Ни с кем не сорясь, не произнося вслух особенно громких слов, потихоньку-помаленьку — я стал эдаким "мировым судьёй", примиряющим стороны.
* * *
А страсти меж тем, кипели воистину нешуточные!
Уже во вторник были опубликованы мои статьи (почти все) в газетах, а со среды — валом пошли "ответные" письма читателей. Тогда же, стали прибывать отряды комсомольцев из уездов и волостей, с теми же требованиями: покончить с хулиганством — как с пережитком проклятого прошлого. С ними я и Ефим Анисимов, тут же нашли общий язык — среди провинциальных руководителей тоже имелись весьма амбициозные личности, которые открыто кричали побледневшим лидерам Губкома РСКМ:
— Сами не справляетесь, освободите место для тех кто сможет!
— ДОЛОЙ!!! — скандировала толпа, — СЛАБАКИ, ТРЯПКИ, ТРУСЫ — ТАКИМ НЕ МЕСТО В КОМСОМОЛЕ!!!
Не... Члены Нижегородского Губкома — тоже были ребята боевые! С одним из них, Ларионовым Николаем Николаевичем — участником Гражданской войны на Севере, красным партизаном и узником "демократического" концлагеря на острове Мудьюг, я даже успел подружиться.
Ну, или почти успел.
Но эти, ныне дорвавшись до "кресел" — уже несколько успокоившиеся на занятых тёплых местах и, "сытые"... Вернее — пресыщенные властью. Они, не ожидали такого развития событий и растерялись от столь неожиданного и бурного напора.
А наши из провинции — амбициозные и "голодные" до властных должностей, а с ними — до всех положенных по должности "почестей"!
В результате, им удалось (под моим чутким руководством, разумеется) урвать себе "место под Солнцем" — Ефим Анисимов, Кондрат Конофальский и ещё один парень из Ардатова вошли в состав Бюро Губкома РСКМ.
Те, в основном пришлые — принесённые в Нижний Новгород мутными потоками великой русской Смуты. Я, хоть не имею достоверной информации по каждому на своём компе, но почему-то уверен — они у нас надолго не задержатся...
Наши — местные: им здесь жить, учиться, работать и растить детей.
На многих заводах прошли митинги, по городу прошла демонстрация молодёжи, к которой присоединились и многие сторонние горожане. Участники её пели напечатанный в газетах "Антихулиганский гимн молодёжи":
"...А нам от северных морей, вдаль до южных рубежей
От Курильских островов, до Балтийских берегов
Чтоб на земле сей был бы мир, но если красный командир
Позовет в последний бой, Вася Пупкин — мы с тобой!".
Демонстранты несли транспаранты и скандировали написанное на них:
— ХУЛИГАНСТВУ — НЕТ!!! ВАСЯ ПУПКИН — МЫ С ТОБОЙ!!!
Во главе демонстрантов все наши и, я среди них тоже — надрываю голосовые связки.
Вдруг, слышу сзади-сверху вместе с надвинувшейся на меня исполинской тенью:
— Слова "Гимна" — твои, Серафим?
Никак, Голованов? ...Точно!
— Да, куда мне до народных поэтов! В газете напечатали — не читал, что ли?
Усмехается добродушной улыбкой великана:
— Опять скромничаешь?
Поздоровались за руку на ходу и представляю своим:
— Ребята, это — Александр Голованов! Александр, это — наши ульяновские ребята: Ефим, Кондрат, Елизавета...
Замечаю: Голованов, задержал ладонь Лизы в своей руке — несколько дольше положенного... Однако, всего лишь — "продолжения" не последовало.
— А это — Санька да Ванька... Или — Ванька да Санька, их и мать родная не различит. Хахаха!
— ХАХАХА!!!
После знакомства с Головановым, мнения ребят — после оценивающе-уважительных взглядов на его фигуру, было единодушным:
— Ну, теперь хулиганам точно — карачун!
Александр, пристроился рядом и зашагал, отобрав у кого-то из наших рейку транспаранта:
— Ты я, вижу — работу уже не ищешь...
— Был бы человек — работа на его шею отыщется! Как сам то?
Кратко рассказали друг другу некоторые — самые важные события, произошедшие в наших жизнях после расставания.
— Мама моя про тебя часто спрашивает... Куда, мол наш "скромный поэт" исчез?
— Передавай огромнейший привет уважаемой Вере Ивановне и скажи: как только появится возможность — тотчас предстану пред её очи!
Однако, хотя с Александром Головановым в разгар операции "Хулиганов нет" общаться приходилось довольно частенько — "предстать" перед его мамой, в тот раз была не судьба...
* * *
Вечером у меня на квартире собрались все наши. Наскоро накрыли "поляну", разрешил даже немного спиртного — чтоб отпраздновать начало карьеры Анисимова-младшего и Брата-Кондрата.
После поздравлений, я даю "установку":
— Ефим! Запомни две вещи: советский бюрократ — постоянно должен быть бодр, трезв, мускулист, с крепко сжатыми "булками" и всегда готов к хорошенькой драке... Иначе, "подвинут".
Тот, по-юношески горячечно открещивается от такой — сомнительной по его мнению, "чести":
— Я никогда не буду бюрократом, Серафим! Я...
— Не перебивай старших и никогда не говори "никогда"! Запомни второе: кругом тебя — чужие, враги — какой бы елей они тебе в уши не лили. Запомни как "отче наш" и заруби это себе на носу: доверять нельзя никому — чем выше лезешь, тем больше у тебя врагов...
Показываю на Брата-Кондрата, Мишку, Лизу, Саньку да Ваньку... И на Васю Пупкина:
— ...Кроме своих ребят! Поэтому, не забывай про них, не забывай про команду — без которой ты быстро свернёшь себе шею. Ты — как лидер альпинистов: лезешь вверх — они тебя страхуют от падения в пропасть. Пока у тебя есть своя команда — ты всегда можешь однажды сорвавшись, начать всё заново. Нет команды: малейшая твоя оплошность и ты — ТРУП!!! Политический, а может быть и, самый натуральный — вонючий, разлагающийся и пожираемый белыми червями... Забрался на очередную отметку — подтягиваешь команду по одному к себе. И так до самой "вершины".
Ефим, немного не догоняет:
— "Вершина"...?! Это что?
— Это как горизонт: ты подходишь к нему — а он отодвигается. Ибо, конечная цель — ничто, само движение — вот смысл всего сущего в этой жизни. Пока мы куда-нибудь движемся — мы живы, мы из себя что-то представляем. Как только остановились почив на лаврах — мы обречены на смерть, тлен и забвение... Всё ясно?
Это не первый мой с ним разговор на эту тему — я медленно, но постоянно долбил в одну и тоже точку — как вода точащая камень. Но впервые я высказался так откровенно.
— Да! — твёрдо ответил Ефим Анисимов не отводя взгляда, — мне всё ясно, Серафим.
Обвожу глазами всех, стараясь по очереди заглянуть каждому в глаза:
— Ещё вот, что... Все мы в нашей команде — живые, грешные и обуянные земными страстями люди и, между нами могут быть непростые отношения: симпатии, антипатии, дружба, ссоры... Любовь и ненависть даже. Одного только не должно быть — предательства в пользу чужих! Вы, как команда пиратского корабля: пока горизонт чист — команда может сколь угодно выяснять меж собой отношения. Но когда с марса кричат, что впереди видно купеческое судно — которое можно ограбить, всё отбрасывается в сторону — ради общей цели, ради общего блага всей команды корабля!
По глазам вижу — последний образ всем понравился. Значит, продолжим его эксплуатировать:
— Капитан корабля тоже человек и не застрахован от вольных или невольных ошибок. К нему можно как угодно относиться: думать и языком по "камбузам" мести — не запретишь... Но когда на море бушует шторм, когда борта корабля пробиты, а трюмы полны воды и он тонет — не время искать виновных или "козла отпущения". Вся команда должна всё забыть ради главной цели — спасти корабль, груз и себя... Без капитана на мостике такое сделать невозможно!
Без всякого сомнения, мои слова — произвели на ребят впечатление, запали им в душу и, очень надолго запомнятся — быть может даже навсегда. Надеюсь, что они впитали мою мораль на уровне подкорки. Оглядываю внимательно всех ещё раз:
— Ребята, вы все всё поняли?
В ответку горящие неугасимым пламенем глаза:
— Мы всё поняли, Серафим.
* * *
Губернское руководство РКП(б) тоже в запарке: к нам приезжал, беседовал с нами, выступал на импровизированном митинге и даже прошёлся по улице на демонстрации и погорланил — сам Жданов...
Да, да!
Тот самый Жданов Андрей Александрович — ныне, заведующий агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б). Уже в следующем году он станет 1-ым секретарём Горьковского (Нижегородского) крайкома партии, а с 1934 года сменит в Ленинграде убитого Кирова.
Рисунок 101. Заведующий агитационно-пропагандистским отделом (АПО) Нижегородского Губкома РКП(б) Жданов А.А..
Что характерно, больше никого из губернского партийного руководства не явилось — ограничившись грозными или наоборот, растерянными звонками.
Приезжали граждане из "органов", так сказать... Из вполне "определённых" органов, как сами понимаете. Беседовали с отдельными представителями — с вашим покорным слугой в том числе, выслушивали бесконечные речи на заседаниях актива — порой за полночь. Но не найдя никакой "контры" — оставили нас в покое, наедине со своими проблемами.
Товарищи из НКВД же (из родной милиции то есть), хоть и предупреждали строго о недопустимости самосудов и строгой ответственности за них — но исподволь были довольны и, даже почти открыто и откровенно, науськивали нас на хулиганов... По крайней мере, я так их понял.
Согласен: в другое время, возможно и нас всех — "по шапке"!
Однако, волею судеб момент заявить о себе был выбран — удачнее не бывает. Ныне и, до самой смерти Ленина в январе 1924 года — самый пик "подковёрной" борьбы в правящих кругах и непонятно ещё кто кого: Зиновьев (в группу которого входил Сталин) сковырнёт Троцкого или совсем наоборот. Лишь, когда зимой 1924 года у Ильича "ноги остынут" в деревянном Мавзолее — всё определится, всё встанет на свои места и будет ясен полный расклад на политическом Олимпе страны...
Ныне же, многие из местных партийных функционеров ставили именно на Льва Давыдовича — что и объясняет смену "смотрящего" в Нижегородской губернии в 1924 году, после проигрыша того "по очкам" триумвирату Зиновьев, Каменев, Сталин.
Но, это будет потом!
Пока же, сторонники Сталина не знали о своей победе и цеплялись за любое проявление массовой поддержки и, этот случай не прошёл мимо их внимания. После длительной беседы Жданова с группой наших активистов, Анисимов-младший обратился к нему с инициативой:
— Нужна поддержка партии! Поэтому мы считаем: надо писать старшим товарищам: в Центральный комитет партии — лично товарищу Сталину.
Тот, был просто без ума от радости, долго жал Ефиму руку:
— Правильно, товарищ Анисимов! Только товарищ Сталин правильно оценит и поддержит среди руководства партии то великое дело, что вы задумали.
Однако после того как Жданов уехал, на общем собрании Губисполкома победила иная точка зрения — что письмо в Москву надо писать всё-таки Троцкому. Я не смог переломить ход событий: "демократический централизм" — мать его, голосование — "свободное волеизъявление", чёрт бы его побрал!
— Миша, — шепчу я Барону, — эта бумага должно быть вечером у меня.
— Зачем, ведь...?
Шиплю рассерженной змеюкой:
— Ты хочешь в архивах петроградской ЧК порыться или уже передумал?
— Конечно хочу — нет, не передумал... А, как...?
— Тогда не спрашивай "как", Миша — а делай! Или, иди к чёрту.
Барон "сделал"!
Всю ночь корпел, портил зрение при тускло-мерцающем жёлтом свете туземной электрической лампы — но в Москву пошло правильное письмо, к правильному вождю и с подписями правильных комсомольцев.
На удивление быстро — как раз к началу операции "Хулиганов нет", пришла ответная телеграмма от Генсека РКП(б):
"Товарищ Жданов! Инициативу товарищей нижегородских комсомольцев всемерно поддерживаю и одобряю. Сталин".
Ну, вот мы и обзавелись "крышей"!
Андрей Александрович Жданов после получения телеграммы от Сталина, тут же прибыл к нам в здание нижегородского губернского исполнительного комитета РСКМ и взялся как бы "координировать" войну с хулиганами от лица РКП(б). Немедленно началось формирование "Ударных комсомольских отрядов по борьбе с хулиганством" (УКО), был избран штаб руководства операцией "Хулиганов нет" из представителей комсомольских организаций города и провинций, который возглавили Ефим Анисимов с его заместителем Кондратом Конофальским.
В пятницу поздним вечером, из Ульяновска прибыла наша основная ударная группа и Кузьма с сотней "американских" бит. Кроме того, приятно порадовал наш Домовёнок:
— Смотри, Серафим, что я придумал!
— Ну, смотрю — что там у тебя? Во...! А что он такой тяжёлый?
Разобравшись, обнаружил — что в карманы привезённых с собой жилетов-разгрузок, он положил по тонкой металлической пластине:
— Это листовое "лопаточное" железо. Уже проверяли: удар — даже самого тяжёлого и острого ножа держит.
— Ай да Кузька, ай да — сукин сын, — просто кипятком писцаюсь от его ума и сообразительности, — как хорошо придумал, а...?!
Тут же примерил один такой импровизированный бронежилет и остался доволен: стальные пластины хорошо защищали наиболее уязвимые места — район груди и живот.
— Слушай, Домовёнок, — верчусь пред зеркалом, — живы останемся — надо будет патент на изобретение оформить.
— На кой?
— Чтоб был.
— Аааа..., — ковыряет в носу, — ну, как скажешь — надо, так надо.
* * *
"Акция" была назначена на вечер субботы и к этому дню всё было практически готово. Предварительно небольшими группами, средь бела дня совершали разведывательные вылазки — знакомясь с местностью и повадками противника. Заодно, я кое с кем познакомился дополнительно и продумал всё до мелочей...
Кажется "всё". ...Или?
— Да нет, — успокаиваю сам себя, — всё должно получиться как надо.
Наскоро инструктирую напоследок бойцов:
— Товарищи! Враг многочисленнен, коварен и очень хорошо вооружён... Поэтому, когда начнём — бить надо долго не думая: увидел хулиганскую рожу с чёлкой или другими какими "особыми" приметами и, врезал битой — чтоб с копыт его! Иначе, он вас порежет или череп проломит.
С Бароном у нас состоялся отдельный разговор:
— У тебя особая роль, Миша: в общей свалке не участвуешь и бдишь — пока не увидишь кого с огнестрелом. Как только такая гнида материализуется: вот тебе неучтённый ствол — дальше сам знаешь, что делать.
Тот, со знанием дела осмотрел со всех сторон солдатский "Наган" — заначенный после ликвидации бандформирования с Дона, посмотрел ствол, проверил патроны в барабане провернув его:
— Эх, как я тогда мечтал о таком... Конечно, знаю.
— После применения, не дай Бог, конечно, — трижды сплёвываю через левое плечо, — не забудь выбросить — лучше в сторону беспредельщиков.
* * *
Наконец, начало темнеть — решающий час настал и, мы с Елизаветой одетые в "пролетарки" — по-пионерски взявшись за руки, заходим в парк в котором находился "Рабочий клуб" — под изумлёнными взорами прогуливающейся на свежем воздухе одиночной шпаны.
— Глядь, какие чоботы!
— Надо бы снять — фраерку, они кажись жмут...
— Чё твои "чёботы" — ты на евойную деваху глядь!
