Ров вокруг замка был сухой, но мост к барбакану, как и полагалось, был подъемный. Само собой, он был еще опущен — до заката оставалось не менее двух часов.
— А патрулей нет. — заметил Джериссон, уже на подъезде к замку.
— И что это означает?
— Ну... например, что барон Саверней придерживается законов и рескриптов.
— Это ты про 'О ленах и дружинах'?
— О нем самом. Впрочем, неудивительно.
— Он ведь во втором поколении дворянин, пока ненаследный?
— Вот-вот.
На воротах стоял уже пожилой, но все еще крепкий усатый стражник с алебардой и в начищенной кирасе. Больше, похоже, нужной для сокрытия живота. Он их и встретил, а точнее, поинтересовался, не отлипая от стены:
— Откуда к нам, благородные...
— Тифтам! Это чего ж — я тебя, значит, пристроил, а ты меня и в глаза не узнаешь? — беззлобно спросил Джесс.
— Здравия желаю, господин полковник! Рад видеть. Разрешите доложить, за время моей службы тревог на случалось! — подтянулся стражник. — К господину барону?
— Именно.
— Не извольте беспокоиться, доложим!
Пройдя довольно длинным подворотным коридором, миновав две поднятые решетки и еще пару стражников примерно того же возраста, они вышли в замковый двор. Солнце заходило, так что во дворе уже темнело.
Пока расседлывали и протирали лошадей в небольшом, но чистом дворике — мимо них вроде как по делу проскользнуло минимум человек пятнадцать. Любопытно же! Старый барон — пожилой крепыш, очень похожий комплекцией на сержанта, только одетый подороже, на лестнице с левого угла появился вроде как без спешки, но тайком отдуваясь.
— Ваше Сиятельство, граф Иртон! Душевно рад, в нашем-то захолустье! Очень, очень ждал. В полк?
— Ваша Милость, барон Саверней! Рад видеть в добром здравии. В полк, конечно. Позвольте представить...
— Батюшки светы, ах я петух старый! Ваше Высочество, простите великодушно. Не признал! Барон Саверней, может...
— Ваша Милость, невозможно забыть — прием в честь дворян Его Величества. Мои извинения, что вашим гостеприимством так, без предупреждения.
Барон гордо подобрался.
— Нет нужды принцу предупреждать Савернеев, что нужна их служба или гостеприимство. Располагайте нами... А сейчас — прошу отдохнуть, откушать.
— Говорили, ждали меня, барон? Буду рад оказать услугу...
— Никаких разговоров быть сейчас, господа мои, не может — умыться с дороги, отдохнуть. Только, только так...
Барон буквально потащил их в господскую часть. Рик про себя порадовался, что барон не построил слуг и не устроил им торжественный вход с фанфарами. Наверное, просто немного стыдился невеликих размеров своего богатства.
Нельзя было назвать поведение барона особенно аристократичным, но и Ричарда, и Джеррисона, это скорее порадовало. Также, как и то что вместо фанфар и ливрей барон вложился в ремонт замка.
За торжественным — что выражалось в десятке факелов вместо четырех, как отметил Рик, глядя на стены — ужином в малом зале присутствовал хозяин, гости, сенешаль, местный священник. Больше — слава Альдонаю — барон собрать никого не успел.
К ужину подали молочного поросенка (гости же!), свежего пива, тушеной капусты — а на полу поменяли солому. Ричард принял эти старания с истинно королевской благодарностью на лице и в словах (и искренней благодарностью усталого путника в сердце). Джериссон вообще чувствовал себя как рыба в воде.
Прислуживали благородным гостям за столом два парня — тринадцати и четырнадцати лет. Ричарду не требовалось представление, чтобы узнать в них сыновей барона. После первых здравиц и уполовиненной свиньи, барон плавно перешел к сути просьбы.
— Вот, значит, мечтается мне сыновей моих воспитать как дворян и рыцарей. А известно же, что нежность родительская не может подвергнуть сыновей своих испытаниям тяжким, что в деле воинском необходимы. Могу ли просить, Ваше Сиятельство, принять сыновей моих оруженосцами?
— Любезный хозяин наш, большую честь оказываете мне! Был бы рад — но...
На лицах сыновей было прямо-таки написан ужас, что граф сейчас откажется — и все подвиги пройдут мимо них! Вот прямо все и навсегда!
— ... могу только в полку их при себе держать. Дело не вполне рыцарское, но тяготы и лишения службы воинской — обещать могу в полной мере!
Барон неаристократически ухмыльнулся.
— Им на пользу. Как вспомню своего капитана, да треклятый его щит с шишаком... вот, однажды...
На веснушчатых лицах отразилась тоска, но поскольку Ричард слушал эти байки в первый раз — они его скорее позабавили.
— Ну что, оруженосцы? — обратился к счастливым парням Джериссон. — Собирайтесь. Завтра выступаем.
— Может... гхрм... послезавтра, Ваше Сиятельство? — обратился к ним барон. — Суд у нас завтра поутру, боюсь, не успею — а хоть бы попрощаться, да напутствие дать.
— Суд?.. — заинтересовался Ричард.
— Я ж сеньор, а дело-то... гадкое дело. Снасилил мельников сын девку из деревни, а теперь тащит в замуж, говорит — порченую беру из милости...Э, да что там!
— Снасильничал? Так дело-то Среднего Суда? Что это он смелый такой?
— Ненаследный я сеньор, я ж токо во втором колене дворянин! Только Низший суд у меня на этих землях, обычно и хватает! А коли коронного судью ждать будем, так мельник девку со свету сживет, она и так-то... Да и не предъявит она ему, а я ж не пострадавший! А тут он ее родню подговорил подать вроде как ущерб им нанесли! Ущерб! Горшки побили, али кобыла захромала!
Раскрасневшийся барон сбивался на привычный солдатский стиль, что лучше всего выдавало его отношение к происходящему.
— Вот оно что... — протянул Рик. — Ваша Милость, а позвольте и мне в суде поучаствовать? Может, подскажу что.
— Как Вашей Светлости угодно будет. Что угодно лучше эдакого позора, что законом же мельник барона надул!
Суд предполагалось провести в замковом дворе. Судейского помоста как такового не было, но туда вынесли стол, баронский трон, накрыли синей скатертью — получилось вполне торжественно. Для набившихся с утра на бесплатное развлечение крестьян поставили лавки, в некотором отдалении от них, ближе к судейскому месту, лавки Истца и Ответчика, а рядом со столом барона — и дворянскую скамью. На ней-то Ричард с Джериссоном сидели, старательно сохраняя аристократическую презрительную невозмутимость на лицах. Давалось им это с трудом — дело было и правда мерзкое.
— Да ты, Марика, не тушуйси — без приданого возьмем, семейству твому... — мельник зевнул — возместим... значит... беспокойствие. Будут, значит, воспитывать скромнее!
Девушка — Истица была красива. То есть без всяких скидок — высокая, крепкая, с толстенной каштаново-русой косой ниже талии, высокой грудью. Она сидела в явно парадном платье — но вид имела такой, что краше в гроб кладут. Глаз ее Джериссон не видел — она ни разу их не подняла.
Мельник, толстый наглого вида мужик, с кудрявыми черными волосами и нахальным взглядом, в новом и дорогом кожухе явно специально сел позади скамьи Истцов, чтобы поизгаляться над девушкой.
Его сынуля по имени Бакон, более молодая, мордатая, и сальная копия отца — пока еще не такой толстый, но все к тому шло, спокойно сидел на скамье Ответчиков и, чтобы не раздражать барона, улыбочку прятал.
'Семейство' сидело позади девушки с видом патеруса на свадьбе, с лягушкой во рту — и не плюнешь, и не глотнешь.
Джериссон сидел на дворянской скамье и чувствовал, как в нем поднимается холодное бешенство. Значит, сколько там вира за смерда, пусть и свободного?.. Джесс знал про себя много плохого, но вот изнасилование — такого про себя он не желал знать.
— Позвольте, Ваша Милость, уточнить кое-что у Ответчика. — Ричард воспользовался вопросом "Есть ли что спросить у добрых людей?"
Голос Рика был обманчиво тих и вежлив. До сих пор Джесс слышал у него такой голос ровно один раз, перед юношеской дуэлью — и друг его в тот раз безжалостно убил своего противника.
— Значит, ты утверждаешь, что изнасиловал присутствующую здесь девицу Марику?
— Дык, ить, затмение прямо нашло... но мы возместим! И жаницца, значить, готов...
Мальдонаин ты потрох, — думал Джесс. — Девица-то тебя видать послала на болото за сухим песочком, а ты так вот схитровал.
— А поскольку судья, господин ваш, барон Саверней ненаследный дворянин, права судить тебя Средним судом, как за это положено он не может. И ты, значит, требуешь Низшего Суда — и готов возместить вирой. Законы, значит, изучил.
— А и не глупей других, благородный господин! — Рик в суде не представился.
— А что ж коронного судью не призвали?
— Можем и призвать, дак ить занят жа он, когда и приедет. Жить-то надо нам, благородный господин!
— Ну что же, господин барон Саверней. — голос Ричарда окреп. — Именем отца моего, Его Величества Эдоарда Восьмого, имею я, принц Ричард Ативернский, право Низшего, Среднего и Высшего суда в любом лене, государству нашему подзаконном. Есть ли у кого сомнения в том?
Ричард встал и поднял повыше золотой медальон с гербом Ативерны. Крестьяне посваливались с лавок на колени.
— Сядьте, жители баронства. Прошу Вашу Милость передать мне дело по подсудности, как ближайшему коронному судье, что и предусмотрено Судебником.
— Передаю, Ваша Светлость! — с облегчением сказал барон, уступая судейское место.
— Дык... эта, благородный господин, мы ж не хотели!... — заверещал мельник.
— Ты, мельник, в этом деле не Истец, не Ответчик и не свидетель. Сядь.
— Ваше... королевствование... мы же это... — сын мельника потерял весь свой глумливый вид, но тоже пытался выкрутиться.
— Ты согласился, что это дело Среднего Суда. Добрые люди, слышали ли вы это?
Во дворе пришибленно загудели.
— Дело принято. Истица Марика, имеешь ли ты что-либо добавить к сказанному Ответчиком Баконом? Желаешь ли призвать кого в свидетели?
Марика, молча просидевшая весь процесс, и тут ничего не сказала, а только затрясла своим платком в мелкий цветочек. Кончики этого платка она практически изорвала.
— Ответчик Бакон. Ты имеешь ли добавить что-либо?
— Ваша Светлость! — сын мельника свалился на колени — не было ж ничего!
— Молчи, дурень! — грохнул старый барон. — Молчи! Ложь под присягой Коронному Судье, ума лишился?! Голову...
— Барон! — в голосе Ричарда лязгнул металл. — Вы передали дело! Извольте не вмешиваться!
— Приношу извинения, Ваша Светлость...
— Ответчик. Говорит закон — подтвержденное в суде намерение равносильно свершенному. Коли во лжи ты не признаешься.... — Рик сделал паузу, но до мельникова сынка уже дошло. — Итак. Я, Ричард Ативернский, судья, слышал все сказанное, спросил Ответчика и Истца, в присутствии всех людей добрых. Просил я людей добрых, по обычаю и закону свидетельствовать против и за — не возразил никто. По Судебнику, нанес увечье нерожденным детям Истицы Бакон, сын мельника, и в том сознался. По Судебнику, смерд, нанесший увечье, да увечным будет. Как Бакон, сын мельника, тут показал сам, без принуждения, хватал и держал он деву двумя руками...
— Милости Ваша Светлость, Альдонаем прошу, милости!!— заверещала толстая мельничиха. — Сыночка ж мой, сыночка...
— Закон милостив. Дозволяет он не подтверждать добровольные показания против себя пыткой, и трактовать мне велит двусмысленности в пользу Ответчика, а потому, коли рук две, а увечье одно — приговариваю, левую руку отсечь.
Мельничиха заверещала, а сын ее буквально заревел ослом.
— А буде откажется Ответчик от милости Закона. — рык Ричарда без напряжения перекрыл весь визг — Признаю получившей увечье стороной саму Истицу и приговорю отсечь — понятно что?! Барон. — Ричард повернулся к Савернею — Есть ли в замке палач?
— Никак нет, Ваша Светлость, откуда же...
— Рик, — прошептал Джесс — Давай я, я привычнее...
— Тихо. — прошипел Рик. — Ты другого лена владетель. Ты не можешь тут никого наказывать. Я сам.
— Тогда, по Судебнику, — громко сообщил всем Ричард — Приговор исполняю сам.
Мельничиха зашлась в истерике и ее утащили. Остальной народ заклубился и постарался подойти поближе к возвышению, на которое спешно прикатили колоду. Стражники барона без почтения держали бледного как мел мельникова сына.
— Не в обычае то... — пробурчали довольно ясно из толпы. Ричард не спеша развернулся в сторону бурчания.
— Выйди, покажись, коли с решением судьи не согласен!
Толпа расступилась, и показала довольно тщедушного, но все еще высокого старика с седой бородой. Тот явно не горел желанием спорить, но отступать было некуда. Он погладил бороду и еще раз, уже погромче, буркнул.
— Не в обычае такое, что за наглую девку руки лишать. Даже вот семействие ее не просило...
— Я добрым людям назвался, и ты мне назовись.
— Нестор Ляпс я, значить, ваша... Светлость.
— Скажи, Нестор Ляпс, в обычае ли господину земель суд чинить? Да погромче скажи!
— В обычае, да ведь...
— Ты сказал — в обычае. В обычае ли за ущерб ответ держать?
— В обычае, только причем...
— Ты сказал — в обычае. В обычае ли снасильничавши за мужа тянуть?..
— Дык ить...
— Ты не у мельника то спрашивай, и не у меня — у обычая! В обычае ли?!
— Нет, но...
— Не в обычае — ты сказал. Была честная девушка, стала — порченая, так семья ее решила, от приданого отказавшись, мельник говорил ли?! Семья возразила ли?! Иск барону семья не за увечье деве подала, а за ущерб!
Крестьяне и замковые зашумели. 'Во как повернул-то! Эва! И правда — коли не дают ничего, да ущерб — значит и порченая... О как! Сразу видать!'. Марика наконец заплакала навзрыд.
— Так что же, Нестор Ляпс, что обычай говорит про суд господина — не от Альдоная ли он? Или, хочешь ты мне сказать, не увечье это — так у повитухи спроси.
Ляпс молчал.
— В обычае ли, добрый люди?!
'В обычае'.. зашуршало на разные лады по двору.
— В церковный суд меня потянешь, коли ты мое право Альдонаем данное отцу моему, оспариваешь? Ты, Нестор Ляпс, свой интерес обычаем не прикрывай. Думаешь, я не видел, где ты сидел и кто тебя сейчас в спину толкал? Мельник сам в суд всех потянул? Сам. Потому как не в обычае такое — думал, именем Закона да Короля такое провернуть. Не выйдет. Понял ли меня?..
— Ваша Милость! Добрые люди! — вдруг сказал Джериссон. — Вольная ли девушка Марика, или чья-то должница, или служанка, или в иной крепости?
— Вольная она... — пробурчал не очень довольный барон.
— Тогда готов я общине выплатить пять скипетров, коли девица Марика пожелает в моем полку ткачихой и портнихой быть. В моем полку — Джеррисон обращался уже только и лично к Марике. — Кто к женщине против ее желания лезет — тот мало живет и умирает плохо, так что дураков таких я давно не видал.
Все резко зашумели. Пять скипетров — деньжища ж! Дед Ляпс, само собой, забыл про обычай и рванул к старосте участвовать в дележке...
— А вот чтобы не потерялись деньги-то — поднял голос Джесс. — Еще серебряную добавлю за ослика. Хорошего ослика, слышно там?!
Слышно было не очень — стражники аккуратно вытолкали бурлящую, забывшую даже об отрубании руки толпу за ворота.