— В Запретных Землях, — на полном серьёзе сказал Мелифантий. — Ведь все знают, что наша команда чрезвычайно удачливая. Почему бы нам опять не найти что-то особо ценное, и не подарить это ценное нашему драгоценному императору. Надо распустить слух, что мы опять едем в Запретные Земли, а что там найдём, то подарим нашему любимому императору. Едем, так сказать, проявить верноподданническое рвение.
Физиономия рыцаря стала философски-задумчивой.
— Ага, а вместо находки царского подарка мы там умрём от когтей жутких тварей, — продолжил интересную мысль священника граф, немного подумав, рыцари всегда немного думают. — Тем самым мы отмучаемся от соблазнов мирской суеты и войдём в историю, как герои. Здорово вы придумали. Если дела обстоят так печально, то это идеальный выход из положения. Что ж, я с вами. Пойду, обрадую кнехтов, что скоро нам предстоит умирать героической смертью.
— Отнюдь, мой друг, — заговорщицки улыбнулся священник. — Мы в Запретных Землях не погибнем, а найдём царский подарок своему императору.
Граф с жалостью посмотрел на отца Мелифантия, у которого, наверное, тараканы всю ночь пировали в голове и что-то там нарушили. Н-да, глубины подсознания святого отца здорово взбаламутились. Глазки у великого учёного блестят странным образом. Взгляд психопата. Это говорит о том, что мудрейший человек умственно переутомился со своей наукой, вот голова его и не выдержала нагрузок. Все беды происходят от науки. Да, сдал отец Мелифантий, как есть сдал. То слава о его гламурных похождениях гремела по всему королевству, а теперь прямо беда. Может, его познакомить с какой-нибудь жаркой баронессой или графиней, которая очень далека от всяких вздорных наук? Хорошая женщина завсегда избавит мужика от дури в голове и денег в кошельке.
— Мы найдём в Запретных Землях под первой попавшейся ёлкой вот это, — с этими словами о.Мелифантий продемонстрировал графу сосуд в виде бутылки.
Граф крутил в руках странную бутылку и по мере того, как он изучал этот предмет, до него стало доходить.
— Неужели? Скажите святой отец, что это то, что я думаю? Но, как такое может статься?
— Вас только это удивляет в нашей жизни? — проворчал компаньон. — Вот из-за этой вещицы, получившейся у меня как побочный результат моих научных экспериментов, я и велел позвать вас на совещание. Главное в моих исследованиях — это, естественно, лечебные препараты, но получилось и вот такое. Как, сам не понимаю. Вот я и решил. Раз у нас наступает кризис с производством Аква Виты, то, почему бы нам не заняться оздоровлением подданных его величества? Но, не напрямую. Подарим императору, да продлятся его скоротечные годы, этот огромный алмаз, якобы найденный в Запретных Землях. В благодарность император разрешит нам в этом славном городе открыть университет, где начнут постигать науку любознательные отроки и отроковицы, а в лабораториях этого универа, кто бы мог подумать, начнёт твориться большая наука на благо империи. Открытия попрут валом. Ректором университета, думаю, император назначит вас, мой дорогой граф, из большого к вам уважения.
— Паааазвольте, дорогой друг, из какого такого уважения, — возмутился рыцарь. — Какой к дьяволу из меня профессор и ректор? Я же пишу весьма плохо, потому как половину букв не помню, а остальные забыл. Так-то грамоту я знал, но упал как-то с дерева, сильно убился и буквы из головы вылетели. У меня же казарменное воспитание в худшем смысле этого слова. Даже мой покойный батюшка говорил обо мне моей дражайшей матушке, что из меня получится только рыцарь или проходимец, что, собственно, одно и то же. Нет и ещё раз нет — это не моё призвание, вдалбливать студиозусам знания в их деревянные головы.
— Придётся вам терпеть и нести эту ношу, — с ханжеским видом промолвил святой отец. — А кому сейчас легко? Иначе, как мы сможем контролировать университет, ведь все наши открытия, мы спишем на научные исследования наших профессоров и студиозусов, чтобы отвести от себя все подозрения. Наша корпорация заточена заниматься только торговлей достижениями сотрудников универа. Так, как вы говорите, зовут вашу ласковую герцогиню, которая поможет нам подобраться к императору?
Рыцарю Ульриху О′Дину только и оставалось, что тяжко вздыхать, и по совету святого отца начинать учить студенческие песни на древнем языке, типа: "Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus! Post jucundam juventutem, post molestam senectutem. Nos habebit humus. Nos habebit humus. Ubi sunt qui ante nos in undo fuere? Vadite ad superos transite ad inferos. Ubi jam fuere. Ubi jam fuere". Хорошо, что ещё святой отец не стал загружать светлую голову рыцаря тем обстоятельством, что у него появились новые отличные артефакты для производства Аква Виты и, что священник вошёл в контакт с демонами из Преисподней и наладил успешную контрабанду с иномирными тварями. Рыцарь пусть спокойно вращается среди герцогинь и имперских министров, которые резко зауважают графа, сумевшего организовать научный центр, разработавший лекарство от зубных проблем. И это притом, что граф даже писать толком не умеет. Общаться нашему графу с аристократами будет для него самое то, можно сказать, конгениально, то есть близко ему по духу.
— А мы, под шумок, в тишине озаботимся наукой, правда, Колбасятина? И чего ты такая толстая, на диету тебя пора сажать. Говоришь, что не смешно? А ты пойди себя в зеркало посмотри. Обхохочешься. А не будешь надо мною, твоим хозяином, всячески издеваться, измываться, мотать нервы, помыкать и гнусно глумиться. Предпочитаю, когда-нибудь помереть от смеха — в таком желании нет греха. Ладно, ладно — накормлю я тебя, не ори и шурши на кухню: наука подождёт, Вселенная подождёт, а любимая Колбаска не может ждать. И кто тебе такое дурацкое имя придумал? Я? Точно пьяным пребывал в ту минуту.
Хозяин, вместе с кошкой, отправился на кухню, распорядиться накормить животное и самому перехватить чего-нибудь вкусненького из мяса, ведь теперь, с новыми зубами он мог сгрызть даже подмётку от сапога. Отец Мелифантий шёл и тихо напевал весёлые куплеты, ибо настроение у него находилось на максимальном уровне удовлетворения: "Когда на свет монах родился, разверзлись сразу небеса. Оттуда выпала бутылка и прогремели голоса: "По рюмочке, по маленькой налей, налей, налей; по рюмочке, по маленькой....с которой поят лошадей!"
Поле перекуса отец Мелифантий мужественно, хотя и с большим трудом прошёл мимо дивана.
— Не достанется тебе сегодня моё бренное тело, — заявил он призывно раскинувшемуся дивану. — Даже не намекай, что готов принять меня только на минуточку. Знаем мы эту минуточку на три часа. Я сейчас сяду на твёрдое кресло и напишу умные мысли. А тебе счастливо оставаться в надежде уловить в свои сети хоть кошку Колбаску, хоть задницу Гретты.
В лаборатории отец Мелифантий взял в руки перо и задумался, глядя на лист бумаги, лежавший перед носом: "Прежде всего, как мы раскрутимся с Университетом, надо озаботиться с постройкой бумажной фабрики рядом с этим богоугодным заведением. Это не дело, когда мы живём в эпоху бурного прогресса, а пишем на плохой, но дорогой бумаге".
Обмакнув перо, выдранное из крыла гуся, в чернильницу, он вывел на бумаге слова: "Главные алхимические аксиомы. Истина, по сути, только одна, как и Камень Философов. Истине не обучают, её предчувствуют и разгадывают, как тайну великую. Нет рождения без предварительного распада, хотя этот постулат спорен, так как зарождение происходит от бессмертного источника, пребывающего в каждом существе и не подвластного разложению и разрушению".
— Интересно, кто из местных сможет оценить полёт и силу моих мыслей? — восхитился философ тому, что изложил на бумаге. — И смогут ли они вообще что-либо понять? Скорее всего, не в этом веке, а лет через пятьсот.
Человеческая речь слишком ограниченна, скудна семантическими понятиями и не содержит цензурных слов для описания того, что творилось в мозгах графа О′Дина. Давно рыцарю не приходилось так долго нагружать свой мозг размышлениями.
— Мне бы саблю, да коня, да на линию огня, — пробормотал он. — Но приходится на старости лет заниматься всякими умствованиями вместо решения политических вопросов совместно с герцогиней...той ещё штучкой. Умствования меня решительно расстраивают; меня только прелести герцогини воодушевляют. Я от бестолковых размышлений аппетит теряю, а от герцогини у меня, наоборот, появляется аппетит. Делаем вывод: герцогиня гораздо полезнее для здоровья, чем занятия науками. Однако, в довесок ко всем печалям, мне вскоре придётся стать ректором универа, а какой из меня к демонам ректор.
Граф О′Дин в момент этих горьких размышлений трясся в своей карете направляясь в сторону королевского дворца, вход в который для него всегда оставался открытым учитывая кредитоспособность графа. По договорённости со святым отцом надо уже начинать разгонять весть среди высшего общества, что граф со своей командой вновь отбывает в Запретные Земли, чтобы сразиться там с демонами, а если повезёт найти артефакты. Этот поход он посвящает своему императору, причём если он найдёт в Запретных Землях артефакты, то отдаст их все в имперскую казну. Вот такой у графа образовался благородный и верноподданнический порыв. Конечно, все поголовно аристократы от такой пикантной вести покрутят пальцем у виска, но в глаза
будут говорить графу исключительно приятные слова. А почему бы и не похвалить смертника? По совету святого отца, граф при разговорах с аристократами на эту тему, должен делать максимально глупое и простое лицо чуть ли не деревенского дурачка. И как же я такое лицо сделаю?
В карете с графом ехали кофры с некоторыми нужными в поездке вещами. Имелось в одном из кофров и зеркальце, которое граф достал и стал разглядывать свою физиономию. Собственно, графу даже не надо было особо напрягаться с лицом, но он почему-то считал себя верхом совершенства.
— Если немного подстричь бороду, сделать улыбку попроще, то может и сойду за недалёкого дворянина. Но куда, скажите на милость, деть умище, который так и прёт из моих глаз? Если только прищуриться.
Немного покорчив рожи перед зеркалом, граф вздохнул и отложил его, решив, что со своим внешним видом разобрался. Затем он стал из окна кареты разглядывать город и прохожих, особенно рыцаря интересовали молоденькие барышни. Находясь в гостях у отца Мелифантия, граф употребил на обеде, по совету хозяина, некий эликсир, который на него подействовал как-то странно. Почему-то хотелось бросить все дела и устремиться к герцогине, чтобы срочно подробно рассмотреть с ней некоторые политические нюансы и позиции. Особенно позиции. Да, именно позиции. Когда ножки герцогини оказываются на плечах графа, то это очень проникновенная позиция во всех отношениях с какой стороны на неё не смотри. При этом милое личико герцогини становится таким яростно прекрасным, что словами не описать.
Но, увы, вместо приятного времяпровождения, надо заниматься дурацкими беседами с аристократами, а сейчас разглядывать город и его обитателей. По обеим сторонам дороги вставали дома, сложенные из темно-красного знаменитого имперского кирпича. Чернели замысловатые чугунные ограды, мелькали вывески лавок купцов, изредка попадались красивые кареты богачей и некрасивые телеги простолюдинов. Барышни в модных одеяниях прогуливались под руку с господами горожанами. На площади пожилые горожанки кормили обнаглевших голубей, а те охамели до такой степени, что с ленцой уворачивались даже от конских копыт. Жизнь в столице королевства бурлила, а на центральном холме поднималась громада королевской резиденции, состоящая из комплекса дворцов.
Глава двадцатая.
— Юрик, доложу тебе, что ты деревенская лошара, — словесно воспитывал Будницкого Гоша. — Из-за тебя нас не пускают в общий зал ресторана, а кормят в отдельном кабинете, изолировав от народа и моих студентов.
— Почему деревенская? — вяло оправдывался Юрик.
— Из-за твоего гнусного поведения в общественных местах. Потому, что ты громко чавкал, как голодный Асмодей и матерился на виду приличной публики, — осуждающе качал головой Гоша. — Мне, как заслуженному профессору, можно сказать второму профессору в истории России, стыдно с тобой находиться за одним столом. И Махе моей тоже стыдно. Правда, Махочка? Кушай, кушай маленькая.
— Так эти повара сами напросились, требуя от меня оценки их скромных талантов. Будучи искушаем поварами, я немного впал в грех сквернословия. Буквально вынудили меня объявить им, что здесь всё у них достаточно пиздато, но тарелок с едой приносят слишком дохуя, как каторжанам. А у меня от этого нервы, как у собаки Баскервилей. Могу и завыть. Только я не могу понять, с чего это ты грешный Гошак объявил себя профессором? Профессором чего ты там стал — кафедры долбодятлистики с факультета рукоблудства? — Юрик обличительно показал вилкой в сторону Кашанкина. — Или я чего-то не знаю из-за своей огромной научной занятости?
— Вот я и говорю, глупый Юрик, что ты деревня незаасфальтированная и полностью жалкая личность, дремучий, как тёмный лес, — стал объяснять Юрику очевидное Гоша. — Ты хоть помнишь, какой сейчас год на дворе?
— Заканчивается 1756 год, — недоумённо ответил Юрик на вопрос. — И что с того? Основное событие в этом году — это то, что Россия ввязалась в Семилетнюю войну, фактически в Первую мировую войну. Почему Савелий Петрович так и не пресёк это безобразие? Что ещё? В Петербурге открылись некрополи, а Елизавета Петровна учредила постоянный русский театр для представленья трагедий и комедий. Ещё она отменила смертную казнь, но войска на войну погнала.
— А то, мой дремучий друг, что именно в 1756 году среди университетских профессоров-иностранцев в России появился первый русский профессор, им стал профессор красноречия Московского университета Николай Никитич Поповский, сын священника храма Василия Блаженного, что на Красной площади. Вот и выходит, что Поповский первый профессор, а я второй, заметь, в истории. Фомич, когда организовал у нас университет, так мне и сказал: "Гоша, я верю в тебя, твой талант и мудрость — в них здравый смысл и жизненная опытность. Неси народу знания". Я понёс. Мне не жалко.
— Ох, тыж, — умилился Юрик. — Гошак — профессор в малиновых штанах. Да из тебя профессор, как из Запорожца Феррари. Ну, Фрейд тебе в помощь. Ты же, по сравнению со мной, даже рядом не валялся с истинными знаниями. Пока дядя Юра героически опровергал некие законы Ньютона, то чуть недосмотрел над твоим поведением, и нате вам, пожалуйста, Гошак выбился в профессора. А перестать маяться дурью ты не пробовал? Афродита ты посмотри на новоявленного профессора, каков он красавец! Гоша, ты вообще дружишь с мозгами?
— Щас как дам! — возмутился Кашанкин.
— Всё-всё, успокойся. Не дружишь, и не надо...Афродита не смотри на новоявленного профессора.
Во время этой перепалки, Афродита и Маха спокойно поедали свои огромные порции мясных деликатесов: кошки давно привыкли, что их хозяева постоянно спорят, кто из них умнее. По мнению кошек, так они оба дурни, только с ними весело. Вот совсем недавно эти два бесхвостых гуманоида, когда их ещё пускали в общий зал ресторана, устроили состязание, кто из них вспомнит дурацкие строчки из песен 21 века. Все веселились и смеялись, вот только новые крестьяне из современной России не очень понимали, почему все смеются от слов падших ангелов, ведь в их словах нет смысла.
