой гнетущей атмосфере правил Малдурум, на инструкции солдатам было плевать. Троих закованных в наручники и без того уже избитых преступников разозленная толпа просто растоптала под дикие крики. Когда преступников забили насмерть, троим мужчинам из толпы, разгоряченной свершением дикого правосудия, солдаты передали мечи. Тела преступников разрубили на куски как туши животных. Спецназовцы СБК погруженные в Малдурум с каким-то хищническим свирепым удовольствием смотрели на происходящее.
Ряды палаток закончились. По бокам потянулись глубокие рвы заваленные телами людей, ожидающих сожжения. Здесь лежали публично казненные преступники, обвиненные в геноциде язычников, а также непослушные беженцы.
Они подходили к каменной крепости составляющей ядро базы, именно в этой крепости располагались солдаты СБК. От палаточного города беженцев крепость, где размещались солдаты, отделяла капитальная каменная стена. Из крепости в сторону выхода быстрым шагом направлялась группа солдат. Солдаты были вооружены, укомплектованы по полной, с серьезными лицами они куда-то торопились. 'Что Ларри боевой выход?' — Жмот спросил у командира проходящей мимо группы солдат. 'Мы уничтожим всю эту вонь!' — с безумными глазами прохрипел командир группы солдат, видимо он недавно погрузился в Малдурум. 'Ну, давай Ларри, удачи!' — с улыбкой ответил Жмот.
За тяжелые ворота крепости вошел только Кэйбл. Рэвул и Чарльз под присмотром стражников остались стоять у ворот. Жмот закончив экскурсию ушел к внешним воротам базы, у которых он сегодня стоял дежурным. Около часа спустя Кэйбл вернулся. Он поговорил со знакомыми командирами. Расспросил у них обстановку, прихватил с собой целый рюкзак всякой необходимой в долгом походе всячины.
— Мертвый город Айзен. Город куда ты идешь, — говорил он Рэвулу. — Как я и думал нам туда лучше пройти через Синий лес и Красную гору. Это далеко, придется сделать большой крюк, но по-другому нам не пройти. Вдоль западной границы степей пролегает что-то вроде линии фронта между Ладгарской Империей и Грионским союзом. Там все укреплено, группы дозорных бродят одна за другой, нам там не пройти. Синий лес — единственная брешь. Его не контролируют люди. Там обитают совсем другие твари, — пояснил Кэйбл. — Думаю, проскочим.
Кэйбл предложил Чарльзу остаться в лагере среди беженцев. Так будет проще и Кэйблу не придется тащить его за собой, ведь впереди их ожидает довольно опасный участок пути. Кэйбл пообещал, что когда все закончится он придет за Чарльзом и заберет его отсюда, но 'образованный' раб не согласился. 'У меня такое чувство, что если я тут останусь, то останусь навсегда' — пояснил Чарльз. Рэвул понимал его, оставаться в этом жутком месте он бы тоже не захотел.
Весь оставшийся день они брели по степи, стараясь миновать населенные пункты и долго не задерживаться на дорогах. Чарльзу, который для старого раба держался молодцом, требовалась пища — как говорил Кэйбл. Им приходилось делать привалы для того чтобы поел Чарльз, Кэйбл в лагере беженцев у знакомых прапорщиков набрал для него целый рюкзак сухого пайка. Еды Чарльзу должно хватить до конца их пути. Из обрывков чужих знаний каким-то непонятным для него самого образом, оказавшихся в его голове, Рэвул что-то знал о Ладгарской Империи, о Грионском союзе и степях, но ни чего больше о юге ему известно не было. Он попросил Кэйбла немного рассказать о юге, какие тут есть необычные страны, чудеса способные обрадовать глаз, что-то в таком роде. 'Да ничего тут интересного нет. Для нас дикий юг это только территория между Ладгарской Империей и Грионским союзом. Только на этой территории люди живут еще относительно цивилизовано, во всяком случае, объединяются в страны, за господство над которыми борются союз Грионов и Империя Ладгардов. Дальше, глубже на юг начинается дикая территория. Люди там, в основном живут племенами, союзами племен или варварскими королевствами. Крупных государств или иных опасных для нас врагов там практически нет. Не без исключений конечно. Дабы остаться в стороне от наших войн и разборок люди, живущие в глубине Южной Половины, отреклись от прогресса, сами остановили свое развитие, — Кэйбл остановился и сказал тише, так чтобы плетущийся сзади Чарльз не слышал, — только чтобы мы их не трогали. Они боятся нас, не желают конфликта с нами, поскольку понимают, что слабы. И поэтому живут дикарями, неинтересными, неопасными для нас, и мы их не трогаем. Но это не значит, что там царит мир. И без хаоса, что сеем мы, мир людей ослабляя, люди постоянно воюют друг с другом, бесконечно выясняют отношения. Ненужно также забывать, что часть южных земель контролируют представители иноморфических рас, многие из которых относятся к числу темных. Так что ничего интересного здесь нет', — пояснил Кэйбл.
Заночевав в степи, только в середине следующего дня они дошли до синих просторов на горизонте. Вдалеке перед ними раскинулся Синий лес в центре, которого возвышалась Красная гора.
Синим лесом, это место было прозвано, потому что этот лес в прямом смысле слова был весь синего цвета. Синие сосны, синяя хвоя, синие стволы, разнообразные лиственные деревья, трава, камни, земля под ногами, все синего цвета. Даже Азура не смогла бы сотворить такого, да и эта сила здесь была не причем. Перефразируя слова мага Крегера: мир магии — мир, в котором мысли отдельных людей — магов — обретают физические очертания, изменяют мир. Наружу выходят не только людские фантазии, но и человеческое безумие. Синий лес это детище темного мага Ломэя получившего прозвище Художник. Этот маг считал себя не темным, а свободным, он был силен и просто делал что хотел. Прозвище 'Темный' к нему прилепили артэоны. Его увлечением было преображение реальности, так он это называл. Он творил как настоящий художник вот только его холстом был окружающий мир. Он создавал различных причудливых животных, просто так, ради 'великого искусства'. Зачастую его живые произведения искусства оказывались немощными неспособными жить обреченными на смерть и страдания существами. Но главное внешне они представляли живые произведения искусства. Например, розовые коровы с кожей подобной шелку и павлиньими хвостами, маленькие разноцветные слоны с крылышками как у бабочек. Если эти животные после издевательских преображений и могли жить, то только не в природе. Маг Ломэй был, очевидно, психически не здоров и вся проблема заключалась в том, что он был безумцем наделенным магией, и никто не мог остановить его. Апогеем его безумного преображения мира стали Синий лес — полностью окрашенный в успокаивающий этого мага цвет. И Красная гора — возвышающаяся в центре леса скала, ставшая ярко красной переливающейся на солнце блестками. Артэоны признали этого безумного мага террористом угрожающим всему живому, после он официально был ликвидирован. Говорят на самом деле артэоны так и не смогли убить его, несколько их попыток провалились. Отразив все посягательства на свою жизнь, сильный маг Ломэй сам покончил с собой, как и всякий Художник, не встретивший понимания, он был разочарован в окружающем жестоком мире. Так или иначе, Ломэя уже несколько десятков лет как нет, его замок в красной горе пуст и заброшен, а причудливые лес и гора, окрашенные им еще стоят и, наверное, где-то еще живы животные, которых изуродовал этот смертный ум, наделенный непростительной для смертного силой.
— Безумные маги, безумный мир, — издали глядя на Синий Лес сказал Кэйбл.
— Я бы сказал безумные люди, — Рэвул.
— Да разницы никакой, — Кэйбл.
На сегодняшний день как пояснил Кэйбл, после смерти Ломэя Синий лес облюбовали иные твари, кролонги — еще одна иноморфическая раса. В этом мире противостояния реальной Тьмы и условного света, даже не света, а скорее жизни, почти все живое, что разумно было разделено на Свет и Тьму. Иноморфические расы также делились на светлых — то есть не представляющих потенциальной опасности, с которыми можно жить мирно и темных — тех, что в своей природе всегда стремились к разрушению, твари с которыми нельзя было ужиться миром. Кролонги относились к числу темных иноморфических рас. Внешне эти твари были похожи на крыс, очевидно, что от крыс они и произошли. Образ жизни этих существ был естественен для стаи больших, обладающих сознанием крыс. Эти твари также пожирали, готовы были поглотить все живое, что попадалось на глаза. Они опустошали любые земли, где селились. Стремление этих тварей к разрушению объяснялось их социальной структурой, если так можно сказать. Мужские особи — невысокие размером, чуть выше людей, сухие, худые, даже скорее тощие, вытянутые и слабые человекоподобные крысы. Вдобавок в большинстве случаев почти полностью лишенные шерсти, отчего выглядящие болезненно и жалко. Самки этого вида были отдельным разговором, это были твари, вселяющие самый настоящий ужас. Гигантские крысы с красными глазами, весом в тонну, зачастую также лишенные шерсти, спину и шею которых покрывает складчатый панцирь, который не пробить ни стрелами, ни копьями. Самые настоящие монстры. Самка или королева кролонгов, как правило, зарывалась в свое логово где-нибудь под землей или в пещере и там бесконечно плодила свое потомство. Самцы кролонгов, плодящиеся сотнями, своими инстинктами обремененные кормить свою огромную мать убивали, уничтожали в округе все живое, что можно было употребить в пищу. Разбитые на стаи они бесконечно охотились. И если вдруг пищи не хватало, и самка начинала голодать, она сжирала свое потомство и перебиралась на другое место, находила себе новое логово, и дальше все начиналось сначала. Несмотря на свою ужасную природу, эти твари были не так уж и опасны. Мужские особи были хилыми, слабыми, убить что-то крупное, того же человека они могли только огромной стаей. Единственную опасность представляли самки, но те не покидали своих логов, не охотились сами. Как правило люди не испытывали проблем с кролонгами. Главное было пробраться в логово, убить или прогнать самку.
Среди ученых этого мира по поводу кролонгов и других схожих с ними тварей не утихали споры. А можно ли вообще считать этих чудовищ иноморфами? Особенно возмущались представители светлых иноморфических рас, например те же радгары, иноморфы которые вели себя нормально, адекватно уживались с другими существами. Для них это было своего рода оскорблением. Кролонги были ужасны и действительно больше походили на жутких мутантов зависших где-то на грани между животными и людьми. В то же время эти твари могли мыслить, обладали каким-никаким сознанием, могли общаться друг с другом, издавая простейшие звуки как пещерные люди. Также эти твари могли научиться членораздельной речи. На юге Межокеании обитают стаи кролонгов говорящих на языке людей из тех мест. Все же официально вопреки спорам кролонгов и других жутких представителей темных иноморфических рас было принято считать иноморфами наравне с остальными.
Каким-то образом эти ужасные, но не опасные кролонги в Преферии сумели выгрызть для себя целый лес. Синий лес с тех пор как его изуродовал безумный маг люди стали покидать уже давно, но сегодня люди полностью ушли из этих мест, и обходят этот лес стороной. Артэонские разведслужбы, конечно же, были в курсе, почему кролонги вдруг так напугали людей юга, но Кэйбл об этом ничего не знал. 'Как обычно говорят, когда толком не знают что происходит: Тьма окутала эти земли!' — на подходе к Синему лесу пошутил Кэйбл.
Тихо и быстро они проникли в синие заросли. Чтобы в этом лесу не происходило — план один и тот же. Нужно идти тихо, избегая полян и открытых мест, держаться зарослей, благо их в этом густом лесу было предостаточно. Рэвул и Чарльз крались следом за Кэйблом. В самом начале леса им встретился устрашающий знак — свежий человеческий череп, насаженный на кол что говорило о том, что людям здесь лучше не появляться. 'Вы офигели что ли?!' — обиженный за весь человеческий род Кэйбл гневно снес ногой устрашающий знак. Никаких долгих привалов и костров, тихо и скрытно следом за Кэйблом они двигались через синие заросли. Так будет продолжаться до тех пор, пока они не пройдут дальше Красной горы, только после которой можно будет вздохнуть спокойно. Совсем без привалов, конечно же, не обошлось, но были они короткими и беззвучными. В Синем лесу казалось будто художник, рисуя картину, случайно пролил на нее баночку с синей краской. От окружающей синевы просто болели глаза. Все вокруг было однообразным и каким-то пустым, искусственным. Синим при синим. Лишь изредка здесь слышалось щебетание птиц. Даже шум ветра колышущего сосновые кроны тут казался чем-то искусственным. Они будто брели внутри сна больного психопата, вернее среди больной фантазии воплощенной в реальность всесильным сумасшедшим.
Без костра уснуть было проблематично. После нескольких ночных привалов под утро Рэвул с Чарльзом все-таки отключились без задних ног. Кэйбл так и не сомкнул глаз. Ночь без сна, как он говорил, для него не была проблемой, вырубать его начнет только на третьи сутки, а пока все было нормально. Проблемы начались с Рэвулом. Его глаза снова стали волчьими, из него приступами подобно кашлю рвалось какое-то рычание. Чудовище шевелилось в нем, оно просилось наружу. Кэйбл не сводил с него глаз.
На второй день тихо крадучись по синей траве местного луга Кэйбл вдруг прильнул к земле и велел всем сделать то же. Впереди режущей глаза зеленью возникли заросли высоких кустов. Азуре наплевать даже на магию, эта сила и здесь в Синем лесу нашла место для себя. В кустах послышался какой-то звук. Они наткнулись на одного из кролонгов, скорее всего это был разведчик. Мерзкая человекоподобная крыса, тощая, вытянутая, перемещающаяся на четырех лапах, лишенная шерсти будто больная, выглядела скорее жалко. Но трогать эту тварь было нельзя. Здесь их логово, поэтому, где один кролонг там их тысячи. Своим ревом он может оповестить тысячи своих дружков, которые за минуты сбегутся сюда со всей округи. Хоть убить его для Кэйбла не составило бы труда, но лучше не испытывать судьбу и не трогать эту тварь. Убить его можно было только в случае крайней необходимости. Кэйбл на всякий случай приготовил свой кинжал и напряженно замер в готовности отрезать этой твари голову. Кролонг казалось, на кого-то охотился среди зеленых кустов. Он, не замечая лежащих в стороне трех людей, медленно аккуратно начал двигаться вперед, будто крался, шевелил носом, различая чей-то запах, готовился на кого-то напасть. Кролонг кинулся на крайний куст в зарослях Азуры, раздалось воронье карканье, черная ворона улетела вверх. Это существо охотилось за воронами Рэвула. Вороны, пытаясь спасти сопровождаемого ими оборотня, огромной стаей начав виться в округе, увели преследующего их кролонга подальше в лес. Все в особенности Кэйбл вздохнули с облегчением.
Продолжая тихо красться среди синих 'картонных' будто ненастоящих зарослей, они увидели еще нескольких человекоподобных крыс у водопада вдалеке. Кэйбл по пути совершенно случайно обнаружил вереницу свежих огромных следов. След принадлежал гуманоидному существу, больших размеров, что это могло быть, Кэйбл мог только догадываться. Самочувствие Рэвула ухудшалось, у него поднялась температура, чудовищное рычание вырывалось из него при выдохе, но он продолжал держаться, говоря, что все нормально. Кэйбл прибывал в напряжении, следил за опасным лесом и оборотнем идущим следом за ним. Все шло в принципе спокойно, пока они случайно не вышли к обрыву посреди леса. Кэйбл как обычно шел впереди, Рэвул шагал посередине, Чарльз плелся позади. Неожиданно звуки шагов Чарльза стихли за спиной. Обернувшись Рэвул увидел, что Чарльз стоит на самом краю обрыва и смотрит вниз.
— Чарльз, остановись! — крикнул ему Рэвул.
— Не кричи! Забыл где мы? — пронесся мимо него Кэйбл. — Чарльз ты что задумал? — он подошел к Чарльзу.
— Не подходи ко мне, отойди. Стой, где стоишь! — кричал Чарльз, на его глазах проступили слезы.
— Я стою, стою, — понимая, что все серьезно Кэйбл замер на месте.
— Они издевались надо мной, заставляли ползать на четвереньках, на коленях, били плетью как поганого пса, — потирая запястья изодранные в кровь тяжелыми кандалами говорил Чарльз. — А ведь мне уже шестьдесят лет. И никакого уважения, только больше издевательств. Я так больше не могу. Больше не хочу боли и мучений, — глядя в обрыв обреченно говорил Чарльз.
— А какой смысл это делать сейчас? Сейчас, когда твоя жизнь получила возможность на нормальное продолжение. Когда сам бог дал тебе возможность на дальнейшую жизнь. Сдашься сейчас, сделаешь бессмысленными все годы мучений. Там на севере в мире под разумным началом артэонов у тебя будет новая жизнь. Ты будешь свободен. Я обещаю. Твои права как человека будут свято соблюдаться. Никто просто так тебя не тронет. Больше никаких плетей, боли и издевательств, я тебе это гарантирую, — говорил Кэйбл тихо пытаясь приблизиться к Чарльзу, чтобы схватить его и оттащить от обрыва.
— Не подходи! — кричал ему Чарльз. — Спасибо тебе Кэйбл, но я так не могу. Я убежал, чтобы хотя бы умереть спокойно, без боли.
— Но ведь твоя жизнь продолжается, ты сам хоронишь себя, — вдруг неожиданно заговорил Рэвул. — Я тебя прекрасно понимаю. Эта жизнь порой кажется, висит над нами тяжелой черной завесой, толкать которую чтобы двигаясь дальше, уже нет сил. И стоя на краю глядя на такую сладкую желанную смерть мысль о возвращении в реальность отдается тяжелой болью в душе. На самом деле нужно сделать только шаг. Только один шаг и тяжелая завеса отступит сама собой, жизнь продолжится и может когда-нибудь станет лучше. Ненужно торопиться туда, ведь мы оба знаем Чарльз, что ждет по ту сторону обрыва. Это темная пустота, — закончив выплеск накипевших эмоций, Рэвул сам удивился тому, что наговорил. 'Откуда я так научился выражать мысли?' — задумался он.
— Самоубийство это уничтожение всего и сразу и навсегда. Так проблемы не решаются, — видя, что на Чарльза это действует, продолжал пудрить ему мозги Кэйбл. Затронутый речью Рэвула, Чарльз задумчиво смотрел вниз. Кэйбл тихо подкрадывался к нему ближе. — Ведь ты уже в паре шагов от новой жизни... — Кэйбл схватил Чарльза и повалил его на землю. Чарльз начал обливаться слезами: 'Простите, простите меня' — молил он. 'Да ладно дружище, ничего страшного', — дав Чарльзу поплакать, оставил его на земле Кэйбл. Ободряюще похлопав рыдающего на земле Чарльза по плечу поднявшись, он как-то странно уставился на Рэвула. Его глаза округлились от удивления. За спиной Рэвула стоял один из кролонгов. Тварь, мерзко зашипев, издала протяжный рев. Рэвул от испуга бросился в сторону. Кэйбл кинулся к твари, и отрубил ей голову, но было поздно, она уже оповестила своих дружков в районе нескольких километров и, следовательно, криками других кролонгов местонахождение нескольких чужаков было известно уже всем остальным тварям в этом лесу.
— Бежим! — схватив Чарльза, крикнул Кэйбл, Рэвул бросился за ними следом. Со всех ног они неслись по картонным синим зарослям. Кэйбл остановившись, услышал приближающуюся волну шелеста древесных крон. Они перемещались по деревьям, прыгали с ветки на ветку, с дерева на дерево, судя по звукам их, были тысячи. Кэйбл на ходу достал из рюкзака одну из огненных бомб активировал ее произнесением заклинания и оставил на земле. Взрыв, огонь и распространяющийся пожар немного задержали преследователей. Кэйбл взвалил на себя Чарльза, Рэвул бежал сам. Группа кролонгов настигла их. Твари, издавая протяжные стоны, прыгали с ветки на ветку, с дерева на дерево над головами, но нападать не решались. Они просто сопровождали трех жертв, не давая им затеряться, своими звуками оповещая кого-то другого. Неизбежно преследующие крысолюди стали нападать. Кэйблу пришлось бросить Чарльза и начать отбиваться. Рэвул взвалил на себя Чарльза и бросился с ним дальше. 'Бегите не останавливайтесь!' — кричал им в след Кэйбл. Эти люди-крысы не стали сильными соперниками для Кэйбла. Он перерубил их больше двадцати и остальные твари, видя трупы себе подобных уже нападать, не решались. Они сидели на деревьях глядя на Кэйбла красными глазами и что-то мерзко шипели на своем чудовищном языке. Вдруг древесные кроны затрещали с новой силой, по ним двигалось что-то крупное. Мелкие твари пища разбежались в стороны и, спрыгнув с дерева, перед Кэйблом возникло крупное около двух метров гуманоидное существо. Это был кролонг, все та же человекоподобная крыса, красные глаза и даже крысиные усы на носу, только его тело вместо слабого и дряблого почему-то стало большим, сильным и крепким, покрытым густой черной шерстью. Тело огромного кролонга укрыто кирасой, в руках он сжимает меч. Выглядело существо устрашающе и грозно. Даже среди темных иноморфических рас были существа способные создавать что-либо, но подобные крысам кролонги к ним не относились. Их передел это накидки из шкур зимой и наскальные рисунки, обучение языку. Эти твари от природы, вернее от Азуры умели только поглощать. Откуда у этих тварей мечи, и боевое снаряжение можно было только гадать.
Еще несколько крупных вооруженных кролонгов-мутантов спрыгнули с деревьев, Кэйбла зажали в кольцо. Ему пришлось отбиваться. Он убил нескольких из них, но крупные твари были хорошо обучены владению мечом. У Кэйбла выбили из рук меч и ударом швырнули о дерево. Будучи артэоном он никогда не просил помощи у Духа. Наоборот Духа он ненавидел. Он ненавидел Духов за их политику невмешательства. Он был одним из тех, кто не мог понять, почему существа наделенные силами богов ничего не делают, не могут сделать этот мир лучше, а только наблюдают, называя это разумной непричастностью, по мнению Кэйбла преступной непричастностью. Сколько бы ему не говорили о колоссальной ответственности, которую Духи как идеально разумные существа несут перед чем-то свыше, он слушать не хотел. Своего Духа Баура — создателя Преферии владыку СБК он звал говнюком и никогда к нему за помощью не обращался. Реэртон полностью живущий в гармонии со всеми сторонами своей людской личности, не имеющий санитарного барьера для зла в виде погружения в Малдурум, он привыкший жить на войне, в диком мире, не мог настроить себя для жизни в разумном внутреннем мире артэонов из чего, и вытекали все его проблемы. Даже сейчас глядя в лицо смерти, отброшенный сильным ударом, врезавшись в дерево, он не просил помощи у Духа. 'Ну что говнюк мне-то ты, конечно же, не поможешь!' — усмехнулся он глядя в небо, сняв с пояса гранату.
Кролонги-мутанты окружили Кэйбла, но нападать не решались. Кэйбл зажав гранату и нож в руках, с трудом сумел подняться на ноги. 'Нападайте, давайте!' — сжимая гранату и приготовив нож, кричал он окружившим его тварям. Попрощавшись с жизнью, теперь он желал только утащить за собой на тот свет как можно больше врагов. Твари будто узнали артэонскую гранату в его руке, и нападать не спешили. Неожиданно одна из тварей, что стояла крайней, дернулась, будто ее кто-то ущипнул, и что-то сбросила со своей спины. Рэвул свалился перед Кэйблом. Его глаза были волчьими. 'Хватай Чарльза. Бегите отсюда как можно дальше' — сказал Рэвул, прежде чем ему мечом раскроили череп. Рэвул оказался в какой-то темной далекой пещере один на один со своим чудовищем. 'Давай, убей их всех!' — сказал он глядя в волчьи глаза своего оборотня. В реальности его тело забилось в конвульсии, он тяжело и мучительно начал превращаться в огромного черного человека-волка. Кролонги позабыв про Кэйбла, с явным страхом окружили новую непонятную тварь, попытались атаковать, пока не завершился процесс трансформации, но оборотень ударами разбрасывал их во все стороны. Кэйбл, решив не мешать монстрам выяснять отношения, бросился бежать. Он нагнал Чарльза и снова взвалил его на себя. Убегая из-за спины, они слышали чудовищные вопли разрываемых на части кролонгов-мутантов. Затем Синий лес огласил протяжный вой. Волной шелеста древесных крон мелкие кролонги бросились в разные стороны от того места.
Рэвул пришел в себя в огромном пещерном зале, освещенном несколькими световыми кристаллами. Весь с ног до головы он забрызган, вернее, залит темной мерзкой кровью. Стены пещеры были красными, переливались блестками, он где-то в недрах Красной горы. Вокруг тела сотен крупных кролонгов-мутантов разорванные в клочья. В центре зала небольшое озеро, в воде которого плавали мертвые туши огромных чудовищных покрытых твердыми панцирями крыс — самки кролонгов. Их животы — единственные открытые места под панцирем буквально выпотрошены когтистыми лапами оборотня, у одной оторвана лапа, у второй надорвана шея. В его сознании всплыли сцены жестокой бойни между оборотнем и кролонгами. Оборотень порвал их всех в клочья. Этот зал — сердце одного их крупных логов кролонгов в Синем лесу, самое крупное их гнездо теперь уничтоженное оборотнем. Рэвул дернулся от звука. В десяти метрах за его спиной лежала еще одна самка кролонгов. Пластина панциря, сверху покрывающая ее голову, надорвана, из раны течет кровь, оборотень потрепал ее, но она все еще жива. Моргая светящимися в темноте красными глазами истекающая кровью огромная бесшерстная крыса, тяжело дышит и скребет когтями по камням. Рэвул сразу затаился. В его голове всплыла сцена из детства. Он с отцом — довольно суровым дикарем из племени Людей Волка, на охоте в дебрях заснеженного леса. Огромный белый олень с рогами, будто покрытыми листвой, со стрелой в боку тяжело дышит лежа на снегу. 'Добей', — протягивая Рэвулу нож, говорит отец. Сопротивляться отцу или перечить ему он боится. Трясущимися руками он берет нож. Ему не хочется причинять боль живому существу, глядя на мучающееся животное у него наворачиваются слезы, тогда он еще был на это способен, но нельзя, чтобы отец видел их. Он с ножом тихо подкрался к оленю, отец, отхлебывая хмелящей жижи из бутылки за всем этим наблюдает. 'Прости, пожалуйста', — со слезами глядя на животное говорит маленький Рэвул. Неожиданно олень подскакивает и копытами со всей силы бьет одиннадцатилетнего маленького мальчишку. Рэвул упал на снег, а олень бросился бежать, другой стрелой отец добил его. Тело оленя бездыханно упало на снег, опустилась тишина, нарушаемая только стонами Рэвула. Отец рассмеялся во все горло. 'Всегда добивай их. Забудь про жалость или они убьют тебя', — с этими словами он подошел к Рэвулу, которому переломало несколько ребер, и протянул ему бутылку со спиртным.
Сейчас находясь в этой пещере Рэвул, машинально взял тяжелый неподъемный меч, валявшийся на полу, принадлежавший одному из разорванных на куски кролонгов-мутантов. И с этим мечом тихо подкрался к еще живой самке этих тварей. Огромная покрытая панцирем крыса дернулась в последний момент, но поздно, Рэвул проткнул ее живот снизу в области большого бьющегося сердца, полностью вонзив лезвие в ее плоть. Тварь задергалась, заметалась, а после свалилась и замолчала навсегда. Рэвул остался один в сердце уничтоженного логова человекоподобных крыс. Запах здесь стоял неописуемо мерзкий. Вокруг никого, даже сопровождающих ворон непривычно нет. Только мертвая тишина и он непонимающий, где вообще находится и как отсюда выбираться. Кэйбл с Чарльзом, наверное, уже давно убежали, если вообще выжили. Он услышал какое-то шуршание за стеной, будто кто-то полз внутри нее. Откуда-то снизу раздались жуткие вопли, чудовищный крысиный писк. Он увидел входы в небольшие тоннели, расположенные в стенах. Логова этих тварей внутри горы соединены тоннелями, новая волна кролонгов откуда-то из глубины горы уже ползет к нему. Он просто тяжело вздохнул, вроде: 'Как меня все достало!' и продолжил сидеть, как сидел. Ему было совершенно безразлично, что будет с ним дальше.
— Эй, Рэвул! — неожиданно окрикнул его голос Кэйбла. Рэвул не думал, что когда-нибудь так обрадуется, увидев этого безумного вояку из СБК. — Валим отсюда, чего сидишь!
Они бросились бежать к выходу из пещеры. 'Мы своих не бросаем! — на бегу с улыбкой сказал Кэйбл. — А ты молодец кучу этих тварей завалил!' — перепрыгивая через трупы людей крыс, довольно кричал он. Из глубины горы по тоннелю за ними следом неслась волна обычных мелких кролонгов. Уже у самого выхода Кэйбл остановился. 'Это вам месть человеческой расы', — глядя на бегущих следом кролонгов сурово произнес этот безумец. Он прошептал заклинание и огненные бомбы, размещенные им на стенах пещеры, в нескольких десятках метрах от них тут же сработали. Разрывающим барабанные перепонки хлопком раздался взрыв. Пещера обвалилась, погребя под камнями несущихся тварей. Кэйбл смотрел на Рэвула, довольно улыбаясь.
Они выбежали из пещеры. Метрах в ста внизу красной границей заканчивался горный склон и начинался Синий лес. 'Скорее за мной!' — кричал Кэйбл, со всех ног несясь к лесу. Рэвул увидел черный дым, поднимающийся из горного склона сбоку в паре километров. 'Это был отвлекающий маневр. Я подорвал вход в их небольшое логово, чтобы они все сбежались туда, — указывая на поднимающийся черный дым, на ходу кричал Кэйбл. — У нас будет время уйти'.
К вечеру Красная Гора осталась позади. Уже не так далека была окраина Синего леса. Проведя еще ночь без огня, от холода так и не сомкнув глаз, они шли, почти не останавливаясь. Кролонги про них позабыли, видимо были рады тому, что эти безумные гости уходят из их владений. Следующим днем они вышли из Синего леса. Найдя безопасное место под вывороченным корнем дерева, они наконец-то развели костер.
— Я таких тварей никогда не видел, — пока Чарльз на камуфлированном плаще храпел без задних ног Кэйбл, делился с Рэвулом своими впечатлениями о кролонгах-мутантах, которых они встретили в Синем лесу. — Да, скорее всего как обычно какой-нибудь темный маг превратил их в таких тварей. Жизнь беззащитна перед магией, особенно перед магией темной и безумцами что ее практикуют. Если маг 'хороший' я имею в виду в профессиональном плане, то он может извращать жизнь как хочет. Кролонги существа с разрушительной природой. Дай им волю они весь мир уничтожат. Главное что нас спасает так это то, что эти твари от природы слабы, поэтому не представляют серьезной опасности. Они как злые псы только без зубов. Всяким темным умам, жаждущим зла нашему миру, не дает покоя идея как сделать этих тварей сильнее и дать им разнести наш мир на куски. Такое уже бывало. Темные маги уже использовали кролонгов и не раз. Вернусь, лично доложу командованию о том, что происходит в Синем лесу. Скорее всего, командование уже знает. Вопрос только в том, что за безумец и для чего превращает кролонгов в чудовищ?
Самое интересное, что меня во всем этом поразило... А тебя ничего не удивило в этом лесу?
— Не считая огромный лысых людей-крыс? — Рэвул повеселил Кэйбла.
— Что они жрут? Их самкам постоянно нужна еда. По сути, необходимость постоянно кормить своих жутких королев есть основа разрушительной природы этих тварей. Из-за этого они все уничтожают. А что есть в Синем лесу? Там даже птиц толком нет. Всякий раз, как только самка начинает голодать она уничтожает предыдущее гнездо, сжирает весь предыдущий выводок и ищет другое логово. Так почему они облюбовали этот пустой лес? Эта мысль не давала мне покоя. Ты не представляешь, как я удивился. Пробираясь за тобой у горы я увидел что-то вроде фермы. Там на склоне паслись стада овец. Сложно сказать, как же сильно я был удивлен.
Ты не знаешь кролонгов, для тебя сказанное ничего не значит. Кролонги это дикие твари, они добывают пищу лишь охотой. Охотятся стаей. На своем пути уничтожают все. Они как саранча. Все что съедобно они тащат в логово своей королеве. Эти твари умеют только разрушать. И тут я увидел, как эти огромные кролонги-мутанты пасут стада овец. Кролонги что-то создают! Эти жуткие люди-крысы сами себя обеспечивают едой без вреда для окружающих. Ты не представляешь, как я удивился. Зная кролонгов, в увиденное было сложно поверить. Какой бы темный маг или иная сила не изменила этих тварей. Главное что они им дали это не крепкие сильные тела. Они дали им полноценный разум. Их в первую очередь сделали умнее. Я заложил несколько бомб в эту их ферму, туда, где лежало их сено, корм для скота. Немного потрепал эту кролонговскую идиллию. Думаю, для начала проблем этим тварям будет достаточно...
— Но зачем? — с непониманием Рэвул посмотрел на Кэйбла. — Сам же говоришь что эти жуткие твари, наконец, научились себя кормить без вреда для окружающих. Они вроде как стали жить по нормальному. Зачем сейчас причинять им вред? Получается, они напали на нас только чтобы защитить свой тихий уголок. Они просто защищались.
— Ты ничего не понимаешь Рэвул, — улыбался Кэйбл. — Наоборот именно сейчас эти твари представляют опасность. Если раньше они были нелепыми крысами, которые прятались по норам, не представляя для нас опасности, то сегодня они уже контролируют целый лес. Они изменили образ жизни и теперь становятся новой силой. Вот только государства или страны кролонгов нам на юге не хватало. Если все будет также развиваться и далее, став сильнее и умнее завтра они выйдут за пределы Синего леса и что? Очередная война? Эту их идиллию нужно уничтожить сейчас, пока они еще не окрепли. Эти твари для нас удобны только в состоянии слабых людей-крыс прячущихся по норам. В ином случае у нас с ними неизбежен конфликт. За те годы, что я скитаюсь по дикому югу, я понял лишь одно. Никого нельзя жалеть. Один раз прикормишь, пожалеешь, а завтра он отхватит тебе руку.
— По-моему ты слишком уж сильно заморачиваешься. Тебе бы не мешало расслабиться, серьезно.
— Мораль заканчивается там, где начинается необходимость выживания, — поделился своим жизненным опытом Кэйбл.
— То ли это я тупой и ничего не понимаю, то ли это ты неисправим, — Рэвул пытался свести все к шутке.
С южной оконечности степей, они пересекли этот монотонный лес с востока на запад. Резкой границей обведенной, словно кистью художника Синий лес заканчивался, и начиналась приятная глазу, такая родная, даже желанная после жутких степей и кошмарной сводящей с ума синевы, зелень нормального леса. Вдалеке зеленым холмом, возвышающимся над верхушками деревьев, начиналась долина Туманные Холмы. Граница живого леса также была наполнена устрашающими знаками. Трупы обычных кролонгов болтались подвешенные на ветках деревьев, гнили насаженные на колья. Туманные Холмы были территорией Коборов — одного из трех племен радгаров живущих в Южной Половине. Эти люди-псы в отличие от своих расслабленных соседством с артэонами собратьев северных Колтов, будто пропитавшись зависшей над этими землями тяжелой атмосферой наполненной насилием, были настоящими дикарями. Людей или иных существ вошедших в земли Коборов ожидала смерть. Народы людей, живущие с ними по соседству, они просто не замечали, эти существа привыкшие жить в изоляции не имели никаких отношений с окружающим миром. Жили, от всего закрывшись и в себе замкнувшись. Они не вели войн, а только защищали свои земли. Они не имели рабов, людей или иных существ, случайно забредших в их земли, они беспощадно убивали, ну или могли употребить в пищу в голодный год. В общем, в сравнении с северными Колтами, это были самые настоящие кровожадные дикари. Племя Коборов, как и положено радгарам раскинулось одним большим городом в центре долины. Но вся территория внутри холмов была наполнена охотничьими зимовьями, лесопилками и военными крепостями Коборов. Поэтому пройти незамеченными через эти охраняемые земли было невозможно. Но Кэйбла путь через земли диких головорезов вовсе не пугал, наоборот дорогу через земли Коборов он назвал самой безопасной из всех возможных. Артэоны сотрудничали на юге, со всеми кто мог помочь в противостоянии с людьми, вопреки морали объединялись со всеми, кто ненавидел людей и мог хоть как-то помочь в борьбе с той же Ладгарской Империей. Пусть это даже чудовища. Власти СБК вели тайное сотрудничество с Коборами и другими поселениями радгаров на юге. Коборам нужно было только оружие и военные инструкторы способные научить военному ремеслу, этим их сотрудничество с артэонами и ограничивалось.
Кэйбл достал из подсумка золотую пластину с высеченным на ней знаком. 'Эта штука — подарок благодарных Коборов. Она дает мне как представителю их союзников право свободного прохода через их земли. Но рисковать не стоит, ненужно злоупотреблять гостеприимством этих тварей, не будем углубляться в их земли. Пройдем по самой окраине Туманных Холмов. Если встретим их 'пограничников' тогда покажем им эту пластину, они нас пропустят. Должны пропустить', — пояснил Кэйбл.
Прежде чем топать вперед Кэйбл предложил заглянуть в одно место, где можно поесть, отдохнуть, пополнить припасы. Миротворческая база СБК 'Иглария' раскинулась южнее. Дальше на юг, между долиной холмов и озером Кристальным раскинулся Ежовый лес, в котором обитают затерянные люди, как назвал их Кэйбл, по-другому их еще называют лесными людьми. Это дикари, отставшие в развитии, полностью деградировавшие, вроде тех людоедов, что пленили Рэвула в самом начале Южной Половины. Их уровень развития застыл в каменном веке, набедренные повязки из шкур, селения из продуваемых ветром хижин или пещера вместо дома. Вопреки окружающим людям, имеющим свои государства, эти дикари все еще живут племенами, занимаются охотой, собирательством и не развиваются. Эдакие беглецы от хаоса окружающего мира и жестокости рабовладельческих обществ. Артэоны всячески поддерживают существование лесных людей, ведь этих людей можно назвать свободными в отличие от жителей раскинувшихся повсюду 'цивилизованных' людских стран живущих по рабовладельческим законам. Лесные люди способные тысячелетиями жить безо всякого развития для этого мира были беззащитными, конечно дикими, но все же слабыми, представляющими для пытливых умов научный интерес существами. Артэоны повсюду лесных людей оберегали. Народ Приозерников как звали лесных людей расселившихся в Ежовом лесу, соседствовал с землями людей-псов Коборов. При посредничестве артэонов были установлены четкие границы между двумя этими дикими народами. Но одной холодной зимой цветные олени, на которых охотились Коборы стадами ушли в Ежовый лес, люди-псы нарушили границы и вошли в земли лесных людей. Приозерники как и всякие дикари собравшись всеми сильными мужчинами из всех своих племен убили охотников Коборов зашедших в их земли. На что люди-псы естественно ответили. После уничтожения нескольких деревень Приозерников рассвирепевшими Коборами, артэоны чувствующие ответственность за своих собратьев диких людей, были вынуждены ввести миротворческий контингент, и военной базой встав на границе Ежового леса предотвратить конфликт между лесными людьми и людьми-псами. Это была неверное первая исключительно миротворческая миссия, ставящая своей целью исключительно прекращение кровопролития безо всякой военной и стратегической подоплеки. Миссия для артэонов действительно вынужденная. Кэйбл сказал, что знает командира одного из батальонов несущих службу на ожидающей впереди миротворческой базе и если сейчас идет его двухмесячная вахта, то прием им в Игларии будет оказан по высшему разряду.
Свернув на юг, к утру они добрались до Ежового леса. Местные ели, преображенные Азурой, имели крупные длинные, будто окаменелые иглы и вправду похожие на колючки чудовищного ежа. Они вошли на территорию являющуюся подходом к базе, но никаких дозорных или других знакомых Кэйблу следов размещения солдат СБК нигде не было. Вместо этого из утреннего тумана выплыла туша огромного задранного кабана. Тело животного было просто выпотрошено, при этом ничего не съедено. Дальше на земле Кэйбл обнаружил странные следы, принадлежащие каким-то тварям у которых видимо было по шесть лап. Этот солдат сразу догадался, каким тварям принадлежат эти следы и сам же не смог в это поверить. 'Похоже на следы Сувов. Тварей, которых армидейские маги выращивают как оружие. Но этого не может быть', — сказал он вслух. Оставив Рэвула и Чарльза на безопасном расстоянии Кэйбл, в одиночку ползком подобрался к окраине леса. Затянутая туманом база, замершая в беззвучной тишине, раскинулась метрах в десяти. Заградительная стена повалена, из-под белых клубов тумана виднелись только руины, оставшиеся от различных строений и центральной крепости, где размещались солдаты. Из обвитых туманом руин базы донесся протяжный леденящий душу рев, нарушивший мертвую тишину. На огромных колючках елей-мутантов растущих вокруг базы были видны осадки какого-то черного вещества. Будто над базой был распылен какой-то газ, осевший в округе черными чернилами. Можно было только гадать, что здесь стряслось. Но чтобы не произошло, базы больше нет, и Кэйбл даже не знал об этом. Участь, постигшая эту военную базу, была сокрыта тайной. Прихватив с собой двух спутников, Кэйбл как можно быстрее бросился бежать подальше от этого проклятого места.
Днем, взойдя на первый холм Туманной долины, они брели по его лесистому склону. Снова вороны Рэвула стаей настигли их. Черные пернатые, каркая, кружили над ними в небе, будто пытались о чем-то предупредить сопровождаемого ими человека-волка. На фоне тревожных криков ворон в лесу боковым зрением Кэйбл увидел чей-то силуэт, и замер как вкопанный, идущий следом Рэвул врезался в него. Среди деревьев в паре метров от них стоял Ортопс, в черном плаще, висящем за спиной, его стеклянная броня местами переливалась на солнце.
— Ну как бы привет ребята! — изобразил улыбку Ортопс.
— Стой, где стоишь! — направил на него заряженный арбалет Кэйбл.
— Ты знаешь кто он? — Рэвул спросил у Кэйбла.
— Да знаю, жуткая тварь. Мы сколько раз пытались ликвидировать его или поймать все без толку, — ответил Кэйбл. — Чего ты хочешь Ортопс?
— Ну, зла не хочу уж точно, не сейчас, — как можно более спокойно говорил Ортопс, он даже руки поднял вверх. В его грудь со звуком треснувшего стекла воткнулась стрела. — Офигеть! — удивленно глядел на стрелу, торчащую из своей груди Ортопс. — Друг ты что больной? — спрашивал он у Кэйбла.
— Стой на месте! — Кэйбл зарядил другую стрелу.
— Тише, тише. Успокойся нервный ты наш! — глядел он на Кэйбла, наставившего на него заряженный арбалет. — Да я стою на месте, даже руки вон поднял вверх, — ответил Ортопс.
— Чего тебе надо?
— Я просто хочу пойти с вами туда, куда вы идете.
— Что ты задумал?! — кричал на него Кэйбл.
— Я просто хочу пройтись с вами. С тобой друг, — он посмотрел на Рэвула.
— Ты мне ни друг ты сам так сказал, — ответил Рэвул.
— Я так сказал? Ну, извини. Ты что забыл, ведь у нас вроде как была экскурсия по дикому югу. Я хотел тебе все показать, а ты взял и убежал.
— Тебе что заняться больше нечем? — Кэйбл.
— Совсем нечем. Согласись, ведь если я буду идти гулять вместе с вами, то это будет лучше того, чем я занимаюсь обычно. Хотя бы несколько людей останутся в живых...
— Ты еще поумничай мне! — пришел в ярость Кэйбл.
— Ах, господи! — опустив руки, вздохнул Ортопс. Ему надоел весь этот спектакль, он вытащил из груди стрелу и направился к Кэйблу. — Ты хоть понимаешь что здесь в этом лесу вы совсем одни. Ты артэон лишенный помощи Духа, здесь ты просто человек. А стрелы из арбалета не страшны для меня. И не надо забывать, что будет, если я приду в ярость. Ведь я всего лишь хочу пойти вместе с вами! — недовольно прохрипел Ортопс, и вторая стрела полетела ему в голову. Он поставил руку, и стрела пронзила ее насквозь. Он с интересом рассматривал торчащую из руки стрелу, пробившую насквозь его покров из красного стекла. Бедный Чарльз единственный здесь человек, наблюдая эту тварь, в ужасе вжался в дерево.
— Хочешь убить нас так давай! — Кэйбл достал меч. — Попробуй.
— Эй, ну так не честно, — Ортопс остановился в паре метров от Кэйбла, он не хотел убивать никого из них. — У меня больше прав находиться здесь, чем у всех у вас вместе взятых. Ведь это же я создал нашего оборотня. Он мое детище, не прямое конечно, я и не думал что Таргнер такой безумный Дух! Но это я загадил голову старика Фросрея. Убил на это годы. Это я надоумил его сунуться в Мерзлый лес...
— Ты?! — удивленно смотрел на него Рэвул. — Ты виноват в гибели Страны Волка? — разозлившись, Рэвул двинулся к нему.
— Да ладно ведь от этих дикарей тебя самого тошнило, — оправдывался Ортопс. Рэвул подошел и ударил, ну как ударил, толкнул Ортопса кулаком в лицо. — Дружище ты, что никогда никого не бил?! — Ортопс приготовившийся к чему-то серьезному даже разочаровался такому слабому удару. — Это в твоем понимании боль?! — улыбнулся он. Рэвул, в котором разыгрались смешанные эмоции, отошел в сторону. — Да не обижайся. Ты меня еще благодарить должен. Ты хоть мир посмотрел, хоть вылез из этой деревни, из этой отсталой дыры. Ты даже называешь, ее 'Страна Волка', никогда не говоришь 'моя страна'. Я тебя освободил, так радуйся этому.
— Заткнись, — Рэвул не хотел его слушать. В речах Ортопса он чувствовал свое истинное отношение к погибшему дому, однако на сознательном уровне пытался заставить себя так не думать, не соглашаться с этой тварью. Он ненавидел Страну Волка, но понимал что это его дом. Он просто старался уважительно относиться к своему погибшему народу, хотя какой-то глубокой скорби в нем не было.
— Проваливай отсюда, — Кэйбл наставил на Ортопса меч.
— Ну, прекращай ну! — уже взмолился Ортопс. — Какой же ты... солдат, на всю голову. Ты меня гонишь отсюда, хотя мне здесь самое место. Это я должен был вести его по диким землям, я должен был довести свое детище до ума. Да и тем более мы с ним оба твари Тьмы, у нас темная солидарность...
— Ты тварь Тьмы? — уточнил Кэйбл.
— А кто еще? — заинтересовался Рэвул.
— Никто не знает, какой природы этот выкидыш, — Кэйбл смотрел на Ортопса.
— Ведь вы тоже не природы Тьмы господин оборотень, — Ортопс говорил Рэвулу. — Вы проклятие созданное Духом в обход всяких законов. И этим мы с вами опять похожи, — Ортопс коварно улыбнулся. — То есть всем нам в этом кошмаре, на этом юге, всем нам тут место, даже этому беглому рабу, — он указал на перепуганного Чарльза. — Вопрос только в том, что здесь делаешь ты солдат Страны Белого Камня, артэон. Уж не задумал ли ты вместо меня довести Проклятие Таргнера до его логического финала? Зачем тебе это... Понял! Хочешь руками чудовища уничтожить золотой город? Я только за! И если хочешь чтобы я никому про тебя не рассказывал, то возьми меня с собой!
— Черт с тобой, — Кэйбл опустил меч.
— Мы просто прогуляемся все вместе, — успокаивал всех Ортопс, в глазах тая коварство. — Я серьезно недооценивал злодейский потенциал СБК. Так вы действительно собираетесь дать нашему волчонку покончить с Армидеей. Так, а дальше то что? Потом когда останетесь одни с Проклятием Таргнера здесь в изолированной ото всех Преферии, думаешь, выстоите? — он коварно смотрел на Кэйбла.
— Выстоим или погибнем. Будем надеяться на наиболее благоприятный для нас исход развития событий. Мы готовы сыграть по крупному. Готовы сами оказаться на краю пропасти лишь бы столкнуть в нее Армидею. К тому же уничтожив Армидею, наш оборотень немного подустанет, если вообще выживет. Мы добьем, что останется. И не надо говорить СБК. Я представляю интересы лишь кучки заговорщиков из военного генералитета. Патриотов готовых на все ради своей страны. Я здесь незаконно. Официальной позиции СБК я сейчас не представляю. И Ортопс, если хочешь идти с нами тогда заткнись! — Кэйбл убрав меч, двинулся дальше.
Рэвул с непониманием смотрел на этих двух чудовищ. Глядя на то, как Кэйбл общается с Ортопсом и прекрасно его понимает, он видел, что этот воин мало чем отличается от этой твари. 'Пойдем', — Рэвул позвал Чарльза, про которого все забыли. Все двинулись дальше. Ортопс по дороге сначала начал доканывать Рэвула расспрашивая его о доме, о жертвах оборотня, как он видит их, понимает ли он что эта кровь на его руках.
— Ну и как дела мальчик мой? — Ортопс шел следом за Рэвулом.
— Отвали, — не хотел его замечать Рэвул.
— Серьезно я прямо ощущаю какие-то отцовские чувства. Испытываю гордость, видя, то во что ты вырос. Ты Проклятие Таргнера мое главное достижение.
— А ты значит какое-то непонятно что?
— По дому скучаешь? Я это к тому, что твои родственники, твоя страна, все это погибло не просто так. Есть высшая цель, скоро ты ее познаешь! Скоро весь мир познает. Мы стоим у истоков чего-то великого.
— А у тебя разве не было дома?
— Нет, не было.
Рэвула невозможно было доконать, ведь ему было на все наплевать. Рэвул был совсем неинтересен Ортопсу и поэтому он переключился на Чарльза.
— Ты значит человек? Не бойся меня. Я не причиню тебе вреда. Ты чувствуешь себя неуютно в этой компании? Хотя тебе должно быть комфортнее всех. Максимум того что тебя ожидает так это смерть. Ты единственный кто из нас может просто так умереть, не боясь за свою душу. Ты здесь самый счастливый. Так почему ты не желаешь ее? — Ортопс не давал Чарльзу покоя.
— Чего не желаю? — Чарльз просто не знал, как реагировать на эту тварь.
— Полного тотального освобождения от всего! Смерти. Или твоя жизнь тебя устраивает, если ты ее продолжаешь?
Ортопс еще некоторое время доканывал Чарльза, пытаясь заставить его окончательно во всем разочароваться. Он просил Чарльза поделиться ужасами рабства, чем едва не довел до слез этого несчастного старика. А затем, используя глубокую душевную боль, обиду Чарльза на несправедливую жизнь, Ортопс пытался убедить его в полном беспросветном ужасе этого мира.
— Представь себе, что бога нет, просто нет и все подчиненно хаосу. Твои обидчики не понесут наказания ведь души у всех одинаковые. Пройдет время, вы все просто умрете, ваши души освободятся. Тебя Чарльз не станет и твоя боль так и останется только твоей. Наличие бога — высшего разумного существа, хозяина мира, создателя мира означает наличие логики в происходящем вокруг. Скажи мне, глядя вокруг ты видишь логику в происходящем хаосе? Вот именно. Не будет никакого высшего суда, и возмездия в мире, где царит беспредел. За свою боль этому миру можешь воздать только ты сам...
— Ортопс! — наконец вмешался Кэйбл идущий впереди. Кэйбл долго молчал. Появление Ортопса стало для него полной неожиданностью. Он понимал, что этот псих в их компании лишний, но не знал что делать. Без помощи Духа с Ортопсом ему было не справиться.
— Чего? — отозвался Ортопс.
— Заткнись! И кстати ты почему еще в Преферии? Тебе что тут так понравилось?
— Да нет, пока у меня тут дела, — он взглядом указал на Рэвула. — Я должен довести свое детище до ума. Я прямо ответственность за это чувствую.
— Чарльз не слушай этого придурка, — пока Ортопс не слышит, Рэвул успокаивал старика. — У него просто у самого жизнь кошмар, вот он всем ее сломать и пытается. Наоборот глядя на него почувствуй свое с ним различие, почувствуй себя человеком, достойным, стоящим выше падших тварей, — Рэвул успокоил сердце Чарльза растревоженное Ортопсом.
— Я ведь так могу и обидеться! — все слышал Ортопс. — То есть, по-твоему, бог есть? И, следовательно, есть логика в происходящем? Но ведь ты сам видишь, что происходит вокруг. Так может ваш бог это зло, и спасения нет в принципе?
— Бог для людей это надежда. Надежда на то, что весь этот ужас частью которого являются твари подобные тебе, это еще не все и есть что-то свыше, — ответил Рэвул.
— Но ведь ты сам тварь, такая же, как я. И чудовище что обитает в тебе совсем не причем. Ты видишь в этом мире то же самое что и я, но только почему-то отрицаешь это.
— Да ты прав. Внутри я тварь такая же, как и ты. Люди и все вокруг сами заставили меня все ненавидеть. Но в отличие от тебя я пытаюсь держаться, пытаюсь быть лучше, — Рэвул даже остановился, чтобы все это высказать. Для него это было важно. Было важно, чтобы Ортопс олицетворяющий собой зло услышал его позицию.
— А от человека большего и не требуется. Нужно просто пытаться быть лучше! — поддержал Кэйбл, Рэвул ему улыбнулся.
— Ой, ну вы еще все за руки возьмитесь! — мертвецкое безжизненное лицо Ортопса недовольно сморщилось.
— Давайте побыстрее, а то плететесь еле-еле, — не мог не поторопить Кэйбл.
Они так и брели среди холмов и густых лесов между ними. Наступила ночь, сегодня можно было сделать полноценный привал, согреться у костра и нормально поесть как в случае с Чарльзом. Кэйбл отлучился ненадолго и принес каких-то ягод. 'Сразу глотайте их не раскусывайте', — разделив ягоды между всеми кроме Ортопса, пояснил Кэйбл. Рэвул проглотил несколько штук и спустя пять минут почувствовал внеземную легкость, отрывающую от тяжелой реальности. Пламя костра вдруг стало таким приятным и ласковым, на душе стало немножечко легче. На такой расслабляющей ноте слово за слово начался разговор. Только Ортопс с наступлением темноты почему-то замолчал, сначала он сидел молча и не с кем не разговаривал. Он обхватил руками плечи и смотрел в одну точку, ему видимо нездоровилось. Затем он отсел от костра и от компании, но всем было на него наплевать, на него никто не обращал внимания. Расслабившиеся Рэвул, Чарльз и Кэйбл его не замечали, вели себя так будто его нет. Они смеялись, о чем-то беседовали, при таком расслаблении даже разговоры на серьезные темы заканчивались смехом. Ортопс, все также молчаливо глядя в одну точку сначала закрыл уши чтобы не слышать голосов и смеха, затем отошел еще дальше от огня и сел на землю в лесу, один, окруженный темнотой.
Рэвул задал Кэйблу вполне ожидаемый вопрос: 'Зачем тебе все это надо? Почему вместо того чтобы находиться среди покоя мира артэонов ты сейчас сидишь тут с нами хрен знает где?'.
— Почему я не нашел счастья в мире артэонов? Почему нашел, просто потом потерял, — глаза Кэйбла наполнились печалью, суровые черты лица вечно застывшие в напряжении оттаяли, внутренняя боль проступала наружу. — Сначала я был просто солдатом, хорошим солдатом, офицером элитного подразделения. Женился, как и все. Дети. Две девочки. А потом моя жена умерла. Просто умерла и все... Знаю это как-то глупо. Ведь артэонам неведомы болезни, они не умирают раньше срока как люди. Они уходят, только когда приходит их время, когда их волосы становятся белыми как снег. Так говорят. Но выходит, умирают. Моя жена просто зачахла и умерла. Мне сказали, смирись, бывает люди просто уходят из жизни, и даже Духи не могут исправить этого, потому что это судьба. Воля бога, против которой Духи не смеют идти. Но какая же это чушь! Этот говнюк, я имею в виду Духа, этого нашего Баура, просто решил не спасать мою жену, он просто отпустил ее душу даже не подумав сделать что-то. Мой Дух типа решил остаться верным своей разумной непричастности и просто не стал нарушать естественное течение жизни, дав моей жене умереть. И вот за это я его ненавижу, его и всех остальных Духов, за то, что они смотрят на нас со стороны и не собираются помогать. Может все происходящее с нами что-то вроде развлечения для них, что-то вроде шоу?! Короче пошел он этот Дух со своей разумностью. Теперь во всем обществе артэонов я единственный дурак у которого просто умерла жена. Идеальный объект для черных шуток. Теперь среди тепла и счастья мира артэонов мне нет места, мне нечего там делать, — Кэйбл замолчал, отвернув взгляд в темноту. Рэвул шмыгнул носом, это история его тронула. Чарльз сидел, как обычно, а вот Рэвул растроганный историей заметно помрачнел, это всех рассмешило. Рэвул на первый взгляд кажущийся черствым был чувствителен к любовной тематике, история несчастной любви Кэйбла его серьезно задела. — Своих дочек я можно сказать больше не видел, — продолжал Кэйбл. — Их растят родственники, пока я здесь ищу смерти.
— Это как злая шутка. Когда ты смерти ищешь, ты ее хрен найдешь, — заметил Рэвул. Все с ним согласились.
— И получается, кто это бог или... Я говорю себе 'этот мир'. Этот мир отнял ее у меня, значит на фиг этот мир. Лично для меня ничто больше не имеет смысла. Война, когда все вокруг разрушается и все теряет важность, только здесь я чувствую себя нормально. Я теперь до конца воевать буду, пошло оно все. 'Кэйбл' понятно мое ненастоящее имя. Просто самому себе придуманная кличка. Война, которую мы ведем, зовется тайной, официально ведь мирное время на дворе. Гражданские и не ведают о том ужасе, что здесь происходит. Поэтому никакой благодарности от своего общества мы не получаем. Да мне ничего и ненужно. Я идеальный солдат для войны нового времени, — закончил свой рассказ Кэйбл.
Чудовищный жуткий крик где-то неподалеку огласил темноту. 'Ортопс!' — подскочил Рэвул. Все подскочили и побежали на крик. Крик, наполненный болью и ужасом, повторялся снова и снова. Будто Ортопса где-то там разрывали на куски.
— Эта больная безумная тварь! Что он там творит! — в поисках Ортопса в темном лесу Кэйбл пришел в ярость.
— Что с ним там делают? — Рэвулу было наплевать, чьи крики боли он слышит, на душе ему было тяжело. Его лицо автоматически застыло в гримасе сопереживания.
— Боюсь, он там сам с собой что-то делает, — ответил Кэйбл.
— Вот он! — крикнул Чарльз. Все сбежались к нему.
Ортопс на спине лежал на земле. Его глаза были открыты, однако взгляд был устремлен в никуда. Он тяжело дышал, из его рта текла какая-то пена. — Ортопс! Что случилось? — едва успел крикнуть Рэвул, как тело Ортопса резко затрясло в конвульсии, его глаза закатились, он снова завопил от боли.
— Больной сумасшедший урод! Тьфу ты, — Кэйбл с ненавистью толкнул Ортопса ногой.
— Похоже, ему больно, — от бешеных криков Ортопса нервы Рэвула совсем сдали. Он единственный смотрел на эту тварь с жалостью.
Ортопс мучаясь от какой-то ужасной боли, продолжал орать, как будто его режут. 'Нет, пожалуйста, не надо. Не причиняйте боли. Пожалуйста, остановитесь!' — не своим, каким-то детским голосом, вслух бредил Ортопс, пока его тело трясло, а сознание погрузилось в какие-то неописуемые залитые кровью болезненные воспоминания и кошмары из прошлого. Приступ прошел, Ортопс не шевелясь, моргнул, а потом посмотрел на стоящего рядом Рэвула. В его целом глазу Рэвул увидел отражение чудовищной боли и застывший настоящий ужас. Небольшая передышка и приступ повторился снова. Тело Ортопса снова затрясло, его сознание снова провалилось в кошмары, он снова заорал.
— Несчастный урод, — Кэйбл с отвращением смотрел на мучающегося от боли Ортопса. — Поделом ему. Ребята пойдемте отсюда, этот кретин своими криками в ночном лесу на нас беду накличет.
— А его что бросим? — сказал Рэвул указывая на содрогающегося в непонятных приступах Ортопса.
— Скажи, когда это ты стал таким сентиментальным?! — с улыбкой спросил Кэйбл. Рэвул стеснительно улыбнулся и поплелся за всеми следом. — Да брось, есть люди и существа, которым стоит сопереживать, а есть жуткие твари, они вне морали они не достойны понимания и сочувствия.
— Просто я сейчас в объятиях этого... зла! — не знал, как лучше выразиться Рэвул. — Мне почему-то впервые в жизни важно остаться человеком. Нормальным человеком.
Они ушли, с легкостью оставив Ортопса в ночном лесу лежать, орать и мучиться от неописуемой боли из прошлого. Ведь для всех Ортопс был жуткой мерзкой тварью.
День выдался солнечным и спокойным. Все также с востока на запад они пересекали долину лесов и холмов, стараясь держаться ее окраин. Туманные Холмы были тихим и спокойным местом. Кэйбл из арбалета подстрелил местную безкопытную козу, за пару минут разделав тушу забрав все самое лучшее, пообещав всем вкусный ужин. Они взбирались по лесистому склону холма. Солнце скрылось за ветками, все вокруг утонуло в тени. Кэйбл переступая через кочку, ногой задел какую-то веревку, сработала ловушка, и с соседнего дерева на них полетело огромное бревно. 'Берегись!' — успел крикнуть Кэйбл и все легли, огромное бревно веревкой привязанное к дереву пронеслось над головами Кэйбла и следующего за ним Рэвула. 'Что это было!' — Кэйбл усмехнулся, такой халтурно сделанной ловушке.
— Извини, не было времени все подготовить лучше, — мертвый без оттенков эмоций тяжелый сиплый голос раздался со стороны. Из-за дерева не просто тяжело дыша, а буквально силой втягивая воздух, срываясь кашлем, вышел Ортопс. Его лицо и без того бледное и неживое сейчас вообще замерло в трупном обморожении. — Вы бросили меня?
Кэйбл растерялся, Рэвул почему-то виновато опустил глаза, а Чарльз в страхе попятился назад.
— Прости Ортопс, — неожиданно извинился Кэйбл. 'Если что бегите. Уведи отсюда Чарльза', — шепнул он Рэвулу. — Ортопс прости нас. Прости дружище, — Кэйбл двинулся к нему. — Но ты орал как резанный, ты мог привлечь хищников...
— И привлек. Тварь, проявившая ко мне интерес, сейчас лежит разделанная под тем деревом, где вы бросили меня. И то же я должен сделать с вами.
— Не надо, зачем? Ведь среди нас твой друг. Вон он Рэвул. Просто пойдем дальше, пойдем все вместе, — Кэйбл подошел к Ортопсу близко, насколько можно.
— Нет. И не может быть у меня друзей. Я же тупая бессмысленная тварь. Мой удел темнота. Ты был полностью прав, — холодным мертвым голосом говорил Ортопс свирепо глядя на Кэйбла.
— Ты знаешь... — сказал Кэйбл, и резким рывком бросившись на Ортопса, мечом пронзил ему лоб. Из головы проткнутой мечом вместо крови потекла какая-то черная гадость.
— Что это? Я ослеп, — пока Кэйбл держал меч в его голове, говорил Ортопс. Кэйбл резко вынул меч и Ортопс свалился на землю и забился в конвульсии.
— Я его выключил. У нас есть пара часов, чтобы удрать. Бежим, быстрее! — всех торопил Кэйбл. Они убежали, снова оставив Ортопса валяться, на этот раз без сознания.
— Почему ты боишься его? — на ходу спросил Рэвул.
— Ни его, а его второго лика — Красного Великана, который просыпается в нем как чудовище в тебе, — ответил Кэйбл.
Следующие два дня пути через леса и холмы оказались странно спокойными. Ортопс так и не появился. Даже Чарльз шутил о том, что наконец-то выспался. Пройти незамеченными через Туманные Холмы не удалось. Представителей заправляющих в этих краях радгаров, нескольких охотников, а по совместительству и воинов из местного племени людей-псов Коборов встретили в середине дня. Облаченные в шкуры тварей, которых называли местными медведями, вооруженные мечами и копьями здоровенные полулюди полу собаки окружили троих незваных гостей. Кэйбл продемонстрировал им золотую пластину дающую право прохода через земли Коборов. Один из людей псов вырвав пластину у него из рук, разглядывая, покрутил ее в своих лапах.
— Это знак нашей королевы. Это бесспорно, но королева сейчас далеко, где гарантия того что вы не подделали ее символ? — с жутким акцентом прорычал огромный Кобор. У них здесь было туго с гигиеной. Шкуры всех этих людей-псов от слоя грязи казались серыми. Пока этот серый здоровяк допрашивал Кэйбла, двое других обнюхивали Рэвула и Чарльза.
— Что не видишь, какого цвета у меня броня? Эта броня крепка, как и твой меч радгар, они из одного горна. Я представитель ваших союзников, и я не посмею подорвать ваше доверие к моей стране. Просто мои дела заставили меня пройти через ваши земли, так уж получилось. Идя по своим делам, я вовсе не хотел создавать для вас проблем, поэтому вел своих людей по самому краю ваших холмов, — оправдывался перед лохматым громилой Кэйбл, держа руки на виду и не делая резких движений.
— Раз ты нам друг тогда идем и выпьем чаю у нашего костра, — сжав в руке пластину, сказал огромный человек-пес. Кэйбл не стал возражать. — Там ты поговоришь со старшим охотником, он и решит твою судьбу.
В сопровождении охотников Коборов они перевалили через холм и уже к темноте добрались до местной охотничьей стоянки. В углу небольшой поляны глубокая подземная нора, где во время охоты отдыхали люди-псы, на поверхности венчавшаяся небольшой бревенчатой избой. В центре поляны горит костер, за которым присматривают две тинрели — представительницы низшей касты женщин радгаров. Они крепкие, коренастые, от мужчин отличавшиеся только ростом, в виду отсутствия внешней красоты, не удостоившиеся права называться принцессами, поэтому ставшие местными чернорабочими. Облаченные в шкуры эти женщины-кошки с интересом наблюдают за тремя странными гостями, которых привели охотники. На костре в огромном чане кипит травяной чай, рядом снятая с вертела лежит жареная туша какого-то парнокопытного, уже прилично обглоданная. Земля вокруг костра завалена костями животных и людей, оставшихся от прошлых трапез. Все мужчины радгаров без одежд отдыхающие, у костра увидев незнакомцев, сразу подскочили, похватав оружие. Оглядывая поляну Рэвул, наткнулся на то, что лишило его сердце покоя. У входа в избу венчавшую нору, где спали здешние охотники, стояла небольшая клетка, в которой, согнувшись в три погибели, были заточены два человека, мужчина и женщина, как ему на первый взгляд показалось. Оба голые грязные прижавшиеся друг другу эти два человека молчат от страха не смея издать и звука. У боковой стенки избы был натянут навес из шкур, под которым в центре стояла колода с воткнутым топором, а в углу у стены лежало облепленное местными огромными мухами разделанное человеческое тело. Рэвул совсем по-другому взглянул на этих людей-псов, теперь в его глазах они стали чудовищами, жуткими ужасными монстрами. 'Кэйбл посмотри туда', — указывая на клетку с людьми шептал шокированный Рэвул. 'Да я знаю, успокойся, держи эмоции под контролем. Вон посмотри на Чарльза', — шепотом рявкнул Кэйбл. Чарльз, видимо уже имевший дело с дикарями радгарами смиренно опустил глаза и старался не на что не обращать внимание. Местный старший охотник, спал в норе под избой, разбуженный, поэтому недовольный он неохотно вылез наружу. Мордой похожий на овчарку человек-пес, чья грязная шкура каштанового цвета с вкраплениями седины была разукрашена узорами линий из белой засохшей жидкости. Злобным заспанным взглядом он осмотрел троих сидящих у костра людей. Завалившись на камень напротив них, он начал свой расспрос. Кэйбл поведал ему о Спасительном Ходе и двух освобожденных рабах (Чарльзе и Рэвуле) которых он ведет к спасению.
— Вы стали редкими гостями в наших землях.
— Да в последнее время проблемная зона сместилась дальше на запад в сторону границ Ладгарской Империи. Вся наша деятельность сейчас сосредоточена там. А эти земли пока погрузились в мир. Нам солдатам СБК здесь делать нечего, — пояснил Кэйбл.
— Мир?! — усмехнулся Кобор. — Это же юг, здесь не бывает мира! Ступайте спокойно по нашим землям, ведь вы союзники. Наши единственные внешние друзья, — он швырнул Кэйблу золотую пластину. — У вас очень хорошее оружие, мы уже к нему привыкли.
— А что стало с Игларией, с той миротворческой базой, которая отделяла вас от Приозерников? Мы сунулись туда, а там что-то странное творится, едва ноги унесли.
— Теперь то место окутано пробудившимся злом, — коварно улыбался главный здесь Кобор.
— У вас-то с этим злом проблем нет?
— Эти чудовища выращенные вами...
— Не нами, а армидейцами.
— Они же не живые. Без команды хозяина никуда не ходят. Они сидят там, в мертвой базе и убивают все, что входит на их территорию. Мы просто обходим те места стороной, — с кошмарным жутким акцентом, ломанным произношением из-за огромных клыков пояснил стоящий возле Кэйбла местный молодой охотник.
— Наоборот, пусть уж эти чудовища там подольше сидят. Быть может к тому времени как артэоны снова вернуться в наши края от рода врагов Приозерников уже ничего не останется! — указал на клетку с людьми местный старший охотник. Все окружающие люди-псы, понимающие артэонский язык, рассмеялись, будто услышав шутку.
— Артэоны я чувствую сюда уже не вернуться, — с тяжестью глядя на клетку с людьми пояснил Кэйбл.
— Возвращаться будет незачем! — после этих слов старого Кобора являвшегося здесь старшим охотником все радгары снова заржали. Для них это была очередная невероятно смешная в их понимании шутка.
— Зачем вы это делаете? — глядя на клетку, спросил Рэвул.
— Рэвул! — рявкнул на него Кэйбл.
— Вы что их едите? — проигнорировал он Кэйбла.
— Нет, — просмеявшись ответил старый человек-пес, выступающий здесь старшим охотником. — Сейчас нет. Вообще я не люблю человечину. Можно не побрезговать только затянувшимися холодными зимами.
— Знаю что это глупо, но тогда зачем все это? — Рэвул вдруг заговорил словами Рурхана.
— Однажды Приозерники убили нескольких наших охотников безо всякого зла вошедших в их земли. Они пролили кровь наших братьев, — пояснял старший в этой шайке Коборов охотник. — Это у вас у людей каждый отвечает только за себя, вам наплевать друг на друга. А у нас все не так как у вас. Все наоборот. Тронули одного из нас, тронули всех нас, всю стаю. Теперь истребить Приозерников это священный долг для меня лично, как и для каждого здесь стоящего радгара. Раньше нас от них отгораживали артэоны, теперь артэонов не стало. Этих двух в клетке так просто с собой пригнали, мало ли может жир или желчь по хозяйству понадобится. Наше единство есть сила дающая превосходство над вами. Мы делаем все, чтобы это единство оставалось нерушимым, — прорезая Рэвула хищным взглядом своих звериных глаз сказал старый уважаемый здесь радгар. Кэйбл молчал и не вмешивался.
— Нет, вы не правы. Людям не наплевать друг на друга, просто люди бывают разные. Я из племени, где мы жили стаей также как вы. В Стране Волка все были едины.
Местный старший охотник ненавистно глядя на Рэвула, сначала хотел что-то возразить, но вместо этого коварно улыбнувшись, что-то прогавкал на своем языке, и окружающие молодые радгары смеясь, бросились к клетке, где сидели двое пленных Приозерников. Из клетки они вытащили мужчину, заволокли его под навес, выбросив оттуда полуразложившееся тело. Мужчина молчал, не издавая ни единого звука, зато второй пленник, который сначала показался Рэвулу женщиной в итоге оказавшийся длинноволосым мальчишкой, оставшись в клетке, вопил от ужаса. Один из радгаров вытащил из колоды топор, и в следующую секунду мужчина закричал от боли. Глаза Рэвула застыли в ужасе от происходящего, если бы он умел плакать, то бился бы в истерике. Ужас куда больший, чем крики разделываемого заживо человека у него вызывало поведение Кэйбла и Чарльза. Эти двое сидели молча, смиренно опустив взгляды, делая вид, что происходящее их не касается. Крики прекратились, человек умер от болевого шока где-то под этим окровавленным навесом. У Рэвула внутри все будто обрушилось, крики боли этого человека будто прожгли его душу, каждый вдох теперь отдавался болью. Один из людей-псов с окровавленными руками подошел к костру и забросил в угли какие-то человеческие внутренние органы, которые так мучительно они с дружками только что извлекли из того умершего от боли мужчины. Запеченная в углях эта дрянь для этих животных была чем-то вроде деликатеса. С дымом стал разноситься запах жареной человечины.
— Вот видишь вот тебе явное доказательство, — звериными глазами старый Кобор смотрел на шокированного Рэвула. Этот старший здесь охотник остался доволен уроком, который был устроен наглецу Рэвулу посмевшему сравнить род радгаров и людей. — Человек человеку волк, у вас проблемы у каждого свои и от этого проблем у вас так много. Я бы не смог просто так сидеть и смотреть на смерть своего собрата. Я бы лучше умер, пытаясь защитить честь своего рода. А у вашего рода такой чести нет.
— Зато мы люди в отличие от вас свободны. Мы можем сами выбирать себе в жизни путь, — единственное, что смог ответить этому говорящему животному Рэвул.
— И эта дарованная природой свобода делает вас слабыми, — последнее слово все же осталось за чудовищем в облике старого человека-пса. Кэйбл так и сидел, не поднимая взгляд. Затем гостям, как и было, обещано, дали выпить крепкого бодрящего чая.
Спустя пару часов, когда опустилась ночь, Кэйбл и Чарльз сидели уже у своего костра в нескольких километрах на запад от охотничьей стоянки Коборов. Рэвул, обиженный, не желая с ними разговаривать, сидел один в темноте, в стороне от костра.
— Это животное, эта тварь. Он прав. Все мы люди друг другу волки, наверное, мы единственные кто может вот так просто смотреть на казнь себе подобного. И как назло мое чудовище опять не пробудилось, — заговорил Рэвул.
— Ты ничего не понимаешь! — вспылил Кэйбл. — То есть я, по-твоему, трус которому наплевать на страдания другого себе подобного? Нет, я просто здравомыслящий человек. Этим мы от них и отличаемся. Он говорит, что не смог бы слушать вопли своего умирающего собрата и лучше бы умер. Ты думаешь, мне было сложно поступить также? Достать меч и броситься на этих тварей! И что бы это дало? Мы бы уже были мертвы! Переть против такой кучи радгаров в одиночку это бессмысленно. Понятно для тебя жизнь не имеет значения, да и на меня тоже наплевать, ну а как же Чарльз? Не факт что его убили бы, быть может, он тоже оказался бы в этой чертовой клетке! — выплеснул все накипевшее Кэйбл. — И вообще этого человека убили из-за тебя. Если бы ты держал язык за зубами, то его может, и не тронули бы.
— Какая разница? Того бедолагу убили бы не сегодня так завтра. Он все рано был труп, — Рэвула потряхивало от внутреннего несогласия с жизнью, ему приходилось с трудом давить слова.
— Давай рассуждать разумно, этим мы и отличаемся от этих животных. Единственное разумное, что мы можем предпринять в этой ситуации, вернее я могу. Так это вернуться домой и рапортовать начальству о беспределе который творят Коборы. Сообщить в штаб о том, что миротворческой базы, этой Игларии больше нет, из-за чего люди-псы скоро вырежут весь народ Приозерников. Только заставить командование вернуть туда миротворческие войска — это единственное разумное, что мы можем.
— Мы для них мясо, жир и желчь. А почему бы этих Коборов просто всех не уничтожить? Это же какие-то твари, как раз одни из тех к которым нормы морали не должны относиться. Сидя там я снова опасно для себя желал, чтобы чудовище пробудилось и разорвало их всех в клочья.
— Ну и дурак же ты Рэвул. Ты судишь их так будто они люди. Это долбанные полуживотные! Для них разрезать человека заживо и извлечь из него филейные части это нормально. Это для тебя подобное неприемлемо и вызывает шок, а для них это все равно, что зефирку на палку насадить и на костре пожарить. Для них это нормально, потому что они не люди, а вчерашние животные. Не надо судить их как людей. А все произошедшее случилось на наших глазах только потому, что кое-кто не умеет держать язык за зубами. Давай оставаться разумными, этим мы от этих тварей и отличаемся, — сказал Кэйбл, и после наступила тишина. Рэвул не знал что ответить, эмоции буквально кипели внутри него.
— Рэвул прекращай. Хватит там сидеть одному в темноте. Иди к костру, — позвал его Чарльз. Рэвул не желая изображать из себя обиженного, молча подошел к костру. После пережитого у костра Коборов, сейчас все молча смотрели в огонь, этой ночью спать не хотелось никому, нервы у всех были на пределе.
Они уже покидали холмистую долину. Было ранее утро. Эта долина наконец-то доказала свое название. Все заволокло непроглядным белым как молоко туманом. Как обычно на протяжении нескольких последних дней Рэвул шел следом за Кэйблом. Вокруг стояла тишина, все было нормально, пока он не почувствовал на себе чей-то недобрый взгляд. Обернувшись сквозь клубы тумана, Рэвул увидел кого-то похожего на человека стоящего метрах в десяти на высоком камне. Толком было не разглядеть. Этот кто-то тут же исчез, едва Рэвул поймал его взглядом.
— Кэйбл там в тумане...
— Я знаю. За нами кто-то наблюдает. Не знаю только один он или их несколько, — не останавливаясь, ответил Кэйбл.
— Радгары?
— Мы уже уходим из их земель. Нет. Кто-то другой, в таком тумане нам лучше двигаться дальше. Дойдем до леса, вы двинетесь дальше, а я постараюсь узнать, кто за нами наблюдает...
Едва Кэйбл успел договорить, как между ним и Рэвулом в землю врезалась стрела. 'Ложись!' — крикнул Кэйбл. Закрепленный на кончике стрелы какой-то волшебный камень раскалился докрасна и спустя мгновения взорвался. От взрыва буквально под носом Рэвула отбросило на пару метров, оглушенный, он беспомощно свалился на землю. Попытавшись подняться, он увидел Кэйбла, тот лежа на земле что-то кричал ему, по всей видимости, велел уползать. Еще одна такая же стрела врезалась в землю рядом с Кэйблом, раздался второй взрыв. Затем еще несколько взрывных стрел перепахали землю вокруг. Не чувствуя тела, ничего не слыша из-за чудовищного гула в ушах, Рэвул беспомощно лежал пока его присыпала земля разбрасываемая раздающимися вокруг взрывами. Все вокруг заволокло белым дымом. Рэвул вновь почувствовав свое тело начал подниматься с земли. Из его ушей шла кровь, каждый удар сердца отдавался болью в голове. Ничего не слыша и не ощущая, будто в тяжелом сне сумев подняться, он растерянно смотрел по сторонам. Затем окружающий туман будто стал гуще — дымовая завеса от специальной артэонской гранаты заволокла все вокруг Рэвула, рядом лежавший Чарльз исчез из вида. Едва он сделал шаг в сторону Чарльза, как ему в шею что-то воткнулось. Какой-то дротик, не успел Рэвул вытащить его из себя, как его ноги подкосились, и он упал на землю. Дротик был или отравлен или содержал в себе снотворное. Рэвул почувствовал как что-то пьянящее и сладкое, распространяясь по телу, утягивает его в сон. В последние секунды, нахождения в сознании, он увидел, как из тумана вышел человек. Он был одет в серебристые доспехи, идеально скрывающие тело и идеально сидящие — это был бронекостюм, его лицо под шлемом скрывала черная маска, оставляющая открытыми только глаза. Эти глаза были необычного для человека светло-желтого цвета часто встречаемые у артэонов. Неизвестный солдат склонился над теряющим сознание Рэвулом. Последнее что успел увидеть Рэвул, прежде чем полностью отключиться, это как Кэйбл с мечом набросился на атаковавшего их неизвестного артэонского желтоглазого солдата. Завязалась схватка, которую Рэвул уже не увидел, он провалился в сон.
Рэвул пришел в себя в каком-то продуваемом, наверное, всеми ветрами на свете месте. Вершина какого-то холма. На окружающие просторы опускается вечер. В небе вьются черные грозные тучи. Где-то рядом трещит костер. Рэвул аккуратно поднялся и пошел к костру. Он снова жутко обрадовался, увидев Кэйбла сидящим у огня. А то он уже испугался, не похитили ли его.
— Где Чарльз? — сев у костра первым делом спросил Рэвул. Кэйбл впервые был так неразговорчив. Посмотрев на него Рэвул увидел, что его броня ниже груди измазана кровью. В его броне осталось несколько серьезных пробоин, кровь была его. Сам он выглядел бледно и изможденно.
— От воздействия лошадиной дозы транквилизаторов, каких-то волшебных, ты проспал трое суток. Я тащил тебя на себе, сколько мог. За нами увязалась стая местных одноглазых волков. В лесу они нас просто достали. Мы поднялись сюда на высоту, чтобы хотя бы одну ночь немного отдохнуть. Я как ты видишь, немного потрепан, — устало и обессиленно говорил раненный Кэйбл.
— Все нормально? — В ответ Кэйбл только кивнул. — Что произошло?
— Это был убийца. Одиночка. Профессионал. Чуть не достал меня, — Кэйбл указал на дыру в боку. — Убийца был артэоном. Этот ликвидатор, солдат такой же, как и я, служил враждебным нам артэонам-глобалистам. Посланный своим командованием он хотел остановить нас. Но оказался молод, я прикончил его.
— Значит он хороший. Ведь мы же получается плохие? Ты ведешь меня туда, где мое жуткое чудовище получит развитие. Мы все злодеи. Неудивительно, что нам снова повезло.
— Мир артэонов он не един по своей природе, — Кэйбл отрывал Рэвула от ненужных мыслей. — Мир артэонов тоже разбит на лагеря, порой противостоящие друг другу. Различные политические течения, различные идеологии пульсируют в разных артэонских обществах. Есть два самых крупных политических течения, фактически разделяющие мир артэонов пополам, обрекающие нас на постоянное внутренне противостояние. Это глобалисты и изоляционисты. Идеи изоляционистов просты и логичны. Мир артэонов способен существовать независимо от окружающего мира. Мы можем закрыться за высокими стенами и позабыть о диком мире вокруг. Так мы в основном и делаем. Но идея изоляционизма она намного шире. Ведь от этого мира не закрыться полностью. Можно выстроить какие угодно стены, но они не спасут. Спрятавшись за стенами, ты просто загоняешь себя в угол, потому что в нашем диком мире враги неизбежно когда-нибудь придут к твоим стенам. Пока ты будешь прятаться, и зарываться, кто-то другой будет развиваться, и этот другой потом просто уничтожит, сотрет, вытеснит тебя. Так устроен наш мир. Идея артэонского изоляционизма гласит: ради мира и покоя среди артэонов весь окружающий мир должен быть погружен в хаос. Недостаточно просто спрятаться за высокими стенами, нужно еще контролировать все, что за ними происходит и следить, чтобы никто не развился и не окреп достаточно, чтобы уничтожить тебя. Все благополучие должно распространяться только на мир артэонов, остальной мир должен прозябать в руинах и хаосе. В общем, изоляционистам наплевать на окружающий мир, понимая, что всех не спасти, мы думаем лишь о благе для артэонов. Мы те, кто не боится смотреть правде в глаза.
Идея глобализма... полная чушь. Это как бы попытка найти компромисс. Они думают, как сделать так чтобы и артэонам было хорошо, и в мире царил порядок. Ищут равновесие устраивающее всех. Говорят о единстве людей и артэонов. Но это невозможно. Всем хорошо быть не может.
— Ты этот... изоляционист? — с трудом выговорил Рэвул.
— Да. В древности первые артэоны пытались жить мирно. Они никого не трогали и ни на что не претендовали, пытались убежать, скрыться. Первые из нас пытались строить свои идеальные общества в пустынях и в других богом забытых местах. Но куда бы, мы не спрятались, нас все равно находили и убивали. Нас истребляли, хотя мы желали только мира. Нас вынудили позабыть идеи о мире без насилия и вечной гармонии. Нас извратили, заставили стать чудовищами подобными всему вокруг. Нам не дали быть идеальными в итоге мы стали тем, чем стали. Мы стали сильными развитыми прогрессивными, обогнали всех, вырвались в глобальные лидеры, теперь мы можем позволить себе творить с этим миром что захотим. Раньше они убивали и терроризировали нас, теперь наоборот мы убиваем и терроризируем их. Теперь пусть мучаются. Они сами нас такими сделали. Это они заставили нас познать, что такое Малдурум, ввергли нас в безумие.
— Как же все сложно, — Рэвул пытался выразить свое разочарование этим миром. — Я никогда не должен был покидать Страны Волка. Я только сейчас понимаю, как был счастлив, когда ничего не знал.
— Оглянись вокруг, посмотри на Преферию. Ты сам видишь, что происходит. Преферия это рассвет идеи изоляционизма. На севере все тихо и спокойно, зато на юге все погружено в хаос. Весь бардак, который здесь на юге ты видишь вокруг все это следствие нашего влияния. Действия разведки, диверсионных служб, следствие слабости склонных к саморазрушению людей в ходе эволюции оказавшихся беззащитными перед идеальными достигшими прогресса артэонами. То есть перед нами, — Кэйбл сторонящийся мира артэонов глядя на него со стороны говорил о нем как посторонний.
— В глобальном внутреннем артэонском противостоянии изоляционистов и глобалистов есть свои центры. Главный рассадник, оплот мировой идеи изоляции это Райнона — огромный союз десятков Духов и свыше миллиарда артэонов. Древняя и очень могущественная артэонская сверхдержава. Она находится недалеко от нас, чуть севернее, в северо-западной части Межокеании. В Стране Белого Камня имеется очень мощное райнонское лобби. Можно сказать моя родная страна марионетка Райноны. Эта древняя артэонская держава с древних времен помогает моей стране, они контролируют нас. Мы с ними союзники. С самого начала своего образования СБК создавалась как классическое изоляционистское государство. Мы изгнали, уничтожили людей в Северной Половине. С успехом реализовали идеи райнонских правящих элит. Стали их подопытными крысами, Преферию превратив в инкубатор для их экспериментов. Южную Половину мы превратили в разодранную гражданскими войнами, государственными переворотами и революциями помойку. Все это не наши идеи. Все это пришло к нам из Райноны. Мы просто исполнители. Но у Райноны нашей покровительницы есть враги, следовательно, это наши враги.
Глобалистов немного, но они есть. Например, далекая от нас артэонская империя Нария. Тоже очень древняя. Они ведут с Райноной настоящую холодную войну, настоящее глобальное противостояние. Когда Армидея появилась, Нария тут же подмяла ее под себя. Армидейцы были готовы объявить себя преферийским глобалистами, то есть встать у нас на пути и мы были готовы объявить им войну и уничтожить их. То есть понимаешь, мы артэоны были готовы перерезать друг друга, начать полноценную войну между собой. Мы тогда были сильны, а армидейцы только набирались сил, это заставило их одуматься, они объявили себя нейтралами, и вроде как пока Райноне не сдаются. Сегодня Преферия это апогей идеи артэонской изоляции. На севере у артэонов все тихо и спокойно, на юге у людей царит кошмар и хаос. Жестокое кровавое равновесие.
Этот убийца, который настиг нас в тумане он, скорее всего такой же солдат, как и я присланный Нарией. Нарийская разведка контролирует ситуацию в Преферии. Они узнали про нас, и по неподтвержденной информации послали одного человека, чтобы остановить нашу миссию. Перед смертью тот солдат успел сказать только что он глобалист, пришел мстить нам, эгоистичным тварям которым наплевать на мир.
— Глобалисты получаются хорошие...
— Что за бред ты несешь 'плохие', 'хорошие'! Как примитивно ты мыслишь. Нет в этом мире не плохих не хороших. Нет никакого добра и, следовательно, зла тоже. Все определяется индивидуально. Есть только ты, твои взгляды, твоя идеология, все, что им соответствует это для тебя и есть добро, все, что нет — зло. Все те, кто мыслят по-иному, кто своими взглядами противопоставляет себя тебе, все это твои враги, оппоненты, конкуренты — твое личное зло. Любая другая идеология, какой бы высокоморальной она не была, если она не советует твоей, то для тебя она неправильная. Это закон выживания. Плевать на мораль она всегда относительна, главное это что лучше для тебя и твоего общества. И не может быть по-другому. Ты говоришь о чуваке, который пытался нас всех убить, что он хороший, только потому, что мы плохие? Нет, он наш враг, он зло для нас и по-другому быть не может. Наши с тобой интересы сейчас совпадают. Ты хочешь мести за уничтоженный дом, я хочу мира для Северной Половины и всей Преферии, мы друзья, все кто против нас — враги.
— Уничтожение Армидеи. Ты видимо не представляешь себе, что это такое. Сколько жизней должно оборваться. Жестоко оборваться. Кроваво. Я несу в себе чудовище жаждущие уничтожить миллионы людей, ты помогаешь мне, нет такой идеологии, которая могла бы оправдать нас. Не знаю насколько все сложно в этом мире устроено, но мы точно не хорошие ребята.
— Договорами, улыбками, разговорами, одним словом в рамках морали сделать мир лучше невозможно. Подъем приходит следом за кризисом. За благое будущее нужно биться, должна проливаться кровь. Просто есть те, у кого хватает силы это признать, а есть те, у кого нет.
— По-моему дело не в силе. Вернее не только в силе. Люди разные, такие как ты конечно тоже нужны. Но если бы все были такими, мы бы давно друг другу перегрызли глотки, все бы к чертям уничтожили. Мне так кажется. То, что ты говоришь это правильно лишь отчасти.
— В нашем мире нет абсолютной истины. Я же говорю, только ты решаешь, что для тебя правильно.
Артэонам не нужны деньги или иные материальные блага. Наша политика не зависит от экономики. Артэонам, как и любой другой силе, нужно могущество, глобальное доминирование, можно сказать власть над миром. Хотя власть нежеланная. Артэоны бьются за власть и лидерство в этом мире не потому что жаждут самой власти и богатств. Нет. Просто дело в том, что мир так устроен, кто-то должен им править. Должен быть лидер, должен быть центр, а иначе все вокруг погрязнет в хаосе. И хаос будет продолжаться, пока этот мировой центр не появится, пока не установится единый порядок. Артэоны прекрасно понимают, что если они не будут биться за лидерство в этом мире, значит придет кто-то другой какая-то другая сила, которая подомнет все под себя. И скорее всего эта сила будет к артэонам враждебна. Скорее всего, это будут наши враги — темные маги, сама Тьма в облике всех разумных ее проявлений. Мы понимаем это и поэтому продолжаем свое участие в битве за мир. Как бы мы не хотели замкнуться в себе и жить в своей гармонии, наплевав на все вокруг, мы не можем себе это позволить. Артэонский изоляционизм это единственный возможный способ существования. Жить только собой, во всем остальном мире видеть только кучу дикарей, развитие которых недопустимо. Это легко, просто, у нас это получается и по-другому никак.
Артэоны просто выбились в лидеры. Быть лидером в диком жестоком мире значит быть хладнокровным жестоким, коварным и расчетливым диктатором опирающимися только на силу и ужас, действующим только при помощи террора. Но при этом говорить нужно только о свободе и справедливости, защите человеческих прав и демократии. Будучи чудовищем, сумевшим этот мир себе подчинить свою чудовищность нужно скрывать, а то тебя быстро уничтожат. И о власти своей и о силе лучше не трепаться. Провозгласи себя властителем мира официально, и тогда найдутся в этом мире те, кто поставят своей целью твое свержение. Править этим диким миром можно только тайно, будучи кованым, хладнокровным чудовищем. Мы и не заметили как стали чудовищами, это как-то само собой получилось, — бледный от потери крови то ли говорил Рэвулу, то ли бредил себе под нос Кэйбл. — Мы ввергаем людской юг в хаос только от того что у нас нет выбора. Мы вынуждены быть чудовищами, вынуждены контролировать ситуацию и не допускать развития врагов. Враги наши это люди, только в них мы видим конкурентов. Поэтому не будет мира между людьми и артэонами, никогда. И по-другому никак. Добро нежизнеспособно в этом мире. В жестоком мире добро есть слабость.
Холодный ветер шумел в ушах, трепал маленький костерок. Кэйбл закрыв глаза, отключился сидя у костра. Пришел Чарльз, он, полазив по склонам, насобирал каких-то целебных трав для израненного Кэйбла. Рэвул пошел пройтись, подышать свежим воздухом. С вершины холма открывался красивый вид. На западе раскинулись болота, на востоке остались вереницы холмов. На севере прямо перед ним такой же высокий холм всю вершину которого заполняли руины какой-то каменной крепости. Обветшалые, полуразрушенные башенки, купола отдельных помещений, все это по периметру обведенное прочной каменной стеной.
'Проект 'Новопрайм' так и не состоявшийся, — как наутро объяснит ему Кэйбл. — Планировалось настроить таких крепостей оснащенных телепортами по всей Южной Половине, а после, разместив там войска под видом миротворцев, в один прекрасный день нанести удар по людям юга. Разом уничтожить все правительства и все крупные города на диком юге. А затем взять эти земли под контроль. Фактически сделать то же самое что мы сделали в Северной Половине, провести Третью Чистку. Мы хотели приручить юг, объединить этих дикарей в одну огромную империю, аналогичную Арвладе. Империю, в которой они бы жили без войн, империю рабовладельческую, конечно же. В Северной Половине разумная компактная артэонская Арвлада, в Южной Половине, являющаяся полной противоположностью огромная дикая рабовладельческая империя людей — так наши стратеги видели Преферию. Люди на юге должны жить одной единой огромной рабовладельческой империей, имеющей одну столицу, единого императора, в тени которого стояли бы мы. Объединив огромный юг в одну империю, тайно, оставаясь в тени, мы бы правили ею. Мы бы повелевали всей Преферией. Тогда хаоса на юге и войн между нами и людьми можно было бы избежать.
Мы хотели взять всю Преферию под свою власть. Но ничего не вышло. Проект пришлось свернуть. Все из-за семейных проблем нашего правителя Рагнера-Кона, мать его. Говорят всему виной его несчастная любовь, блин. Проект 'Новопрайм' как и многие другие был закрыт. Было объявлено о новой военной стратегии 'невмешательства в дела людей на юге'. И все из-за какой-то бабы, которая задурила мозги нашему правителю. Она, видите ли, хотела мира, и все труды моих предшественников пошли насмарку. Мы тогда почти полностью ушли с юга, оставили диких людей без тотального контроля. Почти утратили контроль над ситуацией, пытались наладить с ними равный диалог. И спустя несколько десятилетий получили Южный Прорыв, когда все дикари с юга, собравшись в огромную армию, снесли нашу оборону и прорвались за периметр. Этот жестокий урок научил нас тому, что мы не имеем права бросить диких людей без присмотра. Мы должны их постоянно контролировать, подавлять и обессиливать иначе они нас сожрут. Сегодня мы снова вернулись на юг. Наших военных баз здесь сотни. Мы снова все контролируем.
Кто знает, быть может через пару десятилетий, мы еще вернемся к проекту 'Новопрайм'. Эти старые крепости оживут, и мы нанесем сокрушительный удар, вырежем здесь всех умников, возьмем юг под контроль раз и навсегда. Объединим этих дикарей в одну огромную империю, которой будем тайно управлять'.
Дальнейший путь пролегал в юго-западном направлении. Начались лесистые болота. Несколько километров пришлось пройти по колено в воде, избегая трясин. Полчища москитов и других огромных жуков облюбовали Чарльза. Ни к артэону Кэйблу, ни к проклятому Рэвулу, они не лезли. Глаза Рэвула снова стали волчьими, его стал мучить кашель срывающийся животным рычанием. Чудовище снова шевелилось в нем, просилось наружу. Пытаясь спасти Чарльза от ужасных москитов Кэйбл, укутал его в свой камуфлированный плащ. Наконец среди, казалось бескрайних болот, попался сухой островок. Первым делом решили разжечь костер, чтобы дымом отогнать жужжащую в воздухе нечисть. Все разбрелись за дровами.
Армидейский солдат, судя по золотистой броне старой потасканной измазанной какой-то желтой гадостью. Совсем не молодой. Плечевые знаки различия сорваны. Броня прикрыта самодельным маскхалатом, свитым из веток, листьев, веревок. Лицо раскрашено той же желтой гадостью, что и броня. Он сидит на коленях усыпанный свежими листьями, опадающими с деревьев. Розовые цветы, выложенные в несколько рядов, лежат вокруг него. Источающие благовонье травы дымятся в железном блюдце перед ним, закрыв глаза, он просто медитирует. 'Вот ни фига себе!' — удивился Кэйбл, встретив этого солдата в таком виде на островке среди болот в дебрях дикого юга. От удивления Кэйбл едва не выронил ветки, которые насобирал в качестве дров. Солдат беспечно, медленно открыл глаза, сощурился от непривычного света, и только тогда заметив Кэйбла удивился.
— Ты кто такой? — Кэйбл замер, не зная доставать ему меч или нет.
— Свободный артэон, — совершенно спокойно последовало в ответ.
— Что дружище заблудился в Малдуруме?
— Я просто отдыхаю. А что здесь делаешь ты, солдат СБК, среди гадких болот?
— Малдурум. Для кого безумие, а для кого свобода, да? — они оба заулыбались. — Безумец, знаешь какую-нибудь сухую дорогу из этих болот?
— Куда и зачем ты держишь путь? — затушив тлеющие травы источающие благовонию, армидейский здоровяк поднялся с колен.
— Совершаю Спасительный Ход. Веду две заблудившиеся души на север к лучшей жизни. Хочу пройтись по неспокойному северу Ладгарской Империи. Может, там найду еще кого, кому нужна помощь.
— Ладно, я выведу тебя. Только если про меня никому не расскажешь. И не будешь задавать мне больше вопросов, — здоровяк подошел к Кэйблу. Его внимание сразу приковали повреждения в темно-синей броне. — Майор Курс, — представившись, он протянул Кэйблу руку.
Кэйбл привел армидейского майора к вот только разожженному костру, у которого сидели Рэвул и Чарльз. Рэвул, чтобы было больше дыма, накидал в огонь каких-то шишек, Чарльз веером из больших листьев разгонял густой дым по округе, распугивая москитов. Они оба замерли на месте увидев странного армидейца пришедшего с Кэйблом. Кэйбл представил их друг другу. Пожимая руку Рэвулу увидев волчьи глаза армидеец странно завис, но задавать вопросов не стал, вроде заулыбался, уселся вместе со всеми у костра. Двух своих товарищей Кэйбл представил как беглых рабов.
— Эти болота, несмотря на свой отпугивающий вид самое спокойное здесь место. Сюда никто не лазит. Только здесь можно вздохнуть спокойно. Не думал, что этот день подкинет мне собеседников. Думал, снова придется говорить только с собой! — сидя у костра говорил этот безумный армидеец назвавшийся майором Курсом.
— Что домой-то не тянет? — спросил его Кэйбл.
— Там все не настоящее, там все иллюзия. Одним словом: 'Все Духом подсвечено', только здесь реальность. Уж, какая есть. Не хочу я возвращаться. Хочу остаться здесь, в стороне от войн и безумия, — ответил безумный армидейский майор.
— Ты же понимаешь, что в покое тебя не оставят? Они придут за тобой. Тебя просто ликвидируют, — предостерег Кэйбл.
— Пусть приходят. У меня для их встречи все готово. Ловушек много наставлено. Слышишь, — он обратился к Кэйблу, — ты неважно выглядишь. Твои раны. Я мог бы помочь. Сейчас пойду, насобираю лечебных кореньев, их тут много растет. А то свой Спасительный Ход, я чую, ты можешь не закончить.
Армидеец встал, отряхнулся и пошел за кореньями. 'Странный тип', — сказал Рэвул, когда армидеец ушел.
— Ты чувак с волчьими глазами говоришь такое?! — всех рассмешил Кэйбл. — Он странный и мы не лучше. Одно слово — безумие, долбанный дикий юг.
Рэвул успел различить какой-то странный желтый дым, пронесшийся в воздухе. В следующую секунду в его глазах все раздвоилось, пошло кадрами как в старом кино. 'Газ!' — подскочив, крикнул Кэйбл. Произнеся заклинание, он активировал защитную маску, которая до этого была раздвинута по бокам шлема. Две нижние половины железной маски сомкнулись, закрыв нижнюю часть лица, изолировав дыхательные органы, как у сотрудника спецподразделения у него был шлем более продвинутой модели, лучше тех, что носили обычные пехотинцы СБК. Поэтому еще две половины автоматически сомкнулись, также укрыв его глаза. За доли секунды его лицо укрыла железная маска. В маску был встроен противогаз, он мог дышать спокойно, но его ноги все равно подкосились, едва не потеряв сознание, он свалился на землю. Он успел сделать несколько вдохов ядовитого газа, который теперь был в его легких. Рэвул и Чарльз уже лежали без сознания. Немного отдышавшись Кэйбл, все же пришел в себя, но только он решил подняться, как безумный майор врезал ему по голове лезвием меча развернутым плашмя.
Рэвул снова, уже который раз за последнее время приходил в себя непонятно где. Состояние было нормальное, даже голова не болела. Вот только в носу стоял какой-то мерзкий запах. Он руками в кандалах подвешенный к стене болтался в метре от пола. Они находились в каком-то небольшом помещении освещаемом несколькими факелами. Стены неровные, черные, каменные, скорее всего, снова какая-нибудь пещера. Рядом висел Кэйбл.
— Твою мать! Снова кандалы! — подергался, пошумел цепями и беспомощно повис Рэвул.
— Представляю, как тебя все это достало, — сказал висевший рядом Кэйбл.
В дальнем углу небольшого холодного высеченного в камне помещения, где они оказались, имелась решетчатая дверь, за которой была темнота. Судя по всему, это был единственный выход отсюда. Дверь была закрыта. Напротив них стена, в которой выдолблены различные полочки, заставленные пузырьками и баночками с какими-то травами, порошками, зельями. На некоторых полках валялись старые бумаги. У стены стояли ведра с какими-то жидкостями: несколько с водой, ведро с какой-то желтой жижей и еще несколько наполненные непонятно чем. У дальней стены стоял какой-то сундук. Они оказались в логове безумца. Чарльз, смотанный цепями, сидел отдельно на стуле в углу. 'Привет Чарльз!' — заметил его висящий на цепи Рэвул. Безумный майор не стал мучить старика и, смотав цепями, посадил его на стул. На полу пролегали старые рельсы, старые ржавые молотки и кирки валялись кучей в углу. Если также учесть ржавые, но все-таки качественные тяжелые цепи, которыми их сковали, они находились внутри какой-то старой заброшенной шахты, где когда-то рабы добывали что-то днями и ночами. Помещение, где они находились, в дни работы шахты было чем-то вроде склада, скорее всего здесь хранились взрывчатые вещества. За маленьким деревянным столом, на котором горела свеча, сидел майор Курс, он задумчиво смотрел на Рэвула и Кэйбла.
— Что подонок, газом, трусливо как какая-то тварь отравил нас. Что на честный поединок силы не хватает? — дергался в цепях подвешенный Кэйбл. Майор смотрел на него, совсем не реагируя.
— Ну и что тебе нужно очередное ты чудовище с дикого юга?! — с улыбкой спрашивал Рэвул. Ему было уже не страшно. Майор сидел все также молча, задумчиво подперев подбородок.
— Знаешь, с чего все началось? — поднявшись, майор неожиданно обратился к Кэйблу. — Однажды в штабе мне в руки попали одновременно артэонский еженедельник и сводка о событиях на юге. В военной сводке говорилось... не помню как точно. Речь шла о ситуации сложившейся в охваченных хаосом северных районах Ладгарской Империи. Думаю ненужно напоминать, что это мы при помощи мага Фросрея устроили ад в этих землях. Я сам был там, в числе этих 'миротворцев'. Смотрел как обычно на страдания людей. Приводились цифры о десятках тысяч погибших, умерших с голоду, пропавших без вести. Вот она приносимая артэонами демократия и независимость для глупых людей, во всей красе. И что же было в артэонской газетенке? Хоть что-то упоминалось о творящемся на юге кошмаре? 'Погода на неделю ожидается солнечная, запаситесь купальными принадлежностями и поспешите на пляжи'. Ты хоть понимаешь, что мы творим? — безумный Курс вплотную приблизился к Кэйблу.
Кэйбл залился диким смехом. Рэвул поддержал его улыбкой. — Очередная расплакавшаяся девочка. То, что мы творим это не хорошо! Мы зло! — ломая голос, кривлялся Кэйбл. — Знаю, я это тысячи раз слышал от других сломавшихся подонков. Это артэонская дефективность. Ну что же умник, тогда может, ты скажешь, как нам по-другому выжить?
— Никак. Нас вообще не должно быть. В нас встроена возможность самоотключения. Мы должны не выживать, а глядя на этот безумный мир принять разумное решение о самоуничтожении и спокойно уйти, как и подобает разумным существам. Мы должны бросить Духов, оставить их без источника жертв. Обречь их на 'голодную смерть'. Мы должны устроить бунт, выдвинуть Духам условия, заставить их, наконец, вмешаться и изменить этот мир! — разнервничался Курс.
— Гениальная теория! Сам придумал или, скорее всего кто-то рассказал? — потешался над ним Кэйбл.
— Как меня все это достало, — вися в кандалах Рэвул, отвернулся в сторону, чтобы хотя бы не видеть этих двух сумасшедших.
— На севере все благополучно, здесь залито кровью и пропитанно болью, я больше ни хочу быть частью этого! — Курс отвернулся лицом к стене.
— Ну и что собираешься делать? — спрашивал Кэйбл.
— Нас всех учат быть солдатами, выполнять приказы. Не думать. Главное не думать. Но я вот начал думать. И перестал понимать, что делаю. Я хотел уйти, но они не отпустили меня. Сказали, иди домой поспи. Я из спецназа...
— Точно. Майор Курс! — узнал его Кэйбл. — Командир бесследно исчезнувшей группы. Ведь ты был образцом для многих ребят, не стыдно тебе гнида?
— Нашу группу отправили устроить провокацию, спровоцировать на нападение группу имперских войск. Я понял, что не могу так больше. Между долгом и собственной душой я решил выбрать последнюю. Я начал свою войну. Мне пришлось остановить своих ребят. Я знал они не послушали бы меня... Зато теперь они больше не будут марионетками в этом кошмаре.
— Убил их? Гнида. Это же были твои люди! Ты предал своих братьев, ты просто урод! — разозлился Кэйбл.
— Я решил открыть артэонским гражданам правду о том, каким образом наше бравое министерство обороны обеспечивает их безопасность. Я нашел несколько десятков людей — жертв и свидетелей беспредела творимого артэонами. Я 'забальзамировал' их тела. Все свидетельства запечатлены в их памяти, я заставлю артэонов увидеть это. И знаешь. В моей борьбе, в этом кошмаре Дух на моей стороне. Он не отключает меня, не выдает этим тварям мое местоположение. Даже Духи устали от зла, что мы творим.
— Ну, от нас-то ты чего хочешь? Господи! — не выдержал этой безумной болтологии Рэвул.
— Ты человек с волчьими глазами. Ты то чудовище что лишило покоя неприкосновенных артэонов? — Курс уточнил у Рэвула. — И ты больной сумасшедший психопат помогаешь этому чудовищу? — он снова переключился на Кэйбла. — Ты хоть понимаешь что в этом аду, многие из преступлений, даже самые ужасные, можно объяснить, например необходимостью выжить. Ваши же преступления ничем объяснить нельзя, вы, вернее такие чудовища как ты здесь олицетворяете зло. И я уже не часть вас. Ты хочешь уничтожить Армидею, мой дом? Тем более я не могу этого допустить.
— Какой дом? Ты думаешь, ты можешь вернуться? Нет, ты увяз в Малдуруме, ты уже не вернешься, — Кэйбл заметно напугал этими словами безумного майора.
— Ошибаешься. Я явлю миру правду. Я тот, кто не побоялся пойти против системы, за мной Духи, я выйду победителем. Я... я больше не хочу находиться в этом кошмаре. Все хватит! — Курс от злости топнул ногой. — Мое задание давно окончено, я должен выбраться отсюда!
— Безумие какое-то, — Рэвул с непониманием смотрел на Курса.
— Это не безумие, это МАЛДУРУМ! — криком ответил ему Курс.
— Во мне чудовище, которое вот-вот проснется...
— Тихо. Т-ш-ш, — безумец Курс не хотел слушать Рэвула. Он вернулся к Кэйблу. — Твоя память. Все увидят твой чудовищный замысел. Все узнают, что ты хотел помочь чудовищу уничтожить Армидею. Все увидят, что артэоны это твари, которые даже друг друга ни во что не ставят. Из-за своей безнаказанности вы все слишком уж заигрались. Ты станешь лучшим свидетельством безумия артэонов в моей коллекции. Я забальзамирую тебя, как и других и твои воспоминания останутся нетронутыми, — говорил он глядя на Кэйбла своими уставшими глазами.
Курс подошел к стене с полками и взял одно из ведер. В ведре плескалась желтая мерзость, по всей видимости, та самая которой был обмазан сам Курс, вернее была измазана его армидейская броня. Он окатил этой гадостью прикованного к стене Кэйбла.
— Это феромоны. Надоил их из их самки. А то они тебя не пропустят. Покусают, — объяснил Курс. В темноте за решетчатой дверью слышалось стрекотание и мерзкое шипение. — Они уже заждались.
Курс подошел к Кэйблу, хотел отстегнуть его от стены. Кэйбл подвешенный за руки извернулся и ногой врезал Курсу по лицу. 'Давай все решим почестному! Или ты трусишь! Отстегни меня, давай все решим как мужики! Ты ублюдок, который убил своих ребят, своих боевых братьев! А потом испугался смерти и теперь пытаешься оправдать себя трусливая ты тварь! Хотя бы сейчас не трусь!' — кричал ему Кэйбл. В ответ Курс рассмеялся.
— Ладно, этот чудовище, — он указал на Рэвула, — а этот старик — теперь на Чарльза. — Но ты забываешь, что тебя я могу запросто просто так убить! — Курс всунул кинжал в пробоину в броне Кэйбла оставшуюся после схватки с тем спецназовцем из Нарии тем туманным утром. Кинжалом Курс расковырял старую рану, Кэйбл закричал от боли. Следом за раздавшимися криками из темноты что-то жуткое врезалось в решетчатую единственную дверь помещения, где все происходило. Это было что-то вроде гигантского паука. В щели дверной решетки мерзкая тварь просунула свои щупальца. — Сейчас, я иду мои маленькие, — глядя на долбящуюся в дверь тварь говорил Курс. — Нравится, нравится?! — Курс ковырял ножом в ране, голубая кровь сочилась ручьем. Кэйбл бездвижно повиснув в цепях, побелел, казалось, он в шаге от смерти.
Рэвул в бессилии наблюдая за мучениями Кэйбла, услышал знакомое воронье карканье. Одна из ворон каким-то чудом оказавшаяся здесь, села на одну из полок в стене, уставившись на Рэвула. Он и не думал, что так обрадуется сопровождающим его черным воронам, от которых веет злом. 'Торопишь меня? — глядя на ворону про себя говорил Рэвул. — Но мне как обычно некогда, я занят какой-то ерундой, психов всяких выслушиваю. Может, поможете мне, если хотите чтобы я поторопился?'. Неожиданно все вокруг помрачнело, стало заволакиваться тенью, уши, будто заполнились завыванием ветра с отголосками каких-то жутких перешептываний. Пламя факелов потускнело. Курс не понимая, что происходит замер на месте. Нечеткими размытыми, как кляксы черными силуэтами из каменных стен вышли семь призраков сопровождающих Рэвула. Они обступили подвешенного за руки Кэйбла. Курс в ужасе попятился назад. Один их призраков коснулся железа окольцовывающего запястья Кэйбла. Контакт призрака с реальностью вызвал волну пространственно-звуковых дефектов. Пространство искривилось, уши всем прорезал невыносимый сверлящий звук. Курс заорал от неприятных болезненных ощущений. Кандалы Кэйбла затряслись и пошли трещинами. Он, очнувшись, пришел в ужас, увидев призраков в волчьих масках вокруг себя. Курс, не осмеливаясь приблизиться к призракам, схватил ведро, в котором было масло для огня, и выплеснул его на Кэйбла. Струя масла прошла сквозь нематериальные тени призраков и обрызгала Кэйбла с ног до головы. Курс бросил в него один из факелов который также пролетел сквозь призраков. Кэйбл загорелся. Курс, уничтожив феромон которым он обрызгал Кэйбла, больше не в силах выносить пространственно-звуковые искажения открыл дверь помещения и убежал. Дверь осталась открытой. Объятый огнем Кэйбл произнесением заклинания сомкнул на лице маску. Наконец от помех и искажений, вызванных долгим контактом с призрачной материей, железо не выдержало, кандалы лопнули, Кэйбл упал на пол. Первым делом он, катаясь по полу, сбил с себя пламя.
Его кожа в местах, где броня была повреждена, обгорела. Изнемогая от боли он, первым делом бросился к сундуку, что стоял у стены, в котором среди всякого хлама, по всей видимости, оставшегося от предыдущих жертв безумного майора, нашел свой меч, а затем бросился освобождать Рэвула и Чарльза. Дверь в помещение так и оставалась открытой. Тварей что обитали в темноте за дверью, вспугнули пространственные помехи, но жуткие звуки их приближения уже доносились из темноты. Старой киркой Кэйбл вырвал из стены цепи, держащие Рэвула в подвешенном состоянии. Рэвул оставаясь в кандалах, хотя бы оказался на ногах. Кэйбл всучил Рэвулу кирку и велел освободить Чарльза, а сам, наконец, бросился к двери. Едва он закрыл ее, как спустя несколько секунд какое-то жуткое членистоногое врезалось в нее и потянуло к Кэйблу свои лапы.
За дверью их ждали шипящие паукообразные твари. Кэйбл проверил, феромонов которыми мазался Курс, той самой желтой мерзости, которая могла бы спасти от шипящих тварей, ожидающих в темноте, больше не осталось. Остались только несколько ведер с водой и одно с воспламеняющимся маслом.
— Это логово нашего поехавшего майора. Газ! Та хрень, которой он усыпил нас. Он должен хранить его здесь, — Кэйбл начал рыскать по полкам, выдолбленным в стене пещеры. Перебирая разные бутылки с кореньями и порошками, он гремел стеклом. На свою удачу обнаружив банку с каким-то темно зеленым порошком, он открыл ее и, насыпав себе в руку горсть ее содержимого, приложил его к кровоточащей ране, взвыв от боли. Кровь вроде остановилась. Наконец он нашел нужную бутылочку с желтоватой тягучей смесью, помеченную бумажкой с какими-то рунами, сообщающими о содержимом. Кэйбл, несмотря на боль радостно улыбнулся.
Рэвул освободил Чарльза от стула, к которому тот был прикован цепями. Однако кандалы и длинные цепи отягощали и Рэвула и Чарльза, при помощи кирки их было не снять. 'Как дела Чарльз?!' — вспомнил о нем Кэйбл. Старик, гремя цепями улыбнулся.
— Ты что задумал? — спросил Рэвул.
— Эта желтая хрень, — он демонстративно потряс небольшой банкой, в которой перетекало что-то желтое, — усыпительный газ. Я разобью банку, газом усыплю тварей, что ждут за дверью. И вас тоже. Поспите, отдохнете. У меня маска, защищающая от газа, я не усну. Я пойду и найду этого майора. Прикончу эту тварь. Заодно заберу у него ключи от ваших кандалов.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил Чарльз у бледного Кэйбла.
— Нормально. Еще держусь.
Кэйбл подошел к двери. 'Спокойной ночи', — сказал он Рэвулу и Чарльзу оставшимся за спиной, открыл дверь, резко отскочив в сторону. Черные шипящие полу пауки полу муравьи размером с человека, и по полу и по потолку ринулись внутрь. Кэйбл сомкнув на лице маску, бросил себе под ноги стеклянную бутылочку, та разбилась, и что-то жидкое внутри нее став газом вмиг усыпило всех паукообразных тварей. Рэвул заранее развалился на холодном полу, как говориться устроился поудобнее, Чарльз упал и стукнулся головой. Все вокруг погруженное в желтый туман уснуло. Кэйбл в маске слышал только свое дыхание.
За решетчатой дверью начинался большой темный беззвучный зал огромной пещеры затянутый паутиной. Кэйбл оттащил спящих Рэвула и Чарльза в угол помещения, так чтобы их не задело огнем. Воспламеняющимся маслом, которого осталось еще целое ведро, он облил пару десятков уснувших паукообразных уродцев, которые нервно дергались, когда он на них наступал. Факелом он поджег масло и все спящие твари сгорели.
С факелом он брел по темному объятому паутиной подземелью. Споткнулся о рельсы, проходящие по полу пещеры. Безумный майор затаился где-то в темноте. 'Может эта трусливая тварь убежала?' — думал про себя Кэйбл. Среди паутинных лабиринтов в полном мраке он нашел несколько человеческих тел замотанных в коконы из паутины. 'Забальзамированные люди', те самые свидетели артэонских преступлений, чьи воспоминания безумный майор хотел открыть миру. Кэйбл срезал один из коконов, разрубил паутину, пощупал пульс, человек был мертв. Майор Курс, как и ожидалось, вопреки самомнению оказался обычным конченым безумцем. Где-то в центре огромного обвитого паутиной пещерного зала в факельном свете из темноты возникла глубокая яма. На ее дне прикованная цепями сидела гигантская королева паукообразных тварей населяющих это место. И не паук и не муравей, огромных размеров тварь гремела сковывающими ее цепями. Вдоль стены ямы была закреплена лестница, ведущая до самого дна, Курс спускался к ней, надаивал из нее феромоны. Скорее всего, именно она закутывала всех его жертв, этих 'забальзамированных людей' в коконы. Сюда же он собирался спустить и Кэйбла, чтобы его тоже 'забальзамировать'.
— Не чувствуешь себя бабочкой попавшей в паутину? — эхом из темноты раздался голос Курса. Приготовив меч Кэйбл, двинулся на звук голоса. — Какая разница умрешь ты сейчас или нет? Все равно дикий юг нас с тобой не отпустит никогда. Мы его порождения, — эхом разносился голос Курса. Кэйбл не желая подыгрывать, не отвечал ему и вообще старался не слушать, наоборот он, стараясь не дышать, прислушивался, пытался разобрать звук шагов врага. Откуда-то сверху на Кэйбла накинулся отбившийся от общей стаи и поэтому не уснувший паукообразный уродец, пришлось с ним повозиться. Следом Курс с мечом набросился из темноты. Кэйбл выронил факел, окружающая паутина начала быстро воспламеняться. Поскольку паутиной было пронизано почти все пространство пещерного зала, следовательно, почти все вокруг охватило огнем. Среди огня и падающего пепла двухметровый армидеец и уступающий в размерах Кэйбл бились на мечах. Уставший, израненный Кэйбл все же сумел ранить Курса в ногу и ударом меча снести шлем с его головы. Курс свалился на пол.
— Ты посмотри кто тебя спас! Это были твари Тьмы. Темные призраки. Взгляни на себя, ты сам стал ее порождением. Ты зло в чистом виде! — кричал поверженный Курс. Кэйбл ничего не говоря ударом кулака, сломал ему челюсть, затем резанул его по шее, чтобы наверняка. Убивать его сразу он не стал, просто зарубить мечом этого выродка, по его мнению, было бы мало, Кэйбл задумал что-то поинтересней. Истекающего кровью Курса он скинул в яму к королеве паутинного царства. Огромная тварь, гремя цепями, прикончила безумного майора.
Теплым днем в тени дерева Рэвул пришел в себя лежа на камуфлированном плаще Кэйбла. Рядом текла река. Чарльз оттирал себя от грязи в холодной журчащей воде. Рэвул подумал, что уже привык ко всяким усыпляющим, оглушающим газам, гранатам, ядам, потому как чувствовал себя нормально. Даже никакого мерзкого запаха в носу не было. Он, едва встав на ноги, пошел к Чарльзу, ему до ужаса тоже захотелось окунуться в воду.
— В той пещере. Что за твари освободили меня от цепей? — из-за спины Рэвул услышал голос Кэйбла.
— Семь призраков. Они идут за мной из самой Страны Волка. Наверное, без тебя я буду идти долго. Поэтому они помогли тебе, — обернувшись, ответил Рэвул. Кэйбл, броня которого была покрыта слоем сажи, в душе переживал, его серьезно затронули последние слова безумного Курса. Отвернувшись, серьезный, погруженный в переживания Кэйбл ничего не говоря, опустив голову, побрел куда-то в сторону. 'Так может действительно я уже давно зло?' — в душе он мучился вопросом. Рэвул конечно недолго знал Кэйбла, но понимал что такое поведение для него нетипично. — Эй, что с тобой! — окрикнул он Кэйбла. — Это все из-за ранений, тебе плохо?
Кэйблу было странно слышать проявление заботы в словах Рэвула. Он остановился.
— Я тут подумал... может быть ты прав. Это не мир безумен, а я. Я давно стал каким-то воплощением зла? Внештатным слугой Тьмы? — поделился переживаниями Кэйбл.
— Это все из-за призраков что ли? Да брось! Они помогают не тебе, а мне. И что это ты вдруг так помрачнел? Тогда ты разговаривал с Ортопсом на равных, будто сам являешься чудовищем. Ты же ведь вроде, как и убийца, раньше тебя это не волновало. И вдруг вот так вот разом озадачило?! — улыбаясь, смотрел на него Рэвул.
— Ты уродец, — тоже улыбнулся Кэйбл. — Хочешь сказать, что мне нечего терять, я уже и так давно воплощение зла?!
— Тебе не кажется, что ты как-то поздно о своей душе вспомнил?
— Ты ведь превращался в монстра, — Кэйбл заставил улыбку на лице Рэвула быстро исчезнуть.
— ДА?! — шокировано Рэвул посмотрел на Кэйбла. — Скажи, что ты пошутил!
— Едва я тебя спящего успел вытащить из этих подземелий, ты обратился. Я едва успел унести ноги. Носился по этим темным пещерам, разнес не одно логово этих паукообразных тварей. Потом еще по лесу побегал. Слава богу, места тут необитаемые. Мы замучились лазить по лесам, тебя искать. Нашли спящим на поляне. А что такое на тебе всегда одето?!
— Нравится! — покрасовался своими черными лохмотьями Рэвул.
— Ты же должен быть голым!
— Черная шкура чудовища перетекает в эти лохмотья. Я даже не знаю что это за ткань, — Рэвул с интересом щупал свои лохмотья. — Как Ортопс. Не появлялся?
— Да нет вроде. Все тихо. Ну, на фиг. Давайте сегодня отдохнем. Найдем место поуютнее и выспимся. Я только пойду, схожу, поохочусь, раздобуду для Чарльза что-нибудь на ужин.
Бредя по лесам, они незаметно и почему-то без проблем вошли в земли людского королевства именуемого Золотым. Густые хвойные леса на десятки километров вокруг были практически никем не заселены. Антиазурные антенны громоздкими стальными конструкциями возвышаются здесь чуть ли не на каждом километре, из-за чего весь этот лес нетронутый Азурой пребывает в неизменном первозданном виде, больше напоминая парк-заповедник. Нормальные ухоженные дороги для удобства клиентов тянулись во все направления. Золотое Королевство — по сути один гигантский город Златоград, раскинувшийся на острове среди двух рукавов крупной реки Ворды в центре этого пустого нетронутого Азурой леса. Золотое Королевство было финансовым центром всего дикого юга Преферии и не только. За что и получило свое название. Это был своеобразный местный банк. Такой статус этот город приобрел только благодаря своему магу Триделию Умнику. Маг, естественно для артэонов темный, который покровительствовал Золотому Королевству, все свои силы бросил на то чтобы научиться создавать телепорты подобно артэонам. Телепорты мага Триделия соединили собой все крупные города преферийского юга и крупные людские города Западного побережья Межокеании. Все телепорты были соединены между собой через специальный рассылочный шлюз в Золотом Королевстве. То есть, чтобы переслать деньги или другие ценности из одного города в другой, нужно было сначала попасть в королевство Триделия и уже оттуда через шлюз отправиться в нужное место, за что нужно было заплатить. За счет пошлин взимаемых за пересылку ценностей королевство Триделия в прямом смысле слова стало золотым. Вдобавок маг построил под городом целую систему подземелий, ставших самым огромным и непреступным банковским хранилищем в Преферии. Здесь хранились сокровища королей, самые ценные реликвии людского юга. Сегодня Золотое Королевство — большой город крепость на острове огромной реки окруженный высокими стенами, через который бесконечным потоком текут деньги дикого юга. Королевством этот город назван из-за того что окружающий его довольно-таки масштабный лес также входил в его территорию. В этот лес не имели права вторгаться никакие армии, никакие окрестные народы не могли возводить свои поселения в пределах территорий королевства. Здесь хранились деньги и драгоценности всех правителей дикого юга, поэтому неудивительно, что обширные земли отделяющие главное преферийское банковское хранилище от остального мира по общему соглашению были признаны нейтральными, все войны и конфликты обходили их стороной. Жители этого королевства, вернее самого богатого и неприкосновенного города на юге не сеяли и не пахали. Они просто все покупали. Стать гражданином этого города-королевства было почти нереально. Это был недосягаемый город крепость, на охране стен которого стояли лучшие наемники, не только люди. Границы неприкосновенного королевства охраняли воины из народа Торфов.
Торфы были огромным племенным союзом, что распростерся в лесах между Золотым королевством и северными провинциями Ладгарской Империи, с которыми имел спорные территории. Упертые, даже в глазах многих жителей юга кажущиеся дикарями Торфы не имели своего государства. У них не было короля или другого объединяющего правителя или правительства, не было налогов или армии. Они жили племенами управляемыми вождями. Объединялись только для войны, а в мирное время еще и друг с другом умудрялись враждовать. Упертые Торфы никого не хотели слушать и не желали меняться, дикие язычники они жили, следуя примеру предков. Это были хорошие коневоды. Их всадники охраняли границы Золотого Королевства, за что этот народ получал право охотиться в нетронутых заповедных лесах неприкасаемого королевства и даже возделывать некоторые поля в его северных окраинах. Как сказал Кэйбл: 'всадникам Торфов лучше не попадаться'.
Осторожно следуя по территории Золотого Королевства, они случайно вышли на одну из здешних дорог. Какое это было счастье после бездорожья, острых камней, жесткой травы, особенно босоногому Рэвулу, ступить на гладкую прикатанную лесную дорогу. Кэйбл сразу ушел с дороги и велел всем следовать за ним. Но Рэвул не хотел слушаться, он решил немного пройтись по дороге, дать ногам отдохнуть. Едва ему стоило ослушаться Кэйбла, как из-за поворота вылетела конница. Рэвул бросился в сторону и успел залечь в траве в паре метров от дороги. Топотом сотен копыт приближалась группа темных пугающих всадников. Черные кони, везущие необычных наездников стали проноситься мимо Рэвула. Один всадник остановился, будто что-то заметил. Лежа в траве в паре метров от дороги Рэвул, приподнял голову, попытавшись увидеть что происходит. Всадник был облачен в черные доспехи. В шлеме в прорезях для глаз зияла темнота, будто в доспехи был заключен призрак. Однако существо дышало. Черный конь также укрытый в черные доспехи, не имеющий глаз, принюхиваясь, скалил свою зубастую пасть. Тем временем остальная темная конница пронеслась вперед, и после загробным злобным голосом раздался какой-то командный выкрик, поторапливающий отставшего темного всадника. Едва не заметивший Рэвула темный всадник умчался следом за остальными. 'Я тебя сейчас убью!' — из-за деревьев до Рэвула донесся недовольный голос Кэйбла.
— Есть такие общества, называются магические диктатуры. Это когда темный маг становится королем. Обычно маги они всегда сторонятся официальной власти, вернее стоящих за ней государственных проблем. Но бывает, когда жаждущие власти маги сами становятся правителями, единоличными правителями. Вот тогда получается трындец. Темные маги начинают использовать магию для решения государственных проблем. Например, выращивают себе армии каких-нибудь чудовищ для защиты своих королевств. Эти существа, эти темные всадники, которых мы видели это, скорее всего, люди изуродованные темной магией и больным умом, превращенные в каких-то чудовищ. Служители одного из местных магов-диктаторов. У нас эти магические диктатуры союзом из трех жутких закрывшихся от всего мира стран раскинулись в юго-западном районе Южной Половины. Две из этих темных стран находятся на побережье Соленой Мили, — разъяснил Рэвулу Кэйбл.
Торфы охраняли в основном границы Золотого Королевства. Поэтому Кэйбл повел их через центр. Вечером из-за деревьев показалась высокая каменная стена, за ней сияющие золотом купола. Они вышли к берегу Ворды оказавшись в километре от неприкосновенного Златограда. Рэвулу он чем-то напомнил Армидею, Кэйбл резко возразил, сказав, что их нельзя даже сравнивать. Не встретив опасностей, также с востока на запад они пришли через земли Королевства.
Ранним утром, на границе при выходе из Золотого Королевства они попались Торфам. Несколько всадников окружили их. Вооруженные копьями или луками всадники в легких кожаных доспехах черного цвета, все как один желтыми зубами тщательно пережевывали листья какой-то дурманящей травы. Их зрачки были расширены, в глазах блестело какое-то бешенство. Кэйбл спрятал броню под камуфлированным плащом, и шлем накрыл капюшоном. Несколько длинных копий Торфов уставились на них со всех сторон.
— Кто такие и куда идете? — не слезая с лошади, блистая на солнце железными зубами, спросил главный из отряда Торфов. Кэйбл спрятавшись под плащом, молчал, нависла пауза неудобной тишины.
— Естественно мы идем из Златограда, — вдруг заговорил Чарльз.
— Какие дела там могут быть у кучки рабов? — видя знак грионского раба на лбу Чарльза, спросил всадник.
— Какая разница. Быть может мы убили своего господина а его деньги принесли и оставили в неприкосновенном банке. Ведь сказано что каждый может принести сюда свои богатства и оставить их на хранение. Богатства неважно как заработанные. Мы пришли по делам и сделали Золотое Королевство, кормящее вас, богаче. И вы что, будите убивать честных клиентов тех, кто кормит вас? В любом случае даже если мы просто бродяги и без спросу прошли через земли неприкосновенного королевства, то это тоже ваша вина. Вы упустили нас на той стороне границы. Мы ведь не пройти пытаемся, а уйти. Какой смысл останавливать нас при выходе? Тем более мы может и не честные люди, но все-таки честные клиенты великого банка, который вы охраняете. Нас там ждут дела, подельники наши, и как, по-вашему, они воспримут нашу пропажу? Слухи о том, что вы убиваете клиентов великого банка, быстро разлетятся по округе, и донесутся до ваших хозяев, — заговорил зубы Чарльз.
— Тогда почему вы идете не по дороге? — вроде успокоился всадник, не блистающий интеллектом.
— Так ведь мы беглые рабы! — улыбнулся Чарльз. Всадники пристально изучали Кэйбла спрятавшегося под плащом, на фоне, которого Рэвул вызывал больше подозрений. Но их каким-то чудом все-таки пропустили.
— Уходите, убегайте. Но если мы вас поймаем еще раз, то... сами понимаете. Разбираться уже не будем. Лишим голов это в лучшем случае, — говорил всадник, когда остальные его друзья уже ускакали.
— Чарльз! — вздохнув с облегчением Кэйбл, повис на старике. — А язык у тебя подвешен!
— Конечно. Я же образованный раб! — улыбался Чарльз.
Еще сутки пути и на севере появилась серая гора на вершине, которой раскинулся город, высеченный в горном камне. На окраине города, как и было в видениях Рэвула возвышается башня, широкая в основании к верхушке расходящаяся пятью мелкими башенками, изогнутыми словно пальцы. 'Город Айзен. Мертвый пустой город', — указывая на вершину горы, сказал Кэйбл.
— Что же Рэвул. Вот и пришло время нам прощаться. Все сложно, все перепуталось в безумии этого мира. Сложно сказать, где добро, а где зло. Я даже сам уже запутался. Все же думаю, несмотря ни на что мы подружились! — с улыбкой сказал Кэйбл, после крепко пожав Рэвулу руку.
— Прощай Кэйбл, — сложно переживал такие трогательные моменты Рэвул. — Знаешь, а ведь ты первый кого я могу назвать другом в этом большом безумном мире. Это странно!
— Надеюсь, больше не встретимся! — напоследок пошутил Кэйбл.
— Прощай Чарльз.
— Прощайте мистер Рэвул, — они тоже пожали друг другу руки.
Рэвул тяжело вздохнув, посмотрел на гору на вершине, которой возвышался мертвый зовущий его город. Постоянно оглядываясь назад, на своих друзей, жаль что эпизодических, он одиноко побрел к горе. Кэйбл с Чарльзом двинулись на север и скрылись в лесу.
После расставания с Рэвулом путь Кэйбла и Чарльза пролегал только на север. Им предстояло украдкой пройти через земли Торфов. В этих диких землях не было дорог. В лесах среди полян то и дело встречались олицетворяющие местных богов идолы, высеченные из стволов деревьев. Несколько раз Кэйбл находил в лесу охотничьи капканы. Одну из деревушек Торфов они увидели в глубине лесистой долины. Маленькие домики и простецкие деревянные хижины, ни оборонительной стены, ни защитной крепости для укрытия женщин и детей, этих дикарей защищал только лес. Кэйбл знал эти места, как свои пять пальцев, по долгу службы ему нередко приходилось бывать здесь. 'Все Чарльз, мучения закончились. Считай мы уже на севере', — говорил идущий впереди Кэйбл.
Следуя по лесу Кэйбл что-то услышав вдруг резко остановился. Один из воинов народа Торфов совсем мальчишка в стальном огромном в два раза больше головы шлеме с топором в руках, стоял за деревьями. Заранее заметивший его Кэйбл прильнул к земле, Чарльз последовал его примеру. Велев Чарльзу сидеть и не двигаться Кэйбл, пополз вперед. Зайдя сзади неопытного воина Кэйбл, бесшумно прикончил его. Волоча по земле мертвое тело Кэйбл, вернулся к Чарльзу. 'Знаешь, кто это? — указывая на труп молодого воина Торфов, спокойно спрашивал он у перепуганного Чарльза. — Часовой. Вопрос только в том подход к чему он охранял? В этих местах не должно быть никаких военных крепостей и лагерей Торфов, только если...' — в глазах Кэйбла запылал огонь, он вдруг резко оживился. 'Спрячем тело и тебя. Посиди, пожалуйста, тихо. Недолго. Я пойду, проверю что впереди', — велел он Чарльзу. Кэйбл в одиночку осторожно побрел вперед.
В сотне метров дальше стояли еще несколько часовых. С ними Кэйбл связываться не стал. Обойдя их, он двинулся дальше. И вот за деревьями открылся огромный военный лагерь, раскинувшийся на большой поляне. Воины Торфов работали не покладая рук. Пилили деревья, городили защитные стены, маленькие башенки. Они возводили крепость. 'Но ведь эти территории нейтральны', — прячась за деревьями, изучал военный лагерь Кэйбл, приходя в замешательство от того что видит. Немного поразмыслив, он догадался, что происходит и это вызвало у него радость. Он обрадовался так, будто случайно узнал, что выиграл в лотерею.
Сияя от какой-то только ему понятной радости Кэйбл, вернулся к Чарльзу. 'Дружище у меня появились дела. Прости. Давай заскочим еще в одно место', — сказал он Чарльзу. Старик только пожал плечами. Через лес они двинулись на запад. Где-то в глуши лиственного леса раскрашенного Азурой в разные цвета Кэйбл долго искал нужное ему дерево. Большой покосившийся тополь с подаренными Азурой единственными во всем лесу белыми листьями. Кэйбл коснулся торчащих корней тополя и произнес заклинание. Корни раздвинулись, за ними находился тайник. 'Схрон разведки', — объясняя, назвал это место Кэйбл. В тайнике лежали какие-то вещи, бумаги. После произнесенного заклинания бронекостюм Кэйбла со скрипом и шипением разъединяющихся бронепластин стал опадать с него. Бронекостюм он аккуратно уложил в тайник, а сам оделся в какие-то взятые из него вещи. Куртка с капюшоном, штаны, все серое неприглядное. Самым главным для него, вынутым из тайника, была какая-то бумага с текстом на непонятном языке и необычной печатью. Он накинул на голову капюшон, ценную бумагу аккуратно убрал за пазуху.
— Мы работали над этим очень-очень долго. Фактически два года. Тот военный лагерь, что мы видели, вернее, видел я. Его там быть недолжно. Там нейтральные территории между Ладгарской Империей и землями своенравных Торфов. Выходит наш план все же сработал. Торфы клюнули на провокацию. Они нарушили запрет и вошли в нейтральные земли. Осталось только кое-кому об этом сообщить. Поэтому теперь мне нужно пойти и кое с кем поговорить. Это не так уж далеко, но тебе Чарльз необязательно идти со мной. Можешь подождать меня здесь, я недолго. Давай разожжем тебе костер...
— Нет, — сидя на земле, ответил старик. — Не бросай меня здесь, пожалуйста. Если там с тобой что-то случиться я не хочу здесь сдохнуть. Только не после того через что мы прошли.
— Хорошо. Тогда давай поторопимся. Остался последний рывок, я клянусь, — Кэйбл подал Чарльзу руку, подняв старика с земли.
Они двинулись в юго-западном направлении. До ночи дойти до нужного Кэйблу места не успели, поэтому заночевали в лесу. Наутро в тумане среди деревьев по пути стали попадаться поля засеянные кукурузой. Они вошли в какой-то фермерский край. 'Мы на окраине Ладгарской Империи', — пояснил Кэйбл. Вот в тумане появилась деревушка. Маленькие домики крестьян обрабатывающих местные поля, а между ними к удивлению были развернуты армейские палатки. Какое-то боевое подразделение расположилось прямо посреди деревушки. Местные девушки, идущие за водой к ручью, соседствовали с солдатами, полощущими в том же ручье свои вещи. Из местных в деревне казалось, остались только одни женщины которые занимались работой по дому. Солдаты сидели у костров вблизи своих палаток. Женщины на кострах посреди улицы в больших чанах готовили солдатам завтрак. Те из солдат, что стояли в караулах, несли боевое дежурство, были облачены в доспехи. Конечно, это были не бронекостюмы, но все же качественная блестящая идеально сидящая на солдатах броня. Это армия Ладгарской Империи. По всей видимости, какое-то войско или боевой имперский отряд использовал окраинную деревню как место для временного лагеря. Молодые девушки, проходя мимо озабоченных солдат, испуганно опускали лица и не поднимали глаз, стараясь как можно быстрее проскочить мимо этих похотливых животных. Но это не помогало, и порой можно было услышать женский визг и беспощадный мужской смех.
Кэйбла и Чарльза сразу окружили местные стражники. Кэйбл продемонстрировал им бумагу с той необычной печатью из тайника. Старший стражник, одобрительно кивнув на непонятном, но не режущем ухо языке велел своим подчиненным сопроводить гостей. Кэйбл, а следом за ним и Чарльз, напоминающий его раба, прошли в центр военного лагеря разбитого посреди деревни. В центре разбросанного палатками лагеря солдат резко выделяясь из всех остальных, стояла большая главная палатка. Стражники, выстроившись в ряды, создали им коридор, ведущий к входу в главную палатку. Чарльз, отмеченный знаком раба на лбу замешкался, на мир глазами раба смотрящий, наполнился подсознательным страхом перед входом в покои высшей знати. Кэйбл не мог его тут бросить. 'Идем Чарльз. Идем со мной внутрь. Согреемся, выпьем хорошего вина. Нечего здесь стоять', — Кэйбл потянул его за собой.
Внутри палатки в это прохладное утро было тепло и пахло приятно. В центре горела жаровня. На другом конце от входа развалившись в кресле в одной ночной рубашке, сидел молодой человек с кубком вина в руке. Ухоженный, длинноволосый, без бороды, в чем-то даже красивый он был не весел. Сбоку от кресла стояла кровать, застеленная медвежьей шкурой. В кровати спали две голые девушки.
— Принц Лабрадос! — Кэйбл поклонился хозяину палатки.
— Наконец-то, — выронив кубок с вином, молодой человек поднялся с кресла и босиком направился к Кэйблу. — Связной... как там тебя?
— Кэйбл.
— Какие новости? — осмотрев с ног до головы Чарльза, принц поинтересовался у Кэйбла.
— Ненужно лишних ушей, — Кэйбл указал на двух девушек лежащих на кровати.
— Они пьяны и под действием наркотиков. К тому же это местные шлюхи. Они никто. А вот кого ты привел с собой... Связной, вот это вопрос? — принц указал на Чарльза.
— Он освобожденный мною раб. Он тоже ничего не значит. Говоря о новостях. Для вас ваше высочество они приятные. Торфы клюнули на нашу ловушку. Их войско выдвинулось в нейтральные земли. Теперь вам остается только атаковать их. И дальше все как договаривались.
Принц предложил Кэйблу сесть за стол рядом с жаровней. Он налил три бокала вина, один из которых Кэйбл протянул оставшемуся стоять Чарльзу. Старый раб, не отважившись сесть за стол, наслаждался хорошим вином, которое он в этой жизни уже не надеялся попробовать.
— Вы хотите, чтобы я предал своего отца, свой род, свою страну. Чтобы я погубил свое войско. Прольется много крови. Я хочу еще раз обговорить то, что получу за это, — тихо почти шепотом говорил принц, глядя как похожее на кровь вино плещется у него в бокале.
— Гражданство Арвлады, дающее вам право на свободное проживание в северных землях. Также гражданство какого-то одного любого иностранного артэонского государства...
— Я хочу быть человеком-гражданином Нарии.
— Как пожелаете, — выпивая вино, говорил Кэйбл. — Плюс состояние в условной артэонской валюте равное сундуку с золотом. И ежемесячные небольшие выплаты, что-то вроде пенсии за ваши заслуги. На случай если в условиях капитализма вы не сможете грамотно реализовать данный вам стартовый капитал.
— Одна неопределенность... — пробубнил принц, в глазах которого читалась усталость от депрессии.
— Вы получите право жизни на севере где все построено на разумных законах. Там вам ничего не будет угрожать. Вы сможете спокойно жить.
— Здесь у меня богатая фамилия, куча рабов, богатств, замков. Даже своя армия. Плюс невероятно огромное наследство. Здесь я не просто человек. А кем я буду там? Максимум простым торговцем или живущим на вашу пенсию бедняком? — рассуждая, принц встал из-за стола.
— Вы понимаете, что надвигается? — мастерски давил на него Кэйбл. — Император стар и немощен. Реальная власть принадлежит графу Рэвиану командующему армией. Плюс маг Литарн ваш высший покровитель и судья в последнее время тоже отошел от дел. Не факт что после смерти короля власть перейдет к его сыну. Назревает очередная схватка за трон, прольется немало крови. Если власть захватит род Рэвианов — ваших врагов, то вашему благородному роду конец. Если вас не убьют, то лишат всего. Здесь вы просто погибнете.
— Да знаю. Я устал от этого кошмара. От этой постоянной собачей грызни. Я хочу покинуть это место. Я должен покинуть этот кошмар. Я устал бояться и хочу лишь мира, — не глядя на Кэйбла говорил принц. — Ладно, я сделаю, что должен. А что если что-то пойдет не так?
— Просто следуйте плану, и все будет хорошо, — Кэйбл был похож на дьявола искусителя.
— А как же мои люди? Я ведь отправлю их на убой, на верную смерть. Среди них воины, с которыми я знаком лично, — с жалостью в глазах говорил молодой принц.
— Ну, это уже вопрос принципа. Не разбив яиц омлет не приготовить. Так вы хотите нормальной жизни или нет? Или хотите и дальше сидеть здесь в каком-то болоте, в которое вас отправил отец. Сидеть и думать о том, что происходит в далекой столице. Сидеть и бояться за свою жизнь?
— А что если они не послушаются меня. Мои солдаты. Что если они догадаются, поймут, что я собираюсь с ними натворить?
— Будьте мужественней ваше высочество. Ваши люди не могут ослушаться вас. Они переданы вам отцом, фактически они принадлежат вам. Соврите им. Скажите, что приказ пришел от императора, проверять эту информацию никто не станет, вам поверят на слово, — Кэйбл подошел к раскисшему принцу и положил руку ему на плечо. — Вы поступаете правильно ваше высочество. Это место скоро взорвется, зальется кровью, такому адекватному человеку как вы здесь делать нечего. Вам будет приятнее и спокойнее среди артэонов.
— Хорошо, — тяжело согласился принц.
Чарльз, со стороны глядя на все это просто замер в оцепенении. В сомневающемся молодом принце, которого так коварно обработал Кэйбл, он увидел что-то близкое своей разрушенной судьбе. Он будто осознал причину всех своих бед.
Принц из сокровенного сундука достал артэонское устройство телепатической связи. Кэйбл одел себе на голову связующий ободок и связался с командованием в СБК. Молодому принцу были даны указания, что нужно сделать, чтобы безопасно пересечь границу Арвлады, где его ждет обещанная новая спокойная жизнь.
Лагерь солдат Империи огласили выкрики командиров строящих солдат, прозвучал сигнал приказывающий войску собираться и выдвигаться в путь. Воины, облачаясь в снаряжение, выстраивались в колонны. Чарльз, с ужасом глядя на них, видел марионеток беспощадного жестокого садиста гонящего их на бойню. 'Встали, выровнялись. По приказу его высочества мы идем в бой! Атакуем варваров Торфов посмевших нарушить договоренности. Пришло время проучить этих тварей!' — восседая на коне, кричал солдатам кто-то из командиров. Небольшое войско несколькими колоннами двинулось в поход. Кэйбл закурив свою последнюю сигарету, которую он оставил напоследок довольно за всем наблюдал. Модой принц, восседая на коне в блестящей на солнце броне, в сопровождении охраны следовал сбоку от войска. Он обреченно повесил голову, было видно, что этот человек не понимает что делает. Больше всего Чарльзу хотелось броситься к нему и остановить его, крикнуть его солдатам, что все они марионетки, ведомые на уничтожение по воле коварных артэонов. 'Идем друг мой, — довольный Кэйбл звал за собой печального Чарльза. — Смотри! — с улыбкой он показал Чарльзу бутылку хорошего вина, которую прикарманил в покоях принца. — Сегодня вечером отдохнем, как следует', — Кэйбл был так доволен, что не заметил подавленного состояния Чарльза.
По пути они вернулись к тайнику, Кэйбл снова облачился в свою привычную броню. В лесах под Фригнетскими горами ночью они уселись на привал. В углях костра пеклась картошка, которую, как и кусок хлеба, сыра Кэйбл прихватил из покоев его высочества специально для Чарльза. Бутылка вина поочередно ходила из рук в руки.
— А что с ним будет? — охмелев, осмелился спросить Чарльз.
— С кем? — также охмелев, сидел, в полудреме покачиваясь на бревне Кэйбл.
— С этим принцем.
— Он угробит свое войско. Потом свалит. Доберется до границы, а там... Там его уже встретят наши люди. Все у него будет хорошо. Мы тех, кто доверился нам, не бросаем. Ты давай ешь картошку...
— Те, кто сотрудничают с вами это предатели.
— Или люди, которые думают о будущем.
— Что это вообще такое было? Ты просто заставил этого пацана напасть на кого-то. Зачем?
— Все просто. Он, вернее его войско это солдаты Ладгарской Империи приямком из столицы. Они нападут на Торфов, те тоже предпримут ответные шаги. Только врагом они объявят ни этого пацана, а всю Ладгарскую Империю. Быть может, начнется полноценная война. В любом случае противостояние с Торфами вдобавок к хаосу, который мы посеяли в северных провинциях, заметно ослабит Империю. Мы сделаем очередной шаг в сторону уничтожения Империи Ладгардов. Полного уничтожения, эта Империя наш последний серьезный враг в Преферии. Ее уничтожение даст нам полный контроль над югом.
— Погибнет много людей.
— Ну да как бы... на войне как на войне.
— Я тут подумал. Ведь я тоже был рожден в одном из великих государств степей, когда они еще не раскрошились на мелкие варварские королевства. Я был рожден будущим графом, высокочтимым человеком. Потом в моей стране произошло восстание... Сначала восстание крестьян, потом государственный переворот, к власти пришли дураки в итоге уничтожившие страну полностью. Мою семью, наверное, полностью вырезали, меня забрали в рабство. И вот я думаю, с чего начался весь этот кошмар? Пришел такой же артэон как ты кого-то подкупил, кого-то запугал, обманул и стравил нас всех, заставил нас самих уничтожить нашу страну. Так ведь? — с болью в глазах Чарльз спрашивал у Кэйбла.
— Ты не должен был входить со мной в покои принца. Я должен был оставить тебя снаружи. Дурак... — бормоча себе под нос, только сейчас Кэйбл понял, что натворил.
— Что ты говоришь?
— Обращение в хаос территории степей было большим и крупным проектом. Над ним работали тысячи лучших артэонских умов. Такие как я — всего лишь исполнители. Вдобавок это все было много лет назад.
— Вы стравливайте нас как животных. Играя на наших слабостях, заставляете нас уничтожать свои страны, растаптывать свои общества. Будто мы просто какая-то грязь у вас под ногами. Зачем все это? — на глазах Чарльза проступили слезы.
— Прости Чарльз. Прости дружище. Это я виноват, ты не должен был видеть всю эту 'кухню'. Извини, пожалуйста. Ведь ничего личного. Это война, которую ведут наши правительства, мы тут не причем. Не я посеял хаос в стране твоего детства, другие солдаты как я. Это да. Но ведь мы же с тобой друзья. Прошу тебя не делай глупостей, — со страхом говорил Кэйбл, он боялся не гнева Чарльза, а просто не хотел его убивать.
Чарльз, замолчал тихо зарыдав. 'Вся жизнь в аду. Мучения и рабство. Нет смысла', — убивался Чарльз. Кэйбл с жалостью смотрел на него, повторяя: 'Прости'. Чарльз скрепя зубами от злости на всю эту поганую жизнь тихо достал из складки в кофте кинжал, который ему когда-то для самообороны дал Кэйбл. Кэйбл видел это, но сидел, не двигаясь. 'Чарльз прошу, не делай глупостей', — молил он старика одуматься. 'Нет, не хочу я на север к поганым артэонам, после того что они со мной сделали', — с этими словами Чарльз обиженный на весь мир с кинжалом бросился на Кэйбла который в его глазах из друга в одно мгновение перевоплотился одним из тех кто виноват во всем. Одно ловкое движение и Кэйбл уже прижимал к себе тело Чарльза. На землю закапала кровь. 'Прости друг. Прости, что так получилось', — тихо шептал Кэйбл, окровавленными руками забрав свой кинжал из руки Чарльза. Тело Чарльза упало на землю. Кэйбл отряхнув руки, осушив до конца бутылку с вином, остался в одиночку, сидеть у костра в темном лесу.
Наутро он сжег тело Чарльза. Еще никогда он ни чувствовал себя таким одиноким. Он брел, долго мучаясь от беспокойства на душе. Ему было до ужаса обидно, что все так получилось. И что ему теперь говорить начальству, как оправдываться, как объяснить свое исчезновение? Какой к черту 'Спасительный Ход', кто из военного начальства ему отморозку поверит на слово? Чарльз был единственным спасительным билетом. Все же ведь шло так гладко. Чудовище, куда надо доставил, даже Ладгарской Империи подкинул сюрприз в виде войны с Торфами, закончил работу стольких лет, причем совершенно случайно. И все это теперь омрачено смертью Чарльза. Он считал себя виноватым в гибели старика, как мог он допустить, что этот раб глазами увидел то, как артэоны разрушают страны диких людей. Ведь Чарльз был для него не просто отмазкой для начальства, он был спасением для его души. Спасением этого разочаровавшегося в жизни старика он надеялся хоть немного оправдаться перед своей совестью, перед богом. Теперь все накрылось и радость от выполнения боевой задачи полностью омрачена. Опустошенный он просто брел по лесу на восток вдоль стены Фригнетских гор.
Днем небо затянуло тучами. Вскоре должен начаться дождь. Кэйбл бредя по лесу, услышал какие-то звуки и тут же затаился. Откуда-то из-за деревьев донесся скрип железа и еще что-то... Детские голоса? Едва Кэйбл решил, что спятил подобно человеку, как раздался детский смех. Из-за деревьев скрепя большим ведром вышла одна маленькая девочка, а за ней еще две. Первой шла самая взрослая, которой на вид было чуть больше десяти лет, следом шли две малышки, самой маленькой было лет пять не больше. Одетые в какие-то платья, если это так можно назвать, эти маленькие девочки, старшая из которых уже с издевательскими кандалами на руках, шли глядя под ноги. Они что-то собирали, грибы или какие-то коренья. Неожиданно на их пути возник Кэйбл. Две малышки прижались друг другу за спиной старшей сестры, которая сама застыла в страхе. Чудовище, заросшее бородой, в темно-синей изношенной броне окрашенной высохшими брызгами крови Чарльза также замерло в оцепенении.
— Какого черта... — осознавая, что видит, Кэйбл опустился на колени. От перегрузки нервов и усталости от всего этого кошмара из его глаз соскользнули слезы. Перед ним совсем малышки, одетые непонятно во что, одна уже в кандалах. Перепуганные, несчастные. Да и что за урод мог отправить малышек одних в лес, где много хищников? Кэйбл в очередной раз был шокирован ужасом юга. — Привет малышки! — сквозь слезы улыбнулся он. — Не бойтесь меня. Я не причиню вреда, — тихо, боясь даже дрогнуть губами, говорил он, пока по его щекам неконтролируемо катились слезы. Девочки смотрели на него, ничего не понимая и все также испуганно. — Не понимаете, что я несу? — он понял, что они не знают общеартэонского языка. — Скажи... скажи что-нибудь, — обратился он к старшей из девочек. Та испуганно ответила: 'Я не понимаю вас', на своем языке. Это был какай-то северный диалект распространенного на юге людского языка, слава богу, Кэйбл знал его.
— Бояться ненужно, я вас не трону, — на их языке сказал Кэйбл.
— Хорошо, — ответила старшая из девочек.
— Что вы здесь делаете? — и дальше он говорил на их языке.
— Собираем грибы, — ответила старшая.
— Это же опасно. Здесь много хищников.
— Если мы не насобираем, то Гардула не даст нам видеться с мамой.
— Гардула это...
— Наш хозяин.
— Понятно. Вы значит сестренки?
— Да. А ты кто?
— Я артэон. Слышали о таких существах?
— Да. Только в сказках. Ты пришел помочь нам?
— Мы живем на севере. Там раскинулась прекрасная страна, где никто никому никогда не делает больно. Все живут свободно. Вы бы хотели отправиться туда со мной?
— А куда ты шел? — совсем детскими голосом коробящим душу Кэйбла спросила одна из малышек.
— Я заблудился. Заблудился в жизни, но кажется, сейчас нашелся, — глядя на девочек он тепло улыбнулся. — Вы согласитесь отправиться со мной в прекрасную страну артэонов?
— А как же мама?
— Мы освободим ее, — Кэйбл поднялся с колен. — Надеюсь, вы живете не в крепости...
Похоже, сама судьба дала ему возможность оправдаться перед самим собой и богом. Следом за девочками он вышел к небольшой деревушке. Вспаханное поле, рядом несколько домов и на окраине несколько больших амбаров. Оставшаяся основная часть этой деревни по ту сторону поля раскинулась множеством домов и одним острогом. Прячась за деревьями на окраине так чтобы оставаться незамеченным для жителей деревни Кэйбл, спросил у девочек, где их мама. Старшая указала на один из амбаров, сказала, что днем их мама работает там. Маленькая деревушка и нужная рабыня где-то в крайнем амбаре — похоже, сегодня бог был на его стороне.
— Посидите здесь. Только тихонько. — Отведя девочек в лес, он оставил их под ветвями дерева. — Чтобы не случилось никакой Гардула вашу маму больше не тронет. Считайте, он уже мертв, — видимо совсем обезумив, обнажив меч на глазах девочек Кэйбл, двинулся к деревне. Малышки со страхом смотрели ему вслед.
Двигаясь к амбарам, он увидел разгуливающего среди них здешнего стражника, хотя при первоначальном осмотре издалека никакой охраны не заметил. Обычный деревенский пьяница с копьем — так можно было описать здешнего охранника. Бесшумно подобравшись сзади Кэйбл, обезглавил его, а тело утащил в сарай. Амбаров было несколько. Для начала он решил разведать ситуацию — проверить все окружающие строения. Тихо крадучись он тайком заглядывал внутрь амбаров. В одном сено, в другом несколько мужчин из глины лепили горшки. В третьем, в том самом на который указала девочка, женщины плели пряжу. Никакой охраны более он не заметил. Собравшись действовать, Кэйбл поймал себя на том, что его трясет от страха. Он боится потерпеть неудачу, но это не страх смерти, на свою шкуру ему плевать. Он переживает из-за девочек. 'А может, никаких девочек нет и ты просто псих, слетевшее сознание которого придумало всю эту иллюзию только чтобы уйти от переживаний вызванных убийством Чарльза? Быть может, я очередной артэонский душегуб просто так потрошащий очередную беззащитную людскую деревушку? Моя нервная система травмирована смертью Чарльза, возможно, я уже заблудился в безумии?.. Да плевать!'. С ноги он выломал дверь амбара.
— Ну-ка все сели и заткнулись! — угрожая мечом, ворвавшись внутрь амбара, кричал Кэйбл. Внутри только женщины. Перепуганные рабыни, обремененные кандалами, все замерли на местах. — Ой, извините, — Кэйблу даже стало как-то неудобно, из-за того что он вот так напугал женщин. — Я ищу... — 'А имя то ты придурок спросить забыл!' — мысленно ругал себя Кэйбл, — одну рабыню принадлежащую некому Гардуле.
— Мы все тут принадлежим ему, — ответила какая-то пожилая женщина.
— Она мать троих детей. Девочек! Они сегодня ушли в лес за грибами.
— Это я, — поднялась женщина с белым платком на голове. Ее губы задрожали, из глаз потекли слезы, она подумала, что с ее малышками что-то случилось.
— Вы идете со мной. Вам считайте выпал счастливый билет, — Кэйбл подошел к этой женщине и, схватив за руку поволок ее за собой. Глаза женщины расширились в шоке. — Быстрее времени не много.
У выхода он остановился. Тяжело оглянувшись назад, он увидел еще шесть перепуганных измученных женщин. Его сердце сжалось, он не мог оставить их. 'Всех не спасти. Соберись тряпка. Концентрируйся на главном. Задача спасти мать девочек. Так выполняй ее!' — ненадолго зависнув, после стукнув себя по щеке, сказав: 'Извините' приведенной в ужас его поведением матери девочек он двинулся вперед. 'Стой, что ты творишь!' — бежал к нему какой-то местный мужик. Кэйбл безумно посмотрев на него, топнул ногой и тот в ужасе убежал прочь. Со стороны остальной деревни за полем донеслись звуки ударов колокола, оповещающего всех о тревоге. Кэйбл вместе с женщиной скрылся в лесу.
Начался трогательный момент воссоединения матери с детьми, крики 'Мама!' и радость сквозь слезы. Кэйблу не давал покоя колокол, звучащий над деревней, что осталась позади.
— Простите что поторапливаю. Но за нами, возможно, будет погоня. Нужно бежать, — прервал всю радость Кэйбл.
— Кто вы? — вытирая слезы, спросила мать.
— Артэон и вы идете со мной на север туда, где вы не будите рабами.
Они бросились бежать, ну как бежать, босоногая женщина по лесной траве и девочка одиннадцати лет еще и с кандалами на руках бежали, как могли, но по меркам взрослого мужчины просто быстро шли. Кэйбл взвалил на себя двух малышек, но долго их нести он не смог. Сзади послышался лай, и злобное рычание, за ними следом гнались несколько огромных охотничьих псов. 'Убегайте!' — отдав девочек матери, крикнул Кэйбл, а сам, достав меч, остался на месте. Несколько собак сначала окружили его, облаивая, загнали его как дикого пса, затем набросились разом. Едва на него набросилась первая собака, как из-за деревьев раздался детский писк, они никуда не побежали без него, они просто спрятались за деревом. Он зарубил двух псов, нескольких ранил, а остальные, поджав хвосты убежали. Но следом за собаками с криком: 'Мы поймали ее!' — бежали преследователи. Это были не солдаты, обычные деревенские мужики вооруженные вилами, топорами, парой мечей и копий, такое 'мини ополчение'. Кэйбл двинулся им навстречу. Завязалась драка. Кэйбл зарубил нескольких, одного специально ранил, придавив его ногой к земле, оставив кричать от боли, сводя остальных с ума. Остальные еще человек двадцать окружили его и остановились, не решаясь нападать.
— Я артэон. Я выполняю военное задание. Если хоть что-нибудь со мной случиться сюда прибудет наш спецназ, вашу деревню спалят дотла, вас всех вырежут. Я не хочу конфликта. Просто дайте мне уйти. Забирайте своего раненого и уходите обратно, — перекрикивая раненого Кэйбл, обращался к толпе нетрезвых крестьян. Те, переглядываясь друг с другом один за другим пожимая плечами стали опускать оружие. Кэйбл швырнул им раненого и начал осторожно отходить назад, крестьяне не дернулись. Пока преследователи вроде 'остыли' Кэйбл бросился бежать со всех ног.
Погоня вроде миновала, Кэйбл и спасенные им рабыни сбавили темп, но все равно старались идти как можно быстрее. Мать не могла нарадоваться счастью, она наконец-то могла сколько угодно времени находиться с детьми. Кэйбл старался не смотреть на счастливую семейку, меньше всего ему хотелось услышать все эти 'спасибо вам' и прочие бесконечные благодарности, не для этого он спас их. Он просто сделал хорошее дело, и на душе ему стало легче. Они переходили через поле, когда Кэйблу неожиданно в спину врезалась стрела, которая попала аккуратно в трещину, в броне оставленную после встречи с нарийским солдатом, идеологическим врагом, тем туманным утром. Кэйбл от жуткой боли в спине свалился посреди поля. Из леса вышла все та же толпа деревенских мужиков, только теперь среди них был толковый лучник и еще какой-то важный тип в зеленом плаще дорогого пошива. Мать и три малышки не осмелились бежать дальше. Они остались рядом с Кэйблом. Мать со слезами на глазах, понимая, что сейчас последует жестокое наказание, успокаивала дочерей, говорила о том, что бояться нечего. Кэйбл со стрелой в спине попытался подняться. Он едва сел на колени когда откуда-то сзади ему по голове прилетела огромная дубина. Он свалился на спину, стрела глубже вошла в его тело, он стал задыхаться. В его ушах не стихал безумный звон. С него сняли шлем и еще несколько раз ногой ударили по лицу, его голову просто втоптали в землю. Теряя сознание, он слышал только женский плач и мольбы. Женщину несколько раз ударили по лицу, пока она не упала, а с девочек было достаточно страха и сопереживания матери. 'Я ведь никогда у тебя ничего не просил, — Кэйбл глядел в небо, обращаясь к Духу. — Но хоть сейчас помоги мне'. В его глазах все плыло, он увидел человека в зеленом плаще, тот склонился над ним. 'Решил напасть на мою деревню? — что-то говорил тот человек в зеленом плаще, но Кэйбл его уже не слышал. — Отрубить ему голову', — распорядился он, поняв, что с Кэйблом теряющим сознание бессмысленно разговаривать. Среди толпы выискался тот, что был с мечом, он осторожно подошел к Кэйблу, но не успел и замахнуться, как стрела пронзила его голову. В небе появились две огромные вороны — Вороканы Людей Ворона. Еще несколько стрел с разрывными наконечниками перепахали поле вокруг. Все преследователи Кэйбла в страхе попадали на землю. Затем еще две стрелы метко сняли лучника и главного человека в зеленом плаще, лишив толпу людей их лидера. Вороканы приземлились. На их спинах сидело по два наездника из Людей Ворона и по два лучника спецназовца СБК. Спрыгнув со спины огромной вороны, один из спецназовцев Белого Камня желая напугать местных крестьян, выстрелил в небо сигнальной ракетой. 'Пошли на хер отсюда!' — крикнул этот спецназовец толпе перепуганных деревенских мужиков, те бросились бежать. Дух все-таки помог Кэйблу, но не ему лично, он не дал ему силы достаточные, чтобы справиться с врагами, он телепатически сообщил двум небесным стражникам о месте его нахождения. И сделал он это вовсе не для Кэйбла.
Кэйблу вкололи обезболивающее и привели в чувства. 'Это кто такие?' — указывая на маму с дочками, один из коллег спецназовцев спросил у Кэйбла, который только что открыл глаза.
— Это со мной. У меня Спасительный Ход, мать его... Бога ради не трогайте меня! — тяжело шевелил губами Кэйбл, которому каждое движение давалось с болью. Всех включая мать с дочками, погрузили на спины огромных ворон, которые взмыли в воздух и понеслись в сторону спасительного севера. Лежа на спине придерживаемый лучником Кэйбл, качаясь при взмахах крыльев на спине гигантской птицы глядя в небо прошептал: 'Спасибо не говнюк'. Успев поблагодарить Духа, он отключился надолго.
Рэвул поднялся в гору и через покосившиеся ворота вошел в мертвый город Айзен. Гигантская стая ворон взмыла в воздух, оглашая просторы своим карканьем. Говорят, этот город возводился Ладгарской Империей по указу императора и должен был стать главным западным форпостом ее обширных земель. Основание города и множество зданий целиком, были высечены в камне горы. Этот город не возникал спонтанно и спонтанно не строился. Он был задуман, создан в виде чертежей и возведен по плану. И после строительства город был планомерно заселен. Но затем случилось катастрофа. Чудовищный пожар обрушился на город. Вся деревянная надстройка выгорела, осталось одно каменное основание. Сегодня все остатки зданий и строений, черные, закопченные дымом, разошлись трещинами, среди голых каменных руин шумел только ветер. На окраине мертвого города противоположной воротам возвышалась башня, что являлась Рэвулу в видениях.
Следуя по главной улице мертвого города, он чувствовал себя самым одиноким на свете. Окружающий пейзаж угнетал своей угольной чернотой. Пустота буквально давила отовсюду. Это странно, но ему до ужаса хотелось встретить какое-нибудь живое существо пусть даже какого-нибудь жуткого кролонга или услышать человеческий голос пусть и принадлежащий какому-нибудь дикарю. Лучше бы он не встречал Чарльза и Кэйбла, лучше бы так и брел окруженный воронами и призраками. Он бы уже привык к одиночеству и мертвой пустоте, и сейчас бы не было так тяжело. Какие-то странные шелесты и шорохи в этих руинах сопровождали Рэвула повсюду, в некоторых местах слышались звуки шагов, даже эхо чьих-то голосов. Странные завывания, ну ладно их можно было списать на ветер. В одном переулке звуки чьего-то приближения стали такими отчетливыми, что если закрыть глаза, то можно было подумать, что кто-то действительно идет навстречу. Звуки шагов и чьих-то нечеловеческих голосов раздающиеся среди пустых руин сожженного города на вершине одинокой горы, где воет лишь ветер, должны были пугать, но ему было абсолютно безразлично. Он задавленный пустотой и одиночеством провалившийся в вязкую депрессию просто брел вперед. Что такого страшного может ожидать его впереди, смерть?
Возникло ощущение чьего-то взгляда из пустых руин. Что-то пустое неодушевленное пристально смотрит на него, изучает его. При этом это что-то не разглядеть, оно невидимое, но его взгляд ощущается четко. Небо над головой заволокла какая-то тень. Это был дым клубами пронесшийся над головой. Это странно, ведь гореть в этих руинах было просто нечему. Еще одно облако дыма пронеслось над головой, в его приближении послышался призрачный шепот, доносящийся из окружающих руин. Клубы серого дыма, выползающие из пустых руин, разносились ветром, проносились вокруг, и вот одно из них окутало его. Дым был каким-то призрачным, не ел глаза и даже запаха не имел. Зато в этом дыму он увидел, разглядел чьи-то черные, словно тени силуэты, по всей видимости, это те, кто наблюдали за ним здесь отовсюду. 'Зачем ты потревожил наш покой?' — среди призрачного шепота раздался вопрос. 'Ребят даже не знаю...', — решил ответить он, но облако дыма уже пронеслось. Подобные облака, в которых были видны силуэты призраков сгоревшего города, окутывали его, проносились мимо сдуваемые ветром. 'Убирайся отсюда!' — в дыму слышались призрачные вопли. В одном из этих серых облаков что-то набросилось на него. Это нечто было похоже на сгоревшего человека с обуглившейся черной кожей и пустыми заполненными огнем глазницами. Набросившись, просто напугав, заставив вздрогнуть это нечто тут же растворилось, не причинив никакого вреда. 'Не заставляй нас снова пережить нашу боль. Уходи!' — раздался призрачный шепот. Сначала да, он испугался, но когда начальный испуг отпустил, он вдруг рассмеялся неожиданно сам для себя. Не боясь смерти, он вдруг увидел что-то невероятно смешное во всем этом шоу. Ему показались до боли смешными потуги чего-то темного напугать его — не боящегося и даже ищущего смерти придурка заблудившегося в жизни.
Вот она башня из почерневшего камня большая у основания, выше сужающаяся, расходясь на пять маленьких изогнутых башенок, возникла перед ним. Дверь в башню, деревянная, но все же сохранившаяся была открыта не полностью. Едва Рэвул толкнул ее, она с громким звуком упала. Он замер ожидая того что сейчас на звук прибежит какая-нибудь тварь, но все было тихо. Едва он решил войти внутрь, как что-то заставило его обернуться. Улица за спиной была заволочена дымом, из которого на него смотрели черные силуэты с пылающими огнем глазами. Быстро поморгав, тряхнув головой, так будто ему что-то просто померещилось, он вошел в башню. Внутри большой просторный зал, в дальнем темном углу которого, было что-то вроде старого фонтана, в котором проросло небольшое дерево, выросшее во мраке, лишенное листьев, будто мертвое. Лучи света проникали в этот темный зал через щели и дыры в ветхой стене. Здесь пахло гарью. 'Ну и что дальше?' — спрашивал он себя. Большие двери вели в соседний полностью погруженный в темноту зал, он решил двинуться туда. Неожиданно серый дым с улицы, будто живой, проникнув через щели и двери, быстро наполнил помещение, окружив Рэвула своим облаком. В дыму на него снова смотрели силуэты сгоревших людей. 'Почему он здесь, почему он не дает нам покоя?!' — шептались призраки. 'Извините ребята...' — едва успел ответить Рэвул, как тела призраков загорелись. Помещение зала наполнилось невыносимыми криками боли, коробящими нервы. Дым рассеялся, Рэвула окружали объятые огнем силуэты людей кричащих от боли. Огонь исчез, на Рэвула смотрели сожженные люди с черной угольной кожей, в пустых глазницах которых пылало гневное пламя, теперь они были видны безо всякого дыма. Помещение наполнилось призрачным шепотом, отголосками криков тысяч людей. Из фонтана в углу вылезли какие-то щупальца, будто из колючей проволоки, они пронзили тела призраков, вновь заставив их кричать от боли. Пронзая тела призраков по нескольку раз, сдавливая их в своих объятиях, щупальца собирали из их тел одну единую живую стонущую от боли массу. Происходящая на глазах Рэвула, чья-то безумная фантазия без сомнений пугала, вызывала ужас, и одновременно подсознательно не возникало паники или ощущения лютого ужаса. На каком-то подсознательном уровне улавливалась нереальность происходящего, будто перед ним разворачивалась безумная театральная постановка, пугающая, вызывающая эмоции, но иллюзорная. Перед Рэвулом вырос огромный червь из тел стонущих призраков, смотанных колючей проволокой. Чудовищный червь, в пасти которого сияло пламя, как гусеница пополз к Рэвулу. Тот просто не зная как быть, замер на месте и будь что будет. 'Ты станешь одним из нас, ты присоединишься к нам', — раздавались голоса призраков. Червь подполз, закричал ему в лицо, опалив жаром пламени из пасти, а затем набросился, попытавшись проглотить. Рэвул просто закрылся руками, но едва коснувшись его огромный чудовищный червь внезапно растворился. Все разом прекратилось, он остался один в пустом темном зале.
— Для того кто не боится смерти в этом мире не остается страхов? — раздался человеческий мужской хриплый голос.
— Да нет, еще остается страх боли, — передернувшись после всего увиденного, ответил непонятно кому Рэвул.
Стены помещения запылали призрачным зеленым огнем. В свете призрачного огня появился человек в черном плаще.
— А с тобой будет интересно сладкий! — выйдя на свет, сказал человек в черном плаще мага. Хотя в глазах Рэвула шокированного внешним видом нового собеседника это существо никак не соотносилось с термином 'человек'. На лице под темным капюшоном отсутствовал нос. Вместо нормального человеческого носа остались только две сухие ноздри как у змеи. Под лоскутами темного плаща он облачен в черную кожаную обтягивающую одежду. Как уже говорилось, истинные темные маги в большинстве своем были безумцами. Маг это определенно больше чем человек, в мире магии это едва ли не бог. Магия как невероятная сила, дающая нереальные возможности, власть, превосходство над всеми, как невероятный бесценный дар она кружила смертным головы, сводила с ума. Когда ты просто человек при этом наделенный невероятной силой стирающей любые грани дозволенного, превозносящей над всеми, простым человеком остаться сложно. Можно запросто затеряться, идя на поводу у своих желаний позабыть, что такое мораль, уподобиться богу или дьяволу. У некоторых наделенных магией личностей от ощущения полной вседозволенности и даже избранности все их скрытое человеческое животное безумие вылезало наружу. Погруженные лишь в себя, из-за своей силы никого не боясь и не стесняясь, из глубин своих шизофренических грез они тащили наружу самые ужасные стороны и проявления людской сущности.
Темный маг Долорд, как звали темное существо, представшее перед Рэвулом, был давно известен артэонским силовым структурам, в списке на ликвидацию он стоял едва ли не первым. Молодой юноша воспитанник одного из орденов светлых магов Межокеании, он убил нескольких своих товарищей, мага-наставника и сбежал. Его душу наполняло нечто темное необъяснимое, что не давало спокойно жить в стенах светлой магической академии, и он не смог от этой темноты избавиться. Эта темнота в душе как жажда, бесформенная неосязаемая жажда лишала покоя, требовала себя удовлетворить. В итоге скитаний по миру он нашел способ удовлетворить свою неописуемую жажду, сумел придать форму своему внутреннему безумию, которое не дало ему стать светлым магом, утянуло во Тьму. Темнота в его душе была вызвана любовью к боли, желанием боли, как человек он был склонен к мазохизму (при этом он был магом). Боль огнем ласкающую его изуродованную душу он причинял только сам себе. Весь окружающий мир он хотел спалить в огне той боли, в которую сам был погружен.
Светлыми магами и артэонами названный преступником и убийцей, вынужденный прятаться и скитаться, в бесконечных попытках удовлетворить себя, в своих извращенных странствиях зверски убивающий людей десятками, Долорд быстро попал под влияние магов из Темного Круга. И здесь под крылом у Тьмы его безумие разрослось до колоссальных размеров. Он и сам не заметил как при нужном влиянии и нужной обработке стал чудовищем, заблудившимся в своем безумии, потерявшим всякие ценности в жизни. Сначала все его стремящееся к боли тело было пронизано проколами, кольцами и цепями, затем он нашел другой способ доставления себе 'удовольствия'. Сегодня на его теле осталось мало мазохистских атрибутов, так мешающих в обыденной жизни. Говорят, он сам отрезал себе нос глядя в свое отражение в воде озера, это стало следствием его несогласия с окружающей тишиной летней ночи. Он 'украсил' себя как мог. Вдоль щек и под глазами переплетаясь узорами, тянулись борозды шрамов. Что творилось с его телом под кожаной обтягивающей одеждой сжатой крепко застегнутыми ремнями, было сложно представить.
Рэвул застыл, будто скованный невидимой крепкой хваткой. Безносое чудовище, в котором было сложно узнать человека, приближалось к нему. 'Сейчас мы с тобой поиграем, будет весело! — улыбаясь, он смотрел на Рэвула, которому теперь стало по-настоящему страшно. — Первый раз вижу человека, который не боялся бы смерти. Это конечно плохо, но у всех есть придел и рано или поздно, каким бы смелым или потерянным ты не был, ты завопишь от боли', — говорил Долорд, в свете зеленого пламени обвившего вокруг все стены медленно приближаясь, как чудовищный паук, давая жертве попавшей в паутину в полной мере почувствовать ужас. Так оно и есть, на лице Рэвула оказавшегося в плену всесильного безумного извращенца проступил настоящий ужас. Долорду, предвкушающему безумное удовольствие при виде страха на лице Рэвула, происходящее стало интересно, он, решив поиграть, ослабил свою невидимую хватку, дав Рэвулу что-то сказать, покричать, побарахтаться как бабочка, увязшая в паутине.
— Да я, наверное, уже не человек. Но или человек, но... Меня зовут Рэвул!
Жуткий темный маг, услышав имя, сразу изменился в лице. Призрачный огонь, окутавший стены тут же угас, помещение погрузилось в темноту. 'Каштановая борода, босоногий, в черных лохмотьях подаренных проклятием? Ты Рэвул из Страны волка?! — голосом из темноты удивленно уточнил он. — Так бы сразу и сказал', — его голос прозвучал расстроено. Такое желанное, предвкушаемое им удовольствие не состоялось. Невидимые объятия исчезли, Рэвул закашливаясь, упал на пол. 'Иди за мной, Рэвул из Страны Волка', — сказал этот безумный маг. Следом за Долордом Рэвул двинулся в темноту. Они спустились в подвал башни. В центре холодного полузатопленного помещения освещенного призрачным зеленым огнем, обвившим старые давно прогоревшие факелы, висящие вдоль стен, стояло большое зеркало.
— Я отвечаю за безопасность города Айзена, нашего последнего пристанища в Преферии. Я здешний стражник. Наблюдал за тобой с самого начала, как только ты вспугнул ворон у входа. Ты не испугался, ты интересный сладенький, — облизнувшись, улыбнулся безносый монстр. — Я решил лично с тобой поиграть. Но оказывается ты тот, кого мы так долго ждали, для меня, к сожалению, для тебя к счастью, — Долорд подошел к зеркалу. — Здесь твоя измученная душа обретет покой среди себе подобных. Фактичекски здесь — твой новый дом.
Большое зеркало в черной рамке, в высоту несколько метров. 'Случалось ли тебе когда-нибудь перепутать реальность со сном? — спросил Долорд, установив Рэвула перед зеркалом. — Смотри на свое отражение', — добавил он и крутанул зеркало. Зеркало вращалось, а Рэвул смотрел в свое отражение. Зеркало раскрутилось так, что он стал видеть отражение в крутящемся зеркале постоянно. Что-то произошло. Судя по ощущениям, его будто засосало в зеркало. Но нет, все вроде то же самое, он также стоит на месте и смотрит в зеркало, которое почему-то незаметно остановилось. Окружающее помещение осталось тем же, только теперь оно освещалось настоящими факелами, куда-то делась вся вода с пола и окружающий зал из обветшалого, потрескавшегося и заброшенного стал целым, ухоженным, обжитым. Он будто оказался по другую сторону зеркала, где все зеркально отражалось.
Сзади послышалось рычание. У себя за спиной он увидел огромного чудовищного пса, также обгоревшего, между лоскутами черной обугленной кожи которого было видно кости и ребра. Пес источал из себя серый дым, в его пустых глазницах также горел огонь. Рэвул уже, похоже, стал привыкать ко всем этим призракам. Да и это 'зло' выглядело как-то неправдоподобно для призраков — для души погруженной в гнев и кошмары погибшей личности, облик этих кошмаров принявшей. Призраки города Айзена уже будто приелись, выглядели как-то рисовано что ли, будто выдумки художника, совсем не страшно вопреки, казалось бы, жуткому виду. Однако при виде этого пса Рэвул все-таки застыл на месте, не зная, что делать. 'Это наш защитник врат, наша лучшая выдумка, — говорил, указывая на призрачного пса Долорд неизвестно когда возникший рядом. — Понимаю, что после призраков сожженного города тебя подобным не напугать. В целом он неплохо годится для защиты врат с этой стороны. Ладно, прекратите!' — велел непонятно кому Долорд. Пес тут же исчез, растворился облаком дыма.
— Каких еще врат?
— Идем за мной заблудший человек, — позвал его Долорд.
— Куда?
— К магу Колтосу, не слышал этого имени? Это великий из темных магов преферийского юга. Главный враг артэонских тварей здесь. Он мой духовный наставник. Это он рассказал мне о тебе, о том, что ты придешь к нам. У нас с тобой много общего Рэвул. Это место единственное в этом проклятом мире, где ты можешь найти себе приют. Идем к Колтосу, он скажет, что делать дальше.
— Где я оказался?
— По ту сторону зеркала.
По лестнице выйдя из подвала, они вошли в зал предшествующий выходу из башни, здесь, по эту сторону зеркала, на первый взгляд было также мрачно и пусто, все это из-за отсутствия освещения. На самом деле во мраке все помещение здесь было пронизано сухими стволами деревьев, кустарников. Лишенная листьев выросшая во мраке чахлая и безжизненная растительность пробивалась сквозь камень башни, полностью заполнив собой большую часть пространства зала, обвив все его стены. Острые сухие ветки, торчащие отовсюду, несколько раз поцарапали Рэвулу лицо. Догоняя Долорда, он боялся заблудиться в этих мрачных зарослях. Затем послышались какие-то звуки, стоны, в темноте у стены, где находился фонтан, из которого возвышалось дерево, также выросшее во мраке. Но здесь, по эту сторону зеркала, дерево было большим, также лишенное листьев своей разросшейся кроной оно упиралось в потолок. В нижних ветвях дерева в слабом свете из дверей, ведущих наружу глазам, привыкшим к темноте, открылись три человеческих тела. Эти голые бледные тела повсеместно пронизаны ветвями насквозь, замершие в подвешенном состоянии в метре от пола они как будто вплетены в дерево, являются его органической частью. Их глаза зашиты. На первый взгляд они казались мертвыми. Все мрачное дерево целиком с вплетенными в его ветви человеческими телами казалось каким-то безумным произведением искусства замершим в этой темноте. Но нет, люди оказались живыми. Постанывая они тяжело дышали. 'Подожди пять минут', — Долорд сказал Рэвулу и, зачерпнув ведром стоячей воды из фонтана, в котором произрастало дерево, напоил одного из людей, вплетенных в дерево. 'Не спрашивай того чего не поймешь', — пояснил этот безумный маг. 'Что же я натворил, куда это я попал?', — Рэвул прибывал в самом настоящем шоке.
Они вышли из башни, по эту сторону зеркала оставившей в душе Рэвула мерзкие впечатления. В небесах вместо хмурого дня была звездная ночь. Город вокруг был целым. Все дома нетронутые ни огнем не временем, стояли, как ни в чем не бывало. Велев следовать за ним Долорд, хромая зашагал по освещенной улице. Рэвул шел за ним следом во многом только от того что идти ему было больше некуда. Экскурсия по этому жуткому месту естественно не вызывала в нем интереса, ему было достаточно того что он уже видел. Наоборот ему хотелось побыстрее отсюда свалить. Но все же где-то там его ожидает какой-то великий маг Колтос и та девушка из его видений, которая обещала ему спасение от следующего полнолуния. Кстати нужно было бы задать пару вопросов своему проводнику, но идущий впереди Долорд вызывал в нем страх и отвращение. С вопросами он решил подождать. В любом случае идти больше некуда. И если его чудовище неизбежно скоро снова проснется, то лучше пускай это произойдет здесь, в этом мертвом месте населенном чудовищами.
Следуя по улице мертвого города по эту сторону зеркала Рэвул, не переставал удивляться. Вместо привычных световых кристаллов улицы освещали полупрозрачные призраки, внешне представляющие собой скелетов облаченных в черные саваны, без ног парящих в воздухе. В руке у каждого призрака было по призрачному фонарю, испускающему вполне реальный свет, который и освещал улицу. Выглядели они совсем уж как-то нереалистично и сказочно. Призраки осветители парили вдоль улиц по установленным маршрутам, замерли на углах в местах перекрестков, оглашая округу своими стонами. Из земли повсюду белыми струями вырывались целые стаи белых сияющих призраков похожих на воспаряющие в небо души. Взмывая в небо, они взрывались вспышкой света и растворялись, а после все повторялось снова. Рэвула окружили три странных парящих в воздухе призрака сияющих голубым мертвым цветом, какие-то бесформенные, переливающиеся ярким светом внутри они изучали его горящими желтыми глазами. Различные призрачные полупрозрачные силуэты похожие на людей, здесь бродили повсюду, потерянно скитались по всем улицам, пустым паркам. Все здесь оглашалось призрачными стонами. В небе плавая как рыбы в воде, парили огромные призраки похожие на скатов, скелетов огромных рыб, а также золотистых птиц с длинными блестящими хвостами. Все эти призраки совсем не внушали страха, а наоборот казались какими-то нелепыми, вроде странных домашних животных. Эти декоративные призраки снующие повсюду по мнению какого-то безумца были призваны создать эффект жизни и движения в этом темном пустом царстве. В окнах некоторых домов возвышающихся вдоль улицы горел призрачный холодный свет, внутри в этом свете виднелись какие-то тени. В очередном переулке пустой окраины затерянного города Рэвулу встретились призраки в виде трех отрубленных человеческих голов, которые прыгая на обрубленных шеях, перемещались по улице.
Идя по целой версии города Айзена заселенного необычными призраками, под покровом ночных небес Рэвул все же не смог не задать пары вопросов своему проводнику. Смеясь и называя Рэвула 'сладкий мой', Долорд пояснил, что по своему классу как маг он был так называемым Выдумщиком Призраков. Он мог запросто создавать материальные призрачные сущности, придавая им любой внешний облик, как художник своим произведениям. Создаваемые им призрачные сущности могли существовать самостоятельно без создателя. Специально для сгоревшего города Айзен он создал несколько десятков призраков олицетворяющих его сгоревших жителей. Созданные разумом мага призрачные сущности в отличие от настоящих призраков могли контактировать с реальностью, могли касаться физических объектов и даже живых существ. Когда какой-нибудь ледяной лев, с синими глазами, выдуманный и материализованный магом выдумщиком призраков, своей когтистой лапой наносил удар врагу своего создателя, то враг мог вполне реально отлететь на пару метров и сломать себе что-нибудь. Количество создаваемых призрачных сущностей было ограничено и зависело от интеллектуальных способностей мага. Пределом Долорда было около тридцати самостоятельных призрачных сущностей, как например являющиеся в дыму призраки сгоревшего города Айзен которых он придумал только чтобы запугать ненужных гостей этого мертвого места служащего парадным входом для их истинного убежища. Насмотревшегося на всякие ужасы Рэвула, уже к ужасам привыкшего они напугали, но не смертельно, а вот обычного заплутавшего путника могли свести с ума. Было заметно, что этот маг пытался вложить в материализуемые им призрачные сущности что-то мазохистское и по-настоящему жуткое. В действительности в своих призраках он и в сотой доле не мог раскрыть дикого безумия, что наполняет его. Как художник он был плох, свой внутренний мир выражал неумело. Артэоны в лице своей военной разведки на юге так и не смогли понять смысл происходящего в городе Айзене. Они не смогли установить, что за странные призраки населили мертвый город. На их военных картах город Айзен обозначается как неопределимая аномалия. А на самом деле все якобы поселившееся в мертвом городе зло это просто проделки одного безумного мага.
Что касается призраков населяющих город по эту сторону зеркала, 'вдыхающих в жизнь в его пустоту' наполняя своими стонами это место, все это были также искусственно созданные призрачные сущности. Но только созданные не магом Долордом, который с жуткой улыбкой периодически странно посматривал на Рэвула, чем до ужаса пугал. У этого жуткого мага, оказывается, был орден своего имени. Он выступал источником магии для трех магов-пользователей. Обычно в ордене имени мага его члены — маги-пользователи были учениками, помощниками и единомышленниками мага учредителя ордена делившего с ними свою силу. В случае с жутким Долордом, возникал вопрос: три каких безумца состоят в ордене этого чудовища и зачем они это делают? Ответ был очевиден и Рэвул его уже видел. Те три человеческих тела, сросшиеся с тем деревом во мраке зала башни открывающей вход в это место. Долорд отвечал здесь за безопасность, башня в которой находились врата в это место, была его логовом, там они и свили себе гнездо. Три мага-пользователя, с которыми он разделил свою силу, решили отречься от физической плоти и слились с древом, оставшись просто разумом, из-за чего их способности как магов возросли, коллективно они даже превзошли своего мага-источника Долорда. Их силы хватило, чтобы загадить призраками окраины мертвого города по эту сторону зеркала находящегося под вечным покровом ночных небес, вдохнув немного жизни в здешнюю пустоту. А также это коллективное чудовище, в которое трансформировались, слившись с деревом три мага-пользователя, благодаря своей силе могло без проблем защитить от любого врага врата ведущие сюда. Кишащие призраками окраины помимо призрачных стонов оглашали вопли, и дикие крики каких-то чудовищ, доносящиеся откуда-то из центральной части затерянного города.
По пути среди городских улиц раскинулся уникальный отличающийся от остальных строений дом больше похожий на дворец или фамильное гнездо каких-то богачей, по углам которого возвышались четыре башни, крыльцо которого было украшено колонами. Снизу вверх стены дома были обвиты какими-то застывшими словно камень черными щупальцами непонятного происхождения. На охране дверей стояли два призрака в виде воинов облаченных в доспехи. При виде Долорда они растворились, двери отварились сами собой. В окрашенной с черные строгие тона гостиной освещенной призраком осветителем, висящим под потолком, на диване сидели двое молодых парней одетые в черные плащи магов, на глазах одного из них была черная маска. Маска второго лежала на столе. В тишине они сидели, уткнувшись в какие-то книги. Долорд ведя за собой Рэвула, двинулся по коридору вглубь этого здания погруженного в тишину. В длинном темном коридоре им навстречу пронесся призрак, внешне выглядящий, будто неуспокоившаяся душа дворецкого, с настоящим подносом в руках. За одной из открытых дверей коридора, по которому шел Рэвул, вокруг камина в стене, в котором пылало какое-то странное алое пламя, взявшись за руки, стояли четыре молодые девушки в однообразных белых платьях с белыми масками на глазах. Они проводили какой-то магический ритуал. Стоящий у двери внутри комнаты мужчина в черном плаще и черной маске на глазах недовольно глянул на проходящего мимо Рэвула осмелившегося заглянуть к ним, после чего дверь сама собой захлопнулась, едва не ударив любопытного оборотня по носу. В щелях других закрытых дверей идущих вдоль коридора также сиял свет, там происходило что-то необычное. По лестнице они поднялись на второй этаж, здесь тишину этого волшебного места наполняла спокойная музыка, звуки голосов и веселья. В длинном коридоре, по которому они шли, из-за некоторых закрытых дверей доносились сладостные любовные стоны. В большом зале, расположенном над гостиной за длинным столом в центре комнаты сидели молодые люди в черных плащах, кто-то в масках, кто-то нет. Несколько девушек в однообразных белых платьях сидели за тем же столом немного в стороне. Стол был уставлен едой, разными напитками. Сидящие за столом выпивая о чем-то беседовали, вели себя культурно. За пределами большого стола в углу комнаты на диване за полупрозрачной черной шторой, избавленные от необходимости вести себе прилично давшие себе свободу несколько парней и девушек скинув с себя маски, черные плащи и белые платья слились в пылких поцелуях. Некоторые уже перешли к занятию любовью можно сказать прямо у всех на глазах. Долорд заглянув в этот зал, кого-то искал глазами. Рэвул вспомнил что, двигаясь по руинам города Айзена, той его разрушенной версии оставшейся по ту сторону зеркала, из развалин одного из зданий стоящих примерно в этом же месте среди шума ветра он слышал звуки голосов. И даже эту музыку, что звучала откуда-то из угла комнаты, где на столе стояло похожее на большую ракушку какое-то волшебное устройство издающее приятную мелодию.
— Простите, вы не меня ищите? — раздался мужской тихий голос из коридора у Рэвула за спиной. Оглянувшись, он увидел невысокого седобородого старика в черном плаще, с посохом, учтивая беззвучное появление в нужный момент надо полагать это очередной маг. Безумец Долорд, последний раз понюхав Рэвула, подмигнув ему безумно улыбаясь, без слов отошел в сторону.
— Меня зовут маг Колтос. Я создал место, в котором мы находимся. Приятно познакомиться Рэвул, — сказал новоявленный маг, подойдя ближе. На фоне безумца Долорда этот хотя бы походил на настоящего мага. Длинная седая борода, положенный магу плащ, просто черный, при ходьбе опирается на посох, пожимая Рэвулу руку, он приятно улыбается. С виду обычный следящий за собой старик, пусть даже в душе он темный маг, скрывшийся под черным плащом. — Добро пожаловать в наше скромное убежище. Мы сейчас находимся в резиденции ордена моего имени. Молодые люди по каким-то неизвестными мне причинам решившие скрыть свои лица под масками это маги-пользователи моей силы, те, для кого я выступаю магическим источником, — он заглянул в зал, в котором веселились, отдыхали его ученики. Увидев оргию, что в углу на диване вытворяли его подопечные, он глубоко вздохнул, шторы в зал быстро задернулись, скрыв от глаз Рэвула все происходящее там. — Они навечно молоды, какой с них спрос, пусть веселятся, — оправдал своих подопечных маг Колтос.
В свои ордены маги всегда вербовали людей с высокими интеллектуальными способностями, которым по силу познать и научиться обращаться с магией. От дураков в этом деле толку было никакого. Поэтому будущих слуг, учеников магам приходилось долго и тщательно искать, отбирать. Истинные темные маги вербовали в свои ряды различных бунтарей, молодых людей с революционными и анархическими взглядами на мир, чтобы их несогласие с окружающей действительностью направить в сторону противостояния с артэонами устанавливающими в этом мире свои порядки. В бесконечном противостоянии с артэонами темным магам нужны были солдаты. Чаще всего интересующие темных магов молодые люди были уникальными личностями, темными, даже ужасными, чем-то в этом мире недовольными, требующими чего-то необычного. Их головы нужно было забить какой-то идеологией, пообещать им борьбу за какую-то великую цель. Вечную жизнь они своим подопечным дать не могли, за то могли дать возможность умереть молодыми. Зелье продления молодости было одним из простейших, оно не продлевало жизни, наоборот использовало жизненный ресурс для поддержания молодости, жизнь в итоге только сокращалась. В среднем проживая по сорок — пятьдесят лет, употребившие это зелье оставались молодыми до самой смерти. Артэоны застолбили за собой свободу и демократию, следовательно, темным магам приходилось оправдывать диктатуру и железный порядок в государственных делах. Зато на уровне личности артэоны говорили о внутреннем порядке, моральных ценностях, добре, разумности. Следовательно, темные маги говорили о полной личной свободе человека, пусть даже с оттенком деградации, о воспевании человеческих удовольствий и желаний, которые должны быть смыслом жизни. Их идеологией на уровне личности была анархия, полная свобода, возможность каждого самому решать, что хорошо, а что плохо и плевать на общественную мораль, ее нет. На первый план выдвигались личные желания и потребности. Во всех отношениях орден темного мага Колтоса был самым обычным. Маги-пользователи его силы, ставшие его слугами и помощниками, оставшись навсегда молодыми, жили вечным противостоянием с артэонами, бились за свободу юга от артэонского вмешательства. В условиях, когда артэоны контролируют ситуацию, они были, по сути, террористами, революционерами, подпольем. В остальном они жили своими интересами и потребностями, проводили свободное время за гулянками, вечеринками и бесконечными оргиями. Проживали свои короткие жизни с максимальным удовольствием. У Колтоса в ордене было чуть больше трехсот служителей. Ношение масок в ордене этого мага объяснялось отстраненностью от мира, в котором правят артэоны, якобы пока они всего лишь террористы, жалкое подполье они должны прятаться под масками. Не Колтос это придумал, это была идея первых из членов его ордена.
— Вас наверняка интересует, где вы оказались, и не думаю, что Долорд стал что-то объяснять вам? Идемте за мной, я все наглядно покажу, — сказал Колтос.
Маг Колтос по своему магическому классу был Зельеваром — изготовителем волшебных зелий. Одно из самых спорных, особняком стоящих персональных умений магов, которое с одной стороны подразумевало под собой все (при помощи волшебных зелий теоритически можно добиться любого эффекта) и ничего одновременно. Зельеварение относилось к категории пассивных умений, для изготовления зелий требуется время, застигнутые врасплох эти маги были практически беззащитны. Раз Колтос специализировался на варении зелий, значит, и все маги-пользователи его силы из ордена также были наделены этой способностью. Здесь в подвале их резиденции у них была лаборатория где, не прекращая кипели над огнем, перегонялись на аппаратах волшебные зелья. Те черные щупальца, что вырвавшись откуда-то из-под земли, обвили стены их резиденции это последствия небольшой аварии на производстве больше года назад. Случайно пролилось одно из смертоносных зелий, они с трудом сумели не допустить разрушительных последствий. Колтос назвал себя и своих подопечных террористами. По его словам это артэоны контролируют этот мир (или, во всяком случае, большую его часть) и поэтому отвечают за его сохранность. Они же будучи отброшенными на задворки, не отвечая ни за что и не неся ответственности пока вынуждены все только разрушать, причиняя вред поганым артэонам. Не в силах противостоять артэонам в открытую, они наносят свои удары исподтишка. И тут зельеварение приходится весьма кстати, биотерроризм одно из главных направлений их деятельности. Они варят различные смертоносные зелья и травят ими врагов артэонов, а также их союзников, таким образом, хоть как-то отвечая врагу в их бесконечном противостоянии. 'Это удобно. Распылил такое зелье и разом убил несколько тысяч жителей какого-то подконтрольного артэонам городка' — пояснил Колтос.
— Вот недавно зверушек на территории грионов, Грионского союза потравили, может, слышал об этом? — вмешался идущий сзади Долорд. Рэвул, побаиваясь это чудовище, не желал с ним разговаривать.
Рэвул пока молчал. Следом за Колтосом он покинул обитель ордена этого мага, обвитую окаменевшими черными щупальцами. В сопровождении присматривающего за ним Долорда, по прямой улице встречая разных призраков, они двинулись к краю города. По пути маг Колтос, не дожидаясь вопросов с улыбкой, пояснил, что они находились в месте, которое в волшебной науке называлось Люмор. Он создал это место. Этот маг открыл способность перемещаться во времени. Он вернулся в тот момент, когда город Айзен должен был навечно стать мертвым. Колтос предотвратил пожар уничтоживший город, то есть прошлое было изменено, но изменено в малой части, не касающейся судьбы всего мира. Следовательно, мир целиком в реальном времени и облике не изменился, но и параллельной вселенной образоваться тоже не могло. Так и образовываются Люморы — небольшие измененные при помощи перемещений во времени куски большого мира, отколовшиеся, теперь существующие вне пределов времени и пространства. Они пришли к краю города, к краю — в прямом смысле слова. Одна лишь только гора, на которой стоит целый нетронутый огнем город Айзен, одиноко парила среди пространства окруженная звездами. 'Здесь всегда ночь', — объяснил Колтос. И еще одна особенность, то чего Рэвул сразу не заметил — здесь не было облаков. Это место, Люмор, теперь существует в тени большого настоящего мира небольшим самостоятельным островком, зависшим в пустоте среди океана холодных звезд. Артэонам никогда не найти это место, здесь все они в безопасности. Люмор существует в наложении на исходный кусок реального мира, от которого произошел, вот почему следуя по улицам Айзена в реальности, Рэвул слышал среди пустых улиц голоса и звуки шагов, странные стоны, показавшиеся ему завываниями ветра среди руин. Это были бродящие по улицам города в Люморе маги ордена Колтоса, завывающие призраки и прочие его обитатели. Действительно происходящее все больше напоминало Рэвулу сон.
— Кто вы все такие, что здесь происходит? — стоя на краю, глядя в сияющую звездами пропасть спросил Рэвул.
— Мы члены преферийской ячейки Темного Круга — всемирной террористической группировки объединяющей в себе темных магов со всего мира. Я глава нашей преферийской группировки. Наша задача — война с артэонами, до полного их уничтожения или хотя бы выдворения с юга для начала. Ведь это то, что объединяет нас с вами — ненависть к артэонам. Ведь за этим вы здесь?
— Вообще-то я пришел сюда, чтобы получить спасение от боли приближающегося полнолуния.
— А к артэонам повинным в уничтожении вашего дома, вашего народа у вас претензий нет?
— Там все сложно, они как бы виноваты и как бы нет. Короче! Чего вы от меня хотите?
— Ваше чудовище, то зло, что вы носите в себе, это и есть та самая сила, которая способна бросить вызов артэонам. Но этой силе нужно помочь. И мы те, кто может помочь вашему злу расправить крылья. Ведь вы же сами видели тот кошмар, в который артэоны превратили жизнь людей на юге. Южные земли по их вине превращены в рассадник дикости и насилия где жизнь не значит ничего. Разве вы еще не поняли глядя по сторонам, артэоны — цивилизация, выбившаяся вперед возвысившаяся над всеми империями смертных, это главная причина эволюционной деградации человечества в нашем мире. Артэоны, как негласные правители нашего дикого мира, те, кто сумели этот мир себе подчинить — есть настоящее зло. Это артэоны не дают людям развиваться. Они прекрасно познали психологию людей, играют на наших слабостях, обращают людское безумие против самого же человечества. Артэонские алхимики нашли способ создания золота из воздуха, и поэтому могут сколько угодно играть на свойственной людям алчности. Подкупая золотом нескольких предателей в правительстве, они разрушают целые государства, просто взрывают наши общества изнутри, сея хаос. Им даже воевать с нами ненужно. Они научились заставлять нас самих уничтожать себя. Про заботу о людях они только кричат. Люди единственные кто могут бросить вызов детям Духов, поэтому артэоны никогда не допустят развития человечества. На самом деле на людей им наплевать, ведь люди это главные для них в этом мире конкуренты. Глобальная артэонская империя, захватившая этот мир, никогда не допустит конкуренции, поэтому люди так и останутся кучей тупых кровожадных дикарей, пока владычество артэонов не падет. Для нас с вами для тех, кто не вошел в число артэонов и поэтому страдает от них, уничтожение нашей высшей артэонской расы, построенного ею мира должно быть вопросом принципа. Ваше чудовище должно стать местью дикого юга беспощадным артэонам, местью всего человечества. Местью за все годы унижений и издевательств. Вы несете в себе силу способную изменить нынешний ужасный порядок вещей. Не забывайте, ведь в древности именно артэоны уничтожили цивилизацию номаков, официально по воле Духов, но ведь мы знаем, как артэоны любят перевирать факты, забивать наши головы ложью, — говорил Колтос пока Долорд стоя в стороне, молчал, гневно смотрел на Рэвула.
— Поймите меня правильно. Я шел за спасением от дикой боли полнолуния, которое мне и моему чудовищу пообещали. А в итоге попал к каким-то террористам! Это как шутка какая-то. Мне как бы нет дела до того что вы тут творите. Воюете с артэонами? Пожалуйста, только меня во все это не втягивайте. Я это, хочу уйти. Да.
— И куда же вы пойдете? Кому вы нужны в этом мире, учитывая то, как этот мир жестоко настроен к вам из-за вашего чудовища? Там вас ни ждет ничего хорошего. Неужели вы не понимаете что это место ваше последние пристанище. Да мы здесь чудовища, но взгляните на себя, вы один из нас, хотите вы этого или нет. Мы лишь предлагаем вам помощь, продолжение пути. Идемте, я все покажу и расскажу, кто знает, быть может, к концу нашего разговора вы измените свое мнение о нас.
— В моих видениях была девушка похожая на... ворону...
— Безумная Морагта? Мы держим ее здесь, да. Знаете, она действительно может помочь вам, тем более, если она обещала. Если хотите увидеть ее, тогда прошу за мной.
Рэвул пошел следом за Колтосом, оправдываясь тем, что некая Морагта, по всей видимости, та 'девушка-ворона' из его видений все-таки ждет его где-то здесь. Он хотя бы не зря сюда пришел. Следуя по улицам, вечно накрытым ночной темнотой оглашаемым призрачными стонами они двигались вглубь города потерянного для всех.
Следуя по улицам в сторону центра мертвого города Айзена, дальше от пустых окраин заполненных выдуманными призраками, Рэвул увидел, в одном из дворов между домами каких-то чудовищ. Толпой они сидели вокруг большого костра, на котором жарилось насаженное на вертел мясо. Рэвул узнал их, это кролонги-мутанты из Синего леса, которые так встревожили Кэйбла. Все те же люди-крысы с красными свирепыми глазами, покрытые черной шерстью, большие, крепкие, ростом под два метра. Некоторые из них облачены в броню, оружие и снаряжение других лежит разбросанное на земле. Они пьют пиво, рычат, общаясь друг с другом своими жуткими голосами. Обычные кролонги, лишенные шерсти дряблые невысокие человекоподобные крысы, с кандалами на руках на подносах разносят пиво, суетятся повсюду, в статусе рабов обслуживая своих сильных собратьев. Вот чьи еще голоса и крики веселья в таком обилии среди руин Айзена по ту сторону зеркала слышал Рэвул. Уже в другом дворе между домами, попавшемся здесь по пути также у костра сидели кролонги-мутанты, но только здесь уже не было веселья. Что-то, потягивая из фляг, эти твари большой толпой сидя вокруг костра молча обреченно смотрели на пламя. Эти твари будто пытались осмыслить, что с ними происходит, что они здесь делают. По пути, дальше в центр города таких дворов, где огромные люди-крысы сидели у костров, было еще много. Где-то царило мрачное безмолвие, где-то эти твари веселились, отмечая свое преображение. Где-то у огня преображенные люди-крысы били в барабаны, наигрывая какую-то мелодию. И пока одни били в барабаны остальные, окружив их, слушали с упоением жуткую музыку кролонгов, здесь она звучала, возможно, впервые в этом мире. Поумневшие вследствие преображения, эти твари в стенах этого мертвого города учились быть по-настоящему разумной расой. Улавливая на себе взгляд изучающего их Рэвула они недовольно скалились. Здесь этих тварей были тысячи, весь центр города кишел ими. Мелкие обычные кролонги, которых на фоне новых сильных собратьев можно назвать кролонгами-рабочими, занятые работой быстро проносились мимо, гремя кандалами, или просто шатались по улицам без дела как бродячие псы. Чуя запах Рэвула, новый, им не знакомый эти немощные крысы, останавливались, рыча, провожали его голодными взглядами. Глядя свирепыми красными глазами не в силах оторваться, обычные кролонги, собравшись толпой, брели следом за Рэвулом по улице, пищали и облизывались, следовали за ним вдоль крыш, пока криком, жуткий маг Долорд не заставил их разбежаться. Дальше по улице огромные сильные магически усовершенствованные люди-крысы, облаченные в броню, единым строем, под крики своего командира, прошли навстречу.
— Мы здесь собрали тех, кто хочет мести артэонам. Или не прочь полакомиться артэонской плотью, — объяснил увиденное Рэвулом идущий впереди Колтос. — Это кролонги, так этих существ прозвали артэоны. Социальная структура этих крысоподобных тварей нуждалась в улучшении. Есть одна большая самка — королева, а все мужчины ее рабы, привязанные инстинктами, обязанные ее кормить. Они как муравьи, вот только они не работают и ничего не создают, а только разрушают, опустошают. Все мужские особи этого вида слабые и немощные представлены одной серой массой, в отличие от муравьев у них нет солдат и рабочих. Мы принесли немного логики в этот вид. Мы вывели кролонгов-солдат, доделали то, чего не смогла Азура, создавая их. Теперь эти твари служат нам. И скоро они нам пригодятся.
Смысл происходящего стал понятен в центре города. Все дома, в центральной части затерянного города включая главный дворец, были демонтированы. На огромном пустыре раскинулся лагерь для военной подготовки. Здесь среди горящих костров и палаток, новоиспеченные кролонги-солдаты обучались владению мечами, копьями. Под руководством инструкторов из числа людей, наемников прожженных войнами юга, изучали волшебные гранаты, другое оружие, и тактику артэонов, как потенциального врага. Облаченные в броню крупные человекоподобные крысы бегом преодолевали полосы препятствий, проходя через огонь, рвы, водные преграды и прочие испытания. Учились маршировать строем под животные крики своих командиров — самых крупных и сильных из кролонгов-солдат с гребнями стальных шипов на шлемах. Здесь этих тварей выращивали, тренировали, обучали, здесь из кролонгов создавали полноценную армию. Похоже, этих людей-крыс темные маги снова превращали в орудие войны против артэонов. Жуткие свирепые и сильные люди-крысы, уже готовые к войне, выстроившиеся на плацу тысячным строем, капая слюной, красными глазами не отрывая взглядов, смотрели на проходящего мимо Рэвула. Где-то в дальнем углу тренировочного лагеря издавая жуткие оглашающие весь город крики, цепями прикованное к столбу гуляя по кругу, сотрясало землю своими шагами огромное чудовище. Это была уже знакомая Рэвулу самка кролонгов, но только эта тварь была больше обычной раза в три, ее наспинный панцирь был покрыт шипами, а глаза сияли желтым цветом.
— Из всех наших тайных баз на юге, наш Люмор мы всегда использовали для тренировок повстанцев и подготовки террористов. Когда артэоны продолжили свою политику переформатирования юга, негласно превратили Грионский союз в свою марионетку и уничтожили все государства в степях, мы стали готовить партизан, как своего рода ополчение, борцов с проникающим на юг хаосом артэонов, который они почему-то называют демократией. Тогда мы и переоборудовали это место в тренировочный лагерь. Сегодня все силы мы бросили на создание армии кролонгов. Мы задумали нечто большое, особенное. Это будет не армия, скорее ударная группа. У нас есть возможность доставить всех этих воинов разом, незаметно и быстро, прямо в самое сердце Арвлады. Мы нанесем удар по СБК, в самую цитадель зла. У нас есть данные о том, как можно уничтожить несокрушимую белокаменную страну одним ударом. Это будет уже не просто теракт, это будет их полное уничтожение. Конечно, многое в нашем гениальном плане сводится к простому везению. Но будем надеяться, что нам повезет. Мы сокрушим их одним разом, одной оборванной жизнью, — глядя на тренирующихся кролонгов-солдат довольно пояснил Колтос.
Кролонги-мутанты были их детищем, их главным оружием которое они так тщательно выращивали. Колтос сказал, что это он создал этих тварей, при помощи волшебных зелий, опираясь на некий дополнительный источник силы. В своем рассказе он упоминал некого Малыша, который тоже, по всей видимости, был магом, без которого все что Рэвул видит вокруг, было бы невозможным. Вся эта армия кролонгов началась с нескольких детенышей самок этих тварей, которых они выкрали из гнезд. Дальше опираясь на свой дополнительный источник силы, Колтос поработал над этими самками. При помощи рецептов темной магии вложенных в свои зелья он сумел превратить их в жутких огромных чудищ, которые, не прекращая стали плодить кролонгов-солдат, этих мутантов армию которых Рэвул видел перед собой. Маг Долорд предложил Рэвулу прислушаться и услышать, как под землей в горе шевелятся огромные твари, выращенные из самок кролонгов. Кстати одна из них скованная цепями выгуливалась здесь на окраине тренировочного лагеря. Вырастить этих тварей было непростой задачей, работать над этим пришлось очень долго. Подобное с кролонгами уже делали, темные маги уже использовали этих тварей как орудие в своей борьбе. Артэоны уничтожившие все те армии кролонгов-мутантов взращенных темными магами в былые времена, уничтожили также все упоминания, и рецепты, формулы превращения этих слабых злых человекоподобных крыс в сильных неостановимых монстров. А также разработали и установили несколько пространственных заклятий, не дающих снова вырастить чудовищ из кролонгов. Поэтому начинать пришлось с нуля. Убить пришлось не одну самку людей-крыс, прежде чем превратить ее в чудовище. 'Кролонги-солдаты — должны стать главным орудием нашей готовящейся мести, — довольно пояснил Долорд. — В том случае если ты откажешься с нами сотрудничать', — он снова как-то жутко и пугающе посмотрел на Рэвула. С его слов главным изменением в этих тварях была не сила, а разум, способность мыслить. Ради того чтобы стать разумными настолько чтобы научиться выращивать скот и наконец прокормить своих королев, обрести дом в этом мире, эти твари и присягнули на верность усовершенствовавшим их темным магам.
Из окружающего мрака выплыло очередное чудовище. В общих чертах это был человек. Наверное, человек. В черном кольчужном плаще как у магов-воинов из артэонских армий. Сверху кольчуга прижата нагрудными и наплечными латами. На голове рыцарский шлем с рогами, в темных глазницах которого глаз было не разглядеть. Броня, включая шлем, сияет алыми узорами, в которых зашифрованы волшебные руны, что говорит о наложенных чарах лишающих все железное снаряжение веса. На его поясе висит меч. Этот маг, отрекшийся от еды, чтобы не разрушить чар носит на себе все это железо, не снимая. Его броня — его вторая кожа. Заковав себя в металл, он закрылся от окружающего мира, отрекся от всего мирского. О негативном влиянии на психику, которое такое отречение приносило, можно только догадываться. Что за чудовище было скрыто под броней, сказать сложно, но это уже не человек. В руках сложенных за спиной он держит арапник, испачканный в свежей крови. Не спеша он довольно прогуливается посреди тренировочного лагеря, оглядывая тренирующихся чудовищ, он здесь что-то вроде главного. 'Тренировки идут как по расписанию. Они конечно не всегда слушаются, — он посмотрел на окровавленный арапник, сжимаемый в руке. — Но в целом все идет нормально', — мужским приглушенным голосом из-под стального шлема он доложил Колтосу.
— А у нас тут прям торжество. Всеми нами ожидаемый Рэвул пришел! — прокричал маг Долорд.
— Наш новый брат Рэвул пришел. Надеюсь на это, — улыбаясь, посмотрел на него Колтос. — Милст, познакомься с нашим новым братом, — он представил Рэвула очередному члену их темного братства закованному в броню, похожему скорее на рыцаря, а не на мага.
Милст, так звали этого мага в железной маске и с мечом, в соответствии с магическим классом был магом-дуэлянтом. Представители этого самого простого и примитивного из всех возможных магических классов были наделены способностью бросания вызова любому другому магу или иному сверхъестественному существу любой природы. После чего все волшебные способности у обремененного вызовом и вызов бросившего пропадали, начиналась честная дуэль. Для этого маг Милст и носил с собой рыцарский меч, которым он в честной схватке обезглавил немало светлых и темных магов. 'Рэвул здесь, значит, скоро мы бросим главный вызов преферийским артэонам. Я слышал, ты мстишь армидейцам за уничтоженный дом? Теперь ты не один, вместе мы сотрем их, — после этих слов он достал свой меч и приставил его лезвие к шее Рэвула, Колтос хотел вмешаться, однако не стал. — Я в этом мире уважаю только силу. Слышал в тебе сокрыта чудовищная животная мощь способная хорошенько потрепать артэонов. Надеюсь, ты не скован моралью и не будешь пытаться эту силу в себе сдерживать. Надеюсь, ты меня не расстроишь'. Милст был своеобразным порождением этого жуткого мира. Рожденный в рабстве, незамеченный ни темными не светлыми магами он начал свою жизнь подобно животному ночуя в хлеву и питаясь отбросами. Все детство, пока он находился в шкуре раба, он не видел ничего хорошего, кроме насилия и издевательств. В свои десять лет, когда у него стали проявляться способности мага он даже разговаривать не умел, только рычал как животное, выполняя мелкую работу по дому своих хозяев. Выращенный в рабстве у жестокого хозяина, ничего хорошего кроме боли не видевший он этот мир естественно ненавидел. Его душу переполняло лютое зло и ненависть ко всему. В пятнадцать лет, более-менее научившись говорить, осознав свои способности он, огненным вихрем уничтожая и сметая все на своем пути, выбрался из рабства, уничтожив своих хозяев, а заодно тысячи людей. То почему он выбрал путь темного мага дальше объяснять ненужно. Из озлобленного на этот мир, полудикого мальчишки он вырос в беспощадного жестокого ненавидящего все прекрасное психопата. Он просто не понимал что такое мораль, уважал только силу, ничто в этой жизни для него не имело ценности. И вот став темным магом, только свою силу осознав, начав ею наслаждаться, он столкнулся с артэонами — силой, которая верховодит этим миром. Наличие силы его превосходящей заставило этого безумца остановиться и свое безумие поумерить. Естественно жаждущий свободы и вседозволенности маг Милст артэонов возненавидел, это привело его в Темный Круг. Теперь цель своей жизни он видел в уничтожении артэонов, ведь они были единственным препятствием на пути его силы. Позже отрекшись от всего мирского, спрятавшись от мира под железной рыцарской маской, он превратился во что-то ужасное, окончательно утратившее все человеческое. Окружающие кролонги, которых он 'дрессирует' орудуя арапником, смотрят на него с гневом и страхом одновременно.
Велев Рэвулу не отставать, Колтос двинулся дальше. Он с улыбкой пытался начать с Рэвулом разговор, спрашивал об изменениях, которые принесло в его личность чудовище и все это его нынешнее приключение, что нового он для себя узнал. Рэвул промолчал, отвернувшись в сторону. Колтос спросил про ощущения, которые на него произвел их Люмор, в ответ Рэвул промычал что-то непонятное. Рэвул думал только о том, как бы быстрее отсюда свалить, общаться с Колтосом у него не было никакого желания. Этот темный маг, несмотря на улыбку, адекватный внешний вид, в голове Рэвула ассоциировался, сливался с этим жутким местом, поэтому заранее сразу казался чем-то от чего нужно держаться подальше. Два безумца наделенных магической силой Долорд и Милст шли сзади, в сопровождении, о чем-то беседуя как два обычных друга.
— Ты что вообразил себя тренером для этих тварей?! — Долорд указал на арапник, который Милст сжимал в руках. Милста это рассмешило.
— Эти кролонги все равно животные. Понимают только силу, — сказал Милст, убирая арапник за пояс. — Ну а как твой отгул? Как тебе дался выход в люди?
— Эта сучка... — с улыбкой погрузилось в приятные для него воспоминания чудовище Долорд, — она пищала! — вместе с Милстом они залились смехом. Звук смеха Милста слышался приглушенным из-за рыцарского шлема, можно сказать ставшего неотъемлемой частью его головы. — Ну а ты как? Собираешься выбраться в мир или так и будешь тут гнить? — Долорд адресовал Милсту.
Их разговор услышал идущий впереди Колтос.
— Вам же было велено сидеть здесь и не покидать пределов Люмора. Вы своими вылазками можете нас выдать. У нас очень важное дело на кону. Если артэоны нас найдут то всему конец! — Колтос был явно недоволен.
— Ну, совсем-то без развлечений жить нельзя. Так и свихнуться недолго! — ответил Долорд, потом посмотрел на Милста и они снова засмеялись над этой 'шуткой'. — Какой смысл от жизни без удовольствий, если ты уже темный маг!
— А я можно сказать никуда и не выхожу. Не считая вылазок для добычи биоматериала. Но ведь Литарн дал нам разрешение на охоту за человечиной на своей территории, — оправдался Милст.
На пути попалась небольшая площадь. В центре площади на столбе за руки был подвешен какой-то человек. Судя по всему это старик. Лицо было не разглядеть, оно было сокрыто длинными волосами. На правом плече полуголого измученного старика была татуировка — красный полукруг, от которого вверх расходились ярко красные линии похожие на лучи солнца. Наверху столба сидело несколько ворон. Их клювы, были испачканы в крови, тело старика было иссечено шрамами от этих клювов. Этого мученика медленно постепенно, убивали. На его страже стоял стальной пес с красными глазами. Голем мага Литарна — здешнего союзника, спонсора, это был очередной его подарок — пояснил Колтос. Рэвул почувствовав в подвешенном старике что-то знакомое, хотел подойти ближе, но стальной голем, издав оглушающий рев, встал у него на пути.
Донесся запах дыма. По сторонам потянулись дома переделанные в кузницы, в которых, судя по звукам, кипела работа. Раздавались звуки стука молотков и звон металла, ни голосов рабочих, никаких других посторонних звуков слышно не было. Устраивающий экскурсию маг Колтос предложил войти внутрь. В кузницах стояла просто невыносимая жара. Рэвул увидев работников здешней 'промышленной зоны' сначала принял их за уродливых людей. Затем, когда одно из существ волочащее тачку с углем прошло мимо, он увидел что это оживший хладный труп, черными нитками небрежно сшитый из разных кусков человеческой плоти, жутко смердящий. Мертвецы работали здесь не покладая рук, не зная ни усталости, ни боли. Их глаза горели странным зеленым светом. Щиты, мечи, броня, все, чем была экипирована готовящаяся армия людей-крыс, все это изготавливалось здесь. 'Зомби-рабочие', — пояснил Колтос. Обычные зомби — всеми забытые завалявшиеся в темноте трупы это хоть и крайне примитивные, но все же самостоятельные твари Тьмы, которыми движет только голод, ими практически невозможно управлять. Для изготовления зомби-рабочих трупы расчленяются и из разных их кусков сшиваются новые тела, это делается, чтобы своего рода обезличить будущее зомби, чтобы оно было ничем, просто ходячим трупом и даже чувства голода не имело. Такому зомби внутрь вкладывается волшебная печать, на которой обозначается имя хозяина, которому оно обязано служить. Также внутри таких зомби прокладывалась система энерговен заменяющая кровеносную систему соединяющая собой все куски сшитого тела. По общему правилу чтобы оживить такое зомби, в его тело нужно было пустить разряд молнии. Но местные умельцы каким-то волшебным образом в обход всех правил научились оживлять мертвые тела при помощи разрядов энергии Шини, той самой заменяющей в этом мире электричество. Что казалось невозможным. Эта волшебная энергия не причиняла вреда живой материи и в то же время обжигала, испепеляла все мертвое неживое. Эффект получился необычным. Оживленные при помощи разряда этой энергии мертвые тела оживали в буквальном смысле, текущая по ним сопутствующая жизни волшебная энергия вдыхала в них жизнь. Созданные Колтосом зомби-рабочие дышали, их глаза горели зеленым светом от того что внутри их тел по системе энерговен циркулировала зеленая волшебная энергия. Зомби-рабочие были излюбленной трудовой силой темных магов, да и светлых тоже (в тяжелые времена). Но есть одна загвоздка. Зомби-рабочие не обладают сознанием, они не способны думать, поэтому не могут выполнять сложную работу. Все на что они способны так это совершать одно простое несложное действие, например, двигать, таскать что-нибудь. Для выполнения сложной работы нужен постоянный контроль и команды хозяина. Но здесь зомби сами орудовали молотками, ковали железо, выполняли иную сложную работу. Это был своеобразный прогресс, очередное достижение мага Колтоса. В центре кузницы под потолком возвышался большой стеклянный сосуд, в котором в специальном растворе находился огромный мозг, также сшитый нитками из мозгов сотен людей. Из нижней части сосуда в разные стороны тянулись щупальца, которые обвивали головы зомби, соединяя их с гигантским мозгом. 'Зомби-мозг', — Колтос гордился своим изобретением. Управляемые этим огромным мертвым мозгом, зомби-рабочие могли самостоятельно выполнять любую, даже ювелирную работу.
Дальше следуя по странному городу, среди дыма между здешних кузниц, Рэвул услышал шаги. Что-то огромное тяжелое двигалось по соседней улице. В промежутке между зданиями он увидел большого железного дракона — так Рэвул описал бы увиденное существо. На самом деле это был биомеханоид собранный где-то здесь.
Где-то впереди на окраине Айзена возвысился старый мрачный замок, судя по своему внешнему виду, возрастом явно превосходящий остальной город. Именно в этот замок, они и направлялись, пройти еще предстояло прилично. По бокам потянулись дома превращенные в теплицы. Внутри под светом световых кристаллов из вязкой жидкости кровавого цвета, заменяющей почву, росли деревья, будто из живой плоти. По их стволам сочилась кровь. На их ветвях созревали коконы, в которых в качестве плода созревали человеческие тела. Зомби-рабочие все также под управлением зомби-мозга можно сказать — собирая урожай, достают из дозревших коконов поспевшие людские тела. Это не люди, а просто пустышки, просто тела, копии тех людей, чья кровь как удобрение использовалась при выращивании этих странных деревьев, на ветвях которых они зреют, они не живые. Эти тела используются как биоматериал для создания зомби-рабочих или идут в пищу для армии людей-крыс.
Замку, к которому они направлялись, предшествовал небольшой сад. Здесь на лишенных листвы мрачных деревьях обвитые паутиной висели людские тела — свежий природный материал для новых зомби-рабочих. Зомби, сшитые из настоящих человеческих тел, служат дольше и вдобавок отдельные их части можно в последующем использовать для других зомби. Поэтому в землях Ладгарской Империи систематически пропадали люди, в основном мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет, чьи тела, ожидая своего часа, обвернутые паутиной висели в этом саду. За деревьями по бокам от дорожки в переплетении ветвей затаились огромные пауки, те самые, что оборачивали тела людей в коконы для длительного хранения. Эти членистоногие были своеобразными уникальными зомби, также сшитыми из разных частей тел, но только не людей, а каких-то жутких животных. Навстречу в этом обвитом паутиной саду попался один из служителей ордена Колтоса. В черном плаще и маске на лице прогуливаясь вдоль дорожки, он тыкал в паутинные коконы, палкой с заостренным концом, проверяя, дошли ли хранящиеся в них люди. Если при уколе острым концом тело в паутине не дергается, значит, оно дошло и его можно отправлять на переработку. Маг-пользователь поклонился при виде Колтоса.
Они добрались до огромного замка на окраине Айзена. У ворот замка вооруженный топором стоял огромный великан, как и прочие здешние зомби, сшитый из разных лоскутов, вернее кусков плоти. Синий, как и все зомби и жутко воняющий, его глаза также горели зеленым цветом. Материалом для этого зомби-стражника были не человеческие тела, скорее всего он 'собран' из частей тел великанов порождений Азуры. В сопровождении одного нормального Колтоса и уже двух безумных темных магов, один из которых сам себя изуродовавший мазохист, другой вообще скрывшийся под маской маньяк, с упоением рассказывающий о 'никчемных жалких тварях незаслуживающих жить', которых он обезглавил своим мечом, Рэвул вошел в замок. Дверь открыл все такой же сшитый из разных лоскутов зомби-рабочий, только сшитый более старательно и одетый в приличную одежду, он был здесь чем-то вроде дворецкого. На его лице иссеченном швами черных ниток благодаря создателю имелась борода и усы как у настоящего человека. Вместо затылка пол головы этого зомби составлял стеклянный сосуд, в котором был закреплен его мозг обвитый потоками зеленой энергии. Его мозг был сохранен живым, поэтому этот уникальный зомби-рабочий, кропотливо сделанный создателем вручную, мог думать и даже говорить. При входе внутрь замка в нос сразу же ударил мерзкий запах. Внутри в гостиной в полумраке на полках вдоль стен стояли банки и различные колбы с человеческими органами, внутренностями. Вдоль дальней стены стояли полки банок с человеческими головами, замоченными в растворах, это, скорее всего, была какая-то коллекция, просто украшение гостиной в доме больного психопата. Со стола в углу гостиной, на котором лежало изрезанное тело накрытое тряпкой, тихо капала кровь. Где-то на втором этаже сверкали зеленые вспышки, озаряющие мрачное помещение гостиной, слышался гул от работы энергетической установки, вырабатывающей энергию Шини. Здесь на втором этаже находилась лаборатория, где создавались зомби-рабочие, вернее теперь под управлением главного зомби-мозга они создавали себя сами по мере необходимости. Посреди гостиной лежали два огромных окровавленных мешка. Долорд с интересом заглянул в один из мешков, там окутанное паутиной лежало тело великана.
— Во втором мешке тоже самое? — спросил он у Милста.
— Да это Морагта просила добыть ей два трупа великанов.
— Для чего?
— Она сказала 'для дела'. Что еще эта умалишенная может сказать?
— Хозяин. Желал вас видеть. Он. Хотел вам что-то показать, — выдавил из себя местный дворецкий.
— Идемте. Ненужно расстраивать нашего Малыша, — сказал Колтос.
— Пойдем, а то опять он обидится, — Милст сказал Долорду, который услышав о Малыше, недовольно сморщил изувеченное лицо.
Тонущие во мраке коридоры замка были украшены изваяниями, сделанными из фрагментов человеческих тел. Некоторые 'произведения искусства' представляли собой статуи из людских тел лишенных кожи. В остальном коридоры украшали сшитые из разных кусков и частей мертвой плоти различные композиции, вроде деревьев с человеческими почками вместо листьев или большого глаза состоящего из тысячи людских глаз. Все вокруг было обвито паутиной и покрыто слоями пыли. По мрачным коридорам замка затерянного, будто в чьем-то кошмаре, следом за зомби-дворецким под светом факела они пришли в библиотеку. Здесь на полу обложенный десятками книг сидел странного вида человек никак не похожий на мага. Лохматые, неухоженные волосы, желтые большие передние зубы. Одежда на нем серая и старая, местами, будто покрытая плесенью, никак не тянущая на одеяние темного мага. Бесцветная кожа от долгого затворничества и темноты. Хлипкий слабый ботаник — самое верное для него описание. Дяденька лет сорока, внутри оставшийся десятилетним мальчишкой, вместо домашней зверушки или птички на его плече устало расположился толстый паук. Он, заботливо поглаживает свое старое жуткое членистоногое как любимого домашнего питомца. Ножницами, вырезая из книг нужные ему фрагменты, он вклеивает их в отдельную тетрадь. Увидев друзей или вернее тех, кого считал друзьями, он наивно улыбнулся, встал с пола и двинулся им навстречу. 'Друзья', не считая мага Колтоса, совсем не были ему рады. При виде 'друзей' испытывая волнение, он быстро моргает и постоянно щурится. Жуткие Долорд и Милст видели в нем что-то вроде дойной коровы, которая просто должна приносить пользу и молчать. Только под строгим взглядом Колтоса они пожали руку Малышу.
У магов вроде Малыша было много названий. Научное — маги-жертвенники. На разговорном языке таких магов называли Пластилинами. Пластилин это маг, пожертвовавший своей силой ради какого-то дела, какой-то цели или в интересах третьих лиц. Например, маг, не овладевший классовым умением, прочими сложными заклинаниями, оставивший свою силу абстрактной чтобы ее как дополнительный источник в своих целях могли использовать другие маги. Или маг потративший жизнь на овладение сложным емким, но в личном плане совсем бесполезным суперзаклинанием. Самый простой пример это маги-следопыты, натасканные военизированными орденами светлых магов, например орденом 'Пламя Рассвета' где когда-то служил маг Фросрей. Маги-следопыты овладевают заклинанием 'Призрачный след' — колоссально сложным, поглощающим все ресурсы мозга, не оставляющим места для классового навыка, и что самое главное заклинанием бессмысленным и ненужным в личном плане. Эти маги имеют возможность локально отматывать время назад, заглядывать в прошлое отдельных мест и помещений, воспроизводя все произошедшее в них виде магических голограмм. Эти маги действительно жертвуют своей силой, обучаются сложному заклинанию ради общего дела. С их помощью расследуются различные сверхъестественные преступления. Например, убийства людей тварями Тьмы как в случае с орденом 'Пламя Рассвета' оберегающим человечество от всего сверхъестественного на территории Межокеании. Но при этом эти маги остаются беззащитными и в целом слабыми, их нужно оберегать и защищать как бесценное имущество.
Здешний Малыш оставил свою силу абстрактной, не обременив себя не магическим классом, не другими сложными заклинаниями и теперь маг Колтос использует его силу как дополнительный источник, усиливающий его собственные способности. За что таких магов как Малыш и называют Пластилин — бесформенный материал, из которого можно слепить все что угодно. Создание зомби-мозга управляющего армией работающих без отдыха мертвецов, чудовищ из кролонгов, других тварей которые должны стать орудием для удара по артэонам, который здесь все так готовили, все это было сделано Колтосом при опоре на силу этого мага по прозвищу Малыш. Также и создание Люмора, как и возможность перемещаться во времени для Колтоса стали возможными благодаря использованию силы Малыша, усиливающей в два раза его способности как мага. Ведь силу мага-жертвенника, оставленную абстрактной, можно было направлять в любое русло, можно было использовать для чего угодно. Всех чудовищных тварей созданных им вместе с Колтосом, от кролонгов до зомби, Малыш с любовью называл 'детки', Милст над ним то и дело подшучивал, Долорд вообще не хотел с ним разговаривать. Колтос был единственным, кто относился к нему как к человеку. Рэвулу он даже руку пожать испугался, за что был обсмеян 'друзьями'. Да и сам Рэвул глядя на мерзкую тварь, ощетинившуюся на плече этого сумасшедшего, не горел желанием знакомиться с ним ближе.
Малыш, которого в действительности звали Рутхас, решил похвастаться перед друзьями, поэтому повел их в свой рабочий кабинет больше напоминающий операционную. Вернее это Колтос заставил всех пойти за Рутхасом. В операционной закрепленная на столе лежала огромная весом, наверное, в тонну бабочка, кропотливо сшитая из небольших лоскутов мертвой человеческой плоти. Отвратительный запах становился привычным. Все тело, включая крылья будущего чудовища, было тщательно скроено из человеческой ткани. Смотреть на мир чудовищная бабочка должна была множеством человеческих глаз. 'Произведение искусства', — глядя на тщательно сшитую тварь с любовью сказал Рутхас. 'Не верю, что она полетит', — сказал Милст. 'Ты еще не передумал переквалифицироваться в некроманта?!' — посмеялся над ним Долорд. Рэвулу захотелось оказаться как можно дальше от этого места, когда этот сумасшедший решит вдохнуть жизнь в это свое 'произведение искусства'.
Нависла неудобная пауза тишины. Колтос показал Рэвулу все что мог, представил всех основных членов их группировки.
— Ну что Рэвул вот вы и увидели наше скромное логово, проникли во многие наши тайны. Вы видели слишком много. Хотите вы того или нет, но вы уже член нашего темного братства, — сказал Колтос.
— Это типа вы меня уже не отпустите?
— Значит, добровольно к нам присоединиться вы не желаете? — сказал Колтос, удержав за рукав Долорда, который уже хотел что-то с Рэвулом сделать. — Но нам нужны не вы, а ваше чудовище. Давайте так, вы остаетесь у нас. Мы создадим для вас все удобства. При этом вы с нами не сотрудничайте, не являетесь членом нашего братства, можете с нами вообще не разговаривать. Мы будем работать только с вашим чудовищем. Оно же ведь все равно пробудится, независимо от вашей воли.
— Для чего вам чудовище, что вы хотите сделать с ним?
— Руками вашего монстра мы собираемся уничтожить артэонский север, наконец, сделать то о чем говорилось во множестве темных пророчеств. Внутри вас скрыта колоссальная темная сила, но сейчас она неполноценна. Мы же хотим помочь вашему проклятию, дать ему дальнейшее развитие. Вы это не чудовище, вы не несете ответственности за то, что оно творит. Ну, сами подумайте, ну куда вы пойдете? Ведь оно проснется, и снова будут убийства, снова будет кровь, куда бы вы ни пошли. Все что измениться от того что вы останетесь у нас, так это то что из грядущей крови и убийств которые неизбежно будут совершены вашим чудищем мы извлечем для себя пользу. Подумайте, так будет проще для вас. Ведь тогда вся ответственность за все злодеяния, которые неизбежно совершит ваш монстр ляжет на нас. Вы будите просто жертвой попавшей под влияние темных сил. Или вы хотите уйти и где-то там самостоятельно отвечать перед собой за каждого человека, задранного вашим монстром?
— Знаете ребята, — Рэвул выдержав паузу, набирался смелости, чтобы сказать то, что вертелось на языке. — А не пойти ли вам куда подальше? Никто руками моего чудовища ничего уничтожать не будет. Вы все здесь чокнутые. Ты еще нормальный Колтос, но эти...
Рэвул не успел договорить. Маг Милст, подойдя сбоку, ударил его в живот и отбросил в стену.
— Так ладно, я пошел, — засуетившись, Малыш не желая наблюдать того что будет дальше быстро покинул свой кабинет.
— Хватит, остановись! — Колтос крикнул на Милста. Помещение кабинета огласило рычание. Глаза Рэвула снова стали волчьими, чудовище зашевелилось у него внутри. — Не трогайте его. Не подходите к нему! А то если его чудовище пробудится, нам всем конец! — кричал Колтос. — Дыши Рэвул, просто дыши. Вдыхай как можно глубже. Они тебя больше не тронут. Решил уходить так иди, — говорил он Рэвулу скрючившемуся от боли в животе. Услышав о возможности уйти Рэвул, стал выравнивать дыхание, пытаться вдыхать как можно глубже, не давая злу, зашевелившемуся внутри выбраться наружу.
— Отпустите меня, ради вашего же блага! — прохрипел Рэвул.
— Какой смысл барахтаться, если ты увяз в трясине? Далеко ты все равно не уйдешь, — как змея прошипел Долорд.
— Так все прекратите! Просто дайте ему... — Колтос остановился на полуслове. Его глаза закатились, голова задергалась, выглядело так, будто у него на доли секунды случился эпилептический приступ. Спустя несколько секунд все прошло, его глаза открылись. — Он хочет поговорить с ним... Он говорит, что у него есть что-то важное для Рэвула, — после приступа сказал он.
Спустя минут двадцать, поняв, что его никто никуда отсюда отпускать не собирается Рэвул, следом за местным жутким дворецким в сопровождении двух безумных жутких темных магов спускался в подвал замка. Колтос с ними не пошел. Рэвулу уже самому было интересно, что это там за всесильный 'Он' и что такого важного этот 'он' может ему поведать. Мерзкий запах исчез. За плотной стальной дверью расположилась чистая от пыли и паутины комната, наверное, единственная такая в этом жутком месте. Все здесь было завалено какими-то железяками, проводами, непонятными приборами, посреди комнаты возвышалось устройство, по мнению Рэвула похожее на круглый дверной проем без двери. Это был портал. Все железяки и запчасти к ним, лежавшие на полу были недоделанными телепортами. Открыть прямой проход из пункта 'А' в пункт 'Б' для мага вроде Колтоса, который переместился во времени и создал Люмор, вряд ли было такой уж сложной задачей. Тот, кто устроил весь этот бардак, явно хотел чего-то другого. Они, постучав, вошли в следующую комнату. Здесь в небольшом помещении, погруженном в полумрак, в центре стоял верстак, на котором лежал какой-то стальной костюм, это явно не доспехи, что-то легкое и открытое, обвешанное мудреными приборами. Раздался кашель, в полумраке за небольшим столом у стены сидел какой-то человек, сразу толком было не разглядеть.
— Подойди сюда, — старым усталым голосом проскрипел скрытый в полумраке незнакомец, после закашлявшись. Рэвул подошел ближе, на столе зажглась лампа, он детально разглядел своего будущего собеседника. Желтая болезненная кожа, местами покрытая черными язвами, от некогда длинных волос и бороды почти ничего не осталось. Руки трясутся, на пальцах длинные старческие ногти. Зубы железные, вставные, настоящие видимо выпали. Глаза полностью черные, будто залитые Тьмой. Одетый в халат он выглядит как умирающий от болезни старик. Но только есть в его внешности что-то знакомое, Рэвул где-то уже видел его лицо. Он понял. Этот болезненный старик был похож на мага Колтоса, вернее это и был маг Колтос, только выглядел он болезненным и немощным.
— Пожалуйста, оставьте нас, — он попросил двух жутких магов стоящих у Рэвула за спиной. Долорд и Милст послушно ушли, закрыв за собой двери. — Я настоящий маг Колтос. Слышал, наверное, обо мне, — успел сказать этот жуткий старик, прежде чем сорваться приступом кашля. — До этого ты имел дело с моим двойником. В действительности его зовут Архимед. Он был астрономом, видным ученым в своей стране. Я говорил ему, что его ум на диком юге до добра его не доведет. Его казнили, через утопление. Я помог ему выжить, пережить казнь так сказать. Мы с ним были старые друзья. Теперь он маг-пользователь моей силы. Самый лучший мой ученик. У него хороший интеллект, я давно предлагал ему стать моим учеником, предлагал слиться воедино, но только смерть сумела оторвать его от былой жизни. Мы долго работали, чтобы сделать его полностью похожим на меня. Теперь он представляет меня в этом мире, мы с ним часть одного целого. Ведь сам я похож непонятно на что. Мои враги не должны видеть меня таким. Архимед очень умен, моей силой, магией в рамках отведенных моими познаниями он овладел идеально. Из него получился хороший маг Колтос, никто, даже артэоны не видят разницы. Теперь мы с ним одно целое. Согласись, он ведь прекрасен? — Себя истинного за уродство ненавидя, глядя на своего двойника он видел себя любимого во всей красе, не мог собой налюбоваться.
— Да есть немного, — Рэвул понял, что перед ним очередной безумец.
На столе перед Колтосом лежали какие-то карты. Схема Армидеи, карта Белой Долины, Валгхейма (столицы СБК), папка под названием 'Кайн-Рагнер'. — Я так полагаю, ты не понимаешь для чего пришел сюда?
— Вообще-то я хотел получить спасение от боли. Боли полнолуния.
— Это уловки Морагты! — глядя на Рэвула, усмехнулся маг Колтос.
— Уловки?!
— Ты получишь спасение от боли. Но ломка полнолуния, она в итоге пройдет сама. Две три луны и ты привыкнешь. Присесть тебе некуда, — он оглядел комнату, заваленную железным хламом, других стульев здесь не было, — чтобы не переутомлять тебя ближе к делу. Так значит, в тебе нет гнева?
— О чем вы? — Рэвул уже устал ото всех этих темных тем.
— Тебе подробно объяснили, где ты находишься. Но позволь мне лучше ввести тебя в курс дела. Ты слышал об организации Темный Круг или по-другому Великий Темный Орден? Эта организация представляет собой объединение всех темных магов по всему миру. Объединение всех под одной крышей, которой является Аэтхейл. Мы поклоняемся дьяволам Аэтхейла правителям этого загробного мира. Даже приносим им души подобно тому, как артэоны жертвуют души Духам. Я из числа посвященных. Мое тело было наполнено некой сверхъестественной субстанцией именуемой дьявольской кровью. Мои способности как мага возросли в разы. Для меня была открыта темная магия — разработанное дьяволами Аэтхейла отдельное учение о магической силе недоступное светлым магам. Я стал сильнее как маг, это бесспорно, но изуродовался внешне. Мой жуткий внешний облик — следствие инфицирования дьявольской кровью. Конечно, не все после посвящения выглядят так жутко, но меня что-то совсем подкосило, так что пришлось спрятаться под маской двойника.
Побочный эффект в виде внешнего уродства — часть обряда посвящения в прямые слуги дьяволов Аэтхейла. Больное убогое жуткое тело, которое точит боль это необходимость для служения злу, это с точки зрения моих потусторонних хозяев. Когда ты смотришь на мир из немощной больной и внешне жуткой плоти, внутри ощущая себя чудовищем, все окрашивается в серые тона. Глядя на сияющий красками мир глазами больного отвратительного монстра, ты всегда будешь олицетворением зла, ты все будешь ненавидеть, твою душу будет терзать боль. Но я что-то совсем стал разваливаться. Даже хожу с трудом.
Итак, для чего же таких как я объединили дьяволы Аэтхейла в этом мире, для чего дали нам сил? Чего же хочет Темный Круг? Уничтожение артэонов и Духов соответственно. Эта цель есть то, что нас всех объединяет. Всех кого вы встретили здесь, сюда привела ненависть, лютый гнев к артэонам. Мы — преферийская ячейка Темного Круга хотим уничтожить их в нашей родной Преферии. Отчистить это место от них.
Долгие годы мы готовим свой главный удар, — Колтос беглым взглядом указал на стол, где лежали карты артэонских центров, а также на стоящий в центре комнаты верстак на котором лежал непонятный костюм. — Мы готовились очень долго, вели свою работу скрытно. Подпольно мы вырастили целую армию мутантов. Создали биомеханоидные организмы. Все это мы разом доставим в центр Арвлады при помощи нашего телепорта, — маг снова указал на лежащий на верстаке странный костюм. — Я много лет трудился пытаясь сделать легкое мобильное и удобное телепортирующее устройство, чтобы можно было разом закинуть нашу орду прямо к артэонам в самое их сердце. В итоге я сейчас разрабатываю несколько вариантов, телепорт-костюм, что вы видите на верстаке, легкий удобный, один из них. Но все это не серьезно. Открою тебе секрет, в нашей работе нет смысла! — шепотом сказал Колтос. — Я сам прекрасно понимаю и понимал бессмысленность всей нашей деятельности, этого планируемого нами 'сокрушительного удара по артэонам'. Оборона артэонов сильна. В этом мире они лидеры мы жалкие террористы, которые вынуждены прятаться где-то на задворках. Сам же видишь. Наши удары это скорее агония, какая-то попытка хоть немного уровнять счет. Артэоны при поддержке Духа запросто перебьют наших кролонгов-воинов или как их там назвали ребята. Атака будет иметь лишь символический эффект. Нет, конечно, есть один вариант. Есть данные полученные от мага Фросрея. Они правдивы. Есть одна лазейка дающая возможность уничтожить СБК в один миг. Просто сокрушить их одним ударом. Но для этого нам должно сильно повезти. Добраться до желанной цели будет сложно. В остальном наша планируемая атака это скорее формальность, чистая авантюра.
Я это понимал, но все равно продолжал работу над проектом, потому что наши хозяева — дьяволы Аэтхейла, они жестоки ко всем проявлениям жизни. Они постоянно требуют результатов, и скажу тебе по секрету — я работал над этим проектом, только чтобы от меня отстали! Говоря, как есть. Из всех возможных вариантов они одобрили этот, и я занялся его разработкой, несмотря на понимание его бессмысленности. Тем более сам же видишь то, сколько людей доверяют мне, видят во мне лидера, я не мог подвести их. Хоть они в большинстве своем конченые психи, но все же мы с ними одно целое. Им нужна была цель, и я давал ее им. И вот с недавних пор я решил внести настоящего смысла в подготавливаемое нами нападение. Я решил поработать над бомбой 'Черная Дыра' чтобы эту бомбу, а не наших воинов доставить к артэонам. Чтобы отправить артэонских тварей в бездну, где им и место. Артэоны знают рецепт создания данного оружия, но держат в секрете, чтобы мне создать что-то подобное при наличии моего ума и силы Малыша как дополнительного источника нужно несколько лет трудиться, плавать в абстракции и еще не факт что будут какие-то результаты. Тут все сложно, для создания подобного оружия требуется масса различных элементов и это не просто какие-то грибы, растущие в глубине леса. Достать их... для нас сложно. Тут ситуация схожая с большинством приготовляемых нами терактов.
Однажды мы хотели наслать на артэонский север одну древнюю чуму. Но едва нам стоило заняться сбором необходимых для магического ритуала элементов, как артэоны разгадали наши планы, поняли, что мы готовим и знали все наши действия наперед, отрезали нам все возможные пути. Повторюсь ведь в этом мире мы жалкие террористы, задвинутые на второй план, это артэоны и стоящие за ними Духи правят этим миром. То же самое постигло и наш проект создания бомбы 'Черная Дыра', артэонская разведка контролирует ситуацию, нам от них не скрыться. Они не дают нам собрать нужные элементы, пресекают все наши попытки на корню. Вдобавок артэоны научившись создавать это уникальное разрушительное оружие, наложили на наш мир множество пространственных заклятий, не дающих никому другому это оружие воспроизвести. Обойти эти заклятия я так и не сумел. Но самое главное, что мешает мне так это наши хозяева, я имею в виду дьяволов Аэтхейла, они не понимают что такое время. Они постоянно требуют результатов. А я так не могу, мне нужно время. В итоге я зажат со всех сторон. Для подготовки нормального теракта, полноценного ответного удара способного отомстить артэонским тварям за все страдания юга, у нас нет не средств не времени.
Я долго думал, как нам быть. Что делать? Моя душа продана дьяволам Аэтхейла после смерти меня, вернее мою личность, мою нынешнюю сущность, будут ждать тысячи лет мучений. Та самая ситуация где даже самоубийство бессмысленно. Никуда не деться. И вот неожиданно выход нашелся сам собой. Судьба послала нам тебя. Проклятие Таргнера так ловко поставившее армидейцев на колени. И это только начало. Если все пойдет по плану, то мы с тобой сметем весь артэонский север. Так ты с нами Рэвул — первый оборотень?
— Я вас не понимаю. Зачем лично вы делаете все это? Вам же самому от этого тошно. Вы ненавидите этих своих хозяев дьяволов. Своих подопечных считаете психами, что так и есть. Что вы забыли в этом аду среди уродов? Так почему вы не хотите жить мирно?
— Знаю это не к месту, но это нужно, чтобы понять что происходит, — опустив глаза, темный маг Колтос выглядящий как жуткое чудовище, откинулся на спинку стула. — Ты правильно сказал, я дьяволов Аэтхейла ненавижу. Посмотри, что они сделали со мной! Я не хочу уничтожать этот мир. Цели всеобщего уничтожения я перед собой не ставлю. Но я жажду мести артэонам, и у меня просто нет другого выбора.
Когда-то я пришел в молодую Преферию, как и все странником в поисках мирной жизни. И я ее здесь нашел. Я завел семью, у меня даже были дети. Что если я маг, то я не имею права на семейное счастье? Я должен обязательно жить в замке и обладать властью или из-за этой власти биться? Я был силен как маг, как говорили — магический источник, что сияет во мне, относится к высшему уровню. Я был силен настолько, что во всей этой грызне между осязаемой Тьмой и условным светом мог позволить себе остаться нейтральным. Меня не интересовала вся эта война. Как только артэоны не пытались перетянуть меня на свою сторону, как только меня не уговаривали, не пытались разжалобить, я не соглашался.
В чем смысл жизни человека? Сделать этот мир лучше? Нет, это невозможно, ведь все мы простые смертные. Даже Духи глядя на этот сложный мир приходят в ужас и опускают руки, так чего же говорить о нас? Единственное что мы можем так это сделать лучше жизни родных и близких. Только родных и близких. Я этим и занимался. Я просто жил со своими родными глубоко в лесу в маленькой хижине и был счастлив. Угадай, что случилось потом? — мрачно улыбнулся Колтос. — Именно. Мою семью убили. В наш лес вторглись какие-то отморозки, я пошел проверить и в это время... Неважно.
Кто пришел мне на помощь? Светлые маги и артэоны конечно же. Было быстро установлено, что мою семью убили темные маги. 'Вот видишь, к чему приводит бездействие', — говорили мне артэоны. По их мнению: у меня есть сила, и, следовательно, нет права стоять в стороне. После всего случившегося я якобы должен отомстить. Отомстить, естественно присягнув на верность светлой стороне в тени, которой стоят артэоны. Я, тогда убиваясь горем, сначала послушал их. Потом спустя время решил провести свое расследование. И ты не угадаешь, какими оказались его результаты! Мою семью убили артэоны, все это была спланированная ими операция под кодовым названием 'Приручение Колтоса'! Представляешь?! Причем все было так запутанно, так ловко сфабриковано, что если бы я пропустил хоть одну мелочь, то ничего бы не смог доказать. То есть, чтобы повлиять на меня, чтобы использовать меня в своих целях они убили женщину пятидесяти лет и трех детишек старшему из которых было двадцать. Я ведь девчонкой спас ее из рабства. Я говорил ей, что ничего плохого больше не случиться, я защищу тебя от всего... — у Колтоса, вернее у того чудовища которым он сейчас являлся, проступили слезы. — Артэоны это чудовища друг мой Рэвул, — с лицом скованным злобой и ненавистью прорычал Колтос.
— Не все. У них кошмарные правители, но сами то они нормальные... — начал возражать Рэвул и пожалел об этом. Колтос пришел в ярость и кулаком ударил по столу, да так что Рэвул аж вздрогнул. Наполненные Тьмой глаза Колтоса налились светом.
— Наш враг это артэоны в целом. Правительство это всего лишь голова, которая функционирует, опираясь на тело которым выступает их народ — простые артэоны. Наш враг это все их общество. Желая убить врага, ты же не будешь стараться благородно отрубить ему голову, подставляя себя под удар? Нет, ты нанесешь удар в любое открытое удобно тебе подвернувшееся место. Просто прикончишь его при первой возможности. Также и здесь, — Колтос немного отдышался после приступа гнева. — Я, разумеется, не могу не понимать, что в результате нашего удара погибнет множество прекрасных добрых созданий, простых обычных артэонов. Но это необходимая жертва. Главное добраться до того зла что стоит за их спинами. До этих их чокнутых правительств и правительственных элит, которые в своем стремлении обеспечить безопасность своих подданных уже давно подчинили себе этот мир. И вместо того чтобы сделать его лучше они его разрушают.
Артэоны существа прекрасные не спорю, но вынужденные в этом мире выживать они превратились в жутких тварей. Сегодня их прекрасные разумные общества это просто обманка, за которой спрятались их правители — больные психопаты, разрушающие этот мир, явно заигравшиеся. Артэоны разумны, обладают величайшими магическими технологиями, в нашем мире они есть высшая цивилизация, возвысившаяся над всеми. Их общество в отличие от нашего нельзя уничтожить изнутри. Им доступна гармония, у них отсутствуют внутренние проблемы, рассорить друг с другом их нельзя. Они возвысились над всеми и в окружающих видят только грязь. Их заботит лишь собственное благо. Только в их городах и странах царит мир и покой, все остальное тонет в хаосе, трясется перед ними от страха или, пытаясь сопротивляться погибает. Артэоны не ведут этот мир к лучшему будущему. Они разрушают этот мир себе во благо. И делают это уже очень давно. С тех пор как провалился их эксперимент по принесению просвещения людям. Люди отвергли их мир, в котором человечеству предлагалась униженная второстепенная роль. И теперь они свободные от всякой ответственности осознанно, ослабляют, разрушают общество людей. Они осознали свое превосходство и безнаказанность и они уже не остановятся. Ведь пока мы слабы и наши общества лежат в руинах у артэонов все комфортно, тепло и безопасно. Борьба за свободу человечества это уже давно просто оправдание для их настоящей тайной войны целью, которой является удержание контроля над миром.
Они убивают, кого хотят, делают с нами что хотят. Мы для них звери, второсортные дикари. Сколько нас умрет им неважно. Наш юг для них шахматная доска, на которой они делают ходы не замечая жертв и разрушений, которые за этим следуют. Весь этот их треп про свободу и просвещение это просто обман. Это просто публичное оправдание их агрессии. Они говорят о демократии и свободе, хорошо. Тогда почему когда какой-нибудь король соглашается с этими идеями и дает свободу своим рабам, ведь не все же уроды. Есть и нормальные правители, даже в рабовладельческом мире. И многие здесь на юге не против перемен. Но всякий раз, как только где-то реально торжествует свобода и демократия, по воле адекватного короля рабы получают свободу, что делают артэоны? Они этого не замечают. Они говорят о еще большей свободе! Вам дали личную свободу, так значит идите и заберите у богачей все их богатство, уничтожьте все — так они говорят освободившимся рабам. Что это желание принести нам благие перемены или посеять хаос? На практике любую свободу, любые послабления полученные людьми они обращают в хаос. Им здесь не нужен мир.
В этом мире они уже давно олицетворяют собой зло. И, как и всякое зло их нужно остановить.
В нашем безумном мире, правда, всегда за слабыми. Сильным на все плевать, они творят что хотят, на то они и сильные. Слабым приходиться проявлять разумность, чтобы выжить. В нашем мире сила за артэонами, они, имея за своей спиной Духов сегодня, можно сказать, контролируют этот мир. Если наш безумный мир вообще можно контролировать. И их сила так велика, что они не считаются ни с кем и дошли до той стадии где могут творить все что угодно. И в своей силе они растеряли всю разумность, стали воплощением зла. Даже мы темные маги, просто прячущиеся по углам террористы. Они не носители света и просвещения как задумывалось, сегодня они сила не терпящая себе подобных, поэтому все разрушающая, неостановимая.
Я не говорю что мы хорошие, не прошу отнестись к нам с пониманием. В реальности оно так, хороших ребят не бывает, нет идеального добра, все мы тут жуки навозники, копошащиеся в одной куче просто обладающие разными взглядами. Я так вообще присягнул на верность дьяволам Аэтхейла, вступил в Темный Круг. Стал тем чудовищем, которое ты сейчас перед собой видишь. Знаешь, какая конечная цель нашего мирового ордена темных магов ведомых дьяволами? Уничтожение всего нашего мира. Тут я конечно не согласен. Но также эти ребята, для начала, хотят уничтожить артэонов и Духов — тех, кто стоят на защите этого мира, те, кто в его нынешнем виде являются его правителями. И тут я согласен, этих тварей нужно смести. Только ради этого я присягнул на верность дьяволам Аэтхейла, врагам всего живого. Это артэоны таким меня сделали, это они заставили меня взглянуть в глаза бездны, — в залитых Тьмой глазах Колтоса эмоций было не разглядеть, зато в голосе отчетливо читалось явное безумие. Неважно кем он был изначально, сегодня он стал жутким чудовищем во всех отношениях.
— Твое чудовище и кровавый поход против артэонов, который оно свершит это месть всего униженного изуродованного людского юга беспощадному и жестокому артэонскому агрессору. Ты восстанавливаешь равновесие.
Вспоминая горящую деревню в которой армидейские солдаты, беспощадно не задумываясь, резали людей у него на глазах, Рэвулу было трудно что-то возразить магу Колтосу. В этом изуродованном старике он видел очередную жертву безумия этого мира. Рэвул только тяжело вздохнул.
— Все-таки я не хочу участвовать в этой вашей войне, грызне... Не хочу я занимать не одну из сторон. Хорошо. Делайте что хотите. Используйте мое чудовище как угодно. Но я с вами никогда не соглашусь. Ни с кем из вас. Все вы тут безумцы, — Рэвул думал только о своей жизни в Стране Волка, которая сейчас казалась счастьем. Простота — вот что есть счастье. Когда мир ограничивался только Фригнетскими горами, защищающими от проблем и сложностей большого мира, а вечером ждали пляски у костра и хмельная травяная настойка — вот когда он был счастлив.
— Мой тебе совет Рэвул — научись жить своими интересами. Я понимаю думать о своей душе, не забывать о морали это правильно. Но как ты, наверное, уже сам убедился на фоне мира, в котором всем на все насрать и сильные творят что хотят, это просто глупо. Ты отправишься к ней. Она укажет тебе путь, — кряхтя, опираясь на посох, тяжело встав со стула, закончил разговор Колтос.
Истинный Колтос опираясь на посох, медленно хромая сам повел Рэвула к ней. Они вышли из города и спустились по горе вниз. Спустившись, подошли к краю Люмора, где открывалась космическая пустота, сияющая далекими звездами. Украшающая небо в реальном мире, ближняя галактика Кратон-1 медленно выплывала откуда-то снизу. Небольшая гора, висящая куском материи в пространстве, всеми потерянная и одинокая, без луны и солнца, в темноте окруженная океаном звезд — на окраине Люмора действительно казалось, будто ты в ожившем сне. Рэвул подошел к самому краю горы зависшей в пустоте. Дальше только бесконечное пространство сияющее звездами. 'Зачем куда-то идти? Куда я вообще иду? Зачем все это?' — остановившись на краю, задумался Рэвул. Он шагнул вниз, провалившись в эту пустоту, думая пусть будет что будет. Но ничего страшного не произошло, едва он провалился в пустоту, как его подхватили какие-то силы и вернули обратно на твердую поверхность. Колтос смотрел на него, издевательски улыбаясь. 'Ты что Рэвул, это было бы слишком просто', — улыбался темный маг.
Они подошли к нужному месту. Территория основного Люмора заканчивалась, но небольшой кусок твердой материи как остров парил в стороне, на этом куске стояла небольшая хижина. Рэвул вспомнил ее, в нормальном большом мире под светом солнца эта хижина стояла у склона горы, заброшенная и сгнившая. Здесь хижина выглядела целой и ухоженной. К островку с хижиной вела дорожка из нескольких парящих в пространстве небольших каменных плит. Колтос остался на месте, а Рэвул прыгая по плитам, парящим в пустоте, добрался до хижины.
Из печной трубы шел дым. Вокруг дома, на его крыше сидела стая уже знакомых Рэвулу ворон. Они уже не разлетались в страхе, не каркали попусту, а спокойно сидели глядя на Рэвула как на старого знакомого. Входная дверь отсутствовала. Внутри за длинным коридором большая комната, заставленная всякой разной мебелью, заваленная разным хламом, мусором, покрытая слоем пыли. Такое чувство, будто это жилище сумасшедшего нарочно тащащего в дом всякий хлам с помоек. Рэвул брел среди хлама, рядов полусгнившей мебели, спотыкаясь о какие-то сломанные игрушки и прочий мусор, валяющийся под ногами. И вот за стеной из старых шкафов пылающий камин, рядом с ним диван и кресло, а между ними стол уставленный свечами, эта мебель не сгнившая и не обвитая паутиной.
— Ты кто такой! — заставил Рэвула вздрогнуть жуткий женский голос. Хозяйка возникла у камина. Мрачной тенью она замерла грозно на него глядя. Ее руки разведены в стороны, длинные рукава странного темного платья свисли вниз, в таком виде она скорее походила на летучую мышь расправившую крылья, а не на ворону. Ее длинное темное платье было будто сшитым из вороньих перьев, из него торчали иглами или повсеместно свисали какие-то лоскуты, оно было точно не из ткани. Совершенно не вписывающееся в жуткий мрачный образ молодое лицо, таящее в себе отголоски былой красоты, сейчас застывшее в холодном злобном выражении, будто изнасилованное долгими годами беспробудной пьянки или невыносимо тяжелой жизнью. Кожа мертвецки бледная. По краям лица, вдоль лба висков и щек, обвивая шею, переплетаясь, шли линии черного тату которым, наверное, было исписано тело. Губы по-мертвецки синие, казались накрашенными синей помадой. Под глазами синяки. Длинные черные засаленные волосы были пронизаны линиями седины, что при внешне молодом возрасте говорило о пережитом ужасе. Ее лицо недовольно скривилось, на своего странного явно нежданного гостя она смотрела как на кусок фекалий, с каким-то отвращением.
— Я Рэвул, — глядя на это странное существо не без страха он замер на месте.
— Рэвул? Какого черта? — задумалась она. — Что-то такое помню. Подожди. Ах да! Мать твою. Явился. РэдВолк последний из Людей Волка. Проходи, садись, — она опустила руки и отвернулась к камину.
Рэвул осторожно сел на диван. Она взяла с камина бокал с вином.
— Ну и как ощущения Рэвул? Ты наверняка себя чувствуешь маленькой девочкой, которую плохие родители забыли одну посреди ночной улицы? — выпивая из своего бокала, говорила она.
— Скорее будто меня перетерли в мясорубке.
— Ведь ты проклятие, которое явилось в этот мир, чтобы оборвать миллионы жизней. Тысячи уже погибли от твоих рук. Умрут еще. Ты будешь убивать нести смерть и разрушения. Ну и каково это? Интересно когда твои родители смотрели на тебя маленького, мечтали о твоем будущем они и не думали о такой участи? А если бы знали, во что ты выродишься, то что бы сделали? — смотрела она со злодейской ухмылкой.
— Моя мать не имела права голоса и всегда молчала. Отец был дебилом...
— Ах да, прости. Ошиблась уровнем. Ты же из самой дыры вылез. Из чертового племени дикарей...
— Вообще-то моя страна погибла, — недовольно смотрел на нее Рэвул.
— Ладно, не принимай близко к сердцу. Думаю, ты уже понял куда попал. Для этой жизни нас нет, следовательно, всем на нас наплевать, наша боль она только наша. Значит, тебе не перепадало материнской ласки, и отец был говнюком. И ты все равно цепляешься за такой дом, как это странно согласись? Одинокий всеми забытый цепляешься за свою человеческую сущность, отчего только выглядишь нелепее всех ничтожных уродов собравшихся здесь, — настраиваясь на долгий разговор, она налила вина в бокал и подала его Рэвулу, сама села в кресло напротив него. В ответ, на свои слова, ожидая от Рэвула агрессии, она придавила его своим уставшим и одновременно таящим злобу взглядом. Рэвул застеснялся и отвернулся в сторону, он не собирался выяснять с ней отношения. Она по-другому посмотрела на него. — Ладно, не обижайся. Я просто думала ты сам говнюк. Сам понимаешь по роду своей деятельности, я имею дело с отбросами. Мои клиенты это разные маньяки, жаждущие приобщения к Тьме, злые движимые гневом и местью люди, заблудившиеся порождения Тьмы. Одни твари убогие. Думала ты один из них, а ты вроде не придурок, ну или, во всяком случае, пока себя таким не проявил. Я Морагта, глашатая ордена 'Гивалдон'. Орден включает в себя двести дьяволов Аэта. Я здесь представляю их интересы и говорю от их имени. Потому что сами они заточены в Аэтхейле — параллельном мире, к нам проникнуть они не могут. Я, можно сказать, олицетворяю их в реальности.
— Я уже представлялся да?
— О тебе я знаю все. Это тяжело я знаю. Поначалу это кажется каким-то кошмаром и в отличие от остальных 'счастливчиков' ты даже с собой покончить не можешь. О сладости сумасшествия мы можем только мечтать. Кажется что этот кошмар не пережить что он будет тянуться вечно. Только холод, боль и ужас. Но это не так. Человек ко всему привыкает, и ты тоже привыкнешь и то, что ты жуткий оборотень, который превращается непонятно во что и убивает людей тысячами, станет для тебя нормальным. Наоборот, научись радоваться своей новой жизни. Я это серьезно.
Открою тебе одну мудрость. Все в этой жизни несчастны. Посмотри на это стадо вокруг и почувствуй свое над ним преимущество. Кто вокруг может назвать себя счастливым? Люди погружены в потоки своих проблем, вся их жизнь кошмар в бесконечной надежде на лучшее. Прибавь к этому еще и чувства. Это просто дурдом какой-то, издевательство. Человек — самая эгоистичная тварь на свете, наше 'я' для нас превыше всего, и при этом все хотят любви, все хотят, чтобы рядом был кто-то, но при этом никто не хочет, прежде всего, думать о ближнем. Все хотят, чтобы их просто любили. Когда два эгоиста лишь окрыленные временным очарованием сходятся друг с другом, то какие вопросы потом могут возникать к постоянным ссорам и домашнему насилию которое начинается когда выветриваются чувства? Их мир это большое стадо, которое тонет под тяжестью собственной грязи и не желает этого признать — что самое страшное. И во всем этом зверинце все стараются выгрызть для себя кусок получше. Они как проклятые заперты в вечном круге мучений вынужденные выживать. Бедняки голодают, богатые сходят с ума от безделья, понимая бессмысленность жизни, про рабов и речи не идет. Ты теперь выбит из всего этого стада, ты перестал быть их частью. Можешь расслабиться и вздохнуть с облегчением. Проблемы выживания тебя больше не волнуют. Ты полностью свободен. Это тотальная свобода от всего, замри и просто почувствуй ее. Ты теперь проклят, как и я, смотри на этот мир спокойно со стороны и радуйся тому, что можешь себе это позволить.
Просто расслабься. Все отпусти. Наша задача разгромить этот мир, а для этого, когда ты человек, ничего делать ненужно. Просто расслабься ничего не делай и смотри, как все утекает сквозь пальцы и разрушается. Мы прокляты, этому миру наплевать на нас, так отвечай ему тем же. Счастье, любовь, это для живых. Мы для живого мира прах. Нас нет среди живых. Ты стоишь на краю и смотришь в пропасть, так наплюй на все, утащи этот мир за собой. Сделай свою боль общей. Сам просто все отпусти и с легкостью дай потоку безумия нести себя. Я так думаю, ты и сам уже понял, что смерть для нас есть высшая привилегия, просто недосягаемая мечта. Нас больше ничего не заботит. Солнце светит не для нас, — договорив, она осушила свой бокал.
Она о чем-то задумалась, зависла, уставившись в одну точку, Рэвул в ее присутствии чувствующий себя смущенно старался лишний раз на нее не смотреть и больше прилагаться к вину, чтобы хотя бы немного расслабиться, снять напряжение. Она будто сама осознала смысл того что наговорила. Глазами полными печали и ужаса глядя перед собой позабыв про гостя, уйдя в себя, она привычно закинула ногу на спинку кресла, уселась удобней, юбка ее платья сползла. У нее были стройные ноги, безупречные бедра обтянутые черными колготками. Она стала первой женщиной, которую на своем пути за последнее время встретил Рэвул. Несмотря на отдельные отпугивающие черты внешнего вида, она пробуждала внутри Рэвула какое-то непонятное ему желание. До него только сейчас дошло. Он только сейчас понял, почему ему так неуютно. Она первая посторонняя девушка, с которой он беседует один на один за всю двадцатилетнюю жизнь. И насколько же его жизнь уродлива, если первая представительница противоположного пола, с которой он беседует наедине, выглядит как завалявшийся в канаве труп девушки, которая может когда-то и была прекрасна, но сейчас смотрится жутко?
— Что такое? — она заметила смущение, подавленность своего гостя, какое-то напряжение которое зависло в воздухе. — Думаешь о сексе? — резко и так неожиданно, что Рэвул чуть свой бокал не выронил, поинтересовалась она. — Да ладно, будет интересно! Кого ты хочешь? — она подскочила с кресла.
— Я... я это... — все что успел промямлить Рэвул.
— Кого выбираешь? Принцессу Небирианы давно погибшего великого людского королевства? — она коснулась одного из лоскутов своего платья, и ее внешний облик изменился на глазах. Из мрачной, изуродованной, обиженной на жизнь она на глазах превратилась в прекрасную красавицу с длинными светлыми волосами в белом платье. — Или может красавицу Глиэдару — рабыню, которая была так прекрасна, что великий царь взял ее в жены, — она коснулась другого лоскутка платья и обратилась роскошной мулаткой в одном нижнем белье. До Рэвула только сейчас дошло. Ее платье состоит не из растрепанных похожих на перья лоскутов, это женские локоны. На ней платье из человеческих волос.
— Крутое у тебя платье, — остановил ее кривляния Рэвул.
— Да знаю, — она сама принялась рассматривать свое необычное одеяние. — Это подарок от боссов. Оно соткано из локонов прекраснейших красавиц, которых только носила земля. Есть даже артэонки и женщины кошки райнерии, — она крутилась на месте, вспоминая, где, чей локон. — Это все подарки. Каждый, кто приходит ко мне, должен принести дар — локон красавицы, на которую я укажу. Но ты не парься. Тебя я озадачивать не стала. Ведь ты у нас малыш очень чувствительный, хорошо, что ты ко мне вообще пришел. Ведь обладательница локона уничтожается. Знаю это жутко, но не я придумывала правила. Иначе я не смогу принимать ее облик. Красавицу нужно убить и еще изуродовать ей лицо, чтобы она была не узнаваема на похоронах. Нужно убить ее красоту. А потом принести ее локон мне. Локоны измазаны воском, чтобы держались нормально, поэтому это платье выглядит мрачным и серым. Это приятно порой отвлечься от того долбанного чучела в которое я превратилась. На моем платье собраны локоны прекраснейших из смертных живших еще в первой эпохе нашего мира и до нынешних дней, — она сама рассматривала свое платье, будто не могла им налюбоваться, не им, а скорее коллекцией своих прекрасных обликов. — Ладно, давай выбирай. Скажи, кого ты хочешь? Блондинку, темненькую. Может другой расы?
— А это не слишком резко? — Рэвул пытался держаться спокойно, хотя внутри был на грани паники.
— Что может быть страшного в том, что кто-то назовет тебя шлюхой, когда ты мертва, проклята и твоя жизнь невыносима, но ты не можешь сдохнуть? Вдобавок тебе на все наплевать? Должна же я получать свое удовольствие от этого веселья! Да и тебе самому ли не пофиг? Брось! — она уселась к нему на колени и выпила остаток его вина. — Самые лучшие красавицы этого мира к твоим ногам. Просто скажи, кого ты хочешь. Своим истинным обликом я тебя мучить не стану. Может какие-нибудь преферийские принцессы тебя заинтересуют? — она посмотрела на платье, пытаясь вспомнить, где на нем висят образцы последней коллекции.
— Нет. Я не могу... — весь вспотев, выдавил из себя Рэвул.
— Ах да бедняжка, прости, — пожалела она его, погладив по голове. От нее исходил какой-то травяной приятный запах. — Ведь ты и не ведал женской ласки, — прошептала она, обжигая душу Рэвула прикосновением ледяных губ. — Бедненький. Эх! Если бы ты знал как мне всех вас жалко, — снова она погладила его по голове. — Не буду тебя мучить, — она встала с его колен. — Могу тебя лишь обрадовать. Я смотрела твою жизнь и твой начертанный судьбой путь. Путь твоего проклятия будет долгий. Это плохо, но зато в конце ты все-таки познаешь любовь. И в аду есть свои плюсы, так ведь! — улыбнулась она.
— Какие, например?
— Тебе больше некуда торопиться! Еще вина? — с улыбкой спрашивала она.
— Да давай! — после того как самое страшное миновало, чувствуя адекватность своей собеседницы Рэвул постепенно начал расслабляться.
— Кстати говоря, о любви. Кто тебе противостоит. Я имею в виду кого из героев твоему чудовищу противопоставили артэоны? Это просто солдаты или там есть кто-то конкретный? — усевшись в свое кресло, спрашивала она.
— Какой-то дед с посохом...
— Понятно маг.
— И еще какой-то пацан. Парень. Половина лица, по-моему, закрыта шлемом, — вспоминал увиденное глазами монстра Рэвул. Он, расслабляясь в ее присутствии, начал медленно к ней привыкать.
— Тардес, — узнала Морагта. — Помнится как-то однажды, по-моему, года три назад появился один клиент на севере. По-моему, житель Срединных Земель, один из тех людей, что живут под покровом артэонов. Так вот он решил продать нам свою душу. Душу продать нельзя в данном случае это просто термин. Он решил отдать нам свое тело, согласился стать вместилищем темных сущностей, в общем, решил добровольно отдать себя на растерзание Тьме. В обмен он просил помочь ему. Ему нужно было свершить месть. По-моему он хотел кого-то убить... Любовников своей жены что ли? Не помню. Когда существуешь бесконечно, память теряет смысл. События в воспоминаниях становятся кашей, одно накладывается на другое. В общем... Клиент попросил помощи в осуществлении мести в обмен на свою душу — это условно да. Тьма согласилась дать ему сил. Вернее дьяволы Аэтхейла через меня согласились ему помочь. Он просто человек, а не порождение Тьмы, поэтому чтобы наполнить его силой достаточной для свершения гневной мести нужен был мощный источник темной энергии находящийся с ним рядом. И эти придурки не нашли ничего лучше чем отправить меня туда. Я помню, поселилась в заброшенном домике на берегу озера в стороне от деревни, где разворачивались страсти. Какие-то мальчишки обнаружили меня. Я напугала их до ужаса. Поползли слухи о ведьме, живущей на озере. Мне даже интересно стало, чем все закончится. Меня уже столько раз убивали... мне было просто интересно посмотреть на истерику этих людишек...
— Как я тебя понимаю, да?!
— И ночью к одинокому домику на озере пришел воин с серебряным мечом. Это был Тард. Он пришел за моей головой. Я... объяснила ему, что убивать меня бессмысленно. Сказала, что готова сама уйти в обмен на услугу с его стороны. О господи! — она придалась сладостным воспоминаниям. — Я стала темнокожей принцессой этого царства то... Неважно. Такой ночи любви у меня давненько не было. Тардес, нормальный такой тип. Приласкал меня даже. У меня есть прикол. Я обращаюсь какой-нибудь красавицей, мы делаем это, но когда действие доходит до решающей стадии и он уже не может остановиться, я принимаю свой истинный облик. Так чтобы он видел истинную меня. Смотрел в глаза мне. Почти все, когда все закачивается, швыряют меня на пол как тряпку. Естественно. Он наслаждался обществом прекрасной грудастой принцессы, а тут в самый решающий момент принцесса превратилась в чучело! — Она была совсем не ласкова к себе, вернее понимала, чем является. — С Тардом я провернула тот же трюк... Но он не бросил меня на пол, не разозлился. Наоборот приласкал... меня истинную. Не прикончил его еще?
— Нет, по-моему, он жив.
— Хорошо, а то было бы его жалко.
Морагта начала более подробно раскрывать себя, ведь о Рэвуле как она говорила, она знала все.
— Мне уже... Очень много лет. Я, по-моему, древнее всех на этом свете. Лучше тебе и не знать, что видела я. Сколько раз все зверски разрушалось и восстанавливалось снова. Я наблюдаю наш больной мир с самой первой эпохи. В те далекие времена... в те охренеть, какие далекие времена, когда еще Тьма вот только опустилась на наш мир, всяким дьяволам понадобились глашатаи, своего рода представители здесь в физической реальности. Ну, это когда только создавались все эти ордены, когда все это только начиналось. Тьма опирается на людские страхи и принимает их форму. Никак по-другому быть не может. Тьма сама по себе не существует, она зависима от ряда факторов. Никто в своих страхах не видит порталов, из которых вылезают дьяволы Аэтхейла. Они никак не могут проникнуть к нам. Игра ограниченна жесткими правилами. Все, что есть у дьяволов Аэтхейла так это людское зло, людские грехи, людская мертвая плоть. Все первоосновные элементы Тьмы, выращенные и возникшие здесь в нашей реальности. Никакой другой основы у Тьмы быть не может. Портал в Аэтхейл можно открыть, но это очень сложно, ритуал который требует годы подготовки и уйму разных ингредиентов. Порталы туда всегда нестабильны, они существуют не больше пары секунд, ну максимум минуту. Все что оттуда способно пройти в наш мир это такая похожая на блевотину... прости. Мерзкая такая черная масса. Ее называют дьявольской кровью. С одного среднего портала в Аэтхейл ее можно нацедить несколько капель. А чтобы, например, вырастить демона в нашей реальности, например, самого простого демона-солдата этой крови нужно немало. Пускай в нашем мире пролегает, может и единственная во вселенной брешь с Аэтхейлом, этот потусторонний мир он конечно близок к нам, он здесь повсюду в темноте и одновременно он от нас очень далек, мы от него защищены сложными законами нашей физической реальности. Многие, из которых не взломать в принципе, чтобы взломать другие нужно, потрудиться. Мои хозяева никак не могут проникнуть в наш мир. Поэтому они контактируют с ним через меня.
Я как помню, это будто из другой жизни, была дочерью короля одного маленького, но как мне оно запомнилось очень милого королевства. Я была избалованной, наглой, нахальной, из-за моей детской прихоти казнили не одного раба. А скольких замучили до смерти, я даже не знаю. Мне было все дозволено, люди для меня были грязью. Мне зацеловывали ноги, передо мной стояли на коленях. Мой отец, он получил власть, заключив сделку с Тьмой. По условиям сделки спустя десять лет после объявления себя королем он должен был отдать дьяволам Аэтхейла все, что те попросят. Они попросили меня. Подождали еще десять лет и когда мне стукнуло двадцать с копейками они... Да я знаю мы с тобой практически одногодки, — она сказала это вместо Рэвула. — Но изуродованная своей жизнью выгляжу я на тридцатник если не больше. И это только внешне, а внутренне я уже давно непонятно что. Представь себе, столько тысячелетий я вмещаю в себя. Сколько лиц, слов. Да ты и сам бородатый дикарь изношенный не лучшей жизнью тянешь лет на сорок!
Рэвул согласно улыбнулся.
— Когда подошел нужный срок мой папаня безо всяких угрызений отдал меня им. Может оно и к лучшему, неизвестно какое чудище из меня бы выросло. А так я мучаюсь сама, зато никто не мучается из-за меня, — продолжала она, закурив артэонскую сигарету. — Может брать подношения этими сигаретами? А то я без них просто не могу, — рассматривая сигарету, отвлеклась она.
— Соединение с Аэтхейлом это странная и мучительная процедура, — возвратилась она к своему рассказу. — Никогда не забуду, как было страшно в последние секунды. Железный гроб, заполненный водой. Мне вскрыли вены, — она показал шрамы на руках. — Все тело замотали в бинты как мумию и бросили в гроб. Видимо когда я почти истекла кровью меня 'переключили' — как они это называют. Это похоже на лоботомию. Такой ключ там особый наконечник, его засовывают через нос, добираются до мозга. Всовывают в мозг и там внутри проворачивают. Как они говорят: 'тебя переключают'. Крышку гроба закрывают, и ты в своей собственной крови со странной железякой в мозгу остаешься в невесомости воды. Это только твое тело. Сама ты отлетаешь в Аэтхейл. Твое тело остается здесь, а душа отходит туда, временно.
Я помню, оказалась в темноте. Холодной темноте. Темнота была вязкая как вода. Я просто парила в ней, не могла двигаться, просто беспомощно барахталась. Никогда я себя не чувствовала такой беспомощной. Страх это просто слово, даже ужасом не описать, что тогда со мной происходило. Я не могла оттуда вырваться, не могла никуда деться. Самое жуткое, что я понимала, что в этой темноте не одна. Что-то окружало меня, наблюдало за мной. Затем что-то схватило меня. Что-то огромное, сильное, грубое, жестокое. Дьяволов обычно представляют человекоподобными тварями с крыльями, когтями, хвостами. Наши страхи дают им форму, они так и выглядят. Что-то подобное схватило меня, грубо сжало, пронзив когтями... Они насиловали меня. Все двести дьяволов, что теперь говорят моими устами. Эта мука продолжалась, по-моему, вечность. Меня буквально рвали пополам. И там нельзя было потерять сознание или умереть, как и свихнуться. Никуда нельзя было деться. Я даже кричать не могла, как в каком-то страшном сне. Я просто терпела эту концентрированную чистую боль. Забавно, но в реальности минуло чуть больше получаса. Для меня это была бесконечность.
Говорят, насилие отрезвляет. Продолжая жить после того как тебя изнасиловали двести крылатых ужасных чудищ разорвавших твое тело в кровь, хочешь не хочешь, станешь философом, начнешь философски смотреть на безумный мир. Болью и ужасом мне конкретно вправили мозги. Во мне ничего не осталось от той наглой тупой дуры, я стала Морагтой. Доказательство того что все пережитое мною не сон, что я действительно совершила экскурсию в Аэтхейл, это вот, — она подняла волосы. Черные линии, идущие по краям ее лица, оказались вовсе не изощренным тату. Это черные обугленные борозды оставленные когтями, которыми было исцарапано все ее тело. — Это они меня так изрисовали когтями. На память. С тех пор я чувствую всех совокупившиеся со мной дьяволов. Они могут брать контроль над моим телом, говорить моими устами, передавать сообщения через меня.
Я не в обиде на судьбу. Я... просто устала. Ужасно устала от всего этого...
Они не отпускают меня. Не отпускают мою душу. Пока я, вернее моя душа, нужна им, я буду здесь. Я можно сказать бессмертна. 'Человеческим примитивным разумом не осознать что такое бесконечность' — да? Какой смысл от вечной жизни, если ты смотришь на нее глазами человека? Вся реальность стала кашей мелькающей перед глазами. Они не дают мне умереть. Сколько зим я замерзаю и не могу замерзнуть, сколько голодаю и не могу сдохнуть. Сколько раз, принимая за ведьму люди добрые меня вешали, сжигали, топили. Все ерунда. Я все равно возвращаюсь к жизни. Суицид помниться для меня был развлечением! В первые годы... — как-то печально улыбнулась она. — Что я только с собой не делала от скуки. Жаль что сама по себе боль не вызывает привыкания и всякий раз пронзает тебя огнем как в первый, — закрыв глаза она придалась тяжелым воспоминаниям.
После самого сложного разговор тек уже в почти дружеской обстановке. В руках у Рэвула был уже третий бокал с вином. Он рассказывал ей обо всем пережитом по дороге к ней. 'Артэоны тупые придурки. Серьезно я вообще их не могу понять. Вроде разумные свободные счастливые. Чего они мирно-то жить не могут? Все им надо контролировать, на все нужно влиять. Они тупые уроды, когда-нибудь они доиграются', — отреагировала она на упоминание помощи Кэйбла в походе Рэвула. Она залилась смехом, когда дело дошло до Ортопса, Рэвул не знал смеяться вместе с ней или нет. Крики боли, которыми исходил Ортопс той ночью в лесу, его наполненный ужасом молящий о помощи взгляд, все это врезалось в его память.
— Он такой показушник этот Ортопс. Любит выпендриваться, нагнать пафоса, но, по-моему, у него это получается плохо! Это мы над ним прикололись, не я, а темные маги из древности. Еще до появления Темного Круга темные маги состояли в наших орденах, подчинялись разным дьяволам. Это затем наши высшие менеджеры решили затеять реорганизацию и собрать всех темных магов мира в одну силу, в результате чего и появился Темный Круг. Давным-давно было одно пророчество. Вообще в начале нашего мира их было до фига. Одно пророчество гласило о появлении великого темного способного объединить разрозненную Тьму. И придет он и все смешается, разрушатся все идеалы, верх станет низом бла-бла-бла... Его звали Великий Падший, тот, кто должен был перевернуть этот мир. И мы думали, что им станет наш Ортопс. Но он не оправдал надежд. Пророчество окупилось лишь частично. В итоге мы получили непонятно какую тварь, но совсем не то, что ожидали. Да я понимаю, то, что мы... ну не я конкретно, а ребята из древности сделали с ним, это ужасно. Это просто кошмар. То через что его протащили нельзя назвать иначе как безумием. Он... то ли в шутку то ли нет, зовет себя семенем безумия, я с этим согласна. Но все как обычно не просто. Быть может когда-то он и заслуживал сочувствия, но та тварь которой он является сегодня, и после всего того что он натворил, его кроме как чудовище воспринимать нельзя. Сегодня он монстр, не заслуживающий сочувствия. Выкидыш окружающей жесткости и идиотизма.
— Так он порождение этой вашей Тьмы?
— Если рассуждать о его природе философски, то можно сказать да. Он существо сложной природы. Что-то частично автономное. Углубляться в его суть нет смысла, это будет малопонятным для тебя.
— Так ты много знаешь? Знаешь все и обо всем.
— Опять этот бред: 'Устройство мира', 'Кто такие Духи?'! — кривлялась она.
— Ты знаешь кто такие Духи?
— Знаешь, есть вещи, которых лучше не знать иначе весь твой привычный мир рассыплется в секунду к чертовой матери. Если на тебе розовые очки не спеши их снимать, а то офигеешь, лучше в них и оставайся.
— Ты думаешь, еще есть что-то, что может меня удивить? Я, закрывая глаза, вижу как мои руки, отчего-то ставшие огромными лапами, рвут в клочья людские тела, и невероятная жажда крови распирает меня. Что еще я такого не знаю?
— Можно было бы раскрыть тайну Духов, но сейчас этому не место. Это долгая нудная и вообще странная история. Давай как-нибудь потом. Все равно я тебя буду курировать новоиспеченное проклятие ты мое. Мы еще увидимся не раз. Давай как-нибудь ты принесешь мне веселой травки, мы отлетим, похохочем. И тогда — когда нас будет распирать от смеха, я расскажу тебе эту веселую забавную историю! Сейчас просто настроение не то. Не забывай с тебя еще подношение. Ты просто так удостоился права общения с глашатаем ордена 'Гивалдон', не самого последнего среди дьявольских орденов хочу заметить. С тебя положенный локон. Я все хочу получить принцессу Страны Белого Камня. Эту артэонскую богиню.
— Какие еще подношения, успокойся! Разве что сигаретами! Ну, или только если мой оборотень согласится тебе что-нибудь принести. Хотя знаешь это вряд ли. Эта безумная тварь перемалывает жертв в мясо. Я никого убивать не буду. Хватило мне одного раза.
— Ах да! Та твоя утопленница! Да ладно это же была артэонка! — рассмешила его Морагта.
— Этот ужас не оставит меня никогда. Если я понимаю что чудовище это не я и его злодеяния это не моя ноша, то та убитая... неважно пусть даже артэонка. Это мое согрешение.
— И значит, что получается? Виной за убийство той утопленницы из мстителя они превратили тебя в грешника, который вместо оправданного гнева еще и виноватым себя перед ними считал? А ты уверен, что та артэонка вообще умерла?
— Не понял. Уточни-ка? — всерьез заинтересовался Рэвул.
— Ты понял, о чем я. Ведь ты пришел мстить им и у тебя на это были все права. Они были виноваты перед тобой и сами понимали это. Но опираясь на факт убийства той артэонки, они разом все перевернули. Наоборот ты стал виноват перед ними и еще прощение у них просил. И самое главное. Именно твои угрызения совести по поводу этой утопленницы они использовали, чтобы обречь тебя на проклятие. Ведь если судить по твоему рассказу ты был не против возвращения в Мерзлый лес. Наоборот желал пожертвовать собой, чтобы искупить вину, заслужить прощение. И вот в чем вопрос. Был ли ты перед ними по-настоящему виновен? Действительно ли она умерла или это просто они тебе так сказали. Наврали тебе только чтобы использовать тебя в своих целях. Зная артэонов. Ну не самих артэонов, а их кошмарные правительства, поверь обман и подлость для них это нормально.
— А ты ничего не знаешь по поводу моей утопленницы. Жива она, нет?
— Да я вообще фиг знает. Точно тебе не скажу. Мне вороны донесли весть об этом твоем убийстве. Что она якобы умерла. Но это официальная версия, вброшенная в массы. Как оно там на самом деле было никто не знает. Ты, конечно, можешь попытаться сам установить истину, хотя бы, чтобы просто, облегчить душу, но вряд ли ты сумеешь что-то разузнать. Эту твою артэонку, даже если она и осталась жива, скорее всего, спрятали. Возможно, ей изменили внешность, и она живет в Преферии под другим именем. Возможно, ее вообще уже вывезли с нашей земли за туманом. Уж поверь мне, артэоны умеют хранить свои тайны.
— Да, ответ на этот вопрос дал бы мне спасение. Ведь если я не убивал ее, значит, я чист, мне себя винить не за что. Вся остальная кровь — дело рук моего чудовища. Чудовище это ни я.
Морагта замолчала и как-то напряженно задумалась. Она будто что-то хотела сказать и сопротивлялась этому. Думала, а стоит ли вообще открывать рот.
— Что-то не так? — Рэвул, конечно же, ничего не понимал.
— Хватит меня бесить. Я дам тебе по башке, если еще раз скажешь что ты и твое чудовище это не одно и то же. Ты это и есть твое чудовище, ты с ним одно. Вспомни все безумие, что ты видел глазами монстра. Скажи себе, разве это был не ты, ни некая часть тебя? — от этих ее слов имеющих какое-то гипнотическое воздействие глаза Рэвула стали волчьими, в его сознании замелькали выпотрошенные разорванные тела. — Все это был ты Рэвул. Это как Малдурум у этих наших придурков с севера. Глаза одни, но эмоциональная составляющая меняется. В твоем случае меняется также плоть. Ты становишься чудовищем, это ты убиваешь людей, это тебя распирает жажда крови. — Рэвула забило в конвульсии, Морагта опустила вниз опустошенный взгляд. Она добилась своего, но не была этому рада. От ее слов Рэвул, провалившись в бездну Тьмы поселившейся в душе, оказался на руинах своей деревни в Стране Волка, представшей осыпаемой снегом, продуваемой ледяным ветром. Его чудовище стояло перед ним, пронзая взглядом своих свирепых волчьих глаз. Вокруг скрытые снегопадом стояли силуэты мужчин похожие на воинов Страны Волка. 'Мы должны стать единым целым', — раздавался призрачный шепот, чудовище медленно приближалось к нему, приготавливаясь к прыжку. Оно хотело наброситься на него, разорвать на куски и таким образом убить настоящего Рэвула, уничтожить его личность мешающую слиянию. И после, наконец, слиться с ним воедино, дать Тьме полностью поглотить его душу, породив, таким образом, новое существо которое соединит в себе две половины и Рэвул навсегда останется чудовищем. Фактически Рэвул перестанет существовать. Пока его сознание провалилось в кошмары, его тело трясло, будто от электрического тока. Пока Рэвул мучился, Морагта глядя на него сидела, разрываясь в каких-то сомнениях. — Должна была сказать я тебе всю эту чушь. Но эту чушь я тебе говорить не буду, — вдруг резко вырвалось из нее. После этих слов глаза Рэвула снова стали человеческими, его тело перестало трястись, не приходя в сознание, он ровно задышал. — Пусть мои хозяева как угодно накажут меня, но я тебе этого не скажу, — после упоминаний ею своих хозяев свет свечей померк, дом в котором они находились, затрясло. Она закрыла глаза, приготовившись к наказанию и боли. — Я скажу тебе: не слушай никого. Старайся быть лучше, не забывать что ты человек даже стоя на краю бездны. Не поддавайся злу, не дай себе и чудовищу слиться воедино, оставайся Рэвулом, — вопреки страху сказала она.
Неожиданно тряска дома прекратилась, свет засиял, как и прежде. Вновь не сумев поглотить душу Рэвула, Тьма отступила. На перепуганных глазах Морагты проступили слезы. Ей хотелось поблагодарить бога за то, что все обошлось. Рэвул после приступа приходя в себя, лежал на диване глядя в потолок.
— Спасибо тебе, — придя в себя, заговорил Рэвул. — Так вот почему ты это делаешь.
— Я же просто женщина в этом жестоком мире. Несмотря на то, что внешне выгляжу как чучело!
— Не говори так. Главное это красота внутренняя... так говорят.
— В моем случае все очень просто. Если я буду хорошей девочкой, то мне не причинят боли. Конченые злодеи бывают только в книгах, в реальности не всем на все наплевать. Как бы нам падшим тварям не хотелось сказать, что мир вокруг пуст, вся эта жуткая суета не имеет смысла. Все люди животные их мир тонет в грязи. Это не так. Есть хорошие люди и добро где-то там. Ведь мир еще стоит, — с тяжестью на сердце говорила она.
Она, желая быстрее отвести тему с тяжелой ноты решила поговорить о приятном.
— Они меня не только наказывают, — имела в виду она своих хозяев дьяволов Аэтхейла. — Много чего дают в то же время. У меня есть, например свой собственный демон стражник. Он вселяется в мое тело, когда я произношу его имя. Как правило это происходит когда в баре... Да я люблю погулять, побродить по всяким забегаловкам. В какой-то мере это моя обязанность ведь где, как ни там искать заблудшие души? И если какие-то похотливые мужики в этом алкогольном царстве проявляют ко мне нездоровый интерес, я призываю его. И потом, как правило, прихожу в себя стоя посреди залитого кровью и заваленного мертвыми телами бара. Да-да, знаю, как я тебя понимаю, — сказала она Рэвулу, который уже привык приходить в себя непонятно где после пробуждения чудовища.
— Еще они мне подарили песика. Его правда никто кроме меня не видит, но это не шизофрения! Другие могут увидеть его в отражении зеркала. Такой демон-пес из ада. Где-то метр в высоту, с длиннющим хвостом, красными глазами, без шерсти. Обычные люди, когда видят его в зеркале, седеют на глазах. Но для меня он такой забавный, такой милый! Эта бука всегда находит способ как меня рассмешить. Мне дают поиграть с ним, когда я веду себя хорошо. Но теперь-то меня точно надолго разлучат с песиком. Печально...
— Ты давно здесь?
— В Преферии? Лет, наверное, сто. Орден двухсот дьяволов, что я представляю, взял на себя ответственность за уничтожение Преферии или хотя бы преферийского артэонизма. Как видишь, мы пока не добились результатов. Зато у меня здесь появился свой уголок, — она глядела свое странное жилище. Вороны что сидели снаружи постепенно влетали внутрь, сидели повсюду, окружая беседующую парочку. — Это жилище мне предоставили ребята из преферийской ячейки Темного Круга. Я даже привыкла к нему.
Речь зашла о полной луне.
— Она прекрасна, — сказала Морагта.
— Я тоже когда-то любил ее. Наслаждался ею среди заснеженных дебрей Мерзлого леса. Но прошлое полнолуние это было... невыносимо. Я ее теперь ненавижу. Только от одних воспоминаний мне уже плохо.
— Понимаю, просто тебе пока ее истинная красота неведома. Скоро ты к ней привыкнешь.
— Но ведь ты мне дашь лекарство, способное помочь пережить эту боль? Не зря же я сюда пришел. Я же не настолько лопух так ведь?
— Ты конечно лох... — рассмеялась она.
— Вот ты какая!
— Это была просто уловка по большому счету. Но конечно я тебе помогу. Но травы не смогут уберечь от боли полностью. В конце концов, ты привыкнешь сам. Еще пара полнолуний и ты узнаешь ее красоту. Для нас она испускает спасительные ласкающие потоки, в которых мы просто замираем, наслаждаемся. Скоро ты поймешь. Ведь именно для этого ее повесили над нашим миром. Чтобы она грела нас. Солнце, согревающее живых оно не красиво. У него есть функция. Оно необходимо как свеча, зажженная в темной комнате, оно разгоняет мрак, делая возможным существование жизни. У луны нет функции, она не является необходимым условием жизни, она просто украшение ночного неба, как гирлянда. Она согревает только нас, но ведь нас уже давно нет, мы не являемся живыми. Научись любить ее снова. Скоро тебя от нее будет вставлять круче, чем от любой наркоты.
— Странно, что я тебя понимаю, — пробормотал расслабившийся вином Рэвул, развалившийся на диване.
— В итоге, — после долгой паузы нарушила тишину Морагта, а то Рэвул уже задремал. — Бог что создал этот мир, забыл про нас. Он думает только о живых, до нас до проклятых, ему нет дела. Мы в плену у дьяволов Аэтхейла. Мы выброшены куда-то на обочину. Следовательно, плевать на этого бога и на созданный им мир...
— Странно такое слышать от тебя. Ведь ты вроде как знаешь все. Мне казалось что бога во всяком случае того каким его видят люди нет. Мир мысли великий и прекрасный, и тяжелый и невыносимый мир плоти всегда существовали параллельно. Просто однажды великий разум соединил эти два вечных, никем несозданных самостоятельных мира. Разум пришел в дикий мир плоти. Все живое получило душу, все происходящее смысл, надежду на спасение...
— Стоп. Стоп, — оборвала его Морагта. — Ты точно тот тупой дикарь РэдВолк из Племени Волка, которого я ждала?! — Она рассмешила Рэвула. — Ты же должен верить в богов, ну или в бога, и думать что звезды это смотрящие на нас божества. Откуда ты все знаешь?
— Сам не понимаю. Со мной вообще происходит что-то странное. Теперь я есть вместилище сотен жизней. Под давлением этого я забываю, кто я, просто теряюсь. Не знаю что это такое. Моя голова наполнена знаниями, чужими знаниями. Я вижу чужие воспоминания, обрывки из чужих жизней. Вижу места, в которых никогда не был. Я будто впитал жизни жертв своего чудовища.
Его прервал смех Морагты. Она слушала его, скрывая улыбку, сколько могла, но в итоге не выдержала и расхохоталась. Рэвул не понимал, что смешного он сказал.
— Ты глупый! — хохотала она. — Вместилище сотен жизней ты мое! — заставила она его покраснеть. — Балбес! Ты просто 'начитался', как мы это называем. Тьма хорошая мать. Она вложила в нас своих порождений массу сюрпризов. Одним, из которых является механизм адаптации доступный для всех разумных тварей Тьмы. Мы живем тысячелетиями, видим, как эпохи сменяют друг друга. Чтобы мы не потерялись во времени в нас встроен механизм временной адаптации, по-другому это называется прочтение жизни. Берешь любого человека, убиваешь его, но не сразу, а постепенно и в момент, когда он отходит в мир иной ты либо смотришь в его глаза, но этот способ не всегда работает, либо делаешь глоток его крови в момент смерти. Желательно прямо из артерии. Именно в момент смерти так чтобы свежая кровь остыла у тебя во рту вместе с его телом. Он умирает, и все его знания и частично воспоминания переходят к тебе, они просто перетекают в тебя. И ты потерянный во времени вдруг разом понимаешь, где ты находишься, что вокруг происходит. Так древние вампиры прикалываются. Они древние живут тысячи лет, все от жизни уставшие. У них есть такая релаксирующая процедура — спать в гробах. Вот они проспят в гробу несколько столетий, пробуждаются и чтобы не читать артэонские газеты за все прошедшее время, просто считывают человека. Но читать нужно желательно умных образованных людей, а то из-за прочитанного дурака еще больше запутаешься. Также нужно чтобы читаемый совпадал с тобой полом, а то, увидев мир глазами женщины, ты можешь пересмотреть свои на него взгляды. Крыша может тронуться. Но опять-таки это механизм адаптации доступный только разумным тварям Тьмы, которые способны им пользоваться разумно и по назначению. Ты относишься, я бы сказала к какому-то смешенному типу. В тебе живет человек и чудовище одновременно. Ты какой-то 'полуразумный'. Таких как ты оборотней прежде не было. И видимо что-то пошло не так, возник какой-то сбой в природе Тьмы. Твое чудовище убивает всех подряд. Видимо случайно в процессе этих хаотичных убийств совпали условия необходимые для прочтения чужой жизни и все знания, а частично и воспоминания этих жертв перетекли в тебя. Ведь ты и женщин тоже считывал?
— Да, — опустив голову, с улыбкой признался он.
— Не подумывал еще о том, чтобы сменить пол или ориентацию?! — смеялась она. — А то под грузом всех этих чужих жизней забудешь, кто ты и, глядя на все считанные тобой судьбы решишь, что ты женщина!
— Надеюсь, такого не случится, — улыбался он.
— Ладно, я помогу тебе вправить мозги и забыть о боли полнолуния, — с этими словами она встала и подошла к какому-то дальнему столику, заставленному какими-то пузырьками и банками с травами. Позвенев стеклом, она высыпала содержимое одной из банок на стол. Собрала высыпанную траву в аккуратную кучку и подожгла. Из тлеющей травы пошел густой белый дым. Она набрала в легкие этого дыма, сколько смогла и задержала в себе. Медленно подойдя к Рэвулу, она уселась к нему на колени. 'Расслабься и улетай', — прошептала она и, коснувшись его губ своими вдохнула в него дым, приятно уносящий от тяжелой реальности. Ее холодные губы были последним, что он почувствовал, прежде чем улететь в самый приятный сон за свою жизнь.
Рэвул пришел в себя на полу все еще в доме Морагты. Он лежал сбоку от дивана, на котором до этого сидел. Все свечи давно погасли, в помещении царил полумрак. Ему не хотелось шевелиться, и было невероятно приятно просто лежать на холодном полу. Больше никакие чужие воспоминания его не наполняли, все лишнее просто стерлось из головы. Морагта бездвижным телом обмякла в своем кресле.
— Все не имеет смысла, — вдруг неожиданно не открывая глаз, заговорила она. — Для нас не имеет. Этому миру наплевать на нас. И если бог есть то и ему тоже. Мы выброшенные на обочину отбросы, что для нас может остаться ценного во всем этом? Глупо цепляться за прошлое, прими то, кем ты являешься сейчас. Только не делай этого — не иди наперекор Тьме. Она найдет способ сломать тебя, свести с ума. Не обрекай себя на мучения ради спасения остальных. Ведь остальные это безумное стадо, которому на нас плевать. Не позволяй себе и злу слиться, держись от Тьмы на расстоянии, но не смей вставать на пути у чудовища, что поселилось в тебе. Перед Тьмой ты беззащитен, она просто уничтожит тебя ведь ты всеми забытый сейчас полностью в ее власти. Просто расслабься и отпусти свое чудовище и лишь смотри, как этот мир разрушается. Помни главное: солнце светит не для нас. Нас нет среди живых, нам на все можно спокойно забить, — сонно едва шевелила губами Морагта.
— И что нам никак не вырваться из этого кошмара? — не шевелясь на полу, спросил Рэвул.
— Твоя душа во власти Тьмы. Деваться некуда.
— Выходит все, что мы можем, так это постараться остаться нормальными, людьми хотя бы внутри. Ведь у тебя это как-то получается?
Обмякшая в кресле Морагта расплылась в теплой улыбке.
— Это малыш будет завесить только от тебя. Хоть твоя душа и в их власти, но они не властны над твоей волей. Несмотря ни на что ты можешь остаться самим собой. А пока чтобы не гневить Тьму, чтобы нам с тобой избежать мучений, ты должен отправиться домой. В Мерзлый лес. Все складывается удачно. Удачно для Тьмы...
Несколькими днями ранее в далекой от города Айзена артэонской Армидее, одним утром, маг Крегер спал на лавочке в пустой казарменной столовой. Тарда не было уже несколько дней.
Когда началась полная луна, и чудовище пропало Тард, сначала хотел отправиться домой в Кефалию, отдохнуть, расслабиться. Но Крегер подкинул ему другую идею, как обычно не напрямую, а в разговоре между слов. 'Чудовища нет. Неизвестно когда оно явится. В Эвалте идет уже настоящая война, а армидейская армия как раз свободна, ну пока чудовища нет. Остается только надеяться на мудрость артэонских стратегов', — между слов сказал Крегер. Тард, разумеется, надеяться на мудрость армидейского военного командования не стал, он сам отправился к ним и велел выделить ему солдат для защиты Эвалты и наведения порядка в ее землях. Количество беженцев, после визита дракона немного снизившееся, снова начало нарастать. Под землю, в подземные убежища перепуганные люди спускаться не хотели, поэтому все жили в самом городе. Армидея стала полноценным городом людей. От артэонского лоска не осталось и следа. Пока улицы в центре восстанавливали от огня обрушенного драконом, все остальные кварталы золотого города в дневное время кишмя кишели людьми уже привыкшими к новому окружению, адаптировавшими его под себя.
На просьбу Тарда генерал Касмий выделил три батальона, затем по распоряжению генерала Персила подкрепленному волей других верховных генералов для обеспечения порядка в Эвалте было выделено три полка. В самой Эвалте ситуация была критическая. Армия Свободы, как назвали себя поднятые на бунт силами СБК представители юга Эвалты, разгромила несколько укреплений ополченцев севера. В этой самой Армии Свободы, которую выдавали за восставших против артэонов южных эвалтийцев самих граждан Эвалты, было меньше половины, основную ее часть составляли наемники и дикари с дикого юга, переправленные силами СБК специально для этой войны. Дикарей юга переправляли водами Соленой Мили на военных судах СБК и выгружали на берегах приграничного сектора Арвлады. Их поток не прекращался. Сегодня орда южных дикарей уже подбиралась к главному оплоту северного ополчения — городу Певенсу наспех превращенному в крепость, которая все равно долго не простоит. Маленькая война, разожженная в сердце Арвлады, унесла жизни уже свыше сорока тысяч человек. Армия СБК оградила Срединные Земли, где жили артэоны от хаоса, который разожжен в Эвалте, превратив западный берег реки Андары в укрепленную границу. Артэоны Арвлады под влиянием СБК делали вид, что не замечают хаоса, который царил на восточном берегу Андары. Эту маленькую войну они назвали проблемой не своей, а Армидеи. И вот когда собранные СБК орды дикарей, называемые Армией Свободы, были готовы атаковать Певенс и уничтожить его в ситуацию вмешались Тард и приведенные им полки армидейских морских пехотинцев.
Тард командовать солдатами не согласился. Как обычно он работал с армидейцами в статусе вольного солдата. После прихода Тарда и армидейцев Армия Свободы была почти полностью разгромлена под Певенсом. Дикари юга после поражения бросились бежать. Тард вместе с полками армидейцев двинулись дальше в южную Эвалту для наведения там порядка. Коварным планам СБК не удалось сбыться, армидейцы все-таки пришли на помощь хоть и в самый последний момент. Эвалта устояла. Так что работы у Тарда гоняющего дикарей по лесам южной Эвалты, сейчас хватало.
Крегера после дракона, которого он наслал на Армидею, никто из армидейских солдат старался не замечать. Его игнорировали, с ним не разговаривали. Среди армидейцев он то и дело чувствовал на себе злые взгляды. Сам он изменился значительно. С его лица исчезла безумная ухмылка, он стал серьезен и мрачен. Он сильно переживал из-за своей ошибки, вернее из-за дурости которую не смог сдержать. Сначала ему хотелось бросить армидейцев, уйти спрятаться ото всех. Ведь он хотел как лучше, если бы он знал, что с драконом так получится он бы, разумеется, отказался от этой идеи сразу, как только она у него появилась. Ну, сглупил, оказался идиотом, ну простите — устал он просить их не вслух, а про себя. Он действительно раскаивался, возможно, впервые в жизни. Такое свое поведение ему самому казалось странным. Казалось бы, с ним никто не разговаривает, на него никто не обращает внимания, наконец, сбылась мечта истинного Крегера. Он больше никому не нужен, никто не ждет от него помощи, после инцидента с драконом все поняли, что он просто придурок. И даже если он решит уйти его никто останавливать не будет. Но нет, как раз наоборот, сейчас он ждал, когда о нем вспомнят, когда кто-нибудь заговорит с ним и он раскается, признает свою вину. Он даже был готов попросить прощение. Теперь обремененный чувством вины бросить Армидею, он не мог. Как бы ему не было противно здесь находиться, он терпел. Не желая поднимать глаз в присутствии армидейских солдат, эту чертову Армидею ненавидя и от нее устав, задавленный виной, он только ждал момента, когда сможет заслужить прощение, доказать что он не конченый придурок. Он был готов умереть за Армидею, лишь бы на него посмотрели по-другому. Сам себе одновременно поражаясь. 'Когда это мне стало не наплевать на этот мир?' — спрашивал он себя и не находил ответа. То ли это он так изменился после апогея своего безрассудства, то ли просто сам себя не знал.
Тард ушел восстанавливать порядок в Эвалте, пока была возможность, а Крегер всеми игнорируемый остался один. Естественно однажды заглянув в казарменную столовую, увидев, что там никого нет, Крегер приложился к своей волшебной фляжке и оторвался от реальности надолго. На следующие сутки отрыва от реальности к нему присоединился Хродор. Вместе они за несколько суток осушили не одну бочку вина и других напитков покрепче со склада столовой, это не считая бесконечного виски во фляге Крегера.
— Я же ведь великан. Меня здесь вообще быть не должно. Не должен я так себя вести. Это все вы — люди. Это вы меня таким сделали. Связался с вами и стал каким-то уродом. Я же великан, я должен жить по-иному, как и подобает великану. Что я вообще здесь делаю? — на пьяную голову из Хродора заплетающимся языком лезли откровения.
— А как же типа 'я сам во всем виноват' и все такое... — едва удерживался сидя Крегер.
— Виноват, — закивал Хродор. — В том, что связался с вами.
И вот ранним утром, после нескольких суток пьянки, Крегер сжавшись, спал на лавочке, а Хродор из-за своих размеров валявшийся на полу, проснулся раньше. На полу было холоднее, и сознание отрезвело быстрее. Великан долго о чем-то думал сидя на полу в загаженном их попойкой чем-то отвратительным пахнущим помещении столовой, куда из-за закрытых Крегером штор почти не проникал солнечный свет. Затем оглядевшись по сторонам, устав от этого свинарника, послав все к черту, он накинул на себя броню, топор убрал за спину. Собравшись куда-то Хродор тихо подошел к спящему Крегеру.
— Эй, Крегер, — тихо сказал великан.
— Эм-м-м, — раздалось из спящего мага.
— Я это пойду... Прогуляюсь немного. Мне надо кое-куда сходить. Я уйду из Армидеи, но ты меня не теряй, я вернусь. Хорошо? — аккуратно чтобы не разбудить, не дай бог не привести в чувства, Хродор спросил, якобы спросил разрешение у мага. В ответ последовало только полупьяное нечленораздельное мычание. — Ну ладно я пошел, — прошептал Хродор.
Великан попытался быстро слинять.
— Куда это ты? — едва не перевернув лавочку, подскочил Крегер. Его голова дико болела, глаза просто не хотели открываться, он едва держался на ногах. Не сумевший тихо улизнуть Хродор, замер на месте, не зная, что сказать. — Куда ты пошел? — протер глаз Крегер. — Ты вооружился? Чудовище вернулось?
— Да нет, не вернулось, — жутко выглядящий после нескольких суток попойки Хродор, едва держась на ногах, совершенно не хотел выяснять отношения.
— Тогда куда ты. Какого черта ты творишь? — встревожился Крегер.
— Сам же знаешь старый маг, — отвел взгляд в сторону Хродор. — Я вступил в контакт с Поводырями. Они зовут меня. Я должен идти. Я не могу больше сидеть здесь.
— Но ведь тебе же нельзя, — держась за раскалывающуюся голову Крегер сел на ближнюю лавочку в большом помещении столовой. К слову столовые для артэонов исполняли ту же функцию что и окна в нашем метро. Это просто то без чего не чувствуется жизни, своего рода психологическое успокоение. Таким образом, эти существа имитировали жизнь, играли в людей.
— Ты мне запрещаешь? Так скажи это, — коварно с улыбкой смотрел на него Хродор.
Крегер почувствовал себя загнанным в тупик, он не мог отпустить Хродора, но и прямо запретить ему тоже не мог. Этот безумный маг после массового убийства, разделившего его жизнь на 'до и после', когда он превратил в ледяные фигуры несколько тысяч людей, правителем которых был, дал себе слово, что больше никогда не возьмет на себя ни за кого ответственность. Никому ничего не запретит, никому ничего не укажет, не даст совета, не будет не для кого лидером. Его теперь ничего не волнует. Единожды не справившись с ролью лидера, больше пробовать он не хотел. Он понимал, что является придурком, и вся его жизнь сейчас сводилась к тому, чтобы простым придурком остаться. Пусть этот мир хоть развалится к чертям, он теперь отвечает только за себя. Только так — будучи для всех ничем лишенный ответственности он может остаться нормальным. Он себе внушил, что течение окружающего мира теперь его не касается. И Хродор прекрасно знал все это, знал, что Крегер не сможет ему открыто запретить. Ведь Крегер сам открыл этому великану все свои тайны вовремя пьяного разговора накануне.
— Я не запрещаю... Но Тард запрещает! — сумел выкрутиться Крегер. — Он будет против, подожди он вернется и тогда делай что хочешь.
— Не могу я ждать. Если сейчас мне никто не запрещает, я ухожу, — Хродор развернулся и начал уходить.
— Я... за... я за... запрещ-щаю... Я запрещаю тебе, — вспотев, выдавил из себя Крегер. — Прости.
— Прости?! — вдруг неожиданно вскрикнул Хродор. Его глаза налились злостью. — Почему я вообще тебя должен слушать старый чокнутый алкаш? Я свободен! Я свободен понятно! Я устал уже сидеть здесь, я так больше не могу. Я устал терпеть все это. Ваши наглые рожи. С тех пор как ты вытащил меня из глыбы льда, я только молчу. Я не говорю того что хочу, не делаю того что хочу. Я все в себе подавляю, я не могу быть собой и вы все этим пользуйтесь наглые уроды! Думаете, если я молчу, значит все нормально, значит можно меня ни во что не ставить! Используйте меня, относитесь ко мне как к собаке, которая крутится рядом и молчит, которую можно не замечать и обращаться к ней только когда это нужно. Я свободен, понятно! Оступился один раз, согласен, но никто не давал вам права использовать меня. Почему моя жизнь теперь должна быть таким кошмаром? Да идите вы со своим чудовищем. А я ухожу! Кто меня остановит? Маги 'Равновесия'? Да пошли они в задницу! — злобно прокричал Хродор. Он просто неожиданно взорвался как безумный психопат, с дикими глазами выпалил все, что в нем нагорело. 'Что это было?' — Крегер сначала недоумевая, молчал, затем понял, что просто не знал истинного Хродора, а вот теперь кажется узнал. Великан хоть и накричал всякой ерунды, но все равно с места не дернулся — уйти без разрешения он не мог.
— Все понятно. Ты просто психопат. Теперь я понимаю. Устроенная тобой Меджинская бойня действительно не была для тебя такой уж неожиданностью, — глядел на злобного гиганта Крегер.
— Ты несешь за меня ответственность. Мой срыв — следствие употребление алкоголя, которым ты же меня и накачал, поручитель блин. Я вообще мог просто сбежать, послав тебя алкаша куда подальше. Но я так не смог. И теперь мне приходится здесь тратить нервы!
— Мы просто тебя не знали. Относились к тебе как к нормальному. Но теперь я понял кто ты. Уходи. Вали отсюда психопат. А то устроишь тут еще одну бойню. Только больше не возвращайся, — Крегер отвернулся и решил просто уйти, как можно быстрее закончить этот разговор.
— Да ладно Крегер, — вдруг одумался здоровяк. — Стой, Крегер, подожди. Прости, — Хродор двинулся за ним следом. Дабы не заставлять здоровяка бегать за собой убивший свою гордость Крегер остановился. — Я так не могу. Прости меня, правда, дружище. Прости, я наговорил какой-то ерунды. Но ведь это ты меня напоил, ты виноват! — улыбнулся Хродор.
— Обнаглел совсем что ли!
— Если бы меня сейчас переклинило, и я устроил бы 'Меджинскую бойню. Часть два'. Ты был бы виноват в этом! Ведь ты же мой наставник безумный ты маг! Прости. Просто накипело. Сам посиди в глыбе льда несколько сотен лет, а потом гоняйся за каким-то чудовищем в богом забытом королевстве. Пойми меня, — глазами молил Хродор.
— Черт с тобой безумный ты сукин сын.
— Отпускаешь меня?
— Нет, уходи так. Я тебя отпускать не буду. Лучше бы ты меня вообще не будил и действительно просто исчез без всех этих нервов.
— Со мной на контакт вышли Поводыри, мудрые призраки древности. Они знают все. Они могут помочь остановить чудовище. Я же ведь никуда не исчезаю, я все еще с вами, мне бы только обрести свободу, — великан пощупал стальную пластину, привинченную к затылку.
— Ты уверен, что это были твои Поводыри? Тем утром, когда я нашел тебя в лесу. Ты был облеплен воронами. Эти птицы окружали тебя, такое в нашем мире просто так не происходит. Вороны — черные, умные, своенравные птицы, они всегда пугают людей. А Тьма питается из людских страхов. Поэтому Тьма любит ворон и не редко использует их как форму для своих проявлений. Быть может с тобой на контакт вышло нечто иное. Быть может, Тьма обманывает тебя? Да и к тому же ты же сам говорил, что тебе страшно возвращаться к мертвым. А как же ломка полнолуния? Ведь ты, каким был таким и остался. И что будешь делать, опять глушить голоса призраков спиртным? Так до тех пор, пока опять не наломаешь дров? Ты хоть понимаешь что творишь?
— Да понимаю. Но продолжать сидеть тут с вами я не могу. Я жажду насладиться Негой. Я хочу снова стать собой. Разлагаться здесь для меня невыносимо. Меня влечет большой огромный мир. Понимаю, что веду себя как дурак, но с этой пластиной на башке я не живу. Я думал что смогу, но нет, не могу. И если останусь здесь, еще в компании такого наставника как ты, я точно сорвусь и натворю что-нибудь.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас выбираешь между жизнью и смертью? Ты делаешь шаг в пустоту, не зная, что тебя там ждет, — полный серьезности предостерег Крегер.
— Мир мертвых мне всегда был больше по душе.
— Ладно, прощаться не будем. Просто уходи.
— А как же маги 'Равновесия'. У тебя с ними проблем не возникнет?
— Что они сделают со мной? Заточат в глыбу льда последнего светлого мага в Преферии? На фиг их! Главное чтобы у тебя все было хорошо, — сказав Крегер начал уходить. Он думал только о том, что сделает с ним Тард, когда узнает, что он отпустил Хродора. Великан еще постоял пару минут, помялся, а потом все же решился, побрел к выходу из Армидеи.
Хродор, выйдя из ворот, двинулся в юго-западном направлении, его путь пролегал через охваченные хаосом земли Эвалты. 'Иди туда, где мертвые слышнее всего', — сказал ему мертвый голос в той пещере с приведением, где он из-за паранормальной активности якобы услышал Поводыря. Эвалта помимо того что это страна людей это еще также последний сохранившийся кусок Мрачноземья. Первая и Вторая Северные Чистки — молниеносные боевые операции устроенные артэонами, в ходе которых люди были изгнаны с Северной Половины. Зло тех времен осело в землях, где лилась кровь в те страшные дни. Земля, пропитавшись злом в тех местах почернела, в ночи там можно было услышать мертвый шепот, безумные крики умерших. Сердцем мрачных земель были города, и деревни где жили изгнанные люди севера. Именно в этих местах шли самые ожесточенные бои, там пролилось больше всего крови, больше всего людей погибло и осело много зла. Руины селений изгнанных людей севера стали своеобразными эпицентрами проклятого Мрачноземья, на которые не действовало время. В этих эпицентрах так называемая паранормальная активность просто зашкаливала, именно туда Хродор и направлялся.
Он прошел через почерневшие, обуглившиеся остатки Аламфисова леса уничтоженного драконьим пламенем. Дальше на юг через земли Эвалты. Его целью была Авадра — небольшая крепость, что стояла среди лугов на юге Эвалты. Во время Первой Чистки, когда артэоны нанесли свой удар, и большая часть людей бежала на юг, воины Огдана — одной из четырех людских стран былого севера заняли крепость Авадру и держали оборону от артэонов на протяжении семнадцати дней. Все защитники крепости были уничтожены, артэонов тоже погибло не мало. Теперь Авадра является главным эпицентром оставшегося Мрачноземья.
По землям Эвалты, особенно после пересечения условной южной границы этой страны людей Хродор двигался очень аккуратно. Вечером первого дня еще в пределах северной Эвалты на пути ему попалась одна деревня, вернее оставшиеся руины. Несколько десятков местных жителей были насажены на колья, другие были повешены, распяты на своих домах. Разрываемая гражданской войной страна людей, будто сразу предостерегла его, наглядно показав свое нынешнее состояние. Глядя на людские зверства он понимал, что по этим пылающим землям нужно идти осторожно. Наутро второго дня вдалеке в поле он увидел отряд солдат идущих с севера в южном направлении. На всех простые латы, потасканные и старые, никаких отличительных знаков относящих к какой-то армии на них нет. Эти несколько десятков солдат — наемники разбитой армидейцами Армии Свободы, по кускам отдельными небольшими отрядами они возвращаются на юг, пытаются спастись. Вдруг неожиданно с другого конца поля в этих наемников полетели стрелы. Прозвучал армидейский рог. Два огромных мамонта с лучниками в наспинных кузовах вылетели в поле. Следом за мамонтами шла пехота. Тех из наемников кого не разметали огромными бивнями и не растоптали лапами мамонтов, пронзили стрелами или добили мечами. Армидейцы пленных не брали, убивали на месте всех, даже тех, кто просил о пленении. Война, охватившая эти земли, напоминала о себе. Было непонятно, кому страшнее попасться? Людям или погруженным в Малдурум чудовищам в золотистой броне? Или не дай бог Тарду, который тоже орудует где-то здесь.
Наутро третьего дня Хродор добрался до нужного места. Руины крепости Авадры показались вдали. Стена, окружающая крепость сохранилась идеально. Неудивительно. Это эпицентр всего проклятого Мрачноземья, место, мало затронутое временем. Местами стена обвита какими-то огромными черными стеблями и наростами похожими на плесень — темное вещество, оно всегда образуется в местах зашкаливающей паранормальной активности. Уже издалека слышался шепот мертвых исходящий из обветшалой крепости, которую все живые обходили стороной.
С каждым метром приближения к мертвой крепости, голова Хродора гудела все сильнее. На подходе каждый шаг давался с трудом. Внутрь крепости он вошел бледным и измученным, опираясь о стену, едва держась на ногах. Едва отойдя от покосившихся каменных ворот, он свалился на землю, схватившись за голову, которая казалось, вот-вот лопнет. Стальная пластина, привинченная к его затылку, затрещала. Уши заложило, в глазах двоилось, все тело горело. Он то видел наползающую со всех сторон темноту, то нет. Он понимал, что нужно ползти дальше вглубь крепости, туда, где сверхъестественная активность сильнее. Ползя по земле, едва не крича от боли взрывающей голову, преодолев около десяти метров он, наконец, увидел темный человеческий силуэт метрах в трех от себя. Вот она Тьма пришедшая даровать ему свободу. Силуэт то появлялся в расплывчатых непонятных очертаниях, то исчезал. Хродор с трудом встал и на трясущихся ногах сделал несколько шагов навстречу Тьме. Он свалился в метре перед темным силуэтом. Темная размытая нечеткая тень протянула ему руку. Едва он коснулся темной руки пластина, будто раскалившаяся на его затылке, лопнула и разлетелась кусками. Хродор закричал от боли.
Боль ушла вся разом. Все звуки в его ушах затихли. На доли секунды он погрузился в блаженный покой и умиротворение, его сознание стало чистым ничем не замутненным. Первые мгновения свободы показались чем-то прекрасным. От пластины на затылке остались только жуткие шрамы. И вот спустя пару свободных вдохов он услышал призрачный шепот наползающий отовсюду. Радость освобождения стала сменяться страхом. Открыв глаза, он увидел, как чистое зло в виде небольших частиц темной невесомой материи выходит из земли вокруг. Издавая призрачный шепот, прочие жуткие коробящие душу звуки темные частицы в воздухе стали собираться в одну большую черную массу метрах в десяти от Хродора. Скопление темной массы, увеличиваясь в размерах, под своим весом свалилось на землю, стало рычать, дергаться, оно оживало. Зло осевшее в земле, еще со времен устроенной артэонами бойни, на его глазах собравшись в жуткую черную массу, материализовалось в огромную черную как ночь змею, лишенную глаз. Шипя, гигантская змея поползла к нему. Хродор сначала растерявшись, замер в ужасе, но затем вспомнил, как от этого спастись. 'Это все только перед глазами', — глядя на огромную змею сказал Хродор и сломал себе большой палец на руке. Это как ущипнуть себя во сне. Резкая боль, пронзающая мозг, будто ударом тока встряхивающая тело, отрезвляет разум, резко заставляет прийти в себя, проснуться. И также помогает вырваться из объятий Тьмы, очень похожих на страшный сон. У всех контактеров, у всех Говорящих с мертвыми пальцы выломаны на сто раз. И Хродор был не исключением. В очередной раз жуткая резкая боль, причиненная самому себе, спасла его из объятий Тьмы. Боль пронзила мозг, отрезвила разум, вырвала из жутких видений, Хродор пришел в себя посреди полуразрушенной крепости. Постучав себя по щекам, приведя себя в чувства, пока Тьма не навалилась снова, он со всех ног выбежал из пронизанной злом заброшенной крепости. Радуясь свободе, он пробежал несколько километров, а после без сил завалился посреди леса, прильнув к земле, можно сказать, от радости обняв землю.
Мертвый шепот доносился со всех сторон, окружающее Мрачноземье напоминало о себе. Стоило ему прислушаться, как среди шепота он слышал истеричный плач, мольбы о помощи. Преферия была наполнена неуспокоившимися душами, они повсюду молили о помощи. Работы было навалом. Первым делом он направился в Аламфисов лес. В сожженном лесу он отыскал пещеру с тем приведением, с которого начался его путь к свободе, зов которого они с безумным магом Крегером решили использовать, как ориентир когда прятали великанью волынку. Входя в поле паранормальной активности источаемое приведением, закрывая глаза, он впадал в транс, в котором мог общаться с неуспокоившейся душой. Во время этого транса он погружался в так называемое информационное поле окружающее приведение, это было сродни погружению в чужое сознание. Если приведение было злым, наполненным гневом, то это было самое настоящее погружение в кошмар, в дебрях которого предстояло отыскать приведение и заговорить с ним, узнать его проблему и решить ее. Для погружения в транс дающий возможность говорить с мертвым, нужно было обязательно стоять на ногах, находится в пространстве в вертикальном положении. Таким образом, контактер находясь в трансе, мог ощущать себя, он не терял осознание того что все происходящее сон. Иначе при погружении в транс в лежачем положении, в ходе сеанса могла произойти потеря ориентации в пространстве, вследствие чего терялось понимание того что происходящее не более чем сон, контактер терял сознание и мог остаться в кошмаре неуспокоившейся души навечно, впасть в кому, из которой не вырваться. Хродор обычно всегда пристегивал себя рукой к чему-нибудь, так чтобы можно было повиснуть и не свалиться на землю. Также он поступил и в этот раз. Подойдя к уже знакомой пещере в глубине, которой посреди Аламфисова леса пробудилось приведение, войдя в поле паранормальной активности чертовым мертвым шепотом, отозвавшимся в его голове, он примотал себя рукой к одному из сгоревших деревьев, черных стволов которых в округе было много. 'Главное стоять на ногах', — говорил он себе. Понимая, что давно этим не занимался, он даже немного разволновался. И вот закрыв глаза, он оказался в беспросветно черном бесконечном океане. Его окружала черная вязкая темнота, в которой он беспомощно тонул. Стоя на ногах, двигая рукой в реальности, таким образом будто за реальность хватаясь, он не давал себе увязнуть в этом черном бесконечном океане темноты, не терял осознание того что все происходящее сон, в реальности он просто стоит привязанный к дереву закрыв глаза. А все увиденное в трансе для него — для живого существа не более чем картинки, мелькающие перед глазами. Океан бесконечной темноты был наполнен стонами, жутким шепотом миллионов неуспокоившихся душ. В этом океане он попробовал плыть, двигаться вперед. И вот барахтаясь в этой темноте, он оказался перед очертаниями пещеры, перед которой стоял в реальности, шагнув вперед, он в эту пещеру спрыгнул. Он провалился в темноту, в которую падал, казалось вечность. И вот судя по ощущениям, он мягко приземлился на дно бесконечного океана темноты, сумев сориентироваться в этой темной невесомости, условно встать на ноги рядом с собой он увидел приведение в контакт, с которым хотел вступить. Здесь в окружении темноты в своем прижизненном облике оно стояло перед ним. Это был мужчина, вооруженный, в броне, с ухоженной длинной бородой, выглядевший как благородный воин из южных земель.
— Я родился на юге в степях, — глядя на Хродора заговорила неуспокоившаяся душа. — Мне с детства говорили, что во всех моих бедах виноваты артэоны. Я жаждал отомстить им. Вступил в 'Братство крови' — террористическую группировку задача, которой прогнать артэонов с юга. Меня долго тренировали, учили. Я прошел не один лагерь подготовки. Был из тех, кто хотел дойти до конца. Нанести удар артэонам даже ценой собственной жизни. Я пожертвовал личной жизнью, отдал все ради великой священной мести. Хотя это интересно. Лично мне мстить им было не за что. Я был далеко не самым несчастным. Это была скорее общечеловеческая солидарность. Мне было обидно за людей.
В итоге для меня нашлось задание. Цель приникнуть в Аламфисов лес. Подорвать в нем огненную бомбу, чем вызвать пожар и убить солдат, которые прибудут на место происшествия. Сразу после проникновения в лес наша группа попала в засаду. Меня ранило. Я пришел в себя в какой-то подземке плененный артэонами. Где мне все разъяснили. Нет никакой великой войны против артэонов. Может и есть, но я в ней не участвовал. Группировка 'Братство крови', в которой я состоял, хоть артэонами и звалась террористической, однако этими же артэонами и финансировалась. Все это была шутка. Мои высшие командиры, боевые вожди Братства крови работали на артэонов, а я был просто марионеткой в большой сложной игре.
Как крыса в лабиринте. Мое зло просто использовали мои же враги. Артэонам просто понадобились причины для очередной военной операции на юге. Вот они и привели в действие всех своих контролируемых террористов. Мне предложили устроить теракт в самой Армидее. В туристических кварталах убить нескольких туристов, ни в коем случае не артэонов. Это таким образом армидейское правительство влияло на волю своих граждан, убеждало их в правильности войны на далеком юге. Типа посмотрите, какие южане плохие, в облике террористов убивают нас, а то, что этих террористов вырастило само же правительство Армидеи, это неважно ведь об этом никто не знает.
Вся моя жизнь пустота, бессмыслица. Меня поставили перед выбором. Если я сделаю, то чего от меня требуют, если соглашусь совершить теракт в Армидее, то все что меня ожидает так это два года в Гвантале на особом льготном режиме, а после свобода и гражданство СБК. Или смерть в случае если откажусь. Я сделал вид что согласился. Не знаю, каким чудом, но я сбежал из этой тайной тюрьмы в недрах Аламфисова леса. Я знал, что за мной идет погоня. Мне было уже наплевать на жизнь, я просто не хотел быть ничьей марионеткой, хотел просто хотя бы умереть свободным. Я нашел эту пещеру в Аламфисовом лесу и спрыгнул в нее. У меня не было с собой оружия, я даже с собой покончить не мог. Удивительно, что меня не нашли. Я зажал свою руку между камнями и дал жажде и голоду прикончить себя. Так я и стал приведением, живущим в этой чертовой пещере под боком у артэонов. Сначала я был задавлен Светом Духа, затем получил свободу и после пришли вы, — этот воин посмотрел на Хродора своими мертвыми глазами. — Я ничего от этого мира не хочу. Мне ничего не надо. Ты только похорони меня как подобает. Отпусти мою душу, — голосом в голове великана сказало приведение.
— Как обычно, — ответил Хродор.
Хродор немедля слез в пещеру. Отсек голову зомби, которым стало когда-то принадлежавшее неуспокоившейся душе тело забытое всеми в темной пещере. Рука, зажатая между камней, давно сгнила. Взвалив тело на себя, он вместе с ним выбрался наружу. К утру выйдя из Аламфисова леса, на берегу Соленой Мили в потоках соленого ветра и криках чаек Хродор разжег костер и спалил тело души не обретшей покоя. Прах, как и полагается, развеял над морем. В первых лучах солнца приведение получило свободу. Хродор развалился на земле, сияя от счастья, предвкушая невероятное наслаждение. Его озарил яркий свет, в потоках которого обретшая покой душа последний раз предстала в своем былом обличии. 'Спасибо', — мужским голосом раздалась благодарность. Душа пронеслась сквозь тело великана, наполнив его желанной Негой, а после растворилась. Хродор, погруженный в поток невероятного наслаждения, особо сладостного после долгого перерыва, уснув прямо на траве, погрузился в самый сладкий сон на свете.
Открыв глаза только на следующие сутки уже в темноте, прибывая в плену невероятного наслаждения он, не желая двигаться, снова хотел закрыть их, снова отлететь в объятия сладкой Неги еще теплящейся в душе. Но вдруг он увидел голубой свет мертвый и холодный, который озарил окружающую ночную темноту. Хродор пытаясь понять что происходит, вынужденно поднялся. Перед собой он увидел маленький, сияющий голубым светом шар, зависший в воздухе. Необычное приведение смотрело на него. Он уже сталкивался с чем-то подобным, это странствующий призрак скитающийся по свету в поисках того кто может ему помочь. Такие обычно жаждут восстановления справедливости, заслуженной справедливой мести. Глядя на светящийся голубой шар он на каком-то подсознательном уровне понимал, что это приведение вовсе не злое, оно не таит в себе гнева. Чувствовалось нечто женское ласкающее теплом исходящее от призрака. И одновременно ощущалась обида, боль, желание справедливости. Наплевав на правила безопасности, не зафиксировав тело в пространстве, можно сказать на слово поверив этому приведению Хродор, решил войти в контакт, напрямую погрузиться в боль этой души. Протянув руку, он коснулся странного голубого шара зависшего в воздухе перед ним.
Его сознание затянуло в пучину страшных видений. Далекие общины людей-граждан Страны Белого Камня. Люди там живут под контролем артэонов, честно и свободно трудятся, живут, как хотят, не выходя за определенные разумные пределы. За миром и покоем в общинах следят шерифы — солдаты артэоны, которые осуществляют функции полицейских в общинах граждан-людей. И вот произошла ошибка, ужасный сбой в системе живущего под покровом Духа большого общества. К назначению на должности шерифов артэоны СБК всегда подходят очень щепетильно, кандидатов проверяют тысячи раз, выбирают самых лучших. Тех, что в своем Малдуруме не превращаются в чудовищ. Шериф или вернее солдат артэон присматривающий за людьми, большую часть времени проводит в своем естественном артэонском состоянии, он следит за порядком, проводит расследования убийств и преступлений, совершаемых жителями отведенной ему общины, помогает людям решать их различные повседневные проблемы и споры. Для этого шериф должен смотреть на мир глазами артэона, сохраняя адекватность, разумность. Но если в ходе выполнения своих обязанностей такой полицейский столкнулся с преступником, с сопротивлением, неповиновением или с опасностью, вот только тогда этот артэон-солдат имеет право погрузиться в Малдурум для адекватного силового решения сложившихся проблем. Для чего отбираемые на должности шерифов солдаты артэоны должны уметь моментально погружаться в свое безумие, решать проблему, а после снова свое безумие блокировать и вновь смотреть на мир разумными глазами. На такое моментальное переключение способны немногие артэоны. Поэтому стать шерифом для людей могут лишь единицы из числа артэонских солдат. Но произошла ошибка, и на эту должность был назначен старый солдат, душу которого прожигала уникальная психическая аномалия, которая при проверке каким-то чудом не была выявлена. Этот старый солдат в шкуре миротворца СБК провел несколько лет на диком юге, своими глазами он смотрел на разные ужасы и зверства, сам совершил немало преступлений, его Малдурум поглотил его с головой. Желая утолить неописуемую жажду безумия, этот солдат после списания на пенсию решил попробовать пройти конкурс на должность шерифа, и по какой-то ошибке он этот конкурс удачно прошел. Экспертиза признала его полностью адекватным. И вот в силу чудовищной ошибки такой дефективный артэон был назначен на должность шерифа — хранителя мира и покоя в одной из людских общин СБК.
В общинах находящихся рядом с той, где шерифом стал малдурумный монстр стали пропадать девушки. Расследования ни к чему не приводят. Девушки просто исчезают. Он все делает правильно, четко и аккуратно. Днем он адекватный шериф, нормальный разумный артэон который помогает людям, только по ночам он становится чудовищем. Тела девушек он уносит в землянки, специально вырытые в лесной глуши для каждой жертвы индивидуально. Там он их насилует, убивает и частично выедает внутренности. Именно для этого этот старый солдат в шерифы и подался — чтобы утолить свою безумную неописуемую жажду, которой обзавелся, прибывая в Малдуруме на диком юге. И после списания на пенсию, он про безумное наслаждение которое дарует ему удовлетворение ужасной прижигающей душу жажды, не забыл. И никто не может поймать его. Никто о нем даже не знает. Тела своих жертв он заворачивает в черные тряпки смазанные маслом и сжигает, не оставляя следов. Убивает не часто, к каждому своему преступлению он готовится месяцами. И это происходит уже на протяжении трех лет.
Открыв глаза, Хродор лежал на траве на берегу Соленой Мили посреди ночи. В тихом шуме ветра, его окружили полупрозрачные силуэты, повторяющие прижизненные облики, слабо светящиеся в свете затухающей луны. Все они женщины. Все жертвы того шерифа маньяка. Их около десятка. Среди них старухи, совсем маленькие девочки. Мертвыми глазами эти приведения смотрят на него. 'Помоги нам', — Хродор слышит их мольбы в своей голове. Наутро великан без раздумий отправился в Белую Долину, туда, где на окраине СБК расположилась та маленькая община, где полицейским служит увязший в своем Малдуруме артэон, больной психопат, которого давно пора остановить. Из-за хаоса, в который погрузились земли Эвалты, армия СБК превратила весь западный берег Андары в одну большую фронтовую линию. Слава богу, тело великана наполняло тепло оставшееся от Душевной Неги. Он полон сил, ему нестрашен не голод, не холод. Реку Хродор без труда переплыл ночью. Затем несколько суток он пытался уйти от преследования солдат СБК. Он бежал по лесам и бесконечно прятался, стороной обходя селения артэонов Срединных Земель. В небе парили ищущие его темно-синие стальные птицы армии СБК. Его стрелой ранили в ногу, благо он был наполнен своей божественной Негой, действие которой еще продолжалось. Кровь от ранения быстро остановилась, рана зажила в считанные часы. В итоге оторвавшись от преследования, он добрался до границ Белой Долины.
Трава и цветы, нижние части стволов деревьев обвиты белой непонятной паутиной. В черной земле есть примесь чего-то белого похожего на известь. Белая Долина началась ухоженными освещенными дорогами, маленькими уютными тропами, полянами для пикников и прочими местами для отдыха, а также различными памятниками, которые то и дело попадались в лесах. Селения людей здесь были будто с картинки. Маленькие ухоженные домики, вокруг цветущие луга. Люди погружены в работу, работают тихо и спокойно, ведь трудятся для себя, или безмятежно отдыхают. Мир людей под контролем артэонов жил своей тихой жизнью. Порой из-за деревьев белыми куполами возвышались города и крепости артэонов. И вот она нужная деревня.
Хродор дождался ночи. Домик шерифа стоял отдельно на окраине деревни. На первый взгляд обычный маленький дом, сложенный из камня, но на самом деле это целая мини крепость, на несколько уровней уходящая под землю, с телепортом на нижнем этаже. Целый батальон солдат СБК может выскочить из этого домика по первой же тревоге. Ночь выдалась дождливая. Дождавшись когда огни над деревней погаснут, Хродор подкрался к жилищу шерифа. Выломав дверь, здоровяк с трудом в нее протиснулся. Темно-синяя броня аккуратно лежала в углу. Ее обладатель по пояс голый, весь исписанный армейскими татуировками, артэон в годах с аккуратной бородой сидел за столом, точа свой нож. Он даже понять ничего не успел, Хродор без объяснений снес его своим топором. Брызги голубой крови разлетелись во все стороны. Разрубленное пополам тело обеими кусками врезалось в стену. Великан вздохнул с облегчением, все оказалось проще, чем он думал.
Обыскав жилище шерифа маньяка, под половыми досками он обнаружил упомянутый приведениями тайник. Здесь была целая коллекция глаз его жертв погруженных в колбы со специальным раствором, несколько бус сплетенных из зубов — улики которые откроют обществу правду об этом чудовище и объяснят всем: 'за что' таинственный мститель разрубил его топором посреди ночи. Оставив улики рядом с телом маньяка, Хродор растворился в ночи.
На цветочном лугу, вне границ охраняемой Белой Долины, теплой ночью все души женщин, ставших жертвами безумного шерифа, в виде полупрозрачных силуэтов повторяющих прижизненные облики окружили своего спасителя. Все вокруг озарил яркий свет. Приведения предстали перед ним в своих человеческих обликах. Все они одна за другой, смеющиеся девочки, женщины, пожилые женщины, благодарно целовали своего спасителя в щеку. Хродор просто сиял от счастья. Затем вспышка еще более яркого света и все отомщенные души, слившись в голубой шар, разом пронеслись через тело великана, наградив его желанным наслаждением. Больше всего ему нравилось наблюдать приведений в последние секунды жизни. Они, на доли секунды став самими собой, уже спасенные от суеты и проблем, в последние мгновения, всегда сияют от счастья, искренне улыбаются, таких счастливых улыбок в потоке серой тяжелой жизни не встретишь или встретишь крайне редко. Глядя на смеющихся девочек тела, которых жуткий монстр в реальности порвал на части, он отдыхал душой, ведь впредь больше никто не причинит им боли. Они теперь свободны от этой жизни.
Неизвестно сколько Хродор пролежал на том лугу, наслаждаясь заслуженной Негой. 'Времена сменяют времена. Эпохи сменяют эпохи. И только призраки, провалившиеся меж граней реальности, остаются. Они видят этот мир, знают все его тайны. Они будут с миром, пока он не погибнет. Они могут поведать все. Умение общаться с ними — привилегия', — Хродор услышал голос в своей голове. Это Поводырь, древний призрак привыкший быть призраком, тот самый, что заговорил с ним и рассказал, как избавиться от блокирующей пластины на затылке. На улице стояла прохладная сырая ночь. Хродор сел на колени, закрыл глаза. Во мраке он увидел фигуру говорящего с ним древнего призрака. У нее были женские очертания, а голос звучал абстрактно, будто существо было бесполым. 'Многие говорят о равновесии. Но сейчас всякое равновесие нарушено. Мир переполнен приведениями. Люди погрязают в своих проблемах. Зашкаливающее насилие, грязь, мерзость не дают душам найти покой. Этот мир он будто болен. Говорящих с мертвыми осталось очень мало. Будто все сводится к какой-то грани, за которой будет конец. Но ты можешь все изменить. Восстановить равновесие. Мир огромен, ступай за мной, я укажу путь', — сказала она или оно. После контакта с Поводырем Хродору на душе стало легко как никогда. Все прошло удачно, он переполненный благодарственной Негой сияет, будто ангел и снова говорит с Поводырем. Его жизнь снова вернулась в привычную колею. Это не какая ни ловушка, Крегер посеявший в нем сомнения был не прав. Он снова Говорящий с мертвыми, он снова свободен.
— Постойте. Я не могу пока покинуть Преферию. Чудовище что терроризирует Армидею, я должен остановить его. Только после этого я смогу быть свободен. Если хочешь моей помощи, то подскажи мне, как остановить чудовище, — не открывая глаз, ответил Поводырю Хродор.
— Чудовище, оставленное миру как проклятие Духом Таргнером? Эта задача будет сложной, но решаемой. Как в случае с любым проклятием, для разрешения этого пространственно-временного противоречия необходимо прийти к его истокам. Все ответы там. В Мерзлом лесу. В мертвой деревне Людей Волка.
Открыв глаза Хродор, обдумывал сказанное. Его переполняла радость, не только от наслаждения Негой. Он найдет спасение от этого проклятия. Придет в Армидею, где дрыхнет пьяный Крегер и расскажет, как остановить чудовище раз и навсегда. 'Я докажу этому старику что он ошибался'. Внезапно ночную тишину нарушило воронье карканье. Ворона в темноте все это время сидевшая рядом с ним улетела. В нем мелькнули слова Крегера о воронах и их связи с Тьмой. Но Хродор был так рад своей свободе, так во всем уверен, что не стал заморачиваться по поводу вороны случайно оказавшейся рядом. Он двинулся в Мерзлый лес по пути указанному Поводырем.
На улице стоял дождливый пасмурный день. Промозглый дождь, холодный ветер, все это было не страшно великану, наполненному божественной Негой. Он выходил из северных лесов, когда внезапно услышал зов о помощи исходящий от приведения. Это было что-то серьезное, раз поле паранормальной активности источаемое этой неуспокоившейся душой было настолько сильным, что Хродор днем за несколько километров четко услышал это приведение. Как же он соскучился по этому. Как в былые времена, просто идя по отдаленным забытым уголкам мира, он услышал крик измученной души, разносящийся в пространстве. Он просто не мог пройти мимо. К тому же не мешало бы подзаправиться Душевной Негой. Ведь он теперь свободен и ничем не ограничен, поэтому Мерзлый лес подождет. 'Помогите мне!' — безумным криком кто-то будто закричал ему прямо в ухо. Привязав себя к дереву, стоя на ногах Хродор закрыв глаза, попытался погрузиться в транс, на расстоянии уловить отголоски поля паранормальной активности источаемого этим приведением. На удивление без проблем, минуя барахтанье в океане темноты, он оказался в темной холодной комнате с железными обгорелыми стенами, вдоль стены идут трубы, панели каких-то странных приборов. У стены забившись в угол, сидел великан, облаченный в броню, такой же как и Хродор. Заметив присутствие Хродора, он посмотрел на него и прокричал: 'Помоги мне!'. 'Как это может быть?' — открыв глаза, Хродор не понимал что происходит. Великаны существа магической природы, их души не могут становиться приведениями. Он, опустившись на колени, закрыл глаза желая услышать своего Поводыря, спросить совета, но невидимый мудрец молчал, что было нормальным в дневное время. 'Быть может это такой же, как и я, заблудившийся в жизни великан, долго живший среди людей и внутренне человеком ставший? Увязший в грехах. И теперь его душа мучается. Нужно его спасти', — рассуждая сам, пришел к выводу Хродор. Без раздумий он бросился на помощь неуспокоившейся душе мертвого собрата.
Двигаясь к источнику паранормальной активности, которую он ощущал можно сказать шкурой, Хродор пару километров прошагал через лес на восток. Окружающий лес резко изменился. С виду нормальные почти нетронутые Азурой сосны, тянущиеся по сторонам, сначала вытянулись в десятки раз, затем хвоей окрасились в болезненный желтый цвет. Окруженное желтыми огромными соснами за старым, почти обвалившимся железным забором раскинулось странное железное сооружение. Цилиндрические похожие на башенки метров десять в высоту конструкции возвышались по периметру уходящей глубоко под землю круглой шахты диаметром около десяти метров, со стальными стенами вдоль которых пролегали переплетения проводов и прочие странные приборы. Это старая заброшенная станция наблюдения за Азурой. Шахта со стальными стенами была чем-то вроде антенны уходящей под землю на сотни метров позволяя слушать текущие там потоки Азуры. Лет двадцать назад в здешней научной среде случился бум. Оказывается Азуру можно слушать и, распознавая течение ее потоков делать прогнозы, предсказывать заранее ее выбросы как природные ураганы. Все артэоны принялись возводить своеобразные метеорологические станции для наблюдений за Азурой. В итоге точность прогнозов не превышала пятидесяти процентов, это в лучшем случае. Какой-то практической значимости от таких прогнозов получить не удалось, и от этой затеи отказались, Азура так и осталась непредсказуемой силой текущей под землей. Заброшенные станции подобные этой, ожидающие демонтажа можно встретить по всему миру где-то среди лесов неподалеку от крупных артэонских стран вроде СБК.
Заброшенную станцию обвивало голубое прозрачное облако пассивных частиц Азуры. Войдя в голубую дымку Хродор приготовив топор, брел по территории заброшенной станции, на ветру скрипящей ржавым железом. В шахте находящейся в центре конструкции, на глубине около километра было видно голубое сияние текущих под землей потоков Азуры. Находясь в эпицентре сверхъестественного поля Хродор привязав себя к одной из железяк, закрыв глаза, снова погрузился в транс, быстро узнав, где конкретно обитает приведение. В южной части конструкции станции имелся люк, ведущий в расположенные под землей технические помещения. Под тяжелым люком засыпанное пылью, проросшее вдоль стен густой источающей в темноте свет растительностью пустое круглое помещение. Игнорируя лестницу, с тяжелым грохотом Хродор спрыгнул вниз. Все имущество станции, все оборудование было вывезено, остались только голые стены. Из своеобразного холла этого всеми забытого места вели несколько дверей и один коридор. За одной из дверей Хродор отыскал свое приведение. Все также забившись в угол какого-то технического помещения полупрозрачный силуэт воина великана, источающий странное зеленое свечение, сидел глядя в стену. Хродор попытался войти с приведением в прямой контакт, просто коснуться его призрачного тела, и через это касание узнать все проблемы, мучающие эту душу, не погружаясь в транс. Едва Хродор коснулся приведения, как оно, взорвавшись жутким ревом, от которого заложило уши, растворилось, и став облаком зеленого пара пронеслось через удивленного великана и вылетело из темного бункера заброшенной станции. Это не приведение. Это ловушка — только сейчас дошло до Хродора. Это они — маги из ордена 'Равновесие' установили ему этот капкан, больше просто некому. Они ищут его. Теперь им известно его местонахождение. 'Какой же я дурак. Как легко они развели меня. Приведение великан?! Вот я кретин!' — сокрушался про себя Хродор. Выбравшись из подземелий заброшенной станции, он бросился бежать.
Стараясь двигаться по тому же следу, по которому пришел, выйдя из ограждения станции вблизи желтых сосен гигантов, он остановился, замер и как вкопанный простоял несколько минут. Затем что есть силы, резко бросился бежать. Он знал о методах работы тех, кто идет за ним по следу, поэтому таким странным образом пытался их обмануть. Он несся со всех ног. Добравшись до ручья, он побежал вдоль его русла, по колено в ледяной воде, пока не встретил на берегу подходящую большую сосну. Быстро подбежав к дереву, он запрыгнул на него, вспугнув сидящую на нем полосатую белку. Он быстро взобрался на дерево и затаился в его колючей густой кроне, приготовив топор. Живым он решил не сдаваться, хватило с него одного заточения в куске льда и мучительных процедур по вмешательству в психические процессы. Спустя примерно тридцать минут раздался громкий орлиный крик. Воздухом от взмахов своих орлиных крыльев сотрясая окружающие деревья, метрах в десяти от дерева Хродора на землю приземлился орхар. Белоголовый получеловек полу орел в стальной броне с копьем в руках остановился и, прислушиваясь, огляделся. Еще несколько орхаров пронеслись в воздухе над макушками деревьев. Другой человек-орел вооруженный луком и стрелами приземлился практически под деревом, где сидел Хродор. Великан замер стараясь даже не дышать, сверху сквозь ветви сосны следил за преследователем стоящим на земле под ним. Он был готов наброситься на него и погибнуть в битве. Но к счастью оба орхара осмотревшись по сторонам, переглянулись и улетели. Спустя минуту Хродор увидел как по стволу дерева, на котором он сидит, прямо у него под носом пробежала полосатая белка, та самая которую он вспугнул, на это дерево взбираясь. Но это была не сама белка, а будто ее приведение, серая полупрозрачная копия. Это была так называемая магическая голограмма. Как Хродор и предполагал за ним по следу идет маг-следопыт.
Относящийся к ордену 'Пламя Рассвета' маг-следопыт осторожно глядя по сторонам не спеша брел вдоль русла ручья. На нем белый плащ, нижняя часть лица укрыта железной маской защищающей дыхательные пути, глаза наполнены светом, вероятно, это следствие временного эффекта магического зелья дающего возможность видеть в темноте и сквозь окружающие предметы. За спиной два механических стальных крыла пристегнутые к магу лямками как рюкзак. Ценного истинного мага в такой рейд одного они бы не отправили, это маг-пользователь силы, старый и опытный. Своеобразно отматывая время назад, все произошедшее, все действия живых существ, произошедшие на окружающей территории воспроизводя в виде магических голограмм, маг искал великана, вернее его след в пространстве. В приближении мага под деревом, где сидел Хродор, возникло полупрозрачное серое изображение зайца в реальности пробежавшего здесь около часа назад. Полупрозрачное серое как старое воспоминание изображение зайца, воспроизводя действия оригинала, почесало за ухом и скрылось в траве. Лесная трава вокруг заполнилась тысячами призрачных изображений парящих в ней постоянно бабочек. Хродор заранее попытался обмануть преследователей. Он понимал, что его будут искать при помощи мага-следопыта, именно поэтому он остановился и на одном месте простоял несколько минут, таким образом, изрядно наследив в пространстве, а дальше резко бросился бежать, несколько сотен метров пробежав по воде ручья, чем осложнив считывание своего пространственного следа. Хродор специально несся со всех ног, чтобы его перемещение было сложнее уловить. Это сработало. В русле ручья периодически в нечетком виде проскакивало изображение пробежавшего по нему великана. Волшебный следопыт, следуя вдоль ручья в надежде уловить четкий пространственный след Хродора, прошел мимо. Следом в небе пронеслись еще несколько орхаров замыкающих группу охраны, сопровождающую мага-следопыта. Великан, наконец, вдохнул и выдохнул полной грудью. Когда все затихло, спустя, наверное, минуту над верхушками деревьев отталкиваясь двумя большими пернатыми крыльями как веслами, по воздуху пронесся дирижабль похожий на деревянный корабль, привязанный к продолговатому воздушному шару. Странный дирижабль, который использовали маги из 'Равновесия' с воздуха прикрывал поисковую операцию. Они основательно подошли к его поимке, отправили целую группу и еще магов из 'Пламени Рассвета' подключили. Вероятно, Хродора решили живым не брать, решили просто уничтожить — усыпить как дикого пса. Они сюда еще вернутся. Спрыгнув с дерева Хродор, бросился бежать как можно дальше от этого места. Только с наступлением ночи, он без сил завалился на траву где-то у подножья Пустого Вулкана.
'Что делать? Куда идти? Они ведь не отстанут. Нужно придерживаться основного плана — выяснить, как остановить чудовище. Может за это, мне простят нарушение условий освобождения? Хотя бы сразу не убьют, дадут возможность объясниться', — думал великан, сидя в темной пещере в склоне Пустого Вулкана. 'Не бойся, я помогу тебе. Делай, как я скажу', — услышал он лишенный эмоций голос своего Поводыря. Закрывая глаза в темноте пещеры он снова видел очертания говорящего с ним, того кого считал древним призраком. Снова нечто имеющее женские очертания говорило с ним лишенным эмоций нечеловеческим голосом. Видя своего 'Поводыря' он даже не догадывался о том, что во время этого контакта у входа в пещеру сидела ворона.
Двигаясь только в темноте, слушая Поводыря указывающего путь, слыша воронье карканье повсюду, он сумел добраться до бывшей Страны Волка без столкновений с преследователями. На крики ворон постоянно его в темноте окружающих он не обращал внимания, сейчас он думал только о том, как бы спастись, как выбраться из этой передряги. Осознание погони гнало его вперед. Мерзлый лес теперь можно было назвать талым. Пустой залитый весенними лужами он замер в тишине. Несколько дней, вернее ночей пути, переход через Фригнетские горы и Хродор уже месил сапогами талый снег среди могучих сосен, будто хвастающихся своими растопыренными ветвями впервые свободными от снега. Пока действовала сила данная Негой, он шел без отдыха, не позволяя себя сна, только периодически пил воду из фляги. Но этот эффект скоро испариться, до этого момента нужно решить все проблемы, во всяком случае выбраться из этого леса и избегая преследователей, добраться до Крегера, этот безумный маг его поручитель — единственный кто может помочь ему избежать смерти или заточения в куске льда. Единственная здесь река Ханрия избавившись ото льда, свободно несла свои тихо журчащие воды, наполнив свою флягу ледяной водой, он побрел вдоль ее берега. Буквально за минуты небо затянуло тучами, подул сильный ветер. Хродор вошел в разрушенную деревню Людей Волка. Руины деревянных изб на ветру скрипели ставнями и покосившимися дверьми. В центре возвышался обуглившийся пень, оставшийся от великого древа. Все здесь замерло в мертвой тишине. Сейчас и не сказать, что еще несколько месяцев назад здесь кипела жизнь целого племени номаков. Но, несмотря на запустение в воздухе не витало ощущение пустоты. Наоборот лес, природа вокруг, все оживало. Покосившиеся развалины ненужные этому лесу разрушало время, небольшие деревца в некоторых местах уже пробились сквозь землю на территории деревни, жизнь окружающего мира постепенно проникала в эту былую обитель безумного бога.
Никакой сверхъестественной активности Хродор не чувствовал. Ни призрачного шепота, ни других признаков присутствия мертвых. Все было тихо и спокойно. Самое главное — его Поводырь замолчал, будто исчез. И это настораживало. Он ожидал, долгого разговора с ним на руинах деревни Людей Волка, ожидал объяснений и ответов на вопросы. Но Поводырь молчал. Дойдя до центра мертвой деревни, до сгоревшего огромного пня Хродор привязал себя рукой за неровность в его стене, стоя на ногах, закрыл глаза и попытался провалиться в транс. Внезапно тишину нарушило карканье ворон. Стая из сотни этих птиц пронеслась над головой Хродора и залетела за угол одного из разваленных домов. Он понимал, что что-то не так. Но его загнанное бегством от преследователей сознание, не ведавшее сна на протяжении нескольких дней, было не способно анализировать происходящее. Достав топор, он двинулся к разваленному дому, за который залетела, громко каркая, огромная воронья стая. Неожиданно воронье карканье стихло, и из-за угла развалин того дома ему навстречу вышла Морагта. В очертаниях фигуры этой ведьмы с мертвым лицом и глазами обведенными чернотой синяков (какой ее увидел Хродор) он узнал своего Поводыря, того самого который привел его сюда. Она не могла сдержать смеха глядя на одураченного ею великана.
— Это все-таки ловушка, — обреченно произнес Хродор. Все его надежды разрушились в один миг. Он только сейчас понял что натворил — сам себя загнал в тупик. Прижатый какими-то проблемами, идущими по следам магами из 'Равновесия' он так и не сумел в полной мере ощутить своей свободы. Только сожаление об этом проскочило в его голове.
— Ну, привет Хродор Меджинский Потрошитель. Не кажется ли тебе что самому уже давно пора стать призраком? — медленно приближаясь, говорила она.
— Так просто я вам не дамся!
— Ты никогда не думал что твоя жизнь обман? Ты не Говорящий с мертвыми, ты глупец, которому этот дар достался по ошибке. Ты не достаточно разумен, чтобы полностью постичь его. Ведь полнолуние наступит снова, снова ты услышишь злых бестелесных призраков, которые не отстанут от тебя и будут мучить. И снова в бегстве от боли ты придешь к злу. Никогда ты не был свободен. Ведь мы оба знаем, что люди убитые тобой в деревне Меджин это далеко не все жертвы твоих алкогольных кошмаров, огромный ты мой безумец, — эти ее слова пробудили в Хродоре что-то жуткое, перед его глазами пронеслись какие-то воспоминания, заблокированные в глубине сознания. Великан моля ее прекратить, держась за голову, свалился на четвереньки. — Ты слишком долго жил среди людей и сам стал грешником таким же, как они. Вся твоя жизнь — дорога в эту мертвую деревню, — добивала его Морагта.
Раздалось свирепое рычание. Рыча, капая слюной, огромный черный волк на четырех лапах показался за ее спиной. Он крался к Хродору после общения с Морагтой распластавшемуся на четвереньках. Великан, взглянув в свирепые глаза приближающегося оборотня, нашел в себе силы подняться. Решив так просто не сдаваться и с криком: 'А-а-а-а!' крепче сжав топор, он бросился на оборотня...
Рэвул пришел в себя лежа на склоне какой-то скалы, посреди ночи. Небо было затянуто тучами, сверкали молнии, гремел гром, дул штормовой ветер. Рэвул вскрикнул от страха, когда увидел лежащую рядом огромную оторванную руку. Он вспомнил все увиденное глазами чудовища: монстр поднимался на вершину скалы, в пасти неся оторванную руку великана. Посмотрев на вершину скалы, он увидел полуразрушенный старый храм.
Рэвул долго сидел, не зная как быть, куда идти. Кругом темнота, холодный жуткий ветер, от которого не скрыться. Спуск вниз по крутому склону выглядел опасным и даже невозможным, зато наверх к храму вела нормальная тропа. Делать нечего, нужно идти в храм, доделать то, что не успело чудовище. Он побрел вверх по скале. Потом, еще после минут сомнений вернулся, и взвалил на себя огромную руку, кто знает, может без нее его туда не пустят. 'Как моя обычная жизнь дошла до такого?' — спрашивал он себя, поднимаясь на вершину мрачной скалы, таща на себе оторванную великанскую руку.
Перед входом в храм все семь сопровождающих его призраков выстроились в ряд. Размытые нечеткие темные силуэты в волчьих масках, они беззвучно сопровождали его взглядами. 'Вот он — конец нашего пути', — слышал он мертвый шепот в своей голове. На карнизе огромного храмового крыльца сидели уже знакомые ему вороны. 'Ну ладно хоть она здесь, хоть что-то хорошее', — думал он про себя, глядя на ворон Морагты. За распахнутыми обветшалыми воротами, в центре главного зала полуразрушенного старого храма горел огонь, над которым кипел большой котел.
— Привет такой же, как и я, неудачник, зажатый в этом кошмаре. Ну как дела? — услышал он знакомый голос. Морагта сидела в углу, спиной облокотившись о стену. Увидев Рэвула, она улыбнулась, встала, отряхнулась. — Тащи эту хрень к огню, — она имела в виду великанскую руку, которую на себе припер Рэвул. — Знаешь что это за место? Храм поклонения Канри — богини зла одного из местных народов. Они здесь приносили жертвы своему выдуманному божеству — бессмысленно убили множество людей. Тьма, как известно, произрастает из грехов, страхов и мерзких фантазий людишек. В данном случае все вперемешку. Тьма не дала пролитой крови жертв просто так впитаться в землю. И однажды Канри пришла к этим дуракам в прямом смысле слова! — смеялась Морагта. — Они сами создали ее. Такого порождения Тьмы давненько не было. Ее потом артэоны остановили. Но малышка Канри — богиня зла успела конкретно потрепать им нервы. Но это конечно не сравнить с твоим оборотнем, устроившим Армидейский Кризис, это вне номинации, это шедевр. Надеюсь дальше, будет больше!
— Это сейчас говоришь ты или они? — бросив руку у огня, спросил Рэвул.
— Говорю в основном всегда я. Эту чертову руку закинь, пожалуйста, в чан.
— И что здесь происходит? — затолкнув великанскую руку в кипящий котел, спросил Рэвул.
— Рука? Ты же сам ее оторвал у нашего заплутавшего в жизни великана. Вернее твой волчонок. Ну, фактически ты! — улыбалась она.
— Нет, это не я, — с улыбкой отрицал Рэвул.
— Да ладно, я же шучу! Эти семь призраков они тебя, наверное, уже достали. Это призраки семи жрецов из твоей родной Страны Волка. Можно сказать последние твои соотечественники в этом мире! Они сопровождают тебя, потому что им от тебя что-то нужно. Чтобы узнать, чего они хотят, и раз и навсегда от них избавиться нужно дать им возможность вступить с тобой в контакт. Зелье контакта с призраками — условно говоря, вообще у него много названий, — она указала на чан, кипящий над огнем. — Есть много разных рецептов его приготовления. Они все сложные. Самый простой это при помощи главного ингредиента — частицы или крови а лучше и того и другого Говорящего с мертвыми. Логично? Он говорит с мертвыми, убиваешь его, варишь из него зелье и тоже говоришь с мертвыми! Для этого я задурила голову нашему великану, признаюсь, это было не просто. Он безумец еще тот. Теперь у нас его рука и зелье считай готово!
Он помог ей, взобравшись на стул, каким-то огромным деревянным веслом помешав бурлящую мерзость в чане, висящем над огнем. Она произнесла какое-то заклинание, коснувшись чана, вода в котором засияла цветом крови. Затем отвела Рэвула в угол, где ожившие после произнесенного ею заклинания цепи обвили его тело. 'Так надо', — объяснила она. Рэвул, которому уже было абсолютно наплевать на то, что с ним происходит, относился ко всему спокойно и даже с улыбкой. Из висящего над огнем большого чана она набрала небольшой котелок сварившейся красно-кровавой жидкости. Затем этой красной жидкостью нарисовала ему на лбу круг, линии вдоль щек и подбородка. Он смеялся, это было щекотно и глупо, она, тоже хохоча, просила его отнестись к этому серьезно или хотя бы ей не мешать. Она разорвала его черные лохмотья, легко ей поддавшиеся, нарисовала линии и символы на животе и спине. Затем она отошла, прошептала какое-то заклинание и плеснула на Рэвула остатки кроваво-красной мерзкой жидкости. У Рэвула в тот же момент подкосились ноги, закружилась голова, гремя цепями, он свалился на четвереньки. Внутренняя дверь старого храма открылась, и в помещение вошел маг Колтос, в лице своего двойника олицетворяющего его на публике. Следом за которым вломились огромные рычащие хорошо вооруженные кролонги-мутанты, выращенные в темном Люморе. Рычащие огромные люди-крысы притащили с собой семерых закованных в цепи перепуганных голых мужчин, рты которых были закрыты кляпами. Этих перепуганных людей завели и усадили в ряд перед Рэвулом.
— Мужчины не больше тридцати, хронических заболеваний нет? — указывая на приведенных для ритуала закованных в цепи перепуганных людей, Морагта уточнила у Колтоса. Старый маг ненавидящий эту в его понимании аморальную блудницу, не стал ей ничего отвечать.
Свет огня пылающего в центре зала потускнел, в ушах будто завыл ветер. Рэвула измазанного своеобразной красной краской окружили семь его призраков. Он мучительно с треском костей начал превращаться в монстра. Спустя секунды вместо Рэвула закованный в цепях сидел черный человек-волк. Один из призраков приблизился к нему, отчего линии красной краски под черной шерстью засияли ярким светом. Призрак быстро вселился в тело монстра, от чего тот закричал от боли. Какие-то жуткие мучительные процессы стали происходить внутри чудовища. Затем успокоившись, привыкнув к новым ощущениям, монстр издал свой протяжный жуткий вой. 'Тащите первого', — Колтос велел кролонгам. Рычащие огромные крысы схватили одного из закованных в цепи до ужаса напуганных пленников и потащили его к чудовищу. Перепуганный человек, в истерике сумев освободиться от кляпа во рту, начал кричать от страха, умолять отпустить его. 'Я же сказала, чтобы вы их чем-нибудь накачали, чтобы они не чувствовали страха, а лучше вообще спали!' — Морагта высказала Колтосу, но старый маг ее проигнорировал. Она за целую вечность так и не смогла привыкнуть смотреть на мучения невинных людей и поэтому ушла, не желая дальше участвовать во всем этом.
Оборотень впился зубами в плечо поставленного перед ним на колени человека. Зубами, крепко впившись в плоть, хорошенько потрепав свою жертву, монстр швырнул ее в сторону. Разодранное истекающее кровью тело шлепнулось об пол, принесенный оборотню в жертву человек, казалось, умер. Но в следующую секунду внезапно ожив, этот человек закричал от боли, его глаза стали волчьими. Мрачное помещение озарила вспышка — душа этого несчастного, вытолкнутая из тела чем-то темным, ушла в мир иной. Один из семи призраков вселившийся в тело монстра, во время укуса жертвы за плечо, через острые зубы, впившиеся в плоть и слюну, переселился в тело этого несчастного человека по сути принесенного в жертву. После, тело человека ставшего сосудом для желающего перерождения призрака, затрясло, долго и мучительно оно начало трансформироваться в чудовище. Спустя минуту жутких криков и свирепого рычания на полу лежал новый человек-волк, на первый взгляд только размером отличающийся от своего прародителя. При более детальном рассмотрении у новоиспеченного оборотня было более слабое тело (не было такой мощной мускулатуры), размером он примерно с человека, лишь длинный хвост и черная шерсть — единственное, что было в нем схоже с прародителем. Новоиспеченный оборотень как новорожденный, тихо постанывая, свернулся на полу. Его тушу сразу закованную в цепи оттащили в центр помещения. Процедура повторилась вновь. Призраки поочередно выселялись в оборотня, тот кусал усаженных перед ним людей, которые выступали сосудами для неуспокоившихся душ желающих перерождения. Призраки, через укус или слюну перетекая в новое тело, овладевали им и перерождались. Вот то зачем они шли за оборотнем, вот что семи жрецам пообещал ушедший Дух Таргнер — перерождение. В итоге из семи людей-сосудов получились семь новорожденных полулюдей полу волков, со шкурой черного цвета, только размером раза в два уступающих своему прародителю. Когда все закончилось, первородный человек-волк из Рэвула скованный цепями отходя от пережитой мучительной процедуры, лежал, развалившись огромной тушей на полу, тяжело дыша, будто выбившись из сил.
Что-то пошло не так. Один из семи новоиспеченных оборотней, чьи тела скованные цепями уложили в центре помещения, неожиданно пришел в себя. Он заметался, зарычал, распугав кролонгов, а после взвыл от боли. Внезапно у него началась обратная трансформация. Он обратился стариком с длинной бородой — одним из семи жрецов Таргнера, который гремя цепями, с трудом поднялся на ноги. Его глаза были наполнены страхом и непониманием. Оглядев цепи, в которые были закованы его руки, он с ужасом посмотрел на окружающих его мага Колтоса и огромных людей крыс. 'Где я? Что происходит?! Отпустите меня!' — с испугу начал кричать переродивший жрец. Он просто не понимал, что с ним происходит и где он оказался. За его спиной возник темный маг Долорд. Лишенное носа обожающее боль чудовище касанием погрузило перепуганного старика в глубокий сон.
— Всех семерых первенцев усыпите. Теперь их нужно разослать во все уголки нашего мира. Оборотни должны распространиться повсеместно, — давал распоряжение маг Колтос. — Теперь это новый вид тварей Тьмы. Свяжитесь с другими магами из Темного Круга, скажите, что у нас все готово.
— Как быть с этим? — спросил темный маг Долорд глядя на огромного скованного цепями первородного оборотня, который после мучительной процедуры медленно приходя в себя тяжело дышал.
— Прародитель, первый оборотень, — назвал его Колтос. — Отпустите его. Пусть проявит себя. И если он, как и обещано станет силой сметающей все на своем пути, то мы пойдем за ним.
Долорд касанием надолго отправил всех семерых первых оборотней в глубокий сон, кролонги положив на носилки, утащили их тела. Оборотня Рэвула освободили от цепей. Чудовище, пережившее неописуемо мучительную процедуру пришло в себя спустя некоторое время, когда в зале полуразрушенного храма уже никого не было. Монстр сбросил цепи и, поднявшись, издал свой протяжный вой...
Хродор издав безумный крик, пришел в себя где-то среди пахнущего весной бывшего Мерзлого леса. Перед ним испуская клубы пара, бурлило озеро, наполненное горячими источниками. На берегу горячего озера, у самой воды, в нескольких метрах от него стояла небольшая хижина, у которой сидела Морагта. 'Ну, наконец! Я уже замучалась ждать', — глядя на пробудившегося великана недовольно пробубнила она себе под нос. В состоянии полудрема, ожидая пробуждения Хродора при этом сама едва удерживаясь от того чтобы не заснуть, она сидела на бочке, у которой стояла огромная пивная кружка. Хродор закричал от ужаса, обнаружив отсутствие правой руки. Он вспомнил схватку с оборотнем, который оторвал ему руку и, набросившись, сдавив пастью его горло, принялся душить, после чего все перед глазами великана потемнело, и он очнулся здесь. Щупая оставшуюся небольшую культю, торчащую из плеча, он содрогался от мерзкой неприятной боли сверлящей душу.
— Ладно, не заморачивайся так. Все теперь можешь отдыхать, все плохое позади. Иди, давай выпьем, — она постучала по винной бочке, на которой сидела.
— Что вы сделали со мной? — не вставая с земли, пребывая в шоке, спросил великан.
— Вообще-то мы тебя спасли. Охотящиеся за тобой маги из 'Равновесия' на руинах деревни Людей Волка обнаружат разорванные на куски останки тела великана. Изорванные, изуродованные до такого состояния, что их не опознать. Эту кровавую кашу они примут за твои останки. И не важно, что это тела двух великанов порождений Азуры, которые, кстати, было сложно достать. Для всего мира тебя задрал оборотень где-то в глубине бывшего Мерзлого леса. Информационный след, оставшийся в пространстве, мы исказили, так что локально отмотать время назад на месте 'твоей гибели' они не смогут. Так что для всего мира ты теперь мертв. Только вдумайся, ты теперь полностью свободен, как ты и хотел, — от этих ее слов на лице Хродора появилась улыбка. — Мы спасли тебя от тех уродов, что держали тебя в куске льда. Единственное что нам пришлось отчленить от тебя руку, но это скажем так: плата за наши услуги. Мы же аккуратно все заштопали. Мы от тебя ничего не требуем, ступай по этому миру и просто будь свободен.
— Вы инсценировали мою смерть? Спасибо конечно, но зачем? Чем я это заслужил, чем теперь обязан вам? — он встал и подошел к ней.
— Ничем ты нам не обязан, просто иди куда хочешь. Мы не те занудные ребята, от которых ты бежал, мы ничего не требуем взамен. Все ты свободен, — эти ее слова заставили шепот бестелесных древних призраков зазвучать в голове Хродора. — Ведь мы твари Тьмы должны друг другу помогать! — расплылась она в своей коварной улыбке и захохотала.
Вновь услышав мертвый шепот, идущий из дебрей леса на фоне коварного смеха Морагты, Хродор будто ощутил Тьму, окружающую со всех сторон, перед которой он теперь снова беззащитен. Его летящего на крыльях навстречу своей свободе, нежелающего ничего замечать, будто резко ударило о землю, отчего он протрезвел, разумно на все посмотрев. Наконец эту свою свободу получив, он вдруг жутко испугался. Вместо легкости, что дарует освобождение, он наоборот почувствовал тягость, будто его заперли в клетке. По ощущениям он будто оказался на краю света, а перед ним расстилалась бесконечная Тьма, из которой доносился жуткий шепот — это то, что ожидает его впереди. Как первый отголосок надвигающейся свободы во рту осадком из памяти возник привкус алкоголя, от которого Хродору сейчас стало тошно и мерзко. Ему ярко и отчетливо вспомнилась горящая деревня и лежащие среди дыма тела убитых им людей, вернее не им, а чудовищем, в которое его превратила та жизнь, которую он так хотел вернуть. Это была его свобода? Темнота, пронизанная мерзким алкоголем, который при всей своей мерзости во всем этом кошмаре выступает единственным спасением? Это было странно, но свою свободу получив, он захотел вернуть блокирующую пластину на свой затылок. Почему он оказался так глуп? Что это было, просто каприз или дурацкий принцип? Нежелание смириться с намордником затмившее понимание того как на самом деле этот намордник ему нужен? Ему стало страшно, он только сейчас в полной мере осознал, куда загнал себя.
— Вы отпускаете меня, зная, что там в этом 'забвении' если хочешь, пытаясь спастись от голосов из темноты, я окончательно стану чудовищем? От алкогольного кошмара забуду, кто я и полностью деградирую, — Хродор говорил глядя на горы, за которым начинался большой мир и ему в нынешнем состоянии, совсем не хотелось в этот мир возвращаться. Ведь он представляет опасность для живущих там беззащитных живых существ. — Я не здоров, — сам себе признался он.
— Что ты там бормочешь? Ты с ума сошел?! Или эти занудные ребята со своей моралью и правилами тебе совсем голову загадили? — она встала с бочки, и, взяв бокал с вином, подошла к Хродору. — Да брось. Ты только вдумайся. Ты получил свободу. Можешь идти пить, гулять, странствовать по миру как раньше. Только на юг не ходи, там сейчас делать нечего. Отпусти все, что тебя тревожит. Эти нелепые обрывки морали, в которых нет смысла. Ты падшая тварь, как и я, признай это. Забудь этот мир, пусть он катится хоть к черту, тебе до него нет дела, ты все равно обитал в его темной стороне среди мертвых. Какая тебе разница до судеб окружающих? Подумай о себе. Стань самим собой, здесь во Тьме тебя никто не осудит. И раз ты оказался среди нас, то какая разница тебе до того что о тебе скажут они? Твоя душа не несет ответственности перед богом людей, ты свободен. Смотри на эти горы как на дорогу в новую свободную жизнь. К черту мораль. В этом мире сильные творят что хотят, а мораль кажется просто издевкой придуманной каким-то шутником.
— Меджинский Потрошитель — так ты назвала меня.
— Ну и что? Я просто пошутила. Этот мир уже забыл это прозвище, четыре с лишним сотни лет прошло.
— А звучит все равно жутко. Нет, не хочу я быть Потрошителем. Я лучше умру простым великаном Хродором...
— Эй, не неси чушь, какой такой Потрошитель? Просто будешь выпивать, как и прежде, да и все. Что так заморачиваешься, все будет нормально.
— Оставаясь на свободе, я стану чудовищем. Ты же сама сказала, что та уничтоженная деревня у меня была не первая. От этих слов что-то зашевелилось у меня в голове, я увидел другие трупы. Такого я больше не допущу.
— Придерживаться праведного пути это все равно, что долбиться головой о стену. Больно, долбись ты хоть вечность, да и стену ты не проломишь. Это просто тупо и бессмысленно. Лучше дай себе свободу, узнай кто ты на самом деле.
— Я болен. У меня едет крыша, и сам я свои проблемы не решу. Если я болен, то зачем бегаю от единственного врача, который способен помочь? Они ведь не хотели плохого, они просто пытались спасти мир от меня. Я сдамся магам из 'Равновесия', пусть они решают мою судьбу.
— Тихо, тихо, тихо! Тише малыш! — подошла и обхватила его за оставшуюся руку Морагта. — Не говори ерунды. Хродорчик, — поглаживала она его огромную руку, — не расстраивай меня. — Она рассмешила его. — Это просто у тебя дурь какая-то в голове. Последствия пережитого шока, наверное. А конечность твою мы можем восстановить, если хочешь. Только не пугай меня всякими глупостями. Пойдем, отдохнем моя. Тебе надо посидеть. Пойдем, выпьем немножко. Там целая бочка отличного вина и большая кружка как ты любишь. Пойдем моя, пойдем, отдохнем...
Наездники Людей Ворона постоянно патрулировали с воздуха земли юга, следили за ситуацией. Огромных ворон частенько, в любую погоду можно было видеть в небесах Южной Половины. Один воздушный дозорный как обычно следовал по знакомому маршруту над восточными окраинами Ладгарской Империи. Внизу враждебные земли, поэтому держаться приходится высоко и рассматривать все происходящее внизу только в подзорную трубу. Тем более есть риск встретить одно из стальных летающих чудовищ мага Литарна хранящего эти земли. Поэтому здесь всегда нужно быть осторожным.
Стоял ясный солнечный день. Издали наездник увидел поднимающиеся с земли клубы черного дыма. Один из крупнейших городов ладгарцев на этом направлении весь был объят пламенем. Инструкция позволяет незапланированные приземления с целью обследования мест происшествия и оказания помощи. Город простецкий, построен из дерева, скорее всего небольшое возгорание привело к огромному пожару, уничтожившему почти все, такое бывает. Для него — воина со стажем, опытного пограничника артэонского мира, там ничего опасного нет. Скорее всего, наоборот, там внизу многим пострадавшим от пожара нужна помощь. Наездник направил своего ворона к горящему городу.
Город пылал, и улицы были странно пусты. Он приземлился на центральной площади, единственном безопасном месте среди охваченных огнем улиц. Все было как-то странно. Тихо. Ни криков, ни суеты. Куда все подевались? 'Если что взлетай без меня', — велел он Ворокану, а сам, достав меч, пошел узнать, что здесь происходит. На краю площади он обнаружил пятно бурой жидкости — это была кровь. Становилось понятным, что здесь происходит что-то ужасное. Установить причины и суть происходящего было его долгом. Профессиональные обязанности и мораль не оставляли ему выбора. Едкий дым затягивал одну из городских улиц, вдоль которой двинулся наездник. Между домами он краем глаза, среди клубов дыма увидел лежащую на тротуаре оторванную руку. Становилось жутковато. Но улететь, не установив причины происшествия — такого он себе не мог позволить. Крепче сжимая меч, он углублялся в горящую улицу, все больше отдаляясь от площади. Внезапно на первом этаже одного из домов, у которого пылала крыша, и пока только второй этаж обволакивало пламя, послышался какой-то грохот. Из него выбежала девушка, перепуганная и заплаканная. Прячась от кого-то в этом доме, увидев артэонского солдата идущего по улице, желая спастись, она тут же выбежала. 'Спасите. Спасите меня!' — молила она. В ее глазах застыл ужас, на ее шее пятно чужой крови. Он понял, что дело совсем плохо. Схватив ее за руку, оставив все вопросы на потом, он бросился бежать обратно в сторону площади. Чтобы тут не происходило, теперь у него есть свидетельница, теперь главное спасти ее. Вместе с ней они неслись по улице в сторону площади.
Откуда-то с крыши донесся звук. Что-то стучащее когтями по черепице прыгнуло с одной дымящейся крыши на другую, пролетев над их головами. Он, приготовив меч, остановился, девушка продолжила бежать. Черный человек-волк размером не намного больше человека, спрыгнул с крыши и, свалившись на девушку, прижал ее к земле и впился ей в шею, та успела только вскрикнуть. Он подбежал и сзади рубанул оборотня мечом. Тварь, бросив тело девушки, отскочив на пару метров, свалилась, схватившись за бок. Он пощупал пульс, девушка еще жива, но без сознания. Взвалив ее на себя, он бросился бежать. Рана на боку оставшейся позади твари быстро заросла и она, подскочив, издала протяжный вопль. Весь объятый огнем город в ответ наполнился жуткими криками тысяч людей-волков. На призыв одной из тварей из глубин задымленных улиц надвигалась целая волна ее жутких собратьев. Наездник несся со всех ног. Внезапно тело девушки на его плече начало трястись. Ее тело забилось в дикой агонии, глаза закатились, изо рта потекла пена. Он, уложив ее на землю в попытках понять, что с ней происходит, пальцами раздвинул ей веки. Пока тело трясло, зрачок закатился наверх. Стоило ему раздвинуть веки, тряска ее тела прекратилась. Зрачок плавно вернулся на место, только глаз уже был не человеческим, а волчьим. Наездник в страхе отскочил от ее тела в сторону.
Спустя секунды после укуса кости в теле девушки затрещали. Ее брошенное наездником посреди улицы тело начало покрываться шерстью, на концах пальцев выросли огромные когти, одежда, разрываясь, затрещала по швам. Наездник, перепуганный происходящим, добежал до своего Ворокана, и бегом запрыгнув к нему на спину, велел взлетать. С крыш всех домов, из всех затянутых дымом улиц на площадь ринулись тысячи черных людей-волков. На многих из них висят обрывки одежды. Это жители города. Девушка, которую пытался спасти наездник, превратилась в такого же черного оборотня и присоединилась к остальным тварям. Ворокан с наездником успел подняться на достаточную высоту, так что, сколько бы оборотни не прыгали, достать его они уже не смогли. Улетая в страхе, последний раз взглянув вниз в клубах дыма среди объятой огнем улицы, он увидел очертания огромного человека-волка, раза в три превосходящего в размерах остальных тварей. Оборотень Рэвул, их прародитель, стоя на задних лапах, не сводил с улетающей огромной птицы своих волчьих глаз.
В тот день сообщения об оборотнях пришли из всех концов Ладгарской Империи. Все наездники Людей Ворона, вернувшиеся с тех направлений, говорили о городах и деревнях объятых огнем, население которых превращено в каких-то тварей. Спустя пару дней Ладгарская Империя замерла в мертвом молчании. Смерть в лице орды людей-волков двинулась дальше как волна, как снежный ком, который с каждым разом, с каждой уничтоженной деревней или городом людей становился все больше. Оборотни, распространяясь как зараза, черной массой неслись по землям дикого юга, уничтожая все на своем пути, преумножая свой волчий легион. Огонь, в котором сгорали города людей, распространялся, сжигая целые леса. Чудовищный волчий вой оглашал разоренные земли. Казалось, это было невозможно остановить, и было бессмысленно этому сопротивляться. Деревни и города людей просто стирались, дикий юг погружался в руины, его жители пополняли ряды орды оборотней неостановимо движущейся вперед. Артэоны приступили к полной эвакуации своего миротворческого контингента из южных земель. База Винита была эвакуирована за несколько часов. Они даже не пытались помочь людям, не пытались остановить в зачатке волчий Армагеддон, артэоны просто все бросали и бежали.
В разгар погибели юга несколько Вороканов со стороны Фригнетских гор среди облаков неслись в сторону объятых огнем и дымом южных земель. На спинах этих огромных ворон помимо наездников сидели солдаты СБК. Задача этой секретной группы — эвакуация предметов имеющих антикварную, культурную для артэонов ценность из сокровищниц уничтоженных людских государств юга. Обычный грабеж, преступное извлечение выгоды из трагедии. Хаос, смерть и полное разрушение в южных землях были идеальным поводом и возможностью для артэонской элиты вернуть себе спорные реликвии, незаконно принадлежащие людям. На спине одного из Вороканов среди солдат СБК сидел Кэйбл, в этот страшный час услуги, таких как он, были востребованы как никогда. Он, как и все другие солдаты для этой операции одет в серую неприметную одежду. Никакой темно-синей привычной брони. Воронья эскадрилья разделилась. Несколько огромных ворон двинулись на запад в сторону Ладгарской Империи, несколько двинулись прямо, в сторону Золотого Королевства. Кэйбл оказался среди тех, что двигались к Златограду. В обычное время к этому сияющему золотыми куполами городу не подобраться. На его непреступных стенах дежурят тысячи лучших лучников. Сейчас, когда юг был охвачен огнем оборотнического апокалипсиса, стены непреступного города-королевства были пусты. Вороканы без проблем приземлились на окраине города, на плоскую крышу одного из домов. Солдаты СБК быстро спешились. 'Так все быстро, не теряем времени. Двигаемся к указанным целям, изымаем нужное имущество и бегом обратно. Полный сбор через полчаса. Кто не вернется до этого времени тот останется здесь навсегда. Всем понятно? Выполнять!' — майор армии СБК криком давал своим солдатам беглый инструктаж.
Десантники СБК разбившись на группы, разбрелись к своим целям. Задачи каждой такой группы были примерно одинаковы — проникнуть в хранилища здешних банков, в том числе попасть в раскинувшееся под городом огромное подземное хранилище и вынести оттуда разные вещи для артэонов имеющие ценность.
Кэйбл не любящий не подчиняться, не командовать, привычно действовал один. Его целью был офис одного банка расположенного в центральной части города, в подвале которого хранилась одна ценная для артэонов вещь. По долгу службы ему доводилось побывать в Златограде в мирное время. Конечно, нельзя сказать, что на здешних улицах царила суета, наоборот жизнь людей здесь неспешно текла в рамках жесткого порядка. На каждом углу здесь стояли полицейские, горожане и жители города двигались строго установленными потоками. Однако сейчас город замер в полной тишине, давящей со всех сторон. На улицах никого. Окна первых этажей в основном задвинуты ставнями. Все дома в городе в высоту были ни ниже трех этажей. Над наземными улицами местами тянулись ряды навесных мостов называемых вторыми улицами, по которым также когда-то гуляли люди и двигался транспорт. Все здесь было аккуратно и чисто хоть в своем изяществе и не дотягивало до уровня артэонов, но в сравнении с другими городами людей выглядело просто идеально.
По пустым улицам, продуваемым сквозняком, Кэйбл двигался к зданию нужного банка. Среди лабиринтов улиц Златограда приходилось прибегать к помощи карты. Зажимающий своими стенами пустой город, замерший в мертвой тишине, наконец, сотряс какой-то звук. Это были крики толпы, вдруг резко возликовавшей, возрадовавшейся чему-то. Под отголоски аплодисментов доносящихся откуда-то из центральной части лабиринтов этого города, Кэйбл слоняясь среди пустых улиц, наконец, обнаружил офис нужного банка, 'Барлай и компания' — гласит позолоченная вывеска над входом. Его целью была одна хранящаяся в подвале этого банка картина, написанная одним художником из числа людей дикий юг населяющих, творчество которого восхитило артэонов, за что на юге он был назван предателем и, разумеется, казнен. Это была последняя работа великого мастера, выдать которую артэонам правители юга не согласились. Тем временем эхо голосов восторженной толпы, доносящиеся из цента пустого города, продолжало оглашать замершие в мертвой тишине улицы. Будто где-то там проходил какой-то митинг или коллективное празднование чего-то. Кэйбл, безумный, привыкший к вольностям солдат, оказался перед выбором: выполнить задание или узнать 'какого черта здесь происходит?'. Все равно он вызвался для этого задания только чтобы узнать, своими глазами увидеть, что именно твориться на юге, так ли масштабна катастрофа, к которой он фактически причастен. Помогая Рэвулу, он действительно недопонимал, что именно творит, не мог себе даже представить, что все будет так страшно. Подобно человеку озлобленному, на жизнь обиженному, но в душе адекватному совершив злодеяние, глядя на его последствия он все же пришел в ужас, с тяжестью на сердце понял что натворил. Не отрицающий свою вину во всем происходящем он решил, что успеет глянуть, что твориться в центре города, а потом на обратном пути и картину нужную заберет. Это же безумные (в его понимании) люди. Сейчас перед наступлением смерти надвигающейся волной оборотней сметающей все на своем пути, в этот час когда рухнули все законы их и без того дикого мира, все кто могли, бросили все и сбежали, в том числе и правители бросили их. В наступлении Армагеддона, брошенные всеми, в шаге от смерти, бог знает, какое безумие эти дикие люди могут там сейчас творить. Все поголовно с ума сходить не могут, в любом безумии, какое бы не творили люди, жертвы есть всегда. Вдруг кому-то там сейчас нужна помощь. Всем помочь он, разумеется, не сможет, но спасти пару заблудших душ как обычно сможет вполне. Но нужно было торопиться. До эвакуации оставалось пятнадцать минут. По пустым улицам он бегом двинулся к центру.
На центральной площади собралась большая часть жителей города. Целые семьи, дети с родителями. Все включая рабов. 'Мы жили и, не мечтая, что этот момент настанет. Долгие годы поганые артэоны угрожали нам с севера. Они вмешивались в наши внутренние дела, стравливали нас как животных, их армия свободно бродила по нашим землям. Мы пытались сопротивляться, воевать, но они были сильнее и умнее нас. И чувствуя свою силу, временами они над нами просто издевались. Но сегодня всему этому наступит конец. Сегодня у нас появилась возможность отплатить артэонам. Уничтожить их всех! К нашему счастью появилась в этом мире сила способная заставить северных садистов заплатить за все зло, что они причинили нам. Все что нам нужно так это стать частью той силы что надвигается, влиться в ее ряды. Мы должны стать частью волчьего легиона!' — в громкоговоритель кричал стоящий у фонтана в центре площади какой-то безумный вояка, террорист, ненавистник артэонов, явно не трезвый. Облаченный в броню, держа в руке меч, он будто вдохновляет солдат перед боем, хотя обращается к толпе простых мирных жителей. Все его лицо иссечено шрамами от партизанской войны с артэонами, которую он ведет практически всю свою сознательную жизнь. И ради победы в этой войне готовый пожертвовать жизнью он призывает остальных — мирных обычных жителей Златограда к нему присоединиться. За его спиной стоит здешний градоначальник, толстый и неповоротливый в дорогих одеждах, сейчас выглядящий бледным, нервным и усталым, он был из тех, кто смирился с неизбежной смертью. Окружающая толпа зааплодировала словам безумного вояки предлагавшего всем собравшимся добровольно стать оборотнями. 'Бессмысленно сопротивляться той силе что надвигается или пытаться от нее спастись. В этот час мы поступим как мудрецы, мы достойно примем свою участь!' — добавил, взяв в трясущиеся руки громкоговоритель, здешний градоначальник, смирившийся со смертью. Откуда-то с дальнего конца площади раздались людские крики ужаса и рычание злобных тварей. Несколько оборотней ворвались на площадь и начали рвать и кусать людей. 'Тише. Не бойтесь. Успокойтесь и просто отдайте свое тело новой силе!' — прокричал безумный вояка, а после закрыл глаза и приготовился к слиянию с этой своей силой. Оборотень снес его с ног и впился в шею. Поддерживающий его обезумивший градоначальник в последний момент струсил и попытался сбежать, но оборотни нагнали и его. Кэйбл, одетый как местный бедняк, укрывший лицо под капюшоном, взобравшись на один из памятников на краю площади, с улыбкой наблюдал окончание этого 'противоартэонского митинга'. 'Что хотели, то и получили. Спасать здесь некого', — пришел он к выводу, уловив окончание всего этого мероприятия.
Когда оборотни, ворвавшись на площадь, принялись рвать всех подряд, не все люди оказались настолько сильными чтобы добровольно слиться с волчьим легионом. Большинство глядя на жутких тварей тут же одумалось. Крича от страха, многие в последний момент бросились бежать. Началась паника. Люди, затаптывая упавших, сбивая с ног слабых — женщин и стариков, с диким криками огромным потоком хлынули с площади во всех направлениях. Спрыгнув с памятника, не давая перепуганной толпе сбить себя с ног Кэйбл, влившись в общий поток, также бросился бежать, пока оборотни не порвали и его. В арочном проходе, открывающем улицу, ведущую с площади, сквозь поток проносящихся мимо перепуганных людей Кэйбл увидел очередную лишившую его сердце покоя картину. Молодой мужчина, стоя на месте, глубоко вдыхая, перебарывает в себе страх, набирается смелости перед самым важным в жизни шагом, не отрываясь глядя на то, как оборотни рвут толпу на площади. Он твердо решил слиться с новой силой — отдать себя на растерзание оборотням и набирается смелости для этого, пытается заставить себя свыкнуться с неизбежным. И все, казалось бы, нормально учитывая ту безумную атмосферу, в которой все происходит, это его жизнь и он, похоже, сделал самый главный в ней выбор. Но за руку он крепко держит маленькую невысокого роста девушку, по всей видимости, свою жену. Она удерживаемая за руку стоит за его спиной, ее глаза красные от слез. В другой руке она сжимает руку маленького мальчишки, тот тоже заплаканный смотрит на мать, безжизненно замершую опустив взгляд в землю. Фанатично настроенный отец решил дать оборотням порвать себя на части и силой притащил за собой свою семью, которая его взглядов не разделяла. Глядя на заплаканного мальчишку, Кэйбл снова позабыл про остальной мир. Расталкивая проносящихся в панике людей, он подошел к мальчишке и тихо опустился перед ним на колено. В одну секунду он резко изменил свое мнение по поводу происходящего кошмара. 'И ведь потом всякие примитивные твари будут орать, разрывая глотки: 'Люди сами вливались в ряды оборотней. Движимые ненавистью к нам они делали это. В уничтожении юга нет трагедии'. В мире, где все обобщается в удобные для толпы формы, простые лозунги для тупого стада, никто не вспомнит вот про таких заплаканных напуганных людей, ставших жертвами этого кошмара', — глядя на мальчишку думал Кэйбл.
— Привет малыш! Хочешь спастись отсюда? Я могу вытащить тебя из этого кошмара, — сдерживая свои нервные слезы, сказал он, посмотрев мальчишке в глаза. После этих слов Кэйбла глаза мальчишки наполнились страхом, он тревожно посмотрел на мать, будто спрашивая ее мнение. Та устало посмотрев на Кэйбла, перевела взгляд на своего обезумевшего супруга, который все также стоя к ним спиной набирался смелости для слияния с легионом оборотней. В ее глазах читалось: 'Он нас не пустит'. Кэйбл готовясь к решительному и рискованному шагу, напряженно глубоко вдохнув, поднялся с колен. 'Я артэон мэм. Я могу спасти ваши жизни', — сказал Кэйбл, пытаясь приободрить эту несчастную для чего с улыбкой посмотрев ей в глаза. В это время оборотни продолжали рвать на куски нашедших в себе смелости остаться на площади людей, многие из которых проникшиеся здешней пропагандой желая слиться с какой-то там силой, вставали на колени, отдавая жутким тварям себя на растерзание. Среди трупов и месива из разорванных на части тел, многие из нашедших в себе силы отдать себя на растерзание, те, кому своеобразно посчастливилось, после укуса оживали и превращались в оборотней. И в виде людей-волков черной масти бросались преследовать разбегающихся в панике горожан. На фоне доносящегося с площади рычания жутких свирепых тварей и криков боли, криков ужаса несущейся в панике толпы улыбка Кэйбла которой он пытался приободрить перепуганную девушку, выглядела совершенно неуместно. Все что изменилось так это то, что к ужасу в глазах этой девушки и мальчика прибавилось непонимание. Замерев на месте, эти двое смотрели на своего спасителя, ожидая от него чуда.
Кэйбл решил спасти две эти несчастные жизни, и учитывая ситуацию, отсутствие времени у него был только один способ того как это сделать. Понимая, что сильно рискует он, достав кинжал одним движением, перерезал глотку обезумившему мужу, едва не отделив его голову от тела. Лицо девушки забрызгала кровь, тело мужа рядом с ней рухнуло на землю. Он мог убить его и проще, тише и без крови. Но Кэйблу нужна была такая показательная казнь, чтобы она, как и ее сын, наглядно, на подсознательном уровне осознали, что его больше нет. Она, забрызганная кровью, застыв на месте, смотрела на Кэйбла глазами полными ужаса. Больше всего в этой ситуации он боялся варианта развития событий, при котором она, как и большинство женщин, любящая мужа, даже если он моральный урод сейчас забилась бы в истерике, набросилась бы на Кэйбла с кулаками и обвинениями, чем погубила бы себя и ребенка. Но она молчала, толком не понимая, что произошло она, замерла в оцепенении. К трупу любимого она не кинулась, это хорошо. Мальчик, удерживаемый ею за руку, тоже молчал. Кэйбл не нашел ничего лучше самой клишированной в этом случае фразы: 'Идем со мной, если хочешь жить', и протянул ей руку. Одной рукой схватив мальчишку, другой взяв ее за руку, Кэйбл бросился бежать. На площади оборотни порвали уже всех кого можно. Лохматые черные твари, пополнив свои ряды новыми членами, передвигаясь в основном на четырех лапах, бросились по улицам города догонять разбежавшихся в панике людей.
В точке эвакуации, на плоской крыше одного из домов на окраине, ставшей посадочной площадкой для Вороканов, майор СБК на месте координирующий операцию смотрел на часы. До отлета оставалось полторы минуты. Солдаты спешно привязывали к спинам Вороканов специальные контейнеры с разными драгоценностями, вынесенными из хранилищ местных банков. В центре города начался пожар, черные столбы дыма устремились в небо. Откуда-то из глубин лабиринтов здешних улиц стали доноситься крики ужаса сотен людей. Оборотни уже в городе. На крышу, ставшую посадочной площадкой, вбежала очередная вернувшаяся группа солдат. 'Все сделано', — они продемонстрировали командиру мешок, в котором гремело что-то драгоценное сделанное из железа. Следом за этой группой не поднимая глаз, ведя под руку девушку с ребенком, мимо командира пытался проскочить Кэйбл. 'Стоять! — окрикнул его командир. — Где предмет, вверенный тебе для эвакуации?' Кэйбл не отпуская руку девушки, замер, виновато опустив голову. 'Я. Спас. Другую ценность, сэр', — взглядом он указал на перепуганную девушку с ребенком. Глаза командира после секундного удивления залились злостью, он вплотную подошел к непослушному солдату. В зависшей напряженной тишине Кэйбл подняв голову, также уставился на командира своим безумным наполненным злобой взглядом. Если бы этот майор сказал ему хоть слово против, не дай бог поставил бы под сомнение ценность жизни Кэйбл своим окровавленным кинжалом, тут же перерезал бы глотку и ему, и будь что будет. Но командир предпочел промолчать и просто прошел мимо, недовольно толкнув Кэйбла плечом. 'Все. Все вернулись. Погрузиться на птиц, мы уходим отсюда!' — кричал всем командир. Кэйбл усадил мальчика с матерью на спину огромной вороны, на которой прилетел. 'Вот держитесь за это', — управляющей птицей наездник из Людей Ворона указал перепуганной девушке на поручень. Девушка крепко схватилась за поручень и еще крепче прижала к себе сына. Кэйбл остался стоять на крыше. Вороны одна за другой начали взлетать.
— Ты что творишь? — спросил у стоящего на крыше Кэйбла командир, взобравшийся на спину большой вороны.
— Я останусь здесь. А вы улетайте. Я не выполнил задание. Чтобы не создавать проблем скажите, что я не вернулся, — ответил Кэйбл.
— Не смеши меня! — рассмеялся майор, несколько солдат сидевшие за его спиной также рассмеялись глядя на Кэйбла. — Герой блин! Прыгай на свою птицу. Да ладно, это же была просто долбанная картина. Черт с ней!
Кэйбл запрыгнул на свою ворону, пытаясь не смотреть на сидящую рядом спасенную им девушку, ведь больше всего он не любил всех этих: 'Спасибо вы спасли нас!' или 'Вы наш спаситель!'. Но ей сейчас было не до Кэйбла, она, рыдая горькими слезами, прижимала к себе сына, на которого не могла наглядеться. Все огромные птицы взмыли в небо, покинув Златоград, накрываемый волной сметающих все на своем пути оборотней и пожара, неизбежно следующего за этими дикими тварями. Уже в воздухе девушка, разрыдавшись неожиданно без слов, прижалась к груди своего спасителя, который от такого резкого поворота замер, не зная, что делать. Наездник, из Людей Ворона управляющей птицей смеясь над ним жестом показывал, что девушку нужно погладить по голове, приласкать. Показав придурку управляющему птицей средний палец Кэйбл, просто прижал к себе перепуганную девушку и отвернулся от дурака наездника, который продолжал над ним смеяться. 'Опять звания лишат. Ну и ладно. Если что опять набью начальству морду!' — думал Кэйбл с улыбкой глядя на проносящиеся мимо вершины Фригнетских гор.
Оборотни волной пронеслись по всему югу, разрушительным вихрем сокрушая все на своем пути, оставляя после себя руины. Артэоны укрывшиеся на севере, даже не пытаясь оборотней остановить, единственное, что сделали, так это позабыв обо всех своих южных союзниках, закрыли границы, чтобы не допустить бегства людей в северные земли. После того как три города Грионского союза, как и весь людской юг сожженные огнем замерли в мертвой тишине, охранять границу было уже бессмысленно. Артэоны спешно эвакуировали своих пограничников, база Альфагейт была брошена.
Стена Ворона — старая обветшалая стена отделяющая Долину Ворона от Пограничья, защищающая от гостей с юга. Она закрывала собой единственный вход в Долину Ворона, зажатую между Пустым Вулканом и Фригнетскими горами. В центре этой стены возвышалась дозорная башня, тонущая в мертвом красном свете Пограничья. С вершины этой башни воины Людей Ворона при помощи призрака-дозорного в виде черного огромного ворона парящего над окружающими просторами следили за Пограничьем и подступами к Арвладе. В этот день призрак-дозорный прилетел к башне, вороньим карканьем оповещая о тревоге, но и без этого все было понятно. Воины Людей Ворона, в этот день стерегущие вершину дозорной башни, не поверили своим глазам. По ту сторону стены, по безжизненным землям Пограничья, тонущим в мертвом красном свете, неслась не армия, но и не стая. Это был бесконечный легион черных людей-волков, в которых превратились миллионы людей юга. В подзорную трубу один из воинов Людей Ворона разглядел огромного черного оборотня Рэвула бегущего впереди, ведущего за собой свое волчье полчище. Вся эта лохматая рычащая орда неслась на север в земли артэонов. Воинам из Людей Ворона стоящим на вершине башни оставалось только с ужасом наблюдать за потоком несущихся мимо тварей и радоваться тому, что эти твари двигаются мимо. Во всяком случае, пока. 'Артэонам не устоять', — от созерцаемого зрелища сорвалось у одного из этих воинов с языка.
Земли юга погрязли в разрушении и мертвой тишине, их жители в облике оборотней огромным легионом неслись на север в артэонскую Арвладу. Для темных магов из преферийской ячейки Темного Круга происходящее стало поводом для праздника. В своем замке в недоступном для артэонов Люморе, спрятанном в оборотной стороне города Айзена, темные маги, для которых уничтожение Арвлады — давняя мечта, устроили праздничный ужин. Оборотнический апокалипсис стал для них настоящим подарком судьбы. В честь такого случая был накрыт большой роскошный праздничный стол. Горели свечи, в бокалах плескалось хорошее вино. Гремя кандалами обычные кролонги, обслуживали праздничную трапезу. Даже всегда облаченный в рыцарскую броню маг Милст, отрекшийся от всего мирского согласился посидеть вместе со всеми за столом. Разумеется, в понимании этого темного мага отказ от алкоголя в 'отречение от всего мирского' не входил, поэтому вместе со всеми сидя за столом он только выпивал. Без нарушения чар наложенных на его доспехи, аккуратно отстегнув нижнюю часть рыцарской маски закрывающей лицо Милст, потягивал крепкий виски. Судя по открытой части, его лицо под маской было изуродовано какой-то проказой. Двойник мага Колтоса, его публичное лицо — Архимед вместе с Долордом и Малышом культурно наслаждались пищей. Болезненно выглядящий истинный маг Колтос, сжимая в руке трость, завернувшись в плед, сидел в углу в стороне от трапезы, изредка поглядывая на своего двойника, любуясь им, видя в нем себя, потому как уродливое чудище, в которое сам он превратился, было ему дико ненавистно.
— Не думаю, что Дух Таргнер с самого начала вложил способность размножения в нашего оборотня, — сидя за столом, рассуждал Архимед. — Скорее всего, призраки семи жрецов должны были просто переродиться через оборотня. А дальше свою роль сыграла эволюционная природа Тьмы. Он укусил сосуд, используя слюну как проводную частицу, ухватившись за которую призрак перетек в тело сосуда, то есть был реализован процесс превращения в оборотня. А в мире Тьмы, как известно, многое из того что произошло однажды становится постоянным впредь. В итоге мы имеем оборотня, который способен размножаться, то есть превращать других в оборотней посредством укуса, через слюну. Что-то схожее с природой вампиров. Только в отличие от наших своенравных кровососов, которым вечную жизнь и вечную молодость подавай, из которых солдат Тьмы не вырастить. Оборотни безумны, они готовы убивать все что движется и следовать за своим прародителем огромной стаей подобно армии кошмарных темных тварей. Это гениально.
— Это самый настоящий монстр-легион. Даже нельзя сравнивать с унылыми вампирами. Теперь главное чтобы они уничтожили Армидею, — сиплым голосом высказал маг Милст потягивающий свой виски.
— Первородный оборотень ведет свой легион на Армидею, но сможет ли он ее уничтожить? Золотой город — гигантская крепость, на защите его неприступных стен стоит свыше миллиона солдат. И бог знает, какие сюрпризы для агрессора командование Армидеи припасло в своих хранилищах. Армию оборотней армией можно назвать лишь условно, это скопище диких безумных тварей. Огромная стая, ведомая вожаком. Артэоны планомерно перебьют их, у своих стен или впустив их внутрь. Тем более свое слово еще не сказали СБК. Если артэоны проявят разумность в темный час и белокаменная армия поможет Армидее, то шансов у оборотней ноль. СБК, насколько мне известно, пока не дали согласия на военную помощь, но и отказа от них тоже не поступало, так что это вопрос открытый. Легион оборотней разобьется о позолоченные стены. Мы должны помочь им. Пришло время сделать то, к чему мы так долго готовились, — хриплым усталым голосом из темного угла пояснил истинный маг Колтос.
На далекой темной скале, все в тех же руинах храма поклонения богини Канри по призыву Колтоса все остальные темные маги преферийского юга собрались в полуразрушенном зале при свете факелов. Среди которых были своеобразные мастодонты темного магического мира, сильные и независимые, вроде трех магов хранителей Грионского союза, среди которых была одна женщина, то есть ведьма. Восемь самых обычных магов пришедшие из степей. Покровитель Ладгарской Империи темный маг Литарн, жирная туша которого как обычно распласталась в кресле на спине стального голема, на сей раз выполненного в виде восьминогого паука. Три безумных мага из магических диктатур, раскинувшихся союзом на юго-западе Южной Половины. Маг покровитель окрепшей на юго-восточном побережье страны людей под названием Хартур. И еще десять магов и одна ведьма из земель расположенных в глубине Южной Половины.
Адекватных магов просто названных темными за нежелание подчиняться артэонам, служить глобальной светлой элите, было сразу видно на фоне истинных безумцев, конченых психопатов и злодеев, затерявшихся в своих больных грезах. Помимо Милста и Долорда среди этого сборища имелось еще несколько неадекватных личностей. Например, все три мага-правителя магических диктатур. Подконтрольные себе общества людей они превратили в гигантские тоталитарные секты, поклоняющиеся им как богам, затерявшись в безумии и вседозволенности, они давно забыли, что являются людьми, стали считать себя чем-то высшим. Маг-правитель Норринга — северной из трех магических диктатур, был жутким типом, страдающим нетрадиционной любовной ориентацией, слыл самым жестоким из троицы магических диктаторов. Обретший вечную молодость, помешанный на своей внешности, накрашенный как женщина, с длинными ухоженными волосами, весь увешанный разноцветными бусами, драгоценностями, влюбленный лишь в себя, он одет в белое шелковое платье и туфли на высоких каблуках. Самый сильный из трех магических диктаторов темный маг Тарадор Преферийский был единственным в Преферии некромантом. В число его безумных внешних атрибутов входила корона из человеческих пальцев и плащ из лоскутов кожи младенцев. Об обществе управляемом этим безумцем было мало что известно. Правитель Олфанда — третьей магической диктатуры был неизвестным существом, скрывшимся под черным плащом, его лицо всегда было укрыто в темноте под капюшоном. Его голос звучал отстраненно, поэтому даже пол этого существа определить было невозможно. Также к безумцам можно было отнести мага-покровителя Хартура, который был членом Темного Круга, другом Милста и Долорда. У этого безумца передние ряды зубов были заменены на клыки животного, также его глаза, ставшие похожими на кошачьи могли видеть в темноте, поверх черного плаща за спиной на нем висела шкура зверя. И сам он себя звал Зверем, больше всего в жизни он любил охоту. Самостоятельно выследить и убить живое существо, голыми руками сделать себе трофей, для него было лучшим развлечением. При себе Зверь всегда имел личного секретаря, умного образованного старца, сам он умом особо не отличался, поэтому зачастую секретарь говорил за него. Было еще несколько безумцев упившихся своей властью над людьми и полной безнаказанностью, считающих себя богами, разодетых в пышные, необычные пестрые наряды, как и подобает тем, кто считает себя больше чем просто людьми. Но эти личности опасности для мира не представляли, их единственным преступлением была любовь к себе, жизнь только своими интересами. Остальные маги в основном в обличии стариков одетые в аскетичные черные плащи. Пара магов одеты в светлые плащи, это своего рода знак протеста против темного клейма. Но и среди них порой прослеживались элементы безумия вроде странной раскраски на лицах. В виде исключения один маг, живущий в глубине лесов с племенем дикарей, явился в одной лишь привычной набедренной повязке из листьев. Естественно в этом сборище темных магов нашлась парочка заросших, с красными уставшими глазами умирающих с дикого похмелья раздолбаев, которые с трудом стоя на ногах, не понимали, для чего их всех здесь собрали.
Нельзя не упомянуть трех присутствующих на совете ведьм. Среди которых лишь одна была жуткой старухой с длинным носом, облаченной в черные лохмотья — Белладонна которую в преферийском магическом сообществе прозвали Жабой. Она отшельницей живущая в болотах была самой настоящей сумасшедшей. Выглядела и вела себя как клишированная ведьма из сказки: жила в странной хижине, варила над огнем разные магические зелья. Другие две как женщины озабоченные своей внешностью накачены омолаживающим зельем. Одна из группы трех магов правителей Грионского союза, владевшая Ираклидом — средним из трех городов полисов темная ведьма Алесса Непреклонная. У нее короткая стрижка, темный плащ, как и у всех магов мужчин, только изящная фигура выдавала в ней женщину. Внешнее сходство с мужчинами, нежелание от них отличаться говорило о ее феминистских взглядах. Другая вообще не из Преферии, член Темного Круга ведьма, прибывшая с большой земли Ильзара известная под своей фамилией Странж. Темный грациозный в чем-то эротичный наряд этой особы, выражающий легкое безумие и агрессивность присущее многим темным ведьмам выделял ее из всех остальных. Из рук она не выпускала посох украшенный черными бриллиантами.
Большинство магов прибыли на этот совет верхом на метлах. Используемые магами в качестве главного средства передвижения метлы, на которых можно было летать по воздуху, метлами просто назывались. Летательные посохи — правильное название этого излюбленного средства передвижения магов. Это был в прямом смысле слова самый обычный посох вроде тех, что использовали маги, сделанный из дерева или легкого железа, в длину несколько метров, задний конец которого обязательно обвязывался пучком из длинных птичьих перьев. Из-за чего данное волшебное приспособление внешне напоминало собой метлу, за что и получило свое разговорное название. Также в некоторых случаях для удобства полетов метлы или летательные посохи дополнялись седлами.
Пока истинный Колтос спрятался подальше от посторонних глаз, его публичное лицо, его двойник Архимед обратился ко всем собравшимся от его имени. Все кто пришли сюда были в курсе происходящего. Поэтому поприветствовав коллег, Колтос устами Архимеда сначала как обычно упомянул о том, что объединяет всех собравшихся. Все они здесь названы темными магами независимо от истинных намерений и помыслов. Только из-за того что они не желают подчиняться и жить как им предписали артэоны их устами беспощадной пропаганды назвали преступниками виновными во всех самых страшных преступлениях. И теперь все они спрятавшиеся здесь на юге не живут, а прозябают, боясь конфликта с артэонами, не могут в полной мере жить, так как им хочется. Ненависть к артэонам была главным, что объединяло всех собравшихся, Колтос как обычно подчеркнул это. Затем высказал свое мнение о том, что легиону оборотней каким бы бескрайним он не казался, с артэонами в лице Армидеи не справиться. Поэтому молодой и безумной темной силе нужно помочь. Для этого у них все готово. Необычных путей Колтос и его компания искать не стали, они предложили всем собравшимся в этот решающий в битве света и Тьмы час, обратиться за помощью к дьяволам Аэтхейла, попросить сил у хозяев Тьмы. Причина для этого, по мнению Колтоса, было более чем убедительная.
— Мы потеряли все что имели! Все наши земли ввергнуты в руины. И теперь вы предлагаете нам самим отправиться в бездну? — выслушав Колтоса, стал недовольно кричать один маг из степей. Маг Рудгер Бессмертный — правитель бывшего города-полиса Медгары из Грионского союза, успокоил своего степного коллегу сам, взяв слово.
— Вы предлагаете нам обратиться за помощью к чистому злу? — Рудгер Бессмертный обращался к Колтосу. — Где гарантия, что дьяволы — враги всего живого, видящие даже в нас в своих слугах простую грязь под ногами, сочтут достойной причину, по которой мы их потревожим? Они могут нас запросто убить!
— Мы давно смотрим в бездну в отличие от всех вас. Мы не боимся добраться до ее предела, — словами Колтоса ответил представляющий его Архимед. Говоря 'мы' он имел в виду себя и других единомышленников из Темного Круга вроде Милста с Долордом, которые стояли за его спиной. — В нынешний час это наш общий долг. Мы сами ненавидим дьяволов Аэтхейла, нам противно служить этим жестоким неблагодарным тварям, но они единственные кто могут помочь уничтожить артэонов. У нас у всех появилась возможность нанести врагу сильнейший удар. Именно у нас. Именно сейчас. Не думаю, что мы можем выбирать. Сейчас мы должны не думать, а действовать.
— Нет Колтос, это не наш долг. Здесь только ты и твои слуги собственность дьяволов Аэтхейла. Вы те, кто есть истинные темные маги, — Рудгер обращался к Колтосу, поглядывая на безумцев Милста и Долорда стоящих за его спиной. — Мы же просто люди, которые, как и все хотят жить. Мы в отличие от вас свободны и у нас есть выбор, — Рудгер указал на остальных магов, что стояли за ним. — Страны и народы что поклонялись нам, уничтожены, ордой жутких чудовищ появившихся не без вашей помощи. Но зная, кто за вами стоит, мы все здесь светлой элитой без разбора окрещенные слугами Тьмы не предъявляем к вам к безумцам никаких претензий. И вы не предъявляйте их к нам. Как люди, которые просто хотят жить и по-своему радоваться жизни, мы уходим. Нам ваша война не интересна.
Следом за Рудгером большая часть прибывших на этот совет магов названных темными стала покидать помещение разрушенного храма. У выхода из храма в потоке уходящих магов замерла фигура в черном плаще. Архимед, безупречно отыгрывающий роль Колтоса заострил на ней свое внимание. 'Кто это из трусов решил остаться?' — с улыбкой подумал он. Укрывшийся под черным плащом незнакомец тяжело дышит, из-под капюшона виднеется его бледное измученное лицо. Узнав его 'Колтос' улыбнулся.
— Ты с нами великий падший? — с улыбкой спросил 'Колтос'.
— Иначе, зачем я сюда пришел? Я еще торопился, боялся не успеть. Конечно я с вами. Я не могу себе позволить пропустить такой удар по артэонам! — выглянув из-под капюшона, можно сказать улыбнулся Ортопс.
Истинный маг Колтос, не желая показываться публике, ожидал завершения совета на заднем дворе разрушенного храма, сидя на валуне, оставшемся от разрушенной статуи в честь богини зла, которую безумные люди в этом храме когда-то воспевали. По окончанию совета ворота старого храма, ведущие на задний двор, отварились, Колтос не мог не разочароваться, увидев горстку темных магов согласившихся в решающий час пожертвовать собой ради мести артэонам.
В итоге из всех преферийских темных магов в надвигающейся битве с артэонами решили принять участие, разумеется, истинный Колтос с одним из своих безумных помощников магом Милстом. Маг Литарн. 'Я все время считал, что с артэонами можно договориться. Что в их политике должна быть какая-то логика. В нашем противостоянии должен быть какой-то предел, должна быть найдена какая-то всех устраивающая золотая середина, ведь интересы все равно у всех общие. Но нет, им нужны только разрушения, они для нас есть зло. Их устроит только мир, в котором нас не будет', — так Колтосу объяснил свою позицию Литарн, огромной тушей распластавшийся в своем кресле. Темная ведьма Ильзара Странж, та самая единственная из трех присутствующих на совете ведьм выглядящая, так как и подобает адекватной женщине наделенной силой. Маг-безумец правитель Хартура звавший себя Зверь. Два мага из степей и еще два из земель в глубине Южной Половины. Всего девять. 'Негусто', — осмотрев оставшихся магов, тяжело вздохнув, сказал истинный Колтос. Кряхтя, с трудом встав на ноги, опираясь на трость, он предложил магу Долорду отойти в сторону. 'Ты должен остаться, — Колтос пояснил своему верному безносому чудовищу. — Мы, скорее всего все останемся в руинах Армидеи. Ведь Армидея это не все, ее уничтожение лишь начало. Финальный удар — это уничтожение СБК — наша полная победа. В любом случае кто-то должен остаться и довести наш главный проект до ума. Ведь мы столько лет его готовили. Останься, дождись результатов нашей атаки на Армидею и если все пойдет по плану, то уничтожь СБК одним ударом как мы и хотели'. Долорд послушался своего предводителя и верхом на метле отправился обратно в Люмор. 'Прощай, я тебя отпускаю, ты снова станешь человеком. Забирай Малыша, и уходи из Преферии', — Колтос на прощание велел Архимеду на протяжении долгих лет на публике игравшему его роль. Ортопс просто присутствовал, как и подобает тени он никем не замечаемый стоял где-то в стороне, не общался ни с кем из магов. Он ждал, когда начнется шоу.
В подвале всеми забытого храма в свете световых кристаллов было устроено Древо Сердец. Как и требовал старый всеми забытый ритуал: Древо Сердец представляло собой лишенную листьев осину ветви, которой увешаны сердцами людей как новогодняя елка украшениями. Сердца были аккуратно и бережно насажены на сами ветви. Под Древом кладка из дров, ведь по правилам ритуала его предстояло сжечь. Девять темных магов под предводительством Колтоса собрались вокруг древа. Ведьме Ильзаре Странж единственной здесь женщине стало страшно в последний момент, это было заметно по ее лицу.
— Не бойся Ильзара. Это еще не смерть! — с улыбкой пытался утешить ее Колтос.
— Я знаю, — ответила она. — Всех нас здесь собрала месть. Желание утопить в крови поганых артэонов. Я с удовольствием отдам свое тело и душу ради этого. Это как перед прыжком с высоты, главное не затягивать. Просто давайте быстрее.
— Мы ждем только ее, — недовольно прохрипел Колтос.
Как обычно с опозданием, заставив всех ждать, в подвал спустилась Морагта исполняющая роль той самой частицы Тьмы необходимой для ритуала, ведь: 'Эти придурки опять ничего умнее придумать не смогли!'. Поэтому отдуваться опять придется ей, и ее это жутко раздражало. Увидев ожидающих ее магов, она рассмеялась. 'Несчастные ублюдки!' — глядя на них с улыбкой сказала она себе под нос. 'Опять, — устало и недовольно, со скрываемым страхом она посмотрела на Древо Сердец. — Да вы издеваетесь!'.
— Ждем только вас глашатая, — приклонился перед ней один из магов.
— Есть выпить? Все что угодно сойдет, — не торопилась к ожидающему ее древу Морагта.
— Пошла женщина! — гневно превысил голос маг Колтос. Больной и немощный, опираясь на трость, он с трудом стоял на ногах.
— С женой своей так будешь разговаривать, инвалид. Ах да! Прости, — стервозно улыбнулась Морагта. — Ведь ее же убили. И из-за этого ты пустил свою жизнь под откос! Неудачник.
У Колтоса от злости казалось, зашевелились все мышцы на лице, но он сдержался. Морагта подошла к дереву и, расставив руки, дала ожившим цепям сковать себя. Затем маги взялись за руки, встав у древа полукругом, и Колтос ненавидящий Морагту зная, что ее ожидает, с удовольствием произнес заклинание начинающее ритуал. Дровяная кладка под деревом, под ногами у Морагты загорелась. 'Это просто огонь. Это было уже сотни раз', — перед сожжением пыталась успокоить себя Морагта. Огонь постепенно объял ее тело, она, не выдержав закричала от боли. Спустя минуту крики прекратились, ее объятое огнем тело бездвижно повисло цепями прикованное к дереву, она 'отключилась' (как она сама это называла). Получив частицу Тьмы, пламя загорелось кроваво красным ярким цветом, начав источать необычный черный дым, объятые которым сердца, висящие на ветвях, забились, истекая кровью. Кровь из сердец сочилась по ветвям, стекая по стволу вниз, в огонь в котором пылало тело отключившейся Морагты. Из огня разгоревшись ставшего похожим адское пламя стали доноситься вопли какого-то ужасного огромного чудовища, которое будто пробуждается или идет, находясь еще где-то вдалеке. Адское пламя, завертевшись вихрем, спалило все дерево, все бьющиеся на его ветвях сердца сгорели. И вдруг резко наступила тишина, разбушевавшееся пламя потухло в один миг. Только мерзкий едкий дым расползался в тишине, заполняя собой помещение подвала. Маги опустились на колени, только Колтос стоящий по центу, опустив взгляд, остался стоять.
Дым развеялся. Цепи, в которые была закована Морагта, загремели, ее сожженное тело зашевелилось. Затем цепи разомкнулись, и ее обуглившиеся останки свалились на тлеющие угли. Раздалось жуткое недовольное шипение. Будто управляемое кукловодом ее сгоревшее до углей тело начало неуклюже подниматься. Внезапно в один миг ее тело вернуло привычный облик, она стала выглядеть, как обычно, будто никакого сожжения и не было. Ее лицо застыло в дикой злобе, ее глаза стали полностью черными, будто заволоченные Тьмой. Что-то жуткое, что вселилось в нее, черными наполненными Тьмой глазами недовольно разглядывало магов.
— Девять? — глядя на магов черными глазами мерзким шипящим голосом говорило что-то управляющее телом Морагты. — И зачем вы девять людей потревожили меня в этом месте и времени? — расхаживая между сидящими на коленях магами, говорило вселившееся в Морагту нечто. — Ах да! — воскликнуло оно, подойдя к единственному стоящему не на коленях магу Колтосу. — Орда оборотней несется на артэонский север, и вы решили помочь, возглавить эту армию Тьмы! Кучка несчастных озлобленных людишек! Кем вы себя считаете? Вы зовете себя магами? Только для этого жалкого мира вы являетесь чем-то для вечности вы ничто. В масштабах вселенной вас даже не существует. Хорошо, вы получите то зачем пришли сюда. Но я должен, — оно остановилось и осмотрело себя, — или вернее должна, что-то взять взамен. Ведь Тьма не может быть доброй. Какое сочувствие может быть у бездны? О каком милосердии может идти речь во Тьме? Не может быть такого, чтобы девять магов просто обратились к нам и просто получили что хотели. Тьма должна быть жестока. Я должна! Взять одного из вас.
С этими словами оно приблизилось к ведьме Ильзаре, и рукой подняло ее лицо, застывшее в беспомощном ужасе.
— Нас и так мало, — не поднимая глаз, осмелился сказать Колтос.
— Молчать! — безумным эхом раздался злобный крик, и мага Колтоса отбросило к стене. От удара Колтосу переломало большую часть костей, но, несмотря на боль, он не издал ни звука. Еще пара минут, и он умрет от внутреннего кровотечения, оно в теле Морагты явно не рассчитало сил. Поняв, что перестаралось жуткое темное всесильное существо в теле Морагты только что, фактически убив мага Колтоса — сильнейшего из всех кто собрался здесь, недовольно зарычав, было вынуждено успокоиться и перейти к делу. Иначе Колтос просто умрет. — Ну, хорошо, ладно, просто все идите ко мне, — встав посередине, оно звало в свои объятья магов. Маги на коленях сели вокруг тела Морагты. Оно всем велело взяться за руки, обняться, стать едиными и прижаться к нему. — Колтос! — окрикнуло оно лежавшего у стены мага. — Без тебя мы не начнем. Если ты не присоединишься к нам — ничего не будет. Все отправятся в бездну прямо сейчас.
Без него оно убьет всех — Колтос понимал это. Харкая кровью, превозмогая боль, он встал, и едва удерживаясь на ногах, чудом доковылял до остальных, свалившись без сил. — Так, а где усиливающий элемент?! — дьявол из тела Морагты обратился к магам. Колтос находился в полубессознательном состоянии, с остальных спросу не было. — Где кровь, вобравшая в себя силу миллиона жертв?! Где элемент усиливающий эффект?! — закричало оно и от его крика содрогнулись стены храма. — У меня силы на всех на вас не хватит. Ну что за придурки вечно попадаются! Вы хоть читайте древние манускрипты или Заветы Тьмы. Для кого написаны древние писания! Не факт что моей силы хватит на всех на вас. Так что если кто-то обратится не до конца, это не моя вина. Нож! — сказало оно, и кто-то из магов протянул ему кинжал. — Хотя бы это есть. — Недовольно выхватив нож, оно несколько раз принизило им тело Морагты, из ран которого потекла черная кровь.
Стоило капли черной жидкости упасть на пол, как она стала разрастаться. Черная мерзкая материя, с мерзкими шипящими звуками увеличиваясь в массе, расползлась по полу и стала обвивать тела магов. Некоторые из магов в последний момент кричали, сопротивлялись, но черная материя крепко как спрут обвивала их тела. Некоторые покорно молча и смиренно сидя на коленях, отдавали свое тело Тьме. Темная мерзость проникала внутрь их тел, через рот, уши, глаза. Черная материя, обволакивая тела полностью, начинала затвердевать, превращаясь в подобие стали. В итоге в ходе мучительных преобразований из девяти темных магов получились покрытые черной сталью как кожей, рыцари из ночных кошмаров. Этот уникальный дар Тьмы назывался банально — Доспехи Тьмы. В ходе мучительной трансформации, фактически слияния с Тьмой тела девяти магов составивших основу новых темных тварей окутал своеобразный костюм из материализованной темноты. Закованные в Доспехи Тьмы людьми они уже не будут никогда. Теперь, после преображения это неостановимые стальные машины, не ведающие боли и слабости, обладающие нечеловеческой силой и управляемые Тьмой. У всех стальных чудовищ, получившихся из девятерых магов, на головах торчат рога, жуткие изображающие черепа маски вместо лиц, в глазницах которых горит огонь. Вернее огнем в глазницах видна пылающая под черной сталью проклятая душа. Издавая нечеловеческое рычание, твари с интересом рассматривали свои новые тела. Это были уже не девять людей оказавшиеся в новых телах, это были уже твари Тьмы с воспоминаниями людей ставших им основой, твари, совсем по-иному смотрящие на мир. На удивление процедура трансформации прошла успешно. Собственной силы дьявола хватило на девятерых магов, все они благополучно трансформировались в жутких стальных тварей.
Доспехи Тьмы это дар Третьей темной силы доступный только магам. В процессе трансформации Тьма опирается не только на собственные силы, а также использует силу самого мага. Доспехи Тьмы, прежде всего, защищали от любых сверхъестественных влияний. Рыцарям Тьмы была нестрашна магия во всех своих проявлениях, на них не действовали никакие заклятия и заклинания. Разумеется, на них не могла повлиять Азура, как и любая другая сверхъестественная сила. Убить их можно было только физически, только в равном бою нанеся критические повреждения, что учитывая прочность покрывающей их брони, казалось невозможным. Подобное преображение было необходимо для нападения на мир артэонов, для вторжения в обитель всесильных Духов. Теперь даже Дух, обладающий фактически силой бога, напрямую не вмешавшись, ничего не сможет поделать с девятью неостановимыми машинами из черной стали. Теперь сила Духов, как и любое другое сверхъестественное влияние, им нестрашна. Даже, наверное, бог не властен над облаченным в Доспехи Тьмы. В то же время, закрываясь от влияния всех сверхъестественных сил, маги становящиеся Рыцарями Тьмы полностью утрачивали свою силу. Облачаясь в Доспехи Тьмы, маги навсегда оставались обычными стальными чудищами, уничтожить которых можно просто физически причинив им критический ущерб. Их броня была крепка, простыми мечами стрелами ее было не пробить, но это не означало, что убить их было невозможно. При походе на мир артэонов раскинувшийся под Светом Духа, чтобы избежать столкновения со сверхъестественной силой этого бога в миниатюре, заковать себя в Доспехи Тьмы было необходимо.
Самый огромный, мощный Рыцарь Тьмы получился из Колтоса в теле, которого имелась частица Тьмы в виде дьявольской крови. Он заметно превосходил в размерах остальных, в высоту достигая пяти метров, и именно ему Тьма дала крылья, ему предстояло стать вожаком стаи темных стальных монстров. Из единственной женщины Ильзары получился самый миниатюрный, отражающий в своих чертах женскую фигуру и изящество стальной монстр. Ее необычный бриллиантовый посох, который она не выпускала из рук, также обволоченный Тьмой в процессе трансформации преобразился вместе с ней, став угольно черным, крепким как сталь, оставшись при ней в новом обличии. У получившегося из нее Рыцаря Тьмы за спиной свисал черный плащ. У Рыцаря Тьмы из мага Милста все также остался его меч, только теперь увеличившийся в размерах как и он сам, обвитый материализованной темнотой, что сделало его лезвие невероятно крепким, окрасив его в угольно-черный цвет. Толстого мага Литарна Тьма поглотила вместе с паукообразным големом на котором он сидел. В результате из него получился самый громоздкий из девяти воинов Тьмы, четырехметровый гигант из черной стали с множеством ног как у паука. Остальные из этих магов преобразившихся Рыцарями Тьмы в новом обличии не приобрели никаких особенностей, как и положено немного увеличившись в размерах, обратились рычащими монстрами из черной стали, с глазами пылающими огнем.
Тело Морагты замертво упало на землю, дьявол вытек из нее вместе с черной кровью. Пока рычащие как звери Рыцари Тьмы приходили в себя, свыкались со своими новыми стальными телами, за их спинами возник Ортопс. Сидя в своем углу, он наблюдал со стороны контакт с дьяволом и процедуру трансформации девяти магов, сейчас радостно аплодируя завершению невероятного шоу развернувшегося у него на глазах.
— Наконец-то свершится месть. Тьма обретает невиданную силу. Артэонские города зальются их голубой кровью! — глядя на девятерых Воинов Тьмы довольно прошипел Ортопс. Девять стальных чудищ обратили на него внимание. Глядя на него они молчали, издавая рычание при выдохе. Наступила какая-то странная тишина, пауза непонимания. Рыцарь Тьмы из мага Милста своим мечом врезал по Ортопсу со всей силы. Осыпавшееся стеклом тело Ортопса отбросило в стену. 'Немощная тварь', — на непонятном древнем языке Рыцарь Тьмы из Милста сказал глядя на Ортопса. Вместо рта на лицевых масках этих тварей неподвижные стальные пластины похожие на приросшие забрала, звук голоса этих существ раздавался изнутри их тел, шел напрямую из пылающих огнем душ скрытых под черными доспехами.
— Забудьте эту недостойную тварь. У нас есть дела поважнее. Тьма нашими руками наступает на этот мир. Мы вершим свою месть артэонам! Они познают, что такое ужас, — топая громоздкими лапами, расправив свои огромные крылья чудовищным громким голосом, сказал гигантский Рыцарь Тьмы получившийся из Колтоса. Остальные темные стальные твари, поддержав слова своего вожака, издали радостные протяжные крики.
В темном подвальном помещении под заброшенным храмом, скудно освещенном световыми кристаллами Морагта протирая глаза как после сна, пришла в себя лежа на ледяной земле. Рыцарей Тьмы уже давно и след простыл, проделав дыру в потолке, они унеслись отсюда. Стояла тишина, только сожженное Древо Сердец тихо тлело, напоминая о произошедшем здесь пару часов назад. 'Мне нужен отпуск! — крикнула она глядя в темный угол, таким образом, в шутку как бы обращаясь к Тьме. — Слышите?! Уроды тупые (имела в виду она дьяволов Аэтхейла)'.
— Не думаю, что они услышат, — из дальнего угла раздался хриплый голос Ортопса.
— Ты какого х... тут делаешь?
— Да тоже вроде как собирался примкнуть к рядам будущего легиона Тьмы, — срываясь кашлем, болезненно прохрипел он.
Морагта закатилась смехом.
— Ах ты, маленький тупой уродец! Решил связаться с крутыми дядями. Думал ты крутой, считал себя одним из них. А они обидели тебя! Ты что забыл: 'какое сочувствие может быть у бездны?'. Никакого!
— Почему ты меня постоянно унижаешь... Ведь мы же оба увязли в этой темноте...
— Вообще-то больной ты кретин, если ты забыл, то как-то однажды, во время нашей прошлой 'дружеской беседы' ты выколол мне глаза! Ни с того ни с сего! Просто взял и накинулся на меня. Ты конченный сумасшедший. Как мне с тобой еще разговаривать?
— Выколол глаза?.. Ах, ну да. Они мне показались красивыми. Но ничего же страшного...
— Ничего страшного?!
— Ну, сейчас-то у тебя глаза на месте. Все же ведь нормально.
— Ах да, конечно же! Ничего страшного... Да пошел ты чокнутый урод! — накричала она на него. Ортопс молчал, для него это было все равно, что попросить прощение. — И что собираешься делать дальше?
— Как планировал приму участие в грядущем уничтожении Армидеи... — Он сорвался кашлем. — Такой удар по артэонам я не могу пропустить. Иначе я останусь просто бессмысленным. Я желал отправиться с ними... А тот здоровяк просто врезал по мне своим мечом, — Ортопс осмотрел свою поврежденную руку, с которой кусочками осыпалось покрывающее его стекло. — Должен был прийти он — мой защитник...
— Так чего же ты не превратился в этого своего монстра?
— Пришлось сдержать себя. Знаю это глупо. Но моя драка с ними сделала бы все бессмысленным окончательно. Пусть они отвергают меня, но я все равно пойду за ними.
— Пойдешь за ними после того как они втоптали тебя в грязь? Ты и вправду жалок, просто ничтожен!
— Я не могу сказать 'нет' тому ужасу, что наполняет меня.
— Можешь, просто боишься. Боишься признать, что где-то в глубине хочешь просто жить, как и все вокруг. Спасаешься ложью. Убеждаешь себя в том, что ты жуткая тварь только чтобы вздохнуть спокойно? Так и собираешься всю жизнь корчить из себя тварь Тьмы, тщетно таскаться за ними думая, что однажды удостоишься права стать одним из них? Но нет. Тьма так и будет вытирать об тебя ноги. Запомни: никто тебе не поможет, если ты сам не начнешь себе помогать. Фиг знает, что я сейчас сказала, но думаю, ты меня понял. Во Тьме нет ничего кроме разрушения, пустоты и погибели. Отворачиваясь от живых, ты сам обрекаешь себя. Думаешь, ты наполняешь себя смыслом? Нет. Ты становишься бессмысленным для всех. Хотелось бы пожалеть тебя, но да не за что.
— В этот решающий час я должен сделать что должен, — тяжело дыша, выдавил из себя Ортопс. — Я ненавижу артэонов!
— Оставь весь этот бред для того кто тебя не знает. Немощный и жалкий уродец! — смеялась над ним Морагта.
— Немощный?! — рассвирепел Ортопс. Скрепя своим потрескавшимся стеклом он с трудом поднялся с земли. Морагта совсем не испугавшись, смотрела на него совершенно спокойно, даже, наоборот, с улыбкой. Силой, делая каждый вдох, в своем осыпающемся стеклом костюме, с трудом делая каждый шаг, он подошел к Морагте ближе. — Я покажу тебе, что я не немощный! — прокричал он, после демонстративно вытянув одну свою руку вперед и в районе локтя крепко схватив ее другой. Сжал крепко, так что затрещало его стекло.
— Эй, успокойся ты сумасшедший... — все, что успела сказать Морагта, прежде чем Ортопс сам себе сломал руку, издав протяжный болезненный крик. Морагта поражаясь, смотрела на него как на дурака. Его мертвое лицо задрожало от невыносимой боли, покрывающее тело стекло новыми кусками осыпалось на землю. Он, тяжело дыша, смотрел на свою бездвижно повисшую руку. Боль как он говорил, всегда отчищала его разум, ею он отгораживал себя от живых. Сломав себе руку, обезумив от боли, спустя секунды он задышал ровно, его глаза закрылись, в его хаотичный внутренний мир пришел порядок. Открыв глаза, он смотрел на мир уже только как чудовище.
— Я есть СЕМЯ БЕЗУМИЯ! — безумно глядя на Морагту прорычал он.
— Ну и дурак! — все потешалась она над ним.
'Весь гнев и вся ненависть, что накопились в людях юга, воплотившись в легионе людей-волков потоком хлынули, чтобы снести артэонский север', — как потом об этих событиях напишет один из летописцев. Первородный оборотень ведет свой легион к стенам Армидеи. В грядущей битве помощь ему окажут девять Рыцарей Тьмы. В этот час Тьма в Преферии обрела настоящую армию, цель которой вся артэонская Арвлада. Но начнется все с золотого города, именно к его стенам движется орда оборотней. Судьба Армидеи теперь зависит от ее армии, а также от разумности артэонского мирового братства и соблаговоления Духов.
ОБОРОНА АРМИДЕИ
Ранним утром в один из пограничных аванпостов стерегущих Арвладу от дикого юга прилетело несколько взрывных ракет. От взрывов погибли трое часовых находящихся на тот момент на постах. Все находящиеся в аванпосте солдаты представленные ротой армидейцев, были подняты по тревоге. Совершившие налет боевики были людьми, представителями одной террористической группировки из степей, группой из четырех человек осуществив теракт, бегом они попытались уйти через лес. Не дожидаясь подкрепления, рота армидейских громил своим ходом бросилась вдогонку за боевиками. Через несколько километров по густым лесам Лортона армидейцы почти догнали людей, в убегающих террористов полетели стрелы. Преследуя боевиков, увлекшись погоней, солдаты не заметили, как слишком уж сильно отдалились от заставы, увязнув в густом лесу. Сначала белый как туман спереди пополз густой дым, в котором солдаты натолкнулись на стену огня. Убегающие террористы подожгли лес. Пламя распространилось очень быстро. Группа армидейских солдат оказалась окружена пожаром, вероятно, все это было заранее запланированной ловушкой. Едкий густой дым, заволакивающий собой все вокруг, разъедал глаза, куда двигаться было непонятно. Двигаясь на голос сержанта, в дыму один из солдат свалился в овраг, сломал себе ногу и несколько ребер. Крики о помощи не принесли результатов, надышавшись дымом, он потерял сознание, пламя не спеша обожгло его полностью. Серьезно обгорев, в обугленной, почерневшей броне, он пришел в себя, оказавшись, будто в страшном сне. Боль была просто невыносимая, он один посреди сгоревшего леса и у него нет сил, даже просто пошевелиться. В такой ситуации в соответствии со всеми инструкциями он должен был, осознав невозможность продолжения существования просто самоотключиться, а не терпеть безумную невыносимую боль тщетно цепляясь за жизнь подобно человеку. Но он не стал отключать себя. В эти секунды он думал лишь о своей семье, в последний момент, не пожелав быть предателем и трусом, бросившим своих родных и близких в этом мире. Он решил, что смерть должна прийти за ним в естественном обличие, он подождет сколько нужно, потерпит боль. Чувствуя приближение конца, он лежал посреди сгоревшего леса, это странно, но вопреки лютой нестерпимой боли в эти минуты на его душе царил покой и умиротворение. Умирая жестокой смертью, он не на кого не держал зла, в душе все этому миру простив. Умирая, за доли секунды до конца потеряв сознание, он провалился в странное видение, в котором оказался рядом с неким великим светом (как он назвал бы увиденное). 'Я не на кого ни держу зла, всех прощаю, прощаю весь этот мир', — с улыбкой глядя на некий великий свет прошептал он. Дух давно наблюдал за этим необычным артэоном, это он предстал перед ним в виде великого света в предсмертном видении. Сердце этого солдата остановилось, но его артэнсфера вдруг загудела, источаемые ею потоки тепла разнеслись по телу и оживили его, можно сказать Дух вдохнул в него вторую жизнь. Вновь ожив, не приходя в сознание, он остался лежать посреди леса.
По указанию Духа этого солдата нашли и, погрузив на носилки, вернули домой, доставив обгоревшее тело в госпиталь. Дальше последовали несколько месяцев комы, тяжелых операций, попыток восстановления тела. Все это время он, гуляя по своим фантазиям и снам, общался с Духом.
Блуждая в своих снах, он часто оказывался в одном запомнившемся его сердцу месте. Это была небольшая поляна в лесу, рядом с которой возвышался холм, тень которого защищала от летнего солнца. Вокруг раскинулся красивый радующий глаз Аламфисов лес. В центре поляны одиноко возвышалась сосна ветви, которой обвиты цветущим вьюнком, отчего, казалось, что цветет само хвойное дерево. В обычной жизни будучи двадцатилетним самым обычным парнем он часто бывал здесь с ней, с той кому собирался сделать предложение сразу после того как получит звание офицера. Гуляя в своих фантазиях он неизбежно возвращался на это въевшееся в память место и сидел здесь один, пока все вокруг не заволакивала темнота, символизирующая его боль. В итоге он всегда оставался один в темноте.
— Я мог бы создать ее здесь для тебя. Она не отличалась бы от настоящей, — пока иллюзия любимой лесной поляны не разрушилась и в очередной раз все не заволокла темнота, луной проступившей в небесах обратился к нему Дух.
— Сколько я буду заточен здесь?
— Ты фактически умер. Все что у тебя было в реальности забудь. Выйдя из этих фантазий, ты столкнешься с болью и не с чем другим. Там у тебя ничего не осталось. Все только то, что здесь и сейчас.
— Нет, не надо мне ее копий. Это выльется в безумную ролевую игру с пустотой. Я знаю что умер... понимаю это. Почему ты продолжил мое существование? Мне было бы проще уйти. Ты не представляешь, каких усилий стоило со смертью смириться.
— Ты тот, кого я так давно искал Кэлос. Солдат незнающий безумия Малдурума, умирая от жуткой боли не испытывающий ненависти к этому миру, все ему простивший. Твоя душа на редкость чиста. Ты тот, кто мне нужен. Я хочу предложить тебе новую жизнь.
— Значит, я нужен тебе?! А почему ты вообще все это допустил? Почему дал огню уничтожить нас с ребятами? Почему не дал нам сил чтобы выбраться из того пламени, почему дал всем сгореть?
— Я не могу быть всегда с вами. Постоянно идти наперекор судьбе спасая каждого из вас, я просто не смогу. Это чревато разрушением всех естественных процессов. Я ведь не бог. В тот момент, когда тебя уничтожало пламя, где-то в Армидее умирала пожилая артэонка. Ее дочь после смерти мужа солдата трансформировалась в гиперличность. Ее маленькая внучка в этом мире остается одна. Почему я не могу дать этой артэонке еще пять, десять лет, продлить ее жизнь хотя бы чтобы вырастить ребенка до определенного возраста в котором осознание потери всех родных не вызовет столь мощных психических перегрузок? Почему в этот момент я должен был смотреть на вас, помогать вам, отвернувшись от нее. Вернее кому я должен был помочь вам или ей? Учитывая, что она, боясь оставить малышку одну, молила меня продлить ей жизнь в течение многих лет?
Ты умер, потому что был солдатом, выполнявшим боевой долг. Ты пал жертвой этой бессмысленной бесконечной войны, которая только вам понятна. Такова жизнь, которую вы творите сами. Такие жестокие у нее законы. А я не бог чтобы все вокруг разом изменить к лучшему. Единственное что я могу так это сказать о сочувствии к тебе. Хоть я и не могу испытывать эмоций, но мне действительно обидно, что все так получается. Что все не может быть лучше.
— Так зачем ты сохранил мне жизнь? Чего ты хочешь?
— Понимания и помощи. Ты тот самый из многих моих детей, которого я искал...
Кэлос выйдя из комы, очнулся в обгоревшем куске мяса с отсутствующей ногой, который когда-то был его телом. С восстановлением внешности в этом мире были серьезные проблемы. Магия давала неограниченные возможности, с ее помощью можно было вылечить любые болезни, в плане медицины казалось в этом мире невозможного нет. Но были отдельные моменты, когда на пути магии вставала разрушительная Тьма. Во многих моментах, там, где это нужно злу Тьма перебарывала магию, диктуя свои законы. Одним, из которых была невозможность устранить любые приобретенные или врожденные внешние уродства волшебным путем без помощи души человека. В вопросе восстановления внешности Тьма буквально вставала у магии на пути, не давая волшебным способом помочь человеку. Согласно установленному закону, только если заточенная в изуродованном теле душа продолжает сиять, радоваться, желает жить только тогда при помощи магии человеку можно восстановить нормальный внешний облик. Как правило, это не всегда возможно, ведь от получения физического уродства душа зачастую также подвергается воздействию, уродуется вместе с телом и потом обиженная на весь мир мечется внутри, не желая жить дальше. Чтобы восстановить обожженное тело нужно сначала спасти заточенную в нем изуродованную болью душу, научить, заставить человека жить и бороться дальше, что получается редко. Поэтому многие странники безумия Малдурума — солдаты артэонских армий носят на теле жуткие шрамы. У них просто нет выбора и желание оставить шрам, украшающий мужское тело или другое наглядно демонстрирующее салагам боевой опыт честно приобретенное в бою увечье здесь было абсолютно не причем. Также и Тард не мог избавиться от шрама на лице, ведь этот шрам остался на его душе. Тьма, основанная на людских страхах, грехах, всей человеческой мерзости всегда цепляется за различные уродства и несовершенства в природе людей, развивая или не давая исправить их. Такой проверенный источник внутреннего зла как внешнее уродство, в большинстве случаев собой уродующее душу, Тьма не могла упустить. Как правило, создание волшебных исцеляющих внешность мазей, зелий сталкивается с помехами со стороны Тьмы. Но Тьму, как и ее законы все же можно обойти. Поэтому волшебные мази, спасающие от уродства, действующее в обход влияния Тьмы, можно было изготовить, однако требовало это нешуточных трудов и навыков коллектива талантливейших магов.
Конечно, по выходу их комы обильно смазанное различными обезболивающими, лечебными мазями, пропитанное настойками тело Кэлоса после нескольких месяцев ухода не выглядело ужасно как сразу после обгорания, местами кожа даже восстановилась, но все равно в целом выглядел он жутко и сам себе показался чем-то отвратительным. Хотя никакой боли уже не было. То есть не было боли физической, в плане здоровья маги-лекари его полностью восстановили. Глядя в зеркало он был вынужден смириться со словами Духа, признать что погиб, что возвращение к былой жизни для него невозможно. Несколько суток бездвижно пролежав в больничной койке, глядя в потолок он все же принял предложение Духа.
Для него был изготовлен стальной костюм — специальный медицинский скафандр поддерживающий жизнь, в котором он смог ходить и продолжать жить, нет, вернее существовать. Ему было предложено стать Рукой Духа — артэоном-воином, чьи взгляды на мир, внутренняя мораль устраивают Духа и даже в чем-то (если так можно сказать) совпадают, артэоном которому предстояло стать продолжением Духа в мире смертных, в чем-то слиться с Духом воедино. Рукой Духа всегда становились солдаты-артэоны добрейшие как люди, разумнейшие как артэоны. Таких Духи тщательно отбирали, следили за их судьбами с рождения. Артэоны, чьи взгляды на мир едины с взглядами Духа, а голос Духа звучащий в голове порой мог заменять им собственный внутренний, становились помощниками, представителями Духов в мире смертных, их главными собеседниками. Духи, неся полную ответственность перед чем-то высшим, боялись согрешить, боялись оступиться, имея дело со смертными, всегда были очень осторожны и часто предпочитали бездействовать, смотря на творимые безумным человечеством ужасы со стороны. Поэтому каждому активно участвующему в жизни этого мира Духу нужен был помощник, надежный и проверенный, лишенный собственной воли и мнения которым можно управлять, фактически марионетка, которая могла бы говорить от его имени и действовать, там, где мораль не позволяла этого Духу самому. Тот, кого звали Дланью Духа, по сути, был просто исполнителем воли своего высшего хозяина, выступал своеобразной возможностью для Духа реализовывать свою волю без ответственности, все грехи, перекладывая на душу своей Руки в этом мире. Такому своему верному помощнику, представителю в мире смертных Духи естественно давали любую силу, какая только может потребоваться, эти воины говорящие фразами своих Духов были непобедимы. В какой-то мере Тарда можно было назвать Рукой Духа Солофии. Но если Дух, избравший себе женский лик, был нежен, добр и осторожен со своим воином, всегда придерживался определенных рамок. То Дух правитель Армидеи — Аркей позволил себе перейти за определенные грани, полностью поглотив собой Кэлоса.
Кэлос раз и навсегда заточил себя в стальной костюм, заменивший ему кожу. Ему пришлось забыть про свою личную жизнь. Для родных он умер от ожогов, не выходя из комы. В итоге Кэлос лишенный личной жизни, закрывшийся от мира под слоем стали, ставший для всех чем-то пугающим и безликим, согласившийся жить лишь службой своему высшему хозяину утратил свою индивидуальность как личность, слившись с Аркеем воедино, Дух фактически заменил ему разум. Голос Духа, звучавший в его голове он принимал за свой собственный. Видения, которыми наделял его Дух, он принимал за свои мысли. Он стал идеальной Дланью Духа Аркея.
Во внутреннем мире, раскинувшемся за стенами Армидеи, Духа как обычно все утраивало, Аркея волновала внешняя политика и внешние проблемы хранимого им мира артэонов. И поэтому своей Руке в мире смертных он уготовил занятие внешними делами. Кэлос прошел подготовку выучился на военного командира, стал стратегом, а после Духом был посажен во главе военного ведомства. Так он стал командующим Кэлосом — главой армии Армидеи. С этого момента фактически Дух речами, которого говорил Кэлос, стал напрямую управлять военной машиной через свою Руку.
Дух руками Кэлоса попытался навести порядок в южных землях, внести хоть какую-то логику в царящий там хаос. Кэлос олицетворяющий Духа среди смертных сопровождал солдат в боях, сам принимал в них участие. Духом наделенный невероятной силой он стал фактически непобедим. Убивая, проливая кровь на полях сражений, убивая уже не задумываясь, командующий Кэлос из доброго мальчишки каким он был ранее, ведомый Духом превращался во что-то пугающее. Все людское в нем погибло, и даже голос стал звучать без эмоций. Его личность была неизвестна публике, для общества он был неостановимой стальной машиной, не знающей жалости, лишенной эмоций.
Темные маги, лишенные скованности моралью, долго и упорно извращаясь над жизнью, выращивали разных жутких чудовищ. При помощи магии, в особенности темной, создать чудовище несложно, сложно научиться его контролировать. В противостоянии с артэонами темные маги часто создавали целые армии жутких неописуемых контролируемых тварей, лапами которых надеялись разорвать на части артэонский север. И вот однажды после успешной реализации артэонами своего плана по уничтожению степей и превращению этого региона в территорию хаоса, когда в ходе вспыхнувших внутренних восстаний и революций пали все крупные государства, раскинувшиеся в степях. Четверо сильных темных магов — правители людских степных стран разрушенных артэонами изнутри, в качестве мести вывели к границам Арвлады армию очередных чудовищ, которую вел чудовищный великан, получившийся из смеси человека и ящерицы. Кэлос наделенный от Духа невероятной силой, в той схватке перебив львиную долю чудовищного войска, в конце сразил ведущего его жуткого великана. Однажды при помощи силы данной Духом Кэлос в одиночку выследил и уничтожил в равной схватке древнего демона известного в Межокеании под именем Нантад. Демон, прибывший в Преферию с большой земли, желал поднять всю Тьму, осевшую на пропитанном грехами диком людском юге, объединить всех прячущихся в темноте преферийских тварей Тьмы в один легион который должен был изгнать артэонов с юга. Но Дух руками Кэлоса не дал этим планам сбыться.
Также однажды артэонской разведкой на юге было замечено движение вражеской армии направляющейся в сторону Грионского союза — южной марионетки артэонов. Армия Грионского союза потрепанная в первых стычках с Ладгарской Империей не смогла бы отбить нападение, артэонам помочь своим союзникам на тот момент было нечем. Кэлос в одиночку выдвинулся навстречу армии пришедшей из глубин Южной Полвины являвшей собой скопище дикарей пришедших ограбить и разорить ослабленный Грионский союз. Ранним утром воин, заточенный в костюм из золотистой стали, с одним мечом вышел из тумана навстречу целой армии. Узнав Кэлоса командующие армией дикарей, развернули своих солдат обратно, не стали связываться.
Кэлос стал козырным тузом в артэонской игре с диким югом. К чему правила игры, к чему действия разведки, работа ликвидационных групп, если Кэлосу Духом наделенному невероятной силой было море по колено. Если Кэлос исполняет волю Духа, которую считает своей, то никакие армии, вставшие на пути или козни темной магии, ничто не спасет очередного врага артэонов. Он запросто убивал королей дикого юга. Не подкрадываясь сзади, не совершая государственных переворотов и не подсыпая яд в чаши с вином, он просто вламывался прямиком во дворец посреди дня, разбрасывая охрану, ломая шею магу который вставал у него на пути. В итоге, сметая все на своем пути добираясь прямиком до короля, убивая его прямо на троне, и никто не мог его остановить.
Но дни великой славы командующего Кэлоса прошли. Постепенно Дух Аркей стал понимать, что исправить ситуацию на юге невозможно, во всяком случае, пока игру ведут безумные изоляционисты СБК. Дух хранитель Армидеи стал отходить от дел, Кэлос как оружие войны стал простаивать без дела, стал отходить на второй план и всеми забываться, начал становиться ненужным.
'Он начинал пытаться жить самостоятельно, продолжая придерживаться роли, что я ему отвел, — прямым текстом говорил Дух. — Пытался остаться просто командующим армией, высшим стратегом. Я старался не забывать о нем, мы часто беседовали, играли в шахматы. Но неизбежно он ощущал свою ненужность для меня. Мой голос все реже звучал в его голове, в то время как его собственный голос молчал, его наполняла пустота. Все было терпимо, контролируемо, пока не произошли последние события. Маг Фросрей не мог так просто выплеснуть свою силу в мир, он не был дураком. Он не ушел как трус, а пожертвовал собой. Уходя, он оставил Меч Света, чтобы вы воины, пришедшие ему на смену, остановили чудовище и вернули мир и покой Армидее, а, следовательно, и Эвалте и всей трещащей по швам Арвладе. Он передал волшебный меч армидейским военным, которые естественно вручили его самому достойному из них воину — командующему Кэлосу. Но Меч Света не засиял в его руках. В предании, что оставлено вам древними предками как инструкция, понятным для вас языком сказано, что Меч Света засияет только в руках достойнейшего воина, благородного и чистого душой. Только такому идеальному несущему свет воителю меч будет служить. Что самое страшное — Кэлос считал себя таким. Когда меч в его руках не засиял, он столкнулся с тем, чем внутри являлся уже давно. Под моим началом он стал монстром, убийцей, жестоким и кровожадным. Это я сделал его таким, это под моим началом так изуродовалась его душа. Сам по себе он добрейший из артэонов, даже умирая от боли не желавший никому зла. И он считал себя таким до последнего. Не понимал что изменился. Он действительно, глупо и наивно думал что, следуя под моим началом, идет по праведному пути. Он и не задумывался над тем, что ответственность за все сотворенное нами лежит только на нем. А я не говорил ему всей правды, пользовался его доверчивостью. Он был моей идеальной Дланью, серди смертных.
И вот коснувшись Меча Света, он понял, всецело в один миг осознал, каким чудовищем стал, служа мне, что не различен с тварями Тьмы, которых сокрушал на юге. Случилось то, чего я так боялся — он прозрел, столкнулся со своей сущностью выращенной мною. Он возненавидел меня, это заслуженно, я признаю это. Он обезумил: выкрал Меч Света и вместе с ним сбежал. Далеко уйти он не смог. Он прячется в пещере, недалеко, в прибрежных холмах в Аламфисовом лесу. Больше всего я боюсь того что он что-то сделает с собой, убьет себя, самоотключится. Да, даже сейчас я думаю о своей ответственности перед богом. Мы Духи, теперь зажатые в этой реальности, неважно как мы сюда пришли, важно, что покинуть ее мы сможем, только путем каким уходят ваши души. И мне, как и всем другим Духам хотелось бы отправиться сразу в высший мир, попасть в Аэтхейл для меня значит погибнуть. И если Кэлос что-то сделает с собой, то это будет моя вина, его смерть будет результатом моей ошибки, я согрешу, для меня это непростительно.
Кэлос еще жив. Меня он не хочет слушать. Если ты отправишься к нему, сумеешь убедить его жить дальше, я обещаю, что снова вернусь в Армидею. Золотой город снова озариться моим светом. Весь этот кризис кончится. Я помогу воинам Армидеи, дам им силы для схватки с оборотнями, что целой армией идут с юга. Сначала помоги мне, а потом я помогу вам'.
Крегер уже привычно проснулся на лавочке в казарменной столовой. 'Это самый идиотский сон, который я когда-либо видел! — вставая, держась за больную голову, вспоминая ночное видение насланное Духом, кряхтел странный маг. За эту ночь он узнал о командующем Кэлосе все досконально. — Как вы любите все эти сны, видения, достали уже! Что неужели нельзя так днем подойти и сказать: 'там этот придурок сидит в пещере иди и сходи за ним'. Нет же, нужно обязательно лезть в сон. Что спал, что не спал — ерунда какая-то! — глядя в потолок так, по всей видимости, обращаясь к Духу, ругался Крегер. — Ладно, вытащу я твоего ненормального, верну его к жизни. Представляю, какой меня ожидает разговор, — всерьез озадачился Крегер, только представив, что творится в голове у очередного безумца Кэлоса, с которым ему предстоит побеседовать. — Меч Света! — воодушевленно подскочил маг. — Я знал! Я знал, что Фросрей не мог так просто расстаться со своей силой. Они меня обманули! Сейчас пойду и отругаю этого вашего малыша Касмия, обманщика чертового!' — обрадовался Крегер. Меч Света для него, стал символом загоревшейся в душе надежды, возможностью остановить проклятие и пережить грядущую битву. Он никогда бы не подумал, что с похмелья способен вот так чему-то обрадоваться.
Поругавшись, вернее попытавшись поругаться с Касмием, в ответ, услышав лишь лишенное эмоций извинение. 'Мы утратили Меч Света вместе с Кэлосом. Мы не обладали этим Мечом, где его искать, тоже не знали. Занятые разрешением кризиса мы не обладали временем для поисков. Что изменилось, если бы мы вам сообщили о появлении оружия, которым не обладали?' — совершенно спокойно ответил Касмий. Крегер едва ли не бегом по выгоревшему лесу добрался до пещеры, которую ему указал Дух. На южной окраине Аламфисова леса, на побережье возвышалось несколько холмов, в самом большом из них имелось несколько пещер, нужная расположенная в северном склоне была самой высокой от земли. Внутри пещеры было темно и холодно. Зная, что где-то там ждет безумный Кэлос, маг, немного разнервничавшись, зажег свет на наконечнике своего посоха удерживаемого в трясущихся с похмелья руках. 'Эй, Кэлос! Это я маг Крегер! Светлый маг', — прокричал он. Его крик эхом разнесся по пещере из темноты, которой никакого ответа не последовало. 'Надеюсь, ты на меня не набросишься, а то фиг тебя знает', — с этими словами маг побрел в темноту. Коридор пещеры резко заворачивал за угол. Скорее всего, вот оно — логово безумца, Крегеру почему-то стало жутковато.
В небольшом закутке, которым заканчивался изогнутый коридор пещеры, раздаваясь эхом в пустоте, с потолка капала вода. Кэлос сидел на выступающем из пола камне, в своем стальном костюме, скрестив под собой ноги в позе лотоса. Он медитировал, находясь в полной темноте. Звуки шагов нарушили тишину, затем свет из посоха мага разогнал так полюбившуюся ему темноту, осветив и его. Вошедший в его пещеру Крегер был напоминанием о мире, раскинувшемся вокруг его уютного темного логова, спрятавшись в котором об этом мире он пытался позабыть. Маг сильно удивился, увидев Кэлоса таким смиренным. Ведь он сидит один здесь в кромешной темноте вот уже несколько недель. Крегер ожидал увидеть истеричку или безумца беспричинно готового наброситься на него. Но нет, Кэлос прибывал в смиренном спокойствии, во всяком случае, сейчас. Стены закутка пещеры, в котором он укрылся, были иссечены следами от ударов лезвия меча. 'Пошло оно все', 'Будь проклят Дух' — можно было разобрать такие надписи лезвием выцарапанные на стенах. Видимо без истерики все же не обошлось. Но все безумие в этой темноте разрывавшее Кэлоса сейчас утихло и, слава богу. Драгоценный бесценный в силу обстоятельств Меч Света, оставленный магом Фросреем, лежал рядом с Кэлосом. При виде этой драгоценности у Крегера вспотели ладони, ему захотелось просто схватить этот меч и броситься бежать вместе с ним, оставив тут этого психопата навсегда.
— Командующий Кэлос? — осторожно поинтересовался Крегер.
— Я уже давно тебя слушаю, — раздался стальной голос.
— Просто ты в маске, фиг поймешь, куда ты смотришь...
— На тебя.
— Ну что долго собираешься тут сидеть?
— А куда мне идти?
— Вся твоя жизнь пустота, все обман, ты не знаешь, как жить дальше и все такое. Понятно, понятно, — сказал Крегер, усаживаясь на камень напротив Кэлоса. — Бывает, бывает. Ну, давай расскажи мне что... — Крегеру было смешно, он просто не мог говорить все это серьезно, но ему приходилось сдерживать себя, — что тебя гложет.
— Большую часть жизни заточенный в эту сталь я наблюдал за живыми, сам себя таким, не ощущая. Я видел свою стареющую мать и не смел, заговорить с нею. Все в себе подавляя, я полностью отдал себя службе. Я думал, что служил родине, а на самом деле служил ему. Все кошмары, что творил оправдывал служением великой цели. А в итоге все это стремление к великой цели как ты и сказал, оказалось шагом в пустоту. Он послал тебя?
— Да, сам он боится разговаривать с тобой. Там твоя помощь нужна, я имею в виду в Армидее. Надвигается орда новых тварей — людей-волков, оборотней. Следом за вожаком они идут к золотому городу, их задача все уничтожить. Без тебя помощи Духа не будет, Армидея обречена.
— Я знаю, он говорил мне. Но как я могу и дальше помогать ему? Поставь себя на мое место. Он обманул меня, использовал. Он не говорил о том, что я стану убийцей, каким-то монстром, я думал, что все делаю правильно. Ведь я вроде как шел за Духом, великим светлым разумным существом! Действительно, наш грешный мир уже ничто не спасет. Знаю, в первую очередь я сам придурок. Но я верил ему. Как можно не верить Духу? Я просто преданно шел за ним. А он меня просто использовал. Теперь я чудовище и грешник, а он невинен как всегда. Я должен был умереть в том огне, да я тогда и умер. Только не понимаю, что я сейчас здесь делаю.
— Ты забываешь, что не являешься просто человеком. Ты не имеешь права самостоятельно распоряжаться своей жизнью. Ты не свободен, на тебе лежит колоссальная ответственность. Сейчас наступил тот час, когда ты нужен своей армии как никогда. Пришло время тебе выполнить свой долг. Никто тебя не заставляет возвращаться к жизни. Да ты и не живешь. Просто сделай что должен, пофиг на этого Духа. Ради Армидеи, а то ведь этот шантажист не поможет нам в битве с чудовищами, если ты не вернешься.
— Я понимаю. Армидейский Кризис — моя главная боль, и он мучает меня этим. Начался этот кризис из-за множества причин, но я главная причина, по которой он продолжается. Он говорил, что не поможет Армидее, будет держать ее беспомощной до тех пор, пока я не одумаюсь. Он не оставляет мне выбора. — Кэлос взял в руку Меч Света и принялся разглядывать его. — Вся проблема в том, что когда ты заточен в кусок стали ты не понимаешь, не осознаешь свой возраст. Когда ты закрыт ото всех, сам своего тела не видишь, ты не ощущаешь перемен, которые происходят с тобой. Мне уже пятьдесят четыре а я все считал себя тем двадцатилетним мальчишкой... Тот мальчишка умер, я давно... изменился. Я и не заметил всего этого. Потребовался этот чертов меч, чтобы я все осознал, — договорив, он швырнул меч Крегеру. Старый маг едва не свалился с камня вместе с этой тяжелой железякой. В руках Крегера меч тоже не засиял. Старый маг принялся с интересом рассматривать его, от осознания значимости этого предмета кружило голову. Вот он выход из кризиса, решение всех проблем — думал глядя на меч старый маг.
— Что ты чувствуешь? — спросил Кэлос, когда меч не засиял в руках мага.
— Да вообще параллельно. Это ты почему-то расплакался. Разве ты жил все эти годы? Разве что-то живое смогло бы просидеть в этой темноте несколько недель? — Крегер оглядел пещеру. — Действительно ты умер тогда, так чего сейчас-то заморачиваешься? Или что-то еще способно разрушить твою и без того разрушенную жизнь?
— Я просто не хочу ничего общего иметь с Духом, хватит с меня его лжи.
— Ладно, пойдем, хватит тут торчать. Отстоим Армидею, потом делай что хочешь. Я бы на твоем месте, — перешел на шепот Крегер, — после всего покончил бы с собой, а в записке бы написал, что это Дух во всем виноват. Чтобы твоя смерть стала его грехом. Только так ты можешь этому чертовому Духу отомстить.
Крегер не выпуская меч, кряхтя, поднялся с камня.
— Постой, — остановил его Кэлос. — Сядь. Он говорит нужно подождать. Нужно грамотно рассчитать момент. Время для нашего возвращения еще не пришло.
— Так ты с ним общаешься? — снова сел на камень Крегер.
— Он в моей голове...
— Хотя подожди-ка, — вдруг со страхом, совсем по-другому Крегер посмотрел на удерживаемый в руках меч. — И кто же будет воином, в руках которого этот меч засияет? В округе есть только один кандидат...
— Тард, твой сын, — Кэлос сказал это за Крегера. После упоминания имени сына, меч затрясся в руках старого мага. Он выронил его, меч со звоном упал на пол пещеры.
— Тард этот раздолбай... нет, он не подходит. Меч не загорится в его руке. Он не достоин. Я не хочу, чтобы мой сын свихнулся из-за всего этого также как ты.
— Почему ты решил, что он не достоин?
— Я его знаю. Ясно?! — разнервничался старый маг. — В его душе темнота, он сам себя полоснул ножом по роже, порой он убивает не задумываясь. У него нет мудрости, и его душа не сияет светом, на самом деле он всем в этой жизни не доволен. В любом случае я не хочу ничего проверять, я не дам экспериментировать над своим сыном, выяснять сияет ли его душа. К черту этот меч, пусть валяется здесь. Я не хочу, чтобы мой сын из-за этого потом спился.
— Знаешь, на что по ощущениям похож облом с Мечом Света?
— Ну, просвети меня.
— На оболом с женщиной в постели.
— Логично.
— Ты весь напрягся, вот он главный момент, возможность для тебя доказать всему этому миру что ты мужчина, а тут раз и ничего не получилось, великий Меч в руке не засиял. После такого ты себя ненавидишь и не чувствуешь мужиком...
— У тебя и с женщинами тоже не получалось? — посмеялся над ним Крегер.
— Я уже давно неживое нечто, — лишенным эмоций голосом из-под своей железной маски говорил Кэлос. — Я просто пытаюсь рассуждать логически, силой стараясь смотреть на этот мир глазами человека. И мне конечно больно от этой неудачи, обидно осознавать, свой провал. Но для меня это не смертельно, ведь я уже давно не живу, меня лично уже давно ничего не заботит. А вот живой полноценный Тард от такой неудачи точно свихнется, это его погубит. И поэтому этого не случится. Ведь за ним стоит Дух. И этот Дух нежен к нему, можно сказать он его любит, поэтому не даст Тарду погибнуть так глупо. Это единственное что нас с ним различает — ему повезло с Духом. А мой Аркей он просто... придурок. В нашем мире нет ничего такого, чего не могли бы Духи, поэтому у Тарда все получится, — с этими словами Кэлос встал и, подняв меч, всучил его Крегеру в руки.
В кабинете министерских совещаний где-то на вершине ЦентрЦитадели началось заседание военного командования Армидеи.
— Твари огромной массой уже пересекли Пограничье. Гигантской стаей они засели на Поле Северной Битвы у подножья Пустого Вулкана. Их уже несколько миллионов и их численность постоянно растет. Каждую ночь стаи новых оборотней приходят к ним с юга. Они идут на вой — зов своего вожака, этого огромного оборотня Рэвула. Там на Поле Северной Битвы они собирают свои силы для удара по нам. Если учесть что эта волчья армия якобы несет в себе гнев униженных нами людских народов юга, логично, что в качестве места общего сбора, отправной точки они выбрали именно Поле Северной Битвы. Вопрос только в том, когда эта волчья орда двинется к нашим стенам. Они либо сразу двинутся к нам, либо задержатся, уничтожая все живое, что попадется им по пути. Если развитие ситуации пойдет по второму варианту, то первыми под их удар попадут артэонский город Хорус и селения южной Эвалты. Если Хорус оборотням неинтересен (население эвакуировано в акрополь и Снежную Высоту, город пуст) то с южными поселениями нашей Эвалты им придется повозиться. Это задержит их примерно на сутки. Они увеличат свою численность еще на миллион с лишним, оставив от юга Эвалты только руины, и двинутся дальше. Руками Тарда и нескольких полков нашей пехоты все население Эвалты, все адекватные люди которые хотят жить, спешно эвакуируются дальше на север в предгорные пустоши. Оттуда мы, как и положено, доставляем их в Снежную Высоту. Эта крепость непреступна и представляет собой огромное убежище готовое к размещению миллионов людей. Мы уже доставили туда еду и воду, которой беженцам хватит на несколько месяцев. Также крупный лагерь беженцев разбит нами у стен Кефалии, это благодаря нашему Тарду, разумеется, несколько тысяч несчастных людей сейчас живут там под защитой и заботой кефалийских артэонов. Также в этот лагерь спешно эвакуируются люди до этого укрывавшиеся в стенах нашего города. Тард и его группа, закончив эвакуацию скоро вернуться. Таким образом, учитывая возможные пути развития ситуации, армия оборотней окажется у наших стен либо через сутки, либо через трое суток, но не более. Мы наблюдаем ситуацию с воздуха и сразу узнаем, когда они подойдут к нашему порогу, — закончил свой доклад очередной генерал — командир разведки оперативного штаба обороны Армидеи.
Атмосфера в зале совещаний была тяжелая. Генералы сидели молча, не зная, что сказать. Все понимали, что надвигается что-то жуткое, буря, которой Армидея еще не знала. И молодой Касмий и его напарник пожилой генерал Персил оба сидящие по разные стороны длинного стеклянного стола задумчиво молчали.
— Похоже, битва будет серьезная, — с улыбкой сказал громила Майк командир местной пехоты.
— Это будет не битва, а попытка выжить. Попытка устоять перед потоком Тьмы в виде миллионов жутких тварей. В одиночку нам не справиться это очевидно. Одних нас этим потоком просто снесет. Исход всего решит воля СБК. Проявят ли наши белокаменные друзья благоразумие в этот темный час, придут ли к нам на помощь? Без помощи СБК мы не устоим, нас просто смоет, — пояснил Касмий. — От них пока не было официального ответа?
— Нет, — отрицательно закивал головой начальник штаба.
— Остается надеяться на их артэонскую разумность.
— Они не придут, неужели не ясно, — встал из-за стола генерал Персил. — Западный берег реки Андары они превратили в фронтовую линию вовсе не из-за хаоса в Эвалте. Они готовились к приходу оборотней уже очень давно. Все мосты через Андару взорваны, они готовятся к обороне. Я не удивлюсь, если они как-то причастны к появлению легиона оборотней, который сейчас движется на нас. Нет. Мы перед этой бурей одни, никто нам не поможет. Не будет никакой артэонской благоразумности, да ее никогда и не было, — пожилой военный командир подошел к окну. — Так если подумать, то все логично. Мы заслужили все это. Долгие годы мы унижали жителей юга. Вторгались в их земли, принося с собой хаос. Такое не могло долго продолжаться. И вот теперь все это зло, все это недовольство копившееся долгие годы. Зло, которое мы породили сами идет к нам в обличии миллионов волков. Мы заслужили это.
— Персил! — Касмий выдал подобие улыбки. — В этот тяжелый час ты должен думать о том, как нам пережить эту бурю. А не рассуждать над тем насколько логичным будет наше уничтожение! — он рассмешил нескольких генералов.
— А что тут думать то? Будем биться до последнего и все! — улыбнулся Персил.
— Так. Нужно продумать массу сценариев предстоящей обороны. К нам идет не армия, а гигантская стая диких тварей, хоть и ведомая вожаком, но все же дикая обычная стая. Скорее всего, у них не будет тактики, они полезут их всех щелей, постараются задавить нас своей массой. Полезут и с земли и со стороны моря. Проработайте различные сценарии. Расстановку солдат. Где, какие конкретные подразделения будут стоять, кто, что будет охранять. Чтобы мы были готовы к любому поведению непредсказуемого противника, — Касмий дал распоряжение одному из своих заместителей.
— И чего вы все так переживаете из-за этой СБК? Их помощь не главное. Главное это помощь Духа, вот если он не вернется, полностью бросит нас, вот тогда нам конец, — высказал свои опасения кто-то из генералов.
— Он вернется. Он не посмеет полностью про нас забыть. Ведь он боится бога, а наше уничтожение станет его согрешением, чего он не допустит, — пояснил Касмий, в этом вопросе он был спокоен.
Солнечным днем дозорный на одной из башен в армидейской внешней стене засек движение в воздухе со стороны юга. К Армидее двигалась необычная эскадрилья. Несколько десятков гигантских ворон к спинам, которых были приделаны воздушные сани — необычное приспособление используемое Людьми Ворона для перевозки больших грузов. Собой они напоминали обычные сани, только по бокам к ним были приделаны тряпичные крылья. Ворон великан летел, махая крыльями, а сани парили за ним следом, Совершать резких маневров такая воздушная упряжка не могла, поворачивать ей приходилось плавно и аккуратно, пролетая десятки лишних километров. В каждом из воздушных саней, несущихся к Армидее, находилось по десятку солдат Людей Ворона. В легких доспехах, выкрашенных в черный цвет, в черных одеждах облепленных вороньими перьями, с верхними частями лиц, закрашенными черным воины Людей Ворона двигались на помощь армидейцам в предстоящей битве.
Выбирая ровные места вблизи армидейских стен огромные вороны, аккуратно снижались, опуская на землю привязанные к ним воздушные сани. Сани касались полозьями земли и тащились следом за птицей. Упряжка размыкалась, Ворокан улетал вверх, сани тормозили. Огромные вороны, доставив груз, стаей улетели обратно. Сани были одноразовыми, спешившиеся воины их тут же подожгли. Сани остались пылать, испуская клубы черного дыма, а несколько сотен воинов Людей Ворона двинулись к стенам Армидеи. Солдатами их было назвать сложно, как и сравнить с пехотинцами Армидеи. Не строевой подготовки, не строя как такового, это была просто толпа вооруженных мужиков под предводительством вождя не спеша двигающаяся к стенам золотого города.
Встречать союзников, столь ожидаемых в этот час, вышло все военное командование Армидеи. Воины Людей Ворона толпой вошли в ворота города. 'Когда-то мы образовывали Союз Трех задача которого была дружно пытаться быть самостоятельными от воли СБК. Лютиэль не стало. Мы стали Союзом Двух. Мы не хотели бы остаться единственным сильным народом в этой Арвладе принадлежащей СБК. Да и тем более наш народ, мы же вроде главные пограничники Арвлады. Армия черных волков прошла вдоль Стены Ворона, мы не остановили их, мы были вынуждены просто наблюдать. Мы пришли исправить свою ошибку и заодно помочь старым союзникам в тяжелый час', — весь черный как ворон пояснил вождь группы воинов из народа Людей Ворона. Касмий благодарно пожал ему руку, Персил на радостях обнял как брата, чего вождь совсем не ожидал.
С севера к воротам Армидеи пришла армия из нескольких тысяч воинов Колтов. Люди-псы не использовали скот, вообще к вопросу эксплуатации животных людьми у этих вчерашних животных было много претензий. Для перемещения в боевом порядке все свое снаряжение включая броню, они складывали в наспинный рюкзак, оставляя при себе только легкое оружие. Вставали на четыре лапы и, вспоминая, что они наполовину псы своим ходом добирались куда нужно. Перед воротами Армидеи армия людей-псов под выкрики вожака ну или командира встала с четверенек и облачилась в броню и снаряжение. В золотой город они вошли полноценным боевым строем. Эти существа с жадностью смотрели на артэонов, перенимая себе все, что может пригодиться. В плане боевого ремесла они слизали все досконально. У Колтов была самая настоящая армия, отточенный строй, в котором каждый знал место, однообразное у всех одинаково прочное снаряжение и броня. Вот только солдаты их армии были охотниками, еще вчера гоняющими диких коз по склонам северных гор, но как они говорили: война и убийство у них в крови.
Встречать очередных союзников также вышло все военное командование. 'На месте, стой!' — после входа за ворота Армидеи животным ревом раздалась команда, строй людей-псов застыл на месте. Солдаты псовой армии скалились, искоса поглядывая вокруг. К Персилу с Касмием выдвинулся командир — человек-пес ростом за два метра с шерстью черно-белого цвета, с длинной гривой волос свисающих сзади. 'Когда-то наши предки помогали вам артэонам отчистить наш север от людской грязи. Погибло много наших достойных воинов. Вы армидейцы наплевав на всю кровь наших предков, перечеркнув все их старания, снова породили страну свободных людей в наших тихих северных землях. Вы создали эту свою Эвалту. Уничтожение Армидеи будет означать уничтожение Эвалты, а значит, несколько миллионов диких людей останутся без контроля на нашей территории. Не хотелось бы снова убивать этих тварей, не хотелось бы начинать Третью Чистку и омрачать наши земли новым проклятием. Не хотелось бы перечеркивать труды предков. Армидея должна устоять, чтобы потом навести порядок в этой своей Эвалте. Мы пришли помочь вам, в надежде, что вы в последующем избавите нас от ненужных проблем. К тому же вы отняли у нас нашего дракона. Мы освободились от одной твари, но тут же пришли другие. СБК до этого молчавшие уже предъявляют нам какие-то претензии. Давайте армидейцы выживайте, а то без вас они нас задавят!' — прорычал командир армии Колтов. Касмий благодарно пожав его огромную лапу, заметил, что коллеги Персила нигде нет.
Расталкивая солдат Персил быстро куда-то убежал. Пожилой генерал, облаченный в броню, как и все армидейские солдаты двухметрового роста, спрятавшись ото всех, зашел в одну из пустующих казарм и там, в комнате для умываний омыл лицо холодной водой из-под крана. Пока капли воды стекали по лицу, он потерянно смотрел в зеркало, висящее над умывальником.
— Что с тобой? — раздался из-за его спины голос Касмия, который не был рожден солдатом изначально, поэтому был на порядок ниже и меньше своего старого коллеги.
— Ты слышал, что сказала эта лохматая гнида?! Ему бы не хотелось Третьей Чистки, не хотелось бы убивать этих тварей — так он назвал людей. И мы с тобой — люди! Все это выслушали?! — злобно прокричал Персил.
— Расизм самая бессмысленная форма внутреннего зла. Не мне тебе рассказывать о его разрушительном эффекте. А ничего что в этот тяжелый час эти 'лохматые гниды' пришли помочь нам. Они будут умирать вместе с нами, защищая наш город. Соберитесь генерал Персил!
— Так, а если Армидея падет им же тоже конец. На нас эти оборотни не успокоятся. Двинуться дальше и до них доберутся. Себя они пришли защищать нашими руками!
— Как бы то ни было в этот тяжелый час они наши союзники, прими это как факт.
— Я просто не понимаю, как все так перепуталось? Как мы дошли до всего этого? Мы люди убиваем друг друга, живем друг с другом как звери. Теперь все жители юга униженные оскорбленные нами, толпой озлобленных волков идут к нам. Мы люди вместо того чтобы быть дружными, жить единой силой, объединяемся с всякими тварями и режем друг друга. Всякие лохматые уроды наши союзники, а мы представители человеческой... Великой человеческой расы грыземся как волки? Убиваем своих братьев!
— Во-первых, нет никаких единых людей. Ты забыл, что мы артэоны? Во вторых, не мы такие жизнь такая.
— Нет, это мы такие. Безумные уроды, сами испоганившие свою жизнь, не умеющие жить дружно!
— Эй! Не забывай что ты тут добрый генерал, это ты тут за добро и человечность отвечаешь. И тебе непростительно так себя вести. Если бы я стоял у этого зеркала, и орал бы про лохматых тварей и величие человеческой расы, то ладно. А ты на такое не имеешь права. Соберись и возвращайся в строй, — облокотившись на стену Касмий, спокойно беседовал со своим взбесившимся коллегой, который помимо возраста массой тела превосходил его раза в два.
— Как же я все это ненавижу! — Персил разбил кулаком зеркало. Он никак не мог простить плевок в адрес человечества со стороны дерзкого радгара.
— Ты не исправим. Через два часа оперативное совещание. Со всеми союзниками! Включая этих лохматых тварей, которых ты так 'любишь', — Касмий ушел, оставив взбесившегося Персила одного.
Пришедшим на помощь радгарам для размещения выделили целую четырехэтажную казарму. Войти внутрь 'каменной клетки' они не решились. Толпой уселись перед казармой, подложив под себя свои рюкзаки. Один из армидейских генералов уже распорядился о том, чтобы необычным союзникам в городе развернули палатки. Пока им принесли вино и артэонскую ненастоящую в их понимании пищу. Люди-псы сидели, играли в кости, о чем-то беседовали, выпивая что-то из своих фляг, просто отдыхали, пока была возможность. К толпе отдыхающих перед казармой радгаров подошел один из армидейских офицеров.
— Есть здесь Орфант сын Орфара? — набравшись смелости, спросил офицер. Радгары разом замолчали. Все побросали и встали, своей толпой окружив офицера. Ростом армидейского солдата превышая минимум на голову, они рычали и злобно скалились.
— Зачем это тебе понадобился один из нас? — спросила борзая собачья морда. Вот оно главное отличие. Они люди-псы, все были как одна стая, и за одного из своих все они тут же встали горой. Чего нельзя было сказать о людях в этом мире, во всяком случае, не обо всех.
— С ним хотят поговорить, — зажатый толпой рычащих огромных псов офицер был абсолютно спокоен.
'Кто?!' 'Если хочет поговорить с одним из нас, пусть говорит со всеми нами', — раздалось в ответ.
— Орфант, она ждет тебя! — наплевав на окружающих чудищ, крикнул офицер.
— Я здесь, здесь, — расталкивая своих собратьев, подошел черный человек-пес, у него сзади не свисала грива волос, как и козлиная бородка не венчала подбородок. Он был молодым воином.
— Какая такая 'она' его ждет? — не успокаивались друзья Орфанта.
— Он знает какая, — глядя на Орфанта с улыбкой сказал офицер.
— Да ребята все нормально, я пойду с ним. Это недолго, — ответил огромный Орфант похожий на медведя.
Следом за офицером Орфант шагал по улице. 'Она... что-нибудь говорила обо мне?' — неуверенно и робко спросил лохматый здоровяк.
— Сам у нее спросишь! — с улыбкой смотрел на этого вдруг застеснявшегося медведя офицер.
Он привел лохматого говорящего зверя в парк, в тени деревьев, которого раскинулась терраса. Под крышей террасы своего 'маленького любимого щеночка' расплывшись в самой теплой улыбке в мире, ждала его прекрасная блондинка Алекса. Вот только ее какое-нибудь необычное платье сегодня заменял черный комбинезон для криогенного сна. Но она все равно расстегнула молнию, так чтобы было видно грудь, образовав своеобразное декольте. Офицер с улыбкой ожидал того что будет, но Орфант внутри скулящий от переизбытка нежности застеснялся. 'Спасибо Эдгар!' — Алекса поблагодарила своего старого знакомого, тот все понимая, удалился. Стоило ему уйти, как Орфант скинул броню встал на четвереньки и высунул язык, из грозного война став большим глупым щенком. 'Ну, иди ко мне лохматушка ты моя маленькая!' — звала его в свои объятия Алекса. Высунув язык, от счастья едва ли не визжа, позабыв о том, что он вроде как огромный свирепый воин, Орфант на четвереньках кинулся к своей любимой красавице. Она гладила его лохматую мордочку и тут же старалась увернуться от его попыток облизать ее всю. Он поднял ее на руках как пушинку, прижимаясь друг к другу они вместе хихикали от счастья.
Они были знакомы вот уже больше десяти лет. Однажды летом еще маленькая Алекса в качестве волонтера вместе с другими ребятами отправилась в Амхазис город Колтов. Это было своего рода обменом. Колтские военачальники обучались боевому ремеслу в Армидее, в обмен, на что в качестве платы артэоны требовали только лишь: 'пропустить их любовь в общество Колтов'. И правительство Колтов дало добро на своеобразный культурный обмен. Целая делегация из представителей армидейской детворы отправилась в раскинувшийся на севере город суровых радгаров. Маленькие артэоны, в основном девочки целыми днями играли и веселились с ребятней людей-псов. Для них это были маленькие забавные щеночки, которых хотелось затискать до смерти. Там Алекса и познакомилась с маленьким Орфантом. Он от роду пара месяцев уже был размером с медвежонка и очень на него походил. Единственное что передние лапы у него были похожи на человеческие руки и на голове болтались собачьи уши. Он катал свою необычную подругу на себе, вместе они облазили все окрестности города Колтов и однажды прогуляли всю ночь до утра. Алекса научила его говорить по-артэонски, и всегда смеялась, когда ее лохматый друг своим детским голосом неправильно произносил слова. Однажды когда они бесились в поле, он упал, и у него потекли слезки. Из-за слез разозлившись сам на себя, он убежал в сторону, не дав Алексе себя пожалеть. Хоть он и не умел говорить, но в его мире, живущем по законам суровой стаи, ему уже объяснили, что как будущий воин он не имеет права плакать. Стоя в стороне, обернувшись, он увидел, что Алекса плачет тоже, маленькой девочке было до ужаса жалко своего мишку. Он не понял ее реакции и был сильно удивлен. Алексе пришлось объяснить ему, что такое жалость и сострадание. 'Глупенький. В слезах нет ничего страшного. Это просто наша реакция на все плохое. Ведь мы же живые', — объяснила глупому медвежонку девочка, пришедшая совсем из другого мира. Орфант все-таки согласился дать ей себя пожалеть.
С тех пор они так и остались друзьями. Не было в их отношениях ничего пошлого и мерзкого. Это, как и прежде были отношения маленького говорящего ушастого медвежонка и веселой девочки со светлыми волосами. С тех пор Алекса сильно изменилась, да и Орфант стал лохматым монстром за два метра ростом. Однако при виде друг друга они будто возвращались в веселые дни того давнего лета. Их непонятно тянуло друг к другу. И когда Орфант держал на руках ласкающую его как щенка прекрасную Алексу, пытаясь ее облизать, чтобы она захихикала как обычно, им было весело, они были счастливы, и было абсолютно наплевать на различие в расах и культурах. Их тяга друг к другу была чем-то необъяснимым, чем-то, что стояло на грани любви и дружбы. Это было нечто идущее из глубин души, что потоком своего тепла размывает общие законы жуткого мира, существующее вопреки, в противовес окружающему злу и безумию, нечто, что не дает полностью в жизни разочароваться.
Спустя два года дружбы между артэонской детворой и 'маленькими щеночками' радгаров руководство племени Колтов объявило о прекращении этой практики. 'Ваши дети вырастили из наших детей чертовых неженок. Это недопустимо!' — кричали вожди радгаров. Так что Селина, поиграть с большими говорящими щенками в отличие от подруги не успела. Хоть их и разлучили, однако Алекса и Орфант остались друзьями и виделись друг с другом при каждом удобном случае. Иногда у 'малыша' Орфанта при виде своей любимой красавицы автоматически наворачивались слезы. Только рядом с ней он мог позволить себе по-настоящему расслабиться.
Тем временем в Армидею прибыли еще союзники: артэоны воины из Срединных Земель. Но это были уже не армии, а так, проявления чувства солидарности. Десять, двадцать воинов от каждого из племен этих мирных артэонов. От СБК так и не было вестей. Пришли и люди-граждане Эвалты, все мужчины, многие воины — бойцы ополчения севера. Всего около тысячи. Они также заявили, что хотят присоединиться, помочь в обороне Армидеи. Для разговора с ними вышел генерал Персил. 'Наши враги это оборотни. Люди-волки. Согласно разведданных эти твари в разы быстрее и сильнее людей. Вы не сможете противостоять им. Они вас уничтожат. Только мы артэоны при помощи силы данной Духом можем дать им отпор. Простым людям в надвигающейся бойне делать нечего', — пояснил генерал.
В глубине темных обесточенных помещений международного армидейского терминала лучом света заработал один из телепортов. Из шлюза вышел странный гость. По армидейским улицам опираясь на алмазный посох, брел человек не старый, но с бородой, в ярком оранжевом плаще. На его голове убранные на лоб были надеты специальные очки оснащенные десятками уменьшающих и увеличивающих изображение линз. Маг летописец из так называемого мирового информационно-аналитического ордена магов 'Мировая правда', древнего и прославленного ордена ведущего Книгу Времен. Маги подобные этому были теми, кто документировал историю этого мира, их задачей было создание мировой летописи. Эти маги были нейтралами и брали интервью, сопровождали в походах не только артэонов и светлых магов, а также и различных тварей Тьмы и прочих выделившихся и значимых для мира фигур вне зависимости от их сторон и взглядов. Маг летописец был послан главным мировым из информационных орденов специально для увековеченья в истории битвы за Армидею. Зрелище обещало быть эпохальным. Маг летописец наслышанный о красоте Армидеи не мог поверить тому, что он видит вокруг. Улицы были превращены в помойки. Люди — тысячи беженцев населявшие город буквально по кускам разобрали весь его красивый фасад. В городе почти не осталось ничего деревянного или декоративного. Самый разный мусор валялся повсюду. К счастью Армидея ставшая временным прибежищем для тысяч беженцев сегодня была уже пуста. Маг летописец брел по пустым продуваемым ветром улицам.
Все желающее спастись население Эвалты, включая всех беженцев, пребывавших в Армидее, было переселено подальше от будущей горячей точки. Пока на время предстоящей битвы дальше на севере под стенами Кефалии (благодаря Тарду) был разбит целый палаточный город ставший лагерем для многих беженцев из Эвалты. Туда, в безопасное место, силами солдат Армидеи все желающие были переправлены на время боевых действий. Также большая часть беженцев была размещена в крепости Снежная Высота. Переправив беженцев в лагерь и доставив в недосягаемую крепость морпехи Армидеи, полками возвращались обратно в город. С ними верхом на Руфусе вернулся и Тард. Его сразу же вызвали на совещание с высшим командованием. Тард без отдыха, бегом направился в ЦентрЦитадель. В зале для министерских совещаний как обычно сидели Касмий, Персил и еще несколько генералов, а также маг летописец.
— Где отец? — первым делом спросил Тард. Как ни крути, но за этого чертового старика, он не мог не переживать.
— С ним все в порядке, — успокоил его Персил. — Тард знакомься это Эдмунд Хеленер, маг летописец из ордена 'Мировая правда', — он представил мага в ярком оранжевом плаще выделявшем его из всех остальных как сотрудника прессы — фигуру нейтральную и неприкосновенную.
— Мне очень приятно, — пожал Тарду руку Эдмунд.
Тард обычно славолюбивый, жаждущий известности сейчас был не весел. Сначала наведение порядка в южной Эвалте. Несколько крупных схваток с остатками Армии Свободы, затем бесконечные рейды по лесам с целью добить оставшихся бунтарей. А после когда казалось, порядок наведен — весть о легионе оборотней движущимся с юга. Спешная эвакуация, все труды насмарку. Несколько суток без сна сделали свое дело. Уставший и измотанный он думал только о том, как бы добраться до подушки. Во всяком случае, думать о своей славе сейчас у него просто не было сил и желания.
— Вы понимаете, что к нам движется армия диких тварей, которые не будут разбираться, какого цвета у вас плащ. Им плевать кто вы, воин или сотрудник прессы. Вы рискуете, оставаясь с нами на эту битву. Вернее это будет не битва, это будет... я даже, не представляю что, — пожав руку Эдмунду, сказал Тард.
— За свои несколько столетий я наблюдал множество разных битв. Бури куда более страшные, чем та, что надвигается. И как вы видите, я все еще жив. Я никогда не пренебрегаю инструкциями индивидуальной безопасности. Не думаю, что для меня в предстоящем будет что-то необычное, — ответил Эдмунд.
— Ближе к делу господа, — не вставая со стула, всех торопил Касмий.
— Тард, для чего мы тебя позвали, — сказал генерал Персил. — Надвигается если не эпохальная, то очень необычная мясорубка. Чувствую Оборону Армидеи, этот мир запомнит надолго! — улыбнулся пожилой генерал. — Как и для всякой значимой битвы, грядущему сражению нужен запоминающийся яркий лидер, командир достойный увековеченья в истории, — он протянул Тарду контракт. 'Соглашение о принятии обязанностей главнокомандующего обороной' — было написано в заглавии контракта. — Мы не нашли никого лучше и ярче тебя.
Из Тарда сразу выбило весь сон. Плохо слушающимися руками он взял контракт. Он как мог, пытался скрыть разбушевавшиеся эмоции. Вот он его шанс. Он удостоится увековеченья в анналах истории. Потомки и весь мир запомнят его как командира Обороны Армидеи. Фактически вот так внезапно сбылась его мечта. До этого его одолевал страх, тяжелое ощущение безысходности перед предстоящей битвой, вернее попыткой выжить, но сейчас все это, в один миг преобразилось в возможность реализовать мечту. Держа в руках контракт, он забыл обо всем.
— За что такая честь? — шокировано, выдал Тард.
— Не обольщайся это просто формальность, — поднялся со стула Касмий. — Ты просто станешь нашим лицом для публики и не более. Никаких реальных полномочий у тебя не будет. Ты просто как наиболее яркая из нас личность будешь увековечен в истории как командир обороны. Эта должность формальна. Никакой ответственности мы на тебя не возлагаем. Максимум что нам от тебя реально потребуется так это согласие по отдельным вопросам. Всю работу сделаем мы, а ты просто получишь всю славу. Так и пишутся легенды. Просто нашему миру нужна надежда, нужны герои, нужны примеры для подражания. Идеалы. Вот и приходится заниматься этой ерундой. Приходится эти идеалы создавать. Грядущая битва, чем не повод дать наивной публике очередного выдуманного героя? Твое имя накрутит пропаганда, тебе припишут еще кучу подвигов и приукрасят биографию. Ты яркий, в какой-то мере уникальный единственный из нас претендуешь... ну или хотя бы будешь смотреться в качестве героя легенды. Тебя превратят в идеал, и неважно кем ты был в реальности. Главное тебя запомнят как героя.
— Спасибо Касмий, — с иронией отреагировал Тард.
Маг Эдмунд все происходящее записывал в свою память, затем все это выкладывалось в Инфосреду и уже потом, расходилось в виде книг, энциклопедий и строк в Книге Времен. Надев очки, позволяющие ему фокусироваться на мелочах, маг со всех ракурсов во всех подробностях запечатлел момент подписания контракта Тардом. После чего Персил торжественно пожал ему руку, генералы за исключением Касмия зааплодировали. 'Так и пишутся легенды', — стараясь не смотреть на крутящегося рядом летописца (это все равно, что посмотреть в камеру) сказал себе Тард.
Несколько часов затишья. Всю работу по подготовке к битве где-то в штабе выполняют сотни умов. От Тарда ничего не требуется кроме участия в самой битве и пафосных поступков перед глазами мага летописца (для истории). Как и сказал Касмий: никаких обязанностей, никаких хлопот, только слава. При этом победа сделает его легендой, если он выживет, то станет живой легендой. И от этого становилось страшно, было страшно проиграть. Но все переживания и хлопоты потом, сейчас бредя по пустынным армидейским улицам, смертельно уставший он искал место, где можно завалиться, чтобы поспать. Можно было войти в любой дом, все равно они все пустые. Но нет, это же все-таки чье-то жилище, хозяин которого бы этого не одобрил. Поэтому через весь город, замерший в пустоте, он брел к внешним стенам, к раскинувшимся меж ними военным гарнизонам, чтобы там завалиться в какой-нибудь казарме.
Стая ворон беззвучно сидевших на одном из карнизов на его пути, при виде него резко взлетела и, каркая, кружась в воздухе, залетела в переулок. Узнав знак старой подруги Тард улыбнулся. Сон, ожидающий его впереди где-то в конце улицы или она ожидающая в переулке? Конечно она. Тард улыбаясь, пошел следом за воронами. В чьей-то квартире имеющей отдельный выход на улицу ожидающая его Морагта развалилась на диване в гостиной. Внутри творился жуткий бардак. Доски в полу местами были выломаны, вся мебель перевернута. Будто люди, вернее беженцы, занимавшие этот дом, специально его разорили.
— Я слышала про порядок и внутреннюю идиллию артэонов. Но что-то Армидея меня совсем разочаровала. Вместо идеального порядка здесь повсюду большая помойка. Глядя по сторонам я мучаюсь сомнениями: 'а здесь вообще жили артэоны?'! — как обычно коварно улыбаясь, она смотрела на Тарда.
— Город изуродовали люди, жившие здесь последнее время. Чтобы оценить истинную красоту Армидеи, нужно было созерцать ее при артэонах. Но тогда здесь все освещалось Светом Духа, тебе сюда было не войти. Так что прости. Тебе как обычно достаются только руины, — Тард присел на край дивана, на котором лежала она.
— Давненько мы с тобой не виделись, — она погладила его броню.
— Почему ты тогда ушла. Тем утром. Бросила меня в том домике на озере?
— Ты сам сказал мне, чтобы я убиралась оттуда. Ты вообще-то грозился отрубить мне башку!
— Хватит кривляться Мори, ты прекрасно понимаешь, о чем я. После той ночи, что мы провели вместе, ты исчезла. Деревенские пьяницы, вооружившись вилами и парой ржавых мечей, накачавшись самогоном с утра пришли к тому домику. Но вместо ведьмы они застали голого меня. Представляешь, каких трудов мне составило все им объяснить? — он рассмешил Морагту.
— Та ночь была чудесна. Я хочу еще. Не бесплатно само собой. У меня есть ценная информация. План, по которому будет действовать главный оборотень, ведущий за собой свой легион, был гипнотически заложен в его голову темными магами. Я знаю подробности этого плана. Могу точно сказать, где они нападут.
— Мори знаешь... Если ты хочешь моего общества, то можешь прийти и просто так, ничего не предлагая взамен, — смотрел ей в глаза Тард.
— Так не компостируй мне мозги! Кого ты выбираешь, какую из красавиц хочешь? — пыталась она сопротивляться его чарам.
— Я хочу тебя настоящую, — коснувшись ее по щеки, глядя в ее глаза сказал Тард. Эти теплые слова, сказанные с полной искренностью, будто ножом резанули по ее ледяному сердцу. Для нее это стало настоящим ударом. Что-то теплое непривычное зашевелилось внутри ее изуродованного тела. Привыкшая к насилию и холоду, от малейшей ласки она растаяла, в ней проснулась забитая женщина, чего она до ужаса испугалась.
— Зачем ты это говоришь? — глазами она молила его остановиться.
— Ты необычная. Ты самая необычная...
— Так все замолчи! — коснувшись своих жутких шрамов, стыдливо закрыв лицо руками, она подскочила с дивана. — Вот урод, вот кретин! Зачем ты это сделал? Все удовольствие разом обломал! Издеваешься надо мной?! — прекратив метаться по комнате, она уставилась на него исподлобья гневным взглядом.
— Почему элементарная ласка приводит тебя в бешенство? Ты что совсем уже! — с непониманием смотрел на нее Тард.
Она смотрела на него пытаясь понять, что происходит: 'что задумал этот урод?' но щенячьи глаза Тарда выражали только искреннее недоумение.
— Твою мать! — схватившись за голову, она подошла к окну. — Когда это место было наполнено любовью, по улицам неспешно гуляли артэоны, мне был закрыт сюда вход, — постояв, подумав глядя в окно, заговорила она. — Тогда здесь все хранилось Светом Духа, тварям вроде меня здесь было нечего делать. Ты прав, только сейчас, когда город фактически осквернен, полуразрушен, а от атмосферы любви не осталось и следа, я могу войти сюда. О какой ласке ты говоришь? Я ужасное чучело исцарапанное когтями дьяволов. Я сама себе противна...
Она, стараясь на него не смотреть, метнулась к выходу, но в дверях все равно остановилась.
— Они атакуют пятые ворота города. Судя по схемам и планам, которые есть у организаторов нападения, именно оттуда открывается единственный, наиболее прямой вход в город. Огромный оборотень попытается выломать ворота и впустить свою орду за стены. Прощай Тард. Надеюсь, еще увидимся. Я подумаю над тем, что ты сказал, — она вышла за дверь, раздался шелест взмахов крыльев сотен ворон, она исчезла.
— Вот дурочка! — смеясь, развалился на диване Тард. Он был доволен собой как никогда, чувствовал себя едва ли ни богом в области женской психологии. — А может стоило с ней... Нет! Нужно поспать. Сон важнее, — зевнул он. — В следующий раз наверстаю упущенное!
Он решил завалиться прямо здесь, прямо на этом диване. Эмоции улеглись, уставший и измотанный он незаметно провалился в желанный сон. Выспавшись, он сообщил Касмию об информации, полученной от Морагты. Было собрано внеочередное совещание военного командования. На стеклянном столе министерских совещаний были разложены различные карты.
— Если верить информации полученной от Тарда, — глядя на карту рассуждал один из стратегов, — в плане врага имеется логика. Если силы монстра хватит чтобы проломить наружные врата, затем врата в средней и внутренней стене оборотни попадут прямо на улицы нашего города. Между стенами расположены погрузочные площадки, где формировались наши военные колоны — пустота — большие пустые площади. Но по бокам погрузочных площадок имеются высокие стены, на которых можно разместить лучников, стрелометы. Огнем мы можем задержать противника.
— Источник информации надежный? — потирая подбородок, поинтересовался Касмий.
Маг летописец в своих дурацких очках, выбирая ракурсы, стараясь не упустить ничего важного ходил вокруг участников совещания. Генералы, зная, что их 'снимают', делали умные лица.
— Надежный, на сто процентов, — ответил Тард.
— Значит, мы знаем, откуда они нападут. Следовательно, сможем правильно сконцентрировать силы и более грамотно спланировать оборону, — рассуждал вслух генерал Персил.
— В соответствии с открывшимися условиями наиболее оптимальными представляются два сценария обороны, — объяснял всем стратег. — Первый это все ресурсы стянуть к пятым вратам, зажать противника там и не пускать в город. Сделать все, чтобы враг не смог проникнуть. Обрабатывать артиллерией, не жалеть пехоты. Прошу прощения, — извинился он перед громилой Майком командиром морской пехоты. — Но по-другому не сказать. Второй сценарий это оставить все как есть. Конечно, усилить оборону пятых врат, но все же не ставить все на кон. Рассредоточить армию по городу, разделить сектора между полками, назначить ответственных офицеров. Конечно, не забывать про пятые врата, но все же готовиться к нападению с любой из сторон. Откуда мы знаем, может пятые врата это ловушка? Отвлекающий маневр, — стратег посмотрел на генералов. Все молчали.
— Пусть командующий обороной решит, — со скрытой иронией сказал Касмий.
Все взгляды уставились на Тарда.
— Конечно, я не сомневаюсь в своем источнике, но все же попросил бы вас сильно мне не доверять. Я же ведь тоже могу ошибаться. Думаю лучше придерживаться начального плана и рассредоточить войска по всему городу, готовиться к удару с любой стороны. Но и про пятые врата не забывать! — как всегда был непринципиален Тард. Весь генералитет с ним согласился.
— Мы еще упускаем один момент, — привлек к себе внимание Касмий. — Во всяком случае, совсем не учитываем его. Уже имеющиеся и существовавшие до появления легиона оборотней силы Тьмы. Наши давние враги с дикого юга. Они не пропустят намечающегося веселья, и присоединяться к армии оборотней.
— С чем конкретно мы можем столкнуться?
— Быть может объявиться наш таинственный демон-террорист. Может пробудится что-то посерьезнее...
— Темные маги?
— Темные маги в обитель Духа не сунутся. Здесь они станут простыми смертными.
— Только если не в обличии Рыцарей Тьмы.
— Значит, если враг атакует со стороны пятых врат, блокируем его там. Готовимся к сюрпризам от Тьмы. В случае прорыва планомерное отступление с уничтожением инфраструктуры. Отступаем, сектор за сектором, квартал за кварталом, оставляя после себя горящий ад. В случае критических потерь полное отступление и 'Встряска', — подытожил Касмий.
— 'Встряска'? Что это? — не понял Тард. Вместо ответа генералы, переглянувшись, засмеялись.
Утро последнего мирного дня перед тяжелой ночью. На чердаке ЦентрЦитадели имелись небольшие окна для проветривания, это было самое высокое место, откуда можно увидеть город. В дни мирной жизни подростки отсюда рассматривали звезды в свои телескопы. Ранним утром генерал Касмий смотрел (если бы он не был лишен эмоций, то можно было сказать, что любовался) на город и Соленую Милю утопающих в красках зари. Оранжевое зарево освещало белое ледяное лицо молодого стратега. Здесь в тишине спрятавшись от всех, он спокойно размышлял, думал о происходящем, в его понимании — отдыхал.
— Последние секунды затишья? — услышал он у себя за спиной холодный женский голос. В темноте чердачного помещения за его спиной стояла девушка, одна из прекрасных артэонок (из-за того что она артэонка о ее возрасте можно было только догадываться), облаченная в черный армидейский плащ. Ее волосы под капюшоном были обриты на лысо, глаза на безупречном лице не выражали никаких эмоций.
— И я хотел бы провести их один, — повернувшись, ответил он.
— Шансов нет. Надвигающаяся армия чудовищ это месть угнетенного юга. Вы сделали людей волками уже давно, сегодня они лишь окончательно обрели нужный облик. Надвигающаяся бойня станет вам расплатой за пренебрежительное отношение к людям. А поскольку 'вы' это есть правительство Армидеи, следовательно, вся Армидея разделит вашу участь, — лишенным эмоций, интонаций голосом сказала она, сняв капюшон. Полное отсутствие эмоций, безжизненный отстраненный взгляд, она была гиперличностью — артэоном отказавшимся от эмоций, вышедшим за пределы отведенной личности, уже давно не человеком.
— Мать... Чего-то другого от тебя было глупо ожидать. Знаешь, вот если бы ты пришла меня поддержать, вот тогда бы я удивился.
— Я всего лишь хочу трезво смотреть на мир...
— Извините, я вам не помешал, — в утренний струящийся из окна свет вошел генерал Персил. Увидев его мать Касмия, накинув капюшон, молча, удалилась. Старый генерал уже с утра облаченный в броню, он пришел спасти своего коллегу. Мать Касмия была единственным слабым местом, главной жизненной болью молодого генерала. Ее появление или разговор с нею превращал жестокого и хладнокровного Касмия в беспомощного мальчишку, мучающегося из-за отсутствия материнской ласки и семейного тепла. В свете надвигающихся событий Касмий должен оставаться собой. Персил пришел за ней следом. Караульные сразу оповестили его, когда Мать Касмия пробудилась в акрополе. — Все нормально коллега? — уточнил он у Касмия.
— Считай, я фактически попрощался с матерью. Это на случай если эта сумасшедшая права, и мы все сегодня умрем, — скрывая дрожь, Касмий пытался иронизировать. Весь взмокший, после столкновения с матерью он действительно походил на слабого мальчишку. Вся его хладнокровность и душевная окаменелость просто слетели с него как маска с лица.
— Люди говорят: именно смирение со смертью убивает. Лично я строю планы на будущее, смотрю на мир исходя из того что жизнь продолжается. Уже сейчас думаю, что скажу внучке, когда снова увижу ее. Так значит эта чокнутая как обычно пришла потравить тебе душу?
— Мы смотрим слишком уж разными глазами на этот мир. Это ты живешь. У тебя есть семья, ценности этой жизни имеют для тебя значение. А у меня ничего, никого нет, с социальной точки зрения я лишь существую. Поэтому из нас двоих только ты можешь позволять себе мечтать. Ты кстати попрощался со своими родными так на всякий случай?
— А как же твоя социальная функция, которой ты определяешь смысл своего существования? — едва сдерживал смех Персил, безумные взгляды Касмия на жизнь всегда его смешили. — Сейчас общество нуждается в тебе как никогда.
— Перестань! — выдал пародию на улыбку Касмий. — Твои попытки заставить меня оставаться собой выглядят просто смешно. Успокойся. Я и сам все понимаю. В нынешней ситуации у нас нет права на слабость. Разговор с ней никак на меня не повлиял. Да и что такого нового она мне могла сказать?
— Не страшно?
— А тебе?
— Жутковато. Только в такие моменты можно ощутить тяжесть генеральских погон. Я все надеялся, что на мой срок службы не выпадет ничего подобного.
— Надеюсь что до того момента когда нам — высшим генералам нужно будет идти в бой не дойдет. Не думаю что все так плохо.
Где-то на окраине города территорию армидейских гарнизонов огласил боевой рог, оповещавший здешних военнослужащих о начале дня.
После перехода на режим военного времени все действующие солдаты спали и жили в казармах. Утро всеми нежеланного дня для солдат началось с тревоги. В некоторых подразделениях подъем был осуществлен затемно. 'Боевая тревога! Бегом! Бегом!' — слышались крики сержантов. В казармах началась дикая суета. Пятый батальон, относящийся к восьмому оперативному полку морской пехоты Армидеи, в котором служил Джейсон, восстановить так и не успели. Сначала когда начался кризис, батальон вообще хотели расформировать, а солдат и офицеров раскидать по другим подразделениям. Но потом численность батальона была восстановлена до двух полных рот, и батальон так и остался двух ротным, неполноценным. После подъема под безумные крики сержантов, влетев в одежду за считанные секунды все солдаты, включая Джейсона, построились у выхода из расположения, уже вспотевшие, тяжело дыша, замерли в готовности идти в оружейный склад, расположенный в подвале казармы. 'Куда все так спешат, враг нападет только сегодня ночью, — с чашкой кофе появился у дверей командир батальона майор Калегром. — Это же твари Тьмы. У нас еще целый день. Пусть заправят кровати и умоются. А потом повзводно спустятся и спокойно экипируются', — глядя на солдат велел он сержантам. Джейсон спокойно ополоснул лицо в умывальнике. Сегодня ночью враг нападет на родной город, такого никто из окружающих солдат себе даже представить не мог. Артэоны привыкли, что войны гремят где-то вдали от них на диком юге. Да и вражеская армия будет представлена потоком безумных жутких тварей. На лицах многих солдат еще до погружения в Малдурум заметна потерянность, подавленность. Удивительно, но в атмосфере надвигающегося кошмара Джейсон чувствовал себя спокойно. Его грело понятное только ему теплое чувство. Он смотрел сам на себя в зеркало, висящее над умывальником, едва сдерживая улыбку, ведь в надвигающейся темноте и сложности для него имелся один приятный радостный момент значительно изменяющий, ну или облегчающий его жизнь.
— Сорн мать твою! — услышал он за спиной голос сержанта Раймса. — Ты чего завис?! А ну-ка бегом! Если командир дал вам возможность спокойно умыться, это не значит, что тревога отменена. Так что пошевеливайся! — кричал этот ненавистный Джейсону сержант. Уже облаченный в броню, погруженный в Малдурум Раймс привычно гонял солдат. Свой меч он держал за лезвие, чтобы его тяжелой рукоятью огреть любого непослушного подчиненного. За несколько недель жизни в казарме их отношения с Джейсоном накалились до предела. Раймс исполняя обязанности командира взвода, снова гонял 'своего любимчика', а Джейсон, издевательствами ненавистного сержанта доведенный до белого каленья, однажды во время чистки и заточки оружия, погрузившись в Малдурум, чуть не зарубил его. От продолжения конфликта их спас возникший между ними новый командир взвода. Молодой лейтенант, оказавшийся на редкость дерзким, быстро установил свои порядки и Раймс ушел на второй план. Джейсон смог вздохнуть с облегчением.
Пришло время взводу Джейсона спускаться в оружейный склад. Казарма высотой в четыре этажа еще четырьмя этажами уходила под землю. В подземной части казармы среди тусклого света ламп Джейсон в составе взвода двигался по темным коридорам. Здесь было холодно, и запах стоял какой-то странный, затхлый, старый. Джейсон и его сослуживцы как обычно выстроились перед нужным складом. Внутри склада разложенное по отдельным кабинкам хранится оружие, броня, снаряжение на каждого солдата. Офицер, контролирующий выдачу снаряжения, прежде чем открыть склад просмотрел какие-то списки.
— Так, а у вас кто, только Сорн. Один что ли всего? — удивленно глядя в свои бумаги сказал офицер.
— Сэр? — уточнил у офицера один из сержантов. Большинство сержантов, как и офицеров в их обновленном полу батальоне новички, что нервировало Джейсона. После смерти лейтенанта Конрада нового командира своего взвода, как и весь свой новый взвод, целиком, собранный из остатков и новичков он не мог воспринимать всерьез. Только старый ненавистный сержант Раймс все также не давал ему расслабиться.
— Всем меченным выдают новую броню. Без всяких красных отметин. В этой битве все будут равны, всем родина прощает все грехи. У людей, когда грядет тяжелая война или крупная битва для пополнения рядов солдат, когда уже нечего терять, выпускают всех заключенных, в общем, дают уголовникам шанс искупить грехи в грядущей войне. Формируют из них отдельные подразделения, типа штрафников. А у нас меченым списывают все грехи. И это пугает. Если родина все прощает меченым значит у родины большие проблемы, она в серьезной опасности. Надвигается что-то серьезное, — нагнав жути, офицер снова уставился в свои бумаги. — Так ну что. Тогда меченый Сорн, вернее рядовой Сорн, с чем я вас поздравляю. Вы сейчас следуйте в резервный склад, он уровнем ниже. Там представляетесь дежурному офицеру, получаете новое снаряжение, а потом за оружием сюда.
Джейсон бегом спустился в нужный склад. Вот оно, то от чего на его душе сегодня было так приятно и тепло. Ему списали все грехи. Он больше не меченый. У входа на склад стояли другие ребята, такие же отмеченные преступники как Джейсон. Сейчас все были артэонами поэтому, стыдливо опустив глаза, молчали о своих заслугах. В глазах некоторых читалась радость как у Джейсона, большинству было все равно. Дождавшись своей очереди, взойдя на платформу в центре помещения склада, произнеся нужное заклинание, Джейсон замер по стойке смирно. Нужные по размеру элементы брони, висящие на стендах склада, будто оживали, сами снимались со своих вешалок и летели к Джейсону. Пока элементы новой брони, сами одевались на него, сами скреплялись между собой, он чувствовал странную радость, приятно ласкающую душу. Он позволил себе улыбнуться. Ведь теперь он обычный солдат, ему дали шанс исправиться и он может начать все сначала. Еще никогда ему не было так легко на душе. Облаченный в новый бронекостюм, будто обновив свою совесть, он довольный не мог насмотреться на свои наплечные бронепластины чистые от красных отметин.
В казармах царила суета. Солдаты, облачившись в броню, затачивали мечи, подгоняли снаряжение. Фанатики наносили на лица боевой окрас. В некоторых подразделениях, где фанатизмом страдал командир, все солдаты в обязательном порядке раскрашивали себе лица. Из хаоса и суеты процессов сбора и подготовки уже готовые идти в бой подразделения выдвигались на плац, где предстояла процедура не менее важная, чем облачение в броню — погружение в Малдурум.
Вся территория военных гарнизонов оглашалась звуками ударов в барабаны, разгоняющими по телу кровь. Лица возвышающихся повсюду среди гарнизонов статуй увековечивающих прославленных воинов автоматически сменились мордами чудовищ. Повсюду на территории воинских частей поднялись красные флаги — цвета крови, цвета Малдурума. Солдаты строились на плацах. Старослужащие уже погрузившиеся в Малдурум с безумием в глазах, с копьями дежурящие на каждом углу, замерли в готовности воспитать любого, кто в последний момент испугается, не захочет присоединяться к общему безумию, решив остаться артэоном.
Бригада, в состав которой входил батальон Джейсона, построилась на своем плацу, как обычно растянувшись поротно. Коллективное погружение в безумие обычно происходит под исполнение гимна Армидеи, начинают петь который нормальные артэоны, а заканчивают плюющиеся слюной орущие чудища, распираемые от безумия и злости. Дружно сходить с ума под дикие крики гимна веселее, чем в карцере одиночке для особо буйных, куда для погружения в безумие обычно запирают всех меченых вроде Джейсона. Но не успел Джейсон обрадоваться тому, что стоит в строю вместе со всеми, как появился офицер, со списком в руке и резиновой палкой на поясе, проходящий вдоль всего строя. Джейсон надеялся, что сегодня — в этот особый день, этого не будет. Увидев офицера пришедшего за ним, он даже немного расстроился. То ли родина простила его не полностью, то ли действительно так будет лучше. Офицер, проходя мимо роты Джейсона, огласил его фамилию, и Джейсон как обычно за строем побрел в угол плаца. Там отельным взводом уже построились все меченые, среди которых много знакомых Джейсону лиц. Всех меченых как особо буйных для процедуры погружения в Малдурум в соответствии с инструкцией изолировали от остальных.
Следом за сопровождающим офицером все меченые из бригады Джейсона спустились на самый нижний уровень казармы глубоко под землю. Звуки гимна исполняемого тысячами безумных чудовищ в эти секунды слетающих с катушек и просто различные безумные вопли подгоняемые ударами барабанов доносятся сверху. Перед крупной битвой, вся армия Армидеи разом погружается в Малдурум, такое бывает не часто. Солдаты, стоя на плацах, орут гимн и дружно сходят с ума, дикие вопли сотен тысяч этих безумцев разносятся повсюду, оглашают пустующий золотой город. От безумных воплей доносящихся сверху Джейсону пока он еще артэон становится страшно. У нескольких идущих рядом с ним мальчишек на глазах блестят слезы. Все они меченые, на совести каждого кровь невинных жертв, погрузившись в безумие, они станут монстрами, жаждущими крови, но сейчас в последние секунды пока они еще артэоны они трясутся от страха, проклинают эту жизнь, не желают становиться чудовищами. Но выбора нет. В жутком тонущем в полумраке нижнем уровне казармы забытом всеми в обычное время, были расположены несколько сотен специальных карцеров, многие из которых знакомы Джейсону, в них он пережил столько эмоций, что представить сложно.
Карцер для погружения в Малдурум 'особо буйных пациентов' представлял собой маленькую цилиндрическую конструкцию со стороны больше похожую на железную бочку. Карцер сам по себе небольшой, маленький и узкий, созданный чтобы зажать буйного солдата не оставив ему не места не возможности что-нибудь сделать с собой во время погружения в безумие. Внутри карцера мягкие стены, которые раздуваются, полностью зажимая Джейсона. В итоге зажатый мягкими подушками он остается полностью обездвиженным внутри небольшой железной бочки, дверь в которую плотно закрывается. Он остается один, обездвиженный в темноте и полной тишине. Его сердце стучит как сумасшедшее, от страха всего трясет, по ощущениям это как стоять на краю обрыва набираясь силы, чтобы в него спрыгнуть. Спрыгнуть нужно в приказном порядке. Выбора нет, от этого никуда не деться.
Он закрывает глаза и погружается в себя. Дыхание выравнивается, единственное, что нарушает тишину это звук биения сердца. Последние секунды он просто воплощение спокойствия, это как затишье, но только не перед бурей, а перед кошмаром. Когда все звуки затихают, он остается один внутри себя и здесь четко ощущается оно, что-то темное, мерзкое и какое-то холодное. Оно подавлено, находится в контролируемом состоянии. Он дает этому чему-то свободу, и оно как электрический импульс, моментально прожигает его полностью. Это нечто быстро разливается по телу и начинается кошмар. Происходит взрыв. Сердце ускоряется до предела, зрачки расширяются, так что текут слезы. Наружу вырывается все накопленное зло. Изнутри распирает жуткая злоба, безумное раздражение, так что скрепят зубы, до предела сжимаются кулаки. Все тело трясет. В эти секунды он просто воплощение безумия. Вся ненависть, гнев, все, что можно отнести к человеческому злу, все что дремало и копилось все это время, в абсолютных и идеальных формах, все разом выливается наружу. Открывая глаза, он кричит как безумный зверь и рвется, но зажавшие его со всех сторон мягкие подушки карцера не дают ему дернуться. Взрыв безумия он переживает лишенный возможности двигаться, все, что он может так это кричать, вопить как безумец. Он помнит все, личную жизнь, все сказанные фразы, все мысли, что вились в голове до этого. Он полностью является собой. Но только теперь в нем нет ничего кроме зла. Глаза те же, но внутри он теперь чудовище, которое наполняет лишь пустота требующая заполнить себя насилием. В первые секунды погружения в глубины своего человеческого безумия он готов уничтожить все живое. Если бы не стенки карцера он бы раздавил череп, переломал все кости первому, кто попался бы ему на пути, расшибая голову в кровь, бился бы ей о стену, скакал и прыгал бы как взбесившаяся обезьяна. Вспенившаяся из глубин души мерзость, похоть, жуткие желания парализуют сознание. 'Освободите меня! Освободите меня!' — пытаясь вырваться из плена карцера, не своим жутким сиплым сорванным от крика голосом, срывающимся на хрип, он кричит как сумасшедший.
Обездвиженный, обезумевший как дикий зверь он пытается вырваться, ничего не получается и поэтому он вопит как безумец. Но его дикие крики в глухом узком звукоизолирующем карцере не слышит никто кроме него. Не в силах вырваться в приступе своего безумия, брызгая слюной, он начинает сыпать матами на весь этот мир, проклинает и обзывает все, что в жизни было ему дорого. Непристойными ругательствами он обсыпает свою армию, все министерство обороны, заковавшее его в этот жуткий карцер, разумеется, проклинает свою жизнь. Дальше начинается просто бред, вслух он несет всякую ерунду, порой срываясь криком.
Зажатый мягкими раздувшимися стенками карцера, обвившими его полностью, выбиваясь из сил в попытках вырваться из этого стального кокона, от перенапряжения он теряет сознание, проваливается в свои кошмары. Крики и мольба прекратить остановиться пощадить раздаются женским голосом в его голове. И это пробуждает в нем жажду, желание грубо жестоко насытится чем-то прекрасным. Старый полуразложившийся труп в лесу туманным утром. Изо рта трупа вылезает какой-то мерзкий черный жук, и в своем безумии он находит это интересным. Тело мертвого человека ночью в переулке одного из людских городов на диком юге. На животе этого человека ножом вырезан символ Армидеи — птица Аламфис облаченная в круг. Раздается безумный смех доктора Росс, все заволакивает темнота и вот он стоит на коленях перед ней где-то в дебрях Мерзлого леса окруженный разрубленными телами волков. 'Вы стопроцентный псих, мистер Джейсон!' — она смеется над ним, пока он покорно стоит на коленях. Реактивная фаза у него проходит минут через двадцать. Начинается постепенное привыкание. Пульс начинает восстанавливаться, после истошных диких воплей тяжелое дыхание сопровождается хрипом. Придя в себя, он беспомощно обмякает в мягких и прочных объятиях карцера. Внезапно ему становится смешно, он заливается смехом как сумасшедший. Дверь его карцера, наконец, открывается.
— Ну и кто ты? — приоткрыв дверь карцера, с улыбкой спрашивает сержант вооруженный резиновой палкой.
— Кусок моральных испражнений! — изнутри с ненавистью хрипит зажатый в белых мягких раздувшихся подушках Джейсон.
— Раз разговаривает, то значит 'дошел', — снаружи слышится грубый мужской голос.
— Обожаю этот момент! — нажав на кнопку начав спускать белые, зажавшие Джейсона стенки карцера, смеется сержант. — Один мне ответил: 'Я, говорит, пустота, в которой нет ничего кроме жажды'! — сержант, освобождая Джейсона, говорит своему напарнику, который стоит рядом. Они оба находят происходящее смешным.
Джейсона вытаскивают из карцера, заковывают в наручники. Он смотрит на мир уже иными глазами, как говорят 'его глаза теперь широко открыты'. Теперь он видит мир во всех красках. Подгоняя резиновой палкой, его заталкивают в строй к остальным меченым. Пока остальные безумцы, еще сидящие в карцерах, не придут в себя, Джейсона и других меченых никто не отпустит из этого темного подвала. Если прислушаться, то можно услышать отголоски воплей нескольких десятков безумцев сидящих в карцерах, просачивающиеся через систему воздуховода. Еще далеко не все друзья Джейсона по несчастью пришли в себя. Джейсон и другие безумцы стоят строем у выхода из этого темного подвала, ожидая остальных своих сходящих с ума в карцерах коллег. 'Приятно снова стать собой', — хрипит какое-то чудовище рядом с Джейсоном. 'Я снова слышу их. Только здесь они говорят со мной', — глядя куда-то в потолок хрипит другое чудовище. 'Нет! Нет, я не хочу снова!' — со слезами кто-то впереди молит свое безумие о пощаде. Безумие будто зараза проникает в сознание. Джейсон, окруженный малдурумными психопатами, сливается с пронизанной безумием атмосферой. В строю среди сумасшедших звуки в его голове затихают. Каким-то гулом в ушах, усиливающимся с каждой секундой надвигается что-то жуткое. Глаза закрываются в предвкушении чего-то отвратительного, но неизбежного. В голове слышится смех доктора Росс, это приближается. Его разум проваливается в больные грезы, принесенные освободившимся в душе злом.
— Ваша жизнь разрушена. Вам никогда не быть таким как все. Это они обрекли вас на это, не оставив выбора. Вам никуда от этого не деться. Мистер Джейсон, так зачем от этого бежать? Ничто не спасет вас от вашего безумия. Вы неизбежно, как и прежде окажитесь в наших объятиях. Так просто расслабьтесь, дайте себе, наконец, полную свободу. Это они обрекают вас на мучения, мы же просто пытаемся спасти вашу душу, облегчить бессмысленные муки. Вы буквально заперты здесь. Так вздохните свободно, все отпустите и посмотрите на мир во всех красках, — в темноте сознания голос доктора Росс звучит в его голове.
Открыв глаза, он увидел свою доктора Росс воочию. Облаченная в черное, беловолосая артэонка воплощающая в себе образ его безумия, смотрит на него с улыбкой. Сейчас он с ней полностью согласен. Глядя на нее он видит свободу, манящую свободу от всего. Все тяжелое, все метания позади, теперь он за гранью морали, добра и зла. Действительно, она права, он жертва своего же безумия. Если этот мир не дает ему возможности жить нормально, быть обычным артэоном, наоборот, быть чудовищем это социально полезная функция, возложенная на него обществом, то чего общество от него требует. Значит, он может позволить себе расслабиться, стать в своем безумии тем, что он есть, ведь такого от него хочет этот мир. Что-то темное, что с момента погружения в безумие чем-то посторонним ощущалось в душе, сливается с ним воедино полностью, сердце замирает, внутри остается только холодная пустота. Происходит полное разрушение личности, он становится чем-то иным. Его глазами на мир теперь смотрит хладнокровное пустое чудовище, для которого нет ничего прекрасного. 'Все мы сегодня получим свободу. Все мы сегодня умрем!' — пугая стоящего рядом сослуживца, глядя в стену с безумной радостью кричит Джейсон. Его сознание сменилось, безумие, получив власть, уже вырабатывает кошмарные мысли в его голове. Если до этого он смотрел на ожидающую битву как на нечто ужасное, от происходящего чувствовал себя загнанным в угол, переживал и по ночам не мог уснуть. То теперь предстоящая схватка с чудовищами кажется ему развлечением, возможностью выплеснуть все, что накопилось внутри. Теперь он этой битвы жаждет. Отсутствие всяких страхов — единственный плюс этого состояния (в случае с Джейсоном). В его душу приходит какое-то темное спокойствие, он улыбается своему доктору Росс в ответ.
— И не останется в грядущей Тьме ничего от былой жизни. Все станет прахом. Грядет великая битва, в которой отдать жизнь это честь. Так чем не повод, наконец, все решить для себя? Прекратить эти метания. От Малдурума вам никогда не спастись мистер Джейсон. Так сколько можно бегать? Вы чудовище мистер Джейсон, только здесь вы настоящий. Сливаясь со своим безумием, здесь вы чувствуйте покой, а там всегда живете в страхе, боитесь сорваться. Только здесь вы оживаете, ваши глаза открываются полностью. Все что осталось там это полу жизнь, неполноценное существование, лишенное части вашей сущности. Только здесь вы полностью становитесь собой. Хватит тщетно цепляться за ту якобы настоящую жизнь, это бессмысленные мучения они ни к чему не приведут. Чтобы вы там себе не выдумывали, вы неизбежно окажитесь здесь, и ничто вас не спасет, чуда не будет. Так дайте же себе свободу, прекратите себя мучить. Ведь это часть вас, это и есть вы. Станьте, наконец, собой здесь, раз там у вас это не получается. Признайте, кто вы есть и отдайтесь разрушению. Ведь вы же стопроцентный псих! — загнанный на второй план разум заволоченный безумием говорит с ним в облике доктора Росс.
От распирающего изнутри желания какого-то действия, снимая перчатку, он ударяет кулаком о стену. Местами от удара кожа на кулаке лопается, он с интересом наблюдает, как проступает голубая кровь. Он чувствует силу, невероятную мощь и еще спокойствие, здесь внутри его ничего не тревожит, здесь он точно знает, что он такое. Во всяком случае, хуже уже не будет. И уже не страшно, нет ужаса, поскольку нет той слабости, тех эмоций, что делали живым. Все что делало живым накрыто слоем мерзости, теперь уже не ощущается, не мешает, будто этого и не было. Все страшное позади, теперь он снова в царстве Малдурума, за гранью морали, в объятиях надвигающейся полной от всего свободы. И есть оправдание: ни он себя на это обрек, у него не было выбора. Он снова закрывает глаза уже по-новому себя ощущая, погружается в глубины своей новой сущности в поисках новых ощущений. От воспоминаний нежности тошнит и хочется плеваться. Сильнее ощущается та сила, что клокочет внутри, безумная мощь, которая рвется наружу, и для этой силы все прекрасное есть жуткая отвратительная мерзость. Открывая глаза, он ощущает себя будто в невесомости, вот она полная свобода за гранью разумного и ничего уже не имеет значения. Вдох полной грудью, на лице появляется безумная улыбка. Он всецело растворяется в объятиях Малдурума.
— Да я псих! И ничто меня не спасет! — глядя в стену признается он себе с улыбкой.
— Ты прав брат, все мы умрем сегодня, — гремя цепями от наручников, прохрипело стоящее рядом очередное малдурумное чудовище, которое когда-то тоже было артэоном. — Для нас как для диких псов, смерть все равно, что усыпление — единственное спасение от безумия. Так что в задницу все. Перед лицом смерти можно просто расслабиться и остаться чудовищем до конца. Никаких переживаний потом уже не будет.
— Выпустите меня! — у кого-то впереди строя, в Малдуруме сдали нервы. Сержант с резиновой палкой быстро его закованного в наручники успокоил, остальные малдурумные чудовища нашли эти крики боли и слезы от безумия смешными. Джейсон происходящим начинает наслаждаться.
Вот спустя несколько часов освободившись от наручников и плена того темного подвала стены которого казалось, были пропитаны безумием, Джейсон в составе роты сидит в столовой за большим столом. Это последний прием пищи, необходимая имитация жизни, чтобы хоть немного походить на людей, не растерять в себе человечность. В условиях Малдурума особенно важно почувствовать себя живым, насладившись пищей ощутить в себе человека, почувствовать хоть что-нибудь, хоть немного успокоить перегруженные нервы. Никаких блюд по желанию Джейсон заказывать не стал, перед ним стандартная порция: картофельное пюре, жареная рыба, какой-то салат. К пище он не прикасается, смотрит на нее отстраненно, остальные вокруг тяжело дыша после погружения в безумие вроде едят. Он чувствует на себе взгляд сержанта Раймса сидящего дальше за столом, но ему сейчас не до этого. Для Джейсона сейчас наступает самое трудное. Первые пары безумия выветриваются, пульс выравнивается, нормально задышав, он относительно приходит в себя, мысли снова начинают свободно виться в голове и он естественно сталкивается с неизбежным. Что-то разумное, что было до этого подавлено как обычно восстает в его душе, не давая спокойно остаться чудовищем. В нем возникает внутренний конфликт, пока его сердце вроде бьется ровно, он снова пытается своему безумию противостоять, грубо говоря, не выходя из Малдурума, пытается установить над собой разумный контроль, что невозможно для него. Он будто пытается по осколкам воедино собрать разломанную на две части жизнь, в своем безумии напоминая себе, что в действительности он артэон по имени Джейсон. Прокручивая все свое существование у себя в голове, теперь не боясь ничего, он ищет что-то прекрасное, за что можно зацепиться, что способно заставить теплые эмоции зашевелиться внутри него. И как обычно приходит к тому, что ее образ встает перед глазами. Он пытается глядя на все по-новому все по-новому осмыслить, все как-то иначе понять, найти какое-то равновесие между безумием и артэонской сущностью, равновесие так необходимое для покоя на измученной душе. Просто так дать себе остаться чудовищем он не может, и сейчас в минуты затишья, пока в его душе засияло что-то теплое, он пытается за это как за спасительный свет ухватиться.
Они с Кристиной стоят на вершине одной из башен в центре Армидеи. Темная ночь, дует мягкий ветер. В ту ночь больше года назад ближняя галактика Кратон-2 украшающая ночное небо раскинулась прямо над головами. То же самое небесное явление будет украшать небеса и сегодня, в ночь грядущей битвы, быть может, поэтому из всех подобных моментов своего счастья он вспомнил именно этот. В ту тихую далекую ночь, когда они были вдвоем, улицы внизу сияли светом фонарей. 'Всегда помни. Только здесь. Здесь со мной ты настоящий, — сжимаемая в его объятиях в ту ночь Кристина говорила ему глядя в глаза. — Знаю это невозможно. И вновь оказавшись там, ты снова станешь чудовищем. По-другому никак. И это глупо, но... может это произойдет как чудо. Любовь безотказно разрушает чары Тьмы. Этот вечер, я, наша любовь и счастье, пусть все это отразится в тебе и останется с тобою там. Быть может, эти воспоминания сумеют пробудить в тебе любовь, и там ты поймешь, что не одинок. Зло вытесненное светом любви отступит, перестанет мучить твою душу. Ты сумеешь удержаться от полного падения во Тьму', — прижимаясь к нему, своим милым приятным голосом в момент нежности сказала она. Так было раньше, еще в самом начале, когда Кристина еще плохо понимала природу безумия Джейсона, не понимала, отчего ему так тяжело. Тогда она мечтала и нередко говорила о чуде, которое может их обоих от его безумия спасти. И Джейсон полностью ей подвластный тоже в это чудо верил.
— Считаешь что во мне там, это Тьма? — спросил он у нее тогда, в ту ночь больше года назад.
— Тьма, зло это все одно и то же.
И вот сейчас он четко это помнит, он даже помнит эмоции, что согревали в тот момент. Но сейчас погруженный в безумие он как посторонний зритель, для него это просто кадры, что мелькают на экране где-то в стороне. Он пытается бороться, но не понимает, как и с чем. Закрывая глаза, он вспоминает этот момент, прокручивает ее слова, но эмоций нет. Он надеется на чудо, на эту чертову силу любви способную безотказно подавить Тьму, то самое чудо, о котором она ему не раз говорила. Но чудесное спасение не приходит, чуда не происходит. Находясь в безумии, он перед своим злом бессилен, он не может ничего изменить. Он прекрасно понимает, что в грядущей бойне его безумие точно утащит его в могилу, он пытается его как-то унять, но неизбежно понимает, что унимать нечего. Внутри только пустота. Пытаясь вспомнить тепло и нежность любимой, он наоборот только ярче ощущает эту самую холодную внутреннюю пустоту. Это сразу отдаляет его от себя истинного, наглядно дает понять кто он сейчас. Смотря на мир своими артэонскими глазами, он всегда клянется себе, что будет помнить, что силой заставит себя осознать ее ценность в безумии Малдурума, спасет себя от погибели. Но оказываясь здесь не чувствует ничего кроме пустоты и рвущейся изнутри свободы с оттенком безумия, которая ускоряющимся биением сердца пробуждается в ответ на попытки ощутить, вспомнить что-то прекрасное. Оставленные ее любовью чары, дарующие надежду на спасение, выветриваются из сознания, он остается один в объятиях безумия. Будто в жизни не было ничего кроме Малдурума.
Внутри вновь отстраненно начинает ощущаться какая-то мерзость, она снова обволакивает, будто давая понять, что спасения нет. Осталось только все отпустить и в этой мерзости раствориться. В конце концов, действительно от этого кошмара ему никуда не деться и не спастись, и он в нем один. Действительно нужно все просто отпустить и если он движимый безумием умрет в грядущей бойне стоя в первых ее рядах, значит, так тому и быть. Ненависть к тварям, которые его на это обрекли, сменяется ненавистью ко всему миру и себе. Его руки начинают трястись, он хватается за край стола, будто пытаясь удержаться, боясь самого себя. Безумие вскипает внутри. Он в шаге от того чтобы схватить тарелку с едой и разбить ее ко всем чертям, закричать, выпустить безумие. Чтобы этого не допустить он вынужден прекратить копания в себе, отпустить все эти попытки спасения. Внутренне замолкая, больше не смея своему безумию сопротивляться, он совсем смиряется, все пуская на самотек. Тяжелый вздох. И вот клокочущее безумие отступает, пульс снова выравнивается, внутри все замирает будто не живое. Внутри него все снова заполняет холодная пустота и с ней он как обычно остается.
Опираясь на посох, хромая на одну ногу в Армидею вернулся маг Крегер. Он долго бродил по пустынным улицам города в поисках сына. Они встретились в столовой одной из казарм, в который довольный жизнью Тард пил кофе. На столе перед ним лежали альбомные листы и цветные карандаши.
— Почему чудовище все еще не уничтожено?! — скрывая улыбку, с порога Крегер крикнул сыну.
— И я тоже рад тебя видеть старый ты... нехороший человек.
Крегер присел к нему за стол, Тард налил ему кофе.
— Чем занимаешься?
— Готовлюсь к схватке с монстром, — сказал Тард, показав свои рисунки Крегеру.
— Молодец! — искренне обрадовался отец, посмотрев зарисовки Тарда. — Только ничего что ледяным доспехом ты должен был овладеть давным-давно!
— Не можешь просто похвалить меня, даже когда я по-настоящему молодец?
— Не за что тебя хвалить. Ты должен был овладеть этим заклинанием давным-давно.
— Кстати где тебя носило?
— Да Дух докопался. Попросил помощи. Нужно было помочь командующему Кэлосу подобрать его сопли.
— Командующий Кэлос! Где он?
— Тихо ты! Не кричи, а то кто-нибудь услышит. Все с ним нормально. Скоро он вернется. Они с Духом там приготовили целое шоу. Короче Кэлос возвращается. Дух поможет армидейцам. У нас есть надежда на победу, — сначала вроде улыбнулся Крегер, затем посмотрев на черный кофе в кружке помрачнел. — Прости Тард.
— Чего?! — всерьез удивился Тард.
— Прости, что втянул тебя во все это. Вся эта битва, орда оборотней это бред какой-то. Отчего все стало так сложно? Я думал, что это будет просто схватка с очередным чудищем. Не более чем очередной твой подвиг. Если бы я знал, что все будет так, что все зайдет так далеко я бы оставил тебя в Кефалии.
— Ты что шутишь? — улыбнулся Тард. — Отец, ты подарил мне возможность реализовать свою мечту. Меня как выдающегося героя, — рассмешил он отца, — назначили командующим обороной. И это... Это то о чем я всю жизнь мечтал. Будет битва, которой этот мир еще не видел. Или не видел очень давно. Намечается что-то крупное, и я на гребне волны этих событий. Мое имя впишут в историю. Обществу я запомнюсь как странствующий герой Тардес Кефалийский благодаря своим умениям и качествам удостоившийся права командовать обороной Армидеи. Вопреки тому, что я не армидеец и не армидейский генерал. Вот как я хорош!
— Уродец! — попивая кофе, глядя на довольного сына смеялся Крегер.
— В любом случае даже если я и проигнорировал бы Армидейский Кризис. Гулял бы, отдыхал с девчонками. Морально разлагался. Сейчас когда ситуация так усложнилась и угроза нависла не только над Армидеей но и над всей нашей Арвладой я в любом случае пришел бы сюда. Дать каким-то тварям уничтожить родную для меня Армидею, я бы не смог. Ну ладно, — Тард не выдержал под смеющимся взглядом отца. — Даже если бы лень во мне победила, и я забил бы на Армидею полностью, сейчас меня бы мобилизовали в приказном порядке и в любом случае призвали сюда. Никуда бы я от этого не делся. Так что ты ни в чем не виноват.
— Я бы нашел способ не допустить твоего участия.
— Эта битва, эта ночь... я знаю, это будет что-то ужасное. Но для меня, как бы глупо это не звучало, надвигающийся ужас это возможность реализовать себя. То о чем я мечтал. Ради такого и умереть не жалко.
— Это будет не битва, а попытка выжить, устоять. Не дать орде тварей уничтожить себя. Для нас — мясорубка. Многие погибнут, если не все. Возможно, Армидея будет полностью разрушена. Если ты... Если с тобой что-то случится Тард, я все потеряю...
— Успокойся, все будет нормально.
— Может, свалим отсюда, прямо сейчас?! А?
— Ты что отец! — допив кофе, встал из-за стола Тард. — Я же ведь буду командовать обороной Армидеи. ОБОРОНОЙ АРМИДЕИ. Обороной Армиде-и! Я-то буду командовать обороной Армиде-и! Обороной Армиде-и! — пританцовывая начал довольно напревать он.
— За что мне достался такой дебил? — глядя на кривляния сына спрашивал себя Крегер.
— А где же наш великан? — на радости с улыбкой спросил Тард. Крегер как виноватый хулиган, припертый к стенке, опустил взгляд, потер лоб рукой. Улыбка мгновенно сошла с лица Тарда. — Как ты мог отпустить его? — вновь шокированный безрассудством отца Тард потерянно замер. 'Ну как так?! Ну как можно быть таким раздолбаем?!' — этим вопросом в его душе заклокотало чудовищное возмущение.
— Дай мне объяснить...
День, предшествующий битве, перевалил за половину. По данным разведки армия оборотней уже на территории Аламфисова леса, однако, нападать они не собираются, вероятно, ждут темноты. Ночь будет жаркой. Всех солдат вывели на плацы, все подразделения построились в боевом порядке. Защитники города приготовились слушать последний инструктаж, последнее напутствие перед битвой. Погруженные в Малдурум чудовища с бешенством в глазах щурились на солнце. Джейсон закрыл лицо забралом. На Площади Военной Славы перед центральным штабом военного командования выстроились все генералы, командиры всех союзников пришедших помочь в обороне, просто выдающиеся боевые офицеры, роты почетного караула. Все приготовились слушать последнее напутствие из уст командующего обороной, в роли которого выступал Тард. Готовясь к выступлению, он отполировал свою броню до блеска, идеально подогнал все снаряжение, сделал все, чтобы выглядеть безупречно. Он долго крутился перед зеркалом, пока отец его не обсмеял.
— Вот и наступил решающий для всех для нас день, — с крыльца центрального штаба на котором была установлена небольшая сцена, Тард обращался к будущим защитникам, выстроившимся перед ним на Площади Военной Славы. За его спиной стоят Касмий, Персил. По краю маленькой сцены, с которой он выступал, были прикреплены аппараты похожие на трубы патефона, его голос транслировался для тысяч солдат выстроившихся на плацах на всей территории армидейских гарнизонов. От начала речи чуть ли не в каждом строю на всей территории гарнизонов стали проскакивать смешки, рядовые повсеместно улыбались, да и сам Тард относился с иронией к написанному для него тексту. Это как исполнить роль в театре, все, что от него требовалось это просто произнести заученный текст с серьезной рожей. Маг летописец прятался сбоку за колонной крыльца, от его пристального взгляда Тарду становилось только смешнее. Крегер, потягивая трубку, глядел на все происходящее в окно одного из кабинетов на втором этаже здания штаба.
— Скрывать не стану ситуация тяжелая. Люди, дикие твари которых мы так долго сгнаивали за периметром, весь дикий юг сегодня ордой черных волков идет к нам. Что же, похоже, люди, наконец, приобрели свое истинное обличие, — пошутив он, сделал паузу, дав разделившим юмор солдатам просмеяться. Фанатики неважно офицеры или рядовые, с лицами, раскрашенными боевым окрасом стояли в строю по стойке смирно в такой день не смея шевельнуться. — Раньше они были волками, которые пытались жить разумно. Сегодня они стали волками окончательно, перестали метаться, наконец, избрали для себя одну из своих внутренних противоборствующих сущностей. Их миллионы. Люди Ворона не дадут соврать. Их просто нескончаемая черная река. На каждого стоящего в строю солдата их десятки. Все это так долго копившееся на юге зло одной ордой идет к нашим стенам. Будет битва. Вернее грядущее сложно будет назвать битвой, это будет скорее сопротивление уничтожению. Большинство, если не все кто сегодня стоят в строю уже мертвы. Сегодня ночью... почти все мы умрем. Раз уж все мы со стопроцентной гарантией мертвы, то самое время немного пофилософствовать о жизни которую мы оставляем. Согласны?!
Что такое родина? Страна, земля, где стоит наш дом, дополнительно ассоциируемая с лицом матери, любимой девушки, вся наша привычная жизнь, что так нам дорога. Родина это все-то из нашей жизни, что мы обязаны защищать и защищая умереть, если потребуется. С этим никто не спорит, но это определение чересчур раздуто. Так как же емко, кратко определить родину? Семья, дом, родной город, общество — как это все назвать одним словом? Система. Так ведь? Взрастившая нас система частью, которой мы являемся. И в этой системе у каждого есть свое место, у каждого есть долг, социальная функция, отведенная в жизни. Все мы здесь солдаты, неважно профессиональные или нет, проливали ли вы кровь на диком юге или еще вчера охотились в тихих северных лесах, оказались ли вы здесь по желанию или по сроку. Все мы солдаты, задача возложенная родиной на нас сегодня это защитить ее любой ценой, умереть во имя ее защиты. Иначе мы просто бессмысленное стадо.
Теперь давайте заострим внимание на качестве взрастившей нас системы. Все в этом мире говорят, что у них есть родина. Все дикари на юге, неважно из какой бы жуткой дыры они не вылезли, считают, что у них есть родина. Но что хорошего можно сказать о родине этих дикарей? Все мы знаем о том, как утроена жизнь людей на юге. Их общества кошмарны. Рабство, голод, нищета, войны, болезни, самое главное — наплевательское друг к другу отношение. Человеку в ужасе и сложности жизни на юге нет дела до другого человека, там все стараются просто выжить. И вот такие вот жестокие общества, не давшие им ничего, они зовут своей родиной? Теперь что есть родина для нас для артэонов? Тихий спокойный никому не приносящий вреда мир под Светом Духа. Здесь все пронизано любовью, в потоках которой все просто мирно существует. Вы понимаете, вы чувствуете наше преимущество над тварями юга?! Наша родина она ласкова как мать, добра, нежна, невинна и чиста. Ей не страшно быть благодарными. Без сомнений, наша родина воплощает в себе идеал. Да плевать! — начал вживаться в образ Тард. — Только у нас в этом жутком мирке есть родина истинная, настоящая которая достойна того чтобы ее любить, которой мы без сомнения благодарны. И за такую ласковую и нежную истинную родину не страшно отдать жизнь. Наша прекрасная светлая родина, подарившая нам любовь — это наша привилегия, оказанная нам судьбой честь. Не всем в этом мире посчастливилось как нам. И в этот час мы должны сделать все, чтобы защитить ее от зла!
Из каждого строя на каждом плацу на территории гарнизонов уже раздаются восторженные вопли, крики вроде: 'Да!'. Солдаты постепенно разогреваются.
— Обращаясь к союзникам стоящим в строю, — продолжал Тард, — воинам пришедшим поддержать нас в этот тяжелый час, — он видит в строю перед собой вождей Колтов, Людей Ворона, других артэонов из Срединных Земель, облаченных в броню СБК. — Очевидно, что уничтожив Армидею, армия жутких тварей не остановится. Они двинутся дальше, весь наш родной север окажется под их ударом. Здесь и сейчас вы защищаете не Армидею, а свой дом, который за Армидеей стоит. Как и положено, в тяжелый час мы собираемся всеми силами, чтобы отразить общую беду. И говоря, родина я имею в виду вовсе не Армидею, ведь я сам не отсюда. Я имею в виду всю нашу Арвладу, весь наш родной север. Все мы сегодня встанем на защиту родины! — как обычно под конец он повышал тон, делая акцент на последних словах. В строю все союзники согласно кивают, уделенное им внимание не было напрасным.
— Нас ожидает мясорубка, выжить в которой будет сложно. Для большинства из нас этот день последний в жизни. Все мы солдаты и пришло время отдать родине положенный долг. Никуда нам от этого не деться. И сегодня, сейчас все мы имеем право на свою жизнь оглянуться, посмотреть на нее как на уже пройденный путь, задуматься над ошибками, попытаться отыскать в ней смысл, — все больше вживаясь в шкуру командира, забываясь, Тард, стал расхаживать по сцене. — В чем смысл жизни — извечный вопрос? Некоторые проживают полные, длинные, но скучные и серые жизни. Некоторые живут ярко и быстро выгорают. В чем смысл этих жизней, я не знаю. Но я знаю, в чем смысл жизни солдата — защищать родину и умереть, выполняя задачу до конца. У нас все проще, чем у остальных. В жизни каждого кто по-настоящему живет, наступает момент определяющий смысл жизни, тревожный и волнительный триумф. Мгновение, когда реализуется мечта, достигается задача, путь к которой был смыслом жизни. Тот самый долгожданный момент, к которому человек идет долгие годы, а может и всю жизнь. Для музыканта это громкий, яркий концерт сделавший его знаменитым. Для художника первая полноценная выставка его работ. Но для многих, для тех, кто просто существуют, проживают свои серые, длинные бессмысленные жизни, такой волнительный момент, триумф, оправдывающий все существование, может так и не наступить. А мы солдаты, те, кто в тяжелый час оказались на линии фронта. У нас все проще. Нам убийцам, которых система взрастила, чтобы бросить в пекло ради собственного выживания, нам момент триумфа, мгновение, что определяет смысл всей жизни, может даровать только война. Грандиозная великая эпохальная битва, которую будут вспоминать долго, участие в которой — честь. Грядущая битва, я обещаю, дарует каждому из нас возможность момента жизненного триумфа. Грядущая битва для многих станет логическим исполненным смыслом финалом, прекрасным завершением жизненного пути. Это будут мгновения жизни, когда мы сможем показать все, что умеем, чему научились, возможность что-то доказать себе, реализовать себя с пользой, приблизив нашу общую победу. Ведь в ужасе, который начнется этой ночью, только она — наша общая победа будет единственным, что останется важным в наших жизнях.
К нам движется чистое зло, наш враг сегодня — кошмарные твари, порождения Тьмы которые пришли уничтожить все живое. Грядущая битва не потребует от нас убийства детей на далеком диком юге, не обяжет к бессмысленному вторжению в дикое слабое заранее проигрывающее общество. Это будет честное сражение. Впервые за долгое время мы просто защищаем родину. Это будет битва, в которой за нами правда, битва, умереть в которой это привилегия! Множество благородных воинов предшествующих нам мечтали об этом часе, мечтали о битве, которая выпала сегодня нам, но недожили. Мы все кто стоят в строю сегодня должны не подвести их. Считайте мы счастливчики, судьба наградила нас привилегией — возможностью умереть, защищая родину от зла.
Победить в грядущей битве мы можем только чудом ну или при помощи СБК. Только если разум восторжествует над мерзостью и низостью, и СБК придут на помощь к нам сегодня ночью, мы дадим отпор Тьме без проблем. Мы победим. Но наши белокаменные друзья молчат. И у меня такое чувство, что они нам не помогут. В этой битве мы одни перед наступающей Тьмой. Поэтому... Все мы уже мертвы. И тут нет ничего страшного. Ведь можно сказать: все мы мертвы в независимости от того как долго продляться наши жизни. Наша жизнь отмерена временем, конец — ее неотъемлемая часть, просто у нас он наступит сегодня. У многих из нас. Смиритесь с этим воины, следующего рассвета почти все мы не увидим. Осознайте это всецело, — он выдержал паузу. — И надвигающийся нежеланный ужас, при всей своей ужасности — это триумф наших жизней, единственная в наших судьбах возможность наполнить себя смыслом. Все что делает вас живыми, ваша семья, дом, счастье, все, что у вас есть в этой жизни, сейчас все это осталось где-то там вдалеке. Весь знакомый вам яркий и солнечный мир остался за стенами Армидеи, сейчас все заволакивает Тьма. Ваши жизни подходят к финалу. И уже бессмысленно печалиться о чем-либо, остается только то, что здесь и сейчас. Умереть, сражаясь в битве — значит всецело, полностью прожить последние мгновения жизни. В нашей странной жизни, которая неизбежно закончится, смерть на поле битвы выглядит куда более привлекательной, чем слепая, долгая мука в объятиях старости.
Многие из нас стоящих здесь живут последний день. И все, что остается нам в этой безысходности так это постараться прожить последние мгновения с пользой. Наш враг он превышает числом и он ужасен. И силы кажутся полностью неравными. Кажется, нам не устоять, никакой победы в этой битве быть не может, но это просто страх. Абсолютно бессмысленный страх, если учесть что большинство из нас уже мертвы. Победа Армидеи, судьба Арвлады все это слишком сложно и это не ваше дело солдаты. Вся война в целом сводится к отдельным эпизодам, победы в которых определяются вашей стойкостью и храбростью. Ваша задача победить не в войне в целом, а выиграть свое маленькое сражение. Не думайте, победим мы или нет, выстоит Армидея или нет. Отчистите голову от этих мыслей, не заботьтесь ни о чем. Думайте только о том, как прожить свои последние секунды с максимальной пользой. Это все что вы можете в этот тяжелый час. И если каждый здесь стоящий солдат проживет последние секунды с максимальной пользой — система в целом устроит. Мы победим. Погибнув, все мы станем частью общей победы, которую за нас отпразднуют потомки, за которую нас будут помнить.
Лично я для себя все решил. Да я понимаю что, как и многие в этом строю являюсь воином, пришедшим со стороны. Но для меня теперь это личная война, в которой важное это не победа в целом, а последние секунды исполненные смыслом. И я настроен, сегодня выполнить свой долг до конца, — Тард замолчал, раздались аплодисменты. Аплодировали не только слушавшие Тарда напрямую, также все защитники города, выстроившиеся на плацах на территории своих войсковых частей, остались довольны речью. Повсюду в гарнизонах под аплодисменты слышались крики: 'За Армидею!' 'До конца!'. Тард восстанавливая дыхание, чувствовал себя как очередная знаменитость после удачного концерта. На душе было весело и легко, в таком состоянии он и вправду мог бы запросто умереть за Армидею.
Тард отошел в сторону, его место занял генерал Персил.
— Конечно большое спасибо нашему командующему, — выйдя на маленькую сцену, взял свое слово генерал Персил. — Но не я писал ему текст, а кое-кто другой, — он искоса посмотрел на Касмия. — Со мной этот текст никто не согласовывал, так что я от себя добавлю кое-что. Я понимаю, задачей командования, во всяком случае того кто писал Тарду текст, было задать вам будущим защитникам стимул для предстоящей битвы, но мне бы хотелось напомнить о главном. Битва будет не на жизнь, а насмерть, то есть апокалиптической, ни капитуляции, ни возможности договориться, не выстоим — умрем. Мне хотелось бы напомнить всем про одну инструкцию, регламентирующую нашу оборону. Она лишь обязательна к ознакомлению, то есть не заучивается наизусть, поэтому большинство из тех, кто стоит в строю ее уже не помнит. Или вообще не знает, что она существует. 'При обороне города, в случае если общие потери личного состава превышают девяносто восемь процентов, оборона фактически признается проваленной, город уничтоженным. Это при условии, если численность врага к этому моменту еще продолжает оставаться на опасном уровне'. Если от нас от защитников города останется менее двух процентов, то Дух имеет право поднять на коллективное обсуждение вопрос об общей самоликвидации или же единолично принять такое решение. Все граждане Армидеи спящие в акрополе самоотключатся, погибнут, станут кусками льда. Дух запустит механизм полной ликвидации и всему конец. Я согласен с нашим командующим, что биться нужно до конца, но и про выживание забывать не надо. Если мы действительно сегодня все умрем, то умрет и город, который мы защищаем. Так что держите эту мысль в голове. Не забывайте: всех тяжелораненых тащим к Цитадели, если сами получили ранение, то сразу ищите медика. Я не говорю вам следить друг за другом и смотреть, как бы кого не ранили. Нет. Все равно когда начнется бой все пойдет к черту. Но если вам под ноги упал поврежденный сослуживец, то окажите ему помощь. Если не можете сделать этого сами, то схватите его и тащите к медикам, несите его до госпиталя, если потребуется. В этом нет ничего зазорного. Вы не покидаете место битвы, не бросаете бьющихся товарищей, прикрываясь помощью раненому. Наоборот вы делаете, что должны: помогаете раненному товарищу, помогаете нам победить.
Персил уступил слово Касмию.
— Ну, все в принципе сказано. Может, у кого есть еще что добавить. Может кто-то из союзников хочет высказаться? — спросил Касмий. В ответ тишина. Хватило пафосных речей — едва успел подумать Касмий. Неожиданно ворота в стене отделяющей Площадь Военной Славы от остальной территории гарнизонов резко отворились и с грохотом ударились о стены. Учитывая размер ворот — не каждый смертный смог бы их так лихо распахнуть. Грохотом ворот, заострив на себе всеобщее внимание, между рядами солдат по площади шагал командующий Кэлос. Заточенный в сталь, подобный машине, с шипением втягивая кислород, с Мечом Света в руке он двигался к сцене. Армидейские военнослужащие, увидев своего лидера, воспарили духом. Все, и рядовые, и генералы не раз пожали бы ему руку, если бы не стояли в строю, в котором нельзя было шевелиться без команды.
Поднявшись на сцену топая железом, он, пристально осмотрев двух своих коллег Касмия и Персила, особо задержал взгляд на Тарде, которому из-за появления истинного командующего стало немного не по себе. Лицо Кэлоса было укрыто под железной маской, поэтому было невозможно сделать вывод о его эмоциях, понять чего он хочет.
— Солдаты, вы уже многое слышали, — выйдя на сцену, с ходу взял слово Кэлос. — В общем, битва будет жаркой, это я вам обещаю. Не щадите жизней, но и тратьте их с умом. Вопреки всему сказанному хочу уведомить, что выстоять в грядущей бойне мы сможем без проблем. Ведь этой ночью Дух будет с нами! — после этих слов небо озарила вспышка. Яркой молнией, ударив в тело Кэлоса с небес, в него вселился Дух. На глазах солдат разыгрывалось заранее спланированное шоу, все только чтобы их удивить, немного успокоить и вдохновить. — В этой битве я с вами дети Арвлады. В этот темный час я прощу вашим правителям все грехи и буду вместе с каждым из вас, — голос Духа, раздающийся из Кэлоса, разносился богоподобным эхом. — Бейтесь храбро, помните, что за вами родной дом и отступать некуда! — От слов Духа артэнсферы внутри солдат загудели, по их телам стало расползаться приятное тепло. В ответ вместо аплодисментов зомбировано раздалось трехкратное 'Ура!'. Солдаты были действительно обрадованы, по-настоящему воспарили духом вопреки буре что надвигается, ведь главное, что затянувшемуся Армидейскому Кризису конец, Дух снова с ними. В сердцах всех защитников появилась надежда. Грядущее из чего-то невозможного, непреодолимого стало вполне посильным, возможным, а, следовательно, победа уже наполовину была в кармане.
— Иди сюда, — уже своим голосом Кэлос подозвал Тарда к себе. Тард не осмеливаясь смотреть на Кэлоса, подошел. Кэлос протянул ему меч. — Это Меч Света — бесценный дар, оставленный нам магом Фросреем ради этого покинувшим нас. Это оружие, вобравшее в себя силу мага способно сразить кого угодно. Любую тварь Тьмы независимо от сложности ее природы. Знаю, мы имеем дело с проклятием, оставленным нам Духом, но есть в природе нашего мира явления неоспоримые, неподвластные даже силе Духов. Не породила еще Тьма твари, которая устояла бы перед Мечом Света в руках благородного воина. Надеюсь, им станешь ты. — Он протянул Тарду меч. Он говорил все это на сцене, поэтому его слова донеслись до всех солдат.
Тард глядя на Меч Света сильно разволновался. Он столкнулся с тем же страхом что и все другие воины, которые были на этом месте до него: 'А что если он не засияет в моих руках?'. Это величайшая душевная травма для всякого воина, в этой жизни старающегося придерживаться морали. Тест на истинное добро в своей душе, не пройти который значит осознать себя чем-то темным, мерзким, недостойным. Меньше всего Тарду хотелось разделить боль Кэлоса и подвести окружающих. Его затрясло от страха перед ответственностью. 'Ты грешен, вспомни свою пронизанную блудом жизнь. Скольких ты убил! Не надо не трогай его, откажись. Не играй с судьбой', — говорил он себе, пока его руки тянулись к мечу. Трясущимися руками он все-таки взял бесценный артефакт, соблазн был слишком уж велик. Ничего не произошло. Тард разволновавшись, взял меч за лезвие, которым его ему протянул Кэлос. Он, затягивая значимый возможно исторический для Преферии момент, хотел для начала дать Тарду немного рассмотреть бесценный меч, своеобразно его продемонстрировать, но Тард разнервничавшись, сразу схватил его. Удерживая бесценный меч в трясущихся руках, Тард замер в ожидании на него глядя, пока внутри него, в его душе все замерло в шаге от нервного срыва. 'Чего он не загорается?! Все, мне конец', — разглядывая бесценный меч, про себя уже сокрушался Тард. 'Возьми за рукоять, как положено', — пояснил Кэлос. Тард трясущимися руками взялся за рукоять и снова ничего не произошло. Несколько секунд отдались адом в сознании Тарда. 'Нет. Нет!' — уже хотел закричать он глядя на меч. Но тут в серебряном лезвии все-таки что-то промелькнуло, будто проскочила искра. Лезвие сверкнуло и засияло белым приятным светом, затмевающим солнечный. Тард не в силах сдержать своей радости расплылся в улыбке, едва удержавшись, чтобы не расплакаться. 'Вот она зажглась наша надежда!' — радостно прошептал он глядя на сияющее лезвие. Он демонстративно поднял меч над головой, чтобы все видели их общую надежду. Кэлос опустив голову, скрылся за спиной воина, который оказался достойнее его. Радостно держа меч над головой Тард, увидел среди солдат на площади своего прекрасного ангела. Хранящая его красавица радостно ему улыбалась, и он сам просто сиял от счастья.
— Судьба хоть и в последний момент, но все же даровала нам надежду. Теперь мы действительно можем пережить эту ночь, имеем для этого все шансы. В грядущей битве я отыщу и убью тварь, с которой все началось. Завершу нашу с ним схватку. Остальных надеюсь, перебьете вы. Вместе мы победим, мы отстоим Армидею! — с сияющим мечом, сам сияя от радости, кричал Тард. Раздались по-настоящему радостные аплодисменты.
После выступления Тард и Крегер сидели в одном из пустых кабинетов центрального штаба. Крегер задумчиво смотрел в открытое окно, переполненный эмоциями Тард сидя за рабочим столом какого-то генерала, рассматривал Меч Света, буквально любовался им. Сияние меча прекратилось, теперь он выглядел как самый обычный.
— Ты что это действительно собрался в этой битве умереть? — не отходя от окна, спрашивал Крегер.
— Я... — задумался Тард. — Посмотрим, как получится. Ты имеешь в виду то, что я сказал во время выступления? Да ладно это же был написанный текст.
— Ловко армидейцы тебя купили. Развели как ребенка конфетками.
— И почему он засиял в моих руках, ведь я убийца, на моей совести столько крови? Там на сцене я сначала подумал отказаться от всей этой ответственности, не играть с судьбой. Так если подумать, то чем я отличаюсь от Кэлоса?
— Меч зрит в душу. Видит добро в душах людей. Он не видит поступков и судеб. Кэлос просто оказался пустым. Признаюсь, даже я в какой-то мере обрадовался. Хорошо, что он засиял в твоих руках, теперь у нас действительно появилась надежда, возможность пережить надвигающуюся ночь.
Вечером армия пришла в движение. Незначительные серебрящиеся на солнце окна отдельных помещений на вершине ЦентрЦитадели задвинулись стальными заслонами, главная армидейская высотка, окончательно превратившись в серую угрюмую стальную башню молчаливо замерла. Все заводы и производственные цеха на территории промышленной зоны также закрываются стальными щитами и превращаются в саркофаги. У золотых гаваней Армидеи на территории штаба армидейского военного флота из специальной шахты выдвинулась четырехугольная стальная башня метров тридцать в высоту — Центр Управления Боем. Внутри башни находятся несколько координаторов боевых действий. Координаторами боя выступают разумнейшие артэоны при помощи Духа, превращенные в сильных телепатов, которые сейчас в состоянии сна внутри башни подключены к установкам, усиливающим их способности. Башня, выдвинувшись со стальным грохотом, испустила из себя едва видимую волну, которая накрыла город и его окрестности. Город, включая прилегающую территорию Соленой Мили, накрыло куполом своеобразного чувствительного поля невидимого глазу, благодаря которому координаторы боя, находящиеся в башне могли чувствовать и видеть перемещение всех кто в пределах этого поля находился. Что давало им возможность при помощи каналов телепатической связи координировать действия солдат и контролировать перемещение врага в пределах поля. И самое главное наводить артиллерию, координировать огонь. Башня Центра Управления находилась на окраине города, вблизи гаваней и Соленой Мили, потому как прилегающая к городу водная гладь также рассматривалась как арена для боя. Враг мог напасть и с моря. И поэтому башня находилась в таком месте, чтобы в случае необходимости куполом своего чувствительного невидимого поля, накрывая и город, и территорию прилегающей Соленой Мили, вести управление войсками, откуда бы враг ни напал.
Командиры подразделений получили указания, кто за оборону какого сектора отвечает, чьи подразделения, где должны стоять. Солдаты подразделениями стали выдвигаться на отведенные им позиции. Полу батальон Джейсона, как и другие неполные подразделения, потерявшие в численности из-за схваток с главным оборотнем в дни, когда он терроризировал Армидею или в стычках с дикарями на диком юге до кризиса, был направлен сразу же в самое пекло. Так командование решило заткнуть важный рубеж, заодно сразу решить вопрос неполных подразделений, которые из-за своей неполноценности в предстоящей бойне будут представлять обузу для координаторов. Неполным батальонам, вроде того где служил Джейсон предстояло держать оборону в первом городском квартале сразу за пятыми вратами. На время боевых действий этот рубеж обороны был назван первым сектором. Армидея как огромная крепость, ее кварталы отделялись друг от друга внутренними стенами, которые конечно в размере уступали тройке внешних стен, но все же чтобы преодолеть их, врагу придется поднапрячься. В мирное время разделенные этим стенами части города именовались кварталами, на время боя они стали секторами обороны. Батальон Джейсона, войдя в первый сектор, добрался до улицы, удержать которую было его боевой задачей. По бокам тянутся жилые шестиэтажные дома. Улица выходит на площадь с фонтаном, за площадью другая улица, где стоит другой полу батальон, который должен будет принять удар первым. Далеко впереди за крышами домов возвышается третья, внутренняя из трех внешних городских оборонительных стен. Если оборотни пройдут между тремя оборонительными стенами и попадут в город, то батальон Джейсона столкнется с ними одним из первых.
Командир батальона все тот же майор Калегром, который сегодня трезв как стеклышко, приказывает двум взводам вооруженных луками и стрелами солдат подняться на крыши домов. Лучники должны растянуться вдоль крыш, установить переносные стрелометы и обеспечить бойцам внизу прикрытие сверху. Остальные бойцы батальона, среди которых Джейсон взводами растягиваются поперек улицы, перегораживая ее собой, выставляя стену щитов и копий в направлении, откуда должен напасть враг. Все солдаты батальона расставлены по местам, командир расхаживает среди их рядов, опираясь на волшебное копье — одно из тех пяти копий, которые случайным образом в Мерзлом лесу были наделены волшебной способностью 'молниевый удар'. Одно из тех волшебных копий, что они принесли с собой из последней командировки, стало наградным именным оружием для майора Калегрома. Солдаты были расставлены по местам, все, что должен был, командир сделал, теперь оставалось только ждать. В такой час майор Калегром просто не мог не обратиться к бойцам с речью.
— Знаю, я никогда вам ничего путного не говорил. Чувствую, пришло время, — расхаживая среди солдат, замерших в боевом порядке, командным громким голосом, говорил майор Калегром. — Сегодня мы посмотрим смерти в глаза. И не надо бояться. Ненужно мучить себя мыслями о прекрасном мире, в котором вы многое не повидали, многое не успели, о мире который продолжит жить без вас. Жизни всех и каждого когда-нибудь заканчиваются. Все мы здесь не вечны. Все живое неизбежно умирает. Кто-то проживет год, кто-то два, кто-то умрет завтра. Кому как повезет. Мы все умрем сегодня. Или как сказал наш 'командующий': многие кто стоят в этом строю уже мертвы. Единственное наше отличие от остальных в том, что нам судьба подарила шанс умереть достойно! Мы умрем, двигаясь к благой цели, наша смерть будет исполнена смыслом!
И касаемо самой смерти. Бессмысленно бояться того чего ты даже не почувствуешь. Смерть придет внезапно. Она накроет волной. Теплой спасающей от боли и проблем волной. Как великое спасение. Уж поверьте артэону, у которого за плечами две клинические смерти от ранений! — майор дал солдатам просмеяться. — Каждый из нас в самый страшный момент не почувствует ничего. И что будет потом, лично для нас будет уже не важно! — майор высказал что накипело.
— Я точно знаю, что умру сегодня. Я прошел через много передряг, самой сложной из которых вынужден признать был Мерзлый лес. В тех мертвых дебрях признаюсь, мне действительно было страшно. Все те разы я выживал лишь для того чтобы умереть здесь, при обороне родного города. Это единственный смысл, который я в своей жизни вижу. И я вовсе не сумасшедший. Мне есть ради чего жить. Красавица жена, дети как у всех. Я вовсе не эгоист, который бросает все это, уходя в пустоту. Все наоборот. Моя семья, вся моя счастливая жизнь это то, что дала мне родина. И теперь я должен отдать ей долг. Думаю, в этом строю есть те, кто этой ночью пойдут со мной... — замялся командир, удержавшись от лишнего пафоса.
— Так точно сэр! — прокричало несколько десятков солдат, среди которых был Джейсон. Нашлись и те, кто посмеялись над сказанным, мол, командир опять разошелся.
— В любом случае... — решив добавить что-то еще командир, вдруг замолчал, заметался в сомнениях. — Нас бросили в самое пекло, — выправив спину, набрав полную грудь воздуха, он решил все-таки высказать все до конца, — мы уже гора трупов. Умирите достойно, не посрамите вооруженные силы, которые представляете. Заранее, — он приставил ладонь к виску, отдав честь своему подразделению, — солдаты! Благодарю вас всех за службу!
Где-то вдалеке за стенами Армидеи догорал закат. На небе проступили звезды, еще не до конца потухшая луна. В ночной темноте выбираясь из солнечного забвения, ближняя галактика Кратон-2 сияющая алыми туманностями раскинулась над головами. Для окружающего мира ночь обещала быть прекрасной. Изуродованные огнем обугленные пустоши Аламфисова леса огласил протяжный волчий вой.
Тард спрятавшись от всех, сидел один в пустой комнате. Ему стало страшно как никогда, его тело пронимала дрожь. Сердце при выдохе сковывала немая слабость. Ему было страшно выйти из этой комнаты. 'Надо собраться', — говорил он себе.
— Это не страх это волнение. Что вполне нормально, ведь ты все же человек! — услышал он приятный голос своего ангела.
— Я знаю мой прекрасный ангел. Так трясло всех, кто взваливал на себя подобную ответственность. Зачем я согласился стать этим командующим? О чем я только думал? Как-то это оказалось слишком сложно для меня. Я так боюсь облажаться, что даже о своей жизни забываю. Страх смерти стоит где-то далеко на втором плане. Простым солдатом в этой битве мне было бы, проще, — говоря, со своим ангелом, встав на колени, он не поднимал глаз.
— Ты сам избрал этот сложный путь. И ты только в его начале. Как обычно просто сделай первый шаг, просто двинься вперед, а дальше круговорот событий сам понесет тебя.
— Да. Сворачивать уже поздно.
— Не переживай, я буду с тобой! — она возникла перед ним сияя ярким светом и источая прекрасный аромат. С улыбкой, согрев его щеки теплом своих ладоней она подарила ему поцелуй. Артэнсфера в его груди загудела, по телу растеклось приятное тепло. Он сам почувствовал нечеловеческую силу, что наполнила его тело. Убрав за спину Меч Света, в битве с тварями Тьмы, на пояс он повесил два небольших серебряных меча. Поцелуй его ангела, согревая душу ласковым теплом, заставил его забыть обо всем. В преддверии битвы, в этой атмосфере общего напряжения и страха он почувствовал себя спокойно. Согретому любовью ему море было по колено. Только ради удовольствия подаренного ангелом сейчас, стоило дойти до этого всего.
Все высшее военное командование собралось на вершине башни, возвышающейся во внешней стене вблизи пятых врат. Персил, Касмий, Крегер, летописец Эдмунд и разумеется командующий Кэлос вооруженный своим копьем из Солдборга, в сложенном виде висящим у него за спиной. Солдборг — так в этом мире прозвали волшебный элемент, очень редкий, обладающий невероятной действительно волшебной прочностью, в разы крепче стали, своеобразный волшебный аналог титана. Этот редкий волшебный элемент, навечно заточенный в сталь командующий Кэлос, добыл для своего копья сам. По договоренности с Духом Кэлос отдыхая от своих служебных обязанностей, буквально гулял по этому миру. Будучи наделенным от Духа невероятной силой он мог позволить себе гулять где угодно, лишенный потребности в пище он мог свободно бродить месяцами. Внешне заточенный в сталь подобный машине, при этом живой, внутри наделенный душой он, понимая красоту природы, ее покой и тишину воплощал мечты мальчишки наделенного фантазией. Он любовался пейзажами, что открывал этот уникальный мир, сколько хотел, мог идти, куда глаза глядят. Найдя красивое тихое место, например, где-нибудь в глубине очередного волшебного леса мог, просто упав на землю пролежать там неделю, наблюдая, как в небе беззвучно текут облака, как существует окружающая не ведающая покоя жизнь. А после обвитый стеблями растений, за неделю ставший частью окружающего пейзажа он просто вставал и, не стряхивая с себя грязь, шел гулять дальше. В среднем в своих странствиях, своеобразных отпусках он проводил по два три месяца в год, остальное время, отдавая себя службе. И вот однажды во время такого странствия, на что-то наткнувшись, он, пропитавшись интересом, решил ввязаться в небольшую авантюру. Выйдя из той авантюры победителем, с пробоинами в броне в нескольких местах, тяжело дыша и едва не погибнув, домой он вернулся с кольчугой из чистого Солдборга, которая по его воле была переплавлена в копье. Автоматически (после произнесения заклинания) складывающееся копье, выдвигаясь, достигало пяти метров в длину. В сложенном виде необычное копье уменьшалось до двух метров в длину, за счет чего без проблем умещалось за спиной Кэлоса. Тард поднялся на вершину башни, где разместилось военное командование.
— Где ты пропадал? — спросил Крегер.
— Чуть не последовал твоему совету, чуть не свалил, — с иронией ответил Тард.
— Весь в меня! — расхохотался Крегер.
Летописец в своих дурацких очках старался уловить хорошие 'кадры', поэтому как дурак ходил кругами и заглядывал всем в лица, всех осматривал, едва ли не обнюхивал. Тард сразу почувствовал на себе взгляд, тяжелый взгляд Кэлоса. Заточенный в сталь уже давно не человек даже не скрывал своего особого внимания к Тарду. Он будто обиженный пристально следил, ждал того когда Тард сломается, покажет всем что он не достоин обладать Мечом Света. Тарда не мог не раздражать этот ненормальный пристальный взгляд, Кэлос это понимал и продолжал смотреть. Тард хотел разозлиться и грубо поставить Кэлоса на место, но потом понял что этот 'артэон' только этого и добивается. 'Это что все из-за того что Меч засиял в моих руках? Типа я оказался достойнее. Прости чувак, бывает!' — сдержав гнев, с улыбкой ответил Тард, Кэлос усмехнувшись, молча отвернулся. Завывания рядовых оборотней с наступлением темноты, не прекращая доносящиеся из сгоревшего леса, резко усилились, будто по команде. Где-то совсем близко стали слышны рычания и визг. Затем раздался протяжный мощный вой оборотня Рэвула. 'Они приближаются', — сказал Персил и взгляды всех устремились в темноту, туда, откуда вот-вот должны появиться оборотни.
Тысячи волчьих глаз засияли в темноте окарины сгоревшего леса. Неразличимые, сливающиеся с темнотой оборотни многотысячной армией растянувшейся на километр вышли из леса на пустырь простреливаемой территории в районе пятых врат. 'Твой информатор не подвел', — Персил с улыбкой смотрел на Тарда. На многих тварях висели обрывки одежды. В центре волчьей орды возвышался в разы превосходящий в размерах остальных первородный, огромный оборотень Рэвул. Твари рычали, выли, скалились, но пока вожак стоял на месте двигаться, вперед не смели. Они будто чего-то ждали. 'Приготовиться!' — на стенах Армидеи кричали офицеры своим солдатам. Подойдя к краю башни, Тард напряженно вглядывался в темноту, в ней он четко видел свою цель, самого огромного черного оборотня возвышающегося в центре лохматого легиона. В хаосе грядущей битвы он должен, прежде всего, убить его — их прародителя. У него складывалось ощущение того что оборотень Рэвул также смотрел на него в эти секунды.
Неожиданно с небес пошел дождь. 'Какого черта! — все посмотрели в небо, — Ведь на небе еще минуту назад не было ни облачка?'. За пару минут небо затянуло мрачной тучей, скрывшей звезды и ночной небесный свет. Только Крегер понявший, что произошло, в ожидании ответа уставился на мага Эдмунда. Маг летописец неловко улыбнулся.
— Это сделал ты? — разозлился Касмий.
— А что такого то? Это специально чтобы эпичней было! Чтобы сделать этот момент ярким, подчеркнуть его. Вы и армия темных тварей в преддверии битвы смотрите друг на друга и все как-то... сухо! Дождь был во многих битвах. Без всех этих спецэффектов нет пафоса, без которого потомкам вся эта лабуда будет неинтересна, — оправдался летописец, Тард и Персил нашли это смешным.
Усилившийся проливной дождь барабанил по броне солдат на городских стенах, стекал с черных волчьих шкур тварей ордой растянувшихся вдоль окраины сгоревшего леса. Стоящие на стене армидейские солдаты глядя на армию людей-волков, растянувшуюся далеко в темноте, слыша рычание жутких тварей пришедших порвать их на куски, не испытывали страха. Погруженные в Малдурум чудовища, лица которых укрыты забралами, безумными глазами глядя на легион оборотней чувствовали что угодно, но только не страх. Под холодным дождем в темноте этой ночи не осталось невинных. С одной стороны чудовища, погруженные в недра безумия, с другой такие же только вдобавок внешне похожие на волков. Все замерли в готовности приступить к обоюдному уничтожению.
Кэлос как наиболее приближенный к Духу скрепя сталью брони поднял руки к небу, Эдмунд заострил на нем полное внимание. 'Короче Дух дай нам силы', — безразличным тоном сказал Кэлос и неряшливо опустил руки. 'Ты что натворил! Такой момент испортил!' — напал на него Эдмунд. 'Ну, прости', — стальным тоном сказал Кэлос. Помощь Духа незамедлительно пришла. Тела армидейских солдат наполнились невероятной силой. Лучники без проблем натянули до упора тетиву луков, которые до этого даже согнуть не могли. Оборотни быстрее и сильнее людей, Дух для этой битвы уровнял своих артэонов с ними в силе. 'Ну что командующий давай. А то эти твари чувствую, не собираются нападать', — сказал Кэлос. Действительно оборотни стонали, истекая слюной от разрывающего внутри безумия, рычали, выли, но нападать не спешили. Их огромный вожак чего-то ждал. Тард подняв над головой Меч Света, чье лезвие с наступлением темноты стало испускать приятный белый свет, подал всем командирам знак. С криком: 'Огонь!' он попустил меч. 'Ну, вот Тард молодец, настоящий герой из будущей легенды!' — похвалил его Эдмунд захвативший 'удачный кадр'. 'Огонь!' — повсюду разнеслись выкрики командиров дублирующих команду. 'Всем подразделениям: 'Огонь!' — прошло по каналу телепатической связи. Тысячи артиллеристских систем развернутых на Лунной площади вокруг ЦентрЦитадели, на различных площадях на территории гарнизонов, в том числе и на плацах разом выстрелили. Следом за грохотом тысячи чудовищных залпов в небо взмыло облако пучков плазмы и мин всех мастей. Орду черных оборотней разметали тысячи взрывов. С чудовищным ревом твари бросились к стенам.
Местный разработанный алхимиками (магами-учеными) плазмомет, созданный на основе магических технологий внешне был похож на гаубицу из физико-технических миров. Размеры и форма те же. Только сделана была эта 'гаубица' из волшебного материала похожего на хрусталь. В заднем конце плазмомета выпирал накопитель плазмы — овальной или шарообразной формы устройство, в котором накапливался выстреливаемый материал. Промежутки между выстрелами составляли примерно десять секунд — время необходимое для самовоспроизведения и накопления плазмы. Перегрев орудия наступал при непрерывной стрельбе от десяти до двенадцати минут подряд. Время перерыва при перегреве составляло две минуты, после чего стрельбу можно было начинать снова. Это было безотказное используемое артэонами орудие. Минометы были все те же, похожие на аналоги из физико-технических миров орудия только вместо пороха, для выброса мины из ствола использующие волшебную пыльцу. Зачастую минометы были не меньше громоздких плазмометов, были похожи на гаубицы, и дальностью стрельбы не особо различались, единственное, в чем отличие: одно орудие метает только разрушительную плазму и его ненужно перезаряжать, другое выстреливает мины с разными начинками, которые могут закончиться. Хрустальные плазмометы и стальные минометы золотистого как броня солдат цвета обрушили самый настоящий шквал огня на приближающихся тварей.
Территорию простреливаемой зоны распахали тысячи взрывов. Все заволокло дымом. Твари, разбросанные взрывами, вроде остановились. Тишина опустилась на несколько секунд. Затем из дыма раздался протяжный свирепый вой, оборотни бросились с новой силой, в небо взмыла новая волна снарядов плазмы и мин. Взрывы распахивающие землю, разлетающиеся следом, прожигающие все брызги плазмы, осколки мин не могли убить оборотней, зато разрывали их тела на части. Из-за чего попавшим под обстрел тварям нужно было время, чтобы регенерировать после повреждений. Залпы армидейской артиллерии хоть и не убивали оборотней, зато останавливали приближение их орды к стенам города. Пока одни твари, попав под взрывы, порванные в клочья, медленно восстанавливались лежа на земле, другие идущие за ними следом по их телам продолжали нестись вперед. К тому, что оборотней не возьмет простая артиллерия, защитники города были готовы. У всех армидейских солдат для схватки с оборотнями мечи с серебряными лезвиями. Союзникам пришедшим помочь в обороне, серебряные мечи были выданы со складов. На мечах радгаров специально для таких случаев по краям лезвий была нанесена серебряная окантовка. Серебряное оружие, смертельное для всех тварей Тьмы, было единственным, что могло помочь устоять в этой битве.
В темноте незаметные в облаке снарядов артиллерии распахивающих несущихся к городу оборотней летели окутанные черным дымом бомбы со снарядами 'Черная Дыра'. Всего таких бомб на наступающих оборотней было сброшено около десятка. Миниатюрные черные дыры, возникая в разных местах засасывая в себя все живое в радиусе нескольких десятков метров, утягивали в бездну по нескольку тысяч оборотней и исчезали. Огромного первородного оборотня медленно движущегося в быстро несущемся потоке своей орды эти бомбы обошли стороной. Зная, что Дух Таргнер создавая свое проклятие, просчитал все возможные способы его уничтожения артэонами, сделал его неуязвимым ко всему артэонскому оружию, армидейское командование решило не рисковать. Ведь применение этого оружия само по себе является риском.
Волна тварей, несущаяся вопреки взрывам от непрекращающейся бомбежки артиллерии, была уже в пятистах метрах от стен. Стоящие на башне под дождем верховные командиры могли только наблюдать за происходящим.
— Тардес! — вдруг неожиданно он услышал голос своего ангела донесшийся откуда-то сбоку. Его озарило ее свечение, она возникла рядом. Он покорно опустил взгляд, не смея смотреть на нее стоя на ногах. — Тише, не обращай на меня внимание. Не отвечай. Просто стой. Не забывай, меня видишь только ты. Стой, как стоишь, чтобы тебя не приняли за сумасшедшего. Не забывай, за каждым твоим движением следят ради истории! — Она подошла и руками обняла его за плечи, он замер, не смея шевельнуться. — Я пришла помочь тебе, — ему на ухо шептала она. — Возьми копье у солдата, который стоит у подъема на башню. Метни его. Я сделаю так, чтобы оно попало в цель.
Шепнув: 'Спасибо ваше совершенство', Тард пулей спустился к мостику, которым башня сообщалась со стеной, и взял копье у караульного, который там стоял. 'Какого черта происходит?' — выразил общее непонимание Крегер. 'Я хочу попытаться сразить чудовище', — ответил Тард. Командиры глядя на Тарда с непониманием, расступились, разойдясь по краям башни. Только летописец Эдмунд с интересом наблюдал за происходящим. С высоты башни, в потоке орды оборотней несущихся к стене, среди белого пламени которым горела земля от попаданий плазменных снарядов Тард, ярко и четко увидел приближающегося, разогнавшегося что есть силы, метящего прямо в ворота огромного оборотня Рэвула. С разбегу он метнул копье с вершины башни. В воздухе копье налилось ярким светом, пролетело несколько сотен метров и метко пронзило вожака оборотней. Огромный оборотень Рэвул снесенный светящимся копьем свалился без сознания. 'Вот это было эпично! Потомкам понравится', — с улыбкой смотрел на Тарда довольный маг летописец, запечатлевший в памяти этот красочный момент. Тард сам плохо понимал, что произошло, но был собой доволен.
Орда оборотней, лишившись вожака перескакивая через его огромную тушу, продолжала нестись к стене. Минометы и плазмометы работали не прекращая. Обслуживающие их армидейские артиллеристы давно бы оглохли от грохота, с которым снаряды вырываются из стволов, если бы не подавляющие шум наушники, одетые под шлемы. Вопреки стараниям артиллерии твари все-таки подбирались к стене. 'Лучники приготовиться!' — раздалась команда, когда оборотни приблизились достаточно. 'Огонь!' — и тысячи лучников на вершине стены и вершинах различных башен, в бойницах внутри в стене и башнях, полками, стоящие под стеной с внутренней стороны обрушили волну стрел. Стрелы были уже с серебряными наконечниками. Серебро, лишь причиняющее серьезные повреждения главному первородному оборотню Рэвулу, для рядовых тварей было смертельным. На разрываемой артиллерийскими снарядами земле вблизи стены появились первые человеческие трупы. После смерти у оборотней, как известно, наступала обратная трансформация, умирая в шкуре тварей, они обретали свой человеческий облик. Среди образовывающейся под стенами массы человеческих тел оставшейся от убитых оборотней были и женщины и дети, все бывшие жители погибшего людского юга Преферии, на некоторых даже сохранились обрывки одежды.
Вопреки смертельным лавинам стрел и просто причиняющим неудобства разрывам артиллерии оборотни все же добрались до стены. Лохматые рычащие твари черным потоком просто столкнулись о внешнюю стену. Оборотни, столкнувшиеся со стеной, оказались прижатыми к земле оборотнями бегущими следом. Твари, несущиеся потоком стали наваливаться друг на друга, давить друг дружку. Постепенно у армидейской стены начала вырастать огромная живая куча из оборотней. Проявляя подобие коллективного сознания, наваливаясь друг на друга, оборотни образовывали огромную кишащую живую массу, нарастающую под стеной. Живая куча из оборотней становилась все больше, постепенно приближаясь к вершине стены. Лучники, стрелами убивая оборотней, их трупами только делали живую кучу малу еще крепче.
И вот кишащая живая масса, наваливающихся друг на друга оборотней, нарастая с каждой секундой, приблизилась к верхушке стены. Первые несколько оборотней, когтями впиваясь в тела своих собратьев, по образовавшейся живой куче забрались наверх. Лучникам на стене была дана команда отступить. Сражаться с быстрыми оборотнями на стене, на высоте в ограниченном пространстве было не лучшей идеей, поэтому солдаты оставили вершину стены. Лучники остались только на башнях. Все мостики, соединяющие башни со стеной (включая башню, откуда за происходящим наблюдали командиры, включая Крегера) были взорваны. Взбираясь по живой кишащей куче из себе подобных оборотни оказывались на стене и, визжа от стрел которые в них сыпали лучники, оставшиеся на разных покрывающих стену башнях, спрыгивали внутрь. С внутренней стороны, готовые к встрече оборотней пехотинцы подошли вплотную прямо к стене. Солдаты укрылись щитами, выставили вверх копья. Если падающий с высоты стены оборотень не напарывался на выставленные копья, то значит, ударялся о щиты солдат, бился об их броню и чаще всего падал на землю. Пока тварь после падения с высоты не пришла в себя солдаты ее добивали. Покидая вершину стены, солдаты плотно задраили за собой все стальные двери, проникнуть во внутристенные коммуникации оборотни не могли. Оказываясь на стене все, что твари могли так это спрыгнуть с нее вниз, броситься внутрь и расшибиться о щиты стоящих внизу солдат. Вдобавок лучники, стоящие на вершинах стенных башен минимум на десять метров возвышающихся над вершиной стены, поэтому оборотням было до них не добраться, продолжали стрелами уничтожать взобравшихся на стену тварей. Прорыв оборотней через стену не стал чем-то страшным, наоборот ситуация была полностью контролируемой. 'Стоим. Ничего страшного. Падающие сверху оборотни в нынешней ситуации это нормально, не так страшно как могло бы быть!' — подбадривал стоящих под стеной солдат один из командиров пока оборотни, спрыгивающие со стен, бились об их щиты. Когда очередной оборотень, спрыгивая, напарывался на копье, выставленное вверх, солдаты внизу размыкали панцирь из щитов, и человеческое тело с копья падало на землю.
В паре сотен метров от армидейских стен среди разрывов артиллерии, дыма и проносящихся мимо лохматых черных тварей в себя пришел главный оборотень. Огромный человек-волк вынул из себя копье, пронзившее его сердце, и издал свой протяжный вопль. Швырнув копье в сторону, огромный монстр что есть силы, бросился к воротам. Его накрыла волна серебряных, стрел, однако это его не остановило. Весь израненный стрелами монстр на последнем издыхании врезался в ворота. Ворота с треском пошатнулись, но вроде устояли. Монстр, нашпигованный серебряными стрелами, снова распластался без сознания. От треснувших ворот по стенам во все стороны разлетелась волна белого света, эхом раздался женский стон. Это 'Арми' испытала боль. Огромный город представлял собой подобие гигантского механического организма, в котором была заточена душа девушки по имени Армидея, специально для этого принесенной в жертву. Так и появилась Арми — система управления, единый разум городом управляющий. Раз город был наделен душой и представлял собой огромный организм, то любые крупные повреждения в нем отдавались болью для Арми. Если Арми испытала боль, значит дело плохо, значит урон критический. Одна из дверей ворот со скрипом наклонилась, а затем с грохотом рухнула на землю. Поток оборотней ринулся внутрь.
За воротами в промежутке между внешней и средней стенами начиналась погрузочная площадка, где в обычное время формировались военные колоны покидающие город. Две невысокие внутренние стены, тянулись по бокам погрузочной площадки, соединяя собой внешнюю и среднюю огромные оборонительные стены, отделяя погрузочную площадку от остальной территории гарнизонов. На пути потока оборотней возвышались ворота в средней из оборонительных стен, снести которые по силам было только их прародителю. На территории погрузочной площадки, еще до прорыва оборотней уже лежали мертвые человеческие тела — те из оборотней, что успели забраться по живой куче себе подобных на вершину стены и спрыгнуть сюда. Из каждого оставшегося мертвого тела торчали стрелы.
— Оборотни прорвались, они внутри. Все по местам! — глядя вниз на разрушенные ворота дал команду Касмий. — А вы мистер корреспондент бегом к порталу, все шоу закончилось, — сказал он летописцу Эдмунду, тот не возражал. Все командиры стали спускаться внутрь башни. Только Тард стоял у края и смотрел вниз. Там внизу всего-то в нескольких десятках метров без сознания нашпигованный стрелами лежит монстр, которого он для победы должен сразить своим сияющим мечом. В его голове созрела безумная идея: заручившись помощью Духа спрыгнуть вниз и уничтожить тварь прямо сейчас. 'Зачем отсрочивать свою с ним встречу?' — думал Тард. Но нет, это был не вариант, там внизу слишком много рядовых тварей, они не дадут подобраться к своему вожаку. Спрыгнуть туда значит дать им порвать себя. Да и опекающий его Дух этой безумной затеи не одобрит.
— Тард! — окрикнул его отец. — Давай придерживаться плана. Ладно?
— Конечно, — пошел следом за всеми Тард.
Оборотни, перепрыгивая через тушу своего огромного вожака лежащую в воротах, потоком ринулись внутрь. На них обрушились волны серебряных стрел. На невысоких боковых стенах и высокой средней оборонительной стене стояли ряды лучников. Подключилась артиллерия, оборотней стали бомбить уже внутри, прямо на площадке между внешней и средней оборонительными стенами. Солдаты с боковых невысоких стен поливали оборотней из стрелометов. Стрелометы можно было сравнить со стационарными пулеметами, некоторые их модели выглядели подобно своим аналогам из физико-технических миров. Как стационарный пулемет он устанавливался на твердую поверхность или прилеплялся к ней. В него заряжался барабан с полусотней или больше стрел. Здесь не было спускового крючка, для начала стрельбы солдат-стрелок касался корпуса орудия обычно в том месте, где была начертана волшебная руна, произносил заклинание, и невидимая сила, вращая барабан, начинала выстреливать стрелы. Как уже говорилась, у этого основанного на магии оружия не было спускового крючка, остановить стрельбу было невозможно. После произнесения заклинания все заряженные стрелы вылетали одной большой неостановимой очередью. В нынешней ситуации для пальбы по черной бесконечной массе оборотней это оружие подходило идеально.
Устроив еще одну кучу малу, создав из своих тел живую лестницу, оборотни взобрались на боковые невысокие стены, солдаты были вынуждены уйти с них. Поток стрел не прекращался. С вершины средней стены, с ее башен и бойниц в ней, лучники, не прекращая вели по оборотням огонь. Вся территория погрузочной площадки была завалена мертвыми телами, оставшимися от оборотней. Выстроив живые лестницы на боковые стены, оборотни стали перебираться через них. По ту сторону стен их также ждали пехотинцы. Высота стен была уже не такая большая и, спрыгивая с них, оборотни уже не расшибались о щиты солдат. Спрыгивая твари, оказывали сопротивление, среди солдат появились первые раненые и убитые лапами оборотней. Однако даже это не оказалось страшным. С незначительным потоком тварей, хлынувшим через невысокие внутренние стены, солдаты тоже справлялись.
В себя пришел огромный оборотень. Лежа в выломанных воротах, он застонал от боли. Злой и свирепый раскидав своих приспешников, что оказались рядом, он поднялся на задние лапы, вытянувшись в полный рост. Его мышцы долго и мучительно выталкивали из тела серебряные стрелы, пока сам монстр злобно шипел, терпя адскую боль. Избавившись от стрел, издав протяжный вой, расталкивая, затаптывая своих приспешников в разы уступающих в размерах, оборотень Рэвул бросился к вратам в средней из трех оборонительных стен. Снова кости оборотня от удара стали кашей, его тело снова нашпиговано стелами, отчего он снова завалился без сознания. Волна белого света, пролетевшая по стенам, крик боли Арми, ворота в средней стене завалились. Оборотни потоком ринулись в пространство между средней и крайней оборонительными стенами.
Батальон Джейсона, заняв позицию на одной из армидейских улиц, находился на ней вот уже несколько часов. Устав стоять строем, получив команду 'вольно' солдаты сидели на обочинах тротуаров, занимались всякой ерундой, страдали от скуки. Джейсон, как и большинство, нашел себе место поудобней и присел. Некоторые спали, умудрившись уснуть сидя, подъем в этот тревожный день был ранним. Джейсона же в Малдуруме всего трясло, из него напором рвалась энергия, ему хотелось двигаться, сидя он покачивался взад вперед, пока его сердце от бездействия стучало как сумасшедшее. Себя проявляла всегда свойственная ему в Малдуруме своеобразная жажда крови, грубо говоря, здесь в объятиях безумия у него всегда чесались кулаки. В своем безумии он всегда любил подраться и бросить себя в пекло, там дав своему чудовищу свободу. Что-то в задавленной безумием душе толкало его вперед, не давало расслабиться. Командир после всех своих пафосных речей, чтобы не смущать солдат, зашел в ближайший подъезд и в гостиной одной из квартир завалился на сохранившемся диване. Третьи — внутренние последние врата в третьей последней оборонительной стене возвышались в паре сотен метров за рядами домов, было слышно доносящиеся из-за них жуткие звуки. Крики тысяч тварей, грохот артиллерии. Артиллеристские снаряды всех мастей, сейчас бьющие по территории между оборонительных стен, пролетали совсем низко. Несколько снарядов даже по ошибке попали в стену. Грохот приближающейся битвы стал слышен как никогда. Это разбудило всех задремавших сослуживцев Джейсона. Все, включая Джейсона на несколько секунд замерли, глядя в сторону высокой стены, за которой в попытке остановить полчище жутких тварей, не прекращая рвались снаряды местной артиллерии. В последний момент перед столкновением страх пробирал вопреки безумию. 'Вот оно — уничтожение, — обуянный безумием прошептал Джейсон, — то к чему шла жизнь'. Только сейчас приходило понимание надвигающегося ужаса, которым будет сопровождаться смерть. Мысль о безысходности, ощущение приближения заволакивающей все темноты заполняют головы многих солдат. 'Ничего страшного. Просто начались боевые действия. Успокойтесь, ненужно из-за этого нервничать или переживать. Только хладнокровие поможет вам выжить. Не надейтесь что пронесет. Твари прорвутся в любом случае, мы столкнемся с ними. Многие погибнут. И это нормально учитывая обстоятельства', — раздался хриплый голос одного из сержантов.
На площадке в промежутке между средней (второй) и внутренней (третьей, последней) оборонительными стенами ситуация полностью повторилась. Оборотни также ринулись внутрь, также выстроившись живыми лестницами, перевалили через невысокие боковые стены и дальше заглохли. Твари прорывались в незначительном количестве, солдаты, пехотинцы Армидеи, хоть и несли потери, но в целом вполне справлялись с их потоком. Дальше в себя снова пришел главный оборотень. В этот раз, когда он несся к последним воротам, открывающим вход на городские улицы, в него удачно попал артиллерийский снаряд. Обожженный плазмой монстр распластался без сознания посередине простреливаемой со всех сторон площадки. В него полетели волны стрел, снаряды плазмы и мин. Взрывами бросаемое из стороны в сторону, нашпигованное стрелами, тело монстра просто не успевало регенерировать. Оборотни, проявив свое коллективное сознание, прикрыли собой своего вожака, своей массой облепив его огромное тело. Под слоем рядовых тварей оборотень Рэвул восстановился и снова бросился к воротам. Третьи последние ворота были прорваны, раздался женский стон, которым разнеслась по округе боль Арми и орда оборотней ринулась на улицы золотого города. Здесь их уже ждали подразделения пехоты. Свирепые рычащие люди-волки, наконец, столкнулись о щиты и копья солдат в равной схватке на улицах Армидеи.
После прорыва город огласила специальная сирена. Военное командование Армидеи решило пробудить своих монстров. Армидейская армия в своих целях использовала биологическое или как его здесь называли живое оружие. Зверосмешенцы — выращенные алхимиками (магами-учеными) животные мутанты или просто жуткие твари были главным оружием армидейской армии. Солдат перевозили биологические транспортники, похожие на быков зверосмешенцы самых разных размеров и предназначений. Но на случай обороны в армидейских подземельях хранились жуткие твари, выращенные только с одной целью — уничтожать. Все биологическое или живое оружие Армидеи, хранилось в четырех Ульях — больших складах, как и все военные объекты внутри города расположенных под землей, в разных частях промышленной зоны. На поверхности от Ульев были видны только куполообразные строения окруженные рядами люков закрывающих какие-то шахты. Внизу под улицами города в Ульях в специальных капсулах дремали тысячи жутких тварей выращенных армидейскими алхимиками. Специальная сирена, огласившая город, оповестила командиров солдат о начале применения живого оружия. Куполообразные конструкции, венчающие на поверхности Ульи, раскрылись, обнажив бездонные шахты, из темноты которых стали доносится крики тысяч пробудившихся ото сна тварей. Тысячи черных огромных летучих мышей так называемая модель НС-12, небесный стражник, тысячи этих многоглазых крылатых тварей пробудившиеся ото сна потоком устремились в небо. Твари приземлялись на специально отведенные посадочные площадки, солдаты тут же тащили к ним снаряжение и боекомплект. Тварей обвешивали броней, им на спину запрыгивал солдат-наездник осуществляющий управление. К вискам твари и наездника были прикреплены телепатические обода, при помощи которых и осуществлялось управление и взаимодействие между ними. К задней части тел огромных летучих мышей крепилась корзина с четырьмя огненными бомбами, по одной бомбе твари зажимали в лапах и после этого управляемые наездниками отправлялись к месту прорыва.
Оборотни прорвались на улицы города и спустя минуты в небе над их головами понеслись сотни чудовищных летучих мышей. Управляемые наездниками они с воздуха точечно сбрасывали бомбы, работали аккуратнее и точнее артиллерии, взрывами разбрасывали потоком текущих оборотней в разные стороны, помогали пехотинцам внизу держать оборону. К грохоту артиллерии добавились звуки взрывов от воздушной бомбардировки. Расходуя все свои бомбы, крылатые твари под управлением наездников возвращались на свои посадочные площадки в глубине промышленной зоны в центральной части города, где пополняли боезапас и снова отправлялись к месту прорыва. Благодаря точечным ударам местной авиации солдатам, сражающимся на улицах, было легче сдерживать поток тварей.
Селина заливалась смехом ясно и беззаботно как ребенок. Здесь ее волосы были зеленые, будто состояли из травы, также как и ее неестественно длинные зеленые ресницы. На ней платье из травяных стеблей, украшенное распустившимися цветами. Глаза, сменившие цвет на оранжевый, блестят, переливаются блеском как снежинки на солнце. Сзади ее необычное платье дополнено воротником из цветущих листьями веток. Здесь она представала в образе эдакой богини природы. Ее нынешний образ представлял собой Альтер эго, выдуманное, что в этом месте фактически означает созданное для жизни в виртуальном пространстве. Все происходит в Инфосреде, виртуальном пространстве открытом, вернее подаренном заботливыми Духами своим любимым артэонам. В маленьком отдельном кусочке этого вселенского информационного пространства, принадлежащем Селине, который она приукрасила в соответствии со своими вкусами. Здесь все как в ее ожившей фантазии. Все происходит фактически в ее сне. Вокруг разноцветные лесные заросли с деревьями до неба, с грибами в высоту с четырехэтажный дом. Они на небольшой полянке кружатся вместе с Рурханом, взявшись за руки. Рурхан здесь всего лишь гость, выглядит как обычно, за его спиной даже висит армидейский плащ ставший ему привычным. Здесь не работают законы физики, здесь нельзя упасть и больно удариться, они безостановочно кружатся как на карусели. Она хихикает, не может остановиться, ей безумно весело играть в своей фантазии. Нахирон скрывшись за деревом за ними молча наблюдает.
Вдруг в одно мгновение все остановилось. Все звуки, вообще все. Селина замерла на месте как изображение, поставленное на паузу. Рурхан замер в непонимании. Нахирон вышел на поляну.
— Ты это сделал? Это ты все остановил? — спросил он у Нахирона.
— Да.
— Зачем. Бесишься от того что сам не можешь поиграть с ней?
— Нет. Просто пришло время.
— Что ты с ней сделал? — он смотрел на Селину, которая замерла как замороженная. — Ты как-то мучаешь ее? Ей больно?
— Какая боль, о чем ты? Я взломал ее разум, я все контролирую. Этих мгновений она не запомнит, для нее всего этого вообще никогда не происходило. Не забывай — ты здесь нелегальный гость. Ты здесь только благодаря мне. Если бы ни я, висел бы ты сейчас превращенный в кусок льда и видел редкие сны. Мне пришлось взломать ее сознание только чтобы, потом удалить из него все эти воспоминания об играх здесь с тобой. Ведь тебя здесь быть не должно, ты не артэон и доступа к этому миру оживших снов не имеешь.
— Какое время пришло? О чем ты?
— Время битвы. Пришло время Рурхан спасти то, что нам... вернее тебе — дорого в этой жизни. Я должен оправдать пользой свое появление.
— А тебе это все недорого?
— Я смотрю на мир через тебя. Все твои ценности — мои ценности. Мы две разные крайности одной сущности. Теперь если ты не против, я хотел бы с ней попрощаться.
— Зачем тебе это? Раз ты ничего не чувствуешь.
— Ты чувствуешь за нас обоих. Я лишь глядя на нее твоими глазами понимаю ее ценность. Хочу сказать ей кое-что, хоть и знаю, что это опять столкнет меня со своей пустотой. Разреши мне.
— Мое разрешение так важно?
— Естественно, ведь мы же разумные существа. Без твоего одобрения я на нее не взгляну.
— Да прощайся, конечно. Не спрашивай больше.
Он отключил Рурхана начав хозяйничать в воплощенной в Инфосреде фантазии Селины. Фантастический лес вокруг исчез. Все заполнил яркий свет. Осталась только одна она с улыбкой замершая на месте как изображение, поставленное на паузу. Из окружающего света возникла погруженная в ночную темноту комната Селины. Место их первой встречи. Так он думал, ей будет спокойнее и проще вспомнить кто он. Сам себя он воплотил в тот же облик, в котором виделся с ней в прошлый раз — броня, сверху нелепо прикрытая небольшим черным плащом. Перед зеленой богиней природы, в образе которой здесь представала Селина, он опустился на колени. А затем запустил ее, будто сняв с паузы. Она, оглядевшись, узнала комнату, не убирая с лица улыбки.
— Привет ангел хранитель! Мы снова во сне?
— Привет моя прекрасная принцесса. Какое это чудо что ты узнала меня.
— Глупенький! Ты же ведь просил, чтобы я запомнила! Как я могла не запомнить?!
— Верно. Прости, — если бы он был способен, то расплылся бы в самой теплой улыбке на свете.
— Я здесь выгляжу совсем не к месту, — в образе богини природы она выглядела нелепо на фоне домашнего интерьера.
— Это же сон, здесь нет ничего нелепого, как и невозможного. Это твоя ожившая фантазия. Ты просто спишь.
— Надеюсь, этот сон не закончится страшно?
— Нет. Этот не закончится. Я тебе обещаю, — сказал он, поднявшись с колен. Она сама порхнула в его объятия. — Моя принцесса я хотел попрощаться, — прижал он ее к себе аккуратно бережно и в то же время крепко. — Я ухожу и не знаю когда вернусь. Но если вернусь, то обещаю что снова приду к тебе. Мы еще полетаем над ночным городом.
— Ты какой-то не такой, — она не могла не почувствовать его внутренний холод исходящий вопреки словам и действиям. — Ты не грустный, но и не улыбаешься. Ты будто пустой...
— Ты права как никогда. Я не могу почувствовать твое тепло, вопреки сильному желанию. К сожалению, я получился неспособным чувствовать и поэтому остаюсь лишь твоим сновидением. Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось коснуться тебя в реальности. Я думал, что смогу разумно осознавать твою значимость, твою ценность. Разумно любить тебя без бури эмоций, быть с тобой просто разумно осознавая твою ценность. Но я ошибся. Эмоции, порой приводящие к катастрофам, несмотря на все свои разрушительные проявления, в действительности есть высшее благо, они дают возможность чувствовать эту жизнь. Без них все теряет смысл. И лучше заблудиться в них, под их давлением совершить ошибку, но главное жить, чем без них бессмысленно существовать. Без эмоций я пуст, я никогда не смогу жить как все вокруг. Я никогда не смогу быть с тобой. Все это разумное осознание чьей-либо ценности без эмоций — на деле полная чушь. Без эмоций, без л... л... лю-бви мы мертвы, мы есть пустота. Теперь я понимаю, почему вы артэоны так пытаетесь сохранить в себе простое людское начало, так боитесь растерять в себе связь с жизнью. Все это только чтобы ни кануть в пустоту.
— Ты что-то странное говоришь... — не понимая его, она испугалась.
— Не бойся малышка, — прижав ее к себе, он выдал улыбку только чтобы ее успокоить.
— Вот видишь! Это другое дело! — она тоже улыбнулась.
— Это в какой-то мере больно. Невыносимо. Осознавать твою прелесть, быть к ней так близко, но не уметь ею наслаждаться, не уметь ее истинно понимать. Касаться тебя и ничего не чувствовать, при этом все же твою истинную ценность осознавать глядя на мир его глазами. Все разумное идет к черту. И эту ошибку я не могу исправить. Я ведь иду туда только ради тебя. Меня заботит только твоя безопасность. Ты есть та самая ценность, что определяет мое существование. Ведь если мы не устоим вас всех, включая тебя Селина, может не стать в один миг. Не станет Армидеи. Только ради тебя я буду уничтожать их — очередных врагов, которые, по сути, лично моими врагами не являются, но они косвенно угрожают тебе. Следовательно, они мои враги, вопреки всему разумному. Только ты определяешь смысл моего существования и мотивы поступков, остальные для меня не важны. Только из-за тебя я все еще здесь...
— Кого уничтожать? — испуганно спросила она.
В следующую секунду она исчезла. Все вокруг потемнело. Он вышел из ее сознания, отпустил ее, оставшись один в темноте. 'Время пришло', — сказал он сам себе. Резко легкая невесомая темнота сменилась тяжестью, вокруг все стало серым непонятным. Он очнулся в криокапсуле. Собственное тело стало невероятной обузой. Дышать было тяжело, да и казалось нечем. Теснота, руки скованны ремнями, так что не пошевелиться. После мира живых снов Инфосреды, в котором осталась она, реальность казалась тяжелым невыносимым грузом. Казалось непонятным: как в этой тяжести вообще можно существовать? Не успел он прийти в себя как понесся по какому-то узкому кишкообразному тоннелю куда-то вниз. Из хранилища акрополя просто так одну нужную капсулу не извлечь. Возможно только единое всеобщее в порядке очереди пробуждение. Если пробудиться нужно кому-то одному, то капсула остается на месте, а этот кто-то по подсоединенной 'кишке' — как называли это устройство, покидает капсулу. 'Кишка' представляла собой устройство похожее на огромный шланг, снизу автоматически подсоединяющийся к капсуле. Пролетев по переплетениям 'кишки' несколько сотен метров вниз, вылетев из нее, он свалился на мягкий пол. После долгого сна вновь воспринимать реальность сложно. Все тело с непривычки ломит, мышцы не хотят слушаться. В пустой плохо освещенной комнате с мягким полом, где он оказался на стене висят инструкции с зарядкой, которую нужно сделать, чтобы реанимировать мышцы после выхода из крио сна. Зарядку он делать не стал, пошел как есть, поначалу шатаясь из стороны в сторону будто пьяный. Специальный лифт вел в главный зал акрополя, туда, где стоит телепорт связующий это стальное и холодное царство сна с поверхностью, вернее с подземельями ЦентрЦитадели. Скрипом и шумом наполняя это пустое огромное замершее в сонной тишине хранилище, лифт поднимал его наверх, к воротам на поверхность.
В глубине шахты вентиляции, куда мог добраться только он, на одном из технических уровней подземелий ЦентрЦитадели Нахирон спрятал свой костюм. По сути это самый обычный бронекостюм, золотистого цвета, как и у солдат Армидеи (это специально чтобы не выделяться). Только некоторые бронепластины немного увеличены и укреплены, от чего он в костюме выглядит немного шире обычного армидейского солдата. Плащ черного цвета — два сложенных крыла скрепленные друг с другом, свисают за его спиной. Долгожданная маска, наконец, скрыла верхнюю часть его лица, теперь никто не увидит в нем Рурхана. Облачившись в свое снаряжение, можно сказать, приняв естественный облик, став собой, он выбрался на карниз ЦентрЦитадели где-то на седьмом этаже.
Где-то впереди, далеко за городскими кварталами у внешних стен поток оборотней столкнулся с армией Армидеи. Гремела битва, из места столкновения в небо поднимались столбы черного дыма. Тысячи снарядов местной артиллерии не прекращая устремлялись туда. Яркими светлыми шарами оставляя после себя след черного дыма летели пучки плазмы, со свистом оставляя после себя след из розовой пыльцы летели мины. Плазмометы развернутые на Лунной площади, что раскинулась внизу, стреляли не прекращая. В воздухе летали тысячи крылатых тварей сбрасывающих на место столкновения бомбы. От непрекращающейся бомбардировки весь город буквально дрожал. Казалось в шуме ночного ветра можно услышать крики умирающих солдат и рычание безумных тварей доносящееся оттуда. Глядя туда, на поднимающиеся клубы черного дыма, слушая раскаты грома от взрывов снарядов, предвкушая схватку, он вдруг почувствовал себя нормально. Вот она атмосфера, в которой он будет чем-то естественным. Все, что было до этого, попытки жить среди артэонов, попытки понять что-то прекрасное, прикоснуться к красоте, научиться жить, все это было лишним для него. Издевательством над собой. Грохочущая вдалеке битва, безумие, в котором все разумное, прекрасное идет к черту, время и место где жуткие твари рвут друг друга, вот она его возможность реализовать свой потенциал, оправдать свое появление. Можно сказать его стихия. Он стал сосредоточием космической тишины и умиротворения, будто мудрец всю жизнь скитающийся в поисках смысла бытия и наконец, его отыскавший. 'Рурхан. В этом хаосе мы должны, прежде всего, защитить то, что нам дорого', — сказав это, он спрыгнул вниз.
Его черный плащ, висящий за спиной, разошелся на два крыла, которые резко раздувшись, в несколько раз увеличившись в размерах, расправились у него за спиной. Полые крылья внутри были наполнены волшебным веществом, которое в контакте с воздухом становилось подобием легкого гелия, из-за которого крылья разрастались, до четырех метров каждое, и появлялась возможность зависать, парить в воздухе. Ненадолго зависнув на уровне третьего этажа, оттолкнувшись от стены ЦентрЦитадели, он растворился в темноте.
Крылатая тварь, под управлением наездника пополнив боезапас, по высоте в сотню метров над землей двигалась к месту битвы. Внезапно на ее спину позади наездника откуда-то сверху приземлился Нахирон. Он тут же одним прикосновением усыпил наездника, и чтобы его бессознательное тело не свалилось, привязал его поводьями к спине твари. Затем снял с головы наездника контактный обод дающий управление крылатым чудовищем. Разорвав контакт, отстранив наездника от управления, он сам, силой своего разума установил контакт с оставшейся неуправляемой крылатой тварью. Взяв огромную летучую мышь под свой контроль, на ее спине он двинулся к месту столкновения.
Батальон Джейсона продолжал стоять на отведенной ему улице. Где-то впереди другие батальоны, стоящие у самых врат уже приняли бой. Оттуда спереди из охваченных огнем улиц доносились звуки битвы. Им был дан приказ удерживать отведенный рубеж, двинуться туда вперед и помочь своим товарищам они не могли. Порядок битвы был расписан как действия в спектакле. Первые несколько рядов к фронту солдаты со щитами и копьями. Следующие ряды наготове с луками. Джейсон, укрыв лицо забралом, приготовив лук и стрелы, стоял далеко не в первых рядах. Сердце стучало как сумасшедшее, и его нельзя было успокоить. Как ему казалось, под воздействием безумия — он все для себя решил. В этой славной битве он видел финал своей разломанной пополам жизни. Раз он как все вокруг не может делить свою жизнь на две части, оставаясь счастливым в одной из них, значит нужно со всем этим кончать. Он устал и больше не может разрываться. Так если счастливым артэоном быть не получилось, остается стать до конца чудовищем. В огне и дыме этой битвы он решил погибнуть, погибнуть как чудовище, положить конец своим метаниям. Родина простила ему грехи, он снова стал обычным рядовым, больше всего ему хотелось сказать родине 'спасибо' кучей перебитых врагов. И если жить, как все вокруг не получилось так хотя бы умереть без красных отметин на плечах, запомниться всем не как безумец, а как простой солдат выполнивший долг до конца. Надвигающаяся битва это не шутка, не стычка с дикарями на юге, это будет бойня, шансы выжить в которой равны нулю. И эту бойню сейчас, в своем нынешнем состоянии он рассматривает как подарок судьбы, надежное лекарство от своего безумия, способное спасти от всех проблем разом. Пусть все разрушится вокруг и в конце все вспомнят о своих жизнях и попытаются спастись, он же решил, что должен устоять и достойно уйти. О любимой, как и об оставленной вне завесы Малдурума светлой жизни он сейчас не вспоминает. От напряжения и томительного ожидания схватки у него началась дрожь в груди. 'Вот он главный момент в вашей жизни, момент реализации всех ваших знаний и умений солдаты. Теперь главное выложиться на полную!' — подливает масла в огонь видимо кто-то из офицеров откуда-то из-за спины Джейсона. Неожиданно в воздухе над головами раздался яркий оглушительный взрыв. Одна из мин в воздухе случайно попала в летучку несущую очередную порцию бомб к месту битвы. От детонации мины сработал боезапас, который огромная летучая мышь несла на себе, произошел мощный взрыв наездник и крылатое чудище погибли, вот так просто случайно. 'Ну, блин придурки!' — расстроился старый сержант глядя на произошедшую в небе кровавую случайность войны, наглядно демонстрирующую как запросто и глупо все может кончиться.
В следующую секунду всем заложило уши. Впереди раздался мощнейший взрыв. Все дома на предыдущей улице взлетели на воздух. Из огня и дыма повалили потрепанные битвой бойцы из батальонов первыми принявшими бой. Солдаты чудом выжившие, измотанные, измученные, измазанные в саже. Раненные ковыляли, опираясь на копья, те, что уцелели, тащили на себе раненных товарищей. От множества батальонов, в каждом из которых по нескольку сотен солдат, остались считанные десятки чудом выживших счастливчиков, обессиленные измотанные они выходят из дыма затянувшего все впереди. Взрыв, раздавшийся впереди, был маневром, обеспечивающим спокойное отступление потрепанных боем солдат. Такова была тактика. Батальон, держащий отдельно взятую улицу сталкивается с врагом, начиная планомерно отступать. В итоге понеся потери, укрываясь щитами, бойцы отходят к концу улицы, а после, по команде из Центра Управления который видит все, раздается мощный взрыв. На воздух взлетают все дома по бокам улицы. Тонны огненной жидкости растекаются, устанавливая стену огня, через которую враг в виде оборотней перевалить не может. Благодаря стене огня и горам искореженного металла и бетона оставшимся от взлетевших на воздух домов, которые перегораживают улицу солдаты, выжившие после битвы, спокойно отступают, идут отдыхать, зализывать раны. Далее эстафету перенимает батальон, стоящий на следующей улице, где все повторяется.
'Армидея это лишь слово. Лишь название города. Груда бетона и стекла. Город можно отстроить снова, все неживое, что разрушено можно восстановить. Главное в городе, который нам предстоит защитить, его суть, это мы — его жители. Мы — армидейцы. Мы должны уцелеть. И если уцелеть получится, то восстановить потом все разрушенное бурей не составит труда', — высказал на одном из совещаний свое мнение Касмий. На этом и была построена тактика. Уничтожение города ради сохранения жизни солдат и остановки врага. Город было решено, своеобразно принести в жертву. По-другому с врагом, который прет нескончаемым безумным потоком, было не справиться.
Потрепанные схваткой с оборотнями, чудом выжившие бойцы из батальонов которые первыми приняли бой, спешно отступали. Джейсон и товарищи расступились, дав им пройти.
— Это кошмар пацаны. Нам конец, — глядя на Джейсона, хриплым голосом поделился своими впечатлениями от столкновения с оборотнями один из отступающих солдат. Весь вымазанный в саже, с брызгами крови на броне, уставший, просто выбившийся из сил, но не раненный. Он не собирается оставаться и биться дальше, он просто уходит.
— Не слушайте его. Все нормально, продержимся! — кричит идущий следом офицер перебитого батальона, под руки с другим солдатом тащащий раненого. Он улыбается и в этом аду выглядит совершенно спокойным.
Все заволакивает черный дым. От бушующего впереди пламени становится жарко, текущий градом пот заливает глаза, так что ничего толком не видно. Джейсон, как и все поднимает, забрало, еще больше всего в жизни сейчас хочется снять этот жаркий душный шлем, но нельзя. 'Они движутся. Огромная волна идет к вам', — по каналу телепатической связи приходит из Центра Управления. 'Скрепить щиты, поднять копья! Приготовиться к столкновению!' — кричит командир. Укрывшись щитами, солдаты напряженно вглядываются в огонь, которым объята предыдущая улица. Твари вырываются прямо из огня. Объятые пламенем оборотни потоком хлынули по улице, на которой стоял батальон Джейсона. Первыми в них полетели очереди из стрелометов с крыш. Затем уже волны стрел из основного строя и также с крыш. И уже после полетели гранаты. Улица заполняется человеческими трупами, оставшимися от оборотней. Пока одни горящие оборотни по трупам, пронзенным стрелами, пытаются добраться до основного строя, другие карабкаются на стены, чтобы перебить засевших на крышах домов лучников. Несколько десятков оборотней взбираются на крышу, с которой начинают раздаваться крики. Сверху на улицу падают трупы армидейских солдат и простых людей оставшиеся от оборотней. Спустя минуту лучники на крышах домов перебиты. Вопреки стрелам, взрывам гранат, волна оборотней добирается и до основного строя. Твари сталкиваются о щиты. Джейсон, успев выпустить несколько стрел, достает меч и щит. Оборотни прут настоящим потоком. Но броню солдат так просто не пробить. Не в силах нанести первым стоящим бойцам урон, когтями скребя по броне, оборотни, не останавливаясь, прут потоком дальше. Уклоняясь от лезвий мечей, волной они пытаются прорваться вперед, чтобы растворить бойцов в своем потоке. Они просто поглощают солдат своей массой, отделяют от строя, валят их на землю и дальше уже разрывают на куски бронекостюм, а затем и самого солдата. Твари, прущие потоком, проносясь мимо, сталкиваются о броню, царапают ее когтями. Пока солдат отбивается от одной твари, две другие уже лезут на него — одна прыгает сверху, другая вылезает из-под ног предыдущей. Поток оборотней поглощает солдат одного за другим.
Твари приближаются к Джейсону. Вот она его возможность хотя бы запомниться храбрым доблестным воином, если в реальности был чудовищем. Сжав меч крепко, как только можно, он бросается в бой. О его броню бьются когти и лапы прорывающихся со всех сторон тварей идущих настоящим потоком. От нескольких сильных ударов он едва сумел удержаться на ногах. Он старается держаться рядом с другими бойцами, не дает потоку тварей поглотить себя. Монстры, сталкиваясь о его броню, проносятся мимо. Вопреки мощному черному потоку, пока броня защищает его, он рубит их, машет мечом, пока есть силы. Острые зубы вцепляются ему в шею, но не могут прокусить лист защищающей ее брони. Другой оборотень, набрасываясь на него сбоку, виснет на нем. Третий проноситься над ним, наступая ему на голову отталкивается, и прыгает на стоящего позади солдата. Джейсона повалили на землю и утащили вперед. Прижатый тварями к земле он не может даже пошевелиться. Лапы, венчающиеся огромными когтями, впиваются в щели между листами брони. Его разрываемый на куски бронекостюм трещит по швам. Сталь брони для него зажатого несколькими жаждущими порвать его на части тварями — единственное, что защищает от смерти. Вырваться не получается, кажется это конец. И тут в паре метров падает бомба, сброшенная одной из летучек. Подоспевшая помощь с воздуха еще несколькими бомбами распахивает оборотней, ослабляет их поток и дает солдатам продохнуть. Оборотней накрывает волной осколков, изрешеченные они, отброшенные взрывной волной падают на землю. Джейсона лежащего на земле от осколков защищает броня, однако взрывом огненной бомбы ему обжигает лицо, поднявшись на колени, он кричит от боли. И вот он весь его триумф, тревожный момент выполнения миссии возложенной на него родиной. На деле это просто участь расходного материала для поля боя. Ему повезло. Его хватают и как раненого оттаскивают в конец улицы. Он быстро приходит в себя и с обожженным лицом, сходя с ума от боли, снова рвется в бой. От их и без того неполного батальона почти ничего не остается. 'Отступайте. Рубеж прорван. Уходите с улицы!' — кричит командир майор Калегром, а сам со своим волшебным копьем бросается на приближающихся тварей. От ударов его копья наделенного 'молниевым ударом' твари разлетаются в разные стороны. Несколько солдат бросаются за ним следом, среди них Джейсон. Командира оборотни разрывают на куски. Джейсон бросается в бой, зарубает пару тварей, затем удар огромной лапой от которого перекашивается шлем и перед его глазами все заволакивает темнота.
Летучки продолжают бомбить поток оборотней, даже в тех местах, где прошли бои, где все выжжено огнем и остались одни руины. Поток оборотней повсеместно прет не прекращаясь. Прибывают летучки побольше. Летучие мыши еще огромнее, у которых сзади выпирает мерзкий насекомообразный зад, на спинах которых помимо наездника размещено еще восемь лучников, также установлены стрелометы. В своих лапах гигантские твари сжимают стальные формой похожие на якоря палицы. Пролетая над улицей кишащей оборотнями, гигантская летучка сбрасывает на нее свой 'якорь' острые лезвия, торчащие по бокам которого сделаны из серебра. 'Якорь' привязан цепью к лапе летучки. Пролетая над улицей, она тащит за собой свой якорь, который, волочась через толпу оборотней, разрубает их на куски. Нахирон паря на своей летучке уже сбросил весь имеющийся на ней боезапас, сейчас пролетая над местами боев, он судорожно ищет Джейсона. Ищет не глазами, наоборот его глаза закрыты, он ищет его телепатически, в общем хаосе пытается отыскать поток его мыслей, почувствовать его. И вот находит.
Джейсон без сознания лежит внизу на улице кишащей оборотнями. Нахирону ничего не остается, как с высоты спрыгнуть прямо в толпу оборотней, он делает это, не задумываясь. На улице в месте, где без сознания лежит Джейсон раздается взрыв без огня, каменное покрытие улицы кусками разлетается по сторонам. Каменными обломками и потоком воздуха оборотней разбрасывает в стороны. Это все он совершил силой своей мысли. Когда пыль оседает, на пути у потока оборотней, у тела Джейсона стоит только один Нахирон. Два серебряных меча валяющихся поблизости, которые уже не пригодятся своим мертвым владельцам, сами оказываются у него в руках. Тыльной стороной рукоятей он соединяет мечи друг с другом. Рукояти автоматически скрепляются. Общая рукоять удлиняется, у него в руках оказывается двойной меч с одной общей ручкой и двумя лезвиями, такой функцией наделены все мечи пехотинцев армидейской армии. Невидимая сила толкает тело Джейсона, скрепя броней по земле, он откатывается в безопасный конец улицы, подальше от потока оборотней. Нахирон мысленно сообщает одному из выживших офицеров батальона о том, что Джейсон жив и лежит без сознания. Солдаты, отступая, уносят тело Джейсона с собой. Теперь Нахирону нужно прикрыть их отступление. Для него это будет первое настоящее испытание себя.
Оборони, после его эффектного появления, сначала боясь, принюхиваются, пытаются понять, кто стоит перед ними, затем наваливаются на него огромной массой. Разгоняя мозг до предела, он становится быстрее их. Он рубит их, едва они успевают к нему приблизиться. Разгоняется до такой скорости, что его движения становятся неуловимы для человеческого глаза. Только два лезвия его меча, сверкая, моментально рубят на куски набрасывающихся со всех сторон оборотней. Спустя пару минут на улице заваленной человеческими телами, оставшимися от оборотней, одна из когтистых лап все же достает его. Он теряется и пропускает еще несколько ударов. Броня спасает от ранений. Потеряв инициативу, он принимает решение отступить. Никакой истерики, переживаний, только холодный ум и сосредоточенность. Без труда парой легких прыжков он вскарабкивается на крышу дома. Спасшись от оборотней, он убирает за спину свой двойной меч, который ему понравился, поэтому он решил его оставить. Он смотрит вниз, без эмоций оценивая ситуацию. Итог первого полноценного столкновения: несколько тысяч перерубленных тварей, хоть какая-то помощь обороне, плюс к выполнению главной задачи — ее спасение. Рычащие твари по стене дома ползут за ним на крышу. Сложенные крылья за его спиной образующие плащ резко расправляются, вернее, надуваются, он отталкивается от крыши и уносится вверх. После его ухода, по команде из Центра Управления, все дома на улице взлетают на воздух. Оборотней погребают тонны камня и огонь. Всего несколько минут боя с нескончаемой ордой оборотней он воспринимает как личное фиаско, ему необходим реванш.
Джейсон с трудом приходит в себя. Он на окраине первого сектора — городского квартала, куда проникли оборотни, в колонне солдат движущейся вдоль стены разделяющей городские кварталы, вернее сектора обороны. Его как раненого находящегося без сознания волоком тащат по земле как мешок. От первого сектора почти ничего не осталось. Для обеспечения отступления солдат координаторы из Центра Управления подрывают улицу за улицей. Квартал более чем наполовину заволочен огнем, обращен в руины. Повсюду вьется разносимый ветром черный дым. Однако где-то там, среди дыма еще идут бои. Пехотинцы, умирая, еще пытаются сдержать продвижение оборотней, отступают с улицы на улицу, после себя, оставляя огненные руины. По полуразрушенному кварталу не прекращая бьет артиллерия, местная авиация сбрасывает бомбы. Со спин гигантских летучек проносящихся над разрушенными улицами лучники серебряными стрелами убивают тварей потоком прущих внизу.
— Мы по идее должны быть там. А тут пришлось мясо это тащить, — ворчит тот, что тащит Джейсона. — Я устал. Передохну. Мясо попалось тяжелое, — он бросает Джейсона как мешок.
— Радуйся тому, что выжил, — говорит солдат, рядом волочащий по земле другого раненого. Их колонна продолжает двигаться вперед. Все здесь идущие — счастливчики, которые выжили после столкновения с оборотнями и теперь отступают. Солдаты, которые тащат раненых, сами раненые которые способные идти, ковыляют, опираюсь на что-нибудь, чаще всего на копья. И просто солдаты, они не ранены, но и раненым не помогают. Они просто идут, просто уходят, не желая возвращаться в этот объятый огнем и дымом ад. Все они движутся к воротам, открывающим путь в другой городской квартал, вернее сектор обороны еще не тронутый битвой. Джейсон в таком состоянии, что стоит ему закрыть глаза, он теряет сознание снова, а глаза закрываются сами собой. Он как тряпка, у него нет сил, даже пошевелиться. Изредка приходя в себя, спустя секунды он снова отключается.
Навстречу тянущейся колонне раненных строем двигались ровные ряды свежих солдат. Командование решило так просто не сдавать первый сектор, в поддержку бойцам, держащим улицы, двигалось подкрепление, вернее свежее мясо на откуп оборотням. Потрепанные битвой бойцы старались не смотреть на коллег, только отправляющихся в бой. Частично это был стыд и нежелание к ним присоединяться. В строю солдат отправленных для подкрепления, сотрясая землю, шагают огромные чудовища Стеноломы, танки — как их называют местные солдаты. Следующие образцы живого оружия Армидеи, следом за летучками пробужденные из своих стальных капсул в глубине Ульев. Очередное порождение армидейских алхимиков выращенное для войны. Официально эти твари при помощи древних темных магических учений были выращены армидейскими алхимиками из человекоподобных обезьян. Генно-инженерная область алхимии, использующая в качестве начального материала людей называлась гомонетикой которая по общему согласию была запрещена. То есть извращаться над людьми при помощи магической науки (алхимии), ставить над людьми опыты, пытаться при помощи магии превратить человека в чудовище или как-то искусственно усовершенствовать его, у артэонов было официально запрещено. Но нелегально правительства артэонского мира, конечно же, этот запрет нарушали. Поэтому во внешнем виде выращенных армидейскими алхимиками чудовищ Стеноломов можно было встретить откровенно человеческие черты, поэтому эти твари и были обвешаны броней, то есть броней скрыты. Официально, разумеется, биологическим материалом, из которого были выращены чудовища Стеноломы, были только человекоподобные обезьяны. Получившиеся в итоге чудища, пробужденные из Ульев перемещающиеся как люди на двух ногах, в высоту достигают четырех метров, топая огромными лапами, возвышаются среди строя солдат. Они обвешаны золотистой броней, из промежутков между листами которой местами клоками торчит шерсть. Эти твари лишены глаз, верхнюю часть их морд скрывает броня шлемов, видна, остается только полная острых зубов огромная пасть и похожий на собачий нос. В руках они держат огромные палицы. Издавая рычание, огромные монстры, двигаются в строю среди солдат. На спине каждого из этих монстров, на специальной платформе, прикрепленной к броне, сидит управляющий им наездник.
На пути у колонны раненых, в которой волочится Джейсон, появляется какой-то странный офицер в полковничьих погонах. Улыбаясь, он странно смотрит на отступающих солдат. — Строй раненых на месте! Стой! — кричит этот офицер в чистой блестящей броне еще непотрепанной битвой. Солдаты уже прошедшие через бой не сразу, но останавливаются, глядя на этого офицера измученными уставшими взглядами. — Поступил приказ первый сектор держать до последнего. Понимаю, все устали и выбились из сил. Всем хочется хоть ненадолго, но вздохнуть спокойно. Но сейчас город находится в опасности реального уничтожения. Сегодня у нас нет времени отдыхать. Придется поработать. Все кто в этом строю еще могут держать оружие. Все кто тут еще не обезумил от страха. Все вы прямо сейчас мобилизованы в сводный батальон. Под моим началом вам приказано вернуться обратно.
— Ни фига! Мы прошли через бой, чудом выжили, нам положен отдых! — от имени колонны всех раненных в ответ недовольно кричит, хрипящий уставший офицер.
— В этой битве город все равно будет стерт полностью, от боя вам не сбежать! Всем здесь стоящим деваться некуда. Вместе мы отдохнем на том свете, — не убирая с лица улыбки, отвечает полковник.
— А как быть с раненым мясом, сэр? — крикнул солдат волочивший Джейсона по земле.
— Передать другим мобильным раненным. Или аккуратно уложить небольшими кучками прямо на улице. Бойцы медицинского батальона на подходе они соберут раненое мясо. Давайте быстрее ваши мертвые товарищи ждут вас! — с улыбкой криком ответил полковник.
— Пятый батальон, восьмой полк, все кто еще могут биться! Идем за командиром, как и обещали! — кричит кто-то из выживших офицеров батальона Джейсона. Следом раздаются крики: 'Седьмой батальон!' 'Пятнадцатый!'...
Джейсон, по-прежнему лежавший на земле, мельком уловил происходящее. Все что он разобрал так это то, что ему велено вернуться обратно в этот объятый огнем и дымом кошмар. В полубессознательном состоянии при мысли о возвращении обратно на его душе возникает резкое отвращение. Недовольно сморщившись, он снова отключился. 'У этого что?' — подойдя к Джейсону, спрашивает медик. 'Сотрясение мозга. Броня пробита в двух местах. Есть небольшая кровопотеря. Обожжено лицо', — отвечает солдат волочивший Джейсона. 'Снять с него снаряжение. А мясо в кучу к остальным раненым! Осмотр окончен', — кричит медик, явно заблудившийся в своем Малдуруме, Джейсона тут же подхватывают и начинают куда-то тащить. Пока его тело волочат по земле, сам он в глубине своего сознания оказался в Мерзлом лесу окруженный разрубленными телами волков. Перед ним стояло его безумие, здесь повелевающее им, собранное в облике доктора Росс. Она злобно смотрит на него. 'Взгляни на себя. Мерзкая убогая размазня. Слабак!' — с пренебрежением сказала она. Эта фраза взрывает в нем бешенство.
— Я не слабак! — закашливаясь, с криком резко пробудился и подскочил Джейсон, от потемнения в глазах, едва устояв на ногах.
— Да не слабак ты! Успокойся только шизик! — смеялся над ним оказавшийся рядом прапорщик. К Джейсону тут же подбежали два медика.
— Ты не слабак. Ты считай труп! — посмеялся над ним тащивший его по земле солдат, вздохнувший с облегчением избавившись от необходимости волочить по земле это 'убогое мясо'.
— Да цел я, цел! — отмахнулся Джейсон от медиков. Он плохо понимал, что произошло, но уже осознавал, что подписал смертный приговор — теперь ему предстоит вернуться обратно. Все его тело ныло, он чувствовал себя напрочь измотанным. Лицо, смазанное противоожоговой мазью, просто горит, щиплет мерзкой впивающейся в мозг болью. Потемнение в глазах не отступает. В нынешнем состоянии ему хотелось просто завалиться куда-нибудь и просто отдохнуть. Возвращаться назад не было никакого желания, а все безумие из головы как обычно выбила смертельная усталость. Пара ударов по щекам и в руку ему суют меч. С трудом стоя на ногах, он обреченно взглянул на охваченный огнем квартал. Но ведь этого он и хотел, осталось только снова смириться с тем, что этот пылающий кишащий монстрами ад это то самое чего он проклятое ненавистное самому себе чудовище заслуживает. Нужно умереть достойно, пока погоны чисты. И все что для этого от него в нынешней ситуации требуется, так это расслабиться и просто раствориться в безумии, что вопреки усталости шевелиться внутри. Глубокий вдох и он уже по-другому смотрит на освещающее ночь зарево огня объявшего руины первого сектора. Больше не о чем беспокоиться ненужно, эта жизнь вместе со всеми проблемами остается где-то позади, он впервые в своем безумии может позволить себе расслабиться, в полной мере стать тем чудовищем, которого до этого так боялся. Его участь решена. Из снаряжения у него на поясе остался только нож. Ему вдобавок к мечу дают еще какое-то копье, на ходу выхваченное у кого-то из раненых. 'Молодец Сорн. Выспался напоследок!' — с улыбкой смотрит на него один из новых сержантов его батальона. Сержант улыбается, но под улыбкой в глазах читается страх. 'Вот только проснулся слишком резко', — держась за трещащую голову, ответил Джейсон. 'Мы же все просто умрем там. Бессмысленно. Что же они творят?' — со страхом причитал солдат бледный от потери крови. 'Да ладно расслабьтесь! Не мы одни такие. Чувствую, сегодня почти все наши коллеги разделят нашу участь', — кто-то из солдат с улыбкой смотрел на происходящее.
— Хватит скулить! Я бессмысленная тупая марионетка брошенная командованием в пекло и скорее всего я умру. И вы здесь все такие же. Вы солдаты, вас для этого растили. Ваша воля ограничена приказом. Приказ для нас тупых марионеток есть нечто великое, нерушимое, священное писание мать его! Нам поступил приказ вернуться обратно, значит, наши судьбы определены. И чтобы нас там не ждало, мы вернемся обратно. Даже если мы все умрем там. Потому что приказ есть и, следовательно, выбора нет! — и здесь кричал на солдат сорванным голосом сержант Раймс. Он даже сейчас не испытывал к себе никакой жалости.
— Неплохо! Неплохо! — какой-то выживший офицер посмеивался над речью безумного сержанта, но Раймсу было наплевать. В окружающей атмосфере Раймс чувствовал себя в своей тарелке.
— Сорн! Рад, что ты присоединился к нам. Действительно ты молодец, я сейчас не шучу. У тебя была возможность прикинуться раненым, спастись отсюда, все, что тебе нужно было так это лежать и не дергаться. Но ты самостоятельно обрек себя на смерть! Я думал, что один здесь такой придурок! — Раймс не мог пройти мимо 'своего любимчика' Джейсона.
Сводный батальон из потрепанных битвой солдат, среди которых шагает движимый безумием Джейсон, следом за своим новым командиром не соблюдая строй, толпой двинулся следом за подразделениями, отправленными для помощи в удержании первого сектора.
Среди едкого дыма и дикого жара источаемого огнем группа солдат, как и положено неся потери смещаясь назад, дошла до конца улицы. После все дома на оставленной улице взлетели на воздух, погребя оборотней под собой. Выжившие солдаты получили приказ сдвинуться на соседнюю улицу. Только они начали движение, как из огня вылетел огромный оборотень Рэвул. Огромная тварь раскидала всех солдат и, упившись кровью, издала свой протяжный вой огласивший Армидею.
Тард сидел на коленях в центре большого пустого зала. В мирное время еще при артэонах это была площадка для бальных танцев. Изготавливая свои наряды вручную, стараясь всех удивить и проявить оригинальность, жители города, проводили здесь вечера, играя в кавалеров и прекрасных дам. После город населили люди, беженцы из Эвалты, которые все тут к чертям разнесли. От внутреннего яркого декора остались только голые стены. Но казалось, местами здесь еще можно почувствовать приятный аромат, наполнявший это место в дни истинно мирной жизни. Это помещение идеально подходило для задумки Тарда. Высокий потолок, крепкие стены, прочные большие входные двери. Еще одна дверь, ведущая в подсобное помещение — если что, то есть даже куда отступить. Его глаза закрыты, он полностью сосредоточен. Перед ним лежит альбом и карандаш. На альбомном листе его руками нарисовано какое-то чудовище высеченное, будто из каменных глыб — так он пытался увидеть свой внешний облик в ледяном доспехе, научиться покрывать себя которым, было самой сложной из способностей Воина Стихии повелевающего холодом. Он решил последовать совету отца и, стараясь помочь своей фантазии, облегчить задачу своего воображения направляющего магию, несколько раз досконально изобразил свой желаемый внешний облик на листке бумаги. По словам Крегера это должно было помочь. Закрывая глаза в тишине, в отличие от магов он не видел переливающихся всеми цветами потоков магии. Хотя потоки магии источал. Он не мог вот так запросто погрузиться в магический транс. Ему приходилось полностью концентрироваться, от всего отвлечься и думать только о будущем внешнем облике. Бесценный Меч Света лежит у него на коленях. Под шлемом на его висках, одет телепатический обод для связи с Центром Управления, откуда ему должны сообщить, когда оборотень Рэвул проявит себя, чтобы сразу выдвинутся в нужное место, а не бегать и не искать его среди горящих руин.
Громыхающая снаружи битва приближалась к залу для бальных вечеров, в котором он укрылся. Закрыв глаза, он чувствовал смиренный покой. Во время предыдущей попытки у него почти получилось принять желаемый облик. Сейчас, за мгновения перед битвой, когда все нервы на пределе, отвлекаться больше не на что и внимание полностью сконцентрировано, он был собран как никогда. Он внушил себе, что сейчас у него все должно получиться.
'У нас тут огромная тварь, крошит нас пачками, мы ничего не можем...', — запыхавшимся усталым криком одного из офицеров прошло по каналу телепатической связи. 'Тард. Нужная вам цель находится на пересечении десятой и седьмой улиц. От вас двести метров по улице на север и поворот направо', — через обеспечивающий связь обод донесся до него женский голос координатора из Центра Управления. 'Твою мать! Блин!' — уже пора выдвигаться, а у него так ничего и не получается. 'Главное поверить в свои силы. Ты это можешь. Нужно просто устремиться к желаемому всецело', — услышал он голос своего ангела. На его лице появилась приятная улыбка. От ноток любимого голоса он моментально расслабился, душу освободил груз происходящего, все сразу стало казаться проще. Его сознание моментально оказалось в темноте желаемого транса, окружившая его Сфера Холода закружила вокруг него снежную массу. Его рисунки разнесло по залу.
Громоздкие двери бального зала отворились, на улицу вышло ледяное чудище не меньше пяти метров. Тело Тарда сокрытое под коркой льда в несколько метров застыло в центре туловища ледяного монстра, огромные ледяные руки и ноги которого двигались сами собой. Внешне получилось не очень, как-то бесформенно, но для первого раза сойдет. Голова у ледяного великана фактически не получилась, о шее и речи не шло. Из громоздкого ледяного туловища, в котором был сокрыт Тард, просто торчала глыба примерно похожая на голову. Пальцы на руках не получились тоже. Вместо положенных пятипалых рук получились какие-то монолитные ледяные рукавицы с одним лишь большим пальцем. В облике ледяного великана, со стороны похожего на ожившую неотесанную ледяную глыбу, он двигался по уцелевшим улицам первого сектора.
Тард в ледяном доспехе вышел на нужную улицу, это было понятно по разбросанным повсюду трупам солдат. Оторванные конечности, смятая броня, обычные рядовые оборотни на такое явно не способны. Не заставив себя ждать, в конце переулка в дыму появился огромный оборотень. Он также увидел Тарда и не спускает с него сияющих волчьих глаз, принюхивается, изучает на расстоянии нового неизвестного врага. Все снося на своем пути, ледяной великан понесся на монстра. Оборотень ничего не мог противопоставить ледяной махине. Тард в ледяном доспехе просто сшиб его как разогнавшийся локомотив. Оборотень, заметно уступающий в размерах и массе, попытался сопротивляться, но его когти и зубы просто скребли по толще ледяной брони, а у покрытого ею великана была стальная хватка. Сжав оборотня ледяными лапами Тард, проломил им несколько стен, ледяным кулаком переломал ему все кости. Оборотень потерял сознание на время регенерации. Взвалив на плечо огромную волчью тушу, ледяной великан управляемый Тардом направился обратно, в сторону зала для бальных танцев из которого вышел.
Рядовые оборотни, желая защитить своего прародителя, со всех сторон набрасывались на ледяного гиганта. Сначала Тард решил не обращать на них внимания и просто двигаться по улице дальше, все равно его ледяной брони им не пробить. Ледяной гигант прорывался вперед, просто растаптывая попадавшихся под ноги рядовых тварей. Затем атакующие Тарда оборотни, бросив свои попытки, просто преследуя его, стали издавать какие-то странные протяжные крики, о чем-то оповещающие остальных. Спустя секунды, будто движимые инстинктом, обязывающим их защищать своего прародителя, рядовые оборотни накинулись на Тарда огромной толпой. Казалось, все твари разом, со всей округи сбежались к нему. Оборотням было не прокусить ледяную броню, они просто царапали ее своими когтями, что было вовсе не смертельно для заточенного под ней Тарда. Пока твари не навалились огромной кучей. Движимые коллективным сознанием, став единой живой массой они просто задавили его под своим весом. Пытаясь разбросать их Тард, как мог, рвался из поглотившей его живой кучи оборотней. Твари просто тормозили его, не давали двигаться дальше, одновременно пытались вырвать у него из рук своего вожака. На помощь пришли солдаты. Сначала несколько минометных снарядов аккуратно наведенных упало возле него, разметав задавившую его кучу оборотней, затем подоспели пехотинцы. Когда твари не перли нескончаемым потоком солдаты Армидеи наделенные силой от Духа без труда справлялись с ними. Подошел один танк. Огромное свирепое чудище, кошмарное и жуткое, заточенное в броню, под управлением наездника прячущегося за спиной, своей огромной палицей разметало оборотней, едва не задев поднявшегося из-под их массы Тарда.
Едва Тарду стоило пройти метров двадцать, как оборотень Рэвул на его плече пришел в себя. Огромная тварь вырвалась, повалив несущего ее ледяного великана. Тарду пришлось снова сцепиться с ним. У оборотня снова не было шансов, его мощные зубы и когти, довольно-таки серьезно царапали ледяную броню, но до Тарда ему было не добраться. Зато ледяной великан своей железной хваткой ломая оборотню кости, просто не оставлял ему возможности вырваться. Крепко схватив тварь ледяными ручищами Тард, проломал им все окружающие стены и снова ледяным кулаком как молотом раскрошил ему все возможные кости. Оборотень снова свалился без сознания. С диким ревом со всех сторон опять хлынули рядовые твари. Снова на помощь Тарду подоспели солдаты направленные Центром.
Тард с оборотнем на плече добрался до нужного строения отдельно возвышающегося среди городских улиц. Зайдя в бальный зал, он скинул с себя оборотня и крепко запер огромные двери на тяжелый засов. Спустя пару секунд рядовые оборотни врезались в них снаружи, они чувствовали, что их вожак в беде, поэтому рвались внутрь, желали его спасти. Двери были крепкими, как и стены этого здания, внутрь тварям было не прорваться. Тард остался с первородным оборотнем один на один. В этом и была суть его плана — вырвать главаря оборотней из общей массы, остаться с ним здесь один на один и потом прикончить, спокойно чтобы никто не мешал. Оборотень снова пришел в себя, Тард своим ледяным кулаком буквально забил его в пол. Под потолком в этом зале висела большая люстра, подпрыгнув ледяной великан, оторвал ее и, пронзив ею монстра, пригвоздил его к полу как следует. Помещение зала погрузилось в полумрак. Главный оборотень, переломанный в щепки, на время регенерации лишился сознания, вдобавок к полу его пригвоздила огромная люстра. У Тарда есть секунд двадцать, прежде чем чудище опять задергается. К тому же оборотни снаружи ломятся в дверь, слышно как в поисках входа они, скребя когтями, лазают по крыше и стенам.
Ледяной доспех с треском рассыпался, Тард оказался на коленях, как и сидел до этого. Меч Света в его руках, в присутствии жуткого монстра снова ярко засиявший, осветил погрузившийся в полумрак зал. С сияющим мечом Тард аккуратно приближался к оборотню. Еще с первой схватки он помнит, как опасно приближаться к твари, поэтому не спешит. Тварь будто чувствуя сияние смертельного лезвия начала дергаться. Монстр стал приходить в себя раньше срока. Тард аккуратно приблизившись, замахнулся, но чудище в последний момент успело закрыться рукой. Сияющее лезвие пронзило огромную лохматую лапу. Огромная тварь, от боли моментально придя в себя, взвыла нечеловеческим жутким ревом. Сияющее лезвие обжигало темную плоть, из раны на руке монстра пошел дым, и потекла черная кровь. Лезвие меча засияло ярче яркого, Тард быстро вынул его из руки твари и попытался отсечь им волчью голову. Испытав неописуемую боль, монстр подскочил, пронзенный огромной люстрой, сбил Тарда с ног, отпрыгнул в сторону и забился в угол. Монстр, вынув из себя люстру, скулил, как перепуганное животное трясся от страха и вжимался в угол. Освещая полумрак сиянием лезвия меча, Тард приближался к нему. Монстр когтями взобрался по стене, проскочил по потолку над Тардом и бросился к дверям. Обезумивший от боли он выломал двери зала, впустил внутрь толпу оборотней, что долбилась в двери снаружи, а сам бросился бежать как трусливое животное.
Тард в момент окруженный сотней рядовых оборотней оказался зажат в центре зала. Яркое сияние, что источал Меч Света в присутствии тварей Тьмы, пугающее оборотней, единственное, что сдерживало их от нападения. Тард светом меча, отпугивая тварей, покрыл себя слоем своей обычной ледяной брони. Облачиться в ледяной доспех, стать ледяным великаном, что требовало полной концентрации, секунд уединения с мыслями, в нынешней обстановке он не мог. Как бы ярко не сияло лезвие безумные твари Тьмы, представленные оборотнями все же стали нападать. Он успел зарубить нескольких из них, прежде чем они хлынули толпой. Его задавили массой. Если бы не слой ледяной брони его порвали бы в клочья. Он собрался совершить ледяной взрыв, конечно так мощно как у отца 'бахнуть' у него не получалось, но превратить в лед хотя бы несколько десятков тварей что окружают его было бы достаточно чтобы вырваться. Только ему стоило закрыть глаза, попытаться сконцентрироваться, как из-под массы оборотней, его вырвала чья-то неведомая сила. Он свалился у дальней стены зала, а на тварей что до этого зажали его, сверху рухнул потолок. Рядом с ним стоял отец. Протягивая ему руку Крегер улыбался.
— Не ждал меня засранец!
— Почему так долго?! — изображал недовольство Тард.
— Ты мне еще покривляйся.
— Так и будешь за мной всю битву присматривать? Лучше бы шел и воинам на улицах помог, ты же вроде как светлый маг. Или ты как обычно забыл об этом? — поднявшись, Тард был рад появлению отца.
— Все-таки надо было дать им тебя еще помучить! — улыбался Крегер. — В хаосе этого мира мы должны сохранить лишь, что нам дорого. Всех не спасти.
— Ладно, пойдем. Спасибо как бы!
Через подсобное помещение они попали в подвал, дальше через систему подземных коммуникаций вышли на безопасные улицы. 'Где находится нужный мне субъект?' — по связи, прижимая обод к виску, спросил у координаторов Тард. 'На данный момент первородный оборотень покинул территорию города. Мы будем держать вас в курсе', — ответил женский голос. 'Значит, он испугался и удрал!' — Тард нашел повод для улыбки.
Собранный на ходу из потрепанных солдат новый батальон Джейсона вошел в объятые огнем разрушенные улицы. Говорят на войне нет ничего страшнее, чем повторно возвращаться на поле боя. Сейчас следуя по пылающему аду, даже Джейсон, затерявшийся в Малдуруме, в своем безумии обычно дерзкий и стойкий солдат, чувствовал резкое отторжение. Это было не то, что нежелание, это была невыносимость возвращения. Однако строй двигался вперед, и всем приходилось шевелить ногами. Среди руин они отыскали целую нетронутую улицу, и заняли на ней оборону. Улица оказалась широкая, центральная в квартале. Посередине нее зеленели ряды деревьев, стояли ряды скамеек, возвышался какой-то абстрактный памятник. 'Слышите, что я узнал. Прежде чем нас разбили в прошлый раз, на соседней от нас улице стояли погранцы. Несколько батальонов. Так вот их всех перебили полностью!' — кучка армидейских морпехов включая Джейсона, залилась довольным смехом. 'Вот лохи!' — смеялись они над своими погибшими товарищами. Даже сейчас на темной улице среди выжженных руин, перед лицом погибели пехотинцам грело душу осознание того что они круче пограничников, которых они считали тыловыми крысами, просто ненавидели во многом из зависти.
Впереди собранного на ходу нового батальона Джейсона, стояли два полноценных еще не участвовавших в битве батальона усиленные несколькими танками. Громадные чудища Стеноломы тяжело дышали, ожидая битву. Оборотни поперли, как обычно потоком. Бой приняли батальоны стоящие первыми. Зазвучал скрежет стали, крики, рычание. Захрипели огромные танки своими палицами разбрасывающие оборотней как игрушки. Долго без дела задним рядам, где стоит Джейсон ждать не приходится. Оборотни перелезают через дома, выскакивают из подъездов, переулков. Когда оборотни нападают поодиночке, а не прут потоком солдаты-артэоны наделенные силой от Духа, ставшие в разы быстрее и сильнее обычных людей запросто расправляются с ними. Джейсон успел зарубить двоих.
Все замечают одну странность. На некоторых оборотнях висят элементы бронекостюмов, обрывки комбинезонов которые армидейские солдаты носят под броней. Ответ очевиден: эти оборотни они уже из артэонов-солдат, которые погибли где-то там в огне. После инфицирования слюной оборотней Дух отпускает зараженных артэонов. Их артэнсферы начинают распадаться, но тут приходит Тьма и существа уже погибшие как артэоны становятся оборотнями, превращаются в жутких тварей. Бронекостюмы в соответствии с наложенными на них чарами фиксируя смерть носителя в момент распада артэнсферы, рассыпаются, становятся грудой загнивающего железа. Поэтому на оборотнях из артэонов висят только куски, обломки брони. Также нужно отметить отдельную странность. Среди черных и сильных оборотней, которые штурмовали стены Армидеи, шли в этом рычащем легионе первыми, все чаще попадаются какие-то дряблые, немощные особи. Джейсону попался какой-то совсем необычный оборотень. Строение тела как у человека, вообще ничего схожего с волком. Он весь (кроме лица) покрыт шерстью, серой шерстью как зверь. Окруженное шерстью лицо почти человеческое, только нос похож на собачий, также в наличие длинные клыки и волчьи глаза. Да и силой оборотней это существо не обладает, Джейсон зарубил его без проблем. Позже когда ученые мудрецы этого мира будут исследовать оборотничество как явление, будут выделены так называемые поколения оборотней. Первое поколение это укушенные первородным оборотнем Рэвулом. Те самые сильные быстрые черные люди-волки внешне похожие на своего прародителя. Второе поколение это уже укушенные оборотнями первого поколения и так далее. Всего поколений оборотней будет выделено семь. До третьего поколения это все те же сильные быстрые черные твари похожие на своего прародителя. Начиная с четвертого поколения, идут отклонения. У тварей четвертого поколения может отсутствовать длинный хвост, ноги могут быть лишены возможности переключаться из волчьего способа ходьбы в человеческий. Они перемещаются либо на двух лапах подобно людям или на четырех подобно волкам. С каждым поколением твари становятся все слабее и слабее. Оборотень, которого зарубил Джейсон, относится к последнему седьмому поколению. Он уже не всегда может инфицировать (сделать оборотнем), у таких тварей даже может отсутствовать возможность обратной трансформации. Оборотни седьмого поколения это даже не всегда оборотни, порой они так и остаются навсегда полулюдьми полузверьми, дикими и свирепыми тварями. Этих существ окрестят лесовиками. Но раз на раз не приходится, порой и из тварей седьмого поколения могут получиться сильные крепкие настоящие оборотни.
Джейсон и другие солдаты продолжали стоять на улице. От батальонов, что стояли впереди, вначале улицы, почти ничего не осталось. Не прекращая, спереди шел поток раненых. Большие летучки, махая огромными перепончатыми крыльями, приземляются и загружаются ранеными до отказа. Несколько домов вначале улицы взлетели на воздух, все заволакивал дым. Дома по правую сторону окутывал пожар. Местные огромные танки, махая палицами, неизбежно тоже поглощались потоком оборотней. Летучки поменьше не прекращая сыпали с воздуха бомбы. Поток тварей приближается к рядам Джейсона. 'Построиться! Приготовиться к столкновению! К нам идет основная фаза', — кричит командир 'нового батальона' Джейсона. Твари прут потоком. Впереди стоящие солдаты начинают пропадать один за другим, будто смываемые черными волнами. Щиты не спасают, эти твари их просто перескакивают или наваливаются массой и проламывают любую стену щитов. Внезапно раздается несколько взрывов. На улицу, прямо в поток тварей аккуратно начинают падать мины. Взрывы разбрасывают тварей, рассеивают их плотный поток, давая солдатам возможность вступать с оборотнями в полноценный бой, планомерно рубить их одного за другим. Пока поток оборотней рассеян Джейсон, и другие солдаты с криками бросаются в бой, переходят в наступление.
— Нормально. Вот так и бейте по ним! — прижимая к виску телепатический обод, кричит связист, обращаясь к артиллеристам, которые своими точными выстрелами разметали оборотней, дав солдатам перейти в наступление.
— Это ненадолго, — прошло по связи с той стороны. — У нас приказ. Мы бьем по внешней территории, за стены, рассеиваем их поток там. Если мы не будем этого делать, вас там, на вашей нынешней позиции, потоком этих тварей вообще смоет.
— Вы с ума сошли! Оборона прорвана твари в городе. А вы вместо того чтобы помогать нам здесь бьете по их потоку за стенами?! Вы своими взрывами рассеивайте их поток, мы можем сдерживать их натиск здесь на местах. Без этого они просто поглощают нас!
— Сами рассеивайте их силами лучников. Мы не можем бить вслепую. Вдруг попадем в кого-нибудь из вас. Все у нас приказ. Простите...
Мины прекратили падать на улицу. Джейсон и еще несколько сотен солдат, так лихо ринувшихся в бой, оказались одни на задымленной улице. Животным ревом и диким криком поток оборотней приближался. 'Это конец' — подумал Джейсон, смерть он решил принять достойно. Набрав полную грудь воздуха, он бросился тварям навстречу. Две твари, бросившись одновременно, сбили его с ног. Оказавшись на земле, он сумел зарубить обеих тварей и подняться. Еще один монстр, несущийся в потоке, упал разрубленный его мечом. Следующий оборотень уже первого поколения свалил его с ног, когтистой лапой расковырял в броне старую пробоину, когтями впившись Джейсону в правый бок, зубами потянулся к шее пытаясь укусить, сделать его оборотнем. Джейсон, свалившись на спину, сумел схватить оборотня за морду не дав ему укусить себя. Рукой он сдерживал морду твари, пока та пыталась дотянуться до его шеи. Тварь пыхтела, рычала и все же брала верх. Силы Джейсона таяли. Оборотень тем временем просунул свою лапу глубже под броню Джейсона и когтями уже основательно вонзился в его тело, расковырял ему все внутренности. Обильно теряя кровь, он начал терять сознание, оборотень его все-таки задавил. Джейсон отключился, но оборотень вместо того чтобы укусить его внезапно остановился. Зубы твари замерли всего в сантиметре от его шеи. Волчьи глаза застыли, тварь перестала пыхтеть и рычать, ее разрубленное пополам тело без звуков завалилось на бок. За спиной твари со своим двойным мечом стоял Нахирон.
Он спрыгнул со своей летучки, успев в самый последний момент. Сейчас у него не было времени для схватки с оборотнями, Джейсон истекал кровью. Убрав свой меч за спину, он просто поднял руку и оборотней смел поток воздуха и осколков камней от покрытия улицы. Отбросив оборотней, он взвалил на себя Джейсона, этого двухметрового армидейского солдата. Неся на себе эту громадину закованную в броню, он забежал в подъезд ближайшего дома. Оборотни потоком хлынули за ним. Ловко отбиваясь от тварей, волоча на себе Джейсона, силой мысли обрушивая лестничные проемы, чтобы задержать людей-волков Нахирон поднимался на верхний восьмой этаж. Быстрому и ловкому отбиваться от оборотней ему не составляло труда, но вот тащить здоровяка Джейсона имея в распоряжении тело Рурхана, по физическим характеристикам являясь простым человеком, для него оказалось задачей не из легких. Обливаясь потом от тяжести туши Джейсона висящей грузом на его плечах, забравшись на верхний восьмой этаж, он уже мелочиться не стал и, закрыв глаза, сосредоточившись, обвалил всю лестницу во всем подъезде, погребя десятки поднимающихся по ней тварей. У Джейсона изо рта начала течь кровь. Оставшись на последней лестничной площадке, Нахирон бегом вломился в ближайшую квартиру.
Тело Джейсона облачное в броню, он затащил на кухню и швырнул на обеденный стол, который треснул от тяжести. Оставив истекающего кровью Джейсона на кухне, он встал посреди гостиной и замер. Он почувствовал и увидел все предметы, находящиеся в этой квартире. Затем все нужное ему само полетело к нему в руки. Все медикаменты, бинты, скальпель, ножницы, нитки, все, что нужно чтобы заштопать Джейсона. Магией он не был наделен, наоборот считал себя существом, воплощающим в себе естественную силу человеческого вида. Себя он видел эдаким людским ответом всему сверхъестественному, ведь вся сила, что у него есть это нечто природное опирающееся на мозг и силу его души, заточенную в номосфере, что сияет в центре груди подобно маленькой звезде. Поэтому лечить Джейсона он решил без магии, как и положено грубо и кроваво. Заставив бронекостюм полностью обвалиться с тела Джейсона, разорвав нижний комбинезон, он увидел рану в боку оставленную когтями оборотня. Голубая кровь, принимая темно-красный оттенок, лилась потоком. Аккуратно всунув руку в рану, он поправил поврежденные органы, что-то зашил внутри, обработал и зашил рану снаружи, обвязав ее слоем бинтов. Аккуратно взвалив этого здоровяка на себя, он покинул залитую кровью Джейсона кухню, вынужденно ставшую операционной.
Через чердак он с Джейсоном на плече поднялся на крышу. Твари повыскакивали на крышу через люки соседних подъездов. Вступать с ними в бой он не стал, ведь на плече без сознания Джейсон. Добежав до конца крыши, Нахирон спрыгнул с нее, спустя пару секунд падения очутившись на спине своей летучки позади наездника все также мирно спящего связанного поводьями. Огромная прирученная им летучая мышь, уже видя в нем хозяина, издала крик, будто поприветствовав его. Нахирон в ответ ее погладил, так бы сделал Рурхан, а он есть его продолжение. Все, Джейсон спасен. Осталось только доставить этого раненого здоровяка в главный госпиталь, разбитый в ЦентрЦитадели.
Как говориться: не успел он вздохнуть с облегчением, как за спиной раздался взрыв. Все дома на улице взлетели на воздух. Солдаты, где-то там внизу оставшиеся держать улицу, или отступили или погибли. Нахирон не успел отлететь достаточно далеко, их накрыло взрывной волной и идущим следом потоком осколков. Тело огромной летучей мыши, на которой они сидели, прошило несколькими осколками. Летучка, истекая кровью, несла их, пока были силы, затем свалилась на землю. Нахирон пробудив наездника, с Джейсоном на руках успел заблаговременно спрыгнуть. С грохотом свалившись на землю летучая мышь, немного порычав от боли, испустила дыхание. Нахирон с прибывающим без сознания раненным Джейсоном оказался у стены разделяющей кварталы, вернее сектора обороны города. С одной стороны стена, с другой объятый огнем первый сектор, окраинные улицы которого были еще целыми, если не считать пожара. Стена, отделяющая от остального города охваченный огнем первый сектор, пуста, на ней нет ни лучников, ни других солдат. Все воины, что стояли на ней по приказу отправились пытаться удержать первый сектор, прихватив с собой Джейсона и еще целый батальон из раненых потрепанных боем солдат. К этому моменту почти все они погибли, и Джейсон умер бы с ними, если бы не Нахирон. Сейчас происходит перегруппировка всех частей удерживающих город. Новые солдаты для удержания стены отделяющей первый сектор, которая скоро должна стать новой оборонительной еще не подоспели.
От места, в котором оказался Нахирон до ближайших ворот, ведущих в следующий нетронутый битвой квартал метров пятьсот. Наездник с летучки, придя в себя, не понимая где находится, в ужасе бросился бежать, Нахирон не стал его останавливать. Взвалив на себя Джейсона, он мысленно велел крыльям за спиной расправиться. Его черный плащ расходится на две части, обе его половины за секунды раздуваются, обретая черты огромных крыльев. С Джейсоном на плече, едва он хотел оттолкнуться от земли и упорхнуть, как его сбило с ног, он даже не сразу понял что произошло. Это был мощный взрыв в десятках метров за его спиной. Все окраинные улицы первого сектора взлетели на воздух. В разные стороны разбросанные взрывной волной полетели куски каменных блоков и прочий мелкий как осколки гранаты мусор. Теперь весь первый сектор полностью был объят огнем и лежал в руинах. Если командование решило разом все подорвать, значит, дело плохо, значит, первый сектор потерян, в этих руинах не осталось живых солдат. Убежавший наездник лежит мертвый, накрытый волной осколков от взрыва метрах в двадцати. Поднявшись на ноги среди черного дыма и пепла, Нахирон первым делом проверил Джейсона. У здоровяка пульс в наличии, он, слава богу, жив. От окраинных улиц осталась только стена огня. Нахирон обнаружил, что одно из его наспинных крыльев пробито. Маленький кусок железа торчит из него, белым дымом громко шипя, через пробоину из крыла выходит волшебное вещество дающее возможность парить. Он пытается расправить крылья, но пробитое уже не работает, не может раскрыться полностью, вместо этого оно шипит еще сильнее. Делать нечего, он отстегивает свой плащ, смотрит на возвышающуюся стену, затем на Джейсона. У него возникает идея, он может перемахнуть через стену и без своих крыльев, но раненный Джейсон не выдержит такой сильной встряски. От таких сильных перегрузок разойдутся швы, начнется сильное внутреннее кровотечение. Поэтому он взваливает на себя Джейсона и с ним двигается к воротам, ведущим в следующий сектор пешком.
Из объятых огнем руин стал доноситься вой и свирепое рычание. Твари приближались. Нахирон прибавил шаг. Оборотни, объятые огнем и уже обгоревшие, хлынули потоком. Он, положив Джейсона, развел руки по сторонам. Мощнейшей волной воздуха всех тварей, все несколько тысяч оборотней на расстоянии нескольких сотен метров от него смыло обратно в огонь. И тут он почувствовал себя неладно. В его глазах все начало двоиться. Разом, откинув такое количество тварей, он перегрузил свой мозг. В плане познания своих способностей он еще слаб. Его голова закружилась, он едва устоял на ногах. На вторую такую мощную волну, лихо сметающую оборотней у него уже фактически нет силы. Бегом с Джейсоном на плече двигаясь к воротам, ему приходится еще раз силой мысли откинуть небольшую группу тварей обратно в огонь, из которого они вылезли. Он падает. Силы оставляют его. Спустя секунды, не имея к себе жалости, как машина, надрывая себя, он снова встает, снова взваливает Джейсона и двигается дальше. Любой другой уже давно бы потерял сознание, но Нахирон с Джейсоном на плече все же добирается до ворот.
В преддверии потока тварей ворота соединяющие кварталы естественно закрыты. Огромные золотистые ворота украшены гравюрами изображающими цветы и деревья. Обессиленный, бледный Нахирон аккуратно уложив Джейсона рядом, силой мысли попытался раздвинуть замки внутри ворот. Он обессилен, да и за воротами стоит Арми, ведь город фактически живой, он не даст так просто кому-то управлять своими частями. Тогда безо всяких связующих ободков и других связующих устройств по телепатической связи он отправляет сообщение в Центр, просит открыть ворота. Ворота не двинулись, из Центра ответа нет. Волна оборотней приближается, уже через мгновение они вырвутся из затянутых дымом руин. Достав из-за спины свой двойной меч, он двинулся орде тварей навстречу. Его основная задача сейчас — защитить Джейсона, второстепенная взять реванш за прошлые несколько минут боя и в этот раз продержаться в несколько раз дольше. Оба лезвия его меча начинают кромсать тварей, прущих потоком. Он ускоряется, рубит оборотней с немыслимой скоростью и одновременно не дает им приблизиться к телу Джейсона. Твари окружили их своим черным кольцом. Джейсон без сознания лежит в центре круга схватки, его постепенно заваливает человеческими телами мертвых оборотней. Нахирон, измотанный, ослабленный после чрезмерных нагрузок на разум, испытывает проблемы с ускорением. Он уже не может разогнать мозг надолго как прежде, а когда твари окружают, и прут все разом двигаться нужно невероятно быстро. Он пропустил удар когтистой лапой, чудом сумев удержаться на ногах и продолжить бой. Кажется, еще пара таких промахов и его свалят с ног, просто задавят массой, порвут на куски.
Кромсая тварей, Нахирон натыкается на оборотня пронзенного серебряной стрелой. Следом волна стрел обрушивается на тварей вокруг него и Джейсона. На вершине стены разделяющей кварталы появились ряды лучников. Защитники города все же подоспели. Еще и еще волна стрел накрывает оборотней. Затем вокруг начинает бить артиллерия, видимо на вершине стены среди лучников есть толковый корректировщик арт-огня. Нахирон накрывает собой Джейсона, чтобы своей броней защитить его от возможных осколков, ведь повсюду рвутся мины, разбрасывая оборотней как игрушки. С неба на территорию первого сектора падают большие железные ракеты. Падая, ракеты не взрываются, а острым носом втыкаются в землю. Закрепляясь в земле ракеты, разлетаются и из них выпрыгивают Сувы — очередные твари выращенные алхимиками для обороны города, пробужденные из глубин Ульев. Название этих тварей происходит от аббревиатуры Сухопутное Уничтожение Врага, это пехотные ликвидаторы, созданные с целью уничтожения всего живого, что на поле боя не обработано дружественными феромонами. Жуткие твари, с четырьмя глазами, вторая пара которых находится в области затылка, с серой кожей покрытой броней крепкой чешуи, вытянутым длинным телом и шестью лапами. Твари, обычно перемещающиеся на шести лапах, можно сказать ползающие по земле. Но если такая тварь встанет на задние лапы то в длину, вернее в высоту она будет в два раза выше человека. Один Сув — одна ракета. Выпрыгивая из своих капсул, Сувы начинают рвать оборотней на части. Но эти твари, орудующие своими когтями, не убивают оборотней, а только причиняют им серьезные повреждения. Оборотней может убить только серебро, а Сувы просто рвут их на куски. В среднем, успевая вывести из строя свыше нескольких десятков оборотней, быстрые и прыткие Сувы, погибают от многочисленных ран причиненных когтями оборотней.
Ворота, наконец, распахиваются оттуда целой армией не соблюдая строй, огромной толпой выходят маги-воины. Маги-пользователи, получившие доступ к магии от Духа как от источника, все разумеется артэоны. Специально созданные артэонским миром, можно сказать маги, искусственно выращенные для войны. Вместо плащей обычных магов на них кольчужные плащи золотистого как у всех солдат цвета укрытые черными элементами дополнительной брони вроде бронежилета, налокотников. В руках у каждого вместо посоха серебряное копье. Нижние части лиц укрыты дыхательными масками, чтобы не задохнуться от мерзких феромонов которыми они обработаны специально для совместных действий вместе с Сувами. Произнося заклинание, они выпускают в оборотней молниевые шары из кончиков своих копий, чем оглушают их. И затем, когда тварь, оглушенная лежит на земле, эти маги ее добивают серебряным наконечником копья. Они работают совместно с Сувами. Твари из числа живого оружия рвут оборотней, массово выводят их из строя, а следом идут маги и копьями добивают, что осталось от людей-волков. Поэтому они и обработаны мерзкими феромонами задабривающими Сувов.
Из шахт, открывшихся на территории Ульев, летят новые ракеты с Сувами. Следом за армией магов воинов из ворот толпой валят Стеноломы. Местные танки все также вооруженные палицами и громоздкими мечами, они также добивают то, что осталось после работы Сувов и сами мнут оборотней десятками. Сначала волной разрывая оборотней, идут Сувы, ракеты с которыми падают на первый сектор, не прекращая, затем добивая, что осталось, стреляя молниевыми шарами, идут маги-воины и следом огромные танки Стеноломы мнут тварей своими палицами. Вся эта ударная волна постепенно теснит оборотней. Первый сектор постепенно освобождается от врага и снова переходит под контроль защитников Армидеи.
Отбившись от нескольких Сувов, взвалив на себя Джейсона, Нахирон бросился через ворота в следующий еще нетронутый оборотнями квартал. Нахирона облаченного в необычную, но все же золотистого цвета броню, солдаты в окружающей суете воспринимают спокойно, даже несмотря на маску, скрывающую верхнюю часть лица. Раненых обычно передают военным медикам из медицинского батальона, те после осмотра, первичной помощи, передают тела рабочим биомехам Сферам, которые уносят их в госпиталь. Нахирон Джейсона медикам не доверил, решил донести его сам, чтобы быть точно во всем уверенным. Ему пришлось протащить на себе здоровяка Джейсона через всю Армидею. Обгоняя тянущиеся колонны раненых Нахирон, донес его прямиком до ЦентрЦитадели. В больших просторных кабинетах этого небоскреба, где когда-то трудились государственные менеджеры всех назначений, сейчас разбит главный медицинский госпиталь. Вместо офисной утвари, раздвинутой по стенам, на мягких подложках прямо на полу, истекая кровью, стоная, лежат солдаты, медики, среди которых много женщин в белых халатах мечутся от одного раненого к другому. Атмосфера здесь была напряженная: суета санитаров, крики боли, летящие по сторонам фонтаны голубой крови после того как с бойца начинают снимать броню, местами хладные трупы, обмякшие на мягких подложках на полу. Нахирон на плече принес Джейсона в помещение на пятом этаже указанное ему одним из санитаров. У свободной подложки он, наконец, скинул с себя этого здоровяка, который, случайно стукнувшись головой о пол помычав, пришел в себя. 'Где я? Что происходит? Отпустите меня! Я должен вернуться!' — с выпученными безумными глазами подскакивает Джейсон. 'Успокойтесь, лежите!' — бросается успокаивать его санитар в белом халате. 'Я должен вернуться. Я должен остаться там!' — сметая гражданского артэона рвется этот громила. Только удар Нахирона по лицу заставляет Джейсона успокоиться. Здоровяк без сознания аккуратно падает на отведенную ему мягкую подложку. 'Я его обработал. Рана зашита. Но у него большая кровопотеря. Не бойтесь, он еще часов пять крепко спать будет', — рассматривая выбитые на кулаке кости, Нахирон сообщил санитару, испуганно смотрящему на Джейсона, расстелившегося на полу. Для того чтобы просто успокоить Джейсона, а не убить, Нахирону пришлось снять элемент брони покрывающий руку и кулак соответственно. Оставив Джейсона в надежных руках, он спокойно ушел. Теперь он чувствовал себя свободным. Теперь сотрясающая Армидею битва виделась ему одним большим развлечением.
— Он что зашит нитками?! — не могла передать своего удивления медсестра начавшая обрабатывать Джейсона. Для мира магии, для цивилизации законы магии себе покорившей это была просто варварская дикость. Раны артэонских солдат обычно смазывали каким-нибудь склеивающим волшебным гелем. Нахирон магии не использовал, зашил, как умел. Освободившись от Джейсона следуя по помещениям госпиталя, он вдруг остановился. Отовсюду доносятся крики раненных, большинство из которых вопит, умоляя спасти их. Мечущиеся повсюду медсестры, санитары подавлены, от криков у них сдают нервы. Все вокруг на грани. Для каждого простого человека это место отразится чем-то ужасным и жутким. Но только не для Нахирона. Он лишенный эмоций абсолютно спокойно стоит среди этого оглашаемого жуткими воплями помещения, не испытывая ничего в отличие от окружающих. Вот то место где он наглядно почувствовал свое преимущество над остальными живыми, впервые ощутил свою внутреннюю силу. Здесь ему стало так комфортно, что не хотелось уходить, в диких криках, раздающихся отовсюду, он даже разобрал какую-то симфонию. Внезапно в голове он услышал голос, координаторы из Центра Управления вышли с ним на связь...
Артэонские маги-воины, следующие за потоком Сувов, прикрываемые танками, истребляя оборотней, подбирались к третьей внешней стене. На сектор повсеместно падали газовые мины. Различные паралитические, удушающие газы не влияли на единицы биооружия, дыхательные органы магов были защищены масками, зато оборотней скручивало и усыпляло сотнями. В затянутом желтой дымкой от газов центре первого сектора оборотни валялись, содрогаясь в жутких конвульсиях, движущимся магам-воинам оставалось их только добить. Где не было газа, Сувы рвали оборотней, маги и танки зачищали, что оставалось, враг, получив достойный отпор, оказался вытеснен за стену. Первый сектор вновь перешел под контроль артэонов. У ворот несколько магов встав в круг, взялись за руки, начав синхронно произносить заклинания. Как по волшебству выломанные огромные ворота сами собой встали на место, крепко приварились к стене. 'Ворота снова на месте. Первый сектор чист', — прошло по связи. Не в силах проломить ворота оборотни снова поперли через стену. Твари опять спрыгивали с высоты стены и здесь их встречали маги с оставшимися Стеноломами и Сувами. 'Твари отброшены за третью стену. Но они повсеместно переваливают через нее. Пришлите сюда быстрее пехоту', — сообщил маг выступающий связистом. Через ворота связующие первый сектор с остальными кварталами города двинулись полки солдат. Пехотинцы пробирались через охваченные огнем руины, первый сектор полностью переходил под контроль артэонов.
В командном центре на вершине ЦентрЦитадели, где пахло свежезаваренным чаем, голоса, проходящие по связи, транслировались на всю громкость через устройство похожее на громкоговоритель подключенное к телепатической антенне, висящей за спиной, у связиста, сидевшего в углу. Сидя за длинным столом, все высшие генералы, включая Персила и Касмия, в душе переживая все происходящее, напряженно молча слушали все, что проходило по связи. Услышав сообщение об успешном возврате первого сектора, Касмий встал из-за стола и по привычке подошел к окну, сегодня задвинутому стальным щитом. Слишком уж все просто, слишком уж удачно все получается, это не давало ему покоя.
Небо над Армидеей заволоченное тучей насланной магом летописцем еще вначале битвы, сейчас огласил гром. Следом за чудовищным грохотом в небесах появилось похожее на гигантскую летающую тарелку круглое черное облако, быстро вращающееся, сотрясающееся изнутри разрядами красных молний. Черное облако своим вращением затягивающее в себя другие облака от чего становящееся еще мрачнее, быстро приближалось к Армидее. Сотрясая небеса чудовищным громом, затянув в себя дождевую тучу, по воле странного мага нависшую над городом, став еще мрачнее огромное облако понеслось над улицами, двигалось оно независимо от ветра, само по себе, как какой-то воздушный корабль, средство передвижения для чего-то или кого-то. Сотрясаемое изнутри красными вспышками оно зависло над ЦентрЦитаделью и, огласив город мерзким писком, закрутилось вихрем, образовав собой черный смерч едва не коснувшийся вершины главной армидейской высотки. В неопознанный неестественный летающий объект над городом устремились лучи армидейских средств противовоздушной обороны. Лучипускатели — средство ПВО, используемое артэонами, внешне они были похожи на прожекторы из физико-технических миров. Прожекторы, подключенные к большим хрустальным шарам — светонакопителям, вобравшим в себя солнечный либо любой другой свет. Испускаемые лучипускателем смертоносные все прожигающие лучи, вобравшие в себя мощь солнечного света из светонакопителей, попадая в черное облачное скопление, просто растворялись в нем, будто не могли пробить черную броню. В ответ, черный вихрь, издав очередной раскат чудовищного грома, стал извергаться молниями. Молнии уходили в основном в стороны или попадали в стальные шпили городских куполов служащих молниеотводами. Под шум и вспышки молний из черного вихря вылетели три объекта. Собой они напоминали черные стальные коконы, дополненные перепончатыми крыльями.
Три объекта уклоняясь от смертоносных лучей ПВО, двинулись в сторону пятых врат или первого сектора армидейской обороны в этой битве. В центре первого сектора, на куске сохранившейся улицы, проломив главный купол похожего на дворец культурного центра, три крылатых кокона свалились на пол его главного зала. Среди памятников известным артэонам, декораций изображающих историю Армидеи как города, их крылья растаяли став черной мерзкой жижей. Коконы раскрылись, из них вылезли три Рыцаря Тьмы. Два обычных, третий огромный монстр с множеством паукообразных стальных ног, выросший из мага Литарна, сжимающий в огромных лапах предмет похожий на большую сосульку, внутри заполненную чем-то черным. Пока два других встали на охране, Рыцарь Тьмы из Литарна воткнув сжимаемую в руках сосульку в пол, несколькими ударами забив ее глубже, в итоге очередным ударом разломал ее на осколки. Из странного сосуда похожего на огромную сосульку после разрушения по воздуху растекся поток черного газа. Черные клубы со злобным шипением быстро смешались с воздухом и растворились, стали невидимыми и в невидимом состоянии быстро расползлись повсюду.
Сначала из строя вышли все летучки. Сбрасывая наездников, они стали свободно парить в воздухе издавая жуткие крики. Затем зависли огромные Стеноломы, жуткие Сувы остановились, издавая мерзкое шипение. Враг применил какое-то волшебное оружие, представленное в газообразном состоянии которое в секунды расползлось над городом и вывело из подчинения все биооружие. Просчет, недоработка командования, недостаточный анализ имеющихся данных относительно возможных действий противника. Пытаясь предсказать возможные варианты развития событий, стратеги, включая высших генералов, совсем позабыли про данные разведки, сообщающие о подобном оружии, вероятно имеющемся у врага.
Пробудившись в одну секунду, из Ульев в разные стороны потоком в небо хлынули тысячи свирепых огромных летучих мышей оставшихся без контроля. Крылатые твари заполонили собой все небо над городом. В глубине Ульев раздавались крики тварей посерьезнее, также самостоятельно пробудившихся ото сна. По команде из Центра Управления все четыре Улья были тут же взорваны. Все не успевшее вырваться из Ульев живое оружие, не успевшее пробудиться, дремавшее в глубине хранилищ, погибло в огне. Но тысячи успевших пробудиться летучек в небе, тысячи танков Стеноломов, вместе с батальонами пехоты раскиданных по городу, несколько тысяч Сувов спущенных под город в метро для недопущения проникновения оборотней в подземелье — все это осталось неуправляемым. Едва жуткие летучие мыши обрушились на солдат на улицах, танки своими палицами принялись мять пехотинцев вокруг себя, а Сувы хлынули из подземелий, все твари разом, будто по команде зависли. Город завис в паузе тревожной тишины. Все маги-воины, находящиеся в районе пятых врат, только доложившие об успешном возврате первого сектора, все собирались в одном месте среди выжженных огнем руин. В момент, когда все биооружие получило свободу, стало неуправляемо, эти маги находились в окружении тысяч Сувов и сотен Стеноломов, эти маги можно сказать, уже мертвы, зажатые, окруженные таким количеством прытких сильных тварей спастись они не могли. Вдруг согласившись спасти город и его защитников от катастрофы, которая должны была разнести в пух и в прах всю оборону, Дух своей волей ненадолго остановил все живое оружие. Он обратился разом ко всем магам голосом, звучащим в голове. Дух предложил магам единственный выход, ведь долго сдерживать биооружие он не собирается.
Несколько сотен артэонских магов воинов собранных в одном месте Духом как коллективным сознанием, взялись за руки. Все вместе синхронно они начали произносить заклинание на древнем языке продиктованное Духом. Все твари из числа живого оружия после недолгого зависания устремились к месту среди руин первого сектора, к разрушенной боями площади на окраине, где был устроен групповой магический сеанс. Над головой магов закружились тысячи жутких летучих мышей, притопали все огромные танки, из подземелий повылазили Сувы. Все эти твари окружили магов, дружно взявшихся за руки на потрепанной боями площади. В воздухе будто проскочила искра, затем все озарила яркая вспышка света, все твари, что не сгорели сразу, те превратились в обугленные изваяния. В месте площади, где собрались маги, осталась огромная воронка как от чудовищного взрыва. Маги-воины покончили с собой, принесли себя в жертву ради спасения обороняющегося города от вышедших из строя тварей из числа биооружия. Почти все боевые маги Армидеи, свыше пятисот артэонов, все разом погибли. Собрав вокруг себя всех тварей, они убили их разом не найдя времени чтобы обезопасить себя. Такова была воля Духа. Духу Аркею хранителю Армидеи всегда не нравилась идея использования живых существ в качестве оружия. Он этого не одобрял, но артэоны не слушались его. Сто с лишним лет, сколько армидейцы разрабатывали и растили свое биооружие, Дух ждал возможности наказать своих детей за это непослушание, грубое нарушение простых разумных законов морали и природы. И когда время пришло, Дух не упустил возможности. В итоге почти все маги-воины — главный козырь обороны в этот тяжелый час, все разом уничтожены, и это расплата за жестокие издевательства над жизнью, выращивание жутких, но несчастных существ. Дух, конечно, мог сам остановить тварей, также как мог вообще не вмешиваться. Но он решил вмешаться и в очередной раз преподать своим артэонам кровавый урок. В итоге оборона, конечно, лишилась своих лучших солдат, которых могла бросить в бой, но все же по сравнению с тем, чем мог обернуться выход из строя всего биооружия, обороняющиеся еще не так много потеряли.
Три высадившихся Рыцаря Тьмы, освободив биооружие, двинулись от места приземления в трех разных направлениях. Два стальных монстра по разрушенным улицам первого сектора двинулись в стороны западных и восточных врат ведущих в другие кварталы города. Гигант из темной стали с множеством паучьих лап, получившийся из мага Литарна двинулся в сторону северных врат. Оборотни, в ходе контратаки магов-воинов и биооружия, отброшены за третью оборонительную стену, ворота в которой восстановлены. Но эти ворота снова выломает огромный оборотень Рэвул, который снова впустит волчий легион на улицы города, об этом беспокоиться ненужно. Поэтому задачей трех стальных монстров было уничтожение трех врат отделяющих первый сектор от других кварталов города. По пустым объятым огнем улицам громоздко топали облаченные в сталь чудовища.
Рыцари Тьмы из своих тел могли свободно генерировать темное вещество, по их воле обретающее любые формы, повторяющее качество любых материалов от пластмассы до стали. Вырабатываемое телами облаченных в Доспехи Тьмы вещество по-другому называлось жидкой тьмой. Чаще всего в руках темных воинов вырастали черные мечи крепче любой стали, щиты или иное оружие, черные щупальца развивались из-за их спин. Перебирая множеством стальных паукообразных лап, стальной гигант из мага Литарна двигаясь к северным вратам первого сектора, встретил на своем пути солдат. Без поддержки танков теперь это была просто пехота. Через глазные щели своего черного стального шлема, будто закопченного в огне ада, в которых сиял огонь, монстр разглядывал возникшие перед ним ряды солдат в золотистой броне. В руках Рыцаря Тьмы Литарна из сочащейся из его рук жидкой тьмы образовалось длинное острое копье. Оттолкнувшись от земли всеми своими паучьими лапами, взмыв в воздух на десятки метров стальной монстр обрушился в толпу солдат. Своим огромным копьем гигант сметал целые батальоны, за несколько секунд уничтожив несколько сотен солдат. 'Отступить! Рассеяться. Не вступать в бой. Избегать столкновения', — прошло по связи, солдаты начали массово отступать, вернее разбегаться. Раскидав солдат, стальной монстр добрался до ворот украшенных гравюрами цветов и деревьев. Ворота соединяли первый сектор с северным пограничным кварталом. Со стены полетели волны стрел, но они не смогли пробить стальной черной брони. Увернувшись от нескольких мин, темный гигант разнес ворота в щепки. Также и два других стальных чудища. Быстрые и сильные, также раскидав солдат, прорвавшись к воротам, они разнесли их. Первый сектор был прорван.
Темные стальные монстры двинулись дальше вглубь города, солдаты из-за бессмысленности попыток противостояния массово отступали. Пауконогий стальной гигант, не спеша, следуя за отступающими солдатами, вошел на первую улицу второго сектора обороны. Внезапно дома по обе стороны улицы разнесло взрывами. Стальное чудище накрыло лавиной огня и бетонных блоков. С трудом выбравшись из-под завалов среди огня и дыма, стальной монстр увидел стоящего перед ним Нахирона. Он с двойным мечом в руках одиноко стоял посреди руин улицы, глядя на монстра в несколько раз превышающего его в размерах. Со своим огромным копьем пауконогий Литарн бросился на Нахирона, но тот оказался быстрей. Используя свои небольшие в сравнении с врагом размеры как преимущество, уклоняясь от черного копья, Нахирон принялся наносить ему удары, пытаясь протиснуть лезвие меча между пластин брони. Никакого результата это не принесло. Гигант, махая копьем проявляя невиданную изворотливость, значительно усложнял задачу. Пробить темную броню простым мечом было невозможно, так же, как и протиснуть его лезвие между стальных пластин. Поняв, что атака не имеет смысла Нахирон, оттолкнувшись от темной стали монстра, отлетел в сторону и, выровнявшись в воздухе, мягко опустился на землю. Первая атака прошла безрезультатно, но у него уже созрел новый план. Разъединив свой двойной меч, одну из его половин он убрал за спину. Стальной многоногий гигант, разбрасывая по сторонам каменные блоки, оставшиеся от обрушенных домов, рыча, бросился на ненавистного ему человека. Время для Нахирона снова остановилось, вернее его мозг стал работать время опережая. Когда несущийся на него гигант из темной стали, разбрасывая все на своем пути, взобрался на каменную глыбу, являющуюся осколком крыши Нахирон, снова бросился на него. Едва он столкнулся о темную броню монстра, как они оба взмыли в воздух. Вернее это каменная глыба, на которой они оказались, по воле Нахирона взмыла в воздух, их обоих подбросив вверх на несколько десятков метров. Условной 'силой мысли' воздействовать на живые объекты пусть это даже Воин Тьмы он не мог, поэтому ему пришлось выждать секунды, когда враг взберется на кусок крыши, который он может подбросить в воздух. Стальное чудище беспомощно барахталось в воздухе пока ползающий по его телу Нахирон наносил ему удары, успевая уклоняться от огромных лап. От ударов простым мечом толку не было, но Нахирон сейчас не имел цели повредить врага мечом. Нанося удары, уклоняясь от огромных лап монстра пытающегося его встряхнуть с себя, Нахирон, просто отвлекал его, не давая ему выровняться в воздухе. Он все подстроил так, что в итоге Рыцарь Тьмы, с высоты нескольких десятков метров свалился спиной на городскую улицу. Нахирон невредимый приземлился рядом. Темная броня лопнула в нескольких местах, из образовавшихся ран вместо крови вырывались языки пламени, источающие едкий черный дым.
Пауконогий Рыцарь Тьмы с трудом поднялся на ноги. Нахирон закрыв глаза, на коленях сидел в нескольких метрах от него. Внезапно окружающие их каменные и железные обломки, оставшиеся от разрушенных взрывом домов, будто ожили, сначала стали катиться по земле, затем взлетели и своим потоком окружили Рыцаря Тьма. Масса огромных камней и громоздких кусков металла по воле Нахирона резко обвила и зажала собой Воина Тьмы. Сила мысли Нахирона вступила в противостояние с твердостью темной брони. Управляемая им масса каменных и металлических глыб зажала стального монстра, которого таким образом Нахирон пытался раздавить. В итоге из-за повреждений, полученных ранее, темная броня не выдержав лопнула. Из раздавленного тела Воина Тьмы вырвался поток огня, разметавший в разные стороны, сдавливавшие его каменные и стальные глыбы из числа обломков домов. Поток огня, расползшись огромным вихрем в итоге, просто растворился в пространстве. Рыцарь Тьмы был уничтожен. Нахирону эта схватка тоже далась не так просто. Его мозг перегрузился, потеряв сознание, он свалился среди объятых дымом руин.
Среди окружающего огня и дыма у Нахирона была своя война. Не было в нем магии, частицы Тьмы или иных нереальных сверхъестественных способностей. Все что у него было это силы, скрытые ресурсы человеческого разума и тела искусственно раскрытые и развитые. Себя он видел просто человеком, противопоставившим себя всему сверхъестественному, что наполняет этот мир. Это испытание он видел не своим, а общечеловеческим. Ведь воплощением силы человечества он себя считал. Каждая его победа, по его мнению, это доказательство возможности человека выживать, противостоять всем Трем Силам мира живых, какими бы всесильными они не казались.
Рыцарь Тьмы, ворвавшийся в западный городской квартал, оказался на пустых улицах. Все вокруг было пусто, солдаты отсюда ушли давным-давно. Воин Тьмы, придя в замешательство, ожидая нападения, двигался по пустым улицам. На его пути Центр Управления выставил Крегера. Старый маг вроде светлый, но в черном плаще возникнув на пути чудища, едва оно успело удивиться, сразу применил свое суперзаклинание 'ледяной взрыв'. Стальное чудище, как и весь квартал, сковала корка льда, оно оказалось обездвижено. Тут же несколько десятков снарядов местной артиллерии ударили по обездвиженному темному воину. Но что-то пошло не так, обездвиженным темный монстр оказался ненадолго. Лед быстро растаял на его темной броне. Все от того что на заключенных в Доспехи Тьмы не действует ни одна из сверхъестественных сил. Поэтому магические чары оказались тут же разрушены вопреки всем законам. Рыцарь Тьмы, освободившись ото льда, едва собрался броситься на растерявшегося Крегера, как откуда-то со стороны возник командующий Кэлос. Своим необычным копьем Кэлос пронзил насквозь стального монстра и пригвоздил его к земле. Едва Кэлос успел отпрыгнуть в сторону, подоспел град артиллерии. Чудовище, от четкого попадания мин разрываясь прошивающих его осколками, издало чудовищный вопль, попыталось вырваться, однако от полученных повреждений его броня осыпалась, скрытый под ней огонь вырвался наружу. Кэлос ничего не говоря ушел по пустой скованной льдом улице. Крегер обрадовавшийся тому, что никого ненужно благодарить за свое спасение, побрел обратно, ворча на ходу. Ему не нравилось, что им манипулируют из Центра, подвергая его опасности. Но у него не было выбора, вынужденный заглаживать вину за дракона он ворчал, но подчинялся.
Третий Рыцарь Тьмы, прорвавшийся в восточный квартал, следуя по пустым улицам, угодил в установленную армидейским спецназом ловушку. При входе на одну из улиц на него посыпался град стрел с разрывными наконечниками заряженными силой молнии. От попадания такой стрелы тело стального монстра прошивал разряд, заставляющий его испытывать боль. Выстреляв боезапас, спецназовцы бросились бежать от чудища по улице, свернув за угол. Стальной монстр бросился за ними следом. Свернув за солдатами за угол, успев своим черным мечом зацепить нескольких из них, темный воин оказался в зоне действия заложенного в каменном покрытии улицы взрывного устройства. Раздался мощный взрыв, в небо поднялся грибок черного дыма. Спецназовцев почти всех накрыло взрывной волной. Из привлеченной для этой операции группы из пятидесяти человек выжило меньше десяти. Все три Рыцаря Тьмы из первой атаки были уничтожены. Темное жуткое принесшее их облако, над ЦентрЦитаделью превратившееся в темный смерч, сотрясаясь громом и красными вспышками, продолжало висеть над городом. Лучи местных ПВО продолжали вести по нему огонь, проверяли его на прочность. В ответ на что темный смерч остановился и, с жутким грохотом начав крутиться в другом направлении, выпустил из себя черную облачную массу, вновь затянувшую небо под городом. Небо затянуло черной вращающейся тучей, из которой стал капать дождь. Дождь оказался красным будто кровавым. По золотистой броне солдат будто стекала кровь. От мощного потока красных капель город быстро заполнился кровавыми лужами, вода в которых начала быстро загустевать становясь вязкой жижей. Солдаты стали повсеместно поскальзываться, падать. Это была своего рода пакость от сил Тьмы.
Ворота в третьей внешней стене восстановленные и заваренные магами-воинами во время возврата первого сектора продолжали сдерживать отброшенных за них оборотней. В отсутствии прямого прохода черные волки продолжали карабкаться через стены. Так продолжалось, пока огромный оборотень Рэвул не снес эти ворота во второй раз. Получилось это у него далеко не с первой попытки, однако в итоге ворота разлетелись на куски. Огромный человек-волк после встречи с Мечом Света хромающий на переднюю лапу в бой не торопился, расчистив путь для своих подопечных, он наперекор их потоку хромая побрел обратно. Как напуганный зверь шкурой почувствовавший погибель, он еще пока боялся. Через вновь выломанные ворота под кровавым ливнем оборотни потоком хлынули через руины первого сектора в три соседних квартала, ворота в которые им выломали Рыцари Тьмы. Как и положено батальоны солдат заняли улицы, приготовились к встрече тварей. Оборотни кишащим потоком снова столкнулись о щиты и выставленные копья. На скользких улицах загаженных красной жижей стены щитов не оказались такими уж прочными. По потоку тварей все также работала артиллерия. После отступления или уничтожения солдат, удерживаемые ими улицы, взлетали на воздух, своими обломками погребая оборотней. Битва продолжалась.
Пришло время союзников вступать в бой. Люди Ворона и воины из артэонов Срединных Земель встали вместе с армидейцами в западном и восточном от первого сектора кварталах, прозванных третьим и четвертым секторами обороны соответственно. Люди-псы из северных Колтов заняли позицию в северном квартале — втором секторе обороны. Люди-псы в латах, с громоздким для человека оружием сами выглядели как чудовища. Они заняли городскую площадь в центре украшенную фонтаном. Поток оборотней хлынул по улице по направлению к ним. Улица взлетела на воздух, поток оборотней накрыла стена огня. Откуда-то с соседних улиц потекли потоки раненных армидейцев. Люди-псы пропускали их, сжимая за их спинами стену щитов. Некоторые армидейские солдаты из числа отступающих, те, что небыли ранены, видя, что уже Колты встали на защиту их города, понимая, что сами они с защитой своей родины не справляются, испытывая что-то вроде стыда, оставались среди людей-псов решая принять бой вместе с ними. Колты были рады пополнению из армидейцев. В такой момент все друг другу были братья, несмотря на противоречья в мирной жизни.
Вождь Колтов стоял отдельно впереди своего укрывшегося за щитами строя. Из огня едва держась на ногах, вышел обгорелый оборотень, слабая тварь седьмого поколения. Постанывая, тварь обеими руками обхватила голову. Свирепый вождь Колтов схватил слабого немощного оборотня за шею и, приблизив его морду к своей, начал обнюхивать и изучать своего будущего врага. 'Такой же, как и я человек-пес. Бросивший вызов этим цивилизованным расистам артэонам. Почему мы должны биться с тобой?' — думал он глядя в глаза оборотню, который скалился и хрипел от боли. 'Нет, — крепче сжав в кулаке шею оборотня, пришел к выводу вождь. — Это враг всего живого', — сказал он глядя в волчьи глаза оборотня, в котором видел очередное порождение Тьмы. Сжав кулак, раздавив оборотню глотку, человек-пес швырнул его о землю и разрубил своим огромным мечом. Горящие оборотни хлынули из огня, Колты вместе с осевшими в их рядах армидейцами вступили в бой. С трудом, с потерями, без летучек и точечных бомбардировок, без помощи танков солдаты все же сдерживали натиск тварей.
'К концу идет второй час битвы. Все что сумел враг так это прорвать четыре из сотен секторов обороны. На данный момент можно сказать, враг снова блокирован в секторах обороны со второго по четвертый. С тяжелыми потерями, но мы все же держим город. Все не так уж плохо', — сидя за столом в командном центре рассуждал Касмий.
Темный вихрь, зависший над Армидеей, снова загрохотал, закрутился сильнее, заискрил молниями. Из него снова вырвался стальной кокон на черных крыльях. Стальной кокон, отлетев недалеко, пулей свалился вниз и врезался в землю собой, проломав городские улицы. Будто стальной снаряд кокон проломив несколько метров земли и бетона, оказался в тоннеле линии метро. Крылья из жидкой тьмы растаяли, из стальной оболочки выбрался Рыцарь Тьмы, выросший из ведьмы Ильзары, самый небольшой из девяти получившихся стальных чудищ, в своем внешнем облике повторяющий черты женской фигуры. В ее руках все также черный посох, обволоченный Тьмой, увеличившийся в размерах вместе с ней, за спиной развивается черный плащ. Приблизившись к стене тоннеля метро, она ударила по ней своим посохом. От удара раздался звон похожий на колокольный, по стене разлетелась волна желтого света. 'Они прозванивают наши подземные коммуникации. Пытаются установить место расположения наших стратегических объектов', — прошло по связи из Центра Управления. Отправленная на разведку Ильзара в облике Рыцаря Тьмы продолжала перемещаться по метро в центральной части города и своим посохом стучать по стенам. Как правильно догадались в центре, таким образом, враг пытался установить, где конкретно находятся стратегически важные для обороны объекты. Их целью были командные центры и центры энергосистемы города, без которых Армидея станет просто грудой камня и металла.
По приказу из Центра на перехват вражеского разведчика в подземелье были отправлены группы спецназа усиленные стальными танками. Армидейцы кинули в бой свой последний козырь. Стальные танки это биомеханоидные организмы военного назначения, имеющиеся в распоряжении военного командования Армидеи. Стальных гигантов в распоряжении обороны было всего семь. Этих машин армидейцы приобрели у СБК в годы мира. СБК как могли, пытались остановить развитие военной алхимической промышленности у своих союзников из золотого города. Таким образом, оставляя за собой военное преимущество. В процессе долгих уговоров власти СБК сумели убедить армидейцев не создавать биомехов военного назначения — 'не расходовать так неразумно энергию'. В обмен власти СБК пообещали поставить армидейцам стальные военные машины своего производства в любом количестве, которое им будет нужно. В итоге обманутые 'союзниками', потеряв столько лет армидейцы и сами производство военных машин не развили, и у СБК ничего приобрести толком не смогли. Власти СБК компостировали союзникам мозги, сколько могли, отказывались от поставок биомехов под любыми предлогами главным, из которых была неопределенность способа расчета. СБК якобы не могли решить, что такого ценного в обмен на стальных биомехов им может дать Армидея. Материальные ценности в мире артэонов не имеют значения, такое понятие как деньги этому миру было чуждо. Однако своеобразная торговля между артэонскими странами конечно была. Изначально это была не торговля, а скорее обмен. Неизбежно в целях развития торговли, то есть полезного обмена между артэонскими обществами была создана единая удобная для всех денежная система, позволяющая артэонам развивать торговлю между своими странами. Но Армидея к этой глобальной артэонской платежной системе подключена не была. Сработало глобальное изоляционистское лобби. Армидейцам, прежде чем стать равными участниками глобальной платежной системы, вести расчеты в удобных понятных формах сначала было велено отказаться от Эвалты и устранить эту страну свободных людей с карты Арвлады. Но армидейцы, конечно же, не соглашались.
В итоге коварные СБК опять обвели вокруг пальца более простых армидейцев. Армидея создавать военных биомехов так и не научилась, делая ставку на живое оружие. Все что за долгие годы торга ей удалось приобрести у СБК это семь стальных биомеханоидов — местных роботов военного назначения. Из семи приобретенных стальных танков пять были обычными военными машинами СБК и два были сделаны на заказ. Стальные военные машины, созданные для уничтожения врага в равном бою, в высоту достигали четырех метров, в плане внешнего облика представляли собой подобие солдат обвешанных броней, что было необходимо для психологического спокойствия и легкого восприятия этих существ настоящими солдатами. Шарообразной формы стальные головы этих местных роботов с одним глазом по центру, были дополнены шлемом и забралом, прикрепленным к голове. Вооружены они были щитами и мечами. Для перехвата разведчика прозванивающего армидейские подземелья было решено отправить двух стальных машин. Два биомеха стоящие на охране стратегических объектов в глубине промышленной зоны, получив распоряжение из Центра, отправились в подземелье, где присоединились к группам спецназа. Внешне биомехи 'иностранного производства' раскрашены в темно-синие цвета армии СБК контрастирующие на фоне золотистых оттенков защитников Армидеи.
Как и положено, впереди движется стальной танк следом за ним идет группа солдат. По мрачным лишь местами освещенным линиям метро группы перехвата выдвинулись навстречу стальному монстру из ведьмы Ильзары. Одна из линий подземки. Под потолком пролегает трос, по которому двигались кабинки метро, в остальном это слабо освещенный глухой тоннель. 'Внимание группа, остановитесь, оно движется в вашу сторону. Остановитесь и приготовьтесь к бою', — по связи донеслось до связиста одной из групп перехвата. Группа остановилась. Впереди метрах в десяти освещение тоннеля заканчивается, начинается темнота. Стальной танк, идущий впереди группы, замерев на месте приготовив свой огромный щит и меч, всматривался в темноту свои единственным механическим глазом. Из темноты впереди стали доноситься какие-то звуки. Это был стук когтей, тысяч когтей. Вместо ожидаемого Рыцаря Тьмы из темноты вырвался поток оборотней. По плану танк должен был вступить в бой с равным стальным соперником, а группа солдат за его спиной должна была успеть развернуть местный гранатомет. Гранатомет — носимое местными пехотинцами в разложенном виде стрелковое орудие похожее на пушку восемнадцатого века. Работал он, как и миномет на волшебной пыльце. Но только здесь заряд пыльцы был встроен в каждый снаряд индивидуально как порох в патрон из физико-технического мира. Гранатомет применялся для прицельной стрельбы по цели находящейся в поле зрения, на расстоянии не больше двухсот метров. Понятно, что у стального танка нет шансов при столкновении с броней Рыцаря Тьмы. Темный стальной монстр уничтожит этого биомеха. Главная задача танка задержать цель пока солдатами не будет собран гранатомет, а дальше несколько прицельных выстрелов и темная броня будет пробита.
Части гранатомета в разобранном переносимом состоянии висели у солдат за спинами. Услышав по связи о приближении Ильзары, солдаты за спиной танка едва успели снять со спин части разобранного орудия, как на них напали оборотни. Танк мечом пытался сдержать лохматых тварей, давая солдатам шанс выполнить задачу но, выпрыгнув из темноты, на него набросилась Ильзара. Солдаты вынужденные отбиваться от оборотней забыли про гранатомет. Рыцарь Тьмы из Ильзары в размерах уступал стальному гиганту, стоящему на защите Армидеи, поэтому брал скоростью и ловкостью. Танк отбивался от этой темной твари мечом, сумев задеть ее несколько раз, но темной брони пробить не удалось. Невысокий, но ловкий и быстрый Рыцарь Тьмы из Ильзары сначала оторвал руку огромному биомеху, затем после еще пары повреждений свернув ему голову. Стальная громадина со звоном метала, рухнула на пол. Ильзара помогла оборотням расправиться с солдатами. В итоге гранатомет так и не был собран, вся группа была перебита. Она снова ударила посохом по стене, волна желтого света со звоном разлетелась по подземелью и их главное око, сокрытое в темном вихре над ЦентрЦитаделью увидело все объекты, расположенные под землей на километры вокруг. Она продолжала двигаться по подземелью и простукивать его стены, волной все пронизывающего звона ощущая все объекты, скрытые за ними.
Двигаясь по тоннелю метро Ильзара в громоздких Доспехах Тьмы, выломав двери, свернула в технические помещения. Поток оборотней понесся по линиям метро дальше. Узкий коридор, в который она вошла, перерос в огромное техническое помещение, это была станция подогрева воды. Огромные стальные котлы, возвышающиеся здесь, уже давно остыли, плохо освещаемое помещение было холодным и пустым. Стукнув своим посохом по стене, она двинулась дальше. Проходя через центр станции нагрева, она своей стальной лапой задела растяжку, раздался мощный взрыв. Все окружающие стальные котлы взлетели на воздух, обрушился потолок, придавив стальное чудище кусками каменных блоков. Бойцы из второй группы, отправленной на перехват Ильзары, появились у выхода из помещения взорванной станции. Среди дыма и пыли они быстро установили гранатомет. Стальное чудовище выбралось из-под завалов, но оно было сокрыто в темноте, солдаты просто не видели куда стрелять. Ильзару осветил луч света из глаза стального танка, солдаты, увидев цель, навели на нее гранатомет. 'Заряжай! Выстрел!' — раздался безумный крик сержанта, за ним последовал грохот выстрела, взрывом от прямого попадания стальную тварь отбросило на несколько метров, но она все же устояла на ногах. Снова: 'Заряжай! Выстрел!', и снова прямое попадание, стальная тварь издала болезненный стон. Издав женский крик, стальное чудище с четвертого попадания свалилось без сил, после пятой прилетевшей в голову гранаты Рыцарь Тьмы из Ильзары развалился, испустив потоки огня. 'Цель ликвидирована', — прошло по связи, довольные солдаты переглядывались друг с другом: и тварь уничтожили и танка сохранили. Но радоваться было рано. Все подземелье вокруг наполнялось криками оборотней, твари наводняют своим потоком всю подземку. Солдатам нужно было срочно выбираться из этих катакомб.
Все выходы из подземки были срочно заблокированы. По линиям энергосистемы была пущена питающая метро энергия Шини своими зелеными потоками обжигающая заполонивших подземелье оборотней. Чтобы сдержать распространение тварей под землей по команде из Центра были подорваны и обвалены некоторые тоннели и закрыты основные перегородки. Перемещение тварей под землей, в подземных городских коммуникациях вроде удалось сдержать.
Ильзара хоть и не закончила свою вылазку, однако разведанных что она добыла ее командиру, сокрытому в темном облачном вихре, хватило, чтобы определить примерное местонахождение основных стратегически важных для города объектов. Еще три крылатых кокона под стрекотание молний и раскаты грома вырвались из вихря. Их целью был Центр Управления Боем — четырехугольная стальная башня, на время боя возвысившаяся на тридцать метров на территории баз военного флота вблизи гаваней, внутри которой находились видящие все координаторы осуществляющие управление обороной. С территории промышленной зоны по трем крылатым коконам били лучи местных средств противовоздушной обороны. Уклоняясь от смертоносных лучей, стальные крылатые капсулы пронеслись над городом и добрались до башни Центра. Башня, снабженная механизмом самозащиты, засияла рунами на четырех сторонах куполообразной крыши. На ее стенах засияли прожилки, по которым потекла энергия огненного цвета. Неожиданно для врага башня испустила из себя огненную волну, разметавшую приблизившихся к ней крылатых тварей. Твари, отброшенные волной, снова попытались приблизиться к башне, последовала вторая волна только уже более мощная. Стальной кокон одной из тварей смытых огненной волной повредился, черные крылья опалились, тварь рухнула на землю и проломила крышу одной из флотских казарм. Разбрасывая кровати солдат, Рыцарь Тьмы, получивший повреждение вырывался из своего опаленного кокона. По наводке из Центра в это место прицельно упало свыше десятка мин, помещение казармы взрывами разметало на осколки. Очередной Рыцарь Тьмы был уничтожен, не сумев вырваться из своего поврежденного кокона. В другой из трех крылатых коконов отброшенных огненной волной попал луч местных ПВО, ударивший из центра города. Смертоносный луч лишь опалив черные крылья, которые восстановились на ходу, стальной кокон пробить не смог. Жутким громогласным голосом, разнесшимся по городу из темного смерча, зависшего над ЦентрЦитаделью, двум оставшимся тварям было велено прекратить атаку и отступить. Два крылатых кокона уклоняясь от смертельных лучей, растворились в небесной темноте над Соленой Милей.
В бушующей внизу битве солдаты ценой сотен своих жизней пока сдерживали сектора обороны со второго по четвертый, не пропуская поток оборотней дальше. Артиллерия дабы рассеивать поток лохматых тварей стала бить по улицам, облегчая солдатам задачу. Артиллеристы били на свой страх и риск, своими залпами порой по ошибке уничтожая целые роты своих же бойцов. По-другому было никак. Из темного вихря вылетел еще один крылатый кокон. Этот не отлетев и сотни метров, взмыл в небеса высоко, как только можно и стальным снарядом врезался в землю. Стальной монстр в своем коконе пробил собой толщу центральных подземелий Армидеи и вывалился в какое-то техническое помещение, в котором гудели гигантские вентиляторы. Остатки его кокона, сильно поврежденного, обвалились с него без проблем. Это был Рыцарь Тьмы, возникший из мага Милста вместе с которым во время трансформации Тьмы обволокла собой его меч. Рыцарь Тьмы с громоздким черными мечом в руке через шахты вентиляции, проломив несколько стальных перегородок, ворвался в черный гладкий коридор в конце, которого была крепкая стальная дверь. Своим мечом, прорезав сталь, Рыцарь Тьмы из мага Милста разломал замки, скрепляющие огромную дверь, и руками раздвинул обе ее половины. За дверью большое ярко освещенное круглое помещение. Вдоль стен все обвито переплетениями энерговен — местных проводов заполненных похожим на кровь энергопроводящим гелем, по которому текла энергия Шини (местное электричество) питающая здесь все механизмы. В переплетениях энерговен как гирлянды на елке сияют различные датчики. В центре за высокой оградкой бьется гигантское стальное сердце. Под потолком в большом стеклянном контейнере, заполненном прозрачной жидкостью, находится огромный мозг. Мозг живой биологический похожий на человеческий только в несколько тысяч раз больше. От мозга к сердцу сверху вниз идут провода. Вся эта конструкция являлась механическим телом Арми — системы управления городом. Стальной монстр, в глазных щелях которого сияет огонь, оказался в самом сердце города — в покоях Армидеи. В этом странном занимающем собой большое помещение механическом теле и была заточена душа артэонки Армидеи, чей разум управлял городом все это время. Рыцари Тьмы на основе скудных разведданных добытых Ильзарой с трудом сумели разобрать местонахождение этого самого главного для города объекта.
— Мне казалось сюда невозможно проникнуть. Зачем все это? И неужели нельзя прийти к какому-то общему всех устраивающему решению? — раздался в помещении женский голос. Рыцарь Тьмы, ничего не отвечая, подняв свой меч, двинулся к механическому сердцу. Со скрипом стали у него на пути возникли стражники покоев Арми — два танка биомеха из числа приобретенных армидейцами у СБК. Эти два стальных гиганта были сделаны по индивидуальному заказу, их сталь была в разы крепче, чем у остальных моделей и выкрашена в положенный для армидейской армии золотистый цвет. Два биомеха сцепились с Рыцарем Тьмы. Своим мечом темный монстр с трудом, но все-таки зарубил обоих стражников. Биомехи также сумели серьезно его потрепать. В нескольких местах в темной броне зияли дыры, из которых струился огонь, поврежденный Рыцарь Тьмы медленно, казалось обессиленно, опустился на пол. Опираясь на свой меч темный монстр, все-таки поднялся, и хромая двинулся к сердцу Арми. 'Прошу прощения, — по громкой связи женским голосом ко всем обратилась Арми. — Я не смогла его сдержать. Я заберу его с собой. Прощайте'. В центре подземелий золотого города под покоями Арми единовременно сработали сразу несколько бомб с начинкой 'Черная Дыра'. Покои Арми, все ее механическое тело, включая Рыцаря Тьмы, в ту же секунду затянуло в пустоту. Из-за образовавшейся на глубине пустоты улицы города в центре резко просели. В радиусе больше километра от ЦентрЦитадели поверхность города и пласт подземных коммуникаций разрушились и их куски завертелись вихрем засасываемые в бездну. За счет подключения к специальному устройству единовременно сработавшие бомбы образовали единую огромную черную дыру. В образовавшуюся под городом больших размеров черную бездну мгновенно засосало все подземные коммуникации под промышленными кварталами, включая все надземные постройки. Затянув в себя все, что можно миниатюрная черная дыра сомкнулась. От центра города осталась одна большая дымящаяся яма глубиною почти в километр. ЦентрЦитадель и окружающая ее Лунная площадь оказались частью одной отдельной изолированной от остальных коммуникаций конструкции сумевшей устоять силе вакуума черной дыры, огромная подземная часть которой обнажилась сейчас. Сам шпиль ЦентрЦитадели возвышающийся над городом был всего лишь венцом гигантской широкой башнеобразной конструкции большая часть, которой до этого была скрыта под землей. Здание ЦентрЦитадели и окружающая его площадь остались одиноко возвышаться на вершине своеобразной башни в центре гигантской дымящейся ямы, в которую был превращен центр города.
Уничтожение Арми стало катастрофой. Сразу из строя вышла вся система городского энергоснабжения. Большинство автоматизированных систем управления городом также вышли из строя. Город погрузился в темноту. В соответствии с протоколом, наложенным в виде заклятия, после выхода из строя системы управления городом все основные двери, люки и прочие перегородки в стратегически значимых местах подлежали открытию. Это было своеобразным требованием общей безопасности, чтобы все жители могли быстро и без проблем эвакуироваться, в том числе покинуть город, в случае если Арми как система управления по каким-либо причинам, например, в случае пожара, землетрясения или иного стихийного бедствия выйдет из строя. В то, что Арми может быть уничтожена врагом, никто просто не верил, такой вариант развития событий даже не предусматривался ведь проникнуть в ее покои казалось нереально. Так или иначе, Арми была уничтожена и поэтому аварийный протокол, наложенный как заклятие, пришел в действие. Мгновенно отварились все ворота, соединяющие городские кварталы, на время обороны, изолирующие оборонительные сектора. Отварились также все врата в тройке внешних городских стен. Тактика обороны была разрушена, начался хаос. Поток оборотней хлынул отовсюду на улицы обесточенного фактически лишенного души города. Твари уже не переваливали через стены, они потоками поперли в город через открытые врата. Теперь оборотней было уже не остановить. Лишившись души, став просто сталью и камнем дома и улицы города на глазах состарились лет на сто, стали разваливаться, выглядеть так как и должны были после десятилетий без ремонта. Говорят, на ошибках учатся. Также и в этом случае. После инцидента при обороне Армидеи, после этого кровавого урока аварийные протоколы наделенных душой артэонских городов будут переписаны. После событий в Армидее предусматривая возможность уничтожения системы городского управления врагом, все ворота, ключевые люки и перегородки города будут просто переходить в ручной режим, а не отворяться настежь.
Так или иначе, но сейчас Армидея — город крепость, оказалась полностью открыта. Все внутригородские ворота, люки в подземку — все было распахнуто, твари хлынули отовсюду, казалось, в обороне больше нет смысла. Больше нет фронта, все открыто, нет рубежей, которые можно удержать, оборотни прорываются со всех сторон, их поток невозможно сдерживать. В командном центре зависла напряженная тишина, все генералы молчали глядя в стол. 'Дать приказ всем подразделениям: стоять до последнего', — Касмий за всех сказал самое сложное.
Обремененные приказом солдаты продолжают удерживать улицы. Смысла в этом было немного. Исходная тактика не действовала. После аварийного открытия всех стратегических врат оборотни проникли, казалось повсюду. Твари вылезали из всех углов, потоками заходили с тыла, зажимали бойцов в клещи и перемалывали целые батальоны. Началась бойня. Оборона из контролируемого состояния перетекла в хаос. Защитники массово повсеместно несли потери. Целые полки, разбросанные по улицам, просто таяли, исчезали один за другим уничтожаемые черными потоками оборотней. В такой атмосфере офицеры теряли контроль над солдатами. Батальоны солдат в этом хаосе превращались в толпы вооруженных неуправляемых безумцев. Видя как все разрушается, все от рядовых до офицеров растратили надежды на победу. Моральный дух просел, все смирились со смертью и покорно массово умирали смываемые потоком рычащих свирепых волков. Оборотни, разрушая Армидею своей свирепостью, будто выражали месть дикого юга, так долго копившуюся в сердцах его жителей. Люди, ворвавшиеся в мир под Светом Духа в облике волков, сметали все на своем пути, воздавая артэонам за долгие годы угнетения.
Под контролем Центра Управления дома на улицах взлетали на воздух, погребая потоки оборотней под огнем и грудами камня, местами давая солдатам возможность передохнуть, вынести раненных, перегруппироваться. ЦентрЦитадель и окружающая ее Лунная площадь островком, оставшимся от разрушенного центра города, возвышались на вершине башнеобразной конструкции. С Лунной площади продолжала работать артиллерия. Но все это было уже бесполезным для лишенных мотивации солдат размываемых потоком оборотней, многие из них лишись надежды на продолжение жизни, и их было не спасти. Конечно, и на грани находились безумцы, бьющиеся до конца. В царящем хаосе среди дыма и криков потоки раненых массово тянулись к центру. Здесь шли выжившие Люди Ворона и воины людей-псов Колтов, потрепанные битвой, непогибшие лишь чудом. После того как центр города затянуло в черную дыру ЦентрЦитадель возвышалась одинокой башней окруженной гигантским рвом, однако в нее можно было попасть через систему тайных подземных проходов. У раненых был призрачный шанс не спастись, а хотя бы получить медицинскую помощь и снова вернуться в строй. Если союзники еще могли в этой битве выжить, покинув город то у армидейцев такого шанса не было. Армидейских солдат эта бойня казалось, собралась перемолоть всех полностью. Город за спинами отступающих раненных, потрепанных битвой погружался в огненные руины, в которых навсегда оставались их сослуживцы. В то время как оборотни, вкусив крови, почувствовав силу, только усиливали свой натиск.
Снова появились два крылатых кокона на время растворившиеся в ночных небесах. Они снова направлялись к Центру Управления. Практически все системы ПВО, как и большинство артиллеристских батарей размещенных в промышленной зоне вместе с этими кварталами затянуло в черную дыру. Оставшаяся без помощи, лишенная энергоснабжения башня Центра испустила только одну огненную волну, отпугнувшую крылатых тварей, дальше энергия закончилась. Защищаться было больше нечем. Два Рыцаря Тьмы, ощущая свою безнаказанность, приземлились, вылезли из своих коконов. Один с разгона врезался в основание башни. Второй также с разгона запрыгнул на вершину башни и принялся ломать ее. Черным мечом, пронзив сталь башни, запустив в пробоину свои пальцы, он оторвал кусок обшивки. Внутри башни, на ее вершине за переплетениями энерговен и прочего оборудования размещались стальные капсулы, в которых в состоянии сна находились тела нескольких артэонов-телепатов — координаторы обороны города. Ворвавшись внутрь, разрывая энерговены, запутавшись в кабелях, Рыцарь Тьмы пытался дотянуться до капсулы с телом координатора. Второе стальное чудище внизу башни также оторвало кусок ее обшивки и через брешь прорвалось внутрь. Из разорванных энерговен, словно кровь сочился энергопроводящий гель. Дабы не доставлять врагу радость собственного уничтожения, понимая, что это конец координаторы, по общей связи попросив прощение, приняли решение о самоуничтожении. Из земли вокруг башни вырвались потоки белой энергии, они за секунды размыли башню и двух Рыцарей Тьмы пытавшихся ее уничтожить. Поток белой энергии ярким лучом ударил в небо. Такой оригинальный способ уничтожения был необходимостью, своего рода сигнальным знаком. Для защитников города бьющихся на другом его конце ударивший в небо белый луч был символом того что Центра Управления больше нет. Теперь даже подорвать улицу после отступления солдат будет некому, оборона фактически лишилась головы. Солдаты, умирая, продолжали собой сдерживать натиск оборотней. 'Стоять! Стоять до последнего!' — на задымленных улицах слышались крики командиров. Медленно, но верно армия людей-волков продвигалась по городу, сметая все на своем пути.
Вручную подорвав огненные бомбы, заложенные в окраинных домах, отгородившись от наступающих тварей стеной огня, дав себе возможность вздохнуть спокойно, остатки нескольких перебитых батальонов покидали очередной уничтоженный городской квартал. Глядя на оставшиеся позади огненные руины, понимая надвигающуюся неизбежность, молодые солдаты совсем раскисли. В духе этой кретинской суицидальной разумности свойственной артэонам они расставались с надеждой на победу, не видели смысла в дальнейшем противостоянии, с опустошенными взглядами внутренне замирали в ожидании смерти и ненавидели себя за то, что выжили. Но самое страшное их ожидало впереди. Следующий квартал, в который они двигались, куда они отступали, надеясь спастись, также был объят огнем. Оборотни прорвались сюда с других направлений, здесь уже прокатилась битва и, отступая, солдаты из других подразделений, что держали оборону здесь, все подорвали, оставив огненные руины. Отступать некуда, группа солдат, затерянная среди огненных руин растерянно замерла. Один из выживших офицеров видя, что окружающие его бойцы находятся на грани, потеряв надежду, зависли в шаге от самоотключения, решил немного их приободрить.
— Не парьтесь! Забудьте про свои жизни и про мир, оставшийся там за дымом и огнем, тоже забудьте. Для нас все кончено. Это судьба, неизбежность. Бежать некуда и незачем. Все что нам осталось так это принять свою судьбу достойно! — среди огненных руин поднявшись на каменный обломок, закричал потрепанный оборотнями командир очередного обескровленного батальона, в окружающей атмосфере кажущийся пытающимся функционировать обломком разломанной оборонительной машины. Солдаты в ответ молчали, тяжело дыша, смотрели на него с непониманием и усталостью. 'Только Малдурум, только безумие!' — один старослужащий солдат попытался старающегося командира поддержать. 'До конца!' — согласился с этим старослужащим командир почти полностью перебитого батальона среди руин пытающийся хоть как-то удержать бойцов от полного отчаяния. Вроде сработало, никто из изнеженных артэонов от безысходности не самоотключился, но что делать дальше было непонятно, впереди все объято огнем и сзади тоже. И вдруг как спасение охваченный огнем раскинувшийся впереди квартал накрыло ледяной волной. Все впереди в одну секунду просто заледенело, покрылось толстым слоем льда. Остатки ледяной волны, ударив солдатам в лица холодным воздухом таким приятным после жара огня, оставили на их броне осадки инея. Даже языки пламени в полуразрушенном квартале местами после ледяной волны заледенели. Некоторые в строю, догадались, что это был ледяной взрыв. Вот только что послужило причиной его возникновения, взрыв волшебной бомбы или действия одного безумного мага? Солдаты решили остановиться, занять позицию. Спустя минут двадцать к удивленным солдатам, замершим на окраине заледенелого квартала стуча своим посохом, вышел маг Крегер. Глядя на солдат он безумно улыбался. 'Да, да знаю. Здесь должно быть что-то вроде: 'Соберитесь с духом воины идите и бейтесь до конца!'. Так на моем месте сказал бы какой-нибудь светлый маг. Я же скажу... Вы, какого черта встали олухи?! Стоите тут глазами моргаете. Несколько кварталов впереди превращены в ледяной городок с застывшими на нем фигурками оборотней. Я для вас отчистил почву. Идите вперед, сносите все на своем пути, бейтесь! Держите оборону не дайте тварям проникнуть дальше. Там еще полно целых домов с вашими неразорвавшимися бомбами. Обрушивайте их, сдерживайте тварей. Давайте быстрее!' — под конец все же позволив себе эмоций, прокричал Крегер. 'Все за мной!' — подняв меч, крикнул кто-то из командиров. Армидейские пехотинцы, заметно приободрившись, бросились вперед в скованные льдом кварталы, по пути мечами прорезая, разрубая ледяные изваяния в которых превратились попавшие под ледяную волну оборотни.
Черный облачный вихрь над шпилем ЦентрЦитадели стал сбавлять обороты и постепенно рассеиваться. Составляющая его облачная масса, затянутая им за время движения к Армидее начала расползаться по небу. От звездного неба город отделила наичернейшая огромнейшая туча. После того как темный вихрь рассеялся полностью в небе стало видно его создателя — последнего Рыцаря Тьмы из мага Колтоса. Он единственный из девяти темных стальных монстров наделенный крыльями. Своими крыльями он завертел этот черный облачный вихрь, который девять Воинов Тьмы использовали при атаке. Восемь стальных монстров перебиты, он остался один и скрывающий от средств местного ПВО темный вихрь стал больше не нужен. Глядя вниз он видел бушующую битву, к которой решил присоединиться и помочь разрушающим город оборотням. На своих крыльях спустившись вниз, стальной монстр напал на солдат держащих очередную улицу, раскидал их в разные стороны и быстро улетел. Он так и порхал над полем битвы, над всем горящим городом, молниеносно нападая на солдат в разных местах, помогая оборотням продвигаться дальше.
Через пятые врата в город не спеша вошел огромный оборотень Рэвул. Хромая на одну переднюю лапу, рычанием отпугивая проносящихся мимо рядовых тварей, не позволяя им толкать себя, он двигался по руинам первого сектора. После столкновения с Мечом Света в бой он не торопился. Сбежать отсюда, подобно раненному дикому зверю он тоже не мог, уничтожение Армидеи было заложено в его мозг как программа.
В тот момент, когда в небо ударил белый луч от самоуничтожившегося Центра Управления из обгоревших деревьев Аламфисова леса, с усилием вдыхая воздух, вышел Ортопс. Этой ночью скрываться под привычным черным плащом он не стал, только поддерживающий слабое тело органический костюм, состоящий из подобия стекла покрывает его тело. При взгляде на Армидею с улиц которой в небо поднимались столбы черного дыма в его черной душе всплыло что-то смешанное. С одной стороны ему было тяжело смотреть на происходящее, как бы странно это не звучало. Он как малолетний хулиган желающий отомстить обидчикам всегда творил зло, однако, добиваясь своего, глядя на результаты своих трудов всегда приходил в ужас. Ему становилось страшно от того что у него все получилось, никто его не остановил и теперь все разрушается вокруг. Но это только отчасти. В другой своей большей части он ликовал. Он добился своего, увидел уничтожение золотого города и радость, возникающая на его душе затмевала все, заставляя его глядя на погибающую Армидею улыбаться подобно клишированному злодею. Только глядя на руины, видя последствия насилия и войн, он переставал чувствовать себя единственной в этом мире мерзкой жалкой тварью. Вся его жизнь заключалась в том, чтобы мир в эти руины и хаос ввергнуть, все только чтобы перестать быть самым убогим на этом свете. Через распаханный свежими воронками пустырь простреливаемой зоны, с улыбкой он двинулся к городу полный решимости присоединиться к творящемуся там веселью.
Оборотни своеобразной очередью толпились снаружи у пятых врат. Большая часть волчьего легиона, к этому моменту воспользовавшись соседними вратами, открывшимися после уничтожения Арми, была уже внутри объятого огнем города. Снаружи тварей толпилось немного. Артиллерия била уже внутри города, прямо по улицам на свой страх и риск. Здесь снаружи у ворот сейчас было тихо, битва кипела где-то там, в глубине города. Своими лапами, топчась по человеческим телам, оставшимся от оборотней сраженных серебряными стрелами при штурме стен вначале битвы, остатки огромной волчьей орды толпились, ожидая очереди, чтобы проникнуть в город. Твари что-то почувствовали, принюхиваясь, зашевелили носами. Одна из тварей оглянувшись, увидела приближающийся одинокий силуэт среди дыма еще не развеявшегося после шквала артиллеристского огня обрушенного на окружающую территорию совсем недавно. Ортопс приближаясь к оборотням, толпящимся у ворот, пока ноги несли его вперед, от страха перед надвигающейся болью, заранее щурясь, обхватил плечи руками, будто пытаясь защититься от того что ожидает. Оборотни накинулись на него огромной стаей. Снеся его с ног, впиваясь своими зубастыми пастями, принялись пытаться порвать его на куски, их поток просто поглотил его. И вот одна из тварей своей лапой схватилась за углубление на его стеклянной броне в центре груди, его стекло в этом месте треснуло и из образовавшегося разлома в воздух вырвалось мерзко жужжащее облако красного газа. Спустя секунды оборотни разлетелись по сторонам. Вместо хилого немощного Ортопса с земли поднялся гигант, полностью состоящий из похожей на красное стекло брони. Пробудилось существо, магом Фросреем прозванное стеклянный великан — второе воплощение Ортопса. Все тело необычного существа, включая глаза, состояло из красной брони исписанной узорами черных линий. Голову укрывал дополнительный панцирь, на треугольнике лицевой маски не было рта. Разбросав оборотней, с шипением втянув в себя больше воздуха, очередной монстр укрыл себя листами дополнительной брони, что висели за спиной как крылья. Укрывшись броней, он напролом ринулся через толпящийся снаружи ворот остаток армии оборотней. Разбрасывая оборотней, растаптывая их, он прорывался через их скопление вглубь затянутых дымом разрушенных армидейских улиц. Собой, снося дома, проламывая небольшие внутренние стены и перегородки, напрямую он прорвался к самой линии фронта, которая уже приближалась к центру города. Едва ему стоило остановиться, как на объятой огнем улице оборотни своим потоком буквально накрыли его как лавиной. Безумные люди-волки, не зная его запаха, приняв его за врага, набрасывались на неизвестное им существо, зубами тщетно пытались прокусить броню. Стеклянный великан принялся разбрасывать их, давить, разрывать когтистыми лапами на части.
Схватка Ортопса с оборотнями прекратилась неожиданно. Твари, прущие на него потоком, просто остановились, замерли метрах в десяти, и подходить не решались, скалились и испуганно смотрели на что-то. За спиной Ортопса крыльями разогнав огонь, приземлился последний из девяти Рыцарей Тьмы. В руке стального гиганта из жидкой тьмы вырос огромный черный меч. Два чудища среди охваченной огнем улицы рассматривали друг друга. С высоты увидев как Ортопс раскидывает оборотней, крылатый стальной гигант принял его за очередное живое оружие артэонов. Стеклянный великан глядя на огромного рыцаря из кошмаров вспомнил обиду и боль причиненные Ортопсу этими существами. Недолго думая, не снимая с себя листов дополнительной брони, стеклянный великан бросился на представшего перед ним Рыцаря Тьмы, попытавшись просто снести собой этого стального гиганта. Крылатый Рыцарь Тьмы, оттолкнувшись от земли просто взлетел. Ортопс в великанском обличии на полном ходу врезался в горящий дом, и грохотом взрывов, снеся все стены, вывалился на соседнюю улицу. Рыцарь Тьмы вернулся на улицу, приземлившись, он вглядывался в огонь, ожидая, когда из него выскочит Ортопс, но затем что-то услышал за своей спиной, обернувшись, издал недовольный крик и взмыл в небо. Когда ставший великаном Ортопс вернулся на улицу, на которой его ждал Рыцарь Тьмы, то вместо прошлого крылатого врага он увидел двух армидейских стальных танков. Огромные стальные машины, те же чудовища, только выступающие на стороне защитников города, из числа семи военных биомехов приобретенных армидейцами у СБК, были непривычного темно-синего цвета. Вооруженные огромными мечами и щитами боевые биомехи окружили Ортопса. Убрав за спину листы своей дополнительной брони Ортопс, приготовился к схватке. Долго и упорно снося друг другом дома, проламывая стены, огромные твари пытались друг друга убить. В итоге Ортопс спустя минут пять сломал о колено второго биомеха, первый лежал обезглавленный своим же мечом. Расправившись с лучшим оружием, которое могла противопоставить ему оборона города, Ортопс двинулся дальше по охваченным огнем улицам. Поток оборотней нагнал его, но черные полу волки его уже не трогали. Поток оборотней аккуратно огибал стеклянного великана, теперь он был для них своим.
В дни мира это был огромный футбольный стадион, над главным входом в который красовалась надпись: 'Золотая Арена'. Во время обороны после прорыва оборотней конструкцию стадиона решили превратить в огромную ловушку для этих тварей. Стадион представлял собой отделенную от остальной городской инфраструктуры крепость, обнесенную высокими стенами имеющую лишь два входа по бокам. После длительной обороны, когда оборотни все же сумели прорваться внутрь, вырвались на футбольное поле, солдаты, рассредоточившись на трибунах, накрыли их волной стрел, и отстреливали, пока была возможность. Когда тварей стало слишком много солдаты в спешке уходили по воздуху, отступали, прыгая на летучки и уносясь прочь. Из-за спешки во время отступления подорвать эту кишащую оборотнями конструкцию — 'захлопнуть ловушку' не успели и стадион заваленный телами, оставшимися от оборотней, так и остался стоять.
Ортопс в своем великанском облике проламывая дома, прорывался по городским улицам следом за потоком оборотней. Проломав очередную стену эта безумная тварь, случайно оказалась на стадионе, заваленном телами. Тела тысяч людей оставшиеся от оборотней, с изредка попадающимися трупами артэонов в золотистой броне наваленные друг на друга в несколько слоев заполняли все футбольное поле и частично трибуны. Красный гигант замер на месте, при виде всей этой картины внутри него пробудился Ортопс. Стеклянный великан просто осыпался пеплом и на земле сидел уже трясущийся, будто от холода хлипкий немощный Ортопс все также облаченный в свой костюм из органического стекла, на его безжизненном мертвом бледном лице замерла дикая усталость, изможденность. Поднявшись на ноги, оглядевшись по сторонам, он забыл обо всем. Оказавшись среди большого поля, полностью заваленного мертвыми телами он замер будто очарованный внеземной красотой. Под его ногами мягкая человеческая плоть, земля, под слоем которой пропитана кровью. Запах, вернее вонь стояла просто отвратительная, но эта тварь видела во всем этом что-то прекрасное, нечто неописуемо привлекательное, от чего не оторваться. Сначала его заполнила злость, лютый гнев, ненависть. Его зубы заскрипели от злости. Распинывая тела, попадающиеся на пути, хватая и откидывая их в стороны, с ума сходя от злости, он двигался к центру футбольного поля. По горам трупов с трудом добравшись до центра заваленной ими площади остановившись, он, замер, закрыв глаза долго и глубоко вдохнув полной грудью. Злость в его больном сознании сменилась неистовым неописуемым наслаждением. От обволакивающего его тело приятного ощущения он буквально опьянел, окружающим жутким пейзажем с удовольствием наслаждаясь.
Наглядевшись на всю эту 'красоту', надышавшись 'ароматом' он решил ко всему этому 'прикоснуться'. Своей когтистой лапой пронзил одно из тел, вывернул наружу его внутренности, ощущая пьянящее безумное удовольствие. Забывшись в потоках безумного пьянящего наслаждения слизав с пальцев трупную кровь, спровоцировав рвотную реакцию, нарушив свою идиллию мерзостью, он остановился, поняв, что это перебор. Решив поиграться, несколько тел он стащил в кучу попытавшись выложить из них некое 'произведение искусства'. В итоге от переизбытка эмоций его ноги подкосились, дойдя до пика своего наслаждения без сил он рухнул среди мертвых тел и сладостно стоная, устроился поудобней, будто в мягкой постели, закрыв глаза, решил отдохнуть.
Тард одиноко сидел в каком-то темном небольшом помещении. Меч Света лежал на полу рядом с ним. К нему в этой битве относились как к дорогому оружию. После неудачи с уничтожением главного оборотня из Центра Управления ему велели отойти подальше от линии боевых действий. Его спрятали в тылу, пока не придет время, и он не понадобится снова. Теперь нет никакого Центра Управления, все уничтожено. Твари своим потоком снесли уже полгорода, за собой оставив огненные руины. Солдаты умирают один за другим. Оборона прорвана. И вот сейчас снаружи за решетчатым окном помещения, где сидит Тард с бешеным рычанием проносятся оборотни. От грохота артиллерии бьющей где-то неподалеку дрожит потолок. Он находится в одном из уже поглощенных ордой людей-волков городских кварталов, где-то на подходе к центру города. Армия обороняющихся уже давно покинула этот квартал и отступила. Он один среди океана тварей. Желая вписать себя в историю как командующего этой битвой, он почему-то не подумал о том, что битва эта может быть проигранной и слава может быть совсем иная. Оборона прорвана, не тактики ни стратегии, ни надежды на победу, битва считай проиграна. И как его теперь запомнят потомки? Кому будет интересен командующий проигравший оборонительную битву, давший врагу уничтожить защищаемый город? Он жалел о том, что согласился на все это. 'На что вообще надеялся? На чудо? Как согласился на эту авантюру, не подумав о последствиях, не оценив масштаб ответственности? Ведь знал же что шансы победить, не высоки. Знал, что будет трудно, что будет бойня, но, наверное, надеялся на то, что и в этот раз пронесет. А может обрадованный как ребенок, получивший желаемую конфету, просто не понимал, что делаю пока не пришел этот момент. И что делать дальше? Выйти на улицу и умереть? Чтобы потом хотя бы сказали: 'он хоть погиб достойно'. Главное — я сам себя загнал в этот тупик' — рассуждал он про себя.
— Избавься ото всех сомнений храбрый воин! — раздался приятный нежный голос в его голове. Во всей этой суете он как-то забыл про своего ангела, поэтому несказанно обрадовался. — Ты возложил на себя ответственность. Теперь пришло время отвечать, а это всегда тяжело. Забудь о том, что ты какой-то там командующий, посмотри на происходящее глазами Тарда. Сделай все от себя зависящее, сделай лишь то, что считаешь правильным, не оглядываясь ни на что. В сложности этой ситуации меньше всего думай о том что, о тебе потом скажут другие. Ведь в этом мире, где все неизбежно обращается в прах, и эпохи не прекращая, сменяют друг друга, ничто из сказанного не имеет значения. В этот тяжелый момент для тебя окружающего мира просто нет. Для тебя не осталось ничего кроме того что здесь и сейчас, ведь в эти мгновения решается все. Забудь про эмоции, они на то и эмоции, чтобы в такие моменты нести тревогу и смятение. Успокойся, глубоко вдохни, просто выйди на улицу и присоединись к обороняющимся солдатам. Бейся храбро так чтобы перед самим собой и своей совестью остаться чистым. Это единственное что ты по-настоящему можешь. Ведь ты всего лишь маленький человек. Все это не считая того что в этой ситуации как здравомыслящий разумный артэон ты должен переживать за умирающий город а не из-за своей славы! — ангел как обычно заставил его улыбнуться. Ее появление срабатывало безотказно, Тард, будто загипнотизированный забывал обо всем, мгновенно воспарял духом, был согласен с каждым ее словом.
— Да, — как обычно с улыбкой согласился он. — Хватит вести себя как лицемер, думая только о себе, пока солдаты умирают где-то там. Чему я удивляюсь, ведь это битва, война, здесь все идет не так как должно и все вокруг разрушается. Нужно до конца идти по выбранному пути. Даже если, выбирая путь, я не до конца понимал что делаю! Как обычно, по глупости не совсем понимая, что творю! Но теперь уже поздно.
Подобрав Меч, который снова засиял в его руках, он поднялся на ноги, его ангел, озаряя светом, возникла перед ним. Крепко будто по матерински в этот тяжелый момент прижав его к себе, согрев своим теплом, дав почувствовать свой внеземной аромат, она заставила забыть обо всем, сделав этот момент вопреки происходящему вокруг самым прекрасным в его жизни. Усталость, подавленность все это разом вымыло из души ее теплом и внеземной сладостью. Ради этого стоило оказаться здесь и сейчас. 'Чудовище в городе. Иди за моим светом. Я укажу путь к нему', — сказала она. Спустя минут десять дверь общественного центра, в одной из коморок которого прятался Тард, выломалась, разлетевшись в щепки, из нее вышел ледяной великан. Второй ледяной доспех получился уже более удачным. Существо внешне уже больше походило на человека. Имелась четкая круглая голова, полноценное сгибаемое туловище. На ледяных руках получилось по пять пальцев. Проносящиеся мимо оборотни тут же напали на него, но все что у них получалось, так это скрести когтями по ледяной броне. Их поток на этой улице уже не был плотным и заточенный в ледяной махине Тард, игнорируя нападающих тварей, ринулся вперед, туда, откуда сиял ее прекрасный свет.
Город в большей своей части был погружен в руины, местами полыхающие огнем. Если бы не гигантский ров, образовавшийся из-за поглощения пустотой черной дыры подземных коммуникаций вокруг Цитадели, оборотни уже бы хлынули на окружающую ее Лунную площадь. На одной из улиц в около центральных кварталах волну наступающих оборотней смыло взорвавшимся домом. Прикрывшись стеной огня, солдаты стали отходить на соседнюю улицу. Пока рядовые твари лежали погребенные огнем и обломками, с жутким ревом из-под завала вылетел огромный первородный оборотень. Среди дыма накинувшись на отходящих солдат, сминая сталь бронекостюмов, он принялся рвать их на куски и разбрасывать по сторонам. Вырвавшись из дыма следом, ледяной великан схватил огромного оборотня, сдавил его руку и ногу в своих ледяных лапах, и понесся проламывать им стены. Спасенные одним чудовищем от другого солдаты, собрав раненых, продолжили отступать, пока поток оборотней не хлынул снова.
Оборотень Рэвул был быстрым и ловким, однако его когти не могли пробить ледяную броню. Ледяной великан громоздкий и неповоротливый превосходил в силе, в особенности имел очень сильную хватку, вырваться из его ледяных лап было проблемой для оборотня. В итоге схватив огромного оборотня за лапу Тард, просто стал бить его о землю как биту. Главный оборотень, после нескольких десятков ударов о землю превращенный в мешок костей, лишился сознания. Тард взвалив его на плечо, снова отправился искать укромное место, чтобы там, в недосягаемости для потока рядовых оборотней спокойно выйти из ледяного доспеха и прикончить монстра Мечом Света. С огромной тварью на плече Тард в своей ледяной броне искал выход из объятых огнем погруженных в руины кварталов. Неожиданно от мощного удара в спину он свалился с ног и распластался посреди улицы. Последний из Рыцарей Тьмы приземлился в нескольких метрах от него. Это он со всего маху врезался в спину Тарду, свалив с ног его ледяного великана. Издав мерзкий крик своим черным мечом рыцарь, попытался пробить ледяную броню, но Тард ударом огромной лапы отбросил стальное чудище на несколько десятков метров. Рыцарь Тьмы нападал сверху, черным копьем, в которое в его руках вытянулся меч из жидкой тьмы, пытаясь пронзить Тарда сокрытого в центре ледяного доспеха. Ледяной великан отбивал атаки крылатой твари. Неожиданно крылатый рыцарь улетел, просто улетел, будто ему эта схватка стала неинтересна. Отбившись от крылатой твари Тард, обратил внимание на то, что главного оборотня нигде нет. Рыцарь Тьмы просто затянул время, отвлек его, дав оборотню Рэвулу время восстановиться и сбежать. Вновь ведомый светом своего ангела Тард в ледяном доспехе следом за главным оборотнем понесся по улицам Армидеи.
Последний из Рыцарей Тьмы приземлился на улице, чтобы перебить очередную группу солдат сумевших устоять под напором оборотней. Своим темным мечом, разрубив нескольких армидейцев, остальных обратив в бегство, взмахнув крыльями, он взмыл в воздух и бросился в толпу убегающих продолжив рубить их мечом, разбрасывать по сторонам. Откуда-то сзади со стороны объятой огнем части улицы в стальную тварь полетел огромный каменный блок. Каменная глыба, врезавшись в спину, разлетелась о черную сталь, повредив рыцарю крылья. Пока крылья из жидкой тьмы восстанавливались, в него полетели еще несколько глыб, от которых рыцарь увернулся. Затем в него полетел громоздкий огромный купол одного из зданий, от этой громадины облаченный в Доспехи Тьмы увернуться уже не смог, его накрыло и буквально расплющило по улице. Пока Воин Тьмы, рыча как монстр, выбирался из-под обломков из огня к нему навстречу вышел Нахирон. Пламя языками расступалось перед ним. Это он, при помощи силы мысли заставляя парить огромные каменные глыбы, забросал ими стального монстра и дал отступающим солдатам возможность спастись. Тем временем очередная каменная глыба уже летела в сторону стального гиганта. Решив не связываться, расправив поврежденные крылья, Воин Тьмы с горем пополам улетел и скрылся в ночных небесах, позабыв про гремящую внизу битву. Нахирон ушел по объятой огнем улице навстречу прущему с той стороны потоку тварей.
Город, как известно, был запитан на местной волшебной энергии Шини придуманной магами этого мира в глубокой древности. Зеленая энергия, текущая по переплетению энерговен под городом, была подобна электричеству, могла также питать любые механизмы. Система городского энергоснабжения, проложенная под землей, на поверхности проступала Шинитрансформаторами — огромными конструкциями, состоящими из трансформаторных ядер (гигантских сферических стальных конструкций обвитых зелеными потоками концентрированной Шини), сверху накрытых изоляционными саркофагами. Распределяющие волшебную энергию трансформаторы огромными стальными конструкциями, выделяющимися среди городских улиц, были разбросаны по всему городу. От высокой концентрации волшебной зеленой энергии испускаемое ею излучение, положительно влияющее на живую материю, проникало за пределы куполов саркофагов, образуя вокруг трансформаторов дикие неконтролируемо произрастающие городские парки. Преследуя оборотня, Тард оказался в одном из кварталов в северо-восточной части города далекой от условной линии столкновения. Здесь не проходило боев, сюда пока не добрались оборотни, все находящиеся здесь солдаты были стянуты к фронту. Все вокруг было непривычно тихим и целым, только откуда-то из-за домов в небо уходил столб черного дыма, вероятно одна из летучек в момент, когда эти твари вышли из строя, груженная боезапасом свалилась на один из домов, произошел взрыв, огонь которого переросший в пожар пылает где-то там до сих пор. Следуя за ангельским светом, Тард вышел к одному из стальных куполов Шинитрансформаторов гигантской стальной конструкцией возвышающемуся из городского ландшафта. Оборотень скрылся где-то в густых зарослях дикого парка окружающего конструкцию трансформатора. Тард не останавливаясь, двинулся за ним следом.
— Это ловушка, — услышал он в голове голос своего ангела.
— Пускай. Пусть нападет на меня, а то бегать за ним, уже нет сил, — закованный в ледяной доспех, мысленно ответил он.
Ледяной великан, проламывая древесные заросли, двинулся через дикий парк, густо разросшийся в ласкающем излучении энергии Шини проникающей из саркофага. Периодически останавливаясь, ожидая нападения твари, не спеша, пробираясь через заросли, он вышел к стене саркофага. Здесь небольшая поляна, раскинувшаяся перед дверью ведущей внутрь помещения трансформатора. Небольшая рассчитанная на человека дверь плотно заперта. Под ногами видно что-то вроде остатков каменной дорожки, то есть те заросли, через которые он прорывался, были чем-то вроде местной тропинки. Встав спиной к стене, ледяной великан ждал оборотня. Тварь все не появлялась, вместо этого с окраин дикорастущего парка в небо стали подниматься клубы дыма, следом раздуваемые ветром, в небо потянулись языки пламени. Окраина парка загорелась. Огонь быстро поглощая густые деревья, стеной приближался к Тарду. Безумный оборотень сам себя, подпалив в бушующем неподалеку пожаре, объятый пламенем как живой факел, кругами носясь по окраине парка, поджег собой его густую растительность. Стена огня приближалась очень быстро, охваченный огнем оборотень, рыча от боли, носился по окраине парка кругами, распространяя огонь, пока полностью не сгорел, свалившись на землю куском обугленной плоти. Огонь был губительным для ледяной брони Тарда, зажатый огненной стеной он ничего не мог поделать. 'Да уж действительно это ловушка' — сказал он сам себе. Ломиться через огонь было бессмысленно — его ледяную броню растопит жаром, а что останется без проблем добьет оборотень. Ему оставалось только стоять на небольшой поляне, прижавшись к стене саркофага, надеясь на то, что огонь не сильно затронет его ледяную броню.
Дикий парк быстро минут за десять почти полностью прогорел. Все засыпало пеплом, с неба в тишине падали тлеющие листья. Ледяная броня Тарда местами потекла ручьями, в целом ослабла. Дымящийся оборотень вылетел из еще теплых обугленных зарослей и набросился на ослабшего ледяного великана. Несмотря на то, что броня ослабла хватка Тарда в ледяном доспехе осталась та же. Он снова схватил оборотня своими ледяными лапами и начал бить его о землю, сносить им еще пылающие окружающие деревья. Потрепав оборотня, Тард швырнул его как бревно в еще горящие заросли. Из огня раздались крики боли. В целом парк почти прогорел, еще немного и Тард был готов броситься к выходу из этой огненной ловушки, пронестись через дымящиеся изуродованные огнем остатки диких зарослей, найти место поукромней и восстановить ледяную броню. Но вдруг после секунд затишья с новой силой раздались крики жуткой боли, оборотень где-то там, за стеной огня вопил так, будто его режут на куски. Заглянув за стену огня, Тард из своего ледяного доспеха увидел как сидящая на земле огромная тварь, окруженная пылающими деревьями, сама рвет на себе обгорелую плоть. Вопя от боли оборотень, вонзая сам в себя острые когти своих лап отрывал сам от себя куски. Он сам с себя мучительно и жестоко срывает обгорелую кожу. Его кровь тут же загустевает, становясь похожей на резину жижей. Монстр из лохматого оборотня мучительно сам себя превращал в обвитый сухожилиями, мышцами и коркой резиной крови обнаженный скелет. 'Господи, что он творит!' — Тарду в ледяном доспехе было мерзко смотреть на этот ужас, он решил оставить безумную тварь, которая сама истязает себя. Он решил прорываться через еще пылающие дебри сожженного парка. Только он отошел от охваченных огнем деревьев, как огромный оборотень врезался ему в спину. Тард обернувшись, как и до этого своей ледяной лапой, схватил оборотня, но в этот раз тот неожиданно резко выскользнул. Лишенный кожи и шерсти оставшийся мерзким скелетом с обнаженным мясом и коркой резиновой крови оборотень стал скользким, Тард не мог сжать его своими ледяными лапами как прежде. Прорисовывалась свирепая логика чудовища — оно мучительно сорвало с себя кожу, чтобы стать неуловимым для цепких ледяных лап. Оборотень набросился на Тарда, который снова пытался схватить его, но мерзкая скользкая избавившаяся от кожи тварь вырывалась из цепких лап ледяного гиганта. Быстрый и ловкий оборотень безнаказанно стал атаковать ослабленного огнем неповоротливого и громоздкого как глыба льда великана.
Вырываясь из цепких ледяных лап, оборотень вцеплялся в ледяную броню ослабленную жаром окружающего огня. Огромными когтями впивался в размытые огнем трещины, в ледяной броне пытаясь доломать ее. Тард не мог схватить оборотня, тот вырывался, просто выскальзывал, поэтому пытался попасть по нему огромным ледяным кулаком, но тварь была быстрее и уклонялась от ударов. С разбегу оборотень набросился на Тарда объятого ледяной броней, завалил его в огонь, затем свалился на него сверху, не давая подняться, давая огню сильнее размыть покрывающий его слой льда. Ледяным кулаком Тард сшиб сидящее на себе чудище, которое пролетев несколько метров, врезалось в стену саркофага. Когда ледяной великан, вернее то, что от него осталось, поднялся, оборотень, снова с разбегу бросился на него, затолкнув его дальше в горящие заросли. Оборотень не давая Тарду схватить себя, вырываясь из ледяных лап, набрасывался на него, врезаясь в него, своими ударами заставляя ледяную броню трещать, расходиться трещинами. Отброшенный вглубь еще пылающих зарослей, здесь среди огня и повышенной температуры слабея с каждой секундой, после нескольких сильных ударов Тард потерял контроль над своими ледяными доспехами. Он обездвиженный оказался зажатым в глыбе льда, которая неуправляемая замерла на месте.
Пока ледяной великан обездвижено замер, оборотень решил разогнаться, как следует. Тард понимая, что это конец, не покидая ледяного доспеха, не разрушая его, прямо внутри стал обволакивать свое тело тонким слоем привычной ледяной брони. Разогнавшись как следует, среди тлеющих догорающих деревьев парка оборотень, что есть силы, врезался в ледяного великана. От удара ледяная броня растрескалась, посыпалась как стекло, разлетелась по сторонам, осыпалась огромными глыбами. Разломав ледяной доспех, оборотень вылетел из ледяных обломков с телом Тарда в зубах. Потрепав Тарда как куклу, оборотень со всей силы швырнул его в сторону. От острых зубов Тарда снова спас тонкий слой ледяной брони. Однако несколько его ребер и ключица треснули во время сжатия в зубах монстра, вдобавок врезавшись в дерево, он стукнулся головой. Почти без сознания он свалился на землю. Оборотень, в виде мерзкого лишенного кожи скелета встав на задние лапы, скуля от боли, от этой боли обезумевший, скребя когтями по деревьям, победоносно приближался к Тарду.
Меч Света, который Тард сжимал в руке, засиял, своим светом заставив своего хозяина прийти в чувства. Уже знакомое сияние заставило приближающегося оборотня трусливо остановиться и заскулить как перепуганное животное. Попытавшись встать, Тард свалился без сил, Меч вывалился из его руки и потух. Монстр как хищник перед броском крадучись по кругу перед обессиленной, но еще опасной жертвой готовился к решающему броску. Тард лежа на обугленной земле из последних сил тянулся к Мечу. Помощь пришла оттуда, откуда ее совсем нельзя было ждать. Откуда-то со стороны городских улиц послышался грохот. Что-то огромное приближалось, снося собой обгоревшие деревья. Оборотень, позабыв про Тарда, когтями глубже впившись в землю, издав свой жуткий вопль, приготовился к столкновению с новым неизвестным врагом. Снося собой деревья, из обгорелых зарослей вылетел Ортопс в своем великанском обличии. Облаченный в листы своей наспинной брони, стеклянный гигант просто снес оборотня собой. Завязалась драка двух чудовищ. У Тарда появилось время прийти в себя. Ленивый раздолбай, с собой он всегда носил только оружие, но сейчас для битвы за Армидею ему в приказном порядке, как и всем солдатам на пояс повесили полевую аптечку. Достав из аптечки местный нашатырь, он быстро вернул себе трезвое сознание. Затем вогнал себе в шею ампулу обезболивающего и следом волшебного зелья придавшего тонус, который поможет на пару часов позабыть о бессилии. 'Какого черта? Думал все конец! Нужно вставать и помочь своему спасителю. А кто меня вообще спас?!' — лежа на земле, медленно приходя в сознание, он потерянно шевелил губами проговаривая мысли вслух.
Оборотню пришлось не сладко. Тактика что работала с ледяным великаном, с гигантом Ортопсом уже не действовала. Когтистым лапам этой твари было наплевать на то, насколько оборотень был скользким и мерзким. Схватив оборотня, Ортопс принялся швырять его в разные стороны, вместе с ним скрывшись за деревьями. До Тарда доносились звуки ударов чего-то тяжелого о землю, треск ломающихся деревьев и дикие крики первородного оборотня, которого Ортопс в обличие стеклянного гиганта рвал на куски. Стеклянный гигант, переломав оборотню множество костей, сдавив его в своих когтистых лапах, насадил обессиленную тварь грудью на обгорелый ствол как на кол, 'Молодец. Оставь его так и вернись к Мечу Света', — из стеклянного огромного чудища слышался голос Ортопса. Оставив оборотня насаженным на кол, гигант пошел исполнять требование своего внутреннего голоса. Едва отойдя, великан Ортопс получил толчок в спину — оборотень сорвался с кола и бросился на него. Тогда стеклянный гигант, внешне никак не выражающий своих эмоций, будто рассвирепел. Схватив оборотня, он принялся колошматить его своим огромным кулачищем и когда тот обессилил, придавив лишенную кожи скользкую тушу ногой, руками оторвал ему голову. Жестоко обезглавленное тело первородного оборотня беспомощно задергалось лежа на земле, его волчья голова как баскетбольный мяч упала в кусты в десятках метрах от него. 'Теперь возвращайся к Мечу Света', — из бронированного монстра слышался голос Ортопса, которому этот гигант послушно подчинялся.
Навстречу Ортопсу из горелых зарослей с сияющим Мечом в руках вышел восстановивший силы Тард. Гигант из красного стекла остановился, увидев враждебное для всех тварей Тьмы сияющее лезвие Меча. Тард глядя на своего спасителя узнал в нем Ортопса в его сильном обличии и поэтому замер, не зная как смотреть на эту тварь. С одной стороны в нем возник страх, желание поскорее уничтожить эту тварь, с другой Ортопс почему-то помог ему, защитил от оборотня, зачем? Пока Тард замер в раздумьях, лезвие Меча в его руке засияло ярче, стеклянный гигант будто испугался и попятился назад. 'Нет, остановись! Мы должны сделать это!' — слышался из него крик Ортопса. Но гигант не послушав голоса своего истинного 'я' бросился бежать. Не пробежав и десяти метров, стеклянный гигант свалился на землю. 'Остановись! Вернись обратно!' — звучал из него недовольный крик Ортопса. Внутри великана будто шла какая-то борьба, его голова затряслась, бронированные зрачки задергались. Подскочив, он бросился вперед и, снося собой сгоревшие деревья, со всей силы врезался в стальную стену саркофага Шинитрансформатора. Гигант несколько раз врезался в стену, изрядно помяв ее. Не прекращая слышался крик Ортопса: 'Остановись! Успокойся!'. В итоге гигант замер, просто замер, как отключенная машина, а после его стеклянная броня начала испаряться красным паром, опадать испаряющимися лоскутами. Затем в одну секунду весь великан осыпался пеплом.
Плохо понимая, что происходит по выгоревшим дебрям парка Тард движимый интересом прошел следом за безумным Ортопсом. Он снова вышел к стальной стене в центре парка, практически в том же месте где была поляна с дверью внутрь саркофага. От Ортопса осталась только куча пепла у стены, тело оборотня, с оторванной головой дергаясь в беспомощной агонии, валялось где-то там за дымящимися деревьями метрах в десяти. Вот он очередной шанс выполнить свою миссию посланный Тарду судьбой. 'Замечательно!' — двинувшись к поверженному оборотню, воскликнул он, позабыв про Ортопса. Меч в его руке засиял ярко как никогда, будто почувствовав внутреннее ликование своего обладателя.
— Постой, — уже в паре метров от оборотня Тарда остановил раздавшийся за спиной тяжелый срывающийся хрипом голос Ортопса. Выбравшись из кучи пепла, в которую обратился его гигант, он, тяжело дыша, не сводил с Тарда своего измученного взгляда. — Тебе не кажется, что это славное лезвие сначала должно пронзить меня? Мне тысячи лет, за мной тонны крови и горы трупов. Может, сначала избавишь мир от меня?
— Репетировал этот момент? — улыбнулся Тард.
— Было немного.
— Что это вдруг с тобой?
— А когда еще представится такая возможность? Странно все-таки все в нас устроено. Вроде жизнь кошмар, но покидать ее еще кошмарнее. Страшно до ужаса, и какая-то часть меня, не хочет этого. Но в целом я не могу не понимать того как мне это нужно, просто необходимо. — Придавшись болезненным воспоминанием Ортопс закатил глаза. — И не будет мне спасения, только если все разом не оборвать.
— И в чем подвох?
— Нет в этом никаких подвохов. Подняв руки, я медленно к тебе подойду, — Ортопс преодолевая какое-то внутреннее сопротивление, борясь с собой, подошел к Тарду и опустился перед ним на колени. — Только быстрее, пока я не передумал, — говорил он, удерживая свою руку, будто боясь, что она неконтролируемо сорвется и вцепится в Тарда. — Не обезглавливай, бей в грудину, — постучав по тому месту, откуда вырывается его гигант, пояснил Ортопс. Его лицо застыло в страдальческой гримасе, не хватало только слез. — Давай!
— Как скажешь, — Тард пронзил грудь Ортопса сияющим лезвием. Сразу же толчком невиданной энергии Тарда, сжимающего рукоять меча, отбросило метров на десять куда-то в сторону. Лезвие меча оставшегося в Ортопсе засияло ярко, так что испустило ослепляющий белый свет озаривший все вокруг. Ортопс вскричал от боли. Яркий свет казалось, поглотил его собой полностью, но внезапно из его тела в ответ газообразным потоком навстречу свету, собой затмевая его, вылетело нечто темное издающее жуткие звуки. Чистая Тьма темным облаком вырвалась из Ортопса и начала поглощать яркий свет, исходящий из вонзенного в него Меча Света. Тьма и чистый яркий свет вступили в противостояние, будто пытались друг друга задавить. В результате столкновения двух противоположных сил раздался мощный выплеск невиданной энергии. Сначала яркая все озарившая вспышка света, затем охваченный битвой город и все окрестности сотрясло мощное землетрясение. Тард находящийся в считанных метрах от эпицентра потерял сознание. Летая в своих снах ненадолго, на считанные мгновения он пришел в себя. Вырвавшись из темноты бессознательности, он мельком, буквально краем глаза увидел уходящий в небо поток закручивающегося вихрем пламени в том месте, где сидел Ортопс. Это казалось чем-то бессмысленным, галлюцинацией, но откуда-то слышался плач. Тард четко расслышал по-детски горький жалобный плач, будто где-то рядом рыдал какой-то мальчишка. Тард снова отключился. Затем очередное просветление. Перед ним предстала какая-то темная фигура на фоне огня, которая медленно отдалялась от него.
Полностью придя в себя, сумев сесть, вспомнить, кто он и где Тард огляделся. Вокруг обгоревшие деревья, стена саркофага Шинитрансформатора, он на том же месте где и отключился. Он совсем один, вокруг тишина, рядом никого нет. В месте, где на коленях сидел пронзенный Мечом Света Ортопс осталась только небольшая дымящаяся воронка. 'Меч Света!' — будто электричеством протрясло Тарда. 'Где он?!' — резко подскочив отчего едва снова не упав Тард, шатаясь как пьяный, бросился искать бесценный вверенный ему артефакт. Недалеко от дымящейся воронки в том месте, где сидел Ортопс, Тард нашел одну лишь только рукоять от бесценного меча. Лезвие расплавилось, теперь это был просто обломок, бессмысленный кусок железа. Тард не мог поверить в то, что видит. Лишенная лезвия рукоять затряслась в его дрожащих руках. 'Нет. Этого не может быть! Это великое оружие не может исчезнуть так просто!' — вскричал он от собственной беспомощности и только начав проклинать себя, услышал рядом какой-то звук. Что-то зашевелилось в обгоревших дебрях неподалеку от него. Это оборотень. Тварь, лишенная головы наспех обзавелась новой. Это было похоже на сцену из фильма ужасов. Новая голова еще полностью не сформировалась. Все, что успело нарасти так это неполный череп, мозг, сухожилия, мышцы и зубастая челюсть. Кожи на голове, как и на теле не было. На новой голове твари еще не появились глаза, поэтому чудище ориентировалось только на запах, своим несформировавшимся носом хватая воздух. Издавая жуткие стоны, тварь поднялась с земли. Тард находился на расстоянии чуть более десяти метров от оборотня, Меча Света у него больше нет, все, что есть так это два серебряных меча на поясе. Серебро не убьет монстра, а только причинит жуткую боль. Сил для очередной бессмысленной схватки с неостановимой тварью просто не было. Не зная, что делать Тард замер на месте в надежде что тварь его не почувствует и не услышит. 'Тард!' — услышал он голос ангела из-за спины. Ангельская красавица, источая свет, стояла у входа в саркофаг за его спиной. В голове Тарда за доли секунды пронесся план того как остановить монстра.
— Вы думаете, сработает? — мысленно спросил у нее Тард.
— Верь мне, — ответила она.
— А как же Меч Света?
— Его больше нет. Столкнувшись с равноценным потоком Тьмы свет Меча не выдержал. Он уничтожен. Мне жаль.
— Ну как так?! — прокричал про себя Тард. Погруженный в шок утратой бесценного меча он не двинулся с места. За его спиной шевелилась огромная тварь, а он потерянно замер на месте, не желая двигаться вперед. Он просто не мог поверить в то, что меча больше нет.
— Пошевеливайся! — привела она его в чувства.
Тихо так чтобы не услышала лишенная глаз тварь Тард, подкрался к двери ведущей внутрь саркофага. Система управления городом 'Арми' уничтожена, все обесточено, дверь наглухо закрыта. Тихо и осторожно открыв небольшой люк рядом с дверью, он увидел источник аварийного питания. Аварийный источник энергии — круглая пластина с нанесенным на нее волшебным символом, нужно только приложить к ней руку она впитает в себя энергию души, и система зарядится достаточно для того чтобы открыть дверь. Он приложил руку к пластине, энергия его души стала поступать в энергосистему. Чудовище, в это время, обхватив руками свою несформированную голову сидело, стоная от боли. Тард не желая быть услышанным, старался даже не дышать. Руна на волшебной пластине засияла, что говорило о том, что она зарядилась и при нажатии на кнопку дверь отварилась сама собой. Тард забежал внутрь, чудовище, услышав звук, открывшейся двери с диким криком бросилось за ним следом. Внутри Тард сорвал рычаг аварийного закрытия двери. Дверь захлопнулась перед носом у чудовища. Оказавшись внутри Тард, бросился вперед по узкому коридору, чудовище со всей силы врезалось в дверь, оставшуюся за его спиной. Огромный монстр со всей силы бился в стальную дверь саркофага, которая вся помялась и долго не выдержит, что было очевидно.
Тард забежал внутрь помещения саркофага одного из городских Шинитрансформаторов. Под стальным куполом раскинулось огромное просторное помещение. Потолок обвит энерговенами, лампами, прожекторами из которых горят лишь единицы. Вдоль края этого круглого помещения стоят ряды каких-то устройств похожих на железные контейнеры. Эти контейнеры между собой соединены переплетениями энерговен. За рядами контейнеров в центре помещения своеобразный колодец диаметром около тридцати метров, на десятки метров уходит глубоко под землю. В центре колодца на стальном стержне возвышается трансформаторное ядро — сердце гигантского реактора, больших размеров сферическая стальная конструкция в обычное время, когда город жил обвитая зелеными потоками зеленой энергии Шини, сейчас беззвучно безжизненно замершая, остывшая. В тишине и полумраке между ядром и стенами еще проскакивают зелеными молниями остатки энергии. На стороне противоположной входу на высокой эстакаде под потолком видна рубка оператора, откуда в мирное время осуществлялся контроль над ядром и управление всей этой конструкцией. Тарду нужно в эту рубку попасть. Бегом, бросившись к рубке, не сделав и пары шагов он, услышал за спиной сильный грохот — это с треском разлетелась наружная дверь, монстр выломал ее, он внутри.
Чудовище по коридору следом за Тардом вбежало в помещение трансформатора и понеслось между рядами похожих на контейнеры устройств. Тард вылетев из-за угла одного из контейнеров, рубанул по ноге проносящегося мимо монстра. Чудище покатилось кубарем и врезалось в стоящий впереди контейнер. Мечом, сначала несколько раз ударив по слабой несформировавшейся голове, задев наполовину открытый мозг затем, пронзив монстру плечо, Тард пригвоздил его к мягкой стали контейнера и бросился бежать. Чудище, придя в себя, взвыв от боли, вырвавшись, вынув из себя меч, бросилось за ним следом. Тард по лестнице поднявшись к рубке, вбежав внутрь нее, едва успел сдернуть рычаг аварийного закрытия двери. Чудовище врезалось в железную дверь, автоматически задвинувшуюся перед его носом. Монстр, оставшись снаружи начал долбиться в железную дверь, которая оказалась прочнее той, что была на входе. Рубка управления внутри представляла собой маленькое помещение с панелями приборов, с большими окнами на всю стену, выходящими на ядро трансформатора. Тард поторапливаемый долбящимся в дверь чудищем судорожно отыскал люк с аварийным источником питания. Найдя его, он приложил ладонь к пластине с волшебной руной, которая начала поглощать энергию его души. Руна на пластине засияла, аварийный источник зарядился, у обесточенной системы появилась энергия, чтобы запуститься. Ангел, сопровождающий Тарда, подсветил кнопки, которые нужно было нажать на панели в рубке, чтобы привести трансформатор в действие. Нажав все, что нужно Тард запустил систему. Резервные потоки зеленой энергии Шини снова обвили собой огромное ядро трансформатора. Тард увеличил мощность, ядро загудело, озарив темное помещение саркофага своим зеленым сиянием, оно стало подобно зеленому солнцу. Из-за повышения напряжения ядро стало искрить зелеными молниями, которые пронзали своими разрядами все помещение трансформатора. Волшебная энергия Шини была придумана магами древности неспособной причинить вред живой материи. Наоборот все живое в ее излучениях распускалось. Зато тварям мертвым, проклятым, порождениям Тьмы, не относящимся к категории живых, эта волшебная энергия своими разрядами могла причинять вполне реальный вред, невыносимую боль. Для неживой материи это было все равно, что электричество. Когда ядро заискрило своими зелеными молниями, долбившийся в дверь рубки монстр взвыл от боли, затем стук в дверь резко прекратился.
Ядро раскалилось до предела, став похожим на миниатюрное зеленое солнце. Снаружи вне рубки все помещение внутри саркофага было 'наэлектризовано' зеленой энергией. Зеленые молнии, вырываясь из ядра, опаляли собой все. Рубка была полностью изолирована, внутрь нее энергия не проникала. Тард, разогнавший ядро до предела, полагая, что монстр уже достаточно 'поджарился', уже собирался выйти из рубки и в потоках безопасной для него как для живого существа энергии Шини найти монстра и, используя свое преимущество разделаться с ним. Ведь обжигаемый волшебной энергией как электричеством монстр сейчас где-то там лежит и беспомощно бьется в конвульсиях. Но вдруг все разом отключилось и погасло. Волшебная зеленая энергия перестала обволакивать ядро, оно быстро остыло. Тард не понял что произошло. 'Сработала система предохранителей. Ядро опасно перегрелось. Для того чтобы все запустить снова в нынешних условиях нужно вручную отключить главный предохранитель который находится у входа, по ту сторону зала трансформатора', — Тард услышал в голове голос своего ангела.
— Офигеть! Идти туда... в темноту, где лазает огромный монстр? Топать в другой конец этого чертового трансформатора! — вслух сокрушался Тард. — Ну как всегда.
Делать было нечего, и Тард как обычно решил послушаться своего ангела. Помятая дверь рубки медленно отварилась. В большом темном зале трансформатора повсюду еще проскакивали зеленые молнии, своим стрекотанием нарушая тишину. Покрыв себя ледяной броней, вооружившись оставшимся серебряным мечом, лезвие которого покрылось инеем, Тард осторожно вышел из рубки. Ему в нос ударил запах горелой шерсти. Волшебная энергия опалила чудище все равно, что мощный разряд электричества. Самого монстра нигде не было, куда уползла эта тварь, пытаясь скрыться от боли, когда ее начало жарить энергией, можно было только догадываться. Спустившись с лестницы, он побрел между рядами этих странных контейнеров связанных переплетением энерговен. Каждый шаг он старался делать как можно тише, прислушиваясь к каждому шороху. Окружающая его Сфера Холода покрывала под ним пол инеем. Огромное стальное помещение трансформатора, остывающее после перенапряжения ядра, было наполнено десятками странных звуков, где-то в углу даже гремели какие-то висящие цепи. Уже приблизившись к выходу, Тард увидел свой меч, которым он до этого пригвоздил чудище, к контейнеру, таким образом, пытаясь его задержать. Аккуратно приблизившись, он тихо подобрал свой второй меч и тут же услышал капающий звук за спиной. Это была слюна. Чудовище сидело на контейнере прямо за ним. Лишенный глаз, шерсти, с частично восстановившейся кожей вдобавок опаленный разрядами Шини монстр, ориентируясь только на звук и запах, издав жуткий свирепый крик, бросился на Тарда. Увернувшись, Тард разрубил ему бок. Монстр, врезавшись в контейнер, развернулся и, набросившись на Тарда, пастью обхватив его плечо, не сумев прокусить ледяной брони, прижал его к стенке контейнера. Зажатый Тард не в силах освободиться от чудища, закрыл глаза и полностью сконцентрировался. Из его тела вырвалась ледяная волна, это был ледяной взрыв, но только слабый, не такой мощный как у отца. Чудовище, как и все вокруг на расстоянии примерно двадцати метров обволокло небольшой коркой льда. Оборотень оказался ненадолго обездвижен. Этого как раз хватило Тарду, чтобы освободиться. Пока заледенелый монстр замер Тард выбрался из его пасти, но сделав пару шагов, едва устоял на ногах. Применение этого сложного для него заклинания в наложение на общую усталость, переломанные кости привело к перегрузке мозга и потере силы. У него все двоилось в глазах но, выронив оба меча которые вдруг резко потяжелели, опираясь о стенки, он продолжал брести к заветному предохранителю. Со звуком треснувшего льда монстр выбрался из ледяной оболочки и бросился следом за ним. Едва передвигая ноги Тард, остановился у колонны неподалеку от входа в помещение трансформатора. Чудовище, схватив его голову своей зубастой пастью, повалило Тарда на пол. Пока чудовище сдавливало его голову, а тонкий слой ледяной брони трещал поверх стального шлема, ядро трансформатора вновь загудело, покрывшись потоками зеленой энергии. От резкого скачка напряжения лампы в помещении усилили свое свечение. Прежде чем быть схваченным монстром Тард успел разбить стеклянную крышку и сдернуть ручку предохранителя закрепленного на колонне, у которой он остановился.
Зеленые молнии стали вырываться из раскаленного ядра, опаляя собой все, нагревая металл. Через несколько секунд все помещение внутри саркофага полностью наэлектризовалось зеленой энергией. Тело монстра затряслось, будто прожигаемое высоким разрядом электричества. Издав жуткий вопль монстр, кинувшись к выходу, попытался сбежать, но Тард не дал ему этого сделать. Он обхватил монстра за шею одной рукой, в то время как на другой его руке быстро выросло огромное ледяное лезвие, которое он вонзил в бок твари. Глубоко вонзив руку, покрытую ледяным лезвием в тело монстра, повиснув на нем, он не дал твари сделать и двух шагов. В потоках окутавшей все вокруг зеленой энергии монстра сжигало заживо изнутри, не сумев сбежать, он потерял сознание, его тело, грохнувшись на пол, задымилось, стало покрываться язвами от ожогов. Тард окруженный потоками зеленой энергии, остановив монстра, наконец, вздохнул спокойно, пока его тело наполняли странные ощущения. По коже текли слегка пощипывающие невидимые потоки, где-то глубоко внутри с биением сердца ощущалось что-то постороннее, наполняющее тело собой. Конечно, было немного неприятно, когда энергия Шини пронизывала тело, но ничего болезненного в этом не было. Это если ты живое существо, потому как лежавший рядом монстр будто зажаривался в микроволновке. Тард быстро привык к странному необычному ощущению. 'Ваше высочество. Мой ангел! Прошу дайте мне силы!' — крикнул он и, схватив за руку тушу монстра поволок его за собой. Его ангел наполнил его тело необходимой силой еще давно, и сейчас Тард не без труда, но все-таки потащил тушу огромного оборотня Рэвула как мешок в желаемом направлении. По плану, который пронесся в его голове за доли секунды по воле ангела, монстра следовало сбросить в колодец окружающий трансформаторное ядро. Эта техническая конструкция, изолированная от остальных коммуникаций на десятки метров уходила под землю, под улицы города. Это была просто глубокая яма со стальными гладкими стенами, из которой не выбраться. Через ряды похожих на контейнеры устройств, среди обвивающих все вокруг разрядов зеленой энергии Тард выбиваясь из сил волок лишенного сознания, обжигаемого, будто электричеством монстра к ядру похожему на зеленое солнце искрящее молниями.
Все лампы в помещении усилившие свой свет, вдруг резко сменили свой цвет на красный. Вопреки зеленому свету ядра все вокруг погрузилось в красные аварийные тона. Здесь должна была последовать речь Арми: 'Ядро критически перегрето. Имеет место опасность взрыва вследствие распада ядра. Всему персоналу перезагрузить систему, остановить ядро или незамедлительно покинуть помещение саркофага'. Но Арми была уничтожена и вместо ее голоса оповещающего о приближении взрыва только аварийный красный свет и загоревшиеся таблички с надписью 'Опасность'. Саркофаг затрясло, ядро с чудовищным жужжанием стало разрастаться. От пронизывающих все вокруг потоков Шини вся темная сталь помещения налилась зеленым свечением. Тело монстра, пронзаемое зарядами губительной для него энергии, воспламенилось. Даже у Тарда закружилась голова. Выбиваясь из сил, едва держась на ногах, в жуткой спешке он дотащил чудище до края колодца и сбросил его туда. Горящая туша монстра растворилась в темной глубине колодца, а Тард что есть силы, бросился бежать из саркофага, который из-за опасного перегрева ядра может взорваться в любую секунду.
Тард выбежал из саркофага, пронесся через воронку, оставшуюся от Ортопса, ногой задев рукоять, оставшуюся от драгоценного Меча, которая теперь со звоном обычного металла, отскочила в сторону. Пролетев через сожженный парк, он выбежал на городские улицы и бросился дальше. За его спиной сначала все озарила зеленая вспышка, раздался громкий хлопок, затем последовал мощный взрыв. Тарда накрыло взрывной волной. Куски обшивки саркофага, разбросанные взрывом падали повсюду, собой проламывая дома.
Оказавшись на целой, что в нынешних условиях казалось странным, не охваченной огнем улице, Тард поднялся на ноги. За его спиной разрушенная конструкция гигантского трансформатора горела ярким пламенем, испуская клубы дыма с проскакивающими зелеными молниями Шини. Сброшенный на дно глубокого колодца монстр теперь еще и погребен под тоннами стали и бетона. Теперь твари не выбраться, план, придуманный для него его ангелом, сработал. Он не убил монстра, зато остановил его. Внутренне он был настолько рад своей победе, что забыл про уничтоженный Меч Света. Его ликование было недолгим. Не успел он отдышаться, как увидел нескольких оборотней пронесшихся в переулке впереди. Затем еще и еще группы оборотней пронеслись по улице вдалеке. Твари добрались до этого отдаленного от линии боев квартала. Тард быстро метнулся к стене и спрятался за углом. Группа тварей выскочила на то место, где он стоял секунду назад. Их привлек звук взрыва. Оборотни, рыча, принюхиваясь, смотрели на пламя, поднимающееся из взорвавшегося трансформатора. Еще группа тварей выбежала из переулка совсем рядом. Здесь их сотни, если не тысячи. Он один в пустом квартале, кишащем оборотнями. Один из черных оборотней вылетел из окна дома, у стены которого прятался Тард. Тварь хотела броситься по улице, догнать группу, от которой отстала, но вместо этого резко остановилась, замерла, будто учуяла что-то. Шевеля носом пытаясь распознать необычный запах, тварь увидела Тарда и издала вой привлекающий остальных ее собратьев. Единственным серебряным мечом, в спешке прихваченным из саркофага Тард зарубил монстра, но было уже поздно. Десятки оборотней неслись к нему по улице. Покрыв себя ледяной броней, он приготовился к схватке. Несколько тварей попрыгали с окружающих крыш, он начал отбиваться от них. Затем поток оборотней несущихся по улице просто накрыл его. Оборотни массой завалили его на землю и, не давая встать, вцеплялись в тело, пытаясь прокусить броню. 'Это конец, главное монстра остановил' — единственное, что пронеслось у него в голове. В следующую секунду последовало странное, но до ужаса знакомое ощущение. Затем тишина, все просто замерло, включая пытающихся порвать его на куски оборотней. Это была волна ледяного взрыва, пронесшаяся над улицей. То, что для него было не более чем странным ощущением, для всего окружающего было смертельной волной превращающей все в лед. После ледяного взрыва как обычно все вокруг покрыло льдом и инеем, а отдельные небольшие объекты, включая оборотней, полностью проморозило, превратило в ледяные фигурки. Доказательством мощности взрыва стали посыпавшиеся с неба снежинки. Мечом, разломав ледяные фигурки зажавших его оборотней Тард, поднялся на ноги.
— Знаю, знаю. Не благодари, — стуча своим посохом, к нему по ледяной улице, обходя заледенелых оборотней, шел отец. Крегер при виде сына, после очередного спасения его жизни издевательски улыбался.
— Так и продолжаешь следить за мной? Лучше бы солдатам на линии столкновения помогал. А то таскаешься за мной как хвост! — в шутку с серьезным лицом сказал Тард.
— Мне сказали, где ты будешь находиться. Что будешь в опасности, и попросили помочь. А эта твоя ангел ничего такая и вправду богиня. Я тебя даже понимать стал...
— Замолчи! ОНА МОЯ! И ТОЛЬКО МОЯ! — вдруг резко вспылил Тард. Отец удивленно замер. Он никогда не видел, чтобы сын так резко выходил из себя.
— Да ладно сынуля прости. Твоя она, твоя. Ты только не пугай меня так больше! — скрывал улыбку Крегер.
— Прости отец, — сам себе удивлялся Тард. — Спасибо тебе. За то, что спас меня.
— Да ладно, — похлопал его по плечу Крегер. — На заморачивайся.
— Она тебе впервые явилась?
— Да нет. Пару раз еще ночью у костра было. По-моему она запала на меня...
— Клянусь, сейчас я действительно в шаге от того чтобы зарубить тебя. Ты же видишь как для меня это значимо. Она для меня все. Смейся над чем угодно, но только это не трогай, — сдерживая себя в руках, Тард буквально молил отца. Крегер рассмеялся.
— Да в первый раз она явилась. До этого я только пару раз видел ее свет, который выводил меня из передряг. Признаюсь, от созерцания этой красоты мое сердце до сих пор покалывает... Ладно нет времени болтать. Нужно валить отсюда. Все! Оборона прорвана. Полное отступление. 'Встряска'. Город скоро взлетит на воздух. Нам еще нужно добраться до тайного прохода...
— 'Встряска'! Господи! Нужно сказать им, чтобы они не взрывали этот квартал. Там на дне колодца в трансформаторе лежит главный оборотень...
— Ты что не убил его?!
— Я это... я Меч Света потерял. Да! ДА! Знаю! Я дебил.
— Нет, ты супер дебил! Как так получилось то Тард?! Ты что совсем?
— Меч Света развалился при столкновении с равной Тьмой, — задумался Тард. — Там появился этот Ортопс. Он помог мне одолеть оборотня и попросил убить его первым. Я подумал: 'А что такого то?'. Я пронзил его мечом, дальше потерял сознание...
— Так вот из-за чего случилось это странное землетрясение.
— Когда я пришел в себя, от Ортопса осталась только воронка, а от Меча только рукоять. Я придурок, я всех подвел, — расстроено сел на землю Тард спиной упершись о заледенелого оборотня.
— Ты тоже нашел, кому верить, с кем связываться. С Ортопсом! Значит это была последняя пакость этой твари. Надеюсь последняя. Так Ортопс то хотя бы уничтожен?
— Надеюсь что да, — вспоминая увиденное в просветах после сражения Ортопса Мечом Света, не был уверен Тард. — Никуда я с тобой не пойду. Как я буду смотреть в глаза солдатам, всему миру? Я потерял Меч, я всех подвел. Ведь я был в шаге от того чтобы зарубить оборотня. Но как обычно сглупил. Это же надо! Лучше я так чувствую мне здесь остаться и умереть как простому солдату. Здесь-то я думаю сглупить не смогу.
— Да брось! С каких это пор тебя вдруг все стало так всерьез волновать? Ты же мой сын. Забей как обычно! Сглупил, но сделал все что мог. Это главное. Не забывай, ведь мы работаем бесплатно! Максимум того что мы получаем так это благодарность, это как у полных придурков. Похвалят тебя в этот раз меньше чем обычно, да и к черту! — сказал Крегер, протянув руку Тарду, подняв его с земли. — Монстр не вырвется?
— План был придуман ее высочеством. Теперь уже нашим с тобой ангелом.
— Значит, не вырвется. В тяжелые последние минуты кровопролитной битвы моральный дух у всех на ноле, нет шансов на победу. Твое появление единственное, что способно помочь этой обороне хотя бы погибнуть достойно. Заявись на поле битвы и просто скажи, что убил монстра. Неважно как оно на самом деле. Главное чтобы солдаты в это поверили, чтобы у них появилась надежда, желание биться до конца. А потом когда выясниться что ты всех обманул, ну потупишь глазки, попросишь прощение. Тем более большинство обманутых тобой солдат все равно умрут в ближайшие часы. Ведь это будет ложь во спасение. Твое появление сейчас нужно им как никогда. Пойдем, у нас мало времени.
— Знаешь отец, а ты оказывается не такой придурок, каким я тебя считал. Серьезно.
— Это своего рода похвала в мой адрес!
— Знаю!
Следом за отцом по заледеневшей улице обходя бездвижно замершие ледяные изваяния из оборотней, Тард двинулся к тайному ходу, который должен привести их в Цитадель.
— Так все. По всем каналам связи: 'полное отступление'. Дальше водная оборона и 'Встряска'. Нам остается только надеется на чудо. Или на появление СБК, что для нас в нынешней ситуации одно и то же, — сидя во главе стола, обращался к сидящим за ним генералам Касмий. — Ну, все господа генералы, наш выход.
В зале на вершине ЦентрЦитадели, где был разбит командный центр, по сигналу Касмия все генералы встали из-за стола, готовясь к битве стали подтягивать на себе броню и снаряжение, одевать шлемы. Следом за Касмием по коридорам обесточенной ЦентрЦитадели они стали спускаться вниз, чтобы принять участие в битве.
Общие потери армидейской армии превысили восемьдесят процентов. Всем уцелевшим подразделениям, наконец, был дан приказ на полное отступление. Оставив после себя стену огня шириной в целые кварталы отгородившую от непрекращающегося потока оборотней, солдаты стали массово отступать. После массового подрыва зданий с целью отступления город фактически оказался разделен стеной огня на две половины. По одну сторону целые еще нетронутые боем немногочисленные кварталы и спешно отступающие солдаты, по другую пылающие руины и черный поток оборотней пока не осмеливающийся переть через огонь. Солдаты массово отступали в восточную часть города в сторону золотых армидейских гаваней.
ЦентрЦитадель и окружающая ее Лунная площадь оказавшиеся верхушкой единой гигантской башнеобразной конструкции, которая теперь одиноко возвышалась среди гигантского рва, оставшегося от центральных кварталов и промышленной зоны. На территорию Лунной площади стали выдвигаться так называемые резервные батальоны — сводные подразделения, сформированные из ветеранов уже отслуживших свой срок, большую часть нынешней битвы проспавших в акрополе вместе с гражданскими артэонами. Как говориться: если при обороне пришлось будить ветеранов то дело дрянь. Но ситуация была критическая, армия понесла серьезные потери и для обороны Цитадели командованию пришлось пробудить всех возможных бойцов. Солдаты уже отдавшие родине положенный долг, всем уже за сорок лет, вновь в строях сводных батальонов заняли Лунную площадь. Первым делом с площади в окружающий ее глубокий ров были сброшены почти все размещенные на ней артиллеристские системы. Прикрывать артиллерией в полуразрушенном городе было просто некого. Армия массово отступала к своему последнему рубежу обороны. Сбросив в глубокую яму большую часть плазмометов и минометов, солдаты освободили место на площади. Несколько десятков плазмометов стоящих под стенами ЦентрЦитадели все-таки оставили, так на всякий случай. На площадь вышли все армидейские генералы возглавляемые Касмием. 'Приготовиться к обороне. Выстроить стену щитов по краю площади', — командовал солдатам Касмий. Все что во внешнем виде отличало генералов от солдат это черные плащи за спинами. Солдаты выстроили стену щитов по краю площади, вдоль края глубокого рва. Предполагалось что оборотни, спускаясь в ров, проходя по его дну, по стенкам возвышающейся в его центре башнеобразной конструкции Цитадели, начнут карабкаться на Лунную площадь. Задача солдат была их не пропустить, защитить ЦентрЦитадель — последний оплот обороны, в подземелье которой есть вход в артэонский акрополь, в котором в состоянии сна укрыты все жители города. Поэтому пропустить оборотней в Цитадель было недопустимо для обороны, ни при каких условиях.
Армия массово отступала по улицам города, продвигаясь в сторону гаваней. Уходя, солдаты оставляли за собой кровавый след. Из специальных пакетов улицы забрызгивались технической кровью (используемой для работы магами-учеными). Некоторые неадекватные в Малдуруме личности резали ладони и оставляли на стенах следы своей собственной крови. Кровавый след, тянущийся по главным улицам от центра города, до самых гаваней был своеобразной приманкой. Так заманивали в ловушку большинство неразумных тварей Тьмы, эти безумные существа всегда велись на это. Предполагалось, что по кровавому следу оборотни придут прямиком к гаваням, позабыв про Цитадель и занявших на ней оборону ветеранов возглавляемых генералами. В гаванях за небольшой стеной отделяющей город со стороны Соленой Мили солдат ждали военные корабли. Обессиленные, обезвоженные прошедшие через бой солдаты, которых еще сохраняющие адекватность офицеры гнали как скот, без энтузиазма смотрели на ожидающие их корабли. 'И почему я еще не сдох?' — спросил себя один из выживших бойцов. Ни у кого не было сил, на этой стадии все уже просто делали, что должны, заверченные в круговороте событий. Приободряющие речи здесь были уже не нужны. Армидейский флот в общей сложности состоял из четырехсот транспортно-боевых судов. На их палубах стояли минометы и гаубицы, в трюмах имелось место для размещения мобильных групп армидейской морской пехоты. Обшитые золотистой сталью фрегаты, качающиеся на волнах, стояли на пристани и были готовы к погрузке солдат.
Остатки армии грузились на корабли. После столкновений с оборотнями целых подразделений почти не осталось. Остались потрепанные полу батальоны, полуроты. Грузились по счету, кто-то пошутил: 'Как бараны у хорошего пастуха'. Не меньше двадцати офицеров и ста пятидесяти рядовых на один корабль. С опущенными парусами, перемещаясь за счет десятков весел по бокам, загруженные солдатами корабли отходили в воды Соленой Мили. Оставшиеся союзники: Люди Ворона, люди-псы Колты и прочие воины из артэонских племен Преферии все кто дожили до этого момента, все были загружены на отдельный корабль.
На расстоянии пятисот метров от пристани корабли, разворачиваясь к гавани боком, выстраивались в ряды на водной глади, приготавливая свою палубную артиллерию. Загудели хрустальные гаубицы плазмометов, наведенные в цель поднялись в небо стволы палубных минометов. Водный строй из четырех сотен кораблей приготовился к приходу оборотней. Водная оборона — последний рубеж, на который возлагались надежды. Вместо обычных мин для палубных минометов заготовлен специальный боекомплект необычных мин с серебряными сердечниками, которые взрываясь, будут накрывать территорию вокруг себя градом серебряных осколков губительных для оборотней. Предполагалось серебряными минами планомерно уничтожать выходящего на пристань врага, приманенного кровавым следом. По плану даже если оборотни и полезут в воду, то стоящие на защите кораблей солдаты сумеют справиться с их попытками проникнуть на борт. Таким образом, планировалось перебить если не всех оставшихся тварей, то хотя бы большую их часть, главное отвлечь их от Цитадели. Соленая Миля этой ночью была на удивление спокойна.
Когда корабли выстроились строем на воде и были готовы к обороне, от причала одиноко отчалила небольшая прогулочная яхта, одна из тех, что в мирное время использовали для своих водных прогулок артэонские семьи. На палубе яхты со своим двойным мечом наготове стоял Нахирон. Командиры кораблей, рассматривая яхту в бинокли не понимали, что вообще происходит и кто на этой яхте находится. В отличие от строя кораблей яхта Нахирона остановилась на расстоянии на пятьдесят метров ближе к пристани. Небольшая яхта качалась на волнах, а Нахирон сжимая в руке свой меч, не сводил глаз с пристани, ожидая прихода тварей. Вот он его реванш, главный ответ оборотням за предыдущие поражения. И нет ни страха, ни сомнений, только желание еще раз испытать себя и свои силы. Теперь он собирался перерубить всех тварей, чьи мертвые тела будет поглощать окружающая вода и ничто не будет ему мешать.
Оборотни не заставили себя ждать. По оставленному кровавому следу на улицах, их волна приближалась с диким ревом. Через ворота открытые в стене отделяющей Соленую Милю от города оборотни потоком хлынули на пристань. Сорвавшейся волной грохота заработала палубная артиллерия. Пристань стали обстреливать минами с серебряными осколками оставляя от оборотней только горы человеческих тел, а также разваливая саму пристань в щепки. Плазмометы развернутые на палубах в виду их неэффективности били за стену отгораживающую пристань, они, как и прежде своими снарядами только сдерживали, немного рассеивали поток оборотней.
От интенсивных ударов артиллерии небольшая стена, отделяющая причал от города местами стала заваливаться. Но как бы артиллерия не распахивала пристань прущие потоком твари, все равно прорывались и прыгали в воду. Оборотни в своей природе были подобны настоящему биологическому оружию выращенному Тьмой с одной целью — убивать. В этих существ как в живых машин была заложена адаптация ко всему. Оказавшись в воде в новой неизвестной для себя стихии твари быстро адаптировались. Извиваясь как амфибии, они быстро плыли к кораблям, только иногда всплывая, чтобы вдохнуть воздуха. В общем, под водой оборотни также быстро продолжали двигаться к цели, как и на суше, будто не замечая разницы.
Темным потоком в ночной морской воде твари плыли к кораблям. На палубах звучит команда: 'Приготовится к обороне', по бортам каждого корабля выстраиваются солдаты со щитами, на специальные площадки развернутые на мачте взбираются лучники. Пока артиллерия бьет по пристани солдаты на кораблях, готовятся к обороне. Первым удар принял Нахирон, чья маленькая яхта одиноко качалась на волнах на несколько десятков метров ближе к пристани. Вылезая или выпрыгивая из воды, оборотни попадали на борт небольшой яхты Нахирона. Снова разогнав свой мозг до предела, для себя будто замедлив время, немногословный сверхчеловек принялся крошить тварей своим двойным мечом. Человеческие трупы, остающиеся от оборотней в большей своей части падали за борт.
В глубине затянутого дымом неописуемо огромного рва окружающего Цитадель послышались крики оборотней. 'Приготовиться. Они идут!' — крикнул Касмий, стоящий за спинами солдат с щитами замерших у края площади. Преодолевая ров, оборотни стали карабкаться по стенам конструкции гигантской башни Цитадели. По дну рва стали бить оставшиеся на площади плазмометы. Местами выстраивая живую лестницу, твари темным потоком добрались до вершины, до края Лунной площади. Солдаты, стоящие у краев отбивались от ползущих по стенам оборотней мечами, копьями. Оборотни, заскакивая, хватали стоящих у края солдат и вместе с ними падали вниз. От падения с высоты почти в километр солдат разбивался на смерть, а тварь, переломав кости немного полежав без сознания, регенерировав спустя пару минут, снова приходила в себя и дальше карабкалась на стену. Ряды защитников площади таяли. Оборотни уже стали заскакивать на площадь, вгрызаясь в ряды солдат, по нескольку человек сбрасывая их в пропасть. Солдаты отошли от краев и принялись с луков обстреливать забирающихся на площадь тварей. Запас стрел быстро иссякал и пока его не пополнили солдаты со щитами, снова выстроились вдоль краев площади, разрубая мечами и пронзая копьями, сбрасывая обратно вниз взбирающихся оборотней, которые то и дело норовили утянуть защитников Цитадели за собой, сбросить их с высоты.
Яхту Нахирона окружила растянувшаяся в воде темная туча из оборотней. Он, быстро перемещаясь по палубе, пока успешно рубил их не пропустив ни одного удара, побив свои предыдущие рекорды. Плывущий под водой поток оборотней приблизился к строю кораблей. Когтями, цепляясь за щели между пластинами золотой брони, что покрывала суда твари также выстраиваясь в живые лестницы, забирались на палубы. Солдаты также растянулись рядами вдоль бортов и отбивали попытки тварей забраться на палубу. Тактика диких тварей оборотней была та же — они хватали крайних солдат и с ними падали в воду, которая потом окрашивалась красным цветом из-за крови разорванных солдатских тел. Солдаты держали оборону по краям судов, пока расположенная на них артиллерия продолжала бить по пристани пытаясь сдержать поток тварей.
Вода ручьями стекала с черной шерсти оборотней, что вылезали из черной пучины на палубу яхты Нахирона, который продолжал отбиваться от них. Пока случайно большое количество тварей не собралось с одного края его яхты. Выпрыгнув из воды разом, несколько десятков тварей наклонили яхту на одну сторону, казалось, они решили полностью затянуть ее под воду. Нахирон окруженный сотней оборотней потерял равновесие и тут же пропустил мощный удар по голове когтистой лапой. Шлем защитил от повреждений, но его голова закружилась, скорость с которой он кромсал оборотней, стала снижаться, он решил отступить. Пробежав по головам тварей, он спрыгнул за борт и, изящно оттолкнувшись от воды, воспарил к строю кораблей отбивающемуся от потоков оборотней в пятидесяти метрах от него. Пролетев несколько десятков метров, он был вынужден снова оттолкнуться от воды. Что-то пошло не так, ощущения какого-то тонкого равновесия было им потеряно. Его нога провалилась в водную гладь, и он целиком ушел под воду. Он оказался в темной воде кишащей проплывающими мимо оборотнями. Твари заметили его и стали собираться вокруг. Никакой истерики или нервов, он воплощение спокойствия, для него произошедшее просто ошибка, которую можно с легкостью исправить. Вопреки тысяче оборотней окруживших его в темной воде он полностью концентрируется и спокойно решает сложившуюся проблему. Один из оборотней проплывая мимо, кинулся на него, Нахирон увернувшись, оттолкнулся от тела твари и вырвался из воды, взмыл в небо, и на этот раз удачно оттолкнувшись от водной глади, продолжил парить дальше. Он свалился на палубу одного из кораблей. Давая своему слабому человеческому телу передохнуть, он расстелился на палубе. Солдаты замерли удивленно глядя на него, при этом крепче сжимая свое оружие. На нем вроде армидейская золотая броня, только немного необычная, самое странное — его лицо почему-то скрывает маска. После устроенного им шоу: битвы против тысячи обратней в одиночку на маленькой яхте, затем прыжков по воде, ни у кого из солдат не вызывало сомнения что этот наделенный необычными способностями незнакомец на их стороне, вот только кто он и почему такой странный — это заставило всех насторожиться. С его брони стекала вода. Демонстративно подняв руки, он тихо, чтобы никого не нервировать, встал на ноги, погруженные в Малдурум безумцы, окружили его.
— Ты что еще такое? — последовал вопрос от одного старого офицера.
— Очередное чудовище, выращенное из пробирки вашим безумным правительством. Сэр, — наиболее кратко хоть и не точно объяснился он.
— Ладно, черт с тобой! — нашел в происходящем что-то смешное старый безумный подполковник.
Нахирон взял на себя оборону одной из сторон палубы, велев солдатам отойти. Оборотни, карабкаясь на палубу, теперь атаковали его только с одной стороны, что заметно облегчало ему задачу. Теперь уничтожать их для него было просто развлечением. Разогнавшись до предела удивляя стоящих за спиной солдат Нахирон своим двойным мечом рубил оборотней сотнями. Воды Соленой Мили вблизи Армидеи, ставшие алыми от крови, заполнились трупами людей, остающимися от оборотней. Имеющийся на кораблях запас мин с серебряной начинкой своими взрывами уничтожающих оборотней на пристани заканчивался, а поток тварей все не прекращался. Где-то в середине строя кораблей раздался взрыв. Это командир борта принял решение о самоуничтожении после того как оборотни порвали почти всех солдат и проникли на палубу и в нижние отсеки. Оборотни текли не прекращаемым потоком. Один за другим корабли уничтожались или правильнее сказать поглощались ими. Некоторые суда взрывались, другие погружались в темноту и оглашались протяжным воем, не везде же был свой Нахирон рубящий тварей десятками. На козырьке Лунной площади вокруг здания ЦентрЦитадели венчающего огромную башнеобразную конструкцию, ситуация была не лучше. Оборотни, также, не прекращая лезли по стенам, сокращая ряды защитников площади с каждой минутой.
Из числа генералов на Лунной площади стоящих за спинами солдат только командир морской пехоты громила Майк сразу ринулся в бой. Сжав в руке гранату, спрыгнув вниз и, повиснув на живой лестнице из оборотней, он подорвал ее, разбросав тварей, хоть ненадолго их остановив. Из высших командиров он единственный погиб, ведь ему (как ему казалось) было больше нечего терять, эта битва уничтожила почти весь возглавляемый им род войск. 'Ну все, ну ведь нас же уже проучили. Сколько можно?! Пора СБК прийти нам на помощь. Или в этой битве разум не восторжествует, победит безумие?' — глядя в небо обреченно спрашивал у него один из генералов. Стоя за спинами солдат, Касмий и Персил переглянулись. Тяжело вздохнув Персил кивнул, наконец, дав хладнокровному Касмию согласие на что-то. Молодой генерал, непривычно сам для себя облаченный в броню, минуя ряды солдат, быстро направился через площадь к ЦентрЦитадели. Внутри следуя по темным обесточенным лабиринтам коридоров, он спустился в подземелье Цитадели. Где-то там, в секретной комнате с толстыми стенами и крепкой дверью, освещенной красным аварийным светом, в центре стоял пульт управления похожий на стеклянный шар, закрепленный на посохе. Коснувшись рукой шара, Касмий произнес заклинание, и стены зала затряслись. Активировался какой-то механизм. Было слышно, как в глубине под Цитаделью двигаясь, застучали какие-то огромные железные шестерни. Город огласил протяжный звук похожий на крик жуткого огромного чудовища. Это был сигнал для всех.
— 'Встряска'... Они активировали ее. Значит, мы не справились со своей задачей. Мы не защитили город, — с одного из кораблей в водах Соленой Мили отбивающегося от оборотней глядя на город со страхом произнес один офицер. В полной тишине абсолютно беззвучно во всех концах города в небо взлетели небольшие стальные цилиндрические объекты. Золотистого цвета похожие на ракеты в ширину около трех метров цилиндрические устройства беззвучно вращаясь, медленно поднимались в воздух. Поднявшись на расстояние в полусотню метров от городских улиц все странные цилиндрические объекты замерли, их вращение остановилось, они детонировали, испустив яркие вспышки света. Из множества ярких вспышек света над городом во всех его концах возникли черные сферы, жуткие, пугающие, источающие холод. Множество миниатюрных черных дыр, открывшихся в пространстве стали все в себя засасывать, начав с окружающего воздуха. Следом за открытием черных дыр улицы всего города разом, одним большим взрывом взлетели на воздух. Заложенные под городскими улицами взрывные устройства проекта 'Встряска' детонировали таким образом, что все содержимое надземной части города одним мощным взрывом, разом подбрасывалось в воздух на несколько метров и там уже подхватывалось вакуумом. Черные дыры, завертев все смерчем, поглотили в себя все камни, потоки огня и мусор в который взрывами были превращены подброшенные в воздух городские улицы. Вместе с камнями и мусором в черную пустоту были затянуты все оборотни, находящиеся на улицах. Все в себя засосав черные сферы, захлопнулись, испустив взрывные волны. Армидея фактически перестала существовать, весь город был уничтожен, в прямом смысле слова превращен в руины, местами пылающие огнем, источающие едкий дым. От Армидеи осталась только тройка внешних стен и ЦентрЦитадель башней возвышающаяся в центре, в остальном все было разрушено. От прекрасных улиц Армидеи, ее архитектурного великолепия остались только обнаженные подземные коммуникации, местами остатки домов, межквартальных стен.
'Встряска' уничтожила город и всех оборотней, что на его улицах находились. Бойцы, держащие оборону на кораблях среди волн Соленой Мили не сразу, но со временем, перебили всех оборотней оставшихся в воде. 'Ну, ты молодец!' 'Вот это ты дал!' — дружески хлопали Нахирона по плечу солдаты, сбрасывая в воду оставленные им на палубе горы трупов. В ответ Нахирон, ничего не говоря, скривил губы в пародии на улыбку. По каналу связи от генерала Касмия все корабли получили приказ на возвращение к берегу, всем уцелевшим бойцам было велено выдвигаться к Цитадели для удержания этого последнего рубежа. Из четырехсот кораблей к разрушенному причалу возвращалось меньше двухсот и те опустели больше чем наполовину. Причальная линия была превращена в ад. Отутюженная минами она разбита до основания, затянута дымом, и главное завалена людскими телами, разорванными в клочья, оставшимися от оборотней, попавших под град серебряных осколков. При осознанном наблюдении этой картины запросто могли бы сдать нервы, но, слава богу, у армидейских пехотинцев есть Малдурум позволяющий спокойно смотреть на все это безумие. По опустившимся трапам солдаты сходили на разбитый еще теплый от взрывов причал, спокойно наступая прямо на тела. Некоторые даже находили в разорванных ошметках что-то смешное. Причалил и корабль с оставшимися союзниками. Люди-псы Колты не обладающие высоким интеллектом быстро спрыгивали на берег, уставшие измотанные они собирались биться дальше потому как просто не могли видеть альтернатив. Чего нельзя было сказать об оставшихся Людях Ворона, которые уже устали от всей этой непрекращающейся бойни.
— Куда собрались? — возник на пути Колтов армидейский полковник.
Вождь людей-псов был убит, слово взял самый старый из них, похожий на серого потрепанного дворового пса, только ходящий на двух лапах и говорящий.
— Биться дальше. Теперь это и наша битва тоже, мы здесь потеряли слишком много. Только погибнув в славном бою все вместе, мы сможем встретиться с павшими там, по ту сторону смерти, у врат царства бога Нортоса, бога войны, — ответил старый Колт. Армидейский полковник, выслушав сказанный бред, едва сдержал смех. Как же все легко в жизни у этих существ устроено — думал он.
— Извиняюсь, но встреча у врат бога Нор... тоса похоже отменяется. Дальше вам в этой битве участвовать незачем. Вы сделали все что могли и спасибо вам за это. Огромное спасибо вам друзья! Но теперь это только наша битва, вам незачем возвращаться в эти руины. Мы займем последний рубеж у ЦентрЦитадели и если потеряем его, то все, конец. От нашей армии в численном выражении осталось менее десяти процентов. Я так думаю. Если нас останется менее двух процентов или вход в наш акрополь будет заблокирован и пробуждение гражданских артэонов будет невозможно Дух, при одобрении большинства может принять решение о полном самоуничтожении. И что-то подсказывает мне, что так оно и будет. Оборона растоптана, и бьется в агонии. Это место, оно скоро окончательно взлетит на воздух, и мы... станем пылью, прахом. Поэтому лучше бегите, спасайтесь из этого гиблого места, не разделяйте нашу участь. Оставьте нас с нашими монстрами! — напоследок полковник улыбнулся.
— Ну как скажите, — согласился старый Колт.
— Вы сделали все что могли. Спасибо. Огромное спасибо вам за это союзники. Вы не представляете, что для нас значила ваша помощь. Теперь прощайте, — поблагодарив полковник ушел. Корабль с союзниками отчалил от пристани и, расправив паруса, двинулся на север.
Выжившие после водной обороны армидейские солдаты, разбившись на небольшие группы, растворялись в дымящихся руинах. С дымящейся распаханной взрывами пристани им предстояло добраться до ЦентрЦитадели одиноко возвышающейся в центре руин, оставшихся от города. В Цитадель вели десятки секретных подземных тоннелей из разных концов города. Каждая группа солдат получала приказ, к какому из тайных входов она должна двигаться. Нахирон растворился в дыму среди руин за пристанью вместе с десятой по счету группой, состоящей из пятидесяти солдат. Их целью был тайный вход в юго-восточной части города, вблизи старой станции водной циркуляции, тайный вход в Цитадель под номером четыре. Вместо улиц под ногами одни только обнаженные поверхности подземных коммуникаций, какие-то провода, разорванные энерговены. От домов местами остались только фундаменты, местами не осталось вообще ничего. Помимо дыма руины затягивали клубы пара — местами была прорвана система водоснабжения, горячая и холодная вода били гейзерами из земли. Среди дыма, груды покореженного метала и разломанных остатков бетонных конструкций, было сложно что-то разглядеть.
Тучи над городом рассеялись. Сияющие этой ночью небеса подсветили солдатам дорогу. Откуда-то из головы, растянувшейся среди лабиринтов руин группы, в которой следовал Нахирон, раздался крик одного из умирающих солдат — оборотни атаковали. Нахирон, идущий в хвосте группы, бросился на крик. Велев солдатам двигаться вперед, он взял атаковавших оборотней на себя. Отстав от группы, среди клубов дыма перерубив нескольких тварей, он увидел тело одного из солдат, у которого была разорвана шея. По всей видимости, одна из тварей вырвала этого бойца из состава его десятой группы, уволокла сюда и здесь порвала ему шею, но зачем ведь они обычно просто сразу убивают? Едва Нахирон отправился догонять группу, как за спиной услышал шорох. Тело солдата затрясло в дикой конвульсии, он стал превращаться в монстра. Броня на теле заскрипела, шлем слетел с головы, руки и ноги стали вытягиваться. Перед Нахироном вытянулся мерзкий хлипкий оборотень точно не из первых поколений этих тварей. Нахирон быстро зарубил эту тварь. Ему все стало понятно. Оборотней осталось мало, они пытаются размножаться, для этого они утаскивают солдат в сторону и инфицируют. Нужно сообщить бойцам, чтобы держались кучнее — только подумал Нахирон как услышал крики и рев десятков оборотней, оглашающий руины совсем рядом. Группа из нескольких тварей, вырвавшись из задымленных развалин, атаковала его. Перерубив всех напавших оборотней, он бросился за последним из них, который попытался убежать. Убегающая тварь была из пятого поколения оборотней: нет хвоста, манера перемещения только волчья — на четырех лапах, шерсть серая и редкая, морда волчья, но уши человеческие. Тварь, трусливо убегая от преследующего Нахирона скрылась в люке, ведущем в подземелье. Здесь в углублении среди руин повсюду переплетались какие-то трубы, среди которых имелся канализационный люк, в котором скрылась тварь, все это были остатки идущих под городом канализационных коммуникаций. Спускаться за тварью он не стал, сел у люка и прислушался. Своим усиленным слухом он почувствовал, что вся подземная канализация заполнена звуками движения, дыхания, скрежетом когтей, безумным ревом тысяч этих тварей. Все подземные коммуникации заполнены оборотнями, там в подземелье, тоннелях метро, тысячи из них укрылись от 'Встряски'. Придавить, перекрыть чем-нибудь этот люк — единственное, что он мог сделать в этой ситуации. Он продолжал бездвижно сидеть с закрытыми глазами, своим чутьем на расстоянии ощущая, изучая и исследуя все окружающие объекты. Его интересовало что-нибудь тяжелое и громоздкое.
От некогда прекрасного города остались лишь эпизодические фрагменты. Куски какой-то на совесть установленной статуи, среди гектаров чернозема которые, по всей видимости, до выкосившей все 'Встряски' были городским парком, нелепо и неуместно еще колыхалась пара сохранившихся деревьев. И вот среди руин своим чутьем он отыскал, вернее, распознал подходящий объект. Это был какой-то уцелевший памятник, находящийся в сотне метров от него. Остатки какого-то фонтана, в центре круглый шар, олицетворяющую собой планету, образующую этот мир. Он заставил огромную каменную версию планеты взмыть в воздух и лететь к нему. Подобное заставило его разум напрячься, он чувствовал что находится в шаге от того чтобы потерять сознание и остаться беспомощно лежать среди кишащих оборотнями руин. Когда притягиваемый им каменный шар был на расстоянии десяти метров от него, из канализационного люка вырвались несколько оборотней. Оставив свой каменный шар, он, не желая ввязываться в схватку, волной воздуха и каменных осколков пока разметал тварей по сторонам, затем вернувшись к своему шару, мысленно дотащил его. Огромный каменный шар, изображающий планету сам собой прилетев по воздуху, заткнул собой вход в канализацию. Нахирон достав свой двойной меч, наконец, перерубил напавших оборотней, тех, которых до этого отбросил волной воздуха. После всех этих перемещений неподъемных громоздких каменных глыб силой мысли и разбрасывания оборотней воздушными волнами он снова почувствовал себя неладно. Его уставший мозг ощутимо терял контроль над телом, перед глазами все темнело. Спустя секунды восстановив над собой контроль, он понял, что толку в перекрытии выхода из канализации было немного. Окружающие руины уже оглашались криками тысяч тварей. Из множества других таких же люков повсюду твари сотнями поднимались на поверхность. Нахирон со всех ног бросился догонять свою группу, вернее то, что от нее осталось. Отовсюду по связи приходили сообщения: 'Они повсюду!' 'Они лезут из подземки!' 'Их слишком много, нам не пройти!'. Одна за другой продвигающиеся через руины группы солдат стали исчезать. Из всех солдат небольшими группами выдвинувшихся с пристани, до Цитадели добирались только единицы, многие из которых были ранены.
Группа Нахирона вошла в нужный район в юго-восточной части города. Здесь все было затоплено водой. На руинах Армидеи здесь появилось самое настоящее озеро. Все это затопление это последствия разрушения станции водной циркуляции, которая находилась здесь, когда город был цел. По колено в воде, прикрываемые Нахироном оставшиеся пара десятков солдат из десятой группы дошли до тайного входа в Цитадель под номером четыре. Все вокруг было разрушено, но двери в тайный проход расположенные глубоко под уровнем улиц уцелели. Чтобы в мирное время попасть сюда, нужно было спуститься в канализации, сейчас же тайный вход стальными дверьми просто возвышался среди руин, вернее на берегу черного грязного озера среди руин раскинувшегося. Произнеся специальное заклинание, солдаты отварили зачарованную непробиваемую дверь, вошли внутрь. Глухая дверь сама собой плотно закрылась за их спинами, отгородив от оглашаемых криками оборотней руин. Они оказались первой из групп дошедшей до этого входа. Дальше по сухому теплому освещенному коридору с бронированными стенами, петляя уходящему сначала вниз затем прямо, они вышли прямиком в подземелье Цитадели. Дальше вверх по этажам и они окажутся на Лунной площади.
Группы солдат, следующие через задымленные руины, повсеместно подвергались нападкам оборотней. Многие группы были полностью перебиты, а те, что доходили серьезно теряли в численности. В итоге в Цитадели собралось около трех процентов от боеспособной численности армии. Оборотни не ослабляли натиск. Не прекращаемым потоком твари карабкались по стенам Цитадели — последнего оплота обороны, взбирались на Лунную площадь. Отовсюду снизу со дна гигантского рва Цитадель окружающего, из окружающих городских руин слышался вой. Привлеченные воем, твари со всех концов разрушенного города стягивались сюда, а обороняющихся солдат на Лунной площади становилось все меньше. В возвышающейся среди руин одинокой Цитадели окруженной темным океаном оборотней никто уже не надеялся на помощь СБК. Солдаты просто погибали, пытаясь сдержать ползущих по стенам людей-волков, о победе или в данном случае выживании уже никто не думал.
Понимая, что живут последние мгновения друзья Рурхана, погруженные в мир контролируемых снов Инфосреды решили собраться вместе в последний раз. Провести последние мгновения вместе, так сказать. Собраться решили во сне у Кристины, от которой и исходила инициатива всего этого мероприятия. Фиалка в своем виртуальном образе богини природы возникла из ниоткуда. Она непривычно для себя оказалась на родной улице перед своим домом. Окружающий город, погруженный в ночную тишину, дремал под светом фонарей. Ее это удивило. После готических замков среди пустынь обычно свойственных ожившим фантазиям Кристины нынешнее оформление ее частички Инфосреды было крайне необычным. Селина решила перевоплотиться под стать окружению. Одетое на ней платье из травяных стеблей перевоплотилось ее обычным цветастым сарафаном из реальности, украшенным узором из цветов, волосы стали природно черными только у рядка окропленными сиреневым. Выглядящая также как и в реальности, она вошла в родной подъезд. Внутри все включая запах, было дотошно до мелочей скопировано с реальности. Только почему-то на квартирах не было табличек с номерами. Поднявшись на родную лестничную площадку, она увидела номер только на двери своей квартиры, поэтому и решила постучаться в нее. Не успела она постучаться, как дверь открылась сама. Кристина, одетая в свои обычные темные длинные одежды, улыбаясь, приглашала ее войти. Ее виртуальный облик был лишен следов или упоминаний беременности, она просто проигнорировала это как нечто ненужное или уже бессмысленное.
— Привет хулиганка! — обняла ее Кристина.
— Привет. Почему именно моя квартира? — хлопая глазками, спрашивала Фиалка.
— Ну, мы же собираемся компанией друзей. Мне хотелось, чтобы все было как обычно. Ведь там, в реальности мы всегда собирались у тебя.
— Почему ты так изменила свое (виртуальное) пространство? — стоя у порога Селина, сразу заваливала вопросами.
— Решила, что последние мгновения мы должны провести в теплой родной домашней атмосфере. Так будет приятнее. Давай уже проходи!
В виртуальной версии гостиной Фиалки, в идеале воспроизводящей оригинал в центре мягкий уголок диваном и тремя креслами зажавший маленький столик, на котором горели свечи. На диване при свете свечей сидели облаченная в белое Алекса и серый неприметный обнимающий свою прекрасную богиню Хьюго. При виде подружки они расплылись в улыбках. Расцеловавшись с друзьями Селина села в одно из кресел, Кристина села напротив.
— А ты малышка, почему последние секунды не проводишь со своими мамами? — спросила Алекса.
— Они не хотят никаких 'последних мгновений'. Они гуляют по своим волшебным лугам. Для них будто ничего не происходит. Они говорят, что если смерть и настигнет нас, то они хотят уйти резко и внезапно как все живое, оставшись просто людьми. Самими собой вернее. Для них происходящее это катастрофа, перед которой мы бессильны, поэтому какой бы ни была участь, ее нужно молча принять, ведь от нас все равно ничего не зависит. Во всяком случае, так я их поняла.
— Та же фигня, — согласилась Алекса.
— Как и у всех нас, — добавил Хьюго. — Быть может и нам следовало разделить мудрость наших родителей. Также провести последние мгновения так будто ничего страшного не происходит?
— Да ну, — недовольно сморщилась Алекса, — Когда все к чертям разрушается глупо делать вид, что типа ничего плохого не происходит. Лично я рада тому, что увидела вас, тому, что последние мгновения мы проведем вместе.
— Я тоже! — воскликнула с улыбкой глядя на друзей Селина, чем заставила всех улыбнуться тоже.
Кристина, пьющая вино налила Селине ее газировки в красивый бокал для вина как та любила. В мрачный час в ожидании смерти все задумались о чем-то своем, нависла пауза напряженной тишины.
— Жаль что мы тут не все. Жаль, что нет Рурханчика, — тяжело вздохнув, пролепетала Селина.
— И Джейсона, — шмыгнула носом Кристина.
— Тогда уже всех наших родных, — добавила Алекса взглядом зависшая в одной точке.
— И Шатуни и Джерри и... — сама остановилась Селина.
— Ладно. Как существа способные смотреть на мир разумно без эмоций мы всегда видели свою неизбежную погибель, что ожидает в конце. Все равно она придет. Это естественно, хотя все равно страшно и никакой разумностью этот страх не прикрыть, — рассуждала Кристина.
— Все так безнадежно? — спросила Алекса ласкаемая Хьюго.
— Да, моя ничем не интересующаяся блондиночка! — улыбнулась Кристина.
— Самостоятельно ничем не интересующаяся! — поправил Хьюго, за что получил от любимой щелчок по носу кончиком пальца.
— От армии в численном выражении осталось меньше трех процентов. А тварей Тьмы еще очень много. Всего один процент и мы...
— А как Джейсон? — от переживания прикрыла рот рукой Алекса.
— Он ранен. Но жив. Наверное, находится в госпитале где-то в Цитадели, — отвернувшись, она, скрыла проступившие слезы. — Все бы отдала лишь бы увидеть его последний раз...
— А нам как... Придется самоотключаться... самоликвидироваться... Всем по отдельности, возвращаясь в свое сознание? Поступит команда или как? — осторожно чтобы не напугать малышку Селину поинтересовался Хьюго.
— Вообще-то я думала этот вопрос последует от Селины! — вытерев глаза, улыбнулась Кристина. — Нет. При полной самоликвидации, по решению принятому большинством из нас Дух просто отключит нас всех автоматически, разом. Все оборвется в один миг. Мы станем просто трупами в кусках льда. Ой! Селиночка прости.
— Да ладно! Что я ничего, не понимаю что ли! — улыбкой Селина пыталась смягчить тяжесть на душе Кристины. — А если мы умрем все вместе, значит, вместе уйдем на тот свет, там может, еще увидимся?
— Нет малышка, — успокаивающе, с улыбкой Кристина смотрела в глаза маленькой подруге. — Наши души это уже не мы. Ты это тонкая прослойка чувств, эмоций, всего живого поверх холодного ядра — разума — души. При смерти отомрет твоя эмоционально-чувственная составляющая, делающая тебя Фиалкой, останется чистый разум, так пробудится твоя душа. Мы, наши личности — это то, что здесь и сейчас. Туда мы уйдем холодным обезличенным разумом.
— Как-то странно. Напрягает не сама смерть, а нежелание покидать жизнь. Ведь столько всего было. Куда же теперь все это? — поделилась чем-то своим Алекса.
— И как так получилось... — неожиданно заговорил Хьюго. — Ведь что кому лично мы сделали плохого, ведь просто жили. Мы виноваты в том, что были счастливы в этом мире? Неужели нельзя договориться, нельзя решить все миром? К чему все это? Зачем тогда вообще все это было? И кто уничтожает нас. Зло? Зло побеждает, сметает нас, мы уходим, не желая этого. Получается, в этом мире зло побеждает, значит, этот мир уродлив. И пошел он, значит, нечего нам в нем делать. — Девчонки дослушали его, просто дали выговориться. Даже Селина сейчас не перебила своего 'глупого Плюшку'. Алекса приласкала его, прижавшись покрепче.
— Что это такое было? — переглянувшись с Селиной, заулыбавшись, Кристина отреагировала на слова своего глупого Хьюго. — Хьюи я чувствую какой-то гнев, обиду в твоих словах. Перестань малыш. Селиночка скажи, какой этот мир?
— Прекрасный и... веселый! — улыбнулась малышка.
— Ненужно никакого гнева, только не в конце, — позабавившись Селиной, Кристина снова вернулась к Хьюго. — Это глупо покидать этот мир с гневом на душе. Нужно уходить с легкой душой, все этому миру прощая. Тем более в нашем случае. Вспомни все то, сколько всего прекрасного было у нас в этом мире. Сколько радостных счастливых дней он нам подарил. Вспомни наш первый секс! — рассмеялась Кристина. — Ладно, не первый... Третий? Третий был нормальный! Его вспомни!
— Вспомни нашу ночь на озере! — заерзала в кресле Селина.
— Какую именно?! — заулыбался Хьюго. Девчонки его все-таки развеселили.
— Про наши ночи мой маленький беззащитный пупсик я молчу, — прошептала ему на ухо Алекса.
— Сколько улыбок, счастья, счастливых дней. Нужно помнить лишь прекрасное. Все плохое на то и плохое, чтобы быть забытым. Для нас этот мир был прекрасным и веселым! Не надо гнева и сожалений, все это было важным в процессе жизни. Сейчас в конце ничего не имеет значения. Нужно просто расслабиться, все отпустить, ведь все уже пройдено. Уходить надо легко, даже с улыбкой, все, всему, прощая! — подытожила Кристина.
— Получается, мы станем частью массового самоубийства, — явно ляпнул лишнее Хьюго, за что получил шуточный подзатыльник от Алексы.
— Хьюи, ну что это за негатив! — улыбаясь, воскликнула Кристина. — Прекрати!
— Хьюик даже сейчас не может расслабиться! — смеялась Селина.
— Я вроде как хотел пошутить, — оправдывался он.
— Глупая шутка! — выпучила губки Селина.
— Я ее не закончил...
— Это не самоубийство, — заговорила Кристина. — Самоубийство это ошибочный выход из тупиковой ситуации принятый под давлением эмоций. Ошибка, грех. Следствие безысходности, которая существует в основном только в голове самоубийцы. Разумное же осознанное расставание с жизнью ставшее следствием трезвого осознания бессмысленности продолжения существования — это самоликвидация. И мы в этот мрачный час давайте будем разумными. Мы уходим, потому что у нас нет выбора, никого ничем не обременяя, не создавая никому проблем. Никого не бросая. Уходим, потому что у нас ничего в этом мире не остается, — на ходу рассуждала Кристина.
Вновь нависла такая тяжелая в нынешней атмосфере тишина. Немного развеселившись все снова помрачнели.
— Придайтесь эмоциям в последний раз, — глядя в сторону сказала Кристина, пока по ее щеке текла слеза. Алекса и Хьюго поцеловались.
— Жаль, что так все получилось. Мне нравилось быть Фиалкой, — наверное, впервые серьезным тоном говорила Селина.
— Ничего не изменить, остается только смириться, — Кристина.
— Как сделаем? Возьмемся за руки? — Алекса.
— Да. Давайте возьмемся. Все вместе дружно, как и шли по этой жизни. Теперь в последний час давайте вспомним, что мы артэоны. Как существа способные разумно смотреть на этот мир мы в какой-то мере обязаны смотреть на жизнь сквозь призму неизбежной смерти. Мы всегда знали, что этот момент может наступить. Цепляться за жизнь — неразумно. Я просто предлагаю стать сильнее, перестать бояться. Уйти от колющих душу невыносимых в этот час эмоций. Всем вместе. Раз наша жизнь разрушается, все, что мы любили, обращается пеплом, то все что нам остается так это подстроиться под обстоятельства. Как разумные существа мы должны принять свой исход, стойко, без эмоций, — сказала Кристина, протянув руку сидящей рядом на диване Алексе. Стоящий посередине столик исчез, все происходило во сне, он просто растворился, кресла и диван сдвинулись ближе, друзья взялись за руки. 'Прощайте малыши', — сказала напоследок Кристина. Ее 'малыши' ничего не ответили, потому как они, в особенности Фиалка, разумеется, наполнились страхом в последний момент, но этот страх должен стать последним в их жизни. Все они, закрыв глаза, погрузились в себя, в глубину своего сознания, там, в полной тишине в силу способности присущей им как артэонам каждый из них отключил свою личность — заблокировал все эмоции, оставив только базовые. Фактически в них осталось только голое сознание, опирающееся лишь на простые ощущения. Это была еще не душа, ведь сознание еще заперто в теле. Открыв глаза, каждый из них смотрел на мир по холодному разумно, без эмоций. Их глаза похолодели, лица бездвижно замерли. Кристина откинулась на спинку кресла. Селина будто зависла, уставившись пустым взглядом в одну точку. Алекса и Хьюго отсели друг от друга.
— Как же все оказывается бессмысленно, — глядя на мир без эмоций пришла к выводу Селина. Сейчас глядя на свою жизнь она не видела в ней смысла. Смерть из чего-то дикого, немыслимого и ужасного в нынешнем состоянии стала чем-то вполне разумным, необходимым в силу обстоятельств явлением.
— Да вообще на все пофиг, — холодным тоном сказала Кристина. Никто ей не возражал.
На возвышающейся среди руин огромной башне, на козырьке Лунной площади вокруг здания ЦентрЦитадели солдаты продолжали держать оборону. Оставшиеся несколько десятков плазмометов продолжали бить по тварям, пробирающимся по дну огромного рва Цитадель окружающего. Оборотни все также ползли по стенам к Лунной площади, взбирались по различным трубам, торчащим неровностям и кабелям которыми пестрили стены оголившейся подземной части Цитадели, местами вцепляясь когтями в камень, местами в тела других тварей собой образовавших живые лестницы. Твари запрыгивали на площадь или хватали стоящих у края солдат и с ними падали вниз. К обороняющимся присоединялись солдаты из групп сумевших прорваться от гавани через задымленные руины в Цитадель. Их было немного. В рядах, вернувшихся с водной обороны, на площадь вышел и Нахирон. После того как все бойцы вернулись или не вернулись, погибли по пути, остались в дымящихся руинах, пополнили волчий легион, все тайные входы в Цитадель были завалены взрывами. Теперь в разрушенном городе осталась только ЦентрЦитадель и сотни тысяч оборотней вокруг.
Удивляясь внешнему виду Нахирона, солдаты расступались, давая ему дорогу. Без эмоций, внешне казалось с лютым гневом глядя на все вокруг, Нахирон подошел к краю площади. Твари, выползающие на площадь одна за другой, были для него легким развлечениям. Он убивал их так чтобы трупы падали вниз и не мешались под ногами. Он был недоволен собой. Главная цель под вопросом, оборона может прекратиться в любой момент. Он думал что еще такого может сделать чтобы помочь и никаких разумных вариантов не находил, продолжая кромсать оборотней взбирающихся на площадь. Окружающие солдаты видя как хорошо у него получается расправляться с тварями, расступились, уступив ему около двадцати метров края площади, лишив его возможности остаться без дела. Оборотни по высоким стенам продолжали карабкаться вверх на площадь, так же как вниз продолжали падать мертвые тела.
Касмий собрал вокруг себя офицеров столько сколько смог. 'Я все понимаю, все озадачены вопросом потерь. Эти два процента и конец обороны это всех напрягает. Скажем так, лишает возможности надеяться на победу. Знаю нас здесь осталось меньше трех процентов от общего числа армии, и наша численность тает с каждой секундой. Но не следует об этом беспокоиться. Все эти проценты — условность. На самом деле реальный остаток нашей армии более десяти процентов. Несколько десятков тысяч солдат размещены ранеными в госпитале, здесь в Цитадели. Так что продолжайте держать оборону, не думайте о цифрах. Реально нас осталось еще очень много. Вопрос только в том, как рассудит Дух, и надеюсь, он будет на нашей стороне. Не думаю что он примет решение о полном самоуничтожении, так что сообщите всем, чтобы бились до конца', — объяснил офицерам Касмий. Те стали расходиться по концам площади, чтобы пересказать это все сержантам, чтобы те своими сорванными голосами тяжело дыша, криком на ходу оповестили об этом отбивающихся от оборотней рядовых бойцов, чем хоть немного обнадежили их. Но эта попытка поднять упавший моральный дух солдат была каплей в море. Казалось остатки огромной армии, зажатые на Лунной площади среди руин, оставшихся от города, уже ничто не могло обнадежить. И оставшись без надежды, солдаты умирали один за другим, оборона была обречена, но тут на самом краю можно сказать надежда зажглась.
— Солдаты! Все кто свободен. Офицеры, сержанты, рядовые. Все подойдите сюда! — громким криком на Лунной площади раздался голос Тарда. Позабыв обо всем, в ожидании благих вестей так важных в этот час несколько сотен уставших, потрепанных солдат стали собираться вокруг него. — Я понимаю, вы устали, вы выбились из сил. Но в этот тяжелый час соберите волю в кулак и вспомните о победе. Нашей победе, которая уже не за горами! — когда солдаты собрались вокруг него, Тард, стараясь не смотреть на отца (чтобы не рассмеяться), громким голосом обращался ко всем к ним. — Проклятие Таргнера уничтожено... Я сразил огромного оборотня Мечом Света. Мы уже победили. Мы уничтожили проклятие, спасли от него мир. Теперь все что вам осталось воины так это перебить оставшихся тварей ползущих по стенам Цитадели. Давайте быстрее, перерубите их уже всех, и пойдем отдыхать!
Какой-то один солдат начал хлопать в ладоши и все последовали его примеру. Получается, Тард сорвал овации своей речью. Раздавались радостные крики вроде: 'Молодец Одноглазый!' — на лицах солдат появились улыбки, они заметно приободрились, воспарили духом. Тард можно сказать спас их, подарив им надежду, но при виде их улыбок его пробирал страх. 'Боже что я творю!' — говорил он себе, ведь проклятие не уничтожено, он обманул, как ему казалось — предал этих воинов. Подведя всю оборону, в действительности облажавшись по полной, он хотя бы вселил в сердца защитников города надежду или просто спасся ложью? Ему было страшно даже думать над тем, что будет на его душе, когда все узнают правду. Пока Тард замер зажатый душевными терзаниями вокруг, в этот радостный для обороны момент, даже не лице генерала Касмия появилась улыбка. Твари продолжали взбираться на площадь, солдаты, приободрившись, разбежались к ее краям, помогать сражающимся товарищам, пока разные офицеры, включая пожилого генерала Персила, жали Тарду руку, дружески хлопали его по плечу. 'Ты пришел в тот момент, когда у нас совсем не осталось надежды. Спасибо тебе за это!' — улыбался генерал Персил.
— Вы слышали Тарда. А ну-ка быстро собрались! Давайте действительно уже покончим с оставшимися тварями, — кричал какой-то полковник. Один из старших командиров заставил солдат разнести по строю что-то вроде: 'Тард вернулся, главный монстр уничтожен, мы почти победили', чтобы радостная весть донеслась до всех, кто держит оборону на площади. 'Слышите ублюдки! Монстра больше нет! Победа считайте в кармане, — так исполнял поручение один из сержантов. — Крайние из тех, кто слышали, разнесите эту новость по строю дальше!'. 'Проклятие Таргнера, главный монстр уничтожен!' — хриплыми голосами кричали солдаты. 'Ну, ты слышал да?!' — улыбаясь, один солдат спросил у другого на краю площади, копьем пронзив очередную вскарабкавшуюся на стену тварь. В бою главное это все-таки мотивация. Важна не численность солдат и даже не их подготовка (не всегда конечно). Важно, прежде всего, внутреннее моральное содержание. Побеждает (даже погибая) тот, кто мотивирован, а мотивирован, может быть только тот, кто бьется за правое дело. Эта битва всеми воспринималась как нечто безоговорочно важное, речь шла о защите родины в прямом смысле слова, от осознания бесспорности правильности действий мотивации хватало. Все же череда катастрофических неудач при обороне, в результате чего от города осталась только Цитадель, а от армии горстка солдат, размыла боевой настрой, убив надежду на победу. И только радостная весть пусть и на самом краю пропасти смогла всех оживить. Карабкающиеся по стенам твари больше не воспринимались как бесконечный неостановимый легион, сметающий все на своем пути. После вести об уничтожении главного монстра больше известного под пугающим термином 'Проклятие Таргнера', оставшиеся оборотни стали восприниматься всего лишь кучкой нелепых тварей, уничтожение которых лишь вопрос времени и сил. Стоя на самом краю, солдаты ожили, вновь поверили в себя. Оборона ожила с новой силой. Людские трупы, остающиеся от оборотней, посыпались с вершины Цитадели как дождь.
— Что я натворил? — отвернувшись в сторону, спрашивал себя Тард. — Я ведь обманул их, — он испытывал самый настоящий страх, думая о том, что будет, когда все узнают, если все узнают о его лжи.
— Ты подарил им надежду, — пытался поддержать его стоящий рядом отец.
— Это была твоя идея. Я уже жалею, что послушал тебя.
— Все будет нормально. Потом я сам все объясню за тебя. В итоге, если мы переживем эту ночь, ты будешь мне благодарен. Без этой лжи обороне не устоять.
— Тард, разрешите у вас поинтересоваться, — сзади раздался голос генерала Касмия. — А где вверенный вам бесценный артефакт под названием Меч Света? — Всегда хладнокровный, даже сейчас всеобщей эйфорией не проникшийся он похоже единственный вспомнил о самом главном.
Тард от такой неожиданности растерявшись, замялся.
— Меч Света утерян, — ответил за сына Крегер. — К нашему всеобщему великому сожалению. А как вы хотели, уничтожить оборотня и чтобы все так просто было? Нельзя добиться чего-то значимого ничего не отдав взамен.
— Согласен. Но могу я узнать, как именно был утерян Меч?
— Я, конечно, мог бы объяснить суть случившихся процессов. Но речь пойдет об очень тонких философских материях. О соотношении... результатах столкновения Света и Тьмы. Это очень сложно. Давайте если победим и выживем, я все объясню вам товарищ генерал за чашкой вина, — выйдя вперед закрыв подтормаживающего сына спиной, ответил Крегер. — Ведь вы же понимаете что оборона, защита уже не города, а хотя бы его народа это сейчас наша главная задача. И учитывая положение выбивать камни из почвы воодушевления принесенного нам вашим солдатам было бы крайне глупо, — тонко намекнул Крегер.
— Да конечно, — улыбаясь, согласился Касмий. — Главное чтобы не возникло никаких осложнений, — также тонко он намекнул Крегеру.
— Чудовище остановлено это факт, главное теперь удержать Цитадель, — ответил Тард.
Где-то среди руин, груды покореженной стали и бетона, обломков Шинитрансформатора своими темными крыльями разгоняя дым, парил последний из девяти Рыцарей Тьмы. Резко взмыв в небо, прижав к себе крылья так чтобы их не ободрать, он со всей силы врезался в землю. Собой, пробив десятки метров стали, бетона и земли, стальное чудище добралось до первородного оборотня похороненного глубоко в недрах подземных коммуникаций Армидеи. С оборотнем в руках зажатый тоннами земли и мусора, сумев оттолкнуться своими крыльями, чем пошатнув земную твердь, спровоцировав небольшое землетрясение, Рыцарь вырвался наружу. Разлетелись остатки стальных пластин образовывавших собой фундамент разрушенного Шинитрансформатора, стальной монстр вырвался из земли. Тело оборотня он бросил на землю, а сам, сделав несколько шагов упал. Его темная броня, в которую была заточена душа после нырка под землю и обратно была повреждена, просто ободрана. Из брони в местах повреждений струились языки пламени. Стальной рыцарь, обвитый языками пламени, с ободранными крыльями рухнул на землю. Перед ним выйдя из дыма, возникло другое стальное чудище. Блистая золотистой армидейской броней со своим копьем в руках перед обессиленным Воином Тьмы, возник командующий Кэлос. Завязалась схватка. В итоге Кэлос, хоть уступающий темному монстру в размерах, все же пользующийся полной помощью от Духа, сильный, ловкий, профессиональный убийца, своим уникальным копьем пронзил грудную часть брони измотанного темного монстра, проделал огромную рану, из которой потоком хлынул огонь. Последний из девяти Рыцарей Тьмы из-за огромной пробоины в броне, из которой струей вырывался огонь, будто взорвался, полностью разлетелся на куски, оставив после себя огненный вихрь. Облаченный в крепкую броню Кэлос победоносно вышел из огня, оставшегося от поверженного врага. Перед ним лежал извлеченный из-под завала оборотень. За время схватки двух стальных чудищ лохматый монстр успел прийти в себя, подняться на ноги. Тело первого оборотня быстро регенерировало, шерсть восстанавливалась буквально на глазах. Но пока оборотень Рэвул был еще слаб. Кэлос сквозь черные линзы своей стальной маски рассматривал ослабленную тварь. Увидев Кэлоса, огромный оборотень с трудом поднялся на задние лапы и издал протяжный крик. Кэлос посмотрев на монстра, просто развернулся и ушел, скрывшись в клубах дыма. Спустя несколько минут первый оборотень, полностью восстановившись, огласил руины протяжным воем.
Тысячи оборотней штурмующих Цитадель отозвались безумным воем на призыв своего прародителя. Воодушевленные солдаты, на вершине рубящие ползущих по стенам тварей, не придали происходящему значения. Огромный оборотень Рэвул через руины понесся на ответный вой своих порождений. Оборотень пронесся через глубокий ров, отделяющий разрушенные городские улицы от Цитадели и, расталкивая рядовых тварей, принялся карабкаться на стену. Солдаты, держащие оборону на краю площади, заметили огромного ползущего по стене оборотня слишком поздно. Огромная тварь запрыгнула на площадь, свалилась прямо среди солдат и принялась рвать их, разбрасывать по сторонам. Наступил всеобщий шок, всеобщее оцепенение. Сначала никто не мог поверить в произошедшее, после слов Тарда первородный оборотень был для всех мертв. Когда огромный монстр на площади рвал солдат, окружающие сначала просто замерли в растерянности, не верили глазам. 'Огромный оборотень, он здесь, на площади!' — наконец раздался испуганный крик. Бросая на Тарда злые взгляды, солдаты проносились к месту, откуда исходили крики разрываемых огромным оборотнем бойцов. 'Нет, этого не может быть', — не мог поверить в происходящее Тард. Стоящий у стены ЦентрЦитадели, вдалеке от края площади он хотел провалиться под землю, чувствующий себя предателем и лгуном он, боясь смотреть по сторонам, лишь бы не столкнуться взглядом с кем-нибудь из солдат обреченно, смотрел туда, где на краю площади огромный монстр свирепо рыча, рвал солдат на куски. Касмий шлепнул себя по лбу, а Крегер в такой момент просто не знал что сказать, как утешить сына. Проявляя подобие коллективного сознания, все твари разом устремились за своим вожаком. Попрыгав со стены, позабыв про другие направления, все рядовые оборотни разом бросились по следу свое прародителя. Моментально в одном месте вдоль стены Цитадели из оборотней выстроилась огромная крепкая живая лестница больше похожая на черный сталагмит, вытянувшийся от земли до самого края площади. Твари, объединенные появлением вожака, быстро сделали то на что до этого разрозненные и дикие были неспособны. Пока оборотень Рэвул раскидывал солдат, из-за его спины на площадь с диким ревом ринулся поток рядовых тварей.
Крепче сжав меч Тард, бросился к огромному монстру, понимая, что не сможет его убить, он решил: будь что будет. 'Не глупи Тард!' — окрикнул его отец. Пока рядовые твари потоком хлынувшие на площадь нападали на солдат, огромный оборотень по запаху учуял приближающегося Тарда и, что есть силы оттолкнувшись от земли, прыгнул на него. Огромный монстр взмыв в воздух сверху летел на маленького в сравнении с ним Тарда, казалось, он его просто раздавит. Тард обреченно замер, стоя на месте, глядя как на него сверху летит огромное чудище, внутренне он приготовился к смерти. Во всяком случае, биться дальше и спешно придумывать, как еще можно остановить бессмертного монстра у него уже не было ни сил, ни желания. 'Наверное, это судьба', — сказал он себе. В последний момент Тарда из-под лап падающего сверху монстра выбил Нахирон.
После того как твари следом за своим вожаком хлынули потоком на площади началась бойня. Это был крупный прорыв, оборона площади была разрушена, твари понеслись, все сметая на пути. Четверть площади была охвачена битвой солдат и оборотней. Нахирон успев вытолкнуть Тарда из-под летящего на него монстра, повалил его на землю, упав на него сверху. Монстр, жертву которого выбели у него буквально из-под носа, упал на площадь и, прокатившись кубарем, врезался в ряды солдат. Подскочив огромный оборотень, принялась разделываться с окружающими солдатами, сминать их броню своими лапами, разрывать тела. 'Отдохни', — сказал Нахирон, оставив Тарда на земле, а сам бросился на чудовище. Разъединив свой меч, одну из половин убрав за спину, Нахирон сверхбыстрый и ловкий кинулся на монстра принявшись кромсать его. Монстр сначала пытался отбиваться, но каждый его удар на деле оказывался порезанной лапой — быстрый Нахирон отбивал все его удары. Монстр весь изрезанный бросился бежать от него по площади, раскидывая солдат, затем как хищник огромными прыжками пытался накинуться сверху. Но Нахирон умудрялся и от каждого прыжка уклониться и еще бок монстру резануть. В итоге обезумившее от боли искромсанное чудовище, снося собой и солдат и оборотней, напролом через площадь бросилось на Нахирона, желая просто смять, снести его собой. Сверхбыстрый сверхчеловек, снова соединив свои мечи, вонзил получившийся единый двойной меч в брусчатку площади как копье. Оставшись без оружия, он сам набросился на монстра, увернулся от его лапы и, перелетев ему за спину, натолкнул чудовище на вонзенный в землю сдвоенный меч. Пока пронзенное насквозь чудовище обмякло, временно потеряв сознание, он локтем в стальной броне с трех ударов сломал ему позвоночник, вынул свой меч из его туши и попытался отрубить твари голову, но лезвие меча уперлось в твердый позвоночник. Желая защитить своего прародителя, несколько десятков оборотней бросились на Нахирона. Пока Нахирон отвлекся на рядовых тварей, оборотень Рэвул пришел в себя и, подкравшись сзади мощным ударом огромной лапы, снес неуловимого и быстрого врага. От мощного удара броня Нахирона затрещала и помялась, пролетев свыше десятка метров, он свалился на землю и кубарем покатился дальше. В бойне на площади, убивая солдат, инфицируя их, порождая новых оборотней, твари уже принялись громить стоящие у стены Цитадели плазмометы. Пытаясь разрушить живую лестницу, по которой лезли твари, солдаты сначала пробовали бить по ней стрелами с взрывными наконечниками. Но следуя за своим вожаком движимые коллективным сознанием твари, сложившие собой лестницу, так крепко вцепились когтями друг в друга, что взрывом их было не оторвать. Тогда по живой лестнице стали бить из оставшихся плазмометов. В ответ твари, опять мобилизованные своим единым в присутствии вожака, сознанием, все разом кинулись к артиллерийским установкам, принялись ломать их.
В конечном итоге обрушить живую лестницу из тварей получилось только силой одного смертника. Пожилой рядовой солдат, обвешанный поясом огненных бомб, спрыгнув вниз, ухватился за середину кишащей лестницы и, произнеся заклинание, подорвал себя. Растущее с земли черное щупальце из оборотней разрушилось на две половины и кашей из нескольких тысяч тварей рухнуло на землю. Солдаты начали зачищать площадь от оставшихся тварей.
Нахирон лежал на земле в полубессознательном состоянии, пропустив один мощный удар, будучи не более чем просто человеком он не мог моментально восстановиться или регенерировать. Отбиваясь от нападающих солдат, огромный оборотень приближался к нему. Между обессиленным Нахироном и огромным оборотнем встал Тард покрытый ледяной броней, окруженный Сферой Холода. Черный оборотень в темноте сияющий своими желтыми волчьими глазами, свирепо зарычал, увидев давно знакомого врага, снова оттолкнулся и кинулся сверху. Тард за секунды усилив вокруг себя холодную сферу, полностью превратил себя в бездвижное ледяное изваяние, примерзшее к брусчатке площади. Оборотень врезался в ледяную статую, которой стал Тард. Лед от удара треснул, но в целом выдержал. 'Притормозив' монстра Тард, вылетел из своей ледяной скорлупы и, рукой охватив шею монстра, вонзил серебряное лезвие меча твари в череп снизу под челюстью. Лезвие, пронзив голову почти насквозь, поразило мозг. Забившись, будто сотрясаемый разрядом электричества монстр высунув язык, здоровенной лохматой тушей расстелился по полу. Поражение мозга полностью его обездвижило. Тард, усилив свою Сферу Холода, обеими руками ухватился за голову твари решив заморозить ее изнутри, но его сбили с ног подоспевшие на защиту своего вожака рядовые оборотни. Пока две твари накинулись на оставшегося безоружным Тарда, третья вытащила его меч из головы своего прародителя. Превратив свою руку в ледяное лезвие, для начала отбившись от накинувшихся тварей, затем подобрав меч убитого бойца, валявшийся на площади Тард, принялся рубить оборотней, хлынувших на него потоком.
Резко подскочив, будто пробудившись от страшного сна, обезумивший огромный оборотень пришел в себя. Он, не думая сразу набросился на Тарда отбивающегося от десятка рядовых тварей и просто смял его собой. Он что есть силы, сжал тело Тарда в зубах, растрепал его, несколько раз швырнул о землю, в окончании нанес еще несколько ударов огромной лапой на голове. Тело Тарда бездыханно рухнуло на землю. Большинство его костей, включая позвоночник, было переломано. Сотрясение мозга, внутреннее кровотечение это естественно, не считая того что если бы не ледяная броня покрывающая его сверху он был бы разорван на части. Монстр, рыча, победоносно прижал Тарда лапой к земле. Тард был без сознания, поэтому его ледяная броня начала быстро таять, огромному оборотню нужно было только немного подождать и можно будет спокойно порвать свою жертву, но внезапно какая-то невидимая хватка сжала его тело. Сжатый в невидимых тисках огромный оборотень сам собой подлетел в воздух, затем резко упав вниз, врезался о камень площади, и такое повторилось несколько раз. Неведомая сила, сжав монстра в своих объятьях, била его о пол как мяч, подбрасывая снова и снова. После двадцати с лишним ударов о землю у главного оборотня почти не осталось целых костей. Бессознательное тело огромного монстра снова взмыло в воздух, а после резко, будто откинутое взрывной волной улетело куда-то далеко-далеко, скрывшись в облаке дыма исходящего из руин разрушенного города. Тело монстра, выброшенное невидимой силой, одиноко рухнуло вдалеке от Цитадели среди руин, оставшихся от городских улиц.
При помощи магии сжав огромного оборотня в невидимых объятиях и заставив его полетать, переломав ему все кости ударами о землю, в итоге вышвырнув тварь с площади, отбросив далеко, как только можно Крегер бросился к переломанному сыну. Тард находился без сознания. 'Отлично!' — почему-то обрадовался Крегер. Произошедшее с сыном вполне устраивало старого безумного мага. Он осознанно дал монстру потрепать и переломать Тарда, наблюдая за происходящим со стороны. Во всем этом хаосе, не исход битвы, не судьба Армидеи, а жизнь сына — единственное, что теперь имело для него значение. Таким образом, он хотел спасти его, других путей он просто не видел. Ведь теперь, когда Тард без сознания и фактически при смерти Крегер может спокойно уйти вместе с ним, вытащить его с поля боя как раненого. Больше всего он боялся переборщить и не дай бог потерять или всерьез покалечить сына, но нет, все в порядке, у Тарда есть пульс, переломанной грудной клеткой он еще пытается дышать. Опустившись на колени Крегер, коснувшись груди Тарда сконцентрировавшись, взял под контроль Сферу Холода, что окутывает его. Используя его же холод, он заставил тело Тарда полностью промерзнуть и закутаться в ледяной кокон. Тард погрузился в подобие анабиоза. 'Прости сынок', — глядя на заледенелое тело говорил маг. За спиной Крегера поднявшись с земли, в себя пришел Нахирон. Сначала пошатываясь, он не мог устоять на месте. Затем, не открывая глаз глубоко вдохнув, ударом сердца заставляя сотрясаться воздух вокруг себя, он восстановил внутреннее равновесие, подавив боль и ее последствия.
— Где чудовище? — лишенным эмоций голосом спросил он.
— Я его выкинул, — ответил Крегер.
— Далеко?
— Несколько километров, он там где-то среди руин. Скоро вернется.
— Хорошо, — Нахирон подобрал свой меч, вернее половину, убрав ее ко второй половине за спину, и быстрым шагом направился к краю площади.
На площади солдаты добили остатки крупного прорыва оборотней и снова растянулись кольцом по краю, выставив щиты, приготовившись держать оборону дальше. Твари снизу уже ползли по стенам новой волной атаки. Нахирон попросив солдат расступиться, ничего не говоря спрыгнул вниз с края площади. Падая вниз, закрыв глаза, погрузившись в своеобразный транс, тонко почувствовав этот мир, он оттолкнулся от воздуха как от воды и по-настоящему полетел без всяких приспособлений, он парил как птица, а после через сто метров снова оттолкнулся от воздуха и продолжил парить в воздушном океане. 'Ни фига себе!' — удивленно наблюдали за Нахироном солдаты, стоящие на краю площади.
Крегер спокойно закурил трубку. Тело Тарда за его спиной само собой поднялось в воздух, зависнув в метре над землей. Он двинулся к воротам, ведущим внутрь ЦентрЦитадели, а облаченное в ледяной кокон тело Тарда следом за ним парило в метре над землей.
— Куда вы? — окрикнул Крегера кто-то из офицеров.
— Мы уходим. Мы отдали этой битве все что могли. Простите. Но у меня Тард при смерти. Ничего не поделаешь, бывает, — не поворачиваясь, ответил Крегер. Он вошел в Цитадель и по ее темным обесточенным коридорам направился в телепортирующий шлюз. Заледенелое тело Тарда парило за ним следом.
Тард в глубинах своего сознания оказался на берегу Плачущего озера, освещаемого приятным светом полной луны. Теплой летней ночью легкий ветерок колыхал цветы на северном берегу, среди которых он сидел. Облаченный в броню он чувствовал себя спокойно в ночном лесу, безмятежно наслаждаясь окружающей благодатью. Сиянием, забрезжившим из-за темных деревьев, переросшим в яркий свет, озаривший Тарда, из леса вышла его ангельская красавица. Ее красотой буквально обожженный он с удовольствием опустился перед ней на колени. Приклоняясь перед безупречным только ему одному доступным идеалом, он чувствовал себя мальчишкой, получившим в подарок желаемую игрушку. Опустившись к нему на колени, положив руки ему на плечи, дав возможность в полной мере ощутить свой аромат, нежность кожи, она его поцеловала так нежно как, наверное, могут целовать только ангелы.
Спустя некоторое время он голый лежал на ее крыле укрытый другим крылом как одеялом. Сама обладательница крыльев, своеобразно нежно сжав его в объятиях, лежала рядом. Как обычно он просто смотрел в ее глаза не переставая наслаждаться, она лишь подыгрывала ему. Ласкаемый в ее пушистых легких пахнущих свежим морозным воздухом с легкой примесью цветочного аромата крыльях он просто таял.
— Где я? Это сон? — очарованный ею спросил Тард.
— Конечно, ведь в реальности меня нет. Я живу только в тебе во время твоих походов.
— И хорошо, что вас нет в реальности. Я не смог бы делить вас с кем-то. А тогда значит, где я нахожусь в реальности, что со мной там происходит? Все опять плохо?
— Вспомни битву, чудовище, — заставила она обрывки воспоминаний зашевелиться в его голове. — Ты ранен. Твое тело почти полностью переломано. Твой отец пытается унести тебя с поля битвы. Пытается спасти. Еще пара минут, и ты навсегда покинешь погибающую Армидею. Но я...
— Говорите ваше высочество.
— Я хочу предложить тебе другой вариант, — крепче сжав его в объятиях своих крыльев, она пододвинула его к себе. — В этот час, когда многие из нас сошли с ума, все равно еще остались Духи что сохраняют здравомыслие.
— Хотите сказать, 'вся суть проблемы в этот темный час' — скажем так, от того что Духи сошли с ума? — недопонял Тард.
— Тьма сильна в нашем мире, она пронизывает здесь все. Но эта сила со всеми ее всемогущими дьяволами стоит где-то на втором плане. Эта сила просто вытеснена законами физической реальности куда-то на задворки. Кто бы, что не говорил, но правим в этом мире мы — Духи, и правим уже очень давно. И в этом мире не происходит ничего, чего бы ни одобряли мы. Если происходит какая-то катастрофа, и никто не может ее остановить, значит это нужно нам, ну или, во всяком случае, мы с этим согласны. В основном это так. И разве в происходящем ты не видишь катастрофы? Почему Аркей не вмешивается, почему не сделает своих солдат хотя бы немного сильнее, чем обычно, ведь его солдаты бьются с Тьмой?
— Хотите сказать, Дух Аркей осознано дает Тьме уничтожить Армидею, хранимую им частичку мира артэонов? Но зачем?
— Законы вашей теперь и нашей реальности едины для всех. Все мы зажатые здесь всего лишь жертвы суровости окружающего бытия. И Духи порой сходят с ума. Знаешь, когда приходит процветание? Следом за кризисом. Рассвет всегда приходит только после Тьмы. Также как и следом за этой катастрофой, которая пронесшись вихрем по всей Преферии, оставит лишь руины, на освободившемся жизненном пространстве в итоге неизбежно произойдет расцвет. И многие из нас с этим согласны. Но я нет. Я не считаю, что счастье миллионов можно строить на крови миллиардов. Жизнь одного ни в чем неповинного ребенка не может стоить жизни сотен детей следующих еще не существующих поколений. Если Аркею на все наплевать, он со всем смирился, то я нет. Я готова помочь. Но как обычно сделать все ты должен сам. Я как обычно могу лишь подтолкнуть тебя в правильном направлении. Могу наполнить твое тело силой достаточной для того чтобы победить. Проклятие Таргнера неостановимо для смертных, ибо оно оставлено Духом. Но я такой же Дух готова вас от него спасти, перейдя любые грани. Я наполню тебя Светом, и ты сразишь чудовище. Сделаешь то чего не смог в прошлый раз. Исправишь ошибку.
— Ваше высочество, — сдерживал смех Тард. Их разговор как таковой не имел значения, она знала заранее все, что он скажет, но отыгрывая роль прекрасного ангела, она молчала, давая ему сказать, превращая происходящее в полноценный диалог. — Мой прекрасный ангел, а почему именно сейчас? — улыбался Тард, и она улыбалась ему в ответ. — Почему всегда так? Почему в последний момент. Ну что неужели так трудно было дать мне эти силы еще в самом начале, еще во время нашей первой схватки с монстром? Тогда я убил бы его уже давно, и не было бы всего этого кризиса, всех смертей жертв и разрушений. Армидея была бы цела.
— Мой глупый Тард, внутри ты все прекрасно понимаешь, но, не желая вдумываться, самостоятельно все анализировать, ты просто издеваешься надо мной!
— Нет, ваше высочество, мне просто это непонятно! Правда, непонятно!
— Хулиган! Думаю тебе ненужно объяснять то, сколько проблем всегда отягощают ваш маленький сложный мир? Скольким существам ни в чем невинным достойным того чтобы жить требуется помощь каждую секунду? Не хватит силы никакого бога, чтобы помочь всем вам. Но мы Духи, периодически делая для вас исключение, всегда стараемся вести себя осторожно. Ведь помощь редко бывает одноразовой. Чтобы вы все были счастливы вас всех нужно по этой жизни сопровождать, опять-таки для этого не хватит силы никакого бога. И главное помочь одним редко бывает возможным, не навредив другим. Также как, помогая тебе, я редко избегаю столкновения с необходимостью ущемления интересов других существ. Ваш мир мал, в нем вам всегда тесно. Он также жесток и суров, и я открою тебе правду — в целом этот мир таким и должен оставаться. Ведь добро в ваших душах закаляется только столкновением со злом, значит зло необходимо, оно должно быть, следовательно, ваш мир должен оставаться жестоким и суровым, неизменным. Сложно помогать вам и оставлять этот мир неизменным.
И ведь я помогла тебе. Нарушив все разумные законы, можно сказать 'напуганная' некоторыми из возможных вариаций будущего, я, наплевав на все, не желая смотреть на развитие событий, постаралась помочь тебе. Вот именно: 'постаралась', но у меня, к сожалению, ничего не получилось. То копье что я наполнила своим Светом, которое ты метнул в оборотня в самом начале, еще когда твари не проникли за стены. Я ведь пыталась помочь тебе, пыталась остановить его, наплевав на все, но лишь мой Свет без грубых нарушений и конфликтов с порядком вещей, оказался бессилен. Таргнер воистину безумнейший из нас, он сковал свое чудовище защитными чарами, которые не сломать. Вдобавок Тьма, вобрав в себя этого монстра, даровала ему 'свои крылья', усложнив его природу. Мой Свет в реальности не подкрепленный волей и физической силой быстро померк, я оказалась бессильна перед Тьмой, и поэтому сейчас предлагаю нам с тобой это исправить.
Вдобавок, будущее как обычно имело множество русел, и, складываясь тысячами мелочей, настоящее обретало свое истинное русло на ходу. В данном случае сложно было что-то заранее предсказать. Но, к сожалению формируя реальность, настоящее избрало для себя самое нежеланное для нас русло будущего. Ты Тард оплошал по полной! Так сглупить это уметь надо! — смеялась она над ним. — Ты находился в шаге от монстра и не убил его. Я знаю, во всем виновен Ортопс. Это существо в русле судьбы как неизвестная переменная, чье влияние сложно заранее оценить. Так или иначе, все пошло под откос, ты совершил ошибку. Я лишь предлагаю тебе ее исправить. Для этого готовая пожертвовать своей разумностью и отступить от принципа разумной непричастности. Я предлагаю тебе прикончить эту тварь прямо сейчас, на свой страх и риск, наплевав на всякую разумность, что признаться опасно для меня.
Помогая вам, мы зачастую рискуем. Наделяя вас силой, достаточной чтобы сразить очередного неравного превосходящего по силе врага, делая ваши тела лишь немного сильнее и быстрее, мы действительно всего лишь помогаем вам, сами оставаясь в стороне. Вы, получив незначительное усиление своих способностей, делайте все сами и мы не отвечаем за ваши действия. Но сейчас я хочу наполнить твое тело Великим Светом, вопреки всем разумным законам, выйдя за рамки всякой разумности, ведь этот поступок безумен для меня. Вселяя в тебя такую силу для этого нарушая все законы бытия, я иду наперекор чему-то высшему, самой вселенной, назовем это богом. И тут я уже не просто наделяю тебя силой для битвы с неравным соперником, я выхожу за пределы дозволенного. Я становлюсь соучастницей, непосредственным участником всей этой вашей разборки. И если этой невероятной силой данной мной ты сразишь монстра, внутри которого, кроется живая душа, я буду нести ответственность вместе с тобой. Сделаю то чего так боятся Духи — я согрешу.
— Ваше высочество... быть может ненужно. Одумайтесь, — был серьезно затронут ее словами Тард.
— Перестань малыш. Я знаю это глупо. Особенно для Духа. Но мне понравилось быть с тобой. И пока увязнув в образе, я как глупая девчонка на все согласна, лучше просто прими мою помощь. На этот раз сделай все быстро.
Тард закрыл глаза и в следующую секунду оказался стоящим на берегу озера облаченным в свои доспехи, его ангел стояла перед ним. 'Что я должен делать?' — спросил он. 'Проснись!' — прижавшись к его губам своими, оставив на сердце осадок нежности, прошептала она.
Яркий луч разогревающегося телепорта немного разгонял окружающую темноту. Крегер был уже в шаге от того чтобы покинуть город. Внезапно парящий ледяной кокон, в котором находился Тард, сначала пошел трещинами, затем свалился на пол и рассыпался. Крегер не понимал что происходит. Тард чье тело налилось невероятной силой, поднялся из осколков льда.
— Тард, что происходит, что с тобой? — осторожно спросил Крегер.
— Знаю, ты пытаешься спасти меня. Но мне этого ненужно. Я должен вернуться туда. Остановить монстра, исправить ошибку...
— Это твоя крылатая нудистка накачала тебя силой и гонит обратно?! — разгневался Крегер.
— Ее высочество наполнила меня Светом, который сразит чудовище. Она даровала нам шанс на победу.
— Но ведь битва проиграна, шансов нет. Для чего туда возвращаться? Все уничтожено! Это гиблое место, из которого нужно валить. В любую минуту Дух Аркей разнесет в щепки руины Армидеи. Это не наша с тобой участь, мы можем уйти. Не надо становиться пешкой в разборках Духов. Пойдем Тард, — молил отец.
— Папа прости...
— Нет, не прощу! А ты обо мне подумал? Почему я постоянно думаю о тебе, а тебе на меня наплевать?
— Мне не наплевать...
— Все что я хочу так это спасти тебя как обычно. Потому что ты мой сын. Без тебя я... потеряю смысл. Ведь я уже почти спас тебя. Посмотри что происходит, оглянись. Я пытаюсь вытащить тебя отсюда, а она ввергает снова в этот кошмар. И ты пойдешь за ней? — кричал Крегер, потому что телепорт, сияющий за его спиной заработав на полную мощность, страшно гудел, был готов к отправке.
Тард оказался перед непростым выбором. С одной стороны отец в свете луча телепорта гудящего за спиной, с другой освещая темный коридор своим нежным убаюкивающим сиянием, стояла его ангел. Она будто стесняясь всей этой сложной ситуации созданной для Тарда, опустила взгляд, прикрыла лицо рукой. Тард глядя на отца, взглядом умоляя простить, попятился назад в сторону своей богини.
— Папа, пожалуйста, прости, но я не могу иначе.
— Ты хоть понимаешь, что сейчас выбираешь между мной и ею?
— Не надо, пожалуйста. Не надо все так усложнять. Я выживу. Все будет хорошо. Это дело пяти минут. Я догоню тебя, обещаю, и мы вместе отправимся куда-нибудь, отдохнем.
— Но ведь ты можешь умереть. Она использует тебя, гонит на смерть. Разве ты этого не видишь? — на глазах Крегера проступили слезы.
— Не говори ерунды, пожалуйста.
— Пойдешь туда, значит, умрешь! — сдали нервы у строго мага.
Умоляя простить, Тард пятился назад, отойдя на несколько метров, развернулся и быстро зашагал по коридору. Крегер остался один у гудящего телепорта.
— Если с ним что-то случится... — пригрозил он пустоте, а после сам над собой же рассмеялся. — Это Духи! Это Духи забрали у меня сына! — резко оборвав смех, безумно прокричал он. Телепорт потух, будто устав в пустую гудеть, обезумивший Крегер остался один, сидеть в темноте, завернувшись в свой черный плащ.
Тард, руками распахнув огромные врата Цитадели, вышел на площадь. Ему навстречу попалась группа санитаров уносящих с площади раненных. Сопровождающие санитаров несколько солдат просто старались не смотреть на него. Но Тарда сейчас не волновало, что о нем думают другие, впервые наполненный такой невероятной силой он ощущал себя едва ли не богом. Внутри он чувствовал необычайный прилив сил. Будто в нем пророс стальной стержень, который было ничем не сломить. Подобрав первый попавшийся валяющийся меч бойца убитого во время крупного прорыва тварей на площадь, он двинулся к ее краю. По пути лезвие меча в его руке налилось ярким свечением подобным сиянию Меча Света. Стоящие у края солдаты, держащие оборону от карабкающихся по стене оборотней, уставшие и безрадостные молча расступились перед светом источаемым мечом Тарда. С разбегу оттолкнувшись от края площади Тард, растворился в ночной темноте. 'Что это сегодня со всеми с ними?' — после того как Тард следом за Нахироном улетел куда-то в темноту пошутил кто-то из солдат.
Оборотней осталось немного, их темный океан внизу уже едва заполнял собой ров окружающий Цитадель. Они продолжали карабкаться по стенам. Солдат на площади было еще меньше. Обороняющиеся понимали, что их численность уже меньше двух процентов от числа армии, в душе каждый из них ждал вердикта от Духа. Во время крупного прорыва погиб генерал Персил, как и многие другие высшие командиры. Касмий, теперь оставшийся единоличным командиром, не спеша лезть в бой стоял за спинами солдат. Что-то заставило его резко посмотреть в небо освещенное луной, он будто почувствовал на себе взгляд самой луны. Присмотревшись к ночному светилу, он заметил едва различимый быстро промелькнувший на его фоне силуэт какого-то крылатого существа. 'Наконец-то последнее чудовище явилось', — подумал он про себя.
Оборотень, валяясь среди руин, восстановился и встал на ноги. Огромная тварь, обхватив огромными лапами голову жалобно заскулила. После всего пережитого, после всей боли даже эта тварь устала от всего происходящего безумия. Но от внутренней жажды крови толкающей к продолжению безумия монстру было не спастись. С каждой секундой стук его огромного сердца ускорялся, тело внутри заполняло странное напряжение, притупляющее ощущения, не дающее расслабиться. Напряжение все нарастает, сердце уже не бьется, а сотрясается в одной дикой конвульсии. Распирающее изнутри безумие поражает мозг, толкает вперед, заставляет вернуться к Цитадели. Вспоминание разрыва живой плоти, теплой липкой все забрызгивающей крови вызывает внутри странное желание дарующее возможность утолить неописуемую внутреннюю жажду. Уставшее чудовище вопреки своей воле несется обратно к Цитадели, туда, куда влечет его безумие.
Среди руин несущегося к Цитадели монстра снесло огромной стальной глыбой, в мирное время служившей куполом одного из зданий. Туша монстра валялась на земле, его кости с треском срастались внутри после удара. Хрипя от боли, медленно поднявшись на четыре лапы, монстр увидел Нахирона стоящего на возвышающейся поблизости стене, оставшейся от одного разрушенного дома. Увернувшись от другой летящей в него каменной глыбы, монстр, позабыв про Цитадель, со всех ног бросился на Нахирона. Сверхчеловек, спрыгнув со стены беззвучно растворился. Монстр, вскарабкавшись на стену, пытался по запаху выйти на его след. Как вдруг, будто под давлением невидимой силы стена, на которой, бросившись за Нахироном, оказался монстр, с грохотом начала заваливаться. Монстр вместе со стеной свалился на землю, и тут на него упала другая такая же стена, возвышающаяся напротив и следом еще одна стоящая сбоку. Прижатого двумя упавшими сверху стенами монстра зажало тоннами бетона, переломав ему все кости.
Отбрасывая куски тяжелой стены, монстр с трудом, стоная от боли спустя минуту выбрался наружу. Тут его ждал еще один сюрприз от Нахирона. С трудом придя в себя, монстр увидел рядом с собой небольшой раскаленный шар — одно из волшебных взрывных устройств, которыми при отступлении солдат подрывались дома, чудом уцелевшее среди руин. Раздался взрыв, все вокруг в радиусе десятков метров заволокло огнем. Спустя несколько секунд, будто по чьей-то воле пламя разом потухло. По дымящейся земле топая тяжелыми укрытыми сталью ботинками, к эпицентру взрыва шел Нахирон. Обгоревший, ободранный взрывом монстр медленно регенерируя, лежал на боку в центре воронки оставшейся от взрыва. С каждым разом его тело восстанавливалось все дольше, оборотень становился слабее и слабее. Сначала будто мертвый, постепенно возрождаясь, он, хрипло задышал обожженными легкими. Нахирон остановился в десяти метрах от твари, убрав меч за спину. Щелчком расстегнулись застежки, удерживающие на голове его шлем. Он снял с себя шлем, черную маску, закрывающую верхнюю часть лица. Холодное оцепенение ушло с его лица, в глазах появились эмоции. Это уже был Рурхан. С ужасом смотря на чудовище, лежащее в десятке метров Рурхан в отличие от своей лишенной эмоций версии, сделав пару шагов замер от страха не в силах шевельнуться. 'Признаю, что ошибся, скорее всего, ничего из этого не выйдет', — слышал он голос Нахирона в голове. 'Я должен попробовать', — ответил Рурхан неудобно себя чувствующий во всей этой броне, которая была комфортной, словно вторая кожа для его сильной версии.
— Рэ... Рэвул, — перебарывая страх, тихо сказал Рурхан.
Чудовище, открыв глаза, засиявшие желтым цветом, в свете горящего вдалеке огня, слабое обожженное поднялось на задние лапы и издало жуткий вопль. Рурхан едва не потерял сознание от страха, едва сумев устоять на ногах. Монстр хромая на одну лапу двинулся на него.
— Рэвул! Рэвул! Остановись это же я! — кричал ему Рурхан.
Монстр зашевелил ухом, остановился в нескольких метрах, встал на четыре лапы, принюхался и замер. Волчьи глаза, будто с удивлением смотрели на Рурхана. 'Ты же помнишь меня. Это я твой друг. Все что у тебя в этом мире осталось', — глядя в волчьи глаза Рурхан пытался достучаться до Рэвула. Сначала издав странное скуление, монстр, будто не понимая с чем столкнулся, вроде замешкался. Но, все же проявив себя как чудовище, издав чудовищный рев, вновь двинулся на Рурхана.
— Рурхан все пора завязывать, это плохая идея, — снова в голове раздался голос Нахирона. Рука Рурхана против его воли сама собой схватила меч, убранный за спину.
— Рэвул остановись! Прошу тебя! — умоляя, кричал Рурхан, но монстр не останавливался.
Уже набросившись, оборотень остановил свою лапу в нескольких сантиметрах от головы Рурхана, зарычал, брызгая слюной, посмотрел ему в глаза и отскочил назад. 'Все теплые чувства, что могут сиять в душе, и главное любовь — это единственное против чего зло (Тьма) бессильно', — Рурхан вспомнил слова Фиалки, которые в тот момент как и большее из того что она говорила, его позабавили, но теперь казались неоспоримой правдой. Ведь он практически проверил правдивость этих слов на собственном опыте. Как бы чудовище не желало уничтожить Рурхана, все же пробудившийся внутри него Рэвул не дал ему этого сделать. Любовь которую Рэвул испытывал к Рурхану как к другу ожив в проклятой душе сразу же задавила Тьму отправив ее на второй план, поэтому монстр остановился не сумев убить его. 'Рэвул борись! Вспоминай, кто ты!' — в состоянии шока кричал Рурхан сидящему к нему спиной монстру. Огромного оборотня разрывала внутренняя борьба, личность Рэвула проснувшаяся внутри него после столкновения с Рурханом, не собиралась отступать. Но стук биения сердца Рурхана, пробудил безумие, быстро затмившее все человеческое зашевелившееся внутри проклятой души. Оборотень резко бросился на Рурхана, но тут за доли секунды управление телом взял Нахирон, сумевший отпрыгнуть в сторону и, вынув из-за спины меч, рассечь твари бок. Оборотень с рассеченным боком, прокатившись по земле кубарем, свалился без сил, Нахирон с мечом двинулся к нему. 'Остановись!' — раздался голос Рурхана в его голове. Нахирон остановился и, приглядевшись, заметил, что масса тела твари сокращается. Каким-то чудом начался процесс обратной трансформации. Нахирон снова убрал меч за спину. Секунд через двадцать на земле вместо огромной твари лежал Рэвул, который не понимал, где оказался.
Рурхан с глазами полными ужаса, замер рядом с лежащим на земле другом.
— Какого черта! — закашливаясь, заворчал Рэвул. — Все тело ломит.
— Привет друг, — вопреки тяжести на душе Рурхан все равно не смог сдержать улыбки в этот радостный момент. Рэвул заметил его стоящего рядом, улыбнувшись, облаченный в свои черные лохмотья, пыхтя, начал медленно вставать. Рурхан среди окружающего разрушения и счастливый и одновременно подавленный, наконец, снова повстречавший друга, вернее самого родного человека на свете набросился на него и вопреки внутренним переживаниям обнял его что есть силы. Рэвул обнятый другом, сжатый стальной броней, в которую был облачен Рурхан, еще пока плохо понимал что происходит.
— Какого черта на тебе надето? — рассматривая друга, первым делом спросил Рэвул.
— Как видишь, мы оба стали чудовищами. Только я не таким жутким, как ты! — объяснил свой внешний вид Рурхан.
— Ну, хватит. И так все кости болят, так еще ты со своим железом давишь, — забубнил Рэвул, когда Рурхан на радостях попытался еще раз его обнять.
— Не бубни! — радостный от встречи с другом все равно как-то мрачно улыбнулся Рурхан.
— Странное место ты выбрал для встречи, — оглядевшись по сторонам своими глазами, сказал Рэвул.
— Ты не представляешь, как я рад тебя снова видеть. Мой родной друг, — вопреки подавленности улыбаясь, говорил Рурхан.
— И я тебя, — тоже улыбнулся Рэвул.
Рэвул обратил внимание на свою левую руку. Чуть ниже локтя в руке был сквозной порез, края которого были обуглены — след от прокола Мечом Света, оставшийся после встречи его монстра с Тардом. Эта рана не зарастет.
— Ничего себе! Вот это меня потрепало! — рассматривая руку, удивился Рэвул.
У Рурхана при виде раны на руке друга проступили слезы.
— Прости меня. Прости меня, пожалуйста, Рэвул. Это все я виноват. Если бы я не покинул Мерзлый лес, то ничего бы этого не было. Прости меня друг, — рыдая, молил Рурхан.
— Господи! Что с тобой сделали артэоны! Ты рыдаешь как девчонка! — смеялся Рэвул, за что получил толчок в плечо от друга. — Видел бы тебя мой отец, ты бы точно схлопотал от него подзатыльник!
— Это я должен быть на твоем месте, — вытирая слезы, говорил Рурхан. — Это я должен был стать проклятым. Я заслужил это.
— Шутишь что ли?! — усмехнулся Рэвул. — Если бы ты был на моем месте, я даже не представляю, как бы это выглядело. Это просто... была бы бесконечная река слез какая-то. Ты бы рыдал и рыдал и рыдал! Это была бы чертова сопливая мелодрама! Заунывная и надоедливая история! Ты посмотри, как ты льешь слезы! Не представляю, что было бы с тобой пройди ты через то же что и я. Таргнеру в любом случае нужна была жертва. Я, слава богу, плакать не умею, поэтому лучше подхожу на эту роль. Поэтому все правильно. Все, так как и должно быть. Я все равно был не очень хорошим в душе, и, наверное, заслуживаю быть проклятым. И никто другой не справится с этим бременем лучше. Ведь у меня и жизни то, как таковой не было, а у тебя она вроде появилась. У тебя появилась возможность быть счастливым. Все логично. Живи и будь свободен за нас обоих, а обо мне не думай. Все нормально! — старался утешить друга Рэвул.
— Я никогда не должен был покидать Страну Волка, — шмыгал носом Рурхан.
— Да брось. Все что не делается все к лучшему. И даже эти разрушения и смерти в нашем диком больном мире обернутся в будущем благом.
Рурхан отягощенный происходящим, присел на какой-то каменный осколок. Не зная как быть, он смотрел на Рэвула. Он не мог бросить друга, но и не знал, как помочь. Рэвул с присущей легкостью раздолбая уселся рядом, прямо на обугленную землю.
— Это все какой-то кошмар. Что делать дальше я даже не знаю.
— Да брось! — улыбался Рэвул. — Не заморачивайся так. Осуществилась наша с тобой главная мечта. Мы с тобой увидели мир за горами! — он рассмешил и себя и друга. — Даже я покинул Страну Волка. Конечно, это было сложно назвать воплощением мечты, скорее наоборот. За спиной мертвая деревня, все родные и близкие мертвы, какой-то огромный жуткий волчара который угрожает мне, вокруг только призраки. Как я не свихнулся? Ах вот! Я понял, для чего ты это все утроил. Ведь я же не захотел с тобой тогда идти навстречу мечте, испугался покидать дом. И ты привел армидейцев, все уничтожил, лишил меня дома лишь бы только подтолкнуть меня к путешествию в большой мир! Так значит, вот какой у тебя был план.
— Ты идиот. Это не смешно.
— Я просто шучу.
— Лучше расскажи о том, каким этот большой мир показался тебе.
— Мир артэонов я зацепил лишь куском. Зато с миром людей ознакомился на полную катушку. Знаешь. Жизнь жестока. И это странно, почему живя в Мерзлом лесу, мы с тобой сразу не поняли, не уловили этого.
— Мы просто слишком много мечтали. И сами выдумали себе мир, которого нет.
Как когда-то долгими ночами в Мерзлом лесу, они снова остались вдвоем под ночным небом. Рэвул посмотрел на небо, частично просматривающееся сквозь дымную завесу, нависшую над окружающими руинами. Угасающая луна проплывала на фоне ближней галактики Кратон-2 своим сиянием этой ночью раскинувшейся над головами. Для окружающего мира вне руин разрушенной до основания Армидеи ночь была тихой и прекрасной.
— Звезды, — глядя в небо заговорил Рэвул. — Вот что изменилось. Там в Мерзлом лесу я ими наслаждался. Они вселяли в меня надежду. Сейчас глядя на них я чувствую только холод. Что если там, вокруг нас, нет ничего живого? Что если там все то же самое?
— У тебя едет крыша Рэвул.
— Я знаю! Меня удивляет, что тебя это удивляет!
— Что будем делать дальше?
— Это решать не нам с тобой.
— Тебя нужно спасать. Я здесь для этого.
— Нет. Про меня нужно просто забыть!
— Пока не пробудилось твое чудовище идем со мной. Нет таких проклятий, которые нельзя разрушить. Давай доверим тебя артэонам, они найдут способ помочь тебе. Если кто и может спасти тебя так это только они.
— Нет только не к артэонам. Ты на самом деле ничего о них не знаешь. Все красивое и прекрасное в них ограничивается лишь их миром. Весь этот их треп о спасении мира и принесении всем просвещения это ложь. Пыль в глаза. Они не ведут этот мир к лучшему будущему, они разрушают его себе во благо. Красивое и свободное артэонское общество это одно, а вот жуткое артэонское правительство это совсем другое. Ими правят монстры, для которых защита собственных обществ единственное, что имеет значение, а остальной мир просто помойка. Они приняли тебя, ты стал частью их общества, и видел лишь их лучшую сторону, но мне этого не светит. Я попаду в руки их правительства. И что со мной сделают эти твои чудовища, представители нашей высшей цивилизации? Уж точно церемониться не будут. Заточат меня в кусок льда на тысячи лет? Будут резать, кромсать, изучать как чудище? Нет хватит. Меня уже резали, кромсали, хватит с меня этих ваших лабораторий. Лучше остаться свободным.
— Но будучи свободным, ты будешь разрушать мир.
— Не я а чудовище, скрытое во мне. Монстр, ставший расплатой для артэонов за их игры с судьбой. Я же типа жертва. Или нет?
— Ты жертва я не спорю, но Рэвул, ты должен помочь этому миру победить зло скрытое в тебе. Ты должен попытаться спасти свою душу...
— Да я только об этом и думаю. Но спасать свою душу мне удается только пока не приходит он. Ведь то зло, что во мне оно сильнее. Я стал всего лишь оболочкой. Забудь про меня. Уходи. Спасайся из этого гиблого места, а меня оставь.
— Нет, я пришел тебя спасти и без тебя никуда не уйду, — на глазах Рурхана проступили слезы.
— Он проснется и убьет тебя. Убегай, пожалуйста. Я уже не Рэвул, уже не твой друг. Я же говорю, я теперь все лишь оболочка.
— Ладно, пускай, — шмыгнул носом Рурхан. — Пусть просыпается чудовище и будь что будет. Пойми, я не могу бросить тебя здесь.
— Если он убьет тебя, я точно свихнусь. Если хочешь помочь мне то, пожалуйста, уйди. Ты не осознаешь того что скрыто во мне. Какое это зло. Я не могу ему сопротивляться. Я не могу его сдерживать, контролировать.
— Но ведь у тебя получилось. Когда ты увидел меня, что-то теплое в тебе зашевелилось, и ты стал собой. Иначе этой беседы бы не было, — подсев к другу Рурхан взял его за руку и попытался заглянуть в глаза.
— Нет. Чудовище ушло само. Он был обессилен, ему просто нужно было время, чтобы передохнуть. Восстановить силы. Поэтому он и спрятался во мне. Как Рэвул я теперь не имею значения. Я ничего в этом теле не решаю. Теперь я есть их легион. Я часть этого зла. И этому глупо сопротивляться оно все равно сильнее. Поэтому тебе лучше бежать. Скоро он наберется сил и вернется, — Рэвул смотрел Рурхану в глаза. — Меня не спасти. Да и о каком спасении для меня вообще может идти речь! Что меня ждет в этом мире? У меня никогда ничего не было, тебе это лучше меня известно. Мне некуда идти. Но ты нашел что-то для себя в этом мире. Стал счастливым, так и забудь обо мне, оставь меня здесь.
— Нет, никуда я не пойду, — снова заплакал Рурхан. — Не хочешь идти, значит, я останусь здесь с тобой и разделю положенную участь. Ведь я виновен в этом, а ты просто жертва. Это несправедливо. Это из-за меня нашего дома не стало! — крикнул Рурхан. Залившись слезами, он прижался к сидящему на земле Рэвулу. — Дома не стало. С тобой твориться черт знает что. Жизнь стала кошмаром...
— Чего ты так рыдаешь? — с жалостью и непониманием Рэвул смотрел на друга. — Погибший дом ты должен был оплакать давным-давно, а я не стою стольких слез! — улыбнулся он.
— Я ведь ничего не помнил. Не знал. Он заблокировал все мои воспоминания. Но, не зная как остановить тебя, предложил мне поговорить с тобой. Для этого открыв мне полную картину происходящего, я увидел все как есть. Я только сейчас переживаю, боль утраты дома... вижу, что случилось с тобой. То, что произошло... это ужасно.
— Но ты в этом не виноват. Ты хотел как лучше. Как бы...
— Меня просто использовали, обманули. А я как дурак поверил в то, что смогу принести эти дебильные 'свободу и просвещение' в наш дом. Но есть двери, которые не стоит открывать и углы, в которые не стоит соваться. Не всем по душе общие ценности. Есть общества, народы которые должны остаться неизменными, которые просто нужно оставить в покое. Ни к чему нашей маленькой простой Стране Волка была вся эта дебильная все усложняющая цивилизация. Я придурок понял эту истину только сейчас. И вообще, кем я возомнил себя, раз взялся решать за весь свой народ? Решил, что знаю как им лучше жить? Я просто полный идиот.
Тард следуя за сиянием ангела, вышел к тому месту, где беседовала парочка друзей. Увиденное его удивило. Он ожидал схватки с монстром, а вместо этого наткнулся на двух странных типов беседующих среди руин. Сначала он не понял что происходит, подумал, что его ангел ошиблась, но голосом в голове его богиня пояснила ему суть увиденного. Прячась за остатками какой-то колонны метрах в пятидесяти от них, Тард принялся их разглядывать. 'Ну и кто из них оборотень? Понятно, точно не тот, что в армидейской броне. Ладно, нужно действовать. Однажды я уже промедлил, и тварь осталась жива, из-за этого погибли уже тысячи бойцов. Нужно уже просто убить его, — посмотрев на сияющее лезвие меча, сам себе сказал он. — Но ведь он в человеческом обличии... — ненадолго задумался он. — Да пофиг!'. Заглушив сияние меча, в темноте тихо пробираясь через руины он двинулся к беседующей парочке. Чудовище в теле Рэвула, почувствовав приближение опасности встрепенулось. Еще недостаточно сильное чтобы полностью трансформироваться, не изменяя тела, только глаза окрасив в волчий цвет, оно взяло контроль над телом Рэвула. Чудовище в теле Рэвула резко подскочило, волчьими глазами уставившись на приближающегося Тарда. Рурхан не сразу понял что происходит. Лезвие меча в руках Тарда губительным для всех темных тварей Светом засияло в нескольких метрах от них. 'Кто вы?' — Рурхан вытерев слезы, пытался понять, кто это возник перед ними среди руин. Чудовище в теле Рэвула при виде губительного света, издало долгий и протяжный крик, а после прыжком отлетело на несколько метров назад. Глядя на Тарда волчьими глазами чудовище в теле Рэвула село на четвереньки и зашипело.
— Остановитесь. Не надо этого делать! — Рурхан встал на пути Тарда, который с сияющим мечом двинулся к Рэвулу с целью зарубить его.
— Отойди. Одна твоя жизнь стоит на пути спасения миллионов. Не надо сейчас шутить со мной. Если тебе дорога жизнь отойди, пожалуйста, — из-за силы которой его тело наполнил Дух, голос Тарда принял стальной безжизненный оттенок.
— Тогда давай, убей меня. Я не отойду. Он мой друг, последнее, что у меня осталось от дома!
— Это чудовище, которое нужно остановить.
— Но сейчас же это человек. В нем еще теплится что-то живое. Его еще можно спасти. Пожалуйста. Ты бы отошел, если бы речь шла о твоем друге? Самом лучшем в мире друге, самом близком человеке?
— Отвали! — Тард просто оттолкнул Рурхана, уронив его на землю, и неостановимо двинулся к монстру скрытому в Рэвуле. Им двигали только мысли о своей небесной госпоже. Его ангел, подставив себя под удар, даровала ему силы, чтобы он исправил свою же ошибку. Думая только о том, как не подвести доверие ее высочества в этот момент он лишил себя эмоций и стал вести себя как идиот. Внезапно у него на пути возникла его ангельская красавица. Неодобрительно кивая, она взглядом указала на Рурхана отброшенного Тардом в сторону, стукнувшегося головой о камень. 'Нужно оставаться человеком даже стоя на краю. Не становись чудовищем, не этого я от тебя хотела', — сказала она. Выругавшись про себя: 'Твою мать!' Тард вернулся к Рурхану.
— Да что с вами со всеми сегодня такое! Да вы что сговорились что ли! — воскликнул Тард, протягивая Рурхану руку, помогая ему встать. Уже второй раз что-то встает у него на пути в последний момент, не давая убить чудовище. — Не суди строго дружище. Сам понимаешь нервы сейчас у всех на пределе, — сказал он поднявшемуся с земли Рурхану. — Ладно! И какой у тебя план? Снотворное, транквилизаторы? Как ты собираешься остановить его, не убивая при этом? — Тард вопросом вогнал Рурхана в состояние ступора.
— Дай мне пять минут. Еще пять минут, и все. Пожалуйста! — срываясь криком, попросил Рурхан. Тард поняв, что у Рурхана нет никакого плана смотрел на него как на дурака, но ради своего ангела старался вести себя адекватно.
— Даю тебе пять минут только чтобы проститься с ним. Время пошло.
Чудовище в теле Рэвула, от губительного света скрываясь за спиной Рурхана увидев, что Тард остановился, тоже решило отступить. Все равно управляя телом Рэвула, оно не обладает достаточной силой. Оно решило снова уснуть, чтобы набраться еще немного сил и пробудиться в полной мере. Тем более подкрепление уже вызвано осталось только немного подождать. Чудовище отступило, глаза Рэвула стали человеческими, а тело рухнуло на землю. Твари, где-то там далеко штурмующие Цитадель вдруг все резко остановились. Крик, который издало чудовище в теле Рэвула при виде губительного для него света меча в руке Тарда, стал для них сигналом. Они услышали его, почувствовали своего прародителя, который находясь в опасности, призывал их сидя внутри Рэвула. Все твари, позабыв про Цитадель, огромным потоком хлынули через руины, они уже были на полпути сюда.
Рурхан двинулся в темноту, туда, где лежало тело Рэвула оставленное чудовищем. Рэвул придя в себя, поднялся с земли встав спиной к приближающемуся Рурхану, не желая смотреть на друга он уставился в темноту.
— Рурхан уходи, пожалуйста. Давай просто простимся и уходи. Отпусти меня, по-другому никак, — глядя в темноту молил он друга стоящего за спиной.
— Нет! Рэвул родной мой! Выслушай меня. Я виноват во всем кошмаре, что случился, поэтому я не могу, просто не имею права уйти. Выбирай. Или мы с тобой вместе уходим, пытаемся выбраться из этого кошмара вместе и наша судьба, какой бы ни была, будет общей. Давай просто возьмемся за руки, вспомним, что мы друзья, как тогда в детстве, когда мы гуляли по заснеженному лесу, и просто выйдем из этого ужасного темного места. Нужно заставить эмоции ожить в тебе. Мое присутствие может помочь, ведь я для тебя, как и ты для меня, один из самых родных людей в этом мире. Любовь, теплые эмоции, душевное тепло — то против чего Тьма бессильна. Если это не поможет и чудовище пробудится, значит тебя Рэвула, действительно больше нет. И если тебя нельзя спасти, то и мне в этом мире по справедливости делать нечего. Или на фиг все это. Мы не будем пытаться, и вместе просто остаемся здесь, — в ожидании ответа от друга стоящего к нему спиной Рурхан никуда не торопясь сел край лежащей рядом каменной глыбы. — Тебе решать.
— О каком спасении для меня ты говоришь! — стоя спиной, глядя в темноту ответил Рэвул. — Как же ты не понимаешь Рурхан. Я теперь чудовище, внутри меня живет жуткий монстр. Я... больше не я. Только если какой-нибудь славный воин срубит своим сияющим мечом голову оборотня, вот только тогда я обрету спасение. Смерть это единственное лекарство для меня. Я не держу на тебя зла, у меня нет к тебе претензий. Я тебя просто отпускаю, иди и будь счастлив. Но ты тоже должен отпустить меня, просто оставь меня здесь. Ну, если хочешь моего спасения прямо сейчас то отойди и дай сланому воину что стоит за твоей спиной снести мне башку... но к такому сейчас ни я, ни мое чудовище не готово. Как бы не была ужасна жизнь, а смерть все равно страшна. Думаю мне нужно помучиться еще, чтобы все окончательно решить. Да и нет у того славного воина шансов, также как и у тебя Рурхан. Ведь нет уже никакого меня, я часть их, все мы часть одного зла. Они не отпустят меня. Они уже сейчас идут за мной. Чудовище из моего тела призвало их. Они уже здесь. Пока Рурхан, я никогда тебя не забуду друг. Беги быстрее, спасайся, убегай отсюда, — Рэвул так и стоял глядя в темноту, его глаза в ощущении приближения оборотней снова стали волчьими засияв желтым светом. Волчьими глазами, повернувшись, он посмотрел на друга, пытаясь наглядно показать, что спасения для него быть не может. Глаза Рурхана расширились от страха, на подсознательном уровне он осознал, что Рэвула его друга уже нет.
Руины огласились рычанием, криками и воем сообщающим о приближении тысяч оборотней. Тард услышав надвигающихся тварей не дожидаясь окончания беседы, бросился на Рэвула, но чудовище снова овладев человеческим телом, еще не набравшееся сил для полной трансформации, резко прыгнуло вперед, растворившись в темноте. Тард, наделенный невероятной силой от Духа оттолкнувшись от земли, также прыгнул следом за чудовищем. В воздухе его сбил прыгнувший на него огромный черно-белый коренастый оборотень, в размерах во много раз, превосходящий остальных рядовых тварей. Это был оборотень из радгара, возникший из инфицированного человека-пса. Огромный оборотень повалил Тарда на землю, упав сверху. Получивший от Духа невероятную силу Тард, без проблем зарубил огромного оборотня, но тут на него налетела волна из тысяч обычных рядовых тварей. Двигаясь быстро, не уступая Нахирону по скорости, мелькая сияющим лезвием своего меча Тард, принялся рубить рядовых тварей, которые во имя защиты своего прародителя совсем позабыли про самосохранение.
— Видно эта никуда не ведущая беседа окончена, — оставшись в стороне холодным, лишенным эмоций голосом, сказал Рурхан. Это уже был Нахирон. Одев маску и шлем, став собой, оттолкнувшись от земли, он запрыгнул на вершину торчащей рядом трубы и, спрыгнув с нее, оттолкнувшись уже от воздуха, растворился в ночном темном небе. Пока рядовые твари, погибая, отвлекали Тарда, первородный оборотень трансформировался в сторонке и издал свой протяжный вопль только теперь писклявый, срывающийся визгом. После всех пережитых травм и регенераций, оборотень Рэвул был слаб, в итоге вместо огромного крепкого мускулистого монстра получился сухой вытянутый жутко выглядящий получеловек полу волк. Тард рубящий рядовых оборотней, услышав их вожака, просто оттолкнулся от земли и, взлетев вверх на десяток метров, приземлился недалеко от него. Первородный оборотень, увидев лезвие, наполненное смертельным для него светом, слабый и немощный, бросился бежать. Тард чье тело по воле Духа наполнилось невероятной силой, как какой-то супергерой, оттолкнувшись от земли, прыжком в десяток метров снова полетел следом за чудовищем. Он приземлился перед оборотнем, который едва успев затормозить, снова бросился бежать. По руинам и обломкам города Тард передвигаясь прыжками, преследовал убегающего монстра.
Убегающий монстр, пытаясь спастись от преследования через разлом в какой-то трубе, спустился в подземные коммуникации. Тард спрыгнул следом за чудовищем и, оказавшись в подземелье, вонзил в одну из стен свой меч, надавив на который, стену обрушил, завалив в это подземелье вход. Следующие за ними твари остались снаружи и понеслись искать другие входы в подземку. Тард снова оставшись с огромным оборотнем один на один, оказался в помещении, темном, заполненном какими-то извивающимися трубами, многие из которых были повреждены, из щелей в них били струи пара. От сырости под ногами повсюду были лужи, с потолка струями текла вода. Из-за Света наполнившего его тело он идеально видел в темноте, поэтому чтобы не выдать себя погасил сияние лезвия своего меча, решив попробовать застать тварь врасплох. Погасив сияние своего меча, он осторожно тихо двигался в полной темноте. Краем глаза он увидел чудовище. Слабое и немощное оно забилось в один из углов, закрепилось на потолке в готовности наброситься на Тарда сверху. Делая вид, что не заметил монстра Тард прошел мимо, но после резко бросился на него. Монстр, оказавшись зажатым в угол, от безысходности снося собой трубы, выпуская наружу идущий по ним пар и воду, бросился Тарду навстречу. Тард, вновь светом меча разогнав темноту, резанул монстра по грудине, случайно в процессе схватки отрубил ему ухо. И эти шрамы, нанесенные мечом, сияющим Великим Светом, не зарастут, поэтому можно сказать он нанес их Рэвулу.
Раненный мечом, сияющим Великим Светом, обезумивший от боли монстр бросился бежать. Снеся собой железную дверь, он вырвался из этого заполненного трубами помещения и понесся по коридору дальше вглубь подземных коммуникаций. Спасаясь от Тарда пробежав через сотни метров подземных коридоров, мимо остывших бездействующих странных некогда обеспечивающих город механизмов, монстр ворвался в большой зал, с зеркальными стенами освещенный светом тысячи световых кристаллов растущих на ветвях волшебных кристаллических деревьев. Это была теплица по выращиванию волшебных кристаллов в этом мире заменяющих собой лампы. Монстр бросился к двери, ведущей из теплицы дальше в лабиринты подземелий, но за ней начинались помещения секретных бункеров ведущих в Улей; секретные лаборатории, где алхимиками выращивались жуткие твари служащие живым оружием Армидеи. Поэтому зеркальная дверь, из странной теплицы ведущая в лаборатории входящие в Улей в виду секретности была уплотнена дополнительным железным люком с той стороны. Монстр не смог пробить эту дверь и продолжил безуспешно долбиться в нее. Поняв, что эту дверь не пробить, остановившись, медленно обернувшись, огромный оборотень увидел Тарда зажавшего его в этом тупике, обреченно со страхом посмотрев на лезвие меча, в его руке сияющее светом. Боясь вступать в схватку, бросившись напролом, монстр решил быстро пронестись мимо Тарда, решил попытаться удрать. Монстр понесся, казалось прямо на Тарда, но в паре метров от него затормозил, и бросился в сторону попытавшись проскочить сбоку него. Тард, когда оборотень, резко изменив курс, попытался пронестись мимо, постарался зацепить его сияющим лезвием меча. Монстр дабы спастись от столкновения с сияющим лезвием, резко ринулся в сторону, споткнулся, и покатился кубарем, снеся своей тушей, несколько сияющих кристаллами деревьев. Одна из кристаллических ветвей проткнула ему бок. С трудом монстр все же поднялся и, хромая, серьезно раненный, выбившись из сил, не зная, куда бежать дальше, как загнанный зверь ощетинился и зарычал. Тард, для которого это преследование было похоже на игру, не торопясь сначала пронаблюдал то, как чудовище свалилось, красочно снеся собой сияющие кристаллические деревья, затем, когда оно все-таки поднялось, он не спеша двинулся к нему. 'Все бежать дальше некуда. Наконец-то', — радуясь, предвкушая долгожданную расправу, списывающую с него предыдущие промахи Тард, торопился покончить с главным оборотнем. Монстр, с заметным страхом глядя на сияющее в руке Тарда лезвие меча, рыча, без сил для новой схватки попятился назад. Неожиданно зеркальная дверь, ведущая в Улей, которую до этого монстр не смог проломить, отварилась, из последних сил перепрыгнув через Тарда, громоздко шлепнувшись, тварь выбежала в нее, хромая, рыча от боли умчавшись по освещенному аварийным красным светом коридору. Из двери, в которую убежало чудовище, в зеркальную теплицу, наполненную ярким светом тысячи световых кристаллов неожиданно для Тарда, вошел заточенный в стальной костюм командующий Кэлос. Дверь автоматически закрылась за его спиной. Тард снова почувствовал на себе его неприятный взгляд.
— Ну и что это? Так серьезно обиделся из-за того что я теперь командующий?! — иронизировал Тард.
— Прости Тард, но я не могу позволить тебе уничтожить монстра. Только не сейчас, — был полностью серьезен Кэлос. Его голос из-под стальной маски звучал с механическим оттенком.
— Что это за злодейский план. Предательство?
— Нет как раз наоборот. Он уже давно уговаривал меня это сделать. Прийти в это место в это время. Он говорит, что разрушения и жертвы, которые принесет чудовище, пойдут Преферии во благо, оздоровят ее. Что только на руинах те, что выживут, смогут построить новый мир, лишенный несовершенств старого. Но знаешь что? Пошел он! Я уже четко различаю, где мои мысли, а где его голос, звучащий в моей голове. Но теперь, когда моя родная Армидея обращена в руины, фактически уничтожена, я вынужден согласиться с ним в одном. Путь Проклятия Таргнера не должен закончиться в здесь, чудовище должно двинуться по этому миру дальше. Чтобы наша участь постигла всех остальных, тех, кто в этот темный час не пришел к нам на помощь, не помог пережить эту бурю. Следом за нами это проклятие должно добраться до СБК. Белокаменные уроды должны познать безумие Проклятия Таргнера.
— Стоя на краю все, что ты можешь так это утащить кого-нибудь с собой, так хотя бы веселее. Так ведь Кэлос?!
— У тебя была возможность остановить чудовище, Тард. Еще в самом начале, когда моя Армидея была цела и потом, когда ее еще можно было восстановить. Но ты не остановил проклятие, когда это имело смысл. А сейчас, когда Армидея уничтожена и ничего уже лично для меня не имеет значения, останавливать чудовище уже бессмысленно. Теперь уж лучше пусть тварь двинется дальше и как говорит мой безумный Дух: 'Пусть это чудовище станет уроком для артэонов'. Чтобы все остальные и самое главное эти предатели из СБК прошли через то же что и мы. В итоге все произошло, так как и сказал Дух. Мы не в силах что-либо исправить.
— Но ведь ты понимаешь, что я не могу согласиться с тобой? И пока во мне сияет великая сила, которой мой прекрасный Дух меня наполнил, я должен остановить чудовище, — глядя на сияющее белым светом лезвие своего меча говорил Тард. Чувствуя колоссальную силу, которой его наделила Солофия, сам себе он казался непобедимым.
— Он, твой Дух, ну или 'она'. Она же ведь использует тебя...
— Нет, ее высочество моими руками пытается спасти наш мир. Мне повезло с Духом... в отличие от тебя. Ее высочество прекрасна и добра. А глядя на тебя, вернее на то во что ты выродился, сразу видно, что твой высший покровитель не источает должной любви ко всему живому. Вот ты действительно марионетка, вернее просто покорный монстр в руках своего Духа.
— Действительно тебе повезло с 'ней'. За тобой стоит адекватный Дух — это все что нас различает. Надеюсь, ты осознавал что имеешь. Но твой Дух один из тысяч, он не решает ничего. Нашим миром правят совсем иные сильнейшие из них. Все мы в этом мире под их контролем, под колпаком, марионетки, крысы, мечущиеся в их лабиринте. Ты и не подозреваешь, но и сейчас ты мечешься в лабиринте, расставленном Духами. В этом мире нам от них не спастись. Все здесь в их власти. Ты что думаешь, что происходящее сейчас происходит само собой, без воли Духов? Нет. Они уже давно все решили, судьба Армидеи уже предрешена. Ты ничего не сможешь исправить. И я стою там, где должен. Прости, но я не могу отойти с твоего пути.
Тард бросился на Кэлоса, спустя несколько мгновений его бездыханное тело, с грохотом стальной брони рухнуло на пол. Все произошло очень быстро. Кэлос, ловкий, хладнокровный убийца, выращенный Духом как личное чудовище, прозябающий на полях битв дикого юга, куда более профессиональный и опытный чем Тард. Он быстро и ловко свернул Тарду шею, так что на первый взгляд было трудно понять, что вообще произошло. В теплице с зеркальными стенами освещенной кристальными деревьями наступила тишина. Сияющее светом лезвие погасло в руке убитого Тарда, стоящий рядом с его бездыханным телом лишивший его жизни Кэлос недовольный своим поступком опустил голову. Неожиданно лезвие в руке мертвого Тарда снова налилось светом, какая-то неведомая сила забурлила в его теле. Его глаза налились светом, его мертвое тело медленно и неуклюже поднялось с пола. Поднявшись, глазами, сияющими ярким светом 'разгневанный' Дух из тела Тарда смотрел на стоящего рядом Кэлоса.
— Не торопись мараться Солофия, — сказал Кэлос Духу, смотрящему на него из сияющих светом глаз поднятого тела Тарда. — Я сыт по горло этим миром. Хватит с меня Духов. Я ухожу! — с этими словами Кэлос замер, его тело, заточенное в сталь, сначала опустилось на колени, затем со стальным грохотом расстелилось на полу. Он самоотключился.
Яркий свет, струящийся из глаз мертвого Тарда, погас, светлая энергия, наполнившая его тело, перестала бурлить внутри. Его мертвое тело уже окончательно упало на пол, а управлявший им Дух, выйдя наружу сгустками света, материализовавшись в физическом пространстве, остался стоять. Солофия в облике своего прекрасного ангела, скроенном из фантазий Тарда, возникла в физическом пространстве. Она склонилась над телом своего возлюбленного воина. 'Она' могла бы все исправить, спасти его, еще было не поздно, но оставшись Духом, решила воздержаться от этого безумного для себя шага. Тела смертных просто игрушки в руках Духов, вернуть жизнь в смертную оболочку для этих существ было проще простого. Нет, конечно, возвращение к жизни умерших это наглое нарушение всех разумных рамок, фактически вызов богу, но Духи об этом видимо давно и напрочь позабыли. И сейчас для Солофии не составило бы проблем вернуть Тарда к жизни, но она предпочла воздержаться. Глядя на его мертвое тело она фактически выбирала между разумностью и безумием. Вернуть его к жизни это значит увязнуть в образе своего ангела, фактически признать свою любовь к нему, дать этому чувству волшебным немыслимым образом в ней возникшему разрастись внутри, стать глупой девочкой влюбленной в этого смертного. Но 'она' или вернее оно решило проявить разумность, загубить все в зачатке и остаться холодным, лишенным эмоций Духом, со стороны смотрящим на этот мир.
Но тех незначительных ростков этого теплого прекрасного чувства что в нем все же возникли, хватило чтобы оно еще оставаясь Солофией неконтролируемо испытало вполне явную внутреннюю боль. На доли секунды она ощутила свою невозможность без своего любимого воина, ощутила боль утраты подобно смертной, что стало расплатой за ее заигрывания с судьбой. В облике прекрасного ангела она беспомощно прижалась к мертвому телу Тарда. Все произошло слишком уж быстро и неожиданно, казалось, ведь еще мгновение назад он был жив и ни к чему были все эти сложности. Дух будто пытался смириться с тем, что видит. В следующую секунду все помещение затрясло. Все хрустальные деревья в этой теплице рассыпались и их осколки завертелись огромным вихрем. Будто выражая недовольство Духа все вокруг загудело, загрохотало, замерло в ожидании уничтожения. Зеркальные стены пошли трещинами, все тряслось, содрогалось как во время мощнейшего землетрясения. С нарастающим грохотом надвигался мощный взрыв в огне, которого должно погибнуть все вокруг, так Дух, разом наплевав на все разумное, решил вплеснуть свой 'гнев'. Будто потеряв любимого и поэтому, разгневавшись на весь мир, ненавидя себя за сложный выбор, теперь готовая все вокруг уничтожить, будто с горя, странный Дух, в облике ангела болезненно переживая смерть Тарда, сильнее прижалась к его мертвому телу.
В последние секунды перед непоправимой катастрофой зеркальный потолок теплицы разлетелся. В помещение, проломив потолок, ворвалось огромное крылатое чудовище с кожей лунного голубого цвета. Лунный Демон — одно из физических воплощений Духа Аркея хранителя Армидеи. На коже вдоль рук, на торсе белым светом у него сияли руны, морда была вытянутая и зубастая, имелись торчащие острые уши и огромные перепончатые крылья, развивающиеся за спиной. Лунный Демон замер глядя на Солофию, которая не желала отпускать тело Тарда. 'Остановись. Не делай глупостей', — раздался громогласный голос среди грохота в окружающем пространстве, разрушаемом гневом Солофии. Вместо ответа по щеке ангела скатилась слеза, все было гораздо хуже, чем можно себе представить. Солофию было не остановить, ее гнев был реальным. В вихре осколков разрушенной теплицы световых кристаллов, в пространстве проскочила пара белых искр за доли секунды, переросших во взрыв белой невиданной по мощи разрушительной энергии. Лунный Демон бросился к обезумившему ангелу. Своими когтистыми лапами, гигант взял ее на руки и крепко прижал к себе. С Лунной площади было видно, как из земли где-то там, среди руин сначала вырвался поток белой разрушительной энергии, а следом подобно тому, как Аркей прижал к себе обезумившую Солофию, поток белой энергии обволокла голубая пелена другой подавляющей энергии. Обвитый голубой пеленой, под ее давлением поток белой разрушительной энергии погас. Дух Аркей не дал Солофии уничтожить все вокруг.
Оба Духа исчезли, все затихло. А тело Тарда так и осталось лежать в полной темноте где-то в армидейских подземельях присыпанное осколками зеркал и кристаллов. В какой-то мере его мечущаяся душа нашла для себя подходящий удел. Он умер молодым на стыке сияния своей славы и начала ее угасания. Своеобразно спасся от тени наступающего забвения. Теперь для всех он навсегда останется добродушным бесстрашным воином, идеалом, к которому будут стремиться. Для всего мира он навечно останется командующим обороной Армидеи до последнего выполнявшим свой долг, сложившим голову ради победы. Разумеется, битва была полностью провалена по всем фронтам, это был проигрыш, фактически полное крушение обороны Армидеи. От города остались одни руины. Но в артэонском сообществе эту битву оценят иначе. Никто из союзников на помощь Армидее не пришел, ее оставили одну, дали врагу ее уничтожить. Артэонские правители в этот час предпочли позабыть о всякой необходимой разумности, трагедию Армидеи никто не предотвратил. Все крупные артэонские империи просто отвернулись, пустив дело на самотек. Ситуация с Армидеей наглядно показывала иллюзорность артэонского мира, артэонского единства, глобального братства о котором артэоны так любят говорить. Становилось понятным, что и артэоны вопреки всей своей разумности такая же совокупность разрозненных обществ со своими интересами и внутренними конфликтами, никакого артэонского разумного братства нет, единый артэонский мир лишь иллюзия. В попытках отвлечь свою общественность от трагедии Армидеи наглядно показывающую отсутствие единства и разумности в политике артэонов, правители артэонского мира дадут искаженную оценку этим событиям, опять задурят головы своим подданным. Уничтожение Армидеи официально назовут величайшей катастрофой артэонского мира, случайностью которой никто просто не ожидал. Якобы ничего не предвещало такого исхода событий, армия Армидеи, как и система ее обороны была крепка и по всем расчетам должна была выдержать нападение диких людей-волков, но в результате ряда катастрофических неудач, вопреки всем расчетам город пал. В общем как обычно: 'Никто такого не ожидал, все как-то само собой произошло. Но произошедшее стало трагедией и все что теперь мы можем так это скорбеть о ней'. Грубо говоря, Армидею просто слили, никому она оказалась неинтересна и невыгодна и как следствие не нужна. А те, кто согласились помочь, те заломили слишком высокую цену.
Солдат армии Армидеи силами пропаганды выставят профессионалами, героями которые отчаянно погибали в попытках остановить врага, жертвовали собой. Для отвлечения общественности от деталей, особое внимание прикуют к личности Тарда, сделав его для всех безупречным и идеальным воином, ведь этому миру нужны герои. Пропаганда скроет все его грехи и недочеты, мир запомнит его идеальным. Командующим обороной Армидеи до конца выполнявшим свой долг. Он умер молодым в рассвете сил и славы и не прожил долго, не успев превратиться во всеми забытое нечто — то чего он больше всего боялся в жизни. Как бы это глупо не звучало, но такая смерть даровала ему воплощение мечты — всеобщую славу и вечную память.
Где-то среди развалин огромного склада живого оружия называемого Улей, среди стеклянных капсул в которых огнем спеклись тела разных тварей, оборотень выбрался наружу. Стоя среди руин воем он призвал всех рядовых оборотней мечущихся в округе, ищущих его. Собравшись вместе оборотни, окружив своего прародителя, прижались друг к другу. Став единой огромной массой, выровняв ритм биения своих сердец, ненадолго они замерли, будто уснули. В результате единства со своим вожаком, по воле какой-то волшебной силы все увечья и шрамы на телах рядовых тварей быстро заросли. Спустя несколько минут первородный оборотень издал протяжный вой, рядовые твари встрепенулись, будто проснулись. После странной совместной релаксирующей процедуры, восстановившись, с новыми силами, единой ордой в несколько тысяч оборотни следом за своим прародителем двинулись к Цитадели.
На Лунной площади пока оборотни отступили, происходила своеобразная перегруппировка. Всем солдатам спешно оказывалась медицинская помощь, те, кто стояли у края, отбивая нападки ползущих по стенам оборотней, шли передохнуть. В светлом в эту ночь небе над головами солдат пронесся Нахирон. Отталкиваясь от воздушной массы как от воды, он немного не рассчитал и, пролетев над Лунной площадью, врезался в здание ЦентрЦитадели. От удара на высоте в сотне метров над землей раздался треск его железной брони. После столкновения со стеной, быстро выровнявшись, он как пушинка беззвучно приземлился на площадь. 'Где оставшиеся командиры, генералы?' — без объяснений, сходу спросил он у окружающих солдат удивленных его эффектным появлением. Из массы солдат занимающих площадь к нему вышли два генерала отмеченные черными плащами, свисающими за спинами. Генерал Касмий остался в стороне, с опаской глядя на Нахирона из-за спин солдат.
— У меня что-то вроде разведданных. Твари собираются среди руин вокруг своего предводителя. Тард потерпел неудачу. Его больше нет. Во всяком случае, жизненные процессы в его теле остановились, это я почувствовал точно. Следуя за своим предводителем, они придут волной новой атаки и прорвутся на площадь, — сообщил генералам Нахирон.
— Это было ожидаемо, — ответил один из генералов. — Это конец. Идемте запускать телепорты.
— Какие это телепорты вы собрались запускать? — подошел к ним Касмий. Он старался держаться от неизвестного Нахирона на расстоянии.
— Неужели непонятно. Не будет никакой победы единых артэонов над Тьмой. СБК на помощь не придут. Остальные артэоны про нас забыли. Более того я уверен что они желают нашего уничтожения. И я не удивлюсь, если эти сумасшедшие белокаменные стратеги все это каким-то образом и организовали только чтобы уничтожить нас. Мы проиграли битву, наша армия разбита, от города остались только руины, мы в шаге от коллективного решения о полном самоуничтожении. Нужно звать райнонцев. Армия Райноны изначально выказывала желание помочь нам. Они и сейчас где-то там наготове сидят и только ждут, когда мы запустим телепорт, позовем их.
— Ведь вам известно, что райнонцы потребовали взамен своей помощи? Их требования чрезмерны и недопустимы. Они отберут у нас суверенитет, лишат нейтрального статуса. Превратят в свою очередную тупую марионетку вроде СБК. Лишиться самостоятельности для нас как для государства это все равно, что погибнуть, уж вы должны это понимать товарищ генерал, — сказал Касмий. — Если мы — те, кто отвечают за оборону, не справились со своими обязанностями, позволили врагу все уничтожить, значит, остается только принять результаты своего поражения какими бы они ни были.
— Ты безумен Касмий. Наша задача сохранить гражданское население, что спит в акрополе и неважно какими методами. На краю перед погибелью, думаю бессмысленно рассуждать, что важнее суверенитет или жизнь. Призвав райнонцев, мы выживем, это главное. Мы спасем гражданское население. Несколько миллионов артэонов, они и есть Армидея, а эти руины вокруг это просто разрушенная упаковка.
— Я чувствую страх в ваших словах товарищ генерал. Не о спасении гражданского населения вы думаете, а просто боитесь смерти. Для вас главное 'выжить'. Все от того что в сложившейся ситуации вы мыслите как человек. Я же предлагаю вам сейчас взглянуть на мир глазами артэона, убрав эмоции на второй план. Как разумные существа мы всегда осознавали свою неизбежную погибель. Мы всегда знали, что этот час может наступить и всю жизнь как артэоны себя к этому готовили. Город уничтожен, враг угрожающий мирному населению не устранен, пробуждение, возврат к мирной жизни при условии не устраненной опасности невозможен. В окружающей обстановке продолжение существования Армидеи ставится под вопрос и если на то пойдет, как разумные существа способные смотреть на мир без эмоций, все проанализировав и взвесив мы должны принять решение о самоликвидации, а не метаться, пытаясь цепляться за жизнь. Давайте останемся разумными. И если единственный выход из сложившейся ситуации это самоуничтожение, то пусть так оно и будет, — хладнокровно пояснил Касмий. Пристыженный генерал, осознав, что слишком уж увяз в эмоциях, не стал ничего отвечать, позабыв про свои телепорты, он просто ушел к краю площади, к солдатам.
— Враг наступает! Все по местам! — кричали дозорные с края площади. Все, включая Нахирона и Касмия, двинулись туда.
По дну огромного рва мощным черным потоком оборотни хлынули к Цитадели. Двигаясь во главе своего волчьего легиона, оборотень Рэвул стал быстро карабкаться по стене. Твари, двигаясь за предводителем, будто становились быстрее и сильнее. Одним единым черным потоком они быстро хлынули по стене вверх.
В последующем в ходе распространения 'оборотничества' как явления по этому миру, и соответственно изучения данного явления учеными этого мира, будут выделены два состояния существования оборотней. Первое это 'пассивное оборотничество'. Это те самые оборотни, о которых все знают из сказок и легенд. Укушенные оборотнем или как будут говорить — инфицированные оборотничеством люди, которые каждую ночь превращаются в ужасных полулюдей полу волков. Днем они живут, как обычные люди, а ночью превращаются в чудовищ и теряют над собой контроль. Второе состояние оборотней это так называемая 'Стая'. Когда оборотни, двигаемые заложенными в них Тьмой инстинктами, объединяются вокруг одного из семи первых оборотней, или же вокруг огромного истинно первородного оборотня Рэвула. Огромной стаей, двигаясь за своим вожаком, оборотни становятся сильнее, их тела регенерируют быстрее. И главное в составе Стаи оборотни могут оставаться в обличии монстров, сколько угодно не обращая внимания на смену дня и ночи. Штурмуя Цитадель, двигаясь за первородным сбившись в свою непобедимую Стаю, оборотни потоком хлынули на площадь.
Первым залетел огромный оборотень, раскидывая солдат, он расчистил дорогу рядовым тварям, что следовали за ним. На пути огромного оборотня снова встал Нахирон. Быстрый и ловкий своим двойным мечом он отбивал удары когтистых лап оборотня Рэвула, одновременно успевая отбиваться от нападок рядовых тварей. Пытаясь ударить Нахирона лапой, оборотень получал очередной порез. Нахирон превосходящий в скорости отсек огромному оборотню несколько пальцев на огромной лапе, затем рассек горло. Схватившись за шею, задыхаясь, огромная тварь повалилась на землю. Воспользовавшись парой секунд, Нахирон с третьего удара мечом отрубил твари руку, и с ней подпрыгнув, оттолкнувшись от воздуха, он отлетел в сторону, подальше от места прорыва оборотней. Его целью было увести огромного оборотня, представляющего основную опасность, подальше от места битвы, чтобы дать солдатам возможность сдержать рядовых тварей потоком прущих на площадь. Он сильно удивился, когда огромная черная лапа в его руках стала человеческой рукой Рэвула. Горло огромного оборотня заросло, лишенный руки он, пришел в себя и жутко злой и рассвирепевший по запаху бросился за своей отрубленной рукой, вернее за унесшим ее Нахироном по площади, разбрасывая попадающихся на пути солдат. Нахирон добежав до края площади подразнив бешеного монстра его отрубленной рукой, спрыгнул вниз. Монстр бросился за ним следом. Выбросив руку Нахирон снова сконцентрировавшись, сумел оттолкнуться от воздуха и взмыть вверх, увернувшись от лапы проносящегося вниз монстра. В итоге Нахирон оказался на краю площади, а обманутый им монстр расшибся, упав с большой высоты. С края площади глядя вниз он понимал, что тварь неизбежно очнется и вернется на площадь, времени было мало. Он бросился туда, где обороняющиеся солдаты пытались сдерживать поток тварей проникающих на площадь, решил помочь им. Неожиданно конструкция Цитадели под ногами, под Лунной площадью загудела. Огромная Цитадель где-то внутри пришла в движение, было слышно, как внутри нее заработали какие-то механизмы. Само здание ЦентрЦитадели укрытое панцирем стальных щитов, осветилось аварийными красными фонарями. Нахирон остановился, понимая, что это не к добру. Многие из солдат также замерли беспомощно глядя на шпиль Цитадели озаренный красным аварийным светом. 'Нет только не это!' — не верил в происходящее кто-то из потрепанных боем солдат. Генерал Касмий, наверное, единственный воспринял неизбежное совершенно спокойно. 'Внимание. Оборона признана проваленной. Принято решение о самоуничтожении. Всем уцелевшим артэонам занять свои места в акрополе', — огласила площадь запись голоса Арми. Отварились одни из врат Цитадели, оттуда блистая чистой не знавшей битв броней, вышли солдаты роты почетного караула, обеспечивающие охрану артэонского акрополя.
— Что случилось? — кто-то из потрепанных оборотнями уставших от боя солдат спросил у вышедших из Цитадели элитных караульных.
— Все, вроде как полное уничтожение. Вам всем выжившим велено спуститься вниз в акрополь. Там вы получите возможность последний раз увидеть своих родных и близких. Проведете последние секунды жизни с родными, это единственное что Дух для вас может сделать, — ответил командир почетных караульных.
Караульные, выйдя на площадь целой ротой, обеспечили охрану открытых врат в Цитадель. Солдаты стали спешно покидать площадь, вбегая в внутрь Цитадели. 'Оборона прорвана. Отступаем. Уходим в акрополь!' — кричали командиры. Пока задние ряды покидали площадь те, кому не посчастливилось оказаться на линии столкновения, были вынуждены прикрывать отступление, умирать, пытаясь сдержать поток оборотней. 'Не бежим, как стадо, а планомерно отступаем. Те, что в первых рядах бейтесь, не давайте тварям прорваться! Если они еще и в Цитадель проникнут, то это будет полный трындец, наша полная бессмысленность!' — крикнул кто-то из уцелевших офицеров, прежде чем оборотни повалили его на землю. Солдаты элитного караула, вооруженные луками, рядами выстроившись у врат в Цитадель, прикрывали отступающих градом стрел с взрывными наконечниками, распахивали ряды тварей взрывами. Нахирон, как и некоторые другие солдаты оказался перед сложным выбором. Стоит ли покидать площадь? Ведь битва как таковая еще продолжается, солдаты еще бьются. Быть может, стоит остаться и биться до конца? Ведь путь в акрополь, который скоро взлетит на воздух, это билет в один конец, все равно, что шагнуть в сторону смерти. Но в отличие от остальных безумцев, которые не прочь остаться биться до конца, в случае с Нахироном все оказывается намного проще, он недолго прибывает в раздумьях. Если это последние мгновения, то единственное что сейчас кажется наиболее разумным или наоборот неразумным, так это увидеть ее в последний раз. Вернее дать Рурхану с ней попрощаться, а самому как обычно понаблюдать со стороны. Ведь если ее не станет, то значит, и Нахирону некуда будет идти в этом мире. Он как машина утратит цель и станет бесполезным. Следом за отступающими солдатами он покинул площадь, вбежав в Цитадель.
Последние солдаты спешно покидали площадь, в их потоке бездвижно замерла одна заблудшая душа. Невысокий солдат, за спиной которого развивался черный генеральский плащ. Генерал Касмий, наверное, впервые был расстроен, да так что это читалось по его холодному лицу.
— Касмий идем! — окрикнул его один из нескольких уцелевших генералов.
— Идите. Мне там не будет места, — ответил Касмий глядя на оборотней добивающих обороняющихся солдат и постепенно приближающихся к нему черным потоком.
— Он спятил. Бежим! — кричал своему другу генералу какой-то полковник, оттаскивая его от Касмия.
Солдаты пробегали мимо, а Касмий стоял не двигаясь. Когда эвакуация солдат с площади почти закончилась, вынув меч, Касмий двинулся навстречу оборотням. Твари потоком просто снесли его. Прикрывая отступающих солдат, в бой вступили защищающие вход в Цитадель бойцы элитного караула. В последние секунды на площадь снова забрался огромный оборотень Рэвул, издав свирепый рев, он ломанулся к открытым вратам в Цитадель. Убедившись, что на площади больше не осталось солдат, обрушив на тварей волну стрел с разрывными наконечниками, две из которых угодили главному оборотню в голову, бойцы элитного караула вбежали внутрь. Огромные врата Цитадели быстро захлопнулись, оставив оборотней снаружи. Рассвирепевший оборотень Рэвул лишенный руки, с разбитой разрывными стрелами головой, врезался в ворота, но они оказались ему не по зубам. Твари, издавая рычание и визг, заполонили всю Лунную площадь, оборотень Рэвул продолжал безуспешно долбиться в ворота. По темным, местами обесточенным или освещенным аварийным красным светом коридорам Цитадели солдаты спешно спускались в телепортирующий шлюз, гудящие лучи телепортов, которого отправляли их в расположенный глубоко под землей артэонский акрополь. Нахирон следовал в потоке солдат.
Где-то во сне у Кристины, в ожидании погибели друзья избавившись от эмоций, мрачные и безжизненные, сидели в мертвой тишине. Теперь они разумно без эмоций смотрели на мир, то есть уже не жили, остались лишь пустыми оболочками. Селина уже рассматривала свои руки, не понимая как можно жить в таком странном теле, остальные мрачно молчали, пустыми глазами зависнув в одной точке. Окружение, будучи частью контролируемого сна подстраиваясь под настроение создателя также помрачнело. В темной мрачной версии Фиалкиной гостиной, погружающейся в полную темноту, где-то во сне без надежды на возращение в реальность всех мучил лишь вопрос 'когда?'.
— Ну что? — холодным, лишенным эмоций голосом спросила Кристина. — Быть может, уже хватит ждать? Давайте просто закроем глаза и уйдем прямо сейчас?
— Давайте, все равно ничего уже не имеет смысла, — также лишенная эмоций неузнаваемая ответила за всех Селина. Друзья закрыли глаза, погрузившись в темноту своих сознаний в поисках условного тумблера щелкнув который каждый из них просто отключит себя, в одну секунду перестав существовать в этом мире.
Иллюзия гостиной Фиалкиной квартиры разрушалась, погружаясь в темноту. Неожиданно, в последнюю секунду нарушив тишину мрачного предсмертного царства, в подъезде послышались быстрые шаги, что казалось невозможным, ведь друзья затерялись где-то во сне. Кто-то, пытаясь успеть, пока не разрушилась иллюзия, погружающаяся в темноту, поднимался по лестнице стирающегося подъезда. Звук шагов, резко нарушивший мертвую тишину, заставил всех уходящих на тот свет друзей встрепенуться, открыть глаза, как-то отреагировать, будто ожить. Дверь в гостиную открылась, будто принеся с собой жизнь, внутрь ворвался Джейсон, дышащий полной грудью, распираемый радостью и счастьем от встречи с друзьями. Он выглядел, так как привык себя видеть, глядя в зеркало в те дни, когда был дома. Улыбка быстро сошла с его лица. Хоть все заволакивающая, разрушающая иллюзию сна темнота из-за его вторжения отступила, контуры гостиной Фиалки снова проступили, все же окружающая зависшая казалось в воздухе мрачность, и холод царящей атмосферы ощущались кожей. Друзья продолжали сидеть, его не замечая. 'Кристина... что происходит?' — не на шутку испугался он.
Услышав имя, первой отреагировала Кристина. Ее безжизненный взгляд, скользнув по комнате, остановился на Джейсоне. Такой шок не мог не заставить эмоции встрепенуться в ней. Ее глаза моментально ожили, по щекам потекли слезы. Она просто неконтролируемо вырвалась из своего забвения. Став самой собой она задрожала не в силах поверить в то, что видит. Вопреки всякой логике и разумности, не понимая, что происходит, каким образом Джейсон оказался здесь, резко подскочив, она, бросилась к нему.
— Что это такое? — сжав ее в объятиях, серьезно спросил Джейсон. Он сразу понял, что происходит и кто в этом виноват.
— Прости, я думала, что больше не увижу тебя. Думала нам всем конец. Мы решили отказаться от эмоций... уйти...
— Вы решили или ты решила?
— Прости, я думала, тебя нет. Думала, мы больше не увидимся... — по ее щекам потоком лились слезы.
— Решила, что больше не увидишь меня, отреклась от жизни и утащила вместе с собой малышей в холодную бездну без эмоций. Чуть не убила их. Зайка, но как так? Они же малыши и полностью зависят от тебя. В такой час ты должна окружить их любовью как никогда, бесконечно говорить им что все хорошо, вместо того чтобы заранее убивать. Ведь ты та кто отвечает за них, кому они слепо верят и за кем идут. Вместо того чтобы держаться ради них ты все решила уничтожить? — внутренне он удивлялся тому, как же она на самом деле холодна.
— Мне было больно без тебя. Я пыталась сбежать от эмоций колющих душу, — продолжала рыдать она.
— Ты что малышка! — улыбнулся он, нежно прижав ее к себе. — Помнишь, ты сама как-то сказала мне о том, что есть наша жизнь. Да, мы артэоны существа способные контролировать свои эмоции в людей лишь играем. Ты что забыла? Наши личности это как примеренные костюмы, которые мы способны понемногу перекраивать. Человеческая жизнь для нас как игра, которая по нашему желанию может в любой момент закончиться. На самом деле мы не живем, а просто осознанно жизнь имитируем, но эмоции при этом ощущаем настоящие. С одной стороны это все для нас всего лишь игра с другой вполне серьезная реальная жизнь. Мы радуемся, грустим, мы живем. Зачем от этого бежать? Если радость мы всегда проживаем в полной мере, то значит, также должны проживать и боль. Это естественно.
— Жизнь без тебя для меня становится мукой...
— Ты должна жить хотя бы ради малышей. Я же тысячу раз просил тебя об этом.
— Прости. Я идиотка. Я не знаю, почему так повела себя. На такое обрекла малышей... — она ужасалась сама себе.
— Нет, на самом деле ты просто глупенькая! Моя маленькая глупенькая девочка, — он прижал ее к себе покрепче, она улыбнулась сквозь слезы. Размывающая ее сон темнота полностью отступила, если до этого все было нечетким и черно-белым, то сейчас обрело цвета в полной мере.
Джейсон обратил внимание на малышей. Держа под руки Алексу, все трое в нерешительности замерли в нескольких метрах от них, их глаза также ожили. 'Джейсончик?!' — осторожно спросила Фиалка.
— Иди ко мне моя малышка! — он крепко обнял порхнувшую в его объятия Селину. Следом подошли Алекса и Хьюго. Все, в шаге от конца замирая от счастья, дружно прижались к Джейсону, принесшему с собой жизнь и радость, развеявшему заволакивающую собою этот сон темноту смерти. Алекса удерживая Хьюго за руку, не дала ему остаться в стороне, Джейсон сам прижал к себе стеснительного друга. После холода забвения в тепло эмоций было приятно вернуться. Только Кристина, чувствующая себя виноватой перед маленькими друзьями, целовала их, гладила, прижималась к ним, продолжая лить слезы, будто пытаясь заслужить прощение. 'Да брось ты! Успокойся! Мы же сами пришли сюда', — успокаивала ее Алекса.
— Получается ты нас спас! А то, оставшись в последние мгновения без эмоций, мы решили уйти... Это было очень страшно. Смерть это... заволакивающая собою все темнота... — сейчас ожив малышка Селина, приходила в ужас, вспоминая, то каким жутким существом она стала, лишившись эмоций в этот тяжелый час. Как и всех друзей ее сейчас распирал жуткий страх от понимания того что если бы Джейсон не пришел она сейчас была бы уже мертва, ведь в том холоде лишенного эмоций состояния она была уже в шаге от самоотключения.
— Я спас вас от Кристины! — пошутил Джейсон, за что получил от любимой упрекающий взгляд. — Шучу. Знаешь малышка, — прижал он к себе Селину покрепче. — После всего пережитого кошмара я могу сказать точно только одно. Мы, наша любовь... гореть мне в аду за эти девчачьи слова — это главное что у нас есть. Глупо в последний момент от этого отказываться, убивая себя заранее. Давайте лучше останемся самими собой. И если смерть настигнет нас, то мы встретим ее смешной непоседой Селиной! Божественной красавицей Алексой, нелюдимым Хьюго. И с виду мрачной, — прижал он к себе Кристину, — но внутри теплой и доброй нашей умницей Кристиной! — Он заставил даже немного покраснеть свою мрачную красавицу.
— Бредово конечно! Но сейчас, когда от переизбытка теплых эмоций мы все равно, что пьяны, сойдет, — Хьюго прокомментировал слова Джейсона за что, конечно же, получил шуточный подзатыльник на этот раз от Селины.
— Лучше скажи, что с тобой происходит в реале? — спросила у Джейсона Алекса.
— Последнее что помню, мельком, это госпиталь. Туда меня принесли с ранением. И видимо там я потерял сознание. Потом мое тело вероятно было встроено в акрополь и заморожено, поэтому я оказался здесь с вами. Но зачем если всему конец?
— Чтобы мы остались людьми, — улыбнулась Кристина.
В центре разрушенного города, вблизи Цитадели откуда-то из-под земли доносился мощный механический гул с каждой секундой усиливающийся. Где-то там под землей разогревалась мощная энергетическая установка. Затем последовало мощное землетрясение. Лунная площадь пошла трещинами, заполнившие ее твари посыпались вниз. Раздался мощнейший, сравнимый с ядерным, взрыв. Вся конструкция огромной Цитадели, одиноко возвышающаяся среди городских руин, разлетелась на мелкие осколки. Яркая вспышка света, в небо поднялся огромный грибок дыма. Оборотней находящихся в эпицентре взрыва просто стерло в порошок. От города Армидеи и нескольких километров ее окрестностей остался только прах.
За секунды до взрыва главный зал артэонского акрополя погруженный в темноту освещался только огромным лучом телепорта, выходящим из центра купола потолка обвитого облаком пара. Выходящие из телепорта солдаты заполонили собой всю площадь зала. В этом огромном помещении стало тесно. 'Разбредайтесь по площади. Не толпитесь!' — слышались выкрики сержантов. Толпа выживших, потрепанных битвой солдат, остатки армидейской армии, заполонили собой весь зал акрополя от сияющего в центре луча до погруженных в темноту краев. Нахирон вышел где-то в последних рядах. 'Где все раненые! Их что оставили в госпитале, в Цитадели?' — кричал один из оставшихся генералов. 'Раненые спущены в акрополь и заморожены', — ответил ему командир роты почетного караула прикрывшей отступление с Лунной площади. 'За каким хреном?' — недоумевал какой-то офицер. Откуда-то донеслись крики, плач и безумные вопли, кто-то из солдат вышел из Малдурума и пришел в ужас, взглянув на все произошедшее глазами артэона. 'Кто-нибудь заткните этих нытиков!' — следом раздавались безумные крики чудовищ еще в Малдурум погруженных. Несмотря на тесноту, многие солдаты, уставшие или раненные, с грохотом железа своих бронекостюмов без сил падали на пол, своеобразно ложились отдохнуть.
Не успели выжившие солдаты спастись от одного кошмара как оказались в другом. Сначала зал затрясло. Над головой, где-то на поверхности раздался мощный грохот, потолок зала пошел трещинами. Солдаты с ужасом смотрели по сторонам. Луч телепорта загудел с чудовищной силой. Телепортирующая материя белым светом по специальным кабелям потекла вдоль стен. Металл конструкции акрополя, буквально застонал от переживаемых перегрузок. По ощущениям толпящихся в зале солдат вся конструкция будто вращалась с бешеной скоростью. Все не отрываясь от пола, будто становились легче, то наоборот тяжелели. Всех бы давно вытошнило, ели бы они не были артэонами. Стоны стали, гудение горящего телепорта, свет из которого обволакивал стены, все вокруг затрясло так, что в дикой тряске стирались очертания предметов. Казалось, стальные стены сейчас вот-вот сожмут собой все помещение зала, весь акрополь просто сплющится. 'Что происходит!' — слышались перепуганные крики.
— Где наши родные и близкие? Нам обещали, что мы увидим их! — один из генералов набросился на командира элитных караульных прикрывавших отступление солдат. — Это вы заманили нас сюда!
— Да мы такие же солдаты, как и вы! Я также был бы рад увидеть близких! Нам было велено просто спустить вас сюда. Я сам не понимаю, что происходит! — оправдывался командир роты почетного караула.
— Ладно, чуваки расслабьтесь! Видимо у Духа лопнуло терпение. Мы живем последние секунды. Лучше успокойтесь и получите удовольствие! — кто-то, явно затерявшись в Малдуруме, находил происходящее забавным.
— Лучше бы погибли, сражаясь с оборотнями! — раздался недовольный хриплый крик.
Многие из солдат опустились на колени. От окружающего живого мира изолированные, оставшись глубоко под землей, многие покорно смирялись со смертью. Нахирон пожалел о том, что спустился сюда, это не та смерть, которую можно было бы назвать оправданной, из-за чего терялся смысл всего его предыдущего существования и самого прихода в этот мир. Тряска усилилась, темное помещение зала полностью залилось ярким белым светом, на несколько секунд всем показалось, что они взлетели и в потоках яркого света растворились в невесомости. Затем свет исчез, все заволокла темнота и полная тишина.
Яркий поток света откуда-то сбоку прорезал погруженный в темноту зал акрополя. Когда глаза привыкли, солдаты увидели открывшиеся в стене зала двери, из которых выходил яркий всех ослепивший свет. В потоках этого света в проеме деверей кто-то стоял. К вымазанным в грязи и саже, потрепанным, выжившим солдатам вышел правитель Армидеи Кратон Краус. Высокий, лысый, в своем красном армидейском плаще.
— Ваше высочество? Какого черта! — в лучах яркого света узнав правителя, сказал кто-то из солдат.
— Уважаемые защитники! — голосом разносящимся эхом по залу акрополя Кратон обратился ко всем выжившим солдатам. Его артэнсфера в груди гудела, глаза сияли белым светом. — Поздравляю вас. Вас всех. Вы доблестно выполнили свой долг, жертвовали жизнями ради победы. И вы победили. Вы выжили. Все плохое позади, в своей войне вы одержали победу. Большое вам за это спасибо. Теперь прошу за мной, — позвал он всех за собой.
— Куда ваше высочество? — один из солдат выразил всеобщее недоумение. В ответ Кратон поднес палец к губам, призвав всех к тишине и снова жестом позвав всех за собой, двинулся к открывшимся в стене дверям. Переглянувшись плохо понимая, что происходит солдаты, двинулись следом за правителем.
По коридору, эффектно подсвеченному мощными прожекторами, ведь по задумке это должно символизировать дорогу в новую жизнь, следом за Кратоном нерешительно и с опаской солдаты, порой едва держась на ногах, шли, топая тяжелыми покрытыми сталью ботинками. В затхлом запахе помещения стали проскакивать отголоски свежего манящего диковинным ароматом воздуха. Сырой и душный застой разбавлялся все более ощутимым сквозняком, это был самый настоящий свежий ветер дующий спереди. За спиной правителя Кратона, впереди, стал виден выход, но что за ним точно было не разглядеть из-за яркого освещения. Из яркого коридора, спустившись по ступенькам специального трапа, неожиданно для себя солдаты вышли на улицу, на чистый, свежий воздух. 'Как это возможно?' — замерло у всех в головах, ведь все же вроде как находились в акрополе — гигантской стальной конструкции находящейся глубоко под землей, лишенной прямого выхода на поверхность.
Постепенно после яркого света коридора глаза медленно привыкали. Это было похоже на безумный сон, в увиденное было сложно поверить. Взгляду открылось ночное небо с неизвестными звездами, темноту которого потихоньку вытесняет восстающее на востоке солнце. Справа волнами шумел океан лоно, которого уходило до самого горизонта и не ограничивалось туманной стеной. С океана дул приятный теплый ветер. Слева на ветру шумел тропический пальмовый лес, за которым возвышались зеленые горы. Сзади за спинами оглашая округу звуками остывающего металла, искрящая проскакивающими зелеными молниями энергии Шини возвышалась, цилиндрическая увенчанная конусом верхняя часть конструкции акрополя, больше похожая на ракету из физико-технических миров. Большая часть конструкции акрополя, включая криогенное хранилище, где спали граждане Армидеи, была скрыта под землей. Из песка желтого пляжа торчала только широкая невысокая башня, венчавшая огромную конструкцию акрополя. Выжившие бойцы реагировали по-разному. Кто-то не мог сдержать смеха от радости, кто-то приставил к Кратону суровый взгляд, требуя объяснений.
— Для начала все успокойтесь. Не нервничайте, все плохое позади. Вы выжили, ваши жизни продолжаются, и это самое главное, — окруженный солдатами среди песчаного пляжа, начал долгожданное объяснение Кратон. — Мы находимся в новом для нас мире. Здесь нет зла. Поэтому давайте избавимся от пережитков того нашего былого потерянного мира под названием Золотой Город. Вспомните о своем зле. О Малдуруме. Здесь в этом уже нет необходимости. Закройте глаза, глубоко вдохните, выйдите за пределы эмоциональной составляющей, оставшись разумом, и заблокируйте свое зло, навсегда, — все солдаты дружно делали, что им говорил гипнотический голос Кратона. — Откройте глаза. Вдохните воздух новой жизни.
При выходе из Малдурума на лицах у многих появились улыбки, души солдат наполняло облегчение. Глазами артэонов они удивленно разглядывали новый мир, новую жизнь, что окружает их. У некоторых текли слезы, начиналась истерика, вспоминая пережитые ужасы, они начинали кричать, но окружающие вновь став разумными, как следствие заботливыми существами бросались помогать и успокаивать тех, кому стало плохо.
— Теперь давайте вернемся на час назад, — снова привлек к себе общее внимание Кратон. Его глаза погасли, чтобы громогласной речью не пугать диковинных птиц живущих на деревьях вдоль пляжа он стал говорить тихо, теперь его голос благодаря магии Духа звучал в голове каждого солдата. — Вы стояли на Лунной площади, бились не жалея сил. Теряли друзей. Вы считали, что мертвы. Вы были лишены надежды. Задумайтесь. Вернитесь в то состояние. Опуститесь на колени, — участники массового гипноза покорно повиновались. — Вспомните умерших друзей, просто убитых, жестоко разодранных дикими тварями товарищей. Все ужасы, что вы там видели. И самый главный из них — чувство неизбежности, осознание неизбежной гибели. Прочувствуйте снова тот ужас. Это было кошмарно, это было чудовищно. Ни что в жизни не способно оправдать произошедшее. Отдайте дань памяти и уважения всем воинам, всем своим боевым братьям которые не дошли до этого момента, — глаза почти всех солдат прослезились. — А теперь откройте глаза, узрите наш новый мир! Осознайте, что все плохое осталось где-то там. Вы бились, вы до последнего пытались спасти Армидею, но она, к сожалению погибла. Многих ваших товарищей не стало и это чудовищно... но ВЫ ВЫЖИЛИ. В полной мере ощутите радость нынешнего момента. Ваши жизни получили возможность на продолжение. Смотрите на погибших оставшихся где-то там, среди огня и дыма товарищей ни как на обременение и личную вину, а как на случайность, то была война. Ваши друзья погибли не по вашей вине. Вы никак не можете быть виновны во всем произошедшем. Наоборот они погибли, чтобы вы жили, ведь вы и есть народ Армидеи, как и они. Вы выжили, вам, как и бывает на войне, просто повезло. Так не подведите погибших товарищей и живите ради них, и чтобы не произошло в ужасе той битвы — все отпустите, у нас начинается новая жизнь.
Нахирон со стороны глядя на этот сеанс коллективного гипноза рассмеялся бы, если бы мог. Не желая во всем этом участвовать, он, оставшись в стороне, оперся спиной о стену акрополя, со стороны наблюдая тысячи сидящих на коленях солдат, будто участвующих в каком-то странном религиозном культе. 'А вам молодой человек, это неинтересно?' — сквозь расстояние он услышал голос Кратона у себя в голове и почувствовал на себе его взгляд. Окруженный сидящими на коленях солдатами, будто пастырь во время молебна, он прекрасно видел Нахирона стоящего вдалеке. — Ах да! Господин Нахирон! — Кратон сам узнал его. — Тогда я попрошу вас просто не мешать. Проявите уважение.
— Разумеется. Я просто наблюдаю, — также мысленно ответил ему Нахирон.
— Теперь поднимитесь. Встаньте с колен и снова закройте глаза и глубоко вдохните, расслабьтесь, и вновь взглянув на мир, осознайте, свою новую жизнь, — говорил Кратон, звуча голосом в головах солдат, которые послушно все выполняли. Гипноз был уже не нужен, вновь став артэонами они всецело доверяли своему правителю. — Мы находимся на одном из островов затерянного среди бескрайних вод океанов безымянного архипелага. Вдалеке от торговых морских путей и густонаселенных шумных частей мира, в тысячах морских миль на юго-западе от нашей некогда родной Преферии. Как многие уже смогли понять, наш акрополь на самом деле представляет собой единое огромное сложное устройство, правильно называемое Капсульный Телепортатор. В отличие от телепортов, которые являются всего лишь вратами и способны переносить вас из одной точки в другую по заранее установленному каналу, к-телепортатор являющийся более сложным устройством, способен перенести любого желающего находящегося внутри него куда угодно в любую точку мира. При этом телепортатор сам перемещается вместе с вами. Это как корабль только плавает он не по морю, а проскакивает сквозь пространство напрямую. Втайне от СБК мы вот уже несколько десятилетий вели работы по переоборудованию нашего акрополя. Готовились к возможному бегству.
Самое сложное в использовании телепортатора это вернуть эту махину обратно, в ее механическую гавань — в место ее старта, ведь для возвращения, вернее повторного запуска необходим мощный автономный источник энергии. Наш акрополь таким источником энергии не оснащен. Это невероятное везение, что он нас сюда доставил, точно в заданное место, ведь до этого мы его даже не испытывали. Так или иначе, теперь наш акрополь это просто гигантская башня, торчащая из пляжа где-то на далеком острове. Теперь это груда металла. Никуда больше с этих островов мы деться не сможем. Это место наш новый дом и других вариантов нет. Энергии для содержания гражданских жителей, которые в заледенелом состоянии спят в акрополе, на несколько месяцев у нас хватит. Но все равно нужно торопиться. Нам нужно в рекордно сжатые сроки обустроить лагерь, который мог бы стать новым домом для гражданского населения, а затем осуществить пробуждение. Мы-то с вами поспим у костров под голым небом, во всяком случае, первое время, а вот женщины и дети что сейчас ждут в акрополе, нет, прежде чем будить их, нам нужно создать условия, приготовить для них жилища. Палатки плюс все необходимое для возведения лагеря на первое время у нас есть.
В нашем новом доме не будет зим, здесь всегда будет тепло. Мы находимся так далеко от обжитого мира, что даже пираты в эти дебри не заплывают. Единственное разумное население здесь это народ ламхары — иноморфическая раса, люди рыбы. Их небольшие поселения имеют место на южных островах нашего архипелага. Они не агрессивны. Думаю, мы сумеем найти с ними общий язык. Единственная возможная опасность здесь это дикие животные, населяющие этот разукрашенный Азурой дикий уголок. Места здесь теплые, поэтому учтите сразу насекомые большие, жуткие, включая несколько видов членистоногих. Поэтому помимо всего прочего наш новый лагерь, который вскоре нам заменит дом, нужно будет обнести забором, чтобы из леса ничего такого к нам не приползло. В остальном здесь все тихо.
Я понимаю вас солдаты, вы бились, вы умирали, защищая Армидею. Но оборона по независящим от вас причинам не устояла. Вы выиграли только свои персональные сражения и выжили. Сейчас поймите главное — Армидея это не тот золотой город, как бы мы его не любили. Армидея — это мы с вами. Наша общая битва еще не закончена, нам все еще нужно сохранить Армидею. Здесь в этом маленьком тропическом раю не будет войн, не будет агрессивных соседей и людей. Не будет никакой жуткой СБК не дающей нам покоя. У нас не будет проблем извне. Всеми забытые, вдалеке ото всех мы сможем обрести мир, покой о котором мечтали. Здесь нет нужды в Малдуруме, как и в армии, как и в солдатах. Никаких проявлений безумия здесь не будет. Здесь мы сможем воплотить свою гармонию.
Ну а сейчас, вы все устали, вы измотаны. Снимайте с себя это железо, в нем нет нужды в этом теплом раю. Становитесь собой и забудьте что вы солдаты, у нас теперь больше нет армии. Теперь вы просто артэоны. Вам всем нужно отдохнуть и выспаться. И вы также хотите увидеться с родными. Лучшего варианта, чем всем вам отдохнуть в акрополе, не придумать. Давайте так, сутки. Нет, двое суток сна в криохранилище акрополя, благо энергия у нас есть. Там в виртуальном пространстве, где будут сообщаться ваши разумы, вы увидите родных, проведете с ними отдых, а заодно и выспитесь, и неважно, что при этом вам придется стать кусками льда! Кто знает, быть может там, в мире управляемых снов вы еще увидите, еще прогуляетесь по любимым вам обрывкам Армидеи, а быть может кто-то и воссоздаст любимый город полностью, каким он был. Я с удовольствием, посещу ваш сон и посмотрю! Полюбуюсь с вами золотым городом таким, каким вы его видели. Ну ладно давайте пройдем обратно в зал и уложим вас в хранилище. Вам всем нужно отдохнуть.
Следом за Кратоном большая часть солдат вернулась в темный зал. Избавляясь от брони солдаты, теперь уже граждане Новой Армидеи укладывались в капсулы, доставляющие их в хранилище акрополя. В то время как некоторые, скинув с себя железо, перед сном отправились погулять по своему новому красочному дому. Несколько солдат, освободившись от брони, уселись на берегу у самого шумящего волнами моря, приготовившись встретить восход солнца, Нахирон стоял где-то за ними. Они смотрели, как над горизонтом далекого невиданного океана неспешно поднимается дарующее жизнь светило, новым днем, будто начиная новую жизнь. Для них это была новая жизнь, а вот Нахирон никак не мог осмыслить, чем это солнце нового дня является для него. Что ему делать дальше?
Днем, когда все выжившие солдаты были размещены в криохранилище, уснули на отведенные им два дня отдыха, из ворот башни акрополя выбежала маленькая девочка с вьющимися каштановыми волосами. Увидев плещущийся волнами бескрайний океан, она не могла сдержать радости. Скинув босоножки, пробежав по берегу, она понеслась в сторону пальмового леса. Кратон вышел следом, сопровождая отправившуюся погулять дочь, чтобы уберечь ее от возможных опасностей он отправился за ней. 'Аврора не беги так быстро. Подожди меня!' — кричал он ей вслед.
Вспугнув больших ярко-синих попугаев, Аврора вбежала в лес и, смеясь от счастья что-то напевая, понеслась по мягкой траве среди пальм полностью покрытых ветвями. 'Аврора! Аврора, где ты?!' — спешил за этой непоседой отец.
— Дух будто воплотил мою детскую мечту! — улыбалась она, лежа на одной из полян укрывшись большими стеблями здешней травы.
— Так оно и есть, — облокотившись о дерево, тихо сказал Кратон глядя на сияющую от счастья дочь. — Дух воплотил в реальность детскую мечту, которая ему полюбилась. Это глупо, но это так. Остров. Как из твоих грез. Далекий затерянный остров в стороне ото всех, где мы получим возможность начать новую тихую счастливую жизнь. Здесь под Светом Духа, вдалеке ото всех, не ведая о проблемах, раскинется наше счастливое артэонское королевство, у которого будет самая странная правительница на свете! — говорил он, с улыбкой глядя на Аврору.
'Надеюсь, это место не станет для нас тупиком, в котором мы найдем свой конец', — хотел он добавить это, но глядя на счастливую дочь промолчал.
— Брось папочка, все будет хорошо. Избавься от этой мрачности, здесь она неуместна! — успокаивала отца Аврора, видя его омраченный переживаниями внутренний мир. — Счастье начинается с огонька внутри. То есть сначала нужно самому в него поверить!
— Это отголоски былой жизни. Необходимость просчитывать все варианты, даже отрицательные. Это растает со временем. Я исправлюсь и научусь улыбаться, как и ты! — Кратон улыбнулся дочери в ответ.
— Конечно, исправишься! Это место изменит нас всех. Здесь все мы начнем новую жизнь.
— Вспомним что счастье в простоте. Если бы ты знала, как я завидую тебе, твоему новому миру маленькая хулиганка!
Солнце, пробиваясь сквозь смог плотным слоем застеливший небеса после дыма гремевшей ночью битвы, с трудом осветило руины. От Армидеи осталась только куча пепла, загаженная радиацией. По руинам серой фигурой растворяющейся дымом бродил призрак Армидеи, той самой души, что управляла живым городом. Теперь постепенно, будто растворяясь серым дымом ее призрачное тело распадалось, душа постепенно освобождалась, а пока она гуляла по руинам, в прямом смысле слова являясь призраком погибшего, брошенного некогда великого города. В тишине среди ветра, рассеивавшего пепел, раздался грохот, скрежет металла. Что-то огромное из-под завалов выбиралось наружу. Первородный оборотень, будто олицетворяя собой бессмертие зла, серый от пепла свернулся в позе зародыша на обожженной земле. Медленно чудовище поднялось, сев на задние лапы. Лишенный уха, с обугленным шрамом поперек груди он выглядел усталым и обессиленным. Яркие лучи солнца прорезали его глаза. Безумие снова заклокотало у него внутри. Ненавистно глядя на солнце монстр издал протяжный вой огласивший мертвые земли, оставшиеся от Армидеи и окружавшего ее Аламфисова леса. Битва за будущее Преферии еще не закончена.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
ПОСЛЕДНИЙ СУПЕРНОМ
Прошло несколько дней жизни на острове. Мирное население спало в акрополе. В то время как снаружи вокруг стального корпуса акрополя похожего на фантастическую башню уже вырос приличный палаточный лагерь. Ночью среди рядов палаток горели костры. Оставшиеся солдаты, мужчины из числа гражданских артэонов, пробужденные из акрополя, работая над возведением нового дома, сейчас спали после тяжелого трудового дня. Или сидели у костров, не в силах уснуть на новом месте под новыми неизвестными звездами. Повсюду на территории лагеря стояли караульные. В дверях ведущих внутрь акрополя появился Нахирон. Аккуратно как неописуемое сокровище на руках он держал спящую Селину. Ее сознание было уже чем-то одурманено, нежась у него на руках, она улыбалась во сне. Она им аккуратно облаченная в ночнушку, раздобытую непонятно где, он все также черным плащом немного прикрыл свою броню. Он постарался, чтобы все было как в том первом их совместном 'сне'. Оставаясь незаметным в ночной темноте, избегая караульных, он аккуратно вынес Селину из лагеря.
Этой безоблачной тихой ночью небо было особенно прекрасным. Ближняя галактика Кратон-2 сместилась в восточную часть небосвода. Отражая в себе яркий свет миллиардов собранных воедино звезд и алые туманности ближней галактики, шумел волнами черный бескрайний океан. Следуя вдоль берега, он унес Селину как можно дальше от лагеря. Когда костры лагеря скрылись за лесом, тишину вокруг нарушал только дующий с океана теплый ветер и шум волн, он опустил Селину на песчаный пляж. Босыми ногами, коснувшись земли, она сразу пришла в себя. Не понимая где находится, она расплылась в улыбке глядя на красоту открывшуюся ей. Черный океан, уходящий до края небосвода отражающий в себе красоту ночного неба. Другие неизведанные миры, сияющие на небе звездами, раскинулись перед ней как на ладони. Она спавшая в акрополе до этого всей этой красоты не видевшая, запищала от понятного только ей счастья.
— Ой! Привет ангел хранитель! А я уже думала, что это за чудесное видение открылось передо мной! — налюбовавшись окружающей красотой Селина, обратила внимание на него.
— Привет красавица. Это очередной наш с тобой сон.
— Мы опять пойдем гулять?!
— Это твой сон, тебе решать. Я буду с тобой до утра.
Она, засмеявшись, вприпрыжку понеслась вдоль берега. Пробежала около сотни метров, свалилась у воды, 'погладила' океан. 'Всплеск активности, вероятно, является следствием долгого пребывания во сне', — приходил он к выводу, со стороны наблюдая за этой глупышкой. Она бесилась, не могла набегаться, налюбоваться красотой этой ночи, он, верно следуя за ней, с интересом ее изучал.
— Не догонишь! Не поймаешь! — щелкнув его по носу, она побежала от него. 'По всей видимости, я должен ее преследовать?' — серьезно озадачившись, он пытался понять, что от него требуется. Не умеющий играть он подпрыгнул, оттолкнулся от воздуха и растворился в ночной темноте. Она, хохоча, замерла, ожидая, откуда он явится. Он приземлился у нее за спиной. Она, визжа, повисла на нем.
— Знаешь такую игру! Нужно успеть написать слово пока не вернулась волна?
— Волны не возвращаются, а следуют одна за другой...
— Давай поиграем! — оставив его, она подбежала к воде. — Давай, кто успеет написать имя. Я твое, а ты мое. Как тебя на самом деле зовут?
— Селина, — не сводя с нее глаз, сказал он после паузы тишины.
— Да я слушаю, — она в мгновение стала серьезной.
— Это наша последняя прогулка. Я пришел попрощаться.
— Ты куда-то уходишь? — расстроено она надула губки.
— Я не выполнил ни одной задачи, ради которой пришел в ваш мир. Оказался полностью бессмысленным. Мое дальнейшее нахождение здесь также не принесет смысла. Как я пришел бессмысленным странником, так странником и останусь. Я покидаю вас. Теперь понимая чем являюсь, попытаюсь найти себе место в этом мире.
— Я тебя больше не увижу? — она была в шаге от того чтобы заплакать. Глядя на нее он не понимал смысла ее реакции. Почему весть о его уходе расстроила ее почти до слез, ведь она знает его лишь пару снов, он сам для нее лишь сновидение? Он просто не знал Селину, глупо пытался разумно объяснить ее подчиненное эмоциям поведение. Для этой малышки Нахирон просто так уже был самым лучшим другом на земле с самой первой их встречи, ведь она была рада всем, любила весь этот мир.
— Скажи кто я для тебя. Кем ты меня видишь? — он уже испугался, если так можно сказать, не узнала ли она в нем Рурхана, не догадалась ли о чем. Ведь его уход будет означать исчезновение ее возлюбленного. Он решил забрать Рурхана у нее.
— Ангел хранитель, ты же сам так назвался. Помнишь тот сон, который ты просил меня запомнить? Я ведь запомнила. Запомнила тебя. Я чувствую, ты настоящий, я не могу этого объяснить. Будто та наша встреча была больше чем сном. Я почувствовала что-то родное в тебе. Будто ты настоящий и в моем сне просто заперт.
Ему можно было вздохнуть с облегчением, она просто глупышка. Глядя в глаза любимого в прорезях его черной маски скрывающей лицо, она ни о чем не догадывалась.
— Я пытался стать чем-то больше чем твоим сновидением, увидеть тебя при свете дня своими глазами. Я пытался жить среди вас, но все безуспешно, я должен уйти. Прости прекрасная малышка.
— А ты можешь не уходить? — расстроено и даже обиженно спрашивала она.
— Сколько мы с тобой знакомы пару снов? Откуда такая реакция, ведь я в твоей жизни ничто. Всего лишь сновидение. Какие проблемы мой уход может создать для тебя? Я не понимаю? — глядя на нее он пытался осмыслить ее состояние, что было тщетно.
— Я чувствую, что тебе тяжело, — она коснулась ладонью его щеки. — В твоих глазах, в них пустота. И внутри ты пустой, ты никогда не улыбаешься. У тебя серьезные проблемы, тебе нужна помощь. Кем бы ты ни был, я не могу тебя отпустить. Мне хочется понять тебя, помочь. Не уходи, останься пусть даже просто сном. Кто еще научит тебя любить и радоваться жизни?! Я бы тебя любила, клянусь.
— Любила?
— Как друга! Настоящий любимый у меня уже есть, прости, — с улыбкой она свела все в шутку.
— Мы уже проходили это. Я пуст, лишен эмоций. В этом моя проблема. Я не умею чувствовать, не умею жить. Никогда я не смогу жить и радоваться жизни, не смогу стать одним из вас. Я определил заботу о тебе смыслом существования. Хотел быть рядом с тобой, заменив его, но без эмоций это бессмысленно. Никогда я не смогу почувствовать твое тепло, истинно оценить твою красоту и значимость. Мое нахождение в твоей близости ничего мне не дает. Это не может продолжаться дальше. Здесь я лишний, мне нужно уйти, найти себе свое место.
— Можно мне попробовать, вдруг ты что-то почувствуешь? — прижавшись к нему, прошептала она.
— Попробуй если хочешь.
Она тихонько коснулась его губ своими и подарила нежный поцелуй. Но никакой отдачи не последовало. Почувствовав бессмысленность, она прекратила эту попытку, ничего не говоря, просто прижавшись к его груди. Он еще раз столкнулся со своей эмоциональной неполноценностью, со своей пустотой. Обнял ее крепче, понимая, что последний раз ощущает ее тепло.
— Я же говорил, внутри я пуст. Прости.
— Это ты прости. Значит, ты уходишь, и я никак не смогу этого изменить?
— Так мне будет лучше. Здесь я больше не нужен, лишен смысла. Все для чего я оставался, миновало, я должен постараться оправдать свое существование как-то по-иному. Прощай красавица Селина, несостоявшаяся цель моего существования.
— Это странно! — она забавлялась его последним словам. — Ну ладно не грусти! Ну-ка улыбнись! — она заставила его скривить губы в пародии на улыбку. — Вот молодец! Прощай незнакомец из снов, обещаю, я никогда тебя не забуду!
Резко наступила тишина, он, коснувшись ее шеи в нужном месте, просто отключил ее. Лишенную сознания он уложил ее на песок. Сидя рядом с ее телом, он смотрел на плещущийся волнами океан. Шумящий в ушах ветер, вокруг темнота и никого рядом. Тяжесть, вызванная общением с ней, очередное осознание своей неполноценности, быстро отпустила его в этой тишине. Нужно было двигаться дальше.
Вернув ее в акрополь, на рассвете он брел, серди тропических зарослей острова. Он не мог понять, что делать дальше, куда идти. Себя он ощущал бессмысленной и нелепой грудой хлама, разумной машиной лишившейся цели существования. Глядя на себя в броне, он касался маски скрывающей лицо, задумываясь над необходимостью всего этого. Выйдя к берегу на противоположной стороне острова, он долго смотрел на бескрайний океан.
— Остановись. Не делай глупостей. Ты не из железа, а из плоти, но внутри пустой и холодный как машина. Ты никогда не найдешь себе места в этом мире. Никогда не сможешь понять жизнь, но и с участью бездушной машины смириться не сможешь. Тебя не должно быть. Ты всего лишь ошибка, разумно признай это как факт, — голосом в его голове говорил Дух.
— Хочешь сказать, что я орудие одной битвы? Нет, я докажу тебе и этому миру обратное, — он просто ответил вслух.
— Ты ведешь себя неразумно. Неужели ты всерьез цепляешься за жизнь? Если так, то вдобавок ко всему ты становишься еще и жалким. Остановись.
— Какой смысл от разумности в моем положении? 'К черту все' — как говорят люди.
Он двинулся вперед, войдя в воду. Воды океана по его воле расступились перед ним. Силой мысли, раздвигая воду, он просто шел вперед. Небольшим коридором шириной в два метра воды расступались перед ним и сразу смыкались за его спиной. Он не спеша брел по океанскому дну. В сердцевине океана, на чудовищной глубине зажавшие его водные стены возвышались так высоко, что он не видел солнца. На пути ему попадались остатки затонувших кораблей, как деревянная сгнившая немощь современности, так и стальные гиганты со времен войн первых эпох покоящиеся на дне. Обитатели океанических глубин, разные морские чудовища смотрели на него из окружающей водной толщи, пристально его изучали. Что-то огромное щупальцами попыталось схватить его, но не смогло пробить слой невидимого ограждения, которым он отгородился от воды. Не зная, куда идет, он брел несколько суток, раздвигая воды океана. Сначала он считал, что сможет перейти через великий океан. Но сейчас его силы иссякали, а воде не было конца. Он понимал, силы его мозга не хватит, чтобы и дальше раздвигать километровый водный слой. Измотанный и бледный, продолжая идти по океанскому дну раздвигая перед собой многокилометровый слой воды, он уже смирился с тем, что в ближайшее время, когда он полностью обессилит, океан просто поглотит его и он исчезнет также бессмысленно, как и появился.
— Решил покончить с собой? — снова раздался голос в его голове.
— Я не могу убить себя напрямую. Теперь я бросил вызов стихии и проиграл, заблудившись в этом океане, — уставший и измотанный не в силах говорить он отвечал мысленно.
— Но ты убиваешь не себя. Ты никогда и ни жил. Ты убиваешь Рурхана. Глупо и бессмысленно.
Он остановился, как и все при обращении к Духам посмотрев в небо, маленький кусочек, которого виднелся где-то высоко между зажавшими его километровыми водными стенами.
— Рурхан мертв.
— Ты мог даровать ему жизнь. Вместо этого ты поступил как эгоист, совсем не отличаясь от людей. Ты лишил ее счастья, ты сам уничтожил то прекрасное что собирался защитить.
— Нынешнюю ситуацию я не предусмотрел. Я полагал, что смогу перейти океан, — осознание ошибки подкосило его, водные стены стали сжиматься.
— И ты зовешь себя разумным? — Дух сам раздвинул водные стены вокруг него. Он промолчал. — Иди на восток, там ты найдешь место, где сможешь передохнуть.
Пройдя пару часов в указанном направлении, он что-то почувствовал. Что-то попало в радиус его пространственного взора. Это что-то искусственное, какой-то объект, качающийся на волнах где-то сверху. Это корабль — место, где он сможет передохнуть, набраться сил. Он уставший и измотанный, наконец, смог перестать сдерживать окружающие водные стены, вода за секунду поглотила его своей толщей. Спустя несколько минут он вылетел на палубу неизвестного затерянного в океане судна. Вода струилась с его брони. Первым делом он лег, закрыл глаза и, не двигаясь, дал мозгу отдохнуть.
Корабль оказался старым и заброшенным. Вероятно, он дрейфовал в этих водах не один месяц. Разорванные паруса сгнили почти полностью. Борта чудовищными щупальцами обвили какие-то красные органические наросты похожие на кораллы. Мачта тихо поскрипывала. К штурвалу веревками был привязан полусгнивший труп. В сырых трюмах мертвого корабля, в этих темных забытых для живых коридорах бродили несколько зомби, два из которых возникли на основе тел детей. На гниющих телах зомби были еще видны следы насилия, от которого наступила смерть людей некогда этими телами обладавших. Это были следы от многочисленных ножевых ранений под полусгнившей одеждой, гематомы ставшие черными пятнами на мертвом теле, не считая переломов, парезов и пары отсеченных конечностей.
— И вот этот вот мир ты хочешь исправить? Хочешь здесь что-то изменить к лучшему? — после экскурсии по кораблю-призраку голосом в голове Дух Аркей спрашивал у Нахирона.
— Не весь мир. Хотя бы малую его часть. Хотя бы несколько спасенных жизней и немного счастья во всем этом бардаке могло бы оправдать мое появление.
— Ты думаешь, это компенсирует погибель Рурхана, на которой ты собираешься строить свою жизнь?
— Кто это сделал? Пираты? Судно, скорее всего, принесло течением с севера, со стороны торговых путей. Можешь показать мне логово этих чудовищ?
Дух промолчал, не став отвечать. Нахирон решил для начала набраться сил, элементарно отдохнуть. Солнце уже пряталось за горизонтом. Из подводных глубин доносились крики невиданных чудовищ, напоминающие о постоянной опасности. Закрыв все входы, ведущие в трюмы, где бродили всеми забытые мертвецы, Нахирон решил поспать. Ничто так не восстанавливает силы как сон. Сев в центре палубы, скрестив под собой ноги, он закрыл глаза и можно сказать уснул. Но отдохнуть у него не получилось, он погрузился в объятия зла, которое этот мертвый корабль хранит в себе. На протяжении нескольких часов он видел кошмары, без возможности вырваться, проснуться, погрузился во зло осевшее в сыром пропитанном солью дереве этого корабля. Все смерти, крики перерезанной команды. Прочувствовал боль каждой из жертв и мельком увидел ужасных палачей, которые все это устроили. Еще затемно придя в себя, он сидел прижавшимся к борту и если бы мог, то дрожал бы от страха.
— Подобные места пропитываются темной энергетикой. Тьма не дает людскому злу рассеиваться. По идее, уснув здесь, ты должен был сойти с ума. А сумасшествие в нашем пронизанном Тьмой мире это как взлом сознания. В сумасшествии теряется контроль над своим телом и соответственно сознанием, благодаря чему Тьма проникает внутрь, затягивает собой образовавшейся в душе вакуум. Тьма получает полный контроль над умалишенным человеком и использует его как захочет. Может даже превратить в одно из своих порождений, используя имеющееся внутреннее его зло. А над тобой даже Тьма не властна, ты даже ею как живой не воспринимаешься, — голосом в голове с ним снова заговорил Дух.
— Я все знаю о природе Тьмы. Я знаю о мире не меньше тебя. Уснув здесь, я ожидал увидеть все зло, что в себе этот корабль хранит. Хотел увидеть лица чудовищ устроивших эту бойню. Но в итоге единственное, что я получил это мотив. Твари, напавшие на этот корабль это чудовища, они должны понести наказание. Послушай Аркей, — глядя в утреннее еще сияющее звездами небо обратился он к Духу, — я не собираюсь отбирать у тебя Рурхана. Я вернусь в Армидею. Все что я прошу это пара недель свободы и всего-то. Я должен хоть как-то оправдать себя. Помоги мне, у меня мало времени. Я заперт в теле Рурхана, в теле номака, чья номосфера разрушается и заточенная в ней душа рвется наружу. От силы остался месяц и моя душа вырвется на свободу, обратив тело в прах, если номакский голод не добьет раньше. Для изготовления бесценного эликсира у меня нет ни сил, ни времени. Поэтому времени у меня очень мало. Прошу пусть в этой истории находка мною этого корабля не будет случайностью. Я должен принести хоть какую-то пользу. А затем я уйду, вернув это тело в сохранности, обещаю. Пусть Рурхан живет я не против.
Дух поведал о странных пиратах, живущих на одном далеком острове, на совести которых убийство команды и пассажиров попавшегося Нахирону мертвого корабля. Нахирон не стал медлить. По его воле одна из уцелевших шлюпок с палубы опустилась на воду. Он запрыгнул в нее, закрыл глаза, и шлюпка подталкиваемая силой его мысли сама быстро понеслась по волнам.
Далекий скалистый остров, заброшенный в бескрайнем океане. Внизу одного из горных склонов полузатопленная пещера вход, в которую был тщательно сокрыт деревьями, обильно растущими у воды. Затопленный наполовину тоннель пещеры вел вглубь горы образующей остров, в темноте упираясь в небольшой оборудованный причал. Покачиваясь в стоячей воде, к причалу были пришвартованы два небольших парусных корабля и несколько десятков лодок похожих на каноэ. За своеобразным причалом начинался центральный зал пещеры. Здесь под светом нескольких костров раскинулся шатровый городок. Сами пираты оказались пещерными дикарями в одних только набедренных повязках, с телами украшенными рисунками нанесенными углями из костра. На некоторых из них можно было встреть нормальную одежду вроде льняных штанов и кофт, включая разные побрякушки вроде золотых бус или прочих ювелирных изделий глупо смотрящихся на этих пещерных жителях. Все эти побрякушки, не вписывающиеся во внешний вид пещерных дикарей с потерянного острова, были добром с ограбленных кораблей. На своих каноэ они ловили рыбу в здешних мелких водах, но также заприметив небольшой проходящий мимо корабль, могли запросто его ограбить.
Нахирон ступил на каменный берег зала пещеры, в полумраке что-то хрустнуло под его подошвой. Пол пещеры был усеян костями. Помимо костей рыб и животных здесь было полно человеческих останков, в глаза сразу бросались обглоданные ребра, черепа. На улице вне пещеры стояла ночь. Дикари спали, но несколько дозорных сидящих у крайнего костра, сразу заметили Нахирона который и не собирался прятаться. Он, не скрываясь, направлялся прямо к ним. Местные защитники вооруженные присвоенным с разграбленных кораблей оружием, заточенными похожими на лезвия мечей костями от каких-то рыб, под обезьяньи крики бросились на защиту своего поселения. Необычный внешний вид гостя их почему-то напугал. Сжимая свой двойной меч, Нахирон ждал, пока они нападут первыми. Нападать они не решались, окружив его, что-то кричали на своем языке, гнали его отсюда, пытались спровоцировать. Когда на него выплеснули какие-то помои, он не выдержал, начав рубить их. Дикарей, что попались под руку, он старался убивать жестоко и эффектно, так чтобы в остальных их соплеменников вселить страх. И вот после нескольких десятков разрубленных своих товарищей дикари испугались и, побросав оружие, сначала разбежались, затем, когда бежать в ограниченной пещере оказалось некуда, несколько местных уважаемых стариков опустились на колени перед Нахироном, на своем ужасном языке умоляя больше не убивать их. Их примеру последовали остальные здешние защитники. Дикари покорно опустились перед ним на колени. На что-то такое он и рассчитывал. Он не собирался убивать их всех, его задачей было только напугать их. Все самые дерзкие и жестокие из них, включая местного вождя уже им зарублены, оставшиеся это просто серая масса. Теперь нужно было как-то объяснить этим дикарям, говорящим непонятно на каком языке, что грабить корабли и жестоко вырезать их команду нельзя. Он хотел перевоспитать их. Пусть ловят свою рыбу, но про корабли забудут и живут с миром, в гармонии с природой, как и положено обитателям таких богом забытых пещер. А то ведь, продолжив грабить корабли, они сами же на себя беду и накличут, привлекут к себе внимание и после люди с большой земли придут сюда и всех их как опасных пиратов перережут, а женщин и детей увезут в рабство. Нужно быть с ними помягче, нельзя судить их строго как цивилизованных людей. Это изолированная замкнутая в себе культура их мораль может очень разниться с общечеловеческой.
Нахирон среди сидящих перед ним на коленях трясущихся от страха дикарей взглядом выискивал того с кем можно 'вступить в контакт', высматривал кого-нибудь постарше да помудрее, но тут услышал, плачь доносящийся со стороны местного шатрового городка. Несколько десятков женщин заливаясь слезами, приближались к нему. Глядя на оставленные им трупы он понял, что это были родственники рыдающих женщин. На него надвигалась убивающаяся от горя толпа женщин мужей, которых он только что порубил на куски. Если бы он мог, то почувствовал бы себя неловко. Не смея оправдывать себя он, опустив взгляд, попятился назад. Местные женщины, крича от горя, припали к телам своих мужчин. В Нахирона посыпались гневные проклятия на каком-то жутком языке, полетели камни. Да и некоторые из местных молодых воинов, под шум женского крика, поднявшись с колен, глазами полными ярости смотрели на него. Больше убивать их он не хотел, тем более тронуть женщин, не при каких обстоятельствах не мог себе позволить, поэтому поняв, что его попытка сделать этот мир немного лучше провалилась, двигаясь спиной вперед держа руки поднятыми, он вошел в воду и растворился также бесследно, как и появился. Дикари продолжали рыдать и убиваться с горя, оглашая свою пещеру жалобными криками, не понимая, что от них хотело это жуткое возникшее среди ночи чудовище, исчезнувшее также беззвучно, как и появившееся.
После своей неудачи, он стоял на уступе каменистого склона одной из боковых скал острова, глядя на беззвучно поднимавшееся солнце.
— Видишь как все сложно и запутанно в мире смертных. Добра без худа, не бывает. Нельзя помочь кому-то одному не переступив через интересы других. Нельзя наставить стадо на путь истинный, будучи добрым пастухом. В этих делах нужно быть очень осторожным, между насилием во благо и террором пролегает тонкая грань. Ты не понимаешь этой грани, ты ее нарушил. Хотел как лучше, но в итоге остался просто убийцей. Не надо, не увязай во всей этой сложности. Просто возвращайся обратно, — голосом в голове с ним разговаривал Дух.
— Одна ошибка ни о чем не говорит.
— Ошибка? Истинная ошибка пытаться изменить этот мир, считая себя чем-то высшим при этом, будучи просто человеком. Ты силен, но забываешь, в каком теле ты заперт.
— И что меня ждет по возвращении?
— Не тебя, а Рурхана. Счастливая жизнь. Я сделаю его артэоном, он станет полноценным членом моего общества. У них с Селиной будет куча детей — будущих жителей моего нового мира.
— Но, а как же я?
— Тебя считай, никогда не было. Ты что испытываешь к себе жалость? Ты не способен чувствовать. Так зачем ты продолжаешь этот разговор?
— Как и всякий разум, я страшусь погибели, которой для меня обернется полное возвращение Рурхана.
— Но ты смертен в любом случае. Ты заперт в смертном теле и в любом случае когда-нибудь погибнешь. Сейчас или спустя несколько лет. Ты никуда не денешься, осознай бессмысленность своих метаний, твой конец, как и всего живого, неизбежно предрешен. Твое существование не имеет смысла, продолжив его, ты просто лишишь ее счастья. Уничтожишь счастье той кого считаешь главной ценностью в жизни. Единственное разумное, что ты можешь в нынешней ситуации так это уступить место Рурхану.
Нахирон долго молчал, свыкаясь с фактами. — Давай быстрее покончим с этим, — с этими словами он спрыгнул в воду и исчез в ней.
Спустя несколько суток в глубине технических уровней акрополя в идеально белом, казалось стерильном помещении, освещенном ярким белым светом Нахирон в полном одиночестве, сидел за небольшим столом. На столе стояли шахматы, Нахирон играл черными фигурками, а белые двигались сами собой, вернее их двигал его собеседник, представленный в нематериальном виде.
— Ведь я же силен. Я могу раздавить все вокруг. Я силен и по идее свободен. К слабости меня приводит бессмысленная мелочь, и почему я не могу от нее избавиться, почему не могу решить свою проблему разумно? — сказал он вслух.
— Именно мелочи всегда убивают, — в ответ раздался богоподобный голос.
— Ну, давай, прежде чем я уйду, объясни смысл произошедшего бреда. Ведь ничто не мешало мне в ту ночь забрать Меч Света из рук лишившегося силы старика Фросрея и убить им чудовище. Тогда ничего бы этого не произошло бы. И я бы имел смысл. Но ты попросил меня воздержаться. Объясни мне, почему я остался лишенным смысла? Для чего тебе нужен был весь этот кошмар? — беседуя с Духом, не отрываясь от шахматной доски, он просто говорил вслух.
Белая фигурка на противоположной от Нахирона стороне двинулась сама собой.
— Ты уверен, что Меч засиял бы в твоих руках?
— Не в моих, а в его. Все что от меня требовалось так это обездвижить чудовище и передать управление телом Рурхану. Хотя... признаюсь, этот вариант я рассматривал, как дополнительный, на случай если не сработает первый. Почему ты решил, что я недостоин? Быть может, я и не умею жить, не понимаю жизнь, но зла во мне нет, это уж точно. Плохого я не хотел. Меч Света стал бы для меня необходимым испытанием, помог бы раз и навсегда ответить на главный вопрос...
— Или главным разочарованием.
— Я самое обычное живое существо, просто смотрю на мир без эмоций...
— В той пещере, если ты истинно хотел вразумить их, то все что от тебя требовалось так это просто не убивать их. Сразиться с ними, нанести увечья многим из них, переломать по нескольку костей каждому, но не проливать кровь. Следовало просто проучить их, продемонстрировав свою силу показать их слабость пред тобой. Но не убивать. Да это было бы сложнее, отчаянно сопротивляясь, они не раз бы серьезно зацепили тебя, видя, что ты не убиваешь их, отчаянно бы на тебя набрасывались. Тебе пришлось бы повозиться, но, а как ты хотел? Ведь ты решил вразумить безумных дикарей из богом забытой пещеры, а подобное всегда требует жертв и даже страданий. В итоге, когда большая часть их мужчин, валялась бы на полу и кричала бы от боли, с переломанными ногами, руками, а остальные, понимая бессмысленность схватки с тобой, трясясь от страха, оставили бы попытки тебя одолеть, вот тогда можно было бы попытаться их вразумить. Да они не опустились бы перед тобой на колени, без пролитой крови в них не возникло бы перед тобой безумного животного страха, но ведь ты же хотел вразумить их, изменить их жизнь в лучшую сторону, а это возможно только через равный диалог. Это очень сложно, но ты сам пошел на это. Богом для них ты должен был стать, пройдя через долгий и мучительный путь, разумно и справедливо заслужив их доверие и любовь. Истинно вразумить их ты мог, только если они сами бы прислушались к тебе, желанно стали бы внимать твоим словам, а для этого нужно было заслужить их доверие, а это долгий и упорный труд. А просто вломившись туда и начав их убивать, ты оказался просто убийцей, просто очередным чудовищем.
— Эмоции... Я совершенно не учел их. Действительно я бездушная машина. Я и подумать не мог, что все окажется настолько сложным. Не умея чувствовать, я не умею... я просто не способен этот мир понять. Эмоции... они как некая невидимая связь, невидимые нити, что связывают, пронизывают все вокруг. Не умея чувствовать, я не могу понять, не могу увидеть всю картину в целом. Никогда не смогу найти себе места в этом мире.
— Ведь я пытался сказать тебе это с самого начала.
— Ладно, просто ответь на мой вопрос.
— Мне уже давно не нравилось, то во что выродились мои дети, — громкий раскатистый голос откуда-то из-под потолка оглашал белую комнату. — Я был не в восторге от всей этой 'Армидеи' — одного большого огромного чудовища, которое они породили. И будучи частью этой Армидеи они увязли в крови. Стали одними из тех, кто делает этот мир сложнее. Стали воплощением силы и не могли вырваться из бесконечного противостояния с другими силу имеющими, растеряв всякую мудрость, они будто продали душу злу. Они совсем позабыли о том, что такое простота и в чем заключается счастье для смертных. Я давно желал их от этого спасти. Скажем так: вернуть на путь истинный. И других вариантов кроме уничтожения Армидеи я не видел. Когда дело зашло так далеко, пытаться вразумить их, было бесполезно.
Чем была эта чудовищная Армидея? Счастливое и простое общество артэонов, что грело мне душу оно, как жило, так и живет под моей опекой. Эти прекрасные милые создания, ради которых я существую, они жили в тени Армидеи и ею не являлись. А ненавистную мне Армидею собой являло ее правительство, которое якобы олицетворяло общество. Высшие правители всех рангов, эти безумцы, которые, контактируя с внешним миром забывая о внутренней гармонии, окончательно выродились во что-то жестокое и мрачное, что мне совсем не нравилось. Среди них был и мой Кратон, который хоть и понимал общую неправильность происходящего, но вовлеченный во все это, именуемый архитектором Армидеи был частью этого клуба заблудших в жизни, растерявших разумность артэонов. Ни этого я от них хотел, ни для этого их создавал. И самое главное оно же самое ужасное из всего того что составляло Армидею, олицетворяло ее силу — это армия. Армидейская армия — сердцевина всего этого зла. Я долго терпел все ужасы, что они творили. Ради сохранения внутренней гармонии, я помогал им, давал силы, чтобы расправляться с превосходящими врагами, лишь бы своими смертями солдаты не разрушали внутренний мир и сохраняющееся в нем счастье. Отчего теперь чувствую себя причастным к кошмару, что они творили на юге.
Я долго к этому шел. В итоге все произошло, так как и должно было. Я уничтожил Армидею. Даровал своим детям покой и свободу, спас их от самих же себя. Теперь нет города своими стенами больше похожего на тюрьму, ни к чему правительство и армия уничтожена. Что касается армии — это жестоко не спорю, но по-другому было никак. Ведь армия была главным препятствием на пути возврата к гармонии. Ее пришлось стереть в огне битвы почти полностью. Кровавый урок, плата за освобождение, насильственное вразумление.
Здесь на этом острове, в этом девственном кусочке мира они начнут все заново. Вспомнят что такое 'просто жить'. Не будет ни армии, ни правительства, все это ненужное и бессмысленное осталось там, на руинах Армидеи. Порой, чтобы понять, что такое счастье людям нужно пройти через ад. Мучения и тяжести единственное, что заставляет их по-новому взглянуть на мир, вновь почувствовать цену и значимость простых вещей. И думаю, произошедшего урока моим артэонам будет достаточно и новый мир они примут как великий дар.
Здесь вдалеке от всей суеты, войн, бесконечной дележки власти и вечного противостояния сильных, просто не будет причин для сложности. Ненужные и забытые сильными обществами артэонов и прежде всего этой жуткой СБК фактически превратившей моих детей в хладнокровных монстров, они смогут измениться и быть по-настоящему свободными. Признаюсь я и сам давно хотел сбежать от всей этой суеты. Здесь все мы начнем новую жизнь, — пояснил громкий богоподобный голос оглашающий комнату. — Спасибо тебе Нахирон за понимание и помощь. Ты не представляешь, как много сделал для нашего будущего.
— Не за что, — сказал он, сделав ход. — Твой ход, — сказал он Духу. — Получается все как обычно. Смертные в своей суете думали, что поступают самостоятельно, своими поступками вершат судьбу в этой истории. В действительности все как обычно решили и вершили Духи. А смертные были лишь пешками. Все как обычно в вашем мире.
— Мы желанно или нет, стали богами. Что поделать? Смертные отвечают лишь за мелочи, основные ходы всегда делаем мы, — раздался громогласный голос, и белая фигурка двинулась по шахматной доске.
— Знаешь, смотрю я на этот мир и главного понять не могу. И это сложно для меня. Прошу ответь мне: в чем смысл жизни? По-твоему.
— Есть ли у жизни смысл? А есть ли смысл вообще во всей в этой череде случайных и неслучайных событий, что мы зовем жизнью? Глядя на хаотичность, порой безумность происходящего, насколько разумно рассуждать о наличии смысла во всем этом? Ведь ответ очевиден. Думаю, мы с тобой как разумные существа должны разумно осознавать: смысла нет. У смертной жизни нет высшего смысла. Все здесь в физической реальности проистекает из хаоса и формируется из тысяч мелочей. Где-то прах становится жизнью, где-то нет. И какой высший смысл может быть у жизни, возникшей из праха?
Однако вопреки всякой закономерности из хаоса этого мира возникает жизнь, и даже жизнь разумная. И она просто существует. Люди это не машины, у них в этой жизни нет цели, они просто рождаются и умирают, являются частью течения бытия подобно всем остальным формам жизни. Возьми в качестве примера такую форму жизни как растения. Данная форма жизни присутствует во всех уголках, во всех мирах. Растения просто произрастают, существуют и погибают, так какой может быть высший смысл в их существовании? Также и с более сложной разумной жизнью, она, такая же жизнь, вопреки собственному мнению, также рожденная из хаоса, подобно растениям произрастает, существует и погибает. Всякая жизнь, что приходит в этот мир просто существует, не имея высшей логики, просто от того что так складываются обстоятельства подчиненные законам хаоса. Жизнь существует только потому, что она возникла, а общий хаос есть переплетение воли, в том числе высшей и течения законов этого сложного мира физических тел. Рожденная в сложных порой невыносимых условиях этого мира жизнь, зачастую не имея выбора, пытается жить, борется за выживание. Однако разница в формах жизни есть и она колоссальна. Люди это не растения. Разумная жизнь, способная мыслить, пусть и рожденная без всякой логики, просто возникшая, сама себя может наполнить смыслом, привнести порядок в окружающий хаос. Ей не обязательно подчиняться общим законам. Это и плюс и минус. Такая свобода может довести до самоуничтожения, и в то же время, придерживаясь разумных ориентиров можно воспарить к небесам и шагнуть дальше. В этом мире барьеров нет, как и нет предела совершенству.
Говоря о людях, речь идет не о смысле, а скорее о содержании. Для людей как существ эмоциональных важно содержание, наполнение жизни. Изначально не имеющие смысла, но как существа свободные люди сами смыслом наполняют свою жизнь, всякий раз индивидуально. По общему правилу: теплые эмоции, согревающие душу рождающиеся вопреки общей суровости и сложности, как можно больше счастья — вот что наполняет жизнь большинства людей смыслом. От каждого конкретно зависит то, насколько он будет счастлив. И смысл он в этом и заключается, чтобы наполнить жизнь как можно большим счастьем, в этом счастье забыться и ни о каком смысле не задумываться. Правильно прожить отведенный отрезок, чтобы каждая секунда казалась осмысленной и как оно все в этом мире на самом деле устроено это совершенно неважно. Очень важную роль здесь играет любовь. Любовь это не смысл жизни. Любовь это ее украшение, делающее все остальное бессмысленным. Из всех форм наполнения жизни только эта способна затмевать собой все, даруя великое счастье и необходимость обрести ее — вот что может претендовать на смысл жизни человека по-настоящему. А высшего смысла, по-моему, нет. Главное это обрести счастье, наполнить жизнь смыслом самому, тогда остальное станет неважным. И по каким бы законам в действительности этот мир не существовал для счастливого человека, самостоятельно себя наполнившего смыслом вселенские тайны не имеют значения, в его жизни есть вещи важнее, вроде семьи или той же любви.
Отвечая на твой вопрос: нет никакого высшего смысла в жизни людей, нет никакой высшей цели, о которой ты грезишь. И вот почему ты лишен всякого смысла. Ты пуст, лишен возможности чувствовать, поэтому не являешься живым. И никогда не сможешь найти себе в этом мире места. Ты всего лишь ошибка.
— Не согласен. Увязывать эмоции со смыслом это бессмыслица. Смыслом должно служить что-то осознанное, что-то к чему необходимо долго и разумно стремиться, то свершение чего изменит этот мир. Смыслом может быть только благая высшая цель, и если ее изначально нет, то значить ее нужно перед собой поставить. Этот мир жесток, окутан Тьмой, такой как я, может принести немало пользы всем нуждающимся. У меня есть разум и сила, сколько всего я бы мог этому миру дать? Да, сейчас я не понимаю его, у меня мало опыта, но в дальнейшем я бы мог принести сюда хоть немного света. Поставить перед собой помощь нуждающимся как цель и двигаться к ней, несмотря ни на что, ничего не требуя взамен. Вот бы где пригодилась моя внутренняя пустота, делающая меня подобным машине. Ни страха, ни усталости, только стремление к цели.
— Ты потерянное существо Нахирон. Ты не представляешь, с чем можешь столкнуться, и к чему все эти твои разумные стремления в итоге могут привести. Разум не является панацеей от зла. Ведь дьяволы Аэтхейла тоже не злы, они просто сверхразумны и смотрят на этот мир с непониманием, судят жизнь слишком уж сурово, не желают ее понять, что и превращает их в воплощение зла. Разумность бывает двух типов: эмоциональная живая и лишенная эмоций, холодная, она граничит с жестокостью. У тебя второй вид. И если бы не оставшиеся от Рурхана жизненные ценности вроде любви к радостной Фиалке, ты бы давно канул во Тьму. Не в состоянии понять этот мир ты бы и сам не заметил, как заблудился.
Этот мир он погрязает в хаосе, он безумен. Не все жертвы здесь желают избавления от мучений, как бы глупо это не звучало. Многие рожденные среди насилия считают его нормой. Пытаясь изменить этот мир в лучшую сторону, из каких бы благих намерений ты не исходил, пытаясь наставить это больное стадо на путь истинный, ты неизбежно прибегнешь к силе и сам не заметишь, как твои руки окажутся по локоть в крови. Ненужно, не увязай во всем этом, не повторяй наших ошибок. Не трогай этот мир. Во всей этой кровавой суете лучше просто останься мимолетной тенью, просто уйди, это единственное разумное, что ты можешь.
Если бы так легко и просто можно было сделать этот мир лучше, уж ты поверь мне, мы бы сделали это давным-давно. Хотя бы в малой его части — как грезишь ты. Все запутанно и очень сложно, пронизано тысячью взаимосвязей и погрязает в банальном безумии.
Давай-ка я расскажу тебе про 'Утопию'. Еще в самом начале, когда мы только овладели этим миром, мы создали ее. Также на далеком острове мы возвели страну людей, на земле пронизанной магией. Вернее земле самостоятельно магию источающей. Мы отошли ото всех разумных законов только чтобы создать это место. Там все управлялось человеческой фантазией. Люди что хотели то и получали, едва им только стоило подумать о чем-то. Это было место, где исполняются желания в прямом смысле слова. Мы считали, что спасли людей от всех бед, подарили им рай, теперь они будут счастливы. Ведь все что требовалось от жителей 'Утопии' это сохранять здравомыслие и просто быть счастливыми. Нам казалось, что люди раскроют в себе все лучшее и мир из их фантазии расцветет. Но вместо этого все стала заволакивать Тьма. Все люди где-то внутри в глубине души немного да безумны и в месте оживляющем фантазии вся гниль из глубин их душ полезла наружу. Мы пытались исправить ситуацию, пытались повести их за собой в сторону света, но все безрезультатно. Они были неконтролируемы. Мы спалили в огне этот рассадник похоти, разврата и садизма.
'Утопия' этому миру не нужна. Только зажатые суровой реальностью обремененные тысячью проблем люди остаются людьми. Только живя в несчастии они сохраняют понимание того что такое счастье. Это жестоко, но это так.
Единственная истина, которую я четко понял с тех пор: зло необходимо. Оно составляет собой необходимую часть нужного баланса, держит все в равновесии. Только в объятиях зла закаляется истинное добро. Так уж устроен мир людей. Без зла значимость добра стирается, теряется грань морали и все становится мерзкой серой массой погрязшей в своем безумии. Нельзя избавить этот мир от зла... Иначе он погибнет.
— Я бы рассмеялся, если бы мог.
— Все что ты видишь вокруг, этот жестокий мир это не этап на пути к лучшему будущему, не проблема, которую нужно решить. Весь этот на первый взгляд ужас, цикл насилия это и есть жизнь, как она есть без прикрас, она неизменна всегда, — откровенно лукавил Дух. — И от того так ценно во всем этом настоящее добро. Оно как капля чистого концентрата, мучительно выделенная из тонны шелухи.
За беседой Нахирон двигал черные фигурки по доске, белые все также двигались сами собой.
— Шах и мат, — констатировал Нахирон. Партия была закончена в его пользу.
— Наконец-то достойный соперник. Ты действительно сверхчеловек. Быть может еще партию?
— Нет, лучше закончим это все твоим проигрышем. Хоть в чем-то я обошел вас. А ведь вначале пути я считал себя новой формой жизни, новым существом, появившимся на свет необычным способом, вопреки общим законам жизни.
— Главный критерий автономной полноценной жизни это собственное тело. Ты не новое существо, не форма жизни, ты лишь отклонения в чем-то уже существовавшем. Нечто сродни психической аномалии, нежели живому существу. Ты лишь бессмысленно заслоняешь собой Рурхана. Раз сам жить не можешь, так уступи место жизни — это единственный твой разумный исход.
— Я бы возразил что-нибудь, если бы сейчас в самом конце не ощущал себя чем-то поломанным, бессмысленным. Давай быстрее с этим покончим.
Нахирон встал. Стол, шахматная доска, стул на котором он сидел все разом растворилось. Он опустился на колени.
— Все что увидел я в этой жизни своими глазами это война и разрушения, руины объятые огнем. Но ведь пришел я в этот мир, чтобы просто жить как все вокруг. Как-то безынтересно все получилось.
— Твое появление ошибка. Прими это разумно как факт. Тебя считай, никогда не было. А у Рурхана впереди целая жизнь, из него получится хороший артэон. И твой приход в этот мир не такой уж и бессмысленный. Ты спас Рурхана, ты спас всю Армидею от участи самоуничтожения. Ты сделал все, что должен был. Но время бури прошло, дальше начинаются времена мира, где ты как оружие войны будешь бессмысленным. Пришло время тебе уйти ради благого будущего.
— С этим согласен. Надеюсь, глядя на меня Рурхан будет ценить свое счастье вдвойне. Это тоже станет своего рода пользой. А что касается заблокированных воспоминаний касающихся участи Страны Волка, убитой семьи Рурхана, оставить их или унести с собой?
— Оставь все как есть. Пусть Рурхан будет самим собой в полной мере. Он столкнется с болью, но в итоге думаю, все поймет, станет сильнее.
— Пусть так и будет.
Комнату наполнил яркий свет, который обволок собой тело Нахирона. Так произошел процесс артэонизации, обращения в артэонство. Когда свет померк в середине белой комнаты на полу лежал уже Рурхан ставший артэоном. После обращения в артэонство произошло обновление организма, шрамы на его теле затянулись, исправились в сторону идеала, некоторые не устраивающие Духа черты его лица, неровности тела, кожа заблестела. В целом он помолодел, стал выглядеть соответственно своему возрасту. Теперь он безупречный артэон. Рурхан очнулся непонятно где облаченный в броню, с черной маской скрывающей верхнюю половину лица. Он пребывал в состоянии, в котором находился последний раз, будучи самим собой до появления Нахирона. Холодный темный дом, заваленный телами его семьи, волки недавно порвали мать у него на глазах, оставшись один, он погруженный в кошмар решил покинуть этот мир. Из той атмосферы он одним прыжком оказался в белой странной комнате и здесь он уже артэон. Он напугано замер, лежа на полу. Сначала он боялся открыть глаза. Все произошедшее с Нахироном, и с ним при Нахироне, все это осело в его памяти как посмотренный фильм.
Начав спокойно дышать, открыв глаза, он сел на полу. Первым делом он сорвал с себя маску, броня сама осыпалась с него. В его глазах застыло непонимание происходящего — 'почему я еще жив?'.
— Рурхан? — комнату огласил голос Духа. — Ты теперь артэон добро пожаловать в наш новый мир, в который преобразилась Армидея. Все плохое позади, успокойся.
— Армидея? — сидя на полу, уточнил Рурхан. — Армидея повинна в уничтожении моего народа, гибели семьи, — в его глазах застыл ужас той ночи, когда волки порвали его родных. Ночи, которая для него была вчера. — Не хочу я быть частью Армидеи... Я хочу уйти.
Дух промолчал. Двери комнаты открылись, дав Рурхану уйти. Он вышел из акрополя, яркий свет дневного солнца ненадолго ослепил его. В раскинувшемся вокруг прекрасном тропическом острове в нынешнем состоянии он не увидел чего-то прекрасного. Со стороны осмотрел разрастающийся палаточный городок, который должен стать их будущим домом. Армидейские мужчины работающие над возведением городка, и военные и гражданские все смешавшиеся в одной массе, задав ему пару вопросов, не получив ответов, видя гнев на его лице не стали его останавливать. К своему счастью не встретив Джейсона, получив возможность спокойно уйти, он вышел из городка и просто побрел, куда глаза глядят. Пройдя несколько километров по пляжу, он свернул в лес, укрылся ото всех в тропических дебрях. Все его воспоминания полностью вернулись к нему, он, наконец, стал самим собой, остался один в тишине, получил возможность все осмыслить. Он только сейчас получил возможность в полной мере осознать всю тяжесть произошедшего с его родной Страной Волка. Немного поразмыслив, все уложив у себя в голове, в ужасе замерев, он пришел к выводу, что вина за все произошедшее лежит на нем. Это он привел армидейцев в маленький всеми забытый уголок Страны Волка, с чего все и началось. Этого он себе не мог простить. Безумным криком боль душевных терзаний вырвалась из него.
Безутешно, не находя себе места он брел по лесу. Не было кого-то рядом, кто мог бы вразумить его. Было достаточно лишь одного слова кого-то из друзей или любимой, лишь улыбки или живого звука и он вернулся бы к жизни, разрыдавшись со всем бы смирился, но он оставался один. Только шум ветра колыхающего возвышающиеся вокруг фантастические пальмы. Один бредя, не зная куда, он увязал в какой-то бездне образовавшейся в душе, в голове под давлением переживаний вились жуткие мысли. 'Я должен уйти следом за своими родными', — совсем запутавшись в своей жизни, он заставлял себя смириться с этим. Не желая жить, возвращаться в лагерь он просто брел, куда глядели глаза, зная, что в случае остановки переживания и боль, следующие по пятам настигнут, и с новой силой наполнят душу болью.
Уже вечерело, бессмысленно гуляя по лесу, он вышел на пляж, без сил завалившись на песке в нескольких метрах от плещущегося волнами океана. Сознание, угнетаемое чувством вины, снова вернулось в тяжелый момент, прожигающий все внутри невыносимой болью. Он остался один в пустом доме, рядом лежит разодранное тело матери. Волк, сделавший это, долго смотрел на него свирепыми глазами, капая слюной из измазанной кровью пасти. Волк ждал от него реакции, ответа достойного мужчины. 'Нет, пожалуйста, не трогайте меня', — с этими словами перепуганный Рурхан забился в угол. В решающий момент все решил страх, он просто был до ужаса напуган. Волки ушли, просто бросив его, оставив самому себе на растерзание. Забившись в угол, замерзая в жутком холоде, в полной темноте, он буквально скулил от беспомощности. Это казалось кошмаром наяву, он даже отомстить за убитую мать не решился, даже умереть достойно не смог, он сам себе казался самым жалким и ничтожным на земле. Вся жизнь померкла и свелась только к этому моменту, от боли которого было не спастись. Но какой бы страшной не была душевная боль, убить она не могла. Он промерз до костей, холод быстро вправил мозги, побудив тело к действию. Его эмоции немного утихли, но выбравшись из своего угла, он наткнулся на разодранное тело матери. Он замер, боясь сделать вдох, на его глазах налились слезы. Это было странно, что они появились только сейчас. Он пережил неописуемый ужас, но слез до этого не было. И тут неожиданно они появились, и каким бы это не казалось безумием, созерцание тела матери было не причем. 'И не допусти, чтобы кому-то было больно по твоей вине. Ведь в нашем мире никому недолжно быть больно, ни человечку, ни кошечке, ни собачке, ни какой другой зверушке. Ни даже листику и травинке!' — вдруг прозвучал ее звонкий такой любимый голос в его голове. Он замер посреди ледяного дома, из его глаз текли горячие слезы. Он стал причиной погибели своей деревни сам того не ведая — допустил, что кому-то стало больно по его вине, не выполнил того о чем она просила, он все же оступился, и осознание этого в душе отразилось самым страшным для него в этой ситуации. Безумно, но это так. От пережитого ужаса его сознание помутилось, потеряв над собой всякий контроль стоя посреди заваленного телами родных дома он рыдал только от того что чувствовал вину перед ней, как ему тогда (можно сказать временно сошедшему с ума) казалось: он предал ее. Он допустил, что кому-то по его вине была причинена боль, так как же он теперь мог к ней вернуться? Как сможет он теперь смотреть ей в глаза? Он предал ее идеалы, не выполнил того о чем она просила. И в этот момент он решил, что не имеет права продолжить жить дальше, ему открылся выход из сложившейся кошмарной ситуации. Слетев с катушек от пережитого ужаса, в своем бреду посчитав, что не имеет права вернуться к любимой, идеалы которой предал, вследствие чего вся эта жизнь теряла дальнейший смысл, он решил покончить с собой. Он подвел ее, это прекрасное создание, прекрасного ангела олицетворяющего его совесть, предал все прекрасное, доброе, следовательно, ему нет больше места в этом мире — примерно так его пошатнувшееся сознание оправдывало происходящее. Он сам себя убил, повиснув в петле.
И сейчас, снова вернувшись в тот момент, вновь пережив тот ужас, будто снова стоя в том жутком доме, среди трупов родных, предавший все прекрасное, оставшийся совсем один, он не хотел возвращаться к жизни. Пока тот холод еще ощущается в душе, не затягивая нужно было довести дело до ума. Но как это сделать сидя на пляже? В лагерь возвращаться было нельзя, если он туда вернется, они его уже не отпустят. Нужно было действовать прямо сейчас или будет поздно. И вдруг его осенило. Он же теперь артэон, значит ему, как и всем им теперь дарована возможность самоотключения, о которой он не раз слышал, живя среди них. Этот разумный выбор между жизнью и смертью, который Духи дали каждому из артэонов теперь доступен и ему. Он закрыл глаза, погрузился в какую-то внутреннюю темноту и попытался отыскать в ней тот самый условный тумблер, при помощи которого он мог просто выключить себя. Но тут что-то произошло, вместо темной глубины его сознание неконтролируемо заполнило каким-то светом. Он сидел на пляже, пока его сознание провалилось в своеобразный сон. Свет перед его глазами стал постепенно рассеиваться, он оказался в каком-то подобии белой комнаты ярко освещенной. Посреди комнаты сидел Нахирон.
— Ну, привет Рурхан, — сказал он. — Я долго сопротивлялся, но в итоге, разумно признал, что не способен жить как все вокруг, что мое существование бессмысленно. Поэтому я уступил тебе место. Я понимаю, каково тебе сейчас. Лично я был против того чтобы оставлять тебе твою память, хотел унести эти кошмары с собой. Но он предложил это, думаю ему виднее. Но если ты сейчас получил это послание, оставленное мною у тебя в голове, значит все не так гладко. Значит, ты все-таки решил покончить с собой и я здесь, чтобы вразумить тебя. Ты помнишь те ужасы, через которые мы прошли вместе? Я протащил нас через самое сложное, в итоге оставив тебе возможность жить дальше. Мне это решение далось нелегко, я тоже, как и все просто существующие живые существа вокруг, где-то внутри, хотел просто жить, даже без смысла. Но я нашел в себе силы принять разумное решение, дал возможность жить тебе. Ты понимаешь что сейчас, своим глупым шагом делаешь бессмысленными все мои старания ради нашего общего счастья, ведь я часть тебя? Ты делаешь бессмысленной мою жертву, бессмысленно обрываешь сразу две жизни.
Если бы ты знал, как я тебе завидую. Ведь у тебя есть счастье, есть возможность быть счастливым. Чувства, эмоции дающие почувствовать себя счастливым, дарующие возможность понимать ценность жизни или что еще прекраснее, понимать ценность человека, который рядом — это и есть самая великая благодать, фактически заменяющая смысл жизни. Если бы ты знал, как было тяжело смотреть на нее и ничего не ощущать. Можно сказать, что это было больно, но нет, я даже боли чувствовать не мог. Я не мог жить, не мог чувствовать, поэтому я и ушел, все оставив тебе. Ты только вдумайся, ведь все плохое, что должно было случиться, прошло, я провел нас через это. Теперь грядут времена покоя и мира, где мне не было места, поэтому я и ушел, оставив все тебе. И ты сейчас стоишь в шаге от счастья. Счастье оно вот, прямо перед тобой, буквально за дверью, нужно только встать и открыть ее. Впустить в свою обледеневшую душу окружающее тепло. Ты должен найти в себе силы жить дальше, потому что в другом случае, ты рискуешь совершить самую ужасную ошибку в своей жизни, которую невозможно будет исправить. Живи, осознавая, что имеешь, не давай годам развеять осознание ценности любимой, это непростительное преступление. Ну ладно Рурхан, — он встал со стула, будто собравшись уходить, — надеюсь на твою силу и благоразумие.
В сознании Рурхана все снова погрузилось в темноту, он пришел в себя лежа на пляже. Он долго сидел, пытаясь как-то все разом навалившееся уложить в голове. Ему вдруг стало стыдно и так неудобно. Он считал Нахирона злом, вторгшейся в его внутренний мир темнотой, а тот пожертвовал собой, дав возможность жить ему. Ему захотелось извиниться перед Нахироном, попросить прощение за все, но было уже поздно. Теперь он просто не имеет права покончить с собой. Он обязан Нахирону, обязан продолжить жизнь. Пытаясь найти силы жить дальше, он решил все как-то разумно переосмыслить.
Все произошедшее ужасно. Однако вопреки всему он вернулся, он выжил. Он сейчас сидит на этом пляже, его жизнь продолжается. Ведь он действительно находится всего в шаге от счастья, такого сияющего и желанного. Он, наконец, может к ней вернуться и остаться с ней навсегда. Снова прослезившись, он приходил к пониманию. Его семья, погибшая в Стране Волка, конечно, была дорога ему, но его любимая была просто бесценна. Собой его любовь затмевала и убитую семью, и погибший народ. По сравнению с ней все другое, что было в жизни, тускнело.
Затем неизбежно возникло сопротивление, отторжение, еще не осевшая душевная боль нахлынула с новой силой. 'Нет, моя семья мне дорога. Продолжить жить и быть счастливым все равно, что предать их. Предать свой погибший народ', — говорил он себе, думая о трагедии своего народа, из чувства уважения к погибшей семье, стараясь забыть про свою любовь, обязывающую его продолжить жить. Но разве это было возможно? Он долго не давал себе расслабиться, стараясь не растерять осознание трагедии народ Страны Волка постигшей. Но благодаря Нахирону вспомнив про свою любовь, истинное счастье, семью, что обрел в мире артэонов, он неизбежно отдалялся от своих переживаний. Начавшие проскакивать теплые эмоции, было не унять, они просто неконтролируемо уносили его на своих волнах куда-то далеко, размывая холод, сковавший его душу. Согретый душевным теплом, что возникало при мысли о ней, он смог по-другому посмотреть на трагические события. Его семьи нет, это тяжело и жутко, но он не имеет права уйти, ведь у него в этом мире еще есть счастье, обретенное среди артэонов, другая половина его жизни. Забавная непоседа Фиалка в качестве супруги, за которой ему просто интересно наблюдать, две милейшие прекраснейшие мамы и даже любимая собака, это не считая друзей которые не менее важны. Переживание трагедии своего народа угасало, только счастье оставленное жизнью среди артэонов сиянием заволакивало все внутри. Ее образ, возникающий в сознании, оживлял сердце, биение которого сопровождалось какими-то приятными светлыми нотками, ощущение которых заставляло замирать. Казалось, он вышел из забвения смерти, но в шаге от облегченного вдоха снова возник протест. 'Остаться среди артэонов значит быть счастливым, переступив через трупы своих родных', — так он говорил себе и в то же время внутренне понимал, что не может ее бросить. Какое-то время он метался, вернее сознательно не давал себе забыть об ужасе, постигшем его народ, в то время как эмоции уже давно растаяли и жаждали только покоя.
'Я понимаю, участь моего народа ужасна, я виноват в этой трагедии и заслуживаю быть задранным волками вместе с ними. Не понимаю, как, но я уцелел, моя жизнь продолжается. Моя основная жизнь, сделавшая меня собой, погибла, и было бы логично мне погибнуть с ней, но у меня есть вторая жизнь. Как бы ни хотел я разделить общую участь своего народа, покинуть этот мир я не могу. У меня в этом мире еще остались люди, ради которых стоит жить. У меня есть семья, обретенная среди артэонов. И самое главное у меня есть любовь, которая заставляет забыть обо всем и никогда меня не отпустит. Я не имею права бросить ее. Я должен остаться в этом мире, как бы от этого не было тошно, каким бы предателем себя не ощущал, я не могу. Не могу бросить их, просто не имею на это права. Разбить ей сердце, омрачить своим уходом жизнь этих прекрасных созданий, что были так ко мне добры, это значит допустить самую страшную трагедию, в которой я могу быть виновен. Тем более я обязан Нахирону, не могу предать его, сделать бессмысленной его жертву. Похоже у меня нет выбора.
Значит, моя любовь это, то единственное ради чего я остаюсь, ради чего продолжаю жить, последнее, что у меня осталось в этом мире. Я должен, обязан забыв обо всем сделать ее счастливой, только так я могу оправдать продолжение своего существования. Теперь никакого меня больше не будет, больше я себе не принадлежу. Ничто на этом свете не будет для меня важнее ее счастья', — как обычно на самом краю, когда уже ничего не казалось важным, только любовь, необходимость заботы о ком-то вопреки всему вывела из забвения заставив жить дальше. Не без помощи Нахирона, конечно же.
То затмение разума, что он пережил в разрушенном доме своей семьи в Стране Волка, наглядно показывало его истинное отношение вещам. В те минуты его разум помутился, он себя не контролировал, будто временно сошел с ума, и тогда контроль над ним взяло нечто подсознательное, будто оголилась его душа. Стоя посреди разрушенного дома заваленного трупами семьи он испытывал боль, думая только о том, как к этому отнесется его любимая. Не мог представить, как после этой своей кровавой ошибки он сможет снова смотреть в ее наивные теплые глаза. Это звучало как бред, как какое-то безумие. И в то же время наглядно показывало, что вопреки всему разумному она для него дороже всего на свете, дороже семьи погибшей в Стране Волка.
Успокоившись, он по-другому посмотрел на все что натворил. Ведь он фактически покончил с собой, убил себя повесившись. И если бы ни чудо он был бы мертв. Он поступил как настоящий эгоист, позабыв или вернее просто наплевав на свою любовь. Ему стало страшно. 'Но я же не контролировал себя. Я будто сошел с ума в те секунды', — пытался он оправдаться перед своей совестью. 'Тем более я должен продолжить жить, только чтобы исправить эту ошибку, этот неверный безумный шаг'.
— Здравствуй Рурхан, — услышал он голос Кратона за спиной. Этот голос прозвучал в ту самую секунду, как только переживания стали отпускать его измученную душу.
— Правитель Кратон, — Рурхан сразу же подскочил с земли и смиренно из уважения склонил голову. Сначала он как обычно воспринял Кратона как на своего правителя и мудрейшего старшего друга, но затем, взглянув на него в контексте произошедших событий, увидел в нем соучастника всего ужаса, что постиг его народ и Армидею.
— Уже не правитель, — ответил Кратон. Видя внутренний мир Рурхана, он понимал, что сейчас его ожидает тяжелый разговор. Он старался держаться от Рурхана на расстоянии. — Ведь править больше нечем.
— Ответьте мне, пожалуйста. Вы все знали? Вы знали что, отправляясь в Страну Волка, я стал частью какого-то больного геополитического плана по приручению и использованию моего народа? Или вы осознанно обрекли мой народ на погибель? В итоге вы этого хотели? Этого острова? Все произошедшее какой-то ваш безумный план, попытка вернуть свой народ в тишину и покой лона природы, оторвав от блеска Армидеи о котором вы мне сказали тогда?
Кратон подошел к воде и замер глядя на бескрайний океан, в то время как Рурхан не сводил с него взгляда в ожидании ответа.
— Для начала хочу пояснить, что я не был соучастником Духа. Весь произошедший ужас для меня такая же трагедия, как и для тебя. Как и для всех. Все мы стали жертвами его всевышней воли. Но... я знал об истинных целях миссии 'Таяние Снегов'. Я дал на нее добро. Там все было сложно. Это не я а в первую очередь стратеги из СБК желали руками твоего народа изменить ситуацию на юге. Меня просто зажали обстоятельствами, заставили пойти на это, предложив солидное вознаграждение. Я мог бы отказаться, это было не смертельно, но я согласился. Мне все это казалось чем-то бредовым, идиотизмом. Я был уверен, что ничего не получится, и твои соплеменники просто пошлют наших представителей, как и всю нашу цивилизацию куда подальше. В итоге все обернулось жуткой трагедией, которую было сложно представить, которую никто не прогнозировал. Сейчас я лишь могу сказать, что мне очень жаль. Я пришел извиниться перед тобой. Я долго ждал этого разговора. Хотел помочь тебе пережить случившуюся катастрофу с самого начала. Но, к сожалению, по возвращении из Мерзлого леса ты не был самим собой. Тогда твоим телом руководило нечто иное, только сейчас ты стал Рурханом. К сожалению, только сейчас этот разговор стал возможен.
Прости меня Рурхан, прости, что оказался настолько слеп, что не предвидел надвигающегося кошмара. Прости меня за все, через что тебе пришлось пройти, ведь в моих силах было этого не допустить. И сейчас, когда уже ничего не исправить, просто пойми, что ты ни в чем не виноват. Это мы тебя использовали, сделали пешкой в своей игре. Использовали твою наивность, желание изменить этот мир в лучшую сторону. На самом деле ты просто наивный мальчишка, который хотел как лучше. Если кто из нас и виноват в случившемся, то только я. Только не вини, не мучай себя. Истинно из нас двоих вина лежит только на мне.
— Да ладно вам. Я тоже тот еще дебил. Ведь судьба предупреждала меня, а я оказался полным тупицей. Говорите все произошедшее воля Духа, и мы как обычно ее заложники? Получается вы тоже своего рода жертва. Вы и так уже наказаны. Погибло все, что вы так долго создавали, — Рурхан видимо мог злиться только на себя, к окружающим у него не было претензий.
— Я любил золотой город всей душой, хоть и всегда по-старчески ворчал и был всем недоволен. Не описать, как было больно заранее все знать и быть полностью беспомощным, будучи не в силах что-либо изменить. Я знал о том, что все погибнет, он поведал мне свои планы. Я пытался его отговорить, выторговать для своего народа участь попроще. Но его логику было не сломить. Два полиса силы всегда будут обречены на борьбу друг с другом. Ради мира кто-то должен уступить, один из полисов должен быть уничтожен и в нашем случае это Армидея. Не представить каких трудов стоило заставить себя со всем с этим смириться и продолжить жить дальше, будучи пешкой в сценарии, написанном безумцем. Всесильным безумцем. Хотя о чем это я? Ведь ты сейчас прошел через нечто подобное, также силой заставил себя жить дальше. Я ради народа, ты ради любимой. Сейчас во всем мире только ты один меня понимаешь.
На глазах Рурхана снова проступили слезы. Он чувствовал себя беспомощным, обманутым судьбой, забытым богом. Ему было тяжело осознавать, что все произошедшее воля Духа, а он всего лишь смертный. Он отвернулся от Кратона, ему снова захотелось остаться одному и пожалеть себя.
— Не надо Рурхан, не отворачивайся, — он подошел к Рурхану и тихо его обнял. Уже знакомое искусственное душевное тепло стало заполнять Рурхана изнутри. — Давай переживем этот тяжелый момент вместе. Мы должны продолжить жить, должны быть сильнее. Не ради него, пошел он к черту. Он вовсе не бог, он непонятно что, местами он безумен подобно смертным, забудь про него. Мы должны продолжить жить ради родных, любимых, должны стать сильнее ради них.
— Согласен, — ответил Рурхан шмыгнув носом. — Нужно возвращаться к жизни. Попробовать жить заново.
Уже в темноте они побрели вдоль берега в сторону лагеря.
— Можно одну интересную деталь? — Кратон.
— Да конечно, — Рурхан постепенно отходил от своих переживаний. Предвкушая встречу с ней он удерживал себя от того чтобы улыбнуться.
— Во время нашего первого разговора я сказал что-то о переменах. О том, что твой приход не может быть случайным и обязательно принесет нам какие-то изменения. Если бы я тогда знал, сколько смысла было в моих словах!
— Мой приход перевернул все с ног на голову. Знал бы, что все так будет лучше бы не приходил, сдох бы где-нибудь, — и тут он как обычно вспомнил про Селину, про свою обретенную любовь. — Ну, или пришел бы, как идиот, вопреки всему разумному...
ОСТРОВ
Спустя пару месяцев палаточный городок окружающий акрополь, разросшись на пару километров вдоль берега, был закончен и готов для заселения. Наступил так всеми долгожданный день всеобщего пробуждения. Рурхан хлопотал над их будущей с Селиной комнатой, наводил последние штрихи. Он хотел, чтобы все было максимально идеально. Конечно, маленькую коморку в брезентовой палатке с деревянным полом было сложно сравнить с их теплой, так любимой пронизанной ароматами комнатой в Армидее, все же Рурхан сделал все, чтобы сделать это место уютным. Палатки, в которых предстояло ютиться, были растянутыми в длину. По центру длинный коридор по бокам маленькие комнатки. Вместо стен брезентовые занавески, вместо кроватей раскладушки. Рурхан, в их будущей с Селиной комнате, сдвинув две раскладушки, положил сверху сколоченный деревянный щит, соединивший их, в итоге получилось подобие двухместной кровати. Даже для Шатуна он сколотил будку, поставив ее у кровати, по максимуму сделав все, чтобы это место хоть немного походило на их комнату. Хоть все и было деревянным неотесанным и грубым, но все же он старался, зная свою возлюбленную, надеялся, что ее это позабавит.
— Извиняюсь можно? — отодвинув брезентовую занавеску в комнату, вошел Джейсон. Как и все обитатели Новой Армидеи, на первое время он облачен в темно-синий комбинезон вроде тех, что некогда носили солдаты под броней, сверху на нем, как и положено армидейский плащ. С самого начала жизни на острове он выглядит счастливым, в его глазах читается покой, никакой подавленности и напряженности, таким в Армидее он не был. Джейсон, был из числа вчерашних армидейцев, которые собой олицетворяли наглядное доказательство приятных перемен, что приносил остров. Рурхан в это время, установил цветы в вазу из бутылки с обрезанным горлышком на прикроватной тумбочке. Этот букет он собирал долго и упорно, постаравшись включить в него все прекраснейшие из многочисленных цветов, которыми пестрит их новый дом. Она любила их живыми, поэтому он сразу поставил их в воду. Увидев Джейсона, он подскочил едва, не уронив свою импровизированную вазу с цветами.
— Да конечно заходи. Ну как? — оглядел он комнату.
— Да нормально. Селинка это не Алекса. Тем более все это временно. Скоро запустим лесопилку и начнем строить нормальные дома. Ну, ты как готов?
— Я даже волнуюсь немного.
— Как раз волноваться больше не о чем, — улыбнулся Джейсон. Нет больше армии, как и Армидеи. Малдурум, его чудовище и все связанные с этим проблемы, мешавшие нормально жить, все это осталось там. Здесь в новом мире нет нужды в безумии. Он больше не солдат, теперь он, как и все просто артэон. Его разломанной пополам жизни пришел конец, теперь он может быть счастлив, как и все остальные. Погибель Армидеи стала для него освобождением, их новый мир он полюбил всем сердцем, и поэтому сиял от счастья. В предвкушении долгожданной встречи со своей любовью, с которой он теперь останется навсегда, этого здоровяка переполняла нежность.
Стоял жаркий солнечный день, так многими ожидаемый. Из ворот акрополя потоком хлынуло, наконец пробудившееся гражданское население. На всех темно-синяя легкая униформа, составляющая внешний вид жителей Новой Армидеи на первое время, обтягивающая у женщин, широкая у мужчин, прикрытая армидейскими плащами. Артэоны после долгого сна с непривычки щурились на солнце. Некоторые непривычно чувствовали себя в своих телах, будто заново к ним привыкая, двигались медленно и осторожно удерживаемые за руки родными и друзьями. Мужчины все это время работавшие над возведением лагеря, многие с цветами встречали своих родных, наконец пробудившихся от долгого сна. Толпа оглашалась радостными криками и смехом воссоединившихся семей. Рурхан и Джейсон подошедшие поздно, оказавшиеся где-то в середине толпы встречающих высматривали своих родных. Рурхан глядя на окружающих корил себя за то, что не догадался принести сюда собранный для любимой прекрасный букет. Из толпы вылетел нашедший их по запаху Шатун. Неописуемо радостно было снова увидеть своего лохматого четвероногого друга. Собака, начав лаять, позвала их за собой. И вот заставляя сердца замирать, среди толпы появились знакомые лица.
Селина и Хьюго облепили поникшую Алексу, Кристина как обычно шла в стороне. Алекса не увидела ничего прекрасного в новом мире, была примером тех армидейцев, которые тяжело переживали утрату былого дома. Эта красавица, влюбленная в большой город просто не представляла, как будет жить в этой 'трущобе'. Никакой больше моды и разнообразного гардероба, ночной жизни и роскошной постели, для нее это казалось невыносимым адом. Несмотря ни на что, ненавидеть этот остров она себе не позволяла, ей просто было до боли обидно. Вдобавок все омрачала новость о том, что не стало ее медвежонка Орфанта, этого здоровяка радгара который для нее навсегда остался маленьким щеночком. Будто вся жизнь Алексы существующая до этого разом оборвалась, Преферия ее полностью отпустила. На ее глазах беспомощно наворачивались слезы, опустив голову, она шла успокаиваемая друзьями. Хьюго, для которого на первый взгляд смена декораций не особо что-то меняла, прижимал к себе покрепче поникшую любимую, успокаивая, поглаживал ее светлые волосы. Внутри сам того не понимая он был рад произошедшим изменениям, нет больше никакой 'Пещеры' как и ночной жизни, в окружающей простоте его богиня будет только с ним. Да и те перемены, которые здесь произойдут с Алексой, ему понравятся, прелесть этого места он еще осознает. Селина, хоть и жалела грустную подругу, в такой тяжелый для Алексы момент показывая свое сочувствие, на самом деле скрывала свою радость и, глядя по сторонам замирала. Ее сердце трепетало перед знакомством с новым домом. Ей хотелось побывать во всех уголках их острова, все здесь увидеть, всем насладиться. Эмоциональная и легкомысленная, окрыленная тропическим раем, заменившим привычный дом утрату Армидеи она еще осознает и ни раз придет к Алексе поплакать. Сейчас ее распирало детское счастье и невероятное любопытство. Глядя по сторонам она не могла избавиться от ощущения того что все вокруг ей странно знакомо, будто все это она уже видела, вот только не могла вспомнить где, будто это было в каком-то сне. По внешнему виду Кристины, укрывшейся под капюшоном черного плаща, как обычно было не разобрать эмоций, следуя в стороне, взглядом она искала его. Селина едва завидев любимого позабыв обо всем, бросилась к нему. Кристине бегать было нельзя, придерживая живот, она просто улыбнулась, увидев своего Джейсона.
После поцелуя Рурхан зацеловал Селине все лицо. Взглянув в ее синие глаза, он понял, каким был придурком, когда пытался покончить с собой. Ведь он мог бросить, предать, оставить эту малышку одну. Ему стало страшно. Из его глаз потекли слезы.
— Прости меня, пожалуйста, — не в силах сдержать слез молил он ее о прощении.
— Ты что Рурханчик! — хихикала она над ним, одновременно жалея своего глупого Рурхана. — Не плачь, мы снова вместе и теперь навсегда, — она естественно и не догадывалась, через что ему пришлось пройти. В ее мире все было радостно и безмятежно. Обычно она эмоциональная льющая от счастья слезы, сейчас наоборот успокаивала плачущего Рурхана, хихикая над ним, сияя от счастья.
— Знаешь любимая, родная! Теперь у меня в этом мире осталась только ты. Ты та для кого я теперь существую. Любовь к тебе — все, что у меня осталось. Я обещаю, что не подведу тебя, буду жить только тобой, — после всего пережитого он не мог объяснить как она дорога для него. Нелепо словами выражая порыв души, пытался описать ее колоссальную ценность, которую стоя на краю для себя осознал.
— Я тебя тоже люблю. Сильно! — вытирая его слезы, она все посмеивалась над своим любимым. Ее радость тоже невозможно было описать. В ее глазах они, наконец, могут просто остаться вместе и просто любить друг друга. Нет больше Страны Волка стоящей за его спиной, нет другой жизни, не дающей ему полностью отдаться ей. Как и нет того ощутимого напряжения, той мрачности что наполняла их отношения когда в его тени жил Нахирон. Его, наконец, ничто никуда не тянет в этом мире, он теперь только ее. Они, наконец, могут быть просто счастливы, позабыв обо всем. Его артэонское внешнее преображение из всех друзей было заметно только ей. И ей эти изменения нравились.
— Ты только не подумай, — прижимал он ее к себе не в силах насмотреться в синие глаза, — цветы ожидают тебя дома... В нашей новой комнатке. Стоят в импровизированной вазе на тумбочке у кровати как в нашем прошлом доме... — оправдывался он, виня себя за то, что для этой встречи не додумался насобирать еще один прекрасный букет и подарить его ей сейчас, также как это делали остальные вокруг.
— Да ладно бог с ними! — также не в силах на него насмотреться улыбалась она. — Не с теми цветочками, что дома на тумбочке. Те цветочки я хочу увидеть! Бог с тем, что ты не подарил мне букетик сейчас, — исправилась она и расплылась в радостной улыбке, получив от него поцелуй.
Джейсон и Кристина сильно обниматься не стали ограничились только поцелуем.
— Все дорогая больше не будет никакого Малдурума, никакой этой мерзости в наших отношениях. Я теперь настоящий навсегда, я теперь полностью только твой, — зацеловывая ее руки, шептал он. — Я впервые смотрю на мир только своими глазами. И это так классно!
— У меня тоже самое! — от счастья перейдя на свой нежный тон так любимый Джейсону говорила она. — Я свободна от предстоящей госслужбы. Никаких проблем, ничего лишнего кроме нас с тобой. Теперь мы просто влюбленные мужчина и женщина. Все это благодаря нашему новому дому. — Она оглянулась, так чтобы Алекса не услышала, тихонечко шепотом добавив: — В нашем с тобой случае падение Армидеи это освобождение от тысячи проблем.
— Возможность начать новую жизнь. У меня такое чувство, будто только сейчас мы начинаем жить.
Нарадовавшись друг другу, влюбленные поменялись парами, нацеловались, нарадовались, а после обратили внимание на Алексу и Хьюго. Все, разумеется, бросились к Алексе окружив ее со всех сторон. 'Ты моя маленькая!' — прижимал к себе свою грустную блондинку Джейсон, отчего та ненадолго улыбалась, от еще не выветрившейся грусти опуская взгляд.
— Лентяй, проспал вместе с девчонками пока мы тут пахали! — Джейсон не мог не подколоть Хьюго. — Так ведь Рурхан? — искал он поддержки, но Рурхан все не мог отлипнуть от Селины, его сейчас кроме нее ничто вокруг не волновало.
— Какая разница? Все равно работы еще навалом. Так ведь? — изображал из себя недовольного Хьюго.
— По осени, то есть уже сейчас, на днях, начнем возводить капитальные дома. Быть может, тебе повезет, ты и это пропустишь!
— Кстати, какие у нас условия для жизни? — не отходя от Алексы, продолжая успокаивать поникшую подругу, уточнила Кристина.
— Большая просторная палатка. С десятком маленьких комнат. Из удобств только окна. Одна палатка из расчета на три семьи, — ответил Джейсон.
— Звукоизоляции никакой. Так что никаких любовных сладостных стонов по ночам, — не поднимая голову с плеча Селины добавил Рурхан.
— Полный облом, — пробубнила Алекса.
— Это только на первое время, — спешил успокоить ее Джейсон.
— Вообще-то для сладостных стонов у нас целый остров с десятком прекрасных и романтических мест. Я уверена! — промяукала своим голоском Селина, с намеком посмотрев на своего Рурхана.
— Какие новости с Преферии, что там слышно о Армидее. Можно ее восстановить, нет? — всех рассмешила Алекса.
— Нет, все стерто в радиоактивный пепел. От Армидеи не осталось ничего, — ответила ей Кристина. — Куда важнее судьба Арвлады. Последствия нашего кризиса для Преферии. И, слава богу, все закончилось хорошо.
— Все уже закончилось? Так, а что там с чудовищем? Я что-то как-то забылся в этих снах... — Хьюго.
— Как обычно! — девчонки рассмеялись над своим 'Плюшкой'.
— Ты что?! Чудовище остановили какие-то герои из СБК. Как там... 'Кучка храбрецов сделала, то чего не смогла армия'. Там же вроде как уже целую легенду сложили. Так что в Преферии теперь все тоже хорошо! — звонким голосом сияя от счастья, пояснила Селина.
— Быть может, мы туда все-таки вернемся? — Алекса.
— Нет, не вернемся, — приглаживая волосы подруги, Кристина успокаивала ее.
— СБК спасли Преферию, теперь они заслужили право властвовать в ней, — высказался Джейсон.
Окружающая толпа постепенно расходилась. Друзья сначала хотели встретиться со своими семьями, теперь понимая, что упустили их где-то в толпе, просто решили прогуляться, побрели к океану, как и большинство молодежи. Берег уже был заполнен любующимися океаном влюбленными воссоединившимися парами.
— Так, а сейчас осень или что? — глядя на зеленый остров потерялась во времени Алекса.
— Здесь нет разницы. Не считая сезона дождей, — пояснил Рурхан.
— Когда-то у тебя был дом, в котором была вечная зима, теперь дом, в котором вечное лето, да Рурхан? Задумайся, ведь в какой-то мере все произошедшие перемены неразрывно связаны с тобой. С твоего прихода в наш город началась цепочка событий, в результате которых мы оказались здесь, — с улыбкой смотрела на него Кристина. — Ты пытался изменить свой дом, но вместо этого изменил нас.
— Ты не представляешь, как сейчас права моя прекрасная Кристина, — тяжело вздохнув от встрепенувшихся в душе переживаний, с улыбкой он смотрел на свою любимую подругу. — Я лишил вас вашего дома. Сам выполз из дыры и вас в дыру загнал. Простите, — вспомнив о своих переживаниях, своей якобы вине перед всеми Рурхан помрачнел. Никакие доводы Кратона, не собственные выводы не могли в полной мере его вразумить, только время все расставит в его душе, позволит по-другому взглянуть на все произошедшее. 'Но ты что?!'; 'Ты что Рурханчик, не выдумывай!' — бросились успокаивать его девчонки. 'Не мели ерунды', — сказал Джейсон. 'Ты просто. Глупый. Глупый. Малыш!' — пользуясь тем, что он глядя ей в лицо замирает, Селина целовала его после каждого слова. Друзья расступились, уступая место Кристине решившей успокоить Рурхана. Подойдя, она обняла его за шею и заглянула в глаза. 'Ты что такое говоришь глупышка! — она начала с улыбки, зная, как он ее внутренне побаивается, теряется в ее близости. — Ну, какая же это 'дыра'? Это наш новый дом, наша общая возможность на новую жизнь. Теперь ты артэон, один из нас и навсегда. Ты только сейчас по-настоящему обретаешь счастье, то которое думал, что нашел давно. Чтобы тебя не тревожило, какой виной ты бы себя не обложил это все глупости. Уж ты мне поверь! Я тебя прекрасно знаю. Ты хороший и добрый, еще до артэонизации ты был артэоном в душе. Осознанно ты бы никому никогда не смог причинить боли. Забудь про Мерзлый лес. Это ошибка, от которой ты сам пострадал. Все плохое что было, все переживания, и тревоги пусть останутся там, в нашей прошлой жизни. Здесь мы все начинаем с чистого листа. Говоря 'мы' я имею в виду и себя тоже. Вот уже долгое время я жила... скажем так, будто в объятиях смерти. Ждала, готовилась к тому, что смерть неизбежно заберет у меня Джейсона. Будучи спящей в акрополе, скитаясь по снам, после усугубления всего этого кризиса, зверств этого чудовища которое нельзя остановить, понимая, что приближается буря, я стала смиряться с тем, что моя жизнь закончена. Конкретно затерялась, скажем так. Я заставила себя смириться с тем что эту бурю нам не пережить, что мой Джейсон погибнет, а следовательно погибну и я. Без него я не видела смысла в продолжение существования, поэтому готовилась к тому что придется уйти за ним следом. Мне казалось постоянное осознание смерти, готовность к ней делает меня сильнее, но вместо этого я не заметила, как заигралась. Затерялась в этом своем мраке, разросшемся в душе, и будто погрузилась во Тьму, по-другому этого не описать. Чуть малышей идиотка не угробила. И вот теперь я пробудилась в новом мире, знаешь, я, будто заново родилась. Будто развеялся мрак до этого застилающий всю мою жизнь. И вот я впервые смотрю на малыша спокойно, не боясь за него и за себя тоже. Можно сказать, я впервые по-настоящему счастлива. Также как и ты Рурхан, — максимально нежно и спокойно сказала она, чем заставляла Рурхана таять. — И так к чему я клонила, — сама понимая, что наболтала лишнего, она улыбнулась, — если все эти перемены принесены тобой, если ты как-то причастен к тому, что мы в этой как ты говоришь 'дыре' оказались, то лично я тебе благодарна. Худа без добра не бывает, мой глупенький Рурхан'.
— Да ваше высочество, — не отрываясь глядя в ее глаза, будто загипнотизированный он как обычно согласился со своей Кристиной, — как вы скажите.
От слов Кристины что-то всплыло у Рурхана в голове. Все в его глазах потускнело, он провалился в глубины своего сознания. Он снова увидел Нахирона сидящего посередине белой комнаты. 'Нет никакой судьбы, будущее из тысяч мелочей вы складываете сами. Джейсон должен был выжить при обороне Армидеи, можно сказать ради его спасения я в этот мир и пришел. Если бы Джейсон погиб то это зародило бы цепочку событий, приведшую в будущем к всеобщей погибели, не было бы никакого острова. Его смерть привела бы к мощному эмоциональному затемнению в сознании этой твоей 'Кристины'. В последний момент, когда от армии ничего не осталось она, утратив всякую ценность жизни, инициировала бы всеобщую самоликвидацию, вынесла бы этот вопрос на всеобщий совет. В условиях, когда от армии осталось меньше двух положенных процентов, а от Армидеи одна только Цитадель многие из артэонов спящих в акрополе находились в шаге от самоотключения, уже со смертью смирились. Большая часть солдат, обороняющих город, была уничтожена, тысячи спящих в акрополе артэонок ставшие вдовами, утратившие ценность жизни, также висели на волоске от смерти. Ведь это же артэоны, они не особо ценно воспринимают жизнь. Все гражданское население, спящее в акрополе, осознавало приближающуюся погибель, кажущуюся на тот момент реальной. И в этой взрывоопасной ситуации нужен был только запал, воля одного инициативного артэона который бы вынес очевидный вопрос всеобщего уничтожения на всеобщее голосование. И она бы это сделала. И тысячи разочаровавшихся в жизни армидейцев, на тот момент не видящих возможности продолжения жизни, с этой жизнью уже простившихся, ее поддержали бы. Коллективно было бы принято решение о полном самоотключении, Армидея бы погибла. Она своей суицидальностью вызванной смертью любимого все бы уничтожила. Погибла сама и всех утащила за собой. Ведь ты только взгляни на нее. Взгляни на ее внешний облик, с этой девчонкой явно что-то не так. Вся эта мрачность она у нее не только внешне, но и внутри. Она мудра, не спорю, но где-то там внутри безумна.
Все произошедшее, нынешнее будущее, что мы своими действиями сложили из тысяч мелочей, получив нынешний результат при котором все остались живы — это воля Духа. Дух Аркей все предвидел и поэтому немного изменил ход событий, расставив некоторые вещи по нужным местам. Все началось с вашего путешествия в Страну Волка, когда ни с того ни с сего по указу Духа лично, батальон в котором служил Джейсон был отправлен в сопровождении вашей колонны. Джейсон должен был отправиться с тобой, в том гиблом лесу сквозь Малдурум осознавая твою ценность, движимый своими эмоциями он должен был спасти тебя. Следовательно, я должен был появиться. Только чтобы потом спасти его из огня битвы за Армидею. В итоге Джейсон выжил, и эта твоя мрачная особа в решающий момент воздержалась от постановки вопроса о всеобщем уничтожении. Казалось бы, в силу таких мелочей, катастрофа, погибель Армидеи была предотвращена. Духи властны почти над всем кроме вашей воли. Мучительное и кровавое преображение Армидеи в маленький остров Дух реализовал без проблем, но вот чтобы спасти всех от воли одного заблудившегося в жизни артэона пришлось так напрячься. В итоге все прошло идеально, все, так как и должно было быть. Вы все же выжили', — это было второе из нескольких информационных посланий, которые Нахирон оставил у Рурхана в голове.
— Рурхан, с тобой все в порядке? — вернул его в мир голос Кристины.
— Что это с ним? Ты, что и вправду его загипнотизировала?! — смеялась Фиалка.
— Знаете ваше высочество, наша новая жизнь необходима вам, по-моему, больше даже чем мне. Внутренних проблем у меня не меньше чем у вас. Но, слава богу, все закончилось хорошо. Я вам потом все объясню. Это бред какой-то, чувствую, мы еще посмеемся над всем этим, — глядя Кристине в глаза сказал Рурхан. Кристина пропиталась интересом к этой недоговоренности в словах Рурхана. Но все эти подробности естественно потом.
Обходя расположившиеся на песке влюбленные парочки, они брели вдоль берега.
— Все мы тут преобразимся, погруженные только в себя, изменимся в лучшую сторону, — сказала Кристина. — Желанно или нет, — добавила она глядя на грустную Алексу. Та не желая выходить из своего состояния, желая погрустить, отвернулась в сторону, избегая взгляда в глаза подруги. Естественно Кристина не могла ее так оставить, поэтому раз за разом возвращалась к теме счастья в новом доме.
— То есть я, так поняла вы тут все рады тому, что мы оказались на этом богом забытом острове?! Только видимо мне одной жаль наш погибший дом, — глядя на сияющих от счастья друзей обобщала Алекса.
— Ну, так-то... Да! — будто издевался над Алексой сияющий от счастья Джейсон.
— Прости нас блондиночка ты наша! Нам, конечно, жаль наш погибший город, в нем было много чего прекрасного. Но фактом является то, что мы все сейчас счастливы. Не суди нас. Ну, пожалуйста! — в шутку умоляла ее Кристина. — Посмотри на ситуацию нашими глазами. Джейсон больше не солдат, его жизнь больше не будет постоянно в опасности, больше не будет ни какого Мал... Теперь мы с ним, наконец, можем быть счастливы, не оглядываясь ни на что. Возьми, к примеру, меня. Я, готовясь к госслужбе, молилась о том, как бы не попасть в комитет по внешним делам, боялась быть причастной к кровопролитию, что Армидея вела на юге. А теперь вообще никаких комитетов нет, все это погибло вместе с Армидеей, я теперь свободна. Хьюго! Он тоже безмерно рад, но не признается в этом. Вместе с Армидеей ушла вся твоя блудная ночная жизнь, вся эта твоя 'свобода', в окружающей простоте ты его богиня будешь принадлежать только ему. — Алекса нахмурив брови, посмотрела на своего Хьюго идущего рядом, взглядом как бы говоря: 'Это так, ты счастлив?'. В оправдание Хьюго, едва скрывая улыбку сделав удивленный взгляд, будто впервые что-то подобное слышит от Кристины, несогласно потряс головой, лишь бы успокоить свою красавицу. — Наша Фиялка и Мурхан это... Селина и Рурхан влюбленная парочка, что с них взять? Они и на луне будут счастливы. Так что... да Алюня, из нас только ты одна не видишь красоты нашего острова! — под общими улыбками не оставляла ей шансов Кристина.
— Фиалочка! Ну, хоть ты подруга меня не подведи. Ведь ты же любила наш золотой город не меньше меня. Вспомни, через сколько безумных ночей мы прошли вместе! — упорно не сдавалась Алекса.
— Не знаю, — захлопала глазками Селина. — Здесь клево! Здесь все так интересно и необычно и Рурханчик, наконец, рядом...
— Ты в явном меньшинстве! — Кристина не отступалась.
— Вы вот так просто предали Армидею?! Вы предатели! — уже просто придуривалась, не желая сдаваться Алекса.
— Да не было никакой Армидеи. Были только мы и сейчас мы хотим перемен. Все кроме тебя грустинка ты наша блондинистая!
— Посмотри, какой здесь красивый берег. Устроим пляжную вечеринку! — пыталась утешить подругу Селина.
— Я чувствую, устану от этих пляжных вечеринок, — изображая из себя недовольную пробубнила Алекса и тут же рассмеялась от Фиалкиной щекотки.
Они продолжали гулять по берегу. Океан солнечным днем как обычно шумел волнами, на которых, нахохлившись, колыхались здешние чайки Азурой окрашенные в необычный светло-зеленый с полосами черного цвет. Рурхан высказал свои сожаления о том, что больше не будет их университета. Ему понравилось быть студентом, ему нравился их университет. А, по мнению Хьюго, а также согласно промолчавшего Джейсона, отсутствие необходимости доучиваться это главный из плюсов их нового дома. Но Кристина разрушила радостную иллюзию мальчишек, пояснив, что университет это просто здание, а ведь все преподаватели, как и базовый литературный фонд (на что она надеялась) остались, следовательно, занятия неизбежно начнутся и Хьюго придется изучить всю классическую литературу до конца. Единственное что большие просторные аудитории сменяться занятиями сидя на траве солнечным днем или на лавках под каким-нибудь навесом в дождь. На фразу Алексы: 'Я даже не представляю, чем мы будем заниматься здесь', Джейсон, решив пошутить, пояснил, что на окраине их палаточного городка уже стоят несколько теплиц и пищу необходимую для имитации жизни, они будут выращивать там вручную, так что девчонкам работы будет хватать. Тем более в дальнейшем теплиц будет больше. Но получив от Алексы недовольный взгляд, сразу пожалел о своей шутке, 'Офигеть как весело', — грустно отреагировала она. Селина вдруг ожила и загорелась внутри огнем детского азарта. С легкомыслием свойственным детям эта артэонка позабыла обо всем. Глядя на океан, на уходящий вдаль пляж ей захотелось порезвиться и побегать. 'Не догонишь! Не поймаешь!' — щелкнув Рурхана пальцем по носу, она побежала от него вдоль пляжа. Обгоняя другие гуляющие по пляжу компании романтиков, Селина встречая знакомых, радостно приветствовала их, визжа, когда Рурхан ее нагонял, продолжая бежать дальше. Шатун лая понесся за ними следом. Схватив догнавшего ее Рурхана за руку, она вприпрыжку понеслась дальше, потащив своего любимого за собой. Устав она свалилась на песок и принялась пищать, Рурхан наконец-то мог зацеловать ее до смерти. Глядя на эту парочку чудиков ласкающихся где-то далеко впереди, Кристина приятно улыбалась. 'Хоть кто-то понимает простоту этого места и уже ею наслаждается', — вслух сказала она. Кристина и Алекса, оставшись в компании своих любимых, продолжали тихо прогуливаться по пляжу.
— Я все понимаю малыши, простите меня. Но все равно в произошедшем вижу какой-то кошмар, — Алекса все не избавлялась от своей мрачности. Из нее выходили последние отголоски грусти и печали. Внутренне она уже находилась в шаге от проникновения в радость новой жизни. Сейчас она сама не давала себе вот так просто со всем смириться, хотя все эмоции давно утихли.
— Произошедшее это и есть кошмар. Столько наших солдат погибло, не считая урона, что получила Преферия в виде уничтожения юга. Но этот кошмар закончился, а жизнь продолжается. Знаете! Я даже сумела вычленить из нашего положения кое-какую мораль. Только не смейтесь. Ну, или смейтесь, только потом чтобы я не видела. Мне кажется наш случай это наглядный пример того как можно начать жизнь с чистого листа. Безвыходных ситуаций не бывает. Жизнь порой бывает, жестока, все разрушается и, кажется, выхода нет, но это только, кажется. Всегда можно отступить, оглядеться по сторонам, найти тихое место и все начать заново. Бессмысленно губить себя зубами цепляясь за старое, ведь мир огромен, в нем есть еще столько разных вариантов и путей. Всегда можно отступить и все начать сначала, главное не унывать. Нужно уметь начинать жить заново. Вот как-то блин вот так вот! — высказалась Кристина, ожидая насмешек, но их не последовало, даже Хьюго промолчал.
— Не грусти моя прекрасная подруга, — Кристина поглаживала светлые длинные волосы Алексы, которая тяжело вздохнув, была уже в шаге от улыбки. — Вот увидишь, здесь мы будем счастливы. Найдем то, чего не давала увидеть Армидея. Мне кажется, здесь в отрыве от разлагающей цивилизации мы поймем, что по-настоящему ценно в этом мире. Здесь моя красавица в отрыве от всего ненужного и разрушительного ты изменишься, это будет, наверное, тяжело для тебя, но изменения будут в лучшую сторону, в итоге пойдут тебе во благо. От неизбежности перестоишь раньше срока свою личность и вместо ветреной блондинки предпочитающей свободу, преобразишься красавицей и умницей Алексой, вспомнишь о своем глупом Плюшке и станешь заботливой супругой и наконец, мамой. — Эти слова Кристины, что-то расшевелив в душе Алексы, заставили ее по-другому взглянуть на рядом идущего Хьюго и прижаться к нему покрепче. — Этот остров это возможность для нас заново себя найти, шанс все переосмыслить. Лично я, наверное, впервые смотрю в завтрашний день с надеждой. Для меня жизнь, конечно, не началась заново, но приятно продолжается, — она погладила живот, и ее руку согревая приятным теплом, прижала рука рядом идущего Джейсона. — Пойдемте, посмотрим на наш новый дом.
Решив оставить Селину и Рурхана одних, они свернули с пляжа, чтобы вдоль леса вернуться обратно в лагерь, оценить свое новое жилище. Алекса обернувшись, посмотрев на океан все-таки улыбнулась.