Ирему не хотелось даже думать, что почувствует Валларикс, прочитав подобное письмо. А ведь у человека в положении Валларикса не будет даже возможности предаваться скорби или просто с кем-то поделиться своим горем. Ирем слишком ярко представлял, каково будет императору. В конце концов, сам Ирем тоже продолжал заниматься своими обычными делами, разговаривать с имперскими военачальниками и старательно изображать, что он в упор не замечает вопросительных, тревожных взглядов Лара. О судьбе дан-Энрикса Линар, конечно, ничего не знал, а смелости, чтобы первым заговорить об этом с коадъютором, у него не было.
Ирем смотрел на Яррена — и понимал, что эта встреча, которую он еще совсем недавно посчитал бы редкостной удачей, не вызывает у него никаких чувств. Ну то есть — совершенно никаких. В сравнении с лежавшей у него на сердце тяжестью все это было такой ерундой, что мысль о том, чтобы заговорить с наемником, вызывала только усталость и смутное отвращение.
Те чувства, которые он испытывал последние пару недель, после беседы с Льюбертом, отдаляли его от Яррена гораздо больше, чем звание главы Ордена или чем слава первого меча империи.
Сэр Ирем отвернулся и ушел, не оборачиваясь.
В глаза ударили слепящие солнечные лучи — и коадъютор ошарашенно сморгнул.
Похоже, все эти слова о жизни, проносящейся у умирающих перед глазами, имели под собой кое-какие основания.
"Так, значит, это тоже — Истинная магия?.." — мелькнуло в голове у Ирема. Криксу, должно быть, приходилось нелегко. Не так-то просто иметь дело с силой, которая знает тебя лучше, чем ты сам... и может беспощадно столкнуть тебя с тем, чего ты сам предпочитал не помнить или же не замечать.
Рыцарю показалось, что его сознание, как нитку, протянули через его прошлое и снова выдернули в настоящее. Первое потрясение было так велико, что Ирем далеко не сразу осознал, что он по-прежнему стоит в обсерватории Саккрониса. Внизу, вокруг и прямо перед ним была Адель — не груда покореженных развалин, но, пожалуй, и не та Адель, какой она была до пробуждения Истока. Новый вид отличался от прежнего так же, как только что вымытое стекло — от того, которое не чистили с прошлого года. Столица казалась непривычно яркой, как будто сверкающей на солнце. Особняк Ральгерда Аденора утопал в розовой дымке, и лорд Ирем запоздало вспомнил, что сейчас, действительно, апрель.
Отсутствие каких-либо следов недавнего землетрясения говорило само за себя, но Ирем все равно не удержался — перегнулся через парапет и посмотрел на Книгохранилище. Библиотека выглядела так, как будто бы пожар, загнавший их на башню, привиделся Ирему в кошмарном сне — нигде не было видно ни выбитых окон, ни пятнышка копоти.
Раньше подобное преображение заставило бы Ирема засомневаться в собственном рассудке, но события нескольких последних дней заставили его пересмотреть прежние представления о невозможном.
Валларикс порывисто поднялся с парапета, на котором он сидел, когда на их глазах обрушился дворец — и Ирем вдруг подумал, что давно уже не видел своего лучшего друга таким откровенно, лучезарно, вызывающе счастливым. На лице Валларикса читалось разом удивление — и торжество. Ирем внезапно вспомнил, что он уже видел это выражение лица — так выглядел Кэлрин Отт, когда очнулся после покушения.
Ирем задумался, как сейчас должен выглядеть он сам.
— Здорово, правда?.. Даже лучше, чем я представлял! — сказал Вальдер звенящим от восторга голосом. Конечно, это вполне могло относиться к открывавшемуся внизу виду, но Ирему показалось, что Валларикс говорит о Тайной магии.
Рыцарю стало любопытно, что мог видеть его друг, но Ирем знал, что он не станет спрашивать. Хотя бы потому, что ни за что и никогда не стал бы обсуждать ни с кем — даже с Вальдером — то, что видел сам.
— Значит, у Крикса получилось... Он и правда уничтожил Темные истоки, — сказал коадъютор — и покачал головой, как будто удивляясь собственным словам. — Знать бы еще, что с ним произошло потом и где теперь его искать...
— Мы по-прежнему здесь — а значит, лорд дан-Энрикс тоже должен находиться там же, где он был, когда все кончилось, — сказал Саккронис. Только посмотрев на архивариуса, Ирем понял, что изменилась не только Адель, но и они сами. Валларикс, правда, тоже нисколько не походил на того поседевшего мужчину с резкими морщинами на лбу, каким он был последние несколько лет, но эта перемена как-то не бросилась Ирему в глаза. Возможно, дело было в том, что он знал императора всю жизнь и отлично помнил его молодым. А вот Саккрониса он видел только стариком — даже в то время, когда Ирем только познакомился с наследником, преподававший принцу землеописание, историю Легелиона и тарнийский архивариус уже был очень стар. Поэтому вид молодого и цветущего Саккрониса помог Ирему осознать масштабы произошедшей с ними перемены.
Удивительнее всего в этом было то, что, если бы он, скажем, чудом попал в прошлое и встретился с Саккронисом, каким тот был лет пятьдесят назад, Ирем, скорее всего, его просто не узнал бы — для него это был бы совершенно другой человек. Но сейчас Ирем узнал архивариуса сразу, с первого же взгляда. Ирем перевел взгляд на Валларикса — и подумал, что, пожалуй, император тоже не "помолодел" в обычном смысле слова. Произошедшая с ним перемена была глубже и гораздо тоньше. В лице императора как будто бы соединилось все то лучшее, что было в нем в двенадцать, двадцать пять и сорок лет: смеющийся, открытый взгляд и четкие, лишенные юношеской неопределенности черты, свойственные Вальдеру рассудительность и мягкость — и кипучая энергия.
— Саккронис прав — Крикс должен быть где-то во дворце. Пошли за ним! — решительно сказал он Ирему, шагнув к двери.
Однако им пришлось немного подождать. Cлова Саккрониса сработали, как заклинание, и люди, находившиеся на вершине башни, разом бросились в сторону лестницы. Наверное, у каждого из них нашлось, кого искать.
Глядя на давку у дверей, Ирем вспомнил свое недавнее видение. Валларикс всегда нравился ему гораздо больше, чем любой из окружающих его людей — и, если уж на то пошло, гораздо больше, чем он сам, — но в юности сэр Ирем полагал, что удивительный характер его друга объяснялся тем, что Валларикс просто не видел в жизни ничего по-настоящему плохого. Любящий отец, придворные, готовые выполнить любое желание наследника, терпеливые и мудрые наставники вроде Саккрониса — немудрено быть добрым и в упор не видеть в людях ничего дурного, если тебе ни разу не дали повода вести себя иначе!.. Но чем дальше, тем сильнее Ирем понимал, насколько это впечатление обманчиво.
Яррен считал, что сила — это то, что помогает побеждать : себя, других людей и обстоятельства.
Вальдер считал, что сила — это то, что позволяет человеку оставаться верным лучшему в самом себе. Валларикс совершенно не боялся быть собой — хоть в дружбе, хоть в любви. Он был открыто, беззастенчиво и непоколебимо предан всем, кого любил — членам своей семьи, друзьям и каждому, кто оказал ему какую-то услугу и завоевал его признательность.
Ирем подумал, что, если сейчас ему не приходилось — за вычетом обычных для людей ошибок и всяких досадных мелочей — жалеть о тех решениях, которые он принял в своей жизни, то благодарить за это следовало, главным образом, Валларикса.
Когда дорога, наконец, освободилась, и Вальдер шагнул к дверям, Ирем придержал его за рукав.
— Прежде, чем мы туда пойдем... Я бы хотел сказать тебе — спасибо.
Император удивленно обернулся.
— За что?..
Ирем неловко усмехнулся.
— В общем-то, за все. Но главным образом — за то, что ты всегда был моим другом.
Валларикс непонимающе нахмурился.
— Что значит "был"? Был, есть и буду. Навсегда. Это же Мир Былого и Грядущего. Так ты идешь?..
— Иду, — с усмешкой подтвердил сэр Ирем.
И они пошли.
Саккронис не ошибся — Крикса нашли в тронном зале. Те, кто его обнаружил, говорили, что он был без сознания и лежал на полу ничком. Но к тому моменту, как Ирем с Валлариксом оказались во дворце, Крикса уже перенесли в одну из комнат и уложили на кровать.
На первый взгляд казалось, что он цел и невредим, но его странный обморок, пожалуй, напугал бы их, если бы Рам Ашад, послушав его пульс и внимательно осмотрев бесчувственного Эвеллира, не объявил со всей определенностью, что с Криксом все в порядке.
Без шрамов и клейма лицо дан-Энрикса как будто сделалось моложе, и со стороны казалось, что он просто спит глубоким сном. Грудь чуть заметно поднималась в такт дыханию.
А между тем, людей вокруг все время прибывало — желающих посмотреть на Эвеллира оказалось куда больше, чем могла вместить даже та просторная комната, в которую его перенесли. Лейде, которой пришлось добираться до дворца из гавани, пришлось протискиваться через плотную толпу. Скорее всего, ей бы вовсе не удалось попасть в комнату, если бы ее не узнали и не постарались освободить ей дорогу.
Услышав, что дан-Энрикс жив и, кажется, даже совсем здоров, но почему-то пока не пришел в себя, Лейда уткнулась лбом в подушку и заплакала — то ли от жалости, то ли от облегчения. Ирем неловко отвел взгляд, жалея, что не может деликатно отойти и не стоять у Лейды над душой — для этого ему пришлось бы расталкивать напирающих со всех сторон людей локтями.
— Мы можем как-нибудь привести его в чувство?.. — спросил рыцарь Рам-Ашада. — Что у вас, врачей, принято делать в таких случаях — давать ароматическую соль, смачивать виски уксусом?..
— Я предпочел бы ничего не делать, пока мы не поймем, что с ним такое, — рассудительно ответил Рам Ашад. — С виду он цел и невредим, но мы не знаем, каким образом он уничтожил Темные Истоки. Дело вряд ли обошлось без ворлокства.
— Нет, ворлокство тут ни при чем, — твердо сказал мэтр Викар. — Я еще никогда не видел ничего подобного, но состояние лорда дан-Энрикса меньше всего похоже на последствия ворлочьей магии.
— А поточнее?.. — мрачно спросил Ирем.
Маг вздохнул.
— Поточнее вы не поймете, вы не ворлок. Объясню примерно. Сознание человека всегда находится в движении, как море или как река. Глубокий сон без сновидений похож на спокойное озеро — на первый взгляд, оно не движется, но это заблуждение — на самом деле, даже в самом тихом озере вода тоже находится в движении — рябь на поверхности, теплые и холодные течения, ключи со дна. Если продолжить эту аналогию, то обморок будет похож на глыбу льда. Вода не движется и, в некотором смысле, вообще перестает быть водой, переходит в иное качество. Но мысли Крикса в настоящую минуту похожи не на лед, а на водопад. Он выпал из реальности не потому, что его сознание не работает, а потому, что оно работает слишком активно.
— Как тогда, когда он пытался наблюдать за Олваргом?.. — уточнил Ирем, ощутив противный холодок под ложечкой.
— Нет, — мягко возразил Викар. — Совсем не так... Не беспокойтесь за него. Я не чувствую ни страдания, ни постороннего вмешательства в его сознание. Можно сказать, что лорд дан-Энрикс просто очень, очень сильно занят. Слишком занят, чтобы отвлекаться на реальный мир.
Ирем припомнил удивительно реалистичное видение, увиденное им в обсерватории Саккрониса, и промолчал. Судя по тому, что лица остальных собравшихся приобрели задумчивое выражение, у них тоже нашлось, что вспомнить. Как бы там ни было, пытаться силой разбудить дан-Энрикса никто больше не предлагал.
Решив, что Крикс нуждается в покое, они кое-как сумели вытолкать из комнаты всех любопытных, кроме Лейды, но помогло это ненадолго. Во дворец прибывали все новые и новые люди, которые желали во что бы то ни стало видеть Эвеллира, и если всех посторонних император сразу выпроваживал, то отказать другим у Валларикса просто не хватало духа, так что у дан-Энрикса перебывала целая толпа людей — Браэнн c Тиренном, леди Эренс, Юлиан и Льюберт, Аденор, Юлиус Хорн, папаша Пенф и мастер Хлорд, и поток посетителей явно не собирался иссякать. А остальные, вроде Ингритт, Олриса и еще дюжины людей, торчали в коридоре, пользуясь любой возможностью заглянуть сквозь открывшуюся дверь. Ирем бы с удовольствием велел им разойтись, но понимал, что тогда придется подать другим пример и перестать торчать у двери, привалившись к косяку плечом — а уходить Ирему совершенно не хотелось.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы не внезапное, ошеломительное появление десятка Альдов во главе с Князем, а точнее — кто бы мог подумать! — с Энриксом из Леда. Побеседовав с Вальдером, Князь сказал, что все они ведут себя, как дети, а дан-Энриксу необходим покой.
— Я забираю Крикса в Леривалль, — непререкаемо заявил он. — Там, по крайней мере, никто не будет постоянно торчать в его комнате.
"Кроме тебя" — подумал Ирем. Но ирония вышла достаточно ленивой. В общем-то он понимал, что Светлый прав. Мэтр Викар тоже считал, что Крикса следует оставить в одиночестве. Определенно, в Леривалле, среди Альдов, ему будет лучше, чем в Адели.
Князь пообещал, что сразу же пошлет кого-нибудь из Альдов сообщить о том, что Крикс пришел в себя, а потом привезет его в Адель. "Ждите нас вечером, после захода солнца" — сказал он на прощание.
Последовавшие за этим две недели были относительно спокойными. Пожалуй, самым удивительным в Мире Былого и Грядущего оказалось то, что, при всех своих чудесах, он был очень знакомым местом — тем же самым миром, в которым Ирем прожил всю свою жизнь. И даже люди в нем, по большей части, занимались тем же самым, что и раньше.
Откровенно говоря, проблемы, связанные с возвращения в Адель Алиры с ее свитой, волновали Ирема гораздо больше, чем преобразившееся мироздание.
Айрис ходила за ним по пятам и требовала, чтобы Ирем научил ее сражаться так, как это делают "береговые хирдманны", то есть верхом. Зачем девчонке вздумалось учиться обращению с копьем теперь, когда это умение сделалось совершенно бесполезным, Ирем положительно не понимал, но и не видел в этом ничего дурного. Если ей охота молотить кинтану или разбивать копьем горшки — пожалуйста. В сущности, он бы даже с удовольствием показал ей, как это делается. Девчонка была жилистой и ловкой, стоит ей немного подучиться верховой езде — и дело у нее пойдет на лад. Но Ирем чувствовал, что, если он пойдет навстречу этим просьбам, Нойе Альбатрос, который и без этого смотрел на него волком, совершенно выйдет из себя.
"Дан-Энриксу стоит вернуться побыстрее" — думал Ирем про себя, глядя на то, как изо дня в день мрачнеет лицо Нойе. Может быть, после того, как они встретят Крикса и отпразднуют победу, Айя заберет своих людей домой, и вопрос разрешится сам собой.
Не то чтобы Ирем боялся, что островитянин станет выяснять с ним отношения привычным Альбатросу способом — ну, свернет кто-нибудь из них другому челюсть, невелика беда, тем более в Мире Былого и Грядущего. Гораздо неприятнее было осознавать, что ревность Альбатроса, вообще-то говоря, вполне законна. Айрис была его дочерью, и Ирем совершенно не стремился посягать на место Нойе в ее сердце. Но как объяснить это островитянину, рыцарь не представлял, и вздохнул с облегчением только тогда, когда сбежал из города — следить за тем, как на огромном поле, протянувшемся между Аделью и ближайшим лесом, устанавливают шелковые белые шатры для праздничных торжеств.
