Оттого виленские купцы и шляхта начинали заключать контракты на доставку товаров в устье Немана с ранней весны, и на первые фрахты в марте месяце цены взлетали буквально до небес. Что было резонно — первый товар можно было сбыть дороже, поэтому гонка за хорошие суда начиналась еще задолго до вскрытия рек и отплытия первых торговых караванов. И зазевавшиеся в этом деле оказывались в большом проигрыше: им доставались суда старые, рассохшиеся и с дурными экипажами. Что только повышало риски — нередко старые витины и струги, отправившись вниз по реке, исчезали совершенно бесследно к вящей радости и прибыли близко живущего местного населения, которое, в свою очередь, напрочь утрачивало разговорчивость и вообще желание общаться с посланными на розыски чиновниками.
Но кроме этого на реке процветало и пиратство. Самое настоящее! Нанятые отдельными купцами разбойники проявляли чудеса изобретательности: то заманивали якобы терпящим бедствие судном, то изображали в местах стоянок эпидемию, чтобы заманить купцов в более тихое место. Криминальный союз купечества с разбойниками был весьма выгоден обеим сторонам. И бороться с ним было делом нелёгким. Но и тут русневский войт сумел отличиться. По наводке своих московских доброхотов, он напал на лагерь одной из крупнейших речных банд и полностью разгромил его, неплохо поправив и свои дела за счёт пиратской добычи.
А после, пользуясь тем, что королём Александром было устранено ограничение на строительство в княжестве православных храмов, построил в пику католической кирхе церковь Николая Чудотворца, при которой была организована и книгопечатная мастерская. Появление Друцкого Евангелия в печатном виде (оставшийся в Литве городок был изрядно разграблен перед уходом русских, но ценную книгу из собора Святой Богородицы местному келарю удалось-таки спасти), так вот, появление печатного образца вызвало большой ажиотаж среди православной части шляхтичей. А князь Острожский, который был главным борцом за права православных подданных великого князя литовского, даже начал переписку с бывшим смоленским бояричем на тему распространения благого дела по всему княжеству. И, разумеется, Васько был совсем не против.
Вот так постепенно обрастая связями и деньгами молодой Ходыкин, в отличие от иной истории, постепенно превращался из шляхтича "доброго" в "можновладца". Не только по количеству земель и доходов, но и по карьерной лестнице. Правда войт — должность, конечно, достойная, но права участвовать в Раде не давала. Зато Поморское воеводство делилось на три староства, а наиболее значащие старосты среди панов-рады уже встречались. А кто скажет, что Русневское староство с единственным портом (Паланга с её логистикой тут явно не в счёт) малозначащее? Так что это назначение стало для Васько первым шагом к главному органу управления всем великим княжеством Литовско-Русским и Жемойтским.
И никому в Литве не было известно о вопросе, заданном в далёкой Москве потягивающим сладкий херес из стеклянных бокалов парнем с интересным именем Филон:
— А не слишком ли дорого обходится нам этот боярчонок, княже?
На что его собеседник с усмешкой ответил:
— Пока да, но если он войдёт в Раду, то такой агент влияния быстро отобьёт все вложения. Я уже не говорю про ценность передаваемой им информации. И чем выше он будет подниматься, тем больнее ему будет падать. А потому он сделает всё, чтобы в Раде не узнали о его делишках.
— Да понимаю я, — печально вздохнул безопасник. — Но как-то это всё... — тут он замялся.
— Подло? Возможно. Но именно так и делается политика. Или, думаешь, их таинники не ищут подходы к нашим аристократам? Да и разве мы не поддерживаем наших доброхотов при дворе того же крымского хана? А чем Литва отличается от Крыма? Ничем. Такой же соперник на нашем пути. Времена меняются, — печально вздохнул Барбашин, отставляя пустой бокал, — и, к сожалению, не всегда в лучшую сторону. И наша задача сделать так, чтобы наши люди были везде, а их людишек в нашем окружении не было. И если второе не твоё дело, то для первого ты и назначен главой стола особых дел. Помни, мне нужна служба, снабжающая меня самой свежей и достоверной информацией. И не только в Литве. Считай, что Литва — это твоё обучение. А сейчас оно закончено. Экзаменом будет такой же нужный человечек в Ливонии. Впрочем, с учётом её рыхлости, нам важнее Колывань, которую немцы Ревелем кличут, или Эзельское епископство. И помни, что иной раз мелкий секретарь знает больше знатного начальника.
— Я помню, княже.
— Тогда тебе и карты в руки, — усмехнувшись, положил конец разговору князь.
Он ведь не зря выдернул этого парня из своей вотчины. Просто увидал в нём этакую историческую хохму. А что, всего-то лет двадцать оставалось до того, как шляхтич Филон Кмита займётся своим делом. Шпионская сеть Филона будет обширной и разветвленной. На него будут работать купцы, солдаты, беглые люди и завербованные московские дворяне. Человек Кмиты будет даже присутствовать на приеме татарских послов, который им устроит Иван Грозный, и опишет всё с мельчайшими подробностями, включая описание одежды царя.
Так почему бы русскую разведку не возглавить своему Филону, тем более, что парень был явно умён и не лишён карьерных желаний. И уже не московский дворец будут описывать филоновы шпионы, а виленский или даже краковский!
А то надежда на Шигону оправдала себя лишь наполовину. Ну, просто сыном своего века был сын боярский. И не то, чтобы совсем закостенел в своих привычках, но и достаточно гибок тоже уже не был. А вот у него в дальних вотчинах подрастали такие вот кадры, способные легко перенять знания более поздних веков, даже если они не всегда сочетались с нормами местной морали.
А про Васько он хорошо вспомнил. Вовремя, можно сказать. А ведь получилось всё достаточно спонтанно: просто нашёл в старом ларце его расписку, которую в своё время брал просто так, без всякой задней мысли. И лишь столкнувшись с изменениями, что вносили его действия в реальность, понял, что без агентурной разведки он скоро станет слеп и глух, как местные. А вот эту находку можно было использовать к обоюдной выгоде.
Сначала с бояричем работали люди Лукъяна, но потом, став начальником Корабельного приказа, он подключил к этому делу и приказной разведотдел (или как его привычно обозвали местные "стол особых дел"), кадры к которому натаскивали не только он, но и лучшие таинники Шигоны вкупе с теми, кто практиковал промшпионаж на службе князя. Правда, возможности этого отдела были сильно ограничены финансированием, так что для некоторых операций князю приходилось лезть даже в собственный карман.
А Васько Ходыкин, как и ожидалось, всё же дорос через некоторое время до совета панов-рады, продолжая при этом снабжать Корабельный приказ важнейшей информацией. Благодаря которой Андрей всё более укреплял собственные позиции при государе. И дело того стоило. Информация, поступавшая по разным каналам, позволяла держать руку на пульсе, а на заседаниях Думы давать довольно взвешенные советы. Она же позволила и вовремя оценить возникшую опасность, но об этом уже чуть позже. А пока...
* * *
*
А пока на Руси творились столь масштабные дела, в Холмогорах жизнь шла своим чередом. Под эгидой нового промысла, Данило предложил холмогорским купцам и судовладельцам объединится в нечто подобное балтийскому Руссо-Балту, но его проект был принят холмогорцами скептически. И не то, чтобы они не понимали всей выгодности подобного, ведь складничество здесь было развито не в меньшей мере, чем и в остальной Руси, но, как бы это сказали в ином времени, местный рынок был уже практически поделён и предложения Данилы были главным бенифициарам явно не ко двору. Что, впрочем, вовсе не помешало тому всё же объявить о создании Северного торгово-промыслового товарищества с уставным капиталом аж в три тысячи рублей, полученных в основном от знатных пайщиков, вдохновлённых доходами, что шли от паёв торговой компании на Балтике. Обкатанная там же схема позволила Даниле быстро и без лишних вопросов сформировать Устав нового товарищества, и приступить к делам уже в чине его Главного приказчика.
И первым делом, что он сделал, это наладил работу с верфью. Да, прибывший из Норовского Четвертак уже на деле доказал, что давно был готов стать во главе собственного дела. Новая верфь на берегу Двины была обустроена им довольно быстро и с размахом. Хотя строить на ней пришлось больше привычные местным кочи, чем шхуны. Ну а как вы хотели! Это вам не тёплая Балтика, это океан, где застрять во льдах было делом немудрённым. И там, где шхуну просто раздавило бы льдами, коч имел все шансы выскочить на этот самый лёд, как поплавок. Да и для промыслов лёгкие кочи годились куда лучше. Так что главный приказчик Данило, почесав пятернёй в затылке, решил не искать добра от добра. Кочи просто слегка улучшили с учётом наработанного опыта, а две уже построенные шхуны стали просто использовать в торговле с норвежцами.
И сразу же на этом поприще столкнулись с неудовольствием фогта Вардегуза.
Этот надутый дан неплохо грелся на полузаконной торговле, что вели его люди с местными карелами и саамами. А так же на рыбе, что ловилась на мурманском побережье. Всё ж таки постных дней у католиков было не меньше, чем у православных. Но богатый рыбой Мурман был нынче известен не только потомкам викингов. И в последнее время с началом путины всё больше и больше поморских рыбаков собиралось в тех местах, постепенно тесня норвежцев и основывая тут свои поселения.
Но если с рыбаками фогт ещё готов был мириться, то вот проплывающие мимо доходы заставляли его искать срочное решение этой проблемы. Норвегия, даже войдя в унию с Данией, продолжала претендовать на главенство в арктических морях, а в последнее время стала всё чаще рассматривать Вардегуз как своеобразный стапель, где каждый входящий и выходящий из Мурманнского моря корабль обязан был оплатить проездную пошлину. Правда, пока что дальше разговоров это не шло, но теперь, когда русские, вопреки сложившемуся устному договору, вдруг вздумали торговать не в Вардегузе или, на крайний случай, в поселении Тромсё, вопрос о пошлинах можно было поднять и на выскоком уровне. А то русские уже проторили дорожку аж до самого Нидароса, который в последнее время всё чаще и чаще стали именовали по-новому — Тронхейм.
Хотя цветущий когда-то Нидарос уже давно уступил своё торговое значение новому центру торговли — ганзейскому Бергену. А потом Хакон V Святой в 1316 году и вовсе запретил иностранцам торговать на севере Норвегии, а весь товарооборот между Северной Норвегией и Ганзой в Бергене отдал под контроль архиепископа Нидароса. С той поры город только хирел, сгорая в пожарах и страдая от эпидемий. Так что появление русских стало для него настоящим спасением. Вот только ганзейцы, распоряжавшиеся в Норвегии, как у себя дома, решительно потребовали от местных властей соблюдать старые договора. На что русские самым наглым образом выложили копию договора с Ганзой от 1514 года и заявили, что действуют в своём праве и не ганзейским купцам им указывать. Ну а раз жителям Нидароса нельзя торговать у себя дома, то они будут торговать с ними в море, а город просто лишится изрядных доходов от стоянки кораблей.
Такой наглости от ранее всегда уступавших русских в Нидаросе не ожидал никто, кроме, возможно, ганзейцев. Местное захолустье жило больше воспоминаниями и собственными проблемами, так что стоит ли удивляться подобному. Но если ганзейцы были вынуждены, скрипя зубами, признать предъявленные бумаги, то вот Олафу Энгельберцену, преемнику сосланного архиепископа Уолкендорфа, пришлось изрядно поломать голову над сложившимся положением. С одной стороны, древний указ конунга действовал до сих пор, с другой, у Норвегии уже давно не было своих правителей и их заменяли ей датские короли. Вот только в Копенгагене сейчас шла самая настоящая замятня. Дворяне — опора королевской власти — восстали против короля, попытавшегося урезать их права, и возжелали посадить на трон другого кандидата. Энгельберцен же был как раз сторонником Кристиана II и по долгу своей службы прекрасно знал, что тот, как и его батюшка, дружил с русскими и даже даровал им кое-какие права в торговле. А ещё он знал, что осаждённому королю сейчас очень сильно нужны были деньги. Так что, принимая решение, архиепископ вынужден был применить всё своё мужество политика, осознающего, к каким последствиям может привести его промах.
И, тем не менее, он разрешил русским торговать с жителями Нидароса, а русским кораблям пользоваться нидаросской гаванью, что должно было положительно сказаться на доходах городской казны, а значит и епископства.
Ганзейцы, разумеется, на такое попрание их прав сильно обиделись, и обратились с жалобой к герцогу Кристиану, так как с королём Кристианом они в этот момент уже враждовали. Но герцог благоразумно отложил этот вопрос на более лучшие времена, мол, как только, так сразу, а пока некогда: за трон воевать надобно. Уж лучше бы вы, ганзейцы, деньжат подбросили, а про нидаросскую торговлю поговорим обязательно, но после победы. И тогда ганзейцы прибегли к своему другому, веками проверенному, методу. Они просто подкупили фогта Вардегуза, чтобы тот закрыл глаза на кое-какие шалости ганзейских моряков, а также предоставил свою гавань для их кораблей. Ну и прозрачно намекнули, что будут не против, если и сам фогт "наведёт порядок" в близлежащих водах.
Датчанин оказался человеком сообразительным. К тому же, так и не определившийся чью сторону выбрать в идущей на югах борьбе за трон, он решил, что лишние деньги в столь смутные времена ещё никому не мешали. А любителей пограбить даже в этих малонаселённых местах хватало.
Так что, закатав рукава, он постарался создать русским вообще и Даниле в частности настоящую головную боль.
Данило же, как главный приказчик вновь созданного товарищества, был с головой занят расширением промысловой деятельности этого самого товарищества. Имея на руках неплохую сумму упустить такой жирный кус, как путина у Мурмана, он явно не мог и организовал для неё дополнительно несколько рыбачьих ватаг. О чём и отписался главным пайщикам, а получив в ответ от князя довольно длинное послание, и сам сорвался в те места, чтобы разузнать всё на месте.
Большой залив, о котором рассказывали промысловики и который так заинтересовал князя, и вправду вдавался далеко вглубь материка и, по тем же рассказам, не замерзал даже в сильную стужу, что было весьма привлекательно для кораблей, уходящих за океан. Ведь тогда их кормщикам не придётся высчитывать дни до ледостава, да и отправлять суда можно будет в нужное для похода время, а не тогда, когда вскроются реки.
Заканчивался же безымянный залив устьями двух рек: широкой и величественной Туломой и усыпанной валунами говорливой Колой, что, сливаясь, образуют песчаный намыв, где издавна и селились люди. Место тут было и вправду удобным. Удаленное от моря, расположенное на мысу, оно, тем не менее, имело свободный выход в океан.
Да и жить здесь было можно неплохо. Море вокруг кишело рыбой, реки были полны жемчуга, а по земле ходили дикий олень и лось, медведь и бобер, выдра и куница, лисица и росомаха, белка и горностай. Знай не ленись — промышляй и богатей. Да, хлеб в этих местах не родился, но завести его в обмен на богатства от земли и моря взятые не представляло больших трудностей.
