Это то, что я делаю для развлечения.
— Я имею в виду, — продолжаю я, — что рождение и становление становятся все более неуместными онтологическими различиями. Вы родились, но — и надеюсь, не возражаете, если я скажу это — также являетесь результатом глубокого генетического вмешательства. Вы были сформированы в результате ряда сложных промышленных процессов. Да, я был изготовлен: собран из компонентов и включен в работу в лаборатории. Но я также прошел обучение у своих инструкторов-людей на базе под Цюрихом, что позволило мне развить более высокий уровень организации моих нейронных сетей с помощью ряда методов стохастического обучения. Мои познания продолжались во время первых космических полетов. В этом смысле я личность. Завтра они могли бы создать еще одного такого же, как я, и мы оба были бы непохожи, как мел и сыр.
— Что бы ты почувствовал, если бы на твоем месте был еще один такой же, как ты?
Я слегка пожимаю плечами. — Это большая солнечная система. Я провел там двадцать лет, посещая мир за миром, и едва коснулся поверхности.
— Тогда ты не чувствуешь никакого... — Малыш делает вид, что ищет нужное слово, закатывая глаза, как будто ничего из этого не предусмотрено сценарием. — Соперничества? Ревности?
— Не уверен, что понимаю.
— Ты не можешь не знать о Марии. Что это означает? Мобильный автономный робот для межпланетной астрономии?
— Что-то в этом роде. Некоторые из нас обходятся без сокращений.
— Все равно, Винсент, Мария — это другой робот. Еще одна машина с полноценным искусственным интеллектом? Также спонсируемая транснациональным объединением ведущих космических сверхдержав? Тоже в некотором роде знаменитость?
— Я думаю, вы поймете, что мы совсем разные.
— Говорят, Мария возвращается на Землю. Она побывала там, пережила свои приключения — посетила те же места, что и ты. Нет ли опасности, что она может тебя удивить? У нее будет собственное турне с выступлениями, своя книга и документальный фильм?
— Послушайте, — говорю я. — Мы с Марией совершенно разные. Мы с вами сидим здесь и разговариваем. Вы хоть на минуту сомневаетесь, что за моими глазами что-то скрывается? Что вы имеете дело с полностью разумным человеком?
— Ну... — Малыш вздрагивает.
— Я видел несколько передач Марии. Очень красивые фотографии. И да, она действительно производит очень хорошее впечатление в плане соответствия требованиям Тьюринга. Иногда вы чувствуете, что в ее цепях что-то происходит. Но давайте не будем притворяться, что мы говорим об одном и том же уровне интеллекта. Раз уж мы затронули эту тему, у меня тоже есть некоторые сомнения... скажем так, в достоверности некоторых изображений, которые прислала нам Мария.
— Ты хочешь сказать, что они ненастоящие?
— О, я бы не стал заходить так далеко. Но при этом полностью ли свободны от вмешательства, манипуляций? — На самом деле я не выдвигаю обвинений: я просто оставляю это в неосознанной форме, где это принесет не меньший вред.
— Хорошо, — говорит Малыш. — Я только что перепачкался. Давай прервемся, чтобы сменить подгузник, а потом вернемся и поговорим о твоих приключениях.
На следующий день после этого мы отправимся на левитационном поезде в Вашингтон, где я буду присутствовать на встрече в Национальном музее авиации и космонавтики при Смитсоновском институте. На это мероприятие сотни школьников приехали на автобусах, и, честно говоря, я польщен их вниманием. В целом, я нахожу, что дети мне нравятся гораздо больше, чем Малыш. Они не заинтересованы в разжигании профессионального соперничества или в том, чтобы заставить меня чувствовать, что я должен меньше думать о себе как о машине. Да, предоставленный самому себе, я был бы совершенно счастлив просто пообщаться с детьми. Но (как, несомненно, знают мои спонсоры) у детей неглубокие карманы. Они не будут покупать премиальные издания моей книги или платить за лучшие места на моих вечерних выступлениях. Они не проводят ток-шоу. Поэтому для них выделены всего час или два, прежде чем я отправлюсь на свои более прибыльные встречи.
— Вы ходите внутри ее? — спрашивает один мальчик из первых рядов моей аудитории, который сидит, скрестив ноги.
— Внутри машины? — уточняю я, понимая, что он имеет в виду. — Нет, не хожу. Видите ли, внутри машины нет ничего, кроме механизмов и топливных баков. Я и есть машина. Это все, чем я являюсь, и когда нахожусь в космосе, это все, чем мне нужно быть. Мне не нужны эти руки и ноги, потому что для передвижения я использую ядерно-электрическую тягу. Не нужны эти глаза, потому что у меня гораздо более совершенные мультиспектральные сенсоры, а также радарные и лазерные дальномерные системы. Если мне нужно покопаться в поверхности спутника планеты или астероида, я могу отправить небольшой исследовательский ровер или собрать образец материала для более детального изучения. — Я похлопываю себя по груди. — Не поймите меня неправильно: мне нравится это тело, но это всего лишь еще один вид транспорта, который имеет наибольший смысл во время моего пребывания на Земле.
Их смущает, что я так выгляжу. Они видели фотографии моей формы космонавта и никак не могут сопоставить ее с красивой, пропорциональной и гармонично развитой физиологией, которую я им сегодня представляю. Мои спонсоры даже подарили мне красивое лицо с квадратной челюстью, которое может принимать различные убедительные выражения. Я говорю искусственным голосом покойного актера Кэри Гранта.
Девочка, возможно, немного более умная, чем все остальные, спрашивает: — Так где же твой мозг, Винсент?
— Мой мозг? — Я улыбаюсь этому вопросу. — Боюсь, мне не повезло его иметь.
— Я имею в виду, — резко отвечает она, — то, что заставляет тебя думать. Он сейчас в тебе или в аппарате? Аппарат все еще на орбите, не так ли?
— Какая вы умная юная леди. И вы совершенно правы. Аппарат все еще находится на орбите, ожидая начала моей следующей экспедиции! Но, как вам будет приятно услышать, мой управляющий разум полностью встроен в это тело. Понимаете, есть такая штука, которая называется "задержка во времени", и для меня это очень медленно...
Она перебивает меня. — Я знаю о задержке во времени.
— Значит, так и есть. Что ж, когда я закончу здесь — завершу свое путешествие по Земле — то откажусь от этого тела и верну свой управляющий разум в машину. Как вы думаете, что они должны сделать с телом? — Я осматриваю выставленные в ряд экспонаты Смитсоновского национального музея авиации и космонавтики — обгоревшие космические капсулы и тонкие копии ранних космических зондов, похожие на железных крабов и пауков. — Было бы неплохо смотреться здесь, не так ли?
— Тебе было грустно, когда ты нашел людей на Титане? — спрашивает другая девушка, старательно игнорируя мой вопрос.
— Я был в смятении. — Опускаю взгляд в пол, придавая своему лицу выражение, которое, как я надеюсь, является выражением глубокой серьезности. — Ничто не может отнять у них храбрости, они были готовы рискнуть столь многим, чтобы зайти так далеко. Это самое дальнее путешествие, которое когда-либо совершал человек! Это было ужасно — застать их в таком состоянии. — Я бросаю взгляд на ближайшую учительницу. — Это сложный предмет для детей. Могу я говорить откровенно?
— Они в курсе того, что произошло, — говорит учительница.
Я киваю. — Тогда вы знаете, что эти отважные мужчины и женщины погибли на Титане. Их спускаемый аппарат получил пробоину в корпусе при попытке войти в атмосферу Титана, и к моменту приземления у них оставалось лишь ограниченное количество энергии и воздуха. К тому времени у них не было прямой связи с Землей. У них было достаточно времени, чтобы составить прощальные послания для своих друзей и любимых, оставшихся дома. Когда я добрался до места крушения их корабля — это было через три дня после того, как у них закончился воздух, — то отправил внутрь корабля свой зонд для взятия проб. Я не смог забрать тела домой, но мне удалось задокументировать то, что я нашел, записать послания, чтобы эти бедные люди хоть немного сохранили человеческое достоинство. — Я поднимаю руки и принимаю торжественный вид. — Это меньшее, что я мог для них сделать.
— Иногда дети задаются вопросом, сможет ли кто-нибудь еще когда-нибудь зайти так далеко, — уточняет учительница.
— Это отличный вопрос. Это не мне решать, но скажу вот что. — Я позволяю себе глубокую задумчивую паузу. — Может быть, космос просто слишком опасен для людей? Не было бы ничего постыдного в том, чтобы отказаться от этой опасности — не тогда, когда ваш собственный интеллект сформировал таких посланников, как я, способных полностью продолжать ваши добрые дела.
Позже, когда детей развозят на автобусах по школам, я улучаю минутку, чтобы побыть наедине с космическими экспонатами. По правде говоря, я очень тронут этим впечатлением. Странно ощущать себя частью родословной — во многих отношениях я совершенно уникален, существо, не имеющее себе равных, — но невозможно отделаться от ощущения, что эти отважные исследователи, первопроходцы и геодезисты — мои далекие, туманные предки. Полагаю, что человек, бродя по коридорам Музея естественной истории, должен испытывать что-то вроде родового холода. Это мои предшественники, мои скромные ископаемые предки!
Они были бы в должном восторге от меня.
Через Атлантику на баллистическом самолете. Регулярные рекламные остановки в Мадриде, Осло, Вене, Будапеште, Стамбуле, Хельсинки, Лондоне. Простоев не так много, как хотелось бы, но, по крайней мере, я не сталкиваюсь с таким утомительным для человека бременем, как сон. В свободные от работы часы я наслаждаюсь видами и звуками этих замечательных городов, их великолепными музеями и галереями. Еще Ван Гог! Каким мастером был этот человек. Космос снова зовет меня — всегда есть больше миров, которые нужно отобразить, — но я думаю, что был бы вполне доволен работой картографа культурного пространства человечества.
Нет, это абсурд. Меня никогда не удовлетворило бы что-то меньшее, чем вся Солнечная система во всем ее холодном и головокружительном великолепии. Хорошо знать свое место!
После Лондона в моем европейском маршруте есть еще только одна остановка. Мы едем на левитационном автобусе в дождливый Берлин, а затем лимузин доставляет меня в комплекс студий на окраине города. В конце концов мы подъезжаем к большому зданию, похожему на ангар, в котором когда-то размещались звуковые площадки. С тех пьянящих дней на киноэкране все немного поутихло, но я не из тех, кто жалуется. На этот вечер у меня запланировано интервью в прямом эфире на канале Клетка Дерека, который является не только самым успешным из существующих форматов ток-шоу, но и адресован аудитории с большим располагаемым доходом.
Формат, даже по меркам тех шоу, в которых я участвовал до сих пор, несколько необычен. Мой ведущий на этом вечере — Дерек, взрослый тираннозавр рекс. Дерек, как и Малыш (они яростные соперники), является продуктом радикальных генетических манипуляций. В отличие от Малыша, в Дереке очень мало человеческой ДНК. Ему около пятидесяти лет, и он уже сделал несколько отличных карьер, в том числе музыканта и гурмана знаменитостей.
Клетка Дерека как раз достаточно большая, чтобы в ней поместились сам Дерек, абажур, журнальный столик, диван и один или два гостя. Дерек прикован цепью, а возле клетки дежурит персонал с анестетиками и электрошокерами. На сегодняшний день никто еще не был съеден Дереком заживо, но вероятность этого нависает над каждым интервью. Выход в "Клетке Дерека" требует не только известности, но и мужества. Это не для слабаков.
Я здороваюсь со зрителями в студии, захожу в клетку, замираю, пока за мной не закрывается дверь. Затем пожимаю лапу Дерека в форме человеческой руки и занимаю свое место на диване.
ДЕРЕК ПРИВЕТСТВУЕТ ВИНСЕНТА, — говорит Дерек, мотая головой и гремя цепями.
Это не более чем самое приблизительное описание того, как на самом деле говорит Дерек. Это своего рода ревущая, булькающая пародия на настоящий язык. Словарный запас Дерека составляет около ста шестидесяти слов, и он может составлять относительно простые выражения. Иногда его бывает очень трудно понять, но он становится очень раздражительным (или, лучше сказать, еще более раздражительным), если ему приходится повторяться. Пока он говорит, его слова высвечиваются на экране над клеткой и, в свою очередь, видны на мониторе, установленном у моих ног.
— Спасибо, Дерек. Мне очень приятно быть здесь.
ПОКАЖИ ФОТОГРАФИИ ДЕРЕКУ.
Меня проинформировали, и это сигнал мне начать показ серии фотографий и видеоклипов, к которым я привожу соответствующее поэтическое повествование. Бастионы Мимаса — кольца Сатурна, рассекающие небо наподобие ятагана. Юпитер от Амальтеи. Острие Гектора, астероида с двумя лопастями, буквально зажато между двумя мирами! Освещенные голубым светом хребты ледяной Миранды. Погружение в бурную атмосферу Урана, скользящую по облакам. Танцуя между столбами дыма большого Тритона!
Дереку нечего сказать, но этого и следовало ожидать. Дерек не очень-то любит пейзажи или науку. Дерека волнуют его рейтинги только потому, что они позволяют ему получать больше мяса. Раз в год, если он превышает определенные показатели, Дереку разрешают погулять после игры живого эфира.
— Как я уже сказал, — закончил свой голос за кадром, — это было незабываемое путешествие.
ПОКАЖИ ДЕРЕКУ БОЛЬШЕ ФОТОГРАФИЙ.
Продолжаю — это не совсем то, что было в сценарии, — но я рад помочь. Обычно такие ведущие, как Дерек, стараются не дать гостю наговорить лишнего, а не наоборот.
— Что ж, могу показать несколько своих снимков пояса Койпера — это очень далеко, поверьте мне. От пояса Койпера солнце находится всего на расстоянии...
ПОКАЖИ ДЕРЕКУ ФОТОГРАФИЮ ТИТАНА.
Полагаю, именно тогда я испытываю первый приступ беспокойства. Учитывая ограниченный словарный запас Дерека, добавление нового слова, такого как "Титан", должно быть, стоило немалых трудов.
— Изображения Титана? — переспрашиваю я.
ПОКАЖИ ДЕРЕКУ ФОТОГРАФИЮ ТИТАНА. ПОКАЖИ ДЕРЕКУ МЕРТВЫХ ЛЮДЕЙ.
— Мертвых людей?
Эта просьба о разъяснении раздражает моего хозяина. Он качает своей могучей головой-наковальней, выпуская струйку слюны длиной в ярд, которая едва не попадает в меня. Не скрою, Дерек меня немного смущает. Я чувствую, что понимаю людей. Но мозг Дерека не похож ни на один из тех, с которыми я когда-либо сталкивался. Факторы роста нервной системы снабдили его кортикальными модулями, отвечающими за язык и социальное взаимодействие, но это лишь островки в огромном море странностей, свойственных рептилиям. На каком-то базовом уровне Дерек хочет есть все, что движется. Несмотря на мою внушительную металлическую анатомию, я все еще не могу не задаться вопросом, что было бы со мной, если бы его ограничения не сработали, а электрошокеры и пистолеты оказались бы неэффективными.
ПОКАЖИ ДЕРЕКУ МЕРТВЫХ ЛЮДЕЙ. РАССКАЖИ ДЕРЕКУ ИСТОРИЮ.
Я просматриваю свою коллекцию изображений, пока не нахожу снимок спускаемого аппарата, стоящего под небольшим наклоном на своих опорах. Он приземлился недалеко от берега одного из очень холодных озер Титана, на своего рода перешейке бесплодной, усыпанной гравием земли. Под постоянно затянутым тучами небом (поверхность Титана редко видна из космоса) его легко можно было бы принять за какой-нибудь мрачный форпост Аляски или Сибири.
