— И когда же вы здесь останавливались? — голос инквизитора был спокойным и невозмутимым.
— Чуть больше двух недель назад, — Этьен попытался скопировать невозмутимость Фратори, хотя до истинного спокойствия ему было ой как далеко.
Паоло покивал, что-то прикидывая.
— Знаете, что случается с гонцами, приносящими дурные вести? — задумчиво спросил инквизитор.
— Подозреваю, что ничего хорошего, — осторожно предположил библиотекарь. Идея передать письмо Паоло Фратори нравилась ему все меньше и меньше, и то, что он был ее автором, нисколько не утешало. Ну что ему стоило послушаться тогда Николая?! Или хотя бы собственного здравого смысла...
— Вы всерьез думаете, что я поверю, что документы с ТАКИМИ сведениями Себастьян велел передать каким-то проходящим купцам, которых видел в первый раз в жизни?! Ну Себастьян, судя по этому письму, считает меня идиотом... но он-то сейчас далеко, а вам-то, молодой человек, сия роскошь непозволительна, — язвительно закончил Паоло. — Так что если вы мне сейчас честно не расскажете, кто вы такие, я подвешу вас обоих на дыбу и буду разукрашивать вас каленым железом до тех пор... ну пока мне не надоест... — всю эту тираду он выдал все таким же тихим голосом и даже сопроводил благожелательной улыбкой.
— А если вы мне не поверите или вам не понравится то, что услышите, что вы сделаете? — грустно спросил юноша. — Впрочем, догадываюсь. Подвесите на дыбу... и как вы там обещали? Пока не надоест.
Этьен сейчас испытывал не столько страх (хотя пугающие угрозы Фратори в любой момент могли стать еще более пугающей реальностью), сколько сожаление. Он чертовски жалел, что не сжег это проклятое письмо еще в Улазье... или, по крайней мере, после того, как ознакомился с его содержанием. И чувствовал, что не раз еще пожалеет. Уж придумали бы они с Николаем достойную причину поездки в монастырь, не переломились...
— Разумеется, он нас не первый раз видел — мы часто встречались по делам. Вы же знаете, наверное, Валасский монастырь торгует вином, шерстью... да много чем.
Фратори вздохнул: откровенничать с ним явно не желали.
— Ну вот скажите мне, молодой человек. Мне просто интересно. Что же вас заставило по просьбе аббата добровольно соваться в лапы инквизиции?
— Сами же только что сказали — просьба аббата, — как ни смешно, Этьен говорил чистую правду. По крайней мере, ее часть. У него была уйма причин не ехать сюда вообще, но все их перевесило упрямство и... привычка? Юноша коротко выдохнул, откидывая волосы со лба. Привычка здесь давно уже была ни при чем.
— Ну понятно, наш ушлый аббат обладает потрясающим даром убеждения глупеньких наивных юношей, — усмехнулся Фратори, — Жаль, у меня такого дара нет. Эта бумажка, — мужчина снова небрежно помахал письмом, — уничтожила карьеру Паоло Фратори... но зато обеспечила новую жизнь Полю Фьери. Я уезжаю отсюда немедленно, потому что чует моя задница, недолго стоять этому монастырю. И вам не советую тут задерживаться, — Паоло подмигнул ему. — Вы свободны. И не растрачивайте свою удачу зря, — и мурлыкая под нос "Тонкий танец игр на чужбине", он начал собирать вещи.
— Что ж, благодарю за аудиенцию, падре, и счастливого пути, — юноша направился к двери. На языке уже вертелось "Передавайте привет Ксавье", но дерзость — не самое подходящее завершение беседы... и не самое безопасное.
Как только Этьен вышел из комнаты, инквизитор направился к потайной двери, которую показал ему Ксавье. Нырнул на минуту в темный ход, на ощупь найдя тайник, и вытащил оттуда пузырек темной жидкости — один из тех, что нашли когда-то в лекарне. Паоло вынырнул на свет, посмотрел на свое маленькое сокровище и погладил стеклянный бок, усмехаясь. Эта штука стоила больше всех интриг, которые пытался развести Ксавье. Жаль, что он только недавно раскрыл ее свойства, решившись испытать его на парочке оставшихся в живых монахов. Знал бы раньше, они бы с Ксавье давно уже отдыхали в шато Фьери на юге Франции. Собрав самое необходимое — деньги, документы, сменную рубашку, Фратори направился прямиком к конюшне и выбрал лошадь покрепче. В воротах никто не посмел приставать с расспросами, и Паоло уехал прочь по пыльной дороге, не жалея ни о чем из того, что оставлял за спиной.
— Ну что я могу сказать, Николай, — начал библиотекарь, когда дверь кельи закрылась за его спиной. — Можно сказать, мы легко отделались — падре Паоло сейчас собирает свой инквизиторский скарб в намерении как можно быстрее сделать ноги. Нам с тобой он посоветовал последовать его примеру — что-то он там такое понял из этого письма и сделал вывод, что здесь скоро будет жарко. А так отлично побеседовали — никаких тебе подвалов, кнутов и каленого железа... одни только угрозы, но угрозы, знаешь ли, шрамов не оставляют!
— Как это? — русич был полностью ошарашен, но тем не менее это не помешало ему как можно незаметнее спрятать кастет. Все время, пока не было Этьена, он судорожно думал, что же ему делать, если за ним придут. Варианты были разные — от покорно последовать за служками до заставить довести его до франка и просто силой забрать невыносимого библиотекаря. Конечно, Николай не мог забрать весь свой арсенал из тайника, но уж кастет и засапожные ножи не должны вызвать удивления. И большой нательный крест. И... На этом моменте он себя ограничил. Так что поспешному удалению из поля зрения Этьена подлежал только кастет.
— А вот так! — развел руками библиотекарь. — Так что будем делать? Последуем хорошему совету? Или попытаемся все же разобраться с так некстати... или наоборот, кстати оказавшимися в наших руках тайнами и секретами? Кстати, бумаги-то все у нас остались, я Фратори только письмо отдал.
— И только из-за письма падре Паоло вдруг резко решил уехать? — Николай с недоверием уставился на друга. — Что ты еще ему сказал?
— Да вроде ничего такого... Как условились: мы — купцы, заезжали в монастырь по дороге в Аталию, падре Себастьян давно ведет с нами дела и поэтому доверил забрать его письмо... Видимо, он знает про эту историю с герцогом что-то, чего не знаем мы.
Этьен сел на кровать, плеснул себе в кружку воды из кувшина, сделал несколько глотков — после общения с инквизитором горло пересохло, а сейчас еще предстояло беседовать с Николаем.
Русич продолжал недоверчиво смотреть на библиотекаря.
— Этьен, ты понимаешь, что если папский инквизитор решил не допросить тебя как следует, а уехать, то это дело пахнет еще более дурно, чем можно было предположить? Я зайду за тобой через пятнадцать минут, собирайся, — решительно сказал он, поднимаясь с места.
— Постой, Николай, — франк поставил пустую кружку на стол и устремил вдохновенный взгляд на русича. Именно что вдохновенный — знакомые искорки в светлых глазах и лукавая полуулыбка не оставляли сомнений: Этьен снова намеревался во что-то встрять. — Мы только что наткнулись на такую сногсшибательную тайну. Два герцога, два падре Себастьяна... два папских инквизитора... тебе самому разве не интересно узнать, в чем смысл этой хитровывернутой игры разумов? Тем более, если провернуть все по-умному, нам это практически ничем не грозит.
Русич застонал про себя — Этьен что, решил, что он попал в одну из своих любимых книг?
— Что — все? Этьен, ты хочешь головы лишиться? — с отчаянием спросил он.
— Почему сразу головы? — оправившись от переживаний по поводу целостности своей шкуры, посетивших его во время аудиенции у Паоло Фратори, библиотекарь, кажется, был склонен переоценивать свои ум и хитрость. — Если мы сейчас уедем куда глаза глядят, то точно ничего не выясним. А вот если останемся... Слишком уж много ниточек тянется к нашему монастырю, рано или поздно они должны завязаться в узел... и наверняка это случится здесь. Падре Паоло это тоже понимал, но видимо, у него есть основания этого узла опасаться. Понятия не имею, какие, может, у них с падре Ксанте свои внутренние трения. Мы же с тобой не такие заметные шишки и вполне можем затеряться. Всего-то и надо переодеться обратно в рясы — и готово, мы вновь смиренные монахи Валасского монастыря, никуда и не пропадали. После отъезда падре Паоло здесь будут твориться хаос и бардак, никто и не заметит парочки лишних братьев... это если о людях Фратори говорить. А для своих мы вроде как всегда тут были — ну, мало ли, старались лишний раз глаза инквизиции не мозолить.
Николай выругался, не сумев сдержать распиравших его эмоций.
— Этьен, зачем? Зачем тебе это нужно?
Зачем? Хороший вопрос. Прежде чем отвечать на него Николаю, имело смысл ответить самому себе. Честно, а не как обычно. Зачем ему знать, в чем смысл сложной многослойной интриги, в которую втянуты благородный герцог Луис Сильвурсонни и монастырский садовник Сей, король Фернандо и инквизитор Паоло Фратори, Себастьян... нет, Антуан... и тот, второй? Наверное, потому что иначе Этьен не мог. Уже не мог. Ему необходимо было разобраться в происходящем и в себе самом. И в Себастьяне, как бы там его ни звали. Пусть уже тот огонь, из-за которого иногда больно дышать, или погаснет, или разгорится до неба... пусть даже его самого дотла спалит. Или-или... но поджариваться изо дня в день на тлеющих углях ему изрядно надоело.
А вот Николая в свою персональную глупость и ее возможные последствия втравливать совсем ни к чему. Соврать ему что-нибудь умное, что ли?
— Понимаешь, я... — и тут же стало понятно, что умное врать не получится, вообще врать не получится, а правда... очень она нужна Николаю, такая правда, опять расстроится ведь. — Николай, я останусь. Мне нужно знать... иначе спать спокойно не смогу. Ты уезжай лучше — в Улазью или еще куда, а то действительно, мало ли что... не все же тебе своей шеей за мою дурь расплачиваться. А я не могу сейчас уехать. Только не сейчас.
Русич смолчал — губы сжимались болью и осознанием.
— Тебе какие мантии нужны — наши или инквизиторские?
— Зачем инквизиторские? — растеряно переспросил Этьен. — Просто ряса, самая обычная, наша... Подожди, ты что, тоже остаться собираешься?
— С нашими вообще проблем не будет, да хотя бы из тайничка достать или из келарной, — кивнул сам себе Николай. — Только нам тогда нужно из этих келий по-быстрому уходить. Куда бы? — русич задумался. — Оптимальнее всего — к себе вернуться. Вряд ли наши кельи кто-то занял, — он бесшабашно улыбнулся и накинулся на франка. — Ты чего стоишь? Быстро вещи собирай!
— Николай... — библиотекарь крепко обнял русича, утыкаясь носом куда-то в район могучего плеча. — Черт... спасибо. Мне ужасно не хочется навлечь на тебя какую-нибудь гадость, но как же я рад, что ты остаешься!
Этьен широко улыбнулся, хотя глаза его подозрительно блестели.
— Собирать особо нечего, все тряпки я еще раньше в сумку запихал. А насчет келий... библиотеку заняли люди Паоло, поэтому к себе я пока соваться поостерегусь. Через пару дней, когда все это осиное гнездо разлетится — другое дело, а пока, видимо, перекантуюсь у тебя, на твои хоромы вряд ли кто позарился. Ну так что, друг мой неуловимый агент, сумки в руки — и да здравствует превращение лояльных купцов в праведных монахов?
Николай только глаза закатил к потолку — вот неугомонное создание! А Себастьян еще говорил, что русич с ветром в голове. В голове франка не ветер, а буря наблюдается, пожалуй!
— Этьен, будь добр, сделай постное выражение лица, иначе нас спалят, не доходя до келарной! Или тут уж посиди, подумай о сущем, пока я рясы принесу. Хотя тебя здесь оставлять... — Николай с недоверием оглядел друга. — Значит, посидишь у меня!
С этими словами, он схватил Этьена за руку и почти поволок его в свою келью, не забывая внимательно оглядываться по сторонам для контроля обстановки.
56
Ксавье немедленно развил бурную деятельность. Бывшие гвардейцы преобразились в служителей инквизиции, падре Ливо было поручено организовать общий сбор деревни на площади перед церковью. Но первое, о чем было необходимо позаботиться — перенести предположительно околдованного Ксанте под защиту стен божьего храма. Ливо, причитая и шепча молитвы, отправился собирать прихожан, оставив комиссара инквизиции наедине с раненным. Ксавье проводил его задумчивым взглядом и склонился над Себастьяном, пытаясь понять, насколько тот в сознании.
Аббат открыл глаза не сразу, хотя чувствовал аромат, исходивший от рыжеволосой бестии, которую он заметил в свите Паоло очень давно. Теперь присутствия Ксавье выглядело весьма странным — здесь, вдали от Валасского монастыря. Веки поднялись, и черные пропасти уставились на молодого мужчину, в котором Себастьян сейчас, так близко, увидел и много сил, и хитрости, и еще чего-то — пока неопознанного.
— С воскрешением, падре, — Бес усмехнулся своей бесовской улыбкой, — Как самочувствие? Сможете выдержать серьезный разговор или Вас сразу прикончить, чтоб не мучился?
— Вы, однако, любезны, милейший, — улыбка расползалась по лицу и была почти отеческой. — Признаюсь, я удивлен вашему появлению.
— Ах, я польщен! Удивить такого пройдоху, как Вы! — Ксавье с удовлетворением отметил, что Ксанте уже способен и улыбаться и болтать, но даже не подумал отстраниться, все также близко нависая над мужчиной. — Но к делу, у нас мало времени! Ваш чертов травник отправился к королю, а значит, скоро сюда пожалуют гвардейцы Его Величества. Назовите мне хоть одну причину, чтобы не выдать Вас им, — он сократил расстояние между ними еще на дюйм, щуря серо-голубые глаза со стальным отблеском.
— Причину? Не выдать? — скрывая боль в груди и не совсем понимая, почему собственность инквизиции так вольно разгуливает вне зрения паоло, падре Ксанте продолжал изучать стальной блеск маленького хищника — юркого и быстрого, ловкого и, несомненно, злого. — Любезный, придумайте причину сами. Раз вы здесь, она есть.
— Я наверное должен представиться. Я комиссар местной инквизиции и верный слуга французской, отправивший на костер немало ведьм и колдунов. Ксавье Морруа к Вашим услугам... хотя, боюсь, это вы к моим. Ну да как договоримся. Позвольте выразить свое восхищение Вами, Себастьян... или как Вас там еще? Такого изворотливого и безжалостного мерзавца еще поискать! — он ухмыльнулся, — И я бы не против взять Вас к себе в напарники, а то Паоло, знаете, на поверку оказался таким мягкотелым... Но сначала придется доказать мне свою лояльность. Вы же не думаете, что после Вашего прокола Вам удастся вернуться в Рим чистеньким и восстановить свое положение? Хотите новую шкурку, Себастьян? Я могу ее предложить в обмен на чужие, — его улыбка наполнилась сладким ядом.
— Неужто? — Себастьян вскинул бровь. — На грани смерти заманчивое предложение, Ксавье Морруа. Однако что-то плохо понимаю, напарники — это кто? Впрочем, — мужчина перевел дыхание, которое сегодня было гораздо чище благодаря сильным снадобьям Микаэля, — слабенько начинать с угрозы и предательства... Вернее поиграть на нервах. Так? Укусить за слабость... — аббат приподнялся на подушках и почти сел. Теперь ему было гораздо проще дышать. — Предлагайте шкурку коли она по мне окажется. Пока лишь появление гвардейцев выглядит весьма внушительно.
