— Запрыгивай.
Герцог еще сомневался.
— Куда ты собрался? Нам нельзя надолго, — мысль о гневе Фернандо совсем не радовала. — Луис неожиданно для себя подчинился желаниям синих глаз, таких игривых и призывающих. Он обернулся на лагерь и нахмурился. — Иногда ты меня удивляешь, Кристиан.
— Иногда я сам себя удивляю. — Легрэ повел бровью. — Ну же, Луис! Ты что, боишься меня? Напрасно. Обещаю, что мы скоро вернемся.
— Не боюсь, — юноша наконец протянул руку мужчине.
Кристиан помог ему взобраться на лошадь и, убедившись, что Луис надежно ухватил его за талию, направил коня в ближайший перелесок. По дороге они еще немного обсудили предстоящий вечер с Фернандо, а когда достигли опушки, Кристиан с улыбкой сказал:
— Я рад, что ты доверяешь мне настолько, Луис... Я ведь могу сейчас тебя увести куда угодно. Даже к Себастьяну.
— Не должен доверять, — юноша сидел, прижавшись щекой к спине и обхватив Легрэ, — но хочу. Очень хочу тебе доверять. — Пальцы провели нежно по груди к животу мужчины. — Даже если и так, то я узнаю наконец правду.
— Твое умение ходить по острию ножа иногда пугает даже меня, — ласково заявил Легрэ. Сейчас ему совершенно не хотелось думать о Фернандо, о Себастьяне, о том, что этот день принес много проблем и печали. Сейчас хотелось любить Луиса, дарить ему себя, брать взамен, следуя своим самым сокровенным желаниям. И Кристиан не понимал, когда же он успел так сильно влюбиться и почему.
— Чего ты сейчас хочешь больше всего? Грубости? Нежности? Страсти или игры со смертью?
От разнообразия выбора герцог даже замялся, не решаясь отвечать сразу. Грубость? Там, на болоте и в шатре короля он видел немало грубости. Грубость сопровождала Луиса всегда. Нежность? Разве не был Легрэ нежен ночами на болотах, лаская и целуя, любуясь, доводя до обморока? А Фернандо — разве не он умел доставлять сладкое безумие в тело каждым прикосновением, что разжигало болезненный огонь.
— Поиграем со смертью. Хочу увидеть, как это делаешь ты, — шепнул невесомо.
Кристиан ничего не ответил, но задумчиво кивнул. Когда они миновали уже знакомую поляну, Легрэ стал подгонять коня. Над головами заливались песнями птицы, солнце согревало зеленых стражей леса ласковым теплом и по их кронам гулял весенний ветер. Кристиан остановил коня у небольшого глубокого ручья, спешился и помог спуститься на землю юноше.
— Ты говорил, что отец часто унижал тебя, — сказал он, привязывая поводья к толстой ветке дуба и поглядывая на Луиса. — Было что-то такое, чего ты не переносил особенно?
— Так я тебе и стану рассказывать все, — заметил лукаво герцог. — Что касается слабостей, ты и сам должен догадываться. И потом, непереносимость чего-либо вполне может стать и удовольствием. — юноша оглядывался вокруг. — Играть с тобой я стану лишь в том случае, если не будет соития. Я без короля играть в такое не стану и его доверие не нарушу.
— Иными словами ты мне не дашься? — Кристиан расхохотался.
— Просто обещание прошу, если не заставишь меня передумать, — заулыбался Луис. — Вот проверка на слабость. Вчера я так сглупил, сейчас же вообще рискую.
Легрэ вздохнул, цокнул языком.
— Ну, ладно. Посмотрим. Но я, кстати, помню твои слова. — Кристиан отвязал от седла мешки — внутри что-то позвякивало, что-то металлическое. Ухватив юношу за запястье, Легрэ потащил его за собой вдоль ручья, выискивая что-то глазами.
Луис не сопротивлялся, хотя кровь уже побежала быстрее, а поведение Кристиана казалось таким странным и отчасти даже забавным, то ли потому, что хотелось ему доверять, то ли от того, что юноша еще никогда не испытывал от Легрэ чего-то ужасающего, что заставило бы его подчиниться ему и стать целиком и полностью с ним одним целым.
Кристиан выбрал более или менее ровное место, поросший молодой травой берег, плавно переходящий в каменистый, с мелкой речной галькой. Огромный сухой ствол дерева, утопленный одним концом в воде, ему особенно приглянулся. Швырнув мешки на землю, Легрэ привлек к себе юношу и без лишних слов поцеловал в губы.
Наверное, это было бы очень романтическим, живописным проявлением чувств: весна вошла в полную мощь. Журчала вода, яркая зеленая трава то там, то здесь пробивалась первыми цветами, ветви деревьев с нежной зеленью ажурно переходили в высокое небо.
И губы Легрэ выражали столько скрытой животной страсти, но Луис точно знал, что Кристиан привел его сюда не просто так.
Поцелуй прервался и Легрэ отступил от юноши, в синих глазах застыл лед и даже голос стал точно вьюжная зима.
— Раздевайся, — спокойно приказал он. — Совсем.
Герцог колебался. Вчера, позавчера он вступил на опасную тропу, подпустив к себе сразу двух хищников. И хищники эти могли легко убивать, могли ненавидеть так же сильно, как и одновременно любить. Они не спускали ошибок. А Луис провинился и перед тем, и перед другим. Один уход ночью к Фернандо стоил наказания...
Пальцы потянулись к рубашке, сняли через голову. Герцог аккуратно сложил дорогую шелковую ткань и теперь развязывал разноцветные ленты на тонких льняных штанах, продолжая гипнотизировать и изучать лицо Легрэ — напряженные желваки чуть подрагивали, губы чуть сжались.
— Что теперь?
— Дальше, я хочу, чтобы ты отвечал мне. Всякий раз, когда я спрашиваю тебя о чем-то, ты отвечаешь. Отвечаешь честно и пока можешь.
Кристиан присел перед мешком и достал из него два ремня и моток веревки, взглядом выбрал молодое крепкое дерево, растущее справа — оно вполне могло выдержать брыкания герцога, не переломившись, и его ствол был не слишком толстым, чтобы хватило ремней.
— Все мои приказы ты исполняешь беспрекословно. За любое ослушание я буду наказывать тебя так, как сочту нужным. Ты меня понял?
Луис приподнял бровь. Кристиан был на взводе. Неужели что-то изменилось за ночь? Что бродило в его буйной и неспокойной голове?
— Хорошо, как скажешь. Я постараюсь.
— Спиной к дереву, — тем же ровным тоном заметил Легрэ и когда Луис выполнил приказ, Кристиан закинул его руки за ствол и крепко связал между собой запястья. Проверив надежность веревок, он встал перед Луисом вплотную, чуть щурясь и разглядывая его лицо с неприятным любопытством.
— Удобно? — спросил он издевательски.
— Да, — отозвался герцог, наблюдая за мужчиной. Он умело готовил мышцы к возможной боли. Он так часто ее испытывал, что само ожидание сейчас походило на невидимую пляску огня. Пятки ощущали мягкую траву, слух улавливал звон птиц, переливы воды. Любование природой отвлекало от тона Легрэ. Когда все это исчезнет, когда перестанет иметь значение, тогда граница будет перейденной и запретной.
Рука Кристиана прошла от шеи до паха — по гладкому сильному телу, стала поглаживать член, возбуждать, дразнить. Губы скользили вдоль линии волос, обжигая горячим дыханием кожу.
— Я вот все думаю, Луис, — жарко шепнул Легрэ ему на ухо. — Через сколько дней тебя найдут здесь... Как считаешь?
— Через неделю... две... никогда... — юноша ответил на ласку тоже чуть заметным, но в то же время доверчивым поцелуем. — Если ты меня, конечно, оставишь здесь.
— Думаешь, не оставлю? — усмехнулся Легрэ, жестко двигая рукой и прикусив край уха юноши. — У меня на это куча причин... Ты плохо себя вел в последнее время. Мне это как-то, знаешь, не понравилось... Ты думаешь, что знаешь меня? Уверен?
— Разве я говорил, что знаю тебя, — Луис сжал губы, сдерживая хриплые стоны. — Лучшее средство избавиться от проблемы — убить?
— Здесь я задаю вопросы, и только я. — Легрэ отстранился и с мстительной улыбкой залепил Луису звонкую пощечину так, что голова мотнулась в сторону. — Усваивай, сладенький.
— Я понял. — Луис усваивал. Кристиан в ярости. И еще в какой. Герцог расслабил и опять напряг мышцы. Словно это сейчас что-то изменило бы... Но раз Легрэ нужно сказать... он все равно выдаст себя действиями, словами, жестами, заложенными природой.
— Умница. — Кристиан погладил юношу по щеке. — Продолжим тогда. — Он поднял с травы ремень, удобно уложил пряжкой в ладонь, другой конец свободно отпустил и сделал три шага назад, размял запястье. — Голову откинь назад и не вздумай опустить, иначе останешься без глаз.
Луис моргнул. Он поднял голову вверх, запрокидывая лицо к солнцу, к лучам, которые теперь ласкали его. Что если он опустит? Что если не послушается того, кто считает себя монстром? "Считай, Луис, — голос отца в голове звучал четче ритма сердца. — Считай свои грехи за сегодня. Не поднимай головы, иначе я располосую твою хорошенькую мордашку... Считай... — удар по тонким косточкам через одежду. Слезы, капающие на стол. — Считай... — Один, два, три... — Священник... Как ты мог, Луис... ты вызываешь похоть. В тебе дьявол".
— До двадцати, — сказал Легрэ, и воздух разрезал шелест первого удара — сильного, но не в полную мощь. Широкая красная полоса проступила на плече. Не дав Луису опомниться, Легрэ ударил наотмашь по другому плечу, и так до пяти. Каждый последующий взмах руки был сильнее предыдущего, и пятый — оставил яркий след на левом плече. Легрэ остановился, снова поправил пряжку в ладони.
Герцог считал про себя, шевеля губами и молясь на голубое небо, расползавшееся белым кружевом легких облаков. Боль была несильная, но плечи ныли, и казалось, что огонь теперь растекается по предплечьям, делая их невероятно тяжелыми. "Я всего лишь плоть, которую умерщвляю. Недостойная плоть бытия. Порождение сатаны во мне проявляется красотой. Сожги меня в адском огне, я появлюсь опять для искушения".
— Ты не кричишь. Видимо, я с тобой слишком нежен. Исправим, — удар, последовавший за этими словами был такой силы, что оцарапал кожу юноши на груди до крови, вскрыл не заживший до конца порез. — Тебе... — еще один удар до крови, наотмашь, со всей силы, — не нравится? Отвечай. — В этот раз Кристиан не остановился. Он бил Луиса совершенно не заботясь о том, что может попасть по шее или по животу. Мертвая упругая кожа обжигала вздрагивающее тело, и Кристиан не хотел останавливаться ни на минуту. — Отвечай!
— Господи милосердный, — слезы потекли из глаз юноши, который не мог сдерживать боли. Наказание... за его чрезмерное доверие, за его излишние чувства. Небо словно приблизилось, стало ярче, синее, необычнее, а звон птиц слышнее. Пространство поползло навстречу, ветви деревьев приближались и заглядывали в лицо. — Не больно... Господи, не больно... — герцог сосредоточился на единственной надежде, которую видел теперь -тонкую веточку. "Он хочет, чтобы Фернандо его выгнал. Хочет, чтобы я его возненавидел. Как банально! Да, Луис? Да? Слышишь? — ангел внутри капнул кровью в лицо. — Хочет избавиться от своих чувств как от искушения, от повода испытывать что-то".
Последние два удара несли в себе звериный гнев. В конце концов, Легрэ заткнул ремень за пояс и подошел к Луису, схватил его лицо за подбородок, заставил посмотреть на себя.
— Ты не ответил на вопрос. Что ж, это был твой выбор, сладкий мой. Я предупреждал тебя, что ты будешь наказан или нет?
Соображение из головы ушло да и лицо мужчины казалось расплывчатым мокрым пятном акварели. Луис с усилием свел брови к переносице.
— Да, — ответил он, благодаря небо, что сейчас не видит ясно синих глаз.
— И ты примешь наказание как должное?
— Да, — юноша хотел сказать, что не виноват ни в чем, но ведь был виноват, что позволил себе чувствовать. Должен был растоптать, а сам.. Отец... Его зверь правильно говорил, что дьявол выбирает разные обличья. И если те пробуждают остальную тьму, то следует принимать наказание как должное. Молчаливое "нет" сказал лишь ангел, которого никогда и никто не слушал.
Легрэ отпустил лицо Луиса и, зайдя ему за спину, наложил ремень на его горло, пристегнул к стволу так, что герцог едва мог дышать и не сумел бы опустить голову. Теперь Луису, захоти он взглянуть себе под ноги, пришлось бы нелегко.
— Ты говорил, что я не могу поиметь тебя, — Легрэ сорвал с соседней ели несколько колючих веточек, потом прошелся вдоль ручья, выискивая среди гладкой гальки подходящие камушки и собирая их в ладонь. — Ты все еще не хочешь, чтобы я сделал это?
— Нет, — герцог едва мог сглатывать... Но от уже нанесенных ударов и так слабо ощущал тело. Держался на одном слове... и молил лишь того, кому доверял больше всего, кто всегда предупреждал об ошибках. И об этой тоже. "Сонным мороком становится твой путь. Без сна ночами долгими стоя на коленях. Смазывал ли ты синяки, Луис? На теле раны заживают, а в душе? Никогда... Тонкая струйка крови потечет из твоей потемневшей души... Сколько еще осталось крови там?"
Кристиан скоро вернулся. Он сел на колени перед Луисом и закинул его правую ногу себе на плечо, камушки и еловые ветки сложил на траве рядом. В паху все горело, сводило судорогой от желания, хотелось скинуть тесные штаны к ногам. Легрэ упорно отмахнулся от своих мыслей и занялся делом.
— Нет, так нет, — холодно сказал он, достав из-за пазухи небольшую веревочку, опутывая ею мошонку юноши и член у самого основания. — Вот так, — Кристиан довольно хлопнул герцога по левой ягодице, — теперь ты не сможешь кончить у меня. Посмотрим, насколько тебя хватит. Получается, что ты мне солгал, сказав, что хочешь меня. Я не люблю, когда мне врут.
Луис начал кусать губы. Кровь прилила к лицу. А тело — оно сдалось воле бывшего стражника. Тело? За голубыми глазами прятались бескрайние дали, бесконечное небо. С небес спускалась сияющая лестница. А по ней спускался высокий ангел с синими глазами. В его руке горел меч, в его черных волосах вились молнии наказания. "Ты со мной, — шепнул с улыбкой. — Когда ты умрешь, я заберу тебя с собой... Не бойся ничего... Ничего на свете, кроме того, чтобы кто-то увидел, что я с тобой рядом".
Пальцы Кристиана коснулись ягодиц, забрались между ними, медленно преодолевая сопротивление, скользнули внутрь. Луис был сухим, узким и сладостно горячим.
— Фернандо действительно не трогал тебя этой ночью, — усмехнулся Легрэ. — Почему? Ты не дался или у него в кои-то веки не встало?
— Не знаю. Он ушел, — герцог просто плыл на волнах только ему ведаемого экстаза и сжимал ягодицы, не позволяя Легрэ себя трогать. — Спроси у него... Спроси... — легкий вскрик от того, что пальцы добились своего и овладели телом. Юноша потянулся вперед, оставляя на шее алые следы удушья. Щеки оросились соленой водой. — Не знаю я... не надо...
— Тебя не устраивает твое наказание? В чем дело? Разве я нарушаю наш уговор? — Кристиан усмехнулся и взял член Луиса в рот почти до основания, начал размеренно двигаться, попутно насаживая юношу на два пальца.
Ноги подгибались, стоять было невыносимо тяжело. От стягивающей мошонку и член веревки ощущения были все сильнее, накатывали волнами и обжигали. Пальцы требовали, чтобы герцог сдался и умолял себя взять. Луис закрутил головой из стороны в сторону. Его светлые пряди от выступившей на лбу влаги, прилипали к лицу. Горячее становилось огненным, а огонь медленно превращался в ад, от которого нет спасения.
Вскоре Кристиан сорвался в сумасшедший темп. Его свободная рука обнимала бедро юноши, гладила, словно успокаивая, уговаривая раскрыться. Пальцы внутри Луиса вдруг остановились, и их сменил продолговатый гладкий камень — прохладный, твердый. Легрэ обвел языком головку члена, сжал ее губами со всей силы, потеребил. Кристиан наслаждался — он пил дрожь Луиса, его эмоции, его вымученные стоны, его беззащитность и не мог остановиться.
