— Хотя в своё время, я этими "достопримечательности" досыта наелся... Схожу, прогуляюсь за компашку.
Как самому ответственному и надёжному, протягиваю ему пару сотен рублей с мелочью:
— Это вам карманные деньги на "хлеб и зрелища". Я же схожу на рынок за продуктами и, этим вечером мы с вами закатим грандиозный пир!
Посмотрел вопросительно на ещё здорово хромающую Лизу:
— Поможешь мне или ты с ребятами?
Чуть покраснев, та небрежно махнула рукой:
— Конечно, помогу — что я там в городе не видела? Полуголых барышень в витринах нэпманских магазинов?
У Домовёнка отвисла челюсть, а Санька да Ванька — как два мини-трактора, потащили Васю за оба рукава враз:
— Быстрей пошли "достопримечательности" смотреть!
Едва ребятишки вышли, Елизавета повисла у меня на шее, впившись губами в мой рот — как медицинская пьявка и, у нас с ней повторилась апрельско-августовская "история". В этот раз, моя партнёрша по этому "недотраху" кончила три раза и с детской непосредственностью поделилась со мной ощущениями:
— Серафим... Я как на метле летала... У нас, с каждым разом "это" получается всё лучше и лучше!
У меня не повернулся язык сказать ей: "Следующего раза не будет!".
В изнеможении, та практически голая возлежит на моём спартанском ложе, разметав роскошные русые волосы по подушки и, всем видом показывает — что не против повторить. Еле-еле удержался, чтоб не накинуться на неё снова и, уже "по-взрослому" — "отодрать" по полной программе. Не будь мне "в совокупности" восемьдесят с лишним лет...
ЭХ!!!
Старость — это не возраст тела, старость — это склад мышления...
— Согласен, девочка — сегодня ты была в ударе, — накрываю её смятой простынёй от греха подальше, — однако, я вынужден бежать за продуктами — скоро ребята придут, а ужином ещё и не пахнет.
Принюхался: "пахнет" плотским пороком и развратом:
— Помойся — сегодня домком смилостивился над нами и воду горячую дал... И не забудь хорошенько проветрить помещение.
Уже убегая, кричу:
— Не валяйся там королевой после посещения фаворитом, Елизавета, а приберись в опочивальне!
* * *
Первым делом не на рынок, а к витрине ближайшего нэпмановского магазина. Лишь бы на своих активистов не напороться... Чёрт! Здесь никого нет, бежим дальше. И здесь никого.
Растерянно озираюсь:
— Блин, как всегда — когда не надо...
— Мужчина, я живу недалеко, — вкрадчиво сзади, я аж подпрыгнул.
— Легка на помине... Сколько?
— Шестьдесят рублей.
Просто охренеть!
— "Шестьдесят"?! Подруга, а ты в зеркало давно смотрелась?
— Ха! А ты, давно смотрел на свои штаны, дружок?
Опускаю глаза:
— Чё со штанами не так?
Ух, ты... А ведь и правда! По улицам бегать ещё ладно — а вот на рынок в таком виде идти нельзя. Та, видно поняв безвыходность моей ситуации, чуть зевнув:
— Конечно, можно зайти в любой подъезд и "потеребить гуся"...
Грубо прерываю:
— Папаше своему будешь советы давать, когда рядом с ним упокоишься... Тридцать пять!
— Пятьдесят пять и ни карбованцем меньше. Если чё — побегай ещё, поищи, поторгуйся...
— Ладно, уболтала на пятьдесят, жрица любви.
Чуть ли не книксен делает:
— Только из чувства сострадания к такому вежливому и воспитанному молодому человеку... Иди за мной.
Следую за ней и по дороге премило беседуем:
— Только давай сделаем "это" быстро... "По-французски" умеешь?
— Ну, а как же! По желанию клиента — хоть по-французски, хоть по-гречески, хоть по-собачьи... Не первый год работаю!
— Да я так думаю — даже не первый десяток лет. Поди, ещё Николая Павловича обслуживала, да?
— "Николая Павловича"? Нет, не знаю такого.
— Правильно: половой акт — не повод для знакомства с императором всея Руси.
— Возможно, он мне просто не представился...
— ХАХА-АХ!!!
Чуть не задохнулся со смеху.
Обижается:
— Чё, смеёшься? Меня мой барин учил, ещё в горничных — а вовсе не император. Как с Парижу приедет — обязательно чему-нибудь новенькому научит.
— Вот, сволочь! "Шлёпнули", я надеюсь?
— Да нет, он добрый был и сам давно помер, ещё...
"Торможу" на полном ходу:
— Надеюсь, не от полового истощения? А то я пожалуй, лучше уж — "гуся"...
— Да, нет — от собственной старости. Когда я к нему, ещё девкой двенадцати лет нанималась — ему уже годков сорок пять было.
— Долбанный педофил...
— Да, нет — его Григорием Парфеновичем звали.
Так, незаметно за светской беседой мы и пришли. По виду, это прежняя квартира того "барина-учителя" ныне превращённая в коммуналку — где бывшей горничной выделили комнату от щедрот новой власти.
Едва закрыв за нами дверь, сама по-хозяйски расстегнув мне брюки и доставая "хозяйство", она "его" сперва оценивающе помяла:
— Ишь, как тебе приспичило! Как окаменел.
Затем, перед тем как приступить к делу:
— Желание есть — можешь дальше балаболить, мне это не мешает.
— Ты так думаешь? Тогда я расскажу тебе анекдот про гаишника и минетчицу...
— Про кого?
— Ну, это... Про милиционера и особу — вроде тебя. Только смотри не прикуси — анекдот очень смешной!
— Женишься когда — бабу свою учить будешь!
"Бабушка русского минета" и вправду — дело своё знала и сделала "это" быстро, чуть ли не в одно "касание". При этом будучи опытной проституткой — она делала вид, что давится "им": думаю — чтоб поднять мою самооценку.
Не успел закончить довольно бородатый "там" анекдот:
— "...Это ты — сосёшь, а я — минетчица!".
— О, КАЙФ!!!
Как мне конкретно захорошело!
Проститутка деловито заправила "хозяйство" на место, не забыв застегнуть гульфик:
— ...Всё! Хорош балаболить — доставай рубли.
Видно с юмором у неё был напряг — из-за сельского происхождения и, анекдот про коллегу она не заценила. Но всё равно — молодец! В любой сфере деятельности, люблю иметь дело с профессионалами.
— Огромное спасибо, бабуль и, вот тебе твои пятьдесят "рваных" за труды.
Та тоже, удовлетворённо, пересчитывая денежные знаки:
— Не за что. Заходи ещё, коль ещё так прижмёт — где меня найти знаешь! Ну или женись, а то когда-нибудь "он" у тебя отломится...
"Разгрузившись", я бегом на рынок.
* * *
В отличии от прошлого года, когда возникшее с началом НЭПа продовольственное изобилие — приятно шокировало, в этом году меня не меньше "вставляло" от антисанитарии...
Видать, просто "зажрался"!
Долго я бродил меж торговых рядов, про себя думая брезгливо:
"Колбаса... Из собачьего мяса поди, хорошо ещё — если без шерсти. Пирожки... Фигня на постном масле — в буквальном смысле. Конфеты... С прошлого года, поди на прилавке пылятся — судя по "товарному" виду. Ягоды клубники... Интересно, какой сифилитик их собирал-щупал? Квас... Копейка стакан? Дизентерийная жижа чья-то: по цвету судя — сильно разбавленная водой".
Тьфу, гадость!
Горячие сосиски — из каких-то отходов, к рукам прилипающие пряники, не известно как и на чём жаренные семечки, пряники — руки к ним магнитом прилипают, крутые очищенные яйца... Всем этим торгуют с немытых рук, сомнительные на рожу личности из корзин поставленных просто на землю.
Прямо-таки бесила навязчивая реклама.
— Магазин без крыши, — орал продавец галантереи чуть ли не в ухо, — хозяин без приказчика, цены без запроса!
— Травушка-зубровушка для настойки водочки! — кричал другой, тыкая мне в морду какие-то сушёные "гербарии".
— Яблыки коришневые, пакупай яблыки!
"Ба, знакомые всё лица"!
И в этом времени "носорогов апельсиновых" — кавказцев, на российских рынках полным-полно.
Ещё один:
— Совершенно новое средство против зачатия...!
За грудки его:
— ЧЁ?! Да, ты охренел!
— Гражданин, это я не тебе... Сударыня, обратите внимание!
Поэт-самоучка — "Пушкин", млять:
— Щеточки для примусов, от угару, от пожару — двадцать копеек за пару!
— Купи мыло — вымой рыло! Кожа слезет — грязь останется!
Да он здесь не один!
— Платки для носа без всякого запроса...
Такое чувство — весь наш народ укушен Парнасом!
Мальчишки, продававшие в эти последние жаркие дни подсахаренную мутную водицу с долькой давленого лимона, кричали как заполошные:
— Лимонад! Лимонад! Сладкий — как мед, холодный — как лед! Стакан за рупь, пять за десять!
Но, всё это ещё фигня — простите мой "французский"... Просто убил наповал торговец мороженным — поставивший свою палатку между общественным писсуаром и мусорным ящиком, рядом со стоянкой извозчиков. И, самое главное — торговая точка оказалась весьма "бойкой"!
* * *
Пошарившись меж торговыми рядами с час, всё же купил все необходимые ингредиенты для приготовления русского борща и узбекского плова, белый хлеб, фруктов и сладостей на всю нашу дружную компашку. Вернулся на извозчике и мы с Елизаветой принялись хозяйничать на кухне...
Кстати, всем девушка хороша: в супружеской постели или на светском приёме будет просто бесподобна — как принцесса Диана!
Но готовить практически не умеет — поэтому лук-морковку чистить да варить-жарить приходится мне. Правда, пока меня не было — в квартире прибралась достаточно прилежно.
Долго молчим... Лиза только трётся об меня довольной домашней кошкой и принюхивается к кухонным запахам — видать, сильно голодна. Чувствую — что-то хочет сказать, но не решается. Наконец, как в холодную воду проруби прыгнув — разве что не перекрестившись:
— Серафим, я "это" иногда делаю ночью — как ты показал...
— Продолжай, раз уж начала.
Смущаясь, краснеет:
— Ну, это... Сама себе делаю оргазм.
— Вот видишь! Всё оказывается очень-очень просто: "наши руки не для скуки".
Опять молчим...
— Серафим! Это... Это не тот оргазм, как делаешь мне ты... Совсем не то — мне не нравится.
Удивляюсь и советую:
— Вот, как?! Попробуй сменить руку.
Рассердившись, бьёт кулачком в плечо:
— Ты... Ты... Ты издеваешься надо мной?!
Сделав энергичный жест, возражаю:
— Нет, не издеваюсь, так все делают: меняют "партнёра" — если не удовлетворяет прежний... Тебе, разве твоя "maman" не рассказывала?
В этом месте не выдерживаю и ржу как конь:
— ХАХАХА!!!
Сперва рассердившись и даже шуточно наградив почёщиной, Лиза в конце концов сама рассмеялась.
Успокоившись, Лиза с какой-то подоплёкой спрашивает:
— Я знаю, ты спишь с Софьей... Ты любишь её, Серафим?
Конечно, наши отношения с бывшей нэпманшей, а ныне председателем артели "Красный трактир" — были ей известны, как впрочем и любому ульяновцу — начиная с примерно пятилетнего возраста.
Сказать по правде, я её люблю. Конечно, звучит донельзя цинично и возможно несколько подло (нет в этом мире идеальных людей!), но я люблю Софью Николаевну — как послушное и ласковое домашнее животное или, даже как некую удобную вещь — делающую мою жизнь более комфортной.
Отвечаю как можно строже:
— Извини, Лиза — но наши отношения с Софьей Николаевной касаются только нас двоих.
Помолчав и даже пошмыгав носом, та:
— Я знаю: ты её не любишь — но спишь с ней. Меня ты тоже не любишь — мы с тобой тоже могли бы...
"На колу висит мочало — начинай всё сначала".
— Нет, не могли бы!
— Почему?
— У Софьи Николаевны, как и у твоей мамы — другой статус, чем у тебя. Они вдовы! Я или Аристарх Христофорович, сколько угодно можем ходить к ним — чтоб "переспать", это ничего в их репутации не изменит... Это тебе понятно?
— Да, но...
— Ты — другое дело, тебе ещё "султана" искать и замуж за него выходить, — подмигиваю весело, — или передумала? Ради сиюминутного удовольствия, ради какой-то низменной похоти ты согласна расстаться со своей мечтой?!
Подумав, та твёрдо ответила:
— ...Нет, не передумала. Нет, не согласна!
Дальше, после довольно длительной паузы — меж продолжающейся готовкой, у нас шёл спокойный, неторопливый, деловой разговор:
— Андрей Александрович, так на меня смотрит...
— Я тоже это заметил.
Не знаю, женат или холост в данный момент Жданов. Помню только, сын у него будет — Юрий. Будет или уже есть?
Ладно, не важно:
— Не твой уровень, девочка. Этот человек не способен стать "султаном" — хотя сатрап из него может получиться знатный.
— Почему?
"Ласты он склеит в 1947 году, — чуть не вырвалось, — зачем нам с тобой такой недолговечный?".
— По своему духу он мещанин — хотя и изо всех сил это скрывает, вот почему. А предполагаемый кандидат в султаны должен быть именно АРИСТОКРАТОМ(!!!) духа.
Та, поражена до самой глубины:
— Как это ты всё определяешь, Серафим? Ты ж с ним едва знаком?!
"В Википедии читал", — чуть не ответил.
Пожимаю плечами:
— Сам не знаю — на уровне инстинкта, возможно. Посмотрю на иного человека и вмиг определяю, на что он способен — каких высот сможет достичь.
Повышаю голос:
— Да и рано тебе ещё с ним флиртовать! Жданов — уже зрелый мужчина, должно быть — с большим определённым опытом. Хотя и, шарахаться при каждой встрече тоже не стоит: веди себя как маленькая, глупенькая девочка — не понимающая что от неё хотят взрослые.
— Я так и делала, должна заметить.
— Молодец...
Помолчав, снова спрашивает:
— А, Александр Голованов?
Замираю на мгновенье, потом:
— Что, "Александр Голованов"?
— Мы с ним иногда встречаемся и, он оказывает мне "знаки внимания" — как бы сказала моя мама.
— Ухаживает?
— Да, пытается ухаживать. Что в этом случае твой "уровень инстинкта" подсказывает — на что способен Голованов?
Хорошенько подумав, отвечаю:
— У Голованова чувствуется некий "внутренний стержень" — он способен стать тем "султаном", которого ты ищешь... НО!!!
Делаю паузу, затем нарезаю кусочками мясо на плов и, не глядя на собеседницу — как будто рассуждаю вслух:
— Он ещё в самом начале карьеры — у самого подножья властной лестницы — так сказать. Если ты сейчас вскружишь ему голову — влюбишь в себя, дальнейшего его взлёта может и не быть. Ведь, влюблённые мужчины "размякают", становятся крайне уязвимыми!
Елизавета засомневалась:
— Я слышала чаще бывает наоборот: окрылённый любовью мужчина — буквально горы сносит на своём пути.
Пожимаю плечами:
— Без всякого сомнения — бывает и такое! По моему мнению — всё от женщины зависит. А ты уверена в себе?
— Не знаю... Ни разу, ради меня ни один мужчина не свершал ничего такого... Особенного!
— Вот видишь! Конечно, дело твоё — но я бы подождал лет пять и посмотрел, что из Голованова получится к тому времени. Пока же, предлагаю продолжать тренироваться "на кошечках": учиться влиять на мужчин — не давая им затащить себя в койку...
Помолчали немного, потом она спрашивает:
— Кто будет следующим "подопытным" после Есенина?
Фыркаю презрительно:
— "Есенин"! Тому ты просто задурила голову своим природным обаянием или купила — выкупив его долги...
Несколько обиженно, надув губки:
— Справедливей будет сказать — и то и, другое.
