И теперь Хуссейн, чувствовавший себя на троне уже не так уверенно, был занят тем, что пытался создать с соседями военный союз против мирзы Мамая. И первым, к кому он обратился с предложением совместного похода был крымский хан Саадет Гирей. Хуссейн предлагал ему объединить силы двух ханств и мирзы Агиша и покончить со слишком много о себе возомнивших Мамаем и Юсуфом. В противном случае он сожалел, что просто не сможет выполнить просьбу хана не допускать переправы через Дон враждебных тому ногаев.
А по прибытию в его столицу русского посла, хан обратился и к нему с тем же предложением.
И это вовсе не стало для Карпова неожиданностью, так как ещё перед его отбытием, в Москве, такой вариант уже предусматривали и выдали ему на этот счёт весьма чёткие инструкции. Которые он с удивлением и скепсисом читал во время похода и по которым теперь начал работать.
Поскольку крымский хан молчал, а русский посол был рядом и предлагал пусть и не совсем то, что хотелось бы хаджитарханскому хану, но хоть какую-то защиту, то, после долгих и трудных переговоров, ханство заключило с Русью новый торгово-политический договор о союзе и взаимопомощи, по которому русские, кроме льгот, связанных с торговлей, получали дополнительное право вести рыбную ловлю по всей Волге — от Казани до Астрахани — беспошлинно и безъявочно, то есть, не извещая об этом и не спрашивая разрешения астраханских властей. Кроме того, недалеко от Хаджи-Тархана русским отдавался на откуп целый остров, на котором они должны были построить своё торговое подворье, и в котором, кроме всего прочего, будет размещаться расширенный контингент русских войск для защиты столицы хана. Вопрос вассалитета и выплаты дани был Москвой благоразумно опущен, что позволяло хану более достойно выйти из ситуации, чем его потомку в иной истории. А вот промосковская партия при ханском дворе зародилась точно лет на двадцать раньше, чем в иной истории.
Так получилось, что остров под Гостинный двор искали долго, ведь он должен был быть и не далеко от Хаджи-Тархана и при этом иметь рядом неплохие глубины, чтобы "Орлу" было где зимовать. Но и с этой проблемой справились и вот, оставив всё сопровождение на выделенном для них острове, дабы, не откладывая начать строительство базы, большой корабль, повинуясь отмашке посла, двинулся в сторону устья.
Из-за ветра и мелководья путь в пару десятков миль занял четыре дня, прежде чем "Орёл" подошел к самому выходу на взморье, где ему открылся вид на стоящие возле небольшого острова суда ширванских и гилянских купцов. Они, привычно не заходя в устье Волги и под Хадж-Тархан, стояли на якорях и из устья были едва видны. Товары же с них и обратно перевозили хаджтарханцы на своих судах и повозках. Вспомнив, каких трудов "Орлу" стоило пройти по рукавам Волги, Онаний похвалил басурман за правильный выбор. Мелкосидящим лодкам в дельте было куда легче маневрировать, чем глубокосидящим морским судам.
Когда же "Орёл", вздев все паруса и флаги, гордо двинулся в открытое море, моряки на ширванских и гилянских судах, галдя и пихаясь, рассыпались, по бортам и на мачты, разглядывая невиданную в этих водах диковину.
— Ну, словно дети малые, — усмехнулся в густую бороду Онаний, сам тоже с интересом разглядывая образчики местного судостроения. А потом, повернувшись к нанятому в Хаджи-Тархане проводнику, спросил через переводчика: — Ну, куда ворочать, мил человек?
Пользуясь тем, что "Орёл" был больше приспособлен к плаванию по открытому морю, его путь на юг проложили вдали от берега, терять который, впрочем, тоже не спешили и он тянулся вдали от горизонта до горизонта тёмно-синей полосой. Ветер, как и рассказывали местные мореходы, дул устойчиво, но часто менялся с попутного на боковой, что, впрочем, не мешало держать установленный курс. А вот жара и влажность донимала всех на борту изрядно.
Дербент прошли мимо, не заходя в его гавань. Точно так же миновали и Баку, сразу за которым попали в жестокий шторм. Но корабль, выстроенный из хорошего леса и под умелым руководством, выдержал испытание с честью.
Отштормовав пару дней и спустившись от Баку на юг ещё вёрст на двести, "Орёл" приблизился к низменному берегу и с осторожностью пришвартовался к причалам довольно приличного городка, удобно расположившегося между устьями двух небольших, стекающих с гор рек. С осторожностью, потому как осадка у корабля была два аршина с четвертью, а хоть и небольшой, но уже собственный опыт, да и расспросы в Хадж-Тархане персидских мореходов показали, что самая лучшая осадка для местного моря была полтора аршина, край два, потому что во многих местах здесь было очень мелко. Но, слава богу, местный порт имел достаточные глубины, и торчать на рейде всё время, пока посольство будет в пути, мореходам уж точно не придётся.
Городок же, в котором ошвартовался "Орёл", назывался Астара, и, кроме торгового пункта, служил ещё резиденцией наместника шаха в Талыше. Но не только из-за этого его выбрали конечной точкой морского пути, а в большей части из-за хорошего расположения — ведь тащиться от Дербента или Баку до Ардебиля сотни вёрст по горным дорогам куда утомительней, чем доплыть до Астары, а потом просто перевалить через перевал, за которым и лежит Ардебиль — малая родина шаха Исмаила. И от которого шла прямая дорога на Тебриз, столичной резиденции шаха.
Астара встретила посольство сырым туманом, пальмами и испарением над морем. А также местной встречающей делегацией. Ведь высланный вперёд сын боярский Никодим Тимохин уже успел предупредить местные власти о скором прибытии большого посольства из далёкой Руссии. Вот наместник и расстарался.
Увы, но от него же узнали и печальные новости: шах Исмаил, к которому и направлялось посольство, умер весной этого года во время перехода из Нахичевана в Ширван и теперь в стране был новый правитель — десятилетний шах Тахмасп I. Но поскольку был он ещё слишком мал, то по последней воле шаха Измаила всеми делами в государстве ведал советник и наставник юного шаха Див султан Румлу.
Что же, Фёдор Карпов не зря слыл опытным дипломатом. Ситуация была хоть и не частой, но обыденной из-за скорости распространения новостей, а потому, приняв к сведению полученную информацию, он продолжил править посольство, и команда корабля на долгое время оказалась предоставлена сама себе.
Однако, чтобы не расхолаживать людей, Щука за то время, пока Фёдор Карпов добирался до Тебриза и вёл там долгие переговоры, несколько раз выводил корабль в море, проводя тренировки, гидрографические работы, а заодно проложив и подробно описав морской ход к шелконосному Гиляну.
И так продолжалось до той поры, пока посольство не вернулось обратно, везя с собой договор о дружбе и братстве, а также особые пожелания советников юного шаха в вопросах торговли между двумя странами. После этого, погрузив многочисленные подарки на борт, "Орёл" поднял якорь и отсалютовав городу и провожающей делегации, тронулся в обратный путь, спеша достигнуть дельты Волги до того, как реку скуёт лёд.
* * *
*
Ах ты, долюшка доля беглеца горемычная! Нет ему нигде покоя, нет у него своего угла.
Именно под таким девизом и шла жизнь Васько Ходыкина в первые годы после падения Смоленска и провала заговора по его освобождению. И пусть великий князь да Рада выделили таким вот как он горемыкам кое какие земли под владения, но не сравнить их было с тем, что имелось у Васько в его смоленских вотчинах. Как не сравнить было и влияние, что имел он в том городе, и что получил сейчас. В Смоленске клан бояр Ходыкиных занимал одно из первых мест среди городского боярства. И даже сам смоленский владыка приходился им родственником. А теперь, увы, город отобрали себе московиты, лишив всех, кто не пошёл на службу к московскому князю, их земель. А его, Васько, присягнувшего Василию Московскому и оставившему за собой все имения, нагло обобрал родственник московского воеводы, заставив подписать "дарственные" на вотчины и тем самым превратив богатого паныча чуть ли не в "добрую" шляхту. Да ещё заставив перед тем предать родичей и святое дело освобождения Смоленска.
Увы, но слаб оказался боярич, не выдержал, подобно былинным героям, пыток схизматиков. Вот и выпросил себе жизнь подобным образом, да только от того греха до сих пор никак отмолиться не мог. Потому как ничто не было забыто!
Проклятые московиты не дали ему долго горевать и однажды притащился в его новый дом калика перехожий да напомнил о делах стародавних. Поначалу хотел его Васько саблей порубить, да быстро понял, что для него это не выход. Коль завяз коготок — всей птичке смерть! А он ведь САМ тогда согласие подписал. От боли и страха не понимая, что делает. Да и думал, если честно, что позабудут про него со временем. Ан нет, не забыли.
Красиво говорил калика, да страшно слушать было. Потому как выходило по тем словам, что это он — Васько Ходыкин — сдал Смоленск московиту. Да причём дважды сдал. В первый раз уговорами да речами прельстительными, а во второй — изменою. Но и это не всё! Ведь ему великий князь землицу где даровал? Да под Полоцком! А что с тем Полоцком стало? Так известно: изменою захвачен был! Ну и кто нынче докажет, особенно если московиты постараются, что его — Васько — тогда и близко в городе не было? Он ведь, как на зло, не на рати был. А дойдёт такое до паны-рада, и никакое шляхетство от верёвки уже не спасёт. Даже коли сам придёшь. Два города никто не простит. Тем более Гаштольд, который из-за этого несколько лет в московских застенках протомился. А жить-то хотелось! Это в бою Васько не пасовал, а вот так на эшафот взойти: позором рода, без чести и оплёванный всеми знакомцами — страшно стало. Но иного выхода ему уже не оставили.
И стал бывший смоленский боярич на московитов работать. И всё больше и больше погружаясь в трясину предательства. Ведь такие вот калики перехожие часто в его дом наведывались, принося задания и забирая ответы, часть которых пришлось, к тому же, своею рукой отписать. Но с другой стороны, работа эта свои тридцать сребренников приносила стабильно. Что-что, а платили московиты не скупясь, так что припрятанная на чёрный день кубышка была полна доверху и позволила по окончанию войны с орденом широко развернуться в Поморском воеводстве, как стали называть в княжестве новые земли, что Литве от рыцарей достались. Так что нищий когда-то беглец писался теперь уже как королевский боярин и обладатель нескольких имений, приносящих ему изрядную сумму годового дохода. Которую, по "настоятельному" совету москвичей, через своего доверенного человека, стал он одалживать разным людям под весьма небольшие проценты. Этот бизнес не приносил сверхдоходов, но был стабильным и относительно безопасным. Правда, только в том случае, если у тебя имелось достаточно средств, заступников и опыта. У Васько было всё, кроме опыта, но клиенты стали появляться очень быстро и опыт пришёл сам собой. Как и чужие имения, заложенные в долг, отдать который их владелец мог вряд ли.
И пусть в этом деле не всё было по нутру Васько, но московитам, по их же словам, нужен был не захудалый боярин, а достаточно влиятельный человек. А что может дать власть и влияние? Деньги! Ведь родом Ходыкин был и так не обижен. Да и славу в последней войне, какую-никакую, а снискал, придя одним из первых под руку Острожского с отрядом хорошо экипированных жолнеров. С учётом того, как тяжко собиралась шляхта в тот поход, такой поступок не остался без внимания, а то, что содержались эти воины на деньги врага, то знать магнату было необязательно. Впрочем, как уже говорилось, в боях Васько труса не праздновал, так что и Юрий Радзивилл, командовавший в том походе конницей, не обошёл его своим вниманием. А приязнь двух магнатов — это хорошее подспорье. Ведь время вокруг стояло такое, что знатные, но бедные вдруг с места в карьер делали головокружащую карьеру, буквально врываясь в ряды можновладцев. Вот давно ли Яна Глебовича просто "Ивашкой" звали? Да лет пятнадцать назад. А ныне к магнату так только самоубийца обратиться мог.
Вот и потребовали московиты от Васько нечто подобное совершить. И денег подкинули, дабы смог он сесть на доходную должность, сделав первый шаг к успешной карьере.
Так стал Васько войтом в небольшом селении Русне. Оно располагалось на одноимённом острове в дельте реки Неман, как раз возле двух крупных рукавов — глубоководного Скирвите и мелководного Атмата. Русне со времён Ордена слыл главным центром рыболовства в Куршском заливе и низовьях Немана. А кроме того был ещё и тем местечком, где издавна происходил торговый обмен между Литвою и пруссаками. Теперь же литвины, раз уж Мемель им так и не достался, захотели построить здесь свой собственный порт. То есть восхотели превратить Русне в этакое окно в Европу для собственных торговцев.
Ну а покольку городок был великокняжеским, то и утверждение кандидатур было на совести Сигизмунда. А великому князю, как можно догадаться, было не до какого-то там войта в одном из многих городов его державы, и решение своё он в подавляющем большинстве случаев принимал на основании суждений советников, если кандидатов было несколько, или просто утверждал единственного выбраного местным сеймиком. А поскольку русневскую шляхту хорошо "простимулировали" ещё перед выборами, то и кандидатура на должность войта Русне была названа одна — Васько Ходыкин. Которого государь и утвердил.
Вот тут-то Васько и развернулся. Не без пользы для себя и своих кураторов. Ведь для строительства порта и верфи мастеров приглашали со всех концов Европы, а Васько под благовидными предлогами, просто сводил их с посланцами из далёкой Московии. Впрочем, в ответ те же московиты позволили ему отличиться и на других поприщах.
Строительство порта-конкурента оказалось многим в округе не выгодно (мало старым портам русского Норовского, нагло отбирающего их доход, так ещё и литвины туда же!). А потому Русне буквально наводнили чужие шпионы, не брезговавшие и диверсиями, в надежде, что паны-рада плюнут на всё и вернутся к транзитной торговле через Кёнигсберг и Гданьск, как это было всегда. Ну, а молодой войт их ловил, и даже сумел предотвратить несколько поджогов, что позволило ему засветиться не только перед паны-радой, но и перед великим князем.
В результате всех перепетий городок, как и поток товаров через него, рос от года к году. И не навариться на подобном Васько просто не мог (да и московские кураторы "советовали" ему не теряться). А потому, пользуясь своим положением, он начал аккуратно скупать строившиеся на местной верфи речные суда и отправлять их в столицу, где нанять корабль было определенной проблемой. Потому как хорошие корабли стоили дорого, а для того, чтобы отправить товар в город, где его, несомненно, купят втридорога, следовало изначально изрядно похлопотать. Любая транспортировка груза всегда связана с расходами: следовало платить совершенно различным людям, запасаться едой, вести переговоры с откупленными таможнями, доказывать, что твой товар ни в коем случае нельзя облагать дополнительной пошлиной и по возможности ссылаться на привилегии королей начиная от Казимира и по ныне правящего монарха включительно.
