— Извини, не могу сегодня. Правда не могу.
Встретившись с непонимающим взглядом кота, она повернулась и раздвинула бёдра. На мокрой шерсти были заметны красные разводы.
— У него там шипы, — объяснила она.
Кот запоздало вспомнил, что про репродуктивную систему ментов что-то такое слышал. Ему стало неловко.
— Знаешь, — сказал он, — мне бы просто полежать. Ты не против?
— Отлично, я пока ужин сделаю, — Зоя старательно улыбнулась и пошла на кухню, бодренько подтрясывая пушистым комочком хвостика.
Кот лёг на кровать — уже перестеленную, хотя всё-таки попахивающую — и задумался.
И довольно быстро пришёл к выводу, что радовался он зря. Вероятнее всего, за свина ещё не брались. Скорее всего, его отправили в ту самую 'холодную' — чтобы тот дозрел и осознал. А колоть его будут завтра. Скорее всего, это сделает мент лично. Кот сопоставил состав преступления, инкриминируемый поросёнку, и шипастый член — и понял, что на все вопросы тот будет отвечать и правдиво, и подробно. Учитывая же прочие обстоятельства, в гости к пушистой приедут не быстро, а очень быстро.
Базилио вздохнул. У Зои ему нравилось. Но уже к утру его тут не должно быть. Причём лучше уйти пешком. Что касается самой крольчихи, решил он, то лучше создать у неё впечатление, что он тут намерен задержаться — для усыпления бдительности будущих допросчиков.
— Слушай, — сказал он, поедая Зойкин салат, — такое дело. Я, наверное, у тебя ещё какое-то время поживу. Неделю-другую. Ты не против? Пять соверенов вперёд, — пообещал он, кладя на стол ключи.
Крольчиха обрадовалась и заверила, что никаких проблем нет, кроме приходящих клиентов. Баз заверил, что они его не волнуют. И деловито поинтересовался — где тут можно недорого поесть, не выезжая в центр.
— Ну, — Зоя задумчиво пошевелила ушками, — тут с этим не особо. Есть 'У Мамеда', шашлычная, только там всё время какие-то кони тусуются и за футбол дерутся. Ещё 'Кофе-Хаус', но это вообще полный дефолт. А, ещё итишная столовка есть, но она только ночью работает. И мясо там лабораторное.
— Итишная — это что? — не понял кот.
— Институтская, — сказала кроля. — Тут у нас Институт Трансгенных Исследований. Во-он он, — она махнула рукой за окно. — Столовку для научников сделали, у кого эксперименты по ночам или ещё что, а корпуса все закрыты. С улицы пускают. Правда, пропуск спрашивают. Но можно сказать, что забыла, они всё равно пустят. Я туда хожу иногда. Дёшево. Вообще в ИТИ хорошо, — вздохнула она. — Всё своё. Там даже полиция своя, нормальная. Я майонеза не переложила?
— Нормально всё, спасидо, — на автомате сказал кот, занятый стремительным пересмотром намеченных планов. Получалось так, что продуманная в сортире программа волей-неволей урезалась до последнего пункта. И приступать к его выполнению нужно немедленно, ибо промедление чревато.
— Слушай, такое дело, — решился наконец Базилио. — У меня тут одна встреча, совсем забыл. В общем, спать не буду, схожу сейчас кое-куда. Дай проездной. А лучше два.
— Ночь же? — не поняла крольчиха.
— Да я быстро, — не стал уточнять кот. — Я быстренько-быстренько... погоди, сейчас деньги дам за завтра...
— Не надо, — грустно сказала Зоя.
— Почему? — не понял кот.
— Ты ключи не попросил, — сказала пушистая. — Я что, совсем глупая?
Базилио стало неловко.
— Я быстро, — повторил он, вставая из-за стола.
— Это потому, что я тебе не дала? — вздохнула Зоя. — Ох, дура я дура. Давай минет? Я хорошо делаю, глубокий... Ну пожалуйста.
Кот отвёл глаза. Он понимал, что девушке одиноко и она пытается подкупить его тем единственным, что у неё есть. Но оставаться было нельзя.
— Ключи всё-таки возьми, — сказала кроля, когда он уже переступил порог. — Я замки менять не буду. Ты заходи, если что, — и она протянула ему два ключика на верёвочке.
Базилио почувствовал, что у него стало жарко за ушами. Он взял ключи и пробормотал нечто вроде 'как-нибудь-когда-нибудь-обязательно-пока-пока'.
На улице было мокро: начинался дождь. Кот быстро посетил кусты, откопал свои сокровища, а на их место положил Зойкины ключи. После чего всё зарыл обратно и отметил место в своём встроенном навигаторе — прекрасно понимая, что отметка эта ему никогда не понадобится.
До территории ИТИ Базилио дошёл быстро, но дождь к тому времени превратился в ливень.
Столовку пришлось искать довольно долго. В конце концов он опознал её в маленьком старом здании с балкончиком, мимо которого проходил уже раза три. Увы, она была закрыта — точнее, ещё не открыта. Перед входом топтались немногочисленные любители ночной еды: опоссум в панамке, крыса в белом халате, какие-то птичьи. Все были мокрые, замёрзшие и недовольные крайне. Кот эти чувства разделял — поневоле, но вполне.
Когда двери наконец открылись, Базилио уже ощущал себя полноправным членом сплочённого коллектива невинных страдальцев. Поэтому на робкую просьбу белки-охранницы показать пропуск он сделал такое лицо, что та отпрянула.
Panopticum. Вигилия-синопсис
25 ноября 312 года от Х.
Ноль часов, одна минута.
ИНФОРМАЦИЯ К РАЗМЫШЛЕНИЮ
За мной, читатель! За мной!
Булгаков М. Мастер и Маргарита / Предисл. и подготовка текста о. Паисия Склеротика. ООО 'Хемуль', Дебет: Сенбернар, Зайненхунт и Ретривер, 311.
Так уж вышло, что никто не проспал эту минуту, первую минуту нового дня. То есть — никто из наших знакомых, добрых и не очень добрых.
А давай-ка, друг мой читатель, посмотрим на них на всех ещё раз. С высоты прочтённых глав, постигнутых смыслов — воззрим же на них! За мной, читатель! За мной!
Вот он — наш хороший, наш любимый Карабас. Он с лёгкостью необыкновенной решает вопросы с таможней Директории. Вообще-то он ждал долгой, изматывающей процедуры на всю ночь и досмотра с эмпатами под утро. Однако всё проходит на удивление легко, будто он сюда привёз коробку мармелада, а не три повозки с целой кучей странных и небезопасных существ. Слазив в головы к таможенникам, раввин узнал, что его появления ждали. Однако с самого верха было загодя спущено указание — палки в колёса не ставить, всех пропустить и ни в коем случае не поддаваться на провокации.
Единственное, что всерьёз переполошило служителей порядка, так это появление Евы Писториус. Тут процесс застопорился: начальник таможни выслал бэтмена за инструкциями на самый верх. После получения ответа он лично вышел к Карабасу и довольно решительно потребовал от него гарантий, что с поняшей 'не будет проблем' и 'ничего такого она делать не станет'. Несмотря на всю расплывчатость формулировок, раввин не стал вступать в дискуссию. Вместо этого он пообещал, что использовать свои особые способности маленькая лошадка не намерена ни в коем разе и что за этим он присмотрит лично.
Во время этого разговора Писториус стоит рядом, невинно хлопает глазками и ведёт себя как примерная девочка. Уж до того примерная, что один таможенник попытался угостить красотку цветущим морозником из вазочки (Ева отказалась: для неё эти белые цветочки ядовиты), а второй недолго думая пригласил её на экскурсию в служебную часть здания — посмотреть коллекцию редких артефактов, изъятых при попытке пересечь границу. От такого предложения Ева учтиво уклонилась, сославшись на дорожную усталость и резь в животике. 'Умница, ну что она за умница', — думает Карабас, и у него на душе становится веселее. Ай-лай-лай-лай, стало веселее.
Арлекин тем временем слушает собачий вой — воет Напси — и размышляет при этом о своём, о мальчишечьем. Он жопой чует (и чувство это верное), что в Директории обитает множество пидарасов всех основ, размерчиков и темпераментов. Ох, как не терпится ему свести с ними близкое, очень близкое знакомство!
Примерно о том же самом, но в плохом смысле, думает губернатор Директории Наполеон Морган Гейтс Пендельшванц. Уже полчаса кряду он плавает взад-вперёд в приёмном бассейне, ожидая доклада от безопасников. Мысленно честя этих бездельников и дармоедов тем самым словом, которое у Арлекина вызвало столько сладких надежд.
Знай же, читатель, что Пендельшванц несправедлив и поспешен в выводах! Причиной задержки стала Лэсси Рерих, которая пидарасом быть не могёт по причине своих половых и моральных качеств. Просто у неё случился срочный ночной перекус. С кем не бывает? Доедаемый ею лемур, провинившийся в ходе вчерашней проверки, агонизирует — но, кстати заметим, тоже ведь не спит. Трудно заснуть, когда от тебя отъедают ляжку: попробуйте сами, и вы убедитесь в этом. Но лучше поверь на слово, любезный мой читатель. Лучше поверь.
В то самое время, когда Лэсси стремительными движеньями челюстей состригает сладкое мясцо с лемурьих костей, Дуремар Олегович Айболит осторожно приращивает болотному зайке ножку — по счёту семнадцатую, по основе черепашью. У зайки уже имеется шестнадцать ног, все разные и все нужные, так как Айболит предварительно отрастил зайке метра полтора позвоночника. Его развлекает зайкина походочка, её своеобразная грация, улучшающаяся с каждой новой перепрошивкою. Работа требует терпенья и аккуратности, какой уж тут сон.
Директор Института Трансгенных Исследований, Нефритовое Сокровище, о делах не думает. Он желал бы уснуть, но не может. У него болит рог по Алисе Зюсс.
Лисе Алисе его переживания показались бы смешными. В эту ночь бешеные вектора взялись за её печень, что-то перешивая в сосудах. Алиса лежит с открытыми глазами, изо всех сил сжимая зубами обслюнявленную тряпку, чтобы не кричать — и пытается думать о том, что и это тоже когда-нибудь кончится.
Любитель рюмочки коняга Скарятин домогается от овечки Долли того, что может дать овечка Долли. Та уступать домогательствам Скарятина на сей раз не намерена. Сегодня животные штуки, завтра животные штуки, сколько может терпеть женщина? Ей не хочется животных штук, ей хочется красиво грустить. Потому-то она и стучит дистрофичными рожками в дверь каморки Роберта Склифосовского, которому как раз пришло настроение повысить свой образовательный уровень. Он штудирует статью хемуля-математика Паникахера Збрагидасло 'Ещё к вопросу об интрономинальном заполнении достаточно полных Q-разнообразий, допускающих инициальные функции Перке', опубликованную в университетском ежегоднике 'Успехи математических наук' за позапрошлый год. Он застрял на второй странице, где сверху написана понятная формула, а далее идут слова 'после элементарных преобразований', за которыми располагается неведомая ёбаная хуйня. Роберт недоумевает, а тут ещё овца. Оторвётся ли от чтения Роберт Склифосовский, откроет ли дверь? И что за этим последует? Кто знает, кто знает!
Попугай Просперо, пару раз упомянутый нами начальник отдела высоких технологий в ИТИ, какает с балкона. Соседи знают за ним эту слабость, характерную для птичьих основ, и относятся с пониманием. Ну или, во всяком случае, стараются.
А вот Фингал Когтевран никогда б себе не позволил подобного. Не чуждый радостей земных, он всё же следует путём труда и гигиены. Вот и сейчас он занимается именно ею — а именно, стоя перед зеркалом, пытается выдернуть из подмышки старое, вонючее перо. Перо сидит крепко и никак не даётся. Когтевран злится и каркает от злости. А впрочем, кто он такой, чтоб на злое карканье его обращать внимание, а? Каркает он, видите ли. Да и Дочь с ним! За мной, читатель, за мной!
Поэт Пьеро — а вы уж думали, мы о нём позабыли? — лежит на подводе неподвижно, но тоже не спит. Он под айсом, он плывёт по волнам океана духов и туманов и творит, творит, творит (и моргает, моргает, моргает). Ему привиделась икона 'лилечка в гольфиках', и он, в редком для его пошловатой натуры порыве благочестия, пишет стихотворение духовного содержания. Не будем ему мешать.
Как ни удивительно, но чем-то подобным занята и светлая еврейская голова Грегора Замзы, домового сверчка-иудея. Нет, он не употребляет никаких веществ, считая себя выше этого. И не спит, поскольку не имеет потребности во сне. То пассивно-онемелое состояние, в которое он иногда впадает, скорее подобно оцепененью. Да и оно-то посещает его нечасто. Тем не менее и Замза временами нуждается в отдыхе, особенно от печальных мыслей о разных цорес. Сейчас его мысли именно таковы: у него неприятности. Кое-что пошло не так. Грегор этого не любит — но сделать ничего не может, по крайней мере пока. Чтобы отвлечься, он, сидючи в своём тайном укрывище, занимает себя переводом на идиш стихотворенья Хосе Соррилья-и-Мораля — поэта, рождённого в Вальядолиде, умершего в Мадриде и любимого профессором Преображенским. Замза тщится передать звуками местечкового жаргона звучанье строки, кончающейся словами 'esta apartada orilla', но покамест достиг лишь того, что испанские слова звучат у него в голове всё чётче, всё громче... всё громче, всё чётче. Но мы же не будем отвлекать его? Нет? Вот и я так думаю. За мной!
Жужа и Маша Герцен, чинная старобрачная пара, решились в кои-то веки тряхнуть стариной. Сейчас они сёрбают из корытец коктейли пряные на именинах у Сары Барабу. Разумеется, там же отжигают и Псюша, и Склизка, и прочие высокопородные шалавы. Фу такими быть! Ну их, фифуль непарнокопытных.
Педобир Онуфрий уже третий час кряду стоит на коленях перед иконой Дочки-Матери С Сосочками и возносит ей Вселенскую Мантру из Круга Песнопений Гоги 'бя, бя, бя, Боби-Боба'. Эту святейшую из мантр полагается читать до полного просветления в вышних — то есть до рассвета. Ты желаешь присоединиться к нему, мой читатель? Если да — благослови тебя Дочь, если нет — за мной!
Старуха Фанни Капительман сварливо переругивается с начальницей похоронной команды. Скоропостижно скончался её единственный челядин, Зюзявочка — подхватил какой-то грибок и сгнил в два дня. Похоронщицы настаивают на кремации (из-за грибка), а это стоит два соверена двадцать сольдо. Старуха Капительман трохи думает за это, шо таких денег не бывает, щтоб ви там все сдохли себе на здоровьичко.
Крокодил Геннадий, охранник при вольерах для эволюционирующих в корпусе Е Института Трансгенных Исследований, может показаться кому-нибудь спящим на посту. Именно эту мысль — ложную, роковую! — лелеет юный зелёный попугайчик, намеревающийся прошмыгнуть мимо стража порядка. Попугайчик рассчитывает навестить зайчиху-эволюэ, которая вчера давала ему весьма недвусмысленные авансы. Он многого не знает, этот пылкий юноша — в т. ч. того, что заинька никогда его не любила: сердце её давно уж отдано холодному, загадочному крокодилу. Бедный влюблённый!
Сова Минерва, заместительница начальника ЛПИ — она лишь единожды мелькнула в нашем повествовании, но всё ж она была тебе представлена, читатель, была-была! — никак не может заставить себя поесть полезный для фигуры салат из редьки с авокадо. Вместо этого ей мучительно хочется свежей мышатины. С кем не бывает?
