Момонга на эти слова моргнул, прежде чем перевести взгляд на Мики, стоявшую за спиной у двух девушек, улыбаясь своей материнской улыбкой и сложив руки перед собой в молитвенном жесте, и выдохнуть медленно,— Хм... Дежа вю...
* * *
Жизнь Мики Хедо была прекрасна. Какой иначе она могла быть?
Мики Хедо встретилась с Богом, с Его Сыном, получила от них ответы на все вопросы, что только могли возникнуть в голове у человека, а ныне находилась на услужении Бога и была в Его бесконечной милости защищена от надвигающегося конца света. Разве могло что-то в текущей ситуации не быть идеальным?
Мики даже не помнила о том, каково это, быть кем-то кроме сосуда для воли Господней и его наставлений. То есть, физически она сохраняла воспоминания о прошлом, о семье, муже и сыне, конечно же, потеря разума и нарушения памяти были непозволительны той в данный момент, когда она служила согласно решениям Господа, однако любые ощущения и оценочные суждения, связанные с прошлым, полностью выветрились из ее разума, диссоциировались от ее личности так, словно бы этого никогда и не происходило с Мики. Будто бы она когда-то просмотрела очень увлекательно кино с эффектом полного погружения, а потом вернулась из него в реальный мир.
И воспоминания Мики об этом "сне" были весьма противоречивы. Можно было даже сказать, что сейчас, судя со своей точки зрения о своем прошлом, Мики считала его если не отвратительным, то как минимум "странным." Странным до уровня отторжения.
Ссоры с любящей семьей? Это было чем-то за гранью понимания Мики — как можно ссориться с теми, кто рядом с тобой служит Его воле? Разве вы не союзники, вместе двигающиеся к единой цели? Конечно же, нерушимый порядок и ранги должны быть установлены в любом случае, однако от того они и были нерушимыми, что не вызывали никакого отторжения и просто не могли служить причиной ссор и споров.
Семья? Семья имела право на существование, по воле Высших Существ, однако семья была абсолютно несущественна в контексте великого плана Лорда Момонги — Мики не могла найти раскаяния за то, что ее семья в прошлом не стала частью Лорда Момонги. Ведь если Мики не смогла заставить свою семью пожертвовать собой ради Его планов — вина за это лежала в том числе на самой Мики.
И, конечно же, самым странным и противоестественным была идея "свободы воли." Если быть более точным, то сама "свобода воли" не существовала как таковая — это был чуть более философский вопрос, о котором Его Сын, Лорд Актер Пандоры, рассуждал не один десяток минут, однако кратко идея сводилась к тому, что если Лорд Момонга всезнающ — и он, безусловно, таков — и все планы мира в конце концов были лишь частью одного его грандиозного видения, то свобода воли не существовала для Лорда Момонги, ибо он мог каждым своим решением и направлением определить исход любого события и направить поступки любой цели в нужную ему сторону. Иными словами, то, что низшие существа полагали "свободой воли" было просто еще одной частью плана Лорда Момонги. А значит, любая мысль о том, что человек мог действовать "свободно", не укладываясь в рамки великого плана Его, была богохульна.
Сама мысль о том, что в прошлом Мики считала свое поведение "свободным" была смехотворна и вместе с тем оскорбительна — однако Его Сын отпустил грех Мики, ибо как и было сказано — "прости им, Отец, грехи их, ибо не ведают они, что творят."
От того Мики была счастлива — находясь рядом с Богом, прощенная от ее грехов за ее раскаяние, и вместе с тем исполняющая функции, необходимые Лорду Момонге — как она могла быть несчастлива? Даже если ее функция заключалась в том, чтобы готовить еду, убирать в доме и читать Библию — таков был заведенный порядок. Даже в небесном царстве — то есть в том, что Его Сын назвал "Назарик" — существовали собственные горничные и повара, так что действия Мики, пусть и составляли бесконечно малую часть Божественного плана, все же укладывались в тот. И от того Мики была счастлива.
Более того, Мики могла вблизи наблюдать за свершениями Его — разве это не было благословением само по себе? Как знала Мики от Сына Его, ее позиция была достойна зависти и многие, что знали о ее положении желали оказаться на ее месте — но вместе с тем они могли исполнять службу Господу и Высшим Существам на своем месте в том числе, и потому эта зависть была не похожа на мелочную людскую зависть, желанием обладать тем, чем обладает другой, а была желанием заслужить равную почесть собственными силами и милостью Его. Желанием отдать больше во славу Лорда Момонги, нежели желанием получить больше для собственных низменных потребностей.
Жизнь без служения Лорду Момонге была бессмысленна в своей сути. Безусловно, не зная правды об этом мире люди могли цепляться за свои собственные бессмысленные заблуждения и находить в себе силы переваливаться день за днем из одного жизненного поворота в другой, но можно ли это было назвать счастьем? Бессмысленность, не имеющая конца и начала, а только страдание в своей основе?
Церковь пыталась помочь этим людям, дать им символ веры, смысл в их бессмысленной жизни и попытаться, пусть и несовершенно, но помочь подобным людям. Однако церковь, в конце концов, была всего лишь порождением рук людей — неважно, насколько люди пытались приблизиться к пониманию Его слова и Его плана — в конце концов они были обречены никогда на самом деле не находить настоящего понимания того.
Однако Мики была счастлива, ибо ей была дарована возможность прикоснуться к настоящему плану Господа, разворачивающемуся по всему миру единовременно. Не понять его — никто не мог полностью понять совершенство Его планов, но прикоснуться к тому.
И потому, когда на пороге ее дома появились две молодые девушки из старшей школы — Мики даже могла упомнить их имена, знакомые ей когда-то по рассказам ее прошлого сына и появившиеся не так давно на пороге ее дома, Катасе и Мураяма — Мики ощутила в себе внутреннюю силу. Потому, что в то время как Мураяма все еще сохраняла в себе силы и внутренний стержень — похвально, пусть и совершенно незаслуженно — в глазах Катасе Мики смогла увидеть себя. Себя из считанных дней назад, потерянную, разбитую и совершенно не понимающую, как именно ей должно было жить в этой новой реальности, что в одночасье оказалась куда больше и куда страннее, чем она предполагала раньше.
Мики была таковой — в момент ее воскрешения Лордом Момонгой она была столь же потеряна, однако Лорд Актер Пандоры протянул ей руку и помощь подобно истинному христианину, просвятив ее относительно реальностей этого мира. И сейчас Катасе нуждалась в ком-то, кто сможет протянуть руку ей.
Конечно же Лорд Момонга был рядом с ней и Мики никогда бы не подумала поставить себя в один ряд с Лордом Момонгой, однако удалившись ради чаепития с двумя девушками Лорд Момонга сконцентрировался на диалоге с Мураямой вместо разговора с Катасе, что была совершенно потеряна в этот момент, бродя взглядом по окружающим ее деталям интерьера и не обращая внимание на все происходящее вокруг.
Конечно же это было вовсе не потому, что Лорд Момонга не мог помочь Катасе и тем более не потому, что он не заметил ее состояния — тот факт, что он бросал взгляд на Катасе, периодически упоминая ее и получая в ответ только маловразумительное мычание говорил о том, что Лорд Момонга вместо этого избрал иной план для девушки, но какой именно?
Как сообщил Его Сын, толкование божественных планов Лорда Момонги было одним из наиболее важных испытаний служений к тому — подобно тому, как разум Лорда Момонги пронизывал реальность и направлял ту согласно угодному Ему пути, воля Его последователей состояла в том, чтобы правильно понять и истолковать его приказы. Конечно же, Лорд Момонга не боялся никакой ошибки, однако допустить ошибку в услужении Богу было немыслимо.
И потому, глядя на продолжающийся диалог, что закончился в конце концов удовлетворенной Мураямой и совершенно разбитой и потерянной Катасе, Мики обязана была понять намерения Его. Каков был план Лорда Момонги относительно девушки, потерянной, как когда-то была Мики?
И тут же Мики смогла сообразить — причину, почему она не была отослана прочь или взята под абсолютный контроль Лордом Момонгой, а оставлена лишь с перечнем достаточно малозначимых указаний вроде "живи, как ты жила раньше."
Когда Мики была потеряна — Его Сын помог ей. Сейчас же, когда была потеряна Катасе, Мики должна была сама последовать согласно примеру Лорда Актера Пандоры и протянуть руку той.
Ведь "как и раньше", Мики все также являлась доброй женщиной, стремящейся помочь окружающим ее людям.
И потому, когда Лорд Момонга удалился с Мураямой, споря о "мехах" и том, как именно работала магия, Мики приблизилась к опустошенной фигуре Катасе, что так и не притронулась к налитому ей чаю и вежливо обратилась к той, положив руку ей на плечо,— Ты ведь хотела узнать, как именно теперь ты должна жить?
Катасе, вздрогнувшая от прикосновения, неожиданно отреагировала на эти слова, подняв взгляд и уцепившись им за лицо Мики, показывая, что именно этот вопрос и занимал саму Катасе все это время и что ее разум не был полностью потерян, а нуждался в одном простом ответе. Естественно, Лорд Момонга не мог не заметить этот факт, а потому Мики могла понять, что абсолютно точно, Он желал направить ее действия именно в это русло. Действительно, ведь Лорд Момонга пообещал, что однажды он дарует ей вечную жизнь и молодость — и Мики должна была поработать за эту привилегию.
-Хорошо,— Мики улыбнулась, глядя в глаза Катасе, внимательно наблюдающей за ней, после чего отнесла руку от плеча девушки и сложив те в молитвенном жесте перед собой, прежде чем улыбнуться тепло Катасе,— Катасе Хига, я расскажу тебе все, что поведал мне Его Сын...
* * *
Азазель, технически говоря, не мог постареть. Будучи падшим ангелом и творением Большого Папочки Азазель был наделен вечной жизнью — так что прожитые тысячелетия не сказывались на его внешности, придавая ему, по его собственным ощущениям, исключительную стильность, вроде шарма взрослого мужчины и небритости, что можно было считать дополняющей его образ обаятельного льстеца. Однако за прошедшие считанные дни Азазель, казалось, постарел на несколько сотен лет — в осунувшемся, сгорбившемся старике с множеством глубоких морщин, прочертивших его лицо сетью огромных каньонов, и впалых глазах, едва реагирующих на свет морганием папирусно-желтых век, просвечивающих синюшно-багровыми венами, нельзя было разглядеть даже одного процента сходства с лихим бабником и развратником, по совместительству являвшимся Генерал-Губернатором Григори и всего Падшего Воинства. Хотя и сам титул Азазеля сейчас едва имел смысл — не было больше ни армии, чтобы быть генералом, ни губернаторства, чтобы быть губернатором. Был только старик, тысячи падших и бесконечный ворох проблем, свалившийся на него.
Стук в его дверь едва заставил Азазеля перевести свой взгляд, однако тот в любом случае был в данный момент больше формальностью, чем необходимостью — падшие были слишком заняты, стараясь прямо сейчас выцарапать себе крохи пропитания или крова над головой после того, как вся их прошлая жизнь свалилась им на головы, раздавив под бетонными блоками их родных и близких, так что считанное число людей могло в данный момент оказаться на пороге его кабинета... Если только маленькую грязную комнатушку в подвале поместья можно было так назвать.
Как и следовало ожидать, на пороге появился Баракиэль — старый знакомый и верный лейтенант Азазеля на его службе — он никогда не молодился и всегда признавал свой возраст, выглядя подобно ожившему каменному изваянию какого-нибудь хмурого духа гор, с лицом созданным из пары обтесанных — причем весьма небрежно — каменных блоков. Однако даже он в лучшие дни своей жизни ухаживал за своей внешностью — весьма немаленький мужчина с военной выправкой и суровым лицом, он поддерживал свои мышцы в отличном состоянии для их показа, свою бороду и бакенбарды он выбривал с какой-то извращенной армейской точностью, а его походка всегда была настолько прямой и чеканной, что любого наблюдателя можно было бы простить за мысль о том, что однажды на спор Баракиэль проглотил стальной лом и с тех пор мучался от этого факта без возможности согнуться в какой бы то ни было момент своей жизни. В конце концов, даже Баракиэлю однажды повезло — или не повезло — попасть под чары любви, а потому нельзя было сказать, что он совершенно не обращал внимания на свою внешность.
Однако прямо сейчас Баракиэль выглядел жалкой тенью себя прошлого — его лицо значительно схуднуло, выбритая по линейке прическа казалась диким лесным полем на его голове, а чеканящий шаг казался слишком уж неестественно четким, контролируемым явно через силу и волю старого солдата.
Азазель даже не стал предлагать старому другу присесть, а тот в свою очередь даже не стал спрашивать — невероятная редкость для старого солдата, выученного только муштре, сражениям — и парочке интересных сексуальных игрищ от его бывшей жены, если докладам агентов Азазеля можно было верить — и просто прикрыл за собой дверь, прежде чем присесть на стул, поставленный напротив стола Азазеля.
-Шемхазая удалось стабилизировать,— не став давать время Азазелю на то, чтобы привыкнуть к появлению Баракиэля в его кабинете, старый союзник высказался прямо. К счастью для Азазеля эти новости были положительными — или по крайней мере, настолько положительными, насколько их можно было назвать в текущих условиях.
-Хорошо, — Азазель даже позволил подобию облегчения на мгновение появиться в его безжизненном голосе. Шемхазай, вице-Генерал-Губернатор Григори и главный заместитель самого Азазеля был жив и его состояние наконец-то было стабилизировано. В текущих условиях это само по себе было отличными новостями — Шемхазай потерял половину своего тела в момент нападения Люцифера. Для человека не существовало никакой вероятности пережить подобные раны, не то, чтобы говорить о каком-то возможном восстановлении, но лидеры Григори были сделаны из более прочного материала, чем люди. Если Шемхазая удалось стабилизировать — его удастся вылечить... По крайней мере подобрать хорошие протезы.
-Захариэль и Тамиэль тоже неплохо справляются,— еще два лидера Григори, один лишившийся руки, второй ноги... В иных условиях — страшные травмы, требующие вмешательства квалифицированных медиков. В текущих условиях у них даже не было возможности свыкнуться с новыми изменениями в конструкции их тел... Не то, чтобы Азазель, лишившийся ноги, как то отличался от них,— Вампиры помогают по мере сил, по крайней мере здесь Цепеш нас не обманул. Не то, чтобы они могли сильно помочь — падшие все же не вампиры.
-Боюсь того, что они потребуют за подобную помощь,— Азазель произнес своим голосом, впервые за долгое время высказав свои мысли открыто. Впрочем это было признаком не морального падения, а наоборот, подъема моральных сил — информация о том, что еще один выживший лидер Григори не собирался умирать, а двое других приступили к работе значительно подняла его боевой дух,— Армарос день и ночь бьется головой о ворота вампирской политики, но судя по всему Цепеши еще сами не знают, что именно они хотят от нас получить. Хотя Мариус, сын короля, кажется, очень заинтересован в моих знаниях о [Священных Механизмах].
