Бел снова умолк на какое-то время — видно, вспоминать дальнейшее ему было тяжело даже сейчас.
— Ему тогда два годика было, а я уехал на несколько дней по делам службы. Была зима, и мой мальчик где-то сильно простудился, сгорел за три дня. Когда я вернулся домой, то его уже похоронили. Наверное, потому, что я всего этого не видел — оттого до сей поры так и не могу поверить в смерть сына: в моей памяти он все еще живой. Глупо, но иногда кажется, что малыш по-прежнему ждет меня дома... Так вот, жена не простила того, что меня не было с сыном в тот момент, когда он умирал. Можно подумать, я себе это могу простить хоть когда-то... Ну, если коротко, то после смерти ребенка на нашей семейной жизни был поставлен крест — оба прекрасно понимали, что и далее продолжать совместную жизнь не имело смысла, а уж если быть совсем откровенным, то и желания оставаться вместе ни у одного из нас не было. Мы развелись, и я не возражал, чтоб пострадавшей стороной признали мою жену. Правда, после нашего развода моя мать больше не общается со своей бывшей подругой, матерью моей бывшей жены: из-за нас они рассорились навек.
— А где сейчас эта женщина, ну, твоя бывшая жена?
— У нее все хорошо, вновь вышла замуж. Кажется, она учла прошлые ошибки, и, по слухам, у них примерная семья, только вот почему-то детишек нет.
— Что было дальше?
— Я с головой ушел в работу. Мать, правда, пыталась мне кого-то еще сватать, но я даже слушать ни о чем не хотел — семейную жизнь добром вспоминать не хотелось, да и развод у нас был достаточно мучительным. Прошло несколько лет, на службе у меня все складывалось хорошо, а вот в личной жизни ничего не менялось. До определенного времени.
— Что случилось потом?
— Я влюбился, вернее, втрескался — другое слово подобрать сложно. Так сказать, с головой погрузился в новое чувство, и, надо признать — подобного накала страстей от себя я никак не ожидал. Все произошло как-то внезапно. В тот день я заглянул домой к товарищу по службе, и увидел там его кузину. Светленькая, обаятельная, молоденькая... Она в тот день со своими родственниками приехала из провинции в гости к брату, и внешне эта девушка была на редкость хороша. С первого же взгляда на нее я, если можно так выразиться, пропал. Как говорили некоторые — у меня при виде этой девушки снесло крышу. Наверное, они были правы, ведь ради нее я готов был пойти на что угодно, и для меня было великой радостью исполнять все ее просьбы, даже самые смешные и нелепые. Я не узнавал себя: был готов целыми днями стоять под окнами любимой, и каждый ее каприз для меня был равносилен приказу. Казалось, что и я ей нравлюсь, ведь мое сватовство было принято весьма благосклонно как ею, так и ее родственниками, особенно если принять во внимание то, что она была бесприданницей, а я считался довольно обеспеченным человеком. Правда, существовала одна шероховатость: моей матери эта девушка совершенно не понравилась, и потому было решено, что наша молодая семья будет жить отдельно. Я хотел сыграть свадьбу как можно скорей, но моя избранница замуж не торопилась — говорила, что ей хочется хоть немного походить в звании невесты, ведь это такое замечательное слово! И потом, мол, сейчас весна, а свадьбы принято играть по осени, так что не стоит нарушать обычаи! Да и до осени ждать совсем недолго... Ну, я не возражал, и моя невеста принялась вить наше будущее семейное гнездышко. Она присмотрела для нас большой дом едва ли не в центре столицы, который я тут же приобрел, выложив за него значительную часть своих сбережений, затем она стала заказывать мебель, одежду, нас закружил ворох покупок... В общем, я был уверен, что нахожусь на пороге счастливейшего периода своей жизни.
— Если я правильно поняла, то произошло нечто такое, что одним разом разбило все планы на будущее?
— Верно. По делам службы мне пришлось уехать на пару седмиц, а когда я вернулся, то понял: в мое отсутствие что-то произошло, вернее, у моей девушки кто-то появился, и этот человек был для нее гораздо важнее меня. Она была словно чужая, от всех объяснений отмахивалась, разговоров о свадьбе избегала, и у нее вечно находились какие-то срочные дела... Ну, я по своим каналам сразу выяснил, что она познакомилась с неотразимым красавчиком, и у них моментально разгорелась пылкая любовь. Еще через пару дней я был вызван в суд, где было заявлено, что моя (теперь уже бывшая) невеста желает расторгнуть нашу помолвку, причем требует признать ее пострадавшей стороной, и в качестве компенсации желает оставить за собой недавно приобретенный дом и прочее имущество. Знаешь, что было указано причиной? То, что будто бы я добился согласия на брак, применив по отношению к ней жестокое насилие, чему была куча свидетелей, а точнее, эти слова подтверждали все ее родственники.
— Ты с ней потом поговорил? Ну, со своей невестой? Почему она утверждала подобное?
— Девушка искренне недоумевала, отчего я возражаю, и чем именно я недоволен — ведь она же честно расплатилась со мной за все то, что хотела бы получить с меня! Видишь ли, к тому времени у нас с ней уже были достаточно близкие отношения... Причина ее поступка тоже ясна — ведь получив от меня хорошие отступные, она уже не будет считаться бесприданницей. Было сказано следующее: неужели, мол, не ясно — она, такая красавица, снизошла до столь страшного мужика, как я, так разве мне этого мало?! Мол, что хотел, то получил, а если я упираюсь, не желаю с ней честно расплатиться, то она просто вынуждена пойти на подобный шаг.
— А что сказала твоя мать насчет всего произошедшего?
— Кажется, она ожидала чего-то подобного — говорю же, мать ту девушку невзлюбила с первого взгляда. Но вот мое начальство... Как они могли отреагировать на сообщение о том, что один из их подчиненных чуть ли не жестокий садист и похититель девичьей чести? Скандал начал набирать обороты, и мне хорошо досталось по шее, точнее, я получил серьезный нагоняй с выволочкой, где, помимо прочего, было сказано, что я так и не научился разбираться в людях, и должен благодарить Небеса за предоставленную возможность понять еще до свадьбы, что представляет из себя моя невеста... В общем, я отдал ей все, что она просила, после чего начальство посадило меня под арест, где я благополучно просидел до того времени, пока моя бывшая невеста не вышла замуж за своего возлюбленного. Сейчас-то я понимаю, что отцы-командиры были правы, когда упрятали меня под замок, а иначе на той свадьбе я бы наломал таких дров!..
Бел снова умолк, но вскоре заговорил вновь:
— Все, вроде, обошлось, но я никак не мог придти в себя — любовь, знаешь ли, дело больное, да еще ее слова словно жгли мое сердце... И вот тогда-то мой начальник, понимая, что все еще далеко не кончено, вызвал меня к себе и предложил поехать в Танусию — там были нужны наши глаза и уши. Я ухватился за это предложение, как за спасательный круг, в надежде, что на чужбине мне будет легче. Правда, я никак не рассчитывал, что мой отъезд затянется на столь долгий срок. Верно говорят — расстояние и время лечит многое, хотя меня то угнетенное состояние еще долго не отпускало.
— А что с той девушкой сейчас?
— Брак был крайне неудачен, и не прошло и двух лет, как они разошлись. Она очень хотела увидеться со мной, а я... Наверное, года через четыре мне удалось на несколько дней приехать домой, и мы с ней встретились, пусть и ненадолго. Чуть поблекшая, немного утратившая непосредственность юности, но все такая же красивая и по-прежнему уверенная в своей безграничной власти надо мной... Может, она и считала, что за эти годы ничего не изменилось, только вот у меня к тому времени уже все отболело. Когда поняла, что ничего не вернуть, то стала плакать, и, знаешь, что-то ворохнулось в моей душе при виде этих слез. Только вот жалость — это не любовь, и ничего из прошлого наша встреча вернуть уже не могла.
— Как-то ты сказал мне, что со светленькими девушками у тебя связаны не самые лучшие воспоминания. Ты имел в виду бывшую невесту?
— Да. Кстати, у моей первой жены тоже были светлые волосы. Вот оттого-то позже я и дал себе зарок: моя следующая жена будет темненькая, хватит с меня блондинок!
— Не повезло тебе! — съязвила Олея.
— По счастью, не все наши мечты сбываются... — негромко засмеялся Бел.
— Погоди! Почему, когда святой отец велел нам вступить в брак, ты возражал? Сказал, что у тебя были другие планы на будущее. Интересно, какие?
— Так ведь к тому времени было понятно, что моя работа в Танусии закончена. Я думал: вернусь домой, найду себе хорошую одинокую женщину с кучей ребятишек, и буду им вместо отца... Кто же знал, что я тебя встречу?
— А почему ты ко мне с самого начала относился... как-то непонятно?
— Боялся привязаться, оттого и поставил между нами что-то вроде стены. Да и дорога у нас опасная, тут не до сердечных дел. Потому и разговаривать с тобой лишний раз не хотел. Ты такая хорошенькая, влюбиться в тебя недолго, а сердечных ран мне, знаешь ли, хватит. И потом, я значительно старше тебя.
— На сколько?
— На двенадцать лет.
— Это я, знаешь ли, переживу.
— Очень бы хотелось, чтоб так же думали твои родители.
— Ты им понравишься.
— Думаешь?
— Уверена.
— Хорошо, если так.
— Бел, а что мы будем делать дальше?
— Дальше? Ну, мне бы кто об этом сказал... Прежде всего, нам с тобой хоть чучелом, хоть тушкой, но надо добраться до Руславии и вернуть похищенные артефакты. Как мы это сделаем, я еще не знаю, а время уже поджимает. Что касается нас с тобой... Давай надеяться на то, что все будет хорошо!
Про себя Олея подумала: а им все одно не остается ничего, как надеяться. Хотя, вообще-то это не совсем верно, очень многое зависит еще и от их самих. И потом, неизвестно, что будет завтра, а тот день, который был прожит сегодня, принес счастье, и разве этого мало?
Глава 18
Было решено, что в путь они отправятся с раннего утра. Однако Бел проснулся чуть раньше Олеи, успел сбегать на речку и вновь раздобыть несколько рыбешек. Сейчас они жарились на палочках, и беглецы в предвкушении вкусного завтрака с удовольствием вдыхали удивительные запахи, идущие от огня.
— Объясни мне, каким таким невероятным образом ты умудряешься ловить рыбу? — поинтересовалась Олея. — Неужели проделываешь это голыми руками?
— У меня отец был заядлым рыбаком... — Бел присел рядом с Олеей. — Он нас с братом на рыбалку таскал чуть ли не с младенческого возраста, и учил добывать рыбу не только снастями, но и всем тем, что есть под руками.
— Интересно... Тогда просвети меня еще по одному вопросу — каким образом ты, мой дорогой, умудряешься так ловко и незаметно прятать разные предметы? У тебя это здорово получается.
— Ты о чем?
— Про то, как ты когда-то лихо умудрился сунуть свой значок за пазуху тому парню, и еще про то, как спрятал куда-то артефакты в монастыре Святых Дел. Ведь тогда никто не заметил твоего молниеносного движения. Как это у тебя получается?
— Долгие тренировки, и тоже с детства, примерно так же, как и у тебя... — улыбнулся Бел. — Правда, в их основе лежала совершенно иная причина, и отнюдь не столь благородная, как у твоего дяди Генара. Дело в том, что мой старший брат, с тех пор, как я его помню, всегда был заядлым сладкоежкой, только вот сладкое ему было полностью противопоказано: даже от ложки варенья у парня по телу шли мелкие красные пятнышки, которые к тому же здорово чесались. Это я к конфетам и пряникам совершенно равнодушен, а мой брат без них жизни не представлял. Вот я и таскал ему потихоньку сладости с кухни, хотя мне было строго-настрого запрещено это делать. Кстати, особую остроту моим поступкам придавало то, что лакомства надо было увести чуть ли не из-под носа у матери. Конечно, если родители ловили меня за этим делом, то я получал хорошую трепку, так что мне поневоле пришлось научиться моментально прятать то, что стащил, причем проделывать это так, чтоб никто ничего не заметил. Позже, когда я стал служить в тайной страже, то у э... некоторых субъектов усовершенствовал этот трюк. Впрочем, тут нет ничего необычного или сложного — обычная ловкость рук, и еще надо верно уловить нужный момент. Вот и все. Подобный фокус может проделывать едва ли не каждый второй карманник.
— Оно и заметно. Кстати, со времен твоего золотого детства, похоже, ничего не изменилось.
— Извини, не понял.
— Мы с тобой кое-что незаметно сперли, и сейчас делаем все возможное, чтоб нам за это не попало. Конечно, если не повезет и нас с тобой поймают, то, боюсь, одним втыком дело не ограничиться. Шкуру спустят.
— Тут я с тобой полностью согласен. Но меня сейчас куда больше беспокоит другое: что делать дальше? При взгляде на нас каждый решит, что мы обычные опустившиеся бродяги без роду и племени, едва ли не из числа тех, кто собирает отбросы по помойкам. Сейчас на нас с тобой не одежда, а дыра на дыре!
— Что-то ты уж очень мрачную картину нарисовал!
— Хорошо! — покладисто согласился Бел. — Пусть мы с тобой не бродяги, а кто-то вроде того. И вот представь, что подумают люди, если увидят, что у этих отрепышей (то есть у нас с тобой) имеются лошади!?
— Ну, мало ли что...
— Так рассуждать никто не будет. Самое возможное предположение, которое возникнет у любого при взгляде на нас, это то, что мы где-то украли лошадей. А дальше возможны два варианта развития событий: или на нас стражу натравят, или, что вероятнее, попытаются отобрать лошадей.
— Была бы у меня сейчас нитка с иголкой, я бы нашу одежду зашила... — вздохнула Олея.
— Будь у нас с тобой хоть немного денег, мы бы себе одежду новую купили — отозвался Бел.
— Что-то у нас с тобой в карманах деньги не задерживаются! — улыбнулась женщина.— стоит им появиться — как сразу исчезают невесть куда! Ох, и гуляки же мы с тобой!
— Верно, беречь деньги у нас никак не получается! — хмыкнул Бел. — Постоянно оказываемся на мели. Похоже, нам опять придется совершить что-то противозаконное, лишь бы хоть немного разжиться золотишком.
— Золотишко... Серебро будет — и то хорошо!
— Да я бы сейчас и от меди не отказался — лишь бы она в кармане звякала! К сожалению, сейчас там нет ничего, кроме дорожной пыли.
Уже садясь на лошадь, Олея заговорила про то, что ее уже давно интересовало:
— Твое настоящее имя Лавр, так?
— Верно.
— Но я-то тебя по-прежнему называю Белом!
— Продолжай так называть и дальше! — улыбнулся парень. — Меня это пока что вполне устраивает. Вот когда вернемся домой — тогда я и буду Лавром, а пока...
— Уговорил, деревце мое благородное!
— Ну ты и язва! — рассмеялся парень.
— Вообще-то у меня много достоинств и помимо этого...
До полудня езда была сравнительно спокойной, и на пути беглецов не встречалось никаких особых препятствий. Бел и Олея, хотя и ехали быстро, но лошадей во весь опор пока не гнали — не стоит их утомлять с самого утра, ведь неизвестно, что будет к вечеру.
Проселочная дорога была довольно безлюдной. На ней изредка попадались идущие куда-то крестьяне, дважды или трижды встречались возницы с тяжело нагруженными телегами. То и дело по краям дороги беглецы замечали участки обработанной земли, и при виде незнакомых людей те, кто работали на полях, отрывались от своих трудов, и провожали проезжающих долгими взглядами — в этих местах чужаки появлялись нечасто. Да уж, вечером у здешних людей появится пусть и короткая, но тема для рассуждений: кто такие, что им тут надо, откуда они ехали... Если же за беглецами направляется погоня (а она, без сомнений, висит у них на хвосте), то преследователи без особых сложностей сумеют получить нужную подсказку — за самую мелкую монету им во всех подробностях пояснят, куда именно следует направляться дальше, и куда проехала парочка незнакомцев на лошадях.
