Баракиэль не ответил на эти слова — все эти разговоры о многоумных научных теориях были слишком сложны для старого солдата в любом случае — вместо того замявшись на мгновение. Азазель же, заметив это нехарактерное для старого солдата действие, выдохнул — судя по всему, хорошие новости заканчивались на этом.
-Пенемуе пока не получила ответа ни от ангелов, ни от Олимпийцев... Ни от кого,— Азазель на эти слова выдохнул. Он и без этого знал, что немало какая фракция сейчас неожиданно решиться протянуть руку помощи утопающим — вместо этого требовалось время на то, чтобы оценить полезность падших и перспективы сотрудничества с ними — но подтверждение его опасений все равно заставило Азазеля поморщиться. А так было приятно надеяться на что-то иное...
-Большая часть наших лейтенантов и элитной стражи мертвы, останки так и не нашли,— Азазель выдохнул. Это также не было для него новостью... Но судя по тому, как Баракиэль периодически начинал говорить только для того, чтобы сообщить и без того известную информацию — новости, которые он хотел сообщить были действительно неприятными.
Однако в последние дни на Азазеля свалилось столько неприятной информации, что он уже был привит против морального падения. В конце концов, нельзя было пасть ниже нуля,— Говори уже.
-Люди напуганы. А еще они в смятении... — Баракиэль выдохнул,— Ходят разговоры... Разные. Кто-то говорит о необходимости ответить демонам, кто-то о твоем смещении... А кто-то уже сбежал.
На эти слова Азазель приложил свою руку к переносице и прикрыл глаза, безрадостно потирая ту. Азазель был, как минимум по собственному мнению, умен, и потому эта новость также не стала его неожиданностью, но тот факт, что это все же произошло, был, наверное, действительно, одним из самых неприятных за все время сообщения новостей Баракиэлем. Разброд и шатание в среде падших — было бы странно, если бы тот не начался после подобного удара, нанесенного против падших. Даже если Азазелю и другим Кадре удалось спасти какую-то часть падших — удержать их во фракции теперь, когда перспективы сбежавших падших выглядели настолько мрачно, было куда более сложной задачей.
-Какая ситуация,— Азазель прикрыл глаза и сложил подбородок на руки, поставленные на столе, на что Баракиэль, почувствовав толику уверенности в реакции Азазеля, ответил чуть прямее и быстрее, чем раньше,— Несколько десятков, около сорока, отправились вершить возмездие против демонов. Около трех сотен уже дезертировали — мы отозвали своих агентов, так что на время мы слепы — и не знаем, куда именно они сбежали... Если это, конечно, нас вообще интересует.
-Три с половиной сотни за пару дней... — Азазель сжал голову в тисках. Итогово на территории вампиров собралось около семидесяти двух тысяч падших, и еще около двадцати тысяч людей — для мира людей этого могло хватить разве что на маленький городок. Даже для вампиров эта сумма не казалась особенно впечатляющей — не в состоянии, в котором в данный момент пребывали Кадре и силы падших ангелов — так что потеря нескольких сотен за пару дней окажется заметна, ощутима даже. Учитывая, что это было только возможным началом — Азазель боялся худшего. Потерять еще тысячу или две — само по себе это нанесло бы серьезный удар по ослабленным падшим в данный момент, однако риск того, что уходящие начнут тянуть за собой других падших, тотальной гибели морального духа, распада любого управления и цепи командования — это было намного более проблематично и опасно. Если падшие неожиданно сорвутся в закручивающуюся спираль — никто не сможет удержать фракцию падших от дальнейшего падения вниз, ускоряющегося тем больше, чем больше людей уже ушло из фракции.
-Кто-то пустил слух о том, что Сатанаэль принимает падших... А кто-то о Бригаде Хаоса,— новая информация заставила Азазеля скрипнуть зубами. Конечно же, что могло служить еще более удачной наживкой для падших, чем информация о том, что "где-то там" существовало место, которое примет их с распростертыми объятиями? Тот факт, что этот вариант сделает их межфракционными преступниками ли увлечет их в пучину криминала их интересовал немало — многие падшие и без того были прекрасно знакомы с криминальными кругами мира людей и паранормалов. А что касается опасности — с их точки зрения, если демоны могли в один день появиться и полностью уничтожить их государство — их новая жизнь в руках других организаций просто не могла стать еще опаснее, чем она была сейчас.
-Насколько другие падшие прониклись этой информацией? — Азазель спросил, ожидая услышать худшее, но Баракиэль успокоил его — по крайней мере настолько, насколько это было вообще возможно сделать в текущих условиях,— Не слишком сильно — тот факт, что тебе удалось выбить территории и помощь у вампиров для многих оказался спасительной соломинкой. Наша внутренняя агентура практически разрушена, так что я не могу утверждать уверенно, однако судя по виду и информации от Тамиэля — идея пока просто витает в воздухе, никто не поддерживает ее открыто... Но стоит только оступиться или ситуации стать еще хуже...
-Да, понимаю,— Азазель, не открывая глаза, ответил устало, словно бы стравливая воздух, без какой-либо силы в его словах, прежде чем поднять руки и потереть свои виски, прежде чем все же открыть глаза и поднять взгляд вверх,— Как ты думаешь... Мы заслужили это?
-Что? — Баракиэль перенес взгляд на Азазеля, впервые за все время всерьез забеспокоившись о своем старом командире, если не сказать — друге. В конце концов, свалившиеся на долю Азазеля в последние дни испытания могли сломать любого, даже наиболее ответственного и мотивированного правителя, не только пройдоху, что просто желал отдыхать и проводить свои эксперименты в своей лаборатории. В конце концов, скрыть отпечаток, что последние дни оставили на его теле было невозможно, так что предположить, что тот повредился в довесок к его телу своим умом было столь же легко.
-Я имею ввиду... Как ты думаешь, Большой Папочка... То есть Господь действительно ненавидит нас? — Азазель выдохнул резко через ноздри, прежде чем оглядеться вокруг, словно бы пытаясь окинуть взглядом всех вверенных ему падших ангелов за пределами его комнатки, превращенной в кабинет,— План Кокабиэля абсолютно безумен. Был абсолютно безумен. Он не мог сработать, он не имел никакого смысла, не должен был привести ни к чему — а по итогу...
Азазель развел руки в сторону, после чего, словно бы не зная, к чему именно он вел свою мысль, пожал плечами и потряс руками, словно бы сбрасывая свои размышления с тех,— Не бери в голову. Последние дни оставили на мне отпечаток, я иногда начинают заговариваться.
-Понимаю,— Баракиэль только кивнул на эти слова, не став заострять внимание на состоянии его лидера, посидев пару секунд, прежде чем подняться вновь,— Я знаю, все это выглядит плохо... Но мы пережили самое страшное. Дальше может быть только лучше.
-Надеюсь на это,— Азазель слабо кивнул Баракиэлю, позволив впервые за долгое время тени улыбки проскочить на его губах,— Очень на это надеюсь...
* * *
Гризельда Кватра, многими считаемая в качестве лучшей из всех женщин-экзорцистов на службе Святейшего Престола — а некоторыми и вовсе одной из лучших экзорцистов на службе Небес вовсе — не так часто мелькала в отчетах Святейшего Престола. Частично это было связано с тем, что Гризельда давненько уже не являлась постоянной оперативницей на службе Особого Отдела Ватикана — не то, чтобы кто-то мог позволить той просто в один день "отойти от дел", экзорцисты Святейшего Престола были не из тех людей, что отработав положенные годы могли просто уйти на покой — однако у Гризельды существовала причина, почему она ушла с территории полевых работ Святейшего Престола.
Гризельда стала настоятельницей женского монастыря — официально — и одним из самых опытных и ревностных инструкторов подрастающих и будущих экзорцистов — в реальности.
Многие бывшие коллеги считали Гризельду вежливой, спокойной и даже, как бы странно это не прозвучало в отношении бывшей боевой экзорцистки, ориентированной на сражение и прямое физическое устранение целей — мирной женщиной. Но эти коллеги никогда не проходили обучение у Гризельды и никогда не сталкивались с ней на поле боя, а потому не могли знать, какая ярость и пугающая до ночных кошмаров жестокость могла прятаться за стандартным одеянием очередной милой монашки, прячущейся от жестокого внешнего мира за стенами монастыря.
В конце концов, ситуацию Гризельды стоило рассматривать не как "отошедшую от дел экзорцистку", а как "настоятельницу приюта, которую из-за ее способностей до сих пор периодически привлекали к полевой работе."
Например, в данном случае.
Гризельда, конечно, не так часто действовала скрытно — это не было ее обычным стилем — однако она все еще являлась одной из лучших экзорцистов Ватикана, а потому быть незаметной и невидимой она все же умела. Тем более в отношении кого-то столь слабого, как вампиры Румынии.
Конечно, в отношении падших ангелов ее способности уже не были столь же выдающимися — ей бы потребовалась длительная подготовка для того, чтобы проникнуть на сколь-угодно укрепленную территорию падших незаметно в любых других условиях — однако, как сообщил ей господин Кардинальный Дьякон, падшие ангелы столкнулись с нападением Люцифера на свою территорию и были вынуждены полностью бросить ту, сбежав в мир людей, а потому в данный момент переживать о сколь-либо налаженной защите их фракции и территории не стоило. Впрочем, и беспечной быть Гризельде также не стоило — и поэтому вместо отправки в одиночную миссию она взяла командование над более подготовленной экзорцисткой из Особого Отдела — занимающейся изучением падших. Крайне важная функция учитывая факт того, что падшие после своего изгнания окончательно сошли с ума и начали нападать на церкви под покровительством Святого Престола.
Гризельда, конечно, уже не являлась высокопоставленным оперативником Святого Престола и потому не имела полного доступа к тайной информации, полагающейся для тех, однако она все еще сохраняла навыки и знания из своего прошлого, а потому прекрасно понимала, что в текущей ситуации Небеса просто не могли оставить подобные поступки без ответа, а потому знала, что ее действия являлись в данный момент разведкой перед началом ответной операции. Истребления падших, если говорить полностью и на чистоту.
Сама Гризельда не испытывала каких-то особенных чувств от осознания этого факта. Безусловно, ее можно было назвать мирным человеком, что предпочел бы решать все вопросы исключительно переговорами, но также она была ревностной христианкой, достаточно ревностной для того, чтобы стать экзорцисткой, чье призвание есть истребление врагов Господа, а потому она не пролила бы слез в случае кончины фракции падших. Предателя да настигнет уготованная ему кара.
Конечно же ей было жалко тех, кто погибнет в этом бою — ангелы и экзорцисты, что были готовы заплатить самую высокую цену за спокойствие человечества и уничтожение противника — однако такова была жестокая правда жизни. Иногда за победу было необходимо сражаться. Иногда даже умирать.
А потому, скользнув в неприметную подворотню монашка — что благодаря щепотке грима, правильно подобранной одежде и аккуратно нанесенной косметике превратилась в спешащую по своим делам, вероятнее всего, к своей семье, женщине средних лет в поношенном, хотя и все еще добротном кардигане и юбке — нашла взглядом расположившуюся женщину средних лет, что коротко кивнула появившейся Гризельде.
-Добрый день,— та ответила спокойно и серьезно — именно так, как Гризельда и могла себе представить оперативницу Особого Отдела,— Не будем медлить. У нас не больше шести часов — в идеале четыре.
-Поняла,— Гризельда ответила, изменяя свой голос на более низкий и хриплый, практически непроизвольно демонстрируя результат многолетнего обучения премудростям работы в тылу противника,— Я должна знать, что-то особенное перед разведкой?
-Хм, если же вы обязаны узнать об этом, meine dame,— оперативница Особого Отдела допустила неожиданно немецкий в свою речь — но Гризельда, прекрасно отдающая себе отчет, что агент, работающий на территории германоязычных стран вполне мог так делать непроизвольно, не обратила внимания на этот факт — как и на легкую улыбку, промелькнувшую на лице оперативницы,— Я думаю, что мы должны быть весьма тщательны в осмотре сил противника. Можно даже сказать, что я буду считать личной неудачей, если мы позволим уцелеть даже одному лишнему предателю Господа после привнесения им Его кары...
* * *
Вали Люцифер никогда не следовал правилам. А что еще можно было ожидать от наследника древнейшей демонический фамилии на попечении падших ангелов, владельца сильнейшего класса артефактов, [Лонгинуса], что с рождения превосходил других демонов подобно небу, возвышающемуся над землей?
Воспитанный в его семье, до того, как попасть на попечение падших ангелов, Вали не учился нарушать правила — скорее, они никогда для него не существовали как таковые. Существовали вещи, за которые его могут побить — но используя только "кнут" можно добиться лишь определенный уровень послушания от ребенка. Особенно от ребенка, уяснившего с самого детства простую истину.
Если ты сильнее, то ты можешь заставить всех тех, кто слабее тебя, подчиняться.
Поэтому Вали стал сильным. Он уяснил, что до тех пор, пока его действия не убьют его — он мог нарушать любые правила. Наверное даже смерть была не таким уж плохим исходом — смерть в бою, смерть преследуя свои цели — Вали не был философом, но став маньяком в бою он уяснил, что смерть была всегда намного ближе, чем кажется другим людям. И Вали не боялся вещей, с которыми он сталкивался так часто. Смерть в бою не пугала Вали. Вали пугала только бессмысленная смерть.
Поэтому сейчас Вали и мог только скрежетать бессильно зубами.
Приказы, мольбы, увещевания Азазеля — да плевал он на них! С каких пор кто-то вообще решил, что он может приказывать Вали?! А если его из-за нарушение приказов Азазеля побьют, запытают, а то и убьют — да и все равно. Умереть в бою, умереть преследуя свои цели, Вали было не страшно. Страшно было умереть глупой смертью, не добившись ничего. Прыгнуть в пропасть — глупо. Спрыгнуть с высотной башни головой вниз — какой в этом смысл? Если уж Вали суждено было умереть, он хотел сделать это либо в бою, либо хотя бы добившись чего-то, пусть даже и в своей смерти.
Поэтому Вали скрипел зубами бессильно.
Вали не гордился своей кровью Люцифера, как гордились другие наследники демонических фамилий, особенно Старых Владык. После того, что он пережил в детстве в своем доме, в своей семье, Вали уж точно не испытывал пиетета перед благороднейшим именем Люцифера.
Но все же, на каком-то малом, ничтожно малом уровне, Вали считал, что по крайней мере он был силен. Наследник с кровью Люцифера и сильнейшим артефактом в мире, [Лонгинусом] — Вали считал, что если ничего больше, то по крайней мере у этого имени была какая-то ценность.
Он считал это до того, как "ложный" Люцифер превратил его в ничто меньше чем за мгновение, без необходимости даже прикасаться к нему.
