— Пойми, мало родиться в Кеплере, чтобы тебя приняли как равного. Как бы это нелепо не звучало, но жизнь здесь нужно заслужить, доказать, что ты способен не только удержаться за это поганое существование, но и отстоять право самому быть хозяином своей судьбы. Да даже зверь сопротивляется, когда ему режут глотку, пытается вырваться, убежать, а скот, чтобы он там внутри не чувствовал, остается смиренен. Разумные создания так себя вести не могут.
Торунг закончил собирать добычу и подойдя к ним, стал осматривать найденные трофеи. Ял же присел перед Виком. Удивительно, но в его глазах плескалось неизбывное веселье, с искорками присущей повелителю костей беспечности:
— Да хотя бы вспомни, каким ты сам был, когда мы только встретились. Испуганный, потерянный, почти ничего не знающий о внешнем мире, мальчишка, впрочем, ты до сих пор не сильно-то изменился. — он ухмыльнулся, дружески хлопнув Вика по плечу. Парню стало чуть легче, когда он вспомнил через сколько всего им двоим пришлось пройти за последние несколько месяцев и что все это время с ним был верный товарищ, готовый прикрыть спину. — Но разве страхи или сомнения заставили тебя отказаться от мести за родных? Ты бы мог без проблем и тревог жить при Храме Вечной Переправы целый год и никто бы тебе слова не сказал. Однако вместо этого, ты, сцепив зубы, раз за разом кидался в пасть смерти, а когда на голову начала падать Небесная Гора, даже умудрился спасти нас с Даниэлем. Вот уж действительно была неожиданность. Это и есть то самое зерно, что отделяет людей, брудов, сэзеритов и десятки других рас от скота.
Зерно. Слово зацепило Вика так, что его аж передернуло. Семя. Семя Порчи.
— А что если в них нет Зверя? — прошептал себе под нос молодой человек, пытаясь ухватить за хвост ускользающую мысль.
— Конечно нет. — подтвердил Ял догадку парня. — Тварь живет только в тех, чье тело может принести ей пользу, а не станет тюрьмой и вечной могилой. Зачем захватывать тех, кто скорее примет смерть, чем попытается защититься от удара.
Но следующие слова Вика заставили повелителя костей все же немного задуматься:
— Если Семя Порчи может порабощать слабых духом, то почему оно не захватывает тела тех, кого ты называешь скотом, ведь они же, ты сам говоришь, смиренные и по-идее, не должны оказать сопротивления. Заполучи Зверь их всех, — он кивком указал на рабынь, дрожащих от холода и страха, так похожих на обычных людей, но все же ими не являющимися, — то Порча обретёт армию, которой не было, пожалуй, со времен падения Теневой Горы, а то и раньше.
Ялазар даже отвлекся от разглядывания добычи, в которой явно уже присмотрел себе что-то по вкусу, в задумчивости проведя рукой по идеально выбритому подбородку:
— На захват требуется время, не у всех рабов оно есть, многих убивают ещё в младенчестве, да и силой они никогда не отличались. Признать, я не знаю, что тебе ответить. Меня готовили бороться с Порчей, а не понимать её. Даже более того, Хранители Мудрости всегда предостерегали от попыток это сделать. Почему, правда, не говорили. А ты что думаешь обо всем об этом Тор?
Торунг никак не отреагировал на такое фамильярное сокращение его имени, ему было откровенно наплевать, однако он все же ответил:
— Некоторые народы, чтобы быть признанными, как к примеру те же сэзэриты, с самого своего появления практиковали выкуп сородичей из рабства, за любые деньги. Про то, что они готовы были выпустить кишки любому, даже за умирающего собрата и говорить не стоит. Кровью и силой юные расы писали первые строки своей истории и только так их признавали. — мужчина выдал это, не отрываясь от развязывания зубами какого-то, на редкость прочного, узла одной из поясных сумок. Переведя дыхание, он закончил мысль. — Ныне свободные, молодые народы, редкие птицы в нашем мире, но те, что сумели приспособиться и выжить, стали настоящей занозой в заднице тиранов полисов и всякой колдовской швали. Что же до скота, то как я слышал, они довольно старая раса, некогда бывшая свободной. Но что стоит свобода, полученная от отцов, за которую ты не готов сражаться? Ничего. И у недостойных её с радостью отбирают. А вот когда кровью заплачено за право решать свою судьбу самостоятельно, ты будешь истово ценить этот бесценный дар. Возможно, когда-нибудь скот вспомнит свое истинное имя. Но пока, видимо даже для того, что вы называете Семенем Порчи, чтобы это ни было, они не особо интересны.
Наступила тишина. Парни не ожидали от не шибко эмоционального Торунга такой проникновенной речи. Даже Ялазар, примерявший по руке тяжелый щит вожака, задумался над сказанным. Вик же, видя что трофей пришелся повелителю костей по нраву, спросил:
— Ты же раньше не пользовался щитом, зачем он тебе?
— Ну. — задумчиво протянул бывший подавитель. — Раньше, как ты помнишь, я не сильно заботился о выживании.
Викар приподнял бровь:
— Что-то изменилось?
— Ага. Знаешь, мне стало интересно, чем же закончится наше с тобой приключение. Впервые в жизни мне действительно захотелось пожить ещё немного. — он широко улыбнулся и не удержавшись, весело и звонко засмеялся, но тут же захлопнул себе рот рукой, вспомнив о бродящем где-то неподалеку некроманте.
Принявшийся раскладывать в три кучки, найденные в кошельках убитых монетки, Торунг на секунду поднял глаза:
— А, так ты искатель поцелуя бледной госпожи. Что ж, это многое объясняет. Очередной безумец, ходящий под небом ради яркой жизни и быстрой смерти.
— Раскусил.— охотно поддакнул ему Ялазар, поправив при этом плащ, укрывающий наплечник с клятвой подавителей, тут же переведя тему разговора. — Ну а ты, судя по одеждам, бывал в землях Галасии, шрам на голове, полагаю, получил там же? Галасианцы?
— Они самые. — Мрачный провел рукой вдоль едва видимого, бледного, словно серый камень, рубца на виске. — Чуть не скальпировали, твари.
Повелитель костей, не считая, сгреб свою долю денег, тут же закинув их в пустой кошель, при этом пытаясь украдкой разглядеть татуировки, частично скрытые волосами собеседника. Но длинная шевелюра, с заплетенным на макушке высоким хвостом, не позволила этого сделать. Что бы там ни было запечатлено, Тор явно не желал, чтобы об этом узнали.
— Что за племя? — так и распознав знаки на коже, вернулся к прежней теме Ялазар.
— Не знаю. Я перебил тех, кто на меня напал, не спрашивая их имен. Думал сам дух испущу от ран, но видно кому-то там, в Пантеоне, было нужно, чтобы я выжил.
— Немалый ты путь проделал, как я погляжу, раз дошел аж до Рабского Рынка. — присвистнул Ял, задумчиво прикидывая что-то в голове. — Кстати, судя по тому, как хорошо ты знал лабиринты этого городишки, ты там уже явно не первый раз бывал. Если не секрет, что ты там делал-то?
— Жил. — коротко ответил Торунг, в то время, как брови Яла от удивления уехали на лоб.
— Жил? Ты вроде не дурак, зачем выбрал это гиблое место? Там же постоянно идёт грызня между бандами, даже на пустошах бывает выжить легче, чем в подобных местах. Недаром же их называют городами обреченных.
Вик читал в Атласе Крига про города обреченных. На самом деле, они так именовались по причине того, что не имели защиты от Небесных Гор. Однако решил не влезать в разговор, в конце концов, ему самому было интересно, почему Торунг решил осесть там.
— Некоторым наемникам стоит обходить стороной полисы с их строптивыми тиранами. Не лажу я с ними и подобных мне немало. А потому, такие места, как Рабский Рынок, где пару, а то и тройку раз в год случаются большие свары с добротной резней, прекрасное место обитания и поиска работы. Тут главное вовремя понять, когда пора убираться из города, а охрана караванам нужна всегда. Впрочем, поживи так с мое, научишься нутром чувствовать приближение большой крови.
За разговорами шло время. Двигаться дальше они не решались, нежить все ещё рыскала в округе, а потому, почти весь день они провели на одном месте, деля добычу и тихо общаясь. Но ночь неуклонно приближалась и вскоре нужно было возвращаться обратно. Дешевое оружие и броню решили оставить, забрав в итоге с собой лишь деньги, стрелы, щит из стального дерева, три неиспорченных меховых плаща, да пару таких же теплых сапог. Последнее оказалось редкой удачей, так как обычно, простые наемники довольствовались обмотанными вокруг ног шкурами. В условиях зимы, без тяжелой кирасы выжить ещё можно, а вот без теплой одежды, в такой мороз шансы уцелеть становились ничтожными. К тому же, обувь Вика уже изрядно поизносилась и обнова, доставшаяся ему, пришлась как раз в пору.
Наконец, когда вещи были собраны, а костер потушен, Торунг повернулся женщинам, проснувшимся от звуков сворачиваемого лагеря и вновь задал уже ранее звучавший вопрос, на который так и не получил ответа:
— Ну, герои, что планируете делать с ними? Они знают о случившемся здесь, а значит с нами обратно им нельзя, иначе рано или поздно, Воланд узнает правду.
Женщина спрятала на груди голову своей дочери, прикрыв ту рукой и простуженным голосом пролепетала, но их услышал только стоявший совсем близко Викариан.
— Мы не вернемся. Нет, не вернемся, лучше умереть.
Маленькие кулачки, державшиеся за рваные одежды матери, сжались в страхе от воспоминаний, что им приходилось переживать в рабстве и у Вика защемило сердце. Он не знал, что делать дальше, но и бежать от резонного вопроса Мрачного тоже больше времени не было.
Ял же оглянувшись, заметил:
— Судя по тому, с чем мы сегодня едва не пересеклись, смерть — не худшее, что может ждать сейчас в лесу. Оружие, одежда и пища с водой у них есть ... — он кивнул на кучу барахла и лежащие неподалеку трупы, отчего женщина зажмурилась и быстро замотала головой, отгоняя от себя даже мысли о том, что предложил повелитель костей, особенно относительно еды. Тот заметил это и выдохнув белое облачко пара, молча пожал плечами. Ему нечего было предложить им более.
Наступила гнетущая пауза, в тишине которой слышался жалобный скрип углей, остывающих на морозе. Злая ирония ситуации заключалась в том, что они спасли женщин, чтобы после бросить их в безжалостные объятия участи ещё более худшей, чем им была предначертана изначально. И молчание не могло исправить положение.
Молодая женщина, все ещё не отпуская любимое чадо, открыла глаза и впервые посмотрела на мужчин не украдкой. В её внезапно наполненном несвойственной рабам решительностью взгляде, Вик ясно увидел то, о чем она собиралась попросить. Её голос все ещё звучал слабо, но в нем больше не было страха и теперь его услышали все присутствующие.
— Мы благодарны вам за то, что вы вступились за нас. Никто и никогда не делал ничего подобного ради нас... всех. Я не знаю, кто вы и откуда, но когда я окажусь у предвечного света, клянусь помолиться за вас, однако сейчас прошу, исполните мою последнюю просьбу. Помогите нам уйти к Вечной Переправе.
Холод пробежался по спине парня и он сглотнул подступивший к горлу ком. Ял же с Торунгом пялились на женщин, впервые в жизни увидев, что те, кого они привыкли презрительно называли скотом, вовсе не так безразличны к своей участи, как им до этого казалось. Даже обычно бесстрастный лик Мрачного сейчас носил печать неподдельного удивления.
— Только прошу, сделайте это быстро. — голос женщины упал и она крепче прижала к себе дочь.
— Так, чтобы больше не было больно. — раздался, заглушенный мехом, всхлип девочки.
* * *
Возвращение к каравану прошло в гробовой, подавленной тишине. И хотя глава охраны Воланда одарил троицу подозрительным взглядом, явно не понимая, как им удалось справиться с шестерыми, да ещё когда среди них был такой зверь, как Клах, новость о блуждающем неподалёку некроманте сразу вытеснила у него из головы все остальные мысли. Повозки тут же замерли, а факелы и прочее, что могло выдать их местоположение, оказалось убрано до следующего дня. Ночь прошла в тревожном ожидании, но с наступлением рассвета, караван вновь двинулся в путь.
Оставшихся троих одичалых решено было отправить вместе с Виком, Ялом и Торунгом, и к великому удивлению последних, те показали себя, как великолепные, бесстрашные войны, которые к тому же старались избегать трений и в самом отряде. Даже их вонь, прибитая лютыми морозами, стала вполне терпимой, хотя ели они все равно отдельно.
Постепенно, произошедшее около тропы мертвых стало стираться за непрекращающимся круговоротом сражений. Вику вновь пришлось вспомнить уроки Измаила, врачуя раны и спасая жизни товарищам, вернее в основном Ялазару, который принял на себя роль нового командира и теперь с мечом и щитом встречал накатывающие волны зверей, инферналов, мертвяков и прочей нечисти. Пару раз, когда становилось совсем туго, он доставал кристаллическую эссенцию, собранную с Раха. Торунг с Викаром стояли позади, посылая стрелы и кинжалы в нападающих, а одичалые прикрывали фланги. Повелитель костей искусно управлял небольшим отрядом, сказывался боевой опыт брата-сержанта подавителей, благодаря чему им удавалось одерживать верх над противниками, много превосходящими их числом или силой.
Один раз им даже пришлось делать трехдневный крюк, когда они повстречали кашлявшего каким-то оранжевым песком и рассыпавшегося на ходу мертвяка, к которому Торунг не только не дал подойти, но расстреляв его издалека, даже не стал собирать свои дорогие, обсидиановые стрелы. Он пояснил, что это жертва ржавой чумы, "дара" Плачущей богини или её адептов, подойдешь близко и твои дни сочтены. Воланд согласился с такими доводами и скрепя, телеги начали сворачивать подальше, в сторону от пригвождённого к земле тела, над которым роилось рыжеватое марево болезни.
Лишь единожды, за все их более чем месячное путешествие, парням встретились те, кто не желал им смерти. Это оказался другой крупный караван, идущий к Штормовому Перевалу, да и с теми они разошлись, не убирая оружия в ножны. Мало ли что.
Погода и происходившее в тонком мире тоже чудили. После окончания падения Небесной Горы, магические потоки начали было восстанавливаться, позволяя творить хоть и простенькие, но заклятия, однако очень скоро многие из них повернули на север, туда, где по примерным прикидкам Викар некогда нашел эфирного червя. Даже не искушенный в колдовстве понял бы, что это не добру. Когда же тонкий мир сотряс могучий удар, а в месте, куда тянулись стихии, занялось магическое солнце, стало окончательно ясно, Агонис достиг своей цели.
Сияние, видимое в обеих реальностях за многие недели пути и озарявшее огромную гору Дхамы огненным ореолом, привлекало сонмы хищников, не угасая ни днем, ни ночью. Ялазар предположил, что повелитель порталов как раз и добивался того, чтобы будущие жертвы для его ритуала сами шли к нему, таким образом избавляя от необходимости заниматься их поисками. Становилось не по себе от осознания, какими силами должен обладать тот, кто бесстрашно навлекает на себя ярость такого количества ужасов, обитающих в Долинах Натриара.
Ко всему прочему, Викара стали посещать странные сны, словно бы собранные из обрывков чужих воспоминаний, эмоций и мыслей, будто бы лоскутное одеяло. Часть из них он помнил, часть забывал, но то, что его разум был не в силах удержать, возвращалось к нему снова и снова. Постепенно, несвязанные казалось бы между собой куски, стали складываться в более ли менее понятную картину, которая окончательно лишала иллюзий, будто происходящее, простое совпадение.
