Перстень Сварга

Людмила Корнилова Наталья Корнилова

Перстень Сварга

Глава 1

— Итак, я снова спрашиваю: ты признаешь себя виновной?

Голос судьи был холоден и лишен каких-либо эмоций — да и как прикажете обращаться к той, которая уже второй раз обвиняется в довольно серьезном преступлении? А нежелание подсудимой признавать объективные факты и ее непонятное упорство раздражало судью все больше и больше. К тому же на сегодня у судьи это уже третье рассматриваемое дело, впереди ждут еще два, а эта бессовестная по-прежнему тянет время, да еще и имеет наглость отрицать очевидное!

Молодая женщина, стоявшая перед судьей, пыталась выглядеть спокойной, но это у нее плохо получалось. Бледная, с красными пятнами на щеках и скулах... Судья привычно отметил про себя: подобные особы или сразу же соглашаются с предъявленным обвинением, или же до конца стоят на своем. Что касается именно этой обвиняемой, то она, кажется, решила до упора отрицать свою вину, несмотря ни на какие доказательства. Зря: в деле и так все предельно ясно, и ненужные запирательства могут только ухудшить ее и без того невеселое положение.

— Нет! — голос молодой женщины подрагивал от волнения. — Нет! Я не воровка, и я ничего не крала! Это оговор!

— Олея, ты отрицаешь очевидное, и это несмотря на то, что нам рассказали свидетели? А как насчет украденной броши, найденной в твоей шкатулке?

— Мне ее подбросили!.. Повторяю: я ничего не крала! У меня нет привычки брать чужое!

— Достаточно лжи! — судья осмотрел зал, битком набитый людьми — ну да, сегодня же воскресный день, у многих есть свободное время, вот и идут сюда, как на развлечение, чтоб посмотреть и послушать, как судят других... — На твоем счету это уже вторая доказанная кража, и неизвестно, сколько у тебя их было еще! Тем не менее, ты упорно твердишь, что тебя оболгали! Н-да, глядя на некоторых, казалось бы, честных и порядочных женщин, невольно думаешь о том, насколько может быть обманчива внешность! Я бы мог понять твой проступок, если б на этом месте стояла женщина из бедной или нищей семьи, где нечем накормить голодных детей, но в твоем случае...

— Я ничего не крала...

— Хватит! — ударил судья ладонью по столу. — Хватит испытывать мое терпение!

— Я ничего не...

— Господин судья! — раздался в зале мужской голос. Олея даже не стала оборачиваться, этот голос она знала прекрасно — Серио, дорогой муж... Только что он громогласно и с горечью поведал всем о склочном характере своей жены, о ее склонности к лжи и воровству, и при том умолял судью дать ему возможность решить дело миром — деньги, мол, могут сгладить многое, и отныне он будет строго следить за женой, в корне пресекая все ее дурные наклонности, которых, увы, не счесть... — Господин судья! Я вновь прошу вас позволить мне уладить этот неприятный вопрос мирным путем!

— Да, у многих есть привычка ставить золото впереди закона... — скривился судья. — Тем не менее, я должен спросить у пострадавшей стороны: как вы относитесь к подобному предложению?

— Мы не возражаем! — это уже Сизар подал голос. На этого человека у молодой женщины не было никаких обид: все же он, и верно, в этом деле пострадавший — что ни говори, а украденная брошь стоила недешево... — Не возражаем! Если, конечно, сойдемся в сумме... Господин Серио уже обращался к нам с этим предложением.

— Подойдите ко мне! — скомандовал судья. — Оба!

Молодая женщина по-прежнему стола лицом к судье, и видела, как к столу, покрытому зеленым сукном, подошли двое: высокий представительный мужчина — Серио, ее любимый муж, и дородный здоровяк — Сизар, пострадавшая сторона. Что-то обсуждают вполголоса, наверное, решают, сколько должен будет уплатить Серио за то, чтоб освободили его жену...

Олея смотрела на них, и никак не могла понять, отчего она не кричит от возмущения, не пытается доказать свою невиновность? Впрочем, это бесполезно — она уже не раз пыталась рассказать всем правду, только ничего из этого не вышло.

И вот сейчас, стоя под насмешливо-презрительными взглядами людей, заполнившими весь большой зал и смотрящими на ее позор, Олея считала даже не минуты, а медленно текущие мгновения. Она понимала, что сейчас в глазах всех — ремесленников, мастеровых, приказчиков, или просто любопытствующих — в их глазах она уже преступница. Уж если это прилюдно подтвердил даже ее муж... Все оправдания молодой женщины лишний раз выставляли ее лгуньей и воровкой, а рассказ о произошедшем выглядел крайне неубедительно, и даже более того — попыткой свалить свою вину на плечи совсем юной девушки! Да уж, милый и кроткий ребеночек! Очень хочется, чтоб этой белобрысой дряни все аукнулось полной мерой! А про папашу, попустительствовавшему этому так называемому ребенку, лучше вообще не говорить...

Ну отчего у многих из присутствующих в зале есть привычка ходить сюда, словно на те представления, что показывают бродячие артисты на площади? Впрочем, сегодня выходной день, и оттого многие из людей, тяжело работающих всю неделю, в такие дни недолгого отдыха идут в суд, чтоб посмотреть на тех, кому приходится еще хуже, чем им. Хотя, говорят, есть такие любители, что ходят на каждое заседание суда и сидят тут чуть ли не до закрытия. Похоже, тем людям больше заняться нечем...

Особенно этим непонятным желанием совать свой нос в чужие дела грешат некоторые бабули — вон, и сейчас чуть ли не четверть зала такими востроухими старушками забита! Теперь произошедшее будет долго обсуждаться ими на скамеечках (во всяком случае, сегодня вечером у них будет тема для обсуждения). А если принять во внимание, что многие из этих любопытствующих бабулек уже глуховаты, то становится понятным, отчего в результате их разговоров по городу частенько расползались слухи, настолько отличающиеся от действительно происходившего в суде, что оставалось только диву даваться, как можно такое выдумать!

А что будут говорить насчет нее — об этом страшно даже подумать! Впрочем, об этом она узнает в самые ближайшие дни... Хотя и так все понято: дочь достойных и уважаемых родителей, замужняя женщина — и такое!.. Стыд и срам!

Быстрей бы все закончилось — вновь с тоской подумала Олея, а не то скоро она за себя уже не отвечает. Уж лучше в тюрьму, чем стоять вот так, перед всеми, будто облитая помоями. У каждого из нас есть предел терпения, и ее терпение приближается к тому моменту, когда человек может совершить непоправимую ошибку — недаром же она чувствует себя не просто грязной, а извалянной в грязи. И за что ей все это?!

Говорить или оправдываться больше не было ни сил, ни желания — перехватило горло, и стоявший там сухой ком не давал издать ни звука. Даже если бы даже она смогла заговорить, то все одно ее никто не стал бы слушать — по мнению почти всех присутствующих в этом зале она была виновна, и сомнений в этом не возникало почти ни у кого. Впрочем, и раньше никто не обращал внимания на ее слова и оправдания.

От безысходности и обиды хотелось закричать, или же зареветь чуть ли не в голос, но что-то внутри ее требовало, чтоб она не поддавалась подобным чувствам. Не стоит показывать свою слабость: слезы враз сочтут признаком раскаяния, или же тем, что подсудимая пытается давить на жалость, а крики только подтвердят слова мужа и падчерицы об нее скверном и подлом характере. Лучше молчать, хотя сдерживаться становится все труднее и труднее, а всеобщее презрение бьет ничуть не слабее брошенного камня. И долго еще они будут разговаривать?!

Наконец мужчины отошли от стола судьи и снова заняли свои места в зале, за спиной Олеи. Вновь зазвучал голос судьи:

— Ну, что тут скажешь... По закону подсудимую надо отправить в тюрьму, да еще и присудить публичное наказание плетьми: если бы эта неразумная женщина посидела в четырех стенах года три, да получила бы десятка три-четыре удара плетьми — вот тогда она бы враз поумнела! Только вот любящий муж нового позора для жены не желает, хотя вполне мог махнуть на свою бабу рукой, тем более, что она на его дочь грязь льет без остановки. Господин Серио, благородный человек, желает закончить дело миром, и пострадавший против этого не возражает, так что я вынужден одобрить мировое соглашение. Должен сказать, что это решение далось мне не просто — преступление серьезное, к тому же повторное, и еще подсудимая пыталась оклеветать юную девушку, по сути, еще ребенка! Все это мерзко и отвратительно, и, боюсь, стоящая перед нами женщина просто не понимает, насколько низко она пала. Семья ее родителей всегда славилась как почтенная и порядочная, о коих никто не мог сказать ничего дурного — и вдруг у них уродилась такая дочь! Позор! В этом случае на ум невольно приходит старая народная мудрость — в семье не без урода!

Олея вновь пыталась что-то сказать, но голос ей не повиновался. А судья продолжал, и вот раскаты его громкого голоса были слышны, кажется, даже за толстыми стенами здания суда.

— Подсудимая! Извините, но называть находящуюся здесь особу "госпожа Олея" у меня язык не поворачивается. Я решил пойти навстречу господину Серио — мужу обвиняемой, еще и оттого, что господин Стар — отец этой женщины, очень много делал для нашего города. Отчасти и из уважения к ее отцу — этому достойнейшему и честнейшему человеку, я решил проявить к подсудимой определенное снисхождение. Предупреждаю — это происходит в последний раз. Олея: однажды ты уже стояла на этом же самом месте, и все так же твердила о своей невиновности, причем пыталась сделать это весьма убедительно... И вот история повторяется! Запомни: сегодня ты уйдешь отсюда на свободу, но если история повторится, то более я не намерен проявлять милость! А тебе следует благодарить за освобождение своего уважаемого отца и своего мужа, этого великодушного человека, который согласился прикрыть твой грех. Итак, дело закрыто! После уплаты денег потерпевшей стороне и оформления соответствующих документов, подсудимая может покинуть суд в сопровождении своего мужа. Все!

В зале зашумели, и до Олеи донесся женский голос:

— Доченька!

Это мама... Молодая женщина развернулась, было, на звук родного голоса, но стоявший рядом стражник грубо толкнул ее в плечо:

— Пошла! Посидишь пока под замком! Как только твой мужик деньги отдаст, так тебя сразу и заберет! А пока что побудь в одиночке, а не то опять чего сопрешь между делом!

Хорошее же мнение у людей сложилось о ней! И сказать в ответ нечего, кроме одного — спасибо за то Серио и его дочке! Ладно, пусть этот стражник говорит, что хочет, лишь бы побыстрей уйти отсюда, а то уже скоро она не выдержит этих презрительных взглядов, бросаемых на нее со всех сторон!

Олея чуть махнула рукой матери — мол, вижу, не беспокойся, со мной все в порядке!, идите домой, я потом к вам загляну... Пошла из зала в сопровождении охранника, но в дверях все же не выдержала, оглянулась, ища глазами мужа. Вон он, в сторону жены и не смотрит, лишь прижимает к себе любимую дочку, страдалицу этакую, а вот та, в отличие от отца, провожает мачеху довольным взглядом — как, мол, тебе все это нравится? Ну, дескать, и кто из нас двоих победил?.. Вот дрянь малолетняя! А Серио, не выпуская руки дорогой доченьки, пошел в сторону... Ну да, ему же надо закончить со всеми формальностями! Скорей бы уйти отсюда, оказаться дома!

В крохотной комнате, расположенной за залом суда, Олея без сил рухнула на старую лавку. Молодую женщину ощутимо потряхивала нервная дрожь, хотелось биться головой об стену, кричать, что-то разбить... А глянув на старую скамью, которая под ее небольшим весом скрипела и едва ли не ходила ходуном, Олея неожиданно для самой себя чуть улыбнулась — похоже, что подобные мысли обуревали не только ее одну, недаром скамья чуть ли не расхвастана в щепки! Хм, и долго она еще будет тут сидеть?

К тому времени, как дверь комнатушки вновь отворилась, Олея уже была до предела измотана долгим ожиданием. Да, Серио явно не торопился с ее освобождением...

— Выходи! — стражник, молодой нагловатый парень, окинул ее чуть насмешливым взглядом. — Мужик твой пришел. Деньги за тебя заплатил, оформил все, как положено, так что можешь уматывать отсюда. До следующего раза... — и стражник весело хохотнул. — Иди вперед, я тебя до выхода доведу. Да не кочевряжься — просто так положено!

Олея молча вышла — говорить хоть что-то этому наглецу не хотелось, да, честно говоря, и сил на это не было. В горле опять появился ком, не дающий дышать. Уж если даже стражник позволяет себе говорить с ней в таком тоне, что чего тогда можно ожидать от остальных?!

Муж, и верно, ждал ее у входа в суд, но рядом с ним — Олея вначале не поверила своим глазам — рядом с ним стояла его милая доченька, глядя на мачеху с улыбкой победительницы. Как видно, специально ожидала появления Олеи, чтоб еще раз порадоваться.

Четырнадцатилетняя девчонка, одетая в новое платье из бирюзового шелка, только что зубы не скалила в довольной ухмылке, глядя на грязную одежду мачехи, ее осунувшееся лицо и свалявшиеся волосы. Ну да, три месяца тюремного заключения и постоянного отчаяния никого не красят... А уж когда девчонка, брезгливо оттопырив губу, оглядела мачеху с головы до ног, демонстративно заткнув при этом свой нос — воняет, мол, невесть чем! — вот тогда в душе Олеи просто-таки взорвалась не злость, а самое настоящее бешенство. Схватить бы эту наглую девку за ее белесые патлы, и оттаскать, как положено, причем сделать это от души и так, чтоб эта малолетняя дрянь надолго запомнила полученный урок! Не помня себя, Олея кинулась к девице, но та, поняв, что сейчас ее может ожидать, с визгом кинулась за спину отца.

— А ну, стой! — муж твердой рукой остановил молодую женщину. — Только попробуй до моей дочери хоть пальцем дотронуться!..

— Ты, ты... — у Олеи, как часто бывает в подобных ситуациях, не хватало нужных слов. — Ты... Как ты мог?..

— Не кричи! — холодно оборвал ее муж. — Постыдилась бы! Неужели самой непонятно: на тебя со стороны смотреть противно, а ты к себе еще большее внимание привлекаешь!

— О чем ты говоришь?! Ведь это же из-за нее все произошло, она во всем виновата!..

— А ну, перестань орать! — как обычно в таких случаях, Серио был резок. — И хватит махать руками в воздухе! Только посмей ударить мою девочку, и я за себя не отвечаю!

— Тебе мало того, что уже произошло?! Ведь именно эта тварь...

— Если ты сию же секунду не заткнешься, то уже я заткну тебе рот. Причем окружающие поймут меня правильно... — очень спокойно сказал муж, и Олея поневоле умолкла — знала, что произойдет в том случае, если она будет настаивать на своих словах.

— Папа, я с этой... тюремной в одной карете не поеду! — раздался девчоночий голос из-за спины Серио. — Я ее боюсь!

— Доченька, теперь уже ты говоришь невесть что!

— Не поеду, не поеду, не поеду!.. Мало ли что в дороге может приключиться? Вон она сейчас какая злая, а в тюрьме ее наверняка всяким гадостям научили!

— Хорошо, хорошо... Постой пока здесь! — обернулся муж к Олее. — Сейчас я вернусь.

— Что? Неужели тебе непонятно: я хочу побыстрей уехать отсюда!

— Постоишь минутку, ничего с тобой не случится... И не вздумай уходить с этого места!

Да куда тут пойдешь... Олея смотрела, как муж, держа за руку любимую доченьку, подошел к одной из карет, стоящих неподалеку от входа в суд. А, да, это же карета их хороших знакомых, вернее, знакомых Серио. Наверняка эти люди в суд приехали, чтоб посмотреть да послушать, в чем суть да дело — что ни говори, а далеко не каждый день можно увидеть, как в тюрьме едва не оказалась женщина, не раз посещавшую их дом в качестве дорогой гостьи. Можно не сомневаться — пока Олея сидела в тюрьме, те знакомые на всякий случай пересчитали все имеющиеся в своем доме украшения и столовое серебро...

Карета все еще не уезжает, и дверца у нее открыта... Точно, внутри едва ли не шесть человек вплотную устроились, во все глаза смотрят на Олею, но из кареты не выходят. Интересно, — отстраненно подумала молодая женщина, — интересно, как же теперь она покажется среди знакомых? Тут и своя родня может брезгливо шарахнуться в сторону, не говоря о таких вот друзьях-приятелях, которых она, вообще-то, знает не очень хорошо...

Ой, ну что Серио так долго возится, устраивая милую дочурку в карету? Наверняка выслушивает слова соболезнования, да и эта белобрысая вносит в обсуждение свои замечания, причем можно понять, какие именно... Надо же, как они все увлеклись беседой, нашли, как видно, общую тему. Время, меж тем, идет, а она все так и стоит едва ли не посреди улицы, словно неприкаянная. Неужели Серио не понимает, как ей сейчас немыслимо тяжело? Такое впечатление, что все вокруг смотрят только на нее, даже прохожие пялятся на старое, грязное платье, надетое на молодую женщину — да, в таком виде только по темным углам прятаться, а не на людном месте стоять!

Рядом вход в здание суда, откуда ее только что выпустили, народ ходит туда-сюда, дверь постоянно хлопает, неподалеку полно карет, телег, повозок, а то и просто привязанных к перилам коней, чьи хозяева куда-то ненадолго отлучились... Место оживленное, чуть ли не середина города, так что людей тут всегда хватает... Ох, сейчас бы забиться в какую-нибудь щель поглубже, и не вылезать оттуда как можно дольше!

Но больше всего Олее хотелось оказаться в своей комнате, закрыться на ключ и дать волю так давно сдерживаемым слезам, а вместо этого она послушно стоит, ждет мужа, который все еще никак не может расстаться со своей милой доченькой. Серио, Серио, ничему тебя жизнь не учит! Девчонка щеголяет в новеньком дорогущем платье, которое он ей купил, и это вместо того, чтоб должным образом наказать дочь за то, что она натворила! Неужели отец до сей поры так и не понял, что таким образом он, по сути, словно бы поощряет свою дочь на дальнейшие неблаговидные поступки — мол, доченька, не обращай ни на что внимания, это все не страшно, папа тебе все простит, в том числе и все те глупости, что ты совершаешь по молодости лет... Слепая отцовская любовь может приобретать страшноватые формы.

Ну, скажите, о чем можно так долго разговаривать?! И когда же, наконец, до Серио дойдет, как его жене просто-таки тошно находиться здесь, под презрительно-насмешливыми взглядами людей? Он этого или не хочет понимать, или же таким образом вновь пытается указать супруге на ее место? Может, дорогой муж специально выставил ее на всеобщее обозрение? Нет, Серио, скорей всего, просто не отдает себе отчет, как сейчас плохо его жене. Он об этом даже не думает, и не считает необходимым обращать внимание на подобные мелочи. Постепенно в душе женщины вновь стал копиться гнев...

Не в силах стоять на виду у всех, Олея отошла немного в сторону, встав едва ли не у самой стены здания суда. Серио, конечно, будет ругаться и кричать, упрекая за то, что она сошла с того места, на котором он ей велел стоять, но о Олеи уже не было сил торчать на виду у всех. А так хоть стена позади, какое-никакое, а впечатление защищенности... Ну, и долго еще муж будет вести свои разговоры?! Ведь у нее уже нет никаких сил терпеть все это!

Внезапно чуть ли не над головой молодой женщины со звоном вылетело разбитое окно, причем часть осколков посыпалась на Олею, чудом не задев ее. Вернее, стекло вылетело не просто так — изнутри кто-то с силой запустил в него тяжелым табуретом. Похоже, что на втором этаже здания суда происходило нечто весьма непростое — судя по крикам и звону оружия, доносящимся сверху, там разыгралось чуть ли не настоящее сражение...

Еще пара мгновений — и вслед за табуретом, выбив ногой раму с осколками стекол, наружу из окна выскочил человек. Здание высокое, прыгать сверху рискованно, за еще земля усеяна острыми осколками, однако этот отчаянный человек, кажется, не думал об опасностях — он без раздумий сиганул вниз, и приземлился чуть ли не прямо под ноги Олее, которая в растерянности смотрела на упавшего рядом с ней человека.

Мало того, что спрыгнувший из окна мужчина был закован по рукам и ногам, так вдобавок еще и ранен. Кровь заливала его голову и одежду, и казалось невероятным, что он попытался вскочить на ноги после того, как оказался на земле. Почему невероятным? Просто когда он оказался на земле, то его колено ударилось о край рассыпавшегося табурета, и по перекошенному болью лицу мужчины стало понятно — при падении он разбил свое колено, причем разбил всерьез. Недаром при попытке шагнуть лицо мужчины перекосилось от боли. Ну что здесь можно сказать? Не повезло человеку...

Поняв, что ему никуда отсюда не уйти, мужчина в отчаянии огляделся по сторонам, и тут его взгляд упал на Олею, которая в испуге прижималась спиной к деревянной стене. Расстояние между ними не превышало длину вытянутой руки, и мужчина, будто решившись на что-то, шагнул к молодой женщине, и вцепился своими окровавленными пальцами ей в плечи. Этот человек не был высок ростом, и оттого его лицо оказалось как раз напротив лица Олеи. Черные глаза мужчины оказались напротив голубых глаз молодой женщины, так сказать, одни глаза смотрели в другие. Непонятно по какой причине, но Олея не могла сдвинуться с места. Более того — она не могла даже пошевелиться. Словно завороженная, Олея смотрела в жутковатые глаза мужчины, в которых, кажется, не было видно зрачка — один бездонный черный провал... Женщину охватило непонятное состояние, примерно такое же, если бы она на несколько мгновений одновременно оглохла и ослепла, а взгляд мужчины, казалось, проникал в самую глубь ее души, лишая воли и возможности пошевелиться... Но самое неприятное было в другом — перед глазами Олеи будто стала вспыхивать беспрестанная череда разноцветных огней. Это продолжалось недолго, всего лишь десяток ударов сердца, а потом все поглотила спасительная темнота, и Олея медленно сползла по стене на землю, а мужчина все так же крепко держал ее за плечи, при этом что-то быстро, но негромко говоря...

Олея уже не видела, как сверху, из открытого окна, вслед за тем человеком выпрыгнули три стражника, да и из открывшихся дверей выскочили вооруженные люди. Да сколько же их, стражников, там было, десятка полтора, не меньше! Все они кинулись к мужчине, по-прежнему державшему женщину за плечи — ведь со стороны выглядело так, будто этот человек попытается прикрыться от стражи, взяв в заложники стоявшую рядом женщину...

Когда Олея пришла в себя, то оказалось, что она лежит на земле, а рядом, едва ли не на ней, неподвижно замер мужчина. Похоже, она потеряла сознание всего лишь на несколько коротких мгновений, и сейчас, придя в себя, увидела, что подоспевшие стражники с трудом отцепляют от ее одежды почти что намертво сомкнутые пальцы рук мужчины. А вот сам окровавленный человек... Отчего-то Олея была уверена — он вот-вот должен умереть. Странное предчувствие. И единственное, что успела уловить молодая женщина — это останавливающийся взгляд мужчины. Обычно люди так смотрят перед тем, как душа должна покинуть этот мир...

А вот она сама... Кажется, с ней все в порядке, только вот голова, и без того болевшая с утра, сейчас просто-таки раскалывалась от острой боли, которая все нарастала и нарастала. Наверное, это происходит от всего пережитого...

И тут рядом оказался Серио. Он рывком отшвырнул тело мужчины в сторону и обеспокоено склонился над женой.

— Ты как? Цела? — в голосе мужа была неподдельная тревога. — С тобой все в порядке?

Глядя на испуганное, взволнованное лицо мужа, Олея почувствовала, что слезы, помимо ее воли, вновь начинают подбираться к глазам. Когда Серио вот так, с любовью и заботой относился к ней — в эти мгновения Олея готова была простить мужу все, что угодно.

— Олеюшка, ты как, пришла в себя?

— Наверное... — с трудом произнесла Олея. Ой, а как у нее внезапно разболелась голова! Это даже болью не назовешь: такое впечатление, будто кто-то постоянно бьет по голове крохотными молоточками. Наверное, она просто ударилась, когда падала. — Кажется, все хорошо...

— Сомлела баба! — со знанием дела сказал один из стражников. — Перепугалась... А кто б на ее месте не струхнул?

— Олеюшка, ты встать можешь? — муж крепко держал ее за руки. — А идти?

— Да... Только голова болит. Ударилась, видно, когда падала...

— Вставай, моя хорошая, пошли. Дома тебе станет лучше.

Какой-то мужчина с лицом, чем-то напоминающим лисью морду, стоял возле их кареты, но Серио бесцеремонно отодвинул его в сторону — нечего, мол, дорогу загораживать. Впрочем, тип с лисьей мордой и не возражал...

Уже находясь возле своей кареты, Олея оглянулась. Так и есть: стражники уносили раненого мужчину, но, сама не зная отчего, женщина была уверена: этот человек не выживет. Возможно, он уже умер... Вон сколько с него крови натекло, целая лужа на земле, даже ее платье испачкано в чужой крови...

— Интересно, кто это такой? — Олея провожала взглядом стражников.

— Понятно кто — преступник... — чуть сердито сказал Серио. Он все еще не выпускал из своих ладоней руку жены, будто боялся, что она исчезнет. — Может, разбойник какой, причем опасный, иначе с чего бы на него разом столько стражников со всех сторон накинулось?! А что такое? Неужто понравилось, как он на тебе пристроился?

— Перестань... — вздохнула Олея, садясь в карету, а сама подумала: ну, все, сейчас начнется...

— Да, конечно! — муж уселся рядом с Олей и захлопнул дверцу кареты. — Я и не сомневался: кобель суку на расстоянии учует. Не к кому-то другому мужик бросился, а к тебе!

— Просто я стояла рядом с тем местом, и больше никого поблизости не было... — попыталась сдержаться Олея. — Почему ты меня сразу не увез отсюда, а оставил стоять на виду у всех? Или считаешь, что мне мало трех месяцев тюрьмы? И ты поступаешь так после того, что мне пришлось перенести из-за твоей милой доченьки? Кажется, на меня вся улица смотрела, да еще и пальцем показывала...

— Если до тебя все еще не дошло, то сообщаю: я отправлял свого ребенка домой! — Серио, кажется, не собирался оправдываться перед женой, а наоборот — именно ее пытался обвинить в произошедшем. — Кто еще о девочке позаботится, если не родной отец? Впрочем, до некоторых баб чужие родительские чувства не доходят, и все оттого, что у них сердца нет. Как и своих детей не имеется, и оттого они ненавидят чужих. А ты... Постояла минутку на воздухе, подышала, ничего с тобой не случилось... Хотя нет, тут я не прав: какой-то отпетый тип на тебя свалился, может, ты еще и удовольствие какое успела получить... Или стражники слишком быстро прибежали? Ай-яй-яй, что ж они так поторопились? Я б мог понять, если бы мужик какой нормальный был, только вот на тебя какая-то тюремная шваль накинулась! Чует родственную душу, не иначе.

— Не смей! — Олея выдохнула эти слова из себя. Она понимала, что, несмотря на грубые слова, в глубине души муж все же чувствует свою вину за все произошедшее, и потому, нападая на жену, он как бы снимает с себя часть этой вины. В другое время Олея бы промолчала, но не сейчас. Да и голова болела все сильней и сильней, и оттого хотелось выговориться — может, если она выскажет все то, что за долгое время скопилось в душе, то ей станет полегче... — Не смей говорить подобные гадости! Эти твои постоянные оскорбления, которые я терплю уже давно... Хватит! Сколько можно?! Похоже, таким образом ты пытаешься оправдаться в собственных глазах из-за того, что натворила твоя мерзкая дочка, а отвечать заставил меня!

— Что ты сказала? — муж повернулся к Олее всем телом.

— Только то, что я ненавижу твою малолетнюю дрянь! — в эти слова Олея вложила все одолевающие ее чувства. — И я не желаю больше видеть эту тварь в нашем доме!

— Это не наш дом, а мой дом. И ты мне всего лишь жена, причем баба с худой славой, а она мне — родная дочь. Так что не тебе ставить мне условия!

— Ты меня понял? И если эта девица хотя бы раз покажется на пороге, то я за себя не отвечаю! И она не всегда сумеет спрятаться за твою спину!

— Ненавидишь, значит...

— Да! И эту сопливую дрянь, и тебя, который не может защитить свою жену от издевательств твоих детей! Я раньше такого чувства не знала, но благодаря этой мерзавке...

— Верно говорят, что побывавшие в тюрьме люди нахватаются такого, после чего с ними находиться противно — скривился Серио. — Надо же, какой у тебя голосок появился! Вернее, прорезался... А уж как ты разошлась после заключения — слушать противно! Ну да, конечно, с кем общалась, от тех и нахваталась!

— Не все попадают в тюрьму за дело. Бывает, там оказываются и невиновные, а те, кто на самом деле совершил преступление, чувствуют себя победителями. Твоя старшая дочь — тому наглядный пример.

— Советую тебе взять свои слова назад. А иначе...

— Что иначе? — Олея не могла остановиться, а головная боль все усиливалась, и оттого не было сил молчать — когда высказываешь то, что годами копилось в душе, то становится немного легче, и не так отвлекаешься на раскалывающуюся от боли голову... — Иначе что будет? Разве я за все эти годы не пыталась наладить отношения с твоими дочками, не угождала им? Только это ни к чему хорошему не привело! И в том, что они по-прежнему не воспринимают меня твоей женой — в этом нет моей вины. К тому же и ты во всем и всегда стоял на стороне своих детей, и они почувствовали свою безнаказанность, и именно оттого постепенно стали относиться ко мне, как к половой тряпке, о которую можно вытирать ноги. Особо меня не выносит твоя старшая дочь, так почему же я должна ее любить? Может, за то, что я по ее вине провела в тюрьме несколько месяцев, и теперь мое имя мешают с грязью? Твоя старшая дочь, это... Это не человек, а крыса, которая старается подло укусить из-за угла! Да и ты немногим лучше, если думаешь, что все дурные поступки твоего чада можно оправдать лишь великой дочерней любовью, и оттого их надо скрыть тем или иным образом! В том числе и тем, что за ее грехи должны ответить чужие люди! Идти на поводу у соплюшки...

— Сейчас же замолчи! Надо же, как ты разговорилась после тюрьмы!

— А по чьей вине я там оказалась?

— Только по своей! Если бы ты с самого начала проявила ум и должную тактичность, сумела бы наладить дружбу с моими милыми девочками и стать для них не злой мачехой, а хотя бы снисходительной подругой...

— Боги свидетели — для этого я делала все! Но что из этого получилось? Твои дочки с самого начала относились ко мне, словно к их злейшему врагу, а ты вечно вставал на их сторону! Как видно, оттого они и решили, что им все позволено, в том числе и преступления, за которые можно отправить меня в тюрьму — все средства хороши, лишь бы избавиться от...

— Не тебе судить о чужих детях! За все годы, что мы с тобой прожили, ты так и не сумела родить мне сына, которого я так хотел! Хуже нет иметь в своем доме такую пустую бабу! Зато свое недовольство чужими детьми ты проявлять горазда!

Женщина вздрогнула — Серио бил по больному месту, ведь Олея за годы их совместной жизни так и не испытала счастье материнства.

— Пусть так, но зато подлости от меня ты не видел, а вот я от твоих милых дочек нахваталась бед и горя через край! Хорошее воспитание получили твои доченьки: они не видят разницу между добром и злом, и идут на любое преступление, лишь бы добиться своего, а ты все это покрываешь, и не видишь в проступках своих детей ничего дурного! И запомни: больше я не намерена ни от кого срывать, что именно представляют из себя твои дорогие чада!

— Ты понимаешь, что только что сказала? Похоже, это недолгое заключение окончательно сделало тебя полной дурой, хотя ты и раньше особым умом не отличалась... — хотя голос Серио был спокоен, но Олея чувствовала, насколько он разозлен. В таком состоянии муж частенько совершал необдуманные поступки, о которых позже жалел, и Олея по горькому опыту знала, что сейчас ей лучше промолчать. Беда в том, что она уже не могла сдерживаться, да, честно говоря, и не хотела...

— Недолгое заключение?! Знаешь, о чем я начинаю мечтать после этих слов? Чтоб ты посидел там всего лишь один день, и вот тогда мог бы с полным основанием утверждать, как медленно течет время в тюрьме, и как себя чувствуешь, покидая это место!

— Твои воспоминания мне не интересны. Есть куда более любопытные темы...

— А вот мне, в отличие от тебя, интересно, кто из вас двоих хуже: эта малолетняя тварь, или ты, бездумно опекающий ее папаша? Иногда я начинаю ненавидеть вас обоих! Или ты думаешь, что мое пребывание в тюрьме может привести к иным чувствам по отношению к твоему дорогому чаду? И еще я очень хочу, чтоб твоя обожаемая дочка прошла через все то, что я перенесла по ее капризу!

— Что?

— Знаешь, чего я хочу больше всего на свете? Чтоб эта дрянь, твоя милая дочка, тоже оказалась в тюрьме. Вот тогда она, может быть, поймет, что это такое — добиваться желаемого любыми путями! Впрочем, тут у нее перед глазами есть достойный пример — ты!

— Об этих словах ты позже не раз пожалеешь! — чувствуется, что муж был в ярости.

— Может быть! Но я рада, что наконец-то высказала тебе все то, что надо было сказать давно. Жаль, что раньше я молчала...

— Неужели до тебя все еще так и не дошло: мои дети для меня значат все! И в твоем с ними споре я всегда выберу их — это даже не обсуждается! Что бы они ни делали, что бы ни совершали — я всегда и во всем готов поддержать их!

— О да, тем более что ты делаешь это за чужой счет!

— Хоть бы и так! Смысл моей жизни — дети, а не ты! Да, я настоящий отец, и горжусь этим! Пойми это, наконец! А иначе... Иначе нам не стоит быть вместе.

— Тогда мне непонятно: зачем ты вообще женился на мне, и для чего когда-то ушел из семьи? Воспитывал бы своих драгоценных дочек, заодно привез бы сюда и тех троих сыновей, что растут у тебя на родине — и жил бы счастливой жизнью, интересуясь только ими! Или же тебе нужно было еще что-то другое? Люди, когда находят свое счастье, всеми силами стараются сберечь его, но ты... Неужто считаешь, что всегда и во всем поступаешь верно?

— Ты права в одном: я уже начинаю жалеть, что когда-то женился на тебе. Жил бы один — забот было бы куда меньше!

— А у меня — бед и позора!

— Вот даже как? Теперь мне многое стало ясно. Что ж, за язык тебя никто не тянул...— и муж с отсутствующим видом уставился в окно.

Олея чувствовала, как сильно задели Серио ее слова, но сейчас молодую женщину это ничуть не беспокоило. Вся боль и позор последнего времени — все это разом выплеснулось у нее при разговоре с мужем, но Олея чувствовала, что она поступила верно. Это раньше она бы промолчала в очередной раз, но сейчас женщина была в том состоянии, когда не думаешь о последствиях. Сколько можно таить в душе то, что копиться там едва ли не годами? И за долгие месяцы в тюрьме она что только не передумала... Все правильно, только вот голова отчего-то болит не переставая, все сильнее и сильнее... Впрочем, это неудивительно, если учесть, что ей пришлось пережить за последнее время.

Какое-то время ехали молча, а затем Серио внезапно постучал в стену кареты, приказывая кучеру остановиться. Олея тоже глянула в окошко — странно, они же еще не приехали, их дом находится дальше...

— Выходи! — муж распахнул дверцу кареты.

— Что? — не поняла Олея.

— Вон пошла. Сама видишь — дом твоих родителей на соседской улице. Убирайся к ним. Навсегда.

Олее показалось, что это происходит в кошмарном сне. Еще и это...

— Ты что, с ума сошел?

— Я сошел с ума, когда женился на тебе. Теперь пора исправить эту ошибку, и чем раньше я это сделаю, тем будет лучше для всех. Ты не смогла стать матерью для моих девочек...

— У твоих дочерей есть мать, которую они любят, и менять ее на другую женщину не намерены! Да этого и не стоит делать — о твоей бывшей жене никто слова худого не говорит!

— Дура! — с ненавистью прошипел муж. — Ты настоящая дура, и это я понял уже давно! И знай: раз ты не любишь моих детей, то и мне такая жена не нужна. Пошла вон, я сказал!

— Не рассчитывай — из кареты я не выйду! — теперь уже и Олея едва не кричала. — Даже не надейся на это!..

— А я сказал — вон пошла! — и Серио, схватив жену за шею, грубо вытолкнул из ее кареты, причем сделал это с такой силой, что женщина упала на мостовую. — Убирайся к своим родителям! И чтоб духу твоего в моем доме больше не было!

Дверца кареты закрылась, и кучер тронул лошадей с места. Олея в растерянности проводила взглядом удаляющуюся карету. Нет, с ней не может произойти еще и этого! Продолжающийся наяву кошмарный сон...

Молодая женщина с трудом встала на ноги — она здорово ушиблась при падении, ободрала ладони, а голова от боли просто-таки раскалывалась. Отряхнула пыль с одежды, огляделась по сторонам. Ну, да, так оно и есть — все люди, находящиеся неподалеку, с любопытством, а то и с ухмылками смотрели на нее. Даже те, кто спешил по делам, и те остановились, ехидно глазея на нее. Понятно, не каждый день увидишь такое, чтоб из дорогой кареты посреди дороги выкидывали бабу, словно ненужный хлам. Какой позор!

Но самое неприятное было в том, что среди любопытствующих лиц Олея увидела и несколько знакомых — все же она выросла на соседней улице, и тут ее многие знают. Таращатся на нее со всех сторон... А уж про прохожих и говорить не стоит! Вон, какой-то мужчина с неприятным лицом, чем-то напоминающим лисью морду, аж своего коня остановил, на нее во все глаза смотрит... Он что, за их каретой от самого суда ехал? Делать человеку нечего!

С горящими от стыда щеками Олея метнулась прочь, в переулок. Отсюда до родного дома совсем близко. Скорей, скорей убраться отсюда, от насмешливых и любопытных глаз!

Не чувствуя под собой ног, она добежала до родительского дома, распахнула тяжелые ворота, и, не обращая внимания на удивленные лица слуг, побежала в горницу.

Мать и отец были дома: как видно, только что приехали из суда — да, так оно и есть, ведь Олея только что заметила краем глаза, что на дворе распрягали лошадей из кареты. Сейчас родители сидели за столом — как видно, хотели обсудить все произошедшее. И брат ее был тут же — конечно, он же не был в суде, как видно, только-только вернулся из поездки, и сразу же пошел не к себе домой, а к родителям — хотел узнать. чем закончился суда.

— Доченька! — ахнула мать, бросаясь к дочери. — Почему ты сейчас у нас, а не у себя дома?

— Что у вас опять стряслось? — встал из-за стола отец.

Но ответить Олея не могла. Обняв мать, она, наконец-то, дала волю давно сдерживаемым слезам. А ласковые и успокаивающие слова матери и чуть неловкие объятия отца давали чувство покоя и защищенности. Даже растерянно топчущийся рядом брат пытался говорить что-то ободряющее...

Ночью, лежа без сна в своей бывшей светелке, Олея, наконец-то смывшая с себя многодневную грязь и переодевшись в чистую одежду, пыталась понять, каким же образом все так нелепо и непонятно повернулось в ее жизни...

Стар, отец Олеи был весьма состоятельным человеком, хотя его нельзя было назвать уж очень богатым. Принадлежащие ему многочисленные артели строителей возводили дома по всей стране, причем бездельники или лодыри у него не задерживались. Стар много требовал от людей, однако и платил своим работникам не просто хорошо, а очень хорошо, так что всем было известно — у этого хозяина люди работают на совесть. И к своим детям Стар относился строго — в семье никто и никогда не бездельничал, так что все трое детей с самых ранних лет работали по дому, да в саду — не по чину им быть белоручками, пусть сызмальства знают, что просто так ничего не делается. В семье всегда царили мир и любовь. Как дети подросли, то старший сын Иваян во всем стал помогать отцу, старшую дочь выдали замуж за хорошего человека, а вот младшая, Олея...

Светленькая голубоглазая девочка росла на редкость хорошенькой, веселой, здоровой и немного балованной — все же самая младшая из детей. Тем не менее, удалась мастерицей на все руки: и на огороде управлялась, и в рукоделии была далеко не последняя, а уж как у печи была хороша!.. Готовить и умела, и любила, даже отец гордился — простую кашу или щи так сварит, что только высокородным к столу подавать! Может, особых талантов у младшей дочки и не было, но иногда этого и не требуется: есть женщины, любимый удел которых — домашнее хозяйство. Приготовить, помыть, убрать, почистить, позаботиться о порядке в доме... Как раз такой и была его младшенькая, и что в этом плохого? Многим мужчинам именно такую домовитую хлопотунью и хочется заполучить в жены. Да и по характеру добрая, мягкая, уступчивая... А уж внешне-то Олею грех хаять — настоящая красавица, белокожая и стройная, с длинной светлой косой... Сердце радуется, глядя на такую девушку! Кому-то повезет, хорошую жену получит!

Как только ей исполнилось шестнадцать лет, так и жених для нее нашелся. Хороший парень, веселый, ладный, да и на лицо удался. Его семья лесозаготовками занималась, и он, как и положено старшему сыну, отцу помогал. Олея жениха всего один раз и видела, на сговоре. Понравился, и даже очень... Только родители меж собой договор заключили, по рукам ударили, как парень через несколько дней погиб — задавило бревном при разгрузке... Ну что тут скажешь — значит, судьба у него такая!

Как и положено поступать в таких случаях, подождали год, а потом опять сватов принимать стали. И снова у Олеи жених появился — этот скот на продажу разводил. Пусть и не такой веселый и ладный, как первый жених, но молодой и серьезный. Опять родители ударили по рукам... Только вот надо же такому случиться — и этот жених тоже погиб, причем незадолго до свадьбы! Причина очень простая — вырвавшийся из загона бык его на рога поднял, артерию порвал, парень кровью изошел, спасти не сумели...

И вот тогда Олея впервые услышала, как мать жениха при всех обвинила ее в смерти сына — дескать, худой глаз у невесты, второго жениха губит, чтоб ей самой счастья в жизни никогда не видать!.. Что тут скажешь? Только одно: от обезумевшей от горя женщины трудно ожидать верных слов — в таких бедах каждая подспудно хочет найти виновного. Тем не менее, народ зашептался, что, вполне может оказаться так, что бедная женщина права — не просто же так у девки уже второй жених на Небеса уходит!

Разговоры набирали силу, тем более что мать погибшего жениха не ленилась лишний раз подойти к дому несостоявшейся невестки, и выкрикивать под окнами все те проклятия, что, по мнению, заслуживала эта девица. Причем женщина не успокаивалась до тех пор, пока не срывала голос, или, выговорившись, едва ли не падала на землю без сил... Конечно, ее можно понять — она потеряла сына и никак не может оправиться от этой потери, только вот Олее от этого ничуть не легче. Но даже не это было самым страшным: во время одного из таких криков мать несостоявшегося жениха хватил удар, и она умерла прямо под окнами Олеи...

Все это привело к тому результату, которого и следовало ожидать: через год, когда можно было вновь принимать сватов, количество женихов резко сократилось, можно сказать, сошло на нет, а те, от имени кого в дверь все же стучались сваты... В основном это были или небогатые вдовцы весьма солидного возраста, или же настоящие бедняки, едва ли не голытьба с улицы, которых интересовало только приданое невесты. Впрочем, гонора хватало у всех кандидатов в женихи. И те, и другие обставляли свое сватовство таким образом, будто они делают Олее чуть ли не одолжение, предлагая ей выйти за них замуж — дескать, слава худая идет о вашей девке, так что я хотя и могу взять ее за себя, но только при условии, если вы на приданое не поскупитесь, денег отсыплете полной мерой, как первоначально и было обещано, а не то мы поищем себе кого другого, благо это не проблема, девок на наш век хватит...

Именно по этой причине жениха для Олеи так и не отыскалось, да, если честно, и не хотелось ей выходить абы за кого — это в шестнадцать лет можно очертя голову кинуться замуж, а когда становишься немного старше, то начинаешь к людям приглядываться, смотреть, что они из себя представляют. Уж лучше быть одной, чем невесть с кем... К тому же сама Олея, чтоб не видеть косых взглядов, старалась лишний раз не выходить за ворота, тем более, что пойти ей все одно было некуда — все подруги давно замужем, у каждой по ребенку имеется, а у некоторых уже по двое, да и кто из них желает привечать в своем доме красивую незамужнюю подругу? Вот Олее и оставалось только в садике при доме цветы разводить, да в кухне управляться, и по дому постоянно хлопотать. В общем, находила себе дело.

Родители помалкивали, ничего ей не говорили, хотя очень беспокоились о будущем дочери. Их можно понять: надо же такому случиться — и собой Олея хороша, и рукодельница, каких поискать, и хозяйка отменная, и по характеру уступчивая, а вот надо же такому случиться — все еще одна, обходят девушку кавалеры, и все из-за того, что с ее прежними женихами такие беды приключились. Вот родители потихоньку богам свечки ставили в надежде, что проявят они милость к их младшенькой, не оставят ее в старых девах — все же вот-вот за двадцать лет девушке перевалит, по всем меркам начнет перестарком считаться...

Однажды, придя за какой-то надобностью на работу к брату, Олея встретила Серио. Вернее, вначале она услышала сильный и резкий мужской голос: кто-то давал выволочку рабочим, причем в выражениях этот человек не стеснялся, да и свой голос не счел нужным приглушить. Помнится, Олее тогда стало не просто неприятно на душе, а даже страшно — это же надо так орать!.. Наверное, этот человек других совсем не уважает, ни во что не ставит... Конечно, в жизни девушка уже наслушалась много чего, но, тем не менее, люди при общении меж собой придерживались определенных правил, а этот человек хамил и унижал других без остановки.

Брат на ее вопрос лишь усмехнулся: это Серио, новый подрядчик, он не так давно с ними работает. Мол, этот человек всего лишь несколько лет назад в нашу страну приехал, хороший мужик, а то, что без крика не может — так у человека просто характер такой. Но парень, дескать, все одно очень хороший, они за недолгое время уже чуть ли не закадычными друзьями стали! Иваян с таким вдохновением рассказывал сестре о своем новом приятеле, что этот человек невольно заинтересовал ее.

А потом брат познакомил их. Первое время Олея чуть ли не до дрожи боялась этого высокого статного мужчину с властными ухватками и громким голосом: чем-то отталкивал ее этот иноземец, а вот чем именно — этого Олея никак понять не могла. Но Серио зачастил в их дом, а потом и вовсе стал ухаживать, проявлять немалый интерес к красивой девушке. Делал он это умело и тактично, худого слова о нем никто сказать не мог, да и Олея вскоре стала замечать, что все время думает об этом человеке. Сама не заметила, как влюбилась. Прошло еще немного времени, и Серио заслал сватов...

К удивлению Олеи, родители весьма прохладно отнеслись к предложению Серио. Причина? Как сказала дочери мать, для этого у них есть немало оснований. Прежде всего, Серио разведен, причем (что, вообще-то, считается необычным) не сам он ушел из семьи, а его со скандалом выгнала жена — дескать, гулена и деспот, ни одной юбки не пропустит, и у супруги не было больше никаких сил терпеть ни его грубость, ни его измены. Чтоб баба, да мужика выставила!.. Такое случается крайне редко. Развод — дело само по себе скандальное, а тут еще и его бывшая жена при дележе имущества была признана пострадавшей стороной... Непорядок. По сути, у жениха в кармане почти ничего нет — по решению суда чуть ли не все имущество было оставлено бывшей жене. На счастье, Серио сумел занять денег и купить себе маленький домишко, но до сей поры этот долг еще выплачивает, да и на содержание бывшей жены и детей у него уходит немало денег. Кто знает — не из-за приданого ли он на тебе жениться хочет? Что ни говори, а за тобой мы даем хорошие деньги, а он совсем небогат, можно сказать, что за душой у мужика ничего нет. Бедняк, одним словом, только что гонору через край...

Дальше: Серио старше Олеи почти на четырнадцать лет, а ее родителям хотелось бы, чтоб у их дочери муж был, пусть и постарше, но не настолько — все же большая разница в возрасте скажется на отношениях мужа и жены. Что ни говори, со сверстниками и характерами легче притереться друг к другу, да и общие интересы легче найти.

Кроме того, у Серио уже было двое детей-подростков от первого брака, и неизвестно, как они встретят известие о том, что у их отца появится новая жена. Как бы в будущем неприятностей из-за этого не было — дети ревнивы... Кроме того, сам новоиспеченный жених приехал из чужой страны (пусть даже та страна была расположена по соседству, и даже язык, на котором там говорили, был схож с языком их страны), да и о вздорном характере жениха были наслышаны. Не хвалили его люди... Так что, доченька, мы в первую очередь о тебе думаем, о твоем счастье, а с этим человеком оно у тебя вряд ли будет...

Но уверения брата Олеи, Иваяна, который к тому времени стал считать Серио чуть ли не лучшим другом ( да вы зачем все сплетни слушаете?! Это же такой прекрасный человек, каких еще поискать надо!.. И друг замечательный! И сестру он очень любит — как только ее увидел, как сразу же стал выспрашивать, отчего, мол, такая красавица все еще не замужем!.. ), и слезы Олеи сделали свое дело — повздыхали родители, но согласились. Ладно, сказали, пусть выходит за этого человека, лишь бы счастлива была, а все остальное приложится... Во всяком случае, они на это надеются.

Согласие родителей было получено, и вскоре сыграли веселую и шумную свадьбу — родители денег не пожалели, да и жених не поскупился.

Единственное, что немного огорчало Олею, так это слова старой гадалки, к которой она ходила незадолго до свадьбы. Многие невесты к ней обращались, и эта женщина, как правило, в своих предсказаниях не ошибалась. Что касается Олеи...

Пошептав что-то над миской с водой, а потом и бросив в нее какие-то камешки, гадалка только головой покачала — не твой это мужчина, беги от него без оглядки, а не то горя хватишь через край! Брось его сама, пока он тебя не бросил. Слыхала, небось, что люди говорят: выйти замуж — не напасть, замужем бы не пропасть... Конечно, девонька, надо признать: он тебя и вправду любит — тут и сомнений нет, только вот любовь-то у него плохая, тяжелая, требует полного подчинения. Жених твой хочет, чтоб все было или по его воле, или никак! Он живет по тем правилам, которые сам установил, и менять в них хоть что-то не собирается, и даже более того — по ним же заставит и тебя жить. Этот человек, милая, тебя под себя подламывать станет, причем без всякой жалости, и при том будет считать, что прав во всем... Так что пока не поздно — отменяй свадьбу, и серьезно подумай над тем, что я тебе сказала! И не считай, что я тебя пугаю понапрасну — без серьезных оснований таких слов невесте никто говорить не будет...

Только вот что до слов предсказательницы влюбленной девушке!.. Олея, конечно, расстроилась, но успокаивала себя тем, что и предсказательницы иногда ошибаются. И потом, эта женщина совсем не знает Серио, иначе бы она такого никогда не сказала!

Первое время после свадьбы Олея была невероятно счастлива, и жизнь казалась ей волшебной сказкой. Она делала все, чтоб превратить маленький дом Серио в уютное гнездышко, тем более, что это было несложно — там и всего-то было три комнаты, горница, кухня да помещение для прислуги. Ее муж жил небогато, но Олея на это не обращала внимание — главное, что рядом он, ее Серио, самый любимый, самый лучший! Тогда она поняла, что это такое — пить счастье полной кружкой...

Правда, в семье часто не хватало денег на даже самое необходимое, и в глубине души Олея не раз удивлялась: непонятно, куда же уходит то, что зарабатывает ее муж? К тому же и приданое за ней было получено очень даже неплохое, а частенько Серио ей вообще не давал денег даже на то, чтоб купить на рынке кусок мяса: говорил — в делах нелады, только что за товары деньги отдал и сейчас за душой нет ни медяшки, так ты уж придумай что-нибудь!.. Однако Олея все равно умудрялась просто-таки сотворить прекрасные обеды из совсем небольшого количества припасов, а уж готовить она умела бесподобно! Недаром Серио в шутку не раз говорил, что если он и дальше будет так много и вкусно есть, то придется каждый год покупать новую одежду — в старую он уже не сможет влезть! Повариха из тебя, Олеюшка, просто удивительная, готовишь прекрасно, хоть к столу Правителя твои обеды подавай! Вон, и без того приятели подшучивают, что от хорошей жизни он скоро лосниться начнет!

Было и еще одно: характер у ее мужа, и верно, оказался весьма крутым. Вместе с нежностью и добротой в нем жило нечто, приводящее Олею в настоящее отчаяние. Если молодая жена делала то, что было не по нему, то Серио мог накричать, что-то разбить, или же разломать под горячую руку. Да и в выражениях он не стеснялся, мог унизить даже при посторонних. Правда, потом, остыв, он извинялся перед женой. К сожалению, это происходило далеко не всегда... Постепенно Олея стала привыкать к тому, что с мужем ей лучше не спорить, терпеть его взрывной характер и не возражать ни в чем — так жить спокойнее.

Когда же в ее светлой жизни стали появляться первые тучки? Наверное, в тот день, когда Серио впервые привел в их дом двух своих дочерей. Вообще-то девочки после развода родителей жили с матерью, однако постоянно заглядывали в дом отца, а то и оставались у него на день-два: все же тут живет их отец, а они — его милые дочки! "Ты с ними подружишься, и полюбишь. Одной одиннадцать лет, а второй девять. Они замечательные, умницы и такие красавицы!.." — твердил муж.

Увы, все оказалось далеко не так просто. Обе девочки уже при первой встрече сделали вид, что приняли Олею за прислугу, нанятую их отцом, и демонстративно прошли мимо. Более того: юные гостьи даже не смотрели в ее сторону все то время, пока были в их доме. Олея ждала, что муж одернет дочерей, или хотя бы даст понять им то, что перед ними находится новая жена их отца, но Серио не сказал своим дочерям ничего. Более того, он не видел в вызывающем поведении дочерей ничего зазорного. "Они еще дети, и им надо к тебе привыкнуть!" — говорил муж, и Олея с ним соглашалась, однако все ее попытки достучаться до сердец дочерей Серио оказались напрасны. А со временем Олею все больше и больше стала раздражать бесцеремонность девиц, которые не считали зазорным совать повсюду свои носы, и даже копаться в ее вещах! Но на просьбу жены приструнить дочерей Серио отрезал: в этом доме все принадлежит как мне, так и тебе, а заодно и моим девочкам! Запомни — они у себя дома, и могут делать все, что захотят!

Время шло, но ничего не менялось: каждый раз, появляясь в их маленьком доме, дочери Серио или не разговаривали с ней, или дерзили, а позже и вовсе начали в открытую грубить. Самое плохое состояло в том, что муж во всем обвинял Олею — дескать, любила бы моих детей всем сердцем, и они бы к тебе лучше относились, а сейчас они на тебя вовсю жалуются — обижаешь ты их! Чем? Сама подумай и пойми, в чем виновата! Моих красавиц обижать нельзя!

Вообще-то, на взгляд Олеи, об особой красоте его дочерей говорить было сложно. Старшая внешностью уродилась в свою мать, которая была родом из этих мест — белобрысая и довольно бесцветная, а вот младшая походила на отца, темноволосая и довольно милая внешне, только уж очень полная, что, учитывая ее непреходящую любовь к пирогам и конфетам, было вполне объяснимо.

Серио безумно любил дочерей, просто души в них не чаял, и ему казалось невозможной одна только мысль о том, что его девочки могут быть хоть в чем-то неправы, или в состоянии хоть кому-то не понравиться, и если они не выносят его новую жену, то тут нет никакой вины с их стороны. Это Олея должна сделать все, чтоб они привязались к ней, как к родной матери! Серио искренне недоумевал: почему его жена не может оценить того, какие у него чудесные дети?! Похоже, сердца у молодой супруги нет!..

Увы, до него не доходило, что невозможно насильно заставить кого-то полюбить, так же как он не мог понять и то, что его дочери считали Олею единственной причиной, отчего отец, к которому они были так привязаны, до сей поры не вернулся назад, в свою прежнюю семью. Естественно, это никак не могло заставить девчонок относиться с симпатией к молодой мачехе. Серио никак не понимал того, что если его дети не желают воспринимать Олею как новую жену своего отца, то в этом есть немалая часть вины и его самого — отношение Серио к своей молодой жене никак не способствовало этому. А безусловное потакание капризам своих дочерей в ущерб интересам жены ставило Олею в глазах девчонок чуть ли не на уровень прислуги, с мнением которой можно не считаться.

Позже Олее стало понятно, что ранее Серио ничего не сказал дочерям о том, что вновь собирается жениться, и оттого известие о том, что у отца появилась новая жена, явилось для девчонок чем-то вроде настоящего потрясения. Понятно, что свою молодую мачеху они возненавидели уже заранее, еще не видя ее, и решили сделать жизнь новой жены отца по-настоящему невыносимой, в чем и преуспели. Постоянные пакости, вечные колкости, мерзкие сплетни, не имеющие никакого отношения к правде, откровенная неприязнь и хамство...

Серио же, если даже и замечал подобное отношение дочерей к своей новой жене, то лишь разводил руками — что с них взять, они еще дети, не ведают, что творят! Потерпи, прояви такт и должное терпение, девочки с возрастом перебесятся и возьмутся за ум! Но и сама Олея, мол, тоже хороша — не делает ничего, чтоб расположить к себе его милых девочек! Так что вся вина за подобное непонимание лежит именно на ней!..

И еще одно омрачало жизнь молодой женщины — отсутствие своих детей. Серио с самого начала их совместной жизни просил одно — роди мне сына! Однако шло время, месяц за месяцем, а у Олей не было даже намека на то, что она ждет ребенка. Через полгода хмурый Серио повел свою молодую жену к знахарке — дескать, скажи, почему у нее нет детей, и можно ли помочь в нашей беде?

Однако старушка, осмотрев Олею, сказала одно: баба крепкая и здоровая — всем бы такими быть!, дети у нее должны появиться, а раз их до сих пор нет, то причину в другом ищите... Я в вашей беде помочь не могу, да и вряд ли кто из местных ведуний сумеет хоть что-то сделать. На раздраженные слова Серио о том, что в предыдущем браке у него есть дети, так что он тут не при чем, знахарка ответила: повторяю — причину отсутствия ваших общих детей ищите в ином месте, а на жену тебе грех пенять! С тем они и ушли от бабки, не зная, что и думать...

Дальше была та проклятая поездка на родину Серио, к родственникам мужа — ведь оттуда на свадьбу никто из них не приехал. Почему? Как пояснил Серио, у его родни не было никакой возможности хоть на время оставить свои дела, и появиться на торжестве, так что они с молодой женой поедут на родину мужа сами — надо же представить всем новую родственницу! Олея, ранее редко выезжавшая из родного дома, была невероятно счастлива отправиться куда-то с мужем — пусть эта поездка состоится чуть ли не через год после свадьбы, тем не менее, это, считай, свадебное путешествие! К тому же Серио пообещал ей сюрприз во время поездки...

О ней, о той поездке, даже сейчас вспоминать тошно, особенно если учесть, что сюрпризом (если это можно так назвать) оказалось то, что вместе с ними поехали обе дочери Серио! Вот такого... подарка Олея точно не ожидала. Да уж, сюрпризец, нечего сказать! Как сказал муж, приятная неожиданность для его молодой жены состоит в том, что, дескать, назад вы все должны будете вернуться закадычными подругами... На растерянный вопрос Олеи "Как же так? В свадебное путешествие обычно ездят вдвоем..." муж отрезал: я и мои дочки — одно целое! Я или с ними, или никак! А если будешь возражать, то оставайся дома, а я поеду со своими девочками! Так что если ты желаешь, чтоб у нас с тобой в дальнейшем все было хорошо, то налаживай отношения с моими детьми! К тому же бабушка и дедушка давно не видели своих внучек...

Олея выдержала в карете всего пару дней путешествия — больше у нее не хватило сил ни ехать вместе с наглыми и насмешливыми девчонками, ни общаться с ними. За эти дни они довели ее до такого состояния, что весь оставшийся путь молодая женщина проехала верхом на лошади Серио, а сам он занял место Олеи в карете. И хорошо, лучше путешествовать верхом, чем, сидя в карете, вытаскивать иголки из сидений, слушать вежливо-хамские издевки, пачкать одежду невесть откуда бравшимися шариками со смолой, или же обнаруживать во взятой из дома еде песок и камешки... И это были далеко не все мелкие пакости, которые девчонки проделывали с нелюбимой мачехой.

Беда еще и в том, что Олея была по натуре довольно робким человеком. Она отнюдь не была глупа, но от неприкрытой грубости или открытого хамства сразу же терялась, лихорадочно искала, и не могла найти нужных слов для достойного ответа, и оттого предпочитала отмалчиваться. Увы, но подобное поведение на очень многих производило впечатление недалекой и робкой девицы, с которой можно не считаться. Вот и сейчас, не получив должного отпора, дети Серио решили, что в отношениях с мачехой им все дозволено, тем более что отец, замечая поступки дочерей, лишь улыбался — дети, что с них взять!..

Но это было только началом. Еще хуже оказалось на родине мужа. Встретили их хорошо, хотя и без особой сердечности, причем родню Серио куда больше интересовал размер приданого, полученного им за невестой, чем сама молодая жена. К тому же потрясенная Олея узнала, что здесь у Серио имеется еще двое сыновей, рожденных вне брака, но которых он, однако, признал, и оттого содержит как их, так и мать этих детей. Олея поняла, что именно из-за того Серио и уехал из этой страны — его первой жене надоело жить на две семьи, и она поставила мужу условие: или они, или мы... На растерянный вопрос жены о том, почему он промолчал о том, что у него есть еще дети, Серио отрезал: это не твое дело, а мои заботы, и ты в них не лезь, я сам разберусь! И вообще, не суйся туда, где тебе делать нечего!.. Единственное, что Олея могла поделать в этой ситуации, так это в одиночестве проливать слезы...

Отец Серио с неподдельной симпатией отнесся к новой невестке — она ему очень понравилась, но зато мать мужа... Вот ее Олея откровенно побаивалась. Пожилая хмурая женщина, одетая во все черное, в первый же день громко и без околичностей заявила Олее, что пока не желает иметь от новоявленной невестки никаких детей. Мол, внуков у нее и так хватает, и новых забот ей пока не требуется. Дескать, против тебя, дорогая, я ничего не имею, но вырастите вначале тех четверых, что уже имеются у Серио, да на ноги их поставьте, а уж дальше видно будет. У тебя, дескать, есть муж, вот за ним и ухаживай, да и под его детей подстраивайся. И нечего реветь и слезы лить — надо головой думать, когда выходишь замуж за разведенного человека, а уж если выскочила за такого, то, будь добра, живи по его правилам. Четверых детей ее сыну хватит за глаза, нечего и дальше нищету плодить!

Это еще не все: так получилось, что с момента приезда Олея почти не видела мужа. Он постоянно где-то пропадал — то навещал сыновей, то родственников, то встречался со старыми друзьями, причем молодую жену он с собой никогда не брал. К тому же Серио ночевал дома далеко не всегда, а то и вообще по нескольку дней подряд не показывался — засиделся, мол, со старыми приятелями... "Чем ты недовольна? Я на родине, так что должен провести хоть какое-то время с родней или со старыми друзьями, а на мужских посиделках ты будешь лишней, да и делать там тебе нечего! С тобой мы и дома успеем наглядеться друг на друга... Неужели это непонятно? А если тебе скучно, или нечем заняться, то пойди к моим девочкам, поговори с ними, пообщайся!..". Олея и верила его словам насчет причины его постоянных задержек, и сомневалась в них — у нее для этого появились кое-какие серьезные основания...

Сама она все эти дни сидела дома, в четырех стенах — у каждого из здешних хозяев были свои дела, им было не до того, чтоб развлекать новую родственницу, а идти куда-то одной... В здешних местах к подобным прогулкам чужестранок относятся с недовольством.

Если б не жена старшего брата Серио, то Олее в тех гостях было бы совсем худо. Эта худощавая темноволосая женщина искренне сочувствовала новой родственнице, и вот к ней Олея тянулась, как к единственному другу. Как видно, той женщине тоже понравилась хорошенькая молодая чужестранка, к которой она испытывала подлинное расположение, и оттого поведала гостье немало интересного. Именно от нее Олея и узнала, отчего у них с Серио в семье постоянная нехватка денег: часть заработка он относил бывшей жене, часть отсылал родителям, а еще часть денег шла на вторую семью ее мужа, на ту, в которой подрастали сыновья Серио... На эти же нужды пошло и ее приданое — надо было рассчитаться с долгами, помочь родителям, а заодно и обоим своим бывшим семьям. Надо же, муж ей ничего о том не говорил! Двум бывшим семьям... А она, значит, третья семья? Ох, как тошно...

Перед самым отъездом Олеи домой, новая подруга, поколебавшись, прошептала на ухо молодой женщине: будь осторожна с дочками Серио, особо со старшей — она тебя настолько сильно ненавидит, аж оторопь берет! Девка характером удалась в отца, такая же упертая, как и он, и если что себе в голову вобьет, то ее уже не остановишь, любыми путями, но добьется своего. На все пойдет, лишь бы довести начатое до конца и победить, да при всем том еще и будет считать себя правой, а заодно и гордиться собой, что, мол, все вышло именно так, как она и хотела!.. Серио такой же — привык, что последнее слово всегда остается за ним, и тут уже не важно, прав он, или неправ. Так что ты учти на будущее...

Но Олея и сама однажды услышала обрывок разговора дочек Серио с его матерью. Эти нахалки в открытую сказали бабушке, что сделают все, лишь бы отец вернулся домой, в свою семью, а для этого надо избавиться от этой глупой девки, то есть от Олеи, а бабушка, кажется, в этом вопросе полностью поддерживала внучек. Но больше всего молодую женщину перепугали и расстроили слова матери Серио. Внучкам она сказала так: в одном можете быть спокойны — от вашего отца детей у этой девки не будет, уж я об этом позабочусь... Вернее, уже позаботилась. И греха, мол, в этом никакого нет — просто надо сделать все, чтоб у вас, внученьки, была нормальная семья, ведь сиротить детей при живом отце нельзя ни в коем случае!..

Обратный путь был ничуть не лучше. Хотя Серио настаивал на том, чтоб Олея в этот раз всю дорогу ехала в карете, но уже на второй день пути молодая женщина вновь наотрез отказалась от подобной чести: девчонки без остановки показывали друг другу все те обновки, что им купил отец, рассказывали, чем Серио занимался, когда не ночевал дома, а то и намекали на кое-что похуже... Одним словом — кошмар! Олее было горько — Серио потратил почти все скопленные деньги на детей и родственников, всем привез подарки, дочкам приобрел чуть ли не все, что они просили, а своей молодой жене не купил даже линялой тряпки. Олея не была жадной, но должен же муж проявить к жене хоть немного внимания!

В общем, это было не свадебное путешествие, а одна досада со слезами... Кажется, это понял даже Серио. Позже, вернувшись домой, он купил ей в подарок дорогое украшение, но оно не порадовало Олею. Раньше бы муж ей эти серьги подарил...

А вот дочери Серио... Вернувшись домой, они приступили к выполнению своего плана по изгнанию новой жены их отца. Бесконечные жалобы на мачеху, мелкие пакости, грубость... Доходило до того, что девчонки рвали на себе одежду, и со слезами бежали к отцу — она нас бьет! Серио безоговорочно доверял дочерям, и каждый раз в подобных случаях начинал кричать на жену. Ну, а на жалобы Олеи муж раздраженно отвечал: неужели для тебя так сложно подружиться с моими девочками?! На все просьбы обуздать дочерей, Серио отвечал одно и то же: "Они еще дети! Ты старше их, и оттого должна быть умней, терпимей...". Медленно, но верно, отношения в семье становились все более и более невыносимыми...

... В тот день Олея, заглянув в их с Серио комнату, увидела там старшую из дочерей мужа. Девица спокойно копалась в шкатулке с драгоценностями Олеи, и уже отложила для себя в сторону несколько блестящих вещиц.

— Ты что тут делаешь? — с трудом сдержалась Олея.

Девчонка, не отвечая, и даже не посмотрев в сторону мачехи, продолжала свое увлекательное занятие. Вот она отложила в сторону еще одну вещь...

Ладно... Уже привычно приглушив раздражение, Олея подошла и молча закрыла шкатулку, а девица, цапнув отложенные украшения, сунула из себе в карман.

— Положи на место то, что вынула из шкатулки... — ровным голосом сказала Олея.

— Да пошла ты... — девица удобно развалилась на лавке. — Что хочу, то и беру. Это дом моего отца, а значит, и мой тоже. И все, что тут есть, это тоже мое. Мне и отец так сказал — в этом доме можешь брать все, что хочешь. Вот я это и делаю. А если тебе что не нравится, то знай — здесь никто никого за юбку не держит.

— Это мои вещи — Олея все еще старалась не повышать голос. — Не твоего отца, а именно мои.

— Твои-и? Да кто ты такая? Старая девка, подобранная моим отцом в трудный момент его жизни. Батя всегда жалел тех, кто никому не нужен. И нечего тебе загребать под себя все подряд! Если я захочу, он мне и так всю эту шкатулку отдаст, вместе со всем содержимым.

— Я сказала — вынимай из карманов все, что ты только что у меня украла!

— Это ты у нас отца украла!

— Чтоб ты знала: к тому времени, когда мы с ним познакомились, он уже был в разводе более года!

— Ну и что? Если б не ты, то батя, возможно, еще бы вернулся к нам. Он и так в наш дом постоянно заглядывает, и я-то вижу, что у них с матерью дело еще далеко не окончено. Что, не знала? Теперь знаешь... Так что даже тебе должно быть понятно — в доме моего отца я могу делать все, что хочу, и брать все, что пожелаю, а ты... В общем, пошла вон отсюда!.. Ох, я еще кое-что забыла! — и девица направилась к шкафу, где лежала одежда Олеи. Распахнув створки, она сдернула оттуда соболиную шубу, которую родители подарили дочери на свадьбу. — Вот теперь все. Мне ее перешьют...

— Что!?

— А ты что думала? В этом доме мне, в отличие от тебя, принадлежит все. Так что уйди с дороги! Ну, долго еще на месте топтаться будешь?

Олея, не чувствуя ничего, кроме всепоглощающей обиды, шагнула к девице, и влепила ей оглушительную пощечину. Рука у женщины была тяжелая, и отпора девчонка не ожидала, так что дочка Серио в полной растерянности грохнулась на пол, ошалело хлопая глазами и схватившись за щеку. Не привыкла к такому, и уж тем более не ожидала подобного от прежде молча глотающей обиды мачехи...

Олея, не говоря ни слова, вытащила из кармана девицы свои украшения, подняла с пола шубу...

— Ну, ну... — дочка Серио наконец-то обрела возможность говорить, вскочила на ноги. — Ну... Ты навек запомнишь сегодняшний день! И я сделаю все, чтоб батя выгнал тебя с позором!

— Пока что я тебя выгоняю! — распахнула дверь комнаты Олея.

— Попомнишь еще меня, ох, попомнишь!.. — выскакивая, девчонка не смогла найти других слов от переполнявших ее эмоций. — Попомнишь!..

Мужу Олея ничего говорить не стала — знала, что он ей ответит. Однако девица в тот же день пожаловалась отцу на жестокость мачехи, и Серио вновь устроил жене выволочку: моя старшая дочь — она еще ребенок, и прояви же, наконец, такт и терпение! Сколько можно обижать моих дочек?! И вообще: могла бы дать девочке поносить шубу — с тебя не убудет, а малышку можно и побаловать, ей это принесет такую радость! С чего ты такая жадная — не понимаю: тебе уже не раз было сказано — мы одна семья, и девочка имеет право брать в этом доме все, что пожелает! Вот не была бы ты такой скаредной — тогда б и дети мои к тебе лучше относились! И вообще, никто, кроме тебя, на моих доченек не жаловался! Неужели так сложно найти с ними общий язык?!

Свою угрозу "попомнишь меня, ох, попомнишь!" белобрысая девица воплотила в жизнь не просто быстро, а очень быстро. Через день Серио с женой были приглашены на свадьбу одного из купцов. Как обычно в таких случаях, Серио прихватил с собой и обеих дочерей — дескать, девочки растут, так пусть на моих красавиц сейчас люди посмотрят, все же через несколько лет обе заневестятся, может, кто уже сейчас начнет приглядывать будущую жену для своего сына.

Ну, как и положено, отгуляли на свадьбе, поздним вечером ушли, а ночью в дом Серио стражники постучались. Дескать, в том праздничном доме, где вы были, пропажа случилась — украли дорогое ожерелье, и будто бы кто-то видел, что это сделала Олея, так что вы уж извините нас, господа хорошие, но нам надо обыск у вас учинить... Просим понять и не обижаться. Как только открыли стражники шкатулку с драгоценностями, так сразу и увидели ожерелье — оно сверху лежало, на самом виду...

Это уж позже Олея вспомнила, как видела, что в их комнату, сразу же после приезда со свадьбы, прошмыгнула старшая дочь Серио, которая в тот день осталась ночевать в их доме, но в первый момент молодая женщина не могла понять ничего.

Вот тогда-то и был первый арест, тюрьма и суд... Нашелся даже свидетель, молодой парень, который нагло утверждал, будто видел своими глазами, как подсудимая прятала ожерелье в свой карман. Серио, потратив немалые деньги, сумел замять дело, но с той поры отношения между мужем и женой стали портиться не по дням, а по часам. Он не желал слушать слов Олеи насчет ее невиновности, а одно лишь предположение о том, что в этой истории могла быть замешана его дочь — это вызывало у Серио настоящее бешенство. Стоило Олее только заикнуться на эту тему, как муж уходил из дома, и не возвращался по нескольку дней.

Более года Олея безвылазно просидела дома, не решаясь выйти за порог, однако клеймо "воровка" уже прочно приросло к ней. Для бедняжки это была не жизнь, а сплошные мучения. Да и муж обращался с Олеей, как с настоящей преступницей, только что не бил. Кажется, он уже начал раскаиваться, что женился на ней — мол, взял за себя воровку, а не честную девушку!.. Верно говорят, что внешность обманчива! Дескать, имея такую жену, в глаза людям глядеть стыдно! Опозорила и себя, и мужа, и родителей...

Весь этот год Олея прожила с чувством непонятной вины, и оттого вынуждена была молча проглотить очередную обиду, когда в один далеко не прекрасный день Серио сообщил ей, как бы между делом, что у него на родине не так давно появился еще один сын, третий по счету. Самое неприятное было в тои, что ни малейшего раскаяния у мужа Олея не заметила. Так вот, — растерянно подумала Олея, — так вот, значит, у каких старых друзей он дневал и ночевал, когда они ездили проведать его родителей... Впрочем, о чем-то подобном она и сама ранее догадывалась, только вот ей и в голову не могло придти, что Серио не видит ничего необычного в том, что чуть ли не в открытую изменяет своей жене.

Пока потрясенная до глубины души женщина не могла подыскать нужных слов для ответа, муж спокойно заявил ей, что криков от дорогой супруги по этому поводу он слышать не желает — раз его женушка не в состоянии родить ребенка, то ему не остается ничего другого, как подарить своим двоим сыновьям еще одного братика. Естественно, на родину он теперь будет отсылать чуть больше денег. Дети — это радость, а если его жене что-то не нравится, то пусть сама, наконец, осчастливит его законным сыном. Что, не можешь этого сделать? Тогда помалкивай, и не лезь со своим мнением, оно мне не интересно...

После того Олея проплакала не один день. Все это время ее обуревали самые разные чувства: любовь к мужу и в то же время обида на него, тоска, душевная боль, острая неприязнь к его дочкам, и все то же непонятное чувство собственной вины... Конечно, женщине пришлось смириться с неизбежным, но на душе появилась еще одна саднящая зарубка...

Но время шло, и постепенно все вновь стало сглаживаться, налаживаться... Правда, видеть эту белобрысую девицу — старшую дочь Серио, Олее было очень тяжело, только вот деться некуда — отец любил, когда дочери приходили к нему домой. Зато девица ходила весьма довольная, и, приходя в дом к отцу, с ехидной улыбкой глядела на мачеху, как бы говоря — погоди, это еще не все, наше с тобой дело еще далеко не кончено!

И вот однажды ранней весной Олея с мужем и все с той же старшей дочерью Серио (отец старался всюду возить с собой дочь, несмотря на возражения молодой жены) посетили несколько богатых лавок и магазинов, а вечером к ним вновь постучались стражники — в одном из магазинов пропала дорогая брошь. Как и следовало ожидать, брошь вновь отыскалась в шкатулке Олеи, и опять она лежала сверху, на всеобщем обозрении...

Вновь тюрьма... Однако в этот раз у белобрысой девицы все прошло далеко не так гладко, как в первый раз. Как Олея узнала от брата, посетившего ее в тюрьме, отыскался свидетель, который видел, у кого именно оказались столь шустрые и шаловливые ручонки. Правда, за то, чтоб подтвердить это в суде, мужчина просил деньги, но тут со стороны родителей Олеи не было никаких возражений — лучше заплатить, но отыскать настоящего вора и очистить от клеветы имя дочери. Факты были столь серьезны, что к ним был вынужден прислушаться даже Серио. Затем брат Олеи хорошенько тряхнул и первого свидетеля — того молодого парня, что свидетельствовал против Олеи на первом суде. Тут и выяснилось, что обе истории с кражами — дело рук старшей дочери Серио, которая мечтала таким образом избавиться от мачехи, а заодно потрясенный до глубины души муж Олеи узнал, каким именно образом его дочь расплачивалась с этим так называемым свидетелем...

Тут уже Серио примчался в тюрьму с просьбой к жене: возьми всю вину на себя! Признайся перед судом, что кражи — твоих рук дело! Зачем моему ребенку такая дурная слава? — ей же еще жениха искать, а если узнают о том, что она подстроила, то хорошего мужа ей точно не найти, да и на вторую дочурку тень упадет! Неужели тебе самой это не ясно?! И вообще, его дочка по большому счету ни в чем не виновата — девочка, мол, совсем еще глупенькая, думала, что таким образом вернет меня в первую семью, вот и выдумала невесть что, проказница этакая! Так что, милая Олеюшка, если ты меня действительно любишь, то должна пойди навстречу мольбе своего мужа — скажи, что драгоценности, и верно, оба раза похищала именно ты, а не моя дочь! Надо, чтобы даже имени ее в суде не упоминалось, а уж потом я свою девочку должным образом накажу! Тебе-то, мол, уже все равно, у тебя есть муж, то есть я, и бросать тебя не намерен, несмотря на все разговоры, а вот если же ты, милая, не выполнишь мою просьбу, и дочке жизнь испортишь... Вот этого-то я тебе уже никогда не прощу! И вообще, это ведь ты во всем виновата — не сумела стать моей девочке настоящей матерью, вот ,ребенок, и вынужден был пойти невесть на что! Это же ты довела ее до такого! Была бы хорошей женой и нормальной бабой, сумела б наладить взаимоотношение с моими малышками — и никогда бы не прошло того, что случилось! А раз ты виновата, то тебе и исправлять! Так что признай перед всеми свою вину, и мы позабудем об этом... Если же нет...

— Запомни! — твердил муж. — Хорошо запомни: жен у мужчины может быть сколько угодно, а вот дети всегда останутся с ним. Или ты делаешь то, что я тебе велю, или же... Жена, которая меня не слушается, мне не нужна. Думаю, ты меня поняла, а я слов на ветер не бросаю.

У Олеи на этот счет было совсем иное мнение — за свои поступки каждый должен отвечать сам, и именно это она высказала мужу. Тюрьма, грубость соседок по камере, скудная еда, а также безоглядная поддержка Серио своих любимых дочек в ущерб жене — все это довело прежде молчащую и постоянно соглашающуюся с мужем Олею до крайности, и женщина категорически отказалась выполнять просьбу Серио. Мужу она ответила так: можно простить ошибку, но не подлость, а его дочь все одно на этом не остановится, так и будет дальше делать гадости. Так что, мил-друг, извини, но по вине твоего так называемого ребенка на меня уже вылито столько помоев, что неизвестно, сумею ли я их смыть до конца своей жизни. Короче, на все твои просьбы ответ может быть только один — нет, и еще раз нет!

От резкого отказа жены Серио пришел в ярость, и дело едва не закончилось рукоприкладством — такого ответа от своей прежде покорной и услужливой жены он никак не ожидал.

В тюрьму муж приезжал еще трижды, и каждый раз уезжал бледным от гнева — ранее всегда уступчивая Олея в этот раз наотрез отказалась выполнить просьбу мужа. Серио ей даже разводом грозил — не помогло. Молодая женщина прекрасно понимала, что для нее есть только одна-единственная возможность обелить себя — твердо держаться правды, чего бы это ей не стоило.

Увы, за несколько дней до суда пропали оба свидетеля. Как не искали, но найти их не могли. Ну, что скажешь — оба мужика были одинокие, мало ли куда могли уехать... Но Олея поняла, что к их исчезновению приложил руку ее муж — как видно, заплатил этим людям столько, что оба согласились на какое-то время исчезнуть из города.

Вот и получилось, что на суде свидетелями выступали Серио и его белобрысая дочь. Одна поведала, как мачеха на ее глазах прятала ту брошь в свою шкатулку, а второй чуть ли не со слезами на глазах рассказал, что жена просила купить ей эту так понравившуюся ей брошь (о чем в действительности Олея и не думала просить: все одно бесполезно, не станет тратиться. К тому же она в лавке не обратила никакого внимания на эту брошь — подобные украшения были не в ее вкусе...). А Серио продолжал говорить о том, каким потрясением для него было вновь увидеть эту вещь уже у себя дома, в руках стражников...

...Сейчас, лежа в темноте и борясь с постоянными волнами то и дело накатывающей головной боли, Олея пыталась разобраться в том, что же все-таки произошло. Хотя, что тут неясного: теперь она живет с клеймом преступницы, а муж только что выгнал ее за то, что она высказала ему все, что накопилось в ее душе за время их брака. Судя по всему, у Серио тоже много накипело, и он решил таким способом разрешить все семейные проблемы. Только вот что теперь ей делать, как жить дальше?!

Наутро, после бессонной ночи, Олея, несмотря ни на что, даже на продолжающуюся головную боль, все же решила отправиться домой, к мужу. Вчера они оба вспылили, наговорили друг другу много лишнего, но сейчас, на холодную голову, все можно решить куда спокойней и разумней.

— Езжай, доченька, езжай! — захлопотала мать вокруг Олеи. Она поддерживала решение дочери — ведь если кто узнает, что муж дочери выгнал ее сразу после суда, то... О возможных последствиях страшно подумать! — Правильно, ступай к мужу, моя хорошая! Я тебя даже провожу, причем прямо до порога вашего дома — так мне спокойнее будет! Поговори с Серио, может, у вас еще все и наладится!

Олея понимала мать — жалеет дочку, у которой все в жизни идет не так, как надо. К тому же (не допустите того Боги!) если Серио решится на развод... Тогда о последствиях страшно даже подумать! Это для мужчины развод не так страшен, а вот для женщины... Обычно подобные истории пачкают имя женщины несмываемой грязью, ведь, по общему мнению, мужья хороших жен не бросают. А уж если учесть ту дурную славу, которую сейчас навешали на ее дочь, и ( не приведи того Боги!) если вдобавок ко всему при разводе она будет признана виновной стороной... Тогда Олее только и останется, что в монастырь уйти, грехи замаливать, но на родителях все одно позор останется — как они такую дочь воспитали?!

Отец Олеи ничего не сказал, однако, судя по выражению его лица, у Стара было огромное желание задать зятю хорошую трепку. Если бы не опасения за последствия этого поступка... Его очень беспокоила судьба дочери, и оставалось только надеяться на то, что молодые люди сумеют договориться промеж собой.

Пока карета ехала по улицам города, Олея перебирала слова, какие она скажет мужу при встрече. Они оба, конечно, хватили через край при вчерашнем разговоре, но должны же взрослые люди найти меж собой общий язык! К тому же за плечами у них уже почти три года совместной жизни!

Однако когда она вышла из кареты, то увидела, что возле ворот стоит их слуга, тот пожилой мужчина, что выполнял в их доме роль и конюха, и сторожа, и садовника. А вот того крепкого парня, который сидел на скамеечке рядом с домом, женщина ранее никогда не видела. Тем не менее, при виде Олеи этот парень поднялся со скамейки и встал у ворот рядом с пожилым слугой, перекрывая ей дорогу.

— Прости, хозяйка! — вздохнул старший из слуг, когда Олея встала напротив него. — Прости, но тебя пускать не велено.

— Что?! — Олея не поверила своим ушам.

— Хозяин сказал, чтоб в дом мы тебя не пускали ни в коем случае. Дескать, нечего тебе тут делать... Хозяйка, извини, но если я тебя впущу, то хозяин меня выгонит!

— А это кто? — растерянно спросила Олея, глядя на высокого парня, стоявшего возле ворот, и с насмешкой глядевшего на нее.

— Это... Его хозяин вчера нанял. Мне в помощь...

Так, значит, Серио уже все продумал, в том числе и то, как не пускать жену в дом. Как видно, нежный супруг боялся, что старый слуга не сумеет справиться с молодой женщиной, оттого и нанял этого крепкого парня. Такого Олея не ожидала...

— Мой муж дома?

— Нет его. Ушел. А нам велел тут стоять...

Женщина в растерянности перевела взгляд на дом, и тут заметила, что одно из окон раскрыто, и из него с довольной улыбкой выглядывала старшая дочь Серио. Белобрысая девица высунулась из окошка чуть ли не по пояс, стараясь как можно лучше рассмотреть мачеху, которая в растерянности топталась у ворот. Похоже, она с утра отсюда не отходила, дожидалась появления Олеи, чтоб только увидеть своими глазами, как мачехе дают от ворот поворот. Наверное, это был один из моментов ее торжества — отец все же изгнал эту ненавистную ей бабу из своего дома!

— Отойди с дороги! — вновь приказала, было, Олея слуге, но тот лишь беспомощно посмотрел на нее — не могу, мол, тебя пустить! Вместо него ответил тот парень, что едва ли не перекрывал ворота своими широкими плечами.

— Ты, это, шла бы отсюда куда подальше! Хозяин сказал, что если вздумаешь рваться в дом, то... В общем, тогда нам разрешено и силу применить... Нравится это, или нет, порог ты переступать не должна!

— Доченька, садись в карету, поехали домой! — раздался сзади голос матери. — Не стоит тут стоять!

— Да, конечно... — на негнущихся ногах Олея шагнула к карете — Конечно, поехали отсюда. И поскорей...

Уже забираясь в карету, Олея вновь краем глаза увидела мужчину с лицом, напоминающим лисью морду. Этот человек вчера видел, как муж выкинул ее из кареты... Сейчас он стоял неподалеку, и делал вид, что в здешних местах оказался случайно. Что этот незнакомец тут делает? Неужто следит за ней? А впрочем, ей-то какое дело до этого?! Не хватало еще всякой чушью голову себе забивать!

Дома же... В родительском доме ее поджидал посыльный из суда, который принес бумагу с печатями, и в той бумаге было сказано: Серио подает на развод. Олея поняла: муж все же решил привести в действие свою угрозу, ту, что пообещал ей, и для себя уже сделал выбор меж ней и своими детьми.

Молодая женщина без сил опустилась на скамью: вот теперь точно — все. Возможно, Серио подал на развод только под влиянием момента, или же из желания как можно сильней досадить ей, но беда в том, что в таких случаях пути назад обычно нет. Что же теперь будет?

Через две седмицы состоялся новый суд, но уже по расторжению их брака. Народу в зале опять набилось сверх меры — все же семью Стара знали очень многие, да и о скандальной истории с его дочерью всем было известно. За эти две седмицы Олея несколько раз пыталась поговорить со своим мужем, но все было бесполезно. На порог дома Серио ее не пускали, а когда Олея попыталась, было, на улице дождаться приезда мужа, что поговорить с ним, то вышло только хуже: Серио просто оттолкнул ее с дороги, и прошел мимо, как вдоль пустого места.

Что тут скажешь: слепая родительская любовь, и нежелание признавать собственные ошибки могут довести и до такого... К тому же в связи с разводом Серио поднял слишком большой шум, так что дать задний ход и помириться с женой ему не позволяла гордость.

Зато кумушки-соседки не раз приносили в дом Стара последние новости: дочки Серио отныне дневали и ночевали в доме отца, и Серио даже нанял для них повариху и прислугу. Объяснял так: мол, его девочкам нужно хорошее питание и достойный уход, который их мать не всегда может предоставить, а также его красавицам-дочкам необходимо придти в себя после общения с этой жуткой бабой — его бывшей женой, которая его милых крошек едва не сжила со свету!..

Причиной, по которой Серио подал на развод, было указано (Олея вначале не поверила своим глазам!) постоянное воровство и бесконечная ложь жены, ее скандальный характер и дурные наклонности, а также то, что его дочери от первого брака считают невозможным для себя находиться в одном доме со столь ужасной женщиной... Дескать, этим разводом он пытается уберечь своих детей от тлетворного влияния этой крайне непорядочной особы. И недаром люди предупреждали его еще до свадьбы: счастья с Олеей нет, и быть не может, потому как у нее дурной глаз, ведь не просто же так два ее жениха после помолвки померли! Кроме того, его жена — это самая настоящая дура, от которой каждому нормальному мужику надо бежать как можно дальше и как можно быстрей! Есть такие бабы без мозгов в голове, которым хоть кол на голове теши, а все одно ума у них не прибавится...

Но больше всего Олею обидело последнее обвинение мужа: его нынешняя женушка — баба, мол, совсем безрукая, ни за порядком в доме уследить не может, ни еду приготовить. В доме вечно бардак, а в горшках чуть ли не бурда наварена, которую даже свиньи жрать не станут! В общем, это не женщина, а сплошная маета и головная боль!

Итак, на этих основаниях муж просил освободить его от дважды осужденной жены, которая позорит как его семью, так и его честное имя. Как, по-вашему, судьи должны были отнестись к подобной просьбе о разводе? Правильно, их развели в тот же день, особо не колеблясь, да еще и признав Серио пострадавшей стороной, так что по решению суда он не только не должен был ничего платить своей бывшей жене, но даже имел право на солидное возмещение с ее стороны. В результате Олея вернулась в родительский дом, можно сказать, нищей, оставив, согласно положения о разводе, все свое приданое в доме бывшего мужа как компенсацию за понесенные им страдания.

Следует порадоваться уже тому, что ей хотя бы разрешили забрать из дома мужа свою одежду, а то ведь вполне могли бы положить запрет даже на это. Вернее, самой Олее вход в дом мужа по-прежнему был закрыт — охранник все так же сидел у ворот, исполняя наказ хозяина не пускать в дом бывшую хозяйку. Серио сам привез одежду бывшей жены на телеге и прилюдно свалил ее на землю около ворот дома бывших тестя и тещи. В одной куче было перемешано все — одежда, обувь, белье, посуда... Как видно, этим поступком он еще раз хотел унизить Олею, и продемонстрировать перед всеми свое отношение к бывшей жене. Что ж, в этой ситуации следовало порадоваться хотя бы тому, что за несколько предыдущих дней до того стояла прекрасная погода, не было дождя, и на улице сухо, а не то Серио, без сомнения, свалил бы привезенное в самую большую лужу...

Ну что тут скажешь? Совсем мужик озверел, не знает, что еще можно придумать, лишь бы бывшую жену задеть побольней, да еще раз наказать ее при всех, а заодно вновь дать понять Олее, чего она добилась, пойдя против воли мужа.

Впрочем, позже, разбирая привезенные вещи и отряхивая их от пыли, Олея поняла, что ей вернули далеко не все: как видно, и тут покопалась старшая дочь Серио, отобрав себе кое-что из одежды мачехи, причем в выборе белобрысая девица себя не ограничивала... Кстати, той соболиной шубы — свадебного подарка ее родителей, среди возвращенных вещей не тоже оказалось, как не было и драгоценностей Олеи, тех, что мать с отцом дали ей в приданое. Это было особенно неприятно, потому что многие из тех золотых вещиц были дороги Олее и как память о покойной бабушке. Вернее, Серио вернул бывшей жене шкатулку из-под украшений, только вот внутри она была пуста...

К сожалению, возмущаться или требовать назад свое ни Олее, ни ее семье не имело смысла — если тебя при разводе признали виновной стороной, то законом подобное... изъятие вполне допускалось.

Глава 2

Олея, держа в руках тяжелую корзину, медленно шла по золотому осеннему лесу. Как же она любила такие дивные дни уходящей осени, когда все вокруг еще залито теплым, но уже не жарким солнцем, нет комаров и мошки, под ногами шуршит ковер из пожухших осенних листьев, а листопад все еще продолжается... И грибы в этом году уродились на славу, словно торопясь порадовать людей в последние погожие деньки. Вон какая большая корзина у нее в руках, а уже наполнена почти до верху. Досадно, что ни белые грибы, ни подосиновики уже почти не встречаются, зато рыжики и грузди так и просятся в руки!

Сказочно прекрасный осенний лес... Есть такие дни в году, когда, оглядываясь вокруг, и любуясь на удивительную красоту окружающей природы, ты чувствуешь себя безотчетно счастливым уже только потому, что можешь воочию наблюдать этот сказочно-восхитительный мир вокруг себя. Даже тяжесть с души будто снимается... Именно в такие моменты все твои беды вовсе не кажутся такими непреодолимыми, и надеешься, что все достижимо и нет ничего невозможного, и, рано или поздно, но все будет хорошо...

Однако, какая тяжелая корзина! Пожалуй, можно передохнуть... Устаешь бродить по лесу, а она тут ходит с рассвета — недаром корзина так ощутимо оттягивает руки!

Олея присела на ствол поваленной березы, вновь и вновь наслаждаясь покоем, осенней красотой и лесной тишиной. Здесь, в глуши, куда лучше и спокойней, чем в шумном и суетном городе, однако в голову молодой женщины опять полезли ненужные мысли, хотя сейчас, под яркими солнечными лучами, они не столько ранили, сколько ныли, словно больной зуб. Невольно вновь вспомнились события последнего времени — скандальный развод, насмешки и ухмылки за спиной, презрение соседей, ехидные частушки под окном, распеваемые соседскими мальчишками ...

О разводе вспоминать противно. Но самым горьким было поведение Серио: все время, прошедшее после развода, он будто стремился сделать жизнь бывшей жены как можно более и более невыносимой, постоянно пытался как можно больнее уколоть ее тем или иным способом.

Прежде всего, муженек жаловался всем и каждому на бывшую супругу, причем из его слов выяснялось, что от Олеи ничего хорошего ждать не стоит — он, мол, в этом уже лично убедился. Его дочки в этом смысле полностью поддерживали отца, и из чужих разговоров, приносимых в их дом болтливыми соседками, Олея узнавала о себе много нового. Правда, в этом новом не было ничего хорошего, а только лишь самая грязная ложь. И если в отношении к ней девчонок не было ничего нового, то такого поведения от бывшего мужа Олея никак не ожидала...

Кроме того, Серио, едва ли не через седмицу после развода, посватался к юной вдовушке, правда, не совсем понятно, почему его выбор пал именно на эту особу. Совсем молодая женщина с маленькой дочкой не только не была богата, но и внешность имела более чем заурядную. Единственное, чем она отличалась — так это излишне крупными формами, куда более подходящими весьма зрелой особе, чем юной женщине.

Говорят, Серио выглядел очень довольным, едва ли не хвастался всем и каждому, что новая невеста вдвое моложе его — все же ему уже тридцать восемь, а ей всего восемнадцать! Кроме того, мол, его больше никто не обвинит в том, что он будто бы гонится за деньгами — его новая невеста совсем небогата, не то, что обе его предыдущие жены, которые постоянно попрекали его своим солидным приданым. Все богатые девки, мол, с придурью, кроме себя и своих денег никого не любят, пальцы гнут, людей ни во что не ставят, так что хватит с него, натерпелся! А вот новая избранница искренне любит именно его, а не деньги...

Да и кроме слов Серио всем окружающим было известно, что молоденькая вдовушка давно заглядывалась на Серио — все же он очень привлекательный мужчина!, так что бывший муж Олеи вновь стал готовиться к свадьбе.

Узнав о том, Олея проплакала всю ночь напролет, что неудивительно: все это время в глубине души молодая женщина надеялась, что ее бывший муж одумается, и они вновь будут вместе. Что ни говори, а Серио был ее первой любовью, а подобные чувства так легко не проходят и не забываются.

Отец, понимая неподдельное горе дочери, сам стал искать ей мужа — негоже такой молодой и красивой женщине оставаться одной. Выйдет замуж — авось и разговоры поутихнут, а потом, может, и совсем прекратятся! Понятно, что без хорошего приданого Олею сейчас никто замуж не возьмет, так что пришлось Стару поднатужиться, кое-что продать, от кое-чего отказаться, но нужную сумму он все же собрал. Что ни говори, а сейчас мужем дочери должен стать серьезный, основательный человек, имеющий определенное положение в обществе, который не взял бы за себя невесть кого. Это было необходимо — надо же показать всем, что далеко не каждый верит словам бывшего мужа Олеи.

Вскоре отыскался нужный человек — невысокий кряжистый купец, имеющий взрослых детей, по возрасту был несколько старше отца Олеи. Ну, тут уж, как говорится, не до выбора, хорошо, что хоть этого быстро нашли — к несчастью, молва насчет невесты шла такая, что даже бывалые свахи обходили стороной дом, где жила молодая женщина. Предполагаемый жених на сговоре почти не смотрел на невесту, обговаривая со Старом приданое, которое тот давал за дочерью. Деловой человек — он не интересовался ни чувствами, ни внешностью молодой женщины, сосредоточив все свое внимание на деньгах, которые невеста должна была принести в приданое.

Что касается самой Олеи... Увидев будущего мужа, она опять проплакала всю ночь напролет: уж очень они разнились — красивый, ладный, высокий Серио, и этот пахнущий застарелым потом пожилой мужчина с мрачным взглядом и окладистой полуседой бородой.

Однако через несколько дней после сговора новоиспеченный жених Олеи без приглашения заявился в их дом. Едва ли не с порога гость заявил: сегодня к нему пришел Серио, и после разговора с ним мужик решил выставить новое условие родителям своей молодой невесты — или вы увеличиваете приданое вдвое, или я эту вашу разведенку за себя не возьму! Дескать, с большим приданым я хоть буду знать, за что рискую, женясь бабе с такой худой славой! Мне бывший муж вашей дочери все рассказал о ней, обрисовал, какая она стерва, а не то и что похуже... Так что или доплачивайте, или оставляйте свою девку себе!

Пока родители молчали, находясь в полной растерянности от услышанного, Олея встала из-за стола, подошла к двери, и распахнула ее.

— Спасибо, гость дорогой, за оказанную нам честь! — обратилась она к предполагаемому жениху, который вальяжно расположился за столом. — Только я лучше одна останусь, чем выйду замуж за человека, который рад — радешенек выслушивать наветы про свою невесту, да еще и с такой охотой верить в них.

— Что-что? — мужик уставился на Олею тяжелым взглядом. — Это как понять?

— Так и понимай. Ты, гость дорогой, вначале посватался, а потом моего бывшего мужа слушать стал, и верить ему во всем. Условия выдвигаешь, да еще притом и утверждаешь, что одолжение сделаешь, если возьмешь меня за себя. Так вот — не надо мне такого счастья! Раз у тебя нет желания жениться, так и разговоров об этом больше вести не стоит!

— Чего?

— Все то же. Вот те порог, и душевное спасибо, что заглянул. А за сим прощай, женишок несостоявшийся, и до свидания. Рада была поговорить. Надеюсь, больше не увидимся.

— Значит, нет? — мужик явно не ожидал услышать отказ или подобную отповедь, да еще от той, которая, по его мнению, должна быть невероятно счастлива оттого, что ее берет замуж хоть кто-то.

— Нет! — твердо сказала Олея. — Я своего супруга уважать должна, любить и относиться к нему с должным почтением, но только вот как это можно сделать, если ты уже сейчас моего бывшего мужа слушаешь, и во всем с ним соглашаешься, и это вместо того, чтоб своей головой подумать, а не чужим умом жить?! Он тебе наплел про меня невесть что, а ты и поверил! Вернее, захотел в это поверить!

— А ведь верно про тебя бывший муженек говорил!.. — мужик неторопливо встал из-за стола, но в его голосе проскальзывало раздражение. — Такую дрянь, как ты, еще поискать надо! Никто из мужчин твоих криков не вытерпит! И характера склочного не выдержит!

— Что ж! — Олея сумела даже улыбнуться. — Значит, повезло тебе, что не сошелся с нами насчет приданого. Разойдемся по-мирному, тем более что вы с моим отцом по рукам ударить не успели! Так что никто никому ничего не должен. А то, что вновь пойдут разговоры о том, что ты на мне жениться не захотел... Ничего не поделаешь, постараюсь пережить и это! Ты же тем временем поищи себе другую невесту, добрую да ласковую. А теперь, гость дорогой, пора и честь знать! Загостился ты у нас не по делу.

— Не успели ударить по рукам, верно... — мужик дошел до двери, и невольно задержался на пороге, разглядывая Олею. А ведь красивая баба, и на фигурку ладненькая, а уж волосы-то какие богатые — светлая коса чуть ли не в руку толщиной!.. Хороша невеста его бывшая, слов нет, ох и хороша, вон как глазищами сверкает! А глаза у нее просто как ясное небо, бездонно-голубые... Любо-дорого поглядеть! На мгновение он подумал, что поступает неверно — как можно в его годы отказаться от такой невесты?! Находясь в здравом уме ничего подобного делать не стоит — вон, даже у его взрослых сыновей жены далеко не такие красивые!

Но давать отбой просто так, без долгих уговоров, мужик тоже не желал, и оттого решил оставить последнее слово за собой.

— Что ж, коли передумаете, приходите, потолкуем. Свои условия я сказал. И где меня можно найти, тоже знаете. А если нет...

— А на нет и суда нет! — отрезала Олея, закрывая дверь перед носом бывшего жениха. Фу, наконец-то ушел!

Мужик же, выйдя на улицу, остановился в раздумьях. Он внезапно осознал, что только что совершил огромную глупость. Такая баба, а он отчего-то вздумал торговаться! Пожалуй, этого делать не стоило. Что ни говори, а не все в жизни измеряется деньгами! Еще есть возможность вернуться и сказать, что передумал — это считается вполне допустимым, но вот если он сейчас уйдет... Тогда, точно — все, сговор отменяется, помолвка расторгается, и надо будет свататься по-новой. Или же они могут новых сватов принять... А если свататься по-новой, то еще неизвестно, как при этом поведут себя родители им же отвергнутой невесты, на какие условия пойдут, да и сама невеста может заартачиться. Так может, и верно, следует пойти назад, и заявить то, что и положено говорить в таких случаях: обдумав все, решил согласиться на первоначальные условия, тем более что за молодицей и так дают немало...

И с чего он, дурак, ее бывшего мужа стал слушать?! Понятно, что тот, хоть и выгнал жену, а не может даже мысли допустить, чтоб она себе кого другого нашла — кому ж понравится, что его бывшая, такая лапушка, с чужим мужиком семью создаст, да еще, не допусти того Боги, нового мужа полюбит!? Вот Серио икру и мечет, похоже, что его чувства к бывшей женушке еще далеко не остыли, только вот признаться в том он не хочет, оттого и поливает грязью разведенку, и понятно, для чего — чтоб никто к ней не посватался.

Этот молодец заявился сегодня к нему с утра пораньше — дескать, мне сказали, что ты к моей бывшей жене сватов засылаешь, так вот хочу тебя предупредить, по-дружески, как мужчина мужчину... Мужик Серио особо не любил, но все же решил выслушать, а тот такого наговорил об Олее, что хоть сейчас же беги от нее на край света! И ведь немолодой жених прекрасно понимал, что Серио во многом врет, а все же решил его выслушать... Вот и дослушался до того, что остался и без красавицы-невесты, и без ее приданого. Как мальчишка, повелся на слова обиженного мужа, который уж, наверное, и сам не рад, что под горячую руку жену выгнал, но гордость не позволяет признать свою неправоту, да и стыдно идти назад к жене, каяться...

Несостоявшемуся жениху невольно вспомнилось, как, будучи еще совсем молодым парнем, он засматривался именно на таких милых и нежных девушек, но, стремясь выбиться в люди, женился на давно засидевшейся в девках дочке богатого купца. Некрасивая дебелая невеста уже с первого взгляда ему совершенно не понравилась, и никакой любви к ней у него впоследствии так никогда и не появилось, хотя она и была ему хорошей, верной и преданной женой. Сейчас эта женщина умерла, дети выросли, своими семьями обзавелись, и он решил вновь найти себе жену. Если честно, то в этот раз его просто привлекло приданое — ведь раньше на невесту он особо не смотрел, да и не ожидал увидеть что-то особенное: по закону, если сватают разведенную или вдову, то на сговоре она должна быть в низко повязанном платке и в черной одежде. Так и его нынешняя невеста сидела, опустив голову и глядя в пол, да и он на нее особо не глядел — баба как баба, чего ей внимание уделять?..

А вот сейчас, как следует рассмотрев Олею, мужик внезапно понял, что ему совсем не хочется расторгать сговор — перед ним стояла одна из тех девушек, о которых он столько грезил по молодости. Такая хорошенькая, ладненькая, нежненькая, прямо враз на сердце легла! Давно он подобных чувств не испытывал! И еще он стал лучше понимать Серио — таких лапушек из памяти враз не выкинешь!

Многие из знакомых, равных ему по возрасту, овдовев, брали за себя молоденьких девушек или красивых вдов, причем речи о приданом в таких случаях вообще не шло. Обычно сватали бесприданниц, и только за молодость и красоту: дескать, никто не знает, сколько нам еще жить осталось, так хоть порадовать себя на старости лет! Ведь заиметь юную и красивую жену дорогого стоит, особенно когда ты перешагнул определенный, довольно солидный возраст. Ему же предлагают в жены очаровательную молодую женщину, причем не просто так, а с хорошим приданым! Несостоявшийся жених прекрасно понимал, что если б не худая слава, сопровождающая имя невесты, то ему бы не видать согласия на брак ни самой невесты, ни ее родителей — в этом можно не сомневаться.

И с чего он, дурак, вздумал Серио слушать?! Похоже, обошел его бывший муж Олеи, причем обошел весьма умело. Что ни говори, а ведь раньше он, вдовец в годах, о такой молодой красавице и мечтать не мог, а тут сам отказался! Сдурел с возрастом, не иначе...

А все Серио виноват! Похоже, этот видный парень даже представить себе не может, чтоб его бывшая жена с другим мужчиной была! Ревнует... В глубине души несостоявшийся жених был даже польщен — надо же, его, оказывается, еще могут числить в равных соперниках! Хм, пустяк, а приятно!

Так может, все же стоит сейчас вернуться, извиниться, да в ближайшие день-два по рукам ударить, и сразу же о свадьбе договориться — чего время-то понапрасну терять?! Такая девка — на душе становится хорошо, стоит только о ней вспомнить! Мужик и сам не ожидал, что ему так глянется эта милая женщина. Надо жениться поскорей, да подумать о том, что он еще совсем не стар! Молодая красивая жена, да с неплохим приданым — кому в его возрасте еще так повезет?!

Однако взяла верх многолетняя привычка во всем и всегда иметь выгоду: ничего, не страшно, можно немного обождать. Все одно в ближайшие несколько дней отец Олеи придет к нему, накинет приданого, если хочет, чтоб и разговоры поутихли, и дочка замужем была. Да и девка гонору чуть поубавит, покорней станет — вряд ли сейчас у нее еще какой солидный жених появится! Может, немного образумится молодица — надо с самого ей показать, кто в доме хозяин! Да и гонору заодно поубавит, а то ишь ты, как зафыркала, норов свой вздумала показывать! А вот что касается того, будто разговоры об этой бабе плохие ходят — так это еще неизвестно, кто на самом деле виноват — поговаривают, что не все так просто в том деле...

Ладно, — решил мужик, — не буду возвращаться. Конечно, я сглупил, но назад не пойду. Тут главное — своей заинтересованности не показать, в торговле это едва ли не самое важное. Придут еще ко мне родители невесты с извинениями — у них просто иного выхода нет. Пускай теперь они за мной походят, поуговаривают, чтоб я их дочку за себя взял, а иначе разговоры пойдут еще и о том, что даже новый жених ей отказал. Вот тогда девке одна дорога — в монастырь. Никто ее замуж за себя не возьмет, а на семью родителей еще больший позор падет! Так что приданого добавят — в этом можно не сомневаться, и сделка у него окажется очень даже выгодной — и денежки неплохие получит, и молодую красавицу-жену приобретет.

Несостоявшийся жених отправился домой в весьма приподнятом настроении. Он был твердо уверен в том, что все будет именно так, как он и рассчитал. Просто надо немного выждать, а ждать он умеет!

Но вот если бы мужик знал, что произошло в доме несостоявшейся невесты после его ухода, то от его хорошего настроения и следа бы не осталось. Все пошло не так, как он предполагал.

Началось в того, что Олея, захлопнув дверь за капризным женихом, неожиданно для себя улыбнулась. Впервые за последнее время на душе у нее полегчало — ну никак не по сердцу был ей этот пожилой мужчина с вечно недовольным выражением лица и колючим взглядом маленьких глаз.

— Спасибо за то всем Богам — убрался!

— Доченька, чему ты радуешься? — устало вздохнул отец. — И этого-то я еле уговорил, и вот что из всего этого вышло... Ох, боюсь, муженек твой бывший будет приходить к каждому из тех, кто пожелает взять тебя в жены, а уж что он им наплетет!..

— Олеюшка, доченька моя бедная!.. — запричитала, было, мать, но отец ее одернул:

— Хватит, не реви! Поговорю я с этим, добавлю денег...

— Нет! — отрезала Олея. — Не надо! Лучше я одна останусь, а за него не пойду! Ни за что не пойду!

— Но как же...

— Да я лучше в монастырь какой отправлюсь, чем под венец с этим!

— Какой монастырь, Олеюшка?! — мать трясущимися руками обняла дочь. — Разве ж для того мы тебя, красавицу такую, растили-лелеяли?! Не хочешь выходить за этого — и не надо! Поищем тебе кого другого, получше...

— Да если б про нашу дочь такой худой славы не шло, то у нее от женихов отбоя бы не было, а так... — отец обреченно махнул рукой. — Надо подумать, где еще можно деньгами разжиться, чтоб этот согласился...

— Не пойду я за него!

— Выхода другого у нас нет, доченька... — с болью выдохнул отец. — Нельзя тебе оставаться одной, особенно после того, как и этот жених помолвку расторг. Ох, как же Серио пытается тебе досадить! Я никак не ожидал от него подобного поведения! Не мужик, а собака на сене — ни себе, ни людям! Ты и сама должна понимать, доченька: пока за твоей спиной мужа законного не появится, до той поры народ так и будет продолжать злословить. А вот если кто-то серьезный, солидный...

— Этот, по-вашему, серьезный?! Или солидный?! Хапуга он, и больше никто! Что хотите, то со мной и делайте, но я за него не пойду! Противно! Да мне и смотреть-то на него не хочется! Особенно после сегодняшнего!

— Что же делать-то, доченька?

— Вот что я вам скажу — Олея обвела взглядом расстроенные лица родителей. — Не надо денег искать — я и без того знаю, что вам стоило собрать для меня новое приданое, да этого уговорить, чтоб он к нам сватов заслать. Только вы меня хоть режьте, но... Лучше буду одна век вековать, чем рядом с таким вот...

— Олеюшка, даже прошлые разговоры насчет тебя не стихли, а после сегодняшнего вспыхнут с новой силой! Да уже к вечеру весь город будет знать, что от тебя и нынешний жених отказался! Представляешь, что еще люди скажут?

— Хуже того, что есть, уже не сказать — горько улыбнулась Олея. — Но вы правы — болтать начнут еще больше. Раз такое дело, то надо сделать так, чтоб разговоры поутихли.

— Знать бы только, как этого добиться... — пригорюнилась мать.

— Очень просто — мне стоит уехать куда подальше... Да не навсегда, а на какое-то время.

— Куда?! — ахнула мать.

— У нас ведь есть дом в деревне? И не сказать, что он находится близко отсюда — все же два дня пути... Правда, сейчас в том доме тетя Верия обитает, но, думаю, мы с ней как-нибудь поладим. Поживу в тех местах, а через год-другой все разговоры смолкнут. И потом, за это время может много чего произойти...

— Да что ты такое говоришь, Олеюшка!.. — замахала, было, руками мать, но отец ее вновь остановил.

— А ведь дочка права! Возможно, ей, и верно, надо уехать из города на какое-то время, и лучшего места, чем тот дом в деревне, нам не найти. К сожалению, сейчас нашей девочке и мечтать не стоит о хорошем женихе, особенно после того, как и этот ушел... Оставаться здесь и дальше — только себя изводить, да любопытствующим давать лишний повод языком потрепать. А как она уедет, так вскорости и разговоры поутихнут. За год-другой много воды утечет, да и забудется кое-что из того, что произошло... И денег за пару лет дочке на приданое мы сумеем скопить побольше, а уж с хорошими деньгами можно и жениха найти не из последних!

— Но ведь та деревня... Это же глушь непролазная! — снова вмешалась мать. — Олеюшка, что ты там одна делать будешь?

— Почему одна? — отцу, кажется, понравилось предложение дочери. — Там же моя сестра живет! Вдвоем будут, друг за другом приглядят. Отдохнет Олеюшка, в себя придет, а не то за последнее время вся издергалась! Совсем на себя непохожа стала, спала и с лица, и с тела...

— Чем она там заниматься будет? — мать вытерла слезу.

— Об этом печалиться не стоит — в деревне работа всегда есть, отыщется, к чему следует руки приложить. Нашей дочке там будет куда лучше, чем здесь, где она лишний раз за дверь выйти не может, чтоб на осуждающий взгляд не уколоться! А так... Кто знает, может через пару лет какой новый жених отыщется, или же в тех местах нашей дочке кто приглянется? Время, оно, знаешь ли, стирает многое, да и исправляет немало... Пожалуй, покинуть город — на сегодняшний день для Олеи наилучший выход.

— Вот именно. Со мной в деревне ничего худого не случится, а вам без меня полегче будет — добавила Олея. — Ну, а уж если какая нужда во мне будет — напишите, приеду... Или же Иваяна за мной пришлете, а, может, кого из слуг отправите...

— Я против! — всхлипнула мать, но переспорить мужа и дочь не сумела.

Вот так Олея и оказалось здесь, вдали от родного города. Хорошо тут, тихо, спокойно... Тетка, правда, вначале несколько растерянно встретила племянницу — опасалась, как бы та не стала показывать ей свой норов, но быстро успокоилась. Дело в том, что этот деревенский дом принадлежал отцу Олеи, и внезапное появление племянницы немного взволновало давно проживавшую там тетку — побаивалась родственница, как бы не выставили ее из дома, за долгие годы ставшего ей родным.

Верия была старшей сестрой отца Олеи, и в свое время она с мужем жила в городе, неподалеку от дома старшего брата. Детей, правда, они не имели, но, тем не менее, в семье у них промеж собой были мир и понимание. Увы, но однажды, во время грозы, в дом тети попала молния, и она с мужем в одночасье остались и без крыши над головой, и без какого-либо имущества. Хорошо еще, что хотя бы успели из дома выскочить в чем были... Вот тогда отец Олеи и предложил им ехать в тот дом, что недавно приобрел в деревне — живите, мол, там, сколько хотите, а не понравится — в город возвратитесь. Денег дал на первое время, чтоб обустроиться...

Так и осели родственники в деревне, хозяйством обзавелись, обжились, а когда муж у тетки умер, она и вовсе перестала думать о том, что можно вновь в город вернуться. Ее жизнь в деревне текла спокойно, размеренно, без бед и потрясений, и оттого появление племянницы выбило тетку из привычной колеи. Женщина за эти годы уже привыкла жить одна, и оттого приезд родни встретила настороженно.

Рада она была появлению родственницы, или нет — понять трудно: тетка была очень сдержанным человеком, и свои чувства посторонним не показывала. Как-то так получилось, что в большом доме Олея с теткой стали жить отдельно, каждый сам по себе, без ссор, но и без особой сердечности. Здоровались, разговаривали, копались в огороде, но в душу друг к другу не лезли, и именно это нравилось Олее. Когда каждый сам по себе — так оно спокойнее. Только вот на сердце тяжесть, которую молодая женщина стремилась заглушить тяжелой работой, а ее тут хватало: и дом к зиме подремонтировать надо, и дров запасти, и землю на огороде вскопать, и в лес по грибы-ягоды ходить, и травы лекарственные заготавливать...

Появление Олеи в этих местах произвело впечатление на местных жителей, и главной темой для обсуждения в деревне несколько дней подряд были разговоры о городской разведенке. Однако, как оказалось, отголоски грязных слухов долетели даже до этой глухомани, так что и здешние обитатели чуть сторонились молодой женщины. Пусть деревенька и не очень большая, но не сказать, что народ тянулся к приехавшей из города женщине. Бабы недовольно косились, мужики посматривали с интересом, а дети едва ли не дерзили... Ну, пусть ведут себя так, как им будет угодно, Олею это вполне устраивает, тем более что и сама она не очень-то стремиться набиваться кому-то из здешних обитателей в друзья-приятели. Уж лучше быть одной, жить своей жизнью, и стараться как можно меньше попадаться соседям на глаза.

После того, как ее выгнал Серио, Олея, даже живя дома, у родителей, старалась лишний раз не выходить за ворота, проводя целые дни в саду, или же на кухне, бралась за все дела по хозяйству, лишь бы хоть чем-то занять тоскливо текущее время. После развода она всего лишь несколько раз решилась выйти на улицу города, но ей хватило и этого: любопытно-жадные взгляды соседей, а то и насмешливо-презрительные, смешки и оскорбления уличных мальчишек, ухмылки встречных... Еще тогда она твердо уяснила для себя: лучше сидеть дома, чем терпеть все это, тем более что на улицах родного города ей сейчас явно нечего делать.

И еще ей было известно, что Серио уже успел жениться. Что-то он уж очень поторопился, даже времени положенного не выждал. Правда, в отличие от предыдущей свадьбы, на этот раз все прошло очень скромно, почти незаметно. Да и верно, куда еще людей смешить — третья свадьба на счету у человека, да два развода за спиной: по местным меркам подобное, по меньшей мере, странно, так что вновь вступающему в брак мужчине надо проявлять максимальную сдержанность...

Событие отпраздновали в маленьком доме Серио, и никого другого, кроме родни молодой супруги, на том празднике не было. Об этом Олее рассказал Иваян, когда вез сестру к тетке в деревню. Дескать — хватит тебе, сестренка, о нем убиваться, не думай отныне о бывшем муже, теперь это отрезанный ломоть...

Брат тоже был всерьез рассержен на бывшего зятя, и это касается не только того, как бывший муж его сестры вел себя при разводе, и после него. Дело в том, что Серио хватило ума пригласить Иваяна на свою новую свадьбу. Услышав резкий отказ, бывший муж Олеи был искренне удивлен: дескать, ты-то, парень, с чего вздумал дурака валять? Мы с твоей сестрой разошлись — это верно, но отчего ты решил нашу дружбу рушить? Неужто с того, что я тебе больше не родственник? Так не стоит уподобляться бабам, которые только и живут дрязгами! Или же ты их мнение выше мужской дружбы ставишь? Если так, то ты и сам баба последняя...

Дело у них едва не дошло до драки, и с тех пор Иваян даже имени бывшего зятя слышать не желает. Пусть по общим делам они меж собой еще кое-как сталкиваются, но каждый из них, по возможности, старается избегать общения с тем, кого он когда-то называл едва ли не лучшим другом.

Впрочем, Серио не лучше вел себя и со Старом, отцом Олеи — демонстративно проходил мимо бывшего тестя, словно около пустого места. Кажется, Серио искренне считал именно себя главным пострадавшим, а вместе с тем и смертельно оскорбленным во всей этой весьма неприятной истории. Стар не раз хотел публично набить морду бывшему зятю — несмотря на возраст, силой отец Олеи был не обделен. Однако Стар прекрасно понимал, что после подобного о его дочери будут судачить еще больше, и оттого, скрепя сердце, вынужден был отказаться от своего намерения.

Да, такие вот дела...

Интересно, — подумалось Олее, — интересно, как дочери Серио поведут себя с новой мачехой? Будут изводить так же, как предыдущую, или Серио все же учел свои прошлые ошибки? Впрочем, ей-то до всего этого сейчас какое может быть дело? Разберутся как-нибудь промеж себя, не дети малые...

И все же где-то в потаенном уголке сердца, несмотря ни на что, все же теплится глупая надежда — а вдруг Серио сюда приедет? Скажет: прости дурака, ты же меня знаешь — бываю несдержан, но пока люди живы, исправить можно пусть и не все, но очень многое... Все же вместе они были около трех лет, и в той, прошлой, жизни у них было немало хороших минут!

Хотя молодая женщина прекрасно понимала, что этого никогда не будет, но, тем не менее, призрачная надежда на чудо так и не покидала ее душу. Кто знает, в жизни случаются много чего необычного и удивительного, так почему бы и ей не продолжать надеяться на исполнение своего самого заветного желания?!

Еще Олея бесконечно вспоминала слова Серио, которые он часто повторял после свадьбы: "Ты вышла замуж за настоящего мужчину!". Он говорил это чуть ли не ежедневно, и в то время женщина была полностью согласна с этими словами, но вот после всего того, что между ними произошло... Как бы сейчас Олея не оправдывала про себя бывшего мужа, но одно она осознавала хорошо: настоящие мужчины так не поступают.

...А в лесу замечательно, так бы и ходила по нему без остановки! Вот и сейчас, хотя она и устала, и ходит по осеннему лесу едва ли не полдня, но все одно хочется побродить еще хоть немного по этому залитому солнцем миру, в котором становится легче измаявшейся душе...

Но надо идти к дому — ведь с собранными грибами надо еще долго заниматься на кухне — разбирать, чистить, сушить, вымачивать... Встала, подхватила корзину. Да, тяжело, руку оттягивает, а она, без сомнений, еще сумеет набрать в корзину немало грибов еще до того, как дойдет до дома.

Молодая женщина не успела сделать и нескольких шагов, как увидела идущего ей навстречу незнакомого человека. Встреча в лесу с неизвестными людьми неприятна сама по себе, и уж тем более тревожит то, что незнакомец никак не походил на местного жителя. Всех, кто жил в деревне, Олея уже знала в лицо, а этот человек был явно не из этих мест. Высокий, темноволосый, он и внешне, и манерой держаться куда больше напоминал воина или охранника, но уж никоим образом не походил на крестьянина или мастерового. Ни с корзиной в руках, ни с граблями за плечами представить этого чужака было невозможно. К тому же шаг у незнакомца такой решительный, что было понятно — этот человек не просто так идет по лесу, он направляется именно к Олее. Неприятная встреча в лесу...

Сердце испуганно забилось, и молодая женщина бросилась бежать в сторону, не выпуская из рук корзину, но успела заметить, что мужчина последовал за ней. Вот тут молодая женщина всерьез испугалась. Надо бежать, и чем быстрей, тем лучше!

Однако Олея не успела сделать и двух десятков шагов, как навстречу ей вышел еще один незнакомец, и тоже не из местных. Это что, ловушка? Невольно вспомнились жутковатые рассказы тети о пропавших в лесу людях, и женщина, бросив на землю тяжелую корзину, метнулась в другом направлении. Не до грибов сейчас... Может, закричать погромче? Нет, не стоит понапрасну тратить силы, все одно вряд ее ли кто услышит, ведь от деревни она отошла довольно далеко. Хорошо хотя бы то, что сегодня она, идя в лес, надела не платье, а штаны с сапогами — подол юбки стал бы цепляться за все подряд, а в штанах бежать куда легче и быстрей. Если удастся быстрее преследователей пробежать этот березняк, то появится возможность ускользнуть — за березняком пойдут густые заросли с елями, и вот там куда проще укрыться...

Мужчинам не понадобилось много времени, чтоб догнать перепуганную женщину. Увы, но до густого леса она добежать не сумела. Прижавшись к стволу большой березы, она смотрела на мужчин, стоявших подле нее. Хотя бы немного, но успокаивает то, что вид у этих мужиков не очень зверский. Одного из них, высокого и темноволосого, она точно видит впервые, а вот второй... Чуть рыжеватые волосы, и лицо, больше напоминающее лисью морду... Точно, он! Именно этого человека она несколько раз встречала в городе, причем каждый раз он провожал ее внимательным и испытующим взглядом. Вернее, стоило ей выйти за порог родного дома, как наталкивалась на этого типа, как бы он не старался делать вид, что оказался тут случайно. Этот человек будто следил за ней, но ни о какой влюбленности или желании понравиться тут речи нет, и быть не могло — так смотрят, если кого-то выслеживают... Но как этот непонятный человек здесь оказался, и что ему от нее надо? Ведь не просто же так они стали гонять ее по лесу, словно давно выслеживаемую добычу!

— Ты, девка, не ори, а не тот хуже будет! — посоветовал ей тот, что был повыше ростом. А слова он произносит чисто, с городским выговором.

— Что... Что вам надо?

— Пойдешь с нами — узнаешь.

— Идти? Куда?

— Увидишь.

— Ага, уже иду... — и Олея кинулась в сторону, рассчитывая, что внезапность поможет ей скрыться, но мужчины были далеко не разини. Они догнали ее через несколько шагов, повалили на землю, и связали руки за спиной. Затем женщину грубо подняли на ноги.

— Ишь, прыткая какая! От нас не убежишь! И запомни: если только заорешь, или вздумаешь голос подать — мы тебе враз горло перехватим! — один из мужчин помахал ножом жутковатого вида прямо перед лицом Олеи. — Поняла? Еще разок дернись — сухожилие на ноге перережем! Так нам спокойнее будет, а ты пеняй только на себя...

Повели, вернее, потащили за собой. Несколько раз Олея пыталась, было, упасть на землю, но получила только болезненный тычок под ребра.

— Слышь ты, девка! — обернулся к ней один из мужчин. — Не заставляй нас прибегать к таким мерам, от которых сама же плакать станешь! А если и дальше будешь кочевряжится — вот тогда не обессудь!..

Делать нечего — надо идти... Вскоре вышли даже не к дороге — к широкой тропинке, где стояла запряженная телега, возле которой находился еще один мужчина. Увидев это, Олея еще раз попыталась было вырваться и убежать, но это было бесполезно... Вместо этого женщина почувствовала, что ребро чьей-то жесткой ладони ударило ее по шее, и после этого Олея словно провалилась в темную яму, а ее сознание будто заволокло дымкой. Последнее, что она помнит, так это то, что ее, словно мешок с мукой, бросают в телегу, и сверху закидывают сеном... Да, верно, там же, рядом с лошадью, лежало несколько больших охапок сена...

Когда Олея вновь пришла в себя, то поняла, что ее куда-то ведут. И на улице вот-вот стемнеет... Конечно, осенью ночь на землю подает рановато, но, похоже, с того момента, когда она оказалась в телеге, времени прошло немало, но все же еще можно рассмотреть окружающее. Всего несколько крепких домов, а вокруг лес... Похоже, ее привезли на какой-то отдаленный хутор, которые иногда встречаются в лесу. Но сколько же времени прошло с того момента, когда оказалась в телеге? Судя по всему, немало, и увезли ее, без сомнений, далековато от деревни... Но зачем?

Согнувшись, вошла в невысокую дверь. Вернее, ее туда втолкнули... Небольшая комната, в которой весь свет идет от двух небольших свечей, стоящих на столе у стены. Света эти тусклые свечи давали немного, в комнате был полумрак, и оттого было сложно рассмотреть тех людей, что находится здесь. Да и в голове у молодой женщины все еще был дурман... Похоже, в этой комнатке находится не один, а несколько человек, но глаза Олеи еще не привыкли к темноте, так что ей сейчас надо больше полагаться на слух, чем на зрение.

— Ну, как все прошло? — услышала она чей-то властный голос.

— Все в порядке.

— Сложности были?

— Обошлось.

— А эта как себя вела?

— Побрыкалась вначале. Пришлось утихомирить...

— Понятно... Ну, давайте ее сюда. Не будем понапрасну время терять — и без того мы непозволительно долго возимся!

Посреди комнаты поставили тяжелый табурет, на который усадили Олею. Вернее, она сама на него почти что упала — ноги не держали... Напротив нее, поставив еще один табурет, уселся пожилой мужчина с совершенно лысой головой. Судя по своеобразному разрезу темных глаз этого человека и смугловатой коже, в его родне почти наверняка были южане.

— Смотрите на меня! — раздался его властный голос. — И не надо отворачиваться в сторону!

— Да вы что!.. — попыталась, было, вскочить со своего места Олея, но сильные мужские ладони придавили ее к месту.

— Сидеть, тебе было сказано! — мужчина, стоящий за спиной женщины, сжал ее плечи так сильно, что хоть плачь. — Делай, что тебе говорят, а не то хуже будет!

— Верно! — подтвердил лысый. — Не стоит доводить дело до больших неприятностей. Делайте то, что вам сказано, и все закончится хорошо. Так что больше не говорите ничего, и смотрите мне в глаза...

Черные глаза мужчины уставились в голубые глаза Олеи, и хотя та пыталась отвести от него свой взгляд, но сделать это уже не могла. Холодные глаза мужчины, казалось бы, затягивали ее невесть куда, а чуть позже молодая женщина опять ничего не помнила...

В себя Олея пришла от громких голосов. Постепенно пришло понятие того, что она по-прежнему неподвижно сидит на табурете посреди комнаты, а потом стала различать и голоса. Мужчины, кажется, спорили.

— Да я вам уже в третий раз талдычу одно и то же... — раздраженно говорил тот самый лысый мужчина, что заставлял Олею смотреть в свои глаза. — Не вытащить! Никак не вытащить! Вот если б эта девка магией владела, хотя бы на самом примитивном уровне — вот тогда можно было бы попробовать, и то вряд ли, а так... Ведь что нужно? Чтобы она мне их передала, а я бы их мог принять, так? Подобное возможно, но только не в этом конкретном случае! Эта девка не только не владеет хотя бы основами магии, но у нее нет даже предрасположенности к этой высокой науке! Тут все бесполезно! Так что, как говорится, увольте...

— Досадно... — надо же, какой властный у человека голос! Сразу чувствуется, что именно его обладатель здесь командует. Без сомнения — он тут главный... — Я все же рассчитывал на то, что их можно достать... Но отчего же тогда Кварг выбрал именно ее и сумел...

— А у него что, был выбор? Вы ж сами рассказывали, что кроме этой перепуганной бабы рядом с тем местом никого не было! К тому же она очень легко внушаема... Вот Кварг и перенес в нее те сведения... То, что он сделал — это под силу немногим. Беда в другом: их из нее назад никак не достать! Надо постараться хотя бы воспоминания пробудить...

— А если применить гипноз?

— Для этого случая гипноз не годится. Боюсь, что это приведет не к нужному результату, а прямо к противоположному. Там поставлен код... Так что это ваше предложение отпадает сразу и безоговорочно.

— Тогда что тут можно сделать?

— Надо добраться хотя бы до воспоминаний... Постараться пробудить их в ней.

— И что тогда?

— Тогда эта баба хотя бы сумеет отвести нас на нужное место. Но ведь и там, на ее памяти, поставлен код! Без знания ключа от этого кода мне до воспоминаний не добраться! Да, как говорится, снимаю шапку перед покойным Кваргом: провернуть такое дело за какие-то мгновения!.. Я искренне впечатлен!

— Значит, точно — никак?

— В четвертый раз говорю — нет! Только очень опытный и обученный маг сумеет сжать нужные знания до необходимого объема и передать другому. Ну, и тот другой, которому передали знания, вполне может сделать то же самое, если, конечно, он достаточно опытен и умеет это делать... Однако не в этом случае! Тут вообще дохлый номер.

— Почему?

— Я что, плохо пояснил? Повторяю в пятый раз: вытащить из чужой памяти инородную информацию, вернее, переданный ему строго определенный кусок сжатых сведений... Это дано далеко не каждому, даже очень хорошему магу. Скинуть информацию можно, но вот для того, чтоб вынуть из себя все те же сведения одним сжатым куском и передать их другому... Тут нужен очень хороший мастер, а не эта бестолковая девка! Повторяю: в ней магии не больше, чем у любой овцы в загоне, которая способна только блеять и глазами хлопать!

— И все же мне думается, что выбор Кварга...

— Да поймите же наконец: у Кварга просто не было иного выхода. Хорошо еще, что он успел скинуть топтавшейся рядом бабе те сведения, что должен был передать другим. Между прочим, в то время рядом с тем зданием должны были находиться ваши люди!

— Вы же знаете не хуже меня: все пошло не так, как мы рассчитывали! К несчастью, подобное может случиться с каждым. Хотя, конечно, наши люди там прокололись... Кто же знал, что все произойдет столь досадным образом? На счастье, хотя бы эта баба поблизости ошивалась, а не то бы мы вообще остались ни с чем... Как вы считаете — это точно не подстава?

— Какая там подстава! Кстати, она уже в себя пришла, нас слушает...

Притворяться больше не было смысла, и Олея открыла глаза. Сидящего за столом мужчину с властным голосом она так и не рассмотрела — его лицо было скрыто в темноте. Кроме него и того человека с лысой головой, что сидел напротив нее, в комнате были те двое, что привезли ее сюда, и еще неподалеку от нее стоял незнакомый мужчина, лет сорока, с резкими чертами лица. Красавцем его не никак не назовешь — нос великоват, да и лысеть уже начал, но, тем не менее, и к числу непривлекательных людей его никак не отнесешь...

Пять мужчин... Да, сейчас бесполезно рваться в дверь или в окно — перехватят в два счета. К тому же в дверях стоит тот мужик с лицом, похожим на лисью морду — мимо него не проскочишь, тем более со связанными за спиной руками. А окна тут совсем небольшие, в них вряд ли можно сразу выскочить... Наверное, в здешних местах зимой снега наметает чуть ли не до крыши, или же дикие звери к избушке подходят — оттого и окна в комнате такие маленькие, обычно их делают куда больше... Ой, что за чушь ей в голову лезет?!

— Раз пришла в себя — тогда продолжим! — сидящий за столом человек не был настроен отвлекаться на ерунду. — Сейчас...

— Руки развяжите... — Олея попыталась говорить серьезно, но голос предательски дрожал.

— Пожалуй, это можно сделать — кивнул лысый.

— Развяжите ей руки! — разрешил сидящий за столом. — Только встаньте позади нее, а не то у нашей гостьи на лице просто-таки написано желание вскочить со своего места и дать стрекача. Убежать отсюда она, конечно, не сумеет, но шума я не люблю...

Тот самый темноволосый мужчина, что поймал ее в лесу, шагнул за спину Олеи и разрезал веревки на ее руках. Олея искоса посмотрела на него... Симпатичный, внешне (вот диво!) чем-то даже похож на Серио, только что ростом будет чуть пониже. И еще в нем есть нечто весьма неприятное, что с первого взгляда отталкивало молодую женщину от этого, казалось бы, очень привлекательного человека. Сейчас он стоял за ее спиной, но Олее от подобного соседства хотелось держаться как можно дальше.

— Немедленно отпустите меня! — попыталась, было, возмутиться Олея, но в ответ получила лишь насмешливые ухмылки.

— Ага! — весело заявил парень у нее за спиной. — Ага, именно для того мы тебя, золотко, сюда и привезли, чтоб, как только ты закапризничаешь, бровки сдвинешь и ножкой топнешь, так мы бы все сразу струхнули и отправили тебя назад! Да еще и с извинениями!

— Что вам надо?

— А сама как думаешь: что мужикам от бабы надо? — продолжал веселиться парень за нее спиной.

— Сандр, хватит! — оборвал его сидящий за столом. — Мы тут не для того собрались, чтоб ты в остроумии упражнялся.

— Да ладно, чего там... — хмыкнул Сандр.

— Так что вам от меня надо? — Олея старалась не обращать внимания на этого излишне веселого парня.

— Скажи ей... — приказал мужчина за столом.

— Дело в том — лысый вновь повернулся к женщине — дело в том, что нам нужно, чтоб ты кое-что вспомнила.

— Я ничего не знаю!

— Оно и заметно! — Сандр никак не мог успокоиться.

— Говорю же — я ничего не знаю, мне и вспоминать нечего! — в голосе Олеи стали появляться слезы.

— Возможно, это соответствует действительности, но, тем не менее, я уверен: то, что нас интересует, ты должна знать — мужчина за столом нисколько не сомневался в этом утверждении. — А иначе... Иначе мы будем очень и очень разочарованы.

— А.. а вас как звать? — повернулась Олея в сторону сидящего за столом мужчины, который, судя по всему, был здесь за главного.

— Можешь называть меня Хозяином. А большего тебе знать не надо.

Ну да, конечно, как еще называть человека со столь властным голосом, как не Хозяином...

— Видишь ли, моя дорогая... — вновь заговорил лысый мужчина, сидящий напротив Олеи. — Я должен пояснить кое-что, хотя бы для того, чтоб ты имела представление, о чем, собственно, идет речь. Для начала я попрошу вспомнить один довольно неприятный момент в твоей жизни. Ты тогда стояла возле здания суда, и сверху спрыгнул человек...

Меньше всего Олея ожидала услышать что-то подобное. Молодая женщина невольно поежилась — разве такое забудешь? В тот день в ее жизни вообще много чего произошло — и суд, и незнакомый мужчина, упавший ей едва ли не под ноги, и разрыв с мужем, который произошел едва ли не сразу после того неприятного происшествия... Так что, ее притащили сюда лишь затем, чтоб узнать о смерти этого незнакомого ей человека?

— Да, — кивнула головой Олея, — да, было такое. Только при чем...

— Нас интересуют подробности, причем даже самые мелкие. Как он выглядел, что говорил... В общем, расскажи все, что только помнишь о том случае. Для нас это очень важно.

— Ну, он тогда упал мне прямо под ноги... Все так смешалось... Что вам надо знать?

— Рассказывай все, что помнишь.

— Да я...

— Не теряй понапрасну время, лучше вспоминай, что тогда произошло возле здания суда, причем постарайся припомнить даже то, что тебе кажется совершенно неважным или незначительным. Даже мельчайшие детали. Просто тогда ты оказалась свидетелем произошедшего, того, как погиб наш... друг. Нас интересует все. Так что давай, отвечай на вопросы. Быстрей разберемся — быстрей освободишься и отправишься восвояси. Думаю, тебе тоже хочется как можно быстрей покончить с этой непонятной ситуацией, и, наконец, понять, что же такое происходит...

Отправишься восвояси... Звучит хорошо, даже замечательно. Возможно, все не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Ну, а раз дело обстоит именно таким образом, то и ей надо постараться, вспомнить все, даже самые незначительные детали произошедшего в тот, уже далекий, день. Хотя, если честно, вспоминать особо нечего — тогда все это происшествие заняло совсем немного времени...

Вздохнув, Олея стала рассказывать, понемногу успокаиваясь. Может, это родственники или хорошие знакомые так перепугавшего ее незнакомца, и именно оттого их интересуют все подробности последних минут его жизни. А что, такое вполне может быть!

Когда Олея закончила свой недолгий рассказ, сидящий напротив нее мужчина начал задавать самые разные вопросы: что именно тот человек шептал ей на ухо, какие там были слова, называл ли он хоть одно имя, как выпрыгивал из окна и еще многое, многое другое, причем вопросы были самые странные. Олея, как могла, вспоминала произошедшее, хотя помнила далеко не все — все же в тот день она здорово испугалась, и к тому же была измотана трехмесячным заключением в тюрьме.

— Так значит, ты не поняла, что он тогда сказал тебе на ухо? — требовательно спросил все тот же лысый мужчина.

— Говорю же — те звуки, что он издавал, словами назвать было нельзя! Он что-то шипел, причем это шипение было очень неприятным для слуха! Меня от этого чуть не передернуло!

— Шипел, говоришь... — сидящий напротив Олеи человек задумался. — Шипел, причем неприятно... О боги, кажется я понял, в чем дело, и какой код поставлен на памяти этой бабы! Смотри на меня! — вновь резко приказал он Олее. — И глаз не отводи!

Мужчина что-то негромко заговорил на непонятном языке, и в звуках его голоса женщина с удивлением услышала все те же шипящие звуки, которые запомнились ей еще с прошлого раза. Гадость какая! Да и сама речь этого темноглазого мужчины куда больше походила на режущие слух стихи или же заклинание, только вот от этого "стишка" перехватывало в горле, и волосы на голове чуть шевелились, будто в ознобе...

Прошло совсем немного времени, в комнатке стояла тишина, никто не произносил ни слова, и ничего не менялось. Хотя нет: внезапно в сознании молодой женщины появились некие ... картинки. Такое впечатление, будто она вспомнила нечто, когда-то виденное, но забытое со временем, а сейчас оно, это давно забытое, внезапно всплыло из глубин памяти, причем так ясно, будто она видела это совсем недавно, и воспоминания совсем не успели стереться.

У многих из нас, случается, в памяти неожиданно возникает то, что, казалось бы, давно безвозвратно пропало с течением времени: извилистая тропинка в лесу, по которой ты шел всего-то один-единственный раз в своей жизни; детская игра в снежки с друзьями; яблоки, сыплющиеся из прохудившейся корзины, которые ты пытался поймать руками; медленно плывущая по реке лодка, в которой лежит букет белых лилий, собранных тобой для любимой девушки; удивительные выступления уличных циркачей, на которые ты смотрел во все глаза и с замирающим сердцем... Много чего хранит человеческая память, и некоторые из этих воспоминаний мы не сменяем ни на что.

Однако то, что сейчас вспомнила Олея, немало удивляло ее самое. Ничего из того, что сейчас так отчетливо всплыло в ее памяти, наяву ей никогда не встречалось, и, тем не менее, в душе женщины была уверенность, что все это она видит далеко не в первый раз. Прикрыв глаза, она вспоминала разноцветную шумящую толпу в совершенно незнакомом городе, людей, одетых в иноземные одежды, непонятные строения с крышами, куда более напоминающими ровный стол...

— Ну? — сидящий напротив мужчина цепко смотрел на молодую женщину. — Ну, что видишь?

— Ничего...

— А может, эта баба, и верно, ничего не видит? — не утерпел все тот же нагловатый парень стоящий за спиной Олеи.

— Должна видеть! — помотал головой лысый. — Я понял, какой ключ был поставлен на памяти этой бабы: мы с Кваргом как-то раз провернули одно общее дело, так что это его... шипение, то бишь кодовая фраза, мне хорошо знакома. Итак, дорогая, я повторяю свой вопрос: что ты видишь? Вернее, что тебе подсказывает память?

— Не знаю... — растерянно произнесла Олея.

— Знаешь! — отрезал мужчина. — Итак?..

— Это... это какой-то город... — закрыв глаза, чтоб лучше сосредоточится, заговорила Олея. — Кажется, он находится в другой стране, далеко отсюда. Я стою на улице... Там очень шумно. И многолюдно... И к тому же одеты эти люди... для меня несколько непривычно. И странно... А улица очень широкая, и по обеим ее сторонам тянутся торговые ряды...

— Хорошо, очень хорошо... Скажи, может, ты видишь там что-то необычное? Ну, например, какие-то здания, или же что-то иное, такое, что бросается в глаза...

— Необычное... Знаете, тут в торговых рядах кое-где товары разложены прямо на земле, чуть ли не прямо на дороге... У нас так не делают...

— Я спрашиваю о более серьезном, а не о такой ерунде!

— Вообще-то это не ерунда... На домах ровные крыши... Да, так вот эта улица — она довольно длинная, и идет к площади, а та вымощена темным камнем. Вернее, большими треугольными плитками из темного камня... Еще на площади находится то ли башня, то ли что-то очень похожее, и народу перед той башней тоже хватает.

— Что за башня? Можешь обрисовать ее поподробнее?

— Ну, она очень высокая и сложена из какого-то красноватого камня... А, вот: в ее окнах не обычное стекло, а красное, причем многие окна собраны как бы из отдельных кусочков, прямо как мозаика...

— Ну, хвала всем Богам! — облегченно вздохнул лысый, поворачиваясь к сидящему за столом человеку. — Наконец-то! Похоже, это знаменитая Красная башня в Иорнале! Хорошо! Если это так, то теперь мы уже знаем отправной пункт... Давайте дальше! Может, вспомнишь, как оказалась там?

— Нет, не получается... — после небольшой паузы покачала головой Олея. — Знаете, у меня такое впечатление, что... Как будто я вынырнула в тот мир, как из воды!

— Вся ясно! — довольно потер руки темноглазый, и снова обратился к сидящему за столом мужчине. — Просто это всего лишь определенная часть воспоминаний. Все перекладывать долго, да это и не требуется! Я так понимаю, что был скинут один, строго ограниченный кусок памяти. Как говорится, от и до. Не более того...

— То есть...

— То есть у этой бабы в голове находится лишь то, насчет чего мы и договаривались — дорога от определенной точки и до нужного места. И только. Ничего более...

— Что ж, в нашем случае выбирать не приходится — что есть, и на том спасибо.

— Да, конечно... — мужчина вновь повернулся к Олее. — Куда от площади следует идти дальше?

— Туда...

— Ясно, что не сюда! Спрашиваю, куда именно надо направляться от башни?

— По дороге...

— Догадываюсь, что не по воздуху! Точнее говори.

— Погодите... Дорога идет мимо высоких стен, а за ними... По-моему, там сады... Да, там, за стенами, красивые дома среди деревьев... Очень красивые, почти дворцы! И еще там, около этих домов, растут такие удивительные цветы!.. Я раньше ничего подобного не видела! Особенно красивы белые — знаете, это даже не цветы, а целые соцветия! Совсем как на сирени! Только представьте — хотя они чем-то напоминают наши ромашки, но серединка у них не желтого, а синего цвета и...

— Хватит о цветах! — перебил Олею темноглазый. — Говори по делу!

Сандр, стоявший за спиной Олеи, насмешливо фыркнул. Но женщина продолжала, не обращая на него никакого внимания:

— Я и говорю... Если идти дальше, то выходим к воротам на выезде из города... Знаете, они так блестят на солнце, будто сделаны из золота! Смотришь на эти ворота — глазам больно от яркого света! Точно, золото... Возле тех ворот толпится народ... И повозки там очень необычные... Я таких раньше никогда не видела! Ой, а в них запряжены такие непонятные животные!.. Чем-то похожи на лошадей, хотя к лошадям их никак не отнесешь — маленькие и уши у них очень длинные... Смешно! А там, у ворот, настоящее столпотворение!..

— Это тоже понятно... — лысый вновь обратился к сидящему за столом. — Речь идет о Золотых Воротах. Без сомнений — баба описывает Иорнал.

— Похоже на то.

— Не похоже, а так оно и есть — это Золотые Ворота! — лысый явно почувствовал азарт, и снова повернулся к Олее. — Куда дальше?

— Как это — куда? За эти самые Золотые Ворота. Там дорога, вернее, много дорог, и по одной из них надо идти дальше. А путь долгий...

— Откуда знаешь, что долгий?

— Просто чувствую. У меня перед глазами все как бы постепенно разворачивается... Знаете, это словно клубок с нитками... Снимается виток за витком... Просто я знаю, куда надо идти, только вот словами этого не опишешь...

— И долго он разматывается? Этот твой то ли клубок, то ли путь?

— Знаю только, что клубок большой... Это все.

— Куда идти?

— Представления не имею! Вижу, что надо идти по дороге, но вот куда точно — не скажу. Там много дорог, и нам нужно на одну из тех, что ведут вглубь страны... Обычная дорога, от других ничем не отличается. Только чувствую, что нам надо идти до какого-то определенного места...

Стоящий за спиной Олеи мужчина вновь хохотнул.

— Мне довелось побывать в некой стране, Гермия называется. Там таких вот... умниц называют блондинками. В нашем случае это соответствует один в один!

— Сандр, сейчас не до твоих плоских шуток! — оборвал его мужчина с властным голосом. — Мы тут серьезный вопрос решаем, а ты влезаешь со своими тупыми остротами. Хватит чушь молоть!

— Ты, дорогая, может быть, и знаешь, куда дальше идти, а вот мы даже не представляем! — вновь подосадовал темноглазый, не обращая внимания на разговоры.

— Точно ничего нельзя сделать? — без особой надежды в голосе спросил Хозяин.

— Увы, но блок воспоминаний из этой бабы никак не достать. Только если сама отведет на место... — махнул рукой лысый. — А иначе... Нет, не достать.

— Как мы и опасались, все оказалось не так просто! — вздохнул мужчина с властным голосом. — Жаль. Все же в глубине души я надеялся на иной результат. Значит, остается первый вариант, тот на который мы и ориентировались с самого начала. Досадно... Ну да вы к нему все одно уже готовы, и хорошо знаете, что вам надо делать. Выходите завтра, с рассветом...

— Все? Я могу идти? — перебила Олея мужчину.

— Куда это ты собралась, дорогуша? — хмыкнул мужик за ее спиной.

— Как это — куда? — женщина вскочила на ноги. — Я же рассказала вам все, что вы просили! Так что теперь...

— Теперь ты отведешь моих людей на то место — спокойно, как о давно решенном, сказал Хозяин.

— На какое? Вы же лучше меня знаете, где находится та башня из красного камня. Вот и идите туда, в этот, как его... В Иорнал. А я тут при чем?

— А ты, золотко, будешь у нас главным проводником — расплылся в улыбке Сандр.— Вернее, единственным и неповторимым. Можно сказать, нам придется идти, держась за твой подол. Как тебе это нравится, блондинка?

— Что?

— Ты рассказала нам, что увидела — снова заговорил лысый. — Но вот насчет дальнейшей дороги ничего не сказала, а нас интересует именно она. И куда та дорога ведет, где она заканчивается — в это ты тоже не внесла никакой ясности. Видишь ли, нам нужно попасть в некое место, куда знал дорогу только погибший Кварг, то есть тот мужчина, что так перепугал тебя у здания суда. Так что надо поехать в Иорнал, там отведешь нас на нужное место, и вот тогда можешь идти куда угодно. Хоть на все четыре стороны — задерживать не будем.

— Не понимаю... Ничего не понимаю! О каком таком месте идет речь?

Олея беспомощно оглянулась. Сейчас она была окончательно сбита с толку. Как видно, это понял и мужчина, сидящий за столом.

— Расскажите ей! — бросил он темноглазому.

— Все?

— В общих чертах. Для нее этого вполне достаточно.

То, что услышала Олея, запутало ее еще больше. Впрочем, и рассказ был недолгим...

Дело в том, что Кварг — тот человек, который умер чуть ли не на глазах Олеи... Если коротко, то он должен был передать этим людям сведения о том, где находится некий предмет, который они давно разыскивают. Только вот беда в том, что Кварг был схвачен стражей, а побег, который ему организовали друзья, не удался, и даже более того: при попытке бегства Кварг был смертельно ранен. И хотя он сумел ненадолго вырваться за пределы здания суда, но было понятно, что уйти от стражников у него, увы, не получится. Вот тогда-то он и решил передать нужные сведения первому, кого увидел, а по иронии судьбы этим человеком оказалась Олея. Что же касается судьбы самого Кварга... Ну, о нем можно сказать только одно — мир праху его!

А вот те сведения, которые так интересуют собравшихся здесь людей... Они представляют из себя как бы часть памяти Кварга о том, каким путем следует идти, чтоб добраться до нужного места, и найти потерянную вещь — в свое время этот человек уже прошел разок всю эту дорогу, и вот знание об этой дороге он и успел передать Олее... Так что нравится это молодой женщине, или нет, но сейчас она — единственный человек, кто сумеет отвести людей до интересующего их места.

Как он сумел передать эту часть своей памяти незнакомому человеку? Ну, Кварг был не простой человек, владел кое-какими запретными науками, за которые в этой стране вполне могут и вздернуть. Он сумел сделать так, что никто, кроме нескольких человек, не понял, что он успел сотворить в последние минуты своей жизни. К тому же Кварг умудрился закодировать передаваемые сведения, так что вряд ли кто из посторонних понял бы, что молодая женщина хранит в своей голове некие сведения из числа тех, что интересуют многих.

В общем, находящимся здесь людям оставалось только проследить за Олеей, не выпускать ее из виду, и в нужный момент привезти сюда...

Понятно... — немного растерянно подумалось молодой женщине... Теперь, во всяком случае, ей стало ясно, отчего у нее так часто и подолгу болела голова: раньше она считала, что это происходит от разболтанных нервов, а на самом деле причина в другом... Понятно, что для человека стороннее вмешательство в головной мозг не проходит бесследно. Становится очевидным и другое: отчего этот мужик с лицом, похожим на лисью морду, постоянно находился рядом с ее родным домом — за Олеей, и верно, следили...

Но сейчас ее куда больше волновало и разозлило другое — неужели мужчины решили, будто она, словно послушная марионетка, будет исполнять их приказы? Ну уж нет, не хочу и не желаю! Хватит, до тошноты надоело, что кто-то вечно решает за нее!

— Уж не думаете ли вы, что я с вами куда-то поеду? — возмущению Олеи не было предела.

— Почему это — думаем? Мы уверены — поедешь, причем своей волей. Так получилось, что ты одна знаешь дорогу к нужному нам месту, так что...

— Ну, уж нет! Что хотите, то со мной делайте, а никуда я не поеду! И тем более с вами! С чего это я должна бросать все, и направляться неизвестно куда с незнакомыми людьми? Не хочу никуда ехать, и не собираюсь это делать!

— Как? — Сандру, как видно, все еще было весело. — С незнакомыми, говоришь? Так мы это дело враз исправим! Познакомимся и все такое... Блондинка, неужели мы тебе не понравились? Экая досада! Надо же, а ведь мужики так стараются, чуть ли не бисер перед тобой, голуба, мечут... Только ведь мы так сделать можем, что тебе небо с овчинку покажется!

— А хоть убивайте — все одно не пойду!

— Надо же, какая храбрая! — в голосе мужчины, сидящего за столом, появилась насмешка. — Только вот мы и в самом деле можем тебе оторвать голову...

— А мне уже все равно! — скопившаяся в душе боль и горечь последних месяцев делала Олею безрассудной. — Пожалуйста, хоть сейчас голову сносите! Не возражаю! Но я никуда не пойду!

— Мы ведь и заставить можем.

— Попробуйте!

— Не сомневайся, еще как заставим.

— Значит, заставите? Наверное, вы можете это сделать... Только знаете, чем я могу ответить? Возьму, и приведу вас совсем в другое место — вы же все одно дороги туда не знаете! Вот тогда уже я порадуюсь, пусть и напоследок!

— Как я уже не раз убеждался — от безголовых и обозленных баб можно ждать чего угодно... — задумчиво произнес Хозяин. — Только вот, красавица, и мы не лыком шиты, так что сумеем убедить тебя отправиться в путь. Причем сделаем это без особых проблем. Сама пойдешь, вернее, побежишь, и не под принуждением, а своей волей, добровольно, и приведешь куда надо, без обмана. Более того — ты сама будешь заинтересована в том, чтоб все прошло гладко и быстро... Не веришь? Зря... Бел, давай, веди сюда наших гостей!

Мужчина с резкими чертами лица, не говоря ни слова, вышел, но не прошло и минуты, как он вернулся назад, но уже не один. Перед ним шли двое мужчин со связанными за спиной руками. Глядя на их лица с заметно выделяющимися синяками, а также на помятую и изорванную одежду, можно было понять, что в здешних местах с этой парочкой особо не церемонились.

— Узнаешь? — спросил у Олеи Хозяин, как только пленники оказались на светлом месте.

Еще бы не узнать! Удивлению женщины не было предела — одним из этих мужчин оказался тот молодой парень, кто уже свидетельствовал в суде против нее, а вторым был тот, кто мог бы рассказать на суде, кто в действительности украл ту брошь, только вот незадолго до заседания куда-то пропал. Судя по перепуганным лицам этих двоих, здешних хозяев они всерьез побаивались.

— Это же... — растерянно начала Олея.

— Совершенно верно. Эти люди могли бы подтвердить в суде твою невиновность в совершенных кражах, но вместо того предпочли взять деньги от Серио, твоего бывшего мужа. Я правильно говорю? — обратился к связанным людям мужчина с властным голосом.

— Да не хотели мы брать эти деньги! — едва ли не взвыл молодой парень, что уже однажды выступал в суде против Олеи — это именно он утверждал, будто видел своими глазами, как она стащила ожерелье. — Нас ее муж уговорил!

— Даже не уговорил, а умолил! — вступил в разговор и второй из мужчин. — Дескать, вам все равно, от кого деньги получать, так возьмите их лучше от меня! От вас, мол, и не надо ничего особенного, всего-то требуется уехать из города куда подальше на две-три седмицы — только в суде выступать не надо! Пояснил, что дочка его на мачеху сильно обижена, оттого и сглупила по молодости лет! Говорил, что из-за одной ошибки не стоит жизнь девчонке портить! Все мы можем совершать неумные поступки... А с женой, сказал, мы и так разберемся промеж собой, полюбовно — в своей семье, мол, мы и так все проблемы решим, по-хорошему! Ну, мы и согласились, уехали ненадолго из города!

— Что, заплатил хорошо? — горько спросила Олея.

— Да какое там хорошо! — вздохнул мужик. — Мог бы и побольше дать...

— Так отчего же вы согласились?

— Уговорил! Уговаривать он мастак, да при этом еще и на жалость давит... Ну, и заплатил кое-что, конечно, не без того...

— А ты, обормот, отчего меня на первом суде оболгал? — устало спросила Олея молодого парня. Удивительно, но злиться на этих людей ей уже не хотелось — или у нее в душе уже что-то перегорело, или же она лишний раз убедилась в том, что и так уже знала раньше, только вот никакой радости это знание ей не принесло. — Вряд ли тебе эта малолетка могла хорошо заплатить — откуда у нее деньги?

— Так это... Неясно, что-ли? Мы с ней уж давно любовь крутим, вот и не смог отказать в просьбе подружке...

— Какая еще любовь?! — возмутилась женщина. — Ей в то время даже тринадцати лет не исполнилось!.. Совсем соплячка!

— Всем бы быть такими соплячками! — оскалился парень. — У нас с ней любовь уж давно. Да эта девка любой бабе сто очков вперед даст! Ух, и оторва же она!..

Как это ни странно звучит, но, услышав подобное, Олея ничуть не удивилась — уж слишком наглой и не в меру развитой была старшая дочь Серио...

— А как вы тут оказались? — этот вопрос очень интересовал молодую женщину.

— Привезли... — вздохнул парень. — Выследили и привезли...

— Это оказалось совсем просто — усмехнулся сидящий за столом мужчина. — Дело в том, что мы, в отличие от ваших лентяев-стражников, решили их поискать. Это оказалось совсем несложно: наша парочка любителей дармового золотишка решила к родственникам махнуть, разом два добрых дела сделать — и родню проведать, и нужное время переждать.

— Понятно...

— Ладно, это все лирика, не имеющая к нам прямого отношения... — вновь заговорил Хозяин. — Значит, так: если хочешь, чтоб эта грешная парочка вернулись домой живыми и здоровыми, то добровольно пойдешь с моими людьми, и безо всякого обмана доведешь их до нужного места. Потом, когда вернешься назад, бери этих двух идиотов, так любящих деньги, и иди с ними в суд — пусть они там подтверждают твою невиновность, а также то, что на самом деле ты белая и пушистая. Если же вздумаешь отказаться... Извини, но мы тут шутить не привыкли.

А ведь он говорил серьезно... Беда. Олея растерянно спросила:

— Вы что, с ума сошли?

— Вопрос задан не по делу, и по своей сути совершенно бестактен. Итак, я жду твой ответ.

— А если я откажусь?

— Тогда навсегда останешься жить с клеймом преступницы! — пожал плечами Хозяин. — От этих двоих мы избавимся раз и навсегда. Слабость у меня такая — не люблю лжесвидетелей. А что, они нам не родственники, не знакомые, так что нечего на них провиант переводить. Ты все равно пойдешь с моими людьми, только вот после возвращения твою невиновность доказать будет почти невозможно. Ну, а чтоб ты не сомневалась в моих словах насчет возможного исхода для этой грешной парочки... — и он кивнул головой мужику, стоявшему у входа.

Тот рыжеватый тип, которого Олея про себя успела окрестить Лисьей Мордой, не торопясь, подошел к связанной парочке, и почти незаметным движением вонзил молодому парню узкий нож в бедро. Тот перепугано взвизгнул, а на его холщовых штанах мгновенно стало расплываться красное пятно... Ну, а Лисья Морда, мгновенно оказавшись за спиной раненого, одной рукой обхватил парня за горло парня, а другую руку с все тем же ножом поднес к его лицу.

— Хозяин, в глаз бить, или в горло?

— Погоди. Ответ на твой вопрос целиком зависит от нашей гостьи.

Олея попыталась, было, вскочить со своего места, но Сандр, стоявший за ее спиной, вновь с силой сжал плечи женщины и усадил на место. Да уж, тут лишний раз не дернешься...

— Советую вести себя потише — продолжал Хозяин. — Все же ты не у себя дома, где сама себе хозяйка. И вместе с тем прошу учесть, что со следующим ударом ножа у тебя будет меньше на одного свидетеля меньше. Говорю же — не выношу лжесвидетелей! Хотя если ты считаешь, что тебе в будущем хватит одного свидетеля в суде... И все же два, пожалуй, лучше... Верно? Однако если и в дальнейшем будешь все так же упираться, то, боюсь, из этих двоих в живых не останется ни одного. И вряд ли их скоро хватятся: все считают, что они уехали куда-то по своим делам, а вот куда именно направились, и какое время их не будет в городе — о том они никому не сказали... Так что их судьбу решать тебе.

Насмерть перепуганные мужики с надеждой смотрели на Олею, а та не знала, что ей ответить. Меж тем у того молодого парня, который получил рану, одна штанина уже вся красная от крови... Надо что-то делать, а брать грех на душу из-за этой парочки тоже никак не хочется...

Хозяин уловил растерянность женщины.

— Ну, так что? Советую соглашаться, ведь в ином случае от слова "воровка" тебе уже не отмыться, проживи ты хоть сотню лет. Даже если ты выйдешь замуж, то всю оставшуюся жизнь твоих детей будут дразнить сыновьями воровки. Думай...

А ведь он прав! — с горечью подумала Олея. Именно так все и будет. Эта дрянь — белобрысая дочь Серио, знала, что делает... Только вот ехать невесть куда ей все одно никак не хотелось.

— Послушайте... — женщина вновь попыталась встать с места, но ее опять удержали крепкие руки стоящего позади нее человека.

— Сиди!

— Разве так можно?! — всхлипнула Олея.

— Я не собираюсь дискутировать с тобой о том, что можно делать в сложной ситуации, а что нельзя... — Хозяин говорил спокойно, но к его голосу нельзя было не прислушаться. — Что сейчас ждет этих двух олухов, а заодно и тебя в случае их смерти — о том мы уже сказали. Но это, так сказать, первый шаг из того, что последует дальше. Следующим шагом будет появление здесь твоей тетушки... Если же тебе и этого будет недостаточно, и ты продолжишь упрямиться, то в самое ближайшее время здесь же окажутся и твои родители, а затем наступит очередь брата с сестрой. У каждого из них, кажется, есть дети? Поверь, мне жаль детишек, и я не люблю понапрасну лить кровь, особенно детскую, но ты не оставляешь мне выбора.

А ведь он говорит всерьез, не пугает... — с пугающей ясностью поняла Олея. — Этот человек сделает именно так, только что сказал, и тут уже не помогут не слезы, ни уговоры...

Женщина еще раз обвела взглядом находящихся тут людей. Им нужно, причем нужно позарез нечто из того, о чем не успел поведать им погибший на ее глазах мужчина. Судя по всему, Хозяин не остановится ни перед чем, чтоб получить нужное. Великие Боги, за что ей еще и это?! И как поступить в этой непросто ситуации? А ведь что-то нужно решить, вон, как испытующе все на нее смотрят...

Прошло еще несколько долгих мгновений, и Олея произнесла, кивнув в сторону парочки насмерть перепуганных мужчин-лжесвидетелей:

— Если они сейчас же вернутся домой и пойдут в суд...

— Нет! — отрезал Хозяин. — Эти люди будут находиться здесь до вашего возвращения. Посидят под замком, ничего худого с ними не случится. Надеюсь, это научит их той простой истине, что лжесвидетельство и жадность — смертные грехи, а за грехи надо платить.

— А раньше никак их не отпустить? — без особой на то надежды спросила Олея.

— Нет. Так мне будет гораздо спокойнее, и вместе с тем я буду уверен, что ты никуда не свернешь с нужного пути. Зато потом, когда вы все вернетесь назад — вот тогда забирай этих болванов, и иди с ними хоть в суд, хоть к стражникам, хоть к себе домой! В общем, их дальнейшая судьба меня не касается. Ну, а если не вернетесь... Тогда, мужики, — обратился Хозяин к связанным людям, — тогда не обессудьте... Впрочем, в этом случае, кроме себя, вам винить некого. Пределы этого дома вы можете покинуть или вместе с этой бабой, или же вас отсюда вынесут вперед ногами. Все зависит от ее решения.

— Ради всех Богов, сделай то, о чем они тебя просят! — всхлипнул один из лжесвидетелей. — Ведь выпустят они из нас кишки, можно не сомневаться!

— Это верно... — довольно хмыкнул мужик, стоящий за спиной Олеи.

Вновь заговорил Хозяин:

— Ты все равно вынуждена будешь поступить так, как мы тебя... пока еще просим. Все дело в той цене которую ты заплатишь за свое решение. Если будешь долго ломаться, то как бы тебе не остаться круглой сиротой, без дома, семьи и родных...

— Ладно, договорились... — Олея поняла, что у нее, и верно, нет выбора. — Я пойду с вашими людьми... Но у меня есть два условия. Вернее, три... То есть четыре...

— Во блондинка! — заржал Сандр за спиной женщины. — Настоящая блондинка!

— Слушаю твои условия... — по голосу Хозяина было слышно, что и он улыбается.

— Эти двое людей должны остаться в живых...

— Подобное обязательство входит в наш договор. Что дальше?

— Мне надо заехать домой, сообщить родителям, что я уезжаю...

— Нет. Напишешь им короткое письмо. У нас нет времени на разъезды туда-сюда.

— Но...

— Это не обсуждается. Что дальше?

— Надо предупредить мою тетю, чтоб она не волновалась. Я же не вернулась домой из леса... Когда там найдут брошенную корзину, то ни на что хорошее не подумают.

— Ей тоже черкнешь пару строк. Передадим тете твое послание. Что еще?

— Вот что... — Олея собралась с духом. — Скажите своим людям, чтоб они свои лапы в дороге не распускали, и ко мне с всякими глупостями не лезли!

— А если с серьезными намерениями? — хохотнул Сандр за ее спиной.

— Утихомирься! — оборвал Хозяин веселящегося мужика. — Между прочим, в этом вопросе баба рассуждает верно: вам предстоит важное дело, так что ни о каких сердечных делах или же любовных развлечениях тут и речи быть не может. Кому-то будет плохо, если я узнаю о том, что этот мой приказ был нарушен! Всем ясно? Никаких шуры-муры в дороге! Что баба на корабле, что среди мужской компании в дороге — в этой ситуации добра все одно ждать не стоит. Не хватало еще из-за девки внести раскол в ваши ряды... Сандр, прежде всего это относится к тебе! Уж очень ты у нас парень шустрый и до баб охочий! Я бы даже сказал, в некотором смысле излишне шустрый. Да и остальные тоже пусть хорошо запомнят мои слова! Бел! — повернулся Хозяин к молчаливому мужчине с резкими чертами лица, который до того не произнес ни слова. — Бел, проследи за этим.

— Понятно... — коротко ответил тот. — Но, Хозяин, почему именно я должен возиться...

— Потому что я так сказал! — отрезал Хозяин. — Ты у нас человек серьезный, к женскому полу относишься без особого пыла, так что в этом деле на тебя можно положиться, да и в руках себя держать можешь. Учти — с этой минуты вся ответственность за эту бабу ложится на тебя. Сам должен понимать: это она ведет вас на нужное место, так что от тебя целиком зависит, чтоб с ней, как с проводником, ничего не случилось. Если же с ней что худое произойдет, то за это спрошу именно с тебя. Ответишь своей головой... Понял?

— Да... — Бел, кажется, не относился к числу любителей поговорить.

— Но если так случится, что блондинка сама ко мне приставать начнет... Тогда как прикажете поступить? Неужто отбиваться? — Сандр продолжал развлекаться. — Если у меня на оборону уже сил не будет, а она будет продолжать свои атаки по всем флангам, то попрошу учесть — я ведь не железный!..

— Все, я сказал! — голос Хозяина был жестким. — Эта тема закрыта.

Находящиеся в комнате мужчины не произнесли ни слова — как видно, с Хозяином здесь спорить не привыкли. А тот продолжал:

— Итак, решено. Ты, Олея, ведешь моих людей до нужного места, а после возвращения забираешь с собой этих двух любителей звонкой монеты, и дальше поступай с ними так, как будет угодно твоей душе. Ну, а остальные из присутствующих здесь хорошо знают, что им положено делать... Теперь что касается всего прочего: мой человек присоединится к вам на границе, и вы обязаны целиком и полностью ему подчиняться. Мы с вами заранее договорились: каждому из вас уже был выплачен неплохой аванс, а оставшиеся деньги получите по возвращении назад. Что же касается премиальных... Тут размер вознаграждения целиком зависит от того, что вы принесете мне, и принесете ли вообще хоть что-то... Впрочем, эти подробности мы с вами уже обговаривали. Очень надеюсь, что все обойдется без... неких недоразумений, иначе... Ну, что вас ожидает в случае обмана — это об этом вы можете догадаться. Остается надеяться, что вы все вернетесь назад живыми, здоровыми и не с пустыми руками. Должен сказать, что в этом случае я буду очень разочарован, а если это произойдет... Что ж, возможные последствия вы себе, думаю, хорошо представляете.

Вот это я попала!.. — невольно подумалось Олее. — Прямо как курица в ощип...

Глава 3

Небольшой отряд уже четвертый день пробирался по дорогам чужой страны. Пока что путешествие проходило гладко и без особых сложностей и неприятностей. Семеро всадников — шесть мужчин и одна женщина не привлекали к себе излишнего внимания — обычное дело, мало ли какие важные дела имеются у людей, раз они направились в путь, к тому же подобных небольших отрядов можно встретить немало на каждой дороге и в каждой стране.

За то время, что прошло после начала этой поездки, Олея уже не раз пожалела о своем согласии пойти с отрядом. Пока продвигались по дорогам своей страны, на душе было как-то полегче, но вот когда пересекли границу, то женщине стало не по себе, и вдобавок ко всему к горлу стала подступать глухая тоска. Олея понимала, в чем тут дело: сейчас она, пусть и не по своей воле, но оказалась вырванной из той привычной среды, в которой жила всю свою жизнь, вокруг все чужое, а остающиеся за спиной версты все больше и больше отдаляли ее от родного дома. Иногда Олее казалось, что она чем-то похожа на птицу, отбившуюся от своей стаи, и теперь эта одинокая птица летит неизвестно куда, да еще и в неведомо каком сопровождении, постепенно утрачивая надежду на возвращение назад. И куда только ее несет нескладная жизнь? Оглянись по сторонам — вроде, тут и воздух тот же, и природа чем-то схожая, но все одно — не то. Все чужое...

Еще Олея беспокоилась о родителях — что они подумают, получив ее письмо? Хотя она и написала им, что будто бы уезжает на поиски тех людей, что должны будут доказать в суде ее невиновность, но, тем не менее, молодая женщина прекрасно понимала, как растеряны и сбиты с толку будут родители, получив такое послание от своей дочери. О чем они подумают — это еще тот вопрос... Как бы не кинулись разыскивать пропавшее дитятко, пусть даже то непутевое чадо уже давным-давно великовозрастное.

Бедные они, бедные — невольно думала женщина. Надо же такому случиться, что с младшей дочкой у них куда больше головной боли, чем с двумя старшими детьми! Успокаивает хотя бы то, что у брата с сестрой все ладится, и семьи у обоих хорошие.

Подумав о том, Олея в очередной раз подосадовала: ну отчего так получается, что в ее жизни все идет совсем не так, как надо?! Ведь живут же многие тихо, спокойно, без потрясений, просто с мелкими бытовыми неурядицами... Поневоле позавидуешь! И когда же, наконец, у нее закончится темная полоса постоянных невезений? Как ни печально это признать, пока что столь радужной перспективы даже близко нет.

Итак, сейчас им надо добраться до Иорнала, точнее, до того города, в котором она никогда не была раньше, но, тем не менее, хорошо представляет себе это, казалось бы, совершенно незнакомое ей место, о котором она невесть отчего вспоминала в лесной избушке... Только вот беда в том, что до этого места так просто не добраться. Почему? По той простой причине, Иорнал — это город в стране под названием Берен, а чтоб добраться до той страны, надо пересечь два иноземных государства.

Первое из этих государств, Байсин, проехали за три дня. Страна небольшая, совсем мало лесов, зато распаханы почти все земли. Олея и раньше слышала о том, что в Байсине богатые хлебные нивы, а теперь в этом убедилась сама. Куда ни глянь — везде поля, правда, к этому времени уже убранные. Говорят, Байсин кормил своим хлебом не одно государство, что неудивительно — даже на не очень сведущий взгляд Олеи тут была не простая земля, а, можно сказать, сплошной чернозем. Да и если судить по внешнему виду селений и городов, которые они проезжали, народ тут не бедствовал. Это было понятно и по крепким домам, и по добротной одежде людей, и по многочисленным стадам скота, пасущегося на лугах. Что ж, можно только порадоваться за живущих здесь — недаром народ тут такой спокойный да приветливый, хотя своего не упустит: недаром цены для проезжающих тут о-го-го какие высокие! Деловой народ полной мерой пытается взять свое с тех, кто наведывается в их страну...

Байсин миновали спокойно, без проблем и неприятностей. Олея слышала, как кто-то из мужчин высказал общее мнение — если бы и дальше все проходило так же, как здесь!..

Сейчас они уже четвертый день как двигаются по дорогам Маргала, той страны, что граничит с Береном, с той страной, куда они и направлялись. Здесь тоже хватало полей, но стали появляться и пустоши с каменистой и сухой землей. Пусть климат в этой стране куда более теплый, чем тот, к которому привыкла Олея, и народ не враждебный, а все одно — вокруг все чужое. Надо же, вроде не так давно покинула свою родную страну, а уже хочется назад, домой...

Сейчас на их пути стали то и дело встречаться заросли местных деревьев, отдаленно напоминающие леса ее родины, только вот эти заросли были куда более редкие и состоящие из одних лиственных пород. Многие из этих деревьев Олея раньше никогда не видела. И ни одной ели, сосны или пихты... Ну, понятно, что для северных хвойных деревьев тут слишком жарко.

Если бы только Олея могла, то без раздумий повернула бы своего коня назад, но, увы... Женщина прекрасно понимала, что сделать что-то подобное ей никто не позволит, как, впрочем, ей было ясно и то, что отказаться от этой поездки невесть куда она не смогла бы при всем своем желании — ее все равно заставили бы отправиться в путь-дорогу, и не хотелось думать, к каким методам при этом мог прибегнуть Хозяин. Понятно, что в выборе средств церемониться он бы не стал... Как Олея уже успела понять, этот человек был наделен немалой властью, и способен на многое — недаром мужчины в их небольшом отряде говорили о Хозяине, как об едва ли не всемогущем господине.

Ее спутники тоже отнюдь не были теми, с кем приятно общаться во время долгого путешествия, а вот что касается самой Олеи... К ней мужчины относились, как к запретному плоду, который хотя и находится рядом, но, увы, не просто так, а под охраной и на котором только что не висит табличка "нельзя". Но в то же самое время им никто не запрещал вечно поддразнивать и подкалывать эту светловолосую и весьма смазливую бабу. Во всяком случае, скабрезных шуток в свой адрес, и весьма вольных подначиваний Олея наслушалась предостаточно, а мужики, кажется, и не думали останавливаться на достигнутом.

Уже через пару дней после начала путешествия мужчины иначе, как блондинка, ее не называли. Ладно, не страшно, вполне можно пережить, тем более что Олея не видела ровным счетом ничего плохого в этом слове, и даже более того — оно ей даже нравилось. Пусть будет блондинка, тем более что волосы у нее, и верно, светлые. К тому же Олея побаивалась своих попутчиков, так что лишний раз старалась не открывать рот, и большей частью помалкивала — опасалась, что над ней опять будут насмехаться. В результате у ее спутников сложилось твердое убеждение, будто едущая с ними женщина особым умом не отличалась. Одним словом — глупая баба, а точнее — блондинка...

Олея вовсе не была глупой или бестолковой. В ее характере, скорее, преобладали нерешительность и излишняя тактичность, и сейчас эти качества ее характера сослужили молодой женщине далеко не самую лучшую службу. Ее природную робость принимали за несообразительность, а неумение в разговоре сразу найти нужные слова для ответа — за откровенную глупость. Так что как это ни неприятно звучит, но с самого начала мнение находящихся в отряде мужчин о единственной среди них женщине сложилось весьма неприятное: полная дура, которая не в состоянии связать меж собой и двух умных слов, или же сделать самостоятельно хоть что-то толковое.

К сожалению, в жизни иногда случается и такое, что у окружающих (часто необоснованно, на основании нескольких неосторожных слов или неверного поступка) о каком-то человеке с самого начала складывается далеко не самое лучшее мнение, изменить которое сложно, а часто и невозможно, какие бы усилия для этого тот человек не прилагал.

Впрочем, молодой женщине не было ровным счетом никакого дела до мнения мужчин о ней. Пусть считаю, кем хотят, лишь бы не задевали.

За эти несколько дней Олея, совершенно безотчетно для себя, привыкла во всем полагаться на Бела, вернее, на того мужчину, которому Хозяин поручил охранять Олею. Возможно, это покажется несколько странным, но молодая женщина отчего-то была спокойна, находясь рядом с этим высоким молчаливым человеком. Иногда ей даже казалось, что подле нее находится надежная стена, к которой можно прислониться и быть полностью уверенной, что эта стена не дрогнет ни при каких обстоятельствах. Правда, непонятно, что именно вызывало у женщины подобное чувство, особенно если учесть, что Бел говорил немного, да и на свою подопечную смотрел через раз, однако Олея твердо знала, что постоянно находится под присмотром этого немногословного человека.

Бел... Мрачноватый, неулыбающийся, который куда больше слушал, чем говорил. Он производил впечатление туповатого, хмурого, нелюдимого, но исполнительного человека, который пусть и не хватает звезд с неба, но дотошно выполняет порученное ему дело. И лицо у него какое-то необычное, никак не скажешь, что красивое, с очень резкими чертами, и в то же время на такого мужчину сложно и не обратить внимания. Есть в нем что-то своеобразное, скорее, притягивающее взгляд, чем вызывающее неприязнь.

Казалось бы, это невозмутимый и несколько равнодушный молчун, которого сложно вывести из себя, и в то же самое время она хорошо помнила, как именно Бел привел в лесную избушку тех двоих свидетелей, которым заплатил ее бывший муж для того, чтоб они не показывались на суде. Тогда Бел грубо толкал связанных мужчин, и (в этом Олея не сомневалась) именно от его руки на лицах пленных появилось несколько свежих синяков. Ее нынешний охранник вовсе не церемонился с той парочкой, а рука у него, по всей видимости, была весьма тяжелой... Правда, Олею Бел не трогал даже пальцем, но женщина не сомневалась — если понадобится, то может достаться и ей.

Что-то она устала сегодня... Впрочем, это неудивительно: они находятся в седлах с рассвета, а сейчас уже перевалило за полдень. Не помешало бы передохнуть хоть немного, тем более что и остальные, без сомнения, не отказались бы перекусить и немного размять ноги. Найти бы только подходящее место для отдыха...

Дело в том, что хотя они и ночевали на постоялых дворах, но днем старались лишний раз не светиться в людных местах, и оттого и останавливались на отдых там, где путешественники обычно коротают полуденную жару, то есть неподалеку от рек или прудов. Впрочем, там частенько останавливались и другие путники, так же направлявшиеся куда-то по своим делам, и решившие немного перевести дух после изнурительного пути. Здесь, в той стране, которую они пересекали сейчас, не было принято общаться накоротке с другими проезжающими, или же расспрашивать о том, кто и откуда едет и куда направляется — подобное в здешних местах считается чуть ли не самым дурным тоном. Обычно соседям по стоянке хватало одного приветственного кивка, и каждый на отдыхе был сам по себе.

А, вон, кажется, виднеется что-то подходящее: полукруглая площадка у реки, вытоптанная сотнями ног, как людей, так и животных. Хотя разве это речка? Ну, в этой стране она, может, и считается рекой, а, по мнению Олеи эта так называемая река куда больше похожа на тот широкий ручей, что протекал неподалеку от деревни, где жила тетя Верия. Но все же это была чистая вода, что в здешних, довольно засушливых местах, встречалось не так часто.

Судя по всему, на отдых проезжающие останавливались здесь довольно часто, так почему бы тут не переждать дневную жару и их маленькому отряду? К тому же сейчас на площадке находится всего с десяток человек, но и те укрывались от зноя под редкими деревьями, стоящими подле площадки. Да, сегодня очень жарко. Очень хочется надеяться, что командир решит остановиться здесь для отдыха...

По счастью, в небольшой передышке нуждались все, так что их небольшой отряд направился прямо к тем деревьям.

— Привал! — раздался голос Арха, того, кто в их небольшом отряде был за старшего. Красавчик соскочил на землю, а за ним слез о своего коня и его слуга, Юрл.

Арх, командир их маленького отряда... Этого молодого красавчика никто особо не любил, но, как старшему в группе, ему все были обязаны подчиняться, и с этим никто не спорил, только вот общего языка со своими подчиненными Арх не находил, да, говоря по чести, не очень-то и стремился его искать. Впрочем, подчиненные тоже не горели желанием выслужиться перед начальством.

Это про него Хозяин сказал, что, мол, командир присоединится к вашей группе на границе. Так оно и вышло — холеный красавчик на дорогом коне осчастливил их своим появлением в условном месте, рядом с границей, к которой небольшой отряд добирался по лесным дорогам едва ли не седмицу. Все бы ничего, только вот прибытие командира прошло с некоторыми... шероховатостями. Дело в том, что в отличие от их маленького отряда, этот посланец Хозяина не сумел подъехать в нужное место к назначенному сроку, и ждать его приезда пришлось чуть ли не сутки, причем все это время их небольшой отряд просидел под нудным осенним дождем в лесной полуразвалившейся избушке без крыши — это чуть живое строение и было тем местом, где Хозяин велел людям ожидать приезда своего будущего командира. Время текло медленно, ожидание затягивалось, и люди в отряде постепенно стали нервничать, принялись строить самые разные предположения о возможных причинах задержки приезда командира, причем эти предположения были одно мрачнее другого. Увы, но в таких случаях на хорошее обычно не думаешь...

К тому времени, как Арх в сопровождении дюжины охранников появился перед давно ожидающими его людьми, те уже перестали надеяться, что увидят его живым. Что ни говори, но опоздание на сутки — это немало, и просто так, без серьезной на то причины люди обычно не задерживаются. Но, как выяснилось, все оказалось с точностью до наоборот: оказывается, еще вчера командира и сопровождавших его людей в дороге застал дождь, и оттого молодой аристократ решил переждать непогоду на постоялом дворе, под надежной крышей — это куда лучше, чем мокнуть под дождем! Ну, а то, что к ожидающим его людям он опоздает более чем на сутки — подобное посланца Хозяина, похоже, волновало меньше всего. При виде мокрых и усталых людей новоявленный командир чуть брезгливо поморщился, и это мимолетная гримаса не укрылась от глаз тех, кто должен был перейти в его подчинение, и, естественно, что подобное уже с самых первых минут никак не прибавило симпатий к вновь прибывшему. Что ни говори, но отношение к тому или иному человеку складывается из таких вот... мелочей.

Олее, как и остальным в этой ситуации, было сложно остаться беспристрастным свидетелем — за сутки ожидания она, как и ее спутники, устала, насквозь вымокла и здорово замерзла, и оттого с чувством глухого раздражения встретила долгожданное появление командира, на котором был надет плотный и теплый плащ, надежно защищавший дорогую одежду красавчика от влаги. Впрочем, надо признать, что и мужчины в отряде, похоже, испытывали к появившемуся командиру точно такие же чувства.

К тому же, как выяснилось, командир и не думал извиняться перед ожидавшими его людьми за свое опоздание, — дескать, что тут такого, все равно без меня вы бы не отправились никуда! В конце концов, это именно меня назначили командовать отрядом, так что я поступаю так, как считаю нужным, а ваше недовольство интересует меня не больше, чем скрип старого башмака. Подчиненные и так обязаны подчиняться старшему, не задавая лишних вопросов. Надеюсь, это понятно каждому?

Ну, что тут скажешь? Только одно: особого расположения к приехавшему все это вызвать никак не могло.

К тому же Арх, этот с опозданием объявившийся командир, был, без сомнения, из высокородных, что накладывало определенный отпечаток на его отношения с подчиненными. Все его поведение как бы говорило: дескать, прислали сюда аристократа, высокородного господина, и все остальные перед ним должны трепетать. Даже в обращении Арха с людьми проскальзывало: держитесь от меня на расстоянии, я вам не ровня — сами должны соображать, кто вы, и кто я!.. То, что послушно, верно и преданно несете свою службу — хорошо, тем более что вам за это деньги платят, но в отношении меня попрошу выказывать должное уважение, соответствующее моему званию! Кроме того, исполняйте мои приказы без задержки, не выношу промедления от подчиненных!..

Впрочем, позже, из разговоров мужчин Олея поняла — все же Арх разбирался в воинском деле. Ну, это понятно — неумеху Хозяин вряд ли бы поставил командовать отрядом, да еще в столь ответственном деле, хотя все равно непонятно — зачем им такой приметный командир? Бесспорно, внешне Арх очень красив, и хорошо это знает, недаром он почти не обращал внимания на восхищенные взгляды встречающихся на их пути женщин — как видно, привык к подобному, и, более того, воспринимал это как должное. Но ведь такая яркая внешность может запомниться не только дамам, но запасть в память и куда более внимательному взгляду.

Еще одно не понравилось людям: когда Арх приехал к ним, его сопровождала охрана численностью чуть ли не в дюжину воинов. И хотя красавчик чуть позже царственным жестом отправил их всех домой, оставив при себе только одного слугу, все одно общее мнение было таким: так дела не делаются! Этот тип — он что, не понимает самых простых вещей? Олея слышала, как кто-то из ее спутников ругнулся сквозь зубы — дескать, разве можно так поступать? Сказано же было: об их группе никто из посторонних не должен знать, они должны продвигаться тихо и незаметно, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, а этот господин заявляется в сопровождении многочисленной свиты, проще говоря, в присутствии немалого количества глаз и ушей! Где уверенность, что никто из сопровождения красавчика не сболтнет (пусть даже и случайно) об увиденной ими группе людей кому-то из своих родных или знакомых? Что ни говори, но подобные поездки в чужие страны обычно никак не афишируются, держатся в тайне, к месту сбора не ведут свою охрану, и уж тем более никак не демонстрируют вымокший под дождем отряд множеству, по сути, посторонних людей. Н-да, иным словом, как откровенная глупость, подобное назвать никак нельзя.

Что же касается его слуги... Неприметный серый человечек с маловыразительным лицом, все время находящийся возле хозяина и выполняющий все его приказы. Казалось невозможным, что этот мелкий типчик с преданным взглядом мог иметь собственное мнение, или же какое-то свое желание, отличное от воли хозяина. Не было ни одной мелочи, которую не предусмотрел бы для своего господина этот невзрачный человечишка.

Вот и сейчас, когда отряд остановился для отдыха, слуга расстелил на земле в затененном месте что-то вроде небольшого коврика, чтоб хозяину было удобнее перевести дух после утомительной езды по дорогам, разложил перед ним еду, а сам тем временем отвел в сторону коня своего господина. Сейчас слуга занимается тем, что поправляет дорогую конскую сбрую, вытирает шелковистую шкуру дорогого животного... Позавидуешь! Заботливый человек, только вот, на взгляд Олеи, даже слишком заботливый. Можно сказать, нарочито заботливый... Хотя кто может знать, как именно ведут себя с господами слуги высокородных? Недаром в отряде на слугу красавчика почти не обращали внимания — это так, мелкая сошка, которую можно не брать в расчет. Даже о том, что у этой неприметной серой мыши — слуги Арха есть имя, и что этого слугу звать Юрл — о том узнали походя, между делом. Почему? Просто это было никому не интересно.

Неподалеку, сидя на земле, жадно пил воду из фляжки тот самый человек, которого Олея назвала про себя Лисьей Мордой. К нему обращались только по кличке — Рыжак, как видно, из-за чуть рыжеватого цвета его волос. Что можно сказать об этом типе? Если коротко, то такого жадного и скаредного человека Олея раньше не встречала. За деньги Рыжак готов пойти на все, что угодно, копил монету к монете, собирал, как он выражался, "на безбедную старость", но, по мнению молодой женщины, он и в старости сто раз подумает, прежде чем потратить хоть одну мелкую монетку. Его даже не назвать жмотом — это, скорей, настоящий скряга. Олея, и без того не питающая особой привязанности к Рыжаку, стала испытывать к нему едва ли не ненависть после одной, казалось бы, весьма незначительной истории.

Тогда они еще передвигались по дорогам родной страны, и однажды остановились на дневной отдых в лесу, на большой поляне у дороги. Как видно, в том удобном месте нередко останавливались проезжающие — недаром на ветках елей вокруг поляны, то и дело мелькали рыжие беличьи хвосты. Наверное, неподалеку в лесу и ежики находятся, рассчитывая, что после ухода людей на земле отыщется что-то съестное. Дело в том, что нередко проезжающие, покидая места отдыха, специально оставляли немного еды для ублажения лесных духов, надеясь на то, что подобное подношение поможет сделать дорогу более безопасной. Ну, проявить уважение к лесным духам, дело, конечно, хорошее и нужное, однако вместе с тем, отчего бы и не побаловать лесных зверушек? Оттого, видно, в том месте они были доверчивые, не очень боялись людей. Некоторые из белок даже спускались по стволу вниз, не чувствуя опасности от тех дружелюбных существ, которые всегда оставляли им что-то вкусное...

Одна из таких белочек прыгнула на ладонь Олеи, куда та насыпала горсть семечек — этого нехитрого лакомства на одном из встреченных по дороге рынков все накупили себе едва ли не полные карманы. Сейчас было так забавно смотреть на то, как ловко белка шелушит семечки! Олея не могла сдержать улыбки, наблюдая за зверьком. Маленький теплый комочек был столь трогательно-нежным, что, глядя на то, как ловко белочка управляется с угощением, невольно улыбались даже мужчины. Внезапно белочка, чего-то испугавшись, метнулась прочь, назад, на дерево, но тут в воздухе свистнул летящий нож, и в тот же миг маленькое тельце зверька оказалось пришпиленным к толстому стволу сосны...

Кажется, этот поступок Рыжака возмутил даже мужчин, не говоря об Олее, у которой при виде подобного зрелища из глаз брызнули слезы. Рыжак же, довольно сопя, свернул дергающейся белке голову и ловко содрал шкурку со зверька. На возмущенный вопрос "Зачем? Сейчас мех еще не годится на продажу!..", Рыжак лишь хмыкнул — пригодится! После он, и верно, продал шкурку излишне доверчивого зверька за самую мелкую медную монетку какому-то умельцу, малевавшему картины на рынках. После Рыжак заявил: из беличьей шкурки делают кисти для рисования, а мне лишнюю деньгу заиметь не помешает!.. Дескать, непонятно, с чего это вы все разорались: зверья на свете много, у каждого вас есть одежда из меха, так что нефиг проявлять недовольство — одной тварью больше, одной меньше, а у бедного человека лишняя монетка в кошелек упала...

Возможно, все именно так и есть, но все же в этих словах Рыжака была какая-то неправильность. Никто не спорит: у всех, кто живет в северных странах, есть что-то из мехов -стоит вспомнить хотя бы ту шубу из соболя, которую Олее родители подарили на свадьбу, и которую так хотела забрать себе старшая дочь Серио. Кто бы и что ни говорил, но понятно одно — при тех морозных зимах, что стоят в родной стране Олеи, без меховой или шерстяной одежды людям не обойтись. Однако обычно эти самые меха добывались на охоте, а тут доверчивое существо само пришло к человеку... Судя по всему, белка поступала так частенько — она привыкла к тем людям, кто время от времени появлялся на поляне в лесу, стала доверять им, и вот результат... Олея никак не могла забыть трогательное создание, пригвожденное ножом к дереву, и каждый раз при том воспоминании сердце молодой женщины сжималось от боли, а к Рыжаку с той поры она испытывала нечто, похожее на стойкое отвращение...

А сейчас мимо Олеи прошел Сандр, специально проведя своей ладонью по бедру женщины. Вот тварь! Недаром про себя иным словом, как кобель, Олея этого человека не называла. Великий охотник до женского пола, этот наглый тип был абсолютно уверен, что рано или поздно, но Олея будет им покорена, и теперь таким вот хамским образом пытался привлечь ее внимание, а уж от его пошлых шуток и грязных намеков женщину уже передергивало. Правда, от дальнейших посягательств Сандра удерживало постоянное присутствие Бела рядом с Олеей, да еще этому крайне самоуверенному типу хорошо помнился строгий приказ Хозяина насчет молодой женщины.

Олея хорошо понимала, что для Сандра главное — самоутвердиться, показать всем, что перед ним не может устоять не одна женщина. И вообще, по твердому убеждению Сандра, баба должна бояться мужика, а не то выйдет из повиновения. В общем, врезать капризничающей девке по морде, или же хорошенько приложить ее головой об стенку, чтоб стала уступчивей — для Сандра подобное вполне естественно. А что — бьет, значит, любит... Олея замечала по множеству мелких деталей, что этот симпатичный и улыбчивый с виду мужчина, балагур и весельчак, может быть не просто жесток, а даже излишне жесток. Именно оттого в глубине души молодая женщина не просто боялась Сандра, а, можно сказать, почти ненавидела его, так же, как и Рыжака.

И, тем не менее, в отношении Олеи к Сандру присутствовало и нечто иное: дело в том, внешне этот наглый тип чем-то здорово смахивал на Серио, и как раз именно это казалось женщине самым неприятным, и вызывало что-то похожее на недоумение. У этих двух мужчин — у Сандра и Серио было нечто общее не только в лице, но и в манере поведения, и даже в отношении к жизни. Удивительным было то, что те черты характера, что Олея любила, оправдывала, и считала вполне естественными у Серио — они же вызывали у нее резкое отторжение при одном только взгляде на Сандра. Да и по кое-каким ухваткам Сандр походил на бывшего мужа Олеи, можно сказать, один в один. Наверное, именно оттого женщина старалась лишний раз даже не смотреть в сторону Сандра, чтоб не вспоминать с горечью о Серио...

А вот неподалеку присел на траву Иннасин-Оббо, единственный колдун в их небольшом отряде, тот самый лысый человек, что сумел пробудить в Олее чужую память. Непонятно, каким колдовством он владел, но мужчины в отряде относились к нему с должным уважением, и лишний раз старались не перечить. Что же касается Олеи, то она, с детства боявшаяся всякого колдовства и магии, на всякий случай старалась держаться от этого человека со смуглой кожей как можно дальше. Впрочем, колдун и сам вел себя несколько обособленно, никого из отряда особо не выделял, в разговоры не лез, больше помалкивал. Это был довольно сдержанный, спокойный человек, который, однако, не выносил панибратства, да и друзей тут у него не было. Олея уже поняла, что колдун считает себя кем-то вроде палочки-выручалочки, который вступит в действие лишь тогда, когда остальные не будут знать, как им следует поступать дальше, а до того времени пусть все идет своим путем. И еще молодая женщина отчего-то была уверена, что этот человек точно так же, как и она, тоскует по родному дому, и тоже не может туда вернуться. Отчего она так решила? Трудно сказать, просто отчего-то была уверена в этом.

Ох, как же хочется пить, тем более что в ее фляжке нет ни капли воды — закончилась более двух часов назад... Надо наполнить флягу, да и самой напиться, как говорится, от пуза... В этих местах женщина впервые столкнулась с тем, что кое-где воду для путешественников отпускали только за деньги. Вначале подобное просто не укладывалось у нее в голове — как же так, ведь это же вода, и ее полно!, но потом поняла, что здесь не ее родной Север, где хватает рек и озер, и где колодцы с водой даже в городах находятся на каждой улице. В Маргале же все не так: здесь, в особо засушливых местах, воды хватало только для проживающих там людей, и оттого живительная влага тут считалась товаром, за который можно получить деньги. На Юге многое не похоже на то, что она ранее считала вполне естественным, так что не следует подходить со своими мерками к порядкам чужих стран. Например, сейчас путешественникам стоит только поблагодарить всех богов за то, что на пути отряда встретилась эта речка.

Хотя одно слово, что речка, в самом глубоком месте воды было меньше, чем по колено, но все равно — хорошо... Прохладная вода смыла дорожную пыль с лица, напоила, на мгновение дала чуть позабытое ощущение покоя... Стоять бы так подольше, и не возвращаться назад... Где-то позади гомонили мужчины, но не хотелось оборачиваться — ведь если прикрыть глаза, то может показаться что ты дома, а не в чужой стране...

Олея набрала во флягу воды, оглянулась назад... Понятно, отчего сзади раздается небольшой шум — уходят те люди, что пришли на площадку раньше их отряда. Передохнули, и двинулись в дорогу, несмотря на дневную жару. Торопятся, как видно, или дела какие неотложные... Ну, счастливого пути вам, люди, а у их отряда пока есть короткое время для того, чтоб в одиночестве перевести дух, но скоро и они вновь двинуться в путь.

Подошел Бел, встал рядом, тоже набирает воду во фляжки. Они у него весьма объемные, побольше, чем та, что сейчас в руках у Олеи...

— Эй...

— Что тебе? — обернулась женщина к Белу.

— Забирай... — Бел протягивал Олее одну из фляжек с водой.

— Зачем?

— Бери, тебе говорят! Пусть у тебя будет пара фляжек. И учти — до лошади ее дотащишь сама.

Женщина растерялась — подобное она никак не ожидала услышать.

— Вообще-то у меня есть фляга...

— Верно, есть, но только одна. Ты же, как я успел заметить, жару не очень хорошо переносишь, воду пьешь в немалом количестве — дорожная пыль, как видно, горло забивает... Такое случается. А с двумя флягами тебе в дороге полегче будет.

Олея не знала, что ей сказать — такая забота ее искренне тронула.

— Спасибо...

— Не за что.

— А сам как?

— Мне в жару требуется куда меньше воды. К тому же мне Хозяин велел приглядывать за тобой, и именно этим я и занимаюсь... — равнодушно уронил Бел.

Внезапно Олее стало обидно, хотя обижаться было вроде не на что. Бел просто очень исполнительный человек, и с полной ответственностью делает порученное ему дело. Заботится, как бы с той, которую ему поручили охранять, чего не случилось — вот тогда Хозяин по голове точно не погладит... Ох, мужики, ну что вы за люди!? Ведь мог Бел хотя бы в шутку сказать нечто вроде того, что, мол, проявляю к тебе внимание согласно веяниям души, так нет же — вместо того спокойно выдает женщине то, что думает в действительности! Что ж, хотя бы все честно: он ей не нянька, а, можно сказать, надзиратель, и честно выполняет свои обязанности насчет охраны здоровья своей подопечной...

А вот Серио дал бы ей в жару дополнительную фляжку с водой? Хм, вопрос... Пожалуй, если его попросить, то, конечно, водой Серио бы поделился — в этом сомнений нет, только вот фляжку все одно оставил бы у себя. На всякий случай...

За спиной опять послышался конский топот. Олея и Бел одновременно оглянулись — к стоянке только что подъехали два всадника, и, спросив разрешения, спешились. Тоже, видно, решили перевести дух после тяжелой дороги.

Чуть прикрыв глаза рукой от солнца, Олея смотрела на приехавших людей. Крепкие парни, обоим за тридцать, у них хорошие кони, да и одежда на людях не из дешевых... Ясно, что едут не просто так, а по делу — на таких деловитых молодцов женщина уже успела насмотреться за последние дни.

Бел тоже взглянул на приезжих, чуть задержал на них взгляд, отвернулся, и вновь стал смотреть на медленно текущую воду. Немного помолчав, он обратился к Олее.

— Слышь, если тебя не затруднит, то отнеси и мою флягу на место. Тут такое дело... В общем, мне надо ненадолго отлучиться.

— Конечно, отнесу, не вопрос...

Чуть позже, укладывая фляги с водой в седельные сумки, женщина вновь покосилась на вновь прибывших. Обычные люди, к тому же — вот диво!, оба, оказывается, также были из ее родной страны — светловолосые, голубоглазые, общительные... Тоже, как видно, успели стосковаться по соотечественникам — недаром оба парня уже нашли общий язык с Сандром, о чем-то весело треплются, того и гляди общих знакомых отыскивать примутся...

Женщина даже не поняла, откуда возле веселой троицы возник Бел. Казалось, он появился прямо из воздуха за спиной высокого крепыша — одного из двух приехавших парней. Тот как раз, похохатывая, выслушивал какую-то скабрезную шутку Сандра, и, по всей видимости, не заметил неслышно подошедшего к ним мужчину. Бел же опустил свою крепкую руку на плечо жизнерадостного парня.

— Ну, здравствуй, старый друг. Сколько лет, сколько зим...

Крепыш повернулся и оказался лицом к лицу с Белом. Еще миг — и на лице приехавшего появилась не то улыбка, не то ухмылка, причем радостная и в то же время очень неприятная. Было понятно — парень никак не ожидал увидеть здесь стоящего рядом Бела, однако нельзя сказать, что крепыш остался недоволен увиденным. Как раз наоборот — кажется, появление Бела оказалось для парня приятной неожиданностью.

— Надо же, какая встреча! — чуть насмешливо протянул светловолосый крепыш. — Вот это да! Не думал, что здесь увижу тебя! Я не просто рад нашей встрече, а очень рад. Надеюсь, ты испытываешь те же чувства. Надо признать — давненько мы не встречались. Признайся: твои... — и больше он ничего не успел сказать оттого, что Бел одним точным движением, почти без замаха, вогнал длинный узкий нож по самую рукоятку прямо в сердце светловолосого парня. Тот споткнулся на полуслове, и, держась руками за грудь, стал медленно оседать на землю.

Второй из приехавших, увидев, что стало с его товарищем, молча кинулся к своему коню, но не успел сделать и пару шагов — его догнал второй нож, вошедший бегущему точнехонько под лопатку. На подломившихся ногах мужчина рухнул на землю. Судя по всему Бел, как и Рыжак, был мастер метать ножи...

Все произошло так быстро, что никто не успел произнести ни слова. Впрочем, общая растерянность длилась недолго.

— Что это такое? — вскочил со своего коврика Арх. — В чем дело?

— Ты что, сбрендил? — растерянно спросил кто-то из мужчин. — Это что значит?

— Прежде всего это значит, что за нами могли следить... — Бел присел возле неподвижно лежащего крепыша. — Этот гад сейчас бы от нас ни за что не отстал... Слава всем Богам, сдох.

— Требую объяснений! — рявкнул Арх. — В чем дело? Что означают эти слова — за нами могли следить?

— Дело в том, что я знаю этого человека. Вернее, знал... — Бел встал и потыкал носком сапога неподвижное тело мужчины. — Сталкивался с ним уже. Надо признать — сволочь еще та.

— С чего ты взял, будто от этих парней можно было ожидать неприятностей? — требовательно спросил Сандр. — Мне они показались нормальными пацанами...

— Вот именно — показались... Думаете, он просто так к нам подъехал, передохнуть после дороги? Как же... Поверьте, просто так этот подонок не появляется — за ним всегда тянется довольно гнусный хвост... Сколько хороших парней загубила эта сволочь — об этом даже думать тошно! Вот дерьмо! Если б я только мог, то убил бы его еще не раз. Не знаю, на кого он сейчас работает, но встреча с этим типом ни к чему хорошему привести не могла. И еще у меня к нему давний счет: из-за этого человека погиб мой друг.

— Мне нет никакого дела до твоего друга! — Арх от возмущения не находил слов. — Ты поставил под удар наше дело! Кто тебе позволил проливать кровь, да еще проделывать это чуть ли не виду у всех? Тебе что, голову напекло?

— Боюсь, он бы первым пролил нашу кровь — он это умеет. А так я его опередил: ни он, ни его друг-приятель не ожидали нападения...

— Если этот человек действительно так опасен, и появился около нас не просто так, то его следовало для начала хотя бы допросить!

— Ничего бы он нам не сказал.

— Думаю, Иннасин-Оббо сумел бы развязать ему язык!

— Я об этом не подумал.

— Заметно! Башки на плечах у тебя точно нет, задницей думаешь! И что за народ такой здесь подобрался — лишь бы дух из кого выпустить! Да уж, подсунули мне в подчинение таких людей, что ни порядка, ни приказов знать не желают!.. Ладно, об этом чуть позже... — раздражению Арха, кажется, не было предела. — Пока же надо навести здесь порядок! И чтоб на площадке никаких следов не осталось!

— Да, Бел... — протянул Сандр. — Никогда не знаешь, что от тебя можно ожидать! То лишний раз слова не скажешь, то режешь всех подряд! Без разбора...

— Сейчас... Э, не вздумай вытаскивать!.. — рыкнул Бел на Рыжака, который протянул, было, свою руку к ножу в теле убитого. — Сдурел? Хочешь, чтоб все вокруг было кровью залито?

— И что теперь с этими дохляками делать прикажешь? — зло огрызнулся тот. — Земля сухая, да и яму для двоих выкопать не успеем — каждую минуту сюда могут подъехать люди...

— Их туда, в кусты... — кивнул головой Бел.

— Какие кусты?! Разве в этих прутьях можно чего спрятать?!

— А ну, хватит! — терпение у Арха подходило к концу. — Принимайтесь за дело, и начинайте побыстрей шевелить своими ленивыми задницами, пока на дороге никто не объявился. Чего ждете? Время дорого! Бел, это прежде всего относится к тебе — раз наследил, то и убирай за собой, и чтоб кровью тут даже не пахло! Быстро за дело! Живо все тут зачистить! Юрл, и ты им помоги — нечего стоять без дела и глазами хлопать!

Красавчик мог бы и не кричать, не поторапливать людей — те и без того действовали весьма слаженно. Бел, Сандр и Юрл — кинувшийся к ним на помощь безмолвный слуга командира, они втроем шустро перетащили тела убитых в кусты, что росли неподалеку от стоянки. Трупы перетащили быстро, хотя не сказать, что подобное далось легко — все же крепкие высокие мужчины весили немало. Несколько невысоких кустиков, покрытых узкими листьями, конечно, вряд ли могли скрыть тела двух людей, но, похоже, спутников Олеи это особо не беспокоило. Рыжак тем временем обыскивал те седельные сумки, что находились на лошадях только что убитых людей.

Вернувшись, Бел присыпал пылью и песком пятна крови на сухой земле и траве, но этого ему, похоже, показалось мало, и он растер на тех местах конские яблоки, или, проще говоря, лошадиный навоз. Понятно, для чего: если у того, кто приедет после них на эту площадку, с собой будут собаки, то свежую кровь они учуют сразу, а вот резкая вонь свежего навоза может неплохо забить запах крови. Хотя тела убитых тоже спрятать сложно...

Потом Бел долго мыл руки в реке, а когда вернулся назад, то ни в его лице, ни в поведении не было ни малейших следов раскаяния. Однако, не меньше, чем сам поступок Бела, женщину удивляло его непонятное спокойствие. В лице мужчины ничего не изменилось, и даже более того — казалось, что Бел даже доволен своим поступком. Ужас! А ведь этот человек раньше казался Олее столь выдержанным и невозмутимым! Правильно люди говорят о том, что именно в тихом омуте и водится всякая нечисть!..

Все это время Олея неподвижно простояла на месте, держа своего коня за повод, и отстраненно наблюдала за тем, как ловко мужчины управляются, заметая следы убийства. Не в первый раз, как видно, этим занимаются... Молодая женщина была не просто перепугана — потрясена. Мертвых людей Олея, разумеется, видела и раньше, но вот чтоб на ее глазах хладнокровно совершалось жестокое убийство... Это страшно само по себе, но особо ее испугало то, что мужчины восприняли подобное довольно обыденно, причем отнеслись к этому не как к преступлению, а как досадной и непонятной помехе в дороге, к тому, что они должны тратить время, первоначально отведенное им на отдых для того, чтоб скрыть следы произошедшего преступления. Да что же это такое?!

Олея не была трусихой, но от увиденного она с трудом пришла в себя, можно сказать, что у нее чуть не подогнулись колени. Больше всего Олее хотелось сию же секунду вскочить на своего коня, и, не оглядываясь, умчаться как можно дальше от этого жуткого места, но она прекрасно понимала, что сделать подобное ей никто не позволит. Даже если она успеет отъехать отсюда, то вряд ли сможет оказаться от места стоянки больше, чем на версту — догонят, и неизвестно, что с ней будет дальше. Мужчины в отряде сейчас явно не настроены на доброту и всепрощение... К тому же в ушах Олеи все еще стоял свист летящего ножа и звук, с которым он вонзался в живую плоть... Пресветлые Боги, среди каких страшных людей она оказалась!

Когда же все мужчины вновь собрались вместе, Сандр протянул Арху небольшую овальную пластинку:

— Вот, нашли у этого, которого Бел первым завалил... Похоже, подлинный.

— Так.... — командир повертел в пальцах пластинку. — Этого еще не хватало! Интересно... Действительно, подлинный. А у второго что?

— Ничего. Так, всякая мелочь...

— Что именно?

— Деньги, одежда, оружие, кое-какие украшения... Больше ничего. Но вот это!.. — Сандр протянул командиру два мешочка с деньгами. — Бедняками парней никак не назовешь. В одном золото, а в другом серебро и разменная медь...

— То есть у второго знака тайной стражи не было?

— Нет. Мы его тщательно обыскали. Может, второй мужик и не при делах был...

— Я видел, что вы с ними успели переговорить. О чем речь шла?

— Да так... Можно сказать, ни о чем. Они сказали, что рады встрече — не всегда на чужбине дороги сходятся с соплеменниками...

— Не говорили, куда едут?

— Сказали то же, что и мы: направляются по делам...

— Понятно... — Арх еще раз посмотрел на овальную пластинку, и сунул ее себе в карман. — Значит, тайная стража в курсе... Это мне совсем не нравится. Рыжак, что ты нашел в их седельных сумках?

— Почти все то же: одежда, оружие, кое-какая еда...

— Значит, ничего... Бел, этих людей обязательно надо было убивать? — в голосе Арха было нескрываемое раздражение.

— Иначе никак... — спокойно ответил тот. — Думаю, что тот парень к нам не просто так подъехал. Это такой тип — без мыла куда угодно влезет. Он, без сомнения, к нам или в попутчики сумел бы напроситься, или же просто ехал бы в отдалении. Правда, со мной он явно не рассчитывал столкнуться... Хотя, конечно, признаю: вполне может быть такое, что я поторопился. Если хотите знать мое мнение, то нам с этого момента надо быть поосторожнее. Этот парень в одиночестве обычно не ходит...

— Кажется, сюда кто-то едет... — Рыжак всмотрелся вдаль. — Тревога! Вон, позади да дороге вроде бы пыль поднимается...

Через несколько минут отряд ушел со стоянки. К тому времени тела убитых в кустах были забросаны ветками и сухой травой. Конечно, наткнуться на них мог любой из тех, кто на этой площадке остановился бы на отдых, и оттого Иннасин-Оббо наложил на тела убитых нечто вроде морока, или заклятия невидимости. Правда, долго тот морок не продержится, но все же в течение трех дней не даст возможности постороннему глазу заметить ни кусты у площадки, ни тела людей под ними... Понятно, если у кого из проезжающих с собой будут собаки, то тут не спасет никакое колдовство. Плохо придется и в том случае, если среди тех, кто остановится на этой площадке, окажется некто, обладающий колдовскими знаниями — он тоже поймет, в чем дело, может снять невидимость...

От лошадей убитых людей тоже избавились самым простым способом — колдун направил их за речку. Там они пробегут несколько верст и остановятся где-нибудь неподалеку от реки. Можно не сомневаться: кто-либо их обязательно подберет, уведет куда подальше от этих мест — все же хорошие лошади представляют собой немалую ценность в любой стране. Ну, а если же кто-то из добросердечных или излишне честных людей вздумает искать хозяев убежавших лошадей... Тогда главное, чтоб отряд к тому времени оказался как можно дальше отсюда.

Отъехав на приличное расстояние, на всякий случай свернули на объездную дорогу. Кто знает, не пойдет ли за ними погоня? Увы, но нет никакой ясности в том, что представляют из себя те люди, которые сейчас приближаются к стоянке. Возможно, это простые путники, и они даже не остановятся в том месте на отдых, но вполне может оказаться и так, что это именно те, о которых предупреждал Бел — имеющими отношение к тайной страже, а от таких людей им надо держаться как можно дальше.

Олея, сама не отдавая в том отчета, старалась находиться как можно дальше от Бела, хотя это получалось плохо. За все время, прошедшее после убийства, она не произнесла ни слова, да и что тут можно сказать?! Только одно — жалко парней, так глупо погибли...

Женщина то и дело поглядывала на Бела, по-прежнему ехавшего около нее. Все такой же спокойный, даже равнодушный, и это после того, как он только что пролил чужую кровь!.. И ведь никто в этом отряде не считает убийство двоих людей чем-то особенным, выходящим за рамки обычного поведения! Скорей, у ее спутников присутствовала досада на то, что пришлось поменять какие-то планы, но уж никак не страх и собственная вина оттого, что на их глазах только что были убиты два человека, а они не остановили убийцу! Более того — восприняли все произошедшее как вполне нормальное явление. Конечно, падать в обморок, или же проливать слезы Олея не собиралась — не та вокруг компания, когда прилюдно можно проявлять свои истинные чувства, но в горле у нее будто встал сухой ком. Вновь подумалось: с какими же жуткими и безжалостными людьми свела ее жизнь!

Бел... Такой жестокости и такого хладнокровия от этого меланхолично-спокойного человека она никак не ожидала. Раньше он казался ей немного отличным от других людей в отряде, иным, более добрым, но теперь Олея поняла — этот тип такой же, как и все остальные, и разница лишь в том, что он лучше, чем другие, умеет маскироваться. Сейчас Бел, ехавший неподалеку от нее, несколько раз покосился в сторону женщины, но, как обычно, не произнес ни слова. Да чтоб ты навек онемел! — с внезапной злостью подумалось Олее. Ведь две души загубил, а сам и бровью не поведет! Впрочем, и остальные ничуть не лучше...

Тайная стража... О ней Олея слышала не раз. Кто-то говорил о ней с восхищением, а кто-то со страхом и неприязнью. Тайные стражи — это не те люди, что следят за порядком на улицах, для этого имеются обычные стражники. Обязанностью тайной стражи была защита интересов государства от врагов, брали туда далеко не всех, и, по слухам, те ребята — тайные стражи, в выборе действий не колебались, службу свою несли жестко, с противниками не церемонились. Стар, отец Олеи, отзывался о тех людях, что служат в тайной страже, с большим уважением — дескать, работа у парней не сахар, ведь всегда найдется немало желающих наложить свою жадную лапу на большую и богатую страну, так что ухо надо востро держать. Да и потом, чего стоит государство, если оно не сумеет защитить своих подданных от иноземных посягательств?!

Правда, ни с одним из таких людей ни Олее, ни Стару встречаться не доводилось, и вот сегодня женщина воочию увидела, как двоих стражей убили у нее прямо на глазах. Можно сказать, ребята погибли на боевом посту...

Еще Олея слыхивала о том, что у каждого из тех, кто служит в тайной страже, при себе есть особый значок, при предъявлении которого этим людям должны были оказывать всяческую помощь, причем отказ в помощи владельцу значка могли признать серьезным преступлением. А вот если кто-то набирался дерзости и самовольно изготавливал себе подобный значок, да еще и пытался воспользоваться им, чтоб раздобыть себе какие-то блага... Как ни жутковато это звучит, но за подобное полагалась плаха.

Олея впервые увидела этот значок в руках Арха, когда тот раздраженно крутил пластинку в своих пальцах. Знак тайной стражи... Изготовленный из светлого металла небольшой овал, чуть заостренный книзу... Еще на нем было вытеснено что-то вроде меча или кинжала... К сожалению, лучше рассмотреть значок тайной стражи у Олеи не получилось — ей в руки давать эту пластинку никто не собирался, так что пришлось довольствоваться тем, что она сумела рассмотреть издали.

Наверное, уже в сотый раз Олея подумала: о, Великие Боги, как же получилось так, что она оказалась в этом отряде, который направлялся неизвестно куда?! И ведь винить, кажется, некого, оказалась тут по собственному решению и согласию, пусть даже и вынужденному...

Ох, Серио, Серио, а ведь в основе этого согласия лежит твое бесконечное потакание своей дочке и стремление скрыть от всех ее грехи. В голове поневоле крутилась одна и та же мысль: бывший муж, как же дорого я плачу за твое решение наказать меня за то, что пожелала выйти из твоего повиновения, а заодно и за то, что стала тебе перечить, и высказала все, что накипело в душе... Боюсь, что последствия твоего решения расстаться со мной ничего хорошего никому не принесли.

До вечера маленький обряд успел отмахать немалое расстояние. На отдых остановились лишь тогда, когда солнце почти скрылось за горизонтом. По счастью, к тому времени они успели добраться до селенья, где был постоялый двор, так что можно было передохнуть и поговорить.

Позже, сидя в укромном уголке общего зала, Бел негромко рассказывал о том, откуда он знает того парня, которого сегодня убил. По его словам, с этим человеком у него давние счеты, хотя в свое время они считались чуть ли не друзьями, и у них была своя компания, свои дела, общие интересы (причем Олее оставалось только догадываться, что это была за теплая шайка-лейка). Правда, потом внезапно получилось так, что стражники повязали почти всех, только трое и уцелели — Бел, его друг и этот крепыш... Что ж, бывает и такое. Время шло, и постепенно все вновь стало становиться на свои места, парни начали заниматься привычным делом, о прошлом старались не вспоминать — и вдруг стражники вновь накрыли всю их компашку. Взяли всех, кроме Бела — тот уцелел случайно, просто в тот вечер немного опоздал, задержавшись у знакомой дамы, а когда вернулся... В общем, к тому времени он застал картину общего разгрома: кто-то из его друзей-товарищей был убит, а остальные — за решеткой. Позже его другу удалось передать Белу письмо из-за тюремных стен, где тот написал, кто именно виновен во всех бедах, и просил наказать предателя — того самого крепыша. Ну, друга через несколько дней вздернули на рыночной площади, а Белу пришлось бежать — за ним тоже охотились, так что просьбу погибшего друга в то время он так и не выполнил. Только ему и оставалось, что несколько лет блуждать по чужбине, и страстно мечтать встретиться с бывшим приятелем.

Позже, вернувшись на родину, он несколько раз выходил на след крепыша, но найти его так и не сумел, зато в полной мере понял, как лихо парень умудрился наследить в разных местах. Причем действовал он всегда одинаково: умело втирался в доверие к нужным людям, выяснял всю их подноготную, а потом наводил стражу. Каждый раз все заканчивалось одинаково: кого-то убивали, кого-то позже казнили в назидание, а кто пропадал бесследно в тюрьмах да на каторге... Однако как Бел ни старался, а за все эти годы найти бывшего друга-приятеля так и не смог. И вот неожиданная встреча на дороге...

Да, он признает: был не совсем прав, не смог сдержаться, но просит его понять — просто иначе не мог поступить. К тому же убитый был из числа тех людей, что любому в душу сумеют проскользнуть — на это Бел уже успел насмотреться.

И потом, в тот момент Бел как рассуждал: ну, взяли бы мы этих парней, и что бы с ними стали делать дальше? Допрашивать на виду у проезжих? Вряд ли это можно делать на открытом месте, а иначе крепыша не расколоть... Увы, но о том, что среди отряда есть колдун, который может разговорить подозреваемых — в тот момент об этом Бел не думал. И еще ему очень не хотелось, чтоб в очередной раз крепыш от него ушел — потом его не найдешь, или снова придется долго искать. К тому же если этот тип сумеет уйти, то он, без сомнения, сумеет прокачать ситуацию, и будет знать о них все, а они о нем — ничего...

— Мы о них и сейчас ничего не знаем! — Арх еле сдерживался. — Ну, вот что: все крепко зарубите себе на носу — того, что произошло сегодня, больше повториться не должно! Если кому-то из вас что-то не нравится, или кажется подозрительным, то в первую очередь надо обращаться ко мне, а не хвататься за нож! При убитом оказался значок тайной стражи, так что в первую очередь парня надо было допросить, а уж потом выпускать из него кишки! Меня все поняли?

Ответом ему были согласные кивки — против этого возражений не было.

— Как его звали? — спросил Рыжак. — Ну, того парня, которого ты завалил?

— Дван. А вот кличка у него была Клюква. Он эту ягоду очень любил, мог горстями есть. Не понимаю, что он в этой кислятине находил...

— Не слыхал о таком... — пожал плечам и Рыжак.

— Так это ж когда было! Наверное, с тех пор парень не одну кличку сменил, и ни одно имя...

— А мне вот не совсем ясно другое... — подал голос Сандр. — То, что рассказал Бел, ну, о том, что этот парень закладывал нормальных пацанов — это относится к действиям стражников, а у убитого я нашел значок тайной стражи... Как-то не совпадает между собой, вам не кажется?

— Почему же... — протянул Рыжак. — Я вот слышал о том, что в тайную стражу, бывает, забирают самых ловких ребят из простой стражи.

— И я о чем-то таком слыхивал... — буркнул Бел.

— Тайная стража... — задумчиво произнес Иннасин-Оббо. — Если предположить, что тот молодой человек действительно оттуда...

— А откуда он еще может быть? — недовольно проскрипел Арх.

— Ну, не стоит все увиденное воспринимать однозначно, всегда следует оставлять возможность для иных версий... — чуть развел руками лысый.

— Каких еще версий? — заметно, что командир раздражался все больше и больше.

— Ну, по моим жизненным наблюдениям, точку не надо ставить до тех пор, пока в каком-то вопросе нет полной ясности... — колдун вздохнул. — В общем, в основе действий всегда надо предполагать вероятность иной причины... Так вот, повторяю: если убитый или убитые (это уже не имеет принципиального значения) действительно служат, вернее, служили в тайной страже, то это далеко не самая хорошая новость. К сожалению, если им, то бишь тайной страже Руславии, и верно, что-то стало известно о цели нашего путешествия, то, увы...

— Что значит это "увы"? — Арх по-прежнему вертел в руках овальную пластинку — значок тайного стража.

— Ну, если коротко, то мое "увы" может означать только одно — это цепкое ведомство от нас так просто не отступится.

— А может, уже отступились? — предположил Рыжак. — Раз мы этих двоих сбили, то, возможно, и тайная стража наш след потеряла!

— Очень хотелось бы надеяться! — Арх, кажется, и не думал успокаиваться.

— Я бы не стал рассчитывать на столь благостный итог — не такие доверчивые мальчики в той веселой конторе служат... — вздохнул колдун. — Уж если вцепятся, то мертвой хваткой, тяни — не отдерешь! Челюсти сомкнут, а потом так и будут висеть до смерти, только вот вопрос — до чьей... Руславия славится тем, что работнички тайной стражи о-го-го какие профессионалы! Да вы и сами о том наслышаны!

— Наслышаны... — Арх перевернул пластинку. — Тут, с обратной стороны, на металле гравировка. Изображен какой-то зверь, похож на барсука... Если мне в свое время правильно пояснили, то на значках стражей с внутренней стороны гравируется кличка, под которой этот человек служит в страже...

— Верно — кивнул Иннасин-Оббо. — Очевидно, у того стража, которого Бел отправил на тот свет, была кличка Барсук. Или что-то похожее...

— Хм, Барсук... Ладно, посмотрим, что будет дальше — решил Арх. — Все одно у нас сейчас нет иного выхода. Что касается тайной стражи, то я бы не стал сгущать краски — и на служителей, как вы изволили выразиться, "этой веселой конторы" может быть управа. А пока слушайте приказ: всем отправляться спать, и чтоб никаких разговоров ни с кем из чужаков! Выходим в путь завтра с утра пораньше. Надо как можно быстрей покинуть Маргал. Все!

Ночью, лежа без сна, Олея раздумывала, как ей поступить. Женщина понимала, что теперь, после того, как она оказалась невольным свидетелем убийства двух тайных стражей — теперь ее вряд ли отпустят на свободу, как было обещано раньше. Это даже не обсуждается — скорей, подобное следует принимать как крайне печальную реальность. Скорей всего, от нее попытаются избавиться, пусть и не сейчас, а потом, когда она приведет их на нужное место. Конечно, это произойдет именно там, когда нужда в ней отпадет. Таких очевидцев вряд ли кто отпустит на все четыре стороны, свидетели не нужны, да и лишний язык укоротить не помешает...

Что же делать? Надеяться на то, что все обойдется? Глупо. В этой ситуации выход может быть только один: ей надо бежать, и попытаться добраться до своей страны, а там явиться в тайную стражу и рассказать о гибели двух ее служителей... Дело, конечно, рискованное и опасное, но и далее оставаться среди этих мужчин не менее опасно.

Решено: именно так она и поступит, только вот как бы ей удрать половчей, причем сделать это так, чтоб за ней сразу же не бросились в погоню? Пожалуй, стоит попытаться уйти глубокой ночью, когда у всех ее невольных спутников самый сон...

Олея сделала вид, что уснула, хотя ей и на самом деле удалось подремать с часок. Проснулась, когда за стенами постоялого двора была непроглядная тьма. Немного подождала, вслушиваясь в дыхание спящих мужчин. Кажется, все в порядке, бодрствующих нет, можно уходить.

В Маргале, Олея впервые столкнулась с тем, что в здешних местах принято спать не на кроватях или лавках, а прямо на полу, и не на матрасах, а на чем-то, напоминавшем травяные коврики. Н-да, в родной северной стране на полу особо не поспишь, особенно зимой, когда в сильные морозы даже в натопленной избе частенько весьма ощутимо тянет холодом по ногам, так что в этом случае долго лежать на полу — прямой путь к сильной простуде. Правда, в этих местах непривычным считалось укладываться спать именно на кровати — в жаркие дни на полу все же попрохладнее...

На таких вот ночевках Олея постоянно располагалась у стены, едва ли не вжимаясь в нее, а неподалеку от молодой женщины, на небольшом расстоянии, обычно пристраивался Бел, что служило постоянным предметом насмешек от остальных мужчин — дескать, что ж ты, каменный, что ли? Ведь никакого внимания на блондинку под боком! Или так дотошно выполняешь приказ Хозяина? Как говорится, и сам не ам, и никому не дам... Экий ты у нас исполнительный!.. Кто знает, может, блондинку этим невниманием обижаешь? На то они и бабы, чтоб мыслить не так, как мужики... Правда, на эти колкости Бел никак не реагировал — казалось, он на них просто-напросто не обращает никакого внимания, будто совсем не слышал грубоватых подтруниваний. Вот и сейчас Бел лежал, ровно посапывая, всего лишь на расстоянии вытянутой руки от Олеи, а остальные мужчины находились дальше... Пора.

Женщина встала, и, стараясь ступать как можно тише, пошла к двери. Кажется, никто из спящих не заметил ее ухода. Уже закрывая за собой тонкую дверь, еще раз оглянулась — все спят, не шевелясь. Хорошо...

Длинный темный коридор, лишь в конце освещенный слабым огоньком масляной лампы. На цыпочках прошла мимо соседней запертой двери — там, в единственной хорошо обставленной комнате на этом постоялом дворе, спал Арх: высокородный не желал ночами находиться рядом с чернью, для него всегда снимали отдельный номер. Держа в руках сапоги, Олея босиком пробежала по коридору, осторожно спустилась вниз по скрипучей лестнице.

Тишина, никого нет, только у входа чуть горит слабый огонек лампы... Так, сейчас ей надо пробраться в конюшню, и очень хочется надеяться на то, что свою лошадь она сумеет быстро найти и незаметно вывести ее наружу...

В конюшне было темно, слышалось редкое похрапывание лошадей, но все забивал громкий храп конюха, который, вообще-то, должен был не спать, а присматривать за лошадьми. Судя по силе и крепости этого звука, конюх на ночь успел принять внутрь куда больше одного стаканчика вина. Скорей, тут речь шла о большом кувшине того дешевого пойла, от которого не морщились только заядлые выпивохи... Сейчас этот человек наслаждался заслуженным отдыхом, полагая, что его покой и сон никто не потревожит. Ну, надейся, надейся...

Подождав, пока ее глаза привыкнут к темноте конюшни, Олея пошла по длинному коридору, пытаясь отыскать свою лошадку. Повезло, вот она...

Однако стоило женщине протянуть руку к спокойно стоящей лошади, как позади нее раздался равнодушный мужской голос:

— Ты здесь что-то забыла?

Бел, скотина... Он что, видел, как она ушла? Надо же, Олея была уверена, что этот человек дрыхнет наверху, причем видит уже седьмой сон. И тут обманул! Женщина повернулась назад, к почти неразличимой в темноте фигуре.

— Ты меня напугал!

— Не стоит по ночам ходить одной. Разве ты не знаешь, что для молодой женщины это не всегда безопасно? В это время надо спать за запертыми дверями, как это обычно делают все люди, тогда и бояться не будешь.

— Что ты здесь делаешь?

— Приглядываю за тобой, или, если угодно, исполняю приказ Хозяина. Если ты уже нашла то, что искала, то пошли назад.

— Я туда больше не пойду! И тебя видеть не хочу! Убийца!

— Ты вольна думать и говорить все, что угодно, но наверх все одно пойдешь.

— Бел, дай мне уйти... Пожалуйста. Ну, подумай сам, зачем я вам нужна?

— Тебе уже ясно было сказано — ты у нас единственный проводник до места, так что на все твои просьбы я скажу только одно — пошли назад.

— А если я не сдвинусь отсюда ни на шаг?

— Заткну тебе рот, дам по башке и отнесу наверх. Все?

— Ты... ты... — у Олеи от возмущения перехватило дыхание. — Знаешь, кто ты есть на самом деле? Дрянь последняя! Что тебе сделали эти двое, которых ты убил? И так жестоко!.. Эти люди — они были лучше, чем вы! Много лучше!

— Рад за них, только говори потише, все спят. Если помнишь, сейчас глубокая ночь.

— И пускай все слышат! Тайные стражи... Они нашу страну защищают, жизни своей не жалеют, а ты...

— Каждый из нас занимается своим делом.

— Тебе что, совсем не жаль тех, кого ты убил?

— Нет, не жаль. Еще вопросы есть? Если нет, то пошли назад. Не знаю, как ты, а я что-то устал сегодня, спать хочется.

— Спать? И это после того, как ты убил двоих людей? А совесть тебя не гложет?

— Ни в коей мере. Так что если я ответил на все твои вопросы, то перестань кричать и пошли наверх.

— Ненавижу вас всех! — эти слова Олея, кажется, выдохнула из самой глубины души. — Для чего меня с собой потащили? Я ж понимаю: раз вы стражей убили, не побоялись, то мне уж тем более запросто голову снесете! Разве не так?

— Прежде всего, сбавь тон. Людей разбудишь — они, в отличие от тебя, спят. Отдыхают после трудового дня.

— Ах ты...

— Все? Закончила? Тогда пошли отсюда.

— Куда?

— Все туда же. Наверх. Уйти отсюда ты не можешь, так что часа три еще можно подремать.

— Бел, ты меня, вообще-то, слышишь? Долдонишь одно и то же, без остановки... У тебя сердце есть? Я хочу уйти отсюда, и больше не видеть никого из вас!

— Иди наверх, а я — за тобой. Присмотрю, чтоб снова не вздумала с пути сворачивать.

— Никуда я с тобой не пойду!

— Я, кажется, сказал, чтоб ты не шумела и отправилась наверх. Жду.

Обида и разочарование Олеи были столь велики, что она не сдержалось, и попыталась, было, ударить Бела, только вот ничего у нее из этого не получилось. Мужчина легко поймал в воздухе ее руки и завернул их за спину женщине.

— Не хочешь идти — не надо. Как тебе будет угодно... — Бел шагнул вперед, схватил Олею на руки, и одним движением, словно куль с мукой, перекинул ее через свое плечо, и направился к выходу из конюшни. — Тогда я тебя отнесу на место.

— Пусти меня! — задергалась Олея. — Отпусти немедленно!

— Я уже говорил тебе — не шуми, лошадей перепугаешь своими воплями.

Его беспокоит только тишина... Да, — отстраненно подумалось Олее, — да, этого типа ничем не пронять!

Но больше она ничего не успела сказать, потому что рядом раздался еще один мужской голос:

— Что тут у вас происходит?

Надо же, Сандр пожаловал! Этому-то что здесь нужно?

— Ничего... — Бел попытался, было, протиснуться мимо него, но Сандр не двигался с места, и продолжал говорить с насмешкой в голосе:

— Бел, чего это ты блондинку по конюшням таскаешь в ночное время? Да еще и на себе, а надо бы наоборот... Непорядок! Наверху-то это дело куда лучше будет, удобств побольше, да и жеребцов не меньше, чем здесь...

— Хватит болтать попусту... — процедил Бел. — Лучше дай пройти.

— Слышь, Бел... — продолжал скалить зубы Сандр, — слышь, блондинка на тебя одного — это слишком! С товарищами надо делиться! Блондинка, поверь, я ничуть не хуже Бела, а может кое в чем и превосхожу! Можешь проверить, причем прямо сейчас же — я весь в твоем распоряжении! Да и остановка располагает — перед тобой два добра молодца, вокруг темнота, да и сена хватает... Ну, чего скажешь? А может, блондинка, ты удрать решила?

— Сандр, пропусти... — в голосе Бела не было ничего, кроме равнодушия.

— Бел, тебе помощь не требуется? — в голосе Сандра было нечто такое, отчего у Олеи в испуге сжалось сердце. — Вдвоем мы враз объясним блондинке, что трепыхаться она должна только по команде, и лишь тогда, когда ей это разрешат. А уж учебу с ней мы сейчас проведем по всем правилам науки послушания...

— Отпусти меня! — из глаз Олеи брызнули слезы. — Бел, слышишь, отпусти! Я... я наверх пойду. Сама...

— Вот так-то лучше... — и Бел, не особо церемонясь, стряхнул со своего плеча женщину, так, словно она была чем-то неодушевленным. — Иди, а я следом...

— Значит, учебы не будет? — съехидничал Сандр. — Жаль, а то я уж готов приступить...

— Сегодня — нет... — покачал головой Бел. — Но если и дальше будут проблемы или какие другие взбрыкивания, то от подобной учебы я тебя, красавица, уберечь не смогу. Так что иди наверх, и чтоб я от тебя до утра и слова не слышал.

— Постой, блондинка, я тебя провожу, а не то вдруг заблудишься!.. — заржал, было, Сандр, но Олея, поднявшись с земли, чуть ли опрометью кинулась прочь из конюшни, стремясь как можно быстрей уйти от этих отвратительных мужчин. Вслед ей донесся издевательский смех Сандра, и его насмешливый голос — Эй, ты дорогу помнишь? С пути не сбейся, блондинка!

Но Олея его не слушала. Подтекст, прозвучавший в будто бы веселых словах Сандра, напугал ее не меньше, чем вчерашнее убийство. Вновь невольно вспомнился Серио — тот тоже, разозлившись, начинал угрожать, правда, не всегда эти свои угрозы муж претворял в жизнь. Однако если учесть, что Сандр и внешне, и по кое-каким ухваткам очень схож с ее бывшим супругом... Непонятно почему, но это странное сходство вызывало в душе женщины горькое чувство, одновременно похожее и на печаль, и на разочарование...

Немногим позже, когда Олея уже лежала на своей травяной циновке у стены, боясь лишний раз пошевелиться, вновь заскрипела дверь, и в комнату вошли все такой же молчаливый Бел, а с ним все еще весело похохатывающий Сандр — задержались они что-то. Похоже, баб обсуждали, не иначе, и, можно не сомневаться, конкретно прошлись по ней... Пришлось делать вид, что она уже спит, хотя обмануть мужчин ей, конечно же, не удалось.

Утром (кто бы сомневался!) о том, что произошло, стало известно всем: Сандр расстарался, да еще и обрисовал произошедшее со всеми подробностями. Скаля ровные зубы в неприятной усмешке, он рассказал о том, что, спустившись вниз по малой нужде, он увидел, что Бел тащит блондинку наверх, а та упирается... Удрать, видно, хотела, да не вышло — Бел успел ее перехватить. Ох, бабы, бабы, вот всегда так оно и происходит — ты к ним со всем своим расположением, а они только и думают о том, как бы на сторону слинять, к кому другому!

Узнав о произошедшем, Арх, настроение которого с утра при всем желании нельзя было назвать снисходительным, получил возможность сорвать на подчиненных свое дурное расположение духа. И пусть он не стал устраивать разборки на постоялом дворе, но, тем не менее, было понятно, что провинившимся долго ожидать расправы не придется.

Когда отъехали от селения, Арх остановил лошадей на первой же стоянке для отдыха. Небольшая площадка с врытым в землю столбом, где можно привязывать лошадей... Все верно, подобная остановка в пути ни у кого проезжих не вызовет подозрения — мало ли по какой нужде люди могли задержаться на площадке для отдыха...

Олея и Бел стояли перед разгневанным командиром, а тот неприязненно смотрел на этих двоих: наглецы, причем виноваты оба, и надо немедленно указать им на ту нишу, которую они должны занимать, а иначе с дисциплиной в отряде будет совсем хреново. Надо же, еще до места не дошли, а уже начались проблемы! Прежде всего, баба-проводник, до того казавшаяся тихой и покорной, вдруг неожиданно взбрыкнула, пыталась убежать... Хорошо, что успели перехватить, когда она хотела вывести лошадь из конюшни, а Бел... Пусть он и успел остановить бабу еще до того, как она пустилась в бега, но все равно по вине этого мужика уже во второй раз едва не случились большие неприятности! Этот молчаливый недалекий простолюдин еще вчера здорово разозлил Арха — наглец вздумал действовать без разрешения, исходя из собственного хотенья, и теперь остался нерешенным вопрос о том, что известно тайной страже. Подобные попытки самовольных действий следует давить еще в зародыше, так что в отряде надо срочно навести порядок, а не то с них могут взять пример и все остальные.

— Я не буду говорить о том, что произошло... — заговорил Арх. — Вы уже и сами все знаете. Бел, из-за тебя у нас одни неприятности: вчера ты, не посоветовавшись ни с кем, убил стражей, и вдобавок едва не проворонил свою подопечную. Должен сказать — я разочарован, мне говорили о тебе, как о более надежном и исполнительном человеке, но пока что этих качеств в тебе я не замечаю. Больше того: то, что я вижу, мне не нравится.

Бел молчал, а Арх продолжал, недовольно кривя губы.

— Что касается этой девки... — кивок в сторону Олеи. — Ты обязан следить за ней во все глаза, а не вытаскивать ее в последний момент из конюшен. Запомните все: я не намерен позволять хоть кому-то ослушиваться моих приказов, или же нарушать дисциплину. Приказываю: Бел, получаешь пятнадцать плетей, а баба пусть посмотрит на это дело — надо бы хорошенько всыпать и ей, но для начала ограничимся наглядным примером. Если же она еще раз вздумает своевольничать... Ну, тогда пусть знает, что ее ждет, и заодно учтет, что жалеть ее никто не собирается. Сандр, исполняй приказ.

Перепуганная Олея увидела, что Бел, сохраняя на лице обычное спокойствие, шагнул вперед и направился к столбу, врытому в землю. Там он невозмутимо расстегнул пояс, бросил на землю свое оружие, снял рубаху и протянул руки, которые Рыжак ловко скрутил веревкой и туго прикрутил к этому самому столбу...

Олея не верила своим глазам — Бел что, спокойно даст избить себя?! Надо же, об этом человеке она думала несколько иначе...

А тем временем напротив привязанного мужчины встал Сандр с длинным хлыстом в руках...

После первого же удара на спине Бела вспух кровавый рубец, а сам Бел невольно дернулся — как видно, Сандр хорошо знал свое дело. Затем последовал еще удар, и еще...

Женщина не могла отвести глаз от той жутковатой картины, что разворачивалась перед ее глазами. Свистел хлыст, на чистой спине мужчины появлялись все новые кровавые рубцы, и хотя было видно, что Белу очень больно, сам он во время всей этой экзекуции так и не издал ни звука. Олея невольно считала про себя удары, сыпавшиеся на человека — что ни говори, а в том, за что наказали Бела, имеется и немалая часть ее вины. Пусть сейчас женщину только заставили смотреть на происходящее, тем не менее, Олея понимала — если она еще раз попытается бежать, то точно так же окажется у похожего столба, а уж Сандр отведет себе душу... Великие Боги, что за народ здесь подобрался!

Удар, и еще один... Олея хорошо знала, что представляют из себя такие удары и насколько они болезненны. Скорей бы закончилось это наказание, а не то уж нет никаких сил смотреть на то, как избивают человека, пусть даже такого негодяя, как Бел! К тому же ему попадает и из-за нее... Правда, на лицах мужчин, также наблюдающих за наказанием, было написано другое: а, дескать, обычное дело, не повезло парню, лопухнулся, вот и огреб на свой хребет за невыполнение приказа. Жалко, конечно, мужика, но бывает и такое — все же мы люди подневольные, вот и попадает...

Бела, наконец, отвязали от столба, он поднял с земли свою рубашку, оружие... На его лице по-прежнему не было никаких эмоций. Глядя на него, никак не подумаешь, что этому человеку только что до крови исполосовали спину. Такое впечатление, будто он вообще ничего не ощутил, никакой боли.

Когда же отряд вновь отправился в путь, казалось, что ничего не произошло. Бел, все такой же спокойный и невозмутимый, ехал рядом с Олеей, только вот рубаха на его спине кое-где была влажной — хорошо, что кровь не была видна на темной ткани... А вот что касается самой Олеи... Ей было стыдно лишний раз смотреть в сторону Бела — понимала, что наказание этот человек получил из-за нее, и догадывалась, как себя сейчас должен чувствовать этот человек, несмотря на всю его кажущуюся невозмутимость...

А вот Арх... Его презрительно-насмешливая улыбка, брошенная после наказания на Олею, разозлила и взбесила ее настолько, что подобного от себя она даже не ожидала. Эта улыбка без слов говорила: в следующий раз, если я буду недоволен, у столба окажешься ты... Наверное, надо было испугаться, но Олею охватило совсем иное чувство — она поняла, насколько сильно ненавидит тех мужчин, что едут вместе с ней. Хотелось плакать, но выставлять свою слабость перед всеми... Ну уж нет! На нужное место вас, значит, требуется привести? Ну, ладно, она их приведет именно туда, куда нужно, рады не будете! Что-нибудь такое придумаю, что не обрадуетесь!

Вечером, на очередном постоялом дворе, когда мужчины еще оставались в общем зале, Олея и Бел, как обычно, поднялись в комнату, отведенную для отдыха их маленькому отряду. Так было постоянно: Арх со своим слугой, и Олея с Белом сразу же после ужина уходили, а остальные парни, как правило, еще какое-то время проводили среди проезжих — по вечерам в общих залах можно было неплохо провести время. А что: семья далеко, трудный день позади, можно позволить себе немного расслабиться...

Бел, войдя в комнату, уже привычно кивнул Олее головой — вон, мол, твое место у стены, ложись... Однако женщина, неожиданно для себя, сказала:

— Бел, я видела, как ты на привале свои раны смазывал, только вот до середины спины так и не сумел дотянуться... Дай мне эту мазь, и рубаху сними — тебе, кажется, здорово досталось, надо бы раны обработать...

Бел, чуть поколебавшись, все так же молча достал из своей седельной сумки склянку с мазью зеленоватого цвета, и подал ее Олее, а потом скинул с себя рубаху и повернулся спиной к женщине — пожалуйста, мол, гляди, если тебе этого так хочется...

При неярком свете лампы Олея рассмотрела распухшую спину мужчины, и только головой покачала: жаркое солнце, пот, дорожная пыль и засохшая на рубахе кровь сделали свое дело — некоторые из наиболее глубоких ран уже успели воспалиться. Наверняка болят, хотя, глядя на невозмутимое лицо Бела, об этом не подумаешь. Надо срочно принимать меры, а не то как бы до беды не дошло!

Взяв кувшин с водой, стоящий на столе, и чистую тряпку, Олея тщательно промыла спину мужчины, а потом аккуратно нанесла чуть резковато пахнущую мазь на рассеченную кожу, причем промазала все, вплоть до самых мелких ранок и царапин. Надо же, — подумалось женщине, — надо же, просто родиной повеяло: дело в том, что точно такая же мазь была и в доме родителей Олей, и у многих их знакомых, что неудивительно: эта неприятная с виду комковатая мазь прекрасно заживляла не только раны и царапины, но даже синяки. Одна беда — сразу же после нанесения эта мазь здорово жгла.

— Так, все... Очень больно? Вообще-то об этом можно и не спрашивать, так? Знаю, что спину жжет, но потерпи немного, сейчас станет лучше... Э, нет, эту рубаху не вздумай надевать! Она же вся заскорузлая от крови! Снова спину расцарапаешь... Сменная рубашка у тебя есть?

Бел, по-прежнему не говоря ни слова, забрал из рук женщины склянку с остатками мази, и вместе со скомканной рубахой сунул в свою седельную сумку, перед тем вытащив оттуда чистую одежду.

— Погоди, не одевайся! — замахала руками Олея, увидев, что мужчина собирается надеть на себя новую рубашку. — Подожди хоть пару минут, дай мази впитаться в кожу! Успеешь еще...

Бел ничего не ответил, но рубашку отложил в сторону. Все так же молча присел на свою циновку, закрыл глаза, будто дремлет. Такое впечатление, что он находится в одиночестве, и рядом с ним никого нет.

Молчание становилось тягостным, и женщина не выдержала.

— Бел, извини меня! Я понимаю, тебе сегодня досталось, причем по моей вине...

Но тот в ответ, не открывая глаз, по-прежнему пожал плечами — как хочешь, так этот его жест и понимай...

— Бел, ты на меня очень злишься? Прости, но мне в голову не могло придти, что все кончится таким образом! Честное слово, я не могла и подумать...

— Скажи, ты можешь выполнить мою просьбу? — наконец-то посмотрел на женщину Бел.

— Это, смотря, какую... — с испуганно екнувшим сердцем спросила Олея.

— Больше не делай попыток убежать. Все одно у тебя это не получится, но вот последствия могут быть весьма неприятными.

— Что, еще пятнадцать ударов получить не хочется? — и тут же молодой женщине стало стыдно за то, что у нее вырвались эти злые слова.

— Дело в том, что так легко, как сегодня, мы уже не отделаемся.

— Легко?! Да у тебя же вся спина...

— Чтоб ты знала: таким хлыстом, какой был у Сандра, при должной сноровке одним ударом можно рассечь человеческое тело до кости. Один мой знакомый похожим хлыстом волка на бегу разрубает. Делай вывод: сегодня меня, можно сказать, всего лишь погладили...

Вообще-то о последствиях ударов хлыстом Олея знала куда лучше Бела, только говорить о том не стала. А мужчина продолжал:

— Боюсь, что в следующий раз ударов будет не меньше тридцати, и я почти не сомневаюсь, что и ты окажешься рядом со мной у столба. В общем, если ты вновь вздумаешь повернуть назад, то нам обоим придется во много раз хуже того, что ты видела утром. Оттого и прошу: на будущее постарайся не создавать сложностей ни мне, ни себе.

— И зачем только я поехала с вами?! — не сказала, а выдохнула Олея.

— Вот еще что я хотел тебе сказать... — Бел пропустил мимо ушей слова женщины. — Не знаю, что именно ты задумала, но, глянув на тебя сегодняшним утром, я понял — тебе взбрело в голову отвести нас в иное место, не в то, которое передал тебе Кварг...

— Ты что, мысли читать умеешь?

— Только если они написаны крупными буквами на чужих лицах... Так вот, делать этого не стоит ни в ком случае — ничего хорошего из этого не выйдет. Веди нас куда надо — и все обойдется.

— Обойдется... Интересно... Только вот что именно и для кого обойдется?

— Говоря это, я прежде всего имел в виду тебя. Все, а сейчас ложись спать... Мазь, кажется, подсохла... — Бел надел рубашку. — Ложись, говорят тебе. Вчерашней ночью ты почти не спала, да и днем устала. Я, если честно, тоже сегодня немного умаялся. Так что давай спи. Отдохнем, завтра с утра опять в дорогу.

— Бел...

— Ну, что еще? — недовольно пробурчал мужчина, укладываясь на свою циновку.

— Зачем ты убил этих людей? Неужели нельзя было как-то по-другому... И потом, они же — тайные стражи, честно служат нашей стране!

— Спи. И не лезь в мужские дела. Бабам там делать нечего.

— Ты, наверное, хотел сказать, что блондинкам там нечего делать?

— Ну, можно сказать и так... — чуть усмехнулся Бел.

— И все же отчего...

— Я уже сказал, в чем дело. И хватит об этом! Отчитываться перед тобой я не собираюсь — не считаю нужным. И разговаривать сейчас мне тоже не хочется, и без того сегодня с тобой разболтался не по делу. Давай спать, и мне остается только надеяться на то, что больше ты никуда не побежишь.

— Бел, а отчего ты находишься с этими людьми?

Но мужчина не ответил, и почти сразу же до Олеи донеслось его ровное дыхание. Спит? Вряд ли, скорей всего, опять делает вид, что уснул, а на самом деле проверяет, не убежит ли она снова... Если так, то напрасно он это делает. Женщина и без того уже прекрасно поняла, что самостоятельно она вряд ли сумеет вернуться назад, и ее вчерашний порыв к бегству был вызван страхом и отчаянием, а уж никак не разумным и взвешенным решением. Отныне ей только и остается надеяться на то, что Хозяин выполнит свое обещание, и она благополучно вернется домой.

А вот интересно, как повел бы себя Серио, окажись он (не приведите Боги!) на месте Бела у того самого столба? Пожалуй, если бы его наказали за то, что он не уследил за попытавшейся сбежать женщиной... Да чего там думать, все и так понятно — Серио такого не простит никогда, люто возненавидит до конца своих дней, а чтоб разговаривать с провинившейся — о том и речи быть не может. А уж если и произнесет хоть что-то, то это будут только слова обвинения и неприязни, или же очередная порция оскорблений.

Увы, нравится это Олее, или нет, но сравнения были не в пользу бывшего мужа: Серио, если кого-то внесет в число своих недругов, то раз и навсегда, и ненависть к тем людям будет постоянно лелеять в своем сердце. Недаром он как-то сказал своей молодой жене — я прощать не умею, да и не желаю, ибо только так может себя вести настоящий мужчина! Впрочем, о Серио сейчас думать не хотелось — он, вместе со своими страстями, упрямым характером и милыми дочками остался слишком далеко, почти в другой жизни...

К тому же сегодняшний урок был весьма показателен. Пусть Олея и не любила Бела, особенно после того, как он убил двоих стражей, но, тем не менее, именно ему утром пришлось собственной шкурой отвечать за ее попытку бегства. Как ни крути, но Бел прав: убегать нет смысла: не хочется даже думать о том, что будет, когда ее поймают...

Ладно, придется положиться на волю судьбы — ведь должна же она хоть когда-то повернуться к ней не нахмуренным лицом, а светлым ликом...

Глава 4

Вот уже четвертый день они находятся в Берене, в стране, куда им и надо было попасть. Теперь отряду надо добраться до Иорнала, до того самого города, который Олея впервые то ли увидела, то ли вспомнила в отдаленной лесной избушке.

Берен, далекая южная страна, само название которой Олея ранее слышала раза два, и то мельком. И уж тем более, молодой женщине не могло даже привидеться во сне, что она может оказаться в этих немыслимо далеких местах. Надо же, как жизнь поворачивает...

Надо сказать, что на границе меж Маргалом и Береном контроль был куда более жесткий, чем в других странах — в тех, которые они уже проехали. Мало того, что все вещи проезжающих тщательно осмотрели на таможне, ища запрещенные к ввозу товары, так еще за въезд в Берен пришлось немало заплатить. Кроме того, поглядев на Олею, таможенники о чем-то долго втолковывали Иннасин-Оббо, и тот в конце разговора сунул им серебряную монету. Позже колдун с усмешкой сообщил Олее, будто таможенники решили, что, помимо прочего, отряд везет с собой женщину для продажи на одном из невольничьих рынков, а иначе, дескать, для чего несколько мужиков тащат в Иерен светловолосую бабу? Всем известно, что северянки тут в цене, особенно те, у кого светлые волосы, так что, судя по всему, мужики решили немного подзаработать! Вот таможенники иноземцам и подсказывали, где ее можно продать, а заодно сообщали, сколько можно получить за рабыню — дескать, не продешевите, а не то у нас те, кто торгует людьми, парни ушлые, любого обведут вокруг пальца, будь ты хоть семи пядей во лбу!

На родине Олеи не было рабства, но вот в тех странах, которые они проехали, все было по-иному. Так, в Байсине знатным людям разрешалось иметь рабов, в Маргале рабство было довольно распространено, а вот в Берене тот, у кого в хозяйстве нет хотя бы одного раба, считался кем-то вроде последней голытьбы, с которой приличному человеку дела лучше не иметь. Что тут скажешь? Только одно — в каждой стране свои порядки...

А вот что касается самой Олеи... Здесь к женщинам относились весьма строго. Свободная, а чаще и просто бесформенная одежда под горло, платок, туго обтягивающий голову, а то и вовсе прикрывающий лицо... В общем, чтоб не выделяться, Олее пришлось надеть на себя широкие штаны, бесформенный балахон, а на голову напялить нечто похожее на чалму, свисающим концом которой можно было почти полностью прикрыть лицо, оставив неприкрытыми лишь глаза. В таком виде в здешних местах ходили как женщины, так и мужчины, и оттого с первого взгляда частенько было непонятно, кто стоит перед тобой — мужчина или женщина. Главное, что на дорогах Берена пока никто особо не замечал, что среди отряда мужчин есть молодая женщина.

За прошедшее время отношение к Олее в отряде если и изменилось, то не намного. Арх по-прежнему презирал, смотрел, как на плебейку, с присутствием которой среди мужчин он, увы, вынужден считаться. Его слуга Юрл — тот вообще не глядел на нее: как видно, с хозяина брал пример. Колдун с лысой головой — Иннасин-Оббо при обращении к женщине всегда был вежлив, но это было вызвано, скорей, его воспитанием, чем искренним расположением. Сандр и Рыжак... Ну, этим только дай волю — враз руки распустят, и, в первую очередь, это утверждение относилось к Сандру. Если бы не Бел, постоянно находящийся рядом, то Сандр вполне мог сделать вид, что забыл приказ Хозяина. А сама Олея все больше и больше не выносила Сандра с его наглой рожей и похотливым блеском в глазах. Женщину все более и более раздражало то, что внешне этот человек похож на Серио, да и, надо признать, в ухватках есть что-то общее...

Наверное, именно оттого и вышло так, что равнодушно-спокойный Бел оказался для Олеи чуть ли не той стеной, за которой всегда можно укрыться. Дела...

Широкая дорога, по которой они ехали, была довольно оживленной, и люди, встречавшиеся на ней, были в основном темноглазыми и черноволосыми жителями южных стран. Иногда на пути попадались чернокожие люди из самого центра Юга, или же светлокожие северяне. Оно и понятно — здесь проходит одна из главных торговых дорог Берена. На счастье, отряд не привлекал к себе особого внимания — мало ли кто ездит по дорогам, кого только в здешних местах не встретишь, особенно если учесть, что дороги здесь весьма оживленные! Вот и они, то есть небольшая группа всадников, выглядели очередными путешественниками, куда-то едущими по своим делам...

Берен... Пока что об этой стране у женщины складывалось не очень приятное впечатление — сухая и жаркая земля, где вода считается едва ли не главной ценностью, и за которую здесь надо платить. И отношение людей здесь несколько необычное: вроде и улыбаются, и кланяются тебе, но чувствуется, что иноземцев здесь не любят. Да, — в который уже раз подумалось Олее, — да, у них на Севере все много проще, и свои чувства там обычно не скрывают...

И еще здесь не было принято отдыхать на дороге в полуденный зной, вернее, отдохнуть было можно, только вот делать это желательно не под открытым небом. Уж очень тут жаркое солнце, и оттого путешественники днем останавливались на постоялых дворах, под длинными и широкими навесами, почти шатрами. Там, в спасительной тени, можно было переждать несколько самых жарких полуденных часов, а уж потом вновь отправиться в путь. Небольших селений на дороге хватало, и почти в каждом было нечто, похожее на постоялый двор. Ну, а кому не повезло встретить в самый зной затененное место для отдыха, тот мог или самостоятельно изготовить что-то похожее на навес, или же продолжать дорогу, несмотря на жару.

Да и постоялые дворы здесь несколько отличались от тех, что встречались отряду в иных странах. Тут, как правило, постоялые дворы представляли из себя длинные одноэтажные строения, с множеством небольших комнат. Каждый раз, осматривая отведенную ему комнату, Арх недовольно вертел носом — дескать, ему тут совсем не нравится, и условия проживания в этих халупах, мол, совсем не подходят для такого благородного человека, как он, и вообще -здесь отвратительно!.. Ну, а остальные помалкивали — они люди простые, привыкли и к куда худшим условиям. Что касается Олеи, то она не говорила ни слова: возможно, здесь, и верно, не очень удобно, но по сравнению с той тюрьмой, где по прихоти старшей дочери Серио Олее пришлось провести несколько месяцев... В общем, тут, можно сказать, весьма терпимо.

Но вот что нравилось молодой женщине — так это удивительные фрукты, которых в здешних местах было просто видимо-невидимо. О многих из них Олея ранее даже не слыхивала, не говоря о том, чтоб попробовать их на вкус. Все же в ее родной стране единственными фруктами, которые успевали вызревать за короткое лето в прохладном северном климате, были яблоки, и те большей частью зимние: их снимали с веток поздней осенью, и укладывали в ящики, пересыпанные соломой. Вот там они и хранились долгое время, становясь сладкими только к середине зимы... Но зато и хранились чуть ли не до лета.

И еще здесь Олея впервые столкнулась с тем, что у многих жителей Иерена в хозяйстве лошадей заменяют ослики. Конечно, еще там, в лесной избушке, вслух описывая то, что внезапно всплыло в ее памяти, она обратила внимание на необычные повозки у ворот — двухколесные, не очень большие, да к тому же на такой телеге много груза не перевезешь. Сейчас эти самые повозки, запряженные осликами, то и дело попадались на их пути. Впервые увидев осликов еще в Маргале, женщина была искренне удивлена — раньше таких животных она и видом не видывала, даже не представляла, что на свете могут быть столь забавные существа — недаром женщина все еще не могла привыкнуть к виду этих животных. Да еще эти непривычные двухколесные тележки... Но ей пояснили: при сухом здешнем климате куда проще и сподручней передвигаться на таких вот легких повозках с большими колесами, чем на тяжелых телегах. Да и еды для ослика требуется куда меньше, чем для лошади, что немаловажно. И вообще, в здешних местах людям без ослика в хозяйстве обойтись так же сложно, как в родной стране Олеи крестьянам почти невозможно управляться без лошади. Только вот в Берене лошадь — это признак богатства, и оттого она есть далеко не у всех, даже у довольно состоятельных людей, не говоря уж об обычных селянах.

Оглядываясь по сторонам, Олея не успевала поражаться тому, какую разную природу Боги подарили людям. В Берене не было лесов, большую часть страны занимали сухие каменистые равнины. На вопрос Олеи "Что это?", ей ответили — пустыня. Что за чушь? Еще с детства Олея не раз слышала от торговцев, что в пустынях полно песка, а тут... Но Иннасин-Оббо снисходительно пояснил ей, что есть разные пустыни, просто песчаные — самые распространенные. Например, существуют даже соляные пустыни! А в тех местах, откуда родом сам Иннасин-Оббо, пустыня, и верно, песчаная, а в этой, по которой они сейчас едут... Ну, тут, в основном, глина — вон как земля от жары растрескалась...

Да уж, треснувшей сухой почвы тут хватало, и, на взгляд Олеи, вряд ли хоть кому-то из людей понравится жить в здешних местах — тоску наводит один только унылый вид безжизненной серой земли, вернее, растрескавшейся от жары глиняной равнины. Однако колдун и тут лишь усмехнулся: эх, не видела ты пустыни весной, когда все вокруг цветет! Это за долгое лето в здешних местах все высыхает, и чуть ли не дочиста выгорает под безжалостным солнцем, но вот те несколько весенних седмиц, когда после зимы пробуждается к жизни все живое... Описать обычными словами эту сказочную красоту просто невозможно! Повсюду сплошной ковер яркой зелени, а какие там цветы! Чудо! От той дивной картины невозможно оторвать взгляд, а словами описать увиденное просто невозможно! Хотите — верьте, хотите — нет, но ничего красивей цветущей по весне пустыни Иннасин-Оббо никогда не видел!

Возможно, мужчины не обратили внимания, но Олея заметила, как после разговора о земле, цветущей по весне, колдун замолчал, и на какое-то время у него даже испортилось настроение. Похоже, ему вспомнилось нечто очень личное из того, что он оставил в прошлом, и, судя по всему, далеко не все из тех воспоминаний приносит ему радость... Впрочем, почти у каждого из нас в памяти есть нечто такое, о чем лучше не думать.

И еще женщину немало удивляло то, что время от времени безводная и безжизненная равнина сменялась яркими зелеными долинами, вернее, полями, отведенными под бахчи, или же эти долины были сплошь засаженными хлопком или овощами. Иногда там тянулись длинные ряды фруктовых деревьев или виноградных плетей. И, конечно же, в каждой из таких долин располагалось селение. Было понятно, отчего в этих местах есть жизнь — просто в таких вот долинах была вода, вернее, что-то похожее на грязновато-желтую воду. Текущие здесь мутные ручьи назвать речкой язык не поворачивался, но все же именно эта вода непонятного цвета давала жизнь таким вот зеленым долинам, а живущим в них людям работу и пропитание. Очевидно, пить эту воду можно было только после того, как вся муть, находящаяся в это воде, осядет на дно, но, похоже, в здешних местах подобное считается обычным делом.

Если наблюдать со стороны, то долины выглядели очень даже неплохо, если, конечно, не смотреть на тех, кто там работал и следил за тем, чтоб вода везде распределялась равномерно. Даже с дороги было видно, как загорелые до черноты мужчины и женщины, держа в руках нечто, похожее на мотыги, ходили вдоль посадок и направляли по канавкам тонкие ручейки темной воды, немногим отличающиеся по цвету от земли, и постоянно прочищая мотыгами эти самые канавки, постоянно забивающиеся грязью. И еще эти люди время от времени оглядывались в сторону дороги, смотрели на проезжающих там людей — как видно, в здешних местах это было едва ли не единственным развлечением.

Олея уже знала: просто так, без особого разрешения, путешественникам нельзя заезжать в эти зеленые долины. Для того чтоб остановиться здесь даже на короткий отдых, вначале нужно получить разрешение у местных жителей, вернее, у стражников, которые и сами проживали в этих долинах, и в дневное время редкой цепочкой располагались вдоль дороги, ведущей в эти самые долины. Но это еще не все — надо еще и хорошо заплатить за возможность провести какое-то время не на сухой земле, а на зеленой траве. А вот если кто-то вздумает самовольно заехать в одно из таких благословенных мест... Тогда позже не жалуйся на то, что оказался за решеткой, или же на то, что покинул долину с полностью вывернутыми карманами: в здешних местах вода и зелень — это жизнь и благоденствие, а кто вздумает покуситься на эти права... Ну, этот человек должен понимать, что его может ожидать.

Иногда эти долины были немалых размеров, и дорога вдоль них тянулась довольно долго, но чаще это были островки зелени, тщательно охраняемые живущими в них людьми от вторжения незваных гостей. Конечно, глаз человека отдыхал на этих пятнах свежей зелени, но Олее отчего-то здесь совсем не понравилось. Как-то странно здесь все живут, по непонятным законам, каждый сам по себе...

Несколько дней путешествия были почти неотличимы один от другого, но вот вчера произошло нечто необычное — их догнал незнакомый всадник. Вернее, не догнал — он выехал навстречу отряду у одной из таких вот зеленых долин. Почтительно склонившись перед Архом и прижав свою руку к сердцу, он протянул ему свернутое трубочкой письмо. Даже Олее стало любопытно — кто в этих дальних местах может передавать им какие-то послания? Помнится, даже Хозяин говорил о том, что никто, кроме них, да еще нескольких человек, не знает о том, куда направляется отряд? Странно...

Арх, взяв письмо и, сломав на нем печать, пробежал глазами текст. Поколебавшись, кивнул головой — мол, согласен, не возражаю. Проехав еще немного, отряд добрался до неширокой дороги, ведущей вглубь долины. Как правило, около таких вот ответвлений отряд проезжал без остановок, но сейчас их ожидали — у отворотки Арха с поклонами встретили еще двое всадников. Похоже, у отряда предвидится незапланированная остановка, и Олея уже, было, размечталась о том, что хоть недолго, но всем удастся отдохнуть на зеленой траве, в спасительной тени фруктовых деревьев, которые росли неподалеку от дороги...

Увы, мечты об отдыхе так и остались мечтами... Арх, приказав подчиненным дожидаться его здесь же, не двигаясь с места, в сопровождении этих двух всадников направился по дороге, ведущей вглубь долины, к видневшемуся вдали селению, вернее, к высокому белому дому, почти дворцу, изящные крыши которого возвышались над кронами незнакомых деревьев. Ну, а оставшимся на дороге людям из оставленного им отряда оставалось только жариться под горячими солнечными лучами.

Время шло, а потом и солнце стало склоняться к закату, а Арха все еще не было. Непонятно, отчего командир может так долго отсутствовать, бросив на дороге своих подчиненных? Даже Олея понимала, что в этом есть что-то неправильное — они уже который час сидят верхом на лошадях в полной неизвестности. Постепенно мужчины в отряде стали волноваться — время идет, а старшего все еще нет. Может, произошло что-то плохое, и командир сейчас нуждается в их помощи? Иннасин-Оббо даже попытался разговорить тех стражников — жителей долины, что дежурили неподалеку от дороги, и следили за тем, чтоб никто их чужаков про то так не потревожил их владения. Увы, даже он добился немного — стражники твердили одно и то же: мол, ничего не знаем, наверное, господин, живущий здесь, пожелал видеть вашего господина...

Неизвестно, чем бы закончились эти разговоры и это долгое ожидание, если бы часа через четыре Арх не показался, наконец, в глубине долины. Он, опять-таки в сопровождении двух всадников, не торопясь, добрался до дороги и вновь занял место впереди отряда. По спокойному лицу командира ничего нельзя было прочесть, и Арх лишь махнул рукой, указывая, что отдых закончен — все в порядке, продолжаем путь. В результате отряд двинулся дальше, не особо понимая, для какой надобности они провели здесь столько времени.

Что командир делал в той долине, с кем встречался, о чем разговаривал — о том, как и следовало ожидать, Арх никому и ничего не сказал. Отряд продолжал путь, словно бы ничего не произошло, и Олея отметила про себя, что непонятная отлучка командира подчиненным очень не понравилась. В глубине души все ожидали, что вечером, во время ночевки, Арх пояснит людям, для чего он ездил в долину, но красавчик и не подумал этого делать. Так народ ничего и не узнал о том, для какой же надобности командир покидал свой отряд на несколько долгих часов. В другом месте и в другое время подобное поведение, возможно, было бы верно и оправдано, но когда находишься вдали от родины, в чужой стране, и ни на кого другого, кроме как на себя и своих друзей надеяться не на кого... Тут каждый желает знать, что в действительности происходит вокруг тебя и за твоей спиной.

А уж если совсем откровенно, то женщина никак не могла взять в толк, отчего Хозяин назначил командиром такого человека, как Арх. Высокомерен, с заметным презрением относится к своим подчиненным, да и эта поездка ему откровенно в тягость... Сам Хозяин показался Олее очень умным человеком, хорошо продумывающим свои действия, но то, что он поставил во главе отряда Арха... Непонятно. Даже Олее, ничего не соображающей в воинском искусстве — даже ей совершенно не нравился этот высокородный господин с его капризами и откровенной неприязнью к той черни, которая находится у него под командованием. Недаром Олея считала Арха пусть и красивым, но крайне неприятным человеком...

Ладно, эта непонятная встреча состоялась вчера, но сегодня время уже движется к закату, а Арх даже и не думает останавливаться. Он торопит людей, будто до вечера ему надо успеть добраться до какого-то определенного места. Даже на дневной отдых они не останавливались! Впрочем, эту торопливость можно понять — если все пойдет по плану, то завтра они окажутся в Иорнале, в том самом городе, который Олея (кажется, уже очень и очень давно) увидела в лесной избушке. Хотя сейчас женщине нет никакого дела до того, отчего Арх так торопится — возможно, у него есть для этого какие-то основания...

Уже затемно они остановились на очередном постоялом дворе. Обычное длинное дощатое здание, типичное для таких мест, общий зал и множество небольших комнат для проезжающих. Как водится, после ужина первыми в свою комнату направились Олея и Бел, но еще перед уходом они заметили, как к Арху подошел какой-то незнакомец, по виду — простой торговец, и, опять-таки, с поклоном, протянул ему запечатанное письмо. Что там было дальше, не видели ни Олея, ни Бел — к тому времени они уже выходили из общего зала в отведенную комнату.

В той небольшой комнате Олея уже привычно пошла в самый дальний угол — теперь ее место всегда было там, как и приказал Арх. Почему? Как он сказал — на всякий случай, а не то как бы эта баба вновь не вздумала ночью удрать, хотя и без того все хорошо понимали, что бежать Олея не будет — слишком далеко они ушли от родной страны, и добраться до нее в одиночку женщине практически невозможно.

Расстелив на полу циновку, Олея легла на жесткую подстилку, и почти сразу же провалилась в глубокий сон. Неудивительно: за целый день, проведенный в седле под жарким солнцем, она здорово вымоталась — все же жара изнуряет не меньше тяжелой работы. Правда, засыпая, она успела отметить про себя, что Бел, присевший неподалеку, спать пока что не собирался — как видно, не очень устал. Ну конечно: этот молчун, без сомнения, только о том и мечтает, как бы ему хоть ненадолго суметь уйти от своей порядком надоевшей подопечной в общий зал, где веселье, смех, по кругу гуляет кувшин с вином, а посреди зала кружатся в непонятном танце две девицы весьма потрепанного вида...

Первое время, постоянно находясь среди мужчин, Олея по ночам боялась сомкнуть глаза, но сейчас она уже привыкла к тому, что ей приходится засыпать среди мужского общества. К тому же в глубине души она поняла, что всегда может рассчитывать на поддержку и защиту со стороны молчаливого Бела, так что отныне спала спокойно.

Однако в этот раз долго спать ей не пришлось — очень скоро женщину разбудили возбужденные голоса мужчин. Ничего не понимая спросонья, она вскочила на ноги — должно было произойти что-то выходящее за привычные рамки, если мужчины ночью позволяют себе так шуметь...

А удивляться было чему: посреди комнаты даже не стоял, а лежал Арх, на лице которого вместо привычного презрительно-высокомерного выражения была написана целая гамма совершенно иных чувств: там, кроме возмущения присутствовало еще и искреннее удивление, и вместе с тем нечто похожее на растерянность и опасение... Но куда больше Олею удивило другое: рядом с Архом стоял Юрл, его слуга, хотя, глядя сейчас на этого невысокого человека, назвать его слугой язык не поворачивался. Прежде неприметный Юрл настолько изменился, что Олее показалось, будто она видит перед собой совсем иного человека. Исчез невзрачных горбящийся человечек, преданно глядящий на своего господина, на которого можно было не обращать внимания, и сейчас над лежащим на полу Архом возвышался словно бы совершенно незнакомый человек, сильный и властный, с холодным взглядом серых глаз на жестком лице. Непонятно отчего, но складывалось такое впечатление, что Юрл даже стал выше ростом. Пусть у стоящего над Архом человека внешне и были черты Юрла, но он так же отличался от прежнего безропотного слуги, как невзрачный ослик не похож на сильного коня. У нового Юрла куда-то пропали прежняя неловкость, безликость и невнятность речи, а к уверенному и твердому голосу этого до неузнаваемости изменившегося человека невозможно было не прислушаться. Изменились и его движения, и поведение...

На глазах до глубины души потрясенной Олеи Юрл коротко ударил ребром ладони по шее попытавшемуся, было, подняться Арху.

— Лежать, я сказал!

— Да как ты... — начал было Арх, но вновь получил по шее.

— Заткни свою пасть, пока в ней целы все зубы! — вновь приказал Юрл.

Впрочем, справедливости ради надо признать, что удивлена была не одна Олея. Судя по чуть растерянным лицам мужчин, а сейчас в комнате собрались все члены их небольшого отряда, подобное преображение прежде неприметного и невзрачного слуги и для них явилось полной неожиданностью. Женщина в недоумении взглянула на Бела — может, хотя бы он пояснит ей, что, собственно, произошло, и в чем тут дело, то тот вместо ответа лишь чуть сжал ее плечи — молчи, мол, потом поговорим...

А Юрл тем временем продолжал:

— Должен сказать, что твой дядя был совершенно прав — если тебе предложить выгодные условия, то ты продашь при первой же возможности. И все же он надеялся на лучшее, хотя был далеко не уверен в твоей лояльности... Но ты, как видно, считал, что сумеешь обойти всех и выиграть главный приз. Так? Дурак. Такие самовлюбленные ослы, как ты, не видят дальше собственного носа.

— Ты, ты...

— Да, так оно и есть: хотя ты и считал себя командиром этого отряда, и остальные тоже были в этом уверены, но твой дядя, в отличие от тебя, мужик умный. Пусть он и приказал поставить тебя во главе отряда, однако прекрасно представлял, чем все может кончиться. Так что он велел принять необходимые меры предосторожности, то есть настоящим командиром назначили не тебя, а меня. Знаешь, что мне было приказано? Как только бы я заметил признаки того, что у тебя появилось желание играть по своим правилам, так сразу же следовало дать понять, что таким, как ты, нечего делать в делах больших людей, и пресечь подобное я могу любым способом, даже весьма жестким. А, знаешь, почему? Потому что в этом раскладе тебе пока что места не предусмотрено. Да и не дорос ты еще до серьезных дел, и вместе с тем привык, что каштаны из огня для тебя всегда притащит кто-то другой... Короче: с сегодняшнего вечера в тех гонках за главным призом ты больше не участвуешь. Будешь рядовым, и выполнять мои приказы. Понял, или требуется пояснение?

— Ты забываешься, с кем говоришь!

— Прекрасно знаю, с кем вынужден общаться, только вот до этих тонкостей мне нет никакого дела. Зато у меня есть приказ, причем весьма суровый, а приказ положено выполнять, чего бы это ни стоило. Дошло, что я имею в виду? Сейчас ты мне расскажешь то, о чем договорился с этими... Кстати, когда ты решил нас предать? Или это было в твоих планах с самого начала?

— Всякая дрянь тут будет мне указывать... Ты понимаешь, на кого осмелился руку поднять?

— Указывать, говоришь? Это твой папаша спит и во сне видит, что его милый мальчик сядет на чужой трон, обойдя других, а любящий папочка отныне и навсегда будет стоять за спиной сыночка и указывать ему, что надо делать. Так сказать, будет исполнять роль теневого правителя. Верно? Ведь именно он, твой титулованный папаша и настаивал, чтоб ты поехал во главе этого отряда. Что, герцог рассчитывал, что ты оправдаешь все его великие надежды? Так для этого надо что-то в голове иметь, кроме мысли о собственной избранности. Твой отец, возможно, мужик честолюбивый и умный, но ставить на такого, как ты, кроме него, никто не будет, а иначе можно заранее загубить все дело. Чванливые типы, вроде тебя, любят, чтоб им все подносили на блюдечке с голубой каемочкой, а вот что касается большего — так на это они не способны. Неужели ты думаешь, что люди, подобные тебе могут хоть что-то самостоятельно сделать, обойтись без чужой помощи? Куда вам! Единственное, на что способны хлыщи вроде тебя — так это наломать дров на пустом месте. Это ж каким дураком надо быть, чтоб ни во что не ставить своих людей, считать их едва ли не полными идиотами, и чуть ли не в открытую, прямо на глазах своих подчиненных, договариваться с противником? Вернее, с возможным конкурентом? А может, уже с союзником? Думаешь, никто и ничего не видит и не замечает?

— Эй, сюда! — неожиданно громко закричал Арх. Видно, из последних сил старался... — На помощь!

— Не ори — усмехнулся Юрл. — Не поможет. Наш колдун уже поставил внутри комнаты магический занавес, так что хоть кричи, хоть вой, хоть головой об стенку бейся — все одно никто ничего не поймет, даже если кто-то будет подслушивать у дверей. В лучшем случае этот любопытствующий услышит храп, или услышит невнятные голоса — ну, люди во сне иногда бурчат сами не знают что... И в дверную щель ничего не разглядеть... Верно, Иннасин-Оббо?

— Я свое дело хорошо знаю — чуть обиженно произнес колдун. — Защита поставлена на час, и до того времени хоть щипцами дерите друг друга — все одно никто ничего не услышит.

— Прекрасно. Итак, господин Арх, я жду ответа...

Но в этот момент Арх, не желая сдаваться, выхватил из рукава небольшой кинжал, и попытался ударить им Юрла. Ну, надо признать, реакция у Арха была неплохой, да еще злость и унижение прибавили сил, только вот, как оказалось, тягаться с человеком, ранее так хорошо игравшим роль жалкого слуги, было бесполезно. Юрл без труда выбил из рук красавчика оружие, и, в свою очередь, так врезал ему, что Арх взвыл не своим голосом. Олею даже передернуло от страха и непонимания — неужели, и верно, никто не слышит таких громких криков?! Ну, если так, то Иннасин-Оббо, и верно, свое дело хорошо знает...

А кинжал отлетел прямо под ноги ничего не понимающей женщине, и та в растерянности смотрела на дорогую вещь: пусть кинжал и небольшой, но сделан весьма умело — в этом она разбиралась. Другом ее отца был знатный кузнец, и он иногда приносил некоторые из своих наиболее удачных творений в их дом просто для того, чтоб показать и (чего там скрывать!) чтоб похвастаться, так что Олея поневоле научилась разбираться в оружии, пусть только и по внешнему виду. Оно и понятно — никто не собирался давать оружие в женские руки! У того кинжала, что лежал на полу, кроме хорошей ковки и прекрасной формы, рукоять была просто-таки усыпана драгоценными камнями... Без сомнения, этот кинжал стоил огромных денег, и носить столь дорогую вещь при себе может только очень богатый человек. Что там сказал Юрл, обращаясь к Арху? Что-то вроде того, что напрасно герцог рассчитывал на своего сына... Так Арх из королевской семьи? Вот это да! Но если это действительно так, почему же тогда Юрл позволяет себе так обращается с высокородным? Непонятно. Вопросы, вопросы...

Тем временем Юрл продолжал свой допрос.

— А сейчас ты поведаешь нам все, что успел рассказать своим друзьям-подельникам о Договоре Троих. Что тебе пообещали за перстень Сварга? А за сам манускрипт с Договором?

Но красавчик лишь шипел сквозь зубы что-то неясное, и пытался перевести дыхание. Даже невооруженным глазом видно, что попало ему здорово, боль растекается по всему телу, однако Юрл не хотел ждать, пока Арх окончательно придет в себя.

— Что молчишь? Я жду. Или ты не желаешь отвечать?

— Обещаю — ты... на дыбе... окажешься... — с трудом просипел Арх, не желая признавать свое поражение. А может, он был просто не в состоянии принять той простой истины, что высокое происхождение не всегда может быть защитой от бед и неприятностей. Или же красавчик до сей поры так и не осознал всей сложности своего положения? Кажется, это же самое подумал и Юрл.

— Что ж, раз такое дело, то наш разговор перейдет в иную плоскость — у меня просто нет иного выхода. Ничего, ты у меня сейчас соловьем начнешь разливаться, причем на самые разные трели. Вы меня поняли? — повернулся Юрл к мужчинам, которые до того времени не произнесли ни звука, и лишь молча наблюдали за происходящим. — Сейчас потребуется ваша помощь. Так вот, высокородный господин, если ты не скажешь правду, то дыбу, о которой ты только что упоминал, мы соорудим сейчас же, в этой комнате, и из подручного материала.

— Да пошел ты... — выдохнул Арх, с трудом переводя дыхание. — На коленях будешь вымаливать у меня прощение...

— Значит, отвечать мне по-хорошему ты по-прежнему не собираешься — подвел итог Юрл. — Жаль, придется перейти к несколько неаппетитным методам убеждения.

— Быдло! — с презрением бросил Арх, который вновь стал обретать свой надменный тон. — И не смей мне грозить! Забываешься, кто ты, и кто я!

— Сандр, — обратился Юрл к мужчинам, — Сандр, возьми две табуретки и поставь их к стене — как я и обещал, мы сейчас дыбу изладим из того, что есть под руками, причем сумеем сделать такую, что любо-дорого поглядеть, а уж оказаться на ней... Кстати, господин Арх, если вы не знаете, то должен вам сообщить: кровь одинакового цвета и у простолюдинов, и у высокородных, да и телесную боль что те, что другие воспринимают одинаково.

— Только посмей меня пальцем тронуть!..

— Пальцем, говоришь? Можно и пальцем... — и Юрл вновь ткнул почти неуловимым движением в солнечное сплетение Арха, вызвав у того новый сдавленный крик. — Это для начала. Надеюсь, ты все расскажешь нам добром, а не то... В общем, плакаться будет не на кого, кроме как только на себя... А, чуть не забыл! Бел, — Юрл посмотрел на молчуна и женщину, которая в испуге замерла за его спиной. — Бел, уведи эту бабу в соседнюю комнату, ну, в ту, которую сегодняшней ночью должен был занимать этот гаденыш. Не хватало еще, чтоб она тут истерику устроила или в обморок грохнулась! Меньше увидит — крепче спать будет. И чтоб не отходил от нее ни на шаг! Когда понадобитесь, я вас позову. Если вам что-то понадобится — стукнете в стенку. Это отсюда звуки наружу не доносятся, а нам хорошо слышно то, что происходит за стенами этой комнаты. В общем, идите отсюда, а мы тут пока что в тишине пообщаемся, меж собой, по-мужски...

Впрочем, Олее и не требовалось особого приглашения покинуть комнату — она и сама не желала тут оставаться. Понятно, что сейчас здесь будет происходить: начнут выбивать интересующие их сведения из Арха, и об уговорах, взывании к рассудку или человеколюбии тут речи и быть не может. Женщине стало жутко, но больше всего ее пугала непонятная сила и властность, исходящая от Юрла, этого невысокого мужчины с пронзительным взглядом, который сейчас был совсем не похож на прежнего неприметного человечка, на которого раньше и смотреть не хотелось. И вот, как оказалось, этот невзрачный мужчина, на которого до сегодняшнего дня никто не обращал внимания, оказался одним из тех, с кем надо всерьез считаться, и именно это внезапное преображение удивляло и пугало больше всего. Так что из комнаты женщина едва ли не выбежала, не оглядываясь назад...

Лишь в соседней комнате, сидя почти в полной темноте при свете чуть тлеющего фитилька масляной лампы, Олея попыталась собраться с мыслями и понять, что же, собственно, только что произошло на ее глазах. Пусть она услышала совсем немного, но ей хватило и этого, и от понимания происходящего женщине стало еще хуже. Надо же, а ранее она была уверена, что многое в тех древних преданиях выдумано. Оказывается, далеко не все...

Договор Троих... О нем Олея знала лишь по рассказам родителей, кое-что еще в детстве прочла в книгах, о многом могла лишь догадываться, но и этого хватало с избытком. Перстень Сварга... О, Великие Боги, во что же она вляпалась? Да чего там гадать, и так понятно — если не в дерьмо, то в самую гущу событий, что сейчас для нее, в принципе, одно и то же...

Эта история началась несколько веков тому назад. Когда-то, очень давно, еще во времена прапрапрадедов, когда у Правителя их страны — Руславии, разом родились трое сыновей. Тройня... Ну, в любом другом месте и в другой семье подобное будет считаться великой радостью, большинство людей о таком счастье могут только мечтать. Увы, но в правящих семьях общепринятые правила работают не всегда, там несколько иные законы: оно и понятно — при рождении тройни в стране враз появляются три наследника, три равных претендента на одну-единственную корону! Да уж, папаше новорожденных сыновей тут было над чем крепко призадуматься...

К тому же роды у жены Правителя начались внезапно, раньше положенного срока, и почти без свидетелей: Правителя и придворных в то время не было во дворце — так вышло, что в то время все уехали на состязание лучников, и оттого при родах присутствовали только повивальные бабки. Роды прошли очень быстро, детишки, можно сказать, шли один за другим, так что повитухам, принимавшим детей, было особо некогда раскладывать детей по старшинству рождения, да, честно говоря, они и не подумали это делать — мол, какая разница! Ведь это же сыновья, все крепкие, здоровые, рожденные на радость великую венценосным родителям! Даже (вот диво!) весили все примерно одинаково, и ростом друг от друга не отличались. В то время главным для повитух было новорожденных детишек быстро помыть, и завернуть этих пищащих младенцев в льняные пеленки, а там уж потом пусть родители разбираются, кто родился первым, кто вторым, а кто последним на свет вышел. И потом, дескать, какая разница?!

А ведь как раз в этом-то и была главная ошибка. Почему? Да потому что по закону, утвержденному еще предками, трон должен переходить по старшинству к старшему сыну, а как определить, кто из них старший, если дуры-бабы все напутали, не от великого ума детей уже несколько раз перекладывали с места на место... Так получилось, что повитухи уже и сами точно не могли сказать, который из троих ребятишек старший. Беда...

Так и стали расти трое братьев, неотличимые друг от друга и на лицо, и на рост, и на фигуру, да и по характеру были схожие — резкие, решительные, настырные. Конечно, в свое время им рассказали о том, как при рождении их... ну, не перепутали, а не отметили по старшинству, но, к сожалению, никто из взрослых не обратил внимания на то, какое впечатление произвел этот рассказ на детей.

Годы шли своим чередом, и постепенно парнишки превратились в крепких молодых людей, наследников престола, но трон-то, увы, был всего один... И хотя через какое-то время придворные маги и ведуньи разобрались, кто родился первым, кто вторым, а кто третьим, но все одно двое из троих близнецов были недовольны — по их мнению, это были обычные отговорки или же просто выдумки, и в действительности дело обстоит вовсе не так, как утверждают эти замшелые старцы! У каждого из братьев было намерение стать Правителем этой страны, Руславии, и отказываться от этой мысли не желал ни один из них. Постепенно напряжение во дворце стало достигать критической отметки... И неизвестно, чем бы закончилось это противостояние (не приведите того Боги, стране не хватало еще братоубийственной войны!), если бы не некий случай, разрубивший этот тугой узел проблем и сложностей. Вернее, не случай, а случаи.

В соседней стране Танусии внезапно скончался тамошний Правитель, не оставив после себя наследников. Так случилось, что ни детей, ни близких родственников у него не было, и молодая вдова, желая избежать затяжной войны между претендентами на престол, а также, стремясь первой обойти всех желающих сесть на трон, написала Правителю Руславии письмо с несколько необычной просьбой: она предложила свою руку, сердце и престол одному из его сыновей. Дескать, у Танусии и Руславии общая граница, их интересы не противоречат друг другу, да и с этим браком связь и дружба между двумя странами еще больше упрочиться. Кроме того, каждый из сыновей Правителя Руславии молод, честолюбив, может рассчитывать на полную и всестороннюю поддержку со стороны своего достойного отца. Женщина была далеко не глупа, и справедливо полагала, что если она сама не подсуетится, то корону ей больше не носить — желающих на этот золотой венец хватает и без нее, особенно если учесть, что детей в браке с первым мужем у нее не было.

Почти одновременно с этим письмом пришла еще одна подобная просьба, но только из далекой южной страны Уреал: там тяжело заболел Владыка, и его родственники, вкупе с придворными, даже не удосужившись дождаться смерти хворающего правителя, устроили грызню за трон едва ли не прямо на глазах умирающего. Впрочем, как выяснилось, даже больного Владыку родственникам не стоило скидывать со счетов. Наглядевшись на тех, кого он совсем недавно считал родней и верными друзьями, Владыка понял, что его единственную дочь после смерти отца не ждет ничего хорошего, и оттого принял те меры, которые считал разумными и необходимыми. Проще говоря, он тоже прислал Правителю Руславии письмо, в котором предлагал одному из его сыновей трон своей страны и руку своей дочери. Владыка понимал, что чужестранец по приезду наплюет на неизвестные ему родственные связи внутри аристократии южной страны, до которой в начале правления ему не будет никакого дела, хорошенько припугнет недовольных, и будет обеими руками держаться как за трон, так и за свою жену, справедливо полагая, что только таким жестким образом сумеет удержаться у власти. У Владыки была единственная просьба и одно условие — жениху следует приехать в его страну как можно быстрее.

В общем, Правителю надо было в самое кратчайшее время определиться, кто именно из его троих сыновей останется в Руславии, а кто поедет в чужие края. Вообще-то это дело следовало решить самостоятельно, в семейном кругу, причем действовать надо было разумно и по уму — просто приказать своей волей двоим из трех своих сыновей отправиться в ту страну, которую Правитель сочтет наиболее подходящей для каждого из них.

Но вместо того Правитель решил снять возможный грех со своей души и полностью положиться на волю Богов — дескать, пусть все будет так, как они пожелают. Именно тогда Правитель, трое его сыновей и несколько придворных колунов собрались в главном храме страны, на главный храмовый камень положили три пергамента с текстом договора и три перстня с большими камнями. Каждый из этих перстней принадлежал одному из братьев, так что Боги при помощи этих украшений должны были сделать свой выбор.

Колдуны и маги начали творить свой обряд... Что было внутри — о том особо никому не рассказывали, но люди, собравшиеся около храма, были очевидцами того, что над куполом храма появилось больное белое облако, с чистого неба грянул гром, и молния несколько раз ударила внутрь храма...

Как оказалось, молнии Богов по очереди били в лежащие на храмовом камне перстни братьев и оставили на них свои знаки, а в конце молнии еще и поставили сияющие оттиски на трех пергаментах с договором. По окончании обряда у каждого из братьев на камне, вправленном в его перстень, стояла первая буква названия той страны, куда Боги намеревались их отправить: у старшего из братьев на рубине перстня была буква Р — Руславия, у второго на изумруде буква Т — Танусия, а у третьего на сапфире буква У — Уреал. Что ж, такова была воля Богов, и братья ей покорились, поставив отпечатки своих перстней на всех трех пергаментах с договором — таким образом они скрепили соглашение о том, что своей волей Боги рассудили спор людей, а те покорно подчиняются их воле. Позже, в официальных хрониках, это было названо Договором Троих.

После того каждый из братьев, если можно так выразиться, пошел своей дорогой, прихватив с собой перстень и пергамент с договором, на котором Боги оставили свою отметку. Старший брат остался дома, а остальные отправились в те страны, куда им было указано свыше. Боги не ошиблись со своим выбором: каждый из братьев оказался умелым и толковым Правителем, со знанием дела правил своей страной, и, надо признать, дела у них шли неплохо. Их государства, на зависть соседям, богатели, и там долгое время не было ни голода, ни войн, ни эпидемий. Недаром в хрониках того времени годы правления братьев отмечены как пора процветания и благоденствия.

Один из трех пергаментов, как, впрочем, и знаменитый перстень с буквой Р, хранился в королевской сокровищнице Руславии. Этот перстень и называли перстнем Сварга, по имени человека, которому он первоначально принадлежал, старшему из трех братьев-близнецов. Надо отметить, что и двое других братьев хранили свои перстни с ничуть не меньшей заботой, и для этого у них были все основания. Какие?

Тут требуется небольшое пояснение. Дело в том, что каждый из трех пергаментов, к которым братья приложили свои перстни — они как бы подтверждало незыблемость решения Богов, с которым люди были полностью согласны. Но в то же время в том договоре (по настоянию папаши-Правителя, чтоб его!..) было сказано, что все три страны отныне связаны родственными узами и некими обязательствами. Ну, насчет упоминания кровных уз ни у кого из братьев претензий не было, но вот что касается остального, то в этом вопросе, увы — тут Правитель допустил большую глупость. Конечно, плохого для своих детей он не хотел, желал им только добра, только вот не продумал до конца последствий того, что он считал благом...

Так вот, нежный папаша особо указал в договоре (как видно, считая, что таким образом он обезопасит своих детей и их потомков), что в случае непредвиденных обстоятельств, или же смертельной опасности для их жизни, каждый из братьев ( или же членов его семьи ), может послать другому свой перстень или же пергамент с договором, и это будет означать (не больше и не меньше) как просьбу взять под свою власть и покровительство ту страну, откуда ему и был прислан перстень. Для чего это было сделано? Да все тот же папаша-Правитель решил, что если одного из троих его деток кто обидит, то остальные братья тут же бескорыстно придут к нему на помощь, взяв страну брата под свою охрану и покровительство. Это в теории, а на практике все выглядит несколько иначе: тот, кто получил перстень — тот может считать, что его владения увеличились на целую страну. Как видно, папаша считал, что братья в любом случае будут стоять горой друг за друга, и вести себя с кристальной честностью, ставя родственные узы выше государственных интересов. Ну-ну...

Возможно, это решение старого Правителя было разумно и обосновано какое-то время, но годы идут, и в этом мире постоянно что-то меняется. Правда, в том договоре еще было указано, что когда получивший перстень сочтет нужным, то он может вернуть перстень и земли прежним хозяевам. Дело хорошее, только вот, положив руку на сердце, кто из нас скажет, что он по доброй воле согласен отказаться от целой страны, полученной просто так, чуть ли не в дар? Что, не находится желающих? То-то и оно...

К сожалению, это еще не все. В том договоре было еще одно условие: если же в какой-то из трех стран один из перстней пропадет, а заодно исчезнет и пергамент, то правящие дома двух остальных стран имеют право претендовать на земли этой страны. Глупо, конечно, и непонятно, чем руководствовался старый Правитель, вписывая в договор такой пункт, но... Таковы уж условия этого древнего договора, и в этом случае спорить бесполезно.

Именно оттого старинные перстни братьев-близнецов, а заодно и пергаменты с текстом договора в каждой из этих стран хранились чуть ли под семью замками, в сокровищницах, и под серьезной охраной — ведь Правитель, потерявший перстень и пергамент, терял и свою страну.

Нарушить этот договор тоже нельзя, иначе на страну, которая вздумает совершить подобное, обрушится гнев Небес. Увы, но ранее уже было отмечено несколько подобных попыток, то есть у кое-кого из Правителей, потомков трех братьев, появлялось желание оттяпать себе часть земель бывших родственников, доходило чуть ли не до войны... Однако, как отмечено в хрониках, ослушников не ждало ничего хорошего — на их земли почти сразу же обрушивался голод, мор и землетрясения, после чего тамошние Правители быстро умнели, объясняли все произошедшее досадным недоразумением, а их войска убирались восвояси. Н-да, еще одно подтверждение прописной истины: не стоит гневить Богов непослушанием.

Годы шли, складывались в десятилетия, а потом и в сотни лет, менялось многое, в том числе изменялись и люди. Привычка некоторых Правителей жить на излишне широкую ногу привела к тому, что когда-то богатые и процветающие Танусия и Уреал постепенно стали беднеть, и они стали чаще вспоминать о старом договоре. Хотя, говоря по чести, о нем никогда не забывали, и оттого в чьих-то горячих (а может, в излишне умных) головах Правителей тех стран стали рождаться мысли о том, что их давних предков кто-то жестоко обманул при разделе власти. Дело в том, что Руславия была достаточно богатой и обширной странной для того, чтоб многие из правящих домов тех двух стран поглядывали на эту северную страну с жадным блеском в глазах. Но, по счастью, их мечты сдерживал древний Договор Троих.

Однако в последнее время то из Танусии, то из Уреала стали предъявляться требования то на одну, то на другую часть земель Руславии. Основание? Все тот же Договор Троих. Дескать, их благородные предки еще в древности заключили этот договор, и сейчас правящие дома этих стран требуют его обязательного исполнения, тем более что у них есть основания считать, будто в Руславии похищены перстень Сварга и манускрипт с текстом древнего договора. Ну, а раз договора нет, и перстень Сварга исчез, то, нравится это кому из правящего дома Руславии, или нет, но ваши земли надо поделить меж двумя другими странами... А что, кто-то недоволен? Напрасно: все произойдет по закону, все согласно древнего договора, так что тут нет, и не должно быть никаких обид!

Особо на своих требованиях настаивала Танусия: все же этих двух соседних стран была общая граница, да и военных сил за последние годы Танусия скопила немало — армия у страны была собрана немалая, и оружием она брякала весьма громко. Впрочем, тут и Уреал не отставал — пусть он и находится далеко от Руславии, но ясно давал понять, что ему не мешало бы получить под свое управление часть земель той северной страны — лишними не будут!..

К чему вспоминать все это? Да к тому, что на сегодняшний день дела в Руславии выглядели паршиво: невесть с чего по стране расходятся упорные разговоры о том, что из сокровищницы Правителя похищены перстень Сварга и пергамент с текстом Договора. До последнего времени это были просто носившиеся по воздуху сплетни, на которые можно не обращать внимания, но сейчас это уже почти утверждения, причем разговоры идут уже не на уровне слухов, а об этом говорят, как о свершившемся факте. Если это действительно так, если, и верно, из сокровищницы Правителя пропали и перстень и пергамент, то дело не просто плохо, а очень плохо. Можно сказать, это настоящая трагедия: ведь в этом случае обе эти страны — Танусия и Уреал, обе имеют право требовать для себя земли и корону Руславии на основании древнего договора, который, увы, никто не отменял. Опять-таки, по слухам, утверждалось, что к Правителю уже подходили послы этих стран с просьбой подтвердить пропажу артефактов, или же опровергнуть это...

Олея в последнее время не раз слышала от отца, что, дескать, соседи за границей шуметь начали, требования какие-то выдвигают, похоже, на чужие земли зарятся, то есть на земли Руславии. Естественно, так просто никто и ничего отдавать не собирается, а значит, над страной возникла угроза войны, причем разговоры об этом становятся все упорнее и упорнее, так что остается надеяться лишь на то, что все разговоры о его пропаже — это только пустая болтовня, и жителям Руславии можно вздохнуть спокойно.

Конечно, можно самым простым образом пресечь все эти разговоры, предъявив особо интересующимся перстень и древний манускрипт, только вот Правитель отчего-то этого не делает, что только многократно усиливает слухи и неприятные разговоры. Насколько Олея знала, о пропаже уже не шептались, а чуть ли не в открытую говорили как на улицах, так и в домах жителей Руславии. Да уж, Правителю сейчас не позавидуешь: если признать, что перстень действительно пропал, то в страну сразу же хлынут люди из Танусии и Уреала, жадно раздирая меж собой чужие земли и добро, стараясь хапнуть себе как можно больше... Если же Правитель будет этому противится, то страну накажут Боги... Как в таких случаях говорил один из друзей отца Олеи: куда ни кинь — везде клин получается! Жителям Руславии только и оставалось вновь и вновь надеяться на то, что все эти разговоры о пропаже не что иное, чем пустая болтовня.

И вот сейчас Олея своими ушами услышала о том, что, похоже, разговоры о пропаже перстня Сварга появились вовсе не на пустом месте. Если дело действительно обстоит так, то многое становится понятным — и тревожные разговоры, и молчание Правителя, и появление иноземцев на улицах, которые вели себя в Руславии чуть ли не как хозяева. Перстень Сварга... Похоже, он, и верно, пропал... Плохо. Вернее, очень плохо. Стоп, стоп, так она, оказывается, отправляется на поиски этого перстня? Но каким образом он оказался неизвестно где, и так далеко от Руславии?! Непонятно...

Впрочем, что тут непонятного? Нечего строить пустые предположения и делать вид, что ничего не происходит, когда все и без того предельно ясно: перстень наверняка украден — иначе подобные вещи так просто не пропадают. Выкрали, и куда-то спрятали, хотя непонятно, для чего его нужно прятать — уж лучше сразу предъявить! Или же продать заинтересованным людям.

Продать... Ну, с этим тоже далеко не все так просто: перстень Сварга — это не та вещь, которую можно продать на городском рынке, за подобное сокровище голову могут оторвать как возможные покупатели, так и бывший владелец. Еще бы: тот, у кого есть этот перстень, может стать хозяином целой страны! Речь идет о таких суммах, что страшно даже подумать!

Так что же получается: Кварг и был тем человеком, что похитил из сокровищницы перстень и пергамент? Если это действительно так, то как же это у него получилось? Ранее Олея не раз слышала поговорку, что, дескать, какую-то вещь украсть так же невозможно, как и похитить перстень Сварга или пергамент с Договором Троих. По слухам, эти артефакты так хорошо охраняются, что казалась нелепой одна только мысль о том, будто эти сокровища можно украсть! И вот теперь Олея узнает, что подобное, оказывается, вполне возможно... О Великие Боги!

Можно не сомневаться: за перстнем и манускриптом сейчас идет самая настоящая охота, и почти наверняка их попытаются забрать силой у того человека, кто прячет эти сокровища у себя. Так что похитителю лучше припрятать артефакты в надежном месте, где другим будет сложно до них добраться, и ожидать, кто из покупателей предложит большую цену за дорогой товар. Правда, тут есть большая вероятность остаться без головы и самому продавцу...

Наверное, именно потому артефакты и спрятали неизвестно где, исходя из старого правила: подальше положишь — поближе возьмешь. И, похоже, к исчезновению перстня приложил свою руку Кварг, тот человек, который вложил Олее в голову какие-то знания о том, где спрятан этот самый перстень Сварга. Угораздило же ее тогда оказаться в том месте, под окнами здания суда!.. И все равно у Олеи было куда больше вопросов, чем ответов...

Не выдержав, женщина приложила ухо к стене комнаты, надеясь услышать хоть что-то из разговоров мужчин, но там была тишина. А, да, ведь Иннасин-Оббо говорил, что там поставлено что-то вроде магического занавеса, не пропускающего звуки... Досадно.

— Бел! — повернулась Олея к мужчине, сидевшему неподалеку от нее. — Бел, что происходит? Речь, и верно, идет о перстне Сварга? Ну, что молчишь? Скажи хоть слово!

Но Бел лишь мельком посмотрел на женщину, и равнодушно отвел взгляд в сторону. Интересно, этого человека может хоть что-то растревожить? Или ему все равно?

— Бел, неужели ты не понимаешь? Если перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора действительно пропали из сокровищницы Правителя, и мы идем за ними... Хозяин, ну, тот человек, что нанял все вас — он ведь не из Руславии? Так? Представь, что произойдет с нашей страной, если перстень попадет в чужие руки?! А ведь так оно и будет...

— Говори потише... — наконец соизволил сказать Бел. — Могут услышать за соседней стеной.

— Тебя только это беспокоит?

— В данный момент — да. У тебя есть дурная привычка говорить на повышенных тонах в ночное время, а это может разбудить посторонних.

— Что?! — у Олеи от возмущения перехватило дыхание. — Тебе, вообще-то, есть хоть какое-то дело до того, что скоро нашей страной могут начать править чужеземцы? Молчишь?

С таким же успехом женщина могла обращаться с вопросом к стенке. Мужик даже бровью не повел, можно подумать, что он враз оглох на оба уха.

— Бел!

— Я, кажется, просил тебя не шуметь — мужчина говорил, все так же равнодушно, не повышая голоса. — Повторяю: если ты не заметила, или же забыла, то в который уже раз должен сообщить — сейчас ночь, и люди на этом постоялом дворе спят. В отличие от тебя.

— Ну...ну... — женщина о растерянности и возмущения не сумела подобрать нужные слова для достойного ответа. Впрочем, с ней подобное случалось частенько — она всегда терялась от чужой дерзости, наглости или же неприкрытого хамства. А тут все ее слова отлетают от души невозмутимого мужика, как сухой горох от стенки! Понятно, что женщина растерялась и не могла придумать, что можно ответить на эти равнодушные слова ее охранника.

Впрочем, руганью тут не поможешь, а кое-что узнать ей явно не помешает. Ладно, надо успокоиться, взять себя в руки, попытаться каким-то образом разговорить Бела, а не то от слов Юрла о перстне Сварга она все еще в себя придти не может. Олея несколько раз глубоко вдохнула, стараясь успокоиться, и снова заговорила:

— Бел, постарайся меня правильно понять: я не знаю многого из того, что тут происходит, и, наверное, еще и оттого так себя веду! Ответь хотя бы на вопрос о том, откуда вы узнали о том, что Юрл... Не знаю, как сказать... Он так изменился!

— Ты можешь помолчать? — вновь негромко уронил Бел.

— Не могу! У меня много вопросов, но на них нет никакого ответа! Мне же никто и ничего не объясняет! Скажи, как так получилось, что не Арх, а Юрл оказался настоящим командиром, и почему тогда старшим в отряде считался Арх? Поясни хотя бы это! Честное слово, я никому не проговорюсь!

Бел все так же молча сидел с отсутствующим видом. Конечно, опять ничего не скажет... По большому счету Олея и не рассчитывала услышать от него хоть слово в ответ, но, как ни странно, Бел заговорил — как видно, он понял, что женщине явно не по себе:

— Еще когда Хозяин нас нанял, то было обговорено, что он пришлет в наш отряд своего доверенного человека, но кого именно — не уточнил. Тогда он показал нам лоскут серой материи, на которой был вышит олень, и предупредил, что тот, кто предъявит нам этот лоскут — это посланник Хозяина, и мы должны перейти в его полное подчинение. Что мы, собственно, и сделали...

— Но почему... — и тут Олея замолчала, потому что Бел внезапно поднял свою руку, обрывая женщину на полуслове. Неужели опять происходит нечто непонятное?

В первое мгновение Олея ничего не услышала, а затем до нее донеслись какие-то звуки, исходившие со стороны дверей. Похоже, кто-то очень осторожно постукивал в дверь, вернее, почти скребся в нее, опасаясь, по всей видимости, привлечь к себе чужое внимание. Интересно, кто же это ночью ходит к Арху, да еще с такими предосторожностями? Сейчас глубокая ночь, не время для приема гостей.

В тот же миг Бел оказался на ногах, и махнул Олее рукой — иди, мол, туда, к противоположной стене, в угол, а сам, неслышно ступая, пошел к двери. Легкий стук в дверь повторился, и Бел чуть приоткрыл дверь. Негромкий вопрос на незнакомом языке — и Бел чуть отступил в сторону, и даже подобострастно поклонился, давая кому-то пройти внутрь.

Коридор на постоялом дворе был хоть и слабо, но освещен, а в комнате стояла почти кромешная тьма — лишь чуть тлел фитилек лампы, и оттого двое мужчин, вошедших в комнату, в первые мгновения ничего не могли рассмотреть. Зато Олея, которая к тому времени забилась в отдаленный угол, и глаза которой сумели привыкнуть к темноте, не только успела заметить их силуэты в те короткие мгновения, пока не была закрыта дверь, но даже смогла разглядеть лица вошедших мужчин. Один из них — это тот торговец, что во время ужина подал Арху какое-то письмо, а вот второго мужчину Олея видит впервые в жизни.

Меж тем Бел действовал без промедления. Все еще не разгибаясь в раболепном поклоне, он закрыл дверь за нежданными гостями, и, неожиданно распрямившись, словно сжатая пружина, обеими руками ударил вошедших сзади, по шее, вернее, даже не ударил, а резко рубанул ребром ладоней по шее каждого из мужчин. По всей видимости, оба эти удара были настолько сильны, что вошедшие, не издав ни звука, мешком свалились на пол.

Ну, а дальше Бел действовал настолько быстро, что Олея было трудно поверить, будто перед ней находится все тот же неторопливый и спокойный мужчина, который частенько раздражал ее своей медлительностью. Сейчас он быстро сорвал с мужчин опоясывающие их ремни, и туго скрутил ими руки и ноги неподвижно лежащих людей, шарфами заткнул им рты, а затем очень умело обыскал пленников. Впрочем, ни золото, ни что-либо столь же ценное в карманах мужчин его не заинтересовало, но вот пара свитков пергамента, лежащих в поясной сумке одного из незнакомцев, привлекла его внимание.

— Сделай свет поярче! — не оглядываясь, бросил он Олее, и та, не говоря ни слова, кинулась к столу и раскрутила фитиль у лампы. Бел тем временем просматривал пергаменты, но по его лицу, как обычно, ничего нельзя было прочесть.

— Что там? — не выдержала Олея, когда Бел, наконец, стал укладывать свитки обратно в поясную сумку. — Ты их так долго читал...

— Не сказал бы, что долго... Что же касается этих свитков, то, поверь — ничего хорошего в них нет. Лучше бы их вообще не видеть...

— Тогда для чего ты их стал смотреть?

— Все потому же — мне, как и тебе, многое не ясно, а просвещать нас, кажется, пока что никто не собирается.

— А разве ты...

— Я тоже знаю о цели путешествия лишь в общих чертах, а быть в курсе того, что происходит вокруг нас, явно не помешает. Мне самому тут многое не нравится... Все же когда имеешь представление о том, что творится в действительности, то чувствуешь себя как-то надежнее, да и всегда можешь прикинуть, как следует поступать дальше. Что ни говори, а своя жизнь как-то дороже чужой...

— Так дело действительно касается перстня Сварга? Мы отправились на его поиски?

— Похоже, так оно и есть.

— Бел, пожалуйста, поясни — что происходит?

— Разве непонятно? Высокородные вступили в подковерную схватку — криво улыбнулся Бел. — Оттуда только клочки шерсти вылетают, причем драка идет с самыми высокими ставками.

— Что?

— Ну, скажем так: господа уже вовсю делят шкуру неубитого медведя, то бишь Руславию, причем в выборе средств особо не стесняются.

Олея смотрела на Бела, и словно видела перед собой иного человека, жесткого, холодного, сильного и в то же время куда более естественного, чем раньше. Он будто сбросил со своего лица маску, которую носил постоянно, и сейчас рядом с Олеей находится мужчина, который обращается к ней, не как к глупой блондинке, а как к равному партнеру.

— Как же...

— Олея, нравится тебе это, или нет, но сейчас нам с тобой лучше держаться друг за друга... — во взгляде Бела, устремленном на женщину, уже не было прежнего равнодушия. Надо же, он ее еще и по имени назвал... — Боюсь, поодиночке нам будет сложно выжить. Я тебе как-то задал вопрос — ты хочешь вернуться домой живой и здоровой? Глупый вопрос, можешь на него не отвечать, ответ и без того ясен — жить всем хочется. Так вот, я тоже хочу вернуться домой сам, на своих двоих, а не сгинуть невесть где на чужбине...

— Почему обязательно сгинуть?

— Потому что свидетели в таком деле, как поиски перстня Сварга, никому не нужны. Так что, судя по всему, наше спасение зависит только от нас самих.

С этим утверждением Олея была полностью согласна. Даже она, человек из простонародья, догадывалась, насколько высоки ставки в столь опасной игре, как борьба за обладание огромной страной. Поэтому что бы женщина ни думала о самом Беле, но она прекрасно понимала и то, что должна согласиться с предложением этого человека.

— Я... Я не знаю...

— Что, не решаешься мне поверить? Или боишься? Логично, я тоже не очень-то склонен безотчетно доверять тебе, только вот выбора у нас с тобой нет. Нужно держаться друг за друга — в этом случае у каждого из нас больше шансов выбраться живыми из всей этой истории.

— У нас с тобой? Интересно звучит...

— Да как бы не звучало! Мы с тобой помимо нашего желания вляпались в весьма неприятное дело, и сейчас для нас главное — остаться в живых.

— А почему с этим предложением ты обратился именно ко мне?

— Потому что я хорошо знаю всех, вернее, почти всех, кто находится в нашем отряде. Увы, но они не те люди, на кого можно положиться в сложной ситуации. Если произойдет что-то серьезное, то каждый начнет спасать только собственную шкуру, без оглядки на остальных... Если откровенно, то я давно присматриваюсь к тебе. Баба ты, судя по всему, честная, хоть и блондинка...

— А чем тебе блондинки не нравятся? — непонятно почему обиделась Олея.

— Почему же, нравятся — чуть усмехнулся Бел. — Просто к девушкам со светлыми волосами у меня, ну, скажем так, особое чувство, воспоминания не очень... Так вот, похоже, в дальнейшем ты меня не обманешь, а в таких договорах, как наш, без доверия никак не обойтись. Так ты согласна?

Растерянная Олея только и смогла, что согласно кивнуть головой — таких слов и столь долгой речи от этого молчуна она никак не ожидала.

— Вот и хорошо — Бел ничуть не удивился. — Значит, мы с тобой договорились.

— Только я не поняла, что ты имеешь в виду под этим словом — договорились...

— То, что отныне, если у тебя будут какие вопросы или проблемы, то обращайся именно ко мне. И если ты заметишь что-то непонятное, то тоже говори мне. Я, в свою очередь, буду делать то же самое. Повторяю — вдвоем у нас куда больше шансов остаться в живых. Да, и лишних сведений мужикам тоже не выдавай — всегда надо иметь в рукаве пару козырей.

— Наверное, ты прав... Хорошо. Но уж если ты завел речь о доверии, тогда скажи — что было написано в этих свитках? Хотя бы коротко!

— Если коротко, то это был пока что так и не подписанный договор между Архом — племянником Правителя Танусии, и правящим домом Уреала. Очень им хочется Руславию к ногтю прижать, на ее богатства зарятся, уже дележка страны начинается... Все по пунктам расписано, кто именно и что конкретно получит... Вот так-то.

— А... Ясно. То есть ничего не ясно...

— На долгие подробности у нас нет времени. Итак, что скажешь?

— Да, конечно... Я согласна. Но неужели мне придется показывать всем дорогу к тому месту, что указал Кварг?

— Другого выхода нет. Ты, главное, нас до места приведи, а дальше... Дальше нам с тобой придется выкручиваться самим.

— Надо же, как звучит — выкручиваться самим...

— Да как бы не звучало! Думаю, когда будут найдены артефакты, то ситуация может в корне поменяться — уж очень лакомый кусочек припрятал Кварг. Главное — ты лишнего не говори, и дополнительной информации им не выдавай. На всякий случай — мало ли как сложатся обстоятельства... Ну, а там видно будет.

— Что видно?

— Если действительно найдем перстень и пергамент, тогда у нас с тобой будет куда больше шансов выжить. Ну, чего молчишь?

— Хочется тебе верить... — и действительно, глядя на Бела, столь не похожего на себя обычного, Олее хотелось надеяться на лучшее. — Ты мне больше ничего не скажешь?

— Для начала хватит. Ни ты, ни я не имеем представления о том, что будет дальше. Убежать не получиться, так что действовать придется по обстановке.

— Да, я понимаю...

— Раз понимаешь, значит, мы договорились... — и Бел, подойдя к стене, соединяющей эту комнату с той, где сейчас были мужчины из их отряда, постучал в нее коротким стуком.

Ждать долго не пришлось — чуть позже в дверь заглянул Рыжак.

— Что тут у вас происходит... — и он споткнулся на полуслове, глядя на два неподвижно лежащих на полу тела.

— К Арху пожаловали ночные гости — буркнул Бел. — Передай там...

— Понял.

— Кстати, в коридоре есть кто из посторонних?

— Вроде никого.

— Точно?

— Я, во всяком случае, никого не заметил.

— Ладно, давай, иди, только осторожно.

— Ага... — и Рыжак исчез за дверью, однако не прошло и минуты, как он вновь появился в комнате, но на этот раз не один, а в сопровождении Юрла. Умело обшарив зашевелившихся людей, Юрл также достал пергаменты, прочел их, и задумчиво посмотрел на пленников.

— Надо же... — немного подумав, мужчина чуть скривил губы. — Ну что ж, значит, так тому и быть... Рыжак, тащите сюда Арха, только сделайте это потише, и поаккуратнее, а главное, кровью пол не запачкайте. Исполняй. Теперь что касается тебя... — Юрл повернулся к Белу. — Значит, так, бери свою подопечную, и иди с ней назад, в свою комнату. Ждите нас там... Да, и порядок в ней наведите, причем так, чтоб комар носа не подточил! Понятно?

— Да... — и Бел, взяв женщину за руку, повел ее к выходу, мимо двух связанных мужчин, которые к тому времени уже пришли себя, и пытались подняться с пола. Однако эти люди были спутаны на совесть, так что их безуспешные попытки встать хотя бы на четвереньки, или же освободиться от затолканного в рот шарфа Юрл враз прекратил парой коротких, но сильных пинков.

В полутемном коридоре Олея и Бел едва ли не столкнулись с Архом, которого под руки тащили Рыжак и Сандр, а вслед за ними шел Иннасин-Оббо. При одном только взгляде на бывшего командира Олее стало жутко, и дело тут было даже не в том, что Арх был здорово избит: бывший командир был полностью сломлен как человек. Это трудно объяснить словами, но факт был налицо: за то недолгое время, что Юрл допрашивал Арха, у высокородного что-то безвозвратно надломилось в душе, и женщина не хотела даже думать о том, чем это вызвано.

Оглядев комнату, из которой только что вывели Арха, Олея прислонилась стенке. Здесь просто-таки веяло кровью, болью и страхом... Женщина растерянно посмотрела на Бела.

— Бел, что же будет дальше?

— То есть как это — что? Как и велено, будем тут порядок наводить.

— Я не это имела в виду!

— Да понял я, что ты хотела сказать. Только любому и без слов понятно, что в нашем отряде с сегодняшнего дня или командир поменяется, или же нас будет на одного человека меньше. Скорей всего, оба эти события произойдут одновременно.

— Ты думаешь...

— Я думаю, что нам давно пора начать прибраться... — и Бел, взяв какую-то тряпку, будто ни в чем не бывало, принялся оттирать с пола кровавые пятна.

Великие Боги, — отстраненно подумала Олея, — Великие Боги, зачем только я согласилась на эту поездку? Надо было упираться до конца... Впрочем, надо смотреть правде в глаза: меня бы все равно заставили это сделать, только вот о том, к каким способам могли прибегнуть для этого... Ой, не стоит забивать голову вопросами, ответ на который боишься услышать! На ум приходит другое: что же будет дальше?

Однако у нее из головы не выходили слова Бела. Хм, а ее охранник — что он за человек? Бывали дни, когда она слышала от него не больше пары слов, зато его спокойный, чуть равнодушный взгляд ощущала на себе постоянно. Не сказать, что Бел постоянно был мрачен, или угрюм — нет, он молчалив сам по себе, как сказал бы отец Олеи, "просто у человека такой характер", и оттого к числу интересных собеседников его было никак не отнести. Да и на подначки и грубоватые шутки товарищей по отряду от никак не реагировал, пропускал их мимо своих ушей. Во всяком случае, мужчины принимали его таким, как он есть, немногословным и знающим свое дело. Недаром любого другого, поручи ему охранять бабу, замучили бы насмешками и грубоватыми шутками, а вот с Белом проделывать такое было просто неинтересно — ну, стоит ли поддразнивать парня за то, что он всего лишь честно выполняет порученное ему дело, охраняет бабу, чтоб не убежала, а до остального ему и дела нет...

Правда, надо признать: вначале его попытались несколько раз подколоть — что, мол, у бабы нянькой заделался?, но Бел никоим образом не отвечал на подобные шутки, и, как всегда, делал вид, что не слышит. Так что с течением времени все подначивания отпали сами по себе, да и шутить стало неинтересно — какой смысл изощряться в шутках, если на их нет никакой реакции?

Неизвестно, что тому причиной: равнодушно-благожелательное отношение к ней Бела, или же подспудное чувство вины перед этим человекам (все же он здорово пострадал из-за нее), но к Белу, единственному из всего отряда, Олея испытывала искреннее расположение. Нет, о симпатиях речи не шло — тут, скорее всего, имела место искренняя благодарность, а еще то, что женщины ценят в мужчинах едва ли не выше красоты и ума — это исходящее от них чувство силы и надежности, при котором любая чувствует себя защищенной от бед и горестей.

Ладно, — в который уже раз подумалось Олее, — ладно, с Белом и его словами она постепенно разберется, а вот что сейчас предпримет Юрл?

О том, чем они сейчас должны заняться, все узнали чуть погодя. Тогда весь небольшой отряд, за исключением Арха и незнакомцев, вновь собрался в одной комнате, и Юрл коротко пояснил им, что он собирается делать дальше, и Олее стало ясно, куда делся Арх и его ночные посетители — оказывается, эту троицу оставили в соседней комнате.

В первую минуту женщина не могла взять в толк, как это Юрл решился оставить их одних, но ответ на этот вопрос Олея получила почти сразу же. Юрл кивнул Иннасин-Оббо, и из соседней комнаты внезапно раздались крики, треск разбиваемой мебели, звон оружия... Как видно, теперь в дело вступил колдун. Судя по всему, в комнате Арха шло настоящее сражение. Это продолжалось не очень долго, а затем раздался одновременный крик нескольких человек — и все стихло. Олея поняла с пронзительной ясностью: там, за стеной, все закончилось... Вон как Юрл глянул на Иннасин-Оббо, а тот в ответ лишь кивнул головой — все в порядке, они убили друг друга, живых там нет, можно продолжать...

Олея уже знала, что до того времени Иннасин-Оббо полностью держал под своим контролем тех мужчин, что оставались в комнате Арха. Непонятно, загипнотизировал колдун их, или же заколдовал, но сейчас, без его дозволения, все трое не могли даже пошевелить пальцем. Они покорно закрыли на засов входную дверь, когда мужчины ушли из комнаты Арха, а потом по команде все того же Иннасин-Оббо сцепились меж собой. Драка у них пошла не на жизнь, а на смерть, причем в прямом смысле этого слова: у них был приказ убить друг друга, живыми оставлять никого нельзя... В общем, можно не сомневаться — Арх и его гости мертвы...

Все остальное, то, что произошло потом, Олея воспринимала как бы со стороны. Юрл вместе с остальными мужчинами выскочил в коридор, тем более что к этому времени до того спокойно спящий постоялый двор уже был разбужен криками и звоном оружия. Хотя в здешних местах было не принято вмешиваться в чужие дела, все же некоторые из постояльцев стали с опаской выглядывать из дверей — кто его знает, что тут произошло, и чем этот ночной шум может грозить лично им?!

Тут в игру вступил Юрл, и удивленная Олея вновь увидела перед собой все того же невзрачного человечка — верного и преданного слугу, который на этот раз едва ли не рыдал перед закрытой изнутри комнатой своего хозяина, умоляя впустить его внутрь. Ну, слов нет, до чего умело человек может перевоплощаться! Просто поразительно!

Тем временем, видя, что ничего страшного больше не происходит, из своих комнат высыпали постояльцы, чуть позже прибежали охранники. Через минуту сюда заявился хозяин постоялого двора, а вместе с ним и стражники, и только тогда взломали запертую изнутри дверь...

Олея тоже ненадолго выходила из своей комнаты, вместе с прочими постояльцами заглянула в комнату Арха: хочется ей того, или нет, а так поступить было необходимо, иначе подобное безразличие со стороны женщины выглядело бы подозрительно — все же к комнате Арха сбежались все здешние постояльцы. Да уж, зрелище... Внутри комнаты все было перевернуто, а на полу, среди обломков и рассыпавшихся монет, едва ли не сцепившись в клубок, лежали Арх и его гости, трое неподвижных окровавленных людей, и в теле каждого торчали кинжалы... На первый взгляд создавалось впечатление, что гости то ли стали избивать хозяина, то ли весьма жесткими методами пытались от него что-то добиться, а тот сумел вырваться, постарался дать достойный отпор, и вот в той схватке все трое погибли...

Прибывшим стражникам Юрл, плачущий чуть ли не в три ручья, поведал, что его хозяин весь вечер ждал каких-то своих знакомых, и когда они, наконец, заявились поздней ночью, то хозяин выставил за дверь своего верного слугу — нечего, мол, тебе тут делать, переночуешь в другом месте. А больше он, бедный и несчастный человек, ничего не знает, и ему страшно представить, как теперь он сумеет передать это жуткое известие отцу своего погибшего господина, который и без того серьезно болен! Юрл был настолько достоверен, что, глядя на трясущегося от ужаса слугу, брезгливо морщились даже стражники — дескать, вряд ли этот никчемный человечишка может хоть что-то знать.

Что же касается мужчин из отряда, то те перед стражниками только руками разводили: мы не в курсе чужих занятий, направляемся по своим делам, а этот господин со своим слугой присоединился к нам не так давно — дескать, просил разрешения идти с их небольшим отрядом. Объяснил это так: в одиночку путешествовать он не решается, но очень торопится по крайне важному делу. Кстати, за разрешение ехать вместе с ними этот господин заплатил золотом. Ну, раз такое дело, то люди в отряде ничего не имели против того, что серьезный и богатый человек напросился к ним в спутники. В дороге этот господин держался сам по себе, ни с кем особо не сходился, мало говорил, больше помалкивал, к очень многим относился с заметной опаской, общался только со своим слугой. Как видно, не напрасны были его страхи, раз с ним так жестоко расправились... В общем, извините нас, господа стражники, только вот никто из нас, и верно, ничего не знает! И потом, мы люди простые, живем в другой стране, и со знатью не общаемся — рылом не вышли, а убитый господин — в том можно не сомневаться, по происхождению из высокородных. Так что простите нас, господа стражники, но мы уверены лишь в одном — это все дела богатых людей, у них свои забавы и свои интересы, а мы люди из низов, и в проблемы господ не суемся! Со своими бы разобраться...

Те двоих убитых, что ночью заявились в эту комнату, раньше никто не видел, хотя один слуг сказал, что один из этой парочки, кажется, вчерашним вечером неподалеку отирался, к этому господину за чем-то подходил... Может, жертву себе приглядывал, или еще по какой-то надобности тут находился... Непонятно, в общем.

Стражники устроили обыск в комнате убитых, и нашли там кое-что весьма интересное. Мало того, что у этого господина, как оказалось, с собой были прихвачены большие деньги — вон, сколько их на полу рассыпано!, так еще и на столе, рядом с кошельком, почти до половины заполненном золотыми монетами, лежал пергамент, написанный, правда, на иностранном языке. Ну, стражники — люди опытные, с первого взгляда определили, что это какой-то договор, только вот еще неподписанный. Дело прояснялось: похоже, две стороны должны были подписать меж собой какое-то соглашение, только вот в последний момент, как видно, в цене не сошлись, или же что-то не поделили, а дальше и так понятно, что могло произойти. Парни молодые, горячие, слово за слово, вскипела обида, уступать никто не хотел, конфликт обострился, вот и сцепились друг с другом, а потом все пошло совершенно непредсказуемо... Если коротко, то в произошедшем этой ночью нет ничего нового, обычная история, с которой стражники сталкиваются не так и редко, только вот до убийства в таких случаях доходит далеко не всегда.

Судя по всему, стражники не знали, как им следует поступить в этой ситуации: все же по дорогам нападения на проезжающих случались не так и редко, но вот убийство на постоялом дворе — это уже чересчур, и концы тут вряд ли можно быстро найти. Кроме того, уже сам хозяин придорожной гостиницы стремился замять это дело — зачем его заведению такая плохая слава?! Дескать, давайте это дело решим тихо... Да еще и слуга убитого, этот невзрачный человечек, вытирая горькие слезы, умолял отпустить его для того, чтоб он привез сюда отца своего погибшего хозяина — дескать, похоронит старик сына, как полагается, или же на его могиле поплачет. И потом, кто знает, вполне может случится так, что отец знает о делах сына и догадается, кто к его смерти свою руку приложил, о том и вам расскажет, вряд ли что утаит... Отпустите, мол, меня, люди добрые, я в три-четыре дня уложусь, но отца своего господина сюда доставлю! А чтоб вы не сомневались в моих словах, я здесь пока что все добро своего хозяина оставлю, и его коня, и оружие, и деньги... Ну, а когда отец убитого приедет, то он разом все и заберет.

Похоже, предложение слуги пришлось по вкусу и стражникам, и хозяину постоялого двора: что ни говори, а прекрасный конь убитого стоил ой как дорого, да и оружие тянуло на весьма неплохие деньги, и золота в той комнате осталось немало... В жизни может быть всякое, и уже слуга может сгинуть в дороге (хотя и не стоит об этом думать!), тогда все оставленное добро пойдет в карман хозяину постоялого двора и стражникам, и думать о таком невыносимо приятно...

Эти грешные мысли, как и понимание стражниками той простой истины, что совершенное ночью убийство легко не раскрыть — все эти доводы сделали свое дело. Хорошенько дав для острастки дрожащему слуге по шее, стражники приказали ему с самого раннего утра мчаться за отцом его господина во весь опор, чтоб как можно быстрей доставить его сюда. Вот с ним, дескать, мы и поговорим, а беседовать с тобой — дохлое дело, все одно ничего не знаешь и не понимаешь, тупица...

Вместе с ним, едва только рассвело, стали собираться и люди из отряда. Стражникам было сказано так: вы уж нас извините, мы все понимаем — вы имеете полное право допрашивать и проверять, мы к вам никаких претензий не имеем, только вот нам больше сказать нечего — что знали, то честно выложили, ничего не утаили, а после сегодняшней ночи никому тут оставаться не хочется. Так что мы с утра отправимся дальше, и чем раньше в дороге окажемся, тем будет лучше, да и до места быстрее доедем. Впрочем, сегодня на постоялом дворе постояльцев особо и не удерживали — понимали, что после ночного убийства каждому хочется оказаться подальше отсюда. На всякий случай...

Но вот в комнату к Арху стражники не пускали никого — мол, нечего посторонним делать на месте преступления, там следственные действия проводятся! Вообще-то туда никто из отряда особо и не рвался, а вот что касается этих самых следственных действий... Насмешили! Ну, проводите их и дальше, тем более что Юрл еще ночью обыскал все вещи Арха, и забрал все, что счел нужным и необходимым. Каждому в отряде понятно, чем именно сейчас стражники занимаются в соседней комнате: эти так называемые следственные действия представляют собой не что иное, как сбор золотых монет из углов, и выколупывание их из щелей и трещин на полу. Что ни говори, а Юрл не напрасно старался, умело разбрасывал по комнате монеты, создавая впечатление, что часть золота случайно рассыпалась на полу в пылу схватки. В общем, страже сейчас явно не до нескольких чужестранцев, которые не имеют к этому делу никакого отношения, так что чем быстрее все посторонние уберутся с этого постоялого двора, и чем меньше рядом будет чужих глаз — тем лучше для всех.

Лишь когда отряд вновь оказался за пределами постоялого двора — только тогда Олея сумела перевести дух. Ей все время казалось, что их всех вот-вот схватят, недаром стражники так грозно на них смотрели. Пока что выспрашивать хоть кого-то из своих спутников подробности о том, что же, собственно, произошло, не было ни времени, ни возможности. Хотя к тому времени Олее многое было понятно, тем не менее, оставалось надеяться только на то, что Юрл окажется более разговорчивым, чем Арх, и ответит своим подчиненным на кое-какие вопросы.

Все так и оказалось. Когда к полудню они остановились для отдыха, то Юрл, окончательно скинувший с себя образ незаметного слуги, коротко пояснил людям то, что, собственно, происходит, хотя о многом к тому времени они стали догадываться и сами. Олее же от этого понимания в очередной раз стало не по себе...

А дело обстоит так: у Правителя Танусии имеется младший брат, который тоже очень хотел бы иметь корону на свой голове, да и третий человек из все той же королевской семьи — родная сестра Правителя постоянно грезила точно такими же мечтаниями. Впрочем, одними напрасными мечтаниями дело не ограничивалось, так что при дворе соседней страны постоянно крутились то заговоры, то плелись интриги, которые имели единственную цель — скинуть братца с престола и сесть туда самим. Вполне естественно, что, постоянно видя подобное, Правитель Танусии вовсе не пылал страстной любовью к своим родственникам, и не раз всерьез задумывался о том, как бы хорошенько приструнить единоутробную родню, только вот сделать подобное без ущерба для своего престижа не так просто.

Тогда же по тайным каналам в Танусию пришло сообщение о том, что в соседней Руславии пропал перстень Сварга — вот тут-то родственнички забегали куда быстрей, чем обычно. Ведь появилась реальная возможность получить огромные земли, и пододвинуть братца с престола. Однако если Танусии удастся наложить свою лапу на Руславию, то она перейдет под власть нынешнего Правителя Танусии, что совершенно не устраивало его ближайших родственников — их бы куда больше хотелось самим сесть на трон Руславии, раз никак не получается взобраться на престол родной страны. Значит, надо постараться первыми отыскать пропавший перстень, и если это получиться, то потом можно будет самим диктовать свои условия очень и очень многим.

Близость к трону позволяла знать многое, и предпринять тоже можно было немало. Недаром, когда, наконец, появилась реальная возможность отправиться на поиски пропавших артефактов, брат Правителя настоял, чтоб во главе отряда, тайно направленного за перстнем, был поставлен его сын — мол, ничего личного, все для блага государства!.. Начальник тайной стражи Танусии (он же Хозяин) вынужден был согласиться, хотя прекрасно понимал, что от молодого щеголя вряд ли будет много проку. Без сомнений, с таким командиром отряд ожидает куда больше сложностей, вреда и ненужных проблем. Хозяин прекрасно понимал, что для руководства столь ответственным делом нужен настоящий профессионал, на которого можно полностью положиться, а не кто-то из членов правящей семьи, который, к тому же, имеет в этом деле свой интерес, что в подобных случаях крайне нежелательно.

Так что для исправления ситуации Хозяин предпринял свои меры, которые счел нужными. В результате за несколько дней до отъезда сломал ногу давний слуга Арха, который знал своего господина с его детских лет, и высокородному пришлось взять с собой нового слугу, в полной лояльности которого его заверили сразу несколько человек. Как и следовало ожидать, этим, будто бы полностью преданным человеком, и оказался Юрл, один из офицеров тайной стражи Танусии, и которому руководство дало самые широкие полномочия, в том числе и негласный присмотр за Архом. Если же Юрл заметит, что высокородный вздумает играть по своим правилам, вступать в договоры с противной стороной, то офицеру тайной стражи позволено было принимать те меры, которые он сочтет нужными. Ему было сказано так: важен результат, а каким образом он будет достигнут — это, в конечном счете, совершенно неважно. Главное — добудьте перстень Сварга и договор, и доставьте его в Танусию.

Правда, были опасения, что Арх заподозрит в своем новом слуге человека из тайной стражи, но тому подобное даже не пришло в голову. Невысокий человечек с бесцветной внешностью так преданно и с таким восхищением смотрел на своего молодого господина, что казалась нелепой одна только мысль о том, что этот невзрачный тип может иметь хоть какое-то собственное мнение, или же выйти из повиновения и воли своего хозяина. И уж совсем нелепо думать о том, будто этого человечка хоть кто-то воспринимать всерьез. Глядя со стороны на то, как верно и заботливо он ухаживает за своим господином, создавалось впечатление, что это один из тех преданных слуг, заполучить которых мечтает едва ли не каждый человек.

Хозяин не ошибся в своих предположениях. Племянник Правителя Танусии и в самом деле решил ухватить удачу за хвост, наплевав на все свои обещания верности и преданности трону. Впрочем, это он намеревался проделывать не один, а на пару со своим отцом. Эта парочка высокородных господ дала понять в Уреал, что у них есть весьма интересное предложение к правящему дому той далекой южной страны. Кстати, в Уреале к тому времени тоже стало известно о вероятной пропаже перстня и манускрипта, и там тоже поняли, что если это соответствует действительности, то и они могут претендовать на часть обширных северных земель. Только вот южане пока что не определились, что именно они могут предпринять, на чью сторону встать, и к кому стоит обратиться за помощью в этой непростой ситуации, все же пока что в этом вопросе еще нет полной определенности, да и отдаленность Руславии от Уреала значит немало, а общих границ у этих двух стран нет... И вот к ним пришло более чем интересное послание от племянника Правителя Танусии...

В результате долгих переговоров две стороны пришли к обоюдному решению: когда Арх находит перстень Сварга и манускрипт с текстом древнего договора, то он вступает в брак с принцессой из Уреала, и предъявляет свои права на престол Руславии. А что, согласно древнего договора он имеет на это полное право! Что касается дяди, Правителя Танусии, то вот он, естественно, будет крайне недоволен подобным раскладом, оттого что именно в его планы входило намерение увеличить земли своей страны значительной частью земель Руславии, а вместо этого он получает племянника, нагло захапавшего себе корону той страны, на которую претендовал Правитель Танусии. Понятно, что один, без поддержки со стороны, Арх вряд ли удержится на троне дольше нескольких дней, но вот при активной поддержке свежеиспеченного короля со стороны Уреала Правитель Танусии будет вынужден отступить, тем более, что на троне окажется представитель этих двух стран. Так что в результате долгих переговоров с правящим домом Уреала было решено: править Руславией будет Арх, но при всесторонней помощи представителей правящего дома Уреала. Увы, но по иному никак не получится, потому что без всесторонней поддержки со стороны молодому королю первое время не обойтись, и на троне не удержаться, потому как дядю — нынешнего Правителя Танусии, вряд ли устроит ситуация с потерей тех земель, которые он рассчитывал получить.

Что касается бывшего Правителя Руславии вместе со всей его семьей, то их лучше сразу отправить куда подальше, а что касается дяди — Правителя Танусии и остальных своих родственников... Да хрен с ними, не больно-то и нужны, сами должны понимать, что в борьбе за трон все средства хороши! Главное — успеть первым добежать до него, а победителей судить сложно. Главное — именно Арх усядется на трон, и будет править, пусть и не один, а со своей молодой женой. Вернее, с ее родственниками...

Правда, в предполагаемом договоре с правящей семьей Уреала окончательно было не урегулировано еще немало вопросов, и именно о них решении договаривался Арх в том доме, находящемся в зеленой долине, куда он сворачивал с дороги еще день назад. Так сказать, с представителем правящей династии Уреала будущий Правитель (Арху очень хотелось надеяться, что все будет именно так) утрясал последние детали той крайне важной сделки. Именно его, до тонкостей обговоренный договор о будущем разделении власти минувшей ночью и должен был подписать Арх. Один экземпляр того договора потом должен был остаться у Арха, а второй забрали бы с собой посланники Уреала.

Что было бы потом? Позже, в одном из придорожных поселков, присланный из Уреала отряд должен был забрать себе женщину-проводника, которая довела бы их до того места, где спрятан перстень Сварга, а остальные члены отряда... Они больше не нужны, и от них бы избавились со спокойной душой и чистой совестью...

— Простите... — перебил рассказчика Иннасин-Оббо. — Простите, я не понял, для чего нужно было устраивать такие сложности! Не проще ли было разом захватить нас всех, тем более, что возможностей для этого было в избытка! Например, хоть у той же долины, где Арх договаривался насчет своих дальнейших действий. Мы тогда его не один час прождали на жаре...

— Это как сказать... — чуть усмехнулся Юрл, который внешне уже никак не подходил на прежнего почтительного и безропотного слугу. — Дело в том, что до сей поры в Уреале так и не знают, кто именно из отряда ведет остальных к тому месту, где спрятаны артефакты — Арх об этом помалкивал. Несмотря ни на какие уговоры, высокородный прекрасно понимал, на что способны его будущие союзники, если им до подписания договора станет известно имя проводника. А уж если до перстня первыми доберутся они, то Арх будет им не особо нужен — так, кинут ему какую-то мелочь, и сочтут это вполне достаточным. Жаловаться же не пойдешь... Не исключено, что южане, первыми добравшись до перстня, вздумают переиграть по-иному, и на трон Руславии можно будет попытаться протолкнуть кого-то из своей семьи. Именно по этой причине до подписания договора Арх так и не сдал им проводника. На всякий случай. Возможно, он и дальше не собирался открывать им имя этого человека.

А те... Ну, логика у людей простая: ставки в игре настолько высоки, что действовать надо с максимальной осторожностью — захватить отряд, конечно, следовало бы в первую очередь, но где уверенность в том, что подобное задержание обойдется быстро и без крови, и что при этом случайно не погибнет и сам проводник, тот, кто знает дорогу к тайнику? Вернее, даже не знает, а ведет отряд по чужой памяти. И потом, не исключено, что Кварг поставил на памяти того человека особый блок, напрочь стирающий память о дороге в случае крайне опасности. А что, это вполне возможно — многие маги из южных стран подобными мерами предосторожности не пренебрегают. Так что попытка захватить отряд может привести к самым печальным последствиям, и в этом случае винить будет некого, кроме себя. Все же в жизни то и дело происходят самые разные оплошности, а ни у кого из тех, кто находится в отряде, на лбу не написано, что именно он и является тем единственным человеком, который может привести к вожделенному перстню. Так что лучше не рисковать понапрасну, а договориться по-хорошему. Или же следует набраться терпения, дождаться того момента, когда будут отысканы спрятанные артефакты, а уж потом забрать найденное.

Оттого представители Уреала и ходили чуть ли не кругами вокруг Арха, мудро рассудив — уж лучше избрать длинный и долгий путь, но зато куда более надежный. Когда речь идет о таком колоссальном выигрыше, как возможность получить власть над огромной богатой страной, или хотя бы над ее частью, то поневоле начнешь действовать с двойной, а то и с тройной осторожностью. И вообще, это полностью соответствует философии востока — побеждает тот, кто умеет ждать... Вот они и выжидают самого беспроигрышного момента.

К тому же и сама эта страна, Берен, по которой сейчас едет отряд... Хотя Берен и находится в достаточно дружественных отношениях с Уреалом, но можно не сомневаться в том, что, узнав, за какой именно надобностью появились тут представители этой соседней страны, власть Берена тоже пожелает участвовать в забеге за богатством: ведь попади к ним в руки перстень Сварга и манускрипт... О, в таком случае можно самим выставлять условия любой из этих трех стран, а уж руки на этом деле можно погреть так, что золота хватит и детям, и внукам!

— Но Арх убит, как и те двое, что пришли к нему ночью! — не выдержал Сандр. — Что сейчас подумают об этом в Уреале?

— Тут им найдется, о чем призадуматься — губы Юрла чуть тронула насмешливая улыбка. — Вариантов масса: может, Арх в последний момент решил отказаться от подписи, или же выдвинул новые условия, или же один из этих двоих, что пожаловали к нему ночью, работал на кого-то другого, и решил убрать одного из ключевых игроков, или же... В общем, те, с кем Арх вел переговоры, сейчас несколько растеряны, не могут определиться, на что думать, и гадают, в чем истинная причина произошедшего. Когда до отца Арха дойдет эта новость, он тоже не будет знать, кого ему следует обвинить в смерти сына. Однако в любом случае, в его отношениях с представителями Уреала появится большая трещина. Конечно, там рано или поздно разберутся, в чем дело, поймут, что именно произошло сегодняшней ночью, но пока что мы их опередили. Правда, не знаю, насколько... А вот что касается нас...

Юрл чуть помолчал, а затем продолжил:

— То, что случилось сегодня — это, конечно, неприятно, но самое паршивое состоит в том, что отныне за ними по пятам будут следовать люди из Уреала. Вот в этом я не сомневаюсь. Так что нам надо будет сделать все, чтоб стряхнуть их со своего хвоста, оторваться...

— Так получается, что все это время мы были под негласным надзором? — спросил Рыжак.

— Не совсем. За нами, конечно, следили, но неназойливо, и часто обрывочно. Ну, они имели представление о том, куда мы идем, так что этих коротких сведений им вполне хватало. Но вот с того момента, когда мы пересекли границу Берена — с того времени, нас, увы, пасут, и пасут довольно серьезно. У Уреала и Берена неплохие связи между собой, что в данной ситуации нас радовать никак не может.

— Я, вроде, никакого хвоста за собой не замечал — развел руками Рыжак. — А ведь я не раззява какой-нибудь!

— Так ведь вовсе не обязательно висеть за спиной у подозреваемых, будто приклеенные. Чтоб держать людей под контролем, есть немало самых разных способов.

— Что будем делать дальше? — подал голос Иннасин-Оббо.

— Выполнять полученное задание, а оно у нас не меняется: найти и доставить в Танусию то, что припрятал Кварг. Потом, как уже было сказано, каждый из вас станет богатым человеком.

Ага, — невольно подумала Олея, — ага, все они станут богатыми за счет того, что Руславия перейдет под чужое владычество. И, что самое мерзкое, она в этом тоже участвует, и тут уже не имеет значения, добровольно, или по принуждению. Боги, что же ей делать?

Глава 5

К Иорналу отряд подъехал только во второй половине дня, когда солнце уже давно перешло середину небосвода. Вернее, отряд не просто ехал, а, скорее, гнал лошадей по довольно оживленной дороге — как видно, Юрл пытался оторваться от преследователей. Неизвестно, удалось это сделать, или нет — Олея так и не поняла: сколько она не оглядывалась назад, но ничего особенного на дороге позади себя не заметила. Явно или же открыто за ними никто не гнался, и по обеим сторонам дороги, кажется, не было ничего такого, что привлекло бы к себе пристальное внимание людей из отряда. Впрочем, Юрл говорил, что для слежки есть немало самых разных способов...

А вот местность вокруг постепенно менялась: стало меньше сухой земли, появлялись настоящие луга с травой, только вот та трава на вид была весьма сухой и чахлой, которой, тем не менее, хватало небольшим отарам овец, пасущихся на этих, с позволения сказать, лугах.

И по дороге то и дело начали встречаться небольшие селения, в которых жизнь текла своим неторопливым чередом, и где никому не было дела до тех, кто проезжал по дороге. Такое впечатление, будто живущие в этих селениях люди словно отгородились прозрачной стеной от проезжающих: мол, мы сами по себе, а вы, беспрестанно едущие куда-то по дороге путники, относитесь словно бы к другому миру. Те селения состояли из невысоких глинобитных домишек, выглядевших довольно бедно, да и их обитатели богатством одежды не отличались — простая одеяния из хлопка, не очень новые, и не очень чистые. Довольно грязные дети, женщины, готовящие еду прямо у печей, находящихся во дворах с низенькими оградами, старики, сидящие на скамейках возле ворот, и равнодушно взирающие на суету мира... Правда, в тех селениях кое-где стояли дома повыше и побогаче — понятно, что это жилища местных богатеев, или же тех, кто сумел выбиться в люди.

Впрочем, Иннасин-Оббо уже предупредил всех в отряде, что в таких вот селениях считается верхом бесстыдства, если кто-либо из проезжающих попытается заговорить хоть с кем-то из местных. Если тебе что-то надо узнать, то следует обращаться к одному из стариков, сидящих на скамейках у своих домов, или же к тому человеку, который в этом селении продает проезжающим воду: вот он имеет право разговаривать с чужаками, потому как молчком не продашь ничего. Да-да, воду здесь, на дороге, проезжие обычно покупают, потому как слова "вода" и "жизнь" в этих местах означают почти одно и то же, и оттого источники воды в таких вот засушливых местах находятся, можно сказать, под неусыпным надзором тех, кто живет подле них. К тому же для местных жителей вода — это еще и источник надежного поступления денег. Пусть за ту воду брали совсем немного, но зато каждое селение имело пусть и небольшой, но постоянный источник дополнительного дохода. Конечно, проезжающим стражникам или солдатам воду давали бесплатно — это было единым правилом в этой стране, но вот если кто-то из чужаков вздумает самовольно набрать себе воды... В здешних местах подобное приравнивается к грабежу, а с грабителями во всех странах разговор одинаковый.

Да уж, для Олеи, выросшей там, где воды всегда хватало с избытком, подобное поначалу казалось диким — как же можно отказать кому-то в глотке воды!, но постепенно она смирилась с происходящим. Что ни думай, а все же это чужая страна, и тут свои законы, с которыми, хочется тебе того, или нет, но надо считаться.

И еще Олея постоянно вспоминала свой ночной разговор с Белом о том, что им надо держаться вместе, друг за друга. Конечно, Бел говорил справедливые вещи, тем более что Олея и сама побаивалась тех последствий, что могут произойти после того, как отыщется перстень Сварга и древний манускрипт. Даже ей, не сведущей в государственных делах, было понятно, что в этом случае действует один принцип: чем меньше свидетелей — тем лучше. Еще Олея прекрасно понимала, что среди этого мужского отряда она выглядит чужеродным телом, и оттого за нежданное предложение Бела ей стоит ухватиться обеими руками... Все так, только вот перед ее глазами часто вставала одна и та же однажды виденная картина — Бел, убивающий тайных стражей... Только и остается надеяться, что с ней такого не случиться.

И еще одно постоянно давило на молодую женщину. С самого начала у мужчин сложилось впечатление, что перед ними весьма недалекая девица, а природная робость Олеи и ее нежелание вступать в конфликт или в спор еще более утвердило первоначальное впечатление, что ума у этой девки совсем немного. Оттого и отношение к ней было почти что как к полной дуре, без которой до определенного времени, увы, не обойтись. Как это ни неприятно звучит, но отчего-то подобное мнение о ней все более и более укреплялось, и было ясно, что положение Олеи со стороны выглядело так: хотя эта женщина раздражает очень многих из находящихся в отряде мужчин, но с ее присутствием они, к несчастью, вынуждены считаться. Но вот как только нужда в ней отпадет... Олея прекрасно понимала, что после она вряд ли может рассчитывать на их защиту и охрану — в той сложной игре, куда она попала помимо своей воли, мелочь, подобная ей, перемалывается, не глядя. Да и лишние свидетели того, как искали пропавшие артефакты, победителям вряд ли будут нужны...

Город, с его высокими башнями и островерхими куполами постепенно вырастал из-за горизонта, да и народу на дороге прибавилось, и все направлялись в Иорнал, в тот город, который когда-то в лесной избушке (сейчас кажется, что все это было немыслимо давно) вспомнила Олея. Вернее, тот далекий город, который сейчас появлялся перед глазами женщины, тогда, в лесной избушке, видела не она, а Кварг, тот человек, что когда-то прошел в здешних местах, и вложил память об этой дороге в голову Олеи. Возможно, в городе женщина и увидит нечто знакомое, но пока что она вокруг себя никак не могла узреть ничего нового — все та же пыль, жара, песок, сухой ветер, не приносящий облегчения...

Высокие ворота на въезде в город не просто отливали холодным металлическим блеском, а просто сияли под ярким солнечным светом так, словно были сделаны из серебра. Надо же, — невольно подумалось Оле, — надо же, богатый, видно, этот город Иорнал, если может позволить себе такое богатство — ворота, целиком отлитые из этого благородного металла! Хотя... Нет, это явно не серебро: оно на воздухе чернеет, а здесь металл сверкает, словно полированный. Так что эти крепкие красивые ворота, судя по всему, изготовлены из какого-то металлического сплава, по цвету очень напоминающего серебро. Кстати, чуть позже Иннасин-Оббо сказал им, что эти ворота, и верно, называются Серебряными, а с противоположной стороны города находятся Золотые Ворота. Ну да, верно, Золотые Ворота — это те, которые Олея уже видела ранее — именно через них Кварг когда-то покинул Иорнал, отправляясь куда-то дальше...

При въезде в город народу хватало, да и к толкотне здесь, похоже, привыкли, так что небольшой отряд вряд ли мог привлечь к себе особое внимание стражников — к чужестранцам, здесь, похоже, привыкли, что вполне объяснимо: все же Иорнал считался крупным торговым городом. Олея вновь и вновь оглядывалась по сторонам, но, опять-таки, напрасно — если за ними и следили, то в этой толкотне заметить подобное довольно сложно.

— Куда теперь? — повернулся Юрл к Олее, стоило им оказаться в городе.

— Не знаю... — растерянно сказала та. — Я могу узнать то место, только если увижу его своими глазами. Воспоминания... Я же говорила — у меня они начинаются с середины широкой улицы...

— Которая ведет к площади... — подхватил Иннасин-Оббо. — Вернее, к высокой башне, сложенной из красного камня. Помню, помню... Я уже говорил, что ранее несколько раз бывал здесь. Что тут скажешь: Красная башня находится как раз в середине города, и к ней с четырех сторон ведут дороги, две широкие, и две поуже. Думаю, что нам надо направляться к одной из тех, что пошире — все же Кварг, едва очутившись в Иорнале, скорей всего, от Серебряных Ворот сразу же направился к выходу из города, к Золотым Воротам. Так? — глянул колдун на Олею.

— Не знаю точно, но, похоже, Кварг в этом городе не задерживался... — чуть призадумавшись, ответила женщина. — Мне почему-то кажется, что он стремился как можно быстрее покинуть это место...

— Значит, поступим таким образом... — Юрл огляделся по сторонам. — Иннасин-Оббо едет первым, за ним я и Олея, а остальные не должны отставать от нас. В чужие разговоры не встревать, на торговцев внимания не обращать. Все понятно?

— Да.

— Олея, если что вспомнишь, сразу же говори.

— Хорошо...

Надо же... — подумалось женщине, — как, однако, это странно и непривычно — видеть мир чужими глазами... Впрочем, сейчас до ее чувств и ощущений никому не было никакого дела.

Незнакомый город, множество небольших глинобитных домиков, паутина узких улочек, отходящих от той широкой улицы, по которой они передвигались... Здесь все совершенно не похоже на ее родной город, где дома каменные или деревянные. Да уж, — в который раз пришло в голову Олее, — в таких домиках из глины на севере зиму точно не пережить. Да и сами эти легкие домишки быстро растрескаются от тех сильных морозов, какие стоят зимой в Руславии.

Однако ближе к центру города и здесь стали появляться высокие каменные дома, обнесенные крепкими стенами, за которыми были видны кроны фруктовых деревьев, или беседки, обвитые причудливыми растениями. Мощеные камнем широкие улицы, множество людей, переплетение узких пыльных улочек, которые, в отличие от главных улиц города, были покрыты чуть ли не слоем грязи и мусора... Шумное место, наполненное непонятными звуками, криками, запахами, незнакомыми языками... Надо отметить, что на кое-каких улицах Иорнала об аккуратности и порядке знали, похоже, только понаслышке. Грязь, вонь, дым от приготавливаемой чуть ли не на улице еды... Как тут люди живут и не задыхаются — для Олеи это оставалось загадкой!

Заглядевшись по сторонам, женщина даже не поняла, как они оказались на широкой улице, по обеим сторонам которой располагались шумные торговые ряды. Прямая, как стрела, она была совсем не похожа на те извилистые узенькие улочки, по которым отряд ехал все это время.

Иннасин-Оббо повернулся к Олее.

— Это она? Та улица, которую ты видела?

— Не знаю. Похоже...

— То есть как это — не знаю? — недовольно буркнул Сандр. — Блондинка, у тебя что, еще и с памятью проблемы? Что, так трудно вспомнить, та это улица, или нет?

— Говорю же — похожа! А вот она это, или нет — этого я сейчас сказать не могу!

— Блондинка... — презрительно процедил Сандр.

— Ладно, едем дальше, а там разберемся! — и колдун направил вперед своего коня, а остальные тронулись за ним.

Похоже, здесь, на этой улице располагалось что-то вроде рынка, оттого и народу хватало, а уж чем тут только не торговали! Фрукты, овощи, пряности, лекарства, одежда, упряжь, кожа, хворост... Судя по всему, товары здесь можно было перечислять до бесконечности. Олее очень хотелось сойти со своего коня, и повнимательней рассмотреть то, что было разложено и на прилавках, и на земле. Тут уж ничего не поделаешь — неистребимое женское любопытство!

А уж как тут торговались! Можно сказать, с упоением, просто до крика и взывания к небесам с поднятием рук и закатыванием глаз! Это тем более удивительно, что местные жители ранее всегда казались молодой женщине спокойными и невозмутимыми людьми. Складывалось впечатление, что торговцам и покупателям был важен не столько сам товар, сколько спор о скидывании первоначальной цены с этого товара. Можно подумать, что все свои столь долго сдерживаемые эмоции люди выплескивали именно здесь, в шумном и многоголосом месте.

Да и сами торговые ряды, на взгляд Олеи, располагались не совсем так, как на ее родине. В Руславии на рынках для каждого товара был свой ряд: мясной, хлебный, кожевенный, овощной... И за порядком и чистотой там следили строго, могли и наказать, если стражникам что-то не понравится. А тут, если можно так выразиться, все было вперемежку: оружейная лавка располагалась подле торговцев лепешками, у которых только что испеченные широкие кругляши стопками стояли в пыли на мостовой. Рядом продавали необыкновенной красоты ковры, расстелив их прямо на грязной земле, а стоящий рядом ослик, запряженный в тележку с арбузами, только что не наложил кучи навоза на эти самые ковры... И тут же мужчины, одетые в довольно засаленную одежду, готовили в большом котле еду, похожую на кашу с мясом и овощами, причем повара чуть ли не голыми руками вытаскивая из котла упавших туда мух, и тут же раскладывая эту самую кашу покупателям в грязноватые тарелки, которые перед тем и не подумали помыть после очередного едока...

Пораженная Олея только вертела головой по сторонам. Похоже, что у нее был такой озадаченный вид, что колдун усмехнулся.

— Что, никогда не видела восточного базара? И не слышала о нем?

— Откуда!.. — искренне вырвалось у Олеи. — А с чего они все так отчаянно шумят? Я, конечно, слышала о том, что на востоке принято торговаться, но не так же громко и не с таким... вдохновением!

— Вот именно, с вдохновением! Запомни: торговаться — здесь это неотъемлемая часть покупки. Те иноземцы, кто, не зная правил, покупает что-либо, не торгуясь, на востоке не пользуются уважением. Это, хотя и выгодно для торговцев, но не интересно. Скажем так: игра идет не по принятым здесь правилам...

— Ой! — внезапно ахнула Олея, остановив свою лошадь. — Ой! Кажется, это, и верно, здесь!.. Именно с этого самого места у меня и пошли те самые воспоминания...

И действительно, тогда, в лесной избушке, она впервые увидела эту широкую и шумную улицу с того самого места, где отряд находился сейчас. Поразительно!

— Ты не ошиблась? — удивительно, но в голосе Юрла проскальзывали нотки надежды.

— Нет! Смотрите, мы проехали чуть ли не до середины этой улицы, или как там она называется... Дальше, с правой стороны, должна быть лавка с лекарствами, потом ювелирная, затем кузнецы... А с левой лавка менял, затем торговец притираниями, и находится подряд несколько лавок с одеждой...

— Хорошо, если все действительно обстоит именно так! — тряхнул головой Юрл. — Ну, раз такое дело... Поехали дальше!

Поехали... Теперь те воспоминания, что когда-то, помимо воли женщины, оказались в ее памяти, стали оживать перед глазами. Олея точно знала, что Кварг проходил этими местами, когда, очевидно, уносил с собой перстень Сварга и пергамент с договором. Да, верно, сейчас в памяти молодой женщины появились четкие воспоминания об этом городе, как и понимание того, что Кварг очень торопился покинуть Иорнал. Он будто стремился как можно быстрей уйти отсюда, словно чего-то боялся. Его можно понять — слишком опасный и дорогой груз был в его руках. И еще он опасался погони... Ой, а это что за ругань перед въездом на площадь видел тогда Кварг? А, все ясно...

— В конце этой улицы, неподалеку от площади, находится пост стражников... — Олея и сама не поняла, как у нее вырвались эти слова. — Придется сойти с лошадей...

— Почему? — нахмурился Юрл.

— Почему? — Олея чуть задумалась. — Тут недавно принят закон, что любой человек, появляющийся на площади Красной башни, должен быть пешим. Коня можно вести только под уздцы. Не знаю, с чем это связано, но если выедешь на площадь верхом на лошади... В этом случае тебя ожидает или тюрьма, или огромный штраф. На глазах у Кварга одного из таких незнающих закон поволокли в тюрьму...

— Она права... — колдун, произнося это, даже не обернулся. — Я краем уха слышал об этом недавно принятом нововведении, но, честно говоря, совсем про него забыл. Весьма неприятно признавать собственную рассеянность... Хорошо, что наша дама вовремя предупредила об этом, а не то хватало бы нам бед с местной стражей! Тут народ такой ушлый, что парой монет не отделаешься. Правда, идти пешими большое расстояние не стоит — ворье в здешних местах такое, что подметки на ходу срежут! Только вот где нам лучше сойти на землю? Ну, чтоб не нарваться на неприятности? То бишь на стражников...

— Вон там, где лавка с длинным навесом... — кивнула женщина. — В том месте еще можно спокойно слезть с лошадей, не опасаясь, что к тебе придерутся. А после той лавки, шагов через пятнадцать, и находятся стражники...

Когда же они оказались на площади, то у Олеи от восхищения перехватило дыхание. Конечно, в ее памяти жили воспоминания Кварга, но увидеть наяву столь необычную красоту — это совсем другое дело! Тот, кто построил эту потрясающую башню — он, без сомнений, был гениальнейшим человеком с удивительным и необычным чувством прекрасного.

Высокая башня, словно бы устремленная в небеса, была сложена из гладких мраморных плит удивительного красного цвета, чем-то напоминающего застывшую кровь, а длинные узкие окна башни состояли из множества крохотных кусочков стекла, опять-таки, красного цвета, сложенных в прихотливые узоры, которые было сложно рассмотреть и уж тем более трудно понять, что же такое там изображено.

Неизвестно почему, но у женщины создалось такое впечатление, будто это не творение людских рук, а немыслимо огромная капля крови, упавшая с небес, и словно бы застывшая в своем стремлении вновь уйти в небеса, в отчаянной и безуспешной попытке покинуть эту грешную и недостойную ее землю. Подобное чувство словно подчеркивалось и самой площадью, той, на которой находилась башня — широкое ровное пространство было сплошь выложено (как и помнилось Олее) треугольными плитками непроницаемо-черного мрамора.

Сочетание красного и черного... Это жутковато само по себе, а на фоне окружающих площадь белых строений черная площадь с возвышающейся посреди нее кроваво-красной башней производила на людей неизгладимое чувство, похожее на смесь восторга и страха. Казалось, словно кусочек чужого, незнакомого людям мира оказался на сжигаемой безжалостным солнцем земле, и, помимо воли, зачаровывает всех непонятной и немыслимой красотой, притягивая к себе непостижимым совершенством. Хотелось преклонить колени перед этой удивительной картиной, склонить в смирении голову, и думать только о собственной незначительности в этом великом и непонятном мире.

А еще отчего-то возникало желание подчиняться тем, кто находится в этой красной башне, кто верно и преданно служит ей, и несет свет ее знаний в этот несовершенный мир... Недаром часть площади была занята коленопреклоненными людьми, которые, несмотря на жаркое солнце, о чем-то страстно молились. Еще у башни были заметны люди в красных одеждах — по всей видимости, охрана и жрецы... Да, народу тут хватает, как молящихся, так и охраны.

Бросив по монете в большие чаши для подаяний, и держа лошадей под уздцы, путники вместе с другими людьми пошли по площади, вернее, по ее окружности. Каждый из тех, кто оказывался на площади у Красной башни — все обычно обходили ее по краю, не желая ступать по треугольным плиткам, находящимся ближе к середине площади — там было место для молящихся, да и отчего-то страшновато было идти по завораживающе-черному мрамору. Хотя башня притягивала к себе взгляды, все же старались лишний раз в ее сторону не глядеть. Отчего? На всякий случай...

Невольно вспомнились рассказы Иннасин-Оббо о том, что в этой башне собраны как большие сокровища, так и древние знания, оберегаемые здешними жрецами. Естественно, что служители Красной башни на ее охране не экономили, и для этого было немало причин. Говорят, очень многие ученые или же колдуны из разных стран страстно мечтали ознакомиться с хранящимися в Красной башне манускриптами, только вот допускали в это заветное место далеко не каждого, и не просто так. Правило было такое: хочешь изучить находящиеся там древние книги — принеси взамен что-то из равноценных знаний. Или же достойные Красной башни сокровища...

Поговаривали, будто находились такие дерзкие и отчаянные сорвиголовы, что желали просто нагреть руки на сказочных богатствах, хранящихся в этой таинственной Красной башне. Ну, тех, кто не думает о последствиях своих поступков, всегда хватает. Естественно, эти самонадеянные люди в призрачной надежде обогатиться за счет храмовой казны, не раз пытались забраться в Красную башню, и, как говорят, это получалось у всех, кто решался пойти на подобную глупость. Почему глупость? Дело в том, что попасть внутрь башни им не препятствовали, а вот назад не вышел ни один из тех, у кого хватило ума пожелать запустить свои руки в сундуки с храмовым добром — тамошние охранники свое дело знали не просто хорошо, а очень хорошо. По словам Иннасин-Оббо, об умении и ловкости охранников Красной башни рассказывали чуть ли не легенды, и часто ее служителей нанимали для выполнения особых заданий, или же для охраны. По слухам, эти люди не допускали промашек. Да и сами жрецы Красной башни за последнюю сотню лет сумели приобрести немалое влияние в Берене, и их побаивались даже очень знатные и богатые люди...

Когда же отряд миновал площадь, Олея почувствовала, как с души у нее словно свалился тяжелый камень — все же это необычное место, непонятно отчего, но очень подавляло людей. Кажется, это чувствовали даже мужчины... Наверное по этой причине с того самого момента, как они оказались на площади, Олея чувствовала себя так, будто стала находиться под чьим-то холодным пристальным взором, и это чувство было настолько реальным, что женщина явственно ощущала на себе неприятный взгляд, от которого невозможно было спрятаться. Когда же отряд ушел с этой площади, то даже мужчины с облегчением перевели дух — у каждого с плеч будто бы свалилась непонятная тяжесть. Странное место...

Ну, а дальше, за этой площадью, вновь оказалась широкая торговая улица, все так же запруженная людьми, и ничем не отличающаяся от той шумной и полной толкотни то ли улицы, то ли торговых рядов, по которым они проехали совсем недавно. Можно сказать, что перед глазами людей вновь появилось повторение удивительного восточного базара. И хорошо, просто замечательно, ведь по воспоминаниям Кварга эта улица чуть ли не прямо ведет к Золотым воротам — выходу из этого города.

Небольшой отряд благополучно добрался почти до конца торговых рядов, когда Юрл внезапно придержал своего коня.

— Надо прихватить в дорогу что-то из еды — мало ли что может случиться... Сандр, видишь пекаря в сером халате? Купи у него лепешек, и побольше — на вид они выглядят неплохо, а ты, Рыжак, вон у того старика сторгуй две-три связки красных луковиц. Да, возьми только те, что покрупней! Но, парни, сделайте это как можно более быстро, долго не торгуйтесь! Я тоже кое-что прикуплю, и сразу же поедем. Чем скорей покинем Иорнал, тем будет лучше!

Стоило мужчинам отойти, как возле них оказался какой-то торговец фруктами, причем его товар был далеко не самого свежего вида. Вначале мужчина сунулся к Иннасин-Оббо, но, получив отпор, попытался всучить свои порядком подгнившие фрукты Белу, да еще при этом кивнув головой в сторону Олей — мол, порадуй женщину, купи спелых плодов! Да уж, какие там спелые — товар мужчины выглядел достаточно неприятно, и никак не производил на покупателей хотя бы мало-мальски пристойного впечатления. Бел, чуть усмехнувшись, взял из корзины торговца пару персиков, посмотрел на белую плесень, покрывшую один из плодов, покачал головой и бросил их назад, в корзину торговца — мол, совесть надо иметь, а не предлагать свой давно испорченный товар проезжим людям. Глядя на то, с каким недовольным видом отходит от них незадачливый продавец, Олее только и оставалось, что мысленно разводить руками — совсем совести у человека нет, такую гниль пытается всучить иноземцам! Да в Руславии такому торговцу стражники шею бы намылили в два счета, и никто бы этого пройдоху жалеть не стал!

Сидя на коне, Олея смотрела на толпу вокруг, на Сандра и Рыжака, которые покупали лепешки и лук, а затем перевела взгляд на Юрла. Тот остановился возле старика, продающего нечто похожее на небольшие продолговатые шарики или катышки, и тоже стал торговаться. Впрочем, много времени у него это не заняло. Смахнув в полотняной мешочек всю кучу этих непонятных катышков, лежащих перед стариком, Юрл направился к коню, при этом брезгливо оттолкнув хватающего его за руку нищего в рваной одежде, состоящей, кажется, из одних лохмотьев. Но нищий все одно не отставал, что-то беспрерывно бурча, и раздраженный Юрл все же бросил ему монету в мятую железную чашку, которую тот протягивал ему дрожащей рукой. Однако это произвело самое непредсказуемое впечатление: уже с десяток находящихся рядом нищих бросились к чужестранцам, требовательно крича, и протягивая свои чаши для подаяний. Н-да, подобной настырности от нищих Олее раньше видеть не доводилось — в Руславии такие вот бедняки сидели на месте, и за каждую брошенную им монетку покорно благодарили дающего, а здесь эти люди просто требовали денег, причем настроены были весьма решительно. Пожалуй, никому из отряда сейчас и с места сдвинутся не дадут, будут нагло требовать подаяния. Дело кончилось тем, что Юрл, вскочив на своего коня, швырнул в толпу попрошаек пригоршню мелких медных монет, и тут же тронулся с места.

Всего несколько шагов лошади — и Юрл, вновь обернувшись, опять швырнул в толпу позади себя пригоршню монет, только в этот раз там, кроме меди, сверкало и серебро. Еще несколько мгновений — и на землю полетела еще одна пригоршня монет, а потом еще...

Уже отъехав на какое-то расстояние, Олея оглянулась. Позади них была даже не драка, а самое настоящее сражение, которое прямо на глазах разгоралось все больше и больше. Куда-то пропала извечная восточная невозмутимость, и сейчас из-за рассыпанных на земле мелких монет схватка меж людьми шла не на жизнь, а на смерть, причем в ход шли кулаки, палки, и все, что попадалось под руку дерущимся. Нищие, торговцы, мальчишки, даже парочка стражников — все сцепились в одну кучу, и желающие поучаствовать в дележке монет все прибывали и прибывали, а уж крики, треск разбиваемой глиняной посуды, и вопли животных стояли такие, что у всех слышавших закладывало уши. Непонятно отчего, но Олее в голову пришла странная мысль: если даже в этом городе за ними кто-то следил, то, вряд ли этот кто-то сейчас сумеет следовать за ними — улица полностью перекрыта сражающимися меж собой людьми, и в ближайшее время она вряд ли закончится. Невольно пришло в голову — а не специально ли Юрл устроил подобное столпотворение?

Дальше они поехали довольно быстро, стремясь как можно скорее оказаться у ворот города. А пока что вокруг них были высокие белые стены, из-за которых кое-где виднелись крыши больших домов и богатых особняков, часто покрытых вьющимися растениями. Ну, а маленьких бедных домишек тут почти не встречалось — видимо, в этом месте города селились только обеспеченные и знатные люди. Помимо своей воли, женщина искала глазами те необычные цветы, что так понравились ей в воспоминаниях Кварга — как помнится, это были роскошные белые грозди удивительной красоты. Увы, как Олея не вглядывалась, но так и не заметила так запомнившихся ей белых цветов с синей сердцевиной. Других цветущих растений, тоже очень красивых и непривычных взору северянки — их хватало, а вот тех... Наверное, они уже отцвели. Жаль, ей так хотелось увидеть их воочию...

Правда, в двух-трех местах ворота, ведущие во внутренние дворы этих особняков, были чуть приоткрыты, и путешественники краем глаза заметили ухоженные дворы с фонтанчиками журчащей воды, фруктовыми деревьями, стрельчатыми беседками, розариями, клумбами с восхитительными цветами... Все это было настолько красиво, и так поражало взор в этом знойном и жарком городе, что оставалось только искренне восхищаться тем, как живущие в жаре и духоте люди сумели превратить свои жилища в сказочные зеленые островки. Конечно, и трудов и денег здесь было вбухано ой как немало! Например, Олею привели в настоящий восторг всего лишь мельком увиденные высокие кусты, сплошь покрытые красными, былыми и розовыми соцветиями, и все это находилось на одном растении! Поразительно! Как бы ей хотелось иметь такой удивительный кустик в саду подле своего дома! Без сомнения, соседи со всей округи ходили бы смотреть на эту необычную чужеземную красоту, как на какое-то чудо! Но, похоже, это все пустые мечты: даже если каким-то непонятным образом удастся привезти такой вот кустик в Руславию, то нежное южное растение вряд ли сможет пережить ледяные северные зимы, да и как же далеко отсюда находится он, дом ее родителей...

Впрочем, долго забивать свою голову здешними красотами и собственными бедами Олее было некогда — надо смотреть по сторонам, и сравнивать то, что она видит перед своими глазами с тем путем, которым не так давно в этом городе прошел Кварг, уходя из Иорнала. Пока что улицы, которыми их вел колдун, полностью совпадали с той, невольно оказавшейся в ее памяти дорогой.

А, вот и они, те самые Золотые Ворота. Наконец-то добрались и до них! Значит, Иорнал они проехали полностью, пересекли его по-прямой... Все то, что сейчас видела Олея, до тонкостей совпадало с живущими в ее памяти воспоминаниями: высокие, крепкие створки, нестерпимо, до рези в глазах, сверкающие под солнечными лучами. Неужели они покрыты настоящим золотом, или это какой-то сплав, наподобие того, из которого сделаны Серебряные Ворота? Что-то не верится, будто кто-то (будь он и того богаче) мог пустить столько золота на всеобщее обозрение. Или все же эти ворота, и верно, покрыты золотым листом? Глаза не обманешь: под лучами солнца так ярко блестеть может только настоящее золото...

Без сомнения, этот вопрос интересовал и остальных, и первым не выдержал Рыжак. Еще не доезжая до ворот, он спросил:

— Слышь, Иннасин-Оббо, ты ведь уж бывал здесь... Эти ворота — они что, и верно, сделаны из чистого золота?

— Что, — хмыкнул, не оглядываясь, колдун, — что, впечатляет?

— Да-а... Еще как! Так они действительно золотые?!

— Ну, будь они сделаны из золота, то их давно бы вынесли отсюда вместе с каменной стеной! — усмехнулся Иннасин-Оббо. — Никакая стража бы не удержала! Желающие обогатиться зубами б куски выгрызали!.. Нет, это не настоящее золото, а всего лишь обычное покрытие сусальным золотом, но, тем не менее, смотрится замечательно. Чтоб вы знали — это сусальное золото сюда из Руславии привезли, в здешних местах его делать не умеют. А сами ворота изготовлены из какого-то металла с желтоватым отливом. Между прочим, постоянно находятся идиоты, которые стараются отпилить от ворот хоть кусочек — никак не могут поверить, что здесь всего лишь тончайшее золотое покрытие, и ничего более.

Все же, — подумалось Олее, — и все же недаром эти ворота были названы Золотыми. Даже зная, что золота на них совсем немного, женщина все одно любовалась этим удивительным творением людских рук. Прикрыв глаза рукой от яркого солнца, Олея с восхищением рассматривала сверкающие на солнце створы ворот. Что ж, внешне они выглядели иными, совсем не похожими на Серебряные Ворота. Те были довольно массивные, простых, строгих, и даже чуть грубоватых форм. Тут же куда более легкие и изящные переплетения, да и сами ворота производят впечатление восточной изысканности, выглядят, словно одно из величайших в мире сокровищ! Тем временем Иннасин-Оббо продолжал:

— Кстати, сусальное золото из Руславии сюда по-прежнему везут — в здешних местах постоянно находится уж очень много желающих хоть немного, но поковырять золото на воротах! Как стража таких любителей дармовщинки не гоняет, как тюрьму их не спроваживает — ничего не помогает! Так что эту красоту постоянно царапают, вот и приходится то тут, то там вновь восстанавливать золотое покрытие...

Народу перед Золотыми Воротами хватало, и в основном это были бедно одетые люди, которые тоже шли к выходу из города. По всей видимости, это были крестьяне из окрестных селений, которые, продав в городе свой нехитрый товар, отправлялись домой, стараясь успеть до захода солнца дойти до своих селений. Впрочем, они безропотно уступали дорогу конным всадникам, так что отряд передвигался довольно быстро.

К этому времени Олея уже знала, что в здешних местах человек, едущий верхом на хорошей лошади, считается кем-то вроде настоящего господина, стоящего над толпой, и перед такими важными людьми простым жителям принято уступать дорогу. Именно по этой причине отряд без задержки добрался до Золотых Ворот. Отчего-то Олея боялась, что их остановят стражники на выезде из города, но все обошлось, и отряд спокойно миновал сверкающие золотым блеском ворота, а затем скорым шагом направился дальше, обгоняя тележки и пеших людей.

Лишь через пару верст от Золотых Ворот вновь подал голос Рыжак.

— Фу, проехали! А я, грешным делом, отчего-то боялся, что нас не выпустят из города... Или за нами вслед кинутся...

— Если честно, то и у меня тоже было подобное чувство! — неожиданно серьезно поддержал его Сандр. — Повезло...

— Может, и повезло... — обернулся Иннасин-Оббо. — Кстати, командир, не примите за лесть, но вы хорошо придумали с этими деньгами! Вряд ли кто из тех, что следил за нами, сумел пробиться через ту кучу бьющихся насмерть людей!

— Детская забава... — чуть поморщился Юрл. — Иногда неплохо срабатывают именно такие, самые простые и немудреные вещи... Но надеюсь, что кое-кого мы все же задержали.

— Кого? — испуганно вырвалось у Олеи. — Разве за нами кто-то следил?

Юрл чуть удивленно покосился в сторону молодой женщины. За все дни долгой дороги мужчины привыкли к тому, что Олея постоянно молчит, пытается стать как можно более незаметной, и оттого ее внезапный вопрос их если не удивил, то позабавил.

— Блондинка, по сторонам смотреть надо, а не хлопать ушами! — насмешливо бросил Сандр. — Да за нами от Серебряных Ворот шли трое...

— Не трое, а пятеро — поправил его Юрл. — Трое шли от ворот, а двое присоединились в центре города. Пасли нас плотно...

— Увы, их было шестеро — перебил Юрла Иннасин-Оббо. — Трое изображали из себя нищих, двое — уличных зевак, и один — торговца лекарственными травами. Этот последний тип увязался за нами уже на той улице, что начиналась после площади Красной башни... Нет, ну это ж надо такую глупость придумать, а?! Интересно, кому в голову пришла такая умная мысль насчет прикрытия своего агента — продавать травы на улице в полуденную жару? Похоже, у кого-то из их начальства с воображением туговато, не хватило толку послать своего человека с другим товаром! Между прочим, умелый агент, шел за нами почти незаметно, я его только по этим травам и высчитал!

— Как-как ты его срисовал? — не понял Рыжак.

— Проще простого: никто не станет брать столь запыленные травы, да к тому же лежащие прямо на солнце! Неужели непонятно, что такой продавец вообще ничего не заработает — ни один лекарь, хоть мало-мальски соображающий в медицине, не станет продавать лекарственные растения в зной, на открытом месте и под солнечными лучами, которые в два счета превратят полезные травы в простую солому! Для продажи такого товара в любой стране существуют закрытые лавки с длинными навесами, и еще желательно, чтоб эти травы постоянно обдувал ветерок... Прокололись они с этими травами. К тому же тот парень, кто за нами шел, никак не рассчитывал на подобную задержку, какую устроили ему на той улице...

— Интересно, кто нас пасет? — задал Сандр вопрос, который интересовал всех.

— Может быть несколько вариантов... — задумчиво произнес Иннасин-Оббо. — Тут и Уреал, и Руславия, и кто-то заинтересованный с третьей стороны... Лично я в этом раскладе поставил бы еще и на Берен — правители этой страны, где мы сейчас находимся, точно не пожелают остаться в сторон от возможной дележки северных богатств, пожелают урвать и свой кусок. Восточные люди себе на уме...

— Да, желающих разбогатеть всегда хватает... — вздохнул Рыжак.

— Так, оставим это! — Юрл, в отличие от остальных, был не склонен терять время понапрасну. Он повернулся к Олее. — Куда мы едем дальше?

— Прямо... — чуть задумалась женщина. Она закрыла глаза — так ей было куда легче сосредоточиться, и чуть ли не наяву увидеть нужную дорогу. Вот и сейчас перед Олеей словно вставали картинки из неведомого прошлого, тот путь, по которому здесь когда-то прошел Кварг. — Прямо, никуда не сворачивая, надо проехать еще с десяток верст, или чуть побольше. А потом... Потом надо свернуть...

— Куда?

— Направо. Там перекресток, и около него стоит какой-то знак...

— Какой?

— Так сразу не скажу — то ли камень, то ли какой-то указатель. Мне его надо увидеть — я же говорю, что перед моими глазами все разворачивается постепенно... Как клубок ниток, снимается виток за витком...

— Бабы... — чуть поморщился Рыжак.

— Блондинка... — презрительно ухмыльнулся Сандр.

— Значит, прямо, а потом будет камень, или указатель на перекрестке дорог... — колдун на мгновение задумался, не обращая внимания на реплики мужчин. — О, кажется, я тоже знаю, где это место. Поехали! До того перекрестка хорошо бы добраться засветло. Кстати, дорогая, — обратился Иннасин-Оббо к Олее, — кстати, убедительная просьба — ты тоже следи за дорогой. Скажешь, если что не так, или если куда надо будет свернуть...

— Конечно!

— А теперь все — ходу! — скомандовал Юрл. — Постараемся оторваться...

Солнце уже почти до половины скрылось за горизонтом, и народу на дороге уже почти не было, когда отряд, наконец, добрался до нужного места. Там, у перекрестка дорог, и верно, стояло нечто вроде широкого столба, покрытого то ли резьбой, то ли непонятными письменами.

— Это то самое место? — Юрл мельком глянул на Олею

— Да, оно. Теперь, как я уже говорила, нам надо свернуть направо... Вон туда...

— Что скажете? — повернулся Юрл к Иннасин-Оббо.

— К сожалению, ничего. Так получилось, что я ранее, хотя и бывал в этих местах, и по этой дороге несколько раз проезжал, но в ту сторону никогда не сворачивал. Не было причины. Правда, Кварг в свое время мне кое о чем рассказывал, но... — Иннасин-Оббо лишь развел руками.

— Что рассказывал? — спросил Юрл.

— Да разное... Кварг же из этих мест.

— Как, разве он местный уроженец? — искренне удивился Юрл.

— Нет. Просто его родители приехали сюда, когда ему еще не было и нескольких лет от роду, так что он довольно долго жил в этих местах... Кстати, как там наши преследователи? Я их что-то не вижу!

— Это ненадолго... — Юрл вновь огляделся по сторонам. — Найдут, не сомневайтесь. Нам просто повезло, что сумели без задержки покинуть Иорнал. Если бы те, кто шел за нами, подали своим людям, стоящим на Золотых Воротах, какой-то знак, то мы бы вряд ли сумели обойтись без погони. Или бы просто не выпустили из города... Итак? — Юрл вновь посмотрел на Олею.

— Нам нужно двигаться направо. Через десяток верст, или чуть подальше... В общем, там должно быть селение с постоялым двором. Получилось так, что Кварг в этих местах тоже вечером оказался, и на постоялом дворе переночевал, только вот... — женщина не знала, как сказать то, чему не могла подобрать названия.

— В чем дело? — Юрла, кажется, несколько раздражала привычка Олеи не сразу подбирать нужные слова.

— У Кварга с этим местом... ну, с постоялым двором... В общем, у него остались не очень хорошие воспоминания. Он на том постоялом дворе с кем-то или всерьез поссорился, или же там произошло нечто похожее... Кажется, его в том месте чуть не ограбили. Кварг, по-моему, всерьез рассчитывал на обратном пути кое с кем посчитаться... Наверное, тот постоялый двор нам лучше миновать без остановки. Во всяком случае мне так кажется...

— Поехали!.. — Юрл направил своего коня вправо. — Не задерживаемся, будем увеличивать расстояние между нами и преследователями. А с остальным разберемся по ходу дела...

Солнце уже полностью скрылось за горизонтом, когда отряд в кромешной темноте подъезжал к селению. Конечно, если прислушаться к словам Олеи, то останавливаться здесь ни в коем случае не стоит, но, однако, непроницаемо-темной ночью нет никакого смысла продолжать путь по грунтовой дороге — лошади легко могли оступиться и переломать себе ноги, вот тогда и начались бы настоящие сложности. Так что хочется того, или нет, но придется задержаться здесь на ночь.

Довольно большое селение по внешнему виду ничем не отличалось от множества точно таких же, уже встреченных на пути отряда. Тут же был и постоялый двор, каких они видели на своем пути не один десяток. Сейчас перед ним находилось немало груженых повозок — похоже, здесь на ночь остановился какой-то обоз, или как он тут правильно называется...

Отдав поводья лошадей вышедшим на шум слугам, вошли внутрь постоялого двора. Тоже никаких отличий от подобных мест: низкие закопченные потолки, тускловатый свет масляных ламп, вечный запах баранины, въевшийся, кажется, и в стены, и в воздух...

Э, да тут шумно, да и народу хватает: сидящие за столами люди веселятся вовсю, чему способствовало немалое количество кувшинов с вином, стоящие на столах. Похоже, гуляют те, чьи повозки стоят во дворе. Появление новых лиц, гуляк, кажется, заинтересовало, однако за свой стол вновь прибывших приглашать никто не собирался, и веселье пока что продолжалось своим чередом и в своей компании.

А Олея тем временем осматривалась вокруг... Точно, именно на этом постоялом дворе и останавливался на ночь Кварг. В ее памяти отложился даже выщербленный порог и несколько довольно глубоких трещин, веером расходящихся с правой стороны входных дверей... Интересно, что же у Кварга в прошлый раз пошло не так? Досада и раздражение, оставшиеся в чужой памяти, просто-таки душили молодую женщину... А, вспомнилось: когда Кварг был здесь, то он отчего-то едва не сцепился с хозяином этого постоялого двора... Сказать Белу об этом? Или не стоит? Вообще-то он просил говорить ему обо всем...

— Бел... — негромко произнесла женщина, — Бел, когда тут Кварг останавливался в прошлый раз, то он всерьез поссорился с хозяином этого двора...

— Что такое? — обернулся к ним Иннасин-Оббо.

Ох, ну и слух у мужика! Ведь вроде и сказала негромко... Невольно женщина отметила про себя: Бел прав — впредь ей стоит говорить потише, или же следует просто приглушать голос, чтоб ее слова не были услышаны посторонними. Вот и Юрл шагнул к ней.

— В чем дело?

— Да так, ничего... Я просто сказала, что Кварг, когда останавливался здесь, поссорился не с проезжающими, а с хозяином этого постоялого двора.

— Так что же у них произошло? Не вспомнила?

— Точно не знаю, но Кварг, утром покидая это место, был очень сердит... Причина? Это связано то ли с едой, то ли с водой — точнее не скажу...

— Ну, раз такое дело... — Юрл на секунду задумался. — Значит, так: едим и пьем только то, что привезли с собой.

— Хорошо.

— И никаких лишних разговоров ни с хозяином, ни со слугами.

— Само собой!

Невысокий, постоянно улыбающийся толстяк — хозяин постоялого двора, кажется, остался недоволен сообщением, что новые гости не хотят ужинать, а сразу намерены пойти в отведенную им комнату. Однако возражать он не стал — все постояльцы за свои деньги могут вести себя, как пожелают. Тем не менее, выделенная им для запоздавших гостей комната была совсем небольшой — разместиться в ней, конечно, все сумели, но очень бы хотелось устроиться посвободней...

И тут как нельзя более кстати оказалась та еда, которую они успели купить в Иорнале. Олея с опаской попробовала один из тех непонятных катышков, которые Юрл приобрел у старика в городе. Как выяснилось, это катык — сушеный овечий сыр. В первую минуту Олея с трудом сдержалась, чтоб не выплюнуть его куда подальше: противный на вкус, да еще и твердый, как камень — едва зубы об него не поломала! Непонятно, как эту гадость можно есть!? Однако прошло совсем немного времени, и катышек во рту разбух, стал мягким, ароматным и удивительно вкусным — поневоле потянешься за добавкой. Да и такого необычного лука Олея раньше никогда не ела: крупная красная луковица оказалась сладкой, да еще и полной освежающего сока, и по вкусу куда больше напоминала яблоко, чем давно привычный горький вкус ядреного северного лука. Впрочем, эти луковицы и ели, словно яблоки, только хруст стоял. Все хорошо, только вот широкие белые лепешки оказались мало того, что сухими, так вдобавок ко всему пресными и совершенно безвкусными, однако с овечьим сыром и сладким луком шли за милую душу.

Едва успели управиться с ужином, как в дверь постучали. Это еще кто? Интересно, кому они могли здесь понадобиться? Сразу же пропала расслабленность после вкусного ужина, а вместе с тем и желание отдохнуть, и под рукой у каждого из мужчин оказалось оружие. Юрл притушил лампу, будто в комнате все уже легли спать.

Иннасин-Оббо приоткрыл дверь, и вид у него был весьма недовольный, словно незваный посетитель оторвал его то сна. Чуть в стороне от него стоял Сандр — со стороны коридора его было не видно, но в случае опасности он легко мог защитить колдуна.

На пороге оказался слуга, тот, что проводил их в эту комнату.

— Чего надо? — недовольно пробурчал Иннасин-Оббо, и слуга в ответ что-то заговорил на непонятном языке.

— Спасибо... — буркнул колдун, оборвав речь слуги на полуслове. — Только мы уже спим, очень устали в дороге, и нам сейчас не до веселья. Так что передайте нашу благодарность и извинения тем, кто вас послал! — и он захлопнул дверь перед носом слуги.

— В чем дело? — спросил Юрл.

— Да нас в гости приглашают... — колдун вновь пристроился у стены, на полу, откуда он только что встал. — Там, в общем зале, гуляют — у них какой-то праздник: то ли у одного из постояльцев какой-то свой семейный праздник, то ли что-то подобное... В общем, можно не обращать внимания.

— Точно?

— Да конечно. Обычная причина для веселого времяпрепровождения в таких вот местах — люди подвыпили, и ищут себе компанию...

Однако выспаться в эту ночь им так и не дали. Прошло немного времени, и опять раздался стук в дверь. На этот раз заявился лично хозяин постоялого двора, чтоб передать, что их зовут играть в кости. Мол, хорошее занятие после дневной усталости...

— По законам нашей страны по ночам играть в кости — грех, а грех на душу брать никто из нас не собирается! — с раздражением в голосе отрезал Иннасин-Оббо и уже хотел, было, захлопнуть дверь, но хозяин успел подставить ногу. Прежде чем раздраженный колдун успел ответить должным образом, хозяин, мило улыбаясь, протянул ему кувшин с вином, при этом что-то говоря и постоянно кланяясь. Тут уже Иннасин-Оббо и сам изобразил счастливую улыбку, забрал кувшин, и без дальнейших разговоров захлопнул дверь — дескать, о чем тут еще можно говорить, раз тебе в подарок принесли вино? Его ж пробовать надо!

— Надо же, какая любезность, и какая забота о постояльцах! — усмехнулся Иннасин-Оббо, ставя кувшин с вином на стол. — Прямо за душу берет!

— А вино неплохое! — раскрыв кувшин, Сандр понюхал вино. — Только что-то за всю свою жизнь я не упомню такой щедрости от хозяев гостиниц — за просто так дарить кувшин хорошего вина постояльцам, которых он видит первый раз в жизни! В жизни я кое-чего успел насмотреться, и скажу так: такими любезными и добрыми хозяева придорожных постоялых дворов бывают лишь с теми, кого хотят обобрать!

Да, необычный поступок, причем от принесенного им кувшина с вином отказаться было нельзя — подобное выглядело бы весьма странно. Впрочем, Иннасин-Оббо решил выяснить причину подобной щедрости: время позволяло, а здешний хозяин отчего-то не производил впечатления бескорыстного добряка и бессребреника, стремящегося быть запанибрата со своими постояльцами. К тому же и Кварг, в свое время побывавший на этом постоялом дворе, сохранил о здешнем хозяине далеко не самые лучшие воспоминания...

Вновь запалив масляную лампу, Иннасин-Оббо налил немного дареного вина в каждую из нескольких глиняных кружек, стоявших на столе. Затем, достав из своей сумки с десяток небольших мешочков с непонятными порошками, бросил по щепотке порошка в каждую из кружек. Олея искренне удивилась, когда в одной из кружек внезапно забурлила налитая туда темная жидкость, а затем стремительно поднявшаяся белая шапка пены перелилась через края кружки и, шипя, стекла на потрескавшиеся доски стола...

Впрочем, это зрелище произвело должное впечатление не только на Олею, тем более что за манипуляциями колдуна с интересом наблюдали все, кто был в этой комнате.

— Что это? — спросил кто-то из мужчин. — Яд?

— Не в прямом смысле этого слова... — хмыкнул Иннасин-Оббо. — Ну, если коротко... В это вино намешано нечто из числа веществ, подавляющих волю человека. Не скажу, что средство уж очень сильное, но, тем не менее... Это относится к числу психотропных...

— Чего?

— Я же сказал — подобное средство подавляет волю человека! Могу предположить с большой долей вероятности, что это зелье с несколько замедленным сроком воздействия, иначе бы нам его не стали давать ночью, когда мы, по сути, уже должны спать. Жаль, что я не могу провести более точный анализ — необходимых для этого составов у меня с собой, естественно, нет...

— Я не понял... — Рыжак вскочил на ноги. — Нас что, накрыли? Таким образом взять хотят?

— Не думаю... — колдун убрал назад свои порошки. — Нас, конечно, ищут, но здешний хозяин, скорей всего, не имеет к этому никакого отношения. Это вино, что нам принесли... Тут все куда проще: думаю, хозяин этого постоялого двора таким э-э-э... своеобразным образом увеличивает свое благосостояние.

— А если все это сказать проще? — чуть раздраженно спросил Юрл. — Или ты имеешь в виду, что здешний хозяин относится к числу тех, кто...

— К тому самому числу лихоимцев. Ни стыда у человека нет, ни совести. Подсыпает кое-кому из числа проезжающих, из тех, что выглядят побогаче, кое-что в еду или питье, и на того в нужный момент нападает невероятная доброта. Он сам, только по своему желанию, безропотно отдает здешнему хозяину свои деньги или товар, и не просто отдает, а еще, можно сказать, умоляет хозяина принять в дар имущество и коней. Мне кажется, что подобное ничем не отличается от грабежа на большой дороге.

— Но ведь потом люди в себя приходят, и тогда...

— Ну, приходят, так что с того? Не придерешься — все на добровольных основах, так что какие тут могут быть претензии? Кто ж виноват, что ты сам, без всяких просьб, решил проявить непонятную доброту? Конечно, облапошенные люди позже никак не могут взять в толк, отчего это их внезапно обуяла такая немыслимая щедрость по отношению к совершенно незнакомому человеку?! Не исключаю, что позже кое-кто, придя в себя после действия этого вещества, возвращались назад, чтоб разобраться с хозяином, и вернуть свое добро. Вот тогда, думаю, и до пролитой крови доходило! Теперь мне понятно, отчего Кварг в свое время сцепился со здешним хозяином — парень был умный, сразу понял, в чем тут дело. Видно, глотнул вина с этим снадобьем, и быстро просек — дело неладно. Порошок, хоть и безвкусный, но, будучи примешан в вино, придает ему некую терпкость... Ну, Кварг иногда был несдержан, и потому от него здешнему хозяину и попало. А может, тот сам напросился на неприятности своим поведением.

Ну, надо же! Олея и раньше слышала от отца, что бывают такие прощелыги — хозяева придорожных гостиниц, которые подсыпают сонный порошок останавливающимся у них богатым людям, а потом обирают их. Правда, если такого наглеца ловили, то из тюрьмы он, как правило, уже не выходил. Но вот чтоб у кого-то было такое хитрое снадобье, чтоб опоенные люди сами отдавали свое добро... О подобном Олея раньше и не слыхивала.

— Здешний хозяин — он что, всем этот порошок сыпал? — недоуменно почесал в затылке Рыжак.

— Зачем же на всех порошок тратить? Такое снадобье стоит очень недешево, да и открыто его не купишь. Здешний хозяин подсыпал порошок по выбору, и лишь тем, с кого есть что взять, и с кем подобное можно проделывать без особых последствий для себя самого.

— Кварг, как я слышал, любил дорогую одежду и породистых лошадей, оттого и выделялся среди всех, а с нас-то, что можно взять? — удивился Сандр. — Вроде выглядим обычно, богатств особых не заметно...

— Думаю, он положил глаз на наших коней. Хоть одного — двух из них, но он постарался бы у нас выпросить. Вернее, при его просьбе мы бы ему их сами отдали, да еще и упрашивали бы взять, не обижать отказом... А что, у нас кони крепкие, молодые, выносливые, тут за них можно взять очень хорошие деньги. Потом, когда действие порошка закончится — вот тогда б мы, и верно, схватились за голову, только вот уже поздно... И тогда бы нам вновь пришлось направиться сюда, просить хозяина вернуть назад лошадей. Ну, за хорошие деньги он, может быть, пошел бы нам навстречу. Мы иноземцы, так что вряд ли позже пойдем куда жаловаться, а если даже и пойдем, тот вынуждены будем признать, что подарили ему своих коней по доброте душевной, проявив необычную щедрость, а потом передумали...

— Значит, ты считаешь, что стража тут ни при чем? — требовательно спросил Юрл.

— Здесь, в этом конкретном случае? Нет. Сейчас мы столкнулись с обычным придорожным грабежом... — чуть пожал плечами Иннасин-Оббо. — И не таким уж редким. К сожалению, кое-кто из хозяев придорожных гостиниц грешит подобным промыслом. Побочный заработок, так сказать, хотя это дело, между прочим, очень опасное — за подобные проделки голову с плеч могут смахнуть в два счета, и, на мой взгляд, это будет вполне справедливым наказанием. Но, видно, стража в этом селении хорошо прикормлена, иначе хозяин здешнего двора был бы много осторожнее, а не то он, похоже, совсем страх потерял. Могу поспорить, что он подсыпал это свое снадобье и тем постояльцам, что начали гулять тут вечером, еще до нашего приезда — повозок много, и товара в них тоже хватает, так что можно неплохо нагреть свои загребущие руки...

— Ну что ж, если так, то хорошо... Вернее, ничего хорошего, но пока что это напрямую нас не касается... — Юрл вновь прилег на пол. — Всем спать, дежурные меняют друг друга через два часа. Сначала Сандр, потом Рыжак, затем Бел, и я...

— А может, блондинка мне компанию составит? — у Сандра, кажется, появилось желание вновь подразнить Олею. — Вдвоем с ней мы точно до утра не уснем. Да и вам проспать не дадим...

— Хватит болтать! — оборвал его Юрл. — Всем, кроме Сандра, спать! Выходим рано, едва рассветет.

— А с вином что делать? Вылить?

— Не стоит. Хозяину утром вернем...

Поднялись с первыми лучами солнца, а поесть было решено на первом же привале, подальше отсюда — отчего-то ни у кого не было желания здесь задерживаться.

Однако, когда спустились вниз, то увидели, что хозяин тоже не спал: вместе с двумя слугами сидел за столом — как видно, не хотел пропустить возможный отъезд постояльцев. Увидев гостей, хозяин вновь мило заулыбался. Олея не поняла, о чем он заговорил с Иннасин-Оббо, но ответ колдуна ему явно не понравился. А уж когда Рыжак поставил перед хозяином кувшин вина, принесенный из их комнаты, и налил тому полную кружку, предлагая выпить, то от доброй и располагающей улыбки толстяка не осталось и следа. Еще несколько слов — и из-за двери, находящейся за спиной хозяина, появилось пяток слуг, все молодые крепкие парни, да еще и с короткими дубинками наперевес, а на лице толстяка вновь появилась довольная улыбка — дескать, тут все идет по моим правилам...

Ну, а все дальнейшее в глазах Олеи слилось в одну большую драку, продолжавшуюся, однако, совсем недолго. Ее спутники оказались на редкость умелыми и ловкими воинами, так что никакого преимущества в той схватке люди с дубинками не получили. За свою жизнь Олее не раз довелось видеть жестокие мужские драки, но то, что сейчас развернулось перед ее глазами, следовало назвать не дракой, а избиением, причем в роли избиваемых были именно слуги хозяина. Как это не удивительно, но спутники молодой женщины даже не сочли нужным вытащить свое оружие — действовали кулаками, а чуть позже в ход пошли и подручные средства, вплоть до обломков дерева, в которые превратились находящиеся в зале скамьи и стулья. Здесь не было привычной Олее схватки на кулаках, или рукопашной, однако ранее женщина даже не могла представить себе, насколько быстро, ловко и умело могут действовать ее спутники.

С самого начала этой драки Олее только и оставалось, что стоять в отдалении, у стены. Вернее, не у стены, а подле нее, скрываясь за широкой спиной Бела, причем мужчина сам встал напротив своей подопечной, стараясь укрыть ее от возможных неприятностей. Конечно, это глупо, но, тем не менее, сейчас молодая женщина вновь и вновь испытывала чувство полной защищенности. Даже когда на них с воплем накинулся какой-то крепкий парень, яростно размахивая дубинкой, Бел сделал всего одно почти неуловимое движение, и нападавший рухнул на пол, выронив дубинку и схватившись руками за живот, да еще и с трудом переводя дыхание. Олея от неожиданности крепко вцепилась пальцами Белу в плечи, а тот, правильно поняв, что ей страшно, не глядя, успокаивающе похлопал ее по судорожно сведенным пальцам — мол, все в порядке...

— Бел... — чуть испуганно произнесла женщина.

— Не бойся... — все так же спокойно произнес Бел. — Кстати, ты правильно сделала, что предупредила всех об этом хозяине. Я тебя прошу и впредь: если почувствуешь в дороге какую опасность, то сразу же говори мне, или Иннасин-Оббо. Ну, или Юрлу. Все же мы не в гости едем.

— Конечно...

Выглядывая из-за крепкой мужской спины, Олея против своей воли вынуждена была признать: ее невольные спутники — не простые воины, а очень и очень умелые! Сейчас, увидев, как ловко и слажено они действовали, женщина поняла, что за люди собраны в их небольшом отряде. Это были настоящие бойцы из числа тех, которым в армии любой страны платят немалые деньги. Да, их работодатель знал, кого нанимать для выполнения своего задания!

Тем временем драка уже закончилась, причем по времени она не заняла и минуты — этого хватило, чтоб отправить на землю и хозяина постоялого двора и его помощников. Быстро парни управились! Сейчас общий зал куда больше напоминал последствия побоища — перевернутые столы, сломанные скамьи, и посреди всего этого лежали, постанывая, люди...

Впрочем, дело было еще не закончено: невысокий Юрл, сильной рукой подняв с пола насмерть перепуганного хозяина, хорошенько приложил его об стену, после чего Иннасин-Оббо стал о чем-то спрашивать хозяина, совершенно ошалевшего от всего происходящего, да только тот, едва ли не впав в ступор от увиденного, лишь растерянно мычал что-то невнятное. Пришлось еще раз хорошенько врезать по зубам, то есть добавить ума перепуганному хозяину, после чего мужик враз обрел голос и способность соображать. Не сказать, что разговор был долгим, но струхнул хозяин здорово. В конце разговора Юрл, еще разок отвесив хорошую плюху хозяину, бросил на пол несколько монет, и скомандовал:

— Все, пошли отсюда.

Уже выходя, Олея оглянулась: хозяин постоялого двора, стоя на четвереньках, тряс головой, пытаясь придти в себя, а посреди зала все так же неподвижно лежали его люди. Нет, все они были живы, хотя и не сказать, что здоровы — просто никто из них не торопился вставать, и уж тем более никто не стремился кидаться в погоню за своими обидчиками. Лучше переждать, пока эти иноземцы уберутся куда подальше — понятно, что сейчас лучше не нарываться на новые неприятности, чреватые для здоровья, с пола можно подняться и немного позже, когда эти грозные постояльцы уберутся отсюда.

— Итак, дальше нам куда? — спросил Юрл Олею, когда они тронулись с места.

— Туда... — на секунду задумавшись, женщина махнула рукой в сторону. — Верст через десять-пятнадцать будет еще одно селение. Кстати, с ним у Кварга не связано никаких плохих воспоминаний. А вот через пару верст после того селения нам надо будет свернуть с дороги...

— Куда?

— На узкую проселочную...

— Можно подумать, это не проселочная... — пробурчал Рыжак.

— А еще в том селении можно будет купить еды в дорогу... — продолжала Олея, стараясь не обращать внимания на недовольные слова Рыжака. — Кварг именно там запасался провиантом — кажется, на дальнейшем пути с продовольствием будут проблемы...

— И, заодно, надо будет прикупить воды... — колдун допил последние капли воды из своей фляжки.

— Не надо... — покачала головой Олея. — Ну, разумеется, воду там можно купить, нам ее рады будут продать, только вот делать этого не стоит — напрасная трата денег. После того селения вода встречается не только в колодцах. Там кое-где даже ручейки начнут попадаться...

— Вот как? Хорошо... — колдун убрал в сумку пустую фляжку. — Я тут, как вы заметили, переговорил кое о чем с нашими побитыми э-э... приятелями. Должен сказать, что Кварг, и верно, останавливался на том постоялом дворе, и тоже сообразил, что за дрянь ему намешали в вино. Так что он в свое время хозяину постоялого двора тоже счет предъявлял, причем довольно... весомый, и вместе с тем пообещал вернуться, и не просто так... В общем, я нашему гостеприимному хозяину от его бывшего постояльца передал привет и пожелания благополучия.

— Хорошее дело... — кажется, Юрл не имел ничего против подобного устного послания.

— Так что тебе, дорогая, — улыбнулся Иннасин-Оббо, — тебе и впредь следует предупреждать нас обо всем, что есть в твоей памяти. То есть в памяти Кварга, да пребудет его душа в вечном блаженстве!

— Да... — чуть растерянно произнесла Олея. — Конечно...

— Вот и замечательно... — Юрл оглянулся на мужчин. — А сейчас — ходу!

Только отъехав от селения на какое-то расстояние, Олея обратила внимание, что пейзаж вокруг несколько поменялся. Стало больше зелени, да и холмов прибавилось. По сути, сейчас уже не было сухой равнины, а пошла непривычная взгляду холмистая местность. Непонятно, как тут люди живут? Ведь холм на холме, ни запахать, ни засеять, дорога и та то вверх задирается, то вниз опускается...

Когда же отряд доехал до следующего селения, то оказалось, что память Кварга и тут не подкачала: вода здесь, и верно, бесплатная, и ее можно брать сколько угодно. Дело в том, что рядом с этим селением протекал узенький ручей, оттого, наверное, и растительности здесь было больше, пусть даже она была запыленной и поникшей от слишком жаркого солнца.

Само селение было совсем небольшим — всего-то десятка два дворов, так что никакого постоялого двора здесь и в помине не было, зато имелась небольшая лавка, где немногословный мрачный торговец, попросив их подождать, за четверть часа собрал все то, что путники хотели купить в дорогу. На вежливые расспросы он или отвечал односложно, или вообще молчал. Но Иннасин-Оббо, положив на прилавок несколько лишних серебряных монет, все же удалось разговорить его, и у Олеи создалось такое впечатление, будто колдуну что-то не понравилось в ответах нелюдимого лавочника.

Вновь дорога, но на этот раз они отъехали от селения не так и далеко, всего пару верст, как о том и говорила Олея, никого не встретив на своем пути. Н-да, судя по всему, здешние места не назовешь очень оживленными.

Женщина остановила своего коня у почти незаметной неширокой тропы, уходящей куда-то в сторону от большой дороги, и пропадающей среди холмов, покрытых сухой травой.

— Нам туда... Только...

— Что только? Говори нормально, не мямли! — чуть раздраженно спросил Юрл.

— У Кварга было тяжело на сердце, когда он сворачивал сюда. Чего-то боялся...

— Чего именно?

— Пока не знаю... Хотя он и направлялся сюда, но... — Олея чуть растерянно пожала плечами, не зная, как высказать те давящие предчувствия, что были в душе у Кварга.

— Ладно, разберемся... — тронул своего коня Юрл, не глядя на женщину. Кажется он, как и почти все остальные мужчины в отряде, все больше и больше склонялся к мысли, что перед ним находится непроходимая дура. Блондинка, короче говоря.

Очень скоро холмы укрыли их от дороги. Та неприметная тропа, на которую они свернули с дороги, постепенно становилась все более и более незаметной, терялась среди бесконечных холмов самой разной величины, а через какое-то время даже это слабое подобие дороги куда-то пропало, можно сказать, сошло на нет. Похоже, этими местами давно никто не ходил. Куда не кинь взор — везде одна и та же картина, бесконечные холмы, среди которых ничего не стоит заблудиться. Если бы в памяти Олеи не было воспоминаний Кварга о том, куда именно им следует идти, и если бы женщина помимо своей воли не отыскивала почти незаметные приметы, которые в свое время отмечал для себя Кварг, то они, без сомнений, давно заплутали бы в этом непонятном месте.

Время шло, а вокруг находились все те же холмы, которые уже начинали казаться похожими один на другой. Олея чувствовала, что кое-кому из мужчин уже давно хочется спросить ее, не кружит ли отряд по одному и тому же месту, но пока что люди сдерживались — все же сказывалась строгая воинская дисциплина, установленная в отряде.

Терпение было вознаграждено несколько неожиданным образом: пусть холмам по-прежнему так и не видно конца, но спустя какое-то время отряд оказался на самой настоящей зеленой лужайке, расположенной в уютной ложбинке меж довольно высоких холмов. Кажется, это место нравилось не им одним: посреди лужайки было старое кострище — как видно, зеленая трава манила отдыхом всех, кто только видел эту трогательную лужайку. Судя по тому, что в черном пятне кострища кое-где проросла зеленая трава, можно было предположить, что огонь на этом месте давно не палили. Да и трава на лужайке была не примята — по всем приметам выходило, что люди тут давненько не останавливались.

Зато Юрл, оказавшись на этой лужайке, придержал своего коня и соскочил на землю.

— Давайте перекусим — все одно на голодный желудок дела не делаются, а мы пока не знаем, что будет дальше. Да и голова чуть ли не идет кругом от того, что сейчас видим вокруг себя...

Повторного приглашения никому не потребовалось, тем более, зеленая лужайка выглядела на редкость уютно. Уселись на теплой земле, достали купленные припасы, разложили их на траве...

На какое-то время все словно позабыли о том, что им надо ехать дальше. Люди, сами, не отдавая себе в том отчета, наслаждались коротким покоем на этом островке зелени. Казалось, что длинный путь уже остался позади, и можно немного отдохнуть. А уж лошадям-то было какое раздолье на свежей траве!

Общее блаженное состояние нарушил Рыжак.

— Это... Нам еще долго идти? Я имею в виду — долго ли добираться до цели?

Все взгляды устремились на Олею. Та растерянно сказала:

— Не знаю... Кажется, не очень долго...

А и верно, она чувствовала, что до конца этого изнурительного пути по дорогам чужих стран осталось идти не так много, только вот когда они доберутся до нужного места — не знала.

— Сколько именно? — не отставал мужик.

— Ну, кажется, не более одного дня...

— Уже лучше... — растянулся на траве Рыжак.

— Послушай, а ты сейчас не сумеешь сказать, куда нам надо ехать? — соизволил обратиться Юрл к Олее.

— Нет, не могу... — Олея видела, что мужчинам не нравится ее ответ, но тут уж ничего не поделаешь — ничего другого сообщить им она, и верно, не могла. — Ну, иногда я еще понимаю, что в тот или иной момент чувствовал Кварг, проходя то или иное место. Когда я смотрю вперед, я просто знаю, в каком направлении нужно идти, и что нас может ждать за очередным поворотом. Затем, пройдя тот поворот, я понимаю, куда следует идти дальше... Целиком дороги я не вижу. К сожалению, дело обстоит именно так! Я же говорю — дорога у меня в памяти раскрывается, словно разматывается клубок ниток, виток за витком...

— Ох, Кварг, Кварг... — покачал лысой головой Иннасин-Оббо. — Тут он явно перемудрил со своими сложностями и предосторожностями! Впрочем, это как раз в его стиле — пошаговое продвижение и некоторая недоговоренность... Что ты сейчас чувствуешь?

— Даже не знаю, как сказать... Такое впечатление, что там, впереди, находится что-то очень нехорошее... — добавила женщина.

— Что именно? — резко спросил Иннасин-Оббо.

— Пока не знаю. Вот если увижу — сразу скажу... Или же почувствую неладное еще до того, как мы там окажемся... Ну, как это про изошло перед тем, как мы оказались на том постоялом дворе...

— Да уж, будь любезна, предупреди о возможных неприятностях! Кстати, командир — повернулся колдун к Юрлу. — Командир, что вы считаете относительно погони? Пустили ее вслед за нами, или нет?

— Что там непонятного?.. — тот лишь чуть пожал плечами. — Думаю, нас уже вовсю ищут. Интересно бы знать, где сейчас та погоня, кто в ней загонщики, и кого отправили по нашему следу... А знаете, уважаемый Иннасин-Оббо, мне кажется, что за ответом на этот вопрос следует обращаться не ко мне, а к вам! Вернее, вы можете попытаться это выяснить. Я не очень верю во все эти предсказания, но вас считают очень и очень неплохим толкователем...

— Ну, это не совсем так... — в голосе колдуна Олея с удивлением отметила нотки гордости. — Просто я частенько грешу гаданием на рунах — слабость у меня такая. Увы, но эти предсказания могут оставлять множество самых разных вариантов на один вопрос, и в них надо тщательно разбираться. Подобное гадание — дело вовсе не такое простое, как может показаться на первый взгляд, требует времени и не терпит суеты, но, тем не менее...

— Так может здесь, пока мы еще отдыхаем, вы попробуете сказать, что там с погоней? Идет она за нами, или нет, и сколько нам еще осталось идти... — продолжал Юрл. — Хотя бы в самых общих чертах. Думаю, этот вопрос интересует каждого из нас.

— Пожалуй, можно попытаться... — кивнул головой Иннасин-Оббо.

Покопавшись в своей дорожной сумке, колдун достал кожаный мешочек, причем довольно увесистый, несмотря на его небольшие размеры. Затем колдун сел на землю, при этом он поставил мешочек около себя, и запустил в него руку. Прошло совсем немного времени, и Иннасин-Оббо словно впал в непонятное состояние то ли сна, то ли непонятного бодрствования: уставившись невидящими глазами в одну точку, колдун покачивался из стороны в сторону, а его рука непроизвольно перебирала содержимое мешочка. Со своего места молодая женщина не могла точно разглядеть, что именно находится в том темном кожаном мешочке, но ей показалось, что колдун перебирает самые обычные речные камешки, на каждом из которых, правда, было что-то нацарапано или нарисовано.

Олея с непонятным ей самой чувством смотрела на колдуна: женщине внезапно вспомнилась старая гадалка, к которой она ходила незадолго до своей свадьбы с Серио. Та тоже брала в руки камешки, по виду совсем простые, и тоже гадала с их помощью, только вот старушка-предсказательница бросала камешки в чашку с водой, а Иннасин-Оббо перебирает их словно бы в забытьи. Это продолжалось несколько минут, а затем колдун, будто очнувшись от сна, резко выдернул руку из мешочка, и на землю упало несколько камешков. Внешне — ничего особенно, простые речные голыши, каких не счесть, только вот все эти камешки были одинакового размера, и еще на них, и верно, были изображены какие-то символы.

Все заметили, что Иннасин-Оббо, поглядев на рассыпанные камни, чуть нахмурился — кажется, что-то в них ему не понравилось. Затем, собрав камешки, он стал раскладывать их перед собой, постоянно меняя местами. Молчание затягивалось, и первым не выдержал Рыжак.

— Ну, чего там?

Ответа не последовало — колдун, нахмурившись, продолжал перебирать выпавшие камни, а затем вдруг бросил все назад в мешочек. Потом он скомандовал:

— Пусть каждый из вас подойдет ко мне, и вытащит из мешка несколько камешков.

— Зачем? — спросил Юрл.

— Вытащите — сообщу. А пока, командир, давайте начнем с вас. Кстати, в количестве камней я никого из вас не ограничиваю. Сколько достанете...

Не говоря ни слова, Юрл подошел к колдуну, и вытащил из мешочка три камешка. Глянув на них, Иннасин-Оббо бросил камни назад.

— Следующий!..

По нескольку камней вытащил каждый, и вся эта процедура не заняла много времени, причем каждый раз Иннасин-Оббо лишь смотрел на выбранные камни, и вновь бросал их в мешочек. Однако и после того колдун ничего не сказал, сидел, о чем-то раздумывая. Затем, покопавшись в своем мешочке, он вновь отобрал те камни, что выпали после гадания.

— Ну, так что? — первым не выдержал Рыжак. Казалось, его больше всех интересует ответ на этот вопрос.

— Даже не знаю, что и сказать... — Иннасин-Оббо все еще смотрел на свои камни. — Чтобы ответить точнее на ваш вопрос, я должен хорошо подумать, проанализировать выпавшие руны, провести еще кое-какие дополнительные действия, только вот, боюсь, сейчас у нас на это нет времени. Пока что скажу коротко: то, что за нами идет погоня — это даже не обсуждается, причем охотник не один. Их, как минимум, несколько. Видите эту руну? — колдун поднял один из камешков, на котором было изображено несколько полосок. — Это знак совместной охоты, и по отношению к нам он говорит сам за себя. Думаю, вам это понятно и без долгих пояснений. Теперь то, что выпадает на будущее — впереди у нас сложности, трудности, опасности... Увы, возможны потери... Ну, в этом тоже нет ничего нового. Видно и то, что если не струсим, то дойдем до цели, пусть даже от кого-то из нас исходит реальная опасность для благополучного исхода нашего э-э... путешествия.

— А руны не показали, когда мы до места дойдем? И отыщем ли там нужное?

— Точно ответить на ваш вопрос я, пожалуй, не смогу... Только нам выпало еще вот что... — и колдун показал один из камешков, на котором было изображено нечто, похожее на квадрат. — Крайне неприятный знак. Это руна означает стену, или же препятствие, которое вскоре возникнет на нашем пути, и, надо отметить, что, судя по этой руне, у нас вскоре могут появиться весьма серьезные проблемы...

— Какое препятствие? — сунулся к колдуну Рыжак.

— Знал бы — сказал! — чуть раздраженно ответил ему Иннасин-Оббо. — А вот рядом с руной стены стоит знак стекла... Довольно неприятное сочетание. На первый взгляд его можно перевести так: вскоре нам надо будет разбить какое-то препятствие, а не то мы все навек останемся словно бы замурованными в стекле...

— Как это — замурованными в стекле? — не понял Рыжак.

— Конечно, я имел в виду не прямой, а иносказательный смысл этого знака. В данном контексте сочетание этих двух знаков означает, что если нам одолеть некую преграду на пути, то мы все навек можем остаться в чьем-то плену... Скажите, хоть раз в жизни каждый из вас видел кусочки янтаря? Ну, или хотя бы вы представляете, как они выглядят?

— Конечно!

— А не попадались ли вам янтарь, где внутри, среди затвердевшего камня застыли мухи или какие-нибудь жучки? У многих ювелиров на прилавках лежат такие интересные вещицы...

— Как же, видали! И не раз...

Олее невольно вспомнилось, как несколько лет назад какой-то пришлый ювелир предлагал ее отцу купить в подарок для дочери диковинку — деревянную рамку, в которую вставлен кусок янтаря с навеки застывшей внутри крохотной ящеркой... Тогда отцу совсем не понравилась эта поделка, да и Олея наотрез отказалась от подобного подарка — ей отчего-то было невероятно жаль милую ящерку, которая когда-то не сумела выбраться из прозрачной смолы...

— Так вот... — продолжал Иннасин-Оббо, не зная о том, какие воспоминания появились в голове молодой женщины, — так вот, сочетание рун стены и стекла в нашем случае может означать только одно: если мы не сумеем преодолеть то препятствие, что скоро возникнет на нашем пути, то каждому из нас будет уготована участь тех самых мух в янтаре — нам уже никогда не вырваться на свободу!

— Что-то совсем невесело...

— Правильно — сочетание этих двух рун весьма неприятно, однако куда больше мне не нравится другое. Вот... — Иннасин-Оббо указал на один из белых камней. — Это руна означает подводное течение.

— При чем тут...

— Поясняю: если выпадает эта руна, то... Ну, скажем так: есть вероятность того, что нечто может разрушить наши планы в самый последний момент. Или же произойдут внезапные изменения, на которые мы не рассчитывали, и ожидаемые события внезапно повернут не в ту сторону. Подводное течение — это опасная руна, и ее появление явилось для меня весьма неприятным сюрпризом.

— Чем она опасна? — продолжал допытываться Рыжак.

— Прежде всего, она предупреждает о незримой опасности, предательстве, заговоре или о чем-то подобном.

— Каком предательстве? — не понял Рыжак.

— Я бы тоже хотел это знать... Прежде всего, подобное предупреждение о грозящей опасности относится к тому человеку, кто и задал вопрос. В нашем случае ответ ожидал многоуважаемый Юрл — именно для него я раскинул руны. Так вот, при если выпадает руна, означающая подводное течение, то возможно появление неких... до того скрытых подводных камней, которые могут полностью изменить текущий расклад сил, или направить события по иному руслу... Увы, но в данный момент мне сложно однозначно ответить насчет того, что именно, или же кто конкретно представляет из себя эту самую опасность. Кроме того, руна подводного течения очень многогранна, и, как это ни странно звучит, сама может дать ответ на некоторые вопросы, так что нравится вам это, или нет, но я решил проверить каждого из вас. На всякий случай.

— И что же?

— Над полученными ответами надо хорошо подумать, и, скорей всего, вечером я займусь этим вопросом, и, если можно так выразиться, разложу все по полочкам. Однако каждого из вас, скорей всего, интересуют те руны, что выпали ему, вернее, те, что он вытащил. Верно? Извольте, поясню очень кратко. Начнем с нашей дамы. Так вот, ей выпали руны дороги, сердца и надежды. Тут все просто и предельно ясно, иного я и не ожидал. Простите, но я не собираюсь больше ничего говорить — ответ и так очевиден.

— То есть блондинка — она и есть блондинка? — подал ехидный голос Сандр.

— Это крайне упрощенное и примитивное толкование, оно не совсем верно, но, тем не менее, кое в чем соответствует действительности, не в обиду будет сказано нашей милой спутнице...

— Блондинка, ты не мне свое сердце намерена отдать? — все никак не мог успокоиться Сандр. — Учти: в дороге я весь твой! Со шкурой, потрохами и всем прочим! Особенно это касается... э... всего прочего!

— А вот что касается вас, молодой человек... — колдун взглянул на Сандра. — Вам выпали пыль, след и кольцо. На вашем месте я был бы осторожнее — вы получили самое настоящее предупреждение о серьезной опасности. Могу предположить, что если вы не будете куда более осмотрительны, чем сейчас, а заодно не перестанете бросаться очертя голову во все тяжкие, то я вам не завидую — кольцо в сочетании с рунами пыли и следа может показать, что ваш путь на этом свете может подойти к концу.

— Да вроде ничего такого...

— Об этом мы поговорим вечером! — перебил Сандра колдун. — Теперь вы, Бел. Ваши руны можно прочесть как долг, нора и неопределенность. Довольно интересное сочетание, хотя, честно говоря, они мне не очень нравятся: это или желание уйти, спрятаться, или мечта осесть на одном месте, хотя она, эта мечта, в данный момент неосуществима. Впрочем, подобное сочетание рун можно истолковать и как вариант того, что человек себе на уме — в тихом омуте, как говорится, сами знаете, кто водится...

В ответ на слова колдуна Бел лишь чуть пожал плечами — вам, мол, видней, вы человек ученый, только вот кого из нас можно назвать простым человеком?

— Теперь на очереди вы... — повернулся Иннасин-Оббо к Рыжаку. — Вы умудрились вытащить руны воды, ключа и монеты. Надо сказать — весьма значимый выбор. Я бы истолковал подобное как пояснение, что в твоих руках находится ключ, при помощи которого мы можем ответить на многие вопросы. Кстати, это очень, очень опасное сочетание! Я бы посоветовал вам быть более осторожным — вода может унести безвозвратно. Разумеется, в переносном смысле этого слова. Помимо всего, это еще и крайне опасная руна, и она может предупреждать о большой опасности для того, кому она выпала...

— Чего-чего? — сдвинул брови Рыжак. — Какой еще ключ и что за осторожность такая? Полная чушь! Нет у меня ни ключа, ни замка к нему! А то, что там говорится о какой-то монете, то мои деньги — это только мои деньги!

— Видишь ли... — Иннасин-Оббо стал складывать все свои камни назад в мешочек — видишь ли, как я уже говорил, руна подводного течения очень сильна и просто так она никогда не выпадает. Сейчас эта руна прямо указывает на того человека, кто может некоторым образом прояснить ту непонятную ситуацию, о которой она же нас и предупреждает...

— Какую ситуацию? — взвыл Рыжак. — Ничего я не знаю!

— А я считаю, что у тебя имеется нечто, какой-то ключ, который позволит распознать то непонятное подводное течение, что угрожает всем нам. После этого многое прояснится. Рыжак, возможно, ты и сам не понимаешь, что знаешь нечто очень важное. Подумай, что это может быть такое? Может, у тебя есть какие-то предположения?

— У меня?! — Рыжак искренне негодовал. — Да я и представления не имею, о чем может идти речь! Какие-то монеты, ключи, вода... Бред!

— Бредом можно назвать твое неверие в мои руны! — повысил голос колдун, убирая мешочек с камнями в свою седельную сумку. — Между прочим, я могу расценить подобное как прямое оскорбление! Руны указывают на то, что не у кого-то другого, а именно у тебя имеется ключ, который объяснит нам суть этого подводного течения...

— А можно все это сказать чуть проще? — чуть поморщился Юрл.

— Извольте, хотя уж куда проще... Вода тянется к воде, и показывает нам того человека, кто может выпустить наружу то самое скрытое течение при помощи имеющегося у него ключа... Неужели непонятно даже это?! Великие Боги, до чего же бывают тупы некоторые люди! У меня просто слов не хватает, чтоб пояснить вам самые очевидные истины! Ничего, в самое ближайшее время вы все увидите сами, своими собственными глазами, и тогда поймете, что представляет из себя то течение, и чего нам стоит опасаться. Я редко ошибаюсь в своих предсказаниях!

— Ладно, поглядим... — пробурчал Рыжак. Кажется, он был крайне недоволен словами Иннасин-Оббо.

— Что же касается нашего командира... — колдун решил демонстративно не обращать внимания на Рыжака и его недовольство. — Те руны, что выпали командиру, означают лису, путь и цель. И еще меч или хлыст... Серьезные руны, и я бы никому не советовал вставать на пути того человека, кому так благоволят Небеса, однако лиса может обмануть даже опытного воина... Еще раз повторяю: более точно выпавшие вам руны мы разберем вечером, если, конечно, у нас для этого будет время и возможность. Там я все подробно разберу и дам точное толкование выпавшим рунам...

— Ладно! — подвел итог Юрл, вставая с земли. — Все, отдых закончен, и разговоры о гаданиях тоже. Вечером, если, конечно, у нас будет время, мы продолжим этот разговор. А пока что собирайтесь, поехали. Кстати, куда мы направимся дальше? — и он требовательно посмотрел на Олею. — Тут, среди этих бесконечных холмов, кто угодно потеряет ориентировку!

— Сейчас... — женщина вновь закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться. Ага, значит, с этого места надо идти чуть севернее, и внимательно смотреть на холмы. Верно, Кварг всюду оставлял свои метки — как видно, в здешних местах даже он боялся заплутать... А это еще что такое?

— Ну, блондинка, ты долго еще думать намерена? — недовольно спросил Рыжак, которому надоело молчание женщины. — Сложный процесс, да? Похоже, нам по часу надо ждать, пока в твою голову хоть одна мысль придет!

— Идем вон туда... — женщина вновь постаралась не обращать внимания на откровенную грубость. — В ту сторону. Только вот...

— Ну, в чем опять дело? — вскочив на коня, процедил Юрл. — Чего молчишь? Можно подумать, ты двух слов меж собой связать не можешь!

— Давай, рожай скорей! — оскалился Сандр. — Не тяни!

— Знаете, там, впереди, какая-то опасность... — наконец сказала Олея.

— Удивила... — Сандр все никак не мог остановиться. — Ты нам об этом говорила. Или уже забыла? Ну да это и неудивительно — у блондинок память с гулькин нос!

— Что за опасность? — Юрл, в отличие от своего подчиненного, куда более серьезно отнесся к словам женщины. — Пояснить подробнее можешь?

— Пока не скажу. Вижу только, что это что-то белое...

— И пушистое... — заржал Сандр.

— Наверное, еще и с бантиком! — добавил веселья Рыжак.

— Н-да... — процедил Юрл. — Очень познавательно, а главное, информативно. Как я понимаю, ничего иного, более толкового, мы от этой особы не дождемся. Что ж, значит остается одно: приказываю всем смотреть в оба!..

Когда же это все, наконец, закончится?! — уже в который раз с тоской подумалось Олее.

Глава 6

Снова в седле. Прошло уже несколько часов с того времени, как они покинули ту уютную стоянку, и вновь петляют среди бесконечных холмов, покрытых сухой травой вперемежку с редкими пятнами зелени. Стоит радоваться хотя бы тому, что здесь нет такой пыли, какую они глотали на дорогах этой жаркой страны все последние дни — вон как одежда у всех пропылилась! Олее очень хотелось сменить свою пропитавшуюся потом и въевшейся пылью одежду на чистую, да и самой бы искупаться не мешало, смыть с тела многодневную грязь, но, увы — в здешних местах подобное невозможно. Тут вода необходима, прежде всего, для питья, а уж о том, чтоб в ней плескаться — о таком святотатстве многие из жителей засушливых мест и думать бояться.

А еще женщине не нравилась тишина, стоящая в этих местах. Конечно, здесь слышалось гудение каких-то насекомых, треск песчаных сверчков, или как они там правильно называются, эти серо-желтые создания, напоминающие кузнечиков, только разогнать гнетущую тишину они все одно не могли. Эта тишина была какая-то... неправильная, но в чем была неправильность — этого Олея не понимала. Да и на душе как-то неприятно...

Кажется, это давящее ощущение почувствовали все. Вон, даже колдун насторожился, а Бел пододвинулся ближе к Олее, и у той стало чуть полегче на душе. Да, если бы не этот немногословный человек, то молодой женщине было бы очень тяжело находиться среди мужчин, считающих ее полной дурой, и относящиеся к ней с определенной долей презрения.

Несколько холмов с острыми вершинами, стоящих рядом друг с другом, словно большая гребенка... Внезапно, взглянув на них, у женщины вырвалось:

— Осторожно!

— Что? — повернулся к ней Юрл.

— Там, за этими холмами... Или чуть дальше... В тех местах есть какая-то опасность! Кварг там своего коня чуть не потерял!

— Даже так? Парни! — повернулся к мужчинам Юрл, — парни, вы знаете, что в таких случаях надо делать. Оружие на всякий случай держите под рукой!

Несколько поворотов вдоль крутых холмов — пока что ничего... Проехали еще какое-то расстояние — кажется, все тихо.

Однако, стоило им миновать несколько даже не холмов, а небольших скал, невесть каким образом оказавшихся здесь, и выехать на открытое место, напоминающее большую поляну с сухой травой, как кто-то из мужчин чуть удивленно произнес:

— А эти-то откуда здесь взялись?

Перед ними, пощипывая траву, мирно паслось небольшое стадо баранов. Десятка два животных с удивительно белой шерстью и красиво изогнутыми рогами выглядели пасторально-красивыми, невольно притягивали к себе взгляд любого. Идиллическая картина: яркое солнце, голубое небо, белоснежные барашки, мирно пасущиеся на зеленом лугу... Все это смотрелось настолько мило и трогательно, что казалось нелепой одна только мысль о том, что в здешних местах может быть какая-то опасность. Только отчего-то рядом с этим стадом не было видно пастуха. Вот раззява! Наверное, безбоязненно отошел куда-то в сторону, да и кого ему бояться в этих пустынных и безлюдных местах?

Благодать... Все хорошо, однако вот лошади отчего-то не хотят идти вперед, словно чего-то испугались, на месте крутятся, того и гляди назад повернут... В чем дело?

И тут в памяти Олеи всплыло одно из воспоминаний Кварга, и женщина закричала:

— Осторожнее! — от растерянности у Олеи едва не перехватило горло. — Это не бараны! Это... это... Их надо каким-то образом объехать! К ним даже приближаться нельзя!

— Блондинка, с чего ты разоралась? — повернулся к ней Сандр. — Прямо уши заложило от твоих воплей! Все, как ты и говорила — перед нами белые и пушистые...

— Это не бараны! — женщина пыталась втолковать то, во что было невозможно поверить с первого взгляда. — Это... Не знаю, что это такое! И Кварг не знал! Он от них еле ушел!..

— Ты о чем толкуешь? Да ты чего такое... — начал, было, Рыжак, но Иннасин-Оббо его прервал.

— А ведь она права! Я тоже при взгляде на этих животных чувствую что-то не то... Надо бы их объехать, и желательно на как можно большем расстоянии от этих... баранов. Посмотрите на своих лошадей — они чего-то всерьез боятся, а это неспроста!

— Да вы что, сдурели! Мало ли что блондинка сдуру может брякнуть! Это же обычные бараны... — вступил в разговор Сандр, но Юрл покачал головой.

— Может, и обычные, но где же пастух? Я его что-то не вижу поблизости... А лошади, и верно, беспокоятся. Конечно, лучше бы объехать это стадо, но, посмотрите — эти бараны пасутся на ровном месте, единственном годном для проезда, а справа и слева от них — сплошные булыжники с острыми краями, по которым я не рискну вести лошадей — они себе или ноги переломают, или копыта собьют. И потом, если здесь пасется стадо, то неподалеку должны быть люди — эти ухоженные барашки совершенно не похожи на никому не нужных животных, или же тех, кого за ненадобностью выгнали хозяева...

— Что предлагаете? — не успокаивался Сандр. — Неужели возвращаться из-за каких-то дурацких подозрений? Мало ли что блондинка с перепугу выдаст, у нее в голове все одно мозгов не хватает! Самим разве не смешно — бояться баранов!

— Пожалуй, возвращаться не стоит... — покачал головой Юрл. — Что скажете, Иннасин-Оббо?

— Могу только повторить — мне это все не нравится... Погодите... — колдун что-то зашептал, затем сделал несколько непонятных пассов руками. — Теперь давайте вперед. Опрометью нестись не надо, но и медлить ни в коем случае не стоит.

— Стоит быть поосторожнее, они опасны! — не удержалась Олея. — Во всяком случае, Кварг их возненавидел...

— Подкоптил бы на костре баранью ногу — враз бы их возлюбил! — хмыкнул Сандр. — Причем страстно... А уж с кувшином хорошего вина удовольствие продолжалось бы бесконечно!

Отряд подъезжал к стаду баранов, которые все так же паслись на лугу, и около которых по-прежнему не было видно хозяина. А и верно, в этом есть непонятная странность: пусть тут места и безлюдные, но таких красивых животных даже здесь не стоит оставлять в одиночестве. Между прочим, отметила про себя Олея, Юрл был прав: в этом месте бараны пасутся на единственной пригодной для проезда полоске земли, словно перегораживают проезжающим путь, а остальная земля справа и слева сплошь усеяна камнями.

При приближении отряда бараны, словно по команде, стали раздвигаться, будто давая дорогу проезжающим. Однако, не дойдя до белого стада, лошади внезапно захрапели, встали на дыбы, едва ли не скидывая своих всадников. До того послушные и выносливые лошади внезапно вышли из повиновения, и наотрез отказывались идти дальше, в ужасе кося глазами на белых баранов, казавшимися такими красивыми и безобидными.

Все это со стороны выглядело настолько странно, что кто-то из мужчин попытался, было, достать мечом одного из этих милых белых созданий, но очаровательный барашек, к всеобщему удивлению, вдруг издал некий звук, совсем не похожий на привычное блеянье барана. В следующее мгновение он и вовсе оскалил зубы, острые, словно у волка...

А потом, внезапно, раздался непонятный вопль, странное многоголосье — это подали голос окружившие отряд животные. Трудно сказать, что это были за звуки, но привычным бараньим блеяньем назвать их никак нельзя. Скорее, это был жуткий вой, только вот в нем звучали непонятно-знакомые нотки, до отвращения напоминающие о том, что их издают существа, похожие на обычных баранов. Этот странный звук подстегивал нервы, страхом сжимал сердце, и отчего-то пугал куда больше, чем если бы рядом раздался настоящий волчий вой.

Затем все услышали крик Иннасин-Оббо:

— Этих... белых к себе и близко не допускать! Будут приближаться — рубите безо всякой жалости, если жить хотите!..

С трудом удерживая на месте свою бьющуюся в испуге лошадь, Олея краем глаза заметила, как бараны (или как они там правильно называются), двигаясь удивительно быстро и слаженно, окружили отряд живым кольцом, оставив в этом кольце только одно свободное место, словно предлагая людям следовать именно в том направлении, не позволяя отступить ни назад, ни куда-либо в сторону. Отчего-то Олея была уверена, что куда бы они все не поскакали, бараны в любом случае так и будут бежать вслед за ними, держа небольшой отряд людей все в том же белом кольце, словно загонщики, умело и привычно гонящие пойманную дичь к своему хозяину.

Более того: теперь эти прежде милые барашки уже не казались кроткими и невинными. При ближайшем рассмотрении у каждого из них оказались красные светящиеся глаза, которые могли напугать любого, а неприятный багрово-кровавый блеск этих глаз не могло скрыть даже яркое дневное солнце. Еще у каждого из этих непонятных созданий (вначале Олея не поверила своим глазам) оказался настоящий волчий оскал, а уж зубы были такие, что позавидуют и волки... А потом потрясенная до глубины души женщина увидела, как один из этих барашков так лихо и умело прыгнул на лошадь Рыжака, будто у этого непонятного создания была ловкость и быстрота собаки, или волка...

Все остальное смешалось перед глазами Олеи в одну непонятную картину: ржание донельзя перепуганных лошадей, яростные крики мужчин, то ли хрип, то ли рычание этих непонятных существ, разлетающиеся во все стороны капли крови с перерубленных белых тел...

Пока мужчины отбивали нападение этих странных созданий, Олея пыталась удержать свою взбесившуюся лошадь, и какое-то время это у нее получалось. Но вот когда в ногу едва ли не насмерть перепуганной лошади впились острые зубы одного из таких вот... баранов, то несчастная лошадь от боли и страха так бешено взвилась на дыбы, что Олея вылетела из седла. Уже падая, она ощутила рывок, словно кто-то удерживал ее от стремительного падения. Потом удар, и Олея оказалась на земле. Последнее, что помнила женщина — так это страшная морда все того же непонятного белого зверя, с раскрытой пастью застывшего подле нее...

В себя Олея пришла оттого, что кто-то лил ей на лицо струйку воды. Открыв глаза, женщина увидела встревоженное лицо Бела. Ну да, конечно, от кого ей еще можно ожидать помощи, если не от этого человека?

— Ты как себя чувствуешь? — в голосе мужчины было что-то похожее на беспокойство. — Сильно ушиблась? Не поранилась?

— Не знаю... — Олея пошевелила руками и ногами, постаралась сесть. Это ей вполне удалось. Тело, конечно, болело, но куда меньше, чем можно было ожидать после падения с лошади... — Кажется, все хорошо... А где... эти?..

— Часть из них мы убили, а остальные разбежались. Во всяком случае, в пределах видимости нет ни одного.

Женщина огляделась — и верно, вокруг валялось с десяток бараньих туш, а мужчины ходили, и безо всякой жалости отрубали головы лежащим на земле животным — как сказал Иннасин-Оббо, это необходимо сделать на всякий случай, уж очень эти твари живучи. И еще следовало порадоваться уже тому, что все мужчины были целы, и при этом нападении отделались лишь царапинами.

— А что произошло? — повернулась Олея к Белу, который по-прежнему держал в руке фляжку.

— У тебя лошадь испугалась. Вернее, ее за ногу укусил один из этих... — Бел кивнул головой в сторону одной из лежащих на земле белых туш. — Эти зверюги в первую очередь пытались обезножить всех животных, оттого и хватали бедных лошадей за ноги, вот ты и не удержалась. Жаль, я это поздно заметил, и когда ты уже падала, успел всего лишь придержать тебя за одежду... Ты точно не расшиблась?

— Кажется, все в порядке... А что было потом?

— Потом я отогнал от тебя этих... Не знаю даже, как их назвать...

— Ой, не напоминай! У этих зверей такие страшные морды!..

— Ты встать можешь?

— Да...

Опираясь на руку Бела, Олея сделала несколько шагов, прислушиваясь к своим ощущениям. Спина, конечно, побаливает, и голова кружится, а в остальном... В остальном все в порядке. Надо признать: если бы не Бел, который успел-таки ухватить ее во время падения, то все могло бы окончиться много хуже. Оказаться под копытами испуганных коней, да еще рядом с этими непонятными белыми животными... Ой, об этом лучше не думать!

Женщина присела возле одного из убитых зверей. Нет, ну на первый взгляд — обычный баран, каких в здешних местах Олея уже видела немало. Все та же белая шерсть, витые рога, только вот красные глаза даже сейчас, после смерти, продолжали светиться багровым светом, да острые, словно иглы, зубы в приоткрытой пасти ощетинились жутким оскалом...

— Это еще не все! — Бел присел рядом с Олеей. — Посмотри на их копыта...

— Ничего себе! — ахнула женщина. — Такого я раньше никогда не видела!

— Ну, не ты одна...

Удивляться было чему: в копытах этих зверей, по виду так напоминающих обычных баранов, находились острые когти, которые, как на кошачьей лапе, могли втягиваться внутрь или выдвигаться наружу. Великие Боги, да что же это такое?! И вдруг, сама не зная отчего, у женщины негромко вырвалось:

— Бел, мне страшно!

Олея нисколько бы не удивилась, если б тот в ответ на ее слова по своей извечной привычке промолчал, или просто пожал плечами... Однако тот, совершенно неожиданно для нее, так же негромко ответил:

— Не бойся, а рядом. И, чтоб ты знала, тут всем если не страшно, то жутковато. Так что ты, Олея, держишься молодцом!

Вот такого ответа женщина точно не ожидала услышать. За все то время, пока она находится среди этих мужчин, Олея привыкла к чуть презрительному и насмешливому отношению к себе, и по-иному, как блондинка, к ней не обращались, будто у нее не было своего имени. А вот Бел... Он всегда вел себя по отношению к ней вежливо, хотя и несколько отстраненно, но сейчас в его голосе появилось нечто, похожее на настоящую теплоту. Однажды он уже успел по-настоящему удивить ее, когда говорил с ней на постоялом дворе в комнате Арха, и вот опять...

Однако ответить Белу Олея не успела. Рыжак, проходя мимо, хмыкнул:

— Что, блондинка, в глазах от страха потемнело? Одна маета с вами, бабами...

Вот дерьмо! Олея с трудом сдержалась, чтоб не выразиться в полный голос, причем так, чтоб на лице Рыжака появилось если не удивление, то оторопь. Хорошо, что сумела вовремя язык прикусить, ведь услышав подобное от Олеи, Рыжак в следующий миг начнет весело ржать, что твоя лошадь, да еще больше подначивать... Так что лучше по привычке промолчать.

— Никто не ранен? — спросил Юрл, когда все снова собрались вместе.

— Нет... — ответил за всех Иннасин-Оббо. — Царапины, мелкие раны и укусы, конечно, есть, но в нашей ситуации это, можно сказать, ерунда... Надо же, мое заклинание на них почти не подействовало! Вернее, подействовало, но далеко не в полной мере! Не ожидал... Ведь после моего заклинания эти... твари при виде нас должны были или разбежаться, или же остаться сидеть на месте, а они не только не сделали этого, но еще и сумели наброситься на нас! Просто удивительно, какой у них высокий барьер устойчивости к чужому воздействию! Весьма неприятное открытие. Правда, мое заклинание все же несколько сковало их движения, и оттого должной быстроты у них, по счастью, не было. Твари действовали довольно вяло...

— Вяло?! — едва ли не взвыл Рыжак. — Да они ж кусались ничуть не слабее волков! А уж до чего быстрые, сволочи!..

— Если бы я заранее не связал их заклинанием, то поверьте — мы бы так легко не отделались! — гордо улыбнулся колдун. — Небольшие раны не в счет, так же, как и падение с коня нашей дамы... Но нам повезло и тут — Бел успел поймать ее до того, как она свалилась под копыта коней, и ей, слава Богам, не досталось то перепуганных лошадок...

— Блондинка, в таких случаях в седле крепче держаться надо! — Сандр вновь не удержался, чтоб не подколоть Олею. — А падать можешь и на меня! Хоть на каждом привале — не возражаю! Ну, или на Рыжака — он тоже не против подобных падений! Как раз наоборот — мы оба их давно ожидаем! Это ты на Бела никак нужного впечатления произвести не можешь — как видно, светлые девки ему не по вкусу!

— Хватит вздор молоть! — оборвал Юрл не ко времени разговорившегося Сандра. — А ты, Бел, и верно, внимательней будь, бабу из внимания не выпускай, а не то ударится обо что-нибудь головой — последнее забудет!

— Да, конечно... — кивнул головой Бел.

— Нет, ну надо же — на нас бараны набросились! — никак не мог успокоиться Рыжак. — Скажи кому — не поверят, да еще и на смех поднимут!

— Кстати, уважаемый Иннасин-Оббо, скажите, что это за существа такие? — Юрл потыкал ногой одну из лежащих на земле белых туш. — Если б своими глазами такое не увидел, то ни за что бы не поверил, что такое возможно!

— Прежде всего — это не бараны! — отчеканил Иннасин-Оббо. — Слышали выражение — волк в овечьей шкуре? Так вот, то, с чем мы сейчас столкнулись — это, примерно, то же самое. Разница лишь в том, что перед нами не овцы, а бараны, но все одно — под белоснежной шкурой этих существ живет самый настоящий волк, безжалостный и жестокий. Я, грешным делом, не сразу их и опознал — слишком невероятно встретить здесь этих существ... Это кил'джу.

— Кто?

— Кил'джу. Не напрягайтесь, нет ничего удивительного в том, что раньше вы о них ничего не слышали. Когда-то, очень давно, они были искусственно выведены колдунами одной из южных стран, и по сей день используются там вместо собак. Конечно, речь идет не о простых обывателях, а о знати — обычным людям иметь в хозяйстве кил'джу запрещено, да и не карману подобное обычным людям. Так сказать, приобретение не по чину. По виду кил'джу — обычные бараны, ну, может несколько более красивые внешне, а по сути — свирепые и опасные звери, довольно умные и хитрые. Память у них прекрасная, нюх замечательный, ну, а их быстроту и реакцию вы видели сами. Кстати, в тех дальних южных странах их часто используют и для охраны, и для охоты... Эти звери предпочитают нападать стадом, вернее, стаей — назвать стадом это сборище у меня язык не поворачивается. Что еще можно сказать? Кил'джу очень любят мясо, но могут какое-то время питаться и травой. Короче — всеядные, что очень удобно. Правда, они плохо размножаются, и довольно требовательны к уходу — у них довольно слабый иммунитет...

— Чего у них слабое? — не понял Рыжак.

— Неважно, долго объяснять... Главное, что в природе, сами по себе, кил'джу долго существовать не могут — без должного ухода они быстро сдохнут, или одичают, но на воле все одно долго не протянут. Впрочем, это судьба многих животных, тех, что сотворили не Боги, а создали обуреваемые гордыней люди...

— Но как они, эти животные, оказались на этом месте?

— Это еще тот вопрос! Хотя ответ, пожалуй, можно дать... Похоже, у этих животных была задача или гнать всех оказавшихся в этих местах людей к какому-то определенному месту, или же они должны были положить наших лошадей, а нас... Ну, кил'джу все одно привели бы нас туда, где находится их хозяин.

— У них есть хозяин?

— А то! Я ж вам про это и толкую! Кил'джу не могут жить без хозяина! Должен быть человек, которого они слушаются, а иначе... Похоже, вы все напрочь забыли то, что я только что говорил! Повторяю: эти животные специально выведены для охраны и охоты!

— Надо же, как звучит — бараны для охоты и охраны! — ухмыльнулся Рыжак. — Уржаться...

— В этом нет ничего смешного! — строго сказал колдун. — Судя по всему, вы уже успели выкинуть из головы то, как они на нас налетели. Если же вам и этого мало, то предлагаю посмотреть на их рога. Что скажете?

— Ну, рога как рога, у всех баранов такие... Правда, немного отличные от других...

— Красивые и необычно завернутые? Не спорю, но рассмотрите их повнимательней. Все еще не поняли? Жаль. К вашему сведению, эти красивые, и на первый взгляд твердые костяные завитки в нужный момент могут распрямляться, и бить ничуть не слабее ножей или пик... Страшное дело! Я ж оттого вам и кричал, чтоб вы этих животных к себе близко не подпускали! На счастье, мое заклинание сработало так, что связало рога кил'джу, и не дало им раскрыться. А вы — милые барашки, белые существа... Запомните на будущее: от этих созданий надо держаться как можно дальше!

— Очень надеюсь, что в будущем я с ними уже никогда не встречусь... — сделал вывод Сандр. — Что-то эти белые и пушистые пришлись мне не по душе...

— Правильное замечание! — хмыкнул Иннасин-Оббо. — Не всегда рядом с вами может оказаться колдун, знающий нужные заклинания.

— Так, часть из этих кил'джу мы перебили, а вот интересно — куда делись оставшиеся? — спросил Юрл. — Прячутся неподалеку, или...

— Думаю, побежали к хозяину... — Иннасин-Оббо еще раз оглядел обезглавленные туши. — У кил"джу очень сильна связь со своим хозяином, и в любом случае они должны были кинуться к нему.

— Так, значит, их хозяин где-то поблизости?

— Уверен. Мне кажется, что кил"джу целый день пасутся неподалеку от дома своего хозяина, поджидая тех, кто случайно забредет в эти всеми забытые места. Потом нападают на них, и гонят к хозяину, совсем как пойманную дичь... Похоже, это и есть самая настоящая охота, только вот не на зверье, а на людей... В очередной раз восхищаюсь Кваргом: похоже, он сумел каким-то образом обойти кил"джу. Молодец!

— Занесло же сюда Кварга... — пробурчал Рыжак. — Мог бы и где-то поближе устроить свою захоронку...

— Парень знал, где можно спрятать ценный товар, причем спрятать так, чтоб его так просто не нашли... — философски заметил колдун.

— Погодите! — оборвал колдуна Юрл. — Эти кил'джу... Откуда они могли тут взяться? На ближайшем рынке их вряд ли купишь!

— Понятно, что их кто-то привез в эти места, и держит где-то поблизости. По ночам кил'джу обычно охраняют дом хозяина, и его самого, ну, а днем им позволяется резвиться в округе. Те, кто живут поблизости от этих мест, наверняка что-то знают, но помалкивают — тут принято особо не болтать, и в чужие дела не соваться. Так сказать, каждый сам по себе. Конечно, если бы эти кил"джу стали нападать на кого-то из местных, то об этом враз стало бы известно, а раз люди молчат... Значит, страдают в основном те, кто случайно забредает в эти места, или же каким-то образом теряется, и местные, если даже и догадываются о том, что происходит, все одно делают вид, что до этого им нет никакого дела.

— Дела-а... — Сандр покрутил головой. — Так получается, что на нас напали сторожевые псы?

— Ну, в некотором роде... Можно сказать и так.

— Интересно, где же их хозяин?

— Думаю, мы его вскоре увидим. Говорю же: эти милые и кроткие создания никогда не уходят далеко от места своего обитания. Пасутся рядом...

— Погодите... — Юрл посмотрел на Олею. — А уж не дошли ли мы до нужного места? Может, там, у этого неведомого хозяина Кварг и спрятал то, что мы ищем?

— Нет... — чуть призадумавшись, покачала головой Олея. — Нет. Кварг и сам боялся этого человека.

— Точно?

— Да. Кварг никогда бы не оставил у него то, что несет. И потом, я вижу, что путь Кварга идет дальше...

— Куда?

— Не скажу... Вижу лишь, что отсюда нам нужно ехать вон туда, в ту сторону... Затем на пути стоит какой-то большой дом, и дорога идет дальше. Кварг прошел то место — ну, то, где находится единственный во всей округе то ли дом, то ли усадьба, и у него остались очень плохие воспоминания. Да и тот дом какой-то... неприятный...

— В каком смысле — неприятный?

— Ну, Кварг встретил там кого-то из тех, с кем бы никогда не хотел встречаться... И у них то ли разговор вышел плохой, то ли они меж собой вообще разговаривать не стали — этого я понять не могу. Знаю лишь, что Кварг оттуда бежал едва ли не со всех ног...

— Я не понял... — перебил Олею колдун. — У Кварга что, с кем-то возникли разногласия, или проблема была в другом?

— Не знаю...

— Ну, раз не знаешь, то нечего здесь и дальше задерживаться без дела! — вмешался Юрл. — Все по коням.

— А с этими что делать? — Сандр с силой пнул одну из лежащих на земле туш.

— Пусть валяются! — Юрл уже сидел в седле. — Что с ними дальше будет — это уже не наша забота. Может, сюда вернутся кил'джу из числа тех, кто недавно ушли от нас, и сожрут своих бывших друзей-приятелей — уважаемый Иннасин-Оббо говорил, что эти звери любят мясо. Вот и перекусят...

— Все может быть... Да, дорогая, ты, кажется, говорила, что скоро на нашем пути будет какой-то дом? — обратился колдун к Олее. — Когда мы до него доберемся?

— Довольно скоро, а пока что надо ехать прямо... Но это недолго, вскоре мы его увидим...

— То место, в котором, скорей всего, и живет хозяин кил'джу! — закончил колдун слова Олеи.

— Ладно, ходу... — махнул рукой Юрл.

Верно — надо ехать, не стоит понапрасну терять время. А насчет того человека, кто живет поблизости... Что ж, с этим придется разобраться по ходу.

Вновь все в седлах, и вновь лошади петляют меж холмов, только вот сейчас мужчины были куда более внимательны и осторожны — судя по всему, гостей здесь не очень любят.

Перевалили через несколько особо высоких холмов — и внезапно перед их глазами появилась чуть подзабытая за последние дни картина: небольшая зеленая долина с протекающим ручьем, пруд с лилиями, множество ухоженных грядок, бахча, длинные ряды виноградных плетей и фруктовых деревьев... Вдалеке кони пасутся, еще какой-то скот... А еще посреди всего этого великолепия, окруженный цветущим садом, стоял аккуратный дом довольно-таки немалых размеров, позади которого находилось множество самых разных пристроек. И вообще, увиденная картина производила впечатление волшебного уголка, непонятным образом попавшего в этот сухой и холмистый край. Сказочное место уюта, зелени и отдыха... Наверное, здесь должны жить счастливые люди...

Отчего-то почти каждого из отряда одновременно посетила одна и та же мысль: если бы им не надо было торопиться, то, без сомнений, отряд бы остановился хоть для короткого отдыха в столь удивительном месте...

— Это что? — удивленно спросил кто-то.

— Это... Здесь обитает какой-то мужчина... — Олея чуть прикрыла глаза по своей извечной привычке, хотя и знала, что Юрла бесконечно злит эта ее медлительность, но вот только поделать с собой она ничего не могла. — Кварг с ним не был знаком, но от кого-то раньше слышал об этом человеке. И еще: в этом месте не стоит спускаться на землю с лошадей. В любом случае надо оставаться в седле...

— Почему? — повернулся к ней колдун.

— Не знаю... Но Кварг это особо отметил, словно повесил предупреждающий знак...

— Повтори еще раз, что именно отметил Кварг! — почти приказал Иннасин-Оббо.

— Ну, это звучит примерно так: ни в коем случае на землю с лошадей не спускаться, и в разговоры с хозяином этого дома не вступать. А, да, еще у меня в памяти возник образ стрелы...

— Какой еще стрелы? Как она выглядит?

— Ну, стрела как стрела... Белая, с красным наконечником...

— При чем тут стрела?

— Не знаю, но в сознании Кварга прочно сидит опасность.

— Стрела и опасность... — влез в разговор Сандр. — Нас около того дома могут встретить с оружием?

— Нет... — покачала головой Олея. — Там что-то другое...

— Так, погодите, надо подумать... — Иннасин-Оббо замолчал. Остальные тоже не произносили ни слова, молчали, и лишь легкий ветерок обдувал их загорелые лица. А лежащая перед ними зеленая долина словно притягивала к себе удивительной свежестью, манила отдыхом... Отдых... Интересно, что скажет по этому поводу Иннасин-Оббо? Отчего-то он крепко задумался...

Впрочем, колдун очень скоро подал голос.

— Интересно, и даже очень... — задумчиво произнес он. — А еще весьма неприятно... Значит, на землю не ступать, разговоры не заводить, да еще и белая стрела с красным наконечником... Вот даже как... Это мне совсем не нравится! И хорошо, что ты об этом не забыла нам сказать! И впредь, причем уже в который раз, прошу тебя — говори все, что отложил в твоей памяти Кварг, все, вплоть до самых мелких подробностей! Поняла?

— Да... Но я же вижу перед собой только дорогу, и ничего больше! Ну, иногда возникают какие-то образы и непонятные ощущения, вот как сейчас...

— Повтори мне еще раз: Кварг знал раньше этого человека?

— Нет. Но ему о нем кто-то рассказывал. Или же он раньше знал таких, как тот человек... И Кварг его боялся, но вот чем вызван тот страх — не скажу...

— Н-да, немного... — колдун вновь замолк, а потом обернулся к Юрлу, который до того не произнес ни слова. — Значит, так: постараемся пройти это место так быстро, как только сможем. Желательно проскочить всю эту долину одним махом, без остановки. Но если все же мы будем вынуждены остановиться, то запомните: никто из вас не должен слезать со своей лошади, и каждый пусть держит рот на замке. Чтоб никто из вас и звука не издал! Если что, говорить буду только я! У кого не хватит терпения молчать — тот пусть рот себе заранее заклеит и уши заткнет! Или же кляпы себе сделайте заранее! В молчании — наше спасение! Бел, тебе особое предупреждение — смотри за тем, чтоб твоя подопечная была глухой и немой! Да, и оружие держите наготове. Все понятно?

— Чего там не понять... — буркнул Рыжак. — Ясно, что ничего не ясно...

— Иннасин-Оббо, в чем дело? — требовательно спросил Юрл. — Что здесь такое? Я должен иметь представление о...

— Если это то, о чем я думаю, а, похоже, так оно и есть, то дело плохо... — вздохнул Иннасин-Оббо. — И даже очень плохо. Можно даже сказать — все отвратительно. Но будем надеяться на лучшее.

— И все же, что происходит? Мне необходимо это знать, пусть и не во всех подробностях...

— Ох, командир, тут нет ничего хорошего. А если коротко... Похоже, что в здешних местах обосновался кто-то из тех, кто балуется самым поганым колдовством. Что же касается того, чем именно... В том селении, где мы покупали провиант, я кое-что заплатил продавцу за то, чтоб он рассказал мне об окрестностях, и о тех слухах, что гуляют по округе. Вот он мне и поведал, что в здешние места уже давно никто не суется — дескать, тут зло обитает, под личиной человека злой дух живет, и его лучше не тревожить...

— Какое зло? Какой еще дух?

— Если бы я это знал! Торговец больше не сказал ничего... В общем, делайте то, что я вам говорю, и все обойдется. Вперед!

Тронулись с места, и хотя коней особо не гнали, но и медленным бег коней назвать было никак нельзя. Впрочем, уставшие животные, увидев воду и зеленую траву, без всяких понуканий бежали вперед, как видно, предвкушая отдых.

Около холмов, откуда спускался в долину отряд, не было никакой не то что дороги, но даже тропы, зато и в самой долине, и возле дома были проложены самые настоящие дороги, вымощенные камнем. Надо же... Да, труда тут вложено немало.

Подъехав чуть ближе, Олея заметила, что работников на этой земле хватает. Все верно: чтоб поддерживать здесь такой порядок, рабочих рук требуется немало. Люди трудились и на виноградниках, и на грядках, хватало их и в саду, и около дома, правда, особо счастливыми они не выглядели. Все работали, не отвлекаясь на посторонних, словно ничто, кроме своей работы, их не интересовало. Равнодушно-тупые, с ничего не выражающими лицами и неторопливыми движениями эти люди производили странное впечатление, немного жутковатое. Они не поворачивали головы даже тогда, когда неподалеку от них проезжал отряд, а это, по меньшей мере, странно: появление новых лиц в столь отдаленных местах — это событие, и оно не может не привлечь внимания проживающих здесь людей. Тем не менее, работающим, кажется, ровным счетом не было никакого дела до проезжающих. Еще Олея успела заметить, что хотя здесь были люди самых разных рас и цвета кожи, но было нечто, объединяющее их всех. И это нечто выглядело столь... противоестественным и чуждым человеческой природе, что даже думать об этом не хотелось.

Олея надеялась, что им беспрепятственно удастся проскочить мимо этого красивого дома — ведь в памяти Кварга жило настоящее отвращение, заставляющее относиться к этому островку зелени и видимого благополучия с изрядной долей неприязни и даже страха.

Проехали часть долины, затем копыта лошадей застучали по мощеной камнем дороге перед домом... Но едва миновали сад, находящийся позади все того же красивого дома, как лошади остановились, и ни понукания, ни хлыст не могли заставить их двинуться с места. Бедные животные словно бились о невидимую преграду, не в силах ее преодолеть...

— В чем дело? — крикнул Юрл.

— Стена... — с заметной досадой в голосе отозвался колдун. — Невидимая... Никак не пройти!

— Но как же Кварг ее миновал? — удерживал своего коня Юрл.

— Это ему тоже нелегко далось!

— Что предлагаете?

— Командир, молчите! Ни слова более! Вы что, забыли, о чем я вас предупреждал? Сейчас мы попробуем пойти в обход... — Иннасин-Оббо махнул рукой в сторону длинной ряда виноградных лоз, на которых висели созревающие грозди темных и зеленых ягод. — Поедем вон туда, и...

— Ну, что вы так расшумелись? — перебил колдуна чуть насмешливый голос. — Да еще вздумали топтать мои посадки? По-вашему, их легко тут вырастить? Ай-яй-яй, как некрасиво!

Из стоящей неподалеку от дороги беседки, сплошь увитой вьющимися розами, неторопливо вышел высокий мужчина. Простая свободная одежда, сшитая из тонкого белого хлопка, мягкая обувь, дорогие украшения... В глаза невольно бросались несколько перстней на пальцах мужчины, на которых под солнечными лучами переливались всеми цветами радуги огромные, хорошо ограненные бриллианты, своими размерами превышающие лесной орех. Перстни настолько притягивали к себе чужие взгляды, и были такими дорогими, что Олее невольно подумалось: к этим камням не помешало бы приставить отдельных охранников! Просто удивительно, что старик не опасается открыто носить эти бесценные украшения. Да и на шее этого человека висело нечто вроде широкого ожерелья, состоящего, кажется, из одних белых и черных бриллиантов.

Понятно, что бедняком этого мужчину никак не назовешь. Интересно, кто это такой? Очень темная, почти черная кожа и своеобразные черты лица выдавали в нем жителя одной из тех дальних южных стран, в которые северяне не рисковали соваться — там было слишком опасно.

Еще этот мужчина был очень немолод — сеть глубоких морщин на его лице выдавала весьма солидный возраст, черная кожа чуть отдавала серым оттенком, а волосы, хотя и были по-прежнему густы, но полностью поседели. Темные глаза незнакомца немного запали, но глядели цепко, а чуть хищная улыбка продемонстрировала его безупречно-белые зубы.

— Как я вижу, Боги наконец-то послали мне долгожданных гостей... — голос старика был удивительно красивым, чуть журчащим, умиротворяющим... — Новые люди — редкость в этих местах, и я бесконечно рад видеть вас всех в своем скромном жилище. Надеюсь, вы разделите мое одиночество, отдохнете в тишине и прохладе...

— Спасибо, мы торопимся! — отрезал Иннасин-Оббо. — Очень торопимся!

— Но неужели вы откажете в разговоре, или хотя бы в кратком общении старому человеку, одиноко живущему вдали от людей? — обезоруживающе улыбнулся чернокожий. — Отдохнете в моем саду, отведаете фруктов, искупаетесь в пруду, смоете с себя пыль дорог...

Внезапно Олею стало охватывать непреодолимое желание сойти на землю, упасть в тени деревьев, подобрать с земли только что упавший с ветки сочный персик и впиться в него зубами, причем так, чтоб сладкий сок потек по подбородку... Однако резковатые слова Иннасин-Оббо развеяли легкий дурман, навеянный словами старика.

— Весьма любезное предложение, и мы его ценим должным образом. Однако как я, так и все мои друзья будем крайне признательны, если вы уберете с нашего пути эту призрачную стену.

— Ох, простите старика, но я пытаюсь хотя бы таким бестактным образом попросить вас стать моими гостями. Одиночество так утомительно, и еще более тоскливы мои долгие дни и вечера в этой всеми забытой глуши... Краткий разговор с вами внесет в мою монотонную жизнь струю чистого воздуха, а заодно и капельку разнообразия, и мне будет о чем вспомнить в нескончаемо долгие вечера и ночи...

Голос старика завораживал, чуть одурманивал, пленял, и Олея вновь захотела сойти с коня, отдохнуть на мягкой траве, искупаться в прозрачной воде пруда, сорвать водяную лилию и смотреть, как внутри нее перекатывается хрустальный шарик воды... Без сомнения, и у кое-кого из мужчин появилось сходное желание, но голос Иннасин-Оббо вновь стряхнул со всех сонную одурь, навеянную словами незнакомца.

— Всем взбодриться, с коней не сходить! — почти что закричал он, обернувшись к своим спутникам. — И чтоб ни один из вас слова не произнес! А вам, уважаемый... — колдун снова повернулся к старику — вам не стоит стоять у нас на пути. Еще собьем ненароком.

— У нынешней молодежи совсем нет уважения ни к старикам, ни к их сединам! — горестно вздохнул темнокожий. — К сожалению, в наше грешное время у людей не остается ничего святого, им трудно сказать хоть одно доброе слово старому человеку! А произнесите их — и ваша дорога станет много легче...

— Всем молчать! — вновь рявкнул Иннасин-Оббо, еще раз посмотрев на своих спутников, однако на этот раз в его голосе было столько угрозы, что у Олеи в страхе забилось сердце. — Молчать! Боюсь, — колдун повернулся к старику, — боюсь, что после этих нескольких добрых слов, сказанных вам, дорога раз и навсегда закончится для того, кто их произнесет. Так что вы, господин хороший, сделайте доброе дело — прекратите дурманить головы моим друзьям и уйдите с нашего пути подобру-поздорову!

Все это время Олея просто чувствовала, что старик краем глаза рассматривает ее, и этот пристальный взгляд вызывал в ее душе нечто, похожее на отвращение. Словно почувствовав настроение своей подопечной, Бел чуть тронул с места своего коня, и тот, пройдя всего пару шагов, остановился между стариком и Олеей, что хоть немного прикрывало молодую женщину от взглядов этого неприятного человека. Со стороны подобное могло выглядеть как случайность — ну, подумаешь, конь чуть сдвинулся с места!, только недогадливых здесь не было. Старик, правда, никак не высказал свое недовольство, даже вида не подал, лишь чуть внимательней глянул на Бела.

— Итак, долго мы еще ждать будем? — повторил Иннасин-Оббо.

— Ах, молодежь, молодежь... — вновь умиротворяющее зажурчал голос старика. — Ну, должно же быть у вас...

И тут Иннасин-Оббо что-то произнес на незнакомом языке, и старик оборвал свою речь на полуслове. Чуть удивленно приподняв брови, он ответил Иннасин-Оббо все на том же неведомом наречии — кажется, старик никак не ожидал, будто кому-то из проезжих людей знаком этот язык.

Пока двое мужчин вели между собой нечто вроде переговоров, Олея, вновь стряхнув с сознания непонятную пелену, огляделась по сторонам. Удивительно, но до сей поры ни один из работающих здесь людей не обратил на приезжих никакого внимания — все по-прежнему прилежно трудятся, не поднимая головы и ничем не интересуясь. Странно... Надо же: старик только что сказал, что в этих местах гости — редкость, но почему никому из живущих здесь нет никакого дела до приехавших? Так быть не должно — новые люди а таких местах по приезду всегда находятся в центре внимания... Хоть бы голову кто повернул в их сторону, так даже этого нет! Складывается впечатление, это этим людям, кроме своей работы, ничего не нужно. И вообще, глядя на все окружающее, у Олеи постепенно складывалось непонятное, странное и весьма неприятное ощущение от всего происходящего...

Да и остальные из их отряда чувствовали себя ничуть не лучше. Судя по тому, какие встревоженные взгляды они бросали по сторонам, было понятно, что мужчины всерьез чего-то опасаются. Возможно, некоторые уже имеют представление о том, что их тут может ожидать, и от понимания этого им ничуть не легче...

Тем временем разговор Иннасин-Оббо и старика явно был не простым и далеко не приятным. Вроде оба говорят, как обычно, довольно вежливо и даже довольно спокойно, но от их голосов по коже идет озноб. Так неприятно слушать...

Словно отвечая на эти мысли, Иннасин-Оббо вновь перешел на знакомый всем язык.

— Пропускай нас! И никто из нас со своих лошадей на землю спускаться не будет — уж очень надолго гости у тебя задерживаются.

— А я тебе уже сказал — могу и пропустить, но не просто так. За проезд плата положена. Ну, раз вы не желаете за чашей молодого вина поведать старику о том, что творится в мире...

— Не желаем! — в голосе Иннасин-Оббо послышалась угроза. — Опасно с тобой говорить. Да и неинтересно.

— Ох, молодежь, вы наносите хозяину горькую обиду, а ведь я готов принять вас с чистой душой и открытым сердцем! Что ж, не хотите быть моими гостями — дело ваше, езжайте, куда вам надо, только оставьте у меня двоих из вашей милой компании. Я человек добрый, мне много не надо, и даже более того — я готов пойти на уступки. Меня больше всего устроит та цыпочка — и взгляд старика устремился на Олею. — Ну, и одного из мужчин тоже оставьте, любого, на ваш выбор. Хоть ее верного служку... — старик перевел взгляд на Бела. — В выборе я вам препятствовать не буду — не хотите отдавать этого парня, можете вместо него любого другого молодца мне оставить. А потом направляйтесь себе дальше, по своим суетным и бесконечно хлопотным делам...

В первый момент Олея решила, что она ослышалась — этот старик что, хочет оставить ее здесь? И Бела заодно? Ой, нет, только не это! Отчего-то этот старый человек внушал ей самый настоящий страх.

— Тебе что, работников не хватает? — зло сощурил глаза Иннасин-Оббо. — Новые рабы понадобились?

— Зачем уж так сразу — рабы... Может, мне друзья нужны, или защитники...

— Так у тебя уже защитники имеются, белого цвета и с четырьмя ногами — с ними мы уже имели радость столкнуться... Они, как я понял, к тебе заплутавших людей пригоняют, а если кто из верховых от этих рогатых зверюг пытается уйти, то твои барашки лошадей тех несчастных загрызают? И для собственной охраны ты кил'джу тоже используешь, верно? Как хоть ты этих тварей сюда умудрился привезти, непонятно...

— Если вам это интересно, можем обсудить. Расскажу, не утаю...

— Что, твое зверье мало людей сюда натаскало? — продолжал Иннасин-Оббо, не слушая старика. — Тоже, наверное, с попадающими сюда бедолагами ты для начала умные беседы вел, а потом всех отправил на Небеса? Вернее, на Небеса они вряд ли уже попадут — ты же их души испоганил...

— Как вы, молодые, примитивно мыслите! — вздохнул мужчина. — И как грубо... Слушать неприятно, слух режет. Я уже не раз сталкивался с тем крайне неприятным фактом, что у нынешних магов полностью отсутствует чувство такта, да и элементарной воспитанности им явно не хватает — дерзить в лицо несчастному старику, вся вина которого заключается в том, что он пытается выжить в этом равнодушном и жестоком мире!

— Хватит! — оборвал журчащую речь старика Иннасин-Оббо, и Олея с удивлением заметила, что одежда на спине колдуна вся потемнела от пота. Э, да Иннасин-Оббо сейчас, судя по всему, не просто тяжело — он выбивается из сил, стараясь поддерживать это, казалось бы, простой разговор со стариком. — Хватит пустой болтовни!

— А ведь, заметьте, я вас не упрекаю в том, что вы моих животных побили! — не обратил внимание на слова колдуна старик. — Сердца у вас, похоже, нет, да и жалости тоже не имеется! Невинных существ губить!.. Да вы хоть представляете, каких трудов стоит в этих местах вырастить хоть одну такую зверушку!? Это ж сколько сил положить надо, чтоб ее выходить и обучить! А вы бедную животину сразу под нож пускаете... Нехорошо, и, даже можно сказать, непорядочно. Меня в убыток ввели, барашков моих напугали... Так нельзя. За убыток надо заплатить, а цену я уже назвал — всего лишь двоих из вашей шайки... О, простите, я имел в виду — из вашего отряда. Эта символическая плата не покроет даже части моих убытков, не говоря о душевной травме, и о том, что мне пришлось испытать, когда я успокаивал своих бедных, перепуганных животных! Так что вы и сами должны понимать — разве я не поступаю с вами более чем благородно?

— Что-что? Жизнь тебя, старик, похоже, ничему не научила! Ты правило забыл — не стоит ввязываться в бой, если не знаешь силу противника. Давай разойдемся по-хорошему, а не то мы сами уйдем. Без твоего согласия.

— Ну, без моего согласия вам все одно отсюда не уйти... — еще шире улыбнулся старик. — Так что не хорохорься понапрасну — ты мне не соперник, хотя и пытаешься сделать вид, будто что-то умеешь. А насчет вашей невзрачной девки... Так я, считай, вам скидку делаю от доброты душевной — просто хочется иметь рядом с собой хоть кого-то с живой кровью... Эх, где они, прекрасные горячие женщины с кожей цвета эбонитового дерева, шапкой густых волос на голове, дикой грацией и бездонно-черными глазами? Увы, но рядом нет жгучих красавиц моей родной страны, так что приходится довольствоваться тем, что есть. Знаешь, милая... — сейчас старик обращался прямо к Олее, — милая, ты уж не обижайся, но по меркам моей страны ты совсем некрасивая. Бледная женщина с холодной кровью и бесцветными волосами... В другое время я бы на тебя даже не посмотрел, но, увы, жизненные обстоятельства сильнее нас. Ну да выбирать не приходится, и к тому же я непривередлив. И не щепетилен — возьму то, что есть.

Кровь бросилась в лицо молодой женщине — надо же, и этот несколькими словами почти что втоптал ее в грязь. Так что к страху перед этим непонятным стариком у Олеи прибавилось еще и чувство острой неприязни, почти ненависти — вряд ли найдется хоть одна женщина, которая простит такие слова в свой адрес. Да уж, милый дедуля: оскорбил, обхамил, как только мог, но при том обставил дело таким образом, будто он сделает всем великое одолжение, соглашаясь забрать себе молодую девушку...

— Хорош торговаться! — бросил Иннасин-Оббо, даже не посмотрев в сторону Олеи. — Мы тут не для того, чтоб исполнять твои прихоти! Пропусти нас, я сказал!

— Не стоит повышать на меня голос: похоже, ты все еще не понимаешь, чем это может тебе грозить, недоучка.

— Я знаю одно: ты сидишь здесь, как паук, раскинувший во все стороны паутину, а твои дохлые мухи трудятся на твое благополучие. Что, надоело общаться с покойниками? На живое общение потянуло? Конечно, всех тянет на обновление, особенно на твоем живом кладбище... И как хоть тебя до сей поры не выкурили отсюда?

— Просто я в свое время понял, где можно остановиться и доживать отпущенный мне век... — старик безмятежно улыбнулся, вновь показав идеальный ряд белоснежных зубов. — А заодно и озаботился тем, чтоб не остаться нищим и бесприютным. Мое предложение остается в силе, и законы гостеприимства...

— Эти законы не имеют к тебе никакого отношения! — оборвал разглагольствования старика Иннасин-Оббо. — Перестать туманить моим людям головы и дай нам проехать! И никого мы у тебя оставлять не будем — здесь и так хватает задержавшихся не по своей воле. Хватит, ты и без того зажрался сверх меры. Не боишься?

— Ты разговор в сторону не уводи! — поморщился старик. — Я стену сниму, если вы у меня двоих оставите. Это моя цена, причем цена просто-таки смехотворная. Я бы на вашем месте не колебался, потому как стоимость проезда может серьезно возрасти. Итак?

— Сам знаешь, что этого не будет. Сними стену, и дай проехать.

— Езжай, если сможешь — усмехнулся старик. — Только вначале оглянись по сторонам для того, чтоб до вас дошло — сейчас все здесь можете остаться. Вообще-то подобный выход меня устраивает больше всего...

А посмотреть было на что: со всех сторон к отряду шли люди, те, что только что прилежно работали на полях, у дома, в саду... Они шли, вернее, брели, ровным размеренным шагом, до невероятности похожие друг на друга, держа в руках кто мотыгу, кто лопату, кто садовые ножницы, а кто и просто поднял с земли камень... Глядя на них, сразу же понимаешь — люди так не ходят: что ни говори, а у каждого из нас свой характер и темперамент, свои движения, а тут, между бредущими людьми не было никаких отличий. Тупо-равнодушные, с отсутствием хоть каких-то эмоций на лицах, работники старика двигались, особо не торопясь, невидяще глядя перед собой тусклыми, безжизненными глазами... И еще над всеми этими людьми словно бы витало незримое черное облако безысходности...

Эта картина производила жуткое впечатление на каждого, увидевшего нее: казалось, сюда шла сама смерть, холодная, жестокая и безжалостная...

— Ну, раз дело обстоит так... — обернулся Иннасин-Оббо к довольно улыбающемуся старику. — Ну, раз так...

И тут Иннасин-Оббо заговорил что-то на непонятном языке, и его речь была похожа то ли на песню, то ли на непонятное заклинание. Первые слова он произносил медленно, словно врастяжку, но постепенно ритм его слов учащался, становился все более и более быстрым. Старик же, вначале слушавший колдуна с легкой насмешкой на лице, очень скоро перестал улыбаться, и уже заговорил сам, причем на все том же неведомом языке. Каждый из двоих постепенно говорил все громче и громче, и постепенно стало казаться, будто один старается перекричать другого...

Олея то и дело со страхом смотрела по сторонам, хотя лучше бы она этого не делала: пока эти двое колдунов пытались что-то доказать друг другу, работники старика подходили все ближе и ближе... Какой ужас! Женщина не сомневалась: первое, что сделают эти люди, когда дойдут до них — это или забьют до смерти, причем все с тем же тупым и безразличным выражением на лицах, либо без разговоров стащат всадников с лошадей... Впрочем, это, похоже, одно и то же... Вот до первых из бредущих к ним людей осталось пятнадцать шагов, вот десять, а вот уже и пять...

И в этот момент раздался звук, больше похожий на звон разбившегося стекла. Такое впечатление, будто рядом кто-то со всего размаха ударил огромным железным мечом по хрустальной стене, и сейчас она разлетается, рассыпаясь на тысячи крохотных звенящих осколков. Но самое удивительное было в том, что старик споткнулся на полуслове и, несмотря на свою темную кожу, покраснел от негодования, а затем и вовсе едва удержался на ногах, схватившись руками за грудь.

А вот некоторые из бредущих людей внезапно зашатались, будто под тяжестью неведомого груза, и рухнули на землю, словно подкошенные, да и оставшиеся на ногах будто замедлили свой неторопливый ход...

Только вот времени разглядывать происходящее совсем не было — по ушам просто-таки хлестанул громкий, и даже какой-то отчаянный крик Иннасин-Оббо:

— Вперед! Гоните!

Лошади рванули вперед без особого понукания, словно и сами хотели как можно скорей покинуть это неприятное место. Впрочем, люди стремились убраться отсюда еще быстрей — уж очень тяжело и страшно. Даже отъехав на безопасное расстояние, Олея не стала оглядываться назад — до отвращения не хотелось видеть ни этого непонятного старика, ни его жутковатых работников...

Женщина и сама не могла понять, как так получилось, что она на своем коне вырвалась едва ли не впереди их небольшого отряда, и сейчас гнала коня по той дороге, где не так давно прошел и Кварг, так же, как и они, стремительно унося ноги из зеленой долины. Дороги тут все одно не было, так что ее спутники, не отставая, тоже мчались вслед за женщиной, прекрасно понимая, что их спасение только в скорости, и каждый в глубине души был немыслимо рад тому, что он все еще жив...

Сколько времени люди так гнали своих коней — о том они не знали и сами, однако остановились не скоро, и то лишь когда сердца перестали испуганно трепыхаться, дыхание понемногу стало входить в свой привычный ритм, а с души у каждого немного отлегло. Однако коней остановили не скоро, и то лишь тогда, когда Иннасин-Оббо стал махать рукой, стараясь привлечь к себе внимание — все, мол, надо бы передохнуть...

Уставших коней остановили в первом же подходящем месте — небольшой зеленой лужайке, сплошь покрытой невысокой травой. Впрочем, подобных приветливых мест, покрытых молодой травой, на пути отряда становилось все больше, зато стало много меньше холмов, и эти холмы были куда ниже тех, что встречались ранее.

Иннасин-Оббо со своего коня даже не слез, а сполз, с трудом удержавшись от того, чтоб не встать на четвереньки — ноги не держали. Это кажется невероятным, но сильного и выносливого колдуна Рыжаку пришлось чуть ли не тащить на себе, чтоб тот мог прилечь на траву, а не растянуться едва ли не под ногами своего коня на песке и мелких камнях. Иннасин-Оббо выглядел, мягко говоря, неважно — бледный, с трясущимися руками и покрытым испариной лбом, да еще и враз запавшие глаза колдуна были налиты кровью.... То, что Иннасин-Оббо нуждался в отдыхе — это было понятно с первого взгляда. Сделав всего лишь несколько шагов, колдун почти без сил, и с вздохом облегчения растянулся на земле.

Впрочем, и остальные, хотя внешне и выглядели лучше измученного колдуна, но все одно чувствовали себя отвратительно. В ушах стоял звон, во рту ощущался гадкий привкус, голова шла кругом, а общее состояние было такое, что не хотелось даже шевелиться. Кто присел на траву, кто прилег на землю... Однако Иннасин-Оббо чуть приподнял свою голову от земли, и, глядя на своих товарищей чуть замутненным взглядом, скомандовал из последних сил:

— Что стоите, как на параде? Всем плашмя лечь на землю, и какое-то время не двигаться! Ни о чем не думайте, просто постарайтесь ощутить свое единение с природой... Погодите немного, скоро каждому станет полегче...

И действительно, через четверть часа дурнота понемногу начала отступать, голова прояснилась, и постепенно к людям стали возвращаться силы. Какое-то время все лежали молча — не хотелось не то что разговаривать, но даже открывать сомкнутые глаза... Тишина, только треск насекомых, да тяжелое дыхание уставших лошадей...

Сколько времени все так лежали — трудно сказать, во всяком случае, солнце довольно заметно передвинулось на небе. Никому из людей все еще не хотелось подниматься, да и сам Иннасин-Оббо по-прежнему не вставал с земли — он все еще лежал, закрыв глаза, и чуть поглаживая пальцами примятые зеленые травинки, будто хотел ощутить под своими руками дыхание жизни... А еще рядом фыркали отдохнувшие лошади, которые с удовольствием щипали свежую траву.

— Вы уж меня извините, но я еще поваляюсь... — наконец-то заговорил колдун, но в его голосе все еще чувствовалась усталость. — Иначе никак — вымотался полностью, до предела... Хотя вам тоже немного досталось... Надо же — мы вырвались! А ведь я, говоря по чести, всерьез опасался, что мы останемся там навеки. Ну и силен же он, паскудник!

— Кто — он? Этот старик?

— Старик... Да у него сил и мощи, как у молодого! Видали, что устроил?

— Что это было? — задал Юрл вопрос, который давно вертелся у него на языке. Надо признать — ответ хотели бы знать все.

— Не что, а кто... — вздохнул Иннасин-Оббо. — Не ожидал его тут встретить, никак не ожидал! Так далеко его родной страны...

— Кого?

— А вы не поняли?

— Кто мне объяснит, в чем тут дело? — едва ли не взвыл Рыжак. — Лично я ничего не понял! Ну, почти ничего...

— А вот до меня, кажется, что-то дошло... — после паузы произнес Юрл. — Надеюсь, я ошибся, и это не то, что пришло мне на ум...

— Думаю, что вам на ум пришел правильный ответ... — Иннасин-Оббо все так же лежал на земле, закрыв глаза, только вот голос у него был уже куда более уверенный, а с лица пропала мертвенная бледность. — Впрочем, кого я об этом спрашиваю? Если кто не понял, то сообщаю: этот старик — жрец вайду.

Жрец вайду... Олее, как и Рыжаку, это слово не сказало ничего, а вот Сандр удивленно присвистнул, Юрл с досадой помотал головой... Чуть нахмурился даже обычно невозмутимый Бел.

— Сам не понимаю, как он оказался здесь... — продолжал колдун. — Обычно жрецы вайду из своей страны никогда не уходят — во всех других местах они находятся вне закона, при появлении этих людей в иных странах их стараются истреблять подчистую, а уж если этот пришел сюда... Значит, его или изгнали, или, что наиболее вероятно, он сам вынужден был бежать в результате конфликта с другими жрецами, или же его группировка проиграла в борьбе за власть.... Тут может быть множество предположений, до которых, по большому счету, нам нет никакого дела.

— Жрец вайду в Берене! Невероятно... — Сандр все еще не мог поверить услышанному. — Откуда он тут взялся?

— Да, это еще тот вопрос....Кстати, почему вы считаете подобное невероятным? — возразил Иннасин-Оббо. — Здесь вполне можно укрыться от чужих глаз или же довольно надежно спрятаться. Если вдуматься: края тут не очень обжитые, пустынные, для земледелия мало пригодны, да и слава о здешних местах идет не очень хорошая... Так что тут очень даже можно соорудить себе надежную лежку, тем более что золото, судя по всему, у старичка водится. А если кому-то из высоких чинов заплатить хорошие деньги за милостивое разрешение несчастному старому чужестранцу поселиться здесь, и доживать отведенный ему недолгий век, то можно неплохо устроиться даже в этом захолустье.

— Вообще-то в Берене не любят предоставлять иностранцам место для проживания — подобное никак не отвечает правилам этой страны.

— Ну, это зависит от того, сколько ты сунешь на лапу кое-кому из власть держащих — все же золота и дорогих камней у жрецов той далекой страны водится немало. А может, старичок колдовство какое применил, или же внушение для того, чтоб получить разрешение на проживание... Впрочем, сейчас это уже не важно. Наш дедуля, получив милостивое дозволение поселиться в Берене, крепко забился здесь в надежную щель, и с той поры старается ее не покидать. Это вполне объяснимо: если бы кто узнал, что здесь, не так далеко от одного из больших городов обитает жрец вайду, то его, без сомнения, стерли бы с лица земли, чего бы это ни стоило.

— Пока что этот старик жив, здоров и весьма доволен жизнью... Иннасин-Оббо, прошу прощения, но вы полностью уверены, что этот человек — жрец вайду?

— Судя по его виду, по лицу и одежде... — пожал плечами колдун, — а заодно и по той магии, которой там все буквально пропитано... Лично у меня нет никаких сомнений — этот старик именно оттуда, из той весьма далекой южной страны. Жрец вайду...

— Да что в этих жрецах такого страшного? — Рыжака раздирало любопытство.

— Как сказать... Вообще-то в той стране жрецы вайду — единственные образованные люди, умеющие читать, писать, знающие по нескольку языков, разбирающиеся в исскустве... Именно из их числа выходят и целители, и военноначальники, и правители... Так сказать, элита страны, ее надежда и опора. Вся власть и все влияние в стране принадлежит касте жрецов вайду, очень сильных колдунов. Но это взгляд с одной стороны, так сказать, с парадной, которой они весьма гордятся. Другая сторона выглядит не столь радужно. Магия вайду — это сосредоточение самого черного колдовства, древних знаний, некромантии, презрения к людям... По всей стране в ряды этой касты с детских лет отбирают самых смышленых и умных мальчишек, и начинают их обучать всем тонкостям науки, причем это обучение происходит очень жестко, без всякой жалости и сочувствия, тем более что в основе постижения магии вайду лежит жестокость, целесообразность и полное отсутствие моральных препонов. Достаточно сказать, что из десяти отобранных детей до совершеннолетия доживает, в лучшем случае, всего лишь один, да и тот, как правило, к времени взросления имеет психику, несовместимую с общепринятыми правилами жизни в иных странах.

— Я правильно понял — жрецы вайду есть только в одной стране? — Рыжак с интересом слушал слова колдуна.

— Не в одной, а в нескольких странах, очень жарких и далеких отсюда, но, поверьте, для серьезных опасений хватает и этого. Знания в темной науке у жрецов вайду не просто большие — огромные, я бы даже сказал, всеобъемлющие. Самые знающие и опытные маги вайду, что проникли в самые заповедные уголки того жуткого учения — они не просто сильны, а почти непобедимы: против них даже совместными усилиями не всегда могут устоять кое-кто из наших лучших магов...

— Но ведь ты же сумел!

— Если быть честным перед собой, и не кривить душой перед вами... Я все еще удивляюсь, как сумел разрушить это его колдовство — незримую стену вайду разбить практически невозможно! Если б не подсказка — белая стрела с красным наконечником... Никогда бы не подумал, что это древнее и мало применяемое заклинание может разрушить призрачную стену, непосредственно связанную с жрецом вайду! Ну, Кварг, ну, молодец, ну, у меня просто нет слов! Парень нашел-таки способ не только противостоять жрецу вайду, но даже сумел почти что напасть на него!

— Что ж его, такого умного и умелого, тайная стража Руславии повязала? — поинтересовался Юрл. — Судя по вашим словам, парень был не из последних в своем деле. Что ж он не сумел выкрутиться и уйти?

— К сожалению, тут все не так просто... — вздохнул Иннасин-Оббо. — Парень угодил в магическую ловушку, устроенную не одним, а несколькими хорошими магами Руславии. Как мне передали, тех магов было четверо... Вот и взяли Кварга на ерунде, а потом магически спеленали. Он мог попытаться уйти, и это, возможно, у него бы получилось, только вот Кваргу в очередной раз очень хотелось доказать всем, в том числе и самому себе, что он и один против четверых магов не только выстоит, но еще и победит. За Кваргом это водилось — со всеми подряд цапался, свое превосходство доказывал, а подобное частенько ведет к очень большим неприятностям. Но тут уж ничего не поделаешь: гонору у парня было — хоть отбавляй, да и самомнения хватало! Надо признать, что у него для этого были все основания. Только вот в той ситуации он ничего не мог сделать, а потом ему и вовсе пришлось нелегко... Ну, да вы об этом, я думаю, хорошо знаете...

— А что это за работники такие набраны у старика? Ходят, как неживые... Или обкуренные... — снова влез в чужой разговор Рыжак.

— Видите ли, — чуть поморщился Иннасин-Оббо, — видите ли, каждому из колдунов вайду в своем доме, наряду с живыми слугами, не только разрешено, но им даже по статусу положено иметь зомби...

— Кого? — слова колдуна Рыжак слушал с огромным интересом. — Зомби... Это кто такие?

— Вы счастливые люди, раз не знаете об этом. Зомби... По сути, это живые мертвецы, мертвые рабы... Считайте, как вам угодно, суть от этого не меняется. Те бессловесные работники, столь упорно трудящиеся во благо своего хозяина, которых мы с вами недавно лицезрели в усадьбе старика — это уже умершие люди, оживленные жрецом после их смерти.

— Чего?! — ахнул Рыжак.

— Что слышал! — огрызнулся Иннасин-Оббо. — В той стране, откуда родом этот жрец, подобное является едва ли не обыденным делом: выбранного человека вначале убивают, а затем оживляют. Правда, если можно так выразиться, оживляют не полностью... Ну, а потом подчиняют того человека своей воле... Это и есть зомби.

— И здесь...

— Здесь, в долине, все то же самое: зомби работают, не разгибаясь от рассвета до заката, послушные, безропотные, молчаливые, исполнительные, в еде неприхотливы... Там все сделано их руками! Дом, удобство, обработанные земли, сад... Не знаю, сколько времени жрец вайду тут обитает, но за это время сумел выстроить себе хороший дом, да и долину превратил в завидное место. Видали, какое хозяйство старичку рабы отгрохали? И, между прочим, в порядке его содержат... Чтоб такого достичь, надо иметь немало хороших работников, да и платить им неплохо, а это никак не соответствует правилам культа вайду — там у жрецов всю эту работу выполняют зомби. И потом: хотя у старичка, без сомнений, с собой было прихвачено немало золота, но для той жизни, к которой он привык у себя на родине, этого явно недостаточно. Вот он и стал делать из людей зомби — все по правилам и законам своей родины...

— Дикость какая — заставлять работать умерших людей!

— Верно — все эти люди, по сути, уже давно мертвы. Подобное противоестественно человеческой природе, но вполне соответствует религии вайду. Более того: именно на некромантии и зиждется основа всего их темного учения...

— Зомби в Берене... — вновь повторил Юрл. — Да если об этом станет известно...

— То самое малое... — продолжил колдун мысль Юрла, — самое малое, что ждет Правителей этой страны — это страшный сандал, и очень долгие оправдания, а заодно и нескончаемые пояснения перед Правителями соседних стран того странного и необъяснимого факта, каким это непонятным образом они по недогляду сумели проглядеть столь явное нарушение закона. Да и авторитет страны будет несколько подорван. Дело в том, что магия вайду находится под строжайшим запретом почти во всех странах, и если где обнаружат такую вот... язву, то ее выжигают в прямом смысле этого слова, и корни выкорчевывают подчистую... Между прочим, правильно делают.

— А если все же предположить, что власти знают, кто свил себе здесь уютное гнездышко... Ну, рассмотрим это в качестве версии... — задумчиво протянул Юрл. — Возможно такое, как вы считаете?

— Вряд ли, хотя... — задумчиво произнес колдун. — Возможно, кто-то из высокопоставленных господ и знает об этом, только вот эти знания из числа тех, о которых лучше никому не говорить. И все же я склонен считать, что об этом жреце власти не знают. Нет, разумеется, здешним властям должно быть известно, что здесь обособленно живет довольно состоятельный человек, возможно, связанный с магией, но скорей всего, они считают его кем-то вроде престарелого отшельника, по собственному желанию избегающего общества людей — все же любители одиночества встречаются не так и редко.

— И все же... — настаивал Юрл. — Все же я рискну повторить свой вопрос: а если власти знают о том, что у них тут обитает жрец вайду?

— Ну, если до кого-то стороннего донесутся сведения о том, что здесь обосновался жрец вайду, да еще и зомби успел понаделать... Думаю, сюда пригонят войска и с полсотни магов, и место обитания старика выжгут чуть ли не под корень. Вообще-то в этих местах подобное уже один раз случилось — это то место, где раньше жил учитель Кварга...

— А эти зомби... — Сандр сидел на земле, и с любопытством смотрел на Иннасин-Оббо. — Как их делают?

— Что, неужели интересно?

— Вообще-то, да, я о таком еще не слыхивал! И потом, как это — оживляют не полностью? На всякий случай об этом хочется знать побольше.

— Тоже верно, хотя не знаю, как бы вам объяснить доходчивей... Не буду читать лекцию о человеческом организме — сейчас это не ко времени, не к месту, да и вряд ли вам интересны подобные сведения. Скажу коротко: у любого теплокровного существа сердце гонит кровь по организму, поддерживает его в порядке и в рабочем состоянии, в том числе и работу мозга. Это, надеюсь, всем понятно? Ну, если кому-то и что-то непонятно, то прошу верить мне на слово... Так вот, после того, как жрец вайду вначале умертвит человека, а через какое-то время его оживит... В общем, сердце у этого несчастного уже не работает. Эту функцию начинает выполнять печень — она сокращается, гоняет кровь по телу, правда, работает куда хуже, чем сердце. Кровь тоже двигается, но, конечно, с энергией сердца печени не сравниться. И к голове, то бишь к мозгу, крови приходит куда меньше, поэтому зомби — они... такие. Самое важное для колдуна вайду заключается не только в том, как сделать из человека зомби, но и как подчинить его себе, причем так, чтоб зомби слушался только его, и никого другого — только в этом случае он будет безоговорочно выполнять все приказы хозяина.

— Все приказы, без исключения?

— Ну, разумеется, не все, а по мере возможностей зомби. Допустим, его можно напустить на врага, и зомби не отстанет, пока не выполнит приказ хозяина. Это тупые, не рассуждающие существа. Сами по себе зомби, возможно, не очень сильны, но уж если прицепятся к тебе — то все, без приказа хозяина от тебя уже не отстанут. Нападать на зомби и пытаться убить его обычно не имеет смысла: зомби ранить нельзя, он упорно будет вставать и идти дальше, стараясь исполнить то, что ему было приказано. Есть только один способ его остановить — вырезать печень, но это сделать вовсе не просто...

Олея, слушавшая слова колдуна как страшную сказку, не понимала многое в словах Иннасин-Оббо: какое-то там кровообращение через печень, работа мозга... Тем не менее, она безоговорочно поверила словам этого человека — все же в отличие от нее, он был широко образован... Только вот в голове у женщины никак не укладывалось — как это можно делать из людей ходячих мертвецов? Живое к живому, мертвое к мертвому, и мешать эти понятия нельзя ни в коем случае! И по какому праву кто-то губит людские души? Это даже не жестоко, а бесчеловечно, только вот колдуном вайду эти слова, судя по всему, незнакомы. Умерший человек, которого заставляют жить среди людей... Великие Боги, оберегите от подобной судьбы!

— Но как этот... жрец вайду здесь оказался? — Сандра, похоже, очень интересовал ответ на вопрос.

— Явно не по своей воле... — Иннасин-Оббо все еще лежал на земле. — Кто бы и что не говорил, но жрецы вайду — это те же люди, со своими амбициями, стремлениями, чувствами, и, естественно, в отношениях между жрецами тоже все далеко не так просто. У них там весьма сложная система власти, каждый из колдунов относится к своему клану, или же к своей группировке. Естественно, меж разными группировками и кланами постоянно идут свои... ну, если не войны, то соперничество за власть, влияние, богатство, а уж козни, интриги и сплетения колдовства бывают такие!.. В общем, не для нашего ума. Иногда доходит до столкновений, и вот тогда проигравшему не позавидуешь. Так что этот крайне милый старик, которого мы видели — он, скорей всего, проиграл в борьбе за власть. Или же проиграл его клан, и дедуле пришлось на старости лет делать ноги из родной страны. Как видно, бежал оттуда не с пустыми руками — выходит, было время собрать кое-что в дорогу... А раз обосновался в Берене так надежно и с таким размахом, то, значит, вернуться назад он уже не может. Не исключено, что в здешних местах жрец еще и от своих бывших друзей-недругов прячется — у них к проигравшим противникам нет никакой жалости. Все бы ничего — беглецы из разных стран были, есть и будут, но плохо то, что этот жрец вздумал тут жить по правилам своей страны.

— В каком смысле?

— В самом прямом. Землю в этих местах он приобрел, а остальное... сделал сам. Думаю, вначале жрец на одном из невольничьих рынков купил себе рабов, причем приобрел этих несчастных числом поболе, сюда их привез, а позже уже и сам стал отлавливать тех, кто случайно забредал в эти места. А что, это вполне вписывалось в законы его родной страны. Возможно, вначале он еще осторожничал, если кого-то из случайно попавших в эти места людей забирал себе, то обставлял это как несчастный случай: опасался, как бы не хватились пропавших! Но аппетит приходит во время еды, и постепенно жрец стал терять опаску — к нему в рабство попадало все больше и больше несчастных. Мне это чем-то напоминает поведение запойного пьяницы, который пытается делать вид, будто на самом деле он трезвенник: вначале пьет втихую, по стаканчику, и чтоб никто из посторонних ничего не видел и не заподозрил, но постепенно об осторожности забываешь, и уже ничего не опасаешься...

— Вернуться не может, а тут такое устроил!.. — покачал головой Юрл. — Неужели он не понимает, что нельзя бесконечно плодить зомби? Рано или поздно, но люди спохватятся... Дедуля от безнаказанности обнаглел, чувство реальности потерял — вон как себя с проезжими людьми ведет! Рано или поздно, но он нарвется на знающего человека — и вот тогда все! Нагонят сюда солдат с колдунами — и ничего его уже не спасет! И потом, об этих местах уже давно плохая слава идет, и она появилась еще до того, как тут поселился этот старик.

— Когда вся твоя жизнь проходила по одним законам, то под старость перестроиться очень трудно, почти невозможно... — философски заметил колдун.

— Так у него что же, одни ходячие покойники в доме? — как видно, разговор о зомби не давал Рыжаку покоя. — Живых людей вообще нет?

— Считаю, что нет... — Иннасин-Оббо вздохнул. — А с одними зомби жить тяжеловато даже таким, как этот старик — человеку всегда хочется иметь рядом хоть одну живую душу. Очевидно, жрец в свое время на подобное никак не рассчитывал — в его родной стране считается в порядке вещей иметь в своем доме как зомби, так и живую обслугу. Это воспринимается примерно так же, как одновременно иметь в хозяйстве скотину и птицу... В зомби обычно превращают рабов, но нередко случается, что жрецы превращают в зомби свободных людей. Как видно, в свое время жрец предполагал, что и здесь все будет устроено точно так же, как было у него дома. Однако старик не учел того, что здесь не его далекая страна со своими законами и порядками, которые в иных местах совершенно неприемлемы.

— То есть...

— То есть, на мой взгляд, дело было так: чтоб побыстрее устроиться на новом месте, жрец превратил часть из своих рабов в зомби — пусть стоят дом, облагораживают землю... Ну, какое впечатление это произвело на остальных — об этом можно легко догадаться. Вполне естественно предположить, что оставшийся в живых народ попытался бежать — кому хочется обитать рядом с живыми мертвецами!?, и жрецу не оставалось ничего иного, как превратить в зомби всех остальных рабов — иначе сбежавшие молчать бы не стали... Повторяю: что кажется естественным и нормальным для жителей одной страны, может быть сущим кошмаром для другой. Думаю, позже жрец не раз пытался оставить здесь кого-то из живых людей, только вот ничего из этого не вышло. Так что старику только и остается, что обвинять местных жителей в глупости и тупости, да еще заставлять кил"джу пригонять к нему живых людей — надо же ему пообщаться хоть с кем-то, поговорить еще до того, как он и их превратит в ходячие трупы. Жрец попал в собственную западню — он не может покинуть это место даже на короткий срок, ему просто не на кого оставить своих зомби, а их тут, как вы успели заметить, он наплодил немало...

— Но с нами-то у него ничего не получилось!

— Потому и не получилось, что вы меня послушались. Пока мы с ним так мило беседовали, старик беспрестанно пытался накинуть на всех заклятие подчинения, вовсю пытался тем или иным образом воздействовать на нас, но, по счастью, все обошлось. Я, правда, зеркальный щит ставил, но к концу разговора от того щита почти ничего не осталось — жрец из меня почти всю энергию выкачал, чуть ли не досуха все выпил... Ну и силен же, скотина! То, что вы все сейчас откат словили — это так, пустяки, можно сказать, ерунда, легко отделались. Но вот если б хоть один из вас с коня слез, или рот раскрыл... Вот тогда — точно, все, тянул бы из вас жизненную энергию до той поры, пока она в вас еще оставалась, и плясали бы вы под его дудку, попав в полное подчинение. Не хотелось бы мне с этим стервецом встретиться на узкой дорожке! Хорошо, что я вовремя сообразил, о чем Кварг предупреждал!

— А что такое?

— Как бы объяснить... Дело в том, что магия вайду... Ну, она очень своеобразна, несколько иная, чем другие магические учения, стоит особняком от прочих, сама по себе, отдельно. Можно сказать, магия вайду ближе всех находится к природе... Оттого и защита от этой магии тоже несколько... необычна. Например, мощным оберегом от воздействия на человека колдовства вайду является — вы не поверите!, непосредственный контакт человека с каким-либо теплокровным животным...

— Чего-то непонятно...

— А тут и понимать нечего! Например, если тот, кого хотят подвергнуть магическому воздействию, держит в руках или в нательной сумке какого-то зверька (хоть кошку, хоть ручную крысу, хоть кого другого — неважно!) — в этом случае воздействие магии вайду на человека значительно снижается, а кое у кого и вообще сходит на ноль... Недаром в той стране никто не выйдет из дома, не держа в своей нательной сумке какое-то живое существо — кошку, собаку, крысу, обезьяну...

— Разве у них так опасно?

— Не без того. Пусть в той стране официально без серьезной на то причины не позволено (кроме как в наказание) превращать в зомби свободных людей, или же магически на них воздействовать, однако подобное в той стране происходит постоянно, а жрец всегда может обосновать свое действие насущной необходимостью, или вынужденным исключением из правил. Вот людям и приходится защищаться тем или иным образом. У некоторых в домах всякой живности куда больше, чем самих людей, причем я имею в виду не коз, свиней или коров. В обычных хибарах обитает по десятку собак, кошек, и много чего еще, и это не считая того, что жители постоянно носят при себе в нательных сумках. Люди даже спят, не снимая с себя этих сумок с живностью. Там даже к новорожденным детям матери сразу же привязывают сумки со щенком или котенком, и в дальнейшем растят их вместе, а иным образом в той стране не выжить — слишком велико желание колдунов вайду иметь у себя в хозяйстве как можно больше зомби, а человеческая жизнь там не значит ничего...

— То есть то, что мы сидели на лошадях...

— Именно оттого, что мы сидели на лошадях и непосредственно соприкасались с ними — потому жрец вайду и не мог с нами ничего поделать, и его главной задачей в тот момент было уговорить нас сойти с лошадей. Если бы мы это сделали, спустились на землю, оторвались от своих лошадей, то навсегда там бы и остались. То же самое и с вашими голосами — произнесите хоть слово, и через звук вашего голоса он легко доберется до вас, подчинит себе, повяжет, как веревками — и все, ты пропал! Вот так-то! А вы как думаете, почему я вам велел молчать? Великое счастье что вы, командир, вовремя замолкли. Или просто жрец не стал в то время применять это колдовство — рассчитывал, что мы и так с лошадей спустимся... Повезло.

— Да уж... — помотал головой Сандр. — Надо же: такие сильные маги, но, тем не менее, им можно противодействовать такими простыми методами...

— Верно: вайду — очень своеобразная магия, особое воздействие...

— Да как же люди там живут? — спросила Олея. — Ну, в той стране? Это ужасно — постоянно ходить под страхом смерти, а то и ожидать чего хуже...

Колдун чуть удивленно покосился на нее — здесь не привыкли к тому, чтоб эта женщина встревала в разговоры мужчин. Впрочем, сейчас на подобное никто не обратил внимания — после сегодняшних событий ее вопрос был как раз к месту, и теперь все ждали, что ответит Иннасин-Оббо.

— Так и живут, помалкивая, и не говоря друг другу лишнего слова — болтуны в той стране долго не протянут. Верхом бестактности и хамского поведения считается окликнуть на улице кого-то из прохожих, или же спросить его о чем-то. А если коротко, то народ там очень молчаливый, доходит до того, что многие люди общаются меж собой знаками, словно глухонемые... Как вам это нравится? И вообще, скажу я вам, нравы в той стране царят просто звериные — неприязнь, отчуждение, замкнутость... А еще всеобщая ненависть... Тут уж ничего не пропишешь — иначе там просто не выжить. Если б не жесткий диктат жрецов вайду, то страна давно бы развалилась на множество крохотных, обособленных друг от друга государств.

— Невесело... — подытожил слова колдуна Сандр.

— Не то слово... Кстати, дорогая, — колдун посмотрел на Олею, — не подскажешь, как Кварг вел себя после встречи с жрецом вайду? Тоже улепетывал со всех ног?

— Насчет этого точно не скажу, но своего коня от того дома он гнал изо всех сил. И еще ему было страшно...

— Не сомневаюсь! — согласно кивнул головой Иннасин-Оббо. — Ну, Кварг, ну, молодец — сумел в одиночку сделать жреца вайду! У парня была золотая голова!

— И все-таки мне не понятно, каким образом Кварг сумел пройти мимо того старика? — поинтересовался Юрл. — Уж если мы с таким трудом...

— Я уже сто раз говорил вам: Кварг был большим умницей и мог далеко пойти, если бы... А, ладно, хватит толочь воду в ступе!

— Что-что?

— Вот что, господа хорошие... — Иннасин-Оббо с видимым трудом, опираясь руками о землю, поднялся на ноги. — Хватит нам тут прохлаждаться, надо убираться отсюда, и так слишком много времени понапрасну потеряли. Не хочется мне об этом говорить, но... Сейчас из меня такой же колдун, как и из любого из вас. Сил не осталось ни на что, летучая мышь нападет — и от той не отобьюсь! Так что как это ни печально звучит, но на какое-то время я вам совсем не помощник. Мне надо хоть немного сил набраться, а до того времени... В общем, сейчас перед вами находится не колдун, а почти что балласт.

Глядя на Иннасин-Оббо, с земли поднялись и остальные.

— Нам еще долго до места добираться? — Юрл требовательно взглянул на Олею. — Только постарайся ответить без своих "не знаю". Поднапряги ум и постарайся ответить точнее. Если можешь, конечно...

Олея лишь вздохнула про себя — тут уж ничего не поделаешь, отношение к ней мужчин отряда так и не меняется. Скажем так — оно соответствующее давно сложившемуся у них мнению о ее умственных способностях. Но Юрлу все одно надо ответить — ждет...

— Точного ответа на ваш вопрос у меня нет... — покачала Олея головой. — Знаю только, что нужное нам место не очень далеко отсюда, но вот где именно, и сколько туда еще добираться... И еще могу сказать лишь то, что в душе у Кварга уже появилось ожидание близкого окончания дороги... К сожалению это все, что я пока что могу сказать...

Юрл, отвернувшись, беззвучно ругнулся, а Олея вновь почувствовала себя виноватой. Ну не знает она, когда они дойдут до места, нет этого в ее памяти, только вот разве она в этом виновата?! Но, кажется, у мужчин по этому поводу было совсем иное мнение...

— Надо ехать дальше... — Иннасин-Оббо, едва ли не волоча ноги, подошел к своему коню. — Беда в том, что толку от меня сейчас немного, а жрец... У этих людей не принято прощать поражение, иначе они себя уважать не будут. Жрец вайду обязательно должен отомстить обидчику, а мы его всерьез обидели, нанесли удар по самолюбию. Так что я не удивлюсь, если он вслед за нами какую-то тварь пошлет...

— Этих своих баранов? — поинтересовался Сандр.

— Ну, сколько раз вам можно повторять: это не бараны, а кил'джу! — рявкнул Иннасин-Оббо. — Совсем другое существо!.. Впрочем, как бы мы их не называли, но, тем не менее, часть этих зверей положить сумели, и жрец не будет рисковать оставшимися. Скорей всего, он отправит вслед за нами кого-то другого...

— Кого?

— Если бы я это знал... Старику, живя в одиночестве, надо было чем-то заняться — наверняка, кроме кил'джу, еще какую-нибудь тварь вырастил, в развлечение и утешение... В тех местах, откуда прибыл этот жрец, хватает всякой нечисти — и тамошний климат благоприятствует подобному, и в джунглях той жаркой страны чего только не водится! Да и магия вайду на родине старика успела натворить дел — жрецы очень любят ставить опыты над животными, часто весьма... неприятные. Так что всякой дряни в той стране хватает — кил'джу тому живой пример. Оттого-то я и опасаюсь: натравит на нас обозленный жрец кого-нибудь из числа тех, кого к ночи и упоминать не стоит — старик чтоб отомстить, мелочиться не будет!

— Что ж, тогда и мы не будем терять время... — Юрл легко заскочил на своего коня. — А вам всем что, особое приглашение требуется?

Это Юрл произнес напрасно: после слов колдуна уже никому не хотелось сидеть здесь, на этой зеленой поляне. Уж очень на ней стало неуютно...

Быстро, без разговоров, уселись на своих коней, тронули поводья...

И снова, уже в который раз, Олея подумала: ну я и вляпалась! Только вот кто мне скажет, когда все это закончится?

Глава 7

Отряд снова в дороге, люди опять в седле, только вот сейчас все движутся чуть медленнее — несмотря на отдых, все же не только Иннасин-Оббо, но и все остальные чувствовали себя едва ли не выпотрошенными — встреча со жрецом вайду ни для кого не прошла бесследно. Видимо, каждый из отряда, даже не понимая того, отдал немало сил, пытаясь противостоять темнокожему старику. Лошади — и те шли не так быстро, как бы того хотелось людям.

На этот раз впереди отряда находилась Олея, и женщина никому не стала говорить, что сейчас она узнает едва ли не каждый камень на дороге. Вон в том месте Кварг сошел с коня, и какое-то время шел пешком, а чуть подальше он споткнулся почти на ровном месте, ушиб ногу и снова уселся на коня. За той грудой камней тогда цвели какие-то мелкие желтые цветы с несколько резковатым запахом, но вот сейчас они, к сожалению, уже высохли... Если же проехать еще и эти два холма, то там появится неширокая полоса из песка и крупных булыжников...

Почему она никому о том не говорила? Просто не хотела этого делать. Благодарности или хотя бы простого "спасибо" она вряд ли дождется, а эти воспоминания Кварга, по сути, совершенно чужого ей человека, были настолько ясными, и настолько личными, что, можно сказать, принадлежали только ей, и у женщины не было ни малейшего желания хоть кого-то в них посвящать. К тому же это могло вызвать только очередные насмешки, и ничего более.

А еще ей передалось нетерпеливое ожидание конца долгой дороги — похоже, Кварг в свое время тоже порядком вымотался в поединке со жрецом вайду, и теперь изо всех сил стремился к тому заветному месту, где он может отдохнуть, а заодно и спрятать перстень и манускрипт. Если бы Олею попросили описать теперешние чувства Кварга, то она бы назвала их ожиданием радостной встречи с воспоминаниями давнего детства. А, да, ведь Иннасин-Оббо уже упоминал о том, что Кварг когда-то жил в этих местах. Похоже, тот человек инстинктивно пытался попасть туда, где когда-то, много лет назад, прошли едва ли не лучшие годы его жизни.

Теперь Олее в какой-то мере стало понятно, отчего Кварг решил спрятать перстень и манускрипт именно в этих отдаленных местах: просто он очень хорошо знал здешние края, и ему казалось, что именно тут и находится самое надежное место для хранения украденных артефактов. Воспоминания детства... Надо же, вряд ли бы кто мог подумать, что такой опытный и сильный маг в глубине души хранит трогательные детские воспоминания.

Уже давно миновал полуденный зной, и через пару-тройку часов должен был наступить жаркий южный вечер, когда Иннасин-Оббо вновь остановил коней.

— Долго еще? — обратился он к Олее. — Ты, вроде, говорила, что нам осталось идти не так и долго...

— Не скажу, долго нам еще добираться, или же нет... — Олее тяжело было произносить эти слова, а еще стыдно, что она не может сказать ничего такого, что успокоило бы уставших людей. — Но час-другой, наверное, ехать еще придется. А возможно, и дольше — кони устали, и мы передвигаемся куда медленнее, чем нам бы того хотелось...

— Ну, раз так... — Иннасин-Оббо слез с коня. — Вы поступайте, как хотите, а я хоть четверть часика здесь передохну. Место вроде подходящее... Верите — чувствую себя таким разбитым, как никогда в жизни! Словно мешки с песком на себе таскал целый день! Все еще в прежнюю форму придти не могу!

— Ладно, пусть будет короткий привал... — скомандовал Юрл. — Перекусим, отдохнем...

Но, что удивительно, есть никому не хотелось. Было только одно желание — пить как можно больше воды... А еще каждый хотел хоть немного полежать, не шевелясь, пусть даже на голой земле. Главное — чтоб его не тревожили, и хоть на какое-то время оставили в покое... Кстати, воду все жадно пили с того самого момента, как только покинули место, где обитает жрец вайду. Такое впечатление, будто из каждого человека ушла часть жизненных соков за время их недолгого общения с тем жутким стариком. Следует признать — жрец вайду их здорово вымотал, все устали до предела.

— Что-то мы с водой обращаемся совсем неаккуратно... — Юрл заткнул пробкой горлышко своей фляжки. — Не бережем, скоро останемся без единой капли воды. Кажется, во фляжках уже почти ничего нет...

— Не страшно — там, на месте, будет вода... — Олея и сама не поняла, как у нее вырвались эти слова.

— Что? — обернулся к ней Иннасин-Оббо.

— Где это — там? — требовательно спросил Юрл. — Что опять молчишь, будто язык проглотила? Отвечай, раз спрашивают!

— Ну, там... — чуть оробевшая Олея махнула рукой в сторону. — На месте... Куда мы идем...

— И где же оно, то место? Может, скажешь нам, наконец, осчастливишь, так сказать, приятной новостью... — отчего-то Юрл злился каждый раз, когда ему нужно было разговаривать с Олеей. А, может, он тоже устал, как и все остальные...

— Не знаю... Но оно не очень далеко...

— Хорошо, поставим вопрос по-другому: откуда ты знаешь, где это вожделенное место, куда мы все уже давно движемся, и отчего уверена, что там есть вода?

— А я этого и не знаю... Просто... Ну, просто мне кажется, что...

— Понятно! — Юрл, кажется, с трудом сдержался, чтоб не выругаться в полный голос — похоже, после встречи со жрецом вайду все, кто есть в отряде — все находятся в достаточно взвинченном состоянии. — Кажется ей... Тогда пусть тебе поточнее покажется, куда именно нам надо идти, и сколько еще добираться до нужного места!

— Да не знаю я! Правда, не знаю! Это мне словно само приходит на ум, и дорога, и слова...

— Куда-куда приходит? На ум? — презрительно усмехнулся Юрл. — Надо ж такое сказать! Был бы там еще ум! Или то, что его заменяет...

— А блондинкам ум иметь вовсе не обязательно! — Сандр и тут не удержался, чтоб не подколоть Олею. — Это лишнее, или, как выразился Иннасин-Оббо, балласт...

— Ну-ка, милая, подойди сюда! — колдун призывно махнул женщине рукой, и когда та подошла к нему, Иннасин-Оббо внимательно посмотрел на Олею. Пара минут прошла в молчании, а потом колдун вновь устало прикрыл глаза.

— Вот что... — заговорил он, — сейчас от меня толку немного, но вот насчет слов нашей милой дамы... Похоже, она не лжет, и говорит правду: дорога по-прежнему открывается перед ней постепенно. Если боги будут милостивы к нам, то мы сегодня дойдем, наконец, до места...

— Очень бы этого хотелось... — Юрл подчеркнуто отвернулся от Олеи.

С горящими от стыда щеками женщина отошла от колдуна, и уже по привычке уселась неподалеку от Бела — подле него ей было все же было чуть легче сносить подчеркнутое презрение мужчин. Как же все это неприятно...

Какое-то время все молчали, однако чувствовалось, что настроение у людей хоть немного, но улучшилось. Слова Олеи о том, что скоро можно ожидать конца дороги, придали сил. Что будет потом — об этом пока никто не думал, сейчас главное — дойти до нужного места и отыскать там спрятанные Кваргом артефакты. А уж если виден конец пути, то и на душе невольно становится чуть легче. Только вот Рыжак несколько раз приподнимался с земли, и смотрел назад, в ту сторону, откуда они приехали.

— Что, Рыжак... — Сандр опять не смог промолчать — что, выглядываешь кого-то из знакомых? Или, может, потерял чего?

— Нет, я так...

— Ты, никак, желаешь первым увидеть ту тварь, которую колдун за нами пошлет? Так может, нам еще повезет по-крупному, и никто вслед за нами не пойдет...

— Хорошо бы...

— Иннасин-Оббо, можно вас спросить? — снова заговорил Сандр. Он выглядел куда бодрей остальных — похоже, легче стальных отделался после встречи со жрецом вайду.

— Ну? — без особой любви отозвался колдун. — Чего тебе еще хочется знать?

— На привале вы говорили о том, что если власти узнают о том, что здесь поселился жрец вайду, то на месте его обитания выжгут все под корень...

— Говорил. Ну и что тебе здесь непонятно? — буркнул колдун.

— Еще вы сказали, что подобное в этих местах уже однажды было... Когда?

— Давненько. Как вы думаете, отчего Кварг направился в эти всеми забытые места, хотя можно было и поближе найти надежное место под захоронку? Во всяком случае, я, окажись на его месте, так далеко бы никогда не пошел! Дело в том, что раньше тут жил весьма могущественный маг, и тоже, надо признать, любитель и знаток темных наук. По слухам, этот маг наворотил тут всякого, тоже далеко не самого хорошего... Кварг, кстати, именно у него учеником был, и к своему учителю навек сохранил самое уважительное и почтительное отношение. Так вот, тот темный маг обитал где-то неподалеку отсюда, и там же своим колдовством занимался. Естественно, Кварг был с ним...

— А что они тут делали?

— Хм, хороший вопрос, на который я бы тоже хотел знать ответ. К сожалению, сейчас об этом нас вряд ли кто может просветить. Можно только догадываться... Во всяком случае, по словам Кварга, его учитель был несколько больше, чем дозволено, увлечен своими опытами, частенько, увы, довольно рискованными и опасными, несколько не вписывающимися в тихую захолустную жизнь... От местных жителей властям, а потом и Правителям Иерена беспрерывно сыпались письменные жалобы, а вместе с тем во все стороны расходились жутковатые рассказы о творящихся здесь непорядках. Когда же количество жалоб, недовольств и страшилок превысило критическую массу — вот тогда власти послали сюда войска. Что тут скажешь — с черным колдовством здесь, как, впрочем, и в иных местах, обычно не церемонятся...

— Что произошло?

— Как и следовало ожидать, мага убили, его дом разрушили, а вот Кварг то ли сумел уйти, то ли его учитель перед тем куда-то отправлял по делам, и он не успел вернуться — этого я не знаю. Во всяком случае, мне Кварг рассказывал о том всего лишь однажды, и без особого желания. Даже не рассказывал, а упоминал вскользь — остальное я у него позже выспросил. С того времени, как Кварг покинул эти места, прошли многие годы, и вот сейчас, случайно заполучив в свои руки древние артефакты, парень отчего-то решил спрятать их в то место, которое считал самым надежным и безопасным.

Отчего-то решил... Иннасин-Оббо не знал, но зато Олея понимала, в чем тут дело: просто в душе у Кварга все эти годы жила непреходящая вина за то, что во время гибели учителя рядом с ним не было его верного ученика. Вот именно оттого, получив в свои руки артефакты, Кварг и отправился сюда, в эти весьма далекие края — он считал, что для хранения этих ценностей лучшего места, чем дом его учителя, просто не найти... А кроме того, ему просто уже очень давно хотелось вернуться в эти места, где прошли едва ли не лучшие годы его жизни, еще раз побывать на месте гибели своего учителя — в конце концов Кварг считал это своим долгом, который он до того дня, увы, так и не выполнил...

Однако о том женщина не стала никому говорить — просто не хотела слышать очередные насмешки.

— Кварг считал это место надежным и безопасным? — продолжал расспрашивать колдуна Сандр. — А как же жрец вайду? С ним не очень долго будешь находиться в безопасности...

— Мне кажется, что в то время, когда был жив учитель Кварга, жреца вайду в этих краях еще не было, он позже поселился, когда темного мага уже убили... Оно и понятно: два волка на одной поляне не уживутся. Почему Кварг направился в эти места? Просто считал, что лучшего места для тайника не найти. Это понятно: плохая слава об этих местах все еще была у всех на слуху, так что простой народ эти края обходил десятой дорогой. Да и сюда на житье особо никто не рвался. Пустынно, спокойно, тихо, далеко от дорог... Естественно, что Кварг не знал о том, что тут поселился жрец вайду, иначе парень сюда никогда бы не пошел: тот старый хрыч, от которого мы удирали со всех ног — это не такое соседство, чтоб радоваться, или же считать себя в полной безопасности.

— Иннасин-Оббо... — вновь вступил в разговор Юрл. — Я то и дело вспоминаю ваши слова — если судить по выпавшим рунам, то вслед за нами идет погоня...

— И не одна — согласно кивнул головой колдун.

— А вы считаете — среди тех, кто идет за нами, есть маги?

— Должны быть... А в чем дело?

— Да я все об этом старике думаю, о жреце вайду, никак он у меня из головы не идет... Скажите, если к его дому подъедет один из тех отрядов, что посланы вслед за нами, то жрец может всех людей, что находятся в тех отрядах, превратить в зомби?

— Тут все не так однозначно... Прежде всего надо иметь в виду, что в отрядах, следующих ев нами, находятся явно не два-три человека, а куда большее число людей. Мне, как вы помните, при гадании выпала руна совместной охоты, а это говорит о том, что за нами охотятся, как минимум, две разные группы, а то и больше, так что народу там должно хватать... Если к дому жреца подойдет отряд в пару десятков человек, то там уже сложится совершенно иной расклад сил. К тому же я сумел в определенной степени вымотать жреца, так что ему, как и мне, нужно время на восстановление. По этой причине новых нежданных гостей он встретит в далеко не лучшей своей форме. Да и маги, находящиеся с отрядами, враз поймут, кто перед ними...

— Думаете, он их пропустит?

— Тут возможны самые разные варианты... Но будь я на месте командира одного из тех отрядов, то поняв, кто обитает в том прекрасном доме у воды, постарался бы избежать схватки, победитель в которой далеко не ясен. Не знаю, будут ли вновь подошедшие люди вступать в драку со стариком — тот даже в своем нынешнем состоянии может выдюжить очень многое. Лучше не рисковать лишний раз... Например, я бы послал нескольких людей за подмогой, а сам постарался обойти обиталище жреца вайду на как можно большем расстоянии от него, даже потеряв при этом какое-то время. Зато бы людей сберег... Однако, если отряд достаточно велик, а время дорого, то командир может и рискнуть...

— Что ж, если жрец хотя бы ненадолго задержит наших преследователей — это уже неплохо... — Юрл что-то прикидывал в уме. — Не люблю, когда враги дышат мне в затылок, а сейчас, похоже, именно так оно и есть...

Мужчины смолкли. Вновь тишина, покой, лишь все тот же треск насекомых.... Однако женщина заметила, что колдун, хотя и лежал на земле, но, подобно Рыжаку, нет-нет, да бросал взгляд на дорогу. Впрочем, это не укрылось и от остальных.

— Иннасин-Оббо, вы чего-то опасаетесь?

— Чего опасаюсь — о том я вам уже сказал: не может жрец вайду отстать от нас так просто! Не может! Это не в их привычках, и не в их правилах... Ладно, давайте снова в путь. Все одно вас не переговорить, а я, кажется, успел немного передохнуть и перевести дух... Время к вечеру, а нам надо будет где-то устроиться на ночь. Если, конечно, мы к тому времени до нужного места не дойдем... Вот тогда нам, и верно, надо будет всерьез озаботиться о том, где бы провести ночь...

Колдун тяжело поднялся с земли, медленно направился к своему коню, и с видимым трудом забрался в седло. Да, судя по его усталому виду, Иннасин-Оббо держится из последних сил.

— Все, пора! — Юрл тоже оказался на своей лошади. — Хватит терять попусту время! Надо отправляться в путь — я все же чего-то опасаюсь...

Снова в седлах, снова в пути, а ведь так хочется отдохнуть! Даже кони, хотя их и понукали, но быстро бежать, бедные, все одно не могут. Только и остается надеяться на то, что вскоре отряд дойдет до места, а уж там, если будут милостивы боги, люди смогут перекусить и перевести дух. А еще женщина просто-таки спиной чувствовала раздражение, исходящее от мужчин: усталые люди отчего-то считали, что женщина едва ли не морочит им голову...

Олея опять ехала впереди отряда, показывая всем дорогу, а чуть позади нее следовал Бел. Конечно, это все ерунда, но у женщины отчего-то складывалось впечатление, что Бел таким образом будто прикрывает ее от недовольных взглядов остальных мужчин, совсем как тогда, у жреца вайду. Казалось бы — пустяк, но от подобного проявления заботы ей становилось даже немного легче, а в сердце понемногу копилась искренняя благодарность к этому немногословному человеку. Он не был ей другом, и в приятели не набивался, наоборот — старался держаться от нее на определенном расстоянии, не переходя (да, и, судя по всему) не желая переходить некую черту, был молчалив, вежлив, но холодно-отстранен. К тому же и у самой Олеи вкусы в отношении мужчин были несколько иные...

Тем не менее, молодая женщина никак не могла понять, как же так получилось, что Бел в последнее время стал понимать ее с полуслова, куда лучше, чем все остальные мужчины из отряда. Хотя он по-прежнему молчал едва ли не целыми днями, и редко произносил хоть десяток слов подряд, но Олея знала, что на этого человека она может полностью положиться. Пусть он помогал ей не по зову сердца, а всего лишь выполняя приказ Хозяина, но, по большому счету, это ничего не меняло. Здесь, меж ними, присутствовало еще нечто иное, пока необъяснимое, но это имело отношение только к тому, что они умели почти без слов понимать друг друга.

Вот, например, сейчас, помогая уставшей женщине сесть в седло, Бел посмотрел на нее, и Олея поняла, о чем спрашивал ее этот взгляд — далеко еще? Она в ответ чуть качнула головой — нет, не очень долго... Мужчина чуть кивнул головой — я все понял, однако вновь, чуть вопросительно посмотрел на женщину: все же постарайся ответить точней — скоро будем на месте? Олея в ответ чуть закрыла глаза и качнула плечом — до того места дойдем довольно скоро, но вот что там увидим — пока не знаю...

Невероятно, но этих жестов им было вполне достаточно для того, чтоб понять то, что один хотел дать знать другому. Скажи кто Олее о таком раньше — не за что бы ни поверила, так же как ни о чем подобном до сих пор так и не догадывались остальные мужчины из их отряда. Это понимание действий и поступков другого человека у Олеи и Бела возникло не сразу, а лишь спустя немалое время, но постепенно становилось все более и более крепким...

Кто знает, может, в этом понимании двоих людей мыслей и поступков друг друга была не их заслуга, а все то же непонятное колдовство Кварга, погибшего колдуна? Что ж, вполне может оказаться и так, но пока что этим вопросом ни Бел, ни Олея не задавались: не до того, надо подумать о том, как остаться живыми поле того, как отыщут украденные артефакты, и доставят их заказчику...

Через какое-то время на пути отряда снова возникла череда высоких холмов, но стоило только миновать их, как люди остановили своих лошадей. Перед ними лежало то ли большое озеро, кое-где заросшее травой, то ли что-то вроде болота, посреди которого находился остров. Даже с берега было видно, что на том острове виднеется несколько полуразрушенных домов. Похоже, там когда-то жили люди, а сейчас вдали виднелись лишь развалины прежних жилищ. Печальное зрелище, особенно в лучах заката...

Еще вода в этом озере была очень неприятной на вид — не сказать, что грязная, но какая-то затхлая, темного цвета, да еще и запах от нее шел какой-то своеобразный, чуть отдающий гнилью... И хотя фляжки у всех были пусты, и во рту у каждого было сухо, но пить эту воду все одно никому не хотелось. Даже уставшие лошади — и те не потянулись к озеру. Более того — они в испуге косили глазами в сторону водной глади, и даже не делали попыток приблизиться к воде. Понятно было, что они чего-то боятся.

Болото или озеро? Скорей всего, озеро — вон, неподалеку отсюда лежат обломки досок, трухлявые, хоть и давно заросшие мхом и сухой травой... Пожалуй, это все, что осталось от нескольких лодок, когда-то перевозивших людей к острову... Значит, это не болото, а просто озеро, которое постепенно начинает зарастать. К тому же у болота нет такого четко выраженного берега, какое есть у озера, а здесь грязно-каменистый берег у края мутной воды был хорошо заметен.

— Что это? — спросил кто-то, глядя на расстилающуюся передними водную гладь. — Место тут какое-то странное...

— Я не знаю, что это такое... Знаю только, что нам надо туда... — вместо ответа Олея кивнула головой в сторону острова.

— Ну, иного ответа от тебя, блондинка, я и не ожидал! — ухмыльнулся Сандр.

— А как до этого острова добираться? — пробурчал Рыжак. — По воде плыть? Далековато... И тут, наверное, глубоко...

— Так говоришь, дорогая, что нам надо добраться до того острова... — задумчиво проговорил Иннасин-Оббо. — Интересно...

— Только вот... — робко заговорила Олея.

— Ну, что еще? — с чуть заметным раздражением в глоссе спросил Юрл.

— Это озеро, или болото — оно довольно глубокое... — продолжала женщина, стараясь не обращать внимания на вечное недовольство Юрла. — И так просто до острова не доберешься. Но тут, совсем близко, есть брод... Вернее, не брод, а что-то вроде старой дороги, по которой раньше добирались до острова жившие там люди. Все остальные о той дороге под водой не знали... Во всяком случае, Кварг шел к острову именно по тем старым настилам...

— По каким еще настилам?

— По деревянным...

— Блондинка, ты соображаешь, что говоришь? То дерево в воде давным-давно должно сгнить!

— Тем не менее Кварг пробирался на остров именно деревянным мосткам.

— И он нормально прошел?

— Более или менее...

— Н-да, очень подробный ответ... Ладно, пойдемте! А ты чего стоишь, не двигаясь? — обратился Юрл к Олее. — В чем опять дело?

Отчего она стоит на месте? Конечно, им всем надо идти именно к этому острову, причем времени терять не стоит... Только вот в душе Олеи появилось весьма неприятное чувство, причем к постоянной грубости мужчин это не имело никакого отношения: просто и Кварг в свое время досадовал на те весьма неприятные задержки, что произошли с ним, пока он, уставший после тяжелой дороги, брел по воде до того острова, что находится посреди озера.

— Вот еще что... — продолжала женщина, уже привычно не обращая внимания на извечную грубость Юрла. — Наших лошадей на берегу оставлять нельзя! Их обязательно надо взять с собой...

— А в чем дело? — нахмурился Юрл.

— Тут, в воде, что-то есть... — Олея произнесла это как само собой разумеющееся. — Опасное и неприятное...

— Что, и здесь жрец вайду похозяйничал?

— Нет, он не имеет к этому отношения. Тут что-то другое, но тоже очень плохое...

— Но ведь Кварг прошел это место, и с ним ничего не случилось!

— Прошел... Но у него с эти местом тоже связаны далеко не самые лучшие воспоминания...И еще он с опаской относился к тем, кто живет в этом озере...

— А кто тут живет — ты об этом, конечно же, не знаешь?

— Нет...

— Хоть бы раз сказала что-то другое... Ну, парни, раз Кварг добрался по воде до того острова, значит, и мы сумеем сделать то же самое... — сделал свой вывод Юрл из слов Олеи.

— Между прочим, наша дама абсолютно права... — вмешался в разговор Иннасин-Оббо, который до того с неприязнью вглядывался в воды озера. — Здесь, и верно, несет чем-то из запретного колдовства...

— Вообще-то это неудивительно — вы же сами говорили, что учителем Кварга был черный маг!

— Все так, но...

— Я еще вот что хотела сказать... — обратилась Олея к колдуну. — Надо сделать так, чтоб лошади не боялись, а не то они в эту воду ни за что не пойдут. Кварг применял какое-то заклинание...

— Какое?

— Вот этого я не знаю... Хотя... Помните, я вам говорила про белую стрелу с красным наконечником? Так вот, сейчас у меня перед глазами стоит... Ну, что-то похожее на перевернутую чашку...

— С ручкой? — Сандр снова не удержался, чтоб не съехидничать.

— Чашка, перевернутая чашка... — задумчиво произнес Иннасин-Оббо. — А, понял! Ну, что ж — заклинание далеко не из самых сложных, на это сил у меня должно хватить. Постараюсь сделать так, чтоб лошади не боялись, а заодно и нас всех оградить не помешает — я и сам чувствую, что с этим озером все не так просто... Поэтому, господа хорошие, к каждому из вас одна и та же просьба — не трогайте руками ничего из того, что плавает в этом озере! На всякий случай...

— И еще одно, очень важное... — Олея продолжила слова колдуна. — Идти надо осторожно — тут брод очень узкий... Вернее, это не брод, а самая настоящая дорога под водой, бродом я ее называю... ну, скорей по привычке — так говорить удобнее. Конечно, не следует идти шаг в шаг, но и отвлекаться по сторонам ни в коем случае не стоит — тут довольно глубоко. Ну и опасно... Так что продвигаться следует гуськом, один за одним. А, и вот еще что: Кварг отчего-то стремился пройти это место еще до захода солнца — он считал, что на озере в ночное время лучше не показываться...

— О причине, как я понимаю, тебя спрашивать бесполезно? — чуть сощурил глаза Юрл.

— Верно — причины я не знаю...

— Ладно... — Юрл повернулся к Белу. — Вот что, на всякий случай иди рядом с этой бестолковой бабой, и приглядывай за ней, а не то еще споткнется на ровном месте, под воду занырит, или же этой мутной воды нахлебается — последнее забудет! Понял? Следи за ней в оба! Или за шиворот ее держи...

— Понятно — кивнул головой Бел. — Но как же тогда мой конь? Сказано же было — брод узкий, места там немного, и если я пойду рядом с...

— Рыжак, ты идешь последним... — обернулся Юрл. — Будешь вести двоих коней — своего и Бела...

— Но...

— Все! — оборвал командир попытавшегося, было, возразить Рыжака. — Без возражений! И не вздумай зевать — все же двух лошадей поведешь! Тебе все понятно? Ответа не слышу!

— Да, все понятно... — Рыжак с недовольством покоился на Олею.

— Вот и хорошо.

Олея до отвращения не хотела идти в мутную воду озера, но, увы, выбора у нее не было. Хоть оттягивай время, хоть нет, а до острова добраться надо! Чуть постояв на берегу и собравшись с духом, женщина вошла в воду, а за ней двинулись остальные. Пусть у нее неприятно на сердце ( вон, даже Кварг в свое время без особого желания проходил это место), но, увы, деться некуда... И потом, чем быстрее все они пройдут расстояние от берега до видневшегося вдали острова — тем будет лучше для всех. Главное — не бояться, и не сбиться с того пути, которым не так давно пробирался Кварг...

Дорога, проложенная под водой неизвестно кем и когда, начиналась не так далеко от берега. Вернее, вначале шло обычное илистое дно без малейших признаков брода или дороги — топко и вязко, пусть даже и не очень глубоко, но нога все равно глубоко уходила глину и ил, поднимая клубы грязной мути... Но затем пошли скользкие бревна или же широкие доски, укрепленные на вбитых в дно сваях. Как видно, кто-то в свое время соорудил здесь настоящую дорогу из крепких древесных стволов, а меж ними настелил древесное полотно. Олее невольно подумалось: интересно, откуда их, эти большие деревья, сюда притащили? Крепкой древесины или высоких деревьев в здешней округе она не встречала...

— Надо же, деревянная дорога под водой! — не удержался от замечаний Сандр. — Да она же за все эти годы должна прогнить до основания! В два счета проломится у нас под ногами, и развалится на мелкую труху!

— Вряд ли... — Олея не стала даже оглядываться. — Кварг прошел здесь без проблем, никуда не проваливался и ничего рассыпающегося не заметил.

— Прекратите лишние разговоры! — подал голос Юрл. — Лучше ступайте более осторожно — судя по всему, этой дороге немало лет...

Как это ни странно, но дощатый настил под ногами был крепким, будто проложен совсем недавно, а не в невесть какие времена. Доски чуть прогибались под тяжестью людей и лошадей, но не только не ломались, а даже более того — чуть пружинили, совсем как новая, недавно положенная древесина. А ведь эти доски должны быть очень и очень старыми — вряд ли кто занимался ремонтом этой дороги... Впрочем, чему удивляться? Ведь не просто же так здесь много лет жил колдун... Или колдуны? Вполне может быть и такое, что кто-то из той магической братии обитал тут не один десяток лет...

Между прочим, та деревянная тропа под водой совсем неширокая — не превышает двух шагов, недаром даже лошади по ней так осторожно передвигаются, боятся оступиться на покрытых илом бревнах, так что люди стараются идти как можно более аккуратно. Понятно: если соскользнешь со старых досок и упадешь в воду, то утонуть не утонешь — вытащат, но не хочется, чтобы из-за тебя все остановились и с досадой и раздражением ждали, пока ты, опираясь на доски, покрытые толстым слоем водорослей и ила, снова сумеешь забраться на старые бревна.

А по этой подводной дороге давно никто не ходил — отметила про себя Олея, и Кварг, не так давно прошедший здесь — не в счет. Бревна под водой настолько сильно обросли длинными водными растениями, да еще и покрылись какой-то непонятной слизью, что каждому было понятно — здесь (разумеется, помимо Кварга), давно не ступала нога человека. Странная, заброшенная дорога, не видимая человеческому глазу...

Если у берега вода доходила всего до щиколотки, то в том месте, где под водой пошли бревна, Олея брела в воде уже по колено, а потом уровень воды поднялся еще выше, что отнюдь не убыстряло продвижение отряда, да еще эти покрытые водорослями бревна под ногами... Идти очень тяжело...

Однако не стоило думать, что за пределами этой подводной дороги было так мелко: внезапно Сандр оступился, или же просто неосторожно сделал шаг в сторону — и в тот же миг чуть ли не с головой ушел под воду. Похоже, что сразу за сваями начинались глубокие места, значительно превышающие рост взрослого человека... Еще хорошо, что, соскользнув в воду, Сандр не выпустил из рук поводья своего коня, а тот, в испуге косясь в сторону невесть куда пропавшего хозяина, остановился, и крепко стоял на месте, не двигаясь ни на шаг. Через несколько мгновений, выплевывая воду и беспрерывно ругаясь, Сандр, срываясь на скользких бревнах, и все так же крепко держась за поводья, сумел быстро выбраться из воды.

— Я, кажется, велел не зевать... — рявкнул Юрл.

— Да меня словно за ноги кто дернул... — растерянно пробормотал Сандр. — Честное слово, дернул! А там бревна положены, все осклизлые, в водорослях, не уцепиться... Вот и полетел...

— Осторожнее ступайте! И за лошадями приглядывайте... Ну, чего встали? — прикрикнул Юрл. — Вперед!

Вновь пошли вперед, аккуратно нащупывая ногами дно... Однако даже Олея видела, что лошади чего-то боятся — вот как дрожат, и испуганно косят глазами по сторонам, а если бы Иннасин-Оббо заранее не наложил на них успокаивающее заклятие, то, скорей всего, в воду лошадей было бы и вовсе не завести. Сними сейчас колдун свое заклятие — и, без сомнений, лошади опрометью кинуться назад, к берегу!

А озеро, и верно, очень неприятное. Такое впечатление, будто за тобой наблюдают из-под воды. Недаром женщина почти не удивилась, когда ощутила, что по ее ноге будто что-то проскользнуло. Такое впечатление, словно кто-то дотронулся — и сразу же отдернул руку. Или лапу — когти при том прикосновении тоже чувствовались... А через мгновение чуть вздрогнул и Бел — без сомнений, этот кто-то дотронулся и до него... Неприятно и страшно!

— Что это? — негромко спросил Бел у Олеи.

— Не знаю... — так же тихо ответила Олея. — Но наверняка ничего хорошего...

В то же самое мгновение вновь неизвестно кто, но уже весьма ощутимо дернул Олею под водой за одежду, а чуть позже ругнулся и кто-то из мужчин...

— Это что еще такое за фигня? Мужики, там, под водой, кто-то есть!

— Идите вперед! — Олея обернулась назад. — Не задерживаемся! И надо бы двигаться быстрей!

— Не отвлекайтесь ни на что! — почти приказал Иннасин-Оббо. — В том числе и на тех, кто обитает под водой! Все поняли? Чем быстрее пройдем это место — тем будет лучше для всех нас!

— Все слышали? Давайте, пошевеливайтесь! — поторапливал и Юрл.

— Эй, меня кто-то задел! — Рыжак, остановившись, пытался кого-то схватить в воде. — Да кто такой шустрый здесь плавает?

— Ничего не трогай!.. — закричала Олея, но было поздно. Рыжак с руганью выдернул из воды свою руку, с которой стекала кровь — похоже, ему кто-то здорово расцарапал руку мужика от локтя до запястья.

— Вот зараза!.. — заругался Рыжак, а Олея, поняв, что сейчас будет, закричала:

— Рану, рану перевяжи! Нельзя, чтоб кровь в эту воду попала!.. Прижми руку к себе, так, чтоб кровь в озеро не стекала!.. — однако женщина поняла, что ее предупреждение запоздало — кровь из раны Рыжака уже вовсю капала в воду, а тот в растерянности оглядывался по сторонам, не зная, что ему делать... — Поздно... Сейчас эти сюда приплывут!..

— Кто — эти?

— Да не знаю я! Но Кварг их опасался... Единственное, что знаю — сейчас сюда приплывут те, кто живут в этом озере, от вкуса свежей крови просто дуреют! Да вы сами смотрите!..

И верно: под водой, совсем рядом с людьми, что-то проплыло, вернее, промелькнуло, а затем там же показалась еще одна тень, и еще... Хм, сверху каждая из этих чуть заметных теней похожа на большую жабу, но все одно — жутковато, у каждого сердце хоть немного, но заходится. Что ни говори, а на берегу все чувствовали бы себя куда уверенней...

Меж тем вода возле того места, где стоял Рыжак, стала неспокойной, будто в глубине собралась немалая стая рыб — шли пузыри, и в глубине воды мелькали чьи-то тени. Рыжак прижал к себе пораненную руку, однако капли крови нет-нет, да и падали в воду — похоже, рана была достаточно глубокой...

— Руку перевяжи поплотней, олух! — закричал Иннасин-Оббо. — Чего ждешь? Хочешь, чтоб нас всех здесь сожрали?

Этого было достаточно, чтоб Рыжак кинулся к своему коню, который шел самым последним в недлинной цепочке людей и лошадей, идущих по подводной дороге. Однако мужик слишком торопился, и в спешке довольно сильно толкнул лошадь Бела. В другое время и в другом месте на подобное никто бы не обратил внимания, но сейчас... Оказывается, лошадь Бела стояла на самом краю дощатого настила, и от довольно сильного толчка Рыжака копыта у нее всего лишь немного проехали по скользкому покрытию, но, как видно, и этого вполне хватило... Подняв тучу брызг, бедная лошадь оказалась в воде...

Вообще-то вновь подняться из воды на твердую поверхность — для животных не должно составить особого труда, однако не в этом случае... Конечно, перепуганная лошадь попыталась, было, вновь забраться на дорогу, но, увы, этого у нее не получилось. Дело тут было не только в том, что бедному животному было сложно это сделать — просто сразу же после падения вокруг барахтающейся в воде лошади замелькали все те же темные тени, не давая возможности несчастному животному подняться на твердую поверхность. Похоже, что сейчас в толще воды собралось немало таких вот... существ, и все они кидались к бьющейся в воде лошади. Вокруг животного забурлила вода, и было непонятно — то ли виной тому гибнущая лошадь, то ли те непонятные существа, что кольцом собирались вокруг упавшей лошади...

Меж тем насмерть перепуганная лошадь Бела в испуге билась в воде, да и ее крики показывали, что она уже едва ли не обезумела от ужаса. Еще несколько мгновений — и она скрылась под водой... Правда, через пару секунд она снова показалась над водой, и почти сразу же вновь ушла под воду — такое впечатление, что бедному животному не давали всплыть...

— Моя лошадь... — Бел метнулся по скользким доскам, чудом не свалившись в воду. — Она...

— Куда? А ну, стой на месте! — закричал Юрл, когда увидел, как Бел хотел, было, кинуться к своей погибающей лошади.

— Но там же...

— Стоять, я сказал! Твое дело — бабу охранять! А лошадь... Считай, что у тебя ее уже нет!

— Бел, ей уже ничем не помочь! — теперь уже почти кричал и Иннасин-Оббо. — Иди на свое место, а не то сам сгинешь! Твою лошадь все одно не вернуть!

Когда же в очередной раз окровавленная, и покрытая ранами лошадь вновь оказалась на поверхности, то потрясенные люди успели рассмотреть, как с нее спрыгивают в воду небольшие животные, с гладкой серо-зеленой кожей, размером с небольшую кошку. Эти существа, словно пиявки, со всех сторон облепили несчастную лошадь, не давая вынырнуть на воздух. Пусть некоторые из них, оказавшись на солнце, тут же отваливались от шкуры животного, но зато оставшиеся изо всех сил тянули свою добычу под воду, на дно...

— Чего стоите? — вновь рявкнул колдун. — Идите вперед, пока... этим есть что грызть! А ты, Рыжак, замотай свою руку, чем хочешь, но чтоб с нее больше ни капли крови в воду не упало! Хотя, вообще-то, это, пожалуй, уже не имеет значения... Так, быстро все пошли вперед, если кто-то не хочет оказаться рядом с этой лошадью!

Бел, скрипнув зубами, и еще раз глянув на то, место, где сейчас скрылась под водой его лошадь, вновь вернулся к женщине.

— Пошли... И за повод своей лошади крепче держись! На всякий случай...

— Вперед, я сказал! Чего замерли? — вновь подстегнул всех окрик Юрла, но в этот момент искалеченная лошадь Бела вновь на секунду показалась из-под воды. Заржав последний раз, несчастное животное вновь скрылось в глубине, и людям оставалось только беспомощно смотреть на то место, где вода почти что бурлила. Понятно, что сейчас там, под толщей воды, бедную лошадь рвут на куски...

Но долго смотреть на подобное не было ни времени, ни желания — люди вновь продолжили свой путь по старым бревнам, правда, сейчас были куда осторожнее — гибель лошади Бела на всех произвела должное впечатление. Нескольких раз каждый из идущих проскальзывал на толстом слое водорослей и тины, покрывавшем старую древесину, однако люди были куда осторожней, чем раньше, и на всякий случай не выпускали из рук поводья лошадей — все же так было больше шансов удержаться на невидимой глазу дороге. Что ни говори, а все передвигались едва ли не ощупь, тщательно проверяя то место, куда ставят свою ногу...

Не единожды люди вновь и вновь ощущали прикосновение к своему телу тех непонятных существ, что сновали под водой, но, по счастью, нападений не было. Естественно, ни у кого не было желания выяснять, что же за существа обитают в этом озере.

Какое-то время шли молча, было слышно лишь тяжелое дыхание лошадей и людей... Затем вновь заговорил Иннасин-Оббо, и в его голосе явно проскальзывало раздражение:

— Рыжак, если хоть еще одна капля твоей крови в воду упадет, то я и тебя вслед за лошадью Бела в эту воду кину! Понял? Что, хочешь, чтоб и на нас так же набросились? Кстати, предупреждаю всех: кто окажется за пределами этой дороги — того сразу же сожрут! И за это скажите спасибо Рыжаку! Но пока вы находитесь на этой дороге — с вами ничего не случится, но если сойдете с нее — то все!

— А Рыжак... — начал, было, Сандр, но колдун перебил его.

— Жаль, что этот олух свою башку в воду не сунул! — похоже, что Иннасин-Оббо все еще не мог успокоиться. Повернувшись к Рыжаку, он сердито продолжал. — Ты кого там вздумал ловить, идиот?! Тебе же кричали — не трогай!..

— Прекратить разговоры! — скомандовал Юрл. — Не стоит впустую тратить силы на болтовню. Все обсуждения потом...

Люди передвигались медленно, осторожно, и оттого казалось, будто остров, к которому они шли, нисколько не приближается. У Олеи складывалось впечатление, что этот остров все такой же далекий и недостижимый. Правда, стоило обернуться назад, как становилось понятно, что от берега они также удалились на весьма значительное расстояние. Хм, наверное, со стороны они смотрятся несколько странно: люди и лошади передвигаются чуть ли не по середине водной глади...

Время тянулось бесконечно, и казалось, что до вожделенного острова они никогда не доберутся — во всяком случае, у Олеи стало складываться такое впечатление

Но все когда-то кончается, и вот, наконец, закончился и этот немыслимо выматывающий и долгий путь по озеру. Когда до острова осталось совсем немного, закончился и деревянный настил, и до берега люди брели, едва ли не по колени проваливаясь в вязкий ил. Спасибо лошадям: те, чувствуя впереди спасительный берег, сами едва ли не рвались к нему, да еще и тащили за собой людей...

Уставшие, грязные путешественники, оказавшись на твердом каменистом берегу, едва ли не падали на землю без сил. Их можно понять — дорога от берега до этого острова вымотала их немногим меньше схватки со жрецом вайду... Правда, на камнях, устилавших берег острова, лежать было неудобно, но сейчас не до таких тонкостей! А еще не хотелось даже думать о том, что им еще предстоит дорога назад...

Впрочем, на землю упали далеко не все. Бел, едва переведя дух, шагнул к Рыжаку, и сгреб его за грудки:

— Ты!.. Это же ты мою лошадь в воду столкнул!..

— Бел, отпусти его! — приказал Юрл. — Нам сейчас только выяснения отношений между вами не хватает!

— Я что, специально это сделал? — огрызнулся Рыжак, отрывая от своей груди руки Бела. — Так получилось...

— А хоть бы и так! Что мне теперь делать без лошади? Твою забрать? А может, верхом на тебе передвигаться?

— А я почем знаю, на чем ты скакать будешь! Вон, у бабы лошадь имеется...

— Бел, ты лучше на самой бабе езжай... — заржал Сандр. — Домчит, куда скажешь...

— Да ты хоть знаешь, какая у меня лошадь была?! — Бел не обратил никакого внимания на слова Сандра. — Тебя со всеми потрохами продай — и половины не стоишь!..

— А я сказал — хватит! — голос Юрла, хотя и не охладил страсти, но заставил мужчин замолчать.

Олея впервые увидела, как прежде невозмутимый Бел едва не врезал Рыжаку, причем было понятно, что одним ударом в зубы тут дело бы не ограничилось. Кажется, ее охранник сдержался с великим трудом, чтоб не вытряхнуть душу из мужика, по вине которого погибла его лошадь. Зло пнув в сторону попавший ему под ногу комок высохших водорослей, Бел почти что отшвырнул со своего пути Рыжака, и направился к Олее, присев на землю неподалеку от нее, а Рыжак, с опаской покосившись в сторону Бела, стал копаться в своих седельных сумках. Понятно — ему надо было переодеться, а заодно и перебинтовать рану, из которой по-прежнему шла кровь. Дело в том, что до того Рыжак, исполняя приказ Иннасин-Оббо, все время держал свою раненую руку плотно прижатой к груди, и сейчас вся одежда на груди мужика была пропитана кровью.

Пока Рыжак переодевался и перебинтовывал себе руку, все молчали. Не хотелось разговаривать, люди просто наслаждались покоем и тишиной, однако это продолжалось недолго. Вопросы были у всех...

— Эти, которых мы видели в воде... Что за твари? — спросил кто-то.

И хотя вопрос был задан в пространство, всем было понятно, что ответ может дать только один человек.

— Это? — Иннасин-Оббо только что выбрал себе на песке место без камней, и со вздохом облегчения опустился на подушку сухого ила. — Это каххи. Ну, название вам все одно ничего не скажет. Так ведь? Вижу, не ошибся... Так вот, каххи — речные вампиры, очень опасные твари. Вообще-то здесь каххи не встречаются, вот за морями их, и верно, хватает, но чтобы увидеть их в этих местах... Похоже, что тот маг, учитель Кварга, привез парочку из дальних стран, выпустил их в этом озере, они и размножились...

— Я это заметил! — буркнул Рыжак.

— Хотя, не исключено, что каххи уже давно живут в этом озере... Между прочим, эти речные вампиры — это та же охрана вокруг острова, причем очень даже неплохая. Так просто, без помощи и подсказки, на остров не пройдешь. Посторонним и чужакам тут явно делать нечего. А может, этих существ в озеро выпустил кто-то другой... Впрочем, сейчас эти подробности не имеют никакого значения. Главное, что на остров каххи так просто никого не пустят. Это заклинание, о котором меня предупреждала наша дама — перевернутая чашка... Я почти сразу понял, о чем идет речь: в тех странах, где водятся каххи, именно при помощи этого заклинания люди передвигаются в воде, и даже умудряются перевести караваны с грузом рядом с такими вот водными вампирами. Если выражаться в переносном смысле, то это заклинание закрывает, словно конусом, находящихся в воде людей от этих плавающих неподалеку вампиров. Ну, что еще сказать? Каххи нападают обычно кучей, грызут свою жертву до того, пока от нее не останутся одни кости, но постепенно съедаются и кости... Зубы у них, скажу я вам, еще те! Правда, вначале из добычи эти твари высасывают всю кровь... Днем каххи обычно спят, а если плавают, то очень вяло...

— То есть как это — вяло?! Глядя на них, никак не скажешь, что эти твари спят на ходу!

— Вы просто не знаете: по-настоящему каххи быстры именно в ночное время. Вот тогда они носятся в воде с просто-таки невероятной скоростью, их так просто не поймать... Кстати, чтоб вы знали: эти твари могут выходить из воды, и охотиться на суше, что они и делают по ночам. Выходят на берег, и поджидают ту живность, у которой хватило неосторожности подойти к воде.

Так вот почему Кварг так стремился дойти до острова в дневное время! — поняла Олея. — Он прекрасно знал о жутковатых обителях этого озера, и предпочитал переждать опасности ночи в том месте, которое считал наиболее безопасным. На этом острове, как видно, и учитель Кварга, и он сам знали, как чувствовать себя защищенными...

А тем временем Иннасин-Оббо продолжал:

— На счастье, каххи обычно далеко не отходят от водоема, в котором обитают, и без воды долго прожить не могут. Кстати, дневное зрение у них плохое, можно даже сказать, что днем они ничего не видят, да и с запахами у них примерно так же, но вот в ночное время... И видят замечательно, и с обонянием полный порядок, а уж реакция почти молниеносная! Вернее, тут я должен внести одну поправку: свежую кровь, попавшую в воду, они чувствуют просто-таки феноменально, причем улавливают ее даже на огромном расстоянии, и тут время суток уже не имеет никакого значения. Даже днем, уловив запах свежей крови, они частично стряхивают с себя дневной сон, и кидаются на поиски того, кто пролил свою кровь в воду... Ну, этому все вы были свидетелями: у Рыжака кровь закапала в воду, и сюда сразу же направились все каххи, которые проснулись от дневной спячки.

— Так они же и до того плавали в воде, а не спали!

— И пусть бы себе плавали дальше! Многие из них именно таким образом и дремлют в дневное время. Я же говорил, что накрыл нас всех особым заклятием, и если даже эти жутковатые создания проплывают мимо нас, то, тем не менее, не видят...

— Но они же нас задевали!

— Верно, задевали, но не нападали! Мы для них выглядели примерно как те же куски бревен, подле которых они плавали не по одному разу на дню. И какого... ты их вздумал ловить, Рыжак? Любопытство замучило? Сказано же было: идите друг за другом, и ничего не трогайте! Ведь каххи... Они же в воде, в своей стихии, а тут их кто-то хватать вздумал! Как и следовало ожидать — один из них тебя когтем и цапнул. Надо сказать — не так сильно и задел. Вот если б зубами вцепился, тот все могло окончиться куда хуже...

— Например?

— Например, разом бы отхватил у тебя, дурака, кусок мяса с руки! Как тебе такая перспектива? Не нравится? Тогда надо слушать, что тебе говорят знающие люди! Вон, лошадь Бела вырваться не смогла — враз загрызли в воде! Вспомни, как на нее со всех сторон навалились, а все оттого, что твоя кровь в воду попала!

— Да там и крови-то было всего ничего... — проворчал Рыжак. — Десяток капель всего...

— А тут ведра и не требуется! Нескольких капель свежей крови вполне достаточно, чтоб все, кто обитает в этом озере, сообразили — есть возможность пообедать!

— Лучше бы эти твари разом все передохли... — выдохнул Рыжак.

— Они довольно живучи. У себя на родине каххи обитают только в проточных водах, а тут, как я вижу, приспособились к жизни и в этом, наполовину заросшем озере со стоячей водой. Надо признать — у них высокая степень адаптации...

— Погодите, погодите... — вмешался в разговор Юрл. — Вы говорили, что эти... каххи выходят на берег? Так они что, и сюда могут придти?

— Разумеется, могут. И даже более того — наверняка появляются здесь каждую ночь. И что с того? Не беспокойтесь — я сумею прикрыть вас от них.

— А если вдруг вас не будет? — брякнул Рыжак.

Да уж, — подумалось Олее — да уж, надо признать: излишком воспитания этот тип явно не обременен. Вон, даже Сандр — и тот неодобрительно покосился в сторону Рыжака. Однако Иннасин-Оббо сделал вид, что его не очень задело подобное беспардонное высказывание грубоватого мужика.

— Ну, существует немало самых разных способов, как сравнительно безопасно миновать те места, где обитают каххи — все же за века у людей в этом накопился достаточно богатый опыт. Например, бросают кого-то живого в воду, и пока твари расправляются с жертвой, надо успеть дойти по воде до безопасного места...

— А если не успеют дойти?

— Тогда надо бросить в воду еще кого-то...

— Хватит! — рявкнул Юрл, которому не нравился этот разговор. — Хватит чушь нести! Что, больше говорить не о чем?

— Попить бы... — вздохнул Сандр. — В горле пересохло... Блондинка, ты, кажется, говорила о том, что где-то здесь должна быть вода. Надеюсь, речь шла не об этом озере?

— Нет... — покачало головой Олея. — Там, около развалин, есть источник...

— Где именно?

Олея уже по привычке чуть прикрыла глаза. Так, значит, им надо пойти чуть повыше, к тому почти полностью разрушенному строению...

— Источник там... — Олея кивнула головой в сторону груды камней.

— Так пойдемте к нему... — скомандовал Юрл, и люди беспрекословно поднялись с земли. Пить хотелось всем, и потом, что бы ни говорил Иннасин-Оббо, а от берега каждому хотелось отойти как можно дальше: пусть каххи — ночные вампиры, но вдруг какой из них и днем выходит на берег?

Ведя за собой усталых лошадей, люди подошли к развалинам зданий. Да, издали, с берега озера эти разрушенные дома смотрятся... ну, скажем, не так печально, как вблизи.

Находясь подле этих руин, было понятно, что в свое время здесь кто-то снес все имеющиеся постройки едва ли не до основания, а оставшуюся картину разрушения довершил сильный пожар... Ни за что не подумаешь, будто кому-то может придти в голову столь невероятная мысль о том, что здесь можно устроить тайник, или же попытаться спрятать хоть что-то в этом невеселом месте...

Подошли к бесформенному нагромождению камней. Похоже, раньше здесь было что-то вроде хозяйственной постройки, которую позже безжалостно разнесли. Однако сейчас никого из пришедших на остров людей нисколько не интересовало то, что произошло здесь много лет назад: главное — из-под этой хаотичной груды камней вытекал тонкий ручеек хрустально-чистой воды, который стекал в небольшое углубление, словно в каменную чашу. Похоже, что когда-то здесь был настоящий родник, снабжавший водой обитателей этого острова, только вот сейчас тот родник был завален камнями, однако небольшая струйка от старого родника все же вырвалась на поверхность...

Вода оказалась чистой, холодной и удивительно вкусной. Люди напились досыта, наполнили пустые фляжки, а потом к воде потянулись и лошади... На душе стало чуть легче, да и настроение слегка улучшилось.

Когда жажда отступила, то люди уже с куда большим интересом, чем прежде, стали оглядываться вокруг. Хм, а остров не очень большой, всего лишь сотня шагов в длину, и примерно столько же в ширину. Несколько разваленных зданий, камни под ногами, грязноватая береговая полоса со слоем высохшего ила... Ни птиц, ни насекомых — тишина и запустение, да еще чуть затхлый запах стоячей озерной воды... Такое впечатление, что ты в своеобразной тюрьме — и захочешь покинуть этот место, да не уйдешь... Непонятно, как тут люди могли жить? Вряд ли раньше на этом острове обитал только один маг со своим учеником — просто сейчас видны развалины четырех-пяти домов, а для двоих жителей это все же многовато. Или, может, лишние здания были отданы под лаборатории? Хотя кто сейчас сумеет ответит на этот вопрос?

— Эй, блондинка, ты там, часом, не заснула? — от раздумий Олею отвлек нагловатый голос Сандра. — Учти: таким, как ты, задумываться вредно — еще мысль какая в голове появится!

— Сандр, помолчи! — Юрл подошел к женщине. — Итак, ты утверждала, что сегодня мы дойдем до места. Ну, и где же оно, то вожделенное место, до которого мы так долго добирались?

— Здесь... — Олея сказала это, как само собой разумеющееся.

— Так покажи нам его, сделай милость!

Чувствуя на себе взгляды всех мужчин, Олея направилась к одному из домов, вернее, к его развалинам. Впрочем, мужчины, как и следовало ожидать, тоже пошли за ней — каждому хотелось своими глазами увидеть то, за чем, собственно, они и проделали такую далекую и трудную дорогу. Невольно женщина подумала: если в том месте не окажется вожделенных артефактов, то страшно подумать, что с ней будет дальше...

Дом, к которому направлялась женщина, выглядел менее разрушенным, чем все остальные, и стоял самым крайним со стороны озера. У того строения даже сохранились две полуразвалившиеся стены, да и оставшиеся две не были снесены до основания — они чуть ли не на две сажени возвышались над землей...

Обходя кучи камней и стараясь не спотыкаться о разбросанные повсюду булыжники, вошли в дом, вернее, в то, что осталось после него. Внутри все те же унылые камни, тронутые огнем... Правда, Олея невольно отметила про себя, что здесь хватало и мельчайших осколков стекла, вернее, не осколков, а почти что стеклянного крошева; ну, а все остальная земля внутри этих развалин сплошь была усеяна крохотными обломками керамических и глиняных сосудов. Похоже, когда-то здесь все безжалостно крушили, словно стараясь стереть с лица земли как самого мага, так и его дом, лаборатории, результаты опытов, а заодно и всю память об этом человеке...

Женщина огляделась по сторонам, и направилась к одной из двух уцелевших стен. Широкие каменные кирпичи, плотно пригнанные друг к другу, образовывали почти что единый монолит, который, казалось, не может разрушить ничто — ни время, ни люди... Олея приложила свою руку едва ли не к середине стены, обернулась к мужчинам, стоящим за ее спиной.

— Здесь...

Сказала — и сама чуть растерялась. В памяти Кварга четко было сказано — артефакты спрятаны здесь, но глаза утверждали обратное, и казалась невозможной одна только мысль о том, будто здесь может быть что-то спрятано. Недаром за спиной Олеи кто-то зло бросил:

— Врет! Ничего здесь нет!

Если честно, то и сама Олея где-то в глубине души стала опасаться, что произошла какая-то ошибка. Не будь она твердо уверена в том, что Кварг спрятал перстень и манускрипт именно здесь, то сама бы усомнилась в своих словах. Да разве тут может быть хоть что-то, кроме следов давнего пожара?! Вон, даже короткий серый мох успел вырасти на стыках каменных кирпичей...

— Это здесь... — снова повторила Олея, хотя ее голос предательски дрогнул. — Тут находится то, что мы искали... Вернее, то, что спрятал Кварг...

— Ты, блондинка, никак вздумала над нами шутки шутить? — заговорил Сандр, и в его голосе было столько угрозы, что женщине стало жутко. — Только это совсем не смешно. Думаешь, никто не видит, что к этим камням много лет уже никто не прикасался?

— Хватит болтовни! — скомандовал Иннасин-Оббо. — Все отойдите в стороны. Я сам посмотрю...

Все послушно отошли на шаг-другой, а колдун встал рядом со стеной, напротив того места, которое указала ему женщина. Провел ладонями около стены, зашевелил пальцами рук, не касаясь унылых серых кирпичей...

Олея стояла, едва ли не прижимаясь к Белу, словно пытаясь найти у него защиту. Ох, если находящийся в этой стене тайник окажется пустым, то ей придется плохо. Но ведь не просто же так Кварг скинул ей в память дорогу до этого места! Надо просто набраться терпения и подождать...

А, вот, наконец-то, и у Иннасин-Оббо на лице появляется довольная улыбка.

— Ну, Кварг, ну, хитрец!.. — колдун только что руки не потирал. — Ловко придумано: самая простая, примитивная магия, на которую никто и внимания бы не обратил! Есть, конечно, легкий магический фон, но его вполне можно отнести на отголоски прежнего колдовства, или же на старую, давно ослабленную защиту от обитателей озера... Стыдно признаться, но лично я не обратил бы никакого внимания на эту старую стену, и ничего бы здесь искать не стал.

— Так там что-то есть? — не выдержал Юрл.

— Все-таки у Кварга была светлая голова... — даже, как показалось Олее, с завистью вздохнул Иннасин-Оббо. — Спрашиваете, есть ли там что? Конечно, есть. Смотрите...

Пара пассов у стены, затем колдун что-то зашептал, а потом все увидели, как один из камней той, казалось бы, монолитной стены с легким скрежетом выдвинулся вперед. Иннасин-Оббо без малейших трудов вытащил камень из стены, и перед глазами людей оказалась довольно глубокая ниша. Но это еще не все: в том каменном тайнике стояла простая деревянная шкатулка, наподобие тех, в которых торговцы хранят свои деловые бумаги. Олее некстати вспомнилось, что и у Стара, ее отца, была точно такая же шкатулка, в которой он держал все расписки, акции и много чего другого, о чем Олея даже представления не имела...

— Нашли! — и Юрл протянул, было, руку, чтоб достать шкатулку, но его остановил Иннасин-Оббо.

— Погодите! Тут все может быть далеко не так просто...

Чуть дрожащей рукой колдун достал шкатулку из стены. Она, и верно, оказалась запертой, хотя отверстия для ключа в ней не было. Но Иннасин-Оббо и тут не подвел: после произнесения им нескольких непонятных слов, и взмаха рукой, крышка у шкатулки открылась с легким щелканьем...

В этой простой деревянной коробке лежал свиток пожелтевшего пергамента и кольцо с большим красным камнем. На вид это были самые простые, ничем не примечательные вещи, и, глядя на них, в первое мгновение Олее показалось странным, что только ради того, чтоб отыскать эти, с виду самые обычные предметы, всем пришлось преодолеть такой большое расстояние.

— Это они? — с затаенной надеждой в голосе спросил Юрл.

— Почти наверняка — да.

— Что значит — почти наверняка?

— Просто сейчас я проверю, те это артефакты, которые мы искали, или нет... Вот тогда вы и получите точный ответ на свой вопрос.

— Как это — проверю? Разве вам так сложно определить подлинность этих вещей? По-моему, для вас тут не должно быть никаких сложностей!

Хм... — подумалось женщине — хм, а Юрл, похоже, рассердился. И еще ему что-то очень не понравилось в словах колдуна...

— Ну, то, что это древние артефакты, и перед нами не подделка — в это я абсолютно уверен! — Иннасин-Оббо не сводил с глаз с лежащих в шкатулке предметов. — Однако проверка все же необходима, хотя бы для того, чтоб полностью исключить даже минимальную возможность ошибки. Хотя я убежден — мы отыскали именно то, что и требовалось найти.

— Ну, и каким же образом вы намерены провести проверку?

— Сейчас покажу...

Колдун огляделся по сторонам, и, не выпуская из рук шкатулки, направился довольно большому обломку каменной плиты, лежащей на земле — судя по всему, ранее эта плита представляла из себя часть поверхности каменного стола — вон, какая ровная...

Присев у камня, Иннасин-Оббо достал из шкатулки свиток и расстелил его на камне. А пергамент довольно длинный... — отметила про себя Олея. И еще он едва ли не сплошь покрыт аккуратными ровными строчками, которые кто-то выписал с поразительной тщательностью. У того писца (которого уже давным-давно нет на свете) был настолько красивый почерк, что им можно было любоваться, словно произведением искусства. Такого изумительного выписывания букв Олея ранее никогда не видела. Женщина невольно позавидовала: хотя она умела читать и писать, но о таком потрясающем каллиграфическом почерке ей и мечтать не стоило! Чтоб так изящно, и с такой легкостью покрывать листы вязью восхитительно красивых букв — для этого надо иметь великий талант, данный свыше! Интересно, а текст договора в двух других свитках писала та же рука?.. Ой, что это за чушь в ее глупую голову лезет?!

В самом низу свитка, сразу же после текста, стояли три печати, если, конечно, их можно было так назвать. Здесь не было привычного сургуча, которым запечатывали письма или договора, или же на котором ставили оттиски своих печатей деловые люди, чиновники и прочий официальный люд. В этом свитке внизу стояли три больших серебряных круга, которые, казалось, были невероятным образом вплавлены в мягкую кожу манускрипта. Однако круги не были безупречно— гладкими: в середине каждого из них было что-то вроде неглубокой овальной ямки, в которой было вытиснено по какой-то букве.

— Это что, и есть печати Богов? — спросил кто-то.

— Верно, это именно те печати, которыми Боги скрепили Договор Троих. А вот эти небольшие ямки на них — это оттиски перстней трех братьев... Впрочем, именно это сейчас мы с вами и проверим. Увидим, так сказать, все наяву...

Судя по голосу Иннасин-Оббо, он тоже волнуется, хотя и пытается это скрыть. Вон, его рука все еще чуть заметно дрожит... Похоже, только для Олеи, как для незнающего человека, эти вещи, найденные в шкатулке, внешне кажутся совершенно незначительными, но зато колдун и остальные мужчины из их отряда знают им настоящую цену.

Вот Иннасин-Оббо достал из шкатулки тяжелый перстень. Так это его носил Сварг? Надо же: по виду — довольно простой перстень из числа тех украшений, что и сейчас нередко приобретают для себя мужчины в Руславии. Только что золота на нем будет побольше, чем на нынешних мужских кольцах, да и вставленный в перстень рубин удивляет своим размером, и внешне привлекает к себе внимание — большой, яркий, хорошо ограненный...

Однако стоило колдуну взять в свои руки перстень, как камень на нем, словно почувствовав рядом с собой живое тепло, чуть засветился красноватым оттенком, причем тот свет становился все ярче и ярче. Внезапно в глубине красного камня четко проявилась буква "Р", причем непросто проявилась, а сияла настолько ярко, словно изнутри была подсвечена ярким солнцем.

— Так, — продолжал меж тем Иннасин-Оббо, — так, вспомним то, что сказано в сотнях книг и свитках, а именно: Сварг был старшим из троих детей...

— Так это всем известно... — начал, было, Рыжак, но колдун резко оборвал его.

— Не мешай, а не то я тебя выставлю отсюда! Понял? Так вот, Сварг был старшим из троих сыновей, и оттого оттиск его перстня на всех пергаментах должен стоять первым среди трех печатей. Давайте в этом удостоверимся...

Иннасин-Оббо поднес перстень к первому из серебряных кругов. Он еще не успел приложить перстень к печати, как удивленные люди увидели, что из красного камня прямо в середину серебряного круга ударили несколько крохотных молний, и серебро печати прямо на глазах людей, словно живое, стало расползаться в стороны, освобождая в середине круга место для камня. Еще несколько мгновений — и на коже пергамента осталась лишь все та же серебряная буква "Р". Когда же рубин перстня коснулся серебряного круга, то все то серебро, что до того чуть подалось в стороны, сразу же словно перетекло назад, и обхватило камень со всех сторон. Иннасин-Оббо убрал руку, и теперь казалось, будто перстень непостижимым образом прочно впаян в серебро. А еще через мгновение из серебра печати полился ярко-красный свет, совершенно неотличимый от цвета вставленного в перстень рубина, и, что самое невероятное — буквы на манускрипте засияли таким же ярко-красным светом, будто налитые кровью. Больше того: даже сам манускрипт приобрел чуть красноватый оттенок, сколь непривычный, столь и невероятный... Ровный красный свет от перстня сиял настолько ярко, что перебивал солнечный свет. Более того: казалось, что от перстня, впаянного в серебро, во все стороны и без остановки, бьют крохотные молнии...

Потрясенные до глубины души люди, забыв обо всем, смотрели на это удивительное зрелище. Конечно, Олея и раньше слышала рассказы о том, что будто бы манускрипт с текстом Договора Троих, если к нему приложить заветный перстень, начинает светиться, но одно дело разговоры, и совсем иное — увидеть это диво из легенд своими глазами. Потрясающе!

В следующее мгновение Иннасин-Оббо снова взялся за перстень, и серебро печати вновь послушно расступилось в стороны, а перстень легко оторвался от того серебра, в которое, казалось бы, он намертво впаян. В тот же миг потухло яркое красное свечение, серебряная печать вновь приобрела прежний вид, будто только что она не сияла удивительным светом, померкли красные буквы, и вот перед людьми на камне снова лежал довольно обычный пергамент, пусть и очень красиво написанный, а внизу были все те же три ровных круга...

— Это они! — Иннасин-Оббо не смог удержать в своем голосе радость. — Они! Те самые артефакты — перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора Троих! Все-таки мы их нашли!

— А это... — снова засопел Рыжак. — Я хотел спросить: если перстень поднести к двум другим кругляшам..., ну к двум другим печатям, то, что тогда будет?

— Что будет? Смотрите...

Иннасин-Оббо поднес перстень ко второй серебряной печати, и все увидели, как красный рубин вдруг стал сиять зеленым светом, а сама печать, хотя и осталась неподвижной, но стала чуть отливать нежно-зеленым оттенком... Необычно и красиво! Колдун поднес камень к третьей печати — и все увидели, что перстень засиял ярко-синим, и так же засветилась третья серебряная печать...

Все правильно... — подумала Олея, наблюдая за игрой света. — По преданиям у второго из братьев перстень был с изумрудом, а у третьего — с сапфиром...

— Это они, вне всяких сомнений — они! — Иннасин-Оббо не мог оторвать глаз от артефактов. — Мы с вами видим то, что описано во множестве трудов летописцев — манускрипт с текстом Договора Троих и перстень Сварга! Вот они, мои бесценные, лежат перед нами во всей красе!

— Это точно они? — этот вопрос Юрл задал скорее для проформы.

— Они самые! Ошибки нет, и быть не может! Такие артефакты подделать невозможно, да и вряд ли кто этим будет заниматься — никому не хочется навлечь на свою голову гнев Небес...

— Замечательно! — и Юрл поднял с камня пергамент, забрал из рук Иннасин-Оббо перстень.

Олея готова поклясться, что в этот момент глаза колдуна недобро блеснули — как видно, магу никак не хотелось расставаться с сокровищами, которые они раздобыли с таким трудом. Впрочем, недовольство Иннасин-Оббо сразу же развеялось, во всяком случае, внешне он никак не показал своего расстройства, но Олея не могла забыть короткий злой взгляд прежде спокойного и выдержанного колдуна. Непонятно отчего, но у женщины сложилось твердое убеждение: будь на то воля Иннасин-Оббо, то он никогда бы не отдал Юрлу найденные артефакты. Костьми бы лег, но не отдал!

Тем временем Юрл уложил свиток пергамента и перстень в узкий футляр на крепкой цепочке, надел его себе на шею, и спрятал под одежду. Как видно, этот крепкий футляр с плотно закрывающейся крышкой у него был припасен заранее. И под одеждой его совсем не видно...

Тем временем командир повернулся к колдуну.

— Мы можем сейчас идти назад?

Снова идти этим озером, пусть даже и к берегу... В душе женщины все взбунтовалось против этих слов Юрла. Мало того, что ей страшно ступать в эту чуть затхлую воду, так еще и нет никаких сил вновь брести по скользким деревянным мосткам! Нет, сегодня она ни за что не пойдет по той старой подводной дороге! И в то же самое время ей было до невозможности страшно оставаться на ночь здесь, на этом острове. А если эти... водные вампиры выйдут на берег? Увы, выбор небольшой — или ночь на этом острове, или идти в полной темноте назад, к берегу... Хотя, если вдуматься, то по сравнению с подводной дорогой ночь на острове выглядит не так и страшно...

Однако Олея не успела сказать ни слова — ее опередил Иннасин-Оббо.

— Сейчас нам ни в коем случае не стоит уходить отсюда. Вы посмотрите на солнце — оно же вот-вот скроется! Мы же до заката никак не успеем перейти озеро! К тому же надо учесть, что почти до предела вымотаны и кони, и люди — денек сегодня был еще тот...

— Но если все же рискнуть? — похоже, Юрлу очень хотелось покинуть это печальное место. Вообще-то уйти отсюда хотелось всем, только вот как это сделать? Чего уж там греха таить — сейчас никому не хотелось вновь заходить в озеро, где обитают неведомые создания...

— При самом удачном раскладе до захода солнца мы сумеем дойти только до середины озера... — устало ответил колдун. — А что потом? Учтите, что после захода солнца заклинание против каххи в воде не действует. Мы сразу же окажемся в роли желанной добычи для всех обитателей этого озера. Идти в полной темноте по воде, в которой полно ночных вампиров, да еще и не видя ничего вокруг... Это даже не безрассудство, а полная глупость, в которой я не желаю участвовать.

— А если я прикажу? — в голосе Юрла чувствовался холод металла.

— Поймите же, наконец: даже если каким-то невероятным способом мы успеем достичь противоположного берега, то вряд ли до него дойдут все. Нет никакой уверенности в том, что никто из нас вновь не свалится в воду, а это грозит весьма печальными последствиями для всех остальных. Вдобавок ко всему здешние обитатели уже попробовали свежей крови, и сейчас настроены куда более решительно, чем час назад. Пусть они уже перекусили, только вот беда в том, что сытыми они никогда не бывают. К тому же все эти речные вампиры вот-вот проснутся, и начнут шустрить в полную силу... Ночь — время каххи.

— А то заклинание, что вы уже применяли, когда мы шли сюда? — спросил Сандр. — Ну, то, о котором говорила блондинка....Вроде перевернутой чашки... Оно что, и верно — после захода солнца в воде не действует?

— Это заклинание... — колдун присел на большой обломок камня. — Повторяю для глухих, а также для особо одаренных: заклинание применимо только в светлое время дня, а после захода солнца его действие для тех несчастных, что имели неосторожность оказаться в это время в воде, серьезно ослабевает. К несчастью, у милых созданий, живущих в озере, как раз ночью и наступает пик активности и агрессивности. В общем, даже с этим заклинанием у нас есть все шансы очутиться в желудках каххи. Не знаю, что решите вы, но спешу вас предупредить: я — не самоубийца, а идти в ночное время по этому озеру — один из способов расстаться с жизнью, причем способ весьма неприятный.

— Но... — нахмурился Юрл. — Но остаться здесь на ночь...

— Лучше здесь, чем глупо рисковать. У меня есть почти полная уверенность в том, что сегодня до противоположного берега никто из нас не доберется.

— Я все прекрасно понимаю... — Юрл с тоской поглядел на видневшийся вдали берег, на который вот-вот должны были упасть первые сумерки. — Остаться здесь до утра, конечно, можно, но эти каххи...

— По этому поводу не стоит беспокоиться! — Иннасин-Оббо огляделся вокруг. — От ночных тварей я вас прикрою, тем более, что на этом острове еще сохранились остатки прежнего колдовства, отпугивающего каххи: хотя речные вампиры раньше по ночам и выходили на берег этого острова, но особо по нему не разгуливали. Во всяком случае, к домам они не приближались. Сейчас мне надо только немного подновить старые заклинания, кое-что добавить от себя — и можно сравнительно спокойно спать до утра...

— Ага... — недовольно пробурчал Рыжак, морщась от боли в раненой руке. — Спокойно спать... Вы еще скажите, что для полного счастья нам всего лишь нужна колода карт — ну, чтоб до утра приятно провести время...

— Помолчи! — оборвал его Юрл, поглядывая на небо. Увы, но солнце, и верно, вскоре должно было сойти с неба, так что правоту Иннасин-Оббо должен был признать даже командир...

— Что ж, у нас, похоже, нет иного выхода, кроме как заночевать здесь... — заметно было, что Юрл произнес эти слова с тяжелым сердцем. — Выходим завтра, с рассветом.

— А... — снова начал Рыжак, но командир вновь перебил его.

— А пока давайте с местом ночевки определимся. Здесь, в этом доме, оставаться не стоит: опасно — слишком близко к воде, да и лошади боятся...

— Тут вы не совсем правы... — вмешался колдун. — Место, кстати, неплохое: у этого... дома сохранились, пусть и не полностью, все четыре стены, и заклинание от каххи тут все еще весьма действенное... Но если вы настаиваете...

— Настаиваю! — отрезал Юрл.

— Тогда можно подняться повыше. Вон, обратите внимание: чуть ли не в середине этого острова есть развалины дома, от которого остались три стены... Вернее, две с половиной... Зато она находится на наибольшем расстоянии от озера, да и источник чистой воды всего в двух шагах...

— Сойдет! — решил Юрл, и скомандовал:

— Пошли!

Место, выбранное колдуном для ночлега, было несколько хуже, чем развалины того дома, в котором отыскались артефакты — разрушений больше, а свободного места внутри дома куда меньше. К сожалению, выбирать не приходится...

Вошли в развалины, туда же завели лошадей. Тесно, конечно, но когда все вместе — так спокойнее: все же этот остров находится не посередине пруда с золотыми рыбками или безобидными лягушатами.

Чтоб люди могли устроиться на ночевку, пришлось немного расчистить землю внутри дома от самых больших каменных обломков ... Сколько сумели, столько отыскали на острове древесины, большей частью уже тронутую огнем. Тем не менее, дров для костра отыскалось не так и мало, во всяком случае, для небольшого костерка, тлеющего всю ночь, должно хватить. Никто не ожидал, что сумеют отыскать столько дерева — целую кучу полуобгоревших и давно высохших на солнце обломков дерева, сучьев, и еще неизвестно чего. Что бы ни говорил Иннасин-Оббо, а лишняя защита от водных вампиров не помешает — эти твари наверняка огня боятся.

Спутали ноги лошадей, насыпали им овса, которого оставалось совсем немного. Самим, что ли, перекусить немного, тем более, что еды в седельных сумках хватает... Поесть, конечно, не помешает, только вот даже шевелиться пока что-то никому не хочется — уж очень все устали, надо хоть чуть-чуть передохнуть.

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Тишина, даже голосов птиц не слышно. Ни ветерка, ни облачка на темнеющем небе... Правда, со стороны озера то и дело доносятся непонятные звуки, но пока на них никто старался не обращать внимания — ночь впереди, еще успеем наслушаться...

Людей охватила расслабленность, хотелось хоть немного отвлечься, поговорить о чем-то ином... Очевидно, потому Сандр и решил задать вопрос, который давно интересовал всех:

— Командир, вы меня, конечно, извините, но хотя бы сейчас позвольте спросить: каким это непонятным образом перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора Троих пропали из сокровищницы Правителя Руславии? Ведь, по слухам, и то, и другое охраняли, как зеницу ока!

Юрл посмотрел на лица своих людей, на тех, с кем он прошел эту трудную дорогу. Да, у каждого в глазах любопытство и ожидание ответа. Впрочем, командир понимал: он и сам, окажись на их месте, хотел бы знать об этом... Так почему бы и не сказать людям то, что их интересует? Тем более что вожделенные артефакты уже у него в руках...

Чуть помолчав, Юрл произнес:

— Что ж, в этом, пожалуй, нет никакого секрета, тем более, что вскоре об этом будут знать все... Как пропали, спрашиваете? Только по людской глупости.

— Это как?

— Да вот так! Охраняли эти артефакты, скажу я вам, таким образом, что и захочешь украсть — не получится! А уж если учесть, что попытки разжиться чужим перстнем и манускриптом были предприняты уже далеко не в первый раз... Ведь едва ли не каждый из тех, кто садился на престол Танусии или Уреала, хоть однажды, но делал попытку раздобыть эти артефакты! Однако ни у кого подобное не получалось, стража стояла едва ли не насмерть, да и охранные чары там были наложены такие!.. Не подступишься, как ни старайся.

— Так как же...

— Просто людской идиотизм не имеет предела... — Юрл усмехнулся. — А вместе с тем беспредельна и человеческая глупость... У одного из приближенных Правителя Руславии имеется единственная дочь, и, как частенько водится в таких случаях, до крайности избалованная. Как я понял, для этой девицы слова "нет" не существовало. Если что-то пожелает, то доставьте ей то самое желаемое каким угодно способом!.. Поклонников хватает, женихов — чуть ли не в избытке, один одного лучше, ну, и девица все никак не могла выбрать, за кого бы ей замуж пойти. В женихах, как в сору каком, копалась... И вот нашелся один, причем влюбился, дурачок, по самые уши, а то и выше... Кстати, парень тоже не из бедной семьи, титул, положение при дворе, влиятельные родственники, собой хорош... Если уж на то пошло, парнишка мог выполнить любую прихоть этой девицы, хоть золотом осыпать ее с головы до ног, лишь бы согласилось за него замуж пойти. Их родители — и те уже столковались меж собой насчет свадьбы, а девчонка все не соглашалась. Дескать, пусть он исполнит мое заветное желание — вот тогда за него замуж пойду!

Ну, чем можно удивить избалованную девку, у которой, по сути, было все, кроме, разве что, птичьего молока? Пожелала бы драгоценности пригоршнями, или чудеса какие заморские — все бы ей доставили! Так ведь нет же, взбрела в голову девице непонятная блажь: так она и заявила парню — выйду, мол, за тебя замуж, если мне хоть ненадолго в руки принесешь перстень Сварга и древний манускрипт. Дескать, с самого детства мечтала на них посмотреть, и в руках подержать, только вот в этом деле ей даже папаша не мог помочь — говорил, нельзя, есть вещи, о которых и думать не стоит... А я не привыкла, чтоб мои желания не исполнялись!..

— Вот дура! — не выдержал Рыжак.

— Что верно, то верно... Ну, а влюбленный парень и расстарался, тем более, что у него для выполнения этого непонятного желания своей возлюбленной были немалые возможности. А может, он просто любил сложные задачи... Короче, парень с пылом принялся за решение этой невероятно трудновыполнимой проблемы. Дело в том, что именно брат этого жениха и его лучший друг отвечали за охрану сокровищницы, так что он их сумел уговорить — дело, мол, надежное, никто и ни о чем не узнает, только помогите мне!.. В общем, уломал он парней, хотя и с трудом — ведь чтоб попасть внутрь, туда, где хранились манускрипты, друзьям влюбленного дурака пришлось даже украсть ключи и сделать с них слепки... Но все одно: даже оказавшись в сокровищнице, так просто до перстня и манускрипта никому из этой троицы было не дотронуться — сразу же срабатывало охранное заклинание, которое блокировало и вход в сокровищницу, и заставляло неподвижно застыть на месте любого, кто хотя бы рискнул прикоснулся к этим древним артефактам!Так ведь влюбленный олух и тут нашел выход — познакомился с одним молодым магом, очень умным и удивительно талантливым человеком, сделал вид, что подружился с ним, и, по сути, взял юного мага на "слабо"...

— Дескать, сумеешь ли на какое-то время блокировать охранную сигнализацию? — хмыкнул Иннасин-Оббо. — Так ли ты силен, как о тебе говорят? И хватит ли у тебя на это таланта, юное дарование?

— Совершенно верно. К тому же парнишка-маг был из простонародья, а тут высокородный оказывает ему такое внимание, можно сказать, друзьями стали... Размяк парнишка — все же еще молодой был, неопытный, поверил в дружбу высокородного, а заодно и в его рассказы о высокой и вечной любви к прекрасной девушке, ну, и... В общем, все пошло так, как и рассчитывал влюбленный осел — при помощи друзей из сокровищницы он достал и перстень, и манускрипт. Единственное, о чем его предупредил молодой маг — защиту могу снять, самое большее, на полчаса, а дальше, если артефакты не вернуть на место, то сигнализация сработает: что ни говори, а охранные заклинания в свое время ставили великие маги, и не мне с ними тягаться! Так что ты уж давай, не подведи меня, и сам не рискуй понапрасну, а не то нас всех могут ждать огромные неприятности...

— И?..

— И наш влюбленный рыцарь побежал к даме своего сердца — вон, мол, какой я удалец, выполнил твое желание, прекрасная звезда моего сердца, так что теперь можно и к свадебке готовиться!.. Ну, у девицы, как я понял, с мозгами было совсем худо — вместо того, чтоб полюбовавшись на добытые с таким трудом артефакты, и вернуть их назад, эта идиотка заперла верного поклонника в своей комнате — благо запоры там были сделаны на совесть!, и понеслась показывать сокровища подружкам и приятельницам, тем более что все это происходило во дворце Правителя... Ну, дальше у приятельниц пошли ахи, охи, вздохи восхищения, завистливые взгляды, стали перстень вертеть, на свои пальцы примеривать, манускрипт разглядывать... И ладно бы только разглядывать — эти пресыщенные кретинки стали им играть, перстень к печатям прикладывали, сиянием любовались, а заодно глядели на крохотные молнии, повизгивая от восторга. Понятно — такой игрушки они еще не видывали! Сверкание молнии, блеск от камня... Ну, и как еще можно назвать этих безголовых девиц, кроме как набитые дуры?! У них в руках находится власть над целой страной, а они этими бесценными вещами играют, словно игрушками! Даже не знаю, как правильно назвать подобное...

— Ничего себе игрушки! — ухмыльнулся Сандр. — Стоимостью в целую страну...

— Верно, но в то время пустоголовым идиоткам это казалось вполне безобидным и забавным занятием, при помощи которого можно неплохо развлечься. Больше того — стали показывать артефакты всем, кто оказался неподалеку. До дур никак не доходило, что они с огнем играют... Ну, и доигрались, в общем...

— Что, эти ценности попались на глаза кому-то из знающих людей?

— Совершенно верно. На беду (или же на наше счастье) во дворце Правителя в это время находился один из иноземных магов. То ли он там кого-то лечить приехал за большие деньги, то ли кому-то судьбу предсказать — неважно, хотя лично мне подобные приглашения непонятны: можно продумать, в Руславии мало своих толковых магов и предсказателей! Чтоб вы знали — их в той стране хватает, да и в хороших лекарях недостатка нет. Ну, богатым людям везде выделиться хочется, пусть даже и таким образом — тратя огромные деньги за то иноземное добро, которое в своей стране можно раздобыть задешево, причем ничуть и не хуже! Заодно этот знаменитый маг лечил одну из закадычных подруг той девицы, хотя, как говорят, единственное заболевание, которым страдала та приятельница, называется просто — неизъяснимая лень. Так вот, нашей дуре хватило ума сунуть артефакты под нос этому иноземному магу, а у того, в отличие от бестолковой девицы, на плечах сидела умная голова, и он сразу понял, что притащила в комнату подруги глупая девка. Правда, в первое мгновение маг ошалел от увиденного, глазам своим не мог поверить — знаменитые артефакты, власть над целой страной — и в руках у скучающих девиц, которые не знают, чем занять свободное время!.. Однако, придя в себя, маг быстро понял, что у него появился шанс сказочно разбогатеть. Или же свою голову потерять...

— И мужик решил рискнуть, сорвать хороший куш?

— Да. Только куш был не просто хороший, а колоссальный, и оттого мужик размышлял совсем недолго: враз вогнал в сон всех присутствующих в той комнате, забрал перстень и манускрипт, а потом, как и положено, сразу же кинулся прочь. Маг едва успел уйти из дворца, как там подняли тревогу: во-первых влюбленный дурачок сумел сломать запоры и выбежать из комнаты девицы, чтоб немедленно отыскать артефакты, и вернуть их на место. Ну, свою невесту и ее приятельниц он отыскал, только вот ни перстня, ни манускрипта при ней уже не было. А во-вторых (что гораздо хуже) сработала охранная сигнализация — все же время вышло...

— Что было дальше?

— Дальше вся эта история моментально вылезла наружу, и тайная стража быстро разобралась, что к чему. Естественно, за магом кинулся в погоню едва ли не полк стражников, все дороги были перекрыты, тревога была объявлена по всей стране. В общем, даже границы сумели закрыть, на уши подняты все, кто только мог хоть что-то знать об этом деле, или имел какие-то сведения о том маге... Только вот и маг понимал, чем рискует, и в какие опасные игры он вздумал играть, так что сразу же из дворца маг кинулся к своему другу-приятелю, на которого мог положиться, и с которым приехал в Руславию — к Кваргу. Ну, тому долгих объяснений не требовалось, сразу же согласился помочь — этот парень любил ходить по краю... От Кварга требовалось немало: он должен был помочь магу скрыться, и вместе с тем спрятать артефакты в надежном месте. Но тайная стража Руславии сработала, как надо, и эти люди нагрянули в дом Кварга буквально через четверть часа после появления там мага. Увы, его схватили, но Кварг все же умудрился уйти вместе с пергаментом и перстнем.

— А чего он потом так далеко поперся? — Рыжак задал вопрос, который интересовал всех. — Можно подумать, у него надежного места поближе не было!

— Это только кажется, что такую бесценную вещь можно спрятать где угодно, а на самом деле достаточно надежное место нужно еще поискать! К тому же ухоронка должна быть в таком месте, чтоб никто другой не мог до нее добраться. А прятать артефакты в Руславии глупо — Кварг впервые приехал в эту страну, мало кого там знал, да и каждому понятно, что такие сокровища под первой сосной не спрячешь. К тому же перстень и манускрипт — это не те вещи, чтоб их в землю закапывать. Конечно, можно было бы пойти в Танусию — там у Кварга почти вся родня проживала, но, во-первых, дороги в ту страну были уже надежно перекрыты, а во-вторых, его бы там стали искать в первую очередь, а в-третьих, открыто заявляться куда-либо с такими ценностями весьма чревато...Тайная стража Руславии считала, что он на Север пойдет — там кто-то из его хороших знакомых жил, и никто не ожидал, что Кварг рванет на Юг — дело в том, что его в этих местах уже давно разыскивали, и даже персональное местечко в тюрьме приготовили...

— Разыскивали из-за того, что он когда-то был учеником у черного мага?

— Из-за этого тоже... А Кварг, видно, вспомнил те места, где жил раньше, вот и пошел сюда. Далековато, конечно, и очень рискованно, хотя, надо признать — место надежное. Хотя я, окажись на его месте, в эти места ни за что бы не пошел, но парень, как видно, вспомнил поговорку: подальше положишь — поближе возьмешь... Возможно, у него были какие-то свои планы на эти места, может, он здесь хотел продать перстень и манускрипт... На этот вопрос у меня нет ответа, да и кто теперь знает мысли Кварга?

— Может, блондинка в курсе? — хмыкнул Сандр. — Может, кроме дороги до этого места, Кварг ей еще что-то в голову скинул? А, блондинка? Чего молчишь? Поделись воспоминаниями... А может, красотка, наедине ты мне больше скажешь? Командир, может, мне стоит допросить ее с пристрастием? На всякий случай... Ради такого дела я уж расстараюсь, приложу все силы и старанье, а заодно...

— Я ничего не знаю! — выпалила Олея, стараясь не глядеть на Сандра. В последнее время она все больше и больше ненавидела этого человека с его наглыми ухватками и похотливым взглядом. А то, что внешне он чем-то похож на ее бывшего мужа — это только усугубляло ситуацию. Что ни говори, а в том, что она оказалась здесь, есть и немалая вина Серио... — Мне известна только дорога до этого места — и все!

Если честно, то это было далеко не все — лишь оказавшись на этом острове, женщина поняла, что она знает кое-что еще... Правда, делиться с мужчинами сведениями об этом она не торопилась, да и, откровенно говоря, не хотела этого делать. Может, она, конечно, полная дура, как утверждают эти мужчины, но, в отличие от них, она прекрасно понимает, что вскоре каждый из них будет спасаться сам по себе... Почему? Не та у них находка, чтоб свидетелей в живых оставлять.

— Где ей... — покосился Юрл в сторону Олеи. — Хорошо еще, что дорогу до места не забыла, на это ума хватило... Так вот, возвращаясь к нашему вопросу: мне понятно одно — Кварг хотел хорошо погреть руки на продаже артефактов. Однако парень не учел одного, но весьма важного обстоятельства: когда до Танусии докатилась весть о том, что в Руславии пропали манускрипт и перстень — тогда власти этой страны предприняли свои меры, те, которые сочли разумными и необходимыми в этой ситуации. Прежде всего, было приказано арестовать всех без исключения родственников и знакомых Кварга из числа тех, что жили в Танусии, а там обитала почти вся его немногочисленная родня, да и знакомых хватало. Зачем это было сделано? Просто Танусия хотела быть первой и единственной страной, кому Кварг отдаст украденные артефакты. Для этого пришлось серьезно нажать на арестованных — ну, в этом деле не до сантиментов, да и сам Кварг должен был отдавать себе отчет, во что он ввязывается...

— И?..

— Узнав обо всем, Кварг сам с нами на связь вышел. Ох, и много же парень хотел получить за артефакты, губу раскатал по-полной, и первоначально цену скидывать не желал: больше того, считал, что все козыри находятся в его руках. Только вот его родня у нас в тюрьме сидела, причем находилась там далеко не в самых лучших условиях, а уж страдала и стенала так, что вызывала жалость даже у тюремных охранников — о соответствующем содержании этих арестованных нам пришлось позаботиться полной мерой...Так что пришлось Кваргу свои аппетиты значительно поумерить, и с небес на землю спуститься, хотя идти на большие уступки парень долго не хотел. Но все одно с ним договориться сумели... Однако сам Кварг наотрез отказывался идти в то место, где он артефакты припрятал, и теперь я понимаю, отчего... Условия, на которых с ним заключили соглашение, с его стороны были такие: я вам точное место укажу, дорогу во всех подробностях обрисую, а дальше вы уж сами... На том и сговорились.

— Так почему все сорвалось?

— Беда в том, что тайная стража Руславии все это время тоже не дремала, и сложа руки не сидела. Ее сотрудники сумели узнать немало как о самом Кварге, так и о наших с ним переговорах. Еще раз признаю: парни там свое дело знают, и мух не ловят... В общем, они сумели взять Кварга, когда он направлялся к нам. Конечно, мы тоже его искали, как могли, но вся сложность была в том, что люди из тайной стражи Кварга не довезли до столицы — спрятали в другом городе, вторым по значимости в Руславии. Когда наши люди об этом узнали, то в том городе обыскали чуть ли не все, но Кварг как сквозь землю провалился. Кто бы мог подумать, что его прячут чуть ли не на самом видном месте — на втором этаже в городском здании суда!.. Умно. Туда, в здание суда, наши люди сообразили сунуться в самый последний момент, но к тому времени уже было потеряно столько драгоценного времени!.. Как стало известно, Кварг держался, как мог, но ведь и он не каменный! Рано или поздно, но он бы заговорил...

— А потом?

— Беда в том, что операция по его освобождению сорвалась чуть ли не в последний момент: все же Руславия для нас — чужая страна, и многое изначально сложилось не так, как мы предполагали... Хорошо еще, что эта глупая баба подвернулась ему под руку в самый последний момент, а не то, боюсь, все сведения о месте нахождения артефактов пропали бы раз и навсегда...

Так вот в чем дело! — поняла Олея. Теперь ей стало понятно, отчего умирающий человек в последние моменты своей жизни постарался передать первой встречной те сведения, до которых ему в то время не должно быть никакого дела. Рисковать он мог лишь в том случае, если речь шла о жизни его родных и близких — похоже, что таким образом он пытался спасти их от гибели! Ведь если бы не эта угроза, то Кварг вполне мог бы сдать тайной страже Руславии перстень и манускрипт, и, возможно, остался бы жив... Впрочем, что сейчас об этом думать?

— А где сейчас родные Кварга? — сама не зная зачем, спросила Олея.

— Какая разница? — чуть покосился в ее сторону Юрл. — Не знаю, да и не интересовался. По сути, это уже отработанный материал... А что такое?

— Да так...

— Что, жаль людей?

— А если это так, то что? — едва ли не с вызовом спросила Олея.

— Это обычная женская глупость... — чуть равнодушно откликнулся Юрл. — Впрочем, от баб ничего иного ждать и не стоит. Сопли, слезы и пустые переживания на ровном месте.

— А может, это не глупо, а жестоко? — не выдержала Олея. — В чем виновны эти люди? Это Кварг захотел получить большие деньги, но в результате страдают именно они, его родные!

— Это может значить только одно: если кто-то, глупо мечтая мгновенно разбогатеть, влезает в большую политику, вернее, в большие жернова, то этот кто-то должен заранее подумать о том, чем это безрассудное решение может грозить его родным и близким... — неожиданно серьезно ответил Юрл. — Большие жернова могут перемолоть как многое, так и многих, и даже не заметить этого. Так что не стоит обвинять других в излишней жестокости, если у самого нет головы на плечах...

— Все равно — так нельзя!

— Знаешь, что я тебе скажу? — продолжал Юрл. — Если кто-то решил, что он такой храбрый или безголовый, что осмеливается влезать туда, куда посторонним соваться категорически не положено — вот тогда этому человеку надо быть готовым и к тому, что с ним будут поступать отнюдь не с позиций высокого гуманизма или же принципов всепрощения...

— Блондинка, ты, никак, кого-то пожалеть решила? — подал ехидный голос Сандр. — Так вот он я, одинокий и несчастный, тем более что я, бесприютная душа, уже давно жажду доброты и нежности! Тем более от тебя...

— А я чем хуже? — хмыкнул Рыжак. — Между прочим, раненый нуждается в ласке и заботе! Мне нужны новые душевные и физические силы, так что...

— А что с той девицей сейчас? — перебил его Иннасин-Оббо. — Неужели Правитель простил ей придурь, из-за которой сейчас полмира бурлит?

— Существуют поступки, которые простить сложно, а иногда просто невозможно. Вот именно из-за того, что весь мир сейчас бурлит, не зная, что будет с Руславией дальше — оттого Правитель и отправил эту девицу в монастырь, замаливать свой грех.

— Только-то? Ну, это не такое уж серьезное наказание.

— Ну, это еще с какой стороны посмотреть. Настолько мне известно, то место, куда отправили девицу — это не столько монастырь, сколько тюрьма с весьма жестким уставом. Между прочим, выйти ей оттуда не суждено — должна остаться в тех стенах навечно. Так что отмаливать свой грех безголовой дуре придется долго, и со всем прилежанием, а иначе там и не бывает...

— А, ерунда! — махнул рукой Рыжак. — Папаша ее оттуда вытащит — все-таки единственное и любимое чадо.

— Э, не скажи! — чуть улыбнулся Юрл. — Отца этой девицы, когда тот попытался, было, возмутиться и заступиться за дочь, Правитель сразу же отправил в отставку, причем на весьма суровых условиях, и вместе с тем лишив бывшего приближенного всех регалий. Сейчас тот осиротевший папаша безвылазно сидит в своем имении и прекрасно понимает, что при первой же попытке освободить свою дочь сам попадет в тюрьму, а то и на плаху — Правитель разгневан, причем весьма обоснованно, и прощать никого не намерен. Ведь он даже отправил в монастыри (правда, с более мягким уставом) на пожизненный срок и тех приятельниц безголовой девицы, что на глазах посторонних вздумали играть с артефактами. В общем, под раздачу попали все, и никаких оправданий, слезной мольбы и напоминаний о прошлых заслугах их знатных предков Правитель слышать не пожелал. Так что родителям избалованных и пресыщенных девчонок остается только со слезами на глазах перебирать в памяти огрехи воспитания собственных детей.

— Вообще-то за подобное Правителя никто не осудит...

— Верно... — кивнул Юрл. — Однако девицам и их родителям особо сочувствовать не стоит — можно сказать, легко отделались. А вот парней — тех, кто доставал из хранилища артефакты, и всех, кто только был к этому делу причастен — вот их и верно, жалеть не стали, все пацаны на плаху пошли. Что ни говори, но то, что сделали парни, называется государственным преступлением. Верно: любовь любовью, но иногда надо и головой думать, соображать, что делаешь...

В этот момент забеспокоились кони, причем все разом, и не просто забеспокоились, а даже разом подали испуганные голоса. Мужчины оборвали свою болтовню, и вскочили на ноги. Надо же, и тут не получилось отдохнуть...

— Что, каххи вышли на берег? — спросил Юрл у Иннасин-Оббо.

— Не должны... Для них еще слишком рано. Вон, на небе закат догорает, а каххи вылезают на берег лишь в полной темноте... И потом, их бояться не стоит: я обновил старинное заклинание, и к развалинам они не подойдут. Речные вампиры, хотя и выйдут на остров, но дальше береговой полосы не продвинутся.

— Так что тут могло напугать наших лошадей? Может, это все-таки каххи?

— Не знаю. Но, думаю, скоро узнаем...

Вот уж в чем ином, а в этом Олея была полностью согласна с колдуном — узнаем, и еще как! Только вот вряд ли понимание причины того, что так напугало бедных животных, доставит удовольствие хоть кому-то из людей на этом острове.

Глава 8

Люди молча стояли, вслушиваясь в тишину. Вроде все тихо, только чуть плескалась вода в озере. Ничто не предвещает опасности, но лошади по-прежнему беспокойны...

Первым опасность заметил Иннасин-Оббо.

— Смотрите! Смотрите туда...

— Куда? Я ничего не вижу... — огляделся по сторонам Юрл.

— Смотрите на то место, где мы с вами на берег вышли! Теперь видите?

В сгущающихся сумерках Олея вначале ничего не могла рассмотреть — вроде берег, как берег, ничего не изменилось, он все так же покрыт толстым слоем высохших водорослей, бревно какое-то в воде плавает... Стоп, а откуда там появилось это бревно? Когда они выбирались на берег, никакой древесины в воде не было, да и неоткуда ему тут взяться — деревьев же в округе нет! Даже если предположить, что какая-то часть подводной дороги внезапно разрушилась, то все одно — дерево вряд ли всплывет наверх. Сваи находилось под водой много лет, древесина полностью пропиталась влагой, и теперь она будет просто гнить, оставаясь на дне. На родине Олеи такие деревья называют топляками...

Женщина услышала, что Иннасин-Оббо негромко ругнулся. Вернее, у него что-то негромко вырвалось на непонятном языке, но каждому было понятно, что произнес колдун — уж слишком растерянным и удивленным выглядел маг. Женщина еще не успела ничего понять или сообразить, как бревно в воде внезапно изогнулось, и поползло на берег, как живое. Ой, да это же не бревно! Может, перед ними змея? А что, вполне может быть — вон, как совершенно по-змеиному изгибается, вползая на берег... Нет, это что-то другое: толстое, как бочонок, да и длиной будет с два человеческих роста, никак не меньше, а уж голова-то какая здоровая — вдвое больше лошадиной... Плохо, что в сумерках это существо сложно рассмотреть: лап у него, кажется, нет, шкура вообще непонятно какая — то ли неровная чешуя, то ли торчащие в разные стороны пластины... В общем, нечто непонятное, издали похожее на ствол дерева.

— Что это? — растерянно спросил кто-то. — Неужто змея?

— Нет, не змея... — покачал головой Иннасин-Оббо. — Хуже. О, Темные Боги, этого нам еще не хватало!..

Но больше ничего колдун сказать не успел. Существо, выползшее на берег, больше не казалось ни бревном, ни змеей. Длинное толстое тело, переходящее в мощный хвост, сплошь покрытое толстыми роговыми пластинами, ярко-красные глазки, расположенные чуть ли не по бокам головы... Несмотря на свои немалые размеры, существо, изгибаясь по-змеиному, заскользило по земле к растерянным людям... Олея во все глаза смотрела на то, как легко передвигается по земле сильное тело незнакомого создания, и чувствовала, как в ее сердце невольно вползает настоящий страх.

Остановившись невдалеке от развалин, непонятное существо уставилось своими горящими глазками на стоящих людей. Секунда, другая, и люди увидели, что у выползшего на остров неизвестного зверя на животе разошлись жесткие роговые пластины, до того казавшиеся вплотную подогнанными друг к другу, и оттуда высунулись короткие мощные лапы с длинными когтями. Еще миг — и потрясенными людьми была уже не змея, а жутковатого вида непонятный зверь с огромной пастью, утыканной острыми зубами.

Издав непонятный звук — то ли стон, то ли рев, зверь направился прямо к людям, причем передвигалось это создание не только с удивительным проворством, но и с раскрытой пастью. Ну, а при первом же взгляде на эту пасть с множеством острых зубов, становилось понятно, что основу питания этого зверя составляют ну уж никак не водоросли или трава. Да и к людям это существо стремилось вовсе не для того, чтоб они ласково погладили его по твердым пластинам на спине. Зверь бежал, не отвлекаясь на посторонние звуки, и его маленькие красные глазки с ненавистью смотрели на людей.

Впрочем, к тому времени мужчины уже стряхнули с себя недолгую растерянность, вызванную внезапным появлением неведомого зверя и его странным видом.

— К оружию! — раздался голос Юрла, но к тому времени мечи и так были в руках у каждого, а Олея в испуге прижалась к одной из стен — так хотя бы со спины можно не ожидать нападения.

— Ни в коем случае не подпускайте его близко к себе! — это уже закричал Иннасин-Оббо. — И не надо пытаться его зарубить — у этого зверя слишком крепкая шкура, и ваши мечи ее не возьмут! Только отпугивающие колющие удары! И берегитесь его хвоста и зубов!

Тем временем зверь подбежал совсем близко к развалинам дома, где скрывались люди, и все вновь услышали его непонятный голос. Бедные лошади при звуках этого рева-стона только что не тряслись крупной дрожью...

Со своего места Олея видела немного, но до нее доносились крики мужчин, глухие звуки ударов металла о твердые роговые пластины на теле зверя, и голос неведомого существа — понятно, что зверь пытается напасть на людей, а те давали ему должный отпор. Судя по непрекращающемуся реву зверя, он был здорово разозлен. Иннасин-Оббо был прав: мечи отскакивали от его шкуры, как от каменной стены, оставляя на ней всего лишь небольшие зазубрины, а у самого зверя силы и ярости было просто в избытке. Вон, кажется, Сандр ранен, да и по груди Юрла течет кровь, а чудовище все так же тупо напало на обороняющихся людей, стараясь схватить хоть кого-то из них своей длинной пастью. И если бы только одной пастью... Зверь пытался ударить людей своим хвостом, состоящим, казалось, из одних роговых пластин, стремился достать лапой, ухватить зубами... Невеселое открытие: зверь, несмотря на свои размеры и кажущуюся неловкость, оказался очень быстрым и ловким. Пусть острые мечи не наносили зверю заметной раны, однако чувствовалось — чудище хорошо представляет себе, чем ему могут грозить это блестящие полосы металла, и это было единственным, что оберегало людей от безжалостной атаки этого существа. Зверь не шел напролом, а все же пытался увернуться от ударов меча.

Кто-то из мужчин сумел изловчиться (а может, просто случайно повезло), и острие его меча попало в крохотное расстояние меж пластинами чудища. В тот же миг зверь откатился в сторону, и при том издал такой жуткий вопль, что у людей едва не заложило уши. Э, да ты, зверюга, судя по всему, очень боишься боли! Неожиданное открытие.

Получив отпор, зверь не отступил, а продолжал кружить вокруг развалин дома, где находились люди — как видно, понял, что так просто ему до добычи не добраться. Круг, другой, третий, десятый, двадцатый... А лошади его по-прежнему боятся, Иннасин-Оббо их с трудом успокоил.

Олея же была всерьез напугана тем, что все удары мечей оставили на роговых пластинах, покрывающих шкуру чудища, всего лишь небольшие царапины. Такого она еще никогда не видела — женщине всегда казалось, что меч может пробить шкуру любого зверя! Как же справиться с этим существом? Кажется, и мужчины не ожидали ничего подобного...

Ранения получили Юрл и Сандр, а вот Бел, по-счастью, не пострадал, хотя весьма умело отгонял зверя от развалин. Бел, как обычно, не произносил ни слова, хотя чувствовалось, что настроение у человека — хуже некуда. Олея его прекрасно понимала — он жалеет свою лошадь, которая так страшно и глупо погибла. К тому же тут сразу же возникает вопрос: каким образом Бел отправится в обратный путь? Запасной лошади у них нет, не идти же ему пешком всю дорогу! Ясно, что человек раздосадован.

— Это что еще за тварь свалилась на нашу голову? — повернулся Юрл к Иннасин-Оббо.

— Кар'дайл... — выдохнул колдун.

— Кто-кто? — переспросил Юрл.

— Кар'дайл. Кто-нибудь из вас раньше слышал об этом звере? Молчите? Ну, этого и следовало ожидать: кар"дайл — это не ручная мышка, которую можно возить в кармане по миру, а знают об этом чудище лишь те, кто ездит в те очень дальние южные страны... Да, не в коем случае не спускайте с него глаз! Это зверь пусть и не очень сообразительный, но цепкий — не отстанет, пока хоть кого-то не сожрет! В любую минуту может вновь кинуться на нас...

— Так что это за зверь? Поясните нам, наконец...

— Если коротко, то на нас свалилась очень большая проблема. Я бы даже сказал — огромная. Что теперь делать — ума не приложу! Кар'дайл здесь, в этой стране... Этого просто не может быть! И не должно! С этим зверем так просто не справиться... Кстати, у нас, кажется, есть раненые... Надо же, всего двое! Удивительное везение! Можно сказать, нам везет по-крупному! Так, сейчас я вас обработаю раны, поставлю на заживление, и их надо сразу же перевязать — кар"дайл чует свежую кровь не хуже речных вампиров!

— Если этого зверя не должно тут быть, тогда откуда он тут взялся? — Юрл скинул с себя рубашку и подошел к колдуну.

— Думаю, это была именно та зверюга, которую жрец вайду послал вслед за нами... — Иннасин-Оббо принялся за рану Юрла. — Я так и знал, что старик от нас так просто не отстанет. Вот сволочь! Не иначе, как он, собака такая, натравил на нас свою очередную домашнюю зверушку. Понять бы еще, как он, скотина, это сделал... А может быть и такое, что жрец выкинул против нас свой главный козырь. Что ж, это вполне возможно! Видите ли, этот зверь — кар'дайл... В основном он водится лишь в той стране, откуда родом жрец вайду. Не стоит и думать о том, будто этот зверь мог преодолеть холодные горы и сухие пустыни, чтоб придти сюда! Этого просто не может быть! Нонсенс... О, командир, надо признать, что вам очень и очень повезло: то, что у вас на груди — это не рана, а, по сути, всего лишь неглубокая царапина. Очень скоро от нее и следа не останется... Так, с вами я свою работу закончил, а теперь наша дама сделает вам перевязку. Думаю, это в ее силах, а бинты пусть возьмет в моей сумке... Сандр, теперь твоя очередь показать мне свое боевое ранение...

— Так вы считаете, что этого зверя за нами послал жрец вайду? — Юрл чуть развел в стороны руки, когда Олея принялась за перевязку раны на его груди.

— Ну, чего-то подобного я и ожидал... — колдун не сводил глаз со зверя, который по-прежнему кружил вокруг развалин дома. — К сожалению, мои опасения сбылись в полной мере. Да уж, надо признать: этот старик покинул свою родину отнюдь не с пустыми руками, много чего с собой увез, в том числе прихватил и кое-что из мелкой животины, которую здесь вырастил до нужных размеров. Как видно, к бегству из страны жрец тщательно готовился. Значит, проблемы у него копились давно, и время на сборы было... Сандр, я тебя долго еще ждать буду?

— А нам какое дело до того, как жрец удирал из своей страны? — теперь уже и Сандр снял с себя рубашку, пока колдун осматривал его раны. — И потом не исключена такая возможность, что этот зверь и раньше жил в здешнем озере...

— Эх, молодежь, молодежь... — покачал головой Иннасин-Оббо. — Вы совершенно не просчитываете перспективу, и анализ обстановки не проводите. Допустим, может оказаться верным такое предположение: жрец вайду больше всего боится того, что до его родины могут дойти сведения о том, где он скрывается — нам же неизвестна причина, по которой этот старик покинул свою страну... Естественно, жрец постарается сделать все, чтоб невольные свидетели, встретившие его, навсегда замолкли. Именно оттого он и пустил вслед за нами этого зверя... Молодой человек, а вот что касается ваших слов о том, будто кар'дайл обитал в этом озере и раньше... Не смешите меня! Кар'дайл за довольно короткое время сожрал бы всех вампиров, живущих здесь! Отсутствием аппетита он не страдает, ловкости у него тоже хватает, так что речные вампиры прекрасно вписались бы в его меню.

— Но у каххи тоже есть зубы и когти, и они...

— Вы хорошо рассмотрели, какие пластины покрывают шкуру этого чудища? Их даже зубы каххи прокусить не в состоянии!.. Так, с вами тоже все в порядке. Должен сказать, молодые люди, что вам обоим невероятно повезло — после встречи с кар'дайлом вы получили не раны, а всего лишь поверхностные царапины! Теперь, Сандр, и вы идите к нашей даме на перевязку, а по благополучном возвращении домой не забудьте поставить всем Богам благодарственные свечи за то, что сумели выйти неповрежденными после встречи с кар'дайлом!

Вот уж чего Олее хотелось меньше всего на свете, так это перевязывать рану Сандра. К сожалению, сейчас было не то время и не те обстоятельства, чтоб отказывать раненым в помощи. Конечно, как она того и ожидала, Сандр стал едва ли не сразу же распускать свои лапы, причем ему даже нравилось ее недовольство... Вот дрянь!

— Руку свою убери! — едва ли не прошипела Олея сквозь зубы, когда ладонь Сандра бесцеремонно легла ей на грудь.

— Да хватит ломаться-то! — ухмыльнулся мужик. — Может, цену себе набиваешь? Вот насмешила! Большинству из вас, баб разведенных, красная цена — моток дешевой тесьмы. А уж нос свой облупленный чуть ли не каждая задирать горазда, словно принцесса заморская!

— А я сказала — руку убери!

— Блондинка, ты тон свой наглый сбавь! — посоветовал Сандр, недобро сощурив глаза. — А то сейчас же по шее получишь — это лучший способ, чтоб с таких дешевых и никудышных баб, как ты, спесь сбивать и к ногтю их прижимать.

— Какое же ты дерьмо! — вырвалось у Олеи.

— Ошибаешься. Я — настоящий мужчина, и такие набитые дуры, как ты, должны быть счастливы оттого, что мы на них обращаем внимание. Так что учти это на будущее, если, конечно, жить хочешь...

— Согласна, ты не дерьмо... — Олея впервые прямо глянула в глаза Сандра. — Ты хуже.

— Ошибаешься, блондинка... — чуть ли не рассмеялся ей в лицо Сандр. — Я могу быть очень нежным и добрым, а могу оказаться таким, что тебе небо с овчинку покажется. Так что тебе решать, блондинка, своим куцым умом прикидывать, что в итоге получишь...

Провожая взглядом отходящего Сандра, Олея чувствовала, как остро она ненавидит этого человека. Мало ей внешнего сходства Сандра с ее бывшим мужем, так они оба еще и рассуждают совершенно одинаково! Ей вспомнились слова Серио, которые он так часто повторял ей, пока они были женаты — "Ты вышла замуж за настоящего мужчину!". Да уж, тут не раз призадумаешься о том, кого считать настоящим мужчиной... Что ни говори, а именно из-за действий ее бывшего мужа Олея оказалась здесь, в этой чужой стране, да еще и в смертельной опасности... И вновь женщина отмечала про себя: все те действия, поступки и слова, что ей когда-то нравились у Серио, выглядели отвратительным у кого-то другого. А может, все дело в том, что она настолько любила мужа, что даже его самовлюбленность и высокомерие воспринимала как неоспоримые достоинства дорогого ей человека? Вот уж верно говорят — многое видится на расстоянии...

Однако никому не было дела ни до недовольства Олеи, ни до ее тяжких мыслей. Вполне естественно, что мужчин куда больше беспокоили другие, куда более важные вопросы.

— Господин Иннасин-Оббо, вы знаете, как можно расправиться с этой зверюгой? — не сказать, что голос командира был веселым.

— Боюсь, мне вас порадовать нечем. Убить кар'дайла крайне сложно, почти невозможно. Если бы вы только представляли, какая у него крепкая шкура!..

— А заклинания против него, как против каххи...

— Такого не существует. А заклинание против каххи, то самое, вроде перевернутой чашки — оно и действует лишь на речных вампиров, и больше ни на кого.

— Ладно... — вздохнул Юрл, — ладно, поставим вопрос по-другому: как ловят кар'дайлов в тех местах, где водятся эти чудища? Вы же сами сказали — шкура у них на редкость крепкая, и оттого на нее должен быть немалый спрос, а где есть спрос, там должно быть и предложение...

— Я не спорю: их ловят как ради шкуры, так и для...

— Да мне без разницы, для чего их ловят! — кажется, Юрл стал терять терпение. — Ответьте мне поточнее на простой вопрос: как и при помощи каких приспособлений этих зверей ловят в тех дальних южных странах?

— Как ловят? Яд, длинные копья, крепкие сети... А, еще ямы-ловушки.

— И это все?

— Да.

— Вы сказали — яд. Так, может...

— Увы! — перебил его Иннасин-Оббо. — К сожалению, этого зверя обычным ядом не возьмешь, тут нужен особый состав, а нужных компонентов для него у меня, к великому сожалению, нет.

— Господин маг! — Юрл, кажется, и не старался скрыть свое раздражение. — Господин маг, меня интересует лишь то, каким образом мы, при нашем весьма ограниченном выборе средств, можем защититься от этого... зверя. Однако в данный момент я не получил от вас никаких нужных сведений!

— Я тоже не всеведущ! — не менее сердито бросил в ответ Иннасин-Оббо. — Что знал, то и сказал! Единственное, что могу еще посоветовать, и что нужно было сделать уже давно — так это запалить костер. Кстати, это прекрасная защита от этого зверя! Кар'дайл, как, впрочем, и любой зверь, боится огня! Вернее, это не совсем верное выражение, куда правильней сказать так: ни один зверь так не боится огня, как кар'дайл!

— Точно! Ну, конечно же, огонь! О главном совсем забыли... — Юрл только что не ударил себя ладонью по лбу. — Где лучше костер разложить? На видном месте?

— Нет. Лучше внутри дома, вернее, внутри этих развалин. И желательно расположить костер так, чтоб его было не очень заметно снаружи, вернее, с берега. На всякий случай... Мы же не знаем, кто может оказаться вблизи этих мест. И высокий костер жечь вовсе не обязательно: кар'дайл боится любого огня, даже совсем небольшого, да и топлива у нас припасено не ахти сколько...

Не прошло и минуты, как под веселым огнем затрещали сухие ветки, а зверь при виде огня отбежал чуть дальше от развалин, и отозвался новым ревом... Понятно, что уходить отсюда чудище никак не собиралось, но, тем не менее, огонь его все же заставлял держаться на расстоянии, пусть и небольшом...

— Мне страшно представить, что могло произойти, если бы мы все же рискнули сегодня пойти назад, к берегу... — заговорил Иннасин-Оббо, глядя на огонь. — Думаю, никого из нас уже не было бы в живых: все же вода — стихия кар"дайла. Вы и сами понимаете: оказаться на узкой подводной дороге, когда вокруг тебя стремительно описывает круги кар"дайл — это равносильно смерти.

— Нас много, всех бы не съел... — подал голос Рыжак.

— Ну, а то, что не доел бы этот зверь — то догрызли бы каххи... — развел руками колдун. — Как говорят в Руславии — хрен редьки не слаще!

— Господин Иннасин-Оббо... — Олея решила задать вопрос, ответ на который ей был никак не яснее. — А как этот зверь нас отыскал? Все же мы сумели далеко отъехать от дома жреца...

— Тебе-то до всего этого какое может быть дело? — подал насмешливый голос Сандр. — Надо же, блондинка голос подала, да еще и мысль какая-то ее голову посетила! Наверное, с перепугу туда забрела...

— Да погоди ты!.. — оборвал Сандра Иннасин-Оббо. — А ведь наша дама права! Мы находимся на достаточно большом расстоянии от жреца, а этот зверь сумел так быстро нас отыскать... Так, погодите... — и жрец какое-то время молча наблюдал за тем, как кар'дайл все так же кружил вокруг развалин, где находились люди. Как видно, через какое-то время колдун увидел что-то крайне неприятное, раз вновь ругнулся в полный голос.

— Чтоб меня!.. Как я мог этого не заметить?!

— В чем дело? — Юрл тоже не спускал глаз со зверя, который явно не собирался уходить с острова.

— Дело в том, что сейчас я лишний раз убедился: людская молва о ловкости и мастерстве жрецов вайду во многом права, и преувеличений тут немного. Пока мы с ним вели меж собой милые разговоры и дипломатические расшаркивания, этот старый хрыч успел поставить колдовские метки не только на каждого из нас, но даже и на наших лошадей! Как видно, на всякий случай... Я еще в то время, когда мы только еще подъезжали к дому жреца, обратил внимание, что все его зомби помечены...

— Лично я ничего такого на зомби не заметил... — перебил колдуна Сандр.

— Когда я говорю — помечены, то это вовсе не означает, что на каждого из зомби было вылито по ведру яркой краски, видимой даже за версту! — раздраженно ответил колдун. — Речь идет о магических метках, и они совершенно незаметны стороннему глазу. Однако если кто-то из этих людей, то есть я хотел сказать — зомби, отойдет далеко в сторону, или же покинет пределы владений жреца, то его передвижение враз отследят. Так вот, те метки я враз просек, но...

— Так он что — и на нас такие же метки поставил?!

— Да! Вернее, не совсем такие... И ведь как ловко, сволочь старая, это дело провернул — я ничего не заметил, хотя и был настороже! Я бы и сейчас их не увидел, да и вряд ли бы сумел отыскать, но слова милой дамы подтолкнули меня в нужном направлении. На нас поставлены даже не метки, а что-то вроде охотничьих манков, на которые и бежит зверь. Вот жрец и пустил кар'дайла на эти самые манки! Как видно, четко настроил зверя на наше уничтожение — дескать, впереди еда, которую ему обязательно нужно сожрать......

— То есть этот зверь бежал на охотничьи манки?

— А то на что же еще?! Пусть те метки совсем простенькие, но, тем не менее, весьма незаметные и надежные! Конечно, на очень большом расстоянии их сигнала не уловить, но до сотни верст они действуют безотказно. И если бы я не стал целенаправленно искать те метки, то, пожалуй, никогда бы не обратил внимания на кое-какие совершенно незначительные шероховатости! Эта скотина (я имею в виду жреца) замаскировал их под запах пота и простого человеческого тепла!.. Знаете, пожалуй, мне не стоит себя уж очень сильно ругать: слишком умело поставлены эти самые метки... Или манки...

— А снять их можно?

— Как раз этим я сейчас и занимаюсь...

— А если манков на нас больше не будет? Или же если их совсем снять?

— Тогда будем надеяться, что этот зверь уберется отсюда... Кстати, если вы мне не будете мешать, то с этим делом я справлюсь куда быстрее!

Все снова умолкли, лишь смотрели за тем, как чудовище по-прежнему ходит вокруг развалин. И когда же ему, наконец, надоесть мельтешить?!

— Готово... — Иннасин-Оббо присел возле костра.

— Этот зверь уйдет? — с надеждой в голосе спросил колдуна Рыжак.

— Сразу вряд ли, а магия, как я уже говорил, на него не действует. Так что нам остается только ждать...

— Так он за нами бежал точно для того, чтоб съесть? — вновь пожал голос Рыжак. — А может, он нас хотел снова к жрецу погнать?

— Слышь, Рыжак, у тебя от раненой руки что, мозги отсохли? — заржал Сандр. — Я мог бы понять, если б такое блондинка спросила, но чтоб ты... Глянь на его зубы, и враз поймешь, что этот зверь пробежал такое расстояние за нами вовсе не для того, чтоб пожевать водоросли на этом озере и запить их тухлой водицей!

— А назад к жрецу кар'дайл нас вряд ли смог бы погнать... — добавил Иннасин-Оббо. — Мозга у них немного, и если кто сумеет приручить такого зверя, то хозяин может ожидать от своего подопечного только самые простые действия: поймать, сожрать, загрызть... На другие, более сложные действия эти звери не способны.

— Тогда у меня еще вопрос... — Юрл присел рядом с колдуном. — Между домом колдуна и этим местом расстояние немалое. Мы добирались сюда на лошадях, а этот кар'дайл... Каким образом он сумел добраться так быстро?

— Очень просто. Это очень выносливые и сильные звери, они могут быстро и долго бежать, даже на весьма значительные расстояния. Посмотрите на его сильные лапы!.. А сейчас кар'дайл зол и голоден: его путь был очень долгим, и теперь ему надо восстановить белковое голодание...

— Чего?

— В переводе на простой язык — зверь очень хочет есть, причем он настолько голоден, что не отстанет от нас до того времени, пока хоть кого-то не сожрет...

— А потом?

— Не знаю. Возможно, пойдет назад, к хозяину, а может, останется здесь. Увы, но об этих существах мне известно совсем немного, так что, как говорится, не взыщите...

В этот момент кар'дайл, будто поняв, что сейчас говорят именно о нем, вновь издал свой непонятный вопль, и в его голосе Олея со страхом уловила торжественные нотки. Зверь словно говорил людям: я знаю, как до вас добраться!

Еще миг — и он снова скрылся с глаз людей, опять, видно, оббегает развалины, где скрываются люди. Но прошла минута, другая, а зверь пока что так и не показывался. В сердце женщины затеплилась слабая надежда — а вдруг кар'дайл ушел с острова?

В этот момент испуганно заржали лошади. Люди одновременно оглянулись, и перед их глазами предстала жуткая картина: зверь забрался на одну из двух уцелевших стен, на ту, которая находилась подальше от горящего костра, и возле которой стояли лошади. Сейчас кар'дайл свисал со стены, словно воплощенный наяву ночной ужас или страшное изваяние. От растерянности при виде этой картины у людей в первый момент не было сил даже пошевелиться. Если этот зверь сейчас бросится со стены на тех, кто стоит внизу, то у людей не будет ни малейшего шанса спастись.

Но, как вино, горящий костер все же отпугивал кар'дайла. Еще раз глянув на людей своими кроваво-красными глазами, зверь, молниеносно наклонившись вниз, схватил своими огромными челюстями лошадь, находящуюся ближе всех к стене, на которой он находился. Олея, словно зачарованная, видела, как жуткие зубы зверя легко прокусили шкуру лошади и глубоко вонзились в ее тело. Приподняв, пусть и с усилием, испуганно бьющуюся лошадь, зверь с размаха ударил ее о стену, после чего кар'дайл, не выпуская из своей пасти обмякшее тело животного, соскочил со стены и скрылся в темноте.

Только после того растерянные люди сумели придти в себя. Вначале до них еще доносились крики несчастной лошади, которая безуспешно попыталась вырваться из пасти страшного зверя, но вскоре они стихли. Зато подал голос Рыжак — кар"дайл утащил именно его лошадь. Мужик ругался без остановки, призывал на голову зверя громы и молнии, и чуть ли не порывался кинуться вслед за хищником, но и он прекрасно понимал, что лошадь уже не вернуть...

Да уж, — невольно подумалось Олее, — да уж, теперь у них уже двое пеших. Совсем невесело... Интересно, что по этому поводу скажет Юрл?

Впрочем, сейчас было не до лишних дум и не до горестных воплей Рыжака. Люди с трудом удерживали едва ли не до смерти перепуганных лошадей, которые, кажется, были готовы бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Заодно подкинули в костер побольше дров — пусть горит поярче. Конечно, топливо следовало беречь, но сейчас всем было необходимо почувствовать себя защищенными, а это желанное чувство мог дать только огонь.

По-прежнему ругался Рыжак, причем выражений он не выбирал, и присутствие рядом молодой женщины его не смущало — ну конечно, потеря лошади здорово вывела его из себя. Однако никто особо не обращал внимания на раздражение мужика — все и без того были далеко не в лучшем расположении духа, что понятно: зверь утащил несчастную лошадь недалеко, и сейчас при отсветах костра можно было различить, как зверь терзает останки несчастного животного. Кар'дайл рвал тело бедной лошади, причем делал это так, что кровь и куски плоти разлетались по сторонам. Страшное, жутковатое зрелище, но кое-что другое было не менее страшным — на берег стали вылезать каххи.

Вообще-то, будь огонь костра менее слабым, то никто их бы не заметил — ну, есть какие-то едва заметные движения во тьме, у самой воды, так что с того? А то, что со всех сторон стали раздаваться непонятные звуки, да еще и легкие шлепки по воде — такое впечатление, что кто-то скачет или бегает по берегу... Очень хочется надеяться, что это причина всего этого — небольшие волны, и не более того! Звуки хорошо разносятся в тишине, и вообще — мало ли что может привидеться во тьме!.. Только вот отчего-то на сердце жутковато, и хочется смотреть только на огонь костра, не отрывая от него взгляда, и уж тем более нет ни малейшего желания переводить взгляд во тьму, в сторону берега, только вот глаза невольно сами там что-то ищут...

Как видно, Иннасин-Оббо решил что-то прояснить для себя, и показать что-то остальным, а иначе для чего ему было бросать в костер разом чуть ли не кучу хвороста?

— У нас что, дров излишек? — чуть раздраженно спросил колдуна Юрл. — Или вы сумеете поддержать огонь в костре без дров?

— Лучше внимательней смотрите на берег... Видите?

Конечно, берег был далековато, но и отсюда при ярком пылающем свете костра можно было различить, что на линии воды и песка что-то уж очень темновато. Может, это линия сушеных водорослей кажется столь непроницаемой в темноте? Да ладно, не стоит себя обманывать: понятно, что это каххи вышли из озера, и сейчас толкаются на прибрежной полосе. Да сколько же их там? Пусть издали их не различить, и даже не рассмотреть поодиночке, но, судя по тому, как шевелится эта непроницаемо-темная полоса, понятно, что речных вампиров там более чем достаточно. Во всяком случае, для их небольшого отряда...

— Как я могу рассмотреть отсюда, каххи там хватает... проговорил Юрл. — Этих тварей там, можно сказать, в избытке. Надеюсь, до нас они не доберутся...

— Увы, но ответить утвердительно на эти ваши слова я не могу... — вздохнул Иннасин-Оббо. — До определенного времени я был полностью уверен в своем заклинании против речных вампиров, но сейчас...

— А что сейчас изменилось?

— Сейчас кар'дайл рвет на куски лошадь Рыжака, а крови в ней, как вы понимаете, хватает. Все бы ничего, только вот этот остров состоит из камня, а зверь раздирает животину на небольшой возвышенности, да и лежит эта лошадь не так далеко от берега...

— Пока что я связи не вижу!

— Сейчас поймете. Кровь лошади постепенно стекает вниз, по камням, и я молю всех Богов, чтоб этот кровавый ручеек не дошел до берега, тот бишь до того места, где проходить граница охранного заклинания. Если это произойдет, то в том месте появится брешь, причем немалых размеров, и, будьте уверены, каххи это учуют, тем более на запах свежей крови они и так сбежались сюда со всего озера. Увы, но такова особенность этого заклинания: каххи могут всей кучей тыкаться в границу охранного заклинания окровавленными мордами — и у них все одно не получится ее преодолеть, но даже тоненький ручеек крови легко пробьет самое крепкое и умелое заклинание.

— Так что нам делать?

— Вам? Пока ничего. А вот я ставлю еще одно заклинание, вернее, еще один охранный круг, только вот куда меньшего диаметра. Проще говоря — граница этого заклинания будет проходить вокруг развалин этого дома. Но если кар'дайл вновь посетит нас сегодняшней ночью, и опять утащит кого из нашей милой компании... Однако пока что не будем думать на плохое.

— А если этот кар"дайл сожрет лошадь, то, может, и сам уберется с острова? — с надеждой в голосе спросил Сандр. — Все же он тогда уже сытый будет, и делать тут ему будет нечего! Или назад к своему хозяину пойдет...

— Трудно сказать... — развел руками Иннасин-Оббо. — Говорю же: я плохо знаю повадки этих зверей. Хотя, если честно, то я не думаю, что зверь уйдет оттуда, где для него есть еда... И при чем тут это — неголодный — не голодный, наестся — уйдет!.. С кар"дайлом это правило не работает! Он убивает, наедается, но, тем не менее, продолжает убивать, стаскивая всю свою добычу в одну кучу. Тут уж ничего не поделаешь — такова природа этого зверя!

— То есть вы считаете, что кар"дайл никуда отсюда не уйдет?

— В случае с этими зверями предполагать что-либо сложно, вернее, невозможно. Во всяком случае, с этим вопросом надо обращаться не ко мне — говорю же, я слишком плохо знаю повадки этих животных! Но для нас сейчас главное — продержаться до утра, что стало на одну опасность меньше. Я имею в виду каххи — с рассветом они уйдут в воду, и у нас появится хоть какое-то пространство для маневра.

Вновь наступило молчание, в котором было слышно лишь довольное урчание зверя, терзающего свою жертву, да бесконечный плеск воды у берега. Судя по всему, речные вампиры вовсю ловили запах свежей крови, и он пьянил их, словно дурман-трава...

Люди достали съестные припасы, поели, хотя и без всякого желания. Чувство опасности лишило всех аппетита, но перекусить все одно было необходимо — неизвестно, что будет дальше...

Время от времени слышался рев зверя, а еще до слуха людей доносились частые шлепки по воде, непонятные звуки... Впрочем, чего там непонятного, все ясно — кар'дайл гоняет по воде вампиров. Это каххи не могут пересечь линию охранного заклинания, а зверь пересекает ее без проблем. Похоже, сейчас он вовсю гоняется за речными тварями, а те кидаются от него врассыпную, прячутся от опасности в спасительную воду, но стоит зверю отойти подальше, как вампиры снова выползают на берег. Олее отчего-то подумалось: интересно, кар"дайл сумел поймать хоть одного из речных вампиров? Наверное, даже ему сложно управиться с юркими и стремительными существами...

— Рука болит... — произнес Рыжак. — Не проходит никак...

— Иди сюда, посмотрю... — отозвался колдун. — Кстати, твою рану я так и не осмотрел...

Размотав неаккуратно намотанный бинт, колдун только покачал:

— Надо было бы мне твою руку раньше посмотреть... Ничего, сейчас приведем ее в порядок!

— А что такое? — в голосе Рыжака был заметен испуг.

— Кажется, грязь попала: что ни говори, но рана у тебя довольно глубокая — все же когти у каххи довольно длинные, а вода в этом озере отнюдь не кристально-чистая!

— Я все хочу спросить... — Рыжак смотрел на то, как ловко Иннасин-Оббо обрабатывал его рану. — Если такой вот речной вампир укусит, то, что будет?

— Сам вампиром станешь! — хохотнул Сандр.

— Ну, ты хватанул! — едва ли не взвизгнул Рыжак.

— Сандр, не говори глупостей! — поморщился Иннасин-Оббо. — Это не те вампиры, что обитают на Скалистых островах Западного моря: вот туда (если тебе жизнь дорога), и верно, в одиночку лучше не соваться, и даже более того — к тем местам даже близко не следует подходить. Впрочем, на тех островах и в большой компании не стоит показываться — все одно ничего хорошего из того визита не выйдет... А вот что касается зверья поменьше, и не столь опасного — то вот они, перед вами: речные вампиры, которые живут в этом озере — эти твари просто выпивают всю кровь едва ли не досуха!

— Ничего себе — "просто выпивают всю кровь"!

— Тут главная опасность заключена в несколько ином... — продолжал колдун. — Если в тебя вцепится такой вот речной вампир, то для начала он впрыснет в твою кровь какую-то гадость, ну, для того, чтоб кровь из ранки лучше отсасывалась, а заодно и чтоб укус был как можно более незаметным. Это что-то вроде обезболивающего, так что места укусов первоначально вообще не болят. Оттого-то кое-кто из спящих людей даже не чувствует, что его кусает каххи. В тех местах, где водятся речные вампиры, нередки случаи, когда эти твари едва ли не полностью высасывают кровь у спящих людей, а те так и продолжали спать. Если даже такого вот... присосавшегося удается сковырнуть с тела, то ранка от укуса все одно болит очень долго, да и заживет не скоро, если, конечно, вообще заживет.

— Как это — если заживет?

— Укусы каххи, как правило, не заживают, остается открытая рана, что, естественно, никак не прибавляет здоровья укушенным. Место укуса болит, чешется, из него постоянно сочится кровь, через какое-то время рана воспаляется, потом в том месте начинаются самые настоящие боли. Обычно у тех, кого укусил речной вампир, начинается заражение крови, а вот это уже очень опасно. К тому же постепенно происходит отмирание тканей... Как я понимаю, в той гадости, что вампир впрыскивает при укусе, есть и еще какая-то особая дрянь, которая разносится по всему организму, и укушенного, если можно так выразиться, ничего хорошего не ждет. В общем, если в течение первого же месяца после укуса не предпринять никаких мер, тот этот человек, как правило, умирает. Рыжак, не трясись — тебя не укусили, а всего лишь поцарапали когтем. Это разные вещи, так что успокойся.

— А если в тебя такой вот вампир вцепился, то как его отодрать? — потер раненую руку Рыжак.

— Если, не приведи того Боги!, в вас вцепится такой вот речной вампир, то его ни в коем случае не стоит отдирать силой. Когти у них очень острые — враз располосуют как того, к кому присосались, так и того, кто их попытается отодрать. Вон, Рыжак это может подтвердить. Но если случится такая беда, что в вас такая вот зверушка вцепится — то нужно ее хватать сзади за шею, и как можно сильнее сдавливать. Шея у речных вампиров — самое слабое место: если вам повезет — вы сломаете ему шею, если нет, то уже через полминуты каххи сам отвалится — ему будет просто нечем дышать, и он потеряет все силы. После этого у вас в запасе будет секунд пять-десять: бросайте вампира на землю, и постарайтесь раздавить ему голову, а не то... В общем, в противном случае я никому не завидую — придя в себя после кратковременного удушья, каххи совершенно неуправляемы и в ярости не уступают взбесившемуся тигру!

— И все же... — теперь уже и Юрл заинтересовался. — Все же если каххи кого-то укусили, то что можно предпринять в этом случае?

— Ну, если кому-то из вас не повезет, и речной вампир его тяпнет, то, прежде всего, надо позвать меня — на этот счет существует несколько довольно-таки действенных заклинаний, которые знает даже самый последний крестьянин в тех странах, где живут речные вампиры. Там эти заклинания детям вдалбливают в головы чуть ли не одновременно с тем, когда их учат говорить. Конечно, есть и особые мази, которые помогают справляться с последствиями таких вот укусов. Правда, у меня с собой их нет — кто ж мог подумать, что тут окажутся каххи?! Ну да одну из таких вот действенных мазей в крайнем случае вы можете приготовить и сами: для этого нужен жир сурка...

— Кого?

— Я что, невнятно говорю? Нужно будет добыть обычного сурка, которых тут хватает. Вот его жир — это то самое, что требуется для основы этой волшебной мази...

И тут снова подал голос кар"дайл, причем в этот раз его голос был таким жутким, что колдун споткнулся на полуслове, а Рыжак, который и без того был здорово испуган, шарахнулся в сторону. Беда в том, что он зацепился ногой о камень, споткнулся, и довольно-таки некрасиво растянулся на земле под ехидное ржание Сандра. Однако вставать на ноги Рыжак не торопился: встав на четвереньки, он стал лихорадочно что-то собирать с земли и с камней, складывая все собранное себе в карман. Вначале Олея не могла понять, в чем тут дело, но очень скоро стало ясно: при падении порвалась кожа на мешочке с деньгами, которые Рыжак постоянно носил при себе, и большая часть монет рассыпалась по земле. Олея шагнула, было, к ползающему по земле мужику, но потом передумала — понятно, что этот жмот никого и близко не подпустит к своим деньгам! Сунься к нему с предложением помощи — он еще пошлет куда подальше, решит, что кто-то желает наложить свою лапу на его милые денежки.

Единственное, кто решил помочь Рыжаку — это Юрл. Присел возле него, подобрал с десяток раскатившихся монет, о чем-то негромко спросил Рыжака, а тот в ответ что-то невнятно пробурчал. Юрл на мгновение задумался, а затем посмотрел на остальных людей:

— Ну, что стоите, как неродные? Помогите человеку собрать деньги, а то этот увечный всю ночь здесь ползать будет, да еще и скулить начнет, наше внимание лишний раз отвлекать...

Вообще-то ни у кого не было ни малейшего желания ползать в темноте по земле, собирая рассыпанные Рыжаком монеты, но некоторые просьбы звучат как приказы. К тому же, зная Рыжака, можно было ожидать, что этот мужик, не найдя всех своих денег, будет горестно стенать всю ночь напролет, а нервы и без того у всех натянуты. Так что лучше помочь этому человеку, чем более что он, и верно, ранен. Вздохнув, женщина, как и остальные, без особой охоты наклонилась к земле, подобрала несколько блестящих кругляшей...

И тут внезапно раздался то ли хрип, то ли крик... В первое мгновение у женщины в испуге заледенело сердце — неужто кар'дайл вновь вернулся к ним за очередной жертвой?, но тут же поняла — это что-то иное... Однако стоило Олее поднять глаза, как от увиденного зрелища только что собранные монеты выпали из ее рук: Юрл, стоя за спиной Бела, накинул тому на шею что-то вроде шнурка или удавки, и сейчас изо всех сил стягивал концы этой тонкой веревки, а Бел, вцепившись обеими руками в сдавливающий дыхание шнур, безуспешно пытался вдохнуть хоть немного воздуха.

В первое мгновение Олея в полной растерянности, и как бы со стороны смотрела на эту невероятную картину: задыхающийся Бел, холодно-сосредоточенное лицо Юрла, чуть растерянные и недоумевающие лица остальных мужчин — как видно, они тоже не ожидали увидеть ничего подобного...

Однако эта растерянность у женщины длилась не больше секунды. Бел, ее охранник и защитник... Юрл — он что, собирается его убить? Ой, только не это! Олея, не помня себя, бросилась на выручку.

— Что ты делаешь? Отпусти его, слышишь? — женщина попыталась, было, схватить Юрла за руки, но тот одним движением отшвырнул Олею прочь с такой силой, что та покатилась по земле. Затем кто-то ударил ее по голове, и последнее, что слышала женщина, был голос все того же Юрла, обращенный к подчиненным:

— Ну, чего стоите? Вяжите обоих!

Когда Олея пришла в себя, то оказалось, что она лежит на земле, а ее руки связаны за спиной. Неподалеку от нее находился Бел — он тоже лежал на камнях, и был туго скручен веревкой по рукам и ногам. По счастью, удавки на шее у него уже не было, и мужчина дышал, хотя тяжело и с хрипом — понятно, что после того, как тебя попытались задушить, быстро в себя не придешь! Судя по всему, без сознания женщина была совсем недолго, но и этого ей хватило — голова болела от удара, да и перед глазами все еще плавали призрачные звездочки. Остальные мужчины стояли неподалеку, и на их лицах было написано нечто вроде недоумения — похоже, они никак не могли взять в толк, что же, собственно, произошло, и в чем вина Бела...

Тем временем Юрл, подойдя к лежащим на земле людям, ударил Бела носком своего сапога.

— Ну что, господин лазутчик, вы уже пришли в себя? С попутчицей вашей, как я вижу, все в порядке, так что о ее здоровье можете не беспокоиться. И дышать вы уже в состоянии. Теперь я очень рассчитываю на то, что мы с вами можем мирно побеседовать.

— В чем дело? — прохрипел Бел. — Не понимаю...

— Разве? Не понимать происходящего может лишь эта блондинка, твоя подопечная — вон лежит, глаза вытаращила. Ну, да что с нее взять... А вот что касается вас, друг мой, то спешу вам сообщить, что ваша дальнейшая судьба зависит от того, скажете вы мне правду, или нет, и какие ответы на свои вопросы я получу.

В этот момент снова подал свой голос кар'дайл. Похоже, он все еще не собирался отходить от туши убитой им лошади, и звуком своего голоса заранее отгонял возможных конкурентов, тех, кто тоже мог прибежать на запах свежего мяса.

— Иннасин-Оббо, у меня к вам просьба... — Юрл повернулся к колдуну. — Я сейчас несколько занят, так что вы уж присмотрите за нашим зверем — неровен час, снова к нам подойдет, так мы хотя бы будем знать, кого ему можно бросить на закуску. Увы, но лошадей на этого зверюгу не напасешься, да и товар это ценный, особенно в нашем невеселом положении, так что придется подкармливать эту шуструю зверушку кое-кем иным, тем более что кандидаты уже есть. А что делать? Ведь если дело и дальше пойдет такими же темпами, и пропадет еще хоть одна лошадь, то кому-то из нас весь обратный путь придется проделать пешком!

— Хорошо... — чуть растерянно кивнул головой Иннасин-Оббо. — Я, разумеется, все сделаю, только вот никак не могу взять в толк, что же, собственно, происходит?!

Вообще-то не он один не понимал, что случилось — Олее тоже было ничего не ясно, но она молчала, осознавая, что для нее это пока что лучший выход. Неизвестно, чем это дело может обернуться, если она подаст голос... Ну, пока мужчины разбираются меж собой, может, ей попытаться освободить свои руки? Вряд ли ее связали уж очень крепко... Олея попыталась, было, пошевелить руками — но бесполезно, веревки стянуты достаточно туго. Но все же стоит постараться освободиться...

Тем временем у мужчин продолжались свои разговоры.

— Сейчас поясню... — и Юрл присел возле связанного Бела. — Ну, господин Бел, или как — вас — там звать, дышать можете? Разговаривать в состоянии?

— Что за непонятное... — выдохнул, было, мужчина, по Юрл не дал ему договорить.

— Слышь, ты, господин из тайной стражи Руславии! Я не знаю, в каком ты чине, но не думаю, что по званию стоишь выше меня, хотя сейчас это не так и важно. Так что будь любезен, отвечай на вопросы старшего по званию. Для начала меня интересуют две вещи: твое задание, и кого ты завалил тогда, у реки? Врать не советую, потому что кое о чем догадываюсь.

— По-прежнему не понимаю...

— Ладно, времени у нас немного, и я вынужден ускорить процесс... Твой значок? — и в руке Юрла появилась уже знакомая Олее овальная пластинка, чуть заостренная книзу. Знак тайного стража Руславии... — Господин Барсук, если не ошибаюсь, или у вас какая-то другая кличка? Я, каюсь, не очень хорошо разбираюсь в животных, роющих норы под землей. Или в тех, кто там прячется. Или может быть упрятан туда в самое ближайшее время.

— Да с чего...

— Все с того же! Тогда, у реки, ты завалил двоих, и сообщил нам, что эта парочка была из тайной стражи Руславии. Надо сказать, твоя история звучала вполне достоверно, да еще и этот значок... Я ведь сам его и нашел, когда обыскивал тело убитого тобой парня. А знаешь, что меня еще тогда несколько смутило? Этот значок лежал во внутреннем кармане его одежды, чуть ли не за пазухой. Непорядок. Ты и сам знаешь, что предметы, вроде этого значка, подобным образом не таскают, обычно их прячут поглубже и понадежней. Конечно, бывают исключения, особенно у неопытной молодежи, которая еще не наигралась вновь полученным знаком отличия, но убитый тобой парень под эту категорию явно не подходил. Честно говоря, этот момент мне еще тогда очень не понравился, тем более что не удалось найти никаких других доказательств того, что убитые люди имели отношение к тайной страже Руславии. Чуть позже я, насколько это было возможно, еще раз обыскал вещи убитых, и, опять-таки, не нашел в них ничего подозрительного. Я бы, конечно, проверил еще кое-что, но наш бывший командир не усомнился в твоих словах, Бел, и мне пришлось взять их на веру, хотя где-то в глубине души у меня все же оставались небольшие сомнения. Признаюсь — те сомнения были совсем небольшие, существующие, если можно выразиться, только для проформы, и не имеющие под собой хоть какого-то серьезного обоснования. Уж если на то пошло, то иногда бывает и такое, что даже опытные агенты сыплются на таких вот оплошностях, как плохо спрятанный значок. Были у меня уже такие случаи...

— Возможно, я что-то не понимаю... — перебил Юрла Иннасин-Оббо, который, хотя и не спускал глаз со зверя, все еще рвавшего на куски свою жертву, но и не пропускал ни одного слова командира. — Так наш друг Бел — он что, для какой-то надобности убил случайных людей?

— Если бы случайных! — теперь в голосе Юрла отчетливо слышались нотки досады. — Еще когда готовилась операция, было понятно, что тайная стража Руславии постарается протолкнуть в группу своего агента или же перевербовать кого-то из группы. Вернее, такая возможность не исключалась — ясно было, что эта попытка будет предпринята рано или поздно. Вроде и люди в отряд были подобраны проверенные, надежные, но в наше время нельзя быть в ком-то абсолютно уверенным. Перекупить можно многое и многих, а уж в таком деле, как поиск древних артефактов, надо быть вдвойне, а то и втройне осторожными. Или же допускалась вероятность, что человек из тайной стражи Руславии может каким-то образом присоединиться к нам в дороге — они парни ушлые, на многое способны, и наш Бел тому — наглядный пример... Так вот, перед самым выходом в дорогу я узнал, что наши люди отыскали человека, который долго служил в тайной страде Руславии, и потому неплохо знает в лицо большинство из тайных стражей той страны — это то ли двойной агент, то ли перебежчик... Беда в том, что тот человек находился далеко, и в кратчайшие сроки ему до нас было никак не добраться. Ну, время поджимало, задерживаться нам не стоило, и оттого мне было сказано — нужный человек догонит нас в пути, если, конечно, успеет это сделать, а там уж посмотрит своим опытным глазом, нет ли среди нас знакомых по его прошлой жизни.

— Ну, и?.. — Иннасин-Оббо с интересом слушал Юрла.

— Как я теперь понял, тот парень сумел довольно быстро догнать нас, только вот наш друг Бел узнал его раньше, чем он сумел опознать хоть кого-то. А дальше пошла игра на опережение... Бел, я прав? Ты ведь знал его раньше?

— А я и не отрицаю! Если помните, с тогда сам рассказал вам об этом парне!

— Верно, рассказал, умело мешая выдумку с долей правды — ты же наверняка был в курсе того, что твой бывший приятель стал перебежчиком. Так вот, увидев его, самым верным, правильным и безопасным для тебя в той ситуации было бы решение унести ноги из отряда, причем без задержки. Знаешь, что самое интересное? Тебя бы, наверное, даже искать никто не стал — пустое занятие, да и тому времени и без того стало бы понятным, кто в отряде оказался паршивой овцой. Но ты решил остаться и сам сделать первый ход. Рисковый ты парень, не побоялся первым в атаку пойти. Значит, позарез тебе нужны эти артефакты, если ты их ради них по краю решил пройти. Вернее, нужны они не тебе, а твоему начальству и вашему Правителю. Что, на все идешь ради блага и спокойствия своей страны? Даже жизнь свою ставишь на кон? Если так, то мне это совсем не нравится: как правило, подобным образом поступают лишь те, кто служит не за деньги, а за идею. Увы, но с такими упертыми разговоры обычно складываются плохо, и кончаются весьма печально для допрашиваемого.

Олея в растерянности слушала разговоры мужчин, и никак не могла осознать в полной мере, о чем, собственно, идет речь? Бел — он что, из тайной стражи Руславии? А как же тогда те двое, которых он убил? Неужели один из них и был тем самым перебежчиком? Вопросы, вопросы... Но если Бел действительно из тайной стражи Руславии, то становится понятным, зачем он здесь — нужно вернуть на родину украденные артефакты.

Снова подал голос кар'дайл. Лежа на земле, Олея видела, как зверь побежал в темноту, и вновь рыкнул на кого-то. Наверное, речных вампиров гоняет...

А Юрл тем временем продолжал, не обращая внимания на голос зверя:

— Господин Бел, вы не поделитесь воспоминаниями, как там учат новичков в тайной страже Руславии? Мне говорили, что, помимо прочего, им втолковывают что-то вроде программы действий в критических обстоятельствах: дескать, не можешь ничего придумать в сложной ситуации — тогда бери внезапностью, типа какая-нибудь херня невесть откуда выскочит... Дешевый прием, но, как это ни странно, действует безотказно. Вот ты и решил действовать исходя из той науки, в которой тебя когда-то натаскивали. Так? Дело опасное, и у тебя оно, можно сказать, почти что выгорело. Увы, но прокололся ты на ерунде, вернее, даже не прокололся — просто твой риск себя не оправдал. Я кое-что поздно увидел, а что это было — скажу чуть позже... Молчишь? Зря. Ты же профессионал, и должен понимать, когда можно упираться, а когда лучше начинать разливаться соловьем. Мне бы очень хотелось поговорить с тобой о разном, причем, надо признать, интересы у меня самые разносторонние... К сожалению, время и обстоятельства не располагают к долгим и душевным беседам. Ну, так как, говорить будешь? Ага, начинаем играть в гордую молчанку. Что тут скажешь? Тебя, как я понимаю, бить бесполезно, так же, как и мордой в огонь совать. Но вот если мы туда сейчас блондинку сунем, то, может, ты тогда разговоришься? Конечно, бабского визга я не выношу, но и ты, думаю, тоже не большой любитель подобных трелей. Все еще не желаешь говорить? Сандр, приступай...

— Это можно... — Сандр, неприятно ухмыляясь, подошел к Олее, и грубо поднял ее с земли. — Ты чего так брыкаешься и куда рвешься? Все одно бежать тебе, блондинка, некуда... Впрочем, сейчас волосы у тебя другого цвета станут, если, конечно, на твоей голове хоть что-то останется...

— Погодите... — произнес Бел.

— О, заговорил! — чуть усмехнулся Юрл. — Так ты у нас еще и человеколюбием страдаешь? Надо же, сколько достоинств в одном человеке, просто зависть берет от подобного совершенства... Что в моем рассказе было неверно?

— Все именно так и было... — голос у Бела был спокойным, будто и не его допрашивали сейчас. — Я того парня увидел, когда он только к стоянке подъехал... В общем, игра пошла на опережение, и я успел чуть раньше. Вот и все.

— Откуда его знаешь?

— Он, и верно, у нас в тайной страже был, и я недолгое время с ним работал. Потом этот тип переметнулся на вашу сторону — по слухам, ему хорошо заплатили. Он многих знал, и многих продал, так что это было не убийство, а исполнение приговора, который ему был уже вынесен заранее.

— Высокие слова оставь для других! — отмахнулся Юрл. — Меня интересует другое: когда ты ему успел свой значок сунуть? Ведь все время на виду был!

— Значок я приготовил заранее, сразу же после того, как только определился со своими последующими действиями, и в запасе у меня была пара мгновений, не больше, чего, при должной сноровке, вполне достаточно. Когда я во второго из приехавших свой нож кинул, и тот, второй, стал падать, то все невольно перевели взгляд именно на него — так инстинктивно поступают все люди...

— Ага, и за эту пару секунд ты успел засунуть за пазуху тому парню свой собственный значок... Я правильно понял? Но там же могло и не оказаться кармана, тем более что внешне тот внутренний карман был совсем не заметен.

— Каждый из нас с возрастом приобретает те или иные привычки. Вот и мой бывший сослуживец постоянно пришивал к своей одежде что-то вроде потайного кармана, причем каждый раз тот карман располагался справа. И потом, всем известно, что после тридцати лет многие наши привычки, как правило, уже не меняются. В общем, я успел...

— Верно, успел... — согласно кивнул головой Юрл. — И нас провести тоже смог, ведь внешне все выглядело вполне достоверно, да и обосновано было с умом. Что ж, неплохая работа. Да и у Хозяина ты был на хорошем счету, иначе в этот отряд тебя никто бы не послал. Сандр, что сопишь? Трудно поверить, что друг-приятель обвел тебя вокруг пальца? Бывает. Похоже, он давно внедрился... Слушай, Сандр, хватит тебе трясти эту бабу! Сейчас не время для развлечений.

— Делу, конечно, время... — отозвался тот, по-прежнему не выпуская Олею из своих рук. — Но ведь и потехе можно отпустить часок!

— Если час будет, то он весь твой! А пока не отвлекайся.

— Понял... — и Сандр, наконец, отпустил Олею, вернее едва ли не грубо толкнул ее на землю. — Наше милое общение, красотка, ненадолго откладывается, но ты не расстраивайся: как только появится время и возможность — я весь к твоим услугам. И вообще — грешно предаваться унынию, когда есть куда более интересные грехи! Кстати, что ты все время молчишь? Хоть бы слово сказала! А, понимаю: некоторые так немеют с перепуга, что язык не шевелится! Вообще-то, блондинка, тебе есть чего бояться...

Олея, и верно, не произнесла ни слова с того самого момента, когда их связали, да и что тут скажешь? Но молчала она еще и по другой причине, куда более серьезной — все это время она пыталась распутать веревки за спиной. Вначале ей показалось, что руки стянуты настолько крепко, что и не пошевелиться, и самостоятельно освободиться никак не получится. К тому же Олея не решалась делать резкие движения — если кто подобное заметит, то как бы еще туже не скрутили!

Однако когда Сандр сгреб ее и стал грубо трясти, то веревки будто чуть ослабли — судя по всему, ее связали не так надежно, как Бела, да и веревок на нее поменьше накрутили: понятное дело — эта глупая блондинка и так без разрешения не пошевелится лишний раз... Поняв это, Олея изо всех сил стала дергаться, будто ничего не соображая от страха, а в действительности вовсю пытаясь ослабить натяжку веревок. Ну, раз такое дело, то можно перетерпеть и грязное лапанье Сандра, тем более что оно, как этот ни странно звучит, было только на пользу дела: со стороны выглядело так, что насмерть перепуганная женщина изо всех сил вырывается из рук мужчины, для чего в панике дергается во все стороны. На самом деле она вовсю раздергивала веревки за своей спиной, и — вот диво!, это у нее медленно, но верно получалось, и веревка стала заметно ослабевать.

Правда, ощущать на своем теле руки Сандра ей было омерзительно, но женщина все одно молчала — понимала, что голос может ее выдать. Сейчас, вновь оказавшись на земле, Олея поняла, что вскоре сумеет высвободить руки, если, конечно, не будет совершать резких движений... Просто непонятно, как это никто не заметил, что все это время женщина пыталась ослабить тугие веревки! Впрочем, это как раз понятно: никто и предположить не мог, что эта баба, которую все считали полной дурой, может оказаться вовсе не такой тупицей...

— Сандр, оставь, наконец, эту бабу в покое! — голос Юрла был сух и деловит. — Кстати, сколько времени ты знаешь нашего друга Бела?

— Три года. А может, больше...

— Н-да, все эти три года рядом с тобой работал внедренный агент. Не знаю, как его звать по-настоящему, но мне вполне хватает и его клички — Барсук. Как я понимаю, господин Барсук, твои отцы-командиры из тайной стражи велели тебе любой ценой перехватить артефакты, то бишь перстень Сварга и манускрипт? Молчишь? Ну, это и так понятно, без подтверждений.

— А вот мне, простите, непонятно, как это вы вдруг сумели понять, кто есть кто? — вмешался в разговор Иннасин-Оббо. — Или вы уже давно подозревали...

— Нет, особых подозрений у меня не было. Все встало на свои места одним разом, и только что. Кстати, знаете, что послужило причиной? Рыжак, иди сюда!

Когда Рыжак, прижимая к груди раненую руку, шагнул к костру, то все увидели, что под его глазом наливается огромный синяк. По всей видимости, ему кто-то недавно приложил от всей души, и Олея отчего-то была уверена — Юрл постарался.

— Вот! — командир показал всем большую монету, которую только что вытащил из своего кармана. Со своего места Олея видела, что эта монета, кажется, из золота и достоинства немалого. Только вот при чем здесь эти деньги?

— Так вот... — продолжал Юрл. — Человек, который должен был догнать нас на дороге, кроме условного пароля, обязан был предъявить мне эту монету — знак того, что догнавшего нас человека послал Хозяин. Эта монета очень похожа на деньги, которые ходят в Южном Халифате, но несколько отличается от тех золотых кругляшей, так что перепутать их сложно. Увы, но посланца в дороге мы так и не встретили — что ж, для этого могло быть множество причин, так что я довольно спокойно отнесся к тому, что нужный мне человек среди нас так и не появился. Однако каково же было мое удивление, когда среди только что рассыпанных монет из кошелька нашего скупердяя я увидел эту самую монету, опознавательный знак! Ну, а когда Рыжак пояснил мне, где он ее отыскал, мне все стало понятно.

— То есть?

— Как вы помните, тела убитых Белом людей обыскивали я и Сандр, а вот их лошадей и седельные сумки — Рыжак. Мы с Сандром, кроме знака тайной стражи, ничего не нашли, а вот этот паскудник... — кивок головой в сторону Рыжака — ... он нашел эту монету под седлом у того парня, которого Бел положил первым. Естественно, что Рыжак первым делом должен был показать эту монету нам, но наш жмот не придумал ничего другого, кроме как прикарманить денежку. А что — полновесное золото, и номинал немалый, оттого-то Рыжак свою губу и раскатал, решил немного поживиться, в очередной раз заграбастать халявные деньги, пока никто не видит. Вот и спрятал втихую золотой в свой карман... Рыжак, так и было?

— Да...

— Тебе что, осел, уже полученного аванса было мало?! Разве всем не пообещали еще и очень хорошо заплатить за выполненное задание? Да с такими деньгами можно спокойно удалиться на покой, и жить припеваючи, ни о чем не беспокоясь! Нет же, все ему мало, еще и покойников решил обобрать... Крохобор! Да если б я эту монету тогда увидел, то мне все стало бы враз понятным! Повезло тебе, Бел, или как там тебя правильно зовут — жадность Рыжака чуть все дело не загубила! Надо признать: при подготовке операции наши допустили ошибку. Если бы опознавательная монета была медной или мелкой, то вряд ли Рыжак позарился б на нее, а против весомого золота не смог удержаться... Вот скажи мне, скотина... — обратился Юрл к Рыжаку, который и без того стоял с покаянным видом, — скажи, на кой ляд ты вздумал мародерствовать? У тебя какой приказ был? Если забыл, то я напомню: все тщательно обыскать, и найденное отдать командиру. А ты что сделал?

— Так я думал, что у него там, под седлом, сделан тайник под заначку! — затараторил Рыжак, пытаясь оправдаться. — А что, многие так поступают! Монета большая, полновесная, вот и решил, что мужик ее спрятал в особый кармашек. На всякий случай — мало ли какие хмыри по дорогам ползают!

— Ползают, говоришь... А то, что приказы надо выполнять точно и неукоснительно, от и до — этому тебя, экономный ты наш, не учили? Ведь если бы я еще тогда увидел эту монету, то многое могло бы быть иначе!

— Виноват. Я не подумал...

— Вот это зря. Думать, голубь мой, хоть иногда, но надо — полезное занятие... — и Юрл почти без замаха ударил Рыжака кулаком в живот с такой силой, что тот рухнул на землю, как подкошенный, схватившись руками за живот, и с трудом переводя дыхание.

А Юрл продолжал:

— Сандр, оттащи этого скопидома от костра, чтоб свет не загораживал. Много чести для него — у огня находиться! Пусть пока в темноте у стены полежит, о жизни подумает... Так вот, в продолжение нашей темы должен сказать — если бы я с самого начала увидел эту монету, то в тех кустиках у воды осталось бы лежать не два трупа, а три. Хотя тебя, Бел, по большому счету я тоже понимаю — дело слишком серьезное, вот ты и решил проскользнуть по самому краю. Что ж: пару ходов ты, конечно, выиграл, но здесь твое везение закончилось — всю игру, целиком, ты проиграл. Очень советую отныне не упираться рогом в землю, а честно ответить на все мои вопросы...

— Простите, что перебиваю... — вмешался в разговор Иннасин-Оббо. — Помните, еще совсем недавно я раскидывал руны для каждого из вас? Тогда выпало, что в нашем отряде есть некое подводное течение, и ключ от того течения находится у Рыжака...

— Да, что-то подобное там было... — кинул головой Юрл. — И какая-то монета или ключ там тоже упоминались, не спорю. Только вот если бы вы нас кое о чем подробнее рассказали, то было бы не в пример лучше!

— Можно подумать, вы дали мне для этого необходимое время! — едва не вспылил колдун. — Зато сейчас мне стало кое-что понятно, а вас я попрошу научиться понимать иносказательные сравнения. Командир, вы держите в руках ту монету, которая должна была дать ключ к ответу, кто у нас в отряде лишний человек, или же тот, кого следует опасаться! Вот вам и ответ — если бы вы увидели ее раньше, то многое бы поняли! Что же касается подводного течения... После нахождения этой монеты-ключа я бы сейчас так перевел эту руну: сейчас наверх должно выйти то, что каждый из нас давно скрывал, и к чему приведет этот выплеск энергии — никому не известно. Вода — сложный материал, в некотором смысле очень опасный. Она может пойти совсем не тем путем, каким бы хотел видеть это течение каждый из нас...

— Господин колдун, хватит заумной философии, тем более, что большая часть ваших разглагольствований никому не понятна! — оборвал его Юрл. — Кроме вас, разумеется... Нас сейчас интересуют куда более насущные вопросы, чем последствия ваших гаданий, которые, на мой взгляд, довольно туманны.

— Туманны?! — едва ли не взвыл Иннасин-Оббо. — Да если б у меня было необходимое время, я бы все толкования предсказаний сумел верно разложить по полочкам! Зарубите себе на носу — на мои предсказания еще никто не жаловался, они всегда верны! Это вы все время куда-то торопитесь, спешите, а гадание и предсказания требуют покоя, времени и сосредоточенности! Да если бы вы дали мне подумать, проанализировать выпавшие руны и сделать еще кое-какие действия, то...

— Спасибо, господин Иннасин-Оббо, — вновь перебил колдуна Юрл. — Но сейчас нас интересуют другие вопросы и другие ответы.

— Во всяком случае... — все еще никак не мог успокоиться маг, — во всяком случае, если бы вы в то время в должной мере прислушались к моим словам — и о том, что в действительности представляет собой господин Бел — об этом стало бы известно еще тогда!

— Верно, только сейчас разговор о другом. Кажется, нашему другу Барсуку тоже выпали нора, долг и... Не подскажете, что было третьей руной?

— Неопределенность... — подал голос Иннасин-Оббо. — Еще ему выпала неопределенность.

— Вот это верно — все его будущее сейчас одна сплошная неопределенность. Уж лучше бы, Бел, и в самом деле в какую нору забился, из числа тех, что поглубже... Так вот, господин Барсук, именно от тебя сейчас зависит и твоя дальнейшая судьба, и жизнь этой глупой бабы. Впрочем, ее в расчет вряд ли стоит брать — лишний балласт мне не нужен.

Вот даже как? — отстраненно подумала Олея. А впрочем, чего-то подобного и стоило ожидать — понятно, что сейчас, когда она привела отряд к спрятанным артефактам, необходимость в ней отпала. Самое удивительное, что женщина довольно спокойно восприняла эти слова — в глубине души к чему-то подобному она уже была готова. Ну, а раз дела обстоят таким образом, то, значит, и собственное спасение зависит только от себя самой. Что ж, не зря она кое-что утаила от мужчин, совсем не зря...

Вопрос о том, как с ней собираются поступить позже, Олея себе не задавала — ответ был и так очевиден: или здесь оставят, или ее зверь загрызет, или, когда назад к берегу пойдут, то в воду бросят — надо же речных вампиров отвлечь! Конечно (как вариант) — ее могут и с собой прихватить, чтоб на обратном пути жрецу отдать — он же требовал плату за проезд. Не исключено, что отдадут не одну, а вместе с Белом — ведь жрец просил оставить ему двоих...

В общем, при любом раскладе ее не ожидает ничего хорошего. Удивительно, но слез у Олеи сейчас не было — не до слабостей или глупостей, тем более, что в той ситуации, куда она попала, нужна ясная голова. Надо соображать, и побыстрей, что тут можно сделать, и как унести отсюда свои ноги, причем, что крайне желательно, вместе со всем остальным. Самое удивительное в том, что она даже догадывается, каким образом это можно сделать! Мужчины не знают, что есть возможность спастись, убраться с этого острова, только вот женщина им ничего не собиралась говорить. Правда, к Белу подобное не относилось — уходить, так вместе с ним! Надо как-то освободить этого человека — одной ей все одно до Руславии не добраться, да и негоже бросать на смерть тайного стража! Жаль только, что ни перстня Сварга, ни манускрипта с Договором забрать не получится... Великие Боги, о чем она думает?! Подобных чувств и мыслей она от себя никак не ожидала.

Юрл тем временем продолжал:

— Господин Барсук, что ж это получается: я говорю без остановки, а ты все молчишь! Так не годится! Конечно, парень ты неразговорчивый, но не до такой же степени! Или все еще находишься в тяжких раздумьях, не знаешь, как поступить? Вообще-то ты уже должен был прокачать ситуацию, и понять, что проиграл, причем вчистую. Ничего, ночь впереди долгая, и ты, если хочешь остаться в живых, выложишь мне все, что знаешь о разведывательной сети в нашей стране — явки, пароли, связников, и о многом другом из того, что тебе известно. Полностью вывернешься, досуха... Спрашиваешь, для чего мне это надо? Просто мы с тобой варимся в одном котле, только вот я, в отличие от тебя, твердо намерен вернуться домой, причем не с пустыми руками. Если бы не Рыжак с его жадностью!.. За такое убить мало!

— Ох, командир, как вы его! — подошел Сандр, который только что оттащил Рыжака в сторону. — Я нашего жадюгу, было, у стены посадил, только он сполз на землю — так, судя по всему, чуть удобней... Парень все еще говорить не может, еле-еле дух переводит!

— Ничего, пусть полежит, ему полезно.

— А что это блондинка у нас все время молчит? — Сандр присел около нее, и Олей внутренне обмерла — ведь если кто заметит, что она успела ослабить веревки на руках, то с мечтами о побеге можно распрощаться раз и навсегда. — Никак, с приятеля пример берет? Красотка, может, ты язык от страха проглотила? Это верно, бабе сейчас есть чего бояться, не сомневайся...

— Сандр, прекрати, наконец, молоть вздор! — снова раздался голос Юрла. — Молчит блондинка — и ладно! Как видно, даже она своим куцым умом понимает, что сейчас самое лучшее — не издавать ни звука, иначе хуже будет. Вот если вздумает орать — тогда придется ей рот заткнуть... Так что, Сандр, ты пока следи за зверем, и за обстановкой вокруг приглядывай — это куда важней, чем вечная дурь в твоей голове. Если заметишь хоть что-то подозрительное, сразу говори мне. Вас же, уважаемый Иннасин-Оббо, я попрошу подойти сюда — надо помочь разговорить этого упрямого господина из тайной стражи Руславии. Уж раз мои слова и доводы рассудка на него не действуют...

— Попытаться разговорить нашего друга, конечно, можно... — Иннасин-Оббо встал напротив Бела. — Командир, что вас интересует?

— Много чего...

— Должен вам сказать, что этот молодой человек практически не поддается гипнозу — увы, но это особенность его организма, и оттого подобным образом разговорить нашего друга не удастся. Люди с подобной устойчивостью встречаются частенько, так что тут я, как говорится, пасую.... Меры физического воздействия сейчас также неэффективны — все же неподалеку отсюда находится жаждущий крови зверь, да и каххи не дремлют... В общем, все это не годится.

— Тогда что вы можете предпринять?

— Вы позволите мне немного поэкспериментировать с дымом? Некие добавки в огонь — и наш весьма выдержанный молодой человек будет не в состоянии сдерживать ни свои слова, ни намерения...

— Довольно интересное предложение, только вот как мы с вами...

— О, не беспокойтесь. Вот, смотрите... — колдун поднял с земли полуразбитый глиняный горшок, у которого напрочь отсутствовала верхняя половина — судя по всему, когда-то этот горшок с силой бросили за землю. — Вот, смотрите: если я положу внутрь этого... сосуда некие... компоненты, затем обмотаю тканью верх сосуда...

— Командир! — голос Сандра был встревожен. — Командир, там, на противоположном берегу озера, кто-то есть!

— Где именно? — повернулся Юрл.

— Примерно в том самом месте, откуда мы направились по озеру к острову.

— Я пока что ничего не вижу...

— А вот я почти сразу заметил там какой-то непорядок. Знаете, командир, у меня создалось впечатление, что я слышу звук лошадиных копыт — в ночной тишине звуки далеко расходятся. А еще там мелькнул огонек, совсем небольшой, но я успел его заметить...

— Непонятно... — Юрл подошел к стене и долго вглядывался в темноту. Олея же, как ни вслушивалась в тишину, все одно ничего не слышала кроме легкого потрескивания дров в костре, дыхания испуганных лошадей, плеска воды на берегу под лапами речных вампиров, а еще время от времени зверь подавал свой жутковатый голос...

— Иннасин-Оббо, что скажете? — обратился, наконец, Юрл к колдуну.

— Право, не знаю, я и сам в затруднении... Но, надо признать, что какой-то звук с того берега я тоже расслышал, однако его природу определить не могу.

— А мне кажется, что если бы на той стороне озера оказались люди, то такой тишины на берегу сейчас бы никак не было! — встрял в разговор Сандр. — Не думаю, что все без исключения речные вампиры собрались именно здесь, на нашем берегу — какие-то из них должны плавать в озере. И потом, они же выходят на берег, так что будь на той стороне животные или люди — каххи наверняка бы на них уже напали — они просто не могут пропустить их просто так, а уж этот-то шум мы бы наверняка услышали!

— Ну, если наши преследователи знают об этих... особенностях здешнего озера, то, что вполне естественно, они взяли с собой колдуна... — отозвался Юрл. — Заклинание, оберегающее людей от речных вампиров, наверняка известно не только Иннасин-Оббо, но и другим.

— Это верно... — неохотно отозвался колдун.

— Значит, господин Барсук, наш разговор по душам откладывается на некоторое время — подытожил разговор Юрл. — Я даю вам еще время хорошо подумать над тем крайне неприятным положением, в котором вы оказались, но предупреждаю — это в последний раз. Если вы и после этого будете продолжать упрямиться, то, как говорится, не обессудьте... Сандр, оттащи и эту парочку к стене.

— К Рыжаку?

— Нет, к соседней стене, к той самой, на которую кар'дайл забирался. Пусть поймут, что их жизнь висит на тонкой ниточке.

— Понял...

Сандр проверил веревки, стягивающие Бела, и удовлетворенно кивнул головой — все в порядке, не вырвется, а вот веревки, связывающие Олею, проверять не стал. Впрочем, никому из тех, кто находился сейчас рядом с Юрлом, не пришло в голову обратить более пристальное внимание на женщину. Дескать — что на нее смотреть, у бабы и так от страха язык отсох, сейчас она без разрешения даже пальцем не пошевелит!.. Мнение мужчин, что перед ними находится полная дура, которая не в состоянии самостоятельно хоть что-то сделать, или принять решение без приказа с их стороны — все это, в конечном счете, обернулось против них.

Нередко случается такое, что, утвердившись в негативном мнении о каком-то человеке, люди искренне недоумевают, как же получилось так, что в некой сложной ситуации он оказался вовсе не таким недоумком, каковым его считали все окружающие. Вот и сейчас был именно тот случай, и он сыграл как раз на руку Олее. Даже внимательный и осторожный Юрл — и тот не заметил, что женщина почти что распутала свои руки. Вернее, он просто не обращал на Олею никакого внимания, и, узнай об этом, сразу бы не поверил — подобного от этой девки он никак не ожидал!

Лежа у стены, куда их довольно грубо перетащил Сандр, Олея тихонько прошептала:

— Бел, нам надо уходить отсюда!

— Как? — так же чуть слышно спросил ее Бел. — Ты что-то придумала?

— Я свои руки сейчас сумею освободить — веревка почти что распутана...

— Не совершай лишних движений, а не то заметят...

Еще немного — и Олея высвободила одну руку, стряхнула веревку с другой. Посмотрела не стоящих неподалеку Юрла и Сандра, которые от чем-то негромко переговаривались между собой. Надо же, все на противоположный берег смотрят — видно, там что-то всерьез привлекло их внимание. И хорошо, пусть смотрят куда угодно, лишь бы не на своих пленников у стены. Впрочем, тем, кто сейчас стоял у костра, было сложно рассмотреть связанных людей — темно, да и лошади, стоящие рядом, загораживали лежащих от лишнего внимания. Правда, у соседней стены все так же лежал, чуть постанывая, Рыжак — как видно, Юрл знал, куда бить... Увы, но с присутствием рядом Рыжака тоже приходилось считаться — надо попытаться управиться в путами Бела до того, пока Рыжак что-то заметит. Впрочем, если даже он что-то и заметит, то все одно вряд ли сможет сказать об этом остальным — он сейчас и дыхание-то свое с трудом переводит...

По счастью, у той стены, подле которой они лежали, было темно — свет от костра бросал сюда всего лишь тени, да и беспрерывно топчущие лошади несколько скрывали лежащих людей от пристального взгляда тех, кто сейчас стоял у горящего огня.

Негнущимися пальцами Олея стала распутывать крепко связанные руки Бела, но это оказалось нелегким делом — узлы на веревке были затянуты на совесть, так что повозиться женщине пришлось немало. К тому же действовать приходилось с осторожностью. По счастью, людям у костра пока что было не до них. Наконец туго стянутые углы стали поддаваться... Больше всего Олея боялась, что находящиеся у костра люди заметят, как пленники пытаются выбраться. По счастью, тем пока что было не до тех, кто лежал у стены — по всей видимости, происходит еще что-то...

— Погоди еще немного! — прошептала Олея, воюя с тугими узлами. — Сейчас...

Краем глаза женщина заметила, что лежащий у другой стены Рыжак смотрит на них. Как видно, боль у него все же стала понемногу отступать,

— Бел, Рыжак заметил, что я развязываю веревки...

— Не страшно — он все одно еще с полчаса говорить не может ни говорить, ни встать. Я знаю этот удар, которым его Юрл свалил — после такого в себя быстро не приходят... О, наконец-то, пошло дело!

И верно, не прошло и минуты, как Бел с помощью Олеи стряхнул веревки с рук.

— Погоди минутку, я и с ног путы скину — сейчас пальцы сгибаться начнут, а не то совсем не шевелятся. Затекли...

— Бел, я знаю, как можно уйти отсюда...

— Каким образом?

— Видишь ли, — начала Олея, — видишь ли, когда Кварг раньше жил тут...

В этот момент Бел перебил ее.

— Быстро на свое место! Сюда идут!

Дважды повторять не пришлось, и уже через мгновение Олея уже снова полусидела-полулежала на земле, прислонившись спиной к стене, и заведя руки за спину, будто они у нее по-прежнему связаны. Рядом так же пристроился Бел, и Олея поневоле порадовалась, что он не успел снять веревку со своих ног — они у него по-прежнему туго стянуты.

Подошедший к ним Юрл не стал попусту терять время.

— Бел, отвечай без утайки и правду: на той стороне озера — твои люди?

Ой, — подумалось Олее, — ой, хоть бы Бел в очередной раз не промолчал! Ведь если Юрл, рассерженный неразговорчивостью Бела, хоть разок его тряхнет, то тут уж никак не утаить, что у пленника свободны руки!

По счастью, Бел думал так же.

— Нет — покачал он головой. — Если на той стороне и появились люди, то ко мне они не имеют никакого отношения.

— Докажи.

— Причина очень простая: вы и сами прекрасно знаете, что в этой стране у нас нет широко развернутой сети агентов. Имеются осведомители, и не более того... Так что, сами понимаете, отряду мне в помощь появиться неоткуда.

— Для меня это не достаточное основание.

— Поясняю подробнее: последний раз я выходил на связь в Иорнале, и, естественно, не имел никакого представления о том, куда мы пойдем дальше... — Бел говорил спокойно, не повышая голос, и оттого его слова звучали очень убедительно. — Направлять кого-то вслед за нами бессмысленно — проверенных и надежных агентов здесь слишком мало, да и направление нашего дальнейшего пути в тот момент было никому не известно. Ну, а следовать незаметно за отрядом вряд ли у кого получится... Повторяю — я был один. К сожалению.

— Как выходил на связь со своими?

— Примерно так же, как и вы.

— Отвечай, и не дерзи. Заодно не стоит стоить пустые предположения...

— Это не дерзость, а констатация факта... — Бел чуть улыбнулся. — А вот насчет того, как я вышел на связь со своими... Когда на главной улице Иерена вы остановили лошадей, к нам подходило несколько торговцев. Одного из них, предлагающего всем купить у него подгнившие фрукты, мне даже пришлось отогнать. Это и был мой связник. За тот краткий миг, когда я осматривал его товар, мы с ним успели обменяться посланиями.

— Как выглядел этот человек?

— По виду и по одежде — обычный торговец, только вот на его головном уборе была нашита синяя бархатная лента. Вообще-то мы с ним уже были знакомы — когда-то работали вместе, так что сложностей не возникло...

— Не верю... — покачал головой Юрл. — Этого человека точно не было среди тех, кто в городе шел вслед за нами, во всяком случае ни я, ни кто-либо другой его не видели. И ты что, всерьез рассчитываешь, будто я поверю в ту сказку, что связник поджидал тебя именно в том месте, где я остановил коней?

— Как раз в этом нет ничего удивительного — обычная человеческая логика. Связник должен был выйти со мной на связь в самом конце той длинной улицы в Иорнале — ведь если бы нас взяли раньше, то и донесение для меня уже вряд ли бы понадобилось. К тому же нашим отрядом уже была пройдена большая часть города, все прошло нормально, без происшествий, и, вполне естественно, что внимание людей в группе к тому времени уже чуть ослаблено, да и в дорогу с собой что-то надо прикупить. Стандартная ситуация, и довольно стандартное решение — ведь недаром почти на том же самом месте не только я, но и вы встречались со своим связником...

При этих словах Юрл вопросительно поднял свои брови, так что Белу пришлось продолжить.

— Да-да, я имею в виду того нищего с мятой кружкой для подаяний. Вы тоже бросили ему донесение в чашку вместе с монетой, и при том ловко забрали то, что лежало внутри. Как я понимаю, каждый из нас двоих обменялся донесениями со своим связником едва ли не на глазах друг у друга. Разница только в том, что я понял, кто есть кто, а вы, извините, этого не заметили... Чуть позже, когда ваш связник свернул в одну из множества крохотных улочек, ведущих вглубь города — вот тогда вы и рассыпали нищим деньги, спровоцировали драку и обрубили хвост за нами довольно простым, но эффективным способом.

— Надо же, как ты разговорился, просто удивительно. Я столько слов от тебя за всю дорогу не слышал. А сейчас чешешь без остановки...

— Увы, но неудачно сложившиеся обстоятельства и мое невеселое нынешнее положение этому очень способствует.

— Ну, раз так обстоят дела, то расскажи, что было в том донесении, которое ты получил?

— Немного. Прежде всего, меня предупредили, что из Танусии вслед за нами направлен человек, который знает в лицо многих сотрудников нашей тайной стражи. Как я понимаю, имелся в виду тот парень, которого я к тому времени уже завалил.

— Что еще?

— Адрес явки в Иорнале, куда мне можно будет обратиться для связи.

— Дальше.

— Сообщение о том, где можно разжиться деньгами в случае крайней необходимости.

— Почему замолчал? Я что, должен каждое слово из тебя чуть ли не клещами вытаскивать?

— Это все. Больше там не было ничего.

— Предположим. Что было в твоем донесении?

— Конечный пункт пока что неизвестен, командир убит, отряд возглавляет другой человек, доверенное лицо Хозяина, были попытки третьей стороны выйти на контакт, но их пресекли.

— Дальше.

— Это все.

— Разве? Отчего-то я очень и очень сомневаюсь в твоих словах... — чуть скривил губы Юрл. — Уверен, ты сказал мне далеко не все, хотя, надеюсь, и осознал то, в какие неприятности сумел влипнуть по самое не балуй... Ничего, ночь впереди долгая, ты мне все выдашь, что знаешь. И то, что утаил — тоже расскажешь.

— Командир, можно задать вопрос?

— Ты? Мне? Что ж, попробуй.

— Я насчет тех людей на берегу. Сандр их быстро заметил, почти сразу же, как только вы приказали ему наблюдать за окружающей обстановкой.

— Да, так и было.

— Но до этого за тем же берегом наблюдал Иннасин-Оббо, и он, по непонятным на то причинам, ничего не видел.

— Ты к чему клонишь?

— Я просто рассуждаю вслух, ведь дело идет и о моей жизни тоже. Как это ни печально звучит лично для меня, но появление людей из тайной стражи Руславии здесь и сейчас полностью исключено — они ничего не знают ни об этом месте, ни о том, где я в данный момент нахожусь. Не думаю, что и тайная стража Танусии, к которой принадлежите вы, знает о нашем местонахождении, так что мы с вами, командир, находимся примерно в равных условиях. Но вот что касается Иннасин-Оббо... Лишь колдун или маг может идти по нашим следам, особенно если кто-то будет постоянно метить дорогу, а Иннасин-Оббо сам недавно проговорился, что для этого существуют особые маяки или метки. Да и эти люди очень быстро здесь оказались, а ведь пройти жреца вайду не просто — для этого нужны или равные по силе противники, или же несколько колдунов одновременно.

— На твоем месте я бы тоже попытался внести раскол во вражеские ряды.

— Да причем тут какой-то раскол?! Просто я пытаюсь определить, кто именно сейчас висит у нас на хвосте, а то, что за нами пристально следят с того самого момента, как мы перешли границу этой страны — об этом лишний раз можно и не упоминать, и без того все ясно. А уж если они сейчас, совершенно непонятным образом, да еще и так быстро все же добрались до нас, то без сомнений, понятно одно — они на удивление точно идут вслед за нами. По-моему, единственное возможное объяснение...

Внезапно Бел умолк на полуслове и растерянно уставился куда-то вверх, на край стены, возле которой они и находились. Даже в полутьме было заметно, как мужчина побледнел. Олея и Юрл одновременно подняли головы, и у обоих сердце зашлось от страха, стало стучать в бешеном ритме, и, надо признать — для этого были все основания: прямо над их головами, на краю полуразрушенной стены, словно оживший наяву ночной кошмар, сидел кар'дайл. Как видно, зверь помнил, что, забравшись именно сюда, он сумел раздобыть себе лошадь, печальные останки которой теперь лежали неподалеку.

Секундная задержка, и зверь свесился со стены наполовину своего длинного тела. Он был настолько близко, что Олея могла бы дотронуться рукой до жестких роговых пластин на его голове, а чудовищная полуоткрытая пасть со страшными зубами нависла над оцепеневшими в растерянности людьми. Ярко-красные глазки зверя смотрели на находящихся перед ним людей, словно прикидывая, кого из них можно сожрать первым. К горлу молодой женщины подкатила тошнота то ли от страха, то ли от резковатого тошнотворно-мускусного запаха, идущего от кар'дайла...

Трое людей стояли неподвижно, замерев, словно статуи, боясь не то что пошевелиться, но даже вздохнуть. Зато Рыжак, лежащий у соседней стены, повел себя по-другому — как видно, к тому времени он уже чуть пришел в себя, и от увиденного зрелища запаниковал, да и страх перед чудищем придал ему сил. Мужик в панике пытался отползти в сторону, желая оказаться как можно дальше от стен, только вот это у него плохо получалось...

Испугано заржали лошади, попытавшись броситься вон из разрушенного дома, но, по счастью, их каким-то образом сумел остановить Иннасин-Оббо. Что ж, хотя бы оставшиеся лошади уцелели...

А тем временем кар'дайл все так же смотрел на стоящих около него людей своими горящими глазами, словно стараясь загипнотизировать стоящих перед ним двуногих существ. Медленно текли секунды, и все понимали, что так просто чудище не уйдет — оно выбирает себе очередную жертву, и осталось только дождаться итогов этого жутковатого выбора. Вдруг зверь изогнулся, схватил своими страшными челюстями ползущего по земле Рыжака, и с размаха ударил того о каменную стену, причем удар вышел таким сильным, что дрогнула даже крепкая стена. Раздался громкий хруст ломающихся костей, и кар'дайл, держащий в пасти враз обвисшее тело мужчины, вновь исчез за каменной стеной. Потащил к себе новую добычу...

Каждый понимал, что бесполезно пытаться спасти Рыжака — судя по звуку, кар"дайл одним ударом не только размозжил о камень голову этому человеку, но и переломал ему кости и позвонки. Можно не сомневаться — Рыжак уже мертв.

Люди пришли в себя лишь после того, как зверь скрылся с их глаз. Если у лежащих на земле людей просто отлегло от сердца, то Юрл негромко, но образно выразился, уже не стесняясь присутствия рядом молодой женщины. Его можно понять: как бы ты не относился к человеку, но терять своего подчиненного всегда крайне неприятно, а в том, что кар'дайл убил Рыжака — в этом можно не сомневаться. Хруст ломаемых человеческих костей может все сказать и без слов.

— Вот что, вы пока полежите здесь... — Юрл будто смахнул с себя недолгую растерянность. — Я сейчас вернусь... — и он направился к костру. Олея же с трудом успокоила испуганно бьющееся сердце, а в голове было одно — надо же, зверь их не тронул... И, по счастью, Юрл за время разговора так и не заметил, что у пленников развязаны руки. Что ж, спасибо за это темноте и недостатку времени.

Жаль Рыжака — вздохнула про себя Олея. — Пускай он и человек был не очень хороший, и скупердяй последний, да и сама Олея его недолюбливала, а все же такой страшной смерти она бы и смертельному врагу не пожелала. Даже белобрысая дочка Серио, дрянь последняя — и та не заслуживает подобного! Пусть эту малолетнюю мерзавку за то, как она поступила со своей молодой мачехой, судьба накажет как-то по другому, но только не настолько жутко!

Ой, — невольно подумалось женщине, — ой, чем это она думает в такой момент? Тут смертушка за стеной сидит, вот-вот за тобой заявится, а у бабы в голове ни одной умной мысли, только вертятся обрывки прошлых обид! Так иногда и вспомнишь, что верно мужчины называют ее блондинкой — в такое время думает не о том, как можно спастись, а перебирает в памяти воспоминания, от которых сейчас нет никакого проку!

И все же почему зверь схватил именно Рыжака? На этот вопрос к Олеи мог быть только один ответ — от мужика пахло кровью, причем в прямом смысле этого слова. Иннасин-Оббо говорил, что эти звери хорошо чувствуют свежую кровь, всего лишь немногим хуже, чем речные вампиры. Что ни говори, но рана на руке Рыжака была достаточно глубокой, и даже после лечения, которое провел Иннасин-Оббо, на ране образовалась всего лишь тоненькая корочка подсыхающей крови. К тому же Сандр, когда оттаскивал к стене безвольное тело Рыжака, не особенно церемонился с раненым товарищем, и оттого на ткани, покрывающей рану, расползалось большое красное пятно. Конечно, рана была и у Юрла, но она не так кровоточила, а именно за свежей кровью и потянулся кар'дайл.

— Ты как, в порядке? — услышала Олея шепот Бела.

— Как сказать... — Олея потрясла головой, приходя в себя. Оказывается, она ненадолго отвлеклась, а тем временем Бел принялся распутывать веревки на своих ногах. Правильно, нечего время понапрасну терять — и без того понятно, что зверь и в следующий раз за добычей придет именно сюда.

— То есть?

— То есть будем считать, что у меня все в порядке.

— Хорошо... — все так же негромко продолжал Бел. — Я сейчас свои ноги освобожу, а ты пока поясни мне, что имела в виду, когда говорила, что мы можем отсюда уйти.

— А, да... Кварг, когда спрятал артефакты, отсюда тоже уходил отсюда не по озеру. Не знаю, что у него тогда произошло, но он тоже свою лошадь потерял, а идти назад прежним путем не решился — ему очень не хотелось вновь встречаться со жрецом вайду.

— Так как он ушел?

— Здесь есть подземный ход под озером...

— Что за чушь? Какой ход? Под озером? Этого просто не может быть! Его бы давным-давно водой залило!

— А я говорю тебе — подземный ход тут есть! — зашипела рассерженная Олея. — Правда, им давно не пользовались... Больше того — об этом ходе не знал никто, кроме живущих здесь людей. Это было что-то вроде запасного выхода на самый крайний случай. Вернее, раньше тем путем пользовались довольно часто, особенно если надо было незаметно покинуть остров — все же даже колдунам не очень хочется ходить по озеру, в котором полно речных вампиров. Ну, а сейчас тот ход заброшен. И даже хуже того: в самом глубоком месте он, можно сказать, затоплен — тут ты прав...Но Кварг все одно сумел там пройти.

— Значит, и мы сможем... — подытожил Бел. — Где начинается этот ход?

— В том самом доме, где Кварг прятал артефакты. Правда, до того места нам еще надо каким-то образом добраться. Там, внутри, неподалеку от угла, нужно сдвинуть нижнюю плиту. Правда, она поддается с трудом...

— Ну, это далеко не самое страшное, тем более что нам с тобой выбирать не приходится... И говори потише — сейчас у костра что-то происходит!

Стараясь, чтоб на них не падал свет от костра, и почти вжавшись в стену, Бел и Олея сделали несколько шагов по направлению к костру. Счастье, что стоящие там люди настолько заняты беседой промеж собой, что почти не обращают внимания на то, что происходит вокруг. Хм, а ведь у них, судя по всему, происходит очень серьезный разговор, тем более, что их голоса были хорошо слышны — все же расстояние между людьми, стоящими у стены и теми, кто был подле костра, не превышало, от силы, десяток шагов, а то было и немного меньше...

Бел чуть тронул Олею за руку, и знаком показал — стой здесь, и молчи, не издавай ни звука: надо понять, что сейчас происходит.

Иннасин-Оббо находился чуть ли не у самого костра, а напротив него стоял Юрл. За последние дни женщина уже привыкла каким-то десятым чувством определять, когда командир готов дать противнику бой или отпор. Судя по расслабленно-напряженной позе Юрла, было понятно, что тот в любую секунду мог пойти в атаку, чтоб одним ударом вывести из строя противника. Сандр стоял позади колдуна, готовый по первому знаку командира придти ему на помощь. Любому человеку, окажись он в этот момент на месте колдуна, было бы весьма неуютно, но Иннасин-Оббо, кажется, не обращал на подобное никакого внимания. Да и разговор у них был неприятным и без околичностей — вон, повысили голос...

Сейчас говорил Иннасин-Оббо:

— ...Вы и сами должны прекрасно понимать, что на этом острове мы — как в ловушке, да еще и этот кар"дайл появился!.. Если мы не примем помощь со стороны, то у каждого из нас шансы уйти отсюда живыми равны нулю, и никак не выше.

— Э, да у нас в отряде был не один предатель, а два! — подытожил Юрл слова колдуна.

— Вы можете говорит, что угодно, и думать то, что пожелаете, но одновременно с тем надо считаться и с печальными реалиями: нам отсюда самостоятельно не уйти, так что стоит пойти навстречу интересам неких заинтересованных особ.

— Вы хотите дать мне понять, уважаемый... — голос Юрла был холодно-вежлив, — хотите дать понять, будто эти люди, что не так давно по нашим следам пришли на тот берег озера — они не имеют к вам никакого отношения? Так вот, позвольте усомниться: так четко и уверенно за нами могут идти только по меткам или маякам, а никто, кроме вас, поставить их не мог. И давайте, уважаемый Иннасин-Оббо, не будем играть в детскую игру, притворяясь, что мы не понимаем друг друга. Лучше с самого начала расставить точки над "и".

— Что ж, — вздохнул Иннасин-Оббо, — что ж, раз вопрос поставлен таким образом, то я вынужден согласиться — необходимо конкретизировать ситуацию, в которой мы все оказались помимо своей воли. Мне неприятно, что вы кое-что поняли раньше времени, но надо считаться с объективной реальностью. Хорошо, что вы первые заговорили об этом — я и не скрываю, что у каждого из нас в этом деле есть свои интересы. Увы, но сейчас наша жизнь висит на волоске, уйти отсюда мы никуда не можем...

— Это я уже слышал. Мне не нужны общие слова.

— Командир, выслушайте меня спокойно. Ну, разгневаетесь вы, убьете меня под горячую руку, а что дальше? Вы не забывайте, что опасность грозит со всех сторон: тут и речные вампиры, и кар"дайл, и (чего там скрывать) вооруженный отряд на том берегу.

— Даже так?

— Увы... Дорога на берег только одна, и там нас уже ждут.

— Нас?

— Разумеется.

— А может, на берегу нас не ждут, а поджидают?

— Не стоит цепляться к словам. Суть вам и без того понятна.

— И давно вы дали знать этим людям о нас?

— Разве это имеет особое значение?

— Имеет.

— Перестаньте. Лучше давайте прибегнем к голосу рассудка...

— А мне бы хотелось получить ответ на другой вопрос: для чего вам понадобилось предавать нас? Вы же чужак, давно живете сами по себе, да и деньги за доставку в Танусию артефактов вам были обещаны немалые.

— Я вовсе не обязан давать какие-либо пояснения, но, тем не менее... Не знаю, в курсе вы, или нет, но когда-то, очень давно, меня изгнали с моей родины. Вы даже представить себе не можете всю степень моего тогдашнего унижения! Так горько жить годы и годы с этими отвратительными воспоминаниями, которые постоянно разъедают душу, и травят ее медленным ядом, а родина кажется далекой, недоступной и навсегда закрытой для тебя. Теперь же я сумею вернуться назад, и не просто вернуться, а, можно сказать, победителем и верхом на белом коне.

— И что же тебе пообещали за предательство?

— При чем тут какое-то предательство? — пожал плечами Иннасин-Оббо. — Не надо громких и неприятных слов, в данный момент они совершенно не к месту. Просто сейчас в одной куче перемешались интересы очень и очень многих, и это также надо принять во внимание. Если какая-то из стран пожелает продать эти древние артефакты одной их трех заинтересованных стран — то что в этом плохого? Есть возможность ухватить свой счастливый шанс, который раз в жизни выпадает далеко не каждому. Что же касается нас с вами, то тут, и верно, возник конфликт интересов, который, как я искренне надеюсь, будет успешно преодолен.

— Напрасно вы, уважаемый, на это пошли... — негромко произнес Юрл.

— Нет, я все рассчитал правильно, но не учел неких непредвиденных факторов — у меня было маловато нужной информации. Что ж, такое случается. К сожалению, вышло так, что мы загнали себя в ловушку. Я, если честно, рассчитывал продержаться здесь до утра, и никак не мог предположить, что здесь объявится этот зверь, кар'дайл. Впрочем, подобного развития ситуации не мог предвидеть никто.

— Это верно.

— Итак, подобьем итоги: уйти отсюда без моей помощи вы не сумеете, к тому же вам этого просто не позволят сделать. Да и присутствие здесь кар"дайла подвергает смертельной опасности жизнь каждого из нас. Так что, думаю, у меня нет особой нужды убеждать вас в необходимости добровольного сотрудничества.

— Если я вас правильно понял, уважаемый Иннасин-Оббо, — протянул Юрл, — если я правильно понял, то власти этой страны предложили вам за эти артефакты как немалые деньги, так и доступ в самые закрытые хранилища знаний? А, может, вдобавок вам еще пообещали и учебу у здешних колдунов? Говорят, здесь тоже есть сильные маги...

— Не будем уточнять цену, на которой мы сошлись — поверьте, она более чем внушительна и, вместе с тем, вполне отвечает моим интересам. Теперь остаетесь вы... Ну вот, я же вас предупреждал!

Со своего места у стены Олея плохо рассмотрела, что же, собственно, происходило у костра. Похоже, что Юрл и Сандр попытались, было, атаковать колдуна, но вместо этого без сил свалились на землю. Похоже, Иннасин-Оббо применил что-то из своих магических штучек.

— Ох, — вдохнул колдун, — ох, не понимаете вы добрых слов увещевания. Раз такое дело, то и я вынужден действовать по-другому.

Вытащив из кармана наручники (как видно, они были припасены заранее), колдун стянул за спиной руки у каждого из лежащих на земле мужчин. Впрочем, те и без того были неподвижны, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой — понятно, не просто так здоровые парни валяются, словно парализованные. Затем Иннасин-Оббо снял с шеи Юрла цепочку с футляром, в котором лежали древние артефакты.

— Извините, господа! — произнес он, собираясь надеть цепочку себе на шею. — Понимаю ваше возмущение, но выиграть может только один...

Олея невольно подумала про себя: хорошо, что эти люди так увлеклись разговором, что забыли о своих пленниках. Хотя, скорей всего, на них уже махнули рукой — все одно считают связанных мужчину и женщину едой для кар"дайла, да и вообще — сейчас не до них...

А тем временем Бел сумел подобрать с земли два увесистых камня: все же, какое-никакое, а средство защиты или нападения — это уж как дальше обернется. К сожалению, вытаскивать из седельных сумок настоящее оружие было слишком опасно — их почти наверняка сразу бы заметили.

Колдун не успел ничего понять, когда ему в бритый затылок довольно точно впечатался камень с неровными краями, а почти сразу же за ним — и второй. Будто споткнувшись на ровном месте, Иннасин-Оббо рухнул лицом вниз, а Бел в два прыжка оказался подле него, и едва успел выхватить из огня футляр, который упал туда из враз ослабевших пальцев колдуна. Надо же такому случиться — футляр с артефактами едва не сгорел в костре! Тычок пальцем в шею навзничь лежащего колдуна, затем такие же тычки в шеи Юрла и Сандра, и только потом Бел открыл футляр, заглянул внутрь...

— Фу, — облегченно выдохнул он, — фу, слава всем Богам, все в порядке, а то уж я, было, всерьез струхнул!

Все еще чуть подрагивая от волнения, Бел закрыл футляр, и повесил его на свою шею. Затем он повернулся к Олее.

— Подкинь побольше дров в костер, а я сейчас вернусь... — и мужчина направился к лошадям. — Давай побыстрей, у нас мало времени...

Олея, не говоря ни слова, послушно бросила в затухающий костер пару охапок древесины — ранее мужчины до того увлеклись своим нелегким разговором, что совсем забыли о том, что в костер время от времени надо подкидывать топливо. Сейчас высокое пламя вновь весело заплясало в непроглядной тьме южной ночи, освещая неподвижно лежащих на земле людей, только вот вместе с потрескиваньем веток в огне со стороны раздался и рев недовольного зверя — огонь, и верно, всерьез пугал это жуткое создание. Оказывается, все это время кар"дайл стоял совсем близко от людей, всего лишь в нескольких шагах от костра, не решаясь приблизиться даже к затухающему огню — как видно, страх перед обжигающим пламенем у зверя оказался куда сильнее жажды крови. Надо же... Сейчас зверь вновь принялся описывать круги вокруг развалин дома, в котором они скрывались.

А еще от яркого огня стала чуть видна темная шевелящаяся полоса вдоль берега — конечно, сквозь тьму что-то рассмотреть крайне сложно, но и так понятно — это водные вампиры, выбравшиеся из воды, никак не могут пробить крепкую полосу защиты, поставленную Иннасин-Оббо. Да сколько же их там?! Похоже, больше сотни кровососов пытаются пробиться к людям. Ой, туда лучше не смотреть...

Женщина подошла к неподвижно лежащему на земле колдуну, и, чуть поколебавшись, приложила ладонь к его шее...

— Ну что, жив наш дорогой Иннасин-Оббо? — спросил Бел, неслышно появившийся за спиной Олеи. Надо же, этот молчун времени даром не терял, за пару минут сумел собрать небольшой дорожный мешок — как видно, по седельным сумкам пошарил, знал, где и что лежит.

— Жив, слава Богам! — выдохнула Олея. — Прямо от души отлегло — мало того, что кар'дайл людей жрет, так еще и нам не хватало убивать кого-то!

— Ну, тут мы с тобой не всегда сходимся во мнениях... Погоди, я сейчас только свой значок у Юрла заберу.

Тут с противоположного берега озера до них донесся какой-то звук, а затем несколько раз мигнул огонек.

— Бел, что это?

— Точно не скажу, но, скорей всего, кто-то пытается выйти на связь с Иннасин-Оббо... — Бел вытащил из кармана неподвижно лежащего Юрла овальную пластинку, и спрятал ее себе за пазуху. — Очевидно, подельники интересуются, как у парня обстоят дела, а также спрашивают, удалось ли ему раздобыть артефакты... Ладно, хватит отвлекаться.

Быстро обыскав колдуна, по-прежнему лежащего без сознания, Бел нашел у него ключи от наручников и бросил их на землю возле Юрла — тот вот-вот должен придти в себя. Очухается -пусть освобождается сам, и освобождает Сандра. На вопросительный взгляд Олеи Бел ответил коротко:

— Он солдат, и я тоже, а достойного противника надо уважать. Если погибнет, то пусть, хотя бы, не со связанными руками, а в бою. Лично мне бы ни за что не хотелось просто так, покорно, стать закуской для зверя, понимая, что ничего не можешь сделать... Ну да этих парней все одно так просто не возьмешь — они еще побрыкаются... Все, пошли.

— А как же они? — кивнула Олея головой на лежащих мужчин.

— Ничего... — чуть усмехнулся Бел. — Огонь горит, зверь к ним пока что не подойдет. А вскоре эти парни в себя придут, от оков освободятся и живо разберутся промеж собой, сообразят, что и к чему.

Сама не зная для чего, Олея спросила:

— Бел, а ты, и верно, из тайной стражи нашей страны?

— Да. А что, у тебя появились какие-то сомнения?

— Нет, я просто так сказала...

Бел ничего не ответил, но про себя Олея подосадовала — и для чего она в очередной раз брякнула подобную глупость? Ведь ей уже и без того ответ был хорошо известен! Так поневоле и вспомнишь слова Сандра насчет безголовой блондинки... Но в глубине души Олея понимала, отчего она вздумала задавать подобный вопрос — просто ей еще раз хотелось убедиться, что сейчас, на возможном пути к дому, рядом с ней оказался не случайный человек, а один из тех, на кого можно положиться во всем. Конечно, все люди разные, и в тайной страже хватает всяких, но очень хочется надеяться, что рядом с ней — настоящий друг, и что все, рано и или поздно, но кончится хорошо.

Глава 9

— Так, сейчас для нас с тобой главное — благополучно добраться до нужного места... — Бел замолк, прикидывая расстояние от костра до тех развалин, где они отыскали артефакты. Кажется, надо пройти совсем немного: по прямой всего-то шагов тридцать, можно сказать, почти ничего! Только вот как их преодолеть, эти самые тридцать шагов, если за твоей спиной постоянно чувствуется дыхание страшного зверя? Кроме того, не надо забывать, что сейчас ночь, непроглядная тьма, а земля чуть ли не сплошь усеяна камнями от разрушенных зданий. Тут уж никак не помчишься сломя голову к цели по-прямой — есть реальная возможность переломать ноги.

Однако времени на долгие раздумья не было, и Бел, чуть поколебавшись, вытащил из горящего костра два довольно длинных обломка дерева, и один из них протянул Олее.

— Держи. Все одно никакого другого оружия против зверя у нас нет, а огня кар'дайл опасается всерьез. А общем, если он к нам приблизится, то отмахиваться от него надо этой горящей палкой. Понятно?

— Естественно.

— Тогда жди. Бежим сразу же, как только я дам команду.

Выждав, когда кар'дайл, по-прежнему описывающий круги вокруг дома, в очередной раз скрылся за стеной, Бел и Олея бросились к почти не видимым в темноте развалинам здания. Хотя как сказать — бросились... Очень сложно бежать в темноте, да еще и по хаотично разбросанным камням, почти не видимыми в ночи. Поневоле приходилось быть очень осторожными и лишний раз не рисковать — ведь если упадешь и расшибешься, или (не приведите того Боги!) сломаешь ногу, то все — от кар'дайла тебя вряд ли кто спасет!

Это невероятно, но им и тут повезло — сумели добежать до нужных им развалин еще до того, как кар"дайл вновь появился в свете горящего костра. К несчастью, зверь сразу понял, что часть его добычи пытается ускользнуть, спрятаться в другом месте, и, повинуясь инстинкту охотника, кинулся вслед за убегающими людьми.

Бел и Олея едва успели заскочить внутрь развалин, когда там появился и кар"дайл. Разинув пасть, он кинулся, было к людям, но на его пути оказался Бел. Мужчина сам шагнул навстречу чудищу и бесстрашно сунул горящее дерево прямо в морду зверя. От неожиданности кар'дайл шарахнулся в сторону, но мужчина вновь ткнул животное огнем. Издав свой непонятный рев, животное кинулось прочь из развалин, чудом не зацепив Бела своим длинным шипастым хвостом. Зато удар, от которого непонятным образом сумел увернуться Бел, пришелся на одну из стен дома, и оттуда разом вылетело несколько тяжелых каменных кирпичей, а по самой стене пошли трещины. Вот это да!..

— Где он, этот ход? — повернулся Бел к Олее. — Быстрее!

— А, да...

Стряхнув с себя секундную заминку, вызванную появлением кар"дайла, женщина бросилась к одной из стен. Опустившись на колени возле угла, она пальцами нащупала в трещине возле пола длинный металлический штырь и изо всех сил надавила на него. Заржавевший, давно не смазанный столбик металла сдвинулся со своего места с великим трудом, издав при этом на редкость неприятный звук скребущегося о камень железа, а еще через мгновение одна из каменных плит в полу немного опустилась внутрь. Ясно, теперь надо эту плиту чуть сдвинуть вбок, чтоб открылось место, где начинается подземный ход... Конечно, тут должен быть какой-то механизм, сдвигающий плиту, но он отчего-то пробуксовывал, и плита сдвигалась медленно, небольшими рывками. Здесь же, сбоку, на этой чуть опустившейся внутрь плите показалось что-то вроде выемок в камне, держась за которые можно сдвинуть чуть шероховатую плиту. Только вот, несмотря на все усилия женщины, плита поддавалась плохо, сдвинулась совсем ненамного.

— Что там такое? — нетерпеливо сказал Бел. — Почему медлишь?

— Плита плохо поддается! Вернее, поддается, но с трудом! Похоже, что в механизме что-то то ли заедает, то ли заржавело! Все же ее много лет не открывали, и только Кварг не так давно...

— Ах ты!.. Держи! — Бел сунул Олее в руки оба куска горящей древесины. — Если этот зверь здесь снова появится, то размахивай этими ветками — он огня здорово боится!

Как бы отвечая на эти слова мужчины, кар'дайл громко взвыл за одной из стен дома, словно говоря — я здесь, и я очень зол, так что бойтесь меня! Великие Боги, — подумалось Олее, — Великие Боги, спасите нас от этого зверя! Хотя, если подумать, то Боги милостивы лишь к тем, кто и сам не опускает руки и борется до конца...

Тем временем Бел, склонившись к плите, изо всех сил тянул ее на себя, и та медленно поддавалась, издавая при этом жуткий скрип — похоже, Олея была права в своем предположении: механизм, когда-то легко открывающий вход в подземелье, сейчас всерьез заржавел. Еще немного — и плита сдвинется на расстояние, достаточное для того, чтоб беглецы сумели проскользнуть внутрь...

Хм, что-то зверь замолчал. Странно, он должен быть где-то близко — вон, задрожала стена, возле которой Бел сдвигал плиту... Поддаваясь неприятному чувству, Олея взглянула наверх, и ее сердце вновь едва ли не замерло в липком страхе: прямо над ними кар'дайл свесил свою голову через край стены, и смотрел жутковатыми ярко-красными глазами на людей, приоткрыв пасть. Похоже, единственное, что удерживало зверя от того, чтоб забраться внутрь развалин и броситься на находящуюся там двуногую еду — так это огонь в руках женщины. Беда в том, что дерево горело уже далеко не так ярко, да и сами горящие ветки стали значительно короче... И все же оставалось только удивляться тому, как этот страшный зверь боится огня — даже сейчас, находясь совсем близко от вожделенной добычи, кар'дайл не решался схватить такую, казалось бы, легкую и доступную дичь...

Неизвестно по какой причине — от страха или отчаяния, но Олея шагнула ближе к стене и, совсем как недавно поступил Бел, так и она сунула горящие ветки прямо в оскаленную морду зверя. Издав оскорбленный рев, зверь исчез за стеной, которая вновь ощутимо дрогнула. Бел только мельком глянул на то, как Олея кинулась к кар'дайлу, но не сказал ей ничего.

К этому времени Бел уже более чем наполовину сдвинул с места тяжелую плиту, но и только — дальше она не двигалась, несмотря на все старания мужчины. Так, пожалуй, больше не стоит понапрасну терять силы и время — кажется, отверстие уже вполне достаточно для того, чтоб каждый из них сумел пробраться внутрь через этот узкий лаз.

— Мне нужен свет! — приказал мужчина, и Олея протянула ему одну из веток с затухающим огнем. К сожалению, тут уж ничего не поделаешь — дерево сгорает, и еще недавно яркий огонь постепенно гаснет... Тем временем Бел сунул горящую ветку внутрь наполовину приоткрытого лаза, внимательно осмотрелся.

— Там ступени в стене, — обернулся он к Олее. — И туннель какой-то начинается, не очень высокий — мне нужно будет идти пригнувшись...Иди первой! Быстро!..

— Но...

— Быстро, я сказал! Зверь близко, а огонь вот-вот погаснет!

Второй раз повторять не пришлось — женщина бросилась к наполовину сдвинутой каменной плите, ведущей в подземный тоннель. Она так торопилась уйти отсюда, что не стала спускаться в лаз по ступенькам, а почти что спрыгнула вниз — знала, что там совсем неглубоко. Серьезных ушибов она не получила, а на пару очередных синяков и ссадин сейчас можно не обращать внимания. Олея так спешила, что не сообразила отдать Белу горящую ветку, которую держала в своих руках — так и оказалась в нешироком туннеле вместе с почти что тлеющей деревяшкой, можно сказать, рассыпающей на полу свои последние искры. Но все же слабого света от нее было вполне достаточно, чтоб увидеть, что в неширокое отверстие лаза вначале влетел дорожный мешок, а затем стал протискиваться Бел — все же наполовину открытый лаз был узковат для крепкого и широкого в кости мужчины.

Олея чуть растерянно оглядывалась по сторонам — где же она, эта задвижка, при помощи которой можно поставить на место сдвинутую ими каменную плиту? Ведь почти совсем ничего не видно, и если бы не та память, которую ей передал Кварг — то женщина вряд ли сумела бы так быстро отыскать механизм запора. А, вот он! Все верно: если нажать на этот вот узкий каменный блок, похожий на длинный кирпич и немного выступающий из стены, то каменная плита начнет закрываться. Бел, ну быстрее же! Еще несколько долгих мгновений — и они спасены!

Вдруг Бел, который к тому времени почти полностью протиснулся в неширокое отверстие лаза, негромко вскрикнул, а потом ругнулся. Еще секунда — и он просто-таки свалился под ноги женщине, и Олея, с облегчением переведя дух, изо всех сил налегла на каменный блок, включающий механизм запора. А это еще что? Женщине показалось, что вслед за Белом в лаз проскользнула еще одна тень... Впрочем, чего только не привидится в темноте!? Да и не до того сейчас, чтоб отвлекаться на всякие пустяки — надо срочно ставить плиту на прежнее место!

Олея изо всех сил налегла на каменный блок, вдавливая его в стену, и камень неохотно стал уходить вглубь, приводя в действие старые механизмы. Вновь что-то заскрежетало, заскрипело, но плита над их головой начала медленно, но верно сдвигаться, уменьшая просвет над головами беглецов.

И в этот момент наверху снова появился кар'дайл — зверь попытался, было, просунуть свою голову в отверстие каменного пола, но, по счастью, ширина лаза была слишком мала для него. В затухающем свете последних огненных искр Олея видела, как зверь старался забраться в лаз, но медленно сдвигающаяся плита не дала ему это сделать. Поняв, что ему не удастся добраться до вожделенной добычи, кар'дайл вновь издал свой непонятный рев, в котором хорошо были слышны нотки ярости — еще бы, эти двуногие уходят у него прямо из-под носа!

К такому повороту дел зверь явно не привык. Он вновь и вновь безуспешно пытался просунуть свою морду в неширокое отверстие на полу, которое к тому же становилось все уже и уже, но все было бесполезно — со старым, но еще надежно действующим механизмом неизвестных мастеров не мог справиться даже кар'дайл. Тут уж даже зверь своим небольшим умом понял, что до столь ожидаемой двуногой дичи ему не добраться, и это вызвало очередной приступ ярости у зверя. Чудовище вновь издало свой громкий то ли крик, то ли вопль, но люди его почти не слышали — плита, наконец-то, окончательно закрылась, отгородив двоих беглецов от внешнего мира. Спустя еще мгновение раздался щелчок, скрип — и плита, приподнявшись, аккуратно встала на свое прежнее место. Теперь в развалинах наверху все выглядело так же, как раньше, когда отряд впервые увидел это место, и вряд ли хоть кто-то быстро сумеет понять, что за, казалось бы, плотно подогнанной плитой находится начало подземного хода.

Без сил опустилась на каменный пол, да и Олея почти без сил прижалась с шероховатой стене, ощущая разгоряченным телом холод тесаных камней. Хм, а не сказать, что здесь тепло. Скорее, прохладно, что особенно ощущалось после жаркого воздуха южной ночи. Огонь потух окончательно, и вокруг царила непроглядная тьма. Все верно — откуда взяться свету под землей?

— Бел, ты как, жив? — внезапно женщине стало страшно оказаться здесь одной, в этой жуткой и пугающей темноте.

— Судя по всему, жив... — Олее показалось, что голос Бела звучит как-то иначе. — А ты?

— Вроде около дела, и даже ничего себе не сломала.

— Для начала неплохо. Досадно, правда, что ничего не видно. Темно, как под землей, хотя мы и в самом деле сейчас находимся именно там. Но ничего — у меня в мешке где-то должны быть трут и огниво. Ты не могла бы...

— Погоди немного... — Олея поднялась на ноги. — Не надо ничего доставать. Сейчас тут будет свет, правда, не обещаю, что уж очень яркий.

— Какой еще свет?

— Ну, что-то вроде того...

— Откуда?

— Увидишь.

Женщина провела ладонью по каменному своду над головой. Ну, где же эта полоса? Ведь должна быть где-то здесь, причем совсем близко! Ничего не видно, надо действовать наугад, надеясь, что каким-то образом отыщешь нужное место. А, вот! Над головой Олеи чуть засветилась бледно-зеленая полоса, которая становилась все ярче. Казалось, что какой-то маляр неаккуратно провел своей кистью вдоль всего коридора длинную полосу светящейся зеленой краски. Правда, шагов через десять эта полоса уже переставала светиться. Вообще-то эта полоса давала совсем немного света, но в полной тьме подземелья и этого было вполне достаточно. Перед глазами женщины предстал неширокий коридор, пробитый в сером камне, и уходящий куда-то вдаль, в темноту.

— Ну, что скажешь? — повернулась Олея к Белу, который все еще сидел на полу. — Как тебе... Ой, что это?!

Мужчина ничего не ответил, да этого и не требовалось — происходящее было вполне понятно и без слов: Бел все еще сидел на полу, и двумя пальцами правой руки ухватил за основание шеи какое-то зеленовато-зеленое создание величиной с небольшую кошку, которое зубами впилось ему в предплечье левой руки. Это еще не все: второй точно такой же зверь висел на все той же левой руке, правда, немного ниже. Да что же это такое?!

В памяти женщины внезапно встала увиденная днем картина гибнущей в воде лошади, с которой спрыгивали в воду точно такие же серо-зеленые создания. Понятно — это и есть те самые речные вампиры, о которых им столько поведал Иннасин-Оббо. Только вот непонятно -откуда они тут взялись? Заклинание Иннасин-Оббо, оно что, больше не действует? Олея в растерянности смотрела на чуть подрагивающих серо-зеленых созданий, не в силах сказать ни слова, а Бел привычно молчал.

— Бел... — Олея, наконец, набралась сил, чтоб задать вопрос. — Но как... Откуда...

— Не стоит задавать вопросы, ответ на которые тебе известен и без того... — мужчина одним резким движением почти что выдернул из предплечья вцепившееся серо-зеленое создание, с размаха швырнул его на пол, и, схватив лежащий в углу увесистый камень, с силой опустил его на голову речного вампира. Во все стороны брызнуло непонятное серое вещество и бледно-розовые сгустки... Все так же молча Бел взялся за шею второго вампира...

Вскоре на каменном полу лежали уже два зверя с размозженными головами, но, тем не менее, они все еще чуть-чуть шевелились. Живучие, твари... Присев подле них, женщина внимательно рассматривала этих непонятных созданий, насколько это было возможно после того, как Бел раскроил им головы. Каххи, на взгляд женщины, выглядели на редкость неприятно: гладкая шкура, чем-то похожая на лягушачью кожу, короткие перепончатые лапы с длинными загнутыми когтями, голова без ушей, длинные острые зубы, язык, похожий на трубочку, круглые лягушачьи глаза... До чего же неприятное создание, бр-р-р...

Иннасин-Оббо был прав, когда утверждал, что эти твари здорово кусаются. Вот, у Бела на серой ткани рубашки появились небольшие пятнышки крови, да и сам рукав был в нескольких местах словно разрезан бритвой — да уж, когти у речных вампиров, надо признать, рассекают что грубую ткань, что человеческое тело ничуть не хуже заточенного ножа.

— Бел... — все еще чуть растерянно спросила Олея. — Бел, тебя же укусили! Причем дважды...

— Ты что, считаешь, что я этого не заметил? — в голосе мужчины чуть заметно промелькнула легкая усмешка. — Лучше скажи, что это за свет такой? И как ты узнала, что здесь есть подземный ход?

— О подземном ходе мне стало известно лишь тогда, когда мы пришли на этот остров! Говорю же — передо мной все раскрывается постепенно, шаг за шагом! Вот я внезапно и узнала о том, что Кварг покидал этот остров через старый подземный ход — отчего-то он не мог возвращаться прежней дорогой. То же самое и со светом — когда мы с тобой оказались здесь, то все само собой всплыло в памяти! Это что-то вроде особой светящейся краски...

— Я раньше слышал о подобном. Только вот, говорят, секрет изготовления той краски утерян.

— Насчет этого мне ничего неизвестно. Единственное, что есть в моей памяти — то, что полоса этой краски начинает светиться, если по ней проводят ладонью. Как видно, краска разгорается от человеческого тепла. Только вот этот свет недолог — вскоре снова гаснет.

— Да уж... — Бел оглянулся вокруг. — Похоже, что в свое время здесь кто-то всерьез поработал, обустраивая жилище на острове. И недаром нанесли на свод эту краску: факел не всегда может оказаться под рукой, а тут пусть и неяркий, но свет всегда имеется.

— Верно, так оно и есть... Но все равно мне непонятно: откуда сейчас взялись эти речные вампиры? Ведь Иннасин-Оббо поставил заклинание, оберегающее людей от них, и утверждал, что оно очень надежное...

— Ты, видно, забыла, что он говорил еще... — Бел подтянул к себе лежащий в стороне мешок. — Судя по всему, ручеек крови от убитой лошади Рыжака все же дотянулся до берега. Как там по этому поводу говорил наш колдун? Что-то вроде того: в этом месте, где ручеек крови соприкасается с краем защитного заклинания — там появляется брешь, через которую речные вампиры легко могут пробраться внутрь. Вот они и заявились по наши души. Вернее, по наши тела. Хорошо еще, что это произошло в то время, когда мы с тобой уже почти что забрались в лаз, а не то, боюсь, были бы со всех сторон облеплены этими тварями совсем как моя лошадь, когда они вцепились в беднягу там, на озере... Как же мне ее жаль! — невольно вырвалось у мужчины.

— Больно? — спросила Олея, глядя на медленно расплывающиеся пятна крови на одежде Бела.

— Терпимо... — отмахнулся тот. — Скорее, неприятно. Пока ничего страшного нет. Грех на судьбу жаловаться, у нас сейчас все сложилось на редкость удачно, так и подумаешь, что нам помогли Боги.

— Хочется надеяться...

— Как это ни странно звучит, но я в некотором роде даже рад тому, что эти звери сумели прорваться внутрь острова — они могут задержать возможную погоню. Даже то, что эти самые каххи появились возле нас именно в тот момент, когда я пытался втиснуться в узкое отверстие — это удивительное и невероятное совпадение. Все дело в том, что в то самое время ко мне с другой стороны бежал кар'дайл, и внезапно появившиеся перед ним вампиры на пару мгновений отвлекли внимание зверя от меня, замелькали перед его глазами, и чудище поневоле сбавило свой бег, остановилось, чтоб схватить одного из зазевавшихся речных вампиров. Как раз этих коротких мгновений мне и хватило для того, чтоб скрыться с его глаз, забраться сюда...

— Бел, у тебя кровь выступила...

— Ты не открыла мне ничего нового.

— Еще у тебя рукав разодран...

— Знаю. Потом переоденусь, если, конечно, такая возможность появится. А вот что касается самих укусов, то о возможных последствиях и осложнениях Иннасин-Оббо уже всех предупредил... Кстати, куда ведет этот тоннель? Надеюсь, не на ту сторону, где сейчас находится чужой отряд?

— Нет! Подземный ход выводит как раз на противоположную сторону, а затем, чтоб затеряться, нам следует идти в сторону гор.

— Какие еще горы?

— Не знаю я! Зато имею представление, куда именно отсюда шел Кварг.

— Ну, раз так, то пошли! — и Бел попытался, было, встать, однако женщина его остановила.

— Прежде чем мы сдвинемся с этого места, твою руку все одно надо перевязать — не стоит идти с открытой раной, мало ли какая грязь в нее может попасть!

— Не следует впустую терять время, мы и так слишком долго болтаем. Надо уходить отсюда.

— Бел, я с тобой не собираюсь спорить, но пока у нас есть возможность, то раны надо хотя бы перевязать — все же будет меньше кровоточить. Кстати, ты бинт успел взять?

— Кажется, да... Но у нас совсем мало перевязочного материала — не забывай, что я собирался наспех и в темноте. Некогда было разбираться, что взять, а что оставить. Можно сказать, что я хватал все, что попадалось мне под руку... Слушай, нам пора идти! Время дорого.

— Пару минут можно и подождать, вряд ли за нами сейчас кто-то кинется в погоню! Так что доставай бинт. Надеюсь, что хотя бы на одноразовую перевязку его хватит.

— А, ладно!.. — махнул рукой Бел, чувствуя, что проще согласиться, чем и дальше перепираться. — Если тебе так хочется возиться...

Перевязывая непрерывно кровоточащие ранки на руке и предплечье мужчины, Олея старалась рассмотреть их как можно внимательней, насколько это позволял скудный свет. К тому же ей постоянно приходилось вновь и вновь проводить рукой по каменному своду над головой, а иначе без человеческого тепла свет начинал угасать.

С виду следы от укусов совсем небольшие, просто дырочки, которые, кажется, могут быстро затянуться. Куда серьезней выглядели глубокие царапины, оставшиеся от когтей речного вампира: похоже, что этот скользкий зверь задел Бела почти так же, как недавно Рыжака. Только вот если следы от когтей вампира могут зажить довольно быстро, то с ранками от зубов дело может обстоять куда хуже. На первый взгляд казалось, что эти небольшие раны совсем неопасны, в них нет ничего страшного, ерунда, и совершенно непонятно, отчего об этих укусах Иннасин-Оббо рассказывал такие страхи. Понятно и то, что осложнения наступят позже. Ну что тут скажешь, не повезло парню...

Олее хотелось о многом расспросить Бела, но неожиданно для себя самой она заговорила о другом:

— Бел, а с теми, кого мы оставили у костра... Ты как думаешь, они в себя уже пришли?

— Не только пришли, но, скорей всего, даже успели освободиться от наручников. Вот с Иннасин-Оббо дело обстоит несколько хуже... Ничего, разберутся, что к чему. Ну, от речных вампиров парни до самого утра будут защищены, а вот что касается кар"дайла, то от него спасет даже самый небольшой огонь. Имеющегося запаса дров до рассвета им, конечно же, не хватит, но парни в любом случае что-то придумают: будут жечь одежду, упряжь, найдут еще что-либо — там остались головастые мужики, привыкли выкручиваться из самых сложных ситуаций, так что я за них не беспокоюсь.

— А что они будут делать потом?

— Подумай сама — откуда я могу об этом знать? Возможно, Иннасин-Оббо в себя придет, а может, к ним сумеют подобраться люди из того отряда, что не так давно пришел к берегу озера.

— Зато вампиры по ночам выходят на берег — это мы видели своими глазами! Тот отряд — он тоже в опасности, и...

— По-твоему, никто, кроме Иннасин-Оббо, не знает заклинания против каххи? Не он один такой умный, так что сейчас почти наверняка вокруг тех людей, что находятся на том берегу озера, тоже поставлено нужное заклинание. Недаром там так тихо и спокойно.

— Но ведь кар'дайл легко расправится с каждым из людей того отряда, что на берегу, что в воде! В воде даже легче...

— Кто знает... Например, мне плохо верится в то, что Иннасин-Оббо не знает способа борьбы с этим зверем.

— С чего ты это взял? Ведь если бы он это знал, то не стал бы подвергать всех такой опасности! Да и Рыжак был бы жив!

— Это ты с чего решила, будто наш широко образованный и хорошо воспитанный колдун стремится спасти всех и каждого? — Бел с легкой насмешкой покосился на Олею. — Перстень Сварга и манускрипт с древним договором ему нужны не меньше, чем Юрлу или мне. Или же тем людям на берегу... Неужели ты до сей поры не поняла самой простой истины — чем меньше людей останется на острове, тем для Иннасин-Оббо будет лучше! Между прочим, если выражаться языком игроков, именно на это он и ставил с самого начала. Так сказать, естественная убыль. Можно лишний раз не напрягаться, пытаясь извести всех подчистую, и не брать очередной грех на душу. Вряд ли кто-то из нас, оказавшихся на этом острове, дожил бы до утра: кинул бы Иннасин-Оббо кое-какие снадобья в еду или в воду — и дожидайся смерти бывших товарищей по отряду. Думаю, что с восходом солнца милому и обаятельному колдуну осталось бы только спокойно и без излишнего шума забрать себе артефакты, погоревать о несовершенстве этого мира и для очистки совести перед уходом отсюда прочитать искупительную молитву. Вот и все. Недаром он никак не хотел покидать этот остров — здесь все можно обстряпать куда быстрей, да и найденные артефакты никуда не денутся. Просто все его первоначальные планы спутал кар'дайл — этот зверь в его расчеты не входил никоим образом.

— Согласна — от Иннасин-Оббо я никак не ожидала предательства. Но все же мне кажется, что ты судишь о нем уж очень плохо.

— Думаю, что об этом человеке в действительности надо думать еще хуже, и у меня для этого есть все основания. Я реально смотрю на окружающих, и не обманываюсь благородным видом и вежливой речью... По-моему, ты уже закончила с перевязкой, и сейчас у нас пошла пустая болтовня.

— Да. Но...

— Все! — Бел надел на себя рубашку. — Все, пора уходить.

— Бел, скажи мне, только честно: если мы выберемся из этого подземного хода, то куда направимся?

— Подальше отсюда.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имела в виду другое!

— Ответ тебе известен и без моих пояснений: нам нужно убраться отсюда как можно дальше, и как можно быстрее доставить в Руславию перстень и манускрипт. Все. На остальные вопросы отвечу позже, когда мы уберемся отсюда. Пошли. Я иду первым, а ты — за мной.

— Почему это ты идешь первым?

— Потому что я так сказал. Мало ли какая опасность может подстерегать нас впереди... И потом, вполне может оказаться так, что где-то здесь обитают все те же речные вампиры.

— Тут их нет... — Олея отрицательно покачала головой. — Подземный ход настолько надежно закрыт со всех сторон, что никакой живности сюда не проникает.

— А вот это — хорошая новость.

— Бел...

— Ну, что еще?

— Знаешь, сейчас ты мне сказал больше слов, чем за все предыдущие дни.

— Это, наверное, нервное... — чуть улыбнулся Бел. — А может, просто захотелось выговориться. Да и ты стоишь рядом, трещишь, не умолкая...

— Ну, уж и не умолкая!

— Пошли...

Подземный коридор был довольно узким и не очень высоким. Как Бел и опасался, ему кое-где приходилось почти что протискиваться сквозь неширокие стены, да и голову постоянно пригибать — похоже, что коридор был рассчитан на людей более низкого роста, и куда менее широкоплечих. К тому же Бел едва ли не постоянно держал поднятой свою руку, проводя ладонью по своду коридора — ничего не поделаешь, иначе никак не обойтись — ведь не идти же им обоим в полной темноте! Свет появлялся, и какое-то время освещал беглецам дорогу, хотя обоим было понятно, что это свечение вскоре исчезнет. Несколько раз женщина оглядывалась назад — позади них на своде коридора оставалась неширокая полоса, светящаяся бледно-зеленым светом, которая постепенно бледнела, а затем и вовсе затухала, а впереди виднелось все то же: серые стены и узкий коридор, уходящий во тьму... Жутковато.

Шли медленно, и оттого казалось, что коридору не будет конца и края. К тому же на нервы здорово действовала просто-таки гробовая тишина, в которой даже редкие звуки от капель падающей воды звучали достаточно громко. И еще здесь было весьма прохладно, даже озноб иногда пробегал по телу. За последнее время женщина привыкла к постоянному теплу, жаре, и оттого сейчас не смогла быстро перестроиться.

Однако не это стало самым неприятным — вскоре под ногами беглецов стала появляться вода. Это около входа в туннель было сухо, а вот дальше подземный ход стал идти с чуть заметным уклоном вниз, и здешние каменные стены были покрыты каплями воды, стекающими к полу, а чуть позже вода стала появляться под ногами. Чем дальше по туннелю продвигались люди, тем выше и выше становился уровень воды, причем назвать эту воду теплой язык не поворачивался. Здешняя вода была довольно холодной, во всяком случае, куда прохладней озерной воды. Все правильно — это у поверхности вода прогревается, а вот до глубины то тепло не всегда доходит. Да и подземные источники тут должны быть — ведь не на пустом же месте образовалось это озеро!

Вначале уровень воды в туннеле доходил беглецам всего лишь по щиколотку, затем поднялся до колена, а очень скоро люди брели уже по пояс в чуть затхлой воде. Хорошо еще, что полоса зеленоватого света на своде по-прежнему светилась, хотя уже не так ярко.

— Похоже, это подземный ход все-таки постепенно затапливается... — Бел остановился лишь тогда, когда уровень воды дошел ему до подмышек. — Интересно, как тут Кварг проходил?

— Так и проходил... — выдохнула Олея, стоя в воде едва ли не по шею. — Здесь еще ничего, но вот там, подальше — в том месте затоплено полностью, до потолка. Кварг едва не задохнулся, когда проплывал под водой. Дело в том, что именно там находится самое глубокое место в тоннеле, и вся вода, образующаяся на стенах, стекает туда.

— Судя по всему, подземный ход все же постепенно затапливается...

— Да. Кварг по этому поводу очень досадовал. Видишь ли, ранее жившие тут колдуны постоянно обновляли заклинания, поддерживающие этот туннель в порядке, так что проблем с передвижением по нему не было. А сейчас все защитные заклинания уже порядком ослабли, хотя еще и держатся — ты тогда верно сказал, что туннелей под озером быть не может, вода все одно их затопит. Вот и здесь вода уже вовсю начинает просачиваться, а когда старые заклинания окончательно сойдут на нет, то и этого туннеля, можно сказать, уже не будет... Вернее, он никуда не денется, останется на прежнем месте, только вот будет полностью залит водой.

— Ладно, это все лирика... Сколько времени Кварг плыл под водой7

— Полторы-две минуты... Долго.

— Это верно, долго. Ты хорошо плаваешь?

— Ну, как сказать... В детстве, как и все дети, мы с сестрой иногда ходили купаться на речку, бывало, что и немного проплывали под водой. Правда, совсем немного.

— Понятно... — вздохнул Бел. — Дыхание сумеешь задержать?

— Не знаю. Ни разу не пробовала...

— Тогда договоримся так: пока сверху над водой будет находиться хоть тонкая прослойка воздуха, постараемся ею воспользоваться, ну, а дальше... Дальше придется плыть уже под водой, и постараться преодолеть эту водную преграду. Когда скажу, вдохнешь в себя как можно больше воздуха, а потом постарайся вслед плыть за мной. Понятно? Постарайся удержать воздух в себе как можно дольше, а потом понемногу выпускай...

— Поняла...

Вскоре вода уже полностью затопила тоннель, и воздуха осталось всего ничего — тонкий слой под самым сводом. Олея и Бел уже не шли — они плыли на спине, держа над поверхностью только лицо, но и это продолжалось совсем недолго. Очевидно, начиналось самое низкое место тоннеля — недаром его уклон стал чуть более крутым, а вода доставала до самого свода. Здесь же, как Бел и Олея не касались рукой потолка, но уже ставшего привычным зеленоватого света почти не было — очевидно, краска все же смывалась водой.

Бел тронул Олею за руку:

— Приготовься...

Несколько раз глубоко вздохнув и выдохнув, женщина нырнула в темную воду, стараясь держаться как можно ближе к находящемуся впереди Белу. Вернее, она двигалась вслед за ним, отталкиваясь руками от стен тоннеля, и чувствуя впереди себя движение воды от плывущего мужчины. Пару раз она наталкивалась на него в воде — понятно, и тут кое-где коридор был узковат, и в тех местах, где Олея легко проскальзывала мимо близко стоящих стен, Белу приходилось буквально протискиваться.

Первые пара десятков секунд прошли более-менее нормально, но затем женщине всерьез стало не хватать воздуха, чуть позже началось жжение в легких, закружилась голова, а мгновения под водой стали складываться в длинные часы. Вперед, быстрей, быстрей!.. Глоток воздуха стал казаться немыслимо-прекрасной мечтой, а дальнейший путь под водой — нескончаемым и невероятно-тяжелым... В душе Олеи потихоньку нарастала паника, сердце начал охватывать липкий страх навсегда остаться в этой темной западне под водой... Еще стремительный рывок, и еще... Перед глазами стали расплываться цветные пятна, в ушах начал раздаваться тонкий звон, а еще чуть позже Олея словно куда-то провалилась...

Когда женщина пришла в себя, то оказалось, ее голова находится выше поверхности воды. Олея жадно хватала ртом влажный воздух, и при том беспрерывно кашляла, и вместе с этим кашлем из ее легких выходила вода. Рядом находился Бел, который придерживал женщину одной рукой, а другой держался за небольшой выступ на стене тоннеля — судя по всему, ему было ничуть не лучше, чем Олее, только что кашлял он чуть послабее. Хм, похоже, не одна Олея нахлебалась воды в этом длинном пути без воздуха. А еще женщина была рада, что на своде пещеры вновь появилась неширокая полоска зеленоватого света.

— Пришла в себя? — выдохнул Бел в перерывах между приступами кашля.

— Еще не разобралась... Ничего не помню! Я что, тонула?

— Какая разница? Главное, все обошлось...

Так, — отстраненно подумала Олея, — так, значит, я, и верно, чуть не утонула. Как видно, Бел меня спас — не иначе, нырял за бестолковой бабой, которая потеряла сознание и оказалась на дне...

— Бел, я... — начала, было, Олея, но мужчина ее перебил.

— Раз ты уже в состоянии разговаривать, то двигаемся дальше. Отдышимся потом, когда из воды выйдем. Не знаю, как ты, а я уже начинаю понемногу замерзать...

А и верно, очень холодно. Олея почувствовала, что ее мелко-мелко потряхивает, можно сказать, зуб на зуб не попадает. Конечно, не исключено, что это — нервное, или же последствия того, что она едва не захлебнулась в воде... Впрочем, какая разница? Главное — побыстрей уйти отсюда, и оказаться там, где тебя не будет со всех сторон окружать холодная вода, а не то в скором времени ни у кого из беглецов не будут сгибаться ни руки, ни ноги...

— Конечно, пошли отсюда... Вернее, поплыли дальше...

Вторая половина подземного хода оказалась даже короче, чем первая. Что ж, хотя бы здесь путь до того места, где в тоннеле не было воды, оказался довольно коротким: несколько минут ходьбы под землей — и воды под ногами не стало, пошел сухой камень. Олея с трудом сдержалась, чтоб не упасть на землю или не присесть у стены для того, чтоб перевести дух хотя бы ненадолго. Но нет — надо идти дальше, а передохнуть можно и позже. Вон, Белу пришлось куда хуже, чем ей — и то помалкивает, так что и она потерпит какое-то время...

Еще несколько нескончаемо долгих минут — и беглецы уперлись в стену с выбитыми в камне ступеньками, ведущими наверх.

— Кажется, дошли... — женщина облегченно вздохнула. — Ну что, пошли наверх?

— Погоди... — Бел присел на землю, и бросил рядом с собой тяжелый мокрый мешок, из которого все еще текла вода. — Минутный отдых...

— А может, выйдем, и уж там...

— Ты что, забыла о речных вампирах? Я, разумеется, не знаю, где находится выход из этого подземного хода, но не думаю, что он расположен далеко от озера. Так что сама должна понимать: как только мы выберемся наверх, то надо будет как можно быстрей и как можно дальше уходить оттуда — помнится, Иннасин-Оббо говорил о том, что каххи, хотя по ночам и выходят на берег, но никогда не отходят далеко от воды.

— Если честно, то о речных вампирах я сейчас и не вспомнила... — Олея с досадой помотала головой. — Пожалуй, нам только и остается надеяться на то, что большая часть этих кровососов все еще находится на острове.

— Это было бы слишком удачно...

— Надо же — ты каким-то непонятным образом сумел сберечь свой мешок! Правда, он насквозь промок...

— И не говори — думал, брошу его, все руки мне оттянул. А если учесть, сколько сейчас в нем воды... Ладно, просушим на поверхности. Лучше ответь — как это ты сумела удержаться, и никому не проговорилась о том, что с острова есть еще один путь? И мне-то сказала об этом в самый последний момент...

— Потому и не сказала — просто не хотела, чтоб еще кто-то об этом знал. И потом, если можно так выразиться — должна же я иметь какой-то шанс на спасение! А вот что касается тебя... Извини, но сказать раньше не было никакой возможности, да и чужих ушей вокруг хватало. И потом, об этом подземном ходе я узнала, только оказавшись на острове. Говорю же — дорога передо мной раскрывается постепенно... И почему никто из вас не может этого понять?!

— Так значит Кварг, и верно, ушел отсюда этой дорогой?

— Да. Он ни за какие блага на свете не хотел возвращаться прежним путем, и я догадываюсь, отчего...

— Причиной, если я правильно понимаю, послужил жрец вайду?

— Верно. И потом, на острове лошадь Кварга сломала ногу, так что вопрос о том, какой дорогой он пойдет назад, отпал сам собой.

— Что-то я никаких лошадиных костей на острове не увидел... — недоверчиво протянул Бел.

— Все верно — Кварг и в этом случае постарался не оставить следов. Лошадь сумел загнать в озеро — вампиры с ней в два счета расправились; седло и сбрую спрятал на острове, в развалинах одного из домов — там, под стеной, находится еще тайник. Туда же Кварг засунул и кое-какие из тех своих вещей, которые не мог унести с собой. Чтоб ты знал — тайников на острове еще два... Конечно, хорошо было бы в них покопаться — можно отыскать немало нужных в дороге вещей, но, увы...

— Надо же... А ведь я, как и все остальные, был уверен, что Кварг передал тебе знания о дороге только до того места, где он спрятал артефакты.

— Наверное, поначалу именно об этом с Кваргом и договаривались... — согласно кивнула головой Олея. — Только вот обстоятельства сложились несколько иначе. Когда Кварг понял, что ему уже не уйти из тюрьмы, то он постарался сделать все для того, чтоб хотя бы спасти своих родных и близких, которые к тому времени все были арестованы, и сидели в одной из тюрем Танусии. Кварг хорошо знал, что если не вернутся те, кого отправят за артефактами, то его родные или сгниют в тюрьмах, или будут отправлены на каторгу — в любом случае, им уже не жить. Вот Кварг и решил облегчить посланникам обратный путь, и вместе с дорогой до места, где он спрятал артефакты, парень передал мне знания и о том пути, которым он возвращался назад.

— И все это ты поняла на острове?

— Да. Причем понятие пришло как-то сразу...

— Понятно... Ты отчего дрожишь? Холодно?

— Да... — кивнула головой Олея. Ее и в самом деле начала бить крупная дрожь, что неудивительно: от холода подземелья и пережитого испуга женщина в прямом смысле этого слова мерзла, а налипшая на тело мокрая одежда только еще больше добавляла холода.

— И верно, пора идти, засиделись мы тут... — Бел встал. — Как тут открывается ход наружу?

— Примерно так же, как и внутрь... — Олея показала на кирпич, немного выступающий из каменной стены. — На него надо надавить... Погоди, я сама это сделаю!

Этот камень поддался куда легче, чем тот, что был на острове, и при помощи которого женщина закрывала лаз в подземный ход. Даже шума от сдвигаемой каменной плиты по сравнению с открывающейся плитой на острове здесь было куда меньше. То есть скип камня о камень, конечно, был — куда ж без этого!, но никак не скажешь, что это звук был уж очень громкий. Тем не менее, скребущийся звук камней в тот момент показался беглецам едва ли не самой лучшей музыкой на свете.

Первым на поверхность поднялся Бел, а затем Олея услышала его негромкий глосс:

— Можно выходить...

Увы, к тому времени женщина так замерзла, что с трудом поднималась по каменным ступенькам. Как видно, Бел понял, в чем дело, и его сильная рука почти что вытащила женщину на поверхность.

Темная южная ночь встретила Олею теплом, которое женщина вначале почти не ощутила — холод от мокрой одежды на теле был куда сильнее. После глухой тишины подземного хода и запаха затхлой воды, ночь показалась беглецам заполненной живыми звуками и пахнущей свежим ветром и сухой травой. По сравнению с непроглядной темнотой подземелья царящая на поверхности ночь вовсе не выглядела уж совсем непроницаемой... Да и луна светила на небе, пусть и не так ярко, как в ее родной Руславии, но, тем не менее, в темноте ночи хоть что-то было видно.

Все хорошо, можно сказать, замечательно, только вот судя по запаху воды и чуть слышному плеску волн, озеро находится хотя и позади них, но совсем недалеко отсюда, а значит, рядом с выходом из подземного хода могут находится каххи...

— Надо бы закрыть вход... — негромко произнес Бел.

— Сейчас...

Присев возле плиты, женщина поискала пальцами заржавевший железный стержень, почти не заметный снаружи, и с силой надавила на него. Вновь раздался скрип камня о камень, и плита медленно поползла на свое прежнее место, закрывая темное отверстие в земле.

Так, одно дело сделано. Беглецы еще раз внимательно огляделись по сторонам. Во мраке южной ночи не было видно ни одного огонька, ни на берегу, ни на острове...

— Похоже, на острове потух костер... — чуть растерянно произнесла Олея.

— Его просто из-за развалин не видно... — отозвался Бел. — И потом, тот огонь может быть совсем небольшим — ведь тут главное, чтоб он зверя отпугивал... Итак, куда мы идем дальше?

— Туда... — махнула Олея рукой куда-то в сторону. — Во всяком случае, Кварг направился именно в том направлении.

— Тогда пошли отсюда, и поскорей — чем раньше мы покинем это место, тем будет лучше. Для нас, разумеется.

Олея поднялась с земли, всем телом ощущая прилипшую к телу мокрую одежду. Может, хотя бы из сапог воду вылить? Хотя нет, не стоит понапрасну время терять, лучше сделать это чуть позже, когда беглецы отойдут от озера на пару-тройку верст.

Тем временем Бел взял Олею за руку.

— Пойдем вместе, а то ничего не видно — ни того, что вокруг творится, ни того, что находится под ногами.

— В смысле — падать, так вместе?

— Надеюсь, обойдется без падений. К тому же... — Бел чуть насмешливо хмыкнул. — К тому же меня уже давно за руку не водили.

— Бел, я боюсь темноты...

— О, Боги! — вздохнул мужчина. — Хотя бы говори потише... И иди побыстрей.

Однако едва беглецы успели сделать несколько десятков шагов, как Олея почувствовала легкий укол в ногу, а затем на той же ноге гирей повисло нечто ощутимо-тяжелое. Более того — женщина почувствовала, как там же в ее ногу впились острые когти. Неужели...

Олея со страхом протянула руку, и с опаской дотронулась до того существа, что сейчас находилось на ее ноге. Рука коснулась чего-то скользкого и влажного, да еще и чуть подрагивающего, а от прикосновения теплой ладони существо только глубже выпустило свои когти в человеческую плоть. Женщина с омерзением отдернула руку — как она и опасалась, это, по всей видимости, один из речных вампиров добрался до нее. Кошмар! Надо его немедленно снять!

— Бел... — Олея едва не вскрикнула в полный голос.

— А ну, тихо! — надо же, Бел, оказывается, может быть очень резким. — Не хватало еще, чтоб ты еще и взвизгнула!

— Бел, мне в ногу вампир впился...

— Где?

— Вот... Сними его с меня, пожалуйста!

— Не дергайся, стой спокойно... — остановившись, Бел присел возле женщины, осматривая присосавшегося паразита. — Точно, каххи, тут сомнений нет.

— Вытащи его, только поскорей!

— Подождешь немного. Отойдем подальше — тогда я с тебя эту дрянь уберу.

— Так мне что, так с ним и идти?! Да и как я могу передвигаться, если у меня на ноге такой вот... болтается... Тяжело, неудобно... И к тому же он когтями в меня вцепился!

— Так и идти. Ничего, придется тебе какое-то время перетерпеть. Ты, главное, особо ногой не дергай, а не то вампир тебе всю ногу располосует.

— А почему сейчас не снять с меня эту дрянь? Ты ведь можешь...

— Сама не понимаешь? Чтоб снять присосавшегося вампира — на это нужно какое-то время, пусть даже и немногое, но его у нас нет. Здесь слишком близко от воды, а каххи, как мы уже видели, по ночам выходят на берег. Хорошо еще, что в тебя вцепился всего лишь один вампир, а если бы их было с пяток? Кстати, если мы будем тут долго стоять, то могут появиться другие вампиры, и вот тогда нам придется невесело... Да и такой вот кровосос, раздавленный на земле — это след... В общем, потерпи, и постарайся двигаться без резких движений. Чем быстрей мы покинем это место, тем будет лучше.

Олея и сама понимала, что сейчас, пока они находятся рядом с озером, ни в коем случае не стоит останавливаться на месте, только вот как идти с висящим на ноге вампиром? Это не просто неприятно и страшновато, но еще и тяжело, неудобно... Руки чуть ли не сами тянутся, пытаясь ухватить кровососа и отшвырнуть его прочь от себя. Может, все же стоит попробовать сковырнуть с ноги эту присосавшуюся мерзость?

Однако в правоте слов Бела женщина убедилась почти сразу же, не пройдя и двух десятков шагов — она почувствовала еще один укол во все той же ноге, и передвигаться стало еще тяжелей. Судя по всему, сейчас на ноге Олеи висят уже два кровососа...

— Бел... — растерянно вырвалось у женщины, — Бел, их уже два... У меня на ноге повисли два вампира!

— Понял... — коротко ответил мужчина. — Не шуми и иди дальше, только будь осторожнее, и постарайся не споткнуться — упадешь на вампира, он тебе своими когтями всю ногу раздерет...

Делать нечего, надо слушаться Бела...Пусть каххи по своим размерам и не были особо крупными тварями, но, тем не менее, эти речные вампиры были довольно увесистыми, так что Олее приходилось идти, с усилием подволакивая ногу. Помимо этого у женщины было очень неприятно на душе — да и кому понравится, если кто-то, вцепившись в твою ногу, жадно сосет твою же кровь?! И пока что лучше не вспоминать слова Иннасин-Оббо о последствиях укусов речных вампиров... Содрать бы поскорей с себя этих присосавшихся тварей, но на это нужно время, а до той поры, пока беглецы не отойдут от озера на довольно приличное расстояние, снимать с себя этих кровососов ни в коем случае не стоит, а не то сюда на запах свежей крови от двоих раненых людей в два счета набегут и другие вампиры, благо в озере их хватает. Ну, а что бывает с теми, на кого со всех сторон накидываются речные вампиры — это Олея и Бел уже имели несчастье видеть...

Время текло медленно, и доводы рассудка к женщины становились все слабей, особенно если все время просто-таки ощущаешь, как из тебя кто-то в прямом смысле высасывает кровь, а мерзкие существа, висящие на твоей ноге, становятся все тяжелее и тяжелее... И Бел все время молчит, хоть бы сказал что-нибудь успокаивающее! Или бы просто что-нибудь сказал...

Олее показалось, что они прошли немыслимо долгое расстояние в темноте, и минуло невесть сколько времени, когда мужчина, наконец-то, решил остановиться.

— Все, привал. Прежде всего, мы от той пакости избавимся, что у тебя на ноге болтается. Только, прошу, постой спокойно, не дергайся...

Мужчина присел возле женщины, и Олея почувствовала, как один из вампиров, висящих на ее ноге, словно бы обмяк, даже немного выпустил свои когти из человеческой плоти. Это все хорошо, только вот женщина отчего-то никак не хотела смотреть на то, как Бел будет снимать с ее ноги присосавшуюся тварь — неприятно и противно. Ничего, можно и отвернуться...

Не прошло и минуты, как Олея услышала омерзительный хруст — это Бел наступил на голову вампиру, только что снятому с ее ноги. Все верно, эту тварь можно придавить и ногой, все одно подходящий камень в этой темноте искать не будешь.

Вскоре раздался еще один треск от раздавленных костей... Фу, все! Между прочим, Олея даже не почувствовала, как Бел вытаскивал из ее ноги этих присосавшихся тварей — да, прав был Иннасин-Оббо, когда говорил о том, что вампиры впрыскивают в кровь своих жертв что-то вроде обезболивающего...

— Бел, спасибо тебе огромное! Ой, а что ты делаешь?

— Ну, не тебе одной такое счастье привалило...

— Погоди... Эти твари... Они что, и на тебе повисли?!

— Не повисли, а повис, причем всего один. Сейчас я его сниму, и можно идти дальше.

Олея почувствовала неловкость — она ныла из-за двух повисших на ней кровососов, а Бела уже третий вампир кусает, и парень ничего не говорит! Надо бы и ей со своими капризами сдерживаться хоть немного...

Вновь раздался все тот же неприятный хруст, а затем голос Бела:

— Ну, все. И с этим делом разобрались.

— Раны бы наши перевязать... — вздохнула Олея.

— Темно. Рассветет — перевяжем, если, конечно, будет чем. И потом, раны от когтей этих тварей все одно подсохнут сами собой, если, конечно, не воспаляться от той грязи, что была на лапах речных вампиров. А вот что касается укусов этих милых созданий — тут дело обстоит куда хуже... Ну да ничего, придумаем что-нибудь. Пошли?

— Бел, давай передохнем минутку, а?

— Ну, если недолго, то я не против. Давай позволим себе небольшой привал. Пара минут отдыха — и мы пойдем дальше.

Женщина устало опустилась прямо на землю. Н-да, она здорово вымоталась...

— Бел, ты как думаешь, что сейчас творится на острове?

Олею действительно интересовал этот вопрос. Конечно, им обоим — Белу и ей, более или менее благополучно, но удалось уйти с острова, но вот остальные... Никто не спорит — там остались их враги, которые не стали бы жалеть своих противников, и в другое время женщина только бы порадовалась своему везению. Только вот если учесть, что на том острове, кроме людей остался и разъяренный кар"дайл... Кто бы и что не думал по этому поводу, но все одно как-то неправильно оставлять противников на съедение зверью.

— Что творится, спрашиваешь? — Бел присел на большой камень. — Трудно сказать, но с уверенностью можно утверждать одно — ничего хорошего там нет.

— Интересно, они поняли, куда мы пропали?

— Смешной вопрос. Конечно, поняли, а если и не поняли, то очень быстро сообразят, что к чему. Там, на острове, у входа в подземный туннель камни сдвигались с таким скрипом, что их не услышал только глухой. Не сомневаюсь, что эти звуки были прекрасно слышны и на берегу. И потом, мы же переговаривались между собой, и тихими наши разговоры не были. Да и кар'дайл в том месте долго мельтешил, голос подавал...

— А вдруг они решат, что нас кар'дайл сожрал? Или вампиры в озеро утащили?

— Кого ты имеешь в виду, говоря — "они"?

— Всех — и тех, кто остался на острове, и тех, что находятся на берегу. Ты как считаешь: они могут предположить, что мы погибли?

— Не надо считать противника глупей себя. Рано или поздно, но они нападут на наш след, тем более, что сделать это совсем несложно, особенно если среди преследователей будут хорошие следопыты. Ну, если возникнут определенные трудности, то можно пустить собак, а уж те-то без ошибки пойдут, куда надо. На наше счастье, люди, что сейчас находятся на берегу, собак с собой не взяли.

— Уверен?

— Собачий лай не утаишь, и это особенно трудно добиться от поисковых псов — они как раз и натасканы на то, чтоб голос подавать. И потом, тут не принято использовать собак в поисках.

— Но если собак нет, а они не знают, куда мы пропали...

— Если бы я был на месте наших преследователей, то, прежде всего, послал бы за хорошими собаками. Лучше с самого начла потерять полдня на ожидание, но позже это время окупилось бы сторицей.

А ведь он прав... — подумалось Олее. Сейчас Бел и она — это дичь, которая имела наглость утащить то, что кое-кто заранее уже считал своим. Можно не сомневаться в том, что за ними обязательно пустят погоню.

— Мужчины, что остались на острове... Ты считаешь — они живы?

— Я не любитель гаданий, за этим обращайся к Иннасин-Оббо, или к кому-то из тех, кто занимается предсказаниями. Вот они тебе все объяснят, на самые запутанные вопросы ответят, и по полочкам разложат, хотя, почти наверняка, наврут с три короба. Это вы, женщины, любите всякую чушь, а я что-то не очень верю гадалкам и предсказателям, которые для большей убедительности еще и обвешивают себя всякими магическими побрякушками. Может, кто-то из них и в состоянии сказать что-то умное, но то, что плетет большая часть из этих умников можно назвать коротко — бред сивой кобылы.

— Но ведь Иннасин-Оббо сказал правду о каждом из нас, когда раскладывал руны!

— Я тебе посоветую одно: к этому человеку лучше вообще не обращаться ни за каким ответом. Даже на самый интересующий тебя вопрос.

— Почему? Сейчас я вспоминаю, и мне кажется, что в его гаданиях все было верно!

— Ты можешь говорить потише? Что за привычка такая у женщин — трещать без остановки и на повышенных тонах!

— Ничего я не трещу, а просто пытаюсь поговорить с тобой! Ты раньше все время молчал, а сейчас разговорился, вот я и пытаюсь воспользоваться ситуацией. У меня так много вопросов, и я просто не знаю, как их тебе задать!

— Будет время — задашь, а я посмотрю, стоит ли на них отвечать... А пока постарайся запомнить одну простую истину: звуки в ночной тишине разносятся очень далеко, так что постарайся говорить шепотом, или хотя бы потише. Неужели это так сложно запомнить?

— Я просто волнуюсь...

— Понимаю. Только у меня все одно от тебя в ушах скоро будет закладывать.

— Бел, а ты давно служишь в тайной страже?

— О, Великие Боги, кажется, мы тут засиделись! — Бел встал на ноги. — Пошли дальше, а не то ты мне весь мозг вынесешь своей болтовней!

— Ну, и куда мы теперь направимся?

— Жду предложений от тебя. Впрочем, я должен сказать: чем быстрее мы доберемся до дома, тем лучше. Время поджимает, и это не просто слова. То, что нам удалось добыть перстень Сварга и пергамент — это замечательно, но теперь их надо доставить Руславию, причем без промедления.

— А в чем дело?

— Потом поясню, но, поверь — нам надо поторапливаться. А пока что ты скажи — куда нам надо идти?

— Пока не скажу. Знаю только, что нам надо двигаться вон туда... — Олея кивнула в темноту. -Я же говорю — дорога, да и знания о ней — все открывается передо мной постепенно. Если что вспомнится — скажу сразу же.

— Значит, туда... Беда в том, что я вообще не знаю здешние места — раньше судьба меня никогда не заносила в эти края. Придется ориентироваться по местности и по обстоятельствам. Ну, вставай, надо идти.

Вновь дорога, которую почти не различить. Надо же: вроде и передохнули немного, и идти особо никто не мешает, а все одно — быстрым их шаг никак не назовешь. Снова пошла холмы, и стали попадаться каменные россыпи. Тут и днем надо идти с опаской, а уж ночью!.. Понятно, что идти в темноте — дело опасное, тут спешить нельзя ни в коем случае.

Какое-то время молодые люди шли вместе, держась за руки и не говоря ни слова. Однако после того, как Олея пару раз споткнулась о торчащие из земли камни, да и Бел едва не растянул ногу, ступив в небольшую ямку, стало понятно, что и дальше идти в темноте рискованно.

— Ты хотя бы представляешь в общих чертах, куда мы идем! — через какое-то время спросил Бел, едва не оступившись в очередной раз.

— Пока что знаю не очень много. В той стороне находится небольшой поселок. Туда мы и направляемся.

— В какой поселок?

— Не знаю. Это даже не поселок, а всего несколько домов.

— Зачем?

— У меня такое впечатление, что ранее Кварг частенько ходил этой дорогой... — проговорила Олея. — Он же, можно сказать, вырос на том острове, с которого мы только что сбежали, и его, как самого молодого, частенько посылали по самым разным поручениям. Парнишка обычно уходил с острова подземным ходом, тем более что в то время по нему можно было спокойно идти, и никакой воды там и близко не было. Кстати, Кварг частенько именно в ночное время или уходил, или возвращался, и все для того, чтоб остаться незамеченным. Потому и я сейчас не заблужусь даже в полной темноте: просто мы с тобой идем по той дороге, где Кварг ходил долгие годы.

— Откуда знаешь?

— Говорю же: понимание приходит как-то разом...

— И куда же Кварг направлялся по поручению учителя? В тот поселок? Интересно, по каким таким делам?

— Видишь ли, на том острове, откуда мы удрали, раньше жил колдун — учитель Кварга, тоже далеко не праведник. Более того — этот человек всерьез грешил черным колдовством. По сути, именно из-за занятий того колдуна запретной магией позже к острову пригнали солдат, которые и снесли все, что там было. Но это было потом, а когда тот колдун был еще жив, на острове, вдали от людей, жило несколько человек — сам колдун и его помощники. Однако чем бы они там не занимались, какие бы опыты не ставили, но от обычной жизни им все одно было не уйти: каждому человеку нужна еда, одежда, обувь, да и много еще чего разного, а ведь все это кто-то должен купить, привезти, доставить... Вот Кварг сызмальства и ходил в тот поселок со списком того, что в данный момент нужно приобрести и доставить на остров.

— Если я правильно понял, то кто-то из жителей того поселка снабжал всем необходимым обитателей острова?

— Ну да. И вообще: именно оттуда шло все необходимое для жизни обитателей острова.

— Понятно. Раз так, то можно предположить, что жители того поселка занимались не очень праведными делами.

— Почему ты так решил?

— Судя по тому, что ты сказала, в том поселке должно было быть что-то вроде перевалочной базы контрабандистов.

— Я вроде ничего такого не говорила!

— Это и не требуется. Где находится тот поселок?

— Точно не знаю, хотя не должен быть уж очень далеко, раз Кварг туда частенько заглядывал.

— Верно.

Олея шла по памяти Кварга, понимая, где нужно сворачивать, где обойти холм или очередную груду камней, но, в любом случае, беглецам приходилось быть очень осторожными, и идти медленно — лучше потерять во времени, чем вывихнуть ногу. Из-за всех этих предосторожностей до нужного места они добрались не скоро. Стояла глубокая ночь, когда уставшая женщина остановилась.

— Сейчас свернем за этот холм — и там будет селение.

— Понял. Единственное, что мне пока не ясно — стоит ли заходить в него, или это селение лучше обойти стороной. Кварг, как я понял, в него заглядывал, когда проходил тут в последний раз?

— Что я могу сказать? Только то, что, уходя отсюда, Кварг был очень расстроен. Не зол, как на том постоялом дворе, где он едва не сцепился с прощелыгой-хозяином, а именно расстроен. Если же мы сюда не будем заходить, то в нескольких часах пути отсюда находится еще одно селение, и довольно большое. Только вот идти туда в темноте не стоит — надо где-то переночевать, а не то (ты уж меня извини) я что-то устала...

— Ладно, рискнем, зайдем в один из домов. Все одно до восхода солнца нам надо где-то пересидеть, идти дальше в темноте просто опасно. Нам и без того надо бы без благодарить Богов за то, что мы ничего себе не переломали! Да и передохнуть явно не помешает. Только давай сейчас будем поосторожнее — мало ли кто здесь может обитать...

Однако это оказался не поселок, а его печальные воспоминания. Пяток разрушенных домов, и только в одном, похоже, сейчас кто-то жил — насколько можно было разобрать в темноте, стоящий в середине бывшего поселка небольшой каменный дом выглядел удивительно целым. К тому же в воздухе ощущался почти неуловимый запах дыма — похоже, кто-то с вечера готовил себе еду на костре или в очаге. Вон, даже коза голос подала — как видно, в загоне стоит... Понятно, что селение не совсем заброшено, и в нем есть жители.

Бел кивнул в сторону самых крайних развалин — там, мол, пересидим до рассвета. Верно, почему бы и нет? Что этот дом, что другой — без разницы, сейчас для беглецов главное, чтоб их не заметили.

Однако добраться до выбранного места они не успели: распахнулась дверь единственного уцелевшего дома, и на пороге, в слабом свете тлеющего очага, показался человек. Все бы ничего, но рядом с ним была большая собака, которую мужчина придерживал за ошейник, а та глухо рычала. Счастье, что не лаяла.

Олея услышала, как Бел негромко ругнулся про себя. Верно, о собаке они и не подумали... Правда, оправданием может послужить тот удивительный факт, что собаки в здешних местах почти не встречались. Вернее, они, разумеется, были, только вот в этой стране собака, как и конь, являлись чем-то вроде символа зажиточности и богатства. Еще собак разрешалось иметь только в охране и стражникам, но и тех собак было, что называется, наперечет. Почему в Берене так относились к этим животным — непонятно, но отчего-то в традициях этой страны было не принято иметь в доме четвероногого друга. Но не это самое удивительное: тех, кто имел в своем хозяйстве собак, обкладывали немалым "собачьим" налогом. Оттого-то простые люди Берена не могли позволить себе иметь в своем хозяйстве этих четвероногих зверей, которые во всем мире считались друзьями человека и его помощниками. Так что неудивительно, что беглецы никак не ожидали встретить собаку здесь, в этих бедных и пустынных краях.

Тем временем мужчина, все так же стоял на пороге, вглядываясь в темноту. Олея и Бел находились довольно далеко от него, и мужчина увидеть их никак не мог, но, тем не менее, беглецы стояли неподвижно, не решаясь сдвинуться с места. У Олеи была слабая надежда — вдруг случится чудо, и хозяин их не заметит и собака не учует? Хотя, — внезапно с горькой усмешкой подумалось Олее, — хотя такая мысль могла придти в голову только блондинке, каковой она, по сути, и является... Вон, и Бел оглядывается по сторонам — понятно, ищет камень, которым, в случае чего, можно попытаться отбиться от собаки. Да разве от такой здоровой собаки камнем отобьешься? Во всяком случае, одним ударом ее вряд ли свалишь с ног...

Мужчина что-то крикнул в темноту, и, не услышав ответа, вновь крикнул, но на этот раз более резко и сердито. И пес уже не ворчал, а зарычал, показывая острые клыки... Да, от такого камнем не отмашешься, а другого оружия, кроме пары ножей (которые еще на острове Бел успел прихватить с собой) у них не было. Конечно, можно попытаться действовать и ножом, но не стоит прибегать к крайним мерам. Бел чуть сжал руку Олеи — похоже, выбора нет, надо отзываться...

— Насчет этого человека... — прошептал он на ухо Олее, — насчет него у тебя...вернее, у Кварга, были какие-то ощущения?

— Вроде ничего плохого нет... — так же тихо прошептала ему в ответ женщина. — Говорю же — Кварг покинул это поселок расстроенным, но не обозленным.

— Ну, раз так...

Мужчина вновь что-то раздраженно крикнул, и Бел отозвался, чем немного успокоил незнакомца. Разговор у них был недолгий, а затем Бел все так же держа Олею за руку, пошел к мужчине. Несколько шагов вперед — и они очутились едва ли не напротив все так же стоящего на пороге дома человека. Теперь Олея смогла рассмотреть его лучше. Как оказалось, он очень стар, причем возраст мужчины определить было невозможно, но, судя по тому, с каким трудом он передвигался, по количеству морщин, избороздивших лицо, и по совершенно седым волосам можно было понять, что перед ними стоит человек более чем преклонного возраста.

Все так же держа за ошейник своего огромного пса, старик, прихрамывая, и с трудом переставляя ноги, спустился с порога на землю, медленно подошел к стоящим перед ним людям и внимательно всмотрелся в них, затем протянул руку и потрогал одежду Бела. А ведь она не совсем высохла... — пришло в голову Олее. — И в сапогах вода хлюпает... Неужели старик понял, откуда они пришли?

Словно отвечая на мысли женщины, на лице мужчины появилась чуть заметная ухмылка, и он кивнул головой в сторону открытой двери дома — заходите, мол, нечего тут топтаться. Конечно, в другое время Олея никогда бы туда не пошла, но сейчас она очень устала, и вдобавок было понятно, что не стоит отказываться от приглашения человека, подле которого находится такая большая собака, к тому же недружественно настроенная к незваным гостям.

Обстановка внутри дома была если не нищенская, то, можно сказать, бедная — очаг, лежанка, стол, нечто похожее на лавку... Вот на нее-то Олея опустилась с огромным удовольствием, рядом присел Бел, а напротив них встал старик, по-прежнему не отпуская от себя собаку, которая, глядя на ночных гостей, и не думала прятать свои огромные клыки.

О чем заговорили старик и Бел — этого Олея не поняла, просто она не знала языка, на котором беседовали меж собой мужчины (а говорили они, похоже, на языке этой страны), да и старик особо не уделял ей внимания — разговор с Белом интересовал его куда больше. Правда, ей показалось, что несколько раз промелькнуло имя Кварга, но вполне могло быть и так, что ей это просто послышалось...

Под незнакомую речь Олея незаметно для себя задремала, а когда открыла глаза, то увидела, что старик и Бел сидят за столом, и о чем-то беседуют, причем говорил в основном старик, а Бел его внимательно слушал. Вроде все в порядке, так что можно снова закрыть глаза, впрочем, они и без того закрылись сами собой...

Из поселка они уходили наутро, когда едва-едва стало рассветать, и при слабом свете тающих сумерек беглецы рассмотрели несколько сожженных и разрушенных домов. Эти развалины вновь напомнили Олее об острове, откуда им удалось уйти. Ну, там были одни разрушения, а в этом поселке оказался единственный уцелевший дом, так же как и старик был тут единственным жителем. Впрочем, беглецы заметили, что и этот дом кто-то всерьез подлатал — похоже, ранее он был в ничуть не лучшем состоянии, чем окружающие его развалины.

Поселок в свете дня производил удручающее впечатление, казалось, что никто в здравом уме здесь жить не будет. Однако подле дома старика из-под земли бил родник, что в засушливых здешних местах было если не роскошью, то источником жизни. Отойдя подальше, Олея оглянулась: старик стоял, глядя им вслед, но, однако, не делая никаких попыток пойти за ними вслед, или же просто уйти в свой дом. Он так и простоял в дверях дома до того времени, пока нежданные гости не скрылись за холмом.

Чуть позже, уже в дороге, Бел вкратце рассказал Олее, о чем именно он беседовал со стариком всю ночь, и тот разговор оказался небезынтересным. Прежде всего, выяснилось, что старик вовсе не так прост, как могло показаться на первый взгляд, и сразу понял, что к его дому пришли люди из числа тех, кто уносит ноги от крупных неприятностей, а поговорить дедуле хотелось — что ни говори, а иногда одиночество бывает очень тягостным. Старик, и верно, уже давно жил здесь в полном одиночестве, и появление новых людей было для него настоящим событием. К тому же, глядя на мокрую одежду подошедших, он прекрасно понял, откуда именно к его дому пришли эти люди — во всей округе было только одно озеро.

А может, дело было в том, что Бел с самого начала правильно просчитал этого старого человека, и верно построил свой разговор с ним. Для начала Бел честно сказал мужчине, что они — беглецы, удрали с острова, находящегося посреди озера, куда пришли целой группой, но так получилось, что двоим из той компании пришлось срочно делать ноги... Заодно Бел сразу же предупредил старика, что за ними может быть погоня, и добавок Бел сообщил, что пришли сюда, в этот поселок не просто так, а еще и потому, что здесь когда-то останавливался Кварг, ныне погибший...

Такая открытость пришлась по вкусу старику, хотя известие о смерти Кварга его, судя по всему, расстроило. Недаром после этого известия он разговорился, и хотя ничего особо интересного не поведал, но, все же вспомнил кое-что из своего прошлого. Этот старик, и верно, помнил Кварга еще мальчишкой, с того времени, как тот впервые появился на острове колдунов. Тогда юный Кварг, исполняя роль мальчика на посылках, только-только начал приходить в этот поселок, жители которого, и верно, снабжал обитателей острова всем необходимым. Впрочем, с этими поручениями от своего учителя Кварг и в дальнейшем не раз заглядывал в поселок. Продолжалось это лет десять, не меньше, до самого взросления Кварга, и оттого этот парень прекрасно знал всех жителей поселка. Ну, что о нем можно было сказать? Хороший парнишка был, вежливый, толковый, хотя и себе на уме... Ну да там, на острове, все были далеко не простыми людьми.

Каждый раз, приходя в поселок, мальчишка приносил с собой список того, что бы хотели купить колдуны, а самого разного добра (еды, одежды, разных трав и много еще чего) на тот остров требовалось немало, причем как для самих колдунов, так и для их гостей. Как это ни странно звучит, но посетители туда то и дело приезжали, каждый со своей нуждой: кому тайное зелье по особому рецепту надо было изготовить, кому врагов колдовством извести, а кто еще по какой надобности, о которой посторонним знать не стоит... За оказанные услуги, разумеется, заказчики платили хорошо, так что колдуны особой нужды ни в чем не испытывали.

Хотя приезжающие на остров гости и пытались сохранить свои посещения в тайне, но подобное не всегда получалось — всех посетителей на лодках к острову доставляли, и на лодках же оттуда увозили, причем в роли лодочников обычно были люди из этого поселка. Как они потом не раз рассказывали — каких только знатных да богатых господ к колдунам на остров не доставляли!.. Как говорится, всяких насмотрелись, причем приезжие, как правило, были щедрыми людьми, на чаевые не скупились. В общем, неплохо тогда жил народ в этом поселке, не бедствовал — у них, кроме того, что им люди с острова платили, еще и свои заработки были. Какие? Ну, мало ли...

Правда, надо признать, что в то время было и кое-что плохое: кроме денег, с этого острова шли еще и всякие неприятности — призраки, привидения, зверье какое-то непонятное, а то, бывало, и мертвых людей в округе находили... Это, кстати, понятно и объяснимо — все же жившие на том острове колдуны плохими делами занимались, так что с наступлением ночи к тому острову лучше было и близко не подходить. А уж если говорить совсем откровенно, то и в самом поселке с наступлением темноты из своих домов вообще никто из жителей даже нос на улицу не высовывал до самого рассвета. Почему? Да все потому — жить всем хочется, а обитатели острова много чего у себя натворили, как хорошего, так и очень плохого, в том числе и того, что приходило только ночами, и исчезало с рассветом...

Однако в один далеко не прекрасный момент все закончилось: нагрянули солдаты с магами, и снесли все на том острове. Позже донеслись слухи о том, что при тех боевых действиях немало людей полегло, но и колдунов, обитающих на острове, всех извели подчистую, ни один не ушел. Ну, а потом солдаты с магами (из числа тех, что остались живы) принялись и округу зачищать от созданий колдунов — тоже, говорят, зрелище было не для слабонервных, и кровь там лилась, словно из ведра...

Кварга в это время на острове не было — его незадолго до того учитель куда-то по делам отослал, причем отсутствовал парень довольно долго, и вернулся чуть ли не через седмицу после того, как солдаты ушли. Узнав, что случилось, Кварг первым делом на остров кинулся, а на следующий день вернулся в поселок, причем парень был настолько расстроен, что сам на себя непохож. Как он рассказал собравшимся вокруг него людям — на острове всех истребили, все разрушили, и делать там больше нечего... Как видно, парень искренне надеялся на то, что, мол, кто-то из бывших обитателей острова сумел укрыться в подземном ходе (о существовании которого догадывались многие), но, увы, его ожидания не оправдались — живых он там не нашел, как и мертвых — тела погибших солдаты переправили на берег, и там сожгли, чтоб, дескать, и духа от тех черных колдунов не осталось...

А вот почему никто из колдунов не выжил... Понятно — не просто же так вместе с солдатами пришли маги — как видно, у них приказ был — всех обитателей острова извести под корень. Конечно, можно было бы попытаться уйти подземным ходом, благо именно для подобного чрезвычайного случая он когда-то и был сооружен. Беда в том, что при осаде и обстреле острова разрушилась стена того здания, подле которой и начинался тот самый подземный ход, и, как видно, разлетающиеся обломки что-то всерьез задели в сложном механизме, что открывал вход в тоннель. Проще говоря, плита не сдвигалась с места, и оттого в подземный коридор было никак не попасть. Скорей всего именно по этой причине так и не сумел спастись никто из его друзей...

А ведь тогда Кварг разобрался, в чем была беда, отчего вход в подземный ход не открывался, и парень очень сокрушался, что его товарищи погибли из-за сущей ерунды — оказывается, в паз механизма попал совсем небольшой камешек, да еще чуть погнулась шестеренка. Ну, камешек Кварг вытащил, а вот с шестеренкой ничего поделать не смог: как парень ни старался, но у него так и не получилось ее выпрямить, а запасной шестерни под руками не оказалось. Вернее, на острове она должна быть, только вот как ее отыскать среди сплошных развалин? И потом, похоже, все имущество с острова было вывезено... Так что отныне вход в подземелье полностью не открывался — плита сдвигалась только до середины, потом застревала, и продвинуть ее дальше не было никакой возможности. ( А ведь и верно! — невольно подумалось Олее. — У них каменная крышка тоже раскрылась только до середины лаза. Окажись Бел хоть немного пошире в плечах, или чуть пополней — ни за что бы не попал внутрь! ).

Так вот, посидел Кварг еще часок в поселке, погоревал, а потом распрощался со всеми, да и ушел, а куда именно собрался и надолго ли покидает здешние места — об этом никому не сказал. Только и обронил перед уходом — земля большая, поищу себе уголок...

А еще через какое-то время и у них в поселке солдаты появились — дескать, вы с теми колдунами давно общие дела имели, так что за подобное должны отвечать по закону! Кроме того, дознаватели, что пришли с солдатами, откопали много разных грешков, висящих на здешних обитателях... Хм, можно подумать, будто кто-то из людей без греха!? Всем на что-то жить надо, только вот кому из власть держащих до этого есть дело?!

В общем, разборки закончились печально: разрушили и их маленький поселок, а всех жителей угнали — кого в тюрьму, кого на каторгу, а кого и на плаху... Были и такие, кого просто изгнали. Ну, тут уж кому как повезет.

Что же касается этого старика... Он ни слова не сказал о том, где был все это время, лишь упомянул, что сумел вернуться сюда, в свое старое селение, всего лишь год назад, чтоб, как он выразился, "в покое и тишине доживать оставшиеся дни своей жизни". В этом разрушенном и пустом поселке он восстановил один из домов, и с тех пор не покидал его пределов, жил тут вдвоем со своим псом. Старик был искренне удивлен, когда однажды к нему в дом заявился Кварг.

Конечно, с момента их последней встречи прошли годы и годы, и Кварг уже не был тем молодым парнишкой, которым он оставался в памяти старика со времени их последней встречи. Сейчас в поселок пришел взрослый мужчина, волосы которого уже тронула седина, а на лице залегли первые глубокие морщины. И еще Кварг выглядел очень усталым, хотя был искренне рад встрече со старым другом. Кстати, его одежда тоже была чуть влажной... Позже Кварг сказал старику, что, мол, захотел проведать те места, где вырос, только вот увиденное не принесло ему ничего, кроме разочарования. И еще он очень расстроился, когда увидел, что и от селения, в котором он когда-то в детстве провел столько времени, остались только печальные воспоминания. Все, говорит, разрушается, как здесь, так и в том месте, где раньше жил его учитель. Если так пойдет и дальше, то от острова его учителя и от творений древних мастеров вообще ничего не останется...

Кварг провел в поселке ночь, и ушел, оставив старику несколько золотых монет, а заодно и строгий наказ: жить только здесь, никогда не ходить в сторону озера, и уж тем более не отходить куда-либо от него. Дескать, неподалеку от озера поселился такой человек, по сравнению с которым все убийцы, сидящие в тюрьме Иорнала — благовоспитанные мальчики из хороших семей!

Все это Бел рассказал Олее, пока они шли от дома старика до дороги. Кроме того, Бел поведал старику и о том, что Кварг погиб. Старый человек, услышав эту новость, расстроился, хотя в целом отнесся довольно спокойно, можно сказать, философски: мол, этого и следовало ожидать. Почему? Да просто уж очень Кварг был дерганый, да еще и признался, что ввязался в очень опасное дело, в одно из тех, где легко можно потерять голову. Оттого парень и у старика не стал задерживаться — надо, говорит, ковать железо, пока горячо...

— Ты как думаешь... — спросила Олея. — Как считаешь, старик понял, кто мы такие?

— Если не все, то кое-что этот дед сообразил. Старик, как я понял, вовсе не глуп, и тоже далеко не праведник, а в силу своего возраста ко многому относится довольно спокойно.

— А если сюда по нашим следам придут люди, и будут расспрашивать о нас?

— Можно и без "если". Обязательно придут, и, без сомнения, начнут расспрашивать старика о нас. Ну, что можно ответить на твой вопрос? Этот человек особо упираться не станет, хотя до глубины души ненавидит местную стражу.

— То есть, если его спросят, то старик о нас выложит все?

— А какой ему смысл таить правду? Мы ему не друзья, не родственники. Думаю, старик на допросе расскажет лишь то, о чем я его расспрашивал, а также то, что сочтет возможным и нужным. Может, приврет немного — говорю же, что стражников он ненавидит до глубины души...

— Интересно, зачем Кварг уходил с острова подземным ходом? — спросила Олея. — Вполне мог добраться до берега и подводной дорогой. Это проще и безопасней, особенно если учесть то, что от речных вампиров он мог защититься — все же знал не одно заклинание против этих тварей...

— Наверняка парень тоже не просто так рисковал... — задумчиво ответил Бел. — Ведь он тоже не мог знать, полностью затоплен тоннель под озером, или нет. Ты же сама говорила, что Кварг почти что убегал от жреца вайду. Я допускаю, что все того же кар'дайла жрец послал вслед за Кваргом. Думаю, старичок не желает отпускать тех, кого не сумел подчинить себе. И потом, для него просто опасно оставлять свидетелей — люди же не дураки, понимают, что в этих местах творятся отнюдь не добрые дела.

— Так ты считаешь — Кварг так рисковал из-за того, что вслед за ним был послан кар'дайл?

— Я допускаю такую возможность. А ты что скажешь по этому поводу?

— Ничего. В моей памяти только путь под водой, и ничего больше. Судя по всему, Кварг был очень выдержанным человеком.

— Лучше бы он своей выдержанной головой вовремя сообразил, что попавшие в его руки артефакты — это смертельно опасные предметы... — в голосе Бела было чуть заметное раздражение. — Верни он вовремя артефакты в Руславию — сейчас жил бы себе припеваючи! Не думаю, что Правитель пожалел бы золота за возвращение перстня и манускрипта. Но парень предпочел играть в свою игру, куда более опасную и рискованную. Вот и доигрался.

— Бел, ты помнишь, когда мы вылезли из подземного хода, и вновь его закрывали, то раздавался довольно громкий звук — скрип камня о камень... Как думаешь: те, кто находился на берегу — они пойдут искать источник этого звука?

— Ночью — вряд ли. Слишком опасно, и слишком много речных вампиров. А вот с рассвета наверняка пойдут искать то место, откуда раздавался этот непонятный звук. Скорей всего, сразу его не отыщут, а если и найдут — то вряд ли сразу кинутся по нашим следам — для начала в подземный ход сунутся, только вот далеко пройти по нему не сумеют...

Какое-то время шли молча, но потом Олея вновь заговорила.

— Бел, а этот человек не сказал, кто построил все это? Ну, я имею в виду все то, что находится на этом острове колдунов. А еще деревянную дорогу под водой, и подземный ход...

— Старик, похоже, не имеет об этом никакого понятия. И потом, все это было построено еще задолго до его рождения. Этим сооружениям не одна сотня лет.

— Как?!

— Да, поверь мне на слово, ты не ослышалась. Я, конечно, не знаю, кто все это соорудил, но понимаю, что этот кто-то был гениальным человеком, и строил на века. Только вот с той поры, как все это было построено, прошли многие десятилетия, и то, что сейчас на том острове снесли постройки, и постепенно начинается затопление подземного хода — это, так сказать, последнее действие...

— Не сомневаюсь, что в свое время на строительство тех сооружений ушло немало сил. А уж про деньги я и не говорю...

— Согласен.

— Кстати, о деньгах... Бел, нам надо еще долго добираться до Руславии, а в карманах у нас пусто...

— Тут ты не совсем права — на первое время денег нам хватит, а потом видно будет.

— Бел, извини за вопрос, но твоя лошадь утонула, а тебя обыскали, и я сама видела, что забрали твой кошелек...

— Чтоб ты больше не отвлекала меня на всякую ерунду, поясняю: я забрал деньги из сумки Юрла. Не волнуйся, не последнее выгреб. Юрл — парень запасливый, да и снабдили его в дорогу, не скупясь. Во всяком случае, у него с собой был прихвачен не один туго набитый кошелек. Естественно, что искать все его деньги мне было некогда. Схватил то, что успел найти. Надеюсь, — хмыкнул Бел, — надеюсь, ты не считаешь это грабежом?

— Нет... Но...

Однако Бел все же уловил почти незаметную нотку растерянности в голосе Олеи.

— Надо же, какая щепетильность для женщины, которую до того обвиняли в воровстве... Ладно, извини меня и, пожалуйста, не обижайся — я, кажется, неудачно пошутил. Ну не умею я с девушками разговаривать, вечно какую-нибудь чушь выдам, или нелепость брякну! И шутки у меня дурацкие, признаю! Забудь, ладно? Виноват, прости.

— Ничего, бывает...

На самом деле Олея чуть растерялась: вот к чему она не привыкла, так это к тому, чтоб мужчина просил у нее прощения. Это ей то и дело приходилось подходить к Серио после каждой размолвки и просить у мужа прощения, даже в том случае, если он был неправ. Как-то так получалось, что именно она оказывалась виновной во всех неприятностях, происходящих в их семейной жизни, а заодно и в том, что в их отношениях с мужем многое шло не так...

— Бел, все нормально. Я тоже не подумала, когда задавала тебе этот вопрос. Ведь понятно, что без денег нам не добраться до дома.

— Далеко еще до дороги? — перевел Бел разговор на другое.

— Не очень...

Олее очень хотелось как можно быстрей покинуть это место: ей отчего-то казалось — стоит им выйти туда, где есть люди и где не знают об этом озере — с того времени они с Белом уже не будут в опасности. Глупые надежды, но в них хотелось верить.

Глава 10

И верно — вскоре они вышли на узкую тропинку, которая менее чем через час вывела их на довольно широкую проселочную дорогу. Несмотря на ранний час, тут уже были люди, пусть и не очень много: и впереди, и позади Олеи и Бела виднелось несколько небольших, тяжело груженых повозок, шли крестьяне с корзинами, или же люди просто направлялись куда-то по своим делам... Все правильно: народ с утра пораньше торопится в город, чтоб продать там свой нехитрый товар, а обратно пойдут позже, ближе к полудню. На двоих людей, вышедших на дорогу, никто не обратил внимания — еще двое путников, спозаранку идущие на рынок, или еще куда-то, по семейным надобностям.

Бел еще заранее пояснил Олее, что им надо как можно быстрее дойти до ближайшего поселка, купить там кое-что в дорогу, а уж потом направляться дальше, тем более, что, по словам Олеи, Кварг шел именно этой дорогой. Правда, пока что женщина не могла ответить на вопрос — куда именно из поселка направился Кварг?

Беглецам надо было дойти до Архо — в здешних захолустных местах это было самое большое селение, по местным меркам почти что город. Именно туда с утра пораньше и стекались местные жители: там с раннего утра и до полудня было что-то вроде большого базара. Проще говоря, рынок в Архо был центром жизни целого округа. В свое время Кварг, уйдя от старика, тоже направился именно в то большое селение.

Бел и Олея шли в Архо не только оттого, что именно этой дорогой не так давно шел Кварг, но еще и оттого, что им надо было как можно быстрей убраться из этих мест.

Дорога... Обычная пыльная грунтовка под палящим солнцем. Беглецам надо было дойти до какого-то большого поселка, чтоб сбить со следа собак: Бел по-прежнему был уверен в том, что собак сюда привезут, и пустят по следу сбежавших людей. По дороге он коротко рассказал Олее о том, что запреты на использование собак давно уже пытались отменить стражники: дескать, подобные ограничения очень мешают службе! И верно, надо признать: если б некоторые старики в руководстве стражи не продолжали упрямо цепляться за устаревшие традиции, то Белу и Олее пришлось бы плохо. Пусти сейчас стражники по их следам собак, хорошо выдрессированных на поисках людей, и ни Бел, ни Олея уйти бы не смогли.

Была опасность, что еще в дороге беглецы привлекут внимание своей слишком светлой кожей, а также голубыми глазами и совершенно необычными для этих мест золотистыми волосами молодой женщины. Понимая это, еще перед уходом из дома старика, Бел за несколько серебряных монет приобрел у него пару старых, потрепанных головных уборов. Эти шапки, похожие на чалму, полностью закрывали голову, а концом свисающего шарфа можно было прикрыть от солнца нижнюю часть лица — кстати, именно таким образом поступали многие из местных, спасаясь от лишком жаркого южного солнца.

Правда, голубые глаза женщины было никак не спрятать, так что ей пришлось очень низко надвинуть головной убор на глаза. Олея не раз пыталась представить, как они с Белом выглядят со стороны. Получалось, что вид у них, скажем так, не очень привлекательный, но все одно — выбирать не приходилось, да к тому же одежда, еще ночью высохшая прямо на их телах, была мятой и довольно неопрятной с виду. Впрочем, и у тех крестьян, что вместе с ними шли по дороге, вид был немногим лучше: почти у всех была далеко не новая, ношеная — переношенная одежда, а то и просто заплатанная. Судя по внешнему виду тех, кто шел по дороге, особым богатством жители здешних мест похвастаться не могли. Правда, беглецы были одеты несколько иначе, не так, как одевались живущие здесь крестьяне, но тут уж ничего не поделаешь. Плохо и то, груза в их руках почти что не было (потрепанный мешок Бела не в счет), а крестьяне с пустыми руками на базар обычно не ходят. Все бы ничего, только вот стражники в большом селении могут остановить подозрительных людей, а это крайне нежелательно. Вот Бел и сказал негромко Олее: надо что-то придумать, чтоб избежать проверки при входе в селение.

— Бел... — негромко сказала Олея. — Я же здешнего языка не знаю...

— Представь, я это заметил. По счастью, его довольно неплохо знаю я, так что тебе лучше молчать все время. Договорились?

— Да.

Плохо и то, что понемногу начинают ныть укусы вампиров, и раны, нанесенные их когтями. Правда, женщина так и не решилась посмотреть на них — отчего-то было страшновато увидеть эти раны на своем теле. Не сказать, что боль была сильной, но, тем не менее, вполне ощутимой. Нет, ну надо же: всего лишь несколько часов, как поранились, и уже начинает отдавать болью! Быстро воспалилось, хотя этого и следовало ожидать при той грязи, что была в озере и на длинных когтях речных вампиров. Впрочем, о чем-то таком предупреждал Иннасин-Оббо. Все-таки надо было раны осмотреть... Ой, нет, лучше не надо — если не видеть подобное, то и на душе спокойнее!

Олее удалось поспать всего лишь несколько часов за ночь, Бел же вообще не сомкнул глаз, хотя, глядя на него, никак не подумаешь, что этот человек уже сутки проводит без сна. Тем не менее, беглецы пока не чувствовали усталости и быстро шагали по дороге. Время от времени они оборачивались назад, но погони пока что не было. А ведь вскоре она появится — в этом сомнений нет, и искать будут идущих рядом мужчину и женщину. Конечно, можно было разъединиться, и идти на некотором расстоянии друг от друга, только вот дело в том, что в здешней стране было не принято того, чтоб женщины в одиночку пускались в путь, пусть даже по известной всем дороге до рынка.

Когда впереди показалась цепочка женщин, идущая вдоль дороги по направлению к Архо, то беглецы поначалу не обратили на них особого внимания — ну, идут себе женщины, и пусть идут дальше. В этой стране Олея уже не раз видела подобных женщин, одетых в черную одежду, и куда-то идущих одна за другой, только вот она никогда не задавалась вопросом — кто это такие? Если честно, то подобное ее никогда не интересовало — в конце концов, мало ли какие обычаи могут быть в чужой стране? Вот и сейчас Олея не стала вглядываться в женщин, зато Бел, взглянув на цепочку женщин, просто-таки встрепенулся.

— Слушай, может быть, нам удастся дойти до Архо, не привлекая к себе никакого внимания.

— Как?

— Видишь их? — кивнул Бел в сторону женщин. — Это плакальщицы.

— Кто-кто?

— Плакальщицы. Во многих странах Юга таких вот женщин принято приглашать на похороны — оплакивать умерших.

— Зачем? — не поняла Олея. — Для этого есть родственники и знакомые...

— Здесь такой обычай, и работа плакальщицы считается довольно уважаемой. Конечно, не каждый из родственников умершего может позволить себе подобную роскошь: все же приглашение плакальщиц стоит довольно дорого, но зато и присутствие их на похоронах показывает, что родственники искренне горюют об усопшем! Вот эти женщины с самого раннего утра приходят на рынок, и там ждут, когда их позовут на очередные похороны. Ну, тут уж как повезет (если можно так выразиться): в какой-то день можно и на двое-трое похорон успеть, а можно и за целую седмицу ничего не заработать... Но это так, для сведения. А сейчас пошли к ним. Встанешь в хвост этой цепочки, и будешь идти вместе с плакальщицами.

— Для чего?

— Видишь ли, тут считается чем-то вроде правила хорошего тона, если кому-то из идущих на похороны или к тяжело больному человеку удастся по дороге присоединяется к такой вот цепочке. Плакальщицы к таким вещам относятся спокойно, тем более, что за подобное присоединение в дороге надо заплатить, пусть и немного, старшей из этих женщин. А что касается тех, кто присоединился в дороге к плакальщицам — считается, что таким образом они как бы заранее начинают горевать о ком-либо... В общем, хватит болтать!

— Но...

— Ты, главное, помалкивай, и не говори ни слова — я скажу, что ты, узнав о смерти горячо любимого родственника, уже который день не хочешь ни с кем разговаривать.

— А ты пойдешь рядом?

— Я буду неподалеку. Мужчинам не положено идти среди плакальщиц.

Женщин догнали быстро, и Олея молча пристроилась в хвост цепочки, а Бел, в свою очередь, догнал пожилую женщину, которая возглавляла эту небольшую процессию, почтительно поклонился, что-то сказал и протянул серебряную монету, а после отошел в сторону. Одетая во все черное женщина, мельком взглянув в сторону Олеи, кивнула головой, и пошла дальше. После этого никто из плакальщиц не обращал внимания на только что присоединившуюся к ним женщину: все по правилам, новенькая имеет право идти с ними, и за их будущие слезы уже заплачено. Правда, идти последней Олее тоже было несколько не по себе, но, по счастью, не прошло и четверти часа, как к цепочке плакальщиц присоединились еще две женщины, так что среди той скорбной группы Олея уже нисколько не выделялась. Бел шел неподалеку, вместе с мужьями тех женщин, что недавно присоединились к Олее, и даже сумел завести с ними разговор. Те люди тоже были одеты небогато, и шли налегке — все же когда направляешься в путь по столь печальному поводу, как болезнь или смерть родственника или знакомого, то вряд ли потащишь с собой что-то на рынок или на продажу — не до того... Теперь даже Олея признала — вряд ли кто из стражников придерется к людям, идущим на похороны.

Архо, и верно, оказалось довольно большим селением с широкой площадью на окраине, отданной под базар. Конечно, того шума и гомона, что так удивил Олею в Иорнале, тут не было, однако громких криков хватало и тут. Народу на базаре тоже было немало, но понятно, что после полудня тут никого не останется: именно тогда наступает самое жаркое время, которое лучше пересидеть в тени, да и у каждого человека есть свои дела.

Конечно, неплохо бы приобрести пару лошадей, да вот только их никто не продавал на этом провинциальном базаре: для местных жителей лошадь — это огромное богатство, которое вряд ли может позволить себе хоть кто-то из них. Да что там лошадь! Тут даже ослика было невозможно купить. О таких значимых покупках продавец и покупатель договаривались заранее, тогда же и в цене сходились. А если же кто-то вздумает купить ослика прямо на этом базаре, то ему следует знать: в здешних местах такую дорогую и значительную покупку за четверть часа не совершишь — хозяин животного будет торговаться долго и упорно, да и подобное приобретение сразу привлечет к себе внимание всего базара. В общем, беглецам и дальше придется полагаться только на свои ноги.

Бел не стал терять даром время. Не прошло и четверти часа, как он приобрел себе и Олее нечто вроде длинных накидок, в которых ходили местные крестьяне, а еще чуть позже поставил перед женщиной пару новых сапог.

— Переобувайся.

— Зачем?

— Без разговоров. Переобувайся.

Вторую пару сапог он приобрел для себя, и уже успел сменить свои старые сапоги на новые, правда, Олея никак не могла понять, для чего Белу все это понадобилось. Их прежняя обувь была удобной, крепкой, выглядела хорошо, да и ходить в ней было удобно — все разношено по ноге. Пусть новые сапоги пришлись Олее почти что впору, только вот подошва у них была уж очень жесткая, и ходить в них было непривычно и не совсем удобно, да и выглядели они не очень красиво, а уж если быть говорить прямо — то сапоги смотрелись просто грубо. Никак не скажешь, что эту обувь тачал мастер — скорее, неаккуратно сляпал подмастерье. Да и пахли они не хорошо выделанной кожей, а чем-то неприятным.

— Знаешь, — вздохнула Олея. — Эти сапоги... Они не очень удобные. И великоваты...

— Переживешь! — отрезал Бел. — Привыкнешь.

— Извини, но от них пахнет как-то не очень...

— Это далеко не самое страшное.

— В старых ходить легче.

— Нашу старую обувь заберем с собой. Потом спалим.

— Зачем?!

— Значит, надо. Тут не следует ничего оставлять.

В Архо беглецы пробыли, самое большее, полчаса, после чего покинули поселок. Накидки, надетые прямо поверх старой одежды, грубые сапоги, головные уборы, почти полностью прикрывающие лица от палящего солнца... Олея не могла не признать, что сейчас они с Белом внешне ничем не отличаются от местных жителей. В этот раз из селения вышли двое крестьян, муж с женой, которые несли за плечами почти пустые корзины на лямках. Обычная картина: кто-то из окрестных жителей уже продал свой товар, и теперь возвращается домой, прикупив всякие мелочи на базаре. Поклажи в корзинах было немного, но этого и не требовалось — все же считается, что небогатые люди приобретают себе лишь самое необходимое. Даже стражники, дежурившие на выезде из поселка, лишь покосились на идущих крестьян, но ни один из стражей порядка не сдвинулся с места: кто-то приходит, кто-то уходит, а через пару-тройку часов по своим домам разойдутся все, кто с утра пораньше заявился на базар... Пока что народу на дороге совсем немного, но через несколько часов людей на ней заметно прибавится.

Отойдя от селения подальше, беглецы прибавили шаг. Шли быстро. Но Олея заметила, что Бел то и дело оглядывается назад. Ну, его можно понять — когда идешь с таким грузом, как у них, то поневоле начнешь беспокоиться.

— Куда дальше? — повернулся Бел к Олее.

— Прямо. Кварг шел дальше именно по этой дороге.

Вместо ответа мужчина только прибавил шагу. Да уж, интересным собеседником его не назовешь при всем желании.

С того самого времени как Бел стал опекать ее по приказу Хозяина, молодая женщина успела привыкнуть как к замкнутому характеру Бела, так и к его неразговорчивости, постепенно научилась различать, когда этот внешне невозмутимый человек спокоен, а когда нервничает. Возможно, этому способствовала и прежняя жизнь Олеи, когда она была вынуждена подлаживаться под непростой характер своего мужа, терпеть его недовольство и раздражение, а иногда с полуслова, жеста или движению бровей понимать и то, что Серио не знает, как извиниться перед женой за свою грубую вспышку или обидно брошенное слово. Так что сейчас Олея, исходя из своего горького опыта, догадывалась, какие чувства скрываются у Бела под вечной маской спокойствия и равнодушия.

Вот и сейчас он то и дело оглядывается назад, хотя внешне, как обычно, невозмутим, но Олея чувствовала, что он начинает нервничать, и очень торопиться. Не выдержав, женщина спросила:

— Погони опасаешься?

— А сама-то как считаешь?

— Думаю, что задала глупый вопрос: и так понятно, что у нас за спиной вот-вот появятся преследователи. По-твоему, это кто такие?

— Не отвлекайся. Лучше смотри вперед.

— Неужели так сложно ответить? Я же просто спросила...

— Разве непонятно? Подумай сама — чего же еще нам опасаться, если не погони? — как видно, Бел уже смирился с неизбежным, точнее, с теми вопросами, которые ему то и дело задавала Олея, а заодно и с тем, что он вынужден ей отвечать. — А вот кто это такие... Да кто бы ни был, им нужны только артефакты. Мы в этом раскладе явно лишние.

— Тут я с тобой согласна.

— Надо уйти с дороги.

— Но тогда мы собьемся с пути! Кварг уходил именно по этой дороге, причем он долго шел прямо по ней, никуда не сворачивая. И остановился он с закатом, причем довольно далеко отсюда. В каком-то городе...

— Кварг, может, и шел весь день, только вот нам с тобой это не подходит. Вот-вот начнут перекрывать дороги, так что забудь о Кварге... Надо поскорей сворачивать в сторону.

— Куда?

— Видно будет. Для начала надо убраться с открытого места, и чем скорее мы это сделаем, тем лучше. А вот где свернем... В первом подходящем месте.

Подходящее место отыскалось довольно быстро — едва заметная тропка, уходящая в сторону небольших холмов от дороги.

— Пожалуй, пойдем сюда.

— А почему именно сюда? — вновь не выдержала Олея.

— Потому что время поджимает, и выбирать не приходится.

Они сошли с дороги и прошли по сухой и пыльной земле. Поскорей бы добраться до тех холмов, что виднеются вдали. Там, во всяком случае, там можно будет укрыться. Вон, Бел по-прежнему встревожен, то и дело оглядывается.

— Ты видишь что-то подозрительное?

— Пока нет.

— Тебя что-то тревожит. В чем дело?

— Ни в чем.

— Перестань относиться ко мне, как к безмозглой блондинке! — не выдержала Олея. — По-твоему, я ничего не замечаю? И потом, раз мы идем вместе, то и проблемы надо решать вместе.

— Ну, для начала вновь должен сказать тебе, что безмозглой блондинкой я тебя никогда не считал... — чуть улыбнулся Бел. — А вот что касается остального... Просто уже давно вышло время, когда мы могли не опасаться преследования.

— А тот старик в разрушенном поселке... Он тебе не сказал, куда нам надо идти?

— Я его об этом не спрашивал. Не стоит другим давать в руки лишние знания. Если наши преследователи его допросят (а я в этом не сомневаюсь), то он передаст им наш разговор почти дословно.

— Понятно...

— Беда в том, что я плохо представляю себе, где мы находимся. Хотя я раньше изучал карту Берена, но не думал, что мы настолько отклонимся от основных дорог. Могу ориентироваться только приблизительно...

Беглецы далеко отошли от дороги, и уже почти дошли до холмов, когда, оглянувшись в очередной раз, Бел произнес:

— За нами, кажется, погоня. Очень хочется надеяться, что я ошибаюсь.

— Где?— завертела головой Олея.

— Посмотри назад.

И верно: до ушей женщины донесся лошадиный топот, а, прикрыв глаза ладонью от яркого солнца, она увидела, что со стороны дороги к ним спешат двое всадников. Правда, кто именно едет сюда, разглядеть пока что сложно. Остается только надеяться на то, что эти люди направляются по своим делам, не имеющим к беглецам никакого отношения.

— Вижу...

— Пошли дальше. Не отставай... — Бел и не думал останавливаться. — Надо бы успеть дойти до холмов.

— Дойдем.

— Мне бы твою уверенность...

Пройдя еще какое-то время, женщина оглянулась, и почувствовала, как сердце болезненно сжалось. Стражники...

— Бел...

— Я заметил. Надо же, на лошадях! Обычно стражники в здешних местах передвигаются на своих двоих. Значит, облава началась. Скорей всего, у стражников выспросили, кто успел покинуть поселок, и за всеми ушедшими выслали погоню, тем более что таких пока что немного — ведь еще, по сути, утро, и народ в Архо приходит, а не уходит. Даже на лошадей не поскупились, выдали из своих... Наверное, велели обыскать всех, кого сумеют догнать, и пригнать их назад, в поселок.

— Бал, ты говоришь "они"... Кого имеешь в виду?

— Тех, кто в этой стране наделен немалой властью. Как видно, с самых верхов был получен приказ — любыми путями добыть перстень и манускрипт. Вот народ и бегает — в этой стране отношение к власти весьма боязливое, и за неисполнение попадает так, что мало не покажется.

— Ты думаешь...

— Я думаю, что в том селении, откуда мы успели уйти, сейчас идет повальный обыск: осматривают все дома, заглядывают в каждую щель. Ведь никто пока что не знает, успели мы покинуть поселок, или нам пришлось где-то спрятаться.

— Что будем делать?

— Веди себя спокойно, не дергайся. Ведь по виду мы — простые крестьяне, испытывающие к страже должный страх и почтение. Пока идем по-прежнему, не торопясь, но и не сбавляя шаг. Хорошо уже то, что мы смогли отойти от дороги на довольно большое расстояние, и уже почти что дошли до холмов — в случае чего можно укрыться от постороннего взора. Если же события пойдут несколько не так, то постарайся держаться от нас подальше. На всякий случай. Что же касается этих стражников... Нам повезло, что их тут только двое. В случае чего я с ними легко справлюсь.

Догнали их быстро. Двое мужчин лет тридцати, или чуть старше. Судя по их довольно-горделивому виду, этим людям не так часто выпадает счастье сесть на лошадь — вот, как их раздувает от сознания собственной значимости. Мелкая сошка, которой на недолгое время дали почувствовать себя важными господами.

Один из стражников обогнал беглецов и перегородил им дорогу, а второй остался позади — любому понятно, что таким нехитрым образом им перекрывают путь к возможному отступлению. Не слезая со своего коня, один из мужчин что-то резко заговорил, а почтительных ответов Бела слушать не только не пожелал, но даже более того — стал теснить путников своим конем. Понятно, требует, чтоб они развернулись и пошли назад. Вон, даже положил свою руку на рукоять сабли, висевшей сбоку — дескать, или идите, или зарублю. Бел же на грубые окрики стражников отвечал кротко, вежливо, словно крестьянин, который и впрямь боялся важных господ и испытывал немалое почтение перед властью.

Хотя Олея не могла понять, о чем идет речь, но, тем не менее, догадаться было несложно: Бел изображал насмерть перепуганного человека, предлагал стражникам деньги за то, чтоб их отпустили подобру-поздорову. Вот в его руках блеснуло несколько серебряных монет, и даже сверкнула парочка золотых. Хм, кажется, подобное очень понравилось стражникам, и Олея стала надеяться, что все обойдется, и стражники их отпустят — похоже, они вовсе не против получить в свои лапы по нескольку таких вот монет. А впрочем, это вряд ли возможно: у мужиков слишком самовлюбленные и наглые рожи, и эти люди не успокоятся, пока не выгребут все подчистую из карманов задержанных, а потом все одно погонят назад обобранных людей. Увы, но есть такие, которым хоть на минутку, но надо почувствовать себя королями, от которых зависит многое, если не все, и эти парни из своей недолгой власти попытаются выжать все возможное. Понятно, что сейчас эта парочка потребует еще денег с задержанных...

В этот момент с головы Олеи кто-то сдернул головной убор, открыв взору светлые волосы женщины. Оглянувшись, Олея увидела довольно скалящего зубы стражника: это он умелым ударом плети сбил с головы женщины шапку-тюрбан. Да и тот стражник, с которым разговаривал Бел, стал довольно ухмыляться — мол, поймали! Не зря же он повелительным жестом приказал и Белу скинуть с себя головной убор... Плохо дело, значит ищут именно их, а не кого-то другого. Что же делать?

Кажется, у стражников не возникло даже мысли о том, будто кто-то может им не подчиниться. Недаром тот, с кем разговаривал Бел, вновь направил своего коня прямо на стоящего на земле человека — иди, мол, назад, и пошустрей, а не то затопчу!.. Бел же, сохраняя на лице все то же почтительное и испуганное выражение, протянул всаднику руку с деньгами — заберите, мол, все, только отпустите! Надо же, там уже не одна золотая монета блеснула, а с пяток, не меньше... Расчет оказался верным — при виде золота стражник не мог скрыть довольной ухмылки, и протянул руку за деньгами.

Все остальное произошло мгновенно: Бел резко рванул стражника за протянутую руку, удар ребром ладони по шее падающему человеку — и вот стражник уже валяется на земле без сознания. Второму стражнику, увидев подобное, следовало бы выхватить висящую на боку саблю или же развернуть коня и со всех ног кинуться в сторону, но вместо этого он настолько растерялся, что застыл на месте, испуганно вытаращив глаза. Естественно, расплата за подобную глупость не заставила себя ждать: Бел метнулся ко второму стражнику, в воздухе сверкнула холодным железным блеском тонкая цепочка, мгновенно обвившаяся вокруг шеи стражника. Еще рывок — и задыхающийся мужчина свалился чуть ли не под копыта своей лошади. Впрочем, хрипел он недолго — и его Бел успокоил одним ударом.

Пока Бел связывал лежащих на земле мужчин, Олея отвела лошадей чуть в сторону. Ей, как уже было велено, не следует вмешиваться — Бел сам разберется со стражниками, ее помощь тут не требуется. Держа лошадей под уздцы, женщина наблюдала за тем, как Бел, плеснув на лицо каждому из мужчин воды из фляжки, стал их о чем-то расспрашивать. Вначале, придя в себя, стражники попытались, было, возмутиться, но когда Бел достал из своей сумки нож весьма устрашающего вида, то пленники враз пришли в себя и моментально сменили тон. Во всяком случае, больше подталкивать к разговору их не пришлось говорили сами, и на вопросы отвечали без задержки, едва ли не перебивая друг друга.

Н-да, подумала Олея, по-прежнему придерживая лошадей, мужики явно струхнули, хотя кто бы на их месте не испугался? Стражникам наверняка сказали, что ищут каких-то жутких головорезов, которым ничего не стоит лишить человека жизни — недаром один только вид ножа привел мужиков в чувство! Судя по всему, эти люди не привыкли к подобному обращению: что ни говори, а служба в этих тихих и захолустных местах спокойная, да и звание стражника как бы возвышает тебя над толпой. И к озеру их вряд ли хоть когда-то посылали — те места имеют плохую славу, и в случае необходимости там будут использовать войска, а уж никак не местную стражу, привыкшую к тихой и немного сонной провинциальной жизни.

Менее чем через четверть часа Олея и Бел вновь тронулись в путь по все той же едва заметной тропинке, а стражники остались лежать связанными. Правда, их коней беглецы забрали себе — так передвигаться куда легче и быстрее, а каждому из стражников Бел вновь нанес короткий удар ребром ладони по шее: ничего, полежат в беспамятстве какое-то время, а потом в себя придут. Не удержавшись, Олея оглянулась — мужчины пока что не шевелились...

— Бел...

— Слушай, хватит приставать ко мне со всякой ерундой! — кажется, мужчина начал сердиться. — Успокойся — они живы, правда, насчет их здоровья я ничего сказать не могу — каждый из них при падении синяков огреб полной мерой. Ничего, полежат с полчаса на солнце, в себя придут, как-нибудь доползут до дороги. Может, им повезет, и кто мимо пойдет — развяжет. Тут к представителям власти отношение весьма уважительное.

— Я просто...

— Знаю я твои "просто"! Давай договоримся раз и навсегда: ты ко мне с всякими глупостями вроде гуманизма и жалости к ближнему больше не лезешь. Извини, но мне все эти душевные терзания не интересны. Что делать в той или иной ситуации — это я сам определяю, исходя из обстоятельств и наших интересов. Но для твоего успокоения скажу: лишний раз проливать кровь я не люблю. Если есть возможность, то надо постараться обойтись без лишних жертв. Почему? Без разбора всех подряд резать не стоит, а в жизни может случиться всякое... И потом, рано или поздно, но мы все окажемся там, высоко, перед Богами, и будем держать ответ за то, что сделали на земле. Конечно, грехов на мне хватает — я этого и не отрицаю, но хочется быть уверенным, что лишней крови на мне нет, а та, что есть... Увы, но в тех случаях у меня просто не было иного выхода. Все, на эту тему больше не говорим.

Вот такого ответа от этого обычно немногословного человека Олея точно не ожидала. Надо же, Бел открылся перед ней с совершенно неожиданной стороны. Вместо ответа женщина примирительно спросила:

— А куда мы сейчас направляемся?

— К границе. Полдня пути на лошади — и мы в другой стране, а там уж как пойдет...

Что ж, к границе — так к границе, тем более, что Олее и самой не терпелось как можно быстрей покинуть Берен. Никому не хочется чувствовать себя в роли загоняемой дичи.

Меж тем местность становилась менее холмистой, но зато более сухой. Кое-где были одни песчаные поля, а где-то сплошные проплешины из камня. Казалось странным, что кто-то мог проложить здесь узкую дорожку. Примерно через час на пути беглецов попалось небольшое селение, состоявшее не более чем из двух десятков небольших глинобитных домиков. Все люди, жившие там, при виде всадников бросали все свои дела, и во все глаза глядели на незнакомцев. Как видно, чужаки были редкими гостями в этих местах. Еще было понятно, что и этого короткого появления в поселке было вполне достаточно, чтоб их не только хорошо запомнили, но еще и обсудили промеж собой: кто такие, куда направляются, и за какой такой надобностью... Хорошая подсказка для тех, кто придет по их следам. В таких вот небольших селениях самое небольшое происшествие становится поводом для долгих разговоров, и тут уж ничего не поделаешь.

Еще через час беглецам встретилось еще одно такое же селение, где их появление произвело не меньшее впечатление, чем в первом поселке. Однако, покинув этот поселок, вскоре беглецы поняли — дальше дороги не было. Вообще-то это неудивительно: местность стала совсем сухой, островки зелени почти что не встречались. Только песок, холмы и камни.

Не сказать, что беглецы гнали лошадей: все же по бездорожью, да еще и по усыпанной камнем земле быстро ехать опасно, однако медлить тоже не стоило — погоня вот-вот могла повиснуть у них на хвосте. Сейчас для беглецов главное — не дать догнать себя преследователям, удержать отрыв. Беда в том, что лошади, которых беглецы забрали у стражников, были уже далеко не молодыми, и немало потрудились на своем веку. Если доставшаяся Белу лошадь была еще довольно крепкой, то Олее досталась настоящая старушка. Надо бы с ней аккуратней обращаться, а не то как бы чего не случилось...

Солнце палило просто нещадно. Поневоле Олея стала искать глазами хоть какое-то укрытие, в котором можно хоть немного посидеть, спасаясь от горячих солнечных лучей. Да и лошади устали, им тоже нужен хоть небольшой отдых, только вот как об этом сказать Белу?

Однако в какой-то момент женщина поняла, что ее лошадь встревожена. Олея достаточно много времени проводила с лошадьми и сейчас, и раньше, когда еще жила в доме родителей — у ее отца была конюшня, в которой всегда было несколько лошадей. В той конюшне Олея провела немало времени, ухаживая за лошадьми, и хорошо знала, когда эти животные начинают беспокоиться. Сейчас ее лошадь испугано косит глазом в сторону, и по ее шкуре то и дело пробегает нервная дрожь. Бедное уставшее животное без понуканий прибавило свой бег...

— Бел, лошадь... — крикнула женщина.

— Вижу. Моя тоже испугана... — отозвался Бел.

— А в чем дело?

— Пока не знаю. Но будь внимательней.

Внимательней... Женщина и без того во все глаза смотрела по сторонам, но не замечала ничего из того, что могло бы так обеспокоить лошадей. Зато Бел оказался куда глазастей.

— Смотри!

Вначале женщина ничего не заметила — все тот же песок, камни, кое-где небольшие кустики сухой травы, и все это залито ярким солнцем. Однако внезапно что-то живое метнулось меж холмов. Вновь показалось, и вновь скрылось, но в этот раз Олея успела его рассмотреть: размером с крупную рысь, светлая шкура с коричневыми неровными полосами, делающая зверя почти неразличимым на фоне песка и камней.

— Вижу... Я его вижу!

— Ты и с другой стороны посмотри.

— Где?

— Вон там...

Бел не ошибся — точно такой же зверь бежал и с другой стороны. Такое впечатление, что звери действовали вместе. Олее отчего-то вспомнилось, как в ее родной Руславии волки стаей загоняли дичь...

— Бел, это кто?

— Песчаные тирры.

— Кто-кто?

— Неважно. Главное — это настоящие хищники, и очень опасные. Не кар'дайл, конечно, но тоже ничего хорошего. Их еще называют песчаными кошками. Охотятся обычно стаей, и, как правило, не отстанут до тех пор, пока кого-то не поймают, и не насытятся до отвала. Видишь, как их лошади боятся? Мы уже не можем справиться с лошадьми — они бегут туда, куда их гонят эти звери...

А ведь верно: сейчас уже и Олея заметила, что солнце на небосклоне светит с другой стороны. Выходит, эти песчаные тирры действительно согнали беглецов с той дороги, по которой они ранее двигались.

— Бел, эти звери напугали лошадей, и те мчатся в другую сторону!

— Заметил! Только вот поделать ничего не могу: лошади перепуганы, почти не слушаются команд! Ты, главное, постарайся не отстать от меня, а не то... Эти звери, как правило, вклиниваться между едущими, и всем скопом нападают на одного из них.

Вновь оглянувшись по сторонам, женщина едва не ахнула: теперь неподалеку от них бежали уже не два, а четыре зверя. Легкий стелющийся бег, мягкие прыжки... Точно — внешне они очень похожи на северную рысь, только размером будут чуть покрупнее, да еще на ушах нет кисточек. Очевидно, что и зубы с когтями у этих песчаных кошек ничуть не меньше, чем у рыси, но, скорей всего, будут побольше, хотя и не менее острые.

Еще Олея с тревогой заметила, что ее старенькая лошадь бежит с трудом, и уже начинает отставать от лошади Бела — понятно, что сил у бедного животного надолго не хватит. Ох, как бы сейчас надо остановиться, и дать лошадке хоть немного передохнуть, только вот песчаные кошки набросятся на людей сразу же, как только лошади сбавят свой бег. Олее только и оставалось, что твердить про себя: только бы не упасть, только бы лошадь выдержала, только б суметь уйти от песчаных кошек!.. А меж тем вокруг них уже бежит более десятка этих легких на лапу животных, и не заметно, что они устали. Выносливые... Похоже, что сейчас за беглецами гонится вся стая песчаных кошек, и ясно, что если сумеют поймать хоть одну из лошадей, то кому-то будет очень плохо: эти звери бегут рядом с людьми вовсе не за тем, чтоб их ласково потрепали по шерстке — они охотятся, преследуют добычу, и, судя по их виду, в бешенстве оттого, что вожделенная дичь все еще пытается удрать, все еще не у них в зубах...

— Слушай! — крикнул Бел. — От песчаных кошек нам так просто не уйти! Я достаточно наслышан о повадках этих зверей... Надо оставить им хотя бы одну лошадь!

— Но как же...

— Не спорь! Все одно твоя лошадь вот-вот падет, а ты при падении на землю можешь переломать себе руки и ноги... Сейчас я немного сбавлю бег лошади, а ты постарайся перебраться...

Однако предупреждение мужчины несколько запоздало — именно в этот момент лошадь Олеи споткнулась и рухнула на землю, а женщина вылетела из седла и кубарем покатилась по земле. На ее счастье, рядом был небольшой песчаный бархан, так что при падении Олея ничего себе не сломала и не вывихнула, что можно считать большой удачей.

Вскочив на ноги, женщина увидела, что лежащая на земле лошадь безуспешно пытается встать на ноги, и к несчастному животному со всех ног мчится стая песчаных кошек. Даже сейчас, находясь в опасности, Олея отметила про себя какой-то частью сознания — все же как удивительно красивы и удивительно грациозны эти большие кошки, которые, казалось, не бежали, а стелились над землей, а яркое солнце чуть отливало золотом на их блестящих шкурах... Впрочем, Олее было понятно, что сейчас эти прекрасные звери безо всякой жалости вцепятся зубами и когтями не только в упавшую лошадь, но и в нее, стоявшую неподалеку... Женщина видела, что Бел разворачивает свою лошадь, чтоб помчаться на помощь, но и без того было понятно, что он не успеет, звери подбегут куда раньше...

Отчаяние и чувства опасности придали сил, в памяти женщины вспыхнуло, казалось бы, давно забытое, и внезапно Олея почувствовала уже не страх, а настоящий азарт. Ну, киски, держитесь, вы пока еще не знаете, с кем связались! Олея сжала в руках плетку, которой она до того подгоняла лошадь, и, с разворота, изо всех сил хлестнула ею по морде прыгнувшего к ней зверя. Раздался то ли визг, то ли мяуканье, и разъяренная кошка, шипя, откатилась в сторону. Еще один взмах плеткой — и в прыжке завизжала уже вторая песчаная кошка, и было из-за чего — этому зверю удар плеткой пришелся как раз по носу.

Надо же... — вновь невольно подумала Олея, — надо же, столько лет прошло, а я не забыла! Спасибо тебе за давнюю науку, дядюшка Генар! Если вернусь живой в Руславию, то в храме поставлю тебе на поминание не одну свечку...

Остальные песчаные кошки проигнорировали стоявшую женщину, и всем скопом кинулись к лежащей лошади. Одни вцепились ей в горло, не давая дышать, другие со всех сторон повисли на бедном животном, не давая подняться, разрывая ее тело острыми, как бритва, когтями, грызя еще живое тело... Довольное рычание животных, кровь, хрип гибнущей лошади... Отчего-то эта картина напомнила Олее другую картину, и другую лошадь — ту, которую тащили вглубь озера речные вампиры, хотя сходства между двумя этими случаями, разумеется, не было никакого.

Однако те две песчаные кошки, что пытались напасть на Олею, и уже получили от нее плетью — они все так же не сводили с женщины горящих яростью желтых глаз, не решаясь вновь напасть на строптивую жертву, и в то же время не желая отходить от нее. Кошки яростно шипели, показывая свои длинные острые зубы, и было понятно, что они постараются напасть на женщину при первой же возможности. Прошло несколько мгновений, и кошки вновь кинулись на Олею, только вот бросались на нее они не поодиночке, а обе вместе, но женщина была настороже: два новых молниеносных замаха — и кошки с визгом разлетелись по сторонам. Плохо то, что на их обиженный вопль отозвались еще две из тех песчаных кошек, что ранее терзали бедную лошадь. Ох, сейчас будет тяжело...

В этот момент над ухом Олеи раздался крик Бела:

— Забирайся на моего коня! Быстрей!

Как оказалось, Олея была настолько поглощена слежением за кошками, что не заметила, как к ней сзади на своей лошади примчался Бел. Женщина не стала медлить не секунды, и в то же мгновение одним махом просто-таки взлетела на круп животного, после чего лошадь изо всех сил рванулась с места. Прижавшись к спине Бела, Олея оглянулась назад: по счастью, вслед за беглецами не кинулась ни одна песчаная кошка — звери терзали упавшую лошадь. Ну да, им сейчас не до обид и мести — все же еда под носом!

Через пару верст лошадь стала понемногу сбавлять свой бег, а потом и вовсе перешла почти что на шаг. Похоже, она вымотана до того, что еле переставляет ноги. Беднягу надо пожалеть, заслужила, так что беглецы слезли с лошади, и дальше шли пешком, ведя под уздцы взмыленную лошадь — если ее гнать и дальше, то, без сомнений, падет и эта лошадь...

— Бел, эти кошки...

— Песчаные тирры.

— Да мне без разницы, как их называют! Я боюсь, как бы они вслед за нами не кинулись...

— Насколько я наслышан о повадках этих зверей — не побегут. Это же не кар'дайл, который убивает без счета, и стаскивает добычу в кучу. Песчаные тирры обычно охотятся стаей, и когда поймают добычу, то, как и положено, ее съедают, а потом отправляются спать.

— Так за нами они не пойдут?

— Вряд ли. Тут еще дело в том, что ты же их не просто била, а точными, выверенными движениями сбивала в воздухе и откидывала в сторону. Есть еще одна причина, по которой песчаные кошки не кинутся нам вслед: тирры просто поняли, что нарвались на противника, равного им по силе, а в таком случае звери обычно расходятся в стороны, так сказать, соблюдают суверенитет. И вообще удивительно, как эти песчаные кошки встретились на нашем пути. Ты заметила, какая у них красивая шкура?

— Конечно! Шерсть золотом отливает... Я такого еще никогда не видела!

— Вот именно. За шкурами песчаных кошек идет яростная охота. Обычно они обитают в самых глухих и безлюдных уголках, редко заходят туда, где есть люди. Так что нам с тобой выпала редкая удача воочию увидеть этих зверей.

— Я бы не сказала, что нам очень повезло. Из-за них мы потеряли лошадь.

— Если бы хоть одна из этих милых кошек напала на нас, то первым делом она бы выцарапала нам глаза, а парой следующих взмахов лапой с каждого из нас сняла бы скальп. Затем она долго бы полосовала наши поверженные тела своими когтями, да и укусы у нее неслабые... С этими прекрасными зверями лучше не иметь никаких дел — живым от разъяренной песчаной кошки все одно не уйдешь.

— Откуда ты все это знаешь?

— Кое-что слыхал раньше, а об остальном мне говорил тот одинокий старик у озера: ночь была долгой, а поговорить ему хотелось, да и стосковался старик по человеческому общению. Он и сказал, что в этих местах появились песчаные тирры — кто-то их видел, и сейчас народ остерегается лишний раз ходить вдали от дорог. Дескать, местные звероловы уже к общей охоте готовятся, луки со стрелами запасают. В одиночку этих зверей взять сложно, но главное для охотников — шкуру у песчаных кошек не повредить, а не то она в цене упадет.

— Что, такая дорогая?

— Не то слово. Очень дорогая.

— Лучше бы они этих кошек в покое оставили... — вздохнула Олея. — Они такие красивые!..

— Верно, красивые. И еще очень опасные... А ты меня удивила! — сменил разговор Бел. — Тихая девушка, но, тем не менее, полная сюрпризов. Интересно, где ты научилась так хорошо плетью владеть, воительница? Ты же не просто отмахивалась, а давала отпор, причем била точно в цель, отшвыривая далеко в сторону прыгнувших на тебя кошек! Только не говори мне, что это вышло случайно — подобное мастерство достигается лишь годами упорных тренировок. Я и раньше несколько раз обращал внимание на то, как умело ты держишь плеть, но чтоб так ловко ею владеть, словно оружием...

— Да какое там воевать! — Олея даже засмущалась от такой высокой оценки. — Дядя научил.

— Какой еще дядя?

— Дядя Генар, родной брат моей матери. Он был очень хорошим человеком, постоянно заботился обо мне. Одинокий добрый человек...

У дяди Генара, и верно, не было семьи, и оттого племянников он любил, словно своих родных детей, всю душу в них вкладывал. Особенно он был привязан к младшей, Олее, любил, словно родную дочь, баловал ее, как только мог, и отказа девочка не знала ни в чем.

Этот человек по молодости лет разводил лошадей, торговал ими, и относился к этим чудным созданиям, словно к живым людям, да вот однажды приключилась с ним беда — с лошади упал, спину повредил, и поправить ее так и не сумел. Передвигался с трудом, без палки обходиться не мог, хотя до конца жизни пользовался непререкаемым авторитетом среди заводчиков лошадей.

Именно дядя Генар однажды захотел обучить племянников искусству виртуозного владения плеткой — дескать, мало ли что в жизни может случиться, в случае опасности всегда можно дать отпор врагу. Его самого по молодости лет этому искусству обучил старый мастер-табунщик из дальних краев в благодарность за то, что тот во время лошадиного мора сумел вылечить всех его лошадей — у всех остальных табунщиков к концу эпидемии не осталось и пятой части табуна. Как сказал старый табунщик — ты спас мое стадо, а я умею быть благодарным: дам тебе тайные знания нашей семьи, а ты этому владению плеткой потом своих детей обучишь. И не считай, мол, что это низкая плата за твои труды: подобному искусству я обучаю далеко не каждого, а лишь того, кого считаю достойным. Позже ты сам поймешь, что за умение я вложил в твои руки...

Старый табунщик оказался прав: подобное умение Генару не раз пригодилось в жизни, и спустя многие годы он уже и сам захотел обучить этой науке своих племянников. Тогда Генар сказал своим родственникам: мне, мол, все одно эти знания с собой в могилу уносить не стоит, а вашим детям кое-что изучить не помешает — всегда надо уметь постоять за себя!

Ну, старшая сестра Олеи от этой учебы сразу отказалась, наотрез — не хочу, сказала, заниматься этим никчемным делом, и не уговаривайте!, а вот Иваян и Олея отнеслись к этому, как к новой игре, только вот, как позже оказалось, это не пустое баловство, а настоящий труд. Дети с восхищением смотрели на то, как простая плетка в руках дяди превращается в страшное оружие, и им самим очень хотелось обучиться этому мастерскому владению плеткой или хлыстом.

Позже Иваян с удовольствием выучился этому мастерству — виртуозному владению плеткой, а вот Олее многое давалось с трудом. Оказалось, что это все далеко не так просто, и подобная ловкость достигается долгими и упорными упражнениями, так что детям первое время было лень заниматься, часами выполнять одни и те же движения. Что ни говори, а на улице с другими ребятишками было играть куда интересней! Иваян и Олея с удовольствием убежали бы туда, только вот было жаль огорчать отказом доброго дядю Генара, который к тому же оказался прекрасным учителем. Однако постепенно дети втянулись в эти занятия, хотя мать, глядя на Олею, не очень-то одобряла эти занятия. Как она говорила полушутя-полусерьезно: парню этому делу обучиться надо — никто не спорит!, а вот девке с годами мужа надо будет искать, а не баловством заниматься! Ведь если кто узнает, что она плеткой махать горазда, то кто ж ее за себя возьмет? Побоятся парни свататься к такой мастерице — ведь если что в семейной жизни окажется не по ней, так ведь она с муженька под горячую руку шкуру в два счета спустит!..

Опасения матери были обоснованы, однако к четырнадцати годам Олея настолько умело пользовалась плеткой, что был доволен даже дядя Генар. На возражения матери Олеи он всегда твердил: такой хорошенькой девочке, какой уродилась его племянница, надо уметь постоять за себя — все же наш мир полон бед и опасностей. Отец Олеи, Стар, куда более спокойно относился к занятиям дочери: пусть потешится, пока молодая, а когда в лета войдет, тот сама же все эти глупости забросит. Тем не менее, Олея не раз хваталась перед родителями своей ловкостью и умением, лихо сбивая плеткой на расстоянии самые разные предметы, или же эта плеть, словно живая, с невероятной быстротой скользила в руках девушки, причем многие из этих движений были настолько молниеносны, что глаз просто не успевал их заметить. Родители, хотя искренне удивлялись, хвалили дочь, но твердо приказали ей одно: не вздумай никому это показывать, даже подругам и остальным родственникам, а то у людей язык без костей, приплетут еще невесть чего: все же не женское это занятие — плеткой махать...

Дядя Генар умер, когда Олее исполнилось пятнадцать лет, и с того времени родители забрали у нее плеть — дядин подарок, и строго-настрого приказали дочери забыть о занятиях, совершенно не подобающих юной девушке. Впрочем, ей, и верно, вскоре стало не до того... И вот надо же, пригодилось! Столько лет прошло, и Олея даже не думала, что сумеет так легко вспомнить все то, чему когда-то училась — тело и руки действовали так, будто она и не прекратила своих занятий многие годы тому назад.

Все это Олея рассказала Белу, пока они шли по сухой земле, все так же держа под уздцы уставшую лошадь. Бедному животному надо было передохнуть после сумасшедшего бега и набраться сил — вдруг снова придется спасаться бегством? Так что пусть лошадь хоть немного придет в себя после той пробежки...

— Понятно. А ведь я, грешным делом, удивился, увидев, как лихо ты расправляешься с песчаными кошками. Надо же: сбивать летящих на тебя зверей, да еще так умело! Знаешь, когда я увидел, что на тебя наскакивают песчаные тирры, то решил — все, вряд ди ты сумеешь вырваться, а если все же сможешь это сделать, то твое лицо будет изуродовано... Разъяренные кошки — страшное дело, а ты молодец, не растерялась в сложной ситуации! И вообще, я впервые вижу у женщины подобное владение плеткой. Только поясни; что именно ты сделала? Это ведь не простая отмашка...

— Ну, тут все зависит от верного удара, и он у меня, кажется, получился. В нашем случае зверь должен получить удар по носу, и одновременно с этим ремень плети должен обвиться вокруг шеи и тела животного, и отшвырнуть нападавшего в сторону. Вся хитрость в том, что сразу же после этого ремень моментально должен отойти от тела поверженного противника, и вновь оказаться свободным и готовым к новому удару. Один рывок — и плеть снова летит на нападавших... Об этом говорить долго, а во время схватки не должно занимать и мгновения.

— Видел....

— Скорость и точность — вот основы науки владения плетью. Дядя Генар рассказывал, что подобным образом степняки чуть ли не в одиночку отгоняют от табунов и отар небольшие стаи волков.

— Лихо. Я, конечно, слышал о том, что степняки могут в одиночку отбить нападение стаи волков одной лишь плеткой, но увидеть, как женщина сбивает в воздухе летящих на нее зверей... Это производит впечатление!

— Верно. Есть, конечно, и другие удары, где ремень настолько плотно обвивается вокруг шеи или тела нападавшего, что может одним разом переломать его кости. Или же плотно спеленать тело зверя или человека, причем настолько крепко, что освободиться самостоятельно он сумеет далеко не сразу...

— Надо же... — помотал головой Бел. — Насколько мне известно, это что-то вроде особого направления то ли обороны, то ли нападения, и считается одним из видов боевого искусства, правда, как оно называется — я не знаю, и среди моих знакомых им никто не владеет. Известно, что степняки обычно не обучают иноземцев этой науке. По меркам той страны твой дядя получил прямо-таки царскую награду — умение виртуозно владеть плетью, что в тех местах ценится превыше всего. И, не обижайся, но я никак не ожидал увидеть от женщины хоть что-то подобное. А уж тем более — от тебя...

— Ну, конечно, я же блондинка...

— При чем тут цвет твоих волос? Просто женщина и умение владеть тем боевым искусством степняков... Для северной страны это нечто выходящее за привычные рамки. Считай, что мои слова — это простая зависть: я подобному не обучен, так что мне остается только мечтать о том, чтоб научиться хотя бы наполовину так ловко управляться с плетью, так, как это делаешь ты. В жизни подобное всегда может пригодиться...

Ага, как же, всегда... Внезапно Олее вспомнилось, как она, будучи замужем, терпела выходки дочерей Серио, и несколько раз с трудом преодолела желание взять если не плеть, то обычный ремень, и как следует отходить капризных девчонок, причем так, чтоб они надолго запомнили, что нельзя безнаказанно издеваться над людьми. Только вот тогда Олея гнала от себя подобные мысли: страшно представить, как повел бы себя Серио, узнав, что она сотворила подобное.

Наверное, именно оттого Олея просто-таки заставила себя забыть о своем умении владеть плеткой. Почему? Просто боялась, что в один далеко не прекрасный момент не сдержится, и всыплет скверным девчонкам по-полной. Несколько раз желание разобраться с нахалками было столь сильным, что оно даже испугало молодую женщину. Вот именно потому, что эти мысли нет-нет, да и приходили ей в голову — вот потому Олея запретила себе вспоминать то, чему когда-то училась, и даже более того — не хотела даже думать о добром дядюшке Генаре — опасалась, что однажды она сорвется, и натворит глупостей. Вполне могло случиться такое, что, помимо воли, ее руки начнут действовать раньше разума...

И вот сейчас произошло именно это. Прислушиваясь к себе, женщина чувствовала удивительный душевный подъем, словно внезапно получила дорогой подарок, или же нашла ту вещь, которую долго и безуспешно искала. Оказывается, за все эти годы, что она не прикасалась к плети, не забылось ничего, в памяти все так же оставались уроки дядюшки Генара. Даже более того: это чувство придало Олее не только уверенности в себе, но и какое-то ощущение счастья, будто она вырвалась, наконец, из душащих ее рамок и жестких ограничений.

— Сколько вам было лет, когда дядюшка начал заниматься с вами?

— Иваяну — двенадцать, а мне не исполнилось и восьми. А умер дядюшка (пусть земля ему будет пухом) когда мне исполнилось пятнадцать.

— Неплохой срок для обучения. Только вот мне непонятно одно... — продолжал Бел. — Раз ты так хорошо владеешь плеткой, то отчего тебя так легко смогли поймать еще там, дома, в Руславии? И удрать бы ты от нас могла раньше, еще до того, как мы покинули родину...

Почему? На этот вопрос ответить сложно, и очень просто: Олея к тому времени, за несколько лет своей жизни с Серио, настолько попала под жесткое влияние мужа, и так прониклась его мнением о своей никчемности и ненужности, а заодно и так привыкла подлаживаться под его раздражительный характер, что почти полностью потеряла себя, как личность. Под влиянием сильного и властного характера мужа добрая и мягкая Олея оказалась если не раздавленной, то полностью лишенной права решать хоть что-то самостоятельно, без оглядки на супруга, и без его милостивого разрешения на то или иное действие. Муж полностью подчинил Олею себе, и, (как те же мужчины в отряде) внушил ей, что она безнадежно глупа и раздражает всех одним только своим присутствием. Ей даже не приходило в голову, что она может хоть что-то сделать без позволения мужа, а свою жизнь до замужества Олея старалась вообще не вспоминать. Что же касается обучения у дядюшки Генара, то его, можно сказать, в ее жизни никогда и не было... За несколько лет семейной жизни Серио сумел сделать все, что молодая женщина превратилась в существо, почти полностью подчиняющееся мужу, и иного от нее Серио никак не ожидал. Недаром первая же попытка Олеи взбунтоваться, отказаться выполнить просьбу мужа, привела к тому, что Серио выгнал ее из своей жизни.

В результате вместо прежней веселой девушки, любящей жизнь, появилась женщина, чуть ли не полностью сломленная, не имеющая ни силы, ни собственной воли, и не решающаяся сделать хоть что-то без чужого соизволения. Ведь будь она прежней Олеей, то еще тогда, в лесу, выломала бы первый же попавшийся прут, и так отходила б своих преследователей, что запомнили этот урок на всю жизнь. Вместо этого она неслась невесть куда, сломя голову, не решаясь поднять руку на мужчину, и не видя ничего вокруг от страха, заполонившего ее душу. Такое впечатление, что она никогда не проходила обучение у дядюшки Генара...

Да и потом, когда она пыталась бежать, и Бел задержал ее в конюшне... Она могла бы легко смести его со своего пути хоть вожжами, хоть веревкой, но ей даже в голову не пришло совершить что-то подобное. Почему? Наверное, это было въевшееся за годы ее замужества понятие: с мужчинами спорить нельзя, а не то это вызовет очередное недовольство ее мужа. Пусть Серио уже не было с ней, но правила, вдолбленные в ее голову за несколько лет их совместной жизни, все еще крепко держали ее... Наверное, она и в самом деле слабохарактерная дура!

А все же, как вышло так, что она во всем шла навстречу мужу, причем до такой степени, что едва не потеряла себя? Ответ прост: боялась. Чего? Ну, вначале у нее было два умерших жениха, дурная слава и то, что она невольно попала в число невест, чей дом уважаемые свахи обходили стороной. Все подруги замужем, а она все еще нет, и никакого хорошего жениха все еще нет...

Наверное, еще и оттого она так отчаянно держалась за Серио, что тот избавил ее от ярлыка "плохой невесты", сравнял с другими девушками. Серио был для нее чем-то вроде спасательного круга, чудесным избавлением от злословия, да и парень он видный... Вот она и влюбилась в него с каким-то отчаянным чувством, до дрожи боялась потерять, и оттого во всем шла мужу на уступки. Да, верно, во всей основе ее поведения во время замужества был страх остаться без Серио. Она, можно сказать, полностью растворилась в муже, только вот он все одно ее оставил... В общем, ее послушное и раболепное поведение в браке ни к чему хорошему не привело.

Вместо этого получилось другое: на очень долгое время Олея заставила себя забыть о многом, только вот добрый дядя Генар и тут оказался прав — вышло так, что именно его учеба пригодилась племяннице в самый нужный момент.

Теперь Олея стала понимать, что означает выражение — потерять себя. Наверное, ей нужно было получить хорошую встряску, очутиться в невесть каких краях, посмотреть на свою прошлую жизнь как бы со стороны, чтоб в ней вновь проснулась та уверенная в себе девушка, которой она была когда-то, и отныне не желающая быть той тряпкой, о которую когда-то вытирал ноги не только муж, но и его дочки. Так что на вопрос Бела она смогла ответить лишь одно:

— Сама не знаю... Так получилось...

Мужчина лишь покосился в ее сторону, но ничего не сказал. Кажется, он понял если не все, то очень многое. Вместо этого он спросил ее о другом, отрывая от печальных воспоминаний:

— Ты заметно прихрамываешь... Нога здорово болит?

Нога?.. Надо же, как она задумалась — даже забыла о своей больной ноге. И без того ныли раны, оставленные зубами и когтями речных вампиров, так еще и это падение с лошади... Возможно, ударилась она не очень сильно, но, тем не менее, вполне ощутимо.

— Побаливает немного...

— Постой, я твои раны осмотрю — остановился Бел.

— Еще чего! — возмутилась Олея. Единственное, что ей еще не хватало, так это демонстрировать мужчине ногу, на которую сейчас, без сомнения, и смотреть-то страшно!

— Хватит дурака валять! — а голос мужчины может быть весьма жестким. — Думаешь, мне больше нечем заняться, кроме как любоваться на твою ногу, которая сейчас явно не блещет красотой? Дорога впереди долгая, нам еще идти и идти, а это значит, что мы, прежде всего, должны быть в состоянии передвигаться, а не ползти. Так что присядь на тот камень и покажи мне свои ранения.

— Да пожалуйста! — Олея бухнулась на плоский камень, прогретый солнцем, и задрала штанину брюк. — Смотри, но не думаю, что увиденное доставит тебе удовольствие!

По лицу Бела, осматривающего ее ногу, ничего прочесть было невозможно, и Олея, решившись, все же скосила глаза на свои раны. Ох, лучше бы она этого не делала! Верно говорят — если не видишь, то и на душе спокойнее. Иннасин-Оббо был прав: прошло не так много времени, но раны уже выглядят страшновато. Мало того, что нога была багрово-красной после падения с лошади, так еще и воспалились раны, нанесенные зубами и когтями речных вампиров. Сами ранки от укусов были небольшими, но вот следы от когтей выглядели просто страшно. Наверное, грязь попала...Ведь речной вампир не просто кусает и пьет кровь — при укусе он еще и глубоко запускает свои когти в тело жертвы, чтоб в это время его никто не смог отодрать. Ну а когда вампира все же выдергиваешь из тела жертвы, то его когти все одно оставляют глубокие царапины... Все это уже заметно припухло, и по краям ранок начали появляться первые полоски гноя. Пока они узкие, но что-то будет завтра?!

— Покажи вторую ногу... — почти что приказал Бел, и женщина без слов подняла и вторую штанину. Ой, и там вид немногим лучше — сплошные синяки... — Н-да, хорошо ты упала. Просто поразительно, что ничего себе не сломала. Богов надо благодарить за подобную милость...

— А то я не знаю! Может, еще что скажешь? — Олея пыталась говорить беззаботно, но голос предательски дрожал. — Ты не находишь, что внешне моя нога после укусов вампира — это кошмар!

— На первый взгляд может показаться, что это какое-то жуткой заболевание... — задумчиво проворил Бел. — Я как-то раз видел нечто подобное, правда, забыл, как оно называется...

— Ну, спасибо! Поддержал и успокоил!

— Не обижайся, я имел в виду нечто совсем иное. Слушай, у меня появилась одна идея...

— Что, все отрезать?

— Не мели ерунду! Хотя надо срочно заняться лечением, пока дело не дошло до общего заражения. Но этим мы займемся попозже, а что касается твоих ран... Просто я прикинул, каким образом это можно использовать в наших целях.

— Ничего не понимаю!

— Слушай, решим так: если вдруг нас остановят, то можно сказать, будто мы — семейная пара, и идем на поклонение к какому-то храму, чтоб молитвами попытаться излечиться от страшной болезни, разъедающей наши тела. В доказательство можно показать эти раны.

— Наши?

— Естественно, наши. Или ты считаешь, что вид моей ноги и руки намного лучше? Сомневаюсь.

— Но я же твоих ран не видела!

— А на слово ты мне что, уже не веришь? Могу начать раздеваться даже сейчас, но не думаю, что на плечо и нога у меня выглядят более привлекательно, чем у тебя... — и тут Олея с удивлением поняла, что Бел улыбается. — И потом, вряд ли вид хоть и обнаженного, но уставшего мужчины, может кому-то доставить удовольствие.

— Надо же, ты, оказывается, еще и шутить умеешь... Непривычно как-то слышать подобное от тебя.

— А что такое?

— Ну, ты всегда такой серьезный...

— Девушка, как плохо вы обо мне думаете... Все, отдых, закончен, пошли дальше.

Снова жара и выжженная солнцем земля. Даже ветерка нет. Идти тяжело, да пить хочется — вода во фляжке быстро закончилась, что неудивительно при такой-то жаре! Чтоб как-то скоротать путь, и отвлечься от мыслей о воде, Олея спросила:

— Кстати, о чем ты со стражниками говорил? Ну, с теми, у которых мы лошадей забрали...

— Спрашивал кое-что. Ну, мужики особо не упирались, были довольно разговорчивы. Хорошо, что мы вовремя из поселка убрались: вскоре после нашего ухода туда, и верно, какой-то отряд нагрянул, чуть ли не с бумагами от самого Владыки...

— Кого?

— В здешней стране так называют Правителя. Естественно, весь поселок подняли почти что на уши, ищут мужчину и женщину, по всем приметам — нас. Прибывший отряд поселок обыскивает, причем безо всякого уважения к живущим там людям, чуть ли не в каждую дыру заглядывают, а часть местных стражников разослали по всем дорогам со строгим приказом — вернуть всех, кто к тому времени успел покинуть селение. Для такого дела приехавшие местной страже даже лошадей выдали, не пожалели, и в погоню отправили... Кого-то уже успели задержать, назад гонят, а остальных ищут...

— А куда мы сейчас идем?

— Мы шли к границе, но вот песчаные кошки здорово сбили нас с пути, отогнали в сторону, так что где мы нахолодимся сейчас — не знаю. К великому сожалению, карты у нас нет, а расспрашивать того старика в разрушенном поселке, как я тебе уже говорил, было рискованно: тряхнут его наши преследователи — враз правду выложит. А чего ему таить: мы ему никто, и вряд ли увидимся с ним еще хоть раз в этой жизни. Этот старик... Человек он неглупый, сразу может догадаться, куда мы направляемся, хотя, чтоб это понять, не надо обладать гениальной сообразительностью.

Солнце давно перевалило за середину неба, когда, обойдя очередной высокий холм, беглецы увидели вдалеке небольшой поселок. Хотя какой это поселок — всего три глинобитных дома, да пара хозяйственных построек. Надо же, здесь что-то похожее на небольшой оазис среди песков — нечто вроде большой зеленой лужайки, сейчас, правда, частично высохшей под жарким солнцем. Вон, тут даже несколько деревьев растет... Удивительная роскошь среди сплошных песков! А еще у них должна быть вода. Это хорошо, потому что воды во фляжке у них уже почти не осталось

Только вот Бел не разделял ее радости. Женщина услышала, как он негромко ругнулся сквозь зубы.

— Что такое? — обернулась к нему Олея.

— Здорово мне, видно, голову напекло, раз я иду так беспечно... Идиот!

— Не понимаю...

— Кажется, мы нарвались на неприятности.

— Это поселок стражников?

— Не думаю. Скорей, тут проживают те, кто промышляет контрабандой или чем-то схожим. Я с подобным уже сталкивался. Эти люди свидетелей не любят.

— Так может, обойдем поселок стороной?

— Поздно. Они нас уже увидели. Обычно в таких местах всегда находится пара наблюдателей, и не думаю, что здесь может быть исключение. Если свернем в сторону, то ни к чему хорошему это не приведет — решат, что нас специально послали по их души...

— Что будем делать? Может, на коня — и бежать?

— Как вариант — годится, но в данный момент так поступать не стоит. Живущие в том поселке люди нас в два счета догонят. К тому же, если мы побежим от них, то здешние жители сразу решат, что мы связаны со стражей, примут нас за соглядатаев, и вот тогда будут преследовать подозрительных людей до того времени, пока их не прикончат. Мы же с тобой не знаем, куда нам можно идти отсюда, так что игра пойдет по их правилам, и на их поле. И потом, обитатели подобных мест, как правило, хорошо умеют кидать ножи на большое расстояние.

— Так что будем делать?

— Рискнем, пойдем туда, все одно надо выяснить, где мы оказались. Только ты помалкивай. И лицо закрой посильнее. Если тебя о чем-то будут спрашивать, то делай вид, что не слышишь — я скажу всем, что ты глухонемая. Кроме того, запомни: ты тяжело больна.

— Уточни, чем.

— Точно не знаю, но в том, что какая-то зараза покрывает твои ноги — в этом я уверен.

— Интересно, а ты сам-то здоров? А то некрасиво получается: я больна, а тебе хоть бы хны!

— К сожалению, ты и меня заразила...

— Ничего себе! Порадовал...

— Согласен. Теперь все, молчи, не то, не приведи того Боги!, люди в поселке заметят, что ты говорить можешь.

— Может, ты все же ошибаешься, и это обычное селение?

— Все возможно. Могу допустить вероятность того, что я ошибаюсь, хотя вряд ли. Всегда надо просчитывать возможность самого плохого развития событий. И потом, у меня уже есть определенный жизненный опыт насчет таких вот поселков, прячущихся в глуши...

Их приближение к поселку произвело должное впечатление. Из домов высыпали все обитатели этого селения, с жадным любопытством наблюдая за незнакомцами. Похоже, здесь не избалованы гостями. Олея и Бел шли под обстрелом десятков глаз: как видно, новые люди в этом местах — событие, если, конечно, в поселке живут обычные люди, а не зомби, сотворенные жрецом вайду. Вроде ничем не примечательное маленькое селение — есть даже нечто вроде родника, и вода из этого источника стекает во что-то наподобие широкого каменного резервуара. Похоже, именно оттуда жители этого селения и берут себе воду. Понятно, что чужаков к этому каменному сооружению и близко не подпустят: в здешних сухих местах вода ценится едва ли не выше золота, оттого что вода — это жизнь.

Надо сказать, что народу в здешних местах хватает, и домашние животные тут имеются — вон, четыре ослика стоят в тени. Насколько Олея успела понять, для здешних бедных мест это целое богатство. Неплохо, как видно, люди тут зарабатывают... И среди вышедших им навстречу людей преобладают мужчины — женщин и детей тут совсем мало. Наверное, это именно дети впервые заметили приближение незнакомых людей, и с визгом и криками побежали к родителям. Сейчас те дети прячутся за спинами взрослых, выглядывая оттуда и со жгучим любопытством наблюдая за невесть откуда взявшимися незваными гостями. Похоже, что посмотреть на идущих к селению людей высыпали все здешние обитатели, а впереди этой толпы стоят несколько седобородых старцев — похоже, именно они пользуются наибольшим авторитетом среди жителей селения.

Когда беглецы приблизились к стоящим людям, которые с нескрываемым любопытством глядели на незваных гостей, Бел жестом велел Олее остановиться, а потом шагнул к молчаливой толпе, и что-то заговорил. Меж тем краем глаза Олея отметила про себя, что некоторые из мужчин, как бы случайно, бредут куда-то в строну, а на самом деле становятся за спиной подошедших людей, пусть пока что и находятся на некотором отдалении от беглецов. Ну, добежать до незваных гостей у них много времени не займет, а точно брошенный нож может долететь еще быстрее... Плохо дело. Как видно, Бел прав — тут не простое селение, и случайных посетителей здесь не любят. Во всяком случае, им тут никак не рады. И если дело дойдет до схватки, то им с Белом никак не справиться со всеми — числом задавят, да и умению драться, без сомнения, тут обучены все, возможно, даже женщины. Вот беглецам и приходится делать вид, что они ничего подозрительного не замечают, не видят и не слышат, как не обращают внимания и на то, что вокруг них стягивается живое кольцо.

А меж тем слова Бела заинтересовали седобородых стариков — один из них задал вопрос, другой о чем-то спрашивает... Разговор у них вышел долгий, правда, о чем мужчины говорят — о том Олея не имела ни малейшего представления, так же, как было невозможно хоть что-то прочитать на невозмутимых лицах окруживших их людей. Как это плохо — не знать языка, на котором говорят все вокруг... Однако ей очень не нравилось и то, что мужчины, стоящие за их спинами (пусть и в отдалении) по-прежнему не трогались с места...

Внезапно Бел повернулся к Олее и чуть слышно прошипел сквозь зубы "Не шевелись и не дергайся! Быстро покажи им свои ноги!", и сделал что-то вроде повелительного жеста — давай, мол, жду! В первое мгновение Олея растерялась, но потом подчинилась — понятно, что без серьезных оснований Бел не стал бы просить ее сделать подобное. В любое другое время ее бы никак не заставили стоять перед целой толпой и показывать им свои ноги, покрытые кровоточащими и гноящимися ранами, синяками и еще неизвестно чем, только вот сейчас было не до капризов.

Надо признать: вид ног Олеи произвел на присутствующих должное впечатление: люди, стоявшие позади них, просто-таки шарахнулись в стороны, словно от взрыва, а матери, в неподдельном испуге схватив своих детей, потащили их в дом. Что тут скажешь? Только одно: раны, нанесенные зубами и когтями вампиров, выглядели достаточно омерзительно. Меж тем Бел, тяжело вздохнув, продемонстрировал растерянным зрителям свою рану на ноге, где его тоже укусил вампир, а заодно и руку с плечом, куда тоже вцепились каххи...

Олея тоже глянула мельком. Раны на руке мужчины в сочетании с синей полосой на шее Бела, который появился после того, как Юрл едва не придушил его... В общем, под безжалостными лучами яркого солнца все это выглядело не то что неприятно, а просто жутко...

Менее чем через четверть часа беглецы покинули поселок, и было непохоже, что за ними стремился идти хоть кто-то из его обитателей. Правда, лошади с ними тоже не было, зато был мех с водой и три тушки каких-то мелких зверьков. Лишь отойдя на какое-то расстояние от поселка, Бел пояснил Олее, в чем, собственно, дело.

Прежде всего, Бел не ошибся в своих предположениях: в этом поселке, и верно, обитали... ну, если не контрабандисты, то те, кто был с ними крепко связан. По словам Бела, такие вот небольшие поселения вокруг границы — это, как правило, или перевалочные пункты для контрабанды, или места пребывания придорожных банд, или что-то вроде того. Короче: тут обитают люди, рядом с которыми законопослушным гражданам делать нечего, да и не забредают такие вот граждане в эти забытые Богами места, а если и попадают, то по великой случайности. Вполне естественно, что появление незваных гостей не понравилось никому из обитателей поселка. По счастью, существует правило: перед тем, как по-своему разобраться с незнакомцами, вначале надо выяснить, что это за птицы такие залетели в их края...

Понимая это, Бел рассказал, что они с женой направлялись в соседнюю страну, но в пути на них напали песчаные тирры, уйти от которых удалось с трудом. Но все одно путники сбились с дороги, и сейчас совершенно не понимают, куда они попали, и к тому же у них закончилось вода... Однако мужчин поселка куда больше заинтересовали слова о песчаных кошках. После упоминания Белом об этих зверях, мужчины поселка встрепенулись, и наперебой принялись задавать вопросы подошедшим: где видели песчаных кошек, сколько их, где она лошадь терзать начали... Как оказалось, обитатели поселка уже были наслышаны о том, что эти прекрасные создания появились в здешних местах, только вот никто из местных жителей пока что не имел представления о том, в какую именно сторону им следует направляться, чтоб начать охоту за песчаными кошками.

Теперь обитатели поселка, кажется, несколько успокоились, особенно после того, как Бел подробно пояснил им, где именно пала их лошадь. Впрочем, до того места мужчины и по следам дойдут — среди таких вот жителей тайных поселков, как правило, всегда находятся хорошие следопыты.

Это все неплохо, но вот для беглецов опасность была в другом: из подобных селений посторонних выпускали редко, если, конечно, вообще выпускали — нечего распускать по миру слухи о том, кто кого и где видел. Именно оттого Бел и рассказал им с печалью во взгляде и с горечью в голосе, что они с женой идут в соседнюю страну — там, как им сказали, живет какой-то целитель, что может избавить их от непонятной хвори, напавшей и на них, и на всю их семью. Дескать, завелась в том месте, где они живут, непонятная зараза, и кто эту хворь занес в их края — неизвестно. Начинается болезнь с язв на руках и ногах, а потом переходит на шею и тело... Страшное дело — люди гниют заживо, а потом и вовсе в могилу сходят! В доказательство своих слов Бел показал раны на ногах Олеи да и свои раны продемонстрировал. Вот, мол, поглядите на нас, люди добрые, как нас болезнь-то уродует! Если целитель не поможет, то через пару седмиц и мы перед Богами предстанем, как это уже сделали многие из нашей родни...

Вот тут-то им жители поселка поверили. А чтоб их окончательно отпустили подобру-поздорову ( все же было заметно, что некоторые из мужчин очень заинтересованно и с завистью поглядывают на лошадь незваных гостей. Это понятно: в здешних местах даже старая лошадь — это целое богатство!) Бел пожаловался, что, дескать, спасаясь от песчаных кошек, они свою лошадь почти что запалили, еле бредет, совсем из сил выбилась... Как бы в дороге не пала! Не оставите ли вы ее у себя на время, люди добрые, пока мы назад не пойдем, или же мы вам ее продать можем! Причем задешево, много не попросим! Нам бы с собой воды в дорогу, а не то все запасы воды остались на той лошади, которую песчаные тирры на куски разодрали. Еще бы нам этих зверюшек, сурков песчаных, штук пять — говорят, мясо у них целебное, такое, какое нам и надо, а в здешних местах их многие ловят...

Дело кончилось тем, что им поставили старый мех с водой, сунули тушки трех сурков (больше у них на сегодня пока что не было), и отправили незваных гостей на все четыре стороны.

— Бел, я не могу понять... — Олея, и верно, никак не могла взять в толк. — Не понимаю, почему они нас отпустили, да еще и за лошадь расплатились, пусть даже таким образом? Куда проще было убить нас на месте...

— Убить, конечно, было можно, причем легко, только вот куда потом они денут тела зараженных людей? Зароют в песок возле поселка? Во-первых, никто, находящийся в своем уме, до таких вот покойников дотрагиваться не будет, а во-вторых, если захоронить в округе подобные тела, то велика вероятность того, что вскоре заразятся все жители поселка. Так что пусть лучше эти пришлые носители болезни убираются куда подальше от этих мест, и умирают где угодно, то только как можно дальше отсюда. В общем, негласное решение старцев было таким: надо дать этим людям все, что они просят, и пояснить, что чужакам тут больше делать нечего. Наверное, молитву благодарственную вознесли, когда мы ушли оттуда. Заразы все боятся...

— Ну-ну... Заразы боятся, а нашу лошадь забрали только пока, и при том даже не поморщились!

— Принято считать, что болезни людей животным не передаются.

— Кстати, зачем тебе сурки? Разве их едят?

— Ну, как тебе сказать... Вообще-то едят, хотя у них мясо со своеобразным привкусом и запахом, да и падалью отдает...

— Бр-р...

— Тут я с тобой не вполне согласен: захочешь есть по-настоящему — и такое мясо уплетешь за милую душу, да еще при том и спасибо скажешь! Но сурки нам нужны не для еды.

— Тогда для чего?

— У них очень ценный жир, именно то, что нам с тобой сейчас и надо. Помнишь, Иннасин-Оббо говорил, как лечат раны, нанесенные речными вампирами? Прежде всего, для этого требуется жир сурка. Правда, остальное Иннасин-Оббо не успел сказать...

— Что именно не успел сказать?

— Как это лекарство надо готовить, какие в него травы добавлять... Это все он, и верно, не сказал, но зато главное составляющее того лекарства у нас с тобой под руками. Конечно, там следует добавлять еще самые разные травы, только вот какие именно? Местные целебные растения я почти не знаю, а те, что мне известны, пока еще не попадались на нашем пути. Так что пойдем по самому простому решению проблемы.

— Это по какому?

— Видишь ли, я и раньше знал о том, как готовить мазь из жира сурка для лечения ран. Сурочий жир — это основа множества чудодейственных мазей, которыми можно лечить самые серьезные раны и язвы. Я знаю пару рецептов хороших мазей с этим самым жиром, но, как уже было сказано, для их изготовления мне нужны лекарственные травы, а их у нас нет. Так что попробуем обойтись тем, что есть. Сегодня же вечером надо будет сделать эту мазь....

— А получится?

— Постараемся. Надо без задержки приниматься за наши раны, а не то запустим — и нас с тобой уже ничто не спасет. Кстати, здорово болит?

— Не очень...

На самом деле раны болели уже довольно ощутимо, только вот говорить об этом Олее не хотелось. Почему? Действовало все то же старое правило — если не упоминать, то вроде не так и больно...

— А откуда ты знал, что в этом поселке есть сурки на продажу?

— Так это же само собой разумеется! Видишь ли, сурочий жир очень ценен, на него всегда есть спрос, да и мясо сурка покупают довольно охотно, хотя на вкус оно... Ну, скажем так — на любителя, причем далеко не на каждого. Конечно, взрослые люди ловлей сурков вряд ли будут заниматься, а вот для детишек это — настоящее дело. Дети в этом селении имеются, а заняться им особо нечем, и оттого для них ловля сурков — и развлечение, и в то же время неплохое подспорье в семью, тем более что этих грызунов тут хватает. Потом из тушек зверьков жир вытапливается, а мясо вялится... Между прочим, денежка от продажи за все это идет весомая.

— Так просил бы не тушки сурков, а этот самый сурочий жир!

— Ага, так бы они нам сразу его и дали! Знаешь, сколько стоит кувшинчик сурочьего жира? Дорого. Как говорят у нас в Руславии — жаба задушит отдавать такой ценный товар каким-то пришлым людям, которые и без того чуть живы! Да и на такой вот кувшинчик этих самых зверьков уйдет немало... А всучить нескольких дохлых сурков за лошадь, которая им может достаться и так — почему бы и нет? Тем более, что подобное им ничего не стоит, а новых сурков ребятишки могут натаскать сколько угодно!

— А трех зверьков нам хватит?

— Маловато, конечно, но делать нечего, что есть — тем и постараемся обойтись, тем более, что сейчас осень, сурки должны слой жира нарастить...

— Куда мы сейчас идем?

— Как оказалось, песчаные кошки загнали нас несколько в сторону, и мы отклонились от первоначального пути, но подобное нам только на руку — здесь до границы даже ближе. Да и, судя по всему, безопасней — недаром тут контрабандисты довольно свободно шастают... Если нам повезет, то вскоре мы перейдем границу и окажемся в Ойдаре.

— Где?

— В Ойдаре. Это соседнее государство.

— А зачем нам туда?

— Видишь ли, для нас самый короткий путь до Руславии — возвращаться туда той же дорогой, которой пришли сюда, но, боюсь, это совершенно невозможно. Значит, пойдем кружным путем. Для начала надо пересечь границу Берена с Ойдаром, а дальше будем действовать по обстоятельствам. Нам надо поторапливаться.

— Догадываюсь.

— Нет, не догадываешься... — вздохнул Бел. — Не вижу смысла таить от тебя неприятную новость... Знаешь, что было в том послании, что мне передал связник в Иорнале? Помимо всего прочего, там было сказано и о том, что Уреал и Танусия уже в открытую заявляют о своих претензиях на Руславию. Дескать, или предоставляйте перстень и манускрипт с Договором Троих, или все пойдет согласно древнему указу Богов, то есть Руславию должны поделить между этими двумя странами...Ты представляешь, как это будет происходить? Думаешь, все обойдется без крови и жутких потрясений? Как бы не так...

...Когда они перешли границу Берена и Ойдара — этого беглецы даже не заметили. Просто когда на их пути появилось нагромождение валунов удивительного белого цвета — вот тогда Бел сказал: все, они уже в Ойдаре. Пояснил: те люди в поселке сказали что-то вроде того: как только увидите здоровенные белые камни, лежащие едва ли не полосой, то будьте уверены — это уже Ойдар.

— Так из Берена мы ушли? — полувопросительно — полуутвердительно спросила Олея. — Все в порядке?

— Насчет Берена я с тобой согласен, а вот что касается всего остального, то в этом вопросе я не склонен разделять твою уверенность.

— Не понимаю...

— А тут и понимать нечего. Думаешь, преследователи до нас и в Ойдаре не доберутся? Если бы... Кто бы и что не думал, но речь идет о самом большом куше, какой только можно себе представить! Как только власти Ойдара узнают, что на территории их страны находятся такие сокровища, как перстень Сварга и древний манускрипт, то будь уверена: они костьми лягут, но постараются добыть эти артефакты.

На первый взгляд было незаметно, что Олея и Бел уже находятся в другой стране. Вокруг все та же сухая земля, только вот камней стало побольше, а потом холмы и вовсе сменились сплошными нагромождениями камней, куда больше напоминающими горы. Дважды беглецы едва не нарывались на отряды стражников, но, по счастью, Бел вовремя замечал эти небольшие отряды, и мужчина с женщиной успевали спрятаться. До вечера они успели пройти немалое расстояние, но еще до ночи на их пути встретилось нечто, похожее на небольшое углубление в холме. К тому времени солнце еще далеко не полностью закатилось за горизонт, но сил идти дальше у беглецов почти что не было.

Беда еще и в том, что и Олея, и Бел — оба к тому времени стали чувствовать себя плохо, и дело тут было не только в усталости. Болела голова, бил озноб, каждого постоянно бросало то в жар, то в холод, и раны разболелись уже всерьез, пошло нагноение, чему в немалой степени способствовала жара, грязь и разъедающий тело соленый пот. Да уж, на жаре болезнь быстро одолевает человека, тем более что яд от укусов вампиров действовал уже вовсю... Если так будет продолжаться и дальше, то вскоре они уже никуда не смогут пойти. Необходимо было принять хоть какие-то меры, а не то страшно даже подумать, что с каждым из них будет завтра.

— Остановимся здесь... — Бел бросил на землю свой мешок. — Надо бы добыть хоть какое-то топливо для костра...

Нужное количество древесины в этих местах отыскать было сложно. После долгих поисков набрели на несколько высохших колючих кустов, и, исцарапавшись, сумели наломать пару охапок шипастых веток. Без всякого желания погрызли сухих лепешек, которые Бел купил на рынке в Архо. Есть не хотелось совершенно, зато оба без остановки пили воду — да, болезнь и не думала отступать от них...

Затем Бел принялся за тушки сурков. Он тщательно выпотрошил каждого из них, затем вырезал чуть студенистый слой нутряного жира, а вместе с ним и желчный мешочек. Тем временем Олея резала на полосы кусок белого полотна, которое Бел купил все на том же рынке — он предупредил Олею, что сейчас понадобятся бинты для перевязки. Предусмотрительный парень — понятно, что он уже заранее прикидывал, что ему надо приобрести для того, чтоб вылечиться. Добытые из сурков жир и желчь Бел сложил во что-то, напоминающее широкую глиняную чашку (которую тоже заблаговременно приобрел все на том же рынке), и сунул ее Олее — размешивай, и как следует растирай между собой жир и желчь, причем делай это потщательней!.. Размешать, конечно, можно, только вот жира с трех зверьков набралось немало, едва ли не полная чашка.

— Это что, и есть то самое лекарство?

— Лекарством оно сейчас станет.

— Что-то оно мне не нравится...

— Твое дело, но нам надо срочно принимать меры, а не то заражение пойдет по всему организму. Вот тогда уже не поможет никакая мазь.

Затем Бел развел костер, сунул в горячие угли чашку с перемешанными жиром и желчью сурков, дождался, пока в чашке едва ли не вскипит содержимое, и жир с желчью превратится в однородную масса, а потом густо обмазал ею все ранки от когтей и зубов речных вампиров но ноге Олеи. К сожалению, после долгого перехода раны на ноге женщины выглядели куда хуже, чем утром. Затем приложил к ранам шкурку одного из сурков, и туго прибинтовал его к ноге. Все бы ничего, только вот эта мазь здорово жглась, а уж запах от нее шел такой, что хоть нос затыкай.

— Жжет?

— Ничего, можно перетерпеть. Только вот запах...

— Если мазь не поможет, и раны не заживут, то шарахаться от тебя будет некому — сама умрешь от заражения крови.

— Невесело...

— И я про то же.

Если с раной на ноге Бел справился сам, то раны на плече ему перевязывала Олея. Там, конечно, пришлось повозиться, тем более, что шкурка сурка плохо прибинтовывалась к плечу.

— Зачем шкурки...

— Надо.

— Бел, а для чего...

— Убыстряет заживление ран... — не дослушал ее мужчина.

— Откуда ты знаешь, о чем я хотела тебя спросить?

— Просто знаю.

— Неужели я такая предсказуемая?

— Как большинство женщин, а с тобой я провел уже достаточно много времени, чтоб догадываться, что у тебя на уме в тот или иной момент. Правда, ты меня кое в чем сумела удивить — я имею в виду твое умение владеть плеткой... Ладно, хватит пустых разговоров, ложись спать — мы уже и без того устали. Солнце уже почти закатилось, так что не будем терять время для сна, тем более что сейчас, когда на раны наложили мазь, лучше лишний раз не двигаться.

Бел улегся на землю неподалеку от затухающего костра, сунув под голову свой мешок. Олее не оставалось ничего иного, как и самой прилечь неподалеку на теплую землю. Женщина настолько устала за день, что не хотела даже шевелиться. Тем не менее, ответ на кое-какие вопросы ей очень хотелось получить.

— Бел...

— Ну, что еще?

— Бел, мы тут спать легли... А вдруг нас ночью обнаружат?

— Кто?

— Ну, ведь могут из Берена сюда придти, и не просто так, а с собаками...

— Вряд ли. Пересекать границу соседнего государства, да еще и целым отрядом — на это вряд ли кто решиться. Теперь насчет собак... Если даже их пустят по нашему следу, то те вряд ли его возьмут, и, знаешь, почему? Помнишь, ты спрашивала, отчего я купил нам новые сапоги, не очень удобные?

— Конечно, помню. Кстати, я к ним так и не могу привыкнуть!

— Ну, это дело наживное... Так вот, эти сапоги сшиты из шкуры сенса — есть в здешних местах такой зверь. Шкура у него крепкая, но обладает крайне неприятным запахом, который даже со временем так и не выветривается. Так что если ты идешь в обуви, сшитый из шкуры этого зверя, то собака твой след вряд ли возьмет — запах сенса на какое-то время отбивает у собак обоняние.

— А вдруг сюда придут эти... ну, контрабандисты?

— Перестань. Видела, какие вокруг каменные россыпи? По ним и днем-то надо ходить очень осторожно, и на землю внимательно смотреть, чтоб не переломать себе руки-ноги, а уж ночью, в кромешной тьме пробираться по этим нагромождениям — дело гиблое.

— Бел, а могут тут ночевать какие-нибудь хищники? Хоть те же песчаные тирры...

— Ты тут хоть клочок звериной шерсти видела? Или запах звериный учуяла? Нет? Ну, так спи спокойно — здесь никого нет.

— Бел, еще хочу спросить... Эта мазь их жира сурков... Она так неприятно пахнет! И долго это будет продолжаться? Сколько времени от нас будет идти такой мерзкий запах?

— Что, не нравится? — по голосу мужчины было понятно, что он улыбается.

— Можно подумать, что он тебе нравится!

— Ну, тут уж ничего не поделаешь, надо перетерпеть какое-то время. Впрочем, в соседних городах, где почти нет воды, подавляющая часть бедного населения пахнет немногим лучше. Так что если тебе от этого станет легче, то смело можешь считать: запах, исходящий от нас — это просто хорошая маскировка. Но вообще-то ничего особо страшного в этом нет...

Запах... Внезапно Олее вспомнилось другое, казалось бы, давно позабытое, но тоже связанное с необычным запахом. Тогда, на первую годовщину их свадьбы, муж подарил Олее удивительный подарок — бутылочку с духами. Этой иноземной диковинкой торговал смуглокожий торговец, и стоили эти духи о-го-го сколько! Редко кто даже из очень богатых людей позволял приобрести себе эту, казалось бы, никому не нужную безделицу, но, тем не менее, многие женщины мечтали о подобном подарке — получить бутылочку этого удивительного творения чужестранных умельцев. Увы, подавляющая часть мужчин считала подобную покупку чем-то вроде напрасно выкинутых на ветер денег, тем более, что в Руславии и без того было принято отдушивать одежду мятой, ромашкой, душицей... Все так, но разве может сравниться скромный аромат северной травы с удивительно-пьянящим запахом жидкости, налитой в прозрачную бутылочку?!

Олее, во время посещения с мужем одной из тех иноземных лавок, дали понюхать некоторые из ароматов, сотворенных умельцами из дальних стран. Особенно ей понравился один запах: сказочная волна аромата цветущего шиповника, соединенная с чем-то терпким, волнующим... Однако цена — три золотых монеты, могла отпугнуть кого угодно.

Женщина была просто ошарашена, когда через несколько дней муж подал ей маленькую деревянную коробочку, открыв которую, Олея увидела внутри лежащий на бархатной подушечке пузырек с заветным запахом. Помнится, тогда от радости она едва не задушила мужа в объятиях.

Увы, но уже через несколько дней пузырек пропал. Олея по сей день помнит то разочарование и ту растерянность, что она испытала, когда в очередной раз открыла коробочку и увидела, что бутылочки с духами там нет. Искать пропажу долго не пришлось — обе дочки Серио благоухали духами Олеи, которые они просто-таки выливали на себя. На просьбу мачехи вернуть ей подарок мужа девчонки лишь нагло ухмыльнулись, а Серио, услышав слова Олеи, резко ее оборвал: пусть, мол, девочки себе душу потешат, порадуются, для детей ничего жалеть нельзя... И не следует злиться по пустякам! Я тебе уже сказал: в этом доме все принадлежит как тебе, так и им! А вот тебе, дорогая женушка, не стоит быть такой жадной и скаредной! Подумаешь, дети себе твою вещь на какое-то время взяли!.. Если ты из-за такой ерунды истерику устраивать горазда, визг поднимать и слезы лить в три ручья, то я, так и быть, снова могу купить тебе эту дрянь, от которой у каждого нормального мужчины голова болит! Своих дочек ущемлю, зато ты больше не будешь недовольно фыркать в сторону, словно злая кошка! Наверное, оттого у нас с тобой и детей нет, раз ты такая скупердяйка!..

Как и следовало ожидать, девчонки мачехе ничего не вернули назад, а другие духи жене Серио так и не купил: слишком дорого, и, кроме того, по словам мужа, хватит с нее и того, что он ее все еще терпит в своем доме!.. Да и денег лишних у Серио не было. А потом вообще навалились куда более серьезные проблемы, и Серио стало не до каких-то там духов...

Но больше всего Олею укололо другое: когда Серио после развода привез ее вещи на телеге, и вывалил их возле дома бывших тестя и тещи, то там не оказалось множества предметов из ее имущества, но зато была та самая пустая деревянная коробочка из-под духов. Олея прекрасно поняла, что хотел этим сказать бывший муж: не оценила ты того, что я для тебя сделал!..

Ох, — подумала Олея, — ох, что это с ней?! Столько дней о Серио не вспоминала, а тут уже второй раз за день ей на память пришел... Хотя по сравнению с тем, что происходит в жизни Олеи сейчас, все старые обиды кажутся таким пустяком, который и упоминать не стоит! А раз так, то лучше постараться уснуть, а не то ее все одно что-то трясет в сильной лихорадке, да и боль от ран, нанесенных речными вампирами, пока не утихает. Наверное, неприятные воспоминания из прошлого — это болезнь, навеянная высокой температурой, усталостью и ознобом. В общем, надо спать. Утром, при свете солнца, многое будет казаться совсем иным.

Глава 11

Лекарство из жира сурка и в самом деле оказалось удивительным: проснувшись утром, Олея почувствовала себя намного лучше — воспаление в ранах заметно уменьшилось, жар спал, да и общее состояние было несравнимо со вчерашним самочувствием.

— Ты как? — поинтересовался Бел, который к тому времени уже встал, и что-то перебирал в своем мешке.

— Кажется, хорошо...

— Так кажется, или хорошо?

— Во всяком случае, чувствую себя куда лучше, чем вчера. Можно сказать, почти здорова. А ты как?

— Примерно то же самое, что и у тебя.

— Так примерно, или хорошо? — не удержалась от подковырки Олея.

— Будем считать, что хорошо... — помотал головой Бел. — А сейчас давай перекусим — и в дорогу, пока солнце высоко не встало.

На завтрак были все те же сухие лепешки и вяленое мясо, только вот сейчас беглецы уплетали их так, что только за ушами трещало.

— Иннасин-Оббо был прав... — не выдержала Олея. — Мазь, и верно, чудодейственная. А ты говорил, что ему нельзя доверять!

— Ну, что касается мази — тут я не спорю, наш колдун не соврал, иногда можно и правду сказать. А зачем ему нас обманывать в этом вопросе — в его глазах к тому времени мы все были уже трупами.

— Конечно, Иннасин-Оббо повел себя по отношению ко всем не очень хорошо, но мне трудно поверить, что он вел себя, словно хладнокровный убийца. Все же это вежливый, умный, хорошо воспитанный человек...

— Да, он может произвести приятное впечатление, а об остальном тебе вряд ли стоит знать.

— Почему?

— Ладно, чтоб у тебя не осталось лишних иллюзий... Вспомни, когда на острове появился кар'дайл, наш милый колдун упомянул, что этих животных ловят несколькими способами, в том числе и с помощью особого яда, годящегося только для этого зверя, но у него, мол, для изготовления подобного яда нет нужных веществ... извини, нужных компонентов.

— Вряд ли Иннасин-Оббо мог таскать в своих сумках множество самых разных пузырьков, трав и...

— Ты просто его не знаешь. Он весьма запаслив и очень умен. У этого человека с собой всегда должно быть все необходимое, пусть и в самых малых дозах, а то, чего у него в данный момент нет — то он в состоянии смастерить едва ли не из подручного материала. Этот парень любому составителю зелий даст сто очков вперед. Вспомни хотя бы, как лихо он разобрался на постоялом дворе с тем, что нам намешали в вино. Вот и на острове, возникни в том нужда, он мог бы изготовить любой яд — для нашего дорогого Иннасин-Оббо подобное не составит ни малейшего труда, и не думаю, что ему понадобилось бы для этого много времени.

— Тогда отчего...

— Скорей всего, он просто тянул время, ожидая, чтоб нас осталось как можно меньше. Так сказать, естественная убыль... А вот когда рядом с ним осталось бы один-два человека, вот тогда бы он втихую достал какой-нибудь из ядов (не сомневаюсь — у него с собой был достаточный запас самой разной отравы), потом бы скормил это зелье последним из оставшихся в живых, а затем эти отравленные тела можно подсунуть кар"дайлу. Для большей надежности тела отравленных не помешает еще и сверху посыпать ядом, если он в порошке, или полить, если он жидкий... Короче, придумал бы что-нибудь, он парень головастый.

— Но в дороге...

— Не спорю: в пути он нас не раз выручал, но это было вызвано насущной необходимостью: одному, без нашей помощи, до нужного места ему было бы не добраться. Он же не знал, какие еще опасности появятся на пути. Да и место, где находятся артефакты, ему было неизвестно. Ну, а как только мы добрались до заветных артефактов — то все, больше мы ему не нужны. Больше того: там, на берегу, его уже ждут те, кому он заранее согласился продать артефакты.

— А кто они, эти покупатели?

— Могу только предполагать. Скорей всего, одна из третьих стран, которой до зарезу надо получить перстень и договор в свои руки, ну а уж потом... В общем, имеется самый широкий простор для фантазий и предположений... Все, собираемся. Нам пора.

Когда Олея и Бел вышли из своего укрытия, солнце уже полностью вышло из-за горизонта. Досадно, надо было постараться отправиться в путь пораньше. Впрочем, оправданием может служить то, что они очень устали за вчерашний день. Еще радует то, что сегодня оба чувствуют себя почти что здоровыми.

Еще перед уходом Олея, чуть сдвинув в сторону крепко примотанную шкурку сурка, посмотрела на свои раны, и мысленно развела руками — надо же, заживает только что не прямо на глазах! Просто чудодейственная мазь! Да еще и плетка... С ней женщина чувствовала себя куда уверенней.

Олея надела кожаную петлю на рукоятке плетки себе на руку, спрятав саму плетку в рукав — на всякий случай. Если произойдет нечто опасное, то достать плеть Олея всегда успеет.

Но о плохом сейчас думать никак не хотелось. Боли в ранах почти не чувствовалось, на душе было легко. Кажется, даже Бел с его вечной невозмутимостью готов был улыбаться.

Пока еще не наступила дневная жара, дул легкий ветерок, настроение было прекрасным, а когда у Олеи на душе было так хорошо, ей всегда хотелось поговорить. Вот и сейчас ее просто-таки распирало желание выговориться самой, а заодно и получить ответы на кое-какие из своих вопросов. Как видно, она безотчетно улыбалась, оттого что Бел, поглядев на нее, поинтересовался:

— Ты чего так радуешься?

— Но мы же ушли из Берена!

— Верно, ушли, но история далеко не окончена. Неужели ты надеешься, что за нами не будет погони?

— Наверное, будет...

— Не наверное, а точно будет. Не тот у нас с тобой груз, чтоб упускать его из своих рук.

— Это я понимаю...— вздохнула Олея.

Постепенно закончились каменные россыпи, и местность стала куда более ровной. Идти стало полегче, но никто из людей на их пути пока еще не показывался. Приподнятое настроение по-прежнему не отпускало Олею, и ей все так же хотелось поговорить.

— И все-таки, скажи, что такое ты знаешь об Иннасин-Оббо...

— Слушай, ты можешь хоть немного помолчать?

— Мазь очень жжется... — притворно вздохнула Олея. — Вот я и говорю, чтоб хоть немного отвлечься...

— Ерунда! — покосился на женщину Бел. — Мазь перестала жечься еще вчера.

— Должна же я найти какую-то причину, чтоб ты хоть немного поговорил со мной. Я за все эти дни столько намолчалась, что должна хоть немного выговориться!

— Кажется, и я скоро рядом с тобой болтуном стану! — губы мужчины чуть тронула улыбка.

— А что в этом плохого?

— Хорошего тоже ничего нет.

— Кстати, ты мне так и не ответил насчет Иннасин-Оббо... Почему ему нельзя верить? Неужели это какая-то тайна?

— Ну, тайна, не тайна... Ты не обратила внимание на то, что Юрл тоже не очень-то доверял предсказаниям нашего колдуна? Видишь ли, у него для этого были кое-какие основания.

— А что такое?

— Ну, чтоб ты успокоилась и больше не задавала вопросов... Скажем так: были шероховатости, на которые ты, скорей всего, не обращала внимания...

— Какие шероховатости?

— Сейчас нет никакого смысла о них вспоминать. А недавно, как ты помнишь, Иннасин-Оббо проговорился о том, что его изгнали из родной страны. Ну, среди наемников подобное не в диковинку — многие из них совершают нечто такое, после чего их не желают видеть на родине.

— А что такое с ним произошло?

— Не забивай себе голову лишним.

— Что, опять намек на мои светлые волосы?

— Вот пристала... Ладно, раз мы идем вместе, то тебе не помешает знать кое-что о нашем милом и тактичном колдуне. Кстати, я сам об этом знаю далеко не все, а некоторые факты узнал совсем недавно...

— Это было в том послании, которое тебе передали в Иорнале?

— Если будешь и дальше перебивать меня...

— Все, молчу!

— Кто бы тебе еще поверил... Так вот: Иннасин-Оббо происходит из очень знатной и известной семьи потомственных магов и врачевателей, и при рождении ему дали совершенно иное имя. Правда, после неких событий он был вынужден его сменить... Итак, у нашего общего знакомого к определенному периоду его жизни было неплохое состояние, завидное положение в обществе, а вместе с тем он обладал более чем обширными знаниями в магии и врачевании, которые веками собрали его предки... Правда, в отличие от своих братьев-магов, его куда больше интересовали не колдовские науки, а куда более прозаические вещи: колдовские зелья, яды, лекарства, притирания для красоты и молодости, и много чего еще из того же ряда. Ну, для его родной страны заниматься подобным — это в порядке вещей и к тому же считается очень уважаемой и почтенной профессией, вполне вписывающейся в традиции его семьи. Надо признать, что в своем деле наш общий знакомый достиг немалых высот: по слухам, умудрялся составить весьма действенное лекарство от той или иной болезни из самых простых трав и корней, чуть ли не из соломы. Жил бы парень, да жизни радовался, так нет — беда пришла, откуда не ждали. Точнее: Иннасин-Оббо решил обессмертить свое имя, изобретя лекарство от всех болезней разом. Наслушался и начитался сказок о Богах, которые одним глотком волшебного зелья вылечивали себя от любой хвори — и решил сотворить точно такое же зелье.

— Хм...

— Согласен: любой понимает, что, например, слепоту и заболевание сердца надо лечить разными средствами. Не скажу насчет других, но лично мне сложно представить, будто заболевание зубов и паралич можно вылечить одним и тем же порошком...

— Или микстурой...

— Или микстурой... — согласно кивнул головой Бел. — На мой взгляд — подобное совершенно невозможно, но, как видно, у Иннасин-Оббо по этому поводу было свое мнение. Уж не знаю, что он там делал, какие опыты ставил, и что за зелья смешивал в одной пробирке, но в один прекрасный момент, прямо на приеме во дворце Владыки заявил, что нашел то самое лекарство, которое может избавить людей от всех болезней разом. В доказательство своих слов попросил принять это изобретенное им средство двоим старым и верным слугам Владыки: один из них к тому времени почти оглох, а у второго настолько болели ноги, что частенько он с трудом передвигался. Результат не заставил себя ждать: уже к вечеру один слышал, как скребутся мыши в подполе на соседней улице, а второй заскакал, как молодой козлик. После этого имя нашего дорогого колдуна едва не вписали во все летописи, слава о его великом открытии с быстротой молнии облетела все соседние страны, страждущие избавления от болезней повалили толпой к нашему колдуну, а цены на его лекарства взлетели едва ли не до небес... Но что значат деньги по сравнению со здоровьем?! Ведь, по слухам, уже через несколько часов после приема того лекарства начинали самостоятельно шевелиться даже парализованные, а потом и вовсе умудрялись вставать на ноги! А уж чувствовали они себя при этом так, будто вернулись в пору своей юности, когда здоровье бьет просто-таки через край!

— Так это же замечательно!

— Как сказать... Примерно через седмицу после приема того волшебного лекарства люди стали умирать, причем все, без исключения.

— И много умерло?

— Все, кто его принял.

— Все?!

— Да, а это были, в основном, очень знатные и богатые люди, которые могли позволить себе приобрести это немыслимо дорогое лекарство. Не выжил ни один. А если учесть, что того лекарства Иннасин-Оббо успел изготовить и продать немало, то можно понять, отчего через седмицу знать страны здорово поредела. Некоторые чуть ли не целыми семьями вымирали. И не только знать: многие из очень богатых и толковых простолюдинов тоже приказали долго жить. Правда, не знаю, здоровыми они умирали, или вновь больными, но, думаю, что для оставшихся в живых родственников это уже не имело принципиального значения.

— А что же Иннасин-Оббо?

— Заявил, что, как выяснилось, лекарство несколько недоработано, и у него, к сожалению, оказался побочный эффект — эти самые смерти пациентов. Ему очень жаль, но в науке такое, мол, бывает, так что не следует раздувать неприглядную историю из неудачного научного опыта — ошибки бывают у всех... И вообще, ему надо дать время, а заодно и рабов побольше, чтоб на них можно было сразу же проводить испытания! Требуется еще немного поработать над лекарством, довести его до совершенства, и уже после этого получится панацея от всех бед!..

— Да уж...

— Как нашего милого колдуна после всего этого оставили в живых — не понимаю! Его приговорили только к изгнанию, и это, на мой взгляд, более чем милостивое решение. Очевидно, причиной послужил тот факт, что погибшие люди ранее сами, по своей доброй воле приобретали у него это так называемое лекарство. Возможно, не последнюю роль сыграла и древняя история его семьи — по старинным легендам, предки Иннасин-Оббо лечили Богов, когда те еще жили на земле...

— И что было дальше?

— То-то и оно, что на этом история не заканчивается. После изгнания наш колдун сменил имя, и осел в одной из соседних стран под видом врача для бедных. Лечил больных и немощных, если, конечно, это можно назвать лечением. На самом деле наш приятель продолжил свои опыты, только вот испытывал свои лекарства уже на пациентах. Иннасин-Оббо рассуждал так: если подопытные и умрут, то вряд ли кто обратит на это внимание — мало ли какие болезни бродят среди нищеты!.. Однако колдун и там несколько заигрался, куда больше, чем надо, увлекся э-э... ненаучными испытаниями. Дело кончилось тем, что ему пришлось удирать и оттуда, оставив за собой сотни и сотни погибших. Увы, это еще не все. Колдун вновь сменил имя, и, не в силах успокоиться, продолжал свои изыскания еще в одной стране, только там он действовал уже тайно, понимая, что за ним охотятся родственники умерших. Более того: даже была объявлена награда за его голову.

— Большая?

— Кое-кто из состоятельных людей решил не жалеть денег на это дело. Награда... Она более чем достаточна для того, чтоб беглеца стал выслеживать кое-кто из высоких профессионалов. Есть мастера, которые как раз и живут тем, что отлавливают тех, за чью голову назначено вознаграждение. Нашему колдуну следовало бы спрятаться куда подальше, прижав хвост, и сидеть там, не высовываясь, но его, как я понял, одолевало только одно желание — вернуться домой победителем, а для этого все средства хороши.

— Если я правильно поняла, то Иннасин-Оббо и в очередной стране, третьей по счету, продолжал свои опыты?

— Ты правильно поняла. В той стране наш приятель купил себе дом, а нанятые им прощелыги втайне отлавливали для него людей для опытов... Как сама понимаешь, подобное вряд ли получиться долго скрывать, особенно если учесть, что и из очередного укрытия колдуна умерших людей тоже телегами вывозили...В общем, и в этой стране у нашего исследователя тоже получились горы трупов.

— Что было потом?

— Потом даже наш общий знакомый понял, что надо спасаться, причем медлить с этим делом не стоило — было слишком много желающих иметь его голову среди своих охотничьих трофеев, вернее, помещенную в спирт или кедровое масло. Народ Востока не забывает обид, и для них дело чести — отомстить: позор на твою голову, если не сумеешь это сделать!.. Пришлось колдуну вновь делать ноги, а вместе с тем сменить свое очередное имя, и даже несколько поменять даже внешность, но в безопасности себя он все одно не чувствовал. Вопрос был: куда идти? В странах Востока всюду были разосланы его приметы, и рано или поздно, так что нашего общего знакомого там сумели бы довольно быстро вычислить. Пришлось колдуну убираться в северные страны, и затеряться среди тамошних наемников, насколько это было возможно в его положении. Кстати, там он и познакомился с Кваргом, и между ними возникло нечто вроде дружбы, насколько это возможно в отношениях между схожими по духу людьми. А что: оба были вынуждены покинуть свою родину, оба увлекались магией, да и по возрасту примерно одинаковые... Если говорить откровенно, то я не понимаю, как Иннасин-Оббо решился вновь появиться на Востоке. Тут никто, ничего и никогда не забывает.

— А сейчас Иннасин-Оббо...

— Сейчас он вновь решил рискнуть, поставить все на артефакты. Не сомневаюсь, что на него умело вышел кто-то из посланников одного из Властелинов, и предложил ему то, от чего Иннасин-Оббо не смог отказаться...

— Деньги и знания?

— Совершенно верно.

— Ты как считаешь: Юрл знает обо всем этом?

— Наверняка знает. Мне кажется, что Юрл еще на острове стал подозревать Иннасин-Оббо в двойной игре. При тех широчайших знаниях, какие есть у нашего колдуна, при его умении и таланте — и вдруг нам приходится выслушивать его утверждение о том, что он будто бы не в состоянии изготовить яд, при помощи которого можно отвязаться от кар"дайла... Не верю. Мне кажется, что при желании колдун мог бы в два счета избавиться от этого жуткого зверя.

— Но ведь ты не убил Иннасин-Оббо там, на острове?

— Нет, только оглушил, хотя, может, и следовало ему голову свернуть... Но в то время было не до того, так что сейчас не стоит понапрасну досадовать по этому поводу — ничего уже не исправить. Потому-то я тебе и говорил о том, что безотчетно доверять Иннасин-Оббо не стоит: он пойдет на многое, в том числе на любую ложь и предательство, лишь бы добиться своего... Все, хватит говорить об Иннасин-Оббо. Сейчас у нас задача не менее сложная — как можно быстрей покинуть Ойдар. Это не та страна, где можно чувствовать себя в полной безопасности. Будь на то моя воля, я бы сюда ни за что не сунулся, особенно с такими артефактами, что у нас, но уж если фишка легла таким образом...

— Чего легло?

— Не обращай внимания, это я так.

— А в чем дело? И что это за страна такая — Ойдар, в которой мы сейчас оказались?

— Страна как страна, немногим отличается от Берена. Примерно те же города, порядки и уклад. Правда, нравы тут несколько более лихие.

— В каком смысле — лихие?

— В самом прямом. Понимаешь, Ойдар — страна сама по себе, может, и не очень большая, и даже в некотором смысле тихая. Вернее, на первый взгляд стороннего человека тихая, как болото, где никогда и ничего не происходит, только вот та тишина обманчивая, а в болоте, как ты знаешь, можно легко утонуть, и твоих следов никто и никогда не отыщет.

— Звучит как-то не очень ободряюще.

— Верно. Ойдар считается таким местом, где довольно спокойно чувствуют себя преступники всех мастей. Вот они тут — как рыба в воде. Сюда съезжаются и наемники всех мастей, и вербовщики по их души, контрабандисты, работорговцы, воры, жулье и так далее. Короче, самые разные представители далеко не самого благородного сословия и хорошего воспитания. В большие города тут вообще лучше не соваться — есть шанс остаться без головы. Правда, здесь же существуют и негласные правила: местных не трогать, и свои дела обделывать без шума. Так сказать, соблюдают местный нейтралитет, и вместе с тем блюдут внешнюю благопристойность. Вот за этим следят строго, как власти, так и теневые воротилы.

— Но как же власти Ойдара терпят у себя под носом такие сборища?

— Ну, прежде всего, следует отметить, что внешне все выглядит вполне благопристойно, в открытую с ножом в зубах по улицам никто не ходит, и трупы штабелями не складывают. Кроме того, все это безобразие в Ойдаре терпят не бесплатно: власти страны имеют свой процент от всех криминальных сделок, происходящих на территории Ойдара.

— Всех? — недоверчиво протянула Олея.

— Хорошо, пусть и не от всех, но зато от очень и очень многих.

— Что-то мне стало совсем невесело... — поежилась Олея. — И если власти...

— Верно! — подтвердил Бел предположение Олеи. — Если за наши головы в Берене объявят награду, то по указанным приметам за нами начнут охоту едва ли не все наемники, что сейчас находятся в Ойдаре, и маются в этих местах без дела. Хотя не думаю, что Берен в открытую пойдет на подобное — им надо поймать нас втихую, чтоб никто не узнал, какой именно товар интересует власти чужой страны. И потом, если наемникам станет известно, за какими артефактами идет охота — да они же всю страну на уши поставят, а толку от этого не будет никакого. Но вот в том, что сейчас из Берена в Ойдар идет несколько групп захвата — в этом у меня нет ни малейших сомнений.

— Так что же нам делать?

— То же, что делали и раньше — пробираться в Руславию. Только делать это следует поосторожнее.

— И куда мы идем сейчас?

— Пока вперед, а там видно будет...

Им повезло: через какое-то время они вышли к настоящей дороге. Не сказать, что она была уж очень оживленной, но, тем не менее, люди по ней шли. Хорошо еще, что рядом с ними никого не было, так что можно было безбоязненно переговариваться. Их спутниками по дороге были крестьяне, пешие или на маленьких тележках, запряженных осликами, а вот что касается стражников — то их беглецы так и не увидели. Похоже, что порядок здесь поддерживался и без представителей официальной власти. Несколько раз на пути встретились небольшие вооруженные отряды, однажды Бел и Олея обогнули медленно бредущий караван скованных рабов...

Правда, немного радовало уже то, что постепенно стала меняться местность. Почти исчезли холмы, кое-где стала появляться трава, пусть даже к этому времени она уже была желтая и высохшая. Кое-где появились небольшие овраги, где-то вдали стала проглядывать чуть заметная линия скал. Спустя еще какое-то время беглецы поняли, что стоят на возвышенности, а подальше, в низине, расположился какой-то довольно большой город.

— Та-ак... — протянул Бел, глядя на лежащий в низине город, — та-ак, кажется, я понял, где мы находимся. Если я не ошибся, то этот город называется Вахара. Если так, то можно прикинуть, куда нам лучше пойти отсюда.

— И что решил?

— Ты даже представить себе не можешь, насколько в таких вот городах Ойдара ничего нельзя утаить! Подобные городишки в этой стране, по виду самые обычные, частенько оказываются под жестким контролем тех, кто управляет этим городом.

— Ты имеешь в виду власти?

— Я имею в виду тех, кто занимается в этом городке... ну, скажем так, не совсем законной торговлей и кое-какими совершенно незаконными операциями.

Пусть из слов Бела Олея поняла не все, но, тем не менее, общая картина ей была ясна — все же она выросла не в придуманном, а в реальном мире, и кое-что можно было понять без долгих пояснений.

— И еще, думаю, в Ойдар уже пришли сведения о том, что разыскивают двоих — мужчину и женщину. Значит, и в городе, и за его пределами мы сейчас подвергаемся нешуточной опасности. Только и остается молить Богов о том, чтоб до этих мест новости о нас еще не дошли. И потом, есть еще одна сложность: как бы ты не прикрывала свое лицо, любой с первого взгляда скажет, что ты — чужестранка, за местную уроженку сойти никак не сумеешь. Кожа слишком светлая, глаза тоже далеко не темные... В город мы сумеем войти, но вот там можем привлечь к себе излишнее внимание. Да и по выходе из Вахара на нас могут обратить внимание — у здешних стражников глаз наметанный.

— Так что будем делать?

— Самое лучшее — это если бы нам удалось купить себе коней, но, увы... Денег на двух лошадей у нас никак не хватит — на они тут стоят очень дорого. Впрочем, с горечью следует признать один печальный факт: имеющихся у нас денег, пожалуй, недостаточно даже на покупку одной лошади... И потом, даже если бы у нас хватило денег на подобное приобретение, то ее так просто и быстро не совершить — здесь находится только барышник, продающий лошадей, а сами лошади находятся в другом месте. Надо будет пойти туда, сторговаться по цене, и все это не останется без чужого внимания! В общем, мы окажемся под пристальным взглядом посторонних людей, а те люди, как правило, обладают хорошей памятью и весьма сообразительны...

— Ты что-то уже придумал?

— Есть кое-какие наметки. Прежде всего, чтоб ты знала — в этом городе продают и рабов...

— Да уж догадываюсь: мы же с тобой обогнали караван...

— Верно. Так вот, хотя рабство в Ойдаре узаконено, тем не менее рабов в этой стране обычно продают лишь на особых рынках рабов. Открытая продажа не запрещена, но не приветствуется.

— А в этом городке есть такой вот рынок рабов?

— Не думаю. Подобные рынки есть в больших городах, а тут... Масштабы городишка слишком мелковаты для подобного размаха. Однако мне известно, что тут есть перевалочная база для рабских караванов, а раз такое дело, то вполне может быть и что-то вроде неофициального рынка — ведь далеко не каждый может позволить себе отправиться в далекий город, чтоб привести себе раба-другого. Так почему бы и не продать здесь нескольких человек, если есть покупатели?

— А что такое — перевалочная база для рабов?

— Видишь ли, обычная практика такая — всех поступающих рабов свозят в строго определенные места, где их, если можно так выразиться, сортируют: молодые девушки, женщины постарше, дети, молодые люди, и так далее. Здесь же частенько бывают перекупщики, отбирающие себе самый лучший товар — самые красивые девушки и юноши, дети необычной внешности, сильные мужчины... В общем, у каждого — свои запросы и свои покупатели, и, разумеется, товар первого отбора ценится наиболее высоко. Затем оставшиеся рабы пускаются в общую продажу...

— Великие Боги, какой кошмар!

— Что верно, то верно, но сейчас речь не о том. Я, кажется, придумал, как нам пройти город, не привлекая к себе особого внимания: надо просто изобразить, будто я только что приобрел рабыню и веду ее домой. Это не вызовет ни малейшего подозрения — ведь многие именно для покупки раба и приходят в этот город.

— Но...

— Это самое обычное явление для здешних мест. Купить себе разом несколько рабов — подобное могут позволить себе лишь очень состоятельные люди, но зато многие простолюдины, скопив нужную сумму, приходят сюда, чтоб приобрести себе для хозяйства раба или рабыню. Покупают, как правило, молодых людей, так что выходящий из города мужчина, который ведет за собой на веревке женщину — нормальное зрелище, и по местным меркам ничем не отличается от того, как если бы кто-то выводил привязанную козу.

— А может, нам в город не заходить?

— Куда подозрительнее обходить его по окраинам. Да и опасней. Кроме того, пересечь город вдоль — это куда быстрее по времени. И потом, надо бы купить с собой в дорогу еды и воды — неизвестно, когда на нашем пути попадется источник... В общем, путь в обход нам совершенно не подходит.

— Ну, если так...

— Только так, и не иначе!

Внешне этот город — Вахара, показался Олее ничем не отличимым от множества точно таких же городков, которых она уже видела немало: узкие пыльные улочки, множество глинобитных домишек, большие красивые здания в центре города, стоящие за высокими стенами...

Однако в центр города Бел не пошел. Купив в первой же встреченной лавке длинную веревку, мужчина связал ею руки Олеи, а другой конец этой веревки привязал к своему поясу. Конечно, если в том будет нужда, то женщина едва ли не одним движением сумеет скинуть с себя эти путы.

Пока они шли по городу, навстречу несколько раз попадались люди, которые точно так же шли по улице, ведя за собой связанного по рукам человека. Понятно: хозяева только что приобрели себе рабов, вернее, рабынь... Как говорится: с приятной покупочкой вас, господа хорошие!.. Можно только позавидовать умению некоторых людей откладывать денежки на приобретение еще одних рабочих рук. Как говорится, все в семью... Олея вновь отмечала про себя: а ведь Бел был прав — на них никто не обращал внимания. И то верно: просто еще один счастливчик сумел скопить денег на новое имущество в хозяйстве — на рабыню, так что за парня можно только порадоваться.

Когда беглецы дошли до выхода из города, то заметили, что в воротах стоят несколько скучающих стражников, разглядывая тех, кто входит в город и выходит из него. Судя по лениво-расслабленному виду мужчин, никакой опасности вокруг себя они не видели. Значит, — отстраненно подумала Олея, — значит, здесь пока еще ничего не знают о беглецах из Берена. Уже неплохо...

Увы, рано обрадовалась. Стражники их остановили, но не из-за того, будто им что-то показалось подозрительным, а просто оттого, что блюстителям порядка было скучно. А впрочем, дело тут было не только в безделье стражей порядка — стоявший неподалеку молодой мужчина с наглым выражением лица чуть кивнул головой в сторону выходящих из ворот людей.

Делать нечего, пришлось остановиться. Двое стражников, особо не торопясь, подошли к стоящим людям, и пока один из них о чем-то спрашивал Бела, второй молниеносным движением сорвал с головы Олеи ее головной убор, похожий на чалму, который неплохо защищал ее как от солнца, так и от излишне любопытных взглядов. Растерявшись, Олея едва ли не закрыла лицо руками, но потом решила сдержаться. Молча наклонилась, подняла с земли брошенную чалму и вновь надела ее себе на голову.

Тем временем Бел что-то резко говорил стражникам, а те лишь лениво махали рукой — не шуми, мол, подумаешь, мы просто проверяли кто есть кто... Зато тип с наглым выражением лица, наоборот, проявил немалую заинтересованность. Он подошел к Белу, и о чем-то попытался заговорить с ним, только вот спутник Олеи был не настроен разговаривать. Дернув женщину за веревку, связывающую ее руки, Бел направился к выходу из города, но от незнакомца так просто было не отвязаться. Он какое-то время шел рядом с Белом, и что-то горячо ему втолковывал, но тот без долгих слов лишь отмахнулся от мужчины, словно от надоедливой мухи.

Незнакомец отстал от них лишь тогда, когда они отошли на довольно большое расстояние от ворот. Мужчина что-то раздраженно бросил им вслед, причем в его голосе была и неприкрытая угроза, но Бел, как обычно, даже ухом не повел. Незнакомец еще какое-то время потоптался на дороге, однако дальше идти не стал. Чуть позже, как бы случайно обернувшись назад, Олея увидела, что мужчина повернул назад. Фу, даже на сердце полегчало... Интересно, что ему от них было нужно? Почему-то Олея была уверена, что от этого человека добра ждать не стоит.

Снова дорога, только вот рядом пока что много людей. Это крестьяне возвращались домой из города, продав на базаре свой нехитрый товар, или сдав его перекупщикам. Все на той же дороге Олее вновь увидела ставшую уже привычной картину — женщину со связанными руками. Ее тоже вел за веревку какой-то мужчина — понятно, что этот человек только что купил себе рабыню. Правда, женщина была значительно старше Олеи, но и, судя по виду нового хозяина рабыни, он тоже был не из богачей. Как видно, приобрел то, на что хватило денег. Похоже, мужчина был не очень доволен своей покупкой, и с завистью поглядывал в сторону Бела — конечно, у него рабыня моложе и красивей...

Выждав момент, когда никого не оказалось рядом, Олея спросила Беда:

— Что там произошло, у выхода из города?

— Как сказать...

— Так и говори!

— Понимаешь, тут на каждом входе-выходе из города стоит кто-то из тех, кто следит за порядком в этих местах...

— Да видела я стражников!

— При чем тут стражники? То есть они, конечно, там тоже стоят, но с ними постоянно находится наблюдатель — один из тех, кто постоянно следит за тем, кто и что поступает в город, и выходит из города. Если что не так, то он может принять свои меры, те, которые сочтет нужным, или же сообщает о непорядках тем, кто стоит выше него по иерархической лестнице.

— Не совсем понятно...

— Видишь ли, у таких людей большой опыт и очень цепкий глаз. Он сразу заметил, что я веду северянку, женщину со светлой кожей и с голубыми глазами. На местном рынке — ценнейший товар. Думаешь, стражник так просто сбил с тебя шапку? Как бы не так! По приказу того типа...

— Ничего себе! Кто-то приказывает стражникам!

— Не кто-то, а представитель подлинных хозяев этого города. Тут все схвачено, и стражники давно пляшут под чужую дудку! Но сейчас речь не о том. Дело в том, что этот мужик прежде всего стал интересоваться, где и у кого я тебя купил. Как видно, он решил, что кто-то при сортировке вновь поступивших рабов по недосмотру пропустил хороший товар — дескать, у кого-то вновь хватило ума решить, что раз женщине больше шестнадцати лет, то ее можно отправлять в общую продажу! А ведь есть ценители именно на таких женщин... Вот мужик и вздумал исправить положение, перекупить хорошую рабыню и вновь продать ее, только по более высокой цене. Недаром он предлагал мне за тебя деньги...

— И много?

— Если бы... — съехидничал Бел. — Дал бы он хорошие деньги, продал бы я тебя, не раздумывая, а не то от твоей вечной трескотни моя бедная голова уже кругом идет! То, что он мне совал — это сущая мелочь, на нее можно приобрести только немолодого раба. Жмот!

— А тебе откуда известны расценки?

— Не первый день живу на свете. Как видно, мужик решил, что я, испугавшись, не посмею ему отказать. И, тем не менее, просто так забирать чужую рабыню он не решился. Видишь ли, в этой стране очень строгие правила: недаром даже столь наглые люди, вроде того парня, что пытался нас остановить — даже они не решаются в открытую вступать в конфликт с местным населением.

— Что этот тип делает на выходе из города?

— Я же тебе сказал — тут все происходящее должно быть под контролем! Что же касается нас, тот тут, как мне кажется, у мужика было простое желание — нагреть свои руки.

— А что он кричал нам вслед?

— Все то же: чтоб я не нарывался на неприятности.

— Он может пойти вслед за нами?

— Не думаю. Наш случай не относится к числу тех, ради которых можно оставить свой пост. Скорей всего он сейчас сообщит наверх о том, что кто-то продал хорошую рабыню простому человеку, а подобное означает потерянную прибыль.

— Чем это может нам грозить?

— Логика такая: то, что кто-то пустил хороший товар на общую продажу, может быть вызвано лишь двумя причинами: или кто-то по недосмотру проглядел ценную рабыню при новом поступлении живого товара, или же кто-то вздумал продавать рабыню втайне, не ставя об этом в известность других, тех, кто контролирует этот рынок. Я уже говорил — тут очень жесткие правила, и вся торговля живым товаром идет под неусыпным контролем и приглядом. Это только на первый взгляд может показаться, что в этой стране царят тишина и покой, а на самом деле тут такая дисциплина и столь суровые правила, что знающему человеку только и остается, как разводить руками!

— Я не совсем поняла...

— А тут и понимать нечего! Сейчас в этом городишке быстро перетряхнут всех и все, и очень быстро выяснят, что молодую красивую женщину со светлыми волосами и голубыми глазами в ближайшее время никто и никому не продавал, и даже более того — подобной красотки ни вчера, ни сегодня тут вообще не видели. Это товар редкий, дорогой, на него всегда есть повышенный спрос, так что подобную редкость в любом случае для начала должны были предложить своим людям.

— А что потом?

— Потом? Думаю, что к ним уже сегодня же придут сведения о том, что границу меж Береном и Ойдаром пересекли двое людей, которых необходимо задержать. Можешь не сомневаться — там и наши приметы будут. Сопоставят умные люди — враз поймут, в чем тут дело, и кто мы такие. Вот уж что-что, а обмен сведениями меж этими двумя странами поставлен очень даже неплохо.

— Так что же нам делать?

— Все то же самое: в очередной раз уходить.

— И куда мы пойдем?

— Беда в том, что карту Ойдара я изучал довольно давно. Помню кое-что, но не более того. Если я верно припоминаю, то нам с тобой в любом случае не следует идти прямо по дороге, а лучше свернуть на одну из небольших дорог. Сомневаюсь, что нам удастся спрятаться, но необходимо хотя бы попробовать это сделать...

Свои слова Бел очень скоро подтвердил на практике: беглецы свернули на одну из небольших тропок, уходящих в сторону от дороги, и шли по этой тропке до самого вечера. К тому времени Бел снял с рук Олеи веревку, и сейчас по тропинке передвигались не хозяин и рабыня, а обычная семейная пара, явно торопящаяся к своему дому. Несколько раз на их пути встречались небольшие селения, но Бел все время был настороже, успевал заранее сориентироваться по местности, так что беглецы умудрялись обходить стороной все поселения.

Не раз им попадались и люди, судя по одежде — жители Ойдара, и все они, без исключения — все делали вид, что не замечают незнакомцев. Конечно, здешние люди никак не походили на зомби, встреченных беглецами у жреца вайду, но, тем не менее, между ними было что-то общее, как ни странно звучит подобное мнение. Разница в том, что здесь были не ходячие покойники, а живые люди, но они смотрели не на появившихся перед ними незнакомцев, а будто мимо них. Такое впечатление, что тут никому и ни до кого нет никакого дела. Понятно, что местные жители не знают, что за люди бродят по дорогам их родной страны, но, как видно, уже были научены горьким опытом общения с незнакомцами. В случае возникновения тех или иных неприятностей с чужаками никому из них не хотелось идти в свидетели — ведь неизвестно, чем свидетельство в пользу того или иного человека может грозить именно тебе.

Бел уже рассказал Олее, что в здешних местах люди живут довольно обособленно, и лишний раз язык не высовывают — просто боятся оказаться меж схваток стражников и бандитов, или же между выяснениями отношений промеж собой двух конкурирующих преступных группировок. "Я ничего не знаю, не видел и не слышал!" — в Ойдаре это основное правило жизни простого народа.

До вечера беглецы прошли большое расстояние, всего лишь несколько раз присаживаясь на короткий отдых. Оттого и получилось так, что почти безостановочный шаг, жара, усталость — все это сделало свое черное дело, и уже к вечеру беглецы вновь почувствовали себя очень плохо. Раны вновь начали воспаляться, появился жар... Надо где-то остановиться, причем крайне желательно, под крышей, хоть немного отдохнуть и поспать.

Им повезло. К закату они наткнулись на небольшой дом. Вернее, это была глинобитная хижина с плоской крышей, маленьким оконцем и неплотно закрываемой дощатой дверью. Для чего эта хижина здесь построена? Отчего-то Олея была уверена, что эта хижина представляет собой что-то вроде пастушьего домика. Ну да, верно — вокруг находятся луга, которые сейчас, правда, совсем высохли под горячим солнцем, да и вытоптаны они, можно сказать, подчистую. Подобное обычно бывает на тех местах, где пасутся стада. А весной здесь, очевидно, очень зелено. Вон, неподалеку от хижины начинаются заросли каких-то колючих кустарников, постепенно переходящие в самую настоящую рощу.

— По весне тут явно находятся пастбища для баранов... — Бел огляделся по сторонам, вошел в хижину. Заглянула туда и Олея. Несколько охапок старой соломы на полу, небольшой очаг в углу — вот и вся обстановка внутри. Ни плошки, ни чашки, нет даже разбитого горшка... Да, богатой здешнюю обстановку не назовешь при всем своем желании.

— Это что за строение? — спросила Олея.

— У него, думается, много предназначений... — Бел присел у очага. — Тут могут останавливаться как пастухи, так и путники... Впрочем, здесь удобное место отдыха для очень и очень многих. Дорогу в этом месте никак не назовешь уж очень оживленной, но золы в очаге много, и последняя двух-трех дневной давности. Следовательно, люди в этой хибаре бывают довольно регулярно. Домашней животины тут сейчас нет, значит, и пастухам в этих местах делать нечего. А впрочем, погоди... — и Бел направился в сторону зарослей кустарников.

Впрочем, ходил он недолго, а, вернувшись, хмыкнул:

— Точно, я не ошибся. Там, среди колючих кустов, есть почти незаметная тропинка, хотя на взгляд стороннего человека там сплошные переплетения колючек. В случае крайней нужды по ней можно пройти, чтоб уйти от преследователей. Так сразу ее и не рассмотришь, поэтому я ее несколькими камнями пометил. На всякий случай...

Хотя на землю уже упали первые сумерки, но, тем не менее, Бел отправился на охоту за сурком — с воспалившимися ранами надо было что-то делать, иначе для беглецов дело могло обернуться куда хуже. Олея была почти уверена, что Бел ничего не сумеет добыть, но она ошиблась. Почти в темноте мужчина сумел выследить и прибить камнем здоровенного сурка.

Одного зверька на двоих раненых было, конечно, маловато, но это куда лучше, чем ничего. Главное — снова удалось изготовить лечебную мазь, смазать воспалившиеся раны. Конечно, надо бы отдохнуть, полежать в покое, только вот как это сделать, если погоня дышит тебе в затылок?!

Безо всякого желания поели. Хорошо, что у них пока еще есть вода, но если беглецы и дальше будут пить ее так же много, то уже к утру все запасы воды кончатся. Наверняка где-то здесь неподалеку должен быть хоть и небольшой, но источник с водой — ведь не просто же так здесь поставили хижину! Значит, рассчитывали и на то, что у останавливающихся здесь людей будет возможность не только передохнуть, но и не умереть от жажды, пополнить запасы воды... Все правильно, все так, но сейчас выходить в темноте и искать родник ни у одного из беглецов не было ни сил, ни желания. Негласно отложили подобное на утро...

Олея за этот день очень устала, но спать ей не хотелось. Может, виной этому ее лихорадочное состояние? Кто знает... Да и сегодняшняя мазь что-то уж очень сильно жгла, боль никак не проходила. Надо хотя бы ненадолго отвлечься...

— Бел, а отчего мы не купили жир сурка в том городе? Я имею в виду Вахара... Наверняка этот жир там продавался, причем не у одного человека!

— Без сомнений, продавался... — Бел и не думал спорить. — Только вот в городе жир сурка покупают в основном состоятельные горожане, или солдаты пользуют им свои раны. Что ни говори, а жир сурка стоит не так дешево... А чтоб крестьянин, с его въевшейся в плоть привычкой не сорить понапрасну деньги вдруг вздумал покупать жир сурка, принялся тратить деньги на то, что может бесплатно раздобыть дома... Полная несуразица, а подобное здесь сразу же вызывает подозрение... Все, надо отдохнуть.

— Бел, давай поговорим, а? Ну хоть немного... Мы с тобой все идем и идем, но ведь надо иногда и не быть таким серьезным. У меня столько вопросов...

— Не обижайся, но я уже давно не встречал такую болтушку... — по голосу мужчины Олея поняла, что он улыбается. — Все гадал: сразу спать уляжешься, или все же захочешь пообщаться.

— И на что же ты ставил в этом споре?

— На то, что некоторых женщин даже усталость не заставит замолчать... А может, все-таки ляжешь спать без лишних разговоров? Нам нужно набраться сил для очередного перехода, ведь то, что мы несем — это хотят заполучить себе очень и очень многие.

— Наверное, ты вновь скажешь, что я — блондинка, но все же ответь: кто именно за нами сейчас охотится? Иннасин-Оббо и Юрла я пока в счет не беру... Интересно, они живы?

— Положим, светлый цвет волос у молодых женщин мне нравится — с этим я не спорю... — едва не фыркнул Бел. — И скрывать тут нечего — блондинки нравятся многим мужчинам... Что же касается тех, кто остался на острове — ну, тех парней так просто не возьмешь. Не знаю, каким именно образом они это сделают, но то, что парни сумеют отбиться от кар"дайла — в этом я нисколько не сомневаюсь. Как бы я к ним не относился, но наши бывшие спутники — из числа тех, кто не опускает руки в сложных ситуациях. А вот что касается остальных, тех, кто сейчас может за нами охотиться... Ну, здесь все много сложней.

Бел замолчал, и какое-то время они сидели молча. Потом мужчина вновь заговорил:

— Вот смотри, расклад такой: как для Танусии, так и для Уреала — для каждой из этих двух стран самое выгодное и самое лучшее решение проблемы — это единолично получить в свои руки перстень Сварга и манускрипт с древним Договором. Согласно положению, именно та страна, в которой окажутся эти артефакты — та страна имеет полное право целиком присоединить Руславию к своим владениям. Если же перстень и манускрипт бесследно пропадут — тоже неплохо: каждая из этих двух стран имеет право на половину Руславии, а уж как ее будут делить — это еще тот вопрос! То, что подобная дележка грозит войной, понятно и без долгих пояснений: и Танусия и Уреал — каждая из них захотят оттяпать себе кусок пожирней и побогаче, и друг с другом церемонится не будут, а военные действия, разумеется, пойдут на территории Руславии. Ну, рано или поздно, но страну они, разумеется, поделят, только вот Руславия к тому времени будет измотана войной, часть городов и деревень разграблена многочисленными ордами наемников, да и населения в ней заметно поубавится... Игры престолов, чтоб их!..

— Если я правильно поняла, кроме этих двух стран имеются и еще желающие погреть руки на чужих бедах?

— Верно, таких всегда хватает, а уж в нашем случае их просто без счета. Суди сама: если в руки одной из третьих стран попадут перстень и договор, то эта страна имеет полное право продать эти артефакты кому угодно, и, прежде всего Правителям одной из трех стан — Руславии, Танусии или Уреалу. Весь вопрос в том, сколько они запросят за подобный товар. Понятно, что с покупателя постараются содрать по-полной, и еще неизвестно, что будет входить в эту цену. Или же продадут артефакты еще кому-либо...

— Кому?

— Кто предложит больше всех, а в таких вопросах обычно не церемонятся и не мелочатся.

— Ты говоришь — третья страна... А кто это может быть?

— Да кто угодно! Любая из стран, которые в курсе того, что артефакты пропали из сокровищницы Правителя. Или этим желающим захапать перстень и манускрипт может оказаться некто из очень богатых людей, тот, кто тоже имеет в этом деле свой интерес... В общем, то, что мы с тобой несем, стоит таких денег, такой власти и влияния в дальнейшем, ради которых можно пойти на очень и очень многое. Тут головы считать не будут, а прямо по ним пойдут... А что из этого следует? Только то, что за нами вот-вот объявят настоящую охоту! А кто будет загонщиками... Тот, кто сумеет оплатить и проведение этой самой охоты, и собак, и немалый риск...

— По-моему, эта охота уже идет... — тихо вздохнула Олея.

— Верно, и в этом случае чего нас с тобой тоже никто жалеть не будет.

— Бел, а ты... Не знаю даже, как спросить...

— Хочешь узнать, отчего я прикидываюсь таким честным и порядочным, и не думаю ли о том, чтоб самому поучаствовать в дележке страны? Набил бы себе карманы потуже...

— Я не это имела в виду!

— Пусть я сказал не совсем то, но в подтексте ты имела в виду нечто похожее. Я прав?

— Ты все перевернул с ног на голову!

— Если бы все измерялось только деньгами... — а голос у Бела усталый. — Если бы все измерялось одними лишь деньгами, то и нас с тобой здесь бы не было. Не буду говорить высокие слова, но сторожевые псы для того и существуют, чтоб верно нести свою службу, и не предавать даже ради очень вкусного куска мяса. Болонку не заставишь идти по следу, так же как и охранную собаку не уложишь на пуховую подушку с бантиком на шее.

— Как-то грубовато звучит...

— Зато верно... Все, я уже наговорился на день вперед. Надо спать. Я первый дежурю.

— Бел, лучше ты сейчас ложись спать... — вздохнула Олея. — А я пока посижу.

— А может, ты первой приляжешь? Прошли мы немало, и ты устала за день...

— Верно, устала, но спать почему-то не хочется. Такое бывает. Как говорила моя бабушка — сна нет ни в одном глазу... Как раз мой случай.

— Ты уверена, что не уснешь?

— Сейчас лучше ты помолчи и спи. Мешаешь...

— Девушка, как вы со мной нелюбезны... — съехидничал Бел, поворачиваясь спиной к Олее. — Прямо как ножом по сердцу. И слушать меня не желаешь... Дорогуша, в таком случае разбудите меня через три часа.

— Ни на минуту не опоздаю...

Бел ничего ей не ответил, и до Олеи донеслось его ровное дыхание. Уснул... Олея же, присев возле неплотно закрытой двери (там было чуть попрохладнее) слушала тишину ночи. Здесь, как и на ее родине, ночь была наполнена звуками — треск цикад и сверчков, крики ночных птиц, изредка доносились голоса каких-то животных...

А дома уже, без сомнения, вовсю идут затяжные осенние дожди, листья осыпались с деревьев, возможно, изредка вместе с дождем идет мокрый снег... И, наверняка, уже капусту закончили квасить... Интересно, как там тетка одна со всем управилась — ведь у нее этой капустой было засажено чуть ли не поле, да и кочаны в этом году уродились на славу! Некоторые еле руками обхватишь... Еще хорошо, что она помогла тетке убрать с огорода морковь и свеклу, лук и чеснок связали, и повешали в кладовой...

Родители... О них Олея лишний раз старалась не думать. Переживают, наверное, не зная, куда направилась их непутевая дочь — ведь в том письме, что она написала домой, было всего несколько строк. Мать — та, наверное, каждый день слезы льет, вспоминая свое невезучее дитятко, да и у отца вряд ли спокойно на душе. Ясно, что у обоих родителей словно камень на сердце лежит — все же дочь пропала! Бедные они, бедные... Надо сделать все, чтоб вернуться домой живой, а не то родители себя вконец изведут неизвестностью...

Олея даже не ожидала, что с этими думами несколько часов ночного дежурства пролетят настолько быстро. Надо же — сна нет, а температура, кажется, заметно спала... Уже неплохо.

Бела долго будить не пришлось. Едва только Олея коснулась рукой его плеча, как мужчина сразу же открыл глаза.

— Что?

— Время вышло. Тебе дежурить, а я ложусь спать.

— Как обстановка? — Бел потер лоб, прогоняя остатки сна.

— Вроде все в порядке, только вот... Понимаешь, совсем недавно мне показалось, что где-то вдалеке заржала лошадь. Хотя это вряд ли показалось — в ночной тишине звуки разносятся хорошо...

— Когда это произошло? — такое впечатление, что Бел и не думал спать.

— Несколько минут назад. Но с той поры я ничего такого больше не слышала...

— Ладно... Ты пока ложись, а я осмотрюсь. Если почувствую опасность, то сразу же подниму тебя.

— Хорошо...

Едва ее голова коснулась пола, как Олея словно провалилась в глубокий сон. К сожалению, выспаться в эту ночь ей было не суждено — очень скоро Бел растолкал женщину.

— Вставай!

— Что случилось? — Олея попыталась раскрыть слипающиеся глаза. — Я долго спала?

— Совсем недолго. Нам надо немедленно уходить.

— В чем дело? — Олея вскочила на ноги.

— Пока не знаю. Но я тоже услышал что-то похожее на лошадиное ржание... Нам лучше уйти отсюда.

— Куда мы пойдем в такой темноте?

— Попробуем переждать время в тех колючих кустах...

— Твое мнение: кто это может быть?

— Очень хочется надеяться, что сюда пробираются простые контрабандисты — для нас это самое безопасное...

— А почему ты считаешь, что это не могут быть местные крестьяне? — спросила Олея Бела, когда тот уже взялся за ручку двери, чтоб выйти наружу. — Впрочем, понимаю, что задала глупый вопрос — откуда у крестьян деньги на лошадь?..

В этот момент дверь в хижину с треском распахнулась, и беглецы застыли на месте, не в силах пошевелиться. Тело будто налилось свинцом, непонятная сила перехватила горло, не давая произнести хотя бы звук. Отчего-то в памяти у Олеи встала картина, однажды уже виденная ею на острове: неподвижно застывшие Юрл и Сандр, а стоящий напротив них Иннасин-Оббо держит в своих руках футляр, в котором находится перстень Сварга и древний Договор...

Тем временем в открытую дверь разом ворвалось четверо мужчин, и в домике сразу стало тесновато. Один из вошедших держал в руках факел, который он тут же воткнул в земляной пол невдалеке от пленников, и теперь можно было рассмотреть невесть откуда взявшихся мужчин. Суда по их одежде и самому разнообразному оружию, которым они были обвешаны почти что до зубов, эти люди — не солдаты. Скорей, наемники... Как это ни неприятно признать, но беглецов, похоже, выследили...Плохо дело, вернее, не просто плохо, а очень плохо.

Но все вопросы у задержанных сами собой вылетели из головы, когда в двери показался еще один человек. Пораженные до глубины души беглецы увидели перед собой Иннасин-Оббо. Бледный, уставший, с перевязанной головой. Пусть на колдуне был надет плащ с капюшоном, но все одно было заметно, что раны на его голове причиняют Иннасин-Оббо немало неприятностей.

Не обращая ни на кого внимания, колдун просто-таки бросился к Белу и рванул в стороны рубашку на его груди так, что затрещала рвущаяся ткань... Сдернув с шеи Бела висящий на цепочке футляр с артефактами, Иннасин-Оббо раскрыл его трясущимися руками, заглянул внутрь...

— Они! Они! Мы все-таки их нашли! — у колдуна от радости едва не срывался голос.

Неизвестно, знали ли язык Руславии мужчины, сопровождающие Иннасин-Оббо, или нет, но ликующий голос колдуна был понятен и без перевода. Да и чего тут не понять — вон как мужик радуется — явно нашел то, что искал! Стоявший позади Иннасин-Оббо кряжистый мужчина с низким лбом и скошенным подбородком обратился к колдуну:

— Все в порядке? Вы уверены, что мы нашли именно то, что так долго искали?

— Да, да! Наконец-то!..

— Прекрасно! — мужчина шагнул к Иннасин-Оббо и протянул к нему свою руку. — Тогда я требую, чтоб вы отдали их мне. Я доставлю их...

— Требовать что-либо вы можете от своих подчиненных, а не от меня! — окрысился колдун. — К вашему сведению, я и сам в состоянии доставить их до места.

— Я настаиваю на своих требованиях...

— Можете заниматься этим пустым делом ровно столько, сколько вам заблагорассудится. Мой ответ не изменится... — и колдун демонстративно надел цепочку с футляром себе на шею.

Олея с тоской проводила взглядом футляр, и вынуждена была отметить про себя — все же колдун до них добрался, и сумел забрать артефакты. Женщина покосилась на Бела — тот, как обычно, был спокоен, но можно не сомневаться — на душе у него тоска и отчаяние, но парень наверняка уже прикидывает, как можно повернуть сложную ситуацию в свою сторону, только вот вряд ли подобное у него получиться. Не сумели они уйти далеко... Что же теперь будет?

Меж тем мужчина со скошенным подбородком продолжал гнуть свое:

— Но, господин, договор был...

— Еще одно слово — и уже вы будете неподвижно стоять на месте, совершенно так же, как и эти двое! И зарубите себе на носу: я сам доставлю артефакты, а вы и ваши люди мне нужны только как охрана и сопровождающие! Именно таким и был наш договор!

— А еще там было сказано, что в случае опасности я обязан забрать у вас артефакты...

— В данный момент я вижу одну опасность — от вас, и вашего уязвленного самолюбия. Разве не так? Что касается заключенного договора, то, исходя из текущей ситуации, в него всегда можно внести изменения, и это довольно обычная практика, причем она действует даже на международном уровне. Вы слышали о подобных прецедентах? Впрочем, кого я об этом спрашиваю...

— Вы уже один раз упустили эти вещи из своих рук... — процедил мужчина, не спуская глаз с вожделенного футляра.

— У меня нет желания устраивать перебранку, но все же вынужден заметить, что вы тоже не раз упускали эту милую пару прямо из-под своего носа... — в вежливом голосе Иннасин-Оббо было заметно неприкрытое ехидство.

Мужчина со скошенным подбородком (судя по всему, именно он был старшим в этой группе) на мгновение заколебался — ему явно не хотелось устраивать выяснение отношений на виду у своих подчиненных. Однако было заметно, что он всерьез разозлен — вон, даже красные пятна на лице появились.

— Это слишком...

— Молчать! — рявкнул Иннасин-Оббо. — И не мечтайте — артефакты я вам не отдам! Это не компрометирующая любовная записка, которой можно шантажировать сопливого соседского юнца! Здесь речь идет о таких сферах, какие вам и не снились!

Надо же, как Иннасин-Оббо разошелся! И металл в голосе появился, и властность, и презрение... Олея раньше считала его более мягким человеком. Как видно, ошиблась.

Зато мужчина со скошенным подбородком только что зубами не заскрипел в ответ на слова колдуна, но, как видно, здравый смысл взял верх, и мужчина отчеканил холодным голосом:

— Хорошо. Вы закончили? Мы можем идти?

— Пусть сюда приведут мою лошадь! — скомандовал колдун. — С меня хватило и дороги по камням до этой хибары, и нет никакого желания вновь идти по этой кошмарной тропе! Теперь, когда артефакты у нас в руках, можно больше не таиться, так что отсюда я поеду верхом, а не буду ломать ноги в темноте по невесть каким путям!

Как видно, Иннасин-Оббо имел право так разговаривать: недаром мужчина со скошенным подбородком, бросив на колдуна недобрый взгляд, кивнул головой своим людям, и двое мужчин вышли из хижины. В приоткрытую дверь Олея заметила, что снаружи тоже находились люди. Похоже, их там не меньше десятка, а то и больше. Женщина даже услышала, как они негромко переговариваются между собой.

— А пока мы ждем лошадей... Оттащите-ка эту парочку к стене, а не то стоят едва ли не посредине этой халупы, место занимают...

Приказ колдуна исполнили без разговоров — пленников, особо не церемонясь, оттащили к стене, и оставили там. Молодые люди по-прежнему не могли не пошевелиться, не издать ни звука, и стояли неподвижно, прислоненные к стене, словно статуи. Краем глаза Олея заметила, что обшарили и мешок Бела. Без сомнений, кошелек со всем содержимым исчез...

— Прекрасно! — продолжал Иннасин-Оббо. — Время у нас пока есть, и я бы хотел побеседовать с этой шустрой парочкой и кое-что выяснить. Причем пообщаться с ними желательно наедине. Так что будьте любезны... — повернулся колдун к оставшимся в хижине мужчинам. — Будьте любезны, покиньте помещение.

Олея готова была поспорить на что угодно: Иннасин-Оббо ведет себя подобным образом лишь для того, чтоб вновь показать свою власть мужчине со скошенным подбородком. Впрочем, тот все прекрасно понимал — недаром он, помимо своей воли, так неприязненно смотрит на колуна. Похоже, эти двое не выносят друг друга едва ли не всеми фибрами своей души. Да уж, о дружеской привязанности тут и речи быть не может!

— Я обязан остаться при артефактах. То есть при вас... — процедил едва ли не сквозь зубы мужчина. — Мои подчиненные могут выйти, но я...

— Вы выйдете отсюда вместе со всеми! — вновь оборвал его колдун. — Артефакты никуда не денутся. Если вам так хочется, то можете стоять неподалеку от хижины, но не около дверей — не выношу, когда кто-то подслушивает мои разговоры.

— А эти двое... Когда вы закончите разговор с ними?

— Не думаю, что мое общение с этими людьми затянется. Когда я с ними побеседую, то вновь вас позову, и тогда делайте с этой парочкой все, что захотите. Или же постучите в дверь, когда только сюда приведут лошадей. Но сейчас мне надо немного времени...

Люди неохотно вышли из хижины, но мужчина со скошенным подбородком задержался на пороге.

— Простите, но при вас остаются ценнейшие артефакты! Я не могу это позволить...

— Верно, они находятся не у вас, а у меня, и поверьте — из моих рук их никто не заберет. Надеюсь, вы не рассчитываете, что я отдам их в ваши руки даже на короткое время? Должен вам вновь сообщить, что со мной артефакты находятся в куда большей безопасности, чем у всей вашей братии... И вообще — мне надоело повторять вам одно и то же! Командую здесь я, а не вы. Все, когда вы мне понадобитесь, то я вас позову.

— Мы будем неподалеку... — мужчина все еще умудрялся держать себя в руках.

— Сделайте одолжение. Да, и постарайтесь обойтись без глупостей... — бросил Иннасин-Оббо вслед выходящему мужчине. — Иначе... Ну, последствия вы себе представляете.

Мужчина, не оглядываясь, вышел, а Олея вновь отметила про себя — у них меж собой нет никакого доверия. Приглядывают и за артефактами и друг за другом. Кажется, при первой же возможности мужчина со скошенным подбородком постарается избавиться от Иннасин-Оббо. Правда, колдуна тут, похоже, всерьез боялись, а иначе сразу же после нахождения артефактов перехватили бы ему горло от уха до уха...

— А вот теперь я с вами поговорю с глазу на глаз... — колдун встал напротив Олеи и Бела. — Ох, совсем забыл: для нашего плодотворного общения возникли некоторые сложности — вы же сейчас говорить не можете! Проклятая рассеянность... Ничего, этот мы сейчас поправим.

В тот же момент Олея почувствовала, что онемение немного прошло, и ей стало полегче. Во всяком случае, говорить она уже могла. Неизвестно, что хотел сказать им Иннасин-Оббо, но Олея его опередила. Вернее, у нее вырвалось:

— Как вы здесь оказались? Откуда взялись?

— Разыскивал вас, мои дорогие.

— Но как вы нас нашли? — несмотря ни на что, Олею очень интересовал этот вопрос.

— Вы забываете, с кем имеете дело! — в голосе колдуна явно были слышны нотки высокомерия.

— И все же? — теперь уже и Бел подал свой голос. — Простите, но мне хочется знать, где мы совершили ошибку. Считайте, что это наше последнее желание.

— А почему бы и нет? Последнее желание принято удовлетворять... — и колдун достал из своего кармана гребешок и шнурок. — Узнаете?

Чего тут не узнать? Гребешок принадлежал Олее, и он остался в ее седельной сумке — во время побега с острова было не до того, чтоб собирать вещи. А вот что касается шнурка, то похожим Юрл пытался задушить Бела... Только при чем здесь эти вещи?

— Да-да, это именно они! — подтвердил колдун предположение беглецов. — На этой дешевой расческе осталось несколько волосков, по которым всегда можно отыскать потерявшегося, а вот что касается шнура, при помощи которого господина Бела хотели отправить на Небеса, то ... В общем, каждую из этих вещей можно превратить в поисковый маяк, что я и сделал. Все очень просто, надо лишь обладать должными знаниями и умением. Каждому надо помнить: нельзя оставлять свои вещи на месте преступления — по ним всегда можно найти виновника. Увы, но должен с прискорбием сообщить, что вам обоим этот мой совет в будущем вряд ли пригодится.

— Умеете вы порадовать человека... — усмехнулся Бел.

— Всегда рад оказать вам подобную услугу! — едва ли не расшаркался Иннасин-Оббо. — Правда, я не рассчитывал на подобную удачу, то есть на то, что вы окажетесь вместе — у меня была почти полная уверенность, что вы броситесь в разные стороны, и искать вас в этом случае поодиночке — это дополнительная потеря времени. Что ж, поиски значительно сократились. Приятная неожиданность. Хотя поискать вас пришлось — вы умудрись уйти довольно далеко, хотя для посторонних очень рискованно находиться в Ойдаре. Здесь такой народ — вытряхнет из пришлого человека все, вплоть до его зубов. Кстати, чтоб вы знали: в этой преступной стране торгуют даже человеческими зубами: их отправляют куда-то на Черный континент, и, по слухам, этот товар пользуется там немалым спросом — то ли украшения из них делают, то ли для каких других целей используют... Тут за всем нужен глаз да глаз, а не то враз останешься раздетым, разутым и без единой монеты за душой.

— Так вы проделали такой путь лишь для того, чтоб предостеречь нас? — усмехнулся Бел. — Должен признать — никак не ожидал от вас подобной любезности!

— Увы, в этом жестоком мире не все так просто! — вздохнул Иннасин-Оббо. — У каждого есть свой интерес...

— Но как вы умудрились уйти с острова? — перебила его Олея.

— Должен сказать, что на вас, мои милые, я всерьез обижен! — укоризненно покачал головой колдун. — Мало того, что вы нанесли мне серьезные увечья, так вдобавок еще и унесли то, за чем я так долго охотился. Нехорошо и некрасиво.

— Это не ваши артефакты! — возмутилась Олея.

— Но и не ваши... — губы Иннасин-Оббо тронула насмешливая улыбка.

— Это принадлежит моей стране!

— Охранять надо лучше свои сокровища, а не то они достанутся тому, кто умнее и достойнее.

— Это вы не себя ли имеете в виду? — подал ехидный голос Бел.

— А кого же еще?! — казалось, колдун был искренне удивлен. — Боги видят, кому в руки надо послать подобный дар!

— Юрл и Сандр живы?

— К сожалению, да. Увы, но в одиночку на том острове спастись было совершенно невозможно, так что для сохранения наших жизней пришлось предпринимать некие совместные усилия.

— Если я правильно понял, то вы, придя в себя на том острове, быстро сообразили, как можно избавиться от кар'дайла раз и навсегда? — в вежливом голосе Бела явно звучала насмешка. — Наверное, от удара камнем по голове в ней наступило некое просветление...

— Умный человек должен уметь идти на компромисс! — философски заметил колдун. — Между прочим, и вы сейчас куда более словоохотливы, чем были еще совсем недавно!

— А где же сейчас Юрл и Сандр? — Олея вновь вмешалась в разговор мужчин.

— Каждый из нас пошел своим путем... — развел руками колдун. — Вы же, как я успел заметить, тоже умудрились отсидеться до нужного момента, а потом сделали свой ход... Кстати, я хотел поговорить с вами еще и об этом: люблю ясность во всем, а насчет вас у меня осталась некие вопросы. Скажите: вы двое с самого начала играли на пару против нас, или это получилось спонтанно? Лично я склоняюсь ко второму варианту...

— Вам-то зачем это надо знать?

— Значит, надо. У меня есть несколько вопросов, на которые я хотел бы получить ответ до того, как вы умрете. Если говорить откровенно, то я не очень люблю некромантию: допрашивать мертвых — на мой взгляд, это совершенно неэстетично. Но если понадобится...

— На кого вы работаете? — резко спросил Бел.

— Только на себя.

— И все же?

— Вас это не должно касаться!

— Что, опять приметесь травить людей сотнями? — вновь не выдержала Олея. — И дальше будете наваливать всем свое так называемое лекарство?

— Судя по вашим словам, кое-что вы уже знаете, только вот эта ваша так называемая правда — она несколько однобокая. Сами подумайте: что значит несколько сотен, или даже несколько тысяч погибших (о которых я, поверьте, скорблю!) по сравнению с той глобальной задачей, которую я в состоянии решить?!

— Чего-чего?

— Я могу осчастливить все человечество, раз и навсегда избавит его от всех болезней, только вот род человеческий в своей ограниченности и глупости не понимает той элементарной истины, что не бывает науки без жертв! Умершие люди... Это мелкая, даже мизерная плата за то счастье, что ждет человечество в будущем! Позже все это окупится сторицей! А пока что мне нужны средства, материалы, инструменты, лаборатории, эксперименты, люди... Великие открытия требуют великих жертв!

А ведь он сам верит в свои бредни... — подумалось Олее. Пусть он и талантлив, и умен, и цели у него вроде благородные, только вот этот человек не остановится ни перед чем, лишь бы добиться своего! Хочет осчастливить все человечество, но вот каждого по отдельности человека не ставит ни в грош! Впрочем, тут примешивается и личный мотив — Иннасин-Оббо желает вернуться домой героем, которого не поняли на родине, но признали во всем остальном мире... Великие Боги, оградите человечество от таких вот гениев!

— И вы что же, считаете, что при помощи этих артефактов получите все, что ходите? — поинтересовался Бел. — Рискованные надежды, я бы не стал надеяться на подобное. Сейчас из-за тех вещей, что вы забрали у меня, начнется такая буча, что сложно даже представить. Поверьте, всем будет не до вас и ваших требований и амбиций. Может, договоримся? Если вы вернете эти артефакты в Руславию, то... Ну, людей для испытаний вам поставлять, конечно, не будут, но зато вы получите и отдельное, хорошо охраняемое место для ваших экспериментов, и зверей для опытов вам доставят сколько угодно, и в необходимых материалах ущемлены не будете! Не сомневаюсь, что вы наслышаны о нашем Правителе, и знаете, как твердо он держит данное кому-то слово! Так не лучше ли вам, уважаемый...

— Нет!

— Напрасно. Может, вы...

— Хватит! — едва не взвыл колдун. — Заткнись! Мне не интересны ни ваши слова, ни ваши уговоры!

Дверь в хибару распахнулась, и внутрь ввалилось несколько человек во главе с тем самым мужчиной со скошенным подбородком. У каждого из вбежавших в руках было оружие — очевидно, охранников привлекли крики Иннасин-Оббо.

— Что тут происходит? — рявкнул старший.

— Какого нечистого вы сюда ввалились?! — заорал на них колдун. — Разве я вас звал?

— Мы примчались на крики...

— И что?! Я имею право разговаривать с этими двумя как захочу! Мало ли что мне надо у них выяснить!.. Вот отсюда! И чтоб отныне сюда без разрешения не заходил ни один человек!

— Но вы тут находитесь в компании двух ваших недоброжелателей, а артефакты по-прежнему находятся в ваших руках, так что...

— Я что, со стенкой разговариваю? По-вашему, эти неподвижно стоящие люди могут сдвинуться с места, если я того не захочу? Пошли все вон отсюда, и вновь можете войти только тогда, когда к этой хижине приведут лошадей!

Люди безропотно вышли наружу, но мужчина со скошенным подбородком перед уходом бросил на Иннасин-Оббо такой взгляд, что даже Олее стало понятно: у этого человека сейчас одна мечта — просунуть свой нож меж ребер колдуна...

— Ладно, хватит понапрасну тратить время на пустые разговоры! — Иннасин-Оббо повернулся к беглецам, по-прежнему неподвижно стоящим у стены. — Мне нужны твои явки, адреса агентов, пароли... В общем, все, что ты знаешь об агентурной сети как в этой стране, так и во всех остальных странах.

— Не понял... — Бел с неподдельным интересом посмотрел на колдуна. — Вы что, вздумали подработать еще и в тайной страже? Должен сказать, что работа осведомителя вам совершенно не к лицу. А может, вам недостаточно того, что артефакты уже в ваших руках?

— Хватит пустого сарказма! — разозлился колдун.

— Похоже, вашим новым хозяевам одних артефактов мало... — протянул Бел. — Им еще кое-что нужно... Уважаемый Иннасин-Оббо, должен с прискорбием сообщить — вы, кажется, при торге здорово продешевили! А может, вы решили затеять какую-то игру против своих новых хозяев? Э, да вы рисковый человек, играете с огнем! Обжечься не боитесь?

— Это не твое дело! Но ты мне и так сейчас все расскажешь! — колдун сунул руку в небольшую поясную сумку, и вытащил оттуда маленький пузырек с какой-то зеленоватой жидкостью. — От пары капель этого волшебного состава (между прочим — мое изобретение!) ты вспомнишь даже тех, с кем когда-то играл в песочнице, и даже свои разговоры с ними. Кстати, говорить ты начнешь без умолку, и при том ответишь без утайки на все вопросы, которые я тебе задам! Правда, потом, после окончания действия этого препарата, нормальным человеком тебя уже никак не назовешь. Вместо бывшего упертого мужчины появится дебил, пускающий слюни...

Колдун говорил еще что-то, но Олея его уже не слушала. Ей внезапно показалось, будто позади колдуна возникла какая-то тень. Вернее, эта тень совершенно бесшумно соскользнула с потолка, и мягко опустилась позади Иннасин-Оббо. Возможно, в любое другое время колдун сумел бы почуять присутствие постороннего за своей спиной, но сейчас он был слишком взволнован и разозлен, внимание его ослабло, и в данный момент его интересовали только пленники, стоящие перед ним. Бел, без сомнения, тоже заметил эту внезапно появившуюся тень, но даже и не подумал предупредить об этом колдуна. Более того — он продолжал отвечать Иннасин-Оббо даже с каким-то вызовом в голосе:

— Слухи не лгут — вы мастер создавать такие вот гадости! Что ж вы, уважаемый, эту жидкость собственного изобретения против меня еще на том острове не использовали, а? Вместо того дым какой-то предлагали пустить, или что-то вроде того... А, понимаю: тем дымом вы, господин колдун, намеревались всех нас разом травануть, так? Сами-то вы, без сомнения, против действия того ядовитого дыма что-то приняли бы, какую-либо дрянь из числа тех, которыми ваша дорожная сумка была забита чуть ли не доверху...

Больше Бел ничего сказать не успел — тень, возникшая за спиной Иннасин-Оббо, сделала едва заметное движение, и колдун, выпучив глаза, как подкошенный рухнул на земляной пол хижины, едва не уронив воткнутый в землю горящий факел, а пленники увидели перед собой невысокого человека, затянутого в черную одежду. Еще на лице этого человека-тени было нечто, похожее на маску, почти полностью скрывавшего лицо незнакомца, и, оставляя видимыми в прорезях маски только глаза немного необычной формы, которыми он оценивающе смотрел на стоящих перед ним людей. Судя по узковатому разрезу глаз, он родом из Кхитая, или же откуда-то из тех мест... В руке мужчина держал нечто вроде длинного и узкого кинжала, который он перед тем вогнал сзади в основание черепа колдуна, разом перерубив спинные позвонки и разрушив часть головного мозга...

Обоим пленникам в голову пришла одна и та же мысль: они что — следующие на очереди? Очевидно, этому человеку тоже нужны артефакты. Судя по мягким, почти что кошачьим движениям незнакомца, стремительность и быстроту которых не всегда мог уловить человеческий глаз — от этого человека скрыться вряд ли получится.

Однако были и хорошие новости: как только колдун умер — то в то же самое мгновение Олея и Бел почувствовали себя свободными, вновь были в состоянии шевелиться и двигаться. Все верно — со смертью колдуна исчезло и его колдовство.

Пока женщина в растерянности взирала на незнакомца, Бел неожиданно опустился на одно колено, склонил голову, и что-то негромко произнес на незнакомом Олее языке. Спустя миг он произнес новую фразу, но его речь уже была другой, потом вновь сказал нечто непонятное... Отчего-то женщина была уверена, что Бел произносит одну и ту же фразу, но на разных языках. А, вот зазвучал и язык Руславии...

— Великий Тигр, смиренно припадаю к твоим ногам и отдаю наши жизни в твои милостивые руки...

Какой еще тигр, о чем говорит Бел? Да еще и великий тигр... Женщина в недоумении смотрела на все происходящее, однако не произносила ни слова — уж если Бел ведет себя так смиренно, то уж ей тем более следует заткнуться. А все равно интересно: этот человек — кто он такой?

Тем временем незнакомец, не обращая никакого внимания на бывших пленников, сдернул со своей спины нечто похожее на большую дорожную сумку, и достал оттуда деревянную коробку с плотно закрывающейся крышкой. По мнению Олеи, это был то ли сундучок, то ли шкатулка, только уж очень больших размеров. Все так же, не говоря ни слова, мужчина склонился над неподвижно лежащим колдуном, в воздухе несколько раз мелькнул остро отточенный нож...

Потрясенная до глубины души Олея увидела, как мужчина спокойно, и в то же самое время неуловимо-быстрыми движениями, держа за ухо отрезанную голову колдуна, опустил ее в эту самую деревянную коробку, плотно закрыл ее, и затем вновь убрал коробку в свой заплечный мешок. Затем незнакомец вновь посмотрел на Бела, по-прежнему стоявшего перед ним на одном колене и почтительно склонившего голову, глянул на Олею, во все глаза смотрящую на непонятного человека. Как это ни странно, но женщина безо всякого страха наблюдала за происходящим — что ни говори, а незнакомец только что избавил их от смерти, только вот непонятно, для чего ему понадобилась голова колдуна?

Меж тем незнакомец, еще раз поглядев на стоящих перед ним людей, наклонился к обезглавленному телу колдуна, все тем же кинжалом снял с шеи трупа окровавленный футляр с артефактами, и одним коротким движением бросил его к ногам Бела.

Точно, — подумалось Олее, — точно, совсем как король-тигр. Сильный хищник взял себе то, что ему было нужно, а покорные звери, из числа тех, что помельче, дождались милости, и получили то, что более сильный зверь счел возможным им отдать.

Пока Олея в полной растерянности переводила взгляд от футляра, лежащего перед Белом на земляном полу, незнакомец достал из своего заплечного мешка какой-то узкий глиняный сосуд с запечатанным горлышком. Одним легким движением руки он неслышно снес горлышко у сосуда и бросил в него нечто, внешне напоминающее несколько крупных черных горошинок. Затем мужчина повернулся к все еще неподвижно стоящим беглецам, показал им три пальца, на мгновение чуть согнул голову в уважительном поклоне, и, легко подпрыгнув, уцепился руками за потолок. Еще несколько мгновений — и незнакомец исчез, причем совершенно беззвучно. Казалось, словно это был не человек, а самая настоящая тень — настолько тихо и бесшумно он двигался.

Как только неизвестный исчез — в то же самое мгновение Бел схватил лежащий перед ним футляр и быстро надел его себе на шею. Затем, схватив лежащий на земле мешок, бросил Олее:

— Уходим!

— Как?

— Тут только один путь — через крышу! Между прочим, у нас в запасе осталось менее трех минут... Так, молчи, все вопросы потом!

Но Олея и сама прекрасно понимала, что сейчас ей лучше помолчать. Она следила за тем, как Бел (пусть и не так быстро и ловко, как это проделывал незнакомец), подпрыгнул, уцепившись за что-то, затем подтянулся и исчез. Так на крыше что, есть какой-то люк? Надо же, она ничего такого не заметила, хотя внимательно осматривалась, когда впервые вошла в эту хибару... Тут Олея услышала шепот Бела:

— Давай руки! Живо!..

Краем глаза женщина успела заметить, что над сосудом, в который незнакомец бросил горошины, стал куриться дым, но долго рассматривать подобное времени не было — сильные руки мужчины легко вытащили Олею на крышу. Точно: на краю крыши оказалось нечто вроде аккуратной четырехугольной крышки, прикрывающей вход внутрь дома через крышу, а может, это был запасной выход. Эта крышка была настолько плотно подогнана к крыше, что заметить ее с первого взгляда было совершенно невозможно. Просто удивительно, как этот неизвестный человек сумел рассмотреть ее в темноте, да еще и совершенно беззвучно умудрился снять ее с места... Правда, уходя из дома, незнакомец не поставил крышку на место, давая возможность освобожденным им людям уйти отсюда.

Олея, оказавшись на крыше, осмотрелась по сторонам — их спасителя нигде не было. Надо же — неизвестно откуда пришел, и невесть куда ушел, растворившись в темноте, словно тень...

Вокруг было тихо, лишь негромко переговаривались между собой люди, стоящие на земле, неподалеку от хибары. Значит, ничего подозрительного они не услышали, а даже если до их слуха и донеслись негромкие звуки из-за закрытой двери, то на них особо никто не обратил внимания — мало ли о чем и каким образом колдун может говорить с пленниками! Еще у них был приказ все того же Иннасин-Оббо: пока сюда не приведут лошадей — в хижину не входить! Вот подчиненным не оставалось ничего иного, кроме как досконально выполнять полученный приказ. К тому же ни у кого из них, судя по всему, не было ни малейшего желания лишний раз общаться с колдуном. Еще хорошо и то, что все люди находились лишь у одной стороны дома, той, где была дверь.

Бел мягко перекатился на другую сторону крыши и почти беззвучно соскочил на землю. Почти — оттого, что в момент приземления под его ногой довольно громко стукнул какой-то камешек. Но в этот момент мужчины, стоящие у дверей дома, негромко засмеялись, и оттого звук камня о камень остался незамеченным, пропал в смехе мужчин.

Так, надо поторапливаться и Олее, а не то время идет, и из трех минут, отпущенных незнакомцем на побег, прошло не менее половины. Бел аккуратно подхватил на руки спускающуюся с крыши Олею, и они кинулись к зарослям колючего кустарника. Конечно, вокруг была темнота, но немного света давали факелы, которые приехавшие с колдуном люди воткнули в землю около хижины. Пусть того неяркого света было всего ничего, но привыкшим к полутьме глазам беглецов хватало и этого. Главное — успеть отойти как можно дальше, пока не истекут три минуты, отпущенные незнакомцем. Что будет дальше — о том Олея не думала, и без того понятно, что незнакомец не просто так дал им это время на уход. Так, где тут они, те самые камни, которыми Бел указал начало тропы в кустах?..

Взрыв за их спинами прогремел в тот момент, когда беглецы уже пробирались среди колючего кустарника, причем этот взрыв был такой силы, что Олея и Бел невольно упали на землю, прикрывая руками голову, а еще через мгновение вокруг них застучали разлетевшиеся во все стороны обломки глины. Ничего себе рвануло! Оглянувшись назад, беглецы вначале ничего не увидели, но через несколько секунд в глубине полуразрушенного здания вспыхнул огонь, который почти сразу же охватил весь дом. Непонятно, что могло гореть в этом почти пустом глинобитном доме... Впрочем, дома, как такового, уже почти не было — взрывом напрочь снесло крышу, и более чем наполовину разрушило стены. Яркое пламя резало глаза, доносились растерянные крики людей, которых задело при взрыве, недалеко испугано заржали лошади... Значит, их вот-вот должны были привести сюда. Олея прошептала благодарственную молитву — вовремя они ушли, ничего не скажешь! А все равно интересно, что за вещество такое находилось в том сосуде, если оно сумело до такой степени разрушить крепкий дом?

— Уходим... — Бел тронул Олею за руку. — Пока там неразбериха, нам надо сматываться.

— Что это было?

— Потом. Сейчас не время для долгих разговоров...

Они долго пробирались меж колючего кустарника, затем еще дольше шли по рощице... Темнота, свет огня за их спинами быстро погас, а затем стихли и голоса людей. Через какое-то время, совершенно неожиданно для себя, беглецы вышли на широкую дорогу.

— Пойдем по ней...

— А куда?

— Если бы я это знал... Если примерно сориентироваться, то эта дорога должна идти в сторону гор, которые находятся на западе Ойдара, а там, кажется, проходит государственная граница... Ойдар — сравнительно небольшая страна, находится едва ли не на пересечении многих главных путей, оттого в нее и лезут... всякие...

— Но...

— Ночью идти сравнительно безопасно, вот мы и постараемся пройти час-другой, отойти отсюда подальше.

— Это верно... Кстати, ты мне так и не сказал, что это был за человек, тот, который снес голову Иннасин-Оббо?

— А, ты о нем... Думаю, Боги на нашей стороне, не иначе...

Беглецы довольно быстро шли по дороге, и Бел негромко рассказывал Олее о том, что им довелось столкнуться с одним из тех людей, о которых рассказывают сказки или легенды. Далеко на Востоке есть некое... то ли общество, то ли организация, то ли каста избранных, куда абы кого не берут. В ее ряды входят лишь особые воины, хорошо подготовленные, которые умеют бесшумно передвигаться, прекрасно сражаться, владеющие едва ли не всеми видами оружия. Они умны, хитры, сообразительны, и никогда не покажут посторонним своих лиц. Почему? Да просто в своей повседневной жизни они, как правило, имеют какую-то простую профессию — мастеровых, крестьян, ремесленников, а на самом деле у них не самая обычная, а двойная жизнь, о которой частенько даже не подозревают их родные и близкие. С одной стороны они — мирные обыватели, а с другой...

Этот не просто умелые воины — они настоящие Мастера своего дела, и, как правило, за хорошее вознаграждение выполняют особые задания, опасные и рискованные, которые по плечу считанным единицам. Кстати, частенько те дела бывают кровавыми и несправедливыми. Какими? Например, если тебе надо избавиться от какого-то человека раз и навсегда, или же что-то выкрасть, выполнить опасное и щекотливое поручение — вот тогда обращаются к этим людям, и можно быть спокойным — они его выполнят. Разумеется, не бесплатно. Услуги таких людей стоят очень и очень дорого. Что ни говори, а частенько случаются такие ситуации, когда один такой воин может нанести куда больший урон, чем батальон хорошо обученных солдат.

В то же время каждый из тех тайных воинов строго придерживается определенных правил и положений, установленных в той организации много сотен лет тому назад. Подобное относится как к нормам их жизни, так и к своеобразной философии этого общества, которая дает право и возможность состоящим в нем людям чувствовать себя не примитивными убийцами, а воинами, придерживающимися жестких правил древнего общества избранных. В то же время подобное отношение к жизни вызывает уважение и страх у многих из обывателей, которые рассказывают друг другу невероятные истории о мужестве, ловкости, отваге и безжалостности тех, кто входит в эту организацию. Кстати, на гербе их организации красуется тигр — символ ловкости, опасности и бесстрашия, а тех, кто состоит в этом обществе, и называют Великими Тиграми. Чего там скрывать — перед представителями этой организации испытывают трепет и уважение даже очень умелые воины, а своеобразные правила, которым они твердо придерживаются, придает им ореол некой таинственности.

Именно с одним из таких воинов беглецы и столкнулись. Скорей всего, этот человек получил заказ на устранение Иннасин-Оббо, и это связано, очевидно, с его прошлым. Конечно, за голову колдуна в свое время была назначена немалая награда, но колдун до сей поры все еще был жив — недаром он так долго отсиживался на Севере!, что приводило в ярость очень и очень многих из родственников и знакомых тех, кто пострадал от экспериментов Иннасин-Оббо, а таких должно хватать. Между прочим, это люди восточные, памятливые и мстительные. Без сомнения, некто из родственников погибших от так называемых "лекарств" Иннасин-Оббо, устав ждать справедливости, решил сам наказать убийцу. Скорей всего, кто-то узнал колдуна, или он случайно попался на глаза одному из бывших знакомых — эти подробности сейчас уже не имеют особого значения. Ну, а все остальное было вполне ожидаемо...

Бел и раньше говорил, что голову колдуна хотели заполучить очень и очень многие, иначе они могут остаться опозоренными, отказавшимися от своих обещаний. Как видно, у одного из таких людей, желающих отмщения, хватило денег на то, чтоб нанять такого вот... мастера. Так что отныне голова колдуна будет храниться в чьем-то богатом доме среди множества других трофеев, заспиртованная, или же находящаяся в кедровом масле, как доказательство того, что с представителями этого семейства шутки плохи. Впрочем, в некоторых местах Юга это считается чем-то вроде доблести, исполнения долга перед собой и перед предками.

Что же касается самого убийства... Судя по всему, нанятый убийца каким-то образом выследил колдуна, только вот добраться до него пока что не мог: Иннасин-Оббо, без сомнения, каким-то способом сумел обезопасить себя от подобных покушений. Очевидно, убийца это знал, и оттого все это время следовал за колдуном, не приближаясь, поджидал удобного момента, и, естественно, дождался. Пробравшись на крышу дома, где колдун допрашивал беглецов, этот человек обнаружил, что на крыше есть запасной выход, и, улучив момент, когда в доме не было охраны, проник внутрь. Как раз в то время Иннасин-Оббо был слишком занят, чтоб обращать внимание на происходящее вокруг него...

— Но почему он оставил нас в живых? — не поняла Олея.

— Я склонил перед ним колено, и сказал условную фразу. В этике этих людей подобное можно перевести примерно так: восхищаюсь и склоняюсь перед тобой, отдаю свою жизнь в твои руки, обещаю молчать в том случае, если ты оставишь меня в живых... В отличие от тебя, он все понял правильно. А вот почему он нас отпустил... Тут дело не только в его душевном благородстве, для этого поступка есть несколько куда более серьезных причин: кроме того, что он принял к сведению мои слова, этому человеку еще нужно было замести следы и задурить головы нашим преследователям... Спорить готов — это ему удалось, и в любом случае искать будут не его, а нас с тобой. Этот человек — он тень: никто не видел, как он пришел, и куда ушел, так что вся вина за то, что только что произошло в той хижине — в общем, виноватыми оказываемся мы.

— Ловко!

— Да, это умелые парни, и знают, что делают.

— А отчего он не взял футляр? Или не знал, что находится в нем?

— Прекрасно знал. И вот тут начинается самое интересное — мы подходим к правилам этой организации. У него был заказ на голову Иннасин-Оббо — вот он ее и раздобыл, а вот что касается всего остального... Об этом ему было ничего не сказано, и футляр он не взял. Эти люди выполняют задание только от и до, не отклоняясь ни на йоту от выполненного заказа.

— Но как же...

— Поверь: если бы даже на полу в той хижине лежала куча ограненных бриллиантов — даже в этом случае тот незнакомец не взял бы ни одного. Таковы правила в той... организации и малейшее нарушение ведет к тому, что ослушника, в лучшем случае, изгонят. О худшем варианте я не говорю.

— Но наши артефакты... Не понимаю, как можно отказаться от такого!

— Ты просто предположи: ведь впоследствии вполне может оказаться так, что и еще некто другой из той же организации получил заказ на эти артефакты. Дескать, добудь и принеси. Так что же, одному из них надо убить другого, только чтоб раздобыть этот футляр? Еще раз говорю: эти люди берут лишь то, за что им заплачено и на что конкретно получен заказ. Только так, и никак иначе.

— А такое может быть?

— Если ты имеешь в виду, что кто-то может дать заказ в эту организацию на то, чтоб достать эти артефакты... Такого не может быть: то, что мы несем — это настолько ценно, что рисковать никто не будет — слишком непредсказуемы последствия... Все, теперь давай помолчим — надо беречь силы, да и в ночной тишине голоса разносятся далеко. А тебя все одно не переговорить...

Да я бы рада вообще ни о чем таком не знать! — подумалось Олее. — Только вот так получается, что узнавать обо всем приходится на собственной шкуре...

Глава 12

В ту ночь беглецы шли долго. Трудно сказать, сколько времени прошло с того момента, как они вышли на эту хорошо укатанную дорогу, но, по прикидкам Олеи, идут по ней уже не менее двух часов. Кажется, от усталости вскоре она упадет на землю, и ни за что не встанет...

Конечно, им надо отойти как можно дальше от того места, где Иннасин-Оббо лишился головы, только вот всегда наступает такой момент, когда силы у тебя на исходе, и едва ли не со слезами хочется вымолить хоть минуту отдыха, упасть на землю и не шевелиться... А Белу хоть бы что, шагает себе с невозмутимым видом, и усталости не чувствует. Двужильный он, что-ли? Неужели не понимает, что им нужен хотя бы небольшой отдых?! А может, он ждет, когда она сама попросит об отдыхе? Вообще-то она понимает Бела — он стремиться как можно дальше оторваться от преследователей, и оттого не жалеет ни себя, ни ее — что ни говори, а время играет против них...

Тем не менее Олея почти обрадовалась, когда в ночной тишине до них донесся конский топот. Похоже, у кого-то было очень срочное дело, раз он решился гнать коней по ночной дороге.

Беглецам не оставалось ничего другого, как сойти с дороги, и спрятаться за какими-то чахлыми кустами с пожухлыми листочками. Олея растянулась на земле едва ли не с вздохом облегчения, ощущая, как от усталости ноет все тело. Бел прилег неподалеку, причем устроился так, чтоб ему было хорошо видно дорогу.

Ждать долго не пришлось, и вскоре мимо них проехало с десяток всадников, причем двое из едущих впереди держали в руках горящие факелы, и освещали ими дорогу. Что ж, весьма разумная мера предосторожности, особенно если учесть, какие тут темные ночи. Как и следовало ожидать, это был небольшой военный отряд, только вот солдаты это были, или стражники — это Олея не поняла. Впрочем, это как раз понятно — простые люди по ночам ездят только в случае самой крайней нужды.

Через какое-то время стук копыт стих в отдалении, и Бел вздохнул:

— Ну что, пошли? Или минутку передохнем?

— Можно и не минутку...

— Устала? — неожиданно для себя Олея услышала смущение в голосе мужчины. — Загонял я тебя?

— Есть немного...

— Понимаю — это я все же поспал, а ты успела только глаза сомкнуть... Раны как? Очень беспокоят?

— Если честно — то не знаю, что и сказать. Болеть не болят, но ноют...

— Ты права — надо хоть немного передохнуть. Понимаю: ты вымоталась, но для нас сейчас главное — оторваться от возможных преследователей, постараться уйти как можно дальше.

— Ты как думаешь: те люди, что пришли с Иннасин-Оббо... Они поняли, что произошло в хижине?

— Трудно сказать... Как бы ярко огонь не горел, но человеческое тело вряд ли сгорит в прах. Обгоревшие останки Иннасин-Оббо они должны были найти, но и только! Правда, отсутствие головы у колдуна должно их несколько смутить... Наших тел среди пожарища нет, и я очень сомневаюсь, будто эти люди решат, что наши бренные останки рассыпались в пыль! Однако они, без сомнения, поняли главное — мы вновь ушли, и у них снова нет артефактов, за которыми они долго охотились. Так что сейчас, без сомнения, принимаются все меры, только чтоб вновь не упустить добычу.

Лежа на спине, и чуть прикрыв глаза, женщина чувствовала, как от усталости просто-таки гудит все ее тело. Кажется, вряд ли она умеет подняться на ноги даже тогда, когда Бел скомандует подъем. Он, наверное, устал не меньше ее, но сейчас, сидя на земле, не отдыхал, а копался в своем заплечном мешке. Кажется, чуть слышно ругнулся сквозь зубы...

— В чем дело? — спросила Олея. Конечно, можно бы и помолчать, но в темноте хотелось слышать рядом с собой обычный человеческий голос. Так все же полегче... — И чего ты намерен отыскать в своем старом мешке? Ведь не видно же ничего, нужную вещь можно и проглядеть ненароком

— А тут и глядеть нечего! — Бел с досадой бросил мешок на землю. — Нет ни денег, ни оружия — все, что только можно было взять — все забрали! Хорошо, что хоть флягу из сушеной тыквы оставили, да еще кое-какие старые тряпки не взяли. Похоже, что к рукам этих парней (нелегкая их задери!) липнет все, что имеет хоть какую-то ценность!

— Я не поняла: там, в хижине — это были переодетые солдаты?

— Вряд ли. Скорее, наемники из числа тех, кто предлагает свои услуги не на поле брани, а для выполнения некоторых щекотливых поручений.

— Не понимаю — наемники, солдаты... Разве для нас есть разница, от кого именно нам следует уносить ноги?

— Вообще-то нам сейчас уже все равно, от кого уходить. Если я не ошибся в своих предположениях насчет того, чьи люди идут за нами, то, похоже, сейчас на наши поиски подключат и армию.

— И кто же они, те, от кого мы удираем?

— А тут и думать нечего — по приказу Владыки Берена (проще говоря, Правителя той страны, откуда мы смылись с артефактами) за нами идут его люди. Говорят, у Владыки Берена имеется личная... ну, не гвардия, а особый отряд для особых поручений, и парни там собраны далеко не святые. Те люди из Берена уже должны столковаться с местными авторитетами, то бишь с кое-кем из тех, кто в Ойдаре заправляет всеми делами — иначе тут никак... Как видно, люди из Берена хотели обтяпать это дельце втихую. Не вышло.

— И что будет?

— Да ничего хорошего. Сейчас, раз мы ушли у них из-под носа, они будут вынуждены обратиться к официальной власти, хотя лично мне трудно даже предположить, на каких условиях они могли придти к соглашению между собой. Нет ни малейших сомнений, что в том случае (конечно, не допустите того Боги!), если в руки наших преследователей попадут те артефакты, что мы несем, то есть на территории Ойдара стражей Берена будут захвачены сокровища, за которые можно выручить целые горы золота...

— А в чем разница?

— Возникнет ситуация, в которой каждая из этих двух стран будет требовать эти артефакты в единоличное пользование, и тут вряд ли хоть кто-то пожелает идти на уступки. В общем, в этом случае меж Береном и Ойдаром, вернее, меж их Правителями пойдет такая грызня, которую простому человеку вообразить себе совершенно невозможно. Ни одной из стран не захочется выпускать из своих лап такие сокровища, так что начнутся разборки и выяснения отношений, и дело вполне может дойти до открытого столкновения между этими двумя странами — за такой жирный кусок драться за него будут до конца! Более того — в конфликт будут втянуты и соседние страны. Может дойти до полномасштабной войны всего Юга... Это так же верно, как и то, что в ближайшее время в Ойдаре постараются перекрыть все границы

— А что же мы будем в этом случае делать? Я имею в виду — если границы перекроют?

— Будем думать, как выкручиваться из сложной ситуации. Плохо то, что у нас с тобой сейчас даже завалящего ножа нет! Без оружия чувствую себя чуть ли не голым...

— И у меня плетку отобрали...

— Я видел.

— Мне бы новую плетку найти...

— Ты что, решила открыть боевые действия?

— Нет. Просто с ней у меня спокойней на душе.

Неожиданно Бел рассмеялся, причем весело и от души, хотя и пытался делать это как можно тише. Сейчас он находился рядом с Олеей, и она смогла рассмотреть даже в темноте, что на лице мужчины будто сгладились резкие черты, и Бел стал выглядеть не только привлекательней, но даже моложе.

— Что смеешься, не понимаю! — Олея готова была обидеться всерьез.

— Нет, ну надо же такое сказать! — мужчина все еще давился смехом. — Насмешила! С плеткой наперевес ей будет жить спокойней!.. Ох, не завидую я твоему будущему мужу! Заранее сочувствую бедному парню!.. Несчастный... Ладно, ладно, не сердись, я уже перестал! Все, больше не смеюсь!

— С чего это ты решил, что он будет несчастным? — невесть отчего возмутилась Олея. — Может, все произойдет с точностью до наоборот, и со мной он будет очень счастлив!

Бел вновь стал давиться смехом:

— Ну, если при выяснении семейных отношений будет понятно, что жена не в настроении, а в руках у нее окажется плетка, и муж будет знать, как драгоценная супруга ею владеет... Бедняге, и верно, не останется ничего другого, кроме как усиленно изображать неземную любовь и семейное счастье!

— Ну, знаешь ли!..

— Очень хочется надеяться, что подобной благодати я никогда не испытаю!

— Слушай, ты...

— Все, все, прошу прощения! Я же тебя предупреждал, что с девушками разговаривать не умею! Или обижу, сам того не желая, или нагрублю...

— Ладно, проехали.

Бел вновь расхохотался

— Ты где таких слов нахваталась?

— С вами пообщаешься — еще и не то услышишь.

— Оно и заметно. Еще недавно была такая тихая, молчаливая...

— Ты, вообще-то, тоже был далеко не оратор, а сейчас зубоскалишь без остановки!

— Беру пример с тебя.

— С чего бы это?

— Подобное словоблудие, как я успел заметить, довольно заразно...

— Ну...ну... — хотя Бел, без сомнения, шутил, но Олее все равно отчего-то стало обидно. — Точно, с девушками ты разговаривать не умеешь! А вот интересно — ты, вообще-то, женат?

— Нет.

Показалось Олее, или нет, будто после этих слов у мужчины чуть поубавилось веселья? Нет, не показалось...

— Странно. В твои-то годы обычно уже...

— Так, все, отставить разговоры! — Бел вновь был серьезен. — Передохнули, языками почесали, а теперь нам идти надо. И без того задержались куда дольше, чем можно было себе позволить...

Они шагали всю оставшуюся ночь, до рассвета, дважды обходя какие-то селения при дороге. Когда же на небе показались первые солнечные лучи, Олея увидела, что они стоят на возвышенности, вдали чуть виднеется какая-то темная полоса. А, и еще там расположен то ли небольшой город, то ли селение немалых размеров.

— Интересно, куда мы пришли? — вздохнула Олея.

— Хорошо, что Ойдар — это сравнительно небольшая страна... — Бел оглядывался по сторонам, пытаясь понять, где они оказались. — И довольно неширокая. Можно сказать, что мы пересекли ее поперек. Видишь, впереди эти горы? Если мне не изменяет память, то там проходит граница меж Ойдаром и Вайзином.

— Как, уже?

— Говорю же, Ойдар — государство само по себе небольшое. Правда, в длину оно будет куда больше, чем в ширину, а мы его по ширине отмахали...

— Откуда знаешь?

— Посмотри вперед. Сейчас пропадет утренняя дымка, и ты увидишь впереди четыре необычные скалы. Между прочим, они являются одной из достопримечательностей Ойдара, и расположены совсем неподалеку от границы. Чтоб ты знала: эта четверка скал изображена даже на государственной печати этой страны... Вот, как раз туман расходится... Смотри сама!

В первый момент Олея ничего особенного не заметила — ну, стоят там какие-то скалы, так что с того? Пусть себе стоят и дальше... К тому времени женщина настолько устала, что ей было не до каких-то там красот. Однако, чуть приглядевшись, Олея едва сдержала вздох восхищения: вдали, и верно, на одинаковом расстоянии одна от другой, стояли четыре скалы, все необычайно правильной треугольной формы, причем каждая из этих скал была немного меньше предыдущей. Такое впечатление, будто кто-то выстроил их по размеру, от большой до самой маленькой. Но самым удивительным был их цвет — голубой, да еще и чуть сверкающий в свете восходящего солнца. Издали казалось, что там находятся не скалы, а удивительным образом ограненные драгоценные камни немыслимой величины, сотворенные Богам для того, чтоб их свет доходил до Небес. Эти непонятные в своем совершенстве горы смотрелись как нечто потрясающее, нереальное, словно пришедшее сюда из другого мира.

— Что это? — ахнула восхищенная Олея.

— Знаменитые Треугольные горы... — кажется, Бел тоже был не в силах оторвать свой взгляд от необычной картины перед своими глазами. — Говорят, их сотворили Боги для того, чтоб показать людям их ничтожество. Во всяком случае, так гласят местные легенды. У каждой из этих скал даже свое имя имеется, но я их, увы, не помню... Ну, что скажешь? Производит впечатление?

— Да-а... Никогда не думала, что увижу подобное!

— Я тоже...

Солнце поднялось выше, и стало видно, что неподалеку от этих сал находится большое селение, едва ли не приграничный город.

— Это все, конечно, красиво... — продолжал Бел. — Только вот беда в том, что мы пришли не совсем туда, куда надо. Желательно бы подойти к другому месту, а не то здесь, без сомнения, всегда хватает стражи, да и посты на границе постоянно досматриваются.

— Ты уверен?

— Еще бы! Здесь не та граница, как между Береном и Ойдаром, которую мы перешли так легко, что и не заметили! На нашу беду возле Треугольных гор всегда людно — тут хватает и стражи, и местных жителей, и тех любопытствующих, что приезжают сюда поглядеть на эту достопримечательность Берена, а приезжих тут всегда в избытке! В самом селении для таких вот гостей есть немало гостиниц и постоялых дворов, да и влияние преступных группировок тут очень велико. Оттого-то в этом месте на границе очень строгий досмотр и усиленные посты. В общем, пока есть такая возможность, нам надо поторапливаться, и пойти в другое место, менее людное.

— Может, хоть немного передохнем?

— Нет времени. Скоро совсем рассветет, и тогда... Ну вот, дождались!

Издалека донесся звук шагающих ног, причем не просто звук — такое впечатление, что по дороге передвигалась едва ли не колонна людей. Интересно, кто это спешит по делам в столь ранее время? Впрочем, куда бы идущие не торопились, а беглецам надо убираться с дороги, причем чем быстрей они это сделают, тем будет лучше.

Неподалеку было самое настоящее нагромождение камней — при взгляде на них отчего-то казалось, что это остатки от когда-то разрушенного дома. Конечно, камней вокруг хватало и без того, только вот спрятаться за ними двум взрослым людям было проблематично, так что беглецам не оставалось ничего иного, кинуться на эти нагромождения камней, и укрыться за ними, едва ли не вжимаясь в землю.

Прошло совсем немного времени, и из-за поворота показался военный отряд. Солдаты, причем их немало. Конечно, сейчас не могло быть и речи о том, чтоб покинуть укрытие. Довольно длинная колонна, и солдаты шагают бодро, причем оружия хватает у каждого из них.

Все это беглецы сумели рассмотреть, пока колонна проходила невдалеке от них. Проводив взглядом последних солдат, Олея повернулась к Белу.

— Ты как думаешь, сколько их было?

— А чего тут думать? Я их просто посчитал. Четыреста человек, по меркам Ойдара — батальон.

— Интересно, куда они идут?

— Войны сейчас нет, а солдаты направляются к границе... Что из этого следует? Ладно, не напрягайся, я тебе и так скажу: начальство явно собираются укреплять границу по всей длине, а значит, усилят посты, расставят людей в пределах видимости друг от друга. Проще говоря — сейчас под просмотром будет вся длина границы, и с таким суровым доглядом, что даже муха не пролетит незаметно. Весело...

— Ты думаешь, это из-за нас?

— Подобную возможность я не исключаю. Ради таких артефактов, что мы несем, на уши можно поднять очень многих и очень многое.

— Так может, пойдем?

— Куда?

— Странный вопрос! Ты же сам говорил, что нам сейчас надо пойти в другое место, туда, где, возможно, еще нет этих...

— Ты на дорогу вначале посмотри. Видишь? На повороте дороги стражники только что поставили пост, наблюдают за теми, кто пойдет по дороге. Стражников там с дюжину, и если мы отсюда выйдем, то окажемся перед ними, как на ладони. Нам еще повезло, что сумели дойти до этого места и умудрились спрятаться, пусть и не очень надежно. Конечно, можно попытаться передвигаться ползком, но я далеко не уверен, что у нас хватит сил и умения проползти на животе несколько верст по сухой и пыльной земле. А если даже и поползем... Местность тут сравнительно ровная, так что нет никакой надежды на то, что нас враз не вычислит наметанный глаз. Кстати, если ты не заметила, то и дальше по дороге, там, куда только что ушли солдаты — там тоже только что поставили пост стражников. С этих двух точек у них вся дорога просматривается очень хорошо.

Олея повернула голову в противоположную сторону дороги. Верно: там, вдалеке, на обочине, плохо заметный из-за пыли, оседающей от прохода по дороге солдат, появился пост стражи. Еще недавно его там не было. Конечно, расстояние между местом, где прятались беглецы, и постами стражников было довольно значительным, но, в любом случае, стоит только Белу и Олее выйти из-за камней, как они, без сомнений, сразу же окажутся на виду у стражников. С той, или с другой стороны их сразу заметят, и далеко беглецы не уйдут...

— Вижу... Выходит, нам еще повезло, раз мы сумели спрятаться, хотя на месте стражников я поставила бы пост именно на этом самом месте, тут, где мы с тобой и прячемся...

— Да, — согласился Бел, по-прежнему не отрывая глаз от дороги. — Да, место тут неплохое, для одиночного поста вполне годится. Только вот в каждом удобном месте пост не поставишь, а с тех двух мест обзор хороший: там видны и дорога, и местность вокруг.

— А сюда стражники могут подойти?

— Вполне допускаю такую возможность. Или может быть такое, что кто-то из проходящих по дороге вздумает передохнуть, присев на один из этих камней...

— И что же мы тогда будем делать?

— Кто бы мне ответил на этот вопрос...

Меж тем движение на дороге становилось все более и более оживленным. Стали появляться крестьяне, несущие на рынок фрукты и овощи, или катящие перед собой тяжело груженые небольшие двухколесные тележки, пронеслось несколько карет, были даже всадники на лошадях... Прохожих становилось все больше и больше — дорога здесь, надо признать, была весьма оживленной. Верно, Бел уже упоминал о том, что сюда приезжают со всей страны только для того, чтоб посмотреть на Треугольные горы.

Но вот что больше всего не понравилось беглецам — так это то, что они еще несколько раз видели отряды солдат, направляющихся в сторону Треугольных гор, проще говоря — к границе. Конечно, численность у тех отрядов была самая разная — от нескольких десятков, до нескольких сотен солдат, но, в любом случае, силы к границе подтягиваются немалые. Странно — войны вроде нет, и ее, по счастью, даже не предвидится, хотя, по большому счету, кто из простых людей знает планы великих мира сего? Если же сейчас на границе нет и учений, то от увиденного поневоле призадумаешься...

А ведь надо что-то решать — время идет, и вполне может случиться такое, что кто-то из стражников подойдет сюда. Зачем? Ну, допустим, некто из служебного рвения на всякий случай решит проверить развалины, или же просто пожелает побыть тут какое-то время... Вот тогда уйти беглецам вряд ли получиться. Конечно, еще какое-то время за этими камнями можно укрываться, только вот надолго ли?

Медленно текло время, а Олея и Бел все так же сидели за грудой камней. Пока еще не очень жарко, но вскоре жаркое южное солнце начнет припекать всерьез, и находиться здесь будет тяжело. Да и не получиться у беглецов долго отсиживаться в этом людном месте... Может, все же рискнуть, выйти на дорогу?

Однако вскоре они увидели картину, которая развеяла у беглецов последние надежды: неподалеку от того места, где они прятались, проезжающие по дороге стражники остановили мужчину и женщину, по виду — обычных крестьян, которые к тому же тащили на себе тяжелые корзины с фруктами. Скорей всего, эта пара торопилась в город, чтоб продать там яблоки и груши, выращенные на своем участке. С этими людьми стражники вели себя довольно грубо: вначале без долгих разговоров сбили головные уборы (что в Ойдаре не принято), потом все те же стражники стали копаться в корзинах с товаром, а затем бесцеремонно обшарили и самих задержанных. И хотя крестьян вскоре отпустили, все одно было понятно — это задержание произошло не просто так.

— Чтоб их всех!.. — Бел устало привалился к камню. — Нам с тобой тут долго прятаться не удастся, но как уйти отсюда, так, чтоб нас не заметили? Ума не приложу! А ведь наши приметы почти наверняка есть едва ли не у каждого из стражников... Похоже, если даже мы с тобой каким-то невероятным образом и сумеем уйти отсюда, от идти в приграничный поселок возле Треугольных гор уже нет смысла: для нас с тобой показаться там — это примерно то же самое, что громогласно объявить о своем прибытии. Ты обратила внимание на тех, кто движется по этой дороге? От Треугольных гор идут лишь простолюдины, а вот в противоположную городу — отряды солдат и стражников. Нет, я, конечно, понимаю — неподалеку отсюда проходит граница, но чтоб в мирное и спокойное время по ней шло столь активное движение... С наибольшей долей вероятности вывод тут может быть только один — плотно перекрывают границы и ищут нас. Быстро спохватились.

— Жаль... — вздохнула Олея. — Жаль, что в этот раз мы не можем пройти через границу так же, как это у нас получилось раньше. Ну, когда мы шли из Берена в Ойдар... Тогда мы прикинулись больными.

— Это верно! — мужчина согласно кивнул головой. — Второй раз этот номер у нас вряд ли получится.

— Бел, скажи... Вайзин, та страна, куда бы нам сейчас хотелось пробраться...

— Потише говори... — мужчина прикрыл глаза. — Шумишь...

— Конечно... Я о Вайзине раньше ничего не слышала. Что это за страна такая?

— Не знаю, что и сказать... Если Ойдар — это место, где правит криминал, стоящий за спиной высокородных, то в Вайзине — совсем иной случай. Там, если можно так выразиться, сплошные праведники.

— В каком смысле?

— Будем считать, что в прямом.

— Как-то ты это произнес...

— Говорят, что в этом мире все взаимосвязано между собой, и хорошее, и плохое. Официально там тоже правит Владыка, но на самом деле он находится под большим влиянием церкви. В Вайзине очень сильно влияние храмовников. Их Двуликий...

— Кто?

— В Вайзине поклоняются одному богу — Двуликому, совмещающему в себе и добро, и зло. Что самое интересное: эта религия довольно молодая — ей нет и сотни лет, но вера в Двуликого постепенно распространяется и в иные страны, причем там постоянно растет число их единоверцев, и тамошние священники ничего не могут с этим поделать.

— Я раньше ничего не слышала о Двуликом.

— Невелика потеря. Тем не менее, со стороны это выглядит так: тут, в Ойдаре, если можно так выразиться, обитает множество людей без предрассудков, сплошные грешники, а в Вайзине народ невероятно правильный, только вот от их безупречности становится немного жутковато...

— Извини, я не поняла...

— Не будем сейчас об этом. Хочется надеяться: если мы проберемся в Вайзин, то там будет куда спокойнее, чем здесь. Только вот как нам оказаться в той стране немыслимых праведников?

А и верно — как? В голову не приходило ни одной разумной мысли. Женщина так задумалась, что вначале не обратила внимание на знакомый звук, и лишь чуть позже поняла, что до нее доносится чуть слышный звон колокольчика. Вначале Олея решила, что она ошиблась или приняла за перелив колокольчика совсем иной звук, но потом поняла, что это не так — действительно, где-то вдали почти беспрерывно звонит колокольчик, причем едва слышное поначалу звучание постепенно становится громче, и даже чуть приближается. Хм, непонятно... Дело в том, что оказавшись за пределами Руславии, Олея ни разу не слышала этого звука — в тех странах, которые она проехала, было не принято хоть где-то использовать колокольчики...

— Бел, слышишь?

— Что? — мужчина с трудом оторвался от тяжелых дум.

— Колокольчики... Звук колокольчика. Вернее, они звенят где-то неподалеку от нас. Только вот это звон какой-то неприятный. Скорее, напоминает нечто похожее на набат...

— Ты, наверное, ошиблась, или тебе просто что-то показалось. Откуда тут взяться колокольчикам?

В этот момент откуда-то издали вновь донесся звенящий звук.

— Кажется, я был неправ... — Бел прислушался. — Точно, они!

— Бел, а вдруг случиться чудо, и по дороге едет кто-то из жителей Руславии? Все же в нашей стране принято под дугу коня вешать колокольчики...

— Нет, тут что-то другое — отмахнулся Бел. — И что ты привязалась к этому звуку? Идут себе люди, или едут — и пусть себе...

Внезапно Бел замолчал, словно что-то пришло ему на ум. Промолчав еще какое-то время, он задумчиво протянул:

— Так, ведь сейчас поздняя осень, верно?

— Ну да... — чуть удивленно ответила Олея. — Только она уже скоро закончиться. В Руславии, наверное, уже снежная крупа с неба начинает сыпать...

— Точно, осень... Значит, колокольчики звенят... — Бел что-то лихорадочно соображал. — А если поздняя осень, то... То значит, в Вайзин идут страждущие... Точно! Не знаю даже, печалиться мне по этому поводу, или горевать... Колокольчики... Хорошо! То есть для нас с тобой, конечно, в этом нет ничего хорошего!

— Я ничего не понимаю! Ты о чем говоришь?

— О том, что нам с тобой снова придется пойти на риск!

— Как, опять?

— Так, говоришь, хорошо бы перейти границу так, как мы с тобой это разок уже сделали? — Бел потер лоб ладонью. — Прикинуться больными? Вполне возможно, что у нас с тобой и выгорит, только вот риск в этом случае уж очень велик!

— Каким образом?

— Сейчас, погоди...

Бел подтянул к себе изрядно похудевший мешок, и вытряхнул из него все, что там еще оставалось. На землю упало несколько полос ткани, которую Олея ранее порвала на бинты, и небольшой кусок полотна, предусмотрительно оставленный целым — мало ли на что он мог пригодиться в дальнейшем. Как говорится, на всякий случай... Еще там были их накидки из грубой дерюги, те, которые Бел купил на рынке в Байсине. Эти простые, неаккуратно сшитые одежды не заинтересовали никого из тех, кто до того обшарил их мешок, так же, как и фляги из сушеной тыквы. Больше в мешке не было ничего.

— Маловато, конечно, но постараемся обойтись тем, что есть... — Бел оглядел небогатые пожитки. — Все одно больше взять неоткуда... Давай руки! — скомандовал он Олее.

— Зачем ты это делаешь? — недоуменно спросила женщина, глядя на то, как ловко Бел перебинтовывает ее руки, причем умудряется обматывать полоской ткани каждый из ее пальцев в отдельности.

— Запоминай, как я это делаю, и потом уже сама перевяжешь мои пальцы точно таким же образом.

— Хорошо... Но зачем...

— Затем, что у нас появилась возможность уйти отсюда, причем нас вряд ли кто рискнет остановить. Правда, это дело крайне опасное, но нам с тобой выбирать не приходится. Второго такого случая нам может и не представиться...

Бел взял оставшийся кусок ткани и разорвал его пополам, а затем одной из этих полос обмотал лицо Олеи, причем сделал это таким образом, что у нее остались неприкрытыми только глаза и рот.

— Неплохо... — Бел, чуть откинувшись, посмотрел на дело своих рук. — Просто замечательно! Теперь, если мы опустим у тебя капюшон на лицо, то получится то, что надо! Мать родная не узнает...

— Объясни мне, наконец, в чем дело!

— Конечно, объясню, а ты пока что обматывай мои пальцы точно так, как я тебе показывал... Быстрее! Кстати, там, на дороге, пока что никто не идет?

— Пока нет... Кстати, поста стражников нет на их прежнем месте. Вернее, они не ушли, а просто сошли с дороги и отошли подальше. Странно...

— Значит, я не ошибся в своих предположениях... Давай, перебинтовывай поскорей! Время дорого!

— Так ты мне, наконец, пояснишь, в чем дело, или по-прежнему будешь говорить загадками? — Олея не очень умело обматывала пальцы Бела полосками ткани. А попробуй сделать это побыстрей, если у самой пальцы перебинтованы и еле шевелятся!

— Понимаешь, в Вайзине... Эта страна в строго определенное время года — в последний месяц зимы, лета, осени и весны — в это время принимает к себе на лечение людей, больных тем или иными болезнями, причем болезнями из числа тех, что считаются неизлечимыми. В это время туда стекаются люди из многих стран, в надежде на то, что им там сумеют помочь.

— А кто их лечит?

— Жрецы, причем помощь они оказывают безвозмездно. По слухам, кое-кто из исцеленных даже возвращается к себе домой живыми и здоровыми, чувствуя себя чуть ли не заново рожденным. Ну, а те, кому тамошние жрецы-лекари помочь не в состоянии — те остаются там навсегда. Случается и такое, что выздоровевшие люди по своей воле остаются в Вайзине, чтоб ухаживать за больными.

— Очень хочется надеяться, что к тем методам лечения, которые применял Иннасин-Оббо, лекари Вайзина не имеют никакого отношения... — вздохнула Олея, по-прежнему возясь с бинтами. — И все-таки это очень благородно со стороны властей той страны: тратить силы и средства на лечение больных, к тому же иноземцев, до которых им, по сути, не должно быть никакого дела! Не знаю, что думаешь ты, а у меня подобная доброта вызывает самое искреннее уважение и восхищение. Если все обстоит действительно так, и лекари бескорыстно и по зову сердца лечат больных, то, на мой взгляд, они, и верно, чуть ли не святые!

— Ходят слухи, что с лечением в Вайзине все далеко не так просто, как это может показаться на первый взгляд.

— Какие еще слухи?

— Не очень хорошие. Подобное отношение к неизлечимо больным людям выглядит слишком возвышенно и трогательно, а я человек приземленный, и что-то не очень верю в подобную чистоту помыслов и благородство души... Ладно, давай быстрей, нам надо поторапливаться!

— Я так и не поняла, для чего мы с тобой так замотались бинтами? На меня сейчас, наверное, смотреть страшно! И скажи мне, наконец, что ты собираешься делать? Для чего мы с тобой изображаем из себя двух людей после ранения?

— Не после ранения, а просто очень больных людей! Прежде всего... — Бел стал обматывать свое лицо последними кусками ткани. — Прежде всего, постарайся выслушать меня спокойно и постарайся понять правильно то, что я собираюсь тебе сказать. У нас с тобой просто нет иного выхода кроме того, что я намереваюсь сделать... Кстати, вот и они... Смотри!

И верно: с той стороны, откуда ранее шли отряды солдат, направляясь к границе, сейчас показалось что-то вроде небольшой толпы или процессии. Люди шли не рядами, а как бы каждый сам по себе, и в то же самое время сбившись в одну кучу, будто боялись, что хоть немного отойдя в сторону, они уже не сумеют вернуться. И звон колокольчика раздавался именно оттуда, из этой толпы, только вот этот звук не был таким радостным и чистым, каким звенели колокольчики на родине Олеи. Здесь был неприятный, резкий звук, который не радовал, а, скорее, пугал, и эта разница несколько тревожила. Такое впечатление, будто идущие предупреждали о своем появлении: мы идем, а вы уж решайте сами, что будете делать, когда увидите нас... Вон, даже стражники, стоящие на посту — и те заранее отошли в сторону, подальше от дороги, словно те стражники чего-то всерьез опасались.

— Кто это? — спросила Олея, глядя на неторопливо идущую толпу.

— Больные люди, те, кто идет в Вайзин в надежде на исцеление, и мы с тобой сейчас постараемся присоединиться к ним. Надеюсь, они не откажут нам в просьбе идти вместе с ними. А для нас с тобой сейчас главное — пересечь границу, уйти от преследования.

— Это я понимаю, но ты мне так и не ответил — что это за люди? Кто они такие?

— Прокаженные. Сейчас последний месяц осени, вот они и направляются в Вайзин, надеясь на излечение.

— Что?! — у Олеи перехватило дыхание.

— Ты не ослышалась. У этих людей действительно проказа. Оттого-то они и ходят повсюду с колокольчиками — таким образом предупреждают всех о своем появлении.

— Ты... ты... Да неужели ты всерьез рассчитываешь на то, что мы подойдем к этим?!..

— Не только рассчитываю, но и надеюсь на это. Я тебе уже сказал — у нас просто-напросто нет иного выхода!

— Мы же заразимся!

— Может, да, а возможно, и нет. Что ни говори, а все же, по счастью, заражаются далеко не все... Надо рискнуть, надеясь на то, что Боги будут милостивы к нам.

— Я туда не пойду! — Олея в страхе смотрела на приближающихся людей. — Ни за что не пойду!

— Думаешь, мне очень хочется это делать? — с еле скрываемым раздражением едва ли не огрызнулся Бел. — Так вот, спешу сообщить: оказаться среди тех, кто болен проказой, у меня нет ни малейшего желания, и будь у нас хоть самый малый шанс покинуть Ойдар каким-то иным способом, то я бы его использовал! Увы, этого шанса у нас нет, и в ближайшее время он вряд ли появится. Мы оказались в такой ситуации, что хочешь — не хочешь, а надо идти на риск!

— Я туда не пойду! — Олея в ужасе затрясла головой. — Не пойду, не пойду, не пойду!..

— А ну, прекрати истерику! — почти что рявкнул Бел. — Уговаривать тебя ту меня нет ни возможности, ни желания! Я тебе уже сказал: для нас единственный шанс на спасение — оказаться среди этих людей!

— Но не таким же образом спасаться! Я туда ни за что не пойду!

— Ну, нет — так нет, больше уговаривать не буду. Вольному — воля, оставайся здесь. Только вот на прощание должен сказать тебе одну вещь, просто для того, чтоб ты знала. Вообще-то надо было бы рассказать об этом пораньше, но я не хотел тебя расстраивать, однако сейчас это уже не имеет значения... В общем, после твоего исчезновения в лесу ни твои родители, ни твоя тетя не получали от тебя никаких писем.

— Погоди... То есть как это не получали?

— А вот так! Оба твоих послания в тот же вечер, когда ты их написала, были сожжены в печке. Что же касается того, что ты исчезла без следа — так разве мало людей каждый год бесследно пропадает в лесной чащобе? Кого-то звери загрызают, а кого и лесовики за собой уводят... А валяющаяся на земле корзина с грибами только придала достоверности этому предположению. Пропала с концами — и вся недолга.

— Но этот же... Хозяин... Он мне пообещал...

— Они много чего обещают, только вот с выполнением этих обещаний все обстоит далеко не так просто. В некоторых делах свидетели никак не нужны, так что, считаю, и те двое лжесвидетелей уже мертвы.

— Зачем ты мне сейчас об этом сказал?

— Раньше или сейчас — какая разница? Скажем так: перед расставанием хочу облегчить свою душу. Такое объяснение тебя устраивает?

— Великие Боги... — сердце Олеи билось так, что его, кажется, было слышно даже на расстоянии. — Великие Боги...

— Просто ты должна знать.. — продолжал Бел. — Твои родители сейчас находятся в полном неведении насчет судьбы своей младшей дочери. Единственное, что им известно — пошла в лес, и оттуда уже не вышла. Наверное, каждый день тебя вспоминают, да за твое возвращение домой свечки в храме ставят... Так вот: если ты сейчас идешь со мной, то у тебя все же будет шанс увидеть родителей, а останешься здесь — твои родители до конца своих дней так ничего и не узнают о судьбе пропавшего дитятка... Итак?

А ведь он не врет! — это Олея поняла сразу. Оно и верно — зачем Хозяину нужны свидетели в таком деле, как поиски древних артефактов? Все предельно просто: пропала баба в лесу, и кто знает, что там с ней могло приключиться? К тому же люди в чащобе пропадают не так и редко, а у Олеи еще и до того такая беда в жизни приключилась, что бедняжка все никак в себя придти не могла! Ох, как бы не решили родители, что она с горя в болото бездонное забрела, или что иное над собой сотворила! Бедные они, бедные...

— Я иду с тобой! — эти слова вырвались у Олеи раньше, чем она успела испугаться в очередной раз.

— Вот и хорошо...

Олея вновь перевела взгляд на дорогу, по которой толпой передвигались люди, одетые в грязные мешковатые одежды. Мрачное зрелище, которое не могло оживить даже солнце — группа около тридцати человек, и почти у половины из них или низко надвинут капюшон, или же лицо обмотано какой-то тканью. Такое впечатление, что они существуют отдельно сами по себе — яркий солнечный день и серая толпа, над которой просто-таки витал дух обреченности. Идущий впереди мужчина держит в руках колокольчик, тот самый, который и издает этот довольно неприятный мрачновато-дребезжащий звук, извещающий всех о появлении на дороге тех, кто болен тяжелой, неизлечимой болезнью. Верно, только таким образом прокаженные имеют право передвигаться хоть куда-то, помимо тех мест, где им выделено место для постоянного проживания, и это правило относится не только к Ойдару, но и ко всем остальным странам. Как Олея могла забыть об этом? Ведь это правило действует даже в Руславии...

Местные жители, вне всяких сомнений, хорошо знают, что означает подобный звон — вон как несколько крестьян шарахнулись с дороги, отбежали в сторону на довольно большое расстояние от зараженных людей. Да что крестьяне! Даже стражники, покинувшие свой пост — и те явно не торопятся возвращаться назад. Как видно, ждут, пока прокаженные отойдут на как можно большее расстояние...

А еще Олее стало понятно, для чего Бел обматывал бинтами их руки и лица. Конечно, это была маскировка, но главная причина подобных мер предосторожности была в другом. Ранее Олея не раз слышала о том, что у людей, пораженных проказой, болезнь в первую очередь сказывается на пальцах и на лице, уродуя и то, и другое. По слухам, те бедолаги, что заболели этой страшной хворью, частенько обматывали тканью и пальцы, и лицо, чтоб явные следы болезни не так пугали людей. Да и самим заболевшим не хочется лишний раз смотреть на то, что делает это жуткое заболевание с их еще недавно крепкими и здоровыми телами.

— Когда они будут проходить мимо этого места, нам надо будет каким-то образом присоединиться к ним, причем сделать это так, чтоб нас не заметила стража... — задумчиво сказал Бел, не отрывая глаз от мрачной толпы, бредущей по дороге.

— А как это можно сделать? — прерывающимся голосом спросила Олея. Ее просто трясло от страха, и еще ей очень хотелось заплакать от отчаяния и безысходности, но пока что она умудрялась сдерживать свои слезы.

— Решим по ходу дела... — Бел даже не оглянулся на нее. Понятно, рассердился... — Надеюсь, мы сумеем провернуть это дело...

— Каким образом?

— Думаю, они тут присядут передохнуть.

— С чего ты это решил?

— Тут место очень удобное. Просто удивительно, что никто прохожих до сей поры не присел здесь на короткий отдых.

Бел не ошибся. Человек с колокольчиком в руках, идущий впереди толпы, и верно, возле развалин свернул с дороги, и направился к нагромождению камней, а вслед за ним послушно потянулись и все остальные. Толпа уставших людей остановилась отдохнуть как раз у тех развалин, где прятались Бел и Олея.

Все остальное решилось просто. Пока люди еще стояли толпой, рассаживались и доставали свои фляги с водой, Бел встал из-за камня, за которым они прятались до сей поры, а вслед за ним поднялась с земли и до смерти перепуганная Олея. Надо сказать, что от внезапного появления среди них незнакомых людей подошедшие несколько растерялись, но очень быстро успокоились, и с любопытством стали поглядывать на невесть откуда взявшуюся парочку. Бел же, почтительно поклонившись старшему в этой группе, о чем-то заговорил с ним, а остальные его внимательно слушали.

Когда же через четверть часа прокаженные покинули развалины, то их стало на два человека больше. Эти несчастные шли толпой, не особо растягиваясь в разные стороны — как видно, боялись отходить, мало ли что может приключиться с одиночкой из числа тех, кого отвергли люди...

Их появление среди отверженных и просьба Бела позволить пойти вместе со всеми не очень-то удивила прокаженных. Как позже поняла Олея, не они одни прятались по обочинам дорог для того, чтоб присоединиться к какой-либо из таких вот процессий больных, идущих в Вайзин за излечением. Далеко не всем из тяжело больных людей, направляющихся в Вайзин, удавалось доходить до места. Частенько прокаженных просто убивали, и втихую закапывали подальше от жилищ, так что оставшимся приходилось быть вдвойне, а то и втройне осторожными.

Олея шла среди прокаженных, все еще едва сдерживая нервную дрожь. Ранее об этой болезни она знала только понаслышке, но хорошо помнила, что ей рассказывали про эту напасть. Кстати, в Руславии проказу называли гниючкой или скорбной болезнью. Почему? Да все потому, что заболевшие проказой едва ли не гнили заживо. О проказе рассказывали всякие ужасы, и едва ли не главным из них было одно утверждение: дотронется до тебя такой вот больной — и ты сам заболеешь, покроешься язвами, а потом и вовсе станешь страхолюдиной, от которой шарахаются все, кто хочет жить. По слухам, иногда болезнь настолько уродует человека, что его с трудом узнают даже родные и близкие... И самое плохое было в том, что эта болезнь была неизлечимой, и некоторые болели ею не один год, медленно умирая. Недаром у проказы было еще одно название — ленивая смерть.

Конечно, заболевшие были и в Руславии, только вот эти люди жили в особых селениях, отведенных специально для них, и не имели право покинуть эти селения даже на миг. И пусть у них там были свои огороды, птицы, скот, но все одно — завидной их жизнь было никак не назвать. Нередко случалось такое, что в тех поселках у больных проказой родителей рождались здоровые дети, которых родственники позже забирали себе. Правда, бывало, что или родственников у прокаженных не оказывалось, или же они отказывались брать себе этого ребенка, или же сами родители не желали разлучаться со своей кровинкой... В таких случаях детей или отвозили в детские дома, или же разрешали им оставаться с родителями.

Колокольчики с особым звуком... Теперь и Олея вспомнила о том, что прокаженным было не так просто покинуть места своего постоянного проживания. Если им надо по какой-то надобности надо было куда-то пойти, то при этом они должны были обязаны постоянно звонить в колокольчик, предупреждая всех о своем появлении, причем звук у того колокольчика должен быть очень неприятным. Почему неприятным? Для того, чтоб никто не спутал его со звуком обычного колокольчика, который жители Руславии обычно вешали под дугу.

Сама Олея раньше никогда не видела прокаженных, лишь слышала о них — и вот теперь она сама, по своей воле, оказалась среди этих отверженных. Идя в безликой серой толпе, где пахло давно не мытыми телами и гниющими язвами, женщина чувствовала, что ее сердце все больше и больше сжимает страх. Ой, Великие Боги, ну как же так оказалось, что она, по сути, добровольно сунула свою голову в петлю? За что ей все это? Отчего жизнь бросает ее из стороны в сторону, катает, словно горошину в пустой коробке?! А что, разве это не так?

Еще вчера Олея никак не могла предположить, что она, усталая, грязная, одетая чуть ли не в рванье, будет брести среди людей, больных проказой, причем сунется к ним почти что по своей воле! Вот уж верно говорят в Руславии: от тюрьмы да от сумы не зарекайся! Впрочем, тюрьма в ее жизни уже была...

И еще ей стало понятно, что Бел не ошибся, перевязав бинтами ее руки и лицо, да и свои заодно: почти у всех прокаженных, что сейчас шли с ними, лица и руки уже были тронуты болезнью. У кого-то руки были почти нормальные, всего лишь будто бы присыпанные мукой, но у многих пальцы рук были уже всерьез задеты болезнью. Да и лица некоторых больных могли вызвать если не отвращение, то сочувствие. Утолщение носа, бровей, своеобразное выражение лица... Облик нескольких человек чем-то напоминал морду рассерженного льва — настолько их лица были задето болезнью. Почти все эти люди также кутали свои лица в бинты и куски ткани: не стоило рассчитывать на жалость и понимание окружающих, а также не хотелось видеть брезгливость и отвращение на лицах обывателей, которые провожали толпу прокаженных долгими взглядами. Что ж, людей можно понять — умирать никому не хочется, и уж тем более так долго и мучительно. Так что теперь Олея не могла не согласиться с тем, что Бел правильно сделал, спрятав их руки и лица, а иначе беглецы очень бы выделялись на фоне тех, чьи тела уже всерьез тронула болезнь.

Однако среди толпы прокаженных оказалось несколько человек из числа тех, кто, судя по всему, заболел совсем недавно. Чистые лица, почти не тронутые болезнью руки... На первый взгляд может показаться, что все это — здоровые, крепкие люди. Увы, но кроме Беля и Олеи таких здесь не было. Впрочем, неизвестно, что с беглецами будет дальше...

Прокаженные шли молча — понятно, что ни у кого из них не было особого желания разговаривать. Правда, некоторые то и дело бросали на двоих новичков любопытно-жадные взгляды, в которых читался один вопрос: каково-то мол, вы выглядите, и сильно ли вас задела болезнь? Надо же, человек всегда хочет выглядеть лучше остальных, даже тогда, когда он находится среди отверженных.

Кстати, хорошо и то, что почти все люди в толпе были одеты примерно одинаково, в простые одежды из грубой холстины, и эти одежды очень напоминали те, что сейчас носили Олея и Бел, так что хотя бы внешне они не выделялись из общей серой массы.

С того самого времени, когда они оказались среди прокаженных, Олея старалась ни на шаг не отходить от Бела — все же с ним ей было немного поспокойнее. Так что несмотря на то, что женщина все еще злилась на этого человека за то, что он заставил ее идти в этой толпе, Олея все одно старалась постоянно быть подле него. Что ни говори, а среди нескольких десятков отверженных он был единственным, на которого она могла опереться.

Пусть пока что все шло гладко, без проблем, но на душе у Олеи было настолько тошно, что она едва сдерживала слезы, постоянно подкатывающие к глазам. Какое-то время ей удавалось это делать, но потом она споткнулась едва ли не на ровном месте, упала, и здорово зашибла ногу. И вот тут-то слезы у нее не просто полились, а просто хлынули, и удержать их она не могла, да и не хотела. Виной тут была не только боль от ушиба, просто смешалось в одну кучу все: испуг, усталость последних дней, неизвестность, а еще то, что ее, как оказалось, обманули с самого начала — родители считают ее погибшей...

Женщина брела, ничего не видя перед собой, и если бы не рука Бела, постоянно поддерживающая ее, то еще неизвестно, сумела ли бы она идти дальше. Ладонь, которую Бел вначале положил на ее плечо, Олея вначале сбросила — пропади он пропадом, ведь если бы не его безумные идеи, то она бы здесь ни за что не оказалась! Но когда он вновь взял ее за руку, то вновь вырываться она не стала. Только вот слезы у нее так быстро не высохли: Олея едва ли не час продолжала вытирать их, до нового привала, но и там еще какое-то время она сидела, уткнувшись в грудь Бела. И только успокоившись, она подумала — хорошо, что сейчас я не одна...

Кажется, никого из их невольных спутников не удивили слезы Олеи, скорее, наоборот — они сочли это вполне естественным. Как видно, не она одна проливала слезы, оказавшись в этой толпе. Более того: с этого времени на них стали смотреть с большим сочувствием, а некоторые и с неприкрытой завистью — все же эти двое новичков были не одиноки, и старались держаться друг друга, облегчая боль и страдание. Олея знала, что Бел сказал, когда просил разрешения идти в одной толпе с прокаженными: мы — семейная пара, из дома нас изгнали, вот и направляемся в Вайзин в надежде на излечение...

Хотя Олея и Бел шли едва ли в середине молчаливой толпы, но, тем не менее, женщина просто-таки ловила на себе взгляды, которые местные жители бросали на толпу прокаженных. С сочувствием не смотрел никто — в глазах обычных людей при взгляде на бредущую толпу больных были неприкрытая брезгливость, а то и ненависть.

Ну, да, так оно и есть! — с внезапной злостью подумалось Олее. — Пока ты здоров, то к больным относишься с определенной долей презрения, и даже считаешь себя выше тех, кому так не повезло в жизни. Неужели не понятно, что никто из нас не может быть до конца уверен в том, что его самого никогда не коснется подобная беда? Вообще-то мы почти все рассуждаем одинаково до тех пор, пока жареный петух нас кое-куда не клюнет...

Путники, проезжие люди, солдаты — все, кто встречался на дороге, все они, заслышав звук колокольчика или уходили с дороги, или же, наоборот, начинали нахлестывать своих лошадей, лишь бы оказаться как можно дальше от этой страшной толпы больных людей. Солдаты — и те давали пройти прокаженным, отходя от бредущих бедолаг на как можно большее расстояние. Это понятно — заразы боятся все.

Какой-то мальчишка лет десяти вздумал, было, бросаться камнями в толпу прокаженных, когда те проходили мимо него, однако почти сразу же заработал хороший подзатыльник от мужчины, стоявшего неподалеку. Впрочем, из дальнейших слов мужчины, которые он сказал мальчишке, стало понятно, что дело тут не в жалости или сочувствии к больным людям. Просто мужчина боялся, что кровь из ран прокаженных может капать на землю, а это очень опасно для здоровых людей.

Хотя прокаженные шли не очень быстрым шагом, но, тем не менее, ближе к полудню они добрались до города, находящегося возле Треугольных гор. Олея уже заранее представляла себе, какой прием могут оказать им жители этого города: наверняка прокаженных там ждут страх и презрение, а некоторые еще и помоями могут облить...

Но, по счастью, в город их не пустили. Стражник, стоявший на перепутье дорог, махнул им рукой — идите, дескать, по объездной дороге, вокруг города... Тут и Олея вспомнила, что по указам заболевшие проказой должны были обходить стороной людные места: оно и понятно, нечего и дальше разносить заразу...

К тому времени женщине стало уже все равно, что думают о ней те люди, что шарахаются в сторону при одном только виде прокаженных. За те несколько часов, что они с Белом шли среди этих людей, Олея словно бы отгородила себя невидимой стеной от остального мира, понимая, что в глазах людей она выглядит словно вывалянная в грязи и зловонии. Впрочем, в глубине души и она сейчас считала себя именно такой, словно перешедшей грань между двумя мирами. Еще Олее казалось, что они с Белом находятся там, где нет надежды на будущее и осталась только зависть к тем людям, кто живет легко и беззаботно, без страха и ужаса в душе... Если бы не Бел, который постоянно был рядом, то Олее было бы совсем плохо. Кажется, она чувствовала себя лучше даже в то время, когда по ложному обвинению дочери Серио ей пришлось пройти через тюрьму...

Самое удивительное и необычное было в том, что обходя город по объездной дороге, толпа прокаженных, оказались неподалеку от Треугольных гор. К тому времени Олея уже несколько успокоилась, и теперь с огромным интересом смотрела на ближайшую из этих гор, тем более что та гора находилась совсем недалеко от дороги, по которой шли прокаженные. А ведь действительно: эти горы — настоящее чудо! Сверкающий треугольник немыслимых размеров, стоящий на земле...

Правда, при ближайшем рассмотрении выяснилось, что эти дивные горы — не творения природы, а их создали люди, или, что вернее, Боги. Дело в том, что стены этих гор (назвать их склонами язык не поворачивался) были сплошь выложены бело-голубой плиткой, ярко сияющей под солнечными лучами, причем эти плитки переливались всеми оттенками белого и голубого. Те, кто находился неподалеку от них, на Треугольные горы обычно смотрели через закопченные стеклышки, которыми неподалеку отсюда вовсю торговали шустрые мальчишки — без этих стекол глаза человека сразу же начинали болеть и слезиться, настолько немыслимо-яркое свечение шло от этих горы. Теперь понятно, отчего каждый, издали увидевший эти горы, считал их немыслимой драгоценностью, упавшей с Высоких Небес на грешную землю. Недаром утверждали, будто Боги хотели показать людям разницу между подлинным совершенством и обычным миром, погрязшем в суете и пустых хлопотах. Сейчас уставшая Олея, глядя издали на эту красоту, вновь почувствовала трепет и восхищение перед этими красотами, созданными неизвестно кем и неизвестно когда.

Впрочем, подобные чувства испытывала не она одна: никто из прокаженных не остался равнодушен к величию и красоте Треугольных гор. Более того: мужчина средних лет, который шел неподалеку от беглецов, о чем-то заговорил, причем его голос не был злым или недовольным — наоборот, это был хорошо поставленный голос высокородного человека, да еще и с интонациями учителя, который хотел бы рассказать ученикам что-то интересное. Немного послушав то, что говорил прокаженный, Бел стал негромко, почти шепотом, переводить его слова Олее.

Оказывается, ранее этот человек был одним из самых знаменитых художников Ойдара, но где-то заразился проказой — и вот результат... Однако он хорошо знал не только историю своей страны, но и все ее легенды и сказания. Так вот, по древним легендам, эти горы (художник называл их пирамидами) в давние времена когда-то воздвигли Боги, и по первоначальному замыслу пирамид должно бы быть семь, чтоб символизировать жизненный цикл человека от его рождения до расцвета, а потом и угасания, когда время идет назад, к закату... Считается, что после четверной, самой высокой горы, Боги собирались поставить еще три, каждая из которых размерами была бы меньше предыдущей. Рождение-расцвет-смерть... Только вот люди в очередной раз в чем-то провинились перед Богами, те разгневались на непокорных и оборвали строительство: дескать, дойдете до середины жизни, а там уже смотрите сами на то, что остается у вас за спиной, вернее, оцените все то, что натворили за это время, что успели сделать, что идет не так, а потом уж решайте сами, как вам жить дальше.

Вот оттого-то и приезжают сюда люди из всего Ойдара, а заодно и из многих других стран. Считается, что если у тебя что-то не складывается в жизни, или же все идет не так, как бы того хотелось, то у Треугольных гор следует покаяться, признать свои ошибки, попросить Богов о милости к себе, изменить жизнь на лучшее...

Хорошо бы и мне помолиться у одной из этих гор! — с тоской подумала Олея. — Счастья бы попросила себе хоть немного... Хотя о каком счастье сейчас может идти речь? Здоровья бы попросить, да еще о возможности унести отсюда свои ноги подобру-поздорову!

Как это ни удивительно, но всем, кто шел в толпе прокаженных — всем стало чуть легче при виде Треугольных гор. Никто не сказал вслух о том, что проходя мимо пирамид, каждый молил Богов о милости к себе, и просил только одного — выздоровления. Даже человек, идущий впереди толпы прокаженных — и тот еще громче тряс надтреснутым колокольчиком, будто умоляя Богов обратить внимание на несчастных.

К границе толпа прокаженных подошла уже во второй половине дня. Олея к тому времени настолько устала, что еле передвигала ноги, но даже она заметила, как много военных находится возле таможни, соединяющей Ойдар и Вайзин. Да, солдат и стражников у границы хватало, причем их количество превышало все допустимые пределы. Недаром некоторые из обывателей со страхом и опаской поглядывали на служивых: уж не война ли готовится? Если да, то по какой причине, а если нет, то непонятно, что здесь делает такое большое количество солдат и стражников? И вообще, мол, еще вчера все было тихо и спокойно, а сегодня на таможне стража устраивает всем очень серьезный досмотр, чуть ли не землю роет, осматривает всех и вся, да и, по слухам, военные и стражники чуть ли не цепочкой рассредоточены вдоль границы... Без сомнений, происходит что-то очень серьезное!

Перед таможней выстроилась длинная очередь из карет, повозок, конных всадников, пеших людей... Все они ждали своей очереди на пересечение границы, и их вовсе не приводила в восторг перспектива провести невесть сколько времени в длинной очереди под жарким солнцем, тем более что никто из этих людей не понимал, что, собственно, происходит, и отчего граница едва ли не перекрыта.

Естественно, что к появлению прокаженных огромная очередь отнеслась более чем неприязненно: еще только этой заразы им не хватало! Олея же, глянув на то, как тщательно проверяли людей на таможне, окончательно пала духом — пожалуй, границы Ойдара им вряд ли удастся пересечь. Дело в том, что таможенники заставляли людей выходить из карет, слезать с повозок и лошадей, тщательно осматривали упряжь, экипажи, копались в вещах проезжающих, ворочали груз в повозках... А уж обыскивали всех так, что можно не сомневаться — тут не пропустят ничего! Если же и прокаженных заставят снимать капюшоны и показать свои лица, то все — они попались... Плохо дело — кажется, без тщательной проверки стражники не намерены пропускать никого.

Пусть так, и ожидающие своей очереди на выезд люди согласны были ждать и терпеть, раз этого требуют интересы государства, только вот появление прокаженных произвело на и без того разгневанную толпу самое неприятное впечатление. Мол, откуда тут взялась эта шваль и что она тут делает?! И какое право они имеют тут находиться?!

Карета, стоящая впереди толпы прокаженных, попыталась отъехать от них вперед, но там было лишком мало свободного места. Какой-то важный господин, выглянув из окошка кареты и увидев позади прокаженных, поднял страшный крик, после которого раздался женский визг в соседней карете, а дальше... Дальше все пошло, словно по цепочке. Люди оглядывались, видели прокаженных, и тут же требовали убрать этих людей как можно дальше. Попытка прокаженных немного отойти назад тоже не увенчалась успехом: там тоже не желали видеть подле себя этих людей. Конечно, всех можно понять — кому хочется заразиться столь ужасной болезнью, и самому оказаться в такой вот толпе? А что, такое вполне возможно... Женский визг и мужской крик, подхваченный не одним перепуганным голосом, не только рос, но и все время ширился, словно волна, которую подхватил ветер. Раздражение нарастало, атмосфера вокруг просто-таки накалялась на глазах и становилась совершенно невыносимой.

Но, по счастью, на случай появления на границе больных людей тут давно были отработаны нужные действия. Все правильно: заболевшие люди частенько шли отсюда в Вайзин, надеясь на излечение. Вот и сейчас несколько стражников подошли к толпе прокаженных, велели им сойти с дороги и отойти в сторону — мол, погодите, с вами будет отдельный разговор.

И верно: стоило толпе прокаженных отойти в сторону, как через несколько минут их окружили солдаты, стоящие на некотором отдалении от больных людей, а чуть позже подошли и несколько офицеров. Олея не понимала, что именно говорят офицеры, но они в первую очередь обращались к тому человеку, что держал в руках колокольчик, безошибочно опознав в нем главного среди этих увечных. Прикрыв лица надушенными носовыми платочками, офицеры с омерзением смотрели на стоящих перед ними больных людей, не решаясь подойти ближе. Разговор у них был недолгий, тем более, что подошедшие обращались к прокаженным так, словно те были грязными свиньями, и офицеры оказывали им немыслимую милость, снисходя до разговора с этими мерзкими существами. В отношении этих господ к стоящим перед ними больным людям было столько презрения и острой ненависти, что подобное всерьез задело даже прокаженных, тех бедолаг, которые, казалось, давно должны были привыкнуть к подобном отношению к себе.

Наверное еще и по этой причине (а может, потому, что перед ними лежала граница с Вайзином), прокаженные если не взбунтовались, то захотели в должной мере ответить своим обидчикам. Когда один из подошедших офицеров приказал прокаженным снять с себя капюшоны и одежду, это в первую очередь сделали те, кого к этому времени болезнь успела затронуть наиболее сильно. Скинув с головы капюшоны и распахнув на груди одежду, эти люди обнажили тела, изъеденные язвами и пятнами. Дескать, хотите посмотреть — так мы не против, всегда пожалуйста! Ну как, интересно?

Увиденного оказалось вполне достаточно, чтоб и офицеры и солдаты шарахнулись в стороны, словно от взрыва, стараясь оказаться как можно дальше от прокаженных, причем некоторых военных едва не тошнило от отвращения. Потом офицеры недолго совещались между собой, и чуть позже один из них махнул стоящим на шлагбауме: пропусти, мол, этих вонючих уродов, пусть убираются отсюда как можно дальше и как можно быстрей, лишь бы их больше никогда не видеть!

Границу прокаженные перешли не в том месте, где ее пересекали обычные люди — для перехода больных людей в Вайзин был устроен особый переход, неподалеку от основного. Именно здесь должны были проходить те, кто шел в соседнюю страну за излечением.

Чуть позже Бел передал Олее разговор офицеров, когда они решали, стоит ли пропускать без должной проверки толпу прокаженных. Конечно, они получили сверху строгий приказ обыскивать всех и каждого, кто пытается пересечь границу с Вайзином, но вот что касается этих людей, вернее, бывших людей... Офицеры трезво рассудили, что даже самоубийца, если у него в голове есть хоть толика мозгов — даже он не сунется к прокаженным, ибо это — верная смерть, причем смерть долгая и весьма страшная. Надо быть даже не сумасшедшим, а полным безумцем, чтоб решиться на подобное. Так что пускай эти, по сути, уже мертвые люди направляются в Вайзин, где с ними будут возиться жрецы, оказывая странное благодеяние и проявляя никому не нужную милость, а по эту сторону границы им делать нечего! Дело еще и в том, что вряд ли кто из солдат Ойдара, глянув на стоящих перед ними уродов, будет выполнять такой приказ — обыскивать и осматривать прокаженных. Офицеры здраво рассудили, что любой из солдат куда охотнее предпочтет принять наказание за неисполнение приказа, чем рискнет хоть пальцем прикоснуться к зараженным людям.

Стоило прокаженным перейти через границу, как, можно сказать, сразу же начались самые настоящие чудеса. Совсем недалеко от таможни Вайзина стояли несколько повозок, запряженных лошадьми. Внешне эти повозки были очень похожи на обычные телеги, но куда длинней, и с очень высокими бортами, едва ли не в человеческий рост, и один из этих бортов был опущен на землю, чтоб по нему, как по мостам, забраться внутрь.

Жрец в серых одеждах, стоящий неподалеку, и улыбаясь во все свои тридцать два безупречных зуба, что-то заговорил, после чего прокаженные всей толпой направились к одной из повозок, и стали забираться внутрь — похоже, всех больных, только что пришедших в Вайзин, собирались куда-то везти... Правда, по верху этой повозки была натянута железная сетка, насчет которой людям было сказано: не обращайте внимания, все сделано в ваших интересах, это обычная мера предосторожности — в жизни всякое бывает...

Но у Олеи на уме было другое — как это ни печально, но удрать отсюда у них с Белом пока что никак не получится, и дело тут было не только в том, что они оба очень устали. Это жрец сияет доброй и располагающей улыбкой, а вот стоящие рядом несколько десятков солдат и таможенников — те явно не разделяют миролюбивых настроений жреца, глядят на прокаженных ничуть не добрей, чем жители Ойдара. Кинься в сторону — враз подстрелят, и жалеть не будут. Вон, окружили пришедших едва ли не живым кольцом, и внимательно следят за тем, как они забираются в повозки. Как только люди забрались внутрь, как опущенный, было, борт захлопнулся, а чуть позже повозка сдвинулась с места. Отсюда, пожалуй, незаметно не удерешь.

Олея уже знала, что сказал им улыбающийся жрец: вы все устали, измаялись в долгой дороге, так что отдохните, пока мы не приедем на место, поспите, придите в себя, а как только мы прибудем в монастырь, так вас осмотрит врач, и каждому назначат свое лечение... Вам в повозку положили даже мех с водой и стопку лепешек, чтоб вы могли немного перекусить. И запомните: Двуликий заботится обо всех, кто приходит под его защиту и покровительство!.. Так что молите нашего Бога об излечении, и все у вас будет хорошо!..

— Ну, что скажешь? — негромко спросила Олея, когда повозка тронулась в путь. — Похоже, что я была права — эти жрецы, и верно, святые! Ты только посмотри, как они заботятся о больных людях!

— Н-да... — процедил Бел. — Аж оторопь берет от такого благородства! Странно до жути — зазывать к себе в страну тяжело больных людей, причем больных заразными болезнями... Это же вне всякой логики! Тебе так не кажется?

— Нет, не кажется! Ты обратил внимание, что у таможни остались еще повозки? Там ждут новых больных, или же тех, кто сегодня может придти в Вайзин после нас... И о воде эти люди позаботились, и о еде для тех, кто устал после долгой дороги!

— Ага, и только исходя из заботы о нас, повозку сопровождают четверо верховых солдат, вооруженные почти до зубов... Если кто вдруг вздумает удрать из этой повозки, то подобное у него вряд ли получится!

— Так это же нормально! Все же сюда приходит множество больных людей, и мало ли что может произойти... И потом, что можно взять с простого человека, да еще и тяжело больного? Эти люди — жрецы Вайзина, без сомнения, делают великое дело!

— Не верю я в подобное благородство души! Что со мной хочешь делай, как угодно убеждай — все одно не верю! Тут что-то не то...

— Чувствую, что переубеждать тебя бесполезно... Бел, ты как считаешь... — Олея поколебалась, а потом спросила дрогнувшим голосом. — Ты как считаешь — мы заразились, или нет?

— Не знаю... — устало ответил мужчина. — Если мы с тобой не успели подхватить заразу — то за это надо благодарить Богов, а если все же... В этом случае уже ничего не поделаешь.

— Ты не знаешь, куда мы едем? — Олея решила перевести разговор на другое — слишком страшно думать о том, что проказа уже могла коснуться и их тел.

— В монастырь Святых Дел — именно туда привозят тех больных, кто пересекает границу между Ойдаром и Вайзином. Кстати, сам монастырь расположен довольно удобно...

— В каком смысле?

— В смысле — удобно для нас. Там неподалеку есть развилка дорог, так что есть возможность уйти и попытаться замести следы. Однако, если сумеем, то удерем отсюда при первой же возможности, как только повозка ненадолго остановится.

Увы, уйти не удалось. Четверо верховых, сопровождавших повозку, во все глаза следили за тем, чтоб хоть кто-то не вздумал бежать во время недолгих остановок. К тому же те, кто находился внутри повозки, не имели никакого представления о том, где они находятся — высокие стены не позволяли рассмотреть хоть что-то из того, что находилось снаружи.

Однако подобное не беспокоило никого из прокаженных. Оказавшись в этой повозке, многие из них решили, что все их беды остались далеко позади, и теперь их жизнь наладится и все в ней будет хорошо. С души спала тяжесть, люди улыбались и шутили, рассказывали о себе — кто они, откуда и как заболели... Но всего этого Олея не слышала — прижавшись к Белу, она словно провалилась в глубокий сон. Что ни говори, а усталость брала свое...

Когда женщина проснулась, была уже ночь. Да, сон у нее был долгий. Повозка по-прежнему катилась по дороге, но внутри было тихо — похоже, что все спали. Ну, кто не спал, тот дремал, и все, как один — все ожидали чего-то хорошего от жизни, мечтали о выздоровлении... Вон, у некоторых из спящих на лицах появились улыбки: наверное, каждый в глубине души надеется, что вскоре к нему вновь будет прежняя жизнь, та, что была раньше, до того, как на них свалилась эта страшная хворь. Хотя нет, теперь все будет не так, как было прежде, а много лучше, ведь теперь они учтут все те ошибки, что совершили раньше, и впредь подобного никогда не допустят...

Бел, кажется, тоже спал, и Олея немного отстранилась от него, потянулась затекшим телом. Интересно, долго им еще ехать?

— Тебе повезло... — раздался рядом с ней негромкий женский голос.

Олея чуть растерянно обернулась на голос. Рядом с ней сидела молодая женщина, чье лицо уже было чуть тронуто болезнью. Вряд ли она была старше Олеи — скорей, ее ровесница.

— Ты о чем? — удивленная Олея сразу даже не сообразила, что женщина обратилась к ней на ломаном языке Руславии.

— Я говорю, что у тебя хороший и заботливый муж... — вздохнула женщина. — Неужели ты не замечаешь, как вам обоим завидуют все те, кто находится здесь? Вы вместе, делите беду на двоих, а это куда легче, чем одному тащить на себе такой груз... Действительно не видишь? Жаль... Твой муж — это настоящий мужчина, всем бы такими быть! Держись за него крепко, ни на кого не меняй!

— А твой муж где? — брякнула Олея первое, что пришло в ее голову, и тут же едва не прикусила себе язык. Не надо было этого говорить — и так понятно, что эта женщина сейчас одна. Но, увы, слово вылетело, и теперь его уже не поймаешь.

— Мой... — вздохнула женщина. — У меня тоже хороший муж, только вот он не мог пойти со мной. Остался дома с детьми. Знаешь, я никак не могу понять, где заразилась, и от кого... Но когда я заболела, то родственники мужа заставили его выгнать меня из дома. Вообще-то их можно понять... По счастью, больше никто в моей семье не заболел. На прощанье муж сказал мне: иди в Вайзин — там, говорят, лечат таких, как ты. Выздоровеешь — возвращайся домой, а если нет — то забудь дорогу назад, не стоит заражать наших детей! И еще одно мне было сказано: если я не вернусь через полгода, то он имеет полное право жениться вновь, а вдовушек у нас хватает... — в голосе женщины послышались слезы. — Я даже не знаю, кого он может взять себе новой женой! Дома у меня осталось трое детей, которых я не могла даже обнять на прощанье! Знаешь, что я тебе скажу? Если меня вылечат, и я вернусь назад живой и здоровой, то до конца своих дней буду воздавать молитвы Двуликому, приму его веру, и дети мои будут ему поклоняться...

— Надейся, что тебе в Вайзине помогут!

— Мне обязательно, обязательно надо выздороветь, чтоб вернуться домой! Боюсь даже думать о том, что будет с моими детьми, если меня не будет рядом! Муж... Я его понимаю — некоторые мужчины совсем не могут жить одни, им необходимо, чтоб рядом постоянно была женщина! К тому же с ним остались дети, а детям нужна мать, но я не знаю, будет ли новая жена моего мужа любить наших детей!

— Сочувствую тебе...

— Как там мой муж с ними управляется? — женщина заплакала. — Ведь старшая девочка — она такая егоза, постоянно проказничает! Сынишка раньше все время был подле меня, ни на шаг не отходил, а младшая только-только стала говорить первые слова!.. Как же хочется, чтоб моя мать помогала растить и воспитывать моих детей, если, конечно, мой муж не будет против!

— Я понимаю...

— Ты как думаешь... — женщина с надеждой посмотрела на Олею, — ты как думаешь, может быть такое, что мне помогут еще до того, как в нашем доме появится другая женщина?

— Не расстраивайся и не терзайся понапрасну... — тихо сказала Олея. — Надейся на милость Богов...

— А мне ничего другого и не остается...— женщина плакала без остановки, и Олея прижала ее к себе: что ни думай, а и Олея, и Бел — оба уже не раз соприкасались едва ли не со всеми прокаженными, что были в этой толпе...

Повозка все так же катилась по дороге. Снаружи было тихо, до людей доносился лишь скрип колес да фырканье лошадей, а еще звуки от ударов лошадиных копыт о грунтовую дорогу. Внутри повозки было совсем темно, и не хотелось даже думать о том, что с ними будет дальше. Желая хоть немного отвлечь женщину от грустных мыслей, Олея спросила:

— Тебя как звать?

— Зумрия.

— Красивое имя... Откуда язык Руславии знаешь?

— Моя бабушка родом из тех северных мест. По молодости замуж за южанина пошла, в Ойдар переехала. Всю жизнь по родине тосковала, оттого и нас своему языку учила.

— Понятно...

— А вчера я услышала, как ты со своим мужем разговариваешь, и сразу поняла, из каких вы мест. И еще надо сказать: вы молодцы, что сразу пошли в Вайзин — когда болезнь в самом начале, то ее и лечить легче.

Ну надо же! Олея не думала, что их можно так легко раскусить, хотя чему тут удивляться? У больных людей глаз наметан, да и не так много людей было в той толпе прокаженных — все же при желании можно понять, кто есть кто.

В монастырь приехали лишь под утро. За время пути повозка дважды останавливалась на недолгое время для того, чтоб люди могли пройтись и немного перевести дух. Увы, возможности удрать не было — четверо конных стражников по-прежнему глаз не спускали с прокаженных. Конечно, можно было постараться незаметно раствориться в темноте южной ночи, но двум уставшим людям этого делать, пожалуй, не стоило. Надо было хоть немного передохнуть, а уж позже рискнуть, попытаться уйти, и сделать это так, чтоб их не догнали. За время остановок улыбчивый жрец все время проводил среди прокаженных: кажется, он совсем не боялся заразиться, и это располагало к нему людей, которые едва ли не изливали ему свою душу, рассказывали о себе, своей оставленной семье, о родных и близких... Да и как можно молчать, если рядом с тобой есть такой благодарный слушатель! А уж если учесть, что с прокаженными уже давно никто не беседовал, как с равными, то понятно, отчего эти люди выкладывали улыбчивому жрецу все, о чем не сказали бы никому другому.

Итак, перед ними монастырь Святых Дел. Огромное здание, высокие мощные стены с крохотными оконцами, ворота, окованные толстым железным листом... Настоящая крепость. Правда, повозка с прокаженными въехала в монастырь не через главные ворота, а через задние, запасные, но сейчас не до таких мелочей.

Стоило въехать внутрь, как высокие ворота запасного входа с треском захлопнулись за ними, а проехав еще немного, остановилась и повозка. Приехали.

Первое, что бросилось Олее в глаза, когда они выглянули наружу — это высокая и узкая каменная плита, стоявшая посреди широкого двора монастыря. С одной стороны этой плиты был изображен прекрасный юноша с виноградной лозой, чуть ли не обвивающей его тело, а с другой стороны плиты был довольно точно выбит в камне скелет с мечом в костлявой руке. Это и было изображение Двуликого, того Бога, которому поклонялись в Вайзине. Мнение остальных людей Олее было неизвестно, но вот ей самой подобное творение было не по душе. Почему? Сочетание неприятное.

По-прежнему улыбающийся жрец, все тот же, что встретил их у границы, кивнул головой в сторону открытой двери, находящейся в каком-то невысоком каменном здании.

— Мы слишком рано приехали, так что вам всем придется немного подождать до того, как наш брат-лекарь осмотрит вас всех, а потом... Потом каждого из вас будут лечить отдельно, но об этом поговорим чуть позже. Посидите какое-то время в том доме, а потом я к вам подойду...

Место ожидания Олее совсем не понравилось: низкие потолки, старые циновки на полу, узенькие окна, да еще и дверь, которую заперли сразу же после того, как прокаженные вошли в это помещение.. Отчего-то все это напомнило Олее ту тюрьму в Руславии, где по ложному обвинению в краже ей пришлось провести какое-то время. Странные ассоциации... Вроде все в порядке, но, непонятно почему, все происходящее нравилось Олее все меньше и меньше, и даже более того — появилось ощущение чего-то неприятного, хотя, кажется, поводов для подобных предчувствий не было никаких. Увы, но сейчас беглецам выбирать не приходилось. Оставалось только ждать, что будет дальше.

Прошел час, другой... Время ожидания тянулось томительно, и мрачная комната с узенькими окнами стала действовать на людей угнетающе. Постепенно смолкли даже самые жизнерадостные голоса, и стало появляться предчувствие чего-то очень нехорошего.

Когда же, наконец, дверь распахнулась, то все вновь увидели того же улыбающегося жреца, который поднял руку в жесте извинения:

— Прошу нас простить! Понимаю, мы задержались куда дольше, чем хотели, но, увы, обстоятельства выше нас! К тому же брат-лекарь возносил благодарственную молитву Двуликому, и оторваться от нее он был не в состоянии! Увы, так получилось... Но не беспокойтесь: брат-лекарь осмотрит всех, и вы узнаете, кто останется здесь, а кого отправят на лечение чуть подальше. Дело осложнилось: оказывается, сюда вчера приехало еще немало желающих обрести утраченное здоровье. К сожалению, монастырь Святых Дел не может вместить всех желающих излечиться, и оттого часть заболевших мы отправляем за стены монастыря, с соседнее селение, и они какое-тот время живут там, нам свежем воздухе, а наши братья-лекари ежедневно сами ездят к ним, отвозят лекарства и творят благодарственные молитвы, которые излечат вашу хворь! От вас требуется только одно — безоговорочная вера в Двуликого, и все у вас будет в порядке! Сейчас брат-лекарь скажет, кого оставят здесь, а кого на лечение отправят за стены монастыря! — и улыбчивый жрец отодвинулся в сторону, давая пройти невысокому худощавому мужчине в серой одежде жреца.

Брат-лекарь медленно пошел вдоль сидящих на полу людей, останавливаясь против каждого и внимательно глядя на них. Это заняло какое-то время, причем прокаженные во все глаза смотрели на лекаря, но на лице этого человека прочесть хоть что-то было невозможно. Обойдя всех сидящих людей, лекарь в течение нескольких минут о чем-то говорил улыбчивому жрецу, а тот в ответ согласно кивал головой.

После того, как по-прежнему невозмутимый брат-лекарь скрылся за дверью, к ним вновь обратился улыбчивый жрец:

— Брат-лекарь сказал, что лично он может взять себе на лечение всего лишь несколько человек — увы, но сейчас у него очень много работы, и он просто разрывается между множеством больных! Тем не менее, хочу вас обрадовать: по мнению брата-лекаря, излечить можно почти каждого из вас! Правда у некоторых срок лечения и выздоровления может затянутся на несколько больший срок, чем они рассчитывали: к сожалению, такова особенность этой весьма неприятной болезни! Но сейчас для вас главное — не терять надежду на то, что через какое-то время вы вернетесь домой живыми и здоровыми!

С плеч людей словно свалился тяжелый камень, и у каждого из больных едва ли не вырвался вздох облегчения! Кажется, их заветные мечты могут воплотиться наяву!

А жрец тем временем продолжал:

— Сейчас мы оставим на лечение в монастыре Святых Дел нескольких человек, а остальные... Вы отправитесь в другое место, туда, где есть зелень и небольшое озеро, и, думаю, что все это будет способствовать более эффективному лечению. Надеюсь, в том месте ваше выздоровление пойдет даже быстрее, чем у тех, кто останется в монастыре. Месяца через три-четыре вы все пойдете домой, полными сил и здоровья, благословляя милость Двуликого, а она безмерна. Ну, а пока что я прошу пройти со мной вас и вас... — палец жреца указал на двоих мужчин, сидящих поодаль друг от друга. — Так, а остальные пусть подождут моего возвращения.

Когда улыбчивый жрец с двумя прокаженными скрылся за дверями, Зумрия чуть коснулась руки Олеи:

— Как бы мне тоже хотелось остаться тут, и как можно быстрей вылечиться!

— Может, и тебе повезет... — прошептала в ответ Олея.

Все тот же жрец заглядывал к ним еще несколько раз. В первый раз он забрал того мужчину, который рассказывал о пирамидах, в следующий раз он увел с собой еще четверых людей, а, вернувшись в очередной раз, встал напротив Олеи и Бела.

— Теперь вы. Пройдите со мной...

— Удачи! — прошептала Зумрия, когда Олея встала с земляного пола.

— И тебе тоже! — отозвалась Олея. — Хотелось бы еще свидеться с тобой...

— Если на то будет милость Двуликого...

Уже выходя, Олея оглянулась: Зумрия смотрела на нее с ободряющей улыбкой, хотя глаза женщины были полны слез. Наверное, она опять вспомнила о своих детях, оставленных где-то очень далеко отсюда.

На дворе был яркий солнечный день, но, как оказалось, за спинами Бела и Олеи появилось двое крепких парней во все тех же серых одеяниях, которые носили жрецы Двуликого. Судя по тому количеству оружия, что было при них, эти парни были не столько здешними служителями, сколько охранниками при монастыре, и это Олее уже совсем не понравилось, причем не только ей одной. Судя по хмурым взглядам Бела, ни о чем хорошем он не думал.

Они прошли совсем немного, когда улыбчивого жреца кто-то окликнул. Пока тот о чем-то говорил с высоким худым парнем, судя по виду — переписчиком книг, Олея услышала чуть слышный шепот Бела:

— Возможно, мне понадобится твоя помощь.

— Какая? — так же тихо спросила Олея.

— Конечно, может это и не потребуется, но если я вдруг кашляну, то отвлеки на себя внимание стражников на мгновение-другое. Ну, упади там, или что-то похожее...

— Поняла.

Конечно, ей было ничего не ясно, и зачем Белу может понадобиться такое поступок с ее стороны — об этом Олея не имела ни малейшего представления, но она понимала одно: просто так, без серьезной на то причины, Бел не стал бы просить ее ни о чем подобном.

Их привели к входу в высокое каменное здание, и взгляд Олеи невольно задержался на кованых серебряных полосах, которыми была обита тяжелая дубовая дверь, которую кто-то распахнул перед входящими. А неплохо тут живут последователи Двуликого! Подобная дверь из дуба даже в ее родной Руславии стоит очень и очень дорого, а уж чтоб привезти дубовую древесину сюда, за тридевять земель, умело обработать ее, да еще и оковать настоящим серебром — для этого надо обладать весьма тугим кошельком. Интересно, — невольно подумалось Олее, — интересно, всех прокаженных сюда водят, или они с Белом находятся на особом счету? Если верно второе предположение, то особо радоваться тут нечему.

Крутые лестницы, узкие темные коридоры... Идя по нему, Олея даже не услышала, а почувствовала легкое покашливание Бела. Значит, пора...

— Ой! — споткнувшись, Олея упала на пол, немного задев при этом одного их двоих охранников, которые все так же следовали за ними. — Ой!

На несколько мгновений внимание всех присутствующих сосредоточилось на ней — еще бы, с чего это баба споткнулась на ровном месте? Что, ноги не держат? Конечно, тут темновато, но ведь и самой смотреть надо, куда идешь! Ничего, сама виновата, переживет, не смертельно, зато впредь внимательней будет!

На помощь упавшей, естественно, никто не кинулся — не велика принцесса, да к тому же еще и прокаженная! Поднялась сама, и, чуть прихрамывая, вновь направилась за жрецом. Кажется, колено ушибла, зато все получилось как надо, ни кто и ничего не заподозрил... Интересно, для чего Белу понадобилось отвлекать внимание стражников?

Их привели к массивной двери в конце коридора на третьем этаже. Надо же, и тут дубовая дверь, окованная серебром... Судя по всему, здешние хозяева не бедствуют.

Все так же мило улыбающийся жрец скрылся за этими дверями. Еще минутная задержка — и все тот же жрец распахнул перед ними дверь, и посторонился, давая пройти.

— Прошу, заходите. Отец-настоятель вас ждет.

Однако стоило Олее вслед переступить порог вслед за Белом, как сбоку ей на голову обрушился сильный удар, и женщина почувствовала, как перед ее глазами все закружилось, а спустя мгновение она словно проваливаясь в темноту. Последнее, о чем она подумала — куда же мы пришли? Все же это монастырь Святых Дел, а не логово разбойников....

Глава 13

Неизвестно, сколько времени Олея пролежала в беспамятстве на полу, но когда пришла в себя, то услышала мужские голоса. Вначале она не могла не разобрать ни слова, но постепенно шум в ушах стал потише, да и голова уже не так кружилась. А еще Олея поняла, что лежит на полу, у стены, одежда на ней растрепана, с лица и рук сорваны бинты... Суда по всему, пока она валялась в беспамятстве, кто-то ее тщательно обыскал — вон, даже шпильки из волос вытащили и сейчас коса уже не уложена в узел, а распущена.

Ничего не понимаю! — Олея медленно приходила в себя. — Куда они пришли? Что происходит?

Постепенно непонятные звуки стали складываться в слова, а потом и в предложения. Прежде всего она узнала голос Бела, а потом поняла, что он с кем-то говорит. Хотя его собеседник и бегло говорил на языке Руславии, но, тем не менее, чувствовалось, что это не его родной язык — был заметен акцент, пусть и небольшой. Но все одно голос у незнакомца был мягкий, располагающий, хотя в нем то и дело проскальзывали металлические нотки.

-...И все же я не советую вам упрямиться и далее... — продолжал голос. — Нам точно известно — артефакты находятся у вас, так что...

— А я вам уже в который раз повторяю — никаких артефактов у нас нет! — хотя Бел, как всегда, говорит весьма убедительно, все же Олея вяло подумала — хм, а куда же делся футляр с артефактами? Кстати, к тому футляру Бел и свой значок стража прикрепил, чтоб не потерять. Ведь совсем недавно она видела тот футляр на шее Бела... А тот продолжал: — Вы что-то путаете!

— Нет, друг мой, я ничего не путаю. Сведения точные... О, а вот и ваша милая спутница пришла в себя.

Притворяться не было смысла, и Олея открыла глаза. Большая комната, или, вернее, кабинет с простой, хотя и очень дорогой обстановкой — один стол из красного дерева чего стоит! Стеллаж с книгами и свитками, несколько стульев и кресел, две стены прикрыты дорогими шелковыми занавесями до пола... Сидящий за столом мужчина весьма преклонных лет внешне производил самое приятное впечатление — открытый взгляд, добрая улыбка, мягкий голос... Именно этот человек и разговаривал с Белом, уговаривая того отдать им артефакты. А вот стоящий неподалеку невысокий худой человек с горящими глазками фанатика Олее совсем не понравился. Чем-то он напомнил ей одного из заказчиков ее отца — тому мужику построили дом по его рисунку и чертежу, а тот своими попреками, нравоучениями и недовольством едва ли не довел всех строителей до белого каления, а потом еще и в суд обратился, не желая платить за будто бы неверно сделанную работу...

В кресле напротив стола сидел связанный Бел, и было заметно, что у его на голове ссадина — как видно, и он хорошо получил по голове, да и под глазом наливался синяк. Похоже, что Бел был избит... С него тоже были сорваны все бинты, и одежда в беспорядке кое-где она была вообще изорвана судя по всему, его тоже обыскали, причем куда более жестко, чем Олею, и не менее тщательно.

Кроме Бела, в комнате было семеро мужчин: те двое, которых Олея уже видела, все тот же улыбчивый жрец, и четверо охранников, все в серых одеяниях жрецов Двуликого. Да уж, народу тут хватает.

— Посадите нашу гостью на стул! — скомандовал мужчина за столом. — Не выношу, когда в моем присутствии женщины валяются на полу — это весьма неприятное и недостойное зрелище. Должен вам сказать, милая девушка, что без этих ужасных тряпок по лице и руках вы выглядите весьма недурно. Впрочем, это мое замечание в полной мере относится и к вашему спутнику. Но это все лирика...

Олею грубо подняли с пола, и усадили на стул неподалеку от Бела, почти что напротив настоятеля, и тот с отеческой улыбкой смотрел на сидящих перед ним людей. Казалось, это добрый дядюшка захотел пожурить за непослушание своих молодых родственников, только вот отчего-то Олее было немного жутковато от предполагаемого поучения. Невольно женщина подумала — пожалуй, надо было рискнуть и постараться сбежать по дороге в этот монастырь.

— Ее связать? — спросил один из охранников.

— Не стоит... — покачал головой мужчина за столом. — Вряд ли эта особа доставит нам много хлопот, а в случае чего вы с ней легко справитесь.

— Вы кто такой? — спросила Олея первое, что пришло ей в голову.

— Я? — искренне удивился мужчина. — Ах, да, конечно же, я не был представлен даме, а подобные ошибки надо исправлять. Так вот, разрешите представиться: я — настоятель этого монастыря.

Ну да, все верно, кому тут еще и командовать, если не настоятелю?! Но в этот момент взгляд Олеи второй мужчина, тот самый, с глазами фанатика, взял со стола лежащий там скрученный хлыст. В свое время Олея успела насмотреться в доме дяди на самые разные плетки, хлысты и кнуты, умела в них разбираться, и сейчас просто не могла оторвать взгляд от того хлыста, что держал мужчина. Какая вещь! Пусть по виду она весьма простая, но опытный глаз не обманешь — чувствуется, что ее изготовил настоящий мастер своего дела! Ох, эту вещь в руки бы взять! У дяди был очень похожий хлыст, можно сказать, почти точно такой же, которым дядя Генар бесконечно дорожил, и считал его едва ли не самым лучшим приобретением в своей жизни. Дядюшка обещал подарить этот хлыст племяннице, когда той исполнится шестнадцать лет. Олея уже тогда прикидывала, как она будет управляться с дядиным подарком, но, увы, дядя умер раньше, и с той поры ей пришлось позабыть не только о том хлысте, но и обо всей остальной дядиной учебе.

А этот мужчина держит хлыст в своих руках весьма умело. Неужели он тоже владеет искусством кочевого народа? Если так, то дело плохо: дядя рассказывал, да и ее учил, как можно выбивать показания из тех, кто не желает с тобой говорить, и к обычной порке те удары не имеют никакого отношения.

Мужчина, в свою очередь, тоже поймал взгляд Олеи, устремленный на себя, но вполне справедливо рассудил, что женщина перепугалась до смерти при одном только виде хлыста. Вон, губы мужика чуть тронула презрительная улыбка — кажется, он уже представляет, как будет при помощи этого хлыста выбивать показания из пленных.

Ой, а в глаза этого типа смотреть совсем не хочется! Олея уже не раз видела подобный взгляд у тех, кого называют шизофрениками. Ну, понятно, что от этого человека ничего хорошего ждать не стоит!

— Что тут происходит? Кто объяснит? Что вам от нас надо? — стул, на который Олею довольно грубо посадили, был на редкость неудобным. — Оказывается, у вас гостей встречают не очень...

— Ничего особенного не происходит! — мужчина, сидящий за столом, чуть насмешливо смотрел на Олею. — А гостям мы оказываем тот прием, который они заслуживают. В данный момент ваш приятель усиленно дурит нам головы. Возможно, вы, милая дама, скажете мне, где находятся артефакты? Отчего-то ваш друг не желает нам их отдавать.

— Я не понимаю... — начала, было, Олея, но мужчина перебил ее.

— Эту песню я уже слышал, правда, в ином исполнении. Ваш спутник, или кем там он вам приходится, уже несколько раз нам ее повторил, причем на разные мотивы, так что от вас мне бы хотелось услышать нечто новенькое, куда более приятное для моего слуха. Повторяю свой вопрос: где артефакты? Куда вы их спрятали?

— Не знаю...

В том, что еще совсем недавно перстень и манускрипт были у Бела — в этом у Олеи не было ни малейших сомнений. Значит, он их успел куда-то спрятать. Молодец.

— А мне кажется, знаете... — тем временем продолжал мужчина. — Советую вспомнить.

— Я вас не понимаю...

— Да, — тонко улыбнулся мужчина, сидящий за столом. — Да, случается и такое. В сообщении насчет вас, полученном нами, было особо указано, что дама... несколько непонятлива.

Так, значит, в том письме, о котором говорит этот человек, было сказано, что она — полная дура. Сказать это мог только один из тех, кто оставался на острове... Пожалуй, в их нынешнем положении на подобное мнение обижаться не стоит, так же как и разубеждать в нем хоть кого-то: раз ее считают едва ли не идиоткой, то и всерьез относиться не станут — что с дуры взять?! А в их невеселом положении надо хвататься за любое преимущество и, по возможности, каким-то образом заболтать этого настоятеля.

— Я все равно ничего не понимаю! Какое письмо? И что там могли написать? Можно ведь и напутать случайно... И вообще — как вы нас нашли?

— Слово "напутать" тут исключено. Мы получили точные сведения, во всяком случае, максимально приближающиеся к точным — последователи истинной веры есть везде. К тому же это послание — оно далеко не первое. Известно, что вы отыскали древние артефакты, украденные из сокровищницы Руславии, и до поры припрятанные в Берене. Сейчас вы делаете все, чтоб донести артефакты в целости и сохранности до своей страны. Правда, молодой человек, я не совсем улавливаю логику в вашем поведении — все же одному добираться до места вам было бы куда проще и безопасней. Ох уж эта безголовая молодость! Во время столь опасного дела тащить с собой женщину для утех... Вы уж меня простите, молодой человек, но подобное характеризует вас совершенно определенным образом, и далеко не с лучшей стороны. Разумеется, в какой-то мере я могу вас понять: у каждого из нас есть свои маленькие слабости, но иногда они обязаны отходить на второй план. Должен повторить вам прописную истину: бабы до добра не доводят, особенно в вашем, далеко не простом деле.

Ничего себе! — подумалось Олее. — Оказывается, все эти люди считают, что у Бела в отношении нее совершенно определенные цели и намерения. Интересно, что именно про нее было сказано в том письме? Думается, ничего хорошего. Одним словом — блондинка...

В этот момент подал голос мужчина с хлыстом в руках:

— Из этой грешницы надо выбить все пороки, и направить ее на путь праведности, скромности и благочестия!

— Вы о чем говорите? — чуть растерянно спросила Олея.

— О спасении вашей души! — вздохнул настоятель. — Но это можно отложить на куда более поздний срок, а пока что я вновь советую вам кое-что вспомнить, а иначе...

— Что иначе?

Но ответить ей никто не успел — в дверь постучали, и в комнату вошел тот самый лекарь, что совсем недавно осматривал прокаженных.

— Слушаю вас, отец-настоятель... — лекарь почтительно склонил голову. Так, это тоже говорит на языке Руславии, пусть и не очень чисто. Подкованные парни...

— О, а вот и наш брат-лекарь! — радостно улыбнулся настоятель. — Хочу сообщить вам, что отец Галаган — это настоящее сокровище! Он не только ясновидящий, но и целитель, и я благословляю тот день, когда он принял веру Двуликого. Думаю, сейчас вы оцените способности этого человека в полной мере, а я получу ответ на все интересующие меня вопросы.

— Отец-настоятель, что именно вас интересует? — склонил голову лекарь.

— Дело в том, отец Галаган, что эти люди прячут где-то древние артефакты, которые мне необходимо отыскать, но молодые люди, сидящие перед нами, не желают быть откровенными. Надеюсь, вы поможете мне получить ответ на интересующий меня вопрос.

— Да, отец настоятель... — склонил голову лекарь, и повернулся к Белу и Олее. Какое-то время он стоял напротив них, и рассматривал сидящих перед ним людей. Под его тяжелым взглядом Олее стало не по себе. Время шло, и наконец лекарь заговорил:

— У мужчины практически полная устойчивость к гипнозу и внушению, так что в данном случае я ничего не могу сделать. Очень высокая сопротивляемость... Что же касается женщины, то она поддается любому магическому воздействию, но где спрятаны артефакты — об этом ей неизвестно. Если я правильно понял, то она сама хотела бы знать, где находятся эти бесценные вещи.

— Вот как... — настоятель побарабанил пальцами по крышке стола. — Что еще можете сказать о наших гостях?

— Прежде всего, у обоих есть заживающие раны, полученные не так давно: у женщины — на ноге, у мужчины — на плече и на ноге. Раны нанесены существами из группы вампиров, но, что удивительно, эти раны уже заживают. Надо же, обычно подобные укусы так быстро не проходят! Очевидно, тут было применено специфическое лечение... Кроме того, на теле мужчины множество старых зарубцевавшихся ран, несколько сросшихся после перелома костей — несколько ребер, правая ключица, правая нога... Вот тот перелом был серьезный, нога сломана еще в детстве, срослась нормально, без последствий, как, впрочем, и все остальные переломы. Что касается заболеваний, то у него таковых нет, кроме, пожалуй, одного: в последнее время у мужчины стал появляться песок в почках. Для лечения я бы настойчиво рекомендовал специальные чаи и вместе с тем несколько изменить режим питания... Что же касается женщины, то тут несколько особый случай — ранее не было ни переломов, ни вывихов, ни серьезных заболеваний. Разумеется, сегодняшний удар по голове я в счет не беру. Крепкий, здоровый организм, но, увы, есть негатив, причем, я бы сказал, весьма серьезный.

— Какой еще негатив? — едва ли не подскочила на стуле Олея. — Это еще что такое и откуда ему взяться?

— Хорошо, назовем его так, как принято в Руславии — порча. Ох уж мне эти деревенские знахари! — поморщился лекарь. — От них можно ожидать чего угодно! Меня просто из себя выводят старые грымзы, сидящие по вашим дремучим лесам! Эти замшелые северные пеньки — необразованные бабки и дедки, которых вы называете колдунами и знахарями — они в состоянии такого навести и накрутить, что снять последствия сумеет даже не всякий опытный маг! В данном конкретном случае негатив сделан сильно и настоящим мастером, и снять этот негатив почти невозможно. Во всяком случае, лично я связываться не буду — в результате может выйти себе дороже. Тут такого наворочено, что я только руками развожу! В общем, на эту молодую особу наведен... ну, скажем так, некий ритуал с целым букетом заговоров. Проще говоря, пока этот негатив не будет снят, детей у этой женщины не будет.

В первое мгновение Олея не могла понять — что же такое говорит этот человек?, но потом разом пришло понимание, и многое сразу же встало на свои места. Так вот почему в браке с Серио у нее не было детей, и отчего знахарка разводила руками и велела искать причину в другом месте, а заодно сообщила, что вряд ли кто сможет помочь Олее в ее беде... Что же ты наделала, мамаша Серио, дура старая, что ж ты натворила, а?! Да разве можно такими делами заниматься?! Теперь Олее стало понятно, что имела в виду мать Серио, когда говорила внучкам, чтоб те не беспокоились — у новой жены их отца детей не будет, она об этом уже позаботилась... Оно и понятно — зачем ее сыну новые хлопоты, заботы и расходы? А вдруг Серио еще разок женится, так не платить же оставленным детям! Хватит и того, что он выплачивает уже имеющимся детушкам!..

Значит, любящая мамаша постаралась для любимого сыночка — все ради спокойствия Серио и его детей, а то, что у новой снохи жизнь будет испорчена — это бывшую свекровь интересовало меньше всего. Дескать, ты, новая жена моего ненаглядного сыночка, должна ухаживать только за своим мужем, и подлаживаться под его деток — что ни говори, а Серио еще совсем не нагулялся, и жениться он может еще не раз, так что нечего от каждой детей заводить — прокормить бы тех, что уже есть! И вообще, будь счастлива уже тем, что рядом с тобой находится такое сокровище, как Серио...

Лучше бы ты... — с внезапной злостью подумала Олея, — лучше бы ты, кошелка старая, позаботилась о том, чтоб твой великовозрастный сынок не шлялся от жены почти что в открытую, и чтоб детей направо и налево не делал! Так ведь нет — сыночка жаль, не стоит на него, бедняжку, что-то наводить — как бы от этого с ним потом чего худого не случилось!, а сноха — она все одно чужая баба, чего ее жалеть!.. Тогда, на родине Серио, обнаружив, что молодая жена ее сына в одиночестве льет слезы — все же Серио не показывался в доме у родителей четыре дня подряд, старая женщина резко выговорила Олее: "От хороших жен мужья не гуляют! Если у вас что не так, то вся вина на тебе — не можешь мужа подле себя удержать! И нечего слезы лить и недовольное лицо в сторону отворачивать: если хочешь и дальше оставаться с моим сыном — терпи, и под него подстраивайся, а не то ему не нужна будешь!". Ну, терпела она — и чем все кончилось? Ничем хорошим...

Только вот когда и как мамаша Серио умудрилась навести порчу? Все же это делается не так просто... Внезапно Олея вспомнила: перед свадьбой ей передали несколько подарков от родителей Серио, и там были, кажется, очень дорогие конфеты — удивительное заморское лакомство, которые она, не удержавшись, съела в тот же день! Скорей всего, именно на эти конфеты и было наведено...

— Ну, — чуть ли не в ярости подумала Олея, — ну, если только вернусь домой!.. Вот тогда просто не знаю, что со всеми вами сделаю!.. Во всяком случае, Серио выскажу все, что думаю и о нем, и о его семейке!

Тем временем лекарь продолжал:

— Почему я в данном конкретном случае не желаю снимать негатив? Видите ли, некоторые из этих деревенских знахарей в силу специфики своих знаний, полученных из глубины веков невесть от кого, обладают настолько своеобразной...

— Это мне понятно! — перебил лекаря настоятель. — Меня интересует, что вы еще можете сказать об этих людях.

— Что тут скажешь... Несмотря на хорошее физическое состояние этих людей, здоровыми их не назвать: оба уже инфицированы проказой...

— Чего-чего? — вновь переспросила Олея. — Что вы сказали?

Кажется, ее вопрос чуть позабавил настоятеля. Можно не сомневаться — хотя на его на лице сочувствие, но заметно, что этого человека все происходящее в какой-то мере даже развлекает.

— Проще говоря, вы оба уже заражены проказой — буркнул лекарь.

Олея почувствовала, как ее сердце болезненно сжалось. Все-таки они заразились... Впрочем, этого и следовало ожидать.

— Уточните еще раз — они оба заражены? — поинтересовался настоятель.

— Да. Говорю же: проказа — очень опасная и заразная болезнь, а эта парочка... У них еще раны не зажили, а они, тем не менее, сунулись к прокаженным! Нужно быть совсем без головы, чтоб решиться на подобное! И вот результат...

— Насчет заболевания проказой — это точно? — еще раз спросил настоятель.

— Вы же знаете — в подобных случаях я никогда не ошибаюсь! — с легкой обидой в голосе заявил лекарь. — Конечно, у этих двоих людей заболевание еще в самой начальной стадии и до мутиляции еще очень и очень далеко, но и в этом случае все зависит от индивидуальных особенностей организма...

— До чего еще далеко? — переспросила Олея. Сейчас, после слов лекаря о том, что они с Белом подхватили-таки проказу, женщина все еще не могла придти в себя, и думать об услышанном было по-настоящему страшно. Мало ей известия о порче, так еще и это... Остается одна слабая надежда — вдруг лекарь ошибся? Ведь случается такое, что врачи ставят неверные диагнозы...

— Мутиляция — отторжение конечностей при проказе... — любезно ответил лекарь. — А с течением времени она обязательно начнется. Надо сказать, весьма и весьма неприятное зрелище. Кстати, у двоих из той толпы прокаженных, среди которых вы пришли сюда, мутиляция уже идет вовсю. Удивлены? Зря. Проказа — это хроническая, генерализованная болезнь...

— Какая? — такого слова женщина тоже ранее никогда не слышала.

— Та, что распространяется по всему организму! — рявкнул лекарь. — Понятно? Поражается все: кожа, слизистые оболочки, внутренние органы, нервная система...

— Но почему же тогда вы не боитесь заразиться? — все еще не могла придти в себя Олея.

— Дело в том, что в монастыре Святых Дел собраны и те, у кого есть иммунитет к проказе... — любезно произнес настоятель.

— Есть чего? — и это непонятное слово Олея слышала впервые в жизни. Еще немного — и голова у нее пойдет кругом от этих незнакомых слов, смысла которых она не знала и не понимала.

— Скажем так: здесь собраны те, кто не может заразиться проказой! — кажется, настоятель едва ли не резвился, втолковывая Олее прописные истины. К тому же все это время Бел молчал, не произносил ни звука, так что было понятно — настоятель, разговаривая с Олеей, обращается и к Белу. — Кроме того, как это ни прискорбно звучит, нам все же приходится дополнительно применять некоторые магические заклинания и обряды: увы, но когда имеешь дело со столь опасной болезнью, как проказа, и с теми, что ею заражены — тут лишние предосторожности не помешают. Что ни говори, а сюда приходят люди с самыми разными заболеваниями, так что без неких защитных ритуалов нам просто не обойтись... Брат-лекарь, благодарю вас за оказанную помощь. Вы свободны.

Когда за лекарем закрылась дверь, настоятель вновь обратился к сидящим перед ним людям.

— Итак, что скажете?

— О чем? — устало спросила Олея.

— Где артефакты? — резко спросил настоятель.

Олея промолчала — все одно она не знала ответа. Впрочем, настоятель иного ответа и не ожидал.

— Вы храбрые люди, раз решились на подобный безумный шаг — перейти границу в группе прокаженных, но этот риск себя не оправдал. Мы, честно говоря, и не надеялись вас увидеть, но сумели вычислить вас, сладкая парочка, по присланным нам приметам. Итак, выслушайте мое предложение: вы мне — артефакты, я вам — выздоровление. Вы и сами понимаете — гнить заживо и терять пальцы, ухо или нос — это так некрасиво! Поверьте мне на слово, я уже насмотрелся на подобное... Где артефакты?

— Не знаю... У нас их нет.

— Не спорю — в данный момент их при вас действительно нет, но вы их где-то спрятали, и вот вопрос — где именно? С высокой долей вероятности могу предположить, что артефакты спрятаны здесь, в монастыре, и, поверьте, мы перетряхнем все, но их отыщем. Конечно, я могу допустить и то, что в минуту опасности вам пришлось укрыть артефакты где-то в Ойдаре, в укромном месте. Конечно, вряд ли вы вновь рискнете пойти туда, но можете передать своему начальству точные координаты того места, где вы их спрятали.

— У нас нет никаких артефактов.

— Перестаньте твердить одно и то же — это просто неуважение к этой обители и моему сану! Я по-прежнему надеюсь, что вы честно ответите на мой вопрос, иначе мы будем вынуждены перейти к более жестким методам допроса. Поверьте, милая девушка, после него вы уже не будете столь очаровательны...

— Я ничего не знаю! — у Олеи отчего-то перехватило горло.

— Ох, женщины! — мило улыбнулся настоятель. — Ничего-то вы не знаете, и правды ни у одной вас никогда не узнаешь! Вначале у каждой девичьи секреты, потом женские тайны, а затем старческий маразм.

Вновь раздался стук в дверь, и в комнате появился еще один служка в серой одежде последователей Двуликого.

— Ну? — настоятель с заметным нетерпением посмотрел на вошедшего.

— Отец настоятель, мы ничего не нашли... — склонил голову вошедший. — Мы самым тщательным образом несколько раз обыскали повозку, простукали все ее стенки — пусто...

— Вы в этом твердо уверены?

— Насчет повозки — да. Осмотрено трижды.

— Ладно, теперь обыскивайте помещение, где они сидели.

— А тех, кто все еще находится там... С ними что делать?

— Отправляйте, как обычно... — чуть поморщился настоятель. — Отправляйте, и обыскивайте помещение со всей тщательностью. Кроме как в том месте, артефакты спрятать было негде.

Поклонившись, слуга исчез за дверью, а настоятель вновь повернулся к сидящим перед ним людям.

— Итак, где артефакты?

Олея и Бел молчали, но заговорил мужчина с глазами фанатика и хлыстом в руках:

— Нечего с этими греховодниками впустую разговоры вести! Мне не понадобиться много времени, чтоб заставить их выложить все! Я предлагаю спуститься в подвал — там у меня все готово для выяснения истины!

Мужчина взмахнул рукой, хлыст взвился в воздух и больно ударил женщину. От неожиданности Олея взвизгнула, но в этом возгласе непроизвольно прозвучало и облегчение — суда по замаху, и по тому, как этот мужик ударял хлыстом, женщине стало понятно: высоким мастерством кочевого народа этот человек не владел ни в коей мере — уж в этом Олея разбиралась. Бить он умел — но и только. Будь у Олеи в руках сейчас хоть старая веревка — все, даже в поединке этот мужик был бы ей не соперник. Хоть одна хорошая новость...

Мужика с глазами фанатика возглас Олеи не удивил — он как раз ожидал чего-то подобного, но вот Бел... Без сомнений — он что-то понял из ее голоса, недаром покосился чуть удивленно. Ну да, он вообще понятливый парень...

Еще Олее стало понятно одно: сейчас у нее одна задача — ей исхитриться, и каким-то образом забрать у мерзкого мужика этот хлыст — и тогда у них появится реальный шанс уйти отсюда. Верно! Надо постоянно следить за этим крайне неприятным человеком, и если он еще хоть раз попытается ударить их этим хлыстом... Понятно, что у нее будет только одна попытка завладеть этим оружием кочевого народа, и потому надо действовать наверняка. Совершить вторую попытку ей никто не позволит.

— Отец Вал, не всегда стоит применять ваши методы дознания, до подвала этих людей мы всегда успеем довести! — поднял руку настоятель. — Я пока что пытаюсь достучаться до их разума, и придти к соглашению. Оно может быть взаимовыгодным. К тому же у этих молодых людей есть реальная возможность спастись, рассказав нам все, что они знают.

— С этими грешниками надо не договариваться, в наставлять на путь истинный, пусть даже помимо их воли! — в этом у отца Вала не было ни малейших сомнений.

— Если мы не договоримся, то я буду вынужден отдать эту парочку в ваши руки на исправление, отец Вал. Чтоб вы знали, молодые люди: отец Вал любого заставит раскаяться в непонятном упрямстве, и при более тесном общении (у меня в этом нет ни малейших сомнений) вы выложите ему все, словно своему духовнику на исповеди. К сожалению, методы выяснения истины отца Вала несколько... жестковаты, и обычно бывает так, что после его... вразумлений подследственные отдают свою душу в руки Двуликого, а мне бы не хотелось доводить до этого.

Бел все еще молчал, и Олея поняла, что пока должна говорить она. Отчего же Бел молчит? Что ж, пока ей придется вести разговор за двоих. Ну, ляпнет что не то, или брякнет невесть какую чушь, так на это не обратят особого внимания — что с дуры-бабы взять?!

— А пока что, дорогие гости... — продолжал настоятель, — пока что я обрисую вам ситуацию, так сказать, проведу общий обзор, ну, а вы, как разумные и трезвомыслящие люди, должны будете сделать правильный выбор. Давайте попытаемся договориться по-хорошему, без ломания костей, выкалывания глаз, медленного поджаривания на костре и прочих весьма болезненных и крайне неприятных процедур...

— Но богоугодных и способствующих вразумлению грешников! — добавил отец Вал.

— С этим утверждением я не спорю... Так вот, молодые люди, вас все еще ищут в Ойдаре. Вы умудрились уйти из Берена, но с тех пор Берен вместе с Ойдаром страстно желают вернуть вас назад, вернее не вас, а те артефакты, которые вы сумели утащить — выпускать из своих рук такие деньги никто не желает. Власти Берена их упустили, а в Ойдаре — проворонили... Правда, мне до сих пор непонятно — как можно упустить подобную ценность?!

— Их разум затмил Двуликий! — провозгласил отец Вал. — И я скажу больше: он вел этих двух грешников сюда, прямо к нам!

— Склонен согласиться. Тамошние власти уже прекрасно осведомлены, что вас едва не прихватили вместе с артефактами, но вы все одно умудрились уйти совершенно непонятным образом. Естественно, что сейчас все силы брошены на ваши поиски. Знаете, отчего вас так упорно ищут на границе? Простая логика. После того как вы сбежали, устроив взрыв, было понятно, что возвращаться назад в Берен, естественно, ни один из вас не будет, идти куда-либо в Ойдаре — слишком опасно, так что иного пути, кроме как через Вайзин, у вас нет. Сообразив это, власти Ойдара быстро перекрыли границу, и сейчас на территориях, прилегающих к границе, идет настоящий повальный обыск. Ищут вас, вернее, ищут артефакты. Кстати, хочу вам сообщить, что власти Берена и Ойдара уже столковались между собой в вопросе, какие условия они выдвинут вашему Правителю за возвращение артефактов, а заодно и договорились, как будут делить полученные денежки. Вас интересуют подробности? Сейчас это уже не секрет. Думаю, вам их стоит знать, хотя эти самые условия другим словом, кроме как грабительские, и не назвать.

— Можно. Эти условия можно назвать безбожными! — поправил настоятеля мужчина с хлыстом в руках.

— Против такого определения мне возразить нечего!.. — вздохнул настоятель. — Думаю, скоро об условиях, при которых артефакты могут предложить Правителю Руславии, станет известно всем. Первоначально Берен, на территории которого были спрятаны артефакты, хотел просить у Правителя Руславии за их возвращение четверть всех доходов вашей страны в течение ста лет...

— А они не подавятся? — вырвалось у Олеи.

— Люди вообще способны проглотить много, а уж переварить сожранное — тем более в состоянии. Возможно, у Берена могло исполниться желание получить четвертую часть доходов огромной страны, но, милые мои, из-за вашего ослиного упрямства и стремления самим доставить артефакты домой, к своему Правителю... В общем, ситуация поменялась, причем не в лучшую сторону, и, прежде всего, это касается тех условий, что собираются выставить Руславии. Прежде всего, вас, крайне ловкую парочку, теперь ищут уже две страны — Берен и Ойдар, и упускать артефакты из своих рук они не намерены.

— Эти два грешных государства снюхались самым непотребным образом! — вновь влез в разговор отец Вал

— Можно выразиться и так... — чуть улыбнулся настоятель. — Говоря иносказательно, количество игроков на поле увеличилось вдвое, а, значит, уменьшается возможная доля прибыли для каждого из них, что, естественно, для любой из этих двух жадных стран заранее встает поперек горла. Теперь Берен и Ойдар намерены потребовать с Правителя Руславии уже не четверть, а треть всех доходов страны, и в течение не ста, а ста пятидесяти лет.

— Интересно, почему не половину? — съязвила Олея.

— Разумеется, они бы предпочли половину, и не на сто пятьдесят лет, а навечно, но понятно, что на такие условия никто не пойдет — соглашаться с подобными требованиями просто нет смысла, ни одна страна не потянет такое финансовое бремя. По сути, это полное разорение. Есть шанс, что Правитель, скрепя сердце, будет вынужден согласиться на третью часть, но на половину... Откажет, не раздумывая. Так что даже очень жадным людям приходится быть реалистами и трезво смотреть на происходящее.

— Треть всего дохода страны... На это никто не даст своего согласия!

— С чего вы так решили? — приподнял брови настоятель. — Когда к горлу приставили нож, то человек обычно соглашается если не на все, то на очень многое. А хотите знать, что в вашей Руславии будет твориться после того, как она будет вынуждена принять эти условия? Треть всех денежных поступлений... Это огромные деньги, и чтоб контролировать такой денежный поток, а заодно следить за тем, чтоб денежные средства не утаивались — для этого в Руславии будут постоянно находиться особые представители Берена и Ойдара, которые, помимо той трети доходов, тоже примутся активно набивать себе карманы из казны Руславии. Этим людям будут предоставлены особые полномочия, они войдут в состав правительства, защищая интересы своих стран, а, кроме того, они будут выкачивать из вашей страны все, что только можно. Более того: у каждого из этих представителей будет небольшая армия для защиты интересов своих стран, постепенно они начнут вводить свои порядки, строить свои дворцы и храмы... Между прочим, за сто пятьдесят лет подобное может превратиться в самую настоящую оккупацию, и Руславия уже никогда не стряхнет с себя это ярмо, тем более что Берен и Ойдар за долгие годы уже крепко подсядут на дополнительный приток огромных денег и в дальнейшем не смогут без него обходиться. К хорошему привыкаешь быстро...

— Все одно на такое условия Правитель не пойдет... — в искренности своих слов Олея была полностью уверена.

— Не исключаю такую возможность... — согласился настоятель. — Тогда Берен и Ойдар предложат артефакты за ту же цену хоть Танусии, хоть Уреалу — любая из этих стран согласится, не раздумывая, ведь даже при таких грабительских условиях у них останется немало: ведь если у какой-либо из этих двух стран на руках будут артефакты, то Руславия перейдет под власть той страны. По сути, это просто дополнительные денежные поступления, или, как говорится в определенных кругах, халявные деньги, и деньги не просто хорошие, а очень, очень, и очень хорошие! Знаете, меня просто поражает людская жадность! Как же некоторые желают нагреть свои руки на чужих бедах!

— А вы разве нет? Можно подумать, артефакты вам нужны только для того, чтоб посмотреть на них и тут же вернуть назад! Или же в знак доброй воли вы собираетесь отвезти их в Руславию и просто так вернуть Правителю?

— Скудоумие! — процедил мужик с хлыстом. — Вот к чему приводит безбожие!

— Вы напрасно иронизируете! — настоятель удобнее устроился в своем кресле. Именно это мы и собираемся сделать — отвезти артефакты в Руславию и отдать их Правителю. Да-да, я говорю серьезно. Удивлены? Тогда я вам сейчас кое-что поясню, а вы уж сами поймете, какое это благо — наша встреча с вами.

Олея в растерянности уставилась на настоятеля и на Бела, который все так же молча сидел на стуле, по прежнему не говоря ни слова, а синяк под его глазом все больше и больше наливался синевой...

— Уж не собираетесь ли вы сказать, что просто так...

— Ну, не буду лгать — не просто так. Нам бы хотелось получить некие блага, которые не значат ничего по сравнению с тем, что потребуют другие. В данный момент я понимаю ваши чувства — вы испуганы и обижены, так как мои люди были вынуждены применить по отношению к вам некие меры насилия. Увы, но по-иному вы с нами не стали бы не то что говорить, но даже выслушивать, что я пытаюсь донести до вашего сознания, а Двуликий не возражает против той истины, что в исключительных случаях для достижения неких благих целей иногда можно использовать меры физического воздействия.

— Но я все равно не понимаю...

— Знаете, это меня нисколько не удивляет... — тонко улыбнулся настоятель. — Но сейчас я пытаюсь втолковать самые очевидные истины вашему молчаливому приятелю, который внимательно слушает нашу затянувшуюся беседу. Надеюсь, он внемлет голосу рассудка. К тому же следует учесть и то, что сами вы вряд ли сумеете добраться до Руславии — за вами обоими идет настоящая охота. А при нашей помощи вы очень быстро окажетесь на родине — дадим охрану и вы враз домчитесь до своей страны, но, естественно, в сопровождении наших людей. Так вот, как только артефакты окажутся в наших руках — мы их сразу же вернем вашему Правителю, а в благодарность попросили бы самую малость: выстроить в Руславии несколько храмов Двуликого. Разумеется, речь идет о нескольких городах вашей огромной страны.

— И это все?! — Олея в недоумении смотрела на настоятеля.

— Разумеется, все. Для нас этого вполне достаточно.

— Милость Двуликого бесконечна, но грешники, погрязшие в заблуждениях, не в состоянии ее оценить! — снова встрял в разговор отец Вал. — Но Двуликий знает, когда озарение снисходит на их души, уставшие от бесконечной жадности и суеты.

— Молодые люди, согласитесь, что за возвращение артефактов это даже не плата, а так, небольшая благодарность! — продолжал настоятель. — Так почему бы нам с вами не помочь друг другу? Давайте договоримся так: мы доставляем вас вместе с артефактами в Руславию, а уж там мы сумеем договориться с Правителем. Думаю, он пойдет нам навстречу в такой малости.

— У нас в Руславии есть свои Боги.

— Ну, от нескольких дополнительных храмов в вашей стране ничего не поменяется.. — пожал плечами настоятель. — И все же давайте придем к соглашению. Мне бы очень не хотелось, чтоб с вами стал беседовать отец Вал. Его методы выяснения истины несколько... негуманны.

— Все, что делается во имя и во благо Двуликого — все освещено его волей! — никак не мог успокоиться отец Вал. — Поверьте, отец настоятель — в моем подвале эти грешники не утаят ничего!

— Ну вот видите! — настоятель с сочувствием посмотрел на растерянную Оленю и все еще молчащего Бела. — Что я могу сделать в этой ситуации? Вы, молодой человек, по-прежнему не желаете со мной разговаривать? Знаете, это просто некрасиво — не поддерживать беседу, и не отвечать тому, кто значительно старше вас по возрасту! Вы так не считаете? А, понимаю ваше состояние, и даже соболезную — как оказалось, риск себя не оправдал, и вы заразились... Но, поверьте, все решаемо! Мы поможем вам, но и вы должны пойти нам навстречу! Более того: вы даже должны это сделать, если стремитесь как можно быстрей доставить артефакты в Руславию. К тому же, если вы хотите жить, то нам следует столковаться по всем остальным вопросам. Кстати, по моим наблюдениям, жить хотят все, даже самоубийцы. Не забывайте — мы вылечим вас от проказы, будете здоровы, в вашу страну вернутся артефакты... Мне непонятно, отчего вы колеблетесь?! Ведь все будет хорошо...

— Ложь! — спокойно произнес Бел. Ну наконец-то он открыл рот, а не то Олея уже не знала, на что и думать! — Ложь! Проказа неизлечима, и вы это прекрасно знаете. Я все никак не мог понять ваших целей, с виду столь благородных, и только оказавшись здесь, стал кое-что понимать. Мерзкий, и потрясающий своей циничностью замысел... Знаете, господин настоятель монастыря Святых Дел, язык у вас подвешен неплохо, а тот цинизм, с которым вы действуете — он просто поражает! Мне пришлось поломать голову над тем, что тут происходит, хотя все очень просто и ответ лежит на поверхности.

— Простите, но я не понимаю сути ваших обвинений, и не давал вам никакого основания... — начал, было, настоятель, но Бел перебил его.

— Знаете, что я вам скажу? В своей жизни мне довелось видеть разных людей, и пусть они не были праведниками, но таких отпетых мерзавцев, как вы, мне доводилось встречать нечасто.

— Ах ты, богохульник... — начал, было, отец Вал, и поднял свой хлыст. Олея, глядевшая на него во все глаза, подобралась — сейчас есть возможность отобрать хлыст!

К великому разочарованию Олеи, настоятель остановил начавшего, было, замахиваться отца Вала.

— Погоди. Пусть этот человек пояснит, в чем дело, и отчего он пришел к столь ужасным выводам.

— Что ж, можно и пояснить! — согласно кивнул головой Бел. — Причем пояснить более подробно... Вы мастер плести словесные кружева, головы можете задурить многим, но не мне. С самого начала я никак не мог понять, отчего это церковь Двуликого так заботится о неизлечимо больных людях, зазывает их к себе, обещая бесплатную заботу и лечение. Если это делается от души, то подобное заслуживает самого горячего восхищения и одобрения, только вот я в такое бескорыстие и беспредельную святость плохо верю. К сожалению, в жизни мне куда чаще приходилось сталкиваться как раз с противоположным — с желанием нажиться на чужом горе, то есть с тем, что сейчас творите вы.

— Грешник нераскаявшийся... — проскрипел отец Вал.

— Может, я и набрался грехов в своей жизни, но такого цинизма, и такой мерзости, какая имеется в этом монастыре — такого даже мне ранее было сложно представить. Вся ваша напускная доброта и участие — это маска, прикрывающая сущность шакала и пиявки, и понять это совсем просто.

— Достаточно оскорблений, переходите к более конкретным фактам... — настоятель выслушивал слова Бела с видом оболганной добродетели.

— Ладно, перейдем к деталям. По миру давно ходят слухи о том, что здесь, в храмах Двуликого, лечат самые сложные и тяжелые заболевания, причем делают это совершенно безвозмездно, и в оказании помощи не отказывают никому — ни бедняку, ни богачу. Не спорю: сюда, без сомнения, заглядывают и очень богатые и обеспеченные люди, но сейчас разговор не о них — с богачами вы вряд ли осмелитесь поступить так, как поступаете с остальными. Мы говорим сейчас о тех беднягах, кто в надежде на помощь стекается сюда со всего мира. На границе, в строго определенных местах, вы их встречаете, и везете в нужное место. Думаю, в Вайзине хватает монастырей, подобных этому.

— Это верно — милость Двуликого беспредельна! — настоятель благодушно кивнул.

— Тем не менее, заразы вы опасаетесь... продолжал Бел. — Недаром больных, приходящих в Вайзин, вы доставляете до монастырей так, чтоб они не имели возможности уйти, а на отдых останавливаетесь лишь в тех местах, куда местным жителям, без сомнений, соваться нельзя. Ну, а по дороге жрец, сопровождающий этих людей, постепенно выясняет всю их подноготную: кто они такие, откуда пришли, кем были раньше, и многое, многое другое... Это сторонний человек не поймет, а я враз понял, к чему ведут эти разговоры — по сути, с самого начала там был почти что установлен фильтр по отсеиванию нужных людей...

— Я по-прежнему не понимаю сути ваших обвинений...

— Поясняю: в толпе прокаженных было тридцать человек, включая нас двоих, то есть меня и мою спутницу.

— Тридцать один... — внезапно вмещался в разговор тот улыбчивый жрец, что встретил прокаженных на границе. — Не тридцать, а тридцать один человек.

— Значит, опять ошибся — к сожалению, с цифрами у меня не очень, и считаю я скверно... Так вот, в той толпе прокаженных собралось немало несчастных — тридцать один человек. После визита вашего лекаря из общей толпы сразу же забрали двоих мужчин — как сказали, для лечения. Дело хорошее, только вот в отношении этих двух парней у меня с самого начала возникли некоторые сомнения. Вернее, в отношении их болезни — у этой парочки вряд ли была проказа. Я сталкивался с самыми разными заболеваниями, повидал в жизни немало больных людей, и, взглянув на этих ребят, был почти уверен — у них иные заболевания, не имеющие к проказе никакого отношения. У моего друга была волчанка, правда, наш лекарь называл ее иначе — туберкулез кожи. Так вот, внешние признаки — точь в точь, как у одного из этих парней. Что же касается второго парня, сплошь покрытого белыми пятнами... У нас подобное называется песь, или витилиго. И та, и другая болезнь — обе запущены, смотрятся весьма неприятно, но, по счастью, обе они совершенно не заразны. Лечатся, правда, сложно, но это уже другой вопрос. Удивительно другое — то, что оба эти парня, проведя довольно долгое время среди прокаженных, не заболели. Как видно, они не подвержены этому заболеванию, или, как вы выразились, у них хороший иммунитет.

— И как же они оказались среди прокаженных? — поинтересовался настоятель.

— Внешние признаки проказы и кожного заболевания этих двух парней — кое в чем они внешне очень схожи, а хорошего лекаря рядом с этими парнями не нашлось, вот этих ребят и изгнали — решили не рисковать, а парни потом и сами уверились в этом страшном диагнозе. Сейчас судьбу этих парней предугадать проще всего: думаю, вы сумеете их вылечить, но скажете им, что это произошло только при помощи истинной веры и помощи Двуликого. После этого парни навсегда останутся в полной уверенности, что при помощи этого Бога излечились именно от проказы, и в этом мнении их уже никто не сумеет поколебать. Они вернутся домой не просто так, а став ярыми приверженцами и сторонниками Двуликого, и восславляя его направо и налево. К тому же эти парни от счастья, что их миновала долгая и мучительная смерть — они теперь ради Двуликого не только пойдут на все, но и своими постоянными разговорами и восхвалениями невольно начнут вербовать все новых и новых сторонников Двуликого. Умно.

— Не вижу в этом ничего недостойного! — развел руками настоятель.

— Еще бы! — неприятно усмехнулся Бел. — Да они теперь ради Двуликого горы свернут! Ни один проповедник или миссионер не сумеет с таким жаром и искренностью убеждать людей в силе и величии Двуликого, и в его способности творить чудеса! Вольно или невольно, но такие люди способствуют распространению веры в Двуликого далеко за пределы этой страны.

— Это всего лишь один из путей распространения истинной веры! — настоятель и бровью не повел. — Вам что-то не нравится? Должен сказать: в этом нет ничего запрещенного. Как говорят у вас в Руславии — капля камень точит.

— Не спорю. Теперь я понимаю, отчего вы этих парней забрали самыми первыми — пусть ваш лекарь сказал, что у них нет проказы, но все одно им не помешает какое-то время посидеть отдельно, в карантине. На всякий случай.

— А разве мы поступаем неверно?

— Согласен: ничего особо криминального здесь нет... — чуть нахмурился Бел. — В этом случае можно говори лишь о желании увеличить подобным способом свое влияние, значимость и популярность.

— Что ж, неплохо... Молодой человек, мне нравятся ваши медицинские познания... — удобнее устроился в кресле настоятель. — Да, вы правы: иногда люди путают внешние проявления иных заболеваний с проказой. Для того, чтоб расширить ваши знания в этой области, сообщаю: кроме уже упомянутых вами волчанки и витилиго, я могу назвать еще несколько болезней с похожими внешними признаками — слоновая болезнь, экзема, нейродермит...

— А также некоторые срамные болезни, которыми гулящие бабы награждают невоздержанных мужчин! — провозгласил отец Вал, не сводя обличительного взгляда с Олеи.

— Теперь поговорим о втором человеке, которого вы увели чуть позже... — продолжал Бел, не обращая внимания на высказывания отца Вала. — Помню его, он очень интересно рассказывал о пирамидах. Насколько я успел понять, это очень высокообразованный человек, прекрасно разбирающийся в истории и искусстве. Неудивительно — ведь до того, как заболел, он был художником, и, по его словам, довольно знаменитым. Я в искусстве плохо разбираюсь, но, послушав его, понял, что те, кого он рисовал, были очень богатыми и знатными людьми, а такие господа к рыночному мазиле не пойдут. Похоже, что этот человек очень талантлив, и, возможно, даже знатен, только болезнь не выбирает, а жизнь художника, как правило, не дает возможности скопить деньги... Вот так и вышло, что это парень, заболев, оказался на улице, как говорится, без кола и двора, а заодно и без единой монеты в кармане — а откуда деньги у творческих людей, которые живут одним мгновением? Однако каждый из нас живет надеждой, вот и художник пошел в Вайзин за излечением. Ну, вылечить его вы, конечно, не вылечите, но вот работать на себя сумеете заставить. Сунете парня в мастерскую с красками, кистями и холстами, будете поить какой-нибудь подкрашенной водичкой, и утверждать, будто это и есть лекарство от проказы, только — вот беда!, на него оно что-то слабо действует... Парень же все это время будет работать, как проклятый, только чтоб хоть на какое-то время отвлечься от тяжелых мыслей, а работа на износ — это самое лучшее, чтоб забыться.

— Не запрещено... — хмыкнул настоятель. — Что плохого в том, если человеку позволили заниматься любимым делом?

— Да, в таких случаях творческие люди выкладываются полностью. Он будет рисовать до тех пор, пока его руки сумеют удержать кисть. Правда, не знаю, сколько он протянет у вас, и что вы сделаете с ним, если он вдруг откажется работать, или же будет не в состоянии трудиться. Ну, тут у всех конец один... Во всяком случае, когда его не станет, у вас на руках окажется немало дорогих работ мастера.

— Как раз наоборот: мы облегчаем последние месяцы или годы его жизни! — настоятель выглядел оскорбленным. — Возможно, с этической точки зрения в этом вопросе существуют небольшие шероховатости, но и только. Если кто-то из благодарных почитателей Двуликого решил посвятить последние годы своей жизни его возвеличиванию, то что в этом плохого? Желание остаться в монастыре Святых Дел может говорить лишь о том, что человек перед уходом принял ту веру, которая оказалась ему наиболее близка.

— Вы забываете о том, что картины, написанные прокаженным, могут представлять реальную опасность...

— Это уже наша забота. У вас все? Больше сказать нечего? И из-за этого вы обвиняете служителей Двуликого в обмане, лжи и...

— Нет. Теперь что касается той четверки, которых вы увели незадолго до нас. Ваш человек... — Бел бросил взгляд на благодушно улыбающегося жреца, того самого, что сопровождал прокаженных от границы. — Ваш человек умеет разговаривать с людьми, и слушать их он тоже умеет. Как я понял, память у него неплохая. У меня, кстати, тоже. Так вот, я прислушивался к их разговорам, и запоминал, кем раньше был каждый из прокаженных, еще до того, как на них свалилась эта страшная хворь, и вот что интересно: из всей группы только эти четверо относятся к сравнительно богатым и состоятельным семействам.

— Хм...

— У нас в Руславии есть поговорка: не знаешь, где найдешь, где потеряешь... — продолжал Бел. — Так и здесь — неизвестно, что за люди окажутся среди заболевших, ведь прокаженный, как правило, уходит из дома, чтоб не заразить своих родных и близких. Такому бедолаге только и остается, что бродить по дорогам среди таких же отверженных, и тут уже не имеет значения, богат ты, или беден, умен или глуп — болезнь не щадит никого!

— Ближе к делу и меньше слов.

— Тогда я повторяю: в этой группе прокаженных только четверо относятся к богатым семействам. Напомнить вам, кто эти четверо? Землевладелец, двое купцов и хозяйка пошивочных мастерских, верно? Правда, сейчас этих людей не отличить от простых работяг — болезнь и разлука с домом уравнивают всех. И тем не менее на этих людях вполне можно погреть руки — в их семьях имеются деньги, есть что взять. А вот у остальных прокаженных за душой почти ничего нет — это солдаты, крестьяне, ремесленники и прочая мелочь, с которой нет смысла возиться. Овчинка выделки не стоит. А дальше...

— Ну-ну?

— Очевидно, этих четверых людей вы тоже несколько дней подержите в покое, будете делать вид, что начали их лечение, а потом подсунете им на подпись чистый лист, или же какую-то серьезную бумагу, которую они подмахнут, не глядя. Что они подпишут? Долговые обязательства, закладные письма, или же право наследования на оставленное дома имущество? Думаю, у вас уже отработано немало самых разных вариантов по отъему денег у семей таких вот более-менее состоятельных людей...

— Вы, очевидно, хотели сказать — когда-то состоятельных людей... — поправил настоятель.

— Я имел в виду тех, у кого дома остались кое-какие денежки, а если у людей дома оставлено золотишко, то можно попытаться его срубить, так? Тут главное — оформить все таким образом, чтоб комар носа не подточил. Главное для вас — получить подпись, причем подпись добровольную. Тогда при обращении родственников в суд любой маг, изучив подпись на бумаге, подтвердит, что она поставлена именно тем человеком, о ком идет речь, причем свою подпись он поставил без принуждения и добровольно. Скорей всего, этот поганое дело по отъему денег у больных людей поставлено у вас на поток, а раз до сих пор по этому поводу не было скандалов или чего-то подобного с обвинениями в подлоге, то, значит, у вас все идет с толковыми крючкотворами и по хорошо накатанной колее.

— Просто мы очень осторожны, и избирательно подходим к каждому случаю... — настоятель и не думал отрицать слова Бела. — И что с того? Не сомневаюсь, что люди сами пожелали бы отдать Двуликому часть своего имущества и своих накоплений...

— Часто заработанных грешными делами! — все никак не мог успокоиться отец Вал.

— Вы хуже пиявок! — не выдержала Олея. — Отнимаете последнее у этих несчастных людей!

— Неверная постановка вопроса. Все одно это уже не люди, а обреченные на смерть создания. Так почему бы им не послужить для величия Двуликого?

— А вам не кажется, что это мерзко?

— Нет, не кажется. Надеюсь, вы закончили с обличениями?

— Теперь мы переходим к самому отвратительному... — Бел по-прежнему был невозмутим, но Олея видела, что он здорово разозлен. — К тому, как вы поступаете с теми, кто оказался непригодным для ваших игр.

— Продолжайте.

— Как это ни страшно звучит, но предполагаю, что остальных вы просто убиваете — все одно взять с них нечего. Лечить их, естественно, никто из вас не собирается, да проказа и не лечится, так что эти люди вам совсем не нужны. К тому же крайне опасно иметь неподалеку от монастыря такое количество неизлечимо больных людей. В этом случае решение может только одно — избавиться от ненужного балласта самым простым способом.

— Мне странно, как столь умный человек мог совершить подобную глупость — затесаться к прокаженным.

— Вы увиливаете от ответа на вопрос.

— То есть, если я правильно понял суть обвинений, то вы обвиняете нас в массовых убийствах? — поинтересовался настоятель.

— Да.

— Крайне примитивное мнение. Подумайте сами, о каком убийстве может идти речь? Все эти люди — прокаженные и иже с ними — они все и так почти мертвы, и их пребывание на этом свете только затягивает их агонию. Поймите, мы совершаем благое дело — избавляем несчастных от бремени бытия, которое стало для многих из них невыносимой тяжестью.

— Далеко не для всех. Вы сами недавно утверждали, что жить хотят все, даже самоубийцы! Так что не стоит прикрывать красивыми словами то, что понятно и так: у вас здесь царит жестокость, цинизм и полное попрание моральных норм.

— Все, что вышло из грязи... — вновь влез в разговор отец Вал... — все должно туда же и уйти!

— Значит, говорите, попрание моральных норм... — протянул настоятель, и Олея отметила про себя, что сейчас этот человек не выглядел столь милым и умиротворенным. — На эту тему можно дискутировать долго, только вот на подобные глупости у меня сейчас нет времени. А на ваши смешные обвинения я бы сказал иное: мы — сродни золотоискателям, копаемся в грязи, чтоб найти что-то ценное. Среди того человеческого дерьма и сора, что в невероятном количестве плавает и бродит по дорогам — среди них можно отыскать золотые крупинки, которые в дальнейшем надо слить в золотые слитки, и пустить на развитие нашей церкви. Разве мы не делаем святое дело?

— Те, кого вы грабите, вряд ли в полно мере разделят это мнение. Ведь даже те несчастные, что подпишут бумаги — даже они обречены. С того момента, как вы заполучили их подпись — все, они вам больше не нужны, и превращаются в тот же, как вы изволили выразиться, человеческий сор, а от него вы избавляетесь безо всякой жалости.

— Ваша логика, хотя и небезупречна, но верна. Если ранее никто не обратил внимание на то, что из мусора можно добывать деньги — это их проблемы. Да, среди той партии прокаженных мы отобрали для себя нескольких человек, которые могут принести пользу церкви Двуликого, а остальные... Ну, шлак, или же пустая порода — это все идет в отвал.

— В отвал, значит... Да, до такого надо додуматься! Интересно, кто у вас, в церкви Двуликого, такой умный?

— Эти подробности вряд ли кому интересны. И потом, что-то приличное в общей массе человеческого мусора появляется не так и часто. Это в сегодняшней партии очень высокий процент полезной отдачи — семь человек, не считая вас. Обычно количество годного товара не превышает двух-трех человек на партию, а нередко случается и такое, что из всей подошедшей группы не годится ни одна особь. Говоря все тем же языком золотоискателей — сплошняком идет одна пустая порода. Между прочим, пустые рейсы оборачиваются для нас немалыми убытками.

— Мне страшно вас слушать! — едва не закричала Олея.

— Женщины вообще излишне чувствительны... — вздохнул настоятель. — Именно оттого мы их в наш монастырь стараемся не допускать без крайней нужды. Как видите, я от вас ничего не скрываю, и прошу того же от вас. Да и речь сейчас идет не об этих грязных недотепах, а о куда более важных вещах. Итак, где артефакты?

— У меня их нет. Во всяком случае, их нет для вас.

— Что ж... — в голосе настоятеля было слышно нескрываемое раздражение. — Что ж, если вы не желаете прислушиваться к голосу разума и рассудка, то я вынужден отдать вас отцу Валу, а у него даже немые обретают способность говорить.

— Знаете, что я думаю? — слова Бела звучали твердо. — Пусть лучше артефакты пропадут — Танусия и Уреал как-нибудь разберутся промеж собой насчет того, как они будут делить Руславию. Это куда лучше и безопасней, чем оказаться под властью и влиянием таких беспринципных типов, как вы, или принять мораль Двуликого.

— Это ваше окончательное решение?

— Да.

— Жаль, Действительно, мне искренне жаль, но вы сами сделали свой выбор. Отец Вал... — обратился настоятель к довольно ухмыляющемуся мужчине, который только что не потирал руки от удовольствия... — отец Вал, отдаю этих недостойных в ваши руки, вернее, в ваше полное распоряжение. Очень надеюсь, что в самое ближайшее время вы сумеете объяснить этим грешникам всю глубину их заблуждений, а я узнаю все то, о чем они так и не пожелали мне поведать, несмотря на все уговоры.

На неприятном лице отца Вала проявилось нечто, напоминающее счастливую улыбку. Просто как кот, наконец-то схвативший сидящую перед ним мышь, которую до того ему не разрешали трогать. Довольный мужик чуть шагнул вперед и проскрипел своим неприятным голосом:

— Сейчас, богохульники, мы спустимся в подвал этого святого дома, и там я наставлю вас на путь истинной веры и почитания Двуликого!.. — и отец Вал с видимым удовольствием поднял свой хлыст и с оттяжкой хлестнул сидящих перед ним людей.

Вернее, он попытался это сделать, но когда ремень хлыста взвился в воздух, то внезапно все пошло не так, как рассчитывал отец Вал. Дело в том, что именно этого момента так долго ожидала Олея, и вот теперь пришло ее время. Внезапно мужчины увидели, как до того неподвижно сидящая на стуле женщина вдруг просто-таки слетела со своего места, и протянула левую руку по направлению опускающегося ремня, прямо под удар, причем та рука совершала небольшие вращательные движения, будто описывала в воздухе круги. Неожиданно для всех присутствующих, и, прежде всего, для отца Вала, ремень не ударил женщину, а несколько раз обвился на ее вытянутой руке. Больно, конечно, но терпимо... Резкий рывок — и рукоять хлыста не просто вылетела из руки отца Вала, а, можно сказать, понеслась к Олее, которая правой рукой легко перехватила ее в воздухе — для женщины это не составило ни малейшего труда. Еще бы — ранее все это сотни, если не тысячи раз было отработано ею на тренировках с дядюшкой Генаром.

Еще миг — и с левой руки женщины слетели кольца ремня, и теперь уже она послала удар хлыстом в сторону охранника, стоявшего неподалеку от нее, причем ударила так сильно, что мужчина кубарем покатился к стене, а от второго удара отлетел в сторону второй охранник, стоящий за спиной Бела. Все это произошло в течение нескольких ударов сердца, и настолько быстро, что вначале никто ничего не мог понять.

Тем временем отец Вал, который все это время в растерянности взирал на творящиеся перед его глазами безобразия, наконец, сообразил, в чем дело, и с воплем кинулся к Олее, чтоб отобрать у нее свой хлыст. Очередной удар с подсечкой коленей сзади — и отец Вал нелепо грохнулся на пол, но женщине было не до того, чтоб в подробностях наблюдать за его приземлением. Дело в том, что теперь уже третий охранник бросился к Олее, на ходу выхватив недлинный кинжал. Ничего страшного, ее и с этим научил управляться дядюшка Генар. Еще один удар плетью — и кинжал полетел в сторону, а мужчина с короткой руганью схватился за вывернутую кисть руки.

— Стойте на месте! — крикнула Олея, но ее голос предательски дрогнул, и для мужчин это послужило чем-то вроде сигнала о том, что женщина просто ошалела от происходящего, и опасаться ее не стоит — настолько лихо махать плетью у бабы вышло с перепуга. А что, в жизни случается и не такое! В общем, всерьез женщину они не приняли, хотя негласно все пришли к одному и тому же мнению: отобрать у бабы хлыст и отходить им эту безголовую дуру так, чтоб впредь неповадно было поднимать руку на мужчин!

К ней кинулись четверо — трое разозленных стражников, и все тот же улыбчивый жрец. Ладно! — зло подумала Олея. — Ладно! Не хотите по-хорошему, будем действовать по-плохому. Как говорил дядя Генар: главное в схватке — сразу дать понять, на чьей стороне сила и удача, и в первую очередь необходимо сохранять хладнокровие. Новый удар хлыстом — и тот мужчина, что был всего в паре шагов от нее, страшно закричал, схватившись за глаза. Понятно, отчего ты так заорал! — невольно отметила про себя Олея. — Думаю, глаза тебе я не выбила, только ты их в самое ближайшее время все одно не решишься открыть — страшно... У него должны быть повреждены веки — это, конечно, крайне неприятно, но не смертельно. А чтоб не орал, для надежности надо будет дать ему разок хлыстом по шее — пусть замолчит, а не то на его вопли охрана со всего монастыря сбежится... Фу, наконец-то умолк! Так, один пока вышел из игры. Поваляйся на полу, мешайся под ногами остальных...

Тем временем второй охранник, тот, что в вывихнутой кистью, выхватил еще один нож. Похоже, этот человек одинаково хорошо владеет обоими руками. Ну и дурак, зачем снова лезешь в драку? Или, считаешь, что стыдно быть побитым женщиной? Ну, если так, то сам виноват, и не на кого пенять, кроме как на себя самого! Еще один удар — и мужчина, закричав от боли, выронил и второй нож. Его можно понять: мало того, что всерьез вывихнута кисть второй руки, так еще, кажется, на той кисти сломана пара костей. Тут она, конечно, виновата — чуть не рассчитала силу удара. Произойди подобное на тренировке — получила бы серьезный втык от дяди Генара. От злости на себя Олея ударила еще раз — и мужчина отлетел в сторону, мыча что-то невнятное: точный удар ремня по шее на какое-то время лишил его возможности издать хоть один внятный звук. Хорошо, уже двое вне игры.

Однако, как оказалось, это были мелочи: куда хуже было то, что третий охранник, молодой здоровый парень, выхватил откуда-то из складок своей одежды длинную тонкую цепь, и сам закрутил ею в воздухе, блокируя возможный удар женщины, причем проделывал все это он весьма умело и с невероятной ловкостью. Взгляду было сложно уследить на мельканием блестящей полоски, к тому же отполированной до такой степени, что резало в глазах. Понятно, что он хочет сделать — если получиться, то обвить цепью ремень хлыста, и вырвать его из рук женщины примерно так же, как она это проделала совсем недавно. Он-то, может, этого и хотел, но Олея понимала — допустить подобного никак нельзя.

Ого, а парень очень даже неплохо владеет цепью — вон что эта блестящая полоска выделывает в воздухе! Олея внимательно следила за этим человеком, улавливала все нюансы его движений, прикидывала возможность контратаки... Ха, пожалуй, хлыстом она владеет все же лучше, чем он цепью, но беда в том, что она несколько лет не брала в руки ни плетки, ни хлыста, а этот парень, судя по всему, тренируется постоянно... К тому же Олее надо чуть привыкнуть к этому хлысту — своему новому оружию...

Охранник умело блокировал все удары женщины, и ей приходилось быть вдвойне, а то и втройне осторожной. Но и парень, как видно, тоже понял, с кем имеет дело, и сам стал остерегаться идти напролом, а потом и вовсе пропыхтел на ломаном языке Руславии:

— Сдавайся, женщина! Между прочим, ты меня сумела удивить! Неужели думаешь, будто сумеешь победить? Ничего, мы с тобой еще побеседуем с глазу на глаз, а, может, и друг друга поучим чему хорошему... А может и нет — все зависит от того, как себя вести будешь! Разве не понятно, что я тебя сильней?!

Ага, уже сдалась, и лапки вверх подняла... Олея помнила наказ дядюшки Генара — ни в коем случае во время схватки не вступать в разговоры с противником. Тратишь силы, внимание ослабевает, он может чуть подавить тебя, и, естественно, от всего этого уменьшаются твои шансы на победу... Ненужная удаль или хвастовство тоже не увеличивают твое преимущество. Женщина нанесла еще удар, и еще... Да что же это такое — опять ничего не вышло! Более того: мужчина, кажется, стал забирать инициативу в свои руки, и даже начал теснить Олею, загоняя ее в угол. Ну, если у него это выйдет, то все закончится очень плохо — у нее заметно уменьшится пространство для маневра, да и хороший замах будет сделать куда сложней... Кажется, охранник стал понимать, что постепенно выигрывает, и на его губах появилось что-то похожее на довольную улыбку. Вон, снова заговорил...

— Надо же, баба владеет искусством кочевого народа... Впервые встречаю такое! А ну, бросай хлыст! Неужели до сих пор так и не поняла, что тебе меня не победить?..

В его голосе было столько насмешки и уверенности в себе, что Олея, и без того здорово разозленная, едва ли не окончательно вышла из себя. Ладно, попробуем пойти на хитрость, пусть и довольно рискованную! Провела несколько все более и более убыстряющихся обманных ударов, чтоб у мужчины создалось впечатление, что она хочет ударить его по ногам, повалить на пол... Несколько взмахов хлыста ушли едва ли не в половые доски, и вдруг, по совершенно невероятной траектории, ремень хлыста обвился вокруг шеи охранника. Правда, в последний момент мужчина все же понял, что пропускает удар, и холодно сверкнувшая цепочка несколько раз успела перехлестнуть ремень. В этот момент Олея, стремясь не дать противнику вырвать хлыст из ее рук, слишком сильно рванула рукоять на себя, а мужчина, в свою очередь, тоже приложил немало своих усилий, только вот для рывка в иную сторону... Результат оказался неожиданным, хотя и предсказуемым: раздался хруст шейных позвонков, и мужчина мягко осел на землю.

Такого результата Олея точно не ожидала, но сейчас ей было не до драматических слез, причитаний, и уверений в том, что она этого никак не хотела!.. Мгновенно стряхнув с хлыста тихо звякнувшую цепочку, она внимательно глянула на своего четверного противника, того самого улыбающегося жреца, который сейчас шагнул к ней с коротким мечом в руке.

— Брось свою железку на землю, и сам отойди в сторону. Мне не хочется брать на душу еще один грех.

Тот, кажется, внял голосу разума, и, чуть поколебавшись, шагнул назад.

— Дальше! — почти что приказала Олея. — Отойди дальше, к стене и встань подле нее. Да, повторяю: меч положи на пол.

Тот, чуть пожав плечами, обезоруживающе улыбнулся, и шагнул, было, туда, куда ему указывала Олея, но внезапно кинулся в сторону двери. Понятно, на что рассчитывал этот парень — выскочить из комнаты и позвать на помощь. Хм, можно подумать, что ему собирались дать такую возможность! Ремень хлыста обвился вокруг шеи улыбчивого жреца, и отшвырнул его в сторону, противоположную от двери. Ничего, сам виноват — надо иногда слушать то, о чем тебя предупреждают другие, пусть даже ты их считаешь безголовыми дурами. Отошел бы к стене, куда тебе велели встать — и не валялся бы сейчас на полу, судорожно дыша, и не в состоянии оторвать голову от гладко выструганных досок. Ничего, не страшно: такой удар, сильный и очень болезненный, хотя и не позволит этому парню нормально дышать добрую четверть часа, зато пройдет без последствий.

Так, кажется, все... Схватив с пола лежащий там кинжал, Олея перерезала одну из веревок, связывающих Бела, и пока тот стряхивал с себя путы, огляделась вокруг. Да уж, тут творится такое, что кабинет настоятеля сейчас по-иному, как поле боя, и не назовешь! Трое задыхающихся мужчин, которые не в состоянии даже подняться на ноги, двое неподвижно лежащих тел, и настоятель, с немалым удивлением и растерянностью взирающий на все происходящее.

Ну, с тем крепким мужчиной, что с таким мастерством владел цепочной — с ним все предельно ясно: хруст шейных позвонков сказал сам за себя, да и сейчас этот человек лежит, повернув голову самым невероятным образом. Жаль, это был достойный противник, а вот отец Вал...

Олея с опаской подошла поближе. Ну, и тут вопросов нет: под головой лежащего лицом вниз отца Вала расплывалось большое красное пятно. Чуть поднатужившись, женщина перевернули на спину тело отца Вала, и внимательно осмотрела его голову. Ее предположение оказалось верно — когда Олея подсекла ему колени, он рухнул на пол, но при том падении ударился виском об угол стола...

Так что же получается? Выходит, что за один только день на ее счету появились два покойника... Дело, конечно, жуткое и неприятное, но иначе никак нельзя — или ты победить, или убьют тебя, и тут уже не до сантиментов.

— С тобой все в порядке? — встал со своего места Бел.

— Да. А ты как?

— Около дела... — и Бел, подойдя к постанывающим и задыхающимся охранникам, каждого коротко рубанул по шее ребром ладони. На вопросительный взгляд Олеи Бел коротко пояснил:

— Необходимые меры предосторожности.

— А как...

— Не беспокойся. Полежат какое-то время в тишине и покое, а через полчаса придут в себя.

— Поняла.

— Значит, так, господин настоятель сей гнусной обители... — теперь Бел обратился к неподвижно сидящему мужчине. — Надеюсь, вы будете вести себя достаточно тихо и цивилизовано, а иначе... Иначе монастырю Святых Дел придется искать себе нового пастыря, который поведет своих овец на зеленые пажити.

— Греха не боитесь? — спокойно, будто ничего не случилось, спросил настоятель.

— На мой взгляд стороннего человека, вытряхнуть из вас душу и отправить ее на высший суд — это почти святое дело.

— Богохульники! — настоятель по-прежнему сидел в кресле за столом. — Вы на кого руку подняли?

— Если вас не затруднит, то давайте обойдемся без картинных воззваний к нашему разуму и драматических воплей... — Бел стал связывать лежащих на полу людей, и затыкать им рты. — Маловато достоверности...

— Бедный отец Вал! — покосился настоятель на неподвижно лежащего мужчину. — Вот уж кто был непоколебим в своей вере, хотя, надо признать, иногда он несколько перехлестывал в своей преданности Двуликому. Вы не поверите, но даже я его иногда опасался! И все же жаль, что он так нелепо погиб! Найти ему замену будет нелегко.

— Соболезную... — пробурчал Бел, оттаскивая к стене очередного связанного охранника. — Но не думаю, что это место у вас будет долго пустовать. Отыщете достойного...

— Ему — возможно, но вот как найти замену Касатису?

— Кому? — чуть покосился на настоятеля Бел.

— Касатису, моему личному охраннику, тому самому молодому человеку, которому эта милая девушка не так давно свернула шею. Не ожидал, право слово, не ожидал от него ничего подобного! Я на так надеялся на этого человека, настолько был уверен в его непобедимости!.. Это ж был такой волшебный мастер, такими приемами владел!.. А какие у него были рекомендации! Вы хоть представляете, сколько я ему платил за охрану? Огромные деньги! И этот парень так глупо погиб... Знаете, я все больше и больше разочаровываюсь в людях.

— Мне бы куда больше хотелось... — буркнул Бел... — куда бы больше хотелось, чтоб вы разочаровались в жизни, и покинули ее по собственной инициативе.

— Какая жестокость — подталкивать к такому ужасному шагу старого человека в минуту его душевного кризиса! Молодые люди, вам должно быть стыдно за столь низменные проявления своей натуры!

— Кто бы говорил... — хмыкнула Олея, а Бел, услышав подобное заявление настоятеля, только головой покачал — желания говорить у него явно не было. Вместо этого он подошел к одной из занавесей, и, не произнося ни слова, сорвал ее. Надо же: в стене, оказывается, есть небольшая дверь. Бел толкнул ее — заперто.

— Куда она ведет? — повернулся Бел к настоятелю.

— Молодой человек, любопытство — великий грех!

— Думаю, куда меньшим грехом будет свернуть вам шею... — Бел шагнул к настоятелю, по-прежнему сидящему за столом. — Раз вы не желаете говорить...

— Отсюда на задний двор ведет запасная лестница... — вздохнул мужчина. — Там находятся хозяйственные постройки и вторые ворота, через которые вас и доставили сюда.

— Они охраняются?

— И главные, и вторые ворота — они охраняются одинаково.

— Понятно... — и Бел стал резать занавесь кинжалом, причем как на узкие полосы, так и на те, что пошире.

— Молодые люди, как вам не стыдно учинять разгром и беззаконие в святом храме?! — возопил настоятель, укоризненно глядя на Олею и Бела. — Мало того, что вы взяли страшный грех на свои души — устроили здесь смертоубийство!, так вы еще учиняете разрушение в моей обители! Хоть у одного из вас, безбожников, есть уважение к святому месту?! Да вы хотя бы имеете представление, сколько стоят подобные занавеси?!

— Сколько? — Бел вопрошающе глянул на Олею.

— Ну, это настоящий кхитайский шелк, плотный, и очень высокого качества... — Олея с первого взгляда разобралась с тканью. — И цвет красивый — серый с серебряным отливом... Да, золота за эти занавеси было отдано немало.

— А на мой взгляд — ничего особенного! — Бел, как ни в чем не бывало, продолжал резать скользкую ткань. — Обычная тряпка.

— Какой убыток! — вздохнул настоятель, укоризненно глядя на Бела и Олею. — И в вами, моя дорогая, тоже вышла промашка. То, что мне написали о вас в письме, совершенно не соответствует тому, что я вижу перед своими глазами. Вы же напарники, работающие в связке, так? Неплохая легенда — ловкий парень и глупая баба... Ох уж мне эта тайная стража Руславии, кого там только нет! Теперь я начинаю понимать, отчего вам все это время удавалось так ловко уходить от преследования. Вновь и вновь приходишь к убеждению — как же как бесконечно лжив этот беспринципный и жестокий мир! Я плачу огромные деньги за информацию, а мне поставляют ошибочные сведения!

— А что такое? — Олее стало любопытно.

— Не буду скрывать: некий лжец сообщил мне, что, по имеющимся у него сведениям, вы совершенно безвредны, и даже более того — вас можно не принимать во внимание! Ну, и как после всего этого можно верить людям?

— Действительно, все это очень жестоко... — согласился Бел.

— И все же, молодой человек, я не теряю надежды на то, что мы с вами сумеем договориться! Вам все одно не уйти, а устроенный здесь беспорядок и небольшой тарарам можно списать на вашу молодость и невоздержанность. Давайте договариваться.

— Забудьте об этом... — Бел подошел к настоятелю, отодвинул его вместе с креслом от стола, и стал крепко привязывать мужчину к тяжелому деревянном крессу. — К вашему сведению, я уже не так молод — мне хорошо за тридцать, так что к числу молодых и неразумных меня относить поздно. Я уже давно в состоянии самостоятельно принимать решения и отвечать за свои поступки. Так что сидите спокойно, отец настоятель, и не дергайтесь, а не то я за себя не отвечаю.

— И вам не стыдно поднимать руку на служителя Двуликого?

— Ни в коей степени.

— И все же я предлагаю вам выслушать мои предложения. Они могут быть как взаимовыгодны, так и...

— Сделай кляп побольше... — повернулся Бел к Олее. — Пусть помолчит и подумает о том, что не все в этой жизни измеряется деньгами. Есть и кое-что иное... Правда, таким, как он, этого не понять.

— Идейный, значит! — вздохнул настоятель. — Ох, патриоты хреновы, как же я с вами не люблю иметь дело! Так и вспомнишь добрым словом нормальных людей: договорились между собой по-хорошему, один деньги заплатил, второй товар получил, и оба мирно разошлись в разные стороны! Все довольны, все хорошо и никто никому ничего не должен! А такие идеалисты, что верят в вечное добро и справедливость... От вас одни неприятности!

— Извините, но для всех хорошим не будешь! — Бел закончил привязывать настоятеля к креслу. — Кстати, предупреждаю в первый и последний раз: если будете продолжать дергаться, то упадете на пол вместе с креслом, а оно достаточно тяжелое. Придавить насмерть, конечно, не придавит, но сломать у себя что-то очень ценное вам ничего не будет стоить.

— Протестовать, как я понимаю, просто глупо? — поинтересовался настоятель, во все глаза глядя на то, как Бел открывает ящики его стола, и что-то там ищет. — Э, что вы там делаете? Деньги забираете? Надо же, вы, как выясняется, вовсе не такой идеалист, как это могло показаться на первый взгляд — те, как правило, к презренному золоту относятся весьма прохладно, едва ли не с пренебрежением. Кстати, неужели вам не стыдно грабить святого человека?

Бел к тому времени нашел в ящиках стола два мешочка с деньгами, и, заглянув в каждый из них, сунул мешочки к себе в карман.

— Это не грабеж, а небольшая компенсация за то, что по вашему приказу нам едва не проломили головы. А насчет святого человека — так он, наверное, подойдет сюда чуть позже: пока что в этом доме его и близко нет. Только вот ждать его появления мне некогда...

— Могу я узнать, чем же вы собираетесь заняться дальше?

— О, чуть не забыл! — и Бел, чуть приоткрыв до той поры закрытую дверь, что-то сказал охраннику, который, как оказалось, все это время стоял неподалеку. Охранник послушно вошел в комнату, и тут же получил от Бела удар по шее. Скрутить его, заткнуть рот и оттащить в сторону — для Бела это оказалось минутным делом.

Интересно... — подумалось Олее, — интересно, а почему этот человек, стоящий по ту сторону двери, не обратил внимания на то, что из кабинета, который он охранял, доносились шум и крики? А впрочем, чего тут думать, и так все понятно: дверь толстая, наружу звуки почти что не пропускает, и к тому же те, кто стоят тут на посту, наверняка уже успели наслушаться самых разного — тут, наверное, бывало еще и не то, а без разрешения входить в дверь ему запрещено... Тогда для чего возле дверей настоятеля постоянно находится охранник? Наверняка это что-то вроде человека на посылках, или же курьера.

— Следи за ним... — Бел повернулся к Олее и кивнул головой в сторону настоятеля. — Если попытается рыпаться — советую бить сразу. Я ненадолго отойду. Сейчас вернусь.

— Ты куда?

— Надо.

Бел вышел, но Олея к тому времени уже сама стала догадываться, куда он направился — за артефактами. К тому времени женщина уже поняла, куда они были спрятаны — недаром еще по дороге сюда Бел просил ее споткнуться на ровном месте. Как видно, еще в коридоре Бел приглядел место, где на какое-то время можно было спрятать артефакты, причем спрятать так, чтоб другим было незаметно. Великие Боги, — взмолилась Олея, — Великие Боги, сделайте так, чтоб сейчас Белу никто не попался навстречу, и чтоб он вернулся сюда с перстнем и манускриптом.

Олея еще раз оглядела кабинет настоятеля: связанные люди, некоторые из которых уже стали приходить в себя, два неподвижных тела, разодранная занавесь, привязанный к креслу хозяин кабинета... Да уж, душевно пообщались.

— Послушай, милочка! — вновь заговорил настоятель. Ого, какой взгляд у мужика! Похоже, ему надоело изображать доброту и всепрощение, или же он просто скинул с себя ту привычную маску, с которой обычно не расставался. Хотя этот человек еще и сдерживается, но заметно, что подобное дается ему нелегко. Сейчас неподалеку от стола сидел не прежний добряк, а жесткий и холодный человек, отнюдь не склонный к человеколюбию и всепрощению. Будь на то его воля — убил бы, не раздумывая. Вон, даже голос не столь мягкий, каким был еще совсем недавно. Меж тем настоятель продолжал: — Милочка, если хочешь жить, то развяжи меня немедленно, а иначе... Иначе тебе будет не просто плохо, а очень плохо!

Можно подумать, ей сейчас хорошо! Олея ничего не ответила, лишь подошла к второй стене, завешенной занавесью. Интересно, что за ней? Еще одна дверь, или что-то другое? Понятно, что занавеси находятся здесь отнюдь не для красоты.

Отодвинув в сторону мягко шелестящий шелк, женщина увидела большую карту, висящую на стене. Выполненная с удивительным мастерством на тонкой коже, она выглядела настолько нарядной и красивой, что больше напоминала изысканное украшение. Да, кто-то вложил сюда невесть сколько времени и сил...

Не прошло и нескольких минут, как вернулся Бел, и на вопросительный взгляд женщины он лишь чуть кивнул головой — все, мол, в порядке. Фу, похоже, что ничего плохого с артефактами не случилось. Прямо на сердце полегчало...

— Ты, я вижу, обнаружила что-то интересное... — Бел задвинул засов на двери, и повернул торчащий в замке ключ.

— Карта...

— Вижу. Любопытно... — и Бел тоже подошел к стене. Какое-то время он изучающее смотрел на карту, а затем вновь обратился к настоятелю. — Не подскажите, где ключи от вашего запасного хода? Если я вас правильно понял, то эта дверь ведет на задний двор. Так вот, где ключи от той двери?

— Ну почему вы оба такие тупоголовые?! — кажется, у настоятеля больше не было желания вновь долго уговаривать Олею и Бела. — Неужели до вас так и не дошло, что вы оба заразились, и у каждого из вас — проказа?! В таких случаях наш лекарь никогда не ошибается!

— Ключ.

— Да послушайте же меня! У нас в монастыре есть лекарство, которое задерживает развитие болезни! — продолжал настоятель. — Если вы вернете...

— Если сейчас же вы не скажете, где находится ключ от запасного выхода, то для начала я отрежу вам пальцы, причем не сомневайтесь — я сделаю это с огромным удовольствием. Как говорят юнцы на моей родине — ты меня достал, козел! Итак, где ключ?

— В левом верхнем ящике стола, внутри черной папки с бумагами... — настоятель недовольно покачал головой. — Что за речь, что за манеры!..

Бел быстро отыскал ключ, а потом осторожно повернул его в замке. Дверь неслышно отворилась, и там было что-то вроде небольшой площадки, ступени с которой вели вниз. Ясно, это что-то вроде запасного выхода для тех, кто не желает попадаться на глаза посторонним, или же для особых гостей, коих у настоятеля может быть великое множество.

— Ну что, довольны? — проскрипел мужчина.

— Общением с вами — нет.

— Между прочим, молодой человек, я бы хотел вам ответить примерно теми же словами, что услышал от вас...

— О чем речь?

— Вы только что нахамили мне самым грубым образом, так что я имею право ответить вам не только так же, но и в той же манере, а именно: за козла ответишь! Понял, сволочь?

А ведь с настоятелем, и верно, шутки плохи! Олея вновь увидела перед собой человека без привычной доброй маски; вместо мягкости и легкой улыбки — жесткий взгляд и холодное лицо безжалостного убийцы.

— Неужели вы думаете, что я забуду произошедшее? — едва ли не в бешенстве прохрипел настоятель, когда Бел подошел к нему с кляпом в руке. — Вам что, хочется иметь заклятого врага?

— Придется вам встать в хвост длинной очереди... — Бел был очень вежлив. — Там уже находится немало желающих свернуть мне шею. Одним больше, одним меньше — это уже не имеет особого значения... — и Бел резко ударил настоятеля по шее ребром ладони. На вопросительный взгляд Олеи он лишь чуть развел руками — хоть я ему сейчас кляп в рот и вставлю, но будет лучше, если этот тип какое-то врем я побудет в отключке — не хватало еще слышать вдогонку истошные вопли!

Через минуту, заперев за собой дверь, Бел и Олея спускались по узкой лестнице. Очень хотелось надеяться, что в ближайшее время погони можно не опасаться: одну дверь закрыли на засов, а в закрытую замочную скважину Бел засунул несколько тонких щепок — все, так просто не откроешь!, а вторая дверь, через которую они только что вышли — она имела такую сложную систему запоров, что без ключа нечего и мечтать о том, чтоб ее открыть.

Заодно Бел еще раз ткнул пальцем в шею каждого из связанных людей — пусть пока что полежат без сознания. Вместе с тем он прихватил и кое-что из оружия, благо его у охранников хватало. Олея же, не выдержав, прихватила с собой и ту самую цепочку убитого охранника, которой он так лихо крутил в воздухе. Что это за оружие — она не знала, но ей показалось, что пользоваться цепочкой не так удобно, как хлыстом. Если получится, надо будет разобраться, как действовать этой тонкой полоской — во всяком случае, тот парень владел цепочкой просто виртуозно. Еще Бел сунул ей пару ножей и один из двух мешочков с деньгами, прихваченных у настоятеля. Как он ей сказал — на всякий случай...

Перед тем, как закрыть за собой дверь, Олея еще раз оглядела комнату настоятеля. Да, настоящее поле боя! Невольно женщина почувствовала гордость за себя: ведь почти все это — дело ее рук! Вновь невольно вспомнила добрым словом дядюшку Генара — правильно он говорил: никогда не знаешь, что тебе в жизни пригодится, а что — нет.

Итак, сейчас для них главное — убраться из этого монастыря. На узкой лестнице, идущей от дверей кабинета настоятеля, им не встретился никто, а это уже неплохо.

Настоятель не обманул: лестница, и верно, выходила на задний двор, где был загон для скота, коновязь с несколькими привязанными лошадьми, какие-то небольшие постройки и многое другое. Людей, занятых своими делами, тоже хватало, так что никто не обратил внимания еще парочку небогато одетых простолюдинов, по виду — обычных слуг.

— Куда мы сейчас? — негромко спросила Олея.

— Надо подумать... Конечно, лучше выходить через вторые ворота, только вот они заперты. Главные ворота — тоже. Чтобы кого-то впустить или же выпустить из монастыря — ворота каждый раз отпирают и запирают. Не думаю, что нам туда стоит соваться.

— Так что же делать?

— В голову ничего не лезет... Давай для начала возьмем корзины...

— Какие?

— Вон, те, что стоят у стены — на людей, которые что-то несут по хозяйству, вряд ли кто будет обращать пристальное внимание.

И верно: неподалеку стояло несколько прохудившихся старых корзин — очевидно, кто-то поставил их сюда для того, чтоб выкинуть, но сейчас для беглецов они были лучшей маскировкой. Пару едва ли не рассыпающихся корзин прихватил Бел, одну взяла Олея, и теперь передвигаться по двору им стало чуть спокойнее. Во всяком случае, беглецы не заметили хотя бы одного пристального взгляда, устремленного на них.

— Бел, мы сейчас куда?

— Необходимо каким-то образом покинуть монастырь, причем как можно более незаметно, но вот как это сделать? Придется дожидаться, пока через ворота не будет выходить целая группа людей, а времени у нас, боюсь, немного... Стоп!

Бел поставил корзины на землю, и сделал вид, будто копается в одной из них.

— Видишь? — шепотом спросил он Олею.

— Что я должна увидеть?

— Повозку, которая нас сюда привезла. Она стоит у стены...

— А, да, вижу..

И верно: запряженная двумя лошадьми, повозка стояла неподалеку от них, у стены монастыря, вернее, возле какой-то открытой двери. Похоже, это была дверь какого-то склада — в проеме виднелись какие-то бочки, штабеля ящиков, набитые мешки... А у повозки был откинут один из бортов, тот, по которому люди ранее и забирались внутрь. Ой, да там и сейчас были люди! Точно: кто сидел, а кто и лежал... Наверное, прокаженных собираются вывезти куда-то за пределы монастыря, и складывалось такое впечатление, что никому из окружающих не было никакого дела до этой повозки, и рядом тоже никого не было Возница же, не обращая никакого внимания на своих пассажиров, направлялся внутрь склада. Вот он скрылся внутри...

— Пошли туда! — и Бел поставил на землю свои корзины, а заодно и корзину Олеи.

— Но...

— Никаких разговоров! И все вопросы тоже потом! И запомни: что бы ты не увидела внутри повозки — молчи! Поняла?

— А что я там могу...

— Если я прав в своих предположениях (а, боюсь, что так оно и есть), то будь уверена: никто из тех, кто сейчас находится в повозке, не скажет нам ни слова.

Стараясь идти не очень быстро, подошли к повозке, и в этот момент двое мужчин как раз выкатывали из дверей склада какую-то железную бочку, пусть и не очень большую, но, судя по всему, очень тяжелую. Один из мужчин заругался — как видно, бочка, перекатываясь через порог, придавила ему ногу. Возница зашипел от боли, второй из мужчин засмеялся, а тот, с придавленной ногой, довольно зло огрызнулся...

У беглецов было всего несколько секунд, пока мужчины отвлеклись на перебранку, но Белу и Олее этого хватило: стараясь не делать резких движений, они зашли внутрь повозки. В первое мгновение Олея ничего не поняла — казалось, люди спали вповалку, только вот позы у них были уж очень неестественными... Однако в следующее мгновение пришло понимание: все эти люди были мертвы. Да, Бел был прав — тут им никто не будет задавать никаких вопросов.

От неожиданности у Олеи едва не потемнело в глазах, но Бел тут же зажал ей рот своей крепкой ладонью.

— А ну, чтоб никаких истерик я от тебя не видел! — зашипел он ей в ухо. — Сейчас для нас это непозволительная роскошь. Тебе все понятно?

Олея лишь слабо кивнула головой, все одно сказать ей было нечего — все слова куда-то пропали, да и что тут скажешь?

— Быстро туда! — кивнул Бед в дальний угол повозки. — Там ляжем на пол. Необходимо притвориться мертвыми...

— А...

— Вряд ли сейчас на нас обратят внимание. Двумя покойниками больше, двумя меньше, да и кто их тут пересчитывает? Да и нечего на мертвых смотреть лишний раз — удовольствие небольшое...

И верно: когда возница и его помощник, пыхтя и ругаясь, закатили внутрь повозки тяжелую железную бочку, они даже мельком не глянули на лежащих людей. Мужчин куда больше интересовало другое: как можно установить бочку так, чтоб во время поездки она была устойчива, а не начала перекатываться из угла в угол.

Олея, едва не спрятав голову под чье-то остывающее тело, слушала, как мужчины лениво переругивались между собой, затем они вышли, и подняли борт повозки. Прошло еще немного времени, и, громыхая колесами по вымощенному камнем двору монастыря, повозка двинулась с места. К сожалению, ехали они совсем недолго — очень скоро повозка остановилась, и потекли минуты мучительного ожидания. Кажется, эта остановка не нравилась даже возницам — Олея слышала их недовольные голоса.

Непонятно, сколько времени тянулась эта вынужденная остановка, но беглецам показалось, что она тянется бесконечно долго. Даже Олее, не знающей здешнего языка, было ясно, что двое возниц ожидают кого-то третьего, и этот кто-то явно опаздывает. Наверное, оттого у мужиков такие недовольные голоса, даже переругиваются между собой — все одно больше заняться нечем... О, наконец-то послышалось цоканье копыт по камням, и возницы что-то раздраженно заговорили мужчине, подъехавшему к повозке верхом на лошади. Понятно: эти двое недовольны, что им пришлось долго ждать, а только что подъехавший мужчина оправдывается, что задержался не по своей воле... Фу, наконец-то повозка вновь сдвинулась с места, но, проехав немного, вновь остановилась — судя по всему, они подъехали к воротам монастыря. Точно: на повозку упала тень от ворот...

— Лежи, не шевелись! — прошептал Бел. — Все же сверху тоже можно заглянуть внутрь повозки, посмотреть, что тут творится, так что нам с тобой лучше замереть на какое-то время...

И верно: кто-то заглянул сверху, затем загремели засовы, и откинулся борт повозки. По счастью, внутрь заглянули лишь мельком, и особо смотреть не стали — все же не первый раз видят подобное, да и на что тут смотреть? Мертвые тела и железная бочка, а рассматривать мертвые тела прокаженных ни у кого не было ни малейшего желания. Борт вновь закрыли, загремели открывающиеся ворота, и повозка вновь покатилась по дороге. Возницы и подъехавший на коне мужчина что-то громко обсуждают промеж собой — ну и ладно, главное, что стены монастыря остались позади.

Все это время Бел и Олея лежали неподвижно среди мертвых, не издавая ни звука: все же за нетолстой деревянной стеной находились двое возниц, которые вполне могли услышать из повозки голоса живых людей или же какой иной подозрительный звук. Лишь когда колеса стали стучать ко камням — только тогда женщина решилась оглядеться. Под мерное покачивание повозки Олея выбралась из-под мертвых тел и подползла к Белу. Тот тоже отодвинул в сторону тело молодого парня со сжатыми в предсмертной муке кулаками — под телом этого человека Бел и прятался все это время. К тому времени и Белу и Олее стало уже все равно, кто находится рядом с ними — здоровый иди прокаженный. Люди, по сути своей, все одинаковы, к тому же, по словам брата-лекаря, беглецы были уже заражены...

— Куда они направляются? — прошептала женщина прямо в ухо Бела.

— Наверное, в то место, где хоронят тела убитых... — так же тихо произнес Бел.

— А как мы выберемся отсюда?

— Подождем, пока повозка не прибудет на место — вряд ли они остановятся раньше. Но не думаю, что придется ехать уж очень долго — никто не станет отвозить трупы очень далеко от монастыря. У нас с тобой только одна возможность выбраться отсюда: когда повозка остановится, и возчики начнут выкатывать бочку...

— А если не начнут?

— Они это сделают первым делом — ведь если бочка по-прежнему будет стоять в проходе, то затруднит выносить тела. В общем, наступит самый удобный момент: руки у возниц будут заняты, так что все остальное зависит только от нас. Главное — не дать уйти третьему, тому, кто сопровождает повозку верхом на лошади.

— Это я поняла.... Потом что будем делать?

— Смотря по обстоятельствам...

Повозка еще какое-то время катилась по каменной дороге, а затем звук сменился. Похоже, свернули на обычную грунтовую. Пошли ямы, ухабы, стало заметно сильнее трясти... Но Олея не обращала на это внимания: все это время она сидела возле тела Зумрии, и держала в своих ладонях ее руку: Олее было безумно жаль эту молодую женщину. На лице Зумрии застыли полоски от высохших слез — плакала, наверное, перед смертью... Бедная женщина, за что ей все это? Только и остается надеяться на то, что ее муж найдет себе такую жену, которая будет любить его детей.

— Бел, как их убили?

— Тут и думать нечего. Яд.

— Но как сумели разом отравить всех?

— Проще простого. Когда мы приехали в монастырь, то никому из нас не дали воды, хотя к тому времени пить хотелось уже всем. Тогда люди, если ты помнишь, просили воды, и нам сказали — конечно, сейчас принесем!.. На самом деле здешние обитатели просто выжидали, пока жажда всерьез не прихватит каждого: тогда все без исключения выпьют то, что им принесут. Помнишь, когда мы были в кабинете настоятеля, туда заходил один тип, который до того обыскивал эту повозку — как видно, настоятель предполагал, что артефакты могли быть спрятаны в ней...

— Да, конечно, помню.

— Так вот, помимо прочего, он произнес одну фразу, что-то вроде того: "Можно ли отправлять?"...

— Верно. Настоятель еще согласно кивнул головой...

— Он сказал — "отправляйте, как обычно", или что-то вроде того... Я еще тогда стал догадываться, что кроется за этими словами... Так вот, людям принесли воду, или же, что более вероятно, какой-то напиток из ягод, да еще и с извинениями — простите, мол, нас, неувязка с водой вышла, затянули мы с этим делом. Ну, люди и накинулись на питье!

— А почему ты считаешь, что им принесли напиток из ягод?

— Не думаю, что яд совершенно безвкусен, в воде его можно ощутить, а ягоды забивают этот привкус... Потом, скорей всего, им предложили пойти в повозку: сейчас, дескать, вы все отправитесь в то место, где вас будут лечить... Ну, а умерли люди уже здесь, в этой повозке.

— Ты как думаешь — они не мучались?

— Не знаю. Считаю, что яд им дали достаточно сильный — вряд ли обитатели монастыря хотят слышать долгие крики умирающих людей. Но дело в том, что у каждого из нас разный организм, и тут многое еще зависит от того, сколько каждый выпил жидкости с ядом, и сколько той отравы было намешано в питье... Наверное, кто-то скончался сразу, а кто-то успел понять, в чем тут дело.

Повозка еще какое-то время тряслась на камнях и ухабах неровной дороги, а потом, наконец-то, остановилась. Как и договаривались заранее, Бел и Олея вновь притворились мертвыми, и когда створка повозки вновь отворилась, внутрь вошли все те же двое мужчин. Как Бел и предполагал, они, не обращая внимания на мертвых, сразу же взялись с двух сторон за железную бочку. Именно в этот момент на одного из них кошкой прыгнул Бел, а Олея послала хлыст в сторону второго мужчины. Ремень обвился вокруг шеи возницы, один рывок... Неожиданное нападение дало беглецам несомненное преимущество — оба мужчины умерли до того, пока успели издать хотя бы один звук.

— Все... — Бел покосился на Олею. — Хорошо сработали. Теперь главное — третьего не упустить!

Однако щелчок хлыста все же услышал третий мужчина, тот, что и сопровождал повозку верхом на лошади. Он что-то крикнул, но, судя по его спокойному голосу, просто интересуется, в чем дело. Вон, судя по звукам, соскочил со своего коня, идет к повозке... Мужчина едва успел показаться в проеме, как на него обрушился страшный удар хлыста, и человек рухнул на землю. Этот жив — непонятно почему, но Бел велел Олее только оглушить этого мужчину, ни в коем случае не убивать.

Беглецы вновь действовали быстро: подскочили к упавшему, подхватили его с двух сторон, затащили в повозку. Там его быстро скрутили и заткнули рот и еще разок дали по шее. Затем сдернули одежду с двоих убитых мужчин, переоделись. Вышли наружу, вновь закрыли повозку. Все это не заняло много времени.

— Бел... — негромко сказала Олея, — Бел, это мужчина, всадник... Он в сознании, только притворяется. Я видела — у него чуть подрагивают ресницы.

— Знаю, видел... — почти прошептал в ответ Бел. — Так надо...

Ну, надо — так надо, значит, Бел что-то задумал. Больше об этом говорить не стоит, лучше спросить о другом.

— Что сейчас?

— Надо повозку распрячь, не стоит оставлять здесь лошадей. Вряд ли кто будет интересоваться брошенной повозкой, но вот лошади могут привлечь внимание многих. А нам с тобой без лошадей отсюда не уйти. В общем, распрягай.

— Сейчас займемся...

Олея оглянулась. Оказывается, повозка остановилась неподалеку от чего-то, напоминающее не очень широкий провал в земле, откуда несло невыносимым смрадом. Ясно — именно туда и сбрасывали мертвые тела. Но Олею интересовало и другое:

— Бел, интересно, что было в той железной бочке?

— Наверное, растворитель.

— Что? Извини, я не поняла...

— Да чего там понимать! Погибших людей после смерти надо куда-то деть, так? Как я понял, тела скидывают в такие вот щели в земле (думается, таких, с позволения сказать, захоронений, тут несколько), затем сверху выливают особый растворитель. Наверное, он многократно убыстряет процесс разложения тел. Вот и все, через какое-то время от погибших не останется никаких следов. А как еще прикажешь хоронить убитых? Их в эту щель в земле были сброшены, наверное, сотни, если не тысячи.

— Кошмар! — Олея в растерянности трясла головой, с трудом воспринимая происходящее.

— Верно, кошмар. Таким образом слуги Двуликого избавляются от лишних людей.

— Ой, Бел, смотри! Кажется, сюда кто-то едет!

— Где?

— Вон, по дороге...

— Вижу... — Бел, прикрыв глаза ладонью от солнца, смотрел на приближающегося к ним всадника. — Между прочим, очень торопится, мчится во весь опор. Лошадь нахлестывает так, что просто держись!

— Едет к нам?

— А то к кому же еще?

— Что будем делать?

— Стой спокойно. Возможно, в том монастыре не вне знают друг друга в лицо... А впрочем, будет лучше, если ты отойдешь за повозку, и если что... Ну, ты знаешь, что делать.

Олея неторопливо направилась за повозку, а Бел, все так же прикрывая глаза ладонью от солнца, ожидал приближения всадника. Не прошло и минуты, как тот просто-таки подлетел к ним, что-то закричал и замахал руками — поворачивайте, мол, назад! Даже Олее стало понятно, что требует от них этот человек: не открывайте повозку, и направляйтесь вслед за мной в монастырь!..

Ни Бел, ни Олея еще не решили, что они будут делать дальше, а мужчина вдруг умолк на полуслове. Как видно, он что-то понял... Так, больше тянуть не стоит.

Точный удар хлыста выбил мужчину из седла, и он едва ли не мешком свалился на землю, но, тем не менее, тут же умудрился вскочить на ноги. Шустрый парень... Ничего, сейчас мы тебе уверенности в себе поубавим. Еще один удар хлыстом — и лошадь мужчины, обиженно всхрапнув, отбежала в сторону, во всяком случае, сейчас до нее так быстро не добежишь. Теперь невысокий мужчина средних лет стоял перед двумя незнакомыми людьми, и понимал, что лучше ему лишний раз не делать резких движений — лошадь далеко, а за оружие ему вряд ли позволят схватиться.

— Что случилось? — Олея не сводила глаз с мужчины.

— В монастыре тревога... — ответил Бел. — Этому человеку было велено догнать повозку, и повернуть ее назад, не допуская выгрузки погибших.

— Послали всего одного человека?

— Как видно, посчитали, что этого достаточно...

В этот момент мужчина рухнул на колени, и заговорил на ломаном языке Руславии:

— Не убивайте меня, я скажу вам все, что вы спросите...

По словам этого человека, сейчас в монастыре поднялась настоящая тревога. Как оказалось, в монастырь приехал важный господин, которого настоятель ожидал со вчерашнего дня, но кабинет настоятеля был заперт изнутри, и охранника, что должен дежурить около его дверей, тоже не было. Вторая дверь тоже была закрыта, однако на стук в дверь по-прежнему никто не отзывался. Прошло немало времени, пока кто-то изнутри не подал голос, и не рассказал, что произошло... (Понятно, — отметила про себя Олея. — Как видно, кто-то из охранников все же сумел выплюнуть кляп). В общем, сейчас все силы посланы по поиск сбежавших, обыскивается сам монастырь, а заодно послали вслед за теми, кто в течение ближайшего часа покинул пределы монастыря, а таких людей набралось немало... Вот и его послали вернуть повозку... Он только выполнял приказ, не более того!

Значит, их побег уже обнаружен. Ну, этого и следовало ожидать, правда, очень хотелось, чтоб времени у них в запасе было немного больше, но... Что ж, выбирать не приходится, хорошо уже и то, что сумели дойти хотя бы до этого места. Надо как можно быстрей уходить, а вот что делать с эти типом?

— Прошу, не убивайте меня... — заскулил мужик, в страхе глядя на стоящих перед ним людей. Я ни в чем не виноват...

— Ладно, убивать не будем... — Бел взялся за запор повозки. — Забирайся внутрь, и сиди там тихо, как мышь.

— Спасибо, добрый человек, спасибо... — вновь стал кланяться мужчина. — Бог вознаградит вас за все...

Мужичонка казался таким безвредным, что Бел без страха повернулся к нему спиной, и в этом была его ошибка. Оля увидела, как из рукава мужчины выскользнула тонкая полоска стали, и в следующее мгновение эта полоска уже летела в Бела. Олея опоздала на какую-то долю мгновения — нож вошел в правый бок Бела, но вот вторую точно такую же полоску стали, брошенную уже в нее, Олея сумела отбить, а следующим ударом она свернула мужичку шею.

По счастью, Бел был жив, хотя и ранен. Вытащить нож, обработать рану, туго ее перевязать — на это ушло немало времени. Все это время Бел негромко ругался — надо же ему было совершить такую ошибку! Разве было не ясно с самого начала, что в одиночку неопытного солдата вряд ли бы послали вдогонку?! Ведь даже Олея недоумевала, отчего это вслед за повозкой послали всего одного охранника? Провел их этот человек — как видно, неплохой был воин: усыпил их бдительность, и дождался нужного момента...

На счастье, у мужичка в седельной сумке оказались бинты, а не то Бел, без сомнений, истек бы кровью. Непонятно, серьезная была рана, или нет, но кровотечение было достаточно сильным, и Олее пришлось потратить немало сил, чтоб хотя бы уменьшить потерю крови. Привести обоих оседланных лошадей, распрячь повозку, привязать поводья этих двух лошадей к седлам... Олее казалось, что она просто чувствует, как секунды тикают у нее в голове. Время, время... Еще немного, и уйти они уже не успеют. Еще хорошо, что у них есть две оседланные лошади, а не то без седла Бел вряд ли бы сумел долго удержаться на лошади. Вот уж беда, так беда!

— Куда мы сейчас? — спросила Олея, когда Бел с ее помощью сумел-таки забраться в седло.

— В столицу Вайзина... — громко произнес Бел. — Там у меня есть надежная явка. Пересидим какое-то время у нашего человека, я подлечусь, а потом отправимся дальше.

Но Олея, взглянув на Бела, поняла, что ни в какую столицу они не едут. Эти слова насчет явки были произнесены для того охранника, который находился внутри повозки, да еще и в силу своих слабых актерских способностей пытался притвориться мертвым. Теперь ясно, для чего Бел велел ей не убивать этого человека: отныне охранник будет твердо уверен, что ему удалось подслушать разговор беглецов, и сейчас он точно знает, куда они направляются. Что ж, неплохой способ сбить со следа, или хотя бы на время пустить погоню по ложному пути.

А вот что им делать дальше — этого Олея не представляла. Надо как можно скорей доставить артефакты в Руславию, но Бел серьезно ранен, она не знает ни слова на местном языке, да вдобавок ко всему оба они заражены проказой...

Ладно, хвататься за голову и причитать над своей несчастной судьбой она будет позже, а пока надо как можно быстрее убираться отсюда. Ох, ну она и вляпалась! Прямо как с головой в трясину, вот-вот пузыри пойдут по поверхности...

Глава 14

У Бела, и верно, была неплохая память — он хорошо запомнил то, что было изображено на карте в кабинете настоятеля, да и на незнакомой местности ориентировался неплохо, в отличие от Олеи, которая вообще не могла определить, в какой стороне находится монастырь. Для Бела не составило особого труда пройти почти незаметными тропками и выйти на широкую дорогу, где хватало и людей, и повозок. При этом мужчина совершенно непонятным для Олеи образом сумел обогнуть не только сам монастырь Святых Дел, но даже и широкую развилку дорог, расположенную не так далеко от этого монастыря.

На нужную им дорогу они выехали через несколько верст после той развилки: мужчина справедливо рассудил, что на развилке почти наверняка могут находиться наблюдатели из монастыря, разыскивающие удравших наглецов, так что лучше лишний раз не рисковать понапрасну.

Олея только и могла, что лишний раз вздыхать про себя: сейчас у них есть четыре лошади (две под седлами, и те две, которых они выпрягли из повозки), да и деньгами они сумели разжиться, но Бел серьезно ранен, и, что самое скверное — у обоих проказа. Правда, о последнем Олея старалась не вспоминать, и даже гнала от себя мысли об этом заболевании. И потом, ведь вполне может оказаться так, что лекарь ошибся, или же сказал об их заражении специально, чтоб лишний раз напугать пленников, сделать их более уступчивыми... Так он все же ошибся, или нет?! Пожалуй, не стоит понапрасну обманывать себя — в их случае лекарь вряд ли лгал. Ох, что же теперь будет? Да ничего хорошего... От этих тяжких дум просто жить не хочется, да и много ли у них с Белом останется ее — жизни?

Все, пока что об этом думать больше не стоит! Сейчас их двоих должно куда больше заботить другое: каким образом им незаметно проехать всю эту страну с ее немыслимо-ханжеской святостью? Пусть беглецы имеют представление, куда им ехать и какими дорогами пробираться, только вот раненый Бел вряд ли сумеет долго продержаться в седле, а рана у него, судя по всему, плохая. Даже очень плохая. Не повезло парню...

Тем не менее Бел, сжав зубы, ехал верхом чуть ли не до вечера, и Олея никак не могла понять, каким образом все это время этот человек умудрялся удерживаться в седле. Конечно, в самом начале, когда они только-только отъехали от повозки, мужчина выглядел спокойным и по-прежнему невозмутимым, однако постепенно ему становилось все хуже и хуже — это Олея видела и без долгих пояснений.

В начале своего пути, когда Белу еще не было так плохо, они проезжали небольшой поселок, и остановились подле единственной торговой лавки. Тогда Бел подозвал хозяина, и, стараясь говорить твердо и спокойно, купил у него кое-что из еды, а заодно и большой кусок недорогой ткани на бинты. Чуть позже, отыскав укромное место, Олея вновь сделала Беду перевязку, и увиденное ее ничуть не порадовало. Пусть рана с виду была небольшой, но зато она обильно кровоточила. Судя по всему, ранение было глубоким, или же оказался всерьез задет какой-то кровеносный сосуд... Конечно, сейчас Белу в первую очередь необходимо лежать, не шевелясь: это необходимо для того, чтоб зажила рана, только вот у него нет такой возможности. Поэтому какую бы умелую и тугую повязку Олея не накладывала на раны Бела, было понятно: пока он не будет вести постельный режим — до той поры кровь не остановится.

Однако Бел сумел продержаться немало, едва ли не до того, как солнце собралось уходить за горизонт, но к тому времени даже он не мог сохранять свою обычную невозмутимость, и в седле держался с заметным трудом. К вечеру дошло до того, что парня мотало в седле из стороны в сторону — со стороны складывалось такое впечатление, что служитель Двуликого здорово набрался в ближайшей харчевне, а может, и не в одной. Некоторые из встречающихся на дороге крестьян провожали Бела ехидными улыбками, но куда более количество встреченных людей кидали на него осуждающие взгляды — мол, как недостойно, все же служитель церкви!.. Счастье, что на них были надеты самые простые одежды рядовых служителей Двуликого, то есть те, что Бел и Олея сняли с убитых возниц — будь надето что побогаче, это бы привлекло внимание, а так... Ну, бывает, набрался бедняга, так ему за это еще успеют надрать задницу!

Когда солнце стало больше клониться к закату, Олею стало охватывать самое настоящее отчаяние — куда им сейчас идти? Белу все хуже, так что надо принимать какое-то решение... А, была, не была...

— Бел, остановимся в первом же селении, где есть постоялый двор.

— Не стоит...

— Перестань, ты и так еле держишься!

— Я нормально держусь...

— Оно и заметно. Тебе надо отлежаться хоть немного, а не помрешь прямо на дороге.

— Останавливаться в поселке — опасно.

— Куда опасней другое, то, что у тебя все еще идет кровь, и ее пока что никак не остановить.

— Нам с тобой лучше держаться подальше от людей... — продолжал гнуть свое Бел. — Мало того, что за нами идет охота, так дело осложняется еще и тем, что мы с тобой заражены проказой. Об этом нам сказали в монастыре... А она очень заразна...

— Слушай, мы только вчера встретились с прокаженными. Даже если мы с тобой оба, и верно, заражены, то я сомневаюсь, что сегодня уже можем заражать других. Рановато.

— Все одно... — упрямо стоял на своем Бел. — Не стоит понапрасну рисковать чужими жизнями. Да и опасно останавливаться на постоялых дворах — нас наверняка ищут.

— Ты же сам сказал: в первую очередь нас будут искать на тех дорогах, что ведут к столице Вайзина, а мы двигаемся в совершенно ином направлении. Ты же, если не отдохнешь хотя бы несколько часов в более или менее нормальных условиях, то можешь не дотянуть до утра — полностью изойдешь кровью! Отлежаться тебе надо, понятно?

— А они у нас есть, эти часы? Надо постараться как можно ближе приблизиться к границе. Это сейчас о нас пока еще ничего не известно, но ближе к утру...

— За ночь до границы мы все одно не доберемся, а вот ты можешь не дотянуть до утра в прямом смысле этого слова. Отдых тебе необходим, а искать для этого неизвестно где одинокие хижины, или стоящие при дороге полуразрушенные дома у меня нет ни желания, ни возможности. Да и смысла тоже нет — посмотри, ветер поднимается. Нам все равно надо где-то переночевать, так почему бы не на постоялом дворе?

И верно — к вечеру задул сильный ветер. Вернее, вначале это был легкий ветерок, который постепенно становился все сильнее и сильнее, а к вечеру превратился едва ли не в ураган. Все бы ничего, но прохлады от него было немного, зато по воздуху неслись целые тучи пыли и песка. Тут даже Бел был вынужден признать, что этой ночью им не стоит оставаться без крепкой крыши над головой: в здешних местах такой ветер был первым и главным признаком приближающейся песчаной бури, а ее нужно пережидать за надежными стенами.

— Ладно. Отъедем подальше и там посмотрим...

— Нет! — отрезала Олея. — Хватит, послушайся меня хоть раз! Я уже сказала — мы с тобой переночуем на первом же постоялом дворе. Подумай сам: долго в седле ты не протянешь, а если (не приведи того Великие Боги!) ты упадешь с лошади, то что мне тогда делать? Я вряд ли сумею вновь усадить тебя на лошадь...

Тут даже Бел не стал спорить, а, может, все дело было в том, что у него не осталось сил даже на разговоры.

— Ладно... — махнул он рукой. — Согласен. К тому же чаще бывает так, что человек остается куда более незаметным в толпе...

Как Олея и рассчитывала, они остановились в первом же селении, которое встретилось на их пути. По счастью, оно было довольно большим, да и постоялый двор не из малых, и к тому же сейчас от был почти что полон, и оттого еще двое усталых путников вряд ли хоть кого-то заинтересовали, особенно если учесть, что поднимался все более и более сильный ветер. Именно по этой причине многие из тех, кто направлялся куда-то по своим делам, благоразумно решили переждать непогоду за крепкими стенами придорожной гостиницы.

Бел уже не возражал против остановки, тем более, что в то время, когда они въехали в селение, ветер окреп до того, что еще немного — и будет валить с ног. И без того во время резких порывов ветра вокруг были сплошные песок и пыль, которые забивали рот, глаза и нос, не давая возможности ни дышать нормально, ни говорить.

Сейчас около постоялого двора было немало лошадей, повозок, опрометью бегали слуги — в этот вечер гостей на постоялом дворе набилось, как селедок в бочку. Проезжающие, те, кто спешил куда-то по срочным делам, и кто хотел бы продолжать свой путь — даже они, скрепя сердце, вынуждены были признать, что, нравится это им, или нет, но непогоду лучше переждать здесь, людном и веселом месте, а те, кто все же выходил наружу — они сразу же возвращались назад — хлещущие по лицу песок и мелкие камни ничуть не способствовали желанию покидать укромное место, и направляться невесть куда в такую жуткую погоду.

Олея соскочила со своего коня и помогла Белу сойти на землю — бедный парень с трудом держался на ногах. Кинув поводья лошадей подбежавшему слуге, Бел медленно направился внутрь дома.

Недолгий разговор с хозяином постоялого двора — и Бел, чуть покачиваясь и сжимая в руке ключ, побрел в отведенную им комнату. Несколько раз его заметно пошатывало, а пару раз споткнувшись на ровном месте, он едва не упал, и если бы не поддержка Олеи, то еще неизвестно, сумел бы он самостоятельно подняться, или нет. На счастье, со стороны все это выглядело так, будто менее трезвый человек поддерживает своего приятеля, которого здорово развезло от выпитого.

Вон, кто-то, проходя мимо, понимающе ухмыльнулся: похоже, этот только что приехавший святоша уже успел принять лишнего в дороге, и сейчас с трудом пробирается в отведенную ему комнату, чтоб там или проспаться, или продолжить начатое вливание. Никого не смущала серая одежда служителей Двуликого: а что, они тоже люди, и за пределами своей обители иногда могут позволить себе несколько смягчить как строгую монастырскую жизнь, так и суровый устав своего ордена. И потом, если уж на то пошло, то надо признать, что подобные небольшие отклонения от правил у служителей церкви происходят не так и редко, особенно когда рядом с ними нет укоряющего и вопрошающего взгляда настоятеля.

Стоит учесть и то, что те проезжие, кто сейчас собрался на этом постоялом дворе, тоже были не прочь по-полной использовать для отдыха то время, которое они вынуждены проводить здесь. Конечно, если бы не песчаная буря, то в это время они все еще были бы в дороге, но раз непогода спутала все их планы, то отчего бы не развлечься? К тому же завывающий на все голоса ветер за стенами этого дома очень способствовал тому, чтоб сидя за надежными стенами, люди чувствовали себя особенно спокойно и уютно.

В общем зале народу хватало, слуги едва ли не бегали, разнося постояльцам еду и вино, кто-то уже достал кости, к своему месту стали пробираться музыканты... Веселье обещало быть долгим. Шум, гам, чад, у слуг от забот голова уже начинала идти кругом... Так что на парочку вновь прибывших никто не обратил особого внимания, кроме, разве что, хозяина постоялого двора, который, выслушав заказ этого подвыпившего монаха, уже заранее стал прикидывать, можно ли внести что-то лишнее в тот счет за обслуживание, который он завтра предъявит этому выпивохе, и сколько именно туда можно безбоязненно вписать: все одно с утра этот служитель Двуликого вряд ли что вспомнит.

В отведенной им комнате Бел сразу же рухнул на широкую лежанку, и, кажется, мгновенно провалился то ли в сон, то ли в обморок. Олея же, заперев покрепче дверь, сразу же занялась раной Бела. Конечно, в комнате было достаточно темно, но, тем не менее, разобрать кое-что было можно даже в полутьме. Размотав насквозь окровавленные бинты, Олея едва не застонала— рана выглядела скверно, другого слова не подберешь.

В своей жизни и Олее не раз приходилось видеть самые разные ранения — на то она и жизнь со сложными поворотами, каждому из нас приходится сталкиваться с очень многим, в том числе и с самыми разными травмами. Ранее Олея на подобное насмотрелась предостаточно, так что с первого взгляда на ранение Бела Олея поняла: началось самое страшное — заражение, да и крови парень потерял столько, что остается только хвататься за голову. Края раны воспалились и покраснели, и, можно не сомневаться, есть и внутреннее кровотечение. Ой, беда...

В дверь постучали. Хм, открывать, или нет?

— Бел! — Олея безжалостно затрясла парня. — Бел, просыпайся! В дверь стучат!

— А? — тот с трудом открыл глаза. — В чем дело?

— Кто-то в дверь стучит. Что делать?

— Что? — Бел потер ладонью лоб, прогоняя остатки сна. — Открывай, все одно это придется сделать. Только ты на всякий случай сразу же отойди в сторону, чтоб он тебя не разглядел. Мало ли что...

Быстро убрав окровавленные тряпки, Олея открыла дверь, и, как ей и было приказано, тут же шагнула в сторону. По счастью, за дверью стоял всего лишь слуга, который принес кувшин вина, блюдо с вареной бараниной и стопку лепешек. Пока он ставил все это на стол, Бел заплетающимся языком попросил слугу еще о чем-то, и тот, глянув на лежащего постояльца, лишь понимающе хмыкнул, кивнул головой и вышел из комнаты.

— Что ты ему сказал? — спросила Олея, запирая за слугой дверь.

— Попросил еще кувшин с водой, пару-тройку свечей и одеяло. Мол, тут темно, а я привык, чтоб по ночам горела свеча. А вода... Ну, выпивох по утрам обычно мучает жажда. Что касается одеяла — сказал, частенько по ночам мерзну.

— Тебе холодно?

— Да, очень. Трясет так, что зуб на зуб не попадает...

А вот это еще хуже. Раз Бел мерзнет на такой жаре, то, значит, кровопотеря у него куда больше, чем она думала. К этому надо приплюсовать еще и начинающееся воспаление... Великие Боги, это же смертельно опасно!

— Ты, вроде, мою рану смотрела? — затуманенным взором Бел посмотрел на Олею. — Что там? Очень плохо?

— Да уж, растрясло тебя в дороге... — вздохнула женщина.

— И это все? — недоверчиво протянул Бел. — Что-то сомнительно... Пить хочется...

— Воду сейчас принесут, а вино... Непонятно, зачем ты его заказал?

— Я специально самое крепкое попросил, что им рану обработать. Все одно больше нечем. Да и не заказать вино в такую погоду — это подозрительно, и хозяин, и слуга могут это запомнить.

— Поняла...

Немного позже, после очередного посещения слуги, когда он пришел вновь, и принес свечи, воду и одеяло — пот тогда Олея уже вплотную занялась ранением Бела. Зажгла свечи, чтоб было лучше видно, как можно тщательней промыла рану, перевязала чистой тканью. Надо же, только сегодня купили этот большой кусок полотна, и он уже кончается... А у Бела обезвоживание организма — вон, чуть ли не половину кувшина воды одним разом выпил!

Чуть позже парня стало трясти в прямом смысле этого слова — он мерз так, что не помогало никакое одеяло. Ой, как плохо! Великие Боги, ну чем же она ему может помочь?!

А, ладно, чего там ломаться, ведь не девочка на выданье! Легла рядом с Белом, прижалась к парню, пытаясь согреть его своим телом — говорят, в старину женщины Руславии лютыми зимами именно так отогревали своими телами замерзающих мужей, а бывало, и случайных путников, сбившихся с дороги, и едва ли не погибших в ледяную северную зиму... Вот и сейчас Бел, о чем-то бредивший в беспамятстве, тем не менее, инстинктивно прижался к женщине — так было куда теплей...

Время шло, и мужчина, кажется, заснул, или же провалился в забытье — задышал ровнее, и стонать перестал, а вот к Олее сон никак не шел, все мысли вертелись возле ранения Бела. Ей только и оставалось, как думать в страхе о том, что произойдет, если этот немногословный мужчина все же умрет. Не приведите того Боги, даже думать об этом не хочется! То, что в одиночку ей до Руславии не добраться, и артефакты не донести — это, как говорится, даже не обсуждается... Что же делать?

Артефакты... Она видела их всего один раз, и то издали, а потом перстень и манускрипт сразу же убрали в футляр. Позже Олея даже не заикалось о том, чтоб еще раз посмотреть на эти старинные предметы — и так было понятно, что Бел их не будет доставать из той жесткой трубочки, что теперь все время носил на своей шее. Так, может, посмотреть на них хоть сейчас? А что такого, сна все одно нет, так хоть рассмотреть, ради чего они с Белом жизнью рискуют!

Сказано — сделано. Олея сняла с шеи Бела (благо тот этого не видел) цепочку с футляром, плотно подоткнула одеяло под лежащего парня, и отошла к столу. Стоящее там блюдо с нетронутой вареной бараниной и лепешки сдвинула в сторону — на еду даже смотреть не хотелось. Раскрыла футляр, достала лежащие там предметы, положила их на стол. Вот они, те артефакты, за которыми сейчас, если можно так выразиться, гоняется не одна страна, и не просто гоняется, а, можно сказать, рыщет, круша и сбивая все на своем пути.

Развернула тугой свиток Договора. Красивый текст, плотный лист прекрасно выделанной кожи, совершенно не тронутый временем... Долго рассматривать его Олея не собиралась — с самого начала Договор казался ей чем-то холодным и неодушевленным, так что она вновь свернула его, и сунула назад, в футляр, а вот что касается перстня... Ну, это совсем другое дело!

Взяв его в руки, Олея чуть удивилась — надо же, какой тяжелый! Похоже, Сварг был крепким парнем с сильными руками — вон, золотой ободок просто болтается у Олеи на пальце, да и изготовлен этот перстень очень просто, без всяких завитушек, украшений и прочих излишеств. Самая простая форма, такие и сейчас вовсю изготавливают ювелиры Руславии. Единственное, что выделяло этот перстень из множества сходных по форме мужских украшений, которых до того Олея видела великое множество — это камень, огромный рубин темно-красного цвета. Таких больших рубинов Олея ранее никогда не видела, да и огранен он несколько необычно: ровная, гладкая площадка, а по краям — множество мелких граней, почти не видимых глазу, но, тем не менее, ярко переливающихся даже при неярком свете свечи. Просто, но для многих мужчин, любящих простоту — самое то.

Однако, стоило Олее взять в руки перстень, как в глубине камня что-то засветилось, а еще через какое-то время в камне появилась сияющая буква Р — Руславия. Перстень Сварга ясно давал понять, кому он принадлежит, и что относиться к нему, как к простой безделушке, ни в коем случае не стоит.

Вновь подумалось: как странно, что из-за этих двух предметов зависят судьбы целого мира. Так может, ей стоит попросить Богов о том, чтоб они сжалились над двумя усталыми людьми? Хм, а почему бы и нет? По слухам, Сварг все еще охраняет Руславию — свою страну, и хотя он уже не может вмешиваться в земные дела, но, тем не менее, некоторые просьбы он выполнял. Во всяком случае, так утверждали... Так может, он снизойдет до страстной мольбы жительницы своей страны?

Глупое и наивное решение, к которому могла придти, пожалуй, только женщина, но, тем не менее, Олея ухватилась за эту мысль, словно за ту последнюю спасительную соломинку, которая не дает утонуть, и без которой у людей не было бы надежды. Конечно, желание обратиться за помощью к Богам звучит несколько несерьезно, но сейчас Олея была на такой грани отчаяния, что готова была пойти на что угодно.

Правда, ни магических ритуалов, ни каких иных особых способов воззваний к Богам Олея не знала — это были дела и задачи для немногих посвященных в тайные науки, но ведь с Богами обычный человек может поговорить и сердцем...

Зажав перстень между ладонями, Олея долго согревала его своим дыханием, затем положила украшение на стол, причем так, чтоб перед ее глазами постоянно был яркий рубин, по-прежнему чуть переливающийся от света, исходящего откуда-то из середины камня. Потом Олея зажгла все три имеющиеся свечи, и опустилась на колени. Из памяти всплыли тексты всех молитв, каким ее учили с детства, и женщина начала негромко читать их, беспрерывно и безостановочно, не отрывая своих глаз от завораживающей глубины красного камня. Некоторые из молитв, сейчас особо близкие ей, Олея повторяла по нескольку раз — они снимали тяжесть с ее сердца.

Олея и сама не заметила тот момент, когда от молитв она перешла к простому разговору. Обращаясь к Сваргу, она рассказывала о том, что им с Белом необходимо вернуть похищенные артефакты назад, в Руславию, говорила про то, какой хороший человек может сейчас умереть, просила дать им только одно — здоровье, а все остальное будет зависеть только от них самих...

За крохотным оконцем по-прежнему завывала песчаная буря, неподалеку то и дело постанывал Бел, из общего зала доносился шум и веселые голоса посетителей, и звуки незнакомой музыки, исполняемой на непонятных инструментах, а женщина все говорила и говорила. Она рассказывала о Руславии, о том, как она красива, о прозрачных водах ее озер, о дремучих лесах, о людях Руславии, и о том, что все это может рухнуть в одночасье: ведь под чью бы чужую власть не попала ее родина, это будет уже не та страна, какой она была еще совсем недавно, и которую так любил Сварг в ту пору, когда еще жил на земле... Еще женщина вспоминала о том, какой белый покров покрывает зимой Руславию, о ледоходе по весне, о цветущих летних полях, покрытых ромашками и колокольчиками, о тяжелых хлебных нивах, а еще о том, как ей не хочется, чтоб мирный и привычный уклад жителей страны в корне поменялся...

Время шло, завывание ветра за оконцем становилось тише — как видно, буря пошла на убыль, а Олея все никак не могла остановиться. Ей казалось, что если она перестанет говорить, то произойдет что-то очень плохое, и поэтому ей было просто необходимо высказать все, что она знала о своей родной стране, и вместе с тем выплеснут наружу все, что скопилось в ее душе...

Вначале Олея не поняла, отчего в комнате становится светлее. Сначала ей показалось, что чуть красноватый свет стал разливаться по стенам комнаты, но потом к свету присоединились и солнечные блики, а спустя еще несколько мгновений яркий красно-золотистый свет залил всю невзрачную комнату придорожной гостиницы, окрашивая внутренность комнаты в необычные тона. С пронзительной ясностью стало видно все, вплоть до крохотных трещин в стенах и на неровном полу. Но самой необычное было то, что этот удивительный свет шел не откуда-нибудь, а именно из перстня, вернее из все того же красного камня.

— Что это? — раздался позади слабый голос Бела. Похоже, его разбудил этот необычный свет.

— Иди сюда! — обернувшись, Олея почти что сдернула Бела с лежанки. Парень невольно зашипел от боли — что ни говори, а ему было очень плохо. — Смотри, что творится! Ты это видишь?

— Погоди... — Бел потряс головой, пытаясь придти в себя. — Погоди... Ты что, забрала артефакты?

— Не забрала, а взяла, причем ненадолго...

— Как тебе такое в голову пришло?! — надо же, парень еще пытается возмущаться. — Неужели ты не понимаешь...

— Да подожди ругаться! Лучше посмотри, что творится вокруг!

Но Бел, кажется, уже и сам понял, что происходит что-то необычное. Он обвел растерянным взглядом комнату, а потом, как и Олея, в недоумении стал смотреть чуть затуманенным взором на сияющий камень в перстне. Свет, исходящий от камня, не был неприятным; скорей, в нем хотелось купаться, смотреть на него во все глаза. А затем...

Затем потрясенные люди увидели, как в камне появилось крохотное изображение мужского лица, чуть размытое, но которое, тем не менее, можно неплохо рассмотреть. Со стороны складывалось впечатление, будто человек, находящийся за тонкой коркой льда, смотрит на тех, кто стоит на воздухе. Довольно привлекательное мужское лицо, по типу очень похожее на лица жителей Руславии — высокий лоб, светло-русые волосы, голубые глаза, небольшая аккуратная бородка... Трудно сказать, сколько лет было этому человеку — легкая рябь не давала возможности точно определить возраст мужчины, но вот то, что он был не стар — это не вызывало никаких сомнений. Сейчас мужчина с улыбкой, и даже с легкой усмешкой смотрел на людей, стоящих перед ним на коленях, а те от растерянности и нереальности происходящего не могли произнести ни слова.

Прошло еще несколько мгновений — и из рубина высыпало самое настоящее сверкающее облако, состоящее из крохотных золотых пылинок. Золотая пыль, словно коконом, окутала людей, вошла в их тела, а еще через несколько ударов сердца Олея ощутила, как на ее коже выступает грязная черная слизь. Невероятно, но женщина поняла, что это такое — просто из ее организма выходит все то плохое, что скопилось за долгие годы. Сейчас Олею покидали болезни, горечь обид, разочарований — все то, что не дает радоваться жизни и убивает на корню мечты и стремления.

Надо же, — отстраненно подумалось Олее, — надо же, сколько в ее теле, оказывается, собралось грязи! Сейчас она едва ли не вся покрыта тонкой темной коркой... Мерзость какая! Олея глянула на Бела, и, судя по ошарашенному лицу парня, он был потрясен не меньше Олеи. Все понятно, и у нее, и у него в организме идет то же самое — чистка от всего наносного, в том числе и от болезни... Еще пара ударов сердца — и грязь на телах беглецов стала сохнуть, растрескиваться, а потом и вовсе ссыпалась на пол невесомой пылью, а на душе появилась непонятная легкость. Надо же, такое впечатление, будто ты заново родился!

Олея в полной растерянности смотрела на Бела, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением глядел на нее. Затем, будто вспомнив что-то, Бел с лихорадочной скоростью стал разматывать бинты на своем теле. Кажется, он боялся поверить в очевидное, но когда парень сдернул последний бинт, то у него поневоле вырвался вздох то ли облегчения, то ли восторга: на его теле не было никакой раны! Вернее, в месте ранения был небольшой шрам, причем давно зарубцевавшийся — такое впечатление, будто травма получена много лет назад...

Прошло еще несколько мгновений — и яркий красно-золотистый свет постепенно стал гаснуть, но мужчина, чье изображение беглецы видели в камне — он еще какое-то время наблюдал за Белом и Олеей, пока его свет у в камне не потух, и лицо мужчины не растаяло в глубине рубина.

Правда, перед тем еще одно удивило Олею, вернее, не столько удивило, сколько привело в некоторое замешательство. Перед тем, как исчезнуть из перстня, мужчина сложил три пальца своей правой руки в некий жест... Хм, этот жест был известен любому из жителей Руславии, вернее, был в ходу среди мужской части населения страны, и означал нечто вроде наивысшей оценки, которую та или иная женщина заслуживала в глазах мужчины. А том кивке, который мужчина послал в сторону Бела, явно читалось: ты, парень, к девке-то приглядись, не зевай и не теряйся! Я, окажись на твоем месте, ушами б не хлопал!..

Блин! — невольно подумалось Олее. — Похоже, мужики всегда остаются мужиками, будь они хоть на этом свете, хоть на том!

Меж тем свет в камне потух, комната вновь погрузилась в полутьму. Такое впечатление, что все произошедшее им только что приснилось...

— Бел, что это было? — наконец произнесла Олея. Она говорила едва ли не шепотом, словно боялась спугнуть удачу.

— Ты о чем? — кажется, Бел пока тоже не мог собраться с мыслями.

— Обо всем. Эта золотистая пыль... И вообще... Ты как считаешь — мы с тобой здоровы? — с замиранием сердца спросила Олея.— Так?

— Думаю, из нас вышло все — и проказа, и болезни, и твоя порча...

— Добавь сюда еще и тот песок из почек, который, по словам брата-лекаря, в последнее время у тебя стал появляться... — Олея не удержалась, чтоб разок не подколоть парня.

— Ни его, родимого... — Бел неожиданно рассмеялся, и его лицо вновь стало много моложе и привлекательней. — Наверное, этой проблемы у мены больше нет... Какая же ты умница!

— Наконец-то хоть кто-то дурой не назвал!

— Перестань!

— Скажи честно — как ты себя чувствуешь?

— Не поверишь — здоровей здорового! Сил — просто через край!

— Кто это был? Ну, там, в перстне...

— А сама-то как считаешь?

— Мне кажется... Это Сварг, верно?

— Думаю, он и есть. Интересно, как ты все это умудрилась проделать?

— Что проделать?

— Ты же понимаешь, о чем я тебя спрашиваю. Вызвать к себе в помощь одного из Богов... Подобное далеко не всегда получается даже у великих магов! Лично у меня в голове все произошедшее пока что никак не укладывается.

— Не знаю, как получилось то, что к нам пришел сам Сварг... Просто мне очень хотелось, чтоб ты выздоровел.

— Да-а... — Бел потряс головой, все еще приходя в себя. — Я не раз слышал рассказы о том, что будто бы Сварг сходит к искренним просьбам и молитвам некоторых жителей Руславии, но одно дело — чьи-то россказни, и совсем другое — столкнуться с этим самому!.. Невероятно! Все же скажи, каким невероятным образом у тебя все это получилось?

— Не знаю! Все произошло как-то само собой... Я взяла перстень, и...

— Кстати, зачем ты перстень взяла?! — рявкнул Бел. — Это тебе что — игрушка? Одна такая уже поиграла, и чем дело кончилось?

— Не шуми! — Олея счастливо улыбалась, и ничего не могла с собой поделать. У нее было такое впечатление, что сейчас с ее плеч свалилась даже не гора, а целая скальная гряда. — Все хорошо, хорошо, хорошо!..

— Я и сам все еще не могу поверить в произошедшее... — покачал головой Бел. — Надо же такому произойти!.. Кстати, чтоб ты знала: те, кого Сварг оделяет своей милостью, не должны его разочаровывать. Он нам поверил, и не простит лжи, обмана или предательства. Особенно предательства.

— Так мы с тобой, кажется, ничего подобного делать и не собираемся!

— Сварг наверняка это понимает... О, перстень убрать надо! — и Бел, взяв со стола все еще лежащий там золотой ободок, положил его в футляр, который потом сразу же вновь надел себе на шею. Олея проводила перстень сожалеющим взглядом — жаль, ей хотелось еще немного подержать в руках эту удивительную вещь, но она понимала, что подобный артефакт не стоит тревожить просто так, без причины. Это не пустая безделушка, так что не стоит лишний раз прикасаться к тому, чья сила и мощь тебе неизвестны.

Итак, они оба здоровы. Ранее Олея не раз слыхивала о том, что Боги иногда вмешиваются в дела людей. Вот и сейчас в ответ на ее моленье Сварг вернул им здоровье, избавил от всего наносного, но все остальное должно зависеть уже от самих людей, и понятно, что обмануть его доверие никак нельзя.

— Есть хочется... — вздохнула Олея.

— А уж как у меня-то живот подвело!.. — едва ли не простонал Бел.

На обоих напал просто-таки зверский аппетит, и они враз умяли и давно остывшую вареную баранину, и сухие лепешки. Допили воду из кувшина, а понюхав вино во втором кувшине, Бел лишь покачал головой — жуткая кислятина, но очень крепкое...

А потом обоих сморил сон — как видно, сказалась усталость последних дней. Лежанка в комнате была одна, так что выбирать не приходилось, да и после всего того, что произошло всего лишь за один день, было не до глупостей. Обоих разом сморил сон — сказалась усталость тяжелого дня. Прижавшись друг к другу оба разом заснули, словно провалились в темноту. Конечно, надо было бы дежурить по очереди, но и без того было понятно, что в такую погоду вряд ли кто рискнет отправляться в погоню — летящие по воздуху песок и мелкие камешки могли любому ненароком и глаза выхлестнуть.

Проснувшись утром, Олея поняла, что ее голова лежит на плече Бела, да и сама она чуть ли не обнимает парня. Сколько же времени она проспала? В окно пробивались солнечные лучи, и завываний ветра за окном тоже было не слышно. Хотя Олея и раньше слышала, что такие вот песчаные бури долго не длятся. Значит, непогода закончилась, и можно вновь отправляться в путь.

— Бел! — испуганно позвала она. — Бел, уже утро!

— Да не сплю я, не сплю! — отозвался тот. — Наверное, уже с час, как проснулся. Веришь — все еще от счастья в себя придти не могу! Я ведь уже начинал прикидывать, каким образом тебе одной можно попытаться добраться до Руславии.

— Ой, лучше и не говори! Кстати, мы не проспали?

— Нет. Конечно, уже светает, и некоторые из постояльцев уже выходят из сворив комнат, но еще немного можно и полежать. Если честно, то мне даже шевелиться не хочется.

— Не тебе одному...

Олея покосилась на Бела. Парень лежал, чуть улыбаясь, и лицо у него было таким светлым, а улыбка такой счастливой, что внешне Бел совсем поменялся. Такое впечатление, с лица парня кто-то убрал стягивающие его крючки, и Бел выглядел совсем по-иному. Конечно, он враз не стал писаным красавцем, но резкие черты его лица сгладились, а легкая улыбка сделала его куда более привлекательным. Надо признать — на такого мужчину нельзя не обратить внимание.

— Бел, знаешь, ты вроде даже симпатичней стал.

— Кто, я? Ну, ты просто хочешь сказать мне хоть что-то приятное. К сожалению, особой красотой я никогда не отличался. Более того — моя внешность относится к числу тех образин, что никогда не пользуются успехом у противоположного пола.

— Ну, в этом ты не совсем прав...

В этот момент в дверь постучали, и сонная расслабленность враз исчезла. Бел соскочил с лежанки, и, подойдя к дверям, о чем-то спросил полусонным голосом, а потом и вовсе разразился недовольной тирадой. Слуга из-за двери отозвался вежливо, но, судя по всему, уходить не собирался. Буркнув что-то очень раздраженным тоном, Бел отошел от двери и стал быстро натягивать сапоги.

— Собирайся! — шепотом скомандовал он Олее. — И без задержек!

— Что стряслось? — так же шепотом спросила женщина, и без понуканий одеваясь ничуть не медленнее Бела. За последнее время Олея уже привыкла к тому, что иногда им приходится собираться с просто-таки невероятной скоростью. Моментально оделась, обулась, сунула в мешок окровавленные бинты. — Надеюсь, это не посланники из монвстыря Святых Дел заявились по наши души?

— Пока еще нет, но мы все же умудрились наследить. Вернее, не совсем мы... А, да тут уж все равно ничего не поделаешь! В общем, нам надо быстро исправлять ситуацию.

— Да в чем дело?

— Какой-то местный пьяница ночью заметил странный свет — то ли пожар, то ли что-то очень похожее. По его словам, необычный свет просто-таки лился из какого-то окна постоялого двора, правда из какого именно — он не помнит. Вот хозяин и послал слуг посмотреть, все ли в порядке в комнатах постояльцев.

— Этот пьяница — он что, ночью ходил по улице?! Там же творилось невесть что!

— Ну, если запойному забулдыге приспичило выпить... Знаешь ведь, как говорят в Руславии: бешеному кобелю семь верст — не крюк.

— Бли-ин...

— Полностью согласен. Ты собралась? Головной убор пониже отпусти... Ага, вот так. Ну, можно открывать. Кажется, все в порядке.

Изобразив на лице недовольство и раздражении, Бел отпер дверь. Вежливо поклонившись на входе, слуга вошел в дверь. Кланяясь, он огляделся по сторонам, заглянул во все углы, и, не обнаружив ничего подозрительного, он еще раз поклонился и убрался вон из комнаты. Почти сразу же после его ухода беглецы услышали, как все тот же слуга стучится в дверь соседней комнаты.

Взяв в руки почти полный кувшин с дешевым вином, Бел еще раз оглядел комнату — все в порядке, ничего не забыли, не обронили, не оставили.

— Пошли.

— А зачем тебе вино?

— Не оставлять же его здесь! Слишком расточительно, подобного хозяин точно не забудет. Вылить эту бурду тоже негде, так что придется взять кувшин с собой — если тот пьяница все еще сидит на постоялом дворе, то надо сделать все, чтоб превратить его слова насчет света из окон в бред похмельного мужика. Вот для этого вино и нужно. А хозяину я скажу, что вчера свалился с одного-единственного стакана этого пойла. Не думаю, что подобное его удивит. Ты, главное, помалкивай — я тебе потом все расскажу.

Войдя в общий зал, Бел что-то просил у хозяина, стоящего на своем месте — этот, судя по его виду, тоже не спал всю ночь. Олея догадывалась, что именно Бел высказывает хозяину — дескать, уморился я вчера с дороги, от одного стакана вина уснул, а утром, ни свет, ни заря, меня ваш слуга разбудил — не дал отдохнуть, как положено, и у меня сейчас голова трещит после вчерашнего! А вино у вас, хозяин, между прочим, такое, что вечером я с одного стакана свалился. Ничего не помню!

Недолгий разговор с хозяином (который и не обратил особого внимания на не очень связную и логичную речь очередного постояльца — сколько их, таких вот не совсем протрезвевших проходит перед ним чуть ли не каждый день!) — и Бел с Олеей направились к одному из столов — надо перекусить перед дорогой. Олея сразу поняла, почему ее спутник выбрал именно этот стол — там с краешка примостился мужичок пропитого вида в не очень чистой одежде, судя по всему, именно тот, что и заметил ночью необычный свет в одном из окон постоялого двора. Н-да, судя по виду этого человека, слово "вода" он не воспринимает ни как предмет для умывания, ни как средство для утоления жажды. Сейчас пьянчужка с тоской поглядывал по сторонам, но, похоже, никто особо не стремился предложить ему хоть глоток вина. Оно и верно — если наливать каждому, кто отирается по постоялым дворам, то на пропой этих пьяниц никаких денег не хватит!

Бел едва ли не затолкал Олею в угол, зато сам весьма вольготно расположился за столом, заказал всю ту же вареную баранину и лепешки, а заодно и небольшой кувшинчик хорошего вина. Понятно — постояльцы решили перекусить перед тем, как направиться в путь.

Налив себе дорогого вина в глиняную кружку, Бел с таким удовольствием пробовал его, что сидящий неподалеку пьянчужка был не в силах оторвать от него свой страдающий взгляд, а чуть позже и вовсе не вытерпел: не отрывая заплывших глаз от вожделенных кувшинов, он направился к Белу. Возможно, этому способствовало и то, что перед Белом стояли сразу аж два кувшина с вином, и пьянчужка верно рассудил, что хотя бы из одного ему могут и налить...

Именно на это Бел и рассчитывал, так что долго ждать не пришлось: похмельный мужичок подошел к Белу, и тоской глядя на кувшины, стоящие на столе, что-то заговорил, на что Бел, чуть покосившись на него, процедил тому ответ сквозь зубы. Мужичок встрепенулся, стал что-то горячо рассказывать, и к нему невольно стали прислушиваться те, кто сидел неподалеку, а Бел, вздохнув, налил мужичку полную кружку крепкого вина, той самой кислятины, которую будет пить далеко не каждый.

Ну, а дальше все пошло по накатанной: мужичонка уже сам наливал себе вина, и при том что-то беспрерывно рассказывал, а Бел время от времени вставлял в его рассказ ехидные замечания, но потом все же послал еще за одним кувшином кислого пойла. Меж тем на лицах соседей, слушавших рассказ мужичка, стали появляться ехидные улыбки, а потом и вовсе раздались смешки, причем люди смеялись даже не скрывая этого. Да, — поняла Олея, — сейчас повествование мужичка о необычном свете из окон постоялого двора будет так высмеяно, что отныне его россказни об увиденном им необычном свечении будут считаться ночным бредом запойного пьянчужки.

Когда же Бел и Олея покидали постоялый двор, то мужичок был, как говорится, уже пьян в дупель, и находился в совершенно невменяемом состоянии. Крепкое дешевое вино, принятое им на голодный желудок, дало именно тот эффект, на который и рассчитывал Бел. Теперь на то, что мужичок пытался всем доказать и рассказать, уже никто не обращал внимания: на то он и запойный пьяница, чтоб нести всякую чушь, а слушать его пьяные фантазии ни у кого не было особого желания. А мужичка здорово развезло! Как в таких случаях говорят в Руславии, "сегодняшняя закваска да на вчерашние дрожжи"... Понятно, что сейчас он может утверждать все, что угодно, только вот серьез его слова больше никто воспринимать не станет.

Чтоб закрепить достигнутый эффект, Бел умудрился влить в пропойцу два кувшина крепкого вина, да и третий еще не допит до конца — это вино, хоть и дрянное, но сбивает с ног очень даже неплохо. Что же касается рассказов мужичка о непонятном свете из окон, то Бел своими ехидными замечаниями, вставляемыми в повествование мужичка, сумел изобразить дело таким образом, будто тому по пьяной лавочке что-то приснилось, и теперь забулдыга твердо уверен в том, что его сон — это то, что было на самом деле. Ну, с пьющими людьми подобное происходит не так уж редко. Постепенно к этой мысли склонились и все присутствующие, и каждый, глядя на пьянчужку, который сейчас уже был не в состоянии связать и двух слов, думал об одном и том же: с чего это я вздумал слушать слова этого пропойцы, который и сам не знает, что несет?! Сейчас этот насквозь проспиртованный тип проспит весь день, а потом, проснувшись, уже и сам будет считать, что ему в бурю привиделось неизвестно что.

Позже, на первом же привале, Бел рассказал Олее о том, что же именно произошло ночью, и отчего утром к ним в комнату заглянул с проверкой слуга.

Оказывается, этот местный пьянчужка проспал весь вчерашний день после обильных возлияний, и проснулся лишь тогда, когда за стенами его хибары уже вовсю бушевала песчаная буря. Как обычно и происходит в таких случаях, у мужичка в доме не оказалось ни глотка живительной влаги, чтоб хоть чем-то промочить иссохшее горло и распухший язык. Ну, сколько мог — столько пьянчужка и вытерпел, а потом, стоило буре чуть поутихнуть, как мужичок, не обращая внимания на хлещущий песок и летящие по воздуху мелкие камешки, побрел к своему главному источнику — к постоялому двору. Денег у пропойцы, естественно, не было, но для таких типов подобные мелочи не имеют особого значения: как говорят в Руславии — свинья грязь всегда найдет.

Конечно, идти было трудно, но, по счастью для выпивохи, не особенно далеко, да и дорогу до постоялого двора он мог найти даже в кромешной тьме, так что жаждущий брел, благоразумно закрыв глаза: даже своим проспиртованным умом мужичок понимал, насколько может быть опасна для зрения песчаная буря. Недаром пьянчужка плелся едва ли не на ощупь, да еще и прикрыв глаза руками. Конечно, в такую погоду даже бродячие собаки попрятались от песчаной бури куда подальше, но когда жажда зовет и душа горит, то решишься еще и не на такое!

Лишь дойдя до постоялого двора, мужичок все же рискнул открыть глаза, и тут увидел, как из одного окна льется такой ярко-красный свет, что в нем можно было разглядеть даже мелкие песчинки, пролетающие мимо того окна. Более того: по уверениям пьянчужки, от этого света шли золотистые волны, растворяющиеся в воздухе! Подобное зрелище выпивоха увидел впервые в жизни, причем на обычный огонь тот удивительный свет совсем не походил. Потрясенный пьяница даже своим пропитым умом сообразил: перед ним было нечто иное, то, чему нет места на этой земле. Мужичок был твердо уверен: сейчас в той комнате некто творит самую черную магию! Без сомнений, заколдованы уже все, кто сейчас находится на том постоялом дворе!.. Сообразив подобное, мужичок от страха припустил куда подальше, стремясь избежать того, чтоб черное колдовство захватило в свои жуткие сети и его бедную исстрадавшуюся душу.

Несколько часов перепуганный мужчина просидел в полуразрушенной пристройке, находящейся едва ли не на окраине поселка, но ближе к утру, когда буря стихла, все же набрался смелости, и заявился на постоялый двор в полной уверенности, что все находящиеся там люди или убиты, или заколдованы, а может, уже превращены невесть во что. А может, его жажда к тому времени уже дошла до такого состояния, что мужчине уже было все равно, какую магию там творили ночью — черную, белую, или же новую, доселе никому не ведомую. Возможно, беспримерная храбрость пропойцы была вызвана мечтой о винном погребе, который был на постоялом дворе: можно не сомневаться, что мужичок рассчитывал оказаться там еще и для того, чтоб успеть как следует принять на грудь для храбрости! Зачем? Так ведь понятно, что колдун, невесть откуда взявшийся на постоялом дворе, сразу же примется за свое очередное черное дело — за душу вновь подошедшего человека, так нужно будет дать тому злодею достойный отпор...

Позже, потрясенный тем, что на постоялом дворе все живы и здоровы, и никакого пожара не было, мужичок рассказал рассеянно слушающим его посетителям о том, что он увидел этой ночью. Надо сказать, что его повествование было встречено весьма прохладно, слушали его вполуха, а уверения мужичка о том, что он говорит истинную правду — это не вызвало ничего, кроме смеха и раздражения. Судя по словам хозяина постоялого двора и его слуг, с этим пьяницей уже не раз происходило то, что в Руславии называется белой горячкой, а при ней вокруг себя можно увидеть еще и не то! На благоразумный совет хозяина "Пить надо меньше!" мужик разразился громким воплем, что, дескать, это вы не видите того, что творится у вас под носом! Неужели непонятно, что ночью тут был или пожар, или кто-то у вас под носом занимался самой черной магией! Да я, мол, сейчас к стражникам пойду, или жрецов кликну — пусть они разберутся, что тут по ночам делается, и отчего вы это дело покрываете!..

Мужик был настроен так решительно, что хозяин постоялого двора, хотя и разозлился, но, чтоб хоть немного сгладить неприятное впечатление от слов пьянчужки, все же вынужден был направить слуг по комнатам постояльцев — пусть поглядят, может, и впрямь заметят что подозрительное. Пусть никто всерьез не воспринял слова похмельного мужичка, но на всякий случай проверить все же не помешает. Вот и проверил... По счастью, Бел сумел повернуть дело таким образом, что если сейчас на том постоялом дворе и будут вспоминать о словах пьянчужки, то с насмешкой и ехидством. Хочется надеяться, что здесь беглецы вряд ли оставили за собой заметный след.

Сейчас Олея и Бел вновь были в дороге. Так и подумаешь: хорошо то, что хорошо кончается. Отдохнувшие кони, яркое солнце, хорошая погода, и настроение у обоих было такое, что хоть песни пой. Неудивительно: этой ночью беглецы испытали на себе, что это такое — освобождении от тяжкой болезни, а то и от смерти.

Правда, дорога, по которой они ехали, кое-где была засыпана песком и мелкими камнями, а заодно и совершенно непонятным мусором, который невесть откуда принес ветер. Однако можно не сомневаться — уже к концу дня проезжающие вновь укатают дорогу до ее обычного состояния, а заодно и сметут с пути все то, что принесла ночная буря.

— Бел, а куда мы сейчас?

— Это, конечно, вопрос... В любое другое время я бы предпочел вернуться назад той дорогой, которой мы ехали первоначально, добираясь из Руславии до Берена — это самый спокойный и сравнительно безопасный путь. Кстати, и самый короткий. Но, боюсь, там нас уже будут поджидать — все же перспектива заграбастать очень хорошие денежки многих заставляет выйти на охоту за сокровищами. В общем, придется выбирать иной путь.

— Какой?

— Видишь ли, сейчас для нас самое удобное — это пересечь границу Вайзина и Закары, а из Закары до Руславии все же добираться куда ближе. К тому же таким путем мы хоть немного, но сократим себе дорогу до дома, срежем часть пути, а это очень важно, особенно если у тебя на хвосте кто только не болтается! Так что для нас идти через Закару — самый лучший выход.

— А что это за страна такая — Закара?

— Сама по себе она не очень большая, правда, расположена не очень удобно — несколько в стороне от основных торговых путей, да и никаких ценных ископаемых там не водится, так что Закара особо никому не интересна, и как бы несколько закрыта от чужого влияния. Оттого, наверное, и нравы там довольно суровые и даже в чем-то патриархальные. И еще там очень придерживаются старины.

— В каком смысле?

— В разных. Например, там не выносят никаких современных веяний, с неприязнью относятся к разным новинкам, во многом предпочитают старинный уклад. Доходит до того, что многие отказываются даже учиться писать и считать — дескать, в старину этими мудрствованиями не занимались, и ничего, хорошо жили, во всяком случае, не хуже, чем сейчас! Во всех вопросах командуют мужчины, а женщины обязаны им полностью подчиняться. Как правило, в тамошних семьях у жен нет права голоса, как муж решит, так и будет.

— Хм...

— Кстати, церковь Двуликого там на дух не переносят. Для нас с тобой главная беда состоит в том, что граница Вайзина и Закары находится довольно далеко отсюда. Как минимум, два дня пути верхом на лошади, причем коней нам с тобой надо будет гнать если не во весь опор, то довольно быстро. Думаю, у нас с тобой в запасе всего несколько часов, в течение которых мы можем без опаски передвигаться по Вайзину.

— Почему ты так считаешь?

— Потому что к этому времени нас так и не нашли на дороге, ведущей в столицу, а ведь я сказал, что мы направляемся туда. И в самой столице нас тоже нет, так что поиски должны переместиться в иное место. Скорей всего, искать будут по всей стране. Для нас с тобой сейчас главный вопрос — как быстро добраться до нужного места, до границы с Закарой? Если мне не изменяет память, то их общая граница не такая и большая...

— Но ведь те, кто пойдут вслед за нами — они рассуждают примерно так же.

— Верно. Однако, считаю, если нас не успеют перехватить по дороге, то постараются взять на границе. Самое неприятное состоит в том, что нам, кроме как в Закару, больше и идти некуда. У Вайзина, конечно, есть граница с еще парой стран, но направляться туда нет смысла — так мы очень здорово отклонимся в сторону, и растянем сроки возвращения домой, а нам надо поторапливаться, чтоб успеть доставить артефакты в Руславию. Мы и так идем кружным путем, и не стоит затягивать возвращение на еще больший срок.

— То есть кроме Закары нам пойти некуда?

— А куда еще? Назад, в Ойдар, тем более соваться не стоит — не для того мы оттуда уходили, чтоб вновь возвращаться туда, да и границы там наверняка все еще плотно перекрыты. В общем, остается только Закара... Ну что, погнали?

— Конечно!

Вновь перед беглецами простиралась дорога. Когда людей на ней было немного — тогда лошадей гнали, не жалея, а когда проезжали мимо селений, то поневоле приходилось сдерживать бег лошадей, чтоб только не привлечь к себе излишнее внимание.

Сейчас Олея куда более внимательно оглядывалась по сторонам, рассматривая страну, по которой они сейчас проезжали. Прежде всего бросалось в глаза то, что на всех дорогах страны было полно изображения Двуликого. По дорогам, на всех перекрестках, около селений, да и во всех селениях и городах — везде было изображение этого Бога, и вдобавок, почти перед каждым из этих образов стояли живые цветы. Похоже, что отсутствие свежих цветов перед изображением Двуликого является признаком самого дурного тона, и грозит обвинением в безбожии.

Похоже, Бел не ошибался насчет того, что вера в Двуликого тут очень сильна. Недаром даже одежда простых служителей храма Двуликого словно бы оберегала беглецов от возможной проверки на дорогах. Наверное, если бы даже у стражников и возникли некоторые вопросы у проезжающим мимо них людям, то служителей храма они все одно вряд ли рискнули бы остановить их.

К полудню подъехали к довольно большому городу. Ну, стражников и монастырей хватало и здесь, но главное — в городе находился базар, шумный, богатый и многолюдный. Там купили себе новую одежду, простую, но подходящую как небогатым торговцам, так и состоятельным крестьянам, переделись в первом же укромном уголке. Старую одежду служителей Двуликого бросили в мусорную кучу, и, уже отойдя на какое-то расстояние, Олея оглянулась и увидела, что из-за этой брошенной одежды уже едва ли не дерутся несколько нищих. Что ж, неплохо...

И вот еще что — Бел считал, что надо сделать нечто, способное хоть на какое-то время сбить со следа возможную погоню, так сказать, организовать подобие небольшого отвлекающего маневра. Особо заморачиваться парень не стал: он пришел на один из постоялых дворов, снял там комнату на три дня, и велел поставить двух своих лошадей в конюшню. Все же у беглецов с собой было четыре лошади, так что две из них, те, что Олея выпрягла из повозки — они должны были сыграть роль прикрытия: раз человек оставил своих лошадей на постоялом дворе, значит, он просто отошел куда-то по делам, и вскоре должен вернуться — ведь не может же он бросить тут своих лошадей, и дальше отправиться пешком! Бел и слугу предупредил — дескать, в свою комнату вернусь ночью, а то и вовсе у друзей задержусь, но на всякий случай я уже внес плату и за комнату, и за обслуживание, и за овес для своих лошадей. Вряд ли кто из обслуги хорошо запомнил посетителя — сколько таких вот проезжающих каждый день останавливается на постоялом дворе! Главное — деньги уплачены, так что если постоялец придет вечером — хорошо, а нет — еще лучше, хоть убирать за ним не надо.

Бел понимал: если их начнут дотошно искать, то обязательно вычислят, кто именно снял комнатку на этом постоялом дворе. Кто знает, вдруг беглецам повезет, и погоня дальше не пойдет, а будет ждать их здесь, или же преследователи начнут прочесывать город и окрестности в поисках заветной парочки? В любом случае, это может задержать погоню на какое-то время. Конечно, шанс мал, но попробовать стоит...

Вновь скачки на дороге до ночи, пыль, жара и стремление как можно быстрей преодолеть немалое расстояние до границы. Тут уж не до того, чтоб жалеть себя или лошадей. Сейчас главное — успеть до границы с Закарой раньше, чем ее перекроют.

На ночевку беглецы остановились не на постоялом дворе, а неподалеку от дороги, там, где было что-то вроде небольшой рощицы. Вряд ли хоть кто-то видел, как пара путников свернула в сторону: к тому времени почти совсем стемнело, да и дорога стала пустынной, и, кроме беглецов, на ней никого не было — оно и понятно, к ночи все добропорядочные люди стараются оказаться под надежной крышей своего дома.

Олея и Бел расположились на отдых прямо на земле, правда, постелив что-то вроде накидки, которую приобрели вместе со своей новой одеждой. Нехотя достали нехитрую еду, купленную все на том же базаре, только вот ни у кого не было особого аппетита, да и тот торговец, что ее продал, явно не имел кристально-чистую душу праведного человека: проданное им вареное мясо было с заметным душком, а есть купленный у него хлеб было почти невозможно. К тому же баранину Олея и раньше особо не любила, а на юге именно это мясо считалось самым лучшим, так что любой обед в этих местах готовился именно из баранины. За последнее время проклятая баранина так надоела Олее, что женщина предпочитала есть одни лепешки. Увы, на этот раз им не повезло: купленные у того же торговца лепешки, на вид красивые и белоснежные, оказались не только сухими и безвкусными — к этому беглецы уже привыкли, но еще и приготовленными из старой, прогоркшей муки, да еще и с затхлым привкусом. Есть подобное творение здешних хлебопеков можно было с великим трудом, и Олея смогла одолеть всего лишь несколько кусочков. Больше никак не лезло, как бы женщина не уговаривала себя поесть хоть еще немного.

— Пожалуй, в этот раз нам с едой не повезло! — вздохнул Бел, который тоже жевал без особого вдохновения. — Но поесть все одно надо...

— Ох, не надо нам было у того типа еду покупать! — вздохнула женщина. — Уж слишком физиономия у него была благостная, а уж глаза такие честные, что с него хоть портрет праведника рисуй!..

— Да кто же знал?! — Бел выглядел раздосадованным, что неудивительно — ведь это именно он покупал это так называемое пропитание. — Этот торговец клялся Двуликим, что все свежее и приготовлено из самых лучших продуктов!

— Ага, ты больше доверяй словам таких вот людей!

— Я, вообще-то, еды мало покупал. Готовить не умею, и не люблю. Все ходил по харчевням и постоялым дворам.

— Оно и заметно...

— Что-что?

— Я так просто сказала... Ох, пирога бы сейчас!.. — мечтательно произнесла Олея. — Прямо из печки, горячего, с капустой...

— Чего? — похоже, Бел даже растерялся от таких слов.

— Или с ягодами... — продолжала Олея. — А еще я люблю пироги с творогом. Можно с грибами, сметаной, сыром...

— Хватит, не трави душу! — шутливо хмыкнул Бел. — А не то мне тоже захочется своих любимых пирогов. С рыбой...

— С какой рыбой?

— Да с любой! Главное, чтоб костей с той рыбе было поменьше, и самой начинки побольше... А еще у меня мать делает потрясающе вкусные пирожки с черемухой! Вкус детства... Раньше она их пекла каждое воскресенье и на все праздники. У нас возле дома росла огромная черемуха, а уж ягод на ней к осени было столько!.. Обычными словами передать просто невозможно! И те ягоды на ней были сладкие, крупные, и не очень терпкие. В детстве мы с братом по этой черемухе каждый год ползали, у нас с ним было что-то вроде игры — собрать ягоды, причем все, до последней. Отец, помню, все ругался, хотел срубить дерево...

— Почему?

— Тени много давала, и вообще, говорил: черемуха — червивое дерево. Ну, ты и сама знаешь, что всякой мошкары на ней хватает... Правда, мать так и не позволила отцу взяться за топор. Они даже ссорились из-за этого... Помнишь, брат-лекарь говорил о том, что у меня в детстве была сломана нога?

— Как же, помню!

— Так вот, это я тогда с той самой черемухи свалился. Ох, и попало же мне потом от отца! А мать меня после того не один месяц всякими вкусностями закармливала — надо же побаловать больного!

— У тебя родители живы?

— Мать жива, а отец погиб. На службе.

— А брат где?

— Тоже погиб. Я у матери один остался, бестолковое великовозрастное чадо, которое уже много лет не было дома.

— Бел, если мы выберемся отсюда, и доберемся до дома, то приглашаю тебя к себе в гости. Я тебе такой пирог с рыбой испеку!..

— Не зазывай, а то и в самом деле приду! — даже в темноте чувствовалось, что Бел улыбается. — Только вот что ты тогда делать будешь? Скажешь родителям, что с этим страшным на рожу мужиком ты бродила по дорогам дальних стран, да еще и спала бок о бок?

— Ох, Бел! — вздохнула Олея, не зная, сердиться ей, или не обращать внимания на неловкие слова мужчины. — Ну когда же ты научишься говорить женщинам хоть что-то приятное, а? Неужели так трудно произнести хоть несколько хороших, или просто шутливых слов?

— За приятными шутками — это не ко мне! — а голос у Бела опять стал холодным, и даже чуть отрешенным. — Говорю же: женщинам со мной неинтересно.

— Кстати, а почему ты считаешь себя таким некрасивым? Подобное мнения я слышу от тебя уже не в первый раз.

— Потому что так оно и есть. Все, ложись спать. Я дежурю первым, а тебя разбужу ближе к утру.

— Хорошо.

Уже засыпая, Олея подумала: интересно, с чего это Бел считает свою внешность чуть ли не уродливой? Конечно, красавцем он не был — слишком резкие черты лица, то, тем не менее, относить этого парня к числу непривлекательных людей было никак нельзя. Наоборот, его внешность притягивала своеобразием, которое иногда ценилось выше красоты. Кто, интересно, внушил Белу такое низкое мнение о себе? Похоже, без женщины тут дело не обошлось...

Ночь прошла спокойно, и весь следующий день беглецы провели в седле, причем вновь погоняли лошадей без всякой жалости. Когда на их пути попадались селения и небольшие города, то беглецы ненадолго останавливались возле постоялых дворов, Бел заходил внутрь этих придорожных гостиниц, коротко и как бы между делом разговаривал с хозяевами и посетителями. Речь шла словно бы ни о чем, а на самом деле Бел выяснял, по верной ли дороге и в нужном ли направлении беглецы держат свой путь. Дорог в Вайзине хватало, можно сказать, вся страна была прокрыта настоящей паутиной дорог, так что в этом бесконечном переплетении самых разных путей сбиться с нужной дороги было легче легкого.

Им повезло — к концу второго дня пути они оказались недалеко от нужного им места. А может, дело тут не только в везении, но и в том, что Бел при помощи своих умелых расспросов все же умудрился добраться чуть ли не до границы Вайзина и Закары. Добраться-то беглецы добрались, и вот тут начались сложности.

Прежде всего та деревенька, которая находилась неподалеку от границы, оказалась заполненной людьми: что-то очень много народу собралось в этой небольшом селе, и все чем-то очень недовольны! Ясно, что у выезжающих из страны возникли какие-то проблемы на таможне, раз они все еще не могут покинуть это место, расположенное совсем рядом с границей. Вон, даже узкие пыльные улочки деревеньки кое-где заставлены повозками. Надо же так задержаться! Что же такое произошло, раз тут такое столпотворение? Досадно, особенно если учесть, что отсюда до границы по прямой не больше пары верст, а то и меньше.

Бел, оставив Олею приглядывать за лошадьми, направился, было, на постоялый двор, но тот оказался забит постояльцами, как говорится, по завязку, причем места не хватило уже для тех, кто прибыл в эту деревеньку еще днем, так что Бел, верно оценив обстановку, даже не стал подходить к хозяину постоялого двора, которого к тому времени уже едва ли не раздирали на части недовольные постояльцы. Понятно, что маленькая деревенская гостиница была никак не рассчитана на такое количество гостей. Раздражение просто-таки витало в воздухе: еще бы, раньше эту занюханную деревушку большинство людей проезжало, не задерживаясь ни на минуту, а сейчас им говорят, что тут придется задержаться на какое-то время. Что ж, людей можно понять: кто-то опаздывает по своим личным делам, у многих дела торговые, строго определенные сроки поставки товара, и задержка в пути грозит им немалыми денежными штрафами — партнерам нет никакого дела до того, что кого-то задержали на таможне.

Так что Бел, немного потолкавшись на улице среди недовольных людей, а заодно и послушав разговоры в общем зале гостиницы, все же сумел выяснить, что же произошло, раз столько людей вынуждены ожидать в этой деревеньке высочайшего разрешения на переход границы.

Оказывается, еще днем по голубиной почте таможенникам пришел приказ: закрыть границу, и никого не пропускать до особого распоряжения, или до прибытия на пункт перехода человека с особыми полномочиями. Что касается всего отрезка пути меж Вайзином и Закарой, то в самое ближайшее время прибудет пара отрядов военных, и полностью перекроет этот небольшой участок. Все объяснения таможенникам и пограничникам будут даны по прибытию к ним человека с особыми полномочиями. В общем, с полудня сегодняшнего дня через границу никого не пропускают. Говоря проще: граница закрыта, и возмущаться или что-то доказывать не имеет смысла: приказ есть приказ, тем более, что, возможно, уже завтра таможню вновь откроют, и людям разрешат пройти через нее. Правда, при том будет производиться усиленный досмотр всех, кто собирается пройти в соседнюю страну...

А вот что касается причины... По слухам, всех выезжающих из страны велено проверять потому, что ищут опасных преступников, причем не просто опасных, а очень опасных! Недаром за помощь в их поимке обещана большая награда — сто золотых. И эти преступники, дескать, в самое ближайшее время постараются уйти в другую страну. Так вот, предпринятые строгие меры и тщательный досмотр на границе будут длится ровно до тех пор, пока не будут схвачены эти опасные типы.

— Ты как думаешь, это не о нас речь? — поинтересовалась Олея, выслушав новости.

— С высокой долей вероятности — именно о нас... — чуть устало вздохнул Бел. — Я, если честно, рассчитывал, что у нас в запасе будет еще хоть один день форы.

— Я тоже надеялась, что наши преследователи прежде всего бросятся в столицу. Ты еще тогда, получив ранение, сказал, что мы пойдем именно туда...

— Как видно, люди из монастыря Святых Дел дали знать о нас своему начальству, а остальное приложилось само по себе. Местные стражники за сутки сумели каким-то непонятным образом просмотреть всю дорогу до столицы, а если нас там не нашли, то поиски, естественно, расширили, хотя, без сомнений, сейчас полностью просматриваются все дороги, ведущие в столицу — все же есть немалая возможность того, что беглецы, тот есть мы с тобой, сумели где-то укрыться на короткое время. Тем не менее, границы тоже решено перекрыть. На всякий случай. У них тоже нет никакой уверенности в том, что погоню не пустили по ложному следу. Ну, и награду за нашу голову объявили тоже неплохую.

— Я бы не сказала, что сто золотых — это уж так много за наши головы.

— По этому поводу не волнуйся — уже завтра цену могут поднять вдвое. Но меня сейчас куда больше волнует другое: как нам перейти через границу? Нужен проводник...

— Но ведь мы с тобой переходили границы и раньше...

— Сейчас несколько иные условия. Я совершенно не знаю здешней обстановки, не представляю, куда идти, да и... О, чтоб его! — и тут Бел, схватив за руку Олею, внезапно отпрянул в сторону, под густую тень нескольких деревьев. Сейчас, в наступающих сумерках, там можно было неплохо укрыться от стороннего взгляда.

В этот момент к постоялому двору на полном скаку подлетел небольшой отряд солдат, численностью где-то около трех десятков человек. Усталые люди, насквозь пропыленная одежда, измотанные лошади... Судя по внешнему виду приехавших, они едва ли не весь день провели в седле. Но не это привлекло внимание Бела: среди приехавших был тот самый улыбчивый жрец, которого они оставили связанным в кабинете настоятеля монастыря Святых Дел. Правда, сейчас от его располагающей улыбки не осталось и следа — на покрытом потом коне сидел усталый и раздраженный человек.

Стоя в отдалении, беглецы следили за приехавшим человеком. Вон, он что-то скомандовал, один из солдат сошел с коня и куда-то отправился, и вскоре перед солдатами появился военный — судя по всему, здешний командир, а рядом с ним чуть растерянно топтался хорошо одетый мужичок — похоже, это был здешний староста. Недолгий разговор — и военный, вскочив на подведенного ему коня, куда-то помчался вместе с отрядом, а староста куда-то кинулся едва ли не со всех ног — как видно, выполнять данное ему поручение.

— Интересно, куда они направляются? — Олея проводила взглядом уезжающий отряд.

— Тут и думать нечего, все ясно. В паре верст отсюда наводится таможенный пункт на границе Вайзина и Закары, вот туда они и едут. А что касается этого типа, нашего общего знакомого... Ну, думаю, тех, кто позавчера был в комнате настоятеля и видел нас в лицо — их всех направили в места нашего возможного появления. Лишняя пара глаз, и все это для того, чтоб нас с тобой не упустить.

— Значит, нечего и думать о том, что мы можем попасть в Закару через пропускной пункт.

— Очень ценное замечание! — не удержавшись, съехидничал Бел. — А то я б не догадался!

— Я еще кое-что заметила... — Олея покосилась на Бела. — Если ты начинаешь проявлять недовольство, то это означает только одно — ты не знаешь, как поступить.

— Интересно, что ты еще заметила? — мужчина явно был чем-то раздражен, и слова Олеи рассердили его еще больше. Вообще-то его можно понять — беглецы рассчитывали, что на какое-то время им удалось оторваться от погони — и вот на тебе!

— А еще я замечаю, что ты стал чаще улыбаться, и твоя извечная невозмутимость стала куда-то пропадать!

— Ну, знаешь ли!.. — кажется, Бел меньше всего ожидал услышать подобное. — Я с тобой говорю о серьезных делах, а ты... Даже не знаю, как в такой сложный момент в женской голове может появиться подобная мысль! Нет, вашу логику мне никогда не понять!.. Ладно, оставим это. Значит так: сейчас я пройдусь, кое-что посмотрю, а ты пока побудь с лошадьми, никуда от них не уходи.

— А куда ты направился?

— Видишь ли, в таких вот деревушках вдоль границы жители, как правило, частенько грешат контрабандой, да и границу переходят не по одному разу на неделе. Надо бы поискать тех, у кого есть желание заработать себе пару золотых монет. Если, конечно, сейчас получиться найти таких людей.

Бел куда-то ушел, а Олея, как ей и было велено, занялась лошадьми. Их надо было хотя бы вытереть после долгой дороги, и хоть немного напоить, благо вода тут была бесплатная.

А поселок сейчас больше напоминает разворошенный муравейник, все куда-то идут, что-то тащат... Сейчас уже темнеет, скоро солнце зайдет. Народу вокруг было немало, причем многие из приехавших решили спать прямо на улице, возле своих повозок, а кто и прямо на них. А что такого, на улице ночью почти так же тепло, как и днем. Конечно, каждый из этих людей предпочел бы переночевать под крышей, но на постоялом дворе не было свободных мест, а местные жители (Олея об этом уже знала) стремясь заработать побольше, заломили такие цены за ночевку, что почти никому из приехавших подобные суммы были никак не по карману. Вон, жители поселка ходят, переночевать зазывают, только вот приезжий народ вовсе не горит желанием отдать такие деньжищи за короткий отдых под крышей. Ничего на улице тепло, можно и тут перекантоваться... Конечно, люди недовольны, но шумом делу не поможешь, а с утра людей все же начнут пропускать через таможню, так уж лучше перетерпеть несколько часов.

Бел пришел не скоро, и при том он был весьма раздосадован, и на безмолвный вопрос Олеи он лишь покачал головой — ничего... В другое время найти нужного человека, который перевел бы их через границу не составило бы ни малейшего труда, но в нынешних условиях никто не желал рисковать. Сейчас в деревушке слишком много охраны и слишком много чужаков, от которых не знаешь, что можно ожидать...

Еще староста только что объявил: пропускать людей и повозки через таможенный пункт начнут прямо с утра, а к тому времени сюда подойдет и несколько военных отрядов, перекроют всю границу. Как сказали: те преступники, которых ищут, уж очень опасные типы, так что вы, господа хорошие, и сами должны понимать, что все происходящее сейчас — это самые необходимые меря безопасности, в том числе и для вас.

— Так что перейти через границу нам необходимо сегодня... — Бел устало потер лоб ладонью. — И чем скорее, тем лучше. Если завтра к границам начнут подтягиваться военные отряды... Я тут переговорил кое с кем. В любое другое время местные нам бы не отказали, провели бы через границу, но сейчас вряд ли кто решится на подобное. Пришел слишком строгий приказ о временном закрытии границы, а местные нос по ветру держат хорошо, знают, когда можно рисковать, а когда нет. Тем не менее кое-что о дороге до границы тот человек мне поведал — но и только!

— Интересно, сколько с тебя тот человек взял за это кое-что?

— Да уж немало! Считай, что одного кошелька с деньгами у нас нет.

— Однако... А это не очень дорого?

— За то, что он мне поведал — нет.

— Что же он сказал такое, стоящее целого кошелька? Там ведь, насколько мне помнится, денег там было немало, серебряных и золотых монет было поровну...

— Поверь, он мне сообщил кое-что действительно важное. Иногда на нужную информацию денег жалеть не стоит.

— А как ты его нашел, этого человека?

— Просто я имею представление, к кому можно обращаться. Не сомневаюсь, что сегодня к тому человеку подходили многие с просьбой перевести их через границу, но в данный момент заниматься своим привычным делом никто из местных не рискует. А со мной мужик решил сыграть по своим правилам...

— И все же перевести нас через границу он не решился?

— К сожалению... Ты не смотри, что деревушка небольшая — на самом деле тут такие страсти кипят, что диву даешься!

— А что такое?

— Тут у них свои заморочки, и мужик предпочел не рисковать, хотя нужные сведения он мне слил.

— Что за заморочки такие?

— Тот человек, как я понял, в здешних местах раньше вертел большими делами, а сейчас его оттерли от этой кормушки, причем, считай, оттерли полностью, и назад пускать не намерены. Теперь он там не то что на вторых ролях, а даже на третьих, а то и на четверных. Обиженный человек...

— Но за эти сведения он и взял недешево.

— Всему есть своя цена, и то, что он мне сказал... Это стоило потраченных денег.

— А в чем там сложность?

— Просто на этом отрезке между Вайзином и Закарой лежит широкое каменное поле, причем это поле представляет из себя такое жуткое нагромождение камней, что там и днем-то не всегда пройдешь. А просто так, без проводника, пересечь это поле практически невозможно.

— Но ты уже наверняка что-то придумал для того, чтоб мы сумели перейти границу. Так?

— Да как сказать... Видишь того мальчишку? Да ты не туда смотришь! Я имею в виду вон тех, стоящих неподалеку от постоялого двора. Да вон же они стоят! Здоровенный детина, а рядом с ним стоит настоящий заморыш...

— А, вижу!

Парочка и в самом деле выглядела несколько необычно: здоровый, хорошо одетый мужик с нагловатой мордой первого парня на селе, и тощий мальчишка лет двенадцати в потрепанной одежде. Судя по всему, мужик за что-то давал парнишке выволочку: вначале были недовольные высказывания, во время которых он несколько раз отвешивал мальчишке подзатыльники, а потом и вовсе дал пинок от души, причем такой силы, что парнишка не удержался на ногах. Затем мужик еще что-то рассержено рявкнул мальчишке, и, повернувшись, направился внутрь постоялого двора, а мальчишка, поднявшись с земли, и подтерев нос кулаком, куда-то побрел.

— Так, попробуем еще разок хоть кого-то уговорить быть нашим проводником... А ты пока стой здесь!— и Бел направился вслед на мальчишкой.

Вернулся он через четверть часа.

— Идем... — и взял под уздцы свою лошадь.

— Куда идем?

— Все туда же...

Оказывается, Бел верно просчитал, кто есть кто. Тот мужик нагловатого вида был одним из тех, кто вовсю занимается контрабандой, один из местных заправил, а мальчишка был у него на подхвате. Отнеси, принеси, убери, спрячь... В общем, обучение начинается с самого низа. И вот так получилось, что один из тючков с товаром, отданных мальчишке на хранение, оказался испорченным, и парнишке было предъявлено весьма жесткое условие — или плати, или отрабатывай, а тючок с товаром стоил, между прочим, десять золотых монет. Таких денег у паренька, конечно, не было, так что за этот тючок мальчике пришлось бы работать бесплатно не один год.

Вот Бел, остановив парнишку, предложил ему: проводи нас до границы, и мы заплатим тебе, сколько надо, хоть десять золотых. Можно не сомневаться в том, что этот мальчишка уже не раз переходил границу вместе со своим то ли хозяином, то ли учителем. Ну, услышав подобное предложение, парень начал было недовольно сопеть в две дырки, однако получив от Бела три золотые монеты в качестве аванса, согласился. Можно сказать, сменил гнев на милость.

— Ты ему доверяешь?

— Если честно, то не очень, только вот выбора у нас с тобой нет, так что за пацаном надо будет приглядывать. Я, конечно, постарался ему пояснить, что перевести нас через границу — это дело касается только нас и его, и все полученные им деньги за это дело пойдут не в карман хозяина, а в его собственный карман...

— Тебе что-то не нравится? Просто голос у тебя такой... Ну, скажем так — не очень довольный.

— Видишь ли, я знаю таких парнишек — у них очень сильна связь с хозяином. Может и предать.

— Тогда для чего...

— Некогда искать кого-то другого. Ладно, на месте разберемся, но хлыст на всякий случай держи наготове — мало ли что может произойти!

Однако в условном месте мальчишка через четверть часа не появился, и подождав еще пять минут, Бел произнес с досадой в голосе:

— Похоже, нам с тобой нет смысла и дольше стоять тут, выжидая неизвестно чего. Пошли.

— Куда?

— Будем искать дорогу сами.

Однако стоило им сделать всего лишь несколько шагов, как мальчишка вырос перед ними, словно из-под земли. Надо же, объявился! Правда, извиняться за свое опоздание он не стал — как видно, не знал, что это такое. Впрочем, сейчас беглецам были не нужны его оправдания! В данный момент главное — благополучно перейти границу.

Этот парнишка...Уж слишком быстро он появился перед ними. Этот парень что, был все это время где-то неподалеку? Если так, то почему не подходил к ним? Странно... А мальчишка тем временем что-то говорил, размахивая руками, и кивая головой куда-то в сторону. Похоже, он пытается им сказать, будто они идут не в том направлении.

Короткий разговор — и они вновь двинулись в путь. Меж тем совсем стемнело, и на землю спустилась теплая южная ночь. Тишина, покой, даже ветерка нет... Женщина все время вслушивалась в эту ночную тишину, но ничего подозрительного не слышала. И пусть Олее и Белу в последнее время не раз приходилось идти в темноте, но привыкнуть к этому они так и не могли, да и ночи тут были настолько темные, что вообще не было желания покидать жилье, только вот иного выбора у беглецов не было.

Надо было передвигаться очень осторожно, держа под уздцы лошадей: все же местность незнакомая, да и за целостность ног опасаешься, причем беспокоишься не только за свои ноги, но и за лошадиные — если хоть одна из лошадей повредит ногу — вот тогда, считай, все! Увы, но в этом случае шансы беглецов на спасение будут стремительно опускаться к нулю.

Как Олее показалось, они очень долго шли по сравнительно ровной местности, а потом она едва не споткнулась об острый камень, торчащий из земли. Сделав следующий шаг, женщина все же упала га землю, больно ударившись ногами о камни. Ох, что это? Всюду из земли, насколько можно было рассмотреть в темноте — всюду торчали острые камни. Да как же по ним ходить?! Ведь только что беглецы шли по обычной земле — и на тебе! Такое впечатление, что перед людьми расстилается настоящее каменное поле.

Тем временем мальчишка, не обращая внимания на упавшую женщину, что-то забурчал, и махнул вперед рукой: нам надо идти туда, и нечего, мол, засиживаться, встали и пошли!.. Бел помог Олее подняться, о чем-то вновь спросил мальчишку, тот неохотно ответил, и опять махнул рукой — нам, дескать, надо идти вперед!..

— Нет, парень, мы туда не пойдем! — Бел внезапно заговорил на родном языке. — Да ты и сам знаешь — там не пройти. Сейчас еще худо-бедно, с трудом, но можно передвигаться, но вот дальше — никак. Мы застрянем там среди камней, переломаем себе в темноте руки и ноги. Так что, будь добр, веди нас туда, куда мы и договаривались... Олея, давай!

Этот возглас Бела относился к тому, что мальчишка внезапно повернулся и захотел дать стрекача, однако Олея и сама к тому времени понимала, что парнишке ни в коем случае нельзя дать уйти, так что удар хлыста хлестнул по ногам метнувшегося, было, в сторону, мальчишку, и узкий ремень туго обвился вокруг его ног. Резкий рывок — и их проводник рухнул на землю, словно подкошенный.

— Парень, ты нехорошо поступаешь... — Бел в мгновение ока оказался подле парнишки, и скручивал его руки за спиной заранее припасенной веревкой. — Мы с тобой о чем договаривались, а? Напоминаю: я тебе даю деньги, ты нас переводишь за границу, все честь по чести, и мы спокойно расходимся, каждый сам по себе. Так? Вместо этого ты нас продать вздумал! И не прикидывайся, наш язык ты понимаешь. Что, не хочешь отвечать? И не надо. Я тебе сейчас горло перехвачу вот этим ножом... — и Бел вытащил большой нож весьма жутковатого вида. — Одним махом размахну шею от уха до уха!

— Да... да ты че?! — мальчишка, и верно, враз обрел способность к языкам. — Че?!

— Кстати, орать не советую... — все так же спокойно продолжал Бел. — Только взвизгни — враз порешу и колебаться не буду. Душу вытряхну, в этом не сомневайся. Тебе уж, наверное, сказали, какие мы страшные люди? Как думаешь, отчего нас так ищут, что всех на уши подняли? А все оттого, что таких, как мы, даже стражники опасаются. И с тобой я долго валандаться не намерен. Ты нас предать хотел, так я сейчас тебе отвечу таким образом, как поступают в этой стране с предателями — кишки выпущу, и заставлю их сожрать в моем присутствии!

— Не надо! — мальчишка здорово струхнул. — Меня заставили!

— Не свисти! — отрезал Бел. — Когда мы с тобой договаривались, нас никто не видел, я об этом позаботился, нашел укромное место. Ты получил три золотых в качестве аванса, и побежал их прятать. Ну, это дело хорошее, только вот чтоб спрятать деньги — на это тебе четверти часа хватило бы за глаза. А ты задержался, пусть и ненадолго. Что, решил еще руки погреть? Ведь если б ты сам не подошел к своему хозяину (или кто он там тебе), то никто и никогда не узнал бы, что мы предложили тебе плевую работенку с хорошей оплатой. Что ни говори, а десять золотых — это очень неплохая плата на пару часов работы. Или тебе этого мало, и ты к своему хозяину побежал, рассчитывая получить еще кое-что? Оттого ты и со временем пролетел, опоздал на нашу встречу. Тебе ведь было велено постараться нас задержать тем или иным способом.

— Я ему должен... — всхлипнул мальчишка.

— Отвел бы нас, куда мы договаривались, получил деньги и рассчитался бы разом со своим хозяином, а так... Запомни: нельзя пытаться одновременно жрать из двух кормушек разом — останешься голодным.

— Я не хотел...

— Хотел, не хотел... Я и так знаю, что тебе было велено: заманить нас на середину этого каменного поля, оставить там, а самому удрать. То, что мы вряд ли оттуда выберемся самостоятельно — это даже не обсуждается. Там и днем, при свете солнца, надо еще подумать, куда ставить ногу, а уж ночью!.. Меня сейчас куда больше интересует другое — куда нам идти дальше? Где-то здесь должна быть узкая тропинка среди камней — главная дорога для всех местных контрабандистов. Они по ней свои грузы доставляют.

— Отпустите меня, а? — заныл мальчишка.

— Где проход через поле?

— Дяденька, отпусти меня, а? Ну пожалуйста...

— Можно и отпустить, только не тебя, а твою душу, или что там ее заменяет. Враз прямо на Небеса отправишься...

— Ничего я не знаю... — парнишка продолжал упрямо гнуть свое. — И не помню...

— Значит, будем резать уши... — вздохнул Бел, вновь берясь за нож. — На будущее у тебя будет хорошая примета для стражников, если, конечно, после нашего с тобой разговора ты еще жить останешься.

— Не надо резать! Я все вспомнил! — взвыл мальчишка. — Вам надо пойти вон в ту сторону, по самому краю каменного поля. Там в одном месте два камня рядышком стоят, оба белого цвета, чуть выделяются из остальных... Между ними и начинается тропа, и по ней вам и надо идти... — и тут мальчишка вновь залился горючими слезами.

— Пожалуй, тебе стоит отрезать не только уши, но еще и нос! — подвел итог Бел словам парнишки, не обращая никакого внимание на слезы, чуть ли не ручьем стекающие по щекам пацаненка. — Я, по-твоему что, полный лох, и не знаю, что то, о чем ты мне сейчас поведал — это ложный путь?! По нему мы придем как раз в самый центр нагромождения камней!

— Я это... перепутал...

— Вот как? — Бел не поверил ни единому слову парнишки. — Надо же, такой молодой, а с памятью уже начинаются такие серьезные проблемы! Лечить надо, причем немедленно! Вот сейчас я этим и займусь...

— Не надо! — мальчишка враз перестал рыдать. — Отведу я вас, куда скажете

— Ох, что-то доверия у меня к тебе нет.

— Раз ты такой умный, то сам бы шел до нужного места! — зашипел мальчишка, который сейчас совсем был не похож на невинную жертву. — Если знаешь, куда нужно идти, то чего меня спрашиваешь?

— Почему спрашиваю — это мое дело. Надо же, и слезы у тебя враз высохли! Значит, так: или ты кончаешь дурить и ведешь нас через границу, или... Ну, ты сам должен понимать: такое люди, как мы, обманщиков в живых оставлять не намерены. Итак, что ты решил?

— Ладно, я отведу...

— Только без глупостей, а иначе...

— Не, ничего такого!..

Мальчишка поднялся с земли, все еще безуспешно пытаясь выжать из себя слезы, но было понятно, что это не всерьез. И Белу и Олее было понятно и без лишних пояснений — пацан постарается удрать при первой же возможности. Бел, перехватив взгляд Олеи, кивнул ей, и она вновь пустила в дело хлыст. Мальчишка вначале даже не понял, что вокруг его шеи обвился тонкий ремень хлыста, а когда сообразил, то испугано дернулся, но его остановил спокойный голос Бела:

— Значит, так... — мужчина положил руку парню на плечо. — Запомни: если опять поведешь нас не туда, или вздумаешь подать голос, то, как говорится, не взыщи — сам знаешь, как поступают в таких случаях. Да и у нас будет совесть чиста — мы тут ни при чем, ты сам напросился на неприятности.

— На какие еще неприятности? — прохрипел парень.

— Или шею сломаешь, или голоса навсегда лишишься... — вступила в разговор Олея. — Резко дергаться тоже не советую — задохнешься.

— Че уж так-то, я и без того отведу, куда надо... — просипел мальчишка.

— Кстати, дорогой мой лгун, ответь без вранья: те люди с таможни, к которым поехал твой хозяин — они как, они уже должны скакать сюда? По времени все сроки для этого подходят.

— Ну, вроде того...

— Понял. Пошли.

Все вместе двинулись вдоль кромки каменного поля, благо эта каменная полоса начиналась как-то сразу, и шла полосой, словно береговая линия. Однако далеко идти не пришлось — вскоре мальчишка остановился.

— Здесь...

— Следи за ним! — приказал Бел, и, наклонившись, принялся что-то искать на земле. Вон, даже руками пытается нашарить неизвестно какую вещь... Мальчишка же, увидев это, чуть дернулся, но промолчал.

— Ну, все, паршивец! — Бел, наконец, разогнулся. — Хватит с тобой разговаривать по-доброму! Думаешь, я не знаю, что тут полно ложных тропок? Пойди по такой — дойдешь до середины каменного поля, и там застрянешь, потому что дальше дороги нет!

Голос у него при этом был такой, что даже у Олеи по спине пробежал холодок, а мальчишка едва ли не рванулся вперед.

— Все, все, больше не буду! Ошибся, с кем не бывает! Че сразу орать-то?!

Еще около сотни шагов вдоль кромки поля — и мальчишка остановился у совсем неприметного места.

— Тут оно самое...

Бел снова наклонился, и принялся что-то нашаривать руками в темноте. Медленно текли минуты, и, наконец, Бел поднялся, и в его руках была странноватого вида палка, у которой с одного конца красовалось нечто, похожее на большой крючок.

— Похоже, в этот раз ты не соврал. Ну, раз такое дело, то считай, что тебе здорово повезло — останешься жив... — и Бел ловким движением подсек ноги парня, и быстро стал связывать упавшего на землю мальчишку. — Полежи тут, отдохни, подумай кое о чем... Между прочим, очень полезное занятие.

Парень сразу понял, что больше ему ничто не угрожает, и тут же решил сам перейти в атаку.

— Э, а где мои деньги? — взвыл он. — Между прочим, ты мне еще семь золотых должен!

— Ну, ты и наглец! За что же я тебе должен платить?

— Я же привел вас на место!

— Да, но перед этим продал с потрохами, да и потом не раз обмануть хотел. А может, я тебе должен за то, что ты хотел нас на камни завести, и оставить там?

— Все равно гони мои деньги!

— Твоими они уже не будут — надо было с самого начала играть по-честному. Я тебе что говорил насчет двух кормушек? Так вот, пусть впредь тебе это будет наукой, а за учебу платить надо. Больше не обманывай.

— Меня ж хозяин убьет!

— Переживешь. Мальчонка ты шустрый, что-нибудь придумаешь.

— Ты за что сироту обижаешь? — мальчишка вновь залился слезами. — Я и без того несчастный, бесприютный...

— Что-то ты сейчас не очень убедителен, жалости в голос побольше добавь.

— Деньги отдай, говорят тебе! — надо же, у мальчишки слезы враз пропали. — А не то я о вас двоих молчать не стану! Все расскажу тем, кто сюда придет!

— А ты и так все расскажешь... — и Бел затолкал кляп в рот мальчишке. — Все выложишь, о чем попросят, ничего не скроешь. К сожалению, ты, друг мой сопливый, относишься к числу весьма беспринципных людей, оттого и отношение к тебе соответствующее. Если за ум не возьмешься, то плохо кончишь. Поверь мне на слово — таких, как ты, я уже навидался. Вот и подумай об этом в тишине и покое.

Все, больше отвлекаться не стоило. Оставив лежать на земле связанного мальчишку, который вовсю извивался и пытался выплюнуть кляп, беглецы шагнули к камням, и Олея увидела, что Бел подцепив нечто крючком той самой палки, которую только что подобрал с земли, двинулся меж камней. Как он умудряется там идти? Ах, так вот оно что! Там, и верно — тропа, почти незаметная со стороны.

Кто-то в свое время хорошо придумал, как можно тут передвигаться ночью. Оказывается, эту совершенно незаметную дорогу среди нагромождений камней указывает веревка, туго натянутая среди камней. Она тянулась вдоль одной стороны этой дороги жутковатого вида, и кое-где была крепко привязана к камням. Оттого-то даже в полной темноте, держась за эту веревку, можно было безбоязненно пройти это хаотичное нагромождение камней. Естественно, в темноте эту веревку рассмотреть совершенно невозможно, и оттого была придумана такая палка с крючком — им цепляли веревку, и шли по ее направлению, не сбиваясь с пути. Понятно, что кое-где та веревка заканчивалась, и в тех местах она была привязана к какому-либо из камней, однако на том же самом камне была привязана и другая веревка, которая тянулась дальше. Что ж, подобная палка с крючком — это неплохая придумка, особенно если учесть, что если бы ее не было, то контрабандистам по ночам приходилось бы передвигаться с грузом через поле едва ли не на четвереньках, держась одной рукой за веревку, которая была натянута почти у самой земли. Кстати, по нескольку таких палок, засыпанных песком и заложенных камнями, были спрятаны в начале и в конце настоящей тропы, а у множества ложных троп не было припрятано ничего подобного.

Сейчас, когда беглецы пробирались по каменному полю, Бел как раз и занимался тем, что опробовал это простое, но довольно надежное приспособление. Мужчина шел первым, держа одной рукой палку с крючком, которой подцепил веревку, а за ним двигалась Олея со своим конем. Как это ни удивительно, но идти по этой узкой тропинку среди камней было даже удобно — в ширину хватало места даже для лошади. Тут главная опасность подстерегала в другом — не сбиться с дороги и не пойти чуть в сторону, на острые камни, ведь подобное чревато большими неприятностями. Ведь если лошадь или человек повредят свою ногу... Об этом лучше не думать.

В этом хаотичном расположении камней тропинку, пожалуй, сразу не рассмотришь и днем, при свете солнца, тем более, что она, эта самая то ли дорога, то ли тропинка — она шла не по прямой линии, а извивалась между камнями. Что же касается ночи, то нечего и думать о том, будто без дополнительной помощи (хоть без той же веревки) можно пройти по этому нагромождению камней и валунов самого разного размера, и часто с довольно острыми краями.

Нельзя сказать, что они шли быстро — все же темнота и камни, к тому же Бел то и дело останавливался в тех местах, где веревка была привязана очередному камню, отцеплял крючок от той веревки, и вновь прицеплял, но уже к другой веревке, которая шла от этого камня дальше. Несколько раз, пройдя какой-то отрезок пути, Бел обрезал веревку, сматывал ее, и отбрасывал в сторону — пусть преследователи как сумеют, так и идут за беглецами. Между прочим, — невольно отметила про себя Олея, — это довольно действенный способ попридержать погоню хоть на какое-то время.

Олея двигалась едва ли не вплотную за Белом, и только качала головой — ранее она никогда не только не видела такого хаотичного и беспорядочного нагромождения камней, и даже не представляла, что такое может быть. Да уж, тут не то что на лошади, а и пешком не всегда пройдешь! На этих камнях безо всякого труда переломают себе ноги и люди, и животные. Вон, некоторые валуны едва ли не выше человеческого роста! Такие вот каменные поля — весьма надежная преграда, и ее без потерь преодолеет лишь тот, кто знает безопасную дорогу в этом царстве камней.

— Бел... — тихонько спросила Олея. — Бел, а как ты понял, что мальчишка ведет нас не туда?

— А по-твоему, за что я целый кошелек отдал?

— Но как ты умудрился найти такого человека, да еще и разговорить его?

— У меня опыт. Знаю, куда идти и что искать. И потом, я тебе уже говорил: у них тут свои проблемы, причем довольно серьезные. Тот, к кому я обратился... Он очень немолод, можно сказать — стар, и оттого его постепенно оттерли от дел более молодые и наглые. Тем не менее, мужик за свою долгую и частенько неправедную жизнь научился просчитывать людей, так что, думаю, он враз понял, что я — именно тот, кто ему нужен. Что ни говори, а толковыми стариками и опытными людьми разбрасываться не стоит, так же как и не следует сбрасывать их со счетов, и в будущем не обращать на этих людей никакого внимания. Вот в результате человек и пошел против тех, кто лишил его заработка.

— Понятно... А что будет с этим мальчишкой?

— Не знаю. Все будет зависеть от того, что он придумает в тот или иной момент.

Еще женщина то и дело оглядывалась назад. Вроде по-прежнему все тихо и темно, только вот долго ли продлится подобная благодать? Вряд ли...

Оглянувшись в очередной раз, Олея увидела цепочку огоньков, которые двигались с той стороны, где находилась деревушка. Огоньки... Понятно, что это такое: по ночам всадники передвигаются не просто так — многие держат в руках факелы, чтоб освещать себе дорогу. Что ж, вполне разумная мера предосторожности, если хочешь остаться в живых сам, и сохранить свою лошадь в целости и сохранности.

— Бел, смотри! Что это такое? Погоня?

Мужчина, услышав голос Олеи, остановился на мгновение, оглянулся назад, и вновь пошел вперед.

— Бел...

— Ну конечно, это погоня, что же еще? Очевидно, в деревушку примчался тот отряд, что ранее проследовал на таможню. Не исключаю, что там только часть отряда, но нам хватит и ее.

— Думаешь, это они? Ну, люди из того отряда, который мы видели?

— А другим тут взяться неоткуда. Судя по всему, хозяин этого мальчишки успел добраться до таможни, и рассказал о подозрительном человеке, который очень похож на того типа, за которого дают сотню золотых. Вот за нами и кинулись в погоню. Золото любят все... Не отвлекайся, смотри вперед. А еще лучше — под ноги гляди, чтоб не упасть.

Тем не менее женщина не могла не смотреть назад. Можно сказать, в ту сторону голова поворачивалась сама собой. По счастью, огоньки вначале направились несколько левее, в ту сторону, куда мальчишка первоначально и пытался завести беглецов. Какое-то время огоньки неподвижно стояли на одном месте, а затем разделились, и направились в разные стороны. Понятно, идут вдоль все той же кромки каменного поля, а значит, скоро отыщут и связанного мальчишку.

— Бел...

— Я все вижу. Не отвлекайся.

Ну как тут не отвлечься?! Олея, хотя по-прежнему и шла за Белом, но все же косилось в сторону огоньков, а они, в свою очередь, медленно передвигались к тому месту, где лежал мальчишка. Вот огоньки остановились, а вскоре к ним направились и те огоньки, что до того двигались в другую сторону.

— Бел, они, кажется, на того мальчишку наткнулись!

— Похоже на то.

— И теперь они за нами пойдут?

— Попытаются это сделать. Но ты же видела — я веревки перерезал, так что если за нами кто и двинется на ощупь, то далеко он не пройдет, да и времени это займет немало. Так что у наших преследователей просто не останется иного выхода, кто как ожидать рассвета.

— Хорошо!

— Хорошо еще и то, что сейчас ночь, а не то эти люди просто осыпали бы нас стрелами. Днем бы мы никуда от них не ушли, а сейчас, в темноте, стрелять неизвестно куда нет ни какого смысла — напрасный перевод стрел.

— Как ты думаешь, нам еще долго идти по этим камням?

— Слушай, ты можешь хоть немного помолчать? Неужели непонятно — в темноте звуки разносятся очень далеко!

— Я, вроде, говорю негромко...

— Хм... — съязвил Бел, не оборачиваясь.

А звуки тут, и верно, разносятся далеко. Вон, до слуха беглецов сзади стал доноситься какой-то шум, в котором можно было разобрать лошадиное ржание, недовольные человеческие голоса, еще какие-то звуки... Наверняка пытались, было, пойти вслед за беглецами, а веревка оказалась обрезанной. Вон, шум не утихает, и звуки голосов становятся все резче и громче... А, ладно, Бел прав — сейчас не до них. В их положении отвлекаться на посторонние звуки — это слишком большая роскошь.

Сколько еще времени беглецы пробирались по этому каменному полю — непонятно, но Олее показалось, что это длится нескончаемо долго. Выполняя просьбу Бела, она помалкивала, не говорила ни слова, но по-прежнему прислушиваясь к тому, что творилось у них за спинами. Наверное, женщина уделяла этому слишком много внимания, и оттого для нее оказался полной неожиданностью услышать впереди себя громкий мужской голос, который что-то скомандовал на незнакомом языке. Помимо вполне естественного испуга, Олея почувствовала нешуточное облегчение на душе — они все же миновали это каменное поле.

Меж тем на прозвучавший вопрос Бел что-то ответил на том же языке, и затем, подняв вверх одну руку, а второй по-прежнему держа за повод своего коня, он пошел вперед, на ходу бросив Олее:

— Иди за мной. И руку подними...

Еще несколько шагов — и беглецы вышли на обычную землю, сухую и утоптанную, но Олея и ей была рада — отчего-то каменное поле, оставшееся за их спинами, вызывало у нее глубокую неприязнь. Наконец-то оно осталось позади!

Надо бы радоваться, что они уже в Закаре, только вот сейчас перед ними стоят четверо стражников, и без всякой симпатии смотрят на нарушителей границы, и их неприязненный вид явно не располагает к долгой и душевной беседе. Впрочем, если бы дело ограничивалось одними взглядами!.. Трое из стражников держат в руках мечи, а у одного взведен небольшой арбалет. Все четверо явно настороже, не знают, что можно ожидать от незваных ночных гостей.

— Если что, то на тебе арбалетчик... — чуть слышно прошептал Бел.

Ну, понятно — арбалетчик, так арбалетчик! А меж тем стражники окружили пришедших, и устроили Белу что-то вроде допроса, а он в свою очередь, как видно, попытался договориться, чтоб их отпустили. Вон, даже деньги предлагает... Но тут даже Олее было ясно, что пограничники (а может, это были таможенники или стражники — кто их разберет?!) деньги брать не будут — слишком большой шум стоит на той стороне границы, и как бы взятые деньги позже боком не вышли. Так что таможенникам сейчас надо прежде всего разобраться в том, что за птицы такие залетели к ним в страну, и отчего их появление сопровождается таким громким гомоном на той стороне границы. Можно почти наверняка утверждать, что тут речь не идет о простых контрабандистах, тут дела посерьезнее. В этом случае уже не до побочного заработка, надо выполнять свои прямые обязанности. Бела остановили на полуслове, не дослушав, по-прежнему держат мечи наизготовку, и головой в сторону кивают — пошли, мол, к начальству, пусть с вами разбирается командир, а наше дело маленькое — доставить тебя к нему! В ответ Бел лишь шутливо поднял вверх обе руки — слушаюсь, мол, подчиняюсь и иду!, а затем, обернувшись к Олее, коротко бросил:

— Давай!..

Мужчина с арбалетом не успел ничего ни понять, ни сделать, когда от резкого удара хлыста его рука дернулась вниз, и инстинктивно нажала на спуск. Арбалетный болт сорвался, и ударил в бедро стражника, стоявшего неподалеку от него. Тот истошно закричал, схватившись руками за раненое место, и упал на землю — от неожиданности ноги сами собой подогнулись в коленях. В то же самое мгновение Бел изо всех сил врезал кулаком в челюсть стоявшему рядом с ним мужчине. Под рукой Бела что-то неприятно хрустнуло, и мужчина взвыл не своим голосом.

Ох, — невольно подумала Олея, — ох, если у этого человека сломана челюсть (а, похоже, так оно и есть), то парню придется чуть ли не месяц одним бульончиком питаться. Не повезло человеку...

Ну, жалость жалостью, а отвлекаться все одно не стоит. Второй удар хлыста — и ремень обвился вокруг руки еще одного стражника, сильный рывок — и меч его меч полетел на землю, что неудивительно — рука мужчины оказалась выдернутой из сустава. Не страшно, лекарь враз поставит на место.

Однако мужик со сломанной челюстью, несмотря на острую боль, решил вступить в бой. Размахивая мечом, он кинулся к Олее, пытаясь вырвать у нее хлыст, или хотя бы перерубить его. Именно этот намерение и разозлило Олею больше всего. Ну, дурак, сам напросился! Сделав пару обманных замахов, точно она пыталась ударить нападавшего по ногам, Олея умудрилась едва ли не снизу послать удар так, чтоб ремень обвился вокруг шеи нападавшего, небольшой рывок сбоку — и мужчина медленно осел на землю. Это очень опасный удар, при неправильном выполнении которого человек может остаться парализованным до конца своих дней. Помнится, дядюшка Генар строго-настрого приказывал племяннице ни в коем случае не злоупотреблять этим ударом, а не то разок ошибешься — и человек вполне может стать инвалидом.

Тем временем арбалетчик отбросил в сторону свое разряженное оружие — некогда было вновь взводить тетиву. Вместо этого он выхватил длинный кинжал, и молча кинулся к Белу. По счастью, тот не зевал, и такое же оружие оказалось и в его руках. Мужчины кружили друг против друга, следя за каждым движением противника, и стараясь не упустить первый же момент, когда стоящий напротив чуть зазевается, или на миг утратит осторожность.

На помощь к арбалетчику кинулся мужчина с неподвижно висящей рукой. Надо же, и этот не желает сидеть спокойно! Пусть одна рука у него была выдернута из сустава, но с второй-то все было в порядке! Выхватив левой рукой короткий нож, он бросил его в Бела, причем послал нож довольно точно — похоже, этот человек относился к тем людям, что одинаково хорошо владеют обеими руками. На счастье, Бел вовремя сумел уклониться от летящего на него ножа, а окончательно разозленная Олея хлестнула мужичка с неподвижно висящей рукой одним из тех запрещенных приемов, которые можно применять лишь в самом крайнем случае. Удар вышел просто на загляденье, любо-дорого, и мужик взвыл не своим голосом — еще бы ему не орать, ведь Олея без всякой жалости задела его седалищный нерв. Что, больно? Ничего, впредь тебе наука — нечего лезть в чужую драку, а уж тем более не стоит кидать ножи в живых людей! Так что лучше пока полежи на земле, поохай, а не то будет еще хуже!

Белу не понадобилось много времени, чтоб разобраться со своим противником. Правда, тот оказался умелым воином, но Бел был ничуть не хуже. Отводящий удар, блокировка встречного, небольшой нырок в сторону, удар рукояткой кинжала по голове противника, добавить ребром ладони по шее... Все.

Беглецы еще раз оглядели поле сражения. Да уж, повоевали: двое лежат неподвижно, один от боли не может даже говорить, только подвывает да зло шипит, а последний, с коротким арбалетным болтом в ноге, не в состоянии встать с земли, но зато с ненавистью смотрит на парочку незнакомцев.

— Не получилось у нас с тобой тихо пройти... — вздохнул Бел. — Кстати, ты там парня не убила? Что-то он молчит и не шевелится...

— Жив... — Олея потрогала шею парня, которому незадолго до того нанесла удар хлыстом по шее. — Правда, притворяется — вон, глаза закатил, будто в беспамятство впал... С этим все в порядке. Онемение начнет проходить примерно через четверть часа, еще через час парень будет бегать по-прежнему.

— Ловко ты его...

— А то!

— Остается только радоваться, что против меня ты этот хлыст не применяешь... — чуть усмехнулся Бел.

— Я уже начинаю привыкать к тому, что доброго слова от тебя не дождешься!

— Это как получится... — и Бел направился к сидящему на земле мужчине с арбалетным болтом в бедре. Надо же, и этот попытался ткнуть Бела ножом, причем исподтишка! Не страшно, второй раз парня на этот трюк не возьмешь.

Нож полетел в сторону, а мужик получил хороший тычок в зубы, после чего Бел заговорил с ним резко и зло, но и раненый ответил ему примерно так же. Похоже, после всех событий сегодняшнего дня Был больше не был настроен вести особо дружелюбные беседы, и оттого без раздумий протянул руку к короткому древку арбалетного болта. Этого оказалось вполне достаточно для того, чтоб раненый враз одумался, и что-то быстро заговорил. Несколько вопросов Бела, ответы раненого, после чего Бел встал, перед этим ткнув пальцем в шею мужика, после чего тот обмяк, и без сознания опустился на землю.

Глянув на лежащее тело, Олея уже привычно прикинула — и этот придет в себя через какое-то время. Итак, перед беглецами опять находятся четыре неподвижных тела, распростертых на земле. Не страшно, все четверо живы, а в остальном с ними пусть их начальство разбирается. Сейчас для беглецов главное — то, что они все же перешли границу, пусть и не так, как им бы того хотелось.

— Ну, все, пошли! — Бел легко заскочил на своего коня. — Чего ждешь?

— Не ругайся... — Олея уже была в седле. — Мы с тобой опять такого натворили!..

— Да, вышло не очень... Никак у нас с тобой не получается скинуть с себя хвост!

Копыта лошадей стучали по твердой земле, но не прошло и получаса, как беглецы оказались на дороге, пусть и грунтовой, но хорошо укатанной — похоже, Бел знал, куда надо было ехать, чтоб миновать посты пограничников.

— Куда мы сейчас? — поинтересовалась Олея. А что, от границы они отъехали на довольно большое расстояние, так что, пожалуй, можно и поговорить.

— Нам туда! — махнул рукой Бел. — Пару часов в пути — и мы с тобой окажемся на большой дороге, ведущей в столицу Закары. С рассветом это будет очень оживленная дорога, и у нас есть возможность затеряться среди людей.

— Мы что, направляемся в столицу этой страны?

— Да, ее никак не миновать.

— Н-да...

— В чем дело?

— Знаешь, на кого мы с тобой сейчас похожи? На удирающую лисицу, у которой на хвосте висит целая стая собак.

— Тогда уж не на одну, а на двух лисиц! — внезапно улыбнулся Бел. — Ну, что, лисичка, будем и дальше заметать хвостами свои следы?

— Раз такое дело, друг мой лис, то побежали!

Ну, бежать — так бежать, только вот у беглецов что-то никак не получается сбить погоню со следа, а может все дело в том, что их преследуют слишком опытные загонщики. Ну, когда же у удирающих людей наступит хоть небольшая передышка?

Глава 15

Беглецы провели в дороге остаток ночи и почти весь день. В темноте Бел и Олея по дорогам передвигались с осторожностью, зато с того времени, как наступил рассвет, гнали лошадей уже без всякой жалости. Сейчас для них самым главным было уйти как можно быстрее от границы и как можно дальше вглубь страны.

Удивительно, но вблизи границы и на ночных дорогах беглецам не встретилась не одна живая душа, если, конечно, не считать тех четырех стражников на самой границе, схватки с которыми избежать не удалось. Странно, ведь в приграничье должно быть еще немало стражи!

Олея не удержалась, и задала этот вопрос Белу, а тот в ответ лишь насмешливо хмыкнул — а за что я, по-твоему, целый кошелек денег отдал?! Вот за это самое, за тайную тропу до границы, а заодно и от границы, то есть за ту дорогу, где пограничная стража обычно не ходит. Тот человек мне много чего поведал, в том числе и о дорогах в Закаре. Знаю, куда идти.

Проще говоря, тут есть нечто вроде узкого коридора, давным-давно негласно протоптанного контрабандистами, о котором страже давно известно, но, тем не менее, куда она обычно не суется — именно за то пограничной страже и платят, чтоб она глаза кое на что закрывала. Точно такой же коридор есть и в Вайзине... Кстати, чужакам, не состоящем в том обществе благородных контрабандистов, в том коридоре и близко показываться не стоит: такие наглецы головы лишаются моментально, что, вообще-то, верно — не стоит лезть в чужой огород, за обустройство которого ты не платил. Ведь не просто же так дежурило четверо стражников у того места, где беглецы выбрались из каменного поля: за переход положено денежку отстегивать, и именно того четверка мужиков и ждала. Кстати, эти стражники еще и оттого явили собой пример неподкупности и принципиальности, что никто из них ранее не видел Бела, и сообщений о том, что какой-то новый человек пойдет через границу они не получали, а к чужакам в здешних местах отношение весьма настороженное. Вообще-то и со стороны Вайзина, у того места, где начинается тропа через каменное поле — там тоже обычно дежурят стражники, но сегодня особый день из-за временного закрытия границы, и стражники на свое обычное место не пришли. Что тут скажешь? Повезло...

— Кстати, милая блондинка с хлыстом, ответь-ка мне на вопрос: ты все еще уверена, что я слишком дорого заплатил за эти сведения? — съехидничал Бел.

Нет, Олея так больше не думала, и более того — считала, что Бел поступил совершенно верно. Он был прав, когда говорил, что за нужные сведения денег жалеть не стоит — они окупятся сторицей.

На своем пути первых жителей Закары беглецы встретили лишь с рассветом, когда оказались на какой-то большой дороге. Это были крестьяне, везущие свой нехитрый товар на ближайшие рынки, или же с самого утра работающие на полях, а таких работяг тут хватало. Надо отметить, что климат в здешних местах чуть прохладнее, чем в тех странах, которые уже пересекли беглецы, да и зелени тут было побольше Но самым приятное состояло в другом — ручейки и небольшие водоемы начали то и дело попадаться на пути беглецов, так что с водой отныне проблем быть не должно. Даже на душе полегче стало...

До вечера они сумели преодолеть большое расстояние, оставив позади себя немало городков и селений. За все это время они останавливались на короткий отдых всего лишь дважды, и то для того, чтоб дать короткую передышку лошадям, и чуть передохнуть самим.

Как Бел и рассчитывал, к вечеру беглецы сумели добраться до Балеута — столицы Закары. Что ж, парня можно поздравить — он и тут не ошибся с расчетами.

Внешне столица Закары ничем особо не отличалась от тех городов, которые Олея ранее уже видела во множестве: крепкие стены, шумные городские улицы, бесчисленные лавки и магазинчики, охранники, солдаты, толпы зевак, дворцы, хибары нищеты, толкотня, люди разного цвета кожи, запахи, кое-где переходящие в самую настоящую вонь... Только вот Балеут оказался городом весьма немалых размеров, да еще бросалось в глаза то, что здешний народ одевался куда проще, чем в других странах. Верно, Бел говорил, что в Закаре народ старается придерживается старых обычаев, и это особенно заметно в одежде — и ткани попроще и погрубей, да и покрой почти везде одинаков.

К тому времени, как беглецы оказались в столице, их лошади оказались вымотанными почти до предела, и Бел с Олеей чувствовали себя немногим лучше: неудивительно — ночь без сна, и последовавший за этом день почти беспрерывной скачки... Измученные люди только что едва не засыпали на ходу.

Когда беглецы оказались в столице, был еще ранний вечер, но и Бел, и Олея хорошо понимали, что в этот день им больше не стоит никуда ехать. Надо где-то остановиться, и как следует отдохнуть, а не то (в прямом смысле этого слова) с ног свалятся все — и люди, и лошади.

Местом отдыха Бел выбрал большой постоялый дом в довольно-таки шумном месте, расположенном ближе к районам, где обитала пусть и не беднота, но люди не очень высокого достатка. Он коротко пояснил свой выбор Олее: гостиница находится недалеко от въездных ворота из города, рядом большой рынок, там же расположен целый ряд складов, хватает как приезжих, так и самого разного люда, постоянно идет настоящий круговорот событий и безостановочное перемещение людей, а еще здесь можно проскользнуть почти незамеченными. Одним словом — текучка, так что пригляд со стороны стражи тут хоть и суровый, но не такой пристальный: за всеми приезжими не уследишь, особенно если их так много.

Посмотрев на то, как слуги уводят их едва ли не запаленных коней, беглецы и сами отправились на постоялый двор. Народу внутри хватало: купцы, торговцы, проезжие, какой-то непонятный люд, и, похоже, что почти все, находящиеся на этом постоялом дворе, имели отношение к торговле. Все правильно — совсем рядом рынок, так что и народ тут подобрался соответствующий. Да, похоже, этот постоялый двор никак не относился к числу самых лучших гостиниц столицы: грязновато, шумно, многолюдно, однако по мнению Бела, это далеко не самое выдающееся место имело одно несомненное достоинство — тут не принято обращать внимания на соседа. Кажется, среди здешних обитателей одним из главных правил является негласное положение: ты не трогаешь меня, а мне нет никакого дела до тебя.

Короткий разговор с хозяином — и им дали ключ от комнаты, и еще какую-то плоскую деревянную бирку, которую было велено не терять ни в коем случае. Как им пояснили, лошади сейчас будут отведены к конюшню при постоялом дворе, и по предъявлению этой бирки они всегда могут взять своих лошадей, или же попросить кого-то другого забрать их. Сейчас, правда, смертельно уставшим людям было не до лошадей. Сунув в карман бирку, беглецы направились в отведенную им комнату. Все, можно отдыхать.

Олея поняла, что Бел отказался от ужина, предложенного им хозяином: оба они так устали, что есть не хотелось совершенно, и даже более того — было опасение, что они могут уснуть чуть ли не прямо над тарелкой, да еще и с недоеденным куском во рту.

В отведенной им маленькой комнатке Бел первым делом запер дверь, оставив в замке ключ, да еще и привалил к ней тяжелую деревянную скамью: если вдруг кто-то попытается открыть дверь, или же (не приведи того Боги!) сломать ее, то так просто и легко сделать подобное не получится. Правильно, на всякий случай надо принять хоть какие-то меры предосторожности.

Затем, скинув с себя легкие куртки и сдернув с ног сапоги, беглецы даже не легли, а просто-таки упали на жесткую лежанку, и, кажется, заснули еще до того, как их головы коснулись подушки, набитой чем-то похожим на солому. Конечно, в любое другое время одному из них надо было бы остаться дежурить, но беглецы настолько вымотались, что даже Бел решил рискнуть: пусть в этой стране была хорошо развита голубиная почта, но вряд ли за один день стражники сумели оповестить всю страну о появлении в ней двух крайне опасных преступников, да еще и с точным перечнем их примет.

Когда Олея проснулась, было уже утро. Даже сквозь небольшое замызганное оконце пробивался яркий солнечный свет, а за дверями их комнаты слышались громкие голоса людей. Тяжелая скамья все так же подпирала дверь... Похоже, их появление ни у кого не вызвало подозрений. Хорошо...

А еще Олея поняла, что она лежит, прижавшись к Белу, а тот, в свою очередь, обнимает ее одной рукой. Надо же, глянешь со стороны — просто влюбленная парочка! Ох, видела бы сейчас Олею мать — как бы она зашумела! Дескать, совсем дочь распустилась, и до чего докатилась — с каким-то малознакомым мужчиной на одной кровати спать!! Разве они с отцом непутевую доченьку этому учили?! Срамница и позорница!..

Пусть так, но все одно шевелиться Олее сейчас совсем не хотелось. За последние дни постоянной гонки и стремления бежать от преследователей женщина настолько устала, что сейчас было необходимо хоть на недолгое время ощутить почти забытой чувство покоя и надежности. Заодно хотелось продлить и то удивительное чувство защищенности, какое испытываешь, когда рядом с тобой находится человек, возле которого ты уверена в своей безопасности. Можно сказать проще — словно находишься за каменной стеной...

— Выспалась? — раздался негромкий голос Бела. Как видно, он уже не спит.

— Кажется, да. — Олея чуть потянулась. — А ты давно проснулся?

— Грешен — глаза открыл совсем недавно. За стенкой двое ругались, причем выражений они не выбирали. Парни так увлеклись выяснением истины, кто из них двоих кого подвел, что совсем забыли о том, что в этом месте они находятся не одни. Да и слышимость на здешнем постоялом дворе такая, что можно услышать очень многое. В общем, их голоса меня разбудили, а не то, к своему стыду, я бы мог еще дрыхнуть.

— Интересно, сколько мы проспали?

— Я тут прикинул по времени, и даже сам удивился...

— Так сколько же?

— Похоже, мы с тобой видели сны не менее двенадцати часов.

— Сколько?!

— Да, да, ты не ослышалась. Похоже, мы просто отсыпались после нервотрепки последних дней.

— А я бы, наверное, еще поспала... — вздохнула Олея. — Шевелиться не хочется...

— Не тебе одной. Что-то я совсем разленился...

— Ты говоришь, за стеной двое ругались... Что у них произошло, раз такой сыр-бор подняли?

— Да так, ничего особенного. Как я понял, там два купчишки мелкого пошиба промеж собой никак к соглашению придти не могут. Один привез не тот товар, насчет которого договаривались заранее, а второй за этот товар дает низкую цену... Ничего, разберутся.

— Бел, не прими за лесть, но я, глядя на тебя, искренне удивляюсь — мы проехали столько стран, и почти везде ты можешь хорошо изъясняться на тамошнем языке, причем говоришь так, что за иноземца тебя не принимают! Ты где языкам выучился?

— Ну, вот и пошли вопросы... А я все думал, когда же ты снова начнешь доводить меня своими расспросами? Разве так сложно помолчать?

— А тебе неужели настолько сложно ответить? Разве тут есть какой-то секрет? Не обижайся, но вряд ли ответ на мой вопрос можно отнести к числу тщательно охраняемых государственных тайн!

— Ох-хо-хо... Никакого секрета здесь, естественно, нет. Специально языки я не учил — это пришло само собой, из детства. Просто там, где я рос, хватало людей из самых разных стран, а детишки везде играют вместе. Малышам обычно нет особого дела до цвета кожи своего приятеля, или того, из какой страны он родом. Компания тогда у нас была большая, все в куче, никто не делился по нациям и странам, и мы вместе проводили почти все время от рассвета до заката. А язык... Эти барьеры у детей тоже быстро рушатся. Когда ребятишки дружат меж собой, проводят вместе большую часть дня, то вольно или невольно, но перенимаешь чужой язык, который учится сам по себе. К тому же дети в этом смысле схватывают новое куда быстрее, чем взрослые. Можно сказать, ловят на лету. Вот там я и научился владению самыми разными языкам и диалектами. Мы с братом, если можно так выразиться, с самого сопливого возраста проводили все свободное время в той шумной детской компании.

— И сколько же ты языков знаешь?

— Приличное количество, хотя и не так много, как тебе могло показаться, и как мне бы того хотелось. Нередко случается такое, что у двух соседних стран язык почти одинаков. Конечно, тут существует множество нюансов, но, тем не менее... Еще вопросы есть?

Олея тем временем прикидывала: так, Бел рос в том месте, где много иноземцев, значит, это или приграничный город, или портовый... И еще это должен быть один из больших городов Руславии — уж очень у парня речь правильная. То-то в его голосе нет-нет, да промелькнет говор столичного жителя — Олея хорошо знает, как произносят слова жители того города.

— Так ты из столицы?

— Говори потише.

— Ты не ответил, права я или нет?

— С чего ты решила, что я столичный житель?

— У тебя иногда что-то такое пробивается в голосе. Когда я жила в доме родителей, то к отцу частенько приходили люди из самых разных мест Руславии — с отцом у них были какие-то совместные дела. Так что я с детства наслушалась самого разного говора, и могу определить, из какого места нашей страны приехал тот или иной человек.

— Тоже мне, знаток разговорной речи... — усмехнулся Бел.

— Ну, знаток, не знаток...

— А вот я все не перестаю удивляться — до чего же вы, женщины, любопытны!

— Просто мне интересно, и в этом нет ничего странного. Ты же обо мне, наверное, все знаешь, а я о тебе — ничего.

— Ну, предположим, всего о тебе я тоже не знал! — усмехнулся Бел. — Например, не имел ни малейшего представления о том, насколько лихо ты можешь махать плеткой. Или хлыстом.

— Так получилось, что даже я сама об этом забыла! — вздохнула Олея.

— Мне все одно непонятно: при желании ты могла бы в доме мужа при помощи хлыста такой порядок навести, что не только он, но все домочадцы ходили бы только что не по твоей команде, и по той половице, которую ты им указала. Более того, они дышали бы только тогда, когда ты им это разрешишь. Вместо этого, насколько мне известно, по той самой половице ходила именно ты, и делала это чуть ли не по прикажу мужа, и я никак не могу взять в толк, отчего ты так себя вела? На мой взгляд, тут должна быть какая-то серьезная причина. А может, тебя просто-напросто устраивала такая ситуация?

— Да какого нормального человека устроит подобное отношение к себе? — вздохнула Олея. — Только вот я сама, по собственной бесхарактерности, допустила все это. У меня перед глазами был пример родителей: мать обычно не возражала отцу, но и он прислушивался к ее словам, к тому, что она думала по тому или иному вопросу, и все сложные вопросы родители решали сообща. Вот я была уверена, что и с мужем мы будем жить точно так же. Увы, но в моей семейной жизни ничего подобного не было. Сегодня я на многое смотрю как бы со стороны, и понимаю, что в первую очередь мужу от меня нужно было полное повиновение, а мое мнение по тому или иному поводу его ничуть не интересовало. Дело в том, что Серио не выносит, если ему хоть кто-то возражает, и именно оттого-то я, чтоб не ссориться, вначале помалкивала, вынужденно принимая его решения, а потом Серио уже не желал слышать от меня хоть малейшего несогласия. Сейчас-то я понимаю, что нельзя полностью попадать под чью-то власть, надо всегда оставаться собой, но тогда... Я слишком любила мужа, оттого и старалась ему не возражать, во всем угождала. Оказывается, подобное подчинение не ведет ни к чему хорошему...

— С этим трудно спорить.

— А вот насчет того, что я могла бы при помощи плетки заставить всех быть чуть ли не шелковыми... Нет, нельзя. Понимаешь, тут суть... она иная. Дело в том, что одним из основ обучения науке кочевников... там лежат несколько правил, которые нельзя нарушать, и которые ты обязуешься выполнять, если хочешь, чтоб тебя обучали искусству степняков. Выражаясь иносказательно, в этом обучении имеется несколько краеугольных камней, которые в любом случае должны быть незыблемы, и которым ты должен следовать на протяжении всей своей дальнейшей жизни. Так вот, одним из тех основ, которые должен принять каждый, кого обучают этому искусству степняков, является запрет на... ну, скажем так, на применение этой науки в быту.

— То есть...

— Применение плетки без крайне серьезных на то причин по отношению к членам своей семьи, знакомым, или другим людям категорически запрещено. То есть в быту надо забыть о том, чему тебя учили на тех долгих и изнурительных занятиях. Искусство владения плеткой — оно предназначено для защиты, обороны, или же для тех крайних случаев, когда без применения плетки уже не обойтись. Во всех остальных случаях не может быть даже и речи о том, чтоб на ком-то применять это учение — ведь в умелых руках плетка может быть настоящим оружием. Повторяю: в быту ты должен забыть о том, чему тебя учили много лет, это и дядя Генар нам с братом постарался втолковать в первую очередь. Нельзя применять плетку для устрашения своей семьи, или для поддержания своего авторитета таким вот образом. Именно подобный запрет и является одним из основ обучения этой науке.

— Ну, не знаю...

— А вот я знаю! Ты помнишь того человека, что снес голову Иннасин-Оббо?

— Такое не забудешь.

— Так вот, если я правильно поняла твои слова, то у этих людей тоже есть определенные правила и ограничения, которых они твердо придерживаются, и никому из них даже в голову не придет нарушить хоть одно из них. То же самое можно сказать и об умении степняков владеть плеткой. Понимаешь, это учение — оно очень гармонично, в нем все тесно взаимосвязано, и нарушая его хоть в чем-то, ты подрываешь сами основы этого знания... В этом смысле я хорошо понимаю того человека, что одним махом разобрался с Иннасин-Оббо — вспомни, он тоже не стал нарушать свои правила даже ради наших бесценных артефактов. Не знаю, сумела ли я передать тебе то, чему нас долгие годы обучал дядя Генар...

— Я понял.

— Ну, и еще... Так получилось, что после смерти дяди Генара родители запретили мне продолжать занятия с плеткой, а потом... Ты уже, наверное, знаешь, как мне не везло с замужеством?

— В общих чертах.

— Так вот, мама тогда отчего-то подумала, что, возможно, во всех моих бедах виновато это обучение. Мол, другие девушки с детства шитьем занимаются, вышивкой, или же ткут, прядут, и все в жизни у них складывается, как надо! А мы, мол, по глупости ошибку совершили — позволили тебе за плетку уцепиться!.. Кто знает, может в этом и есть причина того, что у тебя с замужеством никак не складывается?.. Сейчас-то я понимаю, что все это не так, но в то время иногда и я подумывала: а вдруг мать права, и именно это обучение чужой науке и испортило мне жизнь? В общем, послушавшись родителей, я просто-таки заставила себя забыть и о дяде Генаре, и о его учебе.

— Вряд ли это пошло тебе на пользу.

— Никоим образом не пошло... — вздохнула Олея. — Как раз наоборот: я настолько крепко вбила себе в голову, что никого нельзя и пальцем тронуть... В общем, сейчас имею то, что имею. Вновь и вновь убеждаюсь в правоте дядюшки Генара, который говорил о том, что надо жить в соответствии с полученными знаниями, и строить свою жизнь, исходя из того понятия, что те или иные знания тебе даются не просто так, а по воле провидения. У степняков в этом смысле довольно простая логика, и в то же время она не совсем обычна: дескать, надо жить в соответствии с тем, что тебе дают свыше, и это в равной степени относится как к вещам, так и к образу жизни, и к полученным тобой знаниям. Говорю же: дядя Генар долго прожил среди степняков, и кое-что перенял от них, в том числе и отношение к жизни. Мне кажется, что примерно так же рассуждают те люди с дальнего Востока, с одним из которых мы не так давно столкнулись. Я имею в виду все того же мужчину, что отправил на Небеса Иннасин-Оббо, или как там его назвали при рождении...

— Интересный у тебя ход мыслей! — чуть ли не фыркнул Бел.

— Какой есть... — вздохнула Олея.

— Лежим вдвоем, так сказать в интимной обстановке, располагающей к лирике, а рассуждаем едва ли не на философские темы... — кажется, в голосе Бела появились чуть иные нотки, до того незнакомые Олее. — Если сейчас на нас кто посмотрит со стороны, то назовет полными идиотами...

За дверью раздались детские голоса. Похоже, какое-то многочисленное семейство только что покинуло свою комнату, и дети с визгом побежали по коридору. Судя по голосам, сейчас за дверями было не менее пяти ребятишек, а то и больше, причем складывалось такое впечатление, что каждый старался перекричать другого. Крик стоял такой, что в ушах закладывало.

— Ну, если бы мы еще спали, то сейчас бы нас точно разбудили! — чуть улыбнулась Олея. — Бел, а у тебя дети есть?

— Так, хватит лежать! — не отвечая на вопрос женщины, Бел поднялся, и стал натягивать сапоги. — Мы с тобой и без того непозволительно отвлеклись, так что пора заканчивать с ненужными разговорами. Вставай. Надо поесть, купить другую одежду, припасы на дорогу, и сразу же отправляться в путь.

— Насчет того, чтоб поесть — тут с моей стороны нет никаких возражений. Я только за... — Олея тоже встала, и взялась за свои сапоги, отметив про себя, что Бел сразу же оборвал разговор после того, как речь зашла о детях. Более того — он словно обрубил некую тонкую нить, возникшую между ними. Мужчина ясно дал понять, что на личные темы он говорить не желает. — Но зачем нам приобретать себе новую одежду? Мы же совсем недавно купили...

— А ты не обратила внимание на то, в какой именно одежде и сшитой из какой ткани тут ходят местные жители?

— Вот это я заметила в первую очередь! Женщины на подобное обращают внимание прежде всего. Знаешь, что я тебе скажу? Может, я, конечно, и неправа, но у меня создалось твердое убеждение, что в основе всей местной одежды лежит обычный мешок! Надо сказать, что за красотой тут особо не гонятся. А сшиты местные одежды из чего? Холст-дерюга, да еще кожа самой разной выделки. Ну, тонкая кожа — это, конечно, замечательно, но зато все остальное... У них что, других тканей нет? Так это же сейчас не составляет никакой сложности — всегда можно купить хорошие ткани у иноземных купцов, тем более, что недостатка нет ни в таких ушлых купцах, ни в самых разных тканях! Ведь купцам только намекни — враз рынок нужным товаром завалят, да еще и спасибо скажут!

— Тут дело несколько иного рода... — Бел поставил на место скамью, которая до того была привалена к двери. — Здесь, в Закаре, принято одеваться так, как одевались сотни и сотни лет назад, а вкусы и нравы в те времена были куда проще и непритязательней, да и шить одежду было особо не из чего. С годами меняется многое, но в этой стране время словно пытаются остановить. Отсюда и несколько старомодная одежда, и самые простые ткани, и совершенно непритязательная еда, и многое другое, что словно пришло из глубины веков... Так что сейчас любой, глянув на нас, скажет, что мы — иноземцы. Вот оттого-то, чтоб стать неотличимыми и не привлекать к себе излишнего внимания, нам надо переодеться.

— Не проблема.

В обеденном зале народу хватало, были заняты почти все места, так что беглецы решили поесть в городе, тем более что торговцев съестным на улицах хватало.

Еще по приезду, снимая комнату, Бел заплатил хозяину вперед сразу за три дня, так что на парочку постояльцев, которые куда-то отправились спозаранку, никто не обратил особого внимания. Понятно, что эти люди приехали в Балеут не просто так, а по своим делам.

Несмотря на ранний час, рынок уже бурлил. Неумолчный шум торговых рядов, вечные стражники, приглядывающие за порядком, въедливые покупатели, горластые торговцы... Олея любила смотреть на этот круговорот жизни, и она бы с удовольствием задержалась на рынке, но Бел был куда более собран. Он сразу пошел по лавкам, где торговали тканью и местной одеждой.

По счастью, таких лавочек хватало, и там Бел приобрел одежду и обувь для себя, и для Олеи, причем все это купил в разных местах. Как он пояснил женщине, если приобрести все в одном месте, то продавец наверняка запомнит такого покупателя, а отдельные вещи иноземцы покупают не так и редко — многие везут домой одежду чужой страны. Заодно на рынке выбрали себе и дорожный мешок — надо же было в чем-то нести приобретенную одежду.

Правда, новые одеяния было трудно отнести к разряду дорогих вещей, но этого сейчас и не требовалось. У беглецов была другая задача — стать как можно более незаметными в толпе, не выделяться среди местных жителей. К тому же деньги надо было поберечь. Пусть у Бела оставался еще почти целый кошелек золота и серебра, но разбрасываться ими нельзя ни в коем случае — неизвестно, что беглецов ждет впереди, так что всегда надо иметь в запасе, как выразился Бел, необходимый запас прочности.

— Кстати, ты этот хлыст с собой постоянно таскать намерена? — Бел покосился на хлыст, который Олея сунула к себе за пояс.

— Конечно! Я же без него, как без рук! Он придает уверенность... И потом, это такая прекрасная вещь! А как сбалансирован! Ну, а в руке лежит так, что его и выпускать не хочется!

— Да я и не возражаю. Просто поинтересовался.

С аппетитом жуя купленные пирожки, Бел и Олея возвращались на свой постоялый двор — надо было переодеться, забрать своих лошадей, и, не теряя времени, вновь отправиться в дорогу. Настроение у обоих было замечательное, чудесная погода, вкусные пирожки... Казалось бы, что еще надо людям для счастья? Такое впечатление, что у беглецов наступил небольшой отдых после бесконечного напряжения последних дней.

Однако стоило Белу и Олее свернуть на улицу, ведущую к постоялому двору, как Бел остановился, и схватил Олею за руку.

— Не двигайся! — негромко произнес мужчина. — Отвернись в сторону, и сделай вид, будто рассматриваешь товар в лавке напротив...

Дважды повторять не пришлось — Олея уже привыкла в случае необходимости без задержки выполнять приказы Бела. Изобразив, что ее заинтересовали расписные глиняные горшки, во множестве стоящие на длинных стеллажах вдоль дороги и на мостовой, женщина негромко спросила:

— В чем дело?

— Смотри, у входа на постоялый двор стоит чуть ли не десяток лошадей. Все они под седлами, и возле них находится стражник.

— Вижу.

— По сбруе на лошадях я тебе сразу скажу — это или военный отряд, или же отряд стражников. Вопрос — что они там делают?

— Может, заскочили перекусить?

— Весь отряд? Сомневаюсь. Насколько мне известно, стражникам в Закаре еду приносят на место службы — тут так заведено. Кстати, военные тоже едят у себя в гарнизоне — на то у них свой повар имеется, и своя кухня. Хотя, конечно, мужики могли и заглянуть сюда по какой-то своей надобности. Допустим, здесь и кроме нас появился какой-то подозрительный человек, и стражники приехали сюда с проверкой... Все может быть. Так что давай-ка мы с тобой пока не будем подходить к постоялому двору. Отойдем подальше, и понаблюдаем издали...

— Ну, и куда же мы пойдем?

— Чуть подальше. Видишь, люди толпятся? Как я понял, в том месте в шахматы играют. Есть знатоки и любители этой игры, хотя она в Закаре особо и не одобряется.

— Но я не умею играть, и даже не знаю...

— От тебя и не требуется отличать ферзя от пешки. Стой в толпе, смотри с умным видом на то, как игроки передвигают фигуры на доске, и, главное, не упускай из виду вход на постоялый двор. Конечно, оттуда до гостиницы далековато, но, тем не менее, видно неплохо.

Время шло, а из дверей постоялого двора никто из служивых так и не показывался. Стоя среди любителей шахмат, Олея и Бел не сводили глаз с постоялого двора, но перед гостиницей вначале не происходило никаких изменений, а затем кто-то повел лошадей стражников в сторону, подальше от входа. Да уж, наводит на раздумья. Разумеется, всегда можно предположить, что стража просто-напросто засиделась за едой и увлеклась разговорами, но это предположение могло сойти за правду вечером, когда люди отдыхают после долгого трудового дня — вот тогда можно и посидеть в каком-нибудь веселом местечке!, но чтоб с утра пораньше служивый люд просто так ошивался по постоялым дворам... Таких бездельников на государевой службе никто держать не будет.

Подобного мнения придерживался и Бел. Конечно, им обоим надо бы уходить отсюда, и, желательно, поскорей, но их лошади остались там, на постоялом дворе. Отправляться в дорогу без лошадей, всего лишь на своих двоих крайне рискованно, и оттого где-то в глубине души у беглецов все еще теплилась надежда на то, что остановившийся на постоялом дворе отряд не имеет к ним никакого отношения.

— Что будем делать? — чуть слышно спросила Олея.

— Ты стой здесь, и по-прежнему наблюдай за дверями. А я сейчас отойду ненадолго.

— Куда?

— Немного подальше отсюда, на соседнюю улицу. Там упаду на землю, скажу, что повредил ногу, и попрошу кого-либо из местных привести ко мне коней, оставленных на постоялом дворе — до него с такой больной ногой мне не дойти. Хочу, мол, к врачу немедленно съездить, а то что-то мне совсем плохо — опасаюсь, как бы не сломал ногу при падении... Ну, а там уж будем решать, исходя из обстоятельств. Если тот человек на постоялом дворе особо не задержится, и когда он выйдет с нашими лошадями, и за ним не будет "хвоста" — то, значит, стражники, и верно, пришли сюда по своим делам, не имеющих к нам никакого отношения. А вот если все будет с точностью до наоборот... Ну, там увидим.

— Поняла...

Бел отошел на какое-то время, но не прошло и четверти часа, как он вернулся назад. На вопросительный взгляд Олеи он лишь бросил:

— Видишь того невысокого парня, что идет к постоялому двору? Я ему серебряную монету пообещал, если он поторопится. А что у тебя?

— Без изменений.

— Н-да, загостились что-то стражи в гостинице. И не хочешь, да подумаешь — чем и занимаются...

— Это точно! — согласилась Олея, следя за парнем, который вошел в открытую дверь постоялого двора. Теперь им оставалось только ждать.

Минуты текли за минутами, а парень все никак не показывался. Что-то долго его нет. Даже если учесть, что ему не сразу отдали лошадей при предъявлении им бирки, все одно выходит не просто долго, а очень долго. Эта задержка даже Олее показалась странной, не говоря уже про Бела, который, несмотря на свою привычную невозмутимость, тоже стал хмуриться.

— Бел... — снова тихо заговорила Олея. — Бел, как ты думаешь, отчего этого парня так долго нет? Неужели кто-то напал на наш след?

— Ничего хорошего в этой задержке, конечно, нет. Удрать с нашими лошадями он не мог — выход из конюшни только один, и он там пока что так и не показывался... О, а вот и он! Наконец-то появился...

Парень вышел из конюшни, держа под уздцы обоих коней. Вроде все в порядке, только вот парень то и дело косится по сторонам, да и держится довольно напряженно. А если учесть, что вид у него совсем не такой безмятежный, какой был совсем недавно...

— Дождались... — Бел поглядел на парня. — Нелегкая меня задери, столько времени напрасно потеряли! Больше нам тут делать нечего. Пошли... — и Бел потянул Олею за руку. — Считай, что лошадей у нас нет.

— Почему? — Олея едва поспевала за быстро идущим Белом.

— Да рядом с этим парнем я шестерых стражников насчитал.

— Но я никого не видела! Конечно, люди входили и выходили из дверей, но чтоб там были стражники...

— Это вполне естественно, что ты их не заметила — все они были переодеты, но ведь выправку и особый взгляд не спрячешь. На каждом из шестерки была надета простая рубаха, какие тут носит едва ли не каждый обыватель, но у двоих из той шестерки остались форменные штаны. Наверное, — тут Бел чуть усмехнулся, — наверное, сменную одежду по всему постоялому двору искали, оттого и задержались куда дольше, чем рассчитывали. Как видно, рубахи отыскать сумели, а вот со штанами накладка вышла, на всех не нашли, или же решили, что для разыскиваемых иноземцев сойдет и так, вряд ли они заметят такие тонкости в одежде. Вот на таких "авось" обычно сыплются большие дела... И парень идет не просто так. Двое стражников шли впереди, двое по бокам, а еще двое сзади — обхват полный. Это ты не заметишь, а опытный глаз обмануть сложно.

— Считаешь, ищут нас?

— Скорей всего. Быстро у них ориентировка на нас пришла, не ожидал такой оперативности. Ладно, попробуем уйти из города.

— Пешком?

— А на чем же еще? Пока что лошадей нам взять неоткуда. Первым делом надо переодеться — пока что мы слишком выделяемся среди местных жителей.

— Верно, надо бы сменить одежду... Только вот где это можно сделать?

— Найдем место, здесь полно мелких закоулков... Идиот! Какой ж я идиот! — кажется, Бел не мог удержаться от переполнявших его эмоций. — Надо было убираться из столицы сразу же после того, как у меня возникли первые подозрения, а не выжидать невесть чего, пытаясь понять, удастся нам забрать своих лошадей, или нет! Кто знает, возможно, мы сейчас были бы уже далеко отсюда. А сейчас...

— Перестань! — вздохнула Олея. — Ты просто сделал попытку. Ни тебе, ни мне не хотелось оставаться без лошадей, и продолжать путь пешком. И потом на лошадях шанс добраться до Руславии все же выше...

Свернули в узкий переулок, и, пройдя совсем немного, оказались в небольшом тупичке. Хорошо еще, что рядом никого не было. Быстро переоделись и переобулись, старую одежду и обувь сложили в дорожный мешок. Теперь можно сравнительно безбоязненно идти дальше.

Тем не менее в голове у Олеи билась одна и та же мысль: неужели, и верно, ищут именно их двоих? Если так, тот надо с досадой признать — рановато беглецов обуяло пьянящее чувство свободы...

Первым делом направились к воротам из города. Однако еще на подходе к той улице, что вела к воротам, стало заметно небольшое столпотворение. Надо же, еще вчера, когда беглецы появились в городе, ничего подобного здесь не было, и на этой улице было сравнительно свободно. В чем дело?

Бел остановился подле пожилого мужчины, который, едва ли не кряхтя, ставил на небольшую тележку тяжелые корзины, и помог ему справиться с поклажей. Тот даже чуть улыбнулся в благодарность. Меж мужчинами завязался недолгий разговор, после чего Бел, почтительно поклонившись, направился прочь. Надо же, а ведь он идет в противоположную сторону от ворот...

— В чем дело? — Олея пыталась не отстать от быстро идущего мужчины.

— Недавно, не более часа назад, все выходы из города были перекрыты. Говорят, ищут двух каких-то жутких убийц, иноземных головорезов, мужчину и женщину, которые к тому же больны проказой. Угадай с одного раза, о ком может идти речь?

— Что-то мне гадать не хочется.

— Мне, знаешь ли, тоже.

— А еще что он сказал?

— Говорит, что сейчас подходят солдаты, словно власти к обороне готовятся, или к осаде. Кстати, в город людей пускают, а вот насчет выхода из него дело обстоит куда сложнее. Проверяют всех. Утверждают, что как только поймают этих двух бандитов, так сразу же все ворота откроют. Чтоб ты знала — награда за наши головы и тут назначена очень даже неплохая.

— Как думаешь, власти Закары знают об артефактах? Вернее, о том, что они находятся у нас?

— Трудно сказать. Но если в столице предприняты такие серьезные меры для поимки двух людей, пусть даже и опасных преступников... Очевидно, до властей Закары что-то донеслось, или же с ними кто-то поделился информацией. Знаешь, нам впору хвататься за голову от того, как стремительно растет количество желающих наложить свою лапу на чужие артефакты.

— Это понятно, но что нам делать сейчас? Покупать новых лошадей?

— Боюсь, что сейчас будут взяты под контроль все рынки, торгующие лошадьми, и даже будет издан приказ сразу же сообщать о случаях кражи хоть лошадей, хоть конных повозок. Так что в данный момент у нас только один способ передвижения — наши ноги.

— Да, похоже на то.

— Сейчас нам с тобой надо уйти как можно дальше отсюда, хотя бы ближе к другим воротам. Будь я на месте властей Балеута, то первым делом оцепил бы этот район — раз мы останавливались в здешней гостинице, то, по идее, и находится должны где-то недалеко.

— Ну, это не обязательно...

— Видишь ли, вряд ли приехавшие издалека иноземцы, да еще с таким опасным грузом, начнут шастать по городу. Обычно люди, не очень хорошо знающие то место, в котором оказались, не пытаются отойти на большое расстояние.

— Ты считаешь, нам надо где-то спрятаться?

— Прежде всего я считаю, что на надо постараться убраться из Балеута. Если, конечно, это у нас получится. Плохо то, что я почти не представляю, куда надо идти. Этого города я совсем не знаю... Ладно, пойдем наугад, по основным улицам. Попытаемся дойти до других ворот из города.

— Но тот мужчина сказал тебе, что сейчас перекрыты все выходы из столицы.

— Это же простой обыватель, и всего он знать не может. Вдруг у других ворот не такие сложности на выходе из города? Надо попробовать добраться до них. Хотя, очевидно, мы будем вынуждены придумать что-то иное.

— Что именно?

— Не знаю. Я почти уверен, что вскоре по городу пойдет облава. Вернее, будет объявлен поиск, и искать будут, понятно, нас. Это вполне возможно, тем более что для подобного в столице хватает и стражи, и солдат. Наверное, вызвали еще и дополнительное подкрепление — в таких случаях мелочиться не стоит. Если перекроют какую-то часть города, то там прочешут все, словно частым гребнем. А раз дело обстоит так, то нам надо не бежать невесть куда, а попытаться спрятаться, только вот где — ума не приложу!

По мнению Олеи здесь было полно маленьких извилистых улочек и небольших строений, где можно было попытаться затаиться, но раз Бел проходит мимо них, то, значит, для укрытия они не годятся.

— Не верти ты так головой... — одернул Олею Бел через несколько минут. — И по сторонам глазами не стреляй. Такие места проверяются в первую очередь, можешь мне поверить.

— Я просто...

— Знаю, что ты думаешь, но нам это не годится. Так что не останавливайся. Как шли, так и идем дальше. Не торопись, не беги вперед, но и медлить не стоит.

— Может, мы с тобой попытаемся где-то спрятаться? Ну, в каком-нибудь доме, или в саду, или же...

— Ты просто не знаешь, что это такое — настоящее прочесывание города. Будет задействовано все, что только можно. Заглянут в каждую щель, в каждый угол... Нет, ну как же быстро их предупредили! Похоже, у кого-то из наших преследователей терпение уже на исходе!

Беглецы шли по улице, стараясь не сбиться на очень быструю ходьбу. Вроде все спокойно, никаких солдат или стражников. Все так же шумят улицы, ходят разносчики со своим небогатым товаром, стоят нищие попрошайки, бегают стайки вездесущих мальчишек... Так и хочется надеяться на то, что Бел в своих опасениях перегибает палку.

Увы, спокойствие долго не продлилось. Когда беглецы находились едва ли не посередине какого-то длинного проспекта, то они увидели, как на соседней улице показался большой отряд стражников. Оставив с десяток своих товарищей на перекрестке, остальные поехали дальше. Тут даже Олее ясно — опоясывают ту часть города, где, как считают, и скрывается пара опасных преступников. Понятно, что беглецам не стоит и близко подходить к этим стражникам — те сошли со своих коней на землю, и внимательно смотрят на каждого, кто идет мимо них. Вон, кого-то уже остановили — сейчас будет проверка... Как видно, у стражников имеется полный перечень примет предполагаемых преступников. Так, значит беглецам не стоит и близко подходить к этому перекрестку.

Бел, увидев подобное, сразу решил — пока их не заметили, надо немедленно уйти с глаз стражников, а заодно надо избавиться и от дорожного мешка, чтоб ничем не выделяться из толпы. Проходя мимо одной из телег, загруженной мешками и узлами, Бел ловким движением засунул свой дорожный мешок с одеждой меж нескольких узлов, набитых чем-то мягким, похожим на шерсть. Так, одно дело сделано, от иноземной одежды они избавились. Прятать мешок в какой-нибудь канаве или в углу слишком опасно — вдруг какой-то честный человек понесет находку к страже, а там могут понять, кто таким образом избавился от почти что новых вещей. Поинтересуются, где нашли этот мешок — и могут пустить по следу собак. Бесспорно, народу в столице хватает, следы могут быть затоптаны, но есть реальная возможность того, что хорошая собака сумеет взять след. Разумеется, тот, кто найдет мешок в своей телеге, будет немало удивлен, но все же может решить, что кто-то перепутал мешки еще при погрузке. Этот к страже вряд ли пойдет, он, скорей всего, повезет мешок назад...

Тем временем Бел, не доходя до перекрестка и пытаясь не сбиться со своего спокойного и равномерного шага, свернул на соседнюю улицу. По счастью, тут оказалось множество лавок с дорогими товарами, при первом же взгляде на которые становилось ясно: здешние изделия — не чета рыночному барахлу. Похоже, в этих богатых лавках людям с тощим кошельком делать нечего. Значит, начинается район, где обитают состоятельные люди. Хм, плохо, в таких местах и без стражников охраны хватает. Следует считать удачей хотя бы то, что эта улица пока что не перекрыта.

Беглецы дошли почти что до конца недлинной улицы, когда сзади послышался шум. Чуть оглянувшись назад, Олея едва не застонала — позади показался отряд стражи. По счастью, они не гнались за парочкой небогато одетых людей — как видно, стражники шли по этой улице, чтоб встать на очередном перекрестке. Женщина едва ли не помянула вслух Темные Небеса — такое впечатление, что погоня дышит тебе в затылок! Если таким образом дело пойдет и дальше, то беглецы вряд ли сумеют отыскать место, где они сумеют затаиться! Ведь не сунутся же они в ближайшую лавку, и не поднесут хозяину к горлу клинок — мол, укрывай, а не то хуже будет!.. Конечно, под страхом смерти их могут спрятать на короткое время, но зато и выдадут при первой же возможности. Даже если запугать хозяина, приказать ему, чтоб помалкивал, то все одно это ненадолго — людей вокруг хватает, хоть кто-то из них заподозрит неладное.

По счастью, стражники были пешие, не конные, и пока что находились далековато от беглецов, так что у Бела и Олеи еще было время что-то придумать. До сей поры на пару простолюдинов никто не обращал внимания, так что необходимо воспользоваться этим временным преимуществом. Великие Боги, куда же ведет эта улица?

Долго гадать не пришлось — пройдя еще немного, беглецы очутились на чем-то, отдаленно напоминающем небольшую площадь, на которой не было ни торговцев, ни лавок, что неудивительно: на этой площади находился храм. Пусть этот храм не был уж очень большим, но чувствовалось, что он является по-настоящему старинным зданием. Хотя внешне храм выглядел крепким и основательным, однако древность проглядывала буквально во всем — и в крайне простом виде здания, и в кладке камней, из которых был сложен храм, и в несколько непривычной форме самих камней, меж которых глубоко пророс короткий зеленоватый мох... Казалось, что совершенно непонятным образом храм перенесен сюда из каких-то немыслимо далеких лет, о которых можно прочитать лишь в старинных сказаниях.

Как видно, в храме недавно закончилась служба, и сейчас с площади выезжали две богатые кареты, да и выходящих из храма прихожан было немало. Видимо, здешние священники пользовались у своей паствы немалым уважением, и проповедовали от сердца — вон какие у всех прихожан просветленные лица!

Неподалеку от храма, словно подчеркивая своей новизной его необычность и старину, стояло несколько больших домов. Наверное, они были построены (или же перестроены) не так давно, целиком сложены из белоснежного камня, и позади каждого из этих домов находился ухоженный цветник. Понятно, что в таких домах живут далеко не бедные люди. Храм меж этих домов смотрелся на редкость органично, и площадь выглядела на удивление красиво.

Однако беглецам сейчас было не до того, чтоб любоваться местными достопримечательностями. Одновременно с тем, как они зашли на площадь, около одной из трех дорог, ведущих с площади, появился небольшой отряд стражников. Так, еще одна дорога перекрыта. Что же делать? Уже идя по площади, Олея обернулась назад. Ну, как они и ожидала, шедший позади них отряд стражи перекрыл ту улицу, по которой они только что пришли сюда.

— Бел...

— Я все вижу, не дергайся.

— Что нам делать? Идти туда, где еще нет стражи? Я имею в виду тот выход с площади... Он последний, еще не перекрытый стражей!

— Не стоит. Стражники там появятся с минуты на минуту, еще до того времени, как мы успеем дойти до того места, и у меня нет никакого желания сделать им приятный сюрприз, возникнув перед их глазами с поднятыми вверх руками.

Олея едва не предложила Белу попытаться спрятаться в каком-либо из тех трех богатых домов, что стояли на площади, но вовремя прикусила язык. На виду у всех, кто находился на этой площади, в эти богатые дома не полезешь, и к тому же там наверняка полно как слуг, так и охранников, которые вряд ли встретят незваных гостей с распростертыми объятиями.

— Нас обложили со всех сторон... — негромко произнес Бел. — Выход только один: надо пойти в этот храм, и там постараться спрятаться. Конечно, в любое другое время я к нему и близко не сунулся — храм слишком мал, и должен хорошо просматриваться при обыске, но у нас нет другого выхода.

— Конечно... Только чей это храм? Я даже представления не имею...

— Храм Дайяра, самого почитаемого святого в Закаре. Слышала о таком?

— Слышать — слышала, но и только.

— Уже неплохо...

Смешавшись с выходящими из храма прихожанами, беглецы вошли внутрь здания, внешне ничем не отличаясь от остальных прихожан, и оттого не привлекая к себе никакого внимания — мало ли зачем люди могут вновь пойти в храм? Все мы люди грешные, и у некоторых столько всего на душе накоплено, что одного покаяния мало, долго надо свои ошибки отмаливать...

Уже стоя на пороге храма, Олея не выдержала, и вновь оглянулась... Бел и тут был прав — сейчас все дороги с площади были перекрыты стражниками. Верно: их просто обложили, словно загоняемую дичь, и вот-вот примутся за вылавливание этой самой дичи.

Внутри храм казался просто большим полутемным помещением — солнечного света сквозь небольшие оконца проникало немного, и потому в каждом из четырех углов небольшого зала стояло по горящему светильнику. Здесь почти не было привычного церковного убранства, лишь стены чуть ли не сплошь расписаны фресками, немного потрескавшимися от старости. Даже пол тут был не каменный или деревянный, а земляной, каким, наверное, был еще в те стародавние времена, когда этот храм только-только возвели. Такое впечатление, что с тех пор здесь ничего не поменялось.

Сейчас внутри храма осталось лишь не более десятка стоящих на коленях прихожан, и, похоже, все они ожидали своей очереди поговорить со священником, невысоким худым человеком, одетым в простые белые одежды. Он был очень стар — голова, покрытая легким белым пушком, длинная белоснежная борода, лицо, изборожденное глубокими морщинами... Кажется, священнику каждый шаг давался с трудом, но, тем не менее, он с искренним интересом и со светлой улыбкой выслушивал каждого, кто обращался к нему. Да и голос у него был хотя и негромкий, но какой-то располагающий. Разумеется, Олея не понимала ни слова из того, о чем прихожане говорят с этим человеком, но судя по тому, с каким почтением и вниманием они выслушивают старика, было понятно, что здешний священник среди паствы пользуется немалым уважением, и к его советам прислушиваются без малейших колебаний.

Чтоб не выделяться среди находящихся в храм людей, Бел и Олея также пустились на колени, и сделали вид, что молятся, хотя меж тем внимательно смотрели по сторонам, выискивая хоть малейшую возможность незаметно спрятаться. К сожалению, потаенных углов тут не было, все на виду. Женщина даже не заметила, как сама начала про себя повторять слова молитв. Вспомнилось, что, по слухам, несколько храмов Дайяра были даже в ее родной Руславии — этого святого почитали даже в северных странах. Правда, ни о самом Дайяре, ни о его церкви Олее было ничего не известно, но раз его храмы позволялось строить даже в ее стране, значит, священники Руславии с должным уважением относились к этому святому.

Женщине невольно вспомнился сладкоречивый настоятель монастыря Святых Дел, с его мягкой, журчащей речью. Что бы это человек не говорил тогда, что не обещал, пытаясь убедить отдать ему артефакты, но было понятно одно: за возвращение перстня и Договора он бы потребовал у Правителя немалую плату — разрешение строить храмы Двуликого по всей Руславии, причем несколькими городами дело бы никак не ограничилось. Чужую веру стали бы насильно внедрять по всей стране, а тех Богов, что издревле осеняли Север своей защитой, отдали бы на поругание — в этом сомнений нет, и быть не может!

Вновь и вновь осматривая внутренность храма, Олея заметила небольшую дверь, находящуюся в стене, противоположной от входа. Ага, вот и она, та самая дверь, что есть в каждом храме, и которая ведет в задние комнаты. Может, рискнуть, и пойти туда? Олея посмотрела на Бела, и поняла, что тот сам колеблется в принятии этого решения. Однако в этот самый момент дверца открылась, и оттуда вышел храмовый служка, крепкий молодой парень. Увы, значит, беглецам туда соваться не стоит — наверняка за той дверцей есть еще люди.

В общем, пойти некуда. Похоже, что беглецы тут, как в мышеловке, причем в эту мышеловку они забрались сами. Сейчас только и остается надеяться на то, что погоня каким-то образом пройдет мимо.

Тем временем, поговорив со священником, и получив от него благословение, ушла одна пара, затем вторая, а к священнику подошли две хорошо одетые дамы довольно преклонного возраста. Разговор у них явно был очень нелегким, чуть позже дамы пустили горькую слезу, а Олея тем временем прислушивалась к звукам, доносящимся снаружи. Нет, стража с площади так быстро не уйдет...

Внезапно одна из двух пожилых женщин, беседующих со священником, стала медленно оседать на пол. Кажется, она потеряла сознание... Вторая дама зарыдала еще громче, безуспешно пытаясь подхватить упавшую подругу, и стала звать окружающих на помощь, только во все от растерянности бестолково топтались на месте...

В этот момент Бел чуть тронул Олею за руку, и прошептал, кивнув с сторону упавшей женщины:

— Иди туда, помоги... Но капюшон ни в коем случае не снимай! И помалкивай.

— А ты?

— Иди, я сказал!

Через несколько мгновений Олея уже была подле лежащей женщины. Присев рядышком, она положила голову все еще находящейся без сознания женщины себе на колени, постаралась привести в себя. Увы, обморок был слишком глубокий. Тут нужна вода, или нюхательная соль, только вот ничего этого под руками сейчас не оказалось. Огляделась по сторонам — вокруг стоят беспомощно толкающиеся люди, не знающие, что предпринять в этой ситуации. Правда, старый священник что-то проговорил, кивнув головой в сторону дверцы, и Бел едва ли не опрометью кинулся туда.

Не прошло и полминуты, как в раскрытую дверь храма вошел офицер в сопровождении нескольких стражников. Олея чуть ли не зубами скрипнула — дождались... А уж сердце стучало так сильно, что, кажется, его было слышно даже за пределами храма. Все, сейчас их точно схватят!

Ой, а вот и Бел показался из дверцы, причем идет не один, а с храмовым служкой. Только вот рукава холщовой рубахи Бела отчего-то закатаны по локоть, да и низ штанов тоже приподнят чуть ли не до коленей. Вид у Бела был весьма озабоченный, а в руках он тащил большую глиняную кружку с водой. Ну прямо слуга храмовый!..

Взяв трясущейся рукой тяжелую кружку, Олея стала брызгать водой в лицо лежащей в беспамятстве женщины, а тем временем офицер, подойдя к священнику, поклонился, и стал ему о чем-то говорить. Голос почтительный, и, похоже, тут дело не только в уважении — не исключено, что этот священник занимает какой-то немалый пост, недаром и стражники стоят, вытянулись чуть ли не во фрунт, не двигаются, ждут ответ старика, глаз с него не сводят. Тот, выслушав речь офицера, попытался что-то возразить, но офицер был непреклонен. Еще один монолог офицера — и старый священник махнул рукой — делайте, мол, что хотите, мне сейчас не до вас...

Офицер вновь поклонился, махнул рукой стражникам, и те принялись за дело. Олея, склоняясь над все еще лежащей женщиной, которая стала приходить в себя, и, вытирая воду с ее лица, краем глаза косилась в сторону стражников, которые обходили храм, заглядывая в каждый угол. Потом они подозвали к себе нескольким прихожанам, все еще находящихся в храме, заглянули в лицо каждому, а затем прошли в ту самую дверцу, куда только что ходил за водой Бел, и откуда выходил храмовый служка. Олея от растерянности не могла издать ни звука — как так получилось, что стражники не подошли к ним?! Отчего они не проверили тех, то стоял рядом со священником? Это просто какое-то чудо! Хотя стражники вполне могут исправить свою ошибку перед тем, как будут уходить из храма — для них вряд ли составит большой труд еще раз проверить всех присутствующих...

Но, по счастью, этого так и не произошло: когда стражники вместе с офицером через какое-то время вышли из дверцы, то они вновь вежливо поклонились старому священнику, и ушли, закрыв за собой дверь храма. Непонятно...

К тому времени пожилая женщина уже пришла в себя, и даже сумела подняться на ноги. Обе дамы собрались уходить, однако священник не отпустил их одних. С каждой из них он отправил по храмовому служке — доведите, мол, этих нечастных до дома, да скажите их слугам, чтоб они как следует позаботились о своих хозяйках...

После ухода женщин к священнику со своими бедами и вопросами стали подходить остальные прихожане, которые до сей поры так и не уходили их храма, а Бел и Олея отошли в сторону. Покидать это место они не могли: понятно, что сейчас в этой части города поиск идет вовсю, так что для беглецов самое благоразумное — сидеть тихонько в храме, не высовывая на улицу даже нос.

— Бел, — тихонько спросила Олея., — Бел, почему стражники к нам не подошли? Я так и не поняла... Они же проверили всех находящихся в храме, всех, кроме нас!

— Кроме тех, кто стоял рядом со священником, а это разные вещи... — так же тихо ответил мужчина. — Знаешь, со стороны, для входящего офицера и стражников все выглядело несколько иначе...

— Не поняла.

— Стражники заходят и видят, что служанка пытается привести в чувство свою госпожу — со стороны это выглядело именно так. Понятно, что этих женщин проверять не стоит — ищут же чужаков, а не жителей Закары! К тому же священник попросил не беспокоить находящихся здесь старых женщин: он их прекрасно знает, тем более у этих двоих дам одинаковое горе — недавно скончались их мужья, так что эти женщины еще не скоро смогут придти в себя... Тут же стоит церковный служка, топчется на месте — ясно, что священник хорошо знает своего помощника, а, следовательно, и его можно не проверять

— Но почему не обратили внимание на тебя?

— Ты заметила, что я закатал рукава на рубахе?

— Не только рукава...

— Верно. В этой стране так ходят храмовые уборщики. Ну, а если уборщик стоит рядом со священником, то понятно, что и этот человек относится к храмовой обслуге, и на него также можно не обращать внимание.

— Ты здорово рисковал.

— Не более, чем обычно. Говорят, чтоб хорошо спрятать вещь, ее нужно положить на самое видное место. Примерно так мы и поступили. Но вот этот старик... Готов прозакладывать свою голову, что глядя на нас, он кое-что понял, однако ничего не сказал офицеру, хотя ему прекрасно известно, что к обслуге храма я не имею никакого отношения...

— А церковные служки? Они же знают всех, кто служит в этом месте!

— Не всегда. Часто свою помощь в уборке храма безвозмездно предлагают прихожане — для этого требуется всего лишь согласие священника. Так что для храмовых служек в появлении нового уборщика нет ничего необычного.

— Что же нам делать?

— Только ждать, чем все это закончится, только вот меня мучают вполне обоснованные опасения. Этот старик так глянул на меня...

— Неужели он догадался, кто мы есть на самом деле?

— Не исключаю такой возможности. Только вот сейчас нам с тобой деться все одно некуда, так что посмотрим, что будет дальше.

Когда, поговорив со священником, храм покинул последний из прихожан, Белу и Олее не оставалось ничего иного, как самим подойти к старику. За стенами храма то и дело раздавались голоса стражников, так что сейчас покинуть это место — подобное равносильно добровольной сдаче, а стоять на месте и ничего не говорить священнику — это просто глупо.

Старик спокойно смотрел на них, но когда Бел о чем-то заговорил с ним, священник остановил его, причем заговорил на почти что чистом языке Руславии.

— Если мне верно сказали, то вам, молодые люди, куда ближе иной язык. К тому же, говорят, эта милая дама совершенно не знает языка Закары. Если это действительно так, то разговор следует вести на том языке, который понятен всем.

— Но откуда... — растерянно вырвалось у Олеи.

— Я очень живу на свете, и за это время успел увидеть предостаточно, а сопоставить кое-что совсем несложно. К тому же тот молодой офицер передал мне довольно точные приметы двоих разыскиваемых, и они почти полностью соответствуют вашим внешним данным.

— Тем не менее вы нас не выдали... — подал голос Бел.

— Всякий, кто пришел искать защиты у Дайяра, получает ее... — вздохнул священник. — Не знаю, что именно вы совершили, но ищут вас так, что удивлен даже я. Мне сказали, что вы — отпетые преступники, и крайне опасные люди, но что-то мне плохо верится в подобные россказни. Даже за самыми жуткими убийцами и маньяками (а я в своей жизни не раз встречал таких) подобной охоты не было, во всяком случае, на моей памяти такого не случалось. Похоже, тут дело не в каких-то мифических преступлениях, а в чем-то ином, куда более важном. Я прав?

Чуть поколебавшись, Бел кивнул, и старик вздохнул.

— Я так и думал. За всю мою долгую жизнь было всего два подобных поиска с облавами, и каждый раз это было связано отнюдь не с банальным воровством или поимкой опасных преступников, а с куда более печальными событиями.

— Если не секрет, то с какими? — вновь не выдержала Олея.

— Ох уж мне это женское любопытство! — чуть улыбнулся старик. — Оно неистребимо в любые времена... Хотя не вижу смысла скрывать от вас дела давно прошедших дней, все одно о некоторых из тех событий не осталось даже отметок в летописях. Так вот, на моей памяти впервые подобный поиск происходил в те времена, когда я был еще совсем молод. Кажется, тогда мне не было и двадцати лет. Причиной тому послужил принц Майракус... Думаю, ранее вы о нем не слышали, так? Это меня не удивляет, потому как о нем едва помнят — ведь даже в летописях Закары он упоминается всего лишь вскользь, ибо принц... Ну, скажем так: он с рождения был несколько слаб рассудком, и даже став взрослым, сохранил разум маленького ребенка, без разбора кидался на все красивое, блестящее... И вот в один далеко не прекрасный момент, оставшись без присмотра, принц умудрился забрать корону отца, которая была чуть ли не сплошь усыпана драгоценными камнями, и пошел с ней гулять по городу. Потом он потерял корону на каком-то рынке, где продавали сладости... Вот тогда я впервые увидел, что такое доскональный обыск.

— Корону нашли?

— Да, тогда отыскали и принца, и корону... Второй раз все закончилось куда более печально и трагично. Тогда тоже некто, приближенный к королевской семье, проиграл колоссальные деньги, которые был не в состоянии выплатить при всем своем желании. Даже продай тот юноша все свое состояние, а вместе с тем и имущество родни — все одно вырученных денег не хватило бы даже на покрытие части того долга. Чтоб расплатиться, этот неразумный человек отдал кредитору в качестве оплаты несколько крайне ценных государственных документов, от которых зависела чуть ли не безопасность страны. К несчастью, некоторые молодые люди по юношескому неразумию к своим первоначальным ошибкам добавляют новые, куда более опасные... В тот раз все закончилось довольно печально — реки крови, множество погибших, и часть документов была уничтожена при попытке их отбить... Теперь вот вы, и, надо отметить, что на ноги поднято очень многое... Так вот, господа хорошие, мне надо знать, в чем тут дело, и по какой такой причине вас ищут столь усиленно. Это не праздное любопытство, просто я должен знать, как мне поступить в этой непростой ситуации. Хочу услышать от вас только правду, а ложь не нужна ни Дайяру, ни мне.

Бел и Олея переглянулись между собой. Кто его знает, этого старика, может все его слова и поступки — это так, очередная шумовая завеса, уж очень хорошо им запомнился все тот же настоятель монастыря Святых дел, который тоже очень логично указывал, по каким причинам беглецам следует пойти навстречу его требованиям.

Однако старик, видя их колебания, продолжал.

— Знаете, что меня еще смущает? То, что сообщение о вас пришло из Вайзина, и власти нашей страны сломя голову пошли им навстречу. Что же такое вы натворили в покрытом грехами Вайзине, раз власти этой богопротивной страны решили обратиться за помощью к нашему правящему дому? Обычно власти Вайзина и Закары не выносят друг друга даже на дух, а сейчас все прошлые недоразумения будто отодвинуты в сторону. Да я в жизни не поверю в то, что вас ищут, как опасных преступников, что-то натворивших в Вайзине! Ведь перережь вы там даже половину правящей верхушки — и то вряд ли кто из нашего королевского дома стал бы предпринимать такие масштабные поиски! Ну, самое большее, подняли бы стражу, не особо напрягаясь провели облаву по самым злачным местам... Но то, что сейчас творится в столице, лично у меня вызывает недоумение. Вон, все королевское окружение чуть ли не вскачь кинулось выполнять просьбу властей Вайзина, землю носом роют, хотя в любое другое время меж нашими странами идет едва ли не открытая вражда. И потом, без личного разрешения короля вряд ли возможен тот повальный обыск, что сейчас идет по городу.

— И все же почему вы не верите, что мы опасные преступники?

— Размах поисков слишком большой. Когда четверть века назад в своем дворце была убита юная принцесса Урзака — даже тогда поиски преступников не были столь масштабными. А тут... И потом, за свою долгую жизнь я научился разбираться в людях, и могу представить, что из себя представляет тот или иной человек. Попрошу и вас больше мне доверять. Поверьте — я вам не враг.

— Тогда скажите, что вам было сообщено насчет нас? — Бел, кажется, решил рискнуть. — Тот офицер должен был передать вам еще что-то, касаемо нас...

— Кроме того, что я вам уже перечислил, мне было сказано, что один из вас, очевидно, ранен. Сообщалось, что вы оба больны проказой. Еще о вас говорили примерно следующее: хитры, изворотливы, при встрече и задержании следует применять особую осторожность. Тем не менее надо сделать все, чтоб обоих взять живыми.

— Я не ранен, здоров, и проказы у нас тоже нет — в этом не сомневайтесь! — Бел чуть развел руками. — Что же касается всего остального... Что бы вы, например, сказали, если бы узнали, что мы несем на родину перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора Троих?

— О, святой Дайяр! — ахнул старик, едва ли не схватившись за сердце. — Значит, это правда...

— Что именно?

— То, что верен слух о пропаже в Руславии древних артефактов.

— Допустим (в качестве предположения, разумеется), что мы их отыскали, и несем назад... Что вы на это скажете?

— Скажу, что сюда вас привел святой Дайяр. Еще добавлю, что вы ходите по краю пропасти.

— Неплохо бы от края этой пропасти отойти хоть немного... — вздохнула Олея.

— Так, значит, слухи не лгут, и древние артефакты Руславии действительно украдены! — в голосе священника были явно слышны нотки горечи. — А я, грешным делом, все время надеялся, что эти разговоры не имеют под собой никакого основания.

— Если бы это были только слухи, то мы вами никогда бы встретились... — Бел чуть извиняющее улыбнулся. — Все же от Руславии до Закары путь неблизкий, и просто так сюда вряд ли кто пойдет...

— Теперь я все понимаю... Ну, такого предательства я никак не ожидал! Это же... — старый священник замолчал, и какое-то время не произносил ни звука. Медленно текли минуты, а старик так ничего и не говорил. Затем, будто очнувшись, он цепко глянул на стоящих перед ним молодых людей.

— Раз святой Дайяр привел вас сюда, и взял под свою защиту, то и я не намерен противиться его воле! Для начала встаньте на колени! — в голосе старого священника послышалось нечто, заставляющее слушаться его беспрекословно. Когда же Олея и Бел исполнили требование старика, тот продолжил. — В этом месте, в древнем храме Дайяра, и перед лицом этого святого, ответьте мне на вопрос: с какой целью вы появились в Закаре?

— Мы торопимся домой, особенно с таким бесценным грузом. Мы сумели найти украденные артефакты, а наши преследователи никак не желают отстать, упускать свою добычу. Что касается нашего появления здесь... Мы просто рассчитывали пройти Закару как можно более незаметно, но, увы, этого не получилось. Как, впрочем, и в иных странах... Нам нужно вернуть домой похищенные реликвии, иначе нашу родину могут ждать неисчислимые беды... — глядя в глаза старика, ответил Бел. — Если же мы не дойдем, то... Во всяком случае, в ближайшие годы Руславии точно не стоит ожидать ничего хорошего.

— Вы должны поклясться именем Дайяра и всех Богов вашей родины, что ваши помыслы чисты, и что вы несете древние артефакты в Руславию во благо всех людей, а не ради личного обогащения. Вот... — и священник протянул нечто, похожее на медальон. — Возложите на него свои руки!

Олея с любопытством посмотрела на ту вещь, что протягивал им старик. Точно, очень похоже на медальон, только довольно большой. По внешнему виду — ничего особенного. Обычный нефрит, вставленный в простую оправу из бронзы, позеленевшей от времени. Такие недорогие изделия обычно приобретают себе только бедные люди.

— Эта бесценная реликвия когда-то принадлежала самому Дайяру, и оттого она свята! — продолжал священник. — Этот медальон — самое ценное, что здесь есть, и он — словно связующее звено меж нами, грешными людьми, и святым Дайяром. Итак, пусть каждый из вас возложит свои руки на этот артефакт, и поклянется, что вами движет не ложь, корысть или честолюбие, а желание вернуть древние реликвии туда, где им и положено находиться по воле Богов.

— Клянемся... — Олея и Бел коснулись ладонями теплого медальона в руках священника.

— Хорошо... — старик убрал медальон. — Я постараюсь оказать вам посильную помощь в силу своих слабых возможностей.

— Но почему вы решили нам помочь? — задала Олея мучавший ее вопрос.

— Я могу расценить ваш вопрос как проявление недоверия, а это весьма неприятно...

— Простите мою спутницу! — вмешался в разговор Бел. — Святой отец, поверьте, у нее и в мыслях не было нанести какую-либо обиду. Дело в том, что ваши слова, и верно, удивляют. В то время, как власти Закары делают все, что поймать нас, вы, подданный этой страны, говорите, что поможете нам уйти.

— За свои поступки я отвечаю только перед святым Дайяром, и, поверьте, у меня есть все основания поступать именно так, как я сейчас и поступаю. Но довольно слов, мы и так заговорились! Не стоит находиться тут, идите за мной. Сюда могут войти, ведь дверь храма святого Дайяра никогда не закрывается. Просто удивительно, что до сей поры сюда никто не заглянул! Впрочем, это как раз объяснимо — как видно, повальная проверка у многих отбила желание ходить по улицам, хотя в эти двери, как и в старые добрые времена, может зайти любой, и поведать святому о своих бедах и горестях...

Старик повернулся и направился по направлению к дверце в стене, и беглецам не оставалось ничего иного, кроме как следовать за ним.

За дверцей оказалась небольшая комнатка, где на стене висела холщовая одежда храмовых служек и самого священника, находилась еще какая-то утварь. Старик открыл еще одну дверь, и все вышли на небольшой внутренний дворик меж храмом и небольшим жилым домом. Высокая наружная стена словно отделяла уличный шум от этого тихого места. Маленький тенистый сад, дорожки, посыпанные мелкими камешками и песком...

— Здесь я и живу... — кивнул старик в сторону дома. — Так сказать, мое скромное жилище.

— А кто еще есть в доме?

— Я живу один. Моя жена — женщина потрясающей души!, умерла несколько лет назад, и с тех пор я являюсь единственным здешним обитателем. Прошу вас пройти туда, не стоит, чтоб вас видели — все же вездесущие мальчишки иногда перелезают через стены. К тому же сейчас время сбора фруктов, а в моем саду как раз имеется несколько персиковых деревьев с удивительно сладкими плодами. Увы, но для многих бедных семей персик — это роскошь. Вот я и не имею ничего против того, что кто-то из этих несчастных детишек заберется сюда, и прихватит пару-другую плодов. Делаю вид, что ничего не замечаю...

Внутри дома было чисто, а остановка — более чем скромной, зато книг и свитков тут было невесть сколько. Еще на столе и на стеллажах со свитками Олея заметила несколько очень дорогих вещей, предназначение которых ей было непонятно. Бел также покосился на эти предметы, но ничего не сказал.

— Располагайтесь, молодые люди! — продолжал священник. — Могу предложить вам холодную чистую воду — вина я не держу. У меня имеется и скромный обед...

— Еще раз прошу простить нас, святой отец... — Бел присел на краешек скамьи. — И все же ответьте, отчего вы решили нам помочь? Вы уж меня извините, но я человек недоверчивый, особенно в свете того, что с нами произошло за последние дни.

— Что... — поинтересовался священник, — что, многие пытались добраться до вас?

— Не столько до нас...

— Понимаю... — старик едва ли не с кряхтеньем уселся на другую лавку. — То, что вы несете — это настолько ценно, что у очень многих вызывает непреодолимой желание забрать артефакты себе. Людская жадность — это, грех, и, увы, почти неистребимый. К несчастью, подобного греха не избежали и многие из власть держащих. Видите, что устроили? Позор! Вместо того, чтоб помочь тем, кто честно выполняет свой долг, наши власти сами пожелали поучаствовать в дележе чужой страны! Не думал, что доживу до такого срама!

— Знаете, я несколько удивлен... — Бед пытливо смотрел на старика. — Таких слов я никак не ожидал услышать!

— Как изменился мир вокруг нас, раз многих удивляют самые естественные поступки!.. — старик глубоко вздохнул. — Хотя не стоит себе обманывать: может быть лет тридцать назад и я бы горел желанием присоединиться к этой охоте за вами. Да, к своему великому стыду должен признать — такой возможности я не исключаю. Однако это было бы тогда, но не сейчас! С высоты моего возраста многое воспринимается совершенно по-иному, не так, как в молодости. Неужели вам непонятны мотивы моего поступка? Жаль... Мир действительно кардинально меняется, раз у многих вызывает удивление то, что должно являться естественным проявлением человеческой порядочности.

— Я бы не очень удивился, услышав подобное от простого человека, но когда эти слова произносит член Церковного Совета при короле Закары...

Олея с трудом удержалась, чтоб не ахнуть. Ранее она уже слышала о таком: в Церковный Совет входили лишь самые уважаемые и почтенные священники страны, и к их мнению по тому или иному вопросу должен был прислушиваться сам король. В некоторых западных странах членов Совета называли иным словом — кардинал, и эти люди обладали немалой властью и огромным влиянием. Но чтоб такой человек, одетый столь бедно, лично проводил службы и принимал прихожан... Кажется, священники такого ранга этим не занимаются. Да и живет он весьма небогато, хотя, без сомнений, может позволить себе очень многое.

Так вот почему от храма отъезжали две богатые кареты! — поняла Олея. Возможно, тех карет было больше, просто беглецы успели заметить лишь две последних. Да и простых прихожан на той службе хватало — вон какая толпа выходила из храма! Без сомнений, послушать проповедь столь высокопоставленного священника приходят очень многие — вряд ли многие члены Церковного Совета проводят службы, словно простые священники. Вместе с тем становится понятным и то, отчего офицер, пришедший в храм для обыска, не решился начинать его без разрешения этого старого человека. Но если этот старик занимает столь высокий пост в церковной иерархии, то он должен быть на стороне стражников, а не тех, кого они преследуют! Да, тут многое непонятного...

— Вы заметили атрибуты? — священник проследил взгляд Бела, устремленный на те дорогие предметы, предназначение которых Олее было непонятно. — Да, да, это они, те самые предметы, что указывают мое положение в нашем обществе. Я, знаете ли, не имею привычки что-либо прятать в своем доме — святой Дайяр защищает меня... Одежды, соответствующие моему сану, здесь тоже имеются, но в обыденной жизни я предпочитаю простоту, завещанную предками. К сожалению, в последнее время и в королевском дворце, и в Церковном Совете люди стали куда большее значение придавать внешнему виду, чем чистоте помыслов.

— Но как вы можете состоять в Церковном Совете, и в то же самое время служить в этом маленьком храме? — все еще не могла понять Олея.

— Милая девушка... — старик едва ли не сочувственно посмотрел на Олею. — Милая девушка, этот, как вы его назвали, маленький храм — один из самых древних в Закаре. Когда-то здесь служил сам Дайяр, так что продолжать его дело — это великая честь, которую я не променяю ни на что иное! Это моя жизнь, моя судьба, моя служба... Сюда приходят те люди, которых я знал с детства, они вырастают, и уже сами приводят сюда своих детей... Мы словно одна большая семья, и разве это не счастье?

— Но я так и не понял, отчего вы решили нас спасти? — продолжал Бел.

— Я вам уже говорил — мир меняется... — вздохнул старик. — Наверное, ранее вы уже не раз слышали, а недавно и воочию узрели, что в Закаре люди живут... ну, примерно так же, как и несколько сотен лет назад. Возможно, в чем-то это неверно... Я имею в виду — неверно то, что мы не пускаем в свою страну некие иноземные достижения, но хотя бы таким образом нам надо попытаться сохранить наши истоки, и чистоту помыслов, и в какой-то степени нам это удается. К сожалению, из современной жизни постепенно уходит то, чем мы когда-то так гордились. Молодежь рвется к новому, королевский двор не желает придерживаться тех правил, что когда-то были установлены для него. Дорогая одежда, иноземные повара, новомодные привычки... В этом не было бы ничего уж очень плохого, только вот в своем стремлении к новизне затаптывается и забывается то, что когда-то составляло одну из основ Закары — вера предков и жизнь по их заветам. А это горько... Многие называют нас стариками с высохшими мозгами, которые из последних сил держатся за то старое, отжившее, что давно пора отправить на помойку.... Не спорю, возможно, я в чем-то и не прав, но как можно отказаться от того, что нам завещали предки?.. Милая девушка, вы считаете, что мои рассуждения неверны?

— Не знаю... — чуть растерянно произнесла Олея. Она никак не ожидала такого вопроса, тем более обращенного лично к ней. — Но ведь жизнь не стоит на месте, в ней всегда что-то меняется, приходит новое... Может, вам все же стоит чуть приспустить вожжи, или хотя бы немного их ослабить?

— А что скажете вы? — взгляд старика устремился на Бела.

— Я понимаю ваши мысли, но и мне кажется, что перемены необходимы. Они все равно наступят, рано или поздно, так может, не стоит их искусственно сдерживать? Жизнь постепенно меняется во всех странах, то и дело приходит что-то новое, а следовать заветам предков — это, конечно, хорошо, но не стоит делать это уж настолько досконально...

— Во всяком случае, вы дали честный ответ... — старый священник какое-то время молчал. — Я понимаю, что мои рассуждения во многом устарели, и даже в Церковном Совете кое-кто называет меня старым маразматиком, давно выжившим из ума, который не видит того, что творится у него под носом. Пусть так, но я понимаю и другое: нельзя откидывать в сторону то, что составляло основу твоей страны, твоего народа...

— Я не совсем... — снова заговорил Бел.

— Вы все еще не поняли причины моего поступка? Хорошо, я отвечу прямо и без того стариковского ворчания, которое вы только что слышали от меня: если то, что вы несете, попадет в руки чужаков, то, скорей всего, пойдет передел мира. Руславия — огромная страна, и когда ее начнут раздирать на куски, то, без преувеличений, это заденет если не весь мир, то большую его часть. Думаете, Закара останется в стороне от этих изменений и ее не коснутся эти потрясения? Если бы...

— Думаете, в случае самого неблагополучного развития событий Закара полезет в ту возможную дележку? — помрачнел Бел. — Пожелает участвовать?

— Можно не сомневаться — сунется в мясорубку, чтоб постараться урвать кое-что для себя. Впрочем, многие страны поступят так же, ведь найдется немало желающих ухватить крошки от того пирога под названием Руславия, который без зазрения совести начнут драть на куски Танусия и Уреал.

— И вы считаете...

— Я считаю, что подобное недопустимо. В Закаре сейчас и без того много недовольства, постоянно идет требование всяческих перемен, которые, кстати, поддерживает и правящий двор Закары. Пока что Церковному Совету удается сдерживать их желание перемен, но долго это продолжаться не сможет. Если же начнется передел мира, то многое в Закаре не просто изменится, а перевернется самым коренным образом. Я же этого не хочу...

Старик вновь замолк, но ни Олея, ни Бел ничего ему не говорили. Ясно, что священник еще не выговорился до конца. Когда же он заговорил вновь, в его голосе послышалась неприкрытая горечь:

— Знаете, я понял, отчего вас так усиленно ищут: явно, что кто-то в королевском дворце (и я молю бога, чтоб это не был сам король!) уже договорился с людьми из Вайзина, хотя в любое другое время не могло быть и речи о каком-то договоре с этими негодяями. Очевидно, там, наверху, уже решили, каким образом будут делить меж собой возможные блага, которые им принесут найденные артефакты. Церковный Совет при этом был или не оповещен (что является грубейшим нарушением при принятии столь важного решения), или же в нем участвовали лишь те, в лояльности которого правящий дом Закары полностью уверен. Значит, королем с самого начала было принято решение не посвящать в это дело весь Церковный Совет, и оттого была придумана байка о поиске двух опасных преступников — ведь Совет редко вмешивается в дела, связанные с криминалом. Оттого-то я впервые услышал об облаве перед самым началом проповеди, и то мне это было сообщено чуть ли между делом. Разве это не предательство?

— Ну...

— Без "ну"! Знаете, что меня убивает больше всего? То, что наш королевский двор, а может, и кое-кто из Церковного Совета, спутался с этими мракобесами, поклонниками Двуликого! А ведь до этого дня у нас с этой лживой церковью были почти что враждебные отношения, вернее, их можно было охарактеризовать так: ты не трогай меня, и я не трону тебя, но и соваться к нам не смей! С самого начала возникновения церкви Двуликого его проповедники пытаются влезть в нашу страну, и, поверьте, у нас с ними было более чем достаточно конфликтов и неприятностей.

— Может, вы преувеличиваете, и дела обстоят несколько не так?

— Ни о каком преувеличении тут и речи быть не может! Король Вайзина — это, по сути, никто, игрушка в руках храмовников Двуликого, и любая просьба, исходящая из королевского дома Вайзина — это просьба храмовников. И вдруг наш король принимает такое безоговорочное решение пойти навстречу рядовой просьбе по поиску преступников, до которых королям не должно быть никакого дела! Без сомнения, об этом договаривались на самом высоком уровне, так что оба королевских двора хорошо знают, что им надо заполучить в результате этого непонятного соглашения... Странно, вы не находите?

— Думаю, вам видней...

— Самое неприятное заключается в том, что без согласования с некоторыми членами Церковного Совета это решение принять было, пожалуй, невозможно! То есть часть членов Совета, можно сказать, уже списана со счетов, как мешающая планам королевского дома Закары, и мнение которых отныне можно не принимать во внимание. А уж если учесть, что некоторым приближенным короля очень давно хотелось это сделать... Такие, как я, в мнении многих — это, так сказать, тормоз, который за ненадобностью давно следовало бы отбросить в сторону! Где она, та чистота помыслов, которую нам завещали древние Боги?! Вместо того, чтоб вернуть пропажу хозяевам, ее намерены продать тому, кто больше заплатит! Какое падение нравов! Святой Дайяр, ради выгоды некоторые из сильных мира сего пойдут даже на открытое предательство! Ведь если вас схватят с артефактами, то я не берусь предсказать последствия для судьбы множества стран...

— Можете... — буркнул Бел. — Это несложно.

— Я уверен в другом: если в Руславию к назначенному сроку не вернутся артефакты, то будет большая война, а это значит, что все поля будут стоять пустыми: посевы вытопчет армия или беженцы, да и сеять никто не будет. А если не будет хлеба, то придет голод, болезни, мор, и, вполне вероятно, что каким-то боком это может всерьез задеть и Закару. Я же хочу, чтоб в нашей стране все оставалось по-прежнему, чтоб не было никаких особых потрясений, а для этого надо, чтоб вы благополучно добрались до Руславии со своими артефактами! Вот и все, просто и понятно.

— Да, теперь мне все ясно... — кивнул головой Бел. Олея заметила, что он искренне удивлен услышанным.

— Вот и хорошо. Я постараюсь помочь вам уйти отсюда.

— Из столицы?

— Как из столицы, так и из нашей страны. Иначе я никогда не прощу себе, что не попытался предотвратить грядущей трагедии, да и святой Дайяр, думаю, не одобрил бы моего бездействия. Он призывал к миру, любви, доброте и спокойствию, а не к тому, чтоб пошел передел мира, сопровождаемый кровью, жестокостью и насилием!

— А если (не приведи того Боги!) об это узнает ваш Церковный Совет? — брякнула Олея, и тут же пожалела о сказанном. Вдруг старый священник раздумает им помогать?

Но старик и не думал отказываться от своих слов.

— Возможно, позже я и сам сообщу им о том, что произошло сегодня... — спокойно, словно о давно решенном, произнес он. — Не волнуйтесь, для этого я найду нужные слова и аргументы, хотя у меня есть подозрения, что большинство членов Совета не разделит моего мнения по этому вопросу. К сожалению. Если на то будет воля Дайяра, то я умру раньше, чем увижу, как рушится то, во что я верил всю жизнь... Но сейчас речь не обо мне, а о вас, так что не будем отвлекаться. Надо решить, каким образом вы сможете покинуть столицу.

— Как вы думаете, сколько времени будут перетряхивать город? — ответ на этот вопрос интересовал беглецов едва ли не больше всего.

— Думаю, поиски не закончатся до того времени, пока будет уверенность, что вы прячетесь где-то в городе. То есть, как минимум, несколько дней.

— Но мы не можем здесь так долго находиться!

— Прекрасно понимаю вас! — кивнул головой старик. — Должен сообщить вам еще одну крайне неприятную новость: по слухам, Уреал и Танусия уже предъявили Правителю Руславии на страну. Дескать, до нас донеслись упорные слухи, что перстень Сварга и Договор Троих утеряны. Так вот, согласно древнего Договора или предъявляйте артефакты, или же Руславия будет поделена меж двумя нашими странами...

— Как?! — у Олеи болезненно сжалось сердце. Бел не сказал ничего, но по выражению его лица женщине стало понятно, что он всерьез встревожен.

— А вот так. Конечно, если в руках у одной из этих стран — Уреала или Танусии, окажутся древние артефакты, то согласно Договора вся Руславия должна будет перейти под власть той страны... Представляете, как взлетели цены на то, что вы сейчас несете?

— Когда это произошло? Ну, заявление Танусии и Уреала...

— Не так давно.

— И что сказал наш Правитель? — спросил Бел.

— По закону у него есть семь седмиц на то, чтоб предъявить требуемые артефакты, и прекратить все домыслы и разговоры на эту тему. Если же артефактов не будет, то... Ну, последствия вы знаете — пойдет раздел страны.

— Дождались! — Бел, не выдержав, ударил кулаком по лавке, на которой сидел. — Нам надо как можно быстрей добраться домой! Тут никаких задержек быть не может! Святой отец, вы понимаете, как для нас дорого время! Не можем мы тут сидеть несколько дней, никак не можем!

— Я прекрасно понимаю ваши чувства. К сожалению, отсидеться в городе у вас тоже вряд ли получиться. Поясняю: если вас не найдут в первой волне поиска, то отыщут во второй, а то и в третьей. Вокруг столицы вот-вот подтянут дополнительные войска, часть из них войдет в город, и вот уж тогда пойдут шерстить всех, невзирая на чины и звания. В любое другое время я бы просто вывез вас в своей карете за пределы Балеута, нашей столицы, однако сейчас это невозможно. При выезде из города карета будет обыскана — это входит в те правила, какие установлены при том поиске, какой идет сейчас на улицах города. Более того, обыщут даже королевскую карету, если, конечно, кто-то из королевской семьи вздумает в это время выехать из города. Что касается ваших примет, то они описаны довольно точно. Пот ним вас легко опознает даже самый неопытный стражник...

— Что же делать? — Бел с надеждой смотрел на старика. — Вы можете нам чем-то помочь?

— Есть одно решение... — в голосе старика была заметна досада. — Мне очень не хочется прибегать к нему, но, боюсь, у нас нет иного выхода... Тихо! Кажется, сюда кто-то идет...

И верно: кто-то сейчас шел к домику священника, об этом говорил легкий скрип камешков под чьими-то неторопливыми ногами...

— Так! — сейчас старик едва ли не командовал. — Судя по походке, это вернулся один из моих служек, очень исполнительный парнишка, но, увы, довольно ленивый. Однако не стоит лишний раз рисковать — молодой человек может неправильно понять мои поступки. Быстро оба встали на колени, и как можно более низко склоните головы вниз, лицом к полу, будто молитесь! Милая девушка, накиньте капюшон на голову — у вас слишком светлые волосы!

Беглецы едва успели выполнить указание старика, как в дверь постучали. Точно, пришел один из храмовых служек. Без особого любопытства глянув на коленопреклоненных людей, он выслушал старика, который ему что-то приказал, и, буркнув что-то недовольное, вновь ушел.

— Ох, молодежь, молодежь! — покачал головой священник, глядя вслед служке. — Ох, лентяи! На улице сейчас, видите ли, жарко, идти по зною ему не хочется... Все, поднимайтесь с коленей. Так вот, теперь поговорим насчет нашего дела, вернее, что я собираюсь предпринять, чтоб помочь вам покинуть Балеут.

Старик вновь замолчал, и беглецы не решались сказать хоть слово. Прошло не менее минуты, прежде чем священник снова заговорил.

— Неподалеку отсюда живет одна старая грешница, колдунья, и именно за ней я послал этого молодого человека. Этой особе давно пора подумать о спасении своей души, но старуха все никак не может бросить свои богопротивные занятия. Я ее уже раза три спасал от неминуемой смерти — если б не мое заступничество, то эту грешницу уже давно бы закопали живой в землю. За свою жизнь эта особа натворила столько дел, что другому хватило бы не на один костер! Вот уж создание неуемное: сколько раз клялась мне, что бросит свои колдовские штуки и начнет отмаливать то, что натворила!, только вот стоит ей увидеть золотую монету, как забываются все ее обещания, враз куда-то безвозвратно улетучиваются... Правда, мне она все время говорит, что никогда не забудет мои благодеяния, и в этом вопросе я склонен ей верить... Ох, я, кажется, несколько отвлекся... Так вот, что касается нашего дела: я намерен попросить колдунью напустить на вас морок, на какое-то время изменить ваш облик, пусть даже и ненадолго.

— То есть...

— То есть каждому из вас будет придан совершенно иная внешность. Дело, конечно, греховное, почти богопротивное, чуть ли не на самой грани допустимого, однако в свое время даже святой Дайяр был вынужден прибегнуть к подобному ухищрению, дабы сохранить себе жизнь. В любое другое время я бы ни за что не стал связываться с магией, но сейчас обстоятельства складываются так, что иного выхода я не вижу. К сожалению... Что касается моего общения с колдовством, то я постараюсь замолить этот грех. К тому же вам надо поторапливаться — ведь если вас не отыщут до вечера, то к поискам привлекут колдунов и тайнознатцев, и поставят их на всех воротах, выходящих из столицы. Если это произойдет до того, как вы покинете столицу, то будьте уверены — вас раскроют в два счета.

— Догадываемся...

— На ваше счастье, в указанных приметах было сказано, что вы не пользуетесь магией, а не то колдуны бы уже стояли в воротах. Но к вечеру уже могут появиться и те, и другие — я знаю, о чем говорю... В общем, нам надо поторапливаться, и не терять понапрасну время.

— Мы, святой отец, в последнее время только тем и занимаемся, что постоянно торопимся и куда-то бежим... — вздохнула Олея.

— Ничего! — внезапно улыбнулся старик. — Зато вам будет что вспомнить под старость.

— Если, конечно, она у нас будет, эта старость...

— Будете во всем полагаться на заповеди Богов — обязательно будет! — убежденно ответил старик.

Все снова замолкли. Можно было сказать еще много чего, только вот никому не хотелось прерывать молчание. Потом, обращаясь к Белу, вновь заговорил старый священник:

— Молодой человек, у меня складывается такое впечатление, что вы не решаетесь что-то сказать...

— Не сказать, а спросить... Меня немного удивляет то, что вы не просите показать вам артефакты, которые мы несем.

— Конечно... — кивнул старик. — Конечно, мне бы очень хотелось их увидеть, но... Не стоит. Боюсь впасть в грех искуса — узрев такие реликвии, их не захочется выпускать из своих рук. Так что не стоит мне раззадоривать себя видением тех уникальных древностей, которые не должны покидать места их постоянного хранения, а иначе это может привести к неисчислимым бедам. Итак, насчет артефактов мы тему закрыли, и вот теперь, молодые люди, поговорим о вас... Я по своей извечной стариковской привычке хотел бы немного знать о тех, с кем меня на какое-то время свела судьба. Вы ведь не супруги?

— Верно... — ответил Бел. — Друг другу мы никто. Просто товарищи по несчастью.

— Тем не менее, вы находитесь вдвоем довольно долгий срок, что, по законам, установленным древними Богами Закары, нельзя отнести к высоконравственным поступкам. Молчите? Ладно... Молодой человек, вы женаты? — обратился он к Белу.

— Нет.

— Почему? Находиться холостяком в ваши годы — это в корне неверное решение, и оно может привести к нежелательным разговорам и сложить о вас неправильное мнение. Более того: мужчине не стоит долго находиться в одиночестве — это противно его натуре.

— Я разведен... — неохотно ответил Бел.

Вот это да! — подумала Олея. В Руславии разводы довольно редки, и в обыденной жизни на тех, кто решился пойти на развод, смотрят чуть косо — непорядок, мол... И вдруг выясняется, что разведена не только она, но и Бел!

— Это непорядок! — нахмурился священник. — Причина развода?

— У меня умер ребенок... — негромко произнес Бел. — Потом выяснилось, что после этого нас с женой уже ничего не связывало.

Надо же, — вновь подумалось Олее, — надо же, Бел, оказывается, пережил такую трагедию! А она к нему еще лезла с вопросами о детях... Теперь понятно, отчего он не отвечал на ее вопросы о себе.

— Примите мои искренние соболезнования... — вздохнул старик. — Как правило, общее горе объединяет людей, но случается и наоборот... Ну, а вы, моя дорогая?

— Я тоже разведена... — пролепетала Олея.

— Да что же такое творится у вас в Руславии?! — у священника просто не хватало слов от возмущения. — Развод на разводе, словно люди совершенно забыли о святости семейных уз! Куда катится этот мир?! Я могу понять этого молодого человека, но вы-то отчего расстались с мужем?

— У меня не было детей... — тихо ответила Олея. Пусть это всего лишь одна из причин, по которым Серио пожелал с ней развестись, но ведь не посвящать же этого человека во все перипетии ее непростой семейной жизни!

— У нас с женой тоже не было детей, хотя я их очень люблю! Увы, но такое счастье Боги нам не послали, однако у меня даже в мыслях не было из-за этого разводиться со своей женой! — возмутился старик. — Это, знаете ли, уже ни в какие ворота не лезет! Кошмар! Похоже, что у вас в стране можно легко разводиться, и вновь создавать семью! Безобразие... Зато у нас подобное непотребство так просто не выйдет — в Закаре к браку относятся куда более строго. Если кто-то решился пойти на развод, то он должен хорошо подумать о последствиях этого шага: на суде этому человеку придется со всем тщанием обосновать причины развода, а кроме того надо еще иметь в виду и то, что в новый брак можно вступить не ранее, чем через три года после окончательного расставания супругов и вердикта суда, да и сделать это так просто не получиться. Даже вдовам и вдовцам требуется особое разрешение на новое вступление в брак, а оно так просто не дается.

— Сурово у вас... — хмыкнул Бел.

— Как есть. Все по заветам предков! — отрезал старик и строго посмотрел на сидящих перед ним молодых людей. — Вы провели вдвоем столько времени... Грешили?

— Нет! — Бел и Олея, словно дети перед учителем, одновременно замотали головами из стороны в сторону — уж очень требовательно-суровый голос оказался у старого священника.

— Ну, это только вопрос времени... — сделал вывод старик. — Меж тем внебрачные связи — один из величайших грехов! Вам об этом известно?

— Конечно! Но мы же не...

— Я слишком хорошо изучил человеческую натуру! — старик не обратил никакого внимания на слова Бела. — Знаю, чем рано или поздно может окончиться ваше путешествие вдвоем — я, знаете ли, чего только не насмотрелся и не наслушался за все те годы, что являюсь священником этого храма, и оттого могу предугадывать поступки людей. Более того, по малейшим нюансам в голосе и поведении человека я могу едва ли не с первого взгляда определить, кто мне не то что лжет, а даже недоговаривает. Сомневаетесь? Напрасно, и сейчас я вам это докажу. Вы оба разведены, но для вас, молодой человек, развод был логическим завершением неудачного союза... Верно?

— Наверное, да... — тяжело уронил Бел.

— Что же касается вас, моя дорогая... Спорить готов, что вы мне сказали только одну из нескольких причин того, отчего распался ваш брак. Отсутствие детей — это, конечно, серьезно, но, тем не менее, бросать из-за этого любимую женщину... Ваше объяснение открывает только одну грань ваших истинных отношений с супругом — семейная проблема была куда глубже и сложней, чем вы попытались ее изобразить. На мой взгляд, тут вмешалась какая-то третья сила... Так?

— Ну, вообще-то...

— Без всяких "вообще-то"! Мне нужен точный ответ!

— Да, вы правы! — вздохнула Олея. — Все было далеко не так просто...

— Я это уже понял и без вашего подтверждения. Как говорят у вас в стране, старого воробья на мякине не проведешь... Кстати, что это такое — мякина? Я, если честно, этого не знаю...

— Мякина — это отброс, получающийся при молотьбе... — улыбнулась Олея. — Он состоит из обломков колосьев, стебельков, всяких пленок, стручьев... Ну, там много всего намешано. Второе название мякины — полова.

— Понятно.

— А еще у нас на Севере кое-где готовят еду под названием мякина... — разошлась Олея. — Ее делают из ботвы репы. Эту ботву вымачивают в воде, режут на кусочки и ставят в печь. Затем снова вымачивают, после чего солят и варят. Это и есть мякина. Правда, такая еда не для каждого. Скажем так — на любителя...

— Да, мир чуден и велик... — покачал головой старый священник. — Ранее о таком блюде я и слыхом не слыхивал... Но давайте поговорим о другом. Если бы у меня было хоть немного свободного времени, то вы, молодые люди, без сомнения, выложили б мне все, что с вами произошло ранее. Вот тогда мы с вами разобрались бы во всех ваших бедах, разложили их по полочкам, определили пути преодоления... К сожалению, времени у нас с вами в обрез, так что вынужденно оставим этот вопрос без должного разрешения. У нас с вами есть другая тема для обсуждения, на мой взгляд, не менее важная, чем возвращение артефактов. Дело в том, что я не могу позволить вам и далее подвергать свою жизнь искушению вступить в греховную связь.

— Что?! — беглецы в полной растерянности уставились на священника.

— Мною вам уже было сказано, что по законам Древних Богов связь без брака — это страшный грех, и оттого я не могу позволить двум одиноким людям хоть что-то подобное, тем более, что впереди у вас долгий и опасный путь. Перед тем, как вы покинете храм Дайяра, вам придется вступить в брак.

— Что?! — этот вопрос вновь одновременно произнесли и Бел, и Олея.

— Не стоит изображать глухоту и непонимание! — ого, а голос у священника сейчас стал такой, что поневоле послушаешься. Как в таких случаях говорят детишки в Руславии — хвост подожмешь. Теперь стало понятно, как этот человек выступает со своими речами в Церковном Совете. — Народ вы неглупый, и прекрасно поняли, что я имею в виду. Когда двое молодых людей так долго находятся вместе, то во имя их блага, спасения души, а также ради их возможного потомства, этим людям необходимо вступить в законный брак. Продолжать долгий путь вдвоем так же, как вы это делали раньше, я вам не позволю! В данный момент брак для вас двоих — это необходимый и вынужденный шаг в нынешних непростых условиях. Вы оба разведены, долгое время находитесь вдвоем, вдали от родины, а в такое время человек склонен совершать опрометчивые поступки, за которые в будущем ему может быть стыдно. Неужто вам самим непонятно, что подобное двусмысленное положение может оставить пятно на честном имени каждого из вас?!

— Простите, но ни у одного из нас нет никакого желания вступать в брак... — начал, было, Бел, но священник резко перебил его.

— Ваши желания или хотения в данный момент не имеют ни малейшего значения! — от сильного и властного голоса старика у каждого из беглецов по спине побежали мурашки. — Я не желаю допускать никакого нарушения заветов предков, и уж тем более не хочу поощрять разврат и похоть! Вам придется выполнить мои требования, или... Не заставляйте меня говорить, что при вашем неподчинении на мою помощь рассчитывать не стоит! От людей, несущих при себе столь древние реликвии, требуется чистота помыслов и отсутствие у них грешных стремлений, а постоянное нахождение друг возле друга людей противоположного пола, да к тому же не состоящих в законном браке — это великий грех!

— Но...

— Повторяю: я строго следую заветам предков, а там насчет таких, как вы, сказано предельно ясно. Ну, а раз вы сейчас находитесь в Закаре, то вам следует строго придерживаться законов этой страны.

Вот такого беглецы точно не ожидали! Судя по всему, этот ревнитель древних традиций от них просто так не отступит!

— Ну ни хрена себе!.. — едва ли не простонал Бел.

— А вот таких слов в своем доме я слышать не желаю! — отчеканил старик.

— Скажите, а вот если бы один из нас состоял в браке, а второй нет — тогда вы бы что сказали? — полюбопытствовала Олея.

— В этом случае я б заключил между вами временный брак, который продлился бы ровно до того времени, когда один из вас не решил его прекратить. Временный брак расторгается очень просто: достаточно одному из временных супругов объявить об этом в храме. Однако дети, зачатые в период временного брака, не являются незаконнорожденными, и имеют такие же права на имя и состояние отца, как и дети, рожденные в законном браке. После развода отец обязан содержать этого ребенка и его мать на тех же условиях, что и свою законную жену и остальных детей, рожденных в браке. Подобные правила были установлены предками как раз для того, чтоб дети, рожденные от случайных связей их грешных родителей, не считались незаконнорожденными и в дальнейшем не чувствовали себя ущемленными...

— Обалдеть... — снова не выдержал Бел. — О, извините, случайно вырвалось! Я хотел сказать, что мы со своей спутницей не любим друг друга...

Непонятно отчего, но Олее было неприятно слышать эти слова. Вот олух, хоть бы выразился как-то по-другому, не так резко и однозначно! Балда... И потом, неужели она настолько не нравится Белу, что у него вызывает досаду одна лишь только мысль о том, что Олея может стать его женой?

Однако старик не обратил никакого внимания на слова Бела.

— Это не имеет никакого значения. Мы с моей женой в момент нашего сговора вообще не были знакомы друг с другом, но прожили всю жизнь в любви и согласии.

— А...

— Мнение этого молодого человека о грядущем бракосочетании мне уже понятно... — старик повернулся к Олее. — А что вы скажете, милая девушка? Надеюсь, не возражаете против моего предложения?

Растерянная Олея не знала, что и сказать. А еще ее обидели слова Бела. Наверное, именно по этой причине у нее вырвалось:

— Нет, я не против... — однако покосившись на недовольное лицо Бела, женщина добавила — Только не согласна...

После этих слов Олеи Бел фыркнул, пробурчав что-то вроде "железная логика", а вот старик — этот чуть растерялся.

— Святой Дайяр... Деточка, вот этого я никак не ожидал услышать! Точно такие же слова произнесла моя будущая жена, когда наши родители привели меня для первого знакомства с девушкой. Позже мы часто вспоминали то, что она тогда произнесла... Просто удивительно, как некоторые женщины схожи меж собой!

— Да уж... — буркнул Бел. — Без сомнений...

— Итак, позвольте вам прочитать небольшое напутствие перед бракосочетанием... — старый священник разом отсек все возможные возражения вконец растерявшейся пары. — Если в семье что-то неладно, то спрос должен быть с обеих. У каждого из вас свой характер, который часто бывает весьма нелегким, так что вам надо каким-то образом прилаживаться друг к другу, находить взаимопонимание. На одной любви семью не всегда можно удержать, надо еще и уважать своего спутника жизни, ставить его вровень с собой, жить его интересами. Только в этом случае у вас будет настоящая семья. Вы меня хорошо поняли?

— Да.

— Так вот, чтоб вы знали — эту короткую проповедь я даю каждой паре, заключающей брак в этом храме.

— А если у нас вновь ничего не получится? — непонятно зачем спросила Олея. — Ну, после заключения брака...

— Если подобное произойдет, то мне будет искренне жаль, потому как друг другу вы подходите — в этом смысле глаз у меня хорошо наметан. Но уж если дело дойдет до полного отсутствия взаимопонимания, то разведетесь в очередной раз — судя по всему, в Руславии развод не является сложной задачей. Пока же скажите мне свои имена, потому как при совершении свадебного обряда внешность можно изменить, напустив хоть тот же морок — Боги все одно увидят вас в истинном обличье, а вот что касается имен — тут случай несколько иной. При заключении брака надо называть свои настоящие имена, те, что были вам даны при рождении.

— Что ж, меня звать Олея...

— А я... — мужчина на секунду задумался. — Мое имя Лавр.

— Как... — начала, было, удивленная Олея, но тут же смолкла. Можно было догадаться и раньше, что Бел — это не настоящее имя ее спутника.

Тут вновь послышался шаги за дверями. Наверное, вернулся служка, и, судя по хрусту гравия, не один. С ним шел еще кто-то, куда более медлительный — вон как стучит по камешкам палкой или тростью!

— Сидите здесь, никуда не выходите! — скомандовал старый священник. — Надеюсь, вместе с моим посланником пришла эта старая колдунья — меня она вряд ли рискнет ослушаться. А вы постарайтесь производить как можно меньше шума. Договорились?

— Да.

— Вот и замечательно...

В дверь постучали — как видно, служка просил разрешения войти, но старый священник сам вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь. Олея и Бел остались в комнате вдвоем, но никто из них не произносил ни звука, и оба сидели с отсутствующим видом. Молчание становилось тягостным, и Олея не выдержала первой.

— Значит, ты Лавр... Может, снова познакомимся, благородное деревце? Если не ошибаюсь, так переводится твое имя? — женщина и сама не ожидала, что ее слова прозвучат столь ехидно.

— Скорее это звучит как "дубина стоеросовая"... — недовольно буркнул Бел. — Нелегкая меня задери, ко всем неприятностям только свадьбы еще не хватало! И без того все плохо, так еще и это на мою голову!..

— А может, на шею? — вскипела Олея.

— И на нее тоже.

— Знаешь, что я тебе скажу, мужик с дубовой головой? — Олея с трудом сдерживала слезы обиды — пусть она совсем не интересует Бела, но зачем это так явно демонстрировать? — Так вот, ты мне нужен не больше, чем я тебе!

— Вот и замечательно! — огрызнулся Бел.— Хоть в этом вопросе у нас с тобой разногласий нет! Признай, что ни эта свадьба, ни этот брак не нужен ни мне, ни тебе! Но уж если старик так на этом настаивает...

— А вот что тебе больше не нравится? — едва ли не зло спросила Олея. — То, что надо жениться, или что надо жениться на мне?

— Вообще-то у меня были другие планы...

— Представь — у меня тоже! Но не расстраивайся, или, как говорится, не парься: как придем в Руславию — сразу же разведемся! Я даже готова выставить тебя пострадавшей стороной!

В ответ Бел (или Лавр — как там его правильно называть?) не нашелся, что ответить, и лишь махнул рукой — мол, вас, баб, не переговорить!

А Олея дала себе слово: если только доберемся до Руславии, то первое, что сделаю, ступив на родную землю — пойду разводиться! Уж лучше жить одной, без мужа, чем слышать такое!..

Ну почему же ей так не везет?!

Глава 16

Беглецы уже четвертый день пробирались по дорогам чужой страны, и пока что все шло более или менее гладко, если, конечно, не считать того, что друг с другом они почти не разговаривали. Непонятно отчего, но каждый из них то ли злился на своего спутника, то ли испытывал перед ним неловкое чувство оттого, что стал его невольным супругом. Странное ощущение: если смотреть с одной стороны, то взаимопонимание между ними не исчезло, а если глянуть с другой стороны — складывается такое впечатление, будто во взаимоотношениях появилось нечто тяжелое, наносное, от которого нет никаких сил избавиться.

Бел и ранее не был любителем поговорить, но сейчас от него и вовсе трудно было добиться хоть одного слова. Впрочем, в последние дни у Олеи тоже не было особого желания разговаривать, так же как и лишний раз смотреть на если не раздраженное, то заметно недовольное лицо Бела. А ведь, кажется, можно радоваться — они только что пересекли границу Закары, и сейчас движутся по дорогам Маргала. Фу, наконец-то хоть одно знакомое название, да и ближе к их родной Руславии!

Маргал... Именно в этой стране Бел на глазах Олеи убил того человека, как он позже сказал, предателя... Тогда, помнится, женщина перепугалась до смерти. Ну, это дело прошлое, теперь она к таким вещам относится куда спокойнее. Да, верно говорится, что человек привыкает ко всему. Вернее, почти ко всему...

Только вот сейчас в эту страну беглецы въехали не по той дороге, по которой когда-то направлялись в поисках древних артефактов. Бел и Олея, возвращаясь назад и сами того не желая, оказывается, описали большой круг, прежде чем вновь оказаться здесь. Граница Маргала и Закары находилась очень далеко от тех мест, которые они пересекли в то время. Сейчас, чтоб добраться до той большой оживленной дороги, по которой в свое время они ехали (кажется, это было немыслимо давно!) надо отмахать весьма приличное расстояние.

Положа руку на сердце, следует признать, что Олея не имела ни малейшего представления о том, в каком именно месте Маргала они сейчас находятся, и сколько отсюда до той дороги, однако спрашивать об этом у Бела женщине никак не хотелось. Почему? Трудно сказать, но, как уже было сказано, оба чувствовали определенную неловкость, обращаясь друг к другу. Эта недоговоренность между ними длится с того момента, как старый священник поставил им условие — или женитесь, или я вам помогать не буду!

Тогда, в доме старика, они окончательно переругались между собой, и когда священник в сопровождении колдуньи вновь появился перед ними, то этот старый человек узрел перед собой двоих до предела обозленных людей, которые только что не кипели от ярости. Как ни странно, увиденное его даже чуть позабавило, но молодым людям он не сказал ничего, однако в глазах старика появился задорный блеск — ничего, мол, от неожиданности такое у всех поначалу может быть!.. Не дети малые, потом еще спасибо скажете!

Колдуньей оказалась старой грузной женщиной, одетой весьма небогато, если не сказать — бедно, и внешне куда больше смахивала на брюзгливую торговку с рынка. Она недовольно глядела на стоящих перед ней мужчину и женщину, и в то же время с уважением и чуть настороженно косилась на старого священника. Колдунья что-то долго и недовольно бурчала, и Бел сквозь зубы переводил Олее слова старухи. Общий смысл высказываний бабули был такой: я уже стара для таких дел, и ничем таким давно не занимаюсь, но вам отказать не могу, так что беру еще и этот грех на свою душу не по собственному желанию и не из-за денег, а по просьбе того, кому отказать не могу, то бишь я имею в виду находящегося здесь святого отца, да бесконечно продлят Боги его жизнь...

Олея даже не поняла, когда на месте Бела оказался кряжистый мужичок с мрачным взглядом и натруженными руками, да еще и чуть сгорбленный, как бывает от постоянной работы в наклонку. Так, значит, эта старая ведьма, хотя и ворчала без остановки, но дело свое хорошо знала, и умело наводила морок. Глянь на Бела, вернее на этого невзрачного мужичонку — обычный крестьянин-трудяга из числа тех, кто пашет на своем клочке земли от зари до зари, недаром кожа на лице и шее чуть ли не почернела от солнца. Хм, вряд ли сейчас и сама Олея выглядит лучше — судя по тому, с каким ехидно-сочувствующим любопытством этот мужичок рассматривал молодую женщину, то, скорей всего, в данный момент она выглядит ему под стать. Вон, даже старый священник удовлетворенно кивает и улыбается — никто вас в таком виде не узнает!.. Это, конечно, хорошо, но стоит Олее представить, как она сейчас выглядит со стороны... Кошмар!

Меж тем старуха все еще что-то недовольно бурчала, и Олея из все того же перевода Бела поняла, что морок, к сожалению, долго не продержится — его для этого надо постоянно поддерживать, а бабуля уже далеко не в том возрасте, когда можно бездумно пускаться в путь-дорогу, даже со всем уважением к просьбам святого отца, которого она безмерно чтит! В общем, три дня морок простоит, поставлен надежно — в этом не сомневайтесь, а вот на четвертые сутки он, увы, развеется, и тут она уже ничего не сможет поделать, так же как она и не может сказать точно, когда именно это произойдет — в начале четверного дня, или в конце. Скорей всего, это произойдет во второй половине дня... Но вы надейтесь на лучшее, все одно, мол, вам ничего другого не остается... Вот ведьма старая!

Однако было и то, чего им надо опасаться, и это колдунья подчеркнула особо. Прежде всего надо учесть, что если они покажутся на глаза знающему человеку, то тут уже никакой морок не спасет — любой тайнознатец сразу поймет, кто перед ним. Еще им надо опасаться зеркал и прочих блестящих поверхностей: это человеческий глаз можно обмануть, а в зеркалах отражается истинный облик человека, какой бы морок на него не был наведен.

Что ж, подобного следовало ожидать: на то оно и колдовство, не может все идти гладко и спокойно. Тем не менее, четыре дня — это совсем неплохо, куда больше, чем они могли надеяться. За это время при должной удаче и сноровке можно оказаться очень далеко отсюда.

А колдунья, и верно, золото очень любит. Перед ее уходом Бел протянул старухе две золотые монеты — все же за работу платить надо, тем более за такую. Надо сказать, что эти две монеты исчезли из рук Бела не просто быстро, а, можно сказать, моментально. Олея даже моргнуть не успела, как бабуля, зацапав деньги, наконец-то соизволила улыбнуться им перед своим уходом, показав на удивление прекрасные зубы — похоже, ее сердце смягчилось, и она клятвенно пообещала, что морок продержится до конца четверного дня. Старый священник только головой покачал, глядя на подобное — похоже, он рассчитывал, что колдунья сделает что-то безвозмездно. Ага, как же, не такая это бабуся...

Потом была эта свадьба, вернее, не свадьба, а всего лишь свадебный обряд, который занял совсем немного времени. Ну, если все свадьбы в Закаре играются так, то потом и вспомнить нечего. Тогда беглецы и старик — все они вновь вернулись в храм, где к тому времени опять стали собираться прихожане, священник что-то прочитал над склонившимися перед ним Белом и Олеей, оба сказали "да" — все одно ничего другого говорить было нельзя, после чего старик благословил их и завязал на запястьях обоих что-то вроде узких белых лент — оказывается, именно таким образом в Закаре отмечают людей, которые только что вступили в законный брак. Кстати, здесь считается вполне естественным, если люди приходят на подобную церемонию в самой простой, обыденной одежде — так, дескать, они показывают Богам, что на первом месте у них не пустое бахвальство перед людьми, а труд во благо новой семьи! Да уж, торжество, нечего сказать! Скучно как-то и нерадостно, да и счастья от этого внезапного замужества Олея что-то пока никак не испытывает.

Олее невольно вспомнилось ее первая свадьба, когда она выходила замуж за Серио. Обряд был красивый и торжественный, а уж одежда!.. У нее тогда было такое красивое нежно-голубое платье, отделанное роскошными белыми кружевами! Помнится, перед свадьбой ее отец, чтоб порадовать дочку, отдал за это платье целую кучу денег. Даже мать Олеи, узнав, сколько оно стоит, упрекнула мужа: платье, конечно, очень красивое — кто ж спорит?!, но уж слишком дорогое, а деньги считать надо, особенно перед свадьбой, когда и без того расходов полным-полно! Однако чуть позже, увидев дочку в этом платье, замолчала — уж очень оно было к лицу Олее. И потом, на свадьбе, все говорили, что невеста настолько хороша — не налюбуешься!, а Серио не сводил со своей молодой жены восхищенного взгляда...

Н-да, когда это было, в какой немыслимой дали? Наверное, в другой жизни... И платья того у нее уже нет: после развода, среди тех вещей, что ей вернул Серио, свадебного платья не оказалось, как, впрочем, и много другого...

Тьфу ты! — невольно подумалось Олее. — Нашла, о чем вспоминать! Самое место и самое время! Думать ей, что ли, больше не о чем? Все одно дочери Серио вряд пойдет впрок все то, что она забрала у своей молодой мачехи. Да пусть эта юная дуреха хоть подавится всем, что сумела тогда ухватить, а Олее нечего свою голову всякой чушью забивать — сейчас ну никак не то время, чтоб копаться в прошлом, выискивая старые обиды.

Итак, Олея и Бел поженились... Тогда, чуть ли не сразу после совершения свадебного обряда, старый священник направился к выходу — он, оказывается, уже заранее велел заложить карету, а новобрачные, стараясь лишний раз не глядеть друг на друга, пошли вслед за ним.

Уже в карете, по внешнему виду куда больше напоминающей простой деревянный ящик на колесах, священник коротко пояснил беглецам, что им следует делать дальше и куда направляться. Олея, все еще несколько растерянная от всего происходящего, едва ли не пропустила кое-что из слов старика. Хорошо еще, что вовремя сумела взять себя в руки, откинуть в сторону все эмоции и ненужные мысли. Что ж, в общих чертах понятно, куда им надо идти дальше.

Тем временем старый священник вез их к городским воротам, чтоб беглецы смогли как можно скорей покинуть Балеут.

— Все поняли? — спросил старик, закончив говорить.

— Да... — одновременно кивнули головой и Бел, и Олея.

— Прекрасно. Надеюсь, у вас все получится... Молодой человек, проявите хоть немного чувств к своей молодой супруге. Позже вы поймете, как я был прав, заставив вас вступить в брак — вы оба избавились от возможного греха, а я забочусь о спасении ваших душ.

— Вы, никак, хотите, чтоб люди всю свою жизнь без греха прожили? Увы, не получится! — буркнул Бел, по-прежнему не глядя на Олею. — Жизнь куда сложнее наших намерений...

— Что вы сказали? — священник повернулся к нему. В голосе старого человека было нечто такое, не прислушаться к чему было просто невозможно. Это не было ни угрозой, ни гневом, но, тем не менее, тот человек, к которому обращался старик, чувствовал себя если не виноватым, то полным раскаяния.

— Ничего. Это я так, сам себе...

— Молодой человек, учтите, что подобное высказывание я могу расценить, как откровенную ересь.

— Извините. У меня просто случайно вырвалось несколько слов.

— Так вот, постарайтесь в моем присутствии более не допускать подобных... случайностей.

— Еще раз прощу прошения...

— Принимается. А вы, деточка... — обратился старик к Олее, — вы постарайтесь не обращать внимания на слова этого молодого человека. Дело в том, что холостые мужчины после тридцати лет более чем тяжелы на подъем в отношении выбора спутницы жизни, а уж при слове "свадьба" им вообще хочется побыстрей убежать куда-то за тридевять морей, и не возвращаться оттуда как можно дольше. Как правило, эти молодые люди уже привыкли к одиночеству, и перестроить их, или подтолкнуть к семейной жизни, несколько сложновато. А уж внезапность принятия подобного решения — это вообще на какое-то выбивает мужчин из привычной колеи. Некоторых из таких парней надо или пнуть (в переносном смысле этого слова), или же едва ли не силой отвести под венец — в противном случае они так и будут откладывать женитьбу на неопределенный срок, и в конце концов останутся холостяками, тщательно оберегая свою так называемую свободу, хотя на самом деле эти люди, сами не понимая того, просто берегут собственное одиночество... О, вот мы и приехали.

Действительно, карета остановилась. Олея, выглянув в небольшое окошко, увидела недовольную толпу людей, вернее, даже не толпу, а длинную очередь из людей, повозок и всадников, стоящую у городских ворот в ожидании, когда же они сумеют покинуть столицу. Да, из города сейчас так просто не выйти...

— Погодите! — Олея решила спросить старика о том, о чем они с Белом так и не удосужились поинтересоваться. — Святой отец, простите нас, но мы так и не знаем ваше имя! О здравии кого нам надо молить Богов?..

— Как? — священник чуть улыбнулся. — Ах, да, я же не представился... Возможно, вы удивитесь, но при рождении родители нарекли меня Дайяром, в честь того святого, которому я сейчас служу по мере своих слабых сил и возможностей... Все, теперь вы замолкаете, и да пусть пребудет с вами в дальнейшем святой Дайяр.

Старик приоткрыл дверцу кареты, и подозвал к себе одного из стражников. Несколько слов, сказанных старым священником — и стражник едва ли не со всех ног кинулся куда-то бежать. Не прошло и минуты, как возле кареты оказался запыхавшийся офицер. Похоже, он мчался сюда едва ли не опрометью, и сейчас, согнувшись перед стариком, стал что-то почтительно тому говорить, приложив руку к сердцу, а священник, выслушав его, сам вступил в разговор.

Олея знала, о чем идет речь: в качестве личного одолжения старик просил офицера без очереди отвести этих двоих людей к воротам, чтоб они могли покинуть город. Дескать, он, священник, только что совершил свадебный обряд — сочетал браком двоих немолодых людей, сидящих в его карете, и ему бы не хотелось, чтоб этот радостный для них день эти вступившие в брак немолодые люди провели в этой долгой и нудной очереди перед городскими воротами. Оттого-то он и решил оказать благодеяние этим двоим новобрачным, подвезти их до места, тем более, что он и так собирался направиться сюда, чтоб благословить солдат и охранников. (Судя по всему, — отметила про себя Олея, — подобный поступок старика не был чем-то необычным — как видно, он частенько посещал простых людей). Так что, — продолжал старик, — так что для господина офицера вряд ли составит большой труд выполнить эту несложную просьбу...

Офицер не возражал, тем более что внешне эта пара никак не походила на тех, кого сейчас ищут по всей столице, а приметы там были указаны довольно точные, и чуть ли не досконально описывали разыскиваемых. Так что почему бы и не выполнить просьбу святого отца, тем более, что он и ранее частенько просил за разных сирых и убогих...

Уже выйдя из кареты и идя вслед за офицером, Олея чуть оглянулась. Старик, глядя им вслед, немного приподнял руку, делая жест, благословляющий их дорогу... Напрасно ранее Бел пытался ехидничать: пусть этот человек и не святой, но он честен, непримирим к тому, что считает нарушением законов, и во всем поступает согласно своим убеждениям. Ох, и плохо же старику придется, если он, и верно, расскажет Церковному Совету о том, что сегодня произошло в его храме, а заодно поведает и о том, как поступил с теми, кого искала едва ли не вся стража столицы! Кажется, старый священник слишком хорошо думает о людях, в том числе и о тех, кто заседает в Церковном Совете: помочь уйти тем, кого объявили государственными преступниками — подобное обвинение ему вряд ли хоть кому-то сойдет с рук...

Направляясь вслед за офицером вдоль длинной и недовольной очереди, Олея вновь и вновь благословляла про себя старика: если б он не попросил офицера вывести их из города, то еще неизвестно, сколько времени она и Бел провели бы в этой раздраженной и шумной толпе. Встань они в хвост очереди — вполне могло получиться так, что они не вышли бы из города и до вечера, уж очень медленной и тщательной была проверка у городских ворот...

Однако и здесь им помогло негласное вмешательство старого священника: стоило офицеру сказать недовольным стражникам, что этих людей привез святой отец Дайяр, как отношение к этой парочке немолодых провинциалов, только что вступивших в брак, значительно поменялось. Их осмотрели не так дотошно, как остальных, что, вообще-то, неудивительно: никакого груза при себе у них не было, с приметами разыскиваемых преступников у пары не имелось никакого сходства, да вдобавок эти двое еще и поженились сегодня!.. В общем, обыскали их не очень тщательно, и, как и ожидалось, ничего не нашли, и на прощание пожелали счастья и легкой дороги.

Оказавшись за пределами города, беглецы вначале шли не торопясь, но стоило им удалиться на более-менее заметное расстояние от городских стен, как Бел и Олея разу же прибавили шаг, а заодно и сняли со своих рук белые ленты: во-первых, слишком приметно, а во-вторых, не хотелось лишний раз видеть этот знак вступления в брак. Не очень-то эти семейные узы им и нужны, тем более что Олея до конца так и не могла принять того, что идущий рядом с ней хмурый мужичок и есть немногословный и выдержанный Бел, или Лавр, или как там его правильно называть...

Через пару часов быстрой ходьбы беглецы дошли до большого поселка под странным названием Яя. Об этом поселке им уже говорил священник — тут жили барышники, торгующие лошадьми, так что у Бела и Олеи появилась реальная возможность продолжать дальнейший путь не пешком, а верхом. По счастью, в этот поселок пока что не пришел приказ о временном запрете на торговлю лошадьми — как это частенько случается, в общей суматохе что-то упускают из виду.

Бел не стал понапрасну терять время, и быстро сторговал двоих коней у первого же торговца лошадьми. Низкорослые лошади были хотя и довольно невзрачными с виду, но довольно выносливыми, а беглецам именно это и было нужно. Увы, но эта покупка здорово облегчила их кошелек, вернее сказать — почти полностью его опустошила, потому как барышник был человеком наблюдательным, и сразу понял, что покупатели очень торопятся, а, значит, ему можно почти не скидывать цену — все одно возьмут едва ли не по той цене, которую он запрашивает. Так оно и вышло. В тот момент для беглецов главным было обзавестись лошадьми и оказаться как можно дальше от этих мест.

Все последующие дни были одной сплошной гонкой — нужно было торопиться, ведь неизвестно, что сейчас творится в Балеуте, столице Закары. Понятно, что все проводящиеся повальные обыски и облавы не дали результата, и не исключено, что там уже могли разобраться, куда именно делись разыскиваемые.

Беглецы мчались по дорогам все светлое время суток, не останавливаясь до тех пор, пока на землю не спускалась полная темнота. Но даже тогда они вставали на ночлег не на постоялых дворах, а неподалеку от дорог, в укромных местах, даже не зажигая огня — им следовало быть очень осторожными, нельзя оставлять за собой никаких следов — все же им надо даже не пройти, а проскользнуть до границы как можно более незаметно.

В дороге их несколько раз останавливали стражники — все же со стороны выглядит довольно непривычно, что обычно бережливые крестьяне так гонят своих лошадей! Странно, и никак не вписывается в рамки поведения таких людей... Во всех случаях Бел всегда говорил стражникам одно и то же: нам с женой, мол, сообщили, что близкий родственник находится при смерти, и дни его жизни сочтены. Вот оттого-то мы и несемся во весь опор, чтоб, если на то будет милость Небес, еще успеть застать его живым... Для достоверности Бел называл какие-то имена, города, селения... Как видно, слова Бела звучали достаточно убедительно, если после этого их почти сразу же отпускали.

Беглецам повезло — к концу третьего дня они сумели пересечь границу, причем сделали это безо всякого труда, и именно в том месте, которое им указал старый священник. Трудно сказать, повезло им, или же в том месте, и верно, был какой-то особый переход, которым пользовался лишь строго определенный круг людей. Надо же, и у сильных мира сего, как и у простых контрабандистов, есть свои особые места для переходов границы, которые как бы негласно охраняются... Впрочем, беглецам сейчас было не до таких тонкостей: покинули Закару — и хорошо!

Итак, они в Маргале, и пусть до нужных дорог им еще добираться и добираться, но на душе все же полегче — все же они миновали еще одну страну... Вроде, можно радоваться, но все одно холодок, возникший меж беглецами, так и не проходил.

Олея вновь посмотрела на спину Бела, который ехал чуть впереди нее. Ох, ну она никак не может привыкнуть к тому, что этот незнакомый мрачный мужчина на самом деле и есть Бел, тот самый мужчина, с которым они уже столько пережили! Хороший морок поставила колдунья, ничего не скажешь! Без сомнений, сейчас и сама Олея выглядит ничуть не лучше, недаром Бел лишний раз старается не смотреть в ее сторону. Понятно, кого он там видит — усталая женщина средних лет с потухшим взглядом, вся жизнь которой крутится возле своего небольшого надела земли. Однако стоит Олее глянуть в зеркало, или еще какую блестящую поверхность, как там по-прежнему отражается красивая молодая женщина. Пустяк, а приятно...

Бел... Н-да, муж, называется... Со времени свадьбы он словно старается держаться от своей новой жены на расстоянии, и даже в его голосе, когда он обращается к Олее, звучит легкий, почти неуловимый холодок, словно Бел вовсю старается дать понять — все произошедшее в храме Дайяра не стоит воспринимать всерьез, и сейчас его раздражают даже воспоминания о своем вынужденном согласии на вступлении в этот никому не нужный союз. Он что, опасается, что новоявленная жена будет требовать от него исполнения супружеского долга? Размечтался! Хм, как бы этому Белу (или Лавру) пояснить, не срываясь на грубость, что свои опасения он может засунуть куда подальше: ей это нужно не больше, чем ему, так что за свою честь и поруганную невинность он может не опасаться!

Планы у него на будущее, видишь ли, были другие... Между прочим, в ее планы он тоже никак не входил! Ну уж если так получилось, то надо хотя бы сохранять видимость хороших отношений между ними! Конечно, вполне может оказаться, что у Бела есть невеста, которая верно и преданно его ждет, так ведь Олея и не настаивает на том, чтоб их брак продолжался и дальше! Можно подумать, он ей нужен до зарезу!..

А если серьезно, то почему ее так задевает поведение Бела и особенно его реакция на слова старого священника насчет того, что им следует вступить в брак? Ну, не хочет парень жениться на ней — так и не надо, но отчего это ее так обижает? Может, все дело в том, что за последние дни она привыкла к тому, что Бел постоянно находится подле нее, защищает, оберегает, и вместе с тем она может полностью на него положится. Что ни говори, а сильного мужчину, за плечами которого можно чувствовать себя укрытой от бед внешнего мира, женщины чувствуют сразу, и инстинктивно не хотят отпускать от себя. Следует признать, что и она сама за последнее время стала тянуться к этому человеку, восхищаться его сообразительностью, находчивостью, умом, внутренней силой... Это, наверное, еще не любовь, а просто глубокая привязанность, но еще недавно в душе Олеи не было и этого! Иногда ей казалось, что она нравится Белу — а что, внешне она вовсе не уродина!, но в то же время из других слов мужчины складывалось впечатление, что он чуть ли не из последних сил вынужден терпеть ее подле себя... И отношения у них еще совсем недавно были очень даже неплохими...

Конечно, она и сама была ошарашена словами старого священника, вернее, даже не словами, а самым настоящим приказом о вступлении в брак, но ведь, в конце концов, это же всего лишь брак, а не приказ на жестокую казнь или публичную порку!.. И нечего Белу бесконечно злиться на нее: можно подумать, что это она умолила старого священника провести свадебный обряд! Вот уж верно сказал святой отец — ох, как же не любят некоторые мужчины терять свою свободу!..

Ладно, нечего переливать из пустого в порожнее — она уже и так решила, что придя в Руславию, сразу же подаст на развод: не стоит и дальше видеть вечное недовольство на лице своего так называемого мужа! Пусть потом женится на ком захочет, и когда пожелает — ее это уже не будет касаться никоим образом!

Оказавшись в Маргале, беглецы по-прежнему продолжали гнать лошадей, стремясь уйти от границ как можно дальше вглубь страны. Как Бел коротко пояснил Олее, в здешних малолюдных местах дорог слишком мало, так что стражникам при необходимости легко можно перекрыть их все, выставив посты или засады в нескольких местах на пересечениях дорог. Именно оттого беглецам надо было как можно быстрей достичь тех мест, где находятся куда более оживленные пути — там все же легче затеряться.

Итак, четвертый день пути, и погода стала портиться. Как обычно бывает в таких случаях, вначале на бледно-голубом небе стали появляться первые белые облачка, которых становилось все больше и больше, и они уже не были столь светлыми и воздушными. Еще через какое-то время небо сплошь затянули темные тучи, постепенно задул ветер, а через какое-то время пошел дождь, пусть и не очень сильный, но нудный, куда больше напоминающий осенние дожди их родной Руславии. Что ж, следовало радоваться хотя бы тому, что сейчас идет обычный дождь, а не хлещет во всю мощь песчаная буря.

Тем не менее, через какое-то время беглецы промокли до нитки. Холщовая одежда легко впитывала воду, которую к тому же выстуживал небольшой ветер, выдувая остатки тепла из уставших тел. Еще через какое-то время стало понятно, что быстро дождь не закончится, так что хочется того, или нет, но людям необходимо где-то остановиться на ночлег, поесть горячей еды, обсушиться и отдохнуть. Как ни крути, а для беглецов сейчас главное — отыскать настоящий дом под крышей, а не какое-нибудь жалкое укрытие из камней или кустарника. Олея и Бел — они оба настолько устали и вымокли, что ни у одного из них не было никакого желания и дальше продолжать свой путь: было ясно, что если они в ближайшее время не отыщут себе место для ночевки, и еще какое-то время пробудут под этим холодным дождем, то, без сомнений, простудятся, а больным людям сложно продолжать путь, да еще такой трудный и опасный.

Правда, тут была еще одна опасность — все же заканчивался четвертый день, начиная с того момента, как на них был наведен морок. Тогда колдунья пообещала им, что три дня они могут быть спокойны — на это время морок поставлен надежно, вот к концу четвертого дня морок пропадет. Конечно, надо бы дождаться того момента, пока морок исчезнет, и только потом двигаться дальше: нетрудно предугадать, как поведут себя посторонние люди, если на их глазах кто-то враз поменяет свою внешность... Конечно, в любое другое время беглецы по возможности обходили бы всех без исключения до той поры, пока морок еще лежал на них, но, к сожалению, выбирать не приходится, и обстоятельства складывались так, что в очередной раз надо идти на риск.

Дважды на дороге беглецам встречались небольшие селения в пару десятков приземистых глинобитных домишек, но остановиться в тех местах не получилось, хотя промокшие Бел и Олея не единожды делали попытки попроситься на ночлег в этих селениях. Местные жители, неприязненно глядя на уставших путников, без особых разговоров отказывали им в приюте — дескать, места в доме у нас мало, а семьи большие, так что вам у нас не понравится. Вместо этого советовали одно и то же: вы, дескать, поезжайте вперед, там через сколько-то верст будет большое селение — вот в нем-то как раз и находиться постоялый двор, где вас с радостью примут, а мы... Вы уж простите нас, люди добрые, но в наших краях не принято пускать на постой проезжих людей. Граница близко, пограничники суровые, приказы строгие, и вообще... Надеемся, вы нас понимаете.

Ну, не примете — так не примете, приходилось ехать дальше. Все бы ничего, только вот дождик и не думал прекращаться, он, наоборот, то и дело припускал с новой силой, и к тому времени как Бел и Олея добрались до нужного поселка (кстати, путь до него оказался вовсе не близким), на них не только не было ни одной сухой нитки, но дождевая вода даже начала чуть ли не хлюпать в сапогах, а беглецы замерзли до того, что у них зуб на зуб не попадал.

Этот поселок был, пожалуй, самым большим из всех, какие они пока что встретили на земле Маргала, да и постоялый двор в нем к числу маленьких отнести было никак нельзя, а, значит, в нем отыщется местечко для усталых путников. Ну и хорошо, добрались. Плохо то, что морок пока что по-прежнему был на них.

Внутри было жарко, но беглецы в насквозь промокшей одежде этого вначале никак не почувствовали — их все еще потряхивало от холода. Ох, переодеться бы, только вот вопрос — во что? Запасной одежды нет, да и купить ее не на что...

Хозяин постоялого двора, покосившись в полглаза на мокрых, уставших крестьян, к тому же просивших комнатку подешевле, махнул рукой — обождите, мол, сейчас что-нибудь для вас придумаю...

Да чего там думать! Хозяин еще пару раз покосился взглядом на этих крестьян. Тоже мне, богатеи... Он с первого взгляда понял — несмотря на то, что у этих двоих хотя и имеются кони, но наличных денег при себе немного, а все дешевые комнаты уже разобраны: из-за дождя многие путники не стали продолжать свой путь, решили переждать время на постоялом дворе за кувшинчиком вина. Однако каждый из постояльцев в той или иной мере стремился сэкономить хоть немного, и оттого все недорогие номера к этому времени были уже заняты, а на дорогую комнату прижимистые крестьяне ни за что не разорятся. Тем не менее не стоило отказываться от возможности заработать даже всего лишь несколько медных монет — деньги лишними никогда не бывают. Как говорится, курочка по зернышку клюет... Подберет он этим беднякам какой-нибудь уголок из числа тех, что годятся только таким вот скупым крестьянам, а зная нравы таких вот мелких земледельцев и их привычку к экономии, хозяин понимал, что недовольно воротить в сторону нос они не станут.

Пока хозяин был занят своими делами, Олея оглядывала большой полутемный зал, освещенный свечами, парой горящих факелов, да еще огнем очага. Женщина не ожидала, что на постоялом дворе соберется столько народа, как проезжающих, так и местных, которые справедливо решили, что на земле в такую погоду работать все одно не будешь, а сидеть дома, в четырех стенах, нет ни малейшего желания. В конце концов, и у вечно работающих крестьян иногда должно выпадать время хоть для короткого отдыха! Вон как сейчас тут шумно и весело, чему способствует и немалое количество кувшинов с вином, которые разносят гостям разбитные девицы-подавальщицы. Кое за какими столами уже и песни петь начинают...

Кроме проезжих и крестьян, в зале было с полдюжины стражников, да еще у очага сидел какой-то мелкий дворянчик лет сорока, в сопровождении двух слуг. Презрительно-высокомерные взгляды, которые дворянчик бросал на окружающих, никак не вызывали желания находится даже рядом с тем местом, где он сидит. Этот тип, похоже, считал, что одно его появление на этом постоялом дворе должно привести всех присутствующих в священный трепет, и вся эта чернь должна быть невероятно счастлива оттого, что рядом с ними находится высокородный. Правда, ни сам дворянчик, ни его слуги не были богато одеты, да и еда, что им подавали, была едва ли не такой же, какую заказывали себе возницы — похоже, что кроме титула в карманах аристократа была только мелочь, что нередко случается с родовитыми, но обедневшими семьями. Зато у этого высокородного было столько спеси и неприязни к окружающей его черни, что у каждого, кто видел этого дворянчика, просто воротило с души.

Интересно, — невольно подумалось Олее, — интересно, а этот тип за ужин и ночлег платить будет? Судя по его ухваткам, дворянчик вполне может посчитать, что это не он, а ему должны платить только за то, что он осчастливил эту придорожную гостиницу своим лучезарным присутствием.

Наконец хозяин постоялого двора оторвался от всех своих дел, и о чем-то заговорил с Белом. Тому, кажется, не понравились слова хозяина, но особых возражений не последовало. Дело кончилось тем, что Бел отсчитал с полтора десятка медных монет, которые тут же исчезли в кармане хозяина, а вот ключа от комнаты Бел так и не получил. Непонятно...

Хорошо, что в здешних местах имели хождение деньги Закары. По счастью, Белу вскоре после пересечения границы удалось разменять на медяки несколько серебряных монет, так что сейчас у беглецов имелся небольшой запас мелких местных денег, а если даже им и придется расплатиться одной из немногих оставшихся у них серебряных монет, то подобное вряд ли вызовет подозрения — здесь расплачивались деньгами как Маргала, так и Закары.

А пока что беглецы присели за грубо сколоченный стол, причем они выбрали себе тот, что находился подальше от огня, едва ли не в самом темном углу зала. По счастью, горячая похлебка из вконец опостылевшей баранины с луком, которую им подали на ужин в огромных тарелках, оказалась очень даже неплохой на вкус, так что расправившись каждый со своей порцией, беглецы для начала хотя бы согрелись, да и на душе стало чуть полегче. Надо бы поскорей идти отсюда на место своего ночлега, тем более, что морок с них вот-вот должен сойти, только вот двигаться с места не хотелось ни одному, ни другому. Каждый чувствовал, что сейчас его словно бы отпускает напряжение последних дней, и просто хочется спокойно посидеть на месте, никуда не торопясь, и не думая ни о чем, просто наслаждаясь покоем и безопасностью, слушая шум веселящегося зала. Чудь дремотное, слегка полусонное состояние, когда внутри тебя словно расслабляется туго сжатая пружина...

Правда, очень быстро пришло понимание — хватит, они позволили себе непозволительно отвлечься! В любой момент с них мог сойти морок, и вот тогда им весьма непросто будет пояснить окружающим свое внезапное преображение.

— Пошли... — Бел чуть тронул Олею за руку. — Надо поскорей убраться в то место, которое хозяин этого постоялого двора соблаговолил выделить нам за восемь медяков... А это еще что?! — внезапно голос мужчины изменился. — Вот... нелегкая меня задери!

— Что такое? — Олея не сразу поняла, отчего это Бел чуть растерялся. Быстро оглянулась по сторонам — вроде ничего опасного нет...

— Посмотри на двери... — чуть слышно произнес Бел.

— А я... — и тут слова застыли у нее в горле. В дверь только что вошло с добрый десяток людей, вновь прибывшие постояльцы, такие же насквозь промокшие, как Бел и Олея — тоже, как видно, провели в седле немалое время. Но не это привлекло внимание женщины — одним из этих людей был... Сандр. Живой, здоровый, и, без сомнений, совсем не в настроении. Как же этот человек здесь оказался?

А может, это не он? — с внезапной надеждой подумалось Олее. Вдруг просто похожий человек? На свете столько одинаковых лиц... Хотя к чему себя понапрасну обманывать? Это, без сомнений, Сандр, собственной персоной. Правда, сейчас он немного похудел, но сохранил все тот нагловато-жесткий вид уверенного в себе человека, а вот его спутников Олея видела впервые. Те мужчины, что сопровождают Сандра, не производят впечатление тех, кого можно безнаказанно обидеть. Крепкие, сильные парни, обвешанные оружием — с такими лишний раз лучше не связываться, а уж если они к тебе привязались по недоразумению, то лучше сразу бежать, не оглядываясь, и не только как можно быстрей, но еще и как можно дальше.

Беда... — подумалось Олее. Сколько же человек пришло с Сандром? Десяток? Ой, еще заходят... С ним что, десятка два сопровождающих? Во всяком случае, не меньше... Если эти парни всей своей группой навалятся на беглецов, то их вряд ли спасет даже умелое владение плетью. У парней с собой достаточно оружия, чтоб схватить преследуемых, да и умением сражаться они явно не обделены.

Еще женщину захлестнуло чувство тревоги, досады и неумения — ну как же так получилось, что они встретили здесь Сандра?! Кот уж кого другого, а этого неприятного человека ни она, ни Бел здесь точно не ожидали увидеть! Хотя почему не ожидали? Погоня никуда не делась, и преследователи не намерены от них отставать. Но все-таки, Великие Боги, почему Сандр тут появился?!

Бел без долгих разговоров ткнул Олею в бок — дескать, перестань пялиться, не привлекай к себе внимания, и надо немедленно уйти отсюда, а не то морок может исчезнуть с минуты на минуту, и вот тогда им обоим точно не поздоровится. Женщина поспешно отвела глаза от вошедших — не приведи того Боги, заметят, что она на этих парней глаза вытаращила! Впрочем, на вошедших посмотрели все, кто сейчас был на постоялом дворе — все же интересно, кого сюда еще загнала непогода! Хотя чего там смотреть, и так ясно, что сюда заявились люди из числа тех, от кого лучше держаться подальше.

Меж тем Сандр вместе со своими спутниками направился прямо к стойке хозяина, и все случайно оказавшиеся на их пути люди без слов уступали им дорогу. Впечатляющая компания, связываться с которой не станет ни один здравомыслящий человек. Недолгий разговор, тяжелая монета, которая легла на ладонь хозяина — и вошедшие разошлись по всему залу, внимательно вглядываясь в лица посетителей. Похоже, эти люди самым внимательным образом осматривают здешних посетителей, а кого именно они ищут — ну, кому как, а беглецам ответ на этот вопрос был очевиден.

И без долгих пояснений ясно, что эти люди интересовались у хозяина, какие посетители сейчас находятся на его постоялом дворе, есть ли среди них женщины, кто именно проезжал здесь в ближайшие дни, кто именно останавливался, как выглядели те люди... Вон, двое громил из милой компании Сандра вышли из зала — без сомнений, пошли проверять комнаты, и пусть хоть кто-то из недовольных постояльцев попробует им возразить!

Вряд ли у Сандра есть какие-то подозрения — он, скорей всего, и сам решил остановиться тут на ночь, а заодно и переждать дождь. Ну, а если устраивает такой обыск, то, возможно, у него есть некие сведения о том, где сейчас могут находиться беглецы. Хотя, скорей всего, эту проверку Сандр устраивает для очистки совести, чтоб исключить хоть малейшую возможность того, что беглецы могут вновь ускользнуть от него.

Один из тех крепких парней прошел рядом со столом, за которым сидели Бел и Олея, скользнул взглядом по паре небогато одетых немолодых людей, и направился дальше. Фу, прямо чуть от сердца отлегло, но все одно радоваться не стоит — морок с внешности беглецов может пропасть в любую минуту.

Женщина глянула на Бела — может, стоит уйти отсюда побыстрее?, а тот в ответ чуть сжал ее руку — сиди, не дергайся, я скажу тебе, когда нам надо будет покинуть это место... Да чего там ждать, нужно как можно скорей убраться отсюда, причем не только из этого зала, но и с постоялого двора!

Впрочем, если вдуматься, Бел прав: пусть сейчас на них все еще напущен морок, но лишний раз лучше не привлекать к себе внимание: Сандр — парень наблюдательный, и мало ли что может заметить... Уж лучше немного обождать, а пока что им только и остается, что молить всех Богов и уповать на то, что морок продержится еще какое-то время, хоть четверть часа! А может, беглецам сейчас стоит пойти на ночлег, туда, где им выделил место для ночевки хозяин этой гостиницы? Олея чуть кивнула головой в сторону двери, но Бел и тут понял, что она хотела ему сказать, и вновь отрицательно покачал головой — сиди, жди, не дергайся... Что ж, можно и подождать, только вот чего?

На всякий случай нащупала рукой под одеждой хлыст, передвинула так, чтоб в случае чего его было удобней перехватить. Сразу стало чуть поспокойнее — все же какое-никакое, а, будем считать, оружие.

Тем временем в зале назревал конфликт. Все тот же надменный дворянчик, как видно, почувствовал себя оскорбленным, когда один из спутников Сандра прошел мимо него, едва не заехав высокородному локтем в лицо, причем тот парень сделал это нарочно — как видно, его тоже взбесил высокомерно-презрительный вид высокородного. Сказать, что аристократ закипел от возмущения — это значит не сказать ничего. Вполне естественно, что дворянчик не привык к подобному обращению, и он что-то бросил требовательным голосом в спину парню. Тот не торопясь развернулся, нехорошо улыбнулся, дерзко-насмешливым взглядом оглядел дворянчика, и, как бы между делом, плюнул прямо под ноги высокородному. Н-да, парень явно напрашивался на неприятности...

Впрочем, если посмотреть на произошедшее с другой стороны, то этот дерзкий поступок парня говорил об очень многом, и прежде всего о том, что этот парень со товарищи чувствует себя надежно укрытым от всех неприятностей. Дело в том что в Маргале за оскорбление, нанесенное высокородному кем-либо из простолюдинов, положены весьма суровые наказания, вплоть до смертной казни. Чтоб вести себя с аристократом подобным образом, надо или самому относиться к числу высокородных, или же иметь за спиной высочайшее разрешение на любые дозволенные и недозволенные действия. Проще говоря — парням дозволено практически безнаказанно творить что угодно, а подобное разрешение мог выдать только король Маргала. Что из этого следует? Правильно: как это не печально осознавать, но становится ясно, что на беглецов и здесь объявлена охота, а охотникам позволено делать все, что они только сочтут нужным...

Тем временем, судя по виду аристократа, было понятно, что подобное унижение он получил впервые в жизни: трудно представить, чтоб чернь осмеливалась вести себя столь дерзким образом с теми, кто несоизмеримо выше их по рождению!.. Дворянчика душила обида, и оттого он постарался отплатить обидчику должным образом: схватив свою кружку, высокородный выплеснул остатки вина в лицо насмешливо скалящемуся парню.

Ой, не стоило ему этого делать! Неужели высокородному непонятно, что с такими людьми связываться не стоит — ведь не на пустом же месте эти люди ведут себя настолько нагло и дерзко?! Хотя откуда ему об этом знать, да и к хамству привыкнуть невозможно... Ну, как и следовало ожидать, последствия не заставили себя ждать: насмешливо-издевательская улыбка исчезла с лица парня, сменилась лютой злобой, и от мощного удара в лицо дворянчик просто-таки отлетел к стене, и без сознания рухнул на пол. Только и остается надеяться на то, что аристократ жив, не убит — уж очень мощный замах был у парня, да и сам удар получился не из слабых...

Однако этого оскорбленному здоровяку показалось мало. Вытирая с лица капли вина, он подошел к неподвижно лежащему дворянчику, и тому пришлось бы совсем худо, если бы не окрик Сандра. Он отдал какое-то приказание, причем довольно резким и недовольным голосом, так что недовольный парень, который успел разок пнуть неподвижно лежащего аристократа, отошел в сторону. Послушался, значит. Да, повезло высокородному, что Сандр остановил этого парня, а то последствия трудно было бы предугадать.

Судя по всему, в этой небольшой компании Сандр был за старшего. Невеселое открытие, хотя кого еще назначать старшим среди загонщиков, если не того, кто хорошо знает повадки преследуемой дичи?

Тем временем в дело вмешались слуги дворянчика. Они оказались умнее своего хозяина, и даже не подумали вступать в схватку с этим крепким наглым парнем, и уж тем более не рискнули сделать ему замечание — все одно результат этого столкновения можно предугадать заранее. Подхватив с двух сторон своего хозяина, все еще находящегося в бессознательном состоянии, они чуть ли не поволокли высокородного в его комнату. С их стороны это весьма благоразумный поступок...

А, вот и разозленные стражники вскочили со своих мест. Понятно, что им надо вмешаться, ведь по законам Маргала на их глазах только что произошло настоящее преступление — оскорбление действием высокородного! Хочется им того, или не хочется, но надо вспомнить о своих должностных обязанностях, а их вмешательство в конфликт вряд ли обойдется без драки с этими невесть откуда взявшимися парнями...

Меж тем большинство посетителей, до того мирно сидящих в зале, едва ли не бросились на выход в полной растерянности от увиденного. Прежде всего поторопились убраться все здешние крестьяне, до того с интересом наблюдавшие за происходящим, да и значительная часть приезжих тоже поспешила разойтись по своим комнатам. Конечно, людям очень хочется посмотреть на все происходящее — все же это неплохое развлечение для глухой провинции в скучный дождливый вечер. Только вот когда с одной стороны бьют высокородного, с другой скалит зубы невесть откуда взявшаяся компания парней с крепкими кулаками, да меж ними еще и стоят растерявшиеся стражники... Э, нет, уж вы нас извините, но идти в свидетели никому не хочется, ибо неизвестно, с какой стороны тебе аукнутся последствия будущих показаний, когда начнется следствие, а оно обязательно начнется, потому как оскорбление высокородного и драка со стражниками вряд ли в дальнейшем обойдется без последствий и разбирательств! А так — ничего не видел, ничего не знаю, и вообще — я ушел еще до того, как в зале что-то там произошло, и лишь потом до меня донеслись какие-то слухи, в которых я, по своей необразованности, ровным счетом ничего не понял!..

Во время этого массового бегства и Бел вскочил на ноги, дернув за руку Олею — мол, поторапливайся, сейчас самое время уйти из зала! И верно, со стороны это смотрится так, будто сейчас из зала уносятся перепуганные крестьяне, которые больше всего на свете не желают быть втянуты в чужие разборки. Вот, впереди Бела и Олеи из зала чуть ли не бегом выходят люди, в том числе и еще одна немолодая пара крестьян, где муж раздраженно тыкает в бок постоянно оглядывающуюся жену — чего, мол, вылупилась на чужих мужиков, нас с тобой эти разборки касаться не должны!..

Уже выходя из зала, Олея чуть покосилась назад, и ее неприятно кольнуло в сердце — Сандр пристально глядел вслед спешно уходящим людям. Конечно, узнать беглецов он не мог при всем своем желании — все же морок еще надежно прикрывал людей, но, тем не менее, очень уж неприятный взгляд был у Сандра. Как бы чего не заподозрил...

Оказавшись за дверями, Олея облегченно перевела дух, и едва ли не бегом направилась вслед за Белом, который шел к конюшне. Женщина вначале решила, что они сейчас же покинут эту гостиницу, но все оказалось не так, как она рассчитывала.

Дело в том, что когда они еще пытались снять комнату на ночь, то дешевых номеров не оказалось, на дорогие не хотелось тратить последние деньги — вот оттого-то хозяин и предложил им провести ночь в конюшне, в том самом стойле, где стояли их лошади. Вон, кто-то из слуг уже бросил у стены несколько охапок жесткой старой соломы. Да уж, ничего особо хорошего в этом нет, только вот беглецам в очередной раз выбирать не приходится. Что есть, то есть, и уже за это надо сказать спасибо.

Олея хотела кое о чем расспросить Бела, но тот, опережая возможные вопросы, прижал палец к своим губам — помолчи, а то тут звуки хорошо расходятся, да к тому же не они одни ночуют в конюшне: пронырливый хозяин сдал соседние стойла для ночевки всем тем, кому не хватало денег снять хоть небольшую комнатенку. Здесь же за несколько медяков можно было переночевать в более-менее сносных условиях, оттого-то негромкие голоса небогатых постояльцев слышались то тут, то там.

Олея уже взялась, было, за повод коня, но Бел придержал ее руку. Надо остаться, слишком странно, если кто-то вдруг сорвется с места, и кинется в ночь, даже не потребовав назад свои деньги... Такого просто не может быть — для бережливых крестьян подобное, по меньшей мере, странно.

Бел чуть слышно, шепотом сказал Олее — ложись спать, я пока подежурю, потом сменимся. К сожалению, уйти с постоялого двора мы сейчас не можем — слишком рискованно, так что вновь придется каким-то образом выкручиваться из сложной ситуации. Это верно, сейчас одному из них надо всю ночь не смыкать глаз, а заодно и внимательно прислушиваться ко всем звукам, какие только будут раздаваться с постоялого двора.

Олея прилегла на солому, но сон не шел — присутствие Сандра вновь подстегнуло острое чувство опасности. Вот уж кого не ждали, не гадали увидеть! Ох, по-хорошему им с Белом надо бы бежать отсюда со всех ног, только вот нельзя сейчас это делать, может вызвать подозрение... Опять на сердце тошно, недолго они чувствовали себя в относительной безопасности... А вот еще интересно, как Сандр с того острова убрался? И где Юрл?

Усталость все же брала свое, и оттого, несмотря на опасность, сон все равно сморил молодую женщину. Однако стоило Олее задремать, как ее разбудили недовольные голоса и бьющий в глаза свет факела. Оказывается, это двое из спутников Сандра заявились осмотреть конюшню. Заглянув в каждое стойло, поворошив солому и едва ли не сунув факел в лицо каждого из находящихся в конюшне постояльцев, парни ушли, сопровождаемые глухим недовольством людей, которые, тем не менее, не решались открыто выражать свои чувства.

— Так... — отстранено подумала Олея, — так, морок еще держится, и спасибо за то старой колдунье, пошли ей Боги крепкое здоровье и долгие годы жизни, если, конечно, ей раньше времени голову за колдовство не свернут... А вот интересно, морок до утра дотянет, или нет?

Не дотянул. Когда ночью Бел разбудил Олею — твоя, мол, очередь дежурить, то перед ней вновь был ее прежний спутник, а не мрачный усталый крестьянин. Олея даже не ожидала, что вид Бела так ее обрадует.

— С возвращением! — прошептала Олея, чуть улыбаясь, и вместе с тем протирая заспанные глаза.

— Что? — не понял Бел.

— Ну, ты снова стал прежним. Я, надеюсь, тоже.

— Не сомневайся. Какой раньше была, до того, как на нас навели морок, такой и осталась, а на ближайшее будущее нам с тобой только и остается надеяться на то, что сумеем убраться отсюда подобру-поздорову. Так что нечего радоваться понапрасну. Разбуди меня стразу же, как только начнет светать.

— Конечно...

Они покинули постоялый двор когда только-только забрезжил рассвет. Впрочем, в это же самое время собрались выезжать не они одни, а и кое-кто из постояльцев — уж очень не хочется нарваться на возможные неприятности от компании тех крепких парней, что заявились вечером на постоялый двор. Что ни говори, а появление этой наглой компании произвело угнетающее впечатление на всех, кто их видел.

Ежась от утренней прохлады и сдвинув пониже головные уборы, Бел и Олея вывели своих лошадей из конюшни, причем похрапывающий охранник, сидящий у выхода, в это время даже не сдвинулся с места. Пара стаканчиков крепкого вина, выпитого им ночью, сделали свое дело — сейчас ему не было никакого дела до того, что за люди выходят из конюшни.

Немного отъехав от постоялого двора, беглецы пустили лошадей вскачь — хотелось как можно быстрей оказаться подальше от этой придорожной гостиницы, где сейчас находился Сандр вместе со своей милой компанией.

Не сговариваясь, гнали лошадей чуть ли не до полудня, когда стало понятно, что лошади полностью выдохлись, да и сами люди устали. По счастью, в Маргале уже не было такой ровной степи, где было сложно спрятаться — здесь вдоль дороги хватало кустарника и рощиц, так что беглецы остановились на отдых в одной из них, той, где деревьев было погуще. Место было выбрано удобное — из глубины рощицы хорошо просматривалась дорога, а вот с дороги рассмотреть тех, кто прятался среди деревьев, было совсем не просто.

Беглецы молча сидели на земле, переводя дух. Тихо, только где-то среди деревьев пела птица, да стрекотали цикады. Яркое солнце, благодатная тень от деревьев, в вышине черными точками застыли жаворонки, рядом прерывисто дышали усталые лошади...

— Как думаешь, нам еще далеко до больших дорог? — спросила Олея.

— Если ориентироваться по моим воспоминаниям о картах Маргала, то, боюсь, недалеко... — устало ответил Бел..

— Почему вдруг "боюсь"? Мы же ведь к ним и движемся, разве не так? На тех дорогах мы сумеем быстрее добраться до границ...

— Ты не понимаешь — на больших дорогах этой страны нам сейчас делать нечего! Не знаю как назвать то невероятное везение, что за все время, прошедшее после пересечения границы Закары и Маргала, на нашем пути встречались только крестьяне и простые стражники. Но вот стоит нам дойти до больших дорог... Ну, ты, думаю, остальное и сама понимаешь.

— Ты считаешь...

— А тут и думать нечего, ответ и без того ясен. Судя по всему, уже известно, что мы пришли на землю этой страны. Ничего не скажешь — быстро у них сообщения налажены. А остальное... Властям Маргала тоже до зарезу нужны перстень и манускрипт. Ты уже видела — Сандру и его компании все разрешено, ведь если они добудут артефакты, то им простят что угодно, вплоть до убийства высокородных. Для властей Маргала сейчас главное — достать перстень и манускрипт, а все остальное вторично...

— Но почему же тогда нам удалось так далеко пройти вглубь страны?

— Ну, прежде всего, даже очень важные сведения не могут доставляться моментально, особенно на такие дальние расстояния. Далее: граница меж этими двумя странами достаточно протяженная, и где именно нас ждать, в каком месте ловить — это еще тот вопрос, в котором можно легко ошибиться. Так что в любом случае будет лучше позволить нам забраться вглубь страны — нашим преследователям она известна, как свои пять пальцев, а мы тут чужаки. По сути, игра пойдет на их поле, и в этой игре у властей Маргала имеется значительная фора. И потом, распылять силы для нашей поимки по второстепенным дорогам тоже нет смысла — лучше сосредоточить их на главных путях страны, перекрыть все основные пересечения дорог, ведь именно в тех местах каждый здравомыслящий человек и должен ехать. Что ж, с точки зрения сыска это правильное решение.

— То есть стоит нам добраться до главных дорог Маргала...

— Как мы попадем под жесткий контроль властей. Думаю, сейчас уже разослан приказ всем и каждому с перечнем наших примет и соответствующим распоряжением — бросить все силы на поимку опаснейших преступников. Наверное, и тут на награду не поскупились...

— Тогда я не понимаю, для чего мы едем в сторону тех самых главных дорог Маргала?

— Это не совсем так... Одно время я неплохо изучал карты многих стран, в том числе и Маргала. Не скажу, что все помню, и оттого в последние дни я старался вспомнить забытое. Эх, мне бы хоть одним глазом взглянуть на карту этой страны — все бы вспомнил!, но чего нет, того нет, приходится обходиться тем, что осталось в памяти, хотя по прошествии времени за точность воспроизведения не ручаюсь. Так, кое-что вспоминается весьма приблизительно и постепенно, но кто ж знал, что меня занесет в этот забытый всеми Богами край?! Ох, я, кажется, со своими стенаниями несколько отвлекся...

— Вроде того.

— Так вот, по моим прикидкам мы вскоре должны добраться до некоего небольшого городка, или же если исходить по здешним провинциальным меркам, то до города весьма солидных размеров. Правда, названия того городка я вспомнить никак не могу, в памяти осталось лишь то, что его название состоит всего из трех букв...

— Надеюсь, название приличное и его можно произнести вслух?

— Шуточки у тебя... — покрутил головой Бел. — Так вот, у того городишки сходится немало дорог, многие из которых почти заброшены, и почти все они ведут вглубь Маргала. Так вот, на одну из тех дорог нам и надо свернуть. Значительно срежем путь, да и время сэкономим. Помнишь, святой отец Дайяр сказал нам, что Правителю Руславии уже предъявлено что-то вроде ультиматума — или продемонстрируйте артефакты, или... В общем, нам надо торопиться домой по мере своих сил и возможностей — время здорово поджимает. Как бы любители халявы страну заранее делить не стали...

— Это верно.

— Еще плохо то, что у нас с собой оружия нет. Вернее, у тебя есть хлыст — вот и все, что у нас имеется. Это ж надо: всех имеющихся в нашем кошельке денег не хватит, чтоб купить приличный нож!

— Ты не прав — у меня еще есть цепь, ну, та самая, которую я забрала в кабинете настоятеля. Помнишь, там один из охранников пытался оказать серьезное сопротивление, и этой цепочкой удары хлыста хорошо блокировал...

— Это я помню, но мне казалось, что ты эту цепь потеряла.

— Плохо обо мне думаешь. То, что я не показывала ее тебе — это не означает, что у нас ее нет. Вот эта самая цепочка... — и Олея вытащила из внутреннего кармана своей холщовой рубахи позвякивающую цепь, отливающую серебристым блеском. — Ты не смотри, что на первый взгляд она не очень толстая — главное, крепкая.

— А что ты ее там таскаешь? — усмехнулся Бел. — Оружие всегда должна быть под рукой, а не во внутреннем кармане.

— Да она какая-то неудобная! — пожаловалась Олея. — К этой штуке еще привыкнуть надо. Тут и замах чуть иной, и вообще... Если у меня будет немного свободного времени, то я попробую приноровиться к этой цепи, а сейчас, если честно, я немного устала, и мне лишний раз даже шевелиться не хочется...

— Дай-ка мне ее!.. — Бел взял в руки чуть позвякивающую цепочку, сделал ею несколько взмахов. — Ну, не знаю... Кажется, это не мое. Сейчас бы в руки меч, кинжал, лук, нож, на худой конец нунчаки, или что-то подобное — вот это по мне, а цепь... Как-то не с руки ею пользоваться. Забирай назад свое железо.

Олея взяла протянутую мужчиной цепь. Да, зря она до сей поры так и не попробовала разобраться, как надо действовать этой штукой — тут просто над головой крутить не будешь, как простой веревкой, здесь дело в чем-то ином. Невольно вспомнилось, как лихо, даже виртуозно действовал ею тот охранник, которому она сломала шею в кабинете настоятеля монастыря Святых Дел. В самое ближайшее время ей надо попробовать повторить те самые движения — может, и в ее руках эта серебристая цепочка будет двигаться ничуть не хуже, чем у того охранника, чью душу она отправила на Темные небеса.

— Чего вздыхаешь? — поинтересовался Бел, глядя на то, как Олея прилегла на теплую землю.

— Чего-чего... Есть хочу! — невольно вырвалось у Олеи.

— Не ты одна... — вздохнул мужчина. — Увы, но я рассчитывал на то, что мы с тобой утром не только перекусим на постоялом дворе, но и купим там кое-что себе в дорогу. Не вышло.

— Да уж... — согласилась Олея. — Нам с тобой с утра не до того было, чтоб припасы в дорогу покупать. Успели убраться неузнанными — уже хорошо...

— Сандр... — протянул Бел. — Его появление стало для меня весьма неприятным сюрпризом. Я в глубине души надеялся, что никогда его больше не увижу.

— У меня тоже, знаешь ли, вид этого человека никакой радости не вызвал... Кстати, ты как считаешь: Сандр и Юрл — они нас преследуют поодиночке, или каким-то образом общаются друг с другом?

— Трудно сказать... По словам того же Иннасин-Оббо (надеюсь, на Темных небесах он уже получил свое!) они оба остались живы, а Юрл не такой человек, чтоб оставлять невыполненным задание — он настоящий профессионал со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Что касается Сандра... Его я знаю несколько лет, и, на мой взгляд, он тоже относится к числу тех, кто до конца будет выполнять полученный приказ.

— То есть Сандр и Юрл действуют вместе?

— Склоняюсь к этой версии. Думаю, они разделились на два отряда, и пошли по самым перспективным направлениям в надежде, что хоть один из них сумеет перехватить нас. Это у них почти получилось.

— А что это за парни были с Сандром?

— Ему их, скорей всего, дали в помощь, а без непосредственного участия в этом деле властей Маргала подобное не сотворишь.

— Да... — протянула Олея. — Помнится, когда мы только шли за артефактами, у нас была сравнительно небольшая группа людей, а сейчас...

— Тогда нужно было пройти несколько стран как можно более незаметно, а сейчас требуется иное. Нас ловят, и тут по следам можно пускать целую стаю, что, собственно, и сделано. К тому же те парни, что сопровождают Сандра, тоже не с улицы подобраны, а настоящие бойцы — на это дело глаз у меня наметан. Что тут скажешь — и у здешнего короля горит зуб на артефакты. Вернее, на то золото, которое можно получить, если раздобыть перстень и манускрипт.

— То есть Сандр работает на короля Маргала?

— Очень и очень сомневаюсь. Скорей всего, он намерен раздобыть артефакты, и каким-то образом смыться с ними в Танусию. Задача сложная, и парень здорово рискует. Думаю, какой-то план у него уже есть.

— Как думаешь, Сандр с постоялого двора направится к границе с Закарой? Он ведь нас не заметил?

— Возможно. Могу только предположить его возможные действия. Что бы ты о нем не думала, но Сандр — парень умный, и через какое-то время поймет, что мы ушли от него. Без сомнения, вычислит, куда мы могли ускользнуть от него и когда это сделали. К тому же помощники у него весьма шустрые и пронырливые...

— Но откуда тут взялся Сандр?

— Не стоит задавать вопросы, ответа на которые у меня нет. Сейчас нам с тобой надо знать одно: ему до зарезу нужны артефакты, и не будет отказываться от своего намерения добыть их любой ценой.

— То есть все то же — мы бежим, он догоняет?

— К сожалению...

Снова верхом, снова дороги, пыль, жара... Небольшие деревушки, клочки обработанной земли, нечастые путники, крестьяне на полях... Постепенно народу на дорогах встречалось все больше, но в основном это были пешие люди, и нельзя сказать, что вид всадников их очень интересовал — едут себе люди, и пусть едут дальше. Удивительно, но и стражников в здешних краях беглецы увидели всего лишь несколько раз.

В одной из таких вот небольших деревенек Бел остановил коня возле дома покрепче, где находилось нечто отдаленно напоминающее торговую лавку, и купил у здешнего хозяина лепешек и вяленого мяса, а заодно попросил и фрукты, какие найдутся. Пока невысокий щуплый мальчишка бегал в сад за яблоками и грушами, Бел разговорился с хозяином, и тот, весьма довольный тем, что сбыл этим проезжим недотепам старое мясо, был довольно разговорчив. Их беседа затянулась куда дольше, чем рассчитывала Олея — все это время она находилась на улице, держа под уздцы лошадей, и ни жестом, ни движением не выдала своего нетерпения — уже привыкла к тому, что на Бела надо полагаться во всем.

Но эта задержка пошла на пользу и людям, и лошадям: когда беглецы вновь двинулись в путь, то люди и лошади выглядели немного отдохнувшими. Однако теперь люди уже не гнали коней, а просто быстро ехали по дороге. Еще Олея заметила, что Бел иногда оглядывается назад — как видно, опасается возможной погони. Надо признать, что и она сама делала то же самое — все же оставшийся на постоялом дворе Сандр мог каким-то образом узнать о том, что беглецы вновь ушли от него.

Солнце давно перешло вторую половину дня, и дороги становились все более оживленными. Стражники стали встречаться куда чаще, но они, скорее, следили за порядком на дорогах, а не искали кого-то по особым приметам — у здешних стражей, возраст которых по большей части перевалил за полсотни лет, не было особого желания лишний раз подвергать свою жизнь опасности. Да и зачем нарываться на неприятности, если в их службе и без того все идет ровно, спокойно, и без особых хлопот. Лучше постараться прожить как можно более незаметно, по возможности не влезая ни в какие опасные дела, привычной тихой, мирной провинциальной жизнью, где случайная свара между соседями — это одно из тех громких происшествий, о которых местные жители вспоминают даже спустя долгие месяцы, причем говорят о произошедшем так, словно это было одной из вселенских катастроф...

Когда вдалеке показались высокие стены города, Олея была уверена, что дальнейший путь ведет именно туда, но Бел внезапно повернул своего коня на одну из боковых дорог, ведущую в сторону. Вернее, это больше походило на частично заросшую травой тропинку, по которой если кто-то и ездил, то крайне редко. И хотя Олея обычно старалась лишний раз не расспрашивать Бела, и уж тем более не отвлекать его в дороге, тут она не выдержала:

— Что, здесь и начинаются те самые объездные дороги? Что-то непохоже: от города близко, а эта дорога выглядит совершенно заброшенной! Тут если кто и проедет, то подобное чудо случится раз в год, и то по обещанию!

— Это всего лишь одна из множества тех тропок, что ведут на объездные пути.

— А почему она так заброшена?

— Потому что по ней не ездят! — отрезал Бел. Ясно, не хочет разговаривать. Ладно, — привычно подумала Олея, — ладно, потерпим, все одно на привале она его разговорит.

Беглецы двигались дальше по этой наполовину заросшей тропе. За спиной остались людные дороги, впереди вновь не было видно ни одного человека. Опять их ждет неизвестность, но, очевидно, здесь все же куда более безопасно, чем на той дороге, с которой они только что свернули...

Отчего-то чувствовалось, что эти места совершенно безлюдны. И верно: на пути беглецов не попадалось ни людей, ни животных. Правда, несколько раз едва ли из-под копыт коней выскакивали перепуганные песчаные зайцы, да дорогу перебегали мелкие зверюшки — и только.

Шел час за часом, версты одна за другой ложились под копыта коней. Местность вокруг постепенно менялась: опять стали появляться небольшие холмы, только вот в этих местах они были покрыты густым кустарником. Впрочем, здесь хватало и небольших рощиц, которые кое-где сменяли небольшие участки настоящего лиственного леса. Вот всяком случае, если беглецам в очередной раз будет грозить опасность, то они могут попытаться спрятаться в этих рощицах. Уже неплохо.

Несколько раз на пути оказывались развалины каменных домов, причем, судя по виду этих печальных руин, люди отсюда ушли уже давно. Поросшие коротким мхом камни, вьюнок, кое-где обвивающий полуразрушенные стены густым ковром, высокая трава, проросшая внутри домов... Здесь уже давно никто не жил, о чем достаточно ясно давала понять нетронутая трава подле домов. Интересно, отчего отсюда люди ушли?

Солнце уже заметно клонилось к закату, когда беглецы, наконец, увидели дом, стоящий невдалеке от дороги. Он ничуть не походил на те развалины, которые Бел и Олея до того встречали в этих местах. Это было крепкое здание из камня, размерами немного превышающее обычные дома крестьян Закары, и вдобавок к нему было пристроено несколько хозяйственных пристроек, сделанных с той же основательностью. Заброшенным это место никак не назовешь — земля возле дома расчищена от травы и камней, а из трубы на крыше идет чуть заметный дымок и доносится едва уловимый запах готовящейся еды. От этого вкусного запаха у обоих беглецов громко забурчало в желудках — обоим давно уже хотелось есть. Запах свежей пищи... Значит, тут живут люди, хотя и непонятно, что за бирюк-отшельник может обитать в этой всеми позабытой глуши?

О, вот и собака голос подала, а через мгновение к ней присоединилась еще одна, с более громким, и даже чуть повизгивающим лаем. Э, да здешние хозяева хорошо заботятся о своей безопасности, раз держат не одну собаку, а двух. Или же вполне может оказаться и так, что в этом доме живет не одна, а две семьи, и у каждой из них имеется своя собака...

Остановились рядом с домом, и Бел лез со своего коня, перед тем кивнув Олее — на всякий случай держи свой хлыст под рукой, а не то мало ли что... Мы же не знаем, кто тут обитает, а иного оружия у нас под рукой просто нет.

Бел не успел сделать и двух шагов, как дверь дома распахнулась, и на пороге оказался пожилой мужчина. Пусть волосы у него почти совсем поседели, но судя по его крепкой фигуре, осанке и цепкому взгляду, в число беспомощных стариков этого человека записывать не стоило. Оглядев приезжих вопрошающим взглядом, он о чем-то неприязненно спросил подъехавших людей. Короткий разговор с Белом — и мужчина неохотно кивнул в сторону одной из построек, стоявших чуть вдалеке от дома — похоже, там находилось нечто вроде конюшни или овина, а затем, искоса глянув на Олею, ушел в дом. Что ж, все понятно и без долгих слов — им было разрешено остановиться там. Ладно, в конюшню — так в конюшню, дело, можно сказать, уже привычное, тем более что это далеко не самое плохое место для ночлега.

Подойдя к указанному месту, внимательно осмотрели строение. Надежная кладка, крепкая крыша, внутреннее помещение без окон — свет сюда проникал только через открытые двери, которые, по счастью, запирались изнутри.

— Ну, что скажешь? — негромко спросил Бел, когда они с Олеей отвели в указанное место уставших лошадей.

— Мне здесь отчего-то не нравится... — Олея насыпала лошадям немного старого ячменя из большого мешка, стоящего в углу. — В этом помещении нет ни одной лошади, а для чего строить конюшню, если у тебя в хозяйстве их нет? К тому же здесь имеется и ячмень, и сено, и вода, все то, что нужно для лошадей — значит, сюда частенько приезжают гости.

— Верно... — кивнул головой Бел. — К тому же здесь есть следы от убранного навоза... Вопрос: кто сюда приезжает? Дом хороший, но что делать людям в этих местах, забытых Богами? Зверей с ценным мехом тут не водится, рядом нет ни пасек, ни чего-либо такого, что указывало бы на род занятий этого человека. Между прочим, здешний хозяин явно не бедствует — вон какой справный дом отгрохан, да и одет он слишком хорошо для одиноко отшельника. Вопрос — на какие шиши живет этот мужик? На когда-то скопленные сбережения? И что он делает в этих местах, забытых Богами и людьми?

— Ты обратил внимание — рядом с этим домом нет ни одного дерева, ни одной обработанной грядки! Это тем более удивительно, что неподалеку от дома есть небольшой колодец, а раз рядом есть вода, то, как правило, и земля тут, более или менее, но годится для земледелия! А возить сюда овощи и муку откуда-то издалека весьма накладно — ни один рачительный крестьянин не позволит себе чего-то подобного.

— Не только это... — протянул Бел. — Между прочим, жить тут станет далеко не каждый — о здешнем крае давно идет дурная слава.

— А что такое?

— Помнишь, я днем говорил с продавцом, который продал нам кое-какую еду? Мужик разговорчивый, но на некоторые вопросы он отвечал очень уклончиво, однако я и сам кое-что вспомнил. Так, не очень точно...

— И?..

— На тех старых картах, которые я когда-то изучал, где-то в районе этих мест были указаны то ли рудники, то ли шахты, но, кажется, все это давным-давно заброшено. Кажется, все выработано едва или не подчистую.

— А что там добывали?

— По-моему, какой-то металл. Не спрашивай, какой именно — я тебе на этот вопрос все одно не отвечу, потому что не знаю ответа.

— А о чем ты говорил с хозяином?

— Просился на ночлег. Сказал, что мы едем по делам, но несколько сбились с пути, пообещал заплатить за постой две серебряные монеты. Он согласился, хотя и без особого восторга.

— Я это заметила.

— Мне кажется, что, будь на то его воля, он бы нас и близко на порог не пустил, но отказывать уставшим путникам в ночлеге тут не принято. И еще: этот человек мне кажется подозрительным. Что-то с ним не то, поверь моему нюху. К тому же появление новых людей в столь отдаленных местах должно бы заинтересовать хозяина — все какое-то разнообразие в жизни, возможность перекинуться парой слов, узнать последние новости... Здесь же все происходит с точностью до наоборот. Мало того, что он вышел к нам не сразу, так он еще и ведет себя как человек, кого раздражают, и даже пугают незваные гости. Непорядок. Так быть просто не должно.

— Но ведь он разрешил нам переночевать под крышей, пусть даже это всего лишь крыша конюшни.

— Не исключено, что этот человек просто не захотел отпускать подозрительных людей, невесть для чего появившихся в этих местах.

— Даже так?

— Боюсь, что именно так, а не иначе. Значит, для начала мы поступим таким образом: как только стемнеет, сразу же закрываем дверь — благо этот запор расположен изнутри. Сами зажжем фонарь — он, по счастью, тут имеется, и нам с тобой опять придется спать по очереди. Ну, а дальше будем действовать, исходя из обстоятельств.

— Это понятно...

Однако все пошло несколько не так, как рассчитывали беглецы. С наступлением темноты они хотели, было, как и намеревались, запереть двери конюшни, но хозяин дома не позволил им это сделать. Он едва не взорвался от возмущения, когда заметил, что его незваные гости собираются не только закрыть на ночь двери, но и запереть их на засов. Судя по резкому тону, с которым хозяин обратился к Белу, было понятно, что делать подобное он категорически запрещает. Впрочем, беглецы еще до этой отповеди обратили внимание на то, что чем ниже солнце склонялось за горизонт, тем чаще этот человек выходил из дома и вглядывался куда-то вдаль. Ждет кого-то? А ведь, судя по всему, так и есть — стоит, то и дело поглядывает на заходящее солнце, и чем оно ниже садиться, тем больше беспокоится хозяин. Точно, кого-то ждет, и это ожидание его просто выматывает.

Чуть позже Бел негромко пояснил Олее: хозяин проговорился, что сюда с минуты на минуту должны приехать его знакомые, и оттого он требует, чтоб постояльцы не вздумали закрывать дверь — дескать, в конюшню поставят еще несколько лошадей, так что здесь будет тесновато. А на недоуменный вопрос Бела "а как же мы там все уместимся?", хозяин отрезал: если вам, господа хорошие, что-то не нравится в моих словах, то примите к сведению, что у меня не гостиница, и я вас к себе на постой не зазывал! Можете пойти на ночевку в какое-то иное место — никто вас тут не держит!.. Мужик явно на взводе, и чем-то всерьез встревожен, а такой человек на пустом месте беспокоиться не станет.

Время шло, солнце уже почти скрылось за горизонтом, когда, наконец, до слуха людей донесся отдаленный лошадиный топот, хорошо слышный в вечерней тишине, и, судя по всему, там был звук от копыт не одной лошади. Похоже, сюда кто-то приближался...

Вначале сердце у Олеи учащенно забилось в испуге — это что, преследователи напали на их след?, но почти сразу же пришло понимание — к погоне за ними вряд ли имеют отношение те, кто сейчас направляется сюда. Звук шел не с той стороны, откуда шли беглецы, да и постоянно выходящий из дома хозяин вглядывался куда-то вбок от той дороги, по которой приехали Бел и Олея. Значит, скоро здесь будут еще люди, хотя о времени их появления трудно сказать что-то определенно — в тишине звуки разносятся далеко, да и коней в сгущающейся тьме не погонят вскачь... Кто они такие, эти приближающиеся люди, и что тут делают — неясно, но, судя по поведению хозяина, тут все не так просто.

Непонятно по какой причине, но Олее казалось, что с теми, кто сейчас сюда едет — с ними лучше не встречаться. Почему? Трудно сказать, но понятно, что в такой глуши люди вряд ли будут жить просто так. Да и хозяин не на шутку встревожен, а, казалось бы, с чего ему волноваться — в этих безлюдных местах не должно быть хищного зверья! Беглецы, во всяком случае, на своем пути по этому пустынному краю не встретили никого опасней песчаной лисы. Значит, тут дело в чем-то ином, наверняка куда более неприятном. И едва ли не самое скверное в том, что у Бела и Олеи с собой нет почти никакого оружия. Даже в конюшне, кроме мешков с овсом и нескольких ведер воды нет ничего, что можно было бы взять в руки для обороны.

— Бел... — начала, было, Олея, но мужчина и сам был настороже.

— Да вижу я, что дело тут нечисто. И не спрашивай меня, что здесь происходит — сам не знаю, но шкурой чувствую, что дела тут творятся далеко не самые лучшие. Очень хочется надеяться, что здесь нет ничего опасней простой контрабанды, хотя для нас с тобой в этом случае тоже нет ничего хорошего — контрабандисты не любят свидетелей. Но вряд ли тут дело в контрабанде — слишком далеко от границы, да и само это место весьма неудобное для перевалочной базы. Грабители тоже отпадают: на здешних дорогах им грабить некого — люди тут, как правило, не ездят. Незаконные делишки... Есть у меня, правда, одна мысль по этому поводу, но она весьма неприятная... Ох, не следовало нам с тобой останавливаться в этом месте, надо было ехать дальше. Переночевали бы где-нибудь под открытым небом, не впервой, но лошади вымотались до предела, им нужны были овес и вода, а до ближайшего водоема мы могли бы и не успеть добраться до темноты. И потом — кто его знает, где тут вода?

— У меня такое впечатление, что мы сами залезли в очередную ловушку, и сейчас рассуждаем о том, стоит ли из нее бежать, или нам все же имеет смысл подождать дальнейшего развития событий. Из этой конюшни только один выход, и если его перекроют, то нам придется несладко. Прорваться можно будет только с боем, а воевать нам с тобой, считай, нечем. Только хлыст и та цепочка...

— Так оно и есть... Что ж, бежать куда-то на ночь глядя нет никакого смысла, к столу в здешнем доме нас тоже вряд ли пригласят, так что давай-ка для начала перекусим тем, что купили. На полный желудок, знаешь ли, думается легче.

Хорошее предложение, особенно для тех, кто не ел чуть ли не сутки. Тут без особых капризов влет пошло и старое жилистое мясо, и давным-давно пересохшие лепешки — нечего привередничать, надо есть то, что имеется. Сухую еду запили водой из большого ведра, стоящего в углу — надо поддерживать силы, ведь неизвестно, что будет дальше.

— Конечно, это тот не пирог с рыбой, который ты мне как-то пообещала... — хмыкнул Бел, ставя на место ведро с водой. — Но, тем не менее, есть больше не хочется... О, кажется, наконец-то прибыли давно ожидаемые гости! Так, посмотрим, кто они такие.

— Меня куда больше интересует, что будет дальше... — вздохнула Олея.

— Скоро узнаем. На всякий случай приготовь хлыст, но близко к дверям не подходи, наблюдай за всем происходящим со стороны.

Олея и сама услышала возбужденные мужские голоса за стеной конюшни, причем спокойно там не говорил никто. Приехавшие люди были то ли утомлены до предела, то ли чем-то раздражены, то ли растеряны. Кто-то постанывал, другой пытался говорить требовательным тоном, да и их лошади испуганно похрапывали... Такое впечатление, что перед домом сейчас царит небольшая паника. Вон, один из мужчин едва не заорал в полный голос, но замолк на полуслове — ему явно кто-то хорошенько врезал в поддых для того, чтоб прекратил эти крики. Даже по голосам приехавших было понятно, что недавно они попали в серьезную переделку.

Постепенно их волнение в какой-то мере передалось даже беглецам. Вслушиваясь в слова незнакомой речи, женщина не понимала, о чем идет речь, да и Бел из отрывочных фраз и отдельных слов вряд ли может сразу составить полную картин происходящего, хотя он слушает очень внимательно. А, вот и голос хозяина слышится — наверное, рассказывает о невесть откуда нагрянувших гостях...

Ого, какое неприятное молчание наступило после слов этого человека, правда, почти сразу же оно сменилось настоящим раздражением. Надо же, какие злые голоса у приехавших! Судя по всему, сообщение о незваных гостях стало для них весьма неприятным сюрпризом. Кажется, они готовы сорвать свою злость как раз на тех незнакомых людях, что остановились на ночь в их доме. Ох, пожалуй, беглецам, и верно, сегодня стоило переночевать под открытым небом!

Стоя неподалеку от открытых дверей, Олея пыталась рассмотреть, что же происходит у дома хозяина, но у нее ничего не получалось — на дворе было уже совсем темно. Слышалось лишь похрапывание лошадей, да голоса приехавших. Так, кажется кто-то направился по направлению к конюшне.

Бел кивнул Олее, и та без слов метнулась к боковой стене, около которой она заранее расстелила на полу свою накидку, ну, а Бел остался стоять чуть в стороне.

Через пару мгновений в дверях показались двое мужчин, причем у одного из них в руках был горящий фонарь, который светил куда ярче того фитилька, что сейчас слабо тлел в лампе, находящейся в конюшне. Перед взором вошедших представились двое: баба, которая, сидя на земле, протирала глаза от слишком яркого света — как видно, она спала и ее разбудили громкие голоса, а неподалеку находился мужчина, который, похоже, решил перед сном еще разок проверить лошадей. Больше ничего подозрительного нет, да и эта парочка на первый взгляд не вызывала никаких подозрений, только вот непонятно одно — что они тут делают?

На раздраженные вопросы пришедших Олея лишь беспомощно трясла головой и разводила руками — не понимаю, мол!, но в разговор вступил Бел. От его спокойной речи и чуть недоуменного вида мужчины, кажется, немного угомонились, сбавили тон, а чуть позже к входу в конюшню подошли и остальные. Н-да, как беглецы того и опасались, сейчас единственный выход из конюшни полностью перекрыт приехавшими мужиками, которые пришли поглазеть на тех, кто незваным заявился к ним в гости.

Итак, кроме хозяина здесь оказалось еще шестеро мужчин, судя по одежде — простолюдины, все вооруженные. Правда, ни мечей, ни луков, ни арбалетов при них не было, но зато у каждого были с собой кинжалы, и, можно не сомневаться, что в ножах у мужиков недостатка не было. С одной стороны, на придорожных бандитов вроде не похожи, а с другой стороны — именно они и есть! Ну, а заинтересованные взгляды, которые эти мужики бросали на Олею, говорили сами за себя. Пожалуй, — отстраненно подумала Олея, — пожалуй, все же имело смысл переночевать на открытом месте. Похоже, у всех этих мужиков мысли сейчас направлены в одну сторону...

Меж тем Бел, шагнув к Олее, прикрыл ее своей спиной. Понятный поступок — извините, парни, но на чужое не пяльтесь! Одного из недовольно забурчавших мужиков оборвал другой — невысокий широкоплечий мужчина. Кажется, в этой компании он был старшим. Мужчина шагнул вперед, и что-то заговорил, и по его властно-требовательному голосу было понятно, что он выдвигает постояльцам какие-то условия. Впрочем, ответ все тех же постояльцев мужчину не интересовал — у него не было сомнений, что гости ответят согласием, а может, их согласие ему вовсе не требовалось. Тут даже Бел немного растерялся от этих слов, да и по-прежнему стоящие в дверях мужчины не ожидали услышать что-то подобное — вон как глаза вытаращили! Впрочем, услышанное им, кажется, понравилось, а когда широкоплечий на них цыкнул, то мужики едва ли не бегом кинулись выполнять то, что им было приказано.

— В чем дело? — чуть слышно прошептала Олея.

— Нам велят ночью ухаживать за раненым... — так же тихо ответил Бел. — Сказали, что этого человека сюда принесут...

— Но... Какой еще раненый? И почему за ним должны ухаживать именно мы? Я не понимаю...

— Я тоже.

Меж тем мужики действовали на редкость слажено. В конюшню притащили что-то вроде матраца, на который уложили находящегося в беспамятстве мужчину (которого ранее беглецы не видели), бросили ворох бинтов, поставили ведро с чистой водой, и рядом взгромоздили большой горшок с плотно закрытой крышкой, откуда вкусно пахло съестным, после чего мужчины все до единого быстро покинули конюшню.

Все тот же кряжистый мужик со стороны наблюдал за всем происходящим, а затем о чем-то заговорил с Белом. Впрочем, тот разговор был недолгим, и мужчина ушел, перед уходом еще раз оглядев конюшню, и заодно оставив здесь свой фонарь. Уже стоя на пороге, он обернулся к оставшимся в помещении людям, и произнес на языке Руславии, очевидно для того, чтоб его поняла и Олея:

— Еще раз повторяю: сейчас для вас самое главное — крепко закрыть дверь на засов, и до утра никого сюда не пускать, кто бы сюда не стучался, и как бы сильно он это не делал. И на разговоры не отзываться, в беседы ни вступать. Представьте, что вы слепые и глухие... Понятно?

— Ни хрена не понятно! — зло сказал Бел. — Может, все же поясните нам, убогим, в чем тут дело?

— За раненым нашим следите... — мужчина шагнул за порог. — Поедете вы с утра по своим делам, или здесь останетесь — это будет зависеть от того, будет жить ваш подопечный, или нет.

— Ничего себе... — Олея проводила взглядом мужчину, и подошла к Белу, который стоял около входных дверей. — А с чего это они так суетятся?

И верно — мужчины на улице явно торопились. При свете фонарей было видно, что они уже завели своих лошадей в пристройку при доме — видно, там тоже было что-то вроде склада или хлева, притащили лошадям воды и овса, а затем пристройку не просто закрыли, а еще и заперли на особый ключ. Еще небольшая суета на дворе — и мужчины все, как один, убрались в дом, перед тем опустив на окна что-то вроде крепких деревянных щитов. Загрохотали засовы, заскрежетал ключ в засове, и на дворе наступила тишина. Судя по всему, в эту ночь обитатели этого дома ни под каким видом не собирались высовываться на улицу.

— Мне все это совсем не нравится! — теперь и Бел закрыл дверь в конюшню и задвинул засов. — Пока у меня только один вопрос: во что мы влипли в очередной раз?

— Наверное, я тебя не удивлю, если предположу, что мы и сейчас вляпались во что-то крайне неприятное?

— Не удивишь ни в малейшей степени.

— О чем он с тобой говорил?

— Интересовался, кто мы такие, что нам нужно и на кой ляд тут шляемся. Но не это главное: по его словам, по ночам тут плохо. Проще говоря, места тут с худой славой, что, впрочем, меня не удивляет — тот торговец, у которого мы еду покупали, намекал на что-то похожее.

— Ты говоришь — по ночам тут плохо... В каком смысле?

— Это не я говорю — это мне сказал тот мужик, с которым я только что разговаривал. А насчет того, что он имел в виду... Если я правильно понял, то тут с наступлением темноты не принято выходить на улицу. Опасно. Видела, как мужики торопились забраться в дом? Вот и нам велено сидеть, до утра никому дверь не открывать. Как тебе это нравится?

— Совсем не нравится. А мужики, и верно, носились по двору, словно угорелые, очень торопились закончить со всеми делами. Получается, что мы все же поступили верно, не оставшись ночевать под отрытым небом...

— Кстати, что ты думаешь о здешних хозяевах?

— Если бы не их оружие, то они выглядели как обычные работяги в довольно грязной одежде.

— Верно, одежда у них простая и грязная, зато кони у них очень хорошие. Интересное сочетание... Ладно, давай-ка поглядим, что случилось с этим парнем, которого оставили на наше попечение. Единственное, что мне сказали о нем, так только то, что он ранен, а где его ранили и как — об этом умолчали, хотя я и спрашивал.

— А вдруг... Вдруг у него какая-то заразная болезнь?

— Не думаю. Его же несли сюда на руках безо всякой боязни. К тому же и бинтов на перевязку оставили целую кучу.

— Чего же товарищи его к себе в дом не взяли? Там и светлей, и удобней, и людей в помощь побольше будет...

— Не знаю.

Мужчина неподвижно лежал на тюфяке, причем в той же позе, в какой его и оставили товарищи. Похоже, он все еще без сознания. Пока при свете фонаря Олея осматривала мужчину, Бел его обыскивал. Увы, при этом человеке не оказалось ничего, что могло внести хоть небольшую ясность в происходящее.

— Пусто... Ну, что скажешь? — обратился Бел к Олее. — Что с ним?

— Очень странные ранения... — недоуменно пожала плечами Олея. — Словно нанесены тонким лезвием. Смотри сам... Что скажешь?

Бел внимательно изучал глубокие порезы на груди и руках мужчины. Действительно, вид у них несколько необычный, и если раны на руках можно как-то объяснить, то пять длинных узких полос на груди вызывали весьма неприятные ассоциации.

— Знаешь, что это мне напоминает? — Олея чуть растерянно посмотрела на Бела. — Такое впечатление, словно кто-то провел тут огромной лапой...

— Верно. Только лапа дала бы более рваные края, а тут рана чистая, словно разрезанная...

— Кто это сделал?

— Давай не будем упоминать к ночи тех, о ком ничего не знаем. Лучше делом займемся.

Бел помог Олее промыть и перевязать раны мужчины, и когда они это закончили — в тот самый миг мужчина открыл глаза. Какое-то время он недоуменно смотрел по сторонам, приходя в себя и пытаясь понять, где находится, затем, глядя на стоящих перед ним людей, что-то заговорил. В ответ Олея лишь пожала плечами — не понимаю, зато Бел откликнулся. Ого, как раненый встрепенулся! Вон, Бела за руку схватил, отпускать не хочет, словно пытается найти защиту...

Олея не стала им мешать, отошла в сторону, якобы для того, чтоб проверить лошадей: не стоит отвлекать мужчин, тем более что раненый явно старается выговорится, рассказать о том, что его тревожит. Кажется, он здорово перепуган, вот, как торопливо что-то говорит Белу. Интересно, кто сумел так испугать этого человека?

Женщина вслушивалась в слова незнакомой речи, но, как и следовало ожидать, не поняла ни слова. Единственное, на что она обратила внимание, так на то что мужчина несколько раз повторил слово: олл-гол. Ох, а голос у Бела сейчас какой! Добрый, мягкий, звучит очень спокойно, даже умиротворяющее, так бы слушала и слушала! Надо же как он умеет говорить, прямо так и хочется столь внимательному человеку всю свою душу открыть, наизнанку вывернуться, прислониться к его крепкому плечу и облегченно вздохнуть! Прямо удивительно, тот ли это Бел, или на его месте внезапно очутился кто-то другой?

Невольно Олея подумала: а со мной он никогда так не говорил, хотя и мог бы — муж, все же, причем брак заключен по всем законам... Впрочем, какой он муж для нее!? Только на словах, да и согласие на брак дал сквозь зубы, а на свою молодую жену с того времени постоянно смотрит искоса — можно подумать, ему неприятно находиться рядом! Бел, помнится, тогда сказал священнику, что у него на будущее были другие планы, и в них никак не входила женитьба на Олее... Ну, насчет этих самых планов все понятно — у мужика наверняка дома имеется невеста! Надо бы сказать свежеиспеченному мужу — пусть не трясется, его новая жена разведется с ним сразу же, как только он попросит, за хвост держать этого парня она не намерена! Как только в Руславию придем — пусть скачет, к кому пожелает!

Ой, о чем это она думает? Тут такие дела творятся, неизвестно, куда они попали и что с ними дальше будет, а у нее в голове одни глупости! Нет, логика у женщин совершенно иная, в корне отличная от мужской! Что ни говори, но в нынешней ситуации те дурные мысли, что сейчас посетили Олею, вряд ли пришли бы на ум хоть одному из мужчин! Вместо того, чтоб всякую дурь в голове перекладывать с места на место, лучше бы внимание раненому уделила — похоже, с ним все далеко не так просто!

Меж тем кровопотеря у мужчины большая — вон как он жадно пьет воду, которую ему Бел принес в большой кружке. Межу прочим, самостоятельно держать эту кружку мужчина не в состоянии — похоже, совсем ослабел. Великие Боги, хоть бы он до утра дотянул, а иначе... Неужели их тут попытаются задержать? И без того время подпирает — надо как можно быстрей добраться до родной страны, да артефакты вернуть на место, Сандр вот-вот может на их след напасть — а тут, еще новые неприятности на их шею вот-вот свалятся!

Однако вскоре речь мужчины стала более сбивчивой, да и голос заметно слабел: было заметно, что раненый терял силы, а спустя какое-то время он и вовсе умолк — снова потерял сознание. Бел же еще какое-то время сидел возле этого человека, будто пытаясь собраться с мыслями.

— Что он тебе сказал? — не выдержала Олея.

— Если коротко — то ничего хорошего.

— А поподробней?

— К сожалению, подтвердились мои самые скверные опасения. Помнишь, я тебе говорил, что ранее в этих местах были рудники?

— Помню. Кажется, тут металл добывали. Только, если я правильно запомнила твои слова, те рудники уже полностью выработаны.

— Так-то оно так, но, как выяснилось, выработано еще не все. В некоторых старатели еще втихую копают, и усиленно стараются делать все, чтоб власти о том не знали.

— А что ищут?

— Золото.

— Этого нам еще только не хватало!

— Согласен.

Оказывается, в давние времена золото в этих местах попадалось в немалом количестве. Как и положено в таких случаях, все найденное золото шло в казну. Естественно, в здешние края просто так никого не пускали: стражники охраняли старателей, да следили, чтоб те найденное золотишко не прятали в укромных уголках. Все найденное золото направлялось в казну, а, по слухам, желтого металла тут было чуть ли не в избытке — недаром в те времена Маргал богател год от года. Но все хорошее заканчивается рано или поздно, закончились и запасы золота в этих местах. Как не искали рудознатцы золотые жилы в этой земле — так и не нашли больше ничего, полностью, говорят, золото выбрали.

С тех пор здешние места заброшены. Раньше, в давние времена, когда здесь еще добывали золото, жителей отсюда выселили — нечего, мол, вам делать в тех местах, где золото ищут, как бы вас на незаконное старательство не потянуло! Потом, когда золото в земле закончилось, старатели и охранники ушли — тогда, казалось бы, сюда вновь могли придти жители, только вот власти не одобряли тех, кто желал поселиться в здешних местах. Почему? Власти рассуждали так: уж не желают ли эти шустрые люди незаконно добывать золотишко, а иначе с чего это их сюда потянуло?! Уж лучше пусть эти места стоят безлюдными, чем допускать сюда всяких умников, которые, и впрямь, будут втихую ковыряться в землице, и вдруг (не приведи того Великие Боги!) сумеют отыскать какую-нибудь из золотых жил, до того не замеченную рудознатцами. Тогда золото попадет не в казну, а в чьи-то карманы... Э, нет, шалишь, время будет — сами рудознатцев пошлем, пусть еще разок все осмотрят. Вдруг повезет, и еще одну золотую жилу найдут? А что, в жизни все может быть...

Была еще одна причина того, что люди в здешние места не торопились. Дело в том, что за то долгое время, когда в этих краях добывалось золото, тут поселилось немало тех сущностей, от которых каждому нормальному человеку надо держаться как можно дальше. Золото вообще обладает способностью притягивать к себе далеко не самую чистую силу, а тут еще следует учесть и то, что за время существования рудников в здешних краях полегло немало людей. Некоторые умерли своей смертью, но большей частью были те, чья жизнь оборвалась насильственным образом. Тут и старатели, и стражники, и контрабандисты, и разбойники, и воры — всех не перечислишь! Кого хоронили, а кто так и остался лежать неуспокоенным, а если учесть, что почти все из них умерли не своей смертью, а души их были отягчены немалыми грехами...

Как сказал Бел, теперь ему стало понятно, почему тот торговец, что продал им провизию, избегал любых вопросов о здешних местах, или же уклонялся от ответов. Эта темя для многих была под запретом: как говорится, не упоминай лихо вслух...

В общем, магам и священникам надо бы долго и тщательно чистить эти места от всего того, что тут накопилось за долгие годы золотого промысла, да только вот, как это обычно водится, у властей не оказалось ни средств, ни времени, ни возможностей для того, чтоб привести в порядок эти отдаленные места. Так что пока простые люди не только не совались сюда, но и обходили эти края десятой дорогой — так спокойнее.

Только вот всегда находились горячие (или безрассудные) головы, которые мечтали враз разбогатеть, и кое-кто из таких умных голов совался в эти заброшенные места. Подавляющее количество подобных старателей покидали этим края ни с чем (если, конечно, вообще уходили отсюда), но, как видно, были и редкие единицы, которым удавалось что-то найти. Вот и те, кого беглецы встретили в этом отдаленном месте, были одними из таких незаконных старателей. Естественно, тем, кто занимается незаконной добычей золота, свидетели не нужны...

— Понимаешь, — продолжал Бел, — я раньше особо никогда не интересовался тем, как добывают золото. Просто не было такой необходимости, да и далек я был от всего этого. Знаю только, что золото бывает двух видов: рудное и самородное. Может, еще какое есть, не знаю — тут я полный профан. Все, что мне известно о добыче золота, можно свести к одной фразе: в золотой жиле встречается, в основном, золотой песок, но иногда там частенько попадаются и самородки. Так вот, если слушать все предания старателей, то в них есть одно утверждение: иногда, крайне редко, среди такой вот золотой жилы идет целый пласт чистого золота, без всякой примеси. Бывает, что подобный пласт встречается и вне золотой жилы... Конечно, кто на него нарвется — тот, можно сказать, стазу станет сказочным богачом, потому как золота в таком вот пласте очень и очень много. Немыслимо много. Вывозить надоест... Беда в том, что такой вот золотой пласт, как правило, приносит страшные беды тому, кто его нашел. Оттого-то многие старатели, хотя и страстно мечтают найти такое золото, в то же самое время страшно боятся его отыскать. Знаешь, как называют такой вот пласт? Злое золото.

— Хм...

— Да, злое золото. На языке Маргала это звучит как олл-гол.

— Погоди! Я слышала — эти слова говорил наш раненый...

— Совершенно верно. Надо же такому случится: мужики, к которым мы невольно попросились в гости — это и есть незаконные старатели, и вчера вечером они натолкнулись на злое золото.

— Великие Боги!

— Я тоже их помянул. Да нас с тобой отсюда теперь ни за что не выпустят! Свидетели того, что в здешних местах орудуют старатели — они никому не нужны, а уж если станет известно про злое золото...

— А как они его нашли? Я имею в виду олл-гол.

— Как, как... Они ж тут золото добывают, причем под землей, в шахтах. Там на этот пласт случайно и нарвались.

— Значит, это рудное золото?

— Верно, хотя нам с тобой без разницы рудное оно, или самородное. У этих старателей то ли имеется карта старых выработок, то ли еще что, но, как видно, за то время, что они тут находятся, парни сумели набрать себе кое-какое золотишко, а иначе они б не стали рисковать, ползая по старым подземным выработкам. И вот получили парни такой... подарок, хотя трудно сказать, можно ли назвать подарком злое золото. Сейчас им его еще надо достать из-под земли каким-то образом...

— И мы еще тут нагрянули...

— Верно. Уж не знаю, кем они нас считают, но не исключено, что решат, будто мы соглядатаи, или конкуренты, что для нас одинаково плохо. Оттого и хозяин пустил нас на постой — лучше иметь под приглядом подозрительных людей, чем потом искать их невесть где, или же долго разыскивать по следам.

— А этот хозяин...

— С ним совсем просто. Очевидно, нагрянь сюда стражники — он представится им как довольно состоятельный человек, удалившийся в эти Богами забытые места от суеты мира, дабы остаться в тишине и покое, и так доживать годы жизни, отпущенные ему судьбой. Наверняка с бумагами у него все чисто. На самом деле у старателей здесь что-то вроде основной базы, и хозяин за ней присматривает.

— Это понятно. Тебе наш раненый не сказал, где он получил свои порезы?

— Сказал, и это еще одна крайне неприятная новость. В тех же байках старателей насчет злого золота сказано, что те золотые пласты бережет какое-то подземное чудовище. Ну, там полный набор всяких страшилок: клюв орла, когти льва и еще что-то похожее. В общем, это золото ты так просто не возьмешь.

— Догадываюсь.

— И вот... — продолжал Бел, — этот парень утверждает: когда он сегодняшним вечером ковырял под землей золотые пласты, то внезапно прямо из золота высунулась огромная лапа и едва ли не разрезала его на полоски. По его словам, перед этим он что-то почувствовал, и успел податься назад, так что его задело лишь самыми кончиками когтей, но парню хватило и этого. С перепугу он просто-таки вылетел из шахты, и сейчас его вновь не загнать туда никакими силами. Его можно понять — страшно. Сознания он лишился уже в дороге, когда ехали от шахты сюда. Впрочем, этот человек потерял столько крови, что вряд ли в ближайшее время сможет работать под землей. Но и остальные старатели всерьез струхнули.

— Я их понимаю.

— Боюсь, — невесело усмехнулся Бел, — боюсь, понимаешь не до конца. Видишь ли, в здешних местах народ и без крайней на то нужды по ночам на улицу не выходит, а уж сейчас ночью на двор никто не сунется и подавно. Видела, как старатели носились по двору, стараясь как можно быстрей закончить со всеми делами, и забраться в дом?

— Мы с тобой оба наблюдали за этим зрелищем. Мужички бегали так, будто им в штаны горячих углей насыпали.

— Ну и сравнение... — помотал головой Бел. — Хотя, в принципе, верное. Тут мужики тертые, они на пустом месте трястись не будут. Дело в том, что подземный дух — хозяин злого золота, не оставляет без наказания тех, кто желает покусится на его добро. Сам он на поверхность не выходит — бережет свои владения, но вот та нечисть, что есть в этих краях — она по приказу того подземного духа может сюда придти. По ночам все то, что днем прячется по темным углам — все обретает новые силы, и, естественно, постарается добраться до нашего раненого. А знаешь, почему? Просто так получилось, что, кроме него, никто другой до злого золота не касался. Он один его ковырял...

— Так вот почему старатели подкинули нам своего товарища!

— Естественно. Парни стараются убить двух зайцев, точнее, сразу трех: от себя беду отвести, чтоб раненый товарищ был под присмотром, и, в случае чего, чтоб от возможных соглядатаев разом избавиться.

— В случае чего... Это, как я понимаю, намек на то, что эту ночь мы можем не пережить? Так же, как и этот раненый?

— Тут все и без намеков понятно.

— Итак, у нас ночью могут быть незваные гости...

— Почти наверняка появятся.

— Теперь ясно, отчего мужики так торопились спрятаться в дом... Но почему же остальные старатели не боятся, что и до них доберется та нечисть?

— Это властям наплевать, кто тут шляется по ночам, а вот тем, у кого в здешних местах есть свой интерес — те поневоле вынуждены позаботиться о своей безопасности. В свое время старатели привозили сюда очень сильного колдуна, который, хотя и взял за свои услуги немало, но, надо отдать ему должное, поставил вокруг дома очень серьезную защиту, которую нечисть вряд ли сумеет пробить. Вот мужики и забрались в надежное место.

— А как же... Здесь, в конюшне, тоже защита поставлена?

— Вот что касается остальных построек возле этого дома, то, по словам этого парня... — Бел кивнул головой в сторону неподвижно лежащего мужчины, — по его словам, защита есть везде, но не столь сильная, как вокруг дома. Ее можно пробить. Не знаю, по какой причине сделано именно так, а не иначе, но сейчас нам не до того, чтоб искать ответ на этот вопрос.

— Слушай, мне что-то не по себе.

— Не тебе одной. Вот уж верно его назвали — злое золото. Взять его совсем не просто, а уж кто на это дело пойдет, те, проще говоря, играют со смертью. Во всяком случае, рискуют здорово. Пожалуй, в одиночку взять олл-гол нет никакой возможности. Тут и в артели старателей потерь будет немало. Но пока что пострадал один...

— Тот, которого нам подкинули на растерзание. Вернее, нас должны будут терзать вместе ним.

— Можно сказать и так. А я-то все никак не мог понять, отчего здешние мужики от нас так быстро отстали, долго не расспрашивали, чего-то иного не требовали и оставили в покое!

— Что ты имеешь в виду под словами "чего-то иного не требовали"?

— Неужели непонятно? Хорошо, поясняю: ты женщина красивая, а здешние мужики, похоже, давно не видели бабы, причем не видели никакой, как красивой, так и не очень. В общем, я был уверен, что они постараются забрать тебя с собой, и мои слова о том, что мы с тобой муж и жена для них могут оказаться пустым звуком. Увы, но там, где добывают золото, понятия нравственности частенько отходят на второй план... Я уже начал прикидывать, как мне действовать — ведь в этом случае без серьезной драки не обойдется — не отпускать же тебя с ними!

"Без серьезной драки не обойдется..." — непонятно отчего, но для Олеи было очень приятно слышать эти слова. А Бел продолжал:

— Но мужики так торопились, что у них не было времени ни на какие задержки, и уж тем более для того, чтоб связываться с оскорбленным мужем, у которого пытаются увести жену. Похоже, старатели задержались в шахте куда дольше, чем рассчитывали, и сейчас у них на счету была каждая минута. Тут не до бабы, самим бы успеть ноги унести.

— Но ведь снаружи все тихо!

— Ты в этом уверена?

— А... а разве не так?

— Иногда ты просто выводишь меня из себя своей невнимательностью! Неужели не слышишь — уже очень давно что-то или кто-то скребется по двери и по крыше?

Растерянная Олея умолкла. Вроде тихо, ничего не слышно... Минута, вторая — за стенами тишина, даже цикад не слышно. Наверное, Белу что-то показалось! Надо бы ему об этом сказать — нечего впустую страхи нагонять!

И тут она сама услышала со стороны дверей еле слышный неприятный звук, от которого по коже пробежал мороз. Такое впечатление, будто кто-то скоблит чем-то острым по дереву, а затем добавился и новый звук — срежет чего-то тонкого по камню. Что-то негромко застучало по крыше, послышался то ли шепот, то ли стон, от которого в испуге забилось сердце... Вновь скрежет, непонятное уханье, почти неслышные шаги за стенами... Потом все смолкло, но сердце у молодой женщины еще долго испуганно стучало.

— Бел, что это?

— Похоже, то самое, от чего прятались старатели.

— И оно, то есть они... В общем, это может сюда пробраться?

— Постарается. Ведь здесь находится тот человек, который пытался забрать олл-гол. Судя по всему, охотятся в основном за ним, за раненым. Но прихватят и нас.

— Что же нам делать?

— Не знаю. Честно — не знаю. Я в растерянности, и пытаюсь вспомнить хоть что-то из того, чем можно отогнать этих... тварей. Только вот пока что в голове нет ничего из того, что могло бы нам помочь. Дело в том, что в своей жизни я почти не сталкивался ни с чем подобным!

Я тоже... — невесело подумалось Олее. Но надо что-то придумать, иначе весь их путь окажется проделанным впустую... Только вот кто бы подсказал, что им делать?

Глава 17

Прошло уже несколько часов после того, как Бел задвинул засов на двери конюшни. Раненый старатель то приходил в себя, то вновь впадал в забытье, бормоча что-то непонятное. На дворе стояла глубокая ночь, только вот беглецам было не до сна. Снаружи до них постоянно доносились непонятные шорохи, поскрипывания, скрежет, стоны-вздохи, от которых леденело сердце. Вокруг конюшни кто-то постоянно ходил кругами, шаги раздавались и на плоской крыше... Жутко. Только и оставалось надеяться на то, что непонятные гости не сумеют проникнуть внутрь этого небольшого здания.

Конечно, это глупо, но Олее отчего-то очень хотелось посмотреть на тех, кто ночной порой пугает живущих здесь людей, только вот выглядывать из дверей, пусть даже щелку, не было ни малейшего желания, да и страх постоянно леденил сердце. Понятно, чем для находящихся здесь людей может закончиться излишнее любопытство.

Время от времени подавали голос собаки, причем их лай был полон ярости, но потом они смолкали, лишь иногда до слуха людей доносился их испуганное повизгивание. Лошади тоже вели себя довольно беспокойно, но, по счастью, наружу не рвались, а как раз наоборот — едва ли не прижимались к стене, и по их шкуре пробегала заметная дрожь. Кажется, бедные животные считали, что им безопасней находится здесь, чем покидать пределы конюшни. Дела...

По счастью, пока ничего не происходило, и Олея стала надеяться на то, что все обойдется — не зря же какой-то сильный колдун в свое время поставил здесь защиту! Однако в глубине души женщина понимала, что тут все не так просто, да и на "авось" в этом случае полагаться не стоит. И потом, невозможно привыкнуть к тому мерзкому скрежету, что доносился снаружи. Не хотелось даже думать о том, что произойдет, если те непонятные существа сумеют проникнуть в конюшню.

Бел давно уже забрал у Олеи ту серебристую цепь, которую она когда-то сняла с тела охранника настоятеля монастыря Святых Дел. Вполне естественно, что Бел сейчас никак не хотел оставаться с пустыми руками — уж лучше пусть такая тонкая полоска, чем вообще ничего. Он даже попытался сделать несколько замахов. Ну, что сказать? Конечно, Бел умел владеть цепью, как любой воин, но той виртуозности, которую Олея видела у того охранника, у Бела и близко не было. К тому же конюшня была небольшая, стойла узкие, вокруг полно деревянных перегородок, и проход здесь был небольшой, так что в конюшне оставалось не так много свободного места для того, чтоб можно было без помех крутить цепь.

Время текло медленно, напряжение копилось, и становилось все более и более невыносимо сидеть, ничего не делая. Как говорят в Руславии: нет ничего хуже, чем ждать да догонять... Это у Бела выдержки хватало, а Олее надо было хоть как-то отвлечься — в таком напряженном состоянии, чтоб преодолеть свой страх, женщине требовалось найти себе хоть какое-то занятие. Взгляд женщины вновь упал на цепочку в руках Бела. Хм, а почему бы немного не потренироваться? Это лучше, чем ничего не делать.

Олея отложила в сторону хлыст, и забрала у Бела цепочку, которую тот отдал без возражений — понимал, что молодая женщина нервничает, а в такой ситуации, и верно, лучше хоть чем-то отвлечься.

Олея в который уже раз взвесила цепочку на руке. Да уж, сейчас было самое неподходящее время для тренировок, но лучше заняться знакомым делом, пусть даже к нее в руках не привычный хлыст, а тонкая цепь. Так, попробуем сделать замах, второй... Увы, точно так же, как перед этим у Бела, так и у нее цепочка ударилась о многочисленные перекладины, которых в конюшне хватало. Что ж, попробуем по-другому...

Конечно, это со стороны несведущему человеку кажется, что нет ничего сложного во владении цепью, тем более если учесть, как умело женщина пользовалась хлыстом или плеткой. Ну, крутить цепью над головой или сбивать ею на расстоянии предметы несложно — это может почти любой, но вот добиться того, чтоб цепь в твоих руках была таким же грозным оружием, как у того охранника (упокой Темные Небеса его душу!) — это много сложнее. Что ни говори, но мягкая кожа хлыста куда податливей и послушней, чем холодное железо, составленное из звеньев, да и по весу им не сравниться меж собой.

После нескольких неудачных попыток Олея поняла, что ей надо едва ли не полностью менять подход к этому оружию. Ее прежняя выучка тут не совсем подходила.. Очевидно, при работе с цепью задействованы несколько иные группы мышц. Не переставая пытаться подчинить себе цепь, женщина немного прикрыла глаза, вспоминая слова дядюшки Генара. Что бы он ей сейчас сказал? Наверное то же самое, что и раньше: сосредоточься, отвлекись от лишнего, представь, будто то, что ты держишь — это продолжение твоей руки, а своей рукой ты в состоянии делать все, что захочешь!.. Так, еще немного, надо слиться с этой цепью, понять ее суть, почувствовать, куда летит эта тонкая полоска, знать, что она будет делать дальше...

Трудно сказать, сколько прошло времени, но Олея внезапно поняла, что цепь подчиняется ей почти полностью, всего лишь немногим меньше, чем хлыст. Это было совершенно необычно, но цепь словно слышала мысли женщины, послушно совершая в воздухе немыслимые траектории. Надо же — металлические звенья, оказывается, могут быть столь же послушными, как и ремень хлыста... Еще несколько сложных движений — и они прошли безупречно и так легко, так, словно женщина давным-давно не выпускала из своих рук эту тонкую блестящую полоску.

— Ну, что скажешь? — Олея глянула на Бела.

Отчего-то молодой женщине очень хотелось получить похвалу от этого человека, пусть даже та похвала будет совсем небольшой, только вот Бел довольно спокойно протянул:

— Неплохо...

Как, и это все? Он что, не видит того, как легко она управляется с цепью? Неужели Белу так трудно сказать ей хоть что-то хорошее? Нет, этот человек просто не способен ни на какие чувства! Раз так, то она ему сейчас пояснит, что одного слова "неплохо" тут маловато.

— Протяни ко мне руку ладонью вверх.

— Зачем?

— Увидишь.

Чуть улыбнувшись, Бел исполнил просьбу. Кажется, пока что забавляют попытки молодой женщины управиться с цепью. Вот даже как? Ладно, сейчас то, что Олея умеет делать с хлыстом — это же самое она повторит с цепью, и все для того, чтоб стереть с лица Бела эту непонятную улыбку.

Олея уже давно приметила на противоположной стене конюшни большой гвоздь, на котором висели две старые подковы. Длинный посыл в ту сторону — и конец цепочки обхватил одну из подков, сдернул ее с гвоздя, пролетел по правильной траектории прямо до руки Бела, едва ли не аккуратно положив подкову на раскрытую ладонь мужчины, притом не задев его даже одним звеном.

— А вторую можешь? — поинтересовался Бел. Ну надо же, такое впечатление, что он ничуть не удивлен! Просто зло берет от его вечной невозмутимости!

— Могу!.. — и вторая подкова легла на ладонь мужчины, но в этот момент в лице Бела что-то враз поменялось. Глядя куда-то в сторону от молодой женщины, он внезапно швырнул туда вначале одну подкову, а затем другую.

Острое чувство опасности заставило женщину оглянуться. Дело в том, что она стояла спиной к двери, и не заметила того, что увидел Бел — от двери к ним кинулось несколько небольших существ. Ростом не больше кошки, тонкие, словно изломанные, с горящими ярко-красными глазами, эти существа скачками приближались к людям, и было понятно, что ничего хорошего от незваных гостей ждать не стоит. А еще от этих невесть откуда взявшихся созданий просто-таки несло чем-то мерзким, словно тухлятиной...

Испуганно закричали лошади — они в страхе косили глазами на непонятных тварей, но, по счастью, бежать из конюшни по прежнему не хотели — как видно, то, что находилась за этими стенами, было даже страшней того, что сейчас появилось перед их глазами. Бедным животным оставалось надеяться только на людей, на их помощь и защиту.

Руки Олеи действовали куда быстрее ее разума. Пусть женщина пока еще не могла понять, что происходит, но тонкая цепочка блестящего металла, словно сама собой, уже обрушилась на двух мерзких тварей, которые скакали впереди этой небольшой стаи. От хлесткого удара оба непонятных существа полетели назад, издавая жуткий визг, который просто-таки ввинчивался в уши людей, и тут же отвратительно завоняло жженой шерстью. Остальные создания, увидев произошедшее, чуть замедлили свой бег, а те двое, кого Олея отшвырнула, катались по земляному полу, мерзко подвывая.

Но долго всматриваться в поверженных тварей было некогда, и Олея вновь и вновь хлестала своей цепочкой этих непонятных созданий, которые в ужасе пытались шарахаться от точно бьющей полоски блестящей стали. Визг становился почти невыносимым, а паленой шерстью воняло так, что начинало першить в горле, однако тонкая полоска все мелькала и мелькала в воздухе. Для себя женщина поняла одно: ей надо во что бы то ни стало не позволить этим тварям дотронуться как до находящихся в конюшне людей, так и лошадей. Конечно, Олея не знала, что произойдет в том случае, если хоть одно из этих смрадных существ доберется до теплого человеческого тела, но и без того ясно, что от них живым людям от этих жутковатых созданий ничего хорошего ожидать не стоит.

Схватка, вернее, избиение непонятных тварей закончилось быстро. Только что они были здесь, отвратительно визжа и пытаясь оказаться возле людей — и вдруг, словно по команде, разом кинулись к дверям и враз исчезли с глаз. Значит, они все же проходят сюда через дверь...

— А через что же им еще проходить? — едва ли не огрызнулся Бел, когда Олея вслух произнесла эту фразу. — Не через камень же просачиваться!..

Бел был здорово разозлен, и Олея его понимала: они оба так увлеклись ее упражнениями с цепочкой, что забыли об осторожности, и едва не прозевали настоящую опасность. Не вовремя она стала заниматься тренировками с цепью... А, может, наоборот, это и было самое подходящее время?

— Эти... Они ведь ушли? — женщина почувствовала, что ее голос предательски дрожит. Сейчас она стояла возле лошадей, которые все еще были перепуганы, и пыталась их успокоить. Впрочем, ей самой тоже было не по себе. Надо же, еще несколько мгновений назад она и не думала о страхе, а сейчас, когда эти существа исчезли из конюшни, ей вдруг стало жутко.

— Уйти-то ушли, да, боюсь, ненадолго...

— А что это...кто это был?

— Знал бы — сказал! Ты и сама понимаешь, что это одни из тех уродов (не к ночи будь помянуты!), кто все это время вертелся вокруг конюшни. Правда, у меня есть опасения, что это не главные действующие лица. Скорее, так, сюда послали пехоту для разведки и устрашения. Мелочевка...

— Надо же, как сейчас тут паленой шерстью воняет... — едва не закашлялась Олея. — Мерзость какая!

— Ну, если бы все наши трудности были только в этом запахе, то их вполне можно было бы пережить... — усмехнулся Бел.

— А я все равно не понимаю — как мы сумели от них отбиться? Неужели эти... настолько боятся боли? Они так визжали, когда попадали под удар!..

— Да, это вопрос... — Бед забрал у Олеи цепь, и стал ее осматривать. — А ты разве не заметила, что когда эта цепь ударяла хоть какую-то из этих тварей, то ее словно обжигало? Оттуда и запах паленой шерсти.

— Было что-то такое...

— У меня создалось такое впечатление, что если бы не эта цепь, то нам с тобой пришлось бы плохо. Сейчас я постараюсь ее рассмотреть, а ты пока раскрути фонари поярче — не стоит сидеть в темноте. Все же чем светлей — тем лучше для нас. Даже если к утру из этих фонарей всё масло выжжем — не страшно, с утра новое заправят, на ламповом масле наши друзья-золотоискатели не разорятся.

Олея послушно выполнила приказ Бела, и в конюшне стазу стало светлей, и от этого на сердце чуть полегчало. Правда, теперь тьма словно скопилась в углах, а тени на стенах стали заметнее и выглядели куда более устрашающе.

— Готово... А если масло в фонарях сгорит еще до утра?

— Пускай горит, не жалко. Для нас главное — продержаться до рассвета. Как только чуть светать начнет — все, считай, что мы спасены. Эти... уйдут. Для них свет подобен смерти.

Тут подал испуганный голос раненый старатель. Как видно, он только что пришел в себя, и сейчас не мог понять, где он находится, и что происходит вокруг него. У бедного парня началось паника, он рвался куда-то бежать, хотел спрятаться и не видеть ничего вокруг. По счастью, вскоре силы его оставили, и он вновь впал в забытье.

— Пусть лежит. Для него это сейчас самое лучшее... — покосился Бел на неподвижно лежащего старателя. — Все одно помощник из него никакой, да и долго придется парню объяснять, что к чему... Пока ты возилась с этим незадачливым золотоискателем, я нашу цепь-спасительницу осмотрел повнимательней. Не могу понять, что за сплав такой...

— Сплав? А я думала, это чистое серебро... Оно так сверкает!..

— То-то и оно, что сверкает! Ты что, забыла, что серебро на воздухе быстро темнеет, а этому хоть бы что, хотя мы с тобой его не чистили! Конечно, вполне может оказаться так, что бывший хозяин этой цепи драил ее до блеска чуть ли не каждый день... И на вес цепь чуть полегче той, которая была бы изготовлена из чистого серебра, но то, что серебро в этом сплаве основная составляющая — это без сомнений.

— А может есть такое серебро, что на воздухе не темнеет?

— Тогда это уже не серебро, или же... — и тут Бел замолк. Немного помолчав, он спросил женщину:

— Ты эту цепь забрала у охранника в кабинете настоятеля монастыря Святых Дел, так? Постарайся вспомнить поточней, что тот настоятель (чтоб Темные Небеса поскорей забрали его к себе!) сказал об убитом парне-охраннике?

— Ну, настоятель жалел о погибшем, говорил, что будет сложно найти ему замену. Мол, надежный человек, рекомендации у него были хорошие, разными приемами владел, и платили ему очень много, в соответствии с высоким мастерством этого человека. Вот, пожалуй, и все... А, он еще имя охранника назвал. Кажется, его звали Касатис...

— Ну, его имя мне ничего не говорит, а вот насчет всего остального... Высокое мастерство, хорошо платили, отличные рекомендации... Что из этого следует? А то, что столь умелые воины, конечно же, могут работать охранниками, однако их куда чаще нанимают для выполнения всяких сложных и щекотливых поручений, которых абы кому не доверишь. Бывает, они и темные силы гоняют... У таких людей, как правило, при себе всегда имеется прекрасное оружие, сделанное под заказ, и денег на то вооружение они не жалеют: при их профессии от хорошего оружия зависит очень многое, если не все.

— То есть ты думаешь, что он специально заказал эту цепь?

— Сомневаюсь, что подобное было ему по карману, как бы хорошо Касатису не платили. У меня на этот счет возникло несколько иное предположение... Ты слышала что-нибудь о святом серебре?

— Это которое нечисть хорошо гоняет?

— Ну, положим, обычное серебро воздействует на всю нечисть, а святое серебро используется для особых случаев. Оно считается сильнейшим средством для воздействия на всякую темную сущность, или для борьбы с наиболее сильными из них. В общем, это серебро обладает потрясающей силой, о которой ты наверняка уже наслышана: лечит бесноватых, придает силы, изгоняет всю дрянь из нашего мира, вроде тех тварей, которых мы сейчас видели...

Святое серебро... Да кто же о нем не слышал? Это удивительное серебро, как правило, имелось только у священников, в храмах и монастырях, причем далеко не во всех, и использовалось только по своему прямому назначению — лечению нервных заболеваний или борьбе с нечистью. Например, в том городе, где жила Олея, в главном храме была всего лишь одна небольшая фигурка Светлого Бога, изготовленная из святого серебра, но прихожане ее обычно не видели — эта реликвия хранилась под надежными запорами, и ее доставали лишь тогда, когда в том возникала необходимость. Ну, а в руки простых людей это серебро попадало крайне редко — слишком дорого, да и не для того оно приходило в этот мир, чтоб использовать эту ценность в качестве ничего не значащих поделок. Ладанки или образки, изготовленные из святого серебра ценились куда выше золота, и во много раз его дороже. Справедливости ради надо признать — было, за что.

Ведь что это такое — святое серебро? По сути, это обычное серебро, только намоленное особым образом, однако от него в страхе бежала всякая нечисть... Не было никакого секрета в том, как получали этот бесценный металл. Брали обычное серебро, сплавляли в слитки, так, чтобы они имели форму креста, и над этими слитками начинали читать молитвы, и не просто читать, а безостановочно, не останавливаясь ни на минуту. Один чтец сменял другого, потом они снова менялись, и эта беспрерывная молитва продолжалась в течение тридцати трех лет. Более того, чтецами должны быть люди, по зову сердца ушедшими от мира, и полностью посвятившие свою жизнь служению справедливости и Светлым Богам. Неизвестно, что в течение этого времени происходило с серебряными слитками, только после окончания срока, отведенного под ритуал, серебро называлось святым — оно, и верно, становилось настоящим страхом для темных сил. А одним из признаков святого серебра было то, что оно постоянно сверкало, будто только что начищенное, да и по весу (что наиболее удивительно) было несколько легче обычного серебра...

И еще: святого серебра в мире было немного, да и откуда ему взяться, большому количеству этого металла? Дело в том, что раз в тридцать три года монахи отдавали в мир не более нескольких десятков слитков. Почему так мало? Просто именно такое количество серебра можно было подвергать обряду и молитвам для того, чтоб оно приобрело особые свойства, позволяющие в дальнейшем бороться с нечистью. Естественно, что каждый из этих слитков уже заранее был, если можно так выразиться, расписан, кому именно он предназначен, и для чего...

Кстати, надо сказать, что подобное серебро изготавливали только в одно монастыре мира, а именно в монастыре Святого Кайлика. Как это ни печально, но у всех остальных обителей для этого не было ни сил, ни возможностей, ни должного умения для того, чтоб суметь повторить то, во что вкладывали свою душу и свою веру монахи-кайликанцы.

— Так это что, святое серебро?! — Олея никак не могла поверить в подобное.

— Судя по тому, что я видел — оно и есть.

— Выходит, этот металл не сплав, как ты предполагал первоначально, а самое настоящее святое серебро?

— По всему получается, что все именно так. Видишь ли, однажды обстоятельства сложились так, что я оказался свидетелем довольно жуткой картины, а именно как при помощи святого серебра из человека изгоняли беса. Тогда было что-то похожее, но, что самое удивительное: когда к коже того человека прикладывали святое серебро, то тоже доносился запах паленой шерсти, очень похожий на тот, что мы ощущаем сейчас...

— Святые Боги!

— Что касается этой цепи... — продолжал Бел. — Тут какие-то особые переплетения звеньев, я таких раньше не встречал: на первый взгляд они почти ничем не отличаются от прочих, но если всмотреться повнимательней, то разница сразу становится заметной. Мое мнение: эта цепь изготовлена где-то очень далеко, во всяком случае, не в странах Севера или Юга, но вот где именно — не скажу. Я не большой знаток подобного оружия...

— Интересно, откуда парень добыл себе эту цепь? — этот вопрос давно интересовал Олею. — Такое сокровище — и в руках рядового охранника, пусть даже и очень хорошего!.. Подобного недоразумения просто не должно быть! И откуда он ее взял? Сомневаюсь, что эту уникальную вещь можно приобрести в ближайшей лавке...

— Да уж, вряд ли Касатис (так, кажется, его звали?) мог позволить себе подобную покупку. Как бы много ему не платили за работу, но такая цепь по карману только Правителю или Владыке. Ведь на ее изготовление пошло столько святого серебра, что хватило бы на множество небольших изделий для храмов или монастырей. Между прочим, даже самое небольшое изделие из святого серебра стоит о-го-го сколько!

— Так откуда же...

— Скорей всего, для Касатиса цепь — это или случайный трофей, попавший в руки охранника совершенно неожиданным образом, или же эта удивительная вещь была откуда-то украдена — очевидно, из храма. Вопрос: из какого? Она явно предназначалась для борьбы с нечистью, причем не со слабыми тварями, а с куда более сильным противником. Что из этого следует? Только одно: тот монастырь или же храм, где находилась эта цепь, должен ее разыскивать — подобные артефакты изготавливаются в единичном экземпляре вовсе и не для того, чтоб на него любоваться, а, значит, эта цепь уже не раз использовалась по своему прямому назначению. Сейчас она пропала, и, следовательно, просьбы о возвращении подобной реликвии были разосланы по всем странам. Когда вернемся домой, надо будет поинтересоваться этим вопросом... А пока что забирай себе это внезапно привалившее сокровище.

Вновь ощутив в своей руке уже ставшую привычной тяжесть металла, Олея спросила:

— Как думаешь, настоятель Монастыря Святых Дел знал, что представляет из себя оружие его охранника?

— Считаю, что он не имел об этом ни малейшего понятия, а иначе эту цепь у Касатиса давным-давно бы отобрали, и без промедления упрятали в монастырскую сокровищницу. Ну, а обобранному охраннику (несмотря на все его отличные рекомендации и верную службу) голову свернули бы в тот же день: помня привычки настоятеля, можно утверждать наверняка — в таких делах он не любит оставлять свидетелей, благо у них есть, где прятать трупы... А Касатиса можно понять! Парень держал язык за зубами, что вполне объяснимо: ясно, что эта потрясающая вещь откуда-то украдена, и оттого бывшие хозяева должны ее усиленно искать. Ну, а простому охраннику, каковым и являлся Касатис, иметь при себе такое оружие, сделанное из святого серебра — это даже не предел мечтаний, а нечто запредельное! Помимо огромной стоимости цепи, с ней можно выходить едва ли не один на один против любой нечисти, и выигрывать схватки! Понятно, что после всего этого тебя будут считать непобедимым воином, чего, собственно, Касатис и добился, то есть это слава, деньги и... А, чтоб тебя! Снова...

Но в этот раз Олея и сама увидела, как от порога к ним скользнула какая-то тень, почти неотличимая от тех теней, что отражались на стенах, и в тот же миг вновь испугано заржали кони. Великие Боги, еще какая-то нечисть свалилась на головы беглецов!..

Эту тварь, принявшую вид тени, можно было бы и не заметить, если бы не глаза этого существа, выделявшиеся на том месте, где у людей бывает лицо. Вернее, это были даже не глаза, а два пронзительно-черных провала, которые казались непроницаемым мраком даже в темноте, и из которых веяло ужасом. Один вид этих немыслимо-темных пятен вызывал у людей дрожь во всем теле и будил чувство настоящего первобытного страха, от которого немели руки и тряслись колени. Пожалуй, если бы в руках Олеи не было цепи из святого серебра, то еще неизвестно, сумели бы беглецы оказать этой тени хоть какое-то сопротивление. Возможно, они просто бы стояли и покорно ждали того, что с ними сделает это тварь...

Тень оказалось на удивление увертливой, и хотя пару раз Олея сумела ее достать серебряной цепью, тень все одно не отступала. Такое впечатление, что ей хотелось добраться хоть до кого-то живого, и для нее не имело значения, люди это будут, или лошади. Главное — уцепиться и влезть в теплое тело, наполненное горячей кровью, а потом долго пить ее, эту сладкую пьянящую кровь, и пытаться остаться в этом живом теле как можно дольше!

В этот раз от ударов святым серебром почти не было вони горелой шерсти, но зато было что-то отдаленно напоминающее резкий запах аммиака. Удары цепью, без сомнения, ослабляли тень, но отступать она не хотела, пусть даже через какое-то время ее движения уже не были столь стремительно-размазанными. Еще несколько ударов — и внезапно запах аммиака стал таким резким, что у людей на глазах едва не выступили слезы, а тень, покачнувшись, поплыла в сторону двери и там слилась с темнотой. Похоже, один из ударов ее здорово поранил... Фу, и от этой отбились!

Олея прислонилось к одной из деревянных перекладин, пытаясь успокоить испугано бьющееся сердце. Ох, если и дальше так пойдет, то ее при одном только виде очередной нечисти начнет колотить от страха! Она ведь обычный человек, и всего... такого боится, как, впрочем, подобной жути опасается и большинство людей! Да что же это такое творится-то, а?! Дядя Генар, надо было бы тебе поучить свою бестолковую племянницу обращаться не только с плеткой, но и с цепями! Увы, но хлыст сейчас бесполезен...

— Бел... — Олея беспомощно посмотрела на мужчину, не зная, что сказать. — Бел...

И тут, к немалому удивлению Олеи, Бел крепко обнял ее, прижав к себе.

— Понимаю, тебе очень страшно... — негромко заговорил он. — А мне еще и стыдно за себя, за собственное бездействие. Это же надо такому случиться: ты принимаешь весь удар на себя, я же, как последний дурак, стою в стороне, и могу только наблюдать за происходящим со стороны! Великие Боги, какой позор! Стыдобушка...

Таких слов от этого мужчины Олея точно не ожидала, и, наверное, от неожиданности, не смогла придумать ничего лучше, как сказать:

— И хорошо, что стоишь в стороне. Хоть не мешаешь...

— Ну, если считать подобное единственной помощью... А ты — молодец. Знаешь, хочу сказать: несмотря на то, что цепь в руки ты взяла совсем недавно, все одно — владеешь ею лучше всех, кого я только знаю. Смотрю — и только руками развожу: какая быстрота, точность, сила удара...

— А почему ты мне раньше ничего такого не сказал?

— Честно? Наверное, завидовал... Чего ты смеешься? Так оно и есть — ни мне, ни кому из моих знакомых в этом деле с тобой не сравниться. Дядя твой, конечно, был хорошим учителем.

— Наконец-то я услышала от тебя хоть одно доброе слово!

— Так я вроде...А это еще что?!

Великие Боги, опять!.. На сей раз от дверей ползло что-то длинное, напоминающее змею с головой коровы, да еще и покрытое рядами коротких шипов... Гадость какая! Еще совсем недавно Олее подобное создание не могло присниться даже в кошмарном сне, а сейчас видит эту жуть воочию!!

Оттолкнув Бела в сторону, разозленная женщина шагнула вперед, готовая разорвать на куски это непонятное существо. Надо же, приходится отвлекаться от такого разговора! Бел в кои-то веки, кажется, решил сказать ей хоть что-то хорошее — и в этот момент неизвестно откуда выползла эта тварь, перебила их беседу чуть ли не на самом интересном месте! Ну раз ты, дерьмо рогатое, появилось так не вовремя, то не обессудь: сейчас ты у меня быстро половину своих шипов потеряешь! Будешь знать, как рассерженной бабе под руку попадать...

Беглецы не знали покоя до самого рассвета. Непонятные чудища то заползали в конюшню одно за другим, то паузы между их появлениями задерживались чуть ли не на полчаса. По счастью, результат их посещений был один и тот же: визг, отвратительный запах паленой шерсти, злое шипение уползающих тварей, и их лютая ненависть, которая просто-таки была разлита в воздухе.

Великие Боги, сколько же самой разной гадости скопилось в этих местах! Похоже, в свое время тут было не только пролито много крови, но и всяких мерзостей творилось немало. Ну, что-то подобное всегда происходит там, где добывают золото. Теперь беглецам стало понятно, отчего никто не селится в здешних краях, а те немногие, что вынуждены тут находиться, должны всерьез позаботиться о том, чтоб по ночам их жилище было надежно защищено от визитов таких вот незваных гостей.

Вдобавок ко всему Белу и Олее постоянно приходилось успокаивать лошадей, да и раненый старатель требовал внимания. Он то приходил в себя, то вновь впадал в забытье, но в краткие минуты пробуждения мужчина рвался бежать, причем для него не имело значения, куда именно, главное — оказаться как можно дальше отсюда. Оставалось лишь радоваться тому, что у раненого совсем не было сил на подобный безрассудный поступок.

Шорохи, скрипы и скрежет прекратились лишь тогда, когда ночная тьма стала сменяться бледным рассветом, и сразу после этого у беглецов стало куда легче на душе — что ни говори, а один только вид той нечисти, что Бел и Олея увидели этой ночью, угнетал и подавлял.

С рассветом, когда за стенами все стихло, беглецы вспомнили про большой глиняный горшок с плотно прикрытой крышкой, который принесли сюда вместе с раненым. Дескать, тут ему еда приготовлена... Кажется, вечером от того горшка очень вкусно пахло съестным, но позже, в суете и спешке, люди об этом напрочь забыли.

В горшке, и верно, оказалось что-то вроде каши с мясом и овощами, правда, все уже давным-давно остывшее, но от этого не менее вкусное. Как смогли, покормили раненого, а остаток съели сами — не пропадать же добру! А потом беглецы присели у стены и уснули, прижавшись друг к другу — надо было хоть немного отдохнуть от всех передряг долгой ночи.

Их разбудил громкий стук в дверь, вернее, даже не стук, а громыханье крепкого кулака о дверь — это хозяева с утра пораньше пришли выяснять, живы ли их постояльцы, и не происходило ли чего страшного ночью. Что ж, хорошо уже то, что беглецы успели поспать хотя бы пару часов.

А спустя еще час Бел и Олея в сопровождении старателей направлялись к входу в шахту. Бел едва одерживал свое раздражение, да и Олее досадовала в душе: надо как можно быстрей уходить от погони, которая вскоре наверняка может показаться здесь, но вместо того они попали в жадные лапы старателей, которым до зарезу надо, чтобы кто-то добывал для них золото. Что бы не говорил старшина этой артели, мол, отпустим вас потом, когда с золотом разберемся!, но любому было ясно — никуда их не отпустят, не хватало еще, чтоб молва о найденном золоте пошла по всему свету...

Старшина артели находится подле них, и Олея, чуть косясь в его сторону, прекрасно понимая все, что тот думает. Впрочем, тут не было ничего сложного.

Тогда, с утра, когда старатели увидели, что их гости живы и здоровы, то были искренне удивлены. Похоже, они ожидали застать здесь что-то вроде груды обглоданных костей, но уж если незваные постояльцы живы и здоровы, и нечисть их не тронула, то отчего бы не использовать этих людей в своих целях? Вполне может оказаться так, что эти пришлые люди — заговоренные, или что-то вроде того, а раз такое дело, то, значит, их сюда послало само провидение. Дело в том, что после ранения одного из старателей остальные никак не горели желанием спускаться в шахту, пусть даже за кучей золота. Сейчас народу в артели и без того немного: раненый не в счет, он все еще в беспамятстве и бредит — похоже, у парня началась нервная горячка, осложненная заражением крови, еще двоих старателей старшина отправил в город за кое-какими крайне необходимыми вещами для того, чтоб достать золото из толщи земли и подготовить его к отправке. Почему двоих, а не одного? А пусть приглядывают друг за другом, иначе в одиночку кто-то может снюхаться со своими бывшими дружками. Увы, но в основном здесь собраны те, по отношению к кому слово "праведник" можно применить только в насмешку. Продадут и выдадут любого, была бы только выгода...

Правда, у мужиков было большое желание оставить бабу в доме: а что такого, она очень даже ничего, а мужики в артели так истосковались по человеческому теплу!.. Однако ее муж (или кто он там ей?) заявил, что без своей ненаглядной женушки в шахту не пойдет, и на этом стоял твердо. Да и баба тоже от своего разлюбезного уходить не желает — того и гляди истерику закатит, а слушать женский визг ни у кого нет ни малейшего желания! Конечно, рот ей можно заткнуть без труда, только зачем? Раз она такая дура, что не хочет слышать разумных доводов и не желает сидеть в доме, где совершенно безопасно (да еще и все старатели к ее услугам), то пусть вслед за мужем спустится в шахту. Конечно, не стоило бы этого делать, баба вполне может пригодиться и для другого, но еще одни рабочие руки в штольне нужны до зарезу, а раз эта особа так уперлась и не желает покидать своего благоверного даже под землей, то пусть спустится в подземные выработки. Если посчастливится, и наверх вечером выберется, то враз умнее станет, без всяких уговоров согласится на все, что ей предложат, да и ломаться особо не станет.

Тут есть еще одно: если верить байкам, что ходят среди старателей, то те существа, что охраняют злое золото, очень неравнодушны к женскому полу. По слухам, тот, кто намерен достать из земли злое золото, должен взять с собой молодую красивую женщину. Говорят, что если договоришься с подземными духами, то можно будет заключить обмен — бабу на золото, пусть даже не на все, а только на часть того золотого запаса. Если это правда, то ничего не поделаешь — через пару дней придется дамочке оказаться замурованной под землей. Тут ничего личного, все для блага артели, и для того, чтоб взять это проклятущее золото. Эту красотулю, конечно, жаль, но баб на свете много, а золота мало, так что итог складывается никак не в пользу заезжей молодки.

Беглецы прекрасно понимали, что все обещания старшины артели насчет того, что из позже отпустят — пустой звук, но делать нечего, надо сделать вид, что они подчиняются грубой силе. Конечно, когда утром им было заявлено весьма хамским тоном, что в благодарность за стол и кров приезжие должны спуститься в шахту и добывать золото для артели, то возмущению не было предела. Однако глянув на стоящих в дверях старателей, каждый из которых ухмылялся и держал в руках длинный нож или кинжал, беглецы поняли, что возражать нет смысла.

Правда, Олея прикинула, что если она будет действовать быстро, то, возможно, они сумеют прорваться, но вот как при том вывести из конюшни лошадей? Даже если подобное у них получится, то нет никакой уверенности в том, что они сумеют уйти от погони или же кто-то из них не будет ранен, а после того, как Бел чудом сумел исцелиться от смертельного ранения, лишний раз рисковать не стоило.

Да и старатели далеко не олухи. Беглецов уже предупредили: вздумаете бежать — и ножи в первую очередь будем бросать в ваших лошадей. Знают, что на раненой лошади далеко не уйдешь. Недаром и Бел подал Олее знак: пока не стоит пускать в дело хлыст, погоди, попробуем уйти при первой же возможности, обойтись малой кровью. Что ж, можно и подождать, выждать удобный момент, тем более что для беглецов подобное не впервой.

Добираться пришлось не менее получаса. Когда же, наконец, все прибыли на нужное место, то беглецы увидели стоящее среди холмов полуразрушенное строение. Судя по внешнему виду развалин, можно понять, что ранее это был дом немалых размеров, а если всмотреться в окрестности повнимательней, то можно заметить неподалеку еще остатки прежних зданий, которые почти сравнялись с землей. Что думали об этом месте мужчины — этого Олея не знала, но отчего-то ей было грустно смотреть на печальные обломки прежней жизни людей.

Беглецы слезли с коней, и, окруженные старателями, прошли с полсотни шагов в сторону. Там женщина увидела, что в склоне высокого холма находится темное отверстие, ведущее под землю. Правда, оно было забрано металлической решеткой, проржавевшей от времени. Да, смотрится невесело...

На первый взгляд могло показаться, что здесь давно никого не было, и это место давным-давно заброшено, но если всмотреться повнимательней, то было видно, что земля вокруг развалин куда более утоптана. Значит вот он, вход в шахту, где старатели добывают золото.

На первый взгляд, тут все давным-давно заброшено, но один из старателей неожиданно легко открыл замок на той решетке, и она распахнулась тихо, без скрипа. Значит, следят за тем, чтоб лишнего шума не было, петли постоянно смазывают...

— Пришли! — старшина повернулся к Белу и Олее. — Что от вас требуется — я уже сказал, и чем вы должны заниматься в шахте — пояснил. Если ты, мужик, своей бабе что-то плохо втолковал, то это уже ваши проблемы. Повторяю, что от вы сейчас будете делать: вырубаете золотоносную породу, грузите на тачки, и выкатываете их сюда, к входу. И пошустрей. Кстати, возмущаться не советую, и претензии выставлять тоже не стоит — мы вас сюда не звали, а уж раз вы без приглашения приперлись в эти места, то будьте любезны исполнять то, о чем вас просят хозяева. Пока еще просят. Хуже будет, если будем заставлять силой...

Олея еще раз оглядела мужчин, кругом стоявших подле них. Да, пожалуй, сейчас не стоит совершать резких движений. Со старшиной здесь восемь человек, причем вид у каждого из старателей был весьма угрожающий: понятно, что вниз, особенно после ранения их товарища, спускаться никому не хотелось — каждому просто-напросто страшно, так что этих двоих пришлых вниз отправили бы в любом случае. В другое время Олея постаралась бы прорваться из этого кольца, благо хлыст был при ней: как это ни удивительно, но им позволили оставить хлыст при себе — видно, понимали, что с ним этим пришлым в шахте будет спокойнее. Однако сейчас не стоит совершать никаких резких движений. Почти у каждого из мужчин в руках оружие, и настроены старатели более чем серьезно, так что любой риск может привести весьма неприятным последствиям.

— Все ясно... — Бел, взяв протянутый ему масляный фонарь, шагнул к темному отверстию в склоне, которое уже не было перегорожено решеткой. — Не дети малые, понимаем, что к чему.

— Да, и пошустрей там! — крикнул им в спину старшина. — Будете долго возиться, парни вниз спустятся, и так вас подгонят, что мало не покажется!

Ага, как же, спустятся они! Любому понятно, что у мужиков есть все основания всерьез опасаться того, что их может ожидать внизу. Да после вчерашнего, когда непонятное существо ранило их товарища, ни одного из старателей в шахту палкой не загонишь! Что ж, хочется надеяться, что в этом есть и хорошая сторона — пока что вслед за ними никто из мужиков не пойдет, и там, внизу, у беглецов будет возможность поискать еще один выход на поверхность.

Вниз вели деревянные мостки. Заметно, что они недавно обновлены. Верно, по старым, прогнившим доскам тяжелые тележки не очень-то потаскаешь, пусть даже наклон мостков не очень крутой. Спускаясь по ним, Олея вновь подосадовала: веселенькое начало! Сейчас беглецам надо бы во весь дух надо мчаться куда подальше от этих мест, а вместо этого их ждет очередная задержка! Как все некстати и не ко времени...

Когда беглецы ступили на дно шахты, то Бел зажег фонарь — тут слишком темно. Неяркий огонь высветил внутренность позаброшенной шахты. Выступы и гнилые перекладины, толстые стволы, поддерживающие своды, уходящая в сторону невысокая пещера, по которой можно было передвигаться только пригнув голову...

— Да, в свое время тут люди потрудились на славу — вот сколько нарыли! — буркнул Бел, и, подойдя к одному их толстых столбов, поддерживающих свод, немного поковырял его.

— Ты что делаешь?

— Проверяю, надежные или нет. А, труха... — помотал головой Бел. — Смотри, как крошится под пальцами... Давненько их, как видно, меняли в последний раз. Видишь ли, подземные галереи шахт, как правило, нуждаются в шахтной крепи или крепежном лесе — называй, как нравится. Тут довольно глубоко, и без шахтной крепи все может легко обвалиться. В свое время тут кто-то хорошо укрепил свод, но годы идут, и сейчас дерево уже далеко не такое надежное. Конечно, эти деревянные столбы все еще стоят, и могут простоять еще какое-то время, но лучше понапрасну не рисковать. Ты говори потише, а не то...

— Да все я поняла, можешь не продолжать! Надо же, оказалась под землей... Тут глубоко и темно, совсем как в погребе.

— Сравнения у тебя... — помотал головой Бел. — Здесь еще ничего, немного света сверху идет, а вот дальше будет вообще сплошная тьма. Ладно, пошли. Да, и посматривай по сторонам — вдруг где есть еще один выход на поверхность. Хотя вряд ли...

— У меня кошки на душе скребут! Я темноты побаиваюсь...

— Извини, помочь ничем не могу.

Осторожно двинулись по пещере, уходящей чуть вниз. А эта пещера (или выработка, как она там правильно называется?) довольно широкая, как минимум, несколько шагов. Похоже, в свое время находящаяся тут золотая жила была весьма немалых размеров, и копали здесь с рвением и усердием, а если судить по длине и ширине шахты, то еще удачно и очень долго. В противном случае вряд ли кто-то стал бы ковырять пустую породу.

— Тебе не кажется, что мы идем то вниз, то вверх? — не выдержала Олея.

— Как рудные пласты залегали, так и идем... — неохотно отозвался Бел. — Выработки прокладывали как раз по ним...

— Понятно.

— Ты под ноги смотри повнимательней — то и дело спотыкаешься.

— Так тут камни повсюду валяются!

— Надеюсь, ты не рассчитывала найти здесь тщательно уложенную брусчатку? Иди аккуратней, а не то если поранишь ногу, то у нас начнутся сложности.

— Можно подумать, что сейчас их у нас нет... — едва ли не под нос себе пробурчала Олея, но так, чтоб этого не услышал Бел. Впрочем, он, без сомнения, слышал ее ворчание, только вида не подал. Но Олея все одно не могла молчать долго, а может, в этой тьме ей просто хотелось постоянно говорить, чтоб не было так страшно.

— Ты как думаешь, в этих местах всего одна шахта?

— Ну, судя по всему, заброшенных шахт здесь хватает, а это значит, что в свое время золотых жил тут было немеряно. Сама должна понимать: шахту разрабатывают до той поры, пока в ней все золото не выберут. Потом из нее уходят, и, как правило, заделывают вход...

— Но ведь в этой шахте есть золото, а из нее ушли! Как же так получилось?

— Тут одно из двух: или рудознатцы ошиблись, решили, что здесь больше нет золота, или же один из них обнаружил, что золотая жила не заканчивается, и надумал утаить часть богатого месторождения для себя, или для своих потомков. Думаю, что второй вариант для какого-то рудознатца выглядел куда предпочтительнее первого, однако для нас с тобой это не имеет особого значения.

Через какое-то время неровная подземная дорога вывела беглецов на широкое место, куда больше напоминающее большую пещеру, причем было заметно, что это не природная пещера. Верно, судя по стенам, она сотворена руками человека. Интересно, сколько же здесь пришлось вынуть земли и руды, чтоб получилась такая вот огромная выемка в земле? Во всяком случае, Олее было сложно представить себе хоть что-то подобное. Наверное, отсюда годами и десятилетиями вывозили породу. Однако не стоило себе голову ненужными сведениями, куда важнее было другое — дальше хода не было.

Значит, здесь и находится то самое место, где старатели отыскали злое золото. Точно, возле одной из стен валялась опрокинутая тачка, вокруг нее были рассыпаны куски породы, в стороне лежало кайло и еще какие-то инструменты. Похоже, что отсюда кто-то убегал в страхе, бросая все на своем пути.

Пока Бел осматривал стены, Олея подняла один из камней, выпавших из тележки. Даже при слабом отсвете лампы в руках Бела она любовалась этим удивительным творением Богов. Надо же, как красиво — просто кусок полупрозрачного льда, в котором застыли небольшие кусочки желтого металла! Чем-то это напомнило женщине ее родную Руславию — там поздней осенью, когда наступали морозы, частенько пожухлые желтые листья застывали во льду... Ох, прямо по сердцу резануло!

— Тебе не кажется, что будто чуть потянуло свежим воздухом? — донесся до женщины голос Бела.

— А? Нет... Не знаю, не обратила внимания...

— Я же просил тебя смотреть по сторонам!

— И под ноги тоже! — Олея все еще любовалась камнем.

— Чем ты занимаешься? Умудрилась найти что-то интересное? — Бел остановился возле женщины.

— Ты только посмотри, какая красота! Глаз не оторвать! Ну, что скажешь? Правда, красиво?

— Кварц и золото... — Бел едва глянул на камень. — Да, действительно, производит должное впечатление. Однако советую посмотреть на стену напротив себя. По-моему, это не менее красиво.

Мужчина поднес лампу ближе к стене, и Олея, всмотревшись, выронила камень из руки. Вот это да: там, в светлой толще полупрозрачного каменного льда сиял и переливался неровный слой светло — желтого металла. Неужели это и есть золото? Ничего себе! Олея даже представить себе не могла, что в одном месте может находиться столько драгоценного металла! Это же сплошная неровная полоса, которая тянется едва ли не вдоль всей стены. В некоторых местах слой золота достигал двух локтей, и уходил куда-то дальше, вглубь, в непроглядную глубину кварца! Любой человек, увидев подобное, был бы полностью зачарован. А еще всюду, во всей полосе прозрачно-белого кварца сверкали небольшие вкрапления желтого металла... Ого, сколько же здесь золота! Возить — не перевозить! А уж красота такая, что просто дух захватывает! Невозможно оторвать взгляд! Такое впечатление, что колдовской блеск льда и золота завораживает, околдовывает, сводит с ума...

— Великие Боги!.. Бел, как ты думаешь, сколько тут золота?

— Пудами считать надо. Вернее, десятками пудов, если не сотнями.

— Теперь понимаю, отчего старатели готовы жизнью рисковать, пойдут на что угодно, но это место не покинут ни за что.

— Какое там уйти! Да они за это золото любому глотку зубами перегрызут — тут же богатства несметные. Понятно, что нас с тобой они уже никуда не выпустят — тот чужак, кто хоть раз увидел подобное скопление золота, должен навек замолчать.

— И все же какая красота! — Олея все никак не могла налюбоваться невиданным зрелищем. — Просто сказка!

— Ты еще настоящей красоты не видела... — Бел сделал в сторону несколько шагов и поднял повыше фонарь. — Иди сюда и посмотри на это! Что скажешь?

Сказать было нечего, можно было только замереть в немом восхищении: перед ними, в холодном белом кварце, словно застыла самая настоящая золотая осенняя березка из их родной Руславии. Потрясающее чудо, сотворенное то ли природой, то ли Богами. Золотой ствол, поднимающийся из золотой осенней травы, золотые листья, сплошь покрывающие березку, а часть золотых листьев будто осыпается на землю, замерев в воздухе... Это не просто прекрасно, это нечто большее — перед взором людей было само совершенство!

— Это... это... — у женщины просто не хватало слов, чтоб выразить свое восхищение. — Великие Боги, подобное чудо даже представить себе невозможно! Погоди... Так ведь старатели разрушат всю эту красоту?!

— Естественно... — горько улыбнулся Бел. — С чего им все это жалеть? Перед нами находится золото, и тут уже ровным счетом не имеет значения, где оно, это золото, находится — в обычном куске породы, или же в этой волшебной березке.

Все так, но в душе Олеи появился непонятный протест против разрушения этой непостижимой красоты. Стоило ей представить, как инструменты старателей будут методично разбивать и крушить это удивительное творение природы, как в ее глазах, помимо воли, стали копиться слезы. Конечно, сейчас беглецам надо было бы прежде всего думать о том, каким образом им самим можно уйти отсюда, но у каждого из них просто не было сил оторвать взор от той прекрасной картины, что находилась перед их глазами.

Зачарованные сказочной красотой, люди не сразу поняли, что на них из глубины кварца смотрят чьи-то огромные круглые глаза, каждое величиной едва ли не с тарелку. Пусть подобная невнимательность продолжалась всего несколько мгновений, но людям этого вполне хватило, чтоб всерьез перепугаться. Еще мгновение — и перед растерявшимися беглецами оказалась огромная голова и передние лапы непонятного существа. Вернее, голова и лапы высунулись прямо из слоя полупрозрачного кварца, и донельзя растерявшиеся люди во все глаза глядели на то удивительное создание, что до половины своего тела вынырнуло из бело-золотого слоя стены, и сейчас с высоты своего немалого роста чудище холодно взирало на стоящих перед ним двуногих обитателей верхнего мира.

О таких существах Олея раньше и не слыхивала, даже представить себе не могла подобного зверя! Отчего-то женщине вспомнились детские книжки с изображениями самых разных чудищ, но ни на одной из картинок она не видела ничего похожего Голова орла с огромным клювом, а лапы с огромными когтями походили одновременно и на птичьи, и на тигриные; мощное тело покрыто то ли длинной чешуей, то ли окаменевшими перьями... Холодные глаза существа с полным равнодушием смотрели на людей, а Олее бросились в глаза огромные когти — как видно, именно они и нанесли те глубокие раны старателю, что сейчас бредит в конюшне. Хм, а этот жуткий клюв непонятного создания одним махом в состоянии смахнуть голову каждому из беглецов. Так вот он какой, охранник золота, которое называют злым... Интересно, — вдруг подумалось Олее, — интересно, а если это чудище целиком выйдет из камня, то как оно будет выглядеть целиком? А впрочем, какая разница? И о чем она думает в такой момент!? Похоже, у нее, и верно, на плечах нет головы...

Пока что беглецам понятно лишь одно: от этого существа людям вряд ли стоит ждать добра, и вряд ли оно так просто отдаст кому-то свои сокровища. Теперь понятно, отчего добыча злого золота сопровождается такой большой кровью...

Чудище не издавало ни звука, люди тоже на какое-то время онемели от неожиданности и растерянности. Олея отстраненно подумала, что она вряд ли успеет вытащить цепь, которая сейчас находилась у нее в кармане. Прав был Бел, когда советовал ей заранее достать цепь из кармана, а она, как это частенько водится, пропустила его слова мимо ушей. Думала, что всегда успеет это сделать...

Женщина покосилась на Бела: мужчина стоял неподвижно, не шевелился — понимал, что любое движение с их стороны может быть расценено этим непонятным существом как попытка нападения. Молчание затягивалось, мгновения текли немыслимо долго, и Олея не выдержала первой. Обращаясь к этому непонятному чудищу, она заговорила:

— Простите нас, но мы тут оказались не своей волей! Нас сюда загнали, и требуют от нас невозможного — чтоб мы разрушали эту красоту! А я не знаю, у кого может подняться рука на подобное...

Женщина даже не говорила, а трещала без остановки — она и сама понимала, что нервничает, и этот бесконечный поток слов идет, скорей, от испуга, но ничего не могла с собой поделать. Она говорила, что у них есть свои неотложные дела, что сейчас они несут при себе нечто такое, которое в дальнейшем может предотвратить войну и разрушение, что они очень торопятся, а те люди, что живут в этих местах, не позволяют им идти дальше... Позже она, как не старалась, так и не могла вспомнить, что именно она говорила, подняв голову и глядя в круглые зрачки этого непонятного чудища...

Однако внезапно, перебив ее горячую речь на полуслове, в головах беглецов появились слова, произнесенные холодным, равнодушным голосом:

— Уходите отсюда. Я позволяю вам это.

— А как мы это сделаем? — вырвалось у Олеи. — На выходе нас ждут враги...

— Здесь есть еще один выход. Там, где на земле лежит большой камень, только сверху. Поднимитесь по стене. Надо выйти наверх.

Беглецы одновременно оглянулись. Точно, у противоположной стены лежал большой камень. Похоже, он свалился откуда-то сверху — было видно, что внизу, у основания, валун здорово расколот. К тому же та стена была самой высокой в этой пещере, метров восемь в высоту, а то и больше. Невольно напрашивался вопрос: каким образом беглецы смогут подняться по этой довольно ровной стене? Ведь люди — это не пауки, которые в состоянии взбираться по куда угодно! Н-да, судя по всему, ответ на этот вопрос заботит чудище меньше всего.

Кажется, можно идти, или хотя бы попытаться это сделать, но Олея вновь удивила сама себя. Непонятно почему, но у нее вырвался очередной вопрос:

— А почему вы нас отпускаете?

Можно не сомневаться, что услышав подобное, Бел про себя помянул Олею самыми хлесткими словами — с чего это бабе вдруг приспичило вступать в разговоры невесть с кем!? Радоваться надо, что их отпускают, причем невредимыми, а Олее все мало! Ну что она за человек такой?! В очередной раз брякнула невесть что, не подумав! Если им один раз повезло, то это вовсе не означает, что будет везти всегда и во всем! Однако, как это ни странно, чудище им ответило.

— У каждого из вас есть то, что его охраняет. Я не вправе вмешиваться в волю Богов и в то, что противно моей сути.

Охраняет? А, так речь, видимо, идет об артефактах, что несет Бел, а заодно и о той цепи из святого серебра, что находится у женщины в кармане. Ну что тут скажешь? Повезло...

Тем временем чудище продолжало:

— И я не вижу, чтоб вас интересовало мое золото. Вы не желаете взять себе ничего, однако долго рассматривали мои сокровища. Они вам понравились?

Невероятно, но в последней фразе люди услышали нотки неподдельного интереса! Надо же...

И в этот раз Бел опять не успел ничего ответить — его вновь опередила Олея.

— Конечно, понравились! Тут не просто красиво, а потрясающе! От подобной красоты просто невозможно оторвать взгляд! Не знаю насчет других, а у нас, глядя на эту стену, душа замирает от восторга... — и тут женщина споткнулась на полуслове. Сказать такое чудищу, которое охраняет это золото и считает людей врагами (что, вообще-то, полностью соответствует действительности)... Ой, кажется, она, и верно, только что выдала такое, после чего беглецам можно не только забыть о свободе, но и распрощаться с жизнью!.. Как ее называл Сандр? Блондинка? Точно, она самая и есть...

Но вместо того, чтоб разозлиться, чудище издало непонятный звук, напоминающий нечто среднее меж клекотом орла и довольным мурлыканьем кошки, и в следующее мгновение исчезло с глаз людей, подавшись назад и вновь растворившись в прозрачно-матовой дымке кварца. Фу-у, опять пронесло...

Какое-то время беглецы стояли на месте, приходя в себя, а затем Бел задумчиво произнес:

— Знаешь, за последние несколько минут у меня не раз появлялось желание хорошенько врезать тебе этим фонарем по голове. Надо же, и тут умудрилась найти себе собеседника! Должен сказать, что таких трещоток, как ты, я еще не встречал...

— Но ведь все закончилось хорошо!

— Еще ничего не закончилось...

Не сказать, что стена пещеры, около которой лежал большой камень, была гладкой, но и особо глубоких выбоин на ней не было. По словам того чудища, сверху был выход из пещеры, только вот дневной свет оттуда совсем не пробивался. Странно... Тем не менее чувствовалось, что сверху идет легкий приток свежего воздуха. Значит, там, и верно, есть какое-то отверстие, но до него надо еще добраться. Да, сразу выбраться наверх вряд ли получиться! Кто бы подсказал, каким образом по этой стене можно забраться наверх, да еще и проделать подобное в почти полной темноте? Тут ничего не стоит сорваться вниз...

Бел, забравшись на валун и подняв фонарь как можно выше, осматривал стену. Вон, прикидывает что-то, стену пальцем поскреб... Интересно, что тут можно сделать?

— Значит, так... — наконец повернулся Бел. — Видишь, камень из стены торчит? Да не здесь, а вон там, чуть ли не на середине стены! Ага, тот самый! Ты сумеешь надежно закрепить на нем хлыст? Я бы туда по нему поднялся, как по веревке...

— А зачем...

— Ты всмотрись внимательней. Видишь, совсем близко от него находится широкий выступ?

— Ну, не такой он и широкий...

— Нам хватит. Смотри сама: стена внизу почти ровная, забираться по ней очень сложно, почти невозможно, зато примерно с середины стена вся испещрена выступами, трещинами, да и выступающих камней там тоже хватает. План такой: я забираюсь на тот выступ, затаскиваю тебя, а дальше... Надеюсь, дальше нам будет полегче.

— Не знаю...

— У тебя есть другие предложения? Нет? Тогда все, обсуждения закончены. Давай, начинай!

Ничего не поделаешь: хотя подобное решение Бела Олее не очень нравится, но сейчас ей, и верно, лучше помолчать и заняться тем, что она хорошо знает. Женщина достала хлыст, привычно прикинула расстояние. Ну, тут нет ничего особо сложного, главное, сделать так, чтоб петля не соскочила ни в коем случае. Замах — и конец ремня плотно обвился вокруг камня в стене. На всякий случай Олея подергала ремень — все в порядке, держит хорошо.

— Пожалуйста, все к твоим услугам. Пользуйся...

Бел лишь хмыкнул, сунул женщине в руки фонарь — подними, мол, его повыше, а то плохо видно!, взялся за свисающий ремень хлыста, и ловко стал подниматься наверх, упираясь ногами в стену. Олея не ожидала, что парень сумеет так быстро добраться до того выступа в стене, который смотрелся снизу несколько жутковато. Еще миг — и Бел, подтянувшись на руках, перевалился через выступ и исчез из виду. Какое-то время было тихо, затем женщина увидела как Бел снимает петли ремня с камня. Что-то долго он возится...

— Бел...

— Погоди немного... — донеслось до нее сверху.

— Что, петли с камня снять не можешь? — Олея сразу поняла причину задержки.

— Вроде того... Ты тут совершенно непонятным образом умудрилась наделать такие перехлесты, что все перепуталось!

— Ничего там не перепуталось, просто я петлю очень надежно укрепила, и без подсказки ее так сразу и не снять. Держит крепко. Вернее, снять ее, разумеется, можно, только времени много займет. Кстати, особенно сложно сделать подобное в темноте. Слушай меня внимательно, и у тебя все сразу же получится: вначале отсчитай вторую петлю от стены... Нашел ее? Хорошо. Затем...

Пришлось пояснять, что нужно сделать для того, чтоб снять ремень с камня. Пожалуй, ей не стоило делать такую сложную связку, хотя... Пожалуй, она поступила правильно: пусть эта петля одна из самых сложных, но зато она очень надежная, а им сейчас полагаться на "авось" не стоит ни в коем случае.

Когда мужчина, наконец, разобрался с запутанным узлом, то при помощи все того же хлыста вначале он поднял наверх фонарь, а уж потом Олею. Хм, а этот каменный выступ не такой и узкий. По всяком случае, места для двоих там вполне хватает.

— Что дальше? — женщина старалась не смотреть вниз, в ту непроглядную темноту, которая сейчас расстилалась под их ногами.

— Дальше будем подниматься по стене. Посмотри, какие здесь удобные выбоины в камне, можно сказать, настоящие ступени.

— Ну, насчет удобства у нас с тобой мнения расходятся. И... и долго мы будем подниматься?

— Почти что до вершины этой... пещеры. Не пугайся — мы и так почти что на середине стены. Метра четыре мы уже преодолели, осталось примерно столько же. Возможно, на метр побольше.

— А потом что? Куда дальше?

— Всмотрись повнимательней наверх. Что ты там видишь?

— Пятно какое-то...

— Это не пятно. Кажется, именно оттуда и вылетел тот здоровенный камень, что сейчас лежит внизу, у стены. Знаешь, мне кажется, что ветерком тянет как раз оттуда, из этого, как ты его назвала, темного пятна... Слушай меня внимательно: я иду первым, ты за мной...

— По этой стене?!

— А что, рядом есть другая? Так, выкидывай все лишнее из головы, и запомни: когда пытаешься пробираться по почти отвесной стене, то ногу надо ставить как можно аккуратнее, под надежную опору, и пальцами ищи то, за что можно крепко держаться. Ошибешься хоть раз — и полетишь вниз, а падение на камни с такой высоты...

— Бел, я боюсь...

— Возможно, ты удивишься, но мне сейчас тоже не по себе. Что ни говори, но мы с тобой обычные люди, и это милое место, где в данный момент ты и я имеем честь находиться, отнюдь не безопасно. Вернее, оно очень опасно. Если мы поддадимся страху или панике, то никогда отсюда не выберемся.

— Это я понимаю...

— Вот и прекрасно, что понимаешь. Пошли...

— Ты, наверное, хотел сказать — поползли?

— Ну, это как получится...

Позже Олея не хотела даже вспоминать о том, как они пробирались по почти что отвесной стене. С одной стороны четыре — пять метров — это не так и много, но когда речь идет о почти отвесной скале, когда каждый сантиметр дается с трудом... Тогда Олея едва ли не до дрожи боялась в очередной раз поставить не туда ногу или же взяться за камень, который едва ли не крошился под рукой. Несколько раз заметно подрагивали выемки, на которые она ставила свою ногу, дважды женщина едва не сорвалась, и каждый раз ее спасло только то, что она крепко держалась руками за выступающие камни. То и дело сверху на нее сыпались земля, песок, падали мелкие камешки из-под ног Бела, который находился впереди нее, однако Олея не произносила ни звука — она просто не решалась отвлекать мужчину, ведь ему было куда сложней пробираться по стене, чем ей. Бедный парень мог пользоваться только одной рукой — в другой он держал фонарь, чтоб освещать дорогу. Да, если сейчас они останутся без света, то вряд ли сумеют выбраться отсюда...

От всего происходящего на глаза женщине готовы были навернуться слезы, но она понимала, что слезы — сейчас для нее это немыслимая роскошь. И без того видимость плохая, а влага в глазах может ослепить окончательно, так что Олея в очередной раз проглатывала застывший в горле комок, и упрямо пробиралась вслед за Белом, стараясь не глядеть вниз, в кромешную тьму, что находилась под их ногами. Она уже не думала о том, сколько им надо еще проползти по этой стене, куда более важно было не сорваться. Возможно, упав с такой высоты, она и не разобьется насмерть, но в том, что при падении на каменный пол можно переломать себе половину костей — в этом можно не сомневаться.

Олея все же едва не полетела вниз, когда в очередной раз, нащупывая руками очередной камень, она ухватилась за нечто совершенно иное, длинное, жесткое и корявое, отдаленно похожее на грубую веревку. Женщина испугано отдернула руку, и в это же мгновение под ее ногой обрушился камень. Как она, уже падая, успела ухватиться обоими руками за все ту же непонятную жесткую веревку — этого Олея так никогда и не смогла понять. Верно говорят, что в минуту смертельной опасности мы можем многое из того, на что не способны в обычной жизни.

Схватившись руками за спасительную веревку (или что это было на самом деле?), и ощущая под ногами пустоту, женщина понимала, что еще немного — и она полетит вниз. Ее руки на веревке, пусть и медленно, миллиметр за миллиметром, но скользили вниз, а Олея понимала, что долго она не продержится — все же брала свое усталость, накопившаяся за долгий подъем...

— Держись! — это голос Бела. А, вот он, стоит на ногах, и вокруг него видно несколько таких же веревок... Отстраненно, словно глядя на себя со стороны, женщина понимала, что Бел никак не успеет придти ей на помощь, как понимала и то, что времени у нее остается совсем мало. Что же делать? Есть только один шанс спастись, и надо успеть им воспользоваться.

Заставив себя отпустить от спасительной веревки одну руку, она выхвалила из-за пояса хлыст, резко крутанула его над головой, и успела увидеть, как ремень хлыста успел обхватить сразу две непонятные веревки, что находились возле Бела. Резкий рывок — и тут непонятная веревка оборвалась в ее руках, и Олея повисла на хлысте, который она все-таки успела прикрепить к чему-то надежному.

Остальное ей помнится плохо. Бел каким-то образом сумел подтянуть ремень хлыста наверх, а потом женщина и сама стала искать опору под ногами. Еще несколько рывков — и сильная рука мужчины рывком подняла ее, и еще через какое-то время Олея стала понимать, что под ее ногами находится надежная опора, а она сама стоит, прислонившись спиной к стене, и ее все еще чуть потряхивает от испуга.

— Ты как? — в голосе Бела непонятным образом смешались растерянность и радость.

— Не знаю... Наверное, ничего...

— А я думал, что... Мы ведь почти добрались до нужного места, вернее, я добрался, а тебе оставалось пройти совсем немного, когда вдруг... В общем, ты уже почти что полетела вниз, и вдруг совершенно непостижимым образом сумела удержаться!.. Я не мог поверить своим глазам, когда увидел, как ты умудрилась чуть ли не в падении послать хлыст в нужное место, да притом еще и надежно уцепиться!.. Знаешь, если благополучно доберемся до Руславии, то я твоему дяде Генару буду чуть ли не каждый месяц свечки в храме ставить: пусть он покоится с миром и моей искренней благодарностью — ведь если бы не его учеба, то... В общем, вряд ли бы мы с тобой сейчас разговаривали. Я все больше и больше поражаюсь, глядя на то, как лихо ты управляешься с хлыстом!

— Сама не понимаю, как это у меня вышло... Кстати, а за что я тогда ухватилась? Веревки какие-то... И вообще, где мы находимся? Стоим тут в полный рост...

— Мы с тобой стоим как раз в том месте, откуда, судя по всему, когда-то (очевидно, это произошло очень давно) и вылетел тот здоровенный камень, что сейчас лежит внизу. Здесь образовалось что-то вроде выемки в земле, а эти, как ты их называешь, веревки, на самом деле корни деревьев.

— Ничего не понимаю... Какие еще деревья, и о каких корнях ты говоришь?

— Похоже, что сверху находится что-то вроде рощицы — посмотри, сколько корней вокруг нас! Какие именно деревья там растут — это я, извини, не знаю: в этом деле знаток из меня никакой. Однако мне известно, что корни деревьев частенько прорастают даже сквозь узкие каменные щелки, а уж расти в пустоте земли для них вообще ничего не стоит. На наше счастье. Видишь, их тут сколько... Не имею представления, как ты будешь распутывать ремень своего хлыста — он так перекрутился меж корнями, за которые ты его уцепила, что смотреть страшно!

Так, значит, это были не веревки, а корни деревьев... Теперь Олее стал ясно, что тогда попало ей под руку. Чувствуя, как успокаивается испуганно бьющееся сердце, женщина думала: хорошо то, что хорошо кончается! Теперь бы еще на свет выйти из этой темноты...

— Ну, освободить хлыст совсем несложно... — женщина несколько раз дернула за рукоять, и стала скручивать ремень. — Вот и все, никаких сложностей.

— Надо же... — Бел только головой покачал. — Мне только и остается, что руками разводить!

— Ладно, стену мы преодолели... — Олея несколько раз глубоко вздохнула, стараясь окончательно придти в себя. — Что делать дальше?

— Не знаю... — Бел поднял над головой фонарь, внимательно осматривая все вокруг. — Что-то я тут не вижу никакого выхода...

Олея тоже не заметила ничего, хотя бы мало-мальски похожего на лаз или на небольшой просвет. Она и Бел находились в той глубокой выемке, откуда когда-то вылетел тот огромный камень, и то, что отсюда не было никакого выхода — в этом нет ни малейших сомнений. Конечно, один выход отсюда был — вниз, в пещеру, но вновь спускаться туда у беглецов не было ни малейшего желания, да и неизвестно, как их новое появление в пещере встретит чудище, охраняющее свое золото ...

Все та же толща земли вокруг них, низкий свод, путаница твердых корней... На ум невольно приходила только одна мысль — неужели то существо их обмануло? Выходит, этот опасный путь по отвесной стене они совершили напрасно? Бел руками проверил свод над головами — нет, тут не пробраться — тут лишь камень и земля. Не похоже, что эту твердую почву в плотном пересечении твердых корней хоть когда-то копали...

— Но ведь то существо сказало, что где-то здесь есть выход... — растерянно произнесла Олея.

— Может, выход и есть, только вот кто бы нам еще пояснил, где он тут находится... — Бел продолжал осматривать выемку. — Я, во всяком случае, не вижу здесь ничего, даже отдаленно похожего на лаз. Тут тупик...

— Погоди, давай поточнее вспомним, что нам было сказано. Может, мы что-то неправильно поняли?

— Да чего там не понимать? — Бел прислонился к стене. — Все просто и ясно. Это существо не относится к числу любителей трепать языком.

— И все же...

— Ладно, давай вспоминать... — кажется, парень сам старался понять смысл короткого разговора с неведомым обитателем здешних мест. — Нам было сказано так: "Здесь имеется еще один выход...".

— Погоди! Кажется, он сказал "Здесь есть еще один выход...".

— Да, верно, нам было сказано: "Здесь есть еще один выход". Потом он добавил: "Там, где на земле лежит большой камень, только сверху".

— Мы все так и сделали... — Олея потерла саднящую ладонь. — Еще он сказал, что нам надо подняться вверх... Так?

— Не совсем. Он сказал... — Бел на мгновение задумался... — Он сказал "Поднимитесь по стене". И его последняя фраза: "Нужно выйти наверх"... Конечно, нужно, только вот кто нам скажет, как это сделать?!

— Знаешь, он кажется сказал, чуть иначе: "Надо выйти наверх"...

— Согласен, не "нужно", а "надо выйти наверх", только вот какая разница... и тут Бел умолк, потому что на головы беглецов посыпались песок и мелкие камни вперемешку с земляной пылью. Великие Боги, только землетрясения им еще не хватало! Перепуганная Олея одной рукой ухватилась за ближайший корень, а другой рукой вцепилась в Бела, опасаясь, что сейчас земля уйдет из-под их ног. Только бы не рухнуть вниз с такой высоты!

Однако вместо того, чтоб задрожать или обвалиться под ногами людей, земля внезапно стала раздвигаться над их головами с непонятным шорохом, постукиванием камней, треском разрываемых корней, а в глаза беглецов ударил солнечный свет. Еще несколько мгновений — и в своде пещеры, как раз над головами беглецов, оказалась трещина, достаточно широкая для того, чтоб в нее мог пролезть человек. Великие Боги, это же путь наверх!

Переглянувшись, и стряхнув с себя короткую растерянность, вызванную невероятным зрелищем, Олея и Бел стали выбираться наверх. Оба понимали, что им надо торопиться: до поверхности не так близко, надо преодолеть слой земли длиной не менее двух метров, а то и немного больше, и неизвестно, долго ли будет открыт этот неожиданный путь к спасению — вдруг вновь начнет смыкаться земля, и тогда уже точно — все...

Щурясь от солнечного света, казавшимся необыкновенно ярким после непроглядной темноты шахты, беглецы рвались наверх с лихорадочными усилиями, цепляясь руками и ногами за все попадающиеся выступы, камни, корни... Полетел вниз фонарь, так долго спасавший их в темноте, но ни один из людей не обратил на это внимания — не до него! Оба царапались о камни, ударялись о выступы, оставляли клочки своей одежды в наиболее узких местах, но край трещины, откуда лился дневной свет, становился все ближе и ближе. Скорей, скорей убраться отсюда, уйти из этого темного и чужого мира, быстрей оказаться под теплым солнечным светом!

Лишь перевалившись через край и очутившись на пожухлой траве, люди поняли, что они снова оказались в привычном им мире, но окончательно удостоверились в своем спасении лишь тогда, когда они даже не отбежали, а отползли на четвереньках как можно дальше от трещины в земле. Почему отползли? Да просто сил не было вставать на ноги, и бежать отсюда со всех ног. Вместо этого беглецы добрались до какого-то пригорка, и уже оттуда решили не только осмотреться, но и посмотреть назад.

Оказывается, они, и верно, находились на опушке небольшой рощицы, где и всего-то находилось не более двух десятков довольно высоких деревьев. Сухая трава, колючий кустарник, небольшие пригорки, около которых можно укрыться на какое-то время... А неподалеку отсюда, среди деревьев, и находилось то место, откуда они выбрались на поверхность. Да уж, зрелище... Черная трещина среди зелени листьев и высохшей травы даже при ярком солнечном свете выглядела жутковато, и людям казалось совершенно невероятным, что они только что выбрались оттуда.

Однако долго смотреть на подобное людям не пришлось. Внезапно, прямо на их глазах, края трещины стали сходиться меж собой, вновь послышался непонятный шум, звук осыпающейся земли и падающих вниз камней... Десяток ударов сердца — и края трещины вновь сомкнулись меж собой так, словно ничего и не было. Вновь тишина, и сейчас, глядя на то место, где еще недавно зияла жуткая трещина, никто не скажет, будто здесь может твориться что-то запретное, и уж точно никому не может придти в голову, что земля в этом месте может расходиться.

Беглецы лежали неподвижно, глядя в небо и переводя дух. Конечно, им надо было бы немедленно уходить отсюда, но сил не было даже на то, чтоб пошевелиться. Оказывается, это так хорошо — просто лежать, ничего не делая, слушая треск цикад и глядя на голубое небо с редкими белыми облачками...

Прошло, наверное, не меньше четверти часа, когда Олея решила задать вопрос:

— Что это было?

— Вопрос в том, что именно тебя интересует? — чуть устало отозвался Бел. — Я, во всяком случае, ранее ни о чем подобном никогда не слышал. Кажется, то, что произошло сейчас, можно отнести к детским страшилкам.

— Ну, это... Я просто не понимаю, отчего раздвинулась земля?

— А вот я, кажется, догадываюсь... — мужчина закинул руки за голову, и закрыл глаза. Глянь на него кто со стороны — враз решит, что человек бездельем мается. — То существо — оно нас не просто отпустило, а еще и пояснило, как уйти. Причины такого отношения к нам я не знаю, у существ иного мира своя логика, часто не понятная людям. Скорей всего, то создание не ощутило в нас ни враждебности, ни желания завладеть его золотом — мы ведь не взяли не единой крупинки желтого металла. Может быть, это непонятное существо почувствовало, как мы восхищаемся красотой того, что ему принадлежит, или же находится под его охраной... В общем, этот обитатель земли проявил по отношению к нам просто-таки царскую милость, только вот мы не сразу поняли, что нам надо делать, хотя и без того все было предельно ясно. Эта дорога, по которой мы вышли на поверхность, представляет собой нечто вроде запасного пути на крайний случай...

— Только вот этим путем, кажется, давно не пользовались... Ты и сам видел, как там, в пустоте, даже корни проросли.

— Верно. Забрались мы в ту выемку под сводом, в дальше... Думаю, та последняя фраза, ну, о том, что нам надо выйти наверх — она кодовая, но действует только там, под сводом...

— Так это что, какое-то колдовство?

— Конечно. Это существо не просто так тут обитает: вряд ли кто сумеет передвигаться в толще земли без магии и колдовства. Или же это совсем иной мир, где свои законы и правила.

— Если дела обстоят именно таким образом, то... Может, это золото никто и не сумеет взять? — с надеждой в голосе спросила Олея. — Там такая красота, да и хозяин тех подземных мест явно не собирается его отдавать! И потом, тут хватает всяких... сущностей.

— Увы. Когда находят злое золото, то при его добыче всегда текут реки крови, и исключений здесь не бывает. Сама должна понимать: старатели, найдя такое количество бесхозного золота, никогда не уйдут из этих мест, и это богатейшее месторождение ни за что не бросят, а что касается того существа... При желании всегда можно найти очень сильного колдуна, который сумеет справиться с хозяином подземных сокровищ. Заодно погоняет и тех... страшил, кто осчастливил нас своим появлением сегодняшней ночью.

— Один человек тут вряд ли справится.

— Ну, пригласят разом двоих или троих. Да хоть десяток колдунов сюда привезут — старатели в состоянии заплатить всем.

— А если...

— Все, хватит разговоров, тем более что тебя все одно не переговорить... — Бел стряхнул с себя ленивую расслабленность, и сейчас женщина вновь видела перед собой жесткого и сильного человека. — Кстати, что ты все время фыркаешь, глядя на меня? Неужели я так сильно перемазался?

Ну, перемазался — это слишком мягко сказало. Земля и песок в волосах, на лице, донельзя грязная одежда, которая к тому же изодрана не в одном месте... Царапины на лбу, руках, шее, и даже сорвано несколько ногтей на руках... Мужчина выглядел как вконец опустившийся бродяга, которому не стоит лишний раз показываться на глаза людям. Хм, пожалуй сейчас и Олея смотрится ничуть не лучше... Ох, хотя бы умыться, только вот кто бы подсказал, где тут находится вода?

— Если я выгляжу так же, как ты... — чуть улыбнувшись, начала Олея, но тут мужчина сам едва не поперхнулся от смеха:

— Скажем так: на невольничьем рынке мне тебя сейчас не продать, да и самому не купить даже сухую лепешку на самом захудалом базаре. От тебя разбегутся все покупатели, а меня поколотит любой продавец съестным. Увы, но сейчас мы с тобой внешне можем напугать кого угодно!..

— Невеселая перспектива.

— Какая есть... Все, хватит отвлекаться! Мы с тобой достаточно отдохнули, пора и делом заниматься. Надо срочно сориентироваться на местности, забрать наших лошадей — без них мы не сможем уйти. Знаешь, что еще меня тревожит? Старатели должны были услышать шум от раздвигающейся земли — все же это проходило не в полной тишине. Боюсь, заявятся сюда...

— Мне кажется, если даже они и слышали что-то, то вряд ли бросятся выискивать причину. Ты же сам говорил, что в этих местах полно всяких сущностей, и всего такого... прочего, так что старатели уже не раз сталкивались с необъяснимыми явлениями — непонятный шум, звуки, крики-стоны... Я бы на их месте лишний раз не дергалась — так спокойней. Им страхов и по ночам хватает, зачем в очередной раз осложнять себе жизнь новыми непонятками? Если не видишь чего-то жуткого, так вроде и не страшно...

— Возможно, ты и права. Хотя, окажись на их месте, не оставил бы без расследования непонятные шум и треск.

— Будь эти люди в другом месте, может, и они рассуждали бы точно так же. Однако старатели находятся здесь достаточно давно, чтоб понять — лучше в очередной раз сделать вид, что тебе нет никакого дела до многочисленных странностей, которых тут пруд пруди.

Едва ли не ползком добрались до высокого пригорка, поросшего кустарником и высокой травой, забрались повыше, осторожно выглядывая из-за высохшей травы. Обзор, конечно, не очень, но главное заметно.

Оказывается, они не так далеко отошли от входа в шахту, и сейчас находились куда ближе к людям, чем рассчитывала Олея. Вон и старатели, находятся немного в стороне, только их сейчас не восемь человек, а пять — по всей видимости, трое куда-то уехали. Точно: неподалеку от старателей пасутся семь лошадей, в том числе и двое тех, что принадлежат Белу и Олее. Все верно, сейчас здесь находятся пять старателей и двое тех, кого отправили в шахту. Вопрос — как бы незаметней добраться до лошадей? Но даже если у беглецов и получиться увести своих лошадок, все одно старатели бросятся за ними в погоню. Бел и Олея переглянулись меж собой — пока что надо добраться до лошадей, а остальное решим по ходу дела.

Где пригибаясь, а где и ползком, беглецы подобрались к лошадям. Хорошо, что вокруг была довольно высокая трава, и кое-где сплошняком рос густой кустарник, усыпанный ярко-красными ягодами. Правда, на том кустарнике вместе с ягодами было полно и длинных колючек, так что беглецы оцарапались еще больше, и к тому же на их одежде появились новые прорехи. Но это неважно, главное — Бел и Олея сумели незаметно подобраться совсем близко к лошадям. По счастью, животные не стреножены, только привязаны за длинный повод к колышкам, вбитым в землю. Что ж, уже неплохо...

Стали слышны голоса людей, причем голоса довольно раздраженные, да и по внешнему виду старателей было заметно, что они находятся в самом дурном расположении духа. Их можно понять: те, кого отправили в шахту за золотом, уже давно должны были прикатить к выходу хотя бы одну тележку с золотоносной рудой, только вот тех людей как не было, так и нет. Похоже, что терпение старателей было уже на исходе, да к тому же они еще и несколько испуганы: когда один из их товарищей ранен, а те, кто спустился в шахту, все еще не возвращаются, то тут есть, над чем призадуматься.

— О чем они говорят? — тихонько спросила Олея у Бела, который напряженно вслушивался в разговор старателей.

— Не знают, как им поступить... — отозвался тот. — С одной стороны страшно тут оставаться, но и уходить они не хотят. Золото — оно, знаешь ли, некоторых притягивает настолько, что они готовы рисковать чем угодно, но никогда не пойдут на то, чтоб его потерять.

— Так нам что делать?

— Ждать. Кажется, еще немного, и мужики на что-то решатся.

— На что именно?

— Кажется, сейчас их больше всего интересует то, что случилось с нами... Увидим.

И верно, не прошло и четверти часа, как вконец издерганные старатели собрались в кружок. Раздраженные голоса, короткое молчание, а затем двое мужчин неохотно направились к входу в шахту.

— В чем дело? — снова не выдержала Олея.

— У мужиков терпение лопнуло. Им надо выяснить, что случилось с теми, кого они отправили в шахту. Вот и решили тянуть жребий — кому достанется короткая соломинка, тот и идет вниз. Вернее, там было две соломинки — все же вдвоем идти куда спокойней и надежнее. Вообще-то я был почти уверен, что никого из старателей сейчас в шахту не загнать никакими посулами, но, как видно, у здешних мужиков страх потерять золото куда сильней опасений за собственную жизнь. Вот старатели и пошли выяснять судьбу тех, кто пошел к злому золоту. Они решили так: если эта парочка, то есть мы с тобой, просто так там сидят, и работать не хотят, или же просто ничего не могут сделать для того, чтоб добыть руду — в этом случае нам намерены накостылять по шее. Ну, а если от тех работничков уже ничего не осталось... Ты заметила, что среди этих старателей нет старшины?

— Да, есть такое дело.

— Так вот, как я понял из разговоров, старшина сегодня же собирается куда-то ехать за рабочей силой. Видимо, по его просьбе в самое ближайшее время насобирают во всем здешним городам и весям бродяг без роду и племени, и пригонят сюда. Догадываешься, зачем? Старатели не решаются работать в том месте: все же злое золото может грозить смертью, и оттого старателям нужны такие люди, чтоб в шахте трудились, золото добывали, а если из тех трудяг тут кто душу и вынет, то все шито-крыто. Посуди сама, кто будет бродяг разыскивать? Пропал человек — и в этом нет ничего необычного: на то он и бродяга, чтоб вечно бродить там, где добрые люди не ходят... Так, ждем.

— Чего?

— Когда эта пара поглубже спустится, а мы с тобой тогда сделаем вот что...

Прошло несколько минут после того, как двое старателей спустились в шахту. Трое оставшихся мужчин опустились на траву, и было заметно, что им явно не по себе. Молчание, редкие фразы... Разговор у старателей явно не клеился, но взгляд каждого из них не отрывался от темного провала на склоне холма.

Вот он, тот момент, которого беглецы так ждали! Бел, сделав Олее знак, подполз к пасущимся лошадям, отвязал от вбитого в землю колышка тех двоих, что принадлежали им, а еще через мгновение беглецы были уже в седлах, и едва ли не с места погнали вскачь. Олея услышала за своей спиной растерянные возгласы, но оборачиваться не стала — без того понятно, что старатели увидели, как кто-то угоняет лошадей. Наверняка мужики узнали беглецов, и сейчас в лихорадочно пытаются понять, откуда они тут взялись: ясно, что старатели такого появления никак не ожидали, растеряны и не знают, что им делать — то ли мчаться вслед за беглецами, то ли ждать тех, кто ушел в шахту. Замечательно, чем дольше у мужиков продлится это состояние, когда не знаешь, что предпринять — тем будет лучше для убегающих.

В следующий раз Олея оглянулась, когда они отмахали не менее версты, а то и больше. Как и следовало ожидать, за ними направляется погоня — вон, вдали видны два всадника. Значит, одного человека они все же оставили у входа — это правильно, а не то неизвестно, как поведут себя те двое старателей, когда выйдут из шахты, и увидят, что рядом нет ни одной живой души.

Внезапно под копытами лошадей пошли едва ли не сплошные камни, и поневоле пришлось попридержать коней — не хватало еще, чтоб они ноги повредили! Ох, а расстояние-то меж беглецами и преследователями враз стало сокращаться. Может, все же рискнуть, и снова припустить во весь опор?

— Бел...

— Не стоит... — мужчина не дал договорить. — Рисковать не будем, а ты на всякий случай хлыст держи наготове.

— Поняла...

Ой, ну когда же кончатся эти невесть откуда взявшиеся булыжники?! Это беглецы сейчас придерживают коней, а их преследователи будто и не замечают того, что тут всюду лежат камни! Понятно, уж очень им хочется не дать чужакам уйти, и эти парни уверены в своей силе — конечно, у них при себе оружие имеется, а у Бела и Олеи, можно сказать, ничего...

Вновь оглянувшись, Олея не смогла сдержать радостный крик: один из преследователей слетел со своей лошади! Как видно, бедное животное оступилось на камнях, споткнулось и упало на землю, уронив при этом своего всадника. Ага, вот он встает, и прихрамывая, направляется к своей лошади, а та медленно идет, припадая на передние ноги. Ну, этого и следовало ожидать — кто же пускается во весь опор по такому опасному месту?! Похоже, что сейчас от этой лошади вряд ли можно ожидать быстрого бега, да и сам всадник, кажется, расшибся — вот, за руку держится, а она у него висит, словно плеть. Вряд ли этот человек сейчас сможет продолжать погоню, и получается, что за беглецами сейчас гонится всего один преследователь. Замечательно!

Вскоре камни почти перестали попадаться под ногами лошадей, и, казалось бы, можно двигаться дальше, но Бел внезапно остановил свою лошадь, и Олее пришлось сделать то же самое. Они сидели в седлах и смотрели на приближающегося к ним мужчину. Интересно, на что он рассчитывает? На оружие, которое при нем, или на что-то иное? Конечно, у парня с собой наверняка хватает ножей, еще кое-какое оружие имеется, да и силушкой его Боги не обидели — драться он наверняка умеет, и, как видно, считает, что легко сможет справиться с двумя пришлыми. Ну-ну, только старатель в пылу погони упустил из виду, что беглецов двое, а он один, и уж если преследуемые остановились, то сделали это не просто так — ведь понятно, что сдаваться они не собираются.

— Надо же, какой упрямый! — Олея не сводила глаз с мужчины.

— Я бы сказал, что он упертый... — уронил Бел, также глядя на преследователя. — Совсем по сторонам не смотрит, гонит вперед, и ни о чем, кроме погони, не думает. Ничего, сейчас мы с ним поговорим...

Однако тут уже до мужчины дошло, что его поджидают вовсе не для того, чтоб мило побеседовать о погоде и видах на будущий урожай с золотого поля, или же покорно склонить головы при появлении преследователя. Старатель внезапно остановил свою лошадь и какое-то время глядел на беглецов, находящихся неподалеку от него, и до него постепенно доходило одно: ну не могут эти непонятные люди так спокойно глядеть на того, от кого убегают, подобного просто не должно быть! Они будто ожидают, когда старатель к ним приблизиться, только вот зачем им все это нужно? И потом, совершенно неясно, каким образом эта парочка смогла выбраться из-под земли, а в том, что в шахте нет другого выхода — в этом старатель был совершенно уверен: подобное было проверено многократно.

И вид у них сейчас какой-то не такой... Так может, это уже не люди, а в их тела пробрался кто-то из тех, что бродит ночами вокруг их дома? А ведь это возможно, и вполне объясняет то, как это двое (или кто они сейчас на самом деле?) сумели выйти из-под земли, да еще и умудрились увести лошадей! Злое золото — оно наверняка успело сотворить невесть кого из тех, кто еще недавно был человеком. Получается, что сейчас у этих... существ (у которых, правда, еще осталась человеческая оболочка) только одно намерение: дождаться, когда к ним кто-то подъедет, и вцепиться в него своими зубами и когтями! Старатель однажды уже видел нечто подобное, когда на его глазах какая-то тварь, напоминающая огромную крысу с кабаньим клыками, впилась в тело одного из старателей. Беднягу потом пришлось прирезать, потому что он... А, вспоминать не хочется! Стоп-стоп, а у этой пары одежда изорвана почти так же, как было у того несчастного парня, которому пришлось выпустить кишки! Точно: эти двое, когда оказались в шахте, уже подверглись подобному нападению, и сейчас только того и ждут, чтоб сделать своего преследователя точно тем же, во что превратились они сами! Конечно, они охотятся на людей! Нет, надо немедленно отсюда уматывать, если, конечно, хочется жить!..

Беглецы увидели, как преследователь повернул своего коня и направился назад, то и дело оглядываясь, словно сам опасался погони.

— Что его остановило? — Олея искренне недоумевала.

— Наверное, у парня есть голова на плечах, и он понял, что не стоит лезть в драку, особенно если за твоей спиной нет поддержки... — Бел еще раз огляделся по сторонам. — Кажется, преследователей больше нет, о всяком случае, я пока что никого не вижу. Ну что, вперед?

— А ты знаешь, в какую сторону нам нужно направляться?

— Примерно сориентируюсь по солнцу. Доберемся до дороги, а потом опять погоним во весь опор. Нам надо побыстрей уматывать отсюда, и дело тут не только в возможной погоне: если мы до захода солнца не покинем эти места, да еще и останемся без надежной крыши над головой...

— Все, дальше можешь не продолжать.

— Тогда вперед.

— Хоть бы в какой речке умыться, а то от меня сейчас все встречные шарахаться будут! Даже ночные призраки испугаются, если увидят!

— Тоже неплохо... — ухмыльнулся Бел. — Меня бы подобное вполне устроило! — и его лошадь с места рванула вперед.

Через какое-то время они выехали на дорогу, очевидно, на ту самую, по которой и пробирались ранее, до тех пор, пока не остановились на ночлег в излишне гостеприимном доме. Вновь под копытами лошадей старая дорога, кое-где заросшая мелкой травой. Похоже, здесь ездят нечасто, если вообще ездят...

До заката беглецы преодолели немалое расстояние. Еще дважды они встречали крепкие дома, очень похожие на тот, в котором они вчера попросились на ночлег. Дома, без сомнения, были обитаемы, в них кто-то жил — во всяком случае, запах очага и готовящейся пищи чувствовался неплохо, но ни у одного из этих домов беглецы даже не подумали остановиться — хватит с них местного гостеприимства. К тому же ясно, что в здешних местах тоже могут жить только старатели, которые без разрешения властей добывают золото в этих заброшенных краях, а такие люди незваных гостей не любят.

Уже к вечеру беглецы встретили небольшое селение на дороге, в котором и всего-то было с десяток домов, при взгляде на которые у Бела и Олеи на сердце стало куда легче: дома были самые обычные, без тяжелых запоров и щитов на окнах, да к тому же во дворах паслись козы. По всему выходит, что беглецы покинули опасные места, а иначе здешние дома выглядели б по-другому, да и народ вечерами так спокойно не разгуливал бы по поселку. Женщина надеялась, что они остановится тут хотя бы ненадолго, но Бел не стал этого делать. Так они и промчались сквозь деревушку, а немногие жители проводили их долгими взглядами.

Бел остановил коней лишь перед закатом, когда край солнца стал скрываться за горизонтом. Наверное, парень и дальше гнал бы бедных животных, только вот лошади от усталости были уже еле живы, и нуждались в отдыхе. К тому же беглецы к тому моменту как раз добрались до небольшой речки, а около таких мест частенько находятся заброшенные строения, где вполне можно переночевать.

Направили коней вдоль берега, и через четверть часа нашли полуразрушенный глинобитный домишко. Похоже, раньше тут жил какой-то рыбак с семьей — вон, около домика виднеется нечто, отдаленно напоминающее заброшенный огород. Но сейчас крыша дома была разрушена почти наполовину, входная дверь висела на одной петле, да и само строение производило весьма унылое впечатление как снаружи, так и внутри — земляной пол, груда деревянных обломков, разломанный очаг... Впрочем, для ночевки место вполне годилось, да и огонь в этом очаге еще можно было развести.

Пока Олея занималась лошадьми, Бел отправился к реке, и, что самое невероятное, сумел поймать нам несколько рыбешек, пусть и не очень крупных, но, тем не менее, ужин для усталых путников был обеспечен, причем приготовлением рыбы занялся Бел.

Весело трещал огонь в очаге, а жарящаяся на палочках рыба пахла так, что у беглецов громко бурчало в желудках. К тому же за последнее время им настолько надоели сухие лепешки и баранина, что рыба казалась им чем-то необыкновенно притягательным. И пусть готовая рыба оказалась несколько суховатой и не такой вкусной, как им представлялось по запаху, да и костей в ней было многовато, но голодные люди умяли все в два счета.

— А почему ты не остановился в той деревне? — Олея бросила в огонь рыбью чешую. — Я думала, мы там поесть купим...

— Тамошние жители наверняка связаны со старателями, так что лишний раз рисковать не стоило. А вот что касается еды... Увы, покупать ее не на что! — развел Бел руками. — Старатели обыскали наших лошадей, а у меня в седельной сумке был кошелек. К сожалению, больше я его там не нахожу.

— То есть мы с тобой сейчас смахиваем на голь перекатную?

— Очень похоже на то, ведь за душой у нас с тобой нет ни медяшки. Хорошо еще, что лошади имеются, а то хоть подаяние у храмов проси!

После еды стали слипаться глаза. Надо бы поспать, тем более, что предыдущей ночью они почти не сомкнули глаз, но женщине так хотелось смыть с себя пыль и грязь, что она отправилась к реке, благо до воды было дойти всего ничего. Правда, Бел пошел вместе с ней — плескался совсем рядом, но уставшим людям в темноте было не до того, чтоб рассматривать друг друга. Да и вода в этой речке была холодная, так что долго в ней не посидишь. А после купания так не хотелось надевать рваную пропыленную одежду на чистое тело!.. К сожалению, ничего другого у них не было...

Вернувшись в дом, и собираясь лечь на охапку сухой травы, которую Бел набросал на пол вместо матраца, Олея заметила, что в углу что-то блестит.

— Это разбитое зеркало... — Бел проследил ее взгляд. — Наверное, хозяйке принадлежало. Там, на полу, лежит несколько осколков. Те, что побольше, кто-то забрал, а мелкие остались.

Зеркало... Ой, как же давно она себя не видела со стороны! Под чуть насмешливым взглядом Бела женщина направилась в угол, и из рассыпанного стеклянного крошева выбрала самый большой осколок, попыталась рассмотреть в нем свое отражение. Бесполезно, тут темно, ничего не видно, надо пойти туда, где посветлей.

Вернулась к затухающему очагу, снова заглянула в осколок зеркала. Из мутноватой глубины на нее смотрела исхудалая уставшая женщина с загорелой кожей, растрепанными волосами, да еще и с несколькими царапинами на лице. Великие Боги, неужели это она?! Невольно глянула на свои руки с потрескавшейся кожей, тоже покрытые царапинами, будто впервые со стороны посмотрела на изодранную одежду, что была на ней... Великие Боги на кого она похожа! Вон, сквозь прорехи на одежде даже тело проглядывает! Внезапно к горлу Олеи словно подкатил тугой комок. Лучше бы в это зеркало не смотреться! Сейчас она выглядит, словно бродяжка или последняя нищенка, на себя смотреть противно!..

Осколок зеркала выпал из ее пальцев, а слезы хлынули сами собой. Закрыв лицо руками, Олея тихо плакала, чувствуя, как ее душит обида, горечь, усталость... Как вышло так, что она очутилась в этих местах, что без остановки попадает в самые разные неприятности, и до какой поры все это будет продолжаться?! Надоело! Кто бы знал, как ей хочется оказаться дома, где нет таких опасностей, а от житейских бед можно попытаться укрыться в родительском доме! Только вот где он, тот дом, и сумеет ли она хоть когда-то до него добраться?

— Эй, ты что? — растерявшийся Бел присел возле нее. — Что случилось?

Но Олея не слышала его слов, на нее накатилось что-то вроде волны отчаяния, которая может захлестнуть с головой. Женщина и сама не поняла, как она уткнулась в плечо Бела, орошая его слезами, лишь почувствовала, что тот неловко гладит ее по голове, бормочет нечто успокаивающее, но это проявление сочувствия вызвало у Олеи лишь новую волну слез. Она не заметила, как обняла Бела, а тот, в свою очередь, уже сам не хотел выпускать ее из своих объятий...

Когда дурман покинул их головы, то можно было сказать только одно — все прошло замечательно, они оба не сплоховали, и сейчас, прижавшись к сильному телу мужчины, Олея почувствовала себя если не счастливой, то спокойной и умиротворенной, и ей никак не хотелось терять ощущение того, что рядом с тобой находится тот мужчина, на которого можно положиться всегда и во всем.

— Скажи хоть что-нибудь... — попросила Олея. — А то все молчишь...

— Я думал, что ты раньше сломаешься...

— Что ты сказал? — Олея чуть отодвинулась от мужчины.

— Я, кажется, опять брякнул что-то не то? Наверное, ты меня неправильно поняла: я имел в виду другое — думал, что ты заплачешь куда раньше. Знаешь, почти все женщины, с кем я знаком, проливали бы слезы едва ли не всю дорогу, и вряд ли перенесли б все тяготы пути, а ты оказалась куда более выдержанной, чем очень и очень многие. Можешь мне не верить, но частенько я тобой искренне восхищался.

— Бел, ты настоящая балда!

— Согласен.

— Кто ж такие вещи говорит женщине?

— В том-то у меня и беда: я вообще человек немногословный, а уж с красивыми женщинами вообще говорить не умею. Путаюсь в словах, или же скажу такое, отчего они могут всерьез обидится.

— Я это уже заметила.

— Вот видишь...

— Расскажи мне о себе.

— Зачем?

— Затем, что мы с тобой женаты, а я о тебе ровным счетом ничего не знаю. Ну, почти ничего, а тебе обо мне, без сомнения, многое известно.

— Это верно. Ну, и что тебя интересует?

— Много чего. Например, почему ты на мне жениться не хотел? Неужели я тебе настолько не нравлюсь?

— Ты мне очень нравишься. Только... Если честно, то я все время опасался, что ты меня бросишь. Знаешь, почему? Таким красивым девушкам, как ты, вряд ли нужны невзрачные мужики вроде меня.

— Значит, тебя уже кто-то бросал?

— Вроде того...

— Бел, еще раз говорю: ты — полная балда!

— Другой бы спорил...

Ясно, что мужчина пока что не собирается о многом говорить своей молодой жене. Ладно, попробуем по-другому.

— А о своей семье ты мне можешь рассказать? Хотя бы очень коротко, буквально в двух словах. Я уже и так кое-что о знаю из твоих редких обмолвок.

— Ох, — вздохнул Бел. — Ну, если коротко... Я родом из столицы, простолюдин, как и ты, а все мужчины в нашей семье — потомственные военные. В армии стали служить еще прапрадеды, и тех пор у нас это стало традицией — поступать на службу. Отец и старший брат погибли, когда мне было семнадцать лет — тогда на границе случилась серьезная заварушка, а я... В общем, если бы не предательство одного негодяя, то мои отец и брат остались бы живы. Наверное именно оттого я и пошел служить в тайную стражу — чтоб таких вот... мерзавцев было поменьше.

Бел умолк, и Олея его не перебивала — раз заговорил, то остальное сам расскажет.

— Тогда же я и женился... — вновь заговорил мужчина. — Вернее, особой страсти к созданию семьи у меня в то время еще не было, но моей матери после смерти мужа и сына очень хотелось, чтоб я оставался дома и заимел кучу детишек. Она мне и невесту подыскала — дочь своей лучшей подруги. Сейчас-то я понимаю, что совсем не нравился своей нареченной. Милая, привлекательная девушка, а я и в молодости особой красотой не отличался — обычный парень, да еще и с большим носом!..

— А я так не считаю! — перебила его Олея. — На мой взгляд, ты очень интересный мужчина!

— Такое я слышал только от своей матери, да еще от тебя... Так вот, в семейной жизни у нас все сразу пошло наперекосяк. Она веселая, общительная, любила сходить на праздники, в шумные компании, на развлечения, ей было тошно сидеть дома, а я не любитель поговорить, замкнут, да еще и целыми днями пропадал на службе: молодому парню на этой работе надо полностью выкладываться. Домой приходил поздно, усталым — тут уж не до веселья, выспаться бы и отдохнуть! Говорят, что противоположности часто сходятся, но это был не наш случай. И потом, мы довольно рано создали семью: мне едва исполнилось восемнадцать, а ей шестнадцать. Будь у каждого из нас в то время хоть немного больше ума, то все могло быть иначе, а так... В общем, довольно быстро пошли ссоры, дошло до настоящих конфликтов, а потом и хуже того... Много чего тогда произошло, но все же через какое-то время мы решили забыть о прошлом, и начать жизнь как бы заново. Кажется, все стало налаживаться, а потом у нас сын родился. Такой был замечательный парнишка, что лучше его, казалось, не было на всем белом свете!

Бел снова умолк на какое-то время — видно, вспоминать дальнейшее ему было тяжело даже сейчас.

— Ему тогда два годика было, а я уехал на несколько дней по делам службы. Была зима, и мой мальчик где-то сильно простудился, сгорел за три дня. Когда я вернулся домой, то его уже похоронили. Наверное, потому, что я всего этого не видел — оттого до сей поры так и не могу поверить в смерть сына: в моей памяти он все еще живой. Глупо, но иногда кажется, что малыш по-прежнему ждет меня дома... Так вот, жена не простила того, что меня не было с сыном в тот момент, когда он умирал. Можно подумать, я себе это могу простить хоть когда-то... Ну, если коротко, то после смерти ребенка на нашей семейной жизни был поставлен крест — оба прекрасно понимали, что и далее продолжать совместную жизнь не имело смысла, а уж если быть совсем откровенным, то и желания оставаться вместе ни у одного из нас не было. Мы развелись, и я не возражал, чтоб пострадавшей стороной признали мою жену. Правда, после нашего развода моя мать больше не общается со своей бывшей подругой, матерью моей бывшей жены: из-за нас они рассорились навек.

— А где сейчас эта женщина, ну, твоя бывшая жена?

— У нее все хорошо, вновь вышла замуж. Кажется, она учла прошлые ошибки, и, по слухам, у них примерная семья, только вот почему-то детишек нет.

— Что было дальше?

— Я с головой ушел в работу. Мать, правда, пыталась мне кого-то еще сватать, но я даже слушать ни о чем не хотел — семейную жизнь добром вспоминать не хотелось, да и развод у нас был достаточно мучительным. Прошло несколько лет, на службе у меня все складывалось хорошо, а вот в личной жизни ничего не менялось. До определенного времени.

— Что случилось потом?

— Я влюбился, вернее, втрескался — другое слово подобрать сложно. Так сказать, с головой погрузился в новое чувство, и, надо признать — подобного накала страстей от себя я никак не ожидал. Все произошло как-то внезапно. В тот день я заглянул домой к товарищу по службе, и увидел там его кузину. Светленькая, обаятельная, молоденькая... Она в тот день со своими родственниками приехала из провинции в гости к брату, и внешне эта девушка была на редкость хороша. С первого же взгляда на нее я, если можно так выразиться, пропал. Как говорили некоторые — у меня при виде этой девушки снесло крышу. Наверное, они были правы, ведь ради нее я готов был пойти на что угодно, и для меня было великой радостью исполнять все ее просьбы, даже самые смешные и нелепые. Я не узнавал себя: был готов целыми днями стоять под окнами любимой, и каждый ее каприз для меня был равносилен приказу. Казалось, что и я ей нравлюсь, ведь мое сватовство было принято весьма благосклонно как ею, так и ее родственниками, особенно если принять во внимание то, что она была бесприданницей, а я считался довольно обеспеченным человеком. Правда, существовала одна шероховатость: моей матери эта девушка совершенно не понравилась, и потому было решено, что наша молодая семья будет жить отдельно. Я хотел сыграть свадьбу как можно скорей, но моя избранница замуж не торопилась — говорила, что ей хочется хоть немного походить в звании невесты, ведь это такое замечательное слово! И потом, мол, сейчас весна, а свадьбы принято играть по осени, так что не стоит нарушать обычаи! Да и до осени ждать совсем недолго... Ну, я не возражал, и моя невеста принялась вить наше будущее семейное гнездышко. Она присмотрела для нас большой дом едва ли не в центре столицы, который я тут же приобрел, выложив за него значительную часть своих сбережений, затем она стала заказывать мебель, одежду, нас закружил ворох покупок... В общем, я был уверен, что нахожусь на пороге счастливейшего периода своей жизни.

— Если я правильно поняла, то произошло нечто такое, что одним разом разбило все планы на будущее?

— Верно. По делам службы мне пришлось уехать на пару седмиц, а когда я вернулся, то понял: в мое отсутствие что-то произошло, вернее, у моей девушки кто-то появился, и этот человек был для нее гораздо важнее меня. Она была словно чужая, от всех объяснений отмахивалась, разговоров о свадьбе избегала, и у нее вечно находились какие-то срочные дела... Ну, я по своим каналам сразу выяснил, что она познакомилась с неотразимым красавчиком, и у них моментально разгорелась пылкая любовь. Еще через пару дней я был вызван в суд, где было заявлено, что моя (теперь уже бывшая) невеста желает расторгнуть нашу помолвку, причем требует признать ее пострадавшей стороной, и в качестве компенсации желает оставить за собой недавно приобретенный дом и прочее имущество. Знаешь, что было указано причиной? То, что будто бы я добился согласия на брак, применив по отношению к ней жестокое насилие, чему была куча свидетелей, а точнее, эти слова подтверждали все ее родственники.

— Ты с ней потом поговорил? Ну, со своей невестой? Почему она утверждала подобное?

— Девушка искренне недоумевала, отчего я возражаю, и чем именно я недоволен — ведь она же честно расплатилась со мной за все то, что хотела бы получить с меня! Видишь ли, к тому времени у нас с ней уже были достаточно близкие отношения... Причина ее поступка тоже ясна — ведь получив от меня хорошие отступные, она уже не будет считаться бесприданницей. Было сказано следующее: неужели, мол, не ясно — она, такая красавица, снизошла до столь страшного мужика, как я, так разве мне этого мало?! Мол, что хотел, то получил, а если я упираюсь, не желаю с ней честно расплатиться, то она просто вынуждена пойти на подобный шаг.

— А что сказала твоя мать насчет всего произошедшего?

— Кажется, она ожидала чего-то подобного — говорю же, мать ту девушку невзлюбила с первого взгляда. Но вот мое начальство... Как они могли отреагировать на сообщение о том, что один из их подчиненных чуть ли не жестокий садист и похититель девичьей чести? Скандал начал набирать обороты, и мне хорошо досталось по шее, точнее, я получил серьезный нагоняй с выволочкой, где, помимо прочего, было сказано, что я так и не научился разбираться в людях, и должен благодарить Небеса за предоставленную возможность понять еще до свадьбы, что представляет из себя моя невеста... В общем, я отдал ей все, что она просила, после чего начальство посадило меня под арест, где я благополучно просидел до того времени, пока моя бывшая невеста не вышла замуж за своего возлюбленного. Сейчас-то я понимаю, что отцы-командиры были правы, когда упрятали меня под замок, а иначе на той свадьбе я бы наломал таких дров!..

Бел снова умолк, но вскоре заговорил вновь:

— Все, вроде, обошлось, но я никак не мог придти в себя — любовь, знаешь ли, дело больное, да еще ее слова словно жгли мое сердце... И вот тогда-то мой начальник, понимая, что все еще далеко не кончено, вызвал меня к себе и предложил поехать в Танусию — там были нужны наши глаза и уши. Я ухватился за это предложение, как за спасательный круг, в надежде, что на чужбине мне будет легче. Правда, я никак не рассчитывал, что мой отъезд затянется на столь долгий срок. Верно говорят — расстояние и время лечит многое, хотя меня то угнетенное состояние еще долго не отпускало.

— А что с той девушкой сейчас?

— Брак был крайне неудачен, и не прошло и двух лет, как они разошлись. Она очень хотела увидеться со мной, а я... Наверное, года через четыре мне удалось на несколько дней приехать домой, и мы с ней встретились, пусть и ненадолго. Чуть поблекшая, немного утратившая непосредственность юности, но все такая же красивая и по-прежнему уверенная в своей безграничной власти надо мной... Может, она и считала, что за эти годы ничего не изменилось, только вот у меня к тому времени уже все отболело. Когда поняла, что ничего не вернуть, то стала плакать, и, знаешь, что-то ворохнулось в моей душе при виде этих слез. Только вот жалость — это не любовь, и ничего из прошлого наша встреча вернуть уже не могла.

— Как-то ты сказал мне, что со светленькими девушками у тебя связаны не самые лучшие воспоминания. Ты имел в виду бывшую невесту?

— Да. Кстати, у моей первой жены тоже были светлые волосы. Вот оттого-то позже я и дал себе зарок: моя следующая жена будет темненькая, хватит с меня блондинок!

— Не повезло тебе! — съязвила Олея.

— По счастью, не все наши мечты сбываются... — негромко засмеялся Бел.

— Погоди! Почему, когда святой отец велел нам вступить в брак, ты возражал? Сказал, что у тебя были другие планы на будущее. Интересно, какие?

— Так ведь к тому времени было понятно, что моя работа в Танусии закончена. Я думал: вернусь домой, найду себе хорошую одинокую женщину с кучей ребятишек, и буду им вместо отца... Кто же знал, что я тебя встречу?

— А почему ты ко мне с самого начала относился... как-то непонятно?

— Боялся привязаться, оттого и поставил между нами что-то вроде стены. Да и дорога у нас опасная, тут не до сердечных дел. Потому и разговаривать с тобой лишний раз не хотел. Ты такая хорошенькая, влюбиться в тебя недолго, а сердечных ран мне, знаешь ли, хватит. И потом, я значительно старше тебя.

— На сколько?

— На двенадцать лет.

— Это я, знаешь ли, переживу.

— Очень бы хотелось, чтоб так же думали твои родители.

— Ты им понравишься.

— Думаешь?

— Уверена.

— Хорошо, если так.

— Бел, а что мы будем делать дальше?

— Дальше? Ну, мне бы кто об этом сказал... Прежде всего, нам с тобой хоть чучелом, хоть тушкой, но надо добраться до Руславии и вернуть похищенные артефакты. Как мы это сделаем, я еще не знаю, а время уже поджимает. Что касается нас с тобой... Давай надеяться на то, что все будет хорошо!

Про себя Олея подумала: а им все одно не остается ничего, как надеяться. Хотя, вообще-то это не совсем верно, очень многое зависит еще и от их самих. И потом, неизвестно, что будет завтра, а тот день, который был прожит сегодня, принес счастье, и разве этого мало?

Глава 18

Было решено, что в путь они отправятся с раннего утра. Однако Бел проснулся чуть раньше Олеи, успел сбегать на речку и вновь раздобыть несколько рыбешек. Сейчас они жарились на палочках, и беглецы в предвкушении вкусного завтрака с удовольствием вдыхали удивительные запахи, идущие от огня.

— Объясни мне, каким таким невероятным образом ты умудряешься ловить рыбу? — поинтересовалась Олея. — Неужели проделываешь это голыми руками?

— У меня отец был заядлым рыбаком... — Бел присел рядом с Олеей. — Он нас с братом на рыбалку таскал чуть ли не с младенческого возраста, и учил добывать рыбу не только снастями, но и всем тем, что есть под руками.

— Интересно... Тогда просвети меня еще по одному вопросу — каким образом ты, мой дорогой, умудряешься так ловко и незаметно прятать разные предметы? У тебя это здорово получается.

— Ты о чем?

— Про то, как ты когда-то лихо умудрился сунуть свой значок за пазуху тому парню, и еще про то, как спрятал куда-то артефакты в монастыре Святых Дел. Ведь тогда никто не заметил твоего молниеносного движения. Как это у тебя получается?

— Долгие тренировки, и тоже с детства, примерно так же, как и у тебя... — улыбнулся Бел. — Правда, в их основе лежала совершенно иная причина, и отнюдь не столь благородная, как у твоего дяди Генара. Дело в том, что мой старший брат, с тех пор, как я его помню, всегда был заядлым сладкоежкой, только вот сладкое ему было полностью противопоказано: даже от ложки варенья у парня по телу шли мелкие красные пятнышки, которые к тому же здорово чесались. Это я к конфетам и пряникам совершенно равнодушен, а мой брат без них жизни не представлял. Вот я и таскал ему потихоньку сладости с кухни, хотя мне было строго-настрого запрещено это делать. Кстати, особую остроту моим поступкам придавало то, что лакомства надо было увести чуть ли не из-под носа у матери. Конечно, если родители ловили меня за этим делом, то я получал хорошую трепку, так что мне поневоле пришлось научиться моментально прятать то, что стащил, причем проделывать это так, чтоб никто ничего не заметил. Позже, когда я стал служить в тайной страже, то у э... некоторых субъектов усовершенствовал этот трюк. Впрочем, тут нет ничего необычного или сложного — обычная ловкость рук, и еще надо верно уловить нужный момент. Вот и все. Подобный фокус может проделывать едва ли не каждый второй карманник.

— Оно и заметно. Кстати, со времен твоего золотого детства, похоже, ничего не изменилось.

— Извини, не понял.

— Мы с тобой кое-что незаметно сперли, и сейчас делаем все возможное, чтоб нам за это не попало. Конечно, если не повезет и нас с тобой поймают, то, боюсь, одним втыком дело не ограничиться. Шкуру спустят.

— Тут я с тобой полностью согласен. Но меня сейчас куда больше беспокоит другое: что делать дальше? При взгляде на нас каждый решит, что мы обычные опустившиеся бродяги без роду и племени, едва ли не из числа тех, кто собирает отбросы по помойкам. Сейчас на нас с тобой не одежда, а дыра на дыре!

— Что-то ты уж очень мрачную картину нарисовал!

— Хорошо! — покладисто согласился Бел. — Пусть мы с тобой не бродяги, а кто-то вроде того. И вот представь, что подумают люди, если увидят, что у этих отрепышей (то есть у нас с тобой) имеются лошади!?

— Ну, мало ли что...

— Так рассуждать никто не будет. Самое возможное предположение, которое возникнет у любого при взгляде на нас, это то, что мы где-то украли лошадей. А дальше возможны два варианта развития событий: или на нас стражу натравят, или, что вероятнее, попытаются отобрать лошадей.

— Была бы у меня сейчас нитка с иголкой, я бы нашу одежду зашила... — вздохнула Олея.

— Будь у нас с тобой хоть немного денег, мы бы себе одежду новую купили — отозвался Бел.

— Что-то у нас с тобой в карманах деньги не задерживаются! — улыбнулась женщина.— стоит им появиться — как сразу исчезают невесть куда! Ох, и гуляки же мы с тобой!

— Верно, беречь деньги у нас никак не получается! — хмыкнул Бел. — Постоянно оказываемся на мели. Похоже, нам опять придется совершить что-то противозаконное, лишь бы хоть немного разжиться золотишком.

— Золотишко... Серебро будет — и то хорошо!

— Да я бы сейчас и от меди не отказался — лишь бы она в кармане звякала! К сожалению, сейчас там нет ничего, кроме дорожной пыли.

Уже садясь на лошадь, Олея заговорила про то, что ее уже давно интересовало:

— Твое настоящее имя Лавр, так?

— Верно.

— Но я-то тебя по-прежнему называю Белом!

— Продолжай так называть и дальше! — улыбнулся парень. — Меня это пока что вполне устраивает. Вот когда вернемся домой — тогда я и буду Лавром, а пока...

— Уговорил, деревце мое благородное!

— Ну ты и язва! — рассмеялся парень.

— Вообще-то у меня много достоинств и помимо этого...

До полудня езда была сравнительно спокойной, и на пути беглецов не встречалось никаких особых препятствий. Бел и Олея, хотя и ехали быстро, но лошадей во весь опор пока не гнали — не стоит их утомлять с самого утра, ведь неизвестно, что будет к вечеру.

Проселочная дорога была довольно безлюдной. На ней изредка попадались идущие куда-то крестьяне, дважды или трижды встречались возницы с тяжело нагруженными телегами. То и дело по краям дороги беглецы замечали участки обработанной земли, и при виде незнакомых людей те, кто работали на полях, отрывались от своих трудов, и провожали проезжающих долгими взглядами — в этих местах чужаки появлялись нечасто. Да уж, вечером у здешних людей появится пусть и короткая, но тема для рассуждений: кто такие, что им тут надо, откуда они ехали... Если же за беглецами направляется погоня (а она, без сомнений, висит у них на хвосте), то преследователи без особых сложностей сумеют получить нужную подсказку — за самую мелкую монету им во всех подробностях пояснят, куда именно следует направляться дальше, и куда проехала парочка незнакомцев на лошадях.

Несколько раз на пути оказывались небольшие селения, который Олея и Бел проезжали, не останавливаясь. Впрочем, смотреть там особо было не на что: несколько десятков невзрачных домишек, среди которых находятся два-три размерами побольше, на небольших зеленых участках возле домов привязаны козы, стайки чумазых детишек играют едва ли не прямо на дороге... За последнее время эти картины встречались постоянно, и ничего особо нового и интересного беглецы не увидели.

После полудня Бел и Олея въехали в довольно большое селение, в котором в этот день было что-то вроде ярмарки, пусть и не очень шумной, но достаточно обширной и многолюдной, которая занимала площадь не только в центре поселка, но прихватывала ближайшие улочки. Похоже, на эту ярмарку съезжается большинство окрестных жителей, что неудивительно — ведь в этих провинциальных местах ярмарка считается едва ли не самым значимым событием за всю седмицу. Многие приезжают сюда с женами и детишками, привозят на продажу свой нехитрый товар, хотя, по большому счету, продажа — это не главное. У большинства из тех, кто появлялся на этой ярмарке, были и другие цели: встретиться со знакомыми и родственниками, прицениться к нужным вещам, обсудить последние новости, а то и просто посидеть в хорошей компании за кружкой недорогого вина среди веселого и людного места.

Пробираясь верхом по довольно многолюдным и тесным улочкам поселка, к тому же заставленными телегами и повозками, Олея подумала: раз сегодня ярмарка — то, значит, для очень многих жителей окрестных деревень сегодня выходной день, и обычно тихие и спокойные люди в такое время позволяют себе принять несколько лишних стаканов, и, как следствие, начинают вести себя куда более вольно. В таких случаях Стар, отец Олеи, выражался так: мужики слетают с катушек.

Отец был прав: обычно невозмутимые селяне, которые привыкли делать вид, что им нет никакого дела до посторонних, на этот раз во все глаза глядели на незнакомцев, одетых в рваную одежду, но, тем не менее, едущих на справных лошадях, а некоторые даже позволяли себе оскорбительные выкрики — мол, явная босота где-то сперла лошадей, да еще и осмеливается ездить на украденном!.. Управы, мол, в последнее время на ворье не стало, обнаглели до невозможности!..

Н-да, Бел был прав в своих предположениях: в своей потрепанной и драной одежде беглецы слишком заметны, и то, на что не обратили бы особого внимания в городе, в сельской местности просто-таки бросается в глаза.

Косые взгляды и неприязненное отношение можно бы перетерпеть, и постараться не обращать внимания на голоса подвыпивших людей, но внезапно какой-то нагловатый парень, к тому времени уже явно принявший на грудь куда больше, чем было дозволительно, попытался, было, схватить за повод лошадь Олеи — дескать, слезай-ка ты отсюда, баба, покаталась на чужой лошади, пора и честь знать! Ясно ведь, что лошадь не твоя, так что вали отсюда подобру-поздорову, а не то хуже будет!.. В тот же миг, явно вдохновленные этим примером, в поводья уже обеих лошадей вцепились руки других мужиков — а то как же, есть возможность на халяву раздобыть себе лошадь! В следующее мгновение стало понятно, что вот-вот с седел стащат и всадников...

Ситуация вот-вот могла стать не просто опасной, а неуправляемой: вокруг двоих беглецов враз образовалось едва ли не самое настоящее кольцо из подвыпивших мужиков, и лошади, даже понукай их, вряд ли пошли бы на людей, а селяне вовсе не были настроены освобождать дорогу. Оттого Олея просто-таки ожидала команды Бела, а тот, оценив обстановку, медлить не стал. Приказ был короткий:

— Расчищай дорогу!

Давно пора это сделать, так что медлить Олея не стала. Один взмах хлыста — и от ее лошади просто-таки отмело толпящихся мужчин, а вот чтоб отогнать людей от лошади Бела, пришлось использовать хлыст дважды, но все одно: когда лошади рванули с места, какой-то настырный мужичок все еще пытался цепляться за поводья, и никак не желал их отпускать: как видно, этот крестьянин нуждался в лошади едва ли не больше всех. Пришлось отдельно по нему пройтись хлыстом, после чего мужичонка, взвыв дурным голосом, все же отпустил поводья.

Понятно, что сейчас не могло быть и речи о том, чтоб спокойно продолжать дальнейший путь по поселку. Нахлестывая лошадей, беглецы едва ли не во весь опор пролетели оставшуюся часть селения, чудом не зацепив при этом никого из людей, которых на улицах сейчас хватало едва ли не с избытком. Да, точно... — вновь отметила про себя Олея, — сейчас, судя по всему, ярмарочный день, который для многих считается выходным, а в такие дни на ярмарку, как правило, съезжается народ со всех окрестных деревень...

Беглецы уже отъехали на довольно большое расстояние от поселка, когда Бел, оглянувшись в очередной раз, негромко ругнулся сквозь зубы. Что именно вызвало досаду Бела женщина поняла, когда оглянулась сама: оказывается, за ними устремилась погоня. Можно было не сомневаться — это обиженные мужики из поселка решили разобраться с двумя нищими, которые не только заявились в их поселок на ворованных лошадях, по еще и осмелились поднять свою руку на местных жителей. Понятно, что за подобную наглость чужаков следовало поучить так, чтоб отныне им вовек неповадно было соваться в эти края. Возможно, в другое время никому из тех людей, что сейчас кинулись в погоню за пришлыми людьми — возможно, им бы и в голову не пришло ничего подобного, но то, что сегодня эти чужаки нанесли им обиду едва ли не на виду у многих из их родственников и знакомых, а этого одурманенные вином головы простить не могли. Вон, они даже что-то орут вслед беглецам, и понятно, что это не пожелание счастливого пути..

— Бел, что делать? — Олея прекрасно понимала, как поведут себя взбешенные мужики, если все же сумеют настигнуть убежавших людей.

— Попытаемся оторваться от этих дураков как можно дальше — может, у них хватит ума сообразить, что не за каждым можно бросаться, очертя голову.

Конечно, хотелось бы надеяться на подобный благостный итог, только вот у тех людей, что сейчас припустили вслед за убегающими, в голове сейчас только азарт погони и желание как следует всыпать чужакам, и вряд ли они будут думать о чем-то ином. К тому же за беглецами припустило чуть ли не десяток обиженных мужиков, которые полностью уверены в своем численном превосходстве.

Бел и Олея понукали своих лошадей изо всех сил, и, оглядываясь, понимали, что погоня по-прежнему висит у них на хвосте. Оставалось только радоваться тому, что расстояние между ними и преследователями хотя и не увеличивалось, но зато и не уменьшалось. Следовало считать удачей и то, что дорога в это время не была очень оживленной: ярмарка в поселке была еще в самом разгаре, и все те селяне, кто хотел на ней быть, все еще находились там, среди гуляющей толпы, а уходить с ярмарки еще вроде рановато: вот часа через два народ потянется по своим домам, и дороги окажутся куда более запруженными. Сейчас же на пути беглецов в основном находились немногочисленные пешие селяне, которые с явным интересом глядели на погоню — судя по всему, в здешних тихих местах подобные скачки были нечастым явлением.

Минуты шли за минутами, и Олея стала уже всерьез надеяться на то, что скоро мужикам надоест преследование, и они сочтут за лучшее вернуться в поселок, догуливать на ярмарке то время, что оставалось до ее закрытия.

Возможно, все так бы и произошло, и неизвестно, как события стали бы развиваться дальше, если б не подвыпивший мужичок, который ехал на своей телеге едва ли не посередине дороги. Сейчас он дремал, сидя в своей тяжелой повозке, а его старая лошадь едва ли не плелась нога за ногу, привычно отгоняя хвостом надоедливых мух. Однако мужичка пробудил шум погони. Оглянувшись и протирая со сна глаза, он увидел скачущих во весь опор всадников, и благоразумно решил во избежание возможных неприятностей направить свою лошадь к краю дороги, а то как бы его не задели мчащиеся люди.

Дело хорошее, только вот вышло так, что окончательно не проснувшись, он потянул вожжи не в ту сторону, да к тому же сделал это слишком резко. В результате его старая лошадь от испуга дернулась, телегу развернуло посередине дороги, причем все это произошло едва ли не прямо перед беглецами. Если бы подобное случилось чуть раньше, то Бел и Олея успели б отвернуть своих лошадей в стороны, или же несколько сбавить их бег, но, увы, когда дорога оказалась перегорожена столь внезапно...

Лошадь Олеи, скакавшая впереди, налетела прямо на телегу, и женщина просто-таки вылетела из седла. Удивительно, но Олее повезло — она упала прямо в телегу, при этом, правда, изо всех сил ударившись ногой о какой-то длинный узкий ящик, стоящий внутри телеги и накрытый старой дерюгой. Головой она тоже неплохо приложилась о край все того же ящика, и оттого на несколько мгновений едва ли не потеряла сознание. Преодолевая звон в ушах и пытаясь что-то разглядеть сквозь беспрерывно кружащиеся перед глазами черные мушки, женщина стала испуганно огладываться по сторонам, ища Бела.

Увы, тот, хотя и успел в последний момент поднять на дыбы свою лошадь, но удержать ее все же не смог и в результате вместе с лошадью свалился на землю. И хотя та поднялась на ноги, но Бел, по всей видимости, на несколько мгновений все же потерял сознание, и сейчас он лежал на земле, безуспешно пытаясь встать: дело в том, что его правая нога застряла в стремени, и Бел, как ни старался, но так и не мог вытащить ее оттуда.

Выбравшись из телеги и ступив на землю, Олея чуть не охнула — ее левая нога здорово болела, и каждый шаг давался с трудом. Внезапно женщине вспомнился Кварг: он, выпрыгнув с высоты, тоже ударился коленом, и оттого не мог передвигаться. Великие Боги, не допустите ничего подобного!

Олея сделала шаг, другой... Идти, конечно, больно, но терпимо. Слома или трещины, кажется, нет, и это самое главное. В любое другое время беглянка первым делом посмотрела бы, что же за травму она заработала, но сейчас для этого совсем не было времени. Прихрамывая, женщина бросилась к Белу, помогла ему освободить ногу из стремени. Парень поднялся, сделал шаг, и на его лице появилась гримаса боли.

— Бел, что с тобой?

— Трудно сказать, но, кажется, ничего не сломал. Просто ударился здорово. Бывает. Можно сказать, мне невероятно повезло. Как ты?

— Мы с тобой оба чувствуем себя примерно одинаково. То есть довольно паршиво.

— Похоже, это далеко не самое худшее. А где эти?..

Ясно, что он имеет в виду преследователей. Оглянувшись, Олея едва сдержала досадный вздох — вряд ли теперь можно надеяться уйти от погони: за короткое время после падения преследователи сумели преодолеть немалое расстояние, а лошади беглецов после столкновения вряд ли способны продолжать бег. Вон, лошадь Бела чуть прихрамывает, а что касается лошади Олеи, то там все куда серьезнее — бедняжка явно что-то сломала. Получается., что в один миг беглецы не только стали безлошадными, да вдобавок еще и получили небольшие травмы. Великие Боги, это произошло в то время, когда у них на хвосте висит погоня! Тут даже Олее внезапно захотелось громко и от души выругаться!

— Ну надо же было такому случиться!.. — вырвалось у нее.

— Да уж...

Вновь перевели взгляд на приближающихся всадников. Так, их преследует десять человек, причем двое из них — стражники: как видно, этих поселковых стражей или прихватили с собой для порядка, или же эти блюстители закона сами кинулись в погоню за подозрительными людьми. Итак, ясно как божий день: очередной схватки им явно не избежать. Вон, Бел даже застонал от досады:

— Чтоб их всех!.. У меня из оружия только камни под ногами, и то мелкие!

— Может, цепочку достать?

— Не надо ее светить, постараемся обойтись своими силами, то бишь в бой вступишь ты и твой хлыст. Блин, мне опять в стороне стоять, пусть даже только в начале драки! Все это просто бесит!.. Значит, так: нам с тобой нужны две новые лошади, так что двое из этих самоуверенных вояк должны вернуться в поселок пешими.

— Для хозяев лошадей это будет настоящей трагедией. В здешних местах лошадь — это основное богатство, и без нее прожить сложно.

— Сочувствую, но впредь это научит мужиков не цепляться к незнакомым людям. Постараемся присмотреться, у кого их этой компании кони получше, так что будем исходить еще и из этого. Дальше: если удастся, надо будет хотя бы у одного из стражников забрать оружие — тогда уже и я в драку пойду... Так, а где хозяин этой повозки?

Олея оглянулась, ища глазами мужичка, из-за оплошности которого телега по-прежнему преграждала дорогу, не давая ни пройти, ни проехать. А, вот он, под телегу залез, и, похоже, вылезать оттуда не собирается. Судя по его виду, бедняга едва ли не враз протрезвел, и сейчас его трясет от страха. Мужичок прекрасно понимал, что по его недогляду пострадали не только двое людей, но и их лошади, что, по местным меркам, куда хуже. Вот теперь мужичонка страстно молился всем Богам, чтоб по отношению к нему дело ограничилось одними побоями — пусть ему, бедолаге, хоть все ребра перечитают и все зубы выбьют, лишь бы не заставили платить за двух покалеченных лошадей, все одно ему денег взять неоткуда!

Так, похоже, этот человек неопасен, но на всякий случай все одно не стоит выпускать его из вида — та история с ранением Бела сделала их куда более осторожными. Впрочем, сейчас беглецов куда больше тревожат приближающиеся люди. Великие Боги, они уже совсем близко! Так что хочется беглецам того, или нет, но без драки дело опять не обойдется.

— Бел, что делаем?

— Постарайся для начала выбить из седла нескольких, причем так, чтоб они враз отключились на какое-то время. Чем меньше парней останется в седлах, тем лучше.

— Поняла.

Глядя на стремительно приближающихся людей, Олея, вспоминая уроки дядюшки Генара, уже привычно прикидывала: обычно впереди несутся вожаки. Это самые опасные, и именно их желательно нейтрализовать первыми. На оставшихся подобное зрелище производит несколько угнетающее воздействие, во всяком случае их боевой дух несколько снижается. Потом появляются те, кто хочет быть первым, или же те, у кого имеется какое-то преимущество в схватке, пусть и кратковременное — этих тоже следует вывести из боя как можно скорее. Ну, а оставшиеся, как правило, уже не бойцы, и в глубине души у каждого них только одно желание — под давлением жестоких обстоятельств унести ноги подобру-поздорову.

Конечно, самое удобное для всадников — это настичь преследуемых людей (да к тому же пеших) на ровном месте. Там их можно просто-напросто смять лошадьми, растоптать, и тут уж вряд ли кто из пеших сумеет дать хоть какой-то отпор нападавшим — бегущие кони враз истопчут людей в кровавую кашу с крошевом костей. Поэтому то, что за спинами беглецов находится телега, можно считать дополнительной защитой: никто не будет сбивать стоящих людей на всем скаку: вряд ли хоть кому-то захочется калечить свою лошадь о телегу. Кроме того, у нападающих не выйдет так легко напасть на врагов со спины, а если кто и попытается это сделать, то есть шанс перехватить этого храбреца.

Внимательно смотрим, кто там, в этой толпе догоняющих? Двое стражников, и восемь местных обывателей. Трудно сказать, на что способны эти люди, но в любом случае не стоит недооценивать противника.

Первым от удара хлыстом со своего коня слетел один из стражников — тот, кто просто-таки летел впереди небольшого отряда, возглавляя погоню, а еще через мгновение от второго удара вслед за стражником на землю свалился еще один человек, на лице которого был написан азарт преследования. Олея его сразу узнала: этот тот самый парень, что первым схватил под уздцы ее лошадь там, в поселке. Ну-ну...

К великой досаде женщины, третий посыл хлыста не достиг цели — невысокий худощавый мужчина в последний момент совершенно невероятным образом сумел уклониться в сторону, и хлыст только чуть задел его, причем самым кончиком. Конечно, сейчас у этого человека спину просто сводит от боли, но, тем не менее, он остался в седле, и даже умудрился отъехать на расстояние, недоступное для новой атаки. Олея чуть не ругнулась вслух: таких проколов она давно не допускала! Видел бы это дядя Генар — был бы искренне раздосадован и заставил бы племянницу вновь и вновь отрабатывать этот удар.

Разозленная на себя женщина не сдержалась — затяжной посыл хлыста прошелся по груди всех лошадей, что приблизились к беглецам, и от внезапной жгучей боли почти каждая встала на дыбы. Оставалось только удивляться, каким чудом всадники сумели удержаться на своих лошадях, хотя некоторые из преследователей мотались в седлах, что мочало на ветру. И все же своей цели Олея достигла: нападавшие отступили, пусть даже всего лишь на несколько шагов, так, чтоб их не смог достать хлыст в руках бабы-чужеземки.

За короткое время преследователи поняли, что к этим непонятным людям близко лучше не подходить, а иначе последствия могут быть чреваты крупными неприятностями. Вон, двое упавших с коней мужиков неподвижно лежат на земле. Уж не убились ли при падении? Плохо, если все обстоит именно так! На всякий случай, стоит податься чуть назад — так оно все же будет понадежней, да простору для маневра побольше. Понятно, о чем думали оставшиеся: что ж, раз не получилось взять с налету, то надо действовать как-то по-иному. К тому же сейчас на земле лежат двое их товарищей, так что напролом нестись не стоит: есть немалая опасность того, что лошадиные копыта могут нанести лежащим новые раны.

Всадники полукругом обступили стоящих людей, и что-то зло кричали им. Ну, и без перевода ясно, что это отборная ругань и приказ сдаться. Ничего нового, в общем. Похоже, что горячка погони все еще не покинула этих людей, зато Бел и Олея стояли неподвижно, не произнося ни звука — не стоит вступать в разговоры с противником, когда и так понятно, что от него следует ожидать в дальнейшем.

Как и рассчитывали беглецы, подобное затишье долго не продлилось. Мужиков после долгой скачки одолевала жажда боя, а заодно и желание проучить этих чужаков за нанесенные оскорбления — ведь они осмелились поднять руку на их земляков! К тому же мужиков обманул и внешний вид пришлых: стоят, молчат, не шевелятся... Э, да кажется эти двое струхнули не на шутку! А ведь так оно и есть: наверняка парочка незнакомцев поняла, что натворила, и сейчас у этих бродяг от страха отсох язык и ноги онемели, а раз такое дело, то и медлить не стоит. Да и чего их бояться, чужаков всего двое: это в первый раз проучить нахалов не получилось, а сейчас их можно смести враз!

Вторая атака не заставила себя ждать. Правда, перед этим двое из компании преследователей направились за спину Бела и Олеи — понятно, собираются напасть сзади. Впрочем, этого никто и не скрывал, да и мужички зло скалили зубы и поигрывали кулаками. Олея, поглядывая на них одним глазом, прикидывала: когда эти двое олухов окажутся в таких пределах, надо будет нанести один, но беспроигрышный удар — свалить разом обоих.

Еще можно порадоваться тому, что, похоже, ни у кого из этой ватаги при себе не было серьезного оружия: похоже, мужики запрыгнули на своих коней по первому же зову друзей-приятелей, и никому из них не пришло в голову прихватить с собой нож или кинжал. Тоже мне, вояки... Правда, стражники не в счет — эти безоружными не ходят, им такое по должности не положено. Если обшарить того стражника, что сейчас лежит на земле, то у него при себе явно найдется кое-что из оружия, которое явно не помешало бы для защиты Олее и Белу. Увы, но пока что до стражника никак не добраться — так вышло, что он лежит как раз посередине меж преследователями и беглецами, и сейчас подходить к этому человеку не решался никто.

Однако в этот самый момент второй стражник решил действовать, понимая, что если он сейчас ничего не предпримет, то его авторитет может безвозвратно рухнуть в глазах односельчан. Стражник выхватил из ножен свой короткий меч, и кинулся на стоящих перед ним незнакомцев, а вслед за ним бросились и все остальные. Конечно, служака несколько поторопился: вот если бы те двое успели зайти за спину незнакомцев, и все одновременно напали б на этих чужаков, то им можно было бы рассчитывать на успех, а так...

Стражника Олея сняла первым, и когда тот еще падал, сумела достать и второго, все того же невысокого мужичка, по которому она промахнулась вначале, только в этот раз она била по лицу, вернее, по лбу, прямо над бровями. Как и следовало ожидать, тот, схватившись за глаза, страшно заорал, что вполне объяснимо — боль была жуткая, и вдобавок к этому еще и примешивался страх навек остаться слепым. Ну, мужик, не трясись понапрасну, ничего страшного с твоими глазами не приключилось, они целы и невредимы. Впрочем, ты сам виноват: тебе уже разок хорошо попало по спине, должен был понимать, чем для тебя может закончиться дальнейшее участи в драке, а уж если не внял голосу разума, то отныне пеняй только на себя.

Этот истошный крик настолько сильно хлестнул по нервам оставшихся селян, что у каждого из них если и не пропало желание участвовать в драке, то оно значительно снизилось. К тому же у многих в головах возник резонный вопрос: что же это за разбойники такие, раз не боятся нападать на стражу?! А ведь за подобное по законам этой страны положена смертная казнь, но пришлые об этом или не знают, или у них на душе и без того накоплено столько грехов, что хватит не на один высший приговор. Так что одним преступлением больше, одним меньше — для этих двоих головорезов подобное уже не имеет никакого значения. На всякий случай мужики вновь попридержали коней и чуть отступили под непрерывный вопль раненого — его крик пугал селян куда больше, чем вид лежащих на земле стражников, а в души селян постепенно стал вползать если не страх, но вполне обоснованное опасение за свою жизнь.

Кроме того, в головы крестьян постепенно стала приходить одна и та же мысль: ладно бы каждому из оказавшихся здесь людей надо было защищать собственное добро, так ведь нет — для чего-то все они вздумали выяснять отношения невесть с кем! А ведь вполне может быть, что сейчас перед ними находятся те, от кого законопослушному человеку надо держаться как можно дальше. Некстати вспомнилась и та прописная истина, что по дорогам иногда бродят бандиты из числа тех, для которых зарезать человека ничего не стоит. Хм, от подобного предположения становится как-то не по себе...

Меж тем раненый все так же кричал, не отнимая рук от лица, и между его пальцами стекала кровь, капающая не только на одежду, но даже и на его лошадь... Вообще-то этого человека можно понять: мужик перепуган едва ли не до смерти, и к тому же ему очень больно. Похоже, брови рассечены всерьез, и кровью залило глаза, вот он и не может их открыть, а когда бедняге это удается, то он опять-таки не видит ничего, кроме сплошной кровавой пелены. Н-да, тут струхнешь! Вон, и остальные косятся на него со смесью страха и растерянности.

Ничего... — подумалось Олее, — ничего, когда успокоишься, промоешь рану, то поймешь, что твои глаза остались целыми. Шрам, правда, останется на всю жизнь, но что-то подсказывало женщине — этим шрамом селянин будет гордиться всю жизнь, как знаком своей отваги и удивительной доблести в жестокой схватке с отпетыми злодеями.

В этот момент раздался голос Бела:

— Осторожно! Сзади...

Оглянувшись, Олея увидела, что один из тех двоих, что оказались за спиной беглецов, вытащил из седельной сумки ловчую сеть. Похоже, мужчина только сегодня приобрел ее на ярмарке, и теперь, если можно так выразиться, решил испытать покупку на практике. Средняя длина, некрупные ячейки, тонкая бечевка... В такой сети запутаться можно только пока. Если же судить по тем умелым движениям, которыми мужчина раскручивал сеть над головой, то можно с уверенностью предположить: этот человек умеет пользоваться снастью. Наверняка охотник, или же частенько грешит ловлей зверей и птиц. А вот это плохо...

Подобные сети Олея не раз видела и раньше: среди знакомых ее отца было немало охотников, да и сам Стар относился к числу любителей съездить на охоту в свободное время, так что женщина имела представление, какую опасность может представлять такая вот сетка. Помнится, дядя Генар учил ее, что от набрасываемой на тебя сети можно избавиться только одним образом — в момент броска, или же полета этой сети нужно успеть подцепить ее за край, и отшвырнуть в сторону. Беда в том, что этот прием — один из самых сложных в исполнении, ведь если ошибешься хоть ненамного, то велика вероятность запутаться самому. У Олеи, к ее великому стыду, правильное исполнение нужного удара получалось не всегда, и дядюшка Генар, помнится, очень досадовал по этому поводу. Увы, но довести до совершенства сложный прием так и не получилось, причем по самой трагической причине — дядюшка умер, и занятия прекратились раз и навсегда.

Все это пронеслось в голове женщины за одно мгновение, как и понятие того, что не стоит рисковать лишний раз — ведь если прием у нее не получится и мужик накроет хоть одного из беглецов сетью (а судя по длине сети и по ловким движениям этого человека, подобное вполне возможно), то о последствиях лучше не думать! Так что Олея изо всех сил послала хлыст в сторону мужчины, вернее, в сторону его лошади, ударив ее по крупу. Бедное животное от неожиданной боли дернулось всем телом, а потом лошадь стала без остановки бить задними ногами, и оттого сеть, которую в тот момент бросал мужчина, не только несколько отклонилась в сторону от нужного направления, но и сам бросок оказался не столь сильным и точным.

Хотя Олея и Бел сумели уклониться от брошенной сети, но она все же зацепилась за телегу и смогла краем накрыть край телеги, а заодно плечо и левую руку Олеи. Не повезло. Плохо то, что теперь движения женщины несколько скованы, но, по счастью, не зацепило правую руку с хлыстом. Помянув про себя все бранные слова, какие знала, разозленная женщина сумела так послать хлыст в сторону умельца бросать сеть, что тот прямо-таки скатился с коня, при этом не выпустив поводья из рук. Вообще-то это неудивительно: от злости Олея ударила с таким расчетом, чтоб на какое-то время у мужика онемели руки, причем подобное состояние у этого умельца бросать сети продлится не менее суток. К вечеру, возможно, слегка начнут двигаться пальцы, но в прежнюю силу и сноровку руки войдут не раньше, чем через седмицу. Конечно, не стоило так бить, но женщина просто-напросто не сдержалась.

Тем временем второй мужчина, тот, что зашел за спину беглецов, увидел, что баба все же попала в сети, и решил, что, наконец-то, пришел и его час. Мужчина прыгнул со своего коня на телегу, а оттуда попытался, было, броситься на спины чужестранцев, но вместо этого напоролся на кулак Бела. Возможно, в сельских драках этот мужик умело чесал свои кулаки о противников, но до мастерства Бела ему было далеко. От пары хлестких ударов селянин едва ли не кубарем слетел на землю, и застыл там в довольно нелепой позе. Ничего, скоро придет в себя. Главное — жив.

А Олея лихорадочно оглядывалась — надо срочно отыскать Белу хоть какое-то оружие, а не то ее движения из-за сети (пусть она и зацепила только левую руку) все же несколько скованы, а мужики, кажется, опять понукают коней в сторону чужаков. Хоть бы ножик какой на земле лежал... О, вот именно то, что нужно! Дело в том, что один из стражников перед тем, как попытаться напасть на чужаков, вытащил короткий меч. Сейчас этот блюститель закона неподвижно лежит на земле, а его меч валяется чуть в стороне — вылетел из его рук при падении. Что ж, стражнику, можно сказать, крупно повезло, раз он при падении не напоролся на собственный меч, зато именно это оброненное оружие и нужно беглецам.

Очередной посыл — и ремень хлыста обвился вокруг рукояти меча, рывок, и через мгновение меч оказался лежащим возле ног Бела.

— Самое оно... — Бел поднял оружие и уже чуть иным взглядом посмотрел на мужчин, находящихся напротив них. Ого, какие у них растерянные лица — кажется, на селян произвело просто-таки убийственное впечатление то, каким именно образом женщина подтянула к себе меч. Э, да они, как видно, считали, что до того момента у бабы просто случайно выходило так лихо махать хлыстом, а сейчас они призадумались. Ну, думы думами, а все одно — мужчины в очередной раз попытались напасть на чужаков, пусть даже далеко не с тем пылом, какой у был у них первоначально...

Не прошло и минуты, как оставшиеся в седлах трое всадников едва ли не во всю прыть несли прочь с места схватки, причем одним из них был тот мужчина, которому Олея до крови разбила лоб. К тому времени он все же решился раскрыть глаза и понял, что его дела обстоят вовсе не так плохо, как он предполагал ранее. Кричать мужик перестал, зато помчался с места схватки так быстро, как только мог, а за ним последовали те двое селян, которые еще оставались в седлах. Благоразумное решение, жаль только, что оно не пришло в их головы много раньше. Правда, вслед за ними скакали и трое коней, хозяева которых неподвижно лежали на земле, но главное было в том, что Бел и Олея сумели отбиться, и рядом оставалось еще несколько коней, временно потерявших своих хозяев.

Несколькими взмахами меча Бел перерезал ловчую сеть, что крепко цепляла Олею за телегу, и пока та снимала с себя тонкие полоски бечевки, мужчина поймал двух лошадей, благо убежали не все, а затем принялся обыскивать лежащих людей.

— Помоги мне! — обернулся он к Олее, когда та откинула в сторону последний кусок бечевки. — С тех двух парней надо снять одежду...

— Зачем?

— Затем, что наш теперешний потрепанный вид привлекает к себе излишнее внимание. Сама понимаешь: лавки с новыми товарами рядом нет, а у этих парней одежда неплохая, да и по комплекции нам более-менее подходит. Сейчас не до особой брезгливости.

— Ну, мы с тобой на себя еще и не то надевали...

— Я отобрал для нас двух лошадей. Из всего имеющегося тут табуна они выглядят самыми крепкими и выносливыми Увы, но на наших прежних лошадей придется бросить — они здорово расшиблись об эту телегу.

— Понимаю...

Пока Олея укладывала снятую с мужчин одежду и кое-какое найденное оружие в седельные сумки тех лошадей, что были отобраны для дальнейшей дороги, Бел без разговоров вытащил из-под телеги прячущегося там мужичка, того самого, что так неудачно развернул посреди дороги свою громоздкую колымагу. С того возницы давно слетел хмель, а от всего увиденного его только что не трясло, и на лице было написано что-то вроде смиренной просьбы: делайте что хотите, только не убивайте! Вообще-то его можно было понять: вокруг лежат неподвижные тела его земляков, а сейчас, судя по всему, пришла и его очередь... Убьют, без сомнения, убьют, не пожалеют, изверги чужеземные!..

Пару раз тряхнув возницу для острастки, Бел стал его о чем-то спрашивать, и мужичок, считая, что у него появился шанс спастись, отвечал без остановки. Правда, зубы мужичка при этом выбивали настоящую костяную дробь, да и колотило его от страха так, будто он стоял раздетым на лютом на северном морозе, но, тем не менее, Бел сумел кое-что выведать их сбивчивых слов возницы.

Олея же, потирая больное колено, на всякий случай откинула дерюгу на телеге, чтоб узнать, обо что она так сильно ударилась. Ну, что-то подобное она и предполагала увидеть: мужичок купил на ярмарке десятка полтора то ли утят, то ли гусят, и сейчас вез их домой в длинном узком ящике. Надо же, у нее дома мать тоже птицу разводит, правда, не утят, а кур, причем самых разных пород, и эти желтые попискивающие комочки вновь невольно напомнили женщине о родном доме. А ведь и она сама любила выхаживать цыплят, особенно таких крошек — они такие милые и нуждаются в заботе... Все, не стоит думать о том, что сейчас может помешать или просто заставит отвлечься!

Забравшись на лошадь, Олея еще раз огляделась по сторонам. Оказывается, она совсем упустила из виду, что в отдалении на дороге есть и пешие селяне, пусть даже их не так и много. Эти люди всю схватку простояли, с неослабевающим интересом наблюдая за тем зрелищем, которое разворачивалось перед их глазами, и, что самое интересное, вовсе не торопились бежать куда подальше. Даже сейчас стоят на месте, и не похоже, что они стремятся подойти к месту недавней схватки, чтоб помочь своим землякам, и ведут себя так, словно говорят: это ваши дела, мы к ним не имеем никакого отношения, но такое зрелище увидишь нечасто!

Олея, глядя на стоявших в отдалении селян, догадывалась, какие мысли роятся в голове у каждого из них: пусть эти драчуны промеж собой разбираются сами, а мы люди маленькие, в чужие свары не ввязываемся, можем лишь со стороны поглядеть на то, как ссорятся те, у кого есть сила и умение... Что ж, хорошо уже то, что от этих людей можно не ожидать опасности или подвоха — связываться с чужаками (особенно с теми, кто может за себя постоять) они не будут ни за что.

Чуть позже, проезжая мимо селян, которые шарахались во все стороны с их пути, беглецы ловили на себе испуганно-любопытные взгляды, но среди них было немало и враждебно-неприязненных. Похоже, на селян схватка произвела незабываемое впечатление, но многие запомнили и то, что в сегодняшней драке чужаки побили местных, а такие вещи обычно не прощаются. Плохо то, что все эти люди хорошо запомнят, куда именно беглецы направились дальше, и вполне могут указать дорогу преследователям, только тут уж ничего не поделаешь...

Снова беспрерывный бег лошадей, мелькание людей, повозок, телег, небольших поселков, рощиц, обработанных клочков земли, снова бесконечная дорога... Когда-то она закончится?

Олея понимала: пока что они с Белом пробираются по тем глухим задворкам, которые есть почти в каждой стране и которые находятся вдалеке от больших и оживленных дорог. Обычно в таких местах или земля бедная, или почти нет хоть каких-то полезных ископаемых, да и с водой дела обстоят довольно напряженно... Именно такие дороги беглецам и были нужны, однако было понятно и то, что рано или поздно, но путь по глухим и малообжитым местам закончится, и вот тогда надо хорошо подумать, что им делать дальше — ведь Бела и Олею наверняка разыскивают по всем основным дорогам Маргала.

Через несколько часов гонки по дорогам решено было устроить хотя бы небольшой отдых, да и лошадям не помешает короткая передышка. Беглецы остановились в одной из тех небольших рощиц, которые за последнее время стали частенько появляться то тут, то там. Было заметно, что сухой и каменистой почвы по обочинам дороги становится меньше, и все чаще встречаются рощи и зеленые поля. Впрочем, и климат в это стране был чуть менее жарким, чем в тех странах, которые они уже миновали, возвращаясь домой.

Быстро переоделись, старую одежду засунули в какую-то ямку около высокого колючего кустарника, и, чтоб никто не нашел спрятанное, сверху насыпали земли и камней. Это было сделано больше для собственно успокоения, чем опасением оставить за собой следы — вряд ли кто-то будет искать здесь брошенную одежду.

Как оказалось, беглецы немного разбогатели: после схватки Бел, на правах победителя, обшаривая лежащих мужичков, сумел выгрести у них из карманов немного денег — десяток серебряных монет и целую горсть меди. Насколько женщина успела понять, подобный... сбор трофеев считался правилом во всех южных странах. Олее невольно подумалось, что если бы год назад она увидела, как кто-то выворачивает карманы побежденных, то сочла бы подобное чем-то вроде мародерства, а сейчас считает это вполне естественным поступком... Просто удивительно, как за столь короткий срок поменялось ее мировоззрение!

— Надо же! — усмехнулся Бел, пряча деньги. — Не сказать, что это богатство, но все же хоть какие-то деньги. Здешние мужики в драку лезут, не думая. Гонору у каждого — на золотой, а в карманах у некоторых одна медь, причем мелкая. Хотя если учесть, что тут глухая провинция, и какие тут низкие цены на рынках... Будем считать, что по здешним меркам мы набили себе карманы под завязку.

— А куда мы направимся дальше?

— Пока что прямо, никуда не сворачивая. Помнишь, я тряхнул того мужика, который нам дорогу телегой перегородил? Так вот, я расспросил его кое о чем... По сути, в этих местах есть всего лишь одна основная дорога — та самая, по которой мы едем. Тот перепуганный мужичок выложил мне все, что знал, а знает он немало — все же он здешний уроженец, и, кроме работы на земле, занимается еще и тем, что иногда возит грузы в столицу Маргала, так что он много что рассказал мне об этой дороге. Не думаю, что он мне соврал хоть в одном слове — возница был слишком испуган, чтоб у него хватило сил выдумывать хоть какую-то правдоподобную ложь.

— Но ведь если его спросят, о чем ты с ним говорил, то он же все расскажет! Ну, то, о чем ты его расспрашивал!

— Конечно, этот человек вряд ли будет хоть что-то скрывать. При первых же вопросах выложит весь наш разговор. Наверное, еще и приплетет кое-что. Но я все же немного сумел его запутать...

Однако Олею сейчас куда больше беспокоил вид правой ноги Бела — когда беглецы переодевались, то женщина едва не ахнула, увидев, как выглядит нога ее мужа. Похоже, упавшая лошадь здорово придавила парня, или же Бел при падении ударился о камень, а то и не об один... Плохо дело: то, что не было заметно в горячке боя, сейчас дало о себе знать. Нога была не просто побагровевшая, а отливала неприятной синевой, и выглядела по-настоящему устрашающе.

— Великие Боги! — ахнула Олея. — Бел, что с твоей ногой?

— Ничего особенного. Просто упал.

— И это ты называешь "просто упал"?! Дай я осмотрю...

— Не надо... — нахмурился Бел.

— А я говорю — надо!

— Все нормально и нет ничего страшного...

— Нет уж, это позволь мне решать! — и Олея, наклонившись к сидящему на земле Белу, одним махом сдернула сапог с его правой ноги. От неожиданности парень побледнел, скрипнул зубами, и у него вырвалось что-то вроде короткого стона.

— А, чтоб его... Между прочим, могла бы и предупредить о своих намерениях...

— Можно подумать, что по первой же моей просьбе ты бы добровольно снял сапог со своей больной ноги!.. Вот и пришлось применять те меры, которые считала нужными... — присев, женщина осматривала ногу мужа, легкими движениями ощупывая ее.

— Ты не у покойного отца Вала из монастыря Святых Дел таких садистских замашек нахваталась? — перевел дыхание Бел. — Фу-у, чуть ли не слезы из глаз потекли! Кто бы мог подумать, что короткое общение с тем ненормальным на тебя так подействовало! А с виду такая скромная, милая, и я даже считал, добрая...

— Бел, у тебя сломано два пальца на ноге... — Олея перебила мужа. — Мизинец и следующий...

— Все-таки сломаны? — кажется, мужчина и сам о том догадывался, но не хотел себе в этом признаваться. — Тебе, наверное, просто показалось...

— Если бы показалось! Ты только посмотри, как они опухли, посинели и...

— Ну, это далеко не самое страшное... — Бел принялся плотно перетягивать ступню чем-то вроде портянки. — Сейчас я натяну сапог, и, по возможности, не буду снимать его как можно дольше. Считай, это будет что-то вроде лубка для перелома...

— Какой еще лубок!? Чушь какая-то...

— Э, не говори! Есть старый солдатский способ лечения таких вот переломов на ногах: туго перетягивают пальцы и стопу, натягивают сапог, и, по возможности, очень долго его не снимают, седмицу, а то и две. По-твоему, на войне или в походах у кого-то есть возможность лечить такие вот переломы пальцев? Любой лекарь покоситься, и рукой махнет — заживет, мол, все на тебе, как на собаке!.. Вот и обходятся парни тем, что есть под руками.

— Но ведь...

— Ты напрасно сомневаешься: в таком туго стянутом состоянии пальцы не шевелятся, потихоньку срастаются, и можно даже ходить без особой боли. Правда, частенько бывает так, что те пальцы срастаются довольно криво, но это вполне можно пережить, да и беда невелика...

— Ладно, считай, что с пальцами мы разобрались, но вот твоя нога...

— Счастье мое, не в обиду будет сказано, но твоя нога выглядит немногим лучше. Кстати, тебе не кажется это забавным: у меня пострадала правая нога, а у тебя — левая. Считай, что из нас двоих можно сделать одного здорового человека, а...

— Не заговаривай мне зубы! — оборвала Олея слова Бела. — Это у тебя плохо получается. К тому же обычно ты куда менее многословен, а уж если так разговорился, то это может означать только одно: ты стремишься хоть как-то отвлечь меня от изучения своей несчастной ноги, и заодно показать, что все обстоит не так и плохо. Я права?

— Да у меня нога совсем не болит!

— Ага, и ты думаешь, что я в это поверю? И руки свои убери, дай мне как следует осмотреть твою ногу!

— Можно подумать, ты у какой-то бабки-лекарки учебу проходила!

— Видишь ли, у нас в родительском доме слуги всегда были, и случалось, что они хворали. Да и работников в артелях у отца немало, а стройка — это такое дело, что без ран и ушибов, а то и травм, дело не обходится. Отец меня с детства учил, как раны можно распознавать и лечить, пусть даже и не все раны, а только некоторые... Кстати, лекари в наш дом тоже нередко заглядывали — ведь случалось и такое, что раненых артельщиков в наш дом привозили, и там они отлеживались... Говорю же: руки убери!

— Я не понял, откуда мне надо убирать руки?

— И от своей ноги, и от меня! Отвлекаешь от дела...

— Ну, и долго мне еще с голой задницей сидеть? — хмыкнул Бел.

— Не стоит так сильно переживать: пусть некоторые сейчас сидят и с голой задницей, зато в одном сапоге... Ну, друг мой, тебе, можно сказать, повезло! По счастью, перелома нет, но зато имеется очень сильный ушиб! Ума не приложу, как ты еще ходишь!

— Вообще-то в последнее время моя жизнь складывается так, что я не хожу, а езжу, причем верхом.

— Между прочим, это вовсе не способствует быстрому заживлению ран!

— Кто бы говорил! Ты на свою ногу посмотри! У тебя тоже синяк жуткого вида!

— И что такого? У меня только колено болит, а на твою ногу глядеть страшно!

— А ты и не смотри!

— Рада бы, только не получается. До тебя, похоже, не доходит, что в случае осложнения можешь остаться хромым на всю жизнь!

— Еще скажи, что тебя это беспокоит!

— А разве нет?

— Знаешь, — внезапно улыбнулся мужчина, — знаешь, а тебе не кажется, что все это похоже на семейную ссору?

— Разве? — удивительно, но Олея поняла — ей совсем не хочется хмуриться и расстраиваться, а есть большое желание немного подразнить мужа. — Тогда можешь со спокойной душой считать, что мы с тобой только что на повышенных тонах выясняли сложные семейные отношения.

— А поподробнее можно?

— Поподробнее? Пожалуйста: я била посуду и обвиняла тебя во всех смертных грехах, а ты, в свою очередь, клялся, что все это поклеп, наговоры и лживые обвинения!

— Святая истинная правда! Как приятно осознавать, что ты сама признаешь меня безвинно оклеветанным, пострадавшим и получившим жестокую душевную травму в результате немыслимых семейных разборок и собственной черствости! В общем, я, как несчастная жертва домашнего насилия, немыслимого по своей неслыханной жестокости, требую немедленного лечения и приведения в порядок моей вконец истрепанной нервной системы!

— Э, лапы убери, невинный страдалец!

— Ты знаешь, они от тебя что-то плохо отцепляются...

— Слушай, у тебя совесть есть? Сидишь тут в весьма непотребном виде рядом с замужней женщиной, да еще и руки распускаешь!

— Ну, раз ты сама об этом намекаешь почти что напрямую, то я должен немедленно подтвердить свое звание на редкость плохого человека!..

К тому времени, как беглецы вновь тронулись в путь, лошади успели немного отдохнуть. Хотя за это время мимо рощи не раз проходили люди, но никто из них не свернул под тень деревьев, да и лошадей, судя по всему, не заметили. Стражников среди проехавших тоже не было, так что можно было надеяться на то, что от места недавней схватки за беглецами никто не пустил погоню, или же преследователи от них отстали на какое-то время..

До вечера проехали еще несколько поселков (а они встречались на пути беглецов все чаще — значит, скоро закончатся эти захолустные места), и в одном из них купили несколько все тех же сухих лепешек и целую корзину огромных красных персиков — во всяком случае, едой на ближайший вечер они обеспечены.

Бел гнал лошадей до темноты, и беглецы остановились на отдых лишь тогда, когда вокруг уже было почти ничего не видно. Как назло, в том месте не встречались высокие деревья, но зато находились довольно высокие холмы, которые по неведомой воле Богов располагались едва ли не правильным кругом вокруг довольно ровной площадки, покрытой зеленой травой. Конечно, беглецы куда охотнее предпочли бы остановиться в менее приметном месте, но тут уж, как говорится, не до выбора: уж что на дороге встретилось — и за то надо сказать спасибо.

За ужином умяли все те же сухие лепешки и оставшиеся персики. Почему оставшиеся? Просто часть из них беглецы съели прямо в дороге, да еще и бросали косточки от персиков вперед, прикидывая, у кого из них бросок окажется дальше. Конечно, все это глупо и совсем по-детски, но Олея уже давно не чувствовала себя такой счастливой, да и Бел, кажется, был вовсе не против вести себя словно мальчишка.

Тишина, покой, вокруг непроглядная теплая ночь, лишь на небе светят звезды. Здесь они такие яркие, мерцающие, притягивающие к себе взгляд, а на родном Севере даже в ясные морозные ночи звезды выглядят поскромнее и куда более холодными. Наверное, именно оттого и Олею, и Бела не покидало чувство бесконечного счастья, и не хотелось думать о плохом...

Ранним утром Бел разбудил Олею, и она, глянув на его лицо, сразу же поняла: что-то произошло. Обычно таким невозмутимо-спокойным Бел был лишь в том случае, если тревожился всерьез..

— В чем дело? — чуть слышно спросила женщина.

— Кажется, я слышал лошадиный топот, причем там была не одна лошадь, а две-три.

— Ну и что? Мало ли кто...

— Звук шел с той самой стороны, откуда мы приехали, а там до ближайшего селения верст десять. Кроме того, всадники ехали довольно быстро, но потом звук стих, а мимо нас проехал всего один всадник. Значит, кто-то из тех людей остановил коней, одного из их компании отправили вперед, а остальные или чего-то выжидают, или идут пешком.

— Может быть, те люди остановились ненадолго по каким-то своим надобностям?

— Очень бы хотелось верить в подобное, но на столь благостные предположения я уже давно не надеюсь.

— А может это...

— Нет. Для крестьян и стражников слишком раннее время: сейчас только-только рассвело. К тому же крестьяне гнать лошадей не будут ни за что, и уж тем более по полутемной дороге. И потом, селяне запрягли бы лошадей в телеги и повозки, а не стали бы устраивать утренние скачки невесть для чего. А стражники — те бы выехали чуть позже, с рассветом: все одно ночью ничего не видно, а эти люди, судя по всему, явно что-то ищут.

— Нас?

— Не исключено.

— Так нам надо уезжать отсюда как можно скорей!

— Возможно... Но я не стал бы торопить события.

— Я тебя не понимаю.

— Не стоит нестись невесть куда, сломя голову, не зная того, что или же кого мы оставляем у себя за спиной. Если это те, кто давно висит у нас на хвосте, то они первым делом кинутся за нами — сама понимаешь, что беззвучно уйти мы не сумеем. Лошади по воздуху летать не умеют.

— Так что нам делать?

— Для начала оглядимся...

Старясь двигаться как можно тише, беглецы перебрались на один из холмов, на тот, что повыше и где было чуть побольше травы и камней, и залегли там в небольших углублениях в земле, находящихся неподалеку друг от друга. Олея не задавала лишних вопросов — и так было понятно, что сейчас лучше помалкивать. Если что понадобится, то Бел даст ей знать. А пока что Олея со склона холма смотрела на ту покрытую травой площадку, где они с Белом провели ночь: перед тем как уйти, беглецы уложили на землю имеющиеся у них плащи и куртки, и, по возможности, придав им форму человеческих тел. Конечно, вблизи обман раскрывался сразу же, но на расстоянии нескольких шагов можно было обмануться, и принять эти фигуры за силуэты спящих людей.

Сейчас, стараясь глядеть на площадку критическим взором и как бы со стороны, Олея видела перед собой умиротворяющую картину: в рассветный час на зеленой траве мирно пасутся лошади, а на земле лежат спящие люди... Пожалуй, все довольно убедительно и вполне соответствует устоявшимся мнению: если даже человек всю ночь был настороже и не смыкал глаз, то ранним утром к нему приходит чувство безопасности и, как следствие, его сваливает сон...

Женщина покосилась на свою руку. Конечно, хлыст уже привычно был под ее рукой, но Олея хорошо помнила и другое: тогда, в шахте, в нужный момент у нее не оказалось поблизости цепочки из святого серебра, а лезть за ней в карман не было никакой возможности. Оттого сейчас она на всякий случай намотала эту цепочку себе на запястье, причем сделала это таким образом, чтоб эту блестящую полоску можно было не только стряхнуть в любой момент, но и, в случае необходимости, сразу же ею воспользоваться. Глянь со стороны — на руке женщины находится своеобразный браслет, и в нем вряд ли кто опознает серьезное оружие.

Тишина, покой, разгорающийся серый рассвет... Откуда-то донесся голос птицы, очень похожий на голос жаворонка. Женщина посмотрела наверх, высматривая в светлеющем небе черную точку. Увы, ничего не видно. Олея не была уверена, что это пенье жаворонка, но в здешних местах многие птицы начинали подавать голос с самого рассвета... Из остальных шумов вокруг был только слабый треск цикад. Кажется, все в порядке, только изредка фыркают их с Белом кони, пасущиеся на траве. На какое-то время Олее показалось странным, что они с Белом прячутся среди камней из-за каких-то неясных подозрений, но привычка во всем доверять мужу отогнала прочь все возможные сомнения.

Медленно текли минуты, и вдруг женщина услышала легкий шорох осыпающихся камней. Такое впечатление, будто некто, стараясь пробираться как можно тише, случайно наступил ногой на каменистую россыпь. В другое время можно было бы не обратить никакого внимания на подобные звуки, но сейчас...

Сердце испуганно забилось, и Олея замерла, боясь даже пошевелиться. Неподалеку так же замер Бел, и женщина поняла — рядом кто-то есть. Чуть скосив глаза в ту сторону, откуда и раздавался легкий шум, Олея вначале ничего не заметила: вроде неподалеку все то же — камни, трава, мелкий кустарник... Непонятно, что там могло издать шорох? Хотя нередко бывает и такое, что со склонов холмов осыпается песок и мелкие камешки. Вполне может оказаться, что и тут произошло то же самое. Прошло еще несколько томительно-долгих мгновений, и вдруг Олея заметила какое-то движение, а в следующую секунду у женщины от страха враз вспотели ладони — по склону холма согнувшись и короткими пробежками пробирался какой-то человек, причем он находился совсем недалеко от прячущихся беглецов.

Этот незнакомец, судя по всему, хотел подобраться к вершине холма, откуда был самый лучший обзор на площадку. Конечно, беглецам тоже было хорошо видно, что происходит внизу, но они смотрели как бы со склона холма, а незнакомый мужчина стремился занять самую лучшую позицию. Крепкий, высокий, он вынужден был заметно пригибаться, чтоб его не заметили. По счастью, незнакомец не особо смотрел по сторонам, и потому не заметил беглецов, которые находились буквально в нескольких шагах от него. Олее не оставалось ничего иного, кроме как лишний раз убедиться в правоте Бела, который выбрал для укрытия далеко не самое удобное место холма — тут и невысокий колючий кустарник, и несколько отвесный склон, и в то же самое время на нем растет довольно высокая трава... Пожалуй, любой нормальный человек здесь не пойдет. Вот и этот неизвестный мужчина пробирался по самому безопасному пологому пути к вершине холма, до которого, кстати, ему оставалось всего несколько шагов.

Самое неприятное состояло в том, что за плечами незнакомца был лук и закрытый колчан со стрелами. Конечно, при большом желании можно надеяться на то, что это обычный охотник, высматривающий добычу, только вот у беглецов возникли серьезные опасения в отношении того, что целью этого охотника будет какая-то местная зверюшка. Скорей всего этот тип охотится на людей, то бишь на Бела и Олею.

Когда мужчина миновал беглецов и улегся на вершине холмя так, чтоб зеленая площадка лежала перед ним, как на ладони — вот тогда намерения незнакомца уже не оставляли сомнений. Он снял с плеча лук, раскрыл колчан о стрелами, набросил одну из них на тетиву, вскинул лук наизготовку... Н-да, все предельно понятно: вряд ли мужчина целится в лошадей — его целью были две темные фигуры, неподвижно лежащие на площадке.

Бел чуть дотронулся до руки Олеи. Кивок в сторону лежащего мужчины, провел пальцем по своей шее — и Олея кивнула ему в ответ. Тут все ясно и без слов: когда, мол, скажу, тогда постарайся обезвредить этого человека, причем вали его сразу и насмерть. Что ж, все ясно. Правда, от места, где прячутся беглецы, до того незнакомца довольно далеко, и тут надо подумать, как действовать. Так, для начала прикинем расстояние до мужчины и длину хлыста... Пожалуй, стоит оглушить первым ударом, а уж вторым завершить дело...

Прошло совсем немого времени, и беглецы вновь услышали птичий крик. В то же самое мгновение незнакомец, до того лежавший на земле, приподнялся, и с удивительной быстротой направил две стрелы в лежащие на земле силуэты человеческих тел. Тут уже и Олея вскочила на ноги, и с силой послала хлыст в сторону мужчины. К сожалению, между ними было достаточно большое расстояние, и оттого мужчину задел только кончик хлыста, но незнакомцу хватило и этого: дело в том, что удар пришелся как раз под основание черепа, и оттого мужчина вначале мягко осел на землю, а затем и вовсе скатился к ногам беглецов. Вернее, скатилось уже бездыханное тело... Это случилось после того, как незнакомец получил второй удар хлыстом, который намертво обхватил его шею. Резкий рывок — и этого человека больше можно не опасаться.

Пока Бел быстро обыскивал незнакомца, Олея спросила шепотом:

— Кто это может быть?

— А ты его не узнала?

— Нет! Да и откуда...

— Помнишь, на одном из постоялых дворов Маргала мы видели Сандра? Рядом с ним отиралось десятка два крепких парней, а на нас были чужие личины...

— Конечно, помню!

— Так вот, этот парень был одним из тех, кто сопровождал Сандра.

— Погоди... Получается, что Сандр нас догнал?

— Само собой. К тому же у Сандра есть некая особенность: он может очень умело изображать голоса самых разных птиц, и ранее частенько подавал сигналы именно птичьими голосами. Думаю, тот жаворонок, которого мы с тобой слышали, и был чем-то вроде приказа, или же...

— Интересно, сколько же сейчас людей пришло с Сандром? Ты говорил — слышал звук всего лишь нескольких приближающихся лошадей, а том постоялом дворе вокруг Сандра парней хватало! Их было десятка два, и все такие... здоровенные дуболомы!.. Бел, что будем делать?

Однако ответить мужчина не успел. На беглецов невесть откуда свалился какой-то здоровяк, причем вначале он с такой силой ударил ногой Олею, что та едва ли не кубарем покатилась по земле, ударилась головой о камень, и на короткое время потеряла сознание. Придя в себя, женщина увидела, что здоровяк в нелепой позе застыл на земле, а Бел осматривается вокруг, но самое ужасное было в том, что его одежда была залита кровью. Похоже, пока она была в отключке, тут была настоящая схватка не на жизнь, а на смерть.

— Бел...

— Уходить надо...

— Куда?

— Это, конечно, вопрос...

— Ты весь в крови...

— Не до того... В общем, так: сейчас нам бы надо бежать к лошадям, и гнать отсюда во всю прыть, но вот делать это сломя голову не стоит. Сандр не тот парень, кого можно не принимать во внимание...

— Так что же делать?

— Сандр где-то здесь. Насколько я помню его ухватки, он может долго наблюдать за противником, но в схватку вступит тогда, когда посчитает врага более-менее нейтрализованным, или же достаточно измотанным. Знаешь, что? Давай-ка попробуем добраться до его лошадей — я могу предположить, где они находятся... Обойдем холмы и постараемся дойти до места стоянки наших преследователей. Только и остается надеяться на то, что около лошадей никого нет, или же...

— Снова будут стрелять?

— Не знаю. Скорей всего, здесь не так много людей, но они должны быть хорошо обучены — вряд ли Сандр взял к себе неумех. А вот что касается стрелков... Насчет его людей ничего сказать не могу, зато сам Сандр — настоящий мастер в схватках, только вот со стрельбой из лука у него дело обстоит не очень...

Однако уйти далеко не вышло. Беглецы едва успели сойти с холма, и, пригнувшись, сделать несколько десятков шагов, как раздался какой-то непонятный звук, и через мгновение Бел, споткнувшись, упал на землю. Олея, кинувшаяся ему на помощь, увидела, что ноги Бела обвила недлинная веревка, на концах которой были привязаны шары. Ого, как запутано!

С первого взгляда Олея поняла, что это за оружие. Болас или боло. Дядя Генар несколько раз говорил о нем племянникам, и даже картинки показывал. Метательное оружие, представляющее собой веревку с привязанными к ней грузами. При броске такая веревка оплетает ноги жертвы, она падает, и ее добивают. Помнится, дядя еще говорил, что охотник с этим оружием называется болеадором... Велики Боги, отчего ей все это вспомнилось?!

Олея кинулась к Белу, и это ее спасло: над плечом Олеи просвистел метательный нож. От неожиданности женщина шарахнулась в сторону, и это ее вновь спасло — второй метательный нож всего лишь чикнул по правой стороне ее тела, нанеся неглубокую, но достаточно болезненную рану прямо под ребрами. Если бы Олея в тот момент не уклонилась, то, скорей всего, ее земной путь был бы уже закончен. Споткнувшись от неожиданности, женщина упала на землю и инстинктивно схватилась руками за рану, чувствуя, как между ее пальцев потекло что-то теплое. Кровь...

— Олея!.. — ахнул, было, Бел, но его перебил знакомый голос, прозвучавший откуда-то со стороны.

— Эй, господа хорошие, бросайте свое оружие! Вернее, отбросьте его в сторону, и подальше, причем так, чтоб я это видел. Учтите: долго уговаривать я вас не намерен. Если станете артачиться — пеняйте на себя. Враз добью, тем более что сделать это мне хочется уже давно!

Сандр, его голос... Женщина глянула на Бела, все так же лежащего на земле: веревка так оплела его ноги, что враз ее не распутаешь, да никто и не позволит эта сделать, а самой Олее сейчас очень сложно работать хлыстом. Вернее, она вполне могла бы это сделать, только вои их враг пока что никак не показывается на глаза беглецам, а ведь надо что-то решать, не то Сандр и в самом деле исполнит свою угрозу.

Как видно, эти же мысли промелькнули и в голове Бела. Парень враз оценил ситуацию и понял, что пока ни один из беглецов не только не может ничего сделать, но и над каждым из них висит реальная опасность: Сандр, без сомнения, медлить не будет, и жалеть пленников он тоже не станет. К тому же он так долго их выслеживал... Выбора нет, но, возможно, удастся выиграть время или воспользоваться хоть малейшей оплошностью этого опасного человека.

— Не надо!.. — крикнул Бел. — Мы сдаемся...

В сторону полетел короткий меч, несколько ножей — все, что Бел сумел собрать у селян после схватки. Олея надеялась, что, возможно, Сандр ничего не скажет насчет хлыста, но она ошиблась.

— Блондинка, а тебе что, особое приглашение требуется? — в голосе Сандра прозвучала привычная издевка, которую Олея уже успела позабыть. — Или ты думаешь, будто мне не рассказали про то, что ты, оказывается, умеешь довольно неплохо махать хлыстом? Отшвырни его как можно дальше, а не то я могу всерьез рассердиться...

Делать нечего, в сторону полетел и хлыст. Правда, от резкого движения из раны сильнее потекла кровь, и женщина, чуть застонав, постаралась зажать рану обоими руками. Под пальцы попалось серебро цепочки, обхватывающее запястье правой руки. А ведь это их шанс спастись! Главное, чтоб Сандр ничего не заподозрил...

Обхватив левой ладонью запястье правой руки так, чтоб было не видно цепочку, Олея просто-таки заставила себя немного сдвинуть руки с места ранения. Сейчас она зажимала рану на боку едва ли не локтем, но ее ладони лежали на животе, да и на земле она стояла на коленях, полусогнувшись. Любой, кто посмотрит со стороны, решит, что женщина получила глубокую рану именно на животе, тем более что кровь уже начинала проступать сквозь пальцы и заливать ее одежду.

Прошло еще несколько мгновений, и внезапно перед беглецами появился какой-то мужчина. Похоже, неподалеку было что-то вроде неглубокой ямы в земле, и там он прятался. Что ж... — невольно отметила про себя Олея, — что ж, хорошо, что ни она, ни Бел не стали сопротивляться: у этого мужчины была достаточно удобная позиция, так что они вряд ли смогли бы уйти...

Тем временем мужчина подошел к Белу, умелыми движениями обыскал его, затем шагнул к Олее... Ее мужчина почти не обыскивал, просто провел руками по одежде и лишь там, где не было крови. Как видно, не хотел пачкаться: потом надоест отмывать липкую кровь со своей одежды, да и что там искать — если живот рассечен, то баба все одно не жилец, и она сейчас лишний раз даже шевельнуться не рискнет, не говоря уж о чем-то другом...

Незнакомец встал и махнул рукой — мол, все чисто, а у Олеи отлегло с души: мужчина не заметил цепочку, а это значит, что не стоит раньше времени впадать в отчаяние — они еще побарахтаются.

А вот и Сандр. Идет у ним не торопясь, с легкой улыбой победителя. За те дни, пока Олея его не видела, образ этого человека чуть стерся из ее памяти, зато сейчас при одном взгляде на него женщине вновь вспомнился бывший муж: довольно заметное внешнее сходство и такая же бесконечная уверенность в себе, в собственном превосходстве над другими... Глупо, но откуда-то из глубины души поднялась то ли острая неприязнь к Серио, то ли самая настоящая ненависть к Сандру. Усилием воли женщина отогнала от себя ненужные мысли: сейчас, когда дело идет о ее собственной жизни и смерти, не до каких-то там сравнений, пусть даже и очень личных.

Сандр же, подойдя к Белу, без разговоров ударил того кулаком в солнечное сплетение, а затем рванул ворот рубахи на его груди. Сняв с шеи Бела футляр, Сандр заглянул в него, и, довольно ухмыльнувшись, повесил футляр себе на шею. Олея понимала, о чем сейчас думает этот человек: все, он настиг долгожданную добычу, и теперь можно было отвести себе душу, поиграть примерно так же, как кошка играет с пойманными и придушенными мышами.

— Ну что, со свиданьицем вас... — усмехнулся он, явно наслаждаясь моментом. — Кстати, не советую даже шевелиться лишний раз — люди вы опасные, никогда не знаешь, что от каждого можно ожидать. Кто разок дерется — враз головы лишится. Понятно?

— Да.

— Ты, Бел, хорошо бегаешь — я уже начал всерьез опасаться, что в очередной раз выскользнешь из моих рук. А вот что касается тебя, блондинка, то вынужден сказать: выглядишь сейчас далеко не так хорошо, как в момент первой нашей встречи. Отощала что-то и кожа задубела...

— Ты как с острова ушел? — Олея и сама не поняла, как у нее вырвался этот вопрос.

— Что-что? — кажется, Сандр был искренне удивлен услышанным. — Надо же, подобного вопроса я никак не мог ожидать даже от такой дуры, как ты, да еще и в столь неподходящий момент. Блондинка, у тебя вот-вот кишки из живота полезут, но в голове только одно... Вернее, там как раньше ничего не было, так и сейчас не прибавилось. Конечно, от женщины не стоит ждать большого ума, но ты какая-то особенная дура!

— А мне вот тоже интересно, что на острове произошло после того, как мы оттуда ушли... — подал голос Бел.

— Слышь, Бел, похоже, что после общения с блондинкой мозги перекосило и у тебя! Неужто больше сказать нечего старому другу? Да еще после столь долгой разлуки...

— Почему же... — чуть усмехнулся Бел. — Дело в том, что наше расставание той ночью было... несколько сумбурным, так что с моей стороны вполне естественно проявить интерес к тому, как дальше пошли дела у моих старых и добрых друзей, с которыми нас разлучили суровые обстоятельства.

— Понимаю твой интерес. Что ж, последнее желание принято исполнять... — Сандр довольно ухмыльнулся едва ли не во весь рот, показав крепкие белые зубы. — После того как вы оба, быстренько снюхавшись меж собой, смотались с острова, да еще и прихватив то, что вам не принадлежит... В общем, стало понятно, что нам надо каким-то образом дотянуть до утра. Очухавшись, и получив от нас пару зуботычин, Иннасин-Оббо враз понял, что ему больше не стоит прикидываться ничего не знающим идиотом. Этот мерзавец быстро оценил обстановку, которая к тому моменту была весьма хреновой, и, спасая собственную шкуру, враз поставил новое заклинание против вампиров, а потом в два счета сварганил нужное зелье, от которого кар"дайл сдох через считанные минуты. Ну, а с утра на остров пришли те, с кем ранее договорилась эта сволочь, то есть Иннасин-Оббо. Естественно, они сразу поняли, куда вы пропали — этот стервец Иннасин-Оббо там все чуть ли не обнюхал и понял, как открывается потайной ход. А ты, блондинка, как оказалось, не только полная дура, но еще и редкая стерва — знала, как можно с острова уйти, но молчала. Жаль, что кар"дайл Рыжака сожрал, а не тебя! Если б я знал, с какой сукой все это время общался — сам бы тебя этой зверюге в пасть засунул, да еще и приятного аппетита ему б пожелал!

— Ты от темы-то не отвлекайся... — попросил Бел.

— Согласен — время дорого... Так вот, те люди нас допросили, а потом отпустили — все одно взять с нас им было нечего: артефакты вы утащили, а мы в той ситуации выглядели полными кретинами. В общем, мы с Юрлом пошли своей дорогой, а Иннасин-Оббо вновь стал о чем-то договариваться с властями Берена. Вот и все. Каждый стал искать вас своими методами. К сожалению, заклинание поиска ничего не дало: эти древние артефакты — перстень Сварга и древний манускрипт, — они прикрывали вас от любых магических поисков. В общем, пришлось применять добрые старые методы розыска.

— Но ведь ты нас каким-то образом нашел!

— Вы очень ловко уходили от преследования... — кивнул головой Сандр. — Но Юрл — это, я вам скажу, умнейший человек, и он сразу высчитал, что вы можете оказаться в Маргале, и даже предположил, где вы можете границу перейти. Он не ошибся. Вот мы сразу сюда и помчались.

— Понял! — кивнул головой Бел. — Интересно, на каких условиях вы договорились с властями Маргала? Ведь они вам и людей дали для поисков артефактов, и полномочия огромные предоставили. Неужто вы пообещали отдать им артефакты, а они в эту сказку поверили?

— Это вас не касается.

— А вот мне кажется, что вы и их хотите обмануть. Юрл не из тех людей, кто изменяет долгу и своей стране, тем более, что этот человек тоже служит в тайной страже. Он собирается выполнить полученный приказ и доставить артефакты в Танусию.

— И что тебя удивляет? Чтоб ты знал, я тоже держу слово: раз подрядился на эту работу — найти артефакты и доставить их Хозяину, то и выполню задание честно и до конца. Это Иннасин-Оббо продался с потрохами, да и ты, как оказалось, имел в этом деле свой интерес. Блондинку в счет не берем — этой дуре надо было перерезать горло в тот момент, как только нашли шкатулку с артефактами.

— Понятно. Ты и Юрл — каждый из вас перекрыл одну из тех дорог, по которым, как вы просчитали, мы и пойдем в Маргал. Так?

— Тут и скрывать нечего — все именно так и было. Должен со стыдом признать: на том постоялом дворе, где мы с вами случайно встретились — там я недопустимо облажался. Увы, свою ошибку я понял слишком поздно. Как видно, вы каким-то образом сумели напустить на себя морок, и это меня обмануло. Тогда, глядя на тех крестьян, что были на том дворе, меня словно что-то цапнуло, но я никак не мог понять, в чем дело. Сообразил только на следующий день, и то ближе к вечеру... А знаешь, Бел, в чем дело? Я знаю тебя давно, хорошо помню твои движения, походку, поворот головы... На том постоялом дворе был момент, когда селяне в испуге выбегали из зала, и я тогда еще обратил внимание: здесь что-то не так, но вот что именно не так — в то время понять не мог. А на второй день до меня внезапно дошло: у одного из тех крестьян была не только твоя походка, но и то движение руки, которым ты, мой старый друг, поправляешь свои волосы. Вот тогда я и повернул назад, пустился в погоню за вами, шустриками...

— Юрла ты, конечно, предупредил?

— Разумеется.

— Но ведь с тобой было десятка два крепких парней, а я сейчас слышал топот всего лишь нескольких лошадей...

— И что с того?

— Просто интересно, куда пропали твои подчиненные? Одного ты мог послать с донесением к Юрлу, трое с тобой... Остальные-то куда делись?

— Неужто так интересно? Ох, Бел, Бел, или как там тебя правильно зовут... Раз ты такой любопытный, то попробуй сам ответить на этот вопрос, а я тебе скажу, верно ты угадал, или нет.

— Чего там гадать, и так все ясно: вы напоролись на старателей и они рассказали вам про дикое золото. Вернее, вы заставили их рассказать. Так? От услышанного твои парни озверели, и сами захотели проверить слова старателей, и никакие угрозы с запугиваниями на них уже не действовали. Кто-то из твоих подчиненных полез в шахту вместе со старателями, а вернувшись, наотрез отказался идти дальше, выполнять полученное задание, а потом так же поступили и остальные. Блеск золота заменил голос рассудка, верно? Я могу понять этих парней: за свою верную службу каждый получает не так и много, не более сотни золотых монет в год (хотя, скорей всего, куда меньше), а тут одним разом можно обеспечить себя и своих близких на всю оставшуюся жизнь.

— Да уж, дисциплина в здешних войсках никуда не годится... — скривился Сандр. — В любом другом месте для поддержания порядка можно было бы перевешать с пяток самых рьяных любителей золота, и это прочистило бы мозги остальным, но тут... Парням словно затуманило головы, они ничего не хотели и не желали слушать.

— И в результате этих разборок пришлось бежать уже тебе с несколькими верными людьми, а не то возжелавшие золота парни могли бы свернуть твою шею. Злое золото — страшная вещь.

— Очень сомневаюсь, что многие из тех дезертиров сумеют разбогатеть. Все будет как раз наоборот: за это призрачное золото оставшиеся вскоре начнут резать друг другу глотки — я на такое уже успел насмотреться... Ну все, пора заканчивать наш затянувшийся разговор. Если честно, то он мне уже успел надоесть.

— А можно еще вопрос? — подала голос Олея. К этому времени у нее была залита кровью едва ли не вся одежда, но женщина боялась пошевелиться лишний раз — охранник Сандра (или его подчиненный — впрочем, для беглецов эта разница не имела никакого значения) стоял, несколько загораживая от нее самого Сандра, и внимательно следил за каждым движением лежащих на земле людей. Можно было не сомневаться, что при первом же подозрении этот человек готов пустить в ход метательный нож, который он держал в руке. Конечно, женщина уже приготовила цепочку для броска, но выбирала нужный момент, а его все не было. Если бы тот охранник отошел хотя бы на шаг с сторону, то можно было бы бросить цепочку так, чтоб она обхватила горло обоим, а вот если делать это сейчас, то основной удар придется на охранника, а Сандр, скорее всего, сумеет уклониться...

— Блондинка, ты еще не сдохла? — с любопытством покосился на женщину Сандр. — Явно тянешь с этим делом, не торопишься на тот свет, хотя давно пора там оказаться... Кстати, стерва ты наша стеснительная, меня тоже интересует ответ на некий вопрос: отчего ты никому не сказала, что умеешь обращаться с плеткой? Мне о том умении чуть ли не сказочные истории поведали, и с такими подробностями, что остается руками разводить. Ай-яй-яй, как можно быть такой скрытной? Я, чтоб ты знала, большой любитель подобных забав, и должен сказать, что ты лишила себя множества острых ощущений. Ох, как бы мы с тобой могли развлечься на пару... А сейчас, с распоротым животом, ты, скажем так, сильно на любителя и вряд ли кому пригодишься.

— Я хочу спросить про того жреца вайду... — Олея тянула время, выискивая момент, чтоб Сандр хоть ненадолго шагнул в сторону. — Неужели он все еще жив?

— Ты что, дура? — искренне удивился Сандр. — А впрочем, кого я об этом спрашиваю... Да уж, ты нашла самый подходящий момент, чтоб поинтересоваться этим вопросом. В очередной раз убеждаюсь, что ты настоящая блондинка без мозгов. Просто удивительно, какие среди них встречаются идиотки! Но уж если тот жутковатый старик произвел на тебя такое впечатление, то скажу: старикашку кокнули, правда, и он успел много крови попортить. Чтоб отправить его многогрешную душу на Темные небеса, власти Берена нагнали невесть сколько солдат и магов, однако того жреца так просто было не взять. Он даже своих зомби в бой направил... Там, по слухам, была такая заварушка, что от увиденного у многих волосы на голове дыбом вставали. Эх, надо было бы тебя, блондинка, у него оставить — вот старикан бы порадовался... Все, хватит болтовни. Давай... — и Сандр кивнул стоявшему рядом с ним мужчине. — И побыстрей...

Тот молча шагнул вперед, и в тот момент беглецы увидели, что сам Сандр ударил мужчину длинным узким ножом в основание черепа. Растерявшаяся Олея пропустила момент для броска, и сейчас в недоумении ждала, что же будет дальше. Главное, сейчас Сандр остался без прикрытия, и она сможет ударить в любой момент. Только вот зачем он убил этого человека?

— Чего-то подобного я и ожидал... — раздался голос Бела. В отличие от Олеи, он был спокоен, или же казался таковым. — Ты только что раздобыл вожделенные артефакты и убрал последнего из тех людей, кого приставили к тебе власти Маргала. Тут тоже не дураки сидят и понимают, что можно ожидать от таких, как ты. К сожалению, с вами они просчитались... Сейчас ты добился почти всего, что хотел сделать, и теперь тебе надо добраться до Танусии. Интересно, если бы те парни, что были даны тебе в помощь, — если бы они не остались у старателей, как бы ты от них избавился? Наверняка траванул бы всех одним разом. Выпить бы предложил за удачный исход дела, или что-то вроде того...

— Вот что мне в тебе нравится Бел, так это то, что ты не дурак, и соображаешь как надо. Даже долгое общение с блондинкой заметно не сказалось на твоих умственных способностях.

— Никак, на встречу с Юрлом торопишься? — продолжал Бел. — Думаю, вы с ним уже заранее все просчитали и договорились, где именно встретитесь и как будете добираться до Танусии, если один из вас сумеет раздобыть артефакты.

— С тобой, Бел, очень интересно разговаривать, только вот с прискорбием должен сообщить: парень, твое время вышло. Извини, но ты мне так напакостил и доставил столько неприятностей, что я с удовольствием выпущу из тебя дух. А потом вытряхну кишки из блондинки... Кстати, второе я сделаю с особым удовольствием. Но пока, Бел, пообщаемся с тобой... — и Сандр, держа в руке все тот же нож, шагнул к Белу.

Все, — поняла Олея, — все, сейчас самое время. Сандр уверен в своей силе, удаче, а заодно и в том, что этим двоим никуда от него не деться и они уже почти мертвы, так что его внимание несколько ослаблено. В этот момент Сандр отвел глаза в сторону, а Олея вскинула руку, освобождая цепочку, и резко крутанула ею в воздухе, а затем сверкающее кольцо, вращаясь, полетело к Сандру. Тот обернулся на непонятный свист и увидел большое серебряное кольцо, летящее к нему по воздуху. Мужчина инстинктивно поднял руку с зажатым в ней ножом, и часть этого серебряного кольца ударилась о нож, зато вторая половина цепочки туго обхватила шею мужчины, напрочь перекрывая дыхательные пути и не давая дышать.

Сандр, выронив нож, обоими руками схватился за горло, пытаясь сорвать с шеи удавку, но тут в дело вступил Бел. Все еще лежа на земле, он своими спутанными веревкой ногами подсек ноги стоящего рядом Сандра, а когда тот упал на землю, Бел навалился на него всем телом, и уже сам свел пальцы на шее бывшего сослуживца...

Первое, что сделал Бел, когда распутал свои ноги — стремглав бросился к Олее. Мужчина был бледен, но вряд ли причиной этого был Сандр, неподвижно лежащий неподалеку со сломанной шеей.

— Что с тобой?! — Бел едва ли не рухнул на колени перед женщиной. — Жива?! Покажи рану...

— Жива я, жива... — Олея боялась оторвать руку от раны. Ей казалось, что там, и верно, находится глубокое ранение, такое же, какое было когда-то у Бела. Впрочем тот, кажется, думал примерно так же...

— Олея, покажи свою рану! Сколько крови...

— Боюсь...

— Дай посмотрю... — Бел мягко отвел в стороны руки женщины. — Только не мешай...

— Ну, что там? — хотя муж только стал осматривать след от ножа, но Олее уже не терпелось получить ответ.

— А знаешь... — в голосе мужчины Олея услышала облегчение. — Знаешь, тебе, кажется, в каком-то смысле повезло. Рана не очень глубокая, края чистые, ни один орган не задет... Но почему ты хваталась за живот? Ведь ранение у тебя не там...

— Мне нужно было Сандра обмануть, и это, кажется, удалось. Он решил, что у меня куда более серьезная рана, чем есть на самом деле. Ведь если бы он сомневался, то ударил еще раз, уже наверняка. К тому же крови, и верно, было много...

— У тебя получилось обмануть не только Сандра, но и меня тоже. Я чуть с ума не сошел! Погоди... — и Бел, скинув с себя рубаху, стал рвать ее на полосы.

— Ты что делаешь?

— Тебя же надо перевязать! Смотри, сколько крови потеряно!

— Но...

— Помолчи немного, а! Тебе силы надо беречь. Такая кровопотеря...

— Да со мной вроде все в порядке...

— Вот именно — вроде!

Олея смотрела на то, как муж аккуратно вытирал ее кровь, а потом туго перевязывал рану, довольно жутковатую на вид, причем старается делать это так, чтоб причинить жене как можно меньше боли. Такую заботу женщина ранее видела только от матери, а чтоб супруг относился к ней так нежно-трогательно... Подобное для Олеи было совсем непривычно. Невольно вспомнились слова ее бабушки: любящий мужчина делает то, что ты у него не просишь, но в чем по-настоящему нуждаешься... В этом вопросе бабуля (да будет ей земля пухом!) была права.

Однако сейчас не до нежностей. Беглецы по-прежнему были в опасности, а у Олеи оставалось еще немало вопросов.

— Бел, а откуда они...

— Думаю, эти люди давно шли по нашим следам, и, скорей всего, в последнее время мы опережали их всего на несколько часов. А еще у них наверняка была карта этих мест, и они искали близь дороги те места, которые наиболее подходили для нашей ночевки. Сандр был парень толковый, далеко не дурак, понимал, где нас можно найти. Обложил нас со всех сторон и довольно умело, особенно если учесть, как мало у него осталось людей...

— После посещения старателей?

— Верно. Там, думаю, такие страсти кипели...

— Бел, мне сегодня вспомнился Иннасин-Оббо. Помнишь, как он нам гадал?

— Конечно, помню. Мне тогда выпали долг, нора и неопределенность. Я даже растерялся — что ни говори, а колдун был прав, и еще тогда можно было понять, что к чему. И потом, пророчества Иннасин-Оббо сбываются не буквально, хотя в целом все верно. Моя кличка — Барсук, я находился здесь на задании и по долгу службы, а что с нами будет дальше — о том было еще неизвестно, но я пытался сделать все, чтоб выполнить полученный приказ.

— А что там было у Сандра?

— Пыль, след и кольцо. В принципе, так оно и вышло, все, что предсказывал колдун: он шел по нашим следам, выискивая их чуть ли не в пыли, а кольцо... Ну, летящее по воздуху серебряное кольцо видели мы все. Помнится, Иннасин-Оббо говорил, что оно приведет его к смерти.

— Да уж... — Олея покосилась в сторону неподвижно лежащего Сандра. Ну надо же, рядом находится убитый ею человек, а она относится к нему, почти как к неодушевленному предмету и не чувствует за собой никакой вины. Все верно: тут кто первым ударит — тот и жив останется. — Бел, нам надо уходить, и поскорей, а не то вдруг кто покажется на дороге! Все же сейчас утро, и здешние крестьяне должны направляться по своим делам...

— Конечно... Ты как, можешь ехать?

— Я даже идти могу.

— Хм... Ладно, я сейчас приведу лошадей, а ты сиди спокойно и постарайся не шевелиться — пусть твоя рана хоть чуть-чуть затянется.

— Куда мы направимся дальше?

— Решим по дороге. Главное, чтоб с тобой ничего не произошло, иначе я себе этого никогда не прощу! Вот, возьми... — Бел подобрал хлыст Олеи, лежащий в стороне, им протянул его жене. — Мне так будет спокойнее...

Муж, забрав у лежащего Сандра футляр с артефактами, отошел в сторону, а Олее вдруг вновь пришел на память Серио. Она невольно сравнила его с Белом, и ей вспомнились еще одни слова бабушки, которые она как-то произнесло своим внучкам: не ищите прекрасного рыцаря, ищите любящего мужчину, того, с которым можно жить долго и счастливо. Красота, мол, приглядится, а душа останется...

Похоже, Олее в голову опять приходит что-то не то. Наверное, сказывается рана и потеря крови. Побыстрей бы вернулся Бел, и им надо уматывать отсюда как можно скорей, и дальше пробираться как можно более незаметней — все же где-то остался Юрл, а от этого человека двум уставшим и раненым людям так легко не уйти.

Глава 19

Приближался вечер, и Олея невольно выискивала взглядом постоялый двор при дороге. Хоть бы какой-нибудь попался, пусть даже самый захудалый, главное — чтоб в нем можно было передохнуть, а заодно и переночевать. И хотя женщина все еще держалась в седле, но чувствовала она себя не просто плохо, а очень плохо. Постоянно хотелось пить, перед глазами дрожали черные мушки, кружилась голова, а спать хотелось так, что веки закрывались сами собой. Как бы не свалиться с лошади... Ну да, все верно, крови она потеряла достаточно, вот последствия и дают о себе знать..

Неподалеку ехал Бел, и только ради него Олея старалась держаться не просто бодро, но даже улыбаться. У парня и без нее забот полно — он следит за дорогой, а заодно присматривает за теми лошадьми, которых забрал на поле боя, а животные, естественно, требуют внимания, пригляда и ухода

Эти четыре лошади, которые остались без хозяев, пришлись беглецам как нельзя более кстати: сейчас Олея и Бел изображают из себя семейную крестьянскую пару, которые гонят на продажу лошадей. А что такого, в Маргале живут такие же люди, как и в иных странах, и у них, бывает, случаются сложные жизненные обстоятельства, которые вынуждают некоторых бедолаг распродавать все свое добро, часто скопленное непосильным трудом. Ну, а за справных лошадей в небогатых провинциальных местах хорошую цену не возьмешь, вот продавцы и вынуждены отправляться в большие города, где есть рынки, торгующие живностью.

Все так, да только обстоятельства сложились таким образом, что ближайший из таких вот рынков находится в столице Маргала, а туда соваться никак бы не хотелось — слишком опасно: там и стражи куда больше, чем на дорогах, и она куда внимательней, а приметы Бела и Олеи наверняка есть почти у всех стражников Только и остается надеяться на то, что беглецам каким-то образом удастся миновать столицу.

Тогда, после схватки, обыскивая вещи погибших, в седельной сумке коня, принадлежащего Сандру, Бел, как и предполагал, отыскал карту Маргала, выполненную на тонком куске хорошо выделанной кожи. Внимательно изучив ее, мужчина только головой покачал: оказывается, по старым, полузаросшим травой дорогам беглецы добрались едва ли не до середины Маргала. Что ж, их можно поздравить: за короткое время они сумели отмахать такое расстояние!

Все это хорошо, только вот та неширокая дорога, по которой все это время двигались беглецы, вскоре должна была слиться с одной из основных дорог этой страны, да и места тут становились куда более обжитыми. Становилось понятным, отчего в последнее время на пути Олеи и Бела стали чаще попадаться поселки, да и прохожих встречалось все больше.

Кстати, в другой седельной сумке, принадлежащей Сандру, обнаружились бинты и какая-то незнакомая мазь неприятного сероватого цвета, находящаяся в плотно закрытой деревянной баночке. Бел, хотя и прихватил с собой эту мазь, но использовать не стал — кто знает, для чего она нужна? Если для заживления ран, то хорошо, и даже замечательно — чуть позже ее можно использовать по ее прямому назначению, только вот нет никакой уверенности в том, что эту мазь можно использовать именно для лечения. Зная Сандра и его привычки, вполне можно предположить, что сероватая масса в коробочке может быть применена и для отравления.

Кроме того, обыскивая незнакомцев, Бел просто-таки набил седельные сумки своих лошадей самым разным оружием — похоже, что эти убиенные были, если можно так выразиться, мастерами на все руки, и оружия при них хватало. Впрочем, беглецы разжились не только оружием, но и приличной суммой денег — во всяком случае, кошелек, который находился у Бела, стал довольно увесист, и золота там было вполне достаточно.

Карта не обманула: к полудню беглецы выехали на одну из основных дорог, и здесь, конечно, движение было куда более оживленное. Хотя Олея и Бел отныне не могли нестись во весь опор по дорогам — все же они изображали из себя торговцев лошадьми, но зато, двигаясь среди остальных путников, ничем от них не отличались. Даже стражники, которые не раз встречались на дороге — и они не обращали особого внимания на небольшой табун и двух сопровождающих его крестьян, тем более, что это была самая обычная картина: селяне гонят лошадей на продажу. Лошади, правда, хорошие — кто ж спорит?, но со старыми клячами на столичных рынках делать нечего...

К вечеру Олея уже еле держалась в седле. Вопрос был лишь в том, где Бел остановится на ночь. Женщина уже готова была просить мужа остановиться где угодно, лишь бы она могла прилечь и уснуть. Конечно, ни о каких ночевках под открытым небом сейчас не могло быть и речи, и беглецам оставалось лишь найти подходящий постоялый двор.

Такой отыскался в большом селении, стоявшем на перекрестке нескольких дорог. Вернее, там было целых три придорожных гостиницы, две сравнительно небольших, но зато третья была именно такой, какая и требовалась беглецам: немалых размеров, шумная, многолюдная, с большим загоном для животных. Тут, среди множества постояльцев, можно если не затеряться, то, хотя бы, слиться с общей толпой, стать как можно более незаметными.

Несмотря на то, что постоялый двор был почти полон, маленькая комнатка для Бела и Олеи все же нашлась. Пусть она оказалась совсем маленькой и полутемной, но беглецы были рады и этому. Главное: хоть какое-то время их тут никто не потревожит. Во всяком случае, на подобное они очень надеялись.

Первое, что сделала Олея — упала на лежанку в отведенной им комнате, и почти сразу провалилась в глубокий сон, который был куда больше похож на падение в глубокую яму. Однако через какое-то время Бел растолкал жену.

— Я ненадолго уйду. Надо проведать лошадей и принести поесть.

— А еще воды. И побольше — у меня во рту пересохло.

— Да, верно, тебе надо пить, и чем больше, тем лучше. Дверь я закрою на ключ, а ты пока спи. Постараюсь вернуться как можно быстрей. Если в мое отсутствие в дверь будут стучать, не отзывайся.

— Не бойся: не отзовусь, и уж тем более никому не собираюсь дверь открывать.

Когда Бел ушел, и в замке заскрипел ключ — вот тогда Олея, вновь укладываясь спать, поняла, что ее рану совсем недавно перевязали чистыми бинтами. Видимо, когда она спала, Бел и сделал перевязку. Надо же, а она этого и не заметила — похоже, ее сон куда больше смахивал на обморок. Вновь засыпая, Олея думала о том, какой замечательный у нее муж...

Утром, глядя на Бела, Олея поняла, что он не спал всю ночь. Похоже, все это время он просидел возле нее, и чуть задремал лишь под утро. Однако стоило женщине пошевелиться, как Бел открыл глаза.

— Как себя чувствуешь? — в голосе мужа была неподдельная тревога.

— Вообще-то около дела... — Олея прислушалась к себе и к своим ощущениям. Рана, конечно, побаливала, но это была вполне терпимая, ноющая боль. Сознание ясное, голова почти не кружилась, да и настроение было неплохим. — Можешь считать, что у меня все хорошо.

— Хотелось бы на это надеяться...

— Да все у меня в порядке! Вот только пить по-прежнему хочется.

— Ну, это не проблема — вода еще есть.

И верно: на низком колченогом столике стояли три кувшина, и из одного Бел налил почти полную кружку воды.

— Соблаговолите принять, моя дорогая! — хмыкнул муж, протягивая ей щербатую кружку. — Как говорится, кушайте на здоровье!

— Эк, как вы любезны! — Олея с удовольствием выпила тепловатую воду с чуть заметным привкусом мела. Похоже, в здешних местах вода пробивается наверх, выходя из известковых пластов. — Только вот для чего ты взял три кувшина воды?

— Не три, а два. В третьем, чтоб ты знала, находилось молоко.

— Почему находилось? Неужели я его выпила? Целый кувшин?

— Да. Правда, брыкалась, кашляла и даже пыталась ругаться, когда я в тебя его вливал, но ничего, проглотила все. Впрочем, попробовала бы этого не сделать...

— А зачем нам с тобой тогда еще два кувшина воды? Одного бы хватило за глаза!

— Дорогая моя, спешу сообщить, что ты только что изволила докушать последнюю воду, которая еще оставалась в этой комнатенке.

— Ты хочешь сказать, что я одна выпила все это? Кувшин молока и целых два кувшина воды?!

— При потере крови первое дело — пить как можно больше жидкости. Это тебе любой лекарь скажет. Вот мне и пришлось действовать таким образом, как с ранеными солдатами поступают их товарищи.

— То есть ты меня поил всю ночь?

— Ну что-то вроде того.

— Погоди... — растерянная Олея оглянулась по сторонам, и осторожно провела ладонями по своему лицу — А зеркала здесь нет?

— Зачем?

— Надо! И если можно, то побыстрее!

— Извини, не понял...

— Тот есть как это "не понял" и как это "зачем"?! Ведь если я выпила столько жидкости за одну ночь, то... Да у меня же все лицо отечет! Наверняка уже есть и мешки под глазами, и сама выгляжу, как тыква!.. Ты что смеешься? Лично я повода для смеха не вижу... Да в чем дело?

Но Бел, кажется, не слышал последних слов Олеи. Уткнувшись лицом в набитую соломой подушку, он не просто смеялся, а хохотал. Хотя парень и пытался сдерживаться их последних сил, но это у него плохо получалось. Вон, даже слезы от смеха потекли...

Причин такого непонятно и безудержного веселья Олея не могла понять до тех пор, пока Бел не отсмеялся, но и тогда время от времени он еще фыркал, отгоняя очередной приступ веселья.

— Не обижайся, но... Просто я сейчас раз и навсегда понял, настолько велика разница в рассуждениях мужчин и женщин. Ни один из моих знакомых, потеряв после ранения столько крови, не сказал бы такого!

— Не вижу ничего смешного! — Олея была почти что обижена. — Да у меня, наверное, сейчас щеки из-за спины торчат! И вместо глаз одни щелочки! Смотреть противно!

— Успокойся! — фыркнул Бел, в очередной раз пытаясь сдержать приступ накатывающего веселья. — Аристократическая бледность тебе к лицу...

— Ну, знаешь ли!..

По счастью, в этот момент по коридору, громко ругаясь, прошли несколько человек, и беглецы вновь вспомнили, что их дорога еще далеко не кончена.

— Бел... — тихо произнесла Олея, — Бел, когда же мы с тобой, наконец, дойдем до дома?

— Кто бы мне ответил на этот вопрос... — так же негромко ответил тот. — Если бы мы шли по тому пути, по которому шли за артефактами... Ты ведь помнишь наш маршрут? Ну, то, как мы вышли из Руславии и отправились на поиски похищенных артефактов.

— Да, конечно, помню. Из Руславии мы направились в Байсин, потом на нашем пути был Маргал, а затем Берен с его артефактами и прочей мерзостью...

— Верно. Увы, но из Берена мы пошли не назад, по уже известному пути, а в сторону — у нас просто не было иного выхода, нужно было уйти от погони. В общем, чтоб вновь оказаться в Маргале, нам пришлось описать огромную дугу по нескольким соседним странам.

— Но ведь сейчас мы сумели оторваться от преследователей?

— Мы выиграли всего лишь совсем немного времени. Посуди сама: Сандр сказал, что они с Юрлом наобещали властям этой страны достать перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора Троих. Очевидно, аргументы этой пары были достаточно убедительными, раз власти Маргала предоставили в распоряжение Сандра и Юрла не только людей, но и все необходимое, вплоть до разрешения творить на территории этой страны все, что их душе угодно: вспомни нашу с ним встречу на постоялом дворе близь границы и то, как вольно вели себя те, кто прибыл с Сандром.

— Как же, помню.

— Так вот, те, кто стоит у власти — они, как правило, не дураки, понимают, что можно ожидать от таких, как Сандр и Юрл, и что бы они не говорили и не обещали, но без пригляда их вообще оставлять не стоит. А уж если дело касается таких вещей, как древние артефакты, то в этом случае властям ситуацию вообще не стоит выпускать из-под контроля. Я более чем уверен, что за отрядом Сандра следовал еще один отряд, чтоб исключить возможность нарушения Сандром его обязательств.

— А ведь и верно...

— Наверняка тем людям был отдан строгий приказ: следить за Сандром, и в случае обнаружения им артефактов сделать все, чтоб эти сокровища достались властям Маргала, а не ушли куда-то на сторону. Как говорится: доверяй, но проверяй. Любому понятно: если кто-то умудрился добыть такие сокровища, то тут сложно удержаться от соблазна сказочно разбогатеть самому.

— С этим я согласна. Но ведь после того, как Сандра и его товарищей не стало... В общем, ведь мы больше никого не видели! И нас, кажется, никто не преследовал.

— Думаю, нам с тобой в очередной раз повезло, и тот второй отряд тоже задержался у старателей. Возможно, тут сыграло свою роль и раннее утреннее время, когда Сандр нас настиг: что ни говори, а те, кто следил за отрядом Сандра, старались держаться от них на достаточно большом расстоянии и не привлекать к себе излишнего внимания. Наверное, второй отряд вышел за Сандром несколько позже. Естественно, увидев, что их подопечный мертв, те парни обследовали все вокруг, восстановили картину произошедшего, а потом пустились вслед за нами. Они поняли, что мы не просто ушли, а еще и угнали лошадей, то есть за нами остался устойчивый след в прямом и переносном смысле этого слова. Так что наши преследователи не только видели, куда им следует идти, да еще и опрашивая жителей в поселках при дороге. На наше счастье, мы успели выйти с проселочной дороги на основную, а проезжающих тут хватает, в том числе и тех, кто ведет с собой не одну, а несколько лошадей. В любом случае те парни должны были дать сигнал тревоги, и нам с тобой передвигаться по Маргалу сейчас будет куда сложней.

— Что предлагаешь?

— В первую очередь надо избавиться от лошадей.

— Как? Оставить их на постоялом дворе?

— Годится как вариант на самый крайний случай, но, думаю, нам удастся их продать.

— Кому?

— Тут остановился еще один торговец лошадьми. Я с ним еще вечером потолковал, предложил ему купить со скидкой наших лошадей: жена, мол, в дороге заболела, надо срочно домой возвращаться. Он в эту историю не очень поверил, но лошадей посмотрел. Сказал, что подумает.

— Ну, и сколько же он будет думать?

— Мы с ним вскоре должны встретиться в общем зале. Договаривались на утро.

— Не боишься, что он тебя обманет?

— Судя по его хитрой роже с кристально-честными глазками... Не сомневайся — обманет обязательно, причем прокатает по-полной. Ну да ладно, переживем это дело, тем более что деньги сейчас не главное. Ты мне лучше ответь: уверена, что выдержишь дорогу?

— Конечно выдержу, что за вопрос! Я себя сейчас чувствую просто замечательно!

— Врешь, конечно... — вздохнул Бел. — Но я вынужден принимать твои слова на веру...

... Не прошло и получаса, как беглецы неторопливо шли по пыльной улочке проселка, направляясь как можно дальше от постоялого двора. Оба чуть прихрамывали, ноги все еще болели, и передвигаться быстрее им было сложно.

— Бел, а как же наши с тобой лошади? — не выдержала Олея. — Мы что, оставляем их здесь?

— Я их тоже продал. Вместе со всеми остальными.

— Как?!

— Так надо. Наверняка у тех, кто идет за нами, есть описание не только нас, но и масти наших лошадей. Не стоит рисковать лишний раз.

— А как же мы с тобой...

— При случае купим новых.

— Ну, если так... Хоть скажи, сколько тебе тот купец заплатил, которому ты всех наших лошадей продал?

— Заплатил? — удивительно, но обычно сдержанный Бел едва не ругнулся. — Да он меня, можно сказать, ободрал, как липку! Все шесть лошадей ему достались почти что бесплатно! Это ж не деньги, а горькие слезы! Нищим у храмов из жалости и то больше подают! Грабителям дорог у этого прохиндея надо поучиться, как людей по миру пускать с пустым карманом! Знаешь, мне так хотелось из него душу вытряхнуть, что я еле сдержался! Это даже не бандит с большой дороги, а некто из тех, у кого нет ни стыда, ни совести!

— Похоже... — улыбнулась Олея, — похоже, этого торговца лошадьми ты никогда не забудешь!

— Вот уж нет... — буркнул Бел. — Как вспомнишь такого жлоба с его невинными глазками — так сразу изжога замучает. О таких людях лучше забывать раз и навсегда.

— Что же мы будем делать сейчас? Бел, куда мы идем?

— Я уже успел столковаться с одним возницей. Тут, чтоб ты знала, есть люди, которые зарабатывают перевозкой не только товаров, но и людей. Он нас уже ждет. Только перед этим заскочим в одну из местных лавчонок.

— Зачем?

— Нам надо купить новую одежду, а заодно и еще сделать кое-что...

Выйдя из небольшой лавочки и зайдя за угол, Бел отложил в сторону одну длинную рубаху, всю остальную купленную одежду свернул в комок, и протянул его Олее.

— Быстро приладь это себе на живот.

— Зачем? — недоуменно спросила женщина.

— Все за тем же. Я сказал вознице, что моя жена находится, как говорится, в интересном положении, а нам надо срочно ехать к родне. Только оттого, мол, я и вынужден нанять повозку — жене сложно передвигаться. Так что тебе необходимо изобразить... ну, знаешь, что нужно, только чтоб живот был побольше.

— Насколько больше? — поинтересовалась женщина, засовывая тугой сверток одежды под широкую рубашку и стягивая нижнюю рубаху ремнем, чтоб комок ткани оставался на месте.

— Нужно чтоб было, так сказать, порельефнее... Потом наденешь на себя эту длинную рубаху — так здесь будущие мамаши ходят. В общем, тебе надо соответствовать.

— Сделаем! — хмыкнула Олея. — Ну, что скажешь?

— Надо немного подправить...

— А думала, ты одежду купил для того, что мы переоделись.

— Это позже.

— И куда же мы сейчас поедем?

— Нам с тобой надо продвигаться к границе, и в то же время неплохо бы сбить со следа погоню. Было бы хорошо, если бы они решили, что мы направляемся в столицу Маргала — я в дороге на всякий случай сделаю пару оговорок.

— Как я выгляжу сейчас? Похожа на даму в интересном положении? — Олея сделала несколько шагов взад и вперед. — Итак, твое мнение?

— Знаешь, тебе идет... — усмехнулся Бел. — Даже весьма. И я всерьез начинаю задумываться... Ну, о чем именно — об этом я тебе потом скажу. Ночью.

— Жду с нетерпением! — фыркнула Олея. — Хотя вы, мой дорогой, все что-то обещаете, обещаете, но вот что конкретно — никак не пойму. Право, теряюсь в догадках! Не намекнете ли этак прозрачненько, о чем именно идет речь?

— Я мальчонка робкий, стеснительный, говорить не приучен, а уж намекать — это для нас, сиволапых, вообще труд непомерный! Мы уж с тобой пообщаемся как-нибудь по-простому, без лишних слов...

Через какое-то время, сидя в небольшой крытой повозке, беглецы ехали по оживленной дороге, которая вела в столицу. Народу на той дороге хватало, иногда проезжали стражники. Не сказать, что старая повозка двигалась уж очень быстро, да и обоих лошадей, запряженных в эту повозку, при всем желании рысаками было никак не назвать. Ехать таким образом несколько непривычно, медленно, но зато довольно безопасно. Конечно, не сказать, что старые клячи еле плелись, но и быстрой эту езду никак не назвать.

Пару раз повозку останавливали стражники, и вряд ли что-то привлекло их внимание — скорее, это было сделано для порядка. Впрочем, стражники не увидели ничего подозрительного: старая повозка, в которой сидят двое небогато одетых селян. Конечно, в любое другое время прижимистые крестьяне ни за что не стали бы тратить деньги на повозку, скорее, они пошли бы пешком, но судя по огромному животу бабы, у этих двоих просто не было иного выхода, а ехать им, как видно, надо позарез...

Бел держал Олею за руку, а она, прислонившись к плечу мужа, постепенно задремала под стук колес. Что бы Олея не говорила Белу, но чувствовала она себя не очень хорошо, и сейчас ее глаза закрывались сами по себе.

Внезапно женщине вспомнился Серио, бывший муж, и из памяти всплыло, казалось бы, давно забытое... Это произошло менее чем через полгода после их свадьбы. Дело было зимой, тогда Олея сильно простудилась, заболела, болезнь протекала так, как и положено в таких случаях: озноб, жара, кашель, болезненно воспаленное горло... Женщина лежала не под одним, а по двумя одеялами в жарко натопленной комнате, но ей все равно было холодно. Она даже дышала с трудом, а чувствовала себя настолько плохо, что все буквально расплывалось перед ее глазами. Серио не отходил от жены ни на шаг, сам давал ей лекарство, не пошел на работу — он тогда просидел не только всю ночь, но и весь день возле жены, и им было просто хорошо вдвоем. Олея навсегда запомнила его слова, которые Серио сказал ей тогда: "Олеюшка, знала бы ты, как я тебя люблю! Баб было много — не спорю, но я никогда не думал, что способен на такие чувства! Смотрю на тебя — и сердцем оттаиваю. Мне страшно подумать, что тебя может не быть рядом со мной, или же что я мог никогда не встретить тебя! И не хворай, поправляйся, а не то мне твоя болезнь — как ножом по сердцу! Ведь люблю же я тебя, дурочку такую...". Ни раньше, ни позже Олея не слышала таких слов от мужа.

Более того — он даже одернул свою старшую доченьку, когда та на следующий день заявилась к ним в гости. Как обычно, без приглашений распахнув дверь в комнату и увидев лежащую в кровати мачеху, наглая девица поинтересовалась у отца, с какой стати эта толстая корова днем валяется на кровати? Если ей делать нечего или не знает, чем заняться, то пусть лучше пробежится по дому и растрясет жирок на боках. Мол, если эта так называемая жена вздумала в очередной раз ныть или притворяться больной, то могла бы придумать что похитрей, а то сейчас просто с души воротит при одном взгляде на эту скулящую и раскисшую бабу!.. И тут Серио (на памяти Олеи это случилось один-единственный раз) резко одернул свою дочь и велел ей убираться из дома — дескать, вернешься только тогда, когда научишься вести себя должным образом и разговаривать со старшими, как положено!.. Помнится, в тот день Олея едва не заплакала от радости, считая, что муж, наконец-то, решил приструнить свою излишне распущенную дочь.

Увы, но уже на следующий день белобрысая девица вновь расхаживала по их дому, обливая презрением свою молодую мачеху, а Серио даже не напомнил дочери о вчерашнем разговоре. А потом... Не прошло и трех дней после того, как Олея поднялась с кровати и еще не совсем здоровая ходила по дому, как однажды муж (у которого случились какие-то неприятности в торговле) вернулся домой крайне раздосадованным и за какой-то пустяк грубо наорал на Олею, а чуть позже, окончательно разозлившись, в присутствии всех домашних выкинул за окно приготовленный женой обед: научись, мол, готовить, безрукая, а заодно привыкай относиться к мужу с должным почтением! Дескать, надо бы тебя вернуть назад, твоим родителям, чтоб знали, что за никудышную бабу они мне подсунули!.. Лучше б ты, женушка бестолковая, и верно — домом бы занималась, как следует, и хозяйство вела, как положено, а не болезни у себя выискивала, да изображала, что нездорова!.. На тебе, корова такая, пахать можно...

Ой, не надо об этом вспоминать! Наверное, она действительно не совсем здорова, раз ей внезапно пришло на память то, от чего до сей поры становилось горько на душе и болело под левой лопаткой. Что было — то прошло, и вспоминать о том не стоит, тем более что эти невеселые мысли сейчас никак ни к месту и не ко времени!

Прижавшись к плечу мужа, Олея уснула, и проснулась лишь после того, как Бел разбудил ее. Оказывается, она проспала немало времени, и сейчас было уже за полдень.

Как следует не проснувшись, женщина стала оглядываться по сторонам. Повозка стояла на каком-то шумном и людном месте, неподалеку находились все те же невысокие глинобитные дома, пахло пылью и готовящейся едой. Все понятно: они прибыли в очередной поселок при дороге, и, похоже, Бел подрядил возницу доставить их именно сюда. Ну да, так оно и есть — возница протянул руку в ожидании обещанных монет.

Чуть позже, идя по пыльной улочке поселка, Олея просила:

— А почему мы приехали сюда?

— Во-первых, мы понемногу двигаемся в сторону границы, а во-вторых погоню с пути сбиваем. Такие вот относительно небольшие поездки на пару десятков верст или немного больше того — здесь дело обычное, а в первую очередь будут искать тех, кто путешествует или верхом, или же в экипаже, но на большие расстояния.

— То есть мы сейчас снова наймем возницу с крытой повозкой?

— Верно. Еще надо одежду сменить, так что доставай припрятанную одежду. Так что ты у нас враз разрешишься от бремени и снова окажешься при стройной фигуре. Сейчас мы с тобой быстренько переодеваемся, перекусим — и снова в дорогу.

— Ну, и куда мы с тобой направимся дальше?

— Все туда же, к границе меж Маргалом и Байсином, но до нее, вообще-то, еще надо добраться. Путь мы, конечно, постепенно сокращаем, но хотелось бы делать это побыстрей. Кстати, ты хромаешь.

— Ты, между прочим, тоже. Здорово ногу растрясло?

— Не сказать, что очень сильно. Но побаливает, зараза! Кстати, этот факт — нашу хромоту, тоже надо использовать в свою пользу. А пока пошли на рынок — вон, пока еще торгуют. Купим самое необходимое...

Не прошло и часа, как беглецы сидели в повозке, которую можно было назвать даже не старой, а чуть живой, которая при том совершенно непонятным образом еще умудряется передвигаться, не теряя своих частей. Эта постукивающая и скрипящая древность неторопливо катила по дороге, и сидящие в ней люди глотали пыль, поднятую копытами старых лошадей. Оставалось надеяться на то, что это средство передвижения не рассыплется до того, как доедет до обещанного места. Увы, в этот раз повозка не была крытой, и к тому же в ней не было хотя бы малейших удобств: единственная роскошь — несколько охапок соломы, брошенных на дно телеги. На ней и сидели люди, мотаясь из стороны в сторону каждый раз, когда подрагивающие колеса попадали в очередную колдобину на дороге.

Трясясь на тонком слое старой соломы, Олея с тоской думала о том, что они, кажется, на этот раз ошиблись с выбором средства передвижения. Конечно, в дороге бывало разное, но эта постоянная тряска под жарким солнцем кого угодно могла довести до изнеможения или до белого каления. Почему же они уселись в эту чуть живую развалину? Ответ просто: в направлении, нужном беглецам, как раз ехала эта так называемая телега. Об этом Бел узнал совершенно случайно на постоялом дворе, куда они с Олеей зашли перекусить. Вернее, не узнал, а услышал, как какой-то селянин, даже не выйдя из повозки, а выпав из нее на негнущихся ногах, громко ругался, высказывая вознице все, что он думает как о нем, так и о том никудышном ящике на колесах, который по недоразумению именуют повозкой. Такой удобный случай упускать не стоило, и Бел, схватив Олею за руку, едва ли не бегом кинулся к вознице, а тот, естественно, не стал отказывать новым ездокам, тем более что за проезд на своей колымаге он просил всего лишь немногим меньше, чем остальные перевозчики.

Сейчас, в очередной раз подскочив на расхлябанном дне повозки, сквозь щели которой на землю вовсю сыпалась соломенная труха, Олея с тоской думала о том, что лучше бы они с Белом немного переплатили, но доехали б более-менее нормально, чем вытряхивать из себя внутренности, катаясь на подобном недоразумении, которое легче спалить, чем починить. Хм, вообще-то за такую поездку деньги надо требовать не с пассажиров, а с хозяина этой тарантайки. За что? Да за тот риск, которому они себя подвергают, усаживаясь в этот дышащий на ладан ящик на колесах! Если судить по насуплено-раздраженному лицу Бела, то, кажется, и он думал примерно о том же, но в несколько иных выражениях.

Кроме двоих беглецов и возницы (который, кажется не реагировал ни на что и ни на кого) в повозке было еще четверо: невероятно тощий мужик неопределенного возраста, не выпускающий из своих рук довольно увесистую сумку, рядом с ним сидел очень похожий на того мужика худущий парень лет двадцати с весьма кислым выражением лица — понятно, что это отец и сын; и еще двумя ездоками были бабоньки довольно преклонных лет. Эти селянки обладали на редкость громкими и сварливыми голосами, и при особо сильных толчках и потряхиваниях повозки обе разражались длинными фразами, пытаясь что-то втолковать вознице, но тот, несмотря на все крики, даже головы не повернул в их сторону. Кажется, мужичок уже давно не обращал внимания на недовольство ездоков: на всех все одно не угодишь, другую повозку взять неоткуда, так лучше пропускать все бранные слова мимо своих ушей.

В том поселке Бел и Олея не успели поесть и сейчас им только и оставалось, что прислушиваться к голодному бурчанию в своих желудках. Вернее, Олея успела схватить со стола двух вареных куриц и что-то похожее на ковригу хлеба: все это они наказали себе на постоялом дворе, но не успели приступить к еде, так как Бел заторопился, чтоб успеть уехать на этом дребезжащем недоразумении. В данный момент обе курицы и хлеб лежали в корзине у ног Олеи и пахли так вкусно, что беглецы с трудом удерживались, чтоб прямо в дороге не вцепиться в них зубами. Их останавливало только то, что в этой стране подобное считалось верхом неприличия: перекусывать на ходу, во время езды приравнивалось едва ли не к оскорблению тех, с кем держишь путь. Интересные правила: пить в дороге можешь сколько угодно, а вот есть нельзя ни в коем случае. Вернее, во время остановок можешь умять хоть мешок еды, но когда едешь хоть в повозке, хоть в карете, или же передвигаешься верхом — тогда ничего подобного делать нельзя. Самым интересным было то, что в Маргале этого странного правила придерживались как высокородные, так и простолюдины.

Олея сидела, низко опустив на лицо капюшон, но и остальные ездоки поступали схоже: кто прикрывал лицо платком, а кто опускал капюшон. Конечно, неудобно, но что прикажешь делать, если вокруг повозки стоит чуть ли не облако пыли, да и легкий ветерок гонит песок прямо в лицо! Тут, чтоб дышать более-менее нормально, пойдешь еще и не на такое.

Единственное, что было хорошим во всей этой поездке, так это то, что повозку никто не останавливал, хотя на пути следования беглецы несколько раз видели, как стражники для проверки останавливают верховых или простых путников, а вот что касается их нелепого экипажа... Тут даже стражники провожали повозку насмешливыми взглядами, и никому из них не пришло в голову остановить дрожащую колымагу: еще, не приведи того Боги, этот трясущийся кошмар рассыплется во время остановки, и вот тогда, точно, хлопот не оберешься! Да и кому из нормальных людей (и уж тем более из тех, кого так усиленно разыскивают) могла придти в голову подобная чушь — поехать на этом тарантасе, который давно пора пустить на дрова! Неровен час, этот невесть каким чудом все еще ползающий гроб на колесах рухнет и придавит своими обломками тех, кто рискнул в него сесть! Ну, если это случиться, то пострадавшие сами виноваты — надо было смотреть, куда садитесь!

Олея сидела, прислонившись плечом к Белу, и придерживала руками высокую корзину, в которой, кроме еды, прикрытой какой-то тряпкой, были саженцы деревьев. Их они тоже купили на рынке в том поселке, так же как и высокую заплечную корзину, в которую и уложили те саженцы — не ехать же с пустой тарой! Ничего не пропишешь — селяне не отправятся в путь налегке. Это их предыдущая поездка прошла гладко — у бабы в интересном положении может и не быть с собой груза, но сейчас-то Олея вытащила со своего живота ком с одеждой, и стала выглядеть как обычная селянка. У Бела тоже руки были заняты простой сумкой, одной из тех, которые берут с собой в дорогу местные жители, только вот в сумке Бела лежало кое-какое оружие, собранное им у тех парней, кто был с Сандром. Зато внешне все в порядке: беглецы выглядят, как обычные крестьяне, возвращающиеся домой после поездки по своим делам.

Через тройку часов после такой тряски Олея начала всерьез подумывать о том, не порубить ли ей на дрова этот драндулет — подобным поступком она, похоже, сделает если не богоугодное, то хорошее дело. Это же не поездка, а проверка на выживаемость! От беспрестанной тряски и толчков стала ныть ушибленная нога, да и рана на боку растревожилась, и, кажется, снова стала чуть кровоточить. Женщина вновь и вновь давала себе слово: сегодняшнюю поездку надо воспринимать как стихийное явление, от которого не отвертишься, но больше на такой дребезжащий кошмар она не сядет ни за что на свете!

Когда же, наконец (казалось, через немыслимо долгое время) возница остановил повозку на недолгий отдых, то Олея обрадовалась так, будто ее выпустили из темницы на свободу. Невольно вспомнился тот крестьянин в поселке, который костерил во все лопатки как возницу, так и свою поездку на этой полуразвалившейся телеге. Пожалуй, тот бедняга был прав целиком и полностью: Олея на этой остановке тоже не вышла из повозки, а, можно сказать, выпала из нее на негнущихся ногах. Бел, кажется, чувствовал себя ничуть не лучше — вон, несколько раз прошелся по площадке для отдыха, приходя в себя.

Да, если так дело пойдет и дальше, то обоим беглецам после этой поездки придется обзаводиться клюшками или палками, а иначе ходить будет просто невозможно, они и шага не сделают без стариковского оханья. Вообще-то Бел хотел приобрести на рынке в том поселке что-то вроде клюшек — все же оба беглеца заметно прихрамывали, но потом решил, что это довольно запоминающаяся примета. Что ни говори, а селяне в более или менее трудоспособном возрасте, как правило, обходятся без таких вот... подпорок.

— Фу-у... — присел он, наконец, возле Олеи, которая пристроилась подальше от остальных ездоков. — Лучше б я пешком шел всю дорогу, здоровее был бы...

— Зато проехали довольно приличное расстояние, и никто из стражников нас не заметил.

— С этим я не спорю... — согласился Бел. — Только вот не знаю как тебе, а мне от этой тряски даже есть расхотелось.

— Мне, знаешь ли, тоже.

— Перекусить все одно надо, а не то неизвестно, что будет дальше.

Вообще-то у Олеи от это ухабистой дороги особого аппетита тоже не было, но Бел прав — на пустой желудок ехать не стоит.

Увы, но так долго ожидаемый обед принес беглецам разочарование. Обе вареные курицы, такие аппетитные на вид, да еще и столь вкусно пахнущие, оказались настолько жесткими и жилистыми, что их было почти невозможно разгрызть. Правда, хлеб оказался мягким и вполне съедобным, хотя совершенно несоленым.

— Как ты можешь есть эту курицу? — Олея с трудом проглотила несколько так и не разжеванных кусочков птицы, едва не подавившись при этом. — Она же жесткая, как подошва! Похоже, что эти бедные цыпочки загнулись от старости! Не ошибусь, если предположу, что обе эти курочки по возрасту старше меня!

— Ну, не моложе — это точно! — Бел с остервенением пытался разгрызть куриную ножку, но это у него плохо получалось. — Эти две птички, наверное, ровесницы моего деда, а он, царство ему небесное, уж лет десять как помер! Жилистые, паразитки, слов нет! Такое впечатление, что все годы их долгой жизни этих несчастных куриц с утра до вечера гоняли по плацу на строевой подготовке!

Представив себе эту картину, Олея фыркнула, и, чтоб не рассмеяться во весь голос, стала смотреть на своих невольных спутников. Возница занимался своими лошадьми, обе бабули чинно жевали хлеб с сыром, а вот что касается отца с сыном — тут было куда интереснее. Олея заметила, как папаша достал из своей сумки (которую он ни на миг не выпускал из рук) кусок лепешки, разломил его пополам. Женщина ожидала, что одну из этих половинок мужчина отдаст сыну, но папаша спрятал один кусок назад, в сумку, а оставшийся кусок вновь разломил на две части и одну из них взял себе, а другую, совсем небольшую, протянул сыну. Парень не стал тянуть, быстро проглотил свою маленькую порцию, и запил это дело водой из фляжки. Папаша, правда, долго жевал чуть ли не каждую крошку, после чего тоже потянулся за водой. Это что, весь их обед? Тогда понятно, отчего они оба такие тощие — от такой кормежки не только не разжиреешь, то и ноги протянешь в два счета. А может, они чем-то больны, и им просто нельзя больше есть? Вряд ли тут дело в экономии — оба одеты хоть и небогато, но добротно.

— Бел...

— Я все видел! — парень отбросил в сторону обглоданную куриную кость. — Ну папаша и жлоб! Вообще-то в данном случае подходит другое слово — скопидом, а то можно выразиться и похлеще! Я б таким людям посоветовал лечиться, причем усиленно, а иначе все это добром не кончится! Конечно, мне в жизни доводилось видеть скупердяев, но этот — нечто особенное! У него в сумке куча денег, а он из-за куска хлеба удавится!

— А с чего ты взял...

— Да я просто увидел — папаша при мне чуть приоткрыл свою сумку, и я заметил, что она почти под завязку забита деньгами! Сплошь одно золото и серебро, однако есть немного и медяшек...

— И как же ты успел все это рассмотреть?

— А на это опытному взгляду и не надо много времени. Жлоб-папаша, кстати, заметил, что я чуть скосил глаза в его сторону, и сразу резко закрыл свою сумку, да притом еще и так глянул на меня, будто я его личный враг, и собираюсь запустить обе лапы в его казну. Вот олух! Неужели самому не ясно: когда везут такие деньжищи, то, как правило, нанимают охрану, пусть даже и небольшую, а он скупится за безопасность лишнюю монету отдать! Мало того: имея при себе такие деньги, сквалыга из желания сэкономить лишнюю медяшку еще и умудрился сесть в эту чуть живую повозку!.. Лично у меня подобное в голове никак не укладывается! Ведь риск огромный, потому как у мужика от денег дорожная сумка, можно сказать, лопается! Этот тип, кажется, за медяк кого угодно утопит в ложке воды! Видишь, сухую лепешку — и ту ломает пополам, боится, как бы сын его не объел! Н-да... Кстати, сынок папашу люто ненавидит.

— С чего ты это взял? Вроде, у них все нормально...

— Молодой парень, да чтоб терпел голод и нужду, зная, что у папаши денег немеряно? Как говорится, позвольте усомниться. Очень многие люди до определенного времени терпят многое, а потом, как говорится, срываются, стараются сбросить ярмо... Есть множество мелких деталей, по которым понятно, что меж папашей и сыном все далеко не так гладко. Возможно, с первого взгляда всего не уловить, но за то время, пока мы ехали, вернее, тряслись, я кое-что просек... Еще парень отчего-то здорово дергается, и это мне совсем не нравится.

Олея, покосившись в сторону отца с сыном, отмечала про себя: папаша, и верно, не выпускает из своих рук сумку, да еще и зыркает исподлобья на каждого из своих спутников, а сынок смотрит совсем в иную сторону, стараясь не встречаться взглядом с отцом. Неприязнь, конечно, присутствует, но чтоб лютая ненависть... Тут Бел явно перехватил.

А еще Олея перехватила взгляд этого парня, которым он смотрел на курицу в руках Бела. Так смотрят те, кому в голову с детства вдалбливались многие запреты, в том числе и на еду... Заметив, что на него смотрит Олея, парень вновь отвернулся.

— Бел, а ведь этот парень голодный! Он на нас так смотрит...

— Естественно. С одного кусочка лепешки вряд ли будешь ощущать себя таким же сытым, как после плотного обеда.

— Так может, им с папашей предложить эту курицу? Она, конечно, жесткая до невозможности, но, наверное, они не откажутся...

— Какое там откажутся! Только предложи — влет уйдет! Наверное, эти двое и кости смолотят подчистую, если, конечно, папаша ту курицу к себе в сумку не уберет!.. Я понимаю: тебе жалко этого парня, но мы им ничего предлагать не будем. Здесь не Руславия, и делиться едой с незнакомыми тут не принято. Не стоит привлекать к себе внимание несуразными действиями.

— Извини, я не подумала...

Вскоре повозка вновь катила по дороге, поднимая тучи пыли. Олея, вновь низко опустив капюшон на лицо, раздумывала о том, сколько им еще трястись в этой колымаге. Если Бел прав в своих предположениях, то сегодня к вечеру они окажутся куда ближе к границе меж Маргалом и Байсином. На следующий день нужно будет попытаться ее перейти, а потом... Потом и будет Руславия, куда они так торопятся. Хоть бы здесь все прошло без проблем!

Увы, в очередной раз все пошло совсем не так, как бы того хотелось беглецам. Прежде всего даже Олея обратила внимание на все возрастающую нервозность парня, ехавшего со своим скопидомом-папашей: казалось, молодой человек не может справиться с непонятным волнением, которое становилось все сильнее и сильнее. Молодая женщина заметила, что все происходящее Белу очень не нравится, только вот спутник Олеи в этой ситуации ничего не мог поделать — надо изображать полное равнодушие. О, вон и папаша заволновался, о чем-то несколько раз спрашивал сына, но тот едва ли не огрызался в ответ, причем довольно раздраженно. В чем дело?

Прошло, наверное, что-то около часа с того времени, как они вновь двинулись в путь, как внезапно на каком-то перекрестке парень внезапно замахал руками, будто подавал кому-то знак, а потом, повернувшись к папаше, вцепился руками в ту сумку, над которой этот тощий мужик трясся всю дорогу. Папаша, который в первую секунду ошалел от всего происходящего, тем не менее держал сумку мертвой хваткой, не собираясь никому ее отдавать, однако сынок и не собирался отступать. Он вцепился зубами в руку папаши, выдергивая сумку, а другой рукой лупил по голове отца, но того, похоже, так просто было не взять: в ответ папаша пинался (причем те удары попадали довольно точно), не отпускал многострадальную сумку, да при этом еще и беспрестанно орал что-то.

В растерянности Олея оглянулась на своих спутников, которые все это время не двигались с места: обе бабоньки с неподдельным интересом следили за всем происходящим, на шум обернулся и возница, да и Бел не собирался вмешиваться: похоже, сейчас перед их глазами разворачивается разрешение давно назревшего семейного конфликта, а в таких случаях вину могут свалить на того из сторонних людей, у кого хватило ума вмешаться в выяснение отношений между родственниками. Вон, Бел даже руку положил на колено Олеи: сиди, не дергайся, сами разберутся, а нам до всего этого не должно быть никакого дела. Их проблемы, пусть решают их меж собой.

Меж тем сынок и не думал отступать, папаша упорствовал, и непонятно, чем бы кончилось это дело, если бы дорогу перегородил какой-то непонятный экипаж, нечто среднее меж каретой и крытой телегой. Оттуда выскочили двое крепких парней, бросились к повозке... Через несколько мгновений после пары хлестких ударов (а незнакомцы бить умели) папаша валялся на дне повозки, а сынок, схватив вожделенную сумку и отвесив папане на прощание хороший пендель, сам соскочил с повозки и кинулся к стоящему рядом экипажу. Крепкие парни кинулись вслед за ним, все трое в мгновение ока заскочили внутрь, и экипаж рванул с места. Правда, на прощание парень успел высунуться из окошка (или того, что его заменяло) и что-то весело проорал — наверное, прощальное приветствие отцу.

Глядя вслед удаляющемуся экипажу, за которым клубилась пыль, Олея в растерянности думала: вот это они влипли! Без сомнений, тут в скором времени стражники появятся: просто удивительно, отчего их не оказалось поблизости, ведь до того эти стражи порядка встречались едва ли не на каждом перекрестке. Интересно, тем парням, что сейчас тряханули этого жмота — им просто повезло, что рядом нет никого из стражей порядка, или же они договорились со стражниками заранее? Впрочем, какая разница? Хуже другое: если стражники ищут Бела и ее, то у них должны быть довольно точные приметы беглецов, а вот это очень плохо — ведь те блюстители закона вот-вот должны заявиться на место преступления.

Так может, им с Белом стоит бежать? Конечно, если рассуждать логично, то беглецам сейчас следует улепетывать отсюда со всех ног, только вот как, куда и на чем? На этом перекрестке во время нападения хватало и пеших людей, которые с неподдельным интересом наблюдали за всем происходящим — ведь не каждый день на твоих глазах происходит ограбление. Вот и сейчас все эти свидетели вовсе не торопились уходить: стоят в отдалении, ждут, всем до страсти хочется увидеть, что будет дальше. Еще бы: такое происшествие во всех подробностях надо будет описать родным и знакомым уже сегодняшним вечером. Впрочем, повествований тут хватит не на один рассказ.

Олея в растерянности посмотрела на Бела, а тот лишь отрицательно качнул головой: в данный момент не имело смысла куда-то бежать. Понятно, что без лошадей далеко они не уйдут, а если и захотят это сделать, то будут признаны едва ли не пособниками нападавших. К тому же одно только предположение, что для побега можно забрать у возницы его старых кляч и попытаться на них уйти от возможных преследователей — подобное у любого человека могло вызвать только ехидную усмешку: вряд ли эти несчастные животные, которые уже давно дышат на ладан, проскачут хоть версту, наверняка скончаются куда раньше...

Почти сразу же подал голос ограбленный папаша. С трудом выйдя из повозки, он без остановки что-то кричал, причем таким голосом, что каждому услышавшему его становилось тошно на душе. Сейчас к месту происшествия стали подходить люди, те, кто стал невольным свидетелем произошедшего.

Разумеется, ни о каком продолжении пути сейчас не могло быть и речи. Из повозки выбрались все путники, кто имел великое несчастье в ней ехать, и сейчас им только и оставалось, что смотреть на то, как ограбленный отец, схватившись за голову, катается по земле, громко причитая и размазывая слезы по лицу.

Тем временем Бел о чем-то вовсю беседовал с подошедшими людьми, а Олее только и оставалось, как нащупывать свой верный хлыст, спрятанный под одеждой. Серебряная цепочка вновь была прикреплена у нее на руке, причем не на запястье, а повыше, так, чтоб посторонний глаз не мог ее увидеть.

Зевак вокруг становилось все больше и больше, и женщина с тоской думала о том, что все опять складывается не так, как надо, а их положение становится все более незавидным. Что делать? Уйти нельзя — они находятся почти в центре внимания, оставаться здесь тоже не стоит. А может, все же стоит попытаться незаметно исчезнуть, раствориться посреди толпы?

Увы, но сделать это никак не получится: ограбленный папаша едва ли не вцепился в Бела — мало того, что не переставая кричит на него, так еще бедного парня и трясти начал. Тут даже Олее понятно без перевода: скупердяй предъявляет претензии, спрашивает, отчего тот не встал на его защиту, обещает спросить с него по-полной, а заодно требует идти в свидетели. Окружающая толпа тоже смотрит на них во все глаза, и можно не сомневаться — запоминает не только каждое слово, но и каждое движение. Да, тут хрен уйдешь, а если и постараешься это сделать, то подобное у тебя вряд ли получится, и к тому же в этом случае ты наверняка будешь считаться едва ли не пособником того парня, что сейчас тряхнул мошну своего папаши.

А, вот и стражники пожаловали! Шестеро конных стражников направлялись куда-то по своим делам, но когда увидели толпу на перекрестке, то, как и следовало ожидать, свернули сюда, чтоб разобраться, что же произошло. Олея, увидев их, чуть не застонала: ладно бы двое-трое пеших, а тут шестеро верховых, да еще вооруженных до зубов! Но не это самое страшное — беда в том, что они с Белом стоят посреди толпы, а тут действовать хлыстом довольно сложно. Конечно, дядюшка Генар учил ее работать хлыстом и в ограниченном пространстве, но беда в том, что кому-то из окружающих вполне может придти в голову идея выглядеть героем, и попытаться отобрать у бабы хлыст, а для этого всего-то и требуется навалиться всей кучей. А что, подобное развитие событий вполне возможно, ведь в здешних местах к женщинам не относятся всерьез, да и в любом случае местные жители встанут на сторону стражи.

Тем временем подъехавшие стражники выслушали горячую речь ограбленного папаши и не стали медлить: четверо из них кинулись в ту сторону, куда умчался экипаж с похитителями, а двое оставшихся стражников слезли со своих коней и приступили к допросу свидетелей, благо их хватало. Помимо тех двух бабулек и возницы показания желали дать все, кто хоть что-то видел. Стоял шум, гвалт, многие говорили, перебивая друг друга, и у Олеи появилась надежда на то, что, возможно, она и Бел сумеют ускользнуть от внимания стражников, тем более что основное внимание этих стражей порядка было приковано, прежде всего, к пострадавшему, а тот без остановки причитал и рыдал.

Олея глянула на Бела, и по легкому кивку его головы поняла, что он показывает ей — надо понемногу пробираться к лошадям стражников, тем более, что они стоят неподалеку. Зачем? Увы, но беглецам тоже придется нарушить закон, украсть лошадей представителей власти.

Незаметно шажок назад, еще и еще... Окружающие не обращали на них особого внимания, и сами охотно проталкивались вперед, чтоб лучше видеть происходящее и слышать, о чем идет речь. Еще шаг-другой, и беглецы окажутся за пределами толпы...

Женщина уже стала всерьез надеяться, что им удастся незаметно уйти, как в этот момент ограбленный папаша, как видно, вспомнил о своих дорожных соседях. Стражники завертели головами, и, расталкивая людей, направились к беглецам. Тот, кто шел первым, как видно, не привык церемониться в селянами, и первое, что сделал, приблизившись к Олее — сдернул капюшон с ее головы.

Светлые волосы и голубые глаза женщины спрятать было невозможно, и стражник сразу понял, кто именно попал к нему в руки, а уж когда его взгляд устремился на Бела, то стало понятно: стражник их опознал. Дело в том, что приметы беглецов страже были не просто разосланы — к ним было приложено еще и объявление о хорошей награде за поимку этих двоих бандитов, так что доблестный страж сразу засиял довольной улыбкой и что-то громко закричал, призывая на подмогу своего товарища.

Однако его голос смолк на полуслове — это Бел от души врезал стражнику в зубы, отчего тот, нелепо взмахнув руками, просто-таки рухнул на стоявших рядом людей, а Олея услышала голос Бела:

— По коням!

Медлить не стоило ни в коем случае, и Олея едва ли не одним прыжком преодолела расстояние до ближайшей лошади, тем более, что стражники оставили их совсем рядом с толпой. Уже сидя в седле, женщина увидела, что Бел отбивается от второго стражника, который к тому же схватился за меч, и вдобавок к Белу тянут свои руки селяне, пытаясь его схватить и помочь стражнику. Получается, что до второй лошади парню сейчас никак не добраться, да и к Олее просто-таки кинулось несколько человек с твердым намерением стянуть ее с лошади. Надо же, селяне-то как разошлись! А, да, Бел как-то говорил, что в здешних местах платят за пойманных преступников, вот местные и пытаются заработать несколько монет. Еще чуть-чуть, и будет поздно, сомнут численностью, повалят на землю, и вот тогда беглецам придется плохо. Надо же, помощники стражников выискались, и как же их много! Да и в ноги Олеи вцепилось несколько селян, пытаются стащить с лошади...

Первым ударом хлыста Олея отшвырнула в сторону тех, кто стоял возле нее, вернее, кто старался сдернуть ее на землю, причем действовала женщина безо всякого сочувствия, в полную силу. Сейчас обстоятельства складывались так, что не стоило никого жалеть: как учил дядя Генар, в тех случаях, когда твой противник чувствует за своей спиной поддержку толпы, надо действовать жестко, а иначе можно проиграть, ибо толпа непредсказуема и сложно предсказать, как она себя поведет дальше. Второй удар, третьих, четвертый, пятый...

Хлыст в руках Олеи даже не летал, он мелькал, Вначале она отшвырнула от своей лошади наиболее рьяных селян, потом расчистила Белу необходимое пространство, чтоб он мог беспрепятственно добраться до второй лошади. Затем женщина хорошенько прошлась хлыстом по обоим стражникам, и ей вновь пришлось успокаивать особо воинственных селян, которые решили продемонстрировать как свою храбрость, так и свой долг перед страной, помогая задержать опасных преступников. А к Белу, несмотря ни на что, крестьяне по-прежнему так и тянули руки, как бы Олея не хлестала по тем жадным лапам. Тем не менее, когда Бел добрался до второй лошади, которая находилась рядом с лошадью Олеи, то его одежда не только кое-где была порвана, но и на ней расплывались несколько кровавых пятен. Великие Боги, неужели парень серьезно ранен?

От одной только мысли об этом женщину охватила такая злость, что она не смогла сдержаться, и на прощание так прошлась хлыстом и по стражникам, и по тем селянам, что вновь кинувшимся к беглецам, что все те, кто попал под раздачу, запомнят это на всю жизнь.

— Ходу! — и лошади вскачь бросились с места. На ходу женщина оглянулась: толпа оставалось на месте, и никто не бежал вслед за беглецами. Естественно, лошадей там нет (двух чуть живых кляч возницы не стоит принимать в расчет), а бегом за лошадью при всем желании не угонишься. Конечно, не стоило надеяться на то, что за двумя убежавшими людьми не будет погони: оставшиеся на месте побитые стражники будут бросаться к каждому из верховых, которые могут появиться на этой дороге. Они будут просить у них или помощи, или лошадей, возможно, попросят привести подкрепление, или же передать кому-то донесение. В любом случае беглецам надо как можно быстрее покинуть это место.

Через какое-то время толпа скрылась из виду, и беглецы немного сбавили бег лошадей. К сожалению, на оживленной дороге то и дело встречались путники, и было понятно, что при необходимости этих людей всегда можно расспросить их и узнать, куда поехали двое верховых.

— Бел, ты как? — на ходу крикнула Олея.

— Нормально.

— Но у тебя кровь...

— Ерунда, царапины.

— Куда мы сейчас? — женщина немного попридержала свою лошадь, и это же самое сделал Бел.

— Сейчас нам надо убираться с дороги! — Бел был не просто раздосадован, он был страшно зол. — И угораздило же этого сопляка выяснять отношения со своим папашей именно в это время!.. Ладно, не о нем речь. Вскоре будет перекресток, и нам надо сворачивать.

— Куда?

— К сожалению, в данный момент нам с тобой уже нет смысла пробираться прямо к границе, как мы хотели сделать раньше: сама понимаешь: этот парень со своими приятелями и украденными у папаши денежками почти наверняка направляется в том направлении. У них тоже нет другого выхода, кроме как перейти границу и уже там начать тратить отцовские деньги — здесь их прихватят в два счета. А за этими глупыми парнями сейчас в погоню направились четверо верховых, и в пути к ним почти наверняка присоединится не один стражник... В общем, соваться к границе по этой дороге нам с тобой сейчас нет смысла. К тому же наши приметы известны тут каждой собаке. Боюсь, что если даже каким-то невероятным образом мы с тобой неопознанными доберемся до границы, то перейти ее не сможем, она будет надежно перекрыта — ведь тот стражник нас с тобой узнал, и известие о том, что мы находимся здесь — это всего лишь дело времени.

— А еще две дороги?

— Еще одна дорога от того перекрестка ведет вглубь страны. Вообще-то по ней можно было бы пойти, тем более что через какое-то время она приведет к границе с соседним государством, Аймером. При других обстоятельствах я пошел бы именно туда, а из Аймера попытался бы добраться до Байсина, и уже там дойти до границы с Руславией... К сожалению, у нас нет ни времени, ни возможности пробираться по той горной стране, заметно удлиняя свой путь. Итак, что мы имеем в остатке? Назад идти нельзя, и, выходит, остается всего лишь одна дорога, только вот по ней мне бы не хотелось идти.

— А в чем дело?

— Да там находится Канрай.

— Что это такое?

— В здешних местах это самый большой город, в котором, как водится, хватает всего. В таких местах, расположенных не так далеко от границы, кого только нет: контрабандисты, ворье всех мастей, и стражи с таможенниками навалом. При желании в Канрае можно отыскать все, что угодно. Плохо то, что в этом городе мы с тобой с тобой можем оказаться словно в большой мышеловке — ведь те, кто нас ищет, рассуждают примерно так же. Сам бы я туда никогда не пошел — слишком рискованно, но нам с тобой просто больше некуда податься. Будь у нас возможность отсидеться где-то до темноты... Но чего нет, того нет, а меньше, чем через час, все дороги в округе будут перекрыты... В общем, кроме как там, нам спрятаться негде. К тому же у меня есть явка в Канрае, только вот...

— Ты что замолчал?

— Да так... Будем надеяться, что на том перекрестке не будет стражи, или же она будет занята чем-то другим.

Беглецам вновь повезло. На нужном перекрестке стражи не было вовсе — как видно, и они помчались вдогонку за экипажем с парнем, увозившим папашины деньги, так что Бел, не останавливаясь, свернул на нужную дорогу. Народу тут тоже хватало, в основном пеших, но попадались и верховые. На всякий случай беглецы попридержали бег лошадей — не стоило гнать уж очень быстро, это всегда привлекает излишнее внимание.

Не прошло и четверти часа, как показался город, и по внешнему виду он ничем не отличался от множества таких же, которые беглецы уже встречали в немалом количестве. Правда, у ворот стражи чуть больше, но это вполне объяснимо — все же неподалеку находится граница, так что лишний пригляд необходим.

Внутри город тоже был примерно таким же, как и остальные. Единственное отличие — слишком шумные и многолюдные улицы для провинциального городка, да еще жители чем-то отличались от ранее встреченных людей: смотрят на тебя — и будто не видят, улыбаются, но уходят от ответов. Такое впечатление, что в этом городе каждый сам по себе. Когда же Олея заикнулась Белу об этой местной особенности, тот лишь хмыкнул:

— Дорогая, в этом городе контрабандист на жулике сидит, и вором погоняет, а за всем этим, как умеют, приглядывают стражники и пограничники. А если учесть, что через это место идут многие запретные грузы, тут крутятся огромные деньги и завязано столько криминала!.. В общем, стороннему человеку не стоит даже краешком касаться этого темного мира. Ну, а то, что здесь давно срастились криминал и власть — об этом очевидном факте даже и упоминать не стоит. Для того, чтоб обычному человеку жить в этом милом и тихом месте, надо ничего не знать, лишнего не видеть и не слышать. Нет, внешне тут все, как и в других местах — тихо и мирно, с чужаками местные будут говорить на самые обычные темы, дорогу покажут, поговорят о погоде, о ценах на рынке, о здоровье и о многом другом. Но если ты будешь расспрашивать их хоть о чем-то, хоть краешком касающегося темной стороны этого города, то тебе или не ответят, или же они сами тебя заложат. Кому? Ну, тут возможны самые разные варианты. Я оттого и идти сюда не хотел — слишком опасно. Тут, если нас опознают, то продадут не раздумывая.

— Но ты говорил что-то о явке...

— Говорил. И это еще одна проблема.

— А в чем дело?

— Давай об этом потом.

— Ну, потом, так потом. Что будем делать сейчас? Пойдем на ту самую явку?

— Нет, с налету делать этого не стоит. Вначале надо осмотреться.

Для начала Бел пришел на какой-то постоялый двор из числа недорогих, снял там комнату и оставил лошадей. Понятно, от них надо каким-то образом избавляться: все же этих лошадей могут узнать сослуживцы тех стражников, у кого беглецы их увели. Затем Бел заглянул в несколько лавок и что-то там покупал, при этом оживленно беседуя с продавцами. Со стороны они оба выглядели словно обычные селяне, приехавшие в город за покупками — вон, как мужику хочется потрепать языком с городскими людьми, а то, что у бабы головной убор низко сдвинут на глаза — в этом нет ничего удивительного, так здесь ходит каждый второй.

Олея уже поняла, что Бел окольными путями выясняет дорогу до нужного дома, а заодно на всякий случай запутывает следы, но сама она мужа ни о чем не расспрашивала: если что-то понадобится, то он сам ей скажет, а лишний раз беседовать меж собой на языке Руславии тоже не стоило — мало ли кто и что мог услышать.

До нужного им дома за глухой стеной высотой почти в человеческий рост беглецы добрались лишь когда на город стали опускаться первые сумерки. Место, где у Бела была явка, находилось в том районе, где жили люди среднего достатка, да и сам дом не относился к числу больших, но и малым его назвать было нельзя. И вообще, у каждого, кто оказывался в этом месте, складывалось впечатление, что все дома на этих улочках построил один человек. Единственное, в чем была разница — так это в фруктовых деревьях, что росли за стенами. Приближалась ночь и вскоре кое-где на главных улицах города должны были зажечь факелы и фонари, но Бел, кажется, не торопился, идя по улицам с видом деревенского раззявы, который впервые попал в город, и сейчас с немалым интересом глазеет по сторонам.

Олея ждала, что Бел сразу пойдет к нужному им дому, но мужчина прошел всю улицу, нигде не останавливаясь, ненадолго задерживаясь лишь у небольших лавчонок, затем все так же неторопливо двигался дальше. Постепенно перед глазами Олеи все эти дома и стены из светлого известняка стали сливаться в одну сплошную линию. Непонятно, чего Бел там высматривает? Кажется, они оба уже давно миновали нужное им место, или же ей только кажется, что они вновь идут по кругу? Между прочим, еще немного — и совсем стемнеет, а в непроглядной темноте южной ночи очень сложно рассмотреть хоть что-то.

Наконец Бел остановился, вернее, шагнул и потянул за собой Олею в то темное место около одного из домов, где смыкались стены и тень была почти непроглядной.

— Так нам, кажется, не сюда... — начала, было, Олея, но Бел ее перебил.

— Говори шепотом. Конечно, нам не сюда. Мы с тобой находимся на соседней улице, и нужный нам дом торцом примыкает вон к тому дому.

— Так зачем...

— Ты в детстве по заборам ползала?

— Нашел, о чем вспоминать! Я уже и не упомню, когда это было!

— Значит, сейчас мы оба тряхнем стариной! С минуты на минуту стемнеет, и мы с тобой вначале переберемся через стену здесь, потом придется преодолеть еще одну, и вот тогда мы окажемся во дворе нужного нам дома.

— А почему надо перебираться именно здесь? Может, сразу пойдем к тому дому, который примыкает к...

— Ну, вообще-то самый близкий путь не всегда самый надежный. И потом, тут самая низкая стена, перебираться удобно, и еще здесь, кажется, нет собаки. Конечно, будь моя воля, я бы без тщательной проверки на явку не сунулся, но... На постоялом дворе ночевать не будешь — там нас в два счета срисуют, на улицы этого города по ночам лучше не соваться — враз сочтут или соглядатаями, или же нарушителями закона, и еще неизвестно, что хуже. Об этом городе я знаю только понаслышке и те сведения весьма приблизительные, но даже из них понятно, что для нас тут нет угла, в котором можно укрыться хотя бы сравнительно безопасно. В общем, так: как окончательно стемнеет, пробираемся к нужному нам дому, а дальше будем действовать по обстоятельствам. Только постарайся двигаться потише.

Не прошло и четверти часа, как на город опустилась темнота. Пока живущие здесь люди не зажгли редкие факелы, Бел и Олея перелезли через стеру, и при чуть заметном свете из окон, пригнувшись, пробежались по небольшому саду, в котором были, кажется, одни виноградные плети. Затем беглецы вновь перелезли через забор, еще одна пробежка по незнакомому саду, преодолена еще одна стена, отделяющая людей от нужного дома...

Так, вот они и на месте. Тишина, небольшой дворик, в доме виден свет в двух небольших оконцах... Кажется, можно идти, но Бел и не подумал тронуться с места. Он и Олея стояли у стены, почти сливаясь с ней, и, кажется, чего-то выжидал. Медленно текли минуты, а Бел все так же не шевелился, да и Олея почти не дышала. Наконец Бел медленно, шаг за шагом, стал продвигаться вдоль стены, и женщина следовала за ним на небольшом расстоянии. Конечно, было темно, и практически ничего не видно, но глаза, уже успевшие немного привыкнуть к темноте, кое-что различали на этом дворе, тем более, что этому в определенной мере способствовал масляный фонарь, фитилек которого слабо светил у входа в дом.

Интересно, — подумалось Олее, — интересно, отчего этот фонарь оставлен на улице? Обычно так поступают, если кого-то ждут в гости ночной порой. А может, фонарь просто забыли убрать в дом?

Олея, насколько это было возможно, постаралась осмотреться по сторонам. Даже при слабом свете фонаря было заметно, что и дворик дома, и небольшой сад почти не ухожены, кое-где на земле валяется неубранный мусор, и вообще при взгляде на все окружающее создавалось стойкое впечатление, что здешние хозяева не привыкли наводить порядок в своем доме. Между прочим, в тех двух дворах, которые уже проскочили беглецы, было куда больше чистоты и ухоженности.

Прошло, наверное, не меньше получаса, когда Бел, наконец, решился проскользнуть к дому — как видно, ничего подозрительного он не заметил. Однако беглецы еще не успели дойти до середины дворика, как Бел внезапно остановился и предостерегающе поднял руку. А ведь и верно, кажется, за той стеной, что отделяла дом от улицы, раздались шаги. Возможно, это был просто прохожий, по крайней необходимости вышедший ночной порой на улицу, но все же беглецам следовало принять меры предосторожности. Не было времени бежать назад и вновь перелезать через стену, и оттого Бел кивком указал Олее на высокие кусты возле дома, а сам кинулся за бочки с водой, которые стояли у стены, неподалеку от входа.

Согнувшись в три погибели за незнакомым кустарником, который внешне чем-то походил на шиповник, и был покрыт крупными желтыми ягодами, Олея в просвет среди листьев могла видеть далеко не все, что происходит снаружи. По счастью, слух ей не изменял, а звуки хорошо разносились в ночной тишине. Вот кто-то вставил ключ в замок той двери, что находилась в стене, но звука проворачиваемого ключа было почти не слышно, так же как не было слышно и скрипа петель открываемой двери. Похоже, кто-то очень хорошо смазывал и замок, и петли, так сказать, поддерживал их в безукоризненном состоянии, что вызывало некоторое недоумение, особенно учитывая то, что за остальным порядком во дворе никто особо не следил.

Шаги нескольких человек по песчаной дорожке к дому, три темных силуэта, едва заметных в темноте ночи. Затем один из этих людей без стука открыл входную дверь и вошел в дом, второй остался дежурить возле дверей дома, а третий обошел сад и дворик, но ничего подозрительного не обнаружил, хотя несколько раз проходил совсем рядом с тем местом, где пряталась Олея. По счастью, свет от все того же фонаря (который он взял возле дверей) в руках мужчины был неярким, так что незнакомец, обойдя сад, не увидел ничего подозрительного. Что же касается Олеи, то она обратила внимание на то, как уверенно тот мужчина двигался в темноте — похоже, ранее он здесь бывал не один раз, и хорошо знал, где можно идти, а где можно и споткнуться.

Закончив осмотр двора, мужчина поставил фонарь на прежнее место и тоже вошел в дом. Олея вновь слушала тишину, которую всего лишь несколько раз нарушали звуки копыт по камням — похоже, это конные стражи объезжали спящий город, да еще иногда слышались совершенно непонятные звуки — то ли отдаленные людские голоса, то ли шум схватки...

Менее чем через четверть часа дверь дома вновь распахнулась, и на улицу вышло несколько человек. Э, да их стало на одного больше! Судя по тому, как вел себя один из них, можно было предположить, что это хозяин дома вышел провожать дорогих гостей. Почтительно кланяясь, мужчина довел своих гостей до дверей в стене, затем последовал негромкий разговор, и вот уже за ночными посетителями закрылась дверь, которую мужчина почти сразу же запер. Снова раздался шелест песка под ногами незнакомца — и мужчина скрылся в доме, вновь оставив фонарь у входных дверей.

Снова потекли долгие минуты ожидания. Олея по-прежнему сидела в кустах, не решаясь выйти наружу, а Бел все не показывался. Прошло, наверное, что-то около получаса, когда Бел вновь показался перед кустами, и сделал Олее жест — мол, вылезай, сейчас безопасно. Женщина с трудом выбралась из кустов, чувствуя, как ее ноги колют сотни крохотных иголочек, и шипы на кустах не имели к этому никакого отношения — просто от долгого сидения на корточках у Олеи затекли ноги.

— Что так долго? — спросила женщина едва ли не одними губами.

— На всякий случай решил выждать время.

— Кто это был?

— А сама-то что думаешь?

— Боюсь ошибиться, но, кажется, ничего хорошего здесь нет. Может, у хозяина какие-то дела с контрабандистами? Хотя вряд ли...

— Правильно. Внедренный агент без приказа начальства в темные дела влезать не будет, а этот человек должен изображать из себя благонадежного жителя города. Скажу больше — явка провалена, вернее, здешний хозяин продался с потрохами. Я слышал всего лишь обрывки разговора, но этого было вполне достаточно.

— То есть те, кто сейчас сюда приходил...

— Они ищут нас. Вернее, те артефакты, что находятся при нас. Сами-то мы здесь никому и даром не нужны.

— Так что, уходим отсюда?

— Надо бы сделать это немедля, но мне хочется поговорить с хозяином этого дома.

— Ты уверен, что нам стоит это делать?

— Еще как уверен...

Непонятно почему, но Олея чуть растерялась. В голосе Бела присутствовало нечто такое, чего она ранее не знала, нечто очень опасное и в то же время очень личное, а то, что Бел если не удивлен, то искренне раздосадован, и даже всерьез разозлен — это женщина поняла почти разу.

— Мне идти с тобой?

— Конечно. Да, и хлыст держи наготове. Сама поймешь, когда его надо пускать в дело.

Входная дверь в дом открылась почти бесшумно, и беглецы, стараясь ступать как можно тише, вошли в дом. В первой комнате никого не оказалось, так же как и во второй, кухня тоже была пуста, зато в третьей комнате находился довольно симпатичный мужчина лет тридцати пяти. Сидя за столом лицом к дверям, он что-то увлеченно писал на листе пергамента. Два больших подсвечника давали достаточно света, чтоб в комнате было светло, как днем. Услышав, как кто-то вошел в комнату, мужчина оторвал взгляд от пергамента и посмотрел на вошедших. Недоумение, растерянность, изумление — все эти чувства разом смешались на его лице. Мгновенная заминка — и в руках мужчины сломалось остро заточенное перо: как видно, он, не отдавая себе в том отчета, непроизвольно сжал его, и сейчас по листу пергамента стало растекаться большое чернильное пятно.

— Лавр... — кажется, мужчина сумел преодолеть растерянность.

— Верно... — в голосе Бела не было ничего, кроме спокойствия. — А ты ожидал кого-то другого?

— Нет, но...

— Ну, если нет, то обойдемся без паролей, условностей и всего прочего. Как ты понимаешь, старым приятелям это не нужно.

— Да, конечно... — мужчина поднялся из-за стола. — Конечно! Знал бы ты, как я рад тебя видеть!

— Могу только догадываться... Что ж не приглашаешь войти старого друга?

— Что? А, да, разумеется... — мужчина перевернул пергамент исписанной стороной вниз. — Проходите, садитесь! Наверное, устали с дороги? Сейчас я принесу...

— Не трудись, мы ненадолго. Сам должен понимать — к тебе мы заглянули всего на несколько минут. Нужны деньги, а не то мы на мели.

— Деньги? Да, да, конечно же, деньги... Беда в том, что здесь, в доме, деньги я не держу: слишком опасно, и вдобавок соседи — сплошное ворье! Сделаем вот что: вы тут посидите до утра, а утром я и деньги принесу, и повожу вас до границы.

— Я вроде тебе о границе ничего не говорил.

— Лавр, перестань! Местная одежда, загорелая кожа, явились ко мне ночью, явно прячетесь от стражи... Я же в состоянии сложить один и один! — мужчина шагнул по направлению к скамье, стоявшей у стены.

— Ты слишком суетишься... — Бел по-прежнему не двигался с места. — И советую тебе стоять на месте. Я, между прочим, тоже умею складывать два плюс два..

— Послушай, Лавр, я тебя просто не узнаю! Тебе не кажется, что сейчас ты относишься ко мне, словно к врагу? Ранее ты не был столь подозрительным! И ведь раньше мы были друзьями! Хотя, по большому счету, я могу тебя понять: дорожная усталость и...

— Почему ты не спрашиваешь, как я оказался в твоем доме?

— Лавр, я, в отличие от тебя, не устраиваю допрос по неизвестным причинам! Тебе должно быть понятно: в нашем деле чем меньше знаешь, тем лучше.

— А вот я, в отличие от тебя, человек любопытный, и мне очень интересно, что за гости такие к тебе ходят по ночам? Кстати, сразу предупреждаю, что не прокатят басни о том, что ты по заданию начальства имеешь дела с контрабандистами.

— Не понимаю — ты о чем?

— Я просто-напросто ваш недавний разговор слышал.

— Какой еще разговор? В толк не возьму, о чем речь...

— Если ты, Гавер, наконец-то научился складывать самые простые цифры, то уже должен был просчитать, что я не мог придти к тебе обычным путем, через дверь с улицы. Почему? Недавние гости сказали тебе, что под наблюдение недавно взята не только эта улица, но и те две, что прилегают к ней, а в доме напротив сидит десяток крепких парней, которые по одному твоему прибегут сюда. В общем, давай не будем понапрасну переливать из пустого в порожнее... Стоять!

Но к тому времени Олея уже понимала, что ей надо делать, и точный удар хлыста подсек ноги мужчины, кинувшегося к стене, и тот весьма некрасиво грохнулся на пол. Еще один взмах — и вокруг горла мужчины оказался плотно обвит ремень хлыста. Пока бывший приятель Бела, схватившись руками за ремень, пытался скинуть его с горла, Бел подскочил к лежащему человеку, и от сильного удара в челюсть тот потерял сознание. И вновь Олее показалось, что в этом ударе есть что-то личное, связанное с прошлой жизнью обоих парней.

Когда мужчина пришел в себя, то он обнаружил, что лежит крепко связанным, а на его шее по-прежнему находится петля, правда, она уже не так туго стягивает горло. Пытаясь выиграть время, мужчина по-прежнему не открывал глаза, но тут раздался спокойный голос Бела:

— Гавер, хватит валять дурака. У тебя ресницы дрожат, так что больше не стоит изображать из себя бесчувственное полено, тем более что это у тебя плохо получается.

Мужчина открыл глаза и хотел что-то сказать, но тут же ремень вновь сдавил его шею, не позволяя издать ни звука, а Бел все так же спокойно продолжал:

— Если хотя бы попытаешься крикнуть, то я сразу же сломаю тебе шейные позвонки — в этом можешь быть абсолютно уверен. Одним знакомым больше, одним меньше — для меня это уже без разницы. Не для того мы сюда добирались, чтоб попасть в лапы твоих приятелей. Кстати, для чего ты кинулся к стене? Хотел нас скамьей огреть? Ты что, всерьез рассчитывал, что успеешь это сделать? Ох, Гавер, Гавер, совсем тебя доконала спокойная жизнь, разучился правильно просчитывать ситуацию! Да где ж тебе с нами справиться? Пожалуй, лет пять назад у тебя подобное, возможно, и вышло бы, но только не сейчас. Вон, какую здоровую ряху наел, обленился, сноровку потерял, а ведь был толковым парнем. По миру бы тебя погонять, чтоб бока пообтесались, лень прошла и голова нормально заработала.

— Хватит издеваться! — прохрипел связанный.

— Верно, хватит, тем более что работа на тайную стражу Руславии у тебя подошла к концу — в этом можешь не сомневаться. Сейчас ты мне расскажешь, как дошел до такой жизни, а потом я решу, как с тобой поступить дальше.

— Что, пытаешься отыграться за прошлое?

— Мне нужно узнать, кого ты продал, когда и за сколько. Советую говорить правду, а не то...

— И что же меня ждет в этом случае?

— Ты меня знаешь: не захочешь говорить, я на тебя и время тратить не буду. Просто уйду, а ты останешься, только с ножом под ребрами. Мне свидетели на хвосте не нужны.

— Лучше признай, что за прошлое счеты сводишь.

— Я жду, а время идет.

— Лавр, давай договоримся...

— Со мной и не такие, как ты, пытались договориться, только ответ для всех был один. Итак? — Бел достал нож, на длинном узком лезвии которого появился блик от огня свечей. — Или говоришь, или...

— Ладно! — голос мужчины стал сух и деловит. — Что именно тебя интересует?

— Об этом я тебе уже сказал. Со слухом у тебя проблем нет, так что повторяться я не буду.

Вздохнув, мужчина заговорил, и его рассказ был долгим. Там упоминалось множество имен, фактов, дат, и вскоре Олея стала слушать вполуха, тем более, что вся история была довольно простой. Гавер, сосланный(?) в Канрай на агентурную работу, очень быстро понял, какие тут вращаются деньги, а так как делать ему особо было нечего, то от безделья мужик занялся кое-какими махинациями (что, вообще-то, ему было категорически запрещено). Начинал с сущей ерунды, какой тут грешит едва ли не каждый, а дальше... Ну, аппетит приходит во время еды, и постепенно Гавер стал заниматься все более и более рискованными делами, которые, однако, и доход ему давали несоизмеримо больший. Довольно долгое время денежки исправно шли к нему в карман, и мужик начал всерьез подумывать о том, как бы ему еще расширить свои дела, но в один далеко не прекрасный момент стража прихватила его на горячем. Отправляться на пожизненные работы в подземные выработки Гаверу, естественно, не хотелось, и он не нашел иного выхода, кроме как выложить все о себе тайной страже Маргала. Естественно, после этого он сразу же был освобожден, и с тех пор так и сидит здесь, почти что под домашним арестом, покидая дом лишь по разрешению.

А недавно к нему пришли и сказали о том, что, возможно, здесь появится человек, который несет очень ценный груз. Вернее, их, скорее всего, будет двое — мужчина и женщина, и при первом же появлении этих людей он любым способом обязан дать знать это тем, кто наблюдает за его домом. Как знать? Немного сдвинуть занавесь на окне, и этого будет вполне достаточно для того, чтоб сюда кинулись те, кто сидит в доме напротив. Об этом же с ним и сегодня говорил тот человек, что приходил совсем недавно... Что именно было сказано? Дескать, эту пару опознали, и сейчас перекрыты все дороги, ведущие к границе, а заодно усилено наблюдение и за самой границей. В городе тоже все наглухо перекрыто, потому как велика вероятность того, что эта парочка заявилась в Канрай...

Н-да, подумалось Олее, и что у них за жизнь такая — опять надо думать, как в очередной раз выползти из жуткой передряги! Вновь они с Белом находятся вдвоем в незнакомом городе, и опять все вокруг обложено, словно на охоте, а дичи вновь надо хорошо подумать, как суметь убраться от охотников с неповрежденной шкурой.

Тем не менее, слушая Гавера, даже Олее было ясно, что этот человек очень многое не договаривает, только вот выяснять о чем именно он предпочитает умалчивать не было ни малейшего желания — и так все ясно. Меж тем Гавер постепенно успокаивался, и на его лице появилось что-то вроде улыбки.

— Слышь, Лавр, не валял бы ты дурака, а? Я же в курсе, что за артефакты ты раздобыл! Знаешь, сколько золота могут отвалить за то, что ты несешь? Не на один век хватит!

— Гавер, у тебя голова что, совсем не работает? — вздохнул Бел. — Пожалуй, я был прав в своем невеселом предположении — мозги у тебя жирком заплывают. Неужели не ясно, что делиться золотом с мелкой сошкой никто и не подумает? Наоборот, уберут, как ненужного свидетеля. На звонкую монету желающих наберется более чем достаточно и помимо тебя. Там, где схлестываются интересы знатных людей и большой политики, от таких, как ты, избавляются одним движением пальца, и никто из тех акул потом не вспомнит о мелком пескаре, которого проглотили, и даже не заметили.

— Нет, Лавр, нет! — задергался пленник. — Развяжи меня, и я свяжу тебя с такими людьми, которые нас не обманут! Только представь, как мы будем жить...

— Мы? — чуть усмехнулся Бел.

— Да, мы! — разошелся пленник. — Думаешь, мне тут легко жилось все эти годы? Между прочим, в том, что я оказался здесь, есть и часть твоей вины! Если бы тогда удила не закусил, и не стал упираться на своем, хотя и без того было понятно, что тебе больше ничего не отломится... В результате начальство встало на твою сторону, а я пострадал, хотя почти не имел отношения ко всей этой паршивой истории. Для меня направление сюда было чем-то вроде ссылки, неужели тебе это не ясно? С дорогой родины на проживание мне привозят сущую мелочь, прозябаю едва ли не в нищете, а посмотри, что творится вокруг! Некоторые их местных деньги только что не лопатой гребут! А я что, хуже их?

— Про порядочность и долг, как я понимаю, с тобой говорить не стоит? — поинтересовался Бел.

— Скажите пожалуйста, какие мы честные! — скривил губы пленник. — Ах, да, тут некоторые считают себя выше остальных, потому как имели счастье родиться в семье, преданно кладущей свои жизни на алтарь государственной службы!

— Заткнись... — Бел по-прежнему не повышал голоса. — А не то у меня нервы в последнее время тоже, знаешь ли, поистрепались.

— Погоди! — продолжал увещевать Гавер. — Ну, вернешься ты домой в звании героя, но судимость-то с тебя никто так и не снял! Многие по-прежнему считают тебя жестоким насильником — ведь по суду ты был признан виновным во всех тех преступлениях, в которых тебя обвиняла моя сестрица! А изменить дурное мнение о себе в глазах людей почти невозможно. Как говорят на Востоке — у лжи длинные корни, и выкорчевать их почти невозможно. Косые взгляды, перешептывания за спиной будут сопровождать тебя всю оставшуюся жизнь. Оно тебе нужно?

— Не твоя забота! — обрезал Бел.

Ничего себе! — растерянно подумала Олея. Оказывается, она и Бел — оба они находятся в одинаково паршивой ситуации, оба признаны виновными в том, что не совершали. Ее дома по приговору суда считают воровкой, его — насильником...

Меж тем Генар продолжал:

— Ты не знаешь всего... — при этих словах пленника у Олеи создалось впечатление, что он собирается выбросить свой главный козырь. — Она здесь.

— Что ты сказал? — а вот сейчас в голосе Бела Олея уловила легкую растерянность.

— Только то, что ты уже слышал: Галия здесь.

— Вот даже как? — Бел, кажется, успокоился. — Что-то я ее в этом доме не заметил.

— Она вот-вот будет здесь. Просто ненадолго отлучилась. К знакомым.

— Чтоб в этом городе женщина стала пропадать ночами даже у хороших знакомых? Ну-ну...

— Я говорю правду! — едва не взвыл пленник. — Когда вы заявились, я был уверен, что это она пришла! Галия живет в этом доме, в соседней комнате! Можешь проверить, там ее вещи.

— Пригляди за ним... — повернулся Бел к Олее. — Я сейчас вернусь.

— Конечно...

Муж скрылся в соседней комнате, а Олея с удивлением заметила, что пленник довольно улыбается. Верно, парень только что выкинул главную козырную карту. Кажется, у него даже настроение улучшилось, и не будь он связан, то потирал бы довольно руки.

— Кажется, не врешь... — не прошло и минуты, как Бел вернулся.

— А то!.. — довольно осклабился пленник.

Бел ничего не ответил, и какое-то время молчал, причем его лицо по-прежнему оставалось спокойным, затем он повернулся к Олее.

— Надо пояснить, о чем идет речь. Помнишь, я рассказывал тебе о своей несостоявшейся женитьбе? Так вот, Гавер — это мой сослуживец (теперь уже бывший), в доме которого я и познакомился с его сестрой, той самой Галией, от которой едва не потерял голову при первой же встрече.

— А вот мне кажется, что в тот день голову ты потерял сразу! — вновь подал голос Гавер. — И на всю жизнь.

— Ты имеешь в виду... — начала растерянная Олея. — Но как же так...

— А вот так! — огрызнулся пленник. — Не спорю: в той неприятной истории моя сестрица здорово перегнула палку, и мне по-родственному пришлось подтверждать ее слова и о насилии, будто бы учиненном над нею, и об избиениях, которыми Лавр будто бы ее подвергал... Признаю: не стоило идти у нее на поводу, но кто же мог подумать, что закончится все так паршиво для меня?! Да и родня в голос стонала — помоги, мол, девке в жизни устроиться, и нам всем от этого будет лучше... Вот я и послушался их, сглупил. Лавр, ну какого... ты тогда так упираться вздумал, о своей любви орал направо и налево, да еще и бегал за ней, словно собачонка? Она ж тебе тогда прямо сказала, что видеть тебя не хочет, а ты все никак не мог успокоиться! Отдал бы по-доброму девке все, что она просила вначале, и не пришлось бы дело доводить до суда! Скажи, чего ты добился своим никому не нужным упорством? Только того, что тайной страже пришлось проводить свое расследование всей этой истории! В результате моя карьера полетела невесть куда! И даже более того: меня с треском выперли сюда, а тебе, чтоб отмазаться от всей этой истории, пришлось отдать моей сестрице едва ли не все, что у тебя было, а самому отправиться куда подальше. Ну, разве я не прав?

— Что она тут делает? — Бел по-прежнему не повышал голос.

— Живет у меня. В гостях.

— Ты что, окончательно сбрендил? Как можно вызывать родственников, когда... Впрочем, кому я это говорю?

— Да у нее просто выхода другого не было, кроме как... А, вот, кажется, и она!

И верно — на улице раздался звук приближающегося экипажа, особенно хорошо слышный в ночной тишине. Еще немного — экипаж остановился возле дома.

Беглецы переглянулись между собой, и у каждого в голове было одно: если даже сейчас выскочим из дома, то можем не успеть спрятаться. Пожалуй, пока не стоит уходить отсюда и дергаться лишний раз, только вот на шее Гавера следует чуть потуже затянуть ремень, а то как бы голос не подал!

За стеной раздался женский смех, потом открылась дверь, что была во входной стене. Экипаж тронулся с места, а на дворе появился силуэт стройной женской фигуры, который, чуть покачиваясь, направился к входу в дом. В дверях женщина обо что-то споткнулась, коротко ругнулась, и вошла в дом, прикрыв за собой дверь. Так, кажется, она, и верно, пришла одна, хвоста за ней нет.

— Гавер, чтоб тебя!.. — женщина нетвердой походкой вошла в комнату. — Спишь, что-ли? Мог бы и дождаться... А это кто у тебя? Что за гости? Ой... — и она в растерянности уставилась на связанного брата, лежащего на полу, а заодно и на двоих людей, стоящих подле него. Впрочем, недоумение длилось недолго, и глаза женщины удивленно расширились:

— Лавр?!

— Говори потише... — в спокойном голосе Бела не было заметно никаких эмоций.

— Лавр... — женщина, кажется, не обратила внимания на слова Бела. Она потрясла головой, будто не веря своим глазам. — Вот уж кого здесь никак не ожидала увидеть, так это тебя! Удивил... Что ты тут делаешь? А, ясно, и тут меня нашел! Хотя чему тут удивляться? Всегда знала, что ты ко мне вернешься, а знаешь, почему? Мне все говорили — такая любовь, какая была у тебя, так быстро не проходит! Думаешь, я не поняла, отчего ты со мной был так холоден в нашу последнюю встречу? Все еще обижался, и перед приятелями не хотел слабость показать, а заодно и мамашу свою не желал расстраивать — ведь она меня терпеть не могла... Верно?

— Галия! — засипел связанный пленник. — Галия, у него с собой то... Ну, оно самое, что все так ищут!..

— Лавр! — женщина просто-таки бросилась к Белу, пытаясь его обнять. — Лавр, ты это все принес для меня, да? Ну конечно, зачем спрашиваю, и так понятно, что это все ты сделал только ради меня! Теперь мы богаты! И я больше не сержусь на тебя! А ты отчего-то будто и не рад меня видеть!

— Почему же, рад... — Бед отцепил руки женщины и посадил ее на лавку. — Что ты делаешь в этой стране?

— Рад, говоришь? Как-то неубедительно звучит. Что-то ты на себя непохож, совсем не такой, каким я тебя помню... — Галия, развалившись на лавке, с легкой насмешкой, и в то же время с довольно смотрела на Бела. — Раньше радовался по-другому, руки мне целовал, в ногах валялся, а сейчас стоишь, словно дубина какая, только глазами хлопаешь. Не знай я тебя, как свои пять пальцев, решила бы, что тебе все равно. Или опять ревнуешь? А, понимаю, так оно и есть! Не обращай внимания: я просто была в гостях, и больше ни-ни, ничего такого не было...

Тем временем Олея во все глаза смотрела на женщину, которая в свое время поразила Бела в сердце. Ей было по-настоящему любопытно увидеть ту, которая несколько лет тому назад была способна сразу так ошарашить мужика, словно ударив его дубиной по темечку.

Да, бесспорно, хорошенькая, светловолосая, с красивой фигурой и тонкой талией, полностью уверенная как в себе, так и в своей привлекательности. Обезоруживающая улыбка, ровный ряд белоснежных зубов... Правда, в этой молодой женщине уже проглядывало нечто такое, что обычно называют потасканностью... Еще она, кажется, близорука, и оттого у нее столь наивно-растерянный взгляд, который так нравится мужчинам любого возраста. И еще надо отметить, что у Галии необыкновенный голос, нежный, воркующий, и, что самое удивительное, в нем даже слышатся чуть мяукающие нотки... На многих людей такой голос производит совершенно чарующее впечатление.

Все бы ничего, но в эту благостную картину не очень вписывается запах вина, которым молодая женщина накачалась от души — недаром у нее так заплетается язык. Да и по весьма помятому виду этой особы никак не скажешь, что она возвращается с чинного обсуждения последних женских сплетен или светского чаепития.

А еще Олея была уверена, что эта особа отчего-то старается казаться более пьяной, чем есть на самом деле. Галия, конечно, к спиртному приложилась от души, но не настолько, чтоб не контролировать себя. Да, эта баба себе на уме...

— Знаешь, Лавр... — продолжала Галия, едва ли не всхлипывая от избытка чувств. — Знаешь, за все те годы, что мы не виделись, я поняла одно: ты один искренне любил меня, и ничего не требовал взамен, а всем остальным нужно было только одно...

— Говори потише... — попросил Бел.

— Тогда ты был прав! — на глаза женщины навернулось что-то, похожее на слезы. — Тот парень, за которого я по глупости вышла замуж — он оказался полным дерьмом! Впрочем, ты уже об этом знаешь... Правда, мы с ним были такой красивой парой, только это ничего не изменило. Эта скотина любила только себя и веселую жизнь, и когда у нас закончились деньги, то начались скандалы, и без ругани у нас не один день не обходился. Да тут еще и моя нищая родня вечно лезла с протянутой рукой: дай им то да это, ведь мы же, мол, всегда были на твоей стороне, и даже на суде под присягой сказали то, что ты просила!.. Я была вынуждена захлопнуть дверь перед всеми этими попрошайками, так они еще больше разорались! Можно подумать, я обязана кормить всю ту нищету, что имеет несчастье быть у меня в родне! Да пошли они все!.. Представь, какая у меня была жизнь! Вскоре после этого муженек меня бросил и быстро нашел себе другую дуру с туго набитым карманом! Вот стервец!.. Кстати, скажи мне хоть что-нибудь!

— Не ожидал увидеть тебя здесь.

— Ты мне об этом уже говорил! Но я и сама не думала, что окажусь здесь.

— Могу я узнать, что ты делаешь в этой стране? — продолжал расспрашивать Бел.

— Кто, я? — Галия хихикнула. — А куда мне было еще идти? Знаешь, каково мне пришлось после развода? Надо снова замуж выходить, а за кого? Богатые жениться не хотят, да и ты при той нашей единственной встрече вздумал нос в сторону воротить! Деньги как-то уж очень быстро закончились, а замуж не берут! Знаешь, с вами, придурками, как на рынке: все пробуют, хвалят, советуют другим, а покупать никто не хочет! Вот скажи, чего вам еще надо?! Мужики, ну какие же вы все козлы и сволочи! Думаешь, быть одной легко? Подумай сам, что мне было делать в Руславии? Денег нет, мужа нет, и даже жить негде! Дом-то я продала, как и все остальное добро, только вот вырученное уж очень быстро растаяло, даже не знаю где и как... Мне что, из столицы убираться назад, в свою глухую провинцию? Нет уж, увольте, подобного счастья я себе не хочу! Вот и поехала сюда, здесь женщины в цене, только, как выяснилось, здешние мужики ничем не отличаются от тех, что есть в Руславии... Лавр, сейчас у нас с тобой будут деньги, много денег, и знаешь, как мы с тобой заживем! Купим дом, нет, лучше дворец, наймем слуг... Главное, эти штуки, что ты мне принес — мы их завтра же... нет, сегодня... А пока отдай их мне! У меня они будут в сохранности!..

— Вообще-то я тоже умею неплохо хранить ценные вещи... — отозвался Бел.

— Ты что, мне не доверяешь?! — ахнула женщина.

— Вроде того.

— Значит, ты такая же скотина, как и все остальные! — сделала вывод Галия.

— Что есть, то есть... — не стал отпираться Бел.

Надо же, как ее развезло! — хмыкнула Олея. — Похоже, эта баба даже не совсем понимает, что говорит — недаром ее братец аж с лица спал, выслушивая слова своей пьяной сестрицы. Кажется, она выбалтывает то, о чем в другое время не проронила бы ни слова.

Меж тем женщина говорила без умолку, словно не обращая внимания на своего связанного брата, который по-прежнему лежал на полу, и на незнакомую женщину, что все это время молча стояла в стороне. Н-да, тут явно что-то не то...

Будто отвечая на мысли Олеи, женщина внезапно устремила свой взор на брата. Такое впечатление, будто она только что заметила и путы на его руках и ногах.

— Ой, почему Гавер связан? — в голосе женщины было слышно искреннее недоумение.

— А сама-то как думаешь? — ого, а Белу, кажется, смешно.

— Лавр, раньше ты со мной так не разговаривал! — топнула ногой Галия. — И уж тем более не позволял себе такого тона!

— Извини, не сдержался! — чуть развел руками Бел.

— Хочешь, чтоб я тебя простила? Принеси мне вина из кухни.

— Мне кажется, с тебя на сегодня хватит вина. Может, лучше воды?

— Лавр! — в воркующем голосе появились жесткие нотки. — Делай то, что тебе было сказано, та не то долго будешь вымаливать у меня прощение! Я ведь могу и рассердиться! Надеюсь, ты помнишь, как долго я могу на тебя дуться? Воду, если хочешь, пей сам! Повторяю: пойди на кухню и принеси мне вина!

Кажется, даже сейчас эта особа нисколько не сомневалась в том, что Бел выполнит все ее приказы, и пусть не сразу, но все будет так, как она захочет. Теперь Олее стало понятно, каким образом Галия раньше командовала Белом, не ценя и не любя его. Вот и сейчас эта женщина осторожно прощупывает свои возможности и определяет границы власти над бывшим женихом. Да, похоже, она уверена в том, что несмотря на то, что прошли годы, главное так и не изменилось, и Бел по-прежнему беспамятно ее любит. Конечно, он пытается взбрыкивать — все же время наложило свой отпечаток на их отношения, но вскоре она сумеет это загладить, и мужчина вновь подчиниться всем желаниям любимой женщины. У этой особой с нежным голосом сейчас была одна цель: забрать у бывшего жениха то, что поможет ей вновь вскарабкаться наверх, обрести деньги и богатого мужа, а для этого хороши все средства.

Зато Олею эта особа подчеркнуто не замечала, будто другой женщины в этой комнате и в помине не было. Стоит какая-то бессловесная тень с хлыстом, один конец которой обхватил шею Гавера... Ну и пусть себе стоит, лишь бы не вякала! А раз Бел ничего не говорит, то, возможно, эту молчаливую бабу и не стоит принимать во внимание. Понадобится — можно и прогнать...

— Что ж, вина — так вина. Сейчас принесу... — и Бел вышел из комнаты, бросив перед тем короткий взгляд на Олею, но ей хватило и этого. Был получен короткий приказ: приглядывай за этой парочкой, и если что пойдет не так — не жалей. Понятно. Вот уж что-что, а подобное она сделает с удовольствием

Олея чуть прижала ремнем горло Гавера, и пока тот сипел и откашливался, тщетно пытаясь вновь обрести голос, она скрутила хлыст таким образом, чтоб в случае необходимости лишить Галию и возможности говорить, и способности передвигаться.

Долго ждать не пришлось. Галия, особо не обращая внимание на молча стоящую женщину, как бы случайно сделала пару шагов к окну, вот-вот протянет руку и задернет занавесь... От внезапного удара под колени красотка безо всякого изящества рухнула на пол, да еще и концом хлыста ей ударило по горлу.

Пока женщина безуспешно пыталась вздохнуть, в комнате вновь оказался Бел с большой кружкой в руках.

— Ай-яй-яй! — покачал он головой, глядя на произошедшее. — Это что же произошло здесь в мое отсутствие? Галия, зачем тебе нужно было так сердить спокойную девушку? На вот, попей, пройдет, или же легче станет... — и он протянул кружку разозленной женщине.

Та схватила кружку, сделала несколько осторожных глотков. Похоже, ей, и верно, стало чуть полегче, оттого что глядя поверх глиняной кружки, Галия прошипела Олее уже без малейшего воркования в голосе:

— Стерва!

— Если подашь голос громче — сверну шею... — невозмутимо ответила Олея.

— Лавр!.. — Галия в бешенстве уставилась на Бела.

— Она может! — подтвердил Бел. — И на будущее советую тебе не злить эту очаровательную девушку. Весьма опасное занятие.

— Да кто она такая, эта тварь... — начала, было, Галия, но Олея ее перебила.

— Помолчи. Ты мне тоже не нравишься.

— Можно подумать, что ты хоть кому-то можешь понравиться! — Галия сделала из кружки еще один глоток.

— Кстати, что тут произошло в мое краткое отсутствие? — поинтересовался Бел. — До того все было так тихо и мирно! Душа радовалась, глядя на всех вас...

— Эта особа очень желала подойти к окну и задернуть занавесь.. — пояснила Олея. — Не сиделось ей на месте...

— Она врет! — едва ли не взвизгнула Галия. — И вообще, ты что, не видишь: эта дрянь меня ударила!

— Врет? — Бел озадаченно поскреб в затылке. — Надо же, ты сразу это увидела, а я до сей поры так и не заметил за своей женой склонности к вранью!

— Какая жена? — растерянная женщина уставилась на Бела.

— Моя, разумеется! А что тебя удивляет? Я нормальный мужчина, она красивая женщина...

— А как же я? — Галия все еще не могла поверить в услышанное.

— Ты, я думаю, еще найдешь свое счастье... — философски заметил Бел.

— Погоди, погоди... Так ты что, не собираешься отдавать мне артефакты?!

— Вообще-то я тебе ничего подробного не обещал, а если говорить совсем откровенно, то у меня и намерений таких никогда не возникало. И потом, как ты помнишь, артефакты принадлежат Руславии. Между прочим, дорогая моя, ты очень хорошо осведомлена о кое-каких подробностях, которые стороннему человеку знать никак не положено.

— Сволочь! Скотина! Дерьмо!.. Так мне по твоему что, остаток жизни в нищете прозябать?!

— Увы, но на этот вопрос я тебе ответить не могу... — развел руками Бел.

— Так ты что, больше не любишь меня? — Галия растерянно смотрела на Бела.

— Считай, что это была болезнь. Что-то вроде кори, но я ею переболел. Впрочем, можешь думать все, что тебе заблагорассудится.

— И отчего мне так не везет? — зарыдала Галия.

— Наверное оттого, что ты себя, такую красавицу, считаешь подарком всей мужской части человечества... — хмыкнула Олея. — Хороший, но простой парень тебе не нужен, а принцы на белом коне предпочитают искать принцесс в своем кругу. Вот так и разбиваются наши хрустальные мечты, а возраст потихоньку берет свое...

— Умная, да? — зло огрызнулась женщина, но тут ее перебил Гавер, который вновь обрел голос.

— Лавр, подумай еще раз...

— Заткнись! — Белу, кажется, стал надоедать этот беспредметный разговор.

— Слышь, Лавр, ну давай поговорим в последний раз! — все никак не мог успокоиться Гавер. — Согласен, тогда я совершил ошибку... Вернее, мы с сестрой поступили несколько неразумно, но ведь жизнь нас всех уже наказала! Давай все исправим и мы все будем жить долго и счастливо, тем более, что у нас появилась редкая возможность это сделать!

— Я буду тебе верной женой!.. — всхлипнула Галия. — Никогда изменять не буду...

— Ну, такую жертву я вряд ли могу принять... — печально вздохнул Бел.

— Я раньше не замечала за тобой склонности к издевательству, особенно такому мерзкому... Ой, что это? — Галия схватилась за голову. — Что со мной?

— Ты с вином завязывай! — посоветовал Бел. — Это дурное увлечение до добра не доведет.

— Вино... Ты что туда намешал?! — ахнула женщина.

— Если честно, то не знаю... — признался Бел. — Но продавец клялся и божился, что это настоящее сонное зелье. По его словам, с ног валит просто убойно, а сон длится едва ли не сутки. Даже голова спросонья болеть не будет... Ну, если этот аптекарь меня обманул, то все претензии впоследствии предъявляйте только ему — я тут ни при чем, обычный покупатель, с меня взятки гладки. Извините, но ранее провести проверку у меня тоже не было возможности — не позволяли не время, не обстоятельства. Так что...

— А если это отрава?! — а глаза у Галии стали закрываться помимо ее воли. — Отравить нас решил, скотина?!

— Понадеемся на людскую честность и порядочность того человека, что изготовил это зелье... — посоветовал Бел. — Все одно больше ничего не остается.

Но женщина уже не слышала этих слов. Она едва ли не упала на пол с закрытыми глазами и ровно задышала. Спит...

— Так... — Бел взял кружку с вином, заглянул внутрь. — Ну, друг Гавер, тут и на тебя еще хватит.

— Не буду пить! — просипел тот.

— Это как сказать...

Через несколько минут беглецы покинули дом. Перед этим они связали женщину, уложили брата и сестру на кровати, и вдобавок заткнув им рты кляпом. Во дворе было по прежнему тихо, и беглецы ушли тем же путем, что и пришли сюда. Вообще-то Олея всерьез опасалась, что и там будет находится что-то вроде засады, но обошлось. Беглецы тихо соскользнули с последней стены и не торопясь пошло по улице, стараясь держаться как можно ближе к темным местам.

— Бел, куда мы идем?

— Если честно, то не знаю. Примерно ориентируюсь в темноте, чтоб вновь не выйти на ту улицу, где нас так ждут. Будем искать первое подходящее место.

— А я боялась, что местная стража дом окружит...

— Я тоже этого боялся. Но они полностью перекрыли улицу, где находится дом Гавера, и соседние прихватили, а то, что в этот дом можно проникнуть сзади — эта простая мысль никому из стражников не пришла в голову.

— Бел, я тогда у дома пряталась в кустах...

— А я залез в пустую бочку для воды... — усмехнулся мужчина. — Там было две здоровенных бочки, и одна из них почти полная. Как я и рассчитывал, к второй никто подходить не стал. Человеческую логику можно просчитать. Я куда больше опасался за тебя.

— У меня тоже все было в порядке. Я, словно курица-наседка, сидела средь густых кустов, которые, вдобавок ко всему, были еще и с колючками — нормальный человек к ним и близко не подойдет. Лучше скажи, о чем ночные визитеры говорили с Гавером?

— У них была одна тема — мы и артефакты. Местные очень рассчитывают наложить на них свои руки. Вдобавок они отыскали наших лошадей на постоялом дворе — их опознал какой-то стражник. В общем, в гостиницу нам путь закрыт, выходы из города перекрыты. Что будем делать — пока не знаю.

— Ох...

— И не говори.

Вновь темнота, незнакомые улицы, почти невидимые в темноте. Несколько раз они прятались в темных нишах от непонятных теней на улицах, да еще от проезжающих стражников. Время шло, но на пути беглецов не было ничего подходящего, такого, чтоб там можно было сравнительно безопасно отсидеться до утра. Олее уже начала подумывать о том, что им следует забраться в какой-нибудь сад, но, по счастью, не успела сказать об этом Белу. Дело в том, что свернув на какую-то узенькую улочку, женщина остановилась, словно вкопанная, а в ее памяти, словно в открытой книге, возникли знакомые картины. Неужели?..

— Бел... — растерянно прошептала Олея. — Он был здесь. Шел по этому пути...

— Ты о чем? И о ком идет речь?

— Кварг... Он, когда возвращался с острова, оставив там артефакты — он шел здесь, по этому городу и по этой самой улице. Я это вижу!

— Но как же...

— Ты помнишь — он же скинул в мою память не только дорогу на остров, но и тот путь, каким возвращался назад! Только вот пойти по нему мы не могли — сошли на середине, не было возможности возвращаться той дорогой, какой шел Кварг. А сейчас, оказавшись здесь, я внезапно поняла: Кварг проходил по этим улицам! Я даже знаю, куда нам надо идти в этой темноте, и к кому обращаться за помощью!

— Но ты же говорила, что вся память о дороге вспоминается постепенно, как виток за витком!

— Верно! Только вот сейчас передо мной словно кто-то разом перелистал в толстой книге часть страниц, и я снова вижу дорогу, которую ранее прошел Кварг, а дальше словно опять надо снимать виток за витком. Ох, Кварг, Кварг... Похоже, он, и верно, был не просто хорошим колдуном, а очень хорошим!

— Ага, только вот последствия его деяний приходится разгребать нам, простым людям.

— Не ворчи. Может, удастся выйти из города.

— Кстати, куда нам надо идти?

— Похоже, туда, где очень не любят незваных гостей. Можно сказать, их там не выносят на дух. В общем, мне то место совсем не нравится. Компания еще та... Как говорится, порядочным людям там делать нечего.

— Выбора у нас нет, пошли. Может, удастся проскочить и в этот раз.

— Хочется надеяться...

Идя по темной улице и почти ничего не видя округ себя, Олея крепко держала за руку Бела. Так, значит надо дойти до конца этой узкой, да еще и довольно загаженной улицы, потом свернуть направо, и опять до конца... А потом будет очередной виток. Ох, ну когда же кончится этот немыслимо большой клубок с невероятно долгими нитями?!

Глава 20

Сидя в полутемной комнате, освещенной неярким пламенем нескольких тонких свечей, Олея не сводила глаз с мужчины, стоящего напротив их с Белом. Этот невысокий молчаливый человек внешне чем-то напоминал ей Кварга, каким его запомнила Олея за время их единственной короткой встречи. Вернее, того сходства, какое бывает между родственниками, у этих двух мужчин не было: тут присутствовало нечто иное, что объединяет людей, родившихся в одной стране или в строго определенной местности. Так что и этот мужчина, и Кварг — у обоих была смуглая кожа, черные глаза, короткие, будто чуть вдавленные носы и своеобразный овал лица с заметно вымирающими скулами... Сейчас мужчина, чуть прищурившись, смотрел на сидящих перед ним молодых людей, как видно, прикидывая, как ему поступить дальше.

Еще когда они добирались до этого небольшого дома, находящегося на окраине города, Олея шепотом рассказала Белу все то немногое, что было в ее памяти, вернее, случайно осталось в памяти Кварга насчет хозяина того дома. Этого человека звали Наварг, и он в свое время был хорошим знакомым ныне покойного Кварга, и даже более того: на протяжении довольно долгого периода у них были то ли общие дела, то ли еще какие-то взаимные интересы, но главное — они были почти что друзьями. Еще Олея знала, что именно при помощи того человека Кварг покинул Канрай. Вот оттого-то они с Белом и пришли сюда, чтоб, если получиться, уговорить Наварга вывести их из города и помочь пересечь границу. Насколько Олея успела понять, для приятеля покойного Кварга подобное было привычным делом.

Дом Наварга располагался на довольно длинной улице, которая, если можно так выразиться, словно бы разделяла собой два больших района города — тот, где жили люди среднего достатка, и другой, который хотя и выглядит сравнительно благопристойно, но на самом деле там обитают жители городского дна, местный сброд, а также те, с кем обычному человеку лучше не иметь никаких дел.

Что представляют из себя живущие тут люди, стало понятно, стоило беглецам только приблизиться к этой узкой улице: уже на подходе к этому месту им не раз встречались субъекты, которых при всем желании трудно было назвать почтенными и законопослушными гражданами. Едва ли не каждый второй из тех, кого встречали беглецы, провожал их подозрительным взглядом, а кое-кто из особо любопытствующих подходил ближе. При первом же взгляде на эти наглые, да еще и потрепанные жизнью физиономии, у любого человека пропадало всякое желание спрашивать, что хотят эти мордовороты от честных людей. Теперь понятно, почему ночами улицы были совсем немноголюдны — здесь в темное место совсем небезопасно, причем это утверждение, скорей всего, относится ко всем районам этого приграничного города.

По счастью, беглецы пробирались без особых происшествий, да и до грабежей или драк дело не доходило, хотя чем ближе Бел и Олея подходили к окраинам города — тем больше людей довольно подозрительного вида встречалось на их пути. Дело в том, что каждый раз, когда к идущим беглецам подходил некто из тех, кто желал избавить незнакомцев от излишков презренного металла — каждый раз Бел поднимал на уровень груди свою руку с растопыренными пальцами, после чего их всегда отпускали, частенько бросив вслед уходящим презрительно-заинтересованный взгляд. Олее каждый раз было неприятно видеть подобное, ведь она уже знала, что означает этот жест, тем более что муж уже просветил ее по этому вопросу: таким образом у сутенеров принято показывать, что, мол, мы свои и сейчас заняты делом, точнее, ведем девушку к клиенту.

Конечно, впервые услышав о том, каким образом Бел собирается идти по ночным улицам города, Олея вначале возмутилась до глубины души — за кого, собственно, Бел ее принимает?! Неужели ему не понятно, что всего лишь подобное предположение — даже оно обидно для любой женщины? Правда, чуть позже Олея вынуждена была признать правоту мужа: незамеченными по улицам этого города им все одно не пройти, да к тому же многим из здешнего криминала уже наверняка известно о том, что стража (наверняка за хорошие деньги) ищет двоих подозреваемых, а если приметы беглецов всем почему-то еще не сообщили, то наверняка исправят эту ошибку в самом скором времени.

Почему Бел в этом был так уверен? Да просто потому, что среди большого скопления людей новости о поисках кого-то, да еще и с денежным вознаграждением — подобное разносится если не с быстротой молнии, а то и быстрей того, и многие по уже устоявшейся привычке начинают вглядываться в лица прохожих, ища те черты, о которых было сказано в приметах. Однако Бел и тут рассудил правильно: здешние обитатели, увидев знакомый жест и разглядев рядом с мужчиной фигуру женщины, на лицо которой был низко надвинут капюшон, вопросов не задавали, да и зачем это делать, когда и так все ясно? Ведут девушку по вызову, а то, что ее лица не видно — так подобным образом поступает едва ли не каждая вторая ночная бабочка. Почему? А на всякий случай — мало с кем придется столкнуться ночной порой!..

К тому же подобная предосторожность здесь считается в порядке вещей, ведь (как это ни невероятно звучит) но иногда случается и такое, что ночами с такими вот паршивцами-сутенерами ходят дамы из весьма обеспеченных семей: а что, жизнь у кое-кого из этих особ идет настолько спокойно, скучно и размеренно, что некоторым пресыщенным дамам хочется хоть немного встряски и новых острых впечатлений, а заодно и щекочущих нервы приключений, которыми такие вот пронырливые ловкачи-сутенеры обеспечивают этих ищущих разнообразия бабенок по самое не балуй... Правда, позже многие из таких вот дур попадают в немалую зависимость от тех ловкачей, услугами которых они когда-то пользовались, и вот тогда эти перепуганные бабы уже не знают, как стряхнуть со своих ушей те немалые неприятности, которые обязательно возникнут, если муж и родственники узнают об их несколько... причудливых развлечениях. Впрочем, в этом случае, как говорится, кроме как себя, больше винить некого.

Наварг с невозмутимым видом встретил незваных гостей, и вежливо выслушал речь Бела, который представился ему как человек, в свое время неплохо знавший Кварга, и даже какое-то время работающий вместе с ним. Чем они занимались? Путь простит почтенный хозяин, но сейчас не стоит говорить об этих скучных делах. И хотя разговор шел на языке Маргала, тем не менее, Олея знала, что именно Бел говорит хозяину этого дома: дескать, у нас с Кваргом были неплохие отношения, хотя закадычными приятелями нас было никак не назвать — уж слишком закрытым и замкнутым был этот человек. Тем не менее оба прониклись друг к другу определенным доверием, и однажды Кварг ему сказал, что если у того возникнут затруднения в Канрае, то в случае крайней нужды можно обратиться к уважаемому Наваргу, и при том сослаться на имя Кварга. И вот обстоятельства сложились так, что он вынужден прибегнуть к помощи почтенного Наварга, хотя и отдает себе отчет, что тот его не знает и не обязан ничего делать для незнакомого человека, тем более что в наше непростое время далеко не каждый будет принимать на веру слова чужестранца...

Еще Олея и Бел заранее решили, что на крайний случай можно будет рассказать о том, как погиб Кварг: дескать, он пытался бежать от захвативших его людей, но из этого ничего не вышло. При побеге этот бедняга повредил себе ногу, пытался взять заложницу, но неудачно, а позже Кварг то ли умер от ранений, то ли был убит — об этом никто ничего не знает... Откуда все это известно гостю? Просто в свое время его наняли, чтоб помочь Кваргу бежать из плена, только вот с тем побегом ничего не вышло. К сожалению...

Конечно, это рискованный разговор, но вполне может оказаться и так, Наваргу что-то известно о тех обстоятельствах, при которых погиб Кварг. В общем, раз представляешься его другом, то лучше показать, что ты довольно много знаешь и о его гибели.

Надо же, какая у них долгая беседа! И хотя в основном говорит Бел, но Олея никак не может взять в толк, о чем можно так долго говорить с Наваргом. Хм, а ведь этот невозмутимый человек совсем не прост. Вроде вежливо улыбается, почтительно кивает, иногда задает какие-то вопросы, а глаза цепкие, холодные и в то же самое время ничего не выражающие. Пускай этот щуплый человечек внешне выглядит совсем неопасным, но считать его таковым вряд ли стоит. Вон, Юрл и Кварг тоже были отнюдь не богатырского сложения, да и внешне далеко не записные красавцы, но не принимать их в расчет для кое-кого оказалось роковой ошибкой.

Кроме Наварга, в доме сейчас находилось еще несколько человек, и при взгляде на них было понятно, что с этими парнями лишний раз лучше не задираться. Все эти мужчины в чем-то выглядели совершенно одинаково: невысокие, смуглокожие, с мягкими движениями и легкой походной, которая как-то не вязалась с их одежной простого горожанина или приказчика. Ясно, что это или охрана почтенного хозяина или же парни для выполнения особых поручений, из числа тех делишек, о которых посторонним знать не стоит. Похоже, Наварг предпочитал иметь дело с людьми только своей национальности. Да уж, такие ловкие мальчики с непроницаемыми лицами враз перехватят тебе горло от уха до уха и не поморщатся. Ох, думай — не думай, но похоже, что они с Белом заглянули туда, где чужакам делать нечего, а излишне любопытные носы враз ставят на место, причем делают это, в лучшем случае, при помощи кулака.

Кроме того, по воспоминаниям Кварга Олее было известно, что в этом доме установлено что-то вроде сигнализации, причем к магии это не имело никакого отношения. Просто в каждой комнате на стене висело что-то вроде неприметного крючка для одежды, но стоило за него дернуть, или же повесить на него хоть какую-то одежду, как в соседней хибарке начнут звенеть колокольчики, после чего к дому Наварга устремятся с пяток крепких парней... Ничего не поделаешь, с теми делами, которыми занимается хозяин этого скромного домика, подобная предосторожность иногда может спасти жизнь.

— Что ж... — внезапно Наварг заговорил на языке Руславии, — что ж, будем говорить на языке, который известен даме, ведь по вашим словам, она не понимает нашей речи. Итак, если я правильно понял, то вы оба хотите незаметно покинуть город и перейти границу.

— Совершенно верно... — кивнул Бел.

— Я вас выслушал, а теперь отбросим прочь всю ту словесную шелуху, что вы мне наговорили... — Наварг по-прежнему был спокоен. — Не спорю, похоже, что вы действительно имели дело с Кваргом, и даже могу допустить (правда, с оговорками) что в свое время он направил вас ко мне. Бесспорно, это дает вам большой плюс при общении со мной. Однако в нашем разговоре вы далеко не искренни, многое утаиваете, хотя обращение за помощью должно предполагать определенную честность. Конечно, вас никто и не просит выворачиваться передо мной наизнанку — я не духовник, а у каждого из нас есть такие секреты, знания о которых могут быть просто опасны для посторонних. Тем не менее я бы хотел услышать честные ответы на некоторые из своих вопросов.

— Я готов ответить.

— Прекрасно. Итак, мне стало известно, что в городе идет поиск двух преступников, приметы которых очень напоминают ваши внешние данные. Речь идет о вас?

— Не могу утверждать наверняка, но с высокой долей вероятности могу предположить, что это так и есть.

— Вы совершали какие-либо преступления на территории этой страны?

— Праведников среди нас нет... — пожал плечами Бел.

— Я могу узнать причину, из-за которой на вас идет настоящая охота? — продолжал Наварг.

— Простите, но я вынужден оставить этот вопрос без ответа — это как раз относится к тем секретам, которые, как вы сказали, опасны для посторонних.

— Догадываюсь. Награду в сто золотых так просто не дадут.

— Я заплачу вам те же сто золотых, если вы выведите нас из города.

— У меня другая цена. Триста золотых. Очень велик риск.

— Двести... — чуть нахмурился Бел.

— Двести пятьдесят... — отрезал Наварг. — Это окончательная цена и больше снижать ее я не намерен, тем более, что с моей стороны предстоят как немалая работа, так и определенные расходы. Если я правильно понимаю текущую ситуацию, то вас не только нужно вывести за пределы города, но и помочь перейти границу, а в нынешних сложных условиях проделать подобное совсем не просто.

— Хорошо... — согласился Бел. — Но и у меня есть условие: сто золотых я плачу сразу, а остальное получите после того, как окажемся на границе меж Маргалом и Байсином. Извините, но я вас тоже знаю только по словам Кварга (да пребудет его душа в вечном отдохновении), так что мне будет спокойнее, если часть денег я передам вам перед самым пересечением границы.

— Ну, в этом вопросе я, пожалуй, могу пойти вам навстречу... — пожал плечами Наварг. — И даже более того: так как вы пришли ко мне от имени и по рекомендации моего друга, да сойдет вечный мир на его истерзанную душу, а друзей у меня можно пересчитать по пальцам одной руки... В общем, из уважения к Кваргу и дабы почтить память о нем, я лично провожу вас до границы.

— Я, право же, на такую честь даже не рассчитывал.

— Считайте, что вам просто повезло: я и без того собирался в ближайшие дни заглянуть в тамошние места, так что вы просто поторопили мой отъезд. Думаю, через полчаса мы выйдем в путь. До того времени прошу вас не покидать эту комнату.

Наварг вышел из комнаты, и в тот же миг к ним шагнул один из тех парней, что постоянно маячили за спиной своего хозяина, и Бел без слов опустил в протянутую ладонь этого мужчины туго набитый мешочек. Тот, высыпав на стол монеты, молча пересчитал их, затем вновь ссыпал золото в мешочек и вышел, оставив Бела и Олею одних в комнате.

Впрочем, те не обольщались понапрасну, понимая, что через щели в стене за ними приглядывает не один человек, и оттого сидели молча, прижавшись друг к другу. Понятно, что сейчас лучше не произносить ни звука — не было ни малейших сомнений в том, что сейчас прослушивают их возможные разговоры. Что там сказал Наварг — "не покидать эту комнату?". Хм, можно подумать, что им позволят это сделать!

Правда, Олее очень хотелось спросить у Бела, каким это образом он собирается рассчитываться с Наваргом? Конечно, обыскивая покойного Сандра и его товарищей, Бел нашел немало денег: похоже, власти Маргала не ограничивали нанятых ими людей в звонкой монете: недаром у беглецов после осмотра погибших оказалось несколько пригоршней монет самого разного достоинства. Одних золотых кругляшей (не говоря о серебре и меди) нашлось чуть больше сотни, только вот сейчас почти все то золото Бел отдал в качестве аванса. Н-да, невесело, ведь Наварг у границы потребует с них еще полторы сотни золотых, а откуда беглецам отыскать такую прорву золота?! Деньги у Бела, конечно, еще остались, только вот их было не так и много, и не золота, а серебра с медью. Если же учесть те темпы, с которыми беглецы тратят деньги, то надолго не хватит и оставшихся денег. Ладно, там, у границы, будет видно что делать и как поступать.

Надо же, — снова подумалось Олее, — надо же, еще днем они с Белом считали себя богатыми людьми, во всяком случае, всерьез рассчитывали на то, что какое-то время могут не беспокоиться насчет того, что им будет не на что поесть или переночевать. И вот прошло совсем немного времени, и беглецы опять остаются с изрядно прохудившимся карманом.

Подождать возвращения хозяина дома пришлось чуть дольше, чем полчаса. Олея уже начала, было беспокоиться, но тут наконец-то появился Наварг.

— Пошли! — коротко бросил он. — Время дорого и нам надо поторапливаться. Если вам что понадобится, то обратитесь ко мне, но на всякий случай предупреждаю — не стоит отвлекать меня по пустякам. К сожалению, охрана на выходе из города оказалась куда более суровой, чем обычно, да и обстановка вокруг весьма напряженная, так что от вас обоих требуется полное повиновение и безусловное выполнение моих указаний. А еще в дороге каждому нужно держать язык за зубами. Я понятно выразился?

— Более чем... — кивнул Бел.

— Замечательно. Сейчас мои люди принесут вам накидки, похожие на те, в которых ходят местные крестьяне. Надевайте их на себя, и пошли.

Через несколько минут небольшая группа людей, одетых в одинаковые темные накидки, пробиралась по улицам города, вернее, по самой криминальной его части. Сквозь капюшон Олея поглядывала на своих спутников. Наварг, как и следовало ожидать, шел не один: он прихватил с собой трех своих охранников, и было понятно, что если дело дойдет до схватки, то каждый из этих парней в бою будет стоить немало. Кстати, сейчас эти молчаливые охранники идут не просто так, и не там, где им хочется, а словно по привычно разработанной схеме: один впереди, еще один чуть сбоку, а последний замыкает эту небольшую группу людей. Да уж, обложили со всех сторон, даже если захочешь убежать, то это вряд ли получится. Появилось стойкое ощущение нешуточной опасности, и эта опасность исходила именно от тех людей, что шли рядом с ними.

Еще небольшая шероховатость не давала покоя Олее: улицы, по которым сейчас они пробирались, были ей незнакомы, вернее, Кварг, возвращаясь с острова, шел по другим улицам. Очевидно, к ведущим из города воротам он направлялся иным путем. Ладно, посмотрим, как события будут развиваться дальше.

А на грязных и загаженных улицах народу хватает, причем складывается впечатление, что в здешних местах ночь — самое любимое время для прогулок и развлечений. Фонари висят чуть ли не над каждым домом, из многих открытых дверей доносятся крики, шум, звуки веселья, а кое-где слышны и звуки разбиваемой посуды. Понятно, гуляет местное отребье, ведь для него ночь в здешних местах — это то время, когда можно вести себя так, как душе заблагорассудится, не отказывая себе ни в чем, вернее, позволяя себе любые развлечения, но, естественно, в меру толщины своего кошелька.

Кстати, в таких же темных накидках с капюшоном по улицам ходят многие. Похоже, что здесь это что-то вроде самой ходовой одежды — недаром по неубранным улицам то и дело мелькают фигуры, закутанные в одинаковые темные накидки с опущенными капюшонами. Н-да, это явно не крестьяне, идущие на ночное богослужение.

Несколько раз к их небольшой группе людей подходили совершенно непонятные личности, и вряд ли для того, чтоб почтительно поприветствовать незнакомцев. Однако стоило тем нагловатым парням узнать кое-кого из этой компании, как большинство из них благополучно ретировались в сторону. Те же, кто залив глаза крепким вином или же не узнав идущих, старался затеять драку или же сунуть свою умелую руку в карман людей Наварга — ну, те на будущее хорошо запоминали ту простую истину, что к мирно идущим незнакомцам лучше лишний раз не подходить, и уж тем более не стоит пытаться обшаривать чужие карманы. Почему? Чревато большими неприятностями, а люди Наварга доставляли их весьма умело.

Олея отчего-то была уверена, что город они покинут через городские ворота: все же сейчас ночь, и, возможно, стража не будет уж очень пристально вглядываться в тех, кто хочет незаметно уйти из сонного города, но в действительности все оказалось куда сложнее. Их небольшая группа, и верно, подошла к городской стене, только вот никаких ворот там и близко не было. Затаившись в какой-то нише люди чего-то выжидали, и вскоре рядом с ними откуда-то сверху упала веревочная лестница, и одновременно с этим возле них оказался незнакомый человек в форме стражника. Несколько негромких слов — и Наварг, сунув что-то в руку мужчины, кивнул головой своим людям в сторону лестницы: мол, не тяните, давайте, забирайтесь по ней, и поскорей.

Вначале наверх лихо вскарабкались двое подручных Наварга, затем он сам ловко преодолел высокую стену, да и Бел не подкачал, а вот с Олеей было несколько сложнее: она почти не видела в темноте веревочных петель, да и опыта в подобном лазании у нее не было, так что женщина поднималась наверх далеко не так быстро, как бы ей того хотелось. Стоит учесть и то, что здешняя городская стена была чуть ли не самой высокой из всех, какие Олея видела ранее. Стоило радоваться уже тому, этот подъем был куда легче и не шел ни в какое сравнению с тем, как они поднимались по почти отвесной стене в той пещере, где находилось дикое золото...

Потом был такой же сложный спуск вниз, причем Олея едва не запуталась в веревочных петлях у самой земли. По счастью, все обошлось, и после того, как за ней на землю неслышно соскользнули двое оставшихся охранников Наварга, веревочная лестница сразу же пошла вверх.

— Куда теперь? — не выдержав молчания, шепотом спросила Олея.

— Я же просил держать язык за зубами... — в прежде спокойном голосе Наварга слышны нотки нешуточного раздражения, которое он даже не пытается скрыть, да и сам голос стал какой-то... неприятный. — И только для того, чтоб больше я не слышал ваших вопросов, отвечаю: сейчас мы идем за лошадьми, а потом направляемся к границе.

— А...

— Надеюсь, вам понятна та элементарная истина, что пешком до границы идти довольно долго, а на лошадях мы доберемся до нее куда быстрее... — судя по всему, Наварг здорово нервничал. — Все, надеюсь, в ближайшее время вы не произнесете ни слова.

Муж чуть коснулся рукой запястья Олеи, и она поняла, что тот хотел ей сказать: пока все в порядке, не обращай внимания на грубость, но не расслабляйся и держи наготове хлыст. Ну, то, что им сейчас надо держать ухо востро — это Олея прекрасно понимала.

Бел... Вроде и жест простой, но все ясно, и сразу же стало чуть легче на душе, однако ощущение опасности по-прежнему так и не проходило.

Какое-то время люди шли пешком, при этом не произнося ни слова. По прикидкам Олеи, которая невольно считала пройденные шаги, они отмахали в темноте не менее пары верст, когда впереди, в ночной мгле, появились какие-то строения. При слабом свете звезд можно было рассмотреть несколько домов. Похоже, отряд подошел к небольшому селению, стоявшему в отдалении от дороги. Однако даже не видя его, Олея почувствовала, как на сердце стало чуть легче — Кварг проходил это место. Вернее, тут он брал лошадь, чтоб добраться до границы. Значит, Наварг их не обманывает.

За то время, что двое охранников Наварга ходили в это селение и привели к ожидающим их людям оседланных лошадей, Бел и Олея успели коротко переговорить меж собой. Впрочем, сейчас даже Наварг, хотя и кинул на них недовольный взгляд, но вновь делать замечания не стал — как видно, понимал, что вряд ли эти двое будут досконально слушать его приказы. Но для Олеи куда более важным, чем недовольство Наварга, было то, что чуть слышно сказал ей Бел. Значит, опять без драки не обойдется...

Не сказать, что к границе лошади шли уж очень быстро — все же темнота, вокруг почти ничего не видно, однако лошади двигались без понуканий и лишних слов. У женщины создалось впечатление, будто эти животные движутся по давно привычному, проторенному маршруту, который им давно известен и по которому они ходят едва ли не каждый день.

Дальнейший путь до границы не занял и часа, и все это время Олея видела, как в ее памяти, вернее, в памяти Кварга разворачивается дорога, ведущая до границы. Все верно, все правильно, именно здесь и пробирался этот человек, возвращаясь назад, в те места, где, как он считал, его ждет богатство и обеспеченная жизнь. Увы, для него все обернулось совершенно иначе... Кстати, когда Кварг проезжал по этой дороге, Наварга с ним не было, хотя они были друзьями, а тут вдруг решил самолично проводить до границы совершенно незнакомых людей! Конечно, можно думать все, что угодно, в все же подобное, по меньшей мере, странно, хотя по-прежнему очень хочется надеяться, что Кварг ведет с ними честную игру.

До границы оставалось совсем немного, когда лошади внезапно свернули в сторону. Хм, а ведь туда направляться не стоит, по воспоминаниям Кварга там находится какая-то опасность... Что ж, надо доверять своим ощущениям, а сейчас они просто-таки указывают: нечто идет не так, а значит, как и говорил Бел, надо действовать на опережение...

Олея, крепко сжав хлыст, два раза негромко кашлянула — такое впечатление, что женщине в горло попала дорожная пыль. Один из охранников Наварга, ехавший рядом с ней, чуть покосился в ее сторону, и отвел взгляд в сторону — ничего особенного, все в порядке. Однако в следующий момент коротко свистнул хлыст и вокруг шеи мужчины туго обвился кожаный ремень. Резкий рывок, хруст шейных позвонков — и враз обмякшее тело стало сползать на землю. Конечно, все это ужасно, но Бел ясно дал понять своей спутнице — если им самим хочется остаться в живых, то ни о никакой жалости сейчас и речи быть не может.

Тем временем спутник Олеи тоже не зевал: в тот самый момент, когда ремень еще только обхватывал шею охранника, из обоих рук Бела по направлению к двум другим охранникам одновременно вылетели метательные ножи. Один из них с неприятным звуком едва ли не по рукоять вошел в горло парня, ехавшего неподалеку от Бела, а вот второй нож попал не так точно — в предплечье левой руки другого охранника, и пока тот пытался пустить в сторону Бела свои метательные ножи, Олея послала хлыст в сторону Наварга, сбивая его с седла...

Не прошло и минуты, как все было кончено. Наварг со связанными руками и кляпом во рту валялся на земле, а рядом лежали трое его охранников — эти, правда, были бездыханными. Бел и тут все рассчитал верно: если в дороге показывать почти полное послушание и покорность, то внимание охранников к своим подопечным чуть ослабнет, а с такими ловкими парнями даже это крохотное преимущество надо считать немалой удачей. Что ни говори, а ведь именно внезапность и помогла беглецам справиться с этими хорошо обученными парнями.

Правда, положа руку на сердце, следует признать, что немалую роль здесь сыграли и те два метательных ножа, остро заточенные лезвия которых были смазаны ядом, страшным по своей силе. Эти простые с виду ножи Бел приобрел еще днем, когда беглецы делали вид, что бесцельно слоняются по городу. По словам благообразного старика, торгующего травами в небольшой лавке (того самого, у которого Бел купил эти самые ножи), даже крохотная царапина, нанесенная подобным лезвием, может привести к параличу, а уж любое более или менее серьезное ранение вызовет смерть пострадавшего в течение нескольких секунд. Тогда Оле было непонятно, для чего надо покупать столь опасное оружие — ведь каждый из беглецов мог и сам оцарапаться об эти страшные лезвия! К тому же оружия у них и без того хватало — вон, Бел тащил с собой тяжелую сумку, набитую тем оружием, что успели набрать у Сандра и его товарищей, так для чего приобретать еще что-то, да к тому же столь дорогое? Все же полтора десятка золотых за две невзрачные железки — это, можно сказать, грабеж средь бела дня! Хотя Бел тогда и завернул в тряпицу эти ножи, находящееся в жестких ножнах, но все же женщина старалась лишний раз не касаться этой ткани. Впрочем, Бел и не позволял ей это делать.

Олея всерьез опасалась за Бела, когда тот, находясь неподалеку от дома Наварга, достал эти ножи из тряпицы и вместе с ножнами засунул их себе в сапоги — мол, для этого оружия здесь самое безопасное место!.. Как это ни удивительно, но он оказался прав: хотя у дома Наварга их особо и не обыскивали, но заставили оставить у входа сумку с оружием. Как позже заметил Бел — ее содержимое кто-то внимательно осмотрел, и если бы там остались эти ножи, то их, без сомнения, сразу бы нашли, и вряд ли оставили на месте. Обычно такое оружие или изымают или же заменяют на похожее, но без следов яда. Почему? Хм, а разве тут нужны какие-то пояснения? А тот старик не обманул — отрава на клинках, и верно, убойная...

— Бел... — тихонько сказала Олея. — Бел, пожалуйста, никогда не бери больше такого вот... с ядом. У меня чуть сердце в пятки не ушло, когда ты их бросал! Ведь если б ты только чуть-чуть оцарапался... Мне просто страшно представить себе возможные последствия!

— Если честно, то я боялся этого едва ли не больше тебя... — согласился Бел, говоря так же негромко, едва ли не шепотом. — Не поверишь, но с меня десять потов сошло, пока я их вытаскивал, хотя и старался проделывать это как можно более аккуратно. Сам трясся, как камыш на ветру! По-настоящему боялся пораниться, да и бросать ножи в темноте было достаточно сложно, только вот у нас с тобой выхода иного не было. Обещаю, что отныне мы с тобой будем действовать по-старинке, без таких вот... извращений!

— Тогда поясни мне, для чего ты их купил, эти ножи? Я, говоря откровенно, до сих пор этого никак не могу понять!

— Просто я хорошо наслышан о здешних нравах. Чтоб ты знала, здесь, среди криминального сброда подобное оружие с ядом весьма распространено. Ты даже представить себе не можешь, сколько гибнет людей в этом городе из-за неосторожного обращения с такими вот отравленными железками! Спорить готов, что у каждого из этих троих убиенных отыщется или подобный нож или же нечто похожее...

— А как же стража в Канрае? Вряд ли там спокойно взирают на игры с ядами?

— Какое там спокойно! Я ж тебе уже сказал: в этом приграничном городе за последние годы происходит столько смертей от ядов, что власти в прямом смысле этого слова хватаются за голову. Словно эпидемия какая-то, причем многие гибнут по собственной невнимательности или простой неосторожности, всего лишь случайно коснувшись отравленного лезвия! Однако самое удивительное состоит в том, что в последние годы среди местной молодежи становится чем-то вроде проявления доблести носить с собой отравленное оружие! Не знаю даже, как это назвать, модой или поветрием... Так что если стражники в Канрае прихватывают кого-то с такими вот... ядовитыми игрушками, то поверь мне на слово — ничего хорошего того человека не ждет. Долгое тюремное заключение, пожизненная каторга или плаха ждут как продавцов, так и покупателей. Тут я с ними согласен целиком и полностью: если самыми жесткими методами не прекратить подобное распространения ядов, то дальше будет еще хуже.

— Бел, а ты уверен, что мы поступили правильно? Ведь Наварг... Мне кажется, этот человек вел с нами честную игру...

— Вот именно, что кажется... Времени у нас мало, так что лирическое отступление закончено... — отодвинув Олею, Бел шагнул к лежащему на земле Наваргу. — Господин хороший, вы согласны отвечать на мои вопросы без крика? Если согласны, то поговорим, а если нет — то, как говорится, не обессудьте. Сами понимаете: граница близко, да и погранцы, без сомнений, тут ходят по определенному расписанию, о котором вам, без сомнения, хорошо известно, а на слух те парни обычно не жалуются.

Наварг чуть заметно кивнул головой, и Бел ловким движением вытащил кляп у него изо рта, а затем, чуть приподняв, посадил мужчину спиной к большому камню. Верно — так и разговаривать удобнее, да и Олея, поняв, что от нее требуется, враз охватила ремнем хлыста горло Наварга.

— Еще раз прошу извинений, но иначе нельзя... — развел руками Бел. — Вы сейчас растеряны, раздосадованы, и от обиды можете пойти на необдуманный поступок, так что лучше заранее придавить в корне все безрассудные мысли и намерения. Сразу предупреждаю: попытка подать голос, не отвечать на вопрос или же неоправданно затянуть время — и в тот же миг вы разделите судьбу своих охранников. Надеюсь, это вам понятно?

— Да... — просипел Наварг, которому, кажется, тяжело давалась речь. Наверное, ремень слишком туго сдавливал его горло. На всякий случай Олея чуть ослабила хватку, чтоб мужчина мог дышать свободней. Хм, показалось Олее, или нет, что в этот момент Наварг чуть пристальнее глянул на нее? — Мне непонятно другое: где женщина с Севера научилась древнему искусству кочевого народа? Когда-то, очень давно, меня был слуга, владевший этой удивительной наукой, но он, увы, скончался, и с тех я видел только бездарные подражания подлинного искусства, но сейчас... Я искренне удивлен. Мне бы очень хотелось знать, каким непонятным образом эта женщина знает то, что известно лишь единицам?

Надо же, как он быстро соображает! — подумалось Олее. — Да и такому самообладанию можно позавидовать. Такое впечатление, что этот человек нисколько не удивлен произошедшим и не опечален гибелью своих людей! Или он хорошо умеет держать себя в руках, или же ему, и верно, нет дела до смерти охранников. Хотя вполне может быть и так, что Наварг считает все происходящее вполне естественным делом: кто-то убит, кто-то выжил, а кто-то и договорился промеж собой...

— Вопросы буду задавать я! — оборвал Наварга Бел. — Меня интересует...

— Мне плевать, что вас интересует... — связанный человек не стал слушать. — Я предлагаю вам помощь, вернее, могу помочь выплыть из той бездонной ямы, в которой вы вот-вот утонете. За вами, вернее, за древними артефактами охотится столько людей, что живущая в ваших головах нелепая мысль о том, будто вы сумеете уйти отсюда и притом унести с собой те уникальные сокровища — все это настолько глупо, что вызывает у меня искреннее сочувствие к вашему больному разуму.

— Сбавьте тон! — посоветовал Бел. — Сейчас мы задаем вопросы...

— Да с чего вы взяли, что я на них буду отвечать? — губы пленника тронула насмешливая улыбка. — Сейчас древние Боги Востока на моей стороне, и я чувствую, что они простерли надо мной свою благословенную длань, позволяя мне не бояться никого и ничего. В мире все взаимосвязано, хорошее и плохое, и оттого ваше появление в моем доме не может быть простым совпадением — это милость Богов, которые решили воздать должное за те несчастья, которые обрушились на многих из моих родных и знакомых. А знаете, что лежит в основе всех бед? Те самые артефакты, что вы несете, вернее, уже донесли до человека, которому они должны быть предназначены, то есть до меня. Боги все одно заставят вас отдать эти сокровища мне, так что я призываю вас сделать подобное добровольно, а иначе... Гнев Богов может быть суров.

Что за бред он несет? Олея покосилась в сторону Бела, но судя по его чуть удивленному виду, тот тоже не мог понять, что именно имеет в виду Наварг. Впрочем, тот, как видно, понял возникшее недоумение, и продолжал все так же спокойно.

— Хорошо, я поясню вам, в чем дело. То, что вы знали Кварга, или хотя бы его видели — в этом я не сомневаюсь: в вашем рассказе были некие мелкие детали, позволяющие сделать подобный вывод. Нас с Кваргом связывали почти что родственные отношения: мы очень давние приятели, наши семьи дружат многие годы, а его племянница должна была стать моей женой. Увы, из-за этих артефактов все пошло насмарку. Несколько месяцев тому назад Кварг пришел ко мне и коротко сообщил о том, что скоро мы все будем очень богаты — для этого он пошел на большой риск, который принесет всей нашей семье дождь из золота, после чего всем можно будет отойти от дел и жить в свое удовольствие. Через день Кварг ушел, а я остался ждать новостей. Увы, вскоре я узнал, что арестованы почти все наши родные и близкие, жившие в Танусии, причем не просто арестованы, а их едва ли не гноят заживо в одной из самых страшных и суровых тюрем той страны, и никакие деньги и связи не смогли помочь хоть одному из арестованных вырваться из той тюрьмы. Кстати, говоря о том, что их гноят, я имел в виду не переносное, а прямое значение этого слова. Более того, на сегодняшний день ни один из тех бедолаг так и не вышел на свободу, и у меня есть все основания думать, что они так же мертвы, как и Кварг, который затеял всю эту историю. Что ж, единственным оправданием для него служит то, что изначально он хотел блага для всей своей семьи. К сожалению, Боги рассудили иначе, и в тот момент их милость оказалась не на его стороне, но зато они привели ко мне вас, вернее, вы принесли те мне самые артефакты, ради которых погиб не только Кварг, но и почти вся его семья. Вот ответьте мне: разве это не промысел Богов? Как бы вам не было неприятно признать подобное, но, поразмыслив на трезвую голову, каждый из вас должен понять: в этом мире существует нечто такое, чему обязаны подчиняться все живущие...

Слушая Наварга, Олея только что не усмехнулась про себя. Милость Богов, значит... Ну-ну. В действительности все куда проще и приземленней, только этому человеку доказать иное невозможно. Он настолько убежден, что артефакты приплыли к нему в руки по воле Богов и должны принадлежать только ему, что переубедить мужика не удастся при всем желании.

— Интересно у вас завернуто... — усмехнулся Бел. — Только вот если это промысел Богов, то отчего вы нас решили грохнуть на границе?

— Ваши слова меня оскорбляют, и говорить с вами в таком тоне я не желаю.

— Да хватит вам! — махнул рукой Бел. — Тоже мне, секрет... К тому времени, когда мы появились у вас в доме, уже было известно, что разыскивают двоих людей, мужчину и женщину, причем разыскивают по довольно точным приметам. Более того, при ваших нешуточных связях и широкой информированности вам уже наверняка было известно, что за груз мы несем. Кажется, можно радоваться — вожделенная добыча сама пришла к вам в руки, только вот перед вами возник вопрос: как сделать так, чтоб никто не узнал, что именно вы завладели бесценными артефактами? Конечно, пара пустяков ткнуть нас отравленной иголкой и втихую забрать древние сокровища, только вот мне хорошо известны нравы, царящие в таких местах, как этот город, и особенно в той преступной среде, где вы имеете счастье плавать, словно рыба в воде. Здесь все и всё знают, следят друг за другом, а сеть информаторов поставлена так, что пронизывает буквально все. Так что о том, что артефакты оказались в ваших руках — об этом уже к утру станет известно очень многим людям, обладающим нешуточной властью. Кусок слишком жирный, чтоб вы владели им в одиночестве, так что вас, в лучшем случае, заставят поделиться, а в худшем... Ну, чем меньше кандидатов на золото, тем больше доля оставшихся. В общем, надо было сделать так, чтоб все подозрения в похищении артефактов падали на кого-то другого.

— Интересный ход мыслей... — а голос у Наварга спокойный, будто речь идет не о нем.

— Дальше будет еще интересней. Вы рассуждали просто: нас надо довести до границы и убить именно там, едва ли не на разделительной полосе, затем забрать артефакты и уйти. Раньше этого делать не стоит, потому как ваши охранники не должны знать, что именно вас интересует. Скорей всего, вы почти не сомневались в верности своих парней, но когда речь идет о таких деньгах, то лучше не рисковать. Береженого, как говорится, и Бог бережет, так что своих парней вы жалеть не стали. Я прав? А дальше вы рассуждали примерно так: когда наши тела будут обнаружены, то подозрение в первую очередь упадет на пограничников, причем неизвестно, погранцы какой страны приложили руку к похищению артефактов. Тут такая кутерьма начнется... А своих парней вы бы грохнули на обратном пути — наверняка при вас при себе уже ядовитые иголки припасены или что-то вроде того. Иначе никак не получится: ведь кое-кто уже знает, что ваши люди покидали город этой ночью, а это возможные свидетели, которые вам, естественно, никак не нужны. Что касается благовидного предлога, то есть для чего вам было крайне необходимо покинуть город этой ночью — тут, без сомнений, у вас уже было придумано нужное объяснение.

— Вот как? Тогда просветите меня, отчего я не убил вас еще в дороге и артефакты не забрал тогда же? Сделать это мне ничего не стоило.

— Убивать заранее... А зачем? Возиться с нашими телами? Сами знаете: убить человека несложно, а вот куда потом деть тело убиенного, и как с ним возиться дальше — тут отдельный разговор. Ну, грохнули бы нас сразу же за городом, а потом? Тащить тяжелые трупы на себе, или же закидывать их на лошадей, а потом всю дорогу следить за тем, чтоб бездыханные тела не упали на землю? Не пойдет, много ненужной возни, да и слишком хлопотно, такие дела надо обстряпывать куда более тонко. Для того, чтоб придать картине полную достоверность, тела вам были необходимы свежие, без пятен от веревок и трупного окоченения в непонятной позе. Так что по вашему замыслу, почтенный Наварг, до границы мы должны были добраться, если можно так выразиться, своим ходом, в целости и сохранности, а уж там... А что касается артефактов — так никуда бы они от вас не делись, и убивать нас вы бы не стали до тех пор, пока эти самые артефакты не оказались в ваших руках. Тут, главное, не торопиться, действовать по заранее разработанному плану, всему свое время... Кстати, человек вы предусмотрительный, и не сомневаюсь, что позаботились бы и о том, чтоб позже наши мертвые тела не смогли допросить некроманты: насколько мне известно, для этого всего-то и требуется разрушить мозг у покойника. Проще простого: один удар в глазницу или в висок, то так, чтоб пробить голову насквозь. Между прочим, у вас при себе имеется длинный стилет... Ну, я думаю, с этим все ясно.

— Без моей помощи вам все равно не удастся перейти границу... — такое впечатление, что на Наварга не произвели никакого впечатления слова Бела. — Сейчас объявлена тревога, а в таких случаях даже мои парни стараются не нарываться на неприятности, и делают все возможное, чтоб держаться как можно дальше от стражи. Вы можете думать все, что вам заблагорассудится, и не верить в промысел Богов, но я все равно иду вам навстречу и предлагаю свое покровительство.

— Что-что? — хмыкнул Бел. — А вы наглец!

Вот с этими словами Олея была полностью согласна. Похоже, Наварг по-прежнему был уверен, что сумеет переломить ситуацию в свою сторону.

— Я не выношу грубости! — голос мужчины по-прежнему был безмятежен, и лился ровно, если не сказать убаюкивающее. — Хотите добраться до своей страны? Мы можем договориться об этом. Пусть я получу всего лишь часть тех денег, что хотел заработать первоначально, но, в принципе, меня это вполне устроит...

В следующее мгновение Наварг непонятным рывком постарался метнуться в сторону Бела, пытаясь ударить его ногой. Очевидно, он рассчитывал на то, что женщина, в какой-то мере успокоенная его неподвижностью, уже не так крепко держит рукоять хлыста, и таким вот внезапным и резким рывком ему удастся вырвать из ее рук это простое, но очень опасное оружие. Возможно, подобное у Наварга могло получиться, только вот Олея хорошо помнила уроки дядюшки Генара — нельзя расслабляться, особенно когда в твоих руках находится жизнь человека!, и оттого ремень у основания хлыста был обмотан вокруг ее ладони. Резкое движение пленника привело к печальному результату: Олея инстинктивно дернула руку в привычном жесте, раздался неприятный хруст, и обмякшее тело мужчины упало на землю.

— Ах ты!.. — коротко ругнулся Бел, присаживаясь возле лежащего мужчины. — Надо же, какой ловкий парень! Сломал себе шею, но сделал попытку вырваться... Да, все в духе традиций его народа. А я ведь так и не успел узнать у него то, что хотел!..

— Помнишь, Наварг говорил о том, что один из его слуг умел владеть хлыстом? — растерянно спросила Олея.

— Да, помню... А что такое?

— Он не врал. Между прочим, тот слуга научил его одному из приемов защиты, который Наварг сейчас нам и продемонстрировал. Видишь ли, если тебе на шею накинута петля, то при первой же попытке освободиться ты наверняка или задохнешься, или сломаешь себе шейные позвонки. Однако есть способ освободиться даже от таких пут... Ну я никак не ожидала, что Наваргу известен этот прием! Такое мне даже в голову не могло придти! Как видно, тот слуга кое-чему обучил своего хозяина, правда, проработал прием не до конца... И пусть Наварг не совсем правильно провел этот самый прием, все же он почти получился. Если б я не держала ремень именно таким образом, как положено в подобных случаях, то, боюсь, этот тип сумел бы вырвать хлыст из моих рук, и при том остаться в живых! Верно говорил дядюшка Генар, что нам не дано знать, на что способны те люди, что встречаются на нашем пути, и оттого никогда не стоит их недооценивать...

— Твой дядюшка был совершенно прав. Смотри... — Бел по-прежнему сидел на корточках возле лежащего мужчины. — Ты заметила, что Наварг не только кинулся ко мне, но и попытался меня ударить ногой? А теперь посмотри повнимательней на его сапог, вернее, на носок сапога... Видишь? Только не вздумай дотрагиваться!

В почти полной темноте Олея еле-еле рассмотрела короткое скошенное лезвие длиной в мизинец, торчащее из подошвы сапога Наварга.

— Это еще что такое?

— То самое, чем приятель Кварга хотел меня ударить. Предусмотрительный человек: лезвие в сапоге — это уже что-то из арсенала Востока. Парень все рассчитал верно: ему нужно было освободиться от пут на шее, вырвать хлыст из твоих рук, и одним ударом ноги избавиться от меня. Можно не сомневаться, что эти... дополнения в обуви Наварга хорошо смазаны ядом. Думаю, что вторым ударом он убил бы тебя. Н-да, парень сопротивлялся до конца.

— Что будем делать?

— Уходить, и поскорей. Давай возьмем лошадей, и ходу. Знаешь, куда идти?

— Примерно. Главное, добраться до того места, где проходил Кварг, а там я уже буду знать, куда направляться.

— Верно. Там сообразим что к чему.

— А как же эти люди? Здесь же едва ли не побоище...

— Оставим, как есть. Пусть стражники потом ломают голову над тем, что тут случилось сегодняшней ночью. Очень хочется надеться, что все произошедшее спишут на разборки между разными группировками, хотя обольщаться не стоит. Стража тут опытная, хотя и вынуждена закрывать глаза на многое и на многих.

Уже когда они шли назад, ведя на поводу коней, Олея заметила, что у Бела с собой нет сумки с оружием.

— Бел, а где...

— Там оставил... — не дослушал муж. — У меня есть все основания опасаться получить неприятный сюрприз. Видишь ли, исходя из здешних милых нравов, а заодно и из отношения к нам Наварга, вполне допустимо предположение, что в нашу сумку с оружием могли подкинуть ядовитую железку, или же просто смазать ядом кое-что из того, что находится внутри. Жаль, конечно, бросать столько оружия, тем более что в той сумке находилась пара неплохих кинжалов и было еще кое-что весьма полезное, но... Лучше понапрасну не рисковать.

— Потому ты и Наварга не стал обыскивать?

— Конечно. Я почти уверен, что у этого парня с собой было прихвачено кое-что из того, что может отправить любого из нас на тот свет в мгновение ока. Именно потому я предпочту лишний раз проявить осторожность, которая в нашем случае явно не будет излишней. Бесспорно, у него при себе наверняка есть деньги, которые бы нам очень даже пригодились, только вот нет никакой уверенности в том, что обыскивая этого человека, не напорешься на какую-нибудь ядовитую дрянь. Знаешь, с такими людьми, как Наварг, лучше вообще не иметь никаких дел.

— Бел, а когда ты заподозрил Наварга в обмане? Еще в городе?

— Да. Вернее, серьезные опасения относительно намерений этого человека возникли еще тогда, когда мы были в его доме, однако у меня все же оставались некие сомнения, и надежда на лучший исход. Видишь ли, и Кварг и Наварг — они оба родом из тех мест, где очень трепетно относятся к людям своей нации, и обычно выполняют просьбы своих друзей, пусть даже переданные через кого-то незнакомого. Мы пришли к Наваргу от имени его погибшего друга, и если следовать законам из родной страны, он должен был помочь нам, пусть даже и небескорыстно. Но парень был не прост — враз просчитал, в чем тут дело, сообразил, кто мы такие, и какую выгоду в итоге он может получить. Знаешь, когда я окончательно понял, что нас ждет? Когда Наварг отдал стражнику деньги за то, чтоб мы покинули город.

— Не поняла.

— Поясню: мы сторговались на двести пятьдесят золотых монет, так? Сотню отдали ему сразу, и эти деньги находились в темном мешочке, и именно этот мешочек Наварг и отдал за возможность покинуть город. Я, как успел, прикинул на глаз, что золота там не прибыло и не убыло, то есть весь аванс ушел на подкуп стражи. Это очень большая сумма для обычного подмазывания стражников, а значит Наварг здорово рисковал, ввязываясь в помощь совершенно незнакомым людям, что само по себе уже крайне подозрительно. Еще какие-то деньги должны уйти на границе для подмазывания тамошней стражи, и что же тогда получается? За сотню золотых монет (или пусть немного больше) Наварг самолично взялся сопровождать нас до границы? Конечно, никто не спорит: сто золотых — деньги, конечно, неплохие, но не для Наварга. У этого человека другой уровень. Ради сотни монет, пусть даже и золотых, он вряд ли стал бы срываться с места в то время, когда перекрыты все входы-выходы из города, и многое находится под пристальным наблюдением стражи. Слишком большой риск при сравнительно небольшой выгоде, особенно если учесть дальнейшее пристальное внимание стражи к этому поступку. Что еще остается? Желание проследить, чтоб нас никто не обидел в дороге? Хм... Позволю себе усомниться в столь возвышенном намерении, даже если учесть почтение к памяти погибшего друга.

— То есть его торг, вернее, те деньги, которые он хотел получить с нас за то, что выведет из города...

— Это обычная шумовая завеса, не лучше и не хуже прочих. Мы должны были поверить в его честные намерения, только и всего.

Еще несколько шагов, и у Олеи стало легче на сердце: они вновь вышли на то место, откуда свернули в сторону с того пути, которым когда-то шел Кварг.

— Здесь...

— Не знаешь, долго еще до границы?

— Точно не скажу, но такое впечатление, что не очень.

— Тогда пошли вперед, и, на всякий случай, не выпускай хлыст из рук. Да, прошу тебя, будь поосторожней...

Предчувствия не обманули женщину: не прошло и четверти часа, как она чуть слышно прошептала Белу:

— Кажется, сейчас пойдут крупные камни, а между ними будет проход на другую сторону... Вот она, граница, дошли, наконец! Только вот когда Кварг проходил это место, то у него возникли какие-то небольшие трения. Что-то насчет денег... В общем, обычно здесь постоянно находится кто-то из стражников. Если я правильно поняла, то именно здесь у Наварга проложено что-то вроде надежного коридора, где его люди втихую пересекают границу с контрабандными товарами. Потому он сюда и Кварга отправил — был уверен в безопасности его перехода.

— Ясно. Держись позади меня.

Еще пара десятков шагов, и беглецы дошли до ряда крупных камней. Похоже, кто-то в свое время приложил немало сил для того, чтоб уложить вдоль длинного участка границы крупные валуны, или же это была случайная прихоть Богов — кто знает? Сейчас главное состояло в том, что именно здесь Кварг когда-то перешел границу с соседней страной, и беглецами надо было сделать тот же самое.

Еще несколько шагов, и Олея не увидела, а, скорее, почувствовала присутствие рядом с ними нескольких человек. Впрочем, почувствовал — это неверное слово, их не учуял бы только человек, полностью лишенный обоняния. Судя по запаху, эти люди не так давно перекусили бараниной с чесноком, причем в ядреном чесноке они себя не явно ограничивали: похоже, что тех горьких зубчиков мужиками было съедено никак не меньше, чем самого мяса, а чтоб от такого количества проглоченного чеснока не очень жгло в желудке, это дело было залито довольно вместительным кувшином вина. Да уж, следует признать, что в этом месте пограничная стража весьма интересно несет свою нелегкую службу!

Вон, и Бел остановился, что-то негромко говорит... Ага, ему ответили, и, судя по голосам, за камнями находится трое людей — должно быть, это стражники, или, как их называл Бел, погранцы, которые делают вид, что пытаются исполнить свой долг. Ну да, если здесь постоянно ходят люди Наварга, то стражники должны знать в лицо почти всех, а если появляются незнакомцы, то об их появлении или должны предупредить особо, или же с ними должен находиться один из людей Наварга. Олея не понимала, о чем сейчас идет речь, но судя по слишком громким голосам, раздающимся совсем рядом, мужики настроены по-боевому. Хм, а вина на душу эти мужики приняли даже больше, чем можно было предположить первоначально — голоса у стражников показывали, скажем так, среднюю степень опьянения. Возможно, хмель придал им наглости, потому что судя по требовательному тону, эти люди вздумали показать себя едва ли не хозяевами здешних мест. А может, они просто хотели слупить побольше деньжонок с тех, кто сегодняшней ночью решил втихую пересечь границу. Дело в том, что существует давно обговоренный размер уплаты за негласное пересечение границы, и часть из тех денег идет начальству, а часть стражникам. Все так, только вот почему бы не потребовать с этих незнакомцев чуть побольше обычного? В что, с них не убудет, а служивым людям надо же хоть немного отдохнуть с утра после ночного дежурства!

Голоса стражников становились все громче и раздраженнее, и вот один из них нетвердой походкой вышел из-за камней. Все бы ничего, но он нес с собой фонарь, а вот это уже плохо: если стражникам на границе передали приметы разыскиваемых людей, то эти люди могут узнать беглецов. Оставалось надеяться лишь на то, что темнота часто искажает черты людей, да и выпитое вино вряд ли способствует хорошему вниманию.

К сожалению, стражник оказался немолодым человеком из числа тех, на кого выпитое вино хотя и оказывает свое пагубное воздействие, но не лишает навыков, приобретенных за долгие годы службы. Подойдя к Белу, он приподнял фонарь и всмотрелся в его лицо, а затем повернулся к стоящей неподалеку Олее. Как видно, в голове стражника, хотя и затуманенной парами дешевого вина, все же работала многолетняя привычка вспоминать приметы разыскиваемых и сопоставлять их с чертами тех, кто попадается ему на глаза. Сейчас, по довольно расплывающейся улыбке на отекшем лице этого человека было понятно, что он опознал тех людей, за поимку которых была обещана немалая награда. Будь стражник трезв, как того требовала служба, он бы враз шагнул назад, за валуны, и уже оттуда вместе со своими товарищами постарался бы достать подозреваемых, однако чуть задурманенная вином голова подтолкнула мужика на излишнее геройство. Что-то громко закричав, он кинулся к Белу, нашаривая одной рукой свой меч, висящий на поясе, а другой рукой все так же держа фонарь.

Увы, этого делать не стоило, так как от первого же удара Бела мужик рухнул на землю со сломанной челюстью. Вдобавок этот доблестный воин при падении хорошо приложился головой о камень и на какое-то время потерял сознание, но, по счастью, горящий фонарь при падении не разбился. Однако на помощь к упавшему товарищу с воинственным криком бросилась парочка его товарищей, у которых в голове тоже бродили винные пары, и потому каждый из стражников был уверен, что легко сумеет справиться хоть с десятком нападавших. И пусть выпитое придало им храбрости, зато снизило быстроту и сообразительность, да к тому же один из этих храбрецов споткнулся о торчащий из земли камень, и грохнулся едва ли не под ноги своему боевому приятелю. Следовало радоваться уже тому, что он не напоролся на свой меч, которым пытался достать нарушителей границы.

С этими горе-вояками справились быстро, тем более что это не составило особого труда: хорошо врезать по шее одному, оглушить другого... Надо же как все быстро и легко все прошло, просто не верится! Что ж, иногда должно и повезти!

Потушив фонарь, пошли меж камней, стараясь не наступить на лежащих людей, а про себя Олея подумала: по счастью, хоть тут не пришлось никого убивать, обошлись, если можно так выразиться, малой кровью — все одно через какое-то время эти люди придут в себя, а ранения у них совсем небольшие. Тем не менее, парни, как же вам вскоре попадет! С уверенностью можно сказать только одно — мало не покажется! Стражникам отсыплют по-полной, в назидание другим, чтоб впредь неповадно было пить на службе и упускать преступников, за которыми охотятся очень многие. Впрочем, мужики, вы сами виноваты и получите, за дело, так что, как говорится, без обид. Плохо то, что стражники успели подать голос, а он далеко разносится в ночной тишине. Если до кого-то из сослуживцев этих стражников донеслись громкие голоса (а они наверняка их услышали), то скоро сюда подойдет подмога. В общем, беглецам надо как можно скорей убираться отсюда.

Еще несколько десятков шагов, и Олея вновь поняла, что впереди находятся люди. Судя по воспоминаниям Кварга, это была стража уже другой страны, Байсина. Ох, поскорей бы преодолеть эту страну, а за ней уже находится Руславия, куда беглецы так торопятся попасть! Но не стоит пока вспоминать о Руславии, есть куда более важные дела, и прежде всего надо подумать о том, как уйти от границы.

Сейчас впереди находятся два человека, и эти люди, без сомнения, уже слышали голоса стражников Маргала, а когда ночной порой внезапно раздаются крики в том месте, где проложен переход для переноски контрабандных товаров... В общем, те пограничники ни на что хорошее тут не подумают, и в голову приходит только одно: похоже, на чью-то шею только что свалились большие неприятности, и вряд ли в ближайшее время через этот переход по-прежнему будет идти контрабанда, а значит надо нести свою службу именно так, как и положено. Понятно, что те двое стражников, что сейчас стоят на границе, вовсе не собираются встречать невесть кого с распростертыми объятиями, и уже наверняка держат наготове свое оружие. Более того, вряд ли они пропустят неизвестных внутрь страны, или же постараются задержать нарушителей границы — что ни говори, а на внезапный шум могут подтянуться и другие стражники.

Конечно, сейчас беглецам надо как можно быстрее покинуть это место, только вот как это сделать, если они почти не видят стражников. Еще плохо то, что те люди, которые сейчас стоят напротив них — они, находясь даже в почти полной темноте, хорошо знают это место, что даст им преимущество в любой схватке, а беглецы не видят почти ничего, и вот это плохо.

О чем-то негромко заговорил Бел, но его перебивают довольно резко. Ясно, спрашивают, что сейчас произошло по ту сторону границы, и, судя по всему, эти люди на посту не позволяют себе никаких возлияний. Бел вновь вступает в разговор, его голос спокоен, даже стражники не перебивают, и Олея всерьез стала надеяться на то, что Бел сумеет уговорить этих людей на то, чтоб они пропустили беглецов через границу. Вот он и кошельком в воздухе затряс, слышно, как звенят монеты. Клюнут погранцы на деньги, или нет? Хм, судя по раздраженным голосам стражников, он все же не решились нарушать присягу. Вообще-то их можно понять: если сейчас сюда подтянется пополнение, то о взятке враз станет известно, так что как бы хорошо деньги не звенели, но стражники решили не рисковать понапрасну. Вон, один из них зажег фонарь, приказывает идти вперед, а второй в руке держит меч, причем в непосредственной близости от Бела. Дернись разок — враз достанет. Пожалуй, пока ни в коем случае не стоит лезть на рожон, надо соглашаться со всеми требованиями стражников, потому что даже воспоминания о том ранении, что когда-то получил Бел, заставляют быть вдвойне, а то и втройне осторожнее.

Под пристальным присмотром стражников беглецы прошли вперед совсем немного, когда второй из стражников, тот, что держал в руках меч, достал из кармана свисток. Ну, все, сейчас раздастся такая трель, что сюда сбегутся стражники едва ли не со всей округи! Олея глянула на Бела, и тот чуть заметно кивнул ей — надо попытаться уйти именно в этот момент, пока еще сравнительно тихо, а потом будет поздно. К тому же у каждого из стражников оружие находится только в одной руке, а другая рука у первого занята фонарем, а у второго довольно тяжелым свистком, и, похоже, что в данный момент отпора от задержанных они никак не ожидают.

Беглецы даже не ожидали, что у них получится так лихо напасть на пограничников. Вначале Олея, как бы случайно взмахнув рукой, подрубила хлыстом ноги идущего рядом с ней стражника, а кончиком хлыста ударила по голове, отправляя парня в глубокий обморок. В это же самое время Бел, чуть отклонившись в сторону от темной полосы металла, сумел ударить ребром ладони по шее находящегося подле него человека. Удивительно, но вся схватка не заняла и нескольких секунд. Согласованность действий и тут помогла беглецам, тем более, что они сумели сделать это внезапно. К тому же Олея помнила слова дядюшки Генара, когда тот говорил: если у кого-то (как это было сейчас у стражников) заняты обе руки, то при нападении этот человек в первое мгновение чуть теряется, и этот краткий миг часто оказывается решающим для исхода схватки.

Потушив фонарь, беглецы постарались как можно быстрей покинуть место схватки. Понятно, что через какое-то время там появятся люди, и неизвестно, кто это будет — границу пересекут стражники из Маргала, или сюда подойдут пограничники Берена, но в том, что в скором времени здесь пойдут громкие разборки — в этом можно не сомневаться. Все бы ничего, но плохо то, что беглецы опять оставили за собой четкий след, по которому наверняка пойдет погоня, и остается только гадать, кто будет загонщиком на этот раз.

В темноте шли долго, стараясь отойти от границы как можно дальше. Конечно, звуки от ударов лошадиных копыт о твердую землю было не утаить, и это здорово выводило из себя, но вскоре почва под ногами беглецов стала меняться. Постепенно вместо твердой земли все чаше встречались заросшие травой участки земли, а еще через какое-то время беглецы пошли по полям, которые были покрыты плотным ковром полусухой травы, приглушающей звуки. Еще какое-то время — и люди оказались на грунтовой дороге. Вот теперь можно забраться в седла, и погнать лошадей, пытаясь как можно дальше оторваться от возможной погони.

Рассвет застал их в пути, а к тому времени, когда солнце поднялось высоко, беглецы выехали на большую дорогу, едва ли не главную в Байсине, и на ней уже с самого утра хватает и телег, и тяжело груженых повозок, и пеших людей, и верховых... Олея знала, что в свое время Кварг, возвращаясь с острова, проезжал именно здесь, по этой самой дороге. Ей вспомнилось и другое: когда собранный по приказу Хозяина отряд еще только отправлялся на поиски артефактов, то они проехали Байсин всего за три дня, и та поездка прошла без проблем и задержек в пути. Было бы очень хорошо, если б и они с Белом сумели миновать эту страну примерно за такое же время, и без ненужных осложнений.

К тому времени, когда беглецы решили остановиться на отдых, был уже полдень. Очередная бессонная ночь и усталость делали свое дело, и Олея и Бел только что не падали с коней. Впрочем, их лошади тоже были чуть живы, что, вообще-то, неудивительно. В то время, когда люди Наварга привели им лошадей, ни Бел, ни Олея, естественно, особо не стали рассматривать, что представляют из себя эти животные, а уж потом и вовсе было не до того. Есть на чем ехать — и ладно, или, как говорят в подобных случаях те, кто ворует лошадей — хватай повод и беги!..

Правда, уже позже, в дороге стало заметно, что с лошадями что-то не то: хрипят, тяжело дышат, спотыкаются и быстро бежать они не могут, как бы их не подгоняли. Зато хорошенько рассмотрев своих лошадок при утреннем свете, Олея только головой покачала: клячами, пожалуй, их называть еще не стоит, но времена молодости этих бедных лошадей минули давным-давно. Как видно, Наварг и тут решил не рисковать, на всякий случай велел привести для своих незваных гостей самых старых лошадок, на которых далеко не умчаться при всем своем желании. Стало понятно и другое: если и дальше продолжать свой путь на этих бедняжках, то они скончаются в дороге еще до заката.

Остановившись на постоялом дворе в одном из больших придорожных поселков, беглецы решили поесть, а заодно дать хотя бы немного отдохнуть своим лошадям, измотанным до предела. Присев неподалеку от окна, уставшие люди осмотрелись вокруг. Вроде все спокойно, ничего подозрительного, хотя что можно с первого взгляда рассмотреть в таком шумном и многолюдном месте?

— Ну, наконец-то пошла нормальная еда! — Олея придвинула к себе принесенную служанкой большую миску с густым супом из говядины с капустой и перловкой. — Ой, как вкусно! И, главное, тут нет этой проклятой баранины, от которой меня уже тошнит!

— Заелись вы, моя дорогая! — к тому времени Бел уже вовсю наворачивал ложкой свою порцию. — Впрочем, у каждого свой вкус.

— Бел... — Олея то и дело поглядывала в сторону окна, откуда была видна коновязь. — Не знаю, как ты, а я с ужасом думаю, что вскоре надо будет снова садится на наших лошадей. Боюсь, они рухнут прямо под нами!

— Ты, наверное, хотела спросить, как мы будем садиться на этих доходяг... — Бел с досадой покачал головой. — Надо признать, что этот вопрос беспокоит и меня. Знаешь, тут я, конечно, лопухнулся: когда мы с тобой уходили из Маргала, надо было взять других лошадей, допустим, лошадь Наварга или его охранников... Ну да что теперь об это сожалеть!

— Интересно, для кого их держал Наварг?

— Не для кого, а для чего. Ты заметила, как спокойно и привычно лошади передвигались в темноте? Все очень просто: эти старушки многие годы ходили по одному и тому же маршруту, до границы и назад, перевозили контрабандные грузы. Я знаю эту породу: выносливые, крепкие, но вот что касается быстрой езды, то это не к ним.

— Так что же нам сейчас делать?

— Думай — не думай, но у нас нет иного выхода, кроме как купить новых лошадей — на этих мы все одно далеко не уедем.

— А с деньгами у нас что?

— Если честно, то дела не очень хорошие. На двух лошадей мы, конечно, наскребем, но после того у нас с деньгами будет, как говорится, впритык.

— Нехозяйственные мы с тобой люди... — вздохнула Олея, выгребая ложкой остатки капусты. — Хороший супчик, только вот жаль, что мало!

— Я нам еще жареную утку заказал, вот-вот должны принести.

— Бел, я тебя люблю!

— Приятно слышать... — ухмыльнулся тот, тоже отодвигая от себя пустую миску. — Теперь знаю, что мне надо купить в дорогу, чтоб вечерком еще раз услышать от тебя подобное признание. А если говорить серьезно, то не стоило бы нам с тобой сейчас так набивать живот, а не то от сытной еды в сон начнет клонить. Сама знаешь, волка ноги кормят.

— Ничего, один разок можно себе позволить праздник живота.

— Ну, разве что только один.

— Бел, так где мы будем покупать новых лошадей?

— Здесь же, в поселке. Или в соседнем, если сейчас здесь нет ни одного торговца лошадьми, но, как правило, такие имеются едва ли не в каждом большом селении при дороге.

— А этими что делать? Будем продавать?

— Их? — фыркнул Бел. — Боюсь, для того, чтоб их взяли, нам еще придется немало приплатить. Не тот товар, чтоб на него покупатели налетали. Только что на живодерню вести... — О, вот и наша долгожданная птичка!

И верно: немолодая служанка поставила на стол перед беглецами миску с порезанной на куски жареной уткой, и потащила дальше тяжелый разнос с едой.

— Еще нам надо купить новую одежду... — Олея вытащила из миски с самый поджаристый кусок.

— Это верно... — теперь уже и Бел не зевал, выбрал себе кусок побольше. — Для этих мест наша одежда пока что сойдет, но когда окажемся дальше... Вот там мы будем выделяться.

— Кстати, тебе не показалось, что здесь несколько прохладнее? Или я просто уже стала привыкать к южной жаре...

— Не кажется, а так оно и есть. Байсин — он словно разделяет жару южных стран и холод северных, находится посередине этих территорий. Оттого тут частенько бывают и бури, и грозы, постоянно влажная от дождей земля, и климат очень подходит для выращивания зерновых... Ты ведь помнишь, какие тут огромные поля зерновых?

— Конечно, помню. Такое впечатление, будто тут большая часть страны распахана.

— Верно, пшеницу выращивают в южной части страны, а рожь — в северной, там, где холодней, и урожаи тут просто сказочные! Да об этом все знают. Но нас с тобой должно беспокоить то, что кроме обычной, нужно приобрести еще и теплую одежду. Не забывай: когда будем подъезжать к границам Руславии, то станет ощутимо холодней. Там сейчас уже поздняя осень, время довольно неприятной и сырой погоды.

— Помнишь, когда мы еще только ехали из Руславии, кто-то говорил, что в Байсине, по сути, всего одна дорога, та, по которой мы и едем.

— Так оно и есть. Конечно, тут хватает и небольших дорог — куда же без них?, но все более или менее подходящие земли распаханы. Здесь народ весьма практичный: весь чернозем пущен под пашню, а не очень плодородные земли идут под покос, или же под пастбища.

Это Олея заметила и сама, ведь едва только стало рассветать, так сразу стало видно, что вокруг дороги находятся только распаханные поля. Когда они впервые проезжали Байсин, то поля были уже убраны. До сегодняшнего дня их все еще не распахали — похоже, сюда в скором времени тоже придет небольшое похолодание, по зато и весна в этих местах появляется куда раньше, чем на севере.

— Куда мы направимся дальше? — Олея взяла себе еще кусок утки. Вообще-то есть больше не хочется, но утка выглядела настолько аппетитно, что за очередным куском рука тянулась сама. Вон, Бел положил всю оставшуюся утку себе на тарелку, и с удовольствием вцепился своими крепкими зубами в очередной кусок.

— Еще не решил. Конечно, было бы хорошо ехать по этой дороге, но, боюсь, что для нас это слишком опасно — ведь именно дорогу и будут перекрывать в первую очередь. Думаю, у нас с тобой в запасе времени совсем немного, два-три часа от силы. До властей Байсина уже должно было донестись хоть что-то насчет пропавших артефактов и их поисков, а также то, что эта пропажа может отыскаться на здешних землях. Вряд ли здешний Правитель откажется от возможности заполучить гору золота и огромные блага для своей страны. Естественно, что за артефактами, а заодно и за нами, будут охотиться и здесь. Ну, а о том, что мы прошли через границу и оказались здесь — об этом, без сомнения, уже известно очень многим, а вскоре об этом каким-то образом оповестят всю стражу на дороге.

— Невесело... — вздохнув, Олея положила нетронутый кусок жареной утки на тарелку Бела. — В меня уже не лезет, а ты, может, съешь...

— Ну, если не съем, то хорошо понадкусываю... — муж и не думал отказываться. — Значит, так: сейчас поедим, и купим в здешней лавке новую одежду, им еще нам надо позаботиться о лошадях, присмотреть себе других. Мы с тобой, конечно, устали, и ночь опять прошла без сна, но об отдыхе пока думать не стоит.

Одежду, как и предполагали, купили в лавчонке, находящейся неподалеку от постоялого двора, а вот с лошадьми дело обстояло куда сложней. Как и предполагал Бел, в поселке всегда можно было купить лошадей у проходящих табунщиков, вернее, в особом загоне постоянно находился десяток лошадей, готовых к продаже. Конечно, чистокровных рысаков там не было, но этого и не требовалось. Для дороги нужны крепкие и сильные кони, способные везти груз и преодолевать большие расстояния. Именно такие лошади и находились в загоне, и Олея уже стала прикидывать, какая из них ей больше нравится.

Но стоило Белу заговорить с продавцом лошадей, как его лицо едва ли не вытянулось от растерянности: похоже, здешний торговец заломил такую цену, от которой впору бежать без оглядки и со всех ног. У Олеи упало сердце: похоже, придется беглецам продолжать дальнейший путь на все тех же несчастных лошадках, полумертвых от усталости.

Однако Бел все же вступил в торг с продавцом, который, учуяв невесть каким нюхом безысходное положение предполагаемого покупателя, никак не желал скидывать первоначальную цену и яростно торговался из-за каждой монеты. Прошло немного времени, после чего продавец и покупатель принялись повышать голос и хватать друг друга чуть ли не за грудки. Ну, при продаже лошадей это считается вполне нормальным. Еще чуть позже торговец принялся поднимать руки к небу, будто призывал Небеса подтвердить его честность, а вместе с тем и то, что цена, которую он просит за лошадей, едва ли не смехотворна. Наверное, этот ловкач еще и утверждает, что только ради бесконечного уважения к почтенному господину продает этих лошадей едва ли не в убыток себе!.. На таких вот торговцев Олея за свою жизнь насмотрелась немало, и говорить об убытке в этих случаях просто смешно: подобные прощелыги с тебя три шкуры сдерут, и при том еще будут утверждать, что оказали уважаемому покупателю едва ли не благодеяние в ущерб собственным интересам.

Долгий торг закончился тем, что Бел все же высыпал на ладони торговца все содержимое своего кошелька, забрал двух невысоких лошадок, и вышел с ними за пределы загона, а продавец не мог спрятать довольной улыбки, когда ссыпал деньги в свой кошель. Понятно, что в торге он не прогадал.

— Ну, как успехи? — поинтересовалась Олея, встречая хмурого мужа неподалеку от загона с лошадьми. — Вижу, нас можно поздравить с покупочкой, хотя что-то не замечаю у тебя на лице особого счастья.

— А с чего ему быть? — недовольно буркнул Бел. — Меня опять ободрали со всех сторон...

— Можно поинтересоваться, насколько сильно ободрали?

— Скажем так: жалею, что не прихватил из харчевни остатки той жареной утки. Там еще было, что погрызть.

— Да, похоже, радоваться нечему. А можно узнать поточнее подробности сделки?

— Хоть верь, хоть нет, но у меня в кошельке остались всего две медяшки, по одной на каждого из нас. Как ты считаешь, с такими деньгами можно проехать по всей стране?

— Хм...

— Вот и я думаю, что нам с тобой сейчас хоть на паперть иди! Придется там стоять с протянутой рукой для того, чтоб хоть кто-то подал на пропитание!

— Ты еще добавь, что у паперти надо будет стоять не просто так, а с теми несчастными лошадками, на которых мы совершенно непонятным образом сумели добраться до этого поселка. Наверняка найдется добрая душа, которая пожалеет чуть живых старушек и подкинет им на бедность.

— Мне бы самому сейчас кто косточку кинул — зубами б поймал!.. — буркнул Бел. — Надо же, в очередной раз оказываемся на мели! Между прочим, я купил самых дешевых лошадей из всех, что были в загоне.

— Да, мой дорогой, в торговле тебе явно делать нечего! — фыркнула Олея. — Э, не оглядывайся назад, а не то от одного только вида довольной рожи продавца ты окончательно захандришь! И не расстраивайся! Главное, что у нас есть новые лошади, и больше не придется мучить этих несчастных старушек. Однако у меня есть вопрос — куда мы их денем? Ведь не вести же их в самом деле на живодерню!

— И оставлять лошадей, пусть и старых, на постоялом дворе — это значит едва ли не прямо указать стражникам на то, что здесь происходит нечто, выходящее за рамки обычных дорожных дел. Сама знаешь, что ни один человек не бросит свою лошадь, какой бы старой она не была.

— Так что же делать?

— Есть у меня одна мысль, как использовать их во благо... Вот что: ты давай переседлай лошадей, а я пока кое с кем переговорю.

— Ты куда пошел?

— Не волнуйся, я буду рядом.

— А если ко мне кто-то с разговорами подойдет?

— Помалкивай и постарайся не обращать внимания. Здесь не принято соваться с расспросами к незнакомым женщинам.

Стоя неподалеку от постоялого двора, Олея стала переседлывать коней. Даже самому неопытному человеку понятно: старые лошади явно нуждаются в хорошем отдыхе, а если их сейчас снова погнать, то тогда они, без сомнений, окончательно запалятся. Ох, несчастные вы создания, что же с вами делать?

Занимаясь лошадьми, Олея исподволь оглядывалась по сторонам, отыскивая взглядом Бела. Где же он? Сейчас вокруг постоялого двора было достаточно шумно: отъезжал какой-то большой обоз, на его место готовились встать пара обозов поменьше. Обеденный зал был заполнен, можно сказать, под завязку: тут и обозники, и охранники, и просто проезжающие... Вон, даже подъехала пара карет — высокородные решили перекусить в дороге, а заодно и немного отдохнуть от полуденного зноя. Мимо гонят большое стадо овец, неподалеку от постоялого двора находится несколько крестьянских телег — эти, похоже, привозят сюда овощи или муку. А, вот и Бел! Разговорился с одним из тех селян, вон, они вдвоем даже на телегу присели, нашли общую тему для разговоров. Вообще-то, насколько Олее помнится, здешние крестьяне не очень благоволят к проезжающим, и в беседы с ними стараются не вступать, но сейчас Бел сумел каким-то образом разговорить хмурого мужика. Интересно, о чем у них идет речь?

Прошло не менее получаса, а то и больше, когда, наконец, Бел вместе с селянином подошли к Олее, вернее, к тем старым лошадкам, которые сейчас понуро стояли у коновязи. Мужичок первым делом поглядел зубы лошадей, осмотрел их ноги, затем критическим взором окинул самих лошадей. Несмотря на хмурое лицо селянина, Олея заметила, что он с трудом сдерживает довольную улыбку и едва ли не дрожит от радостного предвкушения, какое всегда бывает не только перед хорошим, но и перед неожиданным приобретением. Недаром узловатые пальцы мужчины нежно, и в то же время по-хозяйски поглаживают шкуры лошадей.

Женщина почти не удивилась, когда он согласно кивнул головой, поклонился Белу, и забрав под уздцы обеих лошадей, повел их прочь. И хотя этот человек шел не торопясь, как и положено справному хозяину, но Олея понимала, что тот едва сдерживается, чтоб не припустить отсюда со всех ног — мужик все еще не может поверить своему счастью и оттого всерьез опасается, как бы бывший хозяин этих лошадок не передумал и не попросил их назад.

— Поясни, в чем дело? — спросила Олея, наблюдая, как мужичок, дойдя до своей телеги, стал привязывать к ней повод одной из лошадей, а повод второй лошади сунул в руки парнишки лет четырнадцати. Судя по внешности, это сын того мужика, только вот вид у мальчишки при виде двух коней стал донельзя ошарашенный.

— Я наших старушек пристроил! — пояснил Бел.

— Это я уже поняла, только вот мне не ясно, почему ты отдал их именно этим людям? Или ты все же их продал?

— Ну, можно сказать и так... — усмехнулся Бел. — Только вот взял не деньгами, а кое-какими сведениями. Что, уходим?

— А этот... — Олея смотрела за тем, как мужичок едва ли не нахлестывал свою лошадь, стремясь как можно быстрей покинуть постоялый двор. — Он за нами не пойдет?

— Не смеши меня. У мужика в голове одно: как можно быстрей убраться из поселка, добраться до дома, и загнать под крышу лошадей, свое нежданное приобретение. Это батрак, человек пусть не из голытьбы, но бедный. Обратила внимание, какая старая лошадь запряжена в его телегу? Я просек это первым делом, и именно оттого к тому крестьянину и подошел. Между прочим, по возрасту она куда старше наших лошадей, а ведь эта старая кляча — все его богатство. Хозяин после уборки урожая дал ему расчет, и вновь позовет на работу только весной, а ведь до того времени этому человеку чем-то надо жить. Вот мужик и хватается за всякую работу, лишь бы семью прокормить. Зато теперь ему будет куда легче, да и в глазах односельчан он чуть возвысится. Не сомневайся, он об этих лошадках позаботиться. Считай, что это у него теперь новые кормильцы.

— Но ведь ему надо будет как-то объяснить перед соседями появление на своем пустом дворе даже не одной, а сразу двух лошадей!

— Не сомневайся, объяснит в лучшем виде. Скажет, что приобрел их на то, что скопил своим трудом за долгие годы, а что купил сразу двоих — так продавали сравнительно дешево, вот и не удержался! Односельчане поверят: иногда проезжающие, и верно, совсем недорого продают старых лошадей, и некоторые местные счастливцы покупают их вполцены, а то и еще дешевле. В общем, тут уж кому как повезет. Но вот в том, что он нас никогда не выдаст, и на своем будет стоять до конца — в этом можно не сомневаться: расставаться с лошадьми крестьянин не станет ни за что на свете... Все, поехали, время дорого, а не то мы с тобой и так здесь задержались куда дольше, чем я рассчитывал.

— И куда мы направимся?

— Пока прямо по дороге, а потом свернем.

На новых лошадях беглецы проехали не менее десяти верст, а потом свернули в сторону, на узкую грунтовую дорогу, почти тропинку. Снова Олее вспомнился Кварг: он, в отличие от них, в свое время продолжал свой путь прямо, никуда не сворачивая. Увы, если у тебя погоня на хвосте, то прямой путь далеко не самый безопасный.

И Бел, и Олея — оба чувствовали себя достаточно неуютно среди пустого поля, а уж если учесть, что местность вокруг была совершенно ровная, то они были, можно сказать, просто как на ладони. По той неширокой дороге им пришлось проехать довольно далеко, пока, наконец, оба не поняли, что сумели уйти от чужих глаз. Хотя это еще как сказать — ушли... Любой стражник (так же как и простой селянин) обратит внимание на двух одиноких всадников, которым непонятно что нужно на обширных полях чужой страны, а такое запоминается. Чужакам нечего делать в этих местах, и каждому из беглецов было понятно, что на этих ровных скошенных полях им никак не укрыться. Так поневоле и вспомнишь добрым словом постоянные холмы, которые так действовали на нервы людям в тех странах, которые они уже проехали.

— Бел...

— Я все понимаю, самому не хочется светиться среди пустого поля. Нам надо проехать еще пару верст, и вот уже там начнется что-то вроде узкой лощины. Так получилось, что земля в той лощине совсем неплодородная, чуть ли не одна глина, и оттого там нет ни садов, ни пашни, да и пастбище устраивать неудобно. Зато для нас с тобой — самое милое дело.

— Это все тебе тот селянин сказал?

— Да. Конечно, нам с ним стоило бы посидеть за стаканчиком вина, и вот тогда я бы у него выспросил едва ли ни о всех местах в Байсине, где тот мужик бывал хоть однажды, но, как ты понимаешь, с теми деньгами, что еще остались у нас в кошельке, по постоялым дворам особо не разгуляешься. Впрочем, по этому поводу расстраиваться не стоит: наш новый друг понял, что мне требуется, и рассказал о здешних краях все, что знает.

— Не обманул?

— А зачем? Сделка честная, все должно быть без обмана. Я знаю таких людей, как этот мужик. Скорей всего, он не умеет ни читать, ни писать, но основы крестьянской порядочности и основательности заложены в этого человека с детства. Да и незачем ему обманывать, все одно тут вблизи нет ни стоянок военных лагерей, ни больших имений, то есть ничего из того, что может относиться к государственной тайне, и за разглашение чего ему может попасть в будущем... Так, теперь сворачиваем сюда, на эту тропинку.

— Тропинку? Да ее ж почти не видно! Так, стежка какая-то!

— И хорошо, что не видно. Если ехать и дальше по той дороге, с которой мы сейчас будем сворачивать, то через несколько верст окажемся в небольшом селении, а нам, как ты понимаешь, лишний раз не стоит показываться на глаза хоть кому-то в этих местах. К тому же, если свернем здесь, то здорово срежем путь, и вскоре дойдем до лощины.

— Да, похоже, разговор у тебя с тем селянином был долгий и обстоятельный.

— Извини, но чтоб получить на халяву двух лошадей — за это можно и расстараться, выложить все, о чем тебя просят, а заодно добавить и все то, что знаешь..

И верно, вскоре беглецы подъехали к небольшому обрыву. Неизвестно, что имел в виду Бел, говоря о лощине, только сейчас перед людьми оказалось что-то вроде неглубокого, но довольно широкого оврага, поросшего кустарником, причем этот овраг уходил куда-то вдаль, то расширяясь, то вновь сужаясь. Такое впечатление, будто этот глубокая трещина на теле земли.

— И далеко этот овраг тянется? — поинтересовалась Олея.

— Вообще-то селянин называл его лощиной.

— Да как бы он его не называл, хоть ямой! Для меня сейчас это все без разницы.

— Ну, по словам все того же мужичка, конца и края у этой ямы нет! — шутливо развел руками Бел.

— А наши лошади тут ноги себе не переломают?

— Тьфу-тьфу, типун тебе на язык! Хотя, конечно, я и сам не представляю, как мы будем там пробираться. Кустарник же сплошной... Но и наверху оставаться не стоит. Я далеко не уверен в том, что к этому времени мы хоть кому-то из местных жителей не попались на глаза. Так что нам стоит поторапливаться...

По довольно пологому склону сумели спуститься вниз. Земля тут была довольно крепкая, так что спуск затруднений не вызвал, зато дно у оврага оказалось глинистым, и ноги кое-где вязли во влажной почве, да и камней тут хватало. Наверное, весной, или же после ливней сюда стекает вода со всей округи, и в этом месте образуется нечто вроде болота со стоялой водой. По счастью, сейчас осень, а она в здешних местах достаточно сухая, так что нет опасности утонуть в жидкой грязи.

Беглецы долго шли по дну оврага, держа за повод своих коней. Низкий кустарник заметно сдерживал их продвижение, да еще и уходило много сил на то, чтоб продираться сквозь него. Вдобавок ко всему оказалось, что тут полно всякой мошки, которая очень больно кусалась, и через пару часов такого путешествия Олея уже готова была выйти из оврага.

По счастью, постепенно дно оврага стало чуть приподниматься, склоны становились все менее крутыми. Уменьшилось и количество кустарника, камней тоже стало значительно меньше, да и земля под ногами стала куда суше. Беглецы смогли забраться на лошадей, и дальше продолжали путь верхом. Но самое хорошее состояло в том, что здесь почти не осталось проклятой мошкары, от которой еще недавно не знали, куда деваться.

Несколько раз до беглецов доносились голоса людей, но никто в этот овраг не заглядывал, во всяком случае, ни Бел, ни Олея этого не заметили. Подобное вполне объяснимо: смотреть здесь особо нечего, подходить близко тоже интереса нет, только что под укусы мошки себя подставлять. Да и кто из нормальных людей полезет туда, куда даже вездесущие мальчишки не ползают? К тому же беглецов спасало то, что лошади ступали по сравнительно мягкой земле, и оттого звуки от их копыт были довольно приглушенными.

Вечерело, и скоро в овраге стало совсем темно. Естественно, что наверху было посветлее, только выходить из оврага беглецы не собирались. Конечно, здесь они передвигались куда медленней, чем если бы ехали по дороге, да и неудобств хватало, зато было сравнительно безопасно.

Когда же вокруг стало совсем ничего не видно — вот тогда остановились на ночевку. Место выбрали сравнительно ровное, сухое, и без вездесущего кустарника. Конечно, ни о каком костре не могло быть и речи, к тому же пришлось лечь спать на голодный желудок: увы, но в этот раз у них с собой не было никакой еды, и причина была самой простой — после покупки лошадей почти не осталось денег, а две последние медные монеты следовало попридержать.

Олея вызвалась дежурить первой: она, хотя и устала до крайности, все же видела, что Бел вымотался куда больше нее. Пусть поспит, а она ляжет позже, все одно за последнее время женщина уже привыкла спать урывками. К тому же здешняя ночная тишина чем-то напоминала ей Руславию: есть что-то общее, и даже ивняк растет, совсем, как дома, да и изнуряющей южной жары уже нет... А еще в сердце Олеи была надежда на то, что самое страшное осталось позади.

Время дежурства прошло неожиданно быстро, и Олея, растолкав Бела, улеглась на его место. Что ж, теперь и ей самое время поспать...

Бел разбудил ее, когда было уже достаточно светло. Вернее, в овраге было еще сумрачно, зато сверху, за краем оврага, рассвет уже брал свое. Чистое голубое небо, голоса птиц, треск кузнечиков... Только вот Бел отчего-то встревожен.

— Что-то случилось? — Олея постаралась прогнать остатки сна.

— По-моему, я слышал ржание лошади.

— Ну и что?

— А то, что мне кажется, будто вначале она подавала голос где-то очень далеко, а сейчас я расслышал короткое ржание куда ближе, и оно уже шло не сверху, а снизу.

— Думаешь, кто-то идет следом за нами? — голова у женщины враз стала ясной.

— Боюсь, что так оно и есть.

— Что будем делать? Уходить?

— Знать бы еще, от кого уходить и куда? — Бел с досадой помотал головой.

— А вдруг, это кто-то из местных спустился сюда по каким-то своим надобностям?

— Хотелось бы думать, что все обстоит именно таким образом, только вот мне непонятно, что местным делать в этом овраге? Значит, так: вначале разберемся, кто такой любопытный шастает следом за нами, а уж потом решим, что делать дальше.

Шагах в десяти от места ночевки рос довольно высокий и густой кустарник, и именно туда Бел и Олея отвели лошадей, стараясь ступать как можно тише. Там лошадей покрепче привязали к тяжелому пню, невесть каким образом оказавшемуся в этом месте. Затем неподалеку от лошадей беглецы положили на землю свои куртки, причем сделали это таким образом, чтоб издали можно было подумать, будто на земле спят два человека. Потом Бел потянул Олею назад: там, на одной из стен оврага, тоже рос кустарник, пусть и низкорослый, но зато густой, так что укрыться в нем было вполне возможно. Конечно, днем, при ярком свете солнца, подобное у беглецов вряд ли могло получиться, но сейчас, когда в овраге еще царил полумрак, спрятавшихся людей вполне можно было не заметить.

Медленно текли минуты, и Олее, чутко вслушивающейся в рассветную тишину, какое-то время казалось, будто ничего не происходит, и Бел просто-напросто ошибся. Однако через какое-то время женщина поняла, что она слышит легкое постукивание. Казалось, что некто идущий (или же идущие) иногда неосторожно наступает на камни, и эти негромкие звуки становились все ближе и ближе. Кто же там?

Ответ на этот вопрос долго ждать не пришлось: вскоре беглецы увидели, что перед ними появился человек, ведущий под уздцы лошадь, на которой было навьючено немало груза. Хм, может, это какой-то торговец? Да нет, торговцу незачем блуждать по оврагам. Тогда кто же это такой?

В полутьме было трудно рассмотреть черты лица незнакомца, зато бросалось в глаза нечто вроде большого глиняного сосуда, обтянутого частой железной сеткой, который находился в особом седле на спине лошади. Хм, а это еще что такое? За все то время, пока Олея бродила по свету, она не встречала ничего подобного.

В свою очередь мужчина, увидев пасущихся лошадей и спящих людей, тоже остановился, но вот его дальнейшие действия искренне удивили беглецов. Прежде всего мужчина достал из большой сумки (а таких сумок на лошади было не менее трех) нечто, напоминающее большой стеклянный купол, и надел его себе на голову, вернее, края этого купола упирались в плечи мужчины, а голова свободно размещалась внутри. Хм, для чего он это делает? Затем мужчина натянул на руки плотные черные перчатки, и лишь потом очень аккуратно снял с лошади тот непонятный глиняный сосуд, опустил его на землю, и, открыв замок, откинул крышку.

Э, да это же, оказывается, что-то вроде клетки! Вылезающее из сосуда непонятное существо Олея не успела рассмотреть, потому что Бел быстро прикрыл ее глаза своей крепкой ладонью.

— Не смотри туда! — в шепоте мужа Олея услышала растерянность. — Ни в коем случае не смотри!

— В чем дело?

— Мне очень хочется ошибиться, но... Это же кокатрис!

— Кто?

— Ну, по-нашему, василиск.

— Ой...

Олее враз вспомнились все те жутковатые слухи, которые ей раньше довелось слышать об этих существах. Говорили, что если посмотришь на василиска, то враз застынешь, словно статуя, а если он ударит тебя своим ядовитым хвостом, то смерть наступает мгновенно.

— Но как... Откуда...

— Кто бы мне ответил на этот вопрос.

— Бел, что делать?

— Цепочка у тебя где?

— Здесь... Думаешь, это поможет?

— Будем на это надеяться. Давай мне цепочку.

— Зачем?

— Может, мне удастся достать этого...

— Э, нет! — покачала головой Олея. — Тут уж я сама, без тебя. И убери у меня с глаз свою ладонь!

— Можно подумать, я тебя не знаю! Ты же на эту тварь первым делом глаза вытаращишь!..

Олея не успела ответить, потому что в этот момент испугано заржали их лошади, и от неожиданности женщина чуть передвинулась вбок, и в внезапно под ее ногами чуть просела земля, вниз посыпались мелкие камушки и песок, и Олея, сама не ожидая того, съехала по склону. Растерянная женщина подняла глаза, и ее взгляд упал на удивленное, и в то же самое время довольное лицо мужчины, глядевшее на нее сквозь чуть запотевшее стекло. Сразу стало понятно: этот человек охотился именно за ними. Но вот откуда он взял этого кокатриса?.. А, ладно, все вопросы потом!

— Бел!.. — закричала Олея. — Бел, я эту тварь достану, ты не суйся, а не то помешаешь!.. И не смотри на нее!..

Уже скатываясь вниз, на дно оврага, Олея слышала, как мужчина издает какие-то отрывочные слова. Ясно, отдает приказы своей зверушке... Надо же, ее и этого человека разделяет лишь несколько шагов. Ой, что же будет? Сейчас эта тварь наверняка кинется на людей, а раз женщина стоит неподалеку от хозяина кокатриса, то василиск почти наверняка кинется прежде всего на нее.

Сдернув с руки серебряную цепочку и стоя спиной к подбегающему к ней василиску, Олея прикидывала, как и когда ей стоит начинать наносить удары по этому существу. Беда в том, что на него нельзя смотреть, и здесь стоило полагаться только на удачу. Вновь глянув на довольную рожу за стеклом, женщина внезапно поняла, что в этом стекле чуть отражается склон оврага. А если... Точно, вот в стекле появились чуть заметные очертания непонятного существа, пусть и небольшого, но достаточно верткого. Раздумывать было некогда, и Олея, мгновенно прикинув расстояние между собой и тем созданием, не глядя, хлестнула серебряной цепочкой воздух позади себя. От пронзительно-непонятного визга заложило уши, но это было именно то, что и требовалось женщине. Ага, значит, и на тебя, василиск, действует святое серебро! Замечательно!

Крепко закрыв глаза, она развернулась лицом к кокатрису, и начала наносит хлесткие удары, но уже не наугад, а целенаправленно, ориентируясь по крику и визгу непонятного существа. Судя по звукам, да и по тому, что цепочка каждый раз ударялась обо что-то живое, все удары попадали точно в цель. Почти сразу же запахло чем-то очень неприятным, будто паленым... Еще Олея понимала, что бить нужно как можно чаще, чтоб кокатрис сам не успел ударить ее своим ядовитым хвостом.

Тут рядом с ней появился Бел: он скатился едва ли не под ноги жене, и первое, что сделал, вскочив на ноги — от души врезал незнакомцу кулаком в солнечное сплетение, а потом еще и добавил тому по почкам. Мужик, как подрубленный, рухнул на землю, послышался звон разбитого стекла — это разлетелся тот непонятный купол, который мужчина для чего-то таскал на своей голове. Олея же, по-прежнему стоя с закрытыми глазами, вновь и вновь била цепочкой по чему-то дрожащему, постоянно дергающемуся, и мерзкий визг кокатриса постепенно перешел в отвратительное шипение, но затем стих и он. Несмотря ни на что, Олея продолжала бить и бить цепочкой уже неподвижное тело, пока, наконец, сама не поняла, что и эта опасность для них миновала.

Уже позже, собравшись с духом и открыв глаза, Олея увидела, что незнакомец сидит на земле со связанными руками, а неподалеку от нее валяется на земле непонятное существо. Не сказать, что оно было велико — ростом не больше средней собаки, но уж вид... Ранее ничего подобного Олея и придумать не могла! Голова петуха, тело жабы, крылья летучей мыши и змеиный хвост... Ой, как бы от всего этого ее не стошнило!

Тут подал голос незнакомец. Он, едва придя в себя и увидев на земле тело убитого кокатриса, впал в настоящее бешенство, орал, дергался, едва ли не брызгал слюной... Ага, можно подумать, мало беглецам воплей от умирающего кокатриса, так еще и этот мужик разорался! Не приведи того Боги, кто из местных услышит эти непонятные звуки, прибежит сюда... Удар ребром ладони по шее — и незнакомец вновь затих.

Зато стал ругаться Бел, причем в полный голос. Парень был зол настолько, что никак не мог сдержаться.

— Бел, успокойся, все в порядке...

— Если бы!.. Эта тварь успела убить одну из наших лошадей!

— Что?

— Вон, глянь...

И верно: одна из лошадей неподвижно лежала на земле, а вторая, хотя и была жива, но ее все еще била крупная дрожь. Обойдя как можно дальше убитого кокатриса, Олея подошла к лошади, стала успокаивать ее. Бедная, здорово она, как видно, испугалась...

К тому времени, как Олея вновь подошла к Белу, тот уже вовсю допрашивал незнакомца, который успел придти в себя. Судя по всему, их беседа, если ее можно так назвать, проходила тяжело, и, кроме брани, мужик ничего не хотел говорить. Как видно, Белу уже надоели бесконечные проклятия мужика, и он, еще разок врезав ему по шее, подошел к лошади незнакомца, и стал скидывать на землю привязанные к ней мешки и сумки.

— Ты что делаешь? — не поняла Олея.

— На одной лошади мы с тобой далеко не уедем. Его зверюшка нашу лошадь убила, и, если следовать принципу зуб за зуб, то я должен буду забрать нечто равноценное. Этим и занимаюсь Его добро мне не надо, а вот с лошадью ему придется распрощаться.

— А что в этих сумках?

— Не знаю, и знать не хочу. О, веревка — это именно то, что нам сейчас и надо.

Обыскав, а затем туго спеленав незнакомца, Бел вновь выслушал очередную гневную тираду, в которой, пленник, очевидно, призывал на головы беглецов все мыслимые беды и проклятия, Бел засунул мужику в рот тугой кляп, и повернулся к Олее.

— Все, уходим.

— А как же...

— На все вопросы отвечу в дороге Конечно, не на все, а на какие смогу ответить.

Уходя с места очередной схватки, Олея еще раз осмотрела место боя. Да-а... Убитая лошадь, сваленные в кучу мешки и сумки, связанный человек и лежащее на земле непонятное существо... Что ж, если кто из местных первым увидит это зрелище, то разговоров среди селян хватит не на один месяц.

Позже Бел рассказал Олее все, что смог узнать. Конечно, этот человек, увидев мертвого кокатриса, вовсе не горел желанием общаться с теми, кто совершенно непонятным образом сумел убить это существо. Естественно, он орал и посылал проклятья на головы убийц, но Бел и из этих криков сумел кое-что узнать.

Этот мужичок, сумевший каким-то образом вырастить кокатриса из случайно найденного яйца, зарабатывал на жизнь тем, что с помощью этого создания ловил и убивал людей. Естественно, свою любимую тварь он всюду возил с собой, и хотя он ее вырастил, все же при общении с ней вынужден был принимать определенные меры предосторожности. Именно для того и нужен был стеклянны колпак — когда смотришь на кокатриса через стекло, то его взгляд уже не может причинить тебе беды, а черные перчатки из акульей кожи надежно защищают от страшного яда этого существа.

Что этот мужик делал в овраге? Преследовал беглецов. Зачем? У него был заказ. Какой? На их устранение. От кого? А вот тут начинается самое интересное. Для начала надо знать вот что: этому человеку, и еще одному охотнику за людьми (который тоже загоняет добычу при помощи какой-то нечисти) пришел заказ: прибыть на границу меж Маргалом и Байсином, и там им укажут на тех, кого надо убрать...

— Я не совсем поняла...

— Я тоже не все понял. Лишь знаю, что на границе меж Байсином и Маргалом находится всего два больших пропускных пункта, и каждый из этих двух охотников сидел в одном из них. Наши приметы у них были, а задачу перед ними поставили одинаковую: если мы появимся, то... Ну, остальное понятно. Знаешь, если б не тот парень, грабанувший своего папашу, то мы с тобой наверняка прошли через один из этих пунктов. Что скажешь?

— То и скажу: пусть Боги помогут тому парню так прокутить деньги папаши, чтоб и под старость ему было о том приятно вспомнить!

— Хм, оригинальное мнение... Кстати, знаешь, кто нанял этих охотников за людьми? Юрл.

— О Боги!

— Вот именно. Он нас уже несколько раз упускал, и теперь любым способом постарается не совершить подобное в очередной раз, тем более, что у здешних властей есть свой интерес к артефактам. В этот раз мы опять перешли границу не в том месте, на которое он рассчитывал, и оттого как только ему стало известно, что мы снова ушли от него, он принял те меры, которые счел наиболее подходящими в данный момент. Если я правильно понял, на предмет наших поисков Юрл послал этого мужика обследовать этот овраг, тем более что эта трещина в земле тянется едва ли не до середины страны. Куда направился еще один охотник — это мне неизвестно, а сам Юрл прочесывает дорогу, с которой мы благополучно свернули.

— А я то рассчитывала на то, что самое плохое осталось позади!

— И я на это надеялся. Увы, нам опять не повезло. Хотя во всем произошедшем есть и небольшой плюс: мы все же знаем о том, что Юрл по прежнему идет по нашему следу, а еще мы с тобой опять разжились деньгами.

— Ого! А их там много?

— Не считал, но кошелек довольно весомый. Судя по всему, мужичку неплохо платили за то, что он убивал при помощи василиска.

— Тебе не кажется, что в последнее время мы стали кем-то вроде грабителей?

— У нас с тобой, как выяснилось, вообще немало достоинств.

— А этот мужчина, которого мы оставили в овраге... Как ты считаешь, когда он сумеет освободиться?

— Не знаю. Я его хорошо спеленал, веревки очень крепкие... Конечно, рано или поздно, но он сумеет перетереть их о камень, но для этого понадобиться немало времени. В общем, я не думаю, что он сможет доставить нам новые неприятности. А вот Юрл — это уже серьезно. У него задание, и он обязан его выполнить.

— Как и ты.

— Да, как и я.

— Куда мы сейчас?

— Пока еще какое-то время будем пробираться здесь, а потом... Потом будет видно.

Что ж, потом — так потом, и еще очень хочется надеяться на то, что в этот раз беды и неприятности сумеют обойти их стороной.

Глава 21

По дну оврага беглецы шли еще долго, и покинули его лишь тогда, когда солнце перешло далеко за полдень. До того Бел не раз поднимался к краю оврага, и, высунув голову, что-то высматривал вокруг. На вопрос Олеи, что он там пытается увидеть, Бел коротко ответил: надо не пропустить место, где им следует выбираться из оврага. Дело в том, что эта лощина, как называл ее крестьянин, через какое-то время постепенно начнет уходить вглубь страны, а тамошних мест селянин не знал. Ну, а раз об этом не известно местному жителю, то и беглецам не стоит удлинять себе путь, мотаясь по совершенно незнакомым местам. К тому же, по словам все того же селянина, когда эта лощина начнет уходить в сторону, то в ней то и дело начнут появляться то глубокие промоины, чуть прикрытые сверху тонким слоем травы, то грязевые ямы, в которых можно легко застрять, а склоны этого оврага станут довольно крутыми и такими зыбкими, и подняться по ним наверх будет почти невозможно.

Приметное место, возле которого им следовало выйти из оврага, то есть небольшую рощицу из непонятных островерхих деревьев, Бел увидел уже тогда, когда обоим в голову стали проходить одни и те же довольно неприятные мысли: или тот селянин их обманул, или же они просто проглядели нужное место. По счастью, все обошлось, и, значит, можно выбираться наверх, тем более что это путешествие по дну оврага здорово вымотало обоих, да и мошкара вновь стала доставать. Беглецы переоделись, сменив свою старую одежду, которая к тому времени была испачкана глиной и травой, а затем, отыскав наиболее пологий склон, сумели довольно быстро подняться наверх.

Олея даже не ожидала, что ее так порадует вид бесконечных полей, пусть даже и скошенных. Уж лучше ощущать под ногами жесткую стерню и видеть яркое солнце над головой, чем то и дело проскальзывать жидкой глине и продираться сквозь жесткий кустарник, царапающий по одежде.

— Куда мы пойдем дальше? — повернулась она к Белу.

— Вот как раз к той рощице и пойдем... — кивнул Бел на островерхие деревья. — Вернее, поедем. Возле нее есть дорога...

— Кстати, что это за дорога, к которой мы так долго добирались по дну этого оврага? Между прочим, ты мне о ней так ничего и не рассказал.

— А нечего особо говорить. Как мне сказал все тот же крестьянин (пошли Боги ему благополучия) мимо этой рощицы проходит одна из тех дорог, по которым местные жители добираются до столицы. Еще по ней можно доехать до той самой дороги, с которой мы с тобой свернули. Кстати, хорошо, что вовремя успели это сделать: не сомневаюсь — уже к вечеру наши приметы уже разослали едва ли не всем стражникам, которые там дежурят.

— Но здешние стражники, те, которые должны быть в этих...

— О них не думай. Здесь, в Байсине, довольно спокойные места и стражников по селениям, как правило, нет. Зато их хватает вдоль главной дороги Байсина.

— Я что-то там никакой особой стражи не заметила. Так, встречаются кое-где...

— Это верно: парни хорошо работают, враз их не заметишь, на глазах у проезжающих не мельтешат, но можешь не сомневаться — здесь за всем происходящим приглядывают строго.

— Так они, без сомнения, должны были заметить и то, как мы с тобой свернули в сторону. Двое всадников посреди пустого поля всегда привлекают к себе внимание.

— Не думаю, что мы бросились в глаза хоть кому-то из тех стражей порядка: по этим дорогам, ведущим вглубь страны, во второй половине дня возвращаются те из местных, кто с утра ездил по делам. К тому же мы с тобой ехали не торопясь, лошадей не подгоняли... Обычные селяне, направляющиеся домой после короткой поездки.

А тот и рощица, вдоль которой, и верно, идет неширокая, но укатанная дорога. На ней видны полосы от колес — значит, телеги или повозки тут ездят частенько. Сама же рощица состоит из островерхих деревьев, каких Олея раньше никогда не встречала. Интересно...

— Это туя... — поймал взгляд Олеи Бел. — Здесь их раньше было много, а сейчас остались только редкие островки этой зелени — как ты заметила, в этой стране почти все вырублено под пашню.

— Жаль... — Олея с искренним сочувствием смотрела на рощицу, мимо которой они проезжали. Конечно, особого сходства нет, но, тем не менее, эта туя отдаленно напоминает деревья в ее родной Руславии. Что ж, следует радоваться хотя бы тому, что эта не вырубленная рощица не так уж и мала. Во всяком случае, тянется она довольно далеко.

— Согласен.

— Между прочим, судя по этой дороге, не скажешь, что она заброшена. То, что по ней частенько ездят, видно сразу.

— Это не совсем верно. Тут, считай, глухая провинция, а здешние крестьяне не очень любят покидать свои селения, куда-либо уезжают нечасто. Поселок от поселка живет довольно обособлено, хотя на первый взгляд это заметить довольно сложно. Обратила внимание, какие тут безлюдные дороги? По ним вовсю ездят только во время посевной, да и после уборки урожая выезжать приходиться — надо же зерно везти на продажу. Вот и укатали дорогу. А в остальное время крестьяне едва ли не безвылазно сидят по своим поселкам.

— То-то я смотрю, что мы никого не встречаем. Даже непривычно... И все-таки я не поняла — куда мы теперь направимся?

— Если откровенно, то я и сам в затруднении. Главная дорога Байсина, та самая, по которой мы ехали еще вчера — она от этих мест находится довольно далеко: ведь мы с тобой сейчас очень заметно отклонились в сторону от тех оживленных путей, и потому искать нас тут вряд ли будут. Наверное, главная дорога сейчас просматривается едва ли не полностью, так что нам с тобой там делать нечего. Будь моя воля, то я бы постарался каким-то образом добраться до границ с Руславией именно по этим, самым глухим местам Байсина. Беда в том, что я не очень хорошо представляю себе расположение дорог в этой стране, а наугад блуждать не стоит.

— То есть ты хочешь каким-то образом узнать, как отсюда добраться до границы?

— Если б мог, то поступил бы именно так.

— Говоришь, "если б мог"... В чем дело?

— Видишь ли, существует одно обстоятельство, которое нет смысла скрывать от тебя. Хочется этого, или нет, но нам надо идти в столицу Байсина.

— Зачем?

— У меня есть... ну, что-то вроде инструкции, или приказа. Помнишь, еще тогда, на острове, я говорил, что, проходя через Иорнал, мне удалось обменяться донесениями со своим связником?

— Да, конечно же, помню. Тогда еще Юрл тебя расспрашивал о том, что было в том послании, которое тебе передал связник. А еще мне показалось, будто Юрл с явным недоверием воспринял твои слова о содержании того донесения или послания...

— Правильно сделал... — чуть усмехнулся Бел. — В действительности там находилось нечто вроде инструкции о том, каким образом мне следует возвращаться домой, были указаны города, явки, пароли и многое другое. Правда, проку от того послания оказалось немного, ведь мы с тобой стали возвращаться иным, окружным путем, а когда в Маргале я сунулся на одну из указанных явок... Ну, ты помнишь, что тогда произошло.

Еще бы Олее не помнить Гавера и его сестру. Явка была провалена, вернее, сдана с потрохами, и если бы Бел не был столь осторожен, то их бы наверняка прихватили. Теперь вот опять куда-то надо идти...

— Ты хочешь сказать, что собираешься на еще какую-то явку? А может, не стоит? После посещения Гавера я что-то опасаюсь идти хоть к кому-то...

— Возможно, и я бы отныне больше никуда не сунулся, только вот в том приказе было сказано предельно ясно: если я буду возвращаться назад с артефактами, то из столицы Байсина мне необходимо послать сообщение в Руславию, и наши люди встретят меня на границе в том месте, которое я укажу.

— Знаешь, Бел, может, я излишне подозрительна, но мне что-то совсем не хочется идти хоть к кому-то в этой стране, пусть даже тебе было велено это сделать. Может, ну их всех, а? Сами постараемся дойти, тем более что по сравнению с тем расстоянием, которое мы уже преодолели, нам осталось пройти совсем немного.

— Да, сразу заметно, что к приказам и служебной дисциплине ты не имеешь никакого отношения... — усмехнулся Бел. — Понимаешь, я просто-напросто обязан послать сообщение о том, что пробираюсь домой, причем возвращаюсь не с пустыми руками. Дело тут даже не в доскональном исполнении приказа, а в том, что надо хоть немного снять напряжение у тех, кто сейчас находится в полном неведении насчет судьбы артефактов. Все же на кону поставлена судьба страны, так что, сама понимаешь...

— А если нас прихватят в той столице... Кстати, как она называется?

— Гайдаби. Сразу же предупреждаю: ранее я в этом городе ни разу не был, так что мы с тобой находимся примерно в равном положении.

— И как же мы будем добираться до столицы?

— Вообще-то мы уже туда едем. Как только закончится эта рощица из туи, так будет развилка. Как я тебе уже говорил, одна из двух тропинок с развилки приведет нас к той самой главной дороге, с которой мы ушли, а если поедем по второй, то окажемся на пути, ведущем к столице, только вот мы подъедем к ней не со стороны главной дороги, а с противоположной... Кстати, тот человек, к кому я должен подойти в столице — он живет как раз неподалеку от тех ворот, куда мы подъедем ... В общем, надо будет сворачивать на нее, то есть на вторую тропинку.

— И сколько же нам надо ехать до столицы, то бишь до этого Гайдаби?

— Думаю что сегодня мы до него никак не доберемся, даже при всем своем желании. Если вспомнить, что мне говорил тот крестьянин, то можно прикинуть по времени: от этого места до столицы расстояние не такое и большое, но и не малое, и если все пройдет без проблем, то в город мы приедем не ранее завтрашнего дня, да и то после полудня.

— Хорошо, допустим, мы благополучно проехали столицу, а вот куда лучше ехать потом, чтоб добраться до границы с Руславией — об этом тебе селянин ничего не сказал?

— Вот чего нет, того нет. Он дальше столицы не бывал, зато изъездил все здешние места. Говорю же: мужик хватался за любую работу, лишь бы прокормить семью. Если случалось так, что его никто не брал на работу, то он мотался даже за самым мелким заработком, а то и занимался извозом, частенько уезжая довольно далеко от родного дома. Именно оттого мужик хорошо знает все окрестные места до Гайдаби.

— Знаешь, я слушаю тебя, и мне кажется, что две старых лошади в обмен на то, что он тебе рассказал — это совсем небольшая цена.

— Согласен, но в то время денег у нас с тобой все одно не было, а для него две лошади — это почти что целое состояние.

— Кстати, ты ведь забрал кошелек у того мужичка, что везде возил с собой кокатриса, так? Ну, и сколько там денег?

— Еще не считал, но, похоже, мужику платили неплохо. Во всяком случае, мы с тобой отныне находимся не с пустыми руками, что уже само по себе приятно. Сейчас доедем до ближайшего селения, и там нужно будет купить корзины и наполнить их какими-нибудь овощами или фруктами: все же мы с тобой пытаемся маскироваться под местных жителей, а здешние крестьяне впустую своих лошадей гонять не будут — хоть что-нибудь, да на них нагрузят... А, вот и развилка.

Первое селение на пути беглецов встретилось только часа через два. Вернее, вначале стали попадаться стада коров и овец, потом пошли небольшие рощи фруктовых деревьев, а уж за ними стало видно и селение. Ого, а домов-то там будет с сотню, не меньше, а то и побольше. Крепкие большие дома за высокими заборами, при каждом огород немалых размеров, а уж уток и кур по этому селению бродит просто видимо-невидимо. Ничего не скажешь, люди тут живут справно. Двое незнакомцев в крестьянской одежде сразу же привлекли к себе внимание, правда, селяне к ним не торопились подходить, наблюдали издали. Похоже, в здешние места чужаки заходят нечасто, и их появление запоминается надолго.

Олея считала, что им следует как можно быстрей покинуть поселок, но Бел решил иначе. Он остановил свою лошадь возле одного из домов, который с виду был чуть побольше остальных, да и выглядел побогаче. Понятно, здесь живет если не староста этого селения, то очень уважаемый человек. Услышав вежливый стук, из ворот вышел крепкий мужичок довольно преклонных лет, и Бел, почтительно поклонившись, о чем-то заговорил с ним.

Примерно через час беглецы покинули поселок, и не просто так, а с грузом. У каждого через спину его лошади были перекинуты по две огромные корзины, наполненные яблоками и грушами. Вот теперь никто не отличит этих двоих от простых селян, везущих фрукты на продажу в город. Там, в селении, Бел рассказал невозмутимо слушающему человеку (который, и верно, оказался здешним старостой) что, дескать, они с женой едут из далекого поселка к своим родственникам. Все бы хорошо, только вот когда они ехали вдоль оврага, лошади внезапно чего-то испугались, и понеслись вперед не разбирая дороги, словно бешеные, а одна лошадь вообще свалилась в овраг вместе со всем добром, что на ней было навьючено, и при падении, похоже, сломала себе хребет. Непонятно, что же там, в овраге, было такое страшное, потому что возвращаться, а уж тем более спускаться вниз они не стали: уж очень были перепуганы лошади, еле их остановили через несколько верст, и то с трудом. Дескать, вот потому мы и хотим у вас спросить: что же такое жуткое водится в этом овраге? Если честно, то и мы очень испугались... Ну, а заодно к вам будет просьба: раз мы потеряли чуть ли не все, что везли (а к родне с пустыми руками приезжать как-то не принято) то не могли бы вы нам продать немного хороших фруктов — все же надо хоть что-то привести в подарок дорогим родственникам!..

Удивительно, но слова Бела сработали, как надо: пусть беглецов и не пригласили во двор старосты (по здешним меркам чужакам нечего делать во дворах селян), но внимательно выслушали, и не очень удивились его рассказу, или хотя бы сделали вид, что не удивлены. Как позже стало понятно, здешний овраг был тем самым местом, которое среди местного населения считался чем-то вроде страшилки, которой пугают детей. Конечно, вряд ли там в действительности водится хоть что-то по-настоящему жуткое, но людям всегда хочется чего-то таинственного или необычного, и этим требованиям вполне соответствовал на редкость длинный овраг, тем более что он, по мнению местных жителей, не имел конца и края. Вообще-то Олея и Бел, когда пробирались по оврагу, не встретили там ничего страшного (если, конечно, не считать кокатриса, но это уже не имело никакого отношения к обитателям здешних мест), но если людям хочется иметь под боком нечто страшное и необъяснимое, то отчего бы и не пойти им навстречу в этом вопросе?

В общем, дело закончилось тем, что беглецов подробно расспросили о произошедшем, потом им продали фрукты, а заодно и большие корзины, чтоб было удобней перевозить купленное, причем местные и тут постарались не упустить своей выгоды. Корзины им продали огромные, величиной едва ли не вполовину человеческого роста каждая, да и шириной они были совсем не малые, а уж яблок и груш насыпали в них едва ли не доверху. Правда, и цену за все заломили такую, что Бел долго торговался — на рынках в городах, мол, цены и то едва ли не в разы дешевле, так отчего ж вы с нас так дорого просите?! Надо сказать, что народ тут своего не только не упускал, но по возможности старался запустить обе руки как можно глубже в чужой карман.

Итак, теперь беглецы едут по дорогам чужой страны совсем неотличимые от местных жителей. До вечера они проехали еще два селения, и в каждом почти что-то покупали для того, чтоб придать себе еще большее сходство с крестьянами, которые везут урожай на рынок.

Ночь застала их едва ли не посередине сжатого поля, но особо расстраиваться по этому поводу беглецы не стали. Сойдя с неширокой дороги, они постелили на землю накидки и расположились прямо на колючей стерне — все равно поблизости нет ни рощиц, ни кустов, так что нет никакой разницы, где им можно переночевать. Сняли с уставших лошадей тяжелые корзины, достали еду, которую купили в дороге, и поели впервые за весь день.

— Бел, а для чего ты рассказал селянам о том, будто нас кто-то напугал? — не выдержала Олея.

— Видишь ли, появление чужаков в этих местах — дело нечастое, а мы еще и заявились налегке, без груза, что само по себе считается странным. В здешних местах люди понапрасну лошадей не гоняют: народ тут живет хозяйственный, скотину бережет, и очень настороженно относится к незнакомым людям, невесть каким образом оказавшимся в здешних глухих местах. К тому же, спорить готов, селяне знают в лицо очень многих обитателей соседних селений, и наших физиономий там точно нет. Мы чужаки, приехали неизвестно откуда, и в этом случае мне трудно предугадать поведение здешних жителей, особенно если учесть, что люди живут они здесь довольно обособленно, и оттого имеют немалое опасение к незнакомцам. Если бы мы показались им по-настоящему подозрительными, то они, без сомнений, сумели каким-либо образом предупредить стражников, которые наверняка имеются хотя бы в одном из здешних поселков.

— Так селяне нам поверили?

— Трудно сказать наверняка, но то, что вдоль оврага для проверки наших слов завтра же направятся мужики из поселка — в этом я нисколько не сомневаюсь.

— Так они же найдут...

— И пусть находят. Я почти не сомневаюсь, что к тому времени наш связанный пленник сумеет освободиться от пут: веревку о камень перетрет, или каким-то образом сумеет ее перегрызть... Естественно, что на месте оставаться он не будет и вряд ли задержится для того, чтоб проливать горькие слезы над своим погибшим кормильцем-поильцем, то есть над кокатрисом. Возможно, мужик над ним и повздыхает, но постарается уйти как можно быстрей, прихватив что-то из сваленного на землю добра, но унести все никак не сможет. В результате селяне, если даже дойдут до нужного места, найдут сваленные мешки, мертвую лошадь и дохлого кокатриса, что полностью подтвердит наши слова. Что они будут делать потом — это их дело, но о том, что в овраге водятся чудовища — об этом теперь будут рассказывать чуть ли не каждому.

— Но ведь обо всем этом станет известно страже, и они начнут расследование! Наверняка разберутся, что это кокатрис, или василиск — я ж не знаю, как этих тварей называют в здешних местах!

— Да как бы не называли, пусть потом думают, что это за нечисть и откуда взялась. Для нас с тобой куда важней оказаться как можно дальше от этих мест, и как можно ближе к Руславии.

— Но этот мужчина, хозяин кокатриса... Он наверняка кинется к Юрлу!

— Наверное. Но ему вначале нужно будет добраться до Юрла, а на это требуется время. Лошади у мужика нет, а украсть ее в поселке довольно сложно: ты же сама видела — там каждый приехавший находится под постоянным и негласным присмотром. Если же он попытается это сделать, то я ему не завидую: в здешних местах с теми, кто крадет лошадей, поступают предельно жестко. Не исключено, что этот человек в состоянии заплатить селянам, чтоб его довезли до дороги: хотя я его и обшарил, но вполне может оказаться, что часть деньжонок у него была припрятана в тех мешках, которые он возил на своей лошади.

— Бел, а тебе не кажется, что к вечеру становится значительно прохладней? — Олея отчего-то стала мерзнуть.

— Просто мы с тобой привыкли к теплу и днем, и ночью... — чуть улыбнулся Бел. — А меж тем пора потихоньку отвыкать от подобной благодати — все же мы направляемся к Руславии, а там, как ты помнишь, теплым бывают только несколько летних месяцев. Погоди, еще день-другой, и при приближении к границам с Руславией будет достаточно холодно.

— Верно, ведь у нас уже глубокая осень... — вздохнула Олея. — Поскорей бы домой...

— Стоп, не надо таких разговоров! — скомандовал Бел. — Знаешь, это уже что-то вроде приметы: стоит расслабиться хоть немного, как сразу можно совершить немало серьезных ошибок. А нам с тобой до Руславии еще добраться надо. Так что ложись-ка ты спать, а ближе к утру я тебя разбужу.

— Уговорил...

Утром опять была дорога, которая постепенно становилась все более оживленной, да и селения встречались все чаще и чаще. Люди шли в одном направлении, к столице, и, как правило, это были крестьяне, которые везли на продажу овощи и фрукты, гнали животных. Беглецы ничем не выделялись среди селян, и несколько стражников, которых они встретили на пути, не обратили никакого внимания на семейную пару. Уже неплохо.

Олея помнило слова Бела о том, что к столице они подойдут не по главной дороге, а с противоположной стороны, там, куда крестьяне ежедневно везут в столицу свой урожай. Хочется надеяться, что на воротах, ведущих в город, стража не будет уж очень пристально следить за приезжими — все же внимание этого ведомства в первую очередь должно уделяется тем, кто входит в город со стороны главной дороги.

К Гайдаби беглецы подъехали уже во второй половине дня. Им повезло: в это же самое время к воротам подходил большой обоз с зерном и почти одновременно с ним подъезжали с десяток крестьянских телег, тяжело груженых овощами, причем каждый из приезжих хотел как можно быстрей проехать в город, не задерживаясь в воротах. Крик, ругань, суета, сцепившиеся меж собой телеги, пыль, висящая в воздухе... В общей суматохе Бел и Олея сумели неузнанными протолкаться в город, причем стражники даже не посмотрели в их сторону — служителей закона куда больше беспокоила драка, устроенная двумя возницами едва ли не прямо перед городскими воротами, а причина драки была проста — эти люди не поделили место в общей очереди на въезд в город.

За воротами столицы тоже царила суматоха и стоял самый настоящий гомон: это приехавшие направлялись кто куда, тут же мотались шустрые перекупщики, пытаясь по дешевке скупить товар, привезенный крестьянами. К Белу тоже подскочил какой-то молодой и весьма настырный парень, и, оглядев привезенные яблоки и груши, стал что-то снисходительно втолковывать беглецам. Впрочем, Олее и без перевода было понятно, что пытается сказать им этот шустряк: товар, дескать, у вас не очень хороший, с таким в столице делать нечего, так что проторчите вы с ним на рынке чуть ли не до следующего урожая, но я парень добрый, понимаю ваши сложности, и оттого готов купить у вас неходовой товар по очень хорошей цене, тем более что вам, наверное, надо бы торопиться домой, и в то же время вы вызываете у меня искреннюю симпатию!..

Однако Бел не стал выслушивать предложений шустрого парня и лишь отрицательно покачал головой. Впрочем, тот особо не расстроился, и тут же переключил свое внимание на только что въехавшую в город тяжелую телегу, в которой лежало пара здоровенных свиных туш, ну, а беглецы, взяв под уздцы своих коней, пошли дальше. Олея оглядывалась по сторонам, и только качала головой: сразу видно, что здесь постоянно водят животных, а за порядком следить некому — неширокая улица покрыта навозом, грязью, соломой, да и дома, стоящие по обе стороны, выглядят очень неаккуратно из-за толстого слоя осевшей на них пыли.

— Бел, мы сейчас куда? — негромко спросила Олея.

— На рынок. Во-первых, мы с тобой привезли товар на продажу, так что нам прежде всего надо отправиться именно туда, а во-вторых на рынке можно узнать многое из того, что не узнаешь в другом месте.

Столичный рынок, по сути, ничем не отличался от многих, уже виденных Олеей. Все те же торговые ряды, вечные крики покупателей и продавцов, постоянная толчея... Однако Бел, о чем-то расспросив одного из торговцев, уверенно направился вглубь рынка. Конечно, вряд ли кому-то из тех, кто попадался им на пути, нравилось, что их задевают тяжеленными корзинами, и потому вслед им неслись и ругать, а то и тычки, но беглецы на это не обращали внимания — подумаешь, не с ними одними так поступают.

Дойдя до складов, расположенных позади рынка, беглецы разгрузили свои корзины и оставили их там на хранение, а потом Бел направился на ближайший постоялый двор, при виде которого Олея только что руками не развела: довольно грязное, обшарпанное здание из числа тех, в котором приличному человеку делать нечего. Однако Бел бодрым шагом направлялся именно в это место, которое сложно назвать даже самой захудалой гостиницей.

— Бел, что мы будем делать в этом гадючнике? — Олея в растерянности ухватила мужа за руку.

— Ну уж зачем так сразу — гадючник... Просто это постоялый двор весьма низкого пошиба из числа тех, какие частенько бывают при рынках. Останавливаются здесь те, кто не хочет тратить лишние деньги за ночевку в столице. Между прочим, такие вот обшарпанные заведения привлекают множество людей, как почтенных селян, так и обитателей городского дна. Тут идет постоянное мельтешение продавцов, покупателей, просто проезжих или же тех, кто рискнет зайти сюда поесть или выпить стакан дрянного винца — и именно в этом состоит ценность подобных... гадючников. В таких местах, конечно, не затеряешься, но скрыться на какое-то время можно.

— Неужели мы остановимся в этом ободранном доме?

— Дорогая моя... — усмехнулся Бел. — Если бы все заключалось только в ободранном виде этой так называемой гостиницы, то мы с тобой вряд ли пошли бы в это милое место. Здесь меня интересует другое, вернее, другие, а если говорить точнее, то здешние обитатели.

— Кто именно?

— Те, кто постоянно там ошиваются без дела. Местные бездельники, пьянчужки и тому подобные типы.

— Это-то для чего тебе нужны?

— Пока что на всякий случай. Между прочим, если их хорошо раскрутить, то можно получить настоящий кладезь бесценной информации. Конечно, места, подобные этой гостинице, не оставляет без внимания и рыночная стража, но тут многое зависит от тебя самого. А заодно и как повезет... Но это будет потом, сейчас же нам с тобой надо снять здесь комнату.

— Какой кошмар!

— Лучше вспомни о том, что у нас с тобой места для отдыха бывали и похуже.

Без особых сложностей сняв комнату в этой грязной гостинице (между прочим, плата за комнатенки на этом постоялом дворе была не такой уж и малой) и оставив в здешней конюшне своих лошадей, направились в отведенную им комнатенку. Поплотнее закрыв хлипкую дверь, беглецы посчитали имеющиеся у них деньги, разделили их на несколько частей, и, как сумели, спрятали их, причем что-то рассовали по сапогам, а что-то спрятали в одежде. Бел предупредил: за деньгами надо приглядывать во все глаза, а не то здесь еще то ворье, враз оставят едва ли не голыми. Конечно, если бы это был приличный постоялый двор, то можно было бы рискнуть и оставить деньги в номере, только вот к этой гостинице слово "приличная" было совершенно неприменимо.

Оглядываясь по сторонам, Олея думала о том, что хорошо бы в этом заведении все как следует вымыть и выскоблить, хотя для этого придется потратить столько сил, что уж лучше сразу сделать полный ремонт с заменой полов и побелкой стен, а иначе не избавиться ни от грязи, ни от застарелой вони, которой тут было пропитано, можно сказать, все.

Выйдя из гостиницы, Олея с удовольствием вдохнула в себя воздух. Конечно, никак не скажешь, что на торговой площади пахло цветами, но во сравнению с прогоркшими запахами постоялого двора здесь дышится сравнительно неплохо.

— Что будем делать дальше? Ты сказал, что тебе здесь надо к кому-то пойти, чтоб послать сообщение домой.

— Так оно и есть, только вот так сразу, не оглядевшись, я туда не сунусь. У нас с тобой слишком ценный груз, чтоб можно было понапрасну рисковать.

— Я понимаю... И куда же мы пойдем?

— Надо прежде всего найти место, где живет нужный мне человек, и именно этим мы с тобой сейчас займемся.

Бел неторопливо шел, осматриваясь по сторонам, и у Олеи создалось такое впечатление, что он кого-то высматривает. Хотя самые людные и шумные места рынка остались далеко позади, все одно вокруг хватало и толчеи, и гомона, так что женщина никак не могла понять, кого же тут ищет Бел.

Через какое-то время муж остановился и повернулся к Олее.

— Так, кажется, что-то подходящее... У тебя сейчас одна задача — ничего не говорить, меня не перебивать, следить во все глаза за тем, что происходит вокруг. Задача ясна?

— Могу не говорить уже с этого момента... — улыбнулась Олея.

— Как вижу, задача понята правильно... — хмыкнул Бел. — А сейчас иди за мной и постарайся не отставать.

Далеко идти не пришлось. В нескольких шагах от них стоял мальчишка лет десяти, и по его виду сразу было понятно, что этот парнишка вряд ли живет в семье. Обычный бесприютный ребенок из числа тех, кого кормит улица и не очень праведные делишки. Старая, заношенная одежда, грязные волосы, взгляд зверька, который в любое мгновение готов сорваться с места и дать стрекача... Видимо, почувствовав это, Бел остановился шагах в пяти от парня, и окликнул его, крутя в пальцах мелкую монетку. Тот, настороженно оглянувшись по сторонам, неохотно откликнулся, но почти сразу же стал смотреть на монету, которую так призывно держал обратившийся к нему селянин.

Олея, естественно, не поняла, о чем Бел спрашивал того парнишку, и что тот неохотно отвечал, но главное было в том, что вскоре монетка поменяла своего хозяина. Тем не менее немного успокоившийся мальчишка вовсе не торопился убегать, а Бел вновь полез в карман за еще одной монетой. Надо же, а тон разговора у них поменялся: такое впечатление, что парнишка чуть снисходительно поясняет деревенскому раззяве, куда ему нужно идти, а до великовозрастного недотепы никак не доходят самые простые понятия. Дело кончилось тем, что мальчишка выклянчил еще и третью монетку, после чего быстро исчез с глаз беглецов, но если судить по его чуть презрительному виду и насмешливо оттопыренной губе, то становится понятно: парень остался в твердом убеждении, что многие из тех, кто приезжает из глубинки, явно не отличаются умом и сообразительностью.

— О чем ты с ним говорил? — поинтересовалась Олея, когда они свернули на одну из улиц, ведущих от рынка.

— Должен же я был выяснить, где живет наш агент. Понимаешь, тот человек, к которому я должен подойти — он торговец, и торгует птицей. Кроме того, он занимается еще и тем, что продает голубей, в том числе и почтовых.

— Так вот почему тебе надо пойти к нему! Почтовые голуби...

— Совершенно верно. Почтовые голуби — это один из наиболее быстрых способов передачи информации, и, кстати, довольно неплохое легальное прикрытие. Разведение голубей и торговля ими — это довольно уважаемое занятие и постоянная прибыль, однако в Байсине этим делом занимаются немногие. Причина: иметь голубей — здесь это приравнено к роскоши, и оттого те, кто их разводит или содержит — те люди платят очень высокий налог. Понятно, что найдется немного желающих отдавать в казну такие большие деньги, и потому тех, кто разводит голубей, можно пересчитать по пальцам. Вот я и попросил этого мальчишку подсказать, где тут поблизости находится хоть один торговец голубями, а лучше два: мол, в нашей деревне староста хотел бы купить себе несколько таких птиц, но не знает цену на них, вот и попросил меня прицениться к ним, а заодно и еще кое-что выяснить у торговцев. Как оказалось, голубей на рынках не продают, и мне надо бы подойти к одному из тех, кто ими торгует, а куда именно идти — представления не имею. Оттого, дескать, я и интересуюсь, куда мне идти и к кому обращаться...

— Мальчишка ничего не заподозрил?

— Вряд ли. Думаю, приезжие у него частенько спрашивают дорогу: все же тем, кто впервые приезжает в Гайдаби, надо знать, куда можно пойти в этом незнакомом городе, а у кого еще спрашивать, если не у таких вот пацанов? Между прочим, пояснять чужакам, где и что находится в столице — это один из небольших, но постоянных доходов бездомных мальчишек, а уж они-то знают весь город, до последней хибары.

— А о чем ты его так долго расспрашивал?

— Подробностями интересовался — где искать, как найти... Парень мне сказал, что неподалеку живут двое торговцев голубями, а так как я оказался на редкость бестолковым, да еще и с никудышной памятью, то он мне подробно пояснил, как дойти к каждому из них, а заодно сказал, как звать тех торговцев. Правда, за это мне пришлось парню дополнительно заплатить. Вообще-то мальчишка был готов рассказать мне еще о нескольких любителях птиц, только я отказался — хватит, говорю, с меня и этих двух, все одно я в этом ничего не понимаю.

— Интересно, откуда мальчишка может знать о том, где живут какие-то торговцы голубями?

— Ну, эти птицы нравятся многим, а уж мальчишкам в первую очередь. Это я по себе знаю. Помнится, нам с братом в детстве тоже очень хотелось иметь голубятню, но, как говорится, не судьба.

— Если я правильно поняла, то один из этих двух торговцев и есть именно тот, кто тебе нужен?

— Верно. Сейчас пойдем на ту улицу, где он живет, посмотрим со стороны...

— Как скажешь.

Идя по улицам Гайдаби, Олея вновь отмечала: здесь сложно хоть что-то рассмотреть за довольно высокими глинобитными или деревянными стенами, которые отделяли дома жителей столицы от постоянного шума и суеты. Внешне здесь все очень походило на те южные города, которые Бел и Олея уже прошли, и в которых можно было легко заблудиться. По счастью, Бел, вспоминая слова мальчишки, уверенно шел по улицам столицы. Повезло еще и в том, что не пришлось забираться далеко вглубь города: стоило беглецам пройти три извилистых и довольно длинных улицы, как над одним из домов стали видны очертания голубятни.

Так, похоже, что Белу было велено придти именно сюда, в этот дом. Конечно, передать послание на родину — дело хорошее, только вот прежде чем нанести сюда визит, неплохо бы все проверить еще разок: ведь с того времени, когда еще в Иорнале Белу тайно передали сообщение о том, куда ему следует идти — с той поры утекло немало воды и у связника вполне могло что-то измениться.

Пристроившись за небольшой компанией парней, тащивших какие-то тюки, и идя вслед за ними, Бел и Олея, не останавливаясь, прошли мимо нужного дома, а затем направились дальше, свернув на соседнюю улочку.

— Ну, дорогой мой, что скажешь? — негромко спросила Олея, когда они немного отошли от нужного им дома.

— Не знаю. Условный сигнал на месте, да и с виду ничего подозрительного я не заметил. Впрочем, что можно увидеть за высоким забором? На всякий случай давай-ка обойдем все кругом — может, что интересное увидим.

Беглецы еще с час бродили по окрестным улицам, усиленно изображая из себя зевак, коих к вечеру на улицах стало появляться немало. Впрочем, тут были не только зеваки, но и мастеровые, торговцы, а то и просто семейные пары. А что, все правильно: сегодняшний день закончен, завтра опять надо выходить на работу, и хоть вечером можно снять с себя усталость рабочего дня, немного передохнуть, прогуляться... На улицах, как по-волшебству, стали появляться разносчики вина, продавцы пирогов, соленой рыбы...

Чтоб не выделяться, Бел и Олея тоже купили себе по большому пирогу с мясом, и не торопясь шли среди толпы, стараясь говорить негромко.

— Ума не приложу, как нам поступить! — Бел с трудом разжевал кусок жесткого мяса. — Надо бы еще разок все проверить, только вот как и когда? Время поджимает, и нам с тобой завтра с утра пораньше надо бы убраться из города, а прямо идти на явку я не хочу.

— А может поступим, как в прошлый раз?

— Это когда мы забирались через соседние дома? Тут подобное вряд ли выйдет. Прежде всего здесь почти в каждом доме есть собака для охраны, которых на ночь наверняка спускают с цепи. Представь, какой тут лай поднимется, если мы с тобой ночью через забор полезем! Да ладно бы эти звери только лаяли, так они ведь еще могут и хорошо тяпнуть.

— Ты, наверное, имел в виду, что они могут что-то оттяпать?

— Да нам с тобой это без разницы.

— А у связника во дворе собака имеется?

— Не знаю.

— Бел, ты говорил, что он птицей торгует. Так может, дождемся, когда он завтра к себе в лавку пойдем, а там уж...

— Не пойдет... — покачал головой Бел. — Видишь ли, завтра этот человек может заболеть, или же просто захочет просидеть весь день дома, поджидая кого-то на заранее условленную встречу: слышала ведь, что продавать голубей — дело весьма прибыльное. Что же касается торговли птицей на рынке, то там у него наверняка имеется или приказчик, или помощник.

— Тогда что же делать?

— Еще не решил... Ладно, пошли назад, в гостиницу, а по дороге я кое-что прикину...

— Что именно?

— Да так, в голове есть кое-какие мысли, правда, не знаю, выйдет ли из этого хоть что-то.

Однако вместо того, чтоб отправится на постоялый двор, Бел пошел на рынок, где, несмотря на позднее время, все еще оставались торговцы. Правда, сейчас их было несравненно меньше, чем несколько часов назад, да и товара на прилавках здорово поубавилось. Впрочем, скоро наступит ночь и с рынка уйдут последние покупатели, так что продавцам тут будет делать нечего. Понимая это, Бел особо не тянул с покупками, и у первого же торговца в мясном ряду приобрел несколько кусков мяса, довольно подозрительного на вид, но, по заверениям торговца, совсем свежего, только немного заветревшегося на жарком солнце. Немолодой продавец, обрадовавшись, что ему не придется нести домой непроданный товар, вместе с мясом вручил нежданным покупателям старую корзину, которая едва не расползалась на прутья — дескать, вот вам от меня подарок, чтоб удобнее было нести мясо. И хотя Олея всерьез опасалась, что корзина рассыплется еще до того, как они заявятся в гостинцу, этого, по счастью, не произошло.

Лишь зайдя в отведенную им небольшую комнатку и поплотнее прикрыв за собой дверь, Олея негромко спросила у мужа:

— А зачем ты купил это мясо?

— На всякий случай... — пожал плечами Бел. — Возможно, оно нам и не понадобится... Давай пока уберем его под кровать, и если даже в наше отсутствие кто и заглянет в эту комнату (в чем я почти не сомневаюсь — уж слишком низкопробная гостиница!) то хочется надеяться, что никто не польстится на корзинку с так называемым мясом.

— Между прочим, оно уже с душком! — буркнула Олея.

— Да я это уже заметил... — отозвался Бел. — А иначе с чего бы продавцу дарить нам эту чуть живую корзинку? Понятно, что если понесем это будто бы свежее мясо в руках, то враз запашок уловим, а в корзине все подальше от носа... Ладно, теперь к делу. Помнишь, ты спрашивала меня, отчего мы остановились здесь?

— А то как же! Ты еще сказал, что здесь можно кое-что узнать.

— И не только. Сейчас спускаемся вниз, и я начну напиваться.

— Что-что ты начнешь делать?

— Пойду в загул.

— Ничего себе! — фыркнула Олея. — Мы с тобой, друг сердечный, женаты всего ничего, а ты уже позволяешь себе кое-что из того, за что в Руславии от разгневанной супруги можно огрести скалкой по хребту, и не единожды!

— Как же, слыхал о таком! — хохотнул Бел. — Один мой закадычный друг, случалось, по молодости лет от жены хорошо получал скалкой, причем не только по хребту! А вот второго друга-приятеля женушка под горячую руку даже как-то сковородкой отходила! Впрочем, надо признать, там было за что выволочку устраивать... В общем, так: мы с тобой — крестьяне из провинции, приехали сюда продать кое-что из нынешнего урожая, но у муженька, то бишь у меня, появилось желание немного встряхнуться, выпить в столице, погулять, так что тебе, то есть женушке, остается только с досадой наблюдать, как муженек просаживает деньги, заработанные тяжким трудом.

— Погоди, я не понимаю...

— Видишь ли, я тебе уже говорил, что я еще не знаю, как поступать дальше, а в таких местах, как это, иногда можно выяснить кое-что интересное.

— Но я же не знаю здешнего языка!

— А ты сиди с разгневанным видом, и, ручаюсь, что к тебе никто не подойдет: мужики по горькому опыту знают, что бывает с теми, кто не вовремя суется к жене того недотепы, который, будучи в изрядном подпитии, тратит семейные сбережения на никому ненужные попойки.

— Так мне что же, все время молчать?

— Мы с тобой сейчас договоримся, какие знаки я тебе буду подавать, чтоб ты была в курсе, как следует себя вести в тот или иной момент...

Вот уже второй час Олея сидела несколько в стороне от Бела, и мрачно наблюдала за тем, как вокруг ее мужа собралась большая компания собутыльников, к многим из которых ни один уважающий себя человек и близко б не подошел. Конечно, тут были и просто любители выпить на дармовщинку (впрочем, таких хватает всегда и везде), но, в основном, полные стаканы в себя то и дело опрокидывала такая рвать и пьянь, что Олея начинала искренне сочувствовать мужу, который вынужден иметь дело с подобным отребьем. Бел, который к тому времени изображал из себя хорошо подвыпившего человека, то и дело махал рукой уставшим служанкам, приказывая принести еще и еще вина. Надо сказать, что служанки носили и закуску, только ее было куда меньше, чем хмельных напитков. Впрочем, собравшихся за столом забулдыг это не очень беспокоило. Главное — на столе есть вино, и в нем их не ограничивают. Что же касается гостеприимного хозяина, то есть Бела, то сам он выпивал немного, в основном только делал вид, будто то и дело вливает в себя наполненные кружки, но зато его собутыльники вовсю наверстывали упущенное.

Когда беглецы, придя на ужин, сели за стол, липкий от пролитого вина, то, кроме еды, Бел сразу же заказал еще и пару кувшинов вина, чем сразу привлек внимание местных выпивох. Как-то так получилось, что вскоре Бел пригласил за свой стол нескольких мужичков весьма потрепанной наружности, которые не сводили вожделенного взгляда с кувшинов с вином, ну, а дальше все пошло по давно накатанной дорожке. Вначале Бел угостил новых друзей, как говорится, для знакомства, затем понемногу стали подтягиваться новые приятели, и через какое-то время гулянка стала набирать обороты. Олея же, с неприязнью глядя на это дело, неохотно ковыряла в грязной миске отварную фасоль с тушеной говядиной, которая, как это ни странно, оказалась вполне съедобной, и с тоской думала о том, как же отвратительно завтра утром будет чувствовать себя ее муж: как он не старается этого избежать, но все же ему приходится проглатывать какое-то количество этого кислого пойла.

Пару раз на постоялый двор заглядывали стражники, и, с подозрением посмотрев на разгулявшуюся компанию, уходили, сказав что-то хозяину на прощание, но и так было понятно, что они имели в виду: мол, если эти пьяницы начнут мебель ломать, или за ножи схватятся, то зовите нас, а не то мало ли что, знаем, чем кончаются такие вот посиделки...

Несколько раз к Олее подкатывались какие-то мужички, да и новоиспеченные собутыльники Бела не раз пытались пригласить ее в свою компанию, и каждый раз Олея произносила несколько непонятных слов (которые заранее заставил ее выучить муж), после чего каждый из возможных кавалеров сразу же едва ли не убегал от разозленной женщины. Зато через какое-то время служанки, то и дело приносившие к шумному столу все новые и новые кувшины вина, стали с затаенным сочувствием поглядывать на молодую женщину, которая мрачно наблюдала за тем, как разгулявшийся муженек выкидывает на ветер семейные деньги, которые можно было бы потратить с куда большей пользой.

Так, пошел уже третий час неуемного веселья, и теперь эта большая компания, кажется, упилась до нужного состояния — вон, некоторые уже ничего не соображают, но, тем не менее, цепко держатся за свои кружки. Бел чуть кивнул Олее — мол, пора, сейчас начнем собираться, после чего снова замахал руками, подзывая к себе служанок — давайте сюда еще вина!..

Вскоре вся шумная компания общим числом более двух десятков человек вывалилась из гостиницы, и, горланя песни, побрела по улице в поисках дальнейших приключений. Едва ли не у каждого из мужичков в руках было по паре бутылок вина, за которые пьянчуги держались мертвой хваткой, и к горлышкам которых систематически прикладывались. Олея, с облегчением вдыхая прохладный ночной воздух, шла рядом с Белом, причем не с пустыми руками: она, как и все остальные в этой веселой компании, несла с собой несколько бутылок, правда, пустых, без вина.

Что ж, пока все шло так, как и задумывал Бел. Правда, глядя на упившихся мужичков, многие из которых, как говорится, уже не вязали лыка, Олея всерьез опасалась, как бы половина этих пьяниц не улеглась спать прямо на дороге, что крайне нежелательно — ведь всей этой компании еще надо каким-то образом добраться до дома с голубятней...

К тому времени, когда компания побрела в поисках очередных развлечений, на улицах уже наступила ночь, было совсем темно, то есть самое время для выполнения задумки Бела. Распугивая на своем пути редких прохожих, шумная компания передвигалась по улице, и единственное, чего опасалась Олея — так это как бы на их пути не встретились стражники, которые могут разогнать не ко времени разгулявшихся пьянчуг. Впрочем, беглецам повезло и тут: стражники, если даже и встречались на пути веселой компании, не хотели иметь никаких дел с двумя десятками упившихся мужиков, от которых неизвестно что можно ожидать. Вообще-то это понятно: тут без драки может и не обойтись, так что не стоит связываться с этими пьяницами, многие из которых, выпив, становятся более чем агрессивными. Да и так понятно, что эти расшумевшиеся гуляки, закатившись в ближайший кабак, и без того вскоре уснут чуть ли не прямо за столами...

Олее же казались, что они немыслимо долго брели по городу, добираясь до нужной улицы, но, наконец-то, компания подошла совсем близко к дому с голубятней. Осталось сделать самое главное: сейчас Бел должен поспорить с кем-то из их пьяной компании, что сумеет перебросить пустую бутылку через высокий забор одного из домов, стоящих на этой улице, причем в споре должны участвовать едва ли не все из этой разгульной компании. Если же учесть, что к тому времени вина не осталось почти ни у кого, а пустые бутылки были в руках почти у каждого, то от подобной забавы никто из пьяных мужичков не хотел отказываться.

Сказано-сделано, и не прошло и минуты, как первая бутылка полетела в сторону соседнего дома, стоящего слева от того дома, в котором была голубятня. Увы, но она разбилась о стену, не долетев до верха, и именно это здорово раззадорило выпивох. Теперь уже пустые бутылки полетели уже не в один, а в два дома, причем одним из них был тот дом, куда нужно было попасть беглецам. Порожней тары было много, и к тому же несколько бутылок было и в руках у Олеи (ведь не зря же она тащила их всю дорогу!), так что необходимое количество пустой тары Бел точно сумел закинуть как во двор нужного дома, так и в тот, который стоял уже справа от дома с голубятней.

Звон разбивающихся бутылок, довольный хохот пьяниц, громкий лай собак, а чуть позже и испугано-возмущенные крики проснувшихся людей — все это превратило тихую ночь неизвестно во что. Вдобавок ко всему в одном из дворов раздался короткий резкий свист, испугавший кое-кого из тех пьянчуг, которые еще могли хоть что-то соображать. Тем временем Бел, критически посмотрев на происходящее, схватил Олею за руку, и они отбежали немного назад, в спасительную темноту, и уже оттуда наблюдали за тем, что сейчас творится на месте развлечения пьяной компании.

Олея не очень хорошо видела в ночной тьме, и поэтому не могла различить многое из того, что бы ей хотелось рассмотреть. Кажется, раскрылась одна из дверей в тех домах, куда пьяницы бросали бутылки, кто-то ругался, и вскоре около все еще веселящейся компании появилось с десяток стражников, а расшумевшаяся компания, судя по всему, была вовсе не прочь сойтись врукопашную со стражами порядка...

— Уходим! — Бед потянул Олею за руку. — И поскорей, а то как бы еще подмога не пришла. Ты только посмотри, что там делается!..

— А как же эти выпивохи?

— Ничего страшного. Кто сумеет — тот удерет, но таких будет немного. Сейчас всех гуляк загребут, отправят в участок, где они благополучно проспят до завтра, и многие, проснувшись, не будут помнить ничего из того, что сейчас произошло. Я знаю особенности того вина, которое я заказывал: крепкое, но дрянь страшная. У любого, кто глотает это пойло, голова с утра едва ли не раскалываться, и вдобавок на какое-то время память отшибает начисто. Правда, через день-два кое-что начинает вспоминаться.

— Но ведь не у всех же память отшибает! Кое-кто может и помнить, где пил и с кем, так что стражники наверняка захотят нанести нам визит, чтоб выразить свою искреннюю благодарность.

— Вот оттого-то нам с утра пораньше надо будет убраться из города как можно дальше. Пошли на наш постоялый двор, там и поговорим, расскажем, кто что увидел... Ох, боюсь, и у меня с утра голова заболит! Пусть я не столько пил, сколько делал вид, что выпиваю, но все одно: кое-что пришлось проглотить. Знала бы ты, какая это гадость!

— Пьяница... — хмыкнула Олея.

— Что ты, ничего личного, все для блага родного государства...

На постоялом дворе им удалось незаметно пробраться в свою комнатенку, где Бел со вздохом облегчения уселся на свою кровать.

— Фу, ноги не держат. И как мужики могут пить такую дрянь — не понимаю! Вода где?

— Как ты и велел — вон, целый кувшин стоит на столе! Кстати, когда ты его еще до начала своего загула попросил у служанок — они тебе ничего не сказали?

— А чего тут говорить? — Бел сделал несколько глотков воды и осторожно поставил кувшин на место. — Здесь подобное в порядке вещей — еще с вечера запасаться водой, потому как сушняк никого не щадит, особенно после той крепкой кислятины, которую они выдают за вино... Ох, знало б родное начальство, на какие жертвы иногда приходиться идти — прослезилось бы от жалости!

— Хм...

— Вот и я думаю примерно так же... Ладно, это все лирика. На той улице ты заметила что-то необычное?

— Если честно, то ничего особенного я не увидела, если, конечно, не считать того бедлама, что мы устроили. Еще мы подняли на ноги всех тамошних обитателей и лишили их сна. Жители, конечно, ругались, да и стражники быстро подошли... Вот и все.

— Негусто. Теперь моя очередь говорить. Значит, так: из всех трех домов, в которые бросали бутылки, собака подала голос только в одном, а если точнее — в том, который находится слева. В доме связника, а также в том, который находится правее — там собак или нет, или же они настолько хорошо выдрессированы, что не подают голос, что, вообще-то, сомнительно. Дальше: ты обратила внимание, что почти сразу же после того, как бутылки разбились во дворе связника — почти сразу же раздался свист?

— Да, конечно.

— Между прочим, такой звук издает только особый свисток, который, как правило, имеется только у стражи, что уже само по себе достаточно неприятно. Очевидно, что кто-то из находящихся в доме, услышав на дворе непонятные звуки, решил: ситуация настолько опасная и непонятная, что надо позвать на помощь. Как видно, оттого и схватился за свисток. Ну, дунуть-то в него он успел, однако ты заметила, какой это был короткий свист?

— Точно, звук был громкий, но словно оборвавшийся.

— Верно. Такое впечатление, будто некто или выхватил свисток у того, кто в него дул, или же этот некто одним только жестом велел прекратить издавать трезвон. Но все равно, стражники подошли уж очень быстро, ты не находишь?

— Это может быть простой случайностью.

— Допускаю. Однако тут есть еще один нюанс. Ты, наверное, издали не рассмотрела, а я вот заметил, как в стене возле дома связника открылась дверь, и оттуда вышел какой-то человек. Казалось бы, ничего особенного, но поставь себя на месте тех людей, кого подняли среди ночи, и не просто подняли, а разбудили, устроив за стенами их дома жуткий шум и тарарам. Более того: в их собственном дворе что-то бьется и грохочет, где-то рядом вовсю лают собаки, громкие крики на улице не стихают... Естественно, что только что проснувшиеся люди находятся в полной растерянности от всего происходящего. Они никак не могут сообразить, что случилось и чего еще можно ожидать. В ночной тишине звуки слышны хорошо, но до людей доносятся только непонятные пьяные возгласы, а голосов стражников там пока что не слышно... Ответь: кто из мирных обывателей в такой ситуации побежит на темную улицу, чтоб посмотреть, так сказать, воочию, что же такое происходит за дверями их дома? Ответ — никто, и причина очень простая: ни одному нормальному человеку не хочется огрести на свою шею невесть какие неприятности, потому как от пьяниц, которые сейчас вовсю орут на улице, можно ожидать чего угодно. Люди будут сидеть в своих домах до тех пор, пока в их двери не постучатся стражники, чтоб спросить, все ли у них в порядке, но даже в этом случае обыватели, хотя и отзовутся, но вряд ли откроют дверь ночью. Разбираться во всем произошедшем будут с утра.

— Пожалуй...

— Да не пожалуй, а так оно и есть. А тут я вдруг замечаю, что открывается дверь в стене дома связника, оттуда выходит какой-то человек, и, что самое интересное, встает в сторонку и довольно спокойно наблюдает за всем происходящим. Тебе не кажется это странным?

— А ты не допускаешь, что это может быть не простой обыватель, а, предположим, кто-то из военных или стражников? Ведь и среди них могут быть любители голубей. Возможно, этот кто-то еще днем обратился к этому человеку с просьбой о покупке птиц, но за разговорами не успел уехать, и оттого был вынуждены задержаться у продавца, остался у него на ночь...

— Не согласен. Насколько мне известно, связник в доме живет один, и, вообще-то, он не должен задерживать у себя гостей на столь долгий срок. Но даже если предположить, что у него по какой-то причине остался на ночь кто-то из излишне разговорчивых любителей птиц... Окажись этим человеком военный или стражник, то он, выскочив на улицу, сам бы принялся наводить порядок, и хороший кулак тут был бы как нельзя более кстати, а пьяная компания враз бы поредела. Поверь, что в таких случаях пьяницы, как правило, пусть и не трезвеют, но в большинстве своем пытаются убраться подальше — у них хорошо развито чувство опасности. А этот незнакомый человек, что стоял в стороне — он и не думал о том, как разогнать эту шумную компанию, бесчинствующую под окнами дома.

— Тогда мне все это совсем не нравится.

— Мне тоже. Слишком много шероховатостей. Хотя там и поставлен условный сигнал, обозначающий, что все в порядке, но я уверен, что провалена и эта явка. Сам же хозяин этого дома на месте, никуда не делся, по-прежнему ведет свои дела, продает птицу...

— Откуда знаешь?

— Я же тебе говорил, что у местных забулдыг можно много чего узнать, чем я и занимался, вливая в себя эту отраву, которую по недоразумению называют вином. Видишь ли, если люди не работают, а целыми днями только и блуждают по городу в надежде перехватить дармовой стаканчик, то они невольно замечают очень многое, хотя частенько и сами не понимают этого. Тут, главное, знать, как спрашивать и что спрашивать... Так вот, что касается нашего дела: раз хозяин в доме, то там, кроме него, должны быть еще люди из тайной стражи...

— Засада?

— Вроде того. Только вот не думаю, что там постоянно будут держать много стражей. Двое, максимум — трое, и не более того. Ну, а с хозяином, естественно, трое-четверо.

— Так может, нам сейчас из города убраться?

— Если бы... — Бел опять потянулся к кувшину с водой. — Я же тебе сказал, что нужно послать домой сообщение о том, что мы идем...

— Да какое тут может быть сообщение?! Нам уходить надо...

— Не спорю — надо, но только после того, как выполним приказ. Его, знаешь ли, никто не отменял...

— Бел, ты что, собираешься идти туда, на эту поваленную явку, где сидит засада?!

— Так другой явки все одно нет... Знаешь, у меня от этого вина сейчас голова начинает болеть и перед глазами все расплывается... Надо же, вроде и выпил совсем немного!

— Какой постоялый двор, такое и вино... И все равно, Бел, я тебя не понимаю. Ведь если мы пойдем на ту проваленную явку, то нас же схватят!

— Да, есть такая опасность, причем реальная. Возможно, будь я один, то не стал бы рисковать, но с тобой, радость моя...

— А вот мне кажется, что ты от выпитого стал заговариваться.

— Мне это тоже кажется, да еще и в голове зашумело... Слушай, что-то я захмелел задним числом. Эта дрянь, и верно, бьет с ног просто убойно!

— Вот что... — вздохнула Олея, отбирая у мужа кувшин с водой. — Ты лучше поспи часок-другой, а я подежурю. Потом, как проснешься, так мы и решим, как нам следует поступить дальше.

— Да какой тут может быть сон!.. — попытался, было, возмутился Бел. — Не до него...

— Ты посмотри на себя — у тебя же глаза слипаются, и язык вот-вот заплетаться начнет. Милый друг, ты сейчас на себя не похож.

— Похоже, ты права... — Бел, и верно, едва ли не засыпал. — Но разбуди меня часа через два-три, не позже. Ты уж постарайся...

— Не сомневайся, разбужу.

Бел уснул мгновенно, а Олея все это время сидела у стола, прислушиваясь к тому, что происходит за тонкими стенами их комнатушки. Сейчас стоит глубокая ночь, а этот постоялый двор живет своей жизнью и, похоже, здесь никогда не бывает тихо: в обеденном зале все еще шумят, из нескольких комнатенок доносится ругань, кто-то бродит по коридорам, а на кухне вовсю гремят котлами... Н-да, обычному человеку здесь так просто не уснуть, и оттого в голову Олее постоянно приходит все те же вопрос: зачем Белу понадобилось идти на проваленную явку? Будь на то ее воля, то она сейчас же бежала из этого города, не оглядываясь...

Через несколько часов, пока еще не рассвело, Бел и Олея вновь выскользнули из гостиницы и в который уже раз направились к дому связника, правда, сейчас они шли по другой улице, и все для того, чтоб подойти к дому с голубятней с обратной стороны. В руках Олея тащила все ту же чуть живую корзину, в которой лежало купленное еще вчера мясо. Правда, надо признать, что перед уходом из гостиницы Бел щедро полил мясо жидкостью из маленькой бутылочки. На вопрошающий взгляд Олеи он лишь махнул рукой — не беспокойся, это сонное зелье, то самое, которое я добавлял в вино Генару с его сестрой. Если помнишь, старик, у которого купили это зелье, клялся и божился, что оно одинаково безопасно как для людей, так и для животных. Что ж, оставалось только поверить дедуле на слово, тем более что и цена за каждую из двух бутылочек была более чем приличная — две золотых монеты. Впрочем, — предположил Бел, — старик, скорей всего, их не обманывал: каждый из таких вот изготовителей снадобий дорожил своим честным именем (если это слово применимо в данном случае), а также не хотел ронять в чужих глазах свою репутацию умелого мастера-аптекаря (что в определенных кругах ценится выше золота).

Народу, по счастью, на улицах почти что не было: так, встретились лишь двое пьяных, один из которых храпел едва ли не посреди дороги, а второй, мотаясь из стороны в сторону, куда-то плелся, спотыкаясь чуть ли не через шаг.

Не доходя нескольких домов до того места, где находилась проваленная явка, Бел ловкими движениями стал закидывать за стены куски мяса — ленивое побрехивание собак слышалось то тут, то там, и не было никакой уверенности в том, что какая-нибудь из этих наиболее чутких псин не подаст голос, когда почует, что кто-то посторонний лезет в соседний дом.

Какое-то время пришлось выждать — что ни говори, а сонное зелье действует не сразу. Все еще темно, но вот-вот небо должны окрасить первые лучи солнца... Прижавшись к Белу, Олея невольно вспомнила, как он однажды сказал, что это время перед рассветом в армии носит несколько необычное название — час волка, и у часовых он считается самое опасным и непредсказуемым. На удивленный вопрос Олеи, отчего так называют добрый предрассветный час, Бел лишь развел руками — а разве не ясно? Поставь себя на место того, кто не смыкал глаз всю ночь: прошло почти все время дежурства, и, по счастью, ничего не случилось, хочется спать, скоро должна придти смена, а сон перед восходом солнца самый крепкий... Именно в это время и осуществляется большинство нападений, так что и в их случае Бел решил не отходить от правил.

Пора. Пока еще было темно, Бел ловко забрался на стену, и туда же за руки втащил Олею, а затем, как и договаривались, она низко пригнулась, почти что легла сверху на стену, а Бел, бесшумно спрыгнув на землю, растворился в темноте южной ночи.

Медленно текли секунды, складываясь в минуты, Бел все не возвращался, а Олея старалась не шевелиться, хотя делать это становилось все сложнее. Конечно, она предпочла бы в это время находиться рядом с Белом, но он запретил ей это делать, и на всякий случай надел на шею жены цепочку с футляром, где были артефакты. Дескать, на всякий случай, если что — всегда успеешь соскочить со стены и удрать...

Находиться на неширокой стене становилось все труднее, тело постепенно затекало от неудобной позы, но куда тяжелее было гнетущее чувство неизвестности. Олея помнила, что должна спуститься на землю и пустить в дело хлыст только в том случае, если ее позовет Бел, или же если до нее донесется шум схватки, но пока не было слышно ни того, ни другого. Женщина напряженно вслушивалась в тишину ночи, однако в ней не было никаких сторонних звуков. Ну, и долго еще будет продолжаться это выматывающее ожидание?

Время шло, и Олею уже стало охватывать самое настоящее отчаяние, когда, наконец, до нее донесся легкий звук шагов, а затем послышался чуть слышный голос Бела:

— Слезай. Все в порядке.

Это легко сказать — слезай, а вот как это сделать, если тело уже затекло? Тем не менее Олея попыталась спуститься, оперлась рукой о край стены, но не удержалась, и едва ли не мешком свалилась на землю, прямо под ноги мужа.

— Потише можно? — зашипел тот.

— Так получилось... — Олея поднялась на ноги, чувствуя, как сотни крохотных иголочек в ее теле разгоняют застоявшуюся кровь. — Тебя так долго не было...

— Пошли быстрей в дом.

— А как там?

— Все в порядке.

Как позже выяснилось, в порядке оказалось далеко не все. Зайдя в дом, Олея при слабом свете масляной лампы увидела двух людей, неподвижно лежащих на полу, а третий, одетый лишь в исподнее, был крепко привязан к тяжелому стулу, и к тому же у него во рту торчал кляп. Однако Олею куда больше испугало другое: левый рукав Бела был темным от крови. Женщина чуть растерянно посмотрела на мужа, и тот правильно понял, что она хотела спросить.

— Не бери в голову. Меня чуть поцарапали — только и всего. Я бы тебе о такой ерунде и говорить не стал, так ты все равно увидишь...

— Надо перевязать! — оглянувшись по сторонам, Олея кинулась к стоящему у стены большому сундуку, откинула крышку. Так, там одежда, белье, а вот и кусок полотна, именно то, что надо. Схватив нож, лежащий на столе, женщина быстро стала резать крепкую ткань на узкие полосы.

— Это который же из них тебя достал? — Олея, не прерывая своей работы, бросила неприязненный взгляд на лежащих мужчин.

— Если тебе так интересно, то вон тот... Ну-ну, не кипятись! — усмехнулся Бел, поймав неприязненный взгляд Олеи, который та бросила на лежащего человека. — Все оказалось куда проще, чем я мог предполагать. Один из этих охранников дремал, пристроившись чуть ли не сразу же за дверью, а второй вообще обнаглел: похрапывал, сидя за столом и уложив голову на столешницу. Я ж говорю — час волка. А вот наш дорогой хозяин, увидев меня, с испуга едва ли не заблажил. Пришлось ему рот заткнуть.

— Это я поняла... — Олея, закатав рукав рубахи Бела, покачала головой — царапиной это никак не назовешь. Рана довольно глубокая, да и крови из нее течет немало. — Не дергайся, я тебя перевяжу. Скажи, а...

— Да живы эти двое, что на полу лежат, ничего с ними не случилось. Я их просто оглушил, а потом сразу же каждому в рот щедро плеснул все того же сонного зелья — зря, что-ли, мы за две небольшие бутылочки такие деньги отдали? Так что свое золото старик-аптекарь заслужил честно — минуты не прошло, а мужики уже в полной отключке.

— Все вылил?

— Почти.

— А они не отравятся?

— Вряд ли. Это же не крысиный яд... Ты еще долго будешь возиться с перевязкой?

— Все... — отступила на шаг Олея. — Надо бы перевязать получше...

— Это отложим на потом... — Бел остановился напротив мужчины, привязанного к стулу и одним движением руки выдернул у того кляп изо рта. — Теперь давайте поговорим с вами, уважаемый, только вот орать не советую. Я ведь и всего-то хотел поинтересоваться, нет ли у вас для продажи двух сизарей, голубя и голубки, у которых в хвосте есть несколько белых перьев? Ну, отчего я не слышу ответа?

— У меня нет, но я могу поспрашивать у знакомых... — неохотно ответил мужчина.

— К сожалению, я не могу так долго ждать... — продолжал Бел.

— Хватит валять дурака! — внезапно зло ощетинился мужчина.

— Я не услышал отзыв... — все так же спокойно отозвался Бел.

— Тогда, может, вы посмотрите тех сизарей, что есть у меня?.. И для чего нужно было ломать эту комедию? — мужчина готов был сорваться.

— То я валяю дурака, то ломаю комедию... Вы уж поточнее определитесь с тем, чем я занимаюсь в вашем доме. Пока же для начала прошу вас говорить тише, а не то я вынужден буду сделать нечто такое, после чего до конца своих дней вы будете только слабо сипеть. Давно явка провалена? Кого вы успели сдать?

— Как вы сюда попали?

— Через дверь! — отрезал Бел.

— Я не про то... У соседей такая собака, что ночью подает голос даже тогда, когда я выхожу из дома по малой нужде...

— Значит, я нравлюсь ей куда больше, чем вы. Итак, я жду ответ на свой вопрос. Советую говорить правду, потому как я и сам уже успел кое-что понять, и у меня нет ни малейшего желания проявлять никому не нужное человеколюбие.

Вздохнув, мужчина заговорил, и все оказалось предельно просто: тайная стража этой страны раскрыла его совершенно случайно, и он, в свою очередь, от растерянности наделал немало ошибок, из-за которых сейчас на родину дорога ему закрыта, да и здесь он не особо кому-то нужен...

У Олеи создалось такое впечатление, что этому человеку, как бы он не хорохорился, просто хочется снять со своей души какой-то груз, или же поведать о своей беде тому, кто может если не помочь, то понять. Что же касается Олеи, то очень многое из того, о чем говорил мужчина, было для нее тайной за семью печатями, но зато Бел слушал очень внимательно, и женщина замечала, как темнело его лицо.

Когда же мужчина умолк, Бел еще какое-то время молчал, уставившись в небольшое окно, за которым уже начинался серый рассвет. Олея тоже не произносила ни слова — понимала, что сейчас не стоит лезть со своими вопросами в разговор мужчин.

— Где именно в вашей голубятне находятся те почтовые голуби, при помощи которых вы раньше отправляли донесения в Руславию? — Бел, наконец, повернулся к хозяину дома.

— Вы что, собираетесь...

— Что я собираюсь делать, вас касается не должно.

— Выслушайте меня, только постарайтесь сделать это спокойно: я не знаю, в чем именно тут дело, но за последние несколько дней меня несколько раз предупреждали о том, что ко мне могут придти гости с очень ценным грузом. Более того, мне было сказано следующее: если я помогу задержать вас, или же уговорю отдать груз...

— Я повторяю свой вопрос насчет голубей.

— Вы меня не дослушали!

— Все, что вы мне можете сказать, я хорошо знаю, или, скажем так, имею представление о том, какие блага могут наобещать мне в том случае, если я пойду навстречу неким требованиям. Чтобы раз и навсегда покончить с этим вопросом, я вам сообщаю: все это для меня совершенно неприемлемо. Вряд ли я услышу хоть что-то новое, так что не будем понапрасну терять время.

— А я хочу договориться. Вы можете убить меня, и, возможно, для такого, как я, это будет наилучшим выходом: знаете, мне до тошноты надоело жить под вечным приглядом стражников, и притом постоянно ждать, что к тебе на связь выйдет кто-то из тайной стражи Руславии, которого надо сдать... Конечно, арестовывают далеко не всех, за многими просто следят дальше...

— Ага, вы еще сделайте вид, будто не понимаете, что таким образом можно засветить всю разведывательную сеть в стране! Возможно, именно из-за вас в Байсине она раскрыта уже полностью! Это понятно даже малому ребенку, так что хватит толочь воду в ступе! Отвечайте на мой вопрос.

— Поймите, что для меня это последний шанс обрести свободу, а для вас возможность получить немалое богатство...

— Мне надоело повторять вам одно и то же! — теперь уже и в голосе Бела слышно раздражение.

— Я не буду вам отвечать! — едва ли не выкрикнул мужчина. — Или мы договариваемся, или...

— У меня есть еще один вариант... — чуть нахмурился Бел. — Вы помогаете нам переслать на родину донесение, и уходите вместе с нами. Обещаю, что дома учтут вашу помощь...

— Еще чего! — зло огрызнулся пленник. — Можно подумать, что за вами не пустят никакой погони! Да меня первого хлопнут в два счета... Оно мне надо? А голуби... Выбирайте сами, какие вам нужны.

— Ну, как вам будет угодно... — и Бел одним движением вновь засунул кляп в рот пленника и повернулся к Олее. — Побудь с ними, я вскоре вернусь. Надеюсь, что за это время негостеприимный хозяин сравнит все за и против моего предложения. Если же наш несговорчивый друг будет брыкаться, то ты знаешь, что делать.

Вернулся Бел не так и быстро, как обещал, почти через полчаса, причем заявился не с пустыми руками. Он нес с собой большую закрытую корзину, в из которой доносился постоянный шорох а то и птичье воркование, которое нельзя было перепутать ни с чем. Поставив корзину перед сидящим мужчиной, он поинтересовался:

— Ну как, подумали? Я забрал тех голубей, которых счел почтовыми... Э, да судя по тому, что вы стараетесь ухмыльнуться, здесь что-то не так?

Пленник согласно закивал головой и Бел, чуть нахмурившись, вновь вытащил из его рта кляп. Хм, а мужик-то выглядит весьма довольным. Интересно, с чего это он так радуется?

— Я даже смотреть не буду на тех голубей, что вы отобрали... — хмыкнул мужик, отплевываясь от налипших на язык ворсинок. — Не хочу, и знаете почему? Пусть даже вы сумели взять из моей голубятни именно почтовых, но не все из них полетят в Руславию. Несколько этих пташек, если их выпустить на волю, помчаться прямиком на ту голубятню, что находится в здании тайной стражи Байсина. Видите ли, обстоятельства бывают разные, и иногда они складываются таким образом, что...

— Скотина! — Бел резко приподнял со стула связанного мужчину, но тут же швырнул его назад. — Значит, так ты отправлял донесения наших агентов? Продавал на корню все и всех? Надо же, не боишься говорить об этом прямо! А тебе самому не кажется, что такие действия не очень похожи на утверждение, будто ты был вынужден предать своих только под давлением жестоких обстоятельств!

— Думай, что хочешь, только вот если ты их выпустишь, то половина моих почтовых голубей полетит в Руславию, а вторая половина — в тайную стражу Байсина. Это для тебя один голубь неотличим от другого, а я знаю каждого, можно сказать, в лицо. Или в клюв... Так что выхода у тебя нет...

— Это у тебя нет выхода... — Бел сжал мужчине горло и влил тому чуть ли не прямо в горло остатки жидкости из бутылочки, а затем вновь засунул кляп в рот дергающемуся пленнику. — Время поджимает, так что больше у меня нет времени на то, чтоб точить с тобой лясы. Запомни: отныне путь на родину для тебя точно закрыт. Оставайся здесь, только вот вряд ли хоть кому-то здесь ты будешь нужен — отработанный материал, как правило, идет в отвал.

Через минуту, прихватив с собой корзину с голубями (заодно Бел надел на себя и куртку хозяина — иначе никак, запачканный кровью рукав бросится в глаза любому), беглецы покинули дом. Вновь перелезть через стену при первых лучах утреннего солнца оказалось минутным делом, и, по счастью, в этот ранний час улица была пуста. Немного дальше им уже встретилось несколько работяг, которые, ежась от утренней свежести и еще не окончательно проснувшись, направлялись на работу.

— Бел... — негромко спросила Олея. — Зачем мы тащим корзинку с голубями, если половина этих птиц...

— Зато вторая половина полетит туда, куда надо! — отрезал Бел. — За нами и так идет охота, так что, по большому счету, эти птицы ничего не изменят. Стража Байсина и так знает как о нас, так и о том, что мы несем.

— А этот мужчина... Он жив?

— Ты хочешь спросить, не отравил ли я его? — чуть усмехнулся Бел. — Не беспокойся: это было все то же сонное зелье, хотя в какой-то момент я пожалел, что у меня под руками нет чего более убойного. Хоть тех же ножей с ядом...

В отличие от городских улиц, возле гостиницы и на рынке народу уже хватало. На длинных торговых рядах начинали появляться овощи, зелень и фрукты, выстраивались штабеля из мешков с мукой, продавцы тянули тяжело груженые тележки...

Начинали шуметь и в гостинице. Беглецы проскользнули в свою комнатку, где Бел, пристроившись за колченогим столом, что-то стал писать на узких ленточках. Заглянув через плечо Бела, женщина увидела, что он выводит всего лишь несколько цифр, причем на каждой из этих невесомых полосок были одни и те же значки.

— Что это? — не выдержала Олея, когда Бел закончил работу.

— Как было приказано, сообщаю домой, что нас надо встретить.

— Но тут же одни цифры!

— Кому надо, поймут... — Бел убрал полоски в карман куртки. — Оставшуюся в кувшине воду во фляжки налила?

— Да. Кстати, забери футляр с артефактами.

— Надо же, едва не забыл забрать их у тебя. Так что, идем?

— Да.

— Тогда пошли.

Когда беглецы вновь вышли в коридор, Бел враз превратился в человека, с трудом приходящего в себя после вчерашней веселой попойки. Походка, трясущиеся руки, несколько бессмысленное выражение лица... Любой, кто посмотрит на этого человека, будет уверен в том, что этому мужику еще долго надо приходить в себя после вчерашних возлияний. Даже хозяйка гостиницы, с которой Бел рассчитывался перед уходом — и та лишь хмыкнула, и несколько соболезнующее посмотрев на Олею, стоявшую рядом с тяжелой корзиной в руках. Ну, сочувствие сочувствием, а содрать пару лишних серебряных монет с мало что соображающего мужика она не забыла.

Бел изображал все еще не протрезвевшего человека вплоть до того времени, пока они не миновали городские ворота. Надо сказать, что в этот раз стражи на выходе из города было куда больше, чем вчера, когда Бел и Олея только въезжали сюда. Сейчас стражники дотошно проверяли всех, кто хотел войти в город, и оттого перед воротами скопилась большая очередь из желающих как можно быстрее оказаться внутри городских стен. Впрочем, стража уделяла должное внимание и тем, кто хотел покинуть город. Неудивительно, что еще издали увидев отряд стражников у ворот, сердце у Олеи бешено застучало.

Неизвестно, как беглецам удалось бы выехать из города, но им повезло и на этот раз: неподалеку от гостиницы им встретилась семейная пара, где супруг, похоже, вчера тоже позволил себе принять на грудь лишнего, и сейчас супруга пилила его без остановки. Увидев Бела, который делал вид, что тоже едва сидит в седле, мужичок враз проникся к нему искренним расположением, и до самых ворот они ехали едва ли не в обнимку, объясняясь друг другу в любви и вечной дружбе, причем женушка того мужичка безостановочно ругала обоих пьяниц, которым лишь бы глаза залить, а до семьи им нет никакого дела. Стражники, проверяющие желающих покинуть город, лишь глянув на двух обозленных баб и двух все еще так и не протрезвевших мужиков, пропустили их без проверки из одного только чувства мужской солидарности — дескать, парням и так плохо, так зачем еще усугублять?.. Да, судя по всему, здешние стражи, хоть и получили приказ о поиске двух опасных преступников, но всерьез им не прониклись.

Со своими новыми приятелями беглецы расстались на первом же перекрестке: им нужно было разъезжаться в разные стороны, хотя, будь на то воля Олеи, от этого развеселого мужичка они бы умчались как можно раньше — уж слишком он оказался шумным и надоедливым. Зато потом Бел и Олея припустили лошадей, стремясь как можно дальше уйти от города. Правда, перед тем Бел налил воды в какую-то глубокую чашку, и чуть приоткрыв крышку на корзине с голубями, осторожно поставил туда эту чашку, а дальше ехал, стараясь как можно меньше встряхивать корзину — боялся разлить воду.

Они остановились лишь тогда, когда беглецам показалось, что их сейчас никто не видит. Олея оглянулась кругом — вокруг чистое поле, лишь где-то вдали виднелось несколько почти неразличимых силуэтов — это крестьяне со своим товаром ехали в столицу по одной из небольших дорог. Беглецы слезли с коней, поставили корзину на землю.

— Тебе придется мне помочь... — Бел присел возле корзины. — Надо держать каждую птицу, пока я буду привязывать письмо к лапке голубя. Только будь поосторожнее... Да, и по сторонам смотри на всякий случай.

Держа в ладонях теплое тельце птицы, Олея не смогла удержаться, чтоб не спросить:

— Бел, а ты уверен, что это почтовые голуби?

— Надеюсь на это... — неохотно отозвался муж.

— Нет, я другое имею в виду. У этого мужчины была одна голубятня, и птиц в ней, наверное, хватало, так почему ты решил, что именно эти голуби — почтовые? Они, вроде бы, ничем не отличаются от обычных сизарей. Кажется...

— Вот именно — кажется.

— И все же, скажи, отчего ты решил, что взял именно почтовых голубей?

— Ну, прежде всего, они находились отдельно...

— Но ведь не они одни сидели в особом закутке! Наверное, разные породы сидят по отдельным клетушкам... Или нет?

— Ты меня опять не дослушала... — Бел осторожно взял у Олеи птицу, к лапке которой он только что привязал невесомую ленточку с несколькими цифрами, приподнял голубя в ладонях, и через мгновение птица поднялась в небо, а Бел вновь полез в корзину за очередной голубкой. — Видишь ли, в отличие от прочих, у почтовых голубей более широкий клюв, частенько с наростами, веки всегда голые, хвост и лапы покороче, а крылья, наоборот, длинней и сильнее. Вот по этим приметам я и ориентировался, когда стал отыскивать нужных мне птиц. Голубятня у того мужика была разгорожена на несколько частей, и почтовые голуби находились в одной из таких клетушек.

— А откуда ты все это знаешь? Ну, я имею в виду, откуда тебе известно о том, как выглядят почтовые голуби?

— Да ведь тебе уже как-то рассказывал: там, где я родился и жил, детишек было много, по улицам носились целые ватаги, вместе мы проводили чуть ли не все свободное время, и у некоторых из моих друзей-приятелей дома были голубятни, причем самые разные, да и птицы не у всех были одинаковые. Так что в детстве мы с братом от души погоняли голубей. Кстати, почтовые там тоже были... Не скажу, что я хорошо разбираюсь в породах птиц, но кое-что различить могу.

— Бел, я все равно не могу понять: ведь если тот мужик говорил правду, то половина этих птиц окажется в тайной страже Байсина! А ведь у каждого из них на лапке привязано донесение! Ведь здешние стражи поймут, в чем дело!

— Да если хотя бы одна из этих птиц долетит до Руславии, вернее, мое донесение попадет там в нужные руки, то этого будет вполне достаточно. Ты хотя бы представляешь себе, до какой степени у нас на родине все извелись, находясь в полной неизвестности о происходящем и не зная, чего можно ожидать от завтрашнего дня. Не забывай и о том, что с каждым днем уменьшается время, отведенное Правителю Руславии на то, чтоб он предъявил артефакты послам Танусии и Уреала... Что же касается тайной стражи Байсина, то она нас сейчас и без того вовсю разыскивает, и это послание, по большому счету, уже ничего не изменит. Вернее, если кто умный хорошо поломает голову, то, наверное, поймет что к чему. Остается надеяться только на удачу, которая нас пока что не оставляла. Суди сама: нам и без того невероятно повезло в том, что, похоже, нас с тобой искали только на главной дороге: судя по всему, здешним стражникам даже в голову не пришло, что мы можем пробираться по захолустью. Сейчас, думаю, они учтут свои ошибки.

— А тех людей, которые остались на явке в бессознательном состоянии... Ты как думаешь, их уже нашли?

— Наверняка. Утром должна была подойти смена, так что тревогу уже подняли. Наверняка, и на городских воротах контроль усилили, но, скорей всего, сейчас во все стороны от столицы летят приказы об усилении постов, да и войска могут подтянуть, что, конечно, для нас с тобой крайне нежелательно.

Вскоре последний голубь с привязанными к лапке донесениями скрылся где-то вдали, и Олея вздохнула:

— Лететь так далеко... Хоть бы им сил хватило!

— Должно хватить... — Бел кинул пустую корзину в небольшую яму. — Я еще на той явке бросил в корзину несколько пригоршней зерна, а потом мы с тобой птиц водой напоили. Все по правилам, ведь именно так и положено поступать перед тем, как отправить летунов в долгий путь.

— Куда мы сейчас?

— То есть как это — куда? К границе с Руславией, разумеется. Только не прямо, а возьмем несколько в сторону.

— А...

— Все поясню в дороге.

Чуть позже Бел, и верно, рассказал Олее о том, куда именно они направляются. Дело в том, что если ехать прямо, то едва ли не до всей границы с Руславией находятся только ровные поля, на которых при всем своем желании никак не укрыться и беглецы будут видны, словно на ладони. Кроме того, в те селения, что начнут встречаться на их пути, то есть в те, что расположены ближе к границе — в них вообще лучше не заезжать. Почему? Просто-напросто местные жители сразу же докладывают о появлении чужаков стражнику, который имеется в каждом приграничном селении. А если, и верно, в руки стражи попадается некто из тех, кто объявлен в розыск, то тем, кто сообщил об этом человеке страже, выплачивается награда. Ну, здешний народ весьма прижимистый, деньги считать умеет и на пустяки не тратится, и потому от возможности заработать несколько лишних монет никогда не откажется. Из этого следует только одно: все селения, которые могут встретиться неподалеку от границы, надо объезжать десятой дорогой.

Конечно, если беглецы поедут по прямой, то уже к концу завтрашнего дня они могут добраться до границы с Руславией. Беда в том, что вряд ли им позволят это сделать: у беглецов никак не получится остаться неузнанными — наверняка их заметят уже к середине дня, и последствия предугадать несложно. Именно оттого Бел и решил, что следует направиться значительно правее: тамошняя местность чем-то напоминает те места, которые беглецы проезжали в других странах — холмы, кустарники, а ближе к границе пойдут рощи и леса. Да еще и земля там совсем не распахана, и причина этого очень проста — почва, можно сказать, никудышная. Чернозема, которым так богат Байсин, там и близко нет, вместо этого идет едва ли не сплошная глина пополам с торфом, так что заниматься земледелием в тех местах не было смысла: при одних и тех же затратах труда урожаи на этих бедных почвах будут в разы меньше, чем на самом бедном черноземе. Оттого-то в тех местах почти нет поселений, земля не тронута, да и местность там такая, что есть возможность укрыться от чужого взгляда.

Первый раз остановились на отдых в полдень, когда на пути беглецов встретился высокий кустарник, росший по сторонам неширокого ручья. Там вполне можно спрятаться как от лучей солнца, так и от посторонних взглядов. Нашли место, где кусты росли погуще, зашли туда сами, завели лошадей.

Олея с удовольствием огляделась по сторонам — надо же, они оказались словно в небольшом шатре из веток. Достали остатки скудных припасов, которых было совсем немного — беглецы так торопились уйти, что просто не успели купить что-либо в дорогу. Ладно, не в первый раз питаться едва ли не впроголодь, это далеко не самое страшное.

Обед не занял много времени, но Бел решил дать передохнуть лошадям, пусть совсем немного, хотя бы с четверть часа. Присев на сухую траву, Бел устало прикрыл глаза, но Олее вновь было не до сна.

— Бел...

— Ну, что еще тебя интересует? — чуть улыбнулся тот, не открывая глаз.— Я так и знал, что ты не вытерпишь долгого молчания.

— Я только хотела узнать, откуда ты столько знаешь о тех местах, куда мы направляемся?

— Ну, прежде всего я когда-то видел карты Байсина. Увы, это было довольно давно... Но в основном я кое-что узнал за вчерашней гулянкой. Помнишь, я тебе говорил, что иногда можно немало узнать от тех людей, кто без дела шатается по улицам и любит выпить за чужой счет?

— Конечно, помню. Ты еще сказал, что их нужно уметь разговорить.

— Верно. Так вот, среди тех, кто прибился к нашему столу, было двое мужичков из этих мест. В свое время они поехали в столицу, надеясь ухватить за хвост удачу. Увы, но работы в столице они не нашли, вернее, не захотели браться за то, что им предлагали, а потом у мужиков и вовсе пропало желание работать, благо в больших городах почти всегда найдется что поесть и попить, да и для ночевки можно отыскать уголок. Вот оба этих великовозрастных раздолбая со слезами на глазах и рассказывали мне, как хорошо в их родных местах и как они тоскуют по родному дому, куда там можно пойти на охоту, где лучше ставить силки на дичь...

— Так возвращались бы домой — и вся недолга!

— Ты просто не знаешь, как затягивает такая жизнь, когда ты никому ничего не должен, все дни напролет можно ничего не делать, беспрестанно жалеть себя, жаловаться всем и каждому на жестокую судьбу и в то же время чувствовать себя свободным человеком — куда хочу, туда и лечу! Подумай сама: разве после такой вольной жизни в шумном и веселом городе кому-то захочется вновь работать на земле с утра до вечера, да еще и в весьма отдаленном месте, да вдобавок ко всему постоянно видеть одни и те же лица каждый день?

— Никогда не задумывалась об этом...

— А я тебе и так отвечу: из этой безалаберной жизни в обычную трудовую, где есть не только права, но и обязанностями — тут не возвращается почти никто. Причина проще некуда: не хочется вновь горбатиться с утра и до вечера, набивая себе мозоли, да и стыдно заявляться домой нищим, опустившимся, и с пустым карманом. Кстати, тот небольшой поселок в десяток дворов, откуда и заявились в столицу эти парни, расположен недалеко от границы, так что мои новые приятели кое-что поведали и о ней... Это что еще за звук? — Бел приподнялся с травы.

— Не знаю... — растерянная Олея тоже услышала какой-то шум. — Ой, кажется, это конский топот!

— Если бы он только казался...

Лежа на земле и чуть раздвинув траву и ветки, Бел и Олея смотрели в ту сторону, откуда раздавался шум. А ведь точно, похоже на то, будто вдали скачет большой табун. Между прочим, — чуть растерянно отметила про себя женщина, — между прочим, этот конский топот раздавался он именно с той стороны, откуда сюда приехали беглецы. Конечно, по здешним дорогам торговцы перегоняют табуны лошадей на продажу, но чтоб их гнали по полям, пусть даже и сжатым...

А, вон вдалеке показалось что-то, похожее на большое облако пыли. Прошло еще совсем немного времени, и стал виден большой отряд конных солдат, которые куда-то мчались едва ли не во весь опор. Ого, как торопятся! Великие Боги, да эти всадники едут едва ли не по той же дороге, где совсем недавно проезжали они с Белом! Неужели погоня? А хоть бы и так — все одно сейчас срываться с места и куда-то бежать не имело никакого смысла, так что беглецам оставалось только смотреть на то, как по направлению к ним несутся всадники. Что же делать?!

В этот момент Олея почувствовала, как Бел дергает ее за одежду, и кивает в сторону их лошадей, стоящих немного ниже, у самой воды. Вначале женщина инее поняла, что он хочет ей сказать, нот чуть позже сообразила: ни лошадей, ни самих беглецов не видно из-за высоких кустов, и в сердце женщины внезапно вспыхнула надежда — может, отряд их и не заметит?

Бел и Олея — оба сползли вниз, к своим лошадям, и едва ли не сжали руками лошадиные морды, молясь, чтоб ни одна из их лошадей не подала голос, когда мимо будут проезжать всадники. Еще беглецы до страсти боялись, как бы этот отряд не остановился поблизости для того, чтоб напоить лошадей. Вот тогда — точно, все...

Однако отряд куда-то торопился, и, не останавливаясь, промчался мимо. Сквозь листву беглецы видели, как совсем недалеко, шагах в пятнадцати от их укрытия, проезжали вооруженные до зубов солдаты, и оставалось только радоваться тому, что командир этого отряда так торопит своих людей, что не считает возможным выделить хотя бы немного времени для которого отдыха солдат. И все же Олее, которая сквозь переплетения листьев и травы, а заодно и сквозь клубы пыли смотрела на проезжавшую мимо них всадников — ей казалось, что эта шеренга никогда не закончится. Чтобы не видеть солдат, она закрыла глаза, только вот уши заткнуть не сумела — и топот лошадей набатом звучал у нее в голове.

Когда же, наконец, мимо них промчались последние всадники, Олея еще какое-то время стояла, боясь пошевелиться. Ей казалось, что вслед за ушедшими может проехать еще кто-то из отставших солдат, и до того времени ни одному из беглецов не стоит подавать голос. Впрочем, Бел оказался куда менее растерянным, чем она: недаром он уже снова лежит в кустах, и смотрит вслед уехавшим.

— Подождем, пока они скроются... — услышала Олея голос Бела. — А потом уж уйдем и сами.

— Сколько же их было? — выдохнула Олея. — Я думала, что умру от страха.

— Не ты одна... — выдохнул Бел. — Я, знаешь ли, тоже всерьез струхнул. Надо же, они нас не заметили, хотя мы были совсем близко! Как видно, парни здорово торопились... Что же касается этих всадников, то я насчитал что-то около трехсот человек. Сила немалая.

— Думаешь, их послали по наши души?

— Насколько я знаю, Байсин сейчас ни с кем не воюет. Более того: с этой страной все соседи стараются соблюдать нейтралитет — все же отсюда им идет немало пшеницы и ячменя... А эти солдаты, что сейчас проехали мимо нас — они все были вооружены. Так что если сейчас нет учений, или же здешние законники не отлавливают какую-нибудь из разбойничьих шаек, то я склонен считать, что охота идет именно на нас. Ох, как же всем денежки нужны, даже такой богатой и спокойной стране, как Байсин! Как видно, в столице спохватились, что все идет несколько не так, как им бы того хотелось, и вот, решили перекрыть все, что только возможно...

— Ты так считаешь?

— Надеюсь, ты не рассчитываешь на то, что всех этих солдат послали лишь для того, чтоб они от широты своей души просто проводили нас до границы, да еще и помахали вслед платочком на прощание?

— Уходить отсюда надо...

— А вот с этим я полностью согласен.

Беглецы выждали время, пока вдали не скрылись последние всадники, и лишь только тогда выбрались из кустов, причем сделали это на другом берегу ручья. Пока что вокруг больше никого не было видно, но это вовсе не значит, что в самое ближайшее время вновь кто-то не окажется в пределах видимости, так что беглецы не стали терять время понапрасну. Сейчас главное — как можно быстрей оказаться подальше от этих мест.

Коней гнали без передышки до самого вечера. Олея вновь невольно отметила про себя: Бел молодец, так построил их путь, что ни в одно селение, встречающееся на их пути, беглецы не заезжали. Более того — стоило им только увидеть вдали нечто, напоминающее человеческое поселение, или же пасущиеся стада, как беглецы сразу же объезжали это место по окружным дорогам. Бел, каким-то непонятным нюхом ощущая, куда им стоит двигаться, каждый раз умудрялся избежать как людных мест, так и излишнего внимания к их персонам, хотя, конечно, совсем незаметно пройти не удалось: на пути беглецов не раз встречались одинокие путники или же крестьяне на телегах, причем и те, и другие провожали скачущих всадников долгим взглядом. Досадно, конечно, оставлять за собой след, но тут уж ничего не поделаешь.

Хотя к вечеру от усталости с ног падали и кони, и люди, но беглецы все же достигли тех мест Байсина, куда так стремился попасть Бел. Как-то разом кончились пашни, появились рощи, причем это были уже не фруктовые деревья, а лиственные — осина, ива, клен... Правда, листья на этих деревьев уже пожелтели и почти полностью опали. Стало заметно прохладнее, и к тому же стих бесконечный треск кузнечиков и цикад. Все верно, сейчас уже стоит глубокая осень. Как-то сразу чувствуется, что их родной север стал гораздо ближе...

Удивительно, вроде и проехали не сказать, чтоб уж очень большое расстояние, но ощутимо похолодало, во всяком случае, к вечеру беглецы стали ежится от слишком холодного ветерка. Здесь уже нигде не было видно распаханной земли, и эти места куда больше напоминали заболоченные перелески. Кочки, торфяная жижа, чавкающая под копытами лошадей, высокая болотная трава, а то и небольшие ямы, наполненные темной болотной водой... Глядя на это место, Олея думала о том, что стоит радоваться уже тому, что вокруг сейчас почти нет комаров и прочей летающей дряни, которая здорово портит жизнь людям: ясно, что весной и летом в этих местах не продохнуть от самых разных кровососов. Теперь становится понятно, отчего здесь мало кто селится, и у беглецов есть возможность укрыться от чужих глаз.

— Бел, смотри! — обрадованная Олея едва ли не крикнула в полный голос, указывала на невысокие ягодные кустики с красными ягодами, росшие на кое-каких кочках. — Это же брусника! Точно, она самая!

— Ты можешь говорить потише? — Бел лишь мельком глянул на ягоды. — Я, конечно, понимаю твои чувства, но...

— Все-все! — замахала рукам Олея. — Это у меня невольно вырвалось! Просто я никак не ожидала увидеть здесь эти ягоды! В доме моих родителей обычно на зиму заготавливали огромные горшки пареной брусники и я...

— Давай отложим воспоминания на какое-то время... — Бел оглядывался по сторонам. — Я пока что пытаюсь разобраться в том, где мы находимся и куда следует идти дальше... Давай так: твоя лошадь идет вслед за моей, и постарайся пока что обойтись без разговоров.

— Да я и так молчу всю дорогу!

— Разве?

— Все, замолкаю.

Путь по этой болотистой местности продолжался почти до темноты, и лишь когда ночная мгла понемногу стала опускаться на землю — только тогда люди почувствовали, что их измученные лошади, наконец-то, вышли на твердую почву. Болото осталось позади, и вокруг было нечто, напоминающее осенний лес, с почти голыми деревьями и ковром шелестящей желтой листвы под ногами.

— Бел... — Олея растерянно оглядывалась по сторонам. — Бел, ну совсем... совсем как у нас дома! Надо же: еще днем мы ничего такого не видели, и тут как будто в другую страну попали!

— Можно сказать, так оно и есть... — Бел слез со своей лошади, и шел, ведя ее под уздцы, а Олея пока что ехала верхом. — Я уже тебе говорил, что Байсин лежит словно на границе между теплом и холодом. Юг этой страны теплый, а вот север... Нам еще повезло, что мы в дождь сюда не попали. Они тут идут очень часто и, как правило, проливные. Вот тогда нам с тобой было бы совсем плохо.

— Слушай, а тебе не кажется, что ощутимо холодает? — Олея почувствовала, что еще немного, и у нее зуб на зуб не будет попадать.

— Верно... — Бел скинул с себя куртку и протянул ее Олее. — Надень. Я тут, конечно, несколько ошибся, упустил из виду то, что нам с тобой вскоре понадобится теплая одежда. Вернее, просто боялся ее покупать в столице, чтоб не привлечь лишнее внимание стражи на выезде из города. Одно дело, когда оттуда выезжают налегке, и совсем другое, когда при них есть какой-то груз. У нас при себе была корзина для перевозки птицы и почти пустые седельные сумки — вот мы никого и не заинтересовали, а будь при нас хоть какой-то груз, хоть та же теплая одежда... Ну, ты меня понимаешь.

— Не буду я надевать твою куртку! Тебе нужнее — ты же ранен, а они на холоде, как правило, ноют.

— Одевай, тебе говорят! — прикрикнул Бел. — Не волнуйся — потом вместе под одной курткой посидим, вечерком, и постараемся не замерзнуть вдвоем...

— Умеешь ты уговаривать бедную девушку... — Олея негнущимися пальцами стала застегивать пуговицы. — Под одной курткой — так под одной. Сердце у меня мягкое, и ты этим пользуешься...

— Вот уж чего-чего, а этого обещания я не забуду!

Когда совсем стемнело, остановились на небольшой полянке среди леса. Надо же, здесь даже хвойные деревья попадаются... Уже в темноте натаскали веток, набросали их на землю — не ложится же спать прямо на мох. Холод все ощутимее давал о себе знать, и Олея не выдержала:

— Может, костер разведем?

— Нельзя... — покачал головой Бел. — Слишком заметно.

— Да, конечно... — вздохнула Олея, думая о том, что хорошо бы сейчас поесть — может, тогда они не так бы мерзли. Увы, с собой у них уже ничего съестного не было, а в пустых желудках начинало довольно громко бурчать. Впрочем, мысли о еде занимали не только Олею — Бел думал о том же.

— Погоди, я сейчас приду... — он встал и пошел куда-то в сторону.

— Ты куда? — крикнула ему вслед женщина.

— Опять шумишь? — хмыкнул Бел из темноты. — Не беспокойся — погуляю и вернусь! Считай, что меня на развлечения потянуло.

Впрочем, вернулся он совсем не так скоро, как обещал. Олея к тому времени успела передумать невесть что и всерьез испугаться. До того ей не приходилось оставаться одной в темном лесу, и если бы не пофыркивание лошадей, пасущихся рядом, то женщина бы здорово струхнула. Увидев, наконец-то, дорогого супруга, она уже была готова начать ругаться, но тут ее взгляд упал на большую птицу, которую Бел держал в руках.

— Что это?

— Глухарь. Здоровый, зараза, и тяжеленный, так что имею полное право гордиться собой!

— Но как...

— Если честно, то я ставил силки на зайца, и никак не ожидал, что неподалеку от меня окажется такой красавец. Я его камнем с дерева сбил. До сих пор не понимаю, как в темноте не промахнулся! Бил просто на звук, едва ли не наугад, но попал в точку! Наверное, я сам озверел от голода.

— Не озверел, а замерз! — Олея скинула с себя куртку, и надела ее на мужа. — Теперь моя очередь этой птицей заниматься. Надо ощипать...

— Не надо... — Бел поднял глухаря с земли. — Придется нам использовать часть веток, которые мы притащили сюда. Смотри и учись, салага, как готовится глухарь в полевых условиях. Если мне память не изменяет, то где-то здесь должна быть неглубокая ямка?

— Ну да, когда мы только заходили на эту поляну. Ты еще боялся, как бы в нее лошади случайно не ступили.

— Пошли туда...

Через полтора часа беглецы за обе щеки уплетали горячее глухариное мясо, истекающее ароматным соком. Надо же, как ловко придумал Бел: углубил яму, выкинув из нее мох и листья, разжег там костер, обмазал тушку глухаря глиной и испек ее на горячих углях. Конечно, раньше Олея тоже готовила глухаря, но это было дома, и тогда она тушила эту птицу в большом чугунке с луком, грибами, брусникой... Как говорил отец, накладывая себе в тарелку душистое нежное мясо, "от такой благодати даже сытого за уши не оттащить"! Может, так оно и было, но сейчас Олее казалось, что она никогда не ела более вкусной еды чем та, которую только что приготовил ее муж.

— Бел, ты молодец! — Олея отломила себе еще кусок нежного мяса. — Кстати, еще можно было бы приготовить глухаря и на вертеле...

— Ни в коем случае! — Бед сунул в мох обглоданную глухариную кость и потянулся за новой порцией горячей еды. — Во-первых, птицу надо было б ощипывать и потрошить, а мы все запекли разом, не тратя лишнего времени. Во-вторых, нам бы пришлось готовить ее на открытом огне, что в данный момент крайне нежелательно. В-третьих, запах от жарящейся на вертеле птицы может разойтись довольно далеко, а в глине...

— Хватит, я все поняла!.. Ой, как бы мне сейчас не лопнуть от обжорства!

— Знаешь, в отношении себя я испытываю точно такие же опасения...

Утром Олея проснулась оттого, что Бел чуть тронул ее за плечо. Бр-р, как холодно! Вообще-то этот неудивительно: за ночь трава кое-где была тронута инеем. Вечером они оба уснули, прижавшись друг к другу и укрывшись курткой — сказалась бессонная ночь, и сил на то, чтоб дежурить, не было никаких. Решили положиться на свой чуткий сон и еще то, что в темное время вряд ли кто-то пойдет по лесу. Сейчас небо уже светлело, однако на поляне было еще довольно темно, но женщина заметила, что Бел встревожен. Вон, даже палец прижал к губам...

— Что случилось? — даже не спросила, а выдохнула Олея.

— Не знаю... — так же тихо ответил Бел. — Но лошади беспокоятся.

— Может, рядом какой-то зверь?

— Все может быть...

Теперь уже и Олея почувствовала тревогу, а еще ей внезапно показалось, будто на нее кто-то смотрит, и это ощущение враждебного взгляда никак не проходило.

— Что будем делать? — все так же тихо спросила Олея.

— Вставать. Не в лежачем же состоянии встречать опасность...

Делая вид, что ничего не произошло, поднялись, подошли к лошадям. А ведь Бел прав, лошади, и верно, чего-то боятся, вон как испугано косят глазами! Олея, держа в руках верный хлыст, невольно проследила за движениями лошадей. Похоже, они смотрят как раз в ту сторону, где вчера Олея с Белом пировали, за обе щеки уписывая запеченного глухаря. Конечно, всю птицу целиком они не смогли осилить при всем своем желании, и сейчас остатки от ночного пиршества лежат в одной из седельных сумок. Зато кости от съеденного глухаря беглецы предусмотрительно закопали в мох возле той ямы, где они с Белом вчера пировали. Так, может, в том все и дело, что кто-то из ночных хищников пришел на запах костей? А что, такое вполне может быть!

Плохо то, что на поляне еще довольно темно, и в холодном сером рассвете все сливается перед глазами. Хоть бы было немного посветлей... Делая вид, что поправляет сбрую на лошади, женщина старалась незаметно рассмотреть, что же такое творится около той ямы, в которой Бел готовил глухаря. Вроде ничего страшного нет, все в порядке... Ой, а это что? Словно кошачий хвост мелькнул в яме, а вот он еще раз показался...

— Бел...

— Я тоже вижу — в яме есть какой-то небольшой зверь, только вот не могу понять, кто это такой. Но лошади его боятся...

В этот момент из ямы выпрыгнула кошка. Да, кошка, довольно обычная на первый взгляд, только вот она никак не производила впечатление милой домашней мурлыки. Размерами с лесного кота, короткая шерсть серо-коричневой окраски, совсем маленькие уши, короткие сильные лапы, очень широкая морда с неестественно большим ртом... Облизнувшись длинным языком, кошка уставилась на людей круглыми желтыми глазами, а мгновение позже зашипела, и звук ее голоса был едва ли не омерзителен. Непонятно почему, но брать эту одинокую киску на руки и уж тем более гладить ее — э, нет, так поступать не хотела даже любящая кошек Олея, а от неприятно-пронзительного взгляда кисы по спине людей пробегал озноб. Это что, какая-то местная зверюшка? Если так, то можно только посочувствовать тем, кто встречается с ней наедине.

Пока удивленные люди смотрели на эту непонятную кошку, она внезапно сорвалась с места, в два прыжка преодолела расстояние меж ямой и беглецами, и одним махом взлетела на лошадь, вернее, на ту седельную сумку, в которой лежали остатки глухаря. Бел и Олея невольно шарахнулись в сторону, в растерянности наблюдая за тем, с какой легкостью невероятно длинные когти лесной кошки разрывают крепкую кожу сумки. И тут уже не выдержала перепуганная лошадь: истошно заржав, она встала на задние ноги, пытаясь сбросить с себя этого небольшого, но опасного хищника, а потом лошадь и вовсе метнулась прочь с поляны, стремясь убежать как можно дальше. Увы, но и вторая лошадь кинулась бежать, правда, уже в другую сторону.

Растерявшиеся люди уже готовы были броситься вслед за лошадьми, как навстречу им вновь метнулась все та же непонятная кошка. Как видно, она на бегу спрыгнула с лошади, и сейчас стояла напротив беглецов, разгребая лапами мох и листву. То, что зверь в ярости — это было заметно сразу. Короткая шерсть вздыбилась, желтые глаза с вертикальными зрачками стали отливать жутковато-красноватым светом, и беглецы вновь услышали все то же омерзительное шипение. Но куда удивительней и страшней было другое: когда кошка зашипела и распахнула свой рот, то потрясенные люди увидели острые, как иголки, зубы, плотным рядом идущие по челюстям. Таких зубов у кошки просто не может быть! Но даже не это было самым удивительным, а то, что и с верхней челюсти и с нижней у кошки торчали по два изогнутых внутрь клыка, внешне куда больше напоминающих ядовитые зубы змеи.

— Великие Боги... — прошептала Олея.

— Ни в коем случае нельзя допустить, чтоб она приблизилась к нам... — вырвалось у Бела, и в этот момент кошка, вновь омерзительно зашипев, стрелой метнулась на людей. По счастью, руки Олеи действовали словно сами по себе, и ремень хлыста встретил это непонятное существо еще в полете. Получив сильный удар, кошка отлетела далеко в сторону, но, тем не менее, умудрилась приземлиться на все четыре лапы, и теперь уже молча кинулась к людям, хищно разевая пасть на бегу. Новый удар хлыста должен был прикончить кошку, но она каким-то непонятным образом сумела уклониться, и кончик хлыста всего лишь задел ее, вновь отбросив в сторону.

Вот теперь кошка разозлилась по-настоящему. Как видно, она давно не получала достойный отпор, и оттого сейчас была просто в бешенстве, а боль от хлыста злила ее больше. Не чувствуя ничего, кроме беспредельной ярости, кошка вновь и вновь бросалась на людей, причем движения у нее были не просто быстрые, а, можно сказать, молниеносные. Ранее женщина никогда не видела такой стремительности и ловкости ни у одной кошки, и хотя Олее каждый раз удавалось отшвыривать ее в сторону, существо никак не унималась. Такое впечатление, что это создание, так похожее на самую обычную кошку, не боится боли и не ведает страха, зато ненависти и злости тут было столько, что хоть отбавляй.

Олея находилась в некотором недоумении еще и оттого, что она впервые встречалась с таким существом, которое совершенно непонятным образом умудрялось выскальзывать из самых, казалось бы, сложных ударов и петель, которые наносила женщина, не получая при том никаких серьезных повреждений. Глядя на стремительные движения этой кошки и на то, каким невероятным образом изгибается ее тело, сторонний наблюдатель мог сказать, что у этого странного существа гибкость ласки, а то и змеи. Больше того: от того количества сильных ударов, которое получила эта кошка, она уже должна была если не умереть, то уже получить несколько серьезных переломов, но глядя на то, с какой потрясающей ловкостью уходит от ударов это непонятное существо, Олея впервые ощутила растерянность — неужели в этой схватке она проигрывает? И кому, какой-то непонятной кошке! Звучит смешно и странно...

Но это было не все. Внезапно в опасной близости от груди Бела пролетел длинный нож, а Олея от растерянности едва не пропустила очередной бросок кошки. Великие Боги, кто еще свалился на их головы? Чуть скосив глаза, она увидела за деревьями силуэт человека. Так, с двумя противниками ей точно не справиться...

К незнакомцу кинулся Бел, и несколько следующих мгновений оказались для женщины чуть ли не самыми напряженными за все то время, когда она училась работать хлыстом. Одновременно отбивать броски разъяренной кошки и в то же время прикрывать Бела от еще одного летящего в него ножа, а потом и короткой цепи с шипами... Это дано далеко не каждому, даже знакомому с древним искусством кочевого народа, и если бы дядя Генар увидел, как умело и с какой невероятной скоростью Олея работает хлыстом, то он, без сомнения, был бы доволен своей ученицей.

Вновь и вновь безуспешно стараясь достать ремнем хлыста шипящую от ярости кошку, женщина краем глаза успевала поглядывать в сторону Бела. Беда в том, что у него с собой почти не было оружия, а пара небольших ножей, которые были при нем — не в счет. Ага, вот Бел, кажется, подхватил с земли ту самую оброненную цепь с шипами, которую в него бросал незнакомец. Олея не знала, как называется это оружие, но судя по уверенным движениям Бела, тот знал, как с ней обращаться. Вроде бы на ладонь ее намотал... И еще, кажется, этот незнакомый мужчина всего один. Может, это какой-то охотник? А, ладно, с этим человеком Бел разберется, а вот ей надо, наконец, покончить с этой непонятной кошкой.

И когда же это странное создание успокоится? Любой зверь, получив едва ли половину таких ударов, что достались этой кошке, должен был давно умереть, а если бы случайно остался жив, то понял бы, что этот противник ему не по зубам, и надо убраться куда подальше, чтоб зализать полученные раны. Вместо этого кошка вновь и вновь пытается добраться до своего обидчика, чтоб вцепиться зубами в человеческое тело, и повиснуть там мертвой хваткой, одновременно с тем разрывая когтями мягкую плоть в рваные лоскуты. А если учесть, какие у этого существа зубы и когти...

В конце концов, когда же я тебя достану?! — уже зло подумала Олея. Да что же ты за зверь такой, что ни поймать тебя, не убить? Складывается впечатление, что не я тебя выматываю, а ты меня, и делаешь это очень умело...

Непонятно, что было бы дальше, но в этот момент незнакомец издал какой-то непонятный звук, больше похожий на отрывочный свист. Кошка на мгновение застыла на месте, словно не могла решить, что же ей делать — продолжать свои попытки добраться до своего врага, который причинил ей столько боли, или же послушаться приказа хозяина, но этого мгновения вполне хватило Олее. Ремень хлыста туго обхватил шею кошке, полностью перекрывая ей доступ воздуха, скрутился в тугую петлю, которую просто так было распутать почти невозможно, а затем кошка взмыла в воздух. Женщина понимала, что ей ни в коем случае нельзя позволить кошке добраться до кожаного ремня, который ее душил — когти этого существа были настолько острыми, что больше напоминали бритвы, и могли повредить даже такой потрясающий хлыст, который был в руках Олеи. Именно потому, как бы женщине не было это неприятно, но она крутила в воздухе кошку до тех пор, пока не добежала до края поляны. Там росла сосна, о крепкий ствол которой женщина ударила кошку изо всех сил, но на это непонятное существо страшный удар словно не подействовал, и даже более того — кошка попыталась вцепиться в ствол дерева всеми четырьмя лапами...

Спустя пару минут все было кончено: измочаленное тело зверя лежало на земле, орошая кровью мох и сосновые иголки, а Олея с трудом заставила себя отцепить ремень хлыста от шеи кошки — надо было идти к Белу. Удивительно, но хотя она была в теплой куртке, женщину все еще потряхивало то ли от холода, то ли от непонятного страха, хотя, казалось бы, отчего человеку бояться какой-то кошки? А ведь в пылу схватки с этим небольшим зверьком она не могла даже оглянуться, чтоб посмотреть, как обстоят дела у Бела...

Впрочем, там было все в порядке. Незнакомый мужчина неподвижно лежал на земле, а Бел умелыми движениями обыскивал его. Фу-у, кажется, Бел не получил новых ранений, хотя рана на его руке вновь кровоточит.

— Как ты?.. — Бел даже не оглянулся в ее сторону. — Не упустила?

— Нет... Ты ранен?

— Ерунда. Всего лишь повредил прежнюю царапину.

— Слушай, я такой кошки раньше никогда не встречала, и даже не слыхивала, что на свете бывают подобные создания! Хоть верь, хоть нет, но в какой-то момент я была уверена, что этот зверь меня достанет первым!.. А что это за мужчина? Ты что, его убил?

— Нет, просто оглушил. Все разговоры — потом, а пока что помоги мне...

Вдвоем они сдернули с мужчины теплую куртку, а самого незнакомца, который все еще находился в бессознательном состоянии, привязали к невысокой березе: по счастью, у этого человека в кармане куртки оказался небольшой моток тонкой, но крепкой веревки — похоже, он каким-то образом использовал ее для своей кошки, или как там правильно называется это существо.

Сейчас Олея сумела рассмотреть незнакомца: невысокий, смуглокожий, короткие черные волосы, немного раскосые глаза... Явно откуда-то с востока, а вот что касается глаз незнакомца, то они чем-то напомнили ей глаза другого человека, того, кто снес голову Иннасин-Оббо...

Однако как же холодно с утра! Олея отдала куртку Белу, а сама взяла ту, которую они сняли с мужчины. Ну, теперь хотя бы дрожь перестала колотить... А может, это нервное?

— Хочется посмотреть на эту кошку... — Бел покрутил головой. — Жутковатый у нее вид. В уж как она показала нам вои зубы... Я не трус, и то струхнул.

— Пойдем. Я и сама погляжу на нее еще разок. Веришь: на душе неприятно, не знаю и почему.

Однако кошки на месте не оказалось. Только примятый мох и кровавые капли, которые уходили вглубь леса. Потрясенная Олея повернулась к мужу:

— Этого просто не может быть! Ведь она... На ней же места живого не оставалось!

— Погоди... — Бел наклонился к земле. — Пошли по следам, благо крови тут хватает...

По счастью, далеко идти не пришлось. Кошку нашли через несколько десятков шагов. Она ползла, но, что самое невероятное, увидев Олею, вновь попыталась прыгнуть на нее, хотя прыжок был совсем небольшой и далеко не такой стремительный. Женщина не могла поверить своим глазам: с переломанными лапами, отбитыми внутренностями и разбитой головой кошка все еще была живехонька, и, судя по всему, не собиралась умирать, а взгляд этого существа был полон такого бешенства, что людям стало не по себе.

— Погоди... — Бел остановил Олею, которая вновь, было, взялась за хлыст. — Похоже, тут нужно действовать по-другому...

Свист ножа в воздухе — и тело кошки оказалось пришпилено к земле. Вновь раздалось все то же омерзительное шипение, только вот оно было уже куда тише, хотя когти этого непонятного зверя все так же скребли по земле, вырывая мох и расшвыривая его по сторонам. Да и судя по лютой ненависти, плескавшейся в глазах кошки, до смерти ей еще далеко.

— Ничего себе!.. — ахнул Бел. — Кто бы мне о таком рассказал — я бы не поверил! Нет, это дело так оставлять нельзя. Я не уверен, что эта... киса сдохнет даже от ножа. Ничего не поделаешь, надо решать вопрос раз и навсегда.

Присев неподалеку от кошки, которая в бешенстве разевала рот, показывая два ряда острых зубов, Бел вздохнул.

— Зверь, я не знаю, как тебя звать, но заранее прошу у тебя прощения. Похоже, ты не из тех, кто сдается, и оттого числить тебя во врагах смертельно опасно. Боюсь, если мы уйдем, а ты каким-то невероятным образом сумеешь выздороветь, то нам не поздоровится. Так что извини... — и второй нож полетел в зверя, одним ударом отделив голову от шеи. Бел еще какое-то время смотрел на агонизирующее тело кошки, а потом вздохнул. — Да, вот это зверь!..

Когда беглецы вернулись к пленнику, тот уже открыл глаза и сообразив, что привязан к дереву, стал что-то зло говорить, с ненавистью глядя на беглецов. Похоже, что и Бел не понимал того языка, на котором говорит этот человек, так что ему оставалось пожимать плечами. Однако когда Бел, перед тем, как уйти, стал еще раз проверять узлы на веревке, которой был привязан пленник, тот заговорил, но уже на другом языке. Так, Бел, похоже, знает этот язык, во всяком случае, у них идет что-то вроде диалога, где привязанный мужчина, как это ни странно, угрожает, а Бел пытается что-то узнать. Однако не прошло и четверти часа после начала разговора, как мужчина чуть ли не заорал дурным голосом, а потом и вовсе стал рваться из веревок. Ого, как разозлился незнакомец, чуть ли не озверел, совсем, как его кошка! Казалось, еще немного, и пленник накинется на стоящих напротив него людей. Вздохнув, Бел от души врезал мужику кулаком в живот, отчего тот, закатив глаза, обвис на веревках, а Бел, оторвав от одежды привязанного человека хороший лоскут, сделал кляп, и заткнул им рот незнакомца.

— Ну что... — обернулся Бел к Олее. — Уходим.

— А как же этот...

— Не страшно. Повисит немного, не замерзнет, а если и простудится... Ничего, переживет. Наверняка к вечеру сумеет освободиться. Или же его раньше кто найдет.

— Кто?

— Мир не без добрых людей. А от нам с тобой надо отыскать убежавших лошадей. Только и остается надеяться на то, что они не успели уйти уж очень далеко.

Когда они отошли от поляны, Олея не выдержала.

— Бел, кто этот человек?

— А ты не догадываешься? Вспомни еще одного незнакомца, того самого, с кокатрисом. Он тогда грозил мне, что до нас доберутся и без него...

— Погоди! Ты тогда говорил...

— Что Юрл нанял двоих охотников за головами, причем оба этих парня были не из дешевых наемников. Между прочим, услуги таких людей стоят ой как дорого! Перед ними была поставлена одна задача: поймать нас и доставить к нему. Одного из этих охотников, с василиском, мы уже оставили за своей спиной, а только что имели счастье встретить второго. Знаешь, в чем основная ошибка этих ребят? Может, они и неплохие воины, но в последнее время слишком стали полагаться на своих зверушек. В результате, оказавшись без своих верных помощников, оба парня оказались не так опасны, как о них говорят. Во всяком случае, я с ними сумел справиться.

— Так что это была за кошка?

— Кошка? — чуть усмехнулся Бел. — К милой домашней киске этот зверь не имеет ни малейшего отношения. Ты когда-нибудь слышала такое слово — олхой? Нет? Я так и думал. Вообще-то и я о нем слышал совсем немного, и всегда считал, что это сказки из числа тех, которые путешественники привозят из-за дальних морей.

— И что же говорят?

— Зверь почти не приручается, считается совершенно непобедимым, и при встрече с такой вот кисой надо удирать со всех ног. Если, конечно, успеешь это сделать. Правда, не знаю, каким таким невероятным образом олхой оказался здесь. Наверное, кто-то из тамошних жителей добыл его тогда, когда он был еще слепым котенком, а потом невесть каким чудом сумел провезти через все посты и таможни. Понятно, что здесь подобное диво было приобретено каким-то знатоком за очень хорошие деньги. Видишь ли, такие вот киски водятся только за морями, в дикой стране, куда чужестранцы стараются не соваться. Кстати, у этого зверя ядовитые зубы, и знаешь, как он охотится? Вцепится в добычу, впрыснет яд, и рвет жертву в сплошные лохмотья, а уж укусы у олхоя такие, что из туши враз выдирает едва ли не целые куски мяса. Если учесть, что у этой очаровательной киски потрясающее обоняние, невероятная сила, потрясающая выживаемость и необыкновенный ум, то становится понятным, отчего именно такие вот кошечки считаются едва ли не самыми опасными хищниками на том далеком материке. Кстати, этот парень, которого мы сейчас привязали к березе — он очень долго не мог поверить в мои слова о том, будто мы убили олхоя. По его словам, это почти невозможно совершить даже жителям заморской страны, где водятся эти зверюшки, хотя высокое мастерство охотников той далекой страны, где обитает олхой, признается всеми. К тому же тут есть одна тонкость: если кто-то ранит олхоя (неважно, человек, или животное), то эта милая киска хорошо запоминает того несчастного, и позже находит его, а чем заканчивается та встреча — это, я думаю, понятно и без долгих пояснений. Так что мы с тобой поступили абсолютно верно, отрубив голову той очаровательной киске. Недаром у тамошних племен имя охотника, который сумеет убить олхоя, почитают долгие годы и после его смерти.

— Ничего себе!

— Вот именно. Ты ведь хорошо слышала, как разорался тот охотник за головами, когда я сказал ему, что его дорогой киски больше нет. Вначале долго не мог поверить в мои слова — мол, это просто немыслимо и эта милая крошка сама нас вот-вот прикончит, а потом стал посылать проклятья на наши головы, кричать, что мы лишили его куска хлеба, обещал, что уже сам доберется до нас... Кстати, как это ни странно, но этот олхой очень любит такую вот тушеную птицу, которую мы с тобой вчера изладили, и, по словам мужика, запах тетерева его немного отвлек от охоты на нас с тобой.

— Это как?

— Очень просто. Вместо того, чтоб сразу кинуться к нам, олхой полез за теми костями глухаря, которые мы закопали в мох, и стал их грызть.

— Точно! А потом он кинулся к той дорожной сумке, где находились куски недоеденной птицы!..

— Все так. Но все одно: если б ты не умела так мастерки владеть плетью, то никуда бы мы с тобой не ушли.

— Ага. Лежали бы на земле и ждали Юрла.

— А вот в этом я не уверен. Вполне может быть такое, что и этот охотник за головами, пронюхав об артефактах, захотел разбогатеть сам... Ладно, нам надо идти дальше.

— А Юрл?

— Боюсь, что он от нас так быстро не отстанет.

— Но ведь граница с Руславией не так далеко!

— Но и не близко. И потом, до нее еще добраться надо.

— Верно... Ну где же наши лошади? Здорово, видно, напугались, раз удрали так далеко. Если их не найдем, то придется дальше идти пешком, что крайне нежелательно.

По счастью, все обошлось. Не прошло и получаса, как беглецы отыскали своих убежавших лошадей, и двинулись дальше. Однако Олея все еще не могла успокоиться, да и Бел, кажется, не был столь невозмутим, как обычно. Конечно, на каждый шорох они не оборачивались, но на душе у обоих была тревога. Супруги молча продолжали путь, и каждый из них надеялся на то, что самое страшное осталось позади. Хотя вряд ли...

Глава 22

Беглецы долго шли по лесу, стремясь как можно дальше уйти от места схватки. Вроде все хорошо, а тревога с души так и не уходила. Надо же: отбились, сумели уйти без потерь, отыскали убежавших лошадей, и все же людям было как-то не по себе. Оба безотчетно вслушивались в лесные звуки и шорохи, но пока что ничего необычного не слышали.

Лес поздней осенью — это нечто особенное: почти голые деревья, шуршание пожухлых листьев под ногами, и ни на что не похожая тишина, в которой уже почти нет голосов птиц, но зато хорошо слышны все остальные звуки, которых в опустевшем лесу раздается совсем немного. Конечно, радует, что ты можешь если не услышать, то почувствовать, если кто-то вздумает приблизиться к тебе, но ведь звуки и от твоего передвижения по лесу тоже неплохо слышны. Беглецам хотелось идти как можно тише, только вот когда ты ведешь с собой лошадей, то подобное вряд ли получится. К тому же опытный глаз всегда сумеет отыскать нужные следы на потревоженном ковре из опавших листьев. Да и земля в этом лесу кое-где была совсем ровной, а в иных местах встречались едва ли не сплошные ямы, нагромождения камней и поваленных деревьев. В общем, где была возможность — там беглецы передвигались верхом, но куда чаще им приходилось спускаться на землю и идти пешком, ведя на поводу своих коней.

Решили остановиться лишь тогда, когда оба почувствовали, что здорово вымотались. Что ни говори, но сложно идти по лесу, когда под ногами постоянно пружинит мох или в очередной раз встречаешь завалы из деревьев, или непонятные ямы, которые вынужден обходить, опасаясь споткнуться и повредить ногу.

Присели на поваленный ствол дерева, достали остатки тетерева, в два счета доели его, хотя и без особого желания: непонятно почему, но перед глазами каждого из беглецов невольно вставала картина — олхой, разрывающий своими когтями жесткую кожу седельной сумки. Конечно, по большому счету это ничего не должно значить, но все равно в сердцах людей оставался легкий холодок. Стоило лишь взглянуть на сумку, у которой был такой вид, словно ее рубили топором, как аппетит у беглецов если не пропадал, то здорово уменьшался. Ну, поесть все одно было надо, так что несколько оставшихся кусков глухаря исчезли довольно быстро, а птичьи кости вновь закопали в мох.

— Хочется надеяться, что больше за нами такая вот киска не побежит, а спрятанными костями заинтересуется какая-нибудь лиса... — Олея, помимо своей воли, то и дело оглядывалась назад.

— Неоткуда здесь еще такой же кошке взяться... — Бел проследил за взглядом Олеи. — Был всего один олхой, и того мы отправили на тот свет. Но знаешь, я готов поклясться, что в глазах этой киски, что глядела на меня, светился самый настоящий ум. Поверь: убивать олхоя мне было искренне жаль, и будь на то моя воля — оставил бы жить это существо. Беда в том, что выздоровев, олхой пустился бы по нашим следам, и, не знаю каким образом, но он сумел бы нас отыскать, и вот тогда я не дал бы и ломаной монеты за наши жизни.

— Тут я с тобой согласна...

Какое-то время люди сидели молча, позволяя себе короткий отдых: вскоре им опять предстоит идти по лесу, так что не стоит тратить силы на разговоры. Внезапно Бел предостерегающе поднял руку и Олея испугано завертела головой по сторонам — неужто погоня? Юрл? Однако Бел, догадываясь, о чем хотела спросить его жена, отрицательно качнул головой, и указал в сторону густого осинника — звук шел с той стороны. И верно, в следующую секунду оттуда донесся хруст сухих веток: так бывает, если наступаешь на старый валежник. Пожалуй, это не Юрл — тот бы шел куда осторожней. Может, это какой-то зверь? Что ж, такое вполне возможно, но посмотреть на источник звука явно не помешает.

Пока Олея стояла возле лошадей, Бел неслышно прошел до осинника, но в него не зашел, а повернувшись, махнул рукой Олее — мол, иди сюда. Наскоро привязав лошадей, Олея подошла к Белу, а тот лишь кивнул ей головой вглубь осинника — смотри сама. А чего там смотреть, сплошные деревья, пусть даже почти без листьев! Однако, приглядевшись, Олея заметила женщину. Та, согнувшись, и стоя спиной к беглецам, собирала ягоды в большую корзину, причем была настолько увлечена этим делом, что не замечала ничего вокруг. Правда, что это за ягоды такие — об этом Олея не имела никакого понятия, хотя в этом лесу видела их уже не раз: круглые, с плотной кожицей, внешне чем-то напоминают клюкву, только вот цвет у них был несколько необычный, ярко-желтый, режущий глаза, и ни у одного из беглецов за все время, проведенное в лесу, не возникало желания попробовать хоть одну из этих ягод. Росли они на небольших кустиках, стелющихся по земле, и оттого женщина стояла в наклонку, собирая ягоды и скидывая их в свою корзину, которая уже была наполнена больше, чем наполовину. Ого, как быстро она обирает кустики! Такой навык есть только у тех, кто с раннего детства собирает лесные ягоды.

Понятно, что в лес по ягоды и по грибы ходят те, кто живет неподалеку и хорошо знает здешние места. Впрочем, чужакам в приграничных районах и делать нечего. Выходит, неподалеку отсюда есть селение, а из этого следует очевидное: кроме этой женщины здесь можно встретить еще кого-то из людей. Плохо дело: ты можешь кого из местных и не заметить, они же тебя сумеют увидеть, и враз сообщат стражникам, тем более, что за подобное здесь положена награда.

Бел и Олея переглянулись: сейчас им можно было бы возвратиться к оставленным лошадям, если бы одно "но": пусть даже беглецы сумеют неслышно уйти из осинника, но лошади беззвучно по лесу идти не могут, и, без сомнения, привлекут к себе внимание этой женщины, а встретить чужаков в лесу, да еще находясь в одиночестве... Остается только надеяться на то, это она при виде двух незнакомых людей не побежит отсюда, истошно крича на весь лес. Беглецам и без того в какой-то мере повезло в том, что незнакомка, судя по всему, пришла сюда совсем недавно, когда беглецы уже перекусили и молча сидели, отдыхая перед дорогой. Что же делать?

Ну, думай — не думай, а ждать пока женщина отсюда не уйдет тоже не имело смысла, тем более, что из осинника она могла направиться в ту сторону, где беглецы оставили своих лошадей. Чуть поколебавшись, Бел вновь махнул Олее рукой: пошли, мол, вперед, а там будет видно, как следует поступить... Что ж, Бел прав, все равно у них вряд ли выйдет незаметно покинуть это место.

Женщина почувствовала чье-то присутствие неподалеку от себя лишь тогда, когда беглецы оказали подле нее едва ли не на расстояние вытянутой руки. Она как будто замерла, а потом медленно стала оборачиваться назад, не зная, кто ее находится за ее спиной. Впрочем, когда она увидела, что там стоят двое незнакомых людей, то на ее лице появился настоящий страх: неизвестно, что можно ожидать от чужаков, которые подкрались сзади, и в такой ситуации на хорошее, как правило, не думаешь.

Олея хорошо понимала чувства этой женщины: встретить в лесу незнакомцев неприятно само по себе, а уж если учесть, что чужаки в этих местах появляются крайне редко, да к тому же они тебя еще и напугали, пусть и невольно... Тут от страха можно вообще потерять голову. Олее вспомнилось, как ее поймали в лесу Рыжак и Сандр, и то, какие тогда на нее напали паника и страх. Подобный испуг может понять только тот, кто его испытал хоть однажды. Пожалуй, и у этой женщины сейчас только одно желание: броситься в сторону со всех ног и начать кричать так, чтоб ее услышал хоть кто-то. Конечно, сейчас Бел может заткнуть ей рот, или же припугнуть, но Олея понимала — делать это не стоит ни в коем случае. Вместо этого у нее вырвалось:

— Пожалуйста, не бойтесь нас! Мы случайно забрели сюда — просто сбились с пути... Ой, а вы меня понимаете?

Женщина, все так же испуганно глядя на стоящих перед ней людей, закивала. Кажется, ее растерянность понемногу стала проходить, но она все еще не могла отделаться от недоумения и чувства страха, вызванного внезапным появлением незнакомых людей. Хм, это сейчас у нее от сердца чуть отлегло, но ведь любой жест беглецов, или случайно вырвавшееся у них слово может вновь ввести женщину в состояние паники, и тогда неизвестно, что от нее можно ожидать. Конечно, если она побежит, то ее всегда можно остановить при помощи хлыста — подсечь ноги бегущему человеку Олея сумеет даже здесь, среди деревьев, но ведь женщина может начать кричать, а кто его знает, нет ли неподалеку еще одного сборщика ягод?

Олея понимала, что сейчас нужно как можно быстрее дать понять незнакомке, что они не собираются причинять ей никакого зла, а для этого женщину нужно как-то вывести из того испуга, который она испытала, встретив в лесу чужаков, причем не просто успокоить, а сделать так, чтоб та выслушала их, не пытаясь бежать. Значит, надо ее как-то заболтать, отвлечь, чем-то заинтересовать, только вот каким образом это сделать? К сожалению, Бел молчит, стоит рядом, не вмешивается: как видно, рассчитывает на то, что раз Олея начала этот разговор, то она же его и продолжит.

Что ж, надо попробовать рискнуть в очередной раз, а для этого надо понять, с каким человеком они сейчас столкнулись. Так, женщине немного за тридцать, но сорока еще нет, и судя по одежде, загару и натруженным рукам — она селянка, и, похоже, из числа тех, что живут в глубинке, без отдыха работая с раннего утра до позднего вечера. Если же принять во внимание глубокие морщины и потухшие глаза этой сравнительно молодой женщины, то становится очевидным: она трудится едва ли не на износ, и вряд ли видит много хорошего в своей безрадостной жизни. Олея знала таких женщин, уставших, измученных, но, тем не менее каждой из них в глубине души все еще хотелось услышать что-то необычное, такое, о чем можно вспоминать добром даже спустя многие годы.

Все эти мысли мгновенно пронеслись в голове Олеи и решение пришло само собой. Сейчас ей стало понятно, что надо сказать и каким образом можно разговорить женщину, тем более что она знает язык Руславии... Кстати, до таких отдаленных мест новости обычно доносятся в виде слухов, которые время от времени приносят стражники или же те люди, кто по какой-то надобности заглядывают в здешние глухие поселки, так что хочется надеяться на то, что вести о розыске двух опасных преступников еще не дошли до этих далеких мест.

Олея шагнула вперед и умоляюще сложила руки на груди.

— Пожалуйста, не выдавайте нас, и я вас умоляю — не кричите! Дело в том, что за нами гонятся... — и Олея, сочиняя на ходу, принялась рассказывать невероятно душещипательную историю о том, как ее похитили в Маргале, из дома родственников, у которых она гостила, а потом продали на одном из многочисленных невольничьих рынков, которых так много в южных странах. Родственники всплакнули и махнули на это дело рукой, зато ее муж не смирился с потерей, и стал разыскивать жену везде, где только мог. По счастью, Светлые Боги оказались на их стороне, и муж сумел не только отыскать свою потерянную жену, но помог ей бежать. Все бы ничего, только вот ее бывший хозяин не смирился с побегом дерзкой рабыни, и вслед за беглянкой отправил своего слугу, очень умелого и жестокого человека, который должен принести хозяину ее голову: тут, дескать, дело в принципе — бывшему хозяину надо показать оставшимся рабам отрубленную голову той, что посмела пойти против воли своего господина. Зачем это ему нужно? Да чтоб все знали — такое будет с каждым, кто попытается бежать от своего господина! Тем не менее беглецам почти что удалось пройти всю немыслимо долгую дорогу и пробраться едва ли не до границы с их родной Руславией. Увы, но здесь, в Байсине, они попали в передрягу: оказывается, местная стража вовсю разыскивает двоих преступников, мужчину и женщину, и кто-то решил, будто они, убежавшие из той далекой страны, и есть те самые преступники! Так что беглецы какое-то время были вынуждены мчаться от всех преследователей, куда глаза глядят, и сейчас не имеют ни малейшего представления о том, где же они оказались! Именно оттого оба находятся в полной растерянности, не знают, куда им следует идти и что делать, хотя ведь у них только одно желание — как можно быстрей добраться до своей Руславии, а уж там-то они сумеют за себя постоять!

Олея была так убедительна в своем печальном повествовании, что женщина постепенно успокоилась, а под конец этой истории и вовсе прослезилась. А что, она уже не раз слышала разговоры про то, что в южных странах творятся всяческие безобразия, и вот сейчас эти двое чужаков полностью подтверждают многочисленные слухи о таких ужасах. Ее страх сменился искренним сочувствием к этим людям, но женщина окончательно растрогалась лишь тогда, когда поинтересовалась, есть ли у них дети, и Бел лишь отрицательно покачал головой: у меня был мальчик, но он умер...

Бывает такое, что на долгой дороге случайно встречаются незнакомые люди, которые, тем не менее, в момент внезапного откровения без страха и опасения выворачивают свои души друг перед другом почти что наизнанку. Просто эти невольные попутчики знают, что после расставания они уже никогда не встретятся со своим случайным собеседником, так что от этого человека можно не таить ничего из того, что уже давненько тяжким камнем лежит на сердце. Так произошло и в их случае: селянка, растроганная печальным рассказом незнакомых людей, в ответ уже сама поведала то, что в другое время никому бы не сказала.

Оказывается, здесь неподалеку находится небольшое селение — всего-то два десятка дворов, и нравы тут царят простые, но суровые: каждый сам за себя! Сама-то она не из этих мест, но вышла замуж за местного парня, неплохого человека, и с тех пор уже много лет живет в этих глухих местах. Все бы ничего, но нынешней весной ее муж умер — серьезно поранился на охоте, и с того самого времени на их дом, все имущество и надел земли родня мужа наложила свою руку: мол, у тебя сына нет, а есть три девки, и те еще малолетки, так что толку пока от них немного, и мужняя земля вам не положена — все одно тебе ее не обработать, а нам она будет в самый раз! Ну, а на робкие возражения женщины ей было сказано одно: ежели тебе и твоим девкам что не по нутру, так скатертью дорога, можете идти куда подальше, ты же все одно не из этих мест! Пришлая, одним словом. В свое время, мол, взял наш родственник тебя, бесприданницу, за себя, так что не тебе недовольство проявлять да на чужое добро рот открывать!..

Конечно, родня мужа поступила не по-закону, и вдова с детьми, бесспорно, имела все права на мужнино наследство, только вот кто в этих местах встанет на сторону пришлой бабы? Куда идти и кому жаловаться? Понятно, что местные горой будут стоять за своих, а если вдовушка пойдет к законникам искать правду, то ее мужнина родня вообще со свету сживет.

С тех пор так и живут вдова с детьми в своем же доме чуть ли не приживалками, батрачат на родственников. И хотя все они работают от рассвета до заката, а дня не проходит, чтоб их куском хлеба не попрекнули: дескать, кормим мы вас, бездельников, и уже за одно это вы должны быть нам благодарны чуть ли не по гроб жизни!.. Каждый день с утра на дверь показывают, а любую просьбу слышится только одно: если что не нравится, так пошли прочь! Так и хочется в действительности встать и уйти! Ведь и дочки растут едва ли не забитыми, лишний раз слова сказать не могут... Жизнь такая беспросветная, что хоть волком вой!

Вот, например, сегодня родственнички еще затемно послали ее собирать эти ягоды, а ведь они довольно ядовитые, и растут только в осинниках. Ни звери, ни птицы эти желтые ягоды не едят, опасаются, а вот ее мужняя родня уж который день за ними гоняет, и знаете, для чего? Просто за эти опасные ягоды городские лекари деньги хорошие платят: сами-то они за такой пакостью не ходят, опасаются, но потом какие-то настойки лечебные из этих ягод изготавливают, а может и еще что, о чем другим знать не положено... Между прочим, собирать эти ягоды совсем небезопасно: раздави такую в пальцах, и вскоре по ладоням раздражение пойдет, будет разъедать чуть ли не до язв... Естественно, что никто из мужниной родни за такой дрянью пойти в лес и не подумает, а вот ее уж который день гоняют! Она за последние дни и без того чуть ли не все такие ягоды собрала, что растут возле из селения, и теперь вынуждена ходить вглубь леса...

До того ее довели, что ушла бы она с детишками отсюда, не оглядываясь, да без денег в дороге все одно делать нечего, только в пути помирать — ведь никто из родни мужа не даст им с собой даже самой мелкой медной монеты. Ей уже было сказано: мол, все деньги в семье должны оставаться, так что и не мечтай о том, что мы тебя серебром да золотом осыплем. Иди так, с тем барахлом, что на тебе, а больше вам все одно не положено...

Куда она может уйти? Да к своим родителям, которые еще живы, и наверняка будут рады увидеть дочь с внуками, только вот живут они уж очень далеко отсюда, чуть ли не на другом конце страны, и до них так просто не добраться, а идти пешком с тремя детьми... И к тому же разве можно заявляться к свои престарелым родителям с пустым карманом? Конечно, с голоду они там не умрут, но родители живут совсем небогато, и появление сразу четверых людей может здорово осложнить им жизнь...

— Послушайте, а если мы вам поможем? — вступил в разговор Бел, протягивая женщине небольшой, но туго набитый кожаный мешочек, в котором тускло блестели золотые монеты. — У нас при себе есть немного денег, и мы с радостью отдалим их вам, только подскажите, как нам побыстрей добраться до границы, и незаметно пересечь ее?

Женщина в полной растерянности уставилась на деньги, и это было понятно: в здешних местах кошелек золота — это самое настоящее богатство, и бедняжке было невозможно представить, что все эти деньги могут достаться ей одной. Правильно поняв взгляд мужа (за нужные сведения денег жалеть не стоит!) Олея вытащила и свой кошелек, с серебром и мелкой медной монетой.

— Вот! — она протянула деньги женщине. — Возьмите. Это все, что у нас осталось. Давайте поможем друг другу...

Они расстались через четверть часа, причем женщины на прощание обнялись, словно были подругами, а затем разошлись, стараясь не оглядываться: по приметам, подобное могло привлечь несчастье на голову того, кого после расставания ищут взглядом. Понятно, что они больше никогда не встретятся, и вряд ли что-то услышат друг о друге, но каждой хотелось, чтоб у случайной подруги все сложилось хорошо.

Забрав лошадей, беглецы двинулись в том направлении, которое им указала их новая знакомая, так рано постаревшая от забот. Сейчас эта женщина, припрятав деньги в своих старых сапогах, пошла к себе в селение: беглецы велели ей сейчас же уйти из леса (для нее куда безопасней оказаться дома, чем продолжать собирать ягоды и встретиться с Юрлом), и никому ничего не говорить об их встрече. Если же родня мужа будет браниться, что, мол, ягод мало принесла, то скажи — ядовитый сок на руки попал, пальцы почти не сгибаются. Вряд ли кто проверять будет...

Если же (не приведи того Светлые Боги) ее в деревне отыщет невысокий мужчина (Юрла ни в коем случае не следовало скидывать со счетов — он может определить по следам, что беглецы с кем-то встречались в лесу), то пусть она всем твердит одно и то же: верно, видела в лесу двоих незнакомых людей, но испугалась и убежала, а о этом никому не сказала оттого, что ей все еще страшно, а те люди, кажется, пошли по направлению к границе... Отмазка, конечно, не очень, но сгодится. А еще та женщина сказала, что вместе с детьми уйдет из поселка уже завтра, и сделать это, не вызывая подозрений, будет проще простого: все равно каждое утро в их доме начинается с того, что родня мужа интересуется — долго ли еще она со своими выпоротками будет их объедать? Так что никого не должно удивить тот факт, что услышав в очередной раз подобное обращение, у женщины кончилось терпение, и она покинула тот негостеприимный дом, из которого ее так давно гнали. И еще беглецам было сказано одно: что бы в дальнейшем со мной не произошло, все одно буду за вас до конца своей жизни молить всех Светлых Богов.

Однако сейчас Белу и Олее в первую очередь надо было думать о себе. Та женщина (Олея лишь позже поняла, что так и не спросила ее имени) сказала им, что вчера вечером через их поселок к границе проехало немало солдат: говорят, кого-то ловят, и, по слухам, это очень опасные государственные преступники. Похоже, что линию границы собираются перекрыть едва ли не полностью, чтоб через нее ни у кого не было возможности пройти незамеченными. Откуда она это знает? Хотя солдаты и спешили, но некоторые из проехавших отрядов ненадолго останавливались в их деревеньке, и кое-что рассказали любопытным селянам.

Конечно, у каждого стороннего человека после таких новостей может сложится впечатление, что все надежно перекрыто, и пути через границу нет, но это не совсем так. Есть одна лазейка, хотя ни один здравомыслящий человек туда по своей воле не полезет.

Речь о том, что неподалеку от границы с Руславией есть место под названием Темный Лог, хотя в действительности это нечто вроде огромной прогалины, поросшей густым кустарником, который кое-где достигает человеческого роста. Что же касается размеров этой прогалины, то в длину она будет верст шесть, да и ширина не менее трех... В общем, размеры немалые. Начинается этот самый Лог еще в Байсине, а вот заканчивается уже в Руславии, то есть располагается на землях сразу двух государств. Так вот, на этих самых трех верстах, по которым идет линия границы, нет ни одного пограничника ни со стороны Байсина, ни со стороны Руславии. Почему? Ответ очевиден: находится там слишком рискованно.

Дело в том, что под тонким слоем земли Темного Лога находится что-то вроде огромных земляных пустот, и оттого ходить по той прогалине смертельно опасно: в любой момент под ногами может провалится земля, и ты, не успев даже ахнуть, рухнешь в глубокие пустоты. Впрочем, на той прогалине земля иногда обваливалась даже во время сильных гроз, сама по себе. Никто не знает, что находится в тех громадных земляных ямах — увы, но ни один из упавших так и не смог выбраться на поверхность и поведать, что же творится в черной глубине тех страшных бездонных отверстий, а желающих добровольно исследовать таинственные подземные пустоты, естественно, не нашлось.

Те же, кто когда-то вздумал, было, ходить по Темному Логу, твердили одно и то же: в те гиблые места вообще лучше не соваться! Можно пройти чуть ли не половину версты по той огромной прогалине, поросшей кустарником, и ничего не случиться, а потом едва ли не прямо под твоими ногами в бездну рухнет целый пласт земли, унося не только тебя, но и все, что есть вокруг на расстоянии нескольких саженей. Какое-то время на месте провала будет зиять черная дыра, но не пройдет и нескольких месяцев, как корни кустарников постепенно оплетут мрачную яму в земле, через год-другой опавшие листья покроют тонким слоем частую сетку корней, кое-где начнут появляться тоненькие травинки... Еще несколько лет — и уже ничей глаз не сумеет отыскать то место, где когда-то рухнула вниз земля, и, возможно, очередной неосторожный путник вновь ступит сюда, чтоб уже никогда не выйти из Темного Лога. Сколько людей и животных сгинуло в тех местах — никто не считал, но добровольно соваться в это жуткое место мог только самоубийца. Местные — и те старались не ходить в те места без крайней на то нужды, вернее, даже близко там не показывались. Оно и понятно: что там делать нормальному человеку? Недаром Темный Лог считался самым опасным местом на всей границе меж Байсином и Руславией.

Конечно, что люди из пограничной стражи тоже старались держаться подальше от края этой прогалины: а что такого, служба службой, но жить-то всем хочется! Да и кто туда сунется?! По краю этой прогалины и то старались не ходить, а уж бродить меж кустов Темного Лога не станет ни один здравомыслящий человек!

Однако почти никто не знал, что в Темном Логе есть что-то вроде узкого прохода, вернее, тропинки, по которой можно скрытно перебраться из одной страны в другую. О существовании этого перехода знало всего лишь несколько человек, в числе которых был и муж этой женщины, ну, а о том, где он, этот переход, находится, и как по нему пройти — подобное и вовсе было чем-то вроде тщательно охраняемой семейной тайны.

Впрочем, их новая знакомая и сама узнала об этом совершенно случайно: однажды ее муж здорово набрался, и по пьяной лавочке рассказал жене о том, что в Темном Логе есть переход, по которому вполне можно пересечь эту страшную прогалину, только вот надо знать, куда идти, а куда не стоит соваться ни в коем случае. Тогда же он поведал ей и о тех приметных знаках, по которым можно найти дорогу внутри Темного Лога. Правда, наутро, когда жена попыталась, было, поподробнее расспросить мужа о том переходе, то супруг одновременно и испугался, и разозлился. Сказал: забудь о том, что я тебе говорил, и не вздумай упоминать кому-то из моих родных об этом разговоре — мол, неприятностей потом не оберешься! Дескать, ты мою родню знаешь: если им что не понравится — со свету сживут, и при том будут считать себя правыми!.. Ну, а о причине таких опасений женщина и сама догадалась: похоже, что дорогие родственники иногда подрабатывали тем, что проносили нечто тайное или запрещенное через ту опасную прогалину, а может, проводили тайной тропой неких людей из числа тех, кому с пограничной стражей встречаться совсем не с руки.

Правда, извечное женское любопытство и тут взяло верх. Спустя время, когда после очередного праздника муж вновь накушался едва ли не до потери сознания, жена опять приступила к нему со своими расспросами о том таинственном переходе. Ну, муженек, едва ворочая языком, вновь повторил ей то же самое, что уже говорил однажды, и хотя при том супруг едва понимал, что говорит, но все же потребовал с жены клятву, что об услышанном она не расскажет никому на свете — это, мол, тщательно охраняемая семейная тайна, о которой другие знать не должны! Правда, проснувшись поутру с гудящей от боли головой, муженек уже ничего не помнил, а жена и не хотела напоминать ему о ночном разговоре — все же в глубине души каждой женщине хочется быть обладательницей хоть какого-то значимого секрета.

Меньше чем через полгода муж умер, и сейчас женщина уже не считала, что должна по-прежнему хранить семейные секреты от своих случайных знакомых. Эти совсем неизвестные люди были добры к ней, предложили помощь, а родня мужа, те, кто должны были поддержать вдову и обездоленных детей — они не только забрали их дом и землю, но и гнали прочь. Так что тут, как старой поговорке: что посеешь, то и пожнешь.

Больше того: эта женщина указала дорогу, по которой следует идти, чтоб как можно быстрей оказаться у Темного Лога. Это было как нельзя более кстати, потому что с долгими разговорами беглецы потеряли немало времени, и сейчас им нужно было наверстывать упущенное, пробираться к границе самой ближней и наиболее безопасной дорогой.

Олея и Бел, следуя советам женщины, направились не прямо, а несколько левее того места, куда собирались идти первоначально. Спустя какое-то время лиственные деревья закончились, и пошел хвойный лес, где было довольно удобно пробираться верхом. Когда появлялась возможность, то продолжали путь пешком, и лошадей при том не жалели, стремясь уйти как можно дальше от возможной погони.

Если честно, то Олея не очень хорошо запомнила дорогу, которую им довольно подробно описала женщина. Зато Бел, в отличие от своей несколько рассеянной супруги, из рассказа женщины не упустил ничего, и теперь так уверенно пробирался по лесным чащам, будто он уже бывал здесь не единожды. Так что Олее только и оставалось полностью полагаться на умение мужа как ходить по лесу, так и уверенно передвигаться в незнакомой местности. По счастью, в лесу никого из людей они больше не встретили, хотя, возможно, кто-то из местных жителей и мог увидеть их издали, но при том благоразумно решил не подходить к чужакам. Конечно, этот случайный свидетель (если такой, конечно, имеется) вполне мог побежать к пограничной страже (все же за подобное была положена награда), но для беглецов это уже не имело решающей роли — они в любом случае сумеют дойти до границы раньше, чем их догонят стражники.

К Темному Логу подошли вечером, когда солнце уже стало уходить за горизонт. Впрочем, в лесу от густых крон деревьев и без того темнело раньше, так что последнюю часть пути беглецы пробирались едва ли не в начинающемся сумраке. И еще одно удивило Олею: заметно похолодало. Конечно, не жарко было и утром, и днем, но вот сейчас, у границы с Руславией, было уже ощутимо холодно. Неприятный промозглый ветер, выдувающий тепло из их слишком легкой одежды, хмурое серое небо, один раз с неба сыпануло что-то вроде снежной крупы... Все верно, сейчас в Руславии уже поздняя осень, так что следовало радоваться уже тому, что пока еще нет первых морозов — сейчас и без того холодно, скоро зуб на зуб не будет попадать.

Первыми приближение к Темному Логу почувствовали лошади: в какой-то момент они просто встали и не желали двигаться с места, как бы их не понукали всадники. Значит, боятся того, что находится впереди. Что ж, значит с этого места людям опять предстоит путь пешком.

Слезли с лошадей и, оставив их, пошли вперед — все равно у беглецов при себе не было почти что никакого багажа, если, конечно, не считать артефактов, которые по-прежнему были у Бела. Немного пройдя и глянувшись назад, Олея заметила, что лошади чуть отошли в сторону от того места, где их оставили беглецы. Что ж, пусть себе остаются здесь, все одно нет смысла тащить их за собой в Темный Лог: прежде всего, они вряд ли пойдут туда, а если даже каким-то чудом и удастся повести за собой лошадей, то пройти по узкой тропинке они вряд ли сумеют — по словам той женщины, идти по прогалине следует только пешком, кони там никак не пройдут. Скорей всего, с оставленными лошадями ничего страшного не случиться: если не считать олхоя, то хищники в этом лесу пока что не встречались, и эти брошенные лошади позже либо сами выйдут к людям, либо кто-то из местных жителей отыщет их в лесу.

Высокие кусты с наполовину осыпавшимися листьями встретились им уже через пару десятков шагов. Хвойные деревья закончились как-то разом, будто здесь был край какого-то обрыва, и дальше расти они уже не могли, после чего начинались сплошные заросли высокого кустарника. Не знай Олея, что это за место, то решила бы, что в этом месте когда-то был или пожар, или же кто-то вырубил растущие тут деревья под самый корень — ведь именно такие опустевшие лесные просеки обычно и заполоняли собой кусты и мелкая поросль.

Единственное, что казалось здесь необычным — так это запах. Нет, если бы пахло прелой листвой, хвоей, землей или даже гнилью — это были бы нормально, но здесь несло чем-то иным. Не сказать, что легкий, почти неуловимый запах, напоминающий одновременно и гарь и плесень, был уж очень неприятным, но и ничего хорошего в нем тоже не было, и даже более того: он нес в себе какую-то опасность. Впрочем, беглецам сейчас не до того, чтоб отвлекаться на подобные мелочи.

Хм, и куда же здесь идти? Сплошной ряд довольно высоких кустов, можно сказать, стена из веток, сквозь которые надо просто-таки продираться. Где здесь может начинаться та тропинка, по которой можно пройти это опасное место? Олея беспомощно глянула в сторону Бела — тот, в отличие от жены, был куда более собран, и, кажется, неплохо помнил то, что ему говорила женщина, указавшая им эту дорогу.

— Так, идем вправо по опушке или по краю этих деревьев — не знаю, как правильно назвать это место... Ищем деревья с искривленными стволами.

Идти пришлись минут десять, не меньше, и Олея уже начала опасаться, что они или вышли не к тому месту, о котором говорила женщина, или же направились не в ту сторону. Хотя Бел, как обычно, выглядел спокойным, но Олея видела, что и он здорово нервничает — как видно, те же самые мысли невольно приходили и в его голову. По-счастью, через какое-то время беглецы отыскали нужные деревья — три сосны с искривленными стволами. Пройти мимо них было просто невозможно, и Бел, подойдя к крайней из этих сосен, отсчитал от нее восемь шагов вправо, и уже там остановился.

Так, ничем не примечательное место, два высоких раскидистых куста, которые к этому времени уже были почти без листьев... Бел, присев возле одного из них, развел в стороны ветки и Олея увидела, что среди голых прутьев торчит гладко выструганная палка длиной с локоть взрослого человека. Хорошо спрятана, с первого взгляда ее заметить невозможно. Точно такая же палка торчала и в середине второго куста. Значит, проход начинается именно здесь, как раз посредине меж этих двух кустов, которые, казалось, едва ли не сплетались меж собой ветками.

— Есть! — Бел с трудом сдерживал радость. — Значит, так: я иду первым, а ты — следом за мной, едва ли не шаг в шаг! Если верны слова женщины, то здесь, как в болоте: один шаг в сторону — и поминай, как звали!

— Не сомневайся — хвостом пойду!

— Приятно слышать. Да, и постарайся помолчать или хотя бы говори потише.

— Слова не скажу!

— Это ж надо, сколько мне счастья привалило за один раз... — усмехнулся Бел. — Просто не верится, что такое может быть в действительности!.. Ладно, пошли.

Первые шаги по этой тропинке давались беглецам не просто медленно, а очень медленно: Бел едва ли не раздвигал каждый куст, пытаясь по вбитым в них палкам отыскать дорогу, а Олея в непонятной тревоге то и дело оглядывалась назад. Ей отчего-то казалось, что чем дальше они сумеют пройти вглубь этой опасной прогалины, тем для них будет лучше, да и от своих преследователей они сумеют оторваться. Но вот если Белу по-прежнему придется раздвигать едва ли не каждый куст на своем пути и передвигаться с едва ли не черепашьей скоростью, то понятно, что эту прогалину длиной в шесть верст им не преодолеть и за сутки.

По счастью, через какое-то время Белу уже не пришлось царапать свои руки о ветки каждого куста, который попадался на их пути, и даже более того — дорога значительно облегчилась, вернее, идти по ней можно было куда быстрей. Дело в том, что спустя пару десятков шагов на каждой из все тех же выструганных палок, по-прежнему обозначающих дорогу, было нанесено краской ярко-желтое пятно, которое особенно хорошо было видно сквозь облетевшую листву. Правда, теперь эти яркие метки располагались лишь вдоль одного ряда кустов, но и этого было вполне достаточно. Главное — идти строго по ним и быть вдвойне, а то и втройне осторожным.

Стало понятным и то, что говорила им та женщина: по словам ее мужа, главным было найти эту тайную тропу и первое время правильно продвигаться по ней, потому как там никто не стал бы ставить метки, заметно бросающиеся в глаза. Это позже, когда скроешься за кустами, можно уже не опасаться чужого взгляда: ведь никто в здравом рассудке и твердой памяти не сунется в эти опасные места. Кстати, непохоже, что здесь часто ходят: трава не примята, да и ветки на кустах вдоль этой тропы не сломаны, ковер из опавших листьев не потревожен... Как видно, даже те немногие, которым известна эта дорога — даже они предпочитают не рисковать, и ходят здесь лишь в случае самой крайней необходимости.

Первый провал в земле беглецы увидели едва ли не через полсотни шагов от начала прогалины. Неширокая черная яма в земле отнюдь не выглядела уж очень устрашающей, тем более, что сверху у нее уже стала протягиваться узловатая паутина корней тех кустов, что росли вокруг черной ямы. Все одно смотреть на нее было неприятно, да еще и этот черный провал вызывал очень неприятные эмоции. Олея, заглядевшись в пугающую темноту ямы, внезапно почувствовала, как у нее закружилась голоса, к горлу подступила тошнота, и женщина даже не поняла, как она ступила в сторону. Надо же — всего лишь шаг с тропы, но тем не менее Олея поняла, что ее нога едва ли не проваливается в пустоту.

Ее спасло то, что она успела ухватиться за длинные ветки куста, возле которого она оступилась, а еще ее выручило подспудное желание упасть назад, едва ли не прямо в середину того колючего куста. Правда, при том Олея здорово оцарапалась о все ту же покрашенную палку, указывающую путь среди зарослей. Некстати подумалось, что у них на родине подобные приметные палки или шесты называют вешками...

Оглянувшийся на шум осыпающейся земли Бел едва не выругался в голос, когда увидел, что совсем рядом с тем местом, которое он только что прошел, рухнул вниз небольшой пласт земли, и теперь на том месте зияет черная яма, а растерянная Олея лежит среди веток, вцепившись в них мертвой хваткой.

— И... извини... — это все, что смогла сказать женщина после того, как побледневший Бел закончил говорить ей то, что счел необходимым в этот момент высказать женушке-растяпе. Правда, там были, в основном, одни междометия, да еще краткие и емкие характеристики, но Олея и так прекрасно поняла, что муж хотел донести до ее сознания. — Это случайно вышло! Я просто оступилась...

— Догадываюсь, что не специально! — только что не рявкнул Бел, решив пока попридержать те оставшиеся невысказанными слова, что сами просились на его язык. — Мы прошли-то всего ничего, а уже умудрилась едва ли не отправиться прямиком на тот свет! А ведь нам с тобой по этому Темному Логу еще идти и идти!.. Может, мне тебя за собой на веревочке вести?

— Я буду осторожней! Обещаю!

— Хочется надеяться...

Когда беглецы вновь двинулись в путь, Бела все еще немного потряхивало от испуга, да и Олею всерьез проняло от осознания того, насколько здесь опасно. Чтоб лишний раз не отвлекаться и не пугать себя, женщина даже не стала смотреть на ту яму, которая появилась в земле от ее неловкого движения. И вообще, с того времени Олея решила, что она больше не будет глазеть по сторонам, иначе в следующий раз ей может так не повезти. Теперь женщина смотрела только под ноги, да еще туда, куда ступает Бел, стараясь идти за ним едва ли не след в след — все же так много спокойнее. Конечно, несколько раз краем глаза она замечала, что кое-где по сторонам есть еще темные пятна, но предпочитала даже не смотреть в туда, чтоб вновь не вляпаться в очередное несчастье.

А еще Олею беспокоили то, что вряд ли они с Белом сумеют преодолеть всю эту прогалину до темноты. Пусть здесь нет высоких деревьев и несколько светлей, чем в лесу, но ведь тень дают даже кусты, хотя на них уже почти нет листьев. Ну, а о том, каким образом они будут пробираться в темноте по тропке, которую можно рассмотреть только при свете дня — о том Олея вообще старалась не думать. Кстати, хорошо, что они не стали пытаться провести по этому месту своих лошадей — только бы напрасно потратили время на эти бесполезные попытки, а даже если каким-то непонятным образом сумели бы это сделать, то вряд ли бедные животные смогли пройти по этой неширокой дороге. А все-таки интересно, кто именно и когда отметил здесь вешками эту тропу?..

Шаг за шагом беглецы продвигались по зарослям, и обоим казалось, что они идут невероятно долго. Такое впечатление, что люди едва ли не ломятся сквозь кусты, бесконечно царапаясь о ветки, а то и оставляя на наиболее крепких ветвях нитки из своей одежды, а иногда и целые клочки. Ох и какой же ободранный вид будет у беглецов, если они все же сумеют перейти эту прогалину! Наверное, одежда у тех нищих, что стоят с протянутой рукой, выглядит куда лучше и не в пример целей!

То и дело отводя от лица ветки, которые могли хлестнуть по лицу, а заодно и прикрывая от них глаза, Олея, чтоб отвлечься, старалась думать о чем-то постороннем, пусть даже эти мысли были глупыми и совсем не по делу: интересно, если посмотреть на эту прогалину сверху, то что можно увидеть? Сплошной кустарник, внутри которого то там, то тут есть черные проплешины ям, а два крохотных человечка пробираются меж этого моря голых веток...

Уже темнеет, и понятно, что вскоре будет невозможно рассмотреть ни одну из тех вешек с приметными желтыми пятнами, а ведь к этому времени они прошли не так и много. Это по ровной дороге шесть верст можно отмахать часа за полтора, а здесь, когда делаешь осторожный шаг за шагом, времени нужно втрое, а то и вчетверо больше.

Еще через какое-то время Олея услышала, как Бел негромко выругался сквозь зубы. Хм, без достаточной на то причины он вряд ли будет подавать голос.

— Что случилось?

— Ты видишь, что творится справа?

— Нет. Я по сторонам стараюсь не смотреть...

— Похвально. Тогда и не смотри.

Ага, как же, не смотри! Да после таких слов голова сама в ту сторону повернется! Правда, вначале женщина не могла понять, что же такое привлекло внимание мужа: справа все те же кусты, хотя... В следующий момент Олея поняла: там, сразу же за рядом кустов, находится огромный провал в земле, вернее, самая настоящая пропасть. Непонятно, когда там рухнула земля, скорее всего, по времени это произошло совсем недавно, потому что Олея не видела еще ни одного корня, который бы тянулся вдоль края этой широкой ямы.

— Ой...

— Только что кое-кто мне сказал, что по сторонам не смотрит... — чуть съехидничал Бел.

— И рада бы, да только не получается. А ты как считаешь, эта тропа, по которой мы идем — она не повреждена? Ну, мало ли что могло произойти! Все же обвалы земли происходят тут едва ли не на каждом шагу!

— Думаю, что нам надо идти дальше, и не глазеть направо и налево. Вряд ли в свое время кто-то стал бы тратить немалые силы, чтоб поставить эти приметные вешки на неустойчивые точки.

Беглецы вновь двинулись дальше, но Олея то и дело косила взглядом в сторону темного провала. Великие Боги, какой же он длинный, и, судя по всему, весьма широкий! Во всяком случае, в сгущающихся сумерках женщина не сумела рассмотреть, где находится противоположный край того огромного провала. Невольно она начало считать шаги: пусть ширину той бездонной ямы ей не определить, зато отчего-то хочется узнать хотя бы ее длину...

Впрочем, конечный итог женщину не порадовал: она досчитала до ста двадцати шагов и сбилась со счета. Ничего не скажешь, хорошо тут земля оседает, а уж про ту глубину, куда падает эта самая земля, пожалуй, и говорить не стоит! Наверняка похожие провалы имеются не только возле этой дороги, они должны встречаться и по всей прогалине. Светлые Боги, не допустите того, чтоб она и Бел были вынуждены сойти с этой узкой тропы! Конечно, по словам той селянки, здесь были и места с твердой почвой, наглядный пример которому — та дорога, по которой сейчас пробираются люди, только вот выискивать подобные места у беглецов не было ни малейшего желания.

— Бел... — Олея все же не выдержала, и задала мужу давно интересующий ее вопрос. — Бел, ты как считаешь, сколько мы уже прошли? Половину пути?

— Если бы... Думаю, всего лишь треть дороги. Ну, может, немного больше.

— Как, всего треть?! Я рассчитывала...

— Увы, в твои расчеты вкралась серьезная ошибка. Просто мы вынуждены идти слишком медленно, и не скажешь, что шаги у нас очень широкие. Еще продвижение замедляют кусты, сквозь которые нам постоянно приходится продираться, а постоянное напряжение и...

— Но ведь уже почти стемнело, а скоро вообще наступит такая темнота, что хоть глаз коли! Что будем делать?

— А у нас с тобой выбора нет, и потому, моя милая, мы с тобой будем вынуждены каким-то образом пробираться едва ли не на ощупь.

— Но как...

— Подумай сама: для нас с тобой одинаково опасно как ползти в темноте, так и сидеть на одном месте в ожидании рассвета. Лично я предпочту действие бездействию, к тому же продвигаясь даже ползком, мы приближаемся к Руславии. Радует и то, что в здешних местах нет опасного зверья — животные, в отличие от людей, чуют опасные места и обходят их десятой дорогой... Это что еще за звук?

Однако Олея и сама услышала, как где-то позади их хрустнула сухая ветка, и, что самое интересное, женщина даже поняла, откуда именно он может идти: в одном месте, которое они благополучно миновали, и верно, был наполовину высохший куст, и часть тех сухих веток лежала на земле. Конечно, то место они прошли уже давненько, но звуки в ночной тишине разносятся неплохо... Неужели за ними кто-то идет?

— Бел... — испугано прошептала Олея.

— Слышу... — так же тихо произнес Бел. — Давай-ка отойдем чуть подальше отсюда, может, закончится этот провал, а не то он мне что-то всерьез действует на нервы.

Беглецы прошли еще какое-то расстояние до того, как на землю окончательно опустилась темнота, но потом они вынуждены были остановиться. Пожалуй, дальше идти не стоит — все равно вокруг ничего не видно, но провал в земле так и не кончался. Великие Боги, сколько же еще может тянуться эта проклятая пропасть?! Пусть беглецы ее почти не видят, но зато ощущают каким-то непонятным чувством, от которого тяжело на душе. К тому же небо затянуто темными облаками, не видно ни луны, ни звезд... Обычная погода поздней осени, когда еще нет снега, и оттого кажется, что весь мир окутан темнотой.

Конечно, беглецам надо было бы продолжать путь, но в их ушах все еще стоял треск ломающейся ветки. Разумеется, это могла быть случайность, и в любое другое время на подобное можно было бы не обращать внимание, если бы не одно "но": просто так, без ветра и видимых на то причин ветки не ломаются. Бел и Олея не удивились бы, если б какой-то пласт земли вдруг рухнул вниз, но тот звук, что донесся до них, мог означать только одно: именно так трещит сухая ветка под чьей-то неосторожной ногой. Как не осторожничай, но беззвучно пробираться в темноте довольно сложно. Понятно, что в их ситуации идти дальше, не зная, кто находится у тебя за спиной — чистое безумие. Ну, а раз так, то и беглецам стоит залечь в кустах — все одно больше прятаться негде, а отдых (пусть даже и вынужденный) уставшим людям был просто необходим.

Однако поведение Бела удивило Олею. Прежде всего, он снял со своей шеи цепочку с артефактами и надел ее на шею жены — дескать, пусть какое-то время эти вещи побудут при тебе. На всякий случай. Затем, жестом приказав Олее залечь в одном из кустов и держать наготове хлыст, Бел немного отошел назад, перед тем шикнул на жену, которая хотела, было, сунуться вслед за ним: мол, я знаю, что делаю, а ты мне мешаешь!..

Хотя Бел и двигался почти бесшумно, но, тем не менее, Олея поняла, что муж миновал пару-тройку кустов, и что-то довольно долго там делал. Затем Бел вернулся, вернее, прополз назад, только вот перед тем он словно проверял на крепость те кусты, что росли вдоль края все того же длинного провала. Когда Олея поняла, каким рискованным делом занимается Бел, то она едва не зашипела от злости — это же смертельно опасно!, но вовремя смолкла: понятно, что ее слова мужа не остановят, и, кроме того, хочется надеяться — Бел знает, что делает.

Медленно текли минуты, а лежать на холодной земле в дырявой одежде, сквозь которые ощутимо тянет прохладой... Скажем так, в этом тоже нет ничего хорошего. Впрочем, надо признать, что здесь земля хоть и холодная, но не до такой степени, как этого можно было ожидать при осенней погоде. Так может, тут, в глубине Темного Лога, находится что-то горячее, вроде медленно тлеющего торфа? Непохоже, в этом случае и запах горелого был бы сильней, и ходить здесь бы вряд ли можно... Блин, она опять думает не о том! Сейчас никак не до того, чтоб отвлекаться или проявлять недовольство — наоборот, следует вести себя тише воды, даже дышать через раз, чтоб тот, кто идет за ними, не услышал ни звука. И в ночную темноту надо всматриваться повнимательней — хочется надеяться, что глаза постепенно привыкнут и начнут что-то различать во тьме. В этом отношении Белу куда легче: не сказать, что он в темноте видит уж очень хорошо, но уж точно лучше Олеи.

О, вот опять какой-то шорох, причем источник этого шороха находится много ближе, едва ли не совсем рядом... Точно, кто-то пробирается вслед за ними, и, скорей всего, это один человек. Интересно, кто такой храбрый?

В этот момент неподалеку от нее что-то зашумело: Олея не могла с точностью определить, что там произошло, но, судя по звуку, ветки кустарника, до того прижатые к земле, с силой взвились вверх. Зашуршали листья, и кто-то, споткнувшись, чуть слышно прошипел нечто непонятное весьма раздраженным тоном. Впрочем, и этих звуков женщине было достаточно, чтоб стало понятно, кто идет вслед за ними. Юрл... Все-таки он их догнал. Интересно, что там произошло?

Олея растерянно завертела головой. Надо же, Бел вновь куда-то исчез, и ей оставалось только по-прежнему прятаться в кустах, понимая, что сейчас ее хлыст совершенно бесполезен. Конечно, она может бить на звук, но когда вокруг едва ли не стеной торчат ветки, то о точности ударов говорить сложно, а одно неверное движение может выдать ее с головой. Так что тут, как говорится, могут быть варианты, и оттого надо выждать, посмотреть, что будет дальше. К тому же Бел велел ей не вмешиваться, помалкивать, да и в темноте Олея по-прежнему почти ничего не видит, так что ей остается только слушать.

А меж тем воцарилась тишина, в которой не было слышно ни шороха. Значит, Юрл или не двигается, или же успел отпрянуть куда-то в сторону: что ни говори, а раздвигать кусты беззвучно тоже вряд ли получится. Медленно текли минуты, и это ожидание просто выматывало. Недаром Олея вздрогнула, когда неподалеку от нее раздался хорошо знакомый голос:

— Чего-то подобного я и ожидал. Бел, или как там тебя звать на самом деле, ты сделал неплохой капкан из веток. Ерунда, конечно, детские забавы, но в целом неплохо.

Олей, слушая это, чуть растерялась. Такое впечатление, что Юрл не стоит на месте, а словно перемещается взад-вперед, да притом еще и чуть отклоняется в стороны, чтоб было невозможно определить, где он находится в тот или иной момент. Да, тут совершенно непонятно, куда посылать хлыст.

А меж тем Юрл продолжал:

— Эй, вы, сладкая парочка, должен сказать, что вы меня неплохо помотали по свету, везде опережая на шаг. Вы, как оказалось, ребята шустрые, и невольно я узнал о вас обоих немало интересного, но сейчас удача оказалась не на вашей стороне, да вы и сами понимаете — никому не может бесконечно везти. Конечно, я бы мог каждого из вас уже сейчас отправить к праотцам: Бел, хоть обижайся, хоть нет, но в воинском искусстве тебе со мной тягаться бесполезно, однако... Я хочу договориться.

Так, — невольно подумалось Олее, — так, теперь и этот заявляет, будто желает с ними договориться. Причина понятна: ему до зарезу нужны артефакты, а если дело дойдет до схватки, то еще неизвестно, чем все может окончиться. Судя по голосу, Юрл полностью уверен в своих силах, и, похоже, у него для этого есть все основания, только вот до того момента, пока вожделенные артефакты не окажутся в его руках, бывшему командиру следует проявлять особую осторожность. Пусть Юрл и сумеет убить обоих беглецов (а об этом, без сомнения, он мечтает с того самого времени, как Бел и Олея сумели убежать с острова), но не следует упускать из виду и такай возможности, что на поверженных телах может не оказаться ни перстня, ни манускрипта, и где их потом искать — это еще тот вопрос!

— Так вот... — продолжал звучать голос Юрла, — так вот, давайте придем к соглашению: вы отдаете мне артефакты, после чего мы расходимся в разные стороны, причем раз и навсегда. Вы оба оказались достойными противниками, а я таких уважаю. Ребята, ведь жизнь-то всего одна, и если мы сейчас не договоримся, то (как это ни неприятно звучит) со своей жизнью вам придется расстаться. Бел, я тебя понимаю: у тебя есть начальство, но оно есть и у меня, и потому особого выбора у нас нет.

Бел по прежнему не подавал голоса, а вот что касается Юрла — тот, несмотря на свой спокойный голос с умиротворяющими нотками, не стоял на месте, а по-прежнему постоянно чуть перемещался из стороны в сторону, в чем-то повторяя движения маятника. Это Олея поняла по тому, как ровный голос Юрла чуть-чуть менял свои интонации. Конечно, в любое другое время женщина ничего подобного бы не заметила, но когда находишься практически в полной темноте, то твои чувства поневоле обостряются. Так, значит, бывший командир уговаривает их пойти на мировое соглашение, а сам меж тем незаметно подбирается к затаившимся людям, причем идет так тихо, что под его ногами не шелохнется даже травинка. Похоже, что этот человек, как и Бел, довольно неплохо ориентируется в темноте, да и видит в ней неплохо. Весьма неприятное открытие. Стоит считать великой удачей уже то, что Юрл хоть однажды, но ошибся — наступил на сухую ветку. Правда, с той поры он больше не допускал подобных проколов.

Пусть пока что этот опасный человек еще не может определить, где находятся беглецы, но, без сомнения, вскоре сумеет это сделать. Весьма сомнительно, что Юрл, наконец-то найдя Бела и Олею, и в дальнейшем будет вести себя с ними так же вежливо и дипломатично. Не для того он так усиленно искал своих заклятых врагов, чтоб разойтись добром и по-хорошему, да при том еще и пожелать им счастливого пути. Увы, но в том мире, где происходят схватки тайных служб, все вопросы решаются проще, надежней и безжалостней.

— Не хотите отвечать? Понимаю... — меж тем Юрл и не думал смолкать. Ну конечно, он старается каким-то образом хоть немного усыпить бдительность противника, ослабить его внимание. — Но, ребятки мои хорошие, пора взглянуть правде в лицо, и понять, что во всей этой круговерти мы с вами можем быть не только врагами. Есть разные способы придти к общему соглашению, и некоторые из них могут взаимовыгодны для всех нас...

И в этот момент Олея даже не увидела, а, скорей, почувствовала, что Юрл находится буквально в нескольких шагах от нее. Он даже не подошел, а незаметно просочился между кустами, не пошевелив при этом даже веткой, и было понятно, что еще немного — и он заметит спрятавшуюся женщину. Увы, но иного выбора не было, и Олея аккуратно послала хлыст в сторону Юрла, причем делать взмах она не стала, а поступила по-иному, и при том посыле длинный ремень хлыста просто-таки зазмеился по земле, направляясь прямо к ногам мужчины.

По расчетам Олеи ремень должен был обвить ноги Юрла, затем рывок — и инициатива должна была перейти уже к беглецам, но все сразу же пошло не так. В непроглядной тьме мужчина совершенно непонятным образом сумел увидеть стремительно подползающий к нему по земле тонкий ремень, куда больше смахивающий на змею, после чего Юрл прыгнул назад, словно подброшенный тугой пружиной с того места, где он только что стоял, и не просто прыгнул, а пару раз перевернувшись в воздухе, описал настоящий цирковой кульбит, затем приземлился на вытянутые руки, и, мягко перекатившись, скрылся из глаз женщины. Олее не к месту вспомнилось, что подобную ловкость она видела только однажды, у заезжих цирковых акробатов, когда те на какой-то праздник заглянули в ее родной город, и на торговой площади удивляли людей как своим удивительным мастерством, так и до совершенства натренированными телами.

Впрочем, воспоминания как появились, так и исчезли, а Олея, повинуясь непонятному порыву, уже сама перекатилась в сторону, и едва успела это сделать, как в то место, где она находилась еще мгновение назад, вонзились два метательных ножа. Хм, судя по скорости, Юрл швырнул их в Олею сразу же, как только встал на ноги. Похоже, до того момента эти ножи находились у него в рукавах, и если он, не раздумывая, пустил их в дело, то значит, заметил и Олею, и то место, где она пряталась. Чувство растерянности и страха у Олеи было настолько велико, что она еще немного откатилась в сторону, и только там с замершим сердцем поняла, что она совершила — сошла с дороги на расстояние нескольких шагов, вернее, вынуждена была убраться с дороги, иначе сейчас лежала бы в кустах, пришпиленная к земле ножами. Конечно, хорошо, что она осталась жива, только вот в данный момент до безопасной дороги ей каким-то образом надо еще добраться...

Ой, а это что такое? Похоже, что со стороны дороги то ли земля осыпается вниз, то ли происходит нечто похожее. Кажется, что-то падает в тот провал, что находится по ту сторону дороги. Светлые Боги, только бы с Белом ничего не случилось! А ведь земля с той стороны все это время понемногу сыплется и сыплется...

Что же ей теперь делать? Ждать и чувствовать, как земля проседает и под ее телом, и она летит в пустоту? А может, стоит рискнуть, вскочить и побежать? Но мгновение сменяло мгновение, а женщина все так же лежала на поверхности, и земля со слоем шуршащих листьев под ней была все такой же твердой, как и та, с которой она была вынуждена сойти, вернее, скатиться. Ах, да, ведь говорила же им та селянка, что даже по этой опасной прогалине кое-где можно передвигаться, не проваливаясь, и, кажется, Олея сейчас оказалась именно на таком вот надежном месте. Что тут скажешь — повезло... Все это хорошо, но не стоит искушать судьбу, и надо снова возвращаться на дорогу, только вот проделать это лучше ползком: во-первых, так вероятнее благополучно добраться до спасительного места (примерно так же поступают люди, которые пытаются уползти с потрескивающего льда на реке), а во-вторых, в любой момент ее помощь может оказаться крайне необходимой Белу. Только бы рядом вновь не объявился Юрл!

Однако женщина не успела добраться до тропы, когда услышала впереди себя крик, шум борьбы и вместе с тем безостановочный и беспрестанный звук осыпающейся земли. Так, кажется мужчины сошлись врукопашную, и сейчас еще неизвестно, чем может закончится дело.

Когда Олея вновь оказалась на тропе, то в темноте ночи по-прежнему не видела ничего, зато по-прежнему слышала шум сыплющейся земли, падающих камней, причем все эти звуки раздавались едва ли не под ее ногами. Ох, а как кусты трясутся! Такое впечатление, что снизу их кто-то едва ли не выдирает из земли. Великие Боги, неужто один из мужчин свалился вниз, и сейчас пытается удержаться, хватаясь за корни растений?

Пока растерянная Олея не знала, что ей делать, тот широкий куст, что находился перед ней на самом краю обрыва, едва ли не заходил ходуном. Кажется, что некто выбирается снизу, из все того же темного провала. Ох, только бы это был Бел!

Олея упала на колени возле этого куста, напряженно всматриваясь во тьму. Внезапно перед ее лицом появилась чья-то рука, цепко хватавшаяся за ветви, а вторая рука с растопыренными пальцами едва не ухватила женщину за лицо... Да это же Юрл, и это его руки, обтянутые какой-то темной тканью, крепко хватаются за ветки! Это он пытается выбраться по стене провала, цепляясь за самые мелкие шероховатости почвы, и кажется, подобное у него хорошо получается. А где же Бел? Неужели этот человек его сбросил вниз? Ой, нет, только не это!

В этот момент над краем провала появилось лицо напряженно-сосредоточенное Юрла. Точно, еще мгновение, и он закинет свое тренированное тело на дорогу, но в этот момент Олея сбросила с себя растерянность и оцепенение, которые охватили ее в тот момент, когда она увидела, что Бела здесь нет. Вместо этого на женщину нахлынула даже не злость, а самое настоящее бешенство, и удары хлыста обрушились на Юрла, который в бесполезной попытке спастись попытался, было, одной рукой перехватить летящий на него ремень, только вот сделать это он никак не мог. Несколькими сильнейшими ударами его оглушило, ударило по глазам и ушам, а затем петля обвилась вокруг шеи мужчины, ломая позвонки и разбивая затылок... Можно сказать только одного: под руку рассвирепевшей бабы лучше не попадаться!

Когда безжизненное тело Юрла полетело вниз, Олея без сил опустилась на землю. Светлые Боги, где же Бел? Его, в отличие от Юрла, не видно и не слышно... Да чего там задавать себе вопросы, на которые и сама знаешь ответ? Только все равно, на что-то надеясь, Олея позвала:

— Бел, где ты? Бел...

Все та же неприятная тишина... Нет, снизу раздался какой-то легкий шум, будто камень стукнулся о камень. Конечно, это не Юрл, он был мертв уже тогда, когда падал вниз, а этот человек никак не похож на олхоя, ту кошку, у которой, как в поговорке, не одна жизнь. Так вдруг случилось невероятное, и Бел умудрился каким-то образом остаться в живых?

С радостно забившимся сердцем Олея вслушивалась в звуки ночи. Точно, шум повторился, причем он раздавался неподалеку от того места, где находилась Олея. Женщина внимательно всматривалась по сторонам, пытаясь уловить хоть что-то, звук или шорох... Стоп, ей показалось, или нет, что немного дрогнули ветки на кусте, находящемся неподалеку? Нет, Олея не ошиблась, ветки дрогнули вновь...

Олея метнулась туда и вновь принялась повторять имя мужа. Похоже, что и Бел, как и Юрл, при падении умудрился уцепиться за корни тех кустов, что росли вдоль провала, и сейчас из последних сил пытался на них удержаться.

Все дальнейшее запомнилось Олее лишь урывками: Бел, который каким-то невероятным трудом держался за то и дело обрывающиеся корни, сумел немного проползти наверх, а затем каким-то образом умудрился дотянуться одной рукой до руки Олеи; затем она, едва не срываясь в тот же темный провал, сама тащила мужа наверх, а его рука была скользкой от крови, и как уже Бел из последних сил пытался помочь жене, стараясь вылезти из того темного провала, только вот его рука все время проскальзывает мимо веток...

Олея немного стала приходить в себя лишь с момента, когда к ней пришло понимание того, что Бел уже не болтается над краем провала, а лежит на земле, возле кустов с вешками, а она уткнулась лицом ему в плечо, едва ли не стучит зубами от пережитого. Правда, Бел на какое-то время потерял сознание, но это не страшно. Пусть придет в себя, да и у Олеи перестанут трястись руки, а не то и ее вот-вот начнет бить нервная дрожь...

Правда, чуть позже, осматривая Бела, Олея поняла, что дела обстоят вовсе не так хорошо, как бы ей того хотелось. У мужа на груди была рана, крови он потерял немало, да и руки были порезаны. Рана на груди... Стоило Олее вспомнить то ранение, которое ему нанес мужчина из монастыря Святых Дел, как ей вновь хотелось реветь в три ручья — ведь от того ранения Бел едва не умер! И вот опять... Одна надежда на то, что до Руславии осталось идти всего ничего. Правда, стило радоваться еще и тому, что, по словам Бела, его ноги были в порядке. Что ж, по большому счету, и это уже неплохо.

Сняв с себя рубашку, Олея разорвала ее на полосы и, как могла в темноте, перевязала Бела. На попытавшегося, было, возмутиться мужа, Олея только шикнула — ничего, не замерзну, я же в куртке останусь, как-нибудь дойдем, а там уж видно будет. Лучше ты расскажи, что произошло, а не то я не знаю, на что и подумать...

Конечно, Бел, как всегда, был не очень словоохотлив, но главное жене все же рассказал. Он, и верно, соорудил из ветвей ловушку, причем довольно хитрую, о которой ему когда-то рассказал друг, в свое время побывавший среди охотников дальних стран. Бел рассчитывал, что ловушка сумеет хоть на какое-то время оглушить их преследователя, а если удастся, то хотя бы на какое-то время лишить его зрения, но, увы — Юрл был очень внимательным и знающим человеком, а после того, как он выдал себя, случайно наступив на сухую ветку, стал куда осторожнее. Потом он сумел заметить Олею, вернее, то, что она попыталась его достать хлыстом... Юрл ушел из-под ее удара, но не очень удачно — немного осыпалась земля у края провала, куда он приземлился после прыжка, и Бел в то же самое мгновение решил этим воспользоваться. Парень скользнул к краю обрыва и повис над ним, держась за корни кустов: он рассчитывал скинуть вниз Юрла, когда тот пойдет мимо этого места. Дело, конечно, крайне рискованное, но Бел был уверен в том, что сумеет провисеть на руках несколько минут, а также рассчитывал на то, что эти кусты не обвалятся вниз под его тяжестью: до этого Бел осмотрел их и понял, что у кустарника, растущего на этой прогалине, на редкость мощная корневая система.

Болтаться ему пришлось минуты две, не меньше, и лишь когда Юрл вновь осторожно двинулся до дороге — только тогда Бел одной рукой рванул противника за ноги, пытаясь свалить в провал... Юрл, без сомнения, был очень подготовленным человеком и прекрасно обученным воином, и, скорей всего, при свете дня в схватке с ним один на один у Бела не было бы почти никаких шансов на победу, но даже Юрл не думал, что Бел решится пойти на столь рискованный прием. Конечно, внезапность взяла свое, и Юрл, хотя и полетел вниз, но, тем не менее, сумел ухватиться за корни куста, росшего рядом, и два человека оказались висящими друг против друга, лицом к лицу, если, конечно, можно сказать такое о полной темноте, в которой действовали враги.

Мгновенно просчитывающий обстановку, на редкость умелый боец и при том по-обезьяньи ловкий — такое мнение сложилось у Бела о своем противнике. Юрл ничуть не преувеличивал, когда говорил о себе, как об очень сильном и умелом воине. Он сумел не только удержаться от падения в пропасть, но и сам стал нападать на Бела, и от его умелых действий даже такому человеку, как Бел, стало не по себе. Юрл не только на мгновение оглушил Бела, но при том умудрился одной рукой обшарить его, и убедившись, что при нем нет артефактов, ударил противника ножом. Бела спасло то, что он вовремя качнулся в сторону и сразу же скользнул вниз по крепкому корню. Юрл не стал преследовать противника: не стоить тратить на это лишние силы, если и без того понятно, что раненый вряд ли выберется на поверхность. А если даже случится невозможное, и Бел каким-то чудом сумеет подняться к дороге, то его в любую секунду можно будет добить и тело скинуть вниз. В то время для Юрла куда более важным было отыскать Олею и забрать у нее артефакты: он правильно понял, что в таком месте да еще и в темноте вряд дли кто станет закапывать их в землю. По счастью, Олея встретилась с ним в тот единственный момент, когда он не мог дать ей должный отпор...

— А тебе не кажется, что мы с тобой молодцы? — поинтересовалась Олея после того, как муж закончил свой рассказ, а она перевязав его раны, сидела рядом.

— Да какие там молодцы... — устало ответил Бел. — Я вон опять умудрился напороться на нож. Не везет тебе со мной. Знаешь, пусть пока футляр с артефактами будет при тебе. На всякий случай.

— На какой еще случай?

— Ну, мало ли что может еще произойти...

— Да ничего больше не может произойти. И вообще, знаешь, кого напоминаем мы с тобой? Две клюквинки, вернее, эти две кислые ягоды.

— Чего?

— Все то же. Тебе дома мать клюквенный морс готовила? Я, например, его зимой часто делала. Берешь ягоды и долго давишь их пестиком в миске, ну, и через какое-то время кажется, что раздавлены все ягоды, причем до последней. Только вот стоит залить водой этот красный кисель, как на поверхности все одно всплывет несколько целых ягод, которые каким-то образом сумели остаться невредимыми. К чему я это говорю? Просто мы с тобой тоже умудрялись выбираться из невесть каких передряг, совсем как та клюква из-под пестика...

— Что-что? — и тут Бел расхохотался, причем смеялся весело и от души. Такое впечатление, что слова жены его действительно позабавили. Мужчина едва ли не навзничь упал на сухие листья, уткнувшись в них лицом, и его тело сотрясали все новые и новые приступы смеха. Вообще-то Олея его понимала — такое иногда случается с человеком после того, как миновала какая-то серьезная опасность... Ничего, бывает.

— Ну, знаешь ли... — отсмеявшись, Бел только покачал головой. — Ну, моя дорогая, такого мне бы точно в голову не пришло. Как и любому другому человеку... Ладно, давай собираться в дорогу.

— Но как мы пойдем в такой темноте?

— Почему это в темноте? У меня же есть огниво, так что сделаем что-то вроде факела. Света от него нам вполне хватит для того, чтоб не сбиться с дороги.

— А...

— Да никто не заметит этот огонь, и за нами тоже ни один человек не пойдет... — махнул рукой Бел, срезая ветки и обматывая их вокруг выдернутой из земли вешки. — Это только Юрл рискнул, а остальные, если даже кто и висит у нас на хвосте — те будут ждать до утра.

— Думаешь, кто-то напал на наш след?

— Уверен. На мой взгляд, стража должна была пустить собак еще от дома нашего любителя голубей — между прочим, в Байсине прекрасные псарни... Вот что: я, как и прежде, пойду вперед, а ты следи еще и за тем, что пожара не случилось, ведь искры могут попасть на сухие листья...

Оставшуюся часть пути беглецы преодолевали почти всю ночь, и Олее казалось, что это самая длинная ночь в ее жизни, и что она не закончится никогда. Шли медленно, прекрасно понимая, что один неверный шаг может привести к смерти. Когда прогорал один факел, ему на замену изготавливали другой, только вот это приходилось делать что-то уж очень часто. К тому же через какое-то время Белу тот и дело стал требоваться отдых — давали о себе знать как ранение, так и потеря крови.

Но не меньшую опасность стал представлять и холод. Пусть среди густых зарослей кустарника ледяной ветер почти не чувствовался, но от ночных заморозков все одно было никуда не деться. Если первое время, прошедшее после схватки, беглецы от волнения не чувствовали холода, то постепенно он стал пробирать их едва не до костей. Тонкая куртка Олеи плохо спасала ее от легкого мороза, а Белу приходилось еще хуже: его и так знобило от значительной потери крови, а холод только усиливал это чувство. Пытаясь хоть как-то согреться, Олея насобирала сухих листьев, и насовала ее как под свою одежду, так и под одежду Бела. Конечно, не скажешь, что после этого холод отступил, но все же стало немного теплее.

За эту нескончаемо долгую ночь беглецы смертельно устали. Когда наступило утро и при первом сером рассвете они увидели стену высоких деревьев, стоящую совсем близко от них, то у измученных людей даже не было сил, чтоб обрадоваться, но зато последние шаги по этой дороге дались им с огромным трудом. Хотелось со всех ног броситься под спасительный кров деревьев, но оба понимали, что делать это не стоит ни в коем случае, и, как выяснилось, это было правильным решением: последние три десятка шагов пришлось делать едва ли не по узкой тропинке, находящейся меж провалами в земле. За себя Олея не беспокоилась, но вот Бел, у которого от потери крови кружилась голова, сумел преодолеть это место с великим трудом, и чуть ли не ползком.

Потом они какое-то время неподвижно сидели, прислонившись к старой сосне. Говорить не хотелось, не было сил встать и идти, уставшее тело требовало отдыха, а глаза закрывались сами собой. Однако, невольно глядя на стену кустарника, находящуюся всего в нескольких шагах от них, на губах женщины невольно появлялась улыбка. Какие же они все-таки молодцы, сумели пройти это опасное место! Все, теперь они в Руславии, наконец-то добрались до нее, и хочется надеяться, что все беды и неприятности остались позади.

Глава 23

Олея первой пришла в себя. Конечно, хорошо сидеть здесь, не шевелясь и ничего не делая на подстилке из мха и старых сосновых иголок, но надо идти дальше. К тому же очень холодно, и если они по прежнему не сдвинутся с места, то просто-напросто замерзнут.

— Надо вставать... — Олея тронула Бела за руку.

— Да, конечно... — тот по-прежнему сидел с закрытыми глазами. — Через минутку...

— Не через минутку, а сейчас! — женщина понимала, что если позволить себе задержаться здесь еще немного, то уже совсем не будет ни сил, ни желания двигаться. — Вставай. Все же холодно, а если будем двигаться, то хоть немного согреемся. И потом, нам надо найти людей...

— Ты, наверное, хотела сказать, что нам надо отыскать кого-то из пограничной стражи.

— Да хоть бы и их. Главное, уйти куда подальше отсюда.

— Это верно... Кстати, отдай-ка мой значок.

— Забирай, не жалко.

Олея сняла со своей шеи цепочку с футляром, отцепила от него значок тайной стражи. Дело в том, что Бел прикрепил его к цепочке почти сразу же после того, как сумел раздобыть артефакты, и носил его при себе все то время, пока они блуждали по городам и весям. Что ж, теперь для Бела настало время не прятать значок, а, при случае, предъявить его нужным людям. Еще раз посмотрев на изображение зверя, выгравированное на тыльной стороне значка, Олея сунула пластинку во внутренний карман куртки мужа.

— Пожалуйста, господин Барсук, все для вас.

— Эк, как вы любезны, моя дорогая!.. — чуть усмехнулся муж.

— А то как же, успела нахвататься хороших манер в дальних странах!

Белу удалось подняться с земли только с третьего раза. Олея видела, что повязка на груди мужа вся пропитана кровью, и ей было страшно и тревожно за этого усталого и измученного человека. Светлые Боги, пришлите им на помощь хоть кого-то из местной стражи!

Перекинув руку мужа через свое плечо, Олея вместе с Белом побрела вглубь леса. Ей хотелось как можно дальше уйти от этого места, чтоб полоса кустарника осталась позади.

— Ты куда так торопишься? — Бел, кажется, стал немного приходить в себя. — Едва ли не бежишь, прямо как на свидание к кавалеру опаздываешь!

— Да где их тут найти, хороших-то кавалеров? Хоть бы каких захудалых встретить, так ведь и они не попадаются! И почему бедной девушке так не везет?

— То есть как это не везет? — Бел, кажется, заулыбался. — Ты только глянь на меня, и враз поймешь, какое тебе счастье привалило! Ну, а что касается остальных особей мужского пола... Сказано же было: здесь такое место, что стража почти не показывается. Считается, что перехода на ту сторону нет, а раз так, то пограничникам тут делать нечего. Кстати, ты что все время оглядываешься? Боишься, что кто-то выйдет вслед за нами из тех кустов? Это вряд ли: конечно, стража Байсина рвет и мечет, что нас упустили, но сюда они вряд ли сунутся. Приграничные конфликты никому не нужны. Да и шесть верст по этой мешанине из кустарника быстро не преодолеешь, и уж тем более в темноте, а ведь солнце еще только-только поднимается. Н-да, накрылся тайный переход у местных обитателей, теперь тут незаметно не пройдешь.

— А та селянка, вдова... Ты как считаешь, она осталась вне подозрений?

— Хочется на это надеяться... Значит, так: если в течение ближайшего времени никого не встретим, то начнем кричать.

— Что именно?

— Да что угодно! Хоть "ау", хоть "помогите", выбирай, что больше нравится. Надеюсь, хоть тогда сони — погранцы нас услышит.

Впрочем, кричать стали куда раньше, и едва не сорвали горло в надежде, что хоть кто-то услышит их призыв, но, увы, никто не окликался. Наступало обычное хмурое осеннее утро, под ветром чуть шумели кроны высоких деревьев, несколько раз до людей доносился стук дятла, а людей так и не было видно. Да, судя по увиденному, не сказать, что границы Руславии на замке.

— Слушай, давай передохнем? — предложил Бел, кивая на несколько поваленных деревьев. — А то у меня уже нет сил драть глотку впустую!

— Да, немного отдохнуть не помешает...

Однако едва беглецы уселись на поросший мхом ствол, как позади них раздался насмешливый голос:

— Ну, и какого лешего вы тут орете? Всю живность в округе распугали своими воплями...

Олея и Бел одновременно оглянулись. За ними стояло трое вооруженных мужчин в военной форме. Конечно, Олея не разбиралась в том, в какой именно одежде и с какими знаками отличия ходили солдаты тех или иных войск, но, кажется, что сейчас перед ними, и верно, были пограничники.

— Ой, наконец-то! — обрадовано выдохнула Олея.

— Ого! — хохотнул один из стражников, молодой парень с жидкими светлыми усиками, с насмешкой глядя на сидящих людей. — Нечасто нарушители границы при виде нас так радуются! Обычно бывает наоборот.

— Так сколько кричать можно?! — возмутилась Олея. — Мы едва голоса не сорвали в надежде, что вы нас услышите!

— А мы не глухие, и услышали вас вовремя, и углядели, когда надо. Только вот одно непонятно: откуда вы тут взялись, такие красивые?

Красивые... Олея невольно представила со стороны и себя, и Бела: драная одежда в многочисленных прорехах, сквозь которые торчат сухие листья, грязные лица, взлохмаченные волосы... Женщина почувствовала, как кровь бросается ей в лицо, а язык просто-таки прилип к нёбу, но тут в разговор вступил Бел:

— Представьтесь.

— Чего? — подобного требования от этих людей, куда больше смахивающих на последних бродяг, стражник никак не ожидал услышать.

— Согласно устава пограничной службы стражники, встретившие неустановленных людей вблизи подконтрольного объекта... — ого, а голос у Бела сейчас такой, что не прислушаться к нему было просто невозможно. Подобным тоном говорят настоящие офицеры, и стражники это хорошо поняли. Вслушиваясь в то, как ее муж холодно перечисляет пограничникам их права и обязанности, женщина поневоле почувствовала гордость: сама бы она так сказать никогда не смогла.

— Восьмой пограничный полк, десятая застава... — неохотно заговорил самый пожилой в этой тройке. — Теперь прошу вас назваться и сообщить, по какой причине и на каком основании вы пересекли границу Руславии.

— Операция тайной стражи... — в руке Бела блеснул овальный значок. — Прошу сейчас же провести нас на заставу, к вашему командиру. И попрошу поторапливаться: дело не терпит отлагательств.

Кажется, подобного заявления не ожидал услышать никто из стражников. Эти нарушители границы, одетые едва ли не в нищенское рванье, никак не походили на тех, кто может иметь хоть какое-то отношение к всемогущей службе, о которой одни говорят с неприязнью, а другие с восхищением. Так может, эта непонятная парочка где-то украла значок, или же он просто-напросто поддельный? Пограничники чуть растерянно переглянулись между собой, не зная, как им следует себя вести.

— Послушайте... — вновь заговорил пожилой. — Мы не обязаны...

— Перестаньте! — оборвал его Бел. — Вашего командира должны были поставить в известность о том, что на каком-то участке границы с Байсином ожидается переход одного или нескольких человек, при появлении которых необходимо безотлагательно сообщить командованию или же представителю тайной стражи. У меня нет никаких сомнений в том, что подробный приказ вашим командиром был доведен и до каждого из подчиненных. Так что я попрошу вас вспомнить о своих служебных обязанностях и проводить нас на заставу.

— Ну, пошли... — неохотно кивнул головой пожилой. — На заставе командир разберется, кто есть кто.

— Мне сложно идти... — Бел чуть поморщился от боли. — Вы не могли бы подать мне какую-нибудь крепкую палку? Вон там, кажется, лежит подходящая...

Пограничники вновь переглянулись, но ни один из них не двинулся с места, неприязненно глядя на сидящих людей, а на их лицах было написано что-то вроде того: пусть этот обтрепанный мужик представляется хоть посланником самого Правителя — это его дело, но бегать для него за палкой... Еще чего! Если ему что-то надо, то пусть берет сам. Или свою бабу посылает за этой деревяшкой...

Тут даже Олея поняла, что надо немедленно дать понять пограничникам, что не всегда оболочка соответствует содержанию, или, проще говоря, мужики должны воочию узреть: донельзя ободранный вид нарушителей границы вовсе не означает, будто они не те, за кого себя выдают. Повернувшись к мужу, Олея спокойно спросила:

— Которая палка тебе нужна? Вон та? Сейчас... — и женщина послала хлыст в сторону лежащей в отдалении палки. Рывок — и на глазах растерянных пограничников узловатая палка, пролетев по воздуху, точно упала у ног Бела. Тот поднял ее, повертел в руках и покачал головой — не подходит...

— Пожалуй, она слишком тяжелая... — хотя Бел и сохраняет серьезный вид, но Олея видела, что муж едва сдерживается, чтоб не улыбнуться. Он прекрасно понял, что сейчас происходит нечто вроде показательного урока для пограничников, который не помещает повторить. — Мне бы что полегче. Пожалуй, больше подойдет... Точно, возле вон того пня лежит... Видишь ее?

— Ага... — новый посыл хлыста, и у Бела чуть ли не прямо в руках оказалась ровная крепкая ветка. Легко сломав на ней пару небольших сучков, мужчина поднялся со своего места. — Ну, служивые, ведите нас к командиру.

В этот раз притихшие пограничники ничего не стали говорить, да и ехидных улыбок на их лицах больше не было. Похоже, что необычное умение этой молодой женщины произвело на служивых должное впечатление. Переглянувшись, мужчины будто пришли к какому-то решению, и один из них достал из своего кармана нечто похожее на свисток, и, не сводя глаз с Бела и Олеи, стал в него яростно дуть. Ого, какой оглушительный свист, просто уши закладывает! Ясно, подмогу зовет...

— Где вы границу перешли? — вновь заговорил парень с жидкими усиками.

— Пересекли Темный Лог.

— Вранье... — покачал головой пожилой. — Уж не хотите ли вы сказать, что перли прямиком через Темный Лог? Ох, что-то мне в эту сказку не верится!

— Ну зачем уж сразу так-то... — вздохнул Бел, вновь усаживаясь на поваленный ствол. — Есть там одна тайная тропинка, вернее, была тайной. Теперь, думаю, о ней будет хорошо известно по обе стороны границы. Правда, прямиком она идет по той прогалине, или куда отклоняется — не знаю, темно было, мы там кое-где почти что ползли на четвереньках. Сумеете по нашим следам проследить, откуда мы пришли? Я имею в виду, проследить от этого места, где мы сейчас стоим, и до Темного Лога?

— А то! У нас что не парень — то следопыт!

— Так вот, если по нашим следам пойдете, то и окажетесь у того самого места, где мы вышли из той паршивой прогалины. Только у кустов будьте поосторожней — мало ли что может быть! Вдруг за нами кто из кустов полезет...

— Погоня, что-ли? — деловито спросил пожилой.

— Все может быть... Кстати, там стоят вешки, показывающие путь через Темный Лог, только вы сами туда не лезьте, хотя мы там и натопали, как стадо оленей, да и веток наломали немало. И учтите: если кто вздумает идти по той дороге, то через какое-то время будет выглядеть примерно так же, как мы.

— Не учите ученых... — буркнул усатый. — Знаем, что к чему. Чтоб выглядеть так, как вы сейчас — для этого надо весь Темный Лог переползти на карачках. А вы что, думаете, найдутся горячие головы с той стороны, пойдут через это гиблое место следом за вами?

— Скорей, безрассудные головы... Парни, все же мне плохо верится в то, что вам местные не говорили о том, будто через Черный Лог тайный путь имеется. Так?

— Слышали мы какие-то разговоры... — неохотно отозвался пожилой. — Только вот все доносилось на уровне слухов, никаких точных сведений, а болтать можно о чем угодно. Но если ваши слова соответствуют действительности, то мне становится ясно, откуда у кое-кого из местных прощелыг деньга не переводится. Контрабанда, чтоб ее!..

— Это не из-за вас, случайно, вдоль всей границы шебаршение идет? — вступил в разговор третий пограничник.

— А что, заметно? — повернулся к нему Бел.

— Заметно, не заметно... Скажем так: что-то вроде того бросается в глаза. Там у них, в Байсине, едва ли не прямо на линии границы сейчас один человек от другого стоит на расстоянии полутора десятков шагов, цепочкой, да и лошадиное ржание то и дело доносится. Вот мы и прикидываем: ловят, что-ли, кого?

— Неужели в открытую стоят? — Бел удивленно приподнял брови.

— Ну зачем же в открытую! Просто у нас глаз наметан, видим...

— Потому я вам и говорю, парни: будьте поосторожней, а не то у кое-кого с той стороны может ретивое взыграть...

На заставу беглецы добирались верхом. Оказывается, на условный свист пограничников прибыли двое верховых. Переговорив со стражниками, они помогли беглецам забраться на одну из лошадей, и всю дорогу до заставы, сидя позади мужа, Олея придерживала его: как бы сознание не потерял и с лошади не упал: что ни говори, но Бел потерял немало крови, да и оба они опять провели на ногах всю очередную бессонную ночь.

А еще перед тем, как забраться на коня, женщина под насмешливо-сочувствующими взглядами мужчин вытряхнула из своей одежды и из одежды Бела все те листья, которые она туда насовала ночью. Правда, после этого беглецам стало куда холодней, но появляться перед людьми на заставе в таком виде, как ее увидели эти трое — нет, только не это! И хотя сейчас сквозь прорехи в одежде каждого их беглецов было видно голое тело, но Олею это не очень беспокоило — это, конечно, неприятно, но пусть лучше так, чем иначе. К сожалению, холод все-таки взял свое, и судя по тому, как беглецов била дрожь, было понятно, что оба промерзли едва ли не до костей. То, что они простужены и в самое ближайшее время заболеют — это было ясно обоим Хоть бы без воспаления легких обошлось...

Дорога заняла немало времени, и на заставу, стоящую среди леса, беглецы добрались очень уставшими и окончательно замерзшими, во всяком случае оба едва сумели удержаться на ногах, когда сошли с лошади. Надо признать, солдат на заставе хватало и появление незнакомцев в драной одежде произвело на них нужное впечатление: вновь насмешливые ухмылки, едва ли не смешки, а кое-кто, глядя на вновь прибывших, едва ли не презрительно кривил рот — это, мол, что еще за нищета подзаборная тут появилась? Все же здесь находится застава, военный объект, а не приют для какой-то рвани!..

Пока один из сопровождающих их стражников ходил за командиром, Олея осмотрелась: крепкий дом из бревен, причем дом весьма немалых размеров, к нему вплотную примыкает конюшня, коновязь, колодец, сарай, кухня... Серьезная застава, и чувствуется, что люди здесь устроены основательно.

Прошло не менее пяти минут, пока их, наконец, не повели к командиру. Сидя за тяжелым дубовым столом мужчина лет тридцати оценивающе смотрел на весьма подозрительную парочку, да и несколько солдат, находящихся в той же комнате, сверлили прибывших весьма нелюбезным взглядом. Понятно, что о задержанных офицеру уже кое-что рассказал тот стражник, что доставил их сюда (Олея помнила, как один из тех троих пограничников что-то долго втолковывал ему перед отъездом), и сейчас офицеру предстояло разобраться, что это за люди появились на его заставе. Что же касается солдат, то, похоже, эта парочка нарушителей границы им совсем не понравилась.

— Кто такие? — холодно поинтересовался офицер, одним взглядом оценив усталый вид и рваную одежду незнакомцев.

— Вы не могли бы представиться? — не менее холодным тоном поинтересовался у него Бел.

Офицер чуть приподнял бровь: он враз понял, что имеет дело с таким же военным, как и он сам, а потрепанный вид этих незнакомцев... Ну, через границу ходят разные люди.

— Лейтенант Антар, командир десятой заставы... — отчеканил он. — Теперь попрошу ваши имена.

— Они вам ничего не скажут... — Бел, опустившись на скамью, показал офицеру значок тайной стражи. — Вот, смотрите: значок тайной стражи, особая операция. Мы возвращаемся после задания, и вас должны были предупредить о нашем появлении... — и Бел тут произнес непонятную фразу, услышав которую, офицер не смог скрыть своего удивления. Как видно, он меньше всего ожидал услышать хоть что-то подобное от этих людей, куда больше смахивающих на последних бродяг.

— Лейтенант, я понимаю ваше недоумение... — устало продолжал Бел. — Но, сами понимаете, специфика нашей службы такова, что частенько не стоит полностью доверять тому, что видишь.

— Слушаю вас! — Олея отметила про себя, что этот офицер быстро справился со своей растерянностью.

— Вам, наверное, было приказано в случае нашего появления или сообщить в штаб, или же доставить нас туда?

— Так точно, было приказано сообщить, причем незамедлительно.

— А где находится штаб?

— В Дворечье. Это сравнительно небольшой город, и до него отсюда порядка двадцати верст.

— Ну, я бы не назвал Дворечье малым городом. Если память мне не изменяет, то там находится довольно крупное войсковое соединение?

— Совершенно верно.

— Тогда не смею вас задерживать с исполнением приказа... — Бел покосился в сторону окна. — Кстати, лейтенант, скажите, а отсюда в штаб ведет одна дорога?

— Есть еще объездная, только вот ее дорогой назвать сложно. Так, тропинка в лесу. И если направляться по ней в Дворечье, то придется дать крюк в несколько верст.

— Понятно. Скажите, а сколько человек вы намерены послать в Дворечье, чтоб сообщить о нашем прибытии?

— Одного... — кажется, лейтенанту не понравился этот вопрос.

— Лейтенант, у меня к вам просьба. Да-да, не приказ, а именно просьба. Вы не могли бы в порядке личного одолжения отправить в Дворечье не одного, а двух человек? Пусть один сообщит о нашем прибытии в штаб пограничной службы, а второй о том же в тайную стражу.

— Хорошо, но...

— И это еще не все... — продолжал Бел. — С точно таким же заданием отправьте еще двоих солдат по окружной дороге. Пусть продублируют сообщение.

— Я могу узнать причину подобной... просьбы? — надо же, а офицер, похоже, неприятно удивлен и даже, похоже, рассержен.

— Лейтенант, прошу вас верно понять мои слова, хотя они и звучат несколько странно... — в голосе Бела слышались нотки извинения. — Это вовсе не говорит о моем недоверии к вам или вашим людям: как раз наоборот, если бы у меня были какие-то сомнения, то можете быть уверены — мы бы здесь не оказались. Тут дело в другом: просто те... сведения, которые мы несем, настолько важны, что я не хочу допустить даже малейшей случайности или ошибки. Согласитесь, что в жизни бывают самые разные недоразумения. Кроме того, я просто отношусь к числу тех, кто предпочитает перебдить, чем недобдить.

— Если я правильно понял, речь идет об э-э-э... специфике вашей службы... — в вежливом голосе лейтенанта появились легкие нотки насмешки.

— Офицер, вы все правильно поняли... — Бел предпочел не замечать прохладного отношения к своей особе.

— Извините...— вмешалась в разговор Олея. — Нельзя ли попросить у вас бинты и мазь для заживления ран?

— Да, конечно. Я пришлю к вам лекаря... — и лейтенант вышел, оставив, однако, двоих солдат, которые не сводили глаз со своих незваных гостей. Понятно, стерегут. Что ж, офицера можно понять: приказ приказом, а за порядок на заставе отвечать ему.

Н-да, офицеру они явно не понравились. Впрочем, глянув на Бела и уловив его усмешку, Олея поняла, что хотел сказать ей муж: не обращай внимания, все в порядке, а мы с тобой не золотые монеты, чтоб нравиться всем подряд. А уж если совсем откровенно, не очень-то и надо — нравиться здешним обитателям, все одно им с этим офицером чаи не гонять. Куда лучше, что появилось время хоть немного передохнуть. Правда, в этом доме так натоплено, что беглецов к этому времени уже перестало потряхивать от холода, а от блаженного тепла, разливающегося по телу, невольно стали закрываться глаза.

Олее же очень хотелось умыться: она просто-таки ощущала на своем лице едва ли не многодневные наслоения дорожной пыли и грязи. Конечно, стать хоть немного чище — дело хорошее, только вот для этого нужно было выйти на улицу: все же и колодец, и грубый умывальник находились там, но оставлять мужа одного, пусть даже всего на минуту, у женщины не было ни малейшего желания. Да ладно, не страшно, можно пережить и насмешливые взгляды мужчин — все равно она вскоре покинет это место, и в будущем вряд ли увидит хоть одного из здешних солдат.

Вновь лейтенант пришел, когда лекарь, крепкий мужчина с сильными руками, заканчивал перевязку. Поглядев на то, как ловко его подчиненный управляется с раненым, офицер поинтересовался у лекаря:

— Ну, что скажешь?

— Обширная рана на груди, многочисленные порезы, ушибы, ссадины... Но меня куда больше беспокоит весьма значительная кровопотеря, последствия которой, могут быть весьма неприятными.

— Знаете, ничего нового я для себя не услышал! — закончил за лекаря Бел. — Лейтенант, мне надо поговорить с вами наедине, без ваших подчиненных. Мне бы хотелось чтоб во время нашего разговора в здании не было лишних людей. Поверьте, это очень важно.

Офицер, чуть неприязненно глядя на Бела, кивнул головой солдатам, и те послушно вышли. Правда, перед тем они немного задержали взгляды на своем командире, а тот в ответ и всего-то немного сощурил свои глаза. Вроде ничего не было сказано, но Олее показалось, будто солдатам было отдано нечто вроде приказа: если вы мне понадобитесь, вам сразу же дам знать, так что будьте поблизости... Хм, а солдаты на этой заставе хорошо вымуштрованы командиром, и, похоже, понимают его с полуслова. Как видно, тут разработана едва ли не система условных знаков. Ну что тут скажешь? Только одно: лейтенант — парень с головой.

— Вот что... — заговорил Бел, когда за последним из выходящих солдат закрылась дверь. — Лейтенант, прошу меня выслушать. Возможно, вас удивят мои слова, но я попрошу отнестись к ним со всей серьезностью...

Когда Бел закончил говорить, офицер какое-то время молчал, а затем лишь покачал головой.

— В другое время я бы не стал обращать никакого внимания на ваши слова, которые считаю (уж вы меня извините) полным бредом. Более того: будь моя воля, я бы просто изолировал вас на какое-то время, благо что на заставе есть место, где можно держать задержанных. Меня останавливает только полученный приказ, в котором сказано, что я должен выполнять все просьбы и указания того человека, который произнес ту самую условную фразу, которую вы произнесли при нашей встрече. В любом случае я должен вам сказать, что нахожусь в некотором замешательстве, и в данный момент мне остается только надеяться на то, что ваши несколько необычные предположения вызваны излишней подозрительностью. Разумеется, я выполню все ваши просьбы и указания, хотя мне бы не хотелось отдавать своим подчиненным нелепые приказы!

— А вы, в случае чего, валите все на меня! — предложил Бел.

— За свои действия я привык отвечать сам! — отрезал офицер. — И потом, если я правильно вас понял, вы высказали мне всего лишь предположение о наихудшем развитии событий. Что ж, не будем больше понапрасну тратить время на пустую болтовню. Еще раз прошу прощения, но я действительно считаю ваши слова пустой болтовней, основанной на излишней подозрительности, которая частенько присуща вашей службе. Пойду дам указания, а заодно и распоряжусь, чтоб вам принесли поесть.

— Вот за это мы будем вам крайне признательны.

Когда офицер вышел, Олея негромко спросила:

— Ты действительно веришь во все то, о чем говорил?

— Конечно... — Бел прислонился к стене и прикрыл глаза. — Я всерьез опасаюсь того, что кто-то может постараться перехватить артефакты уже здесь, у нас дома. Можешь думать, что угодно, но для некоторых это последний шанс положить на них свою жадную лапу. Знаешь, что было в тех посланиях, что я отправлял голубиной почтой? Ты еще тогда заметила, что они очень короткие... Так вот, все сообщения были с одним и тем же текстом, всего в несколько слов: встречайте на границе, артефакты при нас, отдам их в руки только тех людей, кого хорошо знаю и с кем служил. Беда в том, что я не знал, где именно мы с тобой будем переходить границу, и оттого указал участок очень большой протяженности.

— То есть точное место перехода твое начальство не знает?

— Увы... Так что пока здесь не появится тайная стража, мы с тобой этот дом не покинем.

— А я-то рассчитывала, что все наши неприятности остались позади...

— Мне бы тоже хотелось в это верить.

— А ты не излишне подозрителен?

— Слышала, что я сказал лейтенанту? Специфика нашей службы... Так что давай, действуй, как я тебе сказал, тем более что помощник из меня сейчас почти что никакой, а нам бы надо успеть до того времени, пока поесть не принесли.

Олея направилась в соседнюю комнату, а Бел, с трудом передвигаясь, нашел вслед за ней. Вообще-то здание заставы состояло из двух комнат: в одной жил командир, а во второй было что-то вроде казармы для солдат. Если комната командира была сравнительно небольшой, то казарма для солдат представляла собой одно большое помещение с лавками и нарами, в которой сейчас никого из солдат не было. Надо же, какой тут порядок и чистота, даже не подумаешь, что здесь живут мужчины!

Однако женщине было не до того, чтоб смотреть по сторонам. Ее куда больше интересовала дверь, которая вела из казармы вела в конюшню. Все так, как и говорил лейтенант: здесь находится нечто вроде второй двери, через которую можно пройти на конюшню прямо из солдатской казармы, и, кроме того, это считается чем-то вроде запасного выхода на крайний случай. Олея задвинула на этой двери крепкий засов, невольно отметив про себя, как основательно и надежно сделаны и двери и стена — сюда так просто не попадешь! Однако на всякий случай подперла дверь тяжелой лавкой — теперь отсюда в дом попасть будет очень сложно.

— Ну, что скажешь? — Олея повернулась к мужу.

— Ничего, только вот окна... — Бел критически смотрел на ряд небольших окон вдоль одной из стен. Вернее, это были не окна, а небольшие оконца. — Знаешь, мы с ними ничего делать не будем, оставим, как есть. Конечно, не помешало бы их прикрыть или забить, но, во-первых, возни будет немало, а во-вторых они достаточно малы, чтоб в них мог пролезть взрослый человек. Ребенок лет пяти-семи в такое окошко, пожалуй, протиснется, но человек постарше вряд ли сумеет повторить подобный подвиг... Слышишь? Кажется, сюда кто-то подъезжает...

В этот момент в поеме двери, ведущей в комнату офицера, появился сам лейтенант Антар.

— Верно, сюда едут. Приближается целый отряд.

— Может, это те, за кем вы посылал своих людей в Дворечье? Солдаты или кто-то из тайной стражи...

— Сомневаюсь, что мои люди могли так быстро обернуться туда и назад. Хотя его знает: они могли встретить по дороге направляющийся сюда отряд... Если я правильно понял, действуем так, как вы меня просили?

— Да.

— Тогда закрывайте за мной дверь. Да, вот еще что... — лейтенант остановился на пороге. — Приношу свои извинения за то, что наш повар так и не успел до вас дойти. Прекрасно готовит, но нерасторопен до того, что между моими солдатами его медлительность уже начинает входить в поговорки.

— Не беспокойтесь, лейтенант, ничего страшного, все в порядке...

Как же, ничего страшного!.. — вздохнула по себя Олея, задвигая засов и на этой двери. — Я бы сейчас с таким удовольствием съела хоть что-то! Аж страшно, как есть хочется!

— Ну, что там? — повернулась она к Белу, который стоял возле окна, ведущего на двор.

— Боюсь, ничего хорошего. Это не солдаты.

— То есть как это не солдаты? — Олея встала рядом с мужем. — Они же в форме!

— Ох-хо-хо... — покосился Бел с сторону жены. — Чисто женская логика: стоит увидеть мужчину в форме, как он сразу же относится к числу неотразимых душек-военных! Только вот дело в том, что приехавшие не имеют никакого отношения к армии. Вернее, когда-то, не спорю, многие из них служили под знаменем Правителя, только вот сейчас они относятся к личной охране одного из вельмож. Эти цвета в их одежде... Ох, как же мне хочется ошибиться! Ладно, не отвлекаемся.

Олея и сама с любопытством смотрела на происходящее за окном. Человек двадцать пять всадников, с ними прибыли двое солдат, похоже, тех самых, которых лейтенант Антар послал с заставы в город.. Вид у этих двоих весьма недовольный, да и сам лейтенант здорово выведен из себя — вон, как резко он что-то высказывает холеному мужчине, который командует этим небольшим отрядом. Впрочем, тот не снисходит до разговора, и сам спрашивает о чем-то лейтенанта, и, не получив ответ, направляется к дому.

— В чем дело? — Олея не отрывала глаз окна.

— В том, что эти люди задержали тех солдат, которых лейтенант послал в город сообщить о нашем появлении.

— Надеюсь, не всех?

— По счастью, нет. Лейтенант послал четверых, а перехватили двоих. Надеюсь, те, кто ехал по объездной дороге, смеют добраться до Дворечья.

— Интересно, на каком основании задержали этих солдат?

— А тем людям и не нужно какое-то там основание... — сощурил глаза Бел. — Им нужны артефакты. Думаю, сейчас мы с тобой услышим все их требования.

Действительно, в тот же миг кто-то дернул за дверную ручку. Ну-ну, дверь заперта на засов, так хоть задергайся — все одно бесполезно.

— Откройте дверь! — раздался незнакомый голос.

— До прибытия сюда кого-либо из высоких чинов тайной стражи я этого делать не намерен... — спокойно ответил Бел.

— Я вам приказываю!

— Простите, но я не знаю вашего имени, звания, положения, рода войск, к которому вы относитесь, а также вы не сообщили мне имени вашего непосредственного начальника. Так что извините, но я не намерен выполнять приказы неизвестного мне человека.

— Меня прислали за артефактами... — чувствуется, что этот человек не привык к подобному обращению, но пока что он пытается сдерживать свой гнев. — Получено сообщение, что вы принесли их в Руславию, и потому мне приказано забрать их у вас, и доставить в столицу.

— Не стоило вам понапрасну трудиться, лошадей гонять... — Бел по-прежнему не повышал голоса. — Мы уж как-нибудь сами доставим их до места.

— Я требую отдать мне артефакты! — ого, а незнакомец стал повышать голос.

— Видите ли, я тоже много чего могу требовать, и мне тоже много чего надо... — такое впечатление, что Белу не было никакого дела до возмущения незнакомца. — Знаете, человеку всегда хочется получить что-то хорошее, и, по большому счету, в этом нет ничего плохого. Только вот в основе моих требований лежит какое-то обоснование, а у вас, кроме неуемных амбиций и редкой наглости, не наблюдается ничего.

— Или вы сейчас же отдаете мне артефакты, или вам придется пенять на себя!

— Говорите, пенять на себя? Спешу сообщить: в последнее время подобное мне приходилось делать так часто, что сейчас все ваши угрозы не производят на меня должного впечатления.

— Послушайте... — мужчина за дверями еле сдерживался. — С нами артефакты будут в полной безопасности...

— Разве вам непонятно: уж если у нас хватило умения и сил отыскать эти древности и пронести их через несколько враждебных стран, то уж в Руславии я их как-нибудь сберегу и без вашей помощи. Так что благодарю вас за столь любезное предложение, но вынужден его отклонить.

— Хорошо, давайте поступим по-другому. Не стоит обсуждать этот вопрос на всеобщем обозрении, там более что подобные громогласные заявления не могут идти на пользу ни одной из сторон. В нашей с вами ситуации лучше переговорить с глазу на глаз. Вы сейчас откроете мне дверь, и, думаю, мы быстро придем к общему согласию.

— Вообще-то мне скрывать нечего, в отличие от вас. И беседовать с вами я тоже не собираюсь — извините, но в данный момент я не считаю вас приятным собеседником.

— Да как вы смеете?! Неужели непонятно, что вы разговариваете с высокородным, с тем, кто стоит несоизмеримо выше вас по положению и по рождению?

— А вот мне непонятно другое: как вы осмелились силой задержать двоих солдат, находящихся на военной службе и посланных их командиром по неотложному делу? Более того: заявившись сюда, вы пытаетесь действовать силой на пограничной заставе! Или вы не знаете, что за подобное подложена довольно невеселая статья в кодексе правил и уложений? Тогда, высокородный господин с голубой кровью, я посоветую вам почитать на досуге этот кодекс. Очень поучительная книга, и в ней вы почерпнете немало интересного!

— Откройте дверь!

— Пошел вон отсюда... — каким-то даже обыденным голосом сказал Бел. — Надоел.

— Открой дверь, скотина! — заорал, было, мужчина, но его перебил лейтенант Антар, который, наблюдая за всем происходящим, тоже находился отнюдь не в самом лучшем расположении духа.

— Я требую прекратить этот балаган! Вы, достопочтенный, заявились сюда, не представившись, осмелились задержать двух моих людей, да еще и пытаетесь угрожать тем, кто находится под моей защитой? Советую вам и вашим людям немедленно убраться отсюда, а иначе последствия могут быть самыми непредсказуемыми.

— Не тебе, мелкопоместный дворянчик, мне указывать! — ого, а незнакомец, похоже, всерьез разозлился. — Да я со своими людьми сейчас разнесу этот твой сарай по бревнышку! Сколько у тебя на данный момент имеется людей? Десятка полтора зажравшихся бездельников, которые только и занимаются тем, что втихую подворовывают и подъедают государственные харчи! А у меня при себе два с половиной десятка крепких бойцов, которые из шкуры твоих тунеядцев враз выбьют всю скопившуюся пыль! Так что советую тебе отойти в сторону вместе со своим стадом баранов, и не вмешиваться в те дела, в которых ты ровным счетом ничего не смыслишь!

— А теперь послушайте меня, если, конечно, вы до сей поры так ничего и не поняли... — голос лейтенанта был лишен каких-либо эмоций, и оттого звучал довольно неприятно. — Повторяю: эти люди, что сейчас сидят на заставе — они находятся под мой защитой, и отдавать их кому-либо без приказа моего командования я не намерен. Это во-первых. Если же вы вздумаете применить силу, то уверяю вас, что мои полтора десятка бойцов здорово сократят ваши два с половиной десятка самоуверенных наглецов. Это во-вторых. Вы до сей поры мне так и не представились, и не сообщили свое имя, что существенно сокращает наше общение. Это в третьих.

— Еще что?

— Меня много чего интересует, но для начала я попрошу ответить на эти вопросы.

Олея осторожно выглядывала из окна, стараясь не попадаться на глаза мужчинам во дворе. М-да, весьма интересное зрелище: вдоль здания заставы стоят пограничники, и, судя по их виду, уходить отсюда они не собираются. Напротив них находятся всадники: надо же, эти люди по-прежнему сидят на лошадях. Как видно, не желают слезать с коней, рассчитывая в случае чего смять противника, однако на рожон тоже не рвутся. Это понятно: нападать на приграничную стражу без достаточных на то оснований приравнивается к государственному преступлению.

— Что ж... — незнакомец, как видно, решил немного отступить. — Что ж, скоро сюда приедет тот, кто ответит на все ваши вопросы.

— Жду с нетерпением.

— Бел, объясни мне, что происходит? — спросила Олея у мужа. — Кто-то пытается обскакать нас и выслужиться перед Правителем?

— Если бы все было так просто... Видимо, после того, как с голубиной почтой пришло мое послание, кто-то за хорошие деньги слил об этом информацию на сторону. И вот мы видим очередную попытку захапать то, что, как они считают, плохо лежит. Ох, надо бы выяснить, кто у нас так деньги любит!

— А кому слили?

— Тот, кто был в состоянии заплатить за эти сведения огромные деньги, а иначе не было смысла рисковать. Я смотрю по одежде этих людей, по их ухваткам... Это наемники, люди храбрые, умелые, и в то же время знающие, когда можно идти напролом, а когда стоит попридержать коней. Помнишь, как Юрл рассказывал про ту девицу, по вине которой пропали артефакты?

— Конечно помню!

— Так вот, голову готов прозакладывать, это дело рук ее папаши! Он в опале, а для того, кто раньше вертел большими делами, немыслимо тяжело оказаться выброшенным из больших игр, сидеть на обочине, в стороне от прежних дел. Вот потому сейчас он и занимается тем, что считает нужным — пытается вернуть себе власть и влияние. Денег у этого человека куры не клюют, дочку надо из тюрьмы вытащить, то бишь из монастыря... Мужик решил сыграть по-крупной, поставить все на одну карту, а для этого все средства хороши.

— И что будет дальше?

— Дальше нам остается только надеяться, что двое других солдат, которых лейтенант отправил по окружной дороге, придут вовремя. А еще сюда в любом случае должен заявиться этот любящий папаша: как не полагайся на своих людей, но артефакты — это не такая вещь, которую можно доверить даже самым проверенным людям.

— Я не понимаю, как же этот человек сумел раньше тайной стражи высчитать, куда мы можем придти?

— На этот вопрос и мне бы хотелось получить ответ, хотя, думаю, все элементарно упирается во все те же деньги: наверняка в Байсине у него тоже были куплены кое-какие источники информации.

— Так что будем делать?

— Пока постараемся тянуть время, насколько это возможно, тем более что оно работает на нас — ведь рано или поздно, но подмога должна придти. А пока давай подумаем, как можно хоть немного укрепить наше убежище: кто его знает, вдруг на приступ пойдут? Смотри: обе двери достаточно массивные, закрыты на крепкие засовы, с ними так просто не справиться. С чердака до нас тоже не добраться — там толстые бревна, крышу и настилы надо долго разбирать, а подобным сейчас заниматься никто не станет. Окна в казарме слишком маленькие, и оттого единственным уязвимым местом остаются четыре окна в этой комнате. Их надо хотя бы до половины заложить. Для безопасности, на всякий случай...

— Чем заложить?

— Давай соображать...

Вскоре все окна были заставлены тяжелыми скамьями, которые беглецы притащили из казармы. Конечно, от выстрелов они могли не защитить — все же меж ними были достаточно большие просветы, но зато теперь вряд ли хоть кто-то из нападающих сумеет залезть в окно.

Беглецы не успели присесть передохнуть, как вновь услышали перестук лошадиных копыт. Оба сунулись к окнам, вернее, к щелям в них. Увы, но увиденное вряд ли походило на прибытие подмоги, которую они так ждали. Новый отряд в полтора десятка человек, все в той же форме и вооруженные до зубов. Отряд едва ли не крупной рысью влетел на площадку перед заставой, хотя там и без них народу хватало. Однако взгляд беглецов в первую очередь привлек к себе высокий человек в богатой одежде, который ехал впереди этого отряда. Осанка, поведение, удивительно красивый конь — все говорило о том, что перед ними очень богатый и властный человек, а огромный бриллиант в перстне на его пальце ярко переливался даже без солнца.

Этот человек сразу понял, что его посланник так и не сумел достать вожделенные артефакты, и потому не стал долго раздумывать. Почти сразу беглецы услышали его сильный голос:

— Эй, вы, слышите меня? Отдайте то, что меня интересует, и можете проваливать на все четыре стороны. Ваши потрепанные шкуры мне не нужны. Более того: получите по тысяче золотых. В противном случае я не намерен проявлять излишнее милосерлиее.

— Если не ошибаюсь, то я говорю с князем Байонсе? — поинтересовался Бел.

— Правильно поняли.

— Князь, ответьте, на что вам артефакты? Дочку из монастыря вытаскивать? Да нет, это мелко, у вас, наверно, замыслы куда масштабнее: похоже, вашей главной целью является Правитель, вернее, желание самому занять его место. Конечно, если артефакты будут у вас в руках, вы именно так и поступите! Недаром вы столько денег угрохали та то, чтоб получить нужные сведения... Корону-то себе новую заказали, или старой намерены воспользоваться?

— Заткнись! — а голос у князя спокойный. Понятно, что он в состоянии держать себя в руках, но такого хамства ни за что не простит, тем более что ответ беглецов на его предложение уже и так очевиден.

— Знаете, князь Байонсе, что я вам отвечу? — вздохнул Бел. — Из-за капризов вашей милой дочки уже пролилось достаточно крови, так что мне эту безголовую дуру не жаль. Пусть девка в монастыре грехи замаливает, это для нее самое лучшее. А вот что касается вас, то я скажу так: засуньте свое золото себе сами знаете куда, а мне ваши деньги не нужны. Я, чтоб вы знали, на государевой службе. Так что идите-ка вы, князюшка, отсюда подобру-поздорову... Адресок подсказать?

— У меня нет времени на уговоры и увещевания всякой зарвавшейся сволочи. Впрочем, не имеется и желания общаться с обнаглевшей чернью... — спокойный голос князя приобрел жутковатые нотки, от которых холодом веяло по телу. — Или ты сейчас выходишь и отдаешь мне артефакты добровольно, или я тебя отсюда просто выкурю. Думаешь, спрятался за крепкими стенами, и я тебя не достану? Так я и не собираюсь посылать своих людей, ты сам выйдешь. Вернее, выскочишь с поджаренным задом.

— Князь, сжечь заставу — это уже государственное преступление. За это даже вы монастырем или тюрьмой не отделаетесь, тут плаха положена. Подумайте...

— Артефакты!

— Князь, я присягу давал, так что мой ответ тебе и так ясен.

— Тогда через пять минут сами отсюда вылетите...

— Князь, я требую, чтоб вы немедленно прекратили! — а это лейтенант вмешался. Ого, судя по голосу, парень уже, как говорится, созрел. И то верно, сколько еще можно терпеть наглость и неуважение?! — Я, как начальник этой заставы...

— Пошел вон и не мешайся под ногами! А если хочешь, чтоб твоя хибара осталась целой, то прикажи этим двоим идиотам оттуда выйти... Это еще что такое?! — и тут до беглецов донесся звон металла. Так, дело все же дошло до схватки — лейтенант, кажется, решил, что с него хватит, и пора наводить порядок на вверенном ему объекте. Олея сунулась, было, к окну, но тут до нее донесся звон разбиваемого стекла, а разлетающиеся осколки едва не заалели лицо молодой женщины. Все, началось...

Под окнами стоял крик, ржали лошади, звенели мечи, а еще через мгновение посыпались стекла и во всех оставшихся окнах. Прошло еще совсем немного времени — и стекла зазвенели уже в казарме. Сунувшаяся туда, было, Олея, замерла в растерянности: в разбитые окна одна за другой падали горящие стрелы. Как видно, их наконечники были чем-то пропитаны, потому что падая на пол, вонзаясь в стены и лавки, стрелы не только продолжали гореть, но и рассыпали огненные искры во все стороны. Да, князь слов на ветер не бросает!

— Бел, тушить надо!

— Бесполезно, их слишком много!

А ведь и верно, за какую-то минуту-полторы в казарме полыхало десятка два стрел, и тот огонь даже не думал затухать, а наоборот, стремительно расползался. Вот и в комнате командира на каждой из лавок, стоящих у окон, стало разгоралось пламя...Хорошие стрелки у князя, стрелами утыкают все вокруг. Понятно, не пройдет и пяти минут, как огнем будет охвачено все вокруг. Но самое плохое в том, что пошел едкий дым...

— Бел, что делать?

— Где тот подпол, о котором нам говорил лейтенант?

— В котором они припасы хранят?

— А то какой же еще!

— Да разве это подпол? Он же совсем неглубокий! Так, место для хранения...

— Какой есть!..

— Вон там...

Вдвоем с трудом приподняли тяжелую крышку, заглянули внутрь... Похоже, что тот, кто строил этот дом, о подполе думал в последнюю очередь: совсем неглубокий, до пояса взрослому человеку не будет, только вот беглецам выбирать не приходилось.

— Давай, забирайся сюда! — кивнул Бел Олее.

— А ты?

— Сейчас... — скинув с себя рубаху и разрывая ее на ходу, Бел направился к стоящему в углу ведру с водой. А, понятно...

Когда Бел вернулся, огонь уже начинал полыхать на стенах. Ох, похоже, что у них времени осталось еще меньше, чем можно было ожидать.

— Возьми... — муж сунул Олее в руку комок сырой ткани. — Дыши через нее, а не то от дыма задохнешься...

— А как же ты?

— И у меня есть — я же свою рубаху надвое разорвал...

Спустившись вниз, наскоро растолкали по сторонам несколько мешков с овощами, стоявших в подполе, а затем с трудом сумели опустить над своей головой тяжелую крышку подпола. Что ж, пусть подпол низкий, но хорошо уже то, что доски на полу пригнаны настолько плотно, что дым сквозь них почти не проходит. Правда, внутри можно только сидеть, сжавшись чуть ли не в комок. И еще как же тут холодно!..

— Бел! — ахнула Олея, которая только сейчас сообразила, что ее муж разодрал свою последнюю рубашку, и в ближайшее время он может замерзнуть в прямом смысле этого слова. — Бел, ты же остался почти без одежды!..

— Ничего, зато сверху вот-вот будет жарко...

— Погоди... — Олея лихорадочно зашарила руками по земле... — Погоди, я сейчас...

— Интересно, что ты здесь рассчитываешь найти?

— Я видела тут несколько пустых мешков из-под овощей... А вот они! Я их сейчас на землю постелю, и мы с тобой на них ляжем: все же какая-никакая, а защита от холода. Сидеть на корточках мы все одно долго не сможем...

В полной темноте, действуя на ощупь, Олея расстелила на земле несколько чуть влажных холщовых мешков, на которые они с Белом улеглись спиной вверх, прижав к лицам сырую ткань разорванной рубашки. Молодец, Бел, вовремя сообразил, что надо сделать, а не то от дыма легко можно задохнуться...

Лежа в темноте и едва не стуча зубами от холода, Олея пыталась понять, что им еще можно сделать. Конечно, была надежда на то, что пол в доме не обрушится, но почти наверняка они оба или задохнуться в дыму, или замерзнут от стылой земли. Что же делать? Великие Боги, а дыма становится все больше и больше! Как видно, он пробивается даже через крохотные щели, выжигая вокруг остатки воздуха. Уже невозможно открыть глаза — их сразу же режет от горького дыма, да и дышать становится все тяжелее и тяжелее...

Когда Олея поправляла немного сбившийся набок влажный комок, сквозь который она дышала, пальцы натолкнулись на цепочку с футляром, висевшую на ее шее. Артефакты, из-за которых все и произошло... И тут женщина внезапно поняла, что ей надо делать. Сварг, вся надежда только на него! Однажды Светлый Бог уже пришел им на помощь, так может, он и еще раз поможет своим верным слугам?

Достав футляр, открыла его трясущимися руками, на ощупь вытряхнула оттуда тяжелый перстень.

— Ты что делаешь? — заворочался рядом Бел.

— Помолчи... — Олея закрыла футляр, в котором лежал древний манускрипт, и повышала цепочку на шею Бела. — Я знаю, что делаю. Дай мне свою руку...

— Зачем?

— Надо...

Объяснять не было ни времени, ни возможности — и без того дым разъедал горло и щипал глаза. Вновь уткнувшись лицом в сырую тряпку, Олея попыталась прочистить легкие, лихорадочно дыша в начинавшую подсыхать ткань, еле сдерживая кашель и першение в горле. Так, вроде стало полегче, и в этот момент рука Бела легла на ее крепко сжатый кулак. В ответ женщина медленно разогнула пальцы, и перстень оказался меж ладоней Бела и Олеи. Ничего не нужно было говорить — Бел и так понял, что хотела сделать жена.

Лежа в холодном подполе на грязных мешках из-под репы и моркови, каждый из беглецов шептал что-то свое, обращаясь к древнему Правителю, который уже давно с Небес наблюдал за тем, что творится на земле. Олея, как и в прошлый раз, молила только об одном: Сварг, я не прошу у тебя богатства или славы, помоги нам только пережить этот пожар, дай доставить артефакты в то хранилище, где они лежали долгие годы, и где они должны храниться в будущем! Нельзя, чтобы они сгорели, и нельзя, чтоб они попали в руки тех людей, кому Руславия нужна только для того, чтоб потуже набить свои бездонные карманы, и которым нет никакого дела до того, что потом будет с этой большой страной!.. Помоги нам, дай спастись и помоги лейтенанту и его людям, которые честно исполняют свой долг и сейчас сражаются наверху... Сварг, о тебе говорят, как о честном и справедливом Правителе, так смилостивься над нами! Конечно, тебе нельзя вмешиваться в дела людей, но, прошу, сделай исключение! Не ради нас, грешных, а ради Руславии, которую ты по-прежнему любишь!..

Наверху что-то загрохотало, обрушилось с такой силой, что прогнулись крепкие доски над головой беглецов. Значит, это или стены обвалились, или крыша рухнула, но, скорей всего, все это произошло одновременно...

Невольно глянув наверх, Оле внезапно увидела, что их с Белом сплетенные ладони будто осветились изнутри теплым красным светом. С радостно забившимся сердцем женщина поняла: однажды с ними подобное уже происходило! Сварг снова отозвался на призыв людей! Сразу стало легче дышать, дым перестал разъедать глаза, отступил холод... А потом Бел и Олея словно провалились куда-то, в непонятную красноватую пустоту. Впрочем, нет, это была не пустота: перед ними стоял высокий мужчина с привлекательным лицом. Небольшая аккуратная борода, голубые смеющиеся глаза... Сварг. Точно, это он, тот самый человек (или уже Бог), который когда-то был правителем Руславии. Сейчас он чуть насмешливо, и в то же время с любопытством смотрел на стоящих перед ним людей...

Когда Олея и Бел пришли в себя, то, кажется, пожара наверху уже не было — очевидно, здание заставы уже полностью сгорело. Сколько же времени они находились в бессознательном состоянии? Похоже, что долго, едва ли не все время пожара. Конечно, вокруг беглецов еще клубился дым, но он уже не был столь едким — во всяком случае, уже можно было дышать. Остро воняло гарью еще и чем-то непонятным, таким, чему сложно подобрать название. Свечение в перстне уже погасло, и сейчас этот золотой ободок был просто теплым, как и любой кусочек металла, если его долго держать в ладонях. По-прежнему было темно, но холода совершенно не ощущалось, и, главное, они были живы.

— Бел...

— А я все думал, когда же ты начнешь задавать вопросы... — ого, а у Бела голос здорового человека. — Все одно, моя дорогая, долго молчать ты не можешь.

— Как ты себя чувствуешь? — с надеждой в голосе спросила Олея.

— История повторяется... — тихонько засмеялся Бел.

— Ты имеешь в виду...

— Только то, что если тот лекарь, что недавно делал мне перевязку, сейчас вновь пожелает посмотреть мои раны, то он не поверит собственным глазам...

— Значит, с тобой все в порядке?

— Насчет здоровья — да, а вот насчет всего остального могу сказать только одно: не знаю, что будет дальше.

— Бел, а Сварг... Ты ведь его видел?

— Конечно.

— Что он нам с тобой говорил?

— Не помню. Но, кажется, что-то хорошее...Погоди, ты слышишь?

— Что?

— Там, наверху, какой-то шум. Может, разговаривают?

— Не знаю... А над нами, наверное, все полностью сгорело. Я слышала, как вниз упала крыша.

— Я это тоже слышал.. Удивительно, что мы с тобой живы остались. Хотя, если бы не Сварг, то мы бы с тобой уже вряд ли разговаривали.

— А я-то думала, что стоит нам ступить на родную землю, как все беды останутся позади.

— Понимаю. Это называется чувство ложной безопасности. Вот именно оно обычно и губит людей в самом конце пути.

Олея внимательно вслушивалась в те звуки, что доносились к ним с наружи. Точно, там что-то заскрипело, грохнуло... А вот и голоса людей! Трудно понять, кто и что говорит, но шума сверху хватает.

— Бел, как думаешь, что там творится?

— Пожарище разгребают, обгоревшие бревна растаскивают. Ну и помимо всего разыскивают наши бренные останки.

— Нас найдут?

— Без сомнений. Все под метелку выметут, землю вглубь рыть начнут, но хоть что-то от нас, грешных, им надо отыскать.

— Этим занимаются люди князя, или...

— Хочется надеяться, что "или". Им уже давно пора подойти.

— А если...

— Давай без "если". Но на всякий случай пусть пока перстень побудет у тебя

— Конечно...

Тем временем наверху шум становится все сильнее. Ясно: растаскивают по сторонам остатки сгоревшего дерева, разгребают еще горячие угли... Вон, из почти незаметных щелей на головы беглецов стала сыпаться пыль и что-то похожее на пепел. А вот кто-то обрадовано закричал: понятно, обнаружили вход в подпол. Правда, сразу же открыть крышку у них не вышло: железное кольцо, за которое попытались тянуть, выпало из обгоревшей древесины, и осталось у кого-то в руках. По счастью, из сгоревшего сарая притащили топор, и только при помощи его сумели приподнять рассырающуюся крышку.

— Ребята, вы живы? — в подпол заглянуло сразу несколько человек. От дневного света, показавшегося им слишком ярким, Олея невольно прикрыла глаза рукой, и тут же раздался чей-то счастливый крик:

— Они живы! Живы!

Беглецов в мгновение ока вытащили наверх, и перед их глазами возникла картина, которую Бел коротко охарактеризовал:

— Ну и бардак!

И верно: беглецы стояли посреди сожженного дома, а вокруг было не менее сотни людей, но хватало и таких, что лежали на земле. Ого, сколько тут тех, чьи души, без сомнений, уже держат ответ на Небесах за все свои земные прегрешения. Похоже, что не так давно здесь была настоящая схватка, причем безо всякой жалости к противнику. Сейчас убитых оттаскивали в сторону, подле раненых стояли их товарищи, оказывая первую помощь, а возле колодца выстроилась настоящая очередь за водой для раненых. Еще было понятно, что заставы, как таковой, больше уже не существовало — были сожжены все постройки, еще недавно аккуратно убранный двор был изрыт лошадиными копытами, и над всем этим еще слался черный дым. Ржали лошади, стонали раненые, кто-то кричал, раздавались команды...

Впрочем, сейчас взоры почти всех были прикованы к двоим испачканным грязью и копотью людям, к тем, кого сумели вытащить живыми, хотя почти каждый из присутствующих еще совсем недавно был полностью уверен в том, что выжить на этом пожаре хоть кому-то было совершенно невозможно. Тем не менее оказались живыми и здоровыми мужчина и женщина, едва прикрытые остатками драной и прожженной одежды, а их лица рассмотреть было сложно из-за толстого слоя грязи.

Однако невысокий плотный человек, подбежавший к этим людям, по-видимому, хорошо знал, с кем имеет дело. Едва ли не вцепившись в Бела, он закричал:

— Где они?!

— Генерал? — Бел растерянно посмотрел на коротышку. — Вы?!

— А ты кого ожидал увидеть? Может, здешнего домового? — рявкнул мужчина. — Я спрашиваю, где они?! Что с артефактами?

— Конечно... — Бел снял с шеи цепочку с футляром. — Вот. Здесь манускрипт... Но как вы здесь оказались?

— Так же, как и все остальные!... Погоди... А перстень? Где перстень?!

— У моей спутницы. Давай...

Олея неохотно протянула мужу перстень. Она видела, как ярко сверкнул рубин на золотом ободке, и женщине вдруг показалось, что там на какую-то долю мгновения вновь мелькнуло лицо Сварга. Но, скорей всего, ей это просто почудилось...

Глава 24

Олея стояла у окна в родительском доме и смотрела на улицу. Позавчера выпал первый снег, вернее, тогда к вечеру на город обрушилась самая настоящая снежная буря, и с тех пор ощутимо похолодало. Сейчас слоем снега было усыпано все вокруг, кое-где даже образовались довольно высокие сугробы, появилась наледь на дорогах... С высоты второго этажа Олее было хорошо видно, как мальчишки бросаются снежками — для детишек первый снег был настоящей радостью. Рядом с детьми весело скачет крупный щенок, повизгивая от удовольствия — видимо, снежная пелена на земле представлялась ему чем-то вроде новой игрушки. Ага, вот дети наигрались в снежки, начинают лепить снежную бабу...

В доме было тепло, даже жарко: отец Олеи, Стар, никогда не скупился на дрова. Это хорошо, а не то за последние несколько дней своих невольных странствий Олея так намерзлась, что все еще не могла отогреться. Сейчас она смотрит в окно, на высокую рябину, ярко-красные ягоды которой присыпаны снегом: какая-то птаха, присев на одну из таких кистей, попыталась, было, клюнуть ягодку, только вот снег с той кисти чуть осыпался вниз, ветка немного подалась наверх, а птаха, обиженно чирикнув, полетела в другую сторону. Тишина, покой, редкие снежинки кружатся в холодном воздухе, по улицам ходят люди, занятые своими делами, которым нет никакого дела до интересов великих мира сего... Благодать, одним словом. Находиться дома, конечно, хорошо — кто же спорит?, только вот на душе у женщины пока так и нет покоя, и в голове только один вопрос: когда же приедет Бел? Вернее, Лавр.

Мысли вновь вернулись назад, к делам не так давно прошедших дней. Тогда, на развалинах заставы, все тот же невысокий плотный человек развил бурную деятельность, во всяком случае, его приказы выполнялись беспрекословно. Олея и Бел не успели придти в себя, как оказались верхом на лошадях, а спустя несколько минут они куда-то мчались в сопровождении большого отряда. Потом беглецы оказались в Дворечье, где их ждала карета, и весь дальнейший путь Олея и Бел проделали именно в ней. Впрочем, там они были не одни: вместе с ними ехал и этот невысокий человек, которого Бел назвал генералом. Как оказалось, что именно сейчас в его руках и находились те артефакты, что ему передал Бел.

Олее очень хотелось еще раз взять в руки перстень Сварга, но она понимала, что этого ей сделать не позволят. Конечно, Бел был прав, когда говорил, что перстень — это не игрушка, только вот женщине еще раз хотелось ощутить в своих руках тяжесть перстня, посмотреть в таинственные глубины большого рубина... Впрочем, лучше раз и навсегда выкинуть эти мысли из головы: понятно, что не стоит играть с магическими артефактами, всей силы которых ей не дано понять.

Это была даже не езда, а самая настоящая гонка. Карету постоянно сопровождало более полусотни всадников, и остановки в пути делались только для короткого отдыха. Не раз Олее приходила в голову одна и та же мысль: спешат, как на пожар. Зазевавшихся путников или нерасторопных возниц сопровождающие карету всадники с дороги только что не выталкивали, лишь бы не допустить задержки. Да что говорить о простых людях, если даже высокородные были вынуждены уступать дорогу мчащейся кавалькаде, а с недовольными никто не церемонился. Олея как-то раз увидела, что их отряд вынуждена была остановиться, потому как дорогу перегородила щегольская карета с гербами: слетело колесо, и пока слуги исправляли эту поломку, хозяин кареты даже не подумал съехать в сторону. Его экипаж стоял едва ли не посредине дороги, перегородив ее, а несколько охранников высокородного господина никому из простолюдинов не давали ни проехать, ни пройти: мол, обождете, пока у важного господина карету починят, а до того времени не лезьте со своими свиными рылами в калашный ряд!.. Даже при виде стремительно приближающегося отряда слуги не стали работать быстрее — как видно, привыкли, что их господину никто не осмеливается перечить. Да и сам высокородный на требование уступить дорогу лишь ухмыльнулся: когда сочту нужным, тогда и уступлю, а пока что не вам мне указывать!. Но уже через несколько мгновений презрительное выражение лица высокородного сменилось самой настоящей растерянностью: его изящная карета враз оказалась на обочине, да еще и колесами вверх, а на его возмущение, крики и угрозы никто не обращал внимания. Как видно, генералу были предоставлены более чем серьезные полномочия.

Олея вначале несколько удивленно поглядывала на этого человека. Дело в том, что в ее представлении генерал — это высокий статный мужчина с орлиным взором, да еще и увешанный орденами, а сидящий в их карете невысокий плотный мужичок внешне куда больше походил на добродушного приказчика, по праздникам раздающего детям конфеты от доброты душевной. Потом женщине вспомнился Юрл. Что ж, надо признать, что вначале он тоже производил впечатление незаметной серой мыши, которую никак не стоит принимать в расчет. Увы, все оказалось с точностью до наоборот...

Не стоило обманываться и благодушным видом генерала. Как оказалось, это и есть глава тайной стражи Руславии, а на таком месте безобидных и всепрощающих добряков, как правило, не бывает. За время пути этот человек устроил обоим беглецам настоящий допрос, до мельчайших деталей выспросил все подробности их долгого путешествия... У Олеи создалось такое впечатление, что от этого человека сложно утаить хоть что-то.

Впрочем, позже он и сам кое-что рассказал Белу и Олее. Оказывается, в Руславии были уже почти уверены, что перстень и манускрипт для страны утеряны навсегда, тем более что от агента (то бишь от Бела) не приходило никаких сведений. Кое-кто начал подумывать о том, что агент погиб... Когда же донеслась весть, что некто сумел-таки отыскать артефакты, и пытается уйти от преследователей — вот тогда у людей вновь появилась надежда на то, что древние сокровища могут вновь оказаться в Руславии. К сожалению, никто не имел ни малейшего представления о том, кто именно эти отважные люди, сумевшие отыскать украденное, и где их следует искать. Неопределенность даже не выматывала, она доводила до отчаяния и отупения. Зато когда прилетели голуби с посланиями, в которых сообщалось, что артефакты найдены, и их несут в Руславию, то поднялась даже не суматоха, а нечто большее: к людям словно вернулась надежда, и Правитель велел сделать все возможное и невозможное, лишь бы вернуть артефакты. И хотя в тех посланиях, что пришли с голубиной почтой, не было указано место перехода, все одно умные головы в тайной страже подумали, поприкидывали и высчитали наиболее вероятное место, где следует ждать появления долгожданных гостей. Недаром туда направился сам начальник тайной стражи: надо не только найти артефакты, но и благополучно доставить их до столицы.

К сожалению, у князя Байонсе тоже давненько было желание заполучить артефакты в свои руки, и дело тут было не только в дочери, которая томилась в монастыре, и при каждой возможности засыпала отца слезными письмами, умоляя вытащить ее оттуда. Основная причина была другой, и Бел ее правильно понял: просто в один прекрасный момент князь понял, что окажись артефакты в его руках, то за их возвращение он вполне может не только вернуть из монастыря его дочь, но и потребовать себе корону Руславии. Откуда об этом стало известно? Ну, у дочки князя как раньше не было мозгов, так они и позже не появились, и оттого эта девица в последнее время кое о чем, касаемо отцовских планов на будущее, стала говорила почти в открытую, а тот монастырь с жестким уставом относится к числу тех мест, где даже стены имеют уши.

Кстати, эта безголовая дура до сих пор так и не понимает, за что ее сослали в этот монастырь, вернее, в эту ужасную тюрьму: она, мол, тут совершенно не при чем, пострадала безвинно, так что хватит ее держать в этом ужасном месте! Хорошо, она согласна с тем, что произошло неприятное недоразумение, но пусть за него отвечают те, кто притащил ей эту дрянь из сокровищницы Правителя, а особый спрос должен быть с того, кто украл у нее эти никчемные вещицы, тем более что внешне они не представляли из себя ничего особенного!.. Ну, а если все те люди, причастные к этому похищению, уже понесли должное наказание, то ее тем более должны выпустить! И вообще непонятно, с чего это из-за какой-то ерунды все подняли такой крик и ор, да еще ко всей этой истории и ее, бедную, приплели?!

Что бы эта безголовая девица не говорила и не думала, о чем бы не просила папашу — понятно, что сам князь отыскать артефакты был не в состоянии. Зато он сумел перекупить кое-каких людей в тайной страже, и те сообщали ему все сведения о поисках артефактов. Увы, но именно таким образом ему стало известно и о том, что агент тайной стражи собирается перейти границу с добытыми артефактами, а также и возможное место этого перехода... Князь медлить не стал, собрал свою личную охрану и со всех ног понесся к границе, рассчитывая оказаться там раньше тайной стражи. К сожалению, он, и верно, сумел немного опередить посланцев Правителя. Потом его люди перехватили солдат, которых лейтенант Антар послал в Двуречье, и если бы не предусмотрительность Бела, который настоял на отправке еще двоих посланцев, то неизвестно, чем все могло закончиться...

Кстати, князь Байонсе в том бою погиб, и вообще-то для него подобное было самым лучшим выходом. Этот человек многое поставил на карту — и вчистую проиграл, так что плаха ему и без того была обеспечена: что ни говори, но уничтожение пограничной заставы и попытка завладеть древними артефактами с желанием самому сесть на престол на меньшее не потянут. Как не крути, но по-иному, кроме как государственная измена, это не назвать.

Между прочим, князь пал от руки лейтенанта Антара. Вообще-то князь Байонсе в свое время считался одним из лучших фехтовальщиков страны, однако за последние годы он редко брал в руки оружие. Конечно, мастерство не пропьешь и не позабудешь, только вот в довершение к этому не помешали хотя бы редкие тренировки в фехтовальном зале, которые князь напрочь игнорировал — мол, это мне не требуется, я и в сто лет одной рукой сумею уложить десяток молодых зазнаек! Ну, амбиций у князя всегда хватало, и иногда они брали верх над доводами рассудка. К тому же стал сказываться как возраст, так и стремительно набираемый лишний вес. Тем не менее князь, памятуя о прошлой славе, был полностью уверен в собственном превосходстве над молодым офицером, и высокородный никак не ожидал, что в этой глуши нарвется на достойного противника. Говорят, схватка у них была долгой, и соперники успели хорошо измотать друг друга, прежде чем князь бездыханным рухнул на землю. Лейтенант остался жив, хотя и получил более десятка ранений.

И вообще, итог сражения подле заставы выглядел довольно неожиданным: все подчиненные лейтенанта, как и он, были изранены, но, тем не менее, остались живы! Это выглядело настолько невероятным, что даже опытные лекари, глядя на едва ли не изрубленные тела пограничников, качали головами в полной растерянности: парни давно должны были отправиться на Небеса, но, кажется, ни один из них не собирался покидать этот грешный мир. Похоже, что выздоровеют все. Удивительно и необъяснимо!

Правда, у Олеи и Бела было свое мнение по этому поводу, но они не спешили им делиться с другими. Все одно вряд ли кто поверит, будто это Сварг решил простереть свою милостивую длань не только над беглецами, прятавшимся в горящем доме, но и над теми, кому даже в голову не пришло нарушить присягу, и кто честно выполнял свой долг перед страной,

За эти несколько дней в карете беглецы сумели хоть немного отоспаться, придти в себя, а вдобавок ко всему у Олеи создалось твердое убеждение, что этот невысокий генерал постепенно вытряхнул из них все, что они знали и что видели во время своих долгих блужданий. Можно сказать, он досконально расспросил Бела и Олею обо всем, что с ними происходило за последнее время. Конечно, он ничего не записывал, но было понятно, что генерал не забудет ни слова из того, что услышал. У этого милого человека оказалась мертвая хватка и железная логика, а еще у женщины осталось твердое убеждение, что он словно бы умеет читать их мысли. Правда, Бел, с которым Олея поделилась этими своими соображениями в то краткое время, когда генерала не было рядом с ними — так вот, Бел, выслушав Олею, лишь улыбнулся: просто у этого человека удивительный ум, и он умеет правильно понимать недоговоренности, а частенько может даже просчитать то, о чем собеседник пытается умолчать.

В столицу Руславии они приехали, когда уже наступил поздний вечер, и оттого Олея ничего не смогла рассмотреть сквозь окна кареты. Впрочем, было не до того: дело в том, что еще днем им навстречу попался всадник. Он, как выяснилось, был послан специально для того, чтоб передать послание генералу. Тот, сломав сургучную печать на небольшом конверте, быстро просмотрел короткое письмо, и, кивнул головой: мол, я все понял. Всадник вновь умчался, а генерал велел кучеру гнать карету еще быстрей — дескать, время подпирает!

Уже позже, в столице, оставив Бела и Олею в каком-то большом доме, генерал вновь умчался вместе со всеми сопровождающими.

— Где мы? — Олея оглядывалась по сторонам. Большое каменное здание аж в три этажа, длинные коридоры и множество дверей. С первого взгляда чем-то напоминает хорошую гостиницу, правда чуть позже это ощущение пропадает напрочь. Охрана как на входе, так и внутри, длинные коридоры, множество дверей... Несмотря на позднее время, народу внутри хватает... Ага, вот и они остановились возле одной из таких дверей, за которой оказалась небольшая комната. Длинные лавки, пара столов — да, не сказать, что тут богатая обстановка. Все просто и по-деловому.

— Это здание тайной стражи... — перехватил Бел взгляд Олеи. — Ох, как же давно я тут не был!

— А зачем мы сюда приехали?

— То есть как это зачем? Велено дождаться возвращения генерала, вот мы его в этой комнате и будем ждать. Только не спрашивай, зачем. Сам не знаю.

— Ладно, будем ждать, все одно выбора у нас нет. Не знаю, как у тебя, а у меня после этой долгой дороги голова идет кругом. Давай просто спокойно посидим...

И верно, как-то давно они не были вдвоем, просто так, без оглядки на окружающих. В конце концов, так хорошо просто посидеть рядышком, в тишине, тепле и покое, не думая ни о чем... Они и сами не заметили, как сидя на скамье и прижавшись друг к другу, оба заснули.

Проснулись оттого, что почувствовали — на них кто-то смотрит. Возможно, ранее они оба вряд ли смогли бы во сне ощутить на себе чужой взгляд, но после тех опасностей, что им пришлось пережить, глаза открылись сами собой. Напротив них стоял высокий мужчина лет пятидесяти, и с каким-то непонятным любопытством смотрел на них. Чисто по-женски Олея отметила про себя богатую одежду мужчины, а заодно и дорогие украшения на его одежде. Ну, а генерал, возвращения которого беглецы так дожидались — он стоял чуть в отдалении.

— А вы кто? — брякнула Олея, прогоняя остатки сна. — И что вам нужно?

— Я? — мужчину, кажется, удивил и позабавил этот вопрос. — Вообще-то меня обычно узнают куда быстрее. Дело в том, что я являюсь Правителем Руславии.

— Что?! — сна как не бывало. Олея и Бел вскочили на ноги и растерянно переводили взгляд с Правителя на стоящего у дверей генерала. Ладно, на генерала Олея уже успела насмотреться в дороге, но вот чтоб так близко увидеть Правителя — об этом она даже не мечтала. Неужели он приехал сюда только ради них? Если это так, то подобное следует отнести к самой высокой чести. Хм, а Правитель довольно интересный мужчина, и даже чем-то отдаленно похож на Сварга: такие же голубые глаза, да и овал лица точно такой же. Все верно, они же родственники, пусть даже их отделяют друг от друга многие поколения.

— Но... — растерянно заговорил Бел, однако Правитель его перебил.

— Просто я захотел увидеть тех, кто сумел сделать для страны куда больше, чем можно себе представить. Считайте, что вы спасли Руславию от неисчислимых бед, а такие услуги не забываются. Оттого я решил сам приехать сюда, и лично выразить вам обоим свою искреннюю благодарность. Думаю, в ближайшее время я получу подробный отчет обо всем, что с вами произошло. Но это будет потом, а пока я хотел бы узнать, что бы вы хотели получить за ту преданность, что оказали стране и престолу.

Олея растерялась. Это легко сказать — что хотите получить?, и, возможно, будь у нее время подумать, желаний можно напридумывать хоть на целый свиток, а то и на два! Только вот сейчас мысли женщины стали перескакивать с одного на другое, и в голову не приходило ни одной толковой идеи. По счастью, заговорил Бел:

— Ваше Величество, у нас, и верно, есть просьба: в свое время и моя жена, и я — мы оба были осуждены за те преступления, которые не совершили. Просто так получилось, что не нашлось свидетелей, или же эти люди просто не захотели сказать правду на следствии. Я не прошу просто так снять с нас судимость: пусть проведут новое следствие, допросят всех возможных очевидцев и свидетелей, в том числе и тех, кто в прошлый раз отмалчивался по тем или иным причинам!... Не хотелось бы и дальше жить с клеймом преступника.

— Хорошо. Что еще?

— Вот еще... — заговорила Олея. — Если бы не те пограничники, что встретили нас и которые позже едва не отдали за нас свои жизни... Знаете, еще неизвестно, сумели бы мы без их помощи сберечь артефакты. Можно ли как-то наградить этих людей?

— Не сомневайтесь: все те, кто вам помогал — все они получат достойную награду. Но сейчас речь идет о вас, и я пока что не услышал ответа на свой вопрос.

Олея и Бел переглянулись. Вообще-то человеку много требуется, но сейчас, как назло, ни одного желания не приходило в из головы.

— Я не знаю... — растерянно проговорила Олея.

— Мы об этом пока что не думали... — подтвердил слова жены Бел.

— Что ж, значит я оставляю за собой решение по этому вопросу... — Правитель словно подвел черту под разговором. — Тогда позвольте мне еще раз выразить вам обоим искреннюю признательность за ту неоценимую услугу, которую вы оказали нашей стране и мне лично.

Уже позже, когда Правитель ушел — только тогда Олея схватилась за голову, понимая, как она сейчас ужасно выглядит! Лохматая, заспанная, да еще и в каком-то жутком балахоне, который ей сунули в Двуречье — просто не нашли ничего более подходящего, да, честно говоря, там и времени не было, чтоб хоть что-то искать! И вот сейчас она в этом нелепом виде оказалась перед глазами Правителя... Кошмар! Стыдобушка! Теперь она понимает, отчего Правитель то и дело косился на нее: наверное, сочувствовал ее мужу, не понимая, как можно терпеть рядом с собой такую замарашку! Нет, ну надо же было так опозориться! От этих мыслей из глаз Олеи сами собой полились слезы.

— Что с тобой? — не понял Бел.

— Я... я перед Правителем выглядела, как последняя ободранка...

— Ну... — ухмыльнулся Бел, прижимая к себе Олею... — ну, нашла о чем думать!

— То есть как это — о чем?!

Когда к ним вновь пришел генерал, то Олея все еще проливала горькие слезы на груди Бела, а тот лишь гладил ее по голове и шептал что-то успокаивающее. Впрочем, вошедший не стал делать вид, будто его хоть что-то смущает.

— Позвольте нарушить вашу семейную идиллию... — и генерал поставил на стол кувшин вина с запечатанным горлышком и три кружки. — Иногда и мне надо немного перевести дух.

— Это по какому поводу? — Бел кивнул на кувшин.

— А сам-то как думаешь? — генерал принялся сбивать ножом сургучною печать. — Хочу отметить удачный исход дела.

— Эр-рионское? — Бел всмотрелся в крошащийся сургуч. — Ну надо же!

— А то! Между прочим, пятнадцатилетней выдержки и из особого погреба Правителя... — красная струйка вина полилась в кружки, и в полутемной комнате чуть повеяло солнцем и спелым виноградом. — Ну, ребята, за вас!

Вино Олее вначале не очень понравилось, однако чуть позже во рту появился вкус самого настоящего винограда, напоенного солнцем и накачанного теплым дуновением трав Востока. Необычный вкус — это, конечно, хорошо, но вот запах, который шел от вина — это было нечто!.. Удивительно, но он непонятным образом напоминал ей о жарких южных городах, о сохнущих под изнуряющим зноем плодах и ягодах, а еще от него шел чуть дурманящий запах чего-то таинственно-прекрасного, сладко пьянящего голову и заставляющего забыть о всех горестях бытия... Да, это вино пить нельзя, его нужно брать в рот по капле, чтоб понять все чудо этого букета.

Олея так поддалась волшебному аромату странного вина, что вполуха слушала то, о чем им говорил генерал. Между прочим, он рассказывал как раз о том, что именно происходило в Руславии за то время, когда почти все были уверены в том, что артефакты вряд ли вернуться назад. Хотя вслух никто не говорил о пропаже этих уникальных древностей, но слухи об исчезновении артефактов постепенно все ширились, а посланники Танусии и Уреала начинали вести себя все более дерзко, чуть ли не в открытую обсуждая между собой будущий раздел страны. Дошло до того, что в последнее время в Руславию стали прибывать как солдаты, так и жители Танусии и Уреала, в надежде отхватить себе лучшие участки земли в тот момент, когда Руславию начнут раздирать на куски: всем известно, что рыбку надо ловить в мутной воле, и для этого как нельзя лучше подойдет момент раздела страны, и тут надо оказаться в нужном месте и в нужное время. Правда, при этой дележке в первую очередь пострадают интересы жителей Руславии, но до них, по большому счету, иноземцам не было никакого дела.

Между прочим, осталось всего четыре дня до окончания срока, в течение которого Правитель Руславии должен или предоставить древние артефакты, или же объявить об их пропаже. Помните, в дороге карету встретил всадник с посланием? Так вот, дело в том, что сегодня у Правителя день рождения, и, как правило, в такие дни во дворце устраивали праздничный прием. Конечно, сейчас не до гуляний, но и прием отменять нельзя, а во время проведения этих празднований могли возникнуть серьезные проблемы. Какие? Все просто: сроки сроками, а послы Танусии и Уреала обнаглели до того, что стали вести себя чуть ли не как хозяева, и, похоже, во время сегодняшнего приема собирались чуть ли не прямо потребовать от Правителя предъявить артефакты. Да уж, приготовили подарочек на день рождения... Оттого-то Правитель и просил поторопиться с приездом, гнать во весь опор, если даже для этого придется загнать лошадей.

— Ох, ребята, видели бы вы, какая пошла потеха, когда я появился возле Правителя! Он сразу же, по выражению моего довольного лица понял: все в порядке и я привез пропажу! Вот тут-то Правитель уже сам вступил в игру с посланниками. Долго рассказывать, что там было и как, только в итоге, когда послы Танусии и Уреала, раздуваясь от собственной значимости, зачитали Правителю положение о том, какая часть Руславии кому отойдет (мол, они уверены, что артефакты пропали, и, согласно древнему Договору, должно вступить в силу положение о разделе страны) — вот тогда Правитель и предъявил им перстень и манускрипт с Договором. Ох, ну и рожи у них были бы в тот момент! По гроб жизни не забуду этих ошарашенных и растерянных физиономий! У наглецов челюсти отвисли, причем не в переносном, а в прямом смысле этого слова. Кажется, послы не верили собственным глазам, и чуть ли не кинулись с проверкой к артефактам! Даже магов пришлось звать, чтоб они подтвердили подлинность перстня и манускрипта: просто у послов и их многочисленной свиты не укладывался в сознании тот факт, что все их планы полетели к коту под хвост! Как видно, от растерянности кое-кто осмелился высказать нечто вроде того, что, дескать, они выражают протест против того, что им подсовывают хорошо состряпанную подделку! Представляете?! Правда, после этим наглецам пришлось со смиренным видом извиняться перед Правителем: дескать, мы имели неосторожность поверить в пустые слухи и злобные наветы!.. В общем, для наших иноземных гостей сегодняшний прием закончился великим позорищем. Они из дворца даже не уходили, а выметались, причем все были едва ли не в шоковом состоянии.

— Так что же им сказал Правитель?

— Только то, что и следовало: дескать, не знаю, кто из недругов Руславии пустил гнусные разговоры о похищении древних артефактов, но, мол, он никак не ожидал, что в подобные нелепости с такой охотой поверят его соседи, так сказать, братские страны, к которым он всегда испытывал искреннее расположение. Дескать, когда понял, что все не только поверили в эту сказку, но уже заранее принялись делить шкуру неубитого медведя — тогда решил выждать, чтоб знать, как в действительности к нему и к Руславии относятся соседи. По его словам, смелый опыт оказался слишком смелым, и Правитель узнал много такого, о чем ранее и подумать не мог, а когда понял, что дело дошло до крайности — вот тогда предъявил артефакты.

— И в его слова поверили?

— А этого и не требуется. Главное: артефакты вернулись назад, и сейчас можно утверждать все, что угодно. Сами знаете: победитель всегда прав. К тому же, раз послы допустили в отношении Правителя столько бестактностей, то у нас будет полное право в самое ближайшее выслать из страны всех тех, кто заявился сюда в надежде оторвать себе кусок пожирнее, причем не просто отправить домой, а выкинуть их из Руславии едва ли не пинком под зад. Кстати, подобное я проделаю с особым удовольствием. В ответ на наши действия Танусия и Уреал даже не пискнут, к тому же им придется каким-то образом заглаживать дерзкое отношение своих послов как к Правителю, так и в отношении их кровожадных планов в отношении Руславии... В общем, Лавр, ты со своей супругой сегодня Правителю сделал самый настоящий подарок из числа тех, которым нет цены.

Мужчины снова наполняли свои кружки, а Олея все с тем же удовольствием втягивала в себя волшебный запах, пьянящий не меньше вина. Казалось, этот тонкий аромат не только витает в воздухе, но постепенно стал пропитывать волосы и одежду. Чудесно!

— Теперь, мои дорогие, поговорим о вас. Для начала отдайте-ка мне ту цепь из святого серебра, которую вы сумели раздобыть. Когда вы мне о ней рассказали еще там, в карете, я кое-что вспомнил... Так где она, эта цепь?

— Вот! — Олея, приподняв рукав, сняла с руки блестящую тонкую цепочку. — А вы что-то о ней знаете?

— Точно, святое серебро, оно самое... — генерал подержал цепочку в руках, внимательно осмотрел ее, а затем положил на стол. — И по приметам она... Года три назад один из монастырей на Западе разослал по всем странам послание, в котором было сказано, что у них похитили цепь их святого серебра, при помощи которой они боролись с силами тьмы. Монахи просили помочь в ее поисках и обещали награду за возвращение этой реликвии.

— Но каким образом она у них пропала? — полюбопытствовала Олея.

— Видите ли, монахи того монастыря успешно занимаются сражениями со всякой нечистью, а вот с людской мерзостью справиться могут далеко не всегда. Насколько мне помнится, в том послании было сказано, что несколько монахов было отправлено в дальнее горное селение на борьбу то ли с упырями, то ли с вурдалаками. Ну, с нечистью эти парни справились, но на обратном пути на них напало несколько наемников, и тут служители Света ничего не могли сделать. У монахов забрали все, что имело хоть малейшую ценность, а самих столкнули в пропасть. Сумел выжить только один, и вот он-то с трудом добрался до монастыря и рассказал о том, что произошло. Ну, погибших потом доставили все в тот же монастырь и там похоронили, а вот цепь стали разыскивать. Таких изготовлено всего несколько штук, так что ее легко не утаить. Кроме того, в том монастыре без нее обходиться сложно.

— Вы ее отправите назад? В монастырь?

— А куда же еще?.. — генерал даже удивился. — Это вещь приметная и не из числа тех, которые можно прятать. Она изготовлена для борьбы с нечистью, так пусть с ней и борется.

Олея с непонятной грустью посмотрела на тонкую цепочку, лежащую подле руки генерала. Конечно, это не ее вещь, так же, как и перстень не принадлежит ей, но магические предметы имеют свойство привязывать к себе людей. Наверное, в самые ближайшие дни эту цепочку отправят в тот дальний монастырь, где уже давно ждут ее возвращения, и Олее останется только с тоской вспоминать о том тепле, которое дарила ей эта блестящая полоска. Кажется, генерал понял, какие мысли бродили в голове у женщины, и оттого обратился к ней:

— Не расстраивайся, дорогуша, все возвращается на свои круги... Так, не будем отвлекаться от темы. Правитель кое-что мне сказал в отношении вас двоих, но пусть пока это останется маленькой тайной, о которой узнаете немного позже. Кстати, Лавр, у тебя очень красивая жена. Повезло тебе, обормоту... Между прочим, это не только мое мнение.

— Интересно, чье еще? — буркнул Бел.

— Правитель сказал, что давно не видел такой милой особы... — усмехнулся генерал. — А он толк в женщинах знает.

Ничего себе! — едва ли не ахнула Олея. А она-то была уверена, что Правитель косится на нее с насмешкой и сочувствием... Фу, прямо на сердце легче стало!

Меж тем генерал продолжал:

— Как я понял, вы совсем недавно поженились. Поздравляю!

— Я бы хотел узнать... — начал, было, Бел, но генерал его перебил.

— Наверняка хотел спросить о своей матери?

— Да. С ней все в порядке?

— Со скидкой на возраст — да. Тебя, охламона, ждет не дождется, и вот тут есть небольшая нестыковка...

— Что случилось? — вскочил Бел на ноги.

— Сядь, Лавр, и не шуми: говорю же — с ней все в порядке. Беда в том, что три дня назад она уехала на богомолье, и вернется только к концу седмицы. Конечно, я могу послать за ней людей, и она приедет, вернее, примчится, куда раньше, только вот стоит ли это делать? Сам подумай: немолодая женщина внезапно узнает о том, что ее сын, которого она так давно ждала, наконец-то вернулся на родину, но не один, а еще и с молодой женой, а в вашем доме и хозяйки нет!.. Как бы у твоей матери от таких новостей с сердцем плохо не стало: ведь сам знаешь, и от радости и то горя сердце так зайтись может!..

— Так что делать?

— Да ничего. Людей за ней я, конечно, пошлю: говорить о твоем возвращении ей не будем, а вот в столицу ее доставят пораньше — допустим, с богомолья предложим привезти в качестве любезности... Я имею в виду другое: если твоей матери пока дома нет, то как ты жену приведешь? Ты понимаешь, что имею в виду?

— А... — Бел растерянно посмотрел на Олею, но и та поняла, что хотел сказать генерал.

Дело было в старинном обычае, которого все еще придерживались в Руславии. Конечно, жизнь есть жизнь, и иногда обстоятельства складываются таким образом, что двое вступают в брак без ведома и согласия родителей. Однако если у молодого мужа жива мать, то в родительский дом свою жену он должен привести лишь тогда, когда мать находится там. В противном случае есть выражение: "да она в дом без матери пришла!", и оно обозначает что-то вроде того, что новоявленная сноха — особа чуть ли не приблудная, самозванка, и заявилось в дом мужа без разрешения и приглашения его матери. Разумеется, нет ничего особо страшного в нарушении этого обычая, но и хорошего тоже мало: у людей язык без костей и всегда могут пойти разговоры о том, что, дескать, брак заключен без согласия родителей, и оттого мать мужа не стала встречать молодую жену сына на пороге своего дома, и вряд ли в той семье будет мир да лад... Согласитесь, что слышать подобное вряд ли кому-то приятно.

— Я тут кое-что подумал, прикинул... — продолжал генерал. — Лавр, ты мне пока здесь будешь нужен до зарезу, а тебя, красотка, дома родители заждались: они ведь уверены, что тебя уже и на свете нет, ну, а мне надо еще выполнять кое-какие поручения Правителя относительно вас... Ребятки, мы вот как с вами поступим: тебя, милочка, я отправлю домой, а Лавр здесь все свои дела утрясет, а потом он приедет к тебе — ему же надо с твоими родителями познакомиться! Потом уже оба сюда вернетесь, по-семейному.

— Не хочу я никуда ехать! — возмутилась Олея, но невысокий человек лишь покачал головой:

— Мои приказы не обсуждаются, а выражения вроде "хочу — не хочу" в этом здании не имеют никакого значения. Езжай домой, успокой родителей — они уж, наверное, с ума сходят от неизвестности! К тому же вы сами просили о том, чтоб было новое следствие по вашим делам, так что тебе, дорогуша, надо обязательно быть в своем городе. Конечно, я вас понимаю: дело молодое, недавно поженились, но оба должны понимать, что не навек расстаетесь, вскоре увидитесь.

— И через какое время увидимся?

— Седмицы через две-три. Все зависит от того, как дела пойдут...

И уже на следующий день, с утра пораньше, ее отправили домой, причем не одну, а с охраной. Хорошо хоть, что принесли другую одежду, пусть и скромную, но зато новую. Во всяком случае, не стыдно людям на глаза показаться.

В родной город она приехала поздним вечером, а ее появление в родительском доме оказалось для всех чем-то вроде настоящего потрясения. Как же: ни с того, ни с сего внезапно объявляется пропавшее дитятко, которое многие считали навек сгинувшим без следа! Мать плакала без остановки, отец только разводил руками, а немногим позже примчались и брат с сестрой, которым поспешили сообщить радостную весть. Впрочем, соседей тоже набежало столько, что в доме Стара от них было не протолкнуться, и всех интересовало только одно: где Олея так долго пропадала, и почему до сей поры не давала о себе знать?

К тому времени Олея уже знала, что произошло в ее отсутствие. Бел сказал правду: никто и не подумал передавать ее письма родителям и тетке. Когда она до вечера не пришла из леса, тетя Верия подняла тревогу, и с утра люди из деревни отправились искать пропавшую. К полудню нашли брошенную корзинку с рассыпавшимися грибами и сразу поняли, что произошло несчастье: просто так никто свою корзину посередь леса бросать не будет! Олею искали еще несколько дней, потом в деревню примчались ее родители... Как и следовало ожидать, поиски никакого результата не дали, а среди тамошних жителей сложилось твердое убеждение: баба приехала в деревню после развода и суда, и потому от позора и несчастной любви она руки на себя наложила, в болоте утопла... Накатило, видно, в какой-то момент отчаяние на женщину, все бросила, да и кинулась к топям, тем более что они не так далеко находятся от того места, где корзину отыскали... А что, кое-кто из деревенских девок (простите их за это Светлые Боги!) по дурости да бестолковости так уже поступил — в болото от неразделенной любви кинулся, так почему бы и городской бабе не сделать подобное? Чай, мозги-то у всех молодух одинаковые...

Так и вернулись родители домой ни с чем, только седых волос у обоих прибавилось. О пропавшей дочке с тех пор старались не говорить промеж собой, но каждый в глубине души надеялся на то, что она еще жива. Недаром мать чуть ли не каждый день в храмы ходила, свечи Богам ставила, молила, чтоб дали знать, что случилось с Олеей, жива ли она, или уже стоит ставить свечи за помин ее души...

В свою очередь Олее пришлось рассказать историю, которую они с Белом сочли более или менее подходящей для того, чтоб в нее поверили. Дескать, тогда, в лесу, на нее, и верно, словно что-то накатило, и она не помня ничего побрела куда глаза глядят. Пришла в себя только через несколько дней и уже на какой-то телеге: ее, мол, подобрали на дороге монашенки одного из южных монастырей, а так как она ничего не помнила и даже имя свое забыла, то отвезли ее туда, в свой монастырь (это был единственный способ объяснить то, отчего у светлокожей Олеи появился сильный загар). Там она была до тех пор, пока не поправилась. Больше того: в том монастыре она познакомилась с хорошим человеком и вышла за него замуж. Сейчас ее муж занят кое-какими делами, и, как только с ними управится, так сразу же приедет знакомиться с родителями жены, а она тем временем вернулась домой...

Из дома Стара гости разошлись далеко за полночь, и на следующий день об истории, рассказанной Олеей, знал уже весь город. Большинство людей верило в рассказ Олеи, кто-то сомневался, но все жаждали подробностей, на которые дочка Стара была скуповата. Правда, у Олеи создалось впечатление, что родители не очень-то поверили в ее повествование, но пока особо с расспросами не приставали. И на том, как говорится, спасибо.

Прошло два дня после приезда Олеи, и к ним в дом пришли судебные исполнители: оказывается, из столицы пришел строгий приказ вновь расследовать дела о кражах, за которые когда-то судили Олею. Велено было вновь допросить всех свидетелей, уточнить подробности, проверить доказательства, причем результаты проведенного расследования следовало направить в столицу, так что к этому делу дознавателям пришлось подойти со всем старанием...

Прошло еще пару дней, и город вновь заговорил о семье Стара, только вот повод был уже совсем иной. Оказывается, пришел указ Правителя о том, что за оказанные стране услуги Стар, а заодно его жена и дети, получают титул и звание высокородных, а заодно и десять тысяч золотых монет в качестве награды. Сказать, что все были потрясены — не сказать ничего. Чтоб простолюдина, да возвысили до звания высокородного, человека с голубой кровью... Пусть даже его звание было не очень высоким, но чтоб простой работяга перешел в дворянское сословие... Это просто невероятно! Конечно, и ранее случалось такое, что очень богатые люди покупали себе титул, но для этого требовались огромнейшие деньги и долгие ходатайства, а тут Правитель сам, без всяких просьб дает простолюдину не только звание, но еще и немалые деньги в качестве награды, что выглядит вообще немыслимым! А ведь все знают о том, что Стар никогда даже и не заикался о титулах, званиях, и всем прочем, до чего трудовому человеку не может быть никакого дела. И вдруг такое!.. Конечно, мужик он работящий, честный, уважением пользуется, да и для города сделал немало — вон сколько чего построил за свои деньги!, но ведь за это титулы не дают! Так и призадумаешься о том, какие, интересно, услуги Стар мог оказать стране? Наверное, Правителю виднее... Правда, кто-то высказал, было, крамольную мысль о том, не замешана ли тут каким-либо боком внезапно нашедшаяся дочка Стара, но того умника все подняли на смех: что, глупей ничего не мог придумать? Одно с другим никак не связано! Да и что такого невероятного может сделать простая девка, а?..

Сейчас, стоя у окна и глядя на улицу, засыпанную первым снегом, Олея думала о том, как изменится жизнь ее семьи. Титул и деньги... Отец все еще никак не мог придти в себя от удивления, мать до сей поры не могла проверить в произошедшее, брат с сестрой от радости как на крыльях летают — как же, они теперь дворяне!.. Олея же помалкивала, понимала, что это Правитель начинает исполнять свои обещания, хотя ей, по большому счету, все это казалось пустым и ненужным. Ясно, что одной ей титул давать не стоит, надо показать, что звания высокородных достойна вся семья. Ну, а деньги — это словно еще одна награда. Н-да, будь Олея не замужем, сейчас бы у ворот родительского дома выстроилась длинная очередь из женихов.

Женихи... Губы Олеи тронула улыбка: дело в том, что вчера вечером в дом Стара, будто бы по делу, зашел тот самый немолодой купец, что прошлый раз не захотел брать Олею замуж до той поры, пока за ней не увеличат приданое. К этому времени родители уже рассказали дочери, что за время ее отсутствия этот человек не раз приходил к ним в дом, спрашивал, нет ли каких новостей о его пропавшей невесте: похоже, что молодая женщина успела всерьез зацепить его сердце. Олея радушно встретила несостоявшегося жениха — не стоит обижаться, дело прошлое!, и вновь повторила ту историю своей пропажи, которую они придумали вместе с Белом.

Разговор затянулся надолго, и когда мужчина уходил, то он, кажется, нарисовал в воображении свою картину произошедшего: так это из-за его отказа от женитьбы Олея едва не лишилась рассудка! Надо же, а он и не знал, что про извел на нее такое впечатление!.. Ох, ну какой же он дурак, что в свое время вздумал Серио слушать! Прямо как затмение какое нашло! Тот, когда свою бывшую жену описывал, черных красок не жалел, чуть ли не из ведра бабу помоями обливал! Вот так и получилось, что он, вдовец в возрасте, остался один, а не слушал бы этого пустобреха Серио — была бы у него сейчас молодая любящая жена, красавица, да еще и высокородная! И, главное, приданое за ней давали хорошее, а сейчас бы еще добавили!

Если честно, то жених в возрасте все же надеялся на то, что все разговоры о том, будто Олея за время своего отсутствия вышла замуж — это так, пустой треп, и у него еще будет возможность повторить свое сватовство. Увы, все оказалось не так, и было понятно, что сейчас, будь даже Олея свободной, никто из ее родных согласия на брак с ним не даст, как ни уговаривай! Как же он тогда ошибся, какого дурака свалял! Пролетел он в этой сделке, напрочь пролетел!

Ну, Серио!... — зло думал несостоявшийся жених, — ну, спасибо тебе за это, век твоей услуги не забуду!.. Сойдемся мы с тобой еще на узкой дорожке, и вот тогда можешь быть уверен: я из тебя вытрясу все, вплоть до последней монеты, тем более что ты иноземец, и знаешь далеко не все тонкости торговых законов Руславии...

И можно было понять невеселые мысли бывшего нареченного: ведь мужик с той поры не раз пытался найти себе новую жену, но нигде не мог отыскать такую, за которой бы давали хорошие деньги, а уж о том, чтоб она была молодой и красивой — об этом и мечтать не стоило! Конечно, к этому времени свахи предлагали ему на выбор не один десяток невест, но все было не то: вдовицы в возрасте были невзрачны и небогаты (те, у кого денежки водились, искали себе кого помоложе да попривлекательней), молодые и красивые девицы нос в сторону воротили, а те, что скрепя сердце соглашались, были бесприданницами с кучей нищей родни, которую после свадьбы, как и положено в таких случаях, пришлось бы кормить-поить. Но даже не это было самым главным: просто ни одна из предполагаемых невест не легла на его сердце так, как эта молодая женщина с бездонно-голубыми глазами. Надо же, такую девку проворонил, и все оттого, что бредней Серио наслушался! Но с этого прощелыги взятки гладки, а вот ему, похоже, придется бобылем оставаться...

... Молодая женщина все так же смотрела на засыпанную снегом улицу. К этому времени мальчишки сумели слепить большого снеговика, а один из этих ребят притащил из дома большую морковку — сейчас снеговику нос будут приделывать... Хорошо так бегать, радоваться новому дню, и не думать ни о чем плохом! Увы, это не всегда получается. Вот сейчас вроде все у Олеи складывается хорошо, спи сколько угодно, отдыхай, а покоя на душе нет. Вернее, он был дня три, а потом эта спокойная жизнь стала немного раздражать, словно в ней уже чего-то не хватает. У родителей в доме все ладно, правда, старая кошка куда-то убежала, и сейчас по комнатам скачет маленький трехцветный котенок, настроенный очень даже по-боевому. Котенок — это, конечно, дело хорошее, душа радуется, глядя на этот пушистый комочек, только Олея уже седмицу живет здесь, вторая вот-вот на исходе будет, а писем от Бела так и нет. Вернее, от Лавра... Интересно, долго она еще будет путать имена любимого мужчины?

— Олеюшка... — в комнату заглянула мама. — Олеюшка, обедать пора, и отец пришел.

— Да, конечно... — Олея неохотно отошла от окна. — Иду...

Стар по-прежнему продолжал заниматься своим строительством, и даже больше того — нанял новых работников. Сейчас, когда угроза войны минула, очень многие обратились к Стару с просьбой о строительстве или ремонте: раньше-то люди деньги старались придерживать, не зная, что будет завтра, а сейчас можно и о себе подумать, хозяйством заняться. Многие, глядя на Стара, непонимающе пожимали плечами: зачем работать, если ты уже в звании высокородного?, но Стар твердил одно и то же: мое дело — деньги зарабатывать, ведь на другое у меня ни воспитания, ни образования не хватит, а вот дети и внуки — те, пожалуйста, пусть хоть манерам учатся, хоть чему иному — не возражаю! Им нравится и звание высокородного, и титул, и через какое-то время они (если будет на то воля Небес) войдут в круг избранных, а я, мол, все одно в звании дворянина себя неловко чувствую, не мое это.

За обедом отец рассказывал жене и дочери о последних новостях из столицы. Сейчас вовсю шли разговоры о том, как Правитель поставил на место слишком зазнавшихся иноземцев: мол, кто-то из недругов Руславии пустил слух, что пропали древние артефакты — перстень Сварга и манускрипт с текстом Договора Троих, и оттого многие из чужестранцев и решили, что пришел их час. Ну, раз такое дело, то Правитель выждал нужный момент, а потом показал всем зарвавшимся иноземцам, что они в этой стране только гости, а не хозяева!.. Мать вступила в спор с отцом: ей было непонятно — если древние артефакты не пропадали (а кое-кто утверждал, будто их и в самом деле украли, и только недавно сумели вернуть), то почему Правитель так долго тянул с тем, чтоб показать их сомневающимся, и этим враз покончить с ненужными разговорами?..

Слушая разговоры родителей, Олея постепенно стала отвлекаться, вспоминая о том, что происходило в действительности, а потом и вовсе погрузилась в свои думы. В себя она пришла оттого, что за столом царило молчание, причем родители глядели на нее с непонятным выражением на лице.

— Ой, извините, я что-то задумалась, ерунда всякая в голову лезет... А почему вы на меня так смотрите?

— Да так, ничего... — мрачно бросил отец. — Или хочется надеяться, что ничего не случилось.

— Доченька, ты как себя чувствуешь? — теперь уже и мать вступила в разговор.

— Замечательно я себя чувствую, можно сказать, здоровей здоровой. В чем дело?

— Просто ты ешь как-то странно... Вернее, ешь не все, а только выборочно.

Олея непонимающе посмотрела на стол. Оказывается, задумавшись, она успела съесть целую миску соленых белых груздей со сметаной, подчистую смела тарелку крепких соленых огурчиков, да еще и уплела горшок кислых щей со свининой. Вернее, свинину она есть не стала — привкус у нее какой-то странный. Наверное, несвежую купили.

— Все нормально. Только свинина старая, я такой не хочу.

— Доченька, а может, тебе тушеную утку положить? — спросила мать. — Она сегодня с гречкой.

— Не надо... — отодвинула от себя тарелку Олея. — Я и без того наелась, а эта утка, кажется, старая. Запах от нее какой-то... Мне не нравится.

— Не нравится, значит... — родители переглянулись.

— Да в чем дело? — стала сердиться Олея.

— Просто этой самой утке только сегодня утром голову свернули, а кабанчика соседи вчера кололи... Все самое свежее, а тебе запахи не нравятся. Ты нам ничего сказать не хочешь? — продолжала допытываться мать. — Насколько мне помнится, раньше ты никогда не была любительницей соленых огурцов, зато утку любила!

— А что такого... — и тут Олея споткнулась на полуслове. Да неужели... Надо срочно посчитать! Ага, если прикинуть по срокам и по времени... А, считай — не считай, и так все ясно! Не ожидала... Хотя все верно, порчу на бездетность с нее уже сняли, так что можно было ожидать чего-то подобного.

За столом вновь воцарилось молчание, после чего мать, всхлипнув, спросила:

— Доченька, ответь нам с отцом, только честно: у тебя муж и вправду есть?

— Конечно есть!

— Увидеть бы его еще воочию... — буркнул отец.

— Закончит с делами — приедет!

— Хочется надеяться... — Стар продолжал хмуриться. — Как, ты говорила, его звать?

— Бел... То есть Лавр. Он военный, служит...

— Где?

— Не знаю. Где-то...

— Служит, значит, неизвестно где, а звать его то ли Бел, то ли Лавр... — видно было, что отец начинает сердиться. — Замечательно! Тогда хоть скажи, откуда он, какого звания, в каком чине служит, где живет, кто его родители?

— Он приедет, все расскажет.

— А ты, значит, о собственном муже ничего не знаешь, но он у тебя есть? Я правильно излагаю? Только вот, Олеюшка, мы с матерью не очень-то поверили в рассказ о том, где ты пропадала все это время, и знаешь, почему? Просто знаем, когда ты правду говоришь, а когда что-то пытаешься утаить. Так вот, доченька, твое повествование большей частью придумано. Проще говоря — байки для взрослых. Может, откроешь, наконец, эти свои недомолвки? А заодно и расскажи-ка нам правду о новоявленном зяте.

— Я уже все сказала... — Олея не отрывала взгляд от стола.

— Значит, говоришь, вы поженились? — продолжал хмуриться отец. — А где свадьба была? И когда?

— Да у нас свадьбы, как таковой, и не было. Просто провели обряд в храме Святого Дайяра.

— Святой Дайяр... — отец все еще хмурился. — Это хорошо, если, конечно, твои слова правдивы.

— Я вам не лгу. Просто кое-что не договариваю.

— Доченька, мы же твои родители и любим тебя... — вновь заговорила мать. — А ты с нами, словно с чужими! Да и домой вернулась совсем другой, словно живешь сама по себе!

Тут мать была права. Олея и сама чувствовала, что вернулась в родительский дом словно в гости, на какое-то время.

— Это, наверное, оттого, что меня здесь долго не было. Вот вы и отвыкли.

— Ну, раз дела обстоят так, то мы с вами вот что сделаем!.. — кажется, мать решила взять ситуацию в свои руки, а раз дочь не желает быть откровенной с родителями, тот ведь можно и нужно поступить по-иному. — Вот что, отец, хватит нам загадок и недомолвок, да и дочка наша от неопределенности мается, я же вижу! Потому и молчит, не говорит ничего, потому как сама не знает, когда ее муж приедет к нам, а вот нам, как родителям, знать об этом не помешает! Так что, Олеюшка, собирайся, и пойдем к гадалке!

— Куда? — Стар удивленно смотрел на жену.

— Не притворяйся глухим, слух у тебя хороший! — а мать всерьез взялась за дело. — Пусть она, эта гадалка, скажет, что творится в семье нашей дочки, и когда к нам зятек знакомиться приедет.

— Это ж надо до такого додуматься! — Стар еле сдерживался, чтоб не заругаться. — Тебе надо с дочкой по душам поговорить, как родительнице положено, выяснить, что к чему, а вместо этого ты собираешься тащить ее к какой-то ведьме! Если помнишь, ты и раньше к этой гадалке ходила, когда наша дочка пропала, вопросы задавала, и что тебе эта баба ответила? Ничего толкового!

— Ошибаешься! Тогда нам гадалка ответила, что Олеюшка вернется, если к ней будет милостив Сварг! И вот дочка дома, вернулась живой и здоровой! Олея, собирайся! Хватит целыми днями дома сидеть и на улицу из окна глядеть!

— Да делайте вы все, что хотите! — Стар встал из-за стола. — Одна с родителями говорить не желает, а вторая ей во всем потакает!

— Давай, ворчи дальше... — мать тоже поднялась с места. — Все одно вечером первый начнешь выспрашивать, что нам гадалка сказала.

А ведь мать права... — подумалось Олее. — Почему бы им, и верно, не сходить к гадалке? Все же какое — никакое, а развлечение: ведь за все те дни, как она вернулась домой, молодая женщина шагу за ворота не сделала, так что ей явно не помешает немного пройтись, посмотреть, что творится в городе.

Все та же гадалка, что в свое время советовала Олее не выходить замуж за Серио, снова принялась гадать, бросая камешки в воду. Правда, в прошлый раз к этой гадалке Олея приходила одна, но сейчас мать наотрез отказалась уходить: хочу, мол, сама услышать все, что вы моей дочке скажете! Ну, гадалка недовольно покосилась на нее, однако возражать не стала.

— Надо же, девонька... — гадалка отодвинула от себя прозрачный сосуд, на дне которого лежали камешки. — Я тут очень многое понять не могу, да и не знаю, что в этом гадании может обозначать тот или иной расклад, потому что если тебе говорить все, как есть, то получится что-то вроде книги о дальних городах и странах. Но будь уверена в одном: над тобой милость Сварга, и оттого все в твоей жизни будет хорошо.

— А что еще? — спросила мать.

— Это все!.. — гадалка достала из воды камни. — Больше я вам ничего не скажу. Просто не могу. Но вам, мамаша, не стоит насчет дочки беспокоиться — за нее есть кому постоять.

— И все же...

— Все! — подняла руку гадалка.

— Мне бы хотелось еще кое-что узнать... — неожиданно для себя самой проговорила Олея. — Вернее, о некоторых людях...

— О ком именно?

— Хочу узнать о судьбе одной женщины. Мы с ней случайно в лесу встретились, и она нам с мужем верную дорогу указала... А еще я хотела бы знать о священнике, который провел над нами брачный обряд.

— Что ж, давай попробуем... — и гадалка снова придвинула к себе сосуд с водой.

...От гадалки возвращались не торопясь, медленно шли по улице, наслаждаясь как легким морозцем, так и снегом под ногами. Вот-вот должен был наступить ранний зимний вечер, народу на улицах хватало, и частенько Олея ловила на себе самые разные взгляды, от любопытных до откровенно неприязненных. Однако мать не обращала на это внимания, или же делала вид, что не обращает. Вместо этого она постоянно расспрашивала дочь о том, что ей сказала гадалка:

— Я все же не совсем поняла: неужели ту несчастную женщину выгнали из дома из-за такой ерунды? Гадалка упомянула про какие-то желтые ягоды...

— Ну, для ее родственников это не казалось ерундой... — в который уже раз поясняла Олея матери. — Гадалка же сказала: ссора с родственниками у этой женщины произошла в тот самый день, что мы с ней расстались. Сейчас-то я понимаю, что стоило ей придти из леса, как бедняжке сразу же попало за то, что мало ягод собрала. Видимо, ей уже привычно показали на порог, и никто из родни ее мужа не ожидал, что она в самом деле возьмет своих дочерей и в тот же день уйдет. Для нее все сложилось удачно: по словам гадалки, сейчас она уже находится в доме своих родителей, и ее дальнейшая судьба будет счастливой. А вот священник, бедный... — к глазам Олеи стали вновь подкатываться слезы, и было, из-за чего плакать: гадалка сказала — он умер, вернее, его убили, и причина этого ей должна быть известна. Ну, о причине Олея могла только догадываться: как видно, старый священник все же выполнил свое намерение, и высказал на Церковном Совете все, что думал о возможном договоре короля с церковью Двуликого, а заодно и поведал о том, что помог уйти тем, кого с таким старанием искали не только по всему городу, но и по всей стране.

— Кстати, расскажи мне об этом священнике... — попросила мать. — С того времени, как ты услышала о его смерти, то и дело слезы вытираешь.

— Это был очень хороший человек... — Олея никак не могла успокоиться. — Очень...

Женщины свернули за угол, и Олея едва не остановилась, как вкопанная. Ей навстречу, едва ли не под ручку с молодым парнишкой, шла старшая дочь Серио. Вернее, вначале Олея, занятая своими мыслями, не узнала эту девицу, и не обратила бы внимания на какую-то парочку, если б не роскошная соболиная шуба, в которую была одета идущая навстречу особа. Вот шубу Олея узнала сразу: это была ее шуба из очень темного соболя с чуть серебристым отливом. Такой зверек водится только в дальних северных лесах, и шкурки этого соболя ценились куда выше обычных. Именно оттого приобрести себе шапку или шубу из таких соболей мог только очень богатый человек. Однако родители Олеи ничего не жалели для своей младшей дочки, и на свадьбу с Серио подарили ей эту шубу как свое благословение. Правда, Олея надевала ее не более десяти раз — все было как-то не к месту и не ко времени, но в любом случае свою шубу могла узнать сразу, пусть даже она была уже немного перешита — все же Олея была несколько выше ненаглядной доченьки Серио, да и в плечах пошире.

Мать Олеи, увидев идущую навстречу парочку, тоже остановилась — не узнать эту наглую девицу было невозможно. Впрочем, доченька Серио также узрела двоих женщин, причем едва ли не раньше, чем они ее, и дальнейшее поведение этой девицы несколько удивило Олею. Молодая женщина подспудно ожидала в очередной раз узреть неприкрытое хамство или откровенное издевательство, но вместо этого девица схватилась обоими руками за своего спутника, будто в поисках защиты, а тот, в свою очередь, прижал ее к себе, словно хрустальный сосуд, и с неприкрытой враждебностью посмотрел на Олею. Судя по всему, доченька Серио нашла себе еще одного защитника и сейчас усиленно изображает из себя слабое и беззащитное существо. Недаром парнишка, что сейчас идет рядом с ней, выпятил свою грудь, и, глядя на Олею, словно говорит — не подходи!

Молодая парочка, словно боясь заразиться, едва ли не по дуге обошла Олею с матерью, однако Олея успела заметить злой взгляд, который девицы бросила на нее из-под руки парнишки. Похоже, что со времени их последней встречи ничего не изменилось, и даже более того: вид живой и здоровой мачехи доченьку Серио едва не взбесил. А вот ее спутник Олее понравился — такой наивный и милый парнишка!..

— Вот дрянь малолетняя! — мать с неприязнью посмотрела вслед удаляющейся парочке. — И носит же земля такую тварь!

— Как ты ее... — покосилась Олея на мать.

— Да ты просто не знаешь всего! — мать едва сдерживалась. — Я всем домашним велела ничего не говорить тебе о том, что рассказывает эта девица! Как ты думаешь, отчего на тебя так люди косятся?

— Я так понимаю, что долгие повествования доченьки Серио целиком касаются меня?

— А то кого же еще!?

Оказывается, вскоре после того, как пропала Олея, старшая дочь Серио стала рассказывать направо и налево о том, как в свое время она настрадалась от мачехи, которая пыталась извести ее всеми возможными способами. Тут были и избиения вожжами, и подсыпание отравы в тарелку, и стояние босой на снегу в лютый холод, и многое, многое другое. Как оказалось, отсутствием воображения девица не страдала, и оттого вовсю давала простор своей фантазии, описывая все более и более изощренные способы издевательств жестокой мачехи над невинным ребенком. Как видно, девица была полностью уверена в том, что свою бывшую мачеху она отныне не увидит никогда в жизни, а, значит, можно не бояться того, что кто-то опровергнет ее слова. Когда же Серио спрашивали о том, правду ли говорит его дочь, то он, как правило, отмалчивался, или же неохотно ронял что-то вроде того, что его дочь лгать не умеет, и даже ему в свое время о многом не рассказывала, утаивала...

Одновременно с тем шли разговоры и о том, что эту юную девицу уже не раз видели если не пьяной, то, как говорится, хорошо принявшей на грудь. Между прочим, по меркам Руславии подобное считалось совершенно недопустимым, особенно если принять во внимание, что о непонятной любви этой молодой девицы к спиртному говорили чуть ли не в открытую. Олею подобное не удивило: она и раньше не раз замечала, что девчонка не прочь выпить вина, и, что самое интересное — Серио этому не препятствовал! Дескать, ничего плохого нет в том, если его девочка немного выпьет для укрепления здоровья в холодное зимнее время! Мол, в моей родной стране все немного выпивают за обедом, и в этом никто не видит ничего дурного! Ну, у каждого человека свой организм, не похожий на других, и, как видно, ежедневная выпивка у девицы стала превращаться в постоянную привычку. Рановато...

Однако ловкая девчонка и тут сумела выкрутиться: по ее словам, это мачеха в свое время насильно заставляла ее пить, причем едва ли не самое жуткое пойло. Для чего? А разве непонятно? Для того, чтоб быстрее извести детей своего мужа! Только потому даже сейчас она, несчастная страдалица, все еще не может придти в себя после нескольких лет постоянных издевательств, и именно оттого вынуждена изредка выпивать капельку вина перед сном, а иначе ей не уснуть, а если даже иногда и удастся заснуть, то всю ночь снятся жуткие кошмары...

Ну, люди к этим бредням относились по-разному, однако общее мнение было таким: дыма без огня не бывает. Наверное, действительно было что-то такое, весьма неприятное, раз разговоры о жестокости Олеи так и не смолкают, а бывший муж не опровергает эти слова...

И вот одним из таких поверивших в страшные сказки о жуткой мачехе и безвинно страдающей девушке был сын главы городской управы, тот самый парнишка, рядом с которым Олея сейчас и увидела дочку Серио. По словам матери, этот парень относился к числу тех людей, кто всегда и во всем стремится быть честным, а заодно вовсю пытается изменить мир к лучшему. Что ж, такие люди, по счастью, еще встречаются, только вот их можно легко обмануть, давя на жалость. Так вот, этот парнишка, стремясь помочь несчастной душе, стал ухаживать за безвинно оскорбленной дочкой Серио, а потом и вовсе сделал ей предложение. Ну, любовь там была, или искреннее желание защитить обиженную девушку и дать ей понять, что в этом мире есть добро и справедливость — на этот вопрос сложно было ответить, но зато на своем желании вступить в брак с безвинно исстрадавшимся созданием парнишка стоял твердо.

Естественно, Серио встретил подобное сватовство едва ли не с распростертыми объятиями, но вот отец и мать жениха, по слухам, наотрез отказывались принимать эту девицу в свою семью: что ни говори, но разговоры об этой девушке ходили самые разные, и далеко не всегда хорошие. Говорят, в доме главы городской управы чуть ли не каждый день заканчивался ссорой, причиной которой была новоявленная невеста. Ну, а если учесть, что в той семье парнишка был единственным ребенком, то понятно, что рано или поздно, но все будет так, как он захочет.

— Парнишка-то, говорят, хороший... — вздыхала мать. — Он очень многим девушкам нравится, да и есть за что: совестливый, честный, порядочный, красивый... Ох, поверь мне, сломает эта дрянь парню жизнь, под откос ее пустит — в этом и не сомневайся!

А дома мать и дочь уже ждали. Прежде всего, Олее пришло письмо от мужа, где он сообщал ей, что скоро приедет. Кроме того, оказывается, Правитель и ему дал титул и кучу денег, а еще подарил им обоим большой дом в столице, так что молодой семье теперь есть, где жить. Но даже не это было самым главным. Оказывается, были живы те два свидетеля, которые могли подтвердить невиновность Олеи в совершенных кражах. Тогда, в лесу, Хозяин перед своим отъездом велел избавиться от них: чем меньше останется лишних глаз и ушей, тем будет лучше. Ну, хозяин той лесной сторожки хотя и пообещал это сделать, но с исполнением приказа не торопился: мужик рассуждал так — все же двое крепких сильных мужиков представляют из себя дармовую рабочую силу, так что пусть вначале поработают, а закопать их в какой-нибудь лесной яме он всегда успеет! Ну, а чтоб они не вздумали удрать — так для этого цепи имеются, а заодно и хорошая плетка. Так и вышло, что двое мужичков работали, не покладая рук, от рассвета до заката, и при том жили не только впроголодь, но еще и на цепи, да к тому же и по хребту получали едва ли не каждый день.

В общем, от тех людей тайной стражи, которые их освободили из рабства, мужики ничего скрывать не стали, в том числе подробно рассказали и о том, как согласились оболгать Олею, и что за это им заплатил Серио. Более того, оба невольных пленника были настолько злы и на дочку Серио, и на ее папашу, что не только были согласны выступить свидетелями на новом судебном заседании, но и сами просили об этом. Дескать, из-за этой дряни и ее любящего отца нас уже не единожды могли лишить жизни, так что долг платежом красен! Все выложим, ничего не утаим, на любой вопрос правдиво ответим!

В конце своего письма муж сообщал о том, что идет новое следствие и по его делу, и если все сложится удачно, то и он приедет к жене уже полностью оправданным. Ну, наконец-то она его дождется!

Еще к ним в тот вечер пришли люди из следственной комиссии. Мол, нашли новые сведения, отыскались ранее неизвестные свидетели, так что если все подтвердится, то будет новый суд, где вы будете оправданы, и по обоим делам с вас будет снята судимость.

А на следующий день к ним в дом заявился Серио. Как видно, он специально подгадывал время, когда бывшая теща уйдет на рынок, а может, просто дожидался где-то неподалеку, когда та покинет дом. Во всяком случае Олея, с утра стоявшая на своем привычном месте у окошка не обратила внимания на стук в дверь — мало ли кто с утра пораньше мог придти к родителям по делам? Однако вскоре постучали и в дверь комнаты Олеи.

— Олеюшка... — старая служанка, всю жизнь проработавшая в доме Стара и в свое время нянчившая всех детей Стара, заглянула в комнату. — Там к тебе этот пришел...

— Кто — этот? — не поняла Олея.

— То есть как это кто?! — возмущению старушки не было предела. — Козел этот, муженек твой бывший!

— Что ему надо, не сказал?

— Нет! Только одно твердит: надо, мол, ее срочно увидеть... Тебя то есть. Я его и со двора гнала, и в дверь не пускала, а он все не уходит. Дело, дескать, срочное. Между прочим, муженек твой бывший сейчас злющий, как пес цепной! Мужиков, что-ли, кликнуть, чтоб этого барана за ворота выкинули?

Олея на мгновение задумалась. Пожалуй, стоит выйти, узнать, что Серио понадобились так срочно. Только вот, пожалуй, свою верную плетку стоит сунуть в рукав. На всякий случай.

— Скажи, что сейчас спущусь. Да, и вот еще что... — Олея с трудом удержалась, чтоб не улыбнуться. — Просто хочу, чтоб ты знала: козлы и бараны — это совершенно разные люди!

— Тогда и ты знай... — буркнула служанка. — Я дверь плотно прикрывать не стану, чтоб лучше слышать, а сама буду стоять дверями, со сковородником в руке. Он о-го-го какой увесистый, так руку и оттягивает.

— А при чем тут сковородник?

— В нем-то все и дело. Нравится это тебе, или нет, но раз твоей матери сейчас дома нет, то я буду ваш разговор слушать, и если что не так, то мне без разницы, у кого рога отшибать, с козла или с барана...

Когда Олея спустилась вниз, то Серио стоял посреди комнаты. Он не стал раздеваться, лишь расстегнул свой полушубок и снял шапку. Женщина с каким-то непонятным для нее самой любопытством вглядывалась в лицо Серио. Вроде немного осунулся, да еще возле рта залегли жесткие складки, делающие лицо бывшего мужа немного старше. А еще ее вновь неприятно кольнуло внешнее сходство Серио и Сандра — такое впечатление, словно к ней снова вернулся Сандр, тот человек, которого она успела возненавидеть всеми фибрами своей души. Такой же неприятный взгляд с оттенками презрения, чуть насмешливо искривленные губы... Удивительно, но сейчас к бывшему мужу Олея не чувствовала ничего, кроме настороженного любопытства, а еще она подспудно ждала каких-то резких слов: увы, но за те последние месяцы, что они жили вместе, других слов от него молодая женщина не слышала. Конечно, за то время, что они не виделись, Серио мог измениться, только вот Олее в это плохо верилось. А служанка права: ее бывший муж, и верно, сейчас находится далеко не в самом лучшем расположении духа.

Как и следовало ожидать, Серио вместо приветствия неприязненно спросил:

— Что, не ожидала меня увидеть?

— Не знаю... — Олея подошла к окошку и встала вполоборота, наблюдая за тем, как на землю ложатся хлопья белого снега.

— Не надо меня обманывать, я тебя насквозь вижу! — зло бросил бывший муж.

— Надо же... — усмехнулась Олея. — Оказывается, за то время, какое мы не виделись, ты стал чуть ли не ясновидящим! Что ж, вынуждена признать, что я открываю в тебе все новые и новые достоинства!

— Слушай, ты!.. — а Серио уже всерьез выведен из себя. — Не пытайся казаться умней, чем ты есть на самом деле! Это у тебя плохо получается! Кстати, не откроешь ли мне по старой памяти, где ты шлялась все это время? Только не надо мне рассказывать о том, будто ты безостановочно молилась в дальнем монастыре. Просто хочется знать, сколько было тех, с кем ты мне изменила, и до какой степени меня унизила.

— А еще утверждаешь, что тебе до меня нет никакого дела...

— И не будет! Да просто все твои россказни — бред сивой кобылы в темную зимнюю ночь!

— Не думаю, что тебе об этом нужно знать — я ведь не расспрашиваю тебя о семейной жизни. Мы же разведены, и оттого где я была, и что делала — это тебя касаться не должно.

О нынешней жизни Серио ей рассказали как мать, так и брат с сестрой. Оказывается, у него с молодой женой совсем недавно родились двойняшки, мальчик и девочка. Говорят, внешне — точная копия отца. Не надо быть семи пядей во лбу, чтоб понять — их мать выходила замуж за Серио, находясь, как говорится, в глубоко интересном положении. Теперь становится понятной та быстрота, с которой Серио вынужден был заключить новый брак: что ни говори, но желательно, чтоб детишки родились в законном браке. Конечно, его новая супруга была совсем небогата, но, по слухам, ее престарелый дедушка, очень богатый человек, находился при смерти, и после своей смерти собирался оставить все немалое состояние единственной внучке, то бишь новой жене Серио. Самое удивительное было в другом: совсем недавно этот умирающий, было, человек, стремительно пошел на поправку, и сейчас оказался не только совершенно здоров, но и полон сил. Более того, он объявил всем, что не стоит его хоронить раньше времени, и вообще — он намерен жениться в самое ближайшее время, а там уж видно будет, что останется от его денег, потому как остаток своих дней он намерен прожить в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая...Некоторые люди и до того утверждали, что Серио женился по расчету. Ну, каждый поступает так, как считает лучшим для себя, и тут главное, чтоб расчет не подвел. В случае с Серио, кажется, расчет оказался не совсем верным.

Конечно, — подумалось Олее, — конечно, вполне может быть так, что Серио женился по любви, тем более, что его новая жена была вдвое моложе его. Только вот отчего он сейчас такой злой? Наверное, оттого, что помимо своей воли вынужден разговаривать с прежней женой, которую он хотел бы вычеркнуть из своей памяти раз и навсегда.

— Это верно — мне до тебя нет никакого дела... — кивнул головой Серио. — И, кстати, отвернись от окна! С тобой муж разговаривает, пусть даже и бывший, так что изволь смотреть на меня! Или ты кого-то ждешь?

— Возможно, но, как понимаешь, я жду не тебя. Так что передай своей милой дочке: не стоит больше ничего воровать, чтоб в очередной раз свалить все на меня. Не ты, ни она меня больше не интересуют. Хотя нет: знаешь, на какой вопрос я хотела получить бы ответ? Когда я оказалась в тюрьме, ты стал уговаривал меня взять на себя вину своей дочки, и утверждал, что в этом случае никогда меня не бросишь... Спасибо за то Светлым Небесам, у меня хватило сил ответить тебе отказом. Скажи: если бы я согласилась, то ты бы от меня все равно ушел, или нет?

— Считай так, как тебе больше нравится, хотя ты какой дурой была, такой дурой и осталась! — подвел черту муж. — Будь ты поумней и посговорчивей, все могло бы быть по-другому!

— Тогда мне непонятно, зачем ты сюда пришел и о чем хотел со мной поговорить? — Олея и бровью не повела, хотя про себя подумала: манера общения с ней бывшего мужа ну один в один напоминает хамское обращение Сандра, что еще больше отталкивало молодую женщину от Серио. Просто удивительно, как она раньше терпела все это?! — И зачем вздумал вступать в разговор со столь недалекой особой?

— Не умничай. Тебе это не идет.

— Ну, если это все, что ты хотел мне сказать, то, как говорится, до свидания... — молодой женщине внезапно до омерзения надоела эта перебранка. К тому же она уже успела отвыкнуть от грубоватой манеры разговора Серио, а он сегодня явно был не в настроении, так что ничего доброго услышать она не могла. Увы, но Олея хорошо помнила: когда бывший муж находился в таком паршивом расположении духа, то ничего хорошего от него ждать не стоит.

— Погоди!.. — Серио с трудом взял себя в руки. — Ты права — не стоит терять время понапрасну. Значит, так: прежде всего я должен сказать тебе, что собираюсь навсегда убраться из этой страны к себе на родину, и больше здесь не покажусь. Я уезжаю отсюда вместе со всей своей семьей. Навсегда.

— Что ж, счастливого пути.

— Да я бы уже собирался в отъезд, если б не ты! Приперлась из невесть какого дерьма, и теперь занимаешься тем, что мажешь грязью мою дочь и пытаешься вставить мне палки в колеса! Так вот, предупреждаю сразу: ничего у тебя не получится, и пока что по-хорошему советую тебе прекратить все свои интриги.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Что, хочешь, чтоб я тебе все подробно перечислил? Ладно, поясню. Не знаю, каким образом ты умудрилась это сделать, кого умаслила, но сейчас вдруг непонятно отчего вновь начали расследовать те дела о кражах, за которые ты когда-то была осуждена. Так вот, советую тебе пойти к тому, кто занимается этим делом, и там признать, что все эти кражи совершала именно ты.

— Что-что? — вот такого Олея точно не ожидала.

— Признай свою вину, и забудем об этой нелепой истории раз и навсегда. Не хватало мне того, чтоб кто-то вновь принялся полоскать в грязи имя моей девочки! У нее, чтоб ты знала, есть жених, скоро будет свадьба, и ей сейчас вовсе не нужны все разговоры с мерзкой подоплекой! Или тебе не понятно, что некоторые из этих неправильно понятых действий могут бросить тень на ее облик!

— А, вот теперь я поняла... — усмехнулась Олея. — Если внезапно выясниться, что твоя милая крошка совсем не похожа на невинную принцессу, жестоко терзаемую ужасной мачехой, то ореол страдалицы исчезнет, и это вряд ли понравится ее жениху. Впрочем, не ему одному. А уж если станет известно о том, что в действительности представляет твоя старшая дочь, то о браке с сыном главы городской управы не может быть и речи. Видишь ли, мне довелось поговорить с теми свидетелям, которые еще тогда могли подтвердить мою невиновность, и один из них очень красноречиво описывал свои отношения с этой, так называемой, невинной малышкой...

— Твои замечания мне не интересны. Я требую, чтоб ты исполнила мою просьбу, или мой приказ — называй это так, как считаешь нужным.

— Кстати, второй из свидетелей жаловался, что ты ему маловато заплатил за то, чтоб он на время суда убрался из города. Ты, по его словам, скуповат.

— Не имею представления, где ты умудрилась с ними встретилась, но уж если речь зашла об этих мужиках, то я скажу только одно: тогда я защищал своего ребенка, и буду продолжать делать это и дальше. Не хочу тебе угрожать, но если ты не согласишься сделать то, что я требую, то уж не обессудь...

— Ну, конечно... — кивнула Олея головой. — Ты не можешь уехать отсюда до тех пор, пока твоя старшая дочь, грубо говоря, не будет пристроена в надежное место, вернее, не будет выдана замуж за хорошего человека, а уж о том, чтоб выдать свою непутевую дочь за сына главы города — о таком счастье раньше ты и мечтать не мог! Естественно, что за эту невероятно выгодную партию ты, мой дорогой, будешь цепляться до конца. К тому же этот брак поможет тебе и в делах... Не сомневаюсь и в том, что с этой распущенной девчонкой ты уже хватил лиха через край. Что, она и в твоей новой семье пытается вести себя примерно так же нагло, как когда-то поступала со мной? Если так, то о мире и семейном покое не может быть и речи. Или ты все же ее вынужден одергивать?

— Хватит! — рявкнул Серио. — Надоело слушать ту чушь, которую ты несешь!

— Если бы чушь... — чуть усмехнулась Олея. — Я же понимаю причины твоего прихода сюда. Если выплывет кое-что из проделок твоей дочери, то никакой свадьбы не будет: родители жениха будут иметь все основания расторгнуть помолвку, да и сам жених вряд ли по-прежнему будет гореть желанием связать с ней всю свою дальнейшую жизнь. Понятно и то, что после расторжения помолвки твоей дочке тоже не будет смысла оставаться здесь. В результате при отъезде тебе придется забрать собой старшую доченьку, а я не думаю, что это понравится твоей нынешней жене: вряд ли отношения этой девицы с твоей нынешней женой много лучше, чем те, что когда-то были со мной.

— Ты кто такая, что пытаешься учить меня? — теперь уже и Серио не сдерживался, орал едва ли не в полный голос. — Шлялась невесть где и невесть с кем, а сейчас не нашла ничего лучшего, как злорадствовать? Так вот, или ты сегодня же пойдешь к дознавателю и скажешь то, что я требую, или же... Ну, ты меня знаешь. Я пойду на все и до конца.

— В этот раз у тебя купить никого не получится... — покачала головой Олея. — Поверь мне на слово и не трать понапрасну деньги.

— Ошибаешься! Я всегда сумею отыскать тех, кто на суде подтвердит все, что угодно, и даже то, о чем ты пока представления не имеешь. У меня уже есть на примете парочка таких паршивых людишек, что за пару золотых монет опустят тебя в дерьмо по самые уши. Так что лучше соглашайся на мои условия, а не то в дальнейшем никогда не оправдаешься от той грязи, в которой окажешься из-за своего упрямства.

Олея смотрела на Серио, будто на незнакомого человека. Вот уж верно говорят, что от любви до ненависти один шаг, и бывший муж его уже давно перешел. Невольно подумалось о том, как некоторые люди цепляются за рухнувший брак, стремясь вернуть ушедшего супруга, словно опасаясь, что больше ничего хорошего в их жизни не будет. Конечно, жаль погибшую любовь, но не стоит думать, что в твоя жизнь окончена раз и навсегда. Вот и она сама еще не так давно чуть ли не сходила с ума от одной только мысли о том, что может потерять этого мужчину, а сейчас просто не понимает, как могла терпеть его высокомерие, жестокость, стремление оставить за собой последнее слова в любом случае... Да, время и расстояние лечат многое, или же дают возможность на многое посмотреть другими глазами, и понять то, что не стоит изо всех сил цепляться за прошлое, в котором частенько оказывается не так много хорошего... А еще, видимо, Серио здорово припекла вся эта история, раз он решил пойти на крайние меры.

— Раньше ты мне постоянно твердил, что я вышла замуж за настоящего мужчину...

— Если бы ты еще это ценила должным образом! Неужели наконец-то поняла, что потеряла?

— Я хочу сказать другое. За то время, что меня здесь не было, я видела разных людей, и среди них было несколько настоящих мужчин, причем они были настоящими мужчинами именно по духу...

— Ты о чем?

— Помнишь, по весне, когда тает снег, мальчишки по ручьям пускают кораблики? Конечно, корабликом это назвать сложно: щепка, к ней приделывается что-то вроде палочки вместо мачты, а вместе с ним и прошлогодний листик вместо паруса...

— Совсем сдурела, раз спрашиваешь такое?

— Я просто хотела сказать тебе о том, что разница между настоящим мужчиной и тобой примерно такая же, как между настоящим кораблем и тем корабликом из щепки.

Вот такого Серио никак не ожидал услышать от своей бывшей жены. Не помня себя от злости, он, было, шагнул к Олее, а та уже на всякий случай нащупала спрятанный в рукаве хлыст — бывший муж настолько зол на нее, что может быть всякое...

В этот момент распахнулась дверь, и в комнату даже не вошла, а влетела мать Олеи, а следом за ней двигалась старая служанка, которая, и верно, держала в руках тяжеленный сковородник. Да уж, — поневоле подумалось Олее, — если таким кому врезать по спине, то тому несчастному уж точно мало не покажется!

— Вот что, зятек бывший! — мать кивнула головой на раскрытую дверь. — Извини, но среди долгожданных гостей в этом доме ты никак не числишься, так что шел бы ты отсюда по дневной прохладце!

Серио оглядел стоящих перед ним женщин и справедливо рассудил, что сразу с тремя бабами связываться не стоит — все одно проиграешь. Не говоря ни слова, он шагнул к двери, но сдержаться все же не смог. Уже стоя на пороге, он обернулся к Олее и произнес:

— Я тебя предупредил, а ты сама думай, как поступить.

— Буду рада, бывший зятек, больше не видеть тебя никогда! — перебила Олею мать, и когда Серио вышел, зло хлопнув дверью, мать обернулась к старой служанке.

— Передай слугам, чтоб отныне его и на порог не пускали! — приказала она. — Нам путь в его дом закрыт, и ему здесь делать нечего!

— Так ведь прется, не остановить!.. — вздохнула старушка. — Вон какой здоровяк, да и силы у него хватает! Нешто я с ним справлюсь?

— Тогда вот что сделай: в свое время он слугу нанял, чтоб Олеюшку в свой дом не пускать, а теперь и мы поступим точно так же. Сумеешь быстро отыскать крепкого молодца, только не из лентяев? Надо будет, чтоб он на воротах стоял и на дворе помогал.

— Да только свистни — столько людей набежит, что и не сосчитать!..

— Нам одного хватит! — оборвала старушку мать. — Чтоб сегодня к вечеру нашла нужного человека.

— Да я его через час приведу!

— Жду... — и когда за служанкой закрылась дверь, мать повернулась к дочери.

— Зачем этот сюда заявился?

— Да так, ерунда. Хочет, чтоб пересмотра судебного заседания не было, а вместе с тем требует, что я подтвердила, что его старшая дочь в душе белее снега.

— Это меня не удивляет... — мать принялась расстегивать шубу. — Требования у мужика немалые. Ты, Олеюшка, дома безвылазно сидишь, и оттого ничего не знаешь, а в городе, меж тем, уж давно всякие разговоры ходят о тех кражах, в которых тебя в свое время обвиняли, в том числе говорят и о том, что с тобой тогда ошибка вышла. Новое заседание суда по тем делам через два дня будет, так что, сама понимаешь — если ты не оправдаешься сейчас, то навсегда останешься с клеймом воровки или лгуньи. Или же с ним будет ходить дочка Серио...

— Он мне сказал, что уезжать отсюда собирается. С чего бы это?

— Понятно, с чего... — мать присела за стол. — У твоего бывшего дела хорошо шли до той поры, пока он был нашим зятем, а сейчас Стар его больше не поддерживает, да и слышать о нем не желает, так что и доверия к Серио меньше стало, а без этого в делах ничего не достичь. Его новая жена, по сути, бесприданница, а надежды на большое наследство растаяли, как прошлогодний снег... Знаешь, на что сейчас Серио живет? По сути, только на то, что получил в приданое за тобой. Нет, деньги уже давно улетучились без следа, но ведь в то приданое входили еще и здания в центре города под склады и лабазы, а заодно и помещения для складирования товаров на пирсах... С тех пор Серио постоянно сдает их в арену, и пока что другой возможности заработать у него нет, а ведь семья у него немалая, и всех надо поить, кормить, одевать, обувать! Трое внебрачных сыновей на родине, здесь от первого брака две девки, да от второго двое детишек, плюс ко всему женился на женщине с ребенком... Восемь детей, причем две девицы от первого брака едва ли не в открытую каждый день грызутся с его новой женой! Кстати, эта молодая особа, в отличие от тебя, себя в обиду не дает. Покоя и мира в семье нет, одни проблемы и сложности.

— Понимаю...

— Вот Серио и решил распродать последнее, что у него осталось, и уехать к себе на родину: там, мол, его родня, там полегче будет... Наверное, он уже и сам понимает, что слишком большую волю дал своим девкам от первого брака, да только сделать уже ничего не может! Время упущено, и теперь сложно что-то исправить. Вторая дочка, глядя на старшую сестру, тоже скоро станет совсем неуправляемой. На мой взгляд, вряд ли своим отъездом Серио сможет распутать клубок своих проблем, и даже больше того — на родине у него появятся новые сложности. Ну, а пока что мужик перед отъездом пытается снять с себя хотя бы одну головную боль, то есть выдать замуж свою старшую дочь, тем более что нашелся один лопух, который пожелал взять ее за себя замуж. Кстати, за дочкой ему дать, считай, нечего, она бесприданница, зато у родителей жениха деньги водятся. Так что, сама понимаешь, тут надо ковать железо, пока оно горячо, а не то донесутся до парня кое-какие слухи о проказах его невесты — и о свадьбе можно позабыть!

— А что о ней говорят?

— Доченька, поверь — ничего такого, чем бы можно было гордиться! Так что и мы о ней вспоминать не будем!

Вечером Олея решила пойти в храм. Мать, которая хотела, было, отправиться туда с дочерью, осталась дома: к Стару пришли друзья-товарищи, а в таких случаях мать обычно никуда не уходила, приглядывала за мужчинами, тем более что такие встречи всегда заканчивались ужином с выпивкой, а в этих случаях женский взгляд просто необходим: как бы мужички не увлеклись винцом куда больше, чем дозволено правилами приличия.

Служба затянулась, и Олея возвращалась домой куда позже, чем рассчитывала. Из храма она тоже вышла чуть ли не последней — не хотелось вновь и вновь находиться под любопытными взглядами людей. Медленно идя по улице, Олея с удовольствием вдыхала чистый воздух. Легкий морозец, снежинки, кружащиеся в воздухе, покрытые снегом деревья и дома... Как же хорошо так спокойно пройти по улице, никуда не торопясь, радуясь хорошей погоде, тишине, покою...

Впрочем, как раз покоем Олее пришлось наслаждаться недолго. Она не успела пройти и двух улиц, как ее нагнал молодой парень и перегородил дорогу. Олея его узнала — это жених старшей доченьки Серио, и о нем мать отзывалась, как о хорошем парне. Так, любопытно, что ему надо?

— Постойте! — а взгляд у парнишки откровенно враждебный. — Мне с вами надо поговорить! Чтоб вы знали — я жених...

— Я знаю, кто вы такой... — перебила его Олея. — Только вот в толк не возьму, для чего вы меня остановили?

— То есть как это — для чего?! — мальчишка едва не задохнулся от гнева. — Я пытаюсь воззвать к вашей совести и к вашему чувству сострадания, если, конечно, таковые у вас еще есть! Неужели вы не чувствуете за собой никакой вины?!

— Я вас не понимаю... — Олея даже несколько растерялась от подобных слов, зато мальчишка, кипя от возмущения, стал высказывать молодой женщине все, что он о ней думал. Оказывается, этот юнец специально дожидался Олею, чтоб потребовать от нее немедленно прекратить преследование безвинно оклеветанной девушки, больше не грозить бедняжке неправедным судом, для участия в котором Олея успела купить нескольких подложных свидетелей, а заодно мальчишка требовал от своей собеседницы в самое ближайшее время покинуть город. Дескать, только так она сможет хоть немного загладить свою вину перед людьми и своей совестью!..

Олея слушала горячую речь мальчишки, с трудом удерживая улыбку. Парнишка ей понравился своей искренностью и непосредственностью: кажется, он действительно верил в то, что говорил, и пока что было невозможно переубедить его в правдивости слов невесты. Ого, как он разошелся со своими обличениями! Похоже, что бы сейчас ему не сказала Олея — все пройдет мимо его сознания, да и не проверит он ничему из ее слов. Впрочем, парнишка так вдохновенно говорил, что вставить хоть одно слово в его пылкие высказывания было просто невозможно!

Когда же, наконец, запал у мальчишки стал выдыхаться, то Олея лишь пожала плечами.

— Спасибо за вдохновенную речь. Теперь хотя бы знаю, в чем меня обвиняют. Если это все, то, как говорится, до свидания.

— Что?! — мальчишка едва не лишился слов от возмущения. — Вы... Вы еще хуже, чем мне говорили!

— Бывает... — пожав плечами, Олея двинулась с места, но мальчишка и не думал отставать от нее. Он то шел вслед, то забегал вперед, и от возмущения распалялся все больше и больше. Судя по его словам, трудно было найти на свете человека хуже, чем его невольная собеседница. Какое-то время подобное казалось Олее забавным, но вскоре все это стало ее раздражать. В конце концов у нее кончилось терпение, и она остановилась.

— Мальчик, тебе не кажется, что наше общение слишком затянулось? Тебе домой не пора? — и тут Олея заметила, что из темного переулка показались три темные фигуры и направились по направлению к ним. Конечно, это могла быть обычная загулявшая компания, но Олея насторожилась, хотя и сама не знала что было тому причиной. Возможно, тут сработало нечто из тех непонятных предчувствий, что сохранили жизнь им с Белом во время их долгого пути по дальним странам.

Женщина кинула взгляд по сторонам: в это позднее, да еще и темное время народу на улицах было совсем немного, да и что разглядишь в темноте? Вот и сейчас вдали маячило всего лишь несколько фигур, но Олея и не думала звать кого-то на помощь — в случае чего справится сама. Оставалось надеяться только на то, что она ошибается в своих предположениях, и этой троице нет до нее никакого дела. Однако на всякий случай Олея нащупала в рукаве шубы свой хлыст: возможно, кому-то это может показаться смешным, но теперь, выходя на улицу, молодая женщина каждый раз брала его с собой. Совсем как некоторые мужчины не ходят по улицам без ножа...

А ведь она не ошиблась: эта троица идет к ним. Подошли уже совсем близко, окружают с трех сторон, а этот мальчишка все еще не смотрит вокруг, и не собирается замолкать со своими обличениями. Стоит рядом, загораживает от нее мужчин, мешает как обзору, так и замаху. Хм, а по внешнему виду каждого мужичка из этой троице можно сказать, что они относятся если не к числу городского отребья, то уже вплотную приближаются к этой неуважаемой прослойке населения. Грязная потрепанная одежда, злой взгляд, да еще и явный запах спиртного... А вот насчет последнего мужикам не стоило злоупотреблять — кто ж идет на дело подвыпившим?! Но самое неприятное состояло в том, что, как минимум, у двоих из этой троицы в руках тускло отсвечивают лезвия ножей. Это плохо: у людей подобного сорта может быть драная одежда и дырявые сапоги, но вот нож у каждого из них хороший, или же просто остро наточенный... Оставалось надеяться только на то, что выпитое вино снизит у этих людей быстроту и ловкость.

— Отойди в сторону! — бросила Олея мальчишке, то тот лишь ощетинился:

— Еще чего! Да как вы смеете так разговаривать с мной и в таком тоне... — но больше парень ничего не успел сказать, потому как Олея сильно толкнула его, и растерянный мальчишка просто-таки отлетел в сторону и, поскользнувшись, упал в большой сугроб. Ну и хорошо, есть несколько секунд до того, как он сумеет выбраться из снега и вновь сунуться под руку. Тем временем один из этой троицы, тот, что подошел ближе всех к Олее, неприятно усмехнувшись, прогнусавил:

— Что ж ты, сука, хорошим людям жизнь портишь... — но больше он ничего не успел произнести, потому что грохнулся на землю вместо со свом приятелем, стоящим неподалеку: Олея обоим подсекла ноги под колени. А чего там тянуть, и так понятно, что эти типы подошли к ним не для богословской беседы! Но вот третий мужчина выставил вперед нож, и заорал:

— Не подходи, убью! — однако больше он ничего сказать не успел, потому что и сам некрасиво упал, правда, при этом поранив свою руку. Ну, тут он сам виноват — на собственный нож напоролся. Впрочем, если идешь на дело подвыпившим, то можно ожидать чего-то подобного. Однако к этому времени стали подниматься с земли те двое, которым Олея подсекла ноги в первую очередь, да еще и мальчишка, выбравшись из сугроба, вновь оказался подле молодой женщины.

— Что тут происходит? — а у юнца пополам возмущения и непонимания.

— Не лезь под руку! — рявкнула Олея, вновь сбивая с ног мужиков, у которых первоначальная наглость сменилась злостью и желанием в любом случае добраться до обидчицы. — Мешаешь!

— Но... — мальчишка, тем не менее, сам попытался, было, сунуться в схватку, и тут Олея больше тянуть не стала — хлестким ударом вновь отправила мальчишку в тот же большой сугроб, из которого он только что вылез. Нечего ему путаться под ногами, к тому же эти обозленные мужики вполне могут ненароком задеть парня ножами — разбирайся потом, кто прав, кто виноват...

Когда же возмущенный мальчишка вновь сумел выбраться из снега, то перед его глазами предстала несколько необычная картина: трое мужиков, кряхтя и ругаясь, валяются на земле, у одного под рукой расплывается красное пятно, а неподалеку стоит Олея, держа в руках хлыст...

— Мужики, кто вас послал? — этот вопрос больше всего интересовал женщину.

— Да пошла ты!.. — зло огрызнулся один из мужиков. — Встану — небо тебе с овчинку покажется... — и тут он едва ли не заорал в полный голос, потому что кончик хлыста ударил его по шее, и по телу волной прошла боль: в свое время дядюшка Генар учил племянницу, как ударять по болевым точкам.

— Надо звать стражу! — подскочил мальчишка. — Это же нападение!

— Никого звать не надо! — остановила его Олея. — Мы и так разберемся.

— То есть как это — сами? Есть закон, а они его нарушили, и их должны арестовать...

— Помолчи, а? — женщина не сводила глаз с лежащих мужчин. — Ответят мне на пару вопросов — и пусть себе убираются подобру-поздорову!

— Как можно такое говорить?! Эти люди грозили нам оружием...

— Если ты сейчас не замолчишь, то снова окажешься в снегу... — Олея и в самом деле подумывала о том, не отправить ли вновь в сугроб надоедливого мальчишку. — Дай мне спокойно поговорить с людьми, тем более что они и сами хотели это сделать. Так ведь? К тому же им тоже надо поторапливаться...

Мужики упирались недолго. Быстро сообразив, что эта непонятная баба не собирается орать дурным голосом и звать стражу на подмогу, они неохотно признали: да, их наняли для того, чтоб хорошенько припугнуть указанного человека, то бишь Олею, или же поступить с ней так, как получиться, или как сочтут нужным... Ну, что скрывается под этой малопонятной фразой, было понятно — не зря же мужики прихватили с собой ножи. Кто их нанял? Девка белобрысая, пообещала каждому по две золотые монеты...

Значит, и тут доченька Серио постаралась. Понятно, значит отец уже сказал ей, что его разговор с бывшей женой никак не назвать удачным, и девица решила действовать сама, уже привычными ей методами. Впрочем, молодая женщина была почти уверена в том, что бывший муж не имеет к этой троице никакого отношения: он может подкупить, солгать под присягой, или же обмануть, но вот посылать кого-то, чтоб покалечили или (не приведи того Боги!) убили — нет, это не в характере Серио.

— Ну, вот что... — Олея усмехнулась. — Я вас, парни, отпускаю, как и обещала, но при одном условии: пойдите сейчас к той девке... Только не говорите мне, что вы не знаете, как ее найти: ведь деньги за работу она должна была вам где-то отдать!.. Так вот, пойдите к ней, сообщите, что вы сумели меня хорошо припугнуть, и потребуйте от нее свою плату.

— Не понял... — буркнул один из мужиков.

— А чего там не понимать? — пожала плечами Олея. — Мы с вами душевно поговорили, вы мне ножами погрозили, так что работу свою вы, можно сказать, исполнили. Правда, не думаю, что у этой белобрысой деньги для вас найдутся.

— Чего-о? — эти слова Олеи разозлили мужиков куда больше, чем та трепка, которую задала им эта молодая женщина. — Че ты сказала?

— Только то, что пообещать можно многое, но вот частенько бывает так, что с исполнением этих обещаний дело туго обстоит...

— Да пусть только опробует деньгу зажать!.. — зло сплюнул один из мужиков. — Раз наняла, а мы работу исполнили, то пусть расплачивается!

— Вы что, собираетесь их отпустить? — мальчишка снова влез в разговор.

— Конечно.

— Но так же поступать нельзя! Они попытались совершить преступление и...

— Знаешь, я как-нибудь сама разберусь, без твоих советов... — отмахнулась от него Олея. — Ну, парни, долго тут еще валяться будете? Вы что, не видите того, что молодой человек уверен: вам не помешает пересидеть зиму под крепкой крышей казенного дома, и знаете, в чем-то я с ним согласна! Так что мотайте отсюда поскорей и не забудьте взять с заказчицы оплату за свои труды!

— Не сомневайся, свое возьмем... — мужики с кряхтением поднялись на ноги, и направились к тому темному переулку, из ко которого вышли. Олея понимала, о чем они сейчас думали: свое дело они, и верно, выполнили, пусть даже несколько не совсем так, как им было велено, но в любом случае теперь надо получить с заказчицы обещанные деньги, и пусть только она попробует их не отдать!..

— Я вас не понимаю! — мальчишка опять подал свой возмущенный голос. — Как можно не позвать стражу и отправить этих людей совершать преступления и дальше?!

— Н-да? — покосилась Олея на мальчишку. — Ты рядом стражников видел? Лично я их поблизости не заметила. Или, может, ты стал бы бегать по соседним улицам, разыскивая стражу, а я должна была стеречь эту троицу, пока тебя не будет?

— Все равно... — стоял на своем парень, но Олея, увидев, что мужики скрылись в переулке, пошла своей дорогой. Не прошло и минуты, как ее догнал мальчишка.

— Уже поздно, а вы идете одна! Между прочим, по вечерам улицы не всегда безопасны! Так что как бы я к вам не относился, но обязан проводить вас до дома...

— Ты еще скажи, что меня кто-то может обидеть! — молодой женщине стало смешно. А ведь мать права: этот парнишка, и верно, всегда и во всем пытался быть честным, и вечно стремился поступать правильно. Забавный паренек, и невольно вызывает к себе искреннюю симпатию. — Мальчик, а тебе не кажется, что, скорее, это я должна проводить тебя до дома и проследить за тем, чтоб к тебе никто не пристал по дороге?

— Не стоит так со мной разговаривать! — совсем по-детски вспылил парнишка.

— Тебе сколько лет? — Олея с трудом удержалась от улыбки.

— Семнадцать!

— Да, совсем молоденький, веришь во все хорошее, и потому тебя можно легко обмануть.

— Вы что имеете в виду?

— Да что бы я тебе не сказала, ты все одно пропустишь мимо своих ушей и на веру не примешь... Можно тебя попросить об одолжении? Забудь о том, что ты сейчас видел. Считай, что нашей встречи с троицей этих дураков не было.

— Но почему?!

— Долго объяснять. Просто помалкивай. Можешь оказать мне такую любезность?

На самом деле причина была очень простой: молодая женщина не хотела, чтоб ее родители узнали о том, что она снова вспомнила уроки дядюшки Генара. Они оба отчего-то вбили себе в голову, что именно эта учеба стала причиной всех несчастий Олеи, и пока что не имело смыла объяснять родителям, что это не так. Ох, знали бы они, что сегодня Олея поставила чуть ли не десяток свечей в память о своем добром дядюшке, да еще и заказала поминальные молитвы по его душу в течение целого года...

— А где вы научились так хорошо хлыстом владеть? — мальчишку раздирало любопытство.

— Ну я же тебя прошу — забудь о том, что только что видел.

— И все-таки?

— Хорошо владел хлыстом мой дядюшка, но он уже давно умер. Глядя на него в свое время и я кое-что переняла. В любом случае мне бы не хотелось, чтоб ты сказал хоть кому-то об этом.

— Я все равно ничего не понимаю! — мальчишка все никак не мог успокоиться. — Что это еще за тайны такие, о которых никто не должен знать?

— Ну, скажем так: не каждому хочется, чтоб другие знали о его подноготной.

— А кто их к вам подослал, этих ужасных людей?

— Что, сам не догадываешься? Вспомни, что нам сказали: белобрысая девица...

— Вы на что намекаете? — едва ли не взвился мальчишка.

— А зачем мне намекать? И так все ясно: завтра суд, и если...

— Прекратите!

— А об этом ты у нее завтра спроси, у той, о ком сейчас подумал. Сегодня идти не советую — можешь застать весьма неприятную картину. Если эти мужички нас не обманули, то им пообещали по две золотые монеты за то, что они вытряхнут из меня душу. То есть в целом они сегодня должны получить на руки шесть золотых монет. Между прочим, это весьма немалые деньги, и пообещать их такому отребью можно только спьяну, что, похоже, эта девица и сделала. Сомневаюсь, что у нее есть при себе такие деньги, да и ее отец вряд ли захочет выкладывать золото невесть кому и непонятно за что! Насколько мне известно, сейчас положение с деньгами у Серио далеко не блестяще, для него нежелательно тратить понапрасну даже один золотой, а уж разом отдать шесть золотых монет — в этом случае им придется почти полностью урезать все расходы на семью.

— Ваши рассуждения циничны! Но если даже и так, то в ваших обвинениях вы упускаете самое главное: моя девушка никогда не имела дел с такими вот низами человеческого общества!

— А на мой взгляд циничного человека, эта молодая особа, которую вы называете своей невестой, к нынешнему времени уже, видимо, хорошо успела изучить все злачные места нашего города, да и ее саму там должны знать неплохо и с соответствующей стороны, раз она безбоязненно может подходить к таким вот людям с весьма щекотливым предложением! Между прочим, меж той компанией и заказчицей сейчас наверняка должны начаться разборки с требованиями уплатить им обещанное вознаграждение.

— Если вы намекаете на мою девушку, и подозреваете ее в подобной непорядочности, то, во-первых, это низко и мерзко, а во-вторых все ваши грязные намеки можно легко проверить и опровергнуть!

— Желаю успехов в хорошем начинании.

— Погодите, погодите... — мальчишка что-то лихорадочно соображал. — Так вы оттого и не стали звать стражу, чтоб эти ужасные люди могли уйти и устроить у заказчицы скандал?

— А ты сообразительный парень. Я же сказала: одно дело деньги пообещать, но вот совсем другое — расставаться с ними. По-человечески жалко отдавать столько золота, которое с куда большей пользой можно потратить в семье.

— Вы, вы... Знаете, что я сделаю? Сейчас же пойду к ней домой, и завтра вам будет стыдно за то, что вы могли так плохо подумать о моей девушке! Чтоб вы знали, она по вечерам занимается тем, что читает богоугодные книги...

— Погоди! Что, ты сказал, она читает по вечерам?

— Богоугодные книги... Что вы смеетесь?

Однако Олея, услышав о том, что дочь Серио будто бы читает, да еще и богоугодные книги, едва не умерла от смеха. Стоило ей только представить эту картину, как на нее вновь и вновь накатывали очередные приступы хохота. Насколько Олее помнилось, единственная тоненькая книжечка, которую она однажды увидела в руках дочери Серио, состояла из рисунков весьма непристойного содержания, однако более чем фривольные подписи под ними девица разбирала только что не по слогам...

Более или менее Олея успокоилась только когда стала подходить к своему дому. Обернувшись к мальчишке, который все это время шел подле нее с насупленным видом, женщина произнесла, стараясь казаться как можно более серьезной:

— Спасибо, что проводил. А сейчас, мальчик, иди домой, уже поздно.

— Перестаньте называть меня этим дурацким словом!

— Верно. Ты просто очень хороший и милый парень, только вот с выбором подружки тебе не повезло.

— Ответьте мне, только честно: за что вы над ней раньше так издевались? Били и вообще...

— Я тебе скажу так: ты видел, как я умею владеть хлыстом? Так вот, поверь мне, если бы я хоть один раз отходила ее, как положено, (и даже не хлыстом, а вожжами), то дури в голове этой девицы было бы намного меньше, да и вела бы она себя тише воды, ниже травы. Впрочем, можешь считать все, что тебе заблагорассудится. Так что до свидания, мой дорогой, и я действительно рада, что познакомилась с тобой, мальчик.

Уже закрывая за собой дверь, Олея вновь улыбнулась — надо же такое придумать, богоугодные книги!.. Между прочим, парнишка, и верно, неплохой, так что он рано или поздно должен разобраться, что к чему. Лучше бы, конечно, это произошло пораньше...

— Доченька, ты что так долго? — мать уже ждала Олею. — Я уже беспокоиться начала. Тебе сейчас надо быть поосторожнее.

— Все в порядке. Знаешь, кого я по дороге встретила? Жениха доченьки Серио.

— И что?

— Да ничего. Просто поговорили...

Ночью Олее приснился странный сон. Она снова оказалась в той непонятной красноватой пустоте, где напротив них с Белом стоял Сварг. Тогда, в подполе на горящей заставе, их воспоминания внезапно обрывались, и ни она, ни Бел так и не могли вспомнить о том, что же им тогда сказал Сварг. Впрочем, она и сейчас еще не могла точно вспомнить тот разговор. Кажется, Светлый Бог сказал им что-то вроде того, что в награду за верность он подарит им долгую и счастливую жизнь...

Утром Олея проснулась с чувством, что все у нее будет хорошо. Кажется, она сегодня очень долго спит: вон, ночная тьма в окне уже меняется на бледное серое утро, а если учесть, что зимний рассвет приходит поздно, то можно предположить — времени уже немало.

— Доченька, вставай... — в комнату вошла мать. — А ведь нам еще в суд идти, ты не забыла? Что-то заспалась ты сегодня не по делу! Неужели даже крики Серио тебя не разбудили?

— Серио? Не слышала... А что ему было нужно?

— То есть как это — не слышала? — удивилась мать. — Ну и горазда же ты спать! Ведь даже соседи из своих ворот выглядывали, чтоб посмотреть, что за шум у наших ворот стоит! А я-то думала, что ты просто выходить не хочешь... Муженек твой бывший заявился, причем был жутко не в настроении, кричал, что вам обязательно надо поговорить. Может, это ему и надо было, только вот мы его в ворота не пустили — зря, что-ли, я охранника нанимала?! Между прочим, этому нашему новому работнику так было и сказано: если Серио ступит на порог, ты окажешься за порогом!

— На тебя это непохоже...

— Да стоит мне только вспомнить, как Серио тебя тогда на порог своего дома не пустил, так у меня кровь вскипает! Столько времени прошло, а меня все еще обида гложет! А вот сейчас он к нам в дом заявился, ему, видишь ли, с тобой переговорить надо! Ничего, долг платежом красен!

— И что еще было? Серио сказал еще что-то?

— А ничего особенного! Покричал-покричал, ногами потопал, да и ушел. Вот и все наше с ним общение. И без того ясно, чего ему надо было: сегодня же новое судебное разбирательство по тем кражам, за которые тебя в свое время осудили, вот муженек твой бывший и беспокоится! Если будет доказано, что ты тут ни при чем и осуждена ошибочно, на основании ложных показаний его дочери и подкупленных свидетелей, да к тому же будет оказана вина этой девицы... В этом случае я ни Серио, ни его мерзавке не завидую!

Значит, — подумалось Олее, — значит, вчера в доме Серио произошло что-то такое, после чего нежный папаша был вынужден принять какие-то меры. Просто так Серио вряд ли пришел бы в дом бывшей жены, и уж тем более не стал бы поднимать шум у ворот, опасаясь привлечь к себе чужое внимание: он же твердил всем и каждому, что не только не желает иметь со своей бывшей женой ничего общего, но и близко к ее дому подходить не желает. Ну-ну...

— В общем, вставай, доченька... — продолжала мать. — Собираться надо.

— Мама, ты не могла бы выполнить мою просьбу? — неожиданно для себя произнесла Олея. — Скажи на кухне, чтоб обед сегодня готовили не только для нас, но и для гостей. Мне почему-то кажется, что вечером в нашем доме будет немало людей...

— А почему бы и нет? — пожала плечами мать. — Хорошую мысль ты мне, Олеюшка, подала. Давно у нас в доме не было настоящего веселья, и если сегодня все пройдет удачно, то мы вечерком ох и погуляем!.. Родственники придут, соседи заглянут, да и отцовы приятели будут тут как тут — эти прямо нюхом чуют, когда мы столы накрываем!

У здания суда народу было много, а в самом зале и вовсе, как говорится, яблоку было негде упасть. Слухи о пересмотре дела уже давно ходили по городу и вызывали немалый интерес. О том, что дочка Стара, кажется, невиновна, говорил весь город, и желающих поглазеть на происходящее разбирательство было в избытке. Олея с родителями оказалась в центре внимания, а чуть позже не меньшее внимание было уделено и Серио с его милой дочкой. Олея сразу поняла, что ее бывший муж, мягко говоря, не в настроении, а белобрысая девица, хотя и шествовала с видом оболганной добродетели, но выглядела неважно. Похоже, у нее или башка трещит с перепоя, или же с самого утра она получила от отца хорошую трепку, хотя, скорей всего, тут было и одно и другое. А еще рядом с ней нет жениха, того самого милого мальчишки. Интересно, отчего же он к своей невесте не спешит?

Впрочем, вчерашний спутник Олеи отыскался быстро. Он подошел к молодой женщине, и вид у парнишки был хмурый.

— Я должен извиниться перед вами... — пробурчал он, глядя себе под ноги. — Вчера я наговорил много лишнего.

— Забудь! — отозвалась Олея. — Все нормально.

— Я просто хотел сказать... — продолжал мальчишка, по-прежнему не поднимая глаз. — В общем, кое-что из того, что вы мне вчера сказали — это оказалось правдой.

— Только кое-что?

— Да. Кое-что, но не все.

— Ничего... — улыбнулась Олея. — Остальное ты услышишь сегодня... Я так понимаю, что после нашего разговора ты направился к своей невесте? Кстати, что с твоей правой рукой? Она же у тебя как плеть висит! Что, вчера пришлось кое с кем схлестнуться?

— Предположим, но мне бы не хотелось об этом говорить.

— Что, ты встретил в доме своей невесты кого-то из той троицы, и тот схватился за нож? Надеюсь, рана не очень глубокая?

— Переживу... — мрачно пробурчал парнишка.

— Как я понимаю, наша общая знакомая уже была хорошо под мухой, так? Хочешь знать мое мнение по этому поводу? Ты, конечно, можешь сколько угодно губить свою жизнь рядом с особой, которая пьет уже с молодости, только вот зачем тебе это нужно? Всепрощение и благородство души — это, конечно, хорошо, но только в том случае, если оно идет впрок и падает на благодатную почву, а тут... Впрочем, это только твое дело и не мне тебя учить.

Парень ничего не сказал и отошел в сторону, но ответ был и так ясен. Олея проводила парня взглядом: ничего, переживет, и пусть радуется, что узнал кое о чем до женитьбы, а не после нее. К тому же тут речь вряд ли идет о большой любви — так, юношеская влюбленность, замешанная на жалости и благородстве.

Зато во время этого разговора с Олеи и этого мальчишки не сводили глаз ни Серио, ни его дочь. Правда, пару раз бывший муж хотел, было, подойти к Олее, но благоразумно не стал этого делать: не хватало еще выяснять отношения на виду у всего зала! Вообще-то Олея понимала паршивое настроение Серио: ей уже было известно, что к дознавателям не так давно приходили двое весьма потрепанных личностей, которые клялись и божились, что в свое время едва ли не своими глазами видели, что кражи драгоценностей совершила именно Олея. Только вот стоило дознавателям хоть немного тряхнуть этих так называемых свидетелей, как оба враз сознались, что за подобные "признания" им не только уплатил Серио, но еще и долго учил их, что надо говорить и как отвечать на вопросы. В результате бывший муж заимел только очередной убыток в своем и без того тощем кошельке, а заодно появилось и лишнее подтверждение того, что его первоначальные показания лживы от начала и до конца.

Что можно сказать о судебном заседании? Только то, что дознаватели хорошо разобрались во всей этой истории, но больше всего публику впечатлило появление двоих свидетелей, тех самых мужчин, кому в свое время Серио заплатил за то, чтоб они убрались из города. Правда, по сравнению с тем временем, когда Олея встретила их в лесной избушке, эта парочка здорово изменилась: оба исхудали, были всерьез простужены, кашляли без остановки, да еще и ходили с заметным трудом. Да, судя по их виду, житье, вернее, жалкое существование в той избушке было отнюдь не сахарным, и они его никогда не забудут, и уж тем более не собираются покрывать ни Серио, ни его милую дочурку. Те деньги, которые они когда-то взяли за молчание, обошлись им слишком дорого, и сейчас мужики старались хоть каким-то образом расквитаться за то, что им пришлось пережить, и их показания были более чем убедительны.

Дело для Олеи и без того было выигрышным, но безголовая дочь Серио для себя все погубила окончательно. Ее и без того паршивое настроение было окончательно испорчено тем, что она сейчас услышала, а если учесть то, какие убийственные факты всплывали об этой девице, то было понятно, что ее репутация, и без того далеко не безоблачная, сейчас погублена едва ли не окончательно. К тому же не следует скидывать со счетов и тот факт, что отец не позволил ей утром выпить ни капли вина, а ведь после вчерашнего голова просто трещала от боли...

Вполне естественно, что девица не выдержала.

— А пошли вы все... — и встав с места, дочь Серио направилась к выходу.

— Прошу вас сесть на место! — раздался голос судьи. — Вы не имеете права покидать этот зал до окончания процесса...

— Папаша на этом представлении останется, поржет от души... — девица и не думала останавливаться. — Если вам что интересно, то он ответит на все вопросы, а мне потом передаст, какая фигня тут происходила. Между прочим, вы все тут сволочи последние. А для вас, козлы-свидетели, все это так просто не пройдет!

— Задержать ее! — рявкнул судья, чуть ошалевший от подобных слов.

— А это не хочешь? — и девица изобразила на пальцах весьма неприличный жест. Впрочем, на этом все и закончилось, потому что доченьку Серио с двух сторон взяли под руки крепкие стражники. Подергавшись в сильных мужских руках, девица выдала такую трехэтажную фразу, что побледнел даже Серио, а у большинство присутствующих не поверили своим ушам: чтоб девушка из приличной семьи знала такие слова!.. Неслыханно!

Н-да, — подумала Олея, — похоже, что сейчас окончательно развеяны все иллюзии мальчишки-жениха насчет чистоты и непорочности его невесты. То, что сейчас прилюдно высказала эта девица, в богоугодных книгах нельзя прочитать при всем своем желании. Подобным словам обучают в... несколько иной среде.

Все дальнейшее не заняло много времени. Вскоре судья объявил вердикт: Олея признается невиновной и с нее снимаются все обвинения и приносятся официальные извинения. Дело по кражам отправляется на повторное расследование. Кроме того, дочь Серио задержана не только за неуважение к суду, но и как подозреваемая, и оттого должна быть отправлена в камеру, где и обязана пребывать во время нового дознания.

Олея с тоской во взоре проводила взглядом ругающуюся девицу: она-то уже знала нравы, царящие в тюрьме и понимала, что очень скоро сокамерницы избавят доченьку Серио от той роскошной соболиной шубы, в которую та была одета. Верно говорят: если что легко приходит, то оно так же и уходит.

Что же касается мальчишки, то о нем, пожалуй, сейчас можно говорить как о бывшем женихе. Похоже, его так поразило превращение из милой несчастной девушки в отъявленную оторву, что он позволил своей матери (которая тоже присутствовала на суде) без сопротивления увести его домой.

Когда Олея с родителями возвращалась домой, то на нее уже не косились на улицах, да и на душе у молодой женщины было легко и радостно. Наконец-то они избавилась от клейма воровки, а насчет всего остального теперь пусть голова болит у Серио.

Дома Олея опять поднялась в свою комнатку. Все хорошо, только вот где Бел? То есть Лавр. Между прочим, он обещал вскоре приехать, только вот идет день за днем, а его все нет. Снизу доносятся веселый голос матери и довольный бас отца, а вот у Олеи опять отчего-то стало невесело на душе.

Снова подошла к своему привычному месту у окна. На улице еще светло, мальчишки напротив опять затеяли какую-то игру, а на все ту же рябину напротив окна села небольшая стайка снегирей. Красивые птицы и их задорное чириканье ненадолго отвлекли внимание Олеи, а когда стайка улетела, то молодая женщина вновь посмотрела на улицу. Надо же, к воротам их дома враз подъехало несколько экипажей. И верховые там есть... Интересно, кто это к отцу приехал? Опять, наверное, какие-то его дела...

И тут Олея увидела, как с коня слезает высокий мужчина. Сверху было плохо видно, но молодая женщина даже не увидела, а поняла, что это Бел. Приехал... Женщина схватилась, было, за створки окна, чтоб распахнуть их навзничь и позвать мужа, но сообразила, что сейчас делать это не имеет смысла — окно законопачено на зиму, и его так просто не открыть. Да и зачем это делать, если можно просто спуститься к мужу?

Олея сбежала по лестнице вниз и почти что пролетела мимо удивленных родителей, а навстречу к ней из сеней торопилась все та же немолодая служанка.

— Олеюшка, там, там...

Но молодая женщина не стала слушать дальше. Она выскочила на крыльцо, и увидела, что в воротах стоит Бел, и, улыбаясь, смотрит на нее. Позади него толпились какие-то люди, но молодая женщина не обратила на них никакого внимания. Она бросилась к мужу, и едва ли не повисла у него на шее, чувствуя, как ее обнимают крепкие руки Бела.

— Ты приехал! Я так ждала! А почему тебя так долго не было? Я все глаза проглядела у окна! Мне столько нужно тебе рассказать!

— Дела. Еле отпросился на несколько дней, чтоб тебя забрать...

— Бел, я так соскучилась!.. Или тебя стоит называть Лавр? Я все время путаю...

— Да хоть горшком называй, только в печь не ставь... — тихонько засмеялся муж. — Ой, да ведь я же не один приехал! Со мной мать, родственники, друзья...

Олея выглянула из-за плеча мужа — и верно, рядом стояла немолодая женщина и с улыбкой глядела на жену своего сына.

— Мама, это и есть Олея...

— Представь, я поняла... Да, сынок, ты был прав: она, и верно, красавица...

Однако тут раздался голос Стара:

— Это что тут происходит?

Олея оглянулась. Как и следовало ожидать, на крыльце стояли не только мать с отцом, но и слуги высыпали посмотреть на необычных гостей. Ох, а любопытство у всех на лицах, можно сказать написано крупными буквами.

— То есть как это что? — мать Бела шагнула вперед. — У вас, как говорится, товар, у нас купец, так что сами понимаете...

— Так значит, Олеюшка, это и есть твой муж? — теперь уже и мать Олеи выступила вперед.

— Он самый и есть... — а мать у Бела куда разговорчивей сына, и, похоже, решила взять в свои руки дело знакомства с новыми родственниками. — Наши-то детушки великовозрастные, как выяснилось, поженились втихую, без родительского благословения и дозволения, так вот теперь задним числом нам с вами надо знакомство заводить да свое родительское благословение дать этим бестолковым.

— Ой, да что вы стоите в воротах? Проходите в дом! — мать Олеи обернулась к отцу. — А ты чего стоишь, словно чужой? Новая родня приехала знакомиться, а ты словно язык проглотил? Сам же дочку вопросами насчет зятя донимал, а сейчас не знаешь, что и сказать?

— Да, да, гости дорогие, проходите в дом! — заторопился Стар. — Познакомиться надо и вообще...

Но Олея и Лавр не обращали внимания на посторонних. Конечно, сейчас надо идти в дом, знакомиться с новой родней, с друзьями Лавра, но это будет чуть позже. Иногда, после разлуки, просто хочется какое-то время побыть вдвоем с дорогим для тебя человеком и знать, что свое счастье ты все-таки нашел...

Распустился костер под пальцами,

Расцветая сильней от холода;

Слишком дорого быть скитальцами,

Быть оседлыми — слишком хлопотно.

Из таверны в таверну песнями

Имена наши будут славиться,

От легенды к легенде честными

Лишь они одни и останутся.

О богах и героях сказочки...

Столько лиг под ногами пройдено!

Каждый шаг — как с судьбою в салочки,

Верный путь не узнать доподлинно.

Да и нужно ли знать, что сбудется?

Мне плечом бы — к плечу родимому.

Пусть наутро печаль забудется,

Словно солнцем зима гонимая.